елу". А не было оно каким-то образом официальным? - Мы собрались по просьбе Мигеля. Полагаю, этого достаточно. Во всяком случае, наша беседа не имеет отношения к исчезновению Грира. - Как выглядел Грир, Джин? Я подумал секунду. - В общем, как всегда, если не считать, что очень торопился. Он говорил, что завален работой. А так ничего особенного. - И никаких намеков на то, что случилось несколько часов спустя? - Ни малейшего! Утром я был удивлен не меньше вас, хотя миссис Грир и звонила мне поздно ночью, чтобы узнать, не задержался ли ее муж в Белом доме. Тогда я не придал этому звонку значения. А о том, как я реагировал сегодня, можете спросить Дэйва Полика. Он позвонил мне в семь утра. Наступила пауза, затем Полик сказал: - Джин, этот завтрак делает всю историю еще загадочнее. Вы и Лумис совещались о чем-то с Гриром в день исчезновения, но вы не хотите говорить, о чем именно. Почему? - Дэйв, в этом нет ничего загадочного. Уверен, что Грир разговаривал вчера с десятками людей на самые разные темы. Вопросы сыпались еще минут пять, и все это время Джилл стояла, прислонившись спиной к двери, как жрица-хранительница нашего пресс-очага. Недовольные, раздраженные голоса жужжали, как стая москитов. Обращались ли мы в ФБР? Нет, потому что не зафиксировано нарушения федеральных законов. Звонила ли миссис Роудбуш миссис Грир? Да. О чем президент советовался с Гриром в последнее время? О вопросах общей политики. Бывал ли Грир когда-нибудь у психиатра? Не знаю, но думаю, что вопрос неуместен. Что вы скажете о ботинках для гольфа, которые Грир не надел? Обычная история: я и сам не раз тренировался не переобуваясь. Были ли звонки в Белый дом? Да. По большей части идиотские. Однако секретная служба записала все и передала записи полиции. Что я думаю об этом исчезновении? - Ему платят не за то, чтобы он думал, - бросил Полик. - А эта шутка означает, что вам больше не о чем спрашивать, - сказал я. - Благодарю вас, Дэйв. - Это мы благодарим вас, мистер Каллиган. Джилл с прелестной улыбкой открыла дверь. Все стадо ринулось в коридор. Среди этой толчеи Джилл с ее розовыми губами и бледной кожей казалась фарфорово-хрупкой. Она закрыла дверь и повернулась ко мне. - Я уже говорила сегодня, что люблю тебя? - Ну, совсем как моя младшая сестренка! (И почему только она работает в моем бюро?) И вообще сейчас для таких разговоров не время. - Значит, поговорим об этом вечером. У Баттер сегодня свидание. Согласен? - Согласен. Я смотрел, как она усаживается в свое вращающееся кресло лицом к телефону. Замигала первая лампочка. "Пресса", - проговорила она. Голос ее еле пробивался из-под водопада золотистых волос. "Ей здесь совсем не место, - подумал я. - Нечего ей здесь делать". Зуммер моего зеленого телефона, связанного прямой линией с кабинетом президента, настойчиво, басисто зажужжал. Когда я снял трубку, раздался голос Грейс Лаллей: - Артур Ингрем ждет. Президент сказал, что хотел бы видеть вас, если вы уже отделались от журналистов. Я повернулся к Джилл. - Буду у президента. На все звонки, связанные с Гриром, отвечай официальным заявлением. Договорились? Артур Ингрем уже сидел в овальном кабинете, когда я вошел. Он кивнул, как мне показалось, довольно сухо. Директор ЦРУ не любил, когда люди вроде меня присутствовали на совещаниях, где обсуждались дела разведывательного управления. Я был наполовину своим, так как работал у президента, а в то же время наполовину чужим из-за моих связей с прессой. И хотя моя благонадежность не вызывала сомнений, Ингрем считал меня опасным, не то что он меня боялся, просто я был ему неприятен. Он сидел, напряженно выпрямившись, возле президентского стола. Разведчик N_1 был, как всегда, безукоризнен: на брюках острые складки, туфли начищены до блеска. Ингрем держал в руках очки без оправы так, что большие и указательные пальцы обхватывали их симметричными ромбами. Узкое загорелое лицо было уверенным и строгим, словно он сидел у себя в ЦРУ, а мы с президентом явились к нему с докладом. Ингрем был осторожный, ловкий и холодный человек, хотя и умел прятать свою холодность под маской добродушия. Он подозревал всех и вся то ли от природной недоверчивости, то ли по профессиональной привычке. Короче, он был прямой противоположностью искреннему, великодушному и горячему Роудбушу. Вероятно, поэтому в присутствии Ингрема я всегда держался настороже. Президент сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив большие руки на животе. Очки его были подняты надо лбом и блестели в седой шевелюре. Он улыбнулся мне, но улыбка сразу погасла. Я почувствовал напряженность обстановки. - Садитесь, Джин, - сказал президент. - Я только что говорил Артуру, что хотел бы обсудить работу управления. Меня интересуют связи ЦРУ с учеными. Прошу вас обрисовать эту проблему, как вы сделали это вчера. - Слушаюсь, сэр, - сказал я. - Вчера после полудня я и Мигель Лумис, сын председателя корпорации "Учебных микрофильмов", встретились со Стивом и... - Стив? - переспросил Ингрем. Тонкие брови его поднялись. - Стивен Грир. - О! - протянул Ингрем. Он ухитрился вложить в свое восклицание некий осуждающий смысл, словно человек, исчезнувший этой ночью, не заслуживал внимания. Я удивился: мне показалось, что как раз перед моим приходом Ингрем с сочувствием расспрашивал президента о Грире. Во всяком случае, имя-то его он вряд ли мог забыть. Я точно передал рассказ и специально для Ингрема добавил несколько слов о политическом весе отца Мигеля Барни Лумиса. Последнее, вероятно, было излишним, потому что Ингрем следил за всеми политическими комбинациями не менее внимательно, чем мы в Белом доме. Когда я закончил, Ингрем отвел от меня взгляд и вопросительно посмотрел в глаза президента. Роудбуш небрежно раскачивался в кресле. Ингрем сидел, напряженно выпрямившись. - Итак, что вы скажете об этом, Артур? - любезно спросил президент. - За исключением второстепенных деталей, - сказал Ингрем, - все пока что соответствует действительности. Прошлой осенью мы начали привлекать молодых ученых-атомников к участию в нашей работе и используем "Поощрительный фонд" для их финансирования. - Понимаю, - сказал президент. - Наверное, эта операция получила у вас в управлении кодовое название? - Да, - ответил Ингрем и слегка покраснел. - Операция "Мухоловка". Мне было понятно его смущение. И ЦРУ и Пентагон обладали особым даром придумывать для своих секретных операций самые игривые названия. Чем непригляднее цель, тем невиннее этикетка. Ей-богу, трудно было представить хохлатую мухоловку, распевающую на березе свою весеннюю песенку, в то время как молодые физики собираются под сенью ветвей и вступают в заговор с разведкой. - А почему меня об этом не информировали? - спросил президент. - Потому что мы обо всем четко договорились на первом же совещании после вашего избрания, - живо ответил Ингрем. - Я храню памятную записку о нашем разговоре у себя в столе как руководящее указание. Вы сказали, чтобы мы обращались к вам Только по общеполитическим вопросам, в случае когда наши операции могут иметь далеко идущие последствия, и что вы не можете и не хотите вникать в мелочи повседневной работы управления. - Артур, вы действительно считаете махинации с молодыми учеными-атомниками мелочью вашей повседневной работы? - спросил президент негромко, и тон его выразил скорее любопытство, чем неприязнь. - Пожалуй, да, только я бы не стал употреблять слово "махинации", господин президент, - ответил Ингрем. - Мы помогаем деньгами студентам-выпускникам, которые со временем пополнят наш национальный резерв ученых. Взамен мы получаем, или, точнее, начинаем получать, некоторую ценную информацию о ядерных исследованиях за границей. - Я не помню, чтобы об этом когда-либо говорилось на совете по безопасности, - заметил президент. - Совершенно верно, сэр. Я полагал, что наше соглашение распространяется также на совет по безопасности. - Эта операция... гм... "Мухоловка" касается только молодых людей, или вы пытались вовлечь в нее и ученых-атомников постарше? - спросил президент. - До сих пор мы обращались только к молодежи, - ответил Ингрем, - к тем, кто работает над дипломами и диссертациями. Разумеется, мы надеемся, что они будут сотрудничать с нами на протяжении всей своей научной карьеры. Однако мы предпочитаем не обращаться к физикам, химикам или инженерам старшего поколения. Это было бы неразумно. В большинстве случаев они ведут себя... как бы это сказать?.. слишком неуступчиво. - Вы подумали о последствиях, если все это выплывет наружу? - спросил Роудбуш. - За границей ЦРУ не очень-то любят, насколько я понимаю. - Разумеется, господин президент. - Ингрем обычно не лез в карман за словом. - Лишь очень немногие из наших новых помощников знают о связи "Поощрительного фонда" с управлением, а те, кто об этом догадывается, как правило, ставят национальные интересы выше своего научного честолюбия. Лумис первый из этих молодых людей, кто враждебно отнесся к столь важному мероприятию. - Кто этот мистер Риммель, который возглавляет ваш "Поощрительный фонд"? Я знаю одного Мори Риммеля, члена клуба "Неопалимая купина", того, что искал Стива прошлой ночью. Это он самый? - Да, сэр. - Ингрем явно не собирался вдаваться в подробности, но, подняв глаза, увидел, что президент ждет более полного ответа. - Некоторые бизнесмены, как вы знаете, сотрудничают с нами, одни безвозмездно, другие за деньги. Риммель имеет твердую ставку. - И большую? - Я не помню сейчас точную цифру, но полагаю, что примерно четырнадцать-пятнадцать тысяч в год. - Пятнадцать тысяч за управление несуществующим фондом? - удивился президент. - Мне кажется, это более чем достаточно, мягко выражаясь. - Ему приходится отвечать на все вопросы, связанные с фондом, - проговорил Ингрем. Он посмотрел на свои очки, словно примеряясь к ним. - Это требует известной сообразительности и опыта. - Понятно. Наступила пауза. Мне пришло в голову, что Ингрема вполне устраивало, что среди членов "Неопалимой купины" вращается платный агент ЦРУ. Это пахло уже чистейшим маккиавелизмом, и я мысленно отмахнулся от такого подозрения. Поэтому следующее замечание президента удивило меня. - Полагаю, что никто из приятелей Риммеля, членов "Неопалимой купины", не подозревает о его связях с вашим управлением? - сказал он. - Я в этом не сомневаюсь, - ответил Ингрем. - Как вам известно, первое правило разведки: не раскрывать имен наших сотрудников и... наших консультантов. - Я ведь тоже член этого клуба, вы, наверное, знаете, - сухо сказал президент. И, помолчав, добавил: - Честно говоря, меня настораживало в Риммеле только одно: откуда у него деньги? Не похоже было, чтобы он зарабатывал столько как лоббист от стальной промышленности. Снова наступила тишина, на сей раз тяжелая, как перед грозой. Средний американский избиратель, подумал я, никогда бы в такое не поверил: президент Соединенных Штатов признается шефу своей разведки, что не знал о связях с ЦРУ одного из членов своего закрытого клуба. Ингрем нервно играл очками - первый признак неуверенности. Однако он воздержался от ответа. Президент сцепил пальцы на затылке и уставился в потолок. - Артур, - сказал он, - речь идет не только о расходах управления, то есть не о том, какую информацию получаете вы за каждый истраченный доллар. Гораздо важнее моральная сторона вопроса. - Что вы имеете в виду, господин президент? - Я имею в виду, что вы тайком пытаетесь сделать из молодых американских ученых доносчиков, о чем их коллеги даже не подозревают. Этого не должно быть. Наука гордится тем, что всем открывает доступ к знаниям независимо от их источника. Ученые должны вместе искать, делиться находками и обмениваться информацией в атмосфере взаимного доверия. Но вот появляетесь вы и превращаете молодых людей в секретных агентов, задача которых - шпионить за учеными, нашими и зарубежными. По-моему, это этический вопрос первостепенной важности. - Я не согласен с вами, господин президент. Эта операция почти ничем не отличается от множества других, успешно доведенных нами до конца. - Так ли это? - президент изучающе посмотрел на Ингрема, затем повернулся ко мне: - Повторите, Джин, как об этом сказал вчера Майк Лумис? - Он сказал, что американские физики "запятнаны и развращены" связью с ЦРУ. Он утверждает, что его приятели подкуплены, чтобы доносить на своих коллег. Ингрем метнул в меня злобный взгляд. Мое участие в разговоре явно его раздражало. - Не слишком ли много эмоций? - сказал он. - Современные молодые люди, за исключением, может быть, крайне левых, вряд ли спутают такие понятия, как "подкуп", "донос" и прочее, со служением родине... Конечно, этот случай особый: юноша наполовину мексиканец и, вероятно, испытывает врожденную антипатию к Соединенным Штатам. - Полно, полно, Артур! - президент усмехнулся. - Я незнаком с молодым человеком, зато прекрасно знаю его отца. Мигель Лумис здесь родился и здесь воспитан. Он настоящий американец, владеющий двумя языками только потому, что его мать - мексиканка. - Я только хотел сказать, что и это не исключено, - холодно сказал Ингрем. - Возможно, я к нему несправедлив. - Но разве в этом дело, Артур? - спросил Роудбуш. - Если бы никакого Мигеля Лумиса вообще не было и я узнал бы стороной об этой вашей авантюре, все равно она показалась бы мне весьма сомнительной. - Мне жаль, что наши взгляды расходятся, господин президент, - сказал Ингрем. Президент вздохнул, и я понял, что пропасть между этими двумя людьми возникла уже давно. - Артур, - сказал Роудбуш, - я не понимаю, почему мне не сообщили об этой важной операций. - Наверное, потому, что я не придавал ей такого большого значения, господин президент. - В голосе Ингрема прозвучала виноватая нотка. - От общего бюджета в полмиллиарда долларов какие-нибудь триста-четыреста тысяч составляют небольшой процент. Уверяю вас, сэр, никто не намеревался скрывать от вас эти сведения. Возможно, будет лучше для всех, если я впредь буду подробнее информировать вас обо всех второстепенных операциях управления. Ингрем подчеркнул слово "второстепенные". - Да, я тоже так думаю, - сказал президент. Снова наступило молчание, еще более напряженное. Роудбуш встал, засунул руки в карманы пиджака и подошел к застекленной балконной двери. Некоторое время он созерцал спину секретного агента, дежурившего на парковой аллее. Затем повернулся к нам и снова заговорил: - Артур, почему нельзя получать информацию, которую вы добываете у молодых ученых, обычными путями, через посольства или через ваших сотрудников? - Потому что, я уверен, обычным путем мы не добьемся тех же результатов, - ответил Ингрем - Господин президент, до последнего времени мы располагали весьма скудными источниками информации о ядерном вооружении за границей. У нас есть, разумеется, несколько агентов в иностранных атомных центрах, но это единицы. Кроме того, некоторые известные ученые - опять же, к сожалению, весьма немногие, - добровольно делились с нами информацией после заграничных поездок или международных конференций. Ингрем заговорил профессионально-доверительным тоном. Теперь он был в своей стихии. - Но в будущем я рассчитывал главным образом на операцию "Мухоловка". Я старался сохранить серьезное лицо, но каждый раз, слыша это название, едва удерживался от смеха. Сам образ был нелеп - звонкоголосые мухоловки в рядах безмолвных шпионов! И какой только мудрец из ЦРУ ухитрился придумать для этой грязной миссии такую праздничную упаковку! - Я предвижу день, - продолжал Ингрем, - когда важнейшая информация начнет непрерывно поступать к нам от сотен опытных агентов-специалистов, достигших высших постов в своих областях. Нельзя забывать, господин президент, что сегодня многие выдающиеся американские ученые ставят науку выше преданности Соединенным Штатам. Они считают мир науки своего рода содружеством без всяких границ, в котором любая информация якобы должна циркулировать совершенно свободно, как товар на мировом рынке без таможенных барьеров. У нас есть сведения о неосторожных связях американских ученых с коммунистами, связях, которые могут нанести ущерб нашей безопасности. Честно говоря, многие ученые вообще не доверяют правительствам, в том числе и своему. И сотни из них до сих пор не избавились от комплекса вины, потому что участвовали в создании атомной бомбы. Я могу их понять, но идеи их не вызывают у меня сочувствия. Ингрем на секунду умолк, расправил плечи и продолжал: - Короче говоря, господин президент, я стараюсь воспитать новое поколение ученых, для которых верность Соединенным Штатам Америки была бы превыше всего. Для этого и задумана операция "Мухоловка". Я полагаю, она сторицей окупит затраченные деньги, энергию и время. Президент слушал его, стоя у балконной двери. Когда Ингрем кончил, он вернулся к столу. - Пользуясь вашим выражением, Артур, - сказал он, - я могу вас понять, но ваша идея не вызывает у меня сочувствия. Возможно, с точки зрения холодного расчета разведки ваша операция "Мухоловка" имеет смысл. Но я обязан рассматривать ее с более широкой точки зрения, учитывая всю сложность наших отношений с окружающим миром. И то, что я вижу, мне не по душе. Он взглянул в глаза Ингрему. - Скажите откровенно, Артур, если мы прекратим эту операцию, ЦРУ сядет в лужу? - В лужу? - Ингрем вспыхнул, даже несмотря на свой загар. - О нет! Просто мы останемся без важного козыря и... - Я вот о чем все время думаю, - прервал его Роудбуш. - Представьте, Артур, что у меня есть сын, молодой физик, и ваши люди связались с ним. Что скажет мне сын, когда узнает, что ЦРУ проникло в ряды его коллег? И еще, поверит ли он мне, если я скажу, что ничего не знал об этой операции?.. Артур, это дело дурно пахнет, и мне оно не нравится. Совсем не нравится. Молодые ученые живут в бесконечном мире открытий, стремятся познать сущность материи, истинную природу вселенной. Они должны быть совершенно свободны в своих поисках и выводах. Если же они превратятся в наемный отряд защитников старых людей и старых идей - я подразумеваю себя, и вас, и все наше поколение, - их деятельность превратится в постыдный фарс. - Президент откинулся на спинку кресла. - Полагаю, на месте Мигеля Лумиса я был бы так же встревожен и возмущен. - Насколько я понял, вы предлагаете свернуть операцию "Мухоловка", - спокойно констатировал Ингрем. - Совершенно верно. - Президент улыбнулся. - К тому же Мигель Лумис не оставил нам выбора. Если субсидии ЦРУ не прекратятся, он намерен выступить с публичным разоблачением. - Я бы с ним справился, - проворчал Ингрем, прозрачно намекая, что самому президенту Роудбушу Мигель, видно, не по зубам. - Я подчиняюсь вашему желанию, сэр, хотя и не согласен с вами. "Поощрительный фонд" больше не будет финансировать молодых ученых. Ингрем сидел все так же прямо, и пальцы его все так же обрамляли очки симметричными ромбами. - Прекрасно! - сказал президент. - Я ценю вашу готовность пойти нам навстречу, Артур. Разговор был окончен. Ингрем почувствовал это, встал, спрятал так и не пригодившиеся очки в кожаный футляр и сунул в нагрудный карман. - Неприятная эта история со Стивеном Гриром, - сказал он. - Я знаю, вас это потрясло, господин президент. Слова его удивили прежде всего меня. Было совершенно непонятно, почему Ингрем не заговорил о Грире сразу же по приходе. - Меня беспокоит Сью Грир, - сказал Роудбуш. - Правда, пока она держится. Поразительная история. Полиция до сих пор не напала на след. - Если наше управление может быть чем-нибудь полезно, сразу звоните мне, - предложил Ингрем. - Спасибо, Артур. Пожалуй, сейчас лучше оставить это дело полиции. Роудбуш проводил Ингрема до двери, кивнув мне, чтобы я задержался. Он вернулся и сел на угол стола рядом с золотым осликом, подставкой для авторучек. Первые его слова захватили меня врасплох. - Джин, - сказал он, - мне кажется, вы собираетесь когда-нибудь написать книгу обо мне и моем правительстве. Так сказать, изложить свой взгляд. - Я об этом подумывал, господин президент. У меня пока нет определенных планов, но... Он остановил меня. - Надеюсь, вы это сделаете. Лучше вас никто не сможет. Вы здесь как рыба в воде и в то же время можете взглянуть на наши дела с высоты птичьего полета: такое положение должно придать вашим оценкам достаточную объективность. Я лично не выношу плаксивых мемуаров, которые следуют за гробом покойного, как наемные плакальщицы. Джон Кеннеди однажды сказал, что такого понятия, как история, вообще не существует. Я с ним согласен, если только правильно его понял. Но вы можете подойти близко к истине. Я облегченно ухмыльнулся. - Не очень-то я подхожу на роль официального историка. - И хорошо. Надеюсь, вы делаете заметки? Об этой махинации Ингрема обязательно напишите. Боюсь, нам еще придется с ним повозиться. Ну кто бы, например, мог подумать, что глава ЦРУ что-то скрывает от своего президента?.. Или прячет тайного агента в его раздевалке? Мы уставились друг на друга. Роудбуш улыбнулся, и мы оба расхохотались. Нет, этот человек не похож на других, подумал я. Мне представилось, как бы разбушевался на его месте Дуайт Эйзенхауэр или Линдон Джонсон. Но, слава богу, Роудбуш обладал чувством юмора. Когда мы отсмеялись, он снова стал серьезен. - Джин, можете вы объяснить, почему, во имя чего Ингрем старается превратить наших студентов-физиков в агентов ЦРУ? - Наверное, видит в этом какой-то смысл, - ответил я. - Для меня лично это сплошная бессмыслица. Откровенно говоря, господин президент, в своей книге я бы назвал эту операцию "Поощрение - Мухоловка" нелепой и циничной. Президент кивнул. - Я полностью согласен с молодым Лумисом. Мне эта "Мухоловка" отвратительна. Такого рода операции подрывают веру в наши собственные принципы. Они развращают и портят людей, и тот, кто задумывает подобное, вряд ли высоко ценит наше свободное общество. - Он передернул плечами. - А этот любезный Ингрем... провалиться ему! Как вспомню, что он тут говорил, у меня давление сразу подскакивает. - По вашему виду этого не скажешь. Он покачал головой. - Нет, на Ингрема злиться бессмысленно. Мы уже с ним сталкивались на этой почве. Что останется от нашей гласности, от нашей демократии, если каждый будет озираться, не стоит ли у него за спиной тайный агент правительства? Кто сохранит к нам доверие и уважение, если наши молодые ученые отправятся за границу с секретными заданиями? Он слез с угла стола и пошел к своему креслу, опустив голову, словно рассматривая рисунок ковра. - ЦРУ отбилось от рук, - продолжал Роудбуш. - Подачки интеллигентам и профсоюзным лидерам, подкуп исследователей в университетах, заговоры и перевороты, вооруженное вмешательство в чужие дела, - чем только они не занимаются! Обо всем этом и речи не шло, когда создавалось разведуправление. Его задачей был сбор интересующих нас сведений за границей, и больше ничего... Конечно, и я виноват... Ими давно следовало заняться. Но у меня всегда такая куча важнейших дел, которые нужно решать немедленно. Он взглянул на меня, словно я мог отпустить ему этот грех. Потом криво усмехнулся. - И конечно, нельзя забывать, что Ингрема поддерживают в сенате и в прессе. Эту птичку не так легко загнать в клетку... Сейчас нам нужна убедительная, чистая победа на ноябрьских выборах с подавляющим большинством голосов. А там посмотрим. - Он умолк на минуту. - Проследите за этим делом, Джин. Не спускайте с ЦРУ глаз. Запишите все, что я говорил. Когда-нибудь, когда придет время, страна должна узнать обо всем, что произошло. Он подровнял стопку писем и отложил на край стола в знак того, что с этим вопросом покончено. - Вернемся к Стиву. О чем спрашивали газетчики? Я коротко рассказал о пресс-конференции, но, пока говорил, меня не оставляла мысль: смог ли бы я спокойно рассуждать о делах ЦРУ, отложив напоследок вопрос о том, как реагирует печать на исчезновение моего близкого друга? Правда, мы говорили о деле, касающемся сына влиятельного политического союзника. По-видимому, сообразил я, любой президент должен думать и принимать решения о делах в соответствии со степенью их важности, по порядку. И не обязательно начинать с тех, которые его больше всего волнуют. В дверь постучали. Подтянутая седая секретарша президента Грейс Лаллей заглянула в комнату. - Я думаю, вы захотите ответить сами, господин президент, - сказала она. - Звонит начальник полиции Уилсон насчет мистера Грира. Президент взял трубку. Разговор был коротким. Закончив его, президент сказал: - Десятилетний мальчик, который живет на Вердетт-роуд, говорит, что видел вчера около восьми вечера, как в машину возле ограды "Неопалимой купины" подсаживали какого-то человека. Мальчик не уверен, садился он в машину по собственной воле или по принуждению. Ему кажется, что всего в машине было трое. Место, где это произошло, недалеко от четвертой площадки. - Четвертая площадка - это та, где нашли сумку Стива? Президент кивнул. - Наверное, теперь этим займется ФБР, - сказал я. Роудбуш быстро взглянул на меня. По-видимому, он не сразу осознал значение свидетельства мальчишки. - Вы думаете, это похищение? - Роудбуш нахмурился. - Что ж, возможно. Пожалуй, стоит связаться с Десковичем. Я встал. - Если ФБР вступит в игру, пожалуйста, сообщите мне. Такую новость я все равно не смогу скрыть от моих ребят. - Разумеется, - согласился он. - Я позвоню вам через несколько минут. - Да, вот еще что! - сказал я, вспомнив свое обещание на пресс-конференции. - Меня спросили, о чем вы говорили с Гриром во время последней встречи во вторник. Что мне ответить прессе? Роудбуш задумался, сдвинув брови. - Мы засиделись допоздна, было уже за полночь... - начал он неуверенно. - Нет, Джин, сообщить не о чем. Разговор шел обо всем понемногу: о политике, о личных делах. - Меня непременно спросят, не заметили ли вы каких-нибудь признаков, хотя бы намека... что Стив был чем-то встревожен? Президент снова задумался. - Нет, он был совершенно спокоен. Как всегда, полон разных планов и сарказма. Все тот же старина Стив!.. Можете сказать об этом, если хотите. - Благодарю. Когда я вернулся в свой кабинет, Джилл протянула мне желтую полоску телетайпной ленты ЮПИ: "ЮПИ-184. (Грир - Финансы) Загадочное исчезновение Стивена Б.Грира, близкого друга президента Роудбуша, вызвало резкое падение акций на нью-йоркской бирже. Понижение курса за последние два часа достигло максимума и приостановилось только в связи с закрытием биржи. На нью-йоркской бирже стоимость акций в среднем упала на 1 доллар 37 центов - самое большое понижение со времен забастовки на авиалиниях в прошлом году. Акции Доу-Джонс котировались перед закрытием намного ниже. Операции на Американской бирже и в ее отделениях по всей стране показали: количество проданных акций удвоилось. На западном побережье, где биржа была еще открыта, стоимость предлагаемых акций понизилась особенно резко. Массовую продажу акций и падение курса биржевые маклеры приписывают "тревожным сведениям из Вашингтона о деле Грира". Однако большинство из них предсказывают стабилизацию курса в понедельник, поскольку экономика страны на подъеме и биржевики будут играть на повышение". - Хорошенькое дело! - сказал я, мысленно ругая себя за то, что упустил из виду возможную реакцию биржи. Следовало хотя бы спросить президента, стоит ли касаться на пресс-конференции этой темы. Обещанный звонок от президента раздался только через час. Положив трубку, я повернулся к машинке, отбарабанил двумя пальцами текст и попросил Джилл снова впустить газетную братию. На сей раз она вышла в вестибюль западного крыла. - Мистер Каллиган просит вас! Голос ее мелодично разнесся над рядами кожаных кресел. Казалось, она объявляет коронный номер программы. Лишь слегка поредевшая толпа журналистов ворвалась в помещение, заполнив мой кабинет и часть приемной. - Всех прошу войти! - приказала Джилл со своего поста у двери. Дэйв Полик встал напротив моего стола. - На бирже "грировская распродажа", - сказал он. - Знаю, - ответил я. - О положении на Уолл-стрит комментариев не будет. Я прочту вам только следующее. Записывайте за мной. "Президент Роудбуш поручил Федеральному бюро расследований принять участие в поисках Стивена Б.Грира. Президент отдал этот приказ после того, как получил от начальника столичной полиции Тэда Уилсона сообщение о том, что в четверг вечером на Бердетт-роуд близ "Неопалимой купины" были замечены двое мужчин, подсаживавших третьего в автомашину. Это произошло недалеко от площадки, где была найдена сумка с клюшками мистера Грира. Директор ФБР Питер Дескович выделил специальную группу агентов, которые будут вести расследование на основании федерального закона о киднэпинге. Это не означает, однако, что мы уверены, будто мистер Грир похищен. Но, поскольку такая возможность существует, она должна быть изучена. Президент призывает все силы охраны порядка к максимальному сотрудничеству с ФБР". - Сколько выделено агентов, Джин? - Пока не знаю. Наверное, достаточно. - Кто возглавляет группу? - Постараюсь сообщить вам завтра. - Вы обещали узнать, о чем говорил президент с Гриром во вторник ночью. Удалось? - Это была частная беседа, и я не знаю о чем, - ответил я. - Однако что касается поведения Грира, то президент сказал: Грир не был ни угнетен, ни встревожен. Он был в обычном добродушном настроении и, как всегда, высказывал интересные мысли. Одним словом, вел себя совершенно нормально. - Ожидает ли президент сегодня вечером доклада от Уилсона? - Да, если выяснится что-либо новое. То же самое и в отношении Десковича. - Это все, Джин? - Все, до половины десятого завтра утром. Если будут изменения, мы успеем предупредить всех по списку. Джилл открыла дверь и прижалась к стене, пропуская возбужденную толпу газетчиков. На этот раз всего один человек задержался на миг, чтобы посоветовать ей постричься покороче. Обычно таких советов бывало куда больше. Только Дэйв Полик все еще упрямо стоял у моего стола. - Хочу предупредить, - сказал он, - отныне я занимаюсь только делом Грира. С вами я откровенен. - Желаю удачи, - сказал я. - Если узнаете что-нибудь, не подходящее для печати, сообщите мне. - Я уже многое знаю об одном ирландце и о девушке, которая у него работает, - сказал Полик. - Мог бы напечатать кое-что, но я этого не делаю, Из глубокого уважения к моим друзьям. - Вы хотите сказать, из глубокого уважения к законам о печати? - Я изобразил на лице улыбку. - Ладно, специалист по Гриру, звоните мне в любое время. Только не позже часа ночи и не раньше семи сорока пяти утра. - Я ничего не обещаю. - И не надо обещать. Он повернулся, собираясь уходить, но на полдороге обернулся и уставился на меня, качая головой. - Я не понимаю вас, Джин. Вы ведете себя так, будто это всего лишь очередная банальная история. Думаю, вы тут не правы. Я думаю, что это самое крупное дело со дня моего появления в вашем крысином городе. - Откровенно говоря, Дэйв, я не успел составить об этом собственного мнения. - Ну-ну! - пробормотал он и вышел из кабинета, не поверив ни одному моему слову. Но я сказал правду. И теперь, освободившись наконец от всех, кроме Джилл, снова склонившейся над телефоном, я повернулся в кресле к окну; солнце садилось, и тень от большого вяза уже наполовину закрывала газон. Стивен Грир исчез, растворился в ночи на поле для гольфа. Это было нелепо, невероятно. Я ворошил в памяти все, что знал о Грире, начиная с нашей первой встречи во время избирательной кампании и кончая последней, вчерашней, когда он так нервничал и без конца смотрел на часы. Я просидел так, наверно, с полчаса, пока не обнаружил с удивлением, что почти ничего не знаю ни о самом Грире, ни о его исчезновении. Впервые с тех пор, как я появился в Белом доме, важное государственное событие прошло мимо меня как в какой-то далекой туманной дали. У меня не было фактов, не было источников информации, не было даже предположений. Чувствовал я себя препогано. - Джин, - нежно окликнула меня Джилл, - пора уходить. Скоро стемнеет. Тень от большого вяза целиком покрывала газон, когда мы закрыли лавочку и отправились домой. 4 Стэнли Уолкотт поднял высокий бокал - джин со льдом и лимонным соком - и покачал, льдинки звякнули о стекло. Он сидел в широком кожаном кресле в кабинете своего губернаторского дома в Иллинойсе. Кондиционированный воздух был прохладен и мягок, но дышалось тяжело. Новая роль душила его как слишком тесный воротник. С тех пор как его выдвинули на конференции в Хьюстоне кандидатом на пост президента и он стал противником Роудбуша, надеявшегося на переизбрание, все окружающие, даже старые друзья, относились к нему по-новому: с почтительной сдержанностью. Почтительность эта нелепа, думал он, чувствуя себя, как водопроводчик, которого прочат на должность инженера-сантехника. Потому что он был заранее обречен, он был "кандидат-жертва". Его шансы победить Роудбуша котировались от минимальных до нуля. Первые предвыборные опросы Галлапа и Гарриса в общем подтверждали это. В середине августа Галлап предсказывал ему 38% голосов на ноябрьских выборах, анкеты Гарриса давали 36,7%. Уолкотт не впал в отчаяние. Он этого ожидал. Он был готов до конца служить партии по мере своих сил. И гордился, что был реалистом. Таким же реалистом считал себя и Мэтью Силкуорт, его главный распорядитель в предвыборной кампании, который сейчас сидел напротив него с бокалом виски с содовой. Силкуорт был приземистый толстяк с жесткими черными волосами и синеватыми тенями на щеках. Он провозглашал себя пессимистом, но это опровергала его бьющая через край энергия. Любой человек, находящийся в постоянном движении, бессознательный оптимист. Разум взывает к осторожности, а тело требует действий, действия же зачастую влияют на характер. Уолкотту нравилась жестокая откровенность Силкуорта. Но, вскрывая слабости их позиций, Мэтью в то же время напоминал кандидату, что предвыборную кампанию придется довести до конца. - Я слушал в шесть часов последние известия, - сказал Уолкотт. - Мне кажется, здесь все же замешана женщина. - Ни в чем нельзя быть уверенным, губернатор, - возразил Силкуорт; при любых обстоятельствах он не терял привычной собранности и настороженности. - Мэтью, в последний раз, перестань называть меня "губернатором". Мое имя Стэн. С-Т-Э-Н! - Хорошо, Стэн, но первые сведения из Вашингтона не радуют. Этот Грир - холодный, настойчивый, преуспевающий делец. Если бы он завел роман, он был бы предельно осторожен. Еще бы - ему есть что терять! Имя его постоянно встречается в газетах рядом с именем Роудбуша, и это одно увеличивает его гонорары на триста-четыреста тысяч в год. - Значит, ты думаешь, это киднэпинг? - спросил Уолкотт. Силкуорт задумчиво покачал головой. - Возможно, но мы пока ничего не знаем, кроме того, что рассказал мальчишка-фантазер, который что-то там увидел в полутьме. Если это киднэпинг, почему на земле возле ограды и на четвертой площадке не осталось следов борьбы? И потом только психопат решится похитить лучшего друга президента. - У нас достаточно психопатов, Мэтью. - Конечно, но, если это киднэпинг, все выяснится достаточно быстро, - сказал Силкуорт. - Людей похищают ради денег, ради сомнительной славы или из мести. В любом случае, захватив Грира, похитители должны вскоре сообщить о своих требованиях. Силкуорт подумал немного, затем нагнулся вперед и потряс указательным пальцем перед лицом кандидата. - А знаете, что, Стэн? Нам надо молить бога, чтобы это не было похищением. Потому что киднэпинг поможет Роудбушу. Похищенный Грир, мертвый или живой, вызовет сочувствие к его семье и его друзьям, в том числе и к боссу из Белого дома. - Я не думал о политических последствиях, Мэтью. Силкуорт бросил на губернатора недоверчивый взгляд. Неужели он это серьезно? Мэтью никогда не знал, чего ждать от этого человека, даже после стольких лет совместной работы. Эти великие политики так заботятся с судьбах человечества, что порой забывают о собственной выгоде. - Неважно, что думаете вы или я, - сказал он. - Важно, что история с Гриром может спутать все карты в этой избирательной кампании и помочь нам. Задумайтесь на минуту, Стэн? С чего бы это один из столпов общества вдруг испарился? Может быть, он за границей? Если Грир удрал с женщиной, это политический шаг. На каждую домохозяйку, которая отшатнется от президента, потому что его друг не способен управлять своими инстинктами, найдется другой избиратель, который посочувствует Роудбушу. Все эти истории с женщинами еще никогда не вредили кандидатам. Вспомните!.. Но если человек исчез по другой причине? Предположим, что он... того! - Силкуорт выразительно покрутил пальцем у виска. - Я бы не пожелал этого ни миссис Грир, ни Роудбушу, - пробормотал Уолкотт, поеживаясь. - Однако любой намек на умственное расстройство Грира для нас плюс, - сказал Силкуорт. - Всякие психозы настораживают избирателей. Они начнут спрашивать, почему Роудбуш сам не заметил опасных симптомов и по каким это сверхважным делам он советовался с ненормальным юристом. - Он отхлебнул виски и закурил сигарету. - А может быть, Грир бежал от какой-нибудь финансовой катастрофы, которая грозила его разорить и повредить его другу президенту? Для нас это тоже крупный козырь. Газеты проглотят любую чушь. Роудбуш запутается в опровержениях, объяснениях и всяческих алиби. Он сядет в лужу и не выберется из нее до конца избирательной кампании. - Ты порядочная скотина, Мэтью, - сказал Уолкотт. - Я реалист, - возразил Силкуорт. - Настоящий, не то что вы, хотя вы и считаете себя реалистом... О, у нас есть масса вариантов! Скажем, Грир страдает временной потерей памяти. Или - он вел двойную жизнь, и это обнаружилось. Или - он коммунист и сбежал в Россию. - Силкуорт отхлебнул еще глоток. - Может быть, он заядлый шутник и решил одурачить всю страну. Может быть, он тайно связался с "Черными мусульманами", чтобы устроить вооруженный бунт. А может, он ненароком завернул к какому-нибудь приятелю и налакался там до полного обалдения. Черт побери, выбор у нас богатый! - Разумеется, - усмехнулся Уолкотт. - Но вероятнее всего другое. У Грира стало плохо с сердцем, он выбрался на дорогу, и там его подобрали. Может, ограбили, а может, даже и убили. - Допустимо, - согласился Силкуорт. - В таком случае дня через два все выплывет наружу. Но вряд ли это так. Вспомните уличные туфли, которые он не сменил для гольфа, сумку с клюшками, оставленную на виду, ключи в автомашине, чтобы кто-нибудь мог отогнать ее домой. Все говорит о том, что он заранее готовился исчезнуть. - Да, это я упустил, - сказал Уолкотт. - Это ведь улики, не правда ли? Силкуорт кивнул. - Все доказывает, что он или был не в себе, или бежал из-за женщины. Или из-за денежных затруднений. Лично я считаю, что это связано с деньгами. Надо бы раздобыть список его клиентов... и узнать, что именно он для них делал. Уолкотт улыбнулся. - Принимаешь желаемое за действительное? По-моему, ты преувеличиваешь. - Может, преувеличиваю. А может, и нет. - Силкуорт допил свое виски. - Посмотрите, что делается на бирже! Это может иметь серьезные последствия, очень серьезные. Это наша первая удача в предвыборной кампании, и, видит бог, она нам как нельзя более кстати! - С этим кощунственным замечанием я согласен. - Ладно, я бегу! - Силкуорт бросил сигарету и встал. - Придется позвонить кое-кому в Вашингтоне. За этим делом надо следить в оба. Уолкотт поднялся и положил руку на плечо Силкуорта. - Смотрите, Мэтью, от нас не должно исходить никаких дутых сенсаций. Пока нет фактов, нужна предельная осторожность. На бритом лице Силкуорта мелькнула улыбка. - Не беспокойтесь! Пока я только собираю сведения, чтобы подготовить почву. Они пожали друг другу руки, Силкуорт ушел, а губернатор Уолкотт переключил телевизор на восьмичасовую программу новостей. Ему не терпелось услышать последние сообщения о Грире. Потому что, говоря по совести, он знал, что, если исчезновение Грира объяснится простым и естественным способом, ему, губернатору Уолкотту, конец. И, подумав об этом, он возблагодарил бога за то, что Мэтью не умеет читать его мысли. Питер Дескович сидел в своем кабинете в новом здании ФБР на Пенсильвания-авеню. Комната была небольшой. Между столом и стеной слева едва оставалось место для развернутого американского флага. С другой стороны достаточно близко стоял книжный шкаф. На подоконнике за его правым плечом красовалась увеличенная печать ФБР - щит с весами правосудия под девизом: "Преданность, Отвага, Неподкупность". Дескович чувствовал бы себя потерянным в средневековых апартаментах старого здания, которое досталось его предшественнику от Эдгара Гувера. Пит Дескович любил уют, любил, чтобы книги были всегда под рукой, а посетители сидели прямо напротив. Сейчас таким посетителем был агент особого назначения Клайд Мурхэд. - Здесь собрано все, - сказал он, похлопывая по толстой папке у себя на коленях. - На Грира было заведено подробное досье три года назад. Дескович полистал свою копию досье. Он был болезненно тучен и осмотрителен; врожденная осторожность не раз помогала ему обходить опасные бюрократические рифы. Он посвятил свою жизнь этой работе еще до того, как Роудбуш назначил его директором ФБР. У него не было нюха и зачастую не хватало воображения, но зато он не упускал ни малейших подробностей, и коллеги считали его самым настойчивым и дотошным следователем ФБР. - Я просматривал это целый час, - сказал Дескович. - Но толку немного... Мы все проверили? - Да, - ответил Мурхэд, могучий здоровяк, бывший защитник бейсбольной команды Висконсинского университета, бухгалтер и юрист. Хотя он сам подшучивал над своей работой и высмеивал других агентов, его ценили как знающего и надежного агента. - Все отделения поставлены на ноги, и я уже отобрал двадцать пять ребят для специального расследования. Дескович откинулся на спинку кресла. - Клайд, вы знаете, какое это щекотливое дело. Президентские выборы на носу, и люди Уолкотта землю роют, стараясь откопать хоть что-нибудь, что может повредить Роудбушу... Все это мне не нравится. Мы влипли в хорошенькую историю. - Ясно, о чем вы думаете, - сказал Мурхэд. - В этих политических делах никогда не знаешь, где сядешь. - Поэтому я требую особой осторожности. Первое: обо всем докладывать лично мне, а не по инстанциям. - Вы хотите сказать, минуя Фреда? Мурхэд был удивлен. Особо важные дела всегда проходили через помощника Десковича, который считался его правой рукой. - Да, минуя. Я предупредил Фреда, и он меня понял. Я не люблю нарушать порядок, однако... - он пожал плечами, - чем меньше народа будет заниматься делом Грира, тем спокойнее будет президенту... Поэтому я хочу также, чтобы все предварительные сведения поступали непосредственно к вам. Никаких обменов докладами между агентами и никаких перепроверок. - Но послушайте, Пит! - запротестовал Мурхэд. - Вы мне связываете руки. Мы всегда сопоставляли все донесения. Собственно говоря, я уже собирался назначить координатора для обобщения данных по мере их поступления. Это наш обычный метод. - Знаю, - угрюмо сказал Дескович. - Мне самому не хотелось бы ничего менять, но это особый случай. Каждый агент должен докладывать лично вам. Вы и будете сами все координировать. И только вам дается право проверять их сведения. - Но это займет в пять раз больше времени, - в голосе Мурхэда прозвучал упрек. - И это плохо отразится на моральном состоянии людей. Они почувствуют, что им не доверяют. - Ничего не могу поделать. - Дескович был явно расстроен. - Вините во всем Белый дом. На этот раз я не волен решать. Впрочем, и раньше так было... - Прекрасно! - С деланным энтузиазмом воскликнул Мурхэд, стараясь рассеять мрачное настроение шефа. - Как насчет того, чтобы раздобыть налоговую карту Грира? Я всегда предпочитаю начинать с основного - с женщин и денег. Я не могу влезть в личную жизнь Грира, но мне нужно знать все о его денежных делах. - Гм, - хмыкнул Дескович и сделал пометку в блокноте. - Об этом надо сначала договориться с боссом. - Подумав немного, он сделал еще одну пометку. - Давайте назовем эту операцию "Аякс". Мурхэд встал. - Пожалуй, пора приниматься за дело, - сказал он и язвительно добавил: - Если мы хотим разделаться с этим "Аяксом" до рождества. - Я не хочу вас связывать, - сказал Дескович, - но не забывайте: это очень щекотливое дело. Очень. Мурхэд усмехнулся. - Не забуду. А вы не забудьте причислить меня к лику святых, если я сотворю чудо. Директор проводил молодого агента до двери. - Я жду первых результатов завтра, святой Клайд. Хилстраттер включил мягкий рассеянный свет. Совещание с Томлином и Де Лукой в обшитом деревянными панелями кабинете Хилстраттера затянулось. Отсутствовал только один из членов фирмы - Стивен Б.Грир. - Итак, перед нами три проблемы, - сказал Хилстраттер. Он подошел к окну и выглянул наружу. Внизу, на маленькой треугольной площади, образованной скрещением Коннектикут-авеню, 18-й стрит и М-стрит, стояла статуя Лонгфелло. Уличные фонари только что Зажглись. - ФБР должно получить доступ ко всей необходимой им документации в кабинете Стива, - сказал Де Лука. Его смуглое лицо почти не отличалось по цвету от темных дубовых панелей. - За исключением картотеки, - поправил Хилстраттер. - У Стива хранятся все налоговые бумаги корпорации "Учебные микрофильмы". Достаточно одного взгляда на них, чтобы убедиться, что они недоплачивают подоходные налоги. Правительство тотчас прижмет Барни Лумиса. Это может погубить нашего клиента. Де Лука покачал головой. - ФБР так не действует, Билл. Если их агент обещает не обращать внимания на то, что не имеет прямого отношения к расследованию, он держит свое слово. Де Лука, сам бывший агент ФБР, обычно имел решающее слово во всем, что касалось его прежней работы. Хилстраттер, костлявый и долговязый, распахнул пошире воротник сорочки. - Я верю вам, Де Лука, но агент с хорошей памятью, просмотрев эту картотеку, может держать нас в руках еще года два, не меньше. - Что еще в его картотеке? - спросил Томлин. - Кто-нибудь знает? Никто не ответил, и Хилстраттер потянулся к телефону. - Я позвоню Элен, - сказал он. Компаньоны ждали, пока он переговорит с секретаршей Грира. - Посторонним нечего совать нос в его картотеку, - сказал он наконец, повесив трубку. - Элен говорит, что там нет никаких личных бумаг. Только документы фирмы. Кроме дел корпорации Лумиса, там еще бумаги Леннокс Кемикл и тот чертов контракт с ВВС. Еще раз повторяю: я категорически против того, чтобы кто-то рылся в картотеке. - Хорошо, пусть будет так. Де Лука сдался. В отсутствие Грира окончательные решения принимал Хилстраттер. - Итак, картотеку мы исключили, - сказал Томлин. - А где его личные бумаги? - Элен говорит, что почти все лежит в ящиках его стола, - ответил Хилстраттер. - Но кое-что он хранит в маленьком сейфе. Шифр знает только Грир и его дочь Гретхен. - А что в этом сейфе? - спросил Де Лука. В нем сразу пробудилось любопытство бывшего агента. - Его собственные деловые контракты и особые документы, - ответил Хилстраттер и, помолчав немного, смущенно добавил: - И деньги. - Деньги? - удивленно повторил Де Лука. - Господи, и много? Хилстраттер покачал головой. - Элен не знает. - Почему вас это так волнует, Де Лука? - спросил Томлин. - Что он, не может держать деньги в своем сейфе? - Большая сумма наличными всегда вызывает у людей подозрения, - ответил Де Лука. - Особенно у такого кредитоспособного человека со счетом в банке, как Стив... Я никогда не знал, что он хранит деньги в своем служебном сейфе. А вы? Оба покачали головами. Воцарилось неловкое молчание. Завеса медленно поднималась над человеком, которого они, казалось бы, прекрасно знали и вдруг - заскок, - или, может быть, порок? - Не нравится мне это, - сказал Де Лука, главный специалист фирмы по рекламе и прессе. - Я так и вижу заголовок; "50 тысяч в служебном сейфе Грира!" Мы будем выглядеть как главари какой-то шайки. Снова наступило молчание. Наконец Хилстраттер прервал его: - Полагаю, решать должна Гретхен. Ни слова репортерам и полиции, но, если ФБР будет настаивать на вскрытии сейфа, пусть обращаются к ней. В конечном счете, кроме Стива, только она знает комбинацию. - Все равно мне это не по душе, - проворчал Де Лука. - И мне тоже, - сказал Томлин. - Но Билл прав. Пусть Гретхен сама разбирается с ФБР, это ее дело. - Как быть с полицией? - спросил Хилстраттер. - Детектив, который разговаривал с нами сегодня, завтра захочет осмотреть кабинет Стива. Мне вовсе не улыбается, если обе команды - ФБР и полиция - приземлятся у нас в конторе. - Однако не стоит ссориться с шефом полиции Уилсоном, - заметил Томлин. - А почему бы вам не попросить шефа о личном одолжении, чтобы он предоставил осмотр кабинета Стива агентам ФБР? - обратился Де Лука к Хилстраттеру. - Хорошая мысль, - сказал Хилстраттер. - Но, если он заупрямится, на нас насядут оба эскадрона, и ФБР и полиция, и тут уж ничего не поделаешь... Ладно, а как быть с прессой? - Сегодня мне звонили раз тридцать, не меньше, - сказал Де Лука. - Телевизионщики уже собираются послать своих людей, чтобы заснять рабочие комнаты Стива. - Ни в коем случае! - сказал Хилстраттер. - Здесь юридическая контора, а не телевизионная студия. - Кое-кто из младших партнеров полагает, что это будет неплохой рекламой, - заметил Томлин. - Такая реклама нам не нужна, - отрезал Хилстраттер. - О нашей фирме пишут во всех газетах и говорят по радио на всех волнах, одного этого уже более чем достаточно. Клиенты, с которыми мы имеем дело, могут встревожиться. По-моему, сюда нельзя допускать ни теле-, ни фоторепортеров. Здание снаружи, холл пусть снимают, тут мы бессильны. А здесь - нет. Договорились? Оба компаньона кивнули. - А теперь, - продолжал Хилстраттер, - относительно заявления для печати. От лица фирмы будет говорить Де Лука. - Как быть с интервью? - спросил Де Лука. - Если эта история с Гриром затянется, газетчики постараются опросить здесь всех. А у нас, вместе с секретаршами, пятьдесят два человека. - Мы обещали дать интервью и не можем теперь отказаться, - сказал Хилстраттер. - И никаких ограничений. Иначе они такое напридумывают!.. - Согласен, - сказал Томлин. - Но все-таки предупредите завтра людей, Де Лука, - продолжал Хилстраттер, - чтобы они, разговаривая с репортерами или с кем бы то ни было, не распространялись о Грире. Скажите, что мы их вознаградим. Он встал, потянулся и начал завязывать галстук. Де Лука и Томлин тоже собрались уходить. - Что вы все-таки думаете о Стиве, Билл? - спросил Де Лука. Хилстраттер ничего не ответил, пока не снял с вешалки плащ и не вдел свои длинные руки в рукава. Тогда он сказал: - Честное слово, не понимаю, что с ним случилось. Мне казалось, я его знал как родного брата. А теперь - теперь я не понимаю ничего. Томлин и Де Лука зашли к себе в кабинеты и вскоре встретились у лифта. - Что вы об этом скажете? - спросил Де Лука. - Я, как Билл, просто ничего не понимаю. По всем уликам, он заранее собирался исчезнуть. Но то, как он оставил дела здесь, говорит об обратном. Возьмите хотя бы календарь Стива. В нем помечены деловые свидания на сегодня и на всю неделю вперед, и все записано его рукой. - Видел. Да, все это непонятно. - Эти деньги в сейфе беспокоят меня, - сказал Билл. - А что, если у него там сто тысяч? - Ну тогда газеты подымут такой шум, что чертям станет тошно. Тогда Гретхен останется только забрать свои деньги и поставить тысячу долларов за то, что в ноябре победит Уолкотт. В тот вечер по всей стране во многих домах рассматривали переданные по телевидению и напечатанные на первых страницах всех газет фотографии Стивена Грира. Особой популярностью пользовался один снимок, потому что на нем исчезнувший юрист был изображен в наиболее подходящей к данному случаю обстановке. На этой фотографии Грир завершал свой удар на первом поле "Неопалимой купины". Клюшка N_1 была поднята над его левым плечом, и он улыбался, прослеживая взглядом длинный прямой полет мяча. Однако все игроки в гольф отметили, что поза у него неустойчивая. Видимо, сейчас он потеряет равновесие, предполагали они, и сразу перестанет улыбаться. Женщины, в свою очередь, обратили внимание на его высокий лоб с залысинами, решительный взгляд, немного чувственный рот и решили, что он симпатичный парень. Мужчины, не вдаваясь в подробности, пришли к выводу, что этому человеку можно верить. В маленьком каменном доме провинциального стиля на Бэттл-роуд в Принстоне, штат Нью-Джерси, Дебора Киссич показывала фотографию своему мужу Феликсу. Золотые тени мягко стелились по газону, и большие дубы и сикоморы уже начали сливаться с ночным сумраком. Феликс Киссич в тот вечер работал дольше обычного в лаборатории и теперь с наслаждением потягивал эль, погрузившись в свое любимое кресло, огромное сооружение из простеганной кожи. Дебора сложила вечернюю газету так, чтобы фотография Грира на три колонки оказалась посередине, подала ее мужу и встала за спинкой старого кресла. - По-моему, это тот самый человек, который был у нас прошлой осенью, - сказала она. Киссич поправил свои очки в стальной оправе и вгляделся в лицо веселого игрока в гольф. - Я бы не сказал, что он особенно похож. Он все еще говорил с заметным венгерским акцентом. За долгие годы, проведенные в Соединенных Штатах, он так и не смог от него избавиться. - Нет, это не он. Посмотри, - он показал на снимок, - глаза совсем другие. У этого расставлены широко. А у нашего гостя глаза были посажены очень близко. И подбородок выдавался больше... Впрочем, они довольно похожи. Легко спутать. - Я бы поклялась, что это тот самый человек, - сказала Дебора. Стоя за спиной мужа, она ласково пощекотала ему шею. - Как его звали? Ну, этого, что был здесь осенью? - Кажется, Мартин... или Мортон, - ответил он. - В общем какой-то Мортон, насколько я помню. Память уже не та. Мистер как его бишь там Мортон из Национального научного фонда. И явился-то с какой чепухой! Правительство просто не ценит нашего времени. Она нагнулась сзади и поцеловала его в щеку, уже изборожденную глубокими морщинами. - Милый, - сказала она, - тебе опять надо заказывать новые очки. Если мистер Грир не мистер Мортон, значит, они близнецы. - Сомневаюсь, - сказал он. - Ты видела его только мельком и сразу ушла в спальню. А я с ним толковал в гостиной допоздна. - Он снова показал пальцем на газету. - Глаза и подбородок совсем другие. - Возможно, - согласилась она, но не очень уверенно. - Однако я знаю точно: когда я увидела его по телевизору, а потом в газете, я сразу поняла, что где-то видела этого человека. - Наверняка и не раз, и тоже по телевизору, - сказал он. - Близкого друга президента, такого как Грир, должны часто показывать в новостях. - Пожалуй, - кивнула она, - наверное, так оно и есть. Вот если бы увидеть его, я бы сказала наверняка. У каждого человека есть свои особенности, - порой даже собственный запах, - и это не забывается. Он рассмеялся и вернул ей поцелуй. - Да, это правда. Ты вот всегда чудесно пахнешь. - Тшудесно! - передразнила она его. - Какое красивое слово! Гретхен Грир помогла матери снять легкое летнее пальто и ободряюще похлопала по плечу. Всю обратную дорогу от Белого дома Сусанна Грир держалась, но, когда они доехали до оголенных вишен на Бруксайд Драйв и свернули к дому, слезы хлынули у нее из глаз. Гретхен пришлось подождать в машине, пока мать рылась дрожащими руками в сумочке, отыскивая платок. - Ты просто великолепна, мама, - сказала она. - Я горжусь тобой. - Я так рада, что ты здесь, Гретхен. Надеюсь, ты останешься еще на несколько дней. - Останусь, пока нужна, - сказала Гретхен. - Сегодня днем я позвонила на работу и попросила дать мне отпуск. Все улажено. Они меня поняли. - Хочешь кофе? - Пожалуйста! И не забудь сливки. Сусанна сварила кофе, и они обе устроились в гостиной, Сью на ковре, а Гретхен в кресле Стива, в том самом, где Сью провела в ожидании целую ночь. Ее утешало присутствие дочери. Гретхен была как бы женским юным вариантом Стива, высокая, широкоплечая, с такими же светло-каштановыми волосами, какие были когда-то у него, с такими же широко расставленными серыми глазами. Она была величественная и строгая. Без всяких причуд и фокусов, которые Стив выкидывал время от времени. И куда только все это делось при таинственном слиянии генов? Сью радовалась, что на Бруксайд Драйв наконец все стихло. Репортеры держались прилично. Мигель Лумис с ними договорился. Он пообещал встретиться с ними завтра и сообщить обо всем, что произойдет за ночь, и к вечеру они разъехались. Юджин Каллиган был прав, посоветовав сделать Мигеля посредником между ними и прессой. Молодой человек интуитивно нашел правильный тон. Она бы не выдержала, если бы ей пришлось самой отвечать на этот град вопросов. И президент был очень заботлив, предложив поставить вокруг дома охрану. Дон Шихан, спокойный и уверенный начальник службы безопасности Белого дома, приехал сам, чтобы обо всем распорядиться. Сейчас она видела из окна высокую фигуру агента, расхаживавшего взад и вперед по аллее. Сью подозревала, что это не совсем соответствует букве закона, - ведь агенты секретной службы должны охранять только президента, вице-президента и их высокопоставленных гостей, не так ли? Но, когда Роудбуш предложил свою помощь, она с радостью согласилась. - Что, президент теперь всегда такой? - спросила Гретхен. - Я не видела его больше двух лет. - Что значит "такой", милая? Он так добр ко мне! - О, не знаю. Он какой-то отчужденный, что ли. Все время, когда он пытался утешить нас, особенно тебя, мне казалось, что он думает совсем о другом. Понимаешь? А что могла Сью понять? Пол Роудбуш изменился за последние годы. Стал более озабоченным, стал реже шутить и смеяться. Может быть, сегодня это проявилось резче? Она не знала, хотя и почувствовала так же, как Гретхен, что, пока они разговаривали в овальной гостиной наверху, президент держался как-то скованно. - Наверное, Белый дом изменяет всех, кто в нем поселяется, - сказала Сью. - Да, теперь он другой человек. - Терпеть не могу эту Элен Роудбуш, - сказала Гретхен. - Не знаю, как и сказать, - есть в ней что-то деланное, фальшивое. - Элен всю жизнь играет какую-нибудь роль, милая. Она сама не знает, кто она на самом деле. - Сью спохватилась, что характеризует жену президента так беспощадно, но тут же вспомнила, с каким облегчением вздохнула, когда Элен, поболтав всего несколько минут, покинула овальную гостиную. - Впрочем, намерения у нее самые хорошие. - Бог с ней, - сказала Гретхен, давая понять, что о миссис Роудбуш сказано достаточно. - Мне кажется, президент не слишком подробно расспрашивал тебя. Ведь в конечном счете внезапно исчез его ближайший друг, не говоря уже о том, что это твой муж и мой отец. - Ты не права, Гретхен, - запротестовала Сью. - Он спрашивал, когда ты приехала, что я делала, прежде чем позвонила в "Неопалимую купину", почему в полицию позвонил именно Риммель, не докучают ли нам репортеры и еще массу вещей. - Но не спросил о том, что мы думаем об этом, - сказала Гретхен. - А главное, мама, он так и не сказал, что он сам обо всем этом думает. Да, этого Пол не сказал. Ей это пришло в голову, когда они уходили и президент под руки провожал их до своего лифта. - Кроме замечания насчет киднэпинга, - сказала она вслух, как бы продолжая свою мысль. - Он сказал: хотя и нет доказательств, что это похищение, ему будет спокойнее, если в это дело включится ФБР. - Да, но он так и не высказал своего мнения. Гретхен кое-как уместила недопитую чашку и молочник на подлокотнике кресла. - Не делай этого, Гретхен, - автоматически сказала Сью. - Все опрокинется на ковер. - Добрая старая мама, ты не меняешься! - Гретхен улыбнулась, однако переставила посуду на ближайший столик. - А что ты сама об этом думаешь? Ты мне так и не призналась. Сейчас Сью думала о дочери. Ночью, одна, в пустом доме она бы, наверное, поддалась панике, не будь с нею рядом Гретхен. Так похожая на Стива, Гретхен казалась совсем взрослой уже в семнадцать лет и уже тогда была для нее скорее подругой, чем дочерью, сильной женщиной, в которой она чувствовала опору. Они поверяли друг другу свои тайны как равные. - Итак? - настаивала Гретхен. - Право не знаю. Я совсем растерялась, Гретхен. Сью закурила сигарету, хотела налить себе еще кофе, но передумала. Ей нужно выспаться. Она так и на прилегла со вчерашнего утра. Вчера? Выл четверг? Казалось, с тех пор прошла вечность. Голова у нее была словно набитая ватой, мысли путались. - Меня беспокоит этот анонимный звонок, - сказала Сью. - Наверное, надо было рассказать президенту. Этот человек напугал меня. Говорил резко, на назвал имени и сразу повесил трубку. Сью снова подробно пересказала все, вплоть до того, как она заметила время - десять минут первого. Гретхен медленно повторяла вслух: - "Не беспокойся. Верь мне. Я вернусь, когда смогу, но это может быть не скоро". - Она нахмурилась, подумала, затем сказала: - Но это мог быть похититель или какой-нибудь сумасшедший, который... ну... оглушил папу, а потом решил неизвестно для чего помучить тебя. Сью покачала головой. - Нет, Гретхен. Видишь ли, по телефону назвали мое прозвище, которое придумал твой отец. Стив никогда не произносил его на людях. И никогда не открыл бы его похитителям. А кроме Стива, его никто не знает. - Что это за прозвище, мама? - О, оно слишком глупое, - смутилась Сью. - Так, бессмыслица для посторонних. Только мы его понимали. Словно стена выросла между ними. Этот мир был закрыт для Гретхен. - Не думай, тут нет ничего неприличного! - быстро проговорила Сью. - "Львишка" - ласковое прозвище, которое Стив придумал много лет назад. - Понимаю, - сказала Гретхен. Но она ничего не понимала. Весь день она пыталась составить объективное представление об отце. Всю жизнь Стивен Грир был для нее и другом, и неназойливым наставником и незнакомцем. Она знала, что никогда не сможет испытывать к своему пропавшему без вести или погибшему отцу тех же чувств, какие испытывала мать. - Если они знают это прозвище, - продолжала Сью, - это означает, что отец среди людей, которым он верит. Но если это так, значит он... - Заранее готовился уйти? - спросила Гретхен. Сью кивнула и бросила сигарету. - Но почему, мама? Вы с отцом поссорились? Между вами что-нибудь было не так? - Нет-нет, ничего похожего! Наоборот, мы... - Она чуть было не рассказала, как ждала его в ту ночь, но вовремя спохватилась. Иначе ей пришлось бы объяснять очень многое, раскрыть тайну их четвергов, а этого она не могла сделать даже перед Гретхен. - На самом деле Стивен относился ко мне гораздо лучше, чем многие другие мужья к своим женам, - проговорила она, запинаясь. - Тогда почему? Почему отец так вот взял и сбежал? - Я... я не знаю. О, Гретхен!.. Губы Сью задрожали, Гретхен быстро наклонилась к ней и сжала ладонями ее лицо. Причин может быть множество, думала Гретхен. За последние часы в ее мыслях возникали всяческие варианты. Некоторые из них показались бы матери ужасными, и Гретхен не могла заговорить о них, пока не узнает обо всем гораздо больше. - Во сколько придет завтра агент ФБР? - спросила она. - В половине десятого, - ответила Сью. - Это будет пытка. Он просит, чтобы каждая из нас уделила ему не меньше двух часов. - Ты расскажешь ему о телефонном звонке? - А это нужно? - Да, - сказала Гретхен. - Я думаю, ты должна рассказать. Мы обе должны быть абсолютно откровенны, чтобы помочь отцу. Нам нечего скрывать, но, даже если мы попытаемся это сделать, нас все равно поймают на лжи. - Она приостановилась на миг. - Разве что промолчать о его служебном сейфе?.. Тут я не уверена. Сью сразу забеспокоилась: - Что за сейф? - Тот, что в его кабинете. Сью почувствовала, как в ней вдруг все оборвалось. Она никогда не слышала об этом сейфе. - Наверное, агенты захотят заглянуть в него, - продолжала Гретхен. - Но я не представляю, что там лежит. Когда отец дал мне шифр, он сказал, чтобы я воспользовалась им только в случае его смерти или крайней необходимости, если с ним что-нибудь случится. Он сказал, что там хранятся кое-какие деньги. - Деньги? - повторила Сью. Она была поражена. - И много? - Не знаю. Он полагал, что там достаточно на его похороны и на первые расходы тебе, пока не вскроют завещание. У Сью опустились руки. "Похороны". Потом она улыбнулась: - Как это похоже на Стива. Твой отец подумал обо всем. Однако такая его предусмотрительность вызвала у нее чувство горечи. Он мог хотя бы намекнуть ей. Неужели он думал, что она настолько слаба, что даже мысль о его смерти сломит ее? Нет, муж ее недооценивал. Она почувствовала, как он уходит от нее все дальше. - Но у нас достаточно денег, - сказала Сью. - Кроме нашего общего счета в банке и счета на домашние расходы, у меня есть еще тысяч пять-шесть сбережений. - В таком случае нам не понадобятся деньги из сейфа. Но я считаю, что должна сказать о них агенту и, если он потребует, открыть сейф. - Хорошо. Пусть будет по-твоему, Гретхен. И они отправились спать. Гретхен думала о прозвище, которое связывало ее мать и отца многолетними интимными, для нее непонятными узами, а Сусанна о деньгах в сейфе, о которых Стив никогда ей не говорил. Если бы Стивен Грир вернулся сейчас, он, наверное, почувствовал бы себя чужим в собственном доме. Уже лежа в постели и засыпая, Сью вдруг пробудилась, как от толчка. Только сейчас ей пришло в голову, что она все время говорила и думала о Стиве в прошедшем времени. Было уже около полуночи, когда взятый на прокат "кадиллак" свернул с автострады Томаса Дьюи и помчался по Коннектикутскому шоссе. Брэди Меншип умостился в углу мягкого зачехленного сиденья, поглядывая, как шофер выводит машину на крайнюю левую полосу для стремительного рывка до самого Саутпорта. Он так устал, что все кости ломило. Ему пришлось надолго задержаться в конторе уже после того, как биржа закрылась и поток распоряжений о продаже акций приостановился. Как опытный маклер главным образом по нефтяной и электронной промышленности, он сразу почувствовал давление, словно тяжелая рука опустилась ему на плечо. Продавайте "Джерси стандарт", продавайте "Галф", продавайте "Мобил", "ИБМ", "Нейшнл Кэш Реджистер", продавайте "Учебные микрофильмы"! Сначала, когда курс только заколебался, он еще покупал, но потом акции полетели вниз, словно сдутые струей из компрессора, и он тоже бросился продавать. В половине четвертого, когда биржа закрылась, он стал на 45 тысяч долларов беднее, чем утром. Брэди включил верхний плафон и вытащил из внутреннего кармана черную записную книжку, в которую заносил все совершенные за день сделки. Больше всего беспокоили акции "драконов" - так на американской бирже окрестили акции "Учебных микрофильмов". Маклеры прозвали их "драконами" потому, что, когда возникли "Учебные микрофильмы", они обрушились на биржу как дракон, внезапно и неудержимо, дыша огнем на своих противников. Любопытно, что этих акций в обороте было удивительно мало для такого крупного концерна. Львиная доля находилась в руках у нескольких счастливчиков, которые продавали их лишь изредка и по крохам на сумму от ста до пятисот долларов. Еще одной причиной стремительного взлета "Учебных микрофильмов" были всевозможные новшества, которыми концерн немало гордился. Некоторые находки, сделанные его учеными, оказывались не менее значительными, чем открытия в лабораториях Дюпона. Другие - мыльными пузырями. В том и другом случае "драконы" либо мгновенно взлетали, либо так же быстро падали в цене. За последние месяцы они принесли Брэди Меншипу приличный куш. Он неплохо зарабатывал на колебаниях курса, предугадывая взлеты и падения этих акций. Однако сегодня он ошибся. Утром "драконы" стояли всего на пять восьмых ниже обычного, и до полудня он покупал, но курс продолжал падать и к закрытию биржи дошел до 55, то есть на два пункта ниже, чем в прошлый четверг. Затем вечером за обедом в Клубе банкиров он услышал тревожную новость. Обычно тихий, словно кладбище, клуб в тот вечер гудел, как улей. Маклеры и биржевые спекулянты работали допоздна, разгребая обломки, оставленные ураганом "грировского дня", и их лица выражали сожаления о погубленном уик-энде: все планы яхтсменов, любителей гольфа и завсегдатаев пляжей полетели в тартарары. Меншип сидел за одним столом с Брюсом Фолъярдом, специалистом по акциям электронной промышленности, который обычно до закрытия биржи кружил на небольшом пятачке возле телетайпа. Размягший от нескольких бокалов виски с содовой Фолъярд заговорил, как всегда, обиняками, об особом давлении на "драконов". Как всегда, когда речь заходила о делах, намеки его становились более чем прозрачными. Вот и сейчас он проговорился, что одно лицо продало через разных маклеров сразу на пятнадцать тысяч "драконов". Пятнадцать тысяч! В обычный биржевой день хорошо, если в обороте бывало тысяч на пять редких акций "Учебных микрофильмов", поэтому пятнадцать тысяч было огромной суммой. За многие месяцы Брэди не сталкивался с таким крупным предложением. Это означало, что и в понедельник "драконы" будут катиться вниз. Меншипу удалось скрыть от Фолъярда свою тревогу, но эта новость сломила его, как удар в солнечное сплетение. У него было полно акций "Учебных микрофильмов". Кто же продал сразу на пятнадцать тысяч "драконов" и почему? Весь этот "грировский день" на Уолл-стрит был сплошным сумасшествием, одним из тех необъяснимых психологических взрывов, которые подобны волне от незарегистрированного тайфуна. Все признаки указывали на длительный устойчивый курс, на повышение "Курса Роудбуша". Но вот близкий друг президента Соединенных Штатов исчезает, и биржа сходит с ума: все подспудные страхи маклеров и спекулянтов вырываются наружу, как пар сквозь трещину котла. Никто не знал, откуда дует ветер, но акции на недвижимость поползли вверх, акции стальной и автомобильной промышленности тоже круто взлетели. Но продажа "драконов" на пятнадцать тысяч? Внезапно Меншип вспомнил обрывок разговора, один из тех бесчисленных фактов и случаев, которые он копил в памяти, как хозяйка копит всякое барахло у себя в чулане. Это произошло недели две назад во время обеда в том же самом клубе, за столом у окна. Кто-то - кто же это был? Кто-то знакомый, он это знал, - сказал, что, по неофициальным сведениям, "Учебные микрофильмы" стараются прибрать к рукам "Кариб ойл", Это была процветающая, но маленькая нефтеперерабатывающая компания, в то время как огромный концерн "Микро" являлся признанным лидером в совершенно новой отрасли - в производстве микрофильмов для школ. Возможность вместить на одной ленте с кадрами три на пять дюймов весь текст библии буквально перевернула все издательское дело. Прошел слух, что "Учебные микрофильмы" собираются проглотить "Кариб ойл", чтобы расширить деятельность концерна. И операцию эту, как говорили в тот день за столом, должна была провести контора "Грир, Хилстраттер, Томлин и Де Лука", в то время политически самая неуязвимая юридическая фирма во всей стране. Близость Грира с Барни Лумисом, главой "Учебных микрофильмов", сегодня подтвердилась тем, что Мигель Лумис согласился стать посредником между миссис Грир и прессой. Может быть, продажа "драконов" на пятнадцать тысяч долларов означала, что кто-то испугался исхода этой операции с "Кариб ойл", потому что с внезапным исчезновением Грира его юридическая фирма могла потерять связи с Белым домом? Но даже если это так, зачем продавать "драконов"? Доходы "Микро" были велики, и будущее концерна казалось безоблачным, независимо от того, удастся ему поглотить маленькую нефтяную компанию или нет. Что там еще болтали о Грире и "Учебных микрофильмах"? Кажется, он занимался налоговыми делами концерна. Всегда надо следить за налогами, - вдруг обнаружатся скрытые доходы! Надо будет завтра позвонить своему человечку в Вашингтоне, пусть поразнюхает. "Кадиллак" миновал Стэмфорд и Дарайн; Меншип только взглянул на зеленые ряды деревьев вдоль автострады. Облака нависли над ней, словно приклеенные к ночному небосводу. Меншип спрятал записную книжку и стал следить за огнями бегущих навстречу машин, этих смертоносных чудовищ, несущихся сквозь тьму. Кто же выбросил на рынок "драконы" на пятнадцать тысяч только потому, что Стивен Грир исчез? Надо немедленно позвонить в Вашингтон Мори Риммелю. Дэйв Полик почувствовал, как кровь запульсировала у него в жилах и дыхание стеснилось в груди, когда увидел двух высоченных парней, которые вышли из дома и направились к черному "форду-седану", оставленному напротив дома N_6709 по Барнаби-роуд. Предчувствие его не обмануло. Он был уверен, что это агенты ФБР. Он видел свет в гостиной, тень женской фигуры на портьере. Потом "седан" отъехал, и женщина закрыла дверь. Полик мысленно пожал себе руку: поздравляю! Даже если он ошибся в своих предположениях, ФБР явно шло по тому же ложному следу. Сопоставив все мелочи, он в сумерках свернул с Ривер-роуд и направился прямо на Бердетт, дорогу, которая вела к клубу "Неопалимая купина". Он остановился примерно там, где Грир должен был перелезть - или был перекинут - через металлическую решетчатую ограду, засек показания спидометра и направился к ближайшему аэродрому, отмеченному на его дорожной карте. Это был местный аэродром в Гейтерсбурге, маленькая посадочная площадка для спортивных машин и легких прокатных самолетов. Полик отметил расстояние от клуба - шестнадцать миль, - а также время. По скоростной автостраде, не нарушая ограничений, он доехал до места за двадцать одну минуту. Темнота опускалась на землю, как черное покрывало, когда он вошел в контрольную башню, миновал пустой зал с бильярдом и поднялся на второй этаж, где еще горел свет. Мужчина в комбинезоне стоял у пульта-регистратора вылетов. С виду это был тертый калач, и Полик обратился к нему без особой надежды. - Я Полик из еженедельника "Досье", - сказал он. - Собираю материал для статьи. Может быть, вы мне поможете? - Сомневаюсь. - Руки человека в комбинезоне были замаслены, он жевал резинку. - Все, кроме меня, уже ушли. - Скажите, вчера отсюда не взлетал самолет в восемь двадцать вечера, или примерно в это время? - А у вас есть какое-нибудь удостоверение? Полик вынул бумажник и показал свою потертую визитку - цветную фотографию с надпечаткой: "Репортер. Белый дом". Мужчина в комбинезоне взял бумажник, вгляделся в фотографию, сравнил ее с Поликом. - Неплохой снимок, - заметил он. - Кто его сделал? - Секретная служба, - ответил Полик, надеясь, что название организации и цветная фотография придадут ему вес официального лица. Иногда это срабатывало, иногда нет. На механика аэродрома он произвел большое впечатление. - Похоже, все хотят знать об этом самолете, который взлетел прошлой ночью, - сказал он. - Все? - Сегодня вы уже третий. Двое парней были здесь с полчаса назад и задавали те же вопросы. - Ну ясно, - небрежно заметил Полик. - Ребята из ФБР. Механик кивнул, и Полик едва скрыл свою радость. - Что вы им сказали? - Послушай, приятель, я предпочитаю ни во что не вмешиваться. - Он окинул Полика оценивающим взглядом. - То, что я узнаю, останется между нами, - быстро сказал Полик. Он выложил на конторку пятидолларовый билет. Механик сунул его в карман комбинезона. - Так вот, вчера в восемь тридцать пять улетел "Бичкрафт-Барон". Принадлежит Брюбейкеру. Брюбейкер сказал, что летит в Рейлау-Дурхэм, насколько я помню. - Какой маршрут полета? - Брюбейкер отмечает маршрут, когда хочет. В ту ночь ему не захотелось. - Кто он, этот Брюбейкер? - Арни Брюбейкер. Пилотирует здесь самолеты по заказу. Живет на Барнаби-роуд в Бетейде. - Когда он вернулся? - Он и не возвращался. - Заметив, что Полик нахмурился, механик прибавил: - Это ничего не значит. Арни может приземлиться где угодно. По желанию клиента. - С ним были пассажиры? - Да, один человек... по фамилии Хендрикс, если я не путаю. - Как он выглядел? Механик энергичнее зажевал резинку, затем ответил: - Убей бог, не знаю. Арни выруливал на дальнем конце полосы, и туда подъехала машина, из которой вышел пассажир. Арни предупредил меня о нем заранее. - Это что, в порядке вещей? - Еще бы! Сколько угодно. Пассажиру сообщают время вылета, и только если он опоздал, его ждут на взлетной полосе. Здесь все-таки Вашингтон, братец. Но скажи, бога ради, что все это значит? - Я сам пока не знаю, - ответил Полик. - Еще раз спасибо. До скорого. Полик заметил, как мерцают, словно сверкающие бусины, огни на взлетной полосе, и подумал, что Брюбейкер и его пассажир вчера взлетели при полном освещении. Он нашел имя Арнольда Брюбейкера в телефонном справочнике и поехал к 6700-му кварталу на Барнаби-роуд. Он нашел нужный ему дом N_6709 и увидел напротив черный "форд-седан". Тогда Полик медленно проехал мимо, свернул в конце квартала и поставил машину за углом. Он успел выключить зажигание как раз вовремя, чтобы увидеть двух высоких парней, которые вышли из дома N_6709, и почувствовал, как ускорился его пульс. Он долго выжидал, пока черный "форд" не отъехал достаточно далеко, и лишь тогда направился к дому Брюбейкера. Это был скромный кирпичный особнячок, выкрашенный в зеленый цвет, с бордюром из низких вечнозеленых кустов по цоколю и рододендронов, повисших от августовской жары, как уши спаниелей. Полик позвонил и услышал первые такты песенки: "Давненько я не выпивал!.." На женщине, приоткрывшей дверь не более чем на три дюйма, был синий полотняный халатик, лицо хмурое и настороженное. - Простите, я хотел бы поговорить с мистером Брюбейкером. Дверь не приоткрылась, - все те же три дюйма. - Мне очень жаль, но его нет дома. - Я приехал по тому же поводу, что и агенты ФБР, - сказал Полик и вынул свою корреспондентскую карточку. Она только взглянула на нее и покачала головой. - Боюсь, я ничем... - Я только хотел узнать, куда ему позвонить! - Пожалуйста, позвоните завтра. Тогда вы, наверное, сможете с ним поговорить. - Но я должен спросить его кое о чем сегодня! - Простите, ничем не могу помочь. Спокойно, но непреклонно она затворила дверь, и Полик услышал, как щелкнула задвижка. По дороге домой Дэйв Полик попытался систематизировать впечатления, накопившиеся у него за этот длинный день. И к тому времени, когда он доехал до своего гаража на Коннектикут-авеню, одно ему стало несомненно: Стивен Грир исчез намеренно, потому что его где-то ждали. 5 Агент по особым поручениям Лоуренс Сторм рассеянно просматривал утренний выпуск "Вашингтон пост", думая не столько о содержании статей, сколько о своем невезении. Благодаря этому ему удалось обильно закапать газету кофе и густо усыпать ее крошками поджаренного хлеба. Вот уже третье утро подряд "дело Грира" занимало первые страницы. Тут было все: и гадания о политических последствиях, и подборки из передовиц провинциальных газет, и сообщения малоизвестных фактов. Свежих новостей явно не хватало. Было только интервью с подносчиками мячей и клюшек из "Неопалимой купины", заявления для печати пресс-секретаря Каллигана, пытавшегося успокоить Уолл-стрит до открытия биржи, и выдержки из сообщения Мигеля Лумиса о том, как себя чувствует миссис Грир. Судя по газетам, Стивен Грир провалился сквозь землю. "А я, - думал Ларри Сторм, - знаю немногим больше, чем газетчики". Он проработал над делом "Аякс" шестнадцать часов в субботу и столько же в воскресенье, не продвинувшись вперед ни на шаг. Разумеется, он узнал о Стивене Грире немало, вплоть до прозвища, которое Грир придумал для своей жены, - "Львишка", - но абсолютно ничего о том, где и как Стивен Грир проводил свои вечера по средам. Миссис Сусанна Грир за три часа разговора в то субботнее утро рассказала Сторму о Потомакском клубе. О том, что имена членов клуба неизвестны так же, как и место встреч, что мистер Грир посещал этот клуб более года и что миссис Грир ничего об этом клубе не знает. Это заинтересовало Сторма. Он сразу передал сведения по радио из машины Клайду Мурхэду, ответственному за всю операцию, и получил "добро" на проверку этого варианта. К концу воскресного вечера Сторм познакомился с половиной ближайших помощников Роудбуша, почти со всеми членами его кабинета и с десятком сотрудников Грира. Ни один из них ничего даже не слышал о Потомакском клубе, заседания которого проходили вечерами по средам или в какой-либо другой день недели. Возможно, кто-то из собеседников и не сказал ему всей правды, но шестое чувство говорило Сторму, что этот Потомакский клуб - миф. По каким-то пока неясным причинам Грир лгал своей жене. А она была волевой дамой, внушавшей глубокое уважение. Разумеется, эта история ее потрясла, но она держалась превосходно. Что же делать дальше? Он отодвинул промасленную газету, сунул тарелки в мойку и подошел к телефону, чтобы договориться с Мурхэдом. Как раз в этот момент телефон зазвонил. Даже в семь сорок пять утра Клайда Мурхэда трудно было опередить. - Наверное, это еще один пустой номер, - сказал Мурхэд, - но ты на всякий случай проверь. Поздно ночью нам позвонила женщина. Сказала, что увидела фотографию Грира в газете. Утверждает, будто этого самого человека она встречала несколько раз в доме на Р-стрит. Судя по голосу, она была навеселе и болтала весьма охотно. Сторм записал имя и адрес. - Может быть, есть еще что-нибудь для меня, Клайд? - спросил он. - Увы, Ларри, ничего. Ты знаешь приказ. В этом деле каждый идет по своему следу и держит связь только со мной. - Почему ты не отменишь все эти ограничения? Мы разобрались бы куда быстрее... - Прости, старина, ничего не поделаешь. Настроение у Сторма, когда он ехал на Р-стрит, было такое, словно он только что получил пощечину от старого друга. Девятнадцать лет он прослужил в ФБР, и вдруг ни с того ни с сего с ним начали обращаться как с юнцом из Кантикского тренировочного лагеря! А ведь он был уже выдвинут на должность помощника директора, это Сторм знал. И разве так ведут важные дела? В обычных условиях он потратил бы два часа на проверку и сопоставление докладов других агентов и к десяти утра располагал бы десятком нитей, которые можно проследить. А сейчас... Пропади все пропадом! Нужный ему пятиэтажный жилой дом оказался в двух кварталах от Коннектикут-авеню. Он напоминал стареющую красотку с новыми вставными зубами - подъезд был недавно подновлен, - и Сторм подумал, что квартиры здесь стоят долларов по сто пятьдесят - двести. Никакой роскоши, зато все чисто, все прибрано, - не дорогой, но вполне приличный дом. На лифте без лифтера он поднялся на четвертый этаж и прошел по короткому коридору, принюхиваясь к запахам жареного бекона. В коридор выходило всего пять квартир. На двери N_4-С была табличка с именем "Беверли Уэст", изнутри доносился томно-хриплый голос южноамериканского певца. Сторм черкнул в своем блокноте; "8:22 утра. Вопит проигрыватель". Он позвонил и заранее раскрыл черный кожаный бумажник с удостоверением ФБР. Дверь распахнулась и тут же слегка прикрылась; мелькнула грива черных, явно крашеных волос, ударил в уши грохот мексиканского джаза. Ларри знал, что при виде его дверь начинает сама закрываться. Он поспорил с самим собой - пять против одного, что так и будет, - и, как всегда, выиграл. Он к этому привык. Предъявив свое удостоверение, Ларри громко сказал, перекрикивая музыку: - Я из ФБР. Женщина недоверчиво наклонилась, изучая удостоверение, лицо ее выражало нерешительность. Наконец она открыла дверь и, впустив Ларри, медленно закрыла за ним. Она обращалась с дверью так осторожно, словно та была из хрупкого стекла. На женщине была свободная белая кофта, розовые брюки, обтягивавшие ее ляжки, словно кожица сосиску, и ярко-розовые домашние туфли на шпильках. Помятое лицо говорило о бессонной ночи. - Нельзя ли выключить проигрыватель, мисс? - попросил Ларри. Она неохотно уменьшила звук, сложила руки на груди и уставилась на Ларри, слегка покачиваясь. Белки ее глаз были в кровавых прожилках. - Вот не думала, что у вас там есть агенты негры, - сказала она. - Рожденный рабом остается рабом, да? - процитировал Ларри. - Теперь нас там полным-полно. Но он помнил времена, когда таких, как он, в ФБР можно было по пальцам пересчитать. - Даже так? - она закашлялась, внимательно посмотрела на его галстук, костюм, ботинки и, поуспокоившись, предложила: - Чашку кофе? - Благодарю вас. Черного. Сквозь открытую дверь крохотной кухоньки он видел, как она сыплет в две кружки растворимый кофе. В одну из них она плеснула коньяку, затем в обе долила кипяток из кастрюльки. Ларри сел в кресло, а она примостилась в углу софы, подобрав под себя ноги в туфлях на шпильках. Он заметил, что мебель была довольно новой, но столик уже закапан всякими напитками. Сторм вынул из кармана несколько фотографий Стивена Грира размером три на пять дюймов и протянул хозяйке. На каждом снимке Грир был снят под разным углом. Она быстро проглядела их. - Точно, этот самый тип, - сказала она. Сторм коротенько расспросил, кто она и откуда, стараясь не слишком нажимать. Он чувствовал, что прошлое ее не совсем безоблачно и не стоит в него углубляться. Возраст - двадцать семь лет, родом из Сан-Луиса, работает по найму секретаршей на полставки. Она сама добавила, что "помолвлена" и что ее будущий благоверный помог ей обставить квартиру. Здесь она живет уже полтора года. В блокноте Ларри записал: "Полупрост.". - А теперь не расскажете ли, где и когда вы видели мистера Грира? - спросил он. - Конечно! - Ярко-красная помада смазалась в углу ее рта, темные мешки набрякли под глазами. - Я его тут видела раза три. Да, три раза. Первый раз прошлой осенью, второй - этой весной и последний - на той неделе. Первый раз, осенью, постучал ко мне другой тип, этакий коротышка, и говорит, мол, у меня проигрыватель орет. Представляете, какое нахальство? Для него, видите ли, музыка слишком громкая! А было только полдесятого. Что он думает, у нас здесь монастырь или что?! Она закурила сигарету и взмахнула ею, словно поставила огненный восклицательный знак. - Простите, - прервал ее Сторм, - какой это другой тип? - Ну они там жили вдвоем, в N_4-Д, напротив. Маленький сморчок и другой, высокий, этот самый Грир. С высоким, с Гриром, у нас никаких неприятностей не было, но тот плюгавчик, простите за выражение, торчал у меня, как кость в горле. - Вы хотите сказать, что те двое живут в квартире напротив? Она пожала плечами. - Почем я знаю! Я тут никому вопросов не задаю и считаю, что и другие должны вести... то есть вести себя вежливо. Я что-нибудь не так сказала? - Нет, - ответил Сторм. - Все в порядке. - Спасибо и на этом. Откуда мне знать, живут они там или нет? Я только видела их здесь три раза вечером, вот и все. - Не могли бы вы описать каждую вашу встречу с Гриром? - А я что стараюсь сделать? - возразила она ворчливо и отхлебнула кофе с коньяком. - Значит, первый раз поставила я музыку в половине десятого, вдруг стук в дверь и является тот самый сморчок. Стоит без пиджака, на носу очки, такие здоровенные в оправе, как у тех ученых дохляков, которых показывают по телевизору. Стоит и говорит: "Простите, не можете ли вы убавить звук в вашем телевизоре?" А я ему: "Нет у меня телевизора!" Телевизор-то у меня есть, но он не был включен. А он говорит: "Все равно, у вас играет какая-то музыка". - "Ясно, играет", - говорю я ему, но все же уменьшила звук. Только тут такое дело: мусоропровод у нас в конце коридора, и через некоторое время я слышу: кто-то высыпал туда полное ведро, да как грохнет крышкой! Ну тогда я и постучала в 4-Д. Открыл этот плюгавчик, а я ему и говорю: "Кто же так делает? Стоит мне включить музыку, вы на стену лезете, а сами нарочно грохочете мусоропроводом?" - "Простите, - говорит он, - только я ничего в мусоропровод не спускал". - "Ну да, черта вы не спускали! Спорить готова, что ваше ведро сейчас чище детской задницы", - говорю я ему и вхожу прямо в кухню. Тут я и увидела этого рыжего: он сидел в комнате на софе. Увидел меня, аж подпрыгнул, а я ему: "Чего это вы испугались? Разве я такая страшная?" Представляете? Между нами, мистер агент, - этого не пишите - як тому времени пропустила пару стаканчиков... Понимаете, я здесь совсем одна... хочется хоть иногда повеселиться, правда ведь? Вот я и говорю тем двум типам, хоть они и старперы: "Давайте, ребята, забудем это дело! Пойдем в мою конуру, выпьем, посидим, как добрые соседи". Тут я им представилась: "Беверли Уэст", но ни тот, ни другой себя не назвали. Сморчок говорит: "Спасибо, как-нибудь в другой раз", и прочую чушь, а сам потихоньку оттирает меня к двери. Тут я поняла, им моя компания не подходит. Вот и все. С тех пор я их не видела, наверное, до самого марта, да, до марта. - А что случилось в марте? - спросил Сторм. Подзадоривать ее не было нужды: рыбка сама плыла в сеть. - Пришла я в тот вечер в половине девятого и вижу, стоит тот высокий, Грир, - теперь-то я знаю - у двери N_4-Д и возится с ключами. Спрашиваю: "Что стряслось, дорогуша?" Я всегда говорю "дорогуша", но это просто так, без значения... Значит, я спрашиваю: "Дверь захлопнулась?" А он улыбнулся мне такой хорошей улыбкой... Погодите, дайте-ка мне эти фото. Она выбрала один снимок и показала Сторму. На нем Грир выходил из подъезда, направляясь прямо на объектив. - У него было точно такое лицо. С доброй улыбкой. Понимаете? Сторм кивнул. Мисс Уэст допила остаток кофе с коньяком и сунула в кружку зашипевший окурок. - Он вроде застеснялся, - продолжала она. Ее кроваво-красная помада, розовые брюки и розовые домашние туфли в этот утренний час казались нелепыми и кричащими. - "Нет, - отвечает он, - просто я взял не тот ключ". - "Ладно, - говорю, - если не найдете тот ключ, заходите ко мне, после такой холодной долгой зимы не мешает согреться" - или что-то примерно такое же потрясающее. Тут он нашел свой ключ и открыл дверь. "Вы очень гостеприимны, - говорит. - Обязательно зайду в другой раз". - "Непременно! - говорю. - В любое время, дорогуша!" Право, неплохой парень. Он мне понравился. У него есть стиль, - понимаете, что я хочу сказать? В общем, я не жалела, что иногда убавляла звук в проигрывателе. Наверное, в 4-Д все слышно, потому что обе квартиры в конце коридора, вроде бы смежные. У меня там большой стенной шкаф для одежды, там и проигрыватель стоит. А потом я его не видела до прошлой недели. Вернулась я около полуночи, а этот Грир как раз уходил... Я ему говорю: "Хэлло, давненько не виделись", или что-то в этом роде. Он тоже сказал: "Хэлло!" Для пожилого мужчины выглядел он прилично. Конечно, не красавчик, ну, да вы понимаете. Я говорю: "Скажите, вы тут живете или как, потому что я вас по полгода не вижу?" А он отвечает: "О, я только пользуюсь этой квартирой, когда бываю в городе". - "А что с вашим другом - коротышкой? - спрашиваю я. - Он от вас переехал или с ним что случилось?" - "Нет, он просто заходил ко мне в гости", - говорит он. И тут он вроде бы поклонился и вошел в лифт. Но знаете, что я скажу? Он все врал. Потому что через час я пошла выбрасывать мусор, и кто бы, вы думали, вышел из 4-Д? Все тот же сморчок... В общем, когда я увидела фото Грира в газете, я начала думать. Этот Грир, знаменитый законник и друг президента, исчез. Может быть, тот коротышка что-нибудь знает о нем? И вот прошлой ночью я позвонила в ФБР и все рассказала. А сегодня вы пришли. - Мы благодарим вас за помощь, мисс Уэст, - сказал Сторм. - Не помните, в какой день недели вы в последний раз видели обоих мужчин? - Называйте меня Бив, дорогуша. Меня все так зовут. - Она машинально пригладила свои угольные волосы. - Погодите, дайте подумать. В тот вечер я была на представлении в Джорджтауне с подругой. В четверг? Нет, в среду. Постой-ка! Значит, я видела этого Грира за день до того, как с ним что-то стряслось. Ведь он исчез вечером в четверг? Сторм кивнул. - Вы уверены, что видели его в среду? - Да, теперь уверена. Точно, в среду, в начале первого ночи. - А вы можете вспомнить, по каким дням недели вы видели здесь Грира раньше? - Вы что, смеетесь? Прошло столько времени! Нов первый раз это было, наверное, в будний день, потому что коротышка сказал насчет моего проигрывателя, что сегодня, мол, не субботний вечер. Значит, это было не в субботу, верно?.. Одно не пойму: чего эти типы взъелись на меня из-за пары хороших пластинок? Она взяла из пачки новую сигарету, с трудом прикурила от дрожащей в ее руке зажигалки и спросила: - Скажите-ка, правда говорят про педиков, будто им нужно, чтобы вокруг было тихо, как в могиле? - Почему вы спрашиваете об этом? У вас есть доказательства их взаимоотношений? - Ничего у меня нет! - Она была воплощением оскорбленной добродетели. - Слава богу, я в замочные скважины не подглядываю. Но что еще может быть? Два мужика встречаются в квартире, где ни один из них не живет. Хотя Грир по виду и не похож... - Как вы думаете, кто был тот маленький человек? - Откуда мне знать. Я его видела всего два раза. Это ваше дело искать его, а не мое... Еще кофе? - Нет, благодарю. - Сторм встал. - Думаю, это все, мисс Уэст. Просим вас не распространяться об этом деле. И звоните нам сразу, если вспомните что-нибудь важное. - Мне заплатят? - спросила она, тоже поднимаясь и вытирая ладони о кофту. Помада слишком ярко выделялась на ее бледном лице, как кровь на шляпке шампиньона. - Я читала, у вас есть платные осведомители, или как их там еще. - Боюсь, это не тот случай, мисс Уэст, но мы бы охотно воспользовались вашими услугами. - Меня зовут Бив, не забудете? Она протянула ему руку, и Сторм пожал ее. - Послушай, ты, должно быть, настоящий джентльмен, раз ты из Бюро. Но клянусь, дорогуша, я никогда не слышала о цветных джентльменах. - Мы там все одинаковые, - сказал он. - И красные, и белые, и черные, и синие. - Понятно, хитрец, - сказала она. - Если ты не женат или вообще, позвони мне как-нибудь вечерком. Мой телефон в справочнике. - Спасибо, - поблагодарил Сторм. - Позвоню... когда найдем мистера Грира. - Сначала дело, потом удовольствие, да? Ладно, дорогуша, звони в любое время. Она проводила его до двери, и последней его мыслью было, что напяль она кофту под стать своим розовым брючкам, она бы в ней просто задохнулась. Когда Ларри дошел до лифта, его догнала новая волна мексиканской музыки из N_4-С. Надрывная мелодия звучала в кабине лифта приглушенно, создавая лишь фон для его мыслей. Значит, Грир не был в Потомакском клубе в последнюю среду. А может быть, пропустил и еще две среды. По крайней мере, эта белолицая девка утверждает, что видела Грира каждый раз по будним дням. Он готов был спорить, что это тоже были среды, но, едва такая мысль пришла ему в голову, он поспешил ее отогнать. Если уж он чему-либо научился за девятнадцать лет работы в ФБР, так это никогда не спешить с выводами. "Не позволяй догадке превратиться в уверенность, пока дело не закончено", - всегда говорил Мурхэд, Хороший парень этот Клайд. В свое время они с ним распутали немало тайн. Сторм остановил лифт на втором этаже, чтобы дополнить свои заметки... Описание маленького человечка... Тот факт, что Грир, очевидно, соврал Беверли, будто второй человек - случайный посетитель... Ларри записал оброненные слова Беверли о том, что она видела, как в прошлую среду ночью коротышка вышел из N_4-Д через час после Грира. Разговор с управляющим дома не занял много времени. У него был нездоровый, сероватый цвет лица, как у всех, кто редко бывает на улице, и бородавка на щеке. Он совмещал сразу три должности: счетовода, агента по сдаче квартир и уборщика помещений, фотографии Грира ничего определенного ему не напомнили. Этого человека он, кажется, видел в доме или у дома, но он не уверен. Квартира 4-Д была сдана со всей меблировкой по 175 долларов в месяц первого сентября прошлого года. Годовой срок аренды истекает послезавтра, в среду. Арендатор - компания "Кроун Артс", адрес - Балтимор, Чарлз-стрит, 939. Ответственный съемщик, подписавший договор, Дэвид Клингман, адрес тот же. Да, это был низенький человек в очках с темной оправой, по мнению управляющего, еврей, субъект неразговорчивый. Он его видел несколько раз. Ежемесячные чеки? Нет, он платил наличными. Каждый месяц оставлял конверт с деньгами в почтовом ящике управляющего. Нет, у него не осталось этих конвертов, но очередной он обязательно сохранит, разумеется, если компания "Кроун Артс" возобновит арендный договор. - Я хотел бы заглянуть в эту квартиру, - сказал Сторм. - Конечно, вы не обязаны меня впускать, пока я не предъявлю ордера на обыск. Если хотите, я вернусь с ордером после обеда. - Незачем, - заторопился управляющий. - Если ФБР что-нибудь нужно, я возражать не стану. Вот вам ключ от 4-Д. Разрешите только сначала позвонить отсюда в квартиру. Если там никого нет, добро пожаловать. Главное, верните мне ключ и не рассказывайте, что я вам его давал. Пять долгих звонков из вестибюля остались без ответа. Сторм с ключом снова поднялся на четвертый этаж. Южноамериканская музыка, на сей раз джаз, все еще доносилась из квартиры Беверли Уэст, как приглушенные раскаты грома. Ларри быстро вошел в квартиру N_4-Д. Она состояла из Г-образной гостиной, короткий конец которой служил столовой. Сторм сообразил, что одна стена столовой была смежной со стенным шкафом Беверли Уэст, где стоял орущий проигрыватель. К гостиной примыкала спальня. Современная мебель казалась купленной по почтовому заказу. Ее было немного. В основном дешевые вещи под клен, крытый желтым лаком. Сторм, не торопясь, осмотрел квартиру, но не нашел ни одного предмета, принадлежащего жильцам. Кухонный холодильник, который он открыл, обернув руку носовым платком, был стерильно пуст - даже ни одной банки с пивом на металлических полках! В спальне двойная кровать была застелена аккуратно подоткнутым темно-зеленым покрывалом. На тумбочке у кровати стоял телефон, но, когда Ларри поднял трубку, обернув ее носовым платком, он не услышал гудка. Все же он записал номер телефона в свой блокнот. Возвращая управляющему ключ, Ларри спросил, кто убирал квартиру 4-Д. Сами жильцы, ответил управляющий. Насколько он знает, у них не было даже приходящей прислуги. - У съемщика был только один ключ? - спросил Сторм. - Нет. Я дал мистеру Клингману два ключа, когда он подписал договор и заплатил за два месяца вперед. У каждого из наших съемщиков по два ключа. Сторм остановил машину близ Коннектикут-авеню и вызвал Мурхэда по радиотелефону. Коротко доложив обо всем, он сказал: - Предлагаю проверить N_4-Д, нет ли там отпечатков пальцев. Может быть, стоит поставить у дома агента,