.
     - Что насчет "Три Биз"?
     - Был другой ленч. С черной икрой и шампанским в "Гольфстриме" Кенни К.
Бернард  и Кенни согласились,  что в Африке  разразится жуткий скандал, если
пойдут разговоры  о том, что "Три Биз" отравляет людей. Единственный выход -
стоять  стеной,  пока  ученые "КВХ"  отшлифуют формулу и уточнят  дозировки.
Бернарду до  отставки два года. Он рассчитывает на место в совете директоров
"Три Биз". А то и "КВХ", если его туда возьмут. Если можно стать членом двух
советов, нет смысла отказываться от такой возможности.
     - "КВХ" ставило под сомнение предъявленные доказательства?
     Вопрос дрожью боли сотряс  тело Вудроу.  Он выпрямился, обхватил голову
руками, помассировал  виски. Наклонился вперед,  не отрывая  рук  от головы,
прошептал: "Господи".
     - Ополоснись, - предложил Джастин  и повел его по коридору  к раковине,
постоял над  ним, как стоял в  морге, пока тот блевал. Вудроу подставил руки
под струю, плеснул водой в лицо.
     -  Доказательства выглядели  чертовски убедительно, -  пробормотал  он,
вернувшись за стол. - Блюм  и  Тесса  побывали и в  деревнях, и в больницах,
говорили с пациентами, родителями, родственниками. Куртисс об этом прознал и
начал  заметать  следы.  Этим занимался  его человек, Крик. Но Тесса и  Блюм
отслеживали и заметание следов.  Возвращались в те же деревни, искали людей,
с которыми говорили раньше. Не могли их  найти. Указали  в  отчете, что "Три
Биз"  не только  отравляет людей, но и уничтожает улики  своих деяний. "Этот
свидетель  исчез. Этого обвинили  в уголовном преступлении. Из  этой деревни
изгнали  всех  ее  жителей". Они  проделали  огромную  работу. Ты  должен ею
гордиться.
     - В отчете упоминалась женщина по имени Ванза?
     - О, женщина по имени Ванза играла главную роль. Но они заткнули рот ее
брату.
     - Как?
     - Арестовали. Выбили из него  добровольное признание. На прошлой неделе
его дело рассматривалось в суде.  Он получил десять лет за ограбление белого
туриста в национальном парке Тзаро.  Белый  турист  не  давал показаний,  но
множество  очень испуганных  африканцев  видели, как мальчишка грабил белого
туриста.
     Джастин закрыл  глаза. Увидел  печальное лицо Киоко,  сидящего на  полу
рядом с сестрой.  Почувствовал, как  рука Киоко проскальзывает в его руку  у
могилы Тессы.
     - И  ты не счел необходимым, после того как прочитал отчет и понял, что
какая-то  часть его  - правда, обратиться  к  кенийцам?  - спросил  Джастин.
Вудроу горько усмехнулся.
     -  Ради бога, Куэйл. Ты когда-нибудь надевал свой лучший костюм, шел  в
управление  полиции и обвинял ее в том,  что она заметает  следы, получая за
это  деньги от Кенни  К.? Это не тот метод,  каким в солнечном Найроби можно
завоевывать друзей и оказывать влияние на людей.
     Джастин шагнул к столу, взял себя в руки, вернулся к стене.
     - Как я полагаю, имелись и медицинские доказательства.
     - Имелось что?
     -  Я  спрашиваю,  имелись  ли  в  тексте  медицинские   доказательства,
подтверждающие  выводы меморандума, написанного  Арнольдом  Блюмом  и Тессой
Куэйл и по требованию Бернарда Пеллегрина уничтоженном ТОБОЙ? Копию которого
Бернард Пеллегрин передал "КВХ"?
     Эхом зазвенели стеклянные полки. Вудроу дождался
тишины.
     - Медицинские доказательства - епархия  Блюма. Тесса сгруппировала их в
отдельном приложении.
     - Какие доказательства приводил Блюм?
     - Истории  болезней. Тридцать семь  случаев. От и до.  Имена,  фамилии,
адреса, проведенное лечение,  место и дата смерти. Каждый раз одни и  те  же
симптомы.  Сонливость,  слепота,   кровотечение,  почечная  недостаточность,
бинго.
     - Бинго в смысле смерть?
     - Образно говоря. Полагаю, что да. Смерть.
     - И "КВХ" оспорил эти доказательства?
     - Ненаучные, надуманные, пристрастные, притянутые за уши.... основанные
на эмоциях.  Вот так. Основанные на  эмоциях. Означает,  что человек слишком
увлечен проблемой, а потому  не  заслуживает доверия. Я - противоположность.
Совсем  не  увлечен  проблемой. Эмоций -  ноль. Чем  меньше чувствуешь,  тем
громче кричишь. Тем больше  вакуум,  который  ты должен  заполнить. Я не про
тебя. Про себя.
     - Кто такой Лорбир?
     - Ее bete noire <a href="#p81">(81)</a>.
     - Почему?
     - Главная  движущая сила  распространения  препарата. Надежда  и опора.
Уговорил  "КВХ" взяться  за  его производство, советник  "Три  Биз".  По  ее
раскладу, полное говно.
     - Она говорит, что Лорбир предал ее?
     - С какой стати? Мы все предали ее, - по щекам Вудроу  текли слезы. - В
том  числе и  ты,  сидел на заднице  и  выращивал цветы, когда она  пыталась
сдвинуть гору.
     - Где сейчас Лорбир?
     - Не имею ни малейшего понятия. Никто не имеет. Понял, куда дует ветер,
и лег на дно. "Три Биз"  какое-то  время искал  его, потом  им  это надоело.
Тесса и Блюм устроили за ним настоящую охоту. Хотели сделать Лорбира главным
свидетелем. Но для этого его следовало найти.
     - Эмрих?
     -  Одна  из  создателей  препарата.  Однажды  прилетала сюда.  Пыталась
остановить "КВХ". Ей, конечно, дали пинка под зад.
     - Ковач?
     -  Третий  член банды.  Куплена  "КВХ"  с  потрохами. Очевидно,  шлюха.
Никогда  ее не  встречал.  А вот  Лорбира, думаю,  однажды  видел.  Большой,
толстый бур. Выпученные глаза. Рыжие волосы.
     Вудроу в  ужасе  подпрыгнул.  Джастин  стоял рядом  с  ним. Положил  на
подставку листок бумаги, протягивал ему ручку, колпачком вперед, как принято
у воспитанных людей.
     - Это разрешение  на поездки по стране, -  объяснил  Джастин. - Из тех,
что вы выдаете. - Зачитал текст, потому  что залитые слезами глаза Вудроу не
могли  разобрать   ни   слова:   "Податель   сего  -  английский  гражданин,
путешествующий по Кении при содействии английского посольства в Найроби".  -
Подпиши.
     Вудроу, прищурившись, поднес листок к пламени свечи.
     - Питер Пол Аткинсон. Это еще кто?
     - В тексте указано. Английский журналист.  Пишет  для "Телеграф".  Если
кто-то позвонит в посольство  и  справится  о нем, он - настоящий журналист,
выполняющий задание редакции. Ты сможешь это запомнить?
     -  Чего его потянуло в  Локи? Это же жуткая дыра. Гита там побывала. На
бланке должна быть фотография, не так ли?
     - Будет.
     Вудроу  расписался, Джастин  сложил листок,  убрал в карман. Вернулся к
двери. Стоящие рядком часы-кукушки,  изготовленные на  Тайване,  пробили час
ночи.

        x x x

     Когда Джастин  остановил маленький автомобиль Гиты, Мустафа уже ждал на
тротуаре с ручным фонариком. Должно быть, загодя  услышал приближающийся шум
двигателя.  Вудроу,  похоже, не понимал,  что вернулся к своему дому, сидел,
тупо  уставившись  в  ветровое стекло,  сцепив пальцы  на  коленях.  Джастин
перегнулся  через  него, заговорил с  Мустафой через  опущенное  стекло.  На
английском, вставляя слова на суахили, которые знал.
     - Мистер Вудроу плохо себя чувствовал, Мустафа. Ты вывел мистера Вудроу
на свежий воздух, чтобы его вырвало.  Теперь мистера Вудроу  надо отвести  в
спальню  и уложить  на кровать, чтобы миссис Вудроу  могла ухаживать за ним.
Будь любезен сказать мисс Гите, что я собираюсь уехать.
     Вудроу, уже собиравшийся выбраться из машины, повернулся к Джастину.
     -  Ты  не  расскажешь  об этом  Глории, старина?  Теперь, когда ты  все
знаешь, смысла в этом нет. У нее нет того опыта, которым обладаем мы. Давние
коллеги и все такое. Не расскажешь?
     Как человек,  которому приходится прикоснуться  к чему-то  мерзкому, но
старающийся  не выказывать,  что  ему  это неприятно,  Мустафа  помог Вудроу
выбраться из  машины и повел к входной  двери. Джастин вновь натянул шапочку
на лоб и  застегнул "молнию" куртки. Из шатра  вырывались лучи яркого света.
Музыканты без устали наяривали рэп. Повернув голову налево, Джастин вроде бы
заметил высокого  мужчину,  стоящего  в  тени  рододендронов.  Присмотрелся:
мужчина  исчез. А может, его и  не было. Однако Джастин продолжал огладывать
кусты, припаркованные автомобили. Послышались  торопливые шаги. Гита спешила
на его зов, с шалью на плечах, туфельками в  одной руке, фонариком в другой.
Скользнула на пассажирское сиденье в  тот самый момент, когда  Джастин завел
двигатель.
     - Они уже гадали, где он, - сообщила она.
     - Донохью там был?
     - Не думаю. Не уверена. Не видела его, - хотела спросить что-то еще, но
передумала.
     Он  ехал  медленно, вглядываясь в стоящие по  обеим  сторонам  мостовой
автомобили, то  и дело посматривая  в боковое зеркало. Проехал  свой дом, не
удостоив его и взгляда. Желтая собачонка с громким лаем бросилась на колеса.
Он по  плавной  дуге  объехал ее.  Выбоины, выхваченные  фарами,  напоминали
черные  озера,  появляющиеся  на  посеребренном  светом  фар асфальте.  Гита
оглянулась. Позади царила чернильная тьма.
     - Смотри вперед, -  скомандовал он. -  Я боюсь сбиться с пути.  Говори,
когда надо поворачивать.
     Он прибавил  скорости,  лавируя между  выбоинами,  выезжая на  середину
мостовой, если  ему  не нравилось то,  что он видел по краям.  Гита шептала:
"Налево... снова налево, тут большая яма..." Он резко притормозил, пропуская
нагнавший их автомобиль.
     - В кабине знакомых лиц не заметила? - спросил он.
     - Нет.
     Они  свернули на обсаженную деревьями улицу. Дорогу перегородил помятый
щит  с  надписью:  "ПОМОГИТЕ  ДОБРОВОЛЬЦАМ".  За щитом  толпились  исхудалые
мальчишки с лопатами и тачкой без колеса.
     - Они всегда здесь?
     - Днем и  ночью,  - кивнула Гита.  - Вынимают камни из одной выбоины  и
заваливают ими другую. Поэтому работа для них никогда не закончится.
     Он  нажал на педаль  тормоза.  Автомобиль  медленно подкатился  к щиту,
остановился.  Мальчишки  окружили  его,  хлопая ладонями  по крыше.  Джастин
опустил  стекло.  У  окна   возникла  улыбающаяся  физиономия  вожака,   лет
шестнадцати от роду.
     - Добрый  вечер, господин,  -  вежливо  поздоровался он. -  Я -  мистер
Симба.
     - Добрый вечер, мистер Симба, - ответил Джастин.
     - Не хотите посодействовать ремонту этой прекрасной дороги, господин?
     Джастин  передал ему  купюру в  сто  шиллингов.  Мальчишка  в  восторге
пустился в пляс, высоко вскинув руку с купюрой. Остальные аплодировали.
     - Какой  обычный тариф? - спросил он Гиту,  когда убранный  мальчишками
щит остался позади.
     - В десять раз меньше.
     Еще один автомобиль обогнал их, и вновь Джастин пристально всматривался
в сидящих в  кабине, пусть и не знал, кого ожидал там увидеть. Они въехали в
центральную  часть  города. Сверкали  вывески магазинов, кафе, на  тротуарах
толпились люди.  Мимо пролетали автобусы. Слева донесся  скрежет металла, за
которым последовали автомобильные гудки  и крики. Гита по-прежнему указывала
дорогу: направо, налево, через ворота. Джастин преодолел небольшой подъем  и
въехал  по  двор квадратного  четырехэтажного  здания. По периметру тянулись
подсвеченные слова: "ПРИДИ В ОБЪЯТИЯ ХРИСТА".
     - Это церковь? - спросил он.
     - Стоматологическая клиника адвентистов седьмого дня, -  ответила Гита.
- После реконструкции стала жилым домом.
     Автостоянку  окружал забор  с  натянутой  поверху  колючей  проволокой.
Поставив  машину, он  вылез из  кабины, настороженно огляделся, прислушался.
Гита в тревоге погладывала на него.
     - Ты кого-то ждешь? - прошептала она.
     Он провел  ее  мимо  улыбающихся  детей  у входной  двери, по ступеням,
ведущим  в вестибюль. Написанное от  руки объявление  на дверях кабины лифта
сообщало  о том,  что лифт временно не  работает.  Они  пересекли вестибюль,
направляясь к  узкой лестнице, освещенной  тусклыми  лампами. Вслед за Гитой
Джастин  поднялся  на площадку  последнего этажа,  где царила тьма.  Джастин
зажег карманный фонарь. Из-за дверей доносились азиатская  музыка и  ароматы
восточной кухни. Отдав Гите  фонарь, вернулся к лестнице, пока она открывала
железную  решетку и три замка. Едва Гита вошла в квартиру, зазвонил телефон.
Она повернулась к Джастину, который уже стоял у нее за спиной, сняла трубку.
     - Гита, дорогая моя, привет, - услышала она обаятельный  мужской голос,
который поначалу не узнала. - Этим вечером ты потрясающе  выглядела. Это Тим
Донохью. Хочу узнать,  позволишь ли заглянуть на минуту, выпить с вами двумя
чашечку кофе под звездами?

        x x x

     Маленькая квартира  Гиты  состояла  из  трех  комнат. Окна выходили  на
ветхий склад. С улицы доносились гудки автомобилей и крики нищих, которые до
самого  последнего  момента стояли  у них на  пути. Забранное решеткой  окно
выходило на  железную лестницу,  призванную спасать  жизни  жильцов в случае
пожара,  но  из  соображений  безопасности  нижние  пролеты давно  отпилили.
Верхние же остались в неприкосновенности, и в теплые вечера Гита вылезала на
крышу,  где,   привалившись  спиной  к  деревянной  обшивке  водяного  бака,
готовилась к вступительному  экзамену  в  Форин-оффис,  который намеревалась
сдать в следующем году, слушала торопливые шаги азиатов,  снующих по зданию,
их музыку, споры, разговоры с  детьми  и убеждала себя, что находится  среди
своих.
     И  хотя эта  иллюзия рассеивалась,  как дым, едва она входила в  ворота
посольства и  надевала на  себя  другую кожу,  крыша с кошками, клетками для
птиц, развешенным на просушку бельем и люками вентиляционных шахт оставалась
одним из  тех немногих мест,  где Гита чувствовала  себя как дома. Возможно,
поэтому она  особо  и не удивилась, когда Донохью предложил выпить кофе  под
звездами. Как он узнал, что  у нее был доступ на  крышу,  оставалось для нее
загадкой,  потому  что,  насколько  она  знала,  он  никогда  не бывал  в ее
квартире. Но знал. Переступив  порог,  Донохью  прижал  палец к  губам и под
недоуменным взглядом Джастина неуклюже протиснулся в окно, вылез на площадку
железной лестницы  и  знаком  предложил им  последовать за ним.  Джастин  не
заставил себя ждать, а Гита присоединилась  к  ним  через несколько минут, с
подносом, на котором стояло все необходимое для  кофе. Донохью уже сидел  на
каком-то ящике, а Джастин,  как  только  Гита опустилась  на  теплое железо,
пристроился рядом с ней.
     - Как  тебе удалось миновать границу, старина?  -  осведомился Донохью,
перекрывая уличный шум, и пригубил кофе.
     - Сафари-тур, - ответил Джастин.
     - Из Лондона?
     - Из Амстердама.
     - Большая группа?
     - Самая большая, какую я только смог найти.
     - Как Куэйл?
     - Более-менее.
     - И где ты спрыгнул с корабля?
     - В Найроби. Как только мы прошли таможню и паспортный контроль.
     -  Умница. Я  тебя недооценил. Думал, что  ты  воспользуешься  наземным
маршрутом. Скажем, через Танзанию.
     -  Он не  позволил  мне  встретить его в аэропорту,  - вставила Гита. -
Приехал на такси уже ночью.
     - Что тебе нужно? - спросил Джастин.
     - Спокойной жизни,  если ты не  считаешь, что я прошу  слишком многого,
старина. Я уже в  том возрасте.  Не хочу больше  никаких  скандалов. Никаких
сенсаций. Никаких парней, которые суют  голову в петлю, пытаясь отыскать то,
чего уже нет. - Он повернулся к Гите: - Зачем ты летала в Локи, дорогая?
     - По моей  просьбе, - послышался голос Джастина, прежде чем она нашлась
с ответом.
     -  Разумеется,  тебе  она  отказать  не  могла, -  одобрительно  кивнул
Донохью.  -  И я уверен, поездка эта имела  прямое отношение к Тессе. Гита -
замечательная  девушка,  -   а  потом   вновь   обратился   к  Гите,   более
требовательным  голосом:  -  И ты  нашла то,  что  искала,  дорогая?  Миссия
увенчалась успехом? Я в этом даже не сомневаюсь.
     Вновь ему ответил Джастин:
     -  Я  просил ее  узнать, как  прошли там  последние  дни  Тессы.  Хотел
убедиться, что в Локи они поехали по той самой причине, которую назвали нам:
семинар по правам женщин. Так оно и было.
     - И ты с этим полностью согласна, не так ли, дорогая? - спросил Донохью
у Гиты.
     -Да.
     - Вот  и  славненько,  -  Донохью  отпил кофе.  - Поговорим о  деле?  -
предложил он Джастину.
     - Я думал, мы о нем и говорим.
     - О твоих планах.
     - Каких планах?
     - Вот именно.  К  примеру,  если ты хочешь перемолвиться тихим словом с
Кенни  К. Куртиссом,  думаю, ты будешь  понапрасну  сотрясать  воздух. Банки
забрали свои игрушки. Фармакологическое отделение  "Три Биз" отходит  новому
хозяину - "КВХ".
     Никакой реакции со стороны Джастина не последовало.
     -  Я  хочу  сказать, Джастин,  что стрелять в  того,  кто  и так мертв,
сатисфакции не принесет. Ты ведь жаждешь ее, не так ли?
     Джастин молчал.
     - Что же касается убийства  твоей жены, то, как  ни больно мне говорить
об этом, Кенни К.  не, повторяю,  не является соучастником преступления. Так
же,  как  его  "шестерка" мистер Крик, хотя  я не сомневаюсь,  что  он бы  с
радостью ухватился  за такое предложение, если б  к  нему  обратились. Крик,
естественно,  сообщал  "КВХ"  обо всех передвижениях  Тессы и  Арнольда.  Он
активно  использовал  местные  источники информации  Кенни  К., в  частности
кенийскую  полицию,  чтобы  приглядывать  за ними. Но  Крик - не  соучастник
преступления, так же, как Кенни К. Слежка не превращает его в убийцу.
     - Кому докладывал Крик? - спросил голос Джастина.
     - Крик  докладывал  автоответчику  в  Люксембурге,  который  уже сняли.
Дальнейший путь  информации ни мне, ни тебе не установить. Но в конце концов
она достигала ушей джентльменов, которые ее и убили.
     - Марсабит, - с горечью выдохнул Джастин.
     -  Действительно.  Знаменитый  марсабитский  дуэт  на  большом  зеленом
вездеходе  для  сафари.  Работа  стоила миллион  долларов,  которые  получил
руководитель операции, известный как  полковник  Элвис. Как  он их  разделил
между остальными  участниками,  никому  не известно.  Мы  только  знаем, что
фамилия его не Элвис и до полковника он не дослужился.
     - Сообщал Крик в Люксембург о  том, что  Тесса  и Арнольд едут на озеро
Туркана?
     - Пока это большой вопрос.
     - Почему?
     - Потому что Крик на него не отвечает. Боится. И мне хотелось бы, чтобы
ты  тоже  не  был чужд  страху.  Он  боится, что  слишком  уж  легко делился
информацией, поскольку  некоторые его друзья,  узнав об  этом, могут вырвать
ему язык, чтобы освободить во рту место для яиц. Возможно, у него есть на то
основания.
     - Чего ты хочешь? - повторил Джастин. Он уже сидел на корточках рядом с
Донохью, заглядывая в запавшие глаза.
     - Хочу  убедить тебя отказаться от  задуманного,  дорогой  мой. Сказать
тебе, что  ты не найдешь то, что  ищешь,  но это не помешает тебе найти свою
смерть. За  твою голову назначена цена, в том  случае,  если ты  хоть  одной
ногой ступишь в Африку, а  ты уже стоишь здесь обеими ногами. Каждый наемник
и главарь банды  мечтает о том,  чтобы поймать  тебя в перекрестье  прицела.
Мертвый  ты стоишь  полмиллиона, миллион,  если удастся обставить  все  так,
словно ты покончил  жизнь самоубийством, и  это предпочтительный вариант. Ты
можешь нанять телохранителей, но пользы от этого тебе не будет. Возможно, ты
наймешь тех самых людей, которые и мечтают тебя убить.
     - Какое твоей службе дело, останусь ли я в живых или умру?
     - Службе, безусловно,  до  этого дела нет,  а вот лично мне не хотелось
бы, чтобы  плохиши  победили,  -  Донохью  глубоко вдохнул.  -  В  контексте
вышесказанного сообщаю, что Арнольд Блюм  мертв, и уже давно. Поэтому,  если
ты собираешься спасать Блюма, то, боюсь, спасать некого.
     - Докажи, - коротко  бросил  Джастин,  а Гита, отвернувшись  от мужчин,
уткнулась лицом в ладони.
     - Я старый, я умираю, и мои работодатели имеют полное право расстрелять
меня  на заре за то, что я тебе рассказываю. Вот тебе доказательства.  Блюма
отключили,  бросили в вездеход, увезли в пустыню.  Где не  было  ни воды, ни
тени, ни еды. Пару дней пытали  в надежде узнать,  не остался  ли где-нибудь
второй комплект дискет, которые они нашли в джипе. Извини, Гита. Блюм сказал
"нет",  файлы из компьютера на  второй комплект дискет они не копировали, но
кто мог поверить  этому "нет"? Вот они и пытали его  до  смерти, на  случай,
если второй комплект все-таки существовал, и потому, что им это нравилось. А
потом оставили тело гиенам. К сожалению, это правда.
     - О боже, - прошептала Гита своим рукам.
     - Так что ты  можешь вычеркнуть Блюма из своего списка, Джастин, вместе
с  Кенни К. Куртиссом. Ни один  из них не  стоит приезда  в Кению, - на этом
Донохью  не  остановился.  -  Далее, Портер Коулридж  сражается  за  тебя  в
Лондоне. И это уже не секрет. Еще чуть-чуть, и ты все прочитаешь в газетах.
     Джастин исчез из поля зрения Гиты. Оглядевшись, она обнаружила, что  он
стоит у нее за спиной.
     -  Портер требует, чтобы  расследование убийства  Тессы вновь  поручили
полицейским,  которые  первыми  приезжали  в Найроби,  требует, чтобы голова
Гридли легла рядом  с  головой Пеллегрина. Он хочет,  чтобы  отношения между
Куртиссом,  "КВХ"  и  английским правительством стали предметом рассмотрения
парламентской комиссии, которая заодно должна выяснить и роль Сэнди Вудроу в
этой  истории.  Он  хочет,  чтобы  препарат  исследовала группа  независимых
ученых,  если  такие  еще  остались.  Он  также выяснил,  что  во  Всемирной
организации  здравоохранения существует  комитет  по  этике,  который  может
заняться этим вопросом. Если ты  сейчас вернешься  домой,  то, возможно,  на
пару  с Портером вы  сдвинете  эту  гору. Вот почему я и заглянул  к вам,  -
радостно закончил он,  допил кофе, встал. - Перевозить людей через границы -
это  немногое,  что  мы  умеем. Поэтому, если захочешь  покинуть  Кению,  на
самолете или иным путем, пусть Гита мне подмигнет.
     - Большое тебе спасибо, - поблагодарил его Джастин.
     - Вот, к сожалению, и все, что я хотел сказать. Спокойной ночи.

        x x x

     Гита  легла  в  кровать,  оставив  дверь  спальни открытой. Смотрела  в
потолок, не зная, плакать ей или молиться. Она давно  уже смирилась  с  тем,
что Блюм мертв, но  и представить себе не могла, что ему выпала такая долгая
и мучительная смерть. Ей хотелось вернуться в стены монастыря и вернуть веру
в то, что именно по воле господа человек может  подняться так высоко и пасть
так низко. По другую сторону стены Джастин сидел за ее столом,  что-то писал
ручкой,  отказавшись воспользоваться ее лаптопом. Самолет в Локи  отбывал из
аэропорта Уилсона в семь утра, то есть в ее квартире ему оставалось провести
один  час. Она  предложила  отвезти  его  в  аэропорт,  но  он  сказал,  что
воспользуется  одним  из  такси, которые  всегда стояли  у  отеля  "Серена".
Раздался стук в дверь.
     - Гита?
     Она поднялась.
     - Заходи.
     - Будь так любезна, Гита, отправь, пожалуйста, это  письмо,  -  Джастин
протянул ей пухлый конверт, адресованный какой-то женщине в Милане. - Это не
моя подружка, на случай, если тебя  разбирает любопытство. Она  - тетя моего
адвоката. -  Редкая  улыбка... -  А это  письмо  для  Портера Коулриджа.  На
конверте  я  написал  адрес  его  лондонского клуба. Только,  пожалуйста, не
пользуйся услугами курьерских  служб и  экспресс-почты. Отправь письма через
обычное   кенийское  почтовое  отделение.  Я  безмерно  благодарен  тебе  за
оказанную мне помощь.
     Тут уже  она  больше не могла сдерживаться и  бросилась  ему на  грудь,
обняла  и  крепко прижималась  к  нему всем  телом, пока  он  осторожно,  но
решительно не отстранился...


        Глава 23

     Капитан  Маккензи  и его  второй пилот, Эдзард,  занимают свои  места в
рубке "Буффало". Рубка  представляла  собой приподнятую платформу в  носовой
части фюзеляжа, не отделенную от салона ни дверью, ни стеной. За платформой,
ниже ее, стоит старое кресло викторианской эпохи, из тех, что зимним вечером
пододвигают к камину, чтобы,  сев в него,  согреть озябшие ноги. В нем сидит
Джастин  с  наушниками  на голове, с  черным  нейлоновым ремнем безопасности
поперек живота. Изредка он  сдвигает наушники, чтобы  услышать вопросы белой
женщины из Зимбабве, ее зовут Джейми, которая  удобно  устроилась среди кучи
коричневых мешков. Джастин пытался  поменяться  с ней местами,  но  Маккензи
разом  осадил  его: "Это ваше место". Хвостовую часть  салона занимают шесть
суданских  женщин, с разной степенью  ужаса переносящих полет, одна блюет  в
пластиковый  пакет.  Салон освещен  флюоресцентными  лампами  под  потолком,
которые  упрятаны  за  матовые пластиковые  панели.  Мерно гудят  двигатели.
Фюзеляж недовольно поскрипывает, словно жалуясь
     на то, что его лишили заслуженного отдыха: этот  алюминиевый конь  свое
уже  отвоевал.  Нет никакого намека  ни  на систему кондиционирования, ни на
парашюты.  Облупившийся красный крест на боковой панели  показывает,  что за
ней  находится  аптечка.  Под  крестом  -  надежно закрепленные канистры,  с
надписью "Керосин" на  каждой. <I>"В  этом  самолете Тесса  и Арнольд совершили
свое  последнее воздушное путешествие,</I> -  думал  Джастин, -  <I>и  этот человек
сидел за штурвалом. Последнее путешествие перед самым последним..."</I>
     -  Значит,  вы  - друг Гиты,  -  уточнил  Маккензи,  когда Сара-Суданка
привела Джастина в его тукул в Локи и оставила мужчин вдвоем.
     -Да.
     -   Сара   говорит,   что   у  вас   есть   пропуск,   выписанный   вам
представительством Южного Судана в Найроби, но вы  куда-то его задевали. Это
так?
     -Да.
     - Вас не затруднит показать мне ваш паспорт?
     - Отнюдь, - Джастин протянул ему паспорт Аткинсона.
     - И чем вы занимаетесь, мистер Аткинсон?
     - Я журналист. Из лондонской "Телеграф".  Пишу  статью об  операции ООН
"Линия жизни" в Судане.
     - Все  это  очень  печально, учитывая,  что операция  "ЛЖ" как  никогда
нуждается в рекламе. А тут какой-то клочок бумаги перечеркивает все надежды.
Знаете, где вы его потеряли?
     - К сожалению, нет.
     - Сейчас мы перевозим  в основном зерно и  соевое масло. Плюс  предметы
первой необходимости  для  наших  парней  и  девчат,  работающих  в  Судане.
Мотаемся, знаете ли, взад-вперед. Устроит вас такой вариант?
     - Более чем.
     -  Не возражаете против  того,  чтобы посидеть час-другой на полу джипа
под стопкой одеял?
     - Абсолютно.
     - Тогда по рукам, мистер Аткинсон.
     И  в   дальнейшем  Маккензи  неукоснительно  следует  этой  легенде.  В
самолете,  как и  любому  другому  журналисту, описывает  подробности  самой
дорогой операции по  ликвидации  голода, когда-либо  проводившейся в истории
человечества.  Информация  поступает  порциями,  часть  ее  теряется  в шуме
двигателей.
     -  В  Южном  Судане  есть люди,  которые питаются  нормально,  питаются
удовлетворительно,  питаются плохо, и  те,  кому вообще  нечего есть. Задача
Локи -  максимально точно распределить людей по соответствующим  категориям.
Каждая метрическая тонна, перевозимая  нами,  обходится ООН в  тысячу триста
долларов США. В гражданских войнах богатые умирают первыми. Потому что, если
у  них  украдут скот,  они  не могут приспособиться  к жизни.  Для  бедняков
практически ничего не меняется.  Люди выживают, лишь когда земля  достаточно
безопасна  для того, чтобы на ней что-то выращивать. К сожалению, безопасных
земель здесь немного. Я не очень спешу? Вы поспеваете за ходом моих мыслей?
     - Да, конечно, благодарю вас.
     - Поэтому в Локи приходится накапливать запасы продовольствия и заранее
определять, где  и когда может возникнуть голод. Сейчас мы как раз находимся
в начале очередного периода активных поставок продовольствия. Но момент надо
выбирать точно. Если поставки совпадут с жатвой, мы погубим остатки  местной
экономики. Если  чуть припоздниться  -  они  уже умирают  от  голода.  Между
прочим,  воздушный путь -  единственный.  Если  отправлять продовольствие по
земле, его крадут, очень часто сами водители.
     - Да. Я понимаю. Конечно.
     - Ничего не хотите записать?
     "Если  вы журналист, то  и  изображайте  оного", - так следует понимать
последний вопрос Маккензи. Джастин раскрывает блокнот, а  лекцию  продолжает
Эдзард. Он касается опасности полетов, которые они выполняют...
     - Продовольственные пункты делятся  на четыре  группы, мистер Аткинсон.
Четвертая - доставка  туда невозможна. Третья - повышенной опасности. Вторая
- умеренной опасности. Первой группы, где опасность нулевая, в Южном  Судане
нет. Понятно?
     - Понятно. Разумеется. Слово вновь берет Маккензи.
     - По прибытии принимающая сторона по радио сообщает, в какой группе они
находятся.  Если  возникнет  чрезвычайная ситуация, делайте все, что он  вам
скажет.  Лагерь, в  который  мы  сегодня  летим,  находится  на  территории,
контролируемой генералом Гарангом, который выдал утерянную вами визу. Но эта
территория подвергается регулярным нападениям как с севера, так и с юга, где
хозяйничают враждующие с Гарангом племена. Не думайте, что мы сталкиваемся с
простым противостоянием юг-север. Отношения  племен меняются в  одночасье, и
они  воюют  как  между  собой,  так  и  с  мусульманами   севера.  Успеваете
записывать?
     - Естественно.
     - Судан -  страна, созданная фантазией колониального картографа. На юге
- зеленые поля, нефть и христиане-анимисты.  На  севере - пустыня,  песок  и
банды  мусульман-экстремистов,  стремящиеся заставить  всех  жить по законам
шариата. Знаете, что это такое?
     - Более-менее, - ответил Джастин, который  в  прошлой  жизни написал на
сей счет не один десяток отчетов.
     - В  результате у  нас  есть  все необходимые  условия для  обеспечения
постоянного  голода.   Недоработки  засухи  устраняют  гражданские  войны  и
наоборот.  Но  законное   правительство  по-прежнему  находится  в  Хартуме.
Поэтому, какую бы помощь ООН ни оказывала югу, Хартум обязательно имеет свою
долю.  Отсюда, мистер Аткинсон, и уникальный треугольник из ООН, хартумского
правительства  и мятежников, которых это самое правительство  изо  всех  сил
старается сжить со света. Улавливаете мою мысль?
     -  Вы  летите  в  Лагерь-семь!   -  кричит  ему  в  ухо  Джейми,  белая
зимбабвийка, рупором сложив ладони у рта. Джастин кивает.
     -  Сейчас Седьмой - опасная зона! Моя подруга удирала оттуда две недели
тому  назад.  Одиннадцать часов шла  по болотам, потом еще  шесть без штанов
ждала самолета!
     - Что случилось с ее штанами? - кричит в ответ Джастин.
     - Там приходится их снимать! И  мальчикам, и девочкам! Ужасно  натирают
кожу! Мокрые, горячие, дымящиеся штаны. Оставаться в них - хуже пытки! - Она
делает  паузу,  отдыхает, потом вновь подносит руки ко рту. - Если  увидите,
что скот выгоняют из деревни, - бегите. Если вслед за скотом  уходят женщины
- бегите быстрее. Один  наш парень бежал четырнадцать часов кряду без  воды.
Похудел на восемь фунтов. За ним гнался Карабино.
     - Карабино?
     - Карабино  был  хорошим,  пока не  присоединился  к  северянам. Теперь
извинился и вновь вернулся к  нам. Все очень довольны.  Никто не спрашивает,
где он был. Вы летите туда впервые?
     Джастин опять кивает.
     - Послушайте, по  большому счету, опасаться  нечего. Не  волнуйтесь.  И
Брандт - это голова.
     - Кто такой Брандт?
     -  Координатор распределения  продовольствия  в  Лагере-семь.  Все  его
любят. Совсем ку-ку. Большой божий человек.
     - Как он туда попал? Она пожимает плечами.
     -  Называет себя бездомным  дворнягой, как и мы все. Там ни  у кого нет
прошлого. Это прописная истина.
     - Давно он в Лагере-семь? - кричит Джастин. Джейми слышит его только со
второй попытки.
     - Кажется, шесть месяцев! Шесть месяцев в полевых условиях без перерыва
- это целая жизнь, поверьте мне! Не  приезжал в Локи даже  на два дня, чтобы
отдохнуть и развеяться! - Утомленная криком, она падает на мешки.
     Джастин расстегивает ремень безопасности, подходит к иллюминатору. <I>"Это
путь, который ты проделала. Это треп, который ты выслушивала. Это то, что ты
видела".</I>  Под  ним  лежит  изумрудное  нильское  болото,  подернутое  дымкой
горячего воздуха, разорванное  черными зигзагами открытой воды. На холмах  в
загонах теснится скот.
     - Племена никогда не скажут,  сколько у них  скота! -  Джейми уже стоит
рядом, кричит в ухо. - Выяснить это  - одна из  задач координатора!  Козам и
овцам отводят середину загона. Коровы  -  у забора, телята  с ними!  Тут  же
собаки!  По  ночам они  жгут высушенный  коровий  навоз  в  своих  маленьких
домиках, расположенных по периметру. Дым отгоняет хищников, согревает коров,
становится  причиной  их ужасного кашля! Иногда в  загон попадают женщины  и
дети! Девочек  в  Судане  кормят лучше всех!  Если  они хорошо  питаются, от
жениха можно получить за них более высокую цену! - улыбаясь, она похлопывает
себя по животу. - Мужчина может иметь столько жен, сколько сможет содержать.
Вы и представить себе не  можете,  как здорово они исполняют танец живота...
честное слово, - она закрывает рот рукой, потом начинает дико хохотать.
     - Вы - координатор распределения продовольствия?
     - Его помощница.
     - Как вы получили эту работу?
     - Пошла в нужный ночной клуб в Найроби! Хотите, загадаю вам загадку?
     - Конечно.
     - Мы везем сюда зерно, так?
     - Так.
     - Потому что север воюет с югом, так?
     - Продолжайте.
     - Большая часть  зерна, которое мы перевозим, выращивается  в  Северном
Судане. Остальное - излишки,  которые произведены  американскими  фермерами.
Так  уж сложилось. На  деньги гуманитарных организаций покупается хартумское
зерно.  Хартум использует  эти  деньги  на  покупку оружия для войны с югом.
Самолеты, привозящие  зерно  в  Локи,  взлетают с  того  же аэродрома, что и
хартумские бомбардировщики, сравнивающие с землей деревни Южного Судана.
     - А где загадка?
     -  Почему  ООН  финансирует бомбардировки  Южного Судана и одновременно
кормит жертв этих бомбардировок?
     - Я - пас.
     - Потом вы собираетесь вернуться в Локи? Джастин мотает головой.
     - Жаль, - говорит она и подмигивает.
     Джейми возвращается к своему месту на  мешках с зерном, между коробок с
соевым  маслом.  Джастин  остается у  иллюминатора, наблюдает, как солнечный
зайчик отбрасывается  самолетом на  мерцающие  болота. Горизонта не было.  В
отдалении болота плавно  перетекали  в туман. <I>"Мы можем лететь всю  жизнь,</I> -
говорит  он  ей, - <I>и так и  не  увидеть  твердой  земли".</I> Без предупреждения
"Буффало" начинает  пологий спуск.  Болото становится бурым,  черные зигзаги
воды упираются  в  сушу.  Появляются  отдельные  деревья.  Солнечный  зайчик
самолета  скользит  между ними.  Эдзард  взял  управление на  себя.  Капитан
Маккензи  изучает  какой-то  буклет.  Поворачивается  и   знаком  предлагает
Джастину  сесть. Тот  возвращается  к креслу, защелкивает  на животе  ремень
безопасности, смотрит на часы.  Они летят уже три часа. Эдзард резко бросает
самолет вниз. Коробки  с туалетной  бумагой  ползут по металлическому полу и
ударяются  в платформу у  ног Джастина. В иллюминатор он видит кончик крыла,
за ним - россыпь хижин. В наушниках - шум статическ
     ого  электричества. Сквозь какофонию звуков прорывается  грубый голос с
немецким акцентом, сообщающий ситуацию на земле. Джастин выхватывает  слова:
"решительно  и  быстро".  Самолет  начинает  сильно  трясти.  Приподнявшись,
насколько  позволяет  ремень  безопасности,  через окно рубки Джастин  видит
полоску красной земли, пересекающую  зеленое поле.  Уложенные  рядком  белые
мешки  служат  маркерами.  Много  мешков  навалено   в  углу  поля.  Самолет
выравнивается, и солнечный луч обжигает шею Джастина. Он плюхается в кресло.
Голос с немецким акцентом вдруг начинает звучать ясно и отчетливо.
     - Давай, Эдзард,  спускайся, старина.  На  обед  у нас сегодня отличное
жаркое из козлятины. Маккензи, надеюсь, с тобой?
     Но Эдзарду не до светской болтовни.
     - Что это за мешки в углу  поля, Брандт? Кто-то недавно приземлился? На
земле стоит еще один самолет?
     - Это  пустые мешки,  Эдзард.  Не  обращай на них  внимания  и  садись,
слышишь меня? Этот шустрый журналист с вами?
     Отвечает Маккензи предельно лаконично:
     - С нами.
     - Кто еще на борту?
     - Я! - радостно вопит Джейми.
     - Один журналист,  одна  нимфоманка, шесть возвращающихся  делегаток, -
ровным голосом отвечает Маккензи.
     - Что ты можешь сказать о нем? О журналисте?
     - Сам все увидишь.
     В рубке смеются, голос с иностранным акцентом отвечает тем же.
     - Почему он нервничает? - спрашивает Джастин.
     - Они  все нервничают. Лагерь находится практически на передовой. Когда
мы  приземлимся,  мистер Аткинсон, пожалуйста, оставайтесь  рядом  со  мной.
Протокол требует, чтобы я первым представил вас комиссару.
     Посадочная полоса -  сильно  вытянутый теннисный корт, кое-где заросший
травой. Туземцы и собаки появляются из рощи и направляются к  полосе. Хижины
с  коническими  крышами.  Эдзард  проходит  над  полосой на  низкой  высоте,
Маккензи всматривается в буш с обеих ее сторон.
     - Плохишей нет? - спрашивает Эдзард.
     - Плохишей нет, - подтверждает Маккензи.
     "Буффало" клюет носом, выравнивается, резко идет вниз. Посадка жесткая.
Клубы  красной пыли  заволакивают  иллюминаторы.  Самолет  ведет  влево, еще
больше  влево, натужно скрипят веревки, удерживающие  груз. Двигатели ревут,
фюзеляж вибрирует,  что-то стонет, трещит. Двигатели смолкают. Пыль оседает.
Они  прибыли.  Джастин  сквозь  рассеивающуюся  пыль  видит  в  иллюминаторе
направляющихся  к  самолету  людей: африканские  сановники, дети, две  белые
женщины  в  джинсах,  футболках, с  браслетами  на  руках. А  по  центру,  в
коричневом  хомбурге,  шортах  цвета  хаки  и  изношенных  замшевых  туфлях,
улыбаясь  во весь  рот,  веселый, здоровый, выступает  Марк Лорбир,  но  без
стетоскопа.

        x x x

     Суданские женщины вылезают  из  самолета и  присоединяются  к  галдящей
толпе  своих  соотечественников.  Джейми-Зимбабвийка  с  криками  счастья  и
радости обнимает своих коллег, потом Лорбира, снимает с него хомбург, гладит
по рыжим  волосам,  а  Лорбир,  сияя,  как  медный таз, шлепает ее по заду и
заливается  смехом, словно школьник в  день  рождения. Носильщики из племени
динка залезают в  салон и, следуя указаниям Эдзарда, начинают разгрузку.  Но
Джастин остается в кресле, пока  Маккензи  не  зовет  его. Они спускаются по
трапу  и уходят  от толпы к небольшому холму, на котором  старейшины племени
динка,  в  черных  брюках  и  белых  рубашках,  сидят  в  садовых   креслах,
установленных полукругом в тени дерева. Центральное кресло занимает комиссар
Артур,  сухонький, седовласый, с высеченным  из камня  лицом и пронзительным
взглядом глубоко  посаженных глаз. На  голове у него  красная бейсболка, над
козырьком вышито золотом: "Paris".
     - Итак, вы  - человек пишущий,  мистер  Аткинсон,  -  говорит  Артур на
безупречном  архаичном  английском,  после  того  как  Маккензи представляет
мужчин друг другу.
     - Совершенно верно, сэр.
     -  Какой журнал или другое печатное  издание, если позволите  спросить,
удостоено чести пользоваться вашими услугами?
     - Лондонская газета "Телеграф".
     - Воскресное издание?
     - Скорее ежедневное.
     - Обе прекрасные газеты, - заявляет Артур.
     -   Артур  был  сержантом  Суданских  сил  обороны,  когда  эта  страна
находилась под британским мандатом, - объясняет Маккензи.
     - Скажите мне, сэр.  Я  не ошибусь, сказав, что вы прибыли сюда,  чтобы
обогатить свои знания?
     - И знания моих читателей тоже, сэр, я на это очень надеюсь, - отвечает
Джастин,  настоящий  дипломат,  уголком  глаза  замечая,  что  Лорбир и  его
сопровождающие пересекают посадочную полосу.
     -  Тогда, сэр, мне бы  очень  хотелось, чтобы вы обогатили знания  моих
людей,  прислав  сюда  английские книги.  ООН  кормит наши  тела,  но  редко
вспоминает  о  наших  душах.  Мы  предпочитаем  книги  английских  классиков
девятнадцатого столетия. Возможно, ваша газета сможет оказать  нам посильную
помощь.
     - Я, безусловно, передам  им  вашу просьбу, -  отвечает Джастин. За его
правым плечом Лорбир и его люди подходят к подножию холма.
     - Мы  очень рады вашему  приезду, сэр.  Как долго мы будем наслаждаться
вашим обществом, сэр?
     За  него отвечает Маккензи.  Лорбир и сопровождающие  останавливаются у
подножия холма, дожидаясь, пока к ним спустятся Маккензи и Джастин.
     - До  завтрашнего дня,  Артур.  Мы улетим  в это же  время,  -  говорит
Маккензи.
     - Но  не дольше, пожалуйста, - Артур искоса оглядывает придворных. - Не
забудьте про нас после отъезда, мистер Аткинсон. Мы будем ждать ваши книги.
     - Жаркий  день, - отмечает Маккензи, когда  они  спускаются с холма.  -
Должно быть, уже сорок два, а еще не вечер. И все же это рай на земле. Вылет
завтра в это же время, не забудьте. Привет, Брандт. Вот твой журналист.

        x x x

     Джастин  не  ожидал  столкнуться с таким  дружелюбием. Глаза, которые в
больнице Ухуру не видели его в упор, теперь светятся радушием. На обожженном
солнцем лице просто не хватает  места для искренней, заразительной улыбки. В
горловом   голосе,  что-то  нервно  бормотавшем  в  палате  Тессы,  появился
командирский  металл. Двое  мужчин  обмениваются  рукопожатием, пока  Лорбир
говорит.  Лорбир  сжимает  руку  Джастина  двумя  руками.  Рукопожатие   его
дружеское, крепкое.
     -  Вас  проинструктировали  в  Локи,  мистер Аткинсон,  или вся тяжелая
работа оставлена на меня?
     - Боюсь, времени для инструктажа  у меня  не  было, - отвечает Джастин,
тоже улыбается.
     -  Ну  почему журналисты  всегда  торопятся, мистер  Аткинсон? - весело
жалуется Лорбир, отпускает руку Джастина, чтобы обнять его за плечо и увлечь
к посадочной полосе. -  Неужели в  наши дни  правда так быстро меняется? Мой
отец всегда учил меня: правдивое - вечно.
     - Мне бы очень хотелось, чтобы он просветил в этом моего редактора.
     - Но,  возможно,  ваш редактор  не верит  в  вечность?  - осведомляется
Лорбир, разворачивает Джастина, подносит палец к его лицу.
     - Возможно, не верит, - не спорит Джастин.
     - А вы? - Брови, словно у клоуна, вопросительно взлетают вверх.
     На  мгновение Джастин теряется.  "<I>Чего  я притворяюсь? Это  же  Лорбир,
предатель!"</I>
     -  Думаю, что мне надо  еще пожить какое-то время, прежде чем  я  смогу
ответить на этот вопрос.
     Его слова вызывают у Лорбира приступ смеха.
     -  Но  не слишком долго, старина! Иначе вечность придет и заберет вас к
себе!  Вы когда-нибудь видели,  как сбрасывают продовольствие? - внезапно он
понижает голос, хватает Джастина за руку.
     - Боюсь, что нет.
     - Тогда я вам покажу. И  вы  сразу поверите в вечность, уверяю вас. Его
сбрасывают четыре раза в день, и всякий раз это божественное чудо.
     - Вы очень добры.
     Лорбир готовится произнести стандартный монолог.  Джастин, многоопытный
дипломат, софист, это чувствует.
     -  Мы  стараемся  быть  эффективными,  мистер  Аткинсон.  Мы  стараемся
накормить тех, кто действительно голоден. Возможно, мы  раздаем лишнее. Я не
считаю это  преступлением, если  люди,  которые  приходят  к нам,  голодают.
Возможно, где-то они лгут нам,  о том, как живут в своих деревнях, как много
их соседей умирает.  Возможно, благодаря нам появится несколько  миллионеров
черного рынка. Это, конечно, плохо. Вы согласны?
     - Согласен.
     Джейми возникает рядом  с Лорбиром, ее  сопровождает группа африканских
женщин. У них в руках папки с зажимом для бумаг.
     - Возможно, владельцы продовольственных лавок не любят нас,  потому что
мы  подрываем  их торговлю.  Возможно,  колдуны  говорят, что  мы  со своими
высокоэффективными   западными  лекарствами   лишаем  их  работы.  Возможно,
раздачей продовольствия мы создаем зависимость. Понимаете?
     - Понимаю.
     Улыбка во все тридцать два зуба отметает все эти мелочи.
     -  Послушайте, мистер  Аткинсон. Расскажите об  этом  вашим  читателям.
Расскажите толстозадым бюрократам ООН в Женеве и Найроби. Всякий  раз, когда
мой продовольственный пункт вкладывает ложку  овсяной каши в рот голодающего
ребенка, я делаю свою работу.  И следующей ночью сплю за пазухой  у господа.
Потому что оправдал свое появление на свет божий. Вы скажете им об этом?
     - Я постараюсь.
     - Как вас зовут?
     - Питер.
     - Брандт.
     Они   вновь   пожимают  друг  другу  руки.  На   этот  раз  рукопожатие
затягивается.
     -  Спрашивайте меня  о  чем хотите,  Питер. Договорились?  У  меня  нет
секретов от бога. Хотите спросить о чем-то особенном?
     - Пока нет. Возможно, позже, когда я немного пообвыкну.
     - Это хорошо. Знакомьтесь с обстановкой. Правдивое - вечно,так?
     - Так.

        x x x

     Наступает время молитвы.
     Время святого причастия.
     Время чуда.
     Время разделить тело Христово со всем человечеством.
     Так вещает Лорбир, и слова  его Джастин записывает в блокнот, в тщетной
попытке  не  поддаться обаянию своего  гида. Это  время, "когда человеческий
гуманизм исправляет ошибки человеческой злобы". Еще одна истина, слетающая с
губ Лорбира, пока он, прищурившись, оглядывает жаркие небеса,  своей улыбкой
призывая  благоволение господа,  и  Джастин  чувствует,  как плечо человека,
предавшего Тессу, упирается в его плечо. Подтягиваются другие зрители. Ближе
всех  стоят  Джейми-Зимбабвийка  и  комиссар  Артур  со своими  придворными.
Собаки,  африканцы  в  красных  одеждах,   голые  дети  выстраиваются  вдоль
посадочной полосы.
     -  Сегодня  мы  кормим  четыреста  шестнадцать семей, Питер.  Каждая  в
среднем из шести  человек. Комиссару я  отдаю пять процентов всего,  что нам
сбрасывают.  Неофициально.  Вы -  хороший  парень,  поэтому  я вам  об  этом
рассказываю. Если послушать комиссара, то в Судане проживает никак не меньше
ста миллионов человек. Еще одна наша проблема - слухи. Стоит одному человеку
сказать, что он видел вооруженного  всадника, как десять тысяч  обращаются в
бегство, бросая свои посевы и деревни.
     Он замолкает. Джейми вскидывает одну руку к небу, а второй находит руку
Лорбира и сжимает ее. Комиссар и его придворные тоже слышат звук авиационных
двигателей, поднимают головы, широко раскрывают глаза,  их губы расползаются
в улыбке. Джастин находит в небе черную точку. Постепенно точка превращается
в  еще один "Буффало", двойник  того, что доставил его сюда, белый, храбрый,
одинокий, летящий над самыми вершинами деревьев. Потом он исчезает, казалось
бы, с тем, чтобы уже  не вернуться. Но паства Лорбира не теряет веры. Головы
подняты  к небу,  все  жаждут возвращения  самолета. И он появляется  вновь,
летит по прямой,  на небольшой высоте. В горле  Джастина возникает комок, на
глазах появляются слезы, когда  хвостовой  люк самолета  начинает изливаться
белым  дождем  из мешков с  продовольствием.  Поначалу они игриво  парят, но
потом, под собственным весом, набирают скорость  и тяжело плюхаются  в район
сбрасывания. Самолет делает круг, чтобы повторить маневр.
     -  Видели,  каково это? - шепчет Лорбир. На  его глазах  тоже слезы. Он
плачет четыре раза в день? Или только при зрителях?
     - Видел, - подтверждает Джастин. <I>"Как  видела ты и, как  я, несомненно,
на мгновение стала членом его церкви".</I>
     -  Послушайте. Нам  нужно больше посадочных  полос. Напишите об этом  в
вашей статье. Больше посадочных полос, расположенных ближе к деревням. Ближе
к тем, кто нуждается в продовольствии. Путь для них  слишком долгий, слишком
опасный.  Их насилуют,  им режут  глотки. Пока они  отсутствуют,  крадут  их
детей.  А когда они  приходят  сюда, выясняется, что они пришли  зря. В этот
день их  деревня продовольствия не получает. Они идут домой,  они  в  полном
замешательстве, злятся,  теряют голову. Многие гибнут. Их дети  тоже.  Вы об
этом напишете?
     - Я постараюсь.
     - Локи говорит, что  увеличение посадочных  полос требует строительства
новых продовольственных  пунктов,  новых  координаторов.  Локи говорит,  где
взять деньги? Я им отвечаю: сначала потратьте, потом найдите. Почему нет?
     На посадочной полосе другая тишина. Тишина предчувствия  дурного. Вдруг
в  лесах прячутся  мародеры, готовые  ухватить дары  небес и убежать с ними?
Большая рука Лорбира вновь сжимает предплечье Джастина.
     -  Оружия  у  нас нет, - объясняет он в ответ на  невысказанный вопрос,
который   уже  задает  себе  Джастин.  -  В  деревнях  есть  "армалайты"  <a
href="#p82">(82)</a> и "Калашниковы". Комиссар Артур покупает оружие за пять
процентов продовольствия,  которые получает  от нас, и  раздает  его  своему
племени.  Но  на  продовольственном  пункте  мы  вооружены  только  радио  и
молитвой.
     В этот  момент становится ясно, что на этот раз все обошлось без лишних
проблем.   Первые   носильщики   осторожно  выходят  на  посадочную  полосу,
заваленную  мешками.  С   папками  в  руках,   Джейми  и  другие   помощницы
координатора занимают привычные позиции. Некоторые мешки полопались. Женщины
заметают рассыпавшееся  зерно. Лорбир сжимает  предплечье  Джастина, знакомя
его с "культурой продовольственного мешка".
     - После того  как бог  изобрел сброс  продовольствия из грузового  люка
самолета,  - Лорбир  громко  смеется, - он изобрел продовольственный  мешок.
Порванные  или  целые,   эти  белые  синтетические  мешки,   проштампованные
аббревиатурой ВПП, "Всемирная продовольственная программа",  стали  столь же
необходимым товаром для  экономики Южного Судана, как и само продовольствие.
Взгляните  на  этот ветровой  конус...  на  обувь  этого  мужчины... на  его
головную  повязку... Говорю вам, если  я  когда-нибудь женюсь, то  одену мою
невесту в продовольственные мешки.
     Джейми, стоящая по  другую  руку  Лорбира,  заливисто  смеется.  К  ней
присоединяются другие помощницы координатора. Смех еще не успевает стихнуть,
когда из-за деревьев на противоположной стороне посадочной полосы появляются
три колонны женщин.  Все  они из племени динка, очень  высокие,  шесть футов
скорее правило,  чем  исключение. Всем  свойственна  характерная африканская
походка, мечта едва ли не каждой  манекенщицы.  Большинство с голой  грудью,
остальные в  платьях  медного цвета, туго обтягивающих  грудь. Их взгляды не
отрываются от сложенных в кучи мешков. Говорят они тихо, исключительно между
собой. Джастин искоса смотрит на Лорбира. Женщины тем временем называют свое
имя, берут по мешку, вскидывают в воздух и  укладывают на голову. И он видит
в  глазах Лорбира безмерную печаль, словно тот считает  себя ответственным и
за тяжелое положение африканских женщин, и за свалившийся на них голод.
     - Что-то не так? - спрашивает Джастин.
     - Женщины, они - единственная надежда Африки, Питер, - отвечает Лорбир,
шепотом, не отрывая  взгляда  от  женщин. Ищет он  среди них  Ванзу?  И всех
других  Ванз?  Его маленькие  светлые  глазки прячутся  в черной тени  полей
хомбурга. - Запишите это, Питер.  Мы отдаем продовольствие только  женщинам.
Мужчинам мы не доверяем. Нет,  сэр. Они продадут нашу овсянку на рынке.  Они
заставят своих  женщин пустить  зерно  на самогон.  Они  покупают  сигареты,
оружие, девочек. От мужчин только одни неприятности. Женщины - хранительницы
очага,  мужчины  горазды  только воевать. Вся  Африка -  арена  борьбы между
полами, Питер. Только женщины трудятся здесь во славу господа. Запишите это.
     Джастин записывает, но это напрасный  труд, потому  что те же слова  он
слышал от Тессы  каждый  день. Женщины  молчаливо  скрываются за  деревьями.
Собаки виновато слизывают оставшиеся на посадочной полосе зерна.

        x x x

     Джейми  и  другие  помощницы координатора  расходятся  по  своим делам.
Лорбир  в  коричневом  хомбурге,  с важным  видом  духовного  учителя, ведет
Джастина  через посадочную полосу, подальше от тукулов, к синей полосе леса.
С  десяток мальчишек бегут  следом. Пытаются ухватить  великого  человека за
палец. Если им это удается, они начинают рычать и скачут, высоко подбрасывая
ноги, словно танцующие эльфы.
     - Эти дети думают, что они -  львы, -  объясняет Лорбир  Джастину.  - В
прошлое воскресенье на уроке библейской школы им рассказали о том,  что львы
так  быстро сожрали Даниила,  что бог не успел его спасти. Я говорю ребятам:
"Нет, нет, вы должны  позволить богу спасти Даниила! Так написано в Библии!"
Но  они  говорят, что львы слишком голодны,  чтобы ждать.  Пусть они сначала
съедят  Даниила, а  уж  потом  бог сотворит свое чудо!  Не оживит Даниила, а
убьет львов.
     Они приближаются к сараям, которые выстроились  рядком у дальнего конца
посадочной полосы.  К каждому сараю  примыкает маленький, обнесенный забором
дворик. В каждом дворике - полный  набор тяжело, если не смертельно больных,
страждущих,  покалеченных,  обезвоженных.  Женщины,  согнутые  болью  в  три
погибели. Младенцы, облепленные мухами,  ослабевшие до такой степени, что не
могут даже  кричать. Старики в коме  от беспрерывной рвоты или диареи.  Едва
держащиеся на ногах  от усталости  врачи и  фельдшеры  пытаются создать хоть
какое-то подобие  очереди. Стоят в ней и девушки, шепчущиеся друг с другом и
нервно хихикающие. Подростки, которым не стоится на  месте, за что они время
от времени получают палкой от взрослых.

        x x x

     Сопровождаемые держащимися чуть сзади  Артуром и его  свитой, Лорбир  и
Джастин входят в  аптеку, чем-то похожую на загородный павильон у крикетного
поля.  Осторожно протискиваясь  мимо  пациентов, Лорбир  подводит Джастина к
металлической загородке, охраняемой двумя крепкими африканцами в футболках с
надписью  "Medecins  Sans  Frontieres"  <a  href="#p83">(83)</a>  на  груди.
Загородку отодвигают, Лорбир  проскальзывает за нее, снимает  хомбург, машет
рукой Джастину. Белая женщина-фельдшер и трое ее помощников что-то смешивают
и взвешивают  за  деревянным  прилавком.  Чувствуется,  что они  в  запарке.
Женщина вскидывает голову, видит Лорбира и широко улыбается.
     - Привет,  Брандт. Кто твой симпатичный друг? - спрашивает она с четким
шотландским выговором.
     - Элен, познакомься с Питером. Он  -  журналист и собирается рассказать
всему миру, что вы - ленивые бездельники.
     - Привет, Питер.
     - Привет.
     - Элен - медсестра из Глазго.
     На полках, от  пола до  потолка, стоят многоцветные картонные коробки и
стеклянные бутыли. Джастин оглядывает  их, из чистого любопытства, выискивая
знакомую  черно-красную  коробку  с  логотипом  из трех золотых  пчелок.  Не
находит. Лорбир уже занял место у полок,  приготовившись прочитать еще  одну
лекцию. Фельдшер и ее помощники обмениваются  улыбками. Опять двадцать пять.
Лорбир  держит в руке большую  бутыль с притертой  крышкой, набитую зелеными
таблетками.
     - Питер, - голос  его  очень серьезен,  -  сейчас я расскажу вам о  еще
одной линии жизни.
     "Он повторяет это  каждый день? Каждому  гостю? Это его  ежедневный акт
раскаяния? То же самое он говорил и Тессе?"
     - Восемьдесят  процентов больных СПИДом живут в  Африке, Питер.  Скорее
всего эта  цифра занижена. Из них три четверти не получают никаких лекарств.
За это мы должны благодарить фармакологические компании и их  верного слугу,
Государственный  департамент США, который  угрожает санкциями  любой стране,
которая  посмеет  наладить  производство  дешевых  аналогов  запатентованных
американских лекарств. Вам понятно? Вы успели все записать?
     Джастин кивает:
     - Продолжайте.
     - Таблетки  из этой  бутыли  стоят в  Найроби  двадцать долларов США за
штуку,  в Нью-Йорке - шесть, в  Маниле - восемнадцать. Со дня  на день Индия
начнет  производить  аналог  этого  препарата,   и  тогда  цена   упадет  до
шестидесяти  центов.  Только  не  говорите  мне  о  расходах  на создание  и
исследование. Фармакологические умельцы списали их десять лет тому назад, да
и большая часть  этих денег  была получена от государства, поэтому несут они
чушь.  Речь  же  идет  об  аморальной монополии, которая  каждый день уносит
человеческие жизни. Понимаете?
     Лорбир  прекрасно знает  свой выставочный стенд,  поэтому ему нет нужды
искать  необходимые  экспонаты. Он  ставит  бутыль,  берет  белую  с  черным
картонную коробку.
     -  Вот  это  лекарство продается  уже тридцать лет. Знаете  от чего? От
малярии. Знаете,  почему тридцать  лет? Может,  несколько  жителей Нью-Йорка
вдруг  заболеют  малярией  и  не  дай  бог,  чтобы  под  рукой не  оказалось
необходимого лекарства!  - Он берет другую коробку.  Его руки, как и  голос,
дрожат  от  праведного  гнева.   -   Вот  эта  щедрая   и   филантропическая
фармакологическая  компания  из   Нью-Джерси  пожертвовала  производимое  ею
лекарство беднейшим странам мира. Фармакологические компании хотят, чтобы их
любили. Если их не любят, у них сразу портится настроение.
     "И они становятся опасными", - думает Джастин,  но не  озвучивает  свои
мысли.
     - Почему фармакологическая компания вдруг так расщедрилась? Потому  что
они  начали производство препарата  нового поколения.  А  старый  изъяли  из
продажи.   Отдали  его  Африке   за  шесть  месяцев   до   истечения   срока
использования, получив  за  свою  щедрость  налоговые освобождения  в  сумме
нескольких  миллионов  долларов.  Плюс  сэкономили  несколько  миллионов  на
складских расходах  и уничтожении лекарственных препаратов, которые  они уже
не могли продать. Плюс все говорят: "Посмотрите на них! Какие  они хорошие".
Даже  акционеры  так  говорят,  - он переворачивает  коробку,  с  презрением
смотрит на пропечатанный на основании предельный  срок использования. - Груз
пролежал на таможенном складе в  Найроби три месяца, пока таможенники ждали,
что им  дадут взятку. Пару лет тому назад эта же  фармакологическая компания
отправила в Африку средства  для восстановления волос, отвыкания от курения,
похудания и, спасибо благотворительности, уменьшила налогооблагаемую базу на
многие миллионы долларов. Эти мерзавцы готовы на все ради по
     вышения нормы прибыли, и это правда.
     Но с особым жаром он обрушивает свой гнев на собственных работодателей,
<I>"зажравшихся  чиновников  из  гуманитарных   организаций,  обосновавшихся  в
Женеве,  которые  так   сладко  спелись  с   крупнейшими  фармакологическими
компаниями".</I>
     -  И эти люди еще  смеют  называть себя  гуманистами! - возмущается он,
вызывая улыбки медсестры  из Глазго  и ее помощников. С  тем  же отвращением
произносила последнее слово и Тесса. - Работа - не  бей  лежачего, жалованье
не  облагается  налогом,  пенсии  выше  крыши,  дорогие  машины, для детей -
бесплатно лучшие школы! Да еще поездки по свету на всем готовом! Я их видел,
Питер! В роскошных  швейцарских ресторанах, за  одним столом с  симпатичными
лоббистками фармакологических компаний. Чего они прикрываются гуманизмом?  У
Женевы  есть несколько лишних миллиардов  долларов? Отлично! Потратим их  на
фармакологию, а объедками с барского стола облагодетельствуем Африку!
     - В каком статусе вы их видели, Брандт? Головы поднимаются. Все,  кроме
Джастина. Раньше, похоже,  никто  не пытался поставить  под  сомнение  слова
пророка. Глаза Лорбира округляются. Лоб сбирается в морщины обиды.
     - Говорю вам, Питер, я их видел. Вот этими глазами.
     - Я не сомневаюсь, что  вы их видели, Брандт. Но у моих читателей такие
сомнения могут возникнуть. Они зададутся вопросом:  "Кто такой  этот Брандт,
который их видел?" Вы  работали  в  ООН?  Или обедали в том же  ресторане? -
Короткий смешок, прелюдия к третьему  варианту. - А может, вы служили  <I>Силам
Тьмы!</I>
     Лорбир почувствовал присутствие врага? Выражение "Силы Тьмы" показалось
ему угрожающе знакомым? Память подсказала, что в не столь уж далеком прошлом
он уже видел Джастина, в больничной  палате? Лицо становится жалким. Джастин
видит перед собой  обиженного старика. "Ну почему вы  так,  - словно говорит
это лицо. - Вы же мне друг". Но журналист продолжает что-то записывать и  не
приходит на помощь.
     -  Если  вы хотите повернуться лицом к  богу, сначала надо согрешить, -
сиплым голосом нарушает  затянувшуюся паузу Лорбир. - В этом месте все верят
в милосердие господа, Питер, поверьте мне.
     Но обида не покидает лица Лорбира. Как и тревога. Он предчувствует, что
его ждут плохие новости, услышать которые ему ой как не хочется. На обратном
пути  он предпочитает компанию комиссара Артура.  Двое мужчин идут, взявшись
за руки, как принято в племени динка, здоровяк Лорбир в хомбурге и сухонький
Артур в бейсболке из Парижа.

        x x x

     Деревянный частокол  с проемом,  заложенным  бревном, которое выполняет
роль  ворот,  огораживает   владения  Брандта,  координатора   распределения
продовольствия, и его помощников. Дети остаются за  частоколом. Только Артур
и  Лорбир  сопровождают  дорогого  гостя в  ознакомительном туре,  показывая
местные достопримечательности. Импровизированная душевая кабинка с баком над
головой. Вода, естественно, нагревается солнцем. Еще бак, для сбора дождевой
воды,  с насосом  времен  каменного  века,  который  приводится  в  действие
генератором, его ровесником. Все это - результат стараний Брандта.
     - Когда-нибудь  я  запатентую  это устройство!  - восклицает  Брандт  и
подмигивает Артуру.
     Солнечная  панель лежит на земле посреди загона для кур. Куры прыгают с
нее на землю.
     - Освещает весь лагерь! - хвалится Брандт. Но голос  его лишен прежнего
пыла.
     Туалеты находятся в дальней части лагеря, у самого частокола, мужской и
женский. Лорбир стучит в дверь мужского, распахивает, открывая вонючую дыру.
     -  Здешние  мухи вырабатывают  устойчивость  к  любому дезинфицирующему
средству, которое мы используем против них, - жалуется он.
     -  Мультирезистентные  мухи?  - улыбаясь, спрашивает  Джастин, и Лорбир
бросает на него  безумный  взгляд, прежде чем  его губы расходятся в  жалком
подобии улыбки.
     Они  пересекают лагерь, задержавшись  у недавно вырытой  ямы четыре  на
двенадцать  футов. На  дне, в  красной  грязи, свернулись кольцами желтые  и
зеленые змеи.
     - Это наше бомбоубежище, Питер. Змеи в этом лагере кусают куда больнее,
чем бомбы, - говорит Лорбир, жалуясь на жестокость природы.
     Не  дождавшись   реакции  Джастина,   поворачивается  к  Артуру,  чтобы
разделить с  ним  шутку.  Но Артур уже  вернулся к воротам,  где  дожидалась
свита. Как человек, жаждущий дружбы, Лорбир  обнимает Джастина за плеча и не
убирает руки, пока они неспешно идут к центральному тукулу.
     - Теперь вам пора попробовать нашего жаркого из козлятины, - решительно
заявляет он. -  Наш  старик-повар  готовит жаркое  лучше,  чем в  ресторанах
Женевы! Вы - хороший парень, Питер. Вы - мой друг!
     <I>"Кого  ты  увидел в яме  среди  змей?</I> -  спрашивает он Лорбира. - <I>Опять
Ванзу? Или Тесса протянула холодную руку и коснулась тебя!"</I>

        x x x

     От двери до противоположной стены тукула  не больше шестнадцати  футов.
Стол из деревянных поддонов. Сидеть предлагается на нераспечатанных коробках
с пивом и растительным маслом. Под потолком жужжит электрический вентилятор,
пахнет соей  и спреем от москитов. Только у Лорбира, главы семьи, есть стул,
который сейчас передвинули к столу от радиопередатчика. Последний тоже стоит
на коробках, рядом с газовой плитой.
     Лорбир  восседает  на  стуле во  главе  стола,  по-прежнему в хомбурге.
Джастин - по  одну  его руку, Джейми - по другую, это ее законное место, как
его  главной помощницы.  С другой  стороны Джастина сидит  молодой  врач  из
Флоренции с  длинными  волосами, забранными в  конский хвост. За ним - Элен,
шотландка  из аптеки. Напротив Элен - медицинская сестра-нигерийка по  имени
Салвейшн.
     У других членов большой семьи Лорбира нет времени ни для знакомства, ни
для светской беседы. Они накладывают жаркое в тарелку, едят стоя или садятся
ровно на столько,  чтобы переправить содержимое тарелки в желудок, и уходят.
Лорбир энергично помешивает жаркое ложкой, его глаза находятся в непрерывном
движении, он ест и говорит, ест и говорит, говорит. И хотя иногда обращается
к кому-то из своих, ни у кого нет сомнений, что его мудрые речи прежде всего
предназначены для ушей журналиста  из Лондона. Первая тема, которой касается
Лорбир,  война.  Не  постоянные межплеменные стычки, а  эта "чертова большая
война",  которая идет  на нефтяных полях  Бенту на  севере и  с  каждым днем
распространяется все дальше на юг.
     - У этих мерзавцев в Хартуме есть  танки и артиллерия, Питер.  Они рвут
бедных  африканцев  в   клочья.  Если  вы  поедете  туда,  то   увидите  все
собственными  глазами.  Если  бомбардировками  не  удается  добиться нужного
результата, они посылают наземные войска. Этим солдатам нравится  насиловать
и убивать. И кто помогает  им? Кто им аплодирует? Транснациональные нефтяные
компании! Негодующий голос заглушает и подавляет. Остальные разговоры должны
или закончиться, или прекратиться. Так и происходит.
     - Транснациональные корпорации любят  Хартум, Питер! "Ребята, - говорят
они,  -  мы  уважаем  ваши  фундаменталистские  принципы.  Публичные  казни,
отрубание  рук,  мы восторгаемся вами. И хотим  помочь всеми доступными  нам
способами. Хотим,  чтобы  вы  использовали ваши дороги  и ваши аэродромы  на
полную катушку. Только не позволяйте этим ленивым африканским бездельникам в
городах и деревнях стоять на пути  прибыли.  Мы точно так же, как вы,  хотим
очистить  страну от этих африканских  бездельников. Поэтому вот вам нефтяные
деньги.  Купите себе еще  оружия!"  Ты слышишь,  Салвейшн?  Вы  записываете,
Питер?
     - Каждое слово, спасибо вам,  Брандт,  -  отвечает Джастин, не  отрывая
глаз от блокнота.
     -  Транснациональные  корпорации выполняют работу дьявола,  это  я  вам
точно говорю!  Придет день, когда они провалятся в ад, где им самое место, и
лучше  бы  им помнить об  этом!  -  На  лице  Лорбира появляется театральная
гримаса   боли,  он  закрывает   его   руками,   входя   в   роль  менеджера
транснациональной   компании,  предстающего  в  Судный  день   перед   своим
создателем.  -  "Это   не  я,  господь.  Я  только  выполнял  приказы.  Мною
командовала прибыль". Этот менеджер один из тех, кто приучает вас к курению,
а потом продает лекарство от рака, на покупку которого у вас нет денег!
     <I>"Этот менеджер один из тех, кто продает нам непроверенные лекарства. Из
тех, кто манкирует  результатами клинических испытаний,  а потом  использует
бедняков в качестве подопытных кроликов".</I>
     - Хотите кофе?
     - С удовольствием. Благодарю вас.
     Лорбир вскакивает, хватает кружку Джастина из-под супа, споласкивает ее
горячей  водой  из  термоса,  прежде  чем  наполнить кофе. Взмокшая от  пота
рубашка  Лорбира обтягивает  жирную  спину. Он говорит  без  умолку.  Тишина
повергает его в ужас.
     - В Локи вам рассказывали о поезде, Питер? - кричит он, протирая кружку
тряпкой, которую достал из  какого-то мешка. - Этом чертовом поезде, который
ходит на юг со скоростью пешехода три раза в год?
     - Боюсь, что нет.
     - Он ходит по старой железной дороге, которую проложили англичане. Этот
поезд. Как в старых фильмах. Его защищает кавалерия с севера. На этом поезде
привозят  припасы  во все хартумские гарнизоны,  размещенные  вдоль дороги с
севера на юг. Записали?
     - Записал.
     <I>"Почему  он  так потеет ?  Почему у него такой  загнанный взгляд? Какая
тайная связь видится ему между арабским поездом и его собственными грехами?"</I>
     - Этот поезд!  Сейчас он застрял  между Арайтом и  Авейлом, в двух днях
пути отсюда. Мы должны молиться богу,  чтобы  река осталась  полноводной,  и
тогда, возможно,  эти  мерзавцы  не  придут к нам.  Они  оставляют  за собой
выжженную землю, говорю  я вам. Убивают всех. Никто  не может их остановить.
Они слишком сильны.
     -  О  каких именно мерзавцах  вы  говорите,  Брандт?  - просит уточнить
Джастин. - Я потерял ход ваших мыслей.
     - Эти  мерзавцы - арабская кавалерия, Питер! Вы думаете,  им платят  за
охрану поезда? Отнюдь.  Они  охраняют  его  бесплатно,  по доброте души.  Их
награда - возможность  убивать и насиловать в деревнях, которые попадаются у
них на пути.  Поджигать дома. Похищать маленьких девочек  и мальчиков, чтобы
на том же поезде увезти их на север! Они забирают все, что не сжигают.
     - Ага. Понял.
     Но  поезда  Лорбиру  мало.  Недостаточно для того,  чтобы  окончательно
изгнать  тишину, чтобы  не  подставиться  под  вопросы,  которые  он  боится
услышать. Он отчаянно ищет новую тему.
     -  Тогда  они  не  рассказали  вам  и  о  самолете?  Самолете  русского
производства,  возрастом  старше  Ноева  ковчега,  который  они  держат   на
аэродроме в Джубе. Питер, это та еще история!
     -  Боюсь, мне не  рассказывали  ни  про поезд, ни  про самолет. Как я и
говорил, они ничего не успели мне рассказать.
     И   Джастин,   с  ручкой,  зависшей  над  блокнотом,  ждет  истории  об
изготовленном русскими самолете, который держат на аэродроме в Джубе.
     - Эти  свихнувшиеся  мусульмане  в Джубе, они делают  бомбы, похожие на
орудийные ядра. Потом  закатывают  их  в  фюзеляж  этого старого самолета  и
сбрасывают на деревни христиан. "Эй, как вы там, христиане? Вот вам любовное
письмо  от мусульманских  братьев!" Эти бомбы  очень  эффективны, можете мне
поверить, Питер. Эти ребята научились сбрасывать их точно на цель. О  да.  И
эти  бомбы настолько  взрывоопасны, что экипаж старается избавиться от всех,
прежде чем сажать старый самолет в аэропорту Джубы!
     Оживает радиопередатчик, чтобы сообщить о прилете очередного "Буффало".
Сначала говорит диспетчер из Локи, потом капитан самолета. Джейми выходит на
связь, сообщает, что  погода отличная, земля твердая, проблем,  связанных  с
безопасностью  приема  груза, нет. Обедавшие торопливо расходятся, но Лорбир
остается за столом. Джастин закрывает блокнот и под взглядом Лорбира убирает
его в нагрудный карман рубашки, к ручкам и очкам для чтения.
     -  Спасибо за обед, Брандт. Жаркое действительно чудесное. У  меня есть
несколько вопросов,  представляющих  особый  интерес. Сможем  мы  где-нибудь
посидеть вдвоем, чтобы нам не мешали?
     Как человек, идущий к месту казни, Лорбир ведет Джастина через заросшую
травой поляну, мимо палаток и веревок, на которых сушится белье. Отдельно от
остальных стоит куполообразная палатка.  Со  шляпой в руке Лорбир откидывает
полог и  пропускает  гостя  вперед.  Джастин наклоняется,  чтобы  войти,  на
мгновение встречается с Лорбиром взглядом, и ему открывается, только гораздо
яснее, уже  подмеченное  в  тукуле:  Лорбир  панически  боится  того, о  чем
решительно запрещает себе помнить.


        Глава 24

     Воздух в палатке едкий,  спертый и очень горячий, пахнет гниющей травой
и грязным бельем, которое  уже  невозможно отстирать. Чтобы усадить Джастина
на  один-единственный  деревянный  стул, Лорбир убирает  лютеранскую Библию,
томик стихов Гейне, спальный костюм, похожий на детский комбинезон, рюкзак с
НЗ и  портативной рацией и только потом предлагает Джастину  присесть, а сам
устраивается  на  краешке узкой койки, поникнув  рыжеволосой головой, тяжело
дыша, в тревожном ожидании вопросов.
     - Мою газету интересует судьба нового противотуберкулезного  препарата,
названного  "Дипракса". Его производит фармакологический концерн "Карел Вита
Хадсон" и  продает  в  Африке  холдинг  "Три Биз". Я заметил,  что на  ваших
аптечных полках его нет. Моя  газета полагает, что ваше настоящее имя - <I>Марк
Лорбир</I> и вы - тот  самый добрый волшебник, благодаря которому препарат попал
на рынок.
     Лорбир замирает. Мокрая  от  пота  спина, рыжеволосая голова, опущенные
плечи  остаются  недвижимы.  Таково  последствие  шока,  вызванного  словами
Джастина.
     - В последнее время все чаще говорят о побочных эффектах "Дипраксы", но
вы,  я  уверен,  знаете   об   этом   и  без  меня,  -  продолжает  Джастин,
переворачивает страницу блокнота, сверяется  со своими  записями. -  "КВХ" и
"Три  Биз"  не  могут  навечно  заткнуть  все щели.  Возможно,  вам  следует
высказаться до того, как вся эта история станет достоянием общественности.
     Пот градом катится с обоих, двух жертв одной и той  же  болезни. Жара в
палатке  жуткая, и Джастин боится, что они оба  лишатся чувств и бок  о  бок
повалятся  на  пол.  Но  Лорбир вдруг  поднимается  и  начинает  кружить  по
клетке-палатке. "Наверное, и я вел  себя так же в  спальне для гостей в доме
Вудроу", - думает Джастин,  наблюдая,  как его пленник останавливается перед
зеркалом, смотрит на свое отражение, потом на деревянный крест, закрепленный
на брезенте над изголовьем койки.
     - Господи Иисусе. Как вам удалось меня найти?
     - Говорил с людьми. Где-то мне сопутствовала удача.
     - Вот этого не надо. Удача - пшик. Кто вам платит?
     Хождение возобновляется. Лорбир  трясет головой, сбрасывая капли  пота.
Внезапно   резко  разворачивается,   словно   ему  показалось,  что  Джастин
преследует его по пятам. Смотрит на Джастина подозрительно и с упреком.
     - Я - независимый журналист, - отвечает Джастин.
     - Черта с  два! Я <I>покупал</I> таких, как вы! Знаю я  вашу  кухню! Кто купил
вас?
     - Никто.
     - "КВХ"? Куртисс? С моей помощью они заработали большие деньги.
     - А  вы заработали деньги  с их помощью, не так ли? Согласно сведениям,
которыми  располагает  моя газета,  вам принадлежит  от тридцати  до  сорока
девяти процентов акций компаний, которые запатентовали молекулу "Дипраксы".
     -  Я отказался от этих патентов.  Лара отказалась. Это кровавые деньги.
"Возьмите их,  -  сказал я им.  - Они ваши.  И  когда  придет  Судный  день,
господь, возможно, пожалеет вас всех". Так я им и сказал, Питер.
     -  Сказали  кому?  -  осведомляется  Джастин, продолжая  записывать.  -
Куртиссу? Кому-то в "КВХ"? - Лицо Лорбира - маска ужаса. - Или Крику? Ага. Я
понимаю. Через Крика вы поддерживали связь с "Три Биз".
     И записывает слово <I>Крик,</I> по буквам, потому что из-за жары рука движется
очень медленно.
     - "Дипракса" - неплохой  препарат, не так  ли? Моя газета полагает, что
это нужный, хороший препарат, который слишком быстро попал на рынок.
     - <I>Быстро?</I> - Слово,  похоже, забавляет  Лорбира. - Говорите, <I>быстро?</I> Эти
парни из "КВХ" хотели, чтобы клинические испытания начали и закончили в один
день.
     Мощный  взрыв сотрясает  мир.  Первая мысль  -  изготовленный  русскими
самолет прилетел из Джубы и сбросил одну из своих круглых бомб.  Вторая - на
лагерь напали всадники с  севера. Третья - сражение, начавшееся на  нефтяных
полях  Бенту,  докатилось до  продовольственного пункта.  Палатка  трясется,
брезент обвисает,  готовясь к следующему удару. Растяжки жалобно скрипят под
потоками воды,  обрушившимися на брезентовую крышу.  Но Лорбир  не  замечает
катаклизма.  Стоит  посреди палатки, приложив руку  ко лбу, словно  пытается
что-то  вспомнить. Джастин  откидывает полог. Дождь  льет как  из ведра.  Он
видит, что три палатки уже сложились. Еще две рушатся у него на глазах. Вода
стекает с белья, развешенного на веревках. Трава скрылась под образовавшимся
озером,  волны   бьются  в  деревянные  стены  тукула.  Жестяная  крыша  над
ямой-бомбоубежищем прогибается под тяжестью воды. Потом ливень прекращается,
так же внезапно, как начался.
     - Итак, Марк, - продолжает Джастин, словно ливень очистил атмосферу  не
только  за, но и  внутри палатки, -  расскажите мне о женщине, которую звали
Ванза. Она  стала поворотным пунктом в вашей жизни? Моя газета полагает, что
да.
     Выпученные  глаза  Лорбира таращатся на  Джастина.  Он  пытается что-то
сказать, но ни звука не срывается с губ.
     -  Ванза жила в деревне к северу от Найроби. Ванза, которая перебралась
в лачуги  Киберы. Откуда ее увезли в больницу  Ухуру, чтобы она рожала  там.
Она умерла, а ребенок остался в живых. Моя  газета уверена, что она лежала в
одной  палате с Тессой Куэйл. Такое возможно? Или Тессой  Эбботт, как иногда
она себя называла.
     Голос  Джастина  по-прежнему  ровен  и  бесстрастен,  такой  и  положен
репортеру. И  бесстрастность во  многом искренняя,  потому что он не  жаждет
крови.  Его действия  не подчинены мести.  Над  их головами  гудит  самолет,
направляясь  к  району сбрасывания. Лорбир  поднимает глаза к  небу,  в  них
теплится  надежда: "Они  прилетели, чтобы спасти меня".  Нет. Они прилетели,
чтобы спасти Судан.
     - Кто вы?
     Вопрос дался ему с огромным трудом,  пришлось собрать воедино последние
остатки мужества. Но Джастин вопрос игнорирует.
     - Ванза умерла. Как и Тесса. Как и Арнольд Блюм,  сотрудник бельгийской
гуманитарной организации, врач и ее близкий  друг.  Моя газета  уверена, что
Тесса  и  Арнольд  приезжали сюда, чтобы поговорить с вами за  пару дней  до
того, как их убили. Моя газета также уверена, что они получили от вас полное
признание  во  всем,  что  касалось  "Дипраксы",  и, а  вот  это  всего лишь
предположение,  как  только  они  уехали,   вы   выдали  их   своим   бывшим
работодателям, с тем чтобы обезопасить себя. Возможно, связались по радио  с
вашим другом, мистером Криком. Так оно и было?
     - Господи Иисусе, - шепчет Лорбир. - Господи Иисусе.
     Марк Лорбир горит на костре. Обеими  руками он ухватился за центральный
шест  палатки,  прижался  к  нему  лбом,  словно  шест  этот  -  укрытие  от
безжалостных вопросов  Джастина.  Наконец,  в  безмерной  муке, он поднимает
голову  к  небесам,  что-то шепчет,  о чем-то  беззвучно молит.  Поднявшись,
Джастин вместе со стулом пересекает палатку, ставит его у ног Лорбира, берет
его за руку, усаживает.
     - Они хотели узнать,  в чем моя вина, чего я  стыжусь, в чем грешен,  -
шепчет в ответ Лорбир, вытирая пот с лица тряпкой, которую достал из кармана
шорт.
     - Они узнали?
     - Все. От начала и до конца, клянусь.
     - Ваши признания они записали на диктофон?
     - На два!  Эта женщина  считала,  что  один  может подвести. -  Джастин
улыбается  про  себя.  Как это  похоже на Тессу. - Я открылся им  полностью.
Ничего не утаил, как перед богом. Другого выхода  не было.  Я стал последним
звеном в цепи их расследования.
     - Они сказали, что собираются делать с полученными от вас сведениями?
     Глаза  Лорбира  широко  раскрываются,  но губы  остаются  сжатыми, тело
словно  обращается  в камень, и на мгновение  Джастин думает,  что смерть, в
милосердии своем, пришла ему на помощь, освободила от дальнейших  страданий.
Но нет, он вспоминал.  И вдруг начинает говорить, очень громко, слова криком
вырываются из груди.
     - Они  собирались показать их  единственному в Кении человеку, которому
доверяли. Лики. Представить ему  все собранные ими доказательства. Кенийские
проблемы может решить только Кения, сказала она. Лики, по их  убеждению, мог
с  этим справиться. Они  предупредили меня об опасности. "Марк, вам бы лучше
спрятаться, - сказала она мне. - Это  место для вас уже  не столь безопасно.
Найдите что-нибудь  получше, а не то они  изрежут вас на куски за то, что вы
нам о них рассказали".
     Джастину трудно восстановить истинные слова Тессы по голосу Лорбира, но
он пытается.  Главное же  в другом.  Он узнает Тессу  не  столько по словам,
сколько по стремлению обезопасить сначала Лорбира, а уж потом себя. "Изрежут
на куски"... да, она могла так сказать.
     - А что сказал вам Блюм?
     - Правду и только правду. Сказал, что я шарлатан и предатель.
     - И тем  самым помог вам предать их, - из доброты душевной предполагает
Джастин, но от доброты  его проку нет, ибо Лорбир не  плачет, как Вудроу,  а
рыдает, со всхлипываниями, размазыванием слез по щекам,  подрагиванием плеч.
Он <I>любит</I> этот препарат! Этот  препарат <I>не заслуживает</I> публичного  порицания!
Еще  несколько  лет,  и  он  встанет  в  один  ряд  с  величайшими  научными
открытиями!  Надо  лишь   уточнить  пиковые   уровни  токсичности  и  жестко
контролировать дозу, поступающую в организм больного! Над этим уже работают!
К тому времени, когда препарат  поступит в Соединенные Штаты, эти недостатки
будут устранены, обязательно!  Лорбир  любит Африку, любит все человечество,
он -  хороший, он рожден не для того, чтобы нести на плечах такую ношу вины!
И в стонах, рыданиях, мольбах Лорбиру загадочным способом удается воспрянуть
из пепла. Он выпрямляется, расправляет плечи, усмешка превосходства  сменяет
горе покаяния.
     -  Вспомните  их  отношения, - протестует  он.  - Обратите  внимание на
моральную сторону их поведения. О чьих  грехах мы здесь говорим, спрашиваю я
себя.
     -  Мне  кажется, я не совсем вас понимаю,  -  ровным  голосом  отвечает
Джастин, изо всех сил подавляя закипающий в нем гнев.
     - А вы  почитайте газеты. Послушайте радио. Попытайтесь  беспристрастно
оценить ситуацию. Почему эта симпатичная замужняя белая женщина путешествует
в  компании  интересного  черного  доктора?  Почему  представляется девичьей
фамилией, а не фамилией законного мужа? Почему заходит  в эту самую  палатку
рука  об руку со  своим любовником, прелюбодейка и  лицемерка,  с тем  чтобы
показать Марку Лорбиру его аморальность?
     Но подавить  гнев, похоже,  не удается, ибо  Лорбир в ужасе смотрит  на
Джастина,  словно видит перед  собой ангела  смерти,  который  явился, чтобы
вызвать на суд, которого он так страшится.
     - Святой боже. Так это вы. Ее муж. Куэйл.

        x x x

     Все  обитатели  продовольственного  пункта  ушли  к посадочной  полосе,
принимать очередной небесный груз. Оставив Лорбира рыдать в палатке, Джастин
сидит  в  гамаке,  неподалеку  от  бомбоубежища, смотрит,  как кружат в небе
черные  цапли, своими  криками извещая  о  приближении заката.  Вдруг молния
прорезает  небо,  разгоняя  зарождающиеся  сумерки. Потом  с  влажной  земли
поднимается белая  пелена тумана. И  наконец в небе вспыхивают звезды, такие
близкие, что их, кажется, можно потрогать.


        Глава 25

     Из сплетен, просочившихся  как  из Уайтхолла, так и из Вестминстера, из
комментариев  телевизионщиков,  которые  зачастую  предполагали то,  чего не
было,  из   статей  журналистов,  проводящих  расследования,  сроки  которых
ограничивались датой  сдачи статьи  в печать  и ближайшим бесплатным ленчем,
сложилась глава, добавившаяся к книге истории человечества.
     Формальное  продвижение   по   службе,   пусть   и  идущее   вразрез  с
установившейся практикой  Форин-оффис: назначение  мистера Александра Вудроу
послом  Великобритании   в   Кении   было  встречено  с  чувством  глубокого
удовлетворения как белой общиной Найроби, так  и местной прессой. "Спокойная
сила  понимания" -  с  таким заголовком прошла заметка о назначении Сэнди на
третьей странице  "Найроби  стандарт".  Глорию  в ней  охарактеризовали  как
"глоток  свежего  воздуха,  который  сдует  последние  паутинки  британского
капитализма".
     О внезапном  исчезновении Портера  Коулриджа в  катакомбах официального
Уайтхолла  говорилось  мало,  а  вот намеков  хватало. Предшественник Вудроу
"потерял контакт с современной Кенией". Он "замучил министров, трудящихся на
благо общества, проповедями о коррупции". Высказывалось предположение, пусть
и  не  ставшее  предметом широкого  обсуждения, что  и он  мог пасть жертвой
греха, который обличал.
     Слухи  о  том,  что  Коулриджа  вызвали на  заседание  "дисциплинарного
комитета  Уйатхолла" и  предложили дать объяснения по  "некоторым щекотливым
вопросам, возникшим во время его пребывания  на посту посла Великобритании",
пресс-секретарь посольства, который  их же и  инициировал, отмел как досужие
измышления,   но  не  опроверг.  "Портер  был   прекрасным  специалистом   и
принципиальным   человеком.   И  отрицать  многие  его  достоинства   просто
несправедливо",  - сообщил Милдрен  доверенным журналистам, словно зачитывая
некролог,  не  предназначенный для публикации,  и внимательный  читатель мог
найти эти тезисы между строк газетных статей.
     Узнала  широкая   общественность  и  о   том,   что  "Африканский  царь
Форин-оффис, сэр Бернард Пеллегрин, подал прошение о выходе в отставку ранее
положенного   срока,   с   тем   чтобы   стать   одним   из   топ-менеджеров
транснационального  фармакологического  гиганта   "Карел   Вита   Хадсон"  с
отделениями  в  Базеле, Ванкувере,  Сиэтле,  а  теперь и  Лондоне,  где  сэр
Пеллегрин мог в максимальной степени проявить "организационные способности".
На прощальный  банкет в честь  Пеллегрина съехались  все  африканские послы,
аккредитованные при Сент-Джеймском дворе, и их жены. В своей остроумной речи
посол Южной  Африки  заметил,  что  сэр  Бернард  и  его леди,  возможно, не
выиграли  Уимблдонский  турнир,  но, без сомнения, завоевали  сердца  многих
африканцев.
     Возрождение  "современного  Гудини  Сити",  сэра  Кеннета  Куртисса,  с
одобрением  восприняли как друзья, так и враги. Только малая  часть Массандр
настаивала на том, что возрождение это призрачное, богатство Кенни К. никуда
и не пропадало, а ликвидацию  холдинга "Три  Биз", то есть разорение  мелких
акционеров,  следует  рассматривать  как  грабеж  среди  бела  дня.  Но  эти
недоброжелательные  голоса не помешали избранию великого  популиста в палату
лордов,  где он  настоял на  титуле "лорд Найробийский и Спеннимурский". Ибо
именно  в  Спеннимуре,  маленьком,  мало кому известном городке,  и  родился
новоиспеченный член  палаты лордов. И даже многим  его критикам с Флит-стрит
пришлось  признать,  пусть  и  сквозь зубы, что  горностай старому дьяволу к
лицу.
     "Ивнинг стандарт" в колонке "Дневник лондонца" с теплым юмором написала
о   давно   ожидаемой    отставке   неподкупного   борца   с   преступностью
суперинтенданта  Френка  Гридли из Скотленд-Ярда.  В  действительности  ни о
какой отставке речь не шла. Вернувшись с острова Майорка, поездку на который
он давно пообещал жене, суперинтендант Гридли занял высокий пост  в одной из
ведущих охранных фирм Великобритании.
     А вот  уход из полиции Роба и Лесли не  получил  никакой  огласки, хотя
люди  знающие говорили,  что  Гридли перед тем, как  навсегда  покинуть Ярд,
сделал все,  чтобы продавить решение об увольнении,  как он говорил, "нового
поколения  беспринципных  карьеристов",   которые  только  бросали  тень  на
репутацию полиции.
     Гите Пирсон, еще одной потенциальной карьеристке, отказали в приеме  на
службу в Министерство иностранных дел. Экзамены она сдала только на "хорошо"
и   "отлично",   однако  конфиденциальная  характеристика,   присланная   из
посольства в Найроби,  вызвала определенные  сомнения в  ее профессиональной
пригодности.  Постановив, что  она "подвержена  слишком уж  сильному влиянию
личных  чувств",  управление  по кадрам порекомендовало Гите подождать  пару
лет, а  потом вновь  подать заявление.  Беседовавший с ней  инспектор  особо
подчеркнул, что текущая в ее жилах индийская  кровь ни в малейшей степени не
является причиной для отказа.
     Никаких  вопросов  не  вызвал  и  прискорбный  конец  Джастина  Куэйла.
Повредившись умом  от  отчаяния и горя,  он покончил с собой  на  том  самом
месте,  где несколькими неделями  раньше убили его жену  Тессу. О том, что с
головой у него не  в  порядке,  знали все, кого  заботило его  благополучие.
Лондонские  работодатели  приложили максимум усилий,  чтобы поместить  его в
закрытую психиатрическую лечебницу санаторного типа и спасти от самого себя.
Известие о том, что убил Тессу его  самый  близкий друг  Арнольд Блюм, стало
последней каплей. Для тех, кто знал Джастина, не явились откровением и следы
от ударов на  животе,  бедрах, пояснице: они  знали, что  после  смерти жены
Джастин  частенько находил утешение  в самобичевании. А вот где  он раздобыл
оружие - новенький короткоствольный  револьвер тридцать восьмого калибра,  в
барабане  которого насчитали всего  пять  патронов,  осталось загадкой. Увы,
неразрешимой.   Но   богатые    при   желании   всегда   находили   средства
самоуничтожения. Похоронили его, при полном одобрении прессы, на клад
     бище Лангата, рядом с телами жены и сына.
     Постоянное   правительство  Англии,  которое   остается   неизменным  в
круговерти приходящих и уходящих  политиков,  вновь выполнило стоявшие перед
ним  задачи, за  исключением  маленького, но  доставившего  массу  неудобств
нюанса. Судя по  всему,  в  последние  недели своей  жизни  Джастин  собирал
"черное досье",  с  целью доказать, что Тессу и Блюма убили по одной простой
причине: они слишком много узнали о темных делах  одного из  самых уважаемых
фармакологических концернов,  название  которого пока  оставалось анонимным.
Какой-то выскочка-солиситор итальянского происхождения,  родственник  убитой
женщины,  имея свободный доступ к деньгам своих  ушедших из  жизни клиентов,
нанял  профессионального возмутителя спокойствия,  скрывающегося  под маской
агента  по  отношениям с  общественностью.  Этот  же  бессовестный солиситор
объединил   усилия   со  знаменитыми   адвокатами  Сити,   известными  своей
независимостью  и  драчливостью.  Юридическая  фирма "Окли, Окли и Фармлоу",
представляя неназванную компанию, попыталась оспорить правомерность исп
     ользования средств клиентов, но безуспешно. Так что они лишь пригрозили
подавать в суд на любую газету, которая решалась затронуть эту тему.
     Однако смельчаки находились, так что  гибель Тессы и  Арнольда Блюма, а
потом  и Джастина Куэйла  оставались  на  слуху.  Скотленд-Ярд,  вынужденный
ознакомиться с  имеющимися материалами, публично объявил, что  они "ничем не
обоснованы и  очень печальны", и отказался  передать  их  в прокуратуру.  Но
адвокаты  убиенных вместо того, чтобы  выбросить  белый  флаг, обратили свои
взоры  на парламент. Один  из  его членов, из Шотландии,  тоже  адвокат,  на
парламентском  часе,  где  рассматривалась  ситуация  со здравоохранением на
Африканском   континенте,   начал    задавать   министру   иностранных   дел
соответствующие вопросы. Министр, в  привычной ему  манере, поначалу легко и
непринужденно  уходил  от  прямого ответа,  но  только обнаружил,  что  цель
парламентария - вцепиться ему в горло.
     Вопрос. Известно ли министру иностранных  дел о  каких-либо документах,
направленных в  его министерство  в  течение  последних  месяцев  трагически
погибшей миссис Тессой Куэйл?
     Ответ. Я требую, чтобы о таких вопросах меня уведомляли заранее.
     В. Как я понимаю, ваш ответ - нет?
     О. Мне ничего не известно о документах, присланных ею при жизни.
     В. Следует ли из этого, что она написала вам после смерти?
     Смех.
     В последующей переписке  и устном  обмене мнениями министр  иностранных
дел  поначалу  полностью отрицал,  что  ему  известно  о  существовании этих
документов,  потом  выразил  протест,  поскольку до  завершения  юридических
процедур они находятся sub judice <a href="#p84">(84)</a>. После "дальнейших
интенсивных и  дорогостоящих поисков" он наконец признал,  что документы эти
"найдены", чтобы присовокупить, что при получении они были изучены с должным
вниманием, разумеется,  "с учетом психической неуравновешенности автора".  И
бесстыдно добавил, что вышеуказанным документам присвоен гриф "Секретно".
     В.   Форин-оффис  регулярно  присваивают  гриф  "Секретно"  документам,
авторами которых являются психически неуравновешенные люди?
     Смех.
     О. В  случаях, когда  такие  документы  могут  нанести вред ни в чем не
повинной третьей стороне, да.
     В. А может, и Форин-оффис?
     О.   Я   думаю  о  ненужных   страданиях,  которые  может  принести  их
обнародование близким усопших.
     В.   Тогда  волноваться   не  о   чем.  У  миссис  Куэйл   нет  близких
родственников.
     О. Я обязан учитывать не только их интересы.
     В. Благодарю вас. Думаю, я услышал ответ, которого ждал.
     На  следующий день  в Форин-оффис  последовало официальное требование о
рассекречивают бумаг  Тессы  Куйэл,  поддержанное  иском  в  Верховный  Суд.
Одновременно,  но  определенно  не   случайно,  с  параллельной  инициативой
выступили адвокаты друзей и семьи покойного доктора Арнольда Блюма. Во время
предварительных   слушаний  под  объективами  телекамер  толпа  смутьянов  в
символических белых саванах  пикетировала  Брюссельский дворец правосудия  с
плакатами  "Nous  Accusons"  <a  href="#p85">(85)</a>.  Разумеется,  с  этим
разобрались быстро. Встречные иски, поданные бельгийскими адвокатами,  стали
гарантией того, что процесс затянется на годы. Однако в результате всей этой
суеты  широкая   общественность  узнала  название  компании,   обвиняемой  в
противоправных деяниях: "Карел Вита Хадсон".

        x x x

     - Вон там - хребет Локоморинанг, - просвещает Джастина капитан Маккензи
по системе внутренней  связи. - Нефть и золото. Кения и Судан уже сотню  лет
спорят за эту территорию. На старых картах она принадлежит  Судану, на новых
- Кении. Я полагаю, кто-то позолотил ручку картографу.
     Капитан  Маккензи  из тех тактичных людей,  которые  точно знают, когда
надо говорить на  отвлекающие темы. На  этот раз он прилетел на двухмоторном
"Бич бейрон". Джастин сидит рядом с ним в кресле второго пилота, слушает, не
слыша, то капитана  Маккензи, то разговоры пилотов других самолетов, летящих
в зоне радиосвязи: "Где мы сейчас, Мак? Выше уровня облаков или  ниже?" - "А
где ты находишься?" - "В миле справа от тебя и  на тысячу футов  ниже. Что у
тебя со зрением?"  Они  летят  над бурыми  скалами,  под  тяжелыми облаками.
Ярко-красные полосы появляются  там, где пробившиеся сквозь облака солнечные
лучи падают на землю.  Впереди появляются горы. Дорога, как вена, извивается
среди скал-мускулов.
     - Кейптаун  -  Каир, - лаконично объясняет  Маккензи. - Не пытайтесь ею
воспользоваться.
     - Не буду. Маккензи снижается.
     -  Направо  уходит дорога, по которой ехали Арнольд и Тесса. Из  Локи в
Лодвар. Хорошая дорога, если не принимать во внимание бандитов.
     Джастин  пристально  всматривается  в белесый  туман, видит Арнольда  и
Тессу в их  джипе, с запыленными лицами,  коробку с дискетами, трясущуюся на
сиденье  между  ними.  Река  пересекает  Каирское  шоссе.  Тагуа,  объясняет
Маккензи.  Ее  истоки - в горах Тагуа. Их  высота - одиннадцать тысяч футов.
Джастин  вежливо  кивает.  Солнце  выходит  из-за  облаков, горы  становятся
черными  и угрожающими.  Тесса и  Арнольд исчезают. Под  ними  вновь забытая
богом земля, где нет ни людей, ни зверей.
     - Сюда иногда заходят суданские племена, живущие вдоль хребта  Моджила.
В своих джунглях они ходят голыми. Тут вспоминают о скромности, прикрываются
клочками ткани. И так быстро бегают!
     Джастин вежливо  улыбается, глядя на  проплывающие под  ними коричневые
безлесные горы. За ними уже просматривается синева озера.
     - Это Туркана?
     - Плавать в нем не рекомендую. Если вы, конечно, не мировой рекордсмен.
Вода чистая. Прекрасные аметисты. Дружелюбные крокодилы.
     Внизу появляются стада овец и коз, деревня, дома, загоны для скота.
     - Турканские  племена, -  комментирует Маккензи. - В прошлом году  была
большая стрельба из-за краж скота. Лучше держаться от них подальше.
     -  Хорошо,  -  обещает  Джастин.  Маккензи  поворачивается к  Джастину,
смотрит ему в глаза.
     - Как я понимаю,  они не  единственные,  от кого вам  следует держаться
подальше.
     - Не единственные, - соглашается Джастин.
     - Через пару часов мы уже будем в Найроби. Джастин качает головой.
     - Хотите, чтобы я доставил вас в Кампалу? Топлива хватит.
     - Вы очень добры.
     Вновь  внизу появляется дорога,  песчаная, без людей  и  машин. Самолет
вдруг начинает мотать, словно природа требует, чтобы они повернули назад.
     - Здесь жуткие ветра, - говорит Маккензи. - Регион этим славится.
     Под ними лежит Лодвар, зажатый  среди  конических черных холмов, высота
которых  не  превышает двухсот  футов. Аккуратный, чистенький, под жестяными
крышами, с бетонной взлетно-посадочной полосой и школой.
     - Никакой промышленности, - объясняет Маккензи. - Большой  рынок коров,
ослов и верблюдов, если у вас есть желание их купить.
     - Желания нет, - с улыбкой отвечает Джастин.
     - Одна больница, одна школа, много солдат. Лодвар - опорный пункт всего
сектора. Солдаты  большую часть  времени проводят в  горах Алой, без особого
успеха преследуя бандитов. Из Судана, Уганды, Сомали. Бандитам тут раздолье.
А кража скота  - национальный вид  спорта, -  Маккензи вновь  входит  в роль
гида. -  Манданго  крадут скот, все танцуют две  недели,  потом другое племя
крадет скот у них.
     - От Лодвара до озера далеко?
     - Километров пятьдесят. Поезжайте в  Калокол. Поселок рыбаков. Спросите
Микки. Его  матрос  - Абрахам. С Микки  Абрахам ведет себя как шелковый, без
него - сущий дьявол.
     - Спасибо.
     Разговор обрывается. Маккензи  облетает посадочную  полосу,  покачивает
крыльями,  показывая тем  самым, что  собирается садиться. Поднимается выше,
возвращается. Внезапно они уже на земле. Говорить больше не о чем, разве что
Джастин вновь благодарит Маккензи.
     - Если я вам понадоблюсь, найдите кого-нибудь,  кто сможет связаться со
мной по радио.  - Маккензи и Джастин уже стоят у самолета. - Если я не смогу
помочь вам, есть человек, которого зовут Мартин, он руководит Летной  школой
Найроби.  Летает  уже тридцать  лет.  Учился  летать  в  Перте  и  Оксфорде.
Упомяните мою фамилию.
     -  Благодарю,  - в который  уж раз повторяет  Джастин и, из  уважения к
Маккензи, записывает в блокнот названное имя.
     - Одолжить вам мой чемоданчик? - Маккензи указывает на черный брифкейс,
который держит в  руке. - Там, между прочим, длинноствольный  пистолет, если
вас это интересует. Точно бьет на сорок ярдов.
     -  О,  я не попаду и  с десяти,  -  восклицает  Джастин  и смеется, как
частенько смеялся до появления Тессы.
     - А  это Джастис, -  Маккензи представляет бородатого философа в рваной
футболке и зеленых сандалиях,  который возник словно из-под земли. - Джастис
- ваш водитель. Джастин, познакомьтесь с Джастисом. У Джастиса есть господин
по имени Эзра, который поедет с ним. Что еще я могу для вас сделать?
     Джастин достает из внутреннего кармана куртки толстый конверт.
     - Попрошу вас отправить  это письмо, как только вы окажетесь в Найроби.
Обычной почтой. Адресат - не моя подруга. Тетушка моего адвоката.
     - Этим вечером вас устроит?
     - Вполне.
     - Будьте осторожны, - Маккензи кладет конверт в брифкейс.
     -  Обязательно буду, - заверяет его Джастин. На этот раз ему удается не
добавить: "Вы очень добры".

        x x x

     Озеро  отсвечивало белым, серым,  серебристым,  стоящее в зените солнце
разделяло  рыбацкую  лодку Микки  на  черные  и  белые  части:  черная - под
навесом,  белая  - открытая  безжалостным  лучам.  Серые,  подернутые жарким
маревом  горы  изгибали свои спины над кромкой  воды.  Черные  лица Микки  и
Абрахама, его молодого матроса, фыркающего, злого, Маккензи и тут не ошибся,
блестели от пота. По какой-то, уже никому не ведомой причине Абрахам говорил
по-немецки, а  не по-английски, поэтому разговор шел на трех языках: Джастин
обращался к Микки на английском, к Абрахаму - на немецком, а между собой они
говорили на местном диалекте суахили.
     Довольно часто Джастин  видел и Тессу. Она сидела на самом носу, свесив
руку к самой воде, не боясь крокодилов, а Арнольд держался рядом, чтобы  она
не дай бог не упала в воду. По радио на английском  шла какая-то  кулинарная
передача. Ведущий объяснял, чем хороши высушенные на солнце помидоры.
     Поначалу  Джастин никак не мог объяснить, куда ему нужно попасть. Ни на
английском, ни на немецком. Они словно и не слышали про Аллиа-Бэй. Аллиа-Бэй
совершенно их не интересовала. Старый Микки хотел отвезти его на юго-восток,
в  "Оазис"  Вольфганга,  и Абрахам горячо  поддерживал своего  шкипера:  все
вазунгу останавливались в  "Оазисе", это лучший отель в окрестностях  озера,
там бывали самые  знаменитые  кинозвезды, рок-звезды и миллионеры,  "Оазис",
безусловно, то самое место, куда направлялся Джастин, знал он это или нет. И
только когда Джастин  достал из бумажника  фотографию Тессы,  маленькую,  на
паспорт,  для  газет такая не годилась,  они поняли, чего он от них хочет, и
как-то притихли.  Значит, Джастин хочет посетить то  место, где убили Ноя  и
женщину-мзунгу, спросил Абрахам.
     Да, пожалуйста.
     Знает ли Джастин, сколько полицейских и журналистов уже  побывало в том
месте? Знает о том,  как тщательно  там все обыскали? Знает  ли, что полиция
Лорвара и "летучий отряд" из  Найроби  вместе и по отдельности объявили, что
место это закрыто  доя туристов, любителей достопримечательностей, охотников
за сувенирами и всех, у кого там нет никаких дел, настаивал Абрахам.
     Джастин не  знал, но  его цель осталась прежней, и  он соглашался щедро
заплатить за ее достижение.
     А как  насчет того, что там обитали призраки, задолго до убийства Ноя и
мзунгу?  Но  голосу  Абрахама  после  улаживания  финансового  вопроса  явно
недоставало убедительности.
     Джастин твердо заявил, что призраков он не боится.
     Поначалу  старик и его  помощник пребывали  в глубокой  меланхолии:  им
определенно не нравилось плавание, в которое они были вынуждены отправиться,
и  Тессе  пришлось  приложить  немало  усилий,  чтобы  вывести  их  из этого
состояния. Но, как обычно,  с  помощью остроумных  реплик,  которые она то и
дело подавала  с  носа  лодки, ей это  удалось. Помогало также и присутствие
других рыбацких  лодок. Тесса  спрашивала  у  рыбаков,  что они поймали,  те
отвечали: столько-то  красных рыб, столько-то синих, столько-то радужных. Ее
энтузиазм оказался таким заразительным,  что Джастин сумел уговорить Микки и
Абрахама бросить за борт леску с приманкой,  и постепенно они тоже увлеклись
рыбалкой, забыв про тревожные мысли.
     -  Вы в порядке, сэр? - спросил  Микки,  подойдя вплотную, заглядывая в
глаза, как старый доктор.
     - Да. В полном порядке. Все хорошо.
     - Я думаю,  у вас лихорадка, сэр. Почему бы вам не сесть под  тентом? Я
принесу вам холодной воды.
     - Отлично. Мы оба там посидим.
     - Спасибо, сэр. Но лодка требует внимания.
     Джастин  садится  под  тент,  льдом  из стакана охлаждает  шею  и  лоб.
Странную компанию  они везут с собой,  он не  может не признать этого. Когда
дело  касается  приглашений, Тесса абсолютно  не  знает  меры.  Вот и теперь
гостей  не счесть.  Приятно, конечно, видеть  Портера,  и тебя, Вероника,  и
Рози, какие тут могут быть возражения. Тем более что  Тессе всегда удавалось
найти контакт с Рози. А вот Бернард и Селли Пеллегрин - это ошибка, дорогая,
серьезная ошибка, да еще Бернард взял  с собой не одну теннисную ракетку,  а
целых три. Что же касается четы Вудроу... честно говоря, тебе пора признать,
что сердца у них далеко не из золота, и  ты убедилась  в этом на собственной
шкуре. И, ради  бога,  перестань смотреть на  меня так,  словно тебе  ужасно
хочется заняться любовью. Сэнди и так сходит с ума, заглядывая тебе за вырез
блузки.
     - В чем дело? - резко спросил Джастин.
     Он вдруг решил, что радом  с ним Мустафа. Но потом понял, что это Микки
забрал  в кулак рубашку на спине, повыше правой лопатки, и трясет его, чтобы
разбудить.
     - Мы прибыли, сэр, на восточный берег. Максимально близко к тому месту,
где произошла трагедия.
     - Где это?
     - В десяти минутах ходьбы, сэр. Мы пойдем с вами.
     - В этом нет необходимости.
     - Еще как есть, сэр.
     - Was fehlt dir? <a href="#p86">(86)</a> -  сп