то улыбаясь, и наконец расхохотался. Напряжение сразу разрядилось. Мы с Джилл присоединились к президенту, правда, не совсем уверенно. Как бы там ни было, мы хохотали все трое. - Подумать только - сесть в лужу из-за курильщицы марихуаны! - сказал Роудбуш с грустной усмешкой и вытер глаза. - Что за мир! Я всегда не любил это зелье. Надо приказать Бюро по борьбе с наркотиками, чтобы они там построже... Он умолк, глядя на Джилл с недоумением и симпатией. Этим человеком нельзя было не восхищаться. Даже в минуту грозной политической опасности он мог смеяться над самим собой. Любой другой президент, наверное, тут же уволил бы Джилл. Однако, когда Роудбуш заговорил, он был снова серьезен. - Отныне, юная леди, - сказал он, - вы не будете обсуждать дела Белого дома ни с кем, кроме работников нашего аппарата. Абсолютно ни с кем! - Да, господин президент. - Она снова приуныла. - Джилл, вы говорили мисс Найгаард о нашем недавнем стратегическом совещании? - спросил он. - Да, сэр. - Она вспыхнула. - Понимаете, заговорили о Грире, и я сказала, что в Белом доме относятся к этому очень серьезно, и как-то обмолвилась про совещание и про ваш разговор с Джином... - Это было с вашей стороны крайне неосторожно, - сурово укорил он ее. - Если бы вы только высказывали свои предположения о Грире, это еще можно понять, но сообщать постороннему человеку о секретном совещании в Белом доме... На мой взгляд, это непростительно, говорю вам честно. - Теперь я это вижу, сэр, - сказала она. - Это все потому, что я думала, Баттер ничего не смыслит в политике и ничего не станет никому пересказывать. И еще мне казалось, что она понимает: разговоры о Белом доме не должны выходить за стены нашей квартиры. Даже сейчас трудно в это поверить... Если бы вы ее знали, господин президент, вы бы меня поняли. На какое-то время он задумался. - Джилл, - спросил он, - чем эта мисс Баттер зарабатывает на жизнь? - и едко добавил: - Торгует вразнос марихуаной? Или продает свои скульптуры? Джилл покачала головой. - Нет, она получает жалованье, служит секретаршей, кажется, в МСКО. - МСКО? - спросил президент. - Да, сэр. Международная служба культурных обменов. Это частная организация. Они приглашают артистов и музыкантов к нам, а наших посылают за границу. Роудбуш нахмурился. - И давно мисс Найгаард живет с вами? - Вернее сказать, я живу у нее, - ответила Джилл. - Это ее квартира. Я к ней переехала, ну, наверное, года два назад, когда моя знакомая, с которой мы вместе жили, вышла замуж. Разговор пошел легче, хотя президент ни на секунду не позволял нам забывать, что он в этом деле потерпевшая сторона и страдает по нашей вине. Под конец Роудбуш сказал, что, учитывая положение Джилл в Белом доме и нарастающее напряжение предвыборной кампании, ей благоразумнее сразу же переехать. Джилл поспешно согласилась. - Арендный договор на имя Баттер, - сказала она. - Я заплачу свою долю за месяц вперед и завтра же переберусь, если мой босс даст мне выходной день. Я живо согласился. Затем мы заговорили о мисс Найгаард. Несомненно, она все передавала людям Уолкотта либо сама, либо через какого-то посредника. Нам было все равно, как она это делала. Главное - предотвратить утечку информации. В отношении самой мисс Найгаард президент ничего не хотел предпринимать. Случившегося не поправишь, а больше она нам вредить не сможет. Однако я настаивал: надо побольше узнать о Баттер. Сама мысль, что эта дилетантка с тяжелым подбородком - Баттер никогда не вызывала у меня теплых чувств - подложила нам с Джилл такую свинью, приводила меня в ярость. В конце концов президент разрешил мне произвести расследование, если только оно не отнимет слишком много времени. Его больше волновала предстоящая речь Калпа. Точное описание нашего "кризисного" совещания покажет всем, что в нашем лагере царит разброд и уныние. А сообщение о моей угрозе уйти в отставку только подольет масла в огонь. - Придется вам с этим повозиться, Джин, - сказал Роудбуш. - Ничего, я уже знаю, что буду делать, - ответил я. - Калп не пользуется доверием в нашем лагере. Его корыстные и злоумышленные намерения очевидны. Мы не собираемся комментировать политические нападки оппозиции, какими бы нелепыми они ни были. Точка. - Надеюсь, все обойдется, - сказал президент, но в голосе его звучало сомнение. Он встал, обошел стол и пожал мне руку. - Извините меня, Джин. - Это моя вина, господин президент! Джилл тоже робко протянула руку. Президент пожал ее и потрепал Джилл по плечу. - Отныне никаких Баттер, договорились? И не болтайте больше. - Отныне и во веки веков, - сказала она. - Я не разговариваю даже во сне. Едва мы вернулись в пресс-бюро, Джилл задала мне жару: - Ну, мой честный преданный рыцарь, что скажете? Едва его прижали, он сразу закричал, что это я виновата! А почему ты решил, что все разболтала именно я? Ты сам ни с кем больше не говорил об этом? - Я говорю о подобных вещах только с теми, кому верю, - ответил я. - Чего не скажешь о тебе, болтушка... Выбрать Баттер Найгаард в наперсницы!.. Господи, Джилл, неужели ты здесь ничему не научилась? - Кое-чему научилась. Я узнала тебя, Джин Каллиган. По-видимому, ты легко теряешь веру в своих друзей. Логика у нее была чудовищная, но я не дал сбить себя с толку. - А когда ты выболтала ей последние новости? Прошлой ночью? Она скрестила руки и обожгла меня взглядом. - Я могла бы не отвечать, но отвечу. Мы говорили с ней позапрошлой ночью, после совещания и твоего заявления о том, что ты уходишь в отставку. А прошлой ночью, к твоему сведению, Баттер не было в городе. Я подумал, что в таком случае Джилл могла бы позвонить и пригласить меня к себе. Эта мысль разозлила меня не меньше, чем ее остроумное заявление, будто во всем виноват я, а не она. - А куда она отправилась? - спросил я. - Понятия не имею. - Ладно, позвони-ка этой Баттер-таттер на работу. Я хочу поговорить с ней по телефону. Она бросила на меня уничтожающий взгляд, однако села за свой стол и принялась названивать. - Она еще не вернулась, - сказала Джилл через некоторое время. - Из ее конторы отвечают, что она должна прибыть на Национальный аэродром в шесть тридцать восточным рейсом номер семьсот два из Чарльстона, Западная Виргиния. Былой полицейский азарт пробудился во мне. - Узнай, откуда прибывает в Чарльстон рейс семьсот два. Вскоре она ответила: - Из Хантингтона, а туда - из Луизвилла. - Луизвилл, - повторил я. Поймав многозначительный взгляд Джилл, я понял, что ей пришла в голову та же самая мысль. - Интересный завязывается узелок. - Баттер Найгаард, - сказала она шепотом, но в ее шепоте прошелестели отравленные стрелы. Некоторое время мы работали молча, затем Джилл подошла к моему столу. - Я хочу попросить прощения, - сказала она. - Мне бы сходить к психиатру, должно быть, я тронулась, если могла так довериться Баттер... Я-то думала, что могу с ней говорить, как с тобой! Этого никогда больше не будет. Джин. - Хорошо, - сказал я, подавив желание прочесть ей нотацию. Упреков президента было, пожалуй, вполне достаточно для одного дня. - Забудем сейчас об этом. Я хочу послушать, что скажет сама Баттер. Я решил встретить курильщицу зелья в аэропорту. Послеполуденная пресс-конференция прошла как и в предыдущие дни - я отделался обычными синяками и шишками, - а затем я отправился за своей машиной на стоянку в западном служебном секторе. Хотя мне в Белом доме полагалась машина с шофером, я редко ею пользовался. Делал вид, будто мне нравится самому сидеть за рулем. Но в действительности, принося эту небольшую жертву, я чувствовал себя скромным и добродетельным, а этими качествами я, право же, не был обременен. Я пересек Потомак, наслаждаясь запахами догорающей осени и свежим ветром, который порывами налетал на реку. В запасе у меня было несколько минут. Я остановился перед утиным садком возле въезда в Национальный аэропорт и залюбовался синекрылыми чирками, красными утками и кряквами, которые плескались в водоеме. Предвечернее солнце зажигало пурпурные и розовато-лиловые блики на глянцевых зеленых головках селезней, и эта сверкающая их пестрота и безмятежность дня постепенно заставили меня позабыть шум и гам пресс-конференции. Стоя за решеткой у входа N_12, я делал вид, что просматриваю последний выпуск "Стар". Баттер появилась на трапе где-то в середине цепочки спускающихся пассажиров. Волосы ее были гладко зачесаны назад по моде "конский хвост". На губах, как всегда, ни следа помады, пористая кожа лица напоминала бетонное покрытие дорог. На ней был грязный плащ, на ногах - растоптанные мокасины. Баттер относилась к тем женщинам, которые стараются выглядеть как можно непривлекательнее, словно бросают вызов мужчинам: полюби, мол, меня за одну мою душу! Я двинулся вперед, но тут заметил, что Баттер остановилась у подножия трапа и оглядывается. Вскоре к ней присоединился мужчина. Пожилой толстяк с багровым лицом без единой морщинки. Я видел его в Вашингтоне десятки раз. Это был сенатор от Небраски Оуэн Моффат, лидер оппозиции и главный стратег Уолкотта. Я сразу отвернулся, поднялся по лестнице и спрятался в нише в конце длинного зала, в котором пассажиры получали багаж. Баттер и Моффат вошли вместе, подхватили чемоданы и направились к веренице такси. Держались они запросто, словно дедушка с внучкой. Я скользнул за руль своей машины, оставленной на разлинованной внутренней стоянке, и, заметив такси с Моффатом и Баттер, последовал за ними на приличном расстоянии. Так мы проехали мост 14-й стрит, пересекли вашингтонский мемориальный комплекс и выехали на 15-ю стрит. Такси свернуло прямо на Джи-стрит, и здесь Баттер вылезла перед старым зданием Олби-билдинг. Она помахала на прощание рукой сенатору и прошла - или, вернее, я бы сказал, проковыляла в своих мокасинах - внутрь здания. Я обогнул квартал, поставил машину на стоянку на Ф-стрит и вернулся пешком к Олби-билдинг. Международную службу культурных обменов я отыскал в указателе на стене холла и поднялся в лифте на пятый этаж. Я не очень-то старался остаться незамеченным, поскольку в старом Олби было множество редакций газет, все работники которых знали меня в лицо. Рассчитывать можно было только на удачу. Повезло мне гораздо больше, чем я надеялся. Разыскивая N_513, я пошел не по той стороне коридора и вместо этого набрел на N_512. На маленькой табличке под этим номером, на металлической пластинке величиной не больше спичечного коробка было выгравировано "Фонд Поощрения". Меня бросило в жар. На двери не было звонка, и я попробовал ее открыть. Она была заперта, очевидно, рабочий день уже кончился. Сколько я ни стучал, мне никто не ответил. N_513 я нашел на другой стороне коридора. Дверь украшала большая пластинка полированной меди с полным названием "Международная служба культурных обменов". С минуту я смотрел на нее, думая о "Поощрении"... Мигель и его приятели-физики... Операция "Мухоловка"... ЦРУ. Но Мигель говорил, что фонд Поощрения находится в Нью-Йорке. Предстоящая встреча с мисс Найгаард приобретала все больший интерес. На двери "культурных обменов" был звонок. Я нажал его дважды. Дверь открылась, и передо мной предстала Баттер в розовой блузке и вельветовой юбке, которая на дюйм не доходила до колен. - Что, попали не к той девушке? - спросила она. Улыбка у нее была хитрая, понимающая, словно мы с ней вдвоем знали какую-то тайну. Я всегда подозревал, что наша связь с Джилл приводила Баттер в состояние нездорового возбуждения. - Входите, - сказала она довольно радушно. - Мне кажется, вы еще не видели мою контору. Она провела меня через комнату с двумя пустыми письменными столами во внутреннее помещение, оклеенное обоями со странным рисунком - пурпурные бамбуковые заросли и среди них - розовые голубки. Одну стену от пола до потолка занимал книжный шкаф, напоминавший ступенчатую пирамиду. На полке у окна стоял ряд статуэток доколумбовой эпохи из красноватой глины. Некоторые из них плотоядно таращились, словно при виде какого-то соблазнительного зрелища. Стол Баттер был завален проспектами, письмами и газетами. Напротив ее стола стояло несколько предметов из гнутого железа: низкая скамеечка, два стула и стеклянный столик, крышка которого держалась на одном железном пруте. Мы сели, и Баттер закурила сигарету. - Так что у вас случилось, Джин? - спросила она. - Семейные неурядицы, и вы пришли поплакаться к старшей сестре? (К старшей! Баттер было всего двадцать шесть лет!) - Нет, никаких сердечных травм, - ответил я. - Речь совсем о другом. Найдется у вас несколько минут? - Разумеется. - Она заинтересовалась. - Ну что ж, в таком случае... - я оглянулся. - А у вас тут уютное гнездышко. Вы давно здесь работаете? - Почти три года, - ответила она. - Да, здесь неплохо. Куда лучше, чем служить в каком-нибудь затхлом правительственном склепе. - Да, конечно. Вы ведь были на государственной службе. Только в каком департаменте? Я, по-моему, знал, да забыл. Она отмахнулась. - Вспоминать противно, такая была тощища? Я работала при комиссии, что-то вроде ИКК [Интерстейт коммерс каммишн - Комиссия по регулированию торговли между штатами]. Нет, здесь мне по-настоящему нравится. К нам такие типы заходят сюда! Не соскучишься. - А откуда ваша контора берет средства? - спросил я. - Частные пожертвования? - В какой-то мере, - ответила она. - Но в основном деньги мы получаем от разных фондов. - От фонда Поощрения? - спросил я как можно небрежнее. Она нахмурилась и сделала быструю затяжку. - Да, а в чем дело? Откуда вы знаете? - Нет ничего проще: я видел название на двери N_512, через коридор. - О-о-о! - равнодушно протянула Баттер, но я почувствовал, как она насторожилась. - А я думал, фонд Поощрения находится в Нью-Йорке. Это ее удивило. - Находился раньше, но в прошлом месяце они перебрались сюда. - Я почти ничего не знаю об этом фонде, - сказал я. - Что это такое? Какое-нибудь семейное заведение? Чье-нибудь наследство? - Нет, - она сильно затянулась. - Главным образом это деньги бизнесменов, которые хотят благотворительностью облегчить свою совесть. Директор у них мистер Мори Риммель, человек бывалый. Но его здесь нечасто застанешь. Со всем справляется одна секретарша. - Как же, знаю, Мори Риммель, тот самый парень с лицом, как луна, который искал Грира в первую ночь в "Неопалимой купине". Она кивнула. - Он самый, - сказала она. - Честно говоря, Риммель не в моем вкусе, но он поддерживает наши планы и не брюзжит. - Кстати. Баттер, я как раз хотел с вами поговорить о Стивене Грире. Это возымело действие. Лицо ее окаменело, и она сделала две быстрые затяжки. - Вот как? Я решил рискнуть: - Вы не можете мне сказать, что вы делали в Луизвилле вчера и сегодня? Она вспыхнула. - Кто вам сказал, что я была в Луизвилле? - Неважно. Я спросил: чем вы там занимались? - Вам нет никакого дела до того, где я была и чем занималась. - Она жадно затянулась, отбросила сигарету и с вызовом посмотрела на меня. - Что все эта значит, Каллиган? - Вы одна путешествовали? - Хватает же у вас наглости! - Голос ее стал пронзительным. - Если это допрос, то знайте, - Маккарти, слава богу, давно умер! Я уже думал, что сейчас меня выставят, но, очевидно, вирус любопытства оказался сильнее ее злости. - Баттер, - твердо сказал я, - как вам известно, у нас в разгаре предвыборная кампания, а я получил сведения, что вы в сговоре с приближенными людьми сенатора Уолкотта. - Это просто смешно! - она фыркнула. - Мне наплевать на политику. Никогда не интересовалась ею я не собираюсь... Впрочем, это тоже не ваше дело. - Я вам не верю. Полагаю, ваша поза богемной, аполитичной художницы-дилетантки - сплошная фальшь. А в Луизвилле вы были в компании одного маститого сенатора, чтобы передать свой маленький пузырек с ядом лично мистеру Хиллари Калпу. Я думаю... - Довольно! - Она вскочила и скрестила руки на розовой блузке. Вот когда она решилась выставить меня. - Вам лучше уйти! Я медленно поднялся. - Вы можете спать с моей подругой, на это вас еще хватает, - сказала она, - но запугать мена - это уж вам не по зубам. - Сказано вежливо и ясно. Вступать в словесную дуэль с женщиной? Нет, я не стал и пытаться. - Должен сказать вам только одно, Баттер. Завтра Джилл уезжает от вас. Она больше не хочет, чтобы ее доверительные разговоры о Белом доме вы передавали Оуэну Моффату, Хиллари Калпу и Мэтти Силкуорту. - Джилл Николс и сама может сказать мне о своих планах. - Она стояла, все так же скрестив руки, только теперь склонила набок голову. - А что касается ваших намеков, то это клевета. На вашем месте я бы поостереглась. Еще одно подобное обвинение, и я обнародую кое-какие факты о пресс-секретаре Белого дома и его Лолите [Лолита - героиня одноименного романа В.Набокова]. - Вот уж это меня меньше всего пугает, - сказал я. - А на вас весьма похоже: распускать сплетни обо всем, что вы узнаете. - Каллиган, - сказала она, - вы подлец. - Ну, Баттер, вы могли бы придумать что-нибудь позабористее! Откуда у хиппи такие старомодные выражения? - Убирайтесь отсюда! - Яда в ее голосе хватило бы на дюжину гремучих змей. - Я ухожу. - Но в дверях я обернулся и спросил: - Кто такой Ник? Она была поражена, потом вдруг так внезапно пришла в ярость, что, окажись у нее что-нибудь под рукой, она, наверное, запустила бы мне это в голову. Баттер пробормотала что-то невнятное, - я разобрал только "что б ты..." и какие-то непристойности. Я посмотрел на нее. Бугристое лицо ее было искажено злобой. Затем я прошел через переднюю комнату и захлопнул за собой дверь. Казалось бы, эта стычка должна была принести мне облегчение, но я его не испытывал. Когда я вернулся в Белый дом, в западном крыле не оставалось никого, кроме ночных агентов охраны и полицейских. Джилл, все служащие и пресса удалились на покой, наша лавочка опустела. Я дозвонился до президента: он был в спальне и переодевался к обеду. Роудбуш выслушал меня, не перебивая. - Таким образом, - закончил я, - очевидно, что мисс Найгаард все время информировала обо всем штаб Уолкотта, а сегодня, наверное, также и Калпа в Луизвилле. Весьма вероятно, что она осведомительница ЦРУ, оплачиваемая через Поощрение, а может быть, и по ведомости. - Это просто невероятно, - сказал он. - Артур дал мне слово закрыть фонд Поощрения. - Не совсем так, сэр, - поправил я. - Насколько я знаю, это обещание касалось только субсидий физикам. Вспоминаете? Ингрем сказал: "Поощрение" больше не будет финансировать молодых ученых". Мне не пришло тогда в голову, что они начнут работать в других кругах. - Да, вы правы. Артур ловко изворачивается. И только тогда до меня дошла вся чудовищность ситуации: одна из наших секретных служб через своего рода живой подслушивающий аппарат шпионила за самим президентом Соединенных Штатов Америки! - Может быть, я ничего не понял, - сказал я. - Все слишком запутано. Наверное, надо было проверить, где мисс Найгаард работала раньше. По-моему, она связана непосредственно с ЦРУ. Разрешите мне навести справки? С минуту он молчал. - Нет, Джин. Я займусь этим лично. - Он вздохнул. - Похоже, после выборов нам придется здесь многое основательно перетряхнуть. Он сказал это так, словно не сомневался в благополучном исходе выборов. Я не разделял его уверенности. На прощание мы обменялись банальными любезностями, и он положил трубку. Я сидел за столом и думал о парадоксальности нашей правительственной системы... Президент США под наблюдением агента ЦРУ, и агент этот к тому же Баттер Найгаард. Джилл два года жила с ней в одной квартире. Сколько же интимных подробностей, не говоря уже о секретных сведениях, накопилось за это время в электронной памяти компьютера ЦРУ? Чем больше я думал об этом, тем злее становился. Почему Пол Роудбуш так спокоен? Будь я на его месте, я бы немедля вызвал Артура Ингрема и... Тут я подумал о предстоящем бурном объяснении Джилл с Баттер Найгаард. Надо предупредить Джилл. Я набрал номер ее телефона, но никто не ответил. И только тогда я вдруг вспомнил про Ларри Сторма. Он должен был прийти ко мне в восемь тридцать. Было уже десять минут девятого. Я схватил пиджак и выбежал. Я так и не позвонил больше Джилл в ту ночь. Я совершенно забыл о ней, настолько захватил меня разговор со Стормом в последующие семь часов. 15 Мы с Ларри Стормом сразу спелись. У нас было много общего. Два холостяка примерно одного возраста. Ему только что исполнилось сорок, значит, он был всего на два года старше. Примерно одинакового роста и телосложения, мы оба считались малышами - всего шесть футов! - в наших баскетбольных командах, он в своем Гарвардском колледже, а я у себя в Лос-Анджелесе. Как позднее выяснилось, у обоих были ужасные семьи, в которых родители вечно ссорились, обвиняя друг друга в своих неудачах. Мы оба были государственными служащими высшего ранга, правда не из тех, кто вершит политику, но в отличие от огромной серой чиновничьей массы мы имели доступ к важнейшей информации. Единственное, что нас отличало друг от друга, если не считать, что я был разведен, а Ларри - холост, это цвет кожи. Ларри был весь кофейный, а я белый, с нежной ирландской кожей, которая мгновенно сгорала на солнце и слезала лохмотьями. Я полагал, что Ларри пришел, чтобы поговорить о деле Грира. Если это так, несмотря на всю свою симпатию к нему, я решил держать уши открытыми, а рот в основном закрытым. История с Баттер Найгаард была еще слишком свежа в моей памяти. До своей квартиры в доме N_4101 по Кафедрал-авеню я добрался как раз вовремя; Ларри тщетно звонил и теперь нерешительно топтался перед моею дверью. Мы решили сначала выпить и пообедать - дела подождут. Я смешал ему три дайкири, его любимого коктейля, а сам до обеда - если можно назвать обедом китайскую стряпню, доставленную в бумажных судках, - ограничился двумя мартини со льдом. Таким образом, когда мы с Ларри наконец расположились в гостиной, мы успели уже переговорить о всякой всячине - о школьных днях, о политических взглядах, о нелюбви к собакам и кошкам и о том, что Ричард Бартон все-таки гораздо талантливее своей жены. В моей гостиной стояли друг против друга две длинные софы, а между ними - низкая тумба. Тумба служила мне для хранения журналов, газет и всяких официальных бумаг. Ларри устроился на одной софе, а я на другой. Мы давно уже сбросили пиджаки и распустили галстуки. Ноги мы задрали на тумбу; мои оказались как раз у пятифунтового бюджета правительства США. Я ненавидел эту коричневую книжищу. Она напоминала мне о дорогостоящих и зачастую тщетных попытках навести порядок в таком сложном обществе, как наше. Бумажный переплет был весь в колечках от стаканов и кофейных чашек. - Ну, Ларри, - сказал я. - Давайте приступим. - Разумеется, все, что будет сказано здесь этой ночью, здесь и останется? - Ответ он знал заранее, но считал, что осторожность не помешает. - Разумеется! - подтвердил я таким тоном, словно тоже собирался ему что-то поведать. Теперь придется играть эту роль до конца. Было видно, что он издерган не меньше меня. Ларри не курил, а я обходился без сигарет уже почти два месяца. Еще один день, завтра, и было бы ровно два. Мы оба держали в руках чашки с растворимым кофе и то и дело к ним прикладывались. - Джин, - сказал он, - я занимаюсь делом Грира пять недель и за это время не видел ни одного донесения других агентов. Ни разу не получил никакой информации, кроме прямых указаний сделать то-то и то-то. Мне запрещено обмениваться сведениями с другими агентами. Мне не дают ознакомиться с материалами расследования. Впервые за девятнадцать лет я работаю вслепую. Он работает вслепую! Побыть бы ему на моем месте! - А как вы обычно работаете? - спросил я. Он довольно подробно описал традиционные методы ФБР и в качестве примера привел случай киднэпинга, который им с Клайдом Мурхэдом удалось распутать. Сначала, сказал он, это очень походило на дело Грира. - Метод ФБР, - продолжал он, - основан на обмене информацией. Понимаете, Джин, в другое время я бы каждое утро просиживал часа по три над донесениями десятков агентов. Все наши расследования ведутся таким образом. Кроме дела Грира. Здесь я отрезан от всех источников. Он в общих чертах рассказал о своих затруднениях. Ему сказали, что приказ "заморозить" информацию исходит от самого президента. Что ж, возможно, особенно учитывая щекотливость этого дела в разгар предвыборной кампании. Однако чем больше Ларри узнавал, тем больше сомневался. А что, если на самом деле, предположил он, приказ исходит от Питера Десковича, который скрывает все эти сведения от Роудбуша? Старый приятель Сторма, Клайд Мурхэд, возможно, врет ему, или, что более вероятно, сам Мурхэд введен в заблуждение Десковичем и толком не знает, чей это приказ. - Впервые слышу, что вы работаете по новой системе, - сказал я. - Мне казалось, старое Федеральное бюро работает себе как работало. - Теперь вы понимаете, почему я засомневался, - сказал он. - Если это приказ главного, ладно, все в порядке. А если нет? В таком случае, подумал я, он должен об этом узнать. Может, кто-то в Бюро ведет двойную игру, чтобы президентом стал Уолкотт? Трудно в это поверить, но такая возможность не исключена. Меня вдруг осенило: неужели Артур Ингрем и Питер Дескович сговорились и тайком передают секретную информацию людям Уолкотта? Мне хотелось откровенно рассказать Сторму и про Баттер Найгаард, и про ЦРУ, но я сдержался. Кто обжегся на молоке... - И поэтому вы пришли ко мне? - спросил я. Он кивнул. - Я никогда не говорил о делах Бюро с посторонними. Но сейчас речь идет о президенте. Если метят в него, его нужно предупредить. Похоже, Ларри считал, что я видел все донесения ФБР и могу ему точно сказать, о чем президент знает, а о чем не знает. - Вы можете не поверить мне, - сказал я, - но меня тоже отстранили от дела Грира. По мнению президента, я ничего не должен знать, чтобы мне не пришлось сознательно врать журналистам. Я объяснил ему вполне откровенно, что моя собственная версия дела Грира основана на одних предположениях. Например, я сказал ему, что узнал о Филе Любине только после того, как сам Ларри начал меня о нем расспрашивать. Я собирал сведения по крохам: в Белом доме, от Мигеля Лумиса и тому подобное. Разумеется, я не сказал Сторму о нашей размолвке с президентом и о своем сегодняшнем визите вежливости к Баттер Найгаард. Короче, я говорил довольно долго и ничего не сказал. Ни одного слова о делах Белого дома. Президент ни в чем не сможет меня упрекнуть. - Черт побери! - выругался Сторм. Он уставился на меня, пытаясь определить, насколько я искренен. Видимо, результат наблюдений его удовлетворил, потому что он сказал: - А я-то думал, они скрывают это только от меня. - С моей стороны, это только догадки, - предупредил я. - И у меня не сходятся концы с концами. Если Грир и Любин педерасты, значит, я ни черта не понимаю в людях. Ведь даже если это так, зачем им удирать куда-то вместе? Нет, дурацкая история. Сторм покачал головой. - Они удрали не вместе. Грир отправился в Рио-де-Жанейро. Любин удрал совсем в другую сторону. - В самом деле? - спросил я, надеясь хоть что-нибудь узнать. Однако Сторм снова уставился на меня еще пристальнее. - Вы не хитрите со мной? - спросил он. - Вы действительно ничего не знаете о Любине? - Я знаю, что он исчез из Балтимора, - ответил я. - Но куда он делся, не знаю. - А президент, по-вашему, знает? - Честно, не могу вам сказать, Ларри. - На мгновение я задумался. - По-моему, нет, но это лишь предположение. - Вы не видели ни одного доклада ФБР? - спросил он. - Нет. Ни одного. Он встал с софы, сунул руки в карманы брюк и прошелся по комнате. Затем повернулся ко мне. - Джин, - сказал он, - я влип. Когда я договаривался с вами о встрече, я думал, вы знаете все, что знает президент. - Ларри, толком я не знаю почти ничего, - сказал я. - Тут вы ошиблись, Ларри. Его большие карие глаза смотрели пристально. Он снова как бы оценивал меня. - Ну что ж... пожалуй, в таком случае, мне лучше ничего больше не говорить. Надеюсь, вы понимаете... Тут такое дело... Я видел, как он борется с собой, и выжидал. Он прошелся по комнате и снова сел на софу. - Какое дело, Ларри? - спросил я. - Что вас мучит? - Я котел сравнить мои сведения с вашими, - ответил он. - Если бы мои подозрения не оправдались, прекрасно, я бы вернулся к себе, лег спать и забыл обо всем. Но, если бы ваши сведения подтвердили мою версию, вы могли бы рассказать все это президенту. - Не понимаю, какая разница. Скажите мне, что вас тревожит, беспокоит? Если это важно, я сообщу президенту. Если нет, мы об этом забудем, как вы сказали. - Но если президент спросит, откуда вам это известно, что вы ответите? - Скажу, от вас, - ответил я. - От Ларри Сторма из ФБР. - Нет, - сказал он. - Я думаю, мои подозрения справедливы, но вдруг это не так, представляете, каким я буду выглядеть дураком? - Все мы ошибаемся. Что в этом страшного?.. Это единственное, что вас беспокоит? Он нахмурился, но не ответил. - Боитесь, что вас выставят. - Нет, черт побери! Вы не знаете Бюро. Если они пронюхают, что я говорил о наших делах - даже с вами! - они засадят меня в отдел отпечатков пальцев до конца моих дней. Сотрудника, который разглашает служебные тайны, из Бюро уже не выпустят. Я ему сочувствовал, но, понятное дело, больше думал о себе. Конечно, я сгорал от любопытства, однако главное было не в этом: и я воспринимал как личное оскорбление то, что меня держали в неведении. Теперь передо мной сидел человек, который многое знал о деле Грира. Плохой же я пресс-секретарь, если не заставлю Ларри разговориться. - Давайте вернемся назад, Ларри, - сказал я. - Насколько я понимаю, вы пришли сюда потому, что думаете, будто Пит Дескович скрывает от президента важные сведения, и считаете, что президента нужно предупредить. Так? - Да, так. - Ну а какие сведения? Что-то важное или просто интересные, но несущественные подробности? - Важное? - воскликнул он. - Да если свора Уолкотта узнает об этом - а, по-моему, кое-что, до них уже дошло, - вашему боссу на выборах нечего делать! - Простите, но почему это вас так заботит? - спросил я. - Роудбуш, Уолкотт - вам-то какая разница? ФБР, как река, течет себе и течет, а что там, на берегу, неважно. Но тут до меня дошло. Это же было ясно - стоило взглянуть на Ларри. У Роудбуша не было ни на унцию расовых предрассудков, и негры это знали. Он обращался к ним как к равноценным американцам, без снисходительности и высокомерия. А что скажет Уолкотт, негры не знали. Он мог в этом расовом вопросе оказаться вторым Роудбушем, а мог и не оказаться. Все было предельно просто. - Насколько я понял, Ларри, вы не хотите говорить о своей версии, потому что боитесь, как бы ваше начальство не узнало, что сведения исходят от вас. - Если узнают, я конченый человек. - Но я и сейчас мог бы погубить вашу карьеру. Стоит мне позвонить Питу Десковичу и сказать ему, что здесь сидит его болтливый агент, который пытается убедить меня, будто директор ФБР ведет двойную игру с президентом США. Сторм выдавил из себя улыбку. - Вы дали слово, что все останется между нами. - Конечно, дал, - сказал я. - Так почему бы не поверить мне до конца? Вы пришли, надеясь, что я скажу, есть ли основания для ваших подозрений. Этого я вам сказать не могу. О Грире мне самому ничего не говорят. Но я неглупый человек. Почему бы нам не подумать вместе? - Что вы хотите сказать? - Послушайте, расскажите мне все, что вы знаете. Если это покажется и мне таким же важным, я завтра же все передам президенту. И не скажу, откуда я это знаю. Если он будет настаивать, я сошлюсь на вас только при условии, что он не назовет вашего имени, и у вас не будет никаких неприятностей в Бюро. Согласны?.. Роудбуш такой человек, которому можно довериться. - Но тогда я буду в ваших руках. - Да, конечно, - сказал я. - Однако не забывайте, вы в моих руках с тех пор, как позвонили и пришли сюда. - Пожалуй. - Чуть подумав, он наконец решился: - Договорились. Ларри явно почувствовал облегчение. И я тоже. Все-таки выдирание больных зубов не моя профессия. - Джин, - сказал он, - начнем с того, что ваш приятель улетел в Африку, в Анголу. - В Анголу? - Да, в столицу Анголы, Луанду. - С ума сойти! - А вы знаете, куда отправился Киссич? - Киссич? Кто такой Киссич? Сторм пристально посмотрел на меня. - Вы на самом деле никогда не слышали этого имени? - От вас впервые, - ответил я. - Он что, торгует коврами? - Феликс Киссич, - медленно сказал он, явно удовлетворенный моим невежеством, - лауреат Нобелевской премии. - Не говорите так укоризненно. Нобелевских лауреатов сотни. И далеко не все из них знают меня. Он не улыбнулся. - Киссич - профессор, специалист по физике плазмы из Принстонского университета. Он тоже исчез восьмого сентября, вскоре после открытия Международного конгресса в Хельсинки. Пропали не два человека, Джин. Исчезли трое. - Об этом я ничего не знаю. - Я вновь ощутил прилив ненависти к той стене, которую президент воздвиг между мною и делом Грира. - Может быть, я кое-что пойму, если вы начнете с самого начала - с той ночи, когда исчез Грир. Ларри рассказал о своем первом разговоре с Сусанной Грир, о том, как узнал о существовании несуществующего Потомакского проблемного клуба. Постепенно он дошел до своих розысков на четырех континентах. Это была захватывающая детективная повесть, и я мог только восхищаться дотошностью и терпением Ларри Сторма. Он рассказал, как обнаружил машину Любина и как его сразу же перебросили вслед за Гриром в Рио-де-Жанейро. Кстати, заметил он, все эти новые задания, по его мнению, преследовали одну цель: чтобы он случайно не узнал слишком много об одном каком-нибудь аспекте дела Грира. В Рио Сторм вместе с переводчиком-португальцем обошел около шестидесяти гостиниц и пансионатов, пока не напал на след. Американец, по описанию в общем-то похожий на Грира, поселился в маленькой гостинице для моряков "Балде Азул" вечером в пятницу 27 августа, примерно через сутки после исчезновения Грира из Вашингтона. Он зарегистрировался под именем Стюарт Уолфорд, довольно похожим на имя губернатора штата Иллинойс Уолкотта - видимо, Грир избрал его из озорства, возможно, неосознанного. Когда спустя неделю Сторм показал фотографию Грира хозяину гостиницы, тот не смог ответить ничего определенного. Может, это "Уолфорд", а может, и нет. Но он вспомнил, что капитан краболова "Каза Алегре" как-то звонил американцу и долго разговаривал с ним, а на следующий день вечером "Каза Алегре" - "Счастливый дом" - отплыла с Уолфордом на борту. Запись в портовом журнале гласила, что у "Счастливого дома" нет определенного места назначения. Краболов будет облавливать омаровые отмели в Южной Атлантике в течение двух месяцев, и все. В этот период Ларри едва не столкнулся нос к носу с Дэйвом Поликом из вашингтонского еженедельника "Досье". Тут я едва удержался, чтобы не рассказать Ларри о долгой беседе Полика с президентом сегодня утром и о том, что после этой беседы Полик, всем на удивление, решил ничего не писать о Грире и отправиться "на отдых". Вместо этого я только рассказал ему о невнятном телефонном звонке Полика из Рио. - Я до сих пор ничего не понимаю, - закончил я. - По-моему, я догадываюсь, - сказал Сторм. - Наверное, сначала Полик решил, что Грир нанял "Счастливый дом", чтобы подыскать себе укромное местечко на побережье. Сейчас, наверное, он так не думает, но тогда думал, потому что тоже пытался зафрахтовать рыбачье судно. Бразильские власти сказали, что ему, как иностранцу, придется подождать с неделю, пока выправят документы. Он обозлился и бросился к нашему консулу, как я потом узнал. Пытался на него нажать, а когда это не удалось, позвонил вам. - Настырный парень! Охотничий пыл Дэйва всегда заставлял меня чувствовать себя дичью. Сторм продолжал свой рассказ. Он так и не узнал, что случилось с "Каза Алегре", потому что ему приказали вернуться в Вашингтон и выяснить подноготную Грира до его исчезновения. Занимаясь этим, Сторм кстати просмотрел аккуратную пачку квитанций за междугородные переговоры, которые Грир сохранял для налогового ведомства. По квитанциям Ларри узнал, что Грир неоднократно звонил в Принстон Феликсу Киссичу, изредка на дом, но чаще в лабораторию физики плазмы, где Киссич работал. Выяснилось, что Киссич тоже вылетел за границу, якобы для того, чтобы присутствовать на международной конференции физиков в Финляндии. Ларри договорился о свидании с Клайдом Мурхэдом. Он хотел уточнить, имеет ли Киссич какое-нибудь отношение к делу Грира. С Мурхэдом Ларри встретился в половине восьмого утра в оперативном штабе и увидел, что его друг еле держится на ногах, Мурхэд сказал, что работал до четырех, пока не свалился на диван в своем кабинете. Если бы не это, заметил Сторм, он бы никогда не узнал о деле Грира того, что знает. В нормальных условиях Мурхэд сдержан и осторожен и такой оплошности ни за что бы не допустил. Взъерошенный, с красными от недосыпания глазами Мурхэд сидел за столом и пил кофе. Они обменялись обычными шуточками, а потом Ларри бросил на стол Мурхэда папку в манильском переплете, набитую сведениями о Феликсе Киссиче. Дальнейший разговор, насколько помнил Сторм, выглядел примерно так: Сторм: Здесь все, что я выудил, Клайд. Когда прочтешь, увидишь, предстоит веселое и далекое путешествие. И отправлюсь в него, по-видимому, я. Мурхэд: Путешествие? Тебе понравилось? Ты уже пошатался по свету в свое удовольствие. Куда ты еще собрался, черт побери? Сторм: Куда? Кончай темнить. Сам знаешь куда. Мурхэд не стал читать отчет Сторма, который тот положил ему на стол. Вместо него он взял подшивку бумаг и начал просматривать первую страницу. Мурхэд: Давай-ка посмотрим. По нашим сведениям, он испарился из Балтимора двадцать девятого августа. Вылетел в Лондон. Тридцатого августа улетел в Мадрид. Оттуда в Анголу, в Луанду... И все обычными пассажирскими рейсами. В последний раз его видели во вторник второго сентября в Луанде, хотя и не опознали точно. Отплыл, как полагают, в Аккру на дизельном судне со смешанным грузом. Но это судно в Аккру не прибыло. Мурхэд закрыл дело и отодвинул в сторону. Мурхэд: Ну, Ларри, что ты предлагаешь? Попутешествовать неделю-другую по Атлантике в поисках Любина? Ларри опешил. Значит, Фил Любин отплыл на судне из Анголы? Мурхэд ухмыльнулся. Сторм: Клайд, как я понимаю, ты говоришь о Филипе Любине. Но ты приказал мне забыть о нем еще до того, как я вылетел в Рио. Я занимаюсь третьим человеком, Феликсом Киссичем. Мурхэд в смятении протер глаза, пододвинул к себе папку в манильском переплете и торопливо отхлебнул кофе. Мурхэд: Извини меня, Ларри. Не высыпаюсь, голова кругом идет. Ты ничего не слышал, договорились? Если Пит когда-нибудь узнает о моем промахе... да ты сам знаешь инструкции! Господи Иисусе... Сторм: Перестань терзаться, Клайд. Мы слишком давно работаем вместе. Я тебе скажу: этого не случилось бы, если бы мы придерживались обычных наших методов. Тогда бы, черт побери, мы оба знали все... Ладно, не беспокойся. То, что я услышал, останется при мне. А теперь о Феликсе Киссиче. Но Мурхэд так и не пришел в себя и, когда они расставались, еще раз попросил Сторма забыть все, что он узнал от него про фила Любина. - Я до сих пор не пойму, в чем тут дело, - добавил Ларри. - Возможно, Мурхэд в самом деле дал маху, а может, он просто хотел таким образом рассказать старому приятелю о том, о чем по инструкции не имел права рассказывать. Я все же думаю, он просто оплошал. Клайд не такой уж блестящий актер, и он действительно был тогда не в себе. - Вы считаете, сведения о Любине верны? - спросил я. - Первая часть совпадает со сведениями Дэйва Полика. Вчера в Принстоне он сказал мне, что проследил Любина до Мадрида, но затем потерял его след. - А какие дела у Полика в Принстоне? - Сейчас объясню. Дайте сначала договорить о Киссиче. Мурхэд приказал собрать сведения о Киссиче, поэтому Ларри отправился в Принстон и начал расспрашивать разных людей, в том числе и миссис Киссич. На следующий день он вылетел в Хельсинки. Там он узнал, что Киссич уехал из гостиницы неизвестно куда восьмого сентября, задолго до окончания конференции. Знавшие Киссича физики, с которыми Ларри беседовал, считали, что Киссич внезапно заболел и отправился домой. По словам ночного дежурного в гостинице, Киссич жаловался на головокружение и боли в животе. Однако Ларри узнал, что Киссич вылетел в Париж, затем в Рим, а оттуда в Каир. В Каире Сторм потерял его след, несмотря на трехдневные розыски. Когда он позвонил в Вашингтон, запрашивая дальнейшие инструкции, Мурхэд приказал ему вернуться и продолжать расследование в Вашингтоне, Балтиморе и Принстоне. Сторм думает, что розыски Киссича в Каире поручены другому агенту, однако не уверен в этом. Ларри описал случайную встречу с Поликом в Нассау-отеле, разговор с Мурхэдом и, наконец, рассказал о решении поделиться своей догадкой - а также сомнениями и подозрениями - не с Мурхэдом, а со мной. Сегодняшний день был для него особенно трудным. Он вернулся в Вашингтон вскоре после полудня, позвонил Мурхэду и пожаловался, что валится с ног от усталости. Его шеф требовал немедленного письменного отчета о расследовании в Принстоне, но Сторму удалось отговориться и перенести все на завтра. Ларри встал с софы, потянулся и заходил по комнате. Он проговорил часа два подряд. - Можно мне еще кофе? - попросил он. - А потом я вам кое-что покажу. Я включил электроплитку на полную мощность, вскипятил воды и приготовил еще две чашки кофе. Было уже около полуночи. Ларри с наслаждением отхлебнул свежего кофе. Затем дотянулся до своего пиджака и достал из кармана два толстых листа бумаги. В развернутом виде они оказались северной и южной половинами большой карты Атлантического океана. Ларри разложил их на полу, соединив обе части. Разрез был чуть южнее двадцатой параллели - он проходил севернее нашей базы Гуантанамо на Кубе и шел дальше на восток через Сахару и середину Красного моря. - Идите сюда, - показал он мне на пол рядом с собой, и мы оба поставили наши чашки с кофе на ковер. Двумя пятнами больше - какая разница! - Так вот, - сказал Ларри. - Я исхожу из того, что сведения Мурхэда о передвижениях Любина верны. А так же из того, что Полик не солгал, будто он проследил Киссича до Кейптауна. А теперь смотрите. - Он указал на карту. - Красная линия - это Грир. Зеленая - Любин. Черная - Киссич. Красная линия Грира вела от точки близ Вашингтона к Атлантик-Сити, далее в Нью-Йорк, а оттуда на юго-запад через Тринидад и выступ Бразилии прямо в Рио-де-Жанейро. От Рио в море отходила короткая пунктирная линия с вопросительным знаком в конце. Зеленая линия Любина образовывала как бы половину большого квадрата. От Нью-Йорка через Атлантический океан она шла в Лондон, затем на юг в Мадрид, затем на юго-запад в Дакар на западной оконечности Африки и далее на юго-восток в Луанду, портовый город Анголы. Короткая пунктирная зеленая линия в океан так же заканчивалась вопросительным знаком. Черная линия Киссича была сложнее. От Нью-Йорка она вела на северо-восток в Хельсинки, затем на юго-запад в Париж, затем на юго-восток в Рим, еще дальше на юго-восток в Каир и, наконец, на юг в Кейптаун, и здесь карандашный пунктир с вопросительным знаком уводил в океан. - Грир сматывается в порт Рио-де-Жанейро и уходит в океан, - сказал Сторм. - Любин сматывается в порт Луанда и уходит в океан. Киссич сматывается в порт Кейптаун и тоже уходит в океан. Я изо всех сил старался понять, от напряжения голову стягивало, как обручем. Я сидел на полу, скрестив ноги, и мне казалось, линии, начерченные Стормом, выпирают из карты как в стереокино. Ларри поглядел на нижнюю часть карты, затем решительно отодвинул в сторону верхнюю. - Если моя теория правильна, нам нужна только Южная Атлантика, - сказал он, задумчиво барабаня пальцами по карте. Я нагнулся и увидел примерно в середине обширного синего пространства надпись: "Конские широты" близ тропика Рака и Козерога являются зоной слабых переменчивых ветров. В отличие от экваториальной полосы воздух здесь чист и свеж". - Встреча на "конских широтах"? - спросил я. Ларри присел на корточки и нахмурился, сосредоточенно глядя на меня. - Может быть, да, а может, и нет. - Он принял более удобное положение. - Что мы знаем, Джин? Три человека: юрист, математик и физик, все люди выдающиеся, а один из них друг президента, - неожиданно исчезают один за другим в течение нескольких дней. Все трое запутанными путями, явно пытаясь замести следы, добираются до портов Южной Атлантики. Все трое уплывают, как они надеются, тайно, на маленьких судах, разумеется, мореходных, но не на больших кораблях. Ни у одного из этих суденышек нет ни определенного маршрута, ни расписания. Каждый из троих вступает на борт своего судна уже через несколько часов после прибытия на побережье. Это говорит о предварительной договоренности и о чертовски сложном, продуманном заранее плане. Ларри отхлебнул кофе из чашки и выжидательно посмотрел на меня. - Кто же разработал этот план? - спросил он. - Совершенно ясно, что не Грир и не Любин, потому что они никогда не покидали надолго пределов страны. Киссич, правда, часто бывал за рубежом, но, по нашим сведениям, лишь в тех городах, где проходили научные конференции, если не считать последнего случая, когда он уехал из Хельсинки. При этом ни одна из конференций не проводилась ни в Бразилии, ни в Анголе, ни в ЮАР. Они могли, конечно, списаться с нужными людьми, но мы не обнаружили следов подобной переписки. К тому же предварительно договориться по почте с владельцами маленьких частных судов, приписанных к портам разных стран, практически немыслимо. Он помолчал. - Нет, я думаю, что этим занимался кто-то еще, некий посредник зафрахтовал для них эти суда, наметил сложные маршруты и точное расписание. Но кто? - "Кто", - это лишь одна сторона дела, - заметил я. - Главное - для чего? - Правильно, - Ларри кивнул. - Кто и для чего?.. Но одно совершенно ясно. Тот, кто подготовил все это, имел возможность передвигаться чертовски быстро, без всяких ограничений и почти по всему миру, - он указал рукой на карту. - Сначала я думал, что это сам президент Роудбуш. Грир - его лучший друг, и Грир долго беседовал с ним за два дня до того, как исчезнуть. Но какой смысл Роудбушу тайно посылать трех человек в отдаленные порты, а затем отправлять их куда-то на трех корытах? Ради того, чтобы они встретились? Какого дьявола, он может устраивать у себя в Белом доме сверхсекретные совещания хоть каждую ночь! Может, это океанографическая или еще какая-нибудь там научная экспедиция? Если так, то зачем столько таинственности и зачем им юрист? Здесь Ларри принялся перебирать все возможные предположения о целях Роудбуша. Он отверг все версии, рассудив, что каждая из них была бы слишком рискованной перед самыми президентскими выборами. Любое секретное предприятие неминуемо оттолкнуло бы от Роудбуша множество избирателей. И доказательством тому служит последний предварительный опрос. Роудбуш надеялся на легкую победу, однако опрос показывает, что эти выборы будут настоящими скачками с препятствиями. Дело Грира страшно повредило Роудбушу. Я не был в этом уверен. Взять, например, наш с Роудбушем договор: он дал мне понять, что через десять дней - теперь уже через восемь - поступят добрые вести. А что случилось с Дэйвом Поликом? Он ворвался к президенту как лев, а ушел от него как ягненок, а для того, кто хотя бы раз видел смущенного, присмиревшего Полика, это незабываемое зрелище. А Сусанна Грир? Я не знаю, что сказал ей президент в тот вечер в начале сентября, но с тех пор она совершенно успокоилась. Ни истерик, ни нервных приступов. По словам Мигеля, она бодра и порой даже безмятежна и ни разу больше не сорвалась, если не считать ее угрозы притянуть к суду телевизионную компанию. Я рассказал Сторму о том, как изменилось поведение Сью Грир после беседы с президентом. Впрочем, он, видимо, и сам об этом знал. - Да, да, - поспешно закивал он. - Но все это очень легко объясняется. Когда она вернулась в тот вечер из Белого дома, ей позвонили по телефону. Мужской голос передал ей сообщение от мужа. В этом сообщении Грир, называя ее шуточным прозвищем, просил не беспокоиться, обещал вернуться примерно через месяц. Там говорилось и что-то еще - о подарке, который он приберег к годовщине их свадьбы. Когда миссис Грир рассказала мне это, я попросил держать все в тайне. Она уже поделилась со своей дочерью Гретхен, но я уверен, даже Мигель Лумис ничего не знает. Миссис Грир просто радуется, что вскоре увидит мужа. А я-то ничего этого не знал! Вся эта сцена казалась мне фантастической. Вот сидит специальный агент ФБР и как автор детективного романа рассказывает любопытную историю помощнику президента. А за окном первый резкий осенний ветер взвизгивает на перекрестках и гудит по улицам, как в туннелях. - Знаете, что я вам скажу? - сказал Сторм, помолчав. - По-моему, миссис Грир еще очень долго не увидит своего мужа. Возможно даже - никогда. Что же до президента, то он просто блефует, работает на публику. Наверное, он рассчитывает на порядочность своего доброго друга Стивена Грира. Он верит в него и надеется, что тот вскоре объявится сам и все объяснит. Но сдается мне, президент ставит не на ту карту. Он проиграет. - Почему? - Потому что, я думаю, Пол Роудбуш не знает того, что происходит. Он не получает всех донесений ФБР. Я сильно подозреваю, что Пит Дескович скрывает их от него и подтасовывает факты. Если это так, то Дескович связан с Уолкоттом, и в один прекрасный день они выдадут сенсацию, которая угробит Роудбуша. - Это мало вероятно! - запротестовал я, подумав, что тогда совсем уж непонятно удивительное превращение Полика. К тому же я знал, что Уолкотта скорей всего осведомляет Артур Ингрем благодаря услугам Баттер Найгаард. - А я в этом уверен! - настаивал он. - И готов хоть сейчас поспорить: Роудбуш никогда не слышал о Киссиче. А Киссич - ключ ко всему делу. - Каким это образом? Ларри взял чашку с уже холодным кофе, встал с ковра и уселся на софу. Я направился к другой софе, радуясь этому: от сидения на полу у меня затекли ноги. - Джин, - сказал Сторм, - этот Киссич, наверное, знаком со многими советскими учеными. Вот уже несколько лет он проповедует свободный обмен идей, выступает за тесные контакты. В его лаборатории плазмы постоянно работают два-три русских физика. Киссич участвует во всех международных конференциях по физике, даже если там не обсуждается его тема. Он так часто ездит в Советский Союз и обратно, словно он дипломатический курьер. Но это еще не все. Киссич из тех борцов за мир, которые думают, что Советский Союз искренне желает мира, а мы нет. Он глубоко и страстно убежден, что Советский Союз готов вести политику, которая покончит с войнами надолго, - политику постоянной разрядки напряженности, как ее называют дипломаты. Но он также убежден, что Соединенные Штаты не пойдут на это, что мы погрязли в трясине "холодной войны". Он думает, что причина - в огромном влиянии нашего военно-промышленного комплекса на конгресс. Он убежден, что это заранее обрекает на бездействие любого нашего президента. Когда Киссич был еще молодым физиком, его идеалом был Лео Сцилард, тоже венгерский эмигрант, который тайно боролся за то, чтобы мы не сбрасывали атомную бомбу на Хиросиму. Киссич очень искренний человек, и он свято верит, что судьба мира зависит от соглашения с русскими. По его убеждению, русские готовы договориться хоть сейчас, но его вторая родина никогда на это не пойдет, во всяком случае при его жизни. - Если это так, - сказал я, - то он ошибается. Каждый год мы подписываем с русскими все новые соглашения. Ларри покачал головой. - Киссич считает, что очень медленно и не по самым основным вопросам. Он не верит, что все эти подписанные нами договоры приближают нас к решению главной проблемы... Но прав Киссич или нет, он имеет огромное влияние на Любина и Грира. Возьмите, скажем, Любина. Он не только блестящий математик, интересы его гораздо шире. Я узнал кое-что о вашем друге Любине, чего вы, держу пари, не знали. Он убежденный интернационалист. Он не верит в национальный суверенитет. По его мнению, человечество уже прошло эту стадию. - Да, его космополитические взгляды известны, - ответил я. - Мне довелось слышать, как он рассуждает на эту тему, но я никогда не слышал, чтобы он заходил так далеко, будто нация - понятие устаревшее. - Он в этом убежден, - твердо ответил Сторм. - Оба они, Киссич и Любин, принадлежат к тем ученым, которые стремятся сочетать науку с общественной деятельностью. Они не уверены, что сумеют спасти мир, но стараются это сделать. Он ненадолго задумался, затем продолжал: - Теперь о Грире. Я считаю, что эти еженедельные встречи с Любиным были посвящены каким-то научным дискуссиям. Честно говоря, не понимаю, почему на них не присутствовал Киссич. Может, ездить было неудобно. Но во всяком случае, Киссич и Грир довольно часто говорили по телефону. Эти разговоры и встречи с Любиным, видимо, подготавливали Грира к решительному шагу. Вам надо разобраться в Грире. Под внешностью серьезного, консервативного юриста скрывался человек, который любит всяческие авантюры и готов на самые внезапные, неожиданные, я бы сказал, отчаянные поступки. Он тоже стал интернационалистом. В последнее время он начал сетовать, что мы в Соединенных Штатах почти ничего не делаем, чтобы предотвратить мировую катастрофу. Из разговоров с миссис Грир и другими людьми я узнал, что его глубоко волновали мировые проблемы. Он стремился к активным действиям. Ларри снова закинул ноги на тумбу и уселся поглубже. Некоторое время он молча смотрел в потолок. Казалось, Ларри собирается с мыслями. - Знаете, - сказал он задумчиво, - в нашем деле приходится быть психологом. Я провел без сна немало ночей, стараясь проникнуть в душу Стивена Грира, и скажу вам вот что: я убежден, у него сложный комплекс вины. Грир честный человек, работает, не жалея сил, но за последние годы он загреб кучу денег почти без всякого труда... Обычный для Вашингтона политический рэкет... Он известен как близкий друг президента, поэтому юридическая контора Грира завалена выгодными делами выше головы. Наверное, Грира это смущало и тревожило, и он подумал: какого черта, совершу-ка я что-нибудь выдающееся, не думая о выгоде! Он месяцами слушал речи Киссича и Любина и наконец решился начать большую игру, не страшась последствий... Все это и натолкнуло меня. Я уверен, Джин, дело обстоит именно так. Ларри наклонился вперед, не спуская с меня напряженного взгляда. Я уже чувствовал, что последует дальше. - Эти трое, - сказал он, - отправились в Россию. Разными запутанными путями они добрались до портов, тайно вышли в море и встретились с одним из крупных океанографических советских кораблей где-нибудь в Южной Атлантике. А сейчас плывут на его борту в Советский Союз. Так вот она, его версия! Меня она отнюдь не потрясла и показалась неубедительной. Стив Грир - перебежчик? Слишком много концов не сходилось с концами, слишком много мостов было переброшено через неведомые реки. Честно говоря, уверенность Ларри меня удивила. - Ну нет, этого никто не проглотит! - сказал я. - Предательство теперь не в моде. За каким чертом людям сейчас перебегать в чужой лагерь, когда они могут отстаивать свои взгляды в своей стране?.. Ларри, вы там, у себя в ФБР, помешались на русских шпионах, предательстве и прочем. - Вы не знаете всего, что знаем мы, - сказал он. - В деле Грира все типично: неожиданность исчезновений, сложность летных маршрутов, таинственность, маленькие суда. Русские любят такие многоплановые комбинации. Держу пари, это они все подготовили заранее для трех беглецов. Доказательств у меня пока нет, но две маленькие подробности я выяснил. "Каза Алерге" из Рио дважды доставляла провизию советским траулерам-краболовам. А в Каире из надежного источника я узнал, что Киссича в гостинице посетил русский агент. Я понимаю, это мелочи, и тем не менее... Помолчав немного, он продолжал: - Вспомните другие подробности. Два телефонных звонка к миссис Грир с сообщениями от ее мужа. Оба раза - мужские голоса. Типично русские штучки... Грир удирает через ограду с поля для гольфа. Вы бы так поступили? Нет, черт возьми! И Грир тоже. Если бы он решил сам, он бы упаковал свой чемодан, отправился куда-нибудь в Рим или Париж по делам и затерялся бы там. А что сообщила "Правда" или московское радио об исчезновении Грира? Все газеты мира кричат об этом деле, и только Москва молчит. - Вы не правы, Ларри, - возразил я. - ТАСС опубликовал первые сообщения. - Знаю, но, наверное, по ошибке. И с тех пор ни единого слова о пропавшем американском империалисте или о скандале в среде миллионеров. Я покачал головой. Версия его была слишком хлипкой. - Послушайте, Ларри, - сказал я, - если они хотели отправиться в Россию, зачем столько сложностей? Все эти путаные маршруты, маленькие суда и прочая чушь? Почему они просто не вылетели в Москву прямым рейсом? - Наверное, русские их испытывали и в то же время отрезали им путь к отступлению, - ответил он. - Попробуйте встать на их место. Три такие важные птицы готовы хоть сегодня перейти к коммунистам, но что они запоют потом? Если они прилетят прямым рейсом на обыкновенном пассажирском самолете, а через некоторое время передумают, они могут так же просто улететь и сказать, что были в Москве по делам или с научными целями и тому подобное. Зато после того, как русским удалось вовлечь Грира, Любина и Киссича в эту подозрительную комбинацию, которая завершилась тем, что все они плывут в Россию на советском корабле, эти трое окончательно скомпрометированы. Птичкам уже не вырваться. - Все равно, вы меня не убедили, - сказал я. И Киссич, и Любин, и Грир, подумал я, давно знают русских. Знают их обычаи, знают людей. Киссич и Любин - в академических кругах, Грир - в политических. Версия Ларри была особенно неосновательна в отношении Грира. Стив был опытным человеком, досконально изучившим изнанку международной политики. И все же сообщение о том, что эти трое уплыли на трех суденышках в неизвестном направлении, было трудно переварить. Да к тому же я знал о деле слишком мало, а Ларри не только расследовал его, но и был своего рода специалистом. - Видите ли, Джин, - продолжал Ларри, - я убежден, Дескович обманывает президента. Как это началось, я не знаю. Наверное, когда Пит услышал об исчезновении Грира и занялся этим делом, он сразу понял, что оно дурно пахнет, и решил завязать нам глаза и заткнуть уши, чтобы ни один агент не узнал ничего лишнего. Возможно, вначале он сообщал президенту об этом. Затем, когда начали поступать новые сведения и становилось ясно, что это государственная измена, он мог рассказать президенту о своих подозрениях. Наверное, президент взбеленился, отказываясь верить в предательство своего друга. Возможно, Дескович обращался к нему не раз со все новыми доказательствами. Но президент ничего не хотел слышать. Такой тип, как Дескович, вряд ли мог долго выдержать. После двух-трех попыток, получив две-три головомойки, он скорее всего предпочел сообщать президенту лишь то, что, по его мнению, Роудбушу хотелось знать. Видимо, так все было... Однако не исключена возможность, что Дескович утаивал от президента факты с самого начала, считая, что тот не осмелится сказать народу правду в разгар предвыборной кампании... Обо всем этом я могу лишь догадываться. Но я уверен, что сейчас президент не знает и половины того, что известно мне. Как я уже сказал, пари держу, он не знает о Киссиче... А если так, Дескович в подходящее время, может быть, в эту субботу или воскресенье якобы проговорится перед репортерами. Знаете, у ФБР свои средства. Или он может кое-что сообщить людям Уолкотта. В любом случае Роудбуш не пройдет в Белый дом. - Вы действительно уверены, что Грир не вернется? Этот главный вопрос стоял у меня, как кость в горле. - Да, уверен, - ответил он. - Я думаю, все эти трое скоро воспользуются трибуной Москвы для изложения своих идей. Может быть, состоится большая шумная пресс-конференция, где Грир, Киссич и Любин будут уверять, что Соединенные Штаты - единственная непреодолимая преграда на пути к всеобщему миру. - Вы опять говорите о них, как о перебежчиках, - заметил я. - В это я ни за что не поверю. Любин и Киссич - еще может быть, но Стив - никогда! - Бывают перебежчики открытые, но бывают и замаскированные, - сказал он. - Они могут сказать, что уехали в Москву в знак протеста и останутся в Советском Союзе, пока мы не одумаемся. Но все это лишь предположения... Единственное, в чем я уверен, так это в том, что наша троица в эту минуту ведет с русскими очень серьезную и опасную игру. Я задумался, тупо глядя на кучу журналов и документов, сваленных на тумбу. Теория Сторма была фантастической, и все же... Много ли я знаю? Если бы вчера кто-нибудь мне сказал, что шеф ЦРУ Артур Ингрем ведет слежку за Белым домом через Баттер Найгаард, я бы назвал такого человека психопатом. А сейчас передо мной сидел заведомо искренний Ларри Сторм и утверждал, будто директор ФБР скрывает от президента, что его лучший друг изменник. Несмотря на свою предполагаемую политическую интуицию, я был сбит с толку и сам это понимал. - Значит, вы хотите, чтобы я рассказал президенту всю эту историю? - Да, - ответил Сторм. - И я хочу, чтобы меня оградили от неприятностей. - Об этом не беспокойтесь. Я дал вам слово... Но ваша теория, Ларри, ошибочна с начала до конца. С другой стороны, пусть сам президент скажет вам "то. Постараюсь поговорить с ним сегодня же утром. Мы оба посмотрели на часы. Было двадцать пять минут четвертого. - Вы сможете быть у себя дома около десяти? - спросил я. - Да. Сначала мне надо побывать в Бюро, но потом я вернусь и буду ждать. С десяти я у себя. Я проводил его до двери. Чувство разочарования и сомнения угнетали меня. Чудовищность того, что он мне рассказал, словно удваивалась от воя ветра за ночными окнами, и вся эта ночь казалась мне нереальной. - Нет, вы не правы, Ларри, - сказал я. - Если это так, Роудбушу не быть президентом. - Не обязательно, - возразил он. - По крайней мере он сможет сам все рассказать народу, и это, наверное, вызовет к нему сочувствие. В любом случае будет лучше, если страна узнает правду от него, а не от мистера Калпа или из Москвы. - Какого черта! - выругался я. - Так и так ему крышка. Либо он сам повесится, либо его повесят. Конечно, если вы правы. - Думаю, что я прав, - сказал он. - И, как это ни печально, нужно, чтобы президент это знал. Мы пожелали друг другу доброй ночи, и я закрыл за ним дверь. С президентом я увиделся только в четверть десятого утра. Несмотря на то, что я старался говорить как можно короче, мой рассказ занял не менее получаса. Он слушал, не прерывая, серьезный и встревоженный. - Джин, - сказал он, когда я закончил, - все это невероятно. Откуда у вас подобные измышления? - Я уже предупредил вас, господин президент, мой источник, опасаясь последствий, не хочет, чтобы упоминалось его имя. Он поставил мне условие не открывать его. - Но это же просто фантастика! - воскликнул Роудбуш. - Я непременно должен знать ее автора. Подумайте, какие это может иметь последствия для всей страны, для нашей партии, для меня лично! - Я дал слово, сэр. - Но я хотел бы сам расспросить этого человека. - Он сказал, что я могу назвать его имя только в том случае, если вы обещаете не выдавать его никому. - Разумеется, - сказал президент. - Обещаю. Никому и ни при каких условиях. - В таком случае его имя Ларри Сторм. Он один из специальных агентов ФБР и занимается делом Грира с самого начала. - Сторм, - повторил он. - Да, я слышал о нем хорошие отзывы. Где он сейчас? - Наверное, ждет у себя на квартире или скоро вернется из города. Я должен позвонить ему после разговора с вами. - Немедленно пригласите его ко мне, - приказал он. - Пусть его проведут с заднего хода. - Слушаюсь, сэр. Он щелкнул тумблером интерфона. - Грейс, через несколько минут здесь будет Ларри Сторм из ФБР. Пошлите человека, чтобы встретил его у заднего хода и сразу привел ко мне. Уже у двери президент поблагодарил меня. Он был взволнован, рассеян и даже не пошутил на прощание. Ларри ждал моего звонка. Когда я сказал, что президент дал слово и просит его срочно прибыть, он ответил, что немедленно выезжает в Белый дом. С тех пор он как сквозь землю провалился - ни слуху ни духу. Я думал, он позвонит мне через час или два, но он молчал - ни звонка, ни записки, никакого объяснения. С полудня я начал сам названивать ему на квартиру и звонил в течение всего дня, но никто ни разу не отозвался. Перед тем как уходить из пресс-центра, я попросил телефонистку проверить его телефон. Она сказала, что аппарат в порядке. Просто никто не отвечает. После тяжелого объяснения с Баттер Найгаард у Джилл была сумасшедшая суббота. На время она перевезла свои вещи на квартиру двух других секретарш Белого дома. Затем уже вечером она пришла ко мне поужинать. Мы разобрали мисс Найгаард по косточкам, однако старались при этом даже не упоминать Белый дом. Упреки президента все еще звучали в наших ушах. Несколько раз я просил извинения и снова пытался дозвониться до Ларри, вплоть до полуночи. Подобно Дэйву Полику, Ларри Сторм просто-напросто исчез. По моим подсчетам теперь выходило, что пропало без вести уже пять человек. 16 Он прошелся по палубе, вглядываясь в линию горизонта на востоке. Брызги взлетали над поручнями при каждом ударе волны. Западный ветер порывами дул в корму. "Педро Альфонсо" делал сейчас больше восемнадцати узлов, скорость, с которой грузовоз шел весь долгий путь от Рио-де-Жанейро. Море было бурным для этих широт и для этого времени года. В Южной Атлантике октябрь - второй весенний месяц, однако яростные шквалы хлестали еще по-зимнему. Солнце взошло два часа назад, но лишь бледный свет сочился над свинцовыми волнами. Он открыл дверь, вышел в коридор и вскарабкался по крутой лестнице на огороженный мостик. Капитан кивнул ему, затем указал вперед сквозь толстое штормовое стекло. Билл Хьюз, взглянув туда, увидел неясно маячившее пятно на фоне грязно-серого неба. - Вот он, - сказал капитан по-португальски. - Шесть дней. Если бы двигатель не барахлил, мы добрались бы за пять, как я обещал. - Поганый денек, - отозвался Билл Хьюз тоже по-португальски. - Через час бросим якорь на рейде, - сказал капитан. Его морщинистое лицо заросло щетиной. На нем была вязаная шапочка и тяжелый плащ. Несмотря на стеклянное ограждение, на мостике было сыро и зябко. Хьюз взял со штурманского столика бинокль и настроил по своим глазам, поглядывая вперед. Это был коренастый брюнет, с зелеными глазами и расплющенным, дважды переломанным носом, с багровыми рыхлыми щеками - видно сразу, что он не дурак выпить и закусить. На нем был желтый клеенчатый шторм-костюм с капюшоном, откинутым на плечи. А под костюмом свитер-водолазка, брюки хаки, фланелевая рубашка и, наконец, теплое нижнее белье. - Уже видно вулкан, - сказал Хьюз и засмеялся, опуская бинокль. По мнению капитана, этот Хьюз смеялся слишком часто, порой без всякой причины. - Когда станем на якорь, будет не до шуток, - сказал капитан. - В такую погоду ни один островитянин не выйдет в море на маленькой лодке. - Тогда я возьму одну из ваших шлюпок, чтобы добраться до берега, - отозвался Хьюз. - Вы поплывете один. У этого острова каждый год тонут люди. В голосе капитана звучало неодобрение. Этот янки псих, подумал он. Кто еще выложит 28000 американских долларов аванса за прогулку туда и обратно до одного из островов Тристан-да-Кунья, более чем в двух тысячах миль от Рио? И кто еще рискнет плыть сквозь такой прибой к предательским скалам Тристана? В течение следующего часа, по мере того, как "Педро Альфонсо", зарываясь в волны, продвигался на юго-восток, остров постепенно вырисовывался. Сначала появился вулкан, Хьюз знал, что высота его 6700 футов. Срезанная вершина его торчала над крутыми черными склонами, вокруг которых сейчас клубились тучи, - казалось, вся гора шевелится. Затем на склонах стали заметны пятна зелени, скудная весенняя растительность. Еще через некоторое время Хьюз разглядел маленькое плато, где ветер волнами пробегал по луговой траве. Этот плоский пятачок был крохотным, на нем не уместился бы даже маленький аэродром. И наконец можно было разглядеть поселок Эдинбург - семь десятков каменных домишек под соломенными крышами на самом изолированном и отдаленном острове из всех британских островов. Пока грузовоз боролся с волнами, Хьюз раздумывал. Здесь ли нужный ему человек? Если здесь, что он ему скажет, как объяснит свое появление? И почему молчит радио острова, единственная нить, связывающая его с миром, если не считать редких почтовых кораблей из Кейптауна? Капитан "Педро Альфонсо" застопорил машину в полумиле от миниатюрной гавани Тристан-да-Кунья, где у причала покачивалось на волнах с полдюжины рыбачьих суденышек. Якорь "Педро Альфонсо" плюхнулся в воду и ушел в глубину. Хьюз сошел на палубу и надвинул клеенчатый капюшон, защищаясь от ветра. Воздух был холодный, влажный, солоноватый. Хьюз рассмотрел гавань в бинокль. Прибой вздымал у мола фонтаны брызг. В гавани метались на якорях открытые шлюпки и два моторных баркаса. В зловещей полосе, отделявшей "Педро Альфонсо" от острова, волны достигали четырех-пяти футов, и на гребнях их пенились барашки. Толпа человек в двести собралась недалеко от причала. Здесь было много детей. Хьюз различал на головах женщин белые "каппи", платки, повязанные по кейптаунской моде. На мужчинах и подростках были свитера или куртки и остроконечные войлочные шапки. Все смотрели на корабль. Высокий мужчина в штормовке выступил из толпы и поднес ко рту мегафон, видимо с батарейным усилителем: Хьюз разглядел в руке мужчины небольшую черную коробку с идущим от нее проводом. Рядом с Хьюзом появился капитан "Педро Альфонсо" с таким же электромегафоном. Хьюз поблагодарил его и стал ждать. - Кто вы? - вопрос, заданный по-английски, прогремел над волнами, перекрывая свист ветра. - "Педро Альфонсо" из Рио, - ответил Хьюз. Фраза прозвучала оглушительно, словно великан завладел его голосом и швырял на остров слова, как грохочущие глыбы. Какое-то время слышен был только посвист ветра, затем с острова спросили: - Вы пришли с грузом? Акцент у него явно американский, подумал Хьюз. - Нет, - ответил он. - Нам надо высадить одного пассажира. - Это невозможно. - Каждый слог звучал раздельно и четко. - Маленькую лодку разобьет о скалы. Слишком сильный прибой. - Мы все же рискнем, - беспечно отозвался Хьюз. - У нас несчастный случай. - Здесь нет врача. - Фраза прозвучала как предостережение. - Врач не понадобится, - сказал Хьюз. - Наш пассажир хочет только почувствовать под собой твердую землю. - Он может разбиться о скалы, - прогремел голос с берега. Да, акцент американский, подумал Хьюз, наверное, этот тип с восточного побережья. - Предупреждаем! Мы не станем рисковать чьей-либо жизнью, спасая вас. - Я все равно рискну, - ответил Хьюз. - Вы идиот. - Всегда таким был, приятель. Но я малость подожду. Может, ветер поуляжется. Хьюз вкратце пересказал капитану по-португальски разговор. - К вечеру ветер переменится на восточный, - сказал капитан, указывая на клочок голубого неба среди туч. - Если подождете до завтра, море, наверное, будет как зеркало. Хьюз покачал головой. - Мое дело не ждет, капитан. Следующие четверть часа он провел в своей каюте, собирая необходимые ему вещи, рассовывая их по карманам. Зубную щетку и пасту он уложил в задний карман шторм-костюма и застегнул его. Паспорт завернул в целлофан и сунул в нагрудный карман рубашки. Трубку, табак и бритву, тщательно завернув, привязал к поясу. Специальный клеенчатый карман был предназначен для бумажника. Когда Хьюз упаковался, он почувствовал себя, как нафаршированный гусь. Тем не менее он был доволен своей предусмотрительностью. Тогда, после разговора с капитаном "Педро Альфонсо", он потратил целых полдня, готовясь к разным неожиданностям, которые могли его подстерегать на суровых берегах Тристана-да-Кунья. Когда Хьюз вылез на палубу, капитан и двое матросов стояли возле одной из четырех шлюпок. Брезент был снят, и матросы готовились спустить шлюпку на воду. - Вы сошли с ума, - сказал капитан. - Подождите хотя бы до вечера, будет гораздо тише. - Нет, сейчас самое время. Вы забываете, я счастливчик. - А что будет с моей шлюпкой? - спросил капитан. - Если она погибнет, это обойдется вам еще в тысячу долларов. - Ладно, присылайте счет, грабитель, - весело сказал Хьюз. Он покосился на капитана и, чтобы тот все понял, заговорил медленнее: - Вы ждете меня здесь. Сутки, а то и двое. Таков был уговор. Ведь мы обо всем условились раньше, не так ли? Капитан сдвинул свою вязаную шапочку на макушку и показал большим пальцем через плечо на шлюпку. - Отваливайте, я буду ждать. Хьюз перебрался через планшир в шлюпку, сел на среднюю скамью и схватил одно из весел. Шлюпка пошла вниз под скрип талей. Едва она опустилась на гребень волны, Хьюз быстро отцепил крюки на носу и корме. Шлюпку ударило о борт, и его тут же сбило с ног. Капитан, перегнувшись через поручни, дико ругался по-португальски, размахивая обеими руками. Хьюз вскочил, изо всех сил оттолкнулся веслом от борта, вставил весла в уключины и начал грести к берегу. Уже через минуту он пожалел, что покинул борт "Педро Альфонсо". Вода заливала шлюпку, волны подбрасывали ее вверх, и, хотя с каждым могучим гребком он продвигался вперед на несколько футов, ветер за то же время сносил ее почти на такое же расстояние в сторону. Хьюзу в одиночку приходилось управляться со шлюпкой, рассчитанной на четырех гребцов. Когда он оглянулся на остров, чтобы выправить курс, и взял правее, его левое весло начало все чаще выскакивать из воды. Вся команда "Педро Альфонсо" выстроилась у поручней и следила за этим поединком. За четверть часа Хьюз прошел меньше половины расстояния до узкого входа в гавань. Одна большая волна ударила в правый борт неуклюжей лодки и подбросила ее, как поплавок. Вода, заливавшая шлюпку, пенилась вокруг кожаных сапог Хьюза. Спину ломило, руки еле двигались. Хьюз обливался потом под своей тяжелой одеждой, а ледяной ветер хлестал по обнаженному лицу, как мокрыми тряпками. Однако Хьюз считал, что ему все же повезло. Попытайся он высадиться вчера или позавчера, он сразу же отправился бы на дно. Западный ветер свирепствовал уже три дня и только сегодня утром немного спал. Он дул со скоростью около десяти миль в час, иногда переходя в шквалы в полтора раза сильнее. Все еще грозное, море сегодня тоже поуспокоилось. Шлюпка рывками поднималась на гребни и соскальзывала в провалы между волнами. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Прошло не менее получаса, прежде чем он оказался под защитой выступа лавы, который, словно мол, полукругом прикрывал гавань с одной стороны. Второй мол был искусственный, сложенный из обломков лавы. Хьюз проскочил в узкий проход между ними и расслабился, считая, что здесь, в более спокойных водах гавани, ему больше ничто не грозит. В это мгновение высокий мужчина на берегу рявкнул в мегафон: - Возьми вправо, скорей! Но было уже поздно. Деревянное днище с размаху ударилось о вулканический риф, а следующая волна развернула шлюпку бортом к скалистому берегу. Хьюз потерял весло, корма врезалась в подводный камень, и лодка раскололась посередине. Хьюз очутился в воде футах в пятнадцати от берега. Следующая волна подтащила его ближе к берегу, словно тюк мокрого белья. Он ударился плечом о камень, и волны начали перекатывать его с боку на бок. Ему удалось встать на четвереньки, и он вцепился в камни, чтобы отбегавшая волна не утащила его в море. Высокий человек в штормовке, отбросив свой электромегафон, бежал к воде. Хьюз почувствовал, как его схватили за руки и вытаскивают на усыпанный галькой берег. Через мгновение он с трудом встал на ноги. Остатки шлюпки и два весла бились о мол среди пены и брызг. Пригодятся для постройки домов на Тристане, подумал Хьюз. Наверное, здесь все деревянное сделано из таких обломков. Он откинул клеенчатый капюшон и пощупал лоб. У правого виска была царапина, кровь сочилась возле глаза. - Вам сейчас окажут первую помощь, - сказал незнакомец. Раскаты португальских проклятий гремели над морем с борта "Педро Альфонсо". Хьюз прислушался, затем пожал плечами. - Бандит, - сказал он. - Уже требует денег за свою шлюпку. А обо мне ни слова. - Как вы себя чувствуете? - спросил незнакомец. У него было немного загорелое удлиненное лицо. Горожанин, подумал Хьюз. На незнакомце была новая брезентовая шляпа и полурасстегнутая штормовка с вязаными манжетами и воротником. Хьюз ухмыльнулся, ощупал руки и ноги, сделал несколько осторожных шагов. - Все на месте. Вроде ничего не потерял. - Вы знаете, какого дурака сваляли? Могли разбиться насмерть. Хьюз машинально попытался определить по акценту, из какого он штата. Делавар или Мэриленд? Да, там смягчают окончания слов именно так, но сегодня поди узнай: вся Америка на колесах! - Мне обычно везет, - сказал Хьюз, тяжело отдуваясь. - Я верю в удачу. Незнакомец подобрал мегафон и повел Хьюза прочь от берега, осторожно ступая по скользким камням, из которых была выложена тропинка вверх. Величественная гора стояла совсем близко, клубящийся туман смягчал ее суровые очертания. На узком плато Хьюз увидел быка, запряженного в деревянную повозку с камнями. Животное низко наклоняло рога, идущий рядом возчик в грубой шерстяной шляпе и толстом свитере тоже наклонялся вперед навстречу ветру. Жители острова собрались на поляне в нескольких сотнях ярдов от пристани. Все смотрели на чужака. - Островной комитет в полном сборе, торжественная встреча, - сказал высокий человек, когда они вышли на дорогу, и протянул Хьюзу носовой платок. Хьюз прижал его к царапине на лбу. - Я вас, кажется, где-то видел, а? - спросил Хьюз. - Может, да, а может, нет, - ответил высокий. - Знаю только, что я вас никогда не видел. - Он протянул руку. - Зовите меня Джо. - Ладно, - согласился Хьюз. - А как полное имя? - Я сказал: можете называть меня Джо. Это было сказано достаточно твердо, и Хьюз почувствовал, что расспрашивать дальше бесполезно. Многообещающее начало, подумал он. Хьюз снова поглядел на него, все пытаясь вспомнить, где видел это лицо. Самое обыкновенное, без особых примет или запоминающихся черт, оно казалось ему смутно знакомым. Где же он его видел? В Штатах? Бразилии? В Европе? - А как вас зовут? - спросил Джо. - Билл Хьюз. Билл настоящее имя, Хьюз - тоже. - По какому делу вы прибыли? - По государственному. - А из какого государства? - Вы еще не догадались, несмотря на мое произношение? Соединенные Штаты, конечно. - А, - сказал Джо. Он указал на судно, пляшущее среди пенных барашков. - А "Педро Альфонсо"? Долго он здесь простоит? Хьюз кивнул. - Пока я не вернусь на борт. Я его нанял. Пришлось отвалить порядочный кусок. - Ему здесь нельзя оставаться, - сказал Джо. - Он должен отплыть немедленно. Он поднес мегафон ко рту и щелкнул включателем. - Ничего не выйдет, разве что вы знаете португальский, - Хьюз снова ухмыльнулся. - На борту "Педро Альфонсо" никто не понимает по-английски. Джо опустил мегафон. - Тогда скажите им сами. Скажите, что остаетесь на острове, а судно может возвращаться в Рио или еще куда, - не знаю, из какого оно порта. Хьюз не взял мегафона. - Прошу прощения. Я дал им свои инструкции. Они останутся здесь, пока я не вернусь на борт... А почему им нельзя стоять на якоре? На это Джо не захотел ответить. - Вы не можете покинуть остров. Ни один местный житель не станет рисковать своей шкурой, чтобы доставить вас на судно. - Скоро погода улучшится, - добродушно заметил Хьюз. - Я верю в удачу. - Я тоже верю в удачу, - сказал Джо. - И по счастливой случайности Норман Грин, мэр - или, как его здесь называют, старейшина острова - неплохо знает португальский. Внезапный порыв ветра ударил по ним, клеенчатый шторм-костюм Хьюза вздулся и затрещал. - Пойдемте, - сказал Джо. Он повел своего незваного гостя к группе островитян. Они смотрели на них молча, с любопытством, загорелые лица были уже мокрыми от сырого ветра. Хьюз тоже поглядывал на них с интересом. Он знал, что многие из них покинули остров во время извержения вулкана в 1961 году и вернулись два года спустя. Это были суровые, работящие и гостеприимные люди. - Мистер Уильям Хьюз из Соединенных Штатов, - представил его Джо толпе. - Он погостит у нас некоторое время. Хьюз помахал рукой. - Приветствую вас всех! Кое-кто нерешительно ответил ему, маленькие девочки захихикали. Вперед выступил небольшой щуплый человек. Черная с сединой борода обрамляла его лицо. Одного переднего зуба не хватало. На нем был грубый синий свитер и суконная фуражка с коротким козырьком. Джо представил его Хьюзу: - Норман Грин, старейшина острова. Хьюз уже знал об этом человеке. Грин был прямым потомком одной из первых семей, поселившихся на острове полтораста лет назад. Он говорил на старом, архаическом английском языке и гордился этим. Он был главным лицом на острове, и ему подчинялись все двести пятьдесят жителей Тристана. Когда они обменялись любезностями, Джо сказал, понижая голос: - Норман, наш новый друг отказывается дать приказ "Педро Альфонсо" сняться с якоря. - Он протянул мегафон старейшине. - Скажите им вы по-португальски, что мистер Хьюз задерживается здесь на неопределенное время и поэтому они должны вернуться в Рио. - Пойдемте, Хьюз. - Джо схватил упирающегося гостя за руку и потащил за собой через поляну, на которой ветер пригибал зеленую траву. - Идемте ко мне. Было слышно, как Грин, запинаясь, отрывисто выкрикивает через мегафон в сторону моря португальские фразы. Они шли молча. Ветер хлестал в лицо Хьюзу. В небе на востоке всплывало тусклое желтое пятно: солнце тщетно пыталось пробиться сквозь холодный туман. - Где Стивен Грир? - спросил Хьюз. Джо даже не замедлил шага. Он только взглянул на Хьюза без всякого удивления и сказал: - Здесь задаю вопросы я, а не вы... Но об этом позднее. Когда вы обсохнете. - Вы хотите сказать, что я в плену? - Хьюз опять ухмыльнулся. - Похоже, вам это нравится. - Я повидал всякое. Бывает, единственное, что можно сделать, это сидеть, ждать и не огорчаться. - Так вот, - сказал Джо, - вы останетесь на этом острове до тех пор, пока я не разрешу вам его покинуть. Разве что вы захотите это сделать вплавь. Каменный домик Джо угнездился в небольшой лощине. Вдоль одной его стены поднималась сложенная из камней труба. Чуть поодаль стоял приземистый каменный хлев. Перед дверью дома они обернулись, чтобы еще раз взглянуть на берег. Крестьяне по-прежнему стояли тесной кучкой. С "Педро Альфонсо" доносилась затейливая португальская брань. Хьюз рассмеялся. - Не думаю, что он послушается. Этот пират требует денег за свою шлюпку. Внутри дома все было сделано из плавника и обломков давно погибших кораблей. Стены обшиты досками. Выкрашенные в зеленый цвет балки поддерживали деревянный потолок. Мебель была простая - два деревянных стула, грубо сколоченный стол на скрещенных, как у козел, ножках, и две кровати. Камин не горел. Дерево на Тристане считалось драгоценностью. Комната отапливалась керосиновой плитой, которая чадила. В общем, дом уютный, подумал Хьюз, но, наверное, в нем всегда холодно. Джо порылся в металлической коробке, нашел пластырь и заклеил царапину на лбу Хьюза. Затем показал на угол, отгороженный одеялом. - Там ванная. Чистое полотенце на стене. Я согрею воды, а пока вам лучше переодеться. Джо поставил на плиту два ведра. Затем положил на стул сухую одежду и теплые шерстяные носки. - Наденьте это, - сказал он. - Обычно мы обходимся одним ведром, но вы как гость получите два. В дверь постучали, и вошел Норман Грин. - "Педро Альфонсо" снялся с якоря и направился на северо-запад, - сказал он. - Мы его больше не увидим. - Как вам это удалось, Норман? - спросил Джо. - Я сказал, пусть лучше отплывают поскорее, - ответил Грин. Он снял свой вязаный колпак и теребил его в руках. - Я сказал, пассажир ранен и будет здесь долго лечиться. - И больше ничего? - Хм, почти. Еще про шлюпку и про шторм... Я сказал, мистер Хьюз не будет платить за шлюпку, потому дерево гнилое. Потом сказал, наше радио обещает к ночи северный ветер в шестьдесят узлов, а то и больше. - Он кивнул в сторону моря. - Эти бразильские шкиперы не любят северный ветер, особенно в наших широтах. - Вы просто гений, Норман! - воскликнул Джо. - Совестно вас просить, но мне нужна еще одна услуга. Не могли бы вы или кто-нибудь из ваших кузенов приютить у себя одного человека? Мне придется выставить Делани, чтобы освободить место для мистера Хьюза. Нашему гостю будет лучше под одной крышей со мной. Грин кивнул. - Пришлите Делани ко мне, у нас найдется койка. Хьюз, переодевшись, вышел из-за одеяла сразу после ухода бородатого старейшины. - Услужливый лгунишка, - сказал он. - Просто помощник. - Итак, вы прогнали "Педро", мой плавучий дом на чужбине. - Широкая улыбка раздвинула пухлые щеки Хьюза. - Теперь я и в самом деле пленник. - Вы всегда так ухмыляетесь? - Всегда. - Хьюз набил табаком свою короткую трубку, прикурил от спички и жадно затянулся. - Пронес под сердцем на голом пузе, - объяснил он, отвечая на вопросительный взгляд Джо. - Спасибо за одежонку... господин надзиратель. - Сейчас приготовлю чего-нибудь выпить, - сказал Джо. - На Тристане это означает чай. Заварив чай, он протянул Хьюзу выщербленную чашку без блюдца. - А теперь начнем, - сказал он, и на его длинном лице не было ни тени улыбки. - На кого вы работаете? - Я уже говорил, на правительство США. - У Хьюза вокруг глаз были мелкие морщинки, словно он всегда над чем-то посмеивался про себя. - Мой босс важная шишка. Впрочем, в Вашингтоне хватает шишек, не люблю этот город. - Перестаньте вилять, здесь не место для этого, - сказал Джо. - Вы сейчас в полутора тысячах миль от Святой Елены и в двух тысячах миль от ближайшего материка... - На острове, где не может приземлиться самолет и ни одно судно не может подойти к берегу ближе чем на полмили, - подхватил Хьюз. Он помахал трубкой. - Я все это знаю... Затерянный в Южной Атлантике, вдали от автомобильных пробок, телевидения, толчеи и психоза городов... Поистине идеальное местечко! - Бросьте эту игру. Мы зря теряем время. - Все на свете игра, - сказал Хьюз. - И, видит бог, я провел половину жизни, играя в разные игры, главным образом разгадывая ребусы... Вот вы, например, мой надзиратель и, очевидно, телохранитель Стивена Грира. Я угадал? - Ничего не выйдет, Хьюз, - Джо явно забавляли его уловки, хотя он и не показывал вида. - Я уже сказал: здесь вопросы задаю только я. - Хм, - Хьюз отхлебнул чаю. - Похоже, что так... Кстати, называйте меня Билл. Мы ведь не на официальном приеме. - Вы сказали, Билл Хьюз - ваше настоящее имя. Это правда? - Святая правда. Жаль, нет визитной карточки. Никогда их не ношу с собой. Все, что мне нужно, это трубка и деньги, деньги налогоплательщиков. Самые лучшие... О, я и не пытался бы представиться вам под псевдонимом. Мой паспорт в кармане рубашки, сухонький, в целлофане... К тому же, я полагаю, у вас есть масса способов связаться с большим миром, самых удивительных способов, вроде почтовых голубей, бутылок, брошенных в море, и прочего, не говоря уже о чертовски хорошем радиопередатчике, который, кстати, почти ничего не передает. Сегодня утром мы четыре раза вызывали Тристан с "Педро Альфонсо". Никакого ответа. - Я хочу точно знать, с кем имею дело. - Джо поставил свою чашку на пол и наклонился к Хьюзу, положив руки на колени. - По-моему, вы работаете на ЦРУ. Так? - Не имею права отвечать на подобные вопросы. Да и какой в этом смысл? Игра есть игра, и надо соблюдать правила. Скажем, я лично и по работе знаком с Артуром Ингремом, если вы о нем что-нибудь слышали. Такой ответ вас удовлетворяет? - Нет, - ответил Джо. - Он может означать, что вы работаете на кого угодно, - на ФБР, госдепартамент, даже на казначейство. - Боже упаси, только не казначейство! - воскликнул Хьюз с деланным ужасом. - Такой огромный и мрачный домина! И всегда в дефиците. До сих пор не пойму, как они со всеми их гарвардскими умниками еще не довели страну до банкротства. Сам я из Пенсильванского университета. - Он затянулся и отхлебнул чаю, не переставая ухмыляться. - Ладно, надзиратель, выкладывайте ваши правила игры. Что до меня, то я хочу отыскать здесь мистера Грира, а может быть, и некоего математика по имени фил Любин, узнать у них, какого черта они здесь делают, и быстренько отправить радиограмму своему боссу. Джо покачал головой. - Здесь никто не отправляет радиограмм без моего разрешения. А вам я запрещаю даже приближаться к радиостанции. Где же я видел его лицо? - напряженно думал Хьюз. - А не слишком ли вы задаетесь? - спросил он вслух. - Как-никак это британская территория, и радиостанция Тристана работает согласно законам старой бедной империи. - Итак, это первое правило игры. - Но, господи, они же подумают, что я утонул или купил себе на их деньги ферму! Из-за вас я могу потерять работу. - Значит, не всегда вам везет, Хьюз, - сказал Джо. - Наверное, началась полоса невезения. - Ну уж нет, приятель. Я всегда выворачивался. - Он снова прикурил и запыхтел трубкой, как паровоз, набирающий пары. - Вспомните мою высадку на Тристан! Впечатляющее зрелище, не правда ли?.. Кроме того, Джо, я вам вовсе не враг. Либо я ничего не понимаю в акцентах, либо вы чертовски способный лингвист, но мне кажется, что обоим нам близки и дороги старые добрые США, звезды и полосы, родная сторона, сандвичи с сосисками и наши матери - честь им и слава! По-моему, вы разумный человек. Так почему бы нам не договориться. Вы делаете свое дело, в чем бы оно ни заключалось, а я свое. И пока мы подписываем договор, называйте меня Билл. По рукам? - Хорошо, я буду называть вас Билл. Подлейте себе горячего чая и не стрекочите, как швейная машина. - Джо впервые улыбнулся. - Но прежде, чем подписывать какой-нибудь договор, я хочу знать, что вам понадобилось на Тристане-да-Кунья. - Вы неправильно произносите это название, - усмехнулся Хьюз. - Как большинство американцев Все мы провинциалы. Правда, сам я говорю на четырех языках. Разумеется, не в совершенстве, но достаточно хорошо, чтобы объясниться с мадам в любом заведении... Итак, что я здесь делаю? Я вам скажу... - Хьюз передернул плечами. - Ну и холодина, господи! Пожалуй, лучше мне сначала принять ванну. Не возражаете? - Как хотите. Джо вылил в оцинкованное корыто оба ведра горячей воды, от которой валил пар, и сунул Хьюзу кусок мыла. Хьюз начал плескаться за одеялом в корыте, не переставая болтать: - Чертовски неудобная штука! Из первого же путешествия на большую землю привезите душ, ладно?.. Так почему я на Тристане? Хорошо. Я ищу известного вашингтонского адвоката по имени Стивен Байфилд Грир. Одну мою кузину зовут Байфилд. Когда-то я был от нее без ума. Красивая женщина, но слишком большая лошадница. Теперь я избегаю лошадниц. Все эти скачки по полям и через изгороди отвлекают их от мыслей о мужчинах. Да и пьют они как лошади. Грог интересует их больше, чем секс. Никогда не встречал лошадницы, которая могла бы забыть о лошадях даже в постели... Ну ладно... Так вот, Стив Грир. Мне поручено поговорить с ним и с его приятелем Филом Любиным из университета Джонса Хопкинса. Похоже, они около года снимали уютную квартирку на Р-стрит в Вашингтоне, а затем вдруг - бац! - и оба испарились. Вы все это, конечно, знаете, Джо. Мое начальство поручило мне одно дельце в Бразилии, затем другое, и, когда Грир улетел в Рио, я пытался его отыскать. Нелегкое было дело, поверьте мне. Наконец узнаю, что он уплыл на траулере "Каза Алегре". А куда, неизвестно. Но вот "Каза Алегре" возвращается в порт, и я наваливаюсь на капитана. Крепкий орешек. Но деньги любит... Слава богу, что еще существует коррупция, иначе мы бы остались без работы! Вам, наверное, тоже приходилось с этим сталкиваться. - Не пытайтесь таким образом узнать, чем я занимаюсь, - ответил Джо. - Коррупция? Да, приходилось слышать. - В таком случае вы знаете. Коррупция - это смазка в машине честной коммерции... Господи, какое маленькое корыто! - А вы встаньте, - посоветовал Джо. - Блестящая идея! - Хьюз встал, намылился, поплескался и вылез из корыта. Яростно растираясь полотенцем, он продолжал: - Так или иначе шкипер бразилец заговорил, получив тысчонку из карманов налогоплательщиков. Я сам плачу налоги, а потому никогда не трачу лишнего. Капитан сказал мне, что доставил мистера Грира на остров Тристан-да-Кунья... Обратили внимание, как я это произношу? Без акцента... "Каза Алегре" простояла у острова целый день из-за мерзкой погоды, но в конце концов капитан доставил своего пассажира на берег. Узнал я об этом и на другой же день нанял маленькое, но быстрое суденышко "Педро Альфонсо". Оно может делать до восемнадцати узлов. Японское производство. Прекрасные мастера эти японцы. Чертовски ловкие ребята... В общем, машина была прекрасная, чего не скажешь о бразильских механиках. Капитан обещал домчать меня за пять дней, но мы застряли на целый день где-то на полпути. И шесть дней торчали на "Педро Альфонсо", где меня угощали премерзкой стряпней и дурацкими разговорами! И наконец на берегу острова Тристан-да-Кунья меня встречает добрый спаситель в штормовке, поистине радушный хозяин. К моим услугам ванна, чай, сухая одежда, все, что есть в доме. Одно только плохо - этот гостеприимный человек угоняет мое судно. - Неправда. Оно отослано ради его же безопасности. - Какая разница? - с шутливой беззаботностью спросил Хьюз. - Выиграешь на карусели, проиграешь на чертовом колесе. Выходит одно и то же. - В свитере, брюках и шерстяных носках он просеменил по комнате и снова набил трубку. - Впрочем, я не удивляюсь. Наверное, этот бандит с радостью отказался от шлюпки, лишь бы поскорее вернуться в Рио. Не порицаю его... А теперь, мой надзиратель, может быть, и вы мне что-нибудь скажете? Какого черта делает здесь анонимный мистер Джо? Ведет хозяйство Грира и Любина? Для чего и по чьим указаниям? Джо вытянул ноги и внимательно посмотрел на Хьюза. - Хладнокровный вы парень, Билл. Вы мне даже нравитесь, хотя таких болтунов я еще не встречал. Ладно, можете говорить, я послушаю. Что касается меня, то я получил приказ, выполняю его, и это все. - Скучная жизнь, - сказал Хьюз, широко улыбаясь. - Что же мне теперь делать? Джо покачал головой. - Это уж ваша забота. Скажу одно: вы покинете остров только тогда, когда нас здесь уже не будет. Здесь есть люди, которые прибыли сюда на время. Кое-кого вы можете узнать. - Он помолчал. - Есть два пути. Либо вы дадите мне слово, что будете твердо придерживаться правил, либо я запру вас в этом доме под стражей. Если вы дадите слово, то сможете бродить где хотите, при соблюдении некоторых условий. - Правила внутри правил? - привычная ухмылка застыла на лице Хьюза. - Знакомая игра. Что же это за условия? - Первое, - начал Джо, - не говорить на острове ни с кем, кроме меня и старейшины Нормана Грина. Второе, не делать никаких записей. Третье, не подходить к радиостанции. Это дом с антенной. Четвертое, не приближаться к дому, который здесь называют "Мэйбл Кларк". Если вам интересно знать, его назвали так потому, что он выстроен из обломков парусника с таким же названием, который потерпел здесь кораблекрушение лет сто назад. Я покажу вам этот дом... Да, пятое и последнее: не подавать никаких сигналов, если какой-нибудь корабль будет проплывать мимо или приблизится к острову... А так - остров в вашем распоряжении. Конечно, он невелик, и мы будем за вами присматривать. - Премного благодарен! - Хьюз затянулся и выпустил изо рта серию колечек дыма. - А если я не дам вам слова джентльмена, хотя мы уже забыли, что это означает, мне придется сидеть в этой конуре, без центрального отопления и без всяких удобств? - Вот именно. Мы дадим вам одежду, журналы и книги. Но вы будете сидеть взаперти и ходить в сортир под охраной. - И надолго это? - Не знаю. Может быть, мы отправимся отсюда через несколько дней, а может быть, и задержимся. - Так дела не делают, это не честно! - возмутился Хьюз. - Я рассказываю вам все, а вы не говорите мне ничего. - Что поделаешь! Хьюз докурил трубку, заглянул в нее. - Я выбираю свободу, - сказал он. - В конечном счете, свобода всегда относительна, не так ли? Если даже ее не ограничивают женщина, босс, предрассудки или какой-нибудь ветхозаветный пророк со своими предписаниями на все случаи жизни, обязательно найдется что-нибудь еще. В данном случае это остров. Хорошо, я согласен на остров. - Он встал и церемонно поклонился. - Я даю вам слово. Джо кивнул. - Прекрасно. Правила вы знаете. Но при первой же оплошности, мистер агент, вас запрут в этой лачуге. Они скрепили договор рукопожатием. - А теперь, - сказал Джо, - одевайтесь, я покажу вам остров. Если хотите, можете узнать его историю от Нормана Грина. Они прошли через маленький поселок до берега, а оттуда по травянистому склону к подножию грозной горы с зазубренной вершиной. Одинокий охотник встретился им недалеко от утесов. Он нес двух больших птиц. Джо объяснил, что это знаменитые желтоклювые альбатросы, из них готовят вкуснейшие блюда по-тристански. Позднее Хьюз долго беседовал о том, о сем с Норманом Грином. Он узнал немало интересного о Тристане-да-Кунья, но не выудил ничего, ни одного намека на то, кто такой "Джо" и другие гости острова. Старейшина - как это понял Хьюз - считал себя их союзником, посвященным в важную тайну. Норман Грин был вежлив, ироничен и словоохотлив, но, когда речь заходила об "этих", как он их называл, он сразу становился почтительным и сдержанным. Что было тому причиной - признательность, преданность или страх, Хьюз не смог определить. Позднее он спустился к гавани и заметил, что обломки шлюпки уже вытащили на берег подальше от прибоя. Перед самым заходом солнца он вернулся в домик Джо подремать. Вечером они с Джо поужинали - омар, картошка и консервированный горошек. Джо слушал, Хьюз говорил. Джо преподнес ему один сомнительный комплимент. Он сказал, что Хьюз в монологах не имеет себе равных. Когда ужин был съеден, а тарелки вымыты, Джо снова ушел. У него было дело в "Мэйбл Кларк". Вернулся он далеко за полночь, и оба вышли на несколько минут постоять перед каменным домиком. Западный ветер, тугой и влажный, все еще не утихал, однако тучи разошлись, очистив в небе черную дорожку, на которой,