ди причины, объясняющие
твое поведение".
     Он  вышел из каюты и поднялся  по ступенькам  на палубу первого класса.
Подошел к ее роскошному двойному номеру, постучал.

     Чарльз  Конавэй   Батройд,  исполнительный   вице-президент   страховой
компании "Гудвин и Роулинс", грохнулся на пол коктейль-бара.
     С  помощью  трех   стюардов,  двух  еще  не  слишком  укачавшихся  (или
накачавшихся)  посетителей бара,  собственной  супруги  и проходившего  мимо
штурмана  его  огромное  бесчувственное  тело удалось  доволочить до  каюты.
Смеясь  и перешучиваясь,  спасители стащили с него ботинки и брюки и накрыли
одеялом.
     Миссис   Батройд   достала   две   бутылки  шампанского  и   предложила
отпраздновать сей подвиг. Бокалов не хватило, и себе она налила в стакан для
воды.
     Стюарды и офицер выпили лишь после того, как миссис Батройд пригрозила,
что не отпустит их  с поля боя, и сразу после тоста откланялись. На прощание
миссис Батройд еще раз продемонстрировала им супруга - тот лежал как бревно.
     Вместе с двумя добровольцами миссис Батройд прикончила шампанское.
     - У кого из вас отдельная каюта? - требовательно спросила она.
     Оказалось, что первый доброволец путешествует в  одиночку, у второго же
есть жена, которая осталась в баре.
     - Ну  и пусть себе там пьет, а  мы  с  вами  повеселимся,  -  вызывающе
заявила  супруга  Батройда.  -  Вот  клянусь, ребята, вы  и оба  со мною  не
справитесь.
     Ребята, словно китайские болванчики, замотали головами в знак того, что
еще как справятся.
     -  А вот  поспорим, что  вас  и  двоих мне не хватит! - открывая дверь,
миссис  Батройд выразительно покачнулась. - Господи, клянусь, вам понравится
наблюдать друг за другом.  Я  лично это очень люблю, - и добровольцы чуть не
сшибли друг  друга, рысью ринувшись вслед за обещающей многие радости миссис
Батройд.
     - Шлюха! - пробормотал оставшийся в одиночестве белокурый гигант.
     Он сбросил одеяло, натянул брюки, достал из ящика чулок жены.
     Сидя на постели, натянул чулок на голову  и  посмотрелся  в  зеркало  -
зрелище полностью его удовлетворило. Снял чулок и открыл чемодан.
     Под рубашками лежала пара тапочек на мягкой подошве и тонкая эластичная
веревка.
     Чарльз Конавэй Батройд  зашнуровал тапочки -  веревка лежала  рядом  на
полу - натянул  плотный черный свитер. Чарльз  Конавэй Батройд улыбался.  Он
предвкушал большое удовольствие.

     Когда раздался стук в дверь, Элизабет Скарлатти уже улеглась в постель.
Она открыла ящик ночного столика и достала маленький револьвер.
     - Кто там? - громко спросила она.
     - Мэтью Кэнфилд. Мне необходимо поговорить с вами.
     Элизабет растерялась - она не знала, что сказать.
     -  Боюсь,  вы  слишком  много выпили, мистер  Кэнфилд.  Может,  отложим
разговор  до утра?  - говоря это,  она и сама  не была убеждена в резонности
своего аргумента.
     -  Вы прекрасно знаете, что я  не пьян, да такого и быть не может.  Нам
надо переговорить немедленно, - Кэнфилд надеялся, что шум волн заглушает его
слова, и разговор у двери никому из соседей  не слышен. А еще  он  надеялся,
что необходимость сосредоточиться  на предстоящем разговоре  отгонит приступ
тошноты.
     Элизабет подошла к двери.
     - Не вижу  никаких причин для  столь поздней  встречи.  Надеюсь, мне не
придется обращаться к корабельной полиции?
     -  О  Господи, мадам,  да  откройте  же дверь! Или  я  сам  обращусь  к
корабельной полиции и  сообщу,  что  мы  оба заинтересованы в  поимке некого
джентльмена,  удравшего  в Европу  с ценными  бумагами  на  сотни  миллионов
долларов.
     - Что вы сказали? - Элизабет без сил прислонилась к стене.
     - Послушайте, мадам Скарлатти, - Мэтью  Кэнфилд сложил ладони рупором и
старался говорить прямо в дверь, -  если  моя  информация верна, у вас  есть
револьвер. Отлично: откройте дверь, я войду, подняв над головой руки, а если
сзади меня кто-нибудь есть - стреляйте сразу же. Честное предложение?
     Она открыла дверь - перед  ней  стоял позеленевший от  морской  болезни
Мэтью Кэнфилд. Элизабет сразу же поняла, что сейчас не до церемоний.
     - Можете воспользоваться моим туалетом, мистер Кэнфилд. Сюда. Приведите
себя в порядок, тогда поговорим.

     Чарльз  Конавэй  Батройд  уложил  под одеяло две  подушки  и  сделал из
веревки  петлю. Он изобразил, как ковбой набрасывает лассо, и свистящий звук
веревки был для  него  словно музыка. Сунул в  карман  чулок жены и тихонько
вышел из каюты. Поскольку его каюта также находилась на  верхней  палубе, до
цели назначения надо было пройти всего лишь несколько метров. Приноровился к
качке  -  да, момента  лучше,  чтобы сбросить тело  за  борт, не найти. Море
бурное, всплеска никто  не услышит. Батройд тоже был мастером своего дела  -
скоро они узнают, что такое мастер первого класса.

     Кэнфилд выполз из туалета. Ему стало намного  лучше. Элизабет  сидела в
кресле возле кровати, револьвер был прямо нацелен на него.
     - Если я сяду, вы уберете эту чертову штуку?
     - Скорее всего, нет. Но садитесь, поговорим.
     Кэнфилд уселся на постель. Элизабет взвела курок.
     - Там, у двери, вы кое-что сказали,  мистер Кэнфилд. И  только потому я
сразу же в вас не выстрелила. Продолжите эту тему.
     - Но прежде всего я должен сказать, что я не...
     Кэнфилд умолк.
     Из спальни он увидел, что ведущая из  гостиной дверь  в  коридор начала
медленно  приоткрываться. Он протянул  руку к старой даме,  и  та мгновенно,
инстинктивно подчинившись, отдала ему револьвер.
     Кэнфилд быстро подтолкнул ее к постели. Она глянула ему в  лицо и молча
повиновалась.
     Она укрылась одеялом. Спальня  была освещена лишь стоявшей на  тумбочке
лампой.  Кэнфилд стал в тень, за дверь. Он знаком приказал ей закрыть глаза,
и она, сама не понимая почему, послушалась. Элизабет  лежала на левом  боку,
рядом валялась газета - казалось, она уснула за чтением.
     Дверь  каюты  быстро  открылась  и  тут же закрылась. Кэнфилд  стоял за
дверью в спальню и смотрел в щель, револьвер замер у него у руке. Он подумал
было, что  если он может видеть  в  щель  нежданного гостя,  то и тот вполне
может его заметить, но потом понял,  что это невозможно, -  свет от лампы за
дверь не попадал.
     Кэнфилд непроизвольно сглотнул слюну - от удивления и даже от страха.
     Человек был огромным,  на  несколько дюймов  выше  Кэнфилда, с  могучей
грудью и  широченными плечами. На нем был черный свитер, черные перчатки, на
голове - что-то тонкое, как маска, похоже, шелковый чулок. Это придавало ему
вид чудовищный, совершенно нечеловеческий,  уловить за этим  покровом  черты
лица было невозможно.
     Незваный гость вошел в спальню и остановился у изножья кровати,  спиной
к Кэнфилду. Полез в карман, достал тонкую веревку.
     Перешел на левую сторону, склонился над спящей Элизабет.
     И  тут Кэнфилд  прыгнул вперед и  изо  всей  силы ударил  его рукояткой
револьвера по голове.  Чулок разорвался, из-под него брызнула кровь. Человек
выставил руки и полетел вперед, но тут же развернулся к Кэнфилду - если он и
был оглушен, то лишь на долю секунды.
     - Ты!  - Это было не просто удивление  - Кэнфилда явно узнали. - Ах ты,
сукин сын!
     В голове Кэнфилда мгновенно пронеслись лица, голоса, обстоятельства, но
он не мог вспомнить, кто этот гигант.
     Мадам Скарлатти сжалась калачиком и наблюдала  сцену со страхом, но без
паники.  Напротив, она была в ярости,  потому  что никак не  могла управлять
ситуацией.
     - Я позвоню в корабельную полицию, - тихо произнесла она.
     - Нет! - хриплым голосом скомандовал Кэнфилд. - Не трогайте телефон!
     - Вы сошли с ума, молодой человек!
     -  Слушай, приятель, давай  договоримся, - голос человека  был Кэнфилду
чем-то знаком. Следователь наставил револьвер в голову гиганта.
     - Никаких договоров. Сними свою дурацкую карнавальную маску.
     Человек медленно поднял руки.
     - Нет, дружочек. Одной рукой. А на вторую сядь.
     - Ишь какой умник! - незваный гость опустил одну руку.
     -  Мистер  Кэнфилд,  я  настаиваю!  Этот человек  ворвался в мою каюту.
Вполне вероятно, он намеревался убить или обокрасть меня. Я должна позвонить
в соответствующие инстанции!
     Кэнфилд не  знал, как убедить старую даму не делать  этого. Сам  он  не
принадлежал к породе героев,  и защита властей отнюдь его не шокировала.  Но
будет  ли это на самом деле защитой?  Да даже если и так, то все равно  этот
тип  мог  оказаться  единственным  связующим  звеном между  "Группой  20"  и
исчезнувшим  Алстером   Скарлеттом.   Кэнфилд  понимал,  что  если  прибудет
корабельная полиция, гиганта смогут обвинить лишь в попытке ограбления.
     Сидевший   у  ног  следователя  Чарльз   Батройд   пришел  к  тому   же
умозаключению: перспектива провала, да еще обвинение  в попытке ограбления и
как следствие тюрьма привели его в отчаяние.
     Кэнфилд тихо сказал старой даме:
     - Должен  обратить  ваше  внимание на  то, что этот  человек  замок  не
взламывал. Он спокойно открыл дверь, что означает, что у него был ключ.
     - Совершенно  верно!  У  меня  есть  ключ!  Ты  же  не  станешь  делать
глупостей, парень, так что давай договоримся! Я заплачу тебе в пятьдесят раз
больше, чем ты получаешь за торговлю бейсбольными ловушками. По рукам?
     Кэнфилд  внимательно  посмотрел  на  человека. Это уж что-то новенькое!
Значит, человек  все-таки  знал  его, знал, что  он выдает  себя за торговца
спортивными товарами. Внезапно навалившийся приступ морской болезни напомнил
Кэнфилду, что в каюте могут вполне оказаться не одна, а две жертвы.
     - Ну-ка, сними с головы тряпку!
     -  Мистер  Кэнфилд,  на  этом  корабле  тысячи  пассажиров.  И  достать
соответствующий ключ не так уж сложно. Я продолжаю настаивать...
     В это мгновение гигант  схватил Кэнфилда за ногу. Кэнфилд нажал курок -
пуля попала в правое плечо, и рука гиганта рухнула. Револьвер был небольшого
калибра, выстрел оказался негромким.
     Гигант схватился левой рукой за плечо,  а Кэнфилд  изо  всех сил врезал
ему ногой  по шее. Носок его лакированного ботинка в  кровь разбил загривок,
упрятанный под шелковым  чулком.  Но гигант ринулся  на  Кэнфилда  с  колен,
словно  футбольный защитник,  пытающийся остановить  нападающего  соперника.
Кэнфилд снова выстрелил - на этот раз  пуля вошла  в  могучую спину.  Гигант
бился в агонии.
     Кэнфилд потянул шелковую маску, и в это мгновение противник его, собрав
последние силы, левой рукой притиснул Кэнфилда к переборке. Кэнфилд отчаянно
отбивался.
     В  этот миг рукав свитера задрался,  и на белом манжете рубашки Кэнфилд
увидел запонку - ту самую красно-черную запонку.  Теперь он понял! Противник
отпустил его и  корчился  на полу от  боли. Кэнфилд  дрожащей рукой направил
револьвер на коленную чашечку гостя, но выстрелить не успел - тот привстал и
вновь навалился  на  следователя всей своей  огромной массой. Кэнфилд  снова
выстрелил - на этот раз пуля угодила в живот. Чарльз Батройд снова рухнул.
     Мэтью  Кэнфилд взглянул  на Элизабет - она тянулась к  телефону.  Одним
прыжком он вышиб трубку из рук.
     - Прошу вас! Я знаю что делаю!
     - Вы уверены?
     - Да! Поверьте мне!
     - Господи! Смотрите!
     Кэнфилд развернулся - огромный кулак Батройда уже был занесен  над ним.
Батройд промахнулся  и  рухнул на постель.  Кэнфилд  вновь наставил на  него
револьвер:
     - Прекрати, или следующую пулю я всажу тебе между глаз!  - крикнул он и
тут же вспомнил, что был единственным из всех сотрудников  "Группы  20", кто
два раза подряд заваливал экзамен на точность стрельбы.
     Чарльз Батройд стонал от боли, но сознание его работало четко. Господи,
он  должен во  что  бы то ни стало  добраться  до каюты.  Жена  найдет,  что
сделать, она заплатит врачу, тот будет молчать! Те же, кто послал его должны
понять, что всему есть предел, всему!
     Он задыхался, в горле клокотала  кровь. В последнем,  немыслимом усилии
он попытался приподняться и оперся руками о матрас.
     - Не пытайся встать! Отвечай, слышишь? - крикнул Кэнфилд.
     - Что?.. Что?.. - хрипел Батройд.
     -  Где Скарлетт?  - Кэнфилд понимал, что время работает против него - в
любую секунду гигант мог отключиться.
     - Не знаю...
     - Он жив?
     - Кто?
     - Черт побери, ты знаешь кто! Скарлетт! Ее сын!
     И  тут  Батройд совершил  невозможное:  ухватившись  обеими  руками  за
матрас, он собрал остатки всей своей мощи и сдернул  его с  постели. Кэнфилд
успел лишь заметить, как огромный  матрас летит на него и Элизабет и на этом
матрасе падает на них туша Батройда. Кэнфилд выстрелил, но угодил в потолок,
а  Батройд,  оттолкнувшись от них, зажатых матрасом, поволок свое израненное
тело прочь, прочь  из этой каюты. Кровь заливала ему лицо, он на ходу стянул
чулок.
     Элизабет Скарлатти сидела на полу, обхватив руками лодыжку.
     - Кажется, я сломала ногу!
     Кэнфилд  хотел броситься вслед за  Батройдом, но не мог оставить старую
женщину - тогда она непременно вызовет полицию.
     - Я оттащу вас на постель, сейчас, сейчас!
     - Господи, только сначала положите матрас на место!
     Кэнфилд не знал, что делать - то ли связать Элизабет руки и ринуться за
Батройдом,  то ли остаться  здесь. Нет, даже связанной ее оставлять нельзя -
она начнет вопить. Он поднял матрас и осторожно уложил ее на постель.
     - Больно?
     - Ужасно, - она морщилась, пока он подкладывал под нее подушку.
     - Я сейчас вызову врача.
     Однако сначала надо было убедить ее молчать.
     - Времени для этого будет предостаточно. Вы хотели догнать этого типа?
     - Да.
     - Почему? Вы полагаете, он как-то связан с моим сыном?
     - Я сейчас не могу тратить время на объяснения - я должен его догнать.
     - Но откуда я знаю, что вы действуете в моих интересах? Вы не позволили
мне позвать на помощь. Ваши действия могли стать для нас обоих смертельными.
Вы обязаны мне все объяснить.
     - Времени нет. Прошу вас, доверьтесь мне!
     - Но почему?
     Кэнфилд заметил забытую Батройдом веревку.
     - Коротко говоря, если б меня  здесь не было, вас бы просто  убили, - и
он показал  на лежавший на полу  тонкий шнур.  - Если вы полагаете,  что эта
веревка предназначалась, чтобы связать вам руки, то позвольте напомнить, что
такое гаррота. Это тонкий эластичный шнур,  которым перетягивают глотку, - и
он помахал веревкой в воздухе.
     Она внимательно смотрела на него.
     - Кто вы? На кого вы работаете?
     Кэнфилд вспомнил, зачем он к  ней явился,  - чтобы выдать часть правды.
Он   собирался  сообщить,  что  работает  на  частную   фирму,  расследующую
исчезновение Алстера Скарлетта, - скажем, по заданию какой-нибудь газеты. Но
сейчас такое объяснение уже  не  сработало бы. Батройд не был вором - он был
убийцей. Наемным убийцей. Значит, Элизабет Скарлатти чиста - она непричастна
к исчезновению сына. И Кэнфилду потребуется теперь вся возможная поддержка.
     - Я представляю правительство Соединенных Штатов.
     - О Господи! Этот идиот,  сенатор Браунли! Я и понятия не имела, что он
затевает!
     - Он тоже не  имеет об этом ни малейшего понятия - он только подтолкнул
нас, он даже не знает, что расследование началось.
     - И сейчас Вашингтон, не предупредив меня, играется в детективов?
     - Вряд ли в Вашингтоне знают об этом хотя  бы десяток человек. Как ваша
нога?
     - Выживу. Как видите, я живучая.
     - Если я позову врача, что  вы ему скажете? Пожалуйста, скажите, что вы
просто поскользнулись и упали. Дайте мне время.
     -  Я сделаю большее: я  позволю вам сейчас уйти. Врача  можно позвать и
позже, - она открыла прикроватный столик и достала ключ от каюты.
     Кэнфилд направился к двери. Голос Элизабет остановил его.
     - Но лишь при одном условии.
     - Каком?
     - Вы  должным  образом  рассмотрите предложение, которое  я  вам сейчас
сделаю.
     Кэнфилд повернулся и в недоумении уставился на нее.
     - Что за предложение?
     - С этой минуты вы работаете на меня.
     - Я скоро вернусь, - ответил следователь и выскочил вон.

        Глава 21

     Минут через  сорок  пять  Кэнфилд  тихо  открыл дверь в каюту  Элизабет
Скарлатти. Услышав, как поворачивается ключ, старая дама крикнула:
     - Кто это?
     - Кэнфилд.
     - Вы его нашли?
     - Да. Можно сесть?
     - Пожалуйста. Бога ради, мистер Кэнфилд, что же случилось? Кто он?
     - Его зовут  Батройд. Он работал  в  одной  из  нью-йоркских  страховых
компаний, но  его явно наняли, чтобы убить вас. Сейчас он  мертв,  а бренные
останки покоятся на дне морском.
     - Боже мой! - старая дама села на постели.
     - Ну что ж, начнем с самого начала?
     - Молодой человек,  что вы наделали!  Ведь начнется расследование! Весь
корабль перевернут вверх дном!
     -  Кое-кому  вся  эта  история  очень  не  понравится,  это  точно.  Но
сомневаюсь, что этот  кое-кто станет поднимать шум.  Будет  обычное рутинное
расследование, при этом ваше имя  наверняка не выплывет. А опечаленная вдова
до конца путешествия просидит у себя в каюте.
     - Почему?
     Кэнфилд рассказал,  где нашел тело,  -  Батройд лежал  у  входа  в свою
каюту. Он не вдавался в детали того, как обыскал труп, как дотащил до борта,
как  столкнул  вниз - слава Богу,  его никто не  видел. Зато более  красочно
описал, как спустился потом в бар  и узнал, что пару  часов назад скандально
накачавшегося Батройда выносили оттуда, как несколько  преувеличивая  заявил
бармен, десять человек.
     - Так что видите, существует  вполне логичное для окружающих объяснение
факта его... исчезновения.
     - Но они обыщут корабль, когда мы прибудем в порт!
     - Нет, они не станут этого делать.
     - Почему?
     -  Я  оторвал кусок от  его  свитера и  прицепил к бортовому ограждению
неподалеку  от  каюты.  Все  решат,  что мистер  Батройд  очухался  и  решил
вернуться  в бар, ну а по дороге  потерял  равновесие. Алкоголь плюс сильная
качка  дают  в  сумме  неважный  результат, -  Кэнфилд помолчал и  задумчиво
добавил: - Если он действовал один - все в порядке. Но если нет...
     - Что, так уж необходимо было сбрасывать его за борт?
     -  А вы что, предпочли бы, чтобы его обнаружили?  А в нем - четыре пули
из вашего револьвера?
     - Три. Одна пуля находится как раз в потолке спальни.
     - Они бы легко вышли  на вас. А если у него на пароходе есть помощники,
вы бы и до утра не дожили.
     - Похоже, вы правы. Что нам теперь делать?
     - Ждать. Разговаривать и ждать.
     - Чего?
     - Кто-то непременно попробует выяснить, что именно произошло. Возможно,
его жена. Возможно, тот, кто дал ему ключ.
     - Вы полагаете, они станут это делать?
     -  Да.  Они  захотят  получить  доказательства,  что  свое  задание  он
выполнил.  Но  это  в  том случае,  повторяю,  если  на  борту у  него  есть
помощники.
     - Может, он просто вор?
     - Нет. Он убийца.
     Старая дама внимательно посмотрела Кэнфилду в глаза.
     - Кто "они", мистер Кэнфилд?
     - Не знаю. Считайте, это всего лишь фигура речи.
     - Вы полагаете, они имеют какое-то отношение к исчезновению моего сына?
     - Да... А вам такая мысль в голову не приходит?
     Она ответила уклончиво:
     -  Вы сказали,  что  нам  надо начать с самого начала. Что вы  считаете
началом?
     -  Мы  обнаружили, что на фондовых биржах Европы вынырнули американские
ценные бумаги на суммы в миллионы долларов.
     - И какое это имеет отношение к моему сыну?
     - В это время он был там. Он был в тех городах и странах как раз тогда,
когда начали циркулировать слухи об  этих ценных бумагах.  А через год после
его  исчезновения  мы из  надежных  источников получили  подтверждение факта
продажи бумаг. И он наверняка был там.
     - Либо это совпадение.
     - Час назад,  когда вы открыли мне дверь, теория перестала быть  просто
теорией.
     Старая дама смотрела на растянувшегося в кресле следователя. Он, в свою
очередь, тоже наблюдал за ней из-под приспущенных век. Она была в ярости, но
сдерживалась.
     - Это лишь ваше предположение, мистер Кэнфилд.
     - Я так не считаю. А теперь, поскольку мы знаем, где работал убийца - в
фирме "Гудвин и кто-то-там-еще", Уолл-стрит,  - картина становится еще более
четкой. Кто-то  в пятой по величине  страховой  компании Нью-Йорка настолько
зол на вас или настолько вас боится, что решился подослать убийцу.
     - Опять же предположения!
     -  Черта  с  два,  предположения!   Хотите,  в  качестве  доказательств
предъявлю свои ссадины?
     - А как Вашингтон пришел к этому... сомнительному выводу?
     - Вашингтон - слишком расплывчатое определение. На самом деле наш отдел
очень   маленький.  Обычно   мы  расследуем   факты   коррупции   в   высших
правительственных кругах.
     - Что ж это за расследования такие? Звучит туманно, мистер Кэнфилд.
     - Отнюдь. Вот,  к примеру, если дядюшка  нашего  посла  в  Швеции вдруг
слишком уж увлекается шведским импортом,  да еще увлекается успешно, мы тихо
поправляем его, - он внимательно наблюдал за выражением ее лица.
     - Ах, какая невинная деятельность!
     - Вовсе нет, уверяю вас.
     - А что насчет ценных бумаг?
     -  Вот тут  насчет посла  в Швеции я был  достаточно точным, -  Кэнфилд
улыбнулся.  - Но суть не  в  нем  -  у  кого,  в конце  концов, нет дядюшки,
занимающегося импортом-экспортом?
     - Как-как? Посол в Швеции? А я думала, все началось с сенатора Браунли.
     - Я его имени не называл. Это вы его назвали. Но Браунли был достаточно
обеспокоен, чтобы обратиться к тем правительственным органам, кто  уже  имел
дело с Алстером Скарлеттом.
     - Я поняла... Вы работаете на Рейнольдса.
     - И опять - это вы сказали, не я.
     - Ладно, хватит играть словами. Значит, вы работаете на Рейнольдса?
     - Между прочим, вы не следователь, и я не обязан отвечать на вопросы.
     - Хорошо. Вы что-то говорили о шведском после.
     - А вы разве его не знаете? Вы ничего не знаете о Стокгольме?
     - О Господи, да конечно же нет!
     Следователь верил ей.
     -  Четырнадцать  месяцев назад посол Уолтер Понд направил  в  Вашингтон
сообщение, что  некий стокгольмский синдикат собирается  выплатить  тридцать
миллионов  долларов  за пакет  американских акций в случае,  если их удастся
переправить через границу  США. Его сообщение  датировано  пятнадцатым  мая.
Судя по визе, ваш сын прибыл в Швецию десятого мая.
     - Чепуха! Мой сын был там в свадебном путешествии. Что ж странного, что
он завернул в Швецию?
     - То-то и странно, что завернул, как вы говорите, туда в одиночестве  -
его молодая жена оставалась в это время в Лондоне.
     Элизабет встала.
     - Это было год назад. И деньги были только обещаны...
     - Посол Понд подтвердил акт приобретения этих ценных бумаг.
     - Когда?
     - Два месяца назад. Сразу же после исчезновения вашего сына.
     Элизабет перестала  прихрамывая  расхаживать по комнате и  остановилась
перед Кэнфилдом.
     - Прежде чем вы ушли за этим человеком, Батройдом, я задала вам вопрос.
     - Я помню. Вы предложили мне работу.
     - Я  смогу через вас сотрудничать  с вашим  агентством? Но только  буду
иметь дело исключительно с вами. Мы не враги. У нас с вами одна цель.
     - То есть?
     - Вы не могли бы сообщить начальству,  что  я добровольно согласилась с
вами  работать?  И  это  правда,  мистер  Кэнфилд,  чистая правда.  На  меня
покушались. Если б не  вы, я бы сейчас уже была мертва. Я старая женщина, но
подобного рода конец меня пугает.
     - Следовательно, вы знаете, что ваш сын жив?
     - Не знаю. Но предполагаю.
     - Что дает вам основания? Эти ценные бумаги?
     - Я отказываюсь отвечать на вопрос.
     - Тогда что?
     - Сначала ответьте на мой  вопрос. Смогу ли я использовать возможности,
которыми  обладает ваше агентство, но не объясняя  зачем?..  Отвечать я буду
только перед вами.
     - Из чего следует, что и я буду зависеть от вас.
     - Совершенно верно.
     - Это возможно.
     - А в Европе? Вы сможете действовать и в Европе?
     - У нашего агентства есть взаимные соглашения с рядом...
     - Тогда выслушайте мое конкретное предложение, - прервала его Элизабет.
-  И,  между  прочим,  обсуждению  оно  не подлежит.  Сто тысяч долларов.  В
наиболее удобной для вас форме.
     Мэтью Кэнфилд поглядел  на старую даму  - она была абсолютно уверена  в
себе.  И  почувствовал  страх. В сумме, названной  Элизабет  Скарлатти, было
нечто пугающее. Он чуть слышно повторил:
     - Сто тысяч...
     - "И  пусть  пыль  скроет  наши  следы",  -  процитировала  Элизабет. -
Соглашайтесь, мистер Кэнфилд, и радуйтесь жизни.
     Кэнфилд почувствовал, что по спине у него струится пот, хотя в каюте не
было жарко.
     - Вы уже знаете мой ответ, - проговорил он.
     - Да, знаю... И не  впадайте в панику  -  деньги можно перевести на ваш
счет  без  проблем.  Эта  сумма  достаточна, чтобы вы перестали  чувствовать
неловкость,  но  не  столь  велика,  чтобы  вы по  гроб жизни  считали  себя
обязанным. Вот это было бы неудобно... Так на чем же мы остановились?
     - То есть? Как это на чем?
     -  Ах да. Значит,  вы подозреваете,  что мой сын жив. И давайте отделим
эту тему от разговора о ценных бумагах.
     - Но почему?
     -  А потому, что  с апреля по декабрь прошлого года  мой сын  перевел в
различные банки Европы сотни тысяч долларов. Полагаю, эти деньги  нужны были
ему  на всякие уместные  и неуместные траты, на тот  образ жизни, который он
предпочитает.  Я  проследила путь этих  денег. Точнее,  работаю над  этим, -
Элизабет  видела, что следователь ей не  верит.  - К сожалению,  это правда,
хотите верьте, хотите нет.
     - Но то же касается и ценных бумаг, разве нет?
     - Интересно: я  говорю с человеком,  которому  плачу  за работу,  а  он
сомневается  в том,  что  я говорю правду...  Да я за  пределами этой  каюты
никогда не признаю факта своей осведомленности об этих ценных бумагах.
     - И снова: почему?
     - Справедливый вопрос.  Не думаю, что вы поймете, но постараюсь  честно
вам объяснить.  Факт пропажи бумаг вскроется не раньше чем через год. У меня
нет  никаких  законных оснований инспектировать фонды моего сына - да их нет
ни у  кого,  законные  основания появятся только  в конце  этого финансового
года.  Если эта  история вскроется,  она  ударит по  всей  семье  Скарлатти.
Деловые  связи  Скарлатти  с  банками  всего  цивилизованного  мира сразу же
попадут  под  подозрение.  А  подозрения  о том, что  многомиллионные сделки
"Скарлатти  индастриз"  с  сотнями  корпораций  не подкреплены  достаточными
финансовыми обязательствами -  хотя это, как вы понимаете,  и неверно, - тут
же вызовут страшную панику во всем деловом мире.
     Кэнфилд слушал внимательнейшим образом.
     - А кто такой Джефферсон Картрайт? - спросил он.
     - Единственный,  кто, кроме меня, знал об исчезновении ценных  бумаг из
фондов моего сына.
     - О Боже! - Кэнфилд выпрямился.
     - Вы что, полагаете, именно потому его и убили?
     - Да, других причин не вижу.
     - Но могли быть и  другие причины -  это  был обыкновенный бездельник и
бонвиван.
     - В ваших кругах людей не убивают за то, что они спят  с чужими женами.
Напротив, это удобный предлог, чтобы переспать с его женой.
     - Следовательно, мистер Кэнфилд, я тоже нуждаюсь в защите.
     - Что вы собираетесь делать, когда мы прибудем в Англию?
     - Именно то, что я вам уже сказала, - начну с банков.
     - А что вы им скажете?
     - Пока не знаю.  Но  в деле замешаны значительные  суммы. Деньги должны
были на что-то  пойти. И, как вы понимаете, их путь строго документирован  -
такие суммы  не таскают в бумажниках и пакетах. Возможно,  открыты  какие-то
новые счета на фиктивные имена. Или созданы небольшие предприятия  - пока не
знаю.  Но  я знаю одно: эти деньги  должны быть как-то использованы до того,
как просочатся сведения о пропаже бумаг.
     - Господи, но ведь в Стокгольме - одном Стокгольме - он должен выручить
тридцать миллионов!
     - Не  обязательно.  Счета можно  открыть,  например, и  в Швейцарии, из
Стокгольма эти деньги переведут туда, и факт сделки может долго оставаться в
тайне.
     - А как долго?
     - Пока не удостоверятся в подлинности каждого из  сопровождающих сделку
документов. Пока ценные бумаги не превратятся в иностранную валюту.
     - Значит, вы намерены проследить путь банковских счетов?
     - Это единственная отправная точка, - Элизабет Скарлатти открыла ночной
столик и достала косметичку. Вынула оттуда лист бумаги.
     - Полагаю, у вас есть этот  список. Прочтите и освежите в памяти, - она
протянула ему  лист со списком банков, куда,  по просьбе Алстера  Скарлетта,
банк "Уотерман траст компани" переводил деньги. Кэнфилд помнил этот список -
его предоставил в распоряжение "Группы 20" генеральной прокурор.
     - Да,  я видел этот список, но собственного  экземпляра  у меня  нет...
Что-то около миллиона долларов?
     - Вы обратили внимание на даты, когда из банков были изъяты эти суммы?
     - Я помню, что последнее  изъятие было сделано за две  недели  до того,
как ваш  сын и его жена  вернулись в Нью-Йорк. Но пара счетов, как вижу, еще
не закрыта.
     - Да, в Лондоне  и Гааге... Но вот что важно - я даже сама пока не могу
объяснить, в чем эта важность, но  что-то здесь есть... Обратите внимание на
географию.
     - Какую географию?
     - Смотрите: все начинается  в  Лондоне. Потом  переходит на север  -  в
Норвегию, затем возвращается в Англию - на этот раз в Манчестер; снова север
- Дания, юг - Марсель, запад  - Испания, Португалия, северо-восток - Берлин,
снова  юг  -  Каир;  на  северо-запад, через  Италию, Рим,  мы переходим  на
Балканы, возвращаемся на запад - в Швейцарию. Вот как все шло. В этом должен
быть определенный смысл.
     - Но какой, мадам Скарлатти?
     - Разве вас ничего не удивляет?
     -  Ну,  ваш сын отправился  в  свадебное путешествие, я не  знаю, каков
традиционный маршрут  свадебных  путешествий.  Люди  моего  круга  ездят  на
Ниагарский водопад.
     - И тем не менее это не совсем обычный маршрут.
     - Все равно не понимаю.
     - Ладно,  постараюсь  объяснить  вам это  доступнее. Вот,  например, вы
решили  совершить развлекательную  поездку. Вы живете  в Вашингтоне. Куда вы
отправитесь?  Наверняка не по маршруту Вашингтон  - Нью-Йорк - Балтимора, со
следующей остановкой в Бостоне. Зачем вам такая развлекательная поездка?
     - Да, радостей на таком маршруте маловато.
     -  Вот  и мой  сын: он  двигался с места на  место внутри определенного
полукружья. И самая большая сумма была изъята в месте совсем не том, где, по
логике его передвижений, она должна была быть изъята. А в то место, конечную
точку своего путешествия, он, следуя опять же географической логике,  должен
был попасть на несколько месяцев раньше.
     Кэнфилд  смотрел  в список  и отчаянно  пытался понять  о  какой  такой
географической логике говорит Элизабет.
     - Не трудитесь,  мистер  Кэнфилд. Я знаю,  где это  место.  В Германии.
Небольшой городок на юге. Он называется Тассинг... Но почему, почему?

        ЧАСТЬ II

        Глава 22

     На второй и третий дни путешествия все было тихо - как с погодой, так и
с  общей атмосферой в первом классе "Кальпурнии".  Весть о  гибели одного из
пассажиров угнетала всех остальных путешественников. Миссис Шарлотта Батройд
пребывала  в своей  каюте  под  неусыпным  присмотром  корабельного врача  и
медсестер: когда ей сообщили, что случилось с мужем, она  впала  в истерику,
поэтому врачу пришлось дать ей изрядную дозу успокоительного.
     На третий день она почувствовала себя получше, мало-помалу наладилось и
настроение у большинства пассажиров.
     Элизабет  Уикхем Скарлатти и ее молодой попутчик взяли себе  за правило
не общаться в течение дня, кроме как за завтраком,  обедом и  ужином. Однако
ровно в десять тридцать вечера Мэтью  Кэнфилд  непременно  спускался к ней в
каюту - вроде бы просмотреть предназначенную ему почту,  на  самом  же  деле
чтобы  не  допустить  повторения  попытки  типа той,  что  была  предпринята
Батройдом. Эти вечерние бдения явно шли во вред здоровью Кэнфилда.
     - Будь я на сто лет моложе, можно было  бы выдать вас  за одного из тех
милых    господ,   что   оказывают   известного   рода   услуги   перезрелым
путешественницам.
     - Если  бы вы соизволили потратить  небольшую  часть вашего знаменитого
состояния на  собственный океанский лайнер, мне не пришлось бы сейчас сидеть
с вами тут ночи напролет.
     Однако  эти поздние беседы  давали  и положительные  плоды: Элизабет  и
Кэнфилд  более-менее спланировали  свои дальнейшие действия. Кроме того, они
определили   сферы  ответственности  Кэнфилда  в  роли  помощника   Элизабет
Скарлатти.
     -  Вы  должны  понимать,   -  заявила  Элизабет,  -  что   я  вовсе  не
заинтересована в  том, чтобы  вы  совершали  действия,  способные  подорвать
репутацию правительства. Не  стану  я  заставлять вас  идти  и  против вашей
совести - в том, что совесть все-таки существует, я не сомневаюсь.
     - Ну да, а что вредно или полезно, решаете только вы, не так ли?
     -  В  известной степени  да.  Мне кажется,  я достаточно компетентна  в
подобного рода вопросах.
     - Однако, чтобы перейти мост, сначала нужно к нему подойти.
     - О, это вы замечательно выразились!
     По  мысли Элизабет Скарлатти,  Мэтью Кэнфилд  по-прежнему  должен будет
посылать  свои отчеты в Вашингтон,  в  "Группу 20",  но  с одной поправкой -
предварительно  получив  добро  от нее  самой. Они будут  сообща  составлять
ответы на правительственные запросы, а в случае  физической опасности старая
леди обязывалась безоговорочно выполнять его инструкции.
     После  прибытия  в  Лондон  Мэтью  Кэнфилд  начнет  получать  обещанное
вознаграждение: сто тысяч долларов, в десять приемов, наличными.
     - Согласитесь, мистер Кэнфилд, что на наше соглашение можно взглянуть и
под иным углом.
     - Под каким же?
     - Между прочим, ваше учреждение совершенно бесплатно будет пользоваться
моими  достаточно богатыми возможностями.  Вы не  находите, что  это  весьма
выгодно для налогоплательщиков?
     - Я отмечу это в первом же отчете.
     Однако главная проблема была не в этом. Чтобы должным образом выполнять
свои обязательства и перед "Группой 20", и перед мадам Скарлатти, необходимо
было  найти  какое-то  прикрытие,  которое  позволяло бы Кэнфилду  постоянно
общаться  со  старой  дамой,   не  вызывая  ничьих   подозрений.   Создавать
впечатление, будто общение это зиждется на чистой  взаимной симпатии либо на
интересах сугубо делового характера, было бы неразумно.
     Мэтью Кэнфилд - не без определенной задней мысли - осведомился:
     - Может быть, стоит привлечь к делу вашу золовку?
     - Полагаю, вы имеете в виду жену  Алстера. Поскольку супруга Чэнселлора
в делах вообще ничего не смыслит.
     - Совершенно верно.
     -  Откровенно  говоря,  Джанет  мне нравится.  Но  взаимностью  она  не
отвечает. Она меня, мягко говоря, не любит. Причин этому много, и они вполне
основательны. Чтобы добиться от нее того, что я хочу, я вынуждена обходиться
с нею достаточно  жестко. Но поступаю я  так исходя лишь из своего понимания
ее выгоды.
     - Весьма благородно. Но все же могли бы мы рассчитывать на ее помощь? Я
ее недостаточно хорошо знаю.
     -  Как бы поточнее  выразиться... У  Джанет не  в  полной  мере развито
чувство ответственности. Думаю, вы это и сами успели заметить.
     - Пожалуй. Но,  на мой взгляд, она догадывается,  что вы  отправились в
Европу из-за Алстера.
     - Да, я  учитываю и  это. Вероятно, я могла бы ее уговорить. Но вряд ли
это можно сделать по телефону, и уж, разумеется, я не доверюсь почте.
     -  Есть более  удобный способ:  я  съезжу в Америку и  передам ей  ваше
письменное объяснение. И надежно, и безопасно. Остальное я улажу сам.
     - Странно, вы ведь говорили, что не очень хорошо ее знаете.
     - Просто мне  кажется, что я смогу убедить ее, - она поймет: и вы и я -
мы оба на ее стороне. И, поняв это, она согласится нам помочь.
     - Да, она была бы нам очень полезна.  Она могла бы провезти нас по  тем
местам, где они оба бывали...
     - К тому же она знает некоторых людей...
     - Но мне-то что вы прикажете делать?  Ведь когда вы вернетесь, вы  вряд
ли застанете меня в живых.
     Кэнфилд подумал и об этом:
     - Когда мы прибудем  в Англию,  вам  придется  некоторое  время  пожить
инкогнито.
     - То есть?
     -  Почему  бы вам  не  предаться молитвам  за спасение  вашей  души? И,
разумеется, за спасение души сына?
     - Что-то я вас не понимаю.
     -  Вы отправитесь в монастырь.  Все знают, что  вы  глубоко скорбите  о
потере  сына. И ваше стремление на время  уединиться от мира будет выглядеть
вполне  логично. Мы дадим  в прессе заявление,  что вы отправляетесь в некий
приют на севере Англии.  А на самом деле вы отправитесь на  юг.  Моя контора
все устроит.
     - Боюсь, это будет выглядеть крайне смешно.
     -  Вот  уж  неправда.  В  черном  одеянии  вы  будете выглядеть  весьма
импозантно.

     Миссис Батройд, закутанная черной вуалью, сошла на пристань в первой же
партии  пассажиров.  На таможне к ней подошел  некий  мужчина, он  помог  ей
быстро  пройти  контроль, а затем вывел  на улицу и  усадил  в "роллс-ройс".
Машина тронулась. Проследить, куда  они направились, Кэнфилд, разумеется, не
мог.
     Прошло сорок  пять  минут.  За  это время  Кэнфилд  успел  вселиться  в
гостиницу, а также  позвонить из автомата своему  лондонскому связному.  Они
договорились, что  тот  подъедет к гостинице.  В  ожидании связного  Кэнфилд
прилег: как же он устал от корабельной тряски! Ему вовсе  не улыбалось вновь
пускаться в  путь,  но  другого  решения  он  придумать  не  мог.  Ведь  его
стремление быть рядом с Джанет можно объяснить как угодно, а  то, что жена и
мать пропавшего Алстера Скарлетта путешествуют вместе,  тоже вполне логично.
Кэнфилд а отнюдь  не  пугала возможность более близкого  контакта  с  Джанет
Скарлетт. Конечно, женщина она легкомысленная, но не более.
     Он уже  начал клевать  носом,  когда невзначай бросил взгляд на часы  и
обнаружил, что опаздывает на  встречу.  Он позвонил  портье. Услышав  чинную
английскую речь, Кэнфилд почувствовал облегчение.
     - Мадам  Скарлатти находится в пятом номере. Нам поручено предупреждать
ее, если кто-то будет ее спрашивать, сэр.
     - Отлично. Поступайте так и впредь. Я намерен подняться к ней в номер.
     Кэнфилд  постучал  и  громко назвал свое  имя.  Только  тогда  Элизабет
Скарлатти открыла  дверь.  Она  указала  ему  на кресло,  сама же присела на
широкий, в викторианском стиле диван, стоявший у окна.
     - Ну и каковы наши дальнейшие планы?
     - Час  назад я звонил  лондонским  коллегам.  С  минуты  на  минуту  их
представитель должен прийти сюда.
     - Кто это?
     - Некто Джим Дерек.
     - Вы с ним знакомы?
     -  Нет. У  нас  с англичанами  существует соглашение:  если  нам  нужна
помощь,  мы звоним  связному,  и тот  дает  нам координаты агента.  Такую же
помощь оказываем им и мы.
     - Вряд ли это так уж удобно, - констатировала мадам Скарлатти.
     - Мы платим за услуги.
     - И о чем он будет нас спрашивать?
     - Собственно, мы  скажем ему лишь  то, что пожелаем. Пока наши действия
нельзя будет квалифицировать как действия, наносящие вред Британии, докучать
нам  вопросами не будут.  Но больше всего  их беспокоят финансовые издержки,
даже не  благополучие  страны: пока расходы не выходят за пределы разумного,
их, по правде говоря, вообще ничего не волнует.
     - Довольно странный подход.
     - Англичан очень беспокоит, на  что уходят деньги налогоплательщиков, -
Кэнфилд снова глянул на часы. - Я попросил его захватить список монастырей и
приютов.
     - Вы что, всерьез все это затеяли?
     -  Да. Если только он  не придумает чего-нибудь  поумнее. Меня не будет
приблизительно две с половиной недели. Вы уже составили послание к Джанет?
     - Да, - она протянула ему запечатанный конверт.
     Зазвонил  телефон, стоявший  на  другом  конце комнаты - на  столике  у
двери. Элизабет стремительно встала.
     - Это Дерек? - спросил Кэнфилд, когда она повесила трубку.
     - Он.
     - Отлично!  А теперь, мадам Скарлатти,  позвольте вести беседу мне.  Но
учтите,  если  я задам  вам  прямой  вопрос,  ваши  ответы мне  должны  быть
откровенными.
     -  И что,  мы совсем  не  будем пользоваться  условными  сигналами? - с
оттенком сарказма спросила она.
     - Нет. Поверьте мне на слово, в его задачи вовсе не входит получение от
нас полной информации: излишние знания обременительны.
     - Может, мне предложить ему виски или чаю? Или это у вас не принято?
     - Виски, пожалуй, было бы как нельзя кстати.
     - Я сейчас распоряжусь.
     - Чудесно!
     Элизабет  Скарлатти  сняла  трубку и  велела принести  лед  и  напитки.
Кэнфилд мысленно  улыбнулся:  ах, какая  щедрость при таких-то миллионах,  и
закурил свою излюбленную тонкую сигару.
     Джеймсу Дереку было на вид лет сорок пять; несколько полноватый, вообще
весь какой-то округлый,  приятной наружности мужчина, он казался  прямо-таки
ходячим  образчиком  процветающего коммерсанта.  Он  был  предельно  вежлив,
улыбчив, однако держался в рамках протокола. Как только он заговорил, улыбка
как бы сама собой исчезла.
     -  Мы   выяснили,   на  кого  зарегистрирован  "роллс-ройс"  .   Машина
принадлежит  маркизу Жаку Луи  Бертольду.  Мы  уже  начали  собирать на него
информацию.
     - Отлично. А как насчет приютов?
     Англичанин вынул из внутреннего кармана пальто лист бумаги.
     - Мы  могли бы предложить несколько вариантов, выбор зависит от того, в
какой мере мадам Скарлатти желала бы поддерживать связь с внешним миром.
     - А  есть  ли такие, где подобная  связь  полностью  исключена? С обеих
сторон... - осведомился Кэнфилд.
     - В таком случае мы должны ограничиться только  католическими приютами.
Их у нас два... Или даже три.
     - Но послушайте! - возмутилась старая леди.
     - Перечислите их, - решительным тоном произнес Кэнфилд.
     - Один принадлежит бенедиктинскому ордену, другой - кармелитскому. Оба,
кстати, расположены на юго-западе, кармелитский - совсем близко от Кардиффа.
     - Есть  вещи,  которые  для меня не приемлемы  ни  под каким видом, и я
хочу, чтобы вы это всегда помнили, мистер Кэнфилд. Я не желаю иметь никакого
дела с этими монастырскими овцами!
     - Какой из этих приютов пользуется наибольшей славою? - гнул свою линию
Кэнфилд.
     -  Ну,  принцесса   Глостерская,  к  примеру,  каждый   год   совершает
паломничество в Йоркское аббатство. Но это англиканская церковь.
     - Прекрасно! Мы распространим сообщение, что мадам  Скарлатти  намерена
провести месяц в стенах этого аббатства.
     - Ну, это куда ни шло, - примирительно произнесла старая леди.
     -  Я  еще  не закончил,  -  Кэнфилд  повернулся  к англичанину, на лице
которого вновь появилась улыбка. -  На самом деле мадам  Скарлатти завтра же
отправится в монастырь кармелиток. Сопровождать ее будете вы.
     - Как вам будет угодно.
     -  Минуточку, господа! Я  не согласна. Мистер  Дерек  будет действовать
сообразуясь с моими желаниями.
     - Искренне сожалею, - ответил  англичанин, - но  мне  велено  выполнять
распоряжения мистера Кэнфилда.
     -  Вы  не  забыли,  мадам  Скарлатти,  что  у  нас  с  вами  существует
соглашение? - обратился к ней Кэнфилд. - Вы что же, решили нарушить его?
     - Боже  мой! Вы  ничего не понимаете! Да я просто  не в состоянии и дня
прожить среди всех этих папских идолов! Да еще слушать все их бредни!
     - Вы будете от них избавлены, мадам, - вмешался Дерек. - Монахини будут
предупреждены, что  вы приняли обет молчания. Так что вы ни с кем не обязаны
общаться.
     - Вот  видите: покоем и  тишиной,  столь  полезными  для  размышлений о
бессмертии  души,  вы  будете обеспечены полностью,  -  подытожил  дискуссию
Кэнфилд.

        Глава 23

     "12  августа 1926 года. Йорк, Англия. - Сегодня  на рассвете внутренние
покои  знаменитого  Йоркского  монастыря  потряс сокрушительной  силы взрыв,
разрушивший часть западного крыла, в  котором  расположены жилые  кельи этой
религиозной  обители, и вызвавший гибельный  всепожирающий пожар,  что вкупе
стоило жизни  многим и многим сестрам-монахиням и послушницам. Точное  число
жертв   этой  ужасной  трагедии  пока  неизвестно.  Взрыв   предположительно
произошел  вследствие внезапно возникших неполадок в  недавно  установленной
системе теплоснабжения".

     Кэнфилд  прочел  это сообщение в судовой  газете за день  до прибытия в
Нью-Йорк.
     Да, они  ничем не  гнушаются! Кэнфилд до  боли  в скулах стиснул  зубы.
Однако  теперь  по  свету пошли  гулять репортажи, в  которых в  числе жертв
фигурировала   и  мадам  Скарлатти.  Но  Кэнфилд  сознавал,  что  цена  этой
дезинформации оказалась слишком высокой. Кэнфилд  достал из  кармана  письмо
мадам  Скарлатти  к Джанет. Он  уже  много раз читал его. На его взгляд, оно
было  написано очень  убедительно.  Но сейчас ему почему-то захотелось вновь
перечитать его.

     "Милое мое дитя!
     Я знаю, что вы не питаете  ко  мне  особенного  расположения и любви, и
весьма  об этом  сожалею.  Впрочем,  я понимаю, что такое отношение  ко  мне
вполне оправданно: члены  семьи Скарлатти  - не  из той  категории людей,  с
которыми  приятно  иметь  дело.  Тем  не  менее, хотя некоторые  члены семьи
Скарлатти  и   причинили   вам  немалые  страдания,  вы,  несмотря  на  это,
по-прежнему  остаетесь членом семьи и матерью одного из продолжателей  рода.
Быть может,  именно вам суждено  до некоторой степени  исправить совершенные
нами ошибки.
     Я пишу вам все это, руководствуясь отнюдь не сентиментальными чувствами
и  не ради красного  словца. История  показывает, что зачастую именно те, на
кого  судьба неожиданно  налагает, казалось бы, непомерную  ответственность,
вдруг  проявляют   себя  самым   блистательным  образом.  Я  предлагаю   вам
поразмыслить над этим.
     Более того, я прошу вас самым серьезным образом  подумать над тем,  что
сообщит вам  мистер  Мэтью  Кэнфилд.  Я полностью  ему доверяю. Доверие  мое
основано  на  том,  что  он спас  мне  жизнь, при  этом  чуть  не  лишившись
собственной. Его и наши интересы неразрывно связаны между собой. Он объяснит
вам суть дела и от моего имени попросит вас оказать нам великую услугу.
     Я, мое  милое дитя,  уже очень старая женщина. Жить мне осталось совсем
немного  - кто  знает, сколько  именно  месяцев  или лет  (драгоценных, быть
может, только  для меня). Хотелось  бы верить, что предел этот до  известной
степени зависит и от меня самой. Я как глава дома Скарлатти принимаю на себя
это обязательство,  ибо, если бы мне удалось в оставшийся срок предотвратить
нависшее над нами  бесчестие, я бы присоединилась  к моему супругу с  легким
сердцем.
     Надеюсь  получить  от  вас  ответ  через  мистера  Кэнфилда.  Если  все
произойдет так, как мне хотелось бы, в скором времени мы будем  вместе, и вы
доставите мне столько  радости, сколько  я вовсе не заслуживаю. Если  же  вы
все-таки  решите  отказаться,  вы  по-прежнему можете  рассчитывать  на  мою
привязанность и, поверьте в мою искренность, на мое понимание.
     Элизабет Уикхем Скарлатти".

     Кэнфилд вложил письмо  в  конверт. Вполне  убедительно написано,  вновь
подумал он,  - в  общем-то, ничего  впрямую не  объясняет, но вместе  с  тем
заставляет поверить, что то,  о чем  пойдет  речь, предельно важно. Если  он
сумеет  справиться со своей долей задачи, Джанет  приедет  в Англию вместе с
ним. Если  ему  не  удастся  уговорить ее -  придется  искать альтернативный
вариант.
     В особняке  Алстера  Скарлетта  шел ремонт: несколько рабочих тщательно
обрабатывали пескоструйными аппаратами наружные  стены.  Массивный  "чеккер"
подкатил к парадному входу, и Мэтью Кэнфилд проворно взбежал по  ступенькам.
Он дернул дверной колокольчик. Дверь отворила тучная экономка.
     -  Добрый день, Ханна.  Не знаю, помните ли вы  меня. Я  Кэнфилд, Мэтью
Кэнфилд. Я бы хотел повидать миссис Скарлетт.
     Ханна не двигалась с места и не приглашала войти.
     - Миссис Скарлетт ждет вас?
     -  Она не назначала мне  встречи,  но,  я уверен,  она примет  меня,  -
Кэнфилд не  предупреждал Джанет по телефону только потому, что тогда ей было
бы легче ему отказать.
     - Я не уверена, сэр, что мадам дома.
     - Что  ж, тогда мне придется подождать. Только, надеюсь,  не здесь,  на
ступеньках?
     Ханна неохотно освободила путь, и Кэнфилд ступил в холл, декорированный
в  поразительно  дурном  тоне, - отвратительное  сочетание  красных  обоев и
черных портьер прямо-таки ошеломляло.
     -  Я узнаю, дома ли мадам,  - вымолвила экономка и, сделав явное усилие
над собой, направилась к двери.
     Спустя несколько минут  на лестнице, ведущей  в холл, появилась Джанет.
Ее сопровождала  похожая на отяжелевшую от жира  гусыню Ханна. Взгляд Джанет
был ясным, уверенным, былая затравленность исчезла. Она прекрасно держалась,
и Кэнфилд увидел, сколь она красива.
     Кэнфилд вдруг  почувствовал,  до какой же степени он ей не ровня, и это
больно резануло его по самолюбию.
     - Вот так сюрприз! Какими судьбами, мистер Кэнфилд?
     Он не мог понять, как следует  расценивать ее слова - как поощрение или
как   выражение  неудовольствия.  Произнесены  они  были   приветливым,   но
прохладно-сдержанным тоном: Джанет прекрасно усвоила уроки своей свекрови.
     - Льщу себя надеждой, миссис Скарлетт, что я не нарушил вашего покоя.
     - Что вы, что вы.
     Ханна наконец-то спустилась со ступенек и направилась было к  столовой.
Кэнфилд торопливо продолжил:
     - Во время своей последней деловой поездки я  познакомился с человеком,
чья  компания   строит   дирижабли.   Я  подумал,   что  это  вас  наверняка
заинтересует.
     Краем глаза  Кэнфилд  наблюдал  за  Ханной: Ханна резко развернулась  и
уставилась на него.
     -  Неужели,  мистер  Кэнфилд? Почему  это должно меня  интересовать?  -
Джанет была явно озадачена.
     - Но я  слышал,  что ваши друзья  из  Ойстер-бей хотят  приобрести  для
своего клуба дирижабль. Вот почему я и поспешил к вам. Захватил с собой  всю
необходимую документацию. Первоначальная стоимость, спецификации и прочее...
Позвольте вам показать.
     Кэнфилд  взял Джанет  Скарлетт  за локоть и  быстро  повел  ее к  двери
гостиной. По всему  было видно,  что Ханна намеревалась задержаться в холле,
но, уловив брошенный на нее Кэнфилдом взгляд, двинулась  в столовую. Кэнфилд
же плотно прикрыл за собой дверь гостиной.
     - О чем вы говорите? Я вовсе не собиралась покупать никакой дирижабль!
     Кэнфилд приложил палец к губам.
     - Что такое?
     - Помолчите  минутку, очень вас  прошу,  - тихо, чуть ли не  шепотом, и
вместе с тем ласково произнес Кэнфилд. Он  выждал секунд десять, потом резко
распахнул дверь.
     В холле, рядом  со столиком для шляп,  стояли Ханна и  мужчина  в белом
рабочем  комбинезоне, вероятно один  из  маляров.  Они  о чем-то беседовали,
время от времени бросая взгляды на дверь гостиной. Застигнутые врасплох, они
тут же ретировались.
     Кэнфилд захлопнул дверь и повернулся к Джанет.
     - Забавно, не правда ли?
     - Что все это значит?
     -  Вас  не  смущает,  что  ваша  прислуга  проявляет столь  неприкрытый
интерес?
     -  Ах,  вот  вы  о  чем... - Джанет  повернулась  и взяла из серебряной
шкатулки, стоявшей  на  кофейном столике,  сигарету. - Конечно,  слуги будут
теперь судачить, но, мне кажется, вы сами дали им повод.
     Кэнфилд поднес спичку, она прикурила.
     - А при чем здесь маляр?
     - Меня  совершенно  не интересует, с кем общается Ханна. Главное, чтобы
она выполняла свои обязанности...
     -  Но разве вам  не кажется странным,  что, как  только  я обмолвился о
дирижабле, Ханна чуть не застряла в дверях?
     - Простите, но я вас все-таки не понимаю.
     - Виноват. Но вы еще все поймете.
     - А почему вы не позвонили перед тем, как прийти?
     - Вы бы приняли меня, если бы я позвонил?
     Джанет на минуту задумалась:
     -  Наверное...  Какой бы  ни была  наша последняя  встреча,  у меня нет
оснований сердиться на вас. Но почему вы сейчас себя так странно ведете?
     Медлить дольше не имело смысла. Он вынул из кармана конверт.
     - Меня просили передать вам это. С вашего позволения я присяду, пока вы
будете читать.
     Джанет,  изумленная,  взяла протянутый  ей  конверт  и  сразу же узнала
почерк свекрови. Она открыла конверт и прочла письмо.
     Если она и была шокирована, то умело скрывала свои чувства.
     Она  присела на  диван,  загасила  сигарету,  посмотрела на письмо,  на
Кэнфилда,  потом  вновь на  письмо  и,  нарочито четко  проговаривая  слова,
спросила:
     - Так кто же вы такой?
     - Я работаю по заданию правительства. Я сотрудник... В общем, сотрудник
Министерства внутренних дел.
     - Министерства внутренних дел? Значит, вы никакой не бизнесмен?
     - Да. Я не бизнесмен.
     -  Вы  хотели  встретиться   и  побеседовать   со  мной  по   поручению
правительства?
     - Совершенно верно.
     - Зачем же вы сказали мне, что занимаетесь продажей теннисных кортов?
     - Мы порой вынуждены так поступать. Этого требует дело.
     - Понятно... - протянула Джанет.
     - Надо думать, вы бы хотели узнать, что имеет в виду ваша свекровь?
     - Ошибаетесь, -  и ледяным  тоном продолжила, - меня интересует другое:
значит, та наша встреча была... по заданию правительства?
     - Увы, да.
     Джанет поднялась с дивана, подошла к  нему  и изо всей силы,  наотмашь,
ударила его по лицу.
     - Вы подлец!  Вон отсюда! - при  всем том она  ни на  йоту не  повысила
тона. - Вон, пока я не вызвала полицию.
     -  О боже,  Джанет,  прекратите, пожалуйста!  - он схватил ее за плечи,
Джанет попыталась вырваться. - Выслушайте меня! Я говорю - выслушайте! Не то
мне придется ответить вам тем же.
     Щеки ее пылали от ярости, но в ее глазах Кэнфилд уловил глубокую обиду.
Он по-прежнему держал ее за плечи.
     -   Да,  мне   действительно  было   поручено   познакомиться  с  вами.
Познакомиться и постараться выведать как можно больше.
     Джанет, совершенно рассвирепев, плюнула в него. Он снес и это и даже не
вытер плевка.
     - Да, я раздобыл информацию, которая была мне нужна, и  использовал ее,
потому  что именно  этим  я зарабатываю на жизнь! Безусловно,  другие отделы
моего министерства  могут  заинтересоваться,  чем вы  угощали меня  здесь, у
себя,  и  где вы  добываете  виски.  Но,  уверяю вас,  меня  это  совсем  не
интересует.
     - Я не верю ни единому вашему слову!
     -  А  мне  начхать, верите  вы мне  или  не  верите! А чтобы  вам  было
понятнее, добавлю, что я держу вас под наблюдением уже несколько недель! Вас
и  всех ваших собутыльников... Вам, вероятно, нелишне будет  узнать,  что  я
намеренно пока опускаю детальные описания... куда более интригующих аспектов
вашей весьма полнокровной жизни!
     В глазах Джанет появились слезы.
     - Учтите,  я привык выполнять  свою  работу  с  предельным усердием,  и
именно  потому я  не уверен, что  вы, с точки  зрения морали, вправе вопить:
"Спасите! Лишают невинности!". Вы, вероятно,  не догадываетесь,  но ваш муж,
или бывший муж, или черт знает, как его назвать, быть может, очень даже жив.
Знайте, что из-за него погибли - сгорели заживо! - десятки женщин, таких же,
как вы,  и  молодых  девушек! Были  и  другие  жертвы,  но, возможно, они  и
заслуживали такого конца!
     - Да что вы такое говорите!
     Он несколько ослабил хватку, но все еще не отпускал ее.
     - Тогда слушайте. Дело в том, что  всего  неделю  назад  я расстался  в
Лондоне с вашей свекровью после чертовски опасного путешествия через  океан!
В  первую  же  после  отплытия   ночь  ее  чуть  не  убили.  Поверьте,   это
действительно  было покушение. Если б оно удалось,  дело представили бы так,
словно она  сама,  будучи  в  неизбывном  горе, бросилась за борт. И никаких
следов.  Неделю  назад  мы  дали сообщения  в  газетах, что она  удалилась в
Йоркский монастырь, есть такой в Англии. Спустя два дня там вдруг взорвалась
отопительная система,  погибло  бог знает сколько невинных людей! Несчастный
случай, разумеется.
     - Господи...
     - Так мне продолжать, или вы все еще хотите, чтобы я ушел?
     Жена Алстера Скарлетта попыталась улыбнуться, но у нее вышла не улыбка,
а, скорее, гримаса боли.
     - Я думаю, вам лучше остаться... Расскажите мне все.
     Они сидели на диване. Кэнфилд рассказывал.

        Глава 24

     Бенджамин Рейнольдс сидел в кресле и вырезал недельной давности заметку
из воскресного приложения к "Нью-Йорк геральд". Собственно  говоря, это была
даже и не заметка, а подпись к фотографии в разделе светской хроники: Джанет
Саксон  Скарлетт на выставке собак  в Мэдисон-сквер гарден,  в сопровождении
"мистера  Кэнфилда,  агента   по  сбыту   спортивных   товаров".   Рейнольдс
усмехнулся, вспомнив последний телефонный разговор с Кэнфилдом.
     - Я  могу стерпеть что угодно, только  не эти чертовы собачьи выставки!
Собаки - это либо  забава слишком богатых, либо утешение для слишком бедных.
А я как раз посередине!
     Ничего,  потерпишь,  дружок, подумал  шеф  "Группы  20". Эта фотография
появилась не случайно: прежде  чем  вернуться  в  Англию, Кэнфилд должен был
провести десять дней в Нью-Йорке. Эти десять дней были посвящены тому, чтобы
сделать  явным факт  наличия  некоторых  отношений между  Кэнфилдом и  женой
Алстера Скарлетта.
     Операция  удалась, но Бенджамин  Рейнольдс сомневался:  а  только  лишь
создание  общественного мнения  интересовало  Кэнфилда?  Может, было в  этом
что-то более  глубокое? Может, Кэнфилд  по-настоящему  ухаживает за  Джанет?
Легкость,  с какой он  уговорил ее на  сотрудничество с Элизабет  Скарлатти,
располагала к подобным сомнениям.
     - Бен, - в  кабинет ворвался Гловер.  - Кажется, мы нашли! - он  плотно
прикрыл за собой дверь.
     - Ну что там у вас?
     - Я уверен, что все это связано с домом Скарлатти.
     - Дайте-ка посмотреть.
     Гловер положил на стол несколько страниц машинописного текста.
     - Недурное прикрытие, а? - сказал он, указывая на фотографию Кэнфилда и
Джанет.
     - Ну что же, он действует по нашему приказу. Если он  будет хорошо себя
вести, он достигнет успехов в светском обществе.
     - Кэнфилд - молодец. Кстати, они уже отправились в Англию.
     - Да, я знаю. Они отплыли вчера... Так что там у вас?
     - Мы  получили сообщение  из  Швейцарии.  Под Цюрихом в  течение одного
нынешнего  года приобретено  четырнадцать поместий. Взгляните  на карту: все
участки граничат  друг  с другом. Это как бы государство внутри государства.
Огромная территория, сотни тысяч акров.
     - И что, кто-то из покупателей принадлежит к клану Скарлатти?
     - Нет... Но одно из поместий приобретено на имя Чарльза Батройда.
     - Вы уверены? Что значит "приобретено на имя"?
     -  Это  поместье  купил  тесть Батройда,  Томас  Роулинс.  Он  один  из
совладельцев  страховой компании  "Годвин  и  Роулинс". А  его дочь Шарлотта
замужем, точнее, была замужем за Батройдом.
     Рейнольдс взял список имен.
     - Кто эти люди? И как они между собой связаны?
     Гловер схватил две оставшиеся страницы:
     - Вот взгляните: здесь четыре  американца, два  шведа, три англичанина,
два француза и три немца. Итого четырнадцать.
     - Справки на них есть?
     - Только на американцев. Мы уже запросили информацию на всех остальных.
     - И кто они?
     -  Я  уже  говорил   о  Роулинсе.  Далее  следует  Говард  Торнтон   из
Сан-Франциско. У него строительные подряды. Два нефтепромышленника из Техаса
-  Луис  Гибсон  и  Эвери  Лэндор. Они вдвоем  владеют  большим  количеством
скважин, чем пятьдесят их конкурентов вместе взятые.
     - Какие-нибудь связи между ними есть?
     - Пока непонятно. Мы сейчас как раз выясняем.
     - А как насчет других? Шведов, французов, англичан, немцев?
     - Пока мы знаем только имена.
     - И есть среди них крупные воротилы?
     - Да, несколько.  Например, Иннес-Боуэн, англичанин,  крупная  шишка  в
текстильной  промышленности. Француз Додэ владеет пароходными линиями. Немец
Киндорф - большой босс из Рурской области. Уголь. Фон Шнитцлер  представляет
ИГ Фарбениндустри. Остальных не знаю.
     - Да, между всеми этими господами есть определенное сходство...
     - Провались я на  этом месте, если вы  не правы.  Все  они  богаты  как
крезы. Такие поместья под залог не купишь. Связаться с Кэнфилдом?
     - Придется. Отошлите ему  этот список курьером. И телеграфируйте, чтобы
он, пока не получит, оставался в Лондоне.
     - Может быть, мадам Скарлатти знает кого-нибудь из них?
     - Дай-то бог... Но я боюсь, что с ней могут возникнуть проблемы.
     - Какие?
     - Старая леди может захотеть податься в  Цюрих... И тогда за ее жизнь я
не дам и  ломаного гроша.  Жизнь Кэнфилда и  Джанет Скарлетт  тоже будет под
угрозой.
     - Неужели все так серьезно?
     - Разве  вы  не видите?  Группа  богатых магнатов скупила  четырнадцать
сопредельных поместий. Они явно  движимы  каким-то общим  интересом. Один из
них  -  Батройд.  Точнее, его тесть.  Но именно Батройд  пытался убить мадам
Скарлатти.
     - Совершенно верно.
     -  А старая леди жива. Батройд дал маху. Но обратите  внимание: участок
был куплен до покушения.
     - Следовательно...
     -  Следовательно, если  Цюрих  связан с Батройдом, значит, Цюрих хочет,
чтобы мадам Скарлатти была мертва.
     - Теперь же, - перебил его Гловер, -  Цюрих поймет, что мадам Скарлатти
наверняка  узнала,  кто такой  Батройд. Более того... Бен, кажется, мы зашли
слишком  далеко.  Пожалуй,  лучше  протрубить  отбой.  Составьте  отчет  для
министерства и отзовите Кэнфилда.
     -  Пока рано.  Мы  подходим  к чему-то очень важному. А ключ к  этому -
Элизабет Скарлатти. Мы постараемся максимально обезопасить ее.
     - Бен, я  не отказываюсь работать, но все дальнейшее вам придется взять
под свою ответственность.
     - Понимаю.  В инструкциях  Кэнфилду  особо  выделите следующее:  он  не
должен появляться в Цюрихе. Ни при каких обстоятельствах  он не должен ехать
в Швейцарию.
     - Хорошо.
     Рейнольдс повернулся спиной к столу и глянул в окно.
     - Да, и не  упускайте из поля  зрения  этого Роулинса,  тестя Батройда.
Похоже, он совершил непростительную оплошность.

        Глава 25

     В двадцати пяти милях от древней городской черты Кардиффа, в уединенной
горной  долине стоит  монастырь  Пречистой Девы, обитель  сестер-кармелиток.
Стены его белы, словно одеяние невесты.
     Кэнфилд и Джанет  подъехали ко входу  в монастырь.  Кэнфилд подошел  ко
вделанной в толстую  стену  двери, сбоку  от  которой висел  черный железный
колокольчик, несколько раз дернул за шнур, подождал минуты две-три. Наконец,
ему ответили:
     - Что вам угодно?
     Майор достал  паспорт,  раскрыл  его  и  держал перед собой  так, чтобы
привратнице через глазок было удобно разглядеть, что там написано.
     - Меня зовут Кэнфилд, сестра. Я прибыл за мадам Элизабет  Скарлатти. Со
мной ее золовка.
     - Подождите, пожалуйста. Позвольте?  - она протянула руку за паспортом.
Кэнфилд подал его.
     Окошечко со стуком захлопнулось. Кэнфилд вернулся к машине.
     - Они очень осторожны, - сказал он, обращаясь к Джанет.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Она взяла мой паспорт, чтобы убедиться, что я - это я.
     - Хорошо здесь, правда? Так тихо...
     - Пока тихо. Хотя  вряд ли  так будет  продолжаться, когда  мы  наконец
встретимся с мадам.

     -  До  чего же  вы  бессердечны!  А  на мое здоровье,  не  говоря  уж о
комфорте, вам просто наплевать! - бодро приветствовала их мадам Скарлатти. -
Вы что, разве не  знали, на чем  спят эти дуры? На солдатских  раскладушках,
дорогой мой!
     - Прошу меня извинить, - Кэнфилд едва сдерживал смех.
     - А вы знаете,  чем здесь кормят? Отбросами, которые я  не разрешила бы
даже свиньям давать!
     - Я  слышал,  что  они здесь сами выращивают овощи,  - вежливо  заметил
майор.
     - Эти дуры не в состоянии даже отличить овощи от сорняков, а вы мне про
овощи толкуете!
     В это  время раздался колокольный  звон, сзывающий монахинь на  молитву
Святой Богородице.
     - И так вот  гудят день и ночь! Я спросила эту чертову мать Мак-Гри или
как ее там, почему они начинают рано трезвонить, и знаете, что она ответила?
     - Что, мама? - спросила Джанет.
     -  "Так заповедал  нам Христос!" А я  ей тогда и говорю - что же это за
Христос у вас такой  несуразный!  Словом... Словом, это было  нестерпимо. Но
почему  вы  так задержались? Дерек  говорил, что вы должны были  приехать за
мной еще четыре дня назад.
     -  Мне пришлось  ждать  курьера из  Вашингтона.  Пойдемте,  я  вам  все
подробно расскажу.

     Элизабет сидела  на заднем  сиденье "бентли" и просматривала  цюрихский
список.
     - Знакомы ли вы с кем-нибудь из этих людей? - спросил Кэнфилд.
     - Лично не знакома, однако имена и репутации почти всех мне известны.
     - Например?
     - Луис Гибсон и Эвери Лэндор - выскочки из  Техаса. Мнят себя нефтяными
королями.  Лэндор, как  я слышала, большая  скотина. Гарольд Ликок, один  из
англичан, заправляет  на бирже.  Лихой  молодец!  Швед Мюрдаль  также хорошо
известен на  европейском рынке.  Стокгольм, Стокгольм... - Элизабет  подняла
глаза и перехватила взгляд Кэнфилда в зеркальце заднего вида.
     - А кто остальные?
     - Тиссен, Фриц Тиссен, сталелитейные компании Германии. Киндорф - уголь
Рурской  области.  И  фон  Шнитцлер,  теперь  глава  ИГ  Фарбен...  Один  из
французов,  Д'Альмейда,  держит  в  своих  руках  железные  дороги,  если не
ошибаюсь. С Додэ не знакома, но что-то о нем, вроде бы, слышала.
     - У него танкерный флот. Пароходы.
     -  О  да. А  еще Мастерсон.  Сидней Мастерсон. Англичанин. Компании  по
импорту,  связан  с Востоком.  Не знаю  Иннес-Боуэна,  но  имя,  опять-таки,
приходилось слышать.
     - Вы не упомянули Роулинса. Томаса Роулинса.
     - Я не думала, что надо. Фирма "Годвин и Роулинс". Тесть Батройда.
     - А четвертый американец, Говард Торнтон? Он из Сан-Франциско.
     - Впервые слышу.
     - Джанет говорит, ваш сын знал некоего Торнтона из Сан-Франциско.
     - Ну и что же?
     Когда  они  проезжали  Ронида   Вэлли,  Кэнфилд  обратил  внимание   на
автомобиль, который  маячил в  его  боковом зеркальце. Он постоянно держался
сзади  - жирная  точка, не крупнее,  отражалась  в стекле, ни на секунду  не
исчезая  из виду, за исключением тех  моментов,  когда дорога  делала крутой
поворот.  И  после  каждого  поворота,  а их  было много,  эта  точка  вновь
появлялась в зеркальце, причем намного быстрее,  чем можно было предположить
по  тому  расстоянию,  которое  их  прежде  разделяло.  На  прямых  отрезках
автомобиль держался  на солидном отдалении  и  даже  позволял другим машинам
опережать себя.
     - Что случилось, Кэнфилд?  - настороженно спросила  Элизабет,  заметив,
что он не отрывает взгляда от бокового зеркальца.
     - Ничего.
     - За нами кто-то гонится?
     - Вряд ли. В этой части Уэлса слишком мало хороших дорог.
     Спустя двадцать минут Кэнфилд  увидел, что расстояние между  ними резко
сократилось.  Он  начал понимать,  что  они  замышляют. Теперь  дорога  была
пустынной, и  им  предстояло  пройти длинный  дугообразный  поворот. С одной
стороны дорога прижималась к скалистому склону, с другой  - отвесный  обрыв,
глубиной футов в пятьдесят. У подножия его плескалось озеро.
     За  поворотом Кэнфилд увидел нечто вроде пастбища или выгона.  Он нажал
на газ, бросая  "бентли"  вперед.  Ему  хотелось быстрее добраться  до  этой
ровной, гладкой лужайки.
     Машина-преследователь  тоже  рванула  вперед,  пожирая  разделявшее  их
расстояние. Она держалась правой стороны, ближе к скалистому склону. Кэнфилд
понимал, что стоит преследователям поравняться с "бентли", как они без труда
ототрут его с дороги и столкнут через бордюрчик вниз, в отвесную пропасть, и
над ними сомкнутся  волны.  Майор давил  на  педаль, он  старался  держаться
посередине, чтобы не позволить преследователям вклиниться справа.
     - Что  такое? Что  вы делаете?! -  воскликнула Джанет, упершись  обеими
руками в панельную доску.
     - Держитесь крепче, изо всех сил!
     Кэнфилд по-прежнему  мчался  по середине  шоссе,  чуть  подавая  машину
вправо  всякий  раз, когда преследователи  пытались  поравняться с  ним:  он
старался  не   подпустить   их.  До   лужайки   оставалось  совсем  немного.
Каких-нибудь сто ярдов.
     Машина-преследователь два  раза ударила "бентли" раздался пронзительный
тяжелый  скрип.  Джанет взвизгнула.  Мадам  Скарлатти  хранила молчание. Она
обхватила сзади плечи девушки, помогая ей удержаться на сиденье.
     Наконец  они достигли  лужайки.  Кэнфилд  резко взял  влево, перескочил
через   забрызганный   грязью   бордюрчик,  и  колеса   "бентли"   коснулись
спасительной зеленой травы.
     Машина  понеслась мимо на  огромной скорости. Кэнфилд впился взглядом в
табличку с номерными знаками.
     - Е, В, I или  L! Семь! Семь или  девять?! - кричал  он. - Один,  один,
три! - Он  еще  раз повторил номер, быстро и уверенно.  Нажал  на  тормоза и
остановил машину.
     Джанет буквально вросла в сиденье. Она судорожно сжимала лежавшие на ее
плечах  руки  Элизабет. Старая  дама сидела подавшись вперед,  она прижалась
щекой к волосам Джанет.
     Элизабет нарушила затянувшееся молчание:
     - Вы назвали  буквы Е,  В, I или L,  а  цифры - семь или девять,  один,
один, три.
     - Я не успел определить марку машины.
     - Это был "мерседес-бенц", - сказала Элизабет.

        Глава 26

     -  Марка интересующего  вас автомобиля -  "мерседес-бенц". Двухместный.
Модель   тысяча  девятьсот  двадцать  пятого  года.   Номерные  знаки:  EBI,
девять-один-один-три.  Машина зарегистрирована  на имя Жака  Луи  Бертольда.
Уточняю: маркиза  де  Бертольда, - Джеймс Дерек стоял перед расположившимися
на диване Элизабет  и Джанет и читал  по записной книжке. Интересно, подумал
он, знают ли  эти американцы,  кто такой маркиз де Бертольд?  Бертольд  тоже
часто останавливается в "Савойе"  и, вероятно, не менее богат,  чем Элизабет
Скарлатти.
     -  Это  тот  самый, что встречал жену Батройда на пристани?  -  спросил
Кэнфилд.
     - Да. Но не все так просто. Исходя из вашего описания, мы предполагаем,
что миссис Батройд встречал именно Бертольд. Вчера же наверняка обошлось без
него: мы установили, что в это время он находился в Лондоне, хотя автомобиль
все-таки его.
     - И что  вы об этом думаете? - Элизабет тщательно поправляла складки на
юбке  и  старалась не  глядеть на англичанина. Что-то было  в  этом человеке
такое, что вызывало у нее беспокойство.
     -  Я не знаю, что думать... Однако, мне кажется, я должен сообщить вам,
что  маркиз  де  Бертольд  имеет  статус  постоянно  проживающего  в  стране
иностранца, пользуется значительным влиянием и обладает мощными связями...
     - Насколько  я  помню, он  возглавляет фирму  "Бертольд  и сыновья",  -
Элизабет  встала  с  дивана и протянула  пустой  бокал Кэнфилду.  И вовсе не
потому,  что  ей   захотелось  еще   "черри"  -  просто  она   была  слишком
взволнованна,  и  ей  не сиделось  на месте.  -  "Бертольд и сыновья" -  это
старинная фирма с устоявшимися традициями.
     Майор подошел к столику с напитками и наполнил ее бокал.
     - Значит, вы встречались с маркизом,  мадам Скарлатти? Вы хорошо  с ним
знакомы?
     Элизабет не понравился намек Дерека.
     - Нет, я не  знакома с маркизом. Но, по-моему, встречалась с его отцом.
Бертольды - очень древний род.
     Кэнфилд подал Элизабет бокал: эта пикировка была явно бесполезной, и он
решил вмешаться:
     - Каковы сферы его деятельности?
     - Их у него предостаточно.  На  Ближнем  Востоке  - нефть, в  Африке  -
полезные ископаемые, копи, импорт и экспорт в Австралии и Южной Америке...
     -  А  зачем   ему   нужен  статус  "постоянно  проживающего  в   стране
иностранца"? Он может и так сколько угодно находиться в Англии.
     -  Я  могу ответить вам  на  этот  вопрос,  - сказала  Элизабет,  вновь
усаживаясь  на  диван.  -  Вся  его  недвижимость  находится  на  территории
протекторатов Британской империи.
     - Совершенно верно, мадам, - подтвердил Дерек. - Поскольку его компании
в основном сосредоточены в  пределах британских владений, он постоянно имеет
дело с Уайтхоллом. И, как правило, с большой выгодой для себя.
     - Существует ли правительственное досье на Бертольда?
     - Конечно, коль скоро у него есть этот статус.
     - Вы можете его для меня достать?
     -  Для  этого мне  нужны  по-настоящему  веские  аргументы,  и  вы  это
прекрасно знаете.
     -  Мистер  Дерек! На  борту  "Кальпурнии" на мою  жизнь  было совершено
покушение! Вчера в  Уэллсе нас пытались сбросить в пропасть! К обоим случаям
маркиз де  Бертольд, вероятно, имеет самое непосредственное отношение. Какие
еще вам нужны аргументы?!
     - Боюсь, что  вынужден  не согласиться  с  вами.  Указанные  вами факты
относятся   к  ведению  полиции.  Все   прочее  -  сугубо   конфиденциальная
информация, и я воспринимаю ее именно как таковую. И в том и в другом случае
предъявить четкое обвинение некому. Все эти формальности, возможно, вам ни о
чем не говорят, но Кэнфилд, уверяю вас, хорошо понимает, что я имею в виду.
     Кэнфилд  взглянул  на  Элизабет,  и   она  поняла,  что  настало  время
воспользоваться его "домашней заготовкой".  Он  сумел  убедить  ее,  что при
необходимости  следует  прибегнуть  к  такому   средству,  которое,  по  его
выражению,,  называлось  "поступиться частью правды". Причина  была простой:
британская  разведка  не  собиралась   вмешиваться  в  компетенцию  полиции,
особенно если  речь шла о частном  лице, кем  бы оно ни было. Следовательно,
необходимы  резоны  иного  рода.  Резоны,  которые  поддержал  бы Вашингтон.
Кэнфилд взглянул на англичанина и размеренным, ровным голосом начал излагать
свои аргументы:
     - Правительство Соединенных Штатов  не стало  бы подключать какую бы то
ни было разведку, если бы для этого не  было достаточно веских причин. Когда
сын мадам Скарлатти, муж миссис Скарлетт, находился в прошлом году в Европе,
ему  были  переправлены  крупные  суммы   в  виде  акций  ряда  американских
корпораций. Мы  подозреваем, что они были  тайно  распроданы  на европейских
биржах. В том числе на Британской.
     -  Вы хотите сказать,  что кто-то пытается  создать здесь  американскую
монополию?
     - Госдепартамент считает,  что  махинация была  осуществлена при помощи
некоторых сотрудников нашего посольства в Великобритании. Они как раз сейчас
здесь, в Лондоне.
     - Вашего собственного посольства?! И вы полагаете, что Скарлетт во всем
этом участвовал?
     -  Мы полагаем, что его использовали, - разорвал возникшую было  тишину
голос Элизабет. - Использовали, а потом уничтожили.
     - Он вращался в этих кругах, Дерек. Так же, как и маркиз де Бертольд.
     Джеймс  Дерек  убрал  свою  маленькую  записную  книжицу.   Объяснение,
очевидно,   вполне  его   удовлетворило.   Теперь  у   него  самого   возник
профессиональный интерес.
     - Завтра я передам вам копию досье, Кэнфилд... Всего наилучшего, мадам.
Спокойной ночи! - Дерек удалился.
     -   Поздравляю   вас,   молодой   человек!   Сотрудники   посольства...
Действительно, очень умный ход. Вы просто молодчина.
     - Да, вы были неподражаемы, - сказала Джанет, одарив его улыбкой.
     - Это  должно  сработать, - буркнул майор  и одним  глотком  допил свой
виски. - А теперь я предложил бы вам немного отдохнуть. Я, например, до того
устал, что уже ничего не соображаю. На умные ходы я  уже не способен, мадам.
Не отобедать ли  нам в каком-нибудь уютном местечке, где вам,  аристократам,
не  стыдно  появляться? Я, мягко говоря,  не большой  любитель  танцев,  но,
клянусь, сегодня готов всю ночь танцевать с вами по очереди.
     Элизабет и Джанет весело рассмеялись.
     -  Нет  уж,  увольте. Однако благодарю вас  за  приглашение,  - сказала
Элизабет.  - А вы вдвоем сходите куда-нибудь, повеселитесь.  - И она ласково
посмотрела на майора. - Старая леди еще раз благодарит вас, мистер Кэнфилд.
     - Пожалуйста, заприте все двери и окна!
     - Но ведь мы на седьмом этаже! Хотя, если вы так настаиваете, то...
     - Я настаиваю, - произнес Кэнфилд.

        Глава 27

     -  Боже,  как  чудесно! - воскликнула  Джанет, стараясь перекрыть гомон
голосов  ресторана "Кларидж". - А у  тебя,  Мэтью, что  такой  грустный вид?
Ну-ка, сейчас же перестань грустить!
     - Да у меня нормальное настроение. Просто я тебя совсем не слышу.
     - Нет, что-то с тобой не так. Тебе здесь не нравится?
     - Нравится, нравится! Ты не хочешь потанцевать?
     - Нет. Я ненавижу танцы. Я просто хочу сидеть и глазеть по сторонам.
     - Ну и ладно, глазей. Хорошее виски.
     - Хорошее что?
     - Я говорю, хорошее виски.
     - Нет,  спасибо. Вот видишь, я могу быть  пай-девочкой. Ты ведь меня на
два витка уже обогнал, а я еще такая свеженькая.
     - Если так пойдет и дальше, я, может, обскачу тебя и на все шестьдесят.
     - Что-что?
     -  Я  говорю,  что когда  мы наконец  выберемся из этой передряги, мне,
может, и все шестьдесят стукнет.
     - О перестань. Забудь обо всем и радуйся моменту.
     Кэнфилд неотрывно  смотрел на  Джанет и  чувствовал  какую-то  странную
радость. Иного слова  и не подберешь -  именно радость. Джанет была для него
живительным источником,  наполнявшим  его  восторгом  и теплотой.  Ее  глаза
притягивали  его -  такое притяжение могут чувствовать только влюбленные.  И
все же  Кэнфилд  изо  всех  сил  сопротивлялся  этому  притяжению,  старался
сохранить объективность, но понимал, что это ему не удастся.
     - Я тебя очень люблю, - сказал он.
     Она расслышала его, несмотря на музыку, смех, разговоры.
     - Я  знаю,  - в  ее глазах стояли слезы.  - Мы  любим  друг друга.  Это
чудесно, - Джанет чуть наклонилась к  Кэнфилду. - О Мэтью, мой дорогой,  мой
милый Мэтью! Не нужно принуждать себя делать то, чего ты не хочешь.
     - Да нет, я действительно хочу танцевать.
     Она покачала головой:
     - Я не  хочу танцевать с тобой на публике.  Мы  потанцуем.  Когда будем
одни.
     В эту минуту Кэнфилд поклялся себе: он никогда в жизни не расстанется с
этой женщиной.
     И  все  же  чувство  долга  взяло  свое:  он вспомнил  о  старой  леди,
оставшейся в "Савойе".

     В это самое мгновение Элизабет Скарлатти встала с постели и накинула на
плечи  пеньюар: она  отложила "Манчестер  гардиан",  потому что услышала  из
гостиной резкие металлические щелчки  и какой-то  глухой шум. Поначалу звуки
эти  ее совсем не  испугали  и даже не  насторожили: ведь она закрыла  дверь
прихожей на  задвижку и теперь думала,  что это  Джанет поворачивает в замке
ключ, но  не  может войти.  Было уже два часа ночи  - пора было ей вернуться
домой. Элизабет крикнула:
     - Погоди минуту, детка. Я сейчас.
     Она не стала выключать настольную лампу, и, когда шла к двери, на стене
заиграли причудливые летучие тени.
     Она  вышла  в  прихожую  и  начала  отодвигать  задвижку.  Но, вспомнив
наставления майора, на мгновение заколебалась.
     - Это ты там скребешься, Джанет?
     Ответа не последовало.
     - Джанет? Мистер Кэнфилд? Это вы?
     Тишина.
     Элизабет замерла от страха: ведь она явственно слышала скрежет, возраст
еще не нарушил ее слух.
     Может, это тонкие листы  английской  газеты так странно шелестят?  Вряд
ли. Хотя... Она очень старалась убедить себя в этом, но тщетно.
     Может, в номере есть кто-то посторонний?
     От этой мысли у нее схватило желудок.
     Развернувшись, чтобы идти обратно в спальню, она увидела, что огромные,
доходящие до самого пола двустворчатые окна чуть, не более чем на два дюйма,
приоткрыты. Шелковые портьеры слегка колыхались от ветерка.
     Она растерялась - закрывала ли она окно, прежде чем лечь в постель? Да,
закрывала,  хотя  сделала  это  исключительно для  очистки  совести, ибо  не
восприняла  всерьез наставления  Кэнфилда.  И  откуда тут в самом деле может
возникнуть опасность? Ведь под ними семь этажей!
     Конечно же,  она  закрывала  окно.  А может, не закрепила  как  следует
задвижку, и та отошла? Она направилась к окну.
     И тут она услышала:
     - Здравствуй, мама.
     Из дальнего угла комнаты  выступил высокий  крупный мужчина,  одетый  в
черное.
     Она  не сразу узнала его: в комнате было довольно  темно.  Когда зрение
привыкло к темноте, она поняла, почему этот человек показался ей незнакомым.
Изменилось лицо. Блестящие черные волосы были сбриты; иной стала форма носа,
он словно укоротился; по-иному смотрелись  глаза - прежде чуть запавшие, они
были по-жабьи выпучены. Вокруг рта и на висках виднелись крупные красноватые
пятна.  Лицом  это нельзя  было назвать.  Это была маска.  Она пугала  своим
безобразием, и все же это было лицо ее сына.
     - Алстер! Боже мой!
     - Если тебя сейчас хватит инфаркт, то несколько наемных убийц останутся
в дураках: им обещано за тебя колоссальное вознаграждение.
     Старая дама  пыталась сосредоточиться, собрать всю свою волю,  побороть
панический ужас. Она с такой силой вонзилась  пальцами в  спинку кресла, что
вены на старческих руках, казалось, вот-вот лопнут.
     Сын подошел к окну и потрогал задвижку.  Осторожно выглянул и,  похоже,
остался   доволен.  Элизабет  заметила,   что  присущая  ему  прежде  грация
сохранилась, но уже не было той мягкости, благородной  раскованности, легкой
сутулости: теперь в его движениях появилась упругая, жесткая сила - особенно
это было  заметно  по  его  рукам, облаченным в  тонкие, черные перчатки.  А
пальцы его стали такими напряженными!
     Элизабет с трудом произнесла:
     - Зачем ты пришел?
     - Все из-за твоего чрезмерного любопытства.
     Он стремительно  подошел к столику, на  котором стоял телефон, коснулся
растопыренными  пальцами  трубки,  точно хотел  удостовериться,  что  она не
кусается.   Двинулся   обратно,  остановился,  и  тут   Элизабет  наконец-то
разглядела его лицо. От ужаса она закрыла глаза.  Но овладела собой и  вновь
взглянула на сына - он почесывал правую бровь.
     -  Рубцы  еще  не  совсем  зажили.  Иногда  зудят.  В  тебе  проснулась
материнская заботливость?
     - Что ты с собой сделал?
     - Начал новую  жизнь.  Открыл  новый  мир, не  имеющий  ничего общего с
вашим. Пока не имеющий!
     - Я спросила, что ты сделал?
     - Ты прекрасно знаешь, иначе не примчалась бы сюда, в Лондон. Ты должна
понять одно: Алстера Скарлетта больше не существует.
     - Но если ты хочешь убедить в этом весь мир, зачем ты пришел ко мне?
     -  Затем, что именно  ты догадалась, что это неправда, и твои настырные
розыски меня совершенно не устраивают.
     Старая дама собралась с духом и спросила:
     -  Значит,  меня  действительно  пытались  убить? И  это все  не глупые
домыслы?
     -   Смело   сказано!   Между   прочим,    а   разве   ты   единственная
представительница рода?
     - То есть?
     Скарлетт уселся на диван.
     -  Ла фамилья Скарлатти! Так ведь  это  звучит, да? Если быть предельно
точным,   одиннадцать   членов:   двое   мужчин,   бабушка,   вечно   пьяная
потаскушка-жена и  семеро  ребятишек.  И все -  конец роду! Линия  Скарлатти
внезапно прерывается в результате вендетты! Как мило, по-сицилийски!
     -  Ты обезумел! Я остановлю тебя!  Твоих наворованных  денег  на это не
хватит, мой мальчик.
     - У  тебя  от старости  ум за  разум заходит!  Нас не одолеть деньгами.
Вопрос лишь в том, во что их вложить. А этому ты меня научила!
     - Я выкачаю их из тебя! Я загоню тебя в угол и раздавлю!
     Он вскочил с дивана.
     - Мы попусту тратим время. Какая скука! Будем говорить начистоту: всего
один  звонок в Нью-Йорк -  и за  сорок  восемь  часов от Скарлатти никого не
останется. Это будут дорогие похороны.  Организация осуществит операцию  без
осечки, по высшему разряду!
     - А твой собственный сын?
     - Он будет первым. Всех под  корень.  И никаких  следов. Тайна безумных
Скарлатти.
     - Ты сумасшедший...
     - Ах,  матушка, вспомнила курчавых  карапузов, что бегали по океанскому
пляжу  под Ньюпортом? Вспомнила, как мы плескались в своих  ванночках? И вот
перед тобой  один из  них.  И этот один мог бы  уничтожить  весь славный род
Скарлатти. Так что, мне позвонить? В общем-то, мне это безразлично.
     Старая дама, в оцепенении  слушавшая эту тираду,  двинулась к одному из
кресел.
     - Неужели то, что вы хотите от меня получить, стоит жизни всей семьи?
     -  Теперь ты  знаешь,  как  могут  обернуться  дела.  Так  что  я  могу
потребовать от тебя еще хоть сто миллионов.
     - Что ж не требуешь? Я бы выплатила.
     Алстер Скарлетт расхохотался.
     -  Конечно,  выплатила.  Из  источника, оскудение  которого вызвало  бы
большую  панику  в известных кабинетах.  Да  ладно.  Я  в этом  не нуждаюсь.
Запомни: мы выше денег.
     -  Что же  такое тебе от меня нужно? - она сидела в кресле, сложив руки
на коленях.
     - Банковские письма, для начала. Все равно тебе от  них выгоды никакой,
так что не будет и борьбы с совестью.
     - Банковские письма?
     - Те, что передал тебе Картрайт.
     - Вы убили его! Вы знали о нашем соглашении?
     - Побыстрее, мама. Надо же, этот  осел - вице-президент "Уотерман траст
компани!" Мы следили за ним  в течение  трех дней. Ваше соглашение у нас. По
крайней мере копии. Давай не будем дурачить друг друга. Письма, пожалуйста.
     Старая леди медленно  прошла в свою спальню. Ни секунды  не  медля, она
вскрыла конверты и  достала  письма. Он разложил их на  диване  и  тщательно
пересчитал.
     - Картрайт не зря получил свои деньги.
     Он аккуратно собрал их в стопку, сел.
     - Я и не подозревала, что эти письма так важны.
     -  Они  и  в  самом  деле  не  важны.  Все  счета закрыты,  а деньги...
рассредоточены, скажем так.
     - Тогда почему ты так жаждал заполучить их?
     -  Если  бы  их  предъявили  банкам,  возникло бы  много вопросов, сама
постановка  которых совершенно неприемлема для нас. Шумиха  нам  сейчас ни к
чему.
     Элизабет  всматривалась в глаза  сына.  Он был  спокоен, доволен собой,
почти мягок.
     - Кто это мы? Чем вы занимаетесь?
     И вновь обезображенные губы растянулись в гротескной улыбке:
     - Узнаешь сама, когда наступит время. Ты женщина умная, ты все поймешь.
Может  быть,  даже  будешь  мною  гордиться,  хотя,  разумеемся,  никогда не
признаешься себе в этом, - он бросил взгляд на часы. - Вернемся к делу.
     - Что еще?
     - Что  произошло  на "Кальпурнии"? Только не лгать! -  Он  смотрел ей в
глаза, не мигая.
     Элизабет напряглась. Она понимала, что правду нельзя говорить ни в коем
случае.
     - Я не понимаю тебя.
     - Ты лжешь!
     - О  чем? Я получила телеграмму от  президента банка, Горация Бутье,  в
которой он сообщил о смерти Картрайта.
     - Прекрати! - Он наклонился вперед. - Если бы  там ничего не произошло,
тебя  бы не  стали  разыскивать  в Йоркском  аббатстве,  не  было  бы  этого
дурацкого взрыва. Я хочу знать, где он.
     - Кто? Картрайт?
     - Я предупреждаю тебя!
     - Представления не имею, о чем ты говоришь!
     - С парохода исчез человек. Говорят, он упал за борт.
     - О да. Припоминаю... Но какое отношение это имеет ко мне?
     Ее взгляд выражал саму невинность.
     - Так тебе ничего не известно об этом несчастном случае?
     - Я так не сказала.
     - Что же тогда ты можешь сказать?
     - Ходили разные слухи.
     - Какие слухи?
     Старая дама  прикинула несколько вариантов  ответа.  Она сознавала, что
ответ должен быть совершенным в своей достоверности, без малейшего изъяна по
существу и по форме изложения: он должен звучать как настоящая сплетня.
     -  Что  какой-то  человек  вроде  бы был мертвецки  пьян и  воинственно
настроен. Подрался с кем-то... Его урезонили и отволокли в  каюту. Он  решил
вернуться и свалился за борт. Ты его знал?
     -  Нет,  он к нам не принадлежал,  -  Алстер явно не удовлетворился  ее
объяснением, тем  не  менее  допрос  свой  почему-то прекратил. Он  о чем-то
задумался, опустил глаза. Наконец заговорил:
     -  И  еще один, последний вопрос. Ты  покинула Америку, чтобы разыскать
своего пропавшего сына...
     - Я покинула Америку, чтобы найти вора! - резко оборвала его Элизабет.
     - Вора? Я лишь слегка сместил сроки получения дивидендов.
     - Да нет, дорогой! Ты обокрал семью Скарлатти.
     - Мы опять впустую тратим время.
     - Я хотела до конца прояснить эту проблему.
     - Проблема в том, что ты отправилась  в  путь, чтобы найти меня, и тебе
это удалось. Хотя бы в этом мы согласны друг с другом?
     - Да.
     - Теперь же я заявляю,  что  тебе  следует  держать язык за зубами,  не
предпринимать  больше  никаких  шагов  и  вернуться  в Нью-Йорк. Более того,
уничтожить все письма и распоряжения,  касающиеся  меня, если таковые у тебя
остались.
     - Я не могу выполнить эти требования!
     - В таком  случае я дам команду на проведение операции. Скарлатти, всех
поголовно, ждет смерть!
     Алстер Скарлетт вскочил и подошел к телефонному аппарату. В нем не было
заметно ни малейшей  тени  сомнения. Не глядя на нее,  он поднял  телефонную
трубку и ждал ответа телефонистки.
     Старая дама с трудом поднялась.
     - Не надо!
     Он повернулся к ней и посмотрел ей в лицо.
     - А почему?
     - Я выполняю твои требования.
     Он положил трубку на место.
     - Это точно?
     - Точно.
     Алстер Скарлетт улыбнулся: он добился своего.
     - Значит, наша сделка заключена.
     - Не вполне. - Элизабет решила рискнуть, хотя и понимала, что следующий
ход может стоить ей жизни.
     - В чем же дело?
     - Я бы хотела немного подумать, дай мне одну минутку.
     - О чем же?
     - Вот о чем: что произошло бы, если бы я нарушила договоренность?
     -  Ты знаешь, какие будут последствия. А удержать в тайне свои действия
ты бы не смогла - наша организация сильна.
     - И все же ты не учитываешь фактор времени.
     - Но писем у тебя больше нет! И нет смысла ломать над этим голову.
     - Это как посмотреть. Предположим - только предположим, что ты здесь не
объявлялся, а письма все еще находятся у меня.
     - Интересно... Продолжай.
     - Так вот, если вы не додумались до этого  сами, то непременно  нашелся
бы  кто-то вполне  разумный, кто объяснил  бы  вам, что  единственный способ
реализовать ценные  бумаги  - обменять их  по сниженной стоимости. И, как ты
думаешь, насколько сложно выявить хозяина вкладов? Разумный человек сразу же
задаст себе  два  вопроса. Первый:  где, в  какой  стране  находятся  банки,
принимающие  любые  виды  вкладов? Думаю,  долго  искать не надо  - только в
Швейцарии.  Второй вопрос:  как конкретно называются банки, принявшие  такие
вклады?
     - Прекрасно. Но ведь в этих банках тайна вклада охраняется как святыня.
Все закодировано, зашифровано, подступиться к ним невозможно.
     -  А  разве  в великих  банковских  концернах  Швейцарии  все  служащие
страдают неподкупностью?
     Сын выдержал паузу и прищурил ставшие жабьими глаза:
     - Кажется, ты сама сошла с ума.
     - Отнюдь. Ты  мыслишь  малыми категориями,  Алстер. Оперируешь крупными
суммами, но мыслишь  категориями малыми... Представь себе,  что по мраморным
залам  Берна  и Цюриха проносится слух, будто за конфиденциальную информацию
можно получить миллион долларов, американских долларов...
     - И что бы это тебе дало?
     - Знание!.. Я бы получила имена!
     - Да это же просто смешно!
     - Смеяться вам пришлось бы недолго!.. Ясно, что у вас есть союзники, вы
нуждаетесь в них. И вы, я уверена, хорошо им платите... Вопрос в другом: как
скоро  они мне  станут  известны?  Способны ли они устоять перед моей ценой?
Ясно,  что ты никогда не сможешь со мной  в  этом конкурировать. Тут уж я за
ценой не постою!
     Гротескное лицо исказилось, из горла полился натужный, клекотный смех.
     - Я годы  ждал, чтобы сказать  тебе, что все твои теории смердят! Твоим
вонючим  манипуляциям "куплю-продам" пришел конец! Вы  прошли свой путь! Все
кончено! Все мертво! Все сгинуло!.. Кто ты такая,  чтобы манипулировать? Ах,
эти  твои раболепствующие банкиры?  Эти твои вонючие мелкие  жиды! Всем  вам
крышка! Я наблюдал за вами! Вы мертвы!.. Что же касается моих союзников,  то
они  вам не  чета!  Им нет  никакого дела ни до  вас, ни до  ваших  денег! -
человек в черном был вне себя от ярости.
     - Вы так  уверены в этом? - Элизабет не  шевелилась. Она задала простой
вопрос.
     -  Совершенно! - Незалеченная кожа на лице Алстера Скарлетта покраснела
от прилива крови. - У нас иная школа ценностей. И  вы не подступитесь к нам.
Ни к кому из нас! Нас не купить деньгами! Мы выше денег!
     -  Тем не менее  имей  в виду: я могу принять свои меры.  Очень суровые
меры. Ты желаешь сыграть со мной эту партию?
     - Тогда ты подпишешь одиннадцать смертных приговоров!  Ты этого хочешь,
мама!?
     - Разумеется, нет.
     Человек с лицом-маской  выдержал паузу  и медленно,  четко проговаривая
слова, сказал:
     - Ты мне не ровня. Да, запомни: рядом с нами ты - ничто.
     - Но почему, Алстер? Почему?
     -  На  то,  что  сделал  я,  никто  из  вас  не способен! Что  вы  все?
Ничтожество!
     - А если бы я... мы... захотели присоединиться к вам?
     - Отказавшись от всего? Да вы слабаки!
     Раздался пронзительный звонок телефона.
     - Не трудись, -  сказал Алстер.  - Это мне. Меня предупреждают, что моя
жена-потаскушка и ее последний любовник вышли из "Клариджа".
     - Следовательно, нашу встречу можно считать закрытой.
     К великой своей радости  она отметила, что он не возражает. Она поняла,
что в  сложной  ситуации  он очень  опасен,  как всякий  истерик, над правым
глазом дергалась  жилка,  он  вновь быстро  зашевелил напряженно  вытянутыми
пальцами.
     - Помни, что я сказал. Ты совершишь роковую ошибку...
     Она не дала ему договорить.
     -  Помни,  кто я!  Ты  разговариваешь с женой  Джованни  Скарлатти!  Ты
получил, что  хотел. Теперь вы можете заниматься своим грязным  бизнесом. До
вас мне нет больше никакого дела!
     Мужчина  в черном стремительно шагнул  к двери.  На  ходу  бросил через
плечо:
     - Я ненавижу тебя!
     - Надеюсь, ты получишь свое.
     - Да, получу, хотя ты и не в состоянии понять, что мне нужно!
     Он вышел и оглушительно хлопнул дверью.
     Элизабет Скарлатти подошла к окну и раздвинула шторы. Прильнула  лбом к
холодному  стеклу.  Голова  кружилась.  Ночной Лондон  был  погружен  в сон,
уличные фонари пунктиром вырисовывали схему улиц.
     Боже, что он натворил?
     Если  раньше она испытывала, пожалуй,  только страх, то теперь ее обуял
настоящий ужас - ведь он обладал оружием. Оружием власти, которое, сами того
не подозревая, годами усердно ковали для него она и ее Джованни.
     Из ее глаз текли слезы, сердце разрывала  боль: господи, ведь последний
раз она плакала тридцать лет назад!
     Элизабет принялась  мерно  ходить  по  комнате.  Ей  многое  нужно было
обдумать.

        Глава 28

     В одном из кабинетов  Министерства внутренних  дел сидел  Джеймс Дерек.
Перед ним лежала папка: "Жак Луи Бертольд, четвертый маркиз Шателеро".
     В кабинет вошел сотрудник, ответственный за хранение досье.
     - Привет, Джеймс. Я смотрю, ты засиделся сегодня.
     - Похоже, что так оно и есть, Чарльз. Ты получил мой запрос?
     -  Он со мной.  Заполни,  пожалуйста,  вот здесь, и я подпишу. Но  будь
добр, поторопись. Мы решили сгонять партию-другую в бридж.
     -  Вкратце  суть  дела такова: американцы подозревают  персонал  своего
посольства  в подпольной  распродаже  на  здешней  бирже  своих  акций. Этот
Бертольд  вращается  в  дипломатических  кругах.  Возможна  связь  с младшим
Скарлатти.
     Сотрудник сделал необходимые записи:
     - Когда все это случилось?
     - Насколько я понимаю, приблизительно год назад.
     Он перестал писать и уставился на Джеймса Дерека.
     - Год назад?
     - Да.
     - И этот американец  хочет разобраться  с персоналом посольства сейчас?
Здесь?
     - Именно.
     - Он явно ошибся берегом. Ему надо подаваться на ту  сторону Атлантики.
Четыре месяца назад все сотрудники посольства были заменены. Из тех, кто был
здесь год назад, никого уже нет - даже секретаря.
     - Странно, - спокойно обронил Дерек.
     - Я бы сказал, что у нашего американского друга очень  слабо поставлена
связь с госдепартаментом.
     - Либо он врет.
     - Похоже, ты прав: он врет.

     Джанет и Мэтью вышли на седьмом этаже  и направились к номеру Элизабет.
Им нужно было пройти всего футов сто, но они  останавливались четыре раза  -
они целовались.
     Джанет вынула из сумочки ключ и вручила майору.
     Он  вставил ключ в замок и, прежде  чем повернуть, аккуратно  нажал  на
ручку. Дверь открылась, и Кэнфилд протрезвел в одну секунду.
     Он влетел в комнату.
     Элизабет Скарлатти  сидела на викторианского стиля  диване, горела одна
настольная лампа. Она даже не пошевелилась, только подняла на них глаза.
     - Я слышала, как вы вошли.
     - Я же велел вам запереть эти двери на ключ!
     - Извините, забыла.
     - Черт возьми, разве забыли? Уходя, я слышала стук замка и щеколды!
     - Я заказывала себе кофе.
     - Где же поднос?
     - В моей спальне, которая, надеюсь, предназначена только для моих нужд.
     - Зря  так  думаете!  -  Майор  рванулся  в  спальню.  Элизабет  успела
произнести:  - Еще раз приношу извинения! Поднос по моей просьбе уже унесли.
Вы уж простите, ради Бога, совсем запамятовала.
     - Что-нибудь произошло?
     Элизабет повернулась к Джанет:
     -  У меня  был  крайне неприятный  разговор по  телефону.  Коммерческий
вопрос, к вам не имеет никакого касательства.
     -  Позвольте спросить,  что же  такое важное мешает  вам следовать моим
инструкциям? - осведомился Кэнфилд.
     - Несколько миллионов  долларов. Пожалуй, вы могли бы  дать  мне совет.
Следует нам скупить все  имеющие  хождение на бирже  акции компании "Шеффилд
катлери"?
     Кэнфилд все еще сомневался:
     - А почему же разговор так вам неприятен?
     - Потому что компания постоянно несет убытки.
     - Тогда какой прок покупать? И разве это может лишить вас сна?
     Старая дама холодно посмотрела ему в глаза.
     - "Шеффилд катлери" - одна из старейших  и уважаемых  фирм, выпускающих
столовое серебро. Продукция первоклассная, проверена веками. И управление, и
условия  труда на должном уровне.  Но проблема заключается в том, что японцы
наводнили   рынок   более   дешевыми   подделками.   Массовый   потребитель,
естественно, покупается  на дешевизну. И  вопрос  в  том,  как  обратить эту
тенденцию вспять. Как возродить интерес к настоящему продукту.
     Элизабет  Скарлатти  с  достоинством  поднялась  и  направилась в  свою
спальню. Майор повернулся к Джанет.
     -  Она  всегда  самолично  решает  такие  вопросы?  Разве  У  нес   нет
советников?
     Джанет посмотрела на ведущую в спальню дверь.
     - Она говорит неправду.
     - С чего ты взяла?
     -  Когда она  разговаривала с тобой, то не отводила глаз от меня. Ни на
секунду. Она пыталась что-то мне этим сказать.
     - Но зачем?
     Джанет передернула плечами и продолжила торопливым шепотом:
     -  Вот представь  себе  такую ситуацию: собралась  компания,  ты что-то
рассказываешь, врешь  напропалую, и при этом смотришь, например, на близкого
друга  -  он  знает,  что  ты  врешь, но  по  твоему  взгляду понимает,  что
перебивать нельзя...
     - Выходит, она врала?
     - О нет. Что касается компании - это  правда. Вот уже несколько месяцев
Чэнселлор уговаривает ее купить эту фирму.
     - Откуда ты знаешь?
     - Она уже дала добро.
     - Тогда зачем она обманула меня?
     Кэнфилд собрался уже было сесть, но тут его внимание привлекла  льняная
салфетка на спинке кресла. Она была сильно измята, словно ее тискали нарочно
-  это как-то  не  вязалось  с абсолютной чистотой  и  порядком  комнаты. Он
внимательно рассматривал салфетку: на  белом отчетливо просматривались следы
рук: кто-то схватился за кресло с неимоверной силой.
     - Что такое, Мэтью?
     - Ничего. Налей мне виски, пожалуйста!
     - С удовольствием, милый.
     Она пошла к бару,  Кэнфилд же -  к окну. Просто так,  без определенного
намерения, он раздвинул шторы и оглядел само окно. Повернул задвижку, поднял
створку и увидел то, что интуитивно уже начал искать: дерево вокруг задвижки
было  в  царапинах.  А  на  подоконнике  остался  след  башмака  на  толстой
гофрированной подошве.  Кэнфилд выглянул наружу: семь этажей вниз, вверх еще
два этажа и, как он вспомнил, крыша с очень сильным  наклоном.  Он захлопнул
окно и закрыл его на задвижку.
     - Что ты там делаешь?
     - У нас был посетитель. Незваный гость.
     Джанет замерла.
     - О Боже!
     - Не бойся. Твоя Элизабет не станет делать глупостей. Поверь мне.
     - Пытаюсь. А нам-то что теперь делать?
     - Выяснить, кто это был. Возьми себя в руки. Ты мне понадобишься.
     - Почему она ничего нам не сказала?
     - Не знаю. Но, может, тебе удастся узнать.
     - Как?
     -  Завтра утром она, вероятно,  вернется  к разговору о компании. И  ты
скажи, что вспомнила, что  она уже согласилась ее купить. Тогда  ей придется
дать какое-то объяснение.
     - Если матушка Скарлатти не желает о чем-либо  говорить, она просто  не
говорит, и все. Я-то знаю.
     - Тогда не нажимай. Но что-то ей все-таки придется сказать.

     Несмотря на позднее время -  три часа  ночи,  в холле было  многолюдно:
постояльцы  возвращались с поздних  вечеринок.  Многие  были  навеселе,  они
смеялись и шутили.
     Кэнфилд подошел к портье:
     - У меня тут затруднение небольшое возникло.
     - Да, сэр. Чем могу служить?
     - Видите ли,  я путешествую  вместе  с  мадам Элизабет Скарлатти  и  ее
родственницей...
     - О да, конечно, мистер... Кэнфилд, если не ошибаюсь?
     - Верно.  Так вот, мадам в более чем  преклонном  возрасте,  а те,  что
живут наверху, не большие любители ложиться рано.
     Портье, знавший о миллионах Скарлатти, рассыпался в извинениях.
     -  Простите великодушно, мистер Кэнфилд, искреннейше вам  сочувствую. Я
тотчас же поднимусь наверх и все проверю. Это совершенно недопустимо. Мы все
уладим.
     - О нет, не стоит беспокоиться, сейчас уже все тихо.
     - В таком случае смею заверить вас, что ничего подобного не повторится.
К тому  же вы  ведь  наверняка знаете, что "Савой"  построен с учетом  самых
требовательных вкусов.
     -  Что ж, вероятно, они  не  закрывают окон.  Но, пожалуйста, ничего не
говорите. Мадам очень рассердится, если узнает, что я с вами беседовал...
     - Простите, сэр?
     -  Вы мне  просто  скажите, кто эти люди, и я сам  переговорю  с  ними.
Понимаете, по-дружески, за бутылкой вина.
     Портье такое решение устраивало как нельзя лучше.
     - Ну  если  вы настаиваете, сэр...  В  восьмом  номере западного  крыла
поселились виконт и виконтесса Роксбери, очаровательная пара. Но они пожилые
люди.  Очень  на  них непохоже.  Правда,  не  исключено,  что  и  они  порой
развлекаются.
     - А кто живет над ними?
     - Над ними, мистер Кэнфилд? Я не думаю, чтобы...
     - А все же скажите, пожалуйста.
     - В девятом  номере западного  крыла... -  портье  перевернул  страницу
регистрационного журнала. - Номер не за