прозаическое название "Кофейник". В это время он обычно покидает свой пост, чтобы поесть. - Ты называешь его Розочкой? - Из-за его галстука, а что? Я подозрительно посмотрел на него. - Послушай, по-моему, ты сегодня хлебнул лишнего. Что за праздник? - Клянусь небом, ничего подобного, Арчи. Я просто рад тебя видеть, вот и стал таким болтливым. Одиночество - отвратительно. - Неужели ты ни разу не болтал с этим Розочкой? - Нет, он ужасно замкнут. Вечно где-то прячется и думает. - О'кэй, отправляйся на свой наблюдательный пост. Если заметишь, что какой-нибудь мальчишка царапает всякие непристойности на моей машине или даже собственное имя, отшлепай его без жалости. Фред вышел из машины и зашагал назад. Через минуту я тоже вышел и пошел к следующему углу, где, даже если бы вы были слепцом, сильный запах подсказал бы вам, в каком направлении надо искать "Кофейник". Я вошел внутрь. Вдоль стены стояли три маленьких столика, с полдюжины посетителей облепили стойку. Среди них был и Розочка, он занял место за столиком. Перед ним стояла большая миска с супом, и он необычайно быстро орудовал ложкой. Его коричневая кепка была лихо сдвинута на одно ухо. Я подошел к нему и сказал, понизив голос: - Так вот вы где! Он поднял голову, а я продолжал: - Босс желает вас немедленно видеть, а я покараулю здесь, живее! Он смотрел на меня пару секунд, потом завопил столь пронзительно, что я чуть было не вздрогнул. - Проклятый лгун! Вот ведь мерзкий человечишка! Мне бы ничего не стоило размахнуться и вышибить его золотой зуб. Вместо этого я придвинул ногой для себя второй стул, уселся и уперся локтями в стол. - Повторяю, босс желает вас видеть. - Да неужели? Он фыркнул, показывая с полдесятка золотых коронок. - Тебе соврать наверняка легче, чем сказать правду. Я усмехнулся. - Остынь и послушай меня минутку. Я вижу, что ты малый что надо. Хочешь хорошую работу? - Да, вот почему я и взялся за эту. Если только ты отчалишь от моего стола... - Хорошо, я уйду. Продолжай хлебать свой суп и не старайся напугать меня своими дурными манерами. А то мне неожиданно придет в голову мысль оторвать тебе правое ухо и прикрепить его вместо левого, а левое, для разнообразия, подвесить на пояс. Он уронил ложку в суповую миску и обтер рот тыльной стороной ладони. - Какого черта тебе все-таки надо? - Ну, я пил чай со своим приятелем инспектором Кремером сегодня днем, и он мне рассказал, какое неизгладимое впечатление на него произвела беседа с тобой, вот я и подумал, что мне хочется с тобой познакомиться. Это одна история. Ну, а вторая может прозвучать таким образом: один человек, имя которого я предпочитаю не называть, заподозрил, что ты продаешь его оптом и в розницу, ну и поручил мне это проверить. А я решил, что самое быстрое и легкое - спросить тебя самого, скольким людям ты служишь. - Что за проклятая брехня! Он высосал что-то из щелки между зубами. - Вчера вечером распроклятый инспектор, а теперь еще ты привязался. Откуда у людей столько любопытства. К черту, мой суп остыл! Он встал со стула, взял свою миску и отнес ее на дальний столик в углу, потом вернулся за хлебом, маслом и стаканом воды. Я подождал, пока он не усядется, тоже встал и перешел за тот же столик, против него. Настроение у меня испортилось, потому что мое остроумное начало не дало никаких результатов. Буфетчик и посетители с интересом наблюдали за нашими маневрами, но в их намерения не входило вмешиваться, просто хотелось убить время. Достав из кармана пачку денег, я вытянул из нее пару двадцаток. - Послушай, - сказал я ворчливо, - я мог бы выследить через день или два, но на это ушло бы время и деньги, мне думается, что уж возьми их лучше себе. Вот сорок баксов. Половина сейчас, если скажешь мне, кто тебе платит, а вторая половина - сразу же после того, как я проверю твои слова. Но имей в виду, я все равно это узнаю, плачу лишь для того, чтобы сэкономить время. Провалиться мне на этом месте, если он вновь не поднялся с места со своей злополучной суповой миской и не вернулся на первый столик. Посетители прыснули от смеха, а буфетчик громко крикнул: - Эй, дайте парню доесть суп. Видать, вы ему пришлись не по вкусу. Я уже был в таком настроении, что готов был расквасить чей угодно нос, но в то же время понимал, что это не сулит ничего, кроме неприятностей, поэтому я проглотил обиду и весело ухмыльнулся. Взяв со стола хлеб, масло и воду Розочки, я отнес ему на стол, после чего подошел к буфетчику, бросил на прилавок несколько монеток и сказал: - Дайте ему порцию горячего супа и подмешайте в него слабительного, ему необходимо хорошенько прочистить желудок. Моя не слишком остроумная шутка пришлась по вкусу посетителям "Кофейника". Под их веселое ржание я вышел на улицу. Сев в машину, я поехал к центру города. Я совершенно не мог представить, что за тип этот "розовый галстук"? Могло ли быть, чтобы детектив с такой наружностью отличался столь феноменальной честностью? Кто же и сколько ему платил, что он свысока смотрел на сорок долларов, как будто это была обертка от мыла? Кто так сильно заинтересован, чтобы никто не узнал, что он нанял человека следить за Чапином? Версия инспектора мне казалась неубедительной, даже в том случае, если Леопольд Элкас на самом деле "помог" в тот день Чапину с нитроглицерином для Дрейера. Зачем бы он стал приставлять хвост к Чапину? Конечно, ничего невозможного в этом не было, но моя практика научила меня всерьез воспринимать только те версии, которые были наиболее возможными. Но если не Элкас, тогда кто же? Любой из их идиотской "Лиги", который был настолько напуган, что записка Вулфа не смогла его успокоить. Он посчитал, что ему необходимо иметь собственное сообщение обо всем том, что делает калека. Но в этом случае, почему такая таинственность? Я успел домой к самому ужину. Вулф сидел в кабинете за столом, под прессом лежала пачка одинаковых листов. Машинописный текст начинался словами: "Вам лучше было бы убить меня, увидеть мой..." Это было первое "предупреждение". Я спросил: - Это образчики Фарелла? - Да, мистер Фарелл принес их десять минут назад. Он решил взять образец шрифта на каждой машинке в бюро мистера Оглторна. Я проверил два и отбросил их. Он вздохнул: - Знаешь, Арчи, поразительно, как более короткие дни в это время года и то, что рано начинает темнеть, вроде бы удлиняют интервалы от обеда до ужина... Мне думается, я прежде делал такое замечание? - Не очень часто, сэр. Максимум раз или два в день. - Неужели? Следовало бы чаще. Ты еще не умывался? - Нет, сэр. - Тогда поспеши. На ужин фазаны, они не должны остыть. После ужина мы вместе работали над образчиками Фарелла. Их было шестнадцать. Я принес увеличительное стекло из оранжереи, Вулф действовал со своим. Мы тщательно проверяли и отбрасывали очередной образчик только после того, как оба находили его не совпадающим с нашими листочками Вулф очень любил работу такого рода. После того как он проверял весь образчик и убеждался, что ни одно "а" в нем не выбивается из строчки и ни одно "и" не скошено, он удовлетворенно хмурился, хмыкал и протягивал листок мне. Так что по мере того как мы приближались к концу нашей стопочки, мое настроение с каждой секундой ухудшалось. Около десяти я поднялся со стула, со вздохом протянул Вулфу последний образец и отправился на кухню за молоком. Фриц, занимавшийся чтением французской газеты, фыркнул. - Арчи, когда ты пьешь молоко с таким мрачным видом, я всегда боюсь, как бы ты не проглотил и посуду от злости. Я ограничился тем, что высунул ему язык и возвратился в кабинет. Вулф аккуратно сложил все листочки, скрепил их канцелярской скрепкой, а теперь приводил в порядок "предупреждения". Я проворчал сквозь зубы: - Плодотворный вечер, не так ли? После чего выпил немного молока и облизал губы. Вулф откинулся на спинку кресла и соединил пальцы на животе. На этот раз глаза у него были почти полностью открыты, что само по себе удивительно. Наконец он изрек: - Мы установили несомненный факт: он не печатал "предупреждений" в конторе своего издателя. Но вообще-то он их где-то печатал и, как я полагаю, готов напечатать что-то еще. Значит, пишущая машинка существует и может быть найдена. У меня для мистера Фарелла уже приготовлено новое предложение, правда, довольно сложное для выполнения, но, как мне кажется, игра стоит свеч. - Велите ему раздобыть образцы шрифтов в конторе Леопольда Элкаса. Брови Вулфа слегка приподнялись. - Потому что инспектор Кремер связался в Италии с Сантини и выяснилось, что после того, как они вышли из конторы Дрейера в тот день, Элкас зачем-то туда вернулся и оставался там один с полминуты. Пока это только в голове у Кремера, но в ближайшие дни может оказаться у него в портфеле. И тогда вам придется вооружиться зеркалами и изучить в них наши кислые физиономии, коли он нас опередит. А второй момент заключается в том, что Элкас приставил хвост к Чапину. - И это тоже из головы Кремера? - Да, тоже, но один из тех детективов... - Арчи! Совершенно бессмысленно в данном случае прислушиваться к мнению мистера Кремера. Мне показалось, что за семь лет ты это усвоил. - Безусловно, мозгов-то у него нет... А что в отношении фактов? - Возможно, в один прекрасный день инспектор Кремер и подбросит нам какой-нибудь стоящий факт, но доктором Элкасом пусть занимается самолично. Это не входит в круг наших обязательств. Соберем все то оружие, которым мы располагаем. Конечно, с фактами нельзя не считаться. Мне необходимо раздобыть еще два, после чего я буду уверен, что заставлю мистера Чапина признать свою вину. Вулф опустошил стакан. Я фыркнул: - Вы воображаете, что этот хромой черт когда-либо признает свою вину? Не на такого напали. Но Вулф несколько раз кивнул головой. - Добиться этого будет нетрудно, я в этом уверен. - Что это за два факта? - Первое: надо найти мистера Хиббарда. Но это требуется главным образом для удовлетворения наших клиентов и выполнения первого пункта "Памятной записки", чем для воздействия на мистера Чапина. Второе: надо разыскать пишущую машинку, на которой он печатал угрожающие вирши. Вот это уже пилюля лично для него. - Располагая этим, вы заставите его сознаться? - Думаю, что да. На мой взгляд, это единственный доступный нам путь. - И больше вам ничего не требуется? - Разве этого мало? Я посмотрел на него. Иногда мне казалось, что я могу различить, где у него кончалась реальность и начиналась фантазия, но иногда я этого не знал. Я буркнул: - В таком случае я могу сказать Фреду, Орри, Биллу и другим, чтобы они пришли сюда и рассчитались? - Ни в коем случае Мистер Чапин сам может привести нас к своей машинке или же к останкам Хиббарда. - Тогда зачем мне было разъезжать по всему городу на машине? У меня такое чувство, что я у вас что-то вроде стильной мебели или комнатной собачки. Я понял, что по делу Дрейера вы меня решили не загружать? Хорошо, что же я должен делать дальше? - Я был бы в восторге, если бы мы сумели отыскать мистера Хиббарда. - Тысяча частных детективов и пятнадцать тысяч полицейских безрезультатно ищут Хиббарда вот уже восемь дней... Куда мне его девать, если я его разыщу? - Если он жив, то сюда. Если он умер, то к племяннице. - Вы мне скажите, где его искать? - На нашей небольшой планете. - О'кэй. Я поднялся наверх в страшном раздражении. У нас еще не было ни одного дела, чтобы раньше или позже Вулф не начал напускать на себя таинственность. Я к этому привык, я даже ждал этого момента, но каждый раз начинал злиться. Вечером той среды я чуть было не содрал эмаль с собственных зубов щеткой, воображая, что с ее помощью расправлюсь с чванством Вулфа. Утро следующего дня, четверга, началось с того, что после завтрака я был в конторе и внимательно рассматривал фотографию Хиббарда, которую мне дала его племянница. Позвонил Сол Пензер, мы с ним договорились встретиться в половине девятого в вестибюле Мак-Элпина. После того как я вытянул из фотографии все, что она могла дать, я позвонил Эвелин Хиббард и инспектору Кремеру. Кремер был по-дружески приветлив. Он сказал, что раскинул свою сеть по розыску Хиббарда весьма далеко. Даже если труп мужчины выбросит на песок мыса Контон, или будет обнаружен в угольной шахте Скрентена, или его почуют по зловонию в чемодане камеры хранения где-то на небольшой станции, или выудят в силосной башне на юге Джерси, он будет знать об этом через десять минут и сразу затребует уточнения. После такого ответа я убедился, что мне не стоит тратить время и пронашивать подошвы ботинок в поисках мертвого Хиббарда. Мне было гораздо выгоднее сосредоточить все внимание на версии, что он жив. Я отправился к Мак-Элпину и все это обговорил с Солом Пензером. Сол сидел на кончике стула, время от времени затягиваясь большой темно-коричневой сигарой, которая, как мне показалось, если и не пахла навозом, то уж компостом-то наверняка, и отчитывался мне обо всем, что ему было известно. На основании его рассказа можно было сделать вывод, что Вулф пришел к такому же заключению, что и я, а именно, что если Хиббарда кокнули, то полиция лучше всех сумеет разыскать его труп. Солу было поручено проверить все связи Хиббарда в городе и вблизи него за последние пять лет. Я решил, что Вулф допускает, что Хиббард был настолько напуган, что нервы у него не выдержали и он где-то скрывается. Ну, а в этом случае он, разумеется, должен был связаться с каким-то человеком, на которого он мог положиться. Но хотя я смирился с мыслью о том, что Хиббард перестал дышать по милости калеки, я не видел иной возможности выполнить поручение Вулфа, как поразнюхать во всех тех местах, где он когда-либо появлялся. Я составил общий список соседи, друзья, ученики и прочие знакомые - Сол сам же избрал для себя членов "Лиги Поджатого Хвоста". Я заглянул в контору "Трибюн", но Майкла Эйерса не было на месте. После этого я поехал в цветочный магазин Дреммонда. Толстенький тенор был в восторге. Он хотел о многом узнать, и я надеялся, что он поверил тому, что я ему говорил. Но в обмен он не смог предложить мне ничего полезного. Оттуда я поехал повидаться с Э. Р. Кайроном, издателем журнала, и там снова вытащил пустышку. Потому что за те полчаса, что я там провел, он сумел выкроить время лишь для того, чтобы попросить у меня извинения между очередными телефонными разговорами. Я даже подумал, что если его когда-нибудь прогонят с издательского поста, то он спокойно может устраиваться телефонисткой. Выйдя из конторы Кайрона без нескольких минут одиннадцать, я поехал домой. Вулф еще не спустился из оранжереи. Я прошел на кухню и спросил у Фрица, не оставил ли кто-нибудь для нас трупа на крыльце. Он ответил, что не думает. Но тут я услышал шум подъемника и пошел в кабинет. У Вулфа было тоскливое настроение, он поминутно вздыхал. Вздохнул, пожелав мне доброго утра, и вздохнул, втискиваясь в кресло. Причиной могло быть что угодно, от появления тли на бутоне какой-то одной жалкой орхидеи до чего-то действительно серьезного. Я обождал, пока не закончится вся процедура начала дня. Из одного конверта, пришедшего с утренней почтой, Вулф вынул какие-то листочки, которые показались мне знакомыми с того места, где я стоял. Я приблизился. Вулф поднял на меня глаза, потом снова устремил их на бумагу. Я спросил: - Что это? Второе издание Фарелла? Он протянул мне листочек другого размера, чем остальные. Я прочитал: "Уважаемый мистер Вулф! Прилагаю еще два образчика, которые мне не удалось доставить со всеми остальными. Я нашел их в другом кармане. Меня неожиданно вызвали в Филадельфию по делам. Поэтому я посылаю их вам, чтобы они оказались у вас уже утром. Искренне ваш Огастес Фарелл". Вулф уже достал свою лупу и изучал один из образчиков шрифта. Кровь бросилась мне в голову: так всегда случалось, когда у меня было хорошее предчувствие. Я мысленно одернул себя, сказав, что глупо ожидать от этих двух листков больше того, что дали первые. Поборов соблазн схватить также и свое увеличительное стекло, я стоял и наблюдал за действиями Вулфа. Очень скоро он отодвинул листок в сторону и покачал головой, одновременно потянувшись за вторым. "Еще один", - подумал я. Если это то, что он ищет, тогда один из двух фактов будет у него в руках. Я присматривался к выражению лица Вулфа, когда он разглядывал буквы, но с таким же успехом мог на него вовсе не смотреть. Лупа передвигалась планомерно, но чуточку слишком быстро, чтобы я не заподозрил, что у Вулфа тоже появилось предчувствие. Наконец он посмотрел на меня и вздохнул. - Нет. Я уточнил: - Вы хотите сказать, что это не то? - Да, мне думается, шрифт не совпадает. - Дайте-ка мне взглянуть. Он подтолкнул ко мне листочки, я тоже вооружился лупой и принялся изучать значки. Поскольку у меня уже была некоторая практика в данном деле, мне не надо было быть уж слишком придирчивым, как накануне. Мне казалось невероятным, чтобы меня обмануло мое предчувствие. Только те люди, которые занимаются детективной практикой, понимают, какое большое значение имеет подобная интуиция. Если подобное предчувствие не оправдывается, тогда вы можете ставить крест на своей карьере и идти работать в отдел уголовных расследований. Не говоря уже о том, что Вулф с самого начала сказал, что пишущая машинка является одной из тех двух вещей, которые ему совершенно необходимы. Еще раз вздохнув, Вулф добавил: - Ужасно жалко, что мистер Фарелл нас оставил. Я не уверен, что мое новое предположение может дождаться его возвращения... А он, кстати сказать, ничего не говорит о своем возвращении... Он снова взял в руки записку Фарелла, чтобы ее перечитать. - Мне думается, Арчи, что вам лучше будет временно прекратить заниматься розысками... Он запнулся и произнес каким-то придушенным голосом: - Мистер Гудвин, подайте мне лупу! Я дал ему. То, что он обратился ко мне так формально, когда мы с ним были одни, показывало, что он был настолько возбужден, что практически не владел собой, но я не имел понятия по какой причине. Тут я увидел, зачем ему понадобилась лупа. Он разглядывал через нее записку от Фарелла. Рассматривал тщательно, придирчиво. Я ничего не стал спрашивать. А в мыслях у меня промелькнула радостная идея, что нельзя игнорировать никакие предчувствия! Наконец я услышал: - Вот как? Я протянул руку. Он вложил в нее записку и лупу. Я все увидел сразу же, но продолжал разглядывать слово за словом. Было ужасно приятно видеть, что "а" не попадает в строку, чуть сбита в левую сторону, а буква "н" перекошена, ну, и все остальные признаки... Я положил записку на стол и подмигнул Вулфу. - Старина Орлиный Глаз, как жаль, что не мне принадлежит честь открытия! - Кому надо позвонить в Филадельфию, чтобы узнать, где можно отыскать архитектора, который, как мне кажется, уехал туда в поисках заказов? Глава 14 - Послушайте, - сказал я, - мы можем проваландаться с телефоном целый день и ничего не добиться. Почему бы не поступить таким образом: вы позвоните приятелям Фарелла здесь и посмотрите, не сумеете ли через них связаться. Я же смотаюсь в Филадельфию и позвоню вам оттуда, как только окажусь на месте. Я прекрасно успел на дневной поезд, поел в вагоне-ресторане и позвонил Вулфу. У него не было никаких данных, за исключением имен некоторых друзей Фарелла в Филадельфии. Я обзвонил их всех, побывал в клубе, в издательстве и других учреждениях, чтобы проверить, кто намеревается заняться строительством и т. п. Где-то около шести часов я напал на его след, когда после трех десятков пустых звонков всем архитекторам города один звонок оказался стоящим: мне рассказали, что некий мистер Олленби, неожиданно разбогатевший, намеревается построить библиотеку для города Миссури. Я решил позвонить к нему, чтобы получить сведения о Фарелле. Мне ответили, что мистера Фарелла ожидают к обеду, к семи часам. Я проглотил пару сандвичей в ближайшей закусочной и помчался к Олленби. Меня провели в библиотеку новоиспеченного богача и туда же вызвали Фарелла. Разумеется, он не мог понять, каким образом меня туда занесло. Я дал ему 10 минут на проявление удивления, после чего спросил уже без предисловий: - Вчера вечером вы написали записку Вулфу. Где находится та машинка, на которой она была напечатана? Он улыбнулся, как улыбаются только ошеломленные джентльмены, недоверчиво и в то же время смущенно. - Полагаю, там же, где я ее оставил. Я ее оттуда не уносил. - Понятно, но где же она? Извините, что я обрушился на вас со своими расспросами, ничего не объяснив. Я же охочусь за вами уже более пяти часов и совершенно без сил. Даже голова плохо соображает. Понимаете, машинка, на которой вы печатали свою записку, - та же самая, которой пользовался Чапин для печатания своих стихотворений. Вот какая небольшая подробность. - Неужели? Он посмотрел на меня и засмеялся. - Черт побери, вот это удача! А вы не ошибаетесь? После всех тех трудностей, с которыми я раздобывал образчики шрифтов, взять просто, и напечатать записку... Даже не верится! - Да, когда начинаешь думать... Но вы хоть помните, где вы ее печатали? - Конечно. Я воспользовался пишущей машинкой Гарвард-клуба. - Вот оно что? - Ну да, черт побери! - Где у них хранится машинка? - Собственно говоря, нельзя сказать, что она где-то хранится, потому что она предоставлена в распоряжение всех членов клуба, стоит на своем постоянном месте. Я был в клубе вчера вечером, туда же пришла телеграмма от мистера Олленби, так что я напечатал на этой самой машинке несколько записок. Она находится в маленькой комнатушке рядом с курительной. Этой машинкой пользуются многие. - Так. Ясно. Машинка предоставлена для всеобщего пользования, так что на ней печатают тысячи людей. - Едва ли тысячи, но все же многие. - Достаточно десятков. Видели вы, чтобы ею пользовался Поль Чапин? - Трудно сказать... Впрочем, однажды... Да, припоминаю, как он сидел на маленьком стульчике перед машинкой, подсунув искалеченную ногу под стол. Да. Точно. - Ну, а кого-нибудь из своих друзей, членов "Лиги"? - Честное слово, не могу сказать. - Есть ли в алькове еще другие машинки? - Есть еще одна, но она принадлежит общественному стенографисту. Она закрыта. Что касается первой, то ее когда-то пожертвовал клубу один из его членов. Поначалу она находилась в библиотеке, но специалисты печатанья одним пальцем так на ней грохотали, что ее выдворили. - Олл-райт. Я поднялся. - Могу ли я сказать Вулфу, когда вы вернетесь, если вы будете нужны? Он ответил, что завтра он подготовит чертежи, чтобы показать их мистеру Олленби. Я поблагодарил его, сам не знаю за что, и вышел поискать свежего воздуха и свободное такси, которое бы доставило меня на вокзал. Поездка в поезде, в душном вагоне, где сигарный дым смешался с углекислотой, выдыхаемой из сотен легких, образовав среду, в которой за час погибли бы все орхидеи Вулфа, не способствовала улучшению моего настроения. Мы приехали в полночь, и я отправился домой. В кабинете было темно, Вулф лег спать. На моем столе записки не было, так что ничего экстраординарного не случилось. Я достал из холодильника кружку молока и пошел наверх. Комната Вулфа находилась на том же этаже, что и моя. Я подумал, что, возможно, он еще не заснул и захочет услышать приятную вещь. Я прошел в самый конец коридора проверить, не пробивается ли свет из-под его двери. Близко я не подходил, потому что, когда Вулф ложился в кровать, он включал сигнальную систему, и если кто-то приближался к его двери менее чем на восемь футов, в моей комнате раздавался звонок, который мог кого угодно отправить на тот свет. Щель под его дверью была темной, так что со спокойной совестью я начал укладываться, одновременно расправляясь с молоком. Утром в пятницу после завтрака раздался звонок. Это Вулф звонил из спальни. Он спросил меня, доставило ли мне удовольствие мое путешествие. Я ответил, что если бы я ездил в компании Доры Чапин, тогда было бы нечто сказочное. После этого он осведомился, припомнил ли мистер Фарелл, какой машинкой он пользовался, чтобы напечатать свою записку? - Она находится в Гарвард-клубе, в маленькой комнатушке рядом с курительной. Похоже, что члены клуба выстукивают на ней разные мелодии, когда у них появляется охота музицировать. Это здорово, не правда ли, поскольку здорово сузит круг наших действий: исключит всех людей из Йеля и прочую мелкоту. Совершенно очевидно, что Чапин стремился всячески облегчить нашу задачу. Вулф тихонько пробормотал: - Превосходно! - Да, это один из тех фактов, который был вам так нужен. Отлично! - Нет, Арчи, я не шучу. Меня это вполне устраивает. Я же тебе говорил, в этом деле на нас будут работать факты, но мы должны гарантировать себя от всяких случайностей в отношении этих фактов. Разыщи человека, члена Гарвард-клуба, который окажет нам услугу, только не из числа наших клиентов. Попроси его пойти сегодня в клуб и взять тебя с собой в качестве гостя. Договорись с ним, приобрети новую машинку, причем хорошую. Возьми ее в клуб. Забери ту, что там находится, оставив вместо нее новую. Действуй как хочешь, но введи в курс своего поручителя, чтобы не подвести его и чтобы позднее он смог опознать ту машинку, которую ты принесешь из клуба. - Новая машинка стоит сто долларов. - Знаю. - О'кэй. Вот так и случилось, что в десять часов утра, в ту пятницу, я сидел в курительной комнате Гарвард-клуба вместе с Альбертом Брайтом, заместителем председателя Истерн-Электрик. Возле моих ног на полу поблескивала футляром новехонькая пишущая машинка. Брайт оказался удивительно покладистым. Впрочем, ничего иного я от него и не ожидал, поскольку он был обязан Вулфу совсем немногим: тот ему спас честное имя, семью и жену! Правда, он уплатил по счету - и немало, но вы сами понимаете!.. Так или иначе, но он отнесся к просьбе Вулфа весьма внимательно и, не изводя меня вопросами, сделал так, как я просил. Я сказал: - Так вот. Сейчас в этом красивом футляре находится та самая машинка, номер которой я вам показал и под которым вы сделали свою пометку. Она необходима мистеру Вулфу. Брайт приподнял брови, а я продолжал: - Причина заключается в том, что Вулф - преданный поклонник культуры, и ему не нравится видеть, как члены такого уважаемого клуба используют для печатания своих трудов такую развалюху. Я принес новейшую модель фирмы "Ундервуд", купленную полчаса назад, оставлю ее здесь вместо этого старого хлама, который заберу с собой. Если меня кто-то заметит, это меня не волнует. Я всего лишь озорник, этакий любитель невинных шуток. Клуб получит то, что ему необходимо, а мистер Вулф - то, чего хочет он. Брайт, улыбаясь, потягивал свой вермут. - Ну, что ж, мне надо возвращаться в свой офис. Заканчивайте свою шуточку. Все это было до смешного просто. Я отнес "Ундервуд" и поставил его на столик, где прежде стояла старая машинка. Общественный стенографист находился в каких-то десяти футах от меня, смазывая свою машинку, но я был настолько занят, что у меня не нашлось ни одной секунды, чтобы посмотреть в его сторону. Накрыв блестящую машинку прежним футляром, я вышел из алькова. На улице у входа в клуб Брайт пожал мне руку и произнес: - Передайте, пожалуйста, Вулфу мои лучшие пожелания и скажите, что я не переменю к нему отношения, даже если меня с позором выставят из Гарвард-клуба за похищение машинки. Я понес свою добычу к месту, где стояла моя машина, положил ее и поехал к дому. Соседство машинки благотворно подействовало на мое настроение, мне уже стало казаться, что мы сдвинулись с мертвой точки. Я вернулся домой около одиннадцати часов, поставил машинку на тумбочку в холле и стал раздеваться. На вешалке висели чье-то пальто и шляпа. Они не принадлежали, Фареллу. Мне они показались незнакомыми. Я взял машинку и пошел в кабинет. Не успев перешагнуть порог, я буквально замер на месте: там со скучающим видом сидел Поль Чапин, листая книгу. Его трость была прислонена к стене. Со мной такое редко случается, но на этот раз я потерял дар речи. По-видимому, все дело в том, что у меня в руках была та самая пишущая машинка, на которой он напечатал свои стихи, хотя, разумеется, он не мог ее узнать в новом блестящем футляре. Однако он сразу бы увидел, что это пишущая машинка. Я стоял и с дурацким видом пялил на него глаза. Он поднял голову и вежливо сообщил: - Я жду мистера Вулфа. - Он знает, что вы здесь? - Да, его человек сообщил ему об этом сразу же, как я пришел. Я тут уже... - он глянул на часы, - тридцать пять минут. Вроде бы он не обратил внимания на то, что я принес. Я подошел к своему столу и опустил свою ношу на дальний край, после чего подошел к столу Вулфа, просмотрел конверты утренней почты, уголком глаза все время наблюдая за нашим посетителем. В душе я ругал себя за то, что придумываю предлоги, чтобы не идти на свое место, потому что в этом случае я сидел бы спиной к Чапину. Пересилив внутреннее сопротивление, я пошел и все-таки сел к себе за стол, достал из ящика совершенно ненужный мне каталог растений и стал его изучать. Чувствовал я себя весьма странно. Сам не знаю, что в этом калеке так меня взвинчивало. И все же я упрямо листал страницы справочника и не оборачивался до прихода Вулфа. Я много раз видел, как Вулф входит в кабинет, где его ожидает посетитель, и с любопытством следил за тем, изменит ли он свои привычки ради того, чтобы произвести соответствующее впечатление на Чапина. Он не изменил. Как всегда, остановился в дверях и произнес: - С добрым утром, Арчи. После этого он повернулся к Чапину и слегка наклонил туловище и голову, что было одновременно внушительно и элегантно. - С добрым утром, сэр. Затем он подошел к своему столу, поставил в вазу свежие орхидеи, уселся в кресло и просмотрел почту. Следующим было - вызов по звонку Фрица и проверка авторучки. Появился Фриц, ему велели принести пива. Вулф посмотрел на меня. - Ты видел мистера Брайта? Задание выполнено удачно? - Да, сэр. Я все принес. - Прекрасно. Будь добр, поставь мистеру Чапину стул поближе к моему столу. Прошу вас, сэр, пересядьте... Для проявления как дружеских чувств, так и для враждебных, расстояние слишком велико... Он откупорил бутылку пива. Чапин поднялся, взял свою трость и доковылял до стула. Он не обратил внимания на предложенный ему стул, точно так же, как и на меня самого, а остановился, опираясь на палку, перед Вулфом. Его впалые щеки сильно побледнели, губы подрагивали. Он мне почему-то напоминал беговую лошадь, нервничающую перед скачками. Чапин произнес не без вызова: - Я приехал за своей шкатулкой. - Разумеется, мне следовало бы сразу догадаться. Вулф говорил изысканно вежливым тоном. - Если вы не возражаете, мистер Чапин, мне бы хотелось знать, почему вы решили, что она находится у меня? - Не сомневаюсь... Я потребовал свой пакет в том месте, где я его оставил, а мне объяснили, при помощи какого трюка он был украден. Мне стало ясно, что наиболее вероятный вор - это вы, и я в первую очередь явился к вам... - Благодарю вас, очень благодарю. Вулф опустошил стакан, откинулся на спинку кресла, приняв удобное положение. - Я раздумываю о трагической бедности словарного состава вашего языка. Возьмите к примеру тот "способ", при помощи которого вы приобрели содержимое данной шкатулки, а я получил и шкатулку, и все остальное. Наши действия можно назвать воровством, так что мы оба с вами воры. Эти термины подразумевают осуждение и презрение. И однако ни один из нас не согласится, что он их заслуживает. Так что вот как надо быть осторожным в выборе слов. - Вы сказали "содержимое". Но вы ведь не открывали шкатулку? - Мой дорогой сэр! Даже сама Пандора не устояла бы перед таким искушением. (Позднее я выяснил по словарю, что в древнегреческой мифологии Пандора была послана Зевсом в наказание людям за то, что Прометей похитил для них огонь. Пандора открыла сосуд с бедствиями и выпустила их на волю. По всей вероятности, она предварительно поинтересовалась, что именно находится в этом сосуде.) - Вы сломали замок? - Нет, он в целости и сохранности, это же очень простой замок, открыть его было крайне просто. - И... вы открыли шкатулку. Возможно, вы даже... Он умолк, не находя слов от негодования. Впрочем, я так решил только потому, что голос у него стал каким-то невероятно тонким и слабым, что касается физиономии, то она оставалась бесстрастной. Он продолжал: - В таком случае... я не желаю ее даже видеть... Но это немыслимо. Конечно, она мне нужна. Я должен получить ее назад. Вулф, глядя на него из-под полузакрытых глаз, сидел совершенно неподвижно и ничего не говорил. Так прошло несколько секунд. Совершенно неожиданно Чапин потребовал хриплым голосом: - К черту все церемонии, где шкатулка? Ниро Вулф погрозил ему пальцем. - Мистер Чапин, сидите спокойно. - Не хочу! - Дело ваше, но только коробку вы не получите. Я хочу оставить ее у себя. Чапин посмотрел на стул, который я придвинул для него, сделал три шага и уселся. Теперь голос у него звучал резко: - В течение двадцати лет я жил милостыней. Я презирал подаяния, но я жил на них, потому что голодный человек ест то, что у него имеется. Потом я нашел другой источник существования, я ел хлеб, заработанный собственными руками. Мистер Вулф, я не хочу больше милостыни. Проявленное ко мне сочувствие, точнее - жалость, действовала на меня, как на быка красный цвет. Просить милостыню я не стану ни у кого! Он замолчал Вулф спокойно сказал: - Безусловно, если только вас не заставит это сделать крайняя необходимость. А что касается жалости... - Я в ней нуждаюсь. Час назад я узнал, что вы забрали мою шкатулку, и стал обдумывать, каким образом я смогу получить ее назад. И пришел к выводу, что я могу вас только умолять. Шкатулка моя, ибо я ее купил. Содержимое тоже мое, за него я... принес большую жертву. Я прошу вас вернуть мне ее назад. - Какие доводы вы приводите? - Моя нужда. Мне необходима эта шкатулка, тогда как вам она совершенно не нужна. - В этом вы ошибаетесь, мистер Чапин, она мне тоже нужна. Какие у вас есть еще доводы? - Никаких, я прошу вас меня пожалеть. - От меня вы не дождетесь ни сочувствия, ни жалости. Есть один довод, который мог бы меня убедить. Я знаю, что вы пока еще не готовы говорить об этом, а я не готов потребовать от вас этот довод. Ваша шкатулка будет храниться в надежном месте, до нее никто не будет касаться... Она мне нужна, как гарантия того, что вы явитесь ко мне, когда я буду готов к этому визиту... Арчи, принеси сюда шкатулку, чтобы мистер Чапин не заподозрил нас в обмане. Я пошел, отпер шкаф и достал с верхней полки сокровище Чапина. Поставив шкатулку на стол Вулфа, я снова поразился, до чего она красива. Теперь глаза калеки были прикованы ко мне, а вовсе не к шкатулке. Мне в голову пришла смешная мысль: наверно, ему приятно, что я с ней так аккуратно обращаюсь. Из чувства противоречия я провел по крышке два раза ладонью, делая вид, что вытираю пыль. Вулф велел мне сесть на место. Чапин вцепился в ручки своего кресла, как будто приготовился к прыжку. Он спросил: - Могу я ее открыть? - Нет. Он поднялся, держась за край стола. - Я только подниму крышку... - Нет. Очень сожалею, мистер Чапин, но вы не должны трогать этот предмет. Калека склонился над столом, глядя в самые глаза Вулфу. Я насторожился, как бы он не стукнул Вулфа палкой по голове, особенно после того, как он начал истерично смеяться. Впрочем, он тут же взял себя в руки, а его светлые глаза снова стали холодными и бесстрастными. Взяв в руки трость, он поднял ее, направил на шкатулку наподобие бильярдного кия и толкнул ее, не резко, но достаточно сильно. Шкатулка скользнула по поверхности стола, на мгновение задержалась на его крае, но тут же упала на пол и покатилась к моим ногам. Чапин не смотрел на шкатулку, его глаза были устремлены на Вулфа. - Я говорил вам, сэр, я познал, что такое жить на милостыню. Теперь я узнал, как жить без нее. Он дважды наклонил голову, как лошадь под дождем, резко повернулся на каблуках и захромал к двери. Я оставался на своем месте, мне не хотелось выходить в прихожую помогать ему одеться. Мы слышали, как отворилась и затворилась дверь. - Убери эту злосчастную шкатулку, Арчи, ей не место на полу, - вздохнул Вулф. Глава 15 В то утро я больше не выходил из дома. От парней поступили обычные донесения - ничего. Фред Даркин, давясь от смеха, сообщил по телефону, что он и его коллеги составили блестящую процессию, сопровождая Чапина до дома Вулфа, после чего отдыхали за углом на Десятой авеню, ожидая известил о кончине Вулфа. Потом они так же торжественно проводили Чапина назад домой. После ленча я сел в машину и отправился на охоту за Хиббардом. У меня было столько же шансов отыскать Хиббарда, как получить любовную записку от Греты Гарбо, но все равно я продолжал разнюхивать все вокруг. Я решил нанести визит в контору Фердинанда, биржевого маклера. Мне было известно, что Хиббард вложил часть своих средств в компанию "Голбрейт и Бауэн", которая, видимо, спекулировала ценными бумагами. Поэтому я считал, что именно здесь у меня больше шансов что-то услышать про Хиббарда, чем от всех остальных членов "Лиги". Деньги - это, все-таки, деньги! Войдя в офис на двадцать первом этаже одного из зданий в Уолл-стрит, я сказал себе, что надо повысить долю Бауэна в общем котле, независимо от того, что сказано в банковском донесении. Аренда только этого помещения стоила им черт знает сколько. Дельцам средней руки это было не по карману. Обстановка, в том числе полированный пол с толстым ковром, создавала у вас впечатление, что в качестве стенографистки они наняли бы, как минимум, герцогиню! Меня провели в личный кабинет Бауэна. Размерами он походил на танцевальный зал, а лежащие на полу ковры вызывали необоримое желание разуться и погулять по ним босиком. Бауэн сидел за очень элегантным письменным столом, на котором не было ничего, кроме "Уолл-стрит джорнал" и красивой пепельницы. В одной руке у Бауэна была длинная толстая сигара, над которой вился душистый дымок (очевидно, это была настоящая турецкая, так я подумал, хотя сам никогда таковой не пробовал). Мне этот тип не нравился. Если бы мне предложили "пришить" это убийство ему или Полю Чапину, я бы подбросил монетку... Он воображал, что оказывает мне великую милость, предложив присесть... Если бы это был прожженный делец с сомнительной репутацией, я бы смирился, но вот такая птица, воображающая себя помесью Джона Л. Рокфеллера и лорда Честерфилда, в то время как в нем не было ничего ни от первого, ни от второго, вызывала у меня желание дать ему затрещину. Я сказал ему то, что говорил им всем, что мне хотелось бы услышать о его последней встрече с Хиббардом. Ему потребовалось подумать, наконец, он вспомнил, что последний раз они виделись более чем за неделю до исчезновения Хиббарда, в театре. Ничего такого не было сказано, что имело бы отношение к теперешнему положению вещей. Я спросил его: - У Хиббарда имеется доля в вашей фирме? Он кивнул. - Да, уже давно, но он не увлекается спекуляциями. Он вкладывает деньги в ценные бумаги. - Понимаете, что могло бы мне помочь. Например, за несколько дней до его исчезновения не сделал ли он каких-либо необыкновенных распоряжений? Не потребовал ли свои деньги? - Нет. Счет Энди вот уже две недели не участвует в сделках, и никакой инструкции он не оставил. На этом мы распрощались. От шести других я узнал столько же, сколько от Бауэна, и это был прекрасный пример "продвижения вперед" в поисках Хиббарда. Это был "триумф". Поэтому я возвратился домой в самом "радужном" настроении ко времени обеда, не говоря уже о том, что пока я находился у Бауэна, какой-то недоросль нацарапал на двери моей машины несколько ругательств. Мне все так опротивело, что я не хотел даже слушать застольные беседы Вулфа, который во время еды совершенно забывал, что на свете существует такая вещь, как расследование убийства. После ужина мы пошли в кабинет. По злобе в отчаянии я начал подробно описывать Вулфу все свои бесплодные странствия этого дня, но он тут же попросил меня принести ему атлас и стал рассматривать карты. Ему бы следовало думать о деле, а он развлекается игрушками. Их у него было много, но больше всего я ненавидел атлас. Еще немного я повозился с каталогом луковичных растений и книгой расходов, потом запер все это в ящик, подошел к столу Вулфа, чтобы узнать, что он делает. Он изучал Китай! Атлас у него был великолепный. Вулф развернул складную карту и путешествовал по Востоку. Не потрудившись даже пожелать ему "спокойной ночи", потому что я знал, что он мне все равно не ответит, я взял со стола "Черт бы побрал деревенщину" и пошел к себе наверх, заглянув только на кухню за молоком. Облачившись в пижаму и домашние туфли, я уселся в свое самое удобное кресло под торшером, поставил молоко рядышком на журнальный столик и принялся за чтение произведений Поля Чапина. Я решил, что пришло время ликвидировать пробел в моих знаниях и сравниться в этом отношении с Вулфом. К одиннадцати часам я совершенно скис. Молоко было все выпито, и у меня не было никакой надежды познать то, что нашел в этой галиматье Вулф. Дело закончилось тем, что я бросил книгу на стол и нырнул под теплое одеяло. С утра субботы все началось сначала, и хотя я не верил в успех, я все же продолжал свои поиски, очевидно потому, что никогда не бросал дела, не доведя его до конца. Без четверти час я позвонил Вулфу, надеясь, что он позовет меня домой к ленчу, а вместо этого он дал мне новое поручение. Сказал, чтобы я где-нибудь перекусил на скорую руку и сразу же отправился к Мансолу. Дитсон позвонил, что он получил дюжину луковиц новой разновидности миттонии, которые только что прибыли из Англии, и предложил Вулфу пару луковиц, если он пришлет за ними. Когда в разгаре расследования какого-нибудь серьезного дела Вулф посылал меня охотиться за его проклятыми орхидеями, я даже не злился, а просто чувствовал себя ослом. Но на этот раз я не так уж и переживал, поскольку не верил в целесообразность того, чем занимался. Я вернулся на Тридцать пятую улицу около половины четвертого и сразу же отнес луковицы Вулфу. Он их не только осмотрел, но буквально ощупал и обнюхал, а потом велел нести наверх Теодору. Я все сделал и хотел зарегистрировать новые луковицы, но Вулф сказал: - Арчи! По тону его голоса я понял, что мне предстоит выслушать длинную речь. Начало ее было примерно таким: - Ты то и дело даешь мне понять, что я не уделяю достаточно внимания твоему делу. Как правило, ты бываешь не прав. Мы должны выбирать лишь многообещающие пути. В любом виде искусства, а ты должен согласиться, что я артист своего дела, секрет успеха заключается в том, чтобы уметь избавиться от лишнего, ненужного... Дальше шли примеры из литературы, и наконец я услышал: - Так что, когда ты обвиняешь меня в пренебрежении к подробностям, в известном смысле ты прав, я действительно не обращаю внимания на многие детали и мелкие фактики, которые могут показаться другому человеку, не станем уточнять кому именно, весьма важными. Но я был бы тысячу раз не прав, если бы попытался замолчать свою оплошность, назвать пустяком тот факт, который на поверку оказался весьма значительным. Вот почему я открыто признаюсь в своей ошибке. Прошу извинить. Я кивнул. - Пока я ровным счетом ничего не понимаю. За что вас надо извинить? - За недостаточное мастерство. Возможно, моя небрежность не оказалась губительной. Не исключено, что это вообще ерунда, пустяк. Но сидя утром и размышляя о своих удачах, я припоминал довольно редкие неудачи, и понял, что причиной их, как правило, является невнимательность... По аналогии мне пришло в голову, что и в этот раз я прошел мимо одного факта, не заострив на нем особого внимания... Теперь я должен спросить тебя об этом. Возможно, ты припоминаешь, что в среду вечером ты мне говорил, какова версия инспектора Кремера. Я усмехнулся. - Да. - Ты мне сказал, что он считает, что доктор Элкас кому-то поручил следить за Полем Чапином? - Да. - И тут же начал фразу, но не закончил ее: "Но один из этих детективов..." Я нетерпеливо прервал тебя. Мне не следовало этого делать. Моя импульсивная реакция на то, что мне показалось ерундой, подвела меня, я допустил ошибку. Я должен был разрешить тебе закончить предложение. Пожалуйста, сделай это сейчас. Я кивнул - Верно, припоминаю такой случай, но поскольку вы все равно выбросили всю эту историю с Дрейером в мусорную корзинку, какая разница, поручил ли кому-нибудь Элкас следить... - Замолчи, Арчи. Меня совершенно не интересует твой Элкас. Мне нужно услышать то, что ты тогда говорил про дика, как ты изволишь его называть. Что за дик, где он? - Разве я не говорил? Висит на хвосте у Поля Чапина. - Один из людей Кремера? Я покачал головой - У Кремера там тоже есть свой человек. А у нас Даркин, Гор и Кимз, восьмичасовое дежурство. Эта птичка экстра-класса, я говорю о том дике, который вас интересует. Кремеру тоже стало любопытно, кто оплачивает его услуги, он попытался это у него выведать, да не тут-то было. В ответ он не услышал ничего, кроме брани. Я сначала подумал, что он от Баскома, но нет. - Ты его видел? - Да, я туда ездил. Он как раз ел суп. В отношении еды, он придерживается тех же взглядов, что и вы: за столом бизнес забывается. Я ему немного прислужил, принес хлеб и масло, помог пересесть за другой стол, а потом отправился домой. - Опиши его внешность. - Ну, я не могу сказать, что он привлекает к себе глаза людей. Рост - пять футов, семь дюймов. Вес - сто тридцать пять фунтов. Коричневая кепка и розовый галстук. Плохо выбрит. Глаза карие. Нос острый, тонкий, довольно большие губы, кожа бледная, без признаков нездоровья. - Волосы? - Он всегда ходит в кепке. Вулф вздохнул. Я заметил, что кончиком пальца он вычерчивает кружочки на ручке кресла. - С прошлой среды, Арчи. Отыщи его и привези сюда. - Когда? - Немедленно. Я поднялся. - Так. Живого или мертвого? - Попробуй убедить, но, разумеется, если придется применять силу, то минимально, в пределах необходимости. Одним словом, доставь его мне. Я достал кое-что из ящика своего стола, сунул себе в карман и отправился на охоту за новым зверем. Глава 16 Я поехал прямиком на Перри-стрит и остановился футах в пятидесяти от "Кофейника". По дороге я успел продумать свою тактику. Считая, что дипломатический подход не принесет успеха, я решил, что не стоит тратить время на уговоры и убеждения. Я подошел к "Кофейнику" и заглянул в зал. "Розового галстука" там не было. Правда, до часа супа было еще далеко. Я пошел дальше по улице, заглядывая решительно во все подворотни и магазины. Я не увидел ни Фреда Даркина, ни кого-нибудь похожего на городского детектива. Это можно было объяснить только одним: они преследовали свою добычу. Я сел в машину и принялся ждать Почти в шесть часов на улице появилось такси и остановилось перед домом 203. Я попытался рассмотреть водителя, держа в уме Питни Скотта, и пришел к выводу, что это не он. Но из машины вылез калека. Он расплатился с шофером и проковылял в здание, а такси уехало. Я стал внимательней присматриваться к улице и переулку. Очень скоро я заметил Фреда Даркина, который шагал от угла. Рядом с ним был еще один парень. Я вышел из машины и остановился под уличным фонарем у них на пути. Потом сел снова в машину. Через пару минут ко мне подошел Фред, я подвинулся, освобождая для него место. Я заметил: - Коли ты и городской дик хотите сэкономить деньги, беря сообща такси, я ничего не имею против, но только пока ничего не случится. Если же случится, тогда не избежать скандала. Даркин усмехнулся. - Не волнуйся, весь этот план ерундистика. Если бы мне не нужны были деньги... - Где "розовый галстук"? - Хух, только не говори, что вы снова охотитесь на него. - Где он? - Где-то поблизости. Он был с нами в этом рейде. Да вот он, легок на помине, идет в "Кофейник". Сейчас ему пора перекусить. Я увидел, как "розовый" вошел в кафе. - Олл-райт, Фред, слушай меня внимательно. Шутить, так шутить. Ты с городским диком в приятельских отношениях? - Ну, мы разговариваем. - Отыщи его. В забегаловке на углу продается пиво? - Конечно. - О'кей. Отведи его туда и утоли его жажду, понятно? Включи в счет. Проторчи с ним там, пока моя машина не отъедет от "Кофейника". Действуй! Фриц вышел из машины, а я снова принялся ждать. Очень скоро я увидел, как Фред вышел из химчистки вместе с городским сыщиком, они отправились в обратном направлении. Через пару минут я тоже тронулся с места и подъехал к самому выходу из "Кофейника". Выйдя из машины, я вошел внутрь. Вокруг не было видно ни одного полицейского. "Галстук" сидел за тем же столиком, что и в прошлый раз, перед ним стояла миска такого же точно супа. Я глянул на остальных посетителей, на стойку и не заметил ничего угрожающего. Тогда я подошел к "галстуку". Он поднял голову и проворчал: - Проваливай ко всем чертям. Присмотревшись к нему внимательней, я внезапно понял, что предполагал Вулф, и решил, что он мог быть и прав. Я скомандовал. - Пошли, инспектор Кремер желает тебя видеть. Одновременно я достал из одного кармана наручники, а из другого свой пистолет-автомат. Он самым наглым образом заявил: - Я этому не верю. Предъяви мне твой проклятый значок! Я не мог допустить даже маленького спора, поэтому я схватил его за воротник, вытащил со стула и поставил на ноги. Я сурово скомандовал: - Пошевеливайся! За моей спиной раздались какие-то невнятные реплики, но я даже не натрудился оглядываться. "Галстук" сказал: - Мое пальто... Я снял его с крючка, перекинул себе через руку и выпроводил "галстук" из зала. Единственная опасность заключалась в том, что постовой мог в этот момент проходить мимо "Кофейника" и предложить мне помочь, а мой "родстер", автомобиль с открытым двухместным кузовом, складным верхом и откидным задним сиденьем, никак не подходил для полицейской машины. Но, к счастью, я не увидел никого, кроме обычных зевак. Я отвел "галстук" до машины, открыл дверцу, втолкнул его внутрь, после чего сам влез и сразу же сорвался с места, поскольку мотор, разумеется, был включен. - Теперь послушай меня, - заговорил я самым деловым тоном, - мне надо сообщить тебе две вещи. Первое, дабы тебя успокоить: я везу тебя на Тридцать пятую улицу для беседы с мистером Вулфом. Второе: если ты только откроешь рот и попытаешься поднять шум, я все равно доставлю тебя туда, только в бессознательном состоянии. - У меня нет желания видеть... - Заткнись! Но внутренне я усмехнулся, потому что говорил он совсем другим тоном, напускная грубость куда-то исчезла. Я затормозил перед нашим домом, открыл для моего пассажира дверцу и предложил ему выходить. Я шел позади него, отпер дверь собственным ключом и кивком головы предложил ему войти. Пока я раздевался, он тоже потянулся было к своей шляпе, но я сказал, чтобы он ее не трогал, и провел его в кабинет. Вулф сидел на обычном месте перед пустым стаканом. Я закрыл дверь и остановился возле нее, но "галстук" пошел дальше к столу. Вулф взглянул на него, кивнул, потом посмотрел более внимательно и обратился ко мне: - Арчи, сними наручники с мистера Хиббарда, возьми его шляпу и подвинь ему кресло. Насколько я понимал, этот джентльмен был тем "вторым фактом", который требовался Вулфу, так что я был рад ему услужить. Он протянул мне руки, дабы я снял с него наручники, но мне показалось, что для этого он сделал над собой определенное усилие, а по его физиономии было видно, что чувствует он себя не в своей тарелке. Я придвинул ему стул сзади под самые колени, и он тут же плюхнулся на него, спрятал лицо в ладони и замер. Мы с Вулфом молча смотрели на него без всякого соболезнования, на которое, возможно, он рассчитывал. Лично я никак не мог ему простить то, что я потратил столько усилий на его поимку, хотя он был все время у меня на глазах. Вулф кивнул мне, я пошел к стенному бару, налил стаканчик неразбавленного виски и принес ему. - Вот, выпейте-ка. Оп не сразу поднял голову. - Что это? - Хлебное виски. Он кивнул и протянул руку к стаканчику. Поскольку мне было известно, что он все же успел проглотить какое-то количество супа, я не боялся, что спирт ударит ему в голову. Он выпил только до половины, опустил стаканчик, при этом немного выплеснув на пол, подумал и допил остальное. Я сказал Вулфу: - Я попросил его не снимать кепку для того, чтобы вы могли посмотреть на него в таком виде. Вообще-то я не видел ничего, кроме фотографии, и все считали, что он умер. И еще я хочу сказать, что искать его было одно удовольствие. Вулф, не обращая на меня никакого внимания, заговорил с посетителем: - Полагаю, мистер Гудвин был с вами достаточно корректен? Хиббард посмотрел на меня и заморгал, потом перевел глаза на Вулфа, продолжая все так же моргать. Пару раз прокашлявшись, он доверительно заявил: - Правда заключается в том, что я, по своей натуре, не люблю приключений. На протяжении одиннадцати дней я находился в страшнейшем напряжении. И буду продолжать жить в том же аду... - Надеюсь, что нет. Но Хиббард печально покачал головой. - Буду, буду. - Он посмотрел на меня. - Не могли бы вы налить мне еще виски? Я принес ему снова целый стаканчик, но на этот раз он пил медленно, облизывая губы. Через пару минут он заговорил: - Я испытываю большое облегчение. И от виски тоже, но главным образом потому, что я снова получил возможность говорить нормальным голосом. Мне надо сделать признание, мистер Вулф, за эти одиннадцать дней своего маскарада я узнал гораздо больше, чем за все предыдущие сорок три года моей жизни. - Гарун аль-Рашид... - Нет, извините. Он искал развлечений, а я искал возможности остаться в живых. Сначала я думал только о самом себе, потом узнал очень многое и пересмотрел свои прежние позиции. Господи, как мне хочется излить свою душу! Вулф пробормотал. - Это помещение привыкло к такого рода излияниям. И позвонил в отношении пива. - Благодарю вас. За эти одиннадцать дней я узнал, что психология как формальная наука - фокус-покус. Все написанные и напечатанные слова являются пустой болтовней. Я накормил голодающего ребенка собственными руками. Я видел, как двое мужчин дубасили друг друга кулаками, пока их лица не покрылись кровью. Я наблюдал за тем, как желторотые юнцы, по сути дела еще совсем мальчишки, уводили с улицы старых жутких проституток. Я питался вместе с рабочими в "Кофейнике". Я собственными глазами видел, как парень весьма подозрительного вида выудил из сточной канавы выброшенных туда котят и с непередаваемой нежностью спрятал их к себе за пазуху, проклиная самыми отборными ругательствами того мерзавца, который способен был на такое злодеяние. Все это поразительно... Как эти люди ухитряются делать такие вещи, которые по всем меркам им совершенно несвойственны? И это говорю я, преподаватель психологии. Можно еще немного виски? Я не знал, нужен ли он Вулфу в трезвом состоянии, но поскольку он не подал мне никакого предостерегающего знака, я пошел и снова наполнил стакан. Вулф сказал: - Мистер Хиббард, разрешите мне задать вам парочку вопросов? Преследовала ли ваша авантюра какую-то конечную цель? Хиббард подумал, прежде чем ответить. Сделав пару глотков виски, он ответил: - Видит Бог, я не знаю. Когда я ушел из дома и начал эту историю, мной руководил исключительно страх. Я стремился только к одному: получить возможность находиться возле Чапина и не спускать с него глаз. Вулф опустошил очередной стакан пива. - Естественно, вы не знаете, что мистер Чапин разослал вашим друзьям стихи, в которых живописуется, как он убил вас, ударив дубинкой по голове? - Нет, я знаю об этом. - Черта с два вы это знаете. Кто же мог вам об этом сказать? - Скотт. - Значит, вы не сжигали все мосты? - Он сам это открыл. На третий день, когда я находился там, я случайно столкнулся с ним нос к носу, ну и он меня узнал... Так это он... - Нет. Мистер Скотт ничего нам не сказал. Исключительная наблюдательность мистера Гудвина в сочетании с моим чувством сообразительности помогла вас отыскать... Но давайте вернемся к теме нашего разговора. Коли вам известно, что мистер Чапин разослал предупреждения, без основания хвастаясь тем, что это он вас убил, невероятно, как вы можете продолжать видеть в нем убийцу. Поскольку вы твердо были убеждены, что его последнее преступление фактически является не чем иным, как бахвальством... Хиббард кивнул. - Безусловно, вы рассуждаете логично, но логика не имеет отношения к данному делу. В тот день, когда Пит Скотт показал мне стихи Поля о том, как я "ловлю воздух сквозь кровавую пену", я понял, что хочу убить Поля... Иначе какого дьявола стал бы я торчать возле его дома? Вулф вздохнул. - Вы вооружены? - Нет, оружие должен иметь он, а не я. Он же физически неполноценен. - Вы разорвете его на куски голыми руками... На трепещущие кровавые частицы... - Я мог бы, - с вызовом ответил Хиббард. - Мне хочется. Мне кажется, теперь я понимаю, почему я получил огромное облегчение, обретя снова свое истинное лицо. Мне надо было облечь свои тайные намерения в слова; теперь я хотел бы откланяться. Я могу продолжать действовать в прежнем качестве лишь с вашего молчаливого согласия и потому... - Мистер Хиббард! Не спешите, прошу вас. Существует несколько моментов, которых вы либо не знаете, либо не оценили по достоинству. Например, знаете ли вы о том соглашении, которое я заключил с вашими друзьями? - Да, Скотт мне рассказал, но меня оно не интересует. - Зато интересует меня. Известно ли вам, что вот тут, на столе, стоит машинка, на которой мистер Чапин печатал свои мрачные вирши? Да, это делалось в Гарвард-клубе... Знаете ли вы, что я готов полностью разрушить оборону мистера Чапина, несмотря на его браваду? Известно ли вам, что в течение двадцати четырех часов я буду готов предоставить вам и вашим друзьям полное признание мистера Чапина в своей вине и таким образом полностью устраню все ваши страхи? Хиббард смотрел на Вулфа широко раскрытыми глазами Он громко произнес: - Я этому не верю. - Просто не хотите верить. К сожалению, мистер Хиббард, вам снова придется приспособиться к тому поведению, от которого вы отошли за эти одиннадцать дней. Я был... Он замолчал, чтобы взглянуть на Фрица, появившегося на пороге кабинета. Вулф бросил взгляд на стенные часы: они показывали семь двадцать пять. И сказал: - Мы все втроем будем ужинать в восемь. Как я говорил, мистер Хиббард, я хотел бы помочь вам сделать это приспособление максимально приятным, но таким способом, чтобы это не шло вразрез с моими собственными интересами. То, что я вам только что сказал, истинная правда, но для того, чтобы успешно осуществить последний пункт, мне требуется ваша поддержка. Я назвал двадцать четыре часа, но для страховки давайте увеличим до сорока восьми. Если вы согласитесь оставаться под этой крышей до вечера понедельника, ни с кем не общаясь, я даю вам слово, что, если мне не удастся навсегда прекратить "человеконенавистническую" деятельность Чапина, вы будете свободны и сможете возобновить свое эксцентричное приключение, не опасаясь, что мы вас выдадим. Хиббард весело рассмеялся и спросил: - А у вас найдется подходящая ванна? - Да. - Но я все еще пытаюсь выяснить обстановку. Если бы я отказался, что бы вы сделали? - Ну... Вы понимаете, мистер Хиббард, для осуществления моих планов весьма важно, чтобы никто не знал, что вы нашлись до соответствующего момента. Чапин должен быть подвергнут шоковому воздействию, ну, и время такого шока должно быть правильно выбрано... Существуют разные пути удержать в доме желанного гостя. Самый приятный - уговорить его принять приглашение, ну а другой - запереть его на замок. Хиббард кивнул. - Видите, что я вам говорил? Люди, не считаясь ни с какими психологическими канонами, поступают так, как им хочется... Поразительно! - Совершенно верно... А теперь, что касается ванны. Если мы хотим поужинать в восемь, вы бы, Арчи, проводили мистера Хиббарда в ванную комнату, она находится под моей. Фриц проветрил помещение, отопление включено, в вазе даже стоят цветы. Я усмехнулся. - Мы все предусмотрели, разумеется. Мистер Хиббард, спускайтесь вниз, как только вы будете готовы. Надеюсь, сэр, вы усвоили суть нашего с вами договора? Вы не должны общаться решительно ни с кем. Боюсь, что коль скоро вы покончили со своим маскарадом, желание успокоить вашу племянницу будет непреодолимым. - Ничего, я с ним справлюсь. Когда я вернулся в кабинет, после того как проводил Хиббарда в его комнату и одолжил ему свой галстук скромного темно-коричневого цвета, Вулф сидел с закрытыми глазами, но, услышав меня, он сказал: - Арчи! Я страдаю от свойственного мне нетерпения, когда расследование подходит к концу. Возьми свой блокнот. Заголовок следующий: "ПРИЗНАНИЕ ПОЛЯ ЧАПИНА", потом начни с красной строки. "Я, Поль Чапин, проживающий в доме 203 на Перри-стрит в Нью-Йорке, признаю..." Зазвонил телефон. Я опустил карандаш и потянулся за трубкой. У меня выработан стереотипный ответ на телефонные звонки: - Алло, это бюро Вулфа. Но на этот раз мне не удалось договорить и до половины, потому что меня остановил возбужденный голос, который звучал хотя и не громко, чуть ли не шепотом, но производил впечатление настоящего вопля. - Арчи, слушай. Быстро, меня могут спугнуть. Приезжай сюда немедленно, в дом доктора Бартона на Девятнадцатую улицу. Бартона хлопнули... Хромой из пушки всадил в него весь комплект. Его поймали на месте. Я следил за ним. В трубке раздались различные шумы, но слов больше не было слышно. Но я уже все уразумел и не стал дожидаться продолжения. Положив трубку, я повернулся к Вулфу. Полагаю, что мое лицо не оставалось бесстрастным, когда я посмотрел на него, но на физиономии Вулфа ничего не отразилось. Я объяснил: - Это Фред Даркин. Чапин только что застрелил доктора Бартона в его собственном доме на Девятнадцатой улице. Его схватили с поличным, Фред приглашает меня посмотреть представление. Вулф вздохнул. - Глупости! - Черта с два глупости, Фред не гений, конечно, но я никогда не поверю, чтобы он принял шутку за убийство. Теперь я могу сказать, что установление наблюдения за Чапином оказалось не таким уж плохим делом. Поскольку Фред оказался на месте преступления, мы теперь его... - Арчи, помолчи... Губы Вулфа вытягивались и втягивались с такой быстротой, какой я прежде никогда не наблюдал. Через десять секунд он произнес: - Даркина прервали? - Да, его прогнали. - Полиция, несомненно. Полиция арестовала Чапина за убийство Бартона, его найдут виновным и казнят. А что же будет с вами? Мы останемся при пиковом интересе? Мы пропали! Я вытаращил на него глаза. - Да черт с ним, с этим хромоногим! - Не проклинай его, спасай его. Спасай его ради нас. "Родстер" перед домом? Живо поезжай туда. Разузнай решительно все, меня интересуют все мелочи. Описание места преступления, минуты, участники... Факты, в таком количестве, чтобы мне удалось спасти Чапина. Поезжай и отыщи их. Тебе все ясно? Я вскочил с места. Глава 17 Я остановился недалеко от дома Бартона и пошел к дому. Фред трусил мне навстречу. Я остановился, он кивнул головой назад и повернул направо, я устремился следом за ним до угла Пятой. Но и тут Фред не остановился, а прошел еще. Мне это надоело, и я сердито спросил: - Что ты бежишь от меня, как от чумы? Фред объяснил: - Я просто не хотел, чтобы привратник увидел нас вместе. Поймали меня в тот момент, когда я звонил к вам, ну и выставили в то же мгновение. - Какое неуважение! Я буду жаловаться в Центральное полицейское управление, ну? - Они его схватили, этим все сказано. Мы проводили его сюда, городской дик и я. Конечно, мы знали, кто здесь живет, поэтому посовещались, стоит ли звонить, и решили, что нет. Мы вошли в вестибюль, а когда консьерж внизу попробовал запротестовать, Мерфи - так зовут городского дика - сунул ему под нос свой значок, и он заткнулся. Все время входили и выходили разные люди, в здании два лифта. Совершенно неожиданно дверь одного из лифтов распахнулась, из кабины выскочила женщина с выпученными глазами и стала громко требовать доктора Фостера. Консьерж сказал, что видел, как доктор только что вышел из здания, женщина выбежала на улицу, оглушив своими криками прохожих. Мерфи схватил ее за руку и спросил, зачем непременно доктор Фостер, пусть обратится к Бартону. Она смотрела на него совсем дикими глазами и сказала, что доктора Бартона застрелили. Мерфи, понятно, ее отпускает, бежит в лифт и уже на пятом, а возможно, на шестом этаже обнаруживает, что я нахожусь в одной с ним кабине. Он говорит... - Живее, ради Бога. - О'кей. Дверь в квартиру Бартона распахнута. Мы входим туда и в первой комнате находим двух женщин, одна из них воет, как большой пес, и насилует телефон, другая же стоит на коленях возле человека, распростертого на полу. Хромоногий сидит на стуле с таким видом, как будто ожидает своей очереди побриться в парикмахерской. Мы вместе принялись за дело. Доктор был мертв. Мерфи пошел к телефону, ну а я воспользовался этим, чтобы осмотреться... Оружие, автоматический кольт, валялось на полу возле ножки ступа, рядом со столом, стоящим посреди комнаты. Я наклонился над Чапином и быстренько ощупал его, проверяя, нет ли у него при себе другого оружия. Женщина, стоявшая на коленях возле трупа, начала так горестно вздыхать, что я помог ей подняться и увел прочь. Тут пришли двое: врач и кто-то из домовой администрации. Мерфи закончил разговаривать по телефону, подошел и надел Чапину наручники. Я оставался с женщиной, и, когда в помещение внеслись невероятно шумные полицейские, я увел ее вообще из этой комнаты. Возвратилась особа, которая бегала за доктором Фостером, тут же занялись моей женщиной и куда-то ее спрятали. Я прошел еще в одну комнату, там было полно книг, на письменном столе имелся телефон, откуда я вам позвонил. Один из полицейских шнырял по всей квартире, он услышал меня, и мне пришлось смываться. Он вместе со мной спустился до самого низа и выпроводил на улицу, отдав соответствующее указание привратнику. - Кремер и работник прокуратуры приехали? - Их еще не было. Черт подери, зачем им волноваться. Этого преступника вообще можно отправить по почте наложенным платежом. Можно сказать, сам дался им в руки. - Да-а. Поезжай на Тридцать пятую улицу, пусть Фриц тебя хорошенько накормит. Как только Вулф кончит ужинать, подробно расскажи ему про все это. Не исключено, что он пожелает, чтобы ты для него раздобыл Сола и Орри. Он пошел, я же завернул снова за угол и пустился в обратном направлении, подошел ко входу в здание, не видя оснований, почему бы мне туда не войти, хотя я не знал ни одного человека во всем здании. Как раз в тот момент, когда я поднимался, к дому подъехала большая машина и резко затормозила. Из нее вышли двое. Я сразу приблизился к тому, кто шел справа, и с широкой улыбкой воскликнул: - Инспектор Кремер! Вот это повезло! И пошел рядом с ним. Он остановился: - А, это ты? Ничего не поделаешь, тебе туда нельзя. Я попытался его переубедить, но он был непреклонен: - Прочь отсюда, Гудвин. Если наверху есть что-то, принадлежащее вам, я сохраню эту вещь для вас. Тебе там делать нечего. Мне пришлось отстать. Возле дома стали скапливаться люди. Уже образовалась небольшая толпа, с которой воевал постовой. Я был уверен, что он не слышал нашего с Кремером разговора, я ушел прочь и вернулся к тому месту, где оставалась моя машина. Из багажника я достал черный чемоданчик и положил в него несколько необходимых вещей. Он выглядел не совсем так, как требовалось, но я решил, что и так сойдет. Вернувшись к зданию, я растолкал собравшихся, пока полицейский был занят в противоположном конце, и беспрепятственно вошел в вестибюль. Там дежурили еще один полицейский и швейцар. Я прямиком подошел к ним и заявил: - Врачебная экспертиза на каком этаже? Полицейский осмотрел меня с ног до головы, провел к лифту, сказав внушительно мальчишке-лифтеру: - Поднимите этого джентльмена на шестой этаж. Поднявшись наверх, я любовно похлопал свой чемоданчик. Я бочком прошел в квартиру. Как и говорил Даркин, нее собрались в первой комнате - большой приемной. Их было много, в основном полицейские. Вид у них был скучающий. Кремер сидел за столом и слушал одного из них Я подошел к нему и назвал по имени. Он оглянулся и удивленно пробормотал. - Черт возьми, какими... - Послушайте, инспектор, не поднимайте крика. Я не собираюсь похищать ни задержанного, ни вещественные доказательства. Вы прекрасно понимаете, что я умираю от любопытства и нахожусь здесь с единственной целью его удовлетворить. Имейте же сердце, в конце концов я такой же человек, как и вы. - Что у тебя в чемодане? - Носки и рубашки. Я им воспользовался, чтобы подняться сюда. Если он вам не нравится, пусть один из ваших парней отнесет его вниз в мою машину. Он кивнул. - Оставь его здесь на столе. Предупреждаю, если ты станешь мешать... - Не буду, не буду! Премного обязан... Стараясь никого не толкнуть, я отступил назад к стене и хорошенько осмотрелся. Это была большая комната, приблизительно восемнадцать на двадцать, почти квадратная. Одна стена состояла почти сплошь из окон, завешанных шторами. В противоположной стене имелась дверь. На той стене, возле которой я стоял, висели картины, а на высоких подставках красовались вазы с цветами. Во второй стене, почти в самом углу, я увидел запертую двойную дверь, которая, несомненно, вела в собственно жилые комнаты. Остальная часть стены, эдак футов десять, была занавешена занавесом из того же материала, что и на окнах, но за ним не могло быть окон. По всей вероятности, занавес скрывал ниши - кладовые для одежды. Освещение было верхним. Выключатели находились возле обеих дверей. На полу лежал большой ковер, а посреди комнаты стоял стол. Почти рядом, со мной находилась тумбочка с телефоном. В общей сложности в комнате было всего четыре стула. На одном из них, в конце стола, сидел Чапин. Я не мог видеть его лица, он был повернут ко мне почти спиной. Доктор Бартон все еще лежал на полу. Поза у него была удивительно удобная для мертвеца: либо он упал совершенно прямо, либо кто-то его выпрямил, руки у него были вытянуты ровно по швам. Только голова у него была повернута под странным углом, но так всегда бывает, пока ее чем-то не подопрут. Глядя на него, я подумал, что Вулф назначил ему уплатить семь тысяч долларов, теперь он может об этом больше не беспокоиться, как и о многом другом... С моего места почти не было видно крови. Инспектор Кремер прошел во внутреннее помещение поговорить с женщиной, как я решил. Снаружи явилась молодая женщина и закатила истерику. Оказалось, что это была дочь убитого. Она куда-то ездила, и такой сюрприз хоть кого выведет из нормы. Я постепенно стал пробираться на место, откуда мне можно было бы посмотреть на калеку. Мне удалось обогнуть стол, так что в конечном счете я оказался против Чапина. Его трость лежала рядом со шляпой. На нем было надето пальто коричневого цвета и рыжевато-коричневые перчатки. Сидел он, как куль, сильно ссутулившись, обе руки покоились на здоровом колене, они были соединены наручниками. Я снова двинулся вперед к другой стороне стола. Точнее сказать, к той стене, которая была закрыта занавесом. Не спуская глаз со строя скучающих полицейских, которые не смели уйти до возвращения Кремера, я осторожно ощупал ногой пол позади занавеса. Он был таким же ровным, как и впереди, никакой приступочки не имелось. Если это и была кладовая, то она была углублена в стену. Только я не имел понятия, насколько глубоко. Теперь мне надо было улучить такой момент, когда лица всех собравшихся будут повернуты в другую сторону. Я ждал сам не знаю чего, и это "что-то" случилось в форме телефонного звонка. Поскольку больше нечем было заниматься, все как по команде повернули головы к тумбочке с телефоном. Моя рука находилась сзади, готовая приподнять занавес, и я тут же под него нырнул. Кладовка была не менее трех футов глубиной, так что мне в ней было достаточно просторно. Я стоял в темноте и по звукам старался определить, что происходит в приемной. Голоса звучали невнятно, и я лишь иногда различал отдельные слова. Примерно через полчаса возвратился Кремер, он начал давать распоряжения. По его голосу было ясно, что он находится в прекрасном настроении. Дик совсем рядом со мной велел кому-то помочь Чапину дойти до лифта. Они его увозили. После этого Кремер приказал убрать труп, а через пару минут тяжелые шаги двоих людей мне показали, что несчастный доктор Бартон навсегда покидает свой дом. Чей-то голос кого-то отправил: "Попроси половик или тряпку закрыть кровавое пятно на полу". Наконец Кремер и остальные удалились. Вроде бы остались всего двое, они занялись ковром, поддразнивая друг дружку в отношении какой-то девицы. Я переполошился, не вздумал ли Кремер оставить их вообще в квартире, но вскоре они двинулись с дурацкими шуточками к выходу. Я подождал еще десять минут, медленно считая до шестисот. Потом осторожно потянул за край занавеса и выглянул наружу. Никого. Тогда я уже смело вылез из своего заточения. Двойная дверь была закрыта. Я подошел к ней, нажал на ручку и вошел во внутреннее помещение. Оно оказалось в пять раз больше приемной и было обставлено по всем требованиям современной моды. В дальнем конце имелась дверь, а в боковой стене широкая арка. Откуда-то доносились голоса. Я пошел в том направлении и крикнул: - Хэлло! Миссис Бартон! Голоса умолкли, раздались шаги. Показался парень, изо всех сил старавшийся напустить на себя солидный вид. Но это был всего лишь юнец, лет двадцати двух, красивый, милый и хорошо одетый. Он пробормотал: - Мы думали, что все ушли. - Да, кроме меня. Мне надо видеть мисс Бартон. - Но инспектор сказал, что ее не станут беспокоить. - Очень сожалею, но мне надо ее видеть. - Она прилегла. - Скажите ей: всего несколько вопросов. Он открыл рот и закрыл его с таким видом, что считает себя обязанным что-то предпринять, но не знает, что именно. В итоге он повернулся и удрал, а через минуту вернулся назад и кивком головы пригласил меня идти за ним. Мы прошли через комнату и подобие холла еще в одну комнату. Эта была маленькая, но ярче освещена и не так забита мебелью. Горничная выходила с подносом. На кушетке сидела одна женщина, вторая в кресле. Дочь, которую я видел в приемной, стояла за кушеткой. Я шагнул туда. Полагаю, что миссис Лоринг А. Бартон в этот день не была в своем лучшем виде, но она могла позволить себе еще большее пренебрежение к собственному виду и все же котировалась бы весьма высоко! Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что вы имеете дело с незаурядной личностью. У нее был прямой узкий носик, мягко очерченный рот, прекрасные темные глаза. Ее косы были заложены в красивый узел, так что можно было любоваться ее висками, соболиными бровями и лебединой шеей. Глядя на ее высоко поднятую голову, на суровое, но не растерянное лицо я подумал, что надо нечто большее, чем убийство мужа, чтобы она перестала ясно мыслить и разумно править своим домом. Поэтому я обратился прямо к ней, не обращая внимания на остальных. Я сказал, что мне необходимо задать ей несколько вопросов, и поэтому я хотел бы поговорить с ней наедине. Женщина в кресле пробормотала что-то о моей бестактности и жестокости. Дочь посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами. Миссис Бартон спросила: - Для кого конфиденциальны ваши вопросы? - Для Поля Чапина. Я предпочел бы не... Я оглянулся. Она тоже оглянулась. Я увидел, что молодой человек не был сыном и наследником, его интересовала дочь Бартона, возможно, они даже были обручены. Миссис Бартон спросила: - Вы не возражаете, Эллис? Женщина в кресле ответила, что не возражает, и поднялась с места. Юнец протянул руку дочери Бартона и слегка тряхнул ее пальцы. По всей вероятности, он опасался, чтобы она не упала и не расшиблась. Они одновременно вышли из комнаты. Я сказал: - Конфиденциальная часть в действительности касается меня. Вы знаете, кто такой Ниро Вулф? - Ниро Вулф? Да. - Доктор Бартон и его друзья, заключили с ним соглашение... Она прервала меня: - Мне об этом все известно. Мой муж... Она замолчала. То, как она неожиданно стиснула руки и сжала губы, чтобы удержать их дрожь, показало мне, что она куда ближе к истерике, чем я предполагал. Но ей удалось довольно быстро справиться с минутной слабостью, она заговорила почти нормальным тоном: - Мой муж рассказал мне об этом. - Это сэкономит время. Я вовсе не полицейский детектив, а частный, работаю на Ниро Вулфа. Мое имя Гудвин. Если вы меня спросите, зачем я здесь нахожусь, существует много способов ответить на ваш вопрос, но вам придется помочь мне выбрать правильный. Она вопросительно посмотрела на меня, ничего не понимая. Я терпеливо продолжал: - Конечно, вы сейчас переживаете черт знает что, но жизнь продолжается. Мне необходимо задать вам несколько вопросов для Ниро Вулфа. И я не могу вежливо ждать неделю или две, пока ваши нервы не придут в более нормальное состояние. Я должен задать их немедленно или никогда. Видели ли вы, как Поль Чапин стрелял в вашего мужа? - Нет, но я не думаю... - Кто-то другой видел? - Нет. Я вздохнул чуть облегченнее. Во всяком случае мы не будем выглядеть очень смешными. - Олл-райт. Тогда каково ваше отношение к тому, что Поль Чапин вообще не стрелял в вашего мужа? Она сделала большие глаза. - Что вы имеете в виду? Я же видела... - Вы не видели, как он стрелял. Вот к чему я клоню, миссис Бартон. Мне известно, что ваш супруг сильно жалел Чапина и подписал договор с Вулфом из-за друзей. А вы? Ненавидите ли вы его, безотносительно к тому, что случилось сегодня, насколько сильна ваша антипатия к нему? На секунду я испугался, что меня сейчас выставят за дверь, поэтому я торопливо стал объяснять: - Миссис Бартон, я вовсе не дошлый частный детектив, роящийся в помойке, чтобы проверить, чем пахнет. В действительности мне известно решительно все, и даже то, о чем не знаете вы. В данный момент в кабинете мистера Вулфа имеется кожаная шкатулка, это я ее туда привез. Она сделана из прекрасной лайки с инкрустациями из золота и всегда заперта на ключ. Она полна всяких перчаток и чулок. Некоторые из них вы носили. Обождите, дайте мне закончить. Шкатулка принадлежит Полю Чапину. Чулки и перчатки таскала у вас Дора Риттер и отдавала их Чапину. Это его сокровище. Ниро Вулф уверяет, что в этой шкатулке душа калеки. Причина, по которой я хочу выяснить, ненавидите ли вы Поля Чапина, такова: а что, если он его не убивал?.. Желаете ли вы, чтобы это преступление в любом случае было приписано ему? - Я не знаю, куда вы клоните. Я видела мертвого мужа. Что вы имеете в виду? - Я заинтересован в том, чтобы Поль Чапин получил не более того, что он заслуживает. Теперь расскажите мне, как это все случилось. Кто был здесь? - Мы с мужем, кухарка и горничная... Вторая горничная уходила. - А особа, которую вы называете Эллис? - Это моя старинная приятельница. Она приехала совсем недавно. - И? - Я одевалась у себя в комнате... Мы должны были поехать в гости, дочери тоже не было. Муж пришел ко мне за сигарой, он всегда... забывал о сигаретах. Двери между нашими комнатами никогда не закрываются. Пришла горничная сообщить о приходе Поля Чапина. Муж пошел к нему, но сначала вернулся назад к себе в кабинет. Я упоминаю об этом, потому что в последний раз, когда к нам приходил Поль, муж велел горничной задержать его в вестибюле, сам же пошел в кабинет и достал из ящика письменного стола револьвер. Я тогда посчитала это ребячеством. На этот раз я прислушалась, проверяя, сделает ли он то же самое и на этот раз. Я слышала, как он выдвинул ящик и сразу же позвал меня. Я спросила, что случилось, он ответил: ничего, не надо обращать внимания, он мне расскажет после того, как выпроводит незваного гостя. Это были последние... самые последние слова, которые я услышала от него. Я слышала, как он прошел через комнаты, потом до меня донеслись какие-то звуки, негромкие, потому что холл находится далеко от моего будуара, затем выстрелы. Я побежала. Горничная выскочила из столовой и последовала за мной... Мы вбежали в холл, там было темно, а свет в гостиной был такой тусклый, что мы ничего не смогли увидеть. Я услышала шум, как будто бы кто-то упал, и голос Поля назвал мое имя. Я повернула выключатель, Поль стоял на одном колене, пытаясь подняться. Он опять назвал меня но имени и добавил, что пытался допрыгать до выключателя. И тут я увидела Лорри на полу в конце стола. Я побежала к нему, а горничной велела бежать за доктором Фостером, который живет этажом ниже. Не знаю, что Поль делал после этого, я не обращала на него никакого внимания... Первое, что заметила, это когда вошли какие-то люди... - Олл-райт, это уже не надо. Я внимательно посмотрел на нее и покачал головой - Эта ваша история в вашем изложении требует многих уточнений. Самое скверное, разумеется, то, что свет был выключен. Это же просто глупо... Обождите минуточку, я сейчас рассуждаю о том, что мистер Вулф называет чувством сообразности явлений. Давайте вернемся к самому началу. По пути на свидание с Полем Чапином ваш муж окликнул вас из своего кабинета, а потом сказал, что это пустяки. Догадывались ли вы, о чем он хотел вам сказать? - Нет, как бы я могла? - О'кэй. Из ваших слов я понял, что он позвал вас уже после того, как выдвинул ящик письменного стола. Так? Она кивнула. - Да, так. Я же прислушивалась и ясно слышала, как он выдвинул ящик. - Дальше вы слышали, как он пошел в холл, а затем до вас донеслись какие-то звуки. Какого рода звуки? - Не знаю, просто шум движения. Холл далеко, а двери были заперты. Звуки были слабые. - Голоса? - Нет, голосов я не слышала. - Слышали ли вы, как ваш муж закрыл дверь в холл после того, как он туда вошел? - Нет, этого я не могла услышать. - Тогда попробуем вот что. Поскольку вы прислушивались к шуму шагов, даже если вы не могли их больше различить, когда ваш муж вошел в гостиную, наступил момент, когда вы решили, что он достиг холла. Вы понимаете, о чем я говорю? Чувство, что он уже там. Попробуйте сейчас воспроизвести все это снова в памяти, а когда, по вашему мнению, настанет время для первого выстрела, скажите "сейчас". Вам все ясно? Давайте попробуем. Я взглянул на секундную стрелку моих часов, которая отходила от цифры тридцать и тут же услышал "сейчас"! Я удивленно посмотрел на миссис Бартон. - Великий Боже, всего лишь шесть секунд! Она кивнула. - Все произошло очень-очень быстро. Я в этом уверена. - Но в этом случае... хорошо. После этого вы побежали в холл, а там не было света. Разумеется, вы не могли ошибиться в этом отношении? - Нет. Свет был выключен. - Тогда вы его включили и увидели Чапина, поднимающегося с колен. Был ли у него в руке пистолет? - Нет. Он был одет в пальто, а на руках у него были перчатки. Пистолета я не видела нигде... - Инспектор Кремер вам ничего не говорил про оружие? Она кивнула. - Это был пистолет моего мужа. Он выстрелил... из него было выпущено четыре пули. Оружие они нашли на полу. - Кремер вам его показывал? - Да. - Это пистолет из ящика письменного стола вашего мужа? - Конечно. - Когда вы включили свет, Чапин что-то сказал? - Назвал меня по имени. А когда свет загорелся, он сказал... Эту фразу я могу передать вам в точности: "Калека в темноте пытался допрыгать до выключателя, моя дорогая Энн..." И свалился. - Да, естественно. Я перестал записывать в блокноте и посмотрел на нее: она сидела неподвижно. - Давайте еще раз вернемся назад. Были ли вы все время дома? - Нет, я ходила на выставку гравюр и потом пила чай. Возвратилась домой около шести. - Ваш муж был дома? - Да, он возвращается рано... по субботам. Он находился у себя в кабинете с Фердинандом Бауэном. Я туда вошла поздороваться. - Итак, в кабинете находился мистер Бауэн. Не знаете ли вы, зачем он приходил? - Нет... То есть... нет. - Послушайте, миссис Бартон, вы решили мне помочь, я высоко это ценю. Но уж в таком случае надо быть последовательной до конца... Так для чего приезжал Бауэн? - Он просил об одолжении. Больше я ничего не знаю. - О финансовом одолжении? - Полагаю, что да. - Получил ли он желаемое? - Нет, но это не имеет отношения... - О'кэй. Когда ушел Бауэн? - Вскоре после моего прихода... в четверть седьмого, возможно, в двадцать минут. Минут за десять до прихода Доры, а она была точно в шесть тридцать. - Что вы такое говорите? Вы имеете в виду Дору Чапин? - Да. - Она приходила вас причесывать? - Да. - Черт возьми! Прошу извинить меня. Ниро Вулф не разрешает мне ругаться в присутствии дам. Итак, Дора Чапин появилась здесь в половине седьмого. Ну, а когда ушла? - У нее на мою прическу всегда уходит сорок пять минут, так что она ушла в четверть восьмого. Она помолчала, что-то подсчитывая. - Да, это правильно. Возможно, несколькими минутами позднее. Я еще подумала, что в моем распоряжении пятнадцать минут. - Таким образом, Дора Чапин ушла отсюда в двадцать минут восьмого, в половине же восьмого явился Поль Чапин. Это интересно. Они почти столкнулись. Кто еще приходил сюда после шести часов? - Никто. Это все. Дочь ушла около половины седьмого, незадолго до прихода Доры. Конечно, я не понимаю... В чем дело, Эллис? Позади меня отворилась дверь. Я обернулся. Пришла та особа, которую миссис Бартон назвала своей старинной приятельницей. Она сказала: - У телефона Ник Кэбот. Миссис Бартон сказала: - Нет, Эллис, я не хочу ни с кем разговаривать. - Честное слово, Энн, я думала... - Прошу вас, Эллис, пожалуйста... Дверь медленно закрылась. Я напомнил: - Вы начали фразу о том, что вы чего-то не понимаете. Она мне не ответила, подошла к столу, взяла из коробочки сигарету, закурила ее, сделала пару затяжек и сразу же смяла в пепельнице, потом посмотрела на меня и неожиданно спросила: - Вы сказали, вас зовут... - Арчи Гудвин. - Благодарю вас, мне следует знать ваше имя. По всей вероятности, вы очень умный человек, иначе почему бы я разрешила вам допрашивать меня. Я сегодня заглянула так глубоко к себе в душу, как не заглядывала еще ни разу. Это случилось в тот момент, когда инспектор Кремер начал мне объяснять, как мне надо поступать, чтобы Поль Чапин был осужден и наказан. Я не хочу, чтобы его наказали. Мой муж мертв, разве этого не достаточно? Она резко поднялась с места, при этом уронила на ковер пепельницу с окурками. Она наклонилась, аккуратно все подобрала с ковра, снова подошла к кушетке и опустилась на нее. - Мне никогда не нравился Поль Чапин, но восемнадцатилетней девчонкой я согласилась выйти за него замуж. Потом с ним произошел этот несчастный случай, и я его ни разу не пожалела. Я не могу мириться с его уродством. Не с его физическим уродством, а с внутренним, с явным вывихом в его нервной системе и психике. Он женился на Доре Риттер, чтобы показать свое презрение ко мне, он мне об этом так и сказал. Он мог рискнуть на подобный шаг с Дорой, потому что прекрасно понимал, что она никогда не потребует от него физической близости, которая показалась бы ему унизительной. Что касается Доры, она его ненавидит, но в то же время она согласилась бы умереть ради него. Втайне она мечтала стать замужней женщиной и посчитала чудом везения, что Поль предложил ей стать его женой, пусть только номинально. Они прекрасно друг друга понимают. - Я ее видел, это женщина с характером. - Ее характер определяется безразличием ко всему, кроме Поля Чапина. Я вспомнил: - Вы начали разговор о своей душе... - Неужели? Да. Что у меня творится в душе? Один Бог знает, но я начала отвечать на ваши вопросы, после того как вы заговорили о наказании для Поля Чапина. - Я сказал, что он не должен получить больше, чем ему причитается. Конечно, полицейские не сомневаются в виновности Поля Чапина. Разумеется, в данный момент инспектор Кремер занят поисками мотива. Тут все в порядке, не подкопаешься. Но вот Ниро Вулф говорит, что нянька, которая вывозит в парк коляску, позабыв положить в нее младенца, действует бессмысленно. Возможно, если я поищу как следует, мне удастся отыскать утерянного младенца. Например, Дора Чапин ушла отсюда в половине восьмого, точнее, в двадцать минут восьмого, а в половине восьмого появился Поль Чапин. Разница всего десять минут. Что если она дожидалась во внешнем холле и вернулась снова вместе с ним? Или, если это не могло быть сделано таким образом, потому что его впустила в квартиру горничная, он сам открыл дверь жене, пока горничная ходила предупредить о его приходе доктора Бартона? Она могла вытащить пистолет из кармана Бартона, выпустить из него четыре пули и скрыться до того, как вы прибежали. Этим можно объяснить то, что был выключен свет: она могла щелкнуть выключателем, прежде чем отворить наружную дверь, чтобы человек, который мог в этот момент проходить по наружному холлу, не увидел ее. Возможно, для него это было совершенно неожиданно, он и не догадывался, что она задумала... Но миссис Бартон покачала головой. - Я такого не допускаю. Насколько Дора способна хорошо относиться к мужчине, она любила Лорри. Нет, она такого не сделала! - Даже для того, чтобы уготовить место для Чапина на электрическом стуле? Миссис Бартон даже вздрогнула. - Господи, какой кошмар... - Конечно, это кошмар... Я должен упомянуть еще и о другой возможности. Доктор Бартон застрелился сам. Он выключил свет, чтобы Чапин не увидел, что он делает и не позвал бы вовремя на помощь. Это тоже кошмар, но вполне возможно. Эта версия не привела ее в такой ужас, как мое первое предположение. Она ограничилась совершенно спокойно сказанной фразой: - Нет, мистер Гудвин. Я могла бы согласиться с тем, что Лорри захотел бы... что у него появились какие-то основания покончить с собой, о которых я не имела понятия, но я никогда не поверю, что он стал бы пытаться свалить вину на Поля или вообще на кого-либо. Нет, это исключено. - О'кэй. Но если говорить о данном конкретном случае, вашего мужа мог застрелить кто угодно, кому было известно, что Чапин находится в холле... Кстати, что вы мне скажете о горничной, у которой сегодня выходной день? Есть ли у нее свой ключ? И что она собой представляет? - Да, у нее есть ключ. Ей пятьдесят шесть лет. Мне кажется, с нашей стороны было бы непростительной потерей времени подозревать ее. - И все же меня сильно интересует ее ключ. - Он будет у вас, когда она вернется утром. Тогда можете с ней потолковать. - Благодарю. Теперь другая горничная. Могу ли я ее сейчас видеть? Миссис Бартон поднялась, подошла к столу и нажала на кнопку звонка. Со спины ей можно было дать лет двадцать. В этот момент отворилась внутренняя дверь, и на пороге возник весь штат прислуги: кухарка с горничной, а за ними виднелась приятельница Эллис, дочка и ее поклонник. Кухарка была с подносом. - Благодарю вас, Хенки, не надо, я не в состоянии что-нибудь проглотить. А все остальные... если не возражаете... Мы бы хотели на несколько минут задержать Розу... Только одну Розу. Они растаяли за дверями. Горничная подошла и встала перед нами, я видел, что она тщетно старается проглотить комок, застрявший у нее в горле. У нее было совершенно необычное выражение лица: она изо всех сил старалась выразить сочувствие, но была слишком напугана, и в то же время ее мучило любопытство, так что все эти чувства выражались на ее плоской физиономии с широким носом и белесыми бровями. Миссис Бартон сказала ей, что я хочу задать ей несколько вопросов, и она посмотрела на меня так, как будто не сомневалась, что я готов обвести ее вокруг пальца. Потом она заметила блокнот у меня на колене и окончательно переполошилась. - Роза, я великолепно знаю, о чем вы думаете. Вы предполагаете, что другой человек уже записал ваши ответы, а теперь я снова задам вам вопросы и сравню с вашими первыми показаниями, и, если в чем-то будет расхождение, мы отведем вас на крышу Эмпайр Стейтс Билдинг и сбросим оттуда вниз. Забудьте про эти глупости. Кстати... Я повернулся к миссис Бартон. - Есть ли у Доры Чапин ключ от квартиры? - Нет. - О'кэй. Скажите, Роза, вы сегодня открывали дверь Доре Чапин? - Да, сэр. - Когда она уходила, вы ее проводили? - Нет, сэр. Я никогда этого не делаю. - Где вы находились, когда она уходила? - В столовой. Я находилась там довольно долго. Мы еще не накрывали на стол, я вытирала хрусталь. - В таком случае, вы не выпускали из дома и мистера Бауэна? Это тот человек... - Да, сэр, я знаю его. Нет, я не выпускала мистера Бауэна, но это было задолго до этого... - Знаю. Итак, вы никого не провожаете до выходной двери. Давайте поговорим снова о том, кого вы впускаете в дом. Вы открыли дверь мистеру Чапину? - Да, сэр. - Он был один? - Да, сэр. - Вы открыли дверь, он вошел, после чего вы снова затворили дверь? - Да, сэр. - Теперь посмотрим, сумеете ли вы вот что припомнить. Если нет, то ничего плохого не случится, это не столь важно, но авось и вспомните. Что вам сказал мистер Чапин? Она испуганно посмотрела на меня, потом на миссис Бартон, после чего уставилась на какое-то пятно на полу. Сначала я подумал, что она старается придумать какой-то фальшивый ответ, потом сообразил, что девица ошеломлена трудностью заданной задачи. Я подбодрил ее: - Давайте, Роза, припоминайте. Мистер Чапин вошел, снял пальто и шляпу и сказал... Она подняла голову. - Я не принимала у него пальто и шляпу. Он не стал снимать ни пальто, ни перчаток. Мне он велел сказать доктору Бартону, что он здесь. - Когда вы уходили из холла, горел ли в нем свет? - Да, сэр. Конечно. - Доложив доктору Бартону, куда вы пошли? - Вернулась в столовую. - Доктор Бартон сразу же вышел в холл? Она кивнула. - Ну, может быть, не совсем сразу, но очень скоро. Я была в столовой и слышала, как он открыл дверь. - О'кэй. Я поднялся с места. - А теперь я попрошу вас кое-что сделать. Пройдите в столовую и займитесь тем, что вы делали тогда. А я пройду мимо двери в столовую и выйду в холл, вы услышите, когда я пройду мимо, и решите, когда пройдет достаточно времени до первого выстрела. Тогда вы закричите "сейчас", чтобы я услышал вас в холле. Вы поняли? Я увидел, что у нее дрожал подбородок. Еще секунда, и она разревется. Тогда я прикрикнул на нее: - Прекратите немедленно! Посмотрите на миссис Бартон и поучитесь, как надо себя вести. Вы все это делаете для нее. Роза сжала губы и два раза глотнула, после чего сказала: - Все выстрелы раздались вместе. - Хорошо, пусть так. Вы мне крикнете "сейчас", когда, по вашему мнению, придет время. Но сначала пойдите и предупредите всех, что вы закричите, а то они перепугаются и прибегут сюда. Миссис Бартон прервала меня: - Я сама им скажу. Роза, отведите мистера Гудвина в кабинет и покажите ему, как оттуда пройти в холл. Эта миссис Бартон нравилась мне все больше и больше. Все в ней в смысле воли, настойчивости, рассудительности было на своих местах. Мы с Розой вышли. Попав в кабинет, она показала мне, как я должен идти, воспользовавшись другой дверью, и оставила меня одного. Я осмотрелся. Книги, кресла и письменный стол, в котором доктор Бартон держал свой пистолет. Я вышел из кабинета через другую дверь, точно следуя указаниям. Я миновал дверь столовой, пересек центральный холл, большую комнату, из которой попал в гостиную. Мои глаза были прикованы к часам, я отворил дверь малого холла, вошел в него и притворил дверь. Хорошо, что обитатели дома были предупреждены, потому что Роза завопила "сейчас!" таким истошным голосом, что его, наверно, было слышно во всем здании. Я вернулся назад быстрее, чем добрался до холла, боясь, как бы она не вздумала повторить свой сигнал. Роза, разумеется, удрала в ту комнату, где находилась миссис Бартон. Когда я туда вошел, она сидела на стуле у кушетки, лицо у нее было бледное, потрясенное, а миссис Бартон похлопывала ее по руке. Я подошел к ним, тоже сел и сказал: - Я почти не успел туда войти. Максимум две секунды. Конечно, Роза поспешила, но все же можно сказать с уверенностью, что это должно было произойти быстро... Я посмотрел на горничную и подмигнул ей. - О'кэй. Роза. Вы умная и смелая девушка. Еще парочка вопросов. Услыхав выстрелы, вы побежали в холл вместе с миссис Бартон? - Да, сэр. - Что вы увидели, войдя в холл? - Я ничего не видела, там было темно. - Что вы слышали? - Голос мистера Чапина, назвавшего миссис Бартон по имени. Тут зажегся свет, и я увидела его. - Мистера Чапина? - Да, сэр. - Что он делал? - Пытался подняться. - Было ли у него в руках оружие? - Нет, сэр. В этом я уверена, потому что он упирался обеими ладонями в пол, чтобы встать на ноги. - И потом вы увидели доктора Бартона? - Да, сэр. Она судорожно глотнула. - Я увидела его после того, как к нему подошла миссис Бартон. - Что вы потом сделали? - По-моему, я стояла на месте. Затем миссис Бартон велела мне сбегать за доктором Форстером, я выбежала на лестницу, спустилась вниз, там мне сказали, что доктор Форстер только что ушел, так что я бросилась к лифту... - О'кэй, этого достаточно. Я стал просматривать свои записи. Часы показывали без пяти одиннадцать. Я пробью в этой комнате почти два часа, но, листая странички блокнота, я подумал еще об одном моменте, который заслуживает внимания. Я сунул блокнот а карман и взглянул на миссис Бартон.