ящик.
- Она тебя ждет, - прошептал Дерек, указывая Оливеру на лифт. -
Надеюсь, у тебя получится лучше, чем у меня, приятель.
* * *
В крошечной комнате стояла двуспальная кровать. Маленькая даже для
любовников скромных габаритов и уж совершенно неподходящая для двух высоких
едва знакомых людей, которые не собирались касаться друг друга. Обстановку
дополняли мини-бар и телевизор. Двум миниатюрным креслам едва нашлось место
между стеной и изножьем кровати, в изголовье имелась щель, куда следовало
опустить два франка, если у постояльцев возникало желание посмотреть
кабельный канал для взрослых. Агги распаковала вещи. Его второй костюм уже
висел в шкафу. Она надушилась очень приятными духами. Он никогда не
ассоциировал ее с запахом духов, скорее с дикой природой. Обо всем этом он
подумал, прежде чем примоститься на краешке кровати спиной к ней, тогда как
Агги стояла у зеркала над раковиной в ванной, заканчивая краситься. Он
привез с собой Рокко, механического енота, и теперь тот бегал у него по
плечам. Пиджак Оливер не снял, поскольку в карманах лежали деньги.
- Мы можем тут говорить? - спросил он.
- Да, если только ты не параноик, - ответила она через открытую дверь.
Он же осторожно достал пачки денег из карманов пиджака, расстегнул рубашку и
начал засовывать их за ремень.
- Все на него ополчились. Только Евгений оставался на его стороне. Я -
нет, - жаловался он, засовывая пачку сотенных под ремень на пояснице.
- И что?
- Я у него в долгу.
- И что ты ему должен? - Должно быть, она занималась с помадой, потому
что говорила совсем как Хитер. - Оливер, мы не можем одалживаться перед
всеми.
- Ты одалживаешься. - Запрятав деньги под рубашку, он снял пиджак и
вновь пустил Рокко на плечи. - Я тебя видел. Ты - словно медсестра в палате.
И все - твои пациенты.
- Это полнейшая чушь, - но последнее слово она наполовину съела,
поскольку красила губы. - И перестань возиться с этим зверьком, потому что
вгоняешь себя в тоску, а меня это злит.
"Наш первый семейный закон", - думал Оливер, потирая мордочку Рокко и
строя ему рожи. Она вышла из ванной, он - вошел, закрыл и запер за собой
дверь.
Вытащил деньги из-под ремня, спрятал за бачком. Спустил воду, открыл
краны. Вернулся в комнату, огляделся в поисках чистой рубашки. Агги
выдвинула ящик, протянула новую, в тон галстуку, купленному в Хитроу.
- Где ты ее взяла?
- А что еще я могла делать весь день? Он вспомнил про ищеек и
предположил, что именно они - причина ее раздражительности.
- Так кто за тобой следил? - спросил он.
- Я не знаю, Оливер, я их не видела, вот и не спросила. Их засекла
группа наружного наблюдения. Мне полагалось изображать ничего не
подозревающую жену.
- Само собой. Да. Конечно. Извини. - Смысла вновь уходить в ванную,
чтобы надеть новую рубашку не было. А кроме того, зрители должны знать, что
в рукаве у тебя ничего нет. Оливер снял старую рубашку и втянул живот,
вынимая новую из целлофана и вытаскивая булавки, удерживающие рубашку на
картонке.
- Они должны указывать на упаковке, сколько там булавок, - пробурчал
Оливер, когда Агги взяла у него рубашку и довершила начатое. - Можно ведь
уколоться, надевая ее через голову.
- Рукава с пуговицами. Как ты любишь.
- Я просто не в восторге от запонок, - объяснил он.
Он надел рубашку, повернулся спиной к Агги, расстегнул "молнию", чтобы
заправить полы в брюки. С галстуками он всегда мучился и вспомнил, как Хитер
ловко завязывала виндзорский узел, а вот ему, великому фокуснику, этот
подвиг повторить так и не удалось. Потом вдруг спросил себя, какой мужчина
по счету сумел научить Хитер этому фокусу, завязывала ли галстук Тайгеру
Надя или Кэт, в галстуке ли он сейчас, повесился ли на галстуке, задушили
его галстуком, был ли на нем галстук, когда выстрелом ему разнесли голову.
Вопросы эти роились в голове Оливера, и он абсолютно ничего не мог поделать,
кроме как держаться естественно, излучать природное обаяние и попытаться
каким-то образом добыть один из листков с расписанием самолетов и поездов,
которые лежали на полке рядом с регистрационной стойкой.
Их столик стоял в нише. За другими столиками сидели в основном
неприметные мужчины, как один, в серых костюмах, лица их отсутствием эмоций
напоминали маски. Пэт и Мик расположились у стены. Голодные мужские взгляды
раздели их не один десяток раз. Агги заказала американский стейк и жареный
картофель. "Мне то же самое, пожалуйста". Закажи она требуху с луком, он бы
и тут присоединился к ней. Решения по мелочам давались ему с огромным
трудом. Он заказал пол-литра красного вина, Агги пила только минеральную
воду.
- С газом, пожалуйста, - сказала она официанту. - Но ты на меня не
смотри, Оливер.
- Все потому, что ты при исполнении? - спросил он.
- Потому - что?
- Ходишь в трезвенниках.
Она что-то ответила, но он ее не услышал. "Ты прекрасна, - говорил он
ей взглядом. - Даже при этом неприятном белом свете ты ослепительно
красива".
- Тяжелое это дело, - пожаловался он.
- Какое?
- Днем быть одним человеком, а вечером становиться другим. Я уже не
уверен, кто есть кто.
- Будь собой, Оливер. Хотя бы раз. Он потер голову.
- Да, конечно, от меня не так уж много и осталось. После того как
Тайгер и Брок поработали со мной.
- Оливер, я думаю, если ты и дальше будешь так говорить, мне лучше
поесть одной.
Он дал ей передохнуть, а потом предпринял вторую попытку, задавая
вопросы, которые молодой мастер обычно задавал сотрудницам на рождественских
вечеринках, где все были на равных: каковы ее честолюбивые замыслы, какой
она хотела бы видеть себя через пять лет, хочет ли она детей, или карьерного
взлета, или того и другого...
- Честно говоря, Оливер, не имею ни малейшего представления, чего мне
действительно хочется.
Обед подполз к концу, она расписалась на счете, как он отметил:
"Шармейн Уэст". Он предложил пропустить по стаканчику в баре, который
находился рядом с регистрационной стойкой. "Стоит мне пройти мимо, и я
свободен", - подумал он.
- Хорошо, - согласилась Агги, - давай выпьем в баре. - Возможно,
порадовалась возможности оттянуть возращение в номер. - Чего ты
оглядываешься? - спросила она.
- Ищу твое пальто. - Хитер всегда надевала пальто, если они куда-то
шли. Ей нравилось, как он снимал с нее пальто, помогал надеть, а в
промежутке куда-нибудь вешал или клал.
- Зачем мне надевать пальто, если идти от спальни до ресторана и
обратно?
Разумеется, незачем. Уж прости за глупость. У регистрационной стойки
Агги полюбопытствовала, нет ли писем, записок или телефонных сообщений для
Уэстов. Никто ничего не просил передать, а к тому времени, когда они
двинулись к бару, несколько листков с расписанием уже лежали в левом кармане
его пиджака, причем зрители об этом даже не подозревали. Любовь многим
туманила глаза. В баре он заказал себе бренди, она - минералку. Когда Агги
подписывала счет, он пошутил, что чувствует себя мужчиной на содержании, но
она даже не улыбнулась. В кабине лифта, они поднимались вдвоем, она
держалась отстраненно, не то что Катрина. В номер вошла первой, уже с
готовым решением. Он - крупнее, чем она, поэтому будет спать на кровати. А
ее вполне устроят два кресла. Она возьмет себе пуховое одеяло и две подушки.
Оливеру достанется обычное одеяло и покрывало, плюс право первым
воспользоваться ванной. Ему показалось, что поймал мелькнувшее в ее глазах
разочарование, и задался вопросом, а не провели бы они ночь более
комфортабельно, если б он проявил к даме побольше внимания, вместо того
чтобы преследовать свои цели. Он снял рубашку, оставшись в туфлях и брюках.
Пиджак повесил в шкаф, вытащил листки с расписанием, сунул под мышку,
накинул халат на плечо, взял клеенчатый мешочек для губки, пробормотав, что
ванну примет утром, прошел в ванную и запер дверь. Сел на унитаз, изучая
расписание. Вытащил деньги из-за бачка и уложил в мешочек для губки. Долго
умывался и чистил зубы, отшлифовывая намеченный план. Через дверь до него
донеслись бравурные звуки музыкальной вставки американского выпуска
новостей.
- Если это Ларри Кинг, выключи мерзавца! - крикнул он, перекрывая
фанфары.
Он умылся, протер рукой раковину, постучал в дверь, услышал: "Войдите",
- вернулся в комнату и нашел ее закутанной до шеи в халат, с волосами,
убранными под шапочку для душа. Она вошла в ванную, закрыла и заперла за
собой дверь. По телевизору показывали ужасы черной Африки, запечатленные на
видеокамеру деловитой женщиной в пятнистой униформе и с отменным макияжем.
Оливер ждал звука льющейся воды, но за дверью царила тишина. Потом она
открылась, и Агги, не удостоив его и взгляда, взяла расческу и щетку для
волос, ретировалась в ванную и вновь заперлась. Оливер услышал, что она
включила душ. Надел рубашку, бросил клеенчатый мешочек в раскладывающуюся
сумку, добавил туда Рокко, носки, трусы, пару рубашек, кожаные мешочки с
песком, которыми жонглировал, видеофильм Бриерли о надувных баллонах. Из
душа все текла вода. В полной уверенности, что путь открыт, он надел пиджак,
подхватил сумку, на цыпочках двинулся к двери. Проходя мимо кровати,
черканул записку в блокноте, что лежал у телефонного аппарата: "Извини, я
должен это сделать. Люблю. О.". Настроение у него улучшилось, он взялся за
ручку двери, повернул, в надежде, что трагедия африканских джунглей заглушит
звук. Дверь подалась, он обернулся, чтобы в последний раз оглядеть комнату,
и увидел Агги, с сухими волосами, но без шапочки для душа, наблюдающую за
ним с порога ванной.
- Закрой дверь. Тихонько. Он закрыл.
- И куда это ты собрался? Говори тише.
- В Стамбул.
- На самолете или поездом? Уже решил?
- Еще нет, - стараясь избежать ее сверлящего взгляда, посмотрел на
часы. - В двадцать два тридцать пять из Цюриха уходит поезд на Вену. Там он
будет около восьми. Я мог бы успеть на рейс Вена - Стамбул.
- Другой вариант?
- В двадцать три поезд в Париж, в девять сорок пять вылет из аэропорта
Шарля де Голля.
- И как ты хотел добраться до вокзала?
- На трамвае или пешком.
- Почему не на такси?
- Ну, на такси, если бы поймал. Зависело от ситуации.
- Почему не лететь из Цюриха?
- На поезде не спрашивают фамилию. Лучше лететь из другого города. И
потом, все равно ждать до утра.
- Блестящая мысль. Ты знаешь, что Дерек в номере напротив, а Пэт и Мик
между нами и лифтом?
- Я подумал, что они уже спят.
- А ночной портье будет счастлив, увидев, как ты проскальзываешь мимо
регистрационной стойки в столь поздний час?
- Ну, счет могла оплатить ты, не так ли?
- А чем ты собрался заменить деньги? - И, прежде чем он успел раскрыть
рот, продолжила: - Можешь не отвечать. Деньги ты взял в банке. Вот что ты
прятал в ванной.
Оливер почесал затылок.
- Я все равно уйду.
Рука его по-прежнему лежала на ручке, он выпрямился в полный рост,
надеясь, что выглядит очень решительным, в полном соответствии с его
внутренним настроем, ибо дал себе слово найти способ нейтрализовать ее, если
она попытается его задержать, к примеру, разбудив Дерека и девушек.
Повернувшись к нему спиной, Агги выскользнула из халата, на мгновение
ослепив его своей наготой, начала одеваться. И тут до Оливера дошло, как
всегда, поздно, что девушка, которая собиралась провести целомудренную ночь
на двух креслах, взяла бы в ванную пижаму или ночную рубашку, чтобы выйти из
нее в пристойном виде, но Агги этого не сделала, а следовательно, на ночь у
нее были совсем другие планы.
- Что ты делаешь? - спросил он, таращась на нее как идиот.
- Еду с тобой. Что, по-твоему, я делаю? Один ты даже улицу не
перейдешь.
- А как же Брок?
- Я ему не жена. Положи вот этот чемодан на кровать и позволь мне
должным образом все запаковать.
Он наблюдал, как Агги должным образом все укладывает, добавляет кое-что
свое, не все, чтобы им хватило одного чемодана. Оставшиеся вещи она положила
во второй чемодан, чтобы "Дереку, когда он проснется, осталось только взять
его", - пробормотала Агги. А ведь она нисколько не огорчается из-за того,
что они подкладывают Дереку большую свинью, отметил Оливер. Пока он
переминался с ноги на ногу, она ушла в ванную, и через тонкую стенку он
услышал, как Агги тихим голосом заказывает такси по телефону и одновременно
просит подготовить счет, потому что они спустятся через несколько минут. Она
вернулась, шепотом предложила взять чемодан и тихонько следовать за ней.
Повернула ручку, приподняла, и дверь открылась бесшумно, чего у Оливера
никогда бы не получилось. На другой стороне коридора над дверью висела
табличка: "Служебный ход". Агги открыла и ее, махнула ему рукой, и следом за
ней он начал спускаться по зловеще-темной каменной лестнице, так похожей на
лестницу черного хода на Керзон-стрит. Он наблюдал, как Агги расплачивается
по счету, и при этом она непроизвольно крутанула бедрами, совсем как в саду
в Камдене, перенеся вес на одну ногу и по-особенному двинув другой. Он
обратил внимание, что волосы у нее, после того как Агги сняла шапочку для
душа, остались распущенными, и даже под этим отвратительным ярким дневным
светом смог представить себе, как скачет она на лошади, и взбирается по
лесистому горному склону, и ловит на блесну форель в горной речке.
- Такси подъехало, Марк? - спросила она, обернувшись, одновременно
подписывая счет, и Оливер, все еще потерянный в грезах, огляделся в поисках
Марка, прежде чем вспомнил, что обращается она к нему.
До станции они доехали молча. А там, стоя над чемоданом, пока она
покупала билеты, он несколько раз искал на табло нужную платформу, потому
что сразу же забывал ее номер. И внезапно они оказались на платформе,
обыкновенные люди, мистер и миссис Уэст, толкающие перед собой тележку с
одним чемоданом на двоих, ищущие свой вагон.
Глава 16
До этого вечера Брок исповедовал достаточно простую тактику: держать
Массингхэма в постоянном напряжении, появляясь в любое время дня и ночи,
выстреливать несколькими вопросами, оставляя остальные в обойме, и при этом
давать туманные обещания: "Нет, сэр, предоставление вам неприкосновенности
еще обсуждается... Нет, сэр, мы не собираемся разыскивать Уильяма... А пока
не затруднит ли вас помочь нам в решении одной маленькой проблемы?.." Все,
что угодно, лишь бы он продолжал говорить, объяснял Брок Айдену Беллу, все,
что угодно, лишь бы нервничал, не зная, чем все закончится.
- А почему просто не выставить его за дверь и не сэкономить себе время?
- возражал Белл.
"Потому что он кого-то боится больше, чем нас, - отвечал Брок. - Потому
что он любит Уильяма и знает, где спрятана бомба. Потому что он служит то
одним, то другим, и это самое худшее. Потому что я не понимаю, почему он
пришел к нам и от кого прячется. И почему прагматичные Орловы в своем
солидном возрасте вдруг пошли на ритуальное убийство".
Однако сегодня Брок понимал, что опережает Массингхэма на шаг, и
готовился вести себя соответственно, хотя неуверенность, сопровождавшая все
его предыдущие встречи с Массингхэмом, никуда не делась: что-то не
складывалось, какого-то фрагмента недоставало. Он прослушал разговор Оливера
с доктором Конрадом, запись которого в тот же день передали из британского
посольства в Цюрихе по каналам закрытой связи. Он просмотрел записи Оливера,
сделанные в банке. И хотя понимал, что на их полный анализ уйдет не один
месяц, он, как и Оливер, увидел в записях вещественное доказательство того,
в чем и раньше не сомневался: "Сингл" выплачивал огромные суммы Гидре, а
Порлок был ее казначеем и контролировал поступающие средства. Под мышкой
Брок нес ультиматум доктора Мирски на шестидесяти восьми страницах,
доставленный в Лондон последним дневным рейсом и уложенный в большой
коричневый конверт, заклеенный лентой таможни Ее величества. Быстрым шагом
он вошел в комнату, задал первый вопрос до того, как сел в кресло.
- Где вы провели прошлое Рождество, сэр? - слово "сэр" он отрубил, как
мясницким тесаком.
- Катался на лыжах в Скалистых горах.
- С Уильямом?
- Естественно.
- А где был Хобэн?
- Он-то при чем? Я полагаю, с семьей.
- Какой семьей?
- Наверное, с родственниками со стороны жены.
Я не уверен, что у него есть родители. Мне он всегда казался сиротой, -
отвечал Массингхэм вяло, сознательно гася торопливость Брока.
- Значит, Хобэн был в Стамбуле. С Орловыми. На Рождество Хобэн был в
Стамбуле. Так?
- Полагаю, что да. Но с Аликсом ничего нельзя знать наверняка. Он
непредсказуем. Сегодня - здесь, завтра - там.
- Доктор Мирски тоже провел Рождество в Стамбуле, - предположил Брок.
- Какое удивительное совпадение. Должно быть, они то и дело натыкались
друг на друга.
- Вас удивит, если я скажу вам, что доктор Мирски и Аликс - давние
друзья?
- Скорее нет, чем да.
- Как вы думаете, откуда берут начало их отношения?
- Ну, любовниками они никогда не были, дорогой. Если вы намекаете на
это.
- Нет. Я полагаю, что их связывает другое, и спрашиваю, что именно.
"Не нравится ему этот вопрос, - самодовольно отметил Брок. - Тянет
время. Смотрит на конверт. Отводит взгляд. Облизывает губы. Гадает, что мне
известно, что он может сказать, а что - нет".
- Хобэн был высокопоставленным советским аппаратчиком, - нарушил
затянувшуюся паузу Массингхэм. - Мирски занимал высокий пост в Польше. У них
были общие дела.
- Вы сказали - аппаратчик, о каком типе аппарата идет речь?
Массингхэм пренебрежительно повел плечами:
- Занимался то тем, то этим. Я, кстати, не уверен, что у вас есть
допуск к такого рода информации, - нагло добавил он.
- Значит, разведка. Оба работали в разведывательных службах своих
стран. Один - Советского Союза, второй - Польши.
- Давайте назовем их одного поля ягодками, - предложил Массингхэм в
очередной попытке притормозить Брока.
- Во время вашей командировки в британское посольство в Москве вы ведь
входили в группу, которая налаживала контакты с советской разведкой, не так
ли?
- Мы провели несколько встреч. В высшей степени неформальных, довольно
романтичных и ужасно секретных. Мы искали точки соприкосновения. Объекты
взаимного интереса. Обсуждали возможность совместных действий. Боюсь, это
все, что я могу вам сказать.
- И что представляло взаимный интерес?
- Терроризм. В той его части, разумеется, которую не финансировали
русские. - Разговор этот определенно нравился Массингхэму.
- Преступность?
- Там, где они в этом не участвовали.
- Наркотики?
- Разве они не подпадают под понятие "преступность"?
- А вот вы мне и скажите, - рубанул Брок и с чувством глубокого
удовлетворения увидел, что удар достиг цели, поскольку рука Массингхэма
метнулась ко рту, чтобы прикрыть губы, а взгляд начал блуждать по книжным
полкам. - И не Аликс ли Хобэн входил в состав группы, представлявшей на этих
встречах Советский Союз? - спросил он.
- Вот это совершенно не ваше дело. Боюсь, я должен согласовать ответ с
моими бывшими начальниками. Мне очень жаль. Продолжать я не могу.
- Ваши бывшие начальники не станут с вами разговаривать, даже если вы
им заплатите. Спросите Айдена Белла. Входил Хобэн в советскую делегацию или
не входил?
- Вы прекрасно знаете, что входил.
- На чем он специализировался?
- Преступность.
- Организованная преступность?
- Оксюморон (77), дорогой. Она по определению неорганизованная .
- И он занимался криминальными бандами?
- Он их прикрывал.
- Вы хотите сказать, что они ему платили.
- Не будьте лицемером. Вы знаете, как играют в эту игру. Приходится и
брать, и давать. Все должны что-то получать, иначе телега не едет.
- Мирски тоже там был?
- Там - это где?
- С вами и Хобэном. - Этот вопрос был чистейшей импровизацией. Брок не
собирался его задавать, до этого момента даже не рассматривал такую
возможность. Он взял конверт с ящика, разорвал. Достал документ в красной
обложке, положил на ящик. Метко бросил конверт в корзинку для мусора. В
темной комнате красная обложка пламенела, как раскаленные угли. - Я
спрашиваю, познакомились ли вы с доктором Мирски во время вашего пребывания
в Москве в конце восьмидесятых годов?
- Я встречался с ним пару раз.
- Пару?
- Очень уж вы грубый. Мирски приходил на конференции. Я приходил на
конференции. Это не значит, что во время перерыва на ленч мы играли в
больничку.
- И Мирски представлял разведывательную службу Польши.
- Если вы хотите придать особую значимость этим мероприятиям, то да.
- А что польская разведка делала на встречах сотрудников британской и
русской разведок?
- Принимала участие в переговорах о сотрудничестве. Высказывала
польскую точку зрения. Там были чехи, венгры, болгары, мы пригласили всех,
Нэт. Не имело смысла разговаривать с сателлитами, пока Советы не дали им
зеленый свет. Чтобы упростить нашу задачу и сэкономить время, мы и решили с
самого начала привлечь к контактам разведки стран-сателлитов.
- Когда вы встретились с братьями Орловыми? Массингхэм издевательски
хохотнул:
- Это же случилось гораздо позже, остолоп!
- Через шесть лет. Вы уже работали на Сингла. Тайгер хотел завязаться с
Орловыми, и вы ему это организовали. Как? Через Мирски или Хобэна?
Взгляд Массингхэма снова упал на красную обложку, вернулся к лицу
Брока.
- Через Хобэна.
- Хобэн к тому времени уже женился на Зое?
- Может, и женился... - Дуясь: - Кто в наши дни верит в узы брака?
Аликс хотел жениться на одной из дочерей Евгения, а какая именно ему
досталась бы, его не волновало. Зять всегда высоко поднимается, - с ухмылкой
добавил он.
- Значит, и Мирски братьям представил Хобэн.
- Вероятно.
- Тайгер возражал против участия Мирски в их совместной деятельности?
- С какой стати? Мирски умен как черт, был крупным польским адвокатом,
знал все ходы и выходы, имел первоклассную организацию. Если бы братья
хотели двинуться на Запад, Мирски им бы сильно помог. В портах у него было
все схвачено. Сам он из Гданьска. Чего еще мог желать Евгений?
- Вы хотели сказать Хобэн, не так ли?
- Почему? Во главе по-прежнему стояли Орловы.
- Но верховодил всем Хобэн. Когда вы вышли на них, практически все дела
вели Хобэн и Мирски. Евгений уже превратился в свадебного генерала. А потом
к ним присоединились вы. Хобэн, Массингхэм и Мирски. - Брок постучал пальцем
по красной обложке. Вы - преступник, мистер Массингхэм. Вы в этом дерьме по
самые уши. Вы не просто отмывали деньги. Вы - игрок передней линии.
Ухоженные руки Массингхэма дернулись. Второй раз за время разговора он
откашлялся.
- Это неправда. Вы искажаете факты. Деньгами занимались Евгений и
Тайгер, морскими перевозками - Хобэн и Мирски. Инструкции передавались в
письмах, которые привозили курьеры. Письма эти мог вскрыть только Тайгер.
- Могу я задать вам вопрос, Рэнди?
- Если только вы оставите попытки повесить все на меня.
- Случалось ли хоть раз... с самого начала этой истории... скажем, с
того момента, как Хобэн ввел вас в королевские чертоги... или Мирски... или
вы - их обоих... и вы показали друг другу светлое будущее... а вы отвели
Тайгера в сторонку и показали это будущее ему... или он отвел вас, значения
это не имеет... случалось ли хоть раз, чтобы кто-то из вас, громко, пусть и
в разговоре один на один, произнес это вульгарное слово - наркотики? -
Массингхэм пренебрежительно пожал плечами, показывая нелепость вопроса. -
Боеголовки? С ядерным зарядом или обычные? Радиоактивные материалы? Тоже
нет? - Массингхэм на каждый вопрос отвечал мотанием головы. - Героин?
- Господи, да нет же!
- Кокаин? Тогда как вы решали эту сложную словарную проблему, позвольте
спросить? Каким фиговым листочком, уж простите за грубость, вы прикрывали
свой стыд, сэр?
- Я вам все сказал, и не один раз. Наша работа заключалась в том, чтобы
перевести теневые доходы Орлова в легальные. Мы вступали в дело после того,
как Орлов получал деньги. Не раньше. Так строились наши отношения.
Брок наклонился к Массингхэму. Их лица разделяли лишь несколько дюймов.
- Тогда что же мы здесь делаем, сэр? - вкрадчиво спросил он. - Если мы
такие правильные, почему вам так не терпится получить неприкосновенность?
- Вы отлично знаете, почему. Вы видели, как эти люди работают. Они
сделают то же самое и со мной.
- С вами. Не с Тайгером. С вами. Что вы сделали такого, чего не делал
Тайгер? Какой за вами грех, если вы так перепугались? - Ответа не
последовало. Брок ждал, но ответа не последовало. Кипящая в Броке злость
рвалась наружу, но ему удавалось ее сдерживать. Если Массингхэм в ужасе,
пусть еще помучается. Пусть у него перед глазами пройдет вся его никчемная
жизнь. - Мне нужна черная книга Тайгера. Список его людей в коридорах
власти. Не продажные поляки в Гданьске, не продажные немцы в Бремене, не
продажные голландцы в Роттердаме. Я бы хотел знать их фамилии, но готов
обойтись и без них. Мне нужны продажные англичане. Выросшие на родине,
получившие здесь образование, обладающие властью. Такие же, как вы. И чем
выше их пост, тем больше они мне нужны. И если вы собираетесь сказать мне,
что их знает только Тайгер, а вы - ни слухом ни духом, то я на это отвечу -
не верю ни единому вашему слову. Я думаю, вы очень экономите на verite (78)
и надеетесь на мою щедрость с неприкосновенностью. Не выйдет. Это не в моих
правилах. И к неприкосновенности мы не приблизимся ни на шаг, пока вы не
назовете мне фамилии и телефоны.
Страх и злоба позволили Массингхэму вырваться из-под гипнотизирующего
взгляда Брока.
- Этим занимался Тайгер, не я! Тайгер защищал преступников, налаживал
отношения с полицией. Где, по-вашему, он оттачивал зубы? В Ливерпуле, среди
иммигрантов и наркодельцов. Как он заработал первый миллион? На спекуляциях
с недвижимостью, подкупая городских чиновников. И не качайте головой, Нэт!
Это правда!
Но Брок уже изменил направление удара.
- Вы видите, что я снова и снова спрашиваю себя, мистер Массингхэм,
почему?
- Что почему?
- Почему мистер Массингхэм пришел ко мне? Кто послал его ко мне? Кто
его направляет? А потом маленькая птичка шепнула мне на ушко: Тайгер. Тайгер
хочет знать, что мне известно, как и от кого. Вот он и присылает ко мне свою
правую руку, мистера Массингхэма, которому не составляет труда изобразить
насмерть перепуганного гражданина Великобритании, тогда как сам Тайгер
нежится на солнышке в какой-нибудь налоговой гавани, не имеющей с нами
договора об экстрадиции. Вы - козел отпущения, мистер Массингхэм. Потому
что, если я не поймаю Тайгера, у меня есть вы!
Но Массингхэм уже сумел взять себя в руки. И его тонкие губы кривились
в улыбке неверия.
- А если Тайгер Сингл не подсунул вас мне, это сделали братья, -
продолжил Брок, стараясь, чтобы голос звучал торжествующе. - Эти
псевдогрузинские торговцы лошадьми горазды на выдумку, что правда, то
правда.
Но улыбка на лице Массингхэма стала только шире.
- Почему Мирски перебрался в Стамбул? - Брок раздраженно передвинул
отчет Мирски, едва не скинув его с ящика.
- Ради собственного здоровья, дорогой. Стена падала. Он не хотел, чтобы
его завалило обломками.
- Я слышал разговоры о том, что его хотели предать суду.
- Давайте сойдемся на том, что ему полезен турецкий климат.
- Вам, случайно, не принадлежат акции "Транс-Финанз Стамбул"? - спросил
Брок. - Вам или офшорной компании, которую вы контролируете?
- Я ссылаюсь на Пятую поправку (79).
- У нас такой нет, - ответил Брок, и с этого момента между ведущим
допрос и допрашиваемым вдруг загадочным образом установилось перемирие, с
тем чтобы позже смениться еще более ожесточенной схваткой. - Видите ли,
Рэнди, я могу понять вашего Тайгера, с этим проблем нет. Если бы я работал с
Тайгером, я бы в два счета расколол его. Я могу понять вас в том, что вы
вступили в сговор с двумя плохишами из мира бывшей советской разведки. Меня
это не волнует. Я могу понять Хобэна и Мирски, подталкивающих Евгения к
тому, чтобы вывести из игры Тайгера, и вас, усердно им в этом помогающего.
Но когда ваш план провалился, когда Дед Мороз не принес вам подарка... что
произошло потом?- Он вплотную подошел к цели! Он это чувствовал! Ответ
крутился на языке Массингхэма, уже срывался с него, но в последний момент
вернулся обратно, укрылся в его голове. - Хорошо, "Свободный Таллин"
перехватили, - продолжил Брок, демонстрируя свое недоумение. - Не повезло.
Орловы потеряли несколько тонн порошка, убили кого-то из их людей. Такое
случается. И лицо потеряно. Слишком много было "Свободных Таллинов". Кого-то
следовало за это наказать. Кто-то должен за это заплатить.
(79) Пятая поправка - поправка к Конституции США, принятая 15 декабря
1791 г., разрешающая среди прочего не свидетельствовать против себя.
Но где ваше место в этом раскладе, мистер Массингхэм? На чьей вы
стороне, не считая своей собственной? Почему вы готовы сидеть здесь,
выслушивая мои оскорбления?
И хотя Брок раз за разом задавал этот вопрос, пытаясь подобраться к
Массингхэму то с одной, то с другой стороны, и хотя показал ему ультиматум
Мирски на шестидесяти восьми страницах и заставил прочесть доказательства
его злодейства, и хотя Массингхэм пусть и с неохотой, но ответил на другие,
не столь важные вопросы, возникшие после визитов Оливера к доктору Конраду и
в банк, Брок вернулся в свой офис на Странд раздраженным и печальным,
чувствуя, что в очередной раз потерпел поражение. "Земли обетованной вновь
не удалось достичь", - пожаловался он Тэнби, на что Тэнби посоветовал
немного поспать. Но Брок ложиться не стал. Позвонил Беллу и обговорил с ним
сложившуюся ситуацию. Позвонил паре информаторов в далеких краях. Позвонил
жене и с благодарностью выслушал ее пятнадцатиминутную лекцию о том, что
надобно делать с Северной Ирландией. Ни один из этих телефонных разговоров
не приблизил его к разгадке тайны Массингхэма. Он задремал и резко проснулся
уже с телефоном, поднесенным к его уху.
- Дерек звонит из Цюриха по открытой линии, сэр, - докладывал Тэнби. -
Молодожены удрали. Не оставив адреса.
Глава 17
Вершина холма волшебным островом выступала из океана смога. Купола
мечетей плавали в нем, словно огромные черепахи. Минареты напоминали
вертикальные мишени в тире Суиндона. Агги выключила двигатель взятого
напрокат "Форда", прислушалась к затихающему жужжанию системы
кондиционирования. Где-то внизу лежал Босфор, полностью скрытый смогом. Она
чуть опустила стекло, чтобы глотнуть свежего воздуха. Горячая волна
поднялась с асфальта и ударила в щель, несмотря на ранний вечер. Вонь смога
смешивалась с запахом мокрой весенней травы. Агги подняла стекло и
продолжила наблюдение. Серые облака собирались над ее головой, темнея на
глазах. Полил дождь. Она включила двигатель и "дворники".
Дождь прекратился, облака порозовели, сосны вокруг потемнели, их
пушистые кроны напоминали толстых мух, пойманных паутиной листвы. Вновь она
опустила стекло, и на этот раз на нее пахнуло ароматами лайма и жасмина. Она
услышала стрекотание цикад, кваканье лягушки или жабы. Увидела ворон с серой
грудкой, чинно сидевших на проводах высокого напряжения. Небесный взрыв чуть
не сдернул ее с сиденья. Звезды вспыхнули у нее над головой и по широким
дугам полетели вниз. Она поняла, что в одном из соседних домов устроили
фейерверк. Звезды погасли, темнота сгустилась.
Она была в джинсах и кожаном пиджаке, в которых уехала из Цюриха. И без
оружия, потому что не пыталась связаться с командой Брока. Поэтому никто не
приносил ей в отель коробку, обернутую яркой подарочной бумагой. Никто не
передавал под столом в гриль-баре пакет из плотной бумаги, буркнув:
"Распишитесь здесь, миссис Уэст". Никто в мире, кроме Оливера, не знал, где
она находится, и спокойствие на вершине холма отражало умиротворенность,
воцарившуюся в ее жизни. Безоружная, влюбленная, подвергающаяся опасности,
она смотрела на расположенные сотней ярдов ниже двойные железные ворота,
вделанные в стену, способную выдержать разрыв снаряда. За стеной виднелась
плоская крыша очень современного кирпичного форта доктора Мирски. Опытный
глаз Агги воспринимал дом как стандартное жилище мафиозного адвоката с
системой охранной сигнализации, прожекторами, фонтанами, видеокамерами,
восточноевропейскими овчарками, статуями и двумя здоровяками в черных
брюках, белых рубашках и черных жилетках, которые вроде бы безо всякого дела
слонялись по двору. И там, за стенами форта, находился ее возлюбленный.
Они прибыли сюда после бесцельного похода в юридическую контору доктора
Мирски, расположенную в самом центре города. "Доктора сегодня не будет, -
сообщила им ослепительно красивая девушка, сидевшая за розовато-лиловым
столом. - Может быть, вы назовете свои фамилии и зайдете завтра,
пожалуйста?" Фамилий они оставлять не стали, но, выйдя на улицу, Оливер
начал рыться в карманах, пока не выудил клочок бумаги с домашним адресом
Мирски. Адрес этот, напечатанный на обложке ультиматума Мирски, Оливер
записал по памяти. Вместе они остановили пожилого джентльмена, который
решил, что они немцы, и кричал: "Dahin, dahin" (79), - указывая в сторону
холма. У подножия холма они обратились к другому пожилому джентльмену и в
конце концов попали на нужную частную дорогу, по которой и проехали мимо
нужного форта, удостоившись внимания собак, охранников и видеокамер.
Агги отдала бы все, лишь бы войти в дом вместе с Оливером, но как раз
этого он ей и не позволил. Он хотел поговорить с Мирски один на один, как
адвокат с адвокатом. Он хотел, чтобы она припарковалась в сотне ярдов от
ворот и ждала. Он напомнил Агги, что они ищут его отца - не ее. И потом, что
она могла сделать, с оружием или без, сидя там, словно дама на балу, которой
не нашлось кавалера. Так что куда лучше остаться снаружи и ждать, выйдет ли
он из форта, а если нет, бить во все колокола. "Он начинает распоряжаться
собственной жизнью, - думала она. - Моей тоже". И не знала, тревожится ли
она из-за этого, гордится этим, а может быть, первое мирно уживалось со
вторым.
"Форд" она поставила на автостоянку рядом с розовым грузовичком с
нарисованной на борту бутылкой лимонада и пятью "жуками"-"Фольксвагенами".
Кабины всех автомобилей пустовали. Она полагала, что на таком расстоянии ее
могла обнаружить лишь высококачественная камера наблюдения или очень уж
наблюдательный охранник. Хотя кого могла заинтересовать одинокая молодая
женщина в маленькой коричневой автомашине без радиоантенны, разговаривающая
по сотовому телефону в сгущающихся сумерках? Только она не говорила, не
набирала номер, не произносила ни слова. Лишь одно за другим прослушивала
послания Брока. Нэт, спокойный, как танк, говорил ровно и уверенно, без
суеты и упреков: "Шармейн, это опять твой отец, мы бы хотели, чтобы ты
перезвонила нам, как только услышишь это сообщение, пожалуйста... Шармейн,
пожалуйста, дай о себе знать... Шармейн, если по какой-то причине ты не
можешь связаться с нами, пожалуйста, обратись к своему дяде... Шармейн, мы
хотим, чтобы вы оба как можно быстрее вернулись домой, пожалуйста". Под
дядей подразумевался местный британский представитель.
Пока она слушала, ее взгляд пробегал по воротам, темнеющим деревьям,
изгородям соседних домов, огням, пробивающимся сквозь синевато-серый смог. А
перестав слушать Брока, она прислушалась к противоречивым внутренним
голосам, стараясь взвесить, непонятно на каких весах, ее долг перед Броком,
перед Оливером, перед собой, хотя два последних долга сливались в один,
потому что стоило ей подумать об Оливере, как он вновь оказывался в ее
объятьях, смеющийся, в недоумении качающий головой, мокрый от пота в жарком
спальном купе. Он выглядел таким беззаботным, таким восторженным, что она
чувствовала, будто положила всю жизнь на то, чтобы вызволить его из темницы,
куда он неминуемо бы вернулся, если б она вдруг решила расстаться с ним.
Агги держала в голове телефонный номер Службы, по которому могла в любой
момент послать сообщение Броку. Один из внутренних голосов, склонный к
компромиссу, уговаривал ее сообщить, что Оливер и Агги живы и здоровы и
беспокоиться не о чем. Второй, более сильный, убеждал, что и короткое
сообщение - предательство.
Сумерки сменились ночью, смог рассеялся, форт осветили яркие
прожекторы, потоки автомобилей с включенными фарами, движущиеся по мостам
через Босфор, на фоне темной воды казались светящимися ожерельями. Агги
вдруг осознала, что молится, но молитва нисколько не мешала ей наблюдать за
происходящим вокруг. Внезапно она подобралась. Ворота раскрывались, около
каждой половины она заметила здоровяка в черной жилетке. Вверх по склону,
включив дальний свет, двигался автомобиль. Агги увидела, как мигнули фары,
услышала гудок. Автомобиль свернул в ворота. Прежде чем они закрылись, она
успела разглядеть, что это серебристый "Мерседес". На заднем сиденье
находился крупный мужчина. Она была слишком далеко, чтобы в темноте узнать
Мирски, фотографию которого ей показывали в Лондоне, за миллион миль от
стамбульского холма.
* * *
Оливер нажал на кнопку звонка и вдруг услышал женский голос, который
сразу напомнил о свойственной ему особенности: если он одержим одной
женщиной, все остальные становятся для него ее двойниками. Сначала она
заговорила с ним на турецком, но, как только он ответил на английском,
перешла на евро-американский и сказала, что ее мужа нет дома и почему бы не
поискать его на работе. На это Оливер ответил, что на работе он доктора
Мирски не нашел, ему потребовался час, чтобы добраться до этого дома, он -
друг доктора Конрада, у него конфиденциальное сообщение для доктора Мирски,
в машине закончился бензин, и не могла бы миссис Мирски сказать, в котором
часу может вернуться ее муж. Судя по всему, чем-то его голос ей понравился,
возможно, властностью и раскованностью, оставшейся после любовных утех с
Агги, потому что следующий вопрос: "Вы американец или англичанин?" - она
задала расслабленным голосом утоленной страсти.
- Англичанин с головы до пят. Это минус?
- Вы - клиент моего мужа?
- Пока нет, но намерен им стать, как только он даст на то свое
согласие, - с таким жаром ответил он, что она несколько секунд молчала.
- Тогда почему бы вам не зайти и не выпить со мной лимонного сока? -
предложила она. - А там, глядишь, подъедет и Адам.
И скоро один здоровяк в черной жилетке приоткрыл половину ворот ровно
настолько, чтобы пропустить пешехода, тогда как второй здоровяк на турецком
приказывал двум восточноевропейским овчаркам заткнуться. Судя по выражениям
лиц охранников, Оливер только что вернулся из космической экспедиции,
приземлившись аккурат у ворот. С таким удивлением они оглядывали дорогу и
его чистые, без единой пылинки туфли. Оливеру не осталось ничего другого,
как указать рукой на подножие холма и рассмеяться: "В машине закончился
бензин", - в надежде, что они не поймут ни слова, но их устроит сам факт
того, что начищенным туфлям есть объяснение. Дверь дома открылась, едва
Оливер подошел к ней. За ней нес службу боксер-тяжеловес в строгом черном
костюме. Держался он враждебно, ростом не уступал Оливеру, но руки в ход не
пустил и лишь обыскал Оливера взглядом.
- Добро пожаловать, - наконец выдавил он и повел его ко второй двери,
за которой находились подсвеченный бассейн и мощеный внутренний дворик с
диваном-качелями. На диване сидела маленькая девочка, Оливер решил, что
такой же будет и Кармен, когда ей исполнится шесть лет, с косичками и
дырками на месте передних зубов. Рядом с ней устроился темноглазый Ромео
двумя годами старше, лицо которого показалось Оливеру знакомым. Маленькая
девочка ела мороженое. На полу валялись альбомы для рисования,
книжки-раскраски, ножницы для резки бумаги, карандаши, части составных
роботов-воинов. Напротив детей сидела блондинка, длинноногая женщина на
последних неделях беременности. И доктор Конрад не ошибался, называя ее
красавицей. Рядом с ней лежала раскрытая книжка "Питер-Кролик" Беатрис
Поттер (80) на английском.
- Дети, это мистер Уэст из Англии, - игриво объявила она, пожимая ему
руку. - Познакомьтесь с Фрайди и Полом. Фрайди - моя дочь. Пол - наш друг.
Мы только что узнали, что зеленый салат обладает снотворным эффектом, не так
ли, дети?.. А я - миссис Мирски... Пол, что такое снотворный эффект?
Оливер понял, что она шведка, ей скучно, и ему вспомнилось, как Хитер,
начиная с пятого месяца беременности и дальше, флиртовала с любым мужчиной
старше десяти лет. Фрайди, эта шестилетняя Кармен, улыбалась и лопала
мороженое, тогда как Пол смотрел на него. Во взгляде читалось обвинение. В
каком преступлении? Против кого? Где? Когда? Боксер в черном костюме принес
ледяной лимонный сок.
- Вызывает сон, - наконец ответил Пол, когда все уже забыли вопрос, и
тут Оливера осенило: "Пол, господи, да это же сын Зои, Павел! Это Павел!"
- Вы приехали сегодня? - спросила миссис Мирски.
- Из Вены.
- Ездили туда по делам?
- Пожалуй.
- У отца Пола тоже бизнес в Вене, - говорила она четко и размеренно,
чтобы дети понимали ее, но ее большие глаза оценивающе оглядывали Оливера. -
Он живет в Стамбуле, но работает в Вене, не так ли, Пол? Он - крупный
трейдер. Сегодня все трейдеры. Аликс - наш близкий друг, не так ли, Пол? Мы
им всегда восхищаемся. Вы тоже трейдер, мистер Уэст? - спросила она, лениво
натянув платье на груди.
- В некотором роде.
- Торгуете чем-то определенным, мистер Уэст?
- Главным образом деньгами.
- Мистер Уэст торгует деньгами. А теперь, Пол, скажи мистеру Уэсту, на
каких языках ты говоришь... русском, естественно, турецком, немного на
грузинском, английском? Мороженое не вгоняет тебя в сон, Пол?
"Павел, который никогда не отлипал от матери, - вспоминал Оливер. -
Павел, лишенный собственного дома, вечно живущий у чужих, ребенок, из
которого приходилось вытягивать улыбку, глаза которого радостно вспыхивали,
когда ты входил в комнату, и наполнялись укором, когда ты начинал собираться
домой. Восьмилетний Павел, пытающийся вспомнить далекую встречу с безумным
монстром, которого звали Почтальон, в те дни, когда дедушка и бабушка жили в
замке посреди леса недалеко от Москвы и имели мотоцикл, на котором газовал
Почтальон, пока мама прижимала его к груди и закрывала ухо рукой".
Согнувшись вдвое, Оливер наклонился вперед и подобрал с пола альбом для
рисования и ножницы, потом, заручившись кивком Павла, вырвал из середины
альбома двойную страницу. Сложил ее несколько раз, ловко поработал ножницами
и превратил бумагу в череду радостных кроликов, идущих друг за другом.
- Но это же фантастика! - воскликнула миссис Мирски, к которой первой
вернулся дар речи. - У вас есть дети, мистер Уэст? Но если у вас нет детей,
как вам удалось все это проделать? Вы - гений! Пол и Фрайди, что вы должны
сказать мистеру Уэсту?
Но Оливера в гораздо большей степени волновало другое: что мистер Уэст
скажет доктору Мирски? И что он скажет Зое и Хобэну, когда те заедут за
своим маленьким сыном? А пока он строил аэропланы, которые, ко всеобщей
радости, действительно летали. Один опустился на воду, за ним пришлось
посылать спасательный самолет. И вытаскивать оба на сушу с помощью палки. Он
сделал птичку, и Фрайди не позволила отправлять ее в полет, потому что
птичка ей очень понравилась. Он вытащил монету в пять швейцарских франков из
уха Фрайди и уже собирался достать вторую из-за шиворота Пола, когда два
автомобильных гудка и радостный вопль Фрайди: "Папа!" - возвестили о
прибытии домой доброго доктора.
По двору забегали слуги, захлопали автомобильные дверцы, радостно
заурчали овчарки, послышались польские приветствия, и молодой, энергичный
черноволосый мужчина ворвался во внутренний дворик, на ходу срывая галстук,
пиджак, туфли, потом все остальное, и с восторженным ревом прыгнул в
бассейн, проплыв две его трети под водой. Огромным медведем поднявшись на
бортик, надел многоцветный банный халат, поданный боксером, поцеловал жену,
дочь, поздоровался с мальчиком: "Привет, Павлик!" - еще раз чмокнул жену и
лишь после этого с явным неудовольствием повернулся к Оливеру.
- Мне очень жаль нарушать такую идиллию, - Оливер ослепительно
улыбнулся. - Я давний друг Евгения, а доктор Конрад шлет вам наилучшие
пожелания.
Ответа не последовало, лишь суровый взгляд на несколько столетий старше
взгляда Павла сверлил его из-под полуопущенных век.
- Если можно, я бы хотел поговорить с вами наедине.
Оливер последовал за многоцветной спиной и голыми пятками доктора
Мирски. Боксер в черном костюме замкнул процессию. Они прошли коридором,
поднялись на несколько ступенек, оказались в кабинете с тонированными
окнами, выходящими на пыльный склон, переливающийся огнями. Боксер закрыл
дверь и привалился к ней спиной, одной рукой поглаживая бицепс второй.
- Итак, какого хрена тебе нужно? - Голос Мирски гремел, словно
артиллерийская канонада.
- Я Оливер, сын Тайгера Сингла. Я младший партнер фирмы "Сингл и Сингл"
с Керзон-стрит, и я ищу моего отца.
Мирски что-то рявкнул по-польски. Боксер сунул руки под мышки Оливера,
ощупал грудь, талию. Развернул Оливера лицом к себе, но, вместо того чтобы
поцеловать или уложить на кровать, как Зоя, коснулся промежности, как Кэт,
потом коленей, лодыжек. Достал бумажник Оливера и протянул Мирски, потом
паспорт на фамилию Уэст, наконец остальное, что лежало в карманах. Мирски
выложил все на стол, надел очки с затемненными стеклами. Пара тысяч
швейцарских франков, деньги остались в чемодане, несколько монет, фотография
Кармен, сидящей на ослике, вырезанная страничка из еженедельника
"Абракадабра" со статьей, еще не прочитанной, о новых фокусах, чистый
носовой платок, навязанный ему Агги. Мирски поднес паспорт к свету.
- Где ты его взял?
- Через Массингхэма. - Он вспомнил, что говорила Надя в "Соловьях", и
ему захотелось разом перенестись туда.
- Ты друг Массингхэма?
- Мы коллеги.
- Массингхэм послал тебя сюда?
-Нет.
- Британская полиция послала тебя?
- Я пришел сам, чтобы найти отца.
Мирски вновь что-то сказал по-польски. Боксер ответил. Вроде бы
обсуждалось прибытие Оливера, потом боксера отправили за дверь.
- От тебя исходит опасность моей жене и детям, это понятно? Ты не имел
права приходить сюда, понимаешь?
- Я вас слышу.
- Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома. Прямо сейчас. А если вернешься,
да поможет тебе бог. Забирай это дерьмо. Мне оно не нужно. Кто тебя сюда
привез?
- Такси.
- С каких это пор в Стамбуле появились женщины-таксисты?
Бдительность охраны произвела на Оливера впечатление.
- Мне дали ее люди, занимающиеся прокатом автомобилей в аэропорту. Нам
потребовался час, чтобы найти дом. У нее были другие дела, а в машине
закончился бензин.
Мирски с отвращением наблюдал, как Оливер рассовывает по карманам свои
вещи.
- Я должен его найти. - Он убрал бумажник во внутренний карман пиджака.
- Если вы не знаете, где он, назовите того, кто знает. У него помутилось в
голове. Мне надо ему помочь. Он - мой отец.
Со двора доносилось веселое щебетание миссис Мирски. Она передавала
детей няньке, чтобы та уложила их в постель. Боксер вернулся и, похоже,
доложил о выполнении поручения. С видимой неохотой Мирски дал ему еще одно.
Боксер начал возражать, но Мирски осадил его криком. Боксер опять ушел и
вернулся с джинсами, клетчатой рубашкой и сандалиями. Мирски сбросил халат,
какое-то время стоял голым, надевая джинсы и рубашку, сунул ноги в сандалии,
вздохнул: "Господи Иисусе", и в том же порядке - Мирски впереди, Оливер
посередине, боксер сзади - другим коридором они вышли к серебристому
"Мерседесу", который стоял перед закрытыми воротами. Водитель сидел за.
рулем. Мирски открыл дверцу, вытащил его из салона, рыкнул, отдавая
очередной приказ. Боксер достал пистолет из наплечной кобуры, протянул
Мирски. Тот, недовольно качая головой, сунул пистолет за пояс. Боксер отвел
Оливера к дверце пассажирского сиденья, придерживая рукой за предплечье.
Оливер сел рядом с Мирски. Ворота открылись. Мирски выехал на дорогу и
покатил вниз по склону к городским огням. Оливер хотел обернуться и
посмотреть, следует ли за ними Агги, но не решился.
- Ты - близкий друг Массингхэма?
- Он подонок, - ответил Оливер, решив, что на полуправду времени уже
нет.
- И что? Мы все подонки. А некоторые подонки еще и не играют в шахматы.
Мирски резко нажал на педаль тормоза, остановив "Мерседес" посреди
дороги, опустил стекло. Подождал. Справа узкая дорога зигзагом уходила к
вершине холма, утыканной антеннами. Небо обсыпало звездами, яркая луна
поднялась из-за гор, под ними поблескивал Босфор. Мирски ждал, поглядывая в
зеркало заднего обзора, но Агги не появлялась. Выругавшись, Мирски свернул
на узкую дорогу, проехал ярдов пятьсот по траве и гравию и остановился на
площадке, невидимой с шоссе. Вокруг поднимались высокие деревья. Оливер
вспомнил свой тайный уголок в Абботс-Ки и подумал, что они приехали в тайный
уголок Мирски.
- Я не знаю, где твой гребаный отец, понимаешь? - прорычал Мирски. -
Это правда. Я говорю тебе правду, а потом ты убираешься из моей жизни,
держишься подальше от моего дома, моей жены, моих детей, возвращаешься в
свою гребаную Англию, мне плевать, куда ты поедешь. Я семейный человек. Я
верю в семейные ценности. Мне нравился твой отец, понимаешь? Жаль, что он
мертв, понимаешь? Очень жаль. Так что отправляйся домой, создай новую семью
и забудь, что когда-то знал его. Я респектабельный адвокат. И хочу быть им
дальше. Я больше не преступник, теперь это мне ни к чему.
- Кто его убил?
- Может, они его не убили пока. Может, убьют завтра, сегодня, какая
разница? Ты его найдешь, но мертвым. А потом убьют и тебя.
- Кто его убьет?
- Они все. Вся семья. Евгений, Тинатин, Хобэн, каждый кузен, дядя,
племянник, откуда мне знать, кто его убьет? Евгений призвал к кровной мести,
объявил войну всему человечеству без исключений. Все должны заплатить.
Тайгер, сын Тайгера, собака его сына, гребаная канарейка.
- И все из-за "Свободного Таллина"?
- "Свободный Таллин" все порушил. До Рождества мы могли что-то сделать,
Массингхэм, я, Хобэн. Нам надоело исправлять чьи-то ошибки, мы решили, что
пришла пора реорганизовать бизнес, повысить безопасность, перейти на
современные рельсы.
- Избавиться от стариков, - предположил Оливер. - Стать во главе.
- Естественно, - согласился Мирски. - Послать их ко всем чертям. Это
бизнес, что тут нового? Мы пытались совершить переворот. Бескровный путч.
Почему нет? Исключительно мирными средствами. Я - мирный человек. Я прошел
длинный путь. Завшивленный мальчишка из Львова прилежно учится, чтобы стать
хорошим коммунистом, к четырнадцати годам говорит на четырех языках, с
отличием заканчивает юридический факультет, становится крупным партийным
функционером, все идет как надо, влияние растет как на дрожжах, он ходит в
церковь, принимает крещение, устраивает по этому поводу большой прием с
шампанским, вступает в "Солидарность", но это не помогает, новые хозяева
жизни думают, что меня надо сажать в тюрьму, вот я и переехал в Турцию.
Здесь я счастлив, у меня новые клиенты, я женился на богине. Возможно, я
даже устал от Святой Троицы. Возможно, со временем приму ислам. Я человек
гибкий, мирный, - повторил он. - Сегодня жить мирно - единственно возможный
способ существования, до тех пор пока какой-нибудь безумный русский не
решит, что пора начинать Третью мировую войну.
- Куда они его увезли?
- Куда они его увезли? Откуда мне знать? Где Евгений? Там, куда они
увезли труп. Где Аликс? Там, где Евгений. Где Тайгер? Там, куда его увез
Аликс.
- Какой труп?
- Гребаный труп Михаила! А чей, по-твоему? Михаила, брата Евгения. У
тебя в голове опилки или что? Михаила, которого убили на "Свободном
Таллине". С чего иначе Евгений решил начать новую войну? Он хотел получить
тело. Заплатил за него целое состояние. "Привезите мне тело моего брата. В
стальном гробу, со льдом. А потом я уничтожу мир".
До этого момента Оливер все подмечал. А тут что-то случилось со
зрением: позитив сменился негативом, и несколько мгновений черная луна
светила на белом небе. А потом он вдруг ушел под воду, потеряв возможность
говорить и слышать. Агги тянулась к нему, но он все равно тонул. Когда же к
нему вернулись дар речи и слух, Мирски вновь говорил о Массингхэме:
- Аликс рассказывает Рэнди о грузе, тот ставит в известность своих
прежних работодателей. Они связываются с Москвой. Москва отправляет в море
русский флот, там устраивают новый Перл-Харбор, убивают четырех человек,
захватывают корабль, три тонны героина высочайшей очистки возвращаются в
Одессу, чтобы таможенники могли заработать кучу денег. У Евгения едет крыша,
Уинзеру вышибают мозги. Это для начала. А теперь они берутся за дело
по-настоящему.
Оливер заговорил, глядя прямо перед собой на огни города, виднеющиеся
сквозь листву.
- Что Михаил делал на "Свободном Таллине", когда корабль захватили
русские?
- Плыл с грузом. Охранял его. Оказывал брату услугу. Мы несли большие
потери. Слишком много допускалось ошибок, слишком много счетов
замораживалось, слишком много денег шло псу под хвост. Все злились. Все
обвиняли друг друга. Михаил хочет совершить для брата героический поступок,
поэтому идет на корабль, берет с собой автомат Калашникова. Русская морская
пехота поднимается на борт, Михаил убивает двоих, портит настроение
остальным. Его убивают, поэтому всем приходится платить. Это логично.
- Тайгер приехал сюда, чтобы повидаться с вами, - как автомат,
пробубнил Оливер.
- Черта с два.
- Он приехал в Стамбул несколько дней тому назад.
- Может, приехал, может, нет. Он мне звонил. На работу. Это все, что я
знаю. Говорил как-то странно. Что-то странное. Словно с луковицей во рту.
Возможно, это был пистолет. Послушай, мне очень жаль, понимаешь? Он твой
гребаный отец.
- Чего он хотел?
- Он меня оскорблял. Говорил, что на прошлое Рождество я пытался его
ограбить. "Ограбить вас - насчет этого я ничего не знаю, - ответил я. - Нам,
наоборот, казалось, что вы грабите нас. Но вы победили, так что чего об этом
вспоминать?" Тогда он говорит мне, что я должен отозвать это безумное
требование двухсот миллионов фунтов. "Поговорите с Евгением, - говорю я. -
Поговорите с Хобэном. Требование - не моя идея. Кричите на клиента, а не на
меня, - говорю я ему. - Эти двое работают вместе, вот с ними и
разбирайтесь". Тогда он мне говорит: "Если появится мой сын Оливер, не
разговаривайте с ним, он гребаный псих. Скажите ему, чтобы он остановился,
скажите, что не надо меня разыскивать. Скажите, чтобы он убрался из Стамбула
и спрятался в какой-нибудь норе. Скажите ему, что шутки закончились".
- Как-то не верится, чтобы мой отец такое говорил.
- Это его послание. Его слова. И мои тоже. Я адвокат. Я излагаю
главное. Катись отсюда на хрен. Отвезти тебя куда-нибудь? В аэропорт? На
вокзал? У тебя есть деньги? На такси я тебе дам. - Он завел двигатель.
- Кто сказал вам, что предатель - Массингхэм?
- Хобэн. Аликс знает, что говорит. У него в России свои люди, люди в
системе. - Не включая подфарники, Мирски снял "Мерседес" с ручника и задним
ходом выкатился к шоссе. Дорогу ему освещала луна.
- Почему Хобэн сказал вам, что Массингхэм предал "Свободный Таллин"?
- Он сказал мне, вот и все почему. Мы, между прочим, друзья. Нас многое
связывает, нам пришлось через многое пройти, когда мы трудились на благо
коммунизма и зарабатывали бакс-другой для себя.
- Где Зоя?
- Она свихнулась. Не связывайся с ней, слышишь? Русские женщины
чокнутые. Аликс должен вернуться в Стамбул и положить ее в клинику. Аликс
пренебрегает супружескими обязанностями.
Они спустились к подножию холма. Мирски то и дело поглядывал в зеркало
заднего обзора. Следовал его примеру и Оливер. Увидел появившийся сзади
"Форд" с Агги за рулем. Она проехала мимо.
- Ты - хороший парень. Надеюсь, что никогда больше не увижу твоего
гребаного лица. - Мирски вытащил из-за пояса пистолет. - Нужен тебе?
- Нет, благодарю, - ответил Оливер.
Мирски остановился перед самым разворотом. Оливер вышел из машины.
Мирски развернул "Мерседес" и покатил домой, даже не взглянув на Оливера.
Через несколько минут рядом остановился "Форд" Агги.
- Михаил был для Евгения Сэмми, - произнес Оливер, глядя перед собой.
Они припарковались у самой воды. Оливер говорил, Агги слушала.
- Кто такой Сэмми? - спросила она, уже звоня Броку по сотовому.
- Мой знакомый мальчик. Помогал мне с фокусами.
* * *
Элси Уотмор сквозь сон услышала звонок в дверь, после звонка услышала,
как ее покойный муж Джек говорит, что Оливера снова приглашают в банк. А уж
потом поняла, что это не Джек, а Сэмми, и он говорит, что у двери стоят двое
полицейских в штатском, должно быть, кого-то убили, и один из них лысый. В
последнее время Сэмми думал только о плохом. Смерть и несчастья не выходили
у него из головы.
- Если они в штатском, с чего ты взял, что они полицейские? - спросила
она, надевая халат. - Который час?
- Они приехали на патрульной машине, - ответил Сэмми, следуя за ней. -
Белом "Ровере". С надписью "ПОЛИЦИЯ" на борту.
- Я не хочу, чтобы ты крутился рядом со мной, Сэмми. Будет лучше, если
ты останешься наверху.
- Не останусь, - возразил Сэмми, и вот это непослушание тоже тревожило
ее. За несколько дней, прошедших с отъезда Оливера, мальчик изменился к
худшему. Вновь начал писаться по ночам, хотел, чтобы все гибли в
катастрофах. Она прильнула к "глазку". Один мужчина стоял в трилби. Второй,
без единого волоска на голове, обходился без шляпы. Никогда раньше Элси не
видела коппера с гладким, как бильярдный шар, черепом. Лысина блестела под
уличным фонарем, и она почему-то решила, что коппер мажет ее особым маслом.
За ними, в затылок минивэну Оливера, стоял белый "Ровер". Она открыла дверь,
но цепочку не сняла.
- Уже четверть второго, - сказала она в щель.
- Мы очень сожалеем, миссис Уотмор, очень сожалеем. Вы миссис Уотмор,
не так ли?
Говорил шляпа, лысый наблюдал. Лондонский выговор, правильный
английский.
- Допустим.
- Я - детектив-сержант Дженнингс, это - детектив-констебль Эмис. - Он
помахал в воздухе ламинированной карточкой, которая на поверку могла
оказаться проездным на автобус (81). - Мы действуем на основе информации,
касающейся одного человека, с которым мы хотели бы поговорить до того, как
он совершит новое преступление. Мы думаем, что с вашей помощью нам удастся
его найти.
- Им нужен Оливер, мама! - прошептал Сэмми у ее левого локтя, и она
едва не повернулась, чтобы наказать ему не раскрывать глупого рта. Сняла
цепочку, и полицейские прошли в холл, держась очень близко друг к другу.
"Наверное, бывшая жена натравила на него полицию, потому что он перестал
платить алименты, - подумала Элси. - Или он в очередной раз напился и
кого-то отметелил". Она представила себе Оливера, каким находила его на
полу, но на этот раз уставившегося в стену тюремной камеры. Сэмми отирался
рядом с ней.
Полицейский в шляпе снял ее. Глаза слезились. Он словно чего-то
стыдился. А вот лысый никакого стыда не испытывал. Он заметил книгу
регистрации постояльцев и теперь по-хозяйски пролистывал ее. Элси обратила
внимание на широкие плечи и узкие бедра. Прямо-таки атлет.
- Его фамилия Уэст, - сказал лысый констебль, переворачивая очередную
страницу. - Знаете какого-нибудь Уэста?
- Полагаю, Уэсты у нас останавливались. Фамилия-то очень
распространенная.
- Покажи ей фотографию, - буркнул констебль, не отрываясь от
регистрационной книги.
Сержант достал из бумажника пакетик из кальки, показал Элси фотографию
Оливера, со спутанными волосами и опухшими веками, чем-то похожего на Элвиса
Пресли. Сэмми поднялся на цыпочки, чтобы глянуть на фотографию, и говорил:
"И мне, мне".
- Имя - Марк, - пояснил сержант. - Марк Уэст. Рост шесть футов, темные
волосы.
Элси Уотмор руководили только интуиция да короткие звонки Оливера,
похожие на крики о помощи с тонущего корабля: "Как вы, Элси? Как Сэмми? У
меня все в порядке, Элси, не волнуйтесь обо мне. Я скоро вернусь". Сэмми
сменил пластинку: "Покажи мне, покажи мне", - и щелкал пальцами у нее под
носом.
- Это не он, - внезапно осипнув, ответила она, коротко и решительно.
- Это вы про кого? - спросил лысый констебль, оторвавшись от
регистрационной книги. - Кто не он?
Глаза у него были бесцветные и пустые, и вот эта пустота особенно
напугала ее: она поняла, что этому человеку напрочь чуждо само понятие
доброты. Он мог бы наблюдать за смертью собственной матери, и в нем ничего
бы не шелохнулось.
- Я не знаю мужчину, фотографию которого вы мне показываете, значит,
это не он, не тот, кто мог бывать в моем доме, не так ли? - Она вернула
фотографию сержанту. - Вам должно быть стыдно будить в такой час
добропорядочных людей.
Сэмми не вытерпел изоляции. Оторвавшись от юбок матери, он шагнул к
сержанту, протянул руку.
- Сэмми, пожалуйста, иди спать, - одернула его Элси. - Я серьезно. Тебе
завтра в школу.
- Покажи ему фотографию, - скомандовал констебль, хотя его губы не
шевельнулись. Констебль, отдающий приказы сержанту.
Сержант протянул фотографию Сэмми, и тот устроил целое представление,
вглядываясь в нее сначала одним глазом, потом двумя.
- Этого Марка Уэста здесь не было, - объявил он и сунул фотографию в
руку сержанта, после чего, ни разу не оглянувшись, поднялся по лестнице на
второй этаж.
- Что вы можете сказать насчет Хоторна? - спросил лысый констебль,
вновь изучавший регистрационную книгу. - О. Хоторн. Кто он?
- Это Оливер.
-Кто?
- Оливер Хоторн. Он здесь живет. Фокусник. Выступает перед детьми. Дядя
Олли.
- Он сейчас здесь?
- Нет.
- Где?
- Уехал в Лондон.
- Зачем?
- Выступать. Его пригласил один из давних клиентов.
- Что вы можете сказать о Сингле?
- Эта фамилия мне незнакома. - В ней начала закипать злость. - Вы не
имеете права. У вас нет ордера на обыск. Убирайтесь!
Элси открыла им дверь и вдруг почувствовала, как раздувается у нее
язык: отец говорил, что так случается, если человек лжет. Лысый констебль
подошел к ней вплотную, дыхнул ей в лицо виски и имбирным пивом.
- Никто из ваших постояльцев в последнее время не уезжал в Швейцарию по
делам или на отдых?
- Я таких не знаю.
- Тогда почему кто-то отправил открытку со швейцарским крестьянином,
размахивающим флагом на горной вершине, вашему сыну Сэмюэлю, написав, что
скоро вернется, и почему марку, наклеенную на открытку, внесли в счет
мистера Марка Уэста, остановившегося в отеле Цюриха?
- Не знаю. И открытки я не видела, не так ли? Бесцветные глаза
приблизились, запах паров виски усилился.
- Если вы лжете мне, мадам, а я думаю, что так оно и есть, вы и ваш
болтливый сын пожалеете о том, что родились на свет, - процедил констебль. С
улыбкой пожелал ей спокойной ночи и направился к белому "Роверу". Сержант
последовал за ним.
Сэмми сидел на ее кровати.
- Я все сделал правильно, не так ли, мамик? - спросил он.
- Они напуганы куда больше, чем мы, Сэмми, - заверила она сына, а ее
саму начала бить дрожь.
Глава 18
Давным-давно, в молодости, Нэт Брок бил человека, пока тот не заплакал.
Слезы, такие неожиданные, вызвали у Брока жгучий стыд. Входя в Конуру
Плутона менее чем через час после разговора с Агги, он вспомнил этот
инцидент, как вспоминал всегда, когда возвращалось искушение, и поклялся,
что удержит себя в руках. Картер открыл стальную дверь и по выражению лица
Брока понял: что-то произошло. Мейс, попавшийся в коридоре, прижался к
стене, чтобы пропустить босса. Тэнби остался на улице, за рулем кеба, с
включенным счетчиком и радио. Часы показывали десять вечера, Массингхэм
сидел в кресле, пластмассовой вилкой ел обед, принесенный из китайского
ресторанчика, и смотрел, как тележурналисты хвалят друг друга за остроумие.
Брок вытащил штепсель из розетки и приказал Массингхэму встать. Страх на
лице Массингхэма напоминал пятно, которое выделялось все сильнее с каждым
днем допросов. Брок запер дверь и сунул ключ в карман. Потом не смог
объяснить, почему он это сделал.
- Такая вот ситуация, - начал он ровным и спокойным голосом, как и
намеревался. - Михаила Ивановича Орлова убили при захвате "Свободного
Таллина". Вы это знали, но не хотели поделиться с нами этой информацией. -
Пауза не приглашала Массингхэма подать голос, служила лишь для того, чтобы
усилить тяжесть обвинения. - Почему нет, спрашиваю я себя? - Массингхэма
хватило лишь на чуть заметное пожатие плеч. - Известно также, что Евгений
Орлов винит в смерти брата вас и Тайгера Сингла. Вы это тоже знали?
- Это все Хобэн.
- Простите?
- Хобэн меня подставил.
- Как он это сделал? И откуда, позвольте спросить, вы об этом узнали?
Долгое молчание, затем тихо и невнятно:
- Это мое дело.
- Может, что-то было на видеокассете убийства Альфреда Уинзера,
полученной вами? Может, из текста письма, полученного вместе с кассетой, вы
поняли, что вам грозит?
- Они сказали мне, что я следующий в списке. Михаил мертв, я его
предал. Я и те, кого я люблю, в первую очередь Уильям, заплатят за это
кровью, - охрипшим голосом отвечал Массингхэм. - Меня подставили. Хобэн
обманул меня.
- Обманул вас, когда вы, в свою очередь, обманывали Тайгера, не так ли?
Ни ответа, ни возражений.
- Вы сыграли активную роль в более раннем плане, который реализовали на
прошлое Рождество, с тем чтобы лишить вашего работодателя Сингла всех его
активов и создать новую структуру, контролируемую Хобэном, вами и Мирски.
Это кивок, мистер Массингхэм? Скажите да, пожалуйста.
-Да.
- Благодарю. Через минуту я попрошу мистера Мейса и мистера Картера
зайти сюда, чтобы я мог официально предъявить вам обвинение в совершении
нескольких преступлений. В том числе и в противодействии следствию сокрытием
информации и уничтожением улик и вступлении в сговор с известными и
неизвестными лицами с целью импорта запрещенных к ввозу в страну веществ.
Если сейчас вы будете сотрудничать со мной, я дам свидетельские показания на
вашем суде и буду просить о смягчении драконовского приговора, который, без
сомнения, ожидает вас. Если не будете сотрудничать, я представлю вашу роль в
этой истории таким образом, что вы получите максимальные сроки по всем
пунктам обвинения, и я посажу Уильяма рядом с вами, как соучастника
совершенных вами преступлений. Я также буду отрицать под присягой, что у нас
состоялся этот разговор. Каким будет ваш ответ, мистер Массингхэм? Да, я
буду сотрудничать, или нет, не буду?
-Да.
- Да что?
- Да, я буду сотрудничать.
- Где Тайгер Сингл?
- Не знаю.
- Где Аликс Хобэн?
- Не знаю.
- Готовить камеру для Уильяма?
- Нет, конечно, нет. Это правда.
- Кто выдал "Свободный Таллин" русским властям? Пожалуйста,
постарайтесь дать точный ответ, потому что возможности что-то в нем изменить
у вас уже не будет. Шепот:
- Этот мерзавец свалил все на меня.
- Кто в данном случае мерзавец?
- Я уже говорил, черт бы вас побрал. Хобэн.
- Я бы хотел услышать факты, подтверждающие вашу версию, пожалуйста.
Сегодня у меня что-то путается в голове. Я не понимаю, какой навар могли
получить вы и Хобэн с того, что "Свободный Таллин" и несколько тонн
высококачественных наркотиков попадут в руки русских, не говоря уже об
убийстве Михаила.
- Я не знал, что Михаил будет на борту этого чертова корабля! Хобэн мне
не говорил. Если б я знал, что Михаил будет сопровождать груз, то никогда бы
не пошел на поводу у Хобэна.
- Что вы под этим подразумеваете?
- Он хотел последней соломинки. Особенно крупной неудачи в череде
неудач. Хотел Хобэн.
- Но и вы тоже.
- Хорошо, мы оба хотели! Он это предложил, я увидел логику в его
предложении. И подыграл ему. Дурак! Вас такой ответ устраивает? Захват
"Свободного Таллина" привел бы к очередной разборке, и тогда Хобэн сумел бы
решить вопрос с Евгением.
- В каком смысле решить вопрос? Говорите громче, пожалуйста. Я плохо
вас слышу.
- Решить вопрос - значит убедить. Вы понимаете английский? Хобэн связан
с Евгением. Он женат на Зое. Он - отец единственного внука Евгения. Он мог
на этом сыграть. После захвата "Свободного Таллина" Евгений больше не стал
бы сопротивляться, мы реализовали бы намеченный ранее план. И Тайгер уже не
сумел бы уговорить Евгения дать задний ход.
- Тогда получается, что Хобэн посадил Михаила на корабль и ничего вам
не сказал.
- Этого я не знаю. Возможно, Михаил сам решил сопровождать груз. Хобэн
заранее знал, что груз будет перехвачен, но не остановил Михаила.
- В итоге Михаила убили, и вместо бумажного путча вы получили
грузинскую кровную месть.
- В этом-то все и дело. Я - предатель, следовательно, я - главная цель.
А Хобэн все преподнес Евгению так, словно Тайгер уговорил меня на
предательство, поэтому его вина не меньше моей.
- Я опять упустил ход ваших мыслей. Почему вы - предатель? Как вы
поставили себя в такое положение? Почему Хобэн сам не дал знать кому следует
о "Свободном Таллине"? Почему переложил грязную работу на вас?
- Наводка должна была прийти из Англии. Если бы она пошла от Хобэна,
Евгению стало бы об этом известно. В России у него осталось немало друзей.
- И вы нашли предложение Хобэна логичным, не так ли?
- Да! Потому что в нем был здравый смысл. Если наводка пришла из
Англии, значит, к этому приложил руку Тайгер. Если это сделал я, то по
приказу Тайгера. Тайгер обманывал Евгения. Вина за случившееся возлагалась
на Тайгера.
- Но и вы попали под удар.
- Как все обернулось... да. По замыслу Хобэна... да. По моему плану -
нет. - Дрожь исчезла из его голоса, на лице отражалось негодование.
- Значит, вы подыграли ему? Ответа не последовало. Брок шагнул к нему.
И этого маленького шажка вполне хватило.
- Да, я ему подыграл. Но я не знал, что Михаил будет на борту. Я не
знал, что Хобэн собирается кинуть и меня. Откуда я это мог знать?
Брок вроде бы глубоко задумался. Кивал, потирал подбородок, рассеянно
соглашался: действительно, откуда?
- Итак, вы согласились передать информацию в Москву. Передать как? -
Нет ответа. - Позвольте догадаться. Мистер Массингхэм пошел к старым друзьям
из, скажем, Форин оффис или других государственных ведомств. - Нет ответа. -
Я кого-нибудь из них знаю? Я спрашиваю, я кого-нибудь из них знаю? -
Массингхэм покачал головой. - Почему нет?
- А как, по-вашему, я мог выяснить, какой груз увозил "Свободный
Таллин" из Одессы? Подслушал в пабе? Случайно подсоединился к чужому
телефонному разговору? Разведывательные службы набросились бы на меня, как
стая волков.
- Да, набросились бы, - после короткой паузы признал Брок. - Вы
заинтересовали бы их куда больше, чем "Свободный Таллин". Вас это совершенно
не устраивало, не так ли? Вам требовался не задающий лишних вопросов
пассивный союзник, а не офицер-разведчик, умеющий думать. И к кому вы
все-таки обратились, мистер Массингхэм? - Брок стоял так близко, слушал так
внимательно, что говорить оба могли и шепотом. Поэтому внезапный крик Брока
произвел впечатление разорвавшегося снаряда. - Мистер Мейс! Мистер Картер!
Сюда, пожалуйста! И побыстрее!
Они, должно быть, ждали по другую сторону двери, которую высадили,
обнаружив, что она заперта, и встали по обе стороны Массингхэма чуть ли не
до того, как последнее слово сорвалось с губ Брока.
- Мистер Массингхэм, - продолжил Брок, - я хочу, чтобы вы, пожалуйста,
сказали мне, какому правоохранительному агентству Великобритании вы
сообщили, разумеется, под большим секретом, о незаконном грузе, который
можно будет найти на борту "Свободного Таллина", отплывающего из Одессы?
- Порлоку, - прошептал Массингхэм между тяжелыми вздохами. - Тайгер
говорил мне... если что-то потребуется от полиции, иди к Порлоку... У
Порлока везде свои люди... он все уладит... если бы я кого-то изнасиловал...
если бы Уильяма поймали с кокаином... если бы кто-то кого-то шантажировал
или мне требовалось убрать какого-то человека... в любом случае Порлок помог
бы, Порлок работал на него.
А потом, к всеобщему замешательству, Массингхэм заплакал, обвиняя Брока
своими слезами. Но на угрызения совести времени у Брока не было. Тэнби
маячил в дверном проеме со срочным сообщением, а Айден Белл в компании очень
крутых парней ждал наготове в аэропорту Нортолт.
* * *
Они пересекли длинный мост над черной водой, вновь углубились в холмы.
Агги вела "Форд", следуя путаным командам Оливера: "Здесь налево... нет,
направо... подожди минутку... налево!" Агги не спорила, полностью
доверившись его интуиции. Наклонившись вперед, он напоминал большую гончую,
пытающуюся взять след. Время перевалило за полночь, и не приходилось
рассчитывать, что какой-нибудь пожилой джентльмен укажет им, куда ехать. Им
встречались деревеньки, рестораны на вершинах холмов, мимо, словно атакующие
штурмовики, пролетали спортивные автомобили, ревя мощными двигателями.
Проезжали они и черные пустые поля, внезапно их окутывали клубы тумана, из
которых они выныривали, проехав несколько десятков ярдов.
- Синяя плитка, - говорил он ей. - Синяя плитка с арабской вязью, и на
ней цифры три и пять, выложенные белым.
Он записал несколько возможных вариантов адреса, и вместе с Агги,
плечом к плечу, они сидели на площадках у шоссе, изучая дорожную карту,
потом столь же внимательно карту улиц. "Может, эта, Оливер? Как насчет
этой?" Она практически ничем не напоминала ему об их близости, разве что
иногда направляла его палец, двигающийся по карте, а однажды поцеловала
мокрый от пота висок. По телефону-автомату она предприняла неудачную попытку
найти англоязычного оператора справочной службы, который мог бы дать им
адрес и телефон Орлова Евгения Ивановича или Хобэна Аликса, отчество
неизвестно, но, то ли в этот день случился праздник, то ли день рождения, то
ли в справочной Стамбула по ночам англоязычные операторы не работали,
короче, вежливый голос на очень ломаном английском попросил ее позвонить
завтра.
- Вспомни, что ты видел из французских окон, - предприняла она новую
попытку, свернув на смотровую площадку для туристов и выключив двигатель. -
Какой-нибудь ориентир. Вилла находилась на европейском берегу Босфора. Ты
смотрел на Азию. Что ты видел?
Он ушел от нее далеко-далеко. Внутрь себя. Стал тем Оливером, каким она
увидела его впервые в Камдене, в сером пальто-шинели, обиженным, с яростно
горящими глазами, никому не доверяющим.
- Снег, - ответил он. - Много снега. Дворцы на другом берегу. Суда,
праздничные огни. Там были ворота, - его память вроде бы заработала. -
Сторожка над воротами, - поправился он. - В нижней части сада. Сад террасами
спускался к каменной стене с воротами и этой сторожкой над ними. По другую
сторону стены узкая улица. Мощеная. Мы по ней гуляли.
-Кто?
- Евгений, я и Михаил. - Пауза ради Михаила. - Обошли сад. Михаил им
гордился. Ему нравилось, что сад большой. "Как Вифлеем", - говорил он. В
сторожке горел свет. Кто-то там жил. Люди Хобэна. Охранники. Михаил их не
жаловал. Хмурился и плевался, когда видел кого-то в окно.
- Какой формы?
- Я их не видел.
- Не охранник, Оливер. Сторожка.
- С амбразурами.
- Не поняла. О чем ты? - резко, чтобы вывести его из ступора.
- С башенками. Каменными зубьями. - Он что-то такое нарисовал на
запотевшем ветровом стекле. С амбразурами.
- И мощеная мостовая, - напомнила она.
- А она при чем?
- Может, вилла расположена в деревне? Раз мостовая мощеная, значит, как
мне представляется, она в населенном пункте. Может, по другую сторону стены
горели уличные фонари, когда ты смотрел на засыпанный снегом сад?
- Светофор. Слева от сторожки. Вилла на перекрестке. Внизу - мощеная
улочка, сбоку - шоссе. Светофор там, где улочка пересекается с шоссе. Почему
он сказал, что отец говорил словно с луковицей во рту? - размышлял Оливер
вслух, пока она изучала карту. - Почему отец думал, что я приеду следом за
ним? Наверное, знал, что я увижусь с Надей.
- Не отвлекайся, - попросила Агги. Оливер вновь порылся в памяти.
- Дорог было две. Вдоль берега и горная. Михаил больше любил горную,
потому что там мог продемонстрировать водительское мастерство. Еще там были
магазин посуды и супермаркет. Освещенный щит с рекламой пива.
- Какого пива?
- "Эфес". Турецкого. И мечеть. С антенной на старом минарете. Мы
слышали муэдзина.
- И видели антенну. - Агги завела двигатель. - Ночью. Торчащую над
стеной с обитаемой сторожкой. Мощеная улица, населенный пункт, Босфор внизу,
Азия напротив, номер дома тридцать пять. В путь, Оливер, мне нужны твои
глаза. Только не умирай, сейчас не время.
- Магазин посуды.
- Что в нем замечательного?
- Он назывался "Джамбо Джамбо Джамбо". Я сразу представил себе слона в
посудной лавке.
В телефонной будке они нашли справочник, в нем - адрес "Джамбо Джамбо
Джамбо", но, когда посмотрели на карту, такой улицы там не оказалось, а
может, ее переименовали. Они спускались по склону холма, лавируя между
выбоинами, когда Оливер вдруг наклонился вперед и схватил ее за плечо,
приказав остановиться. Они выехали на перекресток. Прямо перед ними уходила
вдаль мощеная улица. С кирпичной стеной по левой стороне. Где-то на середине
над ней возвышалось что-то с башенками. Справа поднималась мечеть. С
антенной на минарете. Правда, Агги подумала, что это громоотвод. В конце
улицы горели красные огни двойного светофора. Выключив фары и оставив только
подфарники, Агги доехала до ворот со сторожкой. В окнах-амбразурах свет не
горел. На светофоре она повернула налево, миновав щит с указанием расстояния
до Анкары.
- Еще раз налево, - приказал Оливер. - Теперь остановись. Пройдем сотню
ярдов, там будут еще ворота и двор. Где деревья. Дом под деревьями.
Агги свернула на песчаную обочину, стараясь не давить жестяные банки и
бутылки. Выключила и подфарники. Они превратились в двух любовников,
уединившихся в укромном местечке. Под ними лежал Босфор. Кваканье лягушек
перекрывало стрекот цикад.
- Я пойду один, - заявил Оливер.
- Я с тобой, - возразила Агги. Она уже положила сумку на колени и
теперь рылась в ней. Достала сотовый телефон и сунула под сиденье. - Дай мне
турецкие деньги.
Он протянул ей толстую пачку, половину она вернула, остальное сунула
под сиденье вместе с паспортами Синглов. Вытащила ключ из замка зажигания,
сняла его с кольца с брелком фирмы проката автомобилей. Вылезла из кабины.
Он последовал за ней. Агги подняла багажник, достала чехол с инструментами,
из него - монтировку, сунула за пояс. Закрыла багажник, направила на землю
луч маленького ручного фонарика.
- Если тебе надо, у меня есть швейцарский армейский нож, - подал голос
Оливер.
- Помолчи, Оливер. - Она наклонилась и подобрала ржавую банку без
донышка. Заперла дверцы, показала Оливеру банку и ключ. - Видишь? Если мы
разминемся или у нас возникнут проблемы, тот, кто добирается до машины
первым, уезжает. Без промедления. - Она положила ключ в банку, банку
приставила к внутренней стороне переднего левого колеса. - Встречаемся у
минарета. Если не получается, под табло на центральном вокзале, каждые два
часа, начиная с шести утра. Тебя же учили, как вести себя в случае
чрезвычайных обстоятельств.
- Я справлюсь. Не волнуйся.
- Допустим, нам пришлось разделиться. Тот, кто доберется до автомобиля
первым, сразу же звонит Нэту по горячей линии. Для этого достаточно нажать
на единицу. Но сначала подключить питание, понимаешь? Ты меня слушаешь,
Оливер? У меня такое ощущение, будто я говорю сама с собой. Иди сюда. - Она
обхватила его ухо обеими руками. - Это основное правило оперативника.
Большинство людей, когда делают то, что не следует, думают, что они герои,
хотя на самом деле они - говнюки. А вот если ты все делаешь правильно, у
тебя часто создается ощущение, что ты - говнюк. В этом главная ошибка. Ты
слышишь меня, Оливер? Ты идешь первым, места тебе знакомы. Марш!
Он шел первым, она за ним. По дороге из утоптанной глины. Пятно света
от ручного фонарика освещало ему путь. Пахло лисой или барсуком и росой. Ее
рука легла Оливеру на плечо. Он остановился, оглянулся. В темноте не мог
разглядеть ее лица, но почувствовал заботу в ее взгляде. "То же самое она
должна чувствовать и в моем", - подумал он. Услышал сову, потом кошку, потом
танцевальную музыку. Выше по склону, справа, показалась роскошная вилла,
ярко освещенная, с забитой автомобилями подъездной дорожкой. В окнах
метались тени танцующих.
- Кто там живет? - прошептала она.
- Воры-миллионеры.
Он ужасно ее хотел. Мечтал о том, чтобы они могли сесть в спальный
вагон "Восточного экспресса" и заниматься любовью до самого Парижа.
Белокрылая сова вылетела из кустов, до смерти напугав его. Он приближался к
воротам, Агги держалась за его спиной. От дороги к воротам вели пятнадцать
ярдов асфальта. Рядом с воротами, окованными тяжелыми цепями, стояла будка
охранника. Ворота освещались прожекторами, поверху тянулась колючая
проволока. На каждом столбе, выложенном синей плиткой с арабской вязью,
белели большие цифры "3" и "5". Перебежав асфальт, Агги не отставала ни на
шаг, Оливер подошел к другим воротам, не столь внушительным, служебным, для
прохода персонала и доставки на виллу всего необходимого. Две стальные
половинки, в шесть футов высотой, с металлическими пиками поверху, дабы
насаживать на них христианских мучеников. За воротами находился задний фасад
виллы с ливневыми трубами, бункерами для угля, гаргульями. Агги в свете
фонарика осмотрела замок, вставила острый конец монтировки между стальными
половинками, осторожно нажала. За язычком замка виднелся проводок. Агги
послюнявила палец, коснулась проводка, покачала головой. Сунула монтировку
за пояс Оливеру, привалилась спиной к воротам, сплела руки, ладонями вверх,
прижала к животу.
- Вот так, - прошептала она. Он все сделал, как просила Агги. Она
поставила ногу на его ладони, но лишь на какую-то секунду, а потом он
увидел, что она перелетает пики для мучеников и исчезает среди звезд.
Услышал, что она приземлилась, и его охватила паника. "Как мне последовать
за ней? Как сможет она вернуться?" Калитка скрипнула и открылась. Он
проскользнул в зазор. И сразу понял, что знает дорогу. Выложенная каменными
плитами дорожка вела их между стеной и виллой. Здесь он играл в салки с
внучками Евгения. Мощные контрфорсы держали стены. Огромные трубы для
ливневых стоков тянулись по обеим сторонам дорожки. Дети любили с них
прыгать. Оливер шел первым, иной раз касаясь рукой стены, чтобы не потерять
равновесие. Ему вспомнился ярко освещенный коридор в пентхаузе Тайгера, по
которому он хромал в одной кроссовке. Они добрались до фасада виллы. В
лунном свете террасы сада казались плоскими, будто игральные карты. Далеко
внизу стена и сторожка над воротами напоминали въезд в детский форт.
Агги обхватила его руками и осторожно вытащила монтировку. "Подожди
здесь", - знаком показала она. Ему не оставалось ничего другого. Агги уже
скользила вдоль фасада виллы, заглядывая в одно французское окно за другим,
передвигаясь кошачьими прыжками, заглядывала и перепрыгивала к следующему,
замирая, прежде чем заглянуть в него. Она махнула ему рукой, и он двинулся
следом, осознавая собственную неуклюжесть. Лунный свет окрашивал все в белые
и черные тона. Комнату за первым окном он не узнал. Никакой мебели. На полу
- завядшие цветы, розы, гвоздики, орхидеи, клочки серебряной фольги. В углу
пара досок, сбитых в форме креста. Заметил он и третью доску, прибитую к
вертикальной под углом, вспомнил ортодоксальный крест. Посередине комнаты
стоял мольберт, но Оливер не увидел ни кисточек, ни тюбиков с красками. Агги
звала его за собой.
Он двинулся ко второму окну, разглядел детскую кровать, прикроватный
столик, на нем лампу, стопку книжек, маленький халат на крючке. Заглянув в
третье окно, он чуть не расхохотался. Сдвинутая к стенам драгоценная мебель
Евгения из карельской березы. А по центру - мотоцикл "БМВ", под брезентовым
тентом, словно шетлендский пони (82), укрытый попоной. Взглянул на Агги,
чтобы привлечь ее внимание к этому забавному зрелищу, и увидел, что она,
раскинув руки, прижалась спиной к стене и качала головой, указывая на
ближайшее к ней окно, последнее по фасаду. Он подкрался к ней, осторожно
заглянул в окно. Зоя сидела в кресле-качалке Тинатин. Длинное черное платье,
черные русские сапоги. Волосы, небрежно собранные в узел на затылке, лицо
будто с иконы, страдальческое, с широко раскрытыми глазами. Она смотрела в
высокое французское окно, но пустой, отсутствующий взгляд подсказал Оливеру,
что она видит только демонов своей души. Рядом с ней на столе горела свеча,
на коленях лежал автомат Калашникова. Указательный палец правой руки обнимал
спусковой крючок.
* * *
Поначалу Агги не поняла, что пытается сказать ей Оливер. Ему пришлось
несколько раз показать, что ему нужно, прежде чем она вытащила монтировку
из-за пояса, присела на корточки и знаком предложила Оливеру сделать то же
самое. Затем вытянула руки и сложила ладони лодочкой. Оливер все в точности
повторил. Она бросила монтировку на пять разделяющих их футов, большую часть
которых занимало окно, и он поймал ее одной рукой, не так, как хотелось
Агги. Потом продолжил разговор жестов. Ткнул себе в грудь, указал в сторону
Зои, выставил руку с поднятым большим пальцем, заверяя Агги: мы большие
друзья.
Потом медленно подвигал ладонями вверх-вниз: мол, не будем спешить.
Опять ткнул себя в грудь: это мое шоу, не твое, я - иду, ты - стоишь.
Покрутил пальцем у виска, показывая, что у Зои, возможно, съехала крыша,
нахмурился, покачал головой, словно сомневаясь в собственном грубом
диагнозе. Обнял себя руками: я был ее любовником, ответственность за нее
лежит на мне. Что из всего этого поняла Агги, он не знал, но решил, что
многое, поскольку, не отрывая от него взгляда, она поцеловала кончики
пальцев и послала ему воздушный поцелуй.
Оливер поднялся, отдавая себе отчет в том, что очень боялся бы, если б
был один, возможно, не знал бы, что и делать, но благодаря Агги он ясно
видел и саму цель, и способ ее достижения. Он знал, что во французские окна
вставлены бронированные стекла, Михаил демонстрировал ему их вес, показывал
усиленные петли и замки. Поэтому монтировку он намеревался пустить в ход не
в первую, а в последнюю очередь. Однако, передавая ему монтировку, Агги как
бы соглашалась с тем, что контакт с Зоей должен устанавливать он, и его это
полностью устраивало. Не мог он подставлять Агги под автоматную очередь.
Бронированное стекло, конечно, выдержало бы удар монтировкой. Но никак не
высокоскоростными пулями, выпущенными с расстояния в несколько футов.
Оливер сунул монтировку за пояс, совсем как это делала Агги, и медленно
двинулся к середине окна, остановился, не дойдя на центральной планки, чтобы
Зоя могла увидеть его лицо в одной из панелей. Постучал по бронированному
стеклу, сначала тихонько, потом сильнее. Когда она вскинула голову и ее
взгляд вроде бы остановился на нем, изобразил счастливую улыбку и крикнул:
"Зоя! Это Оливер. Впусти меня!" В надежде, что стекло приглушит, но
пропустит звук.
Как в замедленном кино, у нее округлились глаза, потом руки завозились
с автоматом, перед тем как нацелить на него. Он забарабанил ладонями по
стеклу, чуть ли не впечатался носом в панель.
- Зоя! Впусти меня! Я - Оливер, твой возлюбленный! - кричал он, не
забывая, однако, о присутствии Агги.
И Агги, похоже, не только не возражала, но и поощряла его: боковым
зрением он видел, что она кивает. А вот Зоя отреагировала, как зверь,
который слышит наполовину знакомый звук: я его узнаю... почти... да только
как понять, кто пришел... друг или враг. Она встала, пошатнулась, он
догадался, что от голода, не выпуская из рук автомата. Насмотревшись на
Оливера, оглядела комнату, похоже, ожидая нападения сзади, пока Оливер
отвлекал ее внимание.
- Можешь ты открыть мне дверь, Зоя, пожалуйста? Видишь ли, мне надо
войти. В замке есть ключ? Я не вижу. Или мы подойдем к двери, а ты нас
впустишь. Это я, Зоя. Я и моя девушка. Она тебе понравится. Больше никого,
честное слово. Может, ты повернешь ключ? Это такое маленькое бронзовое
колесико. Его надо повернуть три или четыре раза.
Но Зоя все держала автомат, нацелив его в живот Оливера. Каждое
движение давалось ей с огромным трудом, на лице читались отчаяние и полное
безразличие к себе, к тому, будет она жить или умрет. Казалось, что она
вот-вот нажмет на спусковой крючок. Пауза затягивалась. Он стоял, не
двигаясь с места, Агги, не отрываясь, смотрела на него, Зоя пыталась
свыкнуться с тем, что он вновь появился в ее жизни, после всего того, что ей
пришлось пережить за последние годы. Наконец, не опуская автомата, она
шагнула вперед, раз, другой, пока не подошла вплотную к французскому окну.
Теперь их разделяло только стекло, она могла рассмотреть его глаза и решить,
что же она в них видит. Держа автомат в правой руке, левой попыталась
открыть замок, но руке не хватило сил. Наконец Зоя отложила автомат,
поправила волосы, готовясь к встрече с Оливером, двумя руками взялась за
колесико, повернула нужное количество раз и впустила его в дом. Агги
ворвалась следом, опередила Оливера, схватила автомат, сунула под мышку.
- Скажите, пожалуйста, есть ли в доме еще кто-нибудь? - ровным голосом,
словно они знали друг друга всю жизнь, спросила она Зою.
Зоя покачала головой.
- Никого? - переспросила Агги. Ответа не последовало.
- Где Хобэн? - спросил Оливер.
Зоя закрыла глаза, уходя от ответа.
Оливер взял ее под локти, потянул на себя. Вытянул ее руки, положил
себе на плечи, обнял, прижимая к себе холодное тело, начал покачивать из
стороны в сторону, тогда как Агги, убедившись, что "Калашников" заряжен,
взвела затвор и, держа автомат на изготовку, выскользнула в коридор, начав с
него осмотр дома. После ее ухода Оливер продолжал покачивать Зою, дожидаясь,
когда она начнет согреваться, пальцы отцепятся от лацканов пиджака и она
поднимет голову, чтобы ткнуться носом ему в щеку. Он чувствовал, как бьется
ее сердце, как дрожь пробегает по исхудалой спине, как Зою начинают бить
рыдания. Ее худоба потрясла Оливера, но он догадался, что похудела она
давно. Приподняв ее подбородок, чтобы прижать висок к своей щеке, он
почувствовал, что кожа стала совсем дряблой и свисала с костей, словно у
старухи.
- Как Павел? - спросил он, надеясь, что, начав с сына, ему удастся
убедить ее говорить и о другом.
- Павел есть Павел.
- Где он?
- У Павла есть друзья, - объяснила она, словно этот феномен выделял ее
сына среди остальных детей. - Они его защитят. Они его накормят. Они уложат
его спать. Похороны - не для Павла. Ты хочешь увидеть тело?
- Чье тело?
- Может, его уже нет.
- Чье тело, Зоя? Моего отца? Они убили его?
- Я тебе покажу.
Комнаты, окна которых выходили на фасад виллы, соединялись дверьми.
Вцепившись в его руку двумя своими, Зоя провела его мимо мебели Екатерины
Великой и укрытого чехлом мотоцикла, мимо спальни Павла в комнату с увядшими
цветами на полу, столом со складными ножками посередине и ортодоксальным
крестом в углу.
- Это наша традиция, - объяснила она, встав у стола.
- Какая?
- Сначала мы выставляем его в открытом гробу. Тело подготавливают
крестьяне. Здесь крестьян не было. Так что всю подготовку мы взяли на себя.
Трудно одевать тело со множеством пулевых ранений. Пули изуродовали и лицо.
Но мы справились.
- Чье лицо?
- С телом мы кладем любимые вещи. Зонтик. Часы. Пистолеты. Но наверху
мы каждый вечер разбираем ему кровать. Мы держим для него место за столом.
Мы едим при свечах. Когда приходят соседи, чтобы попрощаться с ним, мы их
приветствуем и выпиваем с ними за него. Но у нас нет соседей. Мы -
изгнанники. Наша традиция - оставлять окно открытым, чтобы его душа могла
улететь, как птичка. Может, его душа улетела, но погода была очень жаркая.
Когда тело покидает дом, часы переводятся на три дня назад, стол
переворачивается ножками вверх, цветы с гроба сбрасываются, а им трижды
стукают о дверь, прежде чем отправляют в последнее путешествие.
- Тело Михаила, - предположил Оливер, и она подтвердила его догадку
долгими, зловещими кивками. - Может, нам последовать традиции? - добавил он,
чтобы скрыть охватившую его радость.
- Традиции?
- Перевернуть стол.
- Это невозможно. Они уехали, а у меня нет сил.
- У меня их хватит. Отойди. Дай-ка я это сделаю. Я справлюсь.
- Я помню, что ты очень добрый, - восхищенно улыбнулась Зоя, глядя, как
он складывает ножки стола, переворачивает его, кладет на пол ножками вверх.
- Может, нам убрать и цветы? Где щетка? Нам нужны щетка и совок. Где ты
хранишь щетки?
Кухня напомнила ему "Соловьи": деревянные балки потолка, запах
холодного камня.
- Покажи мне.
Как Надя, она открыла несколько чуланов, прежде чем нашла то, что
искала. Как Надя, что-то пробормотала об отсутствующих слугах. Они вернулись
в комнату, и она рассеянно сметала цветы в совок, который держал Оливер.
Потом он взял у нее щетку, прислонил к стене и обнял Зою, потому что она
вновь начала плакать, и на этот раз Оливеру показалось, что его забота
оживила ее и слезы облегчали душу. И он отдавал все, что мог, чтобы помочь
ей: эмоции, сочувствие, силу воли. Полностью сосредоточился только на том,
чтобы вывести ее из ступора и вернуть к жизни. Потому что в противном случае
ему не оставалось ничего другого, как отшвырнуть ее в сторону, оставить со
слезами и рыданиями и броситься на кухню, ко второму по левую сторону от
двери шкафу, в котором среди грязных сапог, резиновых галош и старых русских
газет стояла коричневая сумка, под цвет его пальто, принадлежащая мистеру
Томми Смарту, о чем свидетельствовала надпись, сделанная летящим почерком
Тайгера на листочке, вставленном в пластиковый карман-окошко на боку.
- Моего отца предало время, - объявила Зоя, отрываясь от Оливера. - А
также Хобэн.
- Как это случилось?
- Хобэн никого не любит, следовательно, он никого не предал. Когда он
предает, он остается верным самому себе.
- Кого он предал, кроме тебя?
- Он предал бога. Когда он вернется, я его убью. Это необходимо.
- Как он предал бога?
- Это неважно. Никто, возможно, не знает. Павел очень любит футбол.
- Михаил тоже любил футбол. - Оливер вспомнил, как гоняли мяч на
лужайке, и Михаил, с пистолетом за голенищем, бросался на мяч. - Как Хобэн
предал бога?
- Это неважно.
- Но ты собираешься его за это убить.
- Он предал его на футбольном матче. В моем присутствии. Я не люблю
футбол.
- Но ты пошла на стадион.
- Михаил и Павел собирались на футбол, об этом уговаривались заранее.
Билеты покупал Хобэн. Он купил слишком много.
- Здесь, в Стамбуле?
- Был вечер. Над стадионом "Итону" светила полная луна. - Взгляд Зои
заскользил к окну. Тело вновь начала бить дрожь, и он прижал ее к себе. -
Хобэн покупает четыре билета, вот и возникает проблема. Михаил не любит
Хобэна. Не хочет с ним общаться. Но если иду я, Михаил не может устоять,
потому что любит меня. Хобэну известно и это. Я никогда не была на футболе.
Я боялась. Стадион "Итону" вмещает тридцать пять тысяч человек. Всех их
знать нельзя. В матче есть перерыв. В перерыве команды уходят в раздевалки и
обсуждают ход игры. Мы тоже обсуждали. Мы принесли с собой хлеб и колбасу. И
водку для Михаила. Евгений не разрешает Михаилу много пить, но Хобэн взял
бутылку. Я сижу с краю. Рядом со мной Павел, потом Михаил, за ним Хобэн.
Очень яркий свет. Мне не нравился такой свет.
- И вы разговаривали, - мягко направил ее Оливер.
- Мы с Павлом обсуждали игру. Он объясняет мне все тонкости. Он
счастлив. Он так редко ходит куда-либо с отцом и матерью. Обсуждается и
"Свободный Таллин". Хобэн предлагает Михаилу плыть на "Свободном Таллине".
Искушает его, как дьявол. Это будет прекрасное путешествие. Из Одессы через
Босфор. Михаил будет счастлив. От Евгения это будет секрет. Подарок, который
приятно удивит его.
- И Михаил соглашается?
- Хобэн действует очень тонко. Дьяволы всегда умеют найти подход к
людям. Он заронил идею в голову Михаила, поспособствовал тому, что она
укоренилась, а дальше обставил все так, будто она исходила от Михаила.
Поздравил Михаила с хорошей идеей. Повернулся ко мне. У Михаила отличная
идея. Он поплывет на "Свободном Таллине". Хобэн коварный. Это нормально. Но
в тот вечер он был коварнее, чем всегда.
- Ты сказала Евгению или Тинатин?
- Хобэн - отец Павла.
Они вернулись в гостиную, где выяснилось, что Агги среди прочего умеет
и ухаживать за слабыми и больными, потому что она уже сварила бульон из
кубиков, добавила к нему два яйца, села рядом с Зоей, накормила ее, померила
пульс, помассировала запястья, протерла лицо туалетной водой, которую взяла
в ванной. Оливер, конечно же, вспомнил Хитер, которая проделывала все то же
самое, когда у него вдруг зашкаливала температура. Но там, где Хитер
нравилось демонстрировать свою власть над ним, Агги просто чувствовала
ответственность перед человечеством, что очень порадовало Оливера, поскольку
до сих пор ему казалось, что это качество свойственно лишь ему одному. Он
принес сумку Тайгера и не обнаружил в ней ничего, кроме одежды, которой,
возможно, сейчас очень недоставало отцу. Агги вытащила из "Калашникова"
затвор и рожок, зажгла новые свечи. Как и Оливер, она чувствовала, что
необходимо сохранить атмосферу и не вносить диссонанс резким электрическим
светом, который мог напугать Зою.
- Кто ты? - спросила ее Зоя.
- Я? Новая пассия Оливера, - со смешком ответила она.
- Что это значит, пожалуйста?
- Я в нее влюблен, - объяснил Оливер, пока Агги укрывала Зою одеялом,
взбивала подушки, которые принесла сверху, вновь протирала лоб туалетной
водой. - Где мой отец?
Последовало долгое молчание. Зоя, похоже, рылась в памяти. Внезапно, к
изумлению Оливера, она рассмеялась.
- Какой-то абсурд, - ответила она, удивленно качая головой.
- Почему?
- Они привезли нам Михаила. Из Одессы. Сначала они увезли его в Одессу.
Потом Евгений дал им денег, и они послали тело в Стамбул. В стальном гробу.
Он напоминал бомбу. Мы купили лед. Евгений сделал крест. Он просто обезумел.
Мы положили Михаила на стол в гробу со льдом.
- Мой отец к этому времени уже приехал?
- Еще нет.
- Но он приходил сюда. Она вновь рассмеялась.
- Это был театр. Я и представить себе не могла, что такое может
случиться в жизни. Звонок в дверь. Служанок нет. Хобэн открыл дверь, он
думал, привезли лед. Но это не лед, это мистер Тайгер Сингл в пальто. Хобэн
прямо светилс