- Может  ли кто-нибудь  это подтвердить?  Кто-то  звонил  по  телефону?
Что-нибудь еще? Его подбородок вдруг спазматически дернулся, но он взял себя
в руки.
     - Какие могут быть звонки? Я спал.
     Я смотрел на него без предубеждения, но сдержанно.
     - Вы, надеюсь, понимаете положение  вещей,  мистер  Брукер? Многие люди
извлекают выгоду из смерти мисс Идз, хотя многие  из  них к этому совершенно
непричастны. Так что без подобных  вопросов не обойтись.  Какую часть  этого
дела вы наследуете?
     - Это зарегистрировано в официальном документе.
     - Угу. Но вы то знаете, не так ли?
     - Конечно, знаю.
     - Тогда, если не возражаете, проясните, какую часть?
     - Согласно завещанию  Натана  Идза,  сына основателя дела,  ко  мне,  я
полагаю,  отойдет  часть  капитала  корпорации, равная  девятнадцати тысячам
тремстам  шестидесяти   двум   долларам.  Такая  же  часть  отойдет  четырем
остальным:  мисс Дьюди,  мистеру Квесту, мистеру Питкину и  мистеру Холмеру.
Остальные суммы - небольшие.
     Заговорил   белоголовый,   устремив   на  меня   острый  взгляд   своих
серо-голубых глаз.
     - Я - Бернар Квест. - Его голос был твердым  и сильным, без каких бы то
ни было признаков волнения. -  Я состою  в  этой организации шестьдесят  два
года. Тридцать четыре из них был коммерческим директором и двадцать девять -
вице-президентом.
     -  Хорошо,  -  сказал  я,  взяв  ручку.-  Я  хочу записать  имена  всех
присутствующих.
     Я посмотрел на женщину, сидевшую слева от Бернара Квеста.
     Средних  лет  дама с  жилистой шеей и  большими  ушами,  она  явно была
сугубой индивидуалисткой,  поскольку  на  губах у  нее не  было и  намека на
помаду. Я спросил:
     - Ваше имя, пожалуйста.
     - Виола  Дьюди,  - четко  выговорила  она. Голос ее  звучал удивительно
приятно.  Я даже оторвал голову от своего  блокнота. -  Я была долгое  время
секретаршей  мистера   Идза,  а  в  1939  году  он  сделал  меня  помощником
президента. Президентом,  естественно, был он. Во  время  болезни, то есть в
течение четырнадцати последних месяцев его жизни, я вела дела.
     - Мы помогали ей всем, чем могли, - многозначительно сказал Брукер.
     Виола Дьюди не обратила на его замечание ни малейшего внимания.
     - Моя официальная  должность,  - продолжала  она,  - помощник секретаря
корпорации.
     Я перевел взгляд:
     - Вы, сэр?
     Джентльмен, сидящий слева от Виолы Дьюди, оказался аккуратным маленьким
и весьма самодовольного вида человеком с иронической складкой в уголках рта.
Он был  из тех  людей, которые, достигнув пятидесяти лет, так на всю жизнь и
остаются в этом возрасте. Он, очевидно, был простужен, поскольку  без  конца
чихал и сморкался.
     -  Оливер Питкин, - сказал  он слегка  охрипшим  голосом. - Секретарь и
казначей корпорации с 1937 года, с тех пор, как  мой  предшественник  умер в
возрасте восьмидесяти двух лет.
     Я  начал подозревать,  что  конференция,  которую я  прервал,  касалась
отнюдь  не полотенец.  Из четырех  лиц,  названных  Брукером, не  считая его
самого,  здесь присутствовало только три, то  есть все, кроме  Холмера. Это,
конечно, нельзя было считать уликой ни против одного из них,  но я много  бы
дал за то, чтобы услышать о чем беседовали эти люди до моего прихода. Имея в
виду это обстоятельство, нельзя сказать, что я действовал опрометчиво.
     Я сфокусировал свое  внимание  на  особе, оставшейся пока  безымянной и
единственной из пяти достойной изучения совершенно из других соображений, не
имеющих отношения к убийству Присциллы Идз. Судя по ее возрасту,  она  могла
бы быть внучкой Бернара  Квеста. Что же касается ее внешнего вида, то он мог
быть и улучшен, но ни  одна из его деталей не взывала к перестройке. От меня
не укрылась тенденция головы Брукера дергаться вправо, туда, где она сидела.
Я спросил, как ее зовут.
     - Дафни О'Нейл,  -  ответила она. -  Но не думайте, что  ваша маленькая
записная книжка нуждается во  мне, мистер детектив, потому  что в  завещании
мистера  Идза  мое  имя не  фигурирует. Когда  он  умер, я  была всего  лишь
послушной  маленькой девочкой и начала работать в  "Софтдауне" только четыре
года назад. Сейчас я модельерша корпорации.
     Ее  манера  произносить слова никак не могла быть названа  младенческой
болтовней в полном смысле этого слова, но у меня осталось чувство, что через
очень короткое время она может стать таковой.  Кроме  того, она назвала меня
"мистером детективом". Это говорило о  том, что на  модель "Софтдауна" лучше
смотреть, чем ее слушать.
     - Возможно, вам следует знать, - по своему почину  начала  Виола Дьюди,
своим  чистым,  приятным  голосом,  -  что,  если  бы  мисс  Идз  дожила  до
понедельника и взяла бразды правления в свои руки, мисс  О'Нейл  пришлось бы
искать другое  применение своим талантам.  Мисс  Идз их оценила.  Вы  можете
посчитать великодушием со стороны  мисс  О'Нейл  ее заботу о вашей маленькой
книжечке, но...
     - Разве это так важно, Ви? - резко бросил ей Бернар Квест.
     - Думаю,  да.  -  Она  сохранила  спокойную твердость.  -  Будучи умной
женщиной, Берни, я могу быть более реалистичной, чем любой мужчина, даже вы.
Никто ничего все равно не сможет скрыть,  так почему бы не  ускорить агонию?
Они ведь все равно до всего докопаются. Ну, скажем, им станет известно,  что
десять лет  назад, еще до смерти  Нэта Идз вы пытались убедить его  передать
вам третью часть дела, а он наотрез  отказал вам. Теперь насчет  Олли, - она
посмотрела,  отнюдь  не  враждебно,  на  Оливера Питкина. -  Под его  маской
скромного и  исполнительного труженика скрывается  свирепый женоненавистник,
который видеть не может женщину, владеющую каким-то делом, или ведущую его.
     - Дорогая моя Виола, - начал было  Питкин с изумлением в голосе, но она
перебила его:
     - Мое стремление к власти так велико, что вы,  четверо мужчин,  которые
не  терпите  и  в то же  время  боитесь друг  друга,  ненавидите меня больше
всего...  И  прекрасно  знаете,  что  получи Присцилла контрольный пакет,  я
заняла  бы  самое высокое положение. Они  также узнают  и о  том, что  Дафни
О'Нейл ... О Боже, что это за имя - Дафни...
     -   Ничего  особенного,  оно  просто  означает  "лавровое  дерево",   -
подсказала Дафни.
     - Я  и сама отлично знаю, что оно означает.  И еще знаю о том, что  она
натравливает друг на друга Перри Холмера и Джея, а  приближающееся тридцатое
июня приближало ее увольнение, да и их тоже. О том, что Джейн ...
     Но  тут ее  остановила  Дафни,  которая,  перегнувшись  через  Питкина,
шлепнула  ее рукой по рту.  Она действовала  так быстро и точно,  что  Виола
Дьюди  не  успела даже уклониться или защититься.  Мисс Дьюди  подняла руку,
собираясь парировать удар, но лишь прикрыла рот и вскрикнула.
     -  Ты  сама напросилась  на это, Ви, - сказал ей  Квест. -  И  если  ты
рассчитываешь на то, что мы с Олли на твоей стороне, а я полагаю, что именно
на это рассчитываешь, то ты глубоко заблуждаешься.
     -  Я уже давно собиралась  это сделать, - сказала Дафни, чья речь более
чем когда-либо напоминала младенческий лепет. - И меня ничто не остановит. Я
достаточно долго сидела  и ждала, пока мисс Дьюди не произнесет ту фразу, на
которой ее прервали.
     Очевидно, больше  никто  уже не  собирался  высказываться. Беседа  была
прервана. Все замолчали, и поэтому начал я:
     - Мисс Дьюди абсолютно права.  Но это совсем  не значит, что я  считаю,
будто  все,  сказанное ею,  истина.  Этого  я пока  не  могу  определить, но
повторяю, она  была права,  когда  говорила,  что если вы попытаетесь скрыть
какие-нибудь факты, то лишь продлите агонию.  Рано или поздно все выходит на
поверхность. И чем быстрее это произойдет, тем лучше.  И не обманывайте себя
на этот счет, - я посмотрел на президента.  -  Ничего  бы не было  плохого в
том, мистер Брукер, - сказал я, - если бы вы последовали примеру мисс Дьюди.
Я  хочу знать, какова позиция каждого, и как вы к ней относитесь?  Например,
вот эта ваша конференция. О чем вы говорили?
     Брукер, повернув голову, внимательно рассматривал меня.
     - Мы говорили, - произнес он, - о том, что  обстоятельства  смерти мисс
Идз,  особенно в  такое время, создадут  чрезвычайно неприятную для всех нас
ситуацию. Я сказал  об этом  мистеру Квесту, и мы решили  обсудить все это с
мисс  Дьюди, мистером Питкиным  и... Я  уже говорил раньше  с мисс  О'Нейл и
решил, что и ей  следует присутствовать на нашем совещании. Полагаю, вы не в
праве   предполагать,  что  любой  из  нас,  да  и  все   другие  сотрудники
"Софтдауна",  входящие  теперь  во  владение капиталом, могли  бы  оказаться
имеющими отношение к убийству мисс Идз. Мы...
     - И мисс Дьюди согласилась с этим?
     -  Конечно, - ответила она сама. -  Если вы, молодой  человек, думаете,
что  я излагала подходящие мотивы для убийства, то вы меня не поняли. Я лишь
приводила вам  факты, которые  могут  вам  показаться имеющими  отношение  к
делу... Мы, конечно, обсудили бы их.
     - Понятно. О чем вы еще говорили, мистер Брукер?
     - Мы решали,  что  нам делать.  Точнее, решали вопрос, следует ли сразу
прибегать к легальной помощи и обеспечит ли ее нам адвокат нашей корпорации,
или  же будет лучше обратиться к адвокату-специалисту. Мы также говорили и о
самом  убийстве.  Мы  согласились с тем,  что  не знаем никого, кто  имел бы
веские причины убивать мисс Идз и кто был бы способен на такое преступление.
Мы также говорили о письме, полученном недавно  от Эрика Хафа,  бывшего мужа
мисс Идз... Вы знаете об этом?
     -  Да, от самого Холмера, с  утверждением, будто у  него есть документ,
свидетельствующий о праве бывшего мужа мисс Идз на часть собственности.
     - Это верно.  Письмо было послано из Венесуэлы, но он мог уже прибыть в
Нью-Йорк пароходом или самолетом... или ему даже не  нужно было и приезжать.
Он мог просто договориться с наемным убийцей. Понятно.
     - А зачем ему это? - спросил я.
     - Мы не знаем, зачем. И я  тоже этого не знаю. Мы просто пытались найти
какое-нибудь удовлетворительное объяснение убийству мисс Идз.
     Я настаивал:
     -  Да,  но,  как вы представляете  себе  действия Эрика  Хафа?  Проживи
Присцилла на неделю  дольше со своим документом  в руках, она могла бы иметь
большую сумму, половину которой он теперь требует.
     - Да, но  можно предположить  и такой ход  его мысли, -  сказала  Виола
Дьюди. - Присцилла ведь отрицала факт подписания  этого документа. Он мог во
всяком  случае  думать, что она  публично откажется  от своей  подписи.  Или
собирается это сделать. Если  бы так случилось, то он мог  бы остаться  ни с
чем.
     - Но она подтвердила, что подписала этот документ.
     - Вот как? В чьем присутствии?
     Я  мог бы,  конечно, сказать, что она заявила это Ниро Вулфу и  мне, но
предпочел перейти на официальный тон.
     -  Вопросы сейчас задаю  я, мисс  Дьюди. Как  я  и сказал, наш разговор
носит предварительный  характер, так  что, я буду  задавать обычные  вопросы
всем присутствующим. -  Я сосредоточил свой взгляд на Дафни.  - Мисс О'Нейл,
как вы  провели время с половины одиннадцатого  до двух часов прошлой ночью?
Вы понимаете, что...
     Послышался звук открываемой за моей  спиной двери, той, через которую я
сам недавно вошел. Я слегка повернулся, чтобы взглянуть на того, кто прервал
мой  допрос. В  дверь  вошли трое мужчин.  Первого из них  я,  к  сожалению,
слишком  хорошо  знал. Увидев  меня,  он  остановился,  вытаращил  глаза и с
удивлением выпалил:
     - О, Господи!
     Я не могу припомнить ни единого случая, когда  вид лейтенанта Роуклиффа
из   Манхэттенского  отделения  по  расследованию  убийств   доставлял   мне
удовольствие. Обстоятельства, при которых Роуклифф мог  бы  возбудить во мне
приятные чувства,  просто  невозможно  себе  представить. Но если  бы я  вел
статистику  его нежелательных  появлений,  то  это заняло бы  в  моем списке
первое место. Надо же ему было выбрать такой момент!
     - Вы арестованы, - сказал он, обращаясь ко мне.
     Я  подавил  в  себе   не   поддающееся  описанию   раздражение,  всегда
возникающее у меня при появлении этого типа.
     - И у вас есть ордер на арест?
     - Я не нуждаюсь ни в каких ордерах. Я руководствуюсь ... - он взял себя
в руки, шагнул поближе ко мне и посмотрел на присутствующих в комнате. - Кто
из вас Джей Брукер?
     - Я, - ответил тот.
     - Я -  лейтенант  Джордж  Роуклифф  из полиции.  Внизу,  как мне  стало
известно, этот тип сказал, что служит в полиции... Он...
     - А разве это не так? - спросил Брукер.
     - Конечно, нет. Он...
     - А  мы -  сборище  дураков,  -  фыркнула мисс  Дьюди.  - Он,  вероятно
репортер.
     Роуклифф возвысил свой голос.
     - Он и не репортер. Его имя Арчи Гудвин, он доверенное лицо Ниро Вулфа,
частного детектива. Он представился вам как полицейский?
     Трое из присутствовавших ответили "да".
     Роуклифф уставился на меня своими рыбьими глазами.
     - Я арестую  вас  за попытку выдать  себя за представителя закона.  Это
преступление  жестоко  наказывается. Дойл,  наденьте  на  него  наручники  и
обыщите.
     Двое копов подошли ко мне. Я поглубже уселся в кресле и засунул  руки в
карманы брюк.
     Я просто ушел в него. Большая часть моего тела оказалась под прикрытием
стола.   Для  того,   чтобы   одолеть   находящегося   в   таком   положении
стовосьмидесятифунтового мужчину, нужны решительность и хорошая мускулатура.
Так что я был уверен, что приятелям Роуклиффа придется не сладко.
     -  Может быть,  вы помните, - сказал я ему, - что третьего апреля  1949
года  вы,  по  приказу комиссара  Скиннера,  подписали письменное  извинение
мистеру Вулфу и мне? Это извинение вы  будете  теперь  приносить  лично мне,
если только я захочу принять его.
     - Вы арестованы согласно закону.
     -  Нет.  Люди  здесь  очень  нервные,  как  внизу,  так  и  наверху.  Я
представился им, назвав свою фамилию и профессию - "детектив" и показал даже
свою лицензию, на которую никто из  них не взял на себя труд взглянуть. Я не
говорил, что  я полицейский.  Я задавал вопросы, они отвечали. А  теперь,  я
думаю, вам самое время извиниться и покончим с этим.
     - Какие вопросы вы задавали?
     - Об обстоятельствах, связанных со смертью Присциллы Идз.
     - С убийством?
     - Если хотите, с убийством.- Почему?
     - Просто меня это заинтересовало.
     -  И  какого же  рода этот  интерес,  позвольте  спросить?  Вы  солгали
инспектору Кремеру, заявив  ему, что  У Вулфа нет клиента. Вы  же  оказались
здесь.
     - Я не солгал. У него не было клиента.
     - Значит, теперь появился?
     - Нет.
     - Так почему тогда вы здесь? Что вам надо?
     -  Я здесь по  личным причинам,  и  мистер Вулф не имеет с  этим ничего
общего. Я действую по собственному почину.
     -  Ради  всего святого,  - судя по голосу  Роуклиффа,  его  раздражение
достигло наивысшего предела. С того места, где  я находился, я не мог видеть
его лица, но краешком глаза наблюдал за тем, как его рука сжалась в кулак. -
Значит, у Вулфа все-таки есть клиент.
     Он начал заикаться, что всегда говорило о высшей степени  его волнения.
Обычно  я  старался  подловить  его  на  этом,  но  сегодня   упустил  такую
возможность.
     - ...И такой  клиент, о котором ваш Вулф не осмеливался сказать. И вам,
очевидно, дано задание прикрывать  его,  беспардонно заявляя всем, будто  вы
здесь по собственному почину. Ваша наглость...
     - Послушайте, лейтенант,  - я говорил вполне искренне,  - лгать вам для
меня всегда было и будет огромным  удовольствием, но сейчас я хочу, чтобы вы
хорошо поняли  и запомнили, что мой интерес в этом деле сугубо личный, как я
вам уже сказал, и мистер  Вулф не имеет к нему  никакого отношения. Если  же
вы...
     - Довольно! - его пальцы сжались еще плотнее и слегка дрожали.
     Я прекрасно  понимал, что в один прекрасный  день он не выдержит и даст
выход  своему раздражению.  Тогда  моя реакция  будет  полностью зависеть от
ситуации. Но я воображал, что смогу разделаться с ним в два счета.
     Роуклифф продолжал:
     -  Этого  более, чем  достаточно. Ложные  показания,  сокрытие  улик  и
необходимых сведений, затруднение работы официальных органов, выдача себя за
представителя закона... Арестуйте его, Дойл. Скоро сюда придут еще наши люди
и помогут справиться с ним.
     Он  говорил  вполне  серьезно. Я  быстро обдумал ситуацию.  Несмотря на
создавшееся  положение,  я  надеялся   не  потерять  связь   с  софтдаунской
корпорацией,  но  сложившееся положение отнюдь не способствовало налаживанию
контакта. Картина, которой предстояло предстать перед их глазами, когда двое
субъектов станут вытягивать меня из-за стола, неизбежно приведя мой туалет в
беспорядок,  была  бы просто ужасной.  Поэтому я  быстро поднялся с  кресла,
встал за его спинку и сказал Дойлу:
     - Только, пожалуйста, поосторожнее, я очень боюсь щекотки.

        ГЛАВА 6

     Без  четверти  шесть  того  же  вечера я сидел  на  стуле  в  маленькой
комнатушке хорошо знакомого здания на Леонард-стрит.  Я устал, был голоден и
зол. Если бы  я знал,  что произойдет  через десять секунд, без четырнадцати
шесть, мое  настроение  было  бы несколько иным. Но знать этого я  не мог. Я
пережил много неприятных минут, хотя меня еще не посадили в клетку и даже не
держали  под стражей. Препровожденный сначала в десятый полицейский участок,
где находился кабинет Кремера, я всеми забытый просидел там полчаса. В конце
концов мне сказали, что если я хочу видеть инспектора Кремера, они перевезут
меня  куда-то  еще.  Я  не  выразил  желания  видеть  Кремера, но  устал  от
бесплодного  сидения  и, когда  какой-то  тип  в  форме пригласил  меня  его
сопровождать, я так и сделал.
     Он проконвоировал  меня  к  такси  и довез  до Двести  сороковой улицы,
поднял на лифте  и, вцепившись в мой рукав,  долго вел по коридорам. В конце
концов, он предложил мне сесть на скамью в какую-то нишу и сел рядом.
     Через некоторое время я спросил его, кого мы дожидаемся.
     - Слушай, парень,  - обрушился на меня мой сопровождающий,  - хорошо ли
человеку, который слишком много знает?
     Я уклонился от прямого ответа.
     - С первого взгляда, конечно, нет.
     - Верно.  Ведь  я  даже  самого  малого  пустяка  не  знаю.  И лучше не
спрашивай меня.
     Этот  ответ решал дело,  и  я продолжал  смирно  сидеть.  Какие-то люди
шныряли  туда  -  сюда  по  коридору.  -  Я  так  устал,  что  был  вынужден
перемещаться по  скамье, чтобы хоть немного  размять  свои уставшие члены. И
тут я увидел проходившего мимо капитана в форме.
     - Капитан! - позвал я его.
     Он остановился, увидел меня и подошел.
     -  Капитан, - сказал я, - умоляю вас. Меня зовут Арчи Гудвин. Мой адрес
Восточная  Тридцать пятая  улица. Это также и  адрес Ниро Вулфа.  Если  этот
сидящий рядом  со мной  тип не  приклеится  ко мне, то я не выдержу  и  могу
сбежать. Я прошу  вас  прислать ко мне фотографа. Мне  необходима фотография
вот  в этих штуковинах. -  Я  поднял свои руки  в  наручниках, - в  качестве
улики.  Человекообразное  существо в двубортном пиджаке,  по имени  Роуклифф
заковало  меня  в  кандалы,  и  я  намерен  возбудить против  него  дело  за
незаконный арест, оскорбление личности и публичное издевательство.
     -  Я  посмотрю,  что  можно сделать,  -  сказал  капитан,  сочувственно
взглянул на меня, и ушел.
     Конечно,  я остановил этого капитана и обратился к  нему лишь для того,
чтобы немного  развлечься, совсем не рассчитывая, что он чем-то поможет мне.
Но через некоторое время ко мне подошел сержант и спросил,  как  мое имя.  Я
ответил. Он повернулся к моему сопровождающему и спросил:
     - Как его зовут?
     - Он же сказал вам, сержант.
     - Я вас спрашиваю!
     -  Сам  я ничего не  знаю,  сержант. Но  там, в Отделе по расследованию
убийств сказали, что его зовут Арчи Гудвин. Так что он сказал вам правду.
     Сержант издал  далекий от  одобрения звук, посмотрел  на мои наручники,
достал связку ключей, воспользовался одним из них, и освободил меня.
     Я никогда до этого не видел того капитана, не видел его и позже, я даже
не знаю  его имени,  но  если вы когда-нибудь  попадете  в закуток  Главного
управления с наручниками на руках, ищите капитана  лет пятидесяти-пятидесяти
пяти, с  большым  красным  носом  и двойным  подбородком,  носящего  очки  в
металлической оправе.
     Немного позже пришел с приказом  другой  сержант, и я был  препровожден
вниз, на Леонард-стрит, оттуда наверх в контору районного прокурора, а потом
в некую комнату.  Там мне было уделено небольшое внимание  сыщиком из Отдела
по расследованию убийств Рэмделом,  которого  я  немного знал,  и помощником
районного прокурора Мандельбаумом, которого я раньше никогда не видел.
     Они  допрашивали меня в течение полутора часов, хотя это им и ничего не
дало. Правда, у меня сложилось впечатление, что обвинение все-таки будет мне
предъявлено.
     Выйдя из комнаты,  они даже не  позаботились приставить  ко мне охрану,
лишь велели оставаться на месте.
     После их  ухода я в  четвертый раз взглянул  на часы: было без четверти
шесть. Как  я уже сказал, я  был утомлен,  разочарован  и голоден. Стычки  с
Роуклиффом  было вполне достаточно, чтобы испортить весь день, а он оказался
лишь одним звеном в цепи печальных событий.
     Мне необходимо  в семь тридцать встретиться с Лоном  Козном, чтобы, как
было обещано, купить ему бифштекс. А после этого пойти домой, упаковать свои
вещи и снять комнату в  отеле. Все бы еще ничего, но я понимал как надоел со
своими проблемами Вулфу.
     И  если  бы  я  появился  в  доме,  он, возможно, насел бы на меня.  Я,
конечно,  не  возражал бы против того, чтобы переночевать в номере отеля, но
что со мной  будет потом, хотя бы следующим утром? Каковы будут мои планы? Я
отбросил эти мысли, решив, что  смогу получить какую-нибудь зацепку у Лона и
захотел  позвонить ему сразу,  не дожидаясь  семи. В комнате,  где я  сидел,
телефона не было, поэтому  я встал,  вышел в  коридор  и повернул налево. По
обеим  сторонам коридора  были закрытые двери. Мне  явно не везло. Но вот  в
конце  коридора я,  наконец,  увидел приоткрытую  дверь, приблизился к  ней,
рассчитывая найти телефон, и услышал голос. Это и было тем событием, которое
произошло без четырнадцати шесть. С того места, где  я находился,  голос был
вполне различим и прекрасно  узнаваем, а когда  я оказался в шести дюймах от
щели, слова прослушивались вполне ясно.
     -  Вся  эта  игра,  -  говорил  Ниро  Вулф,  -  строится  на  идиотском
предположении (впрочем это естественно и неизбежно, поскольку ваш Роуклифф -
король  ослов), будто мы с Гудвином пара кретинов. Не отрицаю, что в прошлом
я был  иногда  с  вами  не  слишком  искренним, и  в этом я признаюсь, чтобы
доставить вам удовольствие. Порой  я действительно водил вас за нос в  своих
целях.  Но  ведь лицензия все  еще у меня,  а  вы прекрасно  знаете, что это
значит. В итоге  я  помогал вам, а это гораздо важнее,  чем  какие-то обиды.
Конечно,  не всем,  но это  уже совершенно другое дело. Но вам Кремер,  сам,
Бауэн, и еще двум здесь присутствующим - помогал.
     Итак, в кабинете присутствовал районный прокурор собственной персоной.
     -  Это  также  означает,  что  я  знал,  где  и  когда  нужно   вовремя
остановиться. И  Гудвин  это тоже очень хорошо  знает. Это  ведь непреложный
факт, который  вам  известен. Но что происходит сегодня?  Следуя заведенному
порядку,  я  в  четыре  часа  пополудни поднялся  к  себе  в  оранжерею  для
двухчасового  отдыха. Не прошло и  пяти минут,  как я услышал какой-то шум и
вышел  узнать, в  чем дело.  Это  был Роуклифф. Воспользовавшись отсутствием
Гудвина, которого он боится и которому  постоянно завидует,  Роуклифф  силой
ворвался в мой дом и....
     - Это ложь! - послышался голос Роуклиффа. - Я звонил и...
     -  Заткнитесь уж  лучше! - прогремел  Вулф,  и мне показалось, что даже
дверь дрогнула и еще больше растворилась.
     Несколько понизив голос, Вулф продолжал:
     - Как вам всем очень хорошо известно, полицейский имеет не больше  прав
входить  в  частный  дом,  чем любой  другой человек, если  на то нет особых
обстоятельств   или   предписания  прокурора.  Но  это   правило   частенько
нарушается,   как  произошло,  например,   сегодня,   когда  мой   повар   и
домоправитель  открыл  дверь,  а  Роуклифф   оттолкнул  его,  не  взирая  на
сопротивление. Он ворвался, не обращая внимания на протесты моего служащего,
не имея на это никакого права. Потом  поднялся на третий этаж, влез ко мне в
оранжерею и посягнул на неприкосновенность личности.
     Я прислонился к косяку и устроился поудобнее.
     -  Он  был  настолько  глуп,  -  послышался  снова голос Вулфа,  -  что
вообразил, будто я захочу с ним  разговаривать. Я, естественно, приказал ему
выйти. Но он требовал,  чтобы  я отвечал на его вопросы.  Когда же я наотрез
отказался и повернулся,  чтобы выйти из  оранжереи, он  преградил мне  путь,
размахивая ордером на  мой арест, как важного свидетеля, и даже взял меня за
рукав.
     Голос Вулфа внезапно утих, но обрел металлический оттенок:
     - Но  я не  могу позволить, джентльмены,  хватать  меня за рукав.  Я не
люблю  этого,  особенно, когда это  позволяет себе  такой  не  заслуживающий
внимания человек, как  Роуклифф. Я этого не потерплю! Я  велел ему объяснить
причину появления  у него ордера в  нескольких словах, не притрагиваясь  при
этом  ко  мне.  Я  не  терплю   прикосновений,  особенно  когда  это  делают
несимпатичные мне  люди. Это же так свойственно  всем живым  существам, но я
упоминаю  об этом факте, как об одной  из причин  моего отказа беседовать  с
Роуклиффом Он взял меня под арест на основании ордера, вывел из моего дома и
в полицейской машине с тупоголовым водителем привез в это здание.
     Я поджал губы. Хотя сам по себе факт его ареста  доставил мне некоторое
душевное удовлетворение,  но моя  несомненная ответственность за  этот  факт
сводила его на нет. Так что мне было совсем не до смеха.
     Я продолжал слушать.
     -  Я  был готов  допустить, по доброте душевной,  что  какое-то большое
недоразумение,  возможно  даже  чисто  случайное,  явилось   причиной  столь
бешеного пыла Роуклиффа, но когда от вас, мистер Бауэн, я узнал, что все это
лишь  бред простофили...  Обвинить  Гудвина в том,  что он выдавал  себя  за
полицейского,  это  же сущая ерунда. Я, конечно, не знаю, что он сказал  или
сделал,  да  и не нуждаюсь  в этом. Я  слишком  хорошо  знаю  Гудвина, чтобы
поверить, что он мог вести себя так бессмысленно.  Обвинение его  в подобных
действиях и даче ложной информации также нелепо. Вы подозреваете, что  я был
нанят неким лицом, вовлеченным в  дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз и
хотел  скрыть этот  факт.  Неужели  вы  считаете, что  Гудвин  поехал  в это
учреждение сегодня  в качестве моего доверенного лица и что он лжет, отрицая
это?
     - Но так оно и есть на самом деле, - выпалил Роуклифф.
     - Мы  ведь с  вами  договорились, -  сказал  Вулф, -  что меня не будут
перебивать.  И я  настаиваю  на  том, что  обвинение  это бессмысленно. Если
Гудвин лжет, согласно данным мной инструкциям, неужели  вы  полагаете, что я
не обдумал  бы всех  возможных вариантов? Неужели я оставил бы  без внимания
подобную  нелепицу,  как  препровождение  его  в  наручниках?  Ваш  Роуклифф
выставил себя напоказ во  всем своем  великолепии,  доставив меня  сюда.  Вы
продолжаете подозревать, что у меня есть клиент, что скрываю от вас какие-то
неизвестные  вами факты. И вы  хотели бы выудить их у меня? Но вы тут ничего
не сможете сделать, так как я чист. Впрочем  вы правы: у  меня есть  клиент.
Признаю такой факт.
     Голос Роуклиффа извергнул  нечто похожее на крик торжества,  а я сказал
себе: "Ну, наконец-то! Этот бездельник заполучил себе клиента!"
     -  Этим утром, - продолжал Вулф. - Даже если  быть точным, час назад, у
меня  еще  не  было  никакого  клиента,  но теперь  он  есть. Дикие  выходки
Роуклиффа,  поощряемые  вами, джентльмены, требуют ответных  действий. Когда
Гудвин сказал, что я не  связан с этим  делом, и  он действует единственно в
собственных интересах, он говорил  правду. Как вам, может быть, известно, он
не  безразличен к тем чертам характеров молодых женщин,  которые  составляют
главную опору  нашей расы. Особенно же, волнуют его те  женщины,  которые, в
добавление к  очевидному шарму,  обладают  еще и  умением стимулировать  его
любовь к рыцарству,  риску и увлеченности всем красочным и пылким. Присцилла
Идз  была  именно  такой женщиной. Вчера она провела  с  Гудвином  некоторое
время.  Он запер ее в одной  из комнат моего  дома, а спустя несколько часов
после  того, как Гудвин  удалил ее по моему распоряжению, она  была  зверски
убита. Я не  стану утверждать, что это событие повлияло на психику Гудвина и
его реакция  для меня  вполне объяснима.  Он ушел из моего дома как человек,
захваченный навязчивой идеей своей виновности во всем  случившемся. И сказал
мне,  что собирается  схватить убийцу  сам. Это,  конечно, звучит  несколько
патетически, но не без доли гуманизма, я бы сказал довольно романтично. Ваше
грубое, топорное лечение подобного недуга  по меньшей мере неразумно. Теперь
я могу сказать, что Гудвин и есть мой клиент. Я полностью к его услугам.
     Роуклифф скептически произнес:
     - Ваш клиент Арчи Гудвин? Никогда не поверю.
     Сухой,  язвительный голос Бауэна,  районного прокурора, присоединился к
нему:
     - И вся эта болтовня только из-за таких пустяков.
     Я  вошел в комнату. Восемь пар глаз уставились на  меня.  Кроме  Вулфа,
Бауэна, Кремера и Роуклиффа, там присутствовали еще копы, допрашивавшие меня
раньше, а также два незнакомых мне  человека. Я подошел к Вулфу, так как ему
необходимо  было знать о том,  что  я слышал все сказанное им в  присутствии
свидетелей.  Следовало  также подчеркнуть  тот факт, что новый клиент  Вулфа
способен по достоинству оценить его благородство.
     -  Я  слишком  голоден, - сказал я  ему.  -  Мой ленч состоял  из одной
содовой, и  я сейчас  смог  бы  съесть  даже  дикобраза  вместе с  иголками.
Поедемте поскорее домой.
     Его реакция была человечной и совершенно великолепной. Словно мы дюжину
раз прорепетировали эту сцену. Он сразу же поднялся, без  единого слова взял
шляпу и трость с ближайшего стола, подошел  ко мне, потрепал одобрительно по
плечу,  проворчал  в  сторону  собравшихся:   "рай  для  ребячьих  выходок",
повернулся и двинулся к выходу.
     Никто  и  не пошевельнулся,  чтобы нам помешать. Поскольку  я знал  это
здание лучше, чем он, я провел его по коридору, вниз по лестнице и вывел  на
улицу.  В  такси он  сидел  с плотно  сжатыми  губами,  вцепившись в  ремень
безопасности.  Мы  не разговаривали. Когда машина остановилась  перед  нашим
домом, я  расплатился  с шофером,  вылез  из  машины, распахнул дверцу перед
Вулфом, помог ему выйти  и, достав из кармана ключ, попытался открыть дверь.
Но  она оказалась  на цепочке. Пришлось звонком  вызывать Фрица. После того,
как он открыл нам дверь, Вулф проинструктировал нас:
     -  Вот так  и следует  делать всегда. И  никогда  не оставляйте дверь с
незаложенной цепочкой. Никогда!
     Потом он обратился к Фрицу:
     - Ты, надеюсь, не прекратил готовить почки?
     - Да, сэр, но вы не позвонили.
     - А яблоки, запеченные в тесте, и жженый сахар?
     - Все в порядке, сэр.
     - Ну что ж,  очень  хорошо. Пожалуйста,  подай  еще и пива. В горле так
пересохло, что я готов треснуть.
     Положив на место  шляпу и трость, он прошел  в кабинет,  а я за ним  по
пятам. Я рад был избавиться от кобуры, которая натерла мне  бок за то время,
что  я пробыл в полиции.  Справившись с  этим,  я не  стал  садиться за свой
письменный стол, а пошел к  красному кожаному креслу, в котором у нас всегда
сидели  клиенты,  и  опустился  в  него, откинувшись  назад и скрестив ноги.
Вскоре пришел и Фриц, неся на подносе  пиво. Вулф открыл бутылку, налил пиво
в стакан и выпил, потом посмотрел на меня.
     - Шутовство! - сказал он. Я покачал головой.
     - Нет, сэр. Я сел в это кресло совсем не  ради какой-то мистификации, а
просто потому, чтобы избежать непонимания. Как клиенту, мне лучше находиться
как  можно ближе  к  вам. Как служащий я  не могу ничем заниматься,  пока не
будет  решена  моя  личная проблема. Если вы действительно сказали в полиции
правду, то ответьте мне, какой вы хотите задаток, и я вам его выдам. Если же
все  это только поза, то я должен  буду немедленно уйти из вашего  дома, как
человек, одержимый навязчивой идеей.
     - К черту!  - воскликнул он. - Я теперь  уже ничего не  могу сделать. Я
взял на себя обязательство!
     - Да, сэр. А как же насчет задатка?
     - Не глупи!
     - И вы не хотите узнать о том, как я провел день?
     - Нет, не хочу. Но, черт побери, никак не смогу избежать этого.
     Я  полностью  отчитался  во всем.  Мало-помалу,  по мере  того, как  он
расправлялся с третьим стаканом пива, морщинки неудовлетворения на его  лице
разглаживались. Внешне он как будто совершенно не обращал на меня  внимания,
но  я знал  его  достаточно хорошо.  Он отдаст необходимые распоряжения, как
только появится необходимость. Когда я кончил, Вулф проворчал:
     - Кого из этих пятерых ты смог бы доставить сюда к одиннадцати утра?
     - При настоящем положении дел и без соответствующей приманки?
     - Да.
     - Вряд ли удастся  доставить хоть одного, но все же я готов попытаться.
Я мог  бы выудить что-нибудь полезное у Лона Коэна, если бы посидел с ним за
столиком с достаточно солидным бифштексом... Кстати, я должен ему позвонить.
     - Сделай это побыстрее и пригласи поужинать с нами.
     Подобное предложение  было благородным  и  великодушным.  Ведь ситуация
оказалась  слишком  сложной.  Если  бы  мы  были  наняты  для  расследования
сторонним клиентом, я, получив секретную информацию, сводил бы Лона  к Церри
на ужин.  Это  было бы,  конечно,  включено в смету  расходов и  наши убытки
возместил тот же клиент.  Но сейчас все обстояло по-другому. Если я учту это
как  расход,  то  Вулф определенно  будет поставлен  в тупик,  поскольку  он
освободил меня от платы, как клиента. Если же я не отнесу это на расходы  по
делу, то  в  тупик  попаду  уже сам, что  совершенно  не  годилось. Итак,  я
позвонил  Лону.  Тот пришел,  съел  приготовленные Фрицем почки  по-горски и
запеченные в тесте  яблоки в жженом сахаре вместо бифштекса, что было  более
удобно и выгодно, хотя все же имело и отрицательную сторону.
     Когда мы  после ужина  прошли в  кабинет,  мне пришлось передать бразды
правления в руки Лона. Он был сыт, получив  прекрасный ужин с  вином, но его
мозги от этого не просветлели.
     Два  моих  звонка  и приглашение  поужинать  с нами означали  для  него
дилемму:  брать или давать.  Он, видимо, решил  действовать в зависимости от
складывающейся  ситуации. Сейчас, когда он  сидел в одном из  желтых кресел,
маленькими  глотками потягивая  "Б энд  Б", его острый  взгляд метался между
Вулфом и мной.
     Вулф глубоко вздохнул:
     - Я нахожусь в весьма затруднительном положении,  мистер Коэн, - сказал
он  вдруг. - Я,  видите ли, нанят для расследования  убийства, но не  имею в
данный момент ни малейшей  зацепки. Когда Арчи сказал вам сегодня,  что я не
интересуюсь убийством мисс Идз, это  было правдой, но сейчас  обстоятельства
сложились так, что я вынужден заняться  этим делом и  нуждаюсь в помощи. Кто
ее убил, вот в чем вопрос!
     Лон покачал головой.
     - О,  я и  сам собирался спросить вас об  этом.  Известно, что она была
здесь, в вашем доме вечером, и ушла незадолго до своей смерти. Так что никто
и не сомневался в том, что над этой проблемой будете работать вы. Но с каких
пор вы стали нуждаться в помощи?
     Вулф искоса посмотрел на него.
     - Вы мой должник, мистер Коэн, или я ваш?
     - С вашего разрешения, мы на равных.
     - Хорошо.  Тогда я предлагаю вам открыть  кредит. Я прочту ваш утренний
выпуск  и остальное тоже,  но  сейчас мы  здесь все вместе. Вы не возражаете
поговорить подробнее об этом деле?
     Лон сказал,  что возражений на имеет, чему и представил доказательства.
Он говорил почти час,  отвечая  на вопросы Вулфа и  несколько  моих  и когда
закончил, мы уже располагали большой информацией, но все же не имели никакой
путеводной ниточки.
     Холмер,  Брукер, Квест,  Питкин и мисс  Дьюди  должны  были  не  только
получить в свое  распоряжение семьдесят процентов софтдаунского  капитала но
также  осуществить  контроль  над  распределением  среди  служащих  двадцати
оставшихся процентов.  Весь этот  капитал составлял  девяносто процентов  от
всех средств корпорации, включенных в завещание отца Присциллы Идз "
     Оставшиеся десять процентов являлись собственностью компании, которая и
поныне  принадлежала миссис Саре  Джеффи,  вдове. Миссис Джеффи  была раньше
подругой Присциллы. Ее  мужа убили год назад  в Корее. Главным подозреваемым
мужской половиной у журналистов был Оливер  Питкин, хотя и без  определенных
причин. Главной подозреваемой женской половины  - Виола Дьюди. Против членов
этой  пятерки  не было  пока найдено никаких улик.  Впрочем, это  могли быть
финансовые  затруднения,  вражда,  жадность  или  соперничество.   Поскольку
каждому  из  них  предстояло  получить  по  этому  завещанию  ценные  бумаги
стоимостью приблизительно в полтора миллиона долларов, бытовало  мнение, что
в  подобных  уликах особой нужды  и не  было. Насколько полагала  пресса, ни
одного из  этих людей нельзя было  исключить из  списка обвиняемых,  то есть
подозреваемых, на основании алиби или других причин.
     Не  менее  шестидесяти  репортеров  из  различных  газет  и телеграфных
агентств работали над этим делом и,  по крайней мере, половина  из  них была
уверена в  том,  что Дафни  О'Нейл тем или иным  способом крепко  связана  с
убийством Присциллы. Они были полны решимости установить, каким.
     Известие о том, что семь своих последних часов Присцилла провела в доме
Ниро  Вулфа  дошло  и до Перри Холмера, которому  сообщил об  этом  районный
прокурор. Холмер  в  середине  дня  разговаривал  с  корреспондентом  отдела
городских   новостей  "Ассошеиейтед   Пресс",  а  часом  позже,  отказываясь
принимать репортеров, дал сообщение, касающееся его  собственного  визита  к
Вулфу и "жестокого обмана", которому он подвергся.
     Сообщение  было  подхвачено в  тот  час же вечерними  газетами.  В нем,
конечно, прямо не говорилось, но совершенно недвусмысленно намекалось  на то
что если  бы Вулф не скрыл от  Холмера присутствия в его доме Присциллы Идз,
она  не была  бы убита.  "Газетт"  должна была  поместить это  заявление  на
третьей  странице.  Упомянув  обо всем этом, Лон сделал паузу и посмотрел на
Вулфа,  как бы приглашая его прокомментировать это  сообщение, но тот ничего
не  сказал,  и Лон продолжал:  - Жизнь  Присциллы  Идз  была осложнена целой
серией различных событий, через  которые она  была  вынуждена пройти.  После
смерти  отца, когда  ей исполнилось  пятнадцать  лет,  она переехала  в  дом
Холмера.  Но  большую часть времени Присцилла  все  же проводила  вне его: в
колледже,  где  достигла  блестящих успехов. Потом  внезапно,  за  несколько
месяцев  до  ее  девятнадцатилетия,  Присцилла в  середине семестра  ушла из
колледжа, сказав друзьям, что намерена  повидать мир.  Она сняла квартиру  в
Гринвич  Виллидж, наняла служанку,  кухарку и лакея и  принялась изготовлять
веера. Однако через несколько месяцев она была уже сыта Виллиджем.
     Информация Лона  о дальнейшей  жизни  Присциллы  была довольно смутной.
Насколько  удалось  узнать  об  этом  корреспонденту  "Газетт",  ее служанка
решила,  что  должна  отправиться  в  Новый Орлеан навестить  больную  мать.
Присцилла, готовая уцепиться за любой предлог, лишь бы убежать из Виллиджа и
особенно  от своего опекуна Перри Холмера, настаивающего беспрестанно  на ее
возвращении в колледж, купила билеты на самолет до Нового Орлеана для себя и
своей  горничной.  И они улетели. Возможно  в Новом Орлеане, а может  быть и
где-то еще, она встретила Эрика Хафа.
     Здесь  сведения  Лона были еще более неточными, но ясно было  одно: она
встретила Хафа, вышла  за  него замуж и уехала с ним  в  одну из стран Южной
Америки, где  он что-то с кем-то строил. Неоспоримым был лишь  тот факт, что
три месяца спустя она появилась снова в Нью-Йорке в  сопровождении служанки,
но без мужа. Она купила деревянный дом неподалеку от Маунт Киско и принялась
развлекаться  с  мужчинами.  За  два  года она  имела с  ними  массу хлопот,
руководствуясь,  очевидно, мыслью  о том, что чем  выше твои стремления, тем
забавнее будет наблюдать,  как они  низвергнутся  с  той  высоты,  когда  ты
швыряешь  их  на  землю.  Со  временем   и   это   потеряло  для  нее   свою
привлекательность. Она поехала в Рено, где пробыла некоторое время, получила
развод, вернулась в Нью-Йорк и приняла участие в акциях Армии спасения.
     Услышав  о сей детали,  я вытаращил  на Лона глаза, решив, что подобную
новость он выудил из собственной шляпы. Присцилла Идз, насколько мне удалось
узнать, в ее персикового цвета платье и отлично сшитом жакете, едва ли могла
сочетаться  с освященной,  бренчащей кружкой. Но Лон  явно не рассчитывал на
эффект. Присцилла на самом деле пробыла почти два года в Армии Спасения. Она
носила  форму,  работала  семь дней  в  неделю,  отказала всем  своим старым
друзьям и привычкам и жила очень скромно, если  не сказать  экономно.  Потом
совершенно неожиданно, -  а она  всегда действовала неожиданно,  -  оставила
Армию  Спасения,  переехала в  просторную  квартиру на  Восточной  Семьдесят
четвертой улице и начала в первый раз за все время проявлять живой интерес к
делам "Софтдауна".
     Это  обстоятельство  вызвало волнение в различных кругах. Известно, что
между ней и ее бывшим опекуном Перри Холмером, который по-прежнему оставался
управляющим  долженствующей в скором времени  перейти  к ней  собственности,
существовали довольно серьезные разногласия. В частности, был  известен  тот
факт, что несколько месяцев назад она уволила Дафни О'Нейл.
     Но этот приказ был положен в долгий ящик должностными лицами корпорации
при поддержке  самого  Холмера,  который  совершенно  законно  мог  отменять
распоряжения своей подопечной. Разногласия были, но никто никому не угрожал.
     События,   происшедшие   вечером   в    понедельник,   были   тщательно
проанализированы буквально по часам.
     Согласно показаниям шофера такси,  в  которое  я посадил Присциллу, она
велела  отвезти  ее  на  Гранд  Сентрал.  Прибыв  туда,  дама  сказала,  что
передумала и хочет прокатиться вокруг Центрального парка. Шофер повиновался.
Когда после неторопливой поездки к северной оконечности парка, а потом снова
к  южной, она  вдруг  пожелала еще раз прокатиться  по этому маршруту, чтобы
кое-что обдумать,  водитель благоразумно  потребовал у нее деньги, и она без
возражений дала ему еще десятку. Они завершили второй круг, когда  Присцилла
дала шоферу адрес: дом 616 по Восточной Семьдесят четвертой  улице. Он отвез
ее туда вскоре после часа  ночи, помог выгрузить багаж, высадил  из машины и
проводил до входной двери, которую она и открыла  своим ключом. После  этого
он вернулся к своей машине и уехал.
     Полиция и журналисты предполагали, что убийца находился в  ее квартире,
поджидая  ее прихода. Проник он  туда,  видимо,  с  помощью  ключа,  который
горничная мисс Идз, Маргрет Фомоз, держала в своей сумочке. Таким образом, к
моменту появления  в своем доме мисс Идз,  он уже должен был убить Маргрет и
взять  ее  сумочку. Действовал  он  отнюдь  не  по специально разработанному
плану.  Он,  конечно, рассчитывал добыть сумочку, не  убивая  служанку,  но,
по-видимому, Маргрет  узнала его. Она ведь служила у Присциллы давно и могла
узнать любого, кто был знаком с хозяйкой.
     Я заполнил половину своего блокнота  сведениями, которые сообщил нам  в
тот вечер Лон.  Но, как мне казалось, сказанного было вполне достаточно  для
моего  отчета. Проводив  Лона, я вернулся в кабинет и нашел Вулфа, сидящим с
закрытыми  глазами  и  опущенной на  грудь  головой.  Не  открывая глаз,  он
спросил, сколько времени и получив ответ: "десять тридцать", проворчал:
     - Слишком поздно. Который теперь час в Венесуэле?
     - О, Боже, откуда же я знаю.
     Я направился к большому глобусу,  который  стоял  на  книжной полке, но
патрон меня  опередил. Он провел пальцем вдоль меридиана, начав у Квебека  и
закончив у экватора.
     - Несколько градусов к востоку. Я полагаю, разница в час.
     Он  с  разочарованным видом крутил глобус.  Я  решил, что это чистейшее
мошенничество и возмутился:
     - Вы сейчас пребываете где-то у самого Панамского канала, - сказал я. -
Переплывите  через океан и обратите свой взор на Галапагосские острова.  Там
сейчас только половина десятого.
     Вулф проигнорировал мои слова.
     - Возьми  блокнот,  -  проворчал он. - Раз я  взялся за  это  дело, так
значит, взялся.

        ГЛАВА 7

     Возможно,  мое  представление  о  вдовах  сформировалось еще  в  раннем
возрасте, в Огайо, на основе знакомства с личностью по имени Роули,  которая
жила от нас через улицу. С тех пор я, конечно, узнал и еще немало вдов но их
образы уже не смогли стереть мои первоначальные  представления,  и поэтому я
всегда получал  некое  подобие шока, когда  встречал женщину, именующую себя
вдовой, у которой были зубы, которая все время не бормотала  себе под нос  и
могла ходить без палки.
     Миссис Сара  Джеффи на вид не казалась вообще отягощенной какими бы  то
ни было недостатками. Возможно, она была более чем втрое моложе вдовы Роули,
но  это составляло не так уж много. Ощутив  вышеупомянутый  шок,  когда  она
впустила меня  в  квартиру, находящуюся  на шестом  этаже  одного  из  домов
Восточной  Семидесятой улицы, я, бросив на нее внимательный  взгляд, получил
еще  и второй.  Хотя  было  всего  лишь десять  часов  приятного  солнечного
июньского  утра, в ее прихожей уже висело мужское пальто, небрежно брошенное
на спинку стула, а  на полированном столике лежала мужская фетровая шляпа. Я
сдержал свое удивление  и  лишь  заметил  про себя (в  то  время, когда  она
вводила меня в большую роскошно  обставленную  гостиную), что, поскольку мой
визит был заранее обговорен,  можно было предположить, что вдова возьмет  на
себя труд привести все в надлежащий порядок.
     Когда, пройдя через гостиную,  мы подошли к стоявшему в эркере столу  с
двумя приборами, не могу сказать, чтобы я смутился, но все  же почувствовал,
что не совсем правильно проинструктирован.
     - Я была еще в постели, когда вы позвонили,  - сказала она, беря ложку.
- Я уверена, что вы  уже позавтракали,  но как насчет кофе? Садитесь... нет,
не  туда,  это  место  моего мужа. Ольга! - крикнула  она  довольно  высоким
голосом. - Кофейную чашку, пожалуйста!
     Дверь отворилась. С чашкой и  блюдцем в руках в  гостиную вошла женщина
по виду настоящая валькирия*.
     - На подносе, моя милая, - сказала мисс Джеффи, и валькирия исчезла.
     Раньше, чем  дверь успела  закрыться, она влетела обратно в  гостиную с
чашкой  и  блюдцем, которые  теперь  уже  стояли на  подносе. Я был вынужден
отступить в

     * Валькирии  - в скандинавской  мифологии  воинственные  девы, решающие
исход сражений - Прим, ред.

     сторону,  чтобы  не быть раздавленным. Когда она  вошла,  я  получил от
хозяйки кофе и подошел к стулу с другой стороны. Она взяла  ложку и отломила
кусочек дыни.
     - Все в порядке, - сказала она, как бы ободряя меня. - Просто я немного
сумасбродка, вот и все.
     Она  раскрыла  рот,  откусила  кусочек  дыни,  и  вопрос  о  ее  зубах,
совершенно великолепных,  отпал сам  собой. Я сделал  глоток  кофе, едва  ли
приемлемого для человека, привыкшего к кухне Фрица.
     - Вам известно, что мой муж умер? - спросила она.
     Я кивнул.
     - Так я и поняла. - Она взяла ложкой еще один кусочек дыни и  отправила
его  в  рот вслед за первым. -  Он  был майором  запаса в войсках  связи.  В
прошлом году, в один из мартовских дней,  он, уезжая, оставил пальто и шляпу
там, в  холле. Я не стала  их убирать из некоторого суеверия.  И  когда  три
месяца спустя получила извещение о том, что он убит, они все еще были там...
И вот прошел год: пальто и шляпа висят по-прежнему. Мне становится плохо при
взгляде на них, но убрать их я не могу.
     Она указала на место, где всегда сидел ее муж и продолжала:
     -  И  от вида  этого пустого  стула  я  тоже больна.  Разве вы  не были
удивлены, когда  я сказала  по  телефону: давайте,  приходите? Мы же с  вами
совершенно незнакомы,  и  вдруг  я  с  такой легкостью пригласила детектива,
желающего задать мне какие-то вопросы, касающиеся этого убийства? Вам это не
показалось странным?
     -  Может быть,  и  показалось,  -  уступил  я ей, чтобы  не  показаться
капризным.
     - Конечно же, вы были удивлены.
     Она опустила кусочек хлеба в щелку тостера  и взяла в ложку еще кусочек
дыни.
     - От всего этого  я сделалась  страшно нервной. Как-то однажды я решила
бросить свое сумасбродство и придумала, как это сделать. Я решила обратиться
к какому-нибудь мужчине с просьбой  имитировать все так,  как  было  прежде.
Пусть  бы  он сидел со  мной  за завтраком на месте Джека, то есть на  месте
моего мужа.  Тогда он  смог бы забрать  из холла эти ужасные пальто и шляпу.
Но.? знаете что?..
     Я сказал, что не знаю. Она доела свою дыню, вытащила поджаренный хлебец
и помазала его маслом. И только после этого продолжила: - Но  такого мужчины
которого я могла  бы попросить об  этой услуге,  не было!  Никого  из  всех,
которых  я  знаю.  Никто  не  смог бы  понять  меня!  Но  я  окончательно  и
бесповоротно  решила  устроить  все  именно  так.  И сегодня утром, когда вы
позвонили  мне,  я  просто  вся задрожала от ужаса: погибла Присцилла!  И  я
сказала  себе:  этот  человек  мне  не знаком. Неважно,  поймет  ли он  меня
правильно или нет, но он все же может сесть и позавтракать вместе со мной, а
потом унести эти пальто и шляпу.
     Она развела руками и округлила глаза:
     -  А вы вообще-то слышали, что я вам говорила? - Мисс Джеффи неожиданно
передразнила себя:  - "Я уверена, что  вы  уже позавтракали ... Нет не туда,
это место моего мужа". Я просто потеряла на какое-то  мгновение контроль над
собой. Вы считаете меня сумасбродкой?
     Я встал, обошел вокруг стола, сел на стул справа от нее, взял салфетку,
придвинул к себе тарелку, протянул руку и спросил:
     - Вы не передадите мне тост?
     Она таращила  на меня  глаза добрых три секунды,  прежде  чем медленным
движением протянуть руку с хлебцем. Рука ее была твердой.
     - Извините меня, - сказал я, - но мне,  я  полагаю, следует съесть этот
тост, если вы хотите, конечно,  довести вашу идею  до  конца. Так что если у
вас есть еще и джем, мармелад или мед...
     Она  сразу же встала и вышла из гостиной через приоткрытую дверь. Очень
скоро мисс Джеффи  вернулась с  набором банок  на подносе.  Я выбрал ту,  на
которой было написано:  "Сливовый джем" и принялся за еду. Миссис Джеффи тем
временем  приготовила еще один тост, намазала его маслом, откусила кусочек и
налила нам  по чашке кофе. Она  съела весь  тост  без  остатка,  потом вновь
заговорила:
     - А вы возьмете с собой пальто и шляпу?
     - Конечно.
     Нахмурившись,  она  посмотрела  на  меня,  протянула  руку,  как  будто
собиралась коснуться моей, но тут же отдернула ее.
     - И вы хотите сказать, что все поняли?
     - Нет, черт возьми, я ведь для вас всего лишь незнакомец. - я отодвинул
кофейную чашку. - Послушайте, миссис Джеффи, дело обстоит следующим образом.
Ниро Вулф расследует для одного  своего клиента дело об  убийстве  Присциллы
Идз. Как я уже имел честь сказать вам по телефону, мы вовсе не считаем,  что
вам известно что-то об убийстве,  прямо или косвенно,  но  вы,  определенно,
можете  располагать  информацией,  которая  могла  бы  нам  помочь.  Вы ведь
унаследовали  после  своего  отца   десять   процентов  капитала  корпорации
"Софтдаун" и были когда-то близкой подругой Присциллы. Это верно?
     - Да.
     - Когда вы видели ее в последний раз?
     Она провела  салфеткой  по губам, вытерла  пальцы, потом бросила  ее на
стол и встала.
     -  В другой  комнате  нам будет значительно  удобнее  разговаривать,  -
сказала она и пошла к двери.
     Я  последовал за  ней  через  гостиную,  где  было  довольно прохладно,
поскольку  венецианские  шторы  скрывали  ее  от  ярких  солнечных лучей.  В
помещении,  куда мы вошли, вся  мебель была укрыта светло-голубыми  чехлами,
которые  выглядели так, будто  на  них никто  и  никогда  и не  садился. Она
достала из лакированной  шкатулки сигареты, я раскрыл  свою  пачку  и дал ей
прикурить.
     Миссис  Джеффи  с удобством расположилась на  огромных размеров диване,
хотя он и был значительно  меньше того,  который  когда-то принадлежал вдвое
Роули. Я сел на стул.
     -  Знаете,  -  сказала  она, -  до чего же все-таки странный у меня ум.
Думаю,  что  ни  у  кого  не  может  быть  никаких  сомнений  в  том,  что я
сумасшедшая.  Когда  вы только что спросили  меня насчет последней встречи с
Прис, я в первый раз поняла, что ведь кто-то должен сделать это.
     - Что сделать? Вы имеете в виду - убить?
     Она кивнула.
     - Я услышала об  этом вчера  поздно вечером,  когда мне  позвонила одна
приятельница.  Я ведь  никогда на  читаю вечерних газет,  а  сегодня еще  не
заглядывала и в утренние, да и вряд ли стала бы читать, потому что не выношу
подобных вещей. Я попросту  закрываю глаза на то, чего не желаю знать. Итак,
я получила известие, что Прис - жертва убийства. То есть она найдена мертвой
в своей квартире, задушена. Но только и всего. Когда вы спросили меня, когда
я видела ее в последний раз, меня вдруг что-то кольнуло: ведь был же убийца.
     Не сама же она это сделала? Верно?
     - Определенно, не сама. Кто-то накинул с этой целью ей веревку  на шею.
Она была задушена чем-то, похожим на веревку.
     Миссис  Джеффи вздрогнула и,  казалось,  еще глубже опустилась в мягкую
подушку дивана.
     - Она... А как вы думаете, она долго мучилась?
     - Скорее всего, нет.
     - И все же, как долго? - настаивала она.
     - Если  веревка  была достаточно  эластичной и крепкой, то  должно было
пройти всего несколько секунд, прежде чем она потеряла сознание.
     Я посмотрел  на  миссис  Джеффи:  ее пальцы были крепко сжаты  и острые
ногти, вероятно, впились в ладони.
     - Что может сделать женщина, если мужчина  душит  ее веревкой  и крепко
держит?
     - Ничего, разве только что поскорее умереть, - резко ответил я. - Но вы
воспринимаете  все  это слишком  тяжело. Если бы  я начал  вас душить минуту
назад,  когда  вы завели этот  разговор, то сейчас все уже было бы  кончено.
Вернемся лучше назад к  нашей беседе  и попробуем восстановить все  с самого
начала. Итак, когда вы в последний раз видели мисс Идз?
     Миссис Джеффи глубоко вздохнула, ее губы приоткрылись, а пальцы немного
разжались.
     - Не думаю, чтобы мне хотелось об этом говорить.
     - Ну и прекрасно. - Я был возмущен. - Вы должны мне три доллара.
     - Кто, я? За что же это?
     - Стоимость оплаты  такси, ведь я явился сюда, для того чтобы занять за
завтраком место вашего покойного  мужа. Вы ведь только из-за этого позволили
мне приехать сюда. Кроме того, следует  учесть и обратную дорогу, потому что
мне  придется заехать в Армию  Спасения, дабы избавиться от  шляпы и пальто,
которые  я обещал  захватить с  собой.  И  эти  три доллара как раз  покроют
расходы, которые неизбежны. Но я  хочу предупредить вас, что  я  предпочитаю
наличные.
     Она покачала головой, нахмурившись:
     - Скажите, я когда-нибудь раньше встречалась  с вами? - вдруг  спросила
она.
     Если бы такое случилось, я бы  обязательно  запомнил это,  - ответил я,
удивленный ее вопросом. - А в чем дело?
     - Вы разговариваете со мной таким тоном,  как будто  вся моя  жизнь вам
досконально известна. Какой сегодня день?
     - Среда.
     -  Значит, последний  раз я видела  Прис неделю  тому назад  в  прошлую
среду. Она позвонила  и  попросила позавтракать с  ней, что я и сделала. Она
еще  хотела  знать,  пойду ли я  на встречу  держателей  акций  "Софтдауна",
которая состоится первого июля, на следующий день после ее дня рождения.
     - И вы сказали, что пойдете, не так ли?
     - Нет. Это еще одно из моих чудачеств.  Со времени смерти отца, то есть
семь  лет  назад, когда он  оставил  мне  в  наследство двенадцать процентов
софтдаунского капитала,  я  никогда и близко не подходила к этому месту и не
хожу ни на какие встречи. Я и так получаю от этого дела очень хороший доход,
хотя и не знаю, каким образом. А вы встречались с человеком по  имени  Перри
Холмер?
     Я ответил утвердительно.
     - Так  вот этот  человек годами одолевал меня просьбами  придти  на  их
собрания, но  я так и не пошла,  потому  что боялась, что  если приму  в них
участие, то это каким-то образом отразится на моем доходе, и виновата в этом
буду я сама. Зачем мне идти на такой риск? Я понимала, что все, что я должна
делать, это  подальше от  них держаться. А вам  хоть что-нибудь  известно об
этих людях: Брукере, Квесте, Питкине и Виоле Дьюди?
     Я подтвердил ее вопрос кивком головы.
     -  Они  тоже  меня  без  конца  одолевали,  все по  очереди,  просьбами
воспользоваться на их собраниях моим голосом. Я отказалась, так как не...
     - Вы хотите сказать, они просили отдать ваш голос им всем вместе ...
     - О, нет, каждому  в отдельности.  Они все мне страшно надоели, но хуже
всех и надоедливее была эта женщина, Дьюди. Ну, разве она не ужасна?
     - Пожалуй, я с вами согласен. Конечно, я не знаю ее так хорошо, как вы.
Почему мисс Идз так страстно желала видеть вас именно на этой встрече?
     - Она сказала, что хочет  выбрать  новое правление,  где все  директора
будут  женщинами,  а Виолу  Дьюди  изберет президентом корпорации  ... Это я
правильно говорю, так у них называется - президент корпорации?
     - Да, похоже на то. А она говорила, кого предполагает ввести  в  состав
правления?
     -  Да, говорила, но я... подождите, постараюсь  вспомнить. О, как будто
так: мы с ней, то  есть, Прис и я,  потом  Виола Дьюди, потом одна  женщина,
заведующая какой-то  фабрикой или что-то  в этом роде. Вот только  я забыла,
как  она ее называла,  и еще  горничная Прис,  та, что  так долго  служила у
нее... ее зовут Маргрет, а фамилию ее я забыла.
     - Фомоз, Маргрет Фомоз, - напомнил я ей.
     - Нет, она  называла другую фамилию... О, да, конечно, она же ведь была
замужем.
     Я кивнул.
     -  Но она тоже была убита в понедельник вечером, за пару часов до того,
как расправились с Присциллой Идз. Ее подкараулили на улице и задушили.
     Глаза Сары Джеффи округлились, в них мелькнул ужас.
     - И Маргрет ... тоже?
     - Да. Эти пятеро должны были...
     - И она была задушена точно таким же образом, как Прис?
     - Да. Очевидно, убийце необходимо  было раздобыть ключ от квартиры мисс
Идз, а он находился при ней в сумочке, которую забрали у убитой. А  эти пять
женщин, о которых говорила мисс Идз, должны были составить совет директоров,
так что ли?
     - Да.
     - И вы сказали ей, что не пойдете на это совещание?
     Руки миссис Джеффи  снова  были стиснуты, но уже не так  крепко, как  в
прошлый раз.
     - И при  этом  сказала ей,  что ни за что на свете не соглашусь войти в
состав дирекции этого предприятия.  Я  вообще не хотела  впутываться  в  это
никаким путем, не хотела иметь с ними ничего общего. Прис  при этом сказала,
что я, как ей  кажется, согласна лишь  на дивиденды. Я ответила согласием  и
заметила, что она  добьется успеха, хотя трудно  на это рассчитывать, если в
дело  вмешаюсь  я.  И  еще я  сказала,  что желаю  новому  правлению, совету
директоров  и президенту успешно работать, а если ничего не получится,  то я
тут уж ничем помочь не могу.
     -  А  просила  ли  она  вас  когда-нибудь  раньше придти  на  совещание
держателей акций.
     - Нет. Это было в первый  раз, когда она  обратилась ко мне  с подобной
просьбой. Я не видела ее  больше года. Она звонила  и заходила ко мне, когда
услышала о смерти Джека ... моего мужа.
     - Я думал, что вы с ней были близкими подругами.
     - О, это было очень давно.
     - А как давно?
     Она посмотрела на меня.
     - Этот вопрос мне совсем не нравится.
     - Я  прекрасно понимаю ваши чувства, - ответил я.  - Но ведь это совсем
невинный вопрос.
     - Может быть. И тем не  менее я думаю, что  свой доллар я  уже окупила.
Теперь, если вы настаиваете, дело за двумя остальными.
     Она повернулась и неожиданно крикнула:
     - Ольга!
     Через  несколько  секунд поступью,  которую никак нельзя  было  назвать
легкой, вошла Валькирия. Миссис Джеффи спросила ее, осталось  ли еще кофе, и
поскольку та ответила положительно, получила приказание принести его. Вскоре
она вернулась с кофе, но  на сей раз  несла его уже на подносе, хотя об этом
ей и не напоминали.
     Миссис  Джеффи  подвинулась на край дивана, налила себе чашку и сделала
глоток.
     - Я могу сказать вам, сколько мне было лет, - произнесла она, - когда я
впервые встретилась с Прис.
     Я заметил, что буду очень признателен за это.
     Она отпила еще немного кофе.
     - Я была на четыре года старше Прис, а ей тогда было около двух недель.
Мой  отец  имел пай в  деле  ее  отца, и семьи  дружили. Для детей, конечно,
четыре года - большая разница. Но все равно мы нравились друг другу. И когда
умерла мать Прис, а вскоре и ее отец, а Прис переехала жить к Холмерам, мы с
ней были как  сестры. Хотя много времени и проводили вдали друг от друга, но
регулярно переписывались... Мы, должно быть, сочинили за это время по тысяче
писем, не меньше. Вы знаете о том,  что она бросила колледж и  поселилась  в
Виллидже?
     - Да.
     -  Вот тогда  мы и  были особенно близки. Мой отец к тому времени  тоже
умер, а без матери я  осталась уже давно.  Я практически жила вместе с Прис,
хотя и имела собственную квартиру.  Вся  беда Прис была в том, что она имела
слишком много денег. Ее годовой доход был  просто огромным. После нескольких
месяцев  жизни  в  Виллидже, она вдруг уехала, и  знаете, из-за кого?  Из-за
горничной. Она повезла ее в Новый Орлеан навестить больную мать. Слышали  ли
вы  когда-нибудь   что-либо   подобное?  Итак,  она  уехала,  оставив   меня
развязываться с Виллиджем. Но мы все еще были  добрыми подругами. Она писала
мне из Нового Орлеана. Из одного письма я узнала, что  она встретила  своего
принца и вышла за него замуж. Они уезжали в  Перу, в Анды,  где у него  было
торговое дело или что-то в этом роде.
     Миссис Джеффи допила кофе, поставила чашку и блюдце обратно на поднос и
вновь опустилась на подушки. - Это, - сказала она,  - было последнее письмо,
которое я когда-либо получала от Прис. Самое последнее. Может быть,  оно еще
и сохранилось у  меня ... Я помню, она еще вложила в  него фотографию.  Меня
удивляло, почему она так  долго  ничего  не  пишет. Но вот  однажды  она мне
позвонила. Это было тогда, когда она вернулась в Нью-Йорк, но уже одна, если
не считать Маргрет,  и назвала себя мисс Присцилла Идз. После этого я видела
ее  несколько  раз.  Когда она купила в Вестчестере  дом, я как-то  съездила
туда. Но Прис была совсем другая. Больше  она меня уже не приглашала, а если
бы и пригласила, то я бы все равно не поехала. Почти три года я ее не видела
до тех пор, пока она не съездила в Рено, не развелась и не примкнула к Армии
Спасения... Вы об этом знаете?
     - Да - ответил я.
     - К тому времени,  когда она  услышала о  смерти  моего  мужа, она  уже
развелась и решила продолжить дело своего  отца. Конечно, она могла вступить
во  владение только достигнув двадцатипятилетия.  Да,  Присцилла теперь  уже
ничем  не напоминала прежнюю. И мы могли бы снова сблизится. Но я только что
потеряла Джека и не была расположена  к  общению с ней, да и вообще с кем бы
то ни было. Так что я увидела ее только на прошлой неделе, а потом ... - Она
внезапно замолчала и  вздернула подбородок. - Господи, ведь я же  не сделала
того, чего она хотела... но ведь это же не могло повлиять на происшедшее, не
правда ли? Вы поэтому и хотели меня видеть?
     Я покачал головой.
     - Не знаю, сыграл ли какую-нибудь роль ваш отказ, но видеть я вас хотел
совсем  не  из-за этого. Она  не  пыталась  снова  связаться с  вами? Ну, по
телефону или письменно?
     - Нет.
     - И никто из тех людей из "Софтдауна"?
     - Нет.
     - Где вы были в понедельник вечером? Я-то не нуждаюсь в вашем алиби, но
полиция все равно вас об этом спросит.
     - Не спросит!
     - Почему  вы так в этом уверены? Обязательно  спросит, если  только  не
раскроет этого дела раньше, чем доберется до вас. Уж вы лучше потренируйтесь
на мне. Назовите людей, с которыми играли в канасту.
     - Я не играла. Я была дома.
     - С вами кто-нибудь был? Может быть Ольга?
     - Нет.
     Я покачал головой.
     -  О, такой ответ  говорит об отсутствии практики.  - Я немного подался
вперед. - Послушайте, мисс Джеффи, то, что вы говорите, вполне допустимо. Но
нам, то  есть Вулфу и мне, нужна информация, действительно, очень  нужна. Но
также и ваша помощь. Конечно, вам известны условия завещания  отца мисс Идз?
Теперь, когда она  умерла, я думаю, эти пять человек: Холмер, Брукер, Квест,
Питкин и мисс Дьюди наследуют большую часть софтдаунского капитала?
     - Да, конечно, - ответила она, хмурясь и внимательно изучая меня.
     - О'кей.  И вы  тоже акционер. Мы хотим,  чтобы вы  оказали нам помощь.
Необходимо предпринять активные действия против этих пятерых. Привлеките для
этого  вашего юриста,  или мы порекомендуем  вам  своего. Мы хотим, чтобы вы
подали в суд  с требованием не допустить  их к  вступлению  в права владения
капиталом До тех  пор, пока точно не будет установлена их  непричастность  к
совершившемуся преступлению.  Мы считаем, что  при  создавшейся ситуации суд
примет подобную просьбу и может ее удовлетворить.
     -  Но  зачем...- она  еще  больше  нахмурилась. - Для  чего мне все это
делать?
     -  Потому  что вы  питаете вполне законный интерес к ведению дел фирмы.
Потому что вы  и Прис были подругами, а в прошлом даже самыми близкими.  Как
вы думаете, кто ее убил?
     - Не знаю. Но я хотела бы, чтобы вы...
     - Именно за этим я и явился к  вам. Впрочем, может быть, ваше участие и
не  понадобится. Может  быть, полиция  сама  быстро доберется до сути  дела,
сегодня или завтра. В таком случае, все  будет  в порядке. Но ведь она может
никогда не узнать истины, что, как известно, часто случается. А через неделю
или месяц для Ниро Вулфа будет уже поздно вступить в дело. Во всяком случае,
его клиент долго ждать  не собирается. Мы  не можем идти тем же путем, что и
фараоны.  Мы должны  во  что бы то  ни стало добраться до  этих людей. Стоит
только  сделать верный шаг,  и  все будет выяснено. Откровенно говоря,  мисс
Джеффи,  я  совсем не собираюсь вдаваться  в подробности,  касающиеся  ваших
дивидендов, однако не подлежит сомнению  тот факт, что это дело обеспечивало
вам неплохую  поддержку в течение долгого времени. Так что предложенный мною
план отнюдь не вызовет недоумения, а  это совсем  невысокая плата, особенно,
если  учесть  то,  что и Присцилла Идз могла  бы поступить  также. Это же не
отнимет...
     Я  замолчал,   потому   что   только   болван  продолжает  говорить   с
собеседником, который не только  не слушает его, но даже собирается уходить.
Встав с дивана,  она, ничего не сказав, пошла к двери. Очутившись около нее,
она повернулась ко мне и бросила:
     - Я никогда не стану этого делать! Слышите? Никогда!
     Секундой  спустя  до меня донесся  звук закрываемой двери, нет,  она не
хлопнула ею, но закрыла довольно плотно.
     Постояв  и  подумав  немного,  я  решил,  что  не  располагаю  оружием,
способным поразить цель в данном месте и в данное время. Поэтому двинулся  в
направлении противоположном тому, в котором ушла она, то есть, в прихожую.
     Там я вновь бросил взгляд на шляпу, все еще лежавшую на столе и пальто,
брошенное на спинку стула.
     Что за черт, - подумал я, - разве я обещал ей унести их. Но все же взял
эти вещи и унес с собой.

        ГЛАВА 8

     Время  близилось  к полудню, когда, сделав по  дороге  три остановки, я
расплатился с шофером на углу Двадцать девятой улицы и Ленсингтон-авеню.
     Первый  раз  я  остановил  машину у  аптеки,  чтобы  позвонить  Вулфу и
отчитаться  в  своей  неудаче, второй  -  у  склада  Армии  Спасения,  чтобы
избавиться от пальто и шляпы, третий - у ресторана, где, согласно информации
Лона Коэна, работал официантом Эндрю  Фомоз.  Узнав  о  том,  что  у  Фомоза
сегодня выходной, я отправился к нему на квартиру.
     Я не возлагал на эту  встречу больших  надежд. Главной моей целью  было
вытащить  Сару Джеффи на Тридцать пятую  улицу для  встречи с  Ниро Вулфом и
Натаниэлем Паркером, единственным юристом, которому Вулф посылал орхидеи. Им
следовало обсудить детали ее заявления в суд.
     Однако после моей  беседы  с  миссис Джеффи  шансов на  такое заявление
почти не  было.  Поэтому разговор с Фомозом, который должен был состоятся по
инициативе Вулфа, большого значения уже не имел. Так что я действовал скорее
не по долгу службы, а  лишь благодаря выработанной долгими годами  привычке.
Очутившись у нужного мне  дома на Восточной двадцать девятой улице, я окинул
местность внимательным  и цепким  взглядом и, сосредоточив  свое внимание на
противоположной стороне улицы, кое-что все же увидел.
     Перейдя дорогу, я вошел в темную, захламленную  мастерскую  по  ремонту
обуви и подошел к сидящему  там  мужчине, который при  моем появлении поднял
голову и прикрыл ее газетой, видимо, не желая,  чтобы я увидел его лицо. Мне
пришлось обратиться к этой газете:
     - Вы еще  не  сообщили о моем появлении лейтенанту Роуклиффу? Имейте  в
виду, что у меня уже возникло желание выдать себя за представителя закона.
     Газета опустилась, приоткрыв пухлое, хотя еще и не слишком раздобревшее
лицо государственного служащего, некоего Хэллорена.
     -  О, у  вас слишком острое  зрение, - сказал он. Констатирую это,  как
факт.  Если вы  хотите выразить неуважение  к  упомянутому вами  лейтенанту,
валяйте дальше.
     - Как-нибудь  в другой раз, сейчас я на службе. Я рад, что заметил вас,
иначе вляпался бы в ловушку. Если я не выйду отсюда через три дня, позвоните
Роуклиффу. Это что, серьезная слежка или вы задействованы один?
     - Я пришел сюда за шнурками для ботинок.
     Я извинился за  то,  что оторвал его  от  дела, вышел  из мастерской  и
перешел обратно через дорогу. Отдел по  расследованию убийств, очевидно, еще
не напал на след,  если они сочли  необходимым держать в поле зрения Фомоза,
который, насколько мне это было известно из газет, имел касательство к этому
делу лишь как перенесший  большую утрату.  И Фомоз, конечно, не мог быть  на
подозрении, иначе я получил бы от Хэллорена соответствующую информацию.
     Дом был старый, пятиэтажный из красного кирпича. В табличке проживающих
здесь жильцов фамилия Фомоза  стояла предпоследней. Я нажал на кнопку звонка
и подождал  тридцать секунд.  Кодовый  замок щелкнул, я  вошел и поднялся по
лестнице.
     На каждую  площадку  выходили три  двери.  Расстояния между  ними  были
разные. Одну  из  дверей,  в дальнем конце площадки,  выделял большой черный
бант, концы которого свешивались почти до пола. Я подошел к  ней, позвонил и
через секунду услышал низкий, сердитый голос:
     - Кто там?
     Основываясь  на теории, согласно которой я должен был быть вознагражден
после тяжелой полуторачасовой работы, я сказал:
     - Друг Сары Джеффи. Моя фамилия Гудвин.
     Дверь широко распахнулась и на  пороге  возник геркулес в белых шортах,
резко  контрастирующих  с  его  темной кожей и  взъерошенной  копной  черных
вьющихся волос.
     - У меня траур. Что вы хотите?
     - Вы Эндрю Фомоз?
     - Да. Впрочем, Эндрю меня никто не зовет. Что вы хотите?
     -  Спросить  вас,  не знаете  ли  вы, почему  Присцилла Идз  собиралась
сделать вашу жену членом директората корпорации "Софтдаун".
     - Что? - он вскинул голову. - Повторите, что вы сказали.
     Я повторил.
     Когда Фомоз убедился в том, что не ослышался, он развел руками.
     - Послушайте, - прогромыхал он, - вы говорите какую-то чушь.
     -  Но  именно  так  мисс Идз  заявила  своей подруге  Джеффи на прошлой
неделе.  Она так и сказала что  собирается назначить вашу  жену  директором.
Ровно неделю тому назад.
     -  И все равно  я в это не верю. Послушайте, эта Присцилла Идз родилась
под дурной звездой. Каждые  два года  она начинала беситься. Я  знаю  всю ее
биографию, и  даже  записал  ее,  но полиция отобрала мои записи.  Я женился
всего лишь два года назад.
     Тогда жена  и рассказала  мне всю  эту историю:  Гринвич-Виллидж, Новый
Орлеан,  Перу,  замужество,  развод,  возвращение  в   Америку,  интрижки  с
мужчинами, Рено, Армия  Спасения! - Он  воздел  руки кверху.  - Ничего  себе
дамочка! И моя жена прошла через все это вместе с ней. А теперь вы говорите,
что она собиралась сделать мою  жену директором... Я сказал вам, что не верю
в это?  А, впрочем, почему и нет. Зная эту Присциллу, можно поверить в любую
чушь! Но я просто не знал об этом. Итак, что же вы хотите?
     - Нам было бы удобнее побеседовать в квартире, если вы не возражаете?
     - Вы репортер?
     - Нет, я...
     - Фараон?
     - Опять не угадали, я работаю...
     Сколько раз люди пытались захлопнуть дверь перед моим носом! Я уж  и не
упомню,  поэтому моя реакция в таких случаях  довольно  обыденная.  Пожалуй,
даже автоматическая.
     Когда Эндрю  Фомоз отскочил в  сторону  и  попытался закрыть дверь, моя
нога оказалась там, куда в таких случаях попадала всегда - между  створкой и
порогом.  Но с этим типом было все не так просто.  Он оказался намного более
подвижным и сильным, чем можно было предположить и несмотря на приличный вес
моего тела, он, использовав силу своих мускулов, вышвырнул меня за дверь.
     Замок  щелкнул, и  я остался  стоять на площадке не солоно  хлебавши, с
вмятиной на полированном носке моей лучшей пары туфель от Бредли.
     Спуск с третьего этажа на первый занял у меня совсем немного времени. Я
отнюдь не  прыгал от  радости. Когда Вулф  посылал  меня за  чем-то  или  за
кем-то, я искренне  старался выполнить  задание, но творить чудеса так и  не
научился. На сей раз дело, похоже,  обстояло так, что помочь мне могло разве
только чудо. Вряд ли клиент будет доволен, а  Вулф  получит свой  гонорар. В
данном случае клиентом был я и втянул в это дело Вулфа.
     Правда, сегодня мое положение  было уже совсем иным, чем вчера, когда я
действовал  по  собственному  почину,  решившись на  визит в "Софтдаун", где
сорвал  совещание.  Теперь  дело  было  уже  в  руках  Вулфа,  и  я не  смел
предпринимать никаких решений, не имея на то его согласия.
     В добавление  к этим  невеселым мыслям,  мне в голову пришла  еще одна.
Никаких проблесков, позволяющих  надеяться  на хотя  бы отдаленный подход  к
решению проблемы, у меня даже не появлялось.
     Мне не понравилась и реакция Вулфа. Когда я вошел в кабинет и объявил о
том,  что  никаких посетителей  нам ожидать не приходится, ни  теперь, ни  в
ближайшем  будущем,  он  хмыкнул, откинулся  на спинку кресла  и  потребовал
полного отчета.
     Пока я рассказывал ему о визите к Саре Джеффи и Эндрю  Фомозу, он сидел
совершенно  неподвижно,  закрыв  глаза  и  сложив  руки  на  вершине  своего
объемистого  живота. Это было в  порядке вещей.  Но когда я  закончил, он не
задал ни одного вопроса, лишь пробормотал:
     - Не лучше ли тебе отпечатать все это?
     - Вы хотите сказать напечатать на машинке со всеми подробностями?
     - Да.
     - Но ведь это же займет целый день, а, может быть, и больше.
     - Пожалуй что так, - ответил он спокойно.
     Но тут  как раз подоспело  время ленча  и  ждать  от патрона каких-либо
дальнейших  действий  не  имело  смысла. Поэтому я  временно оставил  вопрос
открытым.
     Спустя некоторое время  после  того, как мы  насладились  превосходными
блюдами, прекрасно приготовленными Фрицем, - причем Вулф все время развлекал
меня обсуждением всевозможных кандидатур на пост  президента, - я  попытался
вернуться к  занимавшему  меня  вопросу.  Когда  Вулф  удобно  устроился  за
письменным столом с журналом в руках, я сказал:
     - Я мог бы вплотную приступить  к  нашему плану, если бы вы согласились
уделить мне немного времени.
     Патрон холодно посмотрел на меня.
     - Но я же просил тебя отпечатать отчет.
     -  Да,  я  слышал.  Но  это  же совсем не просто, как вы прекрасно сами
знаете.  Если вы хотите, чтобы  я просиживал свою задницу за столом, пока вы
будете думать,  чем  бы заняться, скажите  мне  об  этом сразу.  Какой смысл
переводить кучу  бумаги,  изнашивать  пишущую машинку и  тратить драгоценное
время?
     Он опустил журнал.
     - Арчи, может быть, ты  помнишь, как я однажды  вернул задаток в  сорок
тысяч долларов, который заплатил клиент по  фамилии  Циммерман, и сделал это
только потому, что он решил  учить меня, как вести дело, вместо  того, чтобы
предоставить мне полную  свободу  действий. - Он поднял журнал,  потом снова
опустил его. - Отпечатай, пожалуйста, отчет. - И опять взялся за журнал.
     Все  это,  конечно, было правдой и звучало  в  его исполнении абсолютно
искренне, но  не  принесло  мне удовлетворения.  Я считал, что  он просто не
хотел  работать.  Тем  более  заниматься  этим  делом.  Его  просто вынудили
обстоятельства. Он  дал  мне  возможность с чего-то  начать, а  я вернулся с
пустыми руками, так что  теперь и разговора  быть  не могло о том, чтобы  он
приступил к расследованию. Меня  так и подмывало достать из ящика пистолет и
метким  выстрелом  вышибить  у  него  из  рук  этот   чертов   журнал.  Цель
располагалась  так, что выстрел не  принес  бы  ему  ни малейшего  вреда.  К
великому моему сожалению, такой поступок был бы слишком безрассуден.
     Я повернулся, придвинул к себе пишущую машинку, достал бумагу,  вставил
ее в каретку и забарабанил пальцами по клавишам.
     Тремя  с половиной  часами позже, а именно в шесть, произошли кое-какие
события. За  это  время  я  отпечатал  девять  страниц, четверо  журналистов
позвонили по  телефону,  двое явились  собственной  персоной, но приняты  не
были.
     В четыре часа Вулф поднялся в оранжерею.
     Тут снова раздался телефонный звонок, но теперь уже не от журналистов.
     Я никогда не договариваюсь по телефону с незнакомыми лицами о встрече с
Вулфом. Но на этот раз, выяснив причину звонка, решил сделать  исключение, я
попросил  моего  собеседника прийти без  десяти  шесть.  Он  явился  точно в
назначенное время, и я немедленно проводил  его в гостиную,  закрыв дверь  в
кабинет.
     Когда  Вулф точно по расписанию спустился вниз  и прошествовал к своему
креслу, я подумал, что ему  предоставляется прекрасная возможность показать,
как он берется за  это дело. Но нет. Он сел и потребовал  пива а  когда Фриц
принес  его, открыл  бутылку, налил стакан выбрал  из  приготовленной стопки
книгу, откинулся на спинку кресла и с облегчением вздохнул.
     Было видно,  что он  с комфортом собирается провести время  до тех пор,
как Фриц не объявит, что ужин готов.
     -  Извините меня, сэр, - как можно мягче сказал я. - Но в  гостиной вас
дожидается один господин.
     Он повернул ко мне хмурое лицо и уставился колючими глазами:
     - Кто?
     - Дело обстоит следующим  образом. Как вы объяснили  вчера вечером, вам
необходима зацепка для начала расследования.  С утра я пытался  раздобыть ее
для вас и  потерпел неудачу. Я был очень расстроен  этим обстоятельством  и,
видя  ваше огорчение, решил  любыми  путями исправить  положение. И мне  это
удалось. Человек, который сидит в передней комнате - юрист, некто Альберт М.
Ирби, его контора на Сорок первой улице. Я  позвонил Паркеру, который сказал
мне,  что он никогда не слышал об  этом Ирби.  Однако, согласно  официальным
сведениям,  Ирби  - член коллегии нью-йоркских адвокатов. Он утверждает, что
представляет  интересы Эрика Хафа, бывшего мужа Присциллы Идз, и хотел бы  с
вами побеседовать.
     - Где, черт возьми, ты его откопал?
     Это уже был просто взрыв негодования.
     - Я, собственно, его и не  откапывал. Он  пришел  сам.  Позвонил в нашу
дверь и попросил назначить ему встречу с вами.
     - Чего он хочет?
     - Поговорить с вами. Поскольку вы не любите, когда клиент вмешивается в
ваши  расследования,  я  не  стал  проводить с  ним  никакой предварительной
беседы.
     Вулф посмотрел на меня крайне подозрительно. Очевидно, он  был уверен в
том, что я менее чем за  два часа  раскопал  где-то  этого Альберта М. Ирби,
установил его связь с делом Присциллы Идз и обманным путем принудил  явиться
сюда.
     Я не стал возражать против подобных  подозрений, но все же подумал, что
следует строго придерживаться фактов.
     - Нет, сэр, вы напрасно так думаете, - твердо сказал я.
     Он проворчал:
     - И ты не знаешь, чего он все-таки хочет?
     - Нет, сэр.
     Он отшвырнул книгу в сторону.
     - Приведи его.
     Усадить  этого  юриста   в   красное  кресло  доставило  мне  искреннее
удовольствие. Но,  что  касается  его  внешности, то  тут уж у  меня не было
никаких оснований для  восхищения.  Я никогда  не видел  столь ослепительной
лысины. Его голая,  вся покрытая  веснушками  голова сразу же  приковывала к
себе внимание. Она была  пропитана еще  и крошечными капельками пота. Он  не
вытирал  их носовым платком, они  не  испарялись  и оставались все  время на
своих  местах.   Правда,   надо  признать,  что   в   них  не   было  ничего
отталкивающего, хотя после длительного созерцания,  у вас  все же  возникало
какое-то беспокойное чувство.
     Усевшись  поудобнее  в кресло, М.Ирби  положил свой довольно объемистый
портфель на маленький столик у подлокотника.
     - Перейдем  сразу к сути, -  сказал он  голосом,  которому следовало бы
прибавить  побольше  металла.  -  Я  хочу  отдать себя  в  ваши руки.  Я  не
специалист такого высокого класса, как вы, мистер Вулф, и не собираюсь этого
скрывать. Я просто расскажу вам,  как  обстоит дело,  а дальше вы уже будете
решать сами.
     Если  он рассчитывал добиться  успеха,  то  начало было выбрано  крайне
неудачно. Вулф поджал губы.
     - Начинайте.
     - Благодарю вас. - Посетитель подался вперед. - Я очень благодарен вам,
что вы  вообще согласились принять меня. Но я и не  удивлен  этим, поскольку
знаю, какое  огромные значение вы придаете законности, а это именно то, чего
я  хочу,  -  добиться  законных  прав  моего  клиента.  Его  имя  Эрик  Хаф.
Представлять его  интересы  меня  попросил  один  венесуэльский  адвокат  из
Каракаса, с которым мне прежде приходилось  иметь дело Его  имя  Жан Бланко.
Это...
     - По буквам, пожалуйста, - сказал я, склонившись над блокнотом.
     Он повторил и, повернувшись к Вулфу, продолжал:
     -  Мы  встретились девять дней  назад, точнее шестнадцатого числа этого
месяца.  Хаф уже связывался по  совету Бланко  с мистером Перри Холмером, но
они  все  же решили,  что им  необходимо иметь  здесь,  в Нью-Йорке,  своего
представителя. Бланко прислал  мне  письмо  с изложением всех  обстоятельств
дела и копии различных документов. -  Он постучал по портфелю пальцем. - Они
у меня здесь. Если вы...
     -  Позже,  -  мрачно  сказал  Вулф.  -   Прежде  всего,  изложите  ваши
соображения.
     Я знал, что Вулф просматривает документы  только в тех  случаях,  когда
собирается взяться за дело и к этому его вынуждают обстоятельства.
     - Конечно, конечно. - Ирби явно  пытался угодить моему патрону.  - Один
из  документов  -  фотокопия  письма,  всего  одного письма,  написанного  в
Кахамарке двенадцатого августа 1946 года, подписанного Присциллой Идз, Хафом
и  свидетельницей  Маргрет  Казелли. Таково было девичье имя  Маргрет Фомоз,
убитой  в понедельник ночью. В этом  письме Присцилла  Идз передавала своему
мужу,  Эрику  Хафу,  право  на  владение  половиной  собственности,  которая
принадлежит или будет принадлежать ей в будущем.
     - Еще что-нибудь важное? - спросил Вулф.
     - Э... как будто ... ничего особенного.
     - Тогда все вами сказанное в высшей степени туманно.
     - Возможно. Я понимаю, что  все это нужно привести в надлежащий вид, но
сам факт наличия такого письма несомненно подтверждает права мистера Хафа.
     - Я не законник, мистер Ирби.
     -  Я  это хорошо знаю, мистер Вулф. Я  и  пришел к вам  совсем  не ради
соблюдения  законов, а для  того,  чтобы  изложить факты. Согласно сообщению
утренних номеров "Таймс" и других газет, мисс Идз, бывшая миссис Хаф, была в
вашем доме в  понедельник  вечером  и мистер Перри  Холмер,  управляющий  ее
имуществом,  тоже  был  здесь,  в  этот  же  день.  Я  был  бы  вам  глубоко
признателен, если бы вы сказали мне, имело ли место в ходе ваших с ним бесед
какое-либо  упоминание  об этом документе? О письме,  подписанном Присциллой
Хаф и свидетельницей Казелли Маргрет?
     Вулф  шевельнулся на  своем стуле. Не  убирая  локти с подлокотника, он
поднес руку к нижней губе и провел по ней пальцем.
     -  Было бы лучше, если бы вы подробнее изложили мне суть дела, - сказал
он, не отвечая на вопрос,  заданный адвокатом. - Почему мистер Хаф так долго
ждал, прежде чем заявить о своих правах?
     - Бланко сообщил  мне и  об этом.  Но с моей  стороны было бы, пожалуй,
нечестно пользоваться привилегией личных  контактов, поэтому  я не смогу вам
ответить. Я знаю лишь, что Хаф впервые увиделся с Бланко только месяц назад.
Он  показал  ему  документ  и  посоветовался  относительно формы, в  которую
необходимо облечь свое требование. Он  хотел предъявить  иск сразу же  после
тридцатого июня.
     Бланко связался  со мной по  телефону, и я взялся за проверку завещания
отца Присциллы, которое зарегистрировано надлежащим образом.
     Получив на руки документы  и устные разъяснения, предоставленные Хафом,
Бланко  посоветовал последнему не  ждать  тридцатого  июня, когда  состояние
полностью отойдет к Присцилле Идз, а немедленно уведомить о своих претензиях
опекуна мисс  Идз, Перри Холмера. Настаивать на половине  состояния, которое
должно перейти к  Присцилле, а  также предупредить  Холмера о  том,  что,  в
случае  отказа  выполнить законные требования,  вся ответственность падет на
опекуна.
     Ирби приподнял и снова опустил свои плечи. Потом продолжил:
     -  Для  Венесуэлы этот совет, может быть, и не плох,  но  будут  ли эти
требования иметь силу здесь, - вот этого  я не знаю. Во  всяком  случае, Хаф
последовал совету  Бланко, подписал письмо и отправил его Холмеру, а копию -
Присцилле.  Я тоже  получил ее, фотокопии  основных документов  и  полнейший
отчет о  сложившейся ситуации.  Я имею  также инструкции от Бланко, согласно
которым мне  следует удерживать Холмера от передачи  состояния и имущества в
руки Присциллы.
     Я  сам  немного  знаком с законами, но не  смог  найти такого,  который
подсказал бы, как это можно осуществить.  Хотя требования Хафа и  имеют  под
собой
     юридическую основу, но...
     - Я не сомневаюсь в ваших словах, мистер Ирби, - перебил его Вулф.
     - Но Бланко сообщил мне, что не получил ответа от Холмера. Мне долго не
удавалось  встретиться с  Холмером. Но,  в  конце  концов, я добился от него
свидания.
     Это произошло  на  прошлой  неделе,  во вторник,  я имел с  ним  долгий
разговор,  но он не привел ни к каким положительным  результатам.  Холмер не
высказал своей позиции, и я  не смог добиться от него никаких результатов. Я
решил, что при сложившихся обстоятельствах с моей стороны было  бы неэтичным
не встретиться с Присциллой Идз.  Я уже  звонил ей  и спрашивал, является ли
Холмер ее личным  адвокатом,  но и она  не сказала мне ничего определенного.
Присцилла  наотрез  отказывалась  со мной  встретиться. С  большим  трудом я
убедил ее. Встреча была назначена  на пятницу в ее квартире.  Она допускала,
что подписала подобный  документ по доброй  воле,  но  потом  изменила  свое
решение и просила  Хафа вернуть  его ей.  Однако Хаф отказался выполнить  ее
просьбу.
     По  словам Присциллы, она  предложила  бывшему  мужу сто тысяч долларов
наличными  в обмен на  документ, обещав немедленно перевести деньги. Если он
откажется, - сказала Присцилла, - то не получит ничего вообще.
     Я позвонил в Каракас Бланко и информировал об этой беседе.
     До тридцатого июня оставалось только десять дней. Нельзя было терять ни
минуты. Но тут все пошло прахом.
     Бланко отнесся к  предложению Присциллы отрицательно и даже  не пожелал
его обсуждать.  Холмер  и Присцилла  уехали на уик-энд, и  я  не мог  с ними
связаться.
     В  понедельник утром  я начал все  сначала, но  ни одного из них мне за
весь день не удалось найти, и я оставил все попытки.
     Во вторник утром в  газетах появилось  сообщение об убийстве  Присциллы
Идз. - Тут он, как бы в мольбе, простер руки, - подумать только!
     Вулф кивнул.
     - Да, действительно, ваше положение не из лучших.
     -  Просто безнадежное, - подтвердил адвокат и продолжал: - Не  стоило и
тратить девять  долларов  на разговор с Каракасом. Откровенно говоря, вполне
может статься, что я не получу  никакой компенсации за  все  издержки. Я все
время  искал  контакта с Холмером, но  безуспешно. Наконец, я  поймал его по
телефону, и знаете, что  он  мне сказал? Он сейчас вообще берет под сомнение
сам документ! Он отрицает тот факт, что она  его подписала! Он даже намекнул
на то, чтобы мой клиент и не вспоминал об этом документе. И  отрицает, что в
прошлую   пятницу   Присцилла   Идз  подтвердила  мне  его   подлинность   и
собственноручную подпись.
     Я снова позвонил  Бланко в  Каракас. Я  посоветовал ему отправить Эрика
Хафа в  Нью-Йорк первым же самолетом и передать  с ним оригинал документа. А
потом решил повидать вас.
     Может быть, миллионы и были когда-то поставлены на карту, но в общем-то
еще неизвестно, есть ли они сейчас. Впрочем, даже если не принимать в расчет
акций "Софтдауна",  состояние Присциллы  Идз весьма  значительно. Да и акции
представляют  большую ценность. Если  право на них переходит  пяти лицам, то
документ Хафа  может  стать для них  грозным  оружием,  так  как ставит  под
сомнение их не заинтересованность в смерти Присциллы Идз.
     Мне пришла в  голову мысль о том, что вы, возможно, сможете подтвердить
подлинность документа. В тот  день она  приходила к вам  для консультации  и
провела  у  вас несколько  часов.  О документе,  безусловно, упоминалось  и,
конечно, она созналась в том, что подписала его.
     Холмер был  здесь в тот же вечер и, скорее всего, также упоминал о нем.
Если  мистер  Гудвин  присутствовал при  этом и может  все  подтвердить,  то
подобное  заявление решит наши проблемы.  В этом  случае я готов сделать вам
конкретное предложение, после обсуждения с Бланко по телефону.
     Подобная  помощь  в  идентификации  представила  бы  для  мистера  Хафа
огромную ценность и могла бы быть оценена в пять процентов  от общей  суммы,
которую он должен получить.
     Здесь наш посетитель допустил по крайней мере  два серьезных  просчета:
во-первых,  предложение  строилось  на  принципе  оплаты   за  подтверждение
заведомой правды что напоминало явный подкуп, или заведомой лжи, что было уж
совсем противозаконно.
     - Естественно,  -  сказал Ирби,  - самым  документальным были  бы  ваши
показания, данные в письменном виде. Заявление от каждого из вас... Я был бы
рад и горд получить их. Что же касается соглашения об  оплате, то тут  я жду
ваших предложений. Было бы, наверное, неразумно переносить его на бумагу.
     О,  после этих слов Вулф мог бы великолепно проявить себя, и  я был уже
готов,  выполняя его приказ, вышвырнуть  адвоката за дверь. Но,  как  это ни
странно,  Вулф не  выразил  никакого неудовольствия, даже  напротив  остался
спокоен. Он спросил:
     - Мистер Хаф приезжает в Нью-Йорк?
     - Да.
     - Когда?
     - Завтра днем в три часа.
     - Я хочу его видеть.
     -  Нет  проблем.  Я тоже  этого хочу.  Я  привезу  его  сюда  прямо  из
аэропорта. И если у меня будут письменные показания...
     - Нет!  Никаких  показаний до  тех  пор, пока  я не  переговорю с вашим
клиентом, а там  увидим, - Вулф  был резок. - Но  только не везите его  сюда
прямо  из  аэропорта. Лучше сначала  позвоните  мне. Я хочу предпринять один
шаг,  который, уверен,  вам  не  очень-то  понравится,  но  на  который  вы,
возможно, и согласитесь.  Я думаю,  что здесь у меня состоится встреча всех,
кто имеет отношение к этому делу. То есть обеих сторон, в вашем присутствии.
Я думаю  назначить эту  встречу завтра здесь, в  этой  комнате.  Я  обеспечу
присутствие мистера Холмера и его компаньонов.
     Ирби слушал  Вулфа  так  сосредоточенно, что его глаза  превратились  в
узкие щелочки.
     - Почему вы думаете, что мне это не понравится?
     -  Я по опыту знаю:  все адвокаты убеждены  в том, что  ни один вопрос,
касающийся  больших  денежных сумм,  не  может быть решен  никем,  кроме них
самих.
     Адвокат  может принять без  обиды и куда  более едкое замечание. И этот
даже глазом не моргнул, а только с достоинством покачал головой.
     - Такую встречу можно только приветствовать, - сказал он. - Но мне  все
же хотелось быть  более уверенным в успехе  дела. Если  бы  я знал, что вы и
мистер  Гудвин засвидетельствуете факт подлинности документа  разумеется  со
слов Присциллы Идз и Холмера...
     - Нет, -  решительно  сказал Вулф.  - Сделав мне  чудовищное  по  своей
наглости предложение,  вы не можете рассчитывать на проявление дружелюбия  с
моей стороны. Вам придется принять все, как есть.
     Больше  ничего  выжать из нас Ирби так и не смог, хотя он проявил такое
упорство,  что  я, в конце  концов пересек  комнату  и,  сунув  ему  в  руку
портфель, дал понять, что разговор окончен.
     Приближалось время ужина. Когда я  закрыл за посетителем входную дверь,
Вулф уже выходил из кабинета, направляясь в столовую.
     - Ну, теперь ты доволен? - рявкнул он.
     - Нет, сэр, - вежливо ответил я. - И, думаю, вы со мной согласитесь.

        ГЛАВА 9

     На следующее утро, в четверг, я разложил все по полочкам.
     Мне  нужна  была  какая-нибудь  лазейка,  а  в  деле  Ирби   ничего  не
просматривалось. Я готов  был согласиться с тем,  что в  среду, после ужина,
вряд ли что-нибудь придет  в  голову. Но вот наступило утро четверга - и тот
же результат!
     Я прекрасно понимал,  что  не имею никакого морального права заставлять
Вулфа работать. В противном случае я уже  давно бы бросил свои рассуждения и
удалился, раздавленный очевидностью того факта,  что я все равно  ничего  не
добьюсь до одиннадцати часов, когда Вулф спустится вниз из оранжереи.
     Поэтому  я  встал,  побрился,  принял  душ,  оделся  и спустился  вниз.
Поздоровавшись с Фрицем,  я позавтракал, прочел утреннюю газету, узнав среди
прочего  о том, что  убийцы  Присциллы Идз  и  Маргрет Фомоз  до сих пор  не
найдены. И только после всего этого проследовал в кабинет Вулфа.
     Там я  уселся поудобнее  за письменный стол и  вскрыл конверты утренней
почты. Пробило  девять,  но сверху не  поступило никаких известий.  Я набрал
номер оранжереи по домашнему телефону и, услышав голос Вулфа, спросил:
     - Вы сами пригласите людей на вечеринку или этосделать мне?
     - Никто этого делать не станет  до тех нор, пока мы не будем уверены  в
приезде мистера Хафа. - По его голосу я понял, что патрон здорово раздражен.
- Но он приземлится только в три...
     - Или никогда, - уныло заметил я.
     Вот так обстояли дела. Одно из глубочайших убеждений  Вулфа  состояло в
том,  что  любое  механизированное  приспособление для  перевозки  людей, от
скутера   до  океанского  лайнера,  не  может  гарантировать  благополучного
прибытия к месту назначения.  По его мнению, с уверенностью говорить об этом
может только тупица.
     Тут уж я с ним ничего не мог поделать.
     Повесив трубку, я позвонил в "Пан-Атлантик". Диспетчер сказал, что рейс
193 ожидается по расписанию.  Когда я встал, чтобы положить разобранную мной
почту на стол Вулфа, зазвонил телефон. Сняв трубку, я по заведенному ритуалу
сказал:
     - Контора Ниро Вулфа. Говорит Арчи Гудвин.
     - Арчи Гудвин?
     - Совершенно верно.
     - Говорит Сара Джеффи. Судя по голосу, так оно и было.
     - Доброе утро. Я хотела знать... как вы себя чувствуете?
     - Прекрасно. А вы?
     - Тоже неплохо.  Я только что позавтракала  и решила  позвонить вам. За
столом всего лишь одно место - мое.
     - Отлично. Во время обеда всегда будет место для нового блюда.
     - Но сейчас у меня к вам совсем другое дело.  - Наступила пауза,  потом
она продолжила: - Вы взяли с собой шляпу и пальто?
     -  Да, взял  и, ради  всего святого, не говорите мне ...  что хотите их
вернуть. Я уже избавился и от того и от другого.
     -  Но  я  и  не  собираюсь  их  возвращать.  -  Это  прозвучало  весьма
убедительно. - Когда я вышла в холл после вашего ухода и увидела, что пальто
и шляпа исчезли,  я просто расплакалась,  как  ребенок. А  перестав плакать,
испугалась.  И тому,  что плакала, и тому,  что  отдала пальто и шляпу... но
потом поняла,  что  дело не только  в этом. Но никак  не могла определить, в
чем.
     Во всяком случае, через некоторое время я уже не задумывалась о причине
моих слез. До меня все-таки дошло, что я очень рада исчезновению этих вещей.
А ведь это вы оказали мне столь чудесную услугу. И это после того, как я так
недоброжелательно отнеслась к вам. Но  я надеюсь, вы понимаете, почему я так
поступила. Я просто ужасная трусиха.
     Вот, например, вчера  днем, попыталась вам позвонить. Так я три раза не
могла заставить свой палец повернуть диск.
     - Вы могли бы ...
     - Нет, прошу вас! Дайте мне договорить. Я уже не помню, когда спала так
крепко. Это восхитительно! Утром я села завтракать за тот стол, где вы вчера
сидели со  мной, и вдруг все поняла. Я  должна сделать  то, о  чем  вы  меня
просили ... все ... во всяком случае я готова... сделать все, что смогу. Так
что расскажите мне снова, что требуется от меня.
     - Но ведь я же рассказал вам вчера.
     - Я знаю, но не слишком-то хорошо помню.
     Я  еще  раз объяснил ей все подробно, но она  вряд ли также внимательно
меня слушала, судя по тем вопросам, которые  задала.  Мне пришлось повторить
ей еще.  Она сказала, что придет к  нам в одиннадцать часов. Я  предложил ей
привести  с  собой адвоката,  но она  стала  возражать. По ее мнению, он  не
одобрит ее действий, а она не желает с ним спорить.
     Я  продолжал  настаивать,  поскольку  мог порекомендовать ей  Натаниэля
Паркера, но об этом мы должны были решить позже. Поэтому я перестал говорить
о адвокате. Она предупредила меня:
     -  Я не считаю себя сумасбродкой, но, имейте в  виду,  так  и  осталась
трусихой. То, что я решила  последовать вашему совету, из ряда вон выходящий
поступок с моей стороны, и я надеюсь вы это оцените.
     Я сказал, что хорошо понимаю ее и преклоняюсь перед ее решительностью.
     Этот звонок поднял  мое настроение. Я сразу  же поднялся в оранжерею  и
сообщил Вулфу, что тридцать центов,  добавленные мною таксисту, не выброшены
на  ветер,  так  как  я   не  напрасно  заехал  в  Армию  спасения.  Получив
соответствующие инструкции, я  вернулся в кабинет. Необходимо было  сразу же
позвонить Паркеру  поскольку ему следовало знать  не только имена, адреса  и
события, но также наши цели и планы наступления.
     Но когда  я переговорил с  ним,  то понял, что он не горел энтузиазмом.
Паркер весьма недвусмысленно заявил, что, если он  станет поверенным в делах
миссис  Джеффи,  ее  интересы  потребуют  сохранять  в тайне все  откровения
клиентки, да и вообще все это дело весьма деликатное.
     Прекрасно зная,  что в случае необходимости этот человек отдал бы Вулфу
свой правый  глаз,  я сказал  ему, что если в  результате  этой  операции он
лишится  адвокатской практики,  я,  возможно, смогу  предоставить ему другую
работу, например, складывать бумажные салфетки. Я согласился с тем, что это,
конечно, слабое утешение, но предложи  я ему даже блестящие  перспективы, он
все равно  не будет доволен. Адвокаты вообще не способны воспринимать шутки,
когда речь идет  о лишении их  адвокатской практики, так как приобретение ее
стоит им слишком больших усилий и средств.
     Военный совет в кабинете  Вулфа, состоявшийся в одиннадцать  часов, был
организован  на  самом высоком  уровне.  Никто  из приглашенных  не высказал
никаких возражений.
     Миссис Джеффи  опоздала  на  десять  минут,  но  это  не  помешало  мне
гордиться ею, и к концу совещания я серьезно подумывал о том, чтобы называть
ее  по  имени. Но она вовсе не была такой простушкой, которая согласилась бы
на эту  роль просто из  любопытства. Нужно было  лишь обстоятельно объяснить
ей,  что мы хотим от нее и почему  это так необходимо.  Такая задача была  в
основном возложена на Паркера, поскольку она стала его клиенткой.
     Паркер  относился  к  нашей  затее  скептически.  Мне  на  минуту  даже
показалось, что он вообще собирается уклониться от дела. Но, в конце концов,
Паркер все  же допустил,  что  может  избегнуть юридических  осложнений,  не
подвергая  при   этом  угрозе  свою  репутацию,  жизнь  клиента,  свободу  и
независимость.
     Когда  были оговорены все  детали и передан задаток  от Сары  Джеффи, я
взял трубку  и набрал номер. Мне пришлось проявить настойчивость.  Тонкий  и
кислый  женский  голос  сообщил,  что  мистер  Холмер  занят и  одновременно
поинтересовался, зачем он мне нужен.
     - Мистер Натаниэль Паркер  хотел бы поговорить  с  мистером Холмером, -
сказал я. - Он интересуется, как скоро это будет возможно.
     - Мне это неизвестно, - ответила она.
     Я  продолжал настаивать,  действуя  согласно  разработанному  плану,  и
упомянул имя миссис Джеффи. Это возымело свое действие. Через секунду Холмер
был  у  аппарата. Я передал трубку Вулфа Паркеру,  а  сам взял параллельную,
держа блокнот наготове.
     Назвав свое имя и должность, Паркер  представился как собрат Холмера по
профессии и сразу же приступил к делу.
     - Я готов начать действия в пользу моего клиента и звоню вам, исходя из
соображений  профессиональной этики.  Моей клиенткой  является Сара  Джеффи.
Полагаю, она вам известна.
     - О, я знаю ее всю жизнь. О каких действиях идет речь?
     Паркер был добродушен и разговаривал вполне дружелюбно.
     - Возможно, мне следует объяснить  вам,  что миссис Джеффи направил  ко
мне Ниро Вулф. Это было в...
     - Этот мошенник? - Холмер пришел в неистовство. - Этот подлец!
     Паркер усмехнулся, но продолжал разговор довольно терпеливо.
     - Я так  не считаю. Но вы, видимо, не  совсем правильно  меня поняли. Я
сказал только, что миссис Джеффи решилась  предпринять некоторые действия по
совету Ниро Вулфа. И она хочет начать дело немедленно. Оно направлено против
Джека  Л.Брукера,  Бернара Квеста,  Оливера  Питкина,  Виолы Дьюди  и  Перри
Холмера. Она  хочет, чтобы я судебным порядком наложил запрет  этим  пятерым
войти  в данное время  во владение  капиталом корпорации "Софтдаун", который
должен был перейти к  ним