госпожу Бурра, Жером попросил разрешения проводить ее. Пожилая дама не возражала, а скорее наоборот, была рада возможности поговорить с журналистом и, будучи любопытной, как все женщины, испытывала жгучее желание как можно больше узнать о необычной драме, в которой она оказалась невольно замешанной. Когда же хозяйка семейного пансиона и Жером Фандор приехали в Отей, она так ничего конкретного и не узнала, так как журналист на все ее вопросы давал лишь уклончивые ответы. Одно было несомненно - госпожа Бурра считала Жерома Фандора самым любезным мужчиной на свете и была готова, насколько это в ее силах, помогать ему. Госпожа Бурра непременно захотела принять Жерома Фандора у себя. Она посетовала на неприятности, приносимые этим делом ее размеренному и мирному существованию. Конечно же, летом жильцов было меньше, иногда всего лишь двое-трое. В этом году посетители были еще более редкими, а этот несчастный случай или попытка убийства мадемуазель Элизабет Доллон, несомненно, испугает возможных жильцов ее пансиона. Пожилой парализованный господин, находившийся здесь во время драмы, на следующий же день выехал. Жильцов больше не осталось. Дом был пустым. Они проговорили допоздна, даже не подумав об ужине. Впечатления от недавних событий отбили у них аппетит. Убедившись, что камердинер Жюль и кухарка Мариан были в своих комнатах, госпожа Бурра проводила Жерома Фандора к выходу. Было около девяти часов вечера. Опускавшаяся ночь набросила на здание загадочное покрывало темноты... - Вы найдете дорогу? - спросила госпожа Бурра, - которой не очень хотелось провожать журналиста и возвращаться через парк. - Конечно же, мадам, - сказал Фандор, смеясь. - Умение ориентироваться - часть моей профессии. Госпожа Бурра добавила: - Выходя, не забудьте сильно потянуть на себя решетку, разделяющую двор и улицу. Если она будет закрыта, мы будем в безопасности. Никто не сможет открыть ее снаружи. Пожимая руку пожилой дамы, Жером Фандор пообещал ей сделать все так, как она сказала. И после того, как шум его шагов по гравию затих, раздался звук с силой закрываемой калитки и наступила абсолютная тишина, госпожа Бурра окончательно убедилась в том, что ее гость ушел. Но это было далеко не так. Жером Фандор, действительно, с шумом закрыл калитку, но остался на территории парка, неподвижно стоя у ворот, почти не дыша, пристально вглядываясь в темноту, не желая никоим образом выдать свое присутствие. Так он стоял в течение минут двадцати. Убедившись в том, что вошедшая в дом госпожа Бурра опустила жалюзи и погасила свет, Фандор потер руки: - Теперь дело за мной! Тихонько передвигаясь вдоль стены, Жером Фандор осторожно добрался до дома. На втором этаже он сразу же узнал окно комнаты, в которой жила Элизабет Доллон, и с радостью заметил, что оно было приоткрыто. - Сегодня удача ко мне поистине благосклонна. Мне все удается, и все складывается в мою пользу. И даже, - добавил он, осматривая водосточную трубу, которая поднималась вдоль стены и проходила вблизи заветного окна, - провидение и архитекторы предоставили в мое распоряжение роскошную лестницу, которую я без труда одолею, даже не будучи очень ловким. Переходя от слов к делу, журналист, привыкший к спортивным упражнениям, быстро поднялся к окну комнаты Элизабет Доллон, помогая себе руками и ногами. Он ухватился за выступ окна и подтянулся на руках. Две секунды спустя он уже был в комнате... Жером Фандор раздумывал, зажечь ли свет, чтобы получше изучить комнату, в которой он находился, хотя он немного помнил расположение мебели в ней, когда вдруг лунный свет озарил комнату и помог Фандору. Комната, в основном, была обставлена по-современному: белые стены, выкрашенные эмалевой краской, совершенно голые, словно в келье монахини. В центре комнаты - металлическая кровать. В одном из углов закрытый на ключ шкаф с зеркалом. За ширмой - умывальник. Письменный стол в стиле Людовика XV, два стула, кресло - вот и все. Бегло осмотрев комнату, Жером Фандор задумчиво потер подбородок. - "Ситуация осложняется, - подумал он. - Я глубоко убежден, что скоро в эту комнату наведаются люди, совсем не заинтересованные в том, чтобы быть узнанными или встретить меня здесь. Эти люди, несомненно, знают, что уже завтра утром сюда придет следователь с обыском... Откуда они об этом знают? О, это очень просто! Сам автор попытки убийства или, по крайней мере, один из его соучастников был сегодня днем среди свидетелей у Фюзелье. Может быть, эта любезная пожилая женщина? А может быть, этот тупица Жюль, который производит впечатление полнейшего дурака, хотя возможно и скрывает свои намерения? Пока мне это неизвестно. Разве что появится важный Барбе или элегантный Нантей! Но это предположение не выдерживает никакой критики, так как все говорит о том, что эти два персонажа скорее жертвы, чем злоумышленники, в этом загадочном деле... Кстати, может быть, место преступления уже посетили до меня?.." Едва подумав об этом, Жером Фандор тут же повернул ключ в замке комода и поискал под кучей белья разоблачающий кусок мыла, спрятанный им два дня назад. Ему доставило большую радость убедиться в том, что предмет не тронут. - Вот и хорошо! - воскликнул он. - Я пришел вовремя. Сейчас и наши незнакомцы появятся. Но - кто они? Молодой человек пытался представить лица загадочных людей, по следам которых он безуспешно мчался. И понемногу невольно, но настойчиво, так, что можно было поверить в предчувствия, перед его глазами предстала физиономия сахарозаводчика Томери с седыми волосами, красным лицом и светло-голубыми глазами. Голова этакого янки на сильном и прочном торсе. - Томери! - воскликнул журналист почти во весь голос. - Все заставляет меня думать... но не будем заниматься предположениями, а поразмыслим, как бы спрятаться. Жером Фандор посмотрел на кровать: залезть под нее было бы крайне неосмотрительно, так как его присутствие тотчас заметят... С ширмой та же история... Жером Фандор уже собирался искать укромное место в коридоре или в какой-нибудь большой соседней комнате, как вдруг заметил большой чемодан Элизабет Доллон. Это был один из огромных плетеных чемоданов, которые обычно любят женщины. Мужчина солидного роста мог бы в нем спокойно уместиться. Жером Фандор это быстро заметил, и ему тут же пришла в голову идея уст-роиться в этом необычном убежище. - "Хорошенькая будет шуточка, - подумал он, - если я заберусь внутрь. Могу себе представить удивление тех, кто придет рыться в вещах Элизабет Доллон и окажется нос к носу со мной. Во всяком случае хорошо будет показать им помимо моей, конечно же, симпатичной физиономии, менее приветливый ствол моего револьвера. Посмотрим, можно ли там устроиться?" Жером Фандор открыл крышку и приподнял первое отделение. В нем среди женского белья валялись бумаги, книги, какие-то предметы, принадлежавшие, очевидно, несчастному художнику, часть из которых Элизабет Доллон забрала, в спешке уходя с улицы Норвен. Внутренняя часть чемодана была пуста. - "Прекрасно! - подумал Жером Фандор. - Вот здесь-то я и спрячусь". И молодой человек совершенно спокойно устроился в чемодане в довольно удобном положении. Потом убедился в том, что при уложенном первом отделении и открытой крышке достаточно лишь встряхнуть чемодан, чтобы крышка закрылась. Внутри же он мог находиться несколько часов, не испытывая значительных неудобств. Снова подняв крышку, Жером Фандор заметил сам себе: "Пока что не стоит укладываться, как цыпленок табака, еще никого нет, можно подождать". Прошло несколько часов, которые показались репортеру нескончаемыми. Ему хотелось курить, но он боялся оставить запах, который мог бы выдать его присутствие. Фандор уже стал думать, не напрасно ли он проводит здесь неприятную ночь, когда у входных ворот внезапно раздался звонок. Жером Фандор вскочил и попытался разглядеть, кто мог объявиться так поздно. Но окно комнаты, где он находился, не выходило во двор. Даже выглянув из него, невозможно было разглядеть пришедших ни на пороге дома, ни в пристройке госпожи Бурра. Кроме того, Жером Фандор боялся шуметь - очень легкий паркет скрипел при малейшем движении. "Мне остается лишь одно, - подумал он, - снова забраться в мой чемодан и ждать. Но кто же мог прийти?" Любопытство молодого человека было быстро удовлетворено. За звонком последовали торопливые шаги, какой-то шепот, отголоски разговора, и снова наступила тишина. Некоторое время спустя сидящий в чемодане Жером Фандор четко услышал, как несколько человек вошли на первый этаж дома. Жером почувствовал, как сильно бьется его сердце. Чей-то голос говорил: - Боже, можно ли беспокоить людей в такой час! Как будто бы дневных впечатлений с нас недостаточно. Это просто какой-то ужас. Нас никогда не оставят в покое!.. "Но, - озадаченно сказал себе Жером Фандор, - но это же голос славной госпожи Бурра..." Он прислушался. Кто-то говорил: - Закон есть закон, мадам, и мы всего лишь его скромные исполнители. Поскольку следователь приказал провести обыск с конфискацией, мы обязаны ему подчиниться. Скажите, пожалуйста, своему слуге, чтобы он проводил нас на место покушения... "Что это такое? - спрашивал себя Жером Фандор. - И откуда взялся этот комиссар полиции? Только этого еще не хватало. Ну и рассердится же он, когда я появлюсь перед ним. Но как объяснить ему мое присутствие? Ну ладно, посмотрим дальше!" Кто-то поднимался по лестнице. - Сюда, господа, - произнес хриплый голос. - Комната, которую занимала девушка, находится в конце коридора... "На этот раз, - подумал Жером Фандор, - я узнаю голос. Он принадлежит этому балбесу Жюлю. Но как он торжественно говорит, и как его голос отличается от того, каким он говорил сегодня днем на следствии..." Вдруг Жером Фандор чуть было не вздрогнул в своем тайнике. "Ах, неужели я так глуп! Да ни один комиссар полиции в мире не придет в такой час производить обыск! Что же, черт возьми, все это значит? А не те ли это господа, которых я жду? Я просто теряюсь в догадках..." Загадочные посетители вошли в комнату, и один из них включил свет. Хотя ячейки ивового чемодана и позволяли свободно дышать, но увидеть что-либо через них было невозможно, и Жером Фандор должен был довольствоваться только тем, что мог слышать. Странных посетителей сопровождала госпожа Бурра. - Вот здесь, - объяснила она, - он нашел мою жилицу лежащей. Вот в том углу, видите, газовая плита со шлангами, которые с тех пор даже забыли присоединить к ней. Но ничего страшного, кран перекрыт и счетчик тоже... Человек, который представился комиссаром полиции и голос которого, возможно измененный, был незнаком Жерому Фандору, отвечал односложно. Третий собеседник был не более разговорчив... но по некоторым интонациям Жерому Фандору показалось, что он узнал голос человека, о котором он уже давно думал: "Томери! Неужели это Томери?" Но он не так хорошо знал сахарозаводчика, чтобы по этим деталям уверенно заключить, что перед ним Томери. Однако Фандор не мог избавиться от мысли, что знаменитый сахарозаводчик, почитаемый всем Парижем, и вместе с тем взломщик или даже убийца, находится в двух шагах от него, в этом загадочно странном доме... Отныне он был убежден в этом. Здесь не было никакого комиссара полиции, здесь были преступники. Фандор уже аплодировал себе за свою хитрость, готовясь внезапно выбраться из чемодана, возникнуть перед ошарашенными преступниками, как статуя командора, выстрелить несколько раз из револьвера наугад кому-нибудь в грудь, наделать дьявольского шума и, может быть, даже спасти эту несчастную женщину, которая, видимо, не была соучастницей банды, когда он услышал, как назвавшийся комиссаром полиции незнакомец сказал госпоже Бурра: - Не могли бы вы нам найти что-нибудь, мадам, чем писать? Нам нужно составить протокол. - Конечно же, месье! - ответила пожилая дама, вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. Загадочные личности, очевидно, хотели удалить на время мешавшего им свидетеля, чтобы поговорить между собой. Как только госпожа Бурра ушла, они тихими голосами быстро заговорили. "Во всяком случае, Жюль также замешан в этом деле", - подумал Фандор. Псевдокомиссар полиции спросил у Жюля отрывистым, властным голосом: - Никого не было сегодня вечером, никаких происшествий? - Нет! Приходил журналист, провожавший хозяйку. Но он ушел в девять часов... - От Альфреда нет новостей? Наступила очередь третьего персонажа отвечать: - Нет, ты же знаешь, что он по-прежнему в тюрьме предварительного заключения. Это решенное дело. - Будем действовать! - сказал главный. Жером Фандор отдавал себе отчет, что наступил решительный момент - кто-то поднял крышку чемодана и лихорадочно перебирал собранные в первом отделении вещи. - Ничего не нашел? - спросил тот же человек, обращаясь к Жюлю. - Нет, нет, месье! Причем, я хорошо искал, но может быть потому, что я бегло не читаю, это сложно для меня... - Дурак, - произнес первый голос. "Смотри-ка, - сказал себе Жером Фандор, - вот этот парень мне нравится. Его мнение об этом тупице Жюле совпадает с моим. " Журналист, сжавшись, с револьвером в руке был готов вскочить сразу же, как только злоумышленники поднимут крышку отделения, которое скрывало Фандора, когда он услышал медленные и спокойные шаги поднимавшейся по лестнице госпожи Бурра. - Черт возьми! - выругался один из присутствующих. - У нас ни за что не хватит времени все посмотреть! И со злостью быстро захлопнул крышку чемодана. В этот момент госпожа Бурра вошла в комнату. - Вот, господа, чернила и бумага... То, что последовало дальше, не было специально задумано, чтобы удивить Жерома Фандора. Однако удивление его было неизмеримым, когда он услышал из уст того, кто, конечно же, не был настоящим комиссаром полиции: - Мадам, у нас мало времени, и мы плохо подготовлены для проведения тщательного обыска. Сама комната не кажется нам подозрительной, но в этом чемодане содержатся документы большой важности. Мы сейчас заберем его в комиссариат. - Как вам будет угодно, - ответила госпожа Бурра. - Мне нужно лишь одно, чтобы меня оставили в покое... Ключ, быстро повернувшись в каждом из двух замков чемодана, отныне сделал Жерома Фандора пленником. Будучи человеком смелым, репортер, однако почувствовал, как кровь прилила к сердцу. На лбу проступил холодный пот. "Черт побери! - подумал он. - Я в неприятном положении. И двинуться невозможно. Если эти бандиты догадываются о моем присутствии, они, конечно же, бросят меня в воду, и - прощай следствие, прощай "Капиталь"... В какое-то мгновение Жером Фандор почувствовал, что его мысли устремляются к более приятному воспоминанию. В его широко раскрытых от ужаса глазах на мгновение промелькнул нежный образ той, ради которой он шел на такую опасность, той, ради любви которой - а он несомненно любил ее, - он и оказался в таком глупом положении. Но невероятный оптимизм репортера взял верх... Жером Фандор надеялся на лучшее. Нет, скорее всего, бандиты не догадывались о его присутствии в чемодане. Не могут же они подумать, что Жером Фандор настолько глуп, чтобы самому забраться в ловушку. "Пожалуй, - заключил он, - я достоин того, чтобы протянуть руку этому балбесу Жюлю. Мы друг друга стоим!" В этот момент чемодан задвигался, двое мужчин подняли его за ручки, стараясь сохранять устойчивое положение. Жером Фандор не мог не заметить с некоторым удовлетворением: "Подумать только, они даже не обыскали комод и не взяли разоблачающий кусок мыла. Да, но ведь я говорил о нем только Фюзелье. Но куда, черт возьми, мы направляемся?" Глава XIX. Преступник или жертва Сидящего в чемодане Жерома Фандора переполняла злость на самого себя за то, что он так глупо попался. Чем же закончится эта авантюра? В то время, как незнакомцы с трудом несли тяжелый чемодан на улицу Раффэ, Жером Фандор принял окончательное решение. Не думая о последствиях, он сейчас станет кричать, двигаться, устроит ужасную возню, привлечет внимание прохожих - если, случайно, они будут, но выберется отсюда, чего бы это ему не стоило. Для молодого человека оставался еще слабый луч надежды. Госпожа Бурра провожала незнакомцев до ворот. Последние в присутствии свидетеля, от которого им впрочем было нетрудно избавиться, но, несмотря ни на что, мешавшего им, будут все-таки сдержанны в поведении, когда Жером Фандор проявит свое присутствие. А уж он-то этим воспользуется... Журналист собирался действовать; еще секунда - и он бы сделал это. Но Фандор услышал, что незнакомцы заговорили вновь и инстинктивно притих, чтобы послушать. Первые же слова успокоили его. Лжекомиссар сказал, обращаясь к госпоже Бурра: - Нам нужно будет найти такси или по меньшей мере фиакр, чтобы перевезти этот объемный ящик. Вы не знаете, где их можно найти? - По правде сказать, месье, - отвечала хозяйка пансиона, - я боюсь, что в столь поздний час вы здесь ничего не найдете, но, если хотите, я могу послать Жюля на вокзал Отей? - Договорились. Пусть идет и поторопится. "Это меня успокаивает, - подумал Жером Фандор, - если эти ребята берут первый попавшийся фиакр, то не с намерением бросить меня в воду, чего я больше всего опасаюсь. Но, может быть, они сдадут меня в камеру хранения какого-нибудь вокзала либо отправят первым поездом в Карпантра или куда-нибудь еще! Это будет выглядеть необычно, но, в конце концов, я буду всего лишь безбилетным пассажиром и всегда смогу выкрутиться. И потом, какой прекрасный репортаж я напишу, вернувшись в "Капиталь". Что обо мне думают в газете? Я уже двое суток там не появлялся. Все равно, когда они узнают..." Жером Фандор продолжал прислушиваться, но собеседники не были словоохотливы и говорили только о самом необходимом. Жером Фандор старался запомнить их голоса. Странная вещь, голос, который он то узнавал, то принимал за незнакомый, производил впечатление наработанного, неестественного, в некотором роде поддельного. А нужно ли им было скрывать свои истинные голоса от госпожи Бурра? Она же их видела и могла бы в дальнейшем узнать. Она могла бы сказать, как они выглядели, имели ли бороды, были ли на них парики. И если Жером Фандор все слышал, сидя в чемодане, то видеть ничего не мог. И все его гипотезы, относящиеся к внешнему виду злоумышленников на том и заканчивались. Отдаленный шум приближающегося фиакра давал повод думать, что Жюль преуспел в поисках на вокзале Отей. И действительно вскоре послышалась лошадиная рысь, и несколько секунд спустя запряженный экипаж остановился возле тротуара. - Такси я не нашел, - объявил Жюль, подъезжая на коляске. Кучер проворчал охрипшим голосом: - Далеко-то ехать? Псевдокомиссар полиции ответил голосом, определить который Жерому Фандору не удавалось: - В префектуру полиция. "Ну и ну! - подумал Жером Фандор. - Похоже, этот адрес дается, чтобы надуть старуху Бурра. По-моему, в дороге мы сменим маршрут. В общем, посмотрим! Сволочи, - выругался в мыслях молодой человек, когда незнакомцы взяли чемодан и начали его поднимать. - Они что, собираются воткнуть меня на переднее сиденье рядом с кучером да еще головой вниз? Вот уж, спасибо! Мы, должно быть, весим по меньшей мере килограммов девяносто, из которых я лично потяну на семьдесят!" Однако Жером Фандор быстро успокоился. После бесплодной попытки втиснуть слишком объемный и слишком тяжелый чемодан радом с кучером, решено было поставить его на заднем сиденье открытой коляски. Один из незнакомцев устроился на откидном сиденье, а второй - рядом с кучером. Лжеполицейские попрощались с госпожой Бурра, оставшейся со своим слугой, и коляска печальной и тяжелой рысью, характерной для всех ночных колымаг, отъехала от дома на улице Раффэ. Жером Фандор старался расслышать долетавшие до него обрывки разговора. Он только понял, что кучеру дали новый адрес. Шум движущейся коляски мешал ему слышать разговор. Вскоре по бледному свету, пробивавшемуся сквозь ячейки плетеного ивового чемодана, Жером Фандор понял, что приближается рассвет. Было уже около трех часов утра. "Скоро мы приедем к месту назначения, - подумал он. - Мне кажется, что мои знакомые похитители чемоданов не заинтересованы в том, чтобы встретить кого-нибудь при свете дня в подобном экипаже. Но куда же, черт возьми, они меня везут?" Напрасно Жером Фандор пытался определить по доносившимся до него звукам и неровностям дороги маршрут следования коляски - мостовая, грунтовая дорога трамвайные пути, внезапные повороты вплотную к тротуарам. Все это ему ни о чем не говорило. Примерно после двадцати пяти минут пути извозчик остановился. Мужчины вышли, поставили чемодан на тротуар, заплатили кучеру, и он удалился. "Вот мы и приехали, - подумал Жером Фандор, - что же мы теперь будем делать?" Раздался звонок, очевидно, у каких-то ворот. Ворота открылись, и двое мужчин бесшумно взяли чемодан каждый со своей стороны, ругая сквозь зубы его чрезмерный вес. Проходя под аркой, они произнесли неизвестное Жерому Фандору и такое невразумительное имя, что он не смог его запомнить. Затем последовал подъем по лестнице с остановкой на двух лестничных площадках. "Три этажа! - сосчитал Жером Фандор. - Мы приближаемся к цели, и в конце концов я предпочитаю находиться в каком-нибудь здании, чем на дне реки. " Ключ быстро повернулся в замке, чемодан втолкнули в комнату, послышался звук закрываемой двери. Жером Фандор очутился в какой-то квартире, несомненно, один на один с преступниками, может быть, отданный на их милость. Теперь Фандор оказался в полнейшей темноте. Очевидно, ставни были закрыты. Однако по звонко отдающему звуку шагов журналист понял, что на полу не лежал ковер. В комнате была хорошая акустика, а следовательно, - мало мебели, и, возможно, отсутствовали обои. Была ли это обычная квартира, мастерская или какой-нибудь холл? Во всяком случае злоумышленники, принесшие его сюда, похоже, старались слишком не шуметь. Вдруг крышка чемодана слегка прогнулась, ива заскрипела. Жером Фандор подумал, что незнакомцы открывают его тюрьму, и приготовился защищаться... Но после нескольких секунд размышлений он понял, что мужчины просто сели на чемодан. И начали беседовать. На этот раз Фандор их прекрасно слышал. Можно было подумать, что разговор был начат специально для него. Страшно радуясь возможности узнать какой-нибудь важный секрет, он в волнении прислушался. Но, увы! Если он и слышал что-нибудь, то ничего не понимал. Жером Фандор мысленно выругался от досады - злоумышленники говорили по-немецки. Казалось, прошел добрый час, прежде чем лжекомиссар полиции и его пособник ушли из комнаты, даже не закрыв входную дверь на ключ, что очень обрадовало Жерома Фандора. Он прекрасно понимал, что если ничто не помешает ему выбраться из чемодана, то он сможет спокойно уйти из загадочного помещения, в которое его принесли. Вокруг царила абсолютная тишина. Жером Фандор был убежден, что он в комнате один, однако, чтобы еще раз проверить это, он время от времени шевелился, покачивал чемодан, чтобы дать понять о своем присутствии тому, кто мог остаться поблизости... По правде говоря, подобное поведение могло оказаться не очень разумным, но молодому человеку необходимо было найти выход из этой ненормальной ситуации. Каким бы большим и удобным ни был чемодан Элизабет Доллон, репортер не мог не почувствовать, как затекли мышцы, ведь со вчерашнего вечера он находился в этом не очень удобном положении, которое к тому же было трудно изменить в этой ивовой тюрьме. На скромные сигналы Жерома Фандора ответа не последовало. Молодой человек слушал так внимательно, что, пожалуй, даже услышал бы чье-нибудь дыхание. Значит, он был один, совсем один. Жером Фандор решил попытаться выбраться. Это оказалось делом нелегким. Чемодан был закрыт, и думать о том, чтобы выбить крышку обычными ударами, не приходилось. Поджигать же ее было очень опасно: Жером Фандор, несомненно, заживо сгорел бы раньше, чем смог бы выбраться, и потом, от огня идет дым. В общем неизвестно, чем все это могло бы кончиться. Такие неразумные действия достойны разве что этого балбеса Жюля. Когда работаешь репортером, нужно иметь при себе целый арсенал, - и Фандор помимо обычных револьвера и коробки спичек носил с собой солидный охотничий нож с несколькими лезвиями, среди которых была и пилочка. Не без труда молодому человеку удалось извлечь его из кармана, и он принялся за штурм прутьев. Тонкие и сухие веточки недолго сопротивлялись стальным зубьям пилочки. Жером Фандор с удовлетворением заметил, что ему понадобится минут десять, чтобы освободиться. Добровольный пленник рассчитал верно. Через четверть часа ему удалось высунуть голову и плечи из ивовой клетки. Жером Фандор так резко и быстро вылез из своего тайника, что ободрал себе одежду и руки. - Уф! - сказал журналист, вставая и разминая тело. - В общем, я хорошо отделался, и если не ошибаюсь, то я теперь хозяин дома, поскольку мне кажется, что никого кроме меня здесь нет. Хорошенькое дело! Жером Фандор обернулся, бросив последний взгляд на ящик, в котором он только что прожил несколько часов, таких активных и полных впечатлений. Вдруг, разглядывая комнату, он неподвижно застыл с широко открытыми: от удивления глазами. Его нервно передернуло... Между чемоданом, который находился в центре большой, совершенно пустой квадратной комнаты и окном с закрытыми ставнями, сквозь которые пробивалось утреннее солнце, Фандор заметил лежавшее на полу тело мужчины. Он совершенно не двигался и, казалось, глубоко спал. После того, как первый страх прошел, Жером Фандор приблизился к загадочному незнакомцу, готовясь сразить его, если бы спящий надумал проснуться... Подойдя поближе, Жером Фандор дотронулся до руки лежащего на полу и вскрикнул - рука была ледяной. Перед Фандором лежал труп. Охваченный ужасом, журналист захотел взглянуть на лицо трупа, которое было повернуто к полу. Он с трудом поднял огромный могучий торс, посмотрел на лицо мужчины и вдруг, опустив труп, который упал на пол с глухим звуком, произнес: - Томери, это Томери... Это действительно был известный сахарозаводчик, бездыханно распростертый в пустой квартире! Его лицо было фиолетовым, а черный язык слегка высовывался изо рта. Вне всякого сомнения, Томери был задушен. И как знак высшей иронии убийца повязал вокруг шеи жертвы трехцветную перевязь комиссара полиции! Ошеломленный, с путающимися мыслями Жером Фандор опустился на пол... Понемногу, взяв себя в руки, журналист попытался спокойно оценить события, героем и свидетелем которых он был последние несколько часов: "Если кто-то хотел сыграть злую шутку, то это у него получилось. Войди сейчас кто-нибудь, я не знаю, что бы я ему объяснил? Вот я один на один с трупом человека, которого я знаю, в квартире, которая мне незнакома, в квартале, о котором я не имею ни малейшего представления. Где я? У кого? Почему? Знали ли ночные злоумышленники, что я был в чемодане, или притащили меня в свое логово, не догадываясь об этом?" Жером Фандор вытер вспотевший лоб и заметил, что ладонь его руки стала слегка влажной и красной - это кровоточили царапины, полученные им, когда он выбирался из своей ивовой тюрьмы. - Час от часу не легче! - раздосадованно прошептал журналист. - Сейчас уже я не выгляжу святым Жаном. Труп, человек в крови рядом с ним... Что еще надо, чтобы тебя отвели в тюрьму? Отправиться в тюрьму не страшно, но отправиться туда с угрозой такого подозрения - это гораздо страшнее. А выбраться оттуда, наверное, будет почти невозможно. Тем более, что сбивающаяся с ног в безрезультатных поисках полиция будет рада убить одним выстрелом двух зайцев - убрать журналиста и найти виновного... Выбираться? Да! Но победителем! Никаких неосторожных шагов. Алиби - вот что мне необходимо. Хочется надеяться, что мой лжекомиссар и его сообщник убрались на какое-то время и не торопятся вернуться. Тем более, что они оставили здесь труп господина Томери. Какую еще роль мог играть этот недотепа? Преступник он или жертва? Но дело не в этом. Теперь Жером Фандор слушал, что происходило за дверью прихожей, выходившей на лестницу. Он быстро осмотрел квартиру, которая оказалась совершенно пустой. Найдя на кухне воду, Фандор умылся, убрав все следы крови. Он находился в зажиточном доме, по всей видимости, довольно элегантном. Квартира состояла из трех больших комнат - столовой, гостиной, спальни. "В квартале Монсо, - подумал Жером Фандор, - за нее нужно было бы платить 20 000 франков, а на Гренель - только 1000 франков..." Фандор взглянул на часы. Было семь часов утра. Молодой человек посмотрел в замочную скважину и увидел, что с верхнего этажа спускается жилец, которого остановила консьержка: - Господин Меркадье, мне принести вашу корреспонденцию? - Не стоит, славная женщина, я спускаюсь, и вам не нужно будет подниматься на шестой этаж. - Да нет же, месье, мне все равно надо подняться, чтобы убрать лестницу. Этот разговор происходил на площадке того этажа, на котором находился Жером Фандор. Сквозь отверстие, проделанное в двери для установки задвижки, он мог наблюдать за движением двух человек, встретившихся на площадке. Господин Меркадье продолжал спускаться, а консьержка подниматься. Сердце Жерома Фандора забилось сильнее, когда он понял, что консьержка приближается к двери квартиры, за которой он находился. Может быть, новые жильцы, должно быть, переехавшие сюда недавно, раз вся обстановка комнаты, где он сейчас был, состояла из обыкновенного чемодана Элизабет Доллон и трупа, оставили ей ключ от квартиры? Но нет, консьержка подмела лестничную площадку и стала подниматься выше... Жером Фандор слышал, как она поднималась, поднималась... Тогда он решился приоткрыть дверь и выскользнуть на площадку. Несмотря на все усилия, Жерому Фандору не удалось выйти тихо. Пол заскрипел под его ботинками - уже была весна, и ковры убрали. Он собирался спуститься, как уже знакомый ему голос консьержки спросил сверху: - Кто там? Кто вам нужен? Жером Фандор вздрогнул. Слышала ли она, как он выходил из квартиры? Не попался ли он так глупо в тот момент, когда уже собирался ускользнуть? Он чуть было не устремился со всей скоростью вниз, чтобы скорее пробежать три этажа, отделявших его от выхода. Ему хотелось бежать, мчаться из этого ужасного места, но он спохватился - у него внезапно появилась идея. Вместо того, чтобы спускаться, он поднялся на несколько ступенек и спросил консьержку: - Господин Меркадье у себя? - Нет, месье, он только что вышел. Я удивляюсь, что вы его не встретили... "Неплохо, - подумал Жером Фандор, - какой-то господин Меркадье, которого я и в глаза не видел, оказывает мне редкую услугу". Журналист повернулся и крикнул консьержке: - Ничего, мадам, я зайду в другой раз. И, насвистывая, руки в карманах, Жером Фандор спустился на первый этаж, вышел на улицу, смешался с прохожими и не без некоторого любопытства узнал, прочтя на первой попавшейся табличке название улицы, что находился всего лишь на улице Лекурб в Вожирар... Глава XX. Под маской Так что же произошло? Вследствие каких загадочных приключений Жером Фандор оказался на улице Лекурб в компании с трупом финансиста Томери? Чтобы узнать это, следует вернуться к тому дню, когда Жером Фандор сделал во Дворце Правосудия сенсационное заявление, вынудившее господина Фюзелье немедленно арестовать Элизабет Доллон. Господин Томери работал у себя в кабинете, когда вышел слуга и сообщил, что какая-то дама хочет с ним поговорить. - Какая-то дама? - спросил Томери. - Она представилась? - Нет, месье, она сказала, что ее имя вам ничего не скажет, но что месье обязательно захочет ее принять, и отнимет она у него всего лишь несколько минут. На столе сахарозаводчика грудились кипы всевозможных документов. Машинистки только что положили перед ним множество писем, дожидавшихся его подписи. Томери подумал: "У меня работы еще на добрых полчаса... К дьяволу эту навязчивую личность..." И он уже собирался ответить, что не может принять посетительницу, когда слуга добавил: - Эта женщина заявила, что она пришла по поводу госпожи княгини Данидофф... Томери был не только очень деловым человеком, он был еще и очень... влюбленным. Его предстоящий брак с княгиней, долго державшийся в секрете, был теперь известен всем. Он мог признаться себе, что влюблен. Имя княгини Данидофф развеяло его сомнения. - Ну, хорошо. Пусть войдет. Слуга на минуту исчез и вернулся с женщиной очень невзрачной внешности. Томери встал и любезным жестом указал посетительнице на одно из широких кресел, стоящих у него в кабинете. Но посетительница запротестовала: - Я очень сожалею, господин Томери, что мне приходится вас беспокоить в такой час, когда у вас наверняка много работы, но дело, которое привело меня сюда, не терпит отлагательств, и я уверена, что оно вас заинтересует... Это была маленькая женщина, неопределенного возраста, совершенно обыкновенная, но казавшаяся очень умной, и Томери был сразу же приятно удивлен ее простым и в то же время решительным поведением. - Мадам, я слушаю вас. Чем могу быть вам полезен?.. Собеседница возразила: - Месье, я пришла не для того, чтобы докучать вам надоедливыми просьбами. Я посредница в торговле драгоценностями и... Она не успела закончить фразу, как Томери, улыбаясь, решительно встал: - По правде говоря, мадам, в таком случае я догадываюсь о цели вашего визита... - Но, месье... - Нет, нет... С тех пор как было объявлено о моей свадьбе, я каждый день принимаю десяток ювелиров, золотых дел мастеров, торговцев мебелью и так далее. Я сожалею, но вы не убедите меня купить что-нибудь... У моей невесты полно свадебных подарков... Мне больше абсолютно ничего не нужно... Но, несмотря на то, что финансист произнес эту фразу тоном, не допускающим возражений, несмотря на то, что он встал, чтобы лучше выразить свое намерение закончить разговор, женщина продолжала сидеть, уютно устроившись в кресле. И, похоже, совсем не собиралась уходить. - Следовательно, мадам, - продолжил Томери... Но он не успел закончить мысль. В ответ на его едкое замечание собеседница засмеялась. - Месье, вы слишком быстро решили, - сказала она, - что я не могу вам предложить ничего интересного... Впрочем я пришла не для того, чтобы предлагать вам какие-то драгоценности, обычные драгоценности... Теперь наступила очередь Томери улыбнуться: - Мадам! Я не совсем понимаю, вы сами признаете, что ваш товар не является исключительно выгодным!.. Но еще раз... Торговка жестом прервала финансиста: - Я прошу вас, месье, выслушайте меня! Я торгую бриллиантами, но я не предлагаю вам купить их. Речь идет о другом... Она выдержала паузу, и на этот раз удивленный Томери смотрел на нее, не произнося ни слова. - Как вам известно, месье, - продолжила посредница, - продавцы бриллиантов по роду своей профессии должны ежедневно встречаться со многими ювелирами. И вот случайно я обнаружила у одного ювелира, имя которого позвольте не произносить, жемчужное украшение, которое представляет для вас, я в этом убеждена, чрезвычайный интерес... - В последний раз, мадам, мне не нужны чрезвычайно интересные вещи! Женщина по-прежнему загадочно улыбалась. - Есть вещи, от которых не отказываются! - заявила она... Она достала из кармана нечто вроде небольшого футляра из замши, не обращая внимания на видимое нетерпение Томери, открыла его, выбрала две жемчужины и протянула их финансисту: - Не хотите ли на них взглянуть? Они прекрасны, не правда ли, господин Томери? Она протянула жемчужины таким естественным жестом, что сахарозаводчик не смог удержаться от желания посмотреть на них. - Действительно, мадам, эти жемчужины прекрасны. К сожалению, моя компетенция в этом вопросе, если бы я был потенциальным покупателем, не позволяет мне купить их без предварительного совета, а с другой стороны, повторяю вам, я не нуждаюсь в подобном приобретении... "Какого черта! - подумал финансист. - Эта торговка просто какая-то интриганка! Раз уж я не могу избавиться от нее по-хорошему, придется становиться неприятным!.. Но, несомненно, женщина была решительно настроена не уходить и снова повторила: - Месье, вы совсем в этом не разбираетесь, так как я уверена, что в противном случае вы не отдали бы мне жемчужины, которые я вам только что предложила... - Но, мадам!.. - И я уверена, что, если бы их держала в руке княгиня Соня Данидофф, она бы ими очень заинтересовалась... "Ну и ну! Что этим хочет сказать загадочная посетительница? Что необычного в только что предложенных мне жемчужинах?" И вдруг у Томери возникло подозрение. - Откуда у вас этот жемчуг, мадам? При этом вопросе женщина встала. - Господин Томери, - заявила она, - мне, конечно же, очень жаль, что я заставила вас потерять ваше драгоценное время. Кстати, я должна вам категорически заявить, что сейчас я уверена в том, о чем недавно лишь догадывалась... Однако мне кажется, что вы достаточно поняли мою мысль и не сомневаетесь в том, с каким интересом госпожа княгиня Соня Данидофф познакомится с этими драгоценностями... - Действительно!.. - Следовательно, господин Томери, я прошу вас соблаговолить показать эти жемчужины госпоже невесте и затем предупредить меня о принятом вами решении. И, если вы будете покупателем, я надеюсь, что смогу предложить вам эту драгоценность на исключительных условиях... По всей видимости Томери был в нерешительности... Он думал, глядя на жемчуг, который держал в руке: "Похоже я не ошибаюсь! Можно поклясться, что это часть украшения, которое было украдено у Сони на моем последнем балу..." Финансист медлил с ответом. Женщина смотрела на него улыбаясь и как будто догадывалась о мыслях сахарозаводчика... "Значит, эта торговка, - думал Томери, рассматривая товар, - может быть просто информатором полиции? Одна из тех женщин, которые, будучи продавцами в глазах окружающих, в действительности же работают на префектуру и общаются с ювелирами, чтобы быть в курсе сделок, которые могут заключаться и касаться украденных предметов". Он уже был готов задать вопрос: "Кто же вы, мадам?", - но сдержался. Если уж посредница не захотела предстать перед ним в своем истинном облике, значит, она хотела выглядеть в его глазах обыкновенной перекупщицей... И потом, можно предположить, что эта женщина - действительно скупщица краденого. Внезапно Томери решился. - Мадам, завтра днем я увижу госпожу княгиню Соню Данидофф. Не могли бы вы оставить мне эти жемчужины? Я покажу их ей и, если она проявит к ним интерес, возможно, нам удастся договориться... - Дорогая моя, вы очень любезны, не обращая внимания на то, каким образом я пытаюсь уговорить вас выбрать для себя это украшение... С моей стороны было бы более правильным просить вас пойти со мной к какому-нибудь известному ювелиру, но я вам просто признаюсь: мне предложили этот жемчуг на очень выгодных условиях. Вот поэтому, если он вам нравится, я был бы счастлив украсить им вашу прелестную шею... Княгиня Соня Данидофф весело усмехнулась и ответила Томери: - Мой дорогой друг, ради бога, никогда не стесняйтесь в таких вопросах! Помните, что можно быть галантным и без подобных пустяков... Мне кажется, мы с вами слишком хорошие друзья, слишком серьезные люди, чтобы обращать внимание на подобные детали... Жемчуг не становится менее красивым от того, что его покупают у малоизвестного ювелира, и клянусь вам, что я слишком люблю драгоценности сами по себе, чтобы, выбирая их, смотреть на футляр, в котором они находятся... Томери поклонился. - Итак, закончим вступление, - сказал он, - вот, дорогая Соня, две жемчужины, оставленные мне в качестве образца... Вы мне доставите громадное удовольствие, посмотрев на них внимательно, очень внимательно... Как вы только что говорили, оставим ненужные любезности и, если они вам нравятся, скажите мне об этом откровенно... Княгиня взяла обе жемчужины, прошла через большую гостиную, где она находилась со своим женихом, приблизилась к одному из окон и приподняла гардину, чтобы лучше видеть блеск жемчуга. - Это же настоящее чудо! - воскликнула она. - Друг мой, вы совершите безумный поступок!.. - Вы действительно находите, что эти жемчужины красивы? - Конечно. У них превосходный блеск и чудесная правильная форма... Знаете, дорогой мой, я никогда не видела ничего подобного, разве что те, которые у меня украли... Мне было очень больно, что я их потеряла... Вы ведь знаете, они перешли ко мне от моей бедной матери... Я никогда не подумала бы, что смогу увидеть жемчуг подобного качества... - Вы считаете, что у них такой же красивый блеск? Соня Данидофф все еще рассматривала две жемчужины, преподнесенные ей женихом. - Это удивительно, - вдруг сказала она, - по некоторым особенностям их блеска, клянусь вам, мой дорогой друг, мне кажется, что вы мне преподносите мой собственный украденный жемчуг... Томери, казалось, только и ждал этих слов. - Соня, вы действительно считаете, что он похож на жемчуг того колье, которое украли у вас в моем доме? - Я вам повторяю, что они совершенно идентичны... - Мне кажется, моя дорогая, вы не ошибаетесь. У меня есть причины, чтобы предположить, что вы действительно держите в руках две из ранее принадлежавших вам жемчужин... И Томери рассказал невесте о странной посетительнице и о ее предложении. Услышав это, Соня Данидофф воскликнула: - Но вы же не пойдете к этим людям совсем один? - Почему? - Если предположить, что это грабители... - Ну и что? - Они будут знать, что у вас при себе крупная сумма денег, поскольку вы собираетесь приобрести жемчуг. Поступить так - совершенно неблагоразумно... Сахарозаводчик пожал плечами. - Вы шутите! - сказал он. - Если бы преступники намеревались устроить мне ловушку, они нашли бы тысячу других способов, и потом, необходима большая смелость, чтобы посоветовать мне показать вам этот жемчуг заранее и привлечь мое внимание к тому, что речь идет об украденных жемчужинах!... Нет... нет... успокойтесь. Эту торговку не могли подослать преступники. Она просто осведомительница полиции, принявшая меры предосторожности, и, идя за ней, я не подвергаюсь никакому риску... Соню Данидофф мало убеждали аргументы сахарозаводчика... - И все-таки меня это пугает, - сказала она, - если вам кажется, что вы не подвергаетесь никакой опасности, позвольте мне пойти с вами. Мы вместе пойдем и опознаем этот жемчуг. - Согласиться на подобное предложение было бы последней бестактностью с моей стороны. Одно из двух: либо нет никакой опасности, и я буду сожалеть о том, что вытащил вас в такую мерзкую погоду, либо опасность есть, и я буду еще больше сожалеть о том, что вы подвергаетесь подобному риску вместе со мной... Пожалуйста, Соня, не настаивайте... Я же не ребенок! И я буду внимателен... Несколько минут спустя сахарозаводчик покинул молодую женщину и направился в "Кафе де ля Пэ", о встрече в котором он договорился с посредницей в торговле бриллиантами... Она уже ждала Томери и встретила его самой благосклонной улыбкой. - Я убеждена, месье, - сказала она, - что госпожа Соня Данидофф заинтересовалась предложением, которое вы ей сделали? - Действительно... Не хотите ли вы сразу же проводить меня к вашему ювелиру? - Как вам будет угодно, месье. Так даже лучше... Сахарозаводчик подозвал фиакр и устроился в нем вместе с торговкой, которая на ходу бросила адрес кучеру. Когда минут двадцать спустя они сошли у дверей дома, где жил владелец жемчуга, Томери о нем так ничего и не узнал. Торговка очень умело отвечала на его вопросы, ограничиваясь лишь сведениями о примерной стоимости жемчужного ожерелья... А это-то меньше всего интересовало сахарозаводчика!.. Они поднялись по скромной лестнице на третий этаж и позвонили в маленькую одностворчатую дверь. - Кто-то идет нам открывать, я слышу шаги... Дверь приоткрылась. - Кто там? - спросил мужской голос. - Я, друг мой... Дверь широко распахнулась... - Проходите, месье... Но как только Томери сделал несколько шагов, следовавшая за ним торговка набросила вокруг шеи шелковый платок и, упираясь коленом ему в спину, попыталась сделать то, что называют "пинком папаши Франсуа", причем с геркулесовской силой. Сильный и энергичный, Томери не потерял присутствия духа. Он знал, что силой противостоять такому приему невозможно и решил схитрить. Он энергично отбросил тело назад, пытаясь сбить с ног душившую его женщину. Из груди его раздались хрипы. На секунду Томери показалось, что он сможет высвободиться от сжимавших горло тисков... но из темноты вдруг появилась фантастическая фигура человека, тело которого плотно облегало нечто, похожее на черное трико, скрывавшее его с ног до головы. Лица, скрытого под маской, не было видно... Человек с кинжалом в руке бросился на Томери... Томери не успел сделать какое-либо движение, как человек в маске уже пронзил его грудь. Отныне сахарозаводчик стал всего лишь трупом, тщетно дергавшимся в последних судорогах. - Ну вот, - сказал незнакомец торговке, которая встала и оттолкнула тело несчастного Томери ногой, - каждому свое... - Черт возьми, патрон! Мне уже казалось, что он меня раздавит и я буду вынужден освободить его!.. Хорошо, что вы вмешались... Человек в маске пожал плечами: - Я был совершенно незаинтересован, чтобы он высвободился... Скажите-ка, никто не догадывается?.. - Никто, патрон. Он пришел сюда, как агнец на заклание... - А княгиня Данидофф? - Дамочка, наверное, сейчас в ожидании своего нежного друга... Я бы вам не советовал навещать ее!.. - Замолчи, болтун, - внезапно приказал бандит в маске. - Переодевайся!.. Сматываемся отсюда!.. У нас еще есть работа. - Вечером? - Да, вечером... И в то время, как посредница в торговле бриллиантами снимала с себя юбки, корсаж и постепенно принимала вид мужчины, бандит в маске добавил: - Нибе! Ты превосходно сыграл свою роль, однако я еще раз повторяю, что сегодня вечером нам еще предстоит поработать... Так что поторапливайся... Тебе удалось подложить в документы этого идиота квитанции о квартплате, которые позволят полиции найти эту квартиру?.. - Да, патрон... - Хорошо!.. В таком случае нам остается только уйти... Вечером этого дня Жером Фандор, выбравшись из чемодана, обнаружил труп сахарозаводчика. Глава XXI. В полицейском фургоне В одной из гостиных, предназначенных для посетителей редакции "Капиталь", Жером Фандор принимал госпожу Бурра и с серьезным видом расспрашивал ее о событиях прошедшей ночи, которыми она спешила поделиться, чтобы спросить совета. - То, что вы мне рассказываете, дорогая мадам, действительно невероятно!.. Как вы определили, что комиссар, конфисковавший чемодан, был ненастоящим? - Ну, когда пришел господин Ксавье, квартальный комиссар! Его-то я знаю... В его личности я не сомневаюсь, и, когда я сказала ему, что чемодан уже забрали прямо среди ночи, он все понял. - И что он сказал? - Он всех нас забрал в комиссариат, и я уверяю вас, что у него был недовольный вид... - Согласитесь, дорогая мадам, было отчего! В этом деле полиция одурачена в высшей степени. Кстати, а кого он забрал в комиссариат? - Меня, моего слугу... - И, когда вы прибыли туда?.. - Когда мы прибыли в комиссариат, представьте себе, господин Фандор, он завел нас к себе в кабинет и стал допрашивать так, как будто в чем-то подозревал. - Мадам! Кто-то же из вашего дома должен был быть соучастником, кто-то же должен был ввести грабителей. Я надеюсь, что этот лжекомиссар не выломал дверь? - А вот этого я не могу себе объяснить, господин Фандор, и никто этого не может объяснить!.. Нет, они не прятались. Они позвонили, зашли ко мне, сказали мне о своем задании и в сопровождении моего слуги пошли за чемоданом, а затем погрузили его в фиакр у всех на виду. - Значит, их сопровождал ваш слуга? - Да, конечно... И это даже чуть было плохо не обернулось для бедняги Жюля... Представьте себе, что комиссар приказал обыскать дом сверху донизу, и, когда полицейские вернулись, Жюля увели, не говоря нам почему, в другую часть комиссариата. - Так, так. - Правда, потом все стало ясно! Как только Жюля увели, комиссар объяснил мне, что в его комнате нашли заготовки ключей, то есть ключи, готовые для подгонки под любой замок. Господин Ксавье убежден, что мой слуга - взломщик! - А вы уверены в обратном, мадам? - Конечно! Я очень давно знаю Жюля и могла не раз убедиться на множестве маленьких деталей, что он безусловно честный человек. - Ну а эти поддельные ключи? - Эти поддельные ключи, господин Фандор, я сама попросила Жюля купить в надежде найти такой, который подходил бы к моему гаражу. - Так что?.. - Так что, господин Фандор, комиссар должен был со мной согласиться, что мой слуга честный человек. Жером Фандор нервно выругался и затем спросил: - И он его отпустил? - Нет, это-то меня и беспокоит. Он сказал мне, что хотя бы временно оставит слугу под арестом. Что нужно сделать, чтобы его освободили? - Но, мадам... Его, несомненно, завтра освободят. - Скорее всего... Однако все в моем доме перевернуто вверх дном, и сегодня вечером он бы мне очень понадобился. Бедный Жюль! По правде говоря, я не понимаю, почему его подозревают!.. - Правосудие иногда настолько глупо, госпожа Бурра. Кстати, хотите хороший совет? Позвоните господам Барбе - Нантей, я знаю, что они, как и все банкиры, очень влиятельны и известны в Париже. Может быть, они помогут вам освободить вашего слугу сегодня вечером?.. Я же просто журналист и не имею никакого влияния... Госпоже Бурра понравилась эта идея, и Жером Фандор позвал секретаря... - Проводите мадам к телефону. Оставшись один, Жером Фандор не мог сдержаться, чтобы не потереть руки. - Мне необходимо избавиться от этой замечательной женщины - самого глупого существа, которое я когда-либо видел... Черт возьми! Этот слуга под замком, и дело на верном пути... Но все складывается не совсем хорошо для меня... Если он признается завтра утром на допросе, то полиция получит информацию раньше меня... И потом эти ребята наделают столько глупостей, они ведь могут и выпустить эту личность на свободу... Что же, черт возьми, мне сделать, чтобы помешать его освобождению и допросу?.. Ах! Трудно быть репортером! Тем временем вернулась госпожа Бурра. - Господина Нантея нет, и я только что разговаривала с господином Барбе... Он советует мне подождать до завтра, поскольку сегодня уже слишком поздно что-нибудь предпринимать. - А завтра он вмешается? - уточнил Жером Фандор. - Я не знаю. По правде говоря, мне кажется, что господин Барбе посчитал, что не очень вежливо беспокоить его по делу, которое его совсем не интересует. - Действительно, - ответил журналист, - господа Барбе - Нантей совершенно не имеют к этому отношения, и мой совет был абсурдным... Жером Фандор встал, чтобы дать понять посетительнице, что разговор закончен, и добавил: - Во всяком случае, рассчитывайте на меня, дорогая мадам, завтра утром. Я буду у вас около одиннадцати часов. Если появятся какие-нибудь новости, мы вам сообщим... - Лицей Жансон-де-Сайи! О! Школьные воспоминания! О! Ненавистные воспоминания! Но не будем поддаваться грустным тирадам... Смелее, нужно исполнять роль нашего персонажа... Произносивший такую речь водопроводчик быстро оглянулся вокруг себя и, убедившись, что никто из находившихся рядом прохожих не следит за ним, спустился на проезжую часть улицы и начал выписывать зигзаги, опасные для своего равновесия. - Это должно быть примерно так! Оп! Немного правее!.. А! Ну, еще и песню, пока я здесь!.. Пересекая проспект Анри-Мартен и направляясь прямо к мэрии, расположенной на углу улицы Помп, славный сантехник, который не имел решительно никакого понятия о способе сохранения правил равновесия, принялся лепетать неповоротливым языком: - Это есть наш последний!.. Несколько прохожих обернулись. - Теперь, значит, на улице Интернационал поют? - суровым голосом заметил очень приличный господин... Водопроводчик обернулся: - Что-о-о? Ты считаешь, что это некрасиво? И важно продолжил: - Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем... Господин очень корректно заметил снова: - Друг мой, вы бы лучше замолчали... Вы забываете, что поблизости полицейский участок... Но неисправимый, как все пьяницы, водопроводчик резко ответил: - Ты уже второй раз хочешь запугать меня! Чертов старикашка! И схватив господина за отворот редингота, добавил: - Ну и что, если я пою Интернационал? Я свободный человек, не так ли? И потом, когда ты свободен, ты что, не имеешь права петь? А ты чегой-то не поешь?.. Стараясь вести себя корректно, прохожий отталкивал водопроводчика. Дело принимало плохой оборот. Человек находился на такой стадии опьянения, когда все более пустые дискуссии длятся бесконечно. Джентельмен отстранил пьяницу: - Хорошо, хорошо! Оставьте меня... Но тот размашистыми жестами привлекал внимание прохожих: - Вы можете себе представить? Этот тип не хочет, чтобы я пел!.. Нет, еще чего?! И, напрягая голос, он снова начал с видом победителя: - Это есть наш последний и решительный бой... В это время из полицейского участка показался представитель власти. Положив руку на плечо пьяницы, он по-отечески посоветовал: - Ну же, друг мой!.. Давайте, проходите!.. Но водопроводчика совершенно невозможно было уговорить следовать дальше, не дав ему закончить куплет, как невозможно было тут же научить его двигаться прямо. Отпустив отворот редингота господина, он ухватился за руку сержанта городской полиции, доверительно признаваясь ему: - Ты знаешь, ты для меня, как брат... Не потому, что ты лягавый и что все лягавые сволочи и поэтому ты мне не брат... Я тоже образованный... Я же знаю, что ты тоже пролетарий всех стран! Сержант городской полиции отталкивал его, стараясь заставить следовать дальше, пьяный же сопротивлялся, фамильярно обхватывая его за талию: - Ну нет! Покажи, что ты пролетарий всех стран... Давай споем... Это есть наш последний... Избежать скандала не было возможности. Собирались зеваки. Прохожие смеялись над удивленной физиономией сержанта городской полиции. Если немедленно не принять суровые меры, престиж власти будет подорван. И страж порядка принял решение: - Послушайте, друг мой, пойдете вы домой или нет?.. А?.. Или я вас отведу в участок... - Ты меня отведешь?.. Ты меня отведешь в участок?.. Да таких, как ты, нужно четверо, чтобы меня отвести... О! Это не заставило себя долго ждать. Тщеславие слуги закона было задето, и он больше не колебался. - Хорошо, - сказал он. И, взяв водопроводчика, кстати, ничуть не сопротивлявшегося, за шиворот, сержант отвел его в мэрию, где находился полицейский участок. - Еще дичь для следственного изолятора, - сказал он, проходя возле охранника. - Никак не мог избавиться от этого пьяницы. А кутузка уже заполнена? Подходили другие полицейские. Арест в этих спокойных кварталах - всегда развлечение для несущих службу стражей порядка. - Кутузка заполнена? - Да ты что? Там только какой-то торговец, у которого не было документов. И после этой фразы незадачливый певец Интернационала, продолжавший спотыкаться, был быстро водворен в темную комнату, громко названную кутузкой. Арест пьяницы был небольшим уличным инцидентом, повседневным происшествием. Эпилогом его стала удрученная фраза стража порядка: - Нужно составить протокол на этого парня!... "Воронок" заедет через час. У меня как раз хватит времени! - У вас сегодня много людей для следственного изолятора? Это спрашивал с высоты своего места кучер полицейского фургона, вульгарно называемого "черным вороном", который каждый вечер заезжает в комиссариаты полиции и отвозит в следственный изолятор арестованных за день. Несущий службу в участке на проспекте Анри-Мартен капрал ответил: - Два лихих парня! Начался долгий обмен бумагами между республиканским гвардейцем, принимавшим задержанных, которых он должен будет сопровождать, и капралом, которому необходима была по всем правилам составленная записка. Тем временем полицейские пошли в кутузку за двумя беднягами, вынужденными сегодня ночевать в камерах следственного изолятора. Первого из задержанных охранники засадили в одну из узких клетушек полицейского фургона, а в соседней устроили буянившего водопроводчика, опьянение которого внезапно сменилось унынием. - Давайте, гнусный пьяница, двигайтесь! Тот ударялся о стенки узкого коридора, разделявшего различные клетушки полицейского фургона, и охранник наконец резко втолкнул его в одно из отделений, закрыв за ним дверь... - Честное слово, через час этот парень будет не в состоянии и трех шагов сделать! Однако водопроводчик вдруг снова повеселел, пожал руку республиканскому гвардейцу, поднимавшемуся в свой экипаж, и заключил: - Ваш пассажир ненавидит вино... Жалко, правда, видеть человека в таком состоянии... Полицейский был бы сильно удивлен, если бы увидел лица пьяницы в тот момент, когда фургон тронулся в направлении к участку Пуэн-дю-Жур, последнему комиссариату по пути его поездки. С трудом усаженный на скамейку пьяница вдруг выпрямился и широко заулыбался, стараясь как можно меньше шуметь: - Нет, это слишком забавно! Какой бы из меня актер вышел!.. А какой будет успех, когда я расскажу обо всем этом!.. Жером Фандор, а это был он, рассыпал себе комплименты. - Черт! Они арестовывают людей, которых мне нужно заставить говорить!... Полиция думает, что ей удастся меня обойти и раньше узнать разгадку. Не может быть, чтобы на Часовой набережной им удалось придумать такую же удачную уловку, как моя. Хорошо ли я загримирован? Выгляжу ли я пьяницей? Я играю естественно, и никто не может сказать, что у меня плохо получается, ведь я только что обвел вокруг пальца целый полицейский участок. Однако хватит смеяться. Прислушиваясь, Жером Фандор попытался по тряске фургона определить улицу, по которой они проезжали в данный момент. - Катится мягко, не трясет... Похоже, что мы все еще на асфальте улицы Помп. У меня еще добрых четверть часа... Фандор стал осматривать узкую клетушку, в которую его заключили по собственной воле. - Обстановка не из блестящих! Едва хватает места, чтобы сесть, развернуться. Полутьма. И слишком мало воздуху проходит сквозь эти деревянные ставни. Мне кажется, что из полицейских фургонов никогда не сбегают... Посмеявшись, Жером Фандор подумал: - Даже если мне ничего не удастся, попытка того стоила. Но у меня должно получиться... Черт возьми, мне повезло выйти после этого зеленщика. Он передо мной, значит, клетушка сзади пуста, и это будет черт знает что, если на участке в Отей ее не займет этот проклятый слуга, у которого мне нужно взять интервью под носом у полиции. Если он сядет сзади меня, я сразу же начну с ним переговариваться, постукивая по перегородке. Это язык заключенных. Эта личность, должно быть, рецидивист, а следовательно, он знаком с системой. И даже если он ее не знает, то по прибытии в следственный изолятор я найду способ, чтобы пробраться к нему и поговорить. К тому же, если в следственном изоляторе много народу, нас поместят в общую камеру до завтрашнего утра, когда нас будут предварительно допрашивать и когда я в случае необходимости открою свое истинное лицо. Если мне удастся расспросить этого Жюля, я узнаю добрую часть загадки. И Жером принялся размышлять: "Совершенно очевидно, что в этой камере никогда не было более счастливого человека!" "Черный ворон" снова двинулся вперед. "Звонок трамвая, толчок, второй! Прекрасно, это рельсы!.. Пересекаем улицу Моцарта... Точно... Едем быстрее... Через пять минут будем у участка в Отей и сможем продолжить наши операции..." Однако вскоре Жером Фандор заметил, что при более сильном, чем остальные, толчке, фургон явно, как ему показалось, повернул вправо. "Ну и ну! - подумал он. - Каким это путем они везут нас к участку на бульваре Эксельманс? Мы, что, не в конце улицы Моцарта? Так, где же это мы свернули? Нет, там на въезде есть водосточный желоб, который я почувствовал бы. На улице Успения? Снова нет. Там дорога вся изрыта. Сидя на своей деревянной скамейке, я бы почувствовал большую тряску, мы же, напротив, едем по хорошей улице, которая может быть даже пешеходной... А-а! Улица Доктор Бланш. Черт побери, ведь это улица Моцарта перекрыта внизу, и кучер собирается объехать по бульвару Монморенси. Довольно! В конце концов я не тороплюсь и прибуду всегда вовремя, чтобы выразить свое почтение знаменитому Жюлю..." Но именно в тот момент, когда Жером Фандор поздравлял себя, его резко бросило к стенке каморки, а полицейский фургон значительно накренился в сторону. Из соседних клетушек послышались ругательства. Приглушенные возгласы доносились до Жерома Фандора, однако они время от времени заглушались шумом работающего двигателя. - Черт возьми! Не можете быть внимательнее... Держаться правее! Совершенно ошеломленный Жером Фандор услышал, что кто-то стучит по стенке фургона. - Вы не ранены? - Нет, но... Однако задавший вопрос уже удалился. "Естественно, республиканская гвардия интересуется, не был ли поврежден ее человеческий груз. Мы, должно быть, столкнулись с автомобилем". Объяснение репортера имело много шансов на то, чтобы быть правильным. Его камера наклонилась настолько, что вполне можно было предположить, что у полицейского фургона, столкнувшегося с автомобилем, оставалось одно из колес, и он удерживался на задней оси и на рессорах. - Мы попались, - прошептал он. - Когда еще полицейские прекратят разглагольствовать о причинах аварии и, особенно, устранят ее последствия! Это займет добрых полчаса. Досадно... Жюль будет не в духе. Вне всякого сомнения, Жером Фандор рассудил верно. Шли долгие нескончаемые минуты. Однако нигде не было слышно ни слова, ни звука, свидетельствовавшего о том, что кто-нибудь спасает перевернувшийся "черный ворон". В маленькой камере, где был заключен Жером Фандор, стало невозможно дышать. Если во время движения фургона воздух поступал слабым потоком сквозь расположенную вверху решетку, то теперь, когда фургон стоял без движения, стало просто очень душно. Жером Фандор нервничал. - Черт возьми, я надеюсь, они не оставят нас здесь ночевать... Я буду жаловаться начальству. В конце концов я заключенный-любитель и имею право на исключения... А-а! Наконец-то начинают заниматься аварией. И действительно, Фандор почувствовал, как его клетушка начала принимать нормальное положение. Заунывно скрипел, вероятно, подставленный под фургон домкрат. Кто-то собирался приподнять колесо... "Нет, никогда бы не подумал, что понадобится столько времени, чтобы отремонтировать "воронок". Вот уже скоро два часа, как мы стоим неподвижно. Только бы это не изменило наши планы прибытия в следственный изолятор, и мне удалось связаться с Жюлем..." В скором времени, однако, муки репортера прекратились. Ожидание продлилось еще немного, затем он услышал, как республиканский гвардеец, хлопнув дверью, поднялся в центральный коридор полицейского фургона. "Но что же происходит?" - волнуясь, спрашивал себя Фандор. Совершенно очевидно, что фургон двигался по кругу и возвращался на исходное место... "Ну, каким же путем, черт возьми, они везут нас к этому проклятому участку?" Словно мальчик-с-пальчик, он старался определить по сменяющим друг друга асфальту и брусчатке дорогу, по которой ехал фургон. Однако повороты следовали один за другим, и вскоре Жером Фандор вынужден был признаться себе, что он напрочь заблудился и не знал, в каком направлении его увозили. - На этот раз мы едем уже добрых полчаса. То есть физически просто невозможно за это время проехать в участок на бульваре Эксельманс... Расстояние от улицы Доктор Бланш до Пуэн-дю-Жур не так уж велико... В тот момент, когда он произнес эти слова, фургон притормозил, повернул еще раз и затем с сильным толчком заехал на тротуар. - Ну и ну! Где же, черт побери, я окажусь? Мы, значит, не заезжаем в участок Пуэн-дю-Жур... Смотри-ка, мы проезжаем под какой-то аркой... Еще один поворот. А-а! Конечная. Не слишком рано? Фургон действительно остановился. Еще несколько минут Жером Фандор прислушивался, стараясь определить, кто поднимется в фургон и займет соседнее с ним отделение, как вдруг к двери его клетушки подошел какой-то человек, вставил ключ в замочную скважину, отворил дверь и резко произнес: - Выходите! Давайте пошевеливайтесь! Журналист вынужден был подчиниться. И как только он спустился с подножки полицейского фургона, у него вырвалось восклицание: - Дьявол! Следственный изолятор! Мы в следственном изоляторе!.. Но, почему же, черт возьми, мы не заехали в участок на бульваре Эксельманс? К сожалению, момент не был подходящим, чтобы рассуждать и удивляться. Вокруг полицейского фургона выстроились охранники неровными рядами и требовали поторапливаться. И Жерома Фандора, и зеленщика втолкнули в маленькую дверь в серой стене, провели по длинному узкому коридору, который заканчивался чем-то вроде кабинета, где пожилой мужчина с нахмуренным лицом уже рассматривал почтительно протянутые республиканским гвардейцем документы. - Получается, что вы привезли лишь этих двоих голубков? - Да, господин директор. - Ладно, и этого достаточно. И, обернувшись к гвардейцам, мужчина с нахмуренным лицом добавил: - Уведите. Камера 14. И не нужно будить соседей. Охранники снова вытолкнули Жерома Фандора и бедного зеленщика в коридор, куда выходило несколько камер. Старший охранник открыл дверь: - Заходите, голубчики. Завтра на допрос. Пока дверь не успела закрыться, Фандор осмотрел комнату. - Никого! Ну, просто не везет! Моя попытка провалилась, мы не в общей камере, и мне не удастся расспросить Жюля. Относясь ко всему философски, Жером Фандор уже собирался было прилечь на доске, украшавшей камеру и служившей подобием кроватей, которые можно встретить в дежурках некоторых казарм, когда вдруг вышедший из оцепенения маленький зеленщик запричитал: - Ай! Какое несчастье! Подумать только, ведь я невиновен! Судьба-злодейка! Что делать? Что делать? Жером Фандор был не тем человеком, который вступает в разговоры, когда ему самому так нужно обо всем поразмыслить. Похлопав по плечу своего товарища по камере, он сказал: - Боже мой, самое лучшее, что теперь можно сделать, так это поспать, уж поверьте мне!.. И, забыв о скопившихся у него в голове загадках. Жером Фандор растянулся на своей постели и в конце концов уснул сном... праведника. Господин Фюзелье был крайне удивлен: - Фандор, вы! Вы арестованы! Я схожу с ума?.. В восемь часов утра журналиста вывели из камеры и доставили в один из кабинетов прокуратуры, где дежурный следователь должен был в соответствии с законом провести первый допрос по установлению личности, которому подвергаются все арестованные в течение суток с момента их нахождения в следственном изоляторе. Жером Фандор тут же назвался и попросил в качестве доказательства своих слов позвать господина Фюзелье, чтобы он поручился за его нравственный облик. Господин Фюзелье, естественно, прибежал в следственный изолятор, увел молодого человека в свой кабинет и с беспокойством стал расспрашивать, вследствие каких обстоятельств полиция была вынуждена арестовать его, Жерома Фандора, за появление в общественном месте в нетрезвом виде... - Вы мне об этом обязательно должны рассказать! - заключил судья. - И, естественно, мне нужно будет воздать вам должное за ваш талант и ваши полицейские способности. Я об этом даже не догадывался! - Ну уж это необязательно, - жалобно заметил Жером Фандор, - поскольку, несмотря ни на что, мне не удалось поговорить с Жюлем. А вы его уже допросили, господин Фюзелье? Судья покачал головой и разочарованно ответил: - Увы, мой друг, вы и не догадываетесь о необычных событиях, которые произошли этой ночью, и к которым вы тоже были причастны. - Я был причастен?.. Необычные события?.. Что, черт возьми, вы хотите сказать? - То, мой дорогой Фандор, что сегодня утром рассмешило весь Париж. Полиция была одурачена. И вы тоже были одурачены. Кстати, вот, вы мне только что рассказывали, что ваш полицейский фургон попал в аварию. Вы знаете, что произошло? - Хотелось бы знать! - В ваш фургон врезался автомобиль, водитель которого был чрезвычайно неловок... или, наоборот, слишком ловок... - Гм?.. - Поймите меня! Я вам говорю, что "воронок", в котором вы находились, был наполовину разрушен в результате столкновения. Его кучер понял, что не сможет сам отремонтировать его и позвонил в префектуру. Оттуда ему выслали подмогу и предписали сразу же после ремонта отправляться в тюрьму предварительного заключения, не заезжая на участок на бульваре Эксельманс, из которого, в виде исключения, арестованных заберут завтра утром. К сожалению, этот телефонный обмен занял некоторое время и, когда из префектуры полиции позвонили в участок на бульваре Эксельманс, чтобы предупредить их о том, что не следует дожидаться "воронка", служащий тюрьмы предварительного заключения был чрезвычайно удивлен: "воронок" уже заезжал на участок в Отей и забрал арестованных, в частности, знаменитого Жюля. - Я ничего не понимаю, - сказал Фандор, - нет, действительно, я ничего не понимаю! - Сейчас поймете, мой дорогой друг. "Воронок", в котором вы находились, попал в аварию не случайно, а вследствие предварительного замысла. Ему помешали доехать до участка в Отей. А тем временем другой "воронок", украденный перед Дворцом Правосудия дерзкими соучастниками, переодетыми в кучера и республиканского гвардейца, заехал на участок в Отей. Незнакомцы подали на подпись фальшивые документы и выкрали из-под носа у комиссара всех арестованных... - Ну и, - сказал Фандор хрипящим голосом, прерывисто дыша, - ну и что с ним стало, с этим ложным "воронком"? - Его нашли на рассвете у Булонского леса и, конечно, пустым. - Значит, Жюль сбежал? - Вы правильно заметили... - А кому принадлежала машина, которая, как вы говорите, специально столкнулась с "воронком"? - О! Приготовьтесь к сюрпризу. Это самое непонятное из всего, и оно может привести к формулированию заключения обо всех "делах Доллона". Она принадлежала... вы не догадываетесь, Фандор? Репортер покачал головой: - Вы говорите загадками, я ужасно не люблю этого... - Так вот, мой дорогой друг, она принадлежит тому, кого вы, конечно же, не заподозрили бы. Один из свидетелей записал номер. Я только что его проверил. Так вот, она принадлежит... Она принадлежит господину Томери... - Господину Томери? - Ему самому... И я только что выдал ордер на его арест. Между нами говоря, я считаю господина Томери виновным и надеюсь, что где-то через час он будет у меня в кабинете! Но, как только господин Фюзелье произнес эти слова, убежденный в эффекте, который они должны произвести, Жером Фандор откинулся в кресле и разразился смехом. Теперь уже господин Фюзелье недоумевал. - Но... что смешного вы в этом находите? Однако Фандор взял себя в руки: - О-о! Ничего! Только, господин Фюзелье, я задаюсь вопросом, действительно ли господин Томери, громадный мужчина, хорошо сбитый, смог найти способ везде оставлять отпечатки пальцев Жака Доллона!.. - Но он не оставляет отпечатков пальцев Жака Доллона, поскольку Жак Доллон жив, он приходил к своей сестре, вы же сами это признали. - Да, правда! - согласился Жером Фандор. - Жак Доллон жив... Я забыл... Значит, Томери всего лишь соучастник? И, пока господин Фюзелье смотрел на него, удивленный тем, как Фандор реагирует на его сенсационные известия, журналист встал и сказал: - Так вот, господин Фюзелье, вы позволите мне высказать свое мнение? Дело в том, что в этом деле сюрпризы еще не кончились, и у вас пока нет его разгадки... На этом Жером Фандор попрощался с судьей и, не добавив ни слова, вышел из кабинета, не то серьезный, не то улыбающийся, спрашивая себя, что же ему делать... Глава XXII. Расправа - Черт возьми! Не говори, старик! Если бы знал, взял бы лодку! - Ну! У тебя башмаки достаточно широкие! Хотя, действительно, погодка не то, что надо... - Старик, не нужно жаловаться. Чем сильнее дождь, тем меньше народу будет шляться по улицам. А мне нежелательно встречаться с дружками... - Ладно, дружище... ладно. Но не хочется вот так стоять. Еще, чего доброго, растаять можно... Ты уверен, что он придет? - Конечно, как пить дать. Сегодня утром он получил мою писулю... - Ну и что? - Тихо! Тихо! Кто-то идет!.. Стояла глубокая темная ночь. Грязные облака, подгоняемые сильным ветром, мчались у самой земли в безудержном танце сарабанды. Иногда с внезапной яростью начинал идти дождь, подхлестываемый захлебывающимися порывами ветра... Было около полуночи, и квартал улицы Раффэ был безлюден... Только двое мужчин, говорящих на таком образном, но очень выразительном языке, каковым является жаргон, отважились на то, чтобы находиться в такую мерзкую погоду на улице, медленно прохаживаясь рядом, тихо разговаривая и стараясь не шуметь... Вид этих суровых компаньонов испугал бы даже самого смелого прохожего. Пропитые лица, глаза, горящие, как тлеющие угли, грубые голоса, движения гибкие и проворные, походка развязная, - портрет, характерный для шпаны и уголовного мира Парижа. - А чего ты там накарябал в своей писуле? - Черт его знает! Это же не я ее писал... - А кто же? - Ну, что за вопрос! - Черт возьми, я же не колдун! Если не ты накарябал, то кто же?.. - Моя баба... - Эрнестин? - Да, Эрнестин... Они замолчали, затем один снова заговорил: - Так что ж, Дьяк, ты не ревнуешь, когда твоя любовница пишет должностным лицам?.. Тот, кого только что назвали "Дьяком", страшный бандит, обязанный своим прозвищем "звону" разбиваемых во славу банды Цифр черепов, разразился смехом: - Ревновать? Нет, да ты с ума сошел, Борода!.. Ревновать Эрнестин, зачем?.. Ну, ты меня рассмешил... Но Борода отнюдь не разделял веселья своего компаньона... - И потом, все это, - сказал он, опираясь об изгородь, чтобы отдохнуть немного, укрывшись от ветра, - и потом, все это ненормально... Не люблю я этого... То, что мы будем делать сегодня вечером... - Это почему же, месье?.. - Потому что, в конце концов, это же свой... - Он предал... - А что мы об этом знаем?.. Дьяк с серьезным видом покачал головой. Казалось, он размышлял. - Конечно, - ответил он наконец, - что мы об этом знаем? Правда, мы знаем, что мы не знаем... вот! Когда нам сказали об этом, мы страшно удивились, правда! Нибе, Косоглазка и даже Мимиль, короче все, были за!.. Так что же мы можем сделать, старик?.. Раз все были согласны, не стоило даже начинать разговор... Но, между нами говоря, я, как и ты... мне неприятно идти против своего же. Гроза усилилась. Двое мужчин почти дошли до улицы Доктор Бланш. Они проходили около чьего-то сада, засаженного большими тополями, которые при каждом порыве ветра принимали фантастический вид. Казалось, природа добавляла страха двум бандитам. Дьяк заметил: - Нечего сказать! Обстановочка подходящая!.. И где ты с ним договорился встретиться?.. - В сотне метров отсюда, не доходя до поворота на бульвар Монморенси... - Так, так... а драндулет? - Он нас ждет чуть дальше... - А кто за рулем?.. - Мимиль... - Хорошо! Мужчины снова зашагали. Борода и Дьяк прошли уже до половины улицы Раффэ. Они увидели какую-то земляную насыпь и кое-как попытались спрятаться от дождя и холода... - Нормально, - заявил Борода, - снова зарядило! - Да уж! Сегодня минеральная вода подешевле. Озябшие, Борода и Дьяк долго ждали... Уже добрых двадцать минут они наблюдали за пустынной улицей, как вдруг, не говоря ни слова, Борода положил руку на плечо Дьяка. Издалека доносился слабый шум. Это был звук шагов. К ним приближался какой-то прохожий, поднимавшийся по улице Раффэ... - Это он? - выдохнул Дьяк. - Он, - подтвердил Борода. - Узнаю его походку! Что-то он не очень прочно стоит на ногах!.. - Может, плохо подкован? Они еще шутили, эти зловещие личности, словно пытаясь противостоять охватывающему помимо их воли настоящему волнению от близости трагической минуты... Действительно, к ним приближался какой-то человек. Он был одет, как одеваются камердинеры, в брюки с желтым кантом. Воротник его куртки был поднят, обе руки он держал в карманах. Шел быстрым шагом... - Эй, вы там! Компания!.. - Да, кореш... - Ты здесь тоже, Дьяк? - Точно... - Ну, так что вам от меня нужно? После ареста и побега мне не очень-то приятно шляться по кварталу... Говорите, в чем дело? Борода пошутил: - А ты не догадываешься, Жюль? Жюль - а это был слуга владелицы семейного пансиона госпожи Бурра - покачал головой. - Нет, честное слово, даже не подозреваю! Кто это мне сегодня утром написал? Эрнестин? Ни Борода, ни Дьяк не ответили... Трое мужчин разговаривали на пустынной улице, повернувшись друг к другу, наклонив головы и согнув спины под усиливающимся дождем. - Ну так что? Поторапливайтесь! - сказал Жюль. - В чем дело, кореши, а?.. Черт!.. Знаете, мне совсем не хочется мокнуть под дождем. Дьяк решил ускорить ход событий. Взглядом он предупредил дружка... Дьяк поднял свою большую волосатую руку, положил ее на плечо Жюля и изменившимся суровым, повелительным тоном приказал: - Пойдешь за нами! И Жюль уже был у него в руках. Не понимая, что происходит, но без какого-либо недоверия, Жюль спросил: - За вами? Куда это? Нет, никуда я не пойду!.. Какие могут быть прогулки в такую погоду... Давайте лучше пройдемся как-нибудь в солнечный денек, и потом... да что с вами? А-а?.. Что?.. Ну и рожи у вас... Куда идти-то? Так что, Дьяк?.. Что Борода?.. Почему вы не отвечаете? Борода двинулся и незаметно прошел за спину Жюля. Он повторил тем же тоном, каким несколько секунд до этого говорил Дьяк, не вдаваясь в более подробные объяснения: - Я тебе говорю, что ты должен идти за нами!.. Инстинктивно, Жюль захотел обернуться... Но сильный кулак Дьяка помешал ему это сделать... Тогда он все понял... Ему стало страшно... "Ничего себе! Что им от меня нужно?.." - Послушайте!.. Послушайте!.. Да что с вами?.. В такое время, вы что, чокнулись?.. Дьяк оборвал его. - Хватит! Идешь с нами или нет? Жюль хотел крикнуть "нет!", но на это ему не хватило времени. Дьяк с быстротой молнии набросил ему на шею длинный шарф и надавил коленом на спину. Жюлю удалось лишь инстинктивно выдавить слабый, приглушенный, сдавленный стон. У него даже не было сил, чтобы попытаться сопротивляться. И когда он растянулся на земле, не устояв от внезапного нападения, Борода набросился на него, уселся на грудь и держал руки... Когда дело было успешно и совершенно бесшумно завершено, Борода снова воспрял духом... - Ну, прямо, как маленький! - иронично заметил он. - Месье чертовски плохо поет оперу. Ни черта не было слышно... Он откинулся, прямо как женщина... Не нравятся мне такие мужики... Шейка, как у воробья... три щелчка, и он на земле... И, возвращаясь к своему обычному занятию, Борода сказал Дьяку, добросовестно старающемуся связать ноги несчастного Жюля: - Подай-ка мне шарф! - Держи, старик... - Отлично! Я сейчас сделаю "заглушку"... "Заглушка" Бороды была не чем иным, как обыкновенным кляпом, который удерживался шарфом, мастерски обвязанным вокруг головы слуги. - Ноги готовы? - спросил Борода. - Да, все шикарно! Он перевернул Жюля, словно это был обыкновенный мешок, и связал ему руки за спиной. - А до колымаги далеко идти ?.. - Нет... и потом, смотри-ка, бьюсь об заклад, что это она... Действительно, роскошный автомобиль медленно и бесшумно двигался по улице Раффэ... - А если это не он?.. - Приложи-ка его к насыпи. В такой темноте, возможно, ничего видно не будет!.. Дьяк и Борода быстро уложили тело Жюля около балюстрады, тянувшейся вдоль улицы. Жюль все еще был без сознания. Затем они достали сигареты и укрылись, чтобы зажечь спичку... Но это было ненужной предосторожностью. Двигавшийся автомобиль остановился напротив них. Знакомый голос Эмиле-Мимиля спросил: - Ну что, готов парень? - Да, старик! - Ну ладно, бросайте его ко мне в зад... - В зад? - спросил Дьяк. - Что ты хочешь этим сказать? Эмиле шутливо заметил: - Иногда, братья мои, вы просто ничего не знаете в том, что касается механики!.. Зад - это багажник моей машины. Борода засмеялся: - Ну, понятно... ладно... давай, Дьяк, берись... Они подняли тело Жюля и резко бросили его в машину. Небрежно наброшенная накидка должна была скрывать его от посторонних взглядов. - А теперь садитесь, - сказал Эмиле, - мы пока еще не дома, а при сегодняшней солнечной погоде мне бы хотелось быстрее оказаться в тепле... А этот тип храпит? - Да, - сказал Дьяк, - он путешествует по стране, где не бывает кошмаров... Эмиле испугался: - Черт возьми, вы его пришили? - Не бойся, он просто молчит как рыба... Эмиле безразлично пожал плечами: - Ну, ладно... Он включил зажигание. Машина мчалась со всей скоростью. Бандит объяснял: - Когда приедем, нечего сильно драть глотку. Особенно с тем, что мы везем. Я газану и буду сваливать как можно быстрее... Понятно? - Поехали, понятно... Борода, громко смеясь, добавил: - Мы уже везем не товар, за который нам платят, а мясо... Это было странное помещение... Подвал со сводчатым потолком и земляными стенами. Кое-где валялись инструменты: лопата, кирка, грабли и лейка, но это были уже непригодные инструменты, которыми давно не пользовались. Со свода потолка на веревке свисал охваченный выпуклой металлической сеткой фонарь, похожий на те, которые висят в конюшнях кавалерийских полков. Его слабый, тусклый свет едва освещал комнату, слишком большую для такого дрянного освещения. Прямо под фонарем, в вырисовывающемся круге света, сидели какие-то люди, лица которых трудно было различить. Это было странное, страшное и в то же время торжественное собрание. Тот, кому довелось бы его увидеть, почувствовал бы, как его охватывает страх... Разговоры, которые вели эти люди тоже казались по меньшей мере странными. - Послушай, Эрнестин, - спрашивал человек с тщательно выбритым лицом и постоянно моргающими недоверчивыми глазами, - скажи-ка, красотка, ты уверена, что Дьяк понял, где мы будем ждать его? Эрнестин, сидевшая на корточках и гревшая руки у костра, горевшего прямо на каменной плите перед камином и наполнявшего комнату клубами дыма, ответила, пожимая плечами: - Черт! Ты об этом спрашиваешь постоянно, прямо, как часы. Нибе, раз я тебе сказала "да!", - значит, "да!". Черт побери! Ты, что, думаешь, Дьяк тупой как пробка? Раздался взрыв смеха. Нибе не очень-то любили в банде Цифр... Все знали, что это нужный и верный кореш, что с ним ты вне опасности, что он тоже допускает ошибки, но все немного завидовали его положению служащего. И к тому же униформа тюремного охранника чертовски впечатляла дружков. Но Нибе был не из тех, кого можно смутить. - Ну, что здесь такого, - сказал он, - я просто спросил, что они там втроем могут делать... Если они знают, где это, то они уже должны были сюда примчаться... - Эй! Косоглазка, скажи-ка, который час... - У меня часов нет... - покачала головой старуха. Послышался возмущенный шепот. Семь или восемь бандитов, собравшихся в ожидании Бороды и Дьяка, отправленных вместе с Эмиле за Жюлем, посчитали сказанное Косоглазкой неправдой... Матрос взял старуху за плечи и тряхнул ее. - Ладно тебе, лгунья, - сказал он. - Тебе не стыдно все время бояться? И, по-прежнему потряхивая старую женщину, он снова пошутил: - Ох, уж эта мамаша Косоглазка, сколько времени она торгует всякой рухлядью, сколько времени набивает свою маленькую мошну, которая с тех пор уже стала большой и раздулась, благодаря тому, что мы проливаем пот, и она еще над нами издевается! Так ты говоришь, что у тебя часов нет? Да у тебя их десятки!.. Эрнестин прервала разговор: - Половина второго... Вдруг среди присутствующих пробежал легкий трепет. Нибе, приложив палец к губам, только что подал всем знак прислушаться. И в заброшенном помещении для выращивания шампиньонов, которое банда Цифр с недавнего времени избрала для себя в качестве места для встреч, установилось глубокое молчание... - А откуда он возвращается? - спросил Матрос. Нибе энергичным "Тсс!" призвал возмутителя тишины к молчанию. - Вот они, - сказал он, - вот обвиняемый!.. И поскольку все смотрели на него удивленно, добавил: - Да Жюль это, если вы уж не понимаете!.. Эрнестин резко поднялась. Она прошла вглубь помещения и превосходно сымитировала зловещее уханье совы. В ответ раздался такой же сигнал. - Порядок! Это они!.. Она снова уселась у костра. Но Нибе уже засуетился: он схватил Эрнестин за плечи и силой заставил встать. - Давай, шевелись!.. И добавил, поскольку толстуха запротестовала. - Ну ладно! Хватит! Нечего нам тебя слушать, у нас есть другие дела! Эй, Матрос! Эй, ты... иди сюда... садись на эту доску, будешь судить его вместе с нами, с Дьяком и мной... Борода будет обвинителем, а Эрнестин, если ей так подсказывает сердце, защитником... - Мне не очень-то хочется распускать слюни из-за стукача, - ответила Эрнестин. - Этого я больше всего не люблю... Можете его порешить! Бандиты, толпившиеся вокруг женщины, зааплодировали, поскольку все прекрасно знали, что имелись серьезные подозрения о ее тесной связи с теми, кого они называли "грязными людишками из префектуры"... Однако вскоре наступила тишина. Слышно было, как на ворот, позволяющий спускаться в помещение для выращивания шампиньонов при помощи гигантского ведра, напоминающего корзину, со скрипом наматывалась веревка. Несколько секунд спустя бандиты образовали круг под черной дырой колодца. - Все в порядке, Борода? - спросил Нибе. - Все нормально, кореш!.. - А дичь с вами? - Вот его-то мы тебе и спускаем... - Я всегда готов... Теперь ваша очередь!.. Матрос взял тело Жюля за плечи и бросил его на пол. Корзина снова поднялась вверх. Борода, Дьяк и Эмиле собирались присоединиться к компании. Все с любопытством смотрели на пленника. - Что-то он дрябловат, этот типчик! - покритиковала Эрнестин. - Ах! Черт возьми, ни рукой ни ногой не шевелит. Можно подумать - аристократ. И легко ударяя ногой по лицу несчастного, она старалась пробудить в нем какие-нибудь признаки жизни. Прибытие Бороды прервало эту игру... - Дай-ка глянуть, Эрнестин!.. Пожав руки дружкам, он надолго приложился к горлышку бутылки, с начала вечера передававшейся по кругу и заговорил: - Давайте! За работу!.. Если нам надо его прикончить, так это нужно сделать сегодня же, до того, как наступит утро... Так что, не будем терять времени... Вне всякого сомнения члены банды Цифр не в первый раз приступали к суду над своим - было похоже, что каждый из них превосходно знал свою роль. Матрос поднял рухнувшее тело Жюля, с помощью двух дружков приставил его к одной из поддерживающих опор, толстому брусу, и крепко привязал. Эрнестин развязала шарф, закрывавший рот несчастного Жюля... Нибе приказал: - Суд - по местам!.. Эй, вы, там! Налейте-ка этому типу стаканчик чего-нибудь лечебного!.. "Стаканчик чего-нибудь лечебного", предназначенный для того, чтобы привести в сознание несчастного слугу, был принесен мамашей Косоглазкой и представлял собой большую кастрюлю холодной воды, которую она плеснула в лицо пленника. Жюль открыл глаза, понемногу пришел в себя. Все вокруг молчали и, усмехаясь, следили за его возвращением к жизни, а перекошенное от страха и мертвенно бледное лицо Жюля еще больше побледнело и позеленело от ужаса... Несчастный не мог вымолвить ни слова. Широко раскрытыми от страха глазами он смотрел на своих вчерашних дружков, сидевших на корточках и язвительно рассматривавших его. - Ты нас слышишь, Жюль? - спросил Нибе. - Сжальтесь!.. - прокричал пленник. Но Нибе мало волновала подобная просьба. - Он понимает, порядок! - сказал он. - Я за соблюдение формальностей. Я не захотел бы его судить, если бы он не смог защищаться. Таких вещей быть не должно! И, оборачиваясь к своим дружкам, чтобы получить их одобрение, тюремный охранник продолжил: - Борода, тебе слово! Давай!.. Объясни-ка нам, почему его судят! Скажи-ка нам, в чем его обвиняют... Борода, шагавший взад-вперед между странным судом и несчастным "обвиняемым", уже полумертвым, неспособным произнести ни слова, сформулировать какую-нибудь логическую мысль, принял самодовольную позу и начал свою обвинительную речь следующими словами: - Жюль, разве мы тебя когда-нибудь обижали? Разве мы устраивали тебе когда-нибудь ловушки? Разве мы обманывали тебя, когда делились? В конце концов, можешь ли ты нас в чем-нибудь упрекнуть? Нет?.. И потом, мне кажется, ты нас достаточно знаешь, чтобы быть уверенным, что это не в наших привычках. Правда? Значит, теперь я скажу, почему мы имеем на тебя зуб... Перво-наперво, ты единственный... Ты слышишь? И не нужно будет сейчас врать... Ты единственный, кто мог перебежать нам дорогу в деле княгини Данидофф... Согласен? Голосом, который едва можно было разобрать, Жюль ответил: - Борода, я тебя не понимаю! Я ничего не сделал. В чем вы меня упрекаете? Борода не спешил. Стоя перед пленником с развязным видом - одна рука в кармане, другая поднята в трагическом жесте, он обратился за поддержкой товарищей. - Ну вот! - заявил он. - Господин не понимает. У него даже не хватает смелости быть откровенным! И, поворачиваясь к Жюлю, продолжил: - Хорошо! Я тебе сейчас объясню! Ты ведь должен был состряпать дельце о краже драгоценностей дамочки? Ну и что ты сделал? Мне что, тебе напомнить?.. Вместо того, чтобы помочь нам, что ты, кстати, клятвенно обещал, ты все подгреб под себя!.. Иначе говоря, ты, наверное, снюхался с такими же лакеями, как ты сам, которые прислуживали на балу, ты обобрал дамочку, и, таким образом, тебе не пришлось делиться с нами. И нам всем ничего не досталось! Ну, просто, ни фига! Доказательство этого, как и того, что у тебя есть дружки, которые нам не известны, то, что вчера кто-то смог вытащить тебя из полицейского участка. И это были не мы... Но я возвращаюсь к ограблению княгини. Уж ты, наверное, тогда посмеялся? Что же ты хочешь? Теперь наша очередь! Сейчас ты больше не смеешься... Знаешь, как называется то, что ты сделал? Тем же сдавленным голосом Жюль снова выкрикнул: - Но это неправда! Я клянусь... Борода даже не слушал его. - Никто из корешей, - заявил он, - не может меня опровергнуть... Вести себя так, - значит предать. Ты предал банду Цифр! Что ты можешь на это ответить? В третий раз Жюль ответил на одном дыхании, так как чувствовал, что жизнь постепенно уходит от него. Он был охвачен ужасным страхом, представляя себя бесповоротно потерянным: - Клянусь, я не делал этого... Это не я ограбил княгиню. Я даже не знаю, кто это сделал. Возможно, Жюль говорил правду. Он использовал, увы, наихудшее средство, чтобы защищаться... Те, кто судили его этим странным судом, кристально честные в отношениях между собой дружки, считали наказуемым прежде всего предательство. И они не могли пожалеть товарища, у которого не хватало смелости, чтобы признаться в содеянном. Если бы Жюль был умнее, свысока отнесся к обвинению Бороды и резко ответил на угрозу, возможно, он и произвел бы впечатление на судей, но он кричал "сжальтесь" безжалостным людям... И он боялся... Об этом можно было догадаться по бившим его конвульсиям, по ужасающей бледности, по появившимся на лбу каплям холодного пота. Перед бандитами был уже не человек, а жалкая развалина. И чем более жалкой она была, тем меньше интереса она для них представляла. А Жюль все время повторял: - Клянусь, что это не я... нет, не я. Бандиты, возмущенные, опьяненные яростью, поднялись в едином порыве. - Хорошо! Ладно же! - злобно заорал Нибе, разом забыв о юридических формальностях, за которые он ратовал несколько минут тому назад. - Раз он хочет лгать, и у него не хватает смелости сознаться в том, что он сделал, надо снова воткнуть ему кляп... Эрнестин, вставь-ка затычку!.. И в то время, как толстуха снова обматывала голову несчастного Жюля шарфом, Нибе повернулся к товарищам. - Ну что? - воскликнул он. - Нечего понапрасну терять время... Все мы здесь знаем эту историю, не так ли? Чего заслуживает кореш, который мог это сделать? Отвечай сначала ты, мамаша Косоглазка, потому что ты старше всех... Мамаша Косоглазка вытянула трясущуюся руку в торжественном жесте клятвы. - Я высказываюсь без колебаний, - сказала старуха, сверкнув глазами. - Я за то, чтобы кончать тех, кто струсил и предал!.. Я приговариваю его к смерти!.. Слова старухи были встречены аплодисментами. Не было ни одного бандита, который не думал бы так, как она. Нибе заговорил снова: - Вот и хорошо, поскольку все согласны, ускорим это. Смерть! Каждый из нас пострадал, а значит, каждый должен отомстить... Правильно, ребята? К смерти его... молотком! В задымленном зловещем помещении для выращивания шампиньонов началось что-то ужасное. Мамаша Косоглазка взяла в одном из углов тяжелый кузнечный молот... Она подняла его трясущимися руками и, став напротив Жюля, уже скорее мертвого, чем живого, произнесла: - Ты принес ущерб банде Цифр, - подохни же, осел! Молот описал четверть круга в воздухе и опустился прямо на лицо пленника. Одновременно с хлынувшим потоком крови из-под кляпа вырвался глухой, ужасный крик. Затем жуткая сцена стала развиваться несколько быстрее: по старшинству бандиты передавали друг другу молот и яростно били ненавистное тело Жюля, ставшее трупом... Омерзительный, тошнотворный запах пролитой крови распространился теперь по помещению для выращивания шампиньонов, вызывая у всех собравшихся отвратительное чувство опьянения. Еще долго раздавались отзвуки ударов молота по раздробленному мясу и костям... Долго... Долго... Уже и после того, как последним хрипом, последней судорогой Жюль перестал воплощать преступление, которое нельзя было простить. В конце концов усталость парализовала членов банды. Эмиле, один из самых ярых исполнителей, отбросил в угол окровавленный молот и воскликнул: - Он получил по заслугам! Вдруг он заметил, что Нибе, скрестив руки и опираясь о стену, смотрит на происходящее, не принимая в нем участия. - А ты что? А? Может быть, ты сдрейфил, дружок? Не хочешь ли ударить разок? Нет? Нибе рассмеялся. - Не говори глупостей, Эмиле! - ответил он. - Я стоял в стороне, потому что у меня на это были особые причины... С Жюлем мы еще не закончили. Теперь, когда мы его убили, нужно от него избавиться, не правда ли? Так вот, все вы, мои ягнятки, все вы забрызганы кровью. Черт возьми! Вам понадобится не меньше часа, чтобы привести себя Б порядок. Я же, напротив, совершенно чист... и у меня есть прекрасный план, как избавиться от этого покойника... Давай, Эмиле, поторапливайся! Я пойду подготовлюсь! А тебе я даю десять минут, чтобы нормально выглядеть и быть за рулем твоего драндулета. Мы с тобой вдвоем будем могильщиками, и я клянусь тебе, что мы зададим трудную задачу этим любопытным из префектуры... Глава XXIII. Обезображенный висельник На бульваре дю Пале Жером Фандор посмотрел на часы. "Половина первого. Время репортерского материала. Ладно, будем мужественны и зайдем в "Капиталь". Все сослуживцы редакции были сильно взволнованы. Как только Фандор вошел в главное помещение, его тут же окликнул редактор: - Фандор, наконец-то вы здесь! Слава богу! Где вы были со вчерашнего вечера? Я звонил вам дважды, но вас невозможно застать! Дорогой мой, вам не следовало бы пропадать без предупреждения... Фандор покачал головой и иронично произнес: - Пожалуй, вы думаете, что я ездил за город отдыхать! Для чего я вам был нужен? Что у вас новенького? - Один из самых загадочных скандалов... - Опять... - Да, Фандор, вы знаете сахарозаводчика Томери? - Томери! Конечно, знаю! - Так вот, я сейчас вас удивлю. Этот человек пропал. Никто не знает, где он! Фандор, казалось, совершенно не взволновался. - Вы меня не удивили. От таких типов можно всего ожидать! Теперь редактор удивился флегматичности Фандора. - Но, старик, я объявляю вам об исчезновении, которое наделало в Париже невероятный шум... А вы, похоже, и не понимаете этого! Известно ли вам, что у Томери одно из самых больших на сегодняшний день состояний? - Конечно, известно. Он дорого стоит. - Так вот, его бегство разорит массу народа. - А кого-то, возможно, обогатит. - Действительно, возможно. Но это нас не волнует. Что нам нужно, так это детальная информация о его исчезновении. Сегодня у вас свободный день, не так ли? Займитесь этим. Я предпочел бы лучше задержать выпуск газеты на полчаса, чем не дать несколько хороших уточнений по этому чрезвычайному делу. Фандор утвердительно кивал головой, но не выказывал никакого намерения идти заниматься репортажем. И редактор удивленно спросил: - Но, черт возьми, Фандор, почему же вы здесь стоите? Честное слово, я вас больше не узнаю. Вы уже не гоняетесь за информацией? - Информация... А вы считаете, что у меня ее недостаточно? Мой дорогой друг, сохраняйте спокойствие. "Капиталь" будет иметь сегодня вечером все детали об исчезновении Томери, какие вы пожелаете. И не объясняя ничего больше, молодой человек развернулся и направился к одному из своих товар