ок и, захваченную добычу продавал по частям, а выручку пропивал. Не раз в таких потасовках ему могли выбить глаз, а то и вовсе прикончить; один сенатор избил его чуть не до смерти за то, что он приставал к его жене. С этих пор он выходил в поздний час не иначе, как в сопровождении войсковых трибунов, неприметно державшихся в стороне (Светоний: "Нерон"; 26, 33). В 58 г. Нерон увлекся Поппеей, женой своего друга Отона. По свидетельству Тацита, она имела все, кроме чистой души. Поппея была знатна, красива и богата, но с ранней юности поставила все эти достоинства на службу своему любострастию и своему тщеславию. Едва познакомившись с Нероном, она сделала вид, что покорена его красотой и не в силах противиться нахлынувшей на нее страсти. Прин-цепс вскоре попал в ее сети и сделался ее любовником. Под влиянием этой женщины семена пороков стали быстро прорастать в его душе (Тацит: "Анналы"; 13; 45--46). Именно Поппея толкнула Нерона в 59 г. на убийство матери, так как не надеялась при жизни Агриппины добиться его развода с Октавией и бракосочетания с нею самой. Решив умертвить мать, Нерон начал совещаться с приближенными о том, как это осуществить: посредством яда, оружием или как-либо иначе. Сначала остановились на яде (Тацит: "Анналы"; 14; 1, 3). Три раза Нерон пытался отравить Агриппину, пока не понял, что та заранее принимает противоядие. Тогда он устроил над ее постелью штучный потолок, чтобы машиной высвободить его из пазов и обрушить на спящую, но соучастникам не удалось сохранить замысел в тайне (Светоний: "Нерон"; 34). Наконец вольноотпущенник Ани-кет предложил хитроумный план. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, тот распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину. Этот ловко придуманный план был одобрен. Нерон отправился в Байи и пригласил сюда мать на праздник Квинкватров. Там он ласковым обращением расстроил ее страхи и подозрения, а напоследок крепко обнял и долго глядел ей в глаза. Однако не успел еще корабль отойти на достаточное расстояние от берега, как по данному знаку обрушилась отягченная свинцом кровля каюты Но Агриппину и сопровождавшую ее Ацероннию защитили высокие стенки ложа, выдержавшие тяжесть рухнувшей кровли. Корабль уцелел, так что обе женшины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Ацеронния погибла, но Агриппина, сначала вплавь, а потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до своей виллы. У нее не осталось ни малейших сомнений в том, что ее собирались убить, но она сочла нужным это скрыть. К сыну Агриппина отправила вольноотпущенника Агерина с известием о своем спасении. Нерон был не на шутку напуган таким оборотом дела. Он объявил, что мать надо умертвить прежде, чем она успеет обвинить его в покушении. Присланного ею Агерина он велел задержать, подбросить ему под ноги меч и объявить, будто тот пытался убить принцепса. Аникет в окружении воинов отправился на виллу Агриппины. Говорят, что Агриппина, увидев его, пыталась сначала умолить о пощаде, но, заметив, как центурионы обнажают мечи, подставила им живот и воскликнула: "Поражай в чрево!" Ее прикончили, нанеся ей множество ран (Тацит: "Анналы"; 14; 3--8). По некоторым известиям, Нерон приехал осматривать обнаженный труп матери, внимательно оглядел и подверг разбору все ее члены, некоторые похвалил, другие побранил и пришел от этого занятия в такое возбуждение, что потребовал вина и тут же, возле ее тела, начал пьянствовать. Окончательно избавившись от опеки, Нерон решил осуществить свою давнюю мечту. Еще в детские годы вместе с другими науками изучал он и музыку. Придя к власти, он тотчас пригласил к себе лучшего в то время кифареда Терппа и много дней подряд слушал его после обеда до поздней ночи. Теперь же он и сам начал постепенно упражняться в этом искусстве. Он не упускал ни одного из средств, каким обычно пользуются мастера для сохранения и укрепления голоса: лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний. И хотя голос у него был слабый и сиплый, все же, радуясь своим успехам, он пожелал выступить на сцене (Светоний: "Нерон"; 20, 34). Впервые публично он выступил на специально организованных им ювена-лиях перед тщательно подобранной публикой, которая наградила его льстивыми и восторженными аплодисментами. В 62 г. умер префект преторианцев Бурр, один из ближайших наставников Нерона (ходили упорные слухи, что Нерон под видом лекарства послал ему яд), а вслед за тем последовало быстрое охлаждение принцепса к Сенеке. Сенеку обвиняли в том, что он чрезмерно богат, что, будучи автором многих речей Нерона, он присваивает себе славу его красноречия, что он осуждает новые увлечения Нерона -- скачки и пение, и за глаза насмехается над его голосом. Впрочем, одного последнего обвинения достаточно было для того, чтобы Сенека из первого друга превратился в злейшего врага: нападок на свой голос Нерон не прощал никому. Ближайшим человеком при Нероне становится новый префект преторианцев Тигеллин. По его наущениям Нерон без всякого суда приговорил к смерти и казнил двух знатных сенаторов, Плавта и Суллу, так как опасался их популярности в войске. Сенат задним числом одобрил эти убийства. Получив сенатские постановления и увидев, что все его преступления принимаются как выдающиеся деяния, Нерон изгнал Октавию, объявив, что она бесплодна, и тотчас же сочетался браком с Поппе-ей. Но и добившись своего, Поп-лея не перестала преследовать прежнюю соперницу: она побудила одного из слуг Октавии обвинить госпожу в прелюбодейной связи с рабом. Началось следствие, которое хоть и велось со многими злоупотреблениями, не смогло доказать этой наглой клеветы. Нерон ограничился пока тем, что сослал Октавию в Кампанию. Тем временем Аникет, убийца Агриппины, снова поспешил оказать Нерону грязную услугу и стал повсюду распространять слухи о том, что Октавия была его любовницей. Основываясь на этой, им же самим пушенной сплетне, Нерон обвинил Октавию в том, что она, задумав переворот, соблазнила префекта его флота и даже была беременна от него (при этом забыли, что совсем недавно обвиняли ее в бесплодии). Несчастную заточили на острове Пандатерии, а спустя несколько дней объявили, что она должна умереть. Поскольку сама она никак не хотела покончить с собой, ей насильно вскрыли вены на руках и ногах. Поппея даже этим не была удовлетворена: в ознаменование своего торжества она велела отрезать голову Октавии и привести ее в Рим (Тацит: "Анналы"; 14; 15, 51-52, 57, 60, 62). Между тем Нерон со дня на день проникался все более страстным желанием выступить на сцене общедоступного театра; до сих пор он пел лишь у себя во дворце или в своих садах на ювеналиях, к которым относился с пренебрежением, считая их слишком замкнутыми для такого голоса, каким он, по его мнению, обладал. Однако, не решившись начать сразу с Рима, он избрал Неаполь, представлявшийся ему как бы греческим городом (Тацит: "Анналы"; 15; 33). В день его выступления в 64 г. театр дрогнул от неожиданного землетрясения, но Нерон не остановился, пока не кончил начатую песнь. После этого он часто выступал в Неаполе и пел по несколько дней. Потом дал себе короткий отдых для восстановления голоса, но и тут не выдержал одиночества, из бани явился в театр, устроил пир посреди орхестры и по-гречески объявил толпе народа, что когда он промочит горло, то уже споет что-нибудь во весь голос. Ему понравилось мерное рукоплескание александрийцев, которые во множестве приехали в Неаполь, и он вызвал из Александрии еще больше гостей; не довольствуясь и ими, он сам отобрал юношей всаднического сословия и пять с лишним тысяч дюжих молодцов из простонародья, разделил их на отряды и велел выучиться рукоплесканиям всякого рода -- и "жужжанию", и "желобкам", и "кирпичикам", а потом вторить ему во время пения. Главари их зарабатывали по 400 000 сестерциев. После этого принцепс возвратился в Рим и предался самому необузданному разврату. И сам он, и его приближенные давали в этот год множество пиров, на которых забывались всякие приличия. Пиршества Нерона затягивались с полудня до полуночи; время от времени он освежался в купальнях, пировал и при народе, на искусственном пруду или в Большом цирке, где прислуживали голые гетеры и танцовщицы со всего Рима. Когда он проплывал по Тибру в Остию или по заливу в Байи, по берегам устраивались харчевни, где было все готово для бражничества и разврата и где одетые шинкарками матроны отовсюду зазывали его причалить. Мало того, что жил он и со свободными мальчиками, и с замужними женщинами: он изнасиловал даже весталку Рубрию. Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женшиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой. А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член оставался неоскверненным. В завершение он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив свою похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору; за этого Дорифора он вышел замуж, как за него -- Спор, и при этом кричал и вопил, как насилуемая девушка. Наблюдая за этим, римляне в ужасе ожидали возмездия со стороны богов, и действительно, в тот самый год в столице разразился невиданный по силе со времен галльского нашествия пожар, уничтоживший большую часть города и погубивший бесчисленное множество людей. Впрочем, и в этой беде обвиняли принцепса. Говорили, что ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, поэтому он и велел поджечь Рим, притом настолько открыто, что многие консуляры ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать. Шесть дней и шесть ночей свирепствовало бедствие, а народ искал убежище в каменных памятниках и склепах. Кроме бесчисленных жилых построек, горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей, горели храмы богов, возведенные и освященные в годы царей, горело все достойное и памятное, что сохранилось от древних времен. На этот пожар Нерон смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел "Крушение Трои" (Светоний: "Нерон"; 20, 27--29, 37--39). Идя навстречу изгнанному пожаром и оставшемуся без крова народу, Нерон открыл для него Марсово поле, все дома Агриппины, а также свои собственные сады и, кроме того, велел срочно возвести строения, чтобы разместить в них толпы обездоленных погорельцев. Из Остии и ближайших муниципиев было доставлено продовольствие, а цена за зерно снижена до трех сестерциев (Тацит: "Анналы"; 15; 39). Страшное бедствие позволило осуществить мечту Нерона -- отстроить Рим заново. В постройках, как и во всем прочем, он не знал меры. От Палатина до самого Эск-вилина он велел выстроить дворец, назвав его сначала Проходным, а потом, после пожара и восстановления, -- Золотым. О размерах и убранстве его достаточно сказать, что прихожая в нем была такой высоты, что в ней стояла колоссальная статуя императора ростом в сто двадцать футов, площадь его была такова, что тройной портик по сторонам был в милю длиной; внутри был пруд, подобный морю, окруженный строениями, подобными городам, а затем -- поля, пестреющие пастбищами, лесами и виноградниками, и на них -- множество домашней скотины и диких зверей. В остальных покоях все было покрыто золотом, украшено драгоценными камнями и жемчужными раковинами; в обеденных палатах потолки были штучные, с поворотными плитами, чтобы рассыпать цветы, с отверстиями, чтобы рассеивать ароматы; главная палата была круглая и днем и ночью безостановочно вращалась вслед небосводу; в банях текли соленые и серные воды. И когда такой дворец был закончен и освящен, Нерон только и сказал ему в похвалу, что теперь, наконец, он будет жить по-человечески. Кроме этой грандиозной постройки по его указке начали строить купальню от Мизена до Авернского озера, крытую и с портиками по сторонам, в которую он хотел отвести все Байские горячие источники; начат был и канал от Аверна до самой Ос-тии, чтобы можно было туда ездить на судах, но не по морю; длиною он должен был быть в сто шестьдесят миль, а шириною такой, чтобы могли разойтись две квинкверемы. Для производства этих работ он приказал всех ссыльных отовсюду везти в Италию, и даже уголовных преступников велел приговаривать только к этим работам (Светоний: "Нерон"; 31). Вся не отошедшая к дворцу территория города в.дальнейшем застраивалась не так скученно и беспорядочно, как после сожжения Рима галлами, а с точно отмеренными кварталами и широкими улицами между ними, причем была ограничена высота зданий, дворы не застраивались, а перед фасадами доходных домов возводились скрывавшие их портики. Эти портики Нерон обещал соорудить за свой счет, а участки для построек предоставил владельцам расчищенными. Кроме того, он определил им денежные награды за завершение строительства особняков и доходных домов в установленные им самим сроки. Для свалки мусора он предоставил болота близ Остии, повелев, чтобы суда, подвозившие по Тибру зерно, уходили обратно, погрузив мусор; самые здания он приказал возводить без применения бревен, сплошь из габийского или альбанского туфа, ибо этот камень огнеупорен; было запрещено сооружать дома с общими стенами, но всякому зданию надлежало быть наглухо отгороженным от соседнего. Все эти меры, принятые для общей пользы, послужили вместе с тем и к украшению города. Чтобы пресечь позорящую его молву, что пожар был устроен по его приказу, Нерон приискал виновных и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем, по их указаниям, и великое множество прочих. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или обреченных насмерть поджигали в огне с наступлением темноты ради ночного освещения. В 65 г. был раскрыт большой заговор, во главе которого стоял Гай Пизон. В заговор были втянуты многие сенаторы, всадники, воины и даже женщины, как из ненависти к Нерону, так и из расположения к Пизону (Тацит: "Анналы"; 15; 43-- 44, 48). Заговорщиков заключили в оковы из тройных цепей; одни добровольно признавались в преступлении, другие даже вменяли его себе в заслугу -- по их словам, только смертью можно было помочь человеку, запятнанному всеми пороками. Дети осужденных были изгнаны из Рима и убиты ядом или голодом. После этого Нерон казнил уже без меры и без разбора кого угодно и за что угодно (Светоний: "Нерон"; 36--37). По площадям, домам, селениям и ближайшим муниципиям рыскали пехотинцы и всадники. Отсюда непрерывным потоком гнали они толпы закованных в цепи и приводили их ко входу в сады. И когда задержанные входили туда и подвергались допросу, им вменялись в преступление то радость, обнаруженная когда-то при виде того или иного из заговорщиков, то случайный разговор, то уличные встречи, то совместное присутствие на пиршествах или на представлении. Воспользовавшись случаем, Нерон послал приказ покончить с собой всем своим врагам, которых прежде не решался тронуть и которые лишь слегка касались или даже вообще не были замешаны в заговор. Так он вынудил к самоубийству Сенеку и консула Вестина и еще очень многих невиновных (Тацит: "Анналы"; 15; 58, 63, 69). Вслед за тем были отпразднованы вторые пятилетние игры, учрежденные Нероном. Здесь Нерон впервые выступил в театре перед римлянами. Сначала он продекламировал свои поэтические произведения (Тацит: "Анналы"; 16; 4), но все закричали, что хотят услышать его божественный голос. Принцепс отвечал, что желающих он постарается удовлетворить в своих садах, но когда к просьбам толпы присоединились стоявшие в это время на страже солдаты, то он с готовностью заявил, что выступит хоть сейчас. И тут же он приказал занести свое имя в список кифаре-дов-состязателей, бросил в урну свой жребий вместе с другими, дождался своей очереди и вышел. Встав на сцене и произнеся вступительные слова, он объявил, что будет петь "Ниобу", и пел ее до десятого часа. Продолжение состязаний и выдачу наград он отложил до следующего года, чтобы иметь случай выступить еще несколько раз; но и это ожидание показалось ему долгим, и он не переставал вновь и вновь показываться зрителям. Пел он в трагедии, выступая в масках героев и богов и даже героинь и богинь (Светоний: "Нерон"; 21). Вскоре после этого он убил жену Поппею, ударив ее ногой больную и беременную, когда слишком поздно вернулся со скачек, а она встретила его упреками (Сеетоний: "Нерон"; 35). В 66 г. Нерон велел казнить Антонию, дочь Клавдия, которая после смерти Поппеи отказалась выйти за него замуж, обвинив ее в подготовке переворота. Пасынка своего, Руфрия Криспина, сына Поппеи, он велел его рабам утопить в море во время рыбной ловли, так как слышал, что мальчик, играя, называл себя полководцем и императором. Затем он женился на Статилии Мессалине, муж которой, Аттик Вестин, был незадолго до этого казнен. Тогда же все греческие города, в которых бывали музыкальные состязания, постановили послать ему венки кифаредов. Он принял венки с великой радостью, а послов, прибывших с ними, допустил к себе прежде всех и даже пригласил на дружеский обед. За обедом некоторые из них упросили его спеть и наградили шумными рукоплесканиями. Тогда он заявил, что только греки умеют его слушать и только они достойны его стараний. Без промедления он собрался ехать в Грецию и пустился в путь. Тотчас по переезде он выступил в Кассиопе с пением перед алтарем Юпитера, а потом объехал одно за другим все состязания. Для этого он велел в один год совместить праздники самых разных сроков, хотя бы их пришлось повторять, и даже в Олимпии, вопреки обычаю, устроил музыкальные игры. Когда он пел, никому не дозволялось выходить из театра, даже по необходимости. Поэтому, говорят, некоторые женщины рожали в театре, а многие, не в силах более его слушать и хвалить, перебирались через стены, так как ворота были заперты, или притворялись мертвыми, чтобы их выносили на носилках. Трудно поверить, как робел и трепетал он, выступая, как ревновал своих соперников, как страшился судей. Соперников он обхаживал, заискивал перед ними, злословил о них потихоньку, порой осыпал их бранью при встрече, словно равных себе, а тех, кто был искуснее его, старался даже подкупить. К судьям он перед выступлением обращался с величайшим почтением, уверяя, что он сделал все, что нужно, однако всякий исход есть дело случая, и они, люди премудрые и ученые, должны эти случайности во внимание не принимать. Судьи просили его мужаться, и он отступал, успокоенный, но все-таки в тревоге: молчание и сдержанность некоторых из них казались ему проявлением недовольства и недоброжелательства, и он заявлял, что эти судьи ему подозрительны. При соревновании он тщательно соблюдал все порядки: не смел откашляться, пот со лба вытирал руками, а когда в какой-то трагедии выронил и быстро подхватил свой жезл, то в страхе трепетал, что за это его исключат из состязания, и успокоился лишь тогда, когда второй актер ему поклялся, что никто этого не заметил за рукоплесканиями и кликами народа. Победителем он объявлял себя сам, поэтому всякий раз он участвовал и в состязании глашатаев. А чтобы от прежних победителей нигде не осталось ни следа, ни памяти, все их статуи и изображения он приказывал опрокидывать, тащить крюками и сбрасывать в отхожие места. Выступал он много раз и возницею, в Олимпии он правил даже упряжкой в десять лошадей. Правда, здесь он был выброшен из колесницы; его вновь туда посадили, но продолжать скачку он уже не мог и сошел с арены, однако, несмотря на это, получил венок. Отправляясь в обратный путь в 67 г., он подарил всей провинции свободу, а судьям -- римское гражданство и немалую денежную награду: об этой милости он объявил в день Истмийских игр с середины стадиона. Из Греции он вернулся в 68 г. в Неаполь, где выступил когда-то в первый раз, и въехал в город на белых конях через пролом в стене, по обычаю победителей в играх. Таким же образом вступил он и в Акций, и в Альбан, и в Рим. В Рим он въезжал на той колеснице, на которой справлял триумф Август, в пурпурной одежде, в расшитом золотыми звездами плаще, с олимпийским венком на голове и пифийским -- в правой руке; впереди несли остальные венки с надписями, где, над кем и в каких трагедиях или песнопениях он одержал победу, позади, как в овации, шли его хлопальщики, крича, что они служат Августу и солдатами идут в его триумфе. Он прошел через Большой цирк, для чего снес арку, через Велабр, форум, Пала-тин и храм Аполлона; на всем его пути люди приносили жертвы, кропили дорогу шафраном, подносили ему ленты, певчих птиц и сладкие яства. Священные венки он повесил в своих опочивальнях возле ложа, и там же поставил свои статуи в облачении кифареда. Но и после этого он не оставил своего усердия и старания: ради сохранения голоса он даже к солдатам всегда обращался лишь заочно через глашатая; занимался ли он делами или отдыхал, при нем всегда находился учитель произношения, напоминавший ему, что надо беречь горло и дышать через платок. И многих он объявлял своими друзьями или врагами, смотря по тому, охотно или скупо они ему рукоплескали. Между тем правлению его приходил конец. Высадившись в Неаполе, он узнал о восстании галльских легионов во главе с Виндексом. Отнесся он к этому спокойно и беспечно: могло даже показаться, что он радовался случаю разграбить богатейшие провинции по праву войны. Но, когда к восстанию присоединились испанские легионы во главе с Гальбой, Нерон пал ниц и в душевном изнеможении долго лежал как мертвый, не говоря ни слова, а когда опомнился, то, разодрав платье, колотя себя по голове, громко кричал, что все уже кончено. Успокоившись затем немного, он сместил обоих консулов и один занял их место. Но и здесь Нерон остался верен себе -- готовясь к галльскому походу, он прежде всего позаботился собрать телеги для перевозки театральной утвари, а наложниц, сопровождавших его, приказал остричь по-мужски и вооружить секирами и щитами, как амазонок. Потом он объявил воинский набор по городским трибам, но никто годный к службе не явился; тогда он потребовал от хозяев известное число рабов и отобрал из челяди каждого только самых лучших. Всем сословиям он приказал пожертвовать часть своего состояния, а съемщикам частных ломов и комнат -- немедленно принести годовую плату за жилье в императорскую казну. Всем этим он возбудил еще большее негодование к себе. В разгар его приготовлений пришло известие, что и остальные легионы -- и на востоке, и на западе, -- отложились и готовы выступить против Рима. В ужасе он стал готовиться к бегству и упрашивал преторианцев последовать за ним, но те отказались. До вечера он колебался между различными планами: то хотел отдаться в руки Галь-бы, то обратиться с мольбой к народу, то ехать в Египет. Дальнейшие размышления он отложил на следующий день. Но среди ночи, проснувшись, он увидел, что телохранители покинули его. Вскочив с постели, он послал за друзьями и, ни от кого не получив ответа, сам пошел по их покоям. Все двери были заперты, никто не отвечал; он вернулся в спальню -- оттуда уже разбежались и слуги. Нерон, как был босой, в одной тунике, накинув темный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было лишь четверо спутников, среди них -- Спор. Впятером они пробрались в усадьбу вольноотпущенника Фао-на между Соляной и Номентанс-кой дорогами. Плащ принцепса был изорван о терновник; когда он захотел пить, ему пришлось утолять жажду из какой-то лужи. Фаон укрыл его в жалкой каморке, где лежала тощая подстилка, прикрытая старым плащом. Когда Нерон захотел есть, ему предложили грубый хлеб, когда же он обратился за советом, эти последние, еще оставшиеся ему верными друзья, предложили ему покончить с собой и тем избежать позора. Он велел снять с себя мерку и по ней вырыть у него на глазах могилу, собрать куски мрамора, какие найдутся для надгробья, принести воды для обмывания трупа и дров для костра. При каждом приказании он всхлипывал и все время повторял: "Какой великий артист погибает!" Пока он медлил, пришло известие, что сенат объявил его врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков. В ужасе он схватил два кинжала, взятые с собой, попробовал острие каждого, потом опять спрятал, оправдываясь тем, что роковой час еще не наступил. Только когда сообщили, что к вилле приближаются всадники, он вонзил себе в горло меч. Он еще дышал, когда ворвался центурион, который, зажав платком его рану, сделал вид, что хочет ему помочь. Нерон только и мог ответить: "Поздно! Вот она, верность!" -- и с этими словами испустил дух. Глаза его остановились и выкатились, на них ужасно было смотреть (Светоний: "Нерон"; 22-- 25, 35, 40, 42-45, 47-49). НИКАНДР Легендарный спартанский царь из рода Эврипонтидов, правивший в VIII в. до Р.Х. Сын Харилая. Никандр воевал с Аргосом, как и его отец, и причинил аргоссцам большие опустошения (Павсаний: 3; 7). НИКИФОР I ГЕНИК Византийский император, правивший в 802--811 гг. Род. ок. 760 г. Умер 26 июля 811 г. Патрикий Никифор, родом пи-сидиец, был при императрице Ирине логофетом геникона. В 802 г. он при содействии начальника военных корпусов Никиты и других придворных чиновников низложил императрицу. Переворот, которым он руководил, был дерзко задуман и столь же смело осуществлен. Заговорщики явились к медным воротам и обманули некоторых военачальников следующей выдумкой: они уверили их, что посланы самой императрицей провозгласить Никифора императором, потому что Аэций, ее евнух, принуждает Ирину сделать императором своего брата Леона. Военачальники поверили этой лжи и объявили Никифора императором. После этого заговорщики подступили к дворцу, а по всему городу разослали рабов объявить о восшествии на престол нового государя. Вокруг дворца Елевферия, где находилась Ирина, расставили стражу. Утром ее заключили под стражу в Большом дворце. Тем временем Никифор был коронован. Через несколько дней низложенную императрицу сослали на остров Принкипо в обитель, которую она сама устроила. Так как престиж Ирины к этому времени пал очень низко, войска и фемы отнеслись спокойно к ее свержению. Восстала только фема Арме-ниак, стратиг которой, Вардан, объявил себя императором и подошел к столице. Но до военных действий не дошло. Осознав свою слабость, Вардан вступил с Ники-фором в переговоры, запросил пощады и постригся в монахи. В следующем году император велел ослепить его. Таким образом, он утвердился у власти. Все государство вскоре почувствовало тяжелую руку нового самодержца. От предыдущего правительства Дела перешли к Никифо-ру в большом неустройстве: казна была пуста, финансы расстроены, армия снабжалась плохо, разбитые при Константине V арабы и болгары вновь грозили землям империи. Требовалось много времени и усилий для того, чтобы все поправить и привести в надлежащий порядок. Никифор приказал уничтожить все налоговые льготы и обложил народ многочисленными и чрезвычайно обременительными поборами. По словам Феофана, он приказал платить подати с лошадей, со стад, с плодов, налагал пени, брал пошлины с кораблей и умышлял другие бесчисленные угнетения. Корыстолюбие его не знало границ (Феофан: 795, 802, 803). Никифор заставил платить налоги и монастыри, и землевладельческую знать (Дашков: "Никифор Ге-ник"). Не ограничиваясь этим, он поучал рабов клеветать на своих господ и сначала будто бы не верил доносам, а потом принимал все наветы и конфисковывал у виновных имения. Вследствие всех этих непопулярных мер Никифор должен был опасаться переворотов. И действительно, ощущая к себе всеобщую ненависть, он, по свидетельству того же Феофана, часто притворно плакал в своей опочивальне: слезы у него всегда были наготове, как обыкновенно бывает у людей худых, но притворно добрых ( Феофан: 796). В области военного устройства Никифор шел по следам своих предшественников -- императоров Исаврийской династии, то есть развивал фемы и укреплял армию за счет отрядов народного ополчения. Внутренние области Греции, заселенные в предыдущую эпоху славянами и фактически независимые от Константинополя, были постепенно включены в общую структуру государства: здесь были образованы фемы Диррахий, Пелопоннес и Фессалоника. Чтобы разбавить славянский элемент, Ники-фор начал массовое переселение на Балканский полуостров жителей Малой Азии (Дашков: "Никифор Геник"). Каждый легион должен был образовать в славянской земле свое христианское поселение. Впрочем, плоды этой дальновидной политики сказались уже позже, когда византийская армия вновь окрепла и смогла вести победоносные войны. Сам Никифор не имел успеха в военных походах (Феофан: 802). В 806 г. арабы разрушили многие укрепления, выстроенные императором в Азии. В 807 г. арабский флот опустошил Кипр и Родос, появился у берегов Сицилии (Дашков: "Никифор Геник"). В 809 г. болгары взяли Сердику. Никифор двинулся против них, но не смог сделать ничего достойного из-за бунта в войске. Никифор выступил перед солдатами и страшными клятвами поклялся в любви к ним, но когда легионы вернулись в столицу, многих зачинщиков казнил, других изгнал. В 811 г. Никифор во второй раз отправился против болгар. Сначала ему сопутствовала удача. Римляне углубились в болгарские пределы, взяли и сожгли их столицу Плиску. Но затем войско было заперто в Вырбишской теснине. Ночью болгары сделали набег на лагерь, убили в шатре Ни-кифора и всех его вельмож, были перебиты многие военачальники и множество воинов. Череп Никифора хан Крум велел отделать золотом и превратил в чашу (Феофан: 801, 803). НИКИФОР II ФОКА Византийский император, правивший в 963--969 гг. Род. в 912 г. Умер11 дек. 969 г. Никифор происходил из могущественного и знатного рода Фок, давшего империи нескольких крупных военачальников. Сам он с юности участвовал во многих сражениях, был стратигом Анатолика, а в 954 г. Константин VII сделал его доместиком схол (Продолжатель Феофана: 6; 5; 41). Всю жизнь Фока вел аскетический образ жизни, носил власяницу и не употреблял мяса. Никогда не становился он рабом наслаждений, и никто не мог сказать о нем, что видел его хотя бы в юности, предающимся разврату (Лев Диакон: 5; 2). За долгие годы службы Никифор приобрел репутацию человека несокрушимой силы, деятельного и опытного в военном деле. Роман II назначил его стратигом-автократо-ром для ведения войны против Крита. Уже более ста лет этот остров находился в руках арабских пиратов, и все попытки прежних государей вернуть его под контроль ромеев были отбиты с огромным уроном. Летом 960 г. Никифор собрал войска в Азии и прибыл к Криту с большим числом огненос-ных судов. Арабы не препятствовали высадке ромеев, а поджидали их неподалеку от своего главного города Хандака. Никифор велел воинам сомкнуть щиты и так двинулся прямо на варваров. Завязался упорный бой. Арабы не смогли устоять против натиска ромейских копий, ряды их расстроились, и они обратились в бегство. Победители преследовали отступавших до самых городских укреплений. Осмотрев затем крепость и убедившись, что взять ее будет непросто, Никифор приказал возвести стену на всем протяжении от южного берега до противоположного и запер таким образом в городе главную армию критян. От местных жителей он узнал, что в другом месте острова арабы собирают еще одно войско для того, чтобы напасть на него с тыла. Оставив часть сил для поддержания осады, Никифор с остальными тихо снялся с лагеря и выступил против арабского войска. Враги, не ожидавшие для себя ничего ужасного, разбили лагерь на каком-то холме. Ночью ро-меи окружили эту возвышенность, внезапно напали на спящих и истребили их всех до последнего человека. Всем убитым Фока велел отрубить головы. Часть этих голов он приказал насадить на копья вокруг Хандака, а другие бросать камнеметами через стену. По словам Льва Диакона, когда осажденные увидели строй копий, усыпанный головами, и убедились, что эти головы, равно как и те, которые летели по направлению к их городу, принадлежали их соотечественникам и родственникам, их охватили ужас и безумие. Отныне им неоткуда было ждать спасения и приходилось рассчитывать только на свои силы (Лев Диакон: 1; 3, 5, 7-9). Весной 961 г. ромеи подвинули к стене стенобитное орудие и одновременно повели подкоп под фундамент. Так как стена была сложена из песчаника, она сравнительно легко поддалась их усилиям и вскоре рухнула. После этого уже ничто не могло сдержать натиска солдат Никифора -- они ворвались в пролом и подвергли город жестокому разгрому. Хандак был разграблен, а все его население обращено в рабство. Затем Никифор велел разрушить стены, а неподалеку на холме возвести крепость Теменос, в которой разместил ромейский гарнизон. Огромную добычу он погрузил на 300 кораблей и с триумфом возвратился в Константинополь. Вскоре Роман вновь вручил Никифору власть над Азией. Он выступил против давнего врага ромеев эмира Саифа-ад-Дауда и в короткое время овладел многими его городами. Возвращаясь из похода, Фока узнал о внезапной кончине Романа. После смерти императора власть перешла к его малолетним сыновьям Василию и Константину, которые находились еще на попечении кормилиц и их матери Феофано. Но в действительности все управление сосредоточилось в руках паракимомена Иосифа Вринги. Прибыв в апреле 963 г. в Константинополь, Никифор при поддержке патриарха Полиевкта был провозглашен автократором-стратигом Азии. Перед патриархом и всем синклитом Фока принес клятву, что не отвергнет власть малолетних государей и не будет замышлять ничего нечестного против их правления (Лев Диакон: 2; 7--10, 12). Впрочем, судя по всему, Никифор не собирался исполнять этого обещания. Он уже давно мечтал о верховной власти. Кроме того, он был распален страстью к императрице Феофано, с которой как раз тогда вступил в связь (Скилица). В конце апреля Никифор отправился к своему войску в Каппадо-кию. Тем временем Иосиф Врин-га, справедливо подозревавший Фоку в недоброжелательстве и коварстве, а также в намерении произвести государственный переворот, отправил к стратигу Анатоли-ка Иоанну Цимисхию секретное письмо с предложением принять армию под свое командование. Чтобы воодушевить Цимисхия, Врин-га обещал впоследствии возвести его на самое высокое место в государстве. Но Цимисхий, нисколько не соблазненный этими посулами, отнес письмо к Никифору, и таким образом вся интрига Вринги была раскрыта. Цимисхий советовал Никифору немедленно принять императорскую власть. Но тот, по словам Льва Диакона, еще сомневался (или делал вид, что колеблется). Тогда Иоанн собрал всех предводителей войска. Они, обнажив мечи, окружили шатер Ники-фора и провозгласили его императором. Все воины единогласно поддержали их выбор, и Фока облекся в императорские одежды. Иоанна он почтил достоинством магистра и назначил вместо себя доместиком Востока. Затем он разослал по всей ромейской державе указы и распоряжения и назначил стра-тигов. Патриарху и синклиту он отправил послание с требованием принять его как самодержца. В свою очередь он обещал заботиться о сыновьях Романа и воспитывать их до зрелого возраста. Когда войска приблизились к столице, Иосиф укрылся в Софии, а потом отправился в ссылку. Верхом на белом коне Никифор въехал в столицу через Золотые ворота, и патриарх Полиевкт увенчал его в Софии императорской короной. Вслед за тем Никифор спокойно и уверенно овладел делами правления (Лев Диакон: 3; 1--4, 6--8). 20 сентября, отбросив всякое притворство, он женился на императрице Феофано. Многим этот брак показался неприличным. К тому же вскоре по столице распространился слух, что Никифор был восприемником одного из сыновей Феофано и находился с ней в духовном родстве. Патриарх потребовал, чтобы Никифор развелся с женой, и запретил ему доступ к причастию. Императору с трудом удалось замять скандал. Протоиерей Великого дворца Сти-лиан объявил, что Никифор не был восприемником ни одного из сыновей Романа. Хотя многие знали, что это ложь, Полиевкт смягчился и признал заключенный брак законным (Скилица). Большую часть своего правления новый император провел в походах. Арабы терпели от него одно сокрушительное поражение за другим. Летом 964 г. Никифор осадил Тарс, но взять его не смог. Ро-меи захватили несколько близлежащих городов, в том числе Мопсуэ-стию (Лев Диакон: 3; 10--11). Зиму войско провело в Каппадокии, а весной 965 г. вновь подступило к Тарсу. Император приказал окружить город сильной охраной, в надежде, что голод заставит жителей рано или поздно сдаться. И действительно, спустя несколько месяцев, изнуряемые жестокой нуждой, арабы запросили пощады. Никифор разрешил им покинуть город, взяв с собой только свою одежду. Весной 966 г. он вторгся в Сирию, захватил несколько городов и некоторое время осаждал Антиохию (Лев Диакон: 4; 1, 4, 9). Занятый делами на востоке, он не мог уделять достаточное внимание западной границе. Правда, после смерти Симеона болгары заметно ослабли, но значительные опустошения империи причиняли набеги венгров. В 967 г., объезжая фракийские города, Никифор писал болгарскому царю Петру и требовал, чтобы тот воспрепятствовал венграм переправляться через Дунай и опустошать владения ромеев. Но Петр не подчинился и под разными предлогами уклонялся от исполнения этого. Тогда Никифор отправил пат-рикия Калокира к русскому князю Святославу, приказав ему обещаниями склонить русских к нападению на болгар. Святослав быстро собрал своих воинов, напал на Болгарию, разорил многие города и села болгар, захватил обильную добычу и возвратился к себе. В следующем году он опять напал на болгар и совершил то же, что и в первый раз (Скилица). Между тем в 968 г. император вновь подступил к Антиохии, затем прошел дальше в Финикию и взял город Арку. На обратном пути он велел построить неподалеку от Антиохии крепость и оставил в ней 2000 воинов (Лев Диакон: 4; 10). Весной 969 г. этот отряд наконец овладел Антиохией. Это было последнее славное деяние в царствование Никифора. Вскоре он был свергнут, причем переворот совершили те, кто раньше помог ему добиться власти: Иоанн Цимисхий и Феофано. Цимисхия император незадолго до этого сместил с поста доместика и отправил в ссылку в Халкедон. Феофано уговорила мужа вернуть его из изгнания и затем вступила с Цимисхием в заговор. Убить императора представлялось нелегким делом -- дворец при нем был обращен в настоящую крепость и проникнуть туда обычным путем было невозможно. Только заручившись помощью Феофано, Цимисхий решился на переворот. Он послал к императрице под разными предлогами двух сильных солдат, которых она укрыла в своих покоях. Глубокой ночью 10 декабря лодка с заговорщиками подошла к дворцу со стороны Вуколеона. Солдаты, укрывшиеся в покоях Феофано, одного за другим втянули их на веревках во дворец. Императрица, уходя из спальни мужа, оставила дверь незапертой. Заговорщики ворвались в спальню Никифора, стали бить его и пинать ногами, а один из них нанес сильный удар мечом по голове. Обливавшегося кровью императора подтащили к Иоанну. Тот, схватив несчастного за бороду, безжалостно терзал ее, а остальные били его рукоятками мечей по щекам и выкрошили ему все зубы. Наконец, пресытившись мучениями, Иоанн толкнул Никифора ногой в грудь, взмахнул мечом и рассек ему надвое череп. После этого отрубили голову, а труп вышвырнули на улицу. Целый день он валялся на снегу под открытым небом. Вечером останки Фоки уложили в наскоро сколоченный ящик, отнесли в храм Святых Апостолов и там похоронили (Лев Диакон: 5; 4, 6, 7, 9). НИКИФОР III ВОТАНИАТ Византийский император в 1078-- 1081 гг. Род. ок. 1001. Умер ок. 1081 г. Никифор Вотаниат, по словам Вриения, "один из мужественней-ших мужей Востока", стал императором уже в очень преклонном возрасте. В начале 1077 г. Михаил VII сделал его главнокомандующим восточных войск, а в октябре Во-таниат открыто объявил о начале восстания и приказал собирать рассеянные по Азии войска. Из Фригии он двинулся в Вифинию, но имел очень мало сил. Только после того, как его открыто поддержала Никея, мятеж стал разрастаться и вскоре охватил всю Азию. В столице тоже произошло возмущение, Михаил добровольно оставил трон и постригся в монахи. Овладев властью, Никифор, хотя был уже стар, женился на красавице императрице Марине. Он всячески старался привлечь к себе благорасположение граждан и щедро расточал дары. Вскоре расходы стали далеко превышать доходы, и появился недостаток в деньгах (Вриенний: 3; 15-16, 18, 24-25). Все короткое царствование Никифора прошло в мятежах и войнах. Сначала на западе восстали Никифор Вриенний и Никифор Василиаки, В конце 1080 г. в Азии поднял мятеж Никифор Мелиссин. Престарелый император не участвовал в походах. Успешную борьбу против врагов вел молодой полководец Алексей Комнин (Вриенний: 4). До поры до времени Вота-ниату удавалось удерживать власть. Но когда в феврале 1081 г. мятеж против императора поднял сам Комнин, Никифору нечего было ему противопоставить. После того, как мятежники вступили в столицу, патриарх посоветовал Вотани-ату отказаться от власти и не начинать междоусобной войны (Комнина: 2; 12). Уступив настойчивым просьбам, низложенный государь постригся в монахи. Комнина пишет, что когда друзья спросили его, как переносит он перемену своего положения, Никифор ответил: "Одно меня тяготит -- воздержание от мяса, а остальное, ничуть не заботит" (Комнина: 3; 1). НУМЕРИАН, Марк Аврелий Римский император в 283--285 гг. Умер 285 г. Сын Кара. Сделавшись императором в 282 г., Кар провозгласил своих сыновей, Карина и Нумериана, Цезарями. Нумериан сопровождал отца в персидском походе. Он обладал прекрасными нравственными качествами и действительно был достоин императорской власти. Говорят, что он был даже отмечен печатью таланта -- был хорошим оратором и поэтом. После смерти отца у него начали болеть глаза. На обратном пути из Персии его несли в носилках, и в это время он был убит приверженцами своего тестя Алра, который пытался захватить императорскую власть. В течение многих дней спрашивали о здоровье императора, и Апр на сходке говорил, что его нельзя видеть, потому что он укрывает свои больные глаза от ветра и солнца. Однако благодаря запаху от трупа это дело раскрылось. Тогда все бросились на Апра, чья интрига не могла уже оставаться тайной, заключили его под стражу, а императором был провозглашен Диоклетиан (Вописк: "Кар, Карин и Нумериан"; 11--13). ОЛИБРИЙ, Аниций Римский император в июле--октябре 472 г. Умер 23 окт. 472 г. Олибрий, константинопольский сенатор и консуляр, был женат на младшей дочери Валенти-ниана III, Плацидии, и через это мог претендовать на римский престол. Благодаря родственным связям к нему относился с расположением вандальский король Гизе-рих (Прокопий: "Войны Юстиниана"; 3; 6). Поддержке этого варвара Олибрий во многом и был обязан своим успехом. После того как Рицимер начал войну против императора Антемия, Олибрий прибыл в Италию и был провозглашен императором в лагере Рицимера (Гиббон: 36). Но правил он совсем недолго и умер во время эпидемии чумы (Федорова: Эпилог). ОPECT Македонский царь, правивший в 399--396 гг. до Р.Х. Сын Архелая. Отец Ореста умер, когда тот был еще ребенком. Опекун Ореста, Аероп, убил его и сам стал царем (Диодор: 14; 39). ОТОН, Марк Сальвий Римский император в янв. -- апр69 г. Род. 28 апр. 32 г. Умер 16 апр. 69 г. Род Сальвиев, к которому принадлежал Отон, происходил из этрусского города Ферентина. Предки будущего императора были большей частью люди незначительные, и только отец его, Луций Отон, консул 34 г., благодаря особой милости Клавдия возвысился и сделался знатным человеком. С ранней молодости Марк Отон был такой мот и наглец, что не раз бывал сечен отцом; говорили, что он бродил по улицам ночами и всякого прохожего, который был слаб или пьян, хватал и подбрасывал на растянутом плаще. После смерти отца он подольстился к одной сильной при дворе вольноотпущеннице и даже притворился влюбленным в нее, хотя она и была уже дряхлой старухой. Через нее он вкрался в доверие к Нерону и легко стал первым из его друзей из-за сходства нравов, а по некоторым слухам -- и из-за развратной с ним близости. Он был соучастником всех тайных замыслов императора (Светоний: "Отон"; 1--3). Когда Нерон влюбился в Поппею, супругу Криспина, он подослал к ней Отона. Тот соблазнил ее надеждами на благосклонность принцепса, совратил и заставил развестись с мужем. Затем он сам женился на ней, чтобы таким образом покрывать любовную связь Нерона (Плутарх: "Гальба"; 19). Интрижка эта, говорят, едва не стоила ему жизни. Неизвестно -- то ли он сам влюбился в Поппею, то ли был запутан этой хитрой женщиной, но только он очень неохотно отдал Нерону свою добычу. Пишут, что он даже не хотел пускать Нерона к себе в дом, оставив его стоять перед дверьми, с мольбами и угрозами требуя доверенного другу сокровища. Такой выходки Нерон уже не мог ему простить и, разведя Отона с женой, в 58 г. сослал его под видом наместничества в далекую Луизитанию. Здесь Отон провел десять лет, управляя своей провинцией с редким благоразумием и умеренностью (Светоний: "Отон"; 3). Едва испанские легионы в июне 68 г. провозгласили Гальбу императором, Отон первым из наместников присоединился к нему, привез все золотые и серебряные чаши, какие у него были, чтобы новый государь перечеканил их в монету. И во всем остальном Отон хранил верность Гальбе и на деле доказал, что никому не уступит в опытности и умении управлять. Много дней подряд, на протяжении всего пути, он ехал с императором в одной повозке. В том же совместном путешествии он сумел снискать привязанность Виния, главного советника Гальбы, любезным обхождением и подарками, а главное, тем, что в любых обстоятельствах первенство неизменно уступал ему. Таким образом, с помощью самого Виния он прочно занимал второе место после него, обладая в то же время одним важным преимуществом: он ни у кого не вызывал зависти или злобы, потому что помогал безвозмездно каждому, кто просил о помощи, и со всеми бывал приветлив и благожелателен. Больше всего внимания проявлял он к солдатам и многим доставил начальнические должности, то обращаясь с просьбами к самому императору, то к Винию или к вольноотпущенникам Икелу и Ази-атику, которые пользовались при дворе огромной силой. Всякий раз, как Отон принимал у себя Гальбу, он подкупал караульную когорту, выдавая солдатам по золотому, и, делая вид, будто чествует государя, на самом деле обманывал его и склонял войско на свою сторону. Когда Гальба стал раздумывать, кого избрать в преемники, многие желали, чтобы он усыновил Отона, а сам Отон, кажется, почти не сомневался, что так оно и будет, поскольку и Виний был на его стороне. Однако Гальба остановил свой выбор на молодом Пизоне. Дая Отона его решение стало полной неожиданностью, и он воспринял крушение своих надежд с горечью и гневом. Это заметили все окружающие, и враги Гальбы поспешили разжечь его обиду еще больше, говоря, что принцепс отплатил ему за услуги черной неблагодарностью (Плутарх: "Гальба"; 20--21, 23). Впрочем, кроме обиды Отона толкали на измену и огромные долги: он откровенно говорил, что если не станет императором, то ему все равно, погибнуть ли от врага в сражении или от кредиторов на форуме. Приняв решение, Отон больше не колебался и немедленно приступил к исполнению своего замысла. Очень кстати как раз накануне он предоставил одному императорскому рабу место управляющего и получил за услугу миллион сестерциев. Эти деньги стали началом всего дела (Светоний: "Отон"; 5). Через своего вольноотпущенника Ономаста Отон узнал, что два преторианца -- Прокул и Ветурий -- вслух возмущались Гальбой и даже угрожали ему. Он велел Ономасту привести недовольных к себе, засыпал подарками и обещаниями, а также дал денег, чтобы они могли и других переманить на свою сторону. О заговоре знали немногие, остальные колебались, и заговорщики разными способами воздействовали на них. Мятежные настроения как чума перекинулись из преторианского лагеря в легионы и вспомогательные войска. Незадолго до этого германская армия провозгласила императором Вителлия. Слухи о германских событиях взбудоражили весь столичный гарнизон. Все были уже настолько готовы к перевороту, что не хватало только вождя, а когда он появился, дело оставалось за малым. Этим объясняется стремительность происшедшей перемены: от усыновления Пизона до мятежа прошло всего пять дней! 15 января 69 г. все было готово. Утром Отон отправился в храм Аполлона, где Гальба совершал жертвоприношение. Немного времени спустя вольноотпущенник Ономаст громко объявил, что Отона ждут архитектор и подрядчики; эти слова были условленным сигналом, означавшим, что солдаты собрались и все готово для осуществления заговора. Поддерживаемый вольноотпущенником, Отон вышел из храма и отправился к позолоченному верстовому столбу у храма Сатурна. Собравшиеся там двадцать три преторианца приветствовали его как императора, поспешно усадили в носилки -- хотя он дрожал от страха, видя, как мало народа его приветствует, -- обнажили мечи и, окружив носилки, понесли их. По дороге к ним присоединилось примерно еще столько же солдат, -- одни из сочувствия к задуманному делу, другие из любопытства, некоторые с радостными криками, остальные молча, рассчитывая, что по ходу дела станет ясно, как вести себя дальше (Тацит: "История"; 1; 25-- 27). Начальник караула так растерялся, что впустил Отона в лагерь, а там уж никто ему не оказал сопротивления, ибо те, кто не принимал участия в деле, были по одному, по двое окружены заговорщиками и, сперва повинуясь угрозам, а потом и убеждениям, последовали примеру товарищей (Плутарх: "Гальба"; 25). С возвышения Отон обратился к солдатам с краткой речью и, сказав в заключение, что теперь у них у всех одна судьба, приказал открыть арсенал. Вооружившись, отряды мятежников рассыпались по городу. Вскоре конные преторианцы окружили на форуме носилки с Гальбой. В одно мгновения старый принцепс был зарублен, с ним вместе нашел свою кончину и Виний, а немного погодя был убит Пизон. Под торжествующие крики народа Отон прошествовал в сенат, где также был встречен с ликованием. Ему присвоили полномочия трибуна, звание Августа и все знаки почета, подобающие принцепсу. Приняв власть, Отон, против общего ожидания, не предался ни утехам, ни праздности. Отказавшись от любовных похождений и скрыв на время свое распутство, он всеми силами старался укрепить императорскую власть (Тацит: "История"; 1; 38, 47, 71). Он обласкал Мария Цельса, одного из самых верных сподвижников Гальбы, наградил его за верность и сделал своим полководцем. Он подтвердил права всех, кому обещали консульство Нерон и Гальба. Всем сенаторам, которые при Нероне отправились в изгнание, а при Гальбе вернулись, он возвратил имущество. Эти первые шаги ободрили самых видных граждан, сперва дрожавших от ужаса. Черни Отон доставил огромную радость, казнив Тигелина, одного из самых мрачных и распутных сподвижников Нерона. В свое время Гальба много повредил себе, сохранив ему жизнь. Но наибольшей заслугой Отона считают то, что он сумел унять и успокоить солдат, не допустил ни грабежей, ни убийств. Можно только удивляться, как этот изнеженный и далекий от военных дел человек сумел подчинить своей воле войска, добился от них не просто послушания, но верности и любви и заставил тех, кто шутя предал сначала Нерона, а потом и Гальбу, биться за него с величайшей доблестью и отвагой. Одних восхищала благодатная перемена, происшедшая в Отоне, но другие видели в его поведении лишь притворство и говорили, что принцепс благоразумно скрыл свои пороки на время войны с Ви-теллием. То, что война эта была неизбежной, видели все (Плутарх: "Отон"; 1--4). Вителлия признали императором Германия, Галлия, Британия и Испания. На верность Отону присягнули Иллирия, Греция и все восточные провинции (Сирия, Иудея, Египет), а также Африка (Тацит: "История"; 1; 76). Правда, победа в этой войне больше зависела от мощи легионов, чем от богатства провинций. Вителлин имел под рукой более боеспособную армию: он опирался прежде всего на закаленные в битвах верхнегерманские легионы, в то время как Отон собрал части, расквартированные в Риме и Италии -- солдаты, служившие здесь, были развращены праздностью, частыми подачками и заискиванием командиров. Но на подходе были четыре иллирийских легиона, и в их числе знаменитый четырнадцатый, отличившийся во многих битвах и имевший славу сильнейшего в римской державе. Вообще, иллирийская армия располагала огромным количеством людей и оружия, и, дождись Отон ее подхода, он имел бы очень хорошие шансы на победу. Наконец, он мог рассчитывать на семь иудейских и сирийских легионов, также представлявших грозную силу. Флот был на его стороне, что позволяло бесперебойно подвозить припасы и продовольствие. Таким образом, Вителлий был заинтересован в скорейшем решительном сражении, в то время как в интересах Отона было бы затягивать войну, постепенно наращивая свои силы и отнимая у противника продовольствие. Именно так советовали поступать ему все его полководцы, но он не послушался их совета и настоял на том, чтобы было дано решительное сражение (Тацит: "История"; 2; 11--12). Никаких видимых причин для спешки не было, и считается, что император искал скорейшего завершения войны только по внутренним побуждениям. По-видимому, Отон не мог долго терпеть неопределенности положения, не мог, по изнеженности своей, переносить непривычные для него мысли об опасности и, истомленный заботами, зажмурившись, словно перед прыжком с обрыва, поторопился отдать исход всего дела на волю случая (Плутарх: "Отон"; 9). Сам он ни в одном сражении не участвовал, оставаясь в Брикселле. В войне, которая развернулась в Северной Италии, полководцы Отона победили в трех первых незначительных сражениях, но в последней большой и беспорядочной битве при Бетриаке были разбиты (Светоний: "Отон"; 9). Как всегда бывает в подобных обстоятельствах, до Отона сперва дошли только неясные и неопределенные слухи, и лишь потом появились раненные и рассказали о битве с большею достоверностью. Узнав о поражении, Отон объявил, что намерен покончить с собой. И если никого не может удивить, что друзья не давали императору отчаиваться и убеждали его не падать духом, то чувства, высказанные воинами, превзошли все ожидания. Ни один из них не бежал, ни один не переметнулся к победителям, ни один, видя отчаянное положение своего императора, не думал тем не менее о собственной безопасности, но все дружно пришли к дверям Отона и стали вызывать его, а когда он показался на пороге, с криками, с горячей мольбой ловили его руки, падали к его ногам, плакали, просили не бросать их на произвол судьбы и не выдавать неприятелю, но располагать душами их и телами до последнего дыхания. Но ничего не сломило решимости Отона. Обведя всех спокойным и светлым взглядом, он сказал, что сегодня он испытал счастье большее, чем в день принятия власти, так как убедился, что его любят как в счастье, так и в несчастье. И хотя победа противника ненадежна и с подходом иллирийских легионов все еще может перемениться, он твердо решил прекратить гражданскую распрю и не допустить, чтобы из-за него погиб хотя бы один римлянин. Все попытки отговорить его Отон решительно отклонил. Бывших при нем сенаторов он отпустил, а все оставшиеся деньги раздал слугам и рабам, обратившись к каждому с напутственным словом и поблагодарив за службу (Плутарх: "Отон"; 15--17). Потом он выпил холодной воды, чтобы утолить жажду, достал два кинжала, попробовал их острие, спрятал под подушку, затворил двери и забылся глубоким сном. Только на рассвете он проснулся и тогда одним ударом поразил себя пониже левого соска. На первый же его стон сбежались люди, и на их глазах он испустил дух (Светоний: "Отон"; 11). Горе солдат, узнавших о кончине Отона, было безмерно. В полном вооружении они провожали прах своего императора, и те, кому удалось подставить плечи под погребальное ложе, почитали это честью для себя, а остальные припадали к трупу, целуя рану или ловя мертвые руки Отона. А несколько человек, поднеся факелы к костру, покончили с собой, хотя, сколько было известно, никаких особых милостей от умершего не получили, а с другой стороны, и особого гнева победителя не страшились. Но, по-видимому, никто из тиранов или царей во все времена не был одержим такой иступленной страстью властвовать, как исступленно желали эти люди повиноваться Отону. Даже после его смерти не покинуло их это желание, но осталось неколебимо, превратившись в жесточайшую ненависть к Вителлию (Плутарх: "Отон"; 17). ПАВСАНИЙ Царь лакедемонян из рода Агидов, правивший в 409--395 гг. до Р.Х. Умер 385 г. до Р.Х. Сын Плистоанакта. Из-за малолетства Павсаний почти не принимал участия в Пелопонесской войне. В 404 г. до Р.Х. он, собрав всех лакедемонян и пе-лопоннесцев, пришел в Аттику на помощь ко второму царю Агису II и наварху Лисандру. В том же году Афины капитулировали- Одним из условий мира было то, что афиняне признают гегемонию лакедемонян, вступают с ними в союз и возвращаются к отеческим законам. Для составления этих законов были избраны тридцать правителей. Но вместо того, чтобы заниматься законотворчеством, они захватили власть в городе и, опираясь на ла-конский гарнизон, присланный им Лисандром, развязали невиданный террор против демократов и простых граждан. Более тысячи афинян пали жертвой их личной вражды, другие были казнены ради денег. Множество афинян бежало в Пирей, другие нашли убежище в Мегарах и Фивах. Однако не все готовы были сносить беззаконие. Они объединились вокруг Фрасибула. В 403 г., когда количество сподвижников Фрасибула достигло тысячи человек, он захватил с ними Пирей. Потерпевшие поражение тираны бежали в Элевсин, а на их место были выбраны десять новых правителей, по одному от каждой филы. Но положение после этого изменилось мало. Олигархи продолжали владеть Афинами, а демократы занимали Пирей. В этих условиях были отправлены послы в Ла-кедемон. Тридцать послали своих из Элевсина, а десять -- из города. И те и другие просили прислать помощь, заявляя, что афинский народ отложился от лакедемонян. Лисандр исходатайствовал для афинян ссуду в 100 талантов и добился того, что он был послан гармос-том в Афины во главе сухопутных войск, а его брат Либий -- навар-хом. Прибыв в Аттику, лакедемоняне блокировали Пирей и с суши, и с моря. Засевшие здесь демократы вскоре оказались в самом затруднительном положении, а городское войско, видя поддержку Лисандра, вновь воспрянуло духом. Вследствие такого блестящего положения дел царь Павсаний стал завидовать Лисандру: он боялся, что тот, добившись успеха, прославится и сделает Афины своим владением. Поэтому он склонил на свою сторону трех эфоров и снарядил экспедицию в Афины. За ним последовали все союзники, кроме беотийцев и коринфян. Явившись в Аттику, Павсаний занял правый фланг около Пирея, Лисандр же с наемниками занял левый. Для виду Павсаний говорил, что помогает Лисандру. На самом же деле он завязал сношения с осажденными демократами и стал предлагать свое посредничество в примирении с остальными гражданами. Павсанию удалось также расколоть и находившихся в городе афинян на две партии, одна из которых также не видела смысла в продолжении гражданской войны и готова была помириться при посредничестве лакедемонян. После этого эфоры поручили Павсанию изыскать наилучшие средства для примирения враждующих партий. Ему действительно удалось привести противников к соглашению на следующих условиях: 1) обе партии отныне не враждуют между собой; 2) каждый получает свое прежнее имущество; 3) те из владеющих городом, кто боится народного мщения, могут переселиться в Элевсин (Ксенофонт: 2; 3--4). Разрешив таким образом дела, Павсаний нанес сильнейший удар по честолюбию и престижу Лисандра, политическая карьера которого с этого времени пошла на закат. Не все лакедемоняне, впрочем, радовались такому исходу дела. Многие справедливо полагали, что с окончанием гражданских распрей Афины вскоре возродятся как великая держава, и тогда лакедемонянам вновь придется вести с ними войну. По возвращении в Спарту Павсаний был привлечен к суду, но он легко оправдался благодаря заступничеству эфоров (Павсаний: 3; 5). Недовольство самовластием лакедемонян между тем было всеобщим. И не только побежденные Афины тяготились им, но и Фивы с Коринфом, бывшие верные союзники Спарты, после окончания Пелопонесской войны начали все чаще заявлять о своем особом мнении по многим вопросам. Долго копившееся раздражение, наконец, переросло в войну, которая началась в 395 г. до Р.Х. и быстро превратилась во всеэллинскую. Едва стало известно о вторжении фиванцев в Фокиду, Лисандр уговорил эфоров объявить поход против Фив и сам отправился во главе войска. Спустя некоторое время был отправлен с войском и Павсаний. Пройдя кружным путем, он собирался вторгнуться в Беотию через Киферон. Лисандр же с большим войском вступил через Фокиду. И взял Орхомен и Лебидию. Он направил Павсанию письмо с предложением выступить из Платей и соединиться с ним у Гелиарта. Письмо это попало в руки фиванцев, и они оказались под Гелиартом раньше Павсания. Лисандр решил сначала подождать Павсания, но время шло, а царь не являлся. Тогда он в одиночку напал на город. Дав сигнал к наступлению, он с передовым отрядом приблизился к самым стенам. Тут фиванцы сделали вылазку, и Лисандр был убит вместе с тысячью своих солдат. Павсаний узнал о поражении по пути из Платей в Феспии и поспешил к Гелиарту. Он хотел заключить перемирие и просить о выдаче тел, но между спартанцами старшего возраста поднялся ропот; они пришли к царю и с негодованием заметили, что вернуть тело Лисандра надо не посредством перемирия, но силой оружия, сражаясь вокруг павшего. Так говорили старики, но Павсаний, видя, что одолеть фиванцев и подоспевших им на помощь афинян трудно и что тело Лисандра лежит у самой стены и, стало быть, без перемирия его не легко будет взять даже в случае победы, послал к фиванцам вестника, заключил перемирие и отступил (Плутарх: "Лисандр"; 28--29). Лакедемоняне уходили в унынии, а фиванцы провожали их крайне заносчиво, и если кто-нибудь сворачивал хоть на шаг, ступая на чью-нибудь землю, заставляли его ударами снова вступать на дорогу (Ксенофонт: 3; 5). Все это до крайности озлобило лакедемонян, и они обвинили Павсания в нерешительности и трусости и предали суду. Обвинение грозило Павсанию смертью, и он не явился на суд, а бежал в Тегею и жил там до конца своих дней, обретя убежище на священном участке, принадлежащем Афине (Плутарх: "Лисандр"; 30). ПАВСАНИЙ Царь Македонии в 393--392 гг. до Р X. Сын Аеропа II. Согласно Диодору, Павсаний был убит Аминтой III, который и захватил власть после него (Диодор: 14; 88). ПАЛЕОЛОГИ Византийская императорская династия, правившая в 1259--1453 гг. ПЕЛОП Царь Спарты в 211 -- 207 гг. до Р.Х. Сын Ликурга II. Малолетний Пелоп царствовал лишь номинально под опекой тирана Маханида. Был свергнут тираном Набисом. ПЕРДИККА I Легендарный родоначальник династии Македонских царей, правивший в VIII в. до Р.Х. Согласно Геродоту, Пердикка вел свое происхождение от аргос-ского царя Темена. Пердикка и два его старших брата, Гаван и Аероп, бежали из Аргоса в Верхнюю Македонию, в город Лебею. Младший из братьев -- Пердикка -- завладел горой Бермий и отсюда покорил остальную Македонию (Геродот: 8; 137-139). Расширение Македонии шло примерно следующим образом. Пердикка и его потомки прежде всего изгнали из Пиерии пиеров (фракийское племя), которые впоследствии поселились за Стри-моном у подошвы Пангея и других местах. Из области под названием Боттиея они также изгнали ее жителей, боттиев (по преданию, это были выходцы с Крита). В Пэонии македонцы овладели узкой полосой земли вниз по течению Аксия до Пеллы и моря. За Аксием до Стри-мона они постепенно захватили страну под названием Мигдония, откуда выгнали эдонов (все это были фракийцы). Затем они изгнали также эордов из Эордии. При этом большая часть эордов погибла. Из Алмонии были вытеснены алмоны. Все эти области получили в совокупности название Македонии (Фукидид: 2; 99). ПЕРДИККА II Царь Македонии в 450--413 гг. до Р.Х. Сын Александра I Ж.: I) Сим-маха, 2) Клеопатра, вдова его двоюродного брата Арридея. Умер 413 г. По свидетельству Фукидида, Пердикка был сначала другом и союзником афинян, но потом поссорился с ними из-за того, что они заключили союз с его врагами -- старшим братом Филиппом, которого он отстранил от престола, и элимейским князем Дердой. По ходу Пелопоннесской войны Пердикка неоднократно мирился с афинянами, но потом вновь вступал с ними в войну. Впрочем, следуя своим интересам, он был не очень верен и лакедемонянам (Фукидид: 1; 56-62). ПЕРДИККА III Царь Македонии в 365--359 гг. до Р.Х Сын Аминты III. Пердикка взошел на престол, убив сводного брата Птолемея Первого. Погиб в войне с иллирийцами (Диодор: 16; 32). ПЕРСЕЙ Царь Македонии в 179--168 гг. до Р.Х. Сын Филиппа V. Род. в 213 г. до Р.Х. Умер 166 г. до Р.Х. В 189 г. до Р.Х. Филипп отправил Персея с войском вернуть Доло-пию и Амфилохию, незадолго до этого захваченные этолийцами. Персей начал было осаду Амфи-лохского Аргоса, но, услышав о приближении этолийцев, тотчас снял осаду и отступил в Македонию (Ливий: 38; 5, 7). В последующие годы между Персеем и его младшим братом Демет-рием началась упорная борьба за престол. Хотя Деметрий и был пятью годами моложе Персея, претензии его на власть казались основательными: он был рожден от знатной матери, его любили в Македонии и отмечали в Риме. Македоняне говорили: "Хотя возрастом Деметрий моложе Персея, он рожден Филиппом от законной супруги, тогда как его старший брат -- от наложницы. У Персея нет с Филиппом даже внешнего сходства, а Деметрий как нельзя более похож на отца* (Ливий: 39; 53). К несчастью для Деметрия, дружба с римлянами сильно вредила ему в глазах отца. Заметив недовольство Филиппа, Персей стал ежедневно чернить отсутствующего Деметрия и сделал его сначала ненавистным отцу, а затем и подозрительным. В конце концов Персей выдумал, будто Деметрий организовал против него, заговор. Для доказательства этого он подослал доносчиков, подучил свидетелей и совершил сам то преступление, в котором обвинял брата, а именно, толкнул отца на сыноубийство, которое повергло в глубокое горе весь двор. Устранив соперника, Персей стал вести себя по отношению к отцу не только менее почтительно, но даже нахально и держал себя не как наследник престола, а как царь. Филипп был этим оскорблен и с каждым днем все горше оплакивал смерть Деметрия. Потом, заподозрив, что он стал жертвой козней, он приказал подвергнуть пыткам доносчиков и свидетелей. Узнав о коварном обмане Персея, Филипп терзался мыслью о его преступлении не меньше, чем о смерти неповинного Деметрия, и непременно отомстил бы Персею, если бы ему не помешала смерть. Филипп оставил после себя много военного снаряжения, подготовленного для войны против римлян, которым впоследствии воспользовался Персей (Юс-тин: 32; 2--3). Заняв престол, Персей прежде всего постарался возобновить дружественные отношения с римлянами. Когда ему это удалось, он стал располагать в свою пользу эллинов, для чего вызвал в Македонию всех, кто бежал от долгов или был приговорен к изгнанию по суду. В самой Македонии он простил долги государственным должникам и выпустил на свободу содержавшихся в тюрьме государственных преступников. Эти мероприятия подняли дух многих эллинов и авторитет самого Персея. К тому же в обыденной жизни Персей проявлял царственное величие. Красиво сложенный, он был силен и ловок, черты лица его отличались строгостью и достоинством, украшавшими его молодость. Наконец, в противоположность отцу, он не предавался разврату и пьянству (Полибий: 25; 3). В 175 г. до Р.Х. Персей выступил против долопов и полностью подчинил их своей власти. Затем, перейдя через Этейские горы, он направился в Дельфы. При этом он не только старался расположить к себе государства, через которые собирался идти, но рассылал письма и послов, прося позабыть эллинов о прежних распрях с его отцом и предлагая всем народам дружбу. Везде его предложения были выслушаны благосклонно, только ахейцы и афиняне ответили отказом (Ливий: 41; 22). Римляне с тревогой следили за возрастающей популярностью Персея. Им доносили также о том, что Македония заполнена оружием и всякого рода воинскими припасами, что Персей, вопреки запрету, ведет войны с соседями и постоянно наращивает могущество своей армии. Становилось очевидным, что новая Македонская война не за горами. Но все-таки окончательное решение об объявлении войны римляне приняли только в 172 г. до Р.Х., после того как в сенате с гневными обвинениями против македонского царя выступил старый римский союзник пергамс-кий царь Эвмен II. Военные действия начались в 171 г. до Р.Х. Консул Лициний переправлял легионы на Балканский полуостров и рассылал послов к союзникам, а Персей собрал во дворце своих друзей и стал советоваться с ними: уступить римлянам или начать с ними войну. Большинство стояло за войну, поскольку очевидно было, что все выставляемые римлянами обвинения есть только предлог, а цель их остается уже многие годы одной и той же: сломить окончательно Македонию и покончить с ней как с великой державой. После того как все высказали свое мнение, ждали решения царя. Оно совпало с общим. "Да помогут нам боги, -- сказал Персей, -- если таково ваше мнение, будем воевать". Разослав во все стороны приказы военачальникам, он стянул всю армию к небольшому македонскому городку Китию. Общая численность армии достигала 43 000 человек, и почти половину ее составляли фалангисты. С тех пор, как Александр выступил на завоевание Азии, ни один македонский царь не имел такой мощной и хорошо подготовленной армии. От Кития Персей отправился прежде всего к Азору, Пифею и До-лихе Все три эти города, поколебавшись немного, сдались на милость победителя. Персей обошелся с ними благосклонно и двинулся в Перре-бию. Первые города сдались ему без боя, но Киретии и Милы пришлось брать приступом. Элатии и Гонна были захвачены сходу, так как горожане не ждали нападения. Достигнув Сикурии, расположенной у подножия Оссы, царь решил дожидаться неприятеля здесь. Когда явился консул с двумя легионами и отрядами союзников, решено было атаковать его. Вскоре произошло сражение, в котором римлянам было нанесено чувствительное поражение. С первого натиска македонская конница обратила в бегство греческих союзников и, преследуя их, перебила и пленила до трех тысяч человек. Фаланга тоже готова была пойти в атаку, чтобы довершить разгром противника, но в последнюю минуту Персей передумал и вернул своих в лагерь. Ночью консул отвел войско за Пеней и таким образом оказался вне опасности (Ливий: 42; 14, 50, 51, 53, 54, 59, 60). Когда после победы македонцев собрался совет у Персея, кое-кто из друзей внушил царю мысль о необходимости отправить посольство к римскому консулу с предложением уплатить римлянам ту же дань, какую раньше обязался заплатить отец его после поражения, и очистить те же местности. Если римляне примут эти условия, говорили советники, то исход войны будет почетным для царя, после того как он остался победителем в открытом сражении, и римляне, научившись на опыте ценить мужество македонцев, будут впредь осмотрительнее предъявлять им несправедливые или тягостные требования. Если же римляне, досадуя на поражение, не согласятся на мир, то божество покарает их праведным гневом своим, а ему умеренность доставит пособников в богах и людях. Большинство друзей разделило это мнение, к нему присоединился и Персей; посему тотчас к римлянам были отправлены послы. Как скоро они прибыли к Лицинию, консул созвал военный совет, и когда послы объяснили возложенное на них поручение, римляне отпустили их и стали совещаться между собой. Единогласно решено было дать ответ возможно более суровый; послам было предъявлено требование полной покорности: Персей должен был покориться сам и предоставить сенату полную власть устроить Македонию по своему усмотрению. Когда ответ этот доложили царю, то некоторые из друзей в гневе советовали Персею не прибегать больше к посольствам и прекратить дальнейшие переговоры с римлянами. Однако Персей еще много раз обращался к Лицинию через послов с предложением все большей и большей суммы денег. Ничего он этим не достиг и только подвергся укоризнам большинства друзей за то, что, будучи победителем, поступает как побежденный (Полибий: 27; 8). Успехи Персея снискали ему большую популярность в Элладе. Многие города и народы сочувственно относились к его борьбе. К тому же римляне на этот раз показали себя с очень худой стороны, повсеместно занимаясь грабежами и насилиями. Если бы Персей решился уделить от своих денег часть свободным государствам, а часть самим царям и правителям, -- уделить даже не щедро, хотя при его богатстве и это последнее было возможно, но лишь в скромных размерах, -- то все эллинские народы и, по крайней мере, многие цари, если не все, были бы привлечены на его сторону. Но он предпочел совершенно иной путь, и поэтому только очень немногие из эллинов поддались искушению начать военные действия (Полибий: 28; 9). Эпироты первыми перешли на сторону македонцев. Еще важнее для Персея было заручиться поддержкой иллирийцев, так как лишь через их земли римляне могли вторгнуться в Македонию. В 169 г. до Р.Х. царь выступил походом в Иллирию и после упорной осады взял Уска-ну. Находившийся здесь римский гарнизон сдался. Многие иллирийские крепости, и в их числе хорошо укрепленный Драудак, передались царю без боя, но Ознею Персей смог захватить лишь после правильной осады. Вернувшись после удачной экспедиции, Персей выступил в Акар-нанию против Страта. Стояла зима, на перевалах лежал глубокий снег, но македонцы, хотя и с большим трудом, все же добрались до города. Местная знать обещала передать Страт в руки Персея, однако легат Попилий с тысячью римлян вошел в город раньше, после чего настроение горожан резко переменилось. А так как осаждать такую сильную крепость до начала лета не было никакой возможности, Персею пришлось отступить обратно в свою страну (Ливий: 43; 18, 19, 21, 22). С наступлением весны консул Квинт Марций внезапно вторгся в Македонию через горные проходы мимо Аскуридского озера. Персею сообщили об этом, когда он был в купальне в Дие. Рассказывают, что в испуге царь выскочил из ванной и бросился вон, крича: "Разбит без битвы!" И тотчас пошли чередой трусливые решения и приказания; так с перепугу он отправил двух своих друзей: одного в Пеллу -- бросить в море хранившуюся в Факе казну, другого в Фессалонику -- сжечь корабли. Полководцев, защищавших горные проходы, он отозвал к себе, открыв, таким образом, свободный путь для врага. После этого царь прихватил в Дие золоченые статуи, чтобы те не достались врагу, и погнал местное население в Пидну. Если действия консула до той поры могли выглядеть безрассудными, ибо зашел он туда, откуда выйти не смог бы, решись неприятель ему воспрепятствовать, то теперь благодаря Персею такая опрометчивость обернулась отвагой. И действительно: римляне могли выйти отсюда лишь двумя путями -- через Темпейскую долину в Фессалию или, минуя Дий, в Македонию, однако и тут и там стояли царские отряды. И если бы царь не дрогнул при первых же признаках опасности и стойко защищался бы, то оба пути были бы отрезаны. Но страх ослепил его, и Персей бежал в Пидну. Когда вскоре стало известно, что римляне, испытывая большой недостаток в продовольствии, отошли к Филе, Персей возвратился в Дий. Оправившись, наконец, от страха, он более всего желал теперь, чтобы остались без последствий его распоряжения, отданные в испуге. К счастью, корабли еще не успели сжечь, казну же в Факе, как и было приказано, побросали в море. Но промах этот легко исправили -- ныряльщики достали почти все. Персей так стыдился своего страха, что велел тайно умертвить сперва ныряльщиков, а потом и своих друзей, Андроника и Никия, чтобы не оставить свидетелей столь безумного приказания (Ливий: 44; 4, 6, 10). Вообще, с этого времени заметно стало, что Персей сильно переменился и сделался жестоким и равнодушным ко всем окружающим. В его суждениях не осталось ничего ни здравого, ни разумного, проницательность и смелость также покинули его. Зато всем заметны стали его трусость, быстрая переменчивость в решениях и ужасающая скаредность. Именно жадность царя погубила окончательно Македонское царство. Как уже говорилось, македонцам важен был союз с иллирийцами. И вот Гентий, царь иллирийского племени лабеатов, заключил с Персеем союз за триста талантов. Получив небольшую часть этих денег, Гентий напал на подчиненную римлянам Иллирию и заключил в оковы римских послов. Узнав об этом, Персей не отправил ему остальных денег, считая, что Гентий уже и сам по себе сделался врагом римлян. В то же время Персей послал к галлам, жившим за Истром, и предложил им союз, а также стал испытывать пергамского царя Эвме-на, предлагая ему деньги, если тот перейдет на его сторону или прекратит войну миром. Перейти на его сторону Эвмен отказался, а за посредничество при заключении мира запросил тысячу пятьсот талантов Персей, смущенный этой суммой, стал говорить о том, что выплатит деньги лишь после заключения мира. В результате переговоры так и не увенчались успехом (Аппиан: 9; 16, 18). И с галлами у него ничего не получилось по той же причине. Договор с ними был такой: по прибытии каждый конный получает десять золотых, пеший -- пять, а вождь -- тысячу. Персей привез только дары военачальникам, а золота лишь самую малость, чтобы раздать немногим. Он думал завлечь толпу пустыми посулами, но галлы отказались вступать в Македонию, не получив обещанного. Поскольку Персей изворачивался и тянул время, отказываясь платить согласно уговору, они так и ушли, ничего не сделав (Ливий: 44; 26). В 168 г. до Р.Х. римское войско возглавил консул Эмилий Павел. К этому времени обе армии уже долгое время стояли друг против друга, не вступая в сражение. Персей расположил свой лагерь на берегу моря у подножия Олимпа, в местности совершенно неприступной, а к тому же еще и укрепленной им отовсюду валами и частоколами, и чувствовал себя в полной безопасности, рассчитывая, что время и расходы истощат силы Эмилия. Несколько дней Эмилий пребывал в бездействии, изучая окружающую местность- Наконец он узнал, что остается еще один неохраняемый проход в Македонию -- через Перребию, близ Пифия и Петры. Он немедленно послал туда большой отряд, который успешно преодолел кручи и вышел в тыл македонцам. Утром перебежчик сообщил Персею, что римляне его обходят. Персей выслал им навстречу десятитысячный отряд, но тот был разбит. После этой неудачи Персей, объятый ужасом, разом лишился всякой надежды и поспешно двинулся назад. И все же он видел себя перед необходимостью сделать выбор: либо остановиться у Пидны и попытать счастья в бою, либо разделить свои силы и ждать неприятеля у стен нескольких городов одновременно. Но численное превосходство по-прежнему было на его стороне. И вот, разбив лагерь, он стал готовиться к сражению. Рядом была и равнина, что благоприятствовало передвижениям фаланги, и тянущиеся непрерывной чередой холмы, за которыми легковооруженные пехотинцы могли укрыться или совершить неожиданный для врага поворот. Консул вслед за македонцами также подошел к Пидне и построил укрепленный лагерь. На другой день, уже под вечер, сражение началось с того, что фракийцы Персея напали на римский обоз с сеном. Завязался бой. С обеих сторон стали подходить значительные подкрепления, и сражение закипело. Первый удар фаланги был страшен. Пелигны, пытавшиеся атаковать ее в лоб, понесли жестокие потери. Одни пытались мечами отбиться от сарисс, или пригнуть их к земле щитами, или отогнуть в сторону, схватив голыми руками. Но ни щиты, ни панцири не могли защитить от ударов сарисс. Таким образом, первые ряды бойцов были истреблены, а стоящие за ними подались назад и отступили к горе Олокр. Здесь местность была неровной, и в македонской фаланге появились многочисленные разрывы и бреши. Заметив это, консул поспешно подъехал в передние ряды и, разъединив когорты, приказал своим вклиниться в пустые промежутки неприятельского строя и вести бой не против всей фаланги, а против отдельных ее частей (Плутарх: "Эмилий Павел"; 15--20). Одновременно Эмилий бросил конницу союзников и слонов на правый фланг македонцев. Отсюда и началось отступление армии Персея. Вслед за тем поддался и левый фланг под натиском латинов, а посередине фаланга рассыпалась под ударом римских когорт. Главная причина поражения была очевидна -- битва рассредоточилась: сражались повсюду, но порознь, и фаланга распалась. Ее неодолимая сила заключалась в плотном и ощетиненном копьями строе, а если нападать тут и там, вынуждая воинов поворачивать свои копья -- длинные и тяжелые, а потому малоподвижные, -- то в ней начинается замешательство, и если фалангу сильно тревожить с боков или с тыла, то все разваливается. Персей бежал одним из первых. Прямо от Пидны он со священным отрядом конников устремился в Пеллу. За ним последовал Котис и конница одрисов. Вообще, конница успела ускользнуть, отделавшись минимальными потерями. Но фаланга, прижатая к морю, была истреблена почти поголовно. Двадцать тысяч было убито, еще пять тысяч взято в плен. Здесь пал цвет македонской молодежи, и вместе с ней навсегда умерла слава Македонии (Ливий: 44; 41). Тем временем Персей поспешно отходил к Пелле. Поначалу его сопровождали вся конница и двор. Но когда всадников настигли пехотинцы и стали осыпать их бранью, обвиняя в трусости и измене, стаскивать с коней и избивать, царь испугался, свернул с дороги и, желая остаться незамеченным, снял багряницу и положил ее перед собой на седло, а диадему взял в руки. В конце концов, он даже сошел с коня и повел его в поводу -- чтобы легче было беседовать с друзьями. Но, пользуясь темнотой, те один за другим разбежались, страшась не римлян, а крутого нрава Персея: ожесточенный несчастьем, он только искал, на кого бы свалить вину за поражение. Прибыв ночью в Пеллу, он встретился с казначеями Эвктом и Эв-леем, и те своими укорами, сожалениями, а также несвоевременно откровенными советами до того разозлили царя, что он выхватил короткий меч и заколол их обоих. Из друзей с ним осталось только трое, а из всего войска -- лишь отряд критян. С ними Персей добрался до Амфиполя, а затем до Галепса и отплыл на Самофракию. Здесь он укрылся в храме, как молящий об убежище. Вскоре к Са-мофракии подошел римский флот под командованием Гнея Октавия. Не нарушая неприкосновенности убежища, римляне постарались перекрыть все выходы, чтобы царь не смог от них ускользнуть. Тем не менее Персей сумел тайно уговорить одного критянина, взять его на борт вместе с семьей и со всеми сокровищами. Критянин принял на борт корабля деньги и бежал, бросив Персея. Вслед за тем также коварно обманул Персея его бывший возлюбленный Ион. Царь поручил ему своих сыновей, а он передал их в руки Октавия. Сломленный столькими несчастьями, Персей вступил в переговоры с Октавием и сдался ему. Когда пленника доставили к консулу, Эмилий отнесся к нему благожелательно и с большим сочувствием. Но ближе познакомившись с низложенным царем и узнав, что он за человек, консул не скрывал уже своего презрения. Персей просил, чтобы его избавили от унизительного участия в триумфальной процессии. На это Эмилий ответил: "В чем же дело? Это и прежде зависело от него, да и теперь ни от кого иного не зависит -- стоит ему только пожелать!" Персей сделал вид, что не понимает намека, и малодушно предпочел позор добровольному уходу из жизни. Последние годы Персея прошли в тяжелом заключении в римской тюрьме. Стражники почему-то невзлюбили царя и обращались с ним очень сурово. Не находя способа досадить узнику, они не давали ему спать. Стоило ему забыться хотя бы на миг, как его тотчас будили и с помощью всевозможных хитростей и выдумок заставляли бодрствовать, пока, изнуренный вконец, он не испустил дух. Умерли и двое его детей. Третий, Александр, выучился латинскому языку и грамоте и служил писцом у должностных лиц, считаясь прекрасным знатоком своего дела. Таков был конец Македонского царского дома (164 г. до Р.Х ) (Плутарх: "Эмилий Павел"; 23, 26, 34, 37). ПЕРТИНАКС, Публий Гельвий Римский император в янв. -- марте 193 г. Род. 1 авг. 126 г. Умер 28 марта 193 г. Отцом Пертинакса был вольноотпущенник Гельвий Сукцесс, который, как передают, дал сыну имя Пертинакса ("Упорного") в ознаменование того, что сам он непрерывно и упорно занимался торговлей шерстью. Пертинакс родился в Апеннине, в имении матери. Выучившись грамоте и счету, мальчик был отдан на обучение греческому грамматику, а затем Сульпицию Алоллонарию, после которого Пертинакс сам стал преподавать грамматику. Но так как это занятие не давало ему достаточного заработка, он при содействии консуляра Лоллиана Авита, который был патроном его отца, стал домогаться должности центуриона. Затем в правление императора Антонина Пия он отправился в Сирию в качестве начальника когорты. Выслужившись благодаря своему рвению во время Парфянской войны 162--166 гг., он был переведен в Британию, где и пробыл долгое время. После этого он командовал конным отрядом в Мезии. Затем он ведал распределением продовольствия по Эмилиевой дороге и командовал германским флотом. Из Германии он был переброшен в Дакию с жалованием в 200 000 сестерциев, но по чьим-то проискам вызвал подозрение у императора Марка Аврелия и был отстранен. Позже, однако, он опять был принят на службу при содействии зятя Марка Клавдия Помпеяна в качестве его будущего помощника по командованию воинскими частями. Заслужив одобрение в этой должности, он был зачислен в сенат. Затем, после новых его успехов, была раскрыта интрига, которая плелась против него, а император Марк Аврелий, чтобы вознаградить Пертинакса за нанесенную обиду, дал ему звание большого претора и поставил во главе первого легиона. Тотчас же вслед за этим Пертинакс отстоял от врагов Ретийские области и Но-рик. За проявленное здесь выдающееся рвение он, благодаря стараниям императора Марка, был намечен в консулы. После подавления волнений 175 г., вызванных Кассием, Пертинакс из Сирии отправился для охраны Дуная, получил в управление обе Мезии, а вскоре затем -- Дакию. Позже он был назначен управлять Сирией. До этого времени Пертинакс действовал бескорыстно, но после смерти Марка Аврелия в 180 г. он пристрастился к деньгам и по истечении своих полномочий вернулся в Рим очень богатым человеком. Тогда он впервые вступил в сенат, который до тех пор еще не разу не посещал. Но вскоре он навлек на себя неудовольствие всесильного временщика Перенниса, который заправлял всеми делами при молодом Коммоде. Пертинакс получил повеление удалиться в свое имение и три года прожил в Лигурии. Когда Переннис был казнен, Коммод вернул Пертинаксу свое расположение и отправил его управлять Британией. Здесь ему пришлось подавлять мятежи солдат, которые -- стоило ему только этого пожелать -- и его самого готовы были провозгласить императором. Жизнь его в это время подвергалась величайшей опасности, и в конце концов он попросил Коммода отозвать его из Британии, потому что легионы были настроены по отношению к нему враждебно за то, что он отстаивает дисциплину. Из Британии он поехал проконсулом в Африку. Здесь ему также пришлось подавлять несколько мятежей. Заслужив на всех своих постах славу человека дельного и способного, Пертинакс был назначен префектом Рима. Немало потрудившись и заслужив новые похвалы от Коммода, он был выдвинут им на второе консульство (Капитолии: "Гельвий Пертинакс"; 1--4). Казалось бы, Пертинакс достиг всего, чего только мог пожелать сын безродного вольноотпущенника, но судьба вознесла его еще выше после того, как в конце декабря 192 г. префект претория Лет и спальник Эклект составили заговор и убили Коммода. Заговорщики стали решать, кому можно передать власть, и договорились выбрать в императоры какого-нибудь воздержанного старца, чтобы и им самим спастись от преследования, и всем гражданам отдохнуть от необузданной тирании. Рассуждая между собой, Лет и Эклект нашли, что Пертинакс более других отвечает их требованиям, поскольку он воздержан, опытен в государственных делах и пользуется популярностью в войсках. Оба в сопровождении воинов немедленно отправились к нему домой. Была глубокая ночь, и Пертинакс принял их, лежа в постели. Увидев Лета, он подумал, что тот послан Коммодом казнить его. Позже он признавался, что уже давно опасался за свою жизнь, хотя и не знал за собой никакой другой вины, кроме той, что был последним из друзей Марка Аврелия, оставшимся в живых; все остальные были уже казнены Коммодом. Префекту претория не сразу удалось убедить его в том, что никакой угрозы для его жизни нет и что Коммод умер. Затем они сообщили о цели их прихода После некоторого колебания Пертинакс согласился принять императорскую власть. Лет немедленно отправился в преторианский лагерь и объявил о смерти Коммода от апоплексического удара. Весть эта быстро распространилась по столице и была принята народом и сенатом с величайшим ликованием. Толпы народа сбежались к преторианскому лагерю для того, чтобы поддержать Пертинакса. Окруженные со всех сторон солдаты, хотя и с большой неохотой, присоединились к общим крикам и провозгласили Пертинакса императором. Но он отказался принять это звание до тех пор, пока его не утвердит сенат. Поэтому он отправился в курию как частный человек и предложил передать власть самому достойному из сенаторов, точно так же, как она была вручена Нерве после убийства Домициана. Однако сенаторы единогласно провозгласили его Августом, императором, отцом отечества и даровали ему все почести, положенные принцепсу. Принеся положенные жертвы, Пертинакс после этого вступил в Пала-тинский дворец в качестве всеми признанного императора. Правил он скорее как ласковый начальник и отец, а не как государь. Всякому он разрешил занимать столько пустующих земель, сколько он может обработать. Возделывающим землю он даровал освобождение от всех податей на десять лет и навеки беспрепятственное владение ею. Отменив все пошлины, придуманные раньше при тирании с целью получать обильные средства, он установил прежние свободные порядки. Он был таким скромным и так любил равенство, что даже своего сына, бывшего уже в юношеском возрасте, не ввел в императорский дворец; тот остался в отеческом доме и посещал обыкновенные школы и гимнасии для частных лиц, воспитывался и делал все наравне с остальными, нигде не выставляя на показ императорского тщеславия или пышности. Да и сам Пер-тинакс хотел оставаться в глазах других таким, каким он был раньше (Геродиан: 2; 1--5). Все эти меры снискали Пертинаксу любовь и уважение всех достойных граждан. Но воины-преторианцы с самого начала невзлюбили нового императора и в дальнейшем повиновались ему с большой неохотой. Они с вожделением вспоминали о тех вольностях, что позволял им Коммод, покрывавший многие их беззакония, и страшились суровости Пертинакса, имевшего славу строгого военачальника (Геродиан: 2; 5). Сначала они попытались провозгласить императором сенатора Триария Ма-терна, а потом консула Фалькона. И в первый, и во второй раз сами претенденты, кажется, ничего не знали о намерении заговорщиков. Пертинакс простил их обоих, но казнил зачинщиков беспорядков. Этой расправой он еще больше раздражил солдат. И вот 28 марта 300 вооруженных воинов, построившись клином, ворвались в императорский дворец. Пертинакс вышел к ним и успокоил длинной и убедительной речью. Солдаты уже готовы были разойтись, но некий Таузий метнул в грудь императору копье. Тогда, молясь Юпитеру, Пертинакс закрыл голову тогой и был добит остальными. Воины насадили его голову на пику и понесли ее через весь город в лагерь. Всего Пертинакс пробыл императором чуть больше восьмидесяти дней, и кончина его была столь же стремительна и внезапна, как само возвышение. Говорят, что такая судьба была предсказана Пертинак-су в самый день его рождения: в час, когда будущий император появился на свет, жеребенок неведомо как забрался на крышу и, недолго там пробыв, свалился на землю и околел (Капитолии: "Гельвий Пертинакс"; 1, 6, 10-11, 14). ПИРР I Эпирский царь из рода Пирридов, правивший в 307--302, 295--272 гг. до Р.Х. Сын Эакида. Род. а 319 г. до Р.Х. Умер 272 г. до Р.Х. Ж.: I) Антигона; 2) Авдолеона; 3) Биркенна; 4) Ланасса, дочь сицилийского царя Агафокла. Пирр принадлежал к младшей ветви Пирридов. Матерью его была Фтия, дочь фессалийца Менона, который стяжал себе славу во время Ламийской войны. Во все время своего правления Эакид поддерживал Олимпиаду и враждовал с Кассандром. Когда в 313 г. до Р.Х. восставшие молоссы изгнали Эакида и возвели на престол его брата Алкета II, а приверженцев Эакида захватили и убили, Андроклид и Ангел бежали, тайно увезя мальчика Пирра, которого уже разыскивали враги. Однако им пришлось взять с собой нескольких рабов и женщин, чтобы ухаживать за ребенком, и это настолько затруднило и замедлило бегство, что погоня уже настигала их. Тогда они передали мальчика Андроклиону, Гиппию и Неандру, юношам верным и сильным, приказав им бежать что есть духу и остановиться в македонском городе Мегары, а сами то просьбами, то силой оружия до вечера удерживали преследователей, и едва только те повернули вспять, поспешили догонять своих спутников, увозивших Пирра. Ускользнув таким образом от преследования и очутившись вне опасности, беглецы прибыли в Иллирию, к царю Главкию, и там, в доме царя, увидев его, сидевшего вместе с женой, положили ребенка на пол посреди покоя. Царь был в нерешительности. Он боялся Кассандра -- врага Эакида -- и потому долго молчал, размышляя. В это время Пирр сам подполз к нему и, схватившись ручонками за полы его плаща, приподнялся, дотянулся до колен Главкия, улыбнулся, а потом заплакал, словно проситель, со слезами умолявший о чем-то. Главкию это показалось изъявлением воли богов, и он тотчас поручил ребенка жене, приказав ей воспитывать его вместе с их собственными детьми. Спустя некоторое время враги потребовали отдать им мальчика, а Кассандр даже предлагал за него 20 талантов, но царь не выдал Пирра. Более того, когда Пирру исполнилось 12 лет, Главкий с войском явился в Эпир и вернул своему воспитаннику престол. Это случилось в 307 г. до Р.Х., когда эпироты убили Алкета II. Лицо у Пирра было царственное, но выражение его было скорее пугающее, нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга; вся верхняя челюсть состояла из одной сплошной кости, и промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками. Верили, что Пирр может доставить облегчение страдающим болезнью селезенки, стоит ему только принести в жертву белого петуха и его правой лапкой несколько раз легонько надавить на живот лежащего навзничь больного. И ни один человек, даже самый бедный и незнатный, не встречал у него отказа, если просил о таком лечении: Пирр брал петуха и приносил его в жертву, и такая просьба была для него самым приятным даром. Когда Пирру исполнилось 17 лет, он, считая, что власть его достаточно крепка, отправился за пределы своей страны, чтобы взять в жены одну из дочерей Главкия, вместе с которыми он воспитывался. Тогда молоссы снова восстали, изгнали его приверженцев, разграбили имущество и призвали на царство Неоптолема III, сына Александра I, отпрыска старшей ветви Пирридов. Пирр, утратив власть и лишившись всего своего достояния, отправился к Деметрию По-лиоркету, сыну Антигона I, женатому на его сестре Деидамии. В большой битве при Ипсе (в 301 г. до Р.Х.), где сражались все цари, Пирр, в ту пору совсем еще юный, принял участие на стороне Деметрия и отличился в этом бою, обратив противника в бегство. Когда же Де-метрий потерпел поражение, Пирр не покинул его, но сперва по его поручению охранял города Эллады, а после заключения перемирия был отправлен заложником к Птолемею I Лагу в Египет. Там, на охоте и в гимнасии, он сумел показать Птолемею свою силу и выносливость, но особенно старался угодить Беренике, так как видел, что она пользуется у царя наибольшим влиянием. Пирр умел войти в доверие к самым знатным людям, которые могли быть ему полезны, а к низким относился с презрением, жизнь вел умеренную и целомудренную, и потому среди многих юношей царского рода ему оказали предпочтение и отдали ему в жены Антигону, дочь Береники. После женитьбы Пирр стяжал себе еще более громкое имя, да и Антигона была ему хорошей женой, и поэтому он добился, чтобы его, снабдив деньгами, отправили с войском в Эпир отвоевать себе царство. Там многие были рады его приходу, ибо ненавидели Неопто-лема за его жестокое и беззаконное правление. Все же опасаясь, как бы Неоптолем не обратился за помощью к кому-нибудь из царей, Пирр прекратил военные действия и по-дружески договорился с ним о совместной власти. С течением времени нашлись люди, которые стали тайно разжигать их взаимную неприязнь и подозрения. Неоптолем стал искать случая отравить Пирра и вовлек в заговор его виночерпия. Но заговор его открылся. Пирр имел самые точные сведения о готовящемся на него покушении и предоставил все собранные улики некоторым могущественным эпиротам. Те же призвали его уничтожить Неоптолема и взять всю власть над страной в свои руки. Пирр так и поступил. Он пригласил Неоптолема на одно из празднеств и убил (в 295 г. до Р.Х.) С тех пор Пирр питал в душе много великих замыслов, однако больше всего надежд сулило ему вмешательство в дела соседей-македонян. Незадолго до этого Кассандр умер, а между его сыновьями -- Антипатром и Александром V -- началась распря. Александр обратился за помощью к Пирру. Пирр явился и потребовал в награду за союз Стимфею и Паравею, подвластные македонцам, а также Амбракию, Акарнанию и Амфилохию, принадлежавшие покоренным им народам. Когда юный Александр согласился, Пирр захватил эти обла