Дональд Уэстлейк. Белая ворона ----------------------------------------- Перевел с английского А. ШАРОВ серия остросюжетного детектива издательство "САНТАКС-ПРЕСС" 1994, Москва OCR Васильченко Сергей ---------------------------------------- 1 Гроуфилд выскочил из "форда" с пистолетом в одной руке и пустым мешком - в другой. Паркер тоже выскочил и уже бежал, а Лауфман сгорбился за рулем, легонько нажимая и отпуская педаль газа. Броневик лежал на боку в сугробе, колеса его крутились, и он был похож на собаку, которой снится, будто она гонит зайца. Мина сделала свое дело как нельзя лучше - перевернула машину, но не разнесла ее в клочья. Кругом стоял резкий запах металла, морозный воздух, казалось, был еще наполнен отголосками взрыва. Холодное полуденное зимнее солнце светило ярко, и все тени были четкими. Гроуфилд обогнул передок броневика с его большим, прикрытым старомодной решеткой радиатором, который теперь, когда машина опрокинулась, был на уровне груди. Сквозь пуленепробиваемое стекло он видел водителя в униформе. Того скрутило немыслимым образом, но он был в сознании и ворочался, точнее, доставал из-под приборного щитка телефонную трубку. День был морозный, но на лице Гроуфилда выступила испарина. Прижав ладонь ко рту, Гроуфилд почувствовал ткань и удивился: он на мгновение забыл, что на нем маска. В поднятой руке оказался пистолет, и это тоже удивило Гроуфилда. Он чувствовал себя потерянным, невесомым, невидимым, будто актер, по ошибке вышедший не на ту сцену. В некотором роде так оно и было. Иногда Гроуфилд и впрямь на вполне законных основаниях работал актером в театре, только этот труд не приносил дохода. На жизнь Гроуфилд зарабатывал иным способом - с пистолетом в руке и маской вместо грима на лице. Так, пора входить в знакомую роль. Поколебавшись какое-то мгновение, Гроуфилд снова пошел вперед, к двери кабины. Внутри водитель быстро тараторил в телефонную трубку, не сводя с Гроуфилда встревоженных глаз. Обе дверцы уцелели. Мина должна была сорвать хотя бы одну из них, но не сорвала, и добраться до водителя оказалось невозможным. Гроуфилд услышал второй взрыв, резкий, глухой и вовсе не впечатляющий, и броневик дернулся, как подстреленная лошадь. Это Паркер высадил задние дверцы. Гроуфилд оставил водителя в покое и поспешил к багажнику броневика, дверца которого распахнулась и едва держалась на петлях. Внутри ничего не было, только непроницаемая темнота. - Он там говорит по телефону, а я не могу до него добраться, - сообщил Гроуфилд. Паркер кивнул. Воя сирен еще не было слышно. Вокруг раскинулся большой город, но здесь было самое безлюдное место на всем маршруте броневика - прямая и почти не используемая дорога через пустошь между двумя застроенными участками. Тут дорога шла между высокими деревянными заборами, слева был парк с футбольным полем и баскетбольной площадкой, опоясанными серой изгородью, а справа, за зеленым забором, раскинулся парк увеселений. Сейчас оба парка были закрыты, а жилых домов или работающих учреждений поблизости не имелось. Паркер постучал пистолетом по броне и крикнул. - Вылезайте, не бойтесь, нам нужны деньги, мы не жаждем крови. - Не дождавшись ответа, он заорал: - Ну что ж, не желаете по-хорошему, сейчас взорву гранату! - Мой напарник без сознания! - донеслось из машины. - Вытаскивайте его оттуда. Внутри послышалась возня, как в потревоженной мышиной норе Гроуфилд ждал, испытывая чувство неловкости. По роли ему сейчас только ждать и полагалось. Он был мастак по части напряженного действия, но как только доходило до пауз и раненых людей, возникали сложности. На сцене не бывало настоящих пострадавших. Наконец охранник в синем мундире, пятясь, вылез из броневика. Он согнулся в три погибели и тащил за собой напарника, ухватив его под мышки. У напарника был разбит нос. Как только они выбрались, Гроуфилд сунул пустой мешок Паркеру, и тот нырнул в броневик. Гроуфилд показал пистолет охраннику, который был в сознании. Тот угрюмо, но уважительно взглянул на оружие. Второй навзничь лежал в снегу, и по щекам его текли темно-красные струйки. Напарник в тревоге стоял над ним, не зная, что делать. Гроуфилд сказал: - Сделай ему холмик из снега под затылком. Тогда он наверняка не захлебнется кровью. Охранник кивнул. Опустившись на колени рядом с бесчувственным телом, он перевернул приятеля на бок и прижал к его затылку пригоршню снега. Сирена. Еще далеко. И Гроуфилд, и охранник настороженно подняли головы, будто олени, почуявшие охотника. Гроуфилд оглянулся на "форд" и встретился глазами с Лауфманом. Его круглая физиономия выражала волнение. Из выхлопной трубы "форда" вырывались маленькие белые облачка, будто дымовые сигналы. Лауфман все дрочил педаль акселератора. Гроуфилд опять посмотрел на охранника, склонившегося над напарником. Их взгляды встретились, и тут Паркер вылез из броневика с битком набитым мешком. Сирена выла где-то вдали, и звук, казалось, не приближался, но это не имело никакого значения. Паркер кивнул Гроуфилду, и они побежали к "форду". Гроуфилд с Лауфманом забрались на переднее сиденье, Паркер с мешком - на заднее, и Лауфман резко нажал педаль акселератора. Колеса забуксовали на льду, багажник "форда" занесло влево. Гроуфилд уперся руками в приборную доску и сморщился от натуги. - Полегче, Лауфман! - заорал сзади Паркер. Наконец Лауфман совладал с педалью, и колеса обрели сцепление. "Форд" пришел в движение и мчал по дороге. Казалось, они несутся по заснеженному футбольному полю между двух высоких заборов, серого и зеленого, а где-то на горизонте маячат стойки ворот. Далеко впереди показалась красная искорка. - Придется свернуть! - завопил Лауфман. Гроуфилд взглянул на его бледную физиономию и выпученные от ужаса глаза. Руки Лауфмана казались приклеенными к рулю. - Тогда сворачивай! - велел Паркер. - Да на деле, а не на словах! Они наметили три пути отхода, в зависимости от возможных обстоятельств. Ехать обратно смысла не было, а теперь и вперед стало невозможно. Чтобы попасть на третью дорогу, им надо свернуть за угол в конце зеленого забора, объехать вокруг парка с аттракционами и затеряться в жилом квартале, среди домов и незастроенных площадок - они загодя присмотрели три места, где можно оставить "форд". Времени было достаточно. До конца забора уже недалеко, а красная мигалка мелькала примерно в миле впереди. Но Лауфман по-прежнему давил на педаль газа. Паркеру и Гроуфилду было известно, что шофер он весьма посредственный, но Лауфман знал город, а найти для сегодняшнего дела лучшего водилу им не удалось. Сейчас Лауфман гнал машину к перекрестку, однако слишком уж быстро. Слишком быстро. Гроуфилд все так же упирался в приборную доску, но теперь и он запаниковал: - Лауфман! Сбавь ход, а то в поворот не впишешься. - Я что, водить не умею? - взвизгнул Лауфман и вывернул руль, даже не притормозив. Машина под углом проскочила мимо поворота, встала на дыбы, рухнула левым боком на тротуар и покатилась кубарем. Упираться в приборную доску Гроуфилд больше не мог. Мир за ветровым стеклом закружился, как в калейдоскопе. Белое небо смешалось с белой землей, навстречу машине понеслась изгородь из серых цепей, а навстречу Гроуфилду - лобовое стекло. Гроуфилд открыл рот, чтобы сказать: "Нет", но не успел, поскольку вся белизна вокруг почернела и провалилась во мрак. 2 - ...когда проснется. - Он уже проснулся, - сказал Гроуфилд и настолько удивился, услышав свой голос, что открыл глаза. Больница. Он в постели. В изножье койки двое худощавых мужчин лет тридцати с небольшим, в темных костюмах для повседневной носки. Вот они поворачивают головы и смотрят на него. - Ну-ну, - произнес один из них. - Наш соня пробудился - Вы нас слышали? - спросил второй. - Или ввести вас в курс дела? Гроуфилд уже и сам ввел себя в курс дела, вспомнив и нападение, и бегство, и страх Лауфмана, и то, как кувыркалась машина, и как внезапно померк белый свет. Ну-с, и что теперь? Он в больнице, но эти двое - не врачи, и виды на будущее отнюдь не лучезарны. Гроуфилд взглянул на мужчин и сказал: - Вы легавые. - Не совсем, - ответил второй. Он обошел кровать и сел в кресло слева от Гроуфилда. Первый тем временем приблизился к двери и остановился в непринужденной позе, сложив руки на груди и привалившись к филенке спиной. Гроуфилд обнаружил, что поворачивать голову ему больно, а смотреть на сидящего не совсем легавого мешает нос, поэтому он прикрыл правый глаз и сказал: - Все вы, легавые, не совсем легавые. "Не совсем", по-вашему, означает не местные. Тот, что сидел в кресле, улыбнулся. - Чертовски верно, мистер Гроуфилд, - заметил он. Гроуфилд прищурил открытый глаз. - Вы знаете, как меня зовут? - Мы знаем вас, как облупленного, приятель. Имя, отпечатки, послужной список, все у нас есть. До сих пор вы были везунчиком. - А до сих пор я ни во что такое не ввязывался, - соврал Гроуфилд. Улыбка его собеседника превратилась в насмешливую ухмылку. - Что-то непохоже. Лауфман - профессионал. Тот, который смылся, тоже профессионал. Что же они, любителя в помощники взяли? Не верится. Значит, Паркер сбежал - С деньгами или без денег! - спросил Гроуфилд - Что? - Кто-то смылся. С деньгами или без денег? Тот, что стоял у двери, гавкнул, но когда Гроуфилд удивленно взглянул на него, то понял, что лай на самом деле означал смех. Этот не совсем легавый смахивал на мистера Гава из комикса, а Гав был совсем легавым псом. Гав прорычал: - Ему бы хотелось пойти забрать свою долю. - Трудящиеся вправе рассчитывать на зарплату, - рассудил Гроуфилд. - Наверное, нет смысла лепить, будто эти двое похитили меня и заставили им пособничать. - Да чего там, валяйте, - сказал сидевший. - Но только не с нами. Это ограбление нас особенно не интересует. Несмотря на боль, Гроуфилд повернул голову и стал смотреть в оба Он внимательно изучил парня, сидевшего в кресле - Так вы ищейки из страховой конторы? Гав снова гавкнул, а тот, что сидел, ответил: - Мы работаем на ваше правительство, мистер Гроуфилд. Можете считать нас гражданскими служащими. - ФБР. - Едва ли. - Почему это "едва ли"? Что там у них еще есть, кроме ФБР? - У вашего правительства много всяких служб. И каждая по-своему поддерживает и защищает вас. Дверь палаты распахнулась, толкнув Гава, которому это явно не понравилось. Вошел совсем легавый - рыжий, средних лет, в мундире и фуражке с кокардой, похожей на пучок салатных листьев. Матерый легавый, не иначе как инспектор какой-нибудь. Он не салютовал, просто остановился в дверях в напряженной и нерешительной позе - ни дать ни взять официант, ожидающий щедрых чаевых. - Я просто хотел посмотреть, как у вас идут дела, господа, - с угодливой улыбочкой проговорил он. - Дела у нас идут прекрасно, - ответил Гав. - Через несколько минут мы закончим. - Не спешите, не спешите. - Легавый оглядел распростертого на койке Гроуфилда, и на лице его за секунду сменилось с десяток выражений, что в калейдоскопе. Похоже, он не знал, как ему относиться к Гроуфилду. Судя по его изменчивой физиономии, он на какое-то время потерял рассудок. - Спасибо за участие, капитан, - сказал тот, что сидел. Он не улыбался. Капитана попросту выставляли вон, и легавый это понял. Он принялся кивать. Его официантская улыбка то вспыхивала, то гасла. Потом он сказал. - Ну, тогда я... - И, продолжая кивать, попятился из палаты. Дверь за ним закрылась. Тот, что сидел, проговорил: - Нельзя ли ее как-нибудь запереть? Гав изучил дверную ручку. - Только снаружи. Но вряд ли он вернется. - Надо поторапливаться, - сидевший снова посмотрел на Гроуфилда. - Мне нужны честные ответы на один-два вопроса. Не бойтесь - все останется между нами. - Валяйте, спрашивайте, - сказал Гроуфилд. - Я всегда могу отпереться. - Скажите, что вы знаете о генерале Луисе Позосе? Гроуфилд удивленно взглянул на него. - Позос? А он-то тут при чем? - Мы же сказали вам, что ограбление нас не интересует. Расскажите о Позосе. - Он президент какой-то страны в Латинской Америке. Боевик. - Вы знакомы с ним лично? - В некотором смысле. - В каком же? - Однажды я спас ему жизнь. Случайно. - Вы гостили у него на яхте? Гроуфилд кивнул. Это тоже было больно. Казалось, из головы вытрясли мозги и набили ее наждачной бумагой. Пока он лежал спокойно, все было ничего, но стоило шевельнуться, как внутри начинало шуршать. Поэтому Гроуфилд перестал кивать и сказал: - Да, после того, как спас его шкуру. Какие-то люди собирались его убить, я случайно познакомился с девушкой, которая знала об этом, и мы с ней сорвали заговор. - Вы поддерживаете с ним связь? Гроуфилд вовремя сдержался и не стал качать головой. - Нет, - сказал он. - Мы вращаемся в разных кругах. - Он когда-нибудь нанимал, вас для каких-либо заданий? - Нет. - Что вы о нем думаете? - Ничего. - Так-таки и ничего? - Во всяком случае, свою сестру я бы за него замуж не выдал. Гав гавкнул. Тот, что сидел, улыбнулся и сказал: - Ладно. А как насчет человека по имени Опум Марба? - Хотите знать, может ли он жениться на моей сестре? - Я хочу знать, что вы знаете о нем - Какой-то политикан из Африки. Забыл, как называется его страна. - Ундурва, - сказал тот, что сидел, сделав ударение на втором слоге. - Верно. Похоже на "ну, дура". Тот, что сидел, нетерпеливо поморщился. - Правда? - спросил он. - Расскажите мне про Марбу. - Я никогда не спасал его от гибели. Мы вместе гостили в одном доме в Пуэрто-Рико год назад, вот и все. - И вы никогда на него не работали? - Нет. И сейчас не поддерживаю с ним связи. - А что вы о нем думаете? - Он неплохо стряпает. Вот за него я бы сестру отдал. Сидевший откинулся назад, кивнул и посмотрел на Гава. - Твое мнение? Гав пытливо оглядел Гроуфилда, а тот в ответ оглядел Гава и попытался сообразить, что происходит. Он был профессиональным грабителем и содержал этим ремеслом ничего не зарабатывающего профессионального актера. После двенадцати лет умеренного успеха на обоих этих поприщах с ним стряслась беда, и теперь, похоже, выражаясь актерским языком, ему очень, очень долго не придется свободно импровизировать. Но какое отношение имеют латиноамериканский генерал Позос и африканец Онум Марба к неудавшемуся ограблению броневика в североамериканском городе? И какое отношение к Алану Гроуфилду имеют эти государственные чиновники, которые не служат в ФБР и утверждают, будто грабежи их не интересуют? Гав завершил изучение Гроуфилда быстрее, чем Гроуфилд завершил изучение создавшегося положения. Он отвел от Гроуфилда глаза и кивнул. - Можно попробовать. - Ладно. - Тот, что сидел, опять взглянул на Гроуфилда и сказал: - Мы собираемся предложить вам сделку. Можете согласиться или отказаться, но решать надо тотчас же. - Сделку? Я согласен. - Сперва послушайте, - сказал тот, что сидел. - По ее условиям мне придется отправиться в кутузку? - Выслушайте же меня. Мы можем сделать так, что вы будете проходить по делу об ограблении как свидетель, а не как участник. Вы просто подпишете заявление, и дело с концом. - Никак не соображу, чем я таким владею, чтобы вы были готовы выложить за это такую цену, - сказал Гроуфилд. - Вроде бы я ничем особо не дорожу. - А как насчет собственной шкуры? - спросил Гав. Не поворачивая головы, Гроуфилд покосился на него. - Вы хотите, чтобы я наложил на себя руки? Такие сделки не для меня. Тот, что сидел, ответил: - Мы хотим, чтобы вы провернули одно дельце, которое может быть чревато опасностью для жизни. Пока мы этого точно не знаем. Гроуфилд оглядел их лица, потом посмотрел на дверь, только что закрывшуюся за подобострастным капитаном полиции, и сказал: - Ну вот, я вижу проблеск света. Будем играть в шпионские игры навроде тех, что снимают в кино на пленке "текниколор". Вы - птички из ЦРУ. Тот, что сидел, обиженно надулся, а Гав проговорил: - Порой это становится невыносимым. ЦРУ, ЦРУ, ЦРУ! Неужто люди не понимают, что у их правительства могут быть тайные разведывательные службы? Тот, что сидел, бросил Гаву: - Мои дядька служил в казначействе, но все обзывали его фэбээровцем и так достали, что он раньше времени ушел в отставку. - Я не хотел вас обидеть, - сказал Гроуфилд. - Да ничего, ладно. Простому народу нравится, когда все просто и ясно. Когда существуют две-три простые организации. Помните, как всем было радостно, когда появилась "Коза ностра"? - Народ любит громкие имена, - изрек Гав. - Когда открыли хлорофилл, все тоже радовались. - А вы, ребята, господа Икс с громкими, именами, так? - спросил Гроуфилд. - Очень точное описание, - бодро согласился тот, что сидел. - Именно господа Икс, чтоб мне сдохнуть. Прелесть, правда, Чарли? - спросил он Гава. - Наш друг умеет обращаться со словами, - заметил Гав. Тот, что сидел, удовлетворенно улыбнулся Гроуфилду, потом снова посерьезнел. - Ну ладно, - сказал он. - Тут такое дело. Господа Икс с громкими именами хотят, чтобы вы поработали на них. Может, это окажется опасным, а может, и нет. Мы еще не знаем. Если вы согласитесь и справитесь, вашим маленьким трудностям придет конец, и они будут забыты. Если же вы откажетесь или согласитесь, но попытаетесь улизнуть от нас, мы швырнем вас обратно на сковородку. - Иными словами, либо огонь, либо полымя. - Возможно. Точно не известно. - Выкладывайте подробности. Тот, что сидел, с грустной улыбкой покачал головой. - Извините. Посылки можно вскрывать только после того, как распишешься в получении. - И сколько у меня времени на раздумья? - Целая минута, если угодно. - А вы славный малый, - сказал Гроуфилд. - Как насчет Лауфмана? Ему вы тоже предложите сделку? - Нет, только вам. - Он может расплакаться на суде, если меня с ним не будет. - Вряд ли он выживет, - сказал тот, что сидел. Заметив взгляд Гроуфилда, он продолжал: - Лауфман сам виноват, мы тут ни при чем. У него пробито легкое и еще куча увечий. Гав, которого звали Чарли, добавил: - Решайте, Гроуфилд, а то наши друзья в коридоре, похоже, теряют терпение. - Вы так и не спросили, люблю ли я отечество, - напомнил им Гроуфилд. - Как-то не пришло в голову, что это важно, - сказал тот, который сидел. - Ну, как? Да или нет? - Сами знаете, что да, черт возьми. Иначе не спрашивали бы. Тот, что сидел, улыбнулся и встал. - Увидимся, когда врачи скажут, что вы здоровы, - заключил он. - Как вас называть, Эл или Алан? - Алан. - Меня зовут Кен, а это - Чарли. До скорого. - Минуты теперь будут казаться мне часами, - сообщил ему Гроуфилд. Они уже направились к двери, когда Кен обернулся и сказал: - Дело до некоторой степени срочное. Если вы не поправитесь, когда придет время начинать работу, сделка, естественно, отменяется. - Он весело улыбнулся. - Выздоравливайте поскорее. 3 Выйдя из больницы, Гроуфилд угодил в объятия пурги, Кена и Чарли. - Вас подвезти? - сияя, спросил Кен. - Нет, спасибо, - ответил Гроуфилд - Я, пожалуй, поеду автобусом. - Наша машина рядом, - сообщил Кен, и они с Чарли нежно взяли Гроуфилда под белы рученьки. - Вы слишком любезны, - проговорил он и пошел с ними к "шевроле" без всяких знаков различия; впрочем, знаки и не требовались: ни одно частное лицо в стране не покупало черных "шевроле" с тридцать девятого года. Все трое влезли на заднее сиденье - Гроуфилда посадили посередине, - и толстый шофер-очкарик в меховой шапке завел мотор и выехал со стоянки. Со дня их первой встречи минуло трое суток - вполне достаточно, чтобы Гроуфилд избавился от ощущения нереальности, которое принесли с собой Кен и Чарли. Контрразведки как таковой не существует, вся эта чепуха придумана в угоду писателям и сценаристам, подобно Атлантиде, Дикому Западу или хиппи. Но Гроуфилд довольно быстро понял, что пора воспринимать этих парней и мир, в котором они жили, как нечто реальное, поскольку они могли самым что ни на есть реальным образом повлиять на его житье-бытье, повлиять либо хорошо, либо дурно. Значит, допустим, что на планете Земля и впрямь есть тайные агенты, и два из них пригласили Гроуфилда поиграть за их команду. И правила этой игры, возможно, не совсем таковы, как в кино- и телефильмах, которые он смотрел. Эти парни вытащили его из огня, как и обещали, а уж выбраться из полымени - его, Гроуфилда, забота. Когда машина влилась в еле ползущий поток залепленных снегом автомобилей, Гроуфилд спросил: - Может, пора мне вскрыть посылку? - За этим мы сюда и приехали, - сказал Кен. - На днях вы предложили нам спросить, любите ли вы свое отечество. Мы отказались, но теперь я задам вам сходный вопрос. В какой степени вас интересует политика? - Я согласен с тем знаменитым парнем, который сказал: "Не приведи Господь когда-нибудь задуматься о моей стране". Забыл, как его звали. Чарли гавкнул и проговорил: - Боюсь, вы из этих великих грязнуль, Алан. - Да уж наверное. - Ну, вы хотя бы слышали выражение "Третий мир"? - спросил Кен. - Это что-то вроде вашей давешней "Коза-ностры"? - Не совсем, - ответил Кен. На улице валил снег, и за его пеленой почти невозможно было разглядеть витрины магазинов. - "Третий мир" - принятое среди пишущей братии название тех стран, которые находятся за пределами сфер влияния, как нашей, так и коммунистической. Это изрядная часть Африки, отдельные места в Латинской Америке, немножко Азии. Балласт ООН. - Страны в большинстве своем бедные, - добавил Чарли. - И в основном незначительные. - Полагаю, вы этого, как и многие другие, не знаете, - продолжал Кен, - но несколько лет тому назад в Калифорнии собрались сто самых светлых голов Западного мира, чтобы обсудить возможное будущее человечества, и они пришли к выводу, что грядущее наше зависит от Третьего мира. По их прогнозам, страны Третьего мира будут все больше тяготеть к военным диктатурам и управляться генералами и полковниками. Эти вояки больше похожи друг на дружку, чем на любого гражданина своих стран или любого жителя Соединенных Штатов России. Ученые предположили, что военные правители станут заключать друг с другом кратковременные союзы против западного и восточного блоков и вынудят нас милитаризоваться все больше и больше, пока лет через сто на Земле вовсе не останется гражданских правительств. - Весьма заманчивая перспектива, - заметил Гроуфилд. - Это пророчество, или, если угодно, предостережение, почти не муссировалось в газетах. Людям нетрудно внушить, что им следует опасаться большой страны, такой, как Советский Союз или красный Китай, а вот пойди-ка втолкуй простому народу, что Сирия, Гватемала или какое-нибудь Конго может представлять серьезную угрозу. - Короче говоря, - заявил Чарли, - мы ставим сигнализацию от грабителей, а настоящая опасность исходит от муравьев. - Я уловил суть, - сказал Гроуфилд. - Прекрасно, - похвалил Кен. - И что вы об этом думаете? - Что я об этом думаю? - Вы согласны с таким заключением? - Почем мне знать, черт возьми? - Оно кажется вам разумным? Гроуфилд пожал плечами. - Конечно, кажется. Что я могу знать об этом? Скажите мне все, что угодно, и это будет звучать вполне разумно. - Я бы предпочел, чтобы вы были способны в какой-то мере сами оценить положение, однако на нет и суда нет, - сказал Кен. - Пойдемте дальше. - Я верю вам на слово, - ответил Гроуфилд. - Я не дурак, просто это не по моей части, понятно? - Понятно, - произнес Кен. - Идем дальше. - Вот и хорошо. Идем дальше. Кен взглянул на Гроуфилда. - Я вас чем-нибудь обидел? - Так, самую малость, - ответил Гроуфилд. - Я тоже могу начать говорить о своей работе и извозить вас носом в дерьме. На это способен любой профессионал. - О какой работе? - Без разницы. - В колледже я немного играл в самодеятельности. - Уверен, что вы выглядели весьма достоверно, - заявил Гроуфилд. Чарли гавкнул, а Кен сказал: - Кажется, я тоже малость обиделся. Идем дальше. - Да уж хотелось бы. - Вы когда-нибудь были в Квебеке? - В городе или провинции? - В городе. - Да. - Знаете "Шато Фронтенак"? - Тамошний большой отель? Конечно. - Ваш приятель, генерал Позос, будет там в следующую субботу, - сообщил Кен. - Под чужим именем. - Позос? Я думал, он безвылазно сидит на своей яхте. - В конце недели он ее покинет. Второй ваш дружок, Онум Марба, тоже приедет туда, и тоже под чужим именем. Он будет в свите полковника Рагоса, президента Ундурвы. Все прибудут инкогнито. - Насколько я знаю, Позос и Марба знакомы. - Правители стран Третьего мира все теснее знакомятся друг с другом, - ответил Кен. - Возможно, наши сведения неполны, но, насколько нам сейчас известно, вожди по крайней мере семи малых неприсоединившихся стран инкогнито соберутся в конце этой недели в "Шато Фронтенак". Трое африканцев, один центральноамериканец, двое из Южной Америки и один азиат. Может, будут и другие. - С какой целью они встречаются? Чарли гавкнул. - Хотелось бы нам знать. - О-о! - вздохнул Гроуфилд. - Мы настолько в этом заинтересованы, - сказал Кен, - что готовы помочь участнику вооруженного ограбления выйти сухим из воды, чего он никак не заслуживает. Если он поможет нам все выяснить. - Но почему я? - Потому что вы знаете двоих из этих людей. Потому что оба они знают, что вы авантюрист и наемник. Может ли им пригодиться американец такого пошиба? Надеемся, что да. Надеемся, что вы сумеете убедить их. - А если не сумею? - Многое будет зависеть от того, - ответил Кен, - насколько усердно, по нашему мнению, вы будете стараться. - Он подался вперед и выглянул из-за плеча водителя. - Похоже, мы приехали. Гроуфилд посмотрел на снежную пелену и с трудом разглядел чугунные ворота, мимо которых проезжала машина. Впереди маячил серый кирпичный дом. Они подъезжали все ближе. Гроуфилд спросил: - А почему бы вам не поручить это кому-нибудь из своих людей? - Ни у кого из них нет ваших умений и навыков, - ответил Кен. - Подождите, войдем в дом, тогда и поговорим. - Да уж наверное, - буркнул Гроуфилд. Машина медленно обогнула угол дома и остановилась у черной боковой двери. Чарли толкнул дверцу и вылез под снегопад. Гроуфилд выбрался следом, а Кен был замыкающим. Чарли открыл черную дверь и вошел в дом. Оглянувшись на ходу, Гроуфилд увидел, что машина отъезжает. Они очутились в тесной жарко натопленной прихожей и принялись топтаться, сбивая с ног снег и расстегивая пальто. Потом миновали еще одни двери и попали в узкий коридор с бурыми стенами, а из него - в широкий, выложенный панелями каштанового цвета. Свернув налево, эта троица зашагала по нему и шагала, пока не вошла в небольшую комнату, которую почти полностью занимал дубовый стол для заседаний. Вокруг него стояли стулья с высокими спинками Стены были сплошь уставлены книжными полками. Кен сказал: - Садитесь. Покончим с делом здесь. На столе лежали скоросшиватели, бумаги, стояла маленькая металлическая коробочка. Кен уселся рядом со всем этим добром. Гроуфилд бросил пальто на один стул и сел на другой. Кен был по левую руку от него, а Чарли устроился напротив. Кен раскрыл папку и заговорил: - А теперь я объясню вам вашу задачу. Мы сняли для вас номер в "Шато Фронтенак" на четыре дня, начиная с завтрашнего. Нынче у нас среда. Жить будете под своим именем. Для вас заказан билет на самолет на сегодняшний вечер, если, конечно, будет летная погода. В Нью-Йорке пересадка. Вам придется просидеть там четыре часа, уж извините. Это все, что мы смогли сделать. - Ладно, не берите в голову. - Благодарю. В придачу к той одежде, которой мы снабдили вас в больнице, - кстати, она прекрасно на вас сидит... - Спасибо. На мой взгляд, костюм излишне строг, но весьма недурен. Кен учтиво улыбнулся. - Да, так вот, в дополнение к этому костюму мы дадим вам чемодан со всем, что может понадобиться вам в Квебеке - смена белья, бритва, зубная щетка и все такое прочее. - Никаких крохотных фотоаппаратов, магнитофонов или пистолетов, стреляющих иглами? Еще одна тонкая улыбка. - Боюсь, что нет. Кроме того, нам поручено выдать вам деньги на карманные расходы. Возможно, не так уж и много по вашим меркам, но на кофе и сигареты хватит. Сто долларов. - Наличными или почтовыми марками? Снова улыбка. - Это деньги налогоплательщиков, - заметил Кен. - Если они не могут обеспечить достойную зарплату школьным учителям, - добавил Чарли, - не стоит ждать от них щедрости по отношению к шпионам-любителям. Гроуфилд кивнул. - Интересно, сколько бы Кастро мог выложить мне за этот самолет? - В "Шато" у вас будет связник, - сказал Кен. - Вот его фотография. Он протянул Гроуфилду глянцевый черно-белый снимок восемь на десять. Гроуфилд уставился на мясистую физиономию человека - очки в роговой оправе, жесткие густые усы. Он был похож на жизнерадостного обитателя пригорода, который то и дело одалживает у соседей газонокосилку. - Так мой связник - мужчина? - удивился Гроуфилд. - Не юная красотка? - Юные красотки не особенно напрашиваются на такую работу, - ответил Кен. - Стало быть, вы оба сами на нее напросились? - Как и ты, приятель, - парировал Чарли. - Давай не будем упускать это из виду. - Ладно, - согласился Гроуфилд и вернул снимок Кену. - У нас будет какое-нибудь условное рукопожатие или нечто подобное? - А зачем? Вы и так знаете его в лицо, а он знает вас. - Откуда? - Мы послали ему ваш снимок из "Спутника актера". - О-о! - Его зовут Генри Карлсон, - продолжал Кен. - Не вступайте с ним в связь до тех пор, пока не раздобудете каких-нибудь конкретных сведений. Или, может, у вас будет к нему какая-то просьба. - Хорошо. - Наверное, не стоит подчеркивать, что в течение следующих нескольких дней рядом с вами, кроме Генри, будут и другие наши сослуживцы. - Еще и другие? - Ну конечно. - Мне покажут их снимки? Кен улыбнулся. На этот раз совсем не учтиво. - Боюсь, что нет. Скорее всего, вам даже не придется вступать с ними в контакт. - Разве что, - дружелюбно добавил Чарли, - ты решишь смыться от нас. К примеру, во время остановки в Нью-Йорке. - Кто, я? - Мы-то знаем, что ты не убежишь, - быстро сказал Чарли. - Другое дело наше начальство. Оно никому не доверяет. Кен бросил Гроуфилду толстый белый конверт. - Вот ваши деньги и билеты, - сообщил он. - За номер в гостинице уже уплачено. Гроуфилд запихнул конверт во внутренний карман. - Наверное, мне следует поблагодарить вас, ребята, - сказал он. - За то, что вытащили меня из дерьма. - Время покажет, - ответил Кен. 4 Два часа спустя самолет с Гроуфилдом на борту описывал неправильный круг между плотной грядой серых туч и неряшливо расползшимся по земле городом Нью-Йорком. Было восемь вечера, и Гроуфилд смотрел сквозь снежную дымку то вниз, на однообразные пересекающиеся линии огней, то вверх, на тусклые красные отражения этих огней на брюхе облачной гряды. Ни один из этих видов не радовал глаз. Впрочем, сейчас Гроуфилда не радовали никакие виды, в особенности виды на будущее. Он мечтал о том, чтобы самолет вовсе не оторвался от земли. Эта задержка дала бы ему немного времени, и он, возможно, сумел бы как-то выкрутиться. Но тут, к несчастью, распогодилось, самолет поднялся в воздух, и вот он, Нью-Йорк, нате вам. Самолет на Квебек тоже взлетит, Гроуфилд испытывал удручающую уверенность в этом. Самолет на Квебек взлетит, даже если ему придется пилить до самого Северного полюса. Кто же меня пасет? - думал Гроуфилд. Самолет шел полупустым, но все равно на борту было не меньше десяти человек, весьма похожих на сослуживцев Чарли и Кена. Вся подлость заключалась в том, что тайным агентам полагалось быть похожим на обыкновенных людей, а значит, тех, на кого он грешил, можно исключить из числа подозреваемых. Стоило подумать, что человек - тайный агент, и сразу становилось ясно, что по определению он никак не может быть тайным агентом. Гроуфилд совсем расстроился, поняв, что вынужден играть по их сценарию. Даже если он и сбежит от них, скажем, в Нью-Йорке, эти люди не из забывчивых. Они не простят. Они будут искать его и, если отыщут, то найдут и способ повесить на него это проклятое ограбление броневика. Значит, надо менять имя и вступать в актерскую гильдию как совсем другой человек, возможно, даже отпустить усы и шевелюру. А это означает отказ от не очень доходной, но неплохой актерской карьеры, на которую потрачены годы. Волей-неволей придется избегать встреч с театрами, актерами и режиссерами, которые знали его как Алена Гроуфилда. Все это чревато болью, грустью и опасностью. Начать новую жизнь у всех на виду и при этом остаться незамеченным трудно, но у этой перспективы есть одно решающее преимущество по сравнению с теми играми, в которые играют Кен и Чарли: он останется живым. А если отправиться в Квебек и начать расхаживать на цыпочках в толпе полковников и генералов, прячущихся под чужими личинами, если выйти на сцену международного заговора и играть роль, которой вовсе не знаешь, - вот тогда, похоже, конец один, и ничего лучшего ждать не приходится. Это будет его собственный конец. Лучше уж быть бесприютным, чем найти приют в гробу. Загвоздка в том, как сбежать. Трудно уйти от погони, если не знаешь, кто за тобой гонится. И все-таки попытка - не пытка. Загорелась табличка, призывающая не курить и пристегнуть ремни, самолет наконец перестал описывать круги и пошел вниз по длинной пологой траектории, будто по бесконечной подъездной аллее к какому-нибудь дому. Тусклые багровые тучи за иллюминатором уходили все дальше ввысь, грязный кегельбан внизу приближался. Вдруг все огни исчезли, за исключением нескольких одиноких точек света, голубых, мерцающих желтых, белых. Они виднелись сквозь снежную мглу. Внезапно Гроуфилд почувствовал, как быстро мчится самолет, и мгновение спустя шасси коснулось земли. Посадка получилась довольно жесткой, самолет сильно вздрогнул, подпрыгнул, снова поймал полосу, немножко заелозил по бетону, и Гроуфилд ощутил ремень безопасности, готовясь отразить покушение на свою жизнь еще и со стороны авиакомпании. Но в следующий миг он почувствовал, как самолет выровнялся и снова стал слушаться штурвала. Гроуфилд откинулся в кресле и выглянул в иллюминатор. Вдалеке светились крошечные огоньки аэропорта Кеннеди. Самолет затормозил, моторы взревели, потом смирились со своей участью, и следующие десять минут лайнер бестолково и бесцельно ползал туда-сюда по аэродрому, сворачивая, казалось, наобум то влево, то вправо. Огоньки на низких зданиях вроде бы горели все так же далеко, а потом самолет ни с того ни с сего остановился. Гроуфилд посмотрел через проход и увидел сквозь противоположный иллюминатор зал для прибывающих пассажиров Проход между креслами начал заполняться людьми. Гроуфилд перебросил пальто через руку и медленно двинулся к трапу вместе со всеми. Никто, похоже, не обращал на него особого внимания. В здании бесконечный широкий коридор с бежевыми стенами вел к ряду стеклянных дверей. Пройдя в одну из них, Гроуфилд неожиданно столкнулся нос к носу с маленьким улыбчивым человечком в черном пальто и шляпе, покрытой пластиковым колпаком от дождя. Улыбчивый человечек сказал: - Мистер Гроуфилд! Хорошо долетели? Гроуфилд взглянул на него. - Мы знакомы? - Я друг Кена, - ответил улыбчивый человек - Зовите меня Мюррей. - Привет, Мюррей. - У вас печальный голос. Трудный перелет? - Должно быть, от этого, - согласился Гроуфилд. - Неудачный день для полетов. Что ж, идемте за вашим багажом. Они забрали чемодан, и Мюррей настоял, что сам понесет его. Потом подошли к стеклянным дверям на улицу и стали ждать автобуса наземной службы. - Судя по последнему сообщению, - сказал Мюррей, - самолет на Квебек взлетит, но с часовым опозданием. - Какое облегчение, - ответил Гроуфилд. - Может, пообедаем в международном зале? - предложил Мюррей. - Или вы уже перекусили в самолете? - Так, заморил червячка, - буркнул Гроуфилд. - Правительство угощает? - Уж такую малость мы всегда рады сделать, - весело ответил Мюррей. - Вы чертовски правы насчет малости, - сказал Гроуфилд. - Сейчас только зарегистрируем ваш билет в кассах северного направления, сдадим чемодан, а потом пойдем есть. - Замечательно. Так они и сделали. Им пришлось дважды проехаться на аэродромных автобусах; во второй раз они вылезли около международного зала прилета и поднялись по эскалатору на второй этаж к ресторану, который круглосуточно работал тут под чужим именем. Он назывался "Золотая дверь", хотя был отделен от зала простыми медными перилами. В ресторане почти никого не было, возможно, из-за снегопада. Их провели к столику, и после того, как была заказана выпивка, Гроуфилд сказал: - Я на минутку. Только ополосну руки. - Разумеется, - ответил Мюррей. - Времени у нас в избытке. - Хорошо, - бросил Гроуфилд и пошел к мужскому туалету. Вместо того чтобы войти внутрь, он раздвинул ветки искусственных деревьев и принялся наблюдать за Мюрреем. Наконец тот отвернулся. Тогда Гроуфилд забрал в гардеробе свое пальто и проворно спустился по лестнице. Должен быть, по крайней мере, еще один соглядатай, в этом Гроуфилд был уверен. Но вот задержат они его или просто увяжутся следом? Если не задержат, надо будет попытаться бежать. К нему никто не подошел. Гроуфилд быстро покинул здание, на ходу натягивая пальто. На улице сбились в кучку штук шесть заснеженных такси. Он сел в первое и бросил: - Манхэттен. - Будет сделано, - ответил шофер. При таком снегопаде обнаружить слежку было невозможно, но Гроуфилд исходил из предположения, что она есть. Он откинулся на спинку сиденья и попытался немного расслабиться. Машин было не очень много, а те, что все-таки были, еле ползли. Снег падал крупными ленивыми мокрыми хлопьями, на сером слякотном месиве чернели следы колес. Такси выбралось из лабиринта подъездных дорог возле аэропорта и поехало на Манхэттен по шоссе Вак Вик. За кольцевой Белт-Паркуэй поток машин двигался рывками, то и дело останавливаясь. Прошло минут двадцать. Гроуфилд подался вперед, указал на виадук впереди и спросил: - Это Ямайка-авеню? - Она самая. Гроуфилд протянул водителю два доллара. - Я выйду здесь, - сказал он. Водитель изумленно посмотрел на него. - Посреди автострады? - Все в порядке, - ответил Гроуфилд. Поток машин как раз остановился. Гроуфилд открыл левую дверцу и вышел под снег. Он захлопнул дверцу и увидел, как шофер пялится на него сквозь боковое стекло, разинув рот, словно золотая рыбка в аквариуме. Обойдя такси, Гроуфилд прошмыгнул между машинами и поднялся на правый тротуар. Галош у него не было, и мокрый снег уже набился в туфли и просочился сквозь носки. Гроуфилд полез вверх по крупному заснеженному склону Он скользил и спотыкался, раза два падал на колени. От прикосновений к снегу руки намокли и замерзли. Но, добравшись до верха и оглянувшись, Гроуфилд не увидел ни одного преследователя. Он дошел до Ямайка-авеню и свернул направо, к бульвару Куинс, где был вход в подземку. Поезда пришлось дожидаться минут десять, и за это время Гроуфилд так и не смог понять, следит за ним кто-нибудь на перроне или нет. Он проехал четырнадцать остановок до Восточной Паркуэй, вышел из вагона, бесцельно побродил по этой бестолково построенной станции, не заметил слежки и сел на поезд линии Канарси-Манхэттен, а на Юнион-сквер перешел на Лексингтон-авеню и поехал к окраине. И снова его, похоже, никто не выслеживал. Добравшись до Центрального вокзала, Гроуфилд вышел из метро, поднялся к платформе электрички и приобрел билет на поезд до Олбани, отправлявшийся через десять минут. Он купил газету и семь минут просидел, прикрывшись ею, на лавочке в конце перрона. И вдруг кто-то сказал: - Не пора ли нам обратно, мистер Гроуфилд? Он опустил газету, поднял голову и увидел двух плечистых субъектов в ветровках и кепках. Вид у них был отнюдь не дружелюбный и далеко не веселый. Ни того, ни другого Гроуфилд прежде не встречал. - Прошу прошения, - сказал он, - должно быть, вы меня с кем-то путаете. - Мюррей ждет вас, чтобы заказать обед, - ответил один из парней. - Может, поехали? - Я правда не понимаю, о чем вы говорите, - заявил Гроуфилд. Другой парень сказал: - Гроуфилд, вам от нас не уйти. Но если хотите поиграть и прятки, валяйте. До вылета у вас еще два с лишним часа. Мы можем дать вам полчаса форы и все равно, когда надо, возьмем вас за шиворот. Так что на самолет вы успеете. Ну как? Будете два часа бегать по снегу или предпочтете отобедать с Мюрреем? Гроуфилд смотрел на них, вытаращив глаза. Как они это сделали? Как им удалось так легко найти его? Как они могли бросить ему такой дерзкий вызов? Может, они блефуют? Почему-то Гроуфилд очень в этом сомневался. Ну и что теперь? Бежать? Драться? Гроуфилд оглядел физиономии парней, их ручищи и плечищи, вздохнул и, свернув газету, встал со скамьи. - Не будем заставлять Мюррея ждать, - сказал он. 5 Мюррей поставил на стол пустой коньячный бокал и блаженно улыбнулся. - Да, вкусно, мистер Гроуфилд, - сказал он. - Благодаря вам я пережил несколько очень приятных минут. Эх, если б только все мои задания были такими, как это. Гроуфилд отказался от послеобеденной выпивки и хмуро сидел над третьей чашкой кофе. В продолжение всего обеда он был мрачен, но Мюррей умудрялся вовсе этого не замечать. Он рассказывал смешные истории про Нью-Йорк, нахваливал еду, в ролях живописал свои путешествия на самолетах, и все это время Гроуфилд угрюмо хмурился, думая свои тяжкие думы. Но вот он поднял глаза на Мюррея и сказал: - Одежда запачкана. Мюррей испуганно оглядел себя. - Моя? Где? - Он где-то у меня в одежде, - заявил Гроуфилд. - Я знал, что должен быть какой-то ответ, и вот он. Мюррей прищурился и стал рассматривать грудь Гроуфилда. - Я ничего не вижу, - сказал он. - Вы запачкали мне одежду чем-то излучающим, - задумчиво проговорил Гроуфилд и устремил в пространство взор мыслителя. - Извините, - сказал Мюррей. - Я не понимаю, о чем вы. Гроуфилд снова уставился на него. - За мной не следили, - объяснил он. - В этом я совершенно уверен. По крайней мере, с той минуты, когда я вылез из такси, за мной никто не шел. На Центральном вокзале тоже. Так почему же меня замели там? Вот что я пытаюсь выяснить. Мюррей прижал палец к щеке рядом с носом и подмигнул на манер иудейского Санта-Клауса. - У нас есть свои способы, - сказал он. - Вы чертовски правы, - согласился Гроуфилд, - Один из штурмовиков, которые меня подобрали, предложил мне полчаса форы, и у меня не возникло впечатления, что он шутит. Вот я сижу тут и думаю, как вы, ребята, можете находить меня, не следя за мной. И теперь я знаю, как это делается. - Очень хорошо! - воскликнул Мюррей. Казалось, он испытывал гордость за дедуктивные способности Гроуфилда - Вы вшили мне в одежду какой-то излучатель, - продолжал Гроуфилд. - Все, что на мне напялено, дали ваши люди. Только башмаки мои. При сегодняшней миниатюризации и печатных схемах... - Рисованных схемах, - поправил Мюррей. - Рисованных? - Конечно. Металлосодержашую краску можно использовать вместо проволоки, это делают сплошь и рядом. - Такие схемы даже меньше, - сказал Гроуфилд. - Или в швах, или под подкладкой в моей одежде спрятан маленький передатчик. Вам нужно только два переносных приемника, и все. Можно выследить меня хоть на краю света. - Весьма любопытно, - ответил Мюррей с таким видом, будто размышлял о занятной научной разработке, которая его лично совершенно не занимает. - Однако вовсе не обязательно прятать эту штуковину в одежде. - Где же еще? - Ну... как я понял, вы несколько дней пролежали в больнице. - Что?! - Гроуфилд в ужасе уставился на него. - Так она внутри меня? Передатчик у меня под кожей? Мюррей озорно усмехнулся. - Я просто вас подначиваю, - сказал он. - Мы таких номеров не выкидываем. - Боже мой! - вскричал Гроуфилд, почувствовав слабость. - Подумать только! Мюррей, казалось, призадумался. - А вы знаете, - медленно проговорил он, - это неплохая мысль. Берешь известного коммуниста или, скажем, неисправимого преступника вроде вас, или еще кого-нибудь, кто нас интересует, вставляешь в него маленький передатчик, а если надо узнать, что он замышляет, сводишь на нем лучи, выясняешь, где он находится, идешь к нему и проверяешь, что и как. - В жизни не слыхал ни о чем более зловещем, - признался Гроуфилд. - Отчего же? - возразил Мюррей. - В честных людей мы их вживлять не будем, только в плохих. - Он широко улыбнулся, довольный собой. - Знаете, что я сделаю? Вернусь в контору, все это запишу и кину в ящик для рацпредложений. Гроуфилд смерил его взглядом. - Сдается мне, что для блага еще не народившихся поколений я должен вас придушить здесь и сейчас же, - сказал он. Мюррей игриво хихикнул. - Да ну вас, - ответил он. - Вы просто пристрастны. Вор, и все такое прочее... Гроуфилд не отрываясь смотрел на Мюррея, но, заметив, что тому становится не по себе, покачал головой. - Бесполезно, - сказал он. - Ни одна армия не способна остановить мысль, если пришло ее время. - Вы так полагаете? - оживился Мюррей. - Вы очень хорошо сказали. - Иногда в голову приходят всякие мудрости, - ответил Гроуфилд. - Ну что, пойдем к самолету? Мюррей взглянул на часы. - Совершенно верно! - воскликнул он и помахал меню, требуя счет. 6 Гроуфилд вытащил из бумажника доллар, но на нем было изображено лицо мужчины, и он затолкал купюру обратно. Найдя доллар с женским ликом, Гроуфилд удовлетворенно кивнул. Канадские "зеленые" были ярче, серийный номер тут писали красной краской, и узор заметно отличался. Наконец, на бумажке крупными буквами было начертано "КАНАДА". Доллар Гроуфилду понравился, а значит, и коридорному тоже. Гроуфилд протянул деньги мальчишке, тот вскинул брови и проговорил: - Сье. Это означало "мсье". Коридорный вышел, закрыл дверь, и Гроуфилд остался в одиночестве. Он начал зевать. Скоро челюсть свело, но Гроуфилд никак не мог остановиться и зевал во весь рот. Интересно, сломается хрящ или нет? Может, ему до конца дней будет суждено ходить с отвисшей челюстью. Как же ему тогда произносить реплики в театре? Гроуфилд завертел головой, пытаясь положить конец своей зевоте, и мало-помалу она прекратилась, а сведенный судорогой рот медленно закрылся, будто театральный занавес. Было без пяти восемь утра. Самолет принял на борт всех пассажиров только в час ночи, а потом еще два с лишним часа ждал разрешения на взлет. Гроуфилд подремал с полчасика, пока самолет стоял на земле, зато в воздухе поспать оказалось совершенно невозможно. После своей мученической кончины сын божий воскрес в новой ипостаси, как баскетболист, и всю дорогу до Квебека вел крылатую машину, будто баскетбольный мяч. Где-то на полпути снег, тучи и непогода остались позади, но поднялся ветер, который играл самолетом, как котенок - смятой сигаретной пачкой. Большую часть полета стюардессы бегали по проходу, таская пакетики, в одну сторону пустые, в другую - полные. На рассвете Гроуфилд, наконец, приземлился в Квебеке. Самолет напоминал зачумленный корабль, и Гроуфилд немного удивился, когда аэродромное начальство разрешило пассажирам покинуть борт. Стюардесса с остекленевшими глазами, стоявшая у входа, пробормотала свое дежурное "Спасибо, что летели на нашем лайнере", и Гроуфилд решил не отвечать. Водитель такси был угрюм, хоть и не летел в одном самолете с Гроуфилдом. От аэропорта до гостиницы было двадцать миль, дорога шла на юго-восток, где только что взошло солнце, и Гроуфилд все время просидел, прикрывая ладонью глаза. К гостинице такси подъехало с западной стороны, не примечательной ни красотой, ни драматичностью, но нынче утром Гроуфилду было не до драмы. Перемещение с чемоданом из такси в номер было довольно мудреным делом и осуществлялось в соответствии со строгим ритуалом, так что шевелить мозгами при этом почти не требовалось. Гроуфилд и не шевелил. Но в конце концов добрался, куда хотел. У него, разумеется, были дела. Во-первых, купить новую одежду, не напичканную электроникой. Во-вторых, оглядеться и изучить гостиницу, а потом и весь город. В-третьих, придумать какой-нибудь способ без помех убраться из этой части света. Словом, дел было много, и все важные, все срочные. Гроуфилд преисполнился решимости справиться со всеми этими задачами. Но не сразу. Спать. Сначала необходимо немного поспать. Отдых стоял на первом месте в повестке дня, а восстановив силы и обретя способность соображать, можно будет заняться разработкой планов бегства. Пока же - спать. Но прежде - душ. После всех событий последних пятнадцати часов, перелетов, блужданий по охваченному бураном Нью-Йорку и всего прочего, Гроуфилду требовался не только отдых, но еще и омовение, и успокоение. Вероятно, слишком большое нервное напряжение не даст ему забыться, как бы ни хотелось спать, но душ во многом поправит дело. Поэтому Гроуфилд принял душ, предварительно усеяв своей одеждой путь от середины комнаты до ванной. Он стоял под горячими струями с поникшими плечами, опущенной головой и отвисшей челюстью, стоял до тех пор, пока напряжение не начало ослабевать. Веки перестали нервно дрожать и отяжелели, и Гроуфилд понял, что теперь сможет уснуть. О да, теперь-то сможет. Он вылез из-под душа, вытерся насухо и голышом вошел в комнату. Но так и застыл в дверях. На стуле у дальней стены сидела юная угольно-черная негритянка в зеленом брючном костюме, похожая на Робина Гуда, готового отправиться в набег с шайкой боевиков. Она оглядела Гроуфилда с ног до головы и сказала, будто обращаясь к себе самой: - А он меньше. - Нет, не может быть, - пробормотал Гроуфилд. - Поверьте моему слову, - ответила она. - Не может быть, чтобы Господь наш был столь жестокосердечным, - сказал Гроуфилд. - Я хочу только лечь спать и больше ничего. Я не желаю усложнять себе жизнь. - Ничего сложного, - быстро ответила девушка. Несмотря на свой костюм защитного цвета, она выглядела сногсшибательно: большие сияющие глаза, коротко остриженные волосы, очень густые и курчавые, едва заметный британский выговор. - Ничего сложного, - повторила девица. - Все, что от вас требуется, это сказать мне, кто и зачем прислал вас сюда. А потом я уйду, и спите себе на здоровье. - Врач, - ответил Гроуфилд. - На воды. - Что? - Меня отправил сюда мой врач. На воды. - Какие воды? - Она скорее рассердилась, нежели растерялась. - Меня ввели в заблуждение. Все из-за Хамфри Богарта и Клода Рейнса с их "Касабланкой", это фильм сорок второго года. Надеюсь, вы найдете выход, поскольку вы уходите, - забормотал Гроуфилд и поплелся к кровати. Теперь уже растерянность взяла верх над раздражением. - Что вы, черт побери, такое плетете? - Почем мне знать? Я сплю. - Гроуфилд стащил с кровати покрывало и бросил его на пол. - Слушайте, вы! - вскричала девица, наставляя на Гроуфилда палец. - Я вас по-хорошему спрашиваю. Если не ответите, вместо меня придет другой человек, поладить с которым будет потруднее, чем со мной. Гроуфилд зарылся в накрахмаленные простыни. - Не забудьте захлопнуть за собой дверь, - сказал он и без сил откинулся на подушку. - Эй! - позвала девица. - Эй! Глаза Гроуфилда закрылись. Может, она говорила что-то еще, но ее слова потонули в мягком шелесте крыльев Морфея. 7 Где-то горел свет, и Гроуфилд видел тусклую багровую пелену. Он очень медленно пришел в сознание и сначала понял, что это просвечивают его веки, а уж потом только до него дошло, что он проснулся. После этого он еще какое-то время пролежал, пытаясь сообразить, кто он такой, где находится, что с ним случилось в недавнем прошлом и что ему со всем этим делать. Кроме мыслей, его терзал еще и жуткий голод. Гроуфилд не хотел открывать глаза, поскольку знал, что свет ослепит его, и ему потребовалось довольно много времени, чтобы решить, каким образом избежать необходимости разомкнуть веки. Наконец Гроуфилд, зажмурившись посильнее, перевернулся на другой бок, а когда багровая пелена исчезла, открыл глаза и увидел окно, завешанное толстыми шторами. Выходит, источник света был внутри комнаты, а не за ее пределами. Зашелестела переворачиваемая страница. Книжная страница. Этот звук ни с чем не спутаешь. Неужели девица еще здесь и ждет его пробуждения? Господи, сколько же она тут просидела? Который теперь час? Гроуфилд высвободил левую руку, запутавшуюся в простынях. На запястье, разумеется, ничего не было: часы остались на полочке над раковиной в ванной. Гроуфилд был зверски голоден. Снова прошелестела страница. Сейчас ему вовсе не хотелось еще одного свидания с этой девицей. Правда не хотелось. Он, помнится, собирался заставить себя проявить твердость, отшить негритянку и не заниматься глупостями. Ну, возможно, назначить ей свидание в рабочее время, если она будет очень уж настаивать. Гроуфилд собрался с силами, перевернулся на спину, сел и посмотрел в добрые глаза Генри Карлсона. - Вот и проснулись, - сказал тот - Я вас знаю, - ответил Гроуфилд. - Кен показывал вам мою фотографию. А я, разумеется, видел вашу. Признайтесь, ее ведь подретушировали? Обиднее всего было то, что вопрос прозвучал ничуть не злорадно. Казалось, Генри Карлсон задал его без всякой задней мысли и искренне желает получить ответ. - Разумеется, нет, - сердито пробурчал Гроуфилд. - О, я не хотел вас обидеть. - Ничего, по утрам я всегда не в духе. - Едва ли сейчас утро, - ответил Карлсон и посмотрел на часы. - Двадцать пять минут четвертого. Пополудни, - укоризненно уточнил он. - У нас, контрразведчиков, день ненормированный. Карлсон тотчас же превратился в живое воплощение чопорности. - Весьма плоская шутка, знаете ли. - Это не шутка. Было заметно, что Карлсон изо всех сил старается выказать дружелюбие по отношению к мелкой сошке. - Прежде чем мы перейдем к делу, Алан... могу я вас так называть? - Нет, - ответил Гроуфилд, поднялся с кровати и пошлепал в ванную. Когда десять минут спустя он вышел оттуда, выбритый, сияющий и уже почти не сонный, он по-прежнему был в костюме Адама, а Карлсон все так же сидел на том же стуле, под тем же торшером и с той же раскрытой книгой в твердом переплете, которую он держал на коленях. Карлсон взглянул на Гроуфилда и беспокойно заерзал. - Полагаю, актерам не свойственна скромность в ее общепринятом понимании, - сказал он и попробовал дружески улыбнуться, не очень преуспев в этом. Гроуфилд подошел к чемодану, взглянул на Карлсона и ответил: - Полагаю, тайным агентам не свойственна вежливость в ее общепринятом понимании. Они, к примеру, могут заявляться к вам в гости без приглашения. На лице Карлсона появилось встревоженное выражение. - Нам же вместе работать. Я думал, у нас все будет по-свойски. - Уж конечно, - Гроуфилд открыл чемодан и начал одеваться. - Извините, я должен облачиться в свое радио. - Прошу прощения? - Ладно, не обращайте внимания. Вы просто решили по-свойски проведать меня или у вас была какая-то особая причина заглянуть сюда? - Мисс Камдела, - ответил Карлсон. Гроуфилд застыл, успев натянуть только одну штанину. - Повторите-ка. - Мисс Вивьен Камдела, - сказал Карлсон. Гроуфилд сунул ногу во вторую штанину и подтянул брюки. - Готов спорить, что это та самая чернокожая девица, которая приходила сюда нынче утром. - Ну разумеется. Похоже, у вас с ней очень теплые отношения, - сказал Карлсон, опять принимая чопорный вид. - Еще бы, - ответил Гроуфилд. - У нас даже не возникло необходимости в формальном знакомстве. - Чего она хотела? - Узнать, кто и зачем прислал меня сюда. А если она слонялась поблизости до вашего прихода, ей, вероятно, больше нет нужды расспрашивать меня. - Гроуфилд взял галстук, отправился в ванную и принялся завязывать его, стоя перед зеркалом. - Уверяю вас, никто не видел, как я входил, - крикнул Карлсон из комнаты. - Почему она хотела знать, кто вы? - Она не сказала. Идеально завязать галстук удалось с первой попытки, что бывало весьма редко. Может, это доброе предзнаменование? Гроуфилд провел рукой по галстуку и вернулся в комнату. - Позавтракаем вместе или будем делать вид, что нам надо соблюдать конспирацию? - спросил он. - Это далеко не притворство, - натянутым тоном ответил Карлсон. - Операцию готовили с большой тщательностью, так, чтобы никто не заподозрил вас в связях с нами. - Тогда почему же эта мисс, как ее там... - Вивьен Камдела. - Вот-вот. Почему она лезет ко мне с расспросами? - Я затем к вам и пришел, чтобы это выяснить. - Ну так вас не туда занесло. Идите и спросите эту мисс Вивьен-не-пойми-что... - Камдела. - Хорошо, Камдела так Камдела... - Гроуфилда вдруг осенило. - Послушайте, она из Африки? - спросил он. - Разумеется. - Случайно не из Ундурвы? - Мистер Гроуфилд, вы что, дурачком прикидываетесь? - Не больше вашего, мистер Карлсон. На встрече, которую я, по идее, должен сорвать, будет присутствовать парень по имени Онум Марба, один из двух знакомых мне участников этого сборища. Он родом из Ундурвы. Если сегодня утром он видел, как я вселялся в гостиницу, ему, возможно, стало любопытно, случаен мой приезд или нет. С чувством юмора у него неважно, так что прислать ко мне любознательную девицу вполне в его духе. - Понятно, - задумчиво проговорил Карлсон. - Весьма разумное объяснение. - Рад, что вы это заметили. - По правде сказать, это все, что я хотел узнать, - Карлсон захлопнул книгу и встал. Оказывается, он читал "Сливки шпионского общества" Дэвида Уайза и Томаса Росса. Гроуфилд указал на книжку: - Вы там упомянуты? - К счастью, нет. - Ничего, в другой раз повезет. Так вы не желаете позавтракать со мной? - В такой час? - Лично я намерен назвать это завтраком, а вы зовите как душе угодно. Идемте? - Нет, мистер Гроуфилд. Мы и впрямь должны соблюдать конспирацию. Дела тут творятся далеко не шуточные, поверьте мне. И если вас расколют, нам больше не будет в вас никакого проку, как вы понимаете. Уж и не знаю, как тогда мои начальники поступят с вами. - Опять, небось, на сковородку посадят? - Прошу прощения? - Так и быть, прощаю, - ответил Гроуфилд. - Ладно, говорите, что мне делать. - Выходите, - сказал Карлсон, - а я пережду несколько минут и тоже уйду. - А почему не наоборот? - Если представитель Ундурвы держит вас под наблюдением, значит, за вашим номером тоже следят. Выйдя первым, вы отвлечете на себя соглядатая, и он увяжется за вами, а я незаметно улизну. - Ладно, в этом есть свой резон. Только проверьте, заперта ли дверь, когда будете уходить. - Разумеется. - Хотя какой толк от замков, - проворчал Гроуфилд и отправился на поиски пропитания. 8 Попытаться позавтракать в четыре часа пополудни - безнадежное дело. В это время вообще никакой еды нигде не найдешь. Ленч уже давно прошел, а обедать еще рано, какой уж тут завтрак. Наконец Гроуфилд раздобыл пережаренный гамбургер, слишком жирную картошку по-французски и пучок увядшей зелени. Запив все это целой лужей кофе, он пожалел, что нарушил свой великий пост. Следующие полчаса Гроуфилд провел в универмаге Холта Ренфрю недалеко от гостиницы, где потратил почти весь свой запас казенных денег на приобретение неброской одежды. Сперва он хотел оставить свои вещи и тихонько уйти из магазина в новом прикиде, но прикинул и решил, что сейчас такой номер не пройдет. Если за ним не следят дружки Карлсона, то приятели Марбы наверняка смотрят в оба. Надо будет пересидеть до вечера в гостинице и улизнуть под покровом темноты. Поэтому он вышел из магазина в том же наряде, в котором вошел. Проходя в узкую дверь со свертком в руках, он столкнулся с мужчиной, который спешил в магазин, и вдруг почувствовал острую боль в левом предплечье. Возможно, у этого человека были твердые граненые запонки. Гроуфилд раздраженно посмотрел ему вслед, потом ступил на тротуар и рухнул ничком. Хуже всего было то, что он не потерял сознания. Он просто лишился сил и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Глаза его сами собой закрылись при падении и по-прежнему оставались закрытыми, но Гроуфилд слышал гомон вокруг и чувствовал, как саднят колени и левое плечо. Потом заболел нос, который он расквасил о бетон. Голоса вокруг звучали сперва испуганно, потом зазвучали участливо. К Гроуфилду прикасались чьи-то руки, люди задавали ему глупые вопросы типа "С вами все в порядке?", а он мысленно отвечал. "Будь все в порядке, лежал бы я тут, посреди дороги?" Но произнести это вслух не было никакой возможности. Он не мог ничего сказать, а уж сделать - тем паче. "Я врач", - послышался новый голос с французским, а точнее, франко-канадским, акцентом. Сильные, но нежные руки перевернули Гроуфилда на спину. Большой палец коснулся века, приподнял его, и Гроуфилд увидел размытые контуры человеческих фигур, которые никак не желали обретать четкость очертаний. Доктор ощупывал Гроуфилда, считал его пульс, постукивал по груди, трогал лоб. Наконец он сказал: - У этого человека приступ падучей. Гроуфилду очень хотелось нахмуриться. Приступ падучей? Что за болван этот врач? Он сроду не страдал падучей. Но сообщить эту весть коновалу Гроуфилд не мог. - Надо немедленно доставить его в больницу, - произнес врач. - У кого-нибудь есть машина? - У меня, доктор, она здесь рядом. - Хорошо. Если кто-то из вас поможет мне поднять его... Гроуфилда подняли и понесли. Мозг его лихорадочно работал, пытаясь сообразить, что случилось. Приступа падучей не было. Доктор поставил ему явно неправильный диагноз, хотя его вполне можно понять. Неужели на него так страшно подействовал этот чертов завтрак? Быть того не может! Столкновение в дверях. Боль в руке. Его отравили! Боже милостивый! Сколько же времени у него в запасе? Кто-то должен быстро поставить верный диагноз и вовремя ввести противоядие. Если оно существует. В машину Гроуфилда запихивали с великим трудом. Его то и дело били разными частями тела о металл, доброхоты вопили, подавая друг другу советы; потом Гроуфилда вытаскивали обратно, и все начиналось сызнова. Кто-то даже спросил: - Может, дождаться "скорой"? "Нет, нет" - подумал Гроуфилд, и врач эхом откликнулся на его помыслы, сказав: - Нет, нет. Промедление в таких случаях порой недопустимо. "Уж это точно", - подумал Гроуфилд. Доброхоты поднатужились еще раз и, наконец, с грехом пополам запихнули его в машину. Он растянулся на заднем сиденье. Ноги Гроуфилда согнули и засунули в салон в скрюченном положении вслед за туловищем, будто две скатки простыней. Дверца захлопнулась. После этого события развивались очень быстро. Открылись передние дверцы машины, и Гроуфилд услышал, как врач говорит зевакам: - Я отвезу его в больницу. Донесся одобрительный шепоток, машина качнулась - это врач и водитель забрались внутрь, дверцы захлопнулись. Гроуфилд услышал звук запускаемого мотора, почувствовал, как машина дернулась назад, вперед, потом опять назад и, наконец, поехала. Благодаря открытому глазу Гроуфилд видел два размытых шара - головы врача и водителя. Добрые самаритяне. Кто знает, может, канадцы человечнее своих южных соседей из Штатов. - Как он? - спросил водитель. - В порядке, - ответил врач. - Пальто не создало вам неудобств? - Ни малейших. Я проткнул рукав, как вы и советовали. - Вот видите? Порой и я дело говорю. Открытый глаз Гроуфилда пересох, и его жгло, он начинал болеть, потому что Гроуфилд не моргал и, очевидно, не мог моргать. Боль мешала ему сосредоточиться на том, что говорили эти двое на переднем сиденье. А что будет, если его глаз совсем высохнет? "Проткнуть рукав"? Значит, его отравил водитель! Доктор повернул голову, хмыкнул и сказал: - Нет, так не годится. На лицо Гроуфилда упала тень, большой палец коснулся его века, прикрыл глаз. Потом Гроуфилда опять оставили наедине с его мыслями. Мысли были невеселые. Он досадовал на себя за то, что променял срок в тюрьме, где мог бы долго жить в довольстве и сытости, на все эти тяготы и лишения. Он мог бы сейчас сидеть в камере, попыхивая сигареткой, почитывая журнальчик, гадать, какое кино будут крутить вечером. А вместо этого лежит, отравленный, на заднем сиденье чьей-то машины и, вполне возможно, приближается к своей могиле, наспех вырытой где-то. Как он ни тужился, шевельнуться не удавалось. Не получалось даже напрячь мысли. Машина ехала по тряской дороге, и Гроуфилд подскакивал на сиденье, точно кукла в балагане. А поскольку он не знал, что ему сейчас больше по нраву - страх или ярость, то пребывал одновременно и в страхе, и в ярости. Умирать было страшно, тем более в темноте, среди чужих людей, да еще так глупо, бессмысленно, по милости каких-то неведомых заговорщиков. Но страх сильнее ярости, и когда машина, наконец, остановилась, Гроуфилд был на грани паники. Если бы он мог броситься наутек, бросился бы. Мог бы молить о пощаде, молил бы. Если мог бы плакать, заплакал бы. Его коснулись чьи-то руки Гроуфилд ощутил это. Все его органы чувств были в полном порядке. Нарушилась только обратная связь, по которой команды передаются от мозга к телу. Он был в полном сознании, но совершенно беспомощен, а это самое скверное из всех мыслимых состояний. Его не очень ласково выволокли из машины. Неужто похоронят заживо? Страх, охвативший Гроуфилда при этой мысли, придал ему сил, и он сумел издать стон - такой тихий и визгливый, что страх усилился еще больше. Неужели это его голос? Его куда-то понесли по неровной земле, потом втащили в дом. Поступь носильщиков стала легче, ноги затопали по деревянному полу. Потом Гроуфилда кинули на что-то мягкое и скрипучее. Наверное, на старый диван. Как ему хотелось видеть, как хотелось открыть глаза. Он старался изо всех сил, и в конце концов веки чуть разомкнулись. В образовавшуюся щелку проникла полоска света, но этого было явно недостаточно, чтобы что-то разглядеть. - Ага, привезли, - послышался незнакомый голос. - Это было нетрудно, - ответил врач. - Скоро ли можно будет допросить его? - Довольно скоро, минут через десять. Он уже начал приходить в себя. Большой палец снова проворно скользнул по веку, и Гроуфилд обрел зрение. Над ним нависло лицо. Кто-то пытливо разглядывал его. Теперь Гроуфилд видел более-менее отчетливо и мог определить, что эта широкоскулая физиономия, на которой чернели густые усы, принадлежит человеку средних лет. - А может, и того раньше, - сказал физиономия голосом доктора. - За вами не следили? - спросил незнакомый голос. В отличие от голосов водителя и доктора, этот звучал без франко-канадского акцента. Но какой-то акцент все-таки присутствовал. Выговор был картавый, но не французский. Может, немецкий? нет, тоже не то. Доктор снова пустил в ход большой палец, прикрыл глаза Гроуфилда и, судя по звуку его голоса, отвернулся и отошел. - Разумеется, нет. Альберт свое дело знает. Имя Альберт доктор произнес на французский лад - Альбер. Так звали медвежонка из какой-то детской книжки. Гроуфилд был готов их расцеловать - и Альбера, и доктора и обладателя незнакомого голоса. Расцеловать, стиснуть в объятиях и одарить сигарами. Значит, он не умрет! Убивать его они не собираются! Он был лишь временно обезжизнен, и они сделали это только затем, чтобы без лишнего шума привезти его сюда и кое о чем расспросить. Спрашивайте же! Гроуфилд испытывал к ним такую безграничную благодарность, что был готов рассказать все. Он жив, и пускай себе спрашивают, что хотят. В конце концов, какое ему дело до всей этой возни. Спрашивайте! Спрашивайте! Он ждет не дождется, когда кончится действие наркотика, чтобы дать ответы на любые вопросы. Тем временем голоса отдалились, и Гроуфилд уже не мог разобрать, о чем идет речь. Трое собеседников по-прежнему были в комнате, но не рядом с ним. И говорили они полушепотом. Эти люди, несомненно, понимали, что Гроуфилд слышит их, что он в сознании. Вероятно, им надо было посекретничать. Пусть себе шепчутся, он их вполне понимает и не обижается. Он ведь жив, не так ли? Чего же еще желать? Да, он определенно жив. И тело уже мало-помалу начало подтверждать этот вывод. Руки и ноги заболели, как болят обмороженные пальцы, когда отогреваются. Боль, правда, сосредоточилась не в пальцах, а в локтях, коленках, плечах, щиколотках и запястьях, в суставах пальцев, шее и крестце - короче, во всех сухожилиях. Их ломало и крутило все сильнее. Жизнь возвращалась и мстила за свое временное изгнание. Гроуфилд застонал. Это не входило в его планы, он предпочел бы не нарушать тишину, но все-таки застонал. И в ответ услышал голос доктора из дальнего угла: - Ага, очухался. - Голос становился громче. Наверное, доктор шел в сторону Гроуфилда. - Вы снова с нами, мистер Гроуфилд? Раздались три выстрела. Кто-то заорал. Кто-то чертыхнулся. Потом треск. Наверное, это рухнула выломанная дверь. Снова пальба. Что-то вонзилось в диванную подушку возле левого уха Гроуфилда. Донеслись вопли и возгласы, новые выстрелы и топот бегущих ног. Чей-то пронзительный крик, потом - звук тяжелого падения. Гроуфилд мог только лежать и слушать. Он дал себе клятву, что если только снова обретет власть над собственным телом, то врежет по зубам первым десяти мужикам, которые попадутся ему навстречу. Нет, черт возьми, с него довольно! Глаза Гроуфилда открылись. Веки поползли вверх медленно, неохотно, но в конце концов поднялись, и он увидел просторную комнату в деревенском доме, полную очагов и лосиных голов на стенах, заставленную ветхой мебелью. В воздухе висела пороховая гарь. Та часть комнаты, которую он мог видеть, была пуста. Вопли и выстрелы теперь доносились откуда-то издалека. Послышался гвалт, хлопанье дверей; заскрипели шины сорвавшегося с места автомобиля. Гроуфилд пошевелил руками. Они едва двигались и не могли совершать никакой полезной работы. Гроуфилд попробовал наладить отношения с собственными ногами и в конце концов был вознагражден усилением боли в коленях. Тело саднило так, словно его искусал пчелиный рой. Но все-таки ноги двигались, пусть и очень вяло. Он переместил их чуть левее, подальше от спинки дивана и поближе к полу, и наконец получил в награду шлепок - это его левая нога свалилась с дивана на доски. Правая была не так проворна, но в конце концов и она, покинув пределы дивана, устремилась вниз. Впрочем, из-за позы, в которой лежал Гроуфилд, правая нога так и повисла на полпути к полу. Состояние улучшалось с каждым мгновением. Действие наркотика, каков бы он ни был, слабело все быстрее и быстрее. Боль и онемение тоже проходили. Удастся ли сесть? Гроуфилд пошевелил руками, опять без особого успеха. Потом ухватился за спинку дивана и чуть подтянулся. Где-то на границе между сидячим и лежачим положениями он потерял равновесие и пережил неприятное мгновение, но вот оно осталось в прошлом, и Гроуфилд сел. Прежде чем приступить к главной операции, вставанию, он решил устроить короткий привал, но тут дверь справа открылась, и вошли три человека с пистолетами в руках. Доктора среди них не было. Гроуфилд слишком устал и даже не задался вопросом, что намерена сделать с ним эта шайка. Посреди комнаты на полу лежал ничком какой-то человек, дверь в противоположной стене косо висела на сорванных петлях, за ней открывался вид на холодные неприветливые горы. Гроуфилд понятия не имел, где он, кто эти люди и чего они хотят. Он сроду не был так беспомощен и считал, что надо покориться судьбе: если бороться бесполезно, чего ж бороться-то? Один из вошедших тотчас направился к зияющей наружной двери, второй - к распростертому на полу телу, а третий подошел к Гроуфилду. Подняв глаза, Гроуфилд с удивлением увидел, что это Кен. - Вы в порядке? - спросил Кен. - Меня одурманили, но это уже проходит, - ответил Гроуфилд. - Хорошо, - Кен спрятал пистолет и подошел к своему напарнику, которого Гроуфилд не знал. - Что с этим? - Мертв, - ответил незнакомец. Он уже вытащил у покойника бумажник и теперь рылся в нем. - Водительское удостоверение на имя Альбера Бодри. - Имя Альбер он произнес на английский лад: Альберт. - Никогда не слыхал, - сказал Кен. - Давай посмотрим на его физиономию. Незнакомец перевернул труп на спину, и они принялись разглядывать лицо. - Не знаю его, - сказал незнакомец. - Я тоже, - ответил Кен. Он посмотрел на дверь, но третий парень (тоже незнакомый) уже вышел на улицу, поэтому Кен повернулся к Гроуфилду. - Вы можете держаться на ногах? - Не знаю. - У вас была возможность рассмотрев этого парня? - У меня не было возможности вообще никого рассмотреть. Меня вывели из строя в первую же минуту. Кен покачал головой. - Знали бы вы, как я ненавижу работать с любителями. - Так увольте меня, - ответил Гроуфилд. - Валяйте, я это переживу. - Забудьте, Гроуфилд, и не обижайтесь. Подойдите сюда, взгляните. Вы узнаете этого человека? - Мы с вами вроде бы обращались друг к другу просто по имени, - сказал Гроуфилд, пытаясь подняться на ноги. Незнакомец подошел, помог ему встать и взял под руку, что бы Гроуфилд не упал. - Это было давно, когда вы помогали нам, - ответил Кен. - Подойдите сюда. Гроуфилд поплелся вперед, поддерживаемый незнакомцем, и уставился в лицо мертвеца. - Он налетел на меня, когда я выходил из универмага Холта Ренфрю, - сказал он. - Тогда-то он меня и одурманил. - А раньше вы его видели? - Нет. - Вы слышали их разговоры? - Конечно Я не терял сознания, просто не мог двигаться. - Вы поняли, на кого они работают и чего хотят? - Нет. Им просто надо было допросить меня. - Допросили? - Не успели. Вы слишком рано заявились сюда. Кен сердито кивнул и оглядел комнату. - Чей это сверток? В свертке были обновки Гроуфилда. Сейчас он валялся возле выбитой двери. Гроуфилд взглянул на него и сказал: - Не знаю. Их, наверное. - Грязный лжец, - заявил Кен. - Это ваш тюк. Вы замышляли бегство. - Кто говорит, что он мой? - Я говорю, приятель, - с улыбкой ответил незнакомец, поддерживавший Гроуфилда под руку. - Я видел, как ты все это покупал. Гроуфилд взглянул на него. - О-о... - вздохнул он и тут же впал в ярость. - Так если ты тащился за мной, будто хвост, почему же позволил им схватить меня? - Я за тобой не тащился, - ответил незнакомец. - Просто заглянул в магазин, увидел, чем ты занимаешься, и ушел. - Мы ждали, когда же вы сделаете свой ход, - пояснил Кен. - Хотели немножко отпустить поводок, а потом снова подтянуть. - Да вы просто садисты. - Мы просто хотим, чтобы вы все себе уяснили, - сказал Кен. - На какое-то время вы стали нашей собственностью. - Он погрозил Гроуфилду. - Только попробуйте удрать еще раз. Тотчас упакуем вас и отправим на родину, чтобы передать суду за ограбление броневика. Гроуфилд пожал плечами. - Ладно, я у вас в мешке. - То-то и оно. Поехали в гостиницу. - Поехали. Они вышли на улицу. Незнакомец по-прежнему поддерживал в Гроуфилде способность к хождению прямо. - А как мой узелок? - спросил Гроуфилд. - Оставим его здесь, - ответил Кен. - Мы предпочитаем, чтобы вы носили казенную одежду. - Да уж надо думать. - Это вам же пойдет на пользу, - бодренько сказал незнакомец. - Будь вы одеты в свои обновки, мы бы вас нипочем не спасли. - Спасли, - повторил Гроуфилд. - Значит, теперь это так называется. Они повели его к машине. 9 Выхода не было. Пока они возвращались в Квебек, Гроуфилд пытался разобраться в создавшемся положении и вынужден был неохотно смириться с ним. Выхода не было. Придется попробовать раздобыть сведения, которые хотят получить Кен и его дружки, и при этом смотреть в оба, чтобы та, вторая, шайка не похитила его опять, да еще делать все возможное, чтобы Марба и генерал Позос не догадались о его связях с американским правительством. В театре это называлось бы плутовской сценкой, и ее надо сыграть просто потому, что ничего другого не остается. Он в ловушке. За рулем сидел второй незнакомец, а первый устроился рядом с ним. Гроуфилд притулился сзади вместе с Кеном. До самого города они почти не разговаривали. На этот раз машина въехала в Квебек с северо-востока, спустившись с мрачных заснеженных гор, окружавших город с севера. Когда они оказались среди редких домов на окраине, Кен сказал: - Вы уже видели Генри Карлсона? - Он сидел у меня в номере, когда я проснулся. Хотел узнать, зачем ко мне приходила Вивьен Камдела. Кен настороженно посмотрел на него. - Она к вам приходила? Гроуфилд отчитался перед Кеном за прожитый день. Когда он иссяк, Кен сказал: - Это хорошо. У вас появилась лазейка. Либо эта женщина вернется, либо придет кто-нибудь другой. Не давайте им понять, что вам известно об их связи с полковником Рагосом... - А это еще кто? - Президент Ундурвы, - напомнил ему Кен. - Ваш приятель Марба оттуда. - А... да, верно. - Требуйте встречи с их предводителем. Рано или поздно вас отведут к Марбе, а дальше будете действовать по обстоятельствам. - Я предпочитаю руководствоваться сценарием, ну да ладно. - А пока мы постараемся выяснить, что за шайка пыталась вас захватить. - Хорошо бы. - И не допустить нового покушения. - Это еще лучше. Спустя несколько минут машина подъехала к гостинице, но остановилась чуть дальше, на Оружейной площади. Город уже окутали короткие зимние сумерки, и "Шато Фронтенак" на другой стороне улицы сиял сказочными янтарными и зелеными огнями. - Сначала мы проверим ваш номер, - сказал Кен. - На тот случай, если вас там поджидают. Прогуляйтесь вокруг квартала, а потом входите. - Хорошо. Действие наркотика почти прекратилось, но Гроуфилд еще нетвердо держался на ногах. Холодный ветер ударил ему в лицо, одновременно и взбодрив, и заставив зябко поежиться. Он побрел прочь. Его ждала утомительная прогулка мимо открытых ресторанов и закрытых магазинов по улицам Святой Анны, де-Жарден, Рюбуа, Дютрезор и опять Святой Анны. К концу моциона ему уже не терпелось поскорее пересечь Оружейную площадь и войти в гостиницу. Он даже не понял, смотрели на него в вестибюле или нет. Ему было наплевать. Гроуфилд просто подошел к лифту. Бросил мальчику в ливрее: "Третий" - и поехал на свой этаж. Тут Гроуфилд устало потащился по длинному коридору в номер, думая о том, что изнемогает, хотя выбрался из постели меньше трех часов назад. Он долго возился с ключом, прежде чем открыл дверь и вошел. Свет был включен. Генри Карлсон так и сидел на том же стуле, прижав к груди книгу. Кен разговаривал по телефону. Он повернулся и уставился на Гроуфилда, словно не верил своим глазам. - Я не слишком рано? - спросил Гроуфилд. - Невероятно, - сказал Кен и положил трубку. Он вскочил и быстрым шагом подошел к Гроуфилду. Лицо Кена было перекошено от ярости. - Сукин ты сын! И еще набрался наглости вернуться! Карлсон сидел неподвижно. Из самой середины книги торчала рукоятка ножа. Кто-то пригвоздил книгу к груди Карлсона, и отныне неподвижность была его вечным уделом. Гроуфилд оторвал глаза от фигуры Карлсона и увидел кулак Кена. Тот молниеносно приближался и был нацелен прямо Гроуфилду в нос. 10 Гроуфилд ухватил Кена левой рукой за запястье, повернулся влево, подцепил правой его под локоть, пригнулся и, увидев, что Кен пулей летит на него, поднырнул под противника и перебросил его через себя. Кен полетел к приоткрытой двери, врезался в нее и захлопнул своим телом. Гроуфилд так и не отпустил его руку, а воспользовался ею как рычагом и перевернул Кена на спину. Поставив колено на грудь поверженного противника, Гроуфилд прижал его к полу и заломил ему руку так, что едва не сломал ее, а потом надавил пальцем свободной руки на какую-то точку на горле Кена. - Если я как следует ударю тебя в это место, считай, что ты уже отдышался, - сообщил он. Кен ничего не сказал. Он пыхтел и отдувался, а глаза его не мигая смотрели на Гроуфилда. - Если я убил Карлсона, то сейчас и тебя убью, - проговорил Гроуфилд. Кен по-прежнему молчал. Его рот скривился то ли от боли, то ли от натуги. Гроуфилд похлопал его по горлу кончиком пальца, подождал, пока до Кена дойдет смысл его слов, а потом быстро отпустил его, встал и отошел подальше. Кен медленно сел, потирая руку. - Не знаю, - проговорил он. - Кроме тебя, некому было это сделать. - Почему? - Ты норовил улизнуть от нас. Ты купил новые тряпки и замышлял сорвать нашу сделку. Генри присматривал за тобой, вот ты и убил его. - Если в Вашингтоне все такие же умные, как ты, лучше уж я вложу свои денежки в страны Третьего мира, - сказал Гроуфилд. - Даже если забыть о том, что убивать Генри было бы глупо с моей стороны и что мне вовсе не нужна его смерть, и том, что я всегда избегал глупых и бесполезных поступков, все равно и не убивал Генри. Хотя бы потому, что не стал бы делать это до покупки новых шмоток. Я бы прикончил его после. Разве оставил бы я труп в своем номере, где любая горничная могла увидеть его и лишить меня уголка, в котором можно переодеться? - А может быть, ты не все предусмотрел. Что-то упустил. Ты ведь собирался бежать. - Я никогда ничего не упускаю, - ответил Гроуфилд. - Черт возьми, Гроуфилд, он в твоем номере! - Именно здесь я его и оставил. Я говорил тебе, что он приходил сюда. И потребовал, чтобы я вышел первым, тогда бы его не заметили. Кен сидел на полу, потирал руку и хмуро смотрел на мертвое тело. - Не знаю, - повторил он. - Зато я знаю, - ответил Гроуфилд. - Может, эта черная пчелка Камдела вернулась сюда, а Генри начал к ней клеиться, и ей пришлось отстаивать свою честь. Кен злобно зыркнул на него. - У тебя дурной вкус, Гроуфилд. - Порой я тебе удивляюсь, - сказал Гроуфилд. - Ну и болван же ты. Пойду прогуляюсь немного, а когда вернусь, тебя и твоего приятеля, надеюсь, тут уже не будет. - Эй, погоди! - Кен с трудом поднялся, поддерживая больную руку здоровой. - Ты должен мне помочь. - Ну еще бы, я ведь специалист, - Гроуфилд направился к двери. Кен преградил ему путь. - А если я уйду и предоставлю тебе самому объясняться по поводу тела? Рано или поздно его найдут. - Сдается мне, что я слишком ценен для вас, и ты так не сделаешь, - ответил Гроуфилд. - Сейчас, при сложившихся обстоятельствах, я незаменим и без меня вы как без рук. Поэтому вы будете оберегать меня от надоедливой полиции, и ты вытащишь отсюда своего дружка еще до моего возвращения. Кен привалился спиной к двери. - Когда ты вошел, я был расстроен и дал волю чувствам, - сказал он, - иначе не попался бы на такой простой прием. Знаешь ли, я тоже кое-что смыслю в самообороне. - Как же мне повезло, что ты позабыл все свои тренировки. Пошевеливайся, Кен. Если мы затеем драку, ты можешь поломать радиопередатчик, который у меня в трусах. Кен несколько минут смотрел на Гроуфилда, потом сказал: - Так ты мне не поможешь? - У тебя тут маленькая армия, и я тебе не нужен. Самое главное, чтобы остальные ребята из твоей команды не узнали, что их собрата отправили на тот свет. Наверное, ваш моральный дух часто подвергается таким вот испытаньицам. - Надеюсь, ты перегнешь палку, Гроуфилд, да так, что мне придется привезти тебя обратно и сдать полиции как грабителя. - И тем самым помочь Третьему миру захватить добрый американский город Пеорию? Шевелись, Кен, а я пошел спасать свою страну от пигмеев. Кен зашевелился. - Циничный ублюдок, - сказал он. Гроуфилд взялся за ручку двери. - Если я не вернусь с этого задания, - театрально изрек он, - скажи дома нашим, чтобы были начеку. Скажи им... скажи им, чтобы следили за небом! Посмеиваясь, он вышел из номера, и Кен хлопнул за ним дверью. 11 В уголке вестибюля сидела мисс Вивьен Камдела, облаченная в черное. Черные кожаные высоченные сапоги доходили аж до черной замшевой мини-юбки; меж лацканов распахнутого черного русского тулупа с бахромой на вороте, рукавах и полах виднелся черный свитер без горла. Гладкая черная кожа и шершавая черная шевелюра дополняли облик, который одновременно был и жутко соблазнительным, и весьма зловещим. Мужчины, проходившие мимо закутка, где она сидела - одинокая и отрешенная, - все как один пялились на нее и падали ниц, спотыкаясь о чемоданы. Слава Богу, Гроуфилд не был мазохистом. Он вошел в закуток, уселся на мягкий диванчик лицом ко всей этой черноте и сказал: - Здравствуйте еще раз. Она покосилась в его сторону (хотя и не на него самого) и ничего не ответила. Но Гроуфилд был назойлив. - Я готов поговорить, - сообщил он. - Может, отведете меня к Марбе? Девица опять отвернулась, всем своим видом давая понять, что Гроуфилд для нее не существует. - Что с вами? - спросил Гроуфилд. - Я пришел поболтать. На этот раз она уставилась ему в лицо. Ее холодный взгляд ничего не выражал. - Вы обознались, - сказала девица. - Мы с вами незнакомы. - Знакомы, Вивьен, - ответил он и почувствовал удовлетворение, увидев, как глаза девушки дрогнули, когда она услышала свое имя. - Нас друг другу не представили, но вы изучили меня с головы до пят. На губах ее промелькнула тусклая улыбка, но девица ответила: - Вы обознались. - Черта с два, - возразил Гроуфилд, начиная сердиться. - Ошибки и впрямь были, Вивьен, но не мои. Сейчас в моем номере наверху лежит убитый человек, и если его прикончили ваши ребята, то им придется попотеть, убеждая меня не стучать на них. - Стучать? - ее глаза по-прежнему были закрыты занавесом. - Если вам есть, что сообщить властям, сделать это - ваш долг. - Вы меня не слушаете, сладкая моя девочка, - сказал Гроуфилд. - Я знаю, что будет здесь в субботу и воскресенье. Я знаю, что все щеголяют тут под чужими именами, но мне известно, кто есть кто. Я знаю, что генерал Позос здесь. Я знаю, что ваш президент, полковник Рагос, здесь. Я знаю, что Онум Марба тоже здесь. Мне неведомо, под каким именем вселились сюда вы, но ваше подлинное имя - Вивьен Камдела, и вы состоите в делегации Ундурвы. Я говорю вам, что у меня в номере лежит убитый человек. Отведете меня к Марбе или мне поднять шум? Занавес уже раздвинулся, открыв жившую за ним тревогу. - Что вы имели в виду, говоря о мертвом человеке? - спросила она. - Говоря о мертвом человеке, я имел в виду человека, который мертв. С ножом в теле. С пронзенным насквозь учебником. - Я ничего об этом не знаю, - сказала девица. - Мы не имеем к этому никакого отношения. Мне неизвестно, во что вы вляпались, но... - Я вляпался в Третий мир, и все потому, что дружу с вашим дружком Марбой. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Я выбрал Марбу. Но если не получится, меня вполне устроят и местные власти. Девушка пугалась все больше и больше. Будь у нее привычка грызть ногти, она бы их сгрызла. Но такой привычки у нее не было. Поэтому она просто сидела с очень встревоженным и очень задумчивым видом. Гроуфилд откинулся на спинку дивана, не мешая ей думать. Он передал сообщение адресату, пусть теперь адресат сам решает, принять его или нет. В конце концов девица его приняла. Она поднялась вперед и сказала: - Не знаю, как мне быть. Не согласитесь ли вы минутку подождать здесь? - Я подожду две минутки, но не больше. - Пойду узнаю, что можно сделать, - сказала она, встала и пошла. Ее черные кожаные сапоги поблескивали. Двое мужчин, проходивших мимо нее, столкнулись, пробормотали, не глядя друг на друга, невнятные извинения, и пошли каждый своей дорогой. Гроуфилд сел и принялся ждать. Теперь, когда его ничто не отвлекало, он снова ощутил последствия наркотического отравления. Руки и ноги еще побаливали, их словно покалывало иголками, а нервы были немного напряжены, как будто он перепил кофе. Гроуфилд не чувствовал недомогания, просто легкую остаточную боль и нервное напряжение. Девушка вскоре вернулась, но поскольку Гроуфилду не о чем было думать, кроме собственного дурного самочувствия, ему показалось, что она отсутствовала долго. Он вопросительно взглянул на нее, но по сути дела ему было все равно, что она скажет. Вряд ли ее слова могли отвлечь его от раздумий о собственной персоне. - Вам следует пойти со мной, - заявила девица. Да, такое вполне способно отвлечь. Хорошо. - Куда? - спросил Гроуфилд. - На улицу. - Почему бы нам не встретиться с ним в гостинице? - Он думает, вы хотите поговорить без посторонних. - Иными словами, это вы, ребята, хотите говорить без посторонних. Девица пожала плечами. - Вам нужно встретиться с мистером Марбой или нет? - Ладно, пошли. - Гроуфилд встал. - Только без грубостей, хорошо? Она нахмурилась. - Не понимаю. - Я не хочу, чтобы меня побили, отравили, похитили или еще что-нибудь такое. Понятно? - Кому это нужно? - Вы бы удивились, узнав, сколько народу норовит сотворить нечто подобное, - ответил Гроуфилд. - Ведите меня. Девица пошла впереди. Они пересекли вестибюль, и Гроуфилд, как и положено актеру, увидел их обоих со стороны: миловидный мужчина артистической наружности и прекрасная чернокожая девушка, похожая на актрису. Разговоры и топот ног вокруг стихли, и в наступившей тишине Гроуфилд с девушкой вышли на улицу. В "Шато Фронтенак" есть двор, куда въезжают машины и экипажи. Центр города справа отсюда, и девушка свернула именно туда. Гроуфилд пошел рядом с ней по правую руку. Они миновали арку и оказались на Оружейной площади, главной площади Квебека. Поскольку было межсезонье, тут стояла всего одна двуколка. Прикрытая попоной лошадь посапывала, выдувая ноздрями две мощные струи пара, а кучер съежился в своем старом коричневом пальто с бурым меховым воротником и оранжево-зеленой вязаной шапочке, натянутой на уши. - Сядем в этот экипаж, - предложила девица. - Скажите кучеру, что мы хотим посмотреть Равнину Авраама. Гроуфилд заколебался. Одно дело - форсировать события, и совсем другое - смело бросаться неведомо куда, ничего никому не сказав. Возможно, его ждет смертельная западня. - Я в этом вовсе не уверен, - сказал он. Девушка нетерпеливо посмотрела на него. - В чем дело? Никто не причинит вам зла. - Я в этом вовсе не уверен, - повторил он. - Кажется, вы сказали, что знакомы с мистером Марбой. Гроуфилд поразмыслил над этим доводом. Девица была права. Характер Марбы - вот на что он возлагал все свои надежды. Гроуфилд знал, что Марба - человек холодный, расчетливый, своевольный, но отнюдь не жестокий. К генералу Позосу, например, Гроуфилд так не поехал бы. А к Марбе нужен именно такой подход, если, конечно, он правильно понимает характер Марбы. И место встречи не имеет значения. Если же он ошибается в оценке Марбы, то такой подход обречен на неудачу. В каковом случае место встречи тоже не имеет значения. Гроуфилд пожал плечами и сказал: - Ладно, будь по-вашему. Они перешли через улицу и разбудили дремавшего кучера. Услышав, что Гроуфилду приспичило обозревать Равнину Авраама, кучер энергично закивал, энергично высморкался и принялся энергично понукать свою лошадь, которая скорее спала, нежели бодрствовала. Похоже, ни кучера, ни лошадь не удивило то, что их пассажиры принадлежат к столь разным расам. Гроуфилд и девица сидели рядышком в открытой двуколке. На противоположном сиденье валялась толстая меховая полость, и Гроуфилд прикрыл ею колени Вивьен и свои. Дама поблагодарила его, впервые выказав нечто свойственное живому человеку. Лошадь медленно затрусила вперед, рывками влача за собой двуколку. Они неспешно объехали всю Оружейную площадь, на удивление темную, если учесть, что она лежала в самом сердце такого огромного туристического центра, и свернули налево, на улицу Святой Анны. Сначала Гроуфилд понятия не имел, кто это говорит. Приглушенный картавый говор, казалось, висел в воздухе вокруг них. Создавалось впечатление, будто толстое покрывало, лежащее на коленях, решило вдруг поболтать с пассажирами. Однако болтало не покрывало. Болтал кучер. Из глубин пальто, из-за толстого шарфа, из-под вязаной шапки - отовсюду доносился обычный треп для туристов, рассказ о достопримечательностях, надоевший несчастной лошади не меньше, чем пони молочника его однообразный маршрут. Как только двуколка свернула на улицу Святой Анны, кучер забубнил, что по левую руку стоит английский кафедральный собор, освященный в 1804 году, первая английская церковь, построенная за пределами Великобритании. Кучер выдал какую-то статистику, потом заговорил о зданиях ценовой палаты и торговой академии. Все эти захватывающие сведения посыпались на Гроуфилда как стальные чушки. Гроуфилд взглянул на девицу и увидел, что она улыбается. - Слушайте внимательно, - посоветовала она. - Когда приедем на место, он устроит вам экзамен. - Никак не пойму, кто это вещает, человек или лошадь, - шепнул Гроуфилд. - Создается впечатление, что человек, - ответила девица, - но на самом деле это у лошади в брюхе урчит. То ли свежий воздух подействовал, то ли езда в туристском экипаже, а может, единообразие мыслей, только они оба находили статистическое бормотание кучера весьма забавным. Во всяком случае, перемена произошла и была настолько разительной, что Гроуфилд с трудом в нее поверил. Он хотел даже отпустить замечание на этот счет, но сдержался, боясь все испортить. Кроме того, у них нашлись и другие темы для разговора. Они перешептывались под размеренное бормотание кучера, обсуждая его самого и его лошадь, обмениваясь впечатлениями о получаемых от кучера сведениях, о домах и вывесках, мимо которых катила двуколка. О создавшемся положении не было сказано ни слова. Никаких разговоров на личные темы, никаких обсуждений событий, происходивших в гостинице. Беседовали только о том, что было перед глазами, о самом обыденном. Столь поверхностный разговор немного действовал на нервы, но девушка весьма умело поддерживала его, а Гроуфилд всегда чувствовал себя прекрасно рядом с достойным партнером по сцене. Пока лошадь уныло плелась, стуча подковами, по улице Святой Анны, он даже успел разыграть сценку под названием "Случайное свидание, которое принесло счастье". Двуколка свернула влево, на улицу Дофина. Слева, если верить ворчанию кучера, стояло здание квебекского литературно-исторического общества, а прежде в этом доме располагалась местная тюрьма. На ее заднем дворе когда-то вершились публичные казни, а в подземелье туристы, если им это интересно, все еще могут увидеть древние узилища. Сразу за тюрьмой двуколка миновала старую стену, защищавшую городище, и кучер пробубнил сквозь шарф, что они проезжают Кентские ворота, возведенные в 1879 году королевой Викторией в честь ее почившего отца. После этого кучер, наконец, временно затих. Похоже, тут был жилой район, погруженный во тьму, еще более густую, чем за стеной. Гроуфилд опять занервничал и забыл, что надо импровизировать. В итоге сценка заглохла, и какое-то время они ехали молча, пока не миновали здание парламента провинции, залитое светом стоявших на лужайке прожекторов. Тут Гроуфилд заметил, что девушка пристально разглядывает его. Когда он посмотрел на нее, она засмеялась и сказала: - А вы и впрямь струхнули. - Если ничего не случится, можете смеяться надо мной, сколько угодно, - ответил Гроуфилд. - А пока не надо. - Ладно, посмеюсь. Впереди тянулась Большая Аллея, широкая, хорошо освещенная улица, на которой был светофор. Девушка склонилась к Гроуфилду и шепнула: - Мы случайно встретили приятеля и на радостях пригласили его прокатиться с нами. Скажите кучеру, чтобы не волновался. Гроуфилд кивнул. Перекресток приближался, а светофор по-прежнему сиял красным глазком. Кучер буркнул что-то своей лошади, и та тотчас стала на месте. - Рональд! - воскликнула вдруг девица, приподнимаясь и взмахнув рукой. - Посмотри, милый, это Рональд, - громко сказала она Гроуфилду. Гроуфилд посмотрел. По тротуару в их сторону шел человек. Он был высок и худощав, но лица Гроуфилд разглядеть не мог Девица болтала что-то о "большой удаче" и издавала множество разнообразных радостных звуков. Гроуфилд молча следил за человеком. Когда тот подошел, он узнал Онума Марбу с его заговорщицкой улыбочкой, так хорошо знакомой Гроуфилду по их последней встрече год назад в Пуэрто-Рико. - Рад видеть вас обоих, - сказал Марба совершенно искренним тоном, но с насмешливой ухмылкой. - Ты должен поехать с нами, - заявила девица. - Мы собираемся посмотреть Равнину Авраама. Она ткнула Гроуфилда в бок костлявым кулачком. - Ох! - произнес Гроуфилд. - Да, конечно. Залезай, Рональд, поехали прокатимся. - Вы уверены, что это удобно... - Конечно, удобно, - ответил Гроуфилд. - Лезь сюда, светофор уже зеленый. - Большое спасибо, - сказал Марба. - Буду очень рад. Он забрался в двуколку и сел на скамью напротив Гроуфилда и девушки, спиной к кучеру, который повернулся на облучке и без особого любопытства посмотрел на них. - Мы уселись, трогай, - сказал ему Гроуфилд. Кучер хмыкнул, отвернулся, пробубнил что-то своей лошади, и та поплелась через Большую Аллею в парк под названием Равнина Авраама. Марба подался вперед. Черты его впотьмах опять утратили четкость. Кожа у него была не такая черная, как у девушки, а скорее цвета шоколада, но сейчас оба они выглядели совершенно одинаково. - Вы появляетесь в самых неожиданных местах, мистер Гроуфилд, - заметил Марба. - Как и вы, мистер Марба. - Я провожу тут отпуск. Вы тоже на отдыхе? - Не совсем. Меня захомутало какое-то американское шпионское ведомство. Не ЦРУ, а что-то там еще. Точно не знаю, мне не сообщили. Они прислали меня следить за вами. Марба скорчил насмешливо-удивленную гримасу. Так полагалось по сценарию, но Марба не очень старался играть достоверно. - Следить за мной? С какой стати американскому правительству посылать вас следить за мной? - Дело в том, что мы с вами знакомы. Они надеялись, что я войду к вам в доверие, разнюхаю, что тут твор