рнула за угол. Резина завизжала, затем последовал оглушительный грохот. - Шина лопнула! - сказал шофер такси. Он старался шутить, но голос застревал у него в горле. Иган взглянул на него. До этого он его не замечал. Таксист для него был не человек, а некая принадлежность, нужная для его бизнеса. Теперь он увидел, что это - человек, щуплый человек с худощавым, смугло-желтым лицом. Иган вытащил револьвер. Рука не слушалась. Револьвер был маленький, но он еле удерживал его. - Когда завернем за угол, - сказал он шоферу, - выключайте мотор и ложитесь на пол. По расчету Игана, шофер должен был поставить машину так, чтобы она закрыла его от тех, кто был за углом. Но машина была старомодная, и с правой стороны от шофера дверцы не было. Если бы шофер повел ее, как хотелось Игану, он бы оказался весь на виду. Нельзя же было требовать, чтобы он подставил себя под пули, предназначенные Игану. Нет, этого никто требовать не мог. Шофер такси завернул за угол, зажмурив глаза. Не успел он нажать на тормоз, как Иган выхватил у него руль, повернул машину и поставил ее почти поперек улицы, так что ее правая сторона оказалась обращенной к месту происшествия, а его прикрывал кузов. Иган, не сходя с подножки, припал на одно колено. Шофер, все еще с зажмуренными глазами, выскочил из-за руля. Он сильно ударился головой о счетчик и упал. Лицо его покрылось лихорадочными пятнами. Он лежал съежившись в своей крохотной кабине и, не открывая глаз, потирал рукой расшибленную голову. Он лежал на самом виду. Если бы по ним открыли стрельбу, его убили бы первым. Но стрельбы не было. Минуту спустя Иган высунул голову из-за капота мотора. Машина, за которой он гнался, сделав, по-видимому, слишком крутой разворот, столкнулась с ехавшим навстречу мусоровозом. Это произошло так молниеносно, что трое рабочих, не успев опомниться, все еще неподвижно сидели в кабине и изумленно глядели на машину, налетевшую на них так неожиданно. По тротуару, закинув голову и неуклюже перебирая ногами, бежал мужчина в рубашке с засученными рукавами. - Держи его, держи! - закричал Иган. Услышав этот крик, из машины медленно выполз человек, сделал несколько шагов и повис на переднем крыле. Он вцепился в крыло обеими руками и тупо глядел, как густые капли крови, стекая с его липа, падали и обдавали брызгами кузов машины. Третий, вскоре скончавшийся, осел мешком на шоферском месте. Этот был без сознания. Он напоролся на сломанный руль. На заднем сиденье была навалена груда меховых шкурок с пломбами, о похищении которых недавно стало известно. Теперь Иган действовал очень расторопно. Он бросил раненого в машину и прикрутил его вместе с потерявшим сознание человеком к обломку руля. Затем он помчался вслед убегавшему бандиту. Тем временем собралась большая толпа. Она расступалась, давая ему дорогу. - А ну-ка, поднажми, Шерлок! - крикнул ему кто-то. Иган снова принялся свистеть. Он бежал мерным шагом и свистел, размахивая револьвером, который держал в свободной руке. Лишь много спустя он вспомнил, что забыл снять его с предохранителя. Когда он вспомнил об этом уже дома, вечером, сердце у него замерло. Пробежав несколько сот шагов, Иган нагнал беглеца. Парень с перепугу наскочил на зазевавшегося прохожего и был сбит с ног. Иган подоспел как раз вовремя, чтобы отнять его у толпы, которая топтала его и избивала, как последнюю собаку. За проявленный героизм начальник Управления самолично произвел Игана в сыщики третьего разряда. - Это тебе, милая моя, просто повезло, - сказал Иган жене, - что муж твой получил повышение, а не пулю в лоб. Повышение принесло ему несколько лишних долларов. До сих пор неудачи отравляли существование Игана. Но удача тоже таила в себе отраву. Теперь Иган боялся, что жена промотает всю прибавку, а когда его разжалуют, он очутится в долгах. В том, что ему недолго оставаться сыщиком, он нисколько не сомневался. - Я случайно наткнулся на это дело, - объяснял он ей. - Если бы я знал, чем это грозит, ей-богу, никогда бы не полез. Можешь не сомневаться. Удрал бы куда-нибудь подальше. Жена Игана была почти такая же рослая, как и он, такая же крупная, медлительная, седая и краснощекая. - А ведь было время, когда я думала, что ты не такой трус, как можешь показаться с первого взгляда, - сказала она. Она задумчиво на него поглядела, глаза ее ласково затеплились, и она улыбнулась. - Как по-твоему, каково мне было видеть, что муж у меня такой честолюбивый дурень? Он не знал, как отнестись к этому замечанию. При первых ее словах он расправил плечи и выпятил грудь колесом. Наверное, думал он, остальное она добавила просто для того, чтобы меня унизить. Вот язва, не может, чтобы не поддеть! "А тебе, видно, хочется, чтобы муж у тебя был мокрой курицей?" - чуть было не ляпнул он. Но вовремя спохватился и промолчал. Совсем неуместно говорить об этом сейчас, решил он, когда ему нужно внушить ей, чтобы она была бережливее с его прибавкой. Поэтому он не стал допытываться, что означает ее робкое и вместе с тем гордое замечание, и не понял его. Это добавило новую каплю яда, которая тотчас же возымела свое разрушительное действие на Игана, отравляя его отношения к жене и тем самым ее отношения к нему. - А знаешь, о чем думал твой честолюбивый дурень, когда гнался за славой и вытаскивал револьвер? Я думал: каждая пуля обходится мне в пять центов, а сколько раз я ходил пешком лишних два-три квартала, чтобы сэкономить несколько центов на какой-нибудь покупке? Сколько я колесил пешком, а тут собираюсь расходовать патроны, как воду. - Положим, я хожу подальше твоего, - возразила она. - Да и вообще, часто ли приходится тебе ходить за покупками? Ведь по лавкам хожу я каждый божий день и с каждым днем все дальше и дальше. Он со злостью подумал, что она все-таки может посидеть днем, а он изволь стоять свечкой. - И будешь ходить. Помни, что ты венчалась с постовым полисменом. Сыщиком я долго не продержусь. - Конечно, не продержишься, если с самого начала будешь так себя настраивать. - Голос ее прозвучал резко. Как ему ни было неприятно, но он заставил себя взглянуть на нее. - Ты знала, за кого идешь, - сказал он, - на горе и радость, как говорил священник. В работе сыщика больно много политики, а я вовсе не политик, я обыкновенный постовой. - Ну, зачем ты так говоришь, - беспомощно пробормотала она. - Я говорю то, что есть, а ты будь любезна трать деньги аккуратно, как и прежде. В руке у него дымилась сигара. Он купил ее под впечатлением свалившегося на него богатства. Теперь он взглянул на сигару неодобрительно. - Это, чтобы отпраздновать мое избавление от смерти, - заметил он, - а если и ты хочешь ради праздничка купить сигару, пожалуйста. И на этом точка. - Сигару! Другого не придумал! Так я и знала, что ты предложишь мне сигару или, еще лучше, половую щетку, чтобы наподдать тебе, куда следует. Итак, Игану было о чем поразмыслить после того, как он получил поручение от своего начальника, капитана Фоггарти. Глядя на экран в кино на Сорок второй улице и сидя за кофе в кафетерии, Иган размышлял. Однако это была пустая трата времени. Он знал свое решение наперед: разжалование - не такая уж беда. Если на то пошло, правильно говорит пословица - всяк сверчок знай свой шесток. Но за размышлениями как-то незаметнее проходило время. Ему не хотелось спешить. Если он закончит расследование сегодня, налет состоится на другой день, это значит в субботу; тогда составлением акта и прочей писаниной придется заниматься в воскресенье, в свободный день, или, во всяком случае, портить себе субботний вечер. А этот вечер был лучшим праздником для Игана. Было уже начало второго, когда Иган добрался наконец до Эджком авеню. Указанный в адресе дом ничем не отличался от десятка других домов, стоявших в одном ряду с ним. Две ступеньки вели в вестибюль, а поднявшись еще на четыре, вы попадали в широкий коридор, вдоль которого шли обитые корявой жестью и выкрашенные в коричневый цвет двери. Тусклый дневной свет лежал на каменном полу и, постепенно сгущаясь, переходил в пелену мрака под потолком. В конце коридора виднелась лестница, которая круто заворачивала и терялась в темноте. Идя по улице, отлого подымавшейся в гору, Иган делал вид, что прогуливается. Все дома были жилые, и только на обоих концах улицы было по магазину. Он полагал, что, неторопливо прохаживаясь, он меньше обратит на себя внимание. Ему хотелось походить на человека, прогуливающегося на досуге, но маскировка оказалась неудачной. Когда мужчина богатырского сложения, одетый подобно Игану, бесцельно прогуливается по улице, это вызывает всеобщее удивление. Негритянские ребятишки перекидывались мячом или возились на ступеньках подъездов. Взрослые негры сидели в машинах, остановившихся у тротуара, или стояли, прислонясь к ним спиной. Полногрудая женщина, так сильно затянутая в корсет, что ее ноги, болтавшиеся как у куклы, еле несли прямое негнущееся туловище, прошла мимо, тяжело дыша раздутыми ноздрями. Все как-то странно поглядывали на Игана. Но он решил, что на любого белого, появившегося здесь, негры глядели бы приблизительно так же, как смотрят на сборщика квартирной платы. И он упорно продолжал свою прогулку, мерно покачивая головой в такт собственным шагам. День был серый. Серая пелена спускалась с серого неба, и серый свет слабо и словно нехотя просачивался сквозь нее, как дождь. Тощие деревца тянулись вдоль пологого склона. Искривленные ветви придавали им сходство с шеренгой тщедушных рахитичных детей, у которых остались лишь кожа да кости. Иган чувствовал их тоску и одиночество и, чтобы рассеяться, вообразил, будто его облепили ребятишки. "Посмотрите-ка, - говорил он им мысленно, - эти деревья только и годятся, что на зубочистки". Он вспомнил о собственных детях, разбросанных в эту минуту по всему городу: вот дочь и младший сынишка, пообедав, возвращаются в начальную школу, а двое мальчиков постарше не успевают прийти домой пообедать из своей школы. А так как ему самому взгрустнулось, он представил себе их жизнерадостными и смеющимися. Потом он подумал, что им, бедным, придется расплачиваться за то, что Фоггарти, которого они в глаза не видели, и Миллетти, о котором они даже никогда и не слышали, грызутся друг с другом из-за повышения, а Холл, о котором они читали в газетах и слышали по радио, честолюбив и упорен в своем бизнесе. Но дети, которые в воображении Игана висли на нем, были совсем маленькие: "А деревья эти годятся только на зубочистки, - продолжал он мысленно, - потому что они капризничали, не хотели кушать кашу. Если бы они кушали кашу, у них были бы листочки, и ветки у них были бы толстые-претолстые, а не торчали бы, как палочки". Так, разговаривая сам с собой, он благополучно дошел до угла. Теперь перед ним встал вопрос, как повернуть назад, не возбуждая подозрений. Беседа с детьми закончилась; он огляделся вокруг, заметил на противоположной стороне закусочную и зашел туда. Комната была полна пара, даже запахи и те, казалось, превращались в пар. Посетителей было немного. За стойкой стоял буфетчик-белый; Иган спросил папирос, и тот, подавая ему пачку, проговорил: - Из Центра будете? Иган был огорошен, но не подал вида и продолжал обстоятельно пересчитывать сдачу. - Из какого центра? - спросил он. Он не понимал, что напускное спокойствие выдает его с головой. - У меня приятель работает в Центре, - сказал буфетчик. - Я думал, что вы его, может быть, знаете. - Но, послушайте, ведь в Центре работает шесть миллионов человек, а вы спрашиваете, не знаю ли я вашего приятеля. - Я имею в виду Главное управление. Разве вы не из полиции? - Я? Ну нет, братец, не туда попал! - Иган нервно рассмеялся. - Я просто честный гражданин, может быть, вам поэтому так и показалось. - Ему понравился собственный ответ. В дверях он обернулся и гаркнул: - Просто честный гражданин, и все. - Ну, значит, не из фараонов, - заключил буфетчик. Когда Иган вышел на сумрачную, неприютную улицу, то снова призадумался. Вокруг не было ничего такого, что помогло бы ему скрыть свою профессию. Пс Эджком авеню проходила автобусная линия. Он решил, что самой лучшей маскировкой будет прикинуться контролером или ревизором автобусной компании. "Если у меня на роже написано, что я сыщик, - сказал он себе, - так уже лучше всего изобразить из себя сыщика частной компании". Он остановился на перекрестке, на самом виду, посматривая то вверх, то вниз по улице. Но чаще он поглядывал вниз, туда, где стоял дом, в котором помещался банк. Когда проходил автобус, он что-то отмечал в своей записной книжке. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как проезжавшие мимо водители и кондукторы, взглянув на него украдкой, сразу выпрямлялись и начинали усердствовать. "Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, ребятки, - покрикивал он мысленно, - Бернард Фрэнсис Иган вас подхлестывает". Вскоре после того как Иган занял свой пост, в дом, за которым он следил, вошел Мюррей, неся в руках черную металлическую коробку с завтраком. Коробка с завтраком и выдала его. Без нее он мог бы сойти за агента какой-нибудь фирмы или сборщика квартирной платы. "Вот один из них", - решил Иган. Вслед за Мюрреем появилась Делила и одна из сборщиц-испанок, которая несла коричневые пакетики с фруктами и сэндвичами. "Ну, это будет одно удовольствие, - подумал Иган, - преступники, вместо воровского инструмента, запаслись завтраками". Красота Делилы раздражала его, она казалась ему дерзостью. Одета Делила была скромно и со вкусом, в серое и коричневое, и если бы не чудесный, золотисто-кофейный цвет кожи, ничем бы не отличалась от тех женщин, перед которыми Иган всегда благоговел. Будь у нее белая кожа, она казалась бы ему "первым сортом". Спутница Делилы что-то рассказывала, и Делила слушала ее, полуоткрыв рот. Входя в подъезд, Делила вскрикнула: - Но это же невообразимо! - Ее негромкий, нежный голосок прозвучал по тихой улице, как музыка. "Тоже из себя что-то корчит, - возмутился Иган. - "Неваабазимо". Ее интеллигентный вид также казался ему дерзостью. "Неваабазимо! Неваабазимо!" - кипел он. - "Ваабазите, как Неваабазимо, эх, ты, воображала!" Враждебность Игана к Делиле не была врожденной. Если на то пошло, он даже любил кофейный цвет кожи. Тем не менее эта враждебность, из-за сложного комплекса чувств, воспитанных в нем обществом, в котором он работал, стала почти инстинктивной и никогда не вызывала в нем никаких сомнений. Подъехал автобус, и он записал в своей книжке: "Особа женского пола, низенькая, толстая, в сопровождении негритянки высокого роста, цвета мокко, ваабазите!" Водитель автобуса выпрямился. Кондуктор застыл на подножке. Иган вычеркнул "ваабазите", написал "шлюха" и ухмыльнулся. Когда Иган поднял голову, то увидел в нескольких шагах от подозрительного дома Бауера, таращившего на него глаза. Бауер словно окаменел. Иган не успел составить о нем мнения. Едва он взглянул на него, как позади себя услышал быстро приближающиеся шаги, и обернулся. Низенькая, тучная, совсем черная негритянка мчалась к нему со всех ног. - Вы автобусная компания, мистер? - спросила она еще на ходу. - Правда? Иган чуть не расхохотался. До чего она боялась его упустить. Она остановилась перед ним, и ему показалось, что сразу стало тихо, словно ветер улегся. - Да, мэм, - ответил Иган, - не сомневайтесь. Вам, что, желательно купить автобус? - Ничего нет смешного. - Она тряхнула головой. Глаза ее так налились кровью, что их трудно было отличить от кожи. - Я имею важную жалобу, и нечего тут смеяться. Иган уголком глаза заметил, что Бауер все еще стоит на прежнем месте и напряженно прислушивается к разговору. - Я вовсе не смеюсь, - сказал он. - Мои деньги не хуже других. Мои деньги такого же цвета, как ваши. - Совершенно справедливо, мэм. Вы на это и жалуетесь? - Если вы автобусная компания, зачем вы со мной так говорите, смеетесь и нахальничаете? Я ничего такого не сделала, чтобы надо мной смеяться только потому, что вы очень белый. Бауер нерешительно приближался к ним. - Я не смеюсь, сестричка, - сказал Иган. - Я бы рад выслушать вашу претензию, но пока от вас ничего не слышу. В чем дело? Я вас слушаю. У нас так заведено: прислушиваться к жалобам, а потом исправлять все, что плохо. Женщина вдруг оробела. - У меня болят ноги, - сказала она. - Я всегда езжу на автобусе. Даже когда пройти всего два шага, плачу десять центов. Я хорошая пассажирка автобуса. Бауер подошел вплотную. Вобрав голову в плечи, скосив глаза и дрожа всем телом, он напряженно прислушивался. - Что вам нужно? - спросил его Иган. - Вы от автобусной компании? - Бауер говорил тонким, срывающимся голосом. - Именно, - отрезал Иган. - Что вам нужно? - Кому... мне? - Лицо Бауера задергалось от резкого окрика Игана. - Мне? Я тоже пользуюсь автобусом каждый день, два раза в день, а обслуживание... Вот об этом я и хотел вам сказать. - Станьте в очередь. Вот за этой дамой, она пришла первая. Скажете после нее. - Иган повернулся к женщине с любезной улыбкой. - Я живу тут рядом, за углом, - начала она. - Вон где я живу, - и она показала пальцем. - Когда я уезжаю из дому, мне неважно, где остановка. Тут под гору. Я и под гору не могу ходить, как все, но все-таки это не то, что в гору. Но когда я еду обратно, мне почти всю дорогу до дому нужно идти в гору, а я не могу, у меня ноги болят. Разве это справедливо, мистер, я плачу десять центов, еду всего два квартала, а потом должна идти целый квартал пешком, да еще в гору. Это несправедливо. Иган смотрел на нее с сочувствием. Этой негритянки ему бояться нечего, это не то, что Делила. Эта необразованная. Она не пыталась сбросить с себя бремя белого человека, она позволила ему раздавить себя. - Видите, где автобус останавливается, когда едет назад, вон на том углу. - Она показала пальцем под гору, и Иган с Бауером посмотрели в ту сторону. - Видите? Я должна пройти целый квартал вверх. А мои ноги? А если я проеду дальше, остановка вон там, на горе. - Она снова показала пальцем, и снова мужчины посмотрели в ту сторону. - Тогда мне идти под гору, но это почти два квартала, а я не могу так далеко ходить, у меня ноги болят. - Как я вас понимаю, мэм, - сказал Иган, - вы хотите, чтобы мы перенесли остановку? - Ну, да. Я говорила водителю, почему он не может остановиться на этом углу, а не на том, чтобы мне с моими ногами не ходить в гору. Я говорила ему, у меня ноги болят, мне и стоять-то трудно, не то что ходить. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? Знаете? "Струкция" - говорит. Только и всего. Тогда я ему говорю - почему он не может остановить и тут и там? Пусть делает остановку, как всегда, а потом на углу, где я живу. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? "Струкция". - Она взглянула на Игана и сердито замотала головой, - "Струкция", говорит, нельзя останавливаться, где нет остановки. Какое он имеет право так говорить? Только потому, что я чернее его? - Вы напрасно так думаете, мэм, - сказал Иган. Он знал, что если бы больная была белая женщина, водитель наверняка бы остановил автобус у ее дома. - Есть инструкции, которым он должен следовать, а иначе его уволят. Существует Управление коммунальных услуг. Оно указывает, где надо останавливаться, а где нет. Все тщательно продумано по всей линии для общего удобства, даже для тех, кто не пользуется автобусом. Словом, с учетом всего движения. Поверьте, мэм, вам куда легче переменить квартиру, чем передвинуть автобусную остановку. - Нам нельзя переезжать. Дом принадлежит хозяину, где муж работает. Хозяин рассердится, если мы съедем с квартиры. Неужто вам так трудно снять дощечку "Остановка автобуса" и повесить ее тут? Уж если так трудно, муж сам сделает, когда придет с работы, а вы будете только сидеть и смотреть. - Вы думаете, что все дело в дощечке? - Иган рассмеялся. - Управление коммунальных услуг... - Мои деньги такого же цвета, как ваши. Я хорошая пассажирка. Всегда езжу на автобусе, пусть даже ходу всего два квартала, и всегда плачу свои десять центов. - Знаете, что мы сделаем? - сказал Иган. - Я для вас, так и быть, постараюсь, раз вы такая хорошая пассажирка. Я все сделаю, что смогу, но обещать не обещаю. Вы дайте мне ваш адрес и фамилию, и я поставлю вопрос перед Управлением коммунальных услуг, а они уже вас известят, что можно будет сделать. Он записал ее адрес и фамилию в книжку и повернулся к Бауеру. - Ну, а теперь чем я вам могу быть полезен? - спросил он. - А, черт! - Бауер с ожесточением махнул рукой. - Что к вам обращайся, что в муниципалитет, говори, не говори, все равно толку от крупных компаний не добьешься! - Вы так думаете? - Не думаю, а уверен. - Ишь ты, молодой, а как разговаривает. - Иган с удивлением заметил, что Бауер действительно молод. Ему, вероятно, было не больше тридцати лет. Но на первый взгляд он казался намного старше. - А-а, черт! - Бауер снова махнул рукой. - Все это ни к чему, - сказал он, быстро зашагал прочь и вошел в дом, где помещался банк. - Он верно говорит, - сказала женщина. - Верно, верно. - Покачивая головой и что-то бормоча себе под нос, она медленно пошла к своему дому. За следующие полчаса в дом, где помещался банк, вошло несколько человек, но насчет этих Иган уже не был так уверен. Он не сомневался лишь в тех преступниках, которые появлялись с воровским инструментом под мышкой. Джуса изобличил термос. Кубинцы принесли завтрак в кожаном чемоданчике, в котором когда-то носили ноты; их Иган тоже взял на заметку, как подозрительных. К дому подкатила большая зеленая машина Лео. Эдгар с почтовой сумкой в руке выскочил из нее и быстро скрылся в подъезде. Иган понял, что служащих банка больше ждать нечего. В сумке, несомненно, были лотерейные билеты за весь день. Он посмотрел на часы. Два часа сорок минут. Для успешного налета небесполезно знать, когда лотерейщиков можно застать с поличным. Когда Эдгар уехал, Иган подождал еще минут десять и только тогда вошел в дом. Войти туда было дело довольно щекотливое, но он решил, что ему все равно ничего другого не остается, пусть люди на улице думают, что им угодно. Очутившись в вестибюле, он почувствовал себя несколько увереннее. Жемчужная полоса света убегала по кафельному полу в глубь коридора. Она была фута три высотой и постепенно темнела, словно ее сверху замазали темно-бурой краской. Чем дальше он шел по коридору, тем сильнее становился едкий кисловатый запах. Его беспокоила мысль, что люди на улице стоят и гадают, к чему ревизору автобусной компании входить в этот дом. "Начну-ка я сверху, - решил он. - Это будет вернее". Ему хотелось уйти подальше от улицы. Предстоящая работа была не из приятных. Стоять, приложив ухо к двери, на самом виду, в длинном коридоре, где укрыться негде и объяснить свое присутствие нечем, стоять и прислушиваться, не орудует ли в квартире лотерейный банк - удовольствие ниже среднего. Не мешало бы придумать какую-нибудь басню на тот случай, если его застанут. Да, кстати, как же по звуку узнать лотерейный банк, черт его возьми! Арифмометры стучат или пишущие машинки, что ли? Нет, не пишущие машинки. Кому им там письма писать? Впрочем, лотерейный банк должен звучать так, как будто в квартире полно людей, а никакой домашней работы не слышно, все равно, как в конторе. По мере того как он углублялся в коридор и люди на улице отступали все дальше и дальше, страх, побудивший его начать обход сверху, проходил. Он подумал, что все-таки лучше начать снизу. Тогда у него будет хоть какая-нибудь отговорка, если его застанут подслушивающим у двери. Он скажет, что ищет приятеля, но забыл, в какой квартире тот живет. "Как-то неудобно стучать во все двери, - слышал он собственные объяснения воображаемому человеку, заставшему его на месте преступления. - Не хотелось всех беспокоить. Я думал, что, может быть, по голосу узнаю. Не скажете ли, где он живет?" А накрывший его человек спрашивал: "Кого же, собственно, вы ищете?" Он остановился. "Правильно, - подумал он, - надо назвать его как-нибудь!" Он вернулся в вестибюль, к звонкам, выбрал фамилию среди жильцов самого верхнего этажа и, идя назад, твердил: "Саймон Легри. Человек, который мне нужен и которого я разыскиваю, - мой приятель. Саймон Легри", но, дойдя до лестницы, строго одернул себя: "Бросьте дурачиться, мистер Иган, теперь вам надо думать только о деле". Он покачал головой и улыбнулся. "А я и не дурачился", - подумал он, но мысли этой словами не выразил. Он никогда не выражал словами того, на что толкало его чувство одиночества. Потом Иган перестал даже думать. Он начал медленно, на цыпочках, подниматься по лестнице, еле сдерживая волнение, холодным ветерком пробегавшее по всему телу. Он решил начать со второго этажа. Туда загнал его страх перед людьми на улице. Первый этаж он обойдет на обратном пути. Через обитые жестью коричневые двери долетали обычные звуки домашней жизни. Глухие шаги по половицам, звякание кастрюль о раковину, глухие голоса, глухое шарканье ночных туфель. Звуки падали в коридор тяжело, словно камни. Иган не задерживался подолгу у дверей. Наконец, он дошел до двери, из-за которой не долетало ни звука, и приник к ней ухом. Глаза его блуждали по темному коридору, еще более мрачному, чем в первом этаже: здесь полоска жемчужного света лежала на полу, как ковровая дорожка. Его уши, казалось, проникали сквозь холодное железо и шарили в пустоте. В конце коридора мелькнуло испуганное лицо, оно выглянуло из приотворенной двери и мгновенно скрылось. Иган услышал, как захлопнулась дверь и отчаянно загремела цепочка. Потом послышался удаляющийся топот. Иган медленно выпрямился. Женское лицо? Женские шаги? Трудно сказать. Неизвестно. Слишком темно. И топот слишком частый. Мозг Игана словно онемел. Он распирал голову и отказывался служить. Слишком уж Иган напрягал его. Иган бросился по коридору. Четыре прыжка, пять прыжков, беззвучно, на носках, не дыша. Он нажал звонок. Кто бы там ни был, нельзя допустить, чтобы вызвали полицию. Он вовсе не желал, чтобы сюда нагрянула полицейская машина и спугнула дичь, которую он выслеживал. Надо рассеять страх человека, увидевшего его. Даже если в квартире нет телефона, хозяин - или хозяйка - потом поделится своими страхами с соседями, и это, так или иначе, дойдет до лотерейщиков. Иган нажимал и нажимал на звонок и ждал, нажимал и ждал. Наконец он услышал голос: - Кто там? - Голос был мужской. Он бросил вопрос, как мяч, - издали. Иган представил себе: вот человек стоит в глубине темной передней и держит что-то наготове, может быть, даже нож. Стоит испуганный, готовый вступить в бой. Иган сложил ладони рупором и раздельно, негромко сказал в замочную скважину: - Мне нужна ваша помощь. - Слова отскочили от двери и загремели у него в ушах. "Вот черт, весь дом услышит", - подумал он. Последовало длительное молчание. Потом он опять услышал тот же голос: - Что надо? - Такой же далекий, испуганный и настороженный. - Мне нужна ваша помощь, - повторил Иган. Он знал, что негры любят, когда белые просят их о помощи. Об этом сказал ему один нищий. Белый нищий всегда что-нибудь выклянчит у негра. Иган подождал еще с минуту, потом за дверью послышались осторожные шаги, и голос спросил: - Чего вам? - Я не могу разговаривать через дверь, - сказал Иган. - Мне нужна ваша помощь по личному делу. - Эге, - сказал голос. - Еще чего захотел. Дверь как была закрыта, так и будет закрыта, а ты иди к чертовой матери. Я позову полицию, если ты сию минуту не уберешься отсюда. Для Игана за дверью был не человек. Это был не человек, в жизнь которого он непрошенно вторгся, до смерти напугав его, это был противник в бизнесе, и противник опасный. - Послушайте, - сказал он. - Теперь он мог говорить шепотом, человек стоял у самой двери. - Мне очень нужна ваша помощь, и дело это личное. Я не хочу, чтобы нас слышал весь дом. - Он знал, что ему нужно что-то немедленно придумать, если он хочет окончательно обезоружить своего противника. - Откройте дверь на одну минуту, - прошептал он. - Не снимайте цепочки. Я ведь не смогу войти, если вы оставите ее на цепочке, так что бояться вам нечего. - Я не боюсь. Убирайся отсюда, пока цел, вот и все. Кто боится? У меня тут есть, чем тебя угостить. "Если у этого черного ублюдка револьвер, - подумал Иган, - я его упрячу в тюрьму, да так, что он оттуда не скоро выберется". - Мне просто нужна ваша помощь, - повторил он. - Не бойтесь, мне просто очень нужна ваша помощь. Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель Иган увидел только темноту, а за ней совсем черную стену. - Ладно, - сказал негр, - говорите, что нужно. - Он стоял, спрятавшись за дверь. - У меня лотерейные билеты, - сказал Иган, - я не попал вовремя на место, где бы их забрали у меня. Понимаете, сдать их не успел. А теперь мне приходится сдавать самому. Я знаю, что банк в этом доме, а в какой квартире - не знаю. Человек встал так, чтобы видеть Игана. Он стоял у самой стены, как можно дальше от двери. Это был рослый негр с курчавыми лоснящимися волосами. В руке он держал широкий нож для хлеба. Внимательно, с важным видом он оглядел Игана с ног до головы. - Что вы хотите от меня? - Негр бросил вопрос тоном следователя, с торжествующим видом, словно сказал что-то такое хитрое, от чего свидетель непременно попадется в ловушку. - Я должен сдать билеты, иначе они пропадут, - сказал Иган. - Понимаете? Связался с девочкой. Ну и застрял немножко. Только было разошелся, а тут уже время ехать с билетами. Вот и опоздал. Побежал сюда, знаю, что банк здесь, а вот в какой квартире, не знаю. Негр поглядел на него, скаля зубы. - Квартира сорок шестая. Новый, только прошлую неделю, как сюда переехал. Поднимитесь двумя этажами выше, и там в углу, над этой квартирой. - Негр показал ему на одну из дверей. - Большое спасибо, вы меня так выручили. - Иган поспешил прочь и торопливо, через две ступеньки, стал подниматься по лестнице. Негр поглядел ему вслед, широко ухмыльнулся, потом, медленно прикрывая дверь, громко захохотал. - Ах ты, черт бы тебя подрал! - крикнул он. У Игана было такое ощущение, словно он проглотил что-то гадкое. "Ну и способ добывать кусок хлеба, - подумал он. - Вести такие разговоры с негром!" Он сплюнул. 2 Бауер позвонил по телефону Фоггарти в надежде выкинуть Лео из лотерейного бизнеса. Только Лео откроет банк на новом месте, - бац! - полицейский налет. Потом опять налет, еще и еще. Тогда никто уже не решится делать у него ставки, дело замрет окончательно, и Лео придется волей-неволей отпустить Бауера, а он обратится за пособием по безработице, его пошлют на общественные работы, и он не будет жить в вечном страхе. Но все, за что бы ни брался этот человек, всегда оборачивалось против него же. У него были, как говорится, "мозги набекрень", то есть ум его был искалечен, искривлен, истерзан, беспомощен, парализован и вообще неспособен действовать и трезво рассчитывать. Даже его нехитрый план лишить Лео лотерейного банка, и тот превратился в нелепый фарс. В четверг, - в то самое время, когда капитан Фоггарти ломал себе голову, как бы поискуснее обойти рифы, то есть славировать между Миллетти, местной партийной машиной и Холлом, - Бауер, будучи уверен, что полиция нагрянет на банк, сидел дома. Он позвонил по телефону и сказался больным. В пятницу Бауер уже не сомневался, что никакого налета не будет. Так тебе полиция и прикатит на телефонный звонок! Все они у Джо Минча на жалованье. Поэтому в пятницу он вышел на работу. Увидев Игана, он уверился, что это ревизор автобусной компании. Потом разуверился в этом, потом снова уверился и снова разуверился и так уверял и разуверял себя целый день, пока к вечеру он окончательно и бесповоротно не решил, что Иган действительно автобусный ревизор, потому что налета в тот день не было. Он так измучился, что трясся, как в лихорадке, надевая пальто. Лео подумал, что Бауер все еще нездоров, и велел ему в субботу посидеть дома. - Вам надо больше следить за собой, - озабоченно сказал Лео. - Если человек заболел, я не требую, чтобы он надрывался. Так Бауер просидел субботу дома, все еще питая слабую надежду, что налет состоится в этот день. Но в субботу Иган только еще докладывал Фоггарти, что он банк разыскал, а личность доносчика установить не удалось и что ему придется обойти весь дом и произвести перепись. Иган был убежден, что не кто иной, как Бауер донес на банк, но ему нужен был предлог, чтобы оттянуть налет до понедельника, а в понедельник Бауер потерял всякую надежду и в отчаянии потащился на работу. Для налета в помощь Игану был назначен сыщик Баджли - коренастый черноволосый парень с низким лбом, оттопыренными ушами и толстым розовым лицом. Оба сыщика приехали из Центра в понедельник, во второй половине дня, после того как Эдгар привез билеты в банк, а Лео уехал в свою контору. Они молча поднялись по лестнице и остановились перед квартирой номер 46. С минуту они постояли, прислушиваясь. Потом вытащили из кармана свои бляхи и прикрепили их к отвороту пальто большими английскими булавками. Иган вытащил револьвер из кобуры и опустил его в боковой карман пальто. Баджли увидел это. - Думаешь, понадобится? - прошептал он. Иган усмехнулся. Повернувшись к двери, он наклонил голову, быстро перекрестился, и тотчас же, не опуская руки, два раза стукнул в дверь. Дверь открыл оказавшийся поблизости Джус. Проходя через переднюю напиться воды, он услышал стук. Не успела приоткрыться дверь, как Иган навалился на нее всем телом. Джуса отбросило. Иган ворвался в квартиру, держа руку в кармане пальто, где лежал револьвер. Он его не вытаскивал, решив, что кто-нибудь с перепугу может натворить всяких бед. Иган даже не дал себе времени выпрямиться. Как он налег плечом на дверь, так и ворвался в помещение, мимо попятившегося Джуса. Он пронесся через переднюю и появился перед сортировщиками прежде, чем они успели понять, в чем дело. - Ни с места! - Иган кричал, чтобы скрыть дрожь в голосе. - Рук со стола не убирать! Он держал палец на курке спрятанного в кармане револьвера. Стоял он, широко расставив ноги, а все остальные сидели, не шевелясь, и испуганно глядели на него. Когда его волнение немного улеглось, он снова поставил револьвер на предохранитель. Он разглядывал лица сидевших вокруг стола сортировщиков и видел, как с них медленно сползает страх. Появился Баджли, ведя с собой Джуса. "Ну и ну! - подумал Иган, увидев, какого силача он оттолкнул дверью. - Уберег господь!" - Ступай на свое место, - сказал Баджли Джусу, - и сядь. - Я здесь не работаю, - возразил Джус. - Что же ты здесь делаешь? Живешь, что ли? Иди садись, пока не получил по уху. Джус рассмеялся. - Ишь какой горячий, - сказал он и не спеша, посмеиваясь и покачивая головой, подошел к пустому стулу у стола сортировщиков. Вдруг из дальнего угла комнаты донесся царапающий звук. Он быстро приближался, все нарастая. Иган отвел взгляд от Джуса и увидел нескладного долговязого человека с открытым ртом, опрометью мчавшегося в обход стола к двери. Иган отступил на шаг и, крепко упершись ногами в пол, расставил руки. Он поймал Бауера, как вратарь ловит мяч. Бауер с силой ударился об него. Очки слетели с носа и упали на пол, а Иган крякнул. - Легче, малыш, - сказал Иган. Его смешила бессильная ярость, неожиданно проявившаяся в таком жидком, немощном теле. Бауер был настолько худ, что Игану не стоило никакого труда одной рукой стянуть ему руки за спилу. Он держал Бауера, как будто дружески обнимая его. Свободной рукой он потрепал Бауера по плечу. - Легче, легче, малыш, - сказал он. - Перестань брыкаться. Когда Иган ворвался, Бауер был в бухгалтерии, которая находилась позади сортировочной в конце небольшого коридора. Мгновение он стоял, пригвожденный к месту страхом. Потом его осенила мысль: хорошо, что он здесь, теперь никто не заподозрит его в причастности к налету. Эта мысль удерживала его еще с секунду. Потом панический ужас опрокинул все мысли, он вскрикнул и рванулся бежать. - Спокойней, спокойней, малютка, - повторял Иган. Тело Бауера пронизывал страх, и оно извивалось в объятиях Игана, как червяк на крючке. Бауер подпрыгивал, повисал на руке Игана, задирал ноги и молотил ими об пол, вырывался, вертелся, крутился с бешенством умалишенного, царапая Игану грудь и руки. Баджли подошел сбоку и выжидающе остановился. Потом поднял тяжелый кулак и безразлично поглядел на бьющееся тело. Кулак опустился на ухо Бауера в то мгновение, когда тот сделал рывок вверх. Бауер откачнулся в сторону, точно его подстрелили. Глаза у него закатились. Баджли увидел, как сверкнули белки, и все тело Бауера повисло, как тряпка. - Кажется, ты повредил ему ухо, - сказал Иган. Бауер тяжело висел на руке Игана. Игану пришлось перехватить его повыше, чтобы не упасть самому. - Может, и повредил, - сказал Баджли. Он испугался, когда Иган, стоя перед дверью, вынул револьвер. Страх и теперь еще не покинул его. Он взял Бауера из рук Игана, оттащил его к стене и бросил на стул. - Сиди тут, - сказал он. - Целее будешь. Баджли так швырнул Бауера на стул, что голова у того запрокинулась. Бауер открыл глаза и с минуту сидел, уставившись стеклянным взглядом на Баджли. Потом поднял обе руки, прижал их к ушам и при этом слегка наклонился вперед. - Ничего не слышу, - произнес он, наконец, - один только звон. - Пустяки, пройдет. Сиди только смирно. - Баджли стоял над ним, держа руки в карманах, и сверху глядел на Бауера. Страх его прошел. Теперь он уже мог отдать себе отчет, что Бауер не только его противник в бизнесе, но и живой человек. Из уха Бауера показалась кровь и тонкой струйкой потекла за обшлаг. Вначале он этого не чувствовал. Потом отнял руки от ушей, посмотрел на них, увидел на одной кровь, взглянул на Баджли, потом на кровь, потом опять на Баджли. - Кто тебе велел бежать? - сказал Баджли. - Я из-за вас оглох, - прокричал Бауер. Пай-ай со свистом втянул в себя воздух, Джус стал глядеть в окно. Мюррей презрительно посмотрел на Баджли, а сложенные на животе руки мистера Мидлтона задрожали. Оба кубинца уставились в пол. Делила приложила два пальца к нижней губе, мисс Андерсон прищелкнула языком, остальные женщины глядели сердито и испуганно. Бауер хотел было привстать со стула, но Баджли одним движением руки снова усадил его. - Сиди, не то пришибу второе ухо! - сказал он. - Что у меня с голосом? Как будто я говорю издалека. - Бауер сидел, выпрямившись, на краешке стула и озирался широко открытыми глазами. Голос его громко отдавался в тишине комнаты. Иган поднял очки Бауера, они не разбились. Он подошел, встал рядом с Баджли и беспокойно оглядел Бауера. - Все пройдет, как только прояснится голова, - сказал он. - Я потерял голос. Кровь идет. - Сиди смирно, и никто тебя не тронет, - сказал Баджли. Иган протянул Бауеру очки, но тот их не взял, и только когда Иган прикоснулся ими к его руке, Бауер, не глядя, взял очки и уставился на Игана испуганными глазами. - Вы меня искалечили, - сказал он, - я не слышу своего голоса. - Он пощупал шею и стал ее растирать. Баджли подошел к телефону и вызвал тюремную машину с нарядом полицейских. Иган приступил к составлению акта и начал собирать вещественные доказательства. Баджли ему помогал. - Вы всю жизнь будете жалеть об этом! - вдруг выкрикнул Бауер. Баджли окинул его сердитым взглядом. Бауер весь подался вперед. Он все еще сидел на самом краешке стула, казалось, ему было страшно от него оторваться. - Помяните мое слово, сволочи, - кричал он, - подлецы, сукины дети, оглушили человека за то, что он хочет жить по закону! Сволочи, шкуры! Продались гангстерам! Баджли двинулся было к нему, но Иган удержал его за руку. - Давай с этим покончим, пока не пришла машина. - Уж я доберусь до вас, - продолжал кричать Бауер. - Вам это так не пройдет, не беспокойтесь. Вы свое получите, вот увидите. Уж я об этом позабочусь! Проститутки, шкуры, продались гангстерам! Баджли повернулся к Игану. - Это он нарочно себя подзадоривает, сейчас начнет скандалить, - сказал он. - Пусть себе выговорится. - Упоминание о гангстерах встревожило Игана. Он не знал, что делать. - Верь ты мне, натворит он бед, - сказал Баджли. Иган в раздумье посмотрел на Бауера. - Проститутки гангстеровские, - заорал на него Бауер, - сводни гангстеровские, крысы, продажные шкуры! Иган подошел к Бауеру и нагнулся. - Знаешь что, - закричал он Бауеру прямо в лицо, - заткнись-ка лучше! Бауер съежился от страха. - Что это ты болтаешь про гангстеров? - спросил Иган. - Зачем вы меня оглушили? - Голос Бауера стал неуверенным. - Какие гангстеры? Кому это мы продались? Бауер вдруг понял, что если он припутает Джо Минча, ему придется выступать свидетелем против него. А из кино и газет он знал, что случается со свидетелями, показывающими против гангстеров. - Мало у нас, что ли, гангстеров? - сказал он. - Их-то вы не трогаете, только нас сажаете. Иган облегченно вздохнул. Ну, слава богу, значит, дело пустяковое. У Фоггарти не будет соблазна передать его Холлу, и весь отдел не будет зависеть от приезжего чиновника. Иган выпрямился, отошел к столу сортировщиков и снова стал собирать улики. Бауер сел боком, облокотился на спинку стула, опустил голову на руку и затих на минуту, а потом заплакал. Когда арестованных отвели вниз, Джус подошел к тюремной машине, занес даже ногу на подножку, но вдруг остановился, снял ногу с подножки и обернулся. Собравшаяся толпа заполнила тротуар и тесным кольцом окружила машину. Обычно полисмены выводили арестованных по одному, но Иган боялся вмешательства толпы, и не хотел оставлять арестованных в вестибюле. В Гарлеме бывали случаи, когда негры пытались помешать аресту. В полицейских летели бутылки с крыш, а толпа бросалась отбивать арестованных негров. Поэтому Иган погнал своих пленных гуськом через толпу. Когда Джус, шедший одним из первых, остановился, задние наскочили на него. Он обернулся, но Баджли, стоявший тут же, подтолкнул его: - Эй, ты, толстяк, поторапливайся! - Мне надо переговорить с вами. - Мясистое, побледневшее лицо Джуса было нахмурено. - Поговоришь в машине. Джус замотал головой. - Я не могу, - сказал он, с трудом выдавливая из себя слова, и повернул обратно к тротуару. Бауер стоял за ним, и Джус, как слепой, налетел на него. Бауер вскрикнул, попятился назад, потом, нагнув голову, обежал Джуса и вскочил в машину. Когда Бауер звонил в полицию, он и не подумал о Джусе. Он не вспоминал о нем до этой минуты. Джус почувствовал, как Бауер задел его, видел его пальто, но самого Бауера не видел, словно мимо него пронесся не человек, а кусок материи. Баджли побежал назад вдоль шеренги, чтобы перехватить Джуса. Он вытащил револьвер. - Эй, ты, полезай в машину! При виде револьвера толпа подалась назад, и началась давка. Арестованные сбились в кучу и попятились, дрожа от страха. Несколько человек из толпы, стоявших с краю, бросились бежать. Они бежали со всех ног, с громким топотом. Джус остановился, как вкопанный, и посмотрел на револьвер. Он широко открыл рот и снова закрыл его. - Я не шучу, толстяк, - сказал Баджли, направляя дуло на Джуса. Джус снова открыл рот, но не мог произнести ни слова. Он еще несколько раз безуспешно пытался заговорить. Шея его вздувалась и дергалась, но он так ничего и не сказал. - Марш в машину, - сказал Баджли, - или я из тебя дух вышибу. Джус поднес руку ко лбу и потер его. Он снова широко раскрыл рот, потом закрыл и топнул ногой. Подбежало двое полисменов, они подхватили его под мышки, повернули и поволокли к машине, но он упирался ногами в мостовую и сопротивлялся изо всех сил. Полисмены отдирали его громоздкое тело от земли, а один ткнул его ногой под колено. Иган стоял в дверях дома, отсчитывая арестованных; теперь он протолкался вперед. - Посади сначала остальных, - сказал он Баджли и повернулся к арестованным. - Давай, - сказал он. - Давай! Давай! Ходят, как сонные. - Делила стояла к нему ближе всех, он схватил ее за плечи и с силой толкнул. Она покачнулась и чуть не упала лицом на мостовую. - Ну, живей, потаскуха, - понукал он. - Давай, пошевеливайся. Живей, живей, живей! Джус не двигался. Оба полисмена держали его, а он стоял, упершись каблуками в мостовую. Арестованные гуськом торопливо обходили его и исчезали в машине. - Ты что это? - спросил Иган. Мистер Мидлтон высунул свое розовое лицо из машины. - Позвольте, я объясню, - сказал он. - Куда лезешь! - заорал Баджли. Он замахнулся револьвером, вскочил на подножку, втолкнул Мидлтона в машину и захлопнул дверцу. - Я не могу ехать в этой машине, - сказал Джус. - К сожалению, лимузина у нас нет, - ответил Иган. - Я поеду на метро. - Ты думаешь, это пикник? - Я ведь не отказываюсь ехать с вами. Дело не в этом, только отправьте меня на метро или пешком. Иган отстегнул от пояса наручники. - Дай сюда правую руку. - Со мной был несчастный случай! - отчаянно вскрикнул Джус. - В машине мне делается плохо. - Дай руку. Джус протянул руку, и Иган надел на нее наручник. - Я, право, не могу, начальник! - кричал Джус. - Честное слово, со мной делается плохо в машине. - Об этом раньше надо было думать, - сказал Иган. Теперь, когда наручники были надеты, он чувствовал себя куда увереннее. - Мы не можем делать исключения, я должен поступить с тобой по закону, как со всеми. - Со мной ужас что делается после того несчастного случая. - Несчастных случаев у нас не бывает, - сказал Иган, - мы ездим осторожно. Иган потащил Джуса за наручники к машине, и тот поплелся за ним, словно бык, которого ведут на убой. - Я просто не могу. - Джус отчаянно замотал толовой. - Вы сами увидите, не могу. - Он говорил торопливо. Его маленькие глазки затуманились мукой, лоб наморщился. - Я ничего не могу поделать с собой. Вот увидите. Не могу. Баджли все еще держал в руке револьвер. Сегодня в его бизнесе выдался утомительный денек. Он взялся за ствол револьвера и рукояткой с размаху ударил Джуса по спине. - Это тебе поможет, - сказал он. От удара Джус согнулся, сделал, спотыкаясь, несколько шагов, потом остановился и повернул к Баджли свое большое страдальческое лицо. - Нет, не поможет, - сказал он. - Вот увидите. Просто я не могу, как бы ни старался. Иган провел Джуса вперед, к самой кабинке шофера, и прикрепил его наручники к кольцу, вделанному в стену. Джусу пришлось сесть вполоборота; верхняя часть его туловища была повернута к стене, а нижняя - внутрь машины. С ним рядом уселся полисмен. - Я ведь объясняю вам, - сказал Джус, - что этого как раз со мной и нельзя делать. - Должен же я принять меры, чтобы ты не скандалил. Пойми сам. Джус нетерпеливо загремел наручниками. - Нельзя так, - сказал он. - Вот вы увидите. Я ничего не могу поделать! Так нельзя. - И я тут ничего не могу поделать, - сказал Иган и потянул цепь наручников, чтобы убедиться, крепко ли они сидят. - Сиди смирно, а мы ради тебя поедем потише. Как только дверцы машины захлопнулись и мотор затарахтел, Джус встал и повернулся лицом к стене. Он низко пригнулся к закованным рукам. Его огромный зад выпятился. - Прямо, как доска для объявлений, - пошутил сидевший возле него полисмен. Полисмен не был черствым человеком. Он был молод и так трогательно некрасив, что вызывал к себе жалость. Это был рыжий парень с крупными розовыми веснушками, рассыпанными по всему мучнисто-белому лицу. Просто в данную минуту Джус означал для него только бизнес. Кроме самого полисмена, эта шутка никого не рассмешила. Все, за исключением Бауера, испуганно глядели на Джуса. Бауер сидел в дальнем углу, у самой дверцы, обхватив голову руками. Джус, прижавшись лбом к наручникам, вертел головой и терся лицом о скованные руки. Его трясло, и он хватал воздух широко открытым ртом; дыхание вырывалось громким прерывистым хрипом. Когда автомобиль тронулся, Джус издал короткий дикий вопль, еще быстрее завертел головой, и все тело его забилось в корчах. Он втягивал воздух судорожными глотками, а потом с воем выпускал его сквозь крепко стиснутые зубы. Вой исходил из самых глубин его существа и хватал за душу сидевших в машине. - Господи боже мой, - сказал молодой полисмен. Мистер Мидлтон нагнулся к нему. - Я думаю, - сказал он, - лучше отвязать его, он будет спокойнее. - Да кто же справится с этаким медведем! - Уж и не знаю, что делать, - сказал мистер Мидлтон и, озабоченно покачав головой, уселся поглубже на сиденье. - Уймите его! - вдруг вскрикнул Бауер. Он все еще сидел, обхватив голову руками, и кричал, не отнимая ладоней от лица. - Много вас тут советчиков, - сказал полисмен. Чтобы его услышали, ему приходилось говорить очень громко. - Уймите его! - кричал, не поднимая головы, Бауер. - Или я сам сойду с ума. - Он не мог вынести мысли, что Джус страдает из-за него. - Уймите его! Уймите его! Уймите, не то я покончу с собой. - Бауер сидел все так же, обхватив голову руками. С каждым воплем Джуса он старался запрятать голову поглубже. Делила сидела, прислонившись к стенке машины. Она высоко держала голову. Ее большие потемневшие от душевной боли глаза невидящим взглядом смотрели на покачивающийся и поскрипывающий потолок машины. Она думала о школах, в которых училась, и как много она работала, чтобы преуспеть в этих школах, и какого труда стоило родителям дать ей образование. Ее смуглое лицо позеленело. Она обхватила руками плечи, еще нывшие от толчка Игана. Подбородок ее вздрагивал, она закусила дрожащую нижнюю губу и крепко впилась в нее зубами. "Ни за что не буду себя жалеть, - твердила она про себя. - Не буду, не буду, не доставлю им этого удовольствия". Слезы хлынули у нее из глаз и заструились по щекам. - Вы что это, развлечение себе нашли? - обратился полисмен к Бауеру и Джусу. Он уселся поудобнее, положил ногу на ногу и скрестил руки. - Ну что же, вольно вам, развлекайтесь! Тюремный автомобиль, за которым следовала целая вереница машин с любителями уличных происшествий, с воем проехал Эджком авеню, Седьмую авеню и Сентрал Парк авеню. Бауер зарыдал, и мистер Мидлтон, подсев к нему, старался его успокоить. Бауер, не поднимая лица, по-прежнему сжимал голову руками. "Оставьте меня, - говорил он. - Ничего мне не надо, только оставьте меня в покое!" Не отнимая рук от лица, он тряс головой и старался отодвинуться как можно дальше. Вой продолжался до Парк авеню и по самой Парк авеню. Полисмен на задней подножке начал колотить дубинкой по двери, а Иган и Баджли, сидевшие рядом с шофером, барабанили кулаками в стенку. - Похоронную затянули, - громко сказал полисмен, сидевший рядом с Джусом. Джус пытался выдернуть руки из наручников. Он дергал и выл, дергал и выл. В краткие промежутки дыхание вырывалось из его груди с громким храпом. Джус выл, как дикий зверь. Наручники сдирали кожу с запястий, но он, видимо, этого не чувствовал. Он дергал и выл, потом, обессилев, валился на скамью. Снова поднимался и начинал опять дергать наручники и выть. Это был обломок бизнеса, в котором не осталось ничего человеческого. Длинные, мокрые от пота черные волосы упали ему на лицо, маленькие, налитые кровью глазки дико вращались среди черных косм, Он сотрясал всю машину. Наконец, он тяжело повалился на скамью, и тело его вытянулось, как бревно. Ноги Джуса заехали под противоположную скамейку, и он так и остался лежать, неподвижный и набрякший, словно утопленник. Он глубоко вобрал в себя воздух, долго задерживал его, потом с шумом выдохнул. Еще один глубокий вздох, и он потерял сознание. Никто не нарушал тишины. Тягостное чувство, охватившее всех, еще отдавалось в ней эхом. Мало-помалу это чувство рассеялось, и Бауер повернулся к мистеру Мидлтону. Он все еще не отнимал рук от лица. - Он умер? - прошептал он сквозь стиснутые пальцы. Мистер Мидлтон вздрогнул. Тишина принесла ему такое облегчение, что он даже и не подумал о возможности подобного исхода. - Он умер? - крикнул он полисмену. Полисмен посмотрел на Джуса. Тот редко и тяжело дышал. - Надеюсь, - сказал полисмен. Бауер затрясся и еще крепче сжал голову руками. Когда машина подъехала к Главному полицейскому управлению, Джус все еще был без чувств. До прибытия кареты скорой помощи его оставили в машине. Прежде чем зарегистрировать арестованных, женщин отвели в одну комнату, мужчин - в другую, и начался допрос. Иган доложил Фоггарти, что в полицию звонил кто-то из служащих банка, поэтому начали с женщин, допытываясь у них, кто содержал банк и не был ли кто из служащих в неладах с хозяином. Итальянка и испанка заявили, что не понимают по-английски. Другие сказали, что даже представления не имели, что в квартире лотерейный банк. Они просто зашли навестить знакомых. Женщины были напуганы. До сих пор никогда еще не бывало, чтобы задержанных по лотерейному делу отвозили в Главное полицейское управление и допрашивали, как настоящих преступников. Заметив следы слез на лице Делилы, Фоггарти решил, что ее легче будет сломить, чем других. Он приказал привести ее к нему в кабинет и позвал туда же Игана. - Ты дура, - сказал он ей. До этого она стояла неподвижно, с бесстрастным лицом, сложив перед собой красивые, гибкие, как виноградные лозы, руки. Теперь она шевельнулась, но ничего не сказала. Где-то глубоко в ней копошилась мысль. Она не могла бы ее выразить. Но мысль эта все росла, прояснялась, тревожила. И все же она не могла уловить ее. Мысль сковывала ее мозг. - У нас хватит улик, чтобы упрятать тебя подальше, - сказал Фоггарти. - Но мы готовы все простить, если скажешь, кто содержит банк и кто из служащих мужчин не в ладах с хозяином. - Я никогда ничего дурного не делала, - возразила она, стараясь придать голосу твердость. - Я окончила Хантер-колледж, знаю законы и знаю, какие права дает мне закон. - Так это тебя в колледже выучили, что неграм можно нахальничать? Слова его прояснили мысль, сковывавшую ее мозг, и она вся съежилась. Так вот какая мысль ее мучила, - покорность "хорошего негра". Она подавила ее в себе. - Разумеется, - сказала Делила. - Отец с матерью для того и работали не покладая рук, стараясь дать мне образование, чтобы я принадлежала к новому поколению негров, знающих свои права. - Твои семейные невзгоды нисколько меня не интересуют, - перебил Фоггарти, - охотно верю, что их было не мало. У всех они есть. Отвечай на мои вопросы, и только. Я не спрашиваю тебя, что ты делала в банке. Я готов записать, что ты пришла в гости или дожидалась трамвая, словом, как захочешь. Но советую тебе ответить на мои вопросы, иначе ты получишь год за то, что трепала хвост по панели. Руки ее сплелись еще крепче, она внутренне сжалась и быстро закрыла и снова открыла большие грустные глаза. Она еще раз подавила поднявшуюся в ней покорность, но это стоило ей огромных усилий. Руки ее разомкнулись и устало повисли, и сама она устало поникла, но ничего не сказала. - Мы знаем, что ты приставала к мужчинам, - продолжал Фоггарти. - Ты известная уличная девка. - Форменная шлюха, - подтвердил Иган. - Мы за тобой уже давно следим, - сказал Фоггарти. - Теперь ты засыпалась. На нас работает один негр. Он утверждает, что ты к нему привязалась, что он уплатил тебе доллар и заразился от тебя. - Я могу найти в Гарлеме еще сотню таких, которых ты наградила, - сказал Иган. Делила презрительно взглянула на Игана. Но в этом взгляде не было превосходства. Слишком много в нем было торжества. Ей не удалось выразить спокойное, уверенное в себе презрение к своим мучителям. В ее презрении было торжество. - Вы тоже блюститель закона? - спросила она Игана. - И такому, как вы, доверяют эту должность? - Да, я занимаюсь этим делом. - Мы все блюстители закона, - сказал Фоггарти. - И не станем слушать дерзости от негритянки. Если ты хочешь корчить из себя "нового негра", пожалуйста, увидишь, что из этого получится. Силы были неравные. Она не могла без конца бороться с приступами покорности. - Погодите, бог вас накажет, - закричала она тоненьким, дрожащим голосом. - Он все видит. Он смотрит на вас обоих и видит, что вы творите. Фоггарти был богобоязненный католик. Его взбесило, что негр смеет упоминать о боге. - А пока что, - сказал он, - я занесу в протокол, что тебе платили мечеными деньгами. Вот что бывает со строптивыми неграми. Им платят мечеными деньгами. А Иган нашел эти меченые деньги у тебя за пазухой. - Приятное место для раскопок, - сказал Иган. - Он нагнулся и взял Делилу за подбородок. - Верно, моя угольная шахточка? Делила вздернула голову. Глаза ее сверкнули, как лезвие кинжала, потом она опустила голову и опять устало поникла, устало глядя на обоих мужчин. Позднее в комнату, где находились мужчины, вошел агент и спросил, кто из них Бауер. Никто еще не спрашивал Бауера о его фамилии, и он собирался назваться чужим именем. Но Пай-ай, Мюррей, мистер Мидлтон и оба кубинца невольно посмотрели на него, и сыщик сказал: - Пошли. Бауера провели в соседнюю комнату. Ему сунули в руки телефонную трубку, а Фоггарти с другого конца провода начал спрашивать его, где он живет, женат ли, сколько у него детей и какого возраста. А под конец велел ему повторить за собой: "Хотите меня заманить?" Затем его отвели в кабинет Фоггарти. Там были и Баджли с Иганом. Фоггарти, повернувшись к ним, сказал: - Этот самый. - Конечно, это он, - сказал Иган. Бауер словно окаменел. Он видел, что Фоггарти дружески улыбается ему, но эта дружеская улыбка мало его интересовала. Он думал только об одном: все они на службе у Джо Минча и хотят выведать, кто донес о банке, и сообщить Джо Минчу, кто этот доносчик. - Присядьте, пожалуйста, - приветливо сказал Фоггарти. - Вы дали нам весьма ценные сведения, и мы вам очень признательны. Нам хотелось бы только знать, что у вас там вышло с Лео Минчем, из-за чего, собственно, вы с ним не поладили. Вот и все. Бауер медленно подошел к стулу. Он окончательно обессилел и от внутреннего напряжения двигался как автомат. Ему казалось, что только напрягаясь изо всех сил он может держать себя в руках. - Что у вас там случилось, отчего вы хотите уйти с работы? - спросил Фоггарти. - И почему хозяин вас не отпускает? Ведь вы из-за этого и звонили мне, когда поссорились с ним и заявили ему, что уходите, верно?. Бауер долго не мог выдавить из себя ответ. - Я не понимаю, о чем вы говорите, - сказал он наконец. - Да что вы волнуетесь? - спросил Фоггарти. - Успокойтесь, вы наш друг, вы дали нам ценные сведения. И мы будем вашими друзьями. Слыханное ли дело, думал Бауер. Человек старается жить по закону, а закон отдает его в руки гангстерам, чтобы те его укокошили. Подумать только! Слышал ли кто что-нибудь подобное? - Я пришел туда искать работы, вот и все, - сказал он. - Я и не думал звонить вам. Фоггарти пристально на него посмотрел. Он подумал, как легко сломить такого человека, как Бауер. Искушение было слишком велико. - А кто сказал, что вы звонили по телефону? - спросил он. - Да вы же сами сказали. Вы сказали, вы только что сами сказали. - Бауер испугался. Он уже не мог припомнить, говорил ли Фоггарти, что донос был сделан по телефону. - Нет, не говорил. Вот видите, тут мы вас и поймали. Если вы знаете, что сведения были сообщены по телефону, а я об этом не упоминал, значит, звонили вы. Но в этом ничего дурного нет, мы вам очень признательны за помощь. - Вы минуту назад сказали, что потому-то я вам и позвонил. - Очень рад, что вы признаете, что звонили мне. - Я этого не говорил. Вы сказали. Это ваши слова. Вы думаете, что можете запутать меня и заставить сказать то, чего я не хочу говорить? Но это вам не удастся. - А почему вы не хотите говорить? Какая у вас причина не говорить? - Я не то хотел сказать. Вы прекрасно знаете, что я хотел сказать. Я имел в виду - заставить сказать то, что неверно, запутать меня. Вот что я имел в виду. Чтобы я не знал, что говорю, и говорил то, что говорите вы, а это неверно. Фоггарти рассмеялся. - Вы бы послушали, что вы мелете, - сказал Баджли. - Это же форменный идиот, - сказал Иган. Бауер медленно переводил испуганный взгляд с одного улыбающегося лица на другое. - Послушайте, - сказал Фоггарти, - мы все знаем, нас не проведешь, сколько бы вы ни вертелись. Нам известно, что вы хотите уйти от Лео Минча, а он вас не отпускает. Известно, что вы нам звонили. Мне лично звонили. Нам нужно узнать еще самую малость: почему вы хотите уйти? Почему Лео Минч вас не отпускает? Может быть, какой-нибудь банк предлагает вам лучшие условиями Минч боится, что вы переманите к себе его клиентов, если уйдете? Это была версия, в которую Фоггарти хотел и пытался верить. Если дело действительно обстояло так, если Тэккер в этом деле ни с какой стороны не замешан, тогда Фоггарти не нужно принимать решения относительно Холла. Он мог по-прежнему думать и гадать, пока не упустит время и решение не будет принято за него. Фоггарти не любил рисковать. По натуре он не был игрок. Он был бизнесмен. Да, размышлял Бауер, он хочет выведать самую малость, потом еще малость, а потом сообщить Джо, а потом еще малость, а Джо уже будет поджидать меня дома. А потом еще малость - и Джо уже у меня в квартире и стреляет. В спину. Он сказал, что убьет меня, и убьет. Он убийца и убьет меня. - Кто этот Минч, о котором вы говорите? - спросил Бауер. Фоггарти подумал, как легко заставить Бауера подтвердить, что это действительно так и было: ему предложили другое место, а Лео боялся, что если он его отпустит, это отразится на деле. Из-за этого и произошла ссора. Ведь достаточно только сказать Баджли, чтобы он оттянул за волосы голову Бауера, а Игану, чтобы тот разок стукнул его дубинкой по адамову яблоку, - и Бауер, как только к нему вернется дар речи, все подтвердит. И как приятно было бы послушать со стороны, что он, Фоггарти, был прав, когда верил в то, во что ему хотелось верить. - Я попал туда, потому что искал работу, - сказал Бауер. - Я никогда в жизни не бывал там. Фоггарти сделал нетерпеливый жест и грозно насупился. - Я ждал одного человека, чтобы поговорить с ним насчет работы, - продолжал Бауер, - а тут явились эти двое и оглушили меня. Ударили меня так, что у меня лопнула барабанная перепонка. Не подумали даже, что для меня значит остаться на всю жизнь калекой. Вот мои показания, и это я готов подписать. - Пожалуй, пора приняться за другое ухо, - заметил Баджли. Но Фоггарти остановил его. Он вдруг почувствовал отвращение к Бауеру. - За каким чертом это нужно, - сказал он, - мы и так все знаем. Уберите его отсюда, пока он не напустил в штаны и не испортил мне кресло. Фоггарти испугался, что Бауер, если заставить его говорить, может отступиться от своей версии. Возьмет, да и выложит правду, а правды Фоггарти боялся, даже думать о ней боялся; если бы он решился о ней подумать, то ему сразу бросилось бы в глаза, что Бауер не трусил бы так сильно, не будь в этом деле замешан Джо-Фазан. Но если замешан Джо, Фоггарти пришлось бы тут же, не откладывая, принять решение, а какое бы решение он ни принял, оно отразится на всей его дальнейшей карьере и даже на пенсии, которую он получит после выхода в отставку. "Зачем зря трудиться над тем, что и так известно", - сказал он себе и сразу почувствовал облегчение. А почувствовав облегчение, решил, что это верное доказательство его правоты. Отмахнувшись от Бауера, он убрал его с глаз долой и вычеркнул из своей жизни. 3 Буфетчик из закусочной напротив банка, тот, что спросил Игана, не из Центра ли он, подрабатывал на стороне в качестве сборщика Лео. Он принимал ставки от посетителей, желавших сыграть в лотерею. Увидя тюремную машину, он тотчас позвонил своему контролеру, а тот сообщил Эдгару, в контору Лео. Лео прежде всего позвонил Джо. Джо сказал, что этого быть не может, что это просто невероятно. Потом Джо сказал, что Лео нечего беспокоиться, что он берет на себя все хлопоты, это входит в обязанности синдиката. "Не волнуйся и ступай домой, - сказал он Лео. - Все сделается без тебя". После этого Лео позвонил Уилоку, и Уилок тоже Сказал, что этого быть не может, что это просто невероятно. - Как же этого не может быть, когда дело уже сделано? - крикнул Лео. - К чертовой матери, мне тошно вас слушать. Я еду туда. Лео полагал, что он сумеет договориться с полицией. Но Уилок сказал, чтобы он и не пытался вмешиваться, что он все испортит. Пусть только выяснит, какой отдел производил налет, и минут через двадцать встретится с ним в конторе Джо. К тому времени, когда Лео добрался до банка, полиции там уже не было. Охранявший пустой банк полисмен был Лео незнаком. - Простите, я, видно, ошибся квартирой, - сказал Лео, спустился вниз и поехал в контору Джо. Уилок был уже там. - Налет - это пощечина всему синдикату, - говорил он. - И вы увидите, мистер Минч, как блестяще мы выйдем из этого положения. - Посмотрел бы я на это, - воскликнул Лео, - очень бы хотел посмотреть! Но как, я вас спрашиваю, как? Не беспокоиться! Больше вы ничего не можете сказать? Я то же самое себе говорю, когда у меня голова кружится. А если мне голову оторвут, вы тоже мне посоветуете не беспокоиться? Вы мне приставите ее, что ли? Джо поднял руку и уже раскрыл было рот. - Помолчи, - крикнул Лео, - дай мне сказать. - Он снова повернулся к Уилоку. - Вы все будете меня успокаивать, а дело-то прогорает. Служащие в тюрьме сидят. Как же мне не беспокоиться? Я вступил в синдикат, потому что вы уверяли, будто вы невесть какие важные птицы, а тут первым делом, нате, пожалуйста, налет! Джо опять хотел вмешаться, но Лео его оборвал: - Заткнись, говорят тебе. Уилока покоробила такая грубость. - Вы очень раздражительны, мистер Минч, - сказал он. - Вы находите? - Лео вертел пальцем перед самым его носом. - Тогда разрешите вам сказать вот что: за все четыре года, что я вел свое дело, у меня не было ни одного налета, а стоило мне только связаться с вами, как один налет следует за другим. Два за две недели. Что это такое? Два налета и выигрыш на номер 527. Что это, простое невезение, спрашиваю я вас, или что? Сперва вы говорите мне, что вы важные птицы, и вам всюду зеленый свет, а потом, когда гром грянул, просите не беспокоиться, хотя ясно, что вашей заручке грош цена. Да, грош! Так с какой стати мне вам верить, скажите? С какой стати? Вы бы поверили, будь вы на вашем месте! То есть на моем месте. На вашем то есть месте. Скажите, поверили бы? - Как раз попали в самую точку, мистер Минч, - спокойно ответил Уилок. - То, что думаете вы, думают все наши клиенты и участники в деле. Все они смотрят на нас. Вот мы и покажем всем, на что мы способны и как мы дела обделываем. - А что вы можете сделать? - Мы заставим судью, кто бы он ни был, рассмотреть дело сегодня же, во что бы то ни стало. Никаких отсрочек, никаких порук, дело разбирается сегодня. Сегодня же вечером - и никаких. Сегодня же оно будет рассмотрено и прекращено. И в самом срочном порядке, может быть, даже завтра, агенты, производившие налет, кто бы они ни были, мне на это наплевать, и кто бы за ними ни стоял - на это мне тоже наплевать, будут разжалованы и, как миленькие, будут торчать постовыми на перекрестке. - И все это вы можете сделать? - Сам увидишь! - воскликнул Джо. - Ты еще увидишь, какие люди за тебя стоят и какая у них сила. - Я уж и так смотрю, - сказал Лео. Уилок сказал, что судебное дело берет на себя, а Джо велел позаботиться, чтобы все арестованные как можно скорее были доставлены в суд. Лео спросил Уилока, как он полагает добраться до судьи. - Если вам очень хочется знать, - ответил Генри, - я вам охотно расскажу. Но мне кажется, чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. - Это, что же, коммерческая тайна? - Если хотите, да. Это тот товар, который мы продаем синдикату, и я не вижу необходимости дарить его. Они условились встретиться в Поручительской конторе Рудди, возле здания суда, и отправиться в суд вместе. Лео зашел к себе в контору, но долго там не высидел, он слишком беспокоился за своих служащих. Джус, чего доброго, мог перевернуть тюремную машину, да и Бауер, разволновавшись, мог тоже что-нибудь натворить. Он отправился в ближайшее от банка полицейское отделение, куда должны были доставить арестованных. Там их не оказалось. И туда их вообще не привозили. Тогда он поднялся наверх в кабинет капитана Миллетти. Миллетти сообщил, что сам впервые услышал о налете в четыре часа, когда сменился постовой полисмен. - Я знаю только одно: налет был сделан из Центра, - сказал он Лео. - Какого Центра? - Из Главного управления. Отдел Фоггарти. - Как это так? Почему оттуда? - Не знаю, - раздраженно ответил Миллетти. - Не понимаю, за каким чертом им это нужно и что за всем этим кроется. Лео поехал в Центр. В здание он не вошел, а бродил поблизости. Он не был знаком с Фоггарти и не решался говорить с ним. Лео надеялся увидеть Джо, но тот почему-то не показывался. Затем он позвонил в контору к Уилоку. Уилока не было. В конторе не знали, где он и вернется ли еще сегодня. После этого Лео опять поехал в контору Джо. Джо тоже не оказалось. - Что это за люди такие, чуть что, как сквозь землю проваливаются, - сказал он в сердцах. Он вернулся к себе в контору и снова позвонил Уилоку, а потом Джо и велел передать ему, чтобы тот позвонил, как только придет. Потом он вызвал Сильвию и сказал, что вернется домой поздно. - Когда ты думаешь быть? - спросила она. - Откуда я знаю? Когда буду, тогда и буду. Вечно гадаешь глупые вопросы и отрываешь меня от дела. - Что с тобой? Ты уже совсем разучился разговаривать со мной по-человечески. Он со злостью бросил трубку и долго не мог остыть. В контору к Рудди Лео явился в семь часов, хотя свидание было назначено в восемь. Он ждал с нетерпением. Садился, вставал, расхаживал взад и вперед по комнате, прислонялся к столу, глядел в окно, выходил в переднюю и смотрел, не поднимается ли кто по лестнице, возвращался, подходил к окну и смотрел на улицу, не идут ли они. Рудди приотворил застекленную дверь и выглянул из своего кабинета. - Что на вас, трясучка напала? - спросил он. - А что? - А то, что вы все время вертитесь у меня перед глазами и мешаете мне работать. - Прошу прощения, - сказал Лео. - Но эти субъекты назначают свидание, а потом плюют на все. Наконец, за несколько минут до восьми явился Уилок. Лео бросился к нему. - Их увезли в Центр. - Я знаю, все в порядке. - Почему же этого раньше никогда не бывало? Никогда. Это неслыханно. Уилок улыбнулся. Он казался очень уверенным и спокойным. - Налет производил сыскной отдел Главного управления, поэтому их и отвезли в Главное управление. Такой уж порядок. - Нет, так дешево вы от меня не отделаетесь. Разве это порядок, чтобы с маленькими людьми, которые честно зарабатывают свой хлеб, обращались, как с жуликами? - А какая разница, куда их отвезли? Я что-то этой разницы не вижу. - Ах, вы не видите? В самом деле не видите? Как только в нашем деле появилось имя Тэккера, с нами стали обращаться как с жуликами. Из-за него мы должны теперь страдать. Вот что я вижу. Уилок снова улыбнулся. - Вы скоро увидите совсем другое, - сказал он, - никто не пострадает, даже наоборот. Потом пришел Джо. Он выглядел усталым. Пальто на нем было расстегнуто, шляпа сдвинута на затылок. Он сказал, что наконец ему удалось собрать всех арестованных, и теперь они ожидают разбора дела в суде. Лео спросил, что значит "наконец", и Уилок объяснил, что Джуса пришлось привезти из больницы. - Он - ничего, - поспешно сказал Джо, - немного только слаб на ходулях. Но вот что я вам скажу: легче вызволить человека из тюрьмы, чем из больницы; потребовалось вмешательство мэра, не более не менее. Потом Лео стал выспрашивать Джо, почему его служащих отвезли в Главное управление. - Меня беспокоит не это, - ответил Джо. - Это-то понятно. В Главное управление, некоему капитану Фоггарти, чтобы его черти съели, был сделан донос по телефону; весь вопрос в том, кто это сделал? Вот что меня беспокоит. Какая это сволочь донесла и с какой стати? И тут Лео вдруг осенило, что это мог сделать только Бауер. Собственно, он думал об этом весь день, не отдавая себе отчета. Бауер сделал это в четверг, когда оставался дома, сказавшись больным. Нет, не в четверг, скорее всего в субботу, когда Лео велел ему отдохнуть. - Когда был донос? - спросил Лео. - В четверг утром, по телефону. Да, думал Лео, это, конечно, Бауер! Но его всего трясло в пятницу. Да, трясло, но от страха, что его уличат. Он и пришел-то в пятницу затем, чтобы его не заподозрили в доносе. - Мне сказал агент, который производил налет, как его... Иган, что ли, что это самый обычный донос по телефону, Фоггарти тоже не знает, кто донес. Лео молчал. Что-то теперь будет, думал он. Если только Джо узнает, произойдет что-нибудь ужасное. Один бог ведает, что произойдет. Он не хотел, чтобы ответственность пала на него. - Мистер Иган что-то слишком любезен, - заметил Уилок. - Он до смерти боится, как бы ему не нагорело, когда мы как следует нажмем, и страшно заискивает. Он неплохой парень. - А они пытаются выяснить, кто доносчик? - Вероятно, - сказал Джо. - Точно не знаю, известно, как это делается. Джо был почти уверен, что Фоггарти звонил некий Фикко. Либо Фикко, либо один из пострадавших лотерейщиков. Фикко долгое время работал с Тэккером по пивной части, и его только недавно оттуда выставили новые заправилы пивоварен. Джо слышал, что Фикко сколотил небольшую банду и ищет ей применение: - Они думают, что это кто-нибудь из банка, - продолжал Джо. - Во всяком случае, Иган намекнул на что-то в этом роде. - Но Джо Игану не поверил. Он знал, что если донес Фикко, полиция никогда ему этого не скажет. Им неясно, какие у Фикко связи. Когда-то он был в большой силе, может, остался и сейчас, зачем же им рисковать, восстанавливать его против себя. - Нет, этого быть не может! - вскрикнул Лео. Уилок пристально на него посмотрел. - Откуда вы знаете, что это не кто-нибудь из банка? - Я в этом убежден. Никто из моих служащих со мной так не поступит. Джо оживился. Он думал, что донес Фикко, но надеялся, что это не так. Фикко означал кучу неприятностей. - Даже этот тип, как его? - спросил он. - Ну тот, с которым мне пришлось беседовать? - Ни он, ни кто другой. Ни один из них не способен подстроить мне такую гадость. Я этому не поверю, хотя бы это было написано черным по белому. - Скорее всего ты прав. - Джо размышлял, стоит ли рассказывать Лео о Фикко, и решил, что не стоит. Лео сразу голову потеряет. Ни к чему хорошему это не приведет. Но Уилоку он скажет, непременно скажет. Пусть Уилок попарится. - Они все там без ума от брата, - обратился он к Уилоку. - Я в этом сам убедился. - Его фамилия Бауер, - сказал Уилок. - Бауер работает у меня больше двух лет, - вскричал Лео. - Я убежден, что он никогда бы не подложил мне такую свинью. - Евреи жили в Германии тысячу лет. - А какое это имеет отношение? - Я не доверяю немцам, - продолжал Уилок. - Это бешеные собаки. Ведут себя как будто ничего, спокойненько, потом вдруг взбесятся и становятся как звери. - Может быть. Но Бауер ведь не нацист. Он добропорядочный американец, родился здесь. Никогда он так со мной не поступит. Лео решил действовать с Бауером по-своему. Лучше, чтобы Джо остался в стороне. Зал суда был набит битком. Его заполняли грустные бедно одетые люди, казавшиеся здесь неприкаянными. У них были озабоченные лица, в зале стоял гул их озабоченного говора, и пахло их потом, заношенной одеждой и каким-то дезинфицирующим средством. Более похожие на мусор, чем на людей, они тревожно жались кучками на скамьях для публики, и в просторном зале словно бы клубились их испарения. Электрические лампочки окрашивали воздух в блекло-желтый цвет, и людской шепот прорывался сквозь него как шипение пара. Уилок шел первым по проходу к отгороженному месту перед судейским столом. Лео следовал за ним, а Джо замыкал шествие. Кто-то в толпе привлек внимание Джо. Человек этот сидел вполоборота. Затылок и посадка головы показались Джо знакомыми. Он замедлил шаг и стал присматриваться, но человек так и не обернулся, и Джо виден был только его профиль. А профиль был ему незнаком. Когда Джо добрался до перегородки, Уилок и Лео уже прошли. Он сказал "адвокат", и его пропустили. За перегородкой толпились адвокаты, служители в форме, полисмены, сыщики с пристегнутыми под отворотами бляхами - все они двигались бесшумно и разговаривали вполголоса, чтобы не мешать слушанию очередного дела - об оскорблении действием. Пострадавший, старик итальянец с седыми усами, давал показания. Рука у него была забинтована и на перевязи. Ответчик, молодой итальянец, опустив глаза, стоял между двумя служителями. Уилок углубился в разговор с секретарем, сидевшим за отдельным столиком, а Лео нашел себе место у самой перегородки. Он сидел на краю скамейки и, вытянув шею, старался разглядеть судью. Судья Гаррет был небольшого роста. Он сидел сгорбившись, и судейский стол почти скрывал его. Виднелись только его жиденькие седые волосы, розовый лоб и верхний ободок пенсне. Джо сел рядом с Лео и стал ему доказывать, что на ближайшие дни банк необходимо перевести к нему на квартиру. Он живет один, так что места хватит. Джо решил, что если Фикко действительно начал орудовать против Тэккера, то безопаснее всего запрятать банк в такое место, где его не так-то легко будет разыскать. - Но я снял уже новое помещение на Эджком авеню, - сказал Лео. Они говорили вполголоса, почти на ухо друг другу. - Оно пригодится нам после, - сказал Джо. - Мне думается, нам нужно на время немножко стушеваться. Во всяком случае, пока не разберемся, кто нам удружил, и не узнаем, что нам грозит и как с этим бороться. Лео считал, что чем скорее банк водворится на постоянное место, тем лучше будет для дела, и обдумывал, как бы объяснить Джо, что прятать банк ни к чему. Но сделать это, не рассказав про Бауера, он не мог и поэтому молчал. - По-моему, так благоразумнее всего, - сказал Джо. Лео не ответил. Джо встал и медленно, с деланным равнодушием обвел глазами зал. Ему хотелось получше разглядеть человека, лицо которого показалось ему знакомым. Человек этот смотрел на него в упор. Теперь Джо видел все его лицо. Нет, он ему незнаком. Во всяком случае, он его не помнит. Вероятно, свободный человек в Германии, увидев первого нациста, думал примерно то же самое: что-то как будто знакомое, но нет, он такого не знает, это какой-то чужак в его стране. - Пойду покурю, - сказал Джо брату. Уилок тоже куда-то вышел. Пробираясь к выходу, Джо увидел Игана. Тот выходил из соседней комнаты, где дожидались обвиняемые. Иган кивнул, улыбнулся, и Джо подошел к нему. - Следующее дело наше, - сказал Иган. Он говорил так, как только что говорили между собой Джо и Лео и как на днях говорил с самим Иганом Фоггарти, когда решил оказать ему доверие, - низким, приглушенным голосом, почти на ухо. Иган видел, как Уилок прошел в канцелярию. Он знал, что Уилок - поверенный Тэккера, и ему хотелось поговорить с ним. Он надеялся поправить свои дела, показав Уилоку свою готовность услужить. Отказаться совсем от обвинения было невозможно. Пусть Фоггарти отмахнулся от Бауера, отмахнулся от Холла, но отмахнуться от Миллетти Фоггарти не мог. Если дело будет прекращено, то удар, который Фоггарти нанес Миллетти, вторгшись в его владения и разгромив банк под самым его носом, несомненно, падет на Фоггарти же. Поэтому Иган не мог заходить слишком далеко с подручными Тэккера, но ему хотелось хоть что-нибудь сделать для них. Он прекрасно понимал, что Тэккер может очень повредить ему. - Я думаю, - обратился Иган к Джо, - мы успеем немножко подымить. Джо ответил, что как раз и собирался выйти покурить, но Иган сказал, что в вестибюле уж очень шумно, он проведет его в другое место. Иган шел впереди, указывая путь. Они прошли коридор, несколько комнат и очутились в канцелярии, где Уилок разговаривал с человеком, стоявшим за проволочной сеткой. В длинной узкой комнате никого, кроме Уилока и секретаря, не было. Воздух здесь был почище, чем в зале суда. Пахло только пылью и дезинфекцией. Иган все поглядывал на Уилока, и Джо, наконец, подозвал Генри и познакомил их. Секретарь за решеткой отошел к своему столу, и они могли свободно разговаривать. - Обвинение предъявлено в общей форме, - сказал Иган. - "Застигнуты с лотерейными билетами". - Он поглядел на Джо и Уилока, но на их лицах ничего прочесть не мог и вдруг понял, что они его утопят. Они подобьют Миллетти, и его разжалуют. Опустив глаза, он с минуту сосредоточенно молчал, соображая, что бы такое сказать поубедительнее. Морща лоб, он почувствовал, как на нем проступает пот, а когда вынимал изо рта папиросу, увидел, что рука у него дрожит. - Когда обвинение предъявлено в такой общей форме, - продолжал он, - можно что угодно добавить или убавить, смотря по необходимости. - Он еще надеялся, что они пойдут на сделку с ним, а потом, когда дело обернется не так, как было им обещано, виноваты окажутся Баджли или Фоггарти, только не он. Уилок рассмеялся. - Так-то вы уважаете право обвиняемого знать, в чем его обвиняют. Знаем, знаем мы вашего брата. - Ион шутливо пригрозил Игану пальцем. - Все норовите урвать больше, чем разрешает закон. - Дело-то необычное, мистер Уилок. Но обвинение составлено, как всегда. - А что же в нем необычного? - Хотя бы вы! - Иган попытался изобразить улыбку. Он заметил, что Джо мигнул Уилоку, а Уилок в ответ предостерегающе покачал головой. Так, думал он, испекся. У них заранее все подстроено. - А потом инструкции, которые я получил, - продолжал Иган. - Короче говоря, я должен был кое-кому затянуть петлю на шее. Мне это яснее ясного дал понять Фоггарти, начальник нашего отдела. - Вы затянули петлю не на той шее, - сказал Джо. Уилок поспешно шагнул вперед и как бы нечаянно подтолкнул Джо, чтобы заставить его замолчать. - Пожалуй, пора идти, - сказал он и, бросив окурок на пол, наступил на него. Опустив голову и делая вид, что разглядывает окурок, он скосил глаза и бросил свирепый взгляд на Джо, что, однако, не произвело на Джо никакого впечатления. Иган понял, что если они и будут топить его, то не из самолюбия и не из мести, а по чисто деловым мотивам. Им нужен козел отпущения, чтобы показать свою силу перед клиентами и перед полицейским управлением. Что ж, тогда придется и ему стать бизнесменом и путем какой-нибудь сделки постараться выпутаться из беды. Но как? Что он может им предложить? Совершенно ясно, что они позаботились о благоприятном для них исходе дела. Значит, ничего больше не сделаешь, ничего больше не скажешь. И все же Игану хотелось удержать их, хотелось еще поговорить с ними. Потребность удержать их возле себя, продолжать говорить, спорить с ними, быть может, показать им, какой он славный парень, вызвать к себе жалость подымалась из самых недр его существа. Но он знал, что и это ни к чему не приведет. Какая разница, пожалеют они его или нет? Бизнес есть бизнес. Он стоял совсем убитый и ни о чем не мог думать, кроме того, что вот они уйдут и с их уходом он лишится должности. Уилок, на прощание подарив его улыбкой, повернулся, чтобы уйти. Джо уже стоял спиной к нему. Иган инстинктивно поднял руку, чтобы их удержать. Он увидел обернувшееся к нему выжидающее лицо Уилока. Джо тоже повернулся, приготовившись слушать. Но мозг Игана словно онемел. Он понимал только одно: нельзя дать им уйти, иначе прощай его должность. Он не знал, как сделает это, не знал, что скажет. Когда он заговорил, он сам еще не понимал подоплеки своих слов. - А кстати, - сказал он, - вы знаете, кто на вас донес? - Полунамек, полу вопрос повис в воздухе, как затишье между вспышкой молнии и ударом грома. "Он знает, кто, - подумал Уилок. - Он сейчас нам скажет. Тогда Джо должен будет что-то предпринять, и Иган будет знать об этом, и мы будем в его руках, и что он с нами сделает, один только бог ведает". Джо тоже перепугался насмерть. Он знал, что стоит Игану назвать доносчика, как придется что-то предпринимать самому, либо поручить кому-нибудь что-то предпринять. И внезапно ему стало ясно, что предпринимать он ничего не хочет, не хочет, чтобы и Тэккер что-либо предпринимал. Вообще не хочет, чтобы связанные с ним люди что-нибудь предпринимали. Если предоставить всему идти своим путем, может быть, все и образуется, обойдется без него и его вмешательства и ему не нужно будет решать, вмешиваться или не вмешиваться в это дело. Но если станет известно, что он знал, кто доносчик, тогда он вынужден будет действовать. Вынуждать его к этому будут самые различные причины и в первую очередь - необходимость в интересах бизнеса показать себя таким, каким считают его люди, ведущие с ним дела. Все трое прощупывали друг друга взглядом. Одно мгновение Джо и Иган были настолько похожи друг на друга, что их можно было принять за родных братьев. Оба они были рослые, полные, а теперь лица их побагровели, глаза тревожно поблескивали, и челюсть у обоих отвисла. Уилок был спокойнее всех. Он, казалось, просто задумался. Ведь это убийство, мысленно произнес Иган. Собственные слова так потрясли его, точно их сказал не он сам, а кто-то другой. Если я выдам Бауера Джо, - это все равно, что убить его своими руками. А какой в этом смысл? Что я от этого выиграю? Лишних 425 долларов в год, за которые придется расплачиваться бессонницей, а потом, если я ради Тэккера пойду на убийство, Тэккер будет иметь надо мной власть. Пусть даже я тоже буду иметь власть над Тэккером, но ведь и у Тэккера будет власть надо мной, а Тэккер посильнее меня. Иган, служа в полиции, был осведомлен о связях гангстеров. Он знал, что Тэккер не сам по себе, но благодаря своим связям обладает достаточной силой, чтобы сломить Игана и заставить его повиноваться. И если Тэккеру в интересах бизнеса понадобится его разжаловать, что, собственно, может остановить Тэккера, раз Иган будет в его власти? Джо, стоявший вполоборота, повернулся к Игану и посмотрел на него в упор. - А вы, - сказал он резко, - вы знаете, кто это сделал? Уилок прикоснулся к руке Джо. Изворотливый ум юриста подсказал ему выход из положения, в которое поставили его слова Игана. - Я думаю, - сказал он, - что личность доносчика может интересовать только владельца банка, а уж никак не нас. - Он весело взглянул на Игана. - Почему бы вам не разузнать, чей это банк, и не уведомить владельца, если вы знаете, кто донес? - посоветовал он. - Я не знаю, кто, - ответил Иган. - Я только так, поинтересовался. Он был еще слишком потрясен, чтобы в полной мере осознать свою радость: ведь бизнес чуть было не довел его до убийства, но, к счастью, все обошлось. Джо тоже с радостью ухватился за найденный Уилоком выход. Конечно, думал он, не можем мы так прямо признаваться полиции, что банк принадлежит нам. - Верно, - сказал он Игану. - Скажите об этом банкиру, разыщите его, вместо того чтобы надоедать нам. Уилок пошел прочь, и Джо последовал за ним. Тогда Иган быстро нагнал Джо. - Вы сами понимаете, я сделал все, что мог, чтобы обвинение было составлено как можно лучше. Джо остановился. По мере того как в нем исчезал страх, он начинал чувствовать жалость к Игану. - Идем, - торопил его Уилок. - Если мы пропустим очередь, дело будет слушаться последним. Джо поспешил за Уилоком, а Иган, весь обмякший, уныло шел за ним, понурив голову. Что же мне - заплакать, на колени стать перед ними, что ли? - думал он. - Вы сами знаете, - повторил он, - я делал все, что мог, чтобы не затронуть того, кого не надо. Джо не ответил. Как бы он ни жалел Игана, бизнес оставался бизнесом. Когда они вернулись в зал заседаний, судья Гаррет все еще слушал дело об оскорблении действием. Заметив свободное место возле юноши, который показался ему знакомым, Джо направился к нему и сел рядом. - Мне почему-то кажется, - сказал он, - что я вас где-то видел. Лицо у юноши было худое, смуглое и такое бледное, что казалось зеленоватым. Он был миниатюрен и очень молод, а его губы, нос, уши, глаза, руки и ноги были словно выточены рукой скульптора. Несколько длинных темных волосков оттеняли его верхнюю губу, а зеленоватые щеки были такие гладкие, что бритва к ним, по всей видимости, еще не прикасалась. На нем были новые лакированные туфли на высоких каблуках. - Я-то вас знаю, - сказал он, - понаслышке. И потом мне вас как-то показали у Бойла. - Где? - У Бойла, на Сорок седьмой улице. - Где это Сорок седьмая улица? - На Сто сорок седьмой улице. Вы играли на бильярде с каким-то толстяком. Вы еще тогда положили пятнадцатого. - А, припоминаю, но ведь это было очень давно. Кто это вам показал меня? - Да просто парни, которые там были. Вы ведь знаменитость, вот они и показали, может, думали, что я попрошу у вас автограф. Джо рассмеялся. Но юноша все же оставался для него загадкой. Он думал, что когда тот заговорит, то он узнает его по голосу. Теперь Джо был убежден, что где-то видел этого мальчишку, даже разговаривал с ним, но только не у Бойла. У Бойла он и был-то всего раз. Не мог же он с одного раза запомнить человека, который стоял в толпе зрителей вокруг бильярда. - У вас что, тоже слушается дело? - спросил он. - Вроде того. Парня, с которым я работаю, забрали. - А где вы работаете? - У Коха. - Юноша видел, что имя это для Джо пустой звук. - Барни Кох, - пояснил он. - Он букмекер, а я у него подручный. Имейте в виду, если захотите поставить на лошадку. Я обслуживаю бары и бильярдные в том районе, - Бойла и прочие места. Если попадете в те края, обязательно встретимся. Джо обещал юноше иметь это в виду и встал. Когда он ушел, юноша равнодушно посмотрел ему вслед. Его красивое, словно выточенное лицо не выражало ровно ничего. Но когда он увидел, что Джо садится рядом с Лео, он ухмыльнулся. Чтобы скрыть усмешку, он поднес ко рту платок, а затем громко высморкался. Нет, думал Джо, просто он напоминает кого-то из моих знакомых. Сначала он предполагал, что парень из шайки Фикко и его подослали, чтобы узнать, чем кончится дело. Но рассказанная им история была вполне правдоподобна. Если он слишком охотно ее рассказал, то, видимо, потому, что считал Джо азартным игроком и хотел на нем заработать. Он просто напоминает кого-то из знакомых. Такие мальчишки вечно подражают людям, которых считают важными особами. А по правде говоря, эти так называемые важные особы часто сами копируют свои же собственные изображения в кино и газетах. Тут объявили, что слушается их дело, и Джо перестал думать о посторонних вещах. Помощник прокурора начал с предложения отложить разбирательство. Он заявил, что дело серьезное, что, возможно, речь идет не только о наказуемом проступке и что у него не было времени ознакомиться с материалами. Уилок коротко возразил, что состава преступления здесь нет и было бы несправедливо заставлять его клиентов тратиться на залог. Судья Гаррет поддержал возражение защиты, и после этого Уилоку ничего больше не оставалось делать. Судья делал все за него. Судья Гаррет скоро должен был выйти в отставку, Он хотел, чтобы его место получил сын. Этим рычагом и воспользовался Эд Бэнт, да еще тем обстоятельством, что судья Гаррет был обязан ему своей должностью. Во второй половине дня Бэнт вместе с Уилоком наведался к судье, но только перед самым уходом упомянул о предстоящем деле. Прощаясь, он заметил вскользь: - Сегодня Уилок должен выступать по одному делу, так вот оно для меня представляет некоторый интерес. - А какое дело? - спросил судья. - Да лотерейное дело, - ответил Бэнт. - Если вы сможете уделить ему внимание и это не слишком вас затруднит, я был бы вам весьма обязан. Судья мысленно взвесил все "за" и "против". Ведь судья, как и всякий прочий смертный, вынужден участвовать в игре бизнеса и участвовать в расчете на выгоду. В иных случаях выгода совпадала с долгом судьи; например, когда поддержать свою репутацию было выгоднее, чем нарушить долг, или когда плата за нарушение долга была настолько мала, что из-за нее не стоило терпеть уколы совести. Но здесь, совершенно очевидно, речь шла о пустяковом деле. Лотерейные дела всегда пустячные. Однако это не значит, что плата за отступление от долга тоже будет пустяковая. Особенно в данном случае. За это уж стоит выдержать легкий щипок совести. - Что ж, - сказал судья Бэнту, - если вы просите о личном одолжении, если вы лично в этом заинтересованы... Но Бэнт прекрасно знал, что ему нет смысла компрометировать себя из-за такого пустячного дела. - Лично я не заинтересован, - ответил он, - просто я был бы признателен, если бы вы сделали одолжение моему юному другу. - Я так это и понял, Эд, - ответил Гаррет. На этом разговор и кончился. Баджли давал показания первым. Он изложил, как вошел в указанное ему помещение, обнаружил там десять человек, сидевших плечом к плечу за столом над кучами лотерейных билетов. В другой комнате еще шестеро работали на счетных машинах и над бухгалтерскими отчетами; перед ними тоже лежали лотерейные билеты. - Один пытался бежать и был задержан, - сказал он. Судья подробно и долго расспрашивал его, на каком расстоянии от билетов находились руки обвиняемых. Баджли, наконец, сказал: - Насколько я помню, некоторые прикасались к билетам, а другие держали руки на столе, на расстоянии одного или двух дюймов от билетов. - А я попрошу вас, - сказал судья, - постараться получше припомнить, кто именно касался билетов, а кто не касался. - Я могу только сказать, что некоторые касались, а некоторые не касались, а кто именно, я не помню, ваша честь. Судья нахмурился. - Вы всегда так подготовляете дела? - спросил он. - В тот момент меня поблизости не было, - ответил Баджли. - Я был занят с обвиняемым, который пытался бежать, и подошел к столу позже, когда агент сыскной полиции Иган уже приступил к описи вещественных доказательств. К этому времени помощник прокурора уже смекнул, что тут происходит. В прокуратуре он проработал почти двадцать лет, чуть ли не с того дня, как его допустили к юридической практике. Его тоже беспокоил Холл. Он прекрасно понимал, что если Холлу удастся спихнуть Деккера, то и его положение станет весьма шатким, разве только он проявит себя как человек более или менее самостоятельный, способный работать не только по чужой указке. Однако заходить слишком далеко он тоже не мог. Деккер все-таки пока еще прокурор. И кто знает, может быть, когда кончится его срок, он будет переизбран. Баджли повернул свои показания так, что теперь только от Игана зависело, дадут ли делу ход или прекратят его. Иган сидел выпрямившись на скамье свидетелей, глядел в одну точку и отвечал на вопросы так громко, что его голос разносился по всему залу. Он отвечал на вопросы, и только. При этом мысль его металась из угла в угол той западни, куда он попал. В одном углу западни был Фоггарти, в другом Миллетти, в третьем Тэккер, а теперь вот судья наглухо закрывал последний выход. Игану ничего не стоило установить состав преступления, для этого надо было только выбрать пять-шесть человек из арестованных и показать под присягой, что у них в руках были билеты, а у остальных руки лежали на столе. Тогда Фоггарти будет доволен. Но этим он восстановит против себя судью, восстановит против себя Тэккера, а это для него сейчас самое страшное. Уилок прицепится к нему. Как он сумел запомнить этих людей? Он что, спросил их имена и записал где-нибудь? А почему не записал? "Не нашел нужным", - слышит он свой ответ. Охваченный чувством одиночества, он и не заметил, как стал разговаривать сам с собой, слушая в то же время вопросы судьи и отвечая на них. Разве у него такая уж великолепная память, что ему не было нужды записывать столь существенные факты? А вместе с тем ему почему-то потребовалось на каждом конверте с билетами записать фамилию обвиняемого. Так ли это? Отвечайте! Так это или не так? А если он надписал конверты, то почему не пометил тут же, касались ли руки обвиняемого билетов или только находились в непосредственной близости от них? Почему? Почему? Отвечайте, - почему? Он представлял себе, как наорет на него Уилок, наорет судья, потому что из-за его показаний судья сам попадет в западню, откуда трудно будет выбираться. Представлял себе, как завтра наорет на него Фоггарти, а несколько позже Миллетти. "Лучше говорить правду, - сказал себе Иган. - Правда еще никогда никому не вредила. Во всяком случае, никому не вредила так, как ложь". Он силился этому верить, подобно тому, как люди на пороге смерти силятся верить в бога. В отчаянии он ухватился за правду. Это было то нравственное правило, которое ему внушали в детстве. Но изобретено оно было до того, как грабительская погоня за наживой охватила весь мир. Теперь эта старая мораль оказалась так же бесполезна, как адмиралу шпага - годна лишь на то, чтобы пощеголять, чтобы покончить с собой, а на что же еще? Зачем мораль в этом царстве наживы? Разве только затем, чтобы украсить жизнь или уложить человека в гроб. И все же какие-то остатки морали еще удержались в человеке, может быть, потому, что иначе никто бы не вынес такую противоестественную жизнь, где каждый травит каждого, чтобы самому не быть затравленным. Удержалась она и в Игане, и теперь он искал в ней спасения. В решительный момент Иган твердо заявил, что не помнит, кто из обвиняемых держал в руках билеты и кто их не касался. Заботясь о протоколе, судья долго допрашивал его по этому пункту, но Иган стоял на своем и говорил только правду. Он повернул вспотевшее лицо к судье и сказал: - Это все, что я могу припомнить, ваша честь. Судья наклонился вперед. - Вы представляете на рассмотрение дела, - сказал он гневно, - из которых отнюдь не видно, что вас учили, как надо подготовить материал. - Ваша честь, - перебил прокурор, чувствуя, что наступил и его черед украсить протокол. - Разрешите указать, что подготовка дел не входит в обязанность свидетелей. Прокурор сиротливо стоял внизу, а судья глядел на него сверху. - Насколько я понимаю, - сказал судья, - а если я не прав, вы можете меня поправить, - насколько я понимаю, этот человек - должностное лицо, одно из должностных лиц, производивших арест. Раз на его глазах совершалось преступление, его первейшей обязанностью, насколько я разбираюсь в этом, было собрать надлежащие улики, из которых можно было бы заключить, из которых явствовало бы, что налицо действительно преступление, нарушение законов. Прокурор попытался его прервать, но судья сказал: - Подождите, молодой человек, сейчас говорит суд. Мне кажется, что обязанность должностного лица, - я имею в виду, судейского должностного лица, - это собрать улики. Я не вижу здесь никаких доказательств, которые могли бы в подлинном смысле слова быть названы доказательствами. Ни одного ясного непреложного факта, лишь ряд предположений и заключений вместо фактов, ряд необоснованных выводов вместо фактов. - Разрешите указать, ваша честь, - при э