рыл оконце и сел под ним. Я успокоился: здесь меня искать не будут, разве что не повезет... Я ждал... Дрянное дело: я оставил все бумаги, изъятые из портфеля Влефты... У меня остался только чек. Эти бумаги доказывают мое пребывание у Франсуазы, ее теперь посадят в тюрьму за сокрытие преступника. Бедняжка дорого заплатит за свой благородный жест... При всем при том за кварталом будут наблюдать, и придется поставить крест на том, чтобы прятаться здесь... Если только я смогу выбраться из здания. Несчастный трус, который в момент звонка агентов витал в nak`j`u! Плавал в сиропе, считал себя божьим избранником... И затем -- крах! Повесьте трубку, вы ошиблись! Сатана там правит бал! Минуты тянулись бесконечно. Чулан, в котором я находился, пропах затхлостью и старым деревом... Стояла влажная жара и угнетающая тишина... Я подошел к двери, которую без труда приоткрыл... Она выходила на черную лестницу. Я вышел. Между этажами находилось окно. Посмотрим. Окно выходило на улицу. Перед входом внизу стоит авто... Я вижу приближающуюся Франсуазу. Она идет быстрым шагом. Говорю себе: во что бы то ни стало надо предупредить ее о том, что произошло. Хватаюсь за шпингалет, чтоб открыть раму, но тяну слишком сильно и он остается у меня в руках! Вот зараза! Со всех ног бегу этажом ниже, рискуя встретить кого-нибудь... Но когда я открываю окно, Франсуаза уже вошла в подъезд. Все вывернуто наизнанку, включая честь! Мне необходимо действовать очень быстро, до того, как эти господа из полиции устроят свою контору в помещении. Продолжаю спускаться... Внизу надо пересечь холл, однако какая- то старая дама моет плиточный пол, всерьез и надолго. Снова поднимаюсь. Руки мои нервно дрожат, ужас сжимает горло. Возвращаюсь на свой пост у окна... Проходит четверть часа, и я вижу, что оба недоброжелателя выходят, садятся в свою карету и уезжают. Говорю себе, что это невозможно! Наверное, я сплю! Неужели они оставили Франсуазу на свободе? Мне самому нравится, что женщины умеют убеждать, но тем не менее! Подождал еще, чтобы убедиться, нет ли часового в районе. Нет! Улица пуста, как поэма Мину Друе. Лучшее, что я смогу сделать, это вернуться к Франсуазе, и мы будем держать военный совет, чтобы решить, как дальше действовать... Посмотрите, Пэндер! Повторяю упражнения подтягивания на руках над пустотой. На этот раз техника у меня уже отработана. Я подтягиваюсь к раме второго пересечения желобов и проникаю в ванную комнату... Я был уверен, что малышка Суа-Суа недоумевает, куда это я подевался. Если она еще икает, я исцелю ее своим выходом из ванной комнаты. Я открыл дверь, пересек прихожую и вошел в комнату. -- Ку-ку, -- сказал я, входя, милой швейцарочке, которая сидела в кресле. Но это нежное дитя не подпрыгнуло. Да разве можно подпрыгнуть с перерезанным от уха до уха горлом! ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ Я обошел кресло и увидел ее. Я остолбенел настолько, что должен был сесть на диван напротив. У меня было достаточно времени созерцать бедствие... Вот такие дела! У Франсуазы изменилось лицо. Смерть сделала ее похожей на восковую статую. На ее щеках и груди были следы ожогов от сигарет; блузка была разорвана и наполовину содрана. Я понял, насколько ошибся на счет этих двух бродяг. Без сомнения, это были не полицейские! Теперь-то я понял, что произошло. Когда Франсуаза позвонила Матиасу, женщина приняла поручение и передала его руководителям сети вместо того, чтобы предупредить моего друга. Они послали за необходимыми сведениями двух исполнителей. Эти добрые люди обыскали квартиру, никого не нашли, но получили в свои грязные руки документы, изъятые у Влефты. В этот момент неожиданно возникла Франсуаза. Они стали спрашивать ее обо мне. Несмотря на жестокое обращение, которое ee заставили испытать, она не могла сказать, где я -- и не без основания -- тогда они ее прикончили, чтобы она не проболталась... Кровельщик назвал бы это неожиданной неприятностью. Банда одна, банда другая, все, что произошло с моей подругой по любовным играм, волей-неволей вызовет малодушие. Те, кто за то, чтобы никогда не участвовать в грязных историях, почерпнут урок для раздумий под крышей из листового железа. "Да здравствуют домашние туфли"! -- напишут они большими буквами на своей печной трубе. "Да здравствует спокойствие"! Признаться, я не могу их осуждать. В последний раз я посмотрел на труп. Глаза закрыты. Однако на ее милом лице отчетливо прочитывалась паника. Я прошептал: -- Я спущу с них шкуру, Франсуаза, клянусь! Они мне за тебя заплатят, эти навозные жуки! Я поднялся, так как соседство стало невыносимым. Нельзя долго оставаться рядом с мертвецом, медики вам это подтвердят! Я проверил карманы: бабки, бумажник на месте и попрощался с дамой. Когда я открыл дверь, то так резко отпрянул назад, что упал на подставку для зонтов. На коврике стояли три господина, которые собирались позвонить. Это были те же самые, -- ошибиться невозможно: те самые, что ни на есть настоящие. Такие рожи не забудешь. Великий Сан-Антонио откровенно грубо спросил себя: "Это, случайно, не начало конца?" x x x Бывают сыщики, которые быстро смекают что к чему, когда им все разжуешь заранее. Что касается "моих", то это не тот случай. Нежный эвфемизм, не так ли? Они тотчас набросились на меня, как гонококк на легкие; так скрутили (как говаривал судебный исполнитель кантона), что я не сумел сделать даже малейшей попытки к защите. Клик -- клак, вот я уже в наручниках. Признаюсь, что для типа, который всю жизнь надевал их другим, это показалось забавным. После этого мои благодетели открыли стеклянную дверь комнаты и испустили громкие крики возмущения и проклятия. Это убийство тут же было приписано мне, как вы понимаете. Когда полицейский находит труп и рядом с ним голубчика, который уже совершил убийство, он не станет ломать себе голову. Самый могучий из трио -- тот, которому я в поезде врезал куда надо -- не смог себя сдержать. Он мощным ударом разбил мне нос. Я зашмыгал кровью и неуклюже споткнулся. Чтобы меня подбодрить, один из его спутников врезал мне коленом, и тогда сердце мое поднялось до желудка, несомненно потому, что я его слишком низко поместил! Крики! Ругательства! Конфеты! Карамель! Меня подняли с земли, вытолкнули на лестницу, и я приземлился в машине между двух сыщиков, бицепсы которых были не из войлока. Нос, полный крови, мешал мне дышать нормально. Я задыхался... На этот раз, друзья, вы можете готовить передачу! Можно считать, что я закончил свою карьеру. Меня привели в полицию без барабанов и фанфар. Здесь мне не пришлось ожидать. Меня сразу провели в кабинет большого начальника, которого только что просветили о моих последних подвигах и который сходу начал допрос. Кто, откуда? С этого полиция всегда начинает, от безвестного сельского полицейского до префекта. Я подтвердил версию моих фальшивых документов. В один прекрасный день эти торопыги поймут свои заблуждения, но пока у меня не было другого выхода. Затем -- opnteqqh. -- Представитель, -- сказал я небрежным тоном. -- Чего? -- Штопора с педалью... Это изобретение для безруких. Вы зовете соседа, чтобы он загнал штопор в пробку. Затем вы нажимаете на педали, которые вращают шестерню, которая передает усилие на рычаг, расположенный на верхнем конце штопора. И хоп! Пробка вынута... Для бутылок с шампанским у нас разработан специальный аппарат, предназначенный отбивать горлышко... Если вы никогда не встречали полного болвана, спешите видеть! На это стоило посмотреть. Высокая полицейская шишка несколько раз хватала воздух ртом, и вопросительные знаки сверкали в его злых глазах. Это был высокий худой человек с узким черепом и враждебным взглядом. В настоящую минуту он задавал себе вопрос. По- швейцарско-немецки, по-французски, по-итальянски и по-ослиному: не псих ли я. На это нужно было время. С моей стороны такое поведение было ребячеством, согласен, но поймите, по-другому я не мог себя защитить, "поскольку я ничего не должен был говорить". Чуете? Итак, самым лучшим было валять дурака! Когда я кончил, тип продолжал: -- Где вы живете? -- В раковине в Индийском океане, -- ответил я самым серьезным образом. -- Я попросил установить там мазутное отопление и паровой телевизор. Мне там очень хорошо. -- Вы что, насмехаетесь надо мной? -- спросил он не без иронии. Я поднял брови. -- Улитки летают слишком низко, чтоб я мог себе это позволить! Он провел десницей по черепку -- его прошиб пот, его можно понять. Немного поколебавшись, он встал, подошел к двери и приоткрыл ее. Потом позвал какого-то типа, довольно молодого, хитрого на вид и одетого в костюм из шерсти "прэнс де галль". Пошептавшись, оба сели. Старший по званию продолжил допрос: -- Почему вы убили Влефту? -- Потому что Великое Черное Солнце приказало мне это. -- Кто это -- великое черное солнце? -- проговорил, запинаясь, другой чурбан, совсем ошалев. -- Тот, кто указал квадрат гипотенузы! Он сказал что-то своему коллеге. Должно быть, это означало: "Вот видите?" -- Где вы достали оружие? -- Сильная рука всегда вооружена. -- Что вы сделали с портфелем, украденным у Влефты? -- Седло для ходьбы пешком. Я упал на колени, со сложенными руками, с горящим лицом и как молитву произнес: ходьба пешком, ком земли, Земля Франца-Иосифа, Иосиф Прекрасный, прекрасный сон, "Сон в летнюю ночь", "Ночь нежна", на миру и смерть красна, Красная шапочка, почка телячья, чья возьмет, возьмет себе, себе на уме, меняло-жулик, лик святого, того или этого... Теперь уже у обоих представителей полицейской власти повисла лапша на ушах. -- Достаточно! -- взревел тот, что помоложе. Другой позвонил, вошла охрана и увела меня в камеру. Хорошо. Сидя в луже, я не так уж плохо защищался. По-моему я нашел шикарный выход. Если мне удастся продлить комедию, возможно, я избегу процесса! x x x Я провел безмятежную ночь. Меня оставили в покое. Тюряга была почти комфортабельной, во всяком случае менее угнетающая, чем французские тюрьмы. Простыни чистые, еда хорошая. Удивительная вещь: меня до сих пор не обыскали, так что чек был все еще при мне. Вытянувшись на клоповнике и заложив руки за голову, я не находил себе покоя... Мое положение было сплошной "липой". Старик ничего не сможет сделать, чтобы вытащить меня отсюда, он меня об этом предупредил. Мне самому надо вывертываться. В этой проклятой профессии именно так обстоят дела. Вы получаете совершенно определенный приказ. Вам поручают совершить незаконные действия, а затем, если все оборачивается плохо, тем хуже для вас! Поступая на службу, я знал про такой порядок. Я пошел ва- банк, бикоз[10] мой старый оптимизм внушал мне веру, что я всегда вылезу из любой мышеловки. Однако супермены встречаются только в кино, у них внешность Гарри Купера или Алэн Делона. В реальной жизни доброго Господа Бога это происходит иначе. Бывает, что мерзость торжествует. В жизни не существует цензуры, чтобы заставить мораль следовать за собой. Тяжелое положение. Тем хуже для побежденного. Вы знаете поговорку? Кошки едят мышей. Авто давят кошек. Платаны перебегают дорогу авто и так далее, как охотно говаривал этот толстяк Берюрие... Я сказал себе, что веду себя очень глупо. Вместо того, чтобы бессильно злиться, -- что очень плохо для моих гланд, -- будет лучше посмотреть, не существует ли средства выйти из этого положения... Я в Швейцарии: здесь научные полицейские методы, научные и не такие рутинные, чем в других местах; больше уважения к задержанному, чем во Франции, например. Доказательство этому то, что когда я начал разыгрывать сумасшедшего, руководители большой тюрьмы не стали настаивать. Они подвергли меня осмотру психиатра перед тем, как продолжать допрос. Они думают, что я морочу им голову, это естественно, но пока есть хоть легкое сомнение, они следуют правилам игры. Стражники, должно быть, предупреждены, что я временами не в себе. Если я устрою им любительский спектакль, есть шанс, что они отправят меня в госпиталь... И оттуда... Оттуда можно надеяться на все. Сказано -- сделано. Я беру простыню с кровати, скручиваю ее в веревку и обвязываюсь ею. Затем начинаю кататься по земле, испуская истошные крики. Я выдал отличный сольный концерт нечеловеческих криков. Сначала я имитировал поросенка, которому зажали хвост ящиком старинного комода, затем тявканье шакалов в жару. Потом я перешел к ярости слона, узнавшего об измене своей жены. Все это сопровождалось разными выходками. Я даже сам завелся, сбросил матрас на пол, катался по одеялу до тех пор, пока не подошел стражник. Когда открыли дверь, меня усмирили... Стражников было двое. Третий стоял в фуражке набекрень. Судя по серебряным нашивкам на рукавах, это был, видимо, шеф. -- Отведите его в медпункт, -- сказал он. -- Я пойду предупрежу директора. Меня схватили и потащили по коридорам до лифта. Спускались быстро-быстро, как Копа, когда он несся с мячом и никого перед ним не было. Снова коридор... Помещение, пропахшее эфиром... Мы прибыли. Вызывают врача, кладут меня на кровать... Я разыграл полное hgmelnfemhe. Врач тут как тут. Он приподнял мои веки, послушал сердце и покачал головой. -- Криз прошел, -- сказал он. -- Оставьте его здесь, я за ним послежу. Если он снова возбудится, мы сделаем ему укол, чтобы успокоить... Шеф стражников, эта вялая селедочная шкура, заметил: -- Вы знаете, доктор, он очень опасен. Доктор согласился: -- Не волнуйтесь, ему свяжут ноги, и я прикажу сторожить его двум санитарам. Смогу ли я запудрить ему мозги? x x x Все ушли, за исключением двух санитаров, которые расположились между дверью и моей кроватью. Казалось, эти типы совершенно не хотели спать. Они вполголоса обсуждали мои подвиги, описание которых переполняли вечерние газеты. Личность убийцы смущала их и волновала. Оба они были молоды и крепко скроены. Их вскормили не из велосипедного насоса, это было видно невооруженным глазом. Наверняка они жонглировали больными, как блюдцами. -- Ты веришь, что это сумасшедший? -- Я не знаю, может быть... Кто еще станет прижигать груди девушке сигаретой и разрезать ей горло? Это было для меня откровением. Тут я понял, почему начальство поверило в тараканов в моей голове. Естественно, поверив в мою способность к подобной расправе над женщиной, можно было прийти только к такому выводу. Я по-прежнему не шевелился. Судя по тому, что я смог увидеть, санчасть находилась в том же здании, что и тюрьма. Это усложняло побег, но ночной персонал был немногочислен, возможно, клиенты здесь также редки, как в роскошных отелях в мертвый сезон. Мои санитары перестали обмениваться гипотезами о моем умственном состоянии. Я услышал их ровное дыхание. Это был хороший знак... Если бы мои лодыжки не были связаны ремнем, я рискнул бы броситься в драку и вкатить им небольшую дозу снотворного моего собственного рецепта, точно! Чтобы достать узел ремня, я извивался как змея на бархате: медленно-медленно и бесшумно. Есть... Оба кореша продолжали дремать. Я замер, боясь разрушить их уверенность, что все в порядке. Затем я начал манипулировать с ремнем, подергивая его в петле узла... Вот узел ослаб. Я напрягаю ноги, чтобы развести лодыжки. Затем, фантастически изловчившись, мне удается освободить ногу... Потом -- вторую... Я улегся на кровать восстановить силы и посмотрел на клизмачей. Один из них открыл глаза и наблюдал за мной. Он подтолкнул локтем приятеля. -- Смотри, Ганс, он проснулся! Другой тут же пришел в себя. Оба стали меня проверять, как будто были знаменитыми биологами, а я культурной средой[11]. Я скрыл свои намерения и испустил жалобный вздох, способный навести тоску на выводок тигров. Лучше подождать... Я замер и сделал вид, что сплю. Однако бдительность пробудила обоих санитаров. Они пустились рассуждать о медицинских свечах: один был сторонником ставить их узким концом, ссылаясь на то, что так предназначено; другой придерживался более революционного метода -- вводить толстым концом. Он базировал свою теорию на аэродинамике. Голоса усиливались. Тема явно их увлекла. Эти cnqond` готовы были вступить в соревнование; хотел бы я это посмотреть. Можно было бы заключать пари, вот был бы азарт. Команда суппозиторий А Национального Дивизиона встретилась с У К Ш С (Университетский Клуб Швейцарского Суппозитория) в турнире, идущем в зачет Кубка мира, который будет, естественно, разыгран на берегах По. В конце концов, мне стало скучно. Я оставил их спорить о технологии и вернулся к своей личной тематике. Есть, конечно, научный круг вопросов более спорный, но и более увлекательный. Вдруг я так и подскочил. Мне пришла в голову ошеломляющая мысль, которую я до сих пор не осознавал: если типы из сети Мохари поспешили послать убийц к Франсуазе, значит, они держат Матиаса под подозрением. Документы, найденные у бедной малышки, доказывают, что Матиас засыпался полностью, поскольку его друг -- убийца Влефты. Значит, после возвращения экспедиции с Матиасом будет покончено, если не произойдет чуда. А может быть, за ним установят слежку в надежде найти меня, держателя солидного чека? В этом случае необходимо немедленно предупредить Матиаса... Я не гордец. Я думал, что достиг успеха в своем задании, но моя глупость свела на нет эту ложную уверенность. Я ни в коем случае не должен был связываться с Матиасом... Старик дал мне его адрес только на случай провала операции... Как только он узнает, что я совершил такую фундаментальную глупость, он выгонит меня ко всем чертям... При условии, конечно, что я смогу предстать перед ним. Я снова обратил внимание на своих суппозиторщиков. Они оставили нудную тему и принялись за другую, столь же достойную интереса и касающуюся способа подставлять судно одноногим. Я приподнялся на локте, чтобы их перебить и жалобным голосом пробормотал: -- Ради Бога, я хочу пить... Дайте мне выпить росы весенней ночи... сжальтесь... Парни встали. -- Дай ему все-таки попить, -- сказал самый крепкий с сознанием своей силы. Другой, рабочая кобыла (вы поняли намек?), поднялся и налил воды из крана металлического бачка. На меня он даже не посмотрел! -- Я положу барбитурат? -- спросил он своего коллегу. -- Несколько капель снотворного, тогда он оставит нас в покое! Санитар, который собрался дать мне пить, взял коричневый пузырек и стал считать капли... -- Двадцать пять... двадцать шесть... Доза слишком сильная... Эдак, пожалуй, недолго проделать небольшое путешествие в страну знатоков Пикассо. Молодой человек, водонос, направился к моей постели. Не знаю, замечали ли вы, что когда кто-нибудь несет полный стакан, то все внимание его обращено на свое равновесие, и он уже больше ни о чем не думает. Вот он у кровати, протягивает мне наркотик... Я притворился таким слабым, что не смог его взять. Он подошел совсем вплотную и склонился. Тогда я выбросил руки и схватил дичь за шею. Любопытный захват. Мой приятель Артурле-Грэнше мне его показал: ударить, отклонить торс, поднять плечо, подтянуться вперед, и мой счетчик капель уже в другой стороне комнаты, сложив руки накрест, с болью в шее, которая пройдет еще не скоро. Ему не избежать повязки Вельпо на шею... В долю секунды я вскакиваю с кровати и устремляюсь ко второму санитару, пока он не встал со стула. Получив удар кулаком в голову он снова плюхнулся на стул, но выставил руку вперед, которую я тотчас схватил и стал выкручивать. Он заорал; еще поворот, и вот он на коленях на onks. Еще он по заслугам получил великолепный удар коленом в под- дыхалку... Его зубы выстукивают "Вот мчится тройка удалая". Он упал на живот. Я "прикончил" его последним ударом в висок... Затем, не теряя времени, я отнес обоих, сложил поперек кровати и привязал их спиной друг к другу, используя ремень, предназначенный сначала для меня... Потом заткнул им рты простыней и счастлив вас уверить, что оба месье забыли, как надо вставлять свечи. Им чудились призраки, а в их черепах пели пасхальные колокола собора Святого Петра в Риме. Я открыл шкаф, где были сложены мои вещи, и быстро оделся, затем обыскал санитаров. У одного из них (защитника ставить свечи наоборот) я нашел связку ключей, которую и взял... Теперь настала очередь действовать. Я остался совсем один, без оружия, предоставленный самому себе, в большой тюрьме. Впрочем, оно к лучшему, так как если бы оно у меня было, я бы непременно им воспользовался... Я открыл дверь комнаты и вышел в коридор, выкрашенный в белый цвет. Под потолком горел голубой ночник... Я пошел по унылому коридору. На другом конце новая дверь. Она ответила на мой призыв и без труда распахнулась. Вот я на площадке, слева лифт, справа лестница. Я выбрал последнее: так будет меньше шума и нет риска застрять между этажами. Я опускаюсь... Санчасть тюрьмы расположена на втором этаже. Внизу белый холл, справа и слева двери и одна из массивного дерева в глубине. Вот она-то меня и интересует. Однако она закрыта на замок... Я изучил отверстие скважины и все ключи связки. У меня острый глаз и я выбрал нужный ключ. Два небольших поворота, нажим и вот я на вымощенном дворе, окруженном высокой стеной с ощетинившейся остроконечной решеткой. Чтобы преодолеть такую высоту, надо быть вертолетом... Я обошел двор кругом. Еще одна дверь... Эта из железа и снабжена решеткой, прутья которой толщиной с мою ляжку. Тут, в Берне они не мелочатся. Я пробую другие ключи, но безрезультатно, ни один не входит в щеколду. Ругаюсь на чем свет стоит... Что делать?... Привыкнув к темноте, я заметил справа от двери звонок и предположил, что он предупреждает служителя, который ее открывает. Необходимо одолеть и ее. Легко и непринужденно я два раза нажал на звонок, как-будто кто-то "свой". На мгновение возникла тишина, а затем появилось какое-то электрическое содрогание, и дверь открылась сама собой. Я не мог опомниться от счастья. Похоже, что гениальная идея позвонить слегка два раза дала результат. Страж, наверное, спросонья ограничился простым нажатием на пусковую кнопку. Как только я прошел, дверь сама закрылась. Вот я под сводами вестибюля, в конце светящееся окошечко... Я заколебался... Но не время мешкать... Направляюсь к окошечку, стараясь оставаться в тени. Вытянувшись, я заглянул в чистое, выложенное белыми плитками помещение охраны, где, положив ноги на стул, в плетеном кресле сидел страж. Журналы, валявшиеся рядом, означали, что парень задремал. Я испустил легкий радостный крик, что является доказательством чистой совести. Вместо ответа был зевок. Я же продолжил свой путь и добрался до монументальной двери, которую узнал: это была дверь тюрьмы. Рядом, как и в вестибюле, располагался еще один пост охраны, в помещении которого четыре стражника играли в карты. Я глубоко пожалел, что не имею в своем распоряжении пистолета, чтобы навести страх на этих господ и заставить их nrjp{r| дверь, подкрепив это соответствующими аргументами. Положение сильно осложнилось. Если я войду в помещении охраны, они либо будут в меня стрелять, либо схватят. Во всяком случае, поднимется тревога, и со мной будет покончено. Я не смогу одолеть четырех вооруженных мужчин! Такого не бывает даже в приключениях Тэнтэна! Я готов был проглотить галстук, если бы он у меня был. Что делать? Я находился в полном замешательстве, когда в ночной тишине[12] послышались громкие шаги. Я притаился в углублении, расположенном между входной дверью и охраной. Вновь прибывший обладал массивным телосложением, на голове его была кротовая шапка с загнутыми краями и, несмотря на сезон, на нем было пальто. Он постучал в застекленную дверь поста охраны. Один из стражей пошел к двери и заискивающим тоном произнес какую-то непонятную фразу, из чего я только понял, что прибывший был, должно быть, крупной шишкой в тюрьме, может быть, директор. В это время другой стражник, держа в руке громадный ключ, подошел к входной двери и открыл ее... Я вздрогнул от радости. Страж открыл створку против моего укрытия таким выгодным для меня манером, что я оказался скрытым за ней. Субъект в пальто двинулся к выходу. Как только он переступил порог, я ринулся вперед, оттолкнул его и выскочил из двери. Я услышал, как человек вскрикнул... Затем послышались другие крики, но я был уже далеко... Я выскочил на хорошо освещенный бульвар. Кругом никого. Я взял ноги в руки и припустил так, что Жази зарыдал бы от бессилия, если бы попробовал меня догнать. Я выбирал самые темные улицы... Я поворачивал направо, налево, как любой сбежавший человек... Я старался запутать свои следы. Если за мной пойдут с ищейками, в чем я сильно сомневался, я хотел, по крайней мере, наделать им хлопот. Неожиданно я оказался на углу главной улицы города. Несколько редких полуночников спешили по домам. На какое-то время я спрятался в тень, чтобы перевести дух. В желудке у меня полыхал огонь, а трепещущее сердце было твердым, как камень. Оно мне причиняло ужасную боль... Наконец все успокоилось. Я пересек пустынный перекресток... Я прекрасно ориентировался. Совсем рядом находятся аркады, затем улица с разноцветными фонтанами. Я скользнул во мрак аркад... Что делать? На улице я заметил стоящие машины. Эти автомобили проводили ночь на свежем воздухе. Мне надо украсть один из них: он послужит мне временным убежищем на ночь и даст возможность передвигаться, не привлекая внимания к себе. Я выдвинул свой перископ и оглянулся: никого. Я выбрал "Ситроен" потому, что когда есть выбор, то лучше взять машину, которую знаешь. Дверца была закрыта на замок, но я не обиделся на это. Не успел заика сосчитать до трех, как жалкий замок сказал мне: "Входите, будьте, как дома". Я сел за руль. Никаких осложнений, никакого противоугонного устройства... Конфетка! Мотор ровно заработал, его привычный шум подбодрил меня. Я выпутался из большой передряги... Теперь надо предупредить Матиаса... Я поехал наугад по пустынным улицам и заметил одного типа в халате, который прогуливал пса. Хозяин псины походил на перьевую метелку без перьев: он был лыс как яйцо. Я остановился около него и, стараясь не высовываться из окна, спросил: -- Тессинштрассе, пожалуйста? Он подошел. Песик воспользовался этим и оросил дверцу. Хозяин стал ругать его. Я заверил, что в этом нет ничего плохого! Еще бы, с чего бы сердиться на то, что собаки Берна писают на эту l`xhms! С таким же успехом могли привести слонов из зоопарка (если таковой существует), что мне так же безразлично, как и цвет белой лошади Генриха IV. Добряк весьма благожелательно дал мне подробные объяснения. Я его поблагодарил и, следуя его уточнениям, самое большое через десять минут звонил у дверей пансиона Виеслер. Это старинный дом с плесенью вокруг окон и пометами времени на тесаных камнях. Я заколотил в калитку, что было несколько рискованно, но время осторожности прошло. Сейчас я давал бой времени и не должен был думать о себе. Главное -- предупредить Матиаса. Необходимо, чтобы он смылся как можно быстрее этой же ночью, если он еще жив, в чем я не уверен. Мой стук остался без ответа. Меня преследуют шпики, и я прибыл с большого родео. Было отчего всполошить весь квартал. Наконец-то в одном из окон первого этажа появился свет. Тень приблизилась, поднялась занавеска, и лицо старой дамы в шиньоне прижалось к стеклу, напоминая голову экзотической рыбы. Я улыбнулся особе. Она приоткрыла окно. -- Что происходит? -- спросила она. -- Извините меня, вы хозяйка? -- Я мадемуазель Виеслер, собственной персоной, я... -- Простите, что разбудил вас, мадемуазель, но дело идет о чрезвычайном случае. Мне необходимо поговорить с господином Матиасом, это очень срочно... Старушенция смягчилась. Она была похожа на карикатуру мисс Англиш... По меньшей мере. На ней была ночная сорочка в цветочках, а ее пышный шиньон идеально подходил хозяйке и ее жилищу. -- Господин Матиас еще не вернулся. Ледяная рука погладила мне спину. -- Не вернулся? -- Нет. Вы по какому поводу? -- Один из его родственников серьезно болен! -- Боже мой! Его мать? -- Вот именно... Старушка разволновалась. Я продолжал. -- Вы думаете, он будет поздно? -- Не знаю... Он возвращается нерегулярно... Она издала вскрик лебедя, которого душат. -- Ох! Подождите, мне кажется, я знаю, где он! -- Неужели? -- Да... Я слышала, как он говорил по телефону сегодня после полудня... Он назначил свидание на одиннадцать часов в "Гранд Кав"... -- Что это такое? -- Вы не знаете Берна? -- Нет. -- Это большой ресторан в подвале, с аттракционами... -- А! Очень хорошо! -- Вы не заблудитесь... Она мне объяснила дорогу. -- Вы говорите, мадемуазель, что у него свидание в одиннадцать часов? -- Совершенно верно! -- Могу я вас спросить, который час? -- Без двадцати минут полночь... Я побежал к машине. Немного удачи, и, возможно, я приеду вовремя. Вероятно, друзья из сети Мохари строили определенные планы насчет будущего Матиаса... Я надеялся, что их встреча сколько-то продлится, и я успею. Я спятил, подумаете вы, явиться b самый большой ресторан города, тогда как мое фото занимает первые страницы прессы. Но у меня не было выбора. Я перед "Гранд Кав"... Вход похож на вход в метро. Написанная от руки дрожащими и разноцветными буквами афиша возвещает: "Девы Рейна! Цыганский оркестр!" Я только спустился на один лестничный пролет, как был остановлен очаровательной дамочкой, находящейся за кассой, которая сообщила мне, что необходимо заплатить за билет, чтобы получить право на "Дев Рейна". Что я и сделал. Новый пролет лестницы. Действительно, "Гранд Кав" любопытное заведение. Оно оформлено в виде огромной бочки. Зал, сцена также в форме бочки. Столы -- бочки. На галерее теснятся молодые люди, которым нечем заплатить за угощение, а зажиточные буржуа, занятые едой или курящие сигары, длинные, как палочка дирижера, сидят внизу. С высоты монументальной лестницы я осматриваю галерею. Матиаса там нет... Тогда я спускаюсь и устраиваюсь за столик рядом с колонной. На сцене "Девы Рейна" приводят всех в бешенство и отчаяние. Их средний возраст, должно быть, около семидесяти четырех лет. Скрипачка, которая дирижирует оркестром, обладает такой головой, что может претендовать на роль "Мадам Пипи" в подземных клозетах. Она играет как на улице, и ее скрипка, следуя движениям смычка, цепляется за вставную челюсть, падения которой на инструмент я жду с минуты на минуту. Однако я пришел сюда вовсе не слушать музыку. Я посмотрел в зал и, наклонившись вперед, имел несказанную честь заметить за одним из столиков Матиаса. Он был ко мне в профиль и в компании девушки, которая была ко мне спиной. Насколько я мог судить по их поведению, отношения их были отнюдь не холодными. Мой приятель держал за руку свою пастушку и жадно целовал. Решительно, я зря бил тревогу. Люди из организации Мохари более искусны и более терпеливы, чем я предполагал. Они позволили Матиасу продолжать свой путь, думая воспользоваться им в нужный момент. Женоподобный официант появился и задал мне вопрос на швейцарско-немецком. -- Вы говорите по-французски, дружище? -- Немного, я служил четыре года в Табарэне! -- сказал он мне. -- Вы не из Панамы, нет? -- Это видно? -- И слышно тоже... Он стал меня разглядывать... -- Скажите... -- Да! -- Вы не снимались в кино, случайно? -- Нет, почему? -- У меня впечатление, что я видел где-то вашу фотографию... Жемчужины пота украсили мой нос[13]. -- Это просто сходство. Все мне говорят, что я похож на Кэри Гранта. -- Я этого не нахожу, -- заключил недоделанный. -- По-вашему, я более схож с Габриелло? -- Я этого не говорил... Я не собирался больше шутить, так как это грозило осложнениями, если бы он вдруг стал искать газету. -- Дайте мне кислой капусты и бутылку белого... -- Какого? -- Подходящего! -- Хорошо, месье... Он удалился, подпрыгивая. Я продолжал наблюдать за Матиасом. Lme пришла мысль, что парочка ждала кого-то.. Возможно, он закадрил девицу в Берне, а другие недоноски из сети скоро появятся, чтобы расправиться с ним. Я мог себе только посоветовать глядеть в оба и как следует. Во всяком случае, я находился между выходом и Матиасом. Оставалось только ждать. Возможно, я найду способ незаметно предупредить Матиаса. Гарсон, изображающий парижанина, а сам пиджак -- пиджачком, появился торжествующий, неся огромнейшее серебряное блюдо, на котором дымилась гора капусты. Ее аромат щекотал мне ноздри. Я был голоден, как волк... x x x Не напрягаясь, я уничтожил воз тушеной кислой капусты, дымящихся сосисок, шпика, ветчины, картофеля. Бутылочка белого последовала туда же. Когда я отодвинул тарелку, почувствовал себя громадным, как все Питер Систерс вместе взятые. Матиас все поджидал проблематичного появления, покусывая пальчики своей спутницы. Этот чертов Матиас всегда начинал с того, что опрокидывал какую-нибудь красоточку, где бы он ни появлялся. Кроме себя я не знаю субъекта более шустрого, чем он, в такого рода развлечениях... Я не мог удержаться от смеха, видя, как он предается культу, действующему (если могу так сказать) в среде влюбленных. Все это слащавости, которым пылко предаются, как только создается подходящая ситуация, но когда вы наблюдаете за другими, они вызывают у вас желание биться задом о километровый столб. Прикончив бутылку белого, я заказал крепкого, чтобы немного взбодриться, и начал серьезно хмелеть. Если я выпутаюсь из этой небывалой авантюры, клянусь вам, что буду отдыхать на Лазурном Берегу, понравится это Старику или нет. Но я еще не там и очень далек от этого! В конце концов, сказал я себе, вполне можно подойти к их столу. Если Матиас меня увидит, он, если сочтет возможным, прямо или косвенно свяжется со мной. Он волевой, энергичный молодой человек и хотя не очень давно принадлежит к нашей службе, всегда Проявлял самую похвальную инициативу. Я расплатился с гарсоном и двинулся по направлению пары. Я был всего в трех метрах от них. Матиас, украдкой целовавший в шею свою спутницу, заметил меня, и его глаза округлились. Я сделал ему знак не удивляться и посмотрел в зеркало, находившееся на стене напротив пары влюбленных. Я ощутил сильный разряд в спинном мозге' О, пардон, мадам Адриен! Девица, которую он чмокал, была ни кто иная, как моя отравительница, очаровательная Гретта, собственной персоной! Сюрприз что надо! И каков! Я резко развернулся и направился к входу в туалеты, где немного подождал Матиаса, надеясь, что он последует за мной. Действительно, он вскоре показался с напряженным лицом. Сделав вид, что не знаком со мной и убедившись, что кабинки не заняты, он вынул расческу из кармана и стал перед умывальником приводить в порядок свою черную шевелюру. Не глядя на меня он прошептал: -- Итак, что происходит? -- Предполагается, что я буду играть Буффало Билля в Голливуде, так я тренируюсь .. -- Ты рассказываешь басни! Что произошло? -- Ты известил Старика о прибытии Влефты, который, кажется, тебя знает? -- Да. -- Старик поручил мне убить его... -- Я видел... -- Только девица, которая с тобой, едва не помешала мне это сделать! Он подскочил: -- Гретта? -- Да... Она меня роковым образом соблазнила около ямы с медведями, заманила в пустой холодный дом и напичкала отравой... Если бы мой желудок не был луженым, ты мог бы заказывать венок из роз! Это разоблачение его ошарашило. -- Ты уверен, что не ошибся? -- На бога надейся, да сам не плошай, сынок! У меня натренированный глаз! Моя сетчатка гораздо сложнее, чем любой "Кодак"... Стоит мне кого-либо увидеть и особенно... какую-либо один раз, то я больше не забываю... Он давно забыл про свою прическу, я продолжил: -- Это твоя нимфа? -- Ну... -- Тогда смени молочницу, вернее, молочный магазин! Она столь же опасна, как пластиковая бомба в плавках, когда ты собираешься заняться верховой ездой! Он смотрел на меня. -- Но... она не имеет ничего общего с сетью, Сан-Антонио! Я с ней познакомился... -- Вот именно, покупая сливы! Ты молод, Матиас... Эта девушка принадлежит к банде, и они приставили ее к твоей заднице, чтобы лучше следить за тобой... -- Ты думаешь? -- Идиот! Она была у тебя сегодня утром? -- Да... -- А ты?... Тебя не было? -- Да... -- Она не передавала тебе послание от меня? -- Нет. -- Вот еще доказательство ее виновности, если в таковом есть нужда для верности. Вместо того, чтобы известить тебя, она передала все своим сообщникам. Те послали двух подонков, чтобы меня ликвидировать. Я смог выбраться, но девчушка, которая приютила меня, была менее удачлива, и они заказали ей славный весенний костюм из досок! -- Неправда! -- Скажи, Матиас, ты что, воспитывался на междометиях? Он спрятал свою вошебойку. -- Ну хорошо, старина, ты нас научишь трюкам! Я порылся в карманах. -- Во что бы то ни стало, Матиас, тебе надо выиграть ночь... Ты ждешь типов из банды? -- Да. -- Буду на чеку. Найди средство, чтоб не оставаться с ними одному. Да вот, почувствуй себя плохо прямо здесь, так чтобы тебя отправили в больницу... Или разбей морду гарсону из ресторана, чтоб тебя засадили на ночь... Завтра ты пойдешь в федеральный банк и получишь миллион швейцарских франков. Затем ты отправишься в посольство... Я же ночью вывернусь, чтоб предупредить Старика, а он, в свою очередь, получит для тебя согласие на право убежища. Он найдет способ переправить тебя с деньгами во Францию... -- А что это за деньги? -- Военная добыча от Влефты... Ты меня понял? -- Да. -- У тебя нет с собой пистолета? -- Нет. -- Жаль! Сделай, что я тебе сказал, ну? Пошли к черту сеть, ты сгорел, как кило бразильского кофе. И я тебе повторяю: смотри в оба красивых глаза... Взор его был полон восхищения. -- Я никогда не встречал такого классного типа, как ты, Сан- Антонио! -- Мерси! -- В Берне ходил слух, что тебя арестовали! -- Я и был арестован, но сбежал из тюрьмы... -- И ты, не колеблясь, пришел сюда, чтобы предупредить меня? -- Ты видишь... -- Это здорово... -- Согласен, это будет выгравировано на мраморе стойки заведения. Не строй иллюзий, парень, твоя шкура стоит не намного дешевле моей. Мы оба попали в грязную переделку! Он протянул мне руку. -- Я никогда этого не забуду, Сан-Антонио. -- Я тоже, говоря откровенно... Попробуй отвлечь немного внимание красотки, если она меня узнает, это может плохо кончиться. -- Не беспокойся. Я прошу у тебя три минуты! Он ушел. Я смотрел на удаляющуюся широкоплечую фигуру. Его решительная походка мне нравится, чувствуется, что это не тряпка. Я немного подождал... Зеркало умывальника возвращало мне отражение физиономии. Не слишком хороша! Щетина начала отрастать, всклокоченные лохмы, да и ванна была бы не лишней. Сегодня ночью я не я. Я заметил, что туалеты соединяются с телефонами. Уникальная возможность соединиться с Парижем, пока я на свободе... Я двинулся по узкому коридору и вошел в помещение, где скучающий и сонный господин писал какие-то цифры в большую черную книгу. -- Могу я позвонить в Париж? -- справился я. Он поднял на бледный лоб очки без оправы. -- В такой час! -- Для отважных часа не существует! Он не совсем понял каламбур и вздохнул. -- Какой номер вам нужен? Я назвал. Откровенно говоря, в такой час маловероятно застать Старика. Во всяком случае, я свяжусь с дежурным, который передаст мое сообщение. Я заметил, что унылый счетовод внимательно меня разглядывает. Силы небесные! Надо же зарубить себе на носу, что меня преследуют и мое изображение знакомо широкой публике. Очень жаль, что у Матиаса не было оружия, чтобы мне одолжить: я бы чувствовал себя не так одиноко... -- Париж на проводе! Я запрыгнул в указанную кабину и снял трубку. Божественная музыка! На другом конце провода голос Старика. -- Сан-А.! -- назвался я. Через стекло кабины я увидел, как дылда с коммутатора слушает мой разговор. -- Одну секунду! -- предупредил я Старика. Я приоткрыл дверь. -- Не затрудняйтесь! -- крикнул я ему. -- Я вам сейчас передам трубку. Он вздрогнул. -- Ах! Вы уже на линии? -- Дааа! Он повесил трубку, а я вернулся к моим... баранам. -- Мы в большой куче дерь..., босс. Матиас погорел уже давно, положение совершенно обратное тому, о котором мы думали: другие используют нашего друга. Я ему посоветовал скрыться в посольстве с завтрашнего утра... До этого он должен получить по внушительному чеку, который фигурировал в бумагах, изъятых мной у нашего американского друга... Он понял. -- Действительно значительный? -- Да. На предъявителя. Было бы обидно упустить... -- Хорошо. Я сделаю все, что надо. А для вас? -- Для меня, за меня можно только поставить свечку, я слишком вымок здесь, чтобы обращаться в посольство... Я превзошел нормы, и гельвецкое правительство будет вправе требовать моей выдачи. -- Итак? -- проворчал Старик. -- Итак, ничего... Я попытаюсь выпутаться сам. -- Я вам желаю удачи... -- Мерси... До скорого, надеюсь... Мы оба посвятили несколько секунд эмоциям перед тем, как повесить трубки. Я вышел из кабины несколько оглушенный. Дылда сидел, разинув клюв, как поющая лягушка. Он вожделенно уставился в вечерний выпуск, сложенный вчетверо так, что можно было видеть мою фотографию! Это меня потрясло! Если бы не было этих писак, когда бы я попал в полицию! К тому же у меня был изысканный вид! Ну прямо Поль Мюни в "Скарфасе"! Типа при телефоне трясло. Надо расплатиться с ним и поставить его на место. Я смотрю на него. Он выпучил глаза. Необходимо срочно что-то предпринять. Если я его не нейтрализую, он всполошит всю публику, как только я выйду, и я буду иметь право на медленный вальс! Я приблизился. -- Сколько я вам должен? -- Пять франков... Я протянул белую монету. -- Вот... Я честен, дорогуша. Теперь вы дадите мне кое-какие сведения... Он расплылся. -- Да, ну да... -- Я хотел бы найти уголок, закрывающийся на ключ, чтобы вас там запереть... Вы понимаете, мне было бы очень неприятно душить вас. Он поднялся, бледный, как сливочный сырок. -- Но я... -- Вы? -- Ничего... -- Пошли, пошли... В глубине комнаты была дверца, ведущая в службы. Мы вышли через нее под ручку, как старые добрые друзья. Один из официантов решил, что парень закончил свою работу, так как бросил нам на ходу: -- Спокойной ночи, месье Фред! Месье Фред не распробовал иронии! Спокойной ночи! Еще бы! Такими словами не бросаются! x x x Теперь мы одни в коридоре, пропитанном запахами кухни. В моем котелке возникла одна идея. -- Скажите-ка, должен ведь быть какой-нибудь незаметный выход, в обход парадного? -- Да. Ход для служащих. -- Тогда покажите мне его. И никаких штучек, ну? Он кивнул головой. Я ему доверял. Он слишком сдрейфил, чтобы изображать "Проклятое Ранчо". Мы поднялись по крутой каменной лестнице и оказались в тупике. По-прежнему в сопровождении простака я шел к "моей" колымаге. Она стояла примерно в пятидесяти метрах от входа в " Гранд Кав". Прежде чем пройти освещенный участок, я оглядел территорию. И очень вовремя, так как я заметил две тени по обе стороны лестницы, ведущей в ресторан. Кажется, я узнал их: это были громилы, которые издевались над Франсуазой. Я заключаю с вами пари на пару носков против пары гнедых, что эти олухи поджидают Матиаса... Как только он выйдет, то заработает град пуль. Что же делать? Я пошел вдоль стены, у которой находился, не отпуская руки очкастого дылды. Я пересек проезжую часть в темной зоне и снова пересек ее, направляясь к своей машине. Я предусмотрительно поставил авто в виде заслона от двух смертоносных кариатид, поджидавших Матиаса... -- Влезайте, мой добрый Дюгоммие! -- Я вас умоляю, -- бормотал он. У него тряслись колени. -- Залезайте же, мешок д... Я не собираюсь вас съесть! Он подчинился. -- Подвиньтесь! Когда он уселся, я сел за руль и поехал. Только вместо того, чтобы скрыться, я сманеврировал так, чтобы оказаться на улочке, спускающейся прямо перед входом в "Гранд Кав". Погасив все огни, я остановил машину в благословенной темноте. Я ждал... Недолго. Всего через несколько минут после моего маневра появились Матиас и Гретта. Они вышли на тротуар. Обе тени приблизились к ним. Тогда Сан-Антонио, как всегда мастер своего дела, супермэн системы Д, направил на них дальний свет: два прожектора осветили группу. Одновременно я включил клаксон. Полный успех! Все как в театре, причем в постановке Раймона Руло. Громилы обернулись. Я узнал одного из убийц: он сопровождал Влефту при выходе из аэропорта. Обменявшись несколькими словами с блондинкой, оба душегуба отошли, побежали к машине, стоявшей неподалеку, и вскочили в нее... Я думал, что они смоются, но дудки. Эти обормоты занялись мной. Великолепная Гретта сразу учуяла, что произошло, и велела им преследовать меня. На своем "болиде" они описали дугу и оказались впереди меня. Я не успел запустить мою мельницу. -- Нагнитесь! -- крикнул я бледному телефонисту. Чтоб улучшить его рефлексы, я потянул его за галстук. И вовремя. Короткая очередь из автомата изрешетила окна моей колымаги. Повеяло свежим воздухом. Их автомобиль пронесся как ураган... Я выпрямился, включил зажигание и помчался за ними. Мой пассажир, лапша с яйцами, рохля, так и остался скрюченным. -- Вы можете вынырнуть на поверхность! -- сказал я ему, вдавливая в пол акселератор. -- Пока все тихо. Больше я о нем не заботился. Я был загипнотизирован двумя красными огоньками, которые удалялись. Очень хорошо, что я угнал именно "Ситроен 15-six". Это непревзойденная машина для дьявольской гонки. Я быстренько догнал обоих хитрецов, тем более, что у них была малолитражка, а управляли они, как чайники. Они были сильно озадачены и пожалели, что промахнулись. Теперь им было трудно стрелять, так как заднее стекло их консервной банки слишком мало. Пока я их не стану обгонять, я ничем не рискую. Итак, я их преследую... Мы катим к предместьям, затем выезжаем из города, и преследование продолжается на прямой дороге. Так мы проехали с десяток километров. Я сбросил газ. -- Послушайте старина, -- сказал я этой глисте в обмороке, -- я не желаю вам ничего плохого... Я остановлюсь, а вы прыгните... Будьте вежливы и не всполошите полицию сразу. Я вовсе не бандит... Он сделал утвердительный знак головой. И был безумно благодарен. Меня осенило сбросить его здесь. Мы были в чистом поле. Отсюда он не скоро доберется и пока предупредит полицию, я надеюсь уже выкрутиться! Он открыл дверцу и выпрыгнул еще до того, как я остановился. Воздушный поцелуй, пока! Я потянул дверцу и надавил на газ... Там, на повороте, красные огоньки таяли в слабом тумане. Я ехал на максимальной скорости... Вот поворот... Я выхожу из виража и столбенею, не видя больше перед собой двух красных огоньков.. Заметив пересечение дорог, я все понял... Другая дорога скорее была проселком, который вился, бледнея под луной среди коричневых полей. Ловкачи укрылись на проселке, пересечение которого было окружено изгородью. Они погасили огни и ждали. Они решили, что я или проскочу прямо, не заметив их, или же я выйду из машины, и тогда они получат удовольствие подстрелить меня, как зайца. Подъехав близко к перекрестку, я затормозил и оставил лимузин с потушенными огнями на обочине. Тихонько выйдя из машины, я пополз по кювету в направлении поперечной дороги. Я умею ползать, можете быть в этом уверены, хотя это искусство. Я достиг ответвления дороги и стал пробираться вдоль изгороди, производя шума не больше, чем улитка, ползущая по взбитым сливкам. Все идет хорошо, войска бодры. Оба недоноска тоже вышли из своей коляски. Они пригнулись за капотом, держа автомат и пистолет в руках. Эти ублюдки ждали меня, думая своими недоразвитыми мозгами колибри, что я появлюсь руки в карманы и насвистывая арию "Рука моей сестры"! Я обогнул изгородь, чтобы напасть с тыла... Самое трудное будет проползти к ним с другой стороны... К счастью, легкий ветерок шелестел листьями, заглушая мое скольжение. Я оцарапал ладонь о камень с острыми краями. Зажав его в руке, я продолжал продвижение. И уже подполз так близко к ним, что должен был сдерживать дыхание. Я поднял руку. Охваченный предчувствием парень, который держал пистолет, обернулся и увидел меня. Он испустил дикий, но последний крик. С громким уханьем я обрушил камень на его висок. Послышался противный звук лопнувшей тыквы. Тип свалился замертво. Бессмысленно идти искать пластырь, чтобы починить его котелок -- он получил свое. Подобный удар мог бы оглушить целый пансион носорогов. Его приятель совершенно обалдел. Все, на что он был способен, это нажать на гашетку своего кухонного прибора. Прекрасный "товар" упал к нашим ногам. Я набросился на него, схватил за ноги, он потерял равновесие и ударился о хромированную пробку радиатора, изображавшую крылатый нос корабля. Я вскочил на ноги. Он отвесил мне удар сапогом и больно ушиб левое бедро. От боли я обезумел, схватил типа за лацканы и угостил хорошим ударом кулака в челюсть. Из его носа пошла кровь... Я отпустил ему целую серию. Настоящая тряпка этот тип. Возможно, он чувствует себя молодцом, когда нападет на одинокую женщину, но против отважного мужчины имеет самый плачевный вид. Я обрабатывал его до тех пор, пока не рассчитался с ним сполна. В авто я погрузил просто мокрую тряпку, взял пистолет, jnrnp{i валялся на земле, и оставил труп и разряженный автомат. Пусть полиция сама разбирается во всем этом. Она будет теряться в догадках. Полиция всегда теряется в догадках. Теперь я не знал, что же делать дальше. Обуреваемый страстью к действию, решил вернуться в Берн. Это чистое безумие, согласен. Но тем хуже... x x x На машине бандитов я развернулся. Так же, как и "моя", она была ворованная, но в столь жалком состоянии, что глупо было надеяться проехать на ней незамеченным. Надеюсь, что хозяин хорошо ее застраховал. Это все, что я могу ему пожелать. Заметьте, что страхование -- тоже одна из специальностей гельветов. Второй убийца пока что спит. У меня хлопушка в кармане, и от этого я чувствую себя сильнее. Все, что мне теперь надо, это найти тихое местечко, где я смог бы поговорить по душам со вторым типом. Но где найти такое место, скажите мне? На обочине дороги в свете фар я заметил силуэт и узнал бедолагу -- телефониста из "Гранд Кав". Он голосовал, дорогуша, в надежде встретить сочувствующую душу, которая отвезла бы его в келью, где он смог бы оправиться от пережитых волнений. Я улыбнулся. Этой душой окажусь я. Вот он, столь желанный тихий уголок или, по крайней мере, человек, способный проводить меня туда. Я остановился около моего трусишки. Он подошел к дверце, чтобы поведать свою историю, узнал меня и стал задавать себе вопрос: не среда ли сегодня и все ли тела, погруженные в жидкость, испытывают действительно давление снизу вверх! Я открыл дверцу. -- Да, это я. Возвращение Зорро, второе действие. Вскакивай, мой зайчик, и не строй такую кислую физиономию, у меня от нее сводит скулы. Он покачал головой. -- Ммм, нет... я... -- Прыгай, и поскорее! Я немного повысил голос и этого оказалось достаточно, чтобы его запугать. Он устроился в машине, но, влезая, заметил тело второго фрукта, валявшееся сзади. -- Но! Но... -- Приди в себя, мой великан... Ты видишь, эти господа хотели мне зла, но выиграл я... Он совсем съежился и не произнес ни слова. Я медленно ехал по направлению к Берну. Навстречу прошла полицейская машина. Это все, что она смогла. Эти тетери едва не сцапали меня. Я вздохнул с облегчением. -- Где ты живешь? -- спросил я своего соседа. Он мне выдал название улицы, оканчивающееся на штрассе, которое столь же трудно выговорить, как и японское стихотворение. -- Как ты умудряешься запомнить адрес... Ты живешь один? -- Да. -- Не женат? -- Нет. -- А твоя старенькая мама? -- Умерла! У него-таки был вид настоящего холостяка. -- А это квартира или домик? -- Квартира. -- На каком этаже? -- На земле... Выражение меня рассмешило. -- О'кей. Ты нас приютишь на ночь... Думаю, это был кульминационный момент его изумления. -- У меня?! -- Да... Мы будем скромно вести себя, обещаю... Он нахмурился. Если бы у него была хоть капля мужества, он бы мне врезал. На всякий случай я вытащил револьвер, никогда не знаешь, чего ждать от слабого. -- Проверь-ка, что я нашел в кармане! Это сногсшибательно, нет? Сделано в Швеции! Это короли оружия. Ты понимаешь, они им не пользуются и могут себе позволить тщательность... Для него это кончилось желтухой, официально заявляю. Подобное переживание много значит в жизни мужчины, который проводит время, испещряя бумагу около уборной... -- Куда ехать, барон? Он тянул время. Я делал ему любезный выговор. -- Не теряй время, придумывая сценарий, у тебя ничего не выйдет. Существуют парни, для которых это -- профессия, чуешь? Например, я. Дилетантство всегда проигрывает, ты понял? Он указал мне пустынную улицу со слабым освещением. -- Прямо! Я повиновался... Он был штурман-мечта. Ничего в башке, один страх. Я остановился на симпатичной улице, круто спускающейся к реке. -- Это здесь, -- сказала Клеопатра, указывая на небольшой двухэтажный домик. -- Хорошо... Открой дверь и не хитри, это может меня взбесить, а когда я раздражен, нужно мобилизовать трех корешей, чтобы успокоить меня... Я представлю тебе красноречивые свидетельства. Я включил габаритные огни машины и вытащил неудачника с заднего сиденья, где он продолжал грезить, что спускается на голове по лестнице Сакре-КЕр. Телефонист, послушнее, чем стадо баранов, ждал меня на пороге здания с ключом в руке. x x x Квартира скромная, чистая и старомодная[14]. Небольшая передняя, кухня, столовая, спальня... Я закрыл дверь на ключ и опустил его к себе в карман. Моя ноша слегка зашевелилась. Я отнес его на кровать и занялся телефонистом. По дороге я прихватил шнур от занавесок, как делают во всех детективных фильмах и большинстве полицейских романов, и подтолкнул большого Лажуа к кухне. -- Что вы хотите сделать? -- забеспокоился он. -- Ничего особенного, мой зайчик, я только привяжу тебя здесь, чтобы ты оставил нас в покое. -- Но я вас не побеспокою... -- Не сердись, все будет, как надо. Я связал его руки так крепко, что они побелели. Затем так же стреножил его лодыжки и водрузил моего хозяина на стол вместе со стулом. -- Обрати внимание, что ножки стула меньше, чем в миллиметре от края стола. Малейшее движение, и ты будешь иметь удовольствие поцеловать каменный пол. Ясно? Он так дрожал, что не осмелился даже сказать "да". Я вернулся в спальню и оказался нос к носу со злодеем, который пришел в себя. Он занял оборонительную позицию из серии шуток для слабоумной девушки, но своевременный удар положил конец его карьере в весе пера. Он снова плюхнулся на кровать. Воспользовавшись тем, что он пытался вспомнить, кто он такой, я вооружился вторым шнурком от занавески и проделал с ним то же, что и с наивным хозяином квартиры. Оставалось только надеяться на скорое выздоровление персонажа, а пока я его обыскал. По документам, которые я нашел у него, я узнал, что его зовут Хуссейн и что он сириец, живет в Италии, и в Швейцарии он всего четыре дня. Немного... В конце концов, как поет Брасенс, не могут же все называться Дюранами, не правда ли? На столе я заметил бутылку "Квантро". Я открыл ее и всунул горлышко ему в клюв. Алкоголь его подбодрил, он заморгал, затем заметил меня. Его зеленоватое лицо стало серым, а черные глаза заблестели, как две геммы. Они выражали все, что угодно, кроме удовольствия (как говорил один из моих друзей, великий писатель). Я ему улыбнулся. -- Итак, Хуссейн, что ты думаешь о моем номере? Он не пошевелился. Его упорный взгляд вызывал у меня боль в груди. Я прописал ему еще удар, который наполнил его глаза слезами. -- Сволочь! -- проскрипел он. Я повторил. -- Начнем сначала. Во-первых, вежливость. Понятно? Казалось, он был не очень уверен. -- Ты должен понять, что упрямство тут тебе ничем не поможет. Я взял верх, а против силы не попрешь. Теперь ясно? Он сделал едва уловимое движение. Я принял его за знак согласия. -- Я знаю, что ты принадлежишь к организации Мохари, и у меня задание убрать тебя, как я убрал Влефту, -- сказал я с самоуверенным видом. Он казался удивленным, по его непроизвольному жесту я понял, что допустил промах, который и заставил его вздрогнуть. -- Не согласен? -- сказал я, отпустив ему шикарную зуботычину. У него пошла кровь, отчего он погрустнел. -- Я не из сети, -- ответил он. -- Я просто друг Гретты! Очко не в мою пользу. Когда начинаешь задирать нос перед кем- то, то надо, по крайней мере, выгрести из того всю правду, иначе, если он поймает вас на ошибке, вы рискуете остаться в дураках. Я снова принялся действовать на него устно. -- Не льсти себя надеждой, эй, невылупившийся дурак! Видно невооруженным глазом, что ты принадлежишь к организации. Для этого хватает минимума ума. Он забубнил, колючий недоносок; -- Скажите пожалуйста! По правде говоря, у него морда мерзавца. Я хорошо знаю, что нельзя судить о людях по внешности, но вы не разубедите меня в том, что когда таскаешь за собой, на своих плечах подобный горшок, достигаешь своего рода совершенства в выразительности. Мысль, что это помоечное отребье укокошило маленькую Франсуазу, ударила мне в голову. Нервы мои сдали. Я набросился на него и стал колотить изо всех сил. Под моими кулаками его лицо понемногу менялось... Я ему изобразил красивые солнечные очки на глаза, очень артистичные, потом смастерил большую голову и, наконец, завершил все разрушением его носа. Этот неряха будет выглядеть совсем кокетливо завтра утром. Его родная мама не узнает, слово! Если у него будет тайное свидание со своей подружкой, она примет его за другого и позовет гвардию! Я остановился, пьяный от усталости. Хуссейн хныкал и стонал. Было впечатление, что он занимался любовью с локомотивом. Во всяком случае, он весь был разукрашен. -- По-длюга, -- заикался я, -- ты меня утомил! Теперь ты будешь cnbnphr| без единого жеста с моей стороны, потому что этот жест будет для тебя последним! И он заговорил. Подлец сам напросился, чтоб его уложили. Ему потребовалось несколько оплеух для оправдания слабости в его собственных глазах, затем уже все пошло само собой. -- Я слушаю тебя, олух царя небесного! Изрыгни свое ребро, или я тебя изничтожу! Прежде всего, кто такая Гретта? -- Бывшая жена Кларамони... У меня брови полезли наверх. Кларамони -- общественный враг номер один, итальянец. Вернее, был врагом, так как он был уничтожен полицией во время облавы в прошлом году... -- А дальше? -- После неприятностей с Кларамони (отдайте мне неприятности, принцесса) Гретта переехала в Швейцарию... Она ошивалась по шикарным отелям... Потом она встретила одного типа, француза, который занимался шпионажем, и стала жить с ним! Решительно, парниша Матиас, играя в Казанову, выбрал странное поле деятельности. -- Хорошо, потом? -- Гретта написала, чтобы я и Моффреди приехали и присоединились к ней для большого дела. Мы и приехали... -- И что это за большое дело? -- Один тип приезжал из Америки с чеком на громадную сумму... Мы должны были отобрать этот чек... Маффреди поехал поджидать его в аэропорт... -- Хорошо, я знаю продолжение. Тогда, по-твоему, Гретта не принадлежит к сети Мохари? -- Конечно, нет. Это не ее стиль... -- Это она подходила к телефону и узнала, где я нахожусь? -- Да. -- И это она только что отдала вам приказ ликвидировать Матиаса? Он казался пораженным. -- Ликвидировать Матиаса? -- Оч. хор. Что же вы? Ведь твой дружок и ты ошивались перед "Гранд Кав", скажи, мое сокровище? -- Ждали вас! На этот раз я закипел от удивления. -- Пожалуйста, повторите, маркиз! Он понизил голос и опустил глаза в последнем усилии. -- Ждали вас, да! -- Для... -- Вы видели! -- Кто вам отдал приказ, Гретта? -- Да. -- Когда? -- За две минуты перед этим, когда мы прибыли... -- Она была одна? -- Да, ее друг находился в туалете! Значит, стерва заметила меня до того, как я поговорил с коллегой! Какое мастерство у этой "алле-хоп"! Не правда ли: это большое искусство. Я понимаю, что бедняга Матиас оказался в ее сетях. Эта из породы женщин, которые одним взглядом заставляют вас ходить по потолку! Мне стало не по себе, потому что я почувствовал страх, что в течение ночи с Матиасом случится что-то плохое. Было бы хорошо предупредить его; если она решила уничтожить его, то теперь ясно, дело будет сделано, каким бы ловкачом Матиас ни был. Я ощущал усталость от этой многочасовой суеты. -- Хорошо, -- сказал я Хуссейну, -- на этом закончим... Я вытащил хлопушку, заимствованную у моего почтенного коллеги. Он захныкал: -- Нет, пощадите! Прекрасный удар рукояткой пистолета по голове. Я его свалил для ровного счета. Если он не получил трещины черепа, значит, мать пичкала его кальцием все детство. Я бросил его на прикроватный коврик, положил ему стол на спину, чтобы помешать двигаться и пошел бросить взгляд на то, что творится в кухне. Телефонист все сидел, выпрямившись на стуле. -- Прошу прощения за этот неудачный фарс, но действительно, я не мог поступить иначе, -- сказал я ему. Я открыл свой бумажник и позаимствовал из пачки бумажку в сто швейцарских франков. Я сунул купюру ему в карман. -- Держи, папаша, это немного возместит тебе необычную ночь. Его реакция была прекрасной. -- Спасибо, месье, -- пробормотал он. Я ему улыбнулся. -- Пойду посплю немного. Не делай того же, тем более, что тогда твой нырок будет не из приятных. И молодец Сан-Антонио пошел вздремнуть на кровать парня, тогда как Хуссейн тихо похрапывал на коврике. x x x Страшный шум вырвал меня из объятий Морфея. Я проснулся. Был день. Золотой скребок чистил ковер спальни[15]. Около кровати Хуссейн в ауте... Нет, не мертвый, но немногим лучше. Я бегу в кухню. Неизбежное произошло. После нескольких часов бдения дылда забылся сном и слетел кубарем со своего насеста. Он ударился о газовую плиту и получил на макушку шишку в двенадцать сантиметров длиной фиолетового цвета... Струйка слюны вытекала у него изо рта, и он напомнил мне одного знакомого боксера, которого я очень любил. Мне стало его жалко. -- Мой бедный зайчик, идем! Ты их всех увидишь этим летом... Я взял его на руки и отнес на кровать. -- Давай выспись как следует... Сейчас ты положишь клешню на затылок. Я посмотрел на часы: семь утра... Я чувствовал себя немного разбитым. Что делать? Горькая альтернатива. Я кружился по квартире под лихорадочным взглядом новоявленного рогоносца. Как всегда, вскоре одна мысль пришла мне в голову... Поскольку у меня было достаточно времени и всяких причиндал в моем распоряжении, я попытался изменить свою внешность. Это мой единственный шанс избежать погони. У меня был настоящий паспорт: паспорт Хуссейна. Пришло время воспользоваться им... Я иду в ванную комнату. Естественно, борода отросла. Я воспользовался бритвой телефониста и побрился, оставив полоску бороды, окаймляющую щеки. Затем взял ножницы и подстриг волосы а ля Марлон. Хоть и весьма приблизительно, но в целом это изменило мою внешность. Роясь в шкафу, я нашел средство для окраски замшевой обуви. Добавив его в стакан с водой, я слегка нанес раствор на лицо, получился смуглый оттенок. Подрезанной и подожженной пробкой подчернил брови и уголки век. Честное слово, у меня был вид калифа Арашида. Настоящая голова хедива! Если кто-то меня и узнает, значит, они зубрили "Тысячу и одну ночь". Гардероб моего хозяина был скромен, но я все же нашел темно-синий костюм, который счастливо завершил мое превращение. Я это делал вне досягаемости взглядов парней, так wrn они не смогут дать мои новые приметы. Я сжег свои документы, сохранив только деньги и чужой паспорт. После некоторого колебания я положил револьвер в карман. Я настолько преобразился, что даже Фелиси, моя храбрая мать, не узнала бы меня. Я стал другим, без сомнения! x x x Барометр малыша Сан-Антонио, этого баловня богов, решительно установился на "ясно". Едва я вышел на улицу, как заметил целую стаю полицейских теперь вокруг машины Хуссейна. Если бы дылда не брякнулся носом об пол, я до сих пор продолжал бы посапывать, настолько я устал, а эти господа с "виллы рыданий" разбудили бы меня звуками "Держи -- малыш -- вот -- два -- су". Я повернул направо и удалился важной походкой. Я чувствовал себя в безопасности. Мои глупые мозги испускали благоприятные волны... Я сказал себе: вместо того, чтобы смыться, я должен в последний раз помочь Матиасу. Если он еще жив, он явится в Федеральный банк, чтобы получить деньги Влефты. Если девица, которая узнала меня в "Гранд Кав", что-то заподозрила, значит, мне остается прикрыть тылы своего коллеги. Я позвал роскошное такси и комфортабельно в нем устроился. -- В Федеральный банк, -- сказал я шоферу с достоинством. Он не выразил большого энтузиазма. Я быстро сообразил почему: банк находился в пятистах метрах от этого места, что представляло собой странный пробег. Случись это в Париже, таксист послал бы меня куда подальше. Я оплатил поездку и вышел. На мое счастье, около входа в банк было кафе. Я сел за столик у окна и заказал полный завтрак, жуя его, я смогу наблюдать, кто входит и выходит в эту копилку, когда она откроется... Я завтракал, изучая болтовню утренних газет. Я вызвал порядочную суматоху в Швейцарии, это я вам говорю. Три колонки на первой полосе и остальное на задах. Говорится о международной организованной банде. О сведении счетов между шпионами и прочий вздор. Утомленный этой прозой для старичков -- пенсионеров, я отложил газету и снова стал ждать. Единственно, что действует на нервы в этой профессии -- это выжидание! Часами, ночами, днями необходимо сохранять где-то неподвижность, частенько, -- вы это видели, -- в очень неудобных позах и ждать кого-то или чего-то... Это бутерброд с маразмом! Но на этот раз у меня не было времени собирать грибы под корабельными соснами. Банк был открыт всего около четверти часа, как вдруг американский светло-зеленый лимузин, хромированный, как краны в ванной комнате, остановился перед Федеральным банком. Мой друг Матиас вышел из него. Я не ошибся в своих предположениях: Гретта сопровождала его. Ее "внимание" шло дальше: она держала его под ручку. Оба они скрылись в чреве здания. Кровь моя сделала всего один оборот. Я подскочил, как наседка, видящая своих цыплят в опасности. Необходимо спасти Матиаса. Бабенка будет его ублажать, пока он не получит деньги. Только после этого он не сможет связаться с посольством Франции... Она получит большую часть "башлей". Я должен вмешаться... Я быстро принял решение. Я рассчитался за еду и направился к лимузину, открыл заднюю дверцу и распластался на полу. На сиденье лежали чемоданы. Прекрасная ширма. Я потянул их немного m` себя, чтобы укрыться. Если верить моему впечатлению, то снаружи меня не видно, по крайней мере, если не приглядываться. Никакой причины не должно быть для подозрительности Гретты. Эти чемоданы навели меня на мысль, что она потихоньку готовится быстро смыться из страны. Я очутился, как пчела на цветке. Прошло достаточно много времени, я дышал с трудом, но надо было терпеливо переносить неудобства! Наконец передняя дверца открылась, и парочка заняла свои места. Гретта с облегчением вздохнула. -- Ты знаешь, я очень боялась, -- проговорила она. -- Теперь я могу в этом признаться... Матиас двинулся в путь... Машина ехала очень быстро для центра города. -- Боялась чего? -- спросил он. -- Что типы из твоей сети предупредят векселедателя, и он опротестует чек. Риск был большой. Он засмеялся, и я не узнал его смеха, от которого у меня пошли мурашки по спине. -- Кто не рискует, тот не выигрывает. Я тоже боялся, не слишком ли поздно для получения денег. К счастью, этот дремучий идиот пришел и сам отдал мне чек! Они оба расхохотались. -- Это действительно небывалый случай, -- чирикала эта сукина дочь. -- Он убежал из тюрьмы, пренебрег всеми опасностями, чтобы принести нам то, что мы уже не надеялись отыскать. Что вы скажете об этом, ребята? Бывают же сюрпризы в жизни. Большие, но как этот -- редко! Чертов Матиас, смотри у меня! Вот тебе-на, выискался один, который поимел меня. И с другой стороны поимел Старика. Что вовсе не простое дело, поверьте мне! Теперь я прекрасно вижу всю комбинацию. От людей сети Мохари он узнал, что Влефта путешествует с фондами... Естественно, парни из сети доверяли ему. Только Матиас крутил большую любовь с Греттой и втихаря готовил страшный удар. Он не мог сам со своими ребятами обокрасть и убить Влефту, так как сеть провела бы расследование и нашла бы это весьма странным. У него появилась идея вызвать какого-нибудь типа из французской службы. Он связался со Стариком, а тот послал меня. В результате я был встречен Греттой и привезен в снятый по случаю дом. Да, я вижу... Я вижу очень хорошо. Я совершил ошибку, думая, что меня отравили. Она лишь дала мне сильную дозу снотворного. Было необходимо, чтобы я остался жив, когда Влефту привезут в дом. Тут его убьют из моего пистолета, и вот почему он был у меня. Предупрежденная полиция нашла бы меня рядом с трупом, с оружием в руке, напившимся виски... Никто меня не видел, никто меня не знает... Второму проходимцу было поручено нафаршировать албанца и отобрать у него документы. Матиас же и его красотка получили по чеку. Мой "дружок" отправлял другие документы Старику, получал поздравления и сохранял за собой оба поста... У меня затекли конечности. Теперь мы выехали за город, я чувствовал это по скорости и шуму ветра в ветровом стекле. -- Ты думаешь, благоразумно смыться в Германию? -- спросил Матиас. -- Конечно. Когда станет известно, что ты получил по чеку, но не явился во французское посольство, они поймут твою роль... Мы должны доехать до Гамбурга... Оттуда мы сядем на пароход в Соединенные Штаты без особых трудностей, ты увидишь! Держа револьвер в руке, я резко выпрямился, как черт из коробочки. -- Вы берете пассажиров? -- спросил я. Матиас вильнул в сторону, а девица блондинка вскрикнула. В зеркало заднего вида я g`lerhk, как лицо моего "коллеги" стало мертвенно бледным. Мы проезжали по пихтовому лесу. Надпись на обочине предупреждала автомобилистов быть внимательными к косулям. -- Остановись, Матиас! Он затормозил. Его руки на баранке дрожали. Автомобиль остановился на обочине белой дороги. -- Лапы вверх, вы, оба! Они подчинились. -- Матиас, -- сказал я ему, -- когда выбираешь такую профессию, как наша, надо забыть про деньги, или сгоришь. Это свято, третьего не дано, ты понимаешь? Он выругался. -- Брат-греховодник со своей проповедью о честности! -- Матиас, ты более жалок, чем отброс, который, грузил уборщик мусорных контейнеров когда-либо... Глупец и подлец! Двойной и тройной агент! Кретин и пройдоха! -- О, достаточно! -- Только ты встретил неожиданное препятствие, мой малыш! Я знаю свое дело. Я не гений, но я владею мастерством, это заменяет... Гретта опустила руку. Из кармана на дверце она выхватила оружие. У меня вырвалось ругательство, и мой револьвер пролаял. Пуля прошла сквозь висок и разбила боковое стекло. Тело девушки медленно склонилось к Матиасу... Неожиданно он стал жалким, бледным, размякшим. Я посмотрел на него с состраданием. -- Ты думал, что обвел меня вокруг пальца? Ты воспользовался мной как козлом отпущения? Он ничего не отвечал. -- Иди, выходи отсюда... Он пробормотал: -- Что ты собираешься делать, Сан-Антонио? -- Вытаскивай мадам... Опасно держать ее в машине. Он пытался по моему лицу угадать мои истинные намерения, но встретил лишь непроницаемый взгляд. -- Давай, быстро! Я спешу. Бери свою красотку и неси в лес, пока никого нет. Он подчинился. -- Не вздумай убежать, Матиас, я стреляю быстрее, чем ты бегаешь! И не пытайся воспользоваться своей пушкой, кроме того, я стреляю еще быстрее тебя! Он вышел из машины, я следовал за ним по пятам. Он открыл дверцу и вытащил Гретту. Слезы текли по его безжизненному лицу. -- Ты ее любил по-настоящему? -- Да, Сан-Антонио. Это все она скомбинировала, я потерял голову. -- Хорошо, хватай ее и иди! Он взял ее на руки без отвращения, не как носят труп, а как поднимают любимую женщину... Мы пошли по дикому папоротнику... Углубились в сырую темноту леса. Водянистый мягкий голубоватый церковный свет царил в чаще. В десяти метрах я увидел лесосеку. -- Положи ее там, Матиас. Он двигался пошатываясь, медленно опустился на колени и положил ее в кустарник, покрытый каплями росы. Затем он выпрямился, нерешительный, с повисшими руками и полуоткрытым ртом. Он смотрел на меня. Я встал против него, прижимая револьвер к бедру... -- Что ты будешь делать теперь? -- спросил он безжизненным голосом. Я вздохнул, горло пересохло, как трут. -- Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я жал на гашетку, пока магазин не опустел. Затем я бросил оружие на тело Матиаса, которое содрогалось в ежевике. Опустив голову, я вернулся к машине. Я проверил, там ли миллион и r`lnfemm{e документы, и проскользнул за руль. На сердце у меня была тяжесть... Этот американский лимузин имел автоматическое переключение скоростей. Я тронулся совсем медленно. В этом лесу было прохладно... Но не как в церкви, а как в склепе. Я ехал не спеша, как человек, который прогуливается, закончив работу. А моя работа была изнуряющая, угнетающая! Тут и там эмалированные щиты вновь призывали пожалеть косуль. Я с грустью смотрел на них. Люди в Швейцарии очень добры к животным. Это и понятно, швейцарские друзья; я буду очень внимателен к косулям! [1] Роскошная девушка (англ.). [2] Фраза подобного рода принадлежит литературе, называеиой мною лжелитературой. Хотя она и привносит в данное произведение относительно поэтическую нотку, но ее можно использовать как пример, ибо избитые клише были бы недостойны писателя моего таланта. [3] Сколько силы, сколько оригинальности в этом образе! Нет, Сан-Антонио решительно романист высшего класса в своем поколении. Сент-Бев. [4] Сан-Антонио является непревзойденным мастером метафоры. Сен-Симон. [5] Сан-Антонио, не станет ли он нашим самым подлиным поэтом? Дидро. [6] Да не упрекнут меня за простоту этого каламбура. Игра слов во французском языке: "тетар" (головастик) звучит почти как "петар" (хлопушка, ракета). [7] Почему-бы не отметить по ходу дела красоту выражения. Ах! Сан-Антонио достоин десяти гонкуровских премий. Мюссе. [8] Я искренний человек. Иногда мне приходится блефовать, но это для поэзии, для "красоты". Итак, я делаю вам публичное признание, скажу вам правду во всей ее красе: я никогда не видел турка за едой. [9] Конечно (англ.). [10] Поскольку (англ.). [11] Искусство Сан-Антонио -- всегда находить сравнение, которое бьЕт прямо в цель. Флай--Токс. [12] Ясно, что подобному образу не хватает выразительности. Однако романист должен иногда приносить жертву традициям. Эта традиция требует, чтоб тишина была ночной, собрат выдающийся, экономист видный и бельгийцы -- маленькая доблестная нация. [13] Сколько новизны! Как искрометно! [14] Извините, мне надо на минуточку отлучиться, чтобы купить пачку эпитетов в соседнем киоске. [15] Сан-Антонио читал Колетт? Монтэнь.