Джон Ле Карре. Верный садовник --------------------------------------------------------------- John LE CARRE. THE CONSTANT GARDNER © Copyright 2001 by David Cornwell © Copyright В.Вебер (v_weber@go.ru). Перевод с английского, 2001 © Copyright Издание на русском языке. ЗАО "Издательство ЭКСМО", 2001 ? http://www.eksmo.ru OCR, spellcheck: Евгений Куштанин, 24 feb 2002. --------------------------------------------------------------- Гиены чувствуют запах крови за десятки миль. Но двери машины с обезглавленным черным водителем и изнасилованной, а затем убитой белой женщиной-пассажиром были надежно заперты кем-то снаружи. Эта трагедия произошла в самом центре Африки... А двуногие гиены чувствуют запах наживы за тысячи миль. Лекарства, которыми торгуют эти выродки, - убивают, а подопытными кроликами становятся для них целые народы. В смертельный поединок с могущественными противниками вступает Верный Садовник, вчера - тихий и неприметный дипломат, сегодня - бесстрашный рыцарь Возмездия... Впервые на русском языке. Иветт Пьерпаоли, которая жила и умерла не зазря. Нам выпало - стремиться за пределы. Зря, что ли, существуют небеса?! "Андреа делъ Сарто", Роберт Браунинг Глава 1 Новость эта достигла посольства Великобритании в Найроби в понедельник, в половине десятого утра. Сэнди Вудроу воспринял ее как мужчина, расправив грудь, с закаменевшей челюстью, не согнувшись под ударом. Стоя. Другого в памяти не осталось. Он стоял, когда ожил телефон внутренней связи. К чему-то тянулся, когда услышал его, поэтому развернулся, наклонился и снял с рычага трубку, чтобы сказать: "Вудроу". А может: "Вудроу слушает". Не сказал - рявкнул, это тоже зафиксировала память. Словно не он, а кто-то другой бросил в трубку: "Вудроу слушает". То есть ограничился только фамилией, опустив смягчающее прозвище Сэнди, а рявкал потому, что через тридцать минут начиналось обычное еженедельное "молитвенное собрание", на котором Вудроу, начальнику "канцелярии" (1), отводилась роль посредника между различными отделами посольства, каждый из которых желал полностью завладеть душой и сердцем посла. Короче, этот паршивый понедельник ничем не отличался от любого другого. Заканчивался январь, самый жаркий месяц в Найроби, время пылевых бурь, нехватки воды, пожухлой травы и воспаленных глаз, когда на солнце раскаляются мостовые, а палисандровые деревья, да и все живое с нетерпением ожидают сезона дождей. Почему он стоял, так и осталось для него тайной за семью печатями. По всем раскладам ему полагалось сидеть за столом, щелкая пальцами по клавиатуре, вызывая на дисплей руководящие материалы, поступившие из Лондона, и доклады посольств соседних африканских стран. Вместо этого он стоял перед столом и занимался чем-то совершенно неуместным. Возможно, поправлял фотографию Глории, его жены, и двух маленьких сыновей, сделанную прошлым летом, когда они ездили в отпуск в Англию. Посла фотоаппарат запечатлел на склоне, и приводило это к тому, что за уик-энд фотографии, предоставленные сами себе, перекашивались. А может, вооружившись баллончиком с инсектицидом, он сражался с каким-то кенийским насекомым, не признававшим дипломатического иммунитета. Несколько месяцев тому назад они едва отбились от какой-то мушки, которая, если ее давили на коже, вызывала фурункулы и язвы, а в отдельных случаях дело доходило до слепоты. Он опрыскивал помещение, услышал звонок, поставил баллончик на стол и схватил трубку. Вполне возможный вариант, потому что где-то на задворках памяти остался красный баллончик, стоящий на папке с исходящими бумагами. Короче, он рявкнул: "Вудроу слушает" - в прижатую к уху трубку. - О, Сэнди, это Майк Милдрен. Доброе утро. Ты один? Лоснящийся, полноватый двадцатичетырехлетний Милдрен, личный секретарь посла, эссекский акцент (2), первое место службы за пределами Англии, младшими чинами, само собой, прозванный Милдредом. - Да, - признался Вудроу. - Один. А что? - К сожалению, есть новости, Сэнди. Я вот подумал, а не можешь ли ты заглянуть ко мне на минуту-другую? - До совещания подождать нельзя? - Думаю, что нет... нет, нельзя, - в голосе Милдрена зазвучали более решительные нотки. - Дело касается Тессы Куэйл, Сэнди. Отношение Вудроу к разговору разом переменилось. Нервы натянулись, как струны. Тесса. - Что с ней? - голос остался бесстрастным, но мысли помчались, наскакивая друг на друга. О Тесса. О господи. Что же делать? - Полиция Найроби сообщает, что ее убили, - буднично, словно говорил такое каждый день, ответил Милдрен. - Полнейшая чушь! - вырвалось у Вудроу, прежде чем он успел о чем-то подумать. - Это же нелепо. Где? Когда? - На озере Туркана (3). На восточном берегу. В этот уик-энд. О деталях они говорят очень дипломатично. В ее автомобиле. По их информации, несчастный случай, - в голосе Майка послышались извиняющиеся нотки. - У меня такое впечатление, что они пытались пощадить наши чувства. - В чьем автомобиле? - выкрикнул Вудроу, всеми силами отторгая от себя это безумие... кто? как? где?., но все мысли и чувства заталкивались куда-то в глубины сознания, вместе с тайными, сладостными воспоминаниями, а их место занимал выжженный солнцем ландшафт Турканы. Он побывал там шесть месяцев тому назад в не слишком приятной компании военного атташе. - Оставайся у себя, я уже иду. И никому ничего не говори, слышишь меня? Как на автопилоте, Вудроу положил трубку на рычаг, обошел стол, взял со спинки стула пиджак, надел его. Обычно, поднимаясь наверх, он обходился без пиджака. На совещания по понедельникам надевать пиджак не требовалось, и уж тем более не требовался он для того, чтобы поболтать с толстяком Милдреном в его кабинете. Но профессионализм подсказывал Вудроу, что ему предстоит долгое путешествие. Тем не менее, поднимаясь по лестнице, немалым усилием воли он сумел взять себя в руки, напомнил себе, что в любом кризисе главное - сохранять спокойствие и хладнокровие, и даже убедил себя, как только что убеждал Милдрена, что все это скорее всего полнейшая чушь. Убежденность эта основывалась на случае с молодым англичанином, которого десять лет тому назад вроде бы разрубили на куски в африканском буше. Конечно же, все оказалось чистейшей выдумкой. Просто какой-то местный полицейский решил привлечь к себе внимание, чтобы ему прибавили жалованье. Новое здание, по лестнице которого Вудроу сейчас поднимался, отличалось строгостью и продуманностью планировки. Стиль этот ему нравился, возможно, потому, что по тем же принципам он пытался строить и свою жизнь. Огражденный участок, столовая, магазин, заправочная станция, чистые коридоры - создавали ощущение самодостаточности. Это важное качество отличало и Вудроу. Возраст - сорок лет, счастливый брак с Глорией (если сие не соответствовало действительности, то знал об этом только он), должность начальника "канцелярии", небезосновательная надежда на то, что следующей ступенью его карьеры станет пост посла в какой-нибудь маленькой стране, потом - в стране покрупнее и, наконец, рыцарский титул. Он не придавал этому ровно никакого значения, но знал, что Глория будет довольна. Что-то в нем было от солдата, но он и происходил из семьи военных. За семнадцать лет службы в Министерстве иностранных дел ему довелось поработать в полдюжине посольств. Но наибольшее впечатление произвела на него полная опа сностей, распадающаяся, разграбленная, обанкротившаяся, когда-то принадлежащая Британии Кения. Наверное, во многом благодаря Тессе, но в этом он не решался признаться даже самому себе. - Выкладывай, - решительно заявил он Милдрену, плотно закрыв за собой и заперев на задвижку дверь. Природа наградила Милдрена вечно надутыми губками. Сидя за столом, он более всего напоминал капризного, толстого ребенка, отказавшегося доедать овсянку. - Она останавливалась в "Оазисе", - начал Майк. - Каком оазисе? Если можно, точнее. Но Милдрен, при всей его молодости, не тушевался перед начальством. Он владел стенографией и, прежде чем ответить, просмотрел свои записи. "Должно быть, их теперь учат стенографии, - пренебрежительно подумал Вудроу. - Иначе как такой выскочка, как Милдрен, смог найти для этого время". - На восточном берегу озера Туркана, в южной части, есть отель, - Милдрен не отрывал глаз от листка. - Он называется "Оазис". Тесса провела там ночь и наутро уехала на внедорожнике, который принадлежал владельцу отеля. Сказала, что хочет посмотреть на то место, где зародилась цивилизация, в двухстах милях к северу. На раскопки Лики (4). На раскопки, проведенные экспедицией Ричарда Лики. В Сибилоийском национальном парке, - уточнил он. - Одна? - Вольфганг дал ей шофера. Его тело нашли во внедорожнике рядом с ней. - Вольфганг? - Владелец отеля. Такое у него прозвище. Все зовут его Вольфганг. Должно быть, немец. Неординарная личность. Согласно сообщению полиции, водителя жестоко убили. -Как? - Обезглавили. Отсутствует. - Кто отсутствует? Ты сказал, его нашли в машине вместе с ней. - Голова отсутствует. "Я мог бы и догадаться сам, не так ли?" - подумал Вудроу. - Как, по сообщению полиции, умерла Тесса? - Несчастный случай. Это все, что они говорят. - Ее ограбили? - Полиция утверждает, что нет. Водителя убили, Тессу не ограбили, Вудроу не знал, что и думать. - Доложи все, что тебе известно, - приказал он. Милдрен уперся локтями в стол, обхватил ладонями толстые щеки, вновь сверился с записями. - В девять двадцать девять позвонили из полицейского управления Найроби, попросили соединить с послом. Я объяснил, что посол в городе, наносит визиты в министерства, должен появиться в посольстве самое позднее в десять утра. Дежурный, очень деловой офицер, назвал свою фамилию. Сообщил, что из Лодвара поступило донесение. - Лодвара? Это же далеко! (5) - Там расположен ближайший полицейский участок, - ответил Милдрен. - Внедорожник, принадлежащий владельцу "Оазис-лодж", Туркана, найден на восточном берегу озера, неподалеку от Аллиа-Бэй, по пути к раскопкам Лики. Тела белой женщины, причина смерти не указана, и обезглавленного африканца, в котором опознали Ноя, водителя, у него остались жена и четверо детей, пролежали не менее тридцати шести часов. В кабине найдены: один сапожок фирмы "Мефисто", размер семь, и синяя охотничья куртка, размер XL, в пятнах крови. Женщине около тридцати лет, темноволосая, одно золотое кольцо на среднем пальце левой руки. Одно золотое ожерелье на полу внедорожника. "Роскошное у тебя ожерелье", - услышал Вудроу свой голос. Тогда он танцевал с Тессой. "Бабушка подарила его моей матери в день ее свадьбы, - ответила она. - Я ношу его всегда, даже если надеваю водолазку". "И в постели?" "В зависимости от ситуации". - Кто их нашел? - спросил Вудроу. - Вольфганг. По радио он сообщил о случившемся в полицию и поставил в известность свой офис в Найроби. Тоже по радио. Телефона в "Оазисе" нет. - Если водителю отрубили голову, как его смогли опознать? - По сломанной руке. Поэтому, собственно, он и пошел в водители. Вольфганг говорит, что Тесса уехала с Ноем в субботу, в половине пятого утра, в компании Арнольда Блюма. После этого живыми он их не видел. Майк то ли цитировал свои записи, то ли прикидывался, что цитирует. Но ладони по-прежнему обжимали щеки, и он не собирался поднимать глаза на Вудроу. - Повтори последнее еще раз, - приказал Вудроу, когда у него вновь забилось сердце. - Тессу сопровождал Арнольд Блюм. Они вместе зарегистрировались в отеле "Оазис-лодж", провели там ночь с пятницы на субботу и утром, в половине шестого, покинули отель на джипе Ноя, - терпеливо повторил Милдрен. - Тело Блюма в кабине внедорожника не нашли, он бесследно исчез. Никакой новой информации о нем нет. Полиция Лодвара и "летучий отряд" находятся на месте преступления, но полицейское управление в Найроби хочет знать, оплатим ли мы вертолет. - Где сейчас тела? - сухо, четко, как и полагалось сыну военного, спросил Вудроу. - Неизвестно. Полиция хотела отвезти их в "Оазис", но Вольфганг отказался. Сказал, что его персонал разбежится, как, впрочем, и гости. - Милдрен помялся. - Она зарегистрировалась как Тесса Эбботт. - Эбботт? - Ее девичья фамилия. "Тесса Эбботт, абонентный ящик на почтамте Найроби". Наш ящик. У нас Эбботт нет, но проверка показала, что есть Тесса Куэйл, в девичестве Эбботт. Я полагаю, эту фамилию она использует в своей благотворительной деятельности, - Майк уже смотрел на последний листок своих записей. - Я попытался найти посла, но он ездит по министерствам, а сейчас час пик, - в Найроби президента Мои сие означало, что на местный звонок уйдет как минимум полчаса, в течение которого придется выслушивать самодовольный голос женщины средних лет: "Извините, все линии заняты, пожалуйста, позвоните позже". Вудроу уже стоял у двери. - Ты кому-нибудь говорил? - Ни единой душе. - Полиция? - Они заявляют, что нет. Но они не могут отвечать за Лодвар, и я сомневаюсь, что они могут отвечать за себя. - И, насколько тебе известно, Джастин не в курсе? - Совершенно верно. - Где он? - Полагаю, в своем кабинете. - Пусть там и сидит. - Он пришел рано. Так бывает всегда, если Тесса куда-то уезжает. Ты хочешь, чтобы я отменил совещание? - Подожди. Теперь-то у Вудроу отпали последние сомнения в том, что ему придется иметь дело с двенадцатибалльным скандалом, не говоря уже о трагедии. Он метнулся к двери с табличкой "Посторонним вход воспрещен", поднялся по лестнице и полутемным коридором прошел к другой двери, стальной, с глазком и кнопкой звонка. Пока он жал на кнопку, на него нацелилась камера внешнего наблюдения. Дверь открыла стройная рыжеволосая женщина в джинсах и цветастой блузке. "Шейла, номер два в рейтинге красавиц, знаток суахили", - автоматически подумал Вудроу. - Где Тим? - спросил он. Шейла нажала кнопку на аппарате внутренней связи. - Это Сэнди, и он спешит. - Мне нужна одна минута, - ответил мужской голос. Они подождали. - Путь свободен, - вновь послышался тот же голос, открылась еще одна дверь. Шейла посторонилась, Вудроу прошел мимо нее в комнату. Перед столом стоял, вытянувшись во все свои шесть футов и шесть дюймов, Тим Донохью, начальник коммуникационного центра. Должно быть, он убрал все со стола, потому что полированную поверхность не пятнала ни одна бумажка. Выглядел Донохью даже более больным, чем всегда. Глория, жена Вудроу, утверждала, что он умирает. Провалившиеся, бесцветные щеки, собравшаяся в морщинки кожа у уголков пожелтевших глаз. Обвисшие усы. - Сэнди! Привет. Чем мы можем тебе помочь? - он щурился, всматриваясь в Вудроу через бифокальные стекла, улыбался костлявой улыбкой. "Он слишком быстро до всего доходит, - вспомнил Вудроу. - Накрывает твою территорию и перехватывает сигналы до того, как ты их подаешь". - Похоже, Тессу Куэйл убили неподалеку от озера Туркана, - ответил Вудроу, испытывая мстительное желание шокировать. - Там есть отель, который называется "Оазис-лодж". Мне нужно поговорить с владельцем по радио. "Так уж их готовили, - думал Сэнди. - Правило первое: никогда не выдавай своих чувств, если они есть". Веснушчатое лицо Шейлы напоминало маску. На лице Тима Донохью застыла та же глупая улыбка, только теперь она выражала совсем не то, что при встрече с Вудроу. - Тессу что, старина? Повтори? - Убили. Как - неизвестно или полиция не говорит. Водителю ее джипа отрезали голову. Вот и вся история. - Убили и ограбили? - Просто убили. - Около озера Туркана? -Да. - А что она там делала? - Понятия не имею. Вроде бы хотела съездить на раскопки Лики. - Джастин в курсе? - Еще нет. - Замешан в этом кто-то еще, из тех, кого мы знаем? - Среди прочего я хочу выяснить и это. Донохью первым прошел в рабочее помещение коммуникационного центра, в которое Вудроу попал впервые. Цветные телефонные аппараты с щелью для ввода ромбовидной пластины-ключа. Факс, установленный на подставке, очень уж напоминающей нефтяную бочку. Радиопередатчик - несколько металлических коробов. На них - раскрытый справочник. "Вот, значит, как и откуда наши шпионы шепчутся друг с другом, - подумал Вудроу. - Под землей или над землей? Этого не узнать". Донохью сел за радиопередатчик, полистал справочник, затем трясущимися белыми пальцами взялся за контрольные диски, монотонно бубня в микрофон: "Зэ-эн-би 85, Зэ-эн-би 85 вызывает Тэ-эн-ка 60, - совсем как в фильме про войну. - Тэ-эн-ка 60, вы меня слышите? Прием. "Оазис", вы меня слышите? "Оазис"? Прием". В комнату ворвался шум статических помех, потом мужской голос с сильным немецким акцентом: "Оазис" на связи. Слышу вас отлично, мистер. Кто вы? Прием". - "Оазис", это посольство Великобритании в Найроби, соединяю вас с Сэнди Вудроу. Прием. Вудроу уперся обеими руками в стол Донохью, наклонился вперед, к микрофону. - Говорит Вудроу, начальник "канцелярии". Я разговариваю с Вольфгангом? Прием. - Такой же канцелярии, как была у Гитлера? - Мы занимаемся только политическими вопросами. Прием. - Понятно, мистер Канцелярия. Я - Вольфганг. Что вас интересует? Прием. - Я хочу, чтобы вы своими словами описали приметы женщины, которая зарегистрировалась в вашем отеле как мисс Тесса Эбботт. Я все говорю правильно? Она зарегистрировалась под этим именем? Прием. - Темные волосы, никакой косметики, около тридцати лет, не англичанка. Мне так показалось. Уроженка Южной Германии, Австрии или Италии. Я - хозяин отеля. Вижу много людей. И красавица. Я еще и мужчина. Очень сексуальная, особенно когда двигается. Одевается так, что хочется тут же ее раздеть... Похоже на вашу Эбботт или это кто-то еще? Прием. Голова Донохью находилась в нескольких дюймах от его. Шейла стояла с другой стороны. Все трое не отрывали глаз от микрофона. - Да. Похоже на мисс Эбботт. Можете вы сказать мне, если вас это не затруднит, когда она заказала место в вашем отеле и каким способом? Как я понимаю, у вас есть офис в Найроби. Прием. - Она не заказывала. - Извините? - Заказывал доктор Блюм. Два бунгало, у бассейна, на одну ночь. У нас свободным было только одно бунгало, я так ему и сказал. Его это устроило. Такой мужчина. Bay! Все только на них и смотрели. Гости, персонал. Одна красивая белая женщина, один красивый африканский доктор. Приятное зрелище. Прием. - Сколько комнат в бунгало? - спросил Вудроу, в последней надежде, что скандала удастся избежать. - Одна спальня, две кровати, совсем не жесткие, удобные и пружинистые. Одна гостиная. В отеле регистрируются все. И никаких вымышленных фамилий, говорю я им. Люди иногда исчезают, я должен знать, кто они. Вот она и назвала свою фамилию. Эбботт. Прием. - Ее девичью фамилию. И абонентский ящик посольства. - Где ее муж? - Здесь, в Найроби. - Однако... - Так когда доктор Блюм забронировал бунгало? Прием. - В четверг. В четверг вечером. Радирует мне из Локи. Говорит, что они собираются выехать в пятницу с рассветом. Локи - сокращение от Локикоджио. На северной границе. Столица благотворительных организаций, работающих в Южном Судане. Прием. - Я знаю, где находится Локикоджио. Они сказали, что там делали? - Занимались организацией помощи. Иначе в Локи делать нечего. Блюм, как он мне сказал, работает в каком-то бельгийском госпитале. Прием. - Итак, он забронировал бунгало из Локи, и в пятницу утром они выехали из Локи. Прием. - Говорит, что они доберутся до западного берега озера около полудня. Просит прислать лодку, чтобы перевезти их через озеро в "Оазис". "Послушайте, - отвечаю я ему. - Поездка от Локикоджио до Турканы не для слабонервных. Лучше всего присоединиться к какому-нибудь конвою с продовольствием. В холмах полно бандитов, племена крадут друг у друга скот. В принципе, это нормально, только десять лет тому назад у них были копья, а теперь у всех "АК-47". Он смеется. Говорит, что с этим он справится. И справился. До озера они добрались без проблем. Прием. - Они приехали. Зарегистрировались. Что потом? Прием. - Блюм говорит, что им нужен джип и водитель, чтобы ранним утром уехать на раскопки Лики. Не спрашивайте меня, почему он не упомянул об этом, когда бронировал бунгало. Я ему этого вопроса не задавал. Может, они решили по дороге. Может, не хотели обсуждать свои планы по радио. "Хорошо, - говорю я ему. - Вам повезло. С вами может поехать Ной". Блюм обрадовался. Она обрадовалась. Они погуляли по саду, вместе поплавали, вместе посидели в баре, вместе пообедали, сказали всем спокойной ночи и ушли в свое бунгало. Утром вместе уехали. Я их провожал. Хотите знать, что они ели на завтрак? - Кто еще видел их отъезд? Прием. - Все, кто не спал, видели их. Взяли с собой ленч, канистру воды, две канистры бензина, сухие пайки, медикаменты. Все трое разместились на переднем сиденье, Эбботт посередине, как одна счастливая семья. Это же оазис, понимаете? У меня двадцать гостей, большинство спали. У меня сорок сотрудников, большинство бодрствовали. У меня сотня парней, которые мне совершенно не нужны, но они болтаются около автостоянки, продают звериные шкуры, трости, охотничьи ножи. Все, кто видел Блюма и Эбботт, на прощание помахали им рукой. Я помахал, продавцы шкур помахали. Ной помахал нам рукой. Блюм и Эбботт помахали нам рукой. Они не улыбались. Они уезжали с серьезными лицами. Словно их ждали большие дела, словно им предстояло принимать важные решения. Откуда мне знать? Что вы от меня хотите, мистер Канцелярия? Убить свидетелей? Послушайте, я - Галилей. Посадите меня в тюрьму, я поклянусь, что она никогда не приезжала в "Оазис". Прием. Вудроу словно парализовало. То ли вопросы у него закончились, то ли их было слишком много. "Я уже в тюрьме, - думал он. - Мой пожизненный срок начался пять минут тому назад". Он провел рукой по глазам, а когда убрал руку, увидел, что Донохью и Шейла наблюдают за ним и лица их начисто лишены эмоций, так же, как в тот момент, когда он сообщил им о смерти Тессы. - Когда у вас возникла мысль, что у них могло что-то случиться? Прием, - устало спросил Сэнди. Тем же тоном он мог и задать другие вопросы. "Вы живете там круглый год? Прием" или "Давно вы хозяйничаете в этом отеле? Прием". - Внедорожник оснащен рацией. Если Ной куда-то везет гостей, он должен связаться со мной и сообщить, что все в порядке. Ной не связался. Ладно, рации выходят из строя, водители забывают. Связываться по рации - занятие скучное. Надо остановить автомобиль, выйти из кабины, развернуть антенну. Вы меня слышите? Прием. - Ясно и четко. Прием. - Только Ной ничего и никогда не забывает. Поэтому я и держу его в шоферах. Но он не связался со мной. Ни во второй половине дня, ни вечером. Ладно, думаю я. Может, они где-то встали лагерем, дали Ною слишком много выпить. Перед тем как лечь спать, я связался с ранчерами, которые живут неподалеку от раскопа Лики. Никто не видел ни джипа, ни Ноя, ни его пассажиров. Наутро я первым делом еду в Лодвар, чтобы сообщить о случившемся. Это мой джип, понимаете? Мой водитель. Мне не разрешено сообщать по радио, я должен явиться в полицейский участок лично. Это долгая поездка, но таков закон. Полиция Лодвара всегда готова помочь тем гражданам, у которых что-то случилось. У меня пропал джип? Тяжелое дело. Вместе с двумя моими гостями и водителем? Тогда почему я их не ищу? Сегодня воскресенье, сегодня они работать не собирались. Им надо идти в церковь. "Дай нам денег, одолжи нам машину, тогда мы, возможно, тебе поможем", - говорят они мне. Я возвращаюсь домой, организую поисковую команду. Прием. - Кто входил в поисковую команду? - Вудроу начал приходить в себя. - Две группы. Мои люди, два грузовика, вода, горючее, медикаменты, продукты, шотландское, на случай, что придется что-то дезинфицировать. Прием. - В разговор влез кто-то еще. Вольфганг велел ему убираться из эфира ко всем чертям. К изумлению Вудроу, тот убрался. - Здесь у нас довольно-таки жарко, мистер Канцелярия. Сто пятнадцать градусов по Фаренгейту (6) плюс шакалы и гиены, которых никак не меньше, чем у вас мышей. Прием. Пауза, наверное, в ожидании комментария Вудроу. - Я слушаю, - выдавил он из себя. - Джип лежал на боку. Не спрашивайте почему. С запертыми дверцами. Не спрашивайте почему. С одним окном, приоткрытым на пять сантиметров. Кто-то закрыл дверцы, запер их и унес с собой ключи. Из щелочки шел жуткий запах. Гиены исцарапали дверцы, на железе остались вмятины от зубов. Бегали вокруг, сходя с ума. Хорошая гиена чует кровь за десять километров. Если они могут добраться до тела, перекусывают кости с маху, чтобы полакомиться мозгом. Но тут у них ничего не вышло. Кто-то запер дверцы и оставил лишь щелочку в окне. Вот они и бегали вокруг, обезумев. Вы бы делали то же самое. Прием. Вудроу изо всех пытался складывать слова в связные фразы. - Полиция говорит, что Ноя обезглавили. Это так? Прием. - Точно. Он был отличным парнем. Семья стоит на ушах. Все племя ищет его голову. Если они не найдут голову, то не смогут похоронить Ноя как положено, и тогда его душа не даст им покоя. Прием. - А что с мисс Эбботт? Прием... - Перед его мысленным взором возникла обезглавленная Тесса. - Они вам не сказали? - Нет. Прием. - Ей перерезали горло. Прием. Вновь видение: убийца срывает с ее шеи ожерелье, чтобы ножу ничего не мешало. А Вольфганг уже рассказывал о своих дальнейших действиях: - Прежде всего я приказал парням не открывать дверцы. Живых в кабине не было. А того, кто открыл бы дверцу, ждали неприятные ощущения. Я оставил одну группу жечь костер и приглядывать за джипом. А сам со второй группой вернулся в "Оазис". Прием. - Вопрос. Прием, - Вудроу изо всех сил пытался не терять нить. - Какой вопрос, мистер Канцелярия? Пожалуйста, задавайте. Прием. - Кто открыл дверцы джипа? Прием. - Полиция. Как только приехала полиция, мои парни ретировались. Никто не любит полицию. Никому не охота сидеть в тюрьме. Во всяком случае, в местной. Первыми появились полицейские из Лодвара, теперь там вертолет "летучего отряда" из Найроби плюс крутые ребята из личного гестапо президента. Мои парни, само собой, попрятались. Прием. Вновь пауза, Вудроу все с большим трудом удавалось сохранять самообладание. - Блюм был в охотничьей куртке, когда они уезжали к раскопу Лики? Прием. - Конечно. В старой. Синей. Прием. - Кто-нибудь нашел нож на месте преступления? Прием. - Нет. А нож был что надо, можете мне поверить. Панга (7) с лезвием от "Уилкинсона" (8). Голову Ноя отсекли одним ударом. С женщиной та же история. Раз, и готово. Ее раздели догола. Множество синяков. Я это уже говорил? Прием. "Нет, ты этого еще не говорил, - молча ответил ему Вудроу. - Не упомянул ни про наготу, ни про синяки". - Панга была во внедорожнике, когда они уезжали из вашего отеля? - Я еще не встречал африканца, который не брал бы с собой пангу, отправляясь в путь, мистер Канцелярия. - Где сейчас тела? - Ноя, вернее, то, что от него осталось, отдали племени. За мисс Эбботт полиция прислала моторный катер. На джипе пришлось срезать крышу. Оборудование для резки металла позаимствовали у нас. Потом привязали тело на палубе. Внутри для него не хватило бы места. Прием. - Почему? - Вудроу тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. - Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре? Если вы захотите перевезти ее в Найроби, то лучше разрежьте на части, потому что в багажном отсеке вертолета она не уместится. Мозг Вудроу на какое-то время парализовало, а пришел он в себя, услышав ответ Вольфганга: "Да, я один раз уже видел доктора Блюма". Из этого следовало, что он задал вопрос, которого сам не слышал. - Девять месяцев тому назад. Он сопровождал группу "жирных котов" из агентств по оказанию помощи. Продовольственной, медицинской и всякой разной. Мерзавцы потратили прорву денег, а потому пожелали получить чеки на сумму, в два раза большую. Я послал их куда подальше. Блюму это понравилось. Прием. - Каким вы нашли его на этот раз? Прием. - Вы о чем? - Вел он себя иначе? Заметили вы в нем что-то необычное? Может, он нервничал? - Что вы хотите этим сказать, мистер Канцелярия? - Я хочу... Может, он что-то принимал? Нанюхался, обкурился, - Вудроу сам не понимал, зачем он все это говорит. - Ну... я не знаю... кокаин, там, марихуана. Прием. - Он ухаживал, - ответил Вольфганг и отключил связь. Вудроу вновь почувствовал на себе изучающий взгляд Донохью. Шейла испарилась. Вудроу чувствовал, что ушла она по какому-то срочному делу. Но по какому? Почему смерть Тессы потребовала от разведчиков резких телодвижений? Его бросило в холод, он пожалел, что не надел чего-то теплого, но при этом пот катился с него градом. - Больше мы ничем не можем тебе помочь, старина? - в вопросе слышалась чрезмерная заботливость, а больные, с пожелтевшими белками глаза Донохью не отрывались от лица Вудроу. - Налить чего-нибудь крепкого? - Спасибо. Не сейчас. "Они знали, - кипя от ярости, говорил себе Вудроу, спускаясь по лестнице. - Они раньше меня узнали, что она мертва". Но, с другой стороны, они всегда пытаются создать именно такое впечатление: мы, шпионы, обо всем знаем больше и сведения эти получаем раньше остальных. - Посол еще не вернулся? - спросил он, заглянув в кабинет Милдрена. - Ждем с минуты на минуту. - Отмени совещание. Вудроу не сразу пошел к Джастину. Сначала отыскал Гиту Пирсон, подругу и доверенное лицо Тессы, занимавшую в "канцелярии" самую низшую должность. Черноглазая, светловолосая, индоангличанка, с кастовым кружочком на лбу, принятая на службу в Найроби. Гита Пирсон, Вудроу это знал, намеревалась делать карьеру в системе Министерства иностранных дел. Когда он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, Гита встретила его недоверчивым взглядом. - Гита, этот разговор должен остаться между нами, понимаешь? - Она молча смотрела на него. - Речь пойдет о Блюме. Докторе Арнольде Блюме. - Что вас интересует? - Ваш приятель? - Никакой реакции. - Я хочу сказать, вы с ним в дружеских отношениях? - Он - наш контакт, - в обязанности Гиты входило поддержание связи с агентствами, занятыми обеспечением населения гуманитарной помощью. - И, очевидно, он - приятель Тессы. - Черные глаза Гиты никак не прокомментировали его слова. - Вы знаете кого-то еще в организации Блюма? - Я время от времени звоню Шарлотте. Она - его секретарь. Остальные люди работают на местах. А что? - Раньше он находил очень волнительной индоанглийскую напевность ее голоса. Но теперь все. Никаких увлечений. - На прошлой неделе Блюм был в Локикоджио. Не один. Кивок, медленный, потом Гита опустила глаза. - Я хочу знать, что он там делал. Из Локи он поехал к озеру Туркана. Я хочу знать, вернулся ли он в Найроби. А может, в Локи. Сможете вы это выяснить, не привлекая к себе излишнего внимания? - Сомневаюсь. - Во всяком случае, попробуйте. - Внезапно возникла необходимость задать еще один вопрос. За все месяцы знакомства с Тессой эта мысль как-то не приходила ему в голову. - Вы не знаете, Блюм женат? - Полагаю, что да. Скорее всего. Обычно они женаты, не так ли? Они - в смысле африканцы? Или они - в смысле любовники? Все любовники? - Но здесь у него жены нет? В Найроби. Или, насколько вам известно, нет? Блюм приехал в Кению без жены? - Почему вы... - и тут же торопливое добавление: - С Тессой что-то случилось? - Возможно. Мы выясняем. Подойдя к кабинету Джастина, Вудроу постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. На этот раз он не стал запирать за собой дверь, но, сунув руки в карманы, привалился к ней широкими плечами: пока он так стоял, никакого замка и не требовалось. Он видел перед собой спину Джастина, обтянутую элегантным пиджаком, и аккуратно подстриженный затылок. Джастин изучал один из развешенных по стенам графиков, по которым змеились разноцветные линии. Тот, что привлек его внимание, назывался: "ОТНОСИТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ИНФРАСТРУКТУРЫ НА ПЕРИОД 2005-2010 гг." и, насколько мог сказать стоящий у двери Вудроу, предсказывал грядущее процветание африканских стран. На подоконнике, по левую руку Джастина, стояли горшочки с растениями, которые он выращивал. Вудроу опознал жасмин и бальзамин, и лишь потому, что Джастин подарил эти растения Глории. - Привет, Сэнди, - поздоровался Джастин. - Привет. - Как я понимаю, этим утром мы не собираемся. Возникли проблемы? "Знаменитый прекрасный голос, - подумал Вудроу, - отмечающий все нюансы, словно каждый ему внове. Поблекший от времени, но по-прежнему очаровывающий, если обращать внимание на тональность, а не сущность. Почему я так презираю тебя, собираясь кардинально изменить твою жизнь? С этого момента и до конца дней твоя жизнь разделится на два периода, до того как и после того, точно так же, как уже разделилась моя. И почему ты не снимаешь своего гребаного пиджака? Ты, должно быть, единственный сотрудник Министерства иностранных дел, который заказывает летние костюмы у портного". Тут Вудроу вспомнил, что и сам в пиджаке. - Полагаю, у тебя все в порядке? - спросил Джастин. - Глория не жалуется на эту жуткую жару? Мальчишки здоровы? - У нас все хорошо. - Пауза. - И Тесса на севере? - предположил он, все еще надеясь, что произошла чудовищная ошибка. Джастин сразу растаял, так случалось всегда, если кто-то упоминал Тессу в его присутствии. - Да, она в отъезде. Ее работа в благотворительных организациях не прекращается ни на минуту, - Джастин словно благодарил за это и ООН, и все прочие учреждения, спешащие на помощь голодным и несчастным. - Ко дню нашего отъезда она спасет всю Африку, если и дальше будет работать в таком темпе. - А чего она поехала на север? - Сэнди все хватался за соломинку. - Я думал, что у нее хватает дел в Найроби. В трущобных районах. В Кибере, не так ли? - Да, она трудится не покладая рук, - с гордостью ответил Джастин. - Ночью и днем, бедняжка. Делает все. Подтирает младенцам задницы и объясняет заключенным их гражданские права. Большинство из ее клиентов, разумеется, женщины. Им она, конечно, очень помогает, а вот их мужчинам ее помощь определенно не нравится, - мудрая улыбка. - Права на собственность, развод, причинение физического вреда, принуждение к выполнению супружеских обязанностей, обрезание девочек, безопасный секс. Полный набор, изо дня в день. Теперь ты понимаешь, почему их мужья немного нервничают, не так ли? Я бы тоже нервничал, если бы принуждал жену к выполнению супружеских обязанностей. - А что она делает на севере? - настаивал Вудроу. - Это известно одному богу. Спроси дока Арнольда, - добавил Джастин подчеркнуто небрежно. - Арнольд - ее гид и наставник в здешних делах. "Так, значит, он разыгрывает эту партию, - думал Вудроу. - Легенда, которая устраивает всех троих. Арнольд Блюм, доктор медицины, духовный наставник, черный рыцарь, защитник в джунглях гуманитарной помощи. Кто угодно, но не любовник, о котором знают, но терпят". - Куда именно она уехала? - Локи. Локикоджио, - Джастин устроился на краешке стола, возможно, подсознательно имитируя беззаботную позу Вудроу у двери. - Сотрудники "Мировой продовольственной программы" устроили там курсы по проблемам взаимодействия личности, семьи и общества. Можешь себе такое представить? Вертолетами привозят ничего не подозревающих деревенских женщин из Южного Судана, наскоро знакомят с принципами Джона Стюарта Милла (9) и отправляют обратно. Арнольд и Тесса поехали поглядеть на это действо. Везунчики. - Где она сейчас? Вопрос этот Джастину определенно не понравился. Возможно, именно в тот момент он понял, что болтовня Вудроу чем-то обусловлена. "А может, - подумал Вудроу, - не жаловал он вопросы о Тессе, на которые сам не знал ответа". - Наверное, возвращается в Найроби. А что? - С Арнольдом? - Скорее всего. Он бы не оставил ее там. - Она связывалась с тобой? - Со мной? Из Локи? Каким образом? Телефонов там нет. - Я подумал, что она могла воспользоваться радиопередатчиком какого-нибудь агентства. Другие так делают. - Тесса - не другие, - Джастин нахмурился. - У нее принципы. Она не будет тратить без надобности деньги доноров. Что происходит, Сэнди? Джастин соскользнул со стола, вышел на середину комнаты, заложив руки за спину. А Вудроу, глядя на симпатичное лицо и седеющие черные волосы, на которые теперь падал солнечный свет, вспомнил волосы Тессы, тоже черные, но без седины и гораздо более длинные. Вспомнил, как впервые увидел их вдвоем, Тессу и Джастина, только что поженившихся, почетных гостей на вечеринке, устроенной послом по случаю их прибытия в Найроби. Вспомнил, как вообразил, шагнув навстречу, чтобы поздороваться, что они - отец и дочь, а он сам - претендент на ее руку и сердце. - Когда ты говорил с ней в последний раз? - спросил Вудроу. - Во вторник, когда отвез их в аэропорт. В чем дело, Сэнди? Если Арнольд с ней, беспокоиться не о чем. Она будет делать все, что ей скажут. - Как, по-твоему, они могли поехать на озеро Туркана, она и Блюм... Арнольд? - Если они достали машину и у них возникло такое желание, почему нет? Тесса любит дикую природу, очень уважает Ричарда Лики, и как археолога, и как достойного белого африканца. Лики открыл там клинику. Возможно, Арнольд поехал туда по делам и взял с собой Тессу. Сэнди, с чего такие вопросы? - в голосе Джастина слышалось негодование. Когда он наносил смертельный удар, Вудроу не оставалось ничего другого, как наблюдать за изменениями выражения лица Джастина, причиной которых были его слова. И он увидел, как исчезли последние остатки юности, а симпатичное лицо скукожилось и затвердело. - Нам сообщили о том, что белая женщина и шофер-африканец найдены на восточном берегу озера Туркана. Мертвыми, - начал Вудроу, сознательно не употребив слово "убитыми". - Автомобиль принадлежал владельцу отеля "Оазис-лодж". Он же предоставил и водителя. Владелец отеля утверждает, что опознал в женщине Тессу. Он говорит, что она и Блюм провели ночь в "Оазисе", а утром отправились на раскоп Ричарда Лики. Блюм исчез. Они нашли ее ожерелье. Которое она всегда носила. "Как я мог это знать? Почему я выбрал именно этот момент, чтобы показать, что в курсе таких интимных подробностей ее жизни!" Вудроу продолжал наблюдать за Джастином. Живущий в нем трус хотел отвести взгляд, но для сына военного подобное было немыслимо, все равно что приговорить человека к смерти, а потом не явиться на его казнь. Он наблюдал, как широко раскрылись глаза Джастина, от обиды и разочарования, так, будто верный друг ударил его в спину, потом закрылись, словно тот же друг вышиб из него дух. Он наблюдал, как красиво очерченные губы разошлись в беззвучном крике боли, затем плотно сжались, превратившись в узкую бледную полоску. - Как хорошо, что ты сказал мне, Сэнди. Премного тебе благодарен. Портер знает? - так звали посла. - Милдрен пытается его разыскать. Они нашли сапожок "Мефисто". Седьмого размера. Это ее? В организме Джастина что-то разладилось. Сначала он долго ждал, пока до него дойдет смысл слов Вудроу, потом с трудом формулировал ответ, короткими, отрывочными предложениями. - Есть магазин около Пиккадилли. Она купила там три пары. Когда мы в последний раз были в Лондоне. Никогда не видел, чтобы она так сорила деньгами. Обычно она тратит мало. Дорогие вещи ее не интересуют. Готова одеваться хоть в магазинах Армии спасения. Ей без разницы. - И какую-то охотничью куртку. Синюю. - О, вот эти вещи она терпеть не могла, - дар речи полностью восстановился, слова хлынули потоком. - Говорила, если я увижу на ней одно из этих страшилищ цвета хаки, то должен сжечь или отдать Мустафе. "Мустафа, ее слуга", - вспомнил Вудроу. - Полиция говорит, куртка синяя. - Она ненавидела синее, - Джастин чуть не кричал. - Как и все армейские тона. - Уже прошлое время, отметил Вудроу. - Когда-то у нее была зеленая куртка. Она купила ее в "Фарбелоуз" на Стэнли-стрит. Я привел ее туда, уж не помню почему. Она надела куртку и залилась смехом. "Посмотри на меня, - сказала она. - Генерал Паттон в юбке". "Нет, дорогая, - ответил я ей, - ты - не генерал Паттон. Ты - очень красивая женщина, надевшая чертовски уродливую зеленую куртку". Джастин начал разбирать стол. Точными движениями. Готовясь к отъезду. Выдвигая и задвигая ящики. Сложил папки с документами в сейф, запер его. По ходу рассеянно проводя рукой по волосам, эта его привычка всегда раздражала Вудроу. Робко выключил ненавистный компьютер. Ткнул кнопку указательным пальцем, словно боялся, что она укусит его. Ходили слухи, что по утрам компьютер включала ему Гита Пирсон. Вудроу наблюдал, как он последний раз обводит кабинет невидящим взглядом. Конец службы. Конец жизни. Пожалуйста, наведите порядок, чтобы следующий хозяин кабинета мог сразу включиться в работу. У двери Джастин обернулся, посмотрел на растения на подоконнике. Должно быть, раздумывал, то ли взять их с собой, то ли оставить инструкции по уходу за ними. Не сделал ни первого, ни второго. Шагая рядом с Джастином по коридору, Вудроу хотел коснуться его руки, но внезапно возникшее чувство отвращения в последний момент заставило отдернуть пальцы. Однако он держался рядом, чтобы в любой момент подхватить Джастина, если тот вдруг начнет оседать на пол или споткнется, потому что теперь Джастин напоминал хорошо одетого лунатика, у которого разладился встроенный в него радар. Шли они медленно, тихо, но Гита, должно быть, их услышала, потому что появилась на пороге, когда они проходили мимо ее кабинета, и пристроилась к Вудроу, шепча на ухо, придерживая золотистые волосы, чтобы они не касались щеки собеседника. - Он исчез. Его все ищут. Слух у Джастина оказался лучше, чем они ожидали. А может, шок от случившегося привел к обострению всех чувств. - Как я понимаю, вы тревожитесь из-за Арнольда, - сказал он Гите сочувственным тоном незнакомца. x x x Посла отличал острый ум и неуемная тяга к знаниям. Его старший сын работал в торговом банке, маленькая дочь, Рози, родилась слабоумной, а жена, когда они жили в Англии, была мировым судьей. Он обожал их всех и проводил уик-энды с Рози, сидящей у него на животе. Но при этом Коулриджу удалось обмануть возраст, задержаться на грани, переступив которую юноша становится мужчиной. Этому способствовал и выбор одежды: молодежные подтяжки и мешковатые оксфордские штаны (10). На вешалке за дверью, с надписью на ней: "П. Коулридж, Бейллиол (11)" - висел соответствующий пиджак. Посол стоял посреди своего большого кабинета, изредка кивал, слушая Вудроу. В глазах и на щеках блестели слезы. - Гребаный засранец! - яростно выкрикнул он, словно с нетерпением ждал возможности выругаться. - Я понимаю, - кивнул Вудроу. - Эта бедная девочка. Сколько ей лет? Совсем молоденькая! - Двадцать пять. - "Разве мне положено это знать?" - Плюс-минус, - добавил он на всякий случай. - Она выглядела на восемнадцать. И этот бедолага Джастин со своими цветами. - Я понимаю, - повторил Вудроу. - Гита знает? - По мелочам. - Что он теперь будет делать? У него нет даже работы. Его хотели вышвырнуть, как только завершится срок службы в нашем посольстве. Если б Тесса не потеряла ребенка, его тут уже не было бы, - стоять на одном месте Коулриджу надоело, он переместился в другое. - В субботу Рози поймала форель весом в два фунта. Что ты на это скажешь? Коулридж выигрывал время для раздумий, вдруг переводя разговор на пустяки. - Великолепно, - пробормотал Вудроу. - Тесса была бы в восторге. Всегда говорила, что Рози выправится. И Рози ее обожала. - Безусловно. - Есть рыбеху, правда, не стали. Весь уик-энд продержали в аквариуме, потом похоронили в саду. - Коул расправил плечи. Показывая тем самым, что готов вновь вернуться к делам. - Есть же подтекст, Сэнди. Чертовски неприятный подтекст. - Я более чем в курсе. - Этот говнюк Пеллегрин уже звонил, требуя свести урон к минимуму, - имелся в виду сэр Бернард Пеллегрин, директор департамента Африки в Форин-оффис и заклятый враг Коулриджа. - Как мы можем свести ущерб к минимуму, если не знаем, о каком гребаном ущербе идет речь? Полагаю, сегодня ему будет не до тенниса. - Последние четыре дня и четыре ночи перед смертью она провела с Блюмом, - Вудроу покосился на дверь, чтобы еще раз убедиться, что та закрыта. - Если это ущерб. Они были в Локи. Потом поехали на озеро Туркана. Ночевали в одном бунгало. Их видели вместе десятки людей. - Спасибо. Большое тебе спасибо. Именно это я и хотел услышать, - глубоко засунув руки в карманы, Коулридж закружил по комнате. - А где этот гребаный Блюм? - Его все ищут, а он словно провалился сквозь землю. Последний раз его видели рядом с Тессой в джипе, когда они поехали на раскоп Лики. Коулридж обошел стол, плюхнулся в кресло, откинулся назад, широко развел руки. - Значит, это работа Блюма, - объявил он. - Забыл о своем образовании, обезумел, убил обоих, прихватил голову Ноя в качестве сувенира, перевернул джип набок, запер дверцы и удрал. А разве мы не удрали бы? Гребаный засранец! - Ты знаешь его так же хорошо, как я. - Нет, я не знаю. Я держался от него подальше. Не люблю кинозвезд, активно занимающихся гуманитарной помощью. Куда он уехал? Где он? Перед мысленным взором Вудроу замелькали образы. Блюм - африканец западного разлива, бородатый Аполлон коктейль-пати Найроби, с неотразимой харизмой, остроумный, красивый. Блюм и Тесса бок о бок, очаровывающие гостей, тогда как Джастин, мурлыкающий от удовольствия, улыбается, наполняет и раздает стаканы. Арнольд Блюм, доктор медицины, герой войны в Алжире, заявляющий с трибуны лекционного зала ООН о приоритете медицины в катастрофических ситуациях. Блюм после вечеринки, в кресле, уставший, потерянный, замкнувшийся в себе. - Я не мог отослать их домой, - голос Коулриджа посуровел, словно у человека, навестившего свою совесть и вернувшегося обратно в полной уверенности, что она чиста. - Я не считал возможным губить карьеру бедолаги только потому, что его жене нравится раздвигать ноги. На дворе новое тысячелетие. Люди имеют полное право портить себе жизнь, если их это вполне устраивает. - Разумеется. - Она приносила чертовски много пользы в трущобных районах, что бы о ней ни говорили. Конечно, парни Мои косились на нее, но простые африканцы любили. - Несомненно, - согласился Вудроу. - Ладно, она очень уж упирала на равноправие. И правильно. Отдайте Африку женщинам, и здесь, возможно, заживут по-человечески. Без стука вошел Милдрен. - Звонят из службы протокола, сэр. Тело Тессы только что прибыло в морг больницы, и они просят немедленно провести опознание. И информационные агентства требуют текст заявления. - Как им удалось так быстро доставить ее в Найроби? - На вертолете, - ответил Вудроу, вспомнив слова Вольфганга о том, что ее придется разрезать, чтобы втиснуть в багажный отсек. - Никаких заявлений до опознания! - рявкнул Коулридж. x x x Вудроу и Джастин поехали вместе, в посольском минивэне-"Фольксвагене" с тонированными стеклами. За рулем сидел Ливингстон, рядом с ним - Джексон, здоровяк-кикуйю, которого взяли на тот случай, если вдруг понадобится грубая сила. Кондиционер работал на полную мощность, но кабина температурой не слишком отличалась от духовки. Конечно же, они попали в пробку, в Найроби днем по-другому бывало крайне редко. Заполненные пассажирами микроавтобусы "матуту", изрыгавшие клубы выхлопных газов, зажали минивэн с двух сторон. Их водители непрерывно жали на клаксон. Ливингстон сумел-таки свернуть с магистрали и по боковым улочкам добрался до морга. У каменной арки толпились мужчины и женщины, что-то то ли пели, то ли скандировали. Вудроу сердито выругался, приняв их за демонстрантов, но потом сообразил, что это пришедшие за усопшими родственники. Вдоль тротуара выстроились побитые временем и тронутые ржавчиной пикапы, легковушки, минивэны. - Тебе нет никакого резона идти туда, Сэнди, - сказал Джастин. - Разумеется, резон есть, - решительно возразил сын военного. На лестнице за аркой их поджидали полицейские и медики в не слишком уж чистых белых халатах. Встретили их крайне радушно. Старший из полицейских, который представился им как инспектор Мурамба, широко улыбаясь, пожал руки обоим высокопоставленным джентльменам из британского посольства. Азиат в черном костюме, доктор Банда Сингх, сказал, что он в полном их распоряжении. И повел бетонным коридором, под потолком которого тянулись трубы, а у стен лежали перевернутые урны. "Трубы, - подумал Вудроу, - должны подавать хладагент к холодильникам, но холодильники не работали из-за отключения электроэнергии, а автономных генераторов в больнице, само собой, нет". Доктор Банда показывал дорогу, но Вудроу полагал, что нашел бы ее и сам. Налево - никакого запаха. Направо - хоть святых выноси. Но про неудобства пришлось забыть. Долг солдата - быть здесь, а не становиться рабом собственного носа. Долг. "Почему она всегда заставляет меня думать о долге?" Он задался вопросом, а не ложится ли какое- нибудь заклятье на прелюбодеев, когда те смотрят на мертвых женщин, с которыми грешили? Доктор Банда подвел их к лестнице. По ней они спустились в лишенное вентиляции небольшое помещение, в котором запах смерти буквально валил с ног. Тронутая ржавчиной стальная дверь преградила им путь, но Банда требовательно забарабанил по ней кулаком, потом выдержал паузу и стукнул четыре или пять раз в заранее условленном ритме. Дверь приоткрылась, в проеме появились головы трех молодых парней. При виде хирурга они посторонились, позволив ему войти. Вудроу, оставшийся за дверью, заглянул внутрь, и увиденное почему-то напомнило ему школьное общежитие. Истощенные трупы лежали на кроватях по двое. Еще больше трупов - между кроватями на полу, одетые и голые, на боку и на спине. Хватало и тех, кто свернулся в клубок, подтянув колени к груди, защищая внутренние органы не пойми от чего. А над ними, словно туман, висели мухи, жужжащие на одной ноте. В центре этого "общежития", в проходе между кроватями, стояла огромная, обитая железом платформа на колесах. И на этой платформе, из-под белой простыни, высовывались две чудовищно раздувшиеся человеческие ступни. Ступни эти вызвали у Вудроу мысли о шлепанцах-утятах, которые на Рождество Глория подарила их сыну Гарри. Выскользнула из-под простыни и одна кисть. Пальцы покрывала черная кровь, больше всего ее скопилось на суставах. А подушечки пальцев цветом соперничали с аквамарином. "Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре!" - Мистер Джастин Куэйл, пожалуйста, - позвал доктор Банда Сингх, совсем как дворецкий на королевском приеме. - Я иду с тобой, - пробормотал Вудроу, не отставая от Джастина ни на шаг. Увидел, как доктор Банда отвернул простыню, чтобы открыть карикатурно искаженное лицо Тессы. Шею, в том месте где она носила ожерелье, прикрывала грязная тряпка. Как утопающий, последний раз вынырнувший из воды, Вудроу жадно вбирал в себя открывшееся его глазам. Черные волосы, прилипшие к черепу. Раздутые, словно у херувима, набравшего полный рот воздуха, щеки. Закрытые глаза, поднятые брови, полуоткрытый, словно в недоумении, рот, черная кровь, запекшаяся внутри, будто ей сразу вырвали все зубы. " Ты? - казалось, в изумлении вопрошала она, когда ее убивали, и губы даже образовали букву "о". - Ты!" Но к кому обращала она этот вопрос? На кого смотрела перед тем, как ее веки окончательно опустились на глаза? - Вы узнаете эту даму, сэр? - деликатно осведомился у Джастина инспектор Мурамба. - Да. Да, узнаю, благодарю вас, - ответил Джастин, тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его. - Это моя жена, Тесса. Мы должны как можно скорее похоронить ее, Сэнди. Ей хотелось лечь в землю Африки. Она - единственный ребенок. Родителей у нее нет. Кроме меня, консультироваться насчет похорон ни с кем не нужно. Так что давайте как можно скорее предадим ее земле. - Боюсь, дата похорон будет зависеть от полиции, - успел просипеть Вудроу и метнулся к раковине, чтобы выблевать свое сердце, тогда как Джастин стоял рядом, обнимая его за плечи и бормоча что-то успокаивающее. x x x Из святилища, личного кабинета посла, Милдрен медленно зачитывал заявление для прессы молодому человеку с невыразительным голосом, внимательно слушающему его на другом конце провода: "Посол с прискорбием сообщает о смерти от рук убийцы миссис Тессы Куэйл, жены Джастина Куэйла, первого секретаря "канцелярии". Миссис Куэйл умерла на берегу озера Туркана, неподалеку от Аллиа-Бэй. Был убит и ее водитель, мистер Ной Катанга. Миссис Куэйл будут помнить как страстного борца за права женщин в Африке, а также за ее молодость и красоту. Мы выражаем глубокое сочувствие мужу миссис Куэйл, Джастину, и ее многочисленным друзьям. Флаг посольства будет приспущен до последующего уведомления. Книга соболезнований выставлена в приемной посольства". - Вы это передадите? - Уже передал, - ответил молодой человек. Глава 2 Вудроу жили в каменном доме с элементами тюдоровского стиля, каких хватало в большой английской колонии, расположенной на склоне холма в закрытом для посторонних пригородном районе Мутайга, на расстоянии вытянутой руки от "Мутайга-клаб", резиденции британского посла и резиденций послов других государств, о существовании которых многие узнавали впервые, проехавшись по тщательно охраняемым улицам и увидев таблички с их названиями среди других, на суахили, предупреждавших о наличии злых собак. После нападения на посольство США в Найроби Министерство иностранных дел выделило необходимые средства для того, чтобы снабдить дома сотрудников посольства, такого же ранга, как Вудроу, и выше, прочными металлическими воротами, которые могли выдержать удар грузовика. Ворота эти днем и ночью охранялись живописными гвардейцами и их многочисленными друзьями и родственниками. Проволоку забора, окружавшего сад, держали под напряжением. На заборе крепились кольца колючей проволоки. С наступлением темноты вкл ючались мощные прожектора, освещающие и забор, и подступы к нему. В Мутайге забота о собственной безопасности считалась хорошим тоном. Более бедный люд посыпал каменные заборы битым стеклом, средний класс мог позволить себе колючую проволоку, а уж безопасность дипломатов обеспечивали железные ворота, заборы под напряжением, датчики системы сигнализации на окнах и дверях и прожектора. Вудроу жили в трехэтажном доме. Два верхних этажа дополнительно охраняла металлическая сдвижная перегородка, установленная на первой лестничной площадке. Ключ от нее был только у старших Вудроу. Архитектор использовал рельеф местности: дом стоял на склоне, и под первым этажом располагались две комнаты для гостей, отдаленно напоминающие тюремную камеру: выкрашенные белой краской стены, окна без занавесок, зато забранные стальными решетками. Но Глория, в ожидании гостя, украсила комнаты розами из сада, торшером из малой гостиной, телевизором и радиоприемником, справедливо рассудив, что сами они какое-то время смогут обходиться без оных. Конечно, это не номер в пятизвездочном отеле, доверительно сообщила она Элен, своей лучшей подруге, англичанке, которая вышла замуж за грека, работавшего в миссии ООН, но, по крайней мере, бедняжке будет где побыть одному. А тому, кто потерял близкого человека, побыть одному абсолютно необходимо. Глория испытала это на себе, когда умерла мама, но, разумеется, се мейные отношения Тессы и Джастина несколько отличались от, скажем, традиционных, однако она, Глория, никогда не сомневалась, что любовь, во всяком случае со стороны Джастина, имела место быть, а вот что испытывала к мужу Тесса... откровенно говоря, Эл, дорогая, это знает только господь, а никто из нас уже никогда не узнает. На что Элен, не раз разводившаяся и умудренная опытом, недоступным Глории, ответила: "Что ж, придется тебе приглядывать за кормой, сладенькая. Как бы кто не пристроился. Новоиспеченные вдовцы иной раз очень охочи до женщин". x x x Глория Вудроу относилась к тем редким женам дипломатов, которые стремились всегда и во всем видеть светлую сторону. А если светлая сторона никак не просматривалась, с губ ее срывался добродушный смешок и восклицание: "Ага, а вот и мы!" - означавшее, что все заинтересованные лица должны сплотиться и без единой жалобы принять жизненные неудобства. Она постоянно помнила о частных школах, в которых прошла ее юность и сформировалось мировоззрение, регулярно посылала туда сообщения о своих успехах, живо интересовалась новостями соучеников. В День основания школы обязательно посылала поздравительную телеграмму, в последние годы, спасибо техническому прогрессу, остроумное письмо по электронной почте, обычно в стихах, дабы никто не забыл о том, что она когда-то заняла первое место на конкурсе школьных поэтов. Симпатичная, красноречивая, особенно если разговор шел ни о чем, она выделялась ковыляющей, на редкость некрасивой походкой, свойственной женщинам английских королевских кровей. Но при этом никто не мог сказать, что природа наградила Глорию Вудроу глупостью. Восемнадцать лет тому назад, в Эдинбургском университете, она считалась одной из лучших студенток, и многие сходились во мнении, что она достигла бы немалых успехов в политике или философии, если бы не вышла замуж за Вудроу. Но за прошедшие годы замужество, воспитание детей и переменчивость жизни дипломатов полностью вытеснили честолюбивые замыслы, которые она, возможно, питала. Иной раз Вудроу с легкой грустью отмечал, что Глория пожертвовала своим интеллектуальным потенциалом ради того, чтобы выполнять роль жены. Но эта жертва вызывала у него и чувство благодарности. Уважал он жену и за то, что она словно отказывалась читать его тайные мысли, но при этом гибко подстраивалась под его интересы. "Когда я захочу жить собственной жизнью, я тебе обязательно об этом скажу, - как-то заверила она Вудроу, когда тот, обуреваемый то ли чувством вины, то ли скуки, предложил ей продолжить образование, совершенствовать свои з нания в юриспруденции, в медицине, в чем угодно, но совершенствовать. - Если, конечно, я не нравлюсь тебе такой, какая есть, это другое дело", - добавила она, переводя разговор с частностей на общее. "Да нет же, нравишься, нравишься, я очень люблю тебя", - запротестовал он, крепко прижав жену к груди. И более-менее поверил самому себе. Джастин стал тайным узником комнат для гостей на нижнем этаже дома Вудроу вечером того же черного понедельника, когда ему сообщили о смерти Тессы, в тот час, когда на подъездные дорожки резиденций послов вкатывались лимузины, чтобы чуть позже отвезти их в один из соседских домов. День Лумумбы? Мердеки? Взятия Бастилии? Один праздник ничем не отличался от другого. Национальный флаг развевался на флагштоке, на лужайке выключались разбрызгиватели, стелился красный ковер. Черные слуги в белых перчатках роились вокруг, совсем как в колониальные времена, которые мы все так решительно осуждаем. А из шатра хозяина доносилась патриотическая музыка. Вудроу приехал с Джастином все на том же черном посольском минивэне с тонированными стеклами. Из морга они отправились в полицейское управление, где Джастин безупречным академическим почерком написал заявление о том, что он опознал свою жену. Из полицейского управления Вудроу позвонил жене, чтобы сообщить, что через пятнадцать минут, если они не попадут в пробку, приедет со своим гостем и... "ему надо лечь на дно, дорогая, и мы должны ему в этом помочь". Спешка не помешала Глории позвонить Элен, номер она набирала неоднократно, пока та не взяла трубку, чтобы обсудить обеденное меню... любит бедняга Джастин рыбу или ненавидит ее? Она забыла, но вроде бы в отношении еды у него есть пунктик... и, "господи, Эл, о чем мне с ним говорить, когда Вудроу уедет в посольство, а меня оставит с ним? Я хочу сказать, о многих темах придется забыть". - Ты что-нибудь придумаешь, не волнуйся, дорогая, - заверила ее Элен, в ее голосе слышались нотки сарказма. Нашла Глория время и для того, чтобы рассказать об абсолютно раздражающих, если она брала трубку, телефонных звонках журналистов и о других, на которые отвечал Джума, ее слуга из племени вакамба, говоря, что мистер и миссис Вудроу в настоящий момент не могут подойти к телефону. Она жалела только о том, что не смогла поговорить со сладкоголосым мальчиком из "Телеграф", она просто млела от звуков его голоса, но Сэнди строго-настрого запретил ей отвечать на вопросы газетчиков. - Возможно, он тебе напишет, дорогая, - сочувственно предположила Элен. "Фольксваген" с тонированными стеклами свернул на подъездную дорожку, Вудроу вылез из кабины первым, чтобы убедиться, что репортеров поблизости нет, и тут же Глория удостоилась чести впервые увидеть Джастина-вдовца, человека, который за последние шесть месяцев потерял сына и жену. Джастин - обманутый муж, которого больше никто не обманывал, Джастин с мягким взглядом и в отлично сшитом костюме, Джастин - тайный гость, которому предстояло укрыться от прессы в ее доме, снял соломенную шляпу, выбираясь из минивэна, поблагодарил всех, то есть Ливингстона - водителя, Джексона - охранника, и Джуму, который, само собой, отирался поблизости, и, склонив голову, направился к входной двери. Лицо его Глория увидела сначала в густой тени, потом в коротких африканских сумерках. - Добрый вечер, Глория, - поздоровался он, приблизившись. - Как хорошо, что ты позволила мне пожить у вас, - голос его звучал так мужественно, что она чуть не расплакалась. Но в тот момент сдержалась и поплакала позже, после обеда. - Джастин, дорогой, мы так рады, что можем хоть чем-то помочь тебе, - пробормотала она и нежно чмокнула гостя в щеку. - Об Арнольде никаких новостей, не так ли? В наше отсутствие никто не звонил? - К сожалению, дорогой, ничего нового нет. Мы все, разумеется, очень переживаем. "Он хорошо держится, - отметила про себя Глория. - Очень хорошо. Как герой". Откуда-то издалека до нее донесся скорбный голос Вудроу. Ему надо в посольство, всего лишь на час, он позвонит, но Глория его не слушала. Правда, возникла мысль: "А кого потерял он?" Хлопнула дверца "Фольксвагена", черный минивэн задним ходом выкатился на дорогу, но Глория даже не повернула головы. Все ее внимание занимал Джастин, ее гость и трагический герой. Джастин, теперь она это понимала, был такой же жертвой этой трагедии, как Тесса, только Тесса умерла, а Джастину на плечи легла тяжелая ноша горя, которую ему предстояло нести до конца своих дней. Уже щеки его посерели, походка изменилась, и по сторонам он смотрел не тем взглядом, что прежде. Не обратил ни малейшего внимания на цветочные бордюры, высаженные по его рекомендациям, которые так тщательно соблюдала Глория. Даже не посмотрел на два кофейных деревца, которые вырастил для нее из зернышек и отказался взять за них деньги. Что в Джастине не переставало удивлять Глорию (это уже из телефонного разговора с Элен, состоявшегося в тот ж е вечер, с подробным отчетом о происшедшем), так это его энциклопедические знания о растениях, цветах и садах. "И откуда это взялось, Эл? Наверное, от матери. Она же наполовину Дадли. А все Дадли - превосходные садовники, у них это в крови. Мы говорим о классической английской ботанике, Эл, а не о тех советах садоводу, которые публикуются в воскресных газетах". Вместе с дорогим гостем она поднялась по ступеням к входной двери, пересекла холл и уже по другой лестнице спустилась в темницу, в которой Джастину предстояло отбыть положенный срок, где и выступила в роли экскурсовода. Показала гардероб с облупившимся лаком (ну почему она не дала Эбедьяху пятьдесят шиллингов, чтобы тот покрасил его), куда Джастин мог вешать костюмы, изъеденные древоточцем полки (ну почему она не застелила их простыней), куда Джастин мог положить рубашки и носки. Но извинялся, как обычно, Джастин. - К сожалению, у меня практически нет одежды, которую я мог бы повесить в гардероб или положить на полки. Мой дом осаждают газетчики, и Мустафа, должно быть, снял трубку с рычага. Сэнди пообещал снабжать меня всем необходимым до той поры, пока страсти не улягутся и не удастся привезти мою одежду. - О, Джастин, как же я об этом не подумала! - покраснев, воскликнула Глория. А потом, то ли потому, что не хотела оставлять его одного, то ли не знала, как это сделать, настояла на том, чтобы показать ему старый холодильник, заставленный бутылками с питьевой водой (ну почему она не удосужилась заменить потрескавшуюся резину), контейнер со льдом ("Джастин, подставь его под кран, кубик сразу и выскочит"), пластиковый электрический чайник, который ненавидела, бумажную коробочку с пакетиками чая "Тетли", жестянку с сахарным печеньем, на случай, если гостю захочется заморить червячка ночью, с Сэнди такое бывает, хотя врачи и говорят, что ему надо худеть. И, наконец (слава богу, хоть что-то она сделала правильно), вазу с великолепным разноцветным львиным зевом, цветами, которые она вырастила, следуя его инструкциям. - Вот и славненько, оставляю тебя, чтобы ты мог немного отдохнуть, - и уже у самой двери, к своему стыду, осознала, что не сказала ни слова о его утрате. - Джастин, дорогой... - Спасибо, Глория, вот этого не надо, - с неожиданной твердостью прервал ее Джастин. Лишенная возможности выразить сочувствие, Глория попыталась перейти к более практичным делам. - Наверх поднимайся, когда у тебя возникнет такое желание, дорогой. Обед в восемь, теоретически. Если раньше захочется выпить, не стесняйся. Делай, что тебе заблагорассудится. Или ничего. Одному богу известно, когда появится Сэнди. Выполнив свой долг, она поднялась в спальню, приняла душ, переоделась, накрасилась, заглянула к детям, которые готовили уроки. Испуганные близостью смерти, они демонстрировали крайнее усердие, а может, притворялись. - Он выглядит ужасно грустным? - спросил Гарри, младший из сыновей. - Вы встретитесь с ним завтра. Пожалуйста, будьте вежливыми и серьезными. Матильда сделает вам гамбургеры. Есть будете в игровой комнате, а не на кухне, понятно? - и тут же добавила: - Он очень милый, мужественный человек, так что отнеситесь к нему с уважением. Спустившись в гостиную, она, к своему удивлению, обнаружила там Джастина. Он согласился выпить виски с содовой, себе она налила белого вина и опустилась в кресло, в котором обычно сидел Сэнди, только о муже она сейчас не думала. Какое-то время, она понятия не имела, сколько именно, оба молчали, и Глория чувствовала, как окружающая их тишина становится все звонче и звонче. Джастин маленькими глотками пил виски. Глория, к своему облегчению, отметила, что он не подхватил новую привычку, которая так раздражала ее в Сэнди: пить виски закрыв глаза и надувая губы, словно его дали на пробу. Со стаканом в руке Джастин отошел к французскому окну, выходящему в залитый светом сад: освещали его двадцать ламп мощностью в 150 ватт каждая. Их блеск подсветил и одну щеку Джастина. - Может, так все и думают, - внезапно произнес он, продолжив разговор, которой они не вели. - Ты о чем, дорогой? - спросила Глория, не зная, обращается ли он к ней. Но не удержалась от вопроса, поскольку понимала, что ему надо с кем-то поговорить. - О том, что тебя любят, каким ты кажешься, а не таким, какой ты на самом деле. Что ты мошенничаешь. Воруешь любовь. Глория и представить себе не могла, что кто-то так о нем думал, наоборот, не сомневалась, что такие мысли никому не приходили в голову. - Не говори глупостей, Джастин, - отчеканила она. - Ты - один из самых искренних людей, которых я знаю. И всегда был таким. Тесса обожала тебя, и по-другому просто быть не могло. Ей очень повезло в том, что она встретила тебя. "Что же касается воровства любви, - подумала она, - то не требуется семь пядей во лбу для того, чтобы догадаться, кто в этом дуэте подворовывал любовь". Джастин не отреагировал на ее эмоциональный выплеск, а может, она не увидела его реакции, потому что ее отвлек собачий лай: одна начала, а остальные подхватили, по всей Мутайге. - Она видела от тебя только добро, Джастин, и ты это знаешь. Негоже тебе корить себя за преступления, которые ты не совершал. Так поступает множество людей, теряя близкого человека, но они несправедливы по отношению к самим себе. Мы не можем относиться к нашим близким так, словно они могут умереть в любую минуту. Из этого ничего путного не выйдет. Не правда ли? Ты был ей верен. Всегда, - добавила Глория, случайно намекнув на то, что о Тессе она такого сказать не может. И ее намек не остался незамеченным, она могла в этом поклясться, он уже собрался рассказать о том, каким мерзавцем оказался этот Арнольд Блюм, но тут же услышала, как повернулся в замке ключ ее мужа, и поняла, что момент откровенности безвозвратно утерян. - Джастин, старина, как дела? - воскликнул Вудроу, плеснул себе чуть-чуть вина, хотя обычно отдавал предпочтение виски, и плюхнулся на диван. - К сожалению, больше никаких новостей. Ни плохих, ни хороших. Никаких зацепок, никаких подозреваемых, пока ничего. Никаких следов Арнольда. Бельгийцы дают вертолет, Лондон - второй. Деньги, деньги. Наша общая беда. Однако он - гражданин Бельгии, так почему нет. Ты сегодня очень красивая, сладенькая. Что у нас на обед? "Он выпил, - раздраженно подумала Глория. - Делает вид, что работает допоздна, а сам пьет в кабинете, тогда как я должна заниматься с детьми". Тут она уловила какое-то движение у окна и к еще большему своему неудовольствию поняла, что Джастин решил откланяться, вспугнутый слоновьей бестактностью ее мужа. - А как же обед? - запротестовал Вудроу. - Старина, силы тебе еще понадобятся. - Вы очень добры, но, боюсь, у меня нет аппетита. Спасибо тебе за все, Глория. Сэнди, спокойной ночи. - И Пеллегрин шлет телеграммы с выражением поддержки. Говорит, что горюет весь Форин-оффис. Не звонит только потому, чтобы не обременять тебя. - Бернарда всегда отличал особый такт. Глория наблюдала, как закрылась дверь, услышала шаги по бетонной лестнице, посмотрела на пустой стакан на бамбуковом столике у французского окна, и в голове ее вдруг сверкнула пугающая мысль: она больше никогда не увидит его. За обедом Вудроу, как обычно, ел неряшливо, насыщался, а не получал удовольствие от еды. Глория, у которой, как и у Джастина, пропал аппетит, наблюдала за мужем. То же проделывал и Джума, их слуга, на цыпочках кружащий вокруг стола. - Как у нас дела? - заговорщически прошептал Вудроу, ткнув пальцем в пол и предлагая ей понизить голос. - Нормально, - она приняла условия игры. - С учетом обстоятельств. "Что ты сейчас делаешь внизу? - гадала она. - Лежишь на кровати, уставившись в темноту? Или стоишь у окна, смотришь через прутья решетки в сад, говоришь с ее призраком?" - Ничего важного не выяснилось? - спросил Вудроу. Имен он, учитывая присутствие Джумы, избегал. - Насчет чего? - Насчет нашего мальчика-побегунчика, - он похотливо заулыбался, ткнул пальцем в бегонии и беззвучно произнес: "Блюм". Его телодвижения Джума истолковал по-своему, поспешив к нему с графином воды. Не один час Глория лежала без сна рядом с похрапывающим мужем, а когда ей вдруг послышался донесшийся снизу звук, выбралась из кровати, подошла к окну, выглянула в сад. В город подали электричество, и он сиял россыпью огней. Но призрак Тессы не скользил по залитому светом саду. Не увидела она и Джастина. Вернувшись к кровати, обнаружила в ней Гарри, который спал, сунув большой палец одной руки в рот и положив вторую на грудь отца. x x x Семья, как обычно, поднялась рано, но Джастин их опередил. Все в том же мятом костюме, он буквально не находил себе места. Глория отметила, что его щеки залиты румянцем. Мальчики, как их и учили, важно пожали ему руку, он меланхолично ответил на их приветствие. - О, Сэнди, доброе утро! - воскликнул он, как только появился Вудроу. - Не мог бы ты уделить мне пару минут? Мужчины удалились на залитую солнцем веранду. - Я насчет своего дома, - начал Джастин, как только они оказались наедине. - Здешнего или лондонского, старина? - вопросом на вопрос ответил Вудроу, изображая веселье. И Глория, которая слышала каждое слово через раздаточное окошко, соединяющее веранду с кухней, с радостью хряпнула бы его по голове чем-то тяжелым. - Здешнего, в Найроби. Ее личные бумаги, письма адвокатов. Материалы семейного трастового фонда. Документы, которые дороги нам обоим. Я не могу оставить без надзора ее личную документацию. Она не предназначена для глаз кенийских полицейских. - И какой же выход, старина? - Я бы хотел поехать туда. Прямо сейчас. Как твердо и решительно! У Глории пела душа. Как решительно, несмотря ни на что! - Мой дорогой друг, это невозможно. Эти писаки сожрут тебя живьем. - Откровенно говоря, я в это не верю. Полагаю, они могут попытаться сфотографировать меня. Они будут выкрикивать свои вопросы. Если я им не отвечу, на большее они не пойдут. Поймаем их, пока они бреются. Глория прекрасно знала, чем на это ответит Вудроу. Через минуту он будет звонить в Лондон Бернарду Пеллегрину. Так он поступал всегда, если хотел действовать через голову Портера Коулриджа и получить нужное ему указание. - Вот что я тебе скажу, старина. А почему бы тебе не написать список нужных документов? Я как-нибудь передам его Мустафе, он их подберет и привезет сюда. "Типичная реакция, - в ярости подумала Глория. - Уйти от прямого ответа, потянуть время, найти самый легкий путь". - Мустафа понятия не имеет, как отбирать документы, - услышала она ответ Джастина, голос его оставался таким же твердым. - А от списка толку не будет. Его ставит в тупик даже список продуктов, которые надо купить в магазине. Это мой долг перед ней, Сэнди. Долг чести, и я обязан его отдать. Поможешь ты мне в этом или нет. "Класс, он обязательно скажется, - мысленно зааплодировала Глория. - Здорово сыграно, старина". Но даже тогда ей не пришло в голову, пусть она просматривала самые неожиданные варианты, что у ее мужа могут быть личные причины для визита в дом Тессы. Пресса не брилась. Джастин ошибся. А если кто и решил поутру привести себя в порядок, то проделывал это на травке перед домом Джастина, где репортеры и провели ночь во взятых напрокат автомобилях, выбрасывая мусор в кусты гортензии. Два африканца в полосатых, цветов американского флага брюках и цилиндрах продавали с лотка чай. Другие жарили кукурузу на углях. Сонные полицейские кучковались около побитой временем патрульной машины, зевали и курили. Их босс, внушительных размеров толстяк, с коричневым кожаным ремнем на животе и золотым "Ролексом" на руке, закрыв глаза, развалился на переднем пассажирском сиденье. Часы показывали половину восьмого. Над городом плыли низкие облака. Большие черные птицы то и дело менялись местами на проводах, выжидая момент, чтобы спикировать за едой. - Проезжай мимо, потом остановись, - из глубины минивена скомандовал Вудроу, сын военного. Они сохранили ту же диспозицию, что и днем раньше: Ливингстон и Джексон на переднем сиденье, Вудроу и Джастин - позади. На номерных знаках черного "Фольксвагена" стояли буквы CD, как, впрочем, и на половине автомобилей, разъезжающих по улицам Мутайги. Опытный глаз мог бы разглядеть на тех же номерных знаках символику британского посольства, но репортерам такого опыта, похоже, недоставало, поэтому никто не обратил внимания на "Фольксваген", проехавший мимо ворот и остановившийся чуть выше по склону. Ливингстон остановил минивэн, поставил его на ручник. - Джексон, выйдешь из машины, медленным шагом вернешься к воротам дома мистера Куэйла. Как зовут твоего привратника? - последний вопрос относился к Джастину. - Омари. - Скажешь Омари, когда наш минивэн вкатится на подъездную дорожку, он должен открыть их в самую последнюю минуту и закрыть, как только мы въедем во двор. Останься с ним и проследи, чтобы он сделал все, как я сказал. Давай. Сразу войдя в роль, Джексон вылез из кабины, потянулся, поправил ремень и наконец направился вниз по склону к железным воротам. Под пристальными взглядами репортеров и полицейских встал рядом с Омари. - Подавай назад, - приказал Вудроу Ливингстону. - Очень медленно. Пусть все поймут, что мы никуда не торопимся. Ливингстон отпустил ручник, оставил нейтральную передачу. Минивэн медленно покатился вниз по склону, заехал задом на подъездную дорожку. Присутствующие могли подумать, что водитель собирается развернуться. Если и подумали, то очень скоро поняли, что ошиблись, потому что мгновением позже Ливингстон включил заднюю передачу, нажал на педаль газа и минивэн надвинулся на ворота, заставив изумленных репортеров, толпящихся на подъездной дорожке, броситься вправо и влево. Ворота распахнулись, Омари открывал одну створку, Джексон - другую. "Фольксваген" закатился во двор, ворота захлопнулись. Джексон запрыгнул в кабину, а Ливингстон подъехал к самому крыльцу, две нижних ступеньки даже остались под задним торцом. Мустафа, слуга Джастина, открыл входную дверь, Вудроу - заднюю дверцу, вытолкнул Джастина вперед, выскочил следом за ним. В следующее мгновение они уже были в холле, а входная дверь за их спинами закрылась. x x x В доме царил сумрак. Из уважения к Тессе, а может, для того, чтобы отгородиться от нескромных взглядов газетчиков, слуги задвинули все портьеры. Трое мужчин стояли в холле, Джастин, Вудроу, Мустафа. Мустафа молча плакал. Вудроу различал перекошенное лицо, полоску белых зубов, текущие по щекам слезы. Джастин сжимал плечи Мустафы, успокаивая его. Столь несвойственная англичанам демонстрация чувств со стороны Джастина удивила Вудроу, а где-то и оскорбила. Джастин прижимал Мустафу к себе, пока сжатые зубы последнего не упокоились на его плече. Вудроу раздраженно отвернулся. В коридоре, который вел в помещения для слуг, возникли новые тени: однорукий парнишка из племени шамба, незаконно проникший в Кению из Уганды, его имя Вудроу никак не мог запомнить, законно проникшая в Кению беженка из Южного Судана, Эсмеральда, у которой постоянно возникали проблемы из-за мужчин. Тесса не могла устоять перед душещипательной историей, а местные законы она ни в грош не ставила. Иногда ее дом напоминал панафрика нский хостел (13)(12)(12) для увечных и несчастных. Не раз и не два Вудроу пытался поговорить с Джастином на эту тему, но всякий раз натыкался на полное непонимание. Только Эсмеральда не плакала. Наоборот, лицо ее превратилось в деревянную маску. Зачастую белые ошибочно предполагали, что маска эта - выражение неблагодарности или безразличия. Вудроу знал, что это не так. Она свидетельствовала лишь о знании жизни, переполненной горем и ненавистью, жизни, в которой люди постоянно убивали друг друга. Это, мол, повседневные реалии, с которыми мы сталкиваемся с рождения, а вы, вазунгу (13), - нет. Мягко отстранив Мустафу, Джастин взял Эсмеральду за обе руки, а она прижалась лбом к его лбу. У Вудроу возникло ощущение, что его допустили в круг любви, о которой он не мог и мечтать. Плакал бы Джума, если бы Глории перерезали горло? Черта с два. Эбедьях? Новая служанка Глории? Вудроу не помнил, как ее зовут. Джастин прижал к себе угандийского парнишку, погладил его по щеке, потом повернулся спиной ко всем троим, взялся рукой за перила лестницы, ведущей на второй этаж. На мгновение превратился в глубокого старика, каким ему вскорости суждено было стать, потом начал медленно подниматься по ступеням. Вудроу провожал его взглядом, пока он не скрылся в спальне. Туда Вудроу никогда не входил, но не раз пытался представить себе, как она выглядит. Оставшись один, Вудроу внутренне сжался, чувствуя смутную угрозу. Так случалось с ним всякий раз, когда он переступал порог ее дома. Он вдруг превратился в деревенского подростка, попавшего в большой город. Если это коктейль-пати, почему я не знаю этих людей? "По какой причине нас пригласили сюда этим вечером? В какой комнате будет она? Где Блюм? Скорее всего рядом с ней. Или на кухне, рассказывая истории, от которых слуги покатывались со смеху". Вспомнив о цели своего приезда, Вудроу прошел по полутемному коридору к двери в гостиную. Открыл ее. Лезвия утреннего солнечного света, прорубившиеся сквозь зазоры между портьерами, освещали связанные вручную инвалидами щиты, маски, коврики и покрывала, которыми Тесса оживляла полученную от государства мебель. И ведь создавала уют! "Такой же камин, как у нас, такие же стальные балки, обшитые деревом, имитирующие дуб старой Англии. Все, как у нас, только поменьше, потому что детей у Куэйлов не было и Джастин занимал более низкую должность. Тогда почем у жилище Тессы всегда выглядело как настоящий дом, а по нашему сразу чувствовалось, что мы - временщики?" На середине комнаты он замер, охваченный воспоминаниями. "Здесь я стоял и читал ей мораль, ей, дочери графини. Рядом с инкрустированным столиком, который, по ее словам, очень любила мать. Я опирался на спинку этого непрочного стула из атласного дерева и вещал, словно папаша из викторианских времен. Тесса стояла у окна, в падавшем сзади солнечном свете ее платье из тонкой хлопчатобумажной материи стало прозрачным. Знала ли она, что обращался я к ее обнаженному силуэту? Что, глядя на нее, я видел мою мечту, ставшую реальностью, мою девушку на пляже, мою незнакомку в поезде?" - Я подумал, что будет лучше, если я заеду к тебе и все выскажу сам, - сурово начал он. - Почему ты так подумал, Сэнди? - спросила она. Одиннадцать утра. Совещание в "канцелярии" закончено, Джастин отправлен в Кампалу, на трехдневную, никому не нужную конференцию, посвященную вопросам повышения эффективности распределения гуманитарной помощи. Я приехал по официальному делу, но оставил автомобиль на соседней улице, как чувствующий свою вину любовник, навещающий жену сослуживца. Господи, как же она красива! И молода! Какая у нее высокая, упругая грудь. Как только Джастин позволяет ей покидать их дом! Большие серые глаза, улыбка, говорящая о том, что ее обладательница, несмотря на юный возраст, много чего повидала. Вудроу не видит улыбки, потому что падающий в окно свет слепит глаза. Но он слышит ее в голосе Тессы. Дразнящем, пьянящем, аристократическом голосе. Который он в любой момент может оживить в памяти. Так же, как линии талии и бедер обнаженного силуэта, ее сводящую с ума походку. Неудивительно, что она и Джастин нашли друг друга: выходцы из одной конюшни, пусть их и разделяли двадцать лет. - Тесс, честное слово, так продолжаться не может. - Не зови меня Тесс. - Почему? - Это имя зарезервировано для других. "Для кого? - задается вопросом он. - Для Блюма? Еще для кого-нибудь из ее любовников?" Куэйл никогда не называл ее Тесс. Гита, насколько знал Вудроу, тоже. - Ты просто не должна так свободно выражать свои взгляды. Свое мнение. Следующую фразу он приготовил заранее. Речь в ней шла о том, как положено вести себя жене дипломата, в чем она должна видеть свой долг. Но ему не удается произнести ее до конца. Слово "долг" вызывает мгновенную ответную реакцию. - Сэнди, мой долг - это Африка. А твой? Он удивлен, что должен отвечать не только ей, но и себе. - Мой долг - служить своей стране, пусть это и звучит помпезно. И Джастина тоже. Выполнять задачи, поставленные Министерством иностранных дел и послом. Я ответил на твой вопрос? - Ты знаешь, что нет. Совсем не ответил. Я спрашивала совсем о другом. - Что-то я тебя не понимаю. - Я думала, ты можешь прийти, чтобы поговорить о тех документах, которые я тебе передала. - Нет, Тесса, разумеется, нет. Я пришел, чтобы попросить тебя не рассказывать всем и каждому Тому, Дику и Гарри об ошибках и неправильных действиях правительства президента Мои. Я пришел, чтобы попросить тебя играть за команду, вместо того чтобы... ты знаешь, о чем речь, - грубо закончил он. Говорил бы я с ней так сурово, если бы знал, что она беременна? Наверное, смягчил бы тон. Но поговорил бы обязательно. Гадал я о том, беременна ли она, когда пытался не замечать ее обнаженного силуэта? Нет. Я ужасно ее хотел, и она могла это понять по моему изменившемуся голосу и по неестественности движений. - Сие означает, что ты их не прочитал? - Она определенно старалась свести разговор исключительно к содержанию документов. - Ты собираешься сказать, что у тебя не нашлось времени. - Разумеется, я их прочитал. - И какие мысли возникли у тебя после того, как ты их прочитал, Сэнди? - Я не нашел в них ничего такого, чего бы не знал раньше, а что-либо изменить я не в силах. - Такой ответ характеризует тебя не с лучшей стороны, Сэнди. Более того, свидетельствует о малодушии. Почему ты не можешь ничего сделать? - Потому что мы - дипломаты, а не полисмены, Тесса, - Вудроу ненавидел свой голос. - Ты говоришь мне, что государство Мои насквозь коррумпировано. Я никогда в этом не сомневался. Страна умирает, она обанкротилась, все, от организации туризма до заботы о диких животных, от образования до транспорта, от системы социального обеспечения до средств коммуникации, разваливается из-за воровства, некомпетентности, пренебрежения к исполнению обязанностей. Точно подмечено. Ты говоришь, что министры и чиновники грузовиками воруют продукты и медикаменты, предназначенные голодающим и больным беженцам, иногда проделывая это по договоренности с сотрудниками агентств, занимающихся распределением гуманитарной помощи. Разумеется, воруют. Расходы на здравоохранение в Кении составляют пять долларов на человека, и это до того, как все чиновники, сверху донизу, урвут свой кусок. Полиция избивает тех, кто по глупости привлекает к этим вопросам внимание общественности. Тоже правда. Ты изучала их методы. Говоришь, что они используют водную пытку. Держат людей в воде, потом избивают, но следов не остается. Ты права. Они избивают. Всех, кто попадет под руку, без разбора. А мы не протестуем. Они также сдают оружие в аренду знакомым бандитам, с условием, что те вернут его до восхода солнца, иначе о залоге придется забыть. Посол разделяет твое возмущение, но мы не протестуем. Почему нет? Потому что находимся здесь, и слава богу, чтобы представлять свою страну, а не их. В Кении живет тридцать пять тысяч британцев, родившихся на этой земле, и их существование целиком зависит от прихоти президента Мои. Посол здесь не для того, чтобы усложнять им жизнь. - И еще вы представляете интересы британского бизнеса, - игриво напомнила она. - Это не грех, Тесса, - он старался отвести взгляд от ее манящей груди. - Коммерция - не грех. Торговля с развивающимися странами - не грех. Торговля, между прочим, и помогает им развиваться. Торговля оставляет надежду на реформы. Те реформы, к которым мы стремимся. Торговля приводит их в современный мир. Позволяет нам помочь им. Как мы можем помочь бедной стране, если мы сами не будем богаты? - Чушь собачья. - Не понял? - Лицемерная, чистейшая, напыщенная собачья чушь, если тебе нужна развернутая характеристика, которой потчует всех Министерство иностранных дел вообще и Пеллегрин в частности. Оглянись вокруг. От торговли бедные не становятся богаче. Прибыли не идут на реформы. Они идут на подкуп продажных государственных чиновников и на пополнение счетов в швейцарских банках. - Я абсолютно не согласен с такой... Но Тесса прервала его: - Значит, в архив и забыть. Так? Никаких действий в настоящий момент не предпринимать. И подпись: Сэнди. Великолепно. Прародительница демократии в очередной раз показывает себя лицемерной лгуньей, проповедуя свободу и права человека для всех, кроме тех мест, где у нее есть возможность заработать бабки! - Это несправедливо! Да, приспешники Мои - преступники, и старик будет править до ближайших выборов, то есть еще пару лет. Но нельзя все рисовать в черных красках. Слово, сказанное в нужное ухо, коллективное решение стран-доноров о прекращении помощи, тихая дипломатия приносят результат. И Ричард Лики вошел в состав кабинета, чтобы поставить заслон коррупции и убедить доноров, что их помощь больше не пойдет на обогащение ближайшего круга Мои, - он почувствовал, что чуть ли не цитирует депеши, приходящие из Форин-оффис. Хуже того, она тоже это почувствовала, потому что ее губы разошлись в широкой усмешке. - Настоящее у Кении, конечно, не очень, но у нее есть будущее, - оптимистично добавил он. И замолчал, в надежде, что она то ли знаком, то ли словом покажет: да, они движутся к некоему подобию перемирия. Но Тесса, он вспомнит это позже, не годится в миротворцы, так же, как ее ближайшая подруга Гита. По молодости они еще верят в существование такого понятия, как простые истины. - В документах, которые я тебе передала, есть фамилии, даты и номера банковских счетов, - гнет она свою линию. - Компромат собран на конкретных министров. Может, об этом тоже стоит шепнуть в нужное ухо? Или никто не будет слушать? - Тесса. Она уходила от него, хотя он пришел, чтобы быть к ней ближе. - Сэнди. - Твоя позиция мне понятна. Я тебя слышу. Но, ради бога, во имя благоразумия, не можешь же ты серьезно предполагать, что высокопоставленный чиновник, в нашем случае Бернард Пеллегрин, начнет охоту на ведьм, в качестве которых выступят поименованные тобою министры кенийского правительства! Кстати, и мы, британцы, не сумели полностью изжить коррупцию. Так что, посол Кении в Лондоне должен указывать нам, каким образом очистить наши ряды? - Все это - жалкие отговорки, и ты это знаешь, - сверкнула глазами Тесса. Он не замечает появления Мустафы. Тот входит бесшумно, ставит на ковер между ними маленький столик, с серебряным подносом, серебряным кофейником и серебряной вазочкой (сервиз принадлежал ее матери), наполненной песочным печеньем. Смена декораций стимулирует воображение Тессы, в своем поведении не чуждой театральности. Она опускается на колени у столика, разводит плечи, выпячивает грудь так, что платье едва не лопается, и перемежает речь колкими вопросами о его вкусах. - Тебе черный, Сэнди, или с капелькой сливок... я забыла, - спрашивает она с насмешкой в голосе. - Такая уж у нас фарисейская жизнь, - говорит она ему. - За нашей дверью континент гибнет, а мы стоим, на ногах или на коленях, у столика, пьем кофе с серебряного подноса, тогда как совсем рядом голодают дети, умирают больные, а продажные политики грабят нацию, которая их и избирала. Охота на ведьм, твои слова, прекрасное начало. Назовите их, заклеймите позором, отрубите им головы, выставьте их на кольях над городскими воротами, говорю я. Беда в том, что толку от этого нет. Газеты Найроби каждый год публикуют "Список позора", и всякий раз в нем фигурируют одни и те же кенийские политики. Никто не уволен, никого не волокут в суд. - Она протягивает ему полную чашку, для этого приподнимается с колен. - Но тебя это не волнует, не так ли? Ты выступаешь за статус-кво. Ты принял такое решение. На тебя никто не давил, Оно твое. Твое, Сэнди. Как-то раз ты посмотрел на свое отражение в зеркале и подумал: "Привет, я, отныне я принимаю мир таким, как он есть. Я делаю все, что могу, для Британии, и называю это своим долгом. И неважно, что долг этот включает в себя и поддержку одного из самых отвратительных правительств на этом свете. Я все равно буду его выполнять. - Она предлагает ему сахар. Он молча отказывается. - Так что, боюсь, нам не найти взаимопонимания, не так ли? Я хочу высказывать свое мнение. Ты хочешь, чтобы я зарыла голову в песок, радом с твоей. Женщина и мужчина по-разному понимают свой долг. Обычное дело. - А Джастин? - спрашивает Вудроу, разыгрывая последнюю карту и заранее зная, что это не козырной туз. - Как он вписывается в этот расклад? Тесса замирает, чувствуя ловушку. - Джастин - это Джастин, - устало отвечает она. - Он сделал свой выбор, как я - свой. - А Блюм, полагаю, это Блюм! - фыркает Вудроу. Движимый ревностью и злостью, он таки произносит фамилию, хотя давал себе зарок обойтись без этого. Она же не раскрывает рта, ждет, чтобы он показал себя еще большим дураком. Что он и делает. Без малейшей запинки. - Ты не думаешь, к примеру, что ставишь под угрозу карьеру Джастина? - осведомляется он. - Поэтому ты и пришел ко мне? - Главным образом да. - Я-то думала, что ты пришел, чтобы спасти меня от меня самой. Теперь выясняется, что ты пришел спасать от меня Джастина. Как благородно с твоей стороны. - Я полагал, что интересы Джастина не расходятся с твоими. Резкий, невеселый смех, ее злоба возвращается. Но, в отличие от Вудроу, Тесса не теряет самоконтроля. - Святой боже, Сэнди, ты, должно быть, единственный человек в Найроби, который может себе такое представить! - Она встает, игра окончена. - Я думаю, тебе лучше уйти. Люди начнут говорить о нас. Я больше не буду посылать тебе никаких документов, надеюсь, тебя это обрадует. Мы не можем допустить, чтобы ты потерял благорасположение посла, не так ли? А не то ты можешь остаться без повышения... Прокручивая в памяти эту сцену, как он прокручивал ее двенадцать последних месяцев, вновь испытывая унижение и раздражение, чувствуя спиной тот презрительный взгляд, которым она его проводила, Вудроу выдвинул ящик инкрустированного столика, который так любила мать Тессы, и сунул в него руку, чтобы выгрести все содержимое. "Я напился, я обезумел, - говорил он себе, объясняя тот поступок. - Я хотел совершить что-то отчаянное. Пытался обрушить крышу над головой, чтобы увидеть чистое небо". Один листок бумаги, более ничего он не просил у судьбы, лихорадочно обшаривая ящики и полки, один синий листок издательства Ее Величества (14), с несколькими строчками, написанными на одной стороне, его почерком, смысл которых отступал от исповедуемого им правила: " С одной стороны, все обстоит именно так, но, с другой, я ничем не могу помочь". И подписал он эти строчки не "С" или "СВ", а "Сэнди Вудроу", большими буквами, чтобы показать всему миру и Тессе Куэйл, что на пять минут, проведенных в кабинете, когда перед глазами стоял ее обнаженный силуэт, а содержимое большого стакана с виски уже перекочевало в желудок, у некоего Сэнди Вудроу, главы "канцелярии" британского посольства в Найроби, снесло башню, и он рискнул карьерой, женой и детьми в обреченной на неудачу попытке сблизить свою жизнь и свои чувства. И, написав то, что написал, вложил листок в конверт Ее Величества и запечатал его, смочив клей слюной с привкусом виски. Аккуратно вывел адрес и, игнорируя все внутренние голоса, предлагающие подождать час, день, жизнь, вновь наполнить стакан виски, попроситься в отпуск, в самом крайнем случае отправить письмо утром, проспавшись, отнес конверт в комнату писем посольства, где клерк из местных, кикуйю по имени Джомо, названный в честь великого Кениаты, не удосужившись спросить, а почему глава "канцелярии" посылает письмо с пометкой "личное" обнаженному силуэту молодой жены коллеги и подчиненного, бросил его в большой мешок с маркировкой: "МЕСТНАЯ НЕСЕКРЕТНАЯ ПЕРЕПИСКА" и подобострастно проворковал в удаляющуюся спину: "До свидания, мистер Вудроу". x x x Старые рождественские открытки. Старые приглашения, помеченные крестом, то есть "нет", поставленным рукой Тессы. И другие, с более эмоциональной пометкой: "Никогда". Открытка с наилучшими пожеланиями от Гиты Пирсон, с индийскими птичками на оборотной стороне. Кусок ленты, пробка от бутылки, схваченные большой скрепкой визитные карточки дипломатов. Но не единственный синий листок с торжествующей записью: "Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю. Сэнди Вудроу". Он скользил вдоль полок, наугад открывая книги, шкатулки, признавая свое поражение. "Возьми себя в руки, парень", - приказал он себе, пытаясь обратить плохую новость в хорошую. Все ясно: письма нет. А почему оно должно быть? У Тессы? После двенадцати месяцев? Возможно, она со смехом бросила его в мусорную корзину, как только получила. К такой женщине, не чуждой флирта, с безвольным мужем, подкатывались дважды в месяц. Трижды! Каждую неделю! Каждый день! Он потел. В Африке пот вдруг начинал лить с него градом, потом высыхал. Вудроу постоял, не мешая капелькам скатываться, прислушиваясь. Что этот человек делает наверху? Чего ходит взад-вперед? Личные бумаги, сказал он. Письма адвокатов. Какие бумаги она держала наверху, полагая, что они слишком личные, чтобы лежать на первом этаже? Телефон звонил и звонил. Звонил без перерыва с того самого момента, едва они вошли в дом, но Вудроу только сейчас обратил внимание на этот трезвон. Журналисты? Любовники? Какая разница? Пусть звонит. Он нарисовал в голове план второго этажа собственного дома, приложил к этому. Джастин находился прямо над ним, слева от лестницы. Там гардеробная, ванная и большая спальня. Вудроу вспомнил слова Тессы о том, что она превратила свою гардеробную в кабинет. " Теперь кабинеты есть не только у мужчин, Сэнди. Мы, девушки, тоже обзаводимся ими", - соблазняющим тоном сообщила она ему, словно делясь интимными подробностями своей жизни. Звуки, доносящиеся сверху, изменились. Теперь Джастин куда-то все складывал. Что именно? "Документы, которые дороги нам обоим". "Для меня, возможно, тоже", - подума л Вудроу, и у него засосало под ложечкой. Обнаружив, что он стоит у окна, выходящего в сад, Вудроу раздвинул занавески и увидел цветущие кусты, которыми так гордился Джастин, когда устраивал для сотрудников "канцелярии" экскурсии по своему Элезиуму и угощал их клубникой со сливками и холодным белым вином. "Один год садоводства в Кении равен десяти в Англии", - говорил он, проходя по кабинетам "канцелярии" и даря цветы мужчинам и женщинам. Собственно, и похвалиться-то он мог лишь своими знаниями по садоводству.