та Мексики. Дельгадо руководил избирательной кампанией президента, и в самых широких кругах понимали, что президент выбрал Дельгадо на роль своего преемника. Но Дельгадо знал, что все это -- и особенно возможность заработать целое состояние на взятках и долях, полагавшихся президенту, -- у него отберут, если он не будет делать то, что ему приказано, потому что тогда шантажирующий Дельгадо человек выдаст его тайну и уничтожит его. Это надо предотвратить любой ценой. -- Ну хорошо, -- сказал профессор Герреро. -- Если вы настаиваете: ром с кока-колой. -- Я, пожалуй, выпью того же самого. -- Собственноручно смешивая напитки, демонстрируя свою близость к простому народу тем, что не вызвал никого из обслуживающего персонала, Дельгадо кивнул в сторону террасы внизу, у бассейна, где веселились гости, звучали музыка и смех. -- Позже и мы с вами можем присоединиться к празднику. Уверен, что вы не будете возражать против того, чтобы сменить деловой костюм на купальный. Еще больше я уверен в том, что вы ничего не будете иметь против знакомства с несколькими очаровательными женщинами. Профессор Герреро бросил смущенный взгляд на свое обручальное кольцо. -- Знаете, я никогда особенно не увлекался развлечениями. -- Вам необходимо расслабиться. -- Дельгадо поставил покрывшиеся капельками влаги стаканы на столик из стекла и хрома и жестом пригласил Герреро сесть в плюшевое кресло. -- Вы слишком много работаете. Профессор сел, застыв в напряженной позе. -- К сожалению, получаемой нами субсидии недостаточно, чтобы я мог нанять еще сотрудников и уменьшить бремя своих собственных обязанностей. -- Было излишне объяснять, что он является директором Мексиканского национального института археологии и истории. -- В таком случае можно было бы организовать дополнительное субсидирование. Я вижу, вы не притронулись к своему стакану. Герреро с неохотой отхлебнул. -- Вот и хорошо. Salud. -- Дельгадо тоже отпил из своего стакана. Тут же его лицо посерьезнело. -- Я был обеспокоен вашим письмом. Почему вы просто не сняли трубку и не поговорили со мной об этом деле? Личный контакт более эффективен. -- А про себя добавил: -- И менее официален. -- Бюрократические послания, не говоря уже о неизбежных копиях, которые снимаются с них для приобщения к досье, являются частью открытой документации, а Дельгадо предпочел бы, чтобы как можно меньше его забот стало достоянием гласности. -- Я несколько раз пытался поговорить с вами об этом, -- произнес настойчивым тоном Герреро. -- Вас не было в офисе. Я каждый раз просил передать вам, что звонил. Вы мне не перезвонили. Лицо Дельгадо выражало неодобрение. -- Был ряд неотложных проблем, требовавших моего немедленного вмешательства. При первой же возможности я намеревался перезвонить вам. Надо было терпеливо ждать. -- Я пытался быть терпеливым. -- Профессор в волнении вытер лоб. -- Но то, что происходит с новой находкой на Юкатане, непростительно и должно быть прекращено. -- Профессор Драммонд уверяет меня, что... -- Он никакой не профессор. Его докторская степень носит почетный характер, он никогда не преподавал в университете, -- возразил Герреро. -- Но даже если бы с этим у него было все в порядке, я не понимаю, почему вы позволили, чтобы исследованием археологической находки такой важности занимались исключительно американцы. Это наше, а не их наследие! И я не понимаю, к чему такая секретность. Двое моих сотрудников пытались попасть туда, но их не пустили в этот район. Он непроницаем. Дельгадо наклонился вперед, лицо его приняло жесткое выражение. -- Профессор Драммонд не остановился ни перед какими расходами и пригласил на работу самых лучших археологов. -- Лучшие эксперты по культуре майя -- граждане нашей страны, и они работают у меня в институте. -- Но вы же сами признали, что у вас недостаточно средств, -- возразил Дельгадо с ноткой раздражения в голосе. -- Смотрите на щедрый финансовый вклад профессора Драммонда как на способ помочь вам сделать так, чтобы ваших собственных средств хватило на большее. Вашим сотрудникам не дали разрешения посетить место раскопок, потому что у занятого там персонала так много работы, что им некогда отвлекаться на прием посетителей. А район закрыли, чтобы уберечь место раскопок от проникновения туда обычных грабителей, которые похищают поистине драгоценные остатки материальной культуры с недавно обнаруженных археологических объектов. Все это легко объяснимо. Никакой секретности нет. Герреро взволновался еще больше. -- Мой институт... Дельгадо поднял руку протестующим жестом. -- "Ваш" институт? Герреро быстро поправился. -- Национальный институт археологии и истории должен иметь исключительное право определять, как будут производиться раскопки и кому будет разрешено производить эти работы. Мне непонятно, почему нарушаются правила и обычный порядок. -- Профессор, ваша наивность внушает мне беспокойство. -- Что? -- Алистер Драммонд -- щедрый покровитель искусства нашей страны. Он вложил миллионы долларов в строительство музеев и предоставление стипендий молодым художникам. Неужели я должен напоминать вам, что компания "Драммонд энтерпрайзиз" была спонсором недавнего турне по всему миру самой богатой коллекции мексиканского искусства из всех когда-либо существовавших? И что международное признание, которое получила эта коллекция, послужило невероятному взлету нашего престижа? К нам теперь приезжает все больше и больше туристов, причем не только для того, чтобы посетить наши курорты, но и чтобы по достоинству оценить наше культурное наследие. Когда профессор Драммонд предложил свою финансовую и техническую помощь в проведении раскопок, он добавил, что сочтет за честь, если его предложение будет принято. Было политически целесообразным оказать ему эту честь, потому что это служило нашим интересам. При столь мощной финансовой поддержке его команда закончит работу намного скорее, чем это сделала бы ваша слабо укомплектованная группа. Следовательно, туристы могут начать ездить туда раньше. Туристы, -- повторил Дельгадо. -- Источник дохода. Работа для коренного населения. Освоение бесполезной во всех других отношениях части Юкатана. -- Источник дохода? -- ощетинился профессор Герреро. -- Только в этом заключается для вас ценность нашего наследия? Туристы? Деньги? Дельгадо вздохнул. -- Прошу вас... Сегодня слишком приятный день, чтобы омрачать его спорами. Я приехал сюда отдохнуть и думал, что и для вас такая возможность будет желанной. Мне необходимо сделать несколько телефонных звонков. Почему бы вам не пойти к бассейну, не полюбоваться видом Акапулько, не познакомиться с молодыми дамами -- но можете и не знакомиться, если не хотите, -- а позднее, во время обеда, мы вернемся к этому разговору уже в более спокойном, я надеюсь, состоянии. -- Не понимаю, каким образом любование окрестными красотами заставит меня переменить мое отношение к... -- Мы продолжим наш разговор позже, -- перебил его Дельгадо. Он жестом пригласил профессора встать, проводил его до двери и сказал одному из телохранителей: -- Прогуляйтесь с профессором Герреро. Покажите ему парк, бассейн, где идет прием. Исполняйте все его желания. Профессор, -- Дельгадо пожал ему руку, -- через час я снова буду с вами. Прежде чем Герреро успел ответить, Дельгадо выпроводил его из комнаты и закрыл дверь. Его улыбка тут же исчезла. Лицо стало жестким, рука потянулась к стоявшему на баре телефону. Он сделал все, что мог. И пытался сделать это мягко и дипломатично. Без излишней прямоты, которая могла показаться оскорбительной, он предлагал все мыслимые соблазны. Бесполезно. Что ж, есть и другие способы. Профессор Герреро этого еще не знает, но когда вернется в Мехико, то обнаружит, что он больше не является директором Национального института археологии и истории. Новый директор, которого выбрал Дельгадо и который уже в долгу перед ним, не будет видеть никакой проблемы в том, чтобы позволить археологической группе Алистера Драммонда продолжать раскопки недавно обнаруженных построек майя. Дельгадо был уверен в уступчивости нового директора, потому что именно уступчивость будет условием его назначения на эту должность. А если профессор Герреро будет и впредь столь же несговорчивым и неудобным в обращении, если попытается возбудить политический скандал, то ему придется трагически погибнуть в дорожной катастрофе. Как может столь образованный человек быть таким тупицей? -- думал в ярости Дельгадо, снимая трубку телефона. Однако он не стал набирать номер, потому что на многолинейной панели телефона замигала лампочка, сигнализируя, что ему кто-то звонит по параллельному каналу. При обычных обстоятельствах Дельгадо предоставил бы кому-нибудь из обслуживающего персонала ответить на звонок с одного из многочисленных аппаратов, установленных по всему особняку, но линия, по которой шел сейчас вызов, была настолько секретной, что не имела отводов. К ней был подсоединен только этот аппарат, и ее номер был известен лишь особо близким сотрудникам, которым были даны инструкции пользоваться им только в случае возникновения вопросов чрезвычайной важности. В данной ситуации мысли Дельгадо занимал лишь один такой вопрос, и он сразу же нажал кнопку, под которой мигала лампочка. -- Стрела, -- сказал он, используя кодовое слово. -- В чем дело? Сквозь помехи междугородного вызова грубоватый голос (Дельгадо узнал своего доверенного помощника) отозвался тоже кодовым словом: -- Колчан. Дело касается этой женщины. Дельгадо почувствовал стеснение в груди. -- Твоя линия надежна? -- Я бы не звонил, если бы было иначе. Телефонная система Дельгадо ежедневно инспектировалась на предмет обнаружения подключений, а вся вилла и прилегающий к ней участок тоже ежедневно прочесывались в поисках электронных подслушивающих устройств. В дополнение к этому небольшой монитор, установленный рядом с телефоном, измерял напряжение на линии. Любое отклонение от нормы показало бы, что кто-то подключился к линии после последней проверки. -- Что с женщиной? -- нетерпеливо спросил Дельгадо. -- Думаю, что Драммонд ее больше не контролирует. Внешнее наблюдение снято. -- Ради всего святого, говори яснее. Я не понимаю. -- Вы поручили нам следить за ней. Но мы не можем к ней подобраться, потому что Драммонд поставил своих людей, которые держат ее под контролем. Один из его оперативников под видом бездомного бродяги сидит в картонном ящике и наблюдает за домом сзади. Всякие уличные торговцы -- продавец булочек с сосисками, торговец теннисками и зонтиками -- смотрят за входом из парка с противоположной стороны улицы. Ночью их сменяют другие оперативники, работающие под нищих. Привратник дома состоит на службе у Драммонда. У привратника есть помощник, который ведет наблюдение в случае, если привратника кто-то отвлечет. Весь обслуживающий персонал этой женщины тоже работает на Драммонда. -- Мне все это уже известно! -- сказал Дельгадо. -- Зачем ты?.. -- Их служба закончилась. Дельгадо резко выдохнул воздух. -- Сначала мы подумали, что Драммонд сменил систему наблюдения, -- продолжал собеседник Дельгадо. -- Но мы ошиблись. У привратника больше нет помощника. Персональная обслуга этой женщины сегодня утром покинула здание. Оперативников снаружи здания не видно. Находившийся у самой решетки кондиционера Дельгадо взмок. Столкновение исключающих друг друга предположений вызвало у него ощущение, близкое к параличу. -- Должно быть, она отправилась в какую-то поездку. -- Нет, -- возразил человек на другом конце провода. -- Мои люди не пропустили бы ее отъезда. Кроме того, когда ей раньше действительно случалось уезжать, обслуга ее сопровождала. Сегодня ее служанки ушли одни. Вчера утром возле дома наблюдалось какое-то непонятное оживление, люди Драммонда входили и выходили, особенно его главный подручный. -- Если она не уехала, если она в доме, то почему сняли наружное наблюдение? -- Не думаю, что она все еще там. -- Говори яснее! -- прикрикнул Дельгадо. -- Думаю, что она порвала соглашение с Драммондом. Думаю, она почувствовала, что ей грозит опасность. Думаю, что ей удалось бежать, возможно, позапрошлой ночью. Это объясняет суматоху на следующее утро. Группа наблюдения -- зачем она теперь возле здания? Видимо, ее бросили на поиски женщины. Прислуга тоже больше не нужна, поэтому ее рассчитали. -- Боже милосердный! -- Дельгадо обливался потом. -- Если она расторгла сделку, если начнет болтать, то я... Найди ее! -- Мы пытаемся, -- заверил помощник. -- Но прошло уже столько времени, и след остыл. Мы снова просматриваем ее данные, пытаемся определить, куда она побежит прятаться и к кому может обратиться за помощью. Если люди Драммонда найдут ее, то я уверен, что он распорядится немедленно доставить ее к нему. Скорее всего -- пошлет за нею своего подручного. -- Да. Без нее у Драммонда нет власти надо мной. Он постарается вернуть ее любой ценой. "Но что будет, если она обратится к властям? -- в ужасе подумал Дельгадо. -- Что, если она заговорит, чтобы спастись от преследования?" Нет, решил Дельгадо. Она не доверится властям, пока не будет вынуждена к этому крайними обстоятельствами. Она не может не опасаться того, что Драммонд их контролирует, что власти выдадут ее ему и что он накажет ее за болтовню. У меня еще есть время. Но в конце концов, не видя другого выхода, она все-таки заговорит. Она знает: ставка настолько высока, что Драммонд не прекратит охоты на нее. Она не может вечно находиться в бегах. В трубке по-прежнему слышался голос помощника Дельгадо. -- Что? -- переспросил Дельгадо. -- Я спросил вас: если мы найдем ее или люди Драммонда наведут нас на нее, как мы должны будем поступить? -- Сначала найдите. Тогда я и приму решение. Дельгадо положил трубку. Как бы тщательно ни прочесывались его особняк и сад в поисках спрятанных микрофонов, как бы хорошо ни проверялась его телефонная система на подключения, он не собирался обсуждать детали по телефону. Этот разговор не мог служить уликой против него, но он определенно вызовет вопросы, если его запись услышат не те люди, поэтому Дельгадо не стал подробно инструктировать своего помощника. Он уже решил, что необходимо сделать. Любой ценой. Чтобы успокоить терзаемый язвой желудок. Чтобы избавиться от ночных кошмаров. Чтобы спокойно спать. Если его люди найдут эту женщину, он прикажет убить ее. А потом убить Драммонда. ГЛАВА 5 1 Майами, штат Флорида Металлический мужской голос объявил: -- Мистер Виктор Грант. Мистер Виктор Грант. Подойдите, пожалуйста, к нашему телефону в зале. Бьюкенен только что приземлился в международном аэропорту Майами и, идя в потоке пассажиров компании "Аэромексико", выходивших из въездной таможенной зоны, думал о том, смог ли Вудфилд передать его сообщение Максуэллу и как будет организована встреча. В шуме и многолюдье аэровокзала он едва расслышал объявление, подождал, чтобы его повторили, и, удостоверившись, что понял правильно, пересек зал и подошел к белому телефону с надписью "АЭРОПОРТ", установленному на стене рядом с несколькими телефонами-автоматами. На этом аппарате не было никакого наборного устройства. Он поднял трубку, ему ответил женский голос, и, когда он объяснил, что он Виктор Грант, женщина сообщила, что его будут ждать у справочной стойки. Бьюкенен поблагодарил ее и положил трубку, потом проанализировал тактику встречи. Группа наблюдения следит за внутренними телефонами, заключил он. После того как объявили имя Виктора Гранта, они стали ждать, что к одному из телефонов подойдет мужчина. У группы есть либо моя фотография, либо описание. Во всяком случае, они меня засекли и теперь посмотрят, нет ли за мной хвоста. Но как бы ни была приятна Бьюкенену тщательность подготовки к встрече, как бы ни радовался он тому, что ему удалось вырваться из лап мексиканских властей и вернуться в Соединенные Штаты, на душе у него было все-таки неспокойно. Его начальство, очевидно, считало, что ситуация пока остается сложной. Иначе не привлекли бы так много оперативников для установления контакта с ним. Не торопясь, чтобы дать группе слежения возможность повнимательнее понаблюдать за толпой (к тому же от сильной боли он при всем желании не мог бы двигаться быстрее), Бьюкенен продвигался к справочной стойке, везя за собой чемодан. Просто одетый человек лет тридцати с небольшим, с приятным лицом и атлетической фигурой, отделился от толпы пассажиров. Он протянул руку, улыбнулся и сказал: -- Привет, Вик. Рад тебя видеть. Как себя чувствуешь? Как долетел? Бьюкенен пожал протянутую руку. -- Нормально. -- Вот и отлично. Фургончик вон там. Давай я возьму твой чемодан. У встречающего были каштановые волосы, голубые глаза и продубленная на солнце кожа. Он коснулся локтя Бьюкенена, направляя его к выходу. Бьюкенен повиновался, хотя чувствовал себя несколько неуютно, так как не получил никакого опознавательного кодового сигнала. Но тут человек сказал: "Да, кстати, и Чарльз Максуэлл, и Уэйд просили им позвонить и сказать, что с тобой все в порядке", и Бьюкенен расслабился. Несколько человек знали о том, как он "увязан" с Чарльзом Максуэллом, но лишь его непосредственному начальству было известно, что его связник в Канкуне использовал фамилию Уэйд. На расположенной против аэровокзала парковочной площадке спутник Бьюкенена отпер дверцу серого микроавтобуса, на боку которого белела надпись: "БОН ВУАЯЖ ИНК., ПЕРЕОСНАЩЕНИЕ И ПЕРЕДЕЛКА ПРОГУЛОЧНЫХ СУДОВ". До сих пор они вели ни к чему не обязывающий разговор, но теперь Бьюкенен замолчал, ожидая, что встретивший его человек проинструктирует его, намекнет, можно ли говорить открыто, и скажет, какому сценарию он должен следовать. Выехав со стоянки, тот нажал на кнопку какого-то устройства, смонтированного под щитком и похожего на портативный радиоприемник. -- Порядок. Скремблер включен. Можно говорить без опаски. Я просвещу вас в общих чертах, а детали могут немного подождать. Меня зовут Джек Дойл. Бывший "тюлень"["Тюлени" -- отборное подразделение войск особого назначения США]. Попал в переделку в Панаме, был вынужден уйти в отставку, и вот завел свое дело, оснащаю прогулочные суда в Форт-Лодердейле. Все это соответствует действительности. Теперь слушайте, как вписываетесь сюда вы. Время от времени я оказываю услуги людям, на которых раньше работал. В данном случае они просили меня дать вам прикрытие. Вы будете работать у меня. Ваши начальники позаботились обо всей необходимой документации -- социальное обеспечение, налоги и всякая такая штука. Вы, Виктор Грант, тоже были в прошлом "тюленем", и поэтому естественно, что я отношусь к вам не просто как к наемному работнику. Вы живете в квартире над моей конторой. Человек вы одинокий. Много разъезжаете по моим поручениям. Если кто-то начнет расспрашивать о вас моих соседей, то не будет казаться удивительным, что они вас не знают. Вопросы есть? -- Сколько времени я у вас работаю? -- Три месяца. -- А сколько зарабатываю? -- Тридцать тысяч в год. -- В таком случае буду просить прибавки. Дойл засмеялся. -- Порядок. Есть чувство юмора. Значит, поладим. -- Конечно, -- согласился Бьюкенен. -- Но еще лучше мы поладим, если вы остановитесь вон у той бензоколонки впереди. -- Да? -- Иначе мне придется писать кровью прямо у вас в машине. -- Господи! Дойл быстро свернул со скоростной дороги к бензоколонке. Когда Бьюкенен вышел из туалета, Дойл отходил от телефона-автомата. -- Я позвонил одному из нашей команды, он сидит на передаче сообщений в аэропорту. Он абсолютно уверен, что хвоста за вами не было. Бьюкенен прислонился к фургончику, его лицо покрылось холодной испариной. -- Вам придется отвезти меня к врачу. 2 Врач подошел к кровати, где лежал Бьюкенен, прочитал историю болезни, послушал сердце и легкие, проверил капельницу, потом снял свои бифокальные очки и поскреб в бородке цвета соли с перцем. -- У вас потрясающая конституция, мистер Грант. Людей с такими повреждениями я вижу, как правило, лишь среди пострадавших в серьезном дорожном происшествии. -- Он помолчал. -- Или же... Доктор не закончил фразы, но Бьюкенен был уверен, что тот собирался добавить "в бою", как не сомневался и в том, что Дойл никогда не привез бы его сюда, не будь этот маленький госпиталь связан с его начальством. По всей вероятности, доктор был когда-то военным врачом. -- Я получил результаты вашего рентгеновского обследования и анализов, -- продолжал доктор. -- Ваша рана инфицирована, вы правильно догадались. Но после того как я обработал ее, наложил новые швы и начал вводить вам антибиотики, она должна зажить довольно быстро и без осложнений. Температура уже понижается. -- Значит, если учесть ваш исключительно серьезный вид, плохая новость -- это внутреннее кровотечение, -- сказал Бьюкенен. Доктор нерешительно помолчал. -- Вообще-то это кровотечение кажется более серьезным, чем оно есть на самом деле. Могу себе представить, в каком вы были шоке, когда обнаружили в моче кровь. Уверен, что вы забеспокоились, нет ли разрыва какого-нибудь органа. Хочу вас успокоить: на самом деле у вас в мочевом пузыре порвался один маленький кровеносный сосудик. Хирургического вмешательства не требуется. Если вы отдохнете и будете избегать физических нагрузок, то кровотечение прекратится, а сосудик заживет довольно скоро. Такое иногда случается, например, с фанатичными любителями бега трусцой. Стоит им несколько недель отдохнуть, как все проходит, и они снова могут бегать. -- Тогда что же? -- Озабоченное выражение на лице врача заставило Бьюкенена нервничать. -- В чем проблема? -- Рана на голове, мистер Грант. И периодическое дрожание правой руки. Бьюкенен ощутил холодок в груди. -- Я думал, что эта дрожь -- последствие нервного шока от раны в плече. Я полагал, что когда рана заживет... Врач озабоченно прищурился. -- Шок. Нервы. Частично вы правы. Это действительно затрагивает нервы. Но не в том смысле, как вы это себе представляете. Повторяю, мистер Грант, у вас потрясающая конституция. Вы получили черепную травму. Вы перенесли контузию. От этого у вас кружится голова, и вы нечетко видите. Откровенно говоря, при таком повреждении, какое показало томографическое сканирование вашего мозга, я поражаюсь, как вы еще оставались на ногах, не говоря уж о том, как вы могли при этом думать. Должно быть, у вас поразительная выносливость и еще большая сила воли. -- Это все адреналин, доктор. -- Бьюкенен понизил голос. -- Вы хотите сказать, что у меня неврологическая травма? -- Таково мое мнение. -- И что же теперь? Операция? -- Возможно. Но необходимо еще одно мнение, -- ответил доктор. -- Мне придется проконсультироваться со специалистом. Подавив внутреннюю дрожь, охватившую его при одной мысли о том, что придется доверить кому-то привести себя в бессознательное состояние, Бьюкенен сказал: -- Меня интересует ваше мнение, доктор. -- Вы не замечали, что последнее время спите необычно долго? -- Сплю? -- Бьюкенен чуть не рассмеялся, но сдержался, так как знал, что его смех прозвучит истерически. -- Я был слишком занят, чтобы спать. -- Не было ли у вас рвоты? -- Нет. -- Не замечали каких-либо необычных физических отклонений помимо головокружения, нечеткости зрения и дрожания правой руки? -- Нет. -- Ваши ответы обнадеживают. Я хотел бы проконсультироваться со специалистом-неврологом. Возможно, все обойдется без операции. -- А если не обойдется? -- сдержанно спросил Бьюкенен. -- Чем мне это грозит? -- Я стараюсь не иметь дела с гипотезами. Прежде всего мы внимательно понаблюдаем за вами, подождем до завтрашнего утра, сделаем еще одно сканирование и посмотрим, не уменьшится ли в размерах ваша мозговая травма. -- Возьмем лучший случай, -- сказал Бьюкенен. -- Предположим, травма уменьшится. Предположим, операция не нужна. -- Лучший случай есть худший случай, -- сказал врач. -- Поврежденные мозговые клетки не восстанавливаются. Я бы вам посоветовал сделать все возможное и невозможное, чтобы в дальнейшем избегать ударов по голове. 3 Одноэтажный дом располагался в пригороде Форт-Лодердейла, называемом Плэнтейшн, и простоту его дизайна маскировало обилие кустарников и цветов. Было очевидно, что кто-то заботливо ухаживает за участком. Бьюкенен подумал, что Дойл, может быть, занимается декоративным садоводством в качестве хобби. По дороге аз госпиталя до дома Дойла их разговор коснулся того, что экономический спад сказался и на деле Дойла, так что он вряд ли был в состоянии позволить себе нанять садовника Но когда Дойл завел машину в гараж и через боковую дверь с сеткой впустил Бьюкенена в дом, тому сразу стало ясно, кто ухаживает за участком. Дойл был женат. Бьюкенен не знал об этом раньше, потому что Дойл не носил обручального кольца, а сам Бьюкенен редко задавал вопросы личного характера. Но теперь он стоял перед энергичной, похожей на эльфа женщиной немного моложе Дойла, лет, может быть, тридцати У нее были веселые глаза, веснушки, как на картинке, и обаятельная, непосредственная улыбка. Бьюкенен не мог сказать, какого цвета у нее волосы, потому что ее голова была повязана косынкой в черную и красную клетку. На ней был белый хлопчатобумажный передник, а руки были в муке от теста, которое она месила на доске. -- Ах ты господи, -- сказала она с приятным акцентом южанки (Луизиана, подумал Бьюкенен), -- я не думала, что вы явитесь так скоро. -- В трогательном смущении она прикоснулась к щеке и оставила на веснушках белый мучной отпечаток. -- В доме ужасный беспорядок. У меня не было времени, чтобы... -- С домом все нормально, Синди. Правда, -- успокоил ее Дойл. -- Движение оказалось не таким безобразным, как я думал. Вот почему мы так рано. Извини. Синди тихо засмеялась. -- Можно ведь на это посмотреть и с другой стороны. Теперь мне не надо с ног сбиваться, чтобы сделать уборку в доме. Ее улыбка была заразительна, и Бьюкенен улыбнулся в ответ. Дойл повел рукой в его сторону. -- Синди, это и есть тот приятель, о котором я тебе говорил. Вик Грант. Мы с ним вместе служили. Последние три месяца он работает у меня. -- Рада с вами познакомиться. -- Синди протянула руку. Потом вспомнила, что она испачкана мукой, покраснела и хотела было ее отдернуть. -- Нет-нет, все в порядке, -- запротестовал Бьюкенен. -- Мне нравится чувствовать муку на ладони. -- И пожал ей руку. -- Классный парень, -- сказала она мужу. -- Так ведь у меня все приятели классные. -- Ну да, рассказывай сказки! -- Она внимательно осмотрела Бьюкенена и показала на его забинтованную голову. -- У меня найдется еще одна черно-красная косынка, которая будет определенно лучше смотреться, чем это. Бьюкенен улыбнулся. -- Какое-то время мне велено не снимать повязку. Хотя толку от нее маловато. Это не то что гипс, например. Просто памятка мне, чтобы я поосторожнее обращался с головой. -- Джек говорил, черепная травма. Бьюкенен кивнул. Голова у него все еще болела. Он ждал, что она спросит, как он получил травму. Это был бы естественный и логичный вопрос, и он готовился повторить свою выдумку насчет падения с яхты, но она удивила его, внезапно сменив тему разговора. Показывая на лежащее на кухонном столе тесто, она пояснила: -- Вот, испеку для вас лимонный пирог. Надеюсь, вам понравится. Не показывая своего удивления, он ответил: -- Мне не часто удается попробовать домашнего пирога. Я уверен, что любое приготовленное вами блюдо будет великолепным. -- Джек, мне этот парень нравится все больше и больше. -- Пойдемте, я покажу вам комнату для гостей. -- Если что-нибудь будет нужно, просто скажите, -- добавила Синди. -- Ну, я готов держать пари, что все будет замечательно, -- воскликнул Бьюкенен. -- Я правда очень вам благодарен за то, что вы берете меня к себе пожить. Семьи у меня нет, а доктор подумал, что будет лучше, если... -- Т-с-с, -- сказала Синди. -- На ближайшие несколько дней ваша семья -- это мы. Когда Дойл повел Бьюкенена из кухни к залитому солнцем коридору, Бьюкенен оглянулся на Синди, все еще недоумевая, почему она не задала само собой напрашивавшегося вопроса о происхождении раны на голове. Она тем временем уже отвернулась от него и продолжала месить тесто на кухонном столе. Бьюкенен заметил, что мучные отпечатки были и на бедрах ее аккуратных джинсов. Потом он заметил еще кое-что. Короткоствольный револьвер 38-го калибра на кронштейне под настенным телефоном рядом с сетчатой дверью. Бьюкенен знал, что Дойл никогда бы не выбрал оружие такого типа для себя. Дойл посчитал бы его игрушкой и предпочел бы полуавтоматический 9-миллиметровый или 45-го калибра. Нет, этот короткоствольный револьвер был для Синди, и Бьюкенен готов был побиться об заклад, что она знает, как им пользоваться. Может, револьвер был здесь в качестве меры предосторожности от грабителей? -- подумал Бьюкенен. Или принадлежность к "тюленям" сделала Дойла чересчур чувствительным к вопросам безопасности и в гражданской жизни? Идя за хозяином дома по коридору, он вспомнил замечание Дойла о том, что тот иногда оказывает услуги людям, на которых раньше работал, и тут же решил, что этот револьвер не единственное имеющееся в доме оружие и что Дойл держит его здесь для того, чтобы Синди могла защитить себя от возможных последствий некоторых из этих услуг. -- Вот ваша комната. -- Дойл ввел Бьюкенена в милую уютную спаленку с кружевными занавесками, старинным креслом-качалкой и восточным ковром на полу. -- Ванная комната вон там. Она в вашем полном распоряжении. У нас своя. Но ванны нет. Только душ. -- Это не проблема, -- сказал Бьюкенен. -- Я больше люблю душ. Дойл поставил чемодан Бьюкенена на полированную скамью в ногах кровати. -- Ну, пока вроде бы все. Распакуйте вещи. Поспите. Вон на той полке довольно много книг. Или смотрите телевизор. -- Он показал на небольшой телевизор, стоявший на комоде в углу. -- Будьте как дома. Я приду за вами, когда ленч будет готов. -- Спасибо. Но Дойл не уходил. Вид у него был озабоченный. -- Что-нибудь не так? -- спросил Бьюкенен. -- Я не знаю ваших подлинных анкетных данных, да и знать их мне не положено, но я вычислил, что, если судить по людям, просившим о крыше для вас, мы с вами, должно быть, что-то вроде братьев по оружию. Я ценю вашу благодарность, но вам нет необходимости благодарить меня. -- Я понимаю. Дойл помолчал. -- Я делал все по правилам. Я не задавал вам никаких вопросов. Думаю, мне сказали все, что необходимо знать. Но есть еще одно. То, что случилось, и почему вы здесь... Если можно... Это может представлять какую-нибудь опасность для Синди? Бьюкенену этот человек вдруг показался страшно симпатичным. -- Нет. Насколько я знаю, для Синди это не представляет никакой опасности. Желваки на щеках у Дойла разгладились. -- Это хорошо. Ей ничего не известно о тех услугах, которые я оказываю. Пока я оставался "тюленем", она не знала, куда меня посылали и надолго ли. Никогда ни о чем не спрашивала. Все принимала на веру. Ни разу даже не спросила, зачем мне нужно, чтобы она научилась стрелять, или зачем у нас в доме тут и там рассованы пистолеты. -- Как тот, под телефоном на стене в кухне? -- спросил Бьюкенен. -- Да. Я видел, что вы заметили его. И такие, как этот. -- Дойл приподнял покрывало на кровати и показал Бьюкенену 9-миллиметровый кольт в кобуре, закрепленной сбоку на каркасе. -- На всякий случай. Вам надо знать об этом. Мне все равно, что будет со мной, но Синди... Ну, она чертовски славная женщина. Я не заслужил ее. А она не заслуживает того, чтобы я принес в дом беду. -- Ей ничто не угрожает, Джек. -- Это хорошо, -- повторил Дойл. 4 Приглушенный звонок телефона разбудил его. Бьюкенен мгновенно проснулся, и это обрадовало его. Инстинкт выживания был при нем и функционировал. Не вставая, он посмотрел на приставной столик, но телефона там не было. Потом посмотрел на закрытую дверь гостевой комнаты, за которой он вновь услышал приглушенный расстоянием звонок -- наверное, звонил телефон в кухне. Он услышал неразборчиво женский голос -- это Синди. Потом заговорил Джек. Разговор был коротким. В доме опять стало тихо. Бьюкенен взглянул на часы и удивился, что они показывают половину первого: он думал, что задремал всего минут на пятнадцать, а оказалось, что проспал почти два часа. Доктор предостерегал его относительно необычной сонливости. Времени уже больше двенадцати? Он нахмурился. Ленч, должно быть, давно готов, почему же Синди или Джек не разбудили его? Он вытянул руки, ощутил одеревенелость в плече, в том месте, где ему перезаштопали рану, потом обулся и встал с кровати. В дверь тихонько постучали. -- Вик? -- шепотом позвала Синди. -- Все в порядке. Я встал. -- Бьюкенен открыл дверь. -- Ленч готов. -- Она улыбнулась своей милой улыбкой. Бьюкенен заметил, что она сняла испачканный в муке передник, но голова ее все еще была повязана платком в красно-черную клетку. Наверно, не успела привести в порядок волосы, подумал он, идя за ней по солнечному коридору в кухню. -- Пирог будет на ужин. Ленч у нас обычно легкий, -- объяснила она. -- Джек помешался на своем холестерине. Надеюсь, вам нравится простая пища. На столе перед каждым прибором стояло по дымящейся миске овощного супа и сандвичу с тунцом и по тарелке с нарезанными сельдереем, морковью, цветной капустой и помидорами. -- Хлеб пшеничный с отрубями, -- прибавила она, -- но я могу дать вам белого, если вы... -- Нет, я люблю с отрубями, -- поспешно ответил Бьюкенен. Он заметил, что Дойл, который уже сидел за столом, поглощен рассматриванием кончика своей вилки. -- Хорошо поспали? -- спросила Синди. -- Отлично, -- отозвался Бьюкенен. Он сел за стол только после того, как села Синди, подождал, пока она окунет ложку в суп, и приступил к еде. -- Вкуснятина. -- Попробуйте сырой цветной капусты, -- сказала Синди. -- Говорят, она способствует очистке всего организма. -- Да, уж мой-то организм неплохо было бы почистить, -- пошутил Бьюкенен, внутренне недоумевая, почему Дойл не говорит ни слова и не притрагивается к еде. Его явно что-то тревожит. Бьюкенен решил помочь ему. -- Наверно, я и дальше бы спал, если бы не услышал, как звонит телефон. -- О, я боялась, что именно это и произойдет, -- смущенно заметила Синди. -- Да, -- заговорил наконец Дойл. -- Ты ведь знаешь, что телефон в конторе устроен так, что если кто-то звонит, а нас нет, то вызов переключается сюда? Бьюкенен кивнул, словно эта информация была для него чем-то само собой разумеющимся, поддерживая в присутствии Синди легенду о том, будто последние три месяца он работает у ее мужа. -- Ну так вот, кто-то звонил в офис и хотел говорить с тобой, -- продолжал Дойл. -- Мужчина. Я ответил ему, что тебя какое-то время не будет. Он сказал, что перезвонит. Бьюкенен постарался скрыть тревогу. -- Вероятно, кто-то из тех, кого я обслуживал. Может, хотел что-нибудь спросить о приборе, который ему установили. Он не назвался? Дойл мрачно покачал головой. -- Значит, дело не слишком важное. -- Бьюкенен постарался, чтобы это прозвучало непринужденно. -- Я тоже так подумал. Кстати, после ленча мне нужно будет съездить в контору. Надо кое-что проверить. Если ты чувствуешь себя нормально, может, составишь мне компанию? -- Джек, он же должен отдыхать, а не работать, -- вмешалась Синди. Бьюкенен прожевал и проглотил кусок. -- Не надо беспокоиться. Правда. Я поспал и чувствую себя намного лучше. Я съезжу с тобой. -- Прекрасно. -- Дойл начал наконец есть, потом остановился и, нахмурившись, посмотрел на Синди. -- С тобой все будет нормально, пока мы обернемся? -- А что может со мной случиться? -- Синди через силу улыбнулась. -- Отличный суп, -- похвалил Дойл. -- Я рада, что тебе нравится. -- Улыбка Синди стала еще более вымученной. 5 -- Что-то не так, -- констатировал Бьюкенен. Дойл не ответил, делая вид, что внимательно следит за движением. Бьюкенен решил форсировать события. -- Ваша жена так благожелательна, что создается впечатление, будто она над этим работает. И очень старательно. Она не задает вопросов, но улавливает скрытый смысл слов и событий -- как в случае с этим телефонным звонком, например. Если ее улыбка станет хоть чуточку старательней, то у нее лицо треснет. Она ни на минуту не поверила, что мы с вами друзья. Да, она старается делать вид, что все в порядке, но истина состоит в том, что ей от меня не по себе, и во время ленча она уже просто не могла этого скрывать. Если ее нервозность усилится, то мне, наверно, придется уйти. Дойл продолжал смотреть вперед. Машина то и дело проскакивала по мостам, переброшенным через каналы, вдоль которых, возле пальм и дорогих домов, стояли на приколе прогулочные катера. Солнце светило нещадно. Дойл надел темные очки, но его явно беспокоил не столько солнечный свет, сколько предмет разговора. Тогда Бьюкенен оставил Дойла в покое, перестал на него давить, предоставил ему реагировать на ситуацию естественным для него путем. Но и после этого Дойл так долго молчал, что Бьюкенен начал думать, собирается ли тот вообще отвечать, если не подтолкнуть его снова. Но этого делать не пришлось. -- Проблема не в вас, -- произнес Дойл сухо. -- Как бы я хотел, чтобы все было так просто. Синди рада принимать вас в нашем доме как гостя. Это действительно так. Она хочет, чтобы вы пожили у нас, сколько потребуется. Когда дело касается оказываемых мной услуг, ее нервы бывают невероятно крепкими. Помню, как однажды... Я служил тогда в Коронадо, в Калифорнии... Мы с Синди жили вне базы. Утром я с ней попрощался, уехал на службу, и вдруг моей группе объявили состояние боевой готовности. Никаких контактов с внешним миром. Естественно, я не мог сообщить ей, что вылетаю на задание. Могу представить себе, что она чувствовала, когда я не вернулся домой в тот вечер. Растерянность. Тревога. Никакой моральной подготовки к тому, что утром мы, возможно, виделись с ней в последний раз. -- Голос Дойла стал жестче. Он мельком взглянул на Бьюкенена. -- Меня не было шесть месяцев. -- Бьюкенен заметил, что Дойл не сказал, куда его посылали, а сам Бьюкенен никогда бы этого не спросил. И Дойл продолжал: -- Как потом оказалось, какой-то репортер пронюхал, что я из тех самых "тюленей" и что Синди -- моя жена. Он явился к нам на квартиру и стал добиваться, чтобы Синди сказала ему, куда меня послали. Ну, в тот момент Синди еще даже не знала, что я уехал, а тем более куда -- конечно, что касается "куда", то она бы этого в любом случае не узнала. Но женщина послабее Синди была бы просто застигнута врасплох появлением репортера, который обрушивает на нее лавину вопросов и объявляет ей, что меня послали на задание. Естественным для нее в этой ситуации было бы страшно удивиться, признать, что я действительно "тюлень", и спросить у него, очень ли опасна моя миссия. Но с Синди такое не проходит. Она сделала большие глаза, заявив, что понятия не имеет, о чем тс толкует. Приходили и другие репортеры, и все упирались в ту же самую стенку. Их ждал всегда один и тот же ответ "Я не понимаю, о чем вы говорите". Поразительно. Она ни разу не позвонила на базу, чтобы узнать, где я и что со мной. Она вела себя так, будто все идет нормально, с понедельника по пятницу ходила в свой офис -- она работала секретарем по приему посетителей в одной страховое компании, -- а когда я наконец вернулся, она крепко поцеловала меня и сказала, что соскучилась. Не спросила: "Где ты был?", а просто сказала, что соскучилась по мне. Я уходил на множество заданий и никогда ни на секунду не сомневался, что она оставалась верна мне. Бьюкенен кивнул, хотя и не получил ответа на свой незаданный вопрос: если Синди нервничала не из-за его присутствия, то в чем причина напряженности, которую он ощущал? -- У Синди рак, -- сказал Дойл. Пораженный, Бьюкенен молча смотрел на него. -- Белокровие. -- Голос Дойла звучал напряженно. -- Вот почему она повязывает голову платком. Чтобы спрятать голый череп. От химиотерапии у нее выпали все волосы. Бьюкенен ощутил стеснение в груди. Теперь он понимал, почему у Синди на щеках такой румянец, а кожа кажется прозрачной. Это химические препараты, которые она принимает, в сочетании с изнуряющим влиянием болезни создают эффект бестелесности, эфирности. -- Вчера она как раз вышла из больницы после своего очередного трехдневного курса лечения, -- сказал Дойл. -- Вся эта возня с едой сегодня во время ленча... Она же почти ничего не может есть. А этот пирог, который она затеяла... Химиотерапия как-то влияет на ее вкусовые ощущения. Она не выносит сладкого. Когда вы спали, ее вырвало. -- Господи, -- прошептал Бьюкенен. -- Она во что бы то ни стало хочет, чтобы вы чувствовали себя как дома. -- У вас и без меня своих бед предостаточно. Почему вы не отказались от этого задания? Мои начальники наверняка могли бы найти кого-нибудь другого. -- Очевидно, не смогли, -- пожал плечами Дойл. -- Иначе не просили бы меня об этом. -- А вы им сказали?.. -- Да, -- ответил Дойл с горечью. -- Это не помешало им настоять на своей просьбе. Неважно, что Синди о многом догадывается, мне все равно запрещено говорить ей, что речь идет о задании. Однако она и так знает. Я в этом абсолютно уверен, как и в том, что она твердо намерена сделать все как следует. Это отвлекает ее от мыслей о болезни... -- Что говорят врачи? -- спросил Бьюкенен. Дойл свернул на шоссе, идущее вдоль берега, и ничего не ответил. -- А это ее лечение дает ожидаемый результат? -- не отступал Бьюкенен. Дойл с трудом проговорил: -- Вы хотите спросить, выкарабкается ли она? -- Да... Наверно, это я и хочу спросить. -- Я не знаю. -- Дойл выдохнул воздух. -- Врачи ободряют меня, но ничего определенного не говорят. Одну неделю ей лучше. Другую неделю ей хуже. Третью неделю... Это как прилив и отлив. Но если надо ответить "да" или "нет"... Да, я думаю, что она умирает. Вот почему я спросил, представляет ли для нее опасность то, что мы делаем. Боюсь, что у нее осталось очень мало времени. Я не вынесу, если что-то другое убьет ее еще раньше. Я просто сойду с ума. 6 -- Как вы думаете, кто мог звонить вам? Кто мог спрашивать Виктора Гранта? Дойл, который молчал последние пять минут, погруженный в нерадостные мысли о болезни жены, повернулся к Бьюкенену. -- Я скажу вам, кто это не мог быть. Ваши начальники. Они сказали мне, что свяжутся с вами, позвонив или в восемь утра, или в три часа дня, или в десять вечера. Позвонит мужчина и попросит к телефону меня. Скажет, что его зовут Роджер Уинслоу, и предложит встретиться в моей конторе в такое-то время, чтобы поговорить о переоборудовании катера. Это будет значить, что вам назначается встреча на час раньше упомянутого времени. Место встречи -- база оптовой торговли запчастями для судов, услугами которой я пользуюсь. Там всегда очень оживленно. Никто не заметит, если кто-то, проходя мимо, передаст вам записку. Бьюкенен стал размышлять вслух. -- Итак, если звонили не от моего начальства... То, что я назвался Виктором Грантом, работаю в Форт-Лодердейле и специализируюсь по переоборудованию прогулочных катеров, известно еще только мексиканской полиции. Дойл покачал головой. -- У человека, с которым я разговаривал, не было испанского акцента. -- А тот человек из американского посольства? -- спросил Бьюкенен. -- Может быть. Возможно, он хотел убедиться, что вы добрались благополучно. У него был доступ к той же информации -- место работы и так далее, что вы сообщили мексиканской полиции. -- Да, возможно, это был он, -- произнес Бьюкенен с надеждой. Но он не чувствовал себя в безопасности, не мог избавиться от мысли, что дело вот-вот примет плохой оборот. -- Раз уж вы работаете у меня и живете над конторой, -- предложил Дойл, -- то хотя бы посмотрите, как здесь и что. Дойл свернул с шоссе на боковую улицу и поехал в противоположную от пляжа сторону. Миновав скопление магазинов для туристов, он припарковался перед двухэтажным грязновато-коричневого цвета зданием из шлакоблоков, стоящим в ряду таких же зданий вдоль канале, у причала которого было пришвартовано много катеров и яхт на разных стадиях ремонта. -- У меня механическая мастерская в задней части здания, -- пояснил Дойл. -- Иногда мои клиенты приводят свои лодки сюда. Но по большей части я сам выезжаю к ним. -- А ваша секретарша? -- спросил Бьюкенен с беспокойством. -- Она-то будет знать, что я у вас не работаю. -- У меня нет секретарши. Раньше конторской работой занималась Синди. Но потом, три месяца назад, она стала чувствовать себя слишком плохо, чтобы продолжать... Вот почему она может заставить себя поверить, будто вы поступили работать сюда вместо нее. Идя к зданию, Бьюкенен щурился от солнца и вдыхал солоноватый бриз, тянувший с океана. Молодая женщина в бикини, проезжавшая мимо на мотоцикле, пристально посмотрела на его голову. Бьюкенен осторожно потрогал повязку на голове и представил себе, каким заметным он из-за нее становился, Он чувствовал себя уязвимым, голову напекло солнцем, и она болела. Тем временем Дойл отпер вход в здание и открыл дверь с надписью "БОН ВУАЯЖ, ИНК.". Войдя внутрь и дождавшись, пока Дойл отключит реле времени на устройстве охранной сигнализации, Бьюкенен осмотрелся в конторе. Это было длинное узкое помещение, где стены были увешаны фотографиями яхт и прогулочных судов, на полках стояли навигационные инструменты и приборы, а на столах располагались макеты интерьеров различных прогулочных катеров. На моделях можно было видеть разные варианты установки электронных устройств, при которых они не занимали слишком много места в тесноте судна. -- Вам письмо, -- сказал Дойл, разбирая почту. Бьюкенен взял у него конверт, старательно следя за тем, чтобы не выйти из образа, не выразить удивления, что кто-то написал ему на новую вымышленную фамилию. Контора была самым подходящим местом для установки подслушивающего устройства, с точки зрения того, кто задался бы целью проверить его, так что, пока Дойл не скажет ему, что здесь можно беседовать без опаски, Бьюкенен не собирался говорить ничего такого, чего не мог бы произнести Виктор Грант. Точно так же он полагал, что и Дойл не скажет ничего выходящего за рамки их легенды. Его адрес был написан неразборчивым почерком. Обратный адрес: Провиденс, штат Род-Айленд. Бьюкенен надорвал конверт и прочитал письмо на двух страницах, исписанных тем же самым неразборчивым почерком. -- От кого оно? -- поинтересовался Дойл. -- От матери. Бьюкенен восхищенно покачал головой. Его расторопные руководители с величайшим тщанием позаботились о том, чтобы снабдить его опорными деталями для новой роли. -- Как она себя чувствует? -- спросил Дойл. -- Хорошо. Вот только артрит снова разыгрался. Зазвонил телефон. 7 Бьюкенен нахмурился. -- Спокойно, -- сказал Дойл. -- Тут у нас деловое предприятие, вы разве забыли? И, говоря откровенно, я бы сейчас не отказался от какого-нибудь выгодного предложения. Телефон зазвонил снова. Дойл поднял трубку, произнес официальным тоном: "Бон вуаяж, Инк.", вас слушают", потом тоже нахмурился, как перед этим Бьюкенен. Он прикрыл микрофон рукой и прошептал Бьюкенену: -- Я ошибся. Это опять тот тип, просит вас. Что ему сказать? -- Дайте-ка я сам с ним поговорю. Интересно знать, кто это такой. -- С тревожным чувством Бьюкенен взял трубку. -- Виктор Грант слушает. Он мгновенно узнал этот низкий, с хрипотцой голос. -- Тебя зовут не Виктор Грант. С колотящимся сердцем Бьюкенен подавил тревогу и постарался, чтобы голос его звучал озадаченно. -- Что? Кто это говорит? Хозяин сказал, кто-то хочет поговорить с... Постойте минутку. Это не?.. Вы тот парень в Мексике, который?.. -- Бейли. Большой Боб Бейли. Какого черта, Кроуфорд, перестань действовать мне на нервы! Ты бы до сих пор сидел в тюрьме, если бы я не позвонил в американское посольство. И хоть бы спасибо мне сказал. -- Сказать спасибо? Я бы не попал в тюрьму, если бы вы не приняли меня за кого-то другого. Сколько раз я должен это повторять? Я не Кроуфорд. Меня зовут Виктор Грант. -- Ага, а перед этим тебя звали Эд Поттер. Не знаю, что за аферу ты там проворачиваешь, но сдается мне, что у тебя побольше имен, чем в телефонном справочнике, и если ты хочешь ими и дальше пользоваться, то придется тебе вносить абонентную плату. -- Абонентную плату? Что за чепуху вы городите? -- После того, что случилось в Кувейте, я больше не горю желанием работать на ближневосточных нефтяных месторождениях, -- сказал Бейли. -- В Штатах крупные компании закрывают скважины, вместо того чтобы бурить новые. Я слишком стар, чтобы бурить наугад в одиночку. Поэтому придется, видно, рассчитывать на приятелей. Таких, как ты, Кроуфорд. В память о том времени, когда мы вместе были в плену, не найдется ли у тебя ста тысяч долларов? -- Сто тысяч?.. Вы что, выпили? -- А как же! -- Вы просто спятили. Говорю вам в последний раз, и слушайте меня внимательно. Я не Кроуфорд. И не Поттер. Меня зовут Виктор Грант, и я понятия не имею, о чем вы тут толкуете. Идите к черту. Бьюкенен бросил трубку. 8 Дойл пристально смотрел на него. -- Что, очень плохо? На щеках у Бьюкенена проступили желваки. -- Точно не знаю. Это выяснится через минуту. -- Он не снимал руки с телефонной трубки. Но не прошло и десяти секунд, как телефон зазвонил снова. Бьюкенен нахмурился, дал ему прозвонить еще три раза и лишь потом поднял трубку. -- "Бон вуаяж, Инк.". -- Кроуфорд, не думай, что тебе удается так легко от меня отделаться, -- снова услышал он голос Бейли. -- Я упрямый. Ты можешь провести мексиканскую полицию, ты можешь провести американское посольство, но меня тебе не провести, это уж точно. Я знаю, что на самом деле тебя зовут не Грант, но и не Поттер. Я даже начинаю сомневаться, что твое настоящее имя Кроуфорд. Кто же ты такой, приятель? Неужто пожалеешь какую-то жалкую сотню тысяч за то, чтобы я не пытался это узнать? -- Мое терпение лопнуло, -- рявкнул Бьюкенен. -- Оставьте меня в покое, или я позвоню в полицию. -- Полиция? Неплохая идея, -- сказал Бейли. -- Может, они смогут разобраться, что происходит и кто ты такой. Давай, звони. Докажи, что ты ни в чем не повинный, законопослушный гражданин. Звони копам. Я бы с удовольствием поболтал с ними о тех троих мексиканцах, торговцах наркотиками, которых ты застрелил в Канкуне, и почему у тебя столько разных имен. -- Что я должен сделать, чтобы убедить... -- Приятель, тебе не надо ни в чем меня убеждать. Тебе просто надо заплатить мне сто тысяч баксов. А потом называй себя хоть Наполеоном, мне это до лампочки. -- Вы не слышали ни слова из того, что я вам... -- Единственные слова, которые я хочу услышать, это слова: "Вот твои деньги". Кроуфорд, или как там тебя, черт побери, если ты не будешь пошевеливаться с этим, то, клянусь Богом, я сам позвоню копам. -- Где вы находитесь? -- Так я тебе и сказал, держи карман шире. Вот когда у тебя будут эти сто тысяч... а мне они нужны к завтрашнему дню... тогда я тебе скажу, где я. -- Нам надо встретиться. Я могу доказать, что вы ошибаетесь. -- И как же ты это сделаешь, приятель? Побожишься, что ли? -- Бейли засмеялся и на этот раз сам первым бросил трубку. 9 Голова у Бьюкенена раскалывалась. Он повернулся к Дойлу. -- Да, плохи дела. Он должен был все время напоминать себе, что Бейли или кто-то другой мог установить в конторе микрофон. До сих пор он не говорил, ничего такого, что могло бы его скомпрометировать. Любое объяснение, которое он даст Дойлу, должно соответствовать точке зрения Виктора Гранта, не знающего за собой никакой вины. -- Это тот чокнутый, из-за которого у меня было столько неприятностей в Мексике. Он думает, что я застрелил там трех торговцев наркотиками. А теперь он пытается меня шантажировать. Угрожает позвонить в полицию. Дойл сыграл свою роль. -- Пусть попробует. Не думаю, что здешнюю полицию волнует, что происходит в Мексике, а так как ты ничего предосудительного не сделал, то он будет выглядеть сущим дураком. А ты сможешь обвинить его в вымогательстве. -- Это не так просто. -- Почему? Рана Бьюкенена судорожно сжалась, когда ему неожиданно пришла в голову одна мысль. Ведь телефон зазвонил сразу же, как только они с Дойлом вошли в контору. Неужели это просто совпадение? Черт! Бьюкенен быстро подошел к входной двери, рывком распахнул ее и напряженно осмотрел улицу, взглянув в одну и в другую сторону. Какая-то женщина несла провизию к одному из прогулочных катеров. Проехал автомобиль. Пробежал мимо любитель бега трусцой. Двое судовых механиков выгрузили ящик из кузова грузовика. Мальчишка на велосипеде покосился на перевязанную голову Бьюкенена. Бьюкенен сдернул повязку и продолжал осматривать улицу. Голова у него раскалывалась от жгучего солнца. Вот там! Налево. В дальнем конце. Возле пляжа. Крупный мужчина с сильными плечами и стрижкой ежиком -- Бейли! -- стоял у телефонной будки и пристально смотрел в сторону Бьюкенена. Увидев, что Бьюкенен заметил его, Бейли приветственно поднял мускулистую правую руку. Но, как только Бьюкенен направился по улице в его сторону, Бейли ухмыльнулся -- даже на расстоянии его ухмылка была ясно видна, -- сел в запыленную машину и уехал. 10 -- Синди? -- Дойл торопливо вошел в дом. В кухне никого не было. -- Синди? Ответа не было. Дойл повернулся к Бьюкенену. -- Дверь была заперта. Ее машина на месте. Куда она могла пойти пешком? Зачем ей?.. Синди? -- Дойл быстро прошел дальше в дом. Бьюкенен остался в кухне и хмурясь смотрел из бокового окна в сторону подъездной дорожки и улицы. -- Синди? -- услышал он из комнаты дальше по коридору. Голос Дойла сразу смягчился. -- Ты здесь? Прости, что разбудил тебя, родная. Я не знал, что ты спишь. Когда я увидел, что дверь заперта, я забеспокоился, не случилось ли чего... Дойл заговорил еще тише, и Бьюкенен перестал его слышать. Он ждал в тревоге, продолжая смотреть в окно. Вернувшись в кухню, Дойл прислонился к холодильнику и потер свои худые щеки. -- С ней все в порядке? -- спросил Бьюкенен. Дойл покачал головой. -- Когда мы уехали, ее вывернуло наизнанку. Она почувствовала такую слабость, что должна была прилечь. Спала все время, пока нас не было. -- Может, кто-то незнакомый побеспокоил ее звонком или визитом? -- Нет. -- Тогда почему дом был заперт? Дойл был явно смущен этим вопросом. -- Ну, наверное, чтобы чувствовать себя в безопасности, пока спит. -- Конечно, -- сказал Бьюкенен. -- Но когда мы вернулись, вы были удивлены, найдя дверь запертой. Вы подумали, что она куда-то ушла, а это значит, что у нее нет привычки запирать дверь, когда она дома. -- Бьюкенен подошел к нему. -- А это значит, что она заперла дверь из-за меня. Она чувствует, что я принес с собой беду. И она права. Я действительно принес с собой беду. Мне нельзя здесь находиться. Вам нельзя беспокоиться обо мне, когда у вас забот и так хватает... Звонок телефона показался чрезмерно громким. Дойл вздрогнул. Бьюкенен сделал ему знак поднять трубку. -- Это ваш дом. Если отвечу я, это покажется необычным. Надо делать вид, что все нормально. Скорее, пока Синди... Дойл схватил трубку. -- Алло? Кто говорит? Какое у вас к нему дело?.. Слушай, ты, сукин сын. Могла подойти моя жена. Если ты будешь ее беспокоить, если ты... Все быстро летит к черту, подумал Бьюкенен. Мы уже вплотную подошли к той черте, за которой всякий, кто прослушивает наши разговоры, должен будет задуматься, действительно ли я тот, за кого себя выдаю. Резким жестом он показал Дойлу, чтобы тот замолчал, и выхватил у него трубку. -- Вам же ясно было оказано: прекратите это. -- Кроуфорд, похоже, у твоего дружка вот-вот поедет крыша, -- ответил Бейли. -- Это оттого, наверно, что у него больна жена, так? Какая жалость. Такая симпатичная деваха. Да, ты неплохо поработал, подумал Бьюкенен. Ты следил за мной. Должно быть, прилетел в Майами следующим рейсом. Приехал на машине в Форт-Лодердейл и устроил засаду возле места моей предполагаемой работы. Узнал, где живет человек, у которого я якобы работаю. Ты дожидался моего выхода из больницы, и, если бы я не явился на работу, это доказывало бы, что я не тот, за кого себя выдаю. И тогда ты действительно мог бы поднять шум. -- Сто тысяч долларов. Завтра, Кроуфорд. Если ты думаешь, что я шучу, то очень удивишься. Потому что, можешь мне поверить, я позвоню-таки в полицию. Вслед за этим Бьюкенен услышал гудок отбоя. Он задумчиво положил трубку. Лицо Дойла было пунцовым от ярости. -- Никогда больше не вырывайте трубку у меня из рук! -- Джек, дорогой, что случилось? Оба резко обернулись. На пороге кухни, пошатываясь, стояла Синди. Она схватилась за дверную ручку. Лицо ее было бледным. Черно-красный платок соскользнул с головы, обнажив безволосый череп. -- Кто это звонил? На кого ты кричал? У Дойла из горла вырвался такой звук, будто его душили. Он пересек комнату и обнял ее. 11 Внутренний водный путь проходит вдоль всего Восточного побережья Соединенных Штатов от Бостона до Браунсвилла, штат Техас. Он представляет собой сеть связанных между собой рек, каналов, лагун, бухт и проливов, идет параллельно Атлантическому океану и защищен от суровости океанских волн и превратностей погоды буферными полосками суши. На севере он используется преимущественно торговыми судами, а на юге, в особенно во Флориде, -- главным образом прогулочными катерами и яхтами, причем один из самых живописных его отрезков находится в районе Форт-Лодердейла. В восемь часов утра Бьюкенен припарковал микроавтобус Дойла рядом с офисом "Бон вуаяж, Инк." и вошел в здание. Накануне вечером он съездил на торговую улицу и из автомата в баре позвонил своим руководителям. Сейчас, когда солнце палило все жарче, он перетащил несколько коробок с деталями электронного оборудования в моторную лодку, которую Дойл держал пришвартованной к пирсу за зданием конторы. От напряжения в раненом плече Бьюкенена пульсировала боль, а голову будто сжимало в тисках, так что ему пришлось носить груз в несколько приемов. Но наконец все коробки были надежно уложены. Заперев здание, он отвязал лодку и вывел ее из канала на простор фарватера. По обеим сторонам от него располагались рестораны, отели, многоквартирные дома и роскошные особняки, большие участки вокруг которых были засажены декоративными кустарниками и пальмами. Независимо от типа здания, построенного на том или другом берегу, у всех обязательно имелись причалы и лодки. Следуя инструкциям Дойла, Бьюкенен направился к югу, полюбовался трехмачтовым парусником, который прошел встречным курсом, и осмотрел фреску с изображением дельфинов, нарисованную кем-то на бетонной опоре моста. Он делал вид, что наслаждается бризом и бодрящим соленым запахом воды, и ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, не висит ли кто у него на хвосте. Было очень важно казаться несведущим, ненатасканным в таких делах и совсем не обеспокоенным угрозами Бейли. Бейли звонил еще два раза, в полночь и в два часа ночи, и каждый раз его звонок будил Синди. Дойл пришел в ярость и отключил телефон; его бешеный взгляд внушал тревогу. Чем больше Бьюкенен размышлял обо всем этом, тем яснее понимал, что не только Бейли представляет для него проблему. Двигаясь на юг в соответствии с указаниями Дойла, Бьюкенен миновал еще несколько мостов, по-прежнему делая вид, что любуется другими зданиями и лодками, и под конец повернул на восток, к району причалов, называемому "Пирс 66". Он не сразу нашел нужную ему секцию, но в конце концов поравнялся со стофутовой яхтой из темного дерева под названием "Клементина". Двое мужчин и женщина, поднявшиеся со своих шезлонгов, смотрели на него с кормы. Один из мужчин был высок и подтянут, у него были строгие черты лица и коротко подстриженные седеющие волосы. На вид ему было за пятьдесят, одет он был в белые брюки и зеленую шелковую рубашку с монограммой. Второй был моложе, около сорока, пониже ростом, он был не в столь дорогой одежде и имел более развитую мускулатуру. Женщина, блондинка лет тридцати с небольшим, очень эффектная, была в коротком синем халате из махровой материи, который был распахнут и позволял видеть потрясающие формы, чуть прикрытые красным бикини, гармонировавшим по оттенку и блеску с ее губной помадой. Высокий мужчина, явно главный в этой компании, спросил: -- Вы из?.. -- "Бон вуаяж, Инк.", -- ответил Бьюкенен. Он снял свои темные очки и кепку с надписью "Майами долфинз", чтобы дать им лучше рассмотреть себя. -- Я привез оборудование, которое вы заказывали. -- Поднимайте все на борт, -- приказал высокий. Он сделал знак более молодому мускулистому мужчине, явно телохранителю, чтобы тот помог. Бьюкенен забросил наверх носовой и кормовой швартовые концы, чтобы удерживать на месте моторную лодку. Толстый резиновый обод вдоль планшира не давал лодке царапать яхту. Потом он передал коробки телохранителю и успешно справился с этим делом, несмотря на головокружение и боль в раненом плече, стараясь не потерять равновесия при легком покачивании лодки. Телохранитель бросил ему веревочную лестницу. Поднявшись на палубу яхты, Бьюкенен постарался не смотреть на женщину. -- Куда нести оборудование? -- Вон туда, -- телохранитель показал на кормовую надстройку, не потрудившись на сей раз помочь Бьюкенену. Внутри каюты с обшитыми красным деревом стенами, старинной мебелью и миниатюрным роялем Бьюкенен поставил коробки друг на друга, посмотрел, как мускулистый мужчина закрывает входную дверь, заметил, что шторы уже задернуты, и стал ждать. Он не знал, как они решили обставить встречу. -- Капитан, -- обратился к нему высокий строгий мужчина. Значит, официально. -- Полковник. -- Бьюкенен отдал честь. -- Это майор Патнэм. -- Высокий мужчина жестом показал на мускулистого, который играл роль телохранителя. -- А это капитан Уэллер. -- Он повел рукой в сторону женщины, которая запахнула халат, как только скрылась из поля зрения возможных наблюдателей. -- Майор. Капитан. -- Бьюкенен приветствовал обоих. -- Ну, и что же за чертовщина тут творится? -- резко спросил полковник. -- Эти последние несколько дней мы переживаем какой-то управленческий кошмар, а политически ходим по минному полю. В Лэнгли истерика из-за этой канкунской истории. Ваше разоблачение в глазах мексиканских властей и нашего посольства там могло поставить все под угрозу срыва. -- Я полагал, сэр, вас проинформировали о том, что случилось в Мексике. Во время пребывания в госпитале я доложил о происшествии. -- Агентству. Я предпочитаю получать информацию не от штатских, а от одного из своих людей. Доклад занял девяносто минут. Время от времени Бьюкенена прерывали и просили остановиться более подробно на той или иной детали. Чем ближе его отчет подходил к настоящему времени, тем мрачнее становились те, кто его слушал. -- Сто тысяч долларов, -- буркнул полковник. -- Полагаю, что на этом он не остановится, -- сказал Бьюкенен. -- Как только я заплачу и этим себя скомпрометирую, он будет все время возвращаться и требовать все больше и больше. -- Бейли ловит в мутной воде компромат, -- заметил мускулистый майор Патнэм. -- Пока не заплатите, у него на вас ничего нет. Полковник внимательно посмотрел на Бьюкенена. -- Это и ваше мнение, капитан? -- Бейли действует грубо, но он не дурак, сэр. Он поймал меня на том, что я пользовался тремя разными именами. Он понимает, что со мной что-то не так, хотя и не может этого доказать. Вот он и проверяет меня, чтобы посмотреть, не запаникую ли я и не дам ли ему в руки то доказательство, которое ему нужно. -- Ну, насколько я понял, вы не собираетесь паниковать, -- высказался Патнэм. -- Он зря теряет время. Тут в разговор вступила эта великолепная женщина, капитан Уэллер: -- Но Бейли все-таки может сорвать операцию, если решится выполнить свою угрозу и поговорить с журналистами и полицейскими. Бьюкенен развел руками. -- Это так. У здешней полиции, правда, достаточно своих проблем, чтобы волноваться еще из-за каких-то убийств в Мексике. Но вот "размножение личности" может оказаться достаточно смачным куском, чтобы пробудить ее аппетит, и если полицейские сочтут меня торговцем наркотиками, если привлекут УБН и ФБР... -- Ваши документы безупречны, -- отмахнулся полковник. -- Черт возьми, ваш паспорт получен прямиком из госдепартамента. И все остальное тоже. И каждое ваше личное дело ликвидируется, как только вы перевоплощаетесь в кого-то другого. УБН и ФБР ничего не смогут узнать. Что касается документальных свидетельств, то ни Джима Кроуфорда, ни Эда Поттера никак нельзя связать с Виктором Грантом. -- И все же, -- настаивала женщина, -- к капитану Бьюкенену будет привлечено значительное внимание должностных лиц, что фактически будет равносильно отстранению его от задания. Полковник постучал кончиками пальцев друг о друга. -- Я тоже так думаю. Значит, вопрос заключается в том, что нам делать с этим неудобным мистером Бейли? Заплатить ему будет означать признание вины. Но если проигнорировать его, то Бейли обратится к властям, и ФБР может установить слежку за капитаном. -- Ставки в этой игре достаточно высоки, -- сказала женщина, -- приходится рассматривать и возможность... Полковник озадаченно посмотрел на нее. -- Что вы имеете в виду? -- Не лучше ли будет ликвидировать Бейли? В каюте воцарилось молчание. Наконец заговорил мускулистый мужчина: -- Я бы не спешил санкционировать подобную акцию. В конечном счете ликвидация может создать больше проблем, чем решить. Например, мы не знаем, есть ли у Бейли помощник. Если есть, то устранение Бейли не устраняет угрозы. Больше того, оно ее усугубляет, так как соучастник может использовать его смерть в качестве дополнительного аргумента, чтобы попытаться заинтересовать полицию. -- Если. Это проклятое "если", -- нетерпеливо перебил его полковник. -- У нас мало информации. Майор, я хочу, чтобы наши люди провели тщательное расследование прошлого Бейли. Я хочу знать, с кем мы имеем дело. Еще я хочу, чтобы проверили местные отели и пансионаты. Узнайте, где он живет. Установите наблюдение за ним. Возможно, у него нет соучастника. В этом случае, если он по-прежнему будет создавать проблемы, то... Все молча ждали. -- ... может встать вопрос и о ликвидации, -- закончил полковник. В каюте снова воцарилась тишина. -- Простите, сэр, но проверка прошлого Бейли займет очень много времени, -- возразил Бьюкенен. -- Как и наблюдение за ним. Но у нас нет времени. Бейли сказал, что хочет получить деньги сегодня. Он это подчеркнул весьма настойчиво. Я полагаю, он так спешит, чтобы лишить меня возможности принять контрмеры. Как бы мы ни решили с ним поступить, сделать это придется сегодня, до наступления вечера. Присутствующие, казалось, ощущали какую-то неловкость. -- Есть и еще одна проблема, -- заявил Бьюкенен. По виду полковника можно было понять, что он испытывает еще большую неловкость. -- Вот как? -- Джек Дойл. -- У вас относительно него какие-то сомнения? -- Я уверен, что он был чертовски хорошим солдатом, -- сказал Бьюкенен. -- Это так, -- подтвердил полковник. -- И работа по контракту, которую он для нас делал, производит точно такое же впечатление. -- Дело в том, что он уже не тот человек, каким был раньше, -- продолжал Бьюкенен. -- У его жены рак. Лечение не приносит желаемых результатов. Она, вероятно, умрет. -- Умрет? -- Лицо полковника напряглось. -- Я читал о ее болезни в досье, но там ничего не упоминалось о неминуемом фатальном исходе. -- Возможно, все не так уж плохо. Но Дойл чрезвычайно оберегает ее. И его можно понять, Он в тяжелом стрессовом состоянии. Ему кажется, что Бейли представляет для нее угрозу. Он... Давайте скажем так: я думаю, Дойл может настолько потерять контроль над собой, что нападет на Бейли, если тот будет продолжать звонить ему домой, давить на него и тревожить его жену, особенно если Бейли окажется поблизости от дома. Мне надо уехать из Форт-Лодердейла, подальше от Джека Дойла и его жены. Потому что, если Дойл действительно нападет на Бейли, это не будет спланировано заранее и может быть неаккуратным. Нападение будет рассчитано на абсолютный результат, скрыть который не представится возможным. Одному Богу известно, до чего могут докопаться власти, когда начнут рыться в прошлом Дойла и в его контрактной работе на вас, готовя дело для передачи в суд. -- Дерьмово, -- констатировал мускулистый мужчина. -- И я того же мнения, -- согласился Бьюкенен. -- Я заварил настоящую кашу. Считаю, что Виктору Гранту пора убираться отсюда. -- Но разве это не будет тем же самым признанием вины? -- спросила женщина. -- Разве это не заставит Бейли с еще большим рвением преследовать вас? -- Сначала ему надо будет найти меня. А после того как я исчезну, перевоплотившись в кого-то другого, он никогда не сможет этого сделать. -- Но это не решает проблему Джека Дойла, -- заметил майор. -- Бейли может вернуться и опять начать давить на него. -- А тогда Дойл говорит, что ничего обо мне не знает, кроме того, что я его старый товарищ по военной службе, что явился к нему три месяца назад и попросил устроить на работу. Он заявляет в полицию о том, что Бейли причиняет беспокойство ему и его жене. Наконец, Дойл с женой уезжают -- им это устраивают какие-то старые друзья -- на курорт, где имеются отличные условия для лечения рака. -- Может быть, -- сказал полковник, задумчиво постукивая пальцами по ручкам своего кресла. -- Это бесспорно один из вариантов, которые мы рассмотрим. -- Он посмотрел на часы. -- Мы это тщательно обсудим. А теперь вам пора уходить. Если кто-то наблюдает за яхтой, то ему покажется подозрительным, что мы все так долго сидим внутри. -- Он посмотрел на женщину в купальном костюме и на мужчину, который мог быть телохранителем. -- Важно соблюдать конспирацию. -- Так как быть с Бейли? -- спросил Бьюкенен. -- Мы сообщим вам свое решение позже. -- Сэр, времени очень мало. -- Нам это известно, капитан. -- Полковник был явно раздражен. -- Я же сказал, что мы свяжемся с вами. -- А до тех пор что мне делать? -- Разве это не очевидно -- то, что, по-вашему, должен делать Виктор Грант... Ответ был чересчур уклончивым. Бьюкенен вдруг ощутил смутную тревогу. 12 Стараясь оберегать раненую правую руку, Бьюкенен спустился по веревочной лестнице в моторку. Как только он вышел из затененной каюты на яростное солнце, голова у него опять начала раскалываться от боли. Он надел кепку и темные очки, а пассажиры яхты смотрели на него сверху вниз. Женщина опять распахнула свой синий махровый халат, демонстрируя едва прикрытые натянутым красным бикини умопомрачительные формы богатой соблазнительницы, которую она изображала. -- Просто пришлите нам счет, -- крикнул полковник. -- Да, сэр. Спасибо. -- Бьюкенен поймал носовой и кормовой швартовы, брошенные ему майором. Потом запустил мотор и отвел лодку от яхты. От напряжения мышцы его свело судорогой. Господи, подумал он. Они не знают, что делать. Мне нужно их решение, а они ничего не говорят. Я не могу действовать без приказа. Но, если к вечеру сегодняшнего дня я ничего от них не получу, как мне держать Бейли на расстоянии? Занятый этими мыслями, Бьюкенен миновал с одной стороны причал, а с другой укрывшийся в тени пальм особняк, приближаясь к концу канала и собираясь снова выйти на широкий водный простор. И тут вдруг проблема Бейли стала еще острее: слева по курсу, возле буйка, отмечавшего выход из канала, он увидел самого Бейли, сидящего в лодке, похожей на моторку Бьюкенена, с выключенным двигателем. Его лодка была совершенно неподвижной, если не считать того, что она иногда подпрыгивала на волнах от проходящих судов. На Бейли была оранжевая спортивная рубашка с надписью "ФОРТ-ЛОДЕРДЕЙЛ -- ЛУЧШИЙ В МИРЕ ПЛЯЖ", он сидел за рулем, откинувшись на спинку сиденья, положив ноги в парусиновых туфлях на приборную доску и вытянув в сторону одну мясистую руку, словно она покоилась на спинке дивана, а в другой руке держа сигарету. Бьюкенен немного сбросил газ. Бейли провел пятерней по своему ежику, усмехнулся и бросил сигарету в воду. Бьюкенен еще сбросил газ, увидев, что на толстой шее Бейли болтается фотокамера с телеобъективом. Бьюкенен получил указание вести себя так, как повел бы себя Виктор Грант, а в этот момент, решил он, Виктор Грант не намерен спускать этому сукину сыну. Он направил моторку на лодку Бейли, заглушил мотор, почувствовал, как опустился нос моторки, приблизился вплотную к Бейли и ухватился за борт его лодки. -- Как делишки, Кроуфорд? -- Сколько раз я должен повторять вам одно и то же? Меня зовут не Кроуфорд. Бейли откупорил жестянку с пивом "Блю риббон". -- Ага. Я и сам начинаю думать, что в этом ты прав. Наверно, тебя зовут не Кроуфорд, а как-нибудь по-другому. Однако даю голову на отсечение, что и не Виктор Грант. -- Послушайте, я сделал все, что в моих силах, чтобы убедить вас в этом. Дошел до предела. Терпение мое кончилось. Прекратите следить за мной. Прекратите! -- Чуть не забыл. Извини за невежливость. Если хочешь, у меня есть еще банка пива. -- Сунь себе в задницу. -- Разве так разговаривают со старым приятелем? Чтобы не сказать -- с коллегой по бизнесу? -- Неужели вам не надоело? Я вас в глаза не видел до того, как вы появились в этой мексиканской тюрьме. -- А вот тут ты ошибаешься. -- Бейли снял ноги с приборной панели моторки и выпрямился на сиденье. -- У меня есть товар на продажу, и ты его купишь. Когда ты отправился на яхту к этим людям, я подумал было, что ты собираешься получить эти сто тысяч от них, но ты ушел пустой. А время летит. Ты уж постарайся где-нибудь достать эти деньги. Потому что после полуночи я... Кстати, та деваха на яхте ничего себе штучка, а? Вот в этот большой объектив я видел ее так близко... Как это в той рекламе? "Протяни руку и потрогай"? Я сделал несколько отличных снимков ее, тех двух мужиков и тебя на палубе. Замечательно четко все получились. Фотография -- мое хобби. Собственно говоря, у меня в этом конверте есть несколько снимков... -- Это меня не интересует. -- Что ты, я гарантирую, что эти снимки покажутся тебе очень даже интересными. Должен признаться, однако, что делал их не я. Их пришлось снимать с кинопленки и потом почистить. Но если не знаешь, то можно поклясться, что... -- О чем вы говорите? -- Ты просто посмотри на эти чертовы снимки, Кроуфорд. Бьюкенен нерешительно взял в руки желтый конверт. Со сжавшимся сердцем он думал о той угрозе, которую представляли собой сделанные Бейли снимки его самого в компании с полковником, майором и капитаном. Офицеры не были известными в обществе фигурами. Бейли невдомек, кто они такие. Но если он передаст снимки в полицию и кому-то придет в голову поинтересоваться, что это за люди на яхте, если полковника узнают, то последствия будут просто катастрофическими. Бьюкенену надо каким-то образом заполучить эту пленку с негативами. Но по мере того как он извлекал снимки из конверта... восемь на десять, черно-белые, глянцевые... и перебирал их один за другим, он вдруг понял, что у него для беспокойства есть гораздо больше причин. Гораздо больше. Потому что снимки, которые он сейчас рассматривал, были сделаны в декабре 1990 года во Франкфурте, в Германии. Они были пересняты с телевизионной ленты новостей дня. На них фигурировали американские заложники, только что освобожденные Ираком, в момент прибытия во франкфуртский аэропорт. И там, заснятый общим и крупным планом, был Большой Боб Бейли, сходящий по трапу с самолета, а рядом с ним... -- Ты совсем неплохо получился, Кроуфорд, -- сказал Бейли. -- У меня есть копии оригинальных кадров, так что никто не сможет сказать, что это монтаж или что-нибудь такое. Если ты разозлишь меня, не заплатив, то, клянусь Господом Богом, я-таки пошлю эти картинки копам с приложением портрета Эда Поттера, сделанного мексиканской полицией, и вот этих фотографий Виктора Гранта. Фото Виктора Гранта? Бьюкенен был озадачен и встревожен. Он дошел до конца пачки и почувствовал, как у него похолодело в груди: три последние фотографии изображали его на фоне ворот мексиканской тюрьмы, разговаривающим с Гэрсоном Вудфилдом из американского посольства. -- И здесь ты неплохо получился, -- ухмыльнулся Бейли. -- Чтобы ты все как следует понял: этот парень из посольства должен был обязательно попасть на снимок, ведь он -- железобетонный свидетель, который поможет опознать тебя как Виктора Гранта. Так что ты у меня един в трех лицах, Кроуфорд. Я тебя крепко ухватил. Пытаясь выиграть время на размышление, Бьюкенен пристально рассматривал снимки. Вот эти, мексиканские. Каким образом?.. И тут он вспомнил. Тогда, разговаривая с Вудфилдом перед воротами тюрьмы, он заметил женщину, она стояла в снующей толпе на тротуаре позади Вудфилда. Это была американка. Около тридцати лет. Рыжеволосая. Привлекательная. Высокая. С хорошей фигурой. На ней были бежевые брюки и желтая блузка. Но он обратил на нее внимание не из-за внешности, а совсем по другой причине. Объектив ее фотокамеры был нацелен на него. Бьюкенен поднял глаза от фотографий. Теперь отпали все сомнения в том, что у Бейли есть сообщник. И даже, может быть, не один. Иметь с ним дело будет чрезвычайно сложно. Надо предупредить полковника. -- Можешь взять эти снимки себе. У меня полно таких отпечатков, я храню их в очень надежном месте, вместе с негативами, -- сказал Бейли, -- и с копией той кинопленки с новостями для телевидения, из Германии. Ведь мне не часто случается видеть себя по телевидению. Один приятель переснял и подарил мне пленку. Никогда не думал, что она мне когда-нибудь сгодится. -- Бейли нагнулся вперед. -- Признавайся, Кроуфорд, ты здорово влип. Перестань дурачком прикидываться. Прими наказание за то, что попался. Заплати эти сто тысяч долларов. Я даже не спрошу, зачем тебе все эти имена. Это твой бизнес. А мой бизнес -- получить деньги. Внезапно Бьюкенен заметил, что на протяжении всего разговора Бейли сидел, отодвинув лицо в сторону, словно у него не поворачивалась шея, вынуждая и Бьюкенена двигать лодку и соответствующим образом поворачивать лицо, чтобы смотреть Бейли прямо в глаза. Так что там такое с шеей? Бьюкенен резко повернулся в сторону бетонного причала и там -- между двумя ошвартованными парусными шлюпками -- увидел эту рыжую, и она держала перед лицом камеру, фотографируя его с Бейли. Одежда на ней была другая. Теперь это были кроссовки, джинсы и рубашка из джинсовой ткани. И, хотя ее лица не было видно из-за фотоаппарата, он безошибочно узнал эту спортивную фигуру и эти длинные эффектные волосы огненного цвета. -- Вижу, ты заметил мою приятельницу. -- Бейли выдохнул сигаретный дым. -- Теперь тебе должно быть ясно, что ты не решишь свою проблему, даже если избавишься от меня. У нее полно снимков, где мы с тобой вместе, и если со мной что-нибудь случится -- но ты молись и надейся, чтобы ничего такого не было, никакого даже несчастного случая, вроде того, что я напиваюсь, падаю с лестницы и ломаю себе шею, -- то эти снимки попадут в руки полиции. Плюс она помогла мне сделать копия снимков, которые сейчас у тебя в руках, и она же щелкнула тебя с теми людьми на яхте. Неплохо было бы узнать, кто они такие, а? Рыжеволосая женщина опустила фотокамеру и смотрела теперь в их сторону. Определенно, это она, подумал Бьюкенен. Крутой лоб. Прекрасно очерченные скулы. Чувственные губы и подбородок. Она была похожа на фотомодель с обложки журнала мод. Но судя по тому, с каким суровым видом она смотрела на него, фотографу пришлось бы приложить чертовски много усилий, чтобы заставить ее улыбнуться, решил Бьюкенен. -- Кроуфорд, до сих пор ты за словом в карман не лез. В чем дело? -- спросил Бейли. -- Киска язык отъела? Или, может быть, ты иссяк и больше не можешь придумать, чем пудрить мне мозги? Слушай внимательно. Мне нужны мои деньги. Поколебавшись, Бьюкенен сделал выбор. -- Когда и где? -- Держись поближе к телефону своего приятеля. Я позвоню ему домой сегодня в восемь тридцать и все тебе скажу. 13 На улице было темно. Бьюкенен упаковывал свои вещи, не зажигая света в гостевой комнате, довольствуясь слабым освещением из коридора. Закончив укладываться и убедившись, что ничего не забыл, он подумал, не взять ли 9-миллиметровый пистолет из кобуры, укрепленной на кровати, но потом решил, что не стоит. Если случится заварушка, полиция может установить, что оружие принадлежит Дойлу, а Бьюкенен не хотел впутывать Дойла больше, чем тот уже был впутан. Выйдя из гостевой комнаты, Бьюкенен повернул было налево, к кухне, где горел свет, но передумал, двинулся направо по слабо освещенному коридору и остановился перед выходившей туда дверью. Он постучал, не получил ответа, заметил, что дверь прикрыта неплотно, и решил рискнуть. Приоткрыв дверь еще немного, он снова постучал. -- Синди? -- ...Что, что такое? -- спросил из темноты ее усталый голос. Бьюкенен вошел, пересек темную комнату и опустился на колени возле кровати. Он не видел ее лица, а различал лишь смутные очертания тела под простынями. -- Вас не было за ужином. -- Устала, -- прошептала она. -- А как вам жаркое? -- Превосходно! Вы не должны были тратить энергию на стряпню. Мы с Джеком могли бы поесть чего-нибудь готового. -- Только не в моем доме. -- Синди удалось подчеркнуть интонацией это слово, несмотря на слабость. -- Вот... Я просто хотел сказать, как я ценю это, и поблагодарить вас за все. Она медленно пошевелилась, наверно, повернулась к нему. -- Вы говорите так, будто... Вы уходите от нас? -- Надо. Она попыталась сесть, но не смогла. -- Надеюсь, это не из-за меня? -- Как вы могли это подумать? -- Потому что люди чувствуют себя неловко из-за моей болезни. Трудно быть в таком обществе... -- У меня нет такого ощущения, -- возразил Бьюкенен. -- Просто есть кое-какие дела. Мне пора идти и делать их. Она не ответила. -- Синди? -- Я вроде как надеялась, что вы еще побудете у нас и составите компанию Джеку. -- Она судорожно вздохнула, и Бьюкенен заподозрил, что она плачет. -- Так получается, что большую часть времени я провожу либо в больнице, либо здесь, в постели. За себя я не боюсь, но очень жалко Джека. -- Он вас очень любит. -- Да, конечно. -- Он говорил мне это несколько раз. Рассказывал, как гордился вами, вашей стойкостью, с которой вы переносили тяготы семейной жизни с ним, пока он служил, как восхищался вами, когда вы отшили тех репортеров, помните? Она тихонько засмеялась, потом шмыгнула носом. -- Да, я была в порядке. Добрые старые времена. Вот только тогда Джека подолгу не бывало дома, а теперь, когда мы вместе... -- Вот именно. Вы очень хорошо сказали. Вы вместе, вдвоем. И совсем ни к чему, чтобы здесь был я, как третий лишний. Через пару минут я ухожу. -- Возьмите мою машину. Бьюкенен удивленно вскинул голову. -- Я чувствую, что она вам пригодится. -- Она коснулась его руки. -- Мне она точно не пригодится. Я уже не пользовалась ею перед тем как лечь последний раз в больницу. Возьмите ее. Пожалуйста. -- Я верну ее вам, как только устроюсь на новом месте. -- Это не к спеху, поверьте. -- Синди? -- Да? -- Мне очень жаль. -- Да. Мне тоже. Бьюкенен наклонился и ласково поцеловал ее в щеку, ощутив на губах солоноватый вкус ее слез. -- Берегите себя. -- Я старалась. Но ничего хорошего из этого не вышло. Вы берегите себя. -- Придется. -- Он поднялся с коленей. -- Может, еще вернусь в эти места когда-нибудь. Она ничего не ответила. -- Ну, пора дать вам поспать немного. -- Бьюкенен коснулся ее щеки, потом вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. 14 Дойл сидел за кухонным столом и раскладывал пасьянс. Он не поднял головы, когда Бьюкенен вошел в кухню. -- Я все слышал. -- И что же? -- Спасибо. Друзья многое значат. Сейчас их у нее не так уж много. Большинство разбежались, узнав, как серьезно она больна. У них кишка была тонка сказать Синди то, что ты ей только что сказал. -- А что я сказал? -- Вот это: "Мне очень жаль". -- Дойл поднял глаза от карт. -- Синди права. Думаю, это отличная мысль -- взять ее машину вместо моего микроавтобуса. Не так бросается в глаза. Когда она станет тебе больше не нужна, просто дай мне знать, где ты ее оставил. А вот еще одна неплохая идея. -- Дойл сунул руку под стол, где имелось, должно быть, специальное крепление, потому что, когда рука вновь появилась, в ней была 9-миллимстровая "беретта". Бьюкенен бросил взгляд в сторону окон. Шторы были задернуты, так что никто снаружи не мог увидеть оружия. Но он все еще опасался, что внутри могли быть установлены скрытые микрофоны. Не говоря ничего вслух, он отрицательно покачал головой. Дойл спросил беззвучно, одними губами: -- ПОЧЕМУ НЕТ? Бьюкенен взял лежавший на столе блокнот и написал: "ЧТО, ЕСЛИ МНЕ ПРИДЕТСЯ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО?" Дойл вынул ручку и написал на блокноте: "Я ВЗЯЛ ЕГО У ПОГИБШЕГО СОЛДАТА В ПАНАМЕ. КО МНЕ ОН НЕ МОЖЕТ ПРИВЕСТИ". Бьюкенен некоторое время смотрел на Дойла, потом утвердительно кивнул. Он вынул обойму, убедился, что она заполнена, вернул ее на место, передернул затвор, чтобы патрон вошел в патронник, поставил оружие на предохранитель, потом засунул его за пояс брюк сзади, у позвоночника, и прикрыл его, надев темно-коричневую нейлоновую ветровку, которую одолжил ему Дойл. Дойл оценил результат. -- Сидит отлично, как влитая. Бьюкенен взглянул на вмонтированные в плиту часы. Восемь двадцать пять. Бейли должен позвонить через пять минут. Дойл пожал плечами, словно говоря: "Имей терпение". Опасаясь, что в кухне могли быть установлены "жучки", оба молчали. Дойл порвал лист с записями, сжег клочки в блюдце и смыл пепел в раковину -- больше, как казалось, от нечего делать, чем для того, чтобы уничтожить улику. Потом он вернулся к пасьянсу, видимо, понимая, что Бьюкенену необходимо сосредоточиться и не захламлять мысли пустячными разговорами. Восемь тридцать. Бьюкенен не отводил глаз от телефона. Прошло пять минут. Потом десять. Голова у него начала раскалываться. Наконец без четверти девять телефон зазвонил. Бьюкенен сразу схватил трубку, чтобы звонки не разбудили Синди. -- Там недалеко от тебя, на Пайн-Айленд-роуд, есть небольшая аллея. На пересечении с бульваром Санрайз, -- сказал хрипловатый голос Бейли. -- Я знаю, где это. Проезжал там. -- Подойдешь к пиццерии. Встанешь справа от входа. Будь ровно в девять. Приходи один. Бьюкенен не успел подтвердить, что понял сообщение, а Бейли уже повесил трубку. Нахмурившись, он повернулся к Дойлу. -- Мне придется исполнить одно поручение. -- Ключи от машины вон в том ящике. -- Спасибо. -- Бьюкенен пожал ему руку. Это было все, что Брендан мог себе позволить по части изъявления чувств. Он взял ключи, поднял свой чемодан, взял с кухонной стойки небольшую сумку-холодильник красного цвета и кивнул Дойлу, когда тот открывал ему входную дверь. Спустя девяносто секунд он уже отъезжал от дома. 15 В маленькой красной сумке-холодильнике на белом пластмассовом подносике лежали яблоко и два сандвича с болонской копченой колбасой. Подносик, находившийся под первым, содержал кубики льда. Еще ниже лежали сто тысяч долларов в стодолларовых купюрах. В темноте, ведя машину, Бьюкенен взглянул на сумку, стоявшую на сиденье рядом с ним. Потом он посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы проверить по фарам, не едет ли кто за ним следом. Сумку-холодильник с деньгами он получил днем, когда стоял перед светофором на пути к дому Дойла. Деньги были получены в ответ на его звонок из автомата сразу же после встречи и разговора с Бейли. Полковник приказал Бьюкенену подождать в конторе "Бон вуаяж" до трех часов и потом, когда поедет, оставить открытым окно на стороне пассажира. У светофора затормозивший рядом мотоциклист протолкнул сумку через открытое окно и помчался дальше. Теперь, чувствуя, как ускоряется пульс, Бьюкенен припарковал машину у людного пятачка на Пайн-Айленд-роуд. Под шипящими натриевыми лампами он перенес сумку-холодильник к пиццерии и встал справа от входа. Посетители непрерывно входили и выходили. Торопливо отъехал рассыльный, развозящий заказы. Всматриваясь в темноту ночи, Бьюкенен ждал. На этот раз Бейли был точен. -- Это вас зовут Грант? -- услышал он чей-то голос. Бьюкенен повернулся к открытой двери в пиццерию и увидел долговязого прыщеватого молодого человека в белом фартуке с пятнами от соуса. -- Да, меня. -- Только что сюда позвонил какой-то парень. Сказал, что он ваш друг. Сказал, что дадите мне пять баксов, если я передам то, что он просил передать. -- Мой друг все правильно сказал. -- Бьюкенен дал парнишке пять долларов. -- Что он просил передать? -- Он сказал, что встретится с вами через двадцать минут в холле отеля "Тауэр". Бьюкенен прищурился. -- Отель "Тауэр"? А где это? -- Восточный конец бульвара Бровард. Рядом с Виктория-Парк-роуд. Бьюкенен кивнул и быстро пошел к своей машине, понимая, что ему предстоит. Бейли -- из боязни поставить себя самого под удар, если позволит кому-нибудь увидеть себя в тот момент, когда будет брать деньги, -- намеревался погонять Бьюкенена с одного места на другое по всему городу, внимательно присматриваясь к каждому предполагаемому месту встречи, чтобы проверить, действительно ли Бьюкенен приехал один. Инстинкты у Бейли в большом порядке, думал Бьюкенен, сверяясь с картой, которая была в машине, и выезжая с пятачка к следующему месту встречи. Потому что с Бьюкененом действительно работала группа слежения. В ее задачу входило проследить за Бейли после передачи денег и попытаться узнать, где он хранит видеозапись, фотографии и негативы, в первую очередь тех снимков, где Бьюкенен фигурирует на яхте в компании с полковником, майором и капитаном. Полковник особенно настаивал на этом, когда спешно позвонил в ответ на сообщение Бьюкенена. Изображения Бьюкенена в обществе полковника надо было уничтожить. Направляясь на восток по бульвару Бровард, Бьюкенен снова глянул в зеркальце заднего вида, чтобы посмотреть, сопровождает его кто-нибудь или нет. Разумеется, он высматривал Бейли, а не свою группу слежения, потому что знал -- этих ребят он ни за что не смог бы обнаружить. У них была своя методика, которая позволяла им держаться далеко позади, не заботясь о визуальном контакте, и именно благодаря ей защитная тактика Бейли, какой бы хитроумной она ни была, не принесет ему успеха. Бейли не удастся обнаружить следы группы ни в одном из предположительных мест встречи. Он никак не сможет обнаружить их и тогда, когда они начнут "пасти" его после получения денег. К каким бы уловкам он ни прибегал, ему не удастся от них оторваться. Ведь им вовсе не нужно держать его в поле зрения. Им достаточно только смотреть на экран монитора и следовать за наводящими сигналами локационного передатчика, спрятанного в пластиковом дне маленькой сумки-холодильника, в которой находятся деньги. В пятницу вечером уличное движение очень большое. В потоке сверкающих фар Бьюкенен подъехал к построенному из стекла и стали зданию отеля "Тауэр" за две минуты до назначенного времени. Сказав парковщику, что машина, по всей вероятности, понадобится ему сразу же, он нырнул в шикарный холл и обнаружил, что его джинсы, нейлоновая ветровка и сумка для пикника немедленно стали объектом неодобрительного внимания со стороны группы мужчин и женщин в смокингах и сверкающих вечерних платьях. Ну конечно же, подумал Бьюкенен. Здесь какой-то прием. Бейли узнал об этом и воспользовался случаем. Хочет сделать так, чтобы я и особенно мои сопровождающие, если таковые окажутся, сразу бросались в глаза. Привыкший, напротив, не бросаться в глаза, Бьюкенен чувствовал себя не в своей тарелке, пока ждал в холле появления Бейли. Он поискал его глазами среди гостей, не надеясь, однако, найти и недоумевая, как Бейли рассчитывает вступить с ним в контакт на этот раз. Часы на стене за регистрационной стойкой показывали двадцать минут десятого, время, когда Бьюкенен должен был... -- Мистер Грант? -- спросил посыльный в униформе. Бьюкенен смотрел на невысокого мужчину средних лет, который двигался по холлу от гостя к гостю и что-то тихо говорил каждому. -- Да, это я. -- Ваш друг оставил для вас это письмо. Найдя свободный уголок, Бьюкенен вскрыл конверт. "Без четверти десять будь в холле "Риверсайд-отеля". 16 Пройдя еще через три проверочных пункта, в одиннадцать часов Бьюкенен подъехал к "Риверсайд-отелю" на Лас-Олас, улице, бывшей, как ему показалось, местным эквивалентом Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Наведя справки в холле, где пол был выложен керамической плиткой, он узнал, что отель был построен в 1936 году, а по меркам Форт-Лодердейла это считалось чуть ли не глубокой стариной. Несколько десятилетий назад здесь были дикие места. От плетеной мебели и коралловой облицовки каминов веяло историей -- пускай новейшей, но все же историей. У Бьюкенена была возможность познакомиться с этими фактами и отметить все эти детали благодаря тому, что Бейли в назначенное время не появился. В двадцать минут одиннадцатого Бейли все еще не вышел на контакт. В холле было безлюдно. -- Мистер Грант? Бьюкенен поднял голову и из плетеного кресла, в котором сидел возле застекленной двери во внутренний дворик (он выбрал это место, потому что оно позволяло наблюдать за ним снаружи), увидел, что к нему обращается, вопросительно подняв брови, женщина за небольшой регистрационной стойкой. --Да. -- Вас просят к телефону. Бьюкенен перенес свою сумку к стойке и взял трубку. -- Выйдешь через заднюю дверь, пересечешь улицу, пройдешь в ворота, потом иди мимо бассейна, -- услышал он отрывистые приказания Бейли, за которыми сразу последовал гудок отбоя. Бьюкенен вернул трубку регистраторше, поблагодарил ее и воспользовался задней дверью. Выйдя на улицу, он увидел на противоположной стороне ворота, а за ними дорожку, проходящую через небольшой темный парк мимо плавательного бассейна, хотя сам бассейн был безлюден и не освещен. Подходя ближе, погруженный в тень пальм, он ждал, что вот-вот из темноты раздастся голос Бейли, прикажет оставить деньги на едва различимом столике возле бассейна и идти дальше как ни в чем не бывало. Свет был виден только впереди: горели редкие дуговые фонари вдоль канала, светились огни на прогулочном катере и в плавучем доме, которые были там пришвартованы. Он услышал шум мотора. Потом услышал мужской голос, окликнувший его: -- Мистер Грант? Это вы там, мистер Грант? Бьюкенен продолжал идти вперед, в сторону канала, удаляясь от плавательного бассейна. Он сразу понял, что работающий мотор принадлежит водному такси, которое приткнулось носом к причалу между катером и плавучим домом. Водное такси было желтого цвета, имело двадцать футов в длину, а на расположенных вдоль планшира стойках над ним крепился брезентовый навес в красную и зеленую полоску. Днем этот навес защищал пассажиров от яркого солнечного света и зноя. Но ночью он не пропускал даже слабого света от дуговых ламп вдоль канала и не давал Бьюкенену рассмотреть пассажиров такси. А пассажиры там явно были. Человек пятнадцать, по крайней мере. Были видны их темные силуэты. Но у Бьюкенена не было никакой возможности определить, кто они такие. Брезентовый навес заглушал их разговоры, но смазанный ритм речи давал ему основание предположить, что эти люди совершали обычный для вечера пятницы "круиз" по вечеринкам и барам. -- Да. Моя фамилия Грант, -- сказал Бьюкенен водителю такси, который сидел за рукоятками управления впереди пассажиров. -- А ваш друг давно на борту. Я было начал сомневаться, что вы придете. Собирался уже отчаливать. Бьюкенен попытался хоть что-то рассмотреть в темноте под навесом водного такси, потом ступил на сходни, перекинутые с носа суденышка на пирс. Правой рукой ухватившись для устойчивости за веревочный поручень, а в левой держа сумку, он спустился в такси. На скамейках по обоим бортам сидели пассажиры, молодые люди обоего пола лет по двадцать, в дорогих костюмах и платьях для вечера, полного развлечений и увеселений. Корма была по-прежнему погружена в темноту. -- Сколько я вам должен? -- спросил Бьюкенен у водителя. -- Ваш друг уже расплатился за вас. -- Как щедро с его стороны. -- Эй, Вик, давай сюда, на корму, -- позвал из темноты хрипловатый голос. Пока водитель убирал сходни, Бьюкенен прошел мимо группы молодых людей слева и остановился на корме. Теперь глаза его достаточно привыкли к темноте, и он увидел развалившегося на скамье Бейли. Бейли помахал ему ручищей. -- Ну, как дела, приятель? Бьюкенен сел и поставил сумку между собой и Бейли. -- Незачем было тащить с собой ленч, -- сказал Бейли. Бьюкенен просто смотрел на него, пока водитель выводил свое такси с места стоянки и набирал скорость в фарватере канала. Ловко обстряпано, подумал Бьюкенен. Я отсечен от группы поддержки. Они не могли вовремя успеть на такси и определенно не могли в спешке кинуться на борт, не возбудив подозрений у Бейли. Теперь, когда глаза Бьюкенена еще больше привыкли к темноте, ему показалось, что свет от домов, ресторанов и судов на канале стал ярче. Но это явление заинтересовало Бьюкенена лишь постольку, поскольку освещение дало ему возможность увидеть в руках у Бейли портативный телефон, который тот сложил и убрал в подвешенный к поясу футляр. -- Удобные вещички, -- заметил Бейли. -- Можно позвонить кому хочешь и откуда хочешь. -- Например, из