авших. Это повествование заняло четыре часа, в течение последнего трое из нас расправились с дюжиной сэндвичей, несколькими дынями и галлоном кофе. И за все пришлось заплатить мне. Когда с этим было покончено, я получил разрешение воспользоваться телефоном и позвонить Вулфу. - Звоню вам из полицейского участка, - сказал я, - лейтенант сидит здесь, около меня, а сержант у параллельного телефона, так что будьте осмотрительны. - Я, конечно, не арестован, но все же обвинен в том, что разбил стекло во входной двери дома Сары Джеффи и вошел в подъезд. Кроме этого сообщить мне вам больше нечего. Могу, сказать только одно: мне неизвестно, когда я попаду домой. Я дал им полнейший отчет о прошедшем у нас в доме вечере и теперь они, конечно, могут наброситься на вас. - Уже набросились. Лейтенант Роуклифф будет здесь в одиннадцать часов, и я дал согласие впустить его. Ты завтракал, Арчи? Я ответил утвердительно. После того, как я положил трубку на рычаг, лейтенант и сержант оставили меня одного в комнате. Битый час меня охранял фараон в форме. История снова повторялась, разве что на меня не надели наручники. Через некоторое время в комнату вошел полицейский и велел мне следовать за ним. Он провел меня на улицу, к ожидавшему нас такси. Оно доставило меня на Леонард-стрит, 155. Полицейский предложил мне выйти и подняться наверх, в одну из комнат, где я увидел своего знакомого, помощника районного прокурора Мандельбаума, который, без всякой для себя пользы, уже беседовал со мной во вторник. Четыре часа спустя, мы, насколько я мог заметить, как и в прошлый раз, просто потратили время зря. Было в высшей степени неприятно чувствовать, что фараоны выворачивают тебя наизнанку с целью узнать что-то, что произошло когда-то и где-то. И все лишь для того, чтобы поймать меня на превышении полномочий. Это не имело ни малейшего отношения к поимке мерзавца, погубившего уже трех женщин, за которым я охотился. Я прекрасно понимал, что надо быть очень терпеливым, чтобы выйти сухим из этой передряги. Но с тех пор, как я открыл дверь квартиры Сары Джеффи и увидел ее лежащей на полу, прошло уже более двенадцати часов. И я за это время ответил на достаточное количество вопросов. Наконец, Мандельбаум отодвинул кресло, встал и сказал мне: - Итак, мне кажется, сегодня вполне достаточно. Я прикажу отпечатать все ваши показания и отправлю копию в Отдел по расследованию убийств. Но сегодня вечером или завтра утром я попрошу вас приехать. Вы должны будете подписать протокол. Так что будьте, пожалуйста, поблизости от телефона или оставьте свои координаты. Я нахмурился: - Вы что, хотите сказать, что я могу идти? - Конечно. При сложившихся обстоятельствах ваше насильственное вторжение в этот дом может рассматриваться, как оправданное... и, поскольку вы согласились оплатить все издержки, вам не может быть предъявлено никаких обвинений. Но вы, конечно, должны оставаться в пределах нашей досягаемости. - Он посмотрел на часы. - А сейчас у меня срочное дело. Мандельбаум повернулся, намериваясь уйти. У меня вдруг возникло чувство, которое не было для меня новостью. Я обнаружил, что принял твердое решение, сам того не сознавая. Представитель закона разрешил мне идти домой, а я вовсе не намеревался этого делать. - Подождите, - торопливо проговорил я. - Я сообщил вам все, что мог и хочу узнать кое-что взамен. Это совсем немного. Я хочу видеть инспектора Кремера. Он занят, я знаю об этом. Но согласен ждать его до завтра и поэтому прошу вас связать меня с ним. Мандельбаум встрепенулся. - Это связано с делом об убийствах? - Да. - Так почему же вы не обратитесь ко мне? - Потому что он может ответить "да", а вы, определенно, скажете "нет". Может быть, он и пустился бы в споры, если бы у него не было назначено свидание со следующим посетителем. Поэтому он с неудовольствием взглянул на меня, подошел к телефону и набрал номер. Даже для него, помощника районного прокурора, это было сделать не так-то легко. Минут через десять Мандельбаум сообщил мне: - Кремер в кабинете у комиссара. Позвоните туда через некоторое время, назовите себя и ждите. Я поблагодарил его, но помощник прокурора вряд ли меня расслышал, так как уже вылетал из комнаты. Близ кабинета полицейского комиссара Скиннера стоял другой патрульный. Там же находился сержант Стеббинс. При виде меня он нахмурился. Я подошел к нему. - Скажите, я когда-нибудь добивался вашей благосклонности? - Никогда. Не считаю тебя таким дураком. - Но я все же им был до сих пор. Я собираюсь связаться с инспектором Кремером, когда он выйдет от комиссара, и просить его о пятиминутном разговоре. Так не будешь ли ты любезен подержать свой рот на запоре? Ты ведь можешь все испортить, если захочешь, но я все же надеюсь, что ты не станешь этого делать. Я добропорядочный гражданин, как и все, плачу налоги и был под судом только девять раз... - Но он сейчас занят, - перебил меня сержант. - Я тоже. - О чем же ты хочешь его просить? Я был уже готов ответить, но не получил такой возможности. Дверь неожиданно отворилась, из нее вышел Кремер и направился к нам. Но, немного не доходя, занятый своими мыслями, повернул направо, так как даже не заметил меня. Тогда я преградил ему путь. - Это ты? - удивленно спросил инспектор. Было видно, что он совсем не в восторге от встречи со мной. Кремер бросил взгляд в сторону Пэрли и спросил его: - В чем дело? Я поспешил вмешаться: - Это я ждал вас, инспектор. Я хочу с вами кое о чем поговорить. Если здесь поблизости есть свободная комната, мне будет достаточно и пяти минут. - Но у меня сейчас нет времени. - Ну, хорошо, пусть четыре минуты. Кремер зло взглянул на меня. - Тебя что, послал ко мне Вулф? - Нет. Это моя инициатива. - В чем дело? Говори здесь. - Районный прокурор разрешил мне идти домой. Но я пришел сюда, чтобы разыскать вас. Вы слышали, что в этом деле я выступаю как клиент Вулфа? Мне необходимо было найти такую зацепку, чтобы собрать этих людей всех вместе, у Вулфа. И я ее нашел. Это было именно то, с чего можно было начать. Вчера вечером они все пришли... - Мне уже известно об этом. - О'кей. Я чувствую себя ответственным за то, что случилось с Присциллой Идз. Я, конечно, согласен с тем, что это было всего лишь случайностью, но я чувствую себя обязанным наложить руку на этого сукиного сына, который убил ее... - Переходи к главному, - перебил он меня. - Перехожу. С Сарой Джеффи получилось уже несколько по-другому. Пока она рассказывала мне по телефону об исчезновении ключей от квартиры, убийца был уже там, в стенном шкафу, поджидая ее. Я взял на себя задачу проинструктировать ее, объяснил, что ей необходимо предпринять до моего приезда. Считая, что, может быть, есть хотя бы один шанс из сотни за то, что он прячется в квартире, я думал, что смогу предотвратить ее гибель. - Так что же ты все-таки хочешь? - фыркнул Кремер. - Медаль что ли тебе дать за это? - Нет, спасибо. Я хочу только одного: добраться до этого мерзавца. Я не намерен идти домой и отсиживаться там в то время, как он разгуливает себе на свободе. Или же ожидать, когда Вулфа осенит его гений. Если я смогу вам чем-либо помочь в этом расследовании, я хотел бы это сделать. Всех, кто был у нас на совещании прошлой ночью, конечно, уже допрашивали предварительно, но вы не должны оставить их в покое до тех пор, пока все не прояснится. Ведь ключи определенно были взяты в кабинете Вулфа. Это могло случиться тогда, когда я стоял спиной к преступнику, поскольку глаза у меня хорошие, и я следил за всеми очень внимательно. Если вы продолжаете допрос этих людей, то я прошу вас разрешить мне присутствовать при этом и при необходимости задавать вопросы. И считаю необходимым постоянно наблюдать за ними, пока мы не поймаем убийцу. Я утверждаю, что следил вчера вечером за всем происходящим в кабинете предельно внимательно, и предполагаю, в какой именно момент были похищены ключи. Кроме того, я буду ряд помочь вам там, где только смогу быть полезен. - Типичное для Вулфа предложение - усмехнулся Кремер. - Это не так. Я сегодня разговаривал с Вулфом только один раз, и девять утра. Рядом со мной стояли лейтенант и сержант, который держал трубку параллельного телефона. Как я вам уже сказал, это сугубо личное для меня дело. Я хочу спокойно спать по ночам. Кремер повернулся к Пэрли: - Ну, раз он был на этом совещании, я считаю, что он может быть нам полезен. Если, конечно, в этом будет необходимость. Вы знаете Гудвина также хорошо, как и я, но я хотел узнать ваше мнение. Считаете ли вы, что он говорит искренне? - Это возможно, - уклончиво ответил сержант. - Я знаю, что у него уже давно кружится от успехов голова, но сейчас Гудвин получил хороший щелчок и ему трудно перенести его. Я бы согласился на его предложение, тем более, что выставить его мы всегда успеем. Кремер посмотрел на меня. - Но имей в виду, если это твоя очередная хитрость, то ничего хорошего от меня не жди. И потом. Ни слова об этом Вулфу, ни словечка прессе, да и вообще никому. Понятно? - Хорошо. Я согласен. - И так уже слишком много шума, как тебе об этом хорошо известно, а теперь еще и это третье убийством, повторенное тем же способом. Все в городе только и кричат об этом. С твоих показаний сняты три копии, и сам комиссар изучает одну из них. Помощник комиссара, Вейд, сейчас внизу, в холле с Брукером. Районный прокурор работает с мисс Дьюди, а Мандельбаум - с Хафом. Ты можешь присоединиться к одному из них, к кому сочтешь нужным. Я позвоню и сообщу, что я разрешил. А сейчас, если хочешь, можешь пойти со мной и Стеббинсом. Мы собираемся взяться за Холмера. - Да, лучше всего я для начала пойду с вами. - Ну что ж, за дело, - сказал он и двинулся вперед. Мой первый опыт в качестве неофициального помощника нью-йоркской полиции длился пять часов. Я сидел слева от инспектора Кремера, который допрашивал Перри Холмера. Я видел и слышал, как работает Кремер. Теперь обстоятельства были совсем иные, поскольку я действовал с ним заодно, без всяких оговорок. После того, как я бесчисленное множество раз наблюдал работу Вулфа, мои оценки следственной работы других людей, возможно, и стали предвзятыми. Но я думаю, что Кремер держал себя с Холмером достаточно умно. Он успел лишь бегло пробежать мой отчет, так как весь день был занят, но я видел, что его представления о встрече в кабинете Вулфа были достаточно полными. Со своей стороны я не внес особого вклада в работу, высказав лишь несколько предположений и внеся несколько поправок, ни одна из которых не была особенно значимой. Этим пока и ограничилось мое участие в допросе. В девять часов Холмера отправили домой, без эскорта, сказав ему, что утром на следующий день он, возможно, понадобится снова. Кремер ушел на очередное совещание к комиссару, а мы с Пэрли остались. Сержант находился на своем посту уже тринадцать часов, и в его программе на ближайшее время были еда и сон. Я предложил ему позавтракать вместе у Луи. Когда мы пришли к Луи, я настоял, чтобы он присутствовал у телефонной кабины, пока я, не закрыв ее дверь, набрал номер и вызвал Вулфа. Я извинился перед патроном. - Конечно, мне следовало бы позвонить раньше и сообщить, что я не смогу придти к обеду, но я был очень занят. Я присутствовал вместе с инспектором Кремером и сержантом Стеббинсом на допросе Перри Холмера. Поскольку я вел записи вчера вечером на нашей встрече, Кремер решил, что мне не вредно побывать на допросе. Это может им в чем-то помочь. Я согласился. Сейчас я собираюсь позавтракать вместе с сержантом Стеббинсом, а потом для улучшения пищеварения отправиться в кабинет районного прокурора и присутствовать при его встрече с Эндрю Фомозом. С ним или с Оливером Питкином. Так что я не могу с уверенностью сказать, когда вернусь домой. Это тройное убийство требует от полиции круглосуточной работы, и я с успехом мoгy продолжать сотрудничать с ними до тех пор, пока не упаду. Я постараюсь еще позвонить вам. Послышался звук, похожий на какое-то ехидное хихиканье. - Проклятый звонок продолжает трезвонить, но я думаю, что мы с Фрицем справимся. Информируй меня или Фрица, где ты будешь находиться. Я повесил трубку и вместе со Стеббинсом прошел к столику. - Вы знаете, - сказал я ему, - эксцентричные люди довольно интересны. - Не нахожу. Все убийства, которые мне пришлось видеть, были, как правило, совершены именно такими людьми. К тому времени, как я покончил с двумя порциями устриц с гарниром, двойным элем и двумя кусочками яблочного пирога с сыром, я почувствовал себя достаточно бодрым для того, чтобы продолжать работу с подозреваемыми. Я знал, что ни за одним из них не было установлено наблюдение в четверг вечером. Но уже через пять минут после моего звонка сержант Стеббинс направил по их следам двадцать человек, которых проинструктировал лично. Хотя четверо из них, включая и Паркера, имели явное алиби, их тоже продолжали проверять. Так что никто из них еще не был окончательно реабилитирован. Пэрли по этому поводу даже сделал замечание. Он сказал, что если бы я, получив сообщение от Сары Джеффи, сразу же вызвал его, то он немедленно послал бы своих людей на Восемнадцатую улицу и тут же начал проверку всех участников совещания. - И мы, - сказал он, - наверняка бы захватили этого душителя. Я согласился с ним, но выразил сомнение, что он вряд ли принял какие-либо меры по моему сообщению, так как мог посчитать мотивы для убийства Сары Джеффи недостаточными. Что же касается алиби подозреваемых, то закон смотрел на них так же, как и Вулф, когда он сказал Виоле Дьюди, что если она и не совершала преступление лично, то вполне могла бы его организовать. Двадцать шесть человек - один квалифицированнее другого, по словам Стеббинса, пытаются отыскать связь между подозреваемыми и убийцей, но до сих пор не удалось найти даже шофера такси, который отвозил бы пассажира в час сорок пять ночи на Восемнадцатую Восточную улицу или куда-то неподалеку от нее. Или вывозил его оттуда после двух часов ночи. Шофера все еще искали, но шансы были ничтожными, так как всего лишь на расстоянии квартала находилась еще и станция метро. Ночное дежурство нес Уильям Тислер. Мое определение оказалось достаточно верным. Вначале он утверждал, что с двенадцати тридцати до часу сорока пяти, в период, когда убийца мог войти в дом и проникнуть в квартиру Сары Джеффи, он ни на минуту не покидал своего поста возле парадного подъезда, если не считать, что за это время пару раз поднялся наверх с хорошо известными ему жильцами. Однако, когда он понял, что если он будет все время придерживаться этой версии, ему могут приписать пособничество убийце, обвинив в том, что он сам впустил его в здание и даже провел наверх. Поэтому он сразу же полностью изменил свои показания и принялся теперь утверждать, что был так занят внизу ужином, что вообще долгое время не входил в холл, причем именно тогда, когда убийца должен был спуститься по лестнице и выйти из здания. Он подтвердил, что около двух все же вышел в холл и немного постоял на тротуаре возле открытой двери. Судя по тому, что мне сказала Сара по телефону, именно так и обстояли дела, когда она подъехала к дому на такси в сопровождении Паркера. Адвокат утверждал то же самое. Алиби Паркера было абсолютно непробиваемым. Сара сказала мне, что он не входил в здание вместе с ней, привратник это подтвердил, как и шофер такси, которого очень быстро разыскали. Он же отвез Паркера домой. Итак, факт убийства и способ его были установлены. Однако, если убийца предполагал наброситься на свою жертву сразу же, как только она войдет в квартиру, то ему пришлось изменить свой план, потому что рядом находился привратник, впустивший миссис Джеффи. Потом она сразу прошла в гостиную к телефону, чтобы позвонить мне и, конечно, в такой ситуации о нападении не могло быть и речи. Интересно, знал ли он, услышав звук ее шагов, о том, что Сара не положила трубку на рычаг. Или уже не мог удержаться, видя свою жертву так близко от себя. А, может быть, побоявшись, что она выйдет из квартиры и ускользнет от него, ударил ее. Сделав свое черное дело, убийца вышел из квартиры, спустился по лестнице и, обнаружив никем не охраняемый парадный вход, вышел через него, или же спустился еще ниже, в подвальный этаж, открыв служебный вход. В квартире Сары не было обнаружено никаких отпечатков пальцев, как и на бронзовом пресс-папье, и даже на ручке стенного шкафа. Все сейчас были заняты поисками мотива убийства. Если в деле Присциллы Идз мотив был более или менее ясен и подходил ко всем пяти лицам, то в деле Сары Джеффи он, вроде бы, и вовсе отсутствовал. Мне показалось, что Пэрли теперь уже полностью мне доверяет. Он ничего не скрывал от меня. Когда официант принес счет, он стал настаивать на том, чтобы оплатить половину, заявив, что "городские ищейки не умирают с голоду". Я счел это проявлением честности, потому что очень хорошо знал размеры его зарплаты. И он также имел представление о моей платежеспособности. Во всяком случае знал, что я, работая на Вулфа, зарабатываю по крайней мере раза в четыре больше его. Но он при этом все же не собирался принимать в подарок те устрицы, которые мы с ним съели. Поэтому мне пришлось напомнить ему, что пригласил-то его я, и на карту поставлена моя честь. Он был вынужден согласиться. Мы вышли из закусочной вместе. Он пошел по своим делам, а я повернул на Леонард-стрит. Я должен был присутствовать на допросе Фомоза или Питкина. По дороге я решил, что мне лучше заняться Питкином. ГЛАВА 15 В субботу, в пять часов утра, я сидел уже в кабинете на Леонард-стрит и читал бумаги, которые достал из папки. Питкин был отпущен домой получасом раньше из другой комнаты. Я работал в архиве и отчет, который изучал, касался передвижений Брукера после того, как он вышел из кабинета Вулфа. Правдивость некоторых его утверждений казалась мне несколько сомнительной, и я пытался обнаружить ту брешь, которая позволила бы утверждать, что он не поехал сразу домой в Бруклин, а на самом деле отправился в квартиру Сары Джеффи или к Дафни О'Нейл. Вдруг я услышал чей-то голос: - Эй, Гудвин, полегче на поворотах. В комнате, где сидел я, находился еще помощник прокурора и два клерка, которые разбирали бумаги. Окликнул меня Мандельбаум. Я зевнул. За это время я почти не спал. Смешно было делать вид, что я внимательно читаю, когда у меня просто слипались глаза и голова падала на стол. - Внизу есть комната с диваном, - сказал один из клерков. - Сегодня там никого не будет, в субботу она всегда свободна. Я готов был все отдать за то, чтобы очутиться на диване, но превозмог себя и, поднявшись со стула, сказал, что пойду немного прогуляться. Выйдя из здания, я с удивлением обнаружил, что на улице уже светло. Это открытие помогло мне побороть сон и вернуть бодрое настроение. Я стоял у кромки тротуара, когда появилось такси. Остановив его, я дал шоферу хорошо знакомый адрес. Западная Тридцать четвертая улица была пустынна, когда я расплатился с шофером и выбрался из машины. Входная дверь, как обычно, была на цепочке. Поэтому я вместо того, чтобы подняться, спустился на четыре ступеньки к задней двери и нажал кнопку. Один из звонков был установлен на кухне, а другой - в комнате Фрица. Послышался шум шагов. Фриц посмотрел на меня через глазок и сразу же открыл дверь. - Великий Боже, - воскликнул он, - как же ты ужасно выглядишь! Я сказал ему, что именно поэтому и забежал. Надо помыться и переодеться. Извинившись за то, что побеспокоил его, я поднялся наверх. Даже не заглянув в кабинет, прошел мимо, зашел в свою комнату, принял душ, побрился и надел все чистое. Покончив с этим, я, наверное, выглядел уже значительно лучше, а чувствовал себя намного бодрее. Спустившись вниз, я услышал, как Фриц двигается по кухне, и прошел туда. Фриц как раз надевал передник. - В чем дело? - спросил я. - Ведь еще только половина седьмого. - Апельсиновый сок для тебя будет готов через две минуты, а завтрак - через десять. - Но я должен сейчас же уйти. - Вначале поешь. И я послушался его. Фриц составил мне компанию, сидя на табурете возле стола и зевая. Я потом глубокомысленно заметил: - Это уже становится привычкой. - Что именно? - Ранний завтрак. Вчера, примерно в это же время, ну может быть немного попозже, я подавал завтрак Вулфу. Моя рука, подносящая ко рту блин, замерла на пол пути. - И что же ты ему подавал? - Не только Вулфу, но и Солу - яйца-пашот. Я положил блин в рот и медленно разжевал его. Да, Сол Пензер внешне всегда выглядел неважно, но сыщик был первоклассный, лучше любого другого, о котором мне когда-либо приходилось слышать. Он мог работать и один, не связанный никакой конторой, и получал значительно больше, чем кто-либо другой. Когда Вулфу нужна была помощь, его выбор всегда, в первую очередь, падал на Пензера. Мы часто пользовались его услугами. Я небрежно спросил: - Сол, полагаю, работает за меня, не так ли? - Не знаю. Я не в курсе его дел. Но мне и без того все было ясно. Очевидно, Фрица предупредили: если я появлюсь поблизости, мне можно лишь сказать о том, что Сол завтракал здесь, но не более. Я не стал тратить силы, чтобы вытряхнуть из него все остальное, поскольку уже как-то пытался это сделать, но безуспешно. Направляясь к выходу, я заглянул в кабинет и бегло просмотрел бумаги, лежавшие на столе. Почта за пятницу не содержала ничего срочного. В нашем памятном блокноте и на календаре не было никаких пометок, которые могли хотя бы намекнуть на дела, которые Вулф, в мое отсутствие вел с Солом. Но в сейфе я кое-что обнаружил. И это говорило о том, что Вулф занимался совсем не обычной домашней работенкой. Я открыл сейф, потому что хотел позаимствовать оттуда небольшую сумму. Один из его ящиков был разделен пополам перегородкой. В правой части лежали деньги, предназначенные на мелкие расходы, в левой - на непредвиденные. Забрав пять банкнот по двадцать долларов, я заметил слева какой-то листок бумаги и взял его посмотреть. На листе аккуратным почерком Вулфа было написано: "с.27; 2000 д.Н.р.". Согласно давно установленному порядку, в левой половине ящика всегда должно быть не менее пяти тысяч долларов. Беглый взгляд подсказал мне, что эта сумма претерпела значительные изменения. Теперь здесь недоставало двух тысяч. Это был очень интересный факт, настолько интересный, что я даже забыл сказать Фрицу "до свидания". Но он услышал, как я вышел из кабинета, и направился вниз следом за мной, чтобы набросить цепочку. Я сказал, что он может информировать Вулфа о моем раннем завтраке, но не больше. Возвращаясь в такси на Леонард-стрит, я пытался решить, зачем Солу две тысячи долларов. Я старался вселить в себя надежду, что дело это не касается Присциллы Идз. Я перебрал целый ряд вариантов задания Солу, начиная с поездки в Венесуэлу для проверки Эрика Хафа и кончая подкупом Эндрю Фомоза с тем, чтобы выведать у него сведения о том, что говорила ему жена. Но ни одну из этих догадок я не принял. Пять часов, как я уже сказал, я все же поспал: в пятницу, с пяти до десяти часов утра, на старом, совершенно продавленном диване. Я мог бы дать отчет и о сотне других дел, в которых принимал участие в течение моей работы с полицией, но не вижу, какую это могло бы принести пользу. Я пытался разрешить много вопросов. На Двадцать девятой улице, на Леонард-стрит и на Сентрал-стрит. Я прочел множество рапортов и различных документов. Большую часть воскресенья я провел в полицейской машине с водителем в форме. Сам комиссар выдал мне предписание проверить длинный ряд людей, которые так или иначе были связаны хотя бы с одним подозреваемым. Вернувшись на Двадцатую улицу, в воскресенье около полуночи, я намеревался было уже отправиться на повторное свидание с тем прекрасным диваном, на котором уже однажды спал, но ничего из этого не вышло. Алиби Брукера совершенно неожиданно оказались ложными. Чувствуя, что попался, он сразу же заявил, что, выйдя из дома Вулфа, отправился на квартиру Дафни О'Нейл и провел там ночь. Она это подтвердила. Когда же я вернулся с воскресной прогулки на машине, мне передали, что капитан Олмстед как раз в это время берет за жабры Дафни, и меня приглашают принять участие в допросе. Я тотчас же согласился. Допрос окончился около восьми утра в понедельник. Мои мысли снова обратились к пресловутому дивану, но опять тщетно. Мне необходимо было сменить рубашку, а также, по возможности, и все остальное. Поэтому я еще раз появился на Тридцать четвертой улице и повторил субботний трюк, включая завтрак, приготовленный Фрицем. Вулфа я, конечно, не видел, но я разговаривал с ним ежедневно по телефону. Мы и словом не обмолвились об убийствах, да и о Соле не говорили. Я чувствовал, что он был раздражен, а меня это задевало. И я опять заглянул в сейф. Но больше из сумм непредвиденных расходов не исчезло ни цента. Вернувшись обратно на Двадцатую улицу, сменив одежду на все чистое, посвежевший, но несколько подавленный и не узнавший ничего нового, я шел по верхнему коридору, когда один из моих теперешних коллег, - а я должен признать, что в течение всего этого времени ищейки из Отдела по расследованию убийств и в самом деле были неплохими товарищами, - вышел из комнаты и, увидев меня, воскликнул: - Эй, Гудвин, где это ты, черт тебя возьми, пропадал? Тебя требуют в кабинет комиссара. - Кому это я понадобился так срочно? - Дважды уже звонил Стеббинс. Он там вместе с инспектором Кремером. Внизу стоит машина. Давай! Манера водителя вести машину впечатляла, но еще больше поразило меня общество, которое я застал в хорошо обставленном кабинете полицейского комиссара Скиннера. Кроме него и районного прокурора Бауэна, там находились еще два заместителя комиссара, Кремер и еще один инспектор, помощник инспектора, капитан и сержант Пэрли Стеббинс. И все явно поджидали меня, судя по тому, как они оживились при моем появлении в кабинете. Скиннер велел мне сесть, и я понял, что стул был уже заранее приготовлен именно для меня. Комиссар спросил Бауэна: - Начнете вы, Эд? - Нет, уж лучше вы, - ответил ему районный прокурор. Скиннер повернулся ко мне. - Я думаю, вы довольно хорошо осведомлены о настоящем положении дел, не хуже, чем я? Я приподнял и снова опустил плечи. - Не знаю, что думают остальные, но пока я на мели. Он кивнул. - Да, как и все мы, откровенно говоря. Большинство из нас отказались от уик-энда, но мы могли бы и не делать этого. В течение последних сорока часов расследованием этого дела занимались свыше сорока человек, намного больше, чем требуется на самом деле. Но и несмотря на это, я не вижу, чтобы мы продвинулись заметно вперед. Думаю, здесь все со мной согласны. Создалась чрезвычайно сложная ситуация, хуже быть не может, необходимо предпринимать какие-то более радикальные меры. Мы очень долго все это обсуждали, выдвигали различные предположения. Кое-что касается и лично вас. Нам сейчас необходима ваша помощь. - Я, как могу, стараюсь вам помочь. - Мне известно об этом. С тех пор, как в пятницу был прочитан ваш отчет, я подумал, что наш единственный шанс - это ключи, похищенные из сумочки Сары Джеффи. А ведь в это время в комнате находились двенадцать человек. Я не думаю, чтобы никто из присутствующих так ничего и не заметил. Ну хотя бы какого-нибудь выразительного взгляда, подозрительного движения, или еще чего-нибудь необычайного. Как вам известно, все подозреваемые допрашивались снова и снова. Единственный, кто вызывал особые подозрения, был Хаф, поскольку он в течение почти всего вечера сидел ближе всех остальных к миссис Джеффи. Но не исключена возможность, что все остальные тоже могли выбрать момент и незаметно похитить из сумочки ключи. Это вы совершенно ясно дали нам понять в своем отчете, и мы должны с этим согласиться. Мы, конечно, не можем арестовать Хафа лишь потому, что у него для похищения ключей было больше возможностей, чем у других. Кроме того, мы не видим мотива, по которому он мог сделать это. И как тогда связать это убийство с двумя остальными? У вас есть какие-либо аргументы? - Нет. У меня вообще не осталось никаких аргументов. Во всяком случае, таких, которые позволили бы нам схватить убийцу за руку. - Мы должны общими усилиями досконально разобрать версию с ключами. Дальнейшие допросы здесь не помогут. Вот мы и решили собрать их всех снова в офисе Ниро Вулфа и тщательно, пункт за пунктом, разобрать все это, разумеется, при участии вас и Ниро Вулфа. Мы хотим, чтобы все было повторено так подробно, как только это будет возможно. Мы должны воспроизвести все их слова и поступки, но уже в присутствии трех-четырех наших сотрудников, записав весь разговор на магнитофонную ленту. Я поднял брови. - Самое главное, конечно, - сказал я, - попытаться определить, кто из них мог взять эти ключи. Но есть и еще одна неясная деталь. Если кто-то хотел убить миссис Джеффи, почему он так долго ждал этого момента? Почему он не убил ее раньше? Может, поводом послужило что-то, произошедшее у нас вечером? - Это обстоятельство нам тоже необходимо проследить до конца. Мы не нашли ответа ни в отчетах, ни в показаниях подозреваемых, но, возможно, могли бы попытаться все выяснить при встрече в кабинете Вулфа. Главная трудность состоит в том, что мы не можем заставить его впустить нас в дом вместе с подозреваемыми. И тем более, не можем заставить играть подобную роль. Вот мы и решили просить вас, чтобы вы позвонили Вулфу, или, еще лучше, увиделись с ним, как вам это будет удобнее, и попытались его уговорить нам помочь. - Я хочу сказать, Гудвин, - вмешался районный прокурор, - что я рассматриваю этот вариант, как чрезвычайно важный, и сделать это просто необходимо. Вы понимаете меня? - Ну, господа, - сказал я несколько патетически, - у вас не нервы, а просто канаты какие-то. - Я обвел всех взглядом. - В прошлый вторник, шесть дней назад, я сидел на скамье в этом самом здании с наручниками на руках. Вы, может быть, помните и то, как Вулф был отконвоирован на Леонард-стрит, и знаете, как он к этому отнесся. Под влиянием происшедшего, он объявил меня своим клиентом. И я за это ухватился. Ему пришлось решиться на какие-то действия, а я, желая помочь ему, вытащил Сару Джеффи на это совещание. И вот что из этого получилось. Смерть Сары окончательно вывела меня из равновесия, и я допустил ошибку. Я попросился работать с вами. Думал, что, действуя таким образом, буду по крайней мере занят и, возможно, чего-нибудь добьюсь. Ну, и каков результат? Теперь Вулф огрызается, как щенок, и вам это хорошо известно. И все же вы решили обратиться к нему через меня с просьбой пойти вам навстречу. Но вам то уж он, конечно, ответит "нет". Как мне кажется, я тоже услышу от него это "нет", если даже очень попрошу его об этом. Выбирайте, что лучше, откажет он вам или мне. - Но мы хотим, чтобы он сказал "да", - заявил Скиннер. - Я тоже желал бы этого, но не думаю, что добьюсь успеха. Вы настаиваете, чтобы я все же попытался? - Да. - Когда? - Как можно скорее. Мы можем собрать всех здесь уже через полчаса. Я посмотрел на часы. Было без десяти девять. Я еще мог захватить Вулфа до того, как он поднимется в оранжерею. - По какому телефону мне позвонить? Скиннер указал на один из пяти стоявших у него на столе аппаратов. Я набрал номер и вскоре услышал голос Вулфа. - Это Арчи. Вы уже позавтракали? - Да. Я отметил про себя, что его голос не звучал уже так раздраженно, а мне были прекрасно знакомы тысячи оттенков его голоса. Поэтому одно только короткое "да" уже вдохновило меня. Вулф добавил: - Фриц сказал мне, что ты заходил. - Да. Мне необходимо было вымыться и переодеться. Но сейчас я звоню вам по поручению граждан штата Нью-Йорк. - Вот как! - Я выступаю как представитель внушительного сборища в лице комиссара полиции, районного прокурора, набора различных инспекторов и заместителей инспекторов, не говоря уже о сержанте Стеббинсе. Я говорю из личного кабинета комиссара Скиннера. Вы его знаете, а в этом кабинете и сами были. Я пропел здесь несколько дней и ночей и обрел некое чувство товарищества... Я верно произнес это слово? - Почти. - Хорошо. Так вот, теперь меня все высоко ценят в этом заведении, начиная от комиссара и кончая лейтенантом Роуклиффом, который старается держаться от меня на расстоянии. Итак, имея к вам просьбу, они оказали мне честь передать ее вам. Все они сейчас присутствуют здесь, и вам следовало бы видеть, как они смотрят на меня. - Ты долго собираешься тянуть эту бодягу? - Конечно. И вот в чем суть. Мы зашли в тупик и хотим попробовать что-нибудь более радикальное... Например, разыграть еще раз встречу в вашем кабинете, так же, как в четверг вечером, и все это записать на магнитофон. Мы привезем с собой всех тех, кто присутствовал тогда, за исключением, конечно, Сары Джеффи. Все, что требуется от вас, это пустить нас всех в ваш дом и снова сыграть свою роль. Но я сомневаюсь, что вы на это согласитесь, и заранее предупредил их, что вы можете послать нас к черту. Но поскольку ничто не даст нам большего удовлетворения, чем доказать, что я ошибся, то вам представляется такая возможность. Все, что вам нужно сделать... - Арчи? - Да, сэр? - Когда ты хочешь организовать встречу? - Чем скорее, тем лучше. Ну, хотя бы сегодня. Вы, конечно, не спуститесь из оранжереи до одиннадцати... - Хорошо, - он был краток, но не разгневан. - Как тебе известно, я в присутствии свидетелей заявил, что ты мой клиент, а я никогда не отказываю клиентам в их разумных просьбах. А эта кажется мне вполне разумной. Я согласен. Это решение было неожиданным даже для меня. Реакция моего шефа на такую просьбу была крайне подозрительна. Высмеять своего клиента, то есть меня, это еще куда ни шло, по им определенно двигало еще что-то. Он продолжал: - Но одиннадцать часов - слишком рано. В это время я буду еще занят. Скажем лучше, двенадцать. Это подойдет? - Да, сэр, конечно. Я скоро приеду и сам все приготовлю для встречи. - Нет, - его голос вдруг зазвучал торжественно, - ты не станешь этого делать. Мы с Фрицем справимся сами. Твои коллеги по Отделу нуждаются о тебе больше, чем я. Будь здесь в двенадцать вместе с ними. - Он повесил трубку. Я повернулся к аудитории: - Мистер Вулф сказал "да", и мы можем прибыть туда в полдень. Однако я не осмелился добавить, что нам предстоит какое-то представление, предназначенное отнюдь не для нас. ГЛАВА 16 Не знаю, кому могла придти в голову мысль ехать к Вулфу в полном составе после того, как все собрались в Десятом полицейском участке, но кавалькада получилась весьма внушительная: два лимузина Скиннера и Бауэна и четыре полицейских "седана". Я сидел в машине Скиннера. По моему совету он возглавлял процессию. Я подумал, что первым все же следует войти мне, и, переступив порог, сразу же взять на себя обязанности хозяина. Но все оказалось спланировано совершенно по-другому. Когда мы подъехали к дому, дверь нам открыл не Фриц, а Сол Пензер. Он приветствовал меня как одного из гостей, предложив принять шляпу. Он мог, конечно, и подшутить надо мной, что частенько делал, но не в присутствии же комиссара полиции и сопровождавших его людей. Вне всякого сомнения, это было выдумкой Вулфа. Поэтому я спокойно ответил; - Спасибо, сынок, - и вручил ему шляпу. - Не стоит благодарности, господин офицер, - галантно произнес Сол. Вулф и Фриц, очевидно, не без помощи Сола, справились со всеми приготовлениями вполне успешно. Кресла стояли на тех же местах, что и в четверг, а портативный бар уже был готов к услугам. Правда, обстановка все же была несколько нарушена, когда Пэрли Стеббинс внес с одним из полицейских магнитофон и установил его. Поскольку меня принимали как гостя, я прошел к своему письменному столу и сел там, где сидел по время прошлой встречи. Остальные также расположились на своих местах. Ближе всех ко мне находилась Виола Дьюди, потом Оливер Питкин, Джей Брукер и Бернар Квест, а Перри Холмер устроился в красном кожаном кресле. Диван находился справа от меня, за спиной, и не был занят, так как в четверг на нем сидела Сара Джеффи. В кресле возле дивана уселся Эрик Хаф, а за ним адвокаты Ирби и Паркер. Эндрю Фомоз оказался в одиночестве, у книжных полок. Добавочные кресла были расставлены вдоль стены по другую сторону от подозреваемых, у стола Вулфа, и предназначались для публики. Сол Пензер стоял лицом к гостям. В его наружности, как я уже заметил ранее, не было ничего примечательного. Он был невысок ростом, нос и уши явно велики, а плечи слишком покаты. Он первым взял слово: - Я полагаю, что именно так и сидели все в четверг вечером, когда вошел мистер Вулф. Может быть, кто-нибудь меня поправит? Все промолчали, и он продолжал: - Я сяду на диван, где сидела миссис Джеффи. Меня здесь не было, но меня подробнейшим образом проинструктировали. Если же я сделаю что-нибудь не так, пусть меня поправят. Арчи, ты не позвонишь мистеру Вулфу, как это сделал в четверг? Он прошел к дивану, а я - к столу Вулфа; дал один длинный и два коротких звонка, после чего вернулся на свое место. Вошел Вулф. Теперь из-за расположившихся у стены зрителей он не мог идти тем же путем, и ему пришлось пробираться между подозреваемыми. Остановившись около своего кресла, он, несколько помедлив, оглядел собравшихся. - Вам, кажется, не очень-то удобно, джентльмены, - пробурчал он. Все заверили его, что не испытывают никаких неудобств, и он сел. Я прекрасно разбирался во всех его взглядах и понял, что патрон собирается подцепить кого-то на свой крючок или хотя бы попытаться это сделать. Вулф обратился к районному прокурору: - Я полагаю, мистер Бауэн, эти люди знают, зачем вы их сюда привели? - Да, им подробно все объяснили, и они согласились нам помочь. Мистер Холмер, мистер Паркер и мистер Ирби сделали некоторые оговорки относительно использования магнитофона, подав об этом соответствующие заявления. Вы хотите их видеть? - Нет, насколько мне известно, у мистера Паркера уже нет возражений. Мы можем приступить? - Прошу вас. Вулф повернулся. - Мисс Дьюди и вы, джентльмены, понимаете, что цель этого собрания - повторить все слова и движения последнего четверга. Как только я вошел в комнату, Гудвин представил мне мисс Дьюди и господ Брукера, Квеста и Питкина. Потом я сел. Затем мистер Холмер объявил, что у него имеется заявление, которое он захотел огласить. Я полагаю, что с этого и следует начать. Но раньше я хотел бы сделать несколько замечаний. Кремер издал при этих словах какой-то неопределенный звук. Он знал Вулфа лучше, чем все остальные, не считая, конечно, меня. Вулф откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее. - В четверг вечером, - сказал он, - я говорил вам, что меня интересует только убийство Присциллы Идз. Это остается в силе и сейчас за исключением того, что теперь к нему прибавилось и расследование убийства Сары Джеффи. После того, как все вы ушли в тот вечер, я сказал Гудвину, что знаю, кто убил мисс Идз и миссис Фомоз. Мои подозрения основывались на двух фактах: во-первых, на впечатлении, полученном в тот вечер от каждого из вас, во-вторых, на мотивах убийства миссис Фомоз. Предположение, что нападение на миссис Фомоз было совершено единственно с целью похищения ключей от квартиры мисс Идз, было бы неправильным. Если бы это было так, преступник мог просто выхватить из ее рук сумочку. В этом городе вырывают тысячи сумочек. Но убийство миссис Фомоз коренным образом отличается от убийства мисс Идз. Если бы тело Присциллы было обнаружено раньше... а это могло произойти, будь не сообразительнее тот детектив, кажется, Ауэрбах, мистер Кремер? - Да, он самый. - Кремер неодобрительно посмотрел на Вулфа. - Если бы он понял, почему исчезли ключи у миссис Фомоз, он проник бы в квартиру мисс Идз еще до ее возвращения и обнаружил бы сидевшего в засаде убийцу. Преступник, конечно, понимал, что подобный вариант возможен, и не убил бы миссис Фомоз, если бы его не побудили к тому серьезные обстоятельства. Полиция, конечно, приняла к сведению эти соображения и, насколько я понимаю, объяснила их тем, что при попытке завладеть сумочкой, преступник был опознан. Поэтому он и был вынужден убить миссис Фомоз. Данная гипотеза допустима, но она предполагает, что убийца действовал на удивление умело, а вот в этом-то я сомневаюсь. Я предполагаю другое. Миссис Фомоз была убита не потому, что узнала нападавшего. Как раз наоборот. Он был уверен, что она не сможет его узнать. - Это что, эффектный прием? - спросил Скиннер. - Или вы действительно так считаете? - Здесь нет никаких сомнений. Ведь я только что сказал вам, кто убийца. Пэрли Стеббинс встал с пистолетом в руке, не сводя глаз с подозреваемых и не выпуская никого из них из вида. - Продолжайте и попробуйте объяснить нам все это, - сказал Кремер. - Преступнику, несомненно, нужны были ключи, но он не стал бы убивать миссис Фомоз, чтобы получить их. Она сама представляла для него большую опасность, такую же, как и мисс Идз. Убийство одной из них не принесло бы ему пользы. Такова была моя гипотеза во вторник вечером, но тогда у меня был слишком большой выбор кандидатов в убийцы и мне трудно было отдать кому-либо предпочтение. В среду Гудвин связался с миссис Джеффи и мистером Фомозом, а днем к нам пришел мистер Ирби и дал мне еще один повод для встречи с вами. В четверг утром, в результате блестящего маневра Гудвина, я встретился с миссис Джеффи. Теперь это собрание должно было состояться без всякого сомнения. Но если бы не Гудвин, миссис Джеффи никогда не пришла бы сюда и сейчас была бы жива. Это, как мне кажется, и заставило его почувствовать себя ответственным за ее смерть. Очень жаль, что его эмоции влияют на умственные процессы и извращают тем самым результаты его расследования. Но я все равно симпатизирую ему. - Неужели нам все это необходимо выслушивать? - поинтересовался Бауэн. - Возможно и не надо, но я разоблачаю убийцу и поэтому рассчитываю на ваше терпение. Вы должны приготовиться к тому, что проведете здесь не один час. Вам что, уже скучно? - Нет, продолжайте. - Днем в четверг мистер Ирби вернулся со своим клиентом, Хафом, прилетевшим из Венесуэлы. Но я больше не испытывал нужды в такой приманке, как они, хотя все же пригласил их присоединиться к нашей встрече, поставив условием, что они будут всего лишь наблюдателями, а не участниками. Как вам известно, и Ирби и Хаф были здесь. В чем дело, Арчи? - Все в порядке, - сказал я ему. Я встал со стула и сделал несколько шагов. Я не могу сказать, что я сразу же понял суть дела, но уже видел, к чему клонит Вулф. Сознаюсь, я видел также, как Сол Пензер достал из кармана пистолет и зажал его в руке. Я не стал хвастаться своим пистолетом. Я просто обошел диван и остановился на расстоянии вытянутой руки от правого плеча Эрика Хафа, Он не отрешал взгляда от лица Вулфа, но, конечно, почувствовал мое присутствие. - О'кей, - сказал я Вулфу. - Я не настолько безумен, чтобы сворачивать ему шею. Продолжайте. Удовлетворенный тем, что я не собираюсь принимать решительных мер, он повернулся к софтдаунскому клиенту: - Когда вы уходили отсюда в четверг, у меня не было никаких улик против вас в связи с убийством мисс Идз. И, принимая во внимание мою гипотезу, серьезных мотивов, которые могли бы привести к убийству миссис Фомоз, у вас также не было. - Как я уже говорил, я сказал Гудвину, что, как мне кажется, я знаю, кто совершил убийство, но я также сказал ему, что тут возникает противоречие, которое следует разрешить. Для этой цели я попросил его пригласить сюда на одиннадцать часов следующего утра миссис Джеффи. - Он повернул голову влево. - Вы можете сказать, какое противоречие я имел в виду, мистер Кремер? Инспектор покачал головой. - Я ведь не все представляю себе так ясно, как вы. Но я полагаю, что отправная точка такова. Эрик Хаф вовсе не то лицо, за которое он себя выдает, а попросту самозванец. Я сделал этот вывод, судя по вашему заключению об убийстве миссис Фомоз. Она ведь не могла узнать его. Но, а что потом? - Я нашел это противоречие. - Какое? - Вот это вам следовало бы знать. Среди всего прочего, переданного мною лейтенанту Роуклиффу, была копия отчета, отпечатанная Гудвином о его разговоре с миссис Джеффи в среду, у нее на квартире. Вы, конечно же, читали отчет. Но вот выдержка оттуда: "Это было последнее письмо, полученное мною от Прис. Самое последнее. Может быть, оно все еще у меня... я помню, она вложила туда его фотографию". Так миссис Джеффи сказала Гудвину, - продолжал Вулф, - но это противоречило тому, что человек, назвавший себя Эриком Хафом, был самозванцем. Ведь миссис Джеффи видела его фотографию. Почему же она не разоблачила этого человека, когда он появился здесь? Мне необходимо было выяснить это, поэтому-то я и попросил Гудвина пригласить ее еще раз. - Почему же вы не спросили ее тогда же, в четверг? - Это было невозможно. Мои подозрения относительно Хафа не имели подтверждения, а были всего лишь предположением. Сначала я хотел выслушать мнение Гудвина и Паркера, но миссис Джеффи ушла вместе с Паркером. Я сожалею об этом. Я устал и уже уснул, когда меня разбудил телефонный звонок. Гудвин сообщил об убийстве миссис Джеффи. Теперь уже никто не мог получить от нее ответа на мой вопрос. - Ведется магнитофонная запись, мистер Вулф, - предупредил его Бауэн. - Вы сказали, что вам была известна личность убийцы. Почему же вы никого не уведомили об этом? - Но ведь у меня не было доказательств. Я начал, как вы помните, с простой гипотезы, с попытки доказать, что убийство миссис Фомоз было лишь подготовкой к ликвидации Присциллы Идз. Но потом у меня возникла совершенно другая гипотеза. Я решил, что кто-то в Каракасе завладел документом, выданным мисс Идз, и выдаст себя за Хафа. Я понял, что если это так, то ему следует приехать в Нью-Йорк лично, дабы поторопить события. Ему нужно было избавиться от двух людей, которые, зная Хафа, сделали бы его пребывание в Америке невозможным. И он или приезжает сюда сам и убивает их, или организует их убийство. Когда была убита миссис Джеффи, это мое предположение уже переросло рамки гипотезы. Убийца вытащил в тот вечер ключи из ее сумочки. Но ведь никто из присутствующих, кроме лже-Хафа, не был заинтересован в убийстве миссис Джеффи. Итак, мое противоречие было разрешено. Миссис Джеффи обнаружила, что Эрик Хаф совсем не тот человек, фотографию которого она получила от своей подруги шесть лет назад. Но она не разоблачила его: это было просто не в ее характере. Она не любила вмешиваться в чужие дела. Нет, она не разоблачила самозванца, но, несомненно, дала ему понять, что знает, кто он. Во всяком случае, лже-Хаф понял, что она представляет для него смертельную опасность. Действовал он быстро и нагло, ловко вытащив ключи из ее сумочки. Но... Его прервали. Это был Ирби, голос которого прозвучал твердо: - Я хочу сделать заявление. Мои слова должны быть зафиксированы. Я не... - Заткнитесь! - оборвал его Кремер. - Но я хочу... - Потом я узнаю, что вы хотите, я сам займусь вами. Вулф спросил: - Я могу закончить? - Конечно. - Как я уже сказал, узнав о гибели миссис Джеффи, я выбрался из кровати и сел в кресло. Я понял, что моя гипотеза получила подтверждение. Я не позвонил вам, инспектор, поскольку не в моих привычках дарить что-то полиции, когда меня об этом не просят. Тем более я знал, насколько уязвлено самолюбие Гудвина, и решил, что ему принесет удовлетворение, когда он узнает, что мы, а не вы поймали убийцу. В три часа мне удалось связаться с человеком из Каракаса, которого я немного знал и которому мог доверять. Через пять часов он позвонил мне и сообщил, что Эрика Хафа в Каракасе никто не знал. - Я мог бы дать вам сведения на этот счет, - проговорил Кремер. - Он два месяца жил в отеле "Ориноко". - Жаль, что я не спросил вас и на этом потерял двадцать долларов. Потом я позвонил Солу Пензеру. Я снабдил его деньгами и направил в редакцию, где он получил фотографии человека, называющего себя Эриком Хафом, а оттуда в аэропорт. В десять часов утра он уже был на борту самолета, улетающего в Южную Америку. - Но не в Каракас, - заметил Пэрли Стеббинс. Он все время стоял с пистолетом в руке. - И не в десять часов. - Да, он отправился не в Каракас, а в Кахамарку, в Перу. Документ, подписанный Присциллой Идз, был написан там. В Кахамарке Сол нашел людей, которые знали Хафа. Двое из них еще помнили и миссис Хаф. Они подтвердили, что человек на фотографии совсем не Эрик Хаф. Тогда Сол полетел в Лиму, подогрел интерес полиции, и в течение двенадцати часов собрал достаточно сведений, чтобы сообщить их мне. Сол, расскажи сам, но только коротко. Пензер встал. Он смотрел прямо на Эрика Хафа и явно не собирался переводить глаза на другой объект. - Они все знали Хафа, - сказал он. - Тот был игрок; и вот однажды, поехав в Новый Орлеан, привез оттуда богатую американскую невесту. Все они знали об имеющейся у него бумаге, подписанной женой и дающей ему право на получение половины ее состояния. Хаф повсюду хвастался этим документом. Но он говорил, что никогда не воспользуется им, а хранит просто как сувенир. Это, по их словам, доставляло ему удовольствие. К сожалению, допросить его самого было невозможно. Эрика Хафа нашли на занесенном снегом горном склоне три месяца назад. Никто не знал, куда пропал документ. Человек, который сейчас сидит перед нами, - Зигфрид Моске. Многие в Лиме опознали его фотографию. Но там не знают, откуда он появился два года назад. Моске тоже профессиональный игрок, и у них с Хафом было много общих дел. Он ходил вместе с ним в горы, работал в местах, посещаемых туристами. Когда Хафа убили, то никто не видел больше Зигфрида Моске в окрестностях Лимы. Нужны еще подробности? - Не сейчас, Сол, - сказал Вулф. Пэрли Стеббинс двинулся вперед. Он обошел вокруг и остановился за спиной Зигфрида Моске, который теперь находился уже под двойным присмотром. Вулф продолжал: - Моске решил начать действовать не в Перу, а там, где его не знали. Он обратился к адвокату в Каракасе и решил заявить о своих правах в письме, но не к бывшей миссис Хаф, а к ее поверенному, Холмеру. Но его планы рухнули бы, если бы его узнали мисс Идз или миссис Фомоз. Существовала лишь одна возможность устранить эту трудность: они должны были умереть. - Но не тридцатого июня, - заметил Бауэн. Вулф кивнул. - Я думаю, что убийство мисс Идз и миссис Фомоз Моске осуществил сам. Не мешало бы проверить, когда он впервые прилетел в Нью-Йорк. Для меня, мистер Моске, не оставалось никаких сомнений. Вы составили себе план действий и держались за него с невероятным упорством. Вы устроили засаду миссис Джеффи, ударили ее и удушили. Я не утверждаю, что вы вор, но правда такова... Арчи! Но я все понял уже раньше его. Фомоз вскочил со своего стула и устремился к нашей группе с быстротой летящей тарелки. Было очевидно, что он собирается расправиться с Моске голыми руками, а, может быть, даже и удушить, как тот поступил с его женой. Но самое худшее, что мог сделать Фомоз, это изуродовать Моске. Зачем же мне было вмешиваться? Почему бы ни расчистить ему путь. Но я не сделал этого. Я развернулся и отвесил Эндрю такой сильный удар в челюсть, что он пролетел по воздуху, прежде чем растянуться, а моя кисть и костяшки болели после этого еще целую неделю. Однако, если бы мне пришлось тронуть Моске, то я убил бы его обязательно. Тут подоспел Кремер, а за ним Скиннер, и я отступил, чтобы дать им место. Я стоял, вытирая кровь с костяшек пальцев, и наблюдал за тем, как Пэрли надевал наручники на Зигфрида Моске.