Роберт Ладлэм. Рукопись Ченселора --------------------------------------------------------------- Оригинал этого файла находится здесь: http://www.nihe.niks.by/mysuli/authors/ludlum/ ? http://www.nihe.niks.by/mysuli/authors/ludlum/ --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ 3 июня 1968 года Темноволосый мужчина, застыв в напряженной позе, смотрел прямо перед собой. Стул, на котором он сидел, как и вся остальная мебель, радовал глаз своей изысканной формой, но был явно неудобен. Спартанская Обстановка приемной, выдержанная в колониальном стиле, создавала суровую атмосферу, в которой ожидающие аудиенции посетители невольно проникались чувством ответственности. Мужчине было лет под тридцать. Природа, создавая его угловатое, с резкими чертами лицо, казалось, заботилась больше о деталях, чем о гармонии целого. Какие-то внутренние противоречия отражались на нем. Человек, несомненно, обладал характером сильным, но не совсем сложившимся. Его обаятельные глаза, светло-голубые, глубоко посаженные, смотрели на мир открыто и вместе с тем пытливо. Сейчас они напоминали глаза сообразительного зверька, попавшего в трудную ситуацию. Человек то бросал быстрые взгляды в разных направлениях, то смотрел не мигая прямо перед собой. Молодого джентльмена звали Питер Ченселор. Он сидел неподвижно, с каменным лицом. Чувствовалось, что он сердит. Кроме него в приемной присутствовала секретарша, женщина средних лет, с тонкими, плотно сжатыми, бесцветными губами. Ее седые, собранные в пучок волосы напоминали выцветший соломенный колпак. Секретарша являла собой некое подобие преторианского гвардейца, этакого верного пса, готового в любую минуту кинуться на того, кто осмелится побеспокоить хозяина, который сидел за дубовой дверью и вход к которому загораживал ее стол. Ченселор посмотрел на часы, вызвав тем самым неодобрительный взгляд секретарши. С ее точки зрения, любое проявление нетерпения здесь, в этой приемной, было неуместным: ничего не могло быть важнее предстоящей аудиенции. Пробило без четверти шесть. К этому времени в маленьком студенческом городке университета Парк Форест на Среднем Западе заканчивались занятия и начиналось в меру шумное веселье. Впрочем, в описываемый весенний вечер оно казалось более оживленным - приближались выпускные торжества. Парк Форест старался держаться в стороне от студенческих волнений, которые захлестнули другие университеты страны. Он напоминал песчаный островок, безмятежно раскинувшийся посреди бурного океана. Богатый провинциальный университет жил замкнутой, не без оттенка самодовольства жизнью, лишенной проблем и - увы! - блеска. В Парк Форесте царила атмосфера полного безразличия ко всему, что происходило за его стенами. Поговаривали, что именно это и привлекло сюда человека, сидевшего сейчас в кабинете за дубовой дверью. Мунро Сент-Клер стремился если не к полному одиночеству, то хотя бы к относительному уединению. Но даже здесь это было вряд ли возможно. Помощник государственного секретаря при Рузвельте и Трумэне, человек, выполнявший особые поручения при Эйзенхауэре, Кеннеди и Джонсоне, Мунро Сент-Клер побывал во многих горячих точках планеты. И всюду он был уполномочен принимать решения самостоятельно, руководствуясь общими принципами политики президента и собственным опытом. Когда настало время сесть за обработку материалов для будущих мемуаров, Сент-Клер выбрал для этих целей богатый, хотя во всех других отношениях второразрядный университет, пожелав провести там весенний семестр в качестве приглашенного профессора. Вначале инициатива бывшего дипломата была встречена ошеломленными попечителями с некоторой долей недоверия, но потом они согласились принять его предложение, пообещав ему уединение и полный покой, то есть то, чего Мунро Сент-Клер никогда бы не мог обрести в Кембридже, Нью-Хейвене или Беркли. Вот так молва объясняла появление Мунро Сент-Клера в Парк Форесте. Стараясь отвлечься от мыслей о своих проблемах, Питер Ченселор начал вспоминать, что он слышал о наиболее важных вехах в биографии этого человека. Но полностью отвлечься никак не удавалось. Самое значительное событие в его собственной жизни обернулось крахом. Потеряно двадцать четыре месяца, целых два года! Восемью голосами против одного ученый совет Парк Фореста провалил его диссертацию. "За" проголосовал лишь научный руководитель Питера, но именно поэтому его голос не повлиял на мнение других. Ченселора обвинили в легкомыслии, произвольном обращении с историческими фактами, научной недобросовестности и, наконец, в использовании вымысла там, где нужны доказательства. Все это было высказано в категоричной форме, и Ченселор не мог даже обжаловать решение ученого совета, поскольку провал был полным. Радостное, возбужденное состояние, в котором Ченселор пребывал перед защитой, сменилось глубокой депрессией. Шесть недель назад журнал Джорджтаунского университета "Форин сервис джорнал" согласился опубликовать четырнадцать отрывков из его диссертации. всего около тридцати страниц. В этом Ченселору помог его научный руководитель, пославший экземпляр работы своим друзьям в Джорджтауне. Те нашли ее весьма познавательной и в то же время устрашающей. "Джорнал" котировался примерно на одном уровне с журналом "Фомин афферс", и в число его читателей входили самые влиятельные люди Америки. Ченселор надеялся, что публикация в таком солидном издании создаст ему определенную репутацию и поможет найти интересную работу. Но редакторы журнала поставили одно условие: поскольку диссертация носит своеобразный характер, они опубликуют выдержки из нее лишь после того, как она будет одобрена ученым советом. Теперь ни о какой публикации, конечно, не могло быть и речи. Работа Ченселора называлась "Истоки мирового конфликта". Конфликт - вторая мировая война, истоки - довольно вольная трактовка истории столкновения различных общественно-социальных сил в катастрофические по своим последствиям двадцатые и тридцатые годы. Бесполезно было объяснять членам исторической секции ученого совета, что его диссертация - это попытка дать самостоятельную, оригинальную интерпретацию событий, а не официальный документ. Непростительный грех Ченселора состоял в том, что он вложил в уста реальных исторических деятелей вымышленные слова. Для ученых мужей Парк Фореста такой подход оказался абсолютно неприемлемым. Однако Ченселор знал, что, с их точки зрения, он допустил и другой, еще более серьезный, промах. Он писал страстно, взволнованно, а в научных трудах не должно быть эмоций. Утвердившийся в научной литературе тезис о том, что финансовые заправилы будто бы не имели ничего общего с шайкой психопатов, прибравших к рукам Германию после падения Веймарской республики, был заведомо ложным. На самом деле, как писал в своей диссертации Ченселор, межнациональные корпорации едва успевали удовлетворять аппетиты волчьей стаи нацистов. И чем сильнее становилась стая, тем значительнее расширялась конъюнктура рынка. Ченселор опровергал также утверждение о том, что ради экономических выгод финансовые магнаты делали вид, будто не замечают, какие цели ставят перед собой германские фашисты и какими пользуются методами для их достижения. Не замечали? Черта с два! Поначалу они относились к фашистам терпимо, а потом - по мере стремительного роста прибылей - полностью одобрили их деятельность. Финансисты выдали переживавшей кризис Германии свидетельство об окончательном экономическом выздоровлении. И среди заправил международного капитала, вскормивших вермахт, были весьма уважаемые в Америке предприниматели. В том-то и загвоздка. Ченселор не мог назвать корпорации, приложившие к этому руку, потому что не располагал достаточно убедительными доказательствами. Те, кто дал ему все эти сведения и помог выйти на другие источники информации, никогда не подтвердят свой рассказ публично. Пожилые люди, усталые и запуганные, они жили на пенсии, выплачиваемые им государством или теми же корпорациями. Что было - то было, считали они, но рисковать поддержкой своих покровителей ни в коем случае не хотели. И если бы Ченселор предал гласности содержание их конфиденциальных бесед, они тут же выступили бы с опровержением. Механика очень простая. На самом деле все было далеко не так. То, о чем Ченселор писал в своей диссертации, происходило в действительности. Только все об этом молчат, и потому Питер страстно хотел рассказать правду. Он вовсе не стремился погубить репутацию всех этих давно уже состарившихся чиновников, которые в конце концов являлись всего-навсего обычными исполнителями. Подлинные творцы политики попустительства, стоявшие на вершине иерархической лестницы, находились от них так далеко, что почти никогда с ними не встречались. Питер руководствовался совсем другими мотивами: как ученый он не мог пройти мимо до конца не изученных страниц истории. Ченселор избрал единственно возможный для него путь: он изменил названия фигурировавших в его исследовании гигантских корпораций, но так, чтобы каждый без труда вонял, о ком идет речь. В этом-то и состояла его непростительная, с точки зрения ученого совета, ошибка. Для чего ставить вопросы, которые расценят не иначе, как провокационные? Зачем поднимать проблемы, в реальность которых верят лишь немногие? Парк Форест был на хорошем счету у корпораций и различных фондов. Они охотно предоставляли субсидии этому благонадежному во всех отношениях университету. Так зачем же рисковать столь устойчивой репутацией из-за чьей-то диссертации? О господи, два года впустую! Конечно, он мог перейти в какой-нибудь другой университет и попробовать защититься там. Но стоило ли пытаться? Ведь нет гарантий, что и там он не натолкнется на отказ, пусть даже в иной форме. Например, ему могли указать на его действительные просчеты и недостатки. Питер не обольщался насчет достоинств своей работы и не считал ее такой уж блестящей или уникальной. Дело в том, что в довоенном периоде новейшей истории он обнаружил удивительно много общего с сегодняшним днем. Ченселор был глубоко потрясен: вокруг та же ложь, что и сорок лет назад. Но он не хочет закрывать на это глаза. Он не отступит и найдет возможность рассказать людям правду. Однако охватившее его негодование само по себе не гарантировало качества работы. Кроме того, Ченселор не хотел подводить людей, снабдивших его доверительной информацией, и поэтому был вынужден воздержаться от цитирования их высказываний. От этого его исследование выглядело недостаточно аргументированным. Питер должен был признать, что ученый совет имел все основания отвергнуть его диссертацию. И в самом деле, она была ни то ни се. Работая над ней, Ченселор лишь частично опирался на факты, там же, где их не хватало, он прибегал к догадкам. И все-таки потеряно впустую два года! На столе у секретарши загудел телефон. Необычный звонок напомнил Питеру о ходивших слухах, будто для Мунро Сент-Клера специально установили прямую связь с Вашингтоном, чтобы с ним можно было связаться в любое время суток. Говорили, что это единственная уступка, на которую он пошел, добровольно устраняясь на некоторое время от активной деятельности. - Да, господин посол, - ответила в трубку секретарша. - Он здесь. Сейчас я его к вам направлю... Не беспокойтесь, если нужно, я могу задержаться. Особой нужды в ней, видимо, не было, и это, как заметил Питер, огорчило "преторианского гвардейца". - В шесть тридцать у вас назначена встреча с деканом, - напомнила секретарша и, выслушав указания, ответила: - Хорошо, мистер Сент-Клер. Я позвоню и передам ваши извинения. Всего доброго. - Она взглянула на Ченселора: - Теперь можете войти. Питер поднялся с неудобного стула. "Не знаю, стоило ли мне вообще сюда приходить", - подумал он, направляясь к двери. Стены и потолок кабинета Мунро Сент-Клера были отделаны дубовыми панелями. Сам хозяин, приветствуя вошедшего, приподнялся из-за небольшого антикварного столика, служившего ему рабочим местом. Пожимая его протянутую руку, Ченселор невольно подумал, что посол выглядит гораздо старше, чем кажется издали, когда он большими уверенными шагами прогуливается по территории университета. Сент-Клер был высоким стройным человеком, с орлиным носом и выцветшими, редеющими волосами. Держался он прямо, не желая поддаваться старости, однако чувствовалось, что это стоило ему немалых усилий. Большие, неопределенного цвета глаза смотрели сосредоточенно, напряженно, но не без юмора. Тонкие губы под седыми ухоженными усами растянулись в улыбку. - Входите, входите, господин Ченселор. Рад видеть вас снова. - Кажется, мы раньше не встречались. - Браво! Молодец! Так мне и надо! - засмеялся Сент-Клер, указывая на стоявшее около стола кресло. - Я вовсе не собирался вам возражать, - начал было Ченселор, но тут же замолчал и сел в предложенное ему кресло, сообразив, что любое придуманное им оправдание покажется глупым. - Ну а почему бы вам и не возразить? - запротестовал посол. - Ведь это сущий пустяк по сравнению с теми аргументами, которые вы выдвинули против известных положений современной исторической науки. - Простите? - Я говорю о вашей диссертации. Я ознакомился с ней. - Весьма тронут. - Она произвела на меня прекрасное впечатление. - Благодарю вас. К сожалению, другие не разделяют вашу точку зрения. - Понимаю. Мне сообщили, что ученый совет отклонил вашу работу. - Увы. - Чертовски обидно! Вы ведь потратили столько труда. К тому же в ней немало оригинальных мыслей. Кто ты. Питер Ченселор? Отдаешь ли ты себе отчет, на что замахнулся? Люди мечутся в страхе, преследуемые воспоминаниями. По Джорджтауну ползут слухи о сенсационном материале. И откуда? Из никому не известного университета на Среднем Западе. Какой-то аспирант вдруг захотел напомнить о том, что все старались забыть. Нет, дорогой Питер Ченселор! Инвер Брасс этого не допустит. В уклончивом взгляде собеседника Питер уловил нечто похожее на поощрение. Он подумал, что ничем не рискует, если спросит напрямик: - Вы хотите сказать, что могли бы... - О нет, ни в коем случае! - Сент-Клер резко поднял правую руку. - Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению решение ученого совета. Это, в конце концов, не мое дело. Кроме того, я полагаю, у его членов было достаточно оснований для такого решения. Одним словом, я не намерен в это вмешиваться. Однако мне хотелось бы задать вам несколько вопросов и, может быть, даже дать бесплатный совет. - Что вас интересует? Сент-Клер устроился поудобнее в кресле; - Для начала - вы сами. Это простое любопытство. Я говорил о вас с вашим руководителем, но это информация из вторых рук. Правда, что ваш отец журналист? - Правильнее сказать, был журналистом, - улыбнулся Ченселор. - С января прошлого года он уже не работает. - Ваша мать, кажется, тоже владеет пером? - В какой-то мере. Она ведет колонку для женщин в журналах. Когда-то писала короткие рассказы. - Значит, печатное слово вас не пугает? - Что вы хотите этим сказать? - Сын механика берется за неисправный карбюратор с меньшим трепетом, чем отпрыск солиста балета. Разумеется, я имею в виду общую тенденцию. - Думаю, вы правы. - Прекрасно, - кивнул Сент-Клер. - Вы хотите сказать, что моя диссертация похожа на сломанный карбюратор? - Давайте не будем забегать вперед, - засмеялся Сент-Клер. - Поскольку вы получили степень магистра журналистики, то, очевидно, собирались стать газетчиком? - Да, мне хотелось попробовать себя в журналистике, но где именно - в газете или на телевидении, - я еще не решил. - А потом вы представили к защите работу по истории. У вас что же, изменились планы? - Да не то чтобы изменились... Честно говоря, мне всегда было трудно остановиться на чем-нибудь определенном, - смущенно улыбнулся Питер. - Мои родители называют меня профессиональным студентом. Впрочем, они никогда не возражали против этого. В университете я получал стипендию. Потом служил во Вьетнаме, поэтому занятия здесь, в Парк Форесте, мне ничего не стоили. К тому же я немного подрабатывал уроками. Если говорить откровенно, я сам не знаю, чего хочу, хотя мне уже под тридцать. Правда, в наши дня этим никого не удивишь... - Ваша диссертация говорит о склонности к научной деятельности. - Если она и была у меня, то теперь ее нет. - Расскажите о самом исследовании. Вы делаете просто устрашающие выводы, а ваши намеки - настоящая сенсация. По существу, вы обвиняете многих лидеров свободного мира в том, что сорок лет назад они или сознательно закрывали глаза на угрозу, которую нес миру фашизм, или, что еще хуже, прямо либо косвенно финансировали становление третьего рейха. - Да, но не по идейным соображениям, а из-за стремления к наживе. - Сцилла и Харибда? - Похоже, что так. Однако и в наши дни повторяется... - Что бы там ни говорили на ученом совете, - спокойно перебил его Сент-Клер, - вы, безусловно, проделали большую работу. И много вам удалось собрать материала? Что побудило тебя к его сбору? Нам важно знать именно это, ведь, скорее всего, ты постараешься довести начатое дело до конца. Может быть. тобой руководили люди, которые спустя столько лет все еще жаждут возмездия? Или ты случайно натолкнулся на факты, которые привели тебя в ярость? Последнее для нас намного опаснее, потому что источники информации мы можем поставить под контроль или доказать их несостоятельность, а вот случайность и порожденную ею ярость проконтролировать нельзя. Как бы там ни было, мы не можем позволить тебе, Ченселор, продолжать разоблачения. Надо найти способ остановить тебя. Вопрос старого дипломата застал Ченселора врасплох, и он невольно задумался: - Сколько собрано материала? Гораздо больше, чем полагает совет, но, откровенно говоря, гораздо меньше, чем требуется для обоснования некоторых выводов. - Да, это честный ответ, А нельзя ли уточнить? Насколько я понимаю, у вас не так уж много документальных источников, Питеру вдруг стало не по себе. Обычная беседа превращалась в допрос. - А разве это столь важно? У меня действительно мало ссылок на источники, потому что люди, с которыми я говорил, не хотели, чтобы я упоминал их имена. - Обязательно выполните это пожелание и не раскрывайте их имен, - посоветовал Сент-Клер с самой обаятельной улыбкой, на какую только был способен. Имена нам не нужны. Поскольку известна сфера деятельности этих людей, установить, кто они. не составит большого труда. А потом, сейчас лучше этого не делать, не то снова поползут слухи. Надо действовать иначе. - Я беседовал с теми, кто в двадцатые-тридцатые годы находился на государственной службе, главным образом в госдепартаменте, работал в промышленности и банках. Кроме того, я говорил с некоторыми старшими офицерами из военного колледжа и разведки. Ни один из них, господин Сент-Клер, ни один не позволит мне назвать его имя. - И что же, они предоставили вам так много материала, что его хватило на диссертацию? - Многие проблемы они вообще не захотели обсуждать. Но даже случайно вырвавшиеся признания, отдельные, часто бессмысленные фразы оказались весьма полезными. Теперь эти люди очень пожилые, почти все они на пенсии, им трудно на чем-то сосредоточиться, их подводит память. Картина довольно грустная. В общем, они... - остановился Питер, подыскивая слова. - В общем, они - озлобленные мелкие чиновники и бюрократы, живущие на мизерную пенсию, - закончил фразу Сент-Клер. - Тяжелые условия ожесточают человека, и прошлое нередко предстает в его воспоминаниях в искаженном виде. - По-моему, несправедливо так говорить об этих людях. То, что я узнал от них и использовал в своей диссертации, - правда. И каждый, кто прочтет ее, легко догадается, о каких корпорациях идет речь и как они действовали. Сент-Клер сделал вид, что не расслышал последних слов Ченселора: - Как вы разыскали этих людей? Кто вас на них вывел? Как вам удалось организовать встречу с ними? - Вначале мне помог отец. За первыми контактами потянулись другие. Это происходило как-то само собой: беседовал с одними людьми - они вспоминали о других. - Ваш отец? - В пятидесятых годах он работал корреспондентом газетного концерна Окриппс-Говард... - Ах вот как! - мягко прервал Сент-Клер. - Значит, он познакомил вас с этими людьми. - С первым десятком. Остальных я нашел сам. До войны эти люди поддерживали деловые связи с Германией: одни - по правительственным каналам, другие-по частным. Кроме того, я, конечно, ознакомился со всеми работами Тревор-Роупера, Ширера, а также с трудами апологетов фашистской Германии. В них все основано на документах. - Ваш отец знал, какую вы поставили перед собой цель? - Для него ученая степень сама по себе уже довольно убедительная цель, - усмехнулся Питер. - Ведь ему в свое время пришлось идти работать, проучившись в колледже лишь полтора года. С деньгами было туго. - Хорошо, поставим вопрос иначе. Он знал, к каким вы пришли выводам? - В общем-то нет. Я собирался дать родителям прочесть мою диссертацию в завершенном виде. А теперь даже не знаю, захотят ли они с ней ознакомиться. Мой провал - удар по семейному престижу. - Питер натянуто улыбнулся: - Вечный студент терпит фиаско. - Мне показалось, вы назвали себя профессиональным студентом, - поправил Питера дипломат. - А какая разница? - Думаю, разница в подходе, - подавшись вперед, поднял свои большие глаза на Ченселора Сент-Клер. - Я попытаюсь взять не себя смелость подвести итог нашей дискуссии и дать оценку сложившейся ситуации, как я ее себе представляю. В принципе вы располагаете достаточным материалом, чтобы на его основе сделать солидный теоретический анализ затронутой вами проблемы. Существуют различные толкования истории - от доктринерских до ревизионистских. Историки вечно спорят о том, какое из них более правомочно. Вы со мной согласны? - Конечно. - Ну, разумеется, согласны, иначе вы просто не взялись бы за эту тему, - сказал Сент-Клер, поглядывая в окно. - Но вряд ли может быть оправдана по пытка по-новому интерпретировать события, тем более события недавнего прошлого, опираясь исключительно на работы других авторов. Я хочу сказать, если бы историки вдруг обнаружили, что имеющийся у них материал позволяет как-то иначе объяснить события, они бы уже ухватились за такую возможность. Однако дело обстоит далеко не так. Вероятно, поэтому вы и обратились к горстке озлобленных стариков и бывших разведчиков и на основании бесед с ними составили свое особое мнение. - Да, но... - Вот именно "но", - прервал Ченселора Сент-Клер, повернувшись к нему от окна. - По вашим же собственным словам, вы делаете выводы на основании чьих-то "случайно вырвавшихся признаний", "часто бессмысленных фраз". И это не все. Подтвердить публично свои заявления ваши информаторы отказываются. Итак, из сказанного вами следует, что многие выводы в диссертации научно не обоснованы. - Это не так. Мои выводы обоснованы. - Никто из общепризнанных авторитетов - ни среди ученых, ни среди юристов - никогда с ними не согласится. - Но я знаю, что прав, и мне безразлично, что думает на этот счет ученый совет или любые другие официальные органы. Доказательства есть. Они лежат почти на поверхности, просто никто не хочет слышать о них. Даже сегодня, сорок лет спустя. И знаете почему? Да потому что в наши дни все повторяется снова! Опять горстка монополий наживает миллионы, поддерживая диктаторские режимы в различных странах, называя их при этом нашими "друзьями", "первой линией обороны" и тому подобное. В действительности же их волнует только одно прибыли... Может быть, я не смог доказать все это документально, однако выбрасывать на ветер двухлетний труд я тоже не намерен. Я не откажусь от своих планов только из-за того, что совет считает диссертацию с научной точки зрения неприемлемой. А для меня неприемлемо такое решение. Вот это и требовалось узнать: готов ли ты примириться с поражением и отказаться от своих планов? Некоторые члены Инвер Брасс надеялись, что провал на защите отрезвит тебя, но я в это никогда не верил. Ты убежден в собственной правоте, а в таких случаях молодые люди не могут побороть искушение драться до конца. Придется принимать меры, чтобы тебя обезвредить. Сент-Клер пристально посмотрел в глаза Питеру: - Вы избрали не ту сферу деятельности и добиваетесь признания не у тех людей, которые смогли бы вас оценить по достоинству. Поищите его в другом месте. Скажем, там, где не требуется абсолютной достоверности и документального обоснования. - Это где же? - В вашей диссертации немало блестящих литературных находок. Почему бы вам не попробовать свои силы в беллетристике? - Не понимаю вас. - Попробуйте написать художественное произведение. Тогда никто не станет требовать от вас фактологической точности или исторической достоверности. Это будет не столь важно. - Сент-Клер снова подался вперед, не сводя глаз с Ченселора: - Напишите роман. Не исключено, что вас опять проигнорируют, но по крайней мере у вас появится возможность высказаться. А продолжать делать то, что вы делаете сейчас, бесполезно. Потеряете еще год, два, три. И ради чего? Право, напишите лучше книгу. Пусть ваша ярость найдет в ней выход, а потом станет ясно, что вам делать дальше. Питер растерянно смотрел на дипломата. - Книгу? - удивленно повторил он. - Вот именно! Вернемся к примеру с неисправным карбюратором, хотя вас, возможно, коробит такая аналогия. - Сент-Клер устроился поудобнее в кресле. - Итак, мы установили, что вас не пугает чистый лист бумаги и вам совсем не трудно изложить на нем свои мысли. Родители всю жизнь занимались этим на ваших глазах. Попробуйте переделать свою работу, иначе изложить материал. Используйте другой подход, такой, при котором не потребуется одобрения научных кругов. От неожиданности у Питера перехватило дыхание. Потрясенный словами Сент-Клера, он с трудом произнес: - Роман? Ничего подобного мне никогда не приходило в голову. - А мне кажется, подсознательно вы готовились к этому. Во всяком случае, когда возникала необходимость, вы с удивительной легкостью домысливали события, мотивировали поступки людей и их отношение к происходящему. Местами ваша диссертация, честное слово, читается как захватывающая повесть. Правда, на мой взгляд, она слишком растянута, но для послеобеденного чтения в гамаке вполне годится. Итак, мой вам совет: отрегулируйте карбюратор, настройте его на другой режим работы. Пусть то, что у вас получится после переделки, будет дальше от реальной жизни, но кое-кому ваш новый труд доставит удовольствие. И найдутся люди, которые захотят вас понять. В научном мире таких людей вы не отыщете. Честно говоря, от них трудно требовать другого. - Роман? Черт побери! Мунро Сент-Клер улыбнулся, но в глазах его по-прежнему сквозила сдержанность. И это было непонятно Питеру. x x x Солнце опустилось за горизонт. Длинные тени легли на лужайку. Стоя у окна, Сент-Клер смотрел на университетский двор. Царившая в Парк Форесте умиротворенность казалась неуместной в этом бурлящем мире. Миссия Сент-Клера завершилась, и он собирался покинуть Парк Форест. Конечно, вся эта история могла бы закончиться и лучшим образом, но на сегодняшний день и такой результат он считал вполне удовлетворительным. По крайней мере, в пределах теперешних своих возможностей. Мунро Сент-Клер посмотрел на часы. С тех пор как потрясенный Ченселор покинул его кабинет, прошло около часа. Старый дипломат подошел к столу, сел, снял телефонную трубку. Набрал код зоны - 202, потом еще семь цифр. Послышались два щелчка, затем напоминающий жалобный вой гудок. Любой непосвященный принял бы эти звуки за неисправность на линии. Однако Сент-Клер набрал следующие пять цифр. Снова послышался щелчок - связь сработала. - Инвер Брасс. Идет запись, - ответил голос с мягким бостонским акцентом, но темп речи выдавал европейское происхождение говорящего. - Говорит Браво. Соедините меня с Генезисом. - Генезис в Англии, там уже глубокая ночь. - Это не имеет значения. С таим можно связаться?. Там, где он сейчас находится, есть спецсвязь? - Да, если он еще в посольстве. Но возможно, он в Дорчестере. Тогда никаких гарантий от подслушивания. - Дайте, пожалуйста, посольство. На короткое время трубка замолчала: диспетчер подключался к линии посольства. Через три минуты раздался низкий голос, встревоженный и почтительный, Слышимость была такой, будто говоривший находился, на соседней улице, а не за четыре тысячи миль от Парк Фореста. - Генезис слушает, Я уже собирался уходить. Что случилось? - Все в порядке. - Слава богу! Защита провалилась. Я разъяснил членам ученого совета, разумеется конфиденциально, что диссертация - типичная радикальная чушь, что, одобрив ее, они станут посмешищем в университетских кругах. Они оказались весьма чувствительными к такого рода аргументам. Впрочем, чего можно ждать от посредственностей? - Рад это слышать. - В Лондоне сделали паузу. - А как реагировал сам диссертант? - Он убежден в своей правоте, а потому находится в смятенных чувствах. Впрочем, сдаваться он не намерен. - Даже теперь? - Да, но это уже не опасно. Идея написать роман явно запала ему в душу. Если понадобится, я помогу ему, сведу с нужными людьми. Однако, скорее всего, этого не потребуется. У него богатое воображение, и, что еще важнее, он по-настоящему потрясен тем, что узнал, работая над диссертацией. - Вы убеждены, что это наилучший выход? - Безусловно. Иначе он бы продолжал исследование и искал новые, а вернее, раскапывал забытые факты. Я бы не хотел, чтобы он занялся этим в Кембридже или Беркли. Вероятно, и вы тоже. - Конечно нет. К тому же если он напишет роман, то вряд ли кто-нибудь заинтересуется им, а тем более захочет его издать. Думаю, мы могли бы позаботиться об этом. - Я бы советовал ни во что не вмешиваться, - предостерег Сент-Клер. - Если мы разозлим его еще больше, он наверняка попытается довести исследование до конца. Пусть все идет своим чередом. Тогда можно надеяться, что если Ченселор и напишет на основе диссертации роман, то это будет весьма дилетантская вещь, которую в лучшем случае издадут крошечным тиражом. Он выскажет все, что у него наболело, в результате появится заурядное чтиво с обычными намеками в адрес живых или уже умерших деятелей. Вмешательство же вызовет вопросы, а это не в наших интересах. - Разумеется, вы правы, - ответили из Лондона, - Впрочем, вы всегда правы, Браво. - Благодарю и до свидания. Генезис. Через несколько дней меня здесь не будет. - И куда же вы направляетесь? - Сам еще не знаю. Вероятно, обратно в Вермонт. В общем, куда-нибудь подальше, откуда не видно, что сейчас творится у нас в стране. Мне все это крайне не нравится. - Тогда вам тем более нельзя терять с нами контакт, - посоветовали на другом конце провода. - Наверное. А может быть, все дело в том, что я слишком стар? - Вам нельзя исчезать. Надеюсь, вы это понимаете. - Понимаю. Прощайте, Генезис. Не дожидаясь ответного "до свидания", Сент-Клер положил трубку. Весь этот разговор стал вдруг ему неприятен, и продолжать его не хотелось. Инвер Брасс была тайной организацией, созданной несколькими влиятельными людьми Америки. Свою задачу они видели прежде всего в том, чтобы защищать себя и некоторые социальные институты от нападок тех, кто упорно стремился копаться в их прошлом. Хотя многое из того, что сегодня предавалось анафеме, сорок лет назад считалось правильным. Диссертация Ченселора кое-кого напугала, а они, в свою очередь, напугали других и постарались внушить им, что этого ретивого молодого человека надо остановить. Никому не известный соискатель не имел права касаться проблем, которые даже сорок лет назад старались не затрагивать. А ведь тогда и время, и условия были совсем другие. В истории немало темных страниц. Однако в конечном счете за все приходится нести ответ. Всем. И Инвер Брасс не исключение. А потому Питеру Ченселору надо дать возможность излить свой гнев, но таким образом, чтобы это не имело катастрофических последствий. Сент-Клер поднялся из-за стола и посмотрел на лежавшие на нем бумаги. Последние недели он постепенно очищал свой кабинет от всего, что могло бы напомнить о его присутствии. Так надо. Завтра его в Парк Форесте уже не будет. Он подошел к двери, машинально протянул руку к выключателю и вдруг осознал, что все это время стоял, ходил, сидел, думал в темноте. "Нью-Йорк тайме бук ревью",10 мая 1969 года, стр. 3: С первых страниц роман "Рейхстаг" захватывает читателя и заставляет задуматься, хотя в книге много нелепостей, а некоторые из описываемых событий кажутся просто неправдоподобными. Молодой автор, Питер Ченселор, хочет уверить нас ни больше ни меньше как в том, что нацистская партия выросла в мощную политическую силу лишь благодаря финансовой помощи картеля международных банкиров - американских, английских, французских - и что делалось это, очевидно, с молчаливого одобрения правительств этих стран. Автор старается убедить нас в атом. Роман написан страстно, на одном дыхании. Его герои действуют столь темпераментно, что сразу обнажаются их сильные и слабые стороны. Но, пожалуй, это тот случай, когда более профессиональная манера письма могла бы только испортить впечатление. Автор пишет гневно, временами. вероятно, чересчур мелодраматично, однако роман читается легко. И в конце концов вы невольно задумываетесь: а что, если все его было на самом деле? x x x "Вашингтон пост бук уорлд",22 апреля 1970 года, стр. 3: В своем новом романе "Сараево" Ченселор так же захватывающе воссоздает начало первой мировой войны. как год назад он описал блицкриг фашистского фюрера. Как известно, июльскому кризису 1914 года предшествовало убийство эрцгерцога Фердинанда, совершенное в июне того же года заговорщиком Гаврилой Принципом, Автор абстрагируется от всего второстепенного, у потому кажется, что описываемые им исторические события развиваются молниеносно. В книге нет ни одного положительного героя. Зло торжествует целиком и полностью. Главный герой романа - англичанин, внедрившийся в подпольную сербскохорватскую организацию с мелодраматическим названием "Единство в смерти". Один за другим срывает автор покровы лжи с причин возникновения первой мировой войны, которую распространяли спровоцировавшие ее политиканы из германского рейхстага, английского Форин офиса и французской палаты депутатов. Ченселор разоблачает марионеточную сущность этих деятелей, вскрывает тайные связи, существовавшие между промышленниками воюющих стран. Нечасто встречаются книги, в которых столь откровенно обсуждается странное совпадение интересов, казалось бы. враждующих сторон. В основе сюжета, мастером которого зарекомендовал себя Ченселор. лежит заговор. "Сараево!" читается очень легко. Книга с самого начала захватывает читателя и, безусловно, будет пользоваться еще большим успехом, чем первый роман Ченселора - "Рейхстаг". x x x "Лос-Анджелес тайме дейли ревью оф буксу" 2 апреля 1971 года, стр. 20: На сегодняшний день "Контрудар!", несомненно, лучшее произведение Ченселора. И это несмотря на то, что по непонятным нам причинам автор допускает грубейшую ошибку, которая в романе писателя такого класса кажется труднообъяснимой. Мы имеем в виду те хитроумные тайные операции, которые по воле автора Центральное разведывательное управление проводит в одном из университетских городков Новой Англии под предлогом борьбы с терроризмом некой иностранной державы. Мистеру Ченселору следовало бы знать, что устав ЦРУ, принятый в 1947 году, содержит специальный параграф, запрещающий ему осуществлять какие-либо операции внутри страны. Но в целом "Контрудар!" - большая удача автора. В своих предыдущих книгах он проявил несомненный дар создавать произведения, в которых действие развивается настолько стремительно, что читатель едва успевает переворачивать страницы. Теперь к этому добавилась еще и глубина образов, чего не было в его первых романах. Согласно отзывам тех, кто хорошо осведомлен в подобного рода делах, Ченселор прекрасно разбирается в вопросах, связанных с деятельностью контрразведки. Ошибка с ЦРУ не поколебала это мнение специалистов. Ченселор раскрывает не только внутренний мир своих героев, но и профессиональные методы их работы. Для этого он ставит их в экстремальные ситуации, явно проводя параллель с теми расовыми беспорядками, которые несколько лет назад привели к серии убийств в Бостоне. Автор показал себя первоклассным романистом, способным совершенно по-новому взглянуть на хорошо известные события и благодаря этому сделать неожиданные, порой ошеломляющие выводы. Сюжет романа довольно замысловат. Некий человек получает от Центрального разведывательного управления задание, к выполнению которого он явно не готов. Начинается тщательная тренировка. Но почему-то не делается ни малейших попыток помочь этому человеку преодолеть его основной недостаток, из-за которого может провалиться вся операция. Вскоре он начинает понимать, что это не случайно, что кто-то заинтересован в его гибели, что вся задуманная с его участием операция это двойная игра, заговор в заговоре. И снова, как и при чтении предыдущих книг Ченселора. мы невольно задаем себе вопрос: что, если все это было на самом деле? Неужели это могло случиться? Осень. Поля и леса Бакского округа напоминают безбрежный океан красок желтых, зеленых, золотистых оттенков. Прислонившись к серебристому "континенталю", стоит Питер Ченселор. Его рука непринужденно лежит на плече стоящей рядом с ним молодой женщины. С тех пор как мы с ним расстались, он заметно пополнел. Резкие черты его лица несколько смягчились и уже не отражают так явно внутренних противоречий характера Питера... Ченселор был полностью поглощен открывшимся перед ним видом на большой белый дом, к которому вела извилистая аллея, проложенная по отлогому склону холма. По обеим ее сторонам возвышалась белая изгородь. Поглаживая лежавшую на ее плече руку Питера, женщина тоже смотрела не отрываясь на представший ее взору дом. Она была высокого роста, спадавшие волнами каштановые волосы мягко обрамляли ее женственное и одновременно волевое лицо. Ее звали Кэтрин Лоуэлл. - Все выглядит именно так, как ты говорил, сказала она, крепко сжимая руку Питера. - Чудесное место, просто очаровательное! - Если быть точным, - заметил Ченселор, - настоящий райский уголок. - По-моему, ты не "интересуешься" этим домом" а уже купил его. Разве я не права? Питер утвердительно кивнул: - У меня появился конкурент, банкир из Филадельфии. Он был готов сразу же подписать договор, так что мне пришлось решать все очень быстро. Если тебе дом не понравится, то, я уверен, банкир с удовольствием перекупит его у меня. - Не говори глупостей, это же великолепный дом. - Но ты еще не была внутри. - А мне и так все ясно. - Ну, тогда я, пожалуй, покажу тебе его на обратном пути. К четвергу нынешние хозяева уже уедут. Для них самих лучше, если они не станут откладывать свой отъезд, потому что в пятницу из Вашингтона сюда доставят огромное количество материалов для моей новой книги. - Документы? - Двенадцать ящиков, прямо из правительственной типографии. Моргану пришлось нанять грузовик. Зато я получу все материалы Нюрнбергского процесса. Догадайся, как будет называться моя следующая книга? - Представляю, как Тони Морган а своем излюбленном твидовом пиджаке мечется по кабинету, словно ополоумевший кот, - смеясь, сказала Кэтрин. - Вот он натыкается на письменный стол и кричит с такой яростью, что пугает окружающих: "Я знаю, что надо делать! Мы назовем новую книгу не просто "Нюрнберг", а "Нюрнберг!". Восклицательный знак - вот чего не хватало!" - Ты высмеиваешь священную особу моего издателя? - улыбнулся Питер. - Нет, нет и еще раз нет. Если бы не эта особа, нам бы пришлось довольствоваться квартирой в пятиэтажке без лифта. А так мы стали владельцами дома, в котором не стыдно жить любому сквайру. - И жене сквайра. - И жене... - как эхо, повторила Кэтрин, сжимая руку Питера. - Кстати, о грузовиках. Разве в эти ворота не въедут в ближайшее время фургоны с мебелью? - Видишь ли, - смущенно улыбнулся Ченселор, - мне пришлось купить дом с обстановкой. Все, кроме отдельных предметов, специально оговоренных в контракте. Дело в том, что бывшие владельцы уезжают на какие-то острова в Карибском море. Впрочем, если тебе что-то не понравится, можешь выбросить. - Ах, ах! Какие мы важные! - Но разве мы не богачи? - подделался под ее тон Ченселор. - Прошу без комментариев. Мой вопрос - риторический. Теперь поехали. Скоро стемнеет, а нам почти три часа ехать по главной автостраде, а потом еще два с половиной часа в сторону. Запрокинув голову, Кэтрин приблизила губы к лицу Питера: - Чем ближе мы подъезжаем к дому твоих родителей, тем больше я волнуюсь. Скоро у меня появится нервный тик, и я превращусь в бормочущую идиотку. Вообще-то мне казалось, что ритуал встречи с родителями вышел из моды десять лет назад. - Тебе это не казалось, когда я встречался с твоими стариками. - Бога ради, не говори так! Тогда все выглядело совсем иначе. Они были настолько потрясены, оказавшись в обществе со знаменитостью, что от тебя не требовалось никаких усилий, ты мог просто сидеть и упиваться сознанием важности собственной персоны. - Чего я себе не позволял... Мне в самом деле очень понравились твои родители. Думаю, что и тебе мои понравятся. - Понравлюсь ли им я - вот что меня волнует. - Понравишься, я ни секунды не сомневаюсь в этом. - Питер привлек к себе Кэтрин. - Они полюбят тебя так же, как полюбил я. Господи, как же я тебя люблю! x x x - Все верно, Генезис. Правительственная типография сделала для Питера Ченселора ксерокопии всех материалов, имеющих какое-либо отношение к Нюрнбергу. Его издатель организовал перевозку этих документов к нему в Пенсильванию. - Это совершенно не затрагивает наших интересов, Вэнер, Венис и Кристофер разделяют эту точку зрения. Принято решение никаких шагов не предпринимать. - Это ошибка. Он опять возвращается к нацистской тематике. - Наши ошибки в политике по отношению к фашизму были совершены задолго до Нюрнберга. Между ними и Нюрнбергским процессом нет никакой связи. К 1945 году мы поняли многое из того, что до войны нам было неясно. Всем нам, включая вас. - Кто знает... - Мы знаем. - А что думает об этом Браво? - Браво сейчас здесь нет. Но даже если бы он был, его бы не поставили в известность. - Почему? - Мне не хотелось бы называть причину. К вам это не имеет никакого отношения, поскольку то, что я имею в виду, произошло несколько лет назад, когда вы еще не были членом Инвер Брасс. - Думаю, вы совершаете ошибку, Генезис. - А я считаю, что вы просто перевозбуждены. Вас бы никогда не вызвали, если бы на то не было оснований. Вы незаурядный человек, Бэнер, и мы никогда не сомневались в этом. - И все-таки это очень опасно. x x x По мере того как смеркалось, движение на главной автостраде Пенсильвании становилось все более интенсивным. Временами клочья тумана выползали прямо на нее, и тогда яркий свет фар несущихся навстречу машин мгновенно тускнел. Внезапно на шоссе обрушился ливень. Вода с такой силой хлестала по ветровому стеклу, что "дворники" оказались бессильны. Ченселор остро ощущал, как с каждой минутой возрастало нервное напряжение. Проносящиеся мимо автомашины обдавали его "континенталь" тысячами водяных брызг. Их водители словно почувствовали, что к западной части Пенсильвании приближаются сразу несколько ураганов, и порожденный опытом инстинкт заставлял их торопиться домой. Включив центральную программу радиовещания, Питер услышал категоричный, требовательный голое диктора: - Департамент дорог настоятельно рекомендует всем водителям воздерживаться от езды по автострадам района Джеймстаун, Уоррен. Если непогода застала вас на одном из маршрутов указанного района, немедленно направляйтесь к ближайшей станции обслуживания. Повторяем: получено подтверждение, что со стороны озера Эри надвигается ураган. Ветер достигает штормовой силы... - В четырех милях отсюда поворот, - сказал Питер, глядя сквозь ветровое стекло, - а в двухстах-трехстах ярдах от него ресторан. Заедем туда. - Откуда ты знаешь? - Мы только что проехали большой рекламный щит, который всегда служит мне ориентиром. От него до дома час езды. Потом Ченселора все время мучил один и тот же вопрос; "Что же произошло в следующую минуту?" Хлынувший проливной дождь, будто толстым одеялом, накрыл крутой холм и сбегавшую по нему дорогу, в одно мгновение оказавшуюся под водой. Мощные порывы ветра вздымали настоящие волны, и тогда тяжелые грузовики начинали раскачиваться, как маленькие лодочки в бурном море. Внезапно в заднее стекло ударил мощный луч света. Отразившись в переднем зеркале, он на мгновение ослепил Питера. Перед глазами запрыгали белые пятна, такие яркие, что Ченселор перестал вообще что-либо воспринимать. Он не видел больше стекавших по стеклу потоков воды, не видел ничего, кроме нестерпимо яркого света. В следующее мгновение слепящие фары приблизились вплотную. Огромный грузовик с прицепом, подбрасываемый стремительным потоком воды, начал обгонять машину Ченселора. Питер из всех сил закричал сквозь закрытое боковое стекло, пытаясь привлечь внимание водителя. Но тот, по-видимому, совершенно обезумел. Казалось, он не отдавал себе отчета в том, что делает, и не замечал машины Ченселора, скрытой завесой дождя. А может, он был не в своем уме? И тут случилось невероятное. Огромный грузовик вплотную приблизился к Ченселору и своим стальным кузовом резко наподдал "континенталь". Раздался скрежет металла. Водитель стал постепенно оттеснять машину Питера с дороги к кювету. Он либо был пьян, либо совершенно потерял голову от страха перед ураганом. Какие-то мгновения Ченселор отчетливо видел его лицо. Сидя, как на нашесте, на своем высоком сиденье, водитель грузовика явно не замечал машины Питера. Он действительно не отдавал себе отчета в том, что делает в данную минуту. Второй удар оказался настолько сильным, что окна "континенталя" разлетелись вдребезги. Заклинило рулевое управление, и машина стала быстро сползать вправо, в непроглядную тьму, начинавшуюся сразу за насыпью автострады. С треском подскочил капот, и в следующее мгновение накренившаяся машина ринулась вниз. В воздухе она перевернулась раз, другой, третий... Сквозь звон стекла и скрежет металла Ченселор услышал пронзительный крик Кэтрин. При каждом новом ударе о землю раздавался жалобный звон, как будто каждая деталь, отчаянно борясь за жизнь, взывала о помощи. Питер рванулся было на крик Кэтрин, но рулевая колонка намертво прижала его к сиденью. Переворачиваясь в воздухе, машина падала вниз до тех пор, пока с размаху не ударилась о дно кювета. Крики прекратились. Прекратилось все. Глава 1 Последняя, пятая машина медленно двигалась по темным, обсаженным деревьями улицам Джорджтауна. Перед мраморными ступенями, ведущими на украшенную архитектурным орнаментом, длинную, открытую галерею, машина остановилась. Галерея, как и весь дом, поражала своим великолепием. Рассеянный свет фонарей между колоннами, которые поддерживали нависший над входом балкон, еще больше усиливал это впечатление. Четыре предыдущие машины прибыли одна за другой с точно выдержанными интервалами в три-четыре минуты. Они были взяты напрокат в различных городах, лежавших на пути из Арлингтона к Балтимору. Если бы случайный прохожий, каким-то образом очутившийся на этой тихой улочке, поинтересовался, кого доставили машины, ему бы ничего не удалось выяснить. Прокатные агентства не были осведомлены о том, кто именно их нанял. И водители не видели своих пассажиров, поскольку от заднего сиденья их отделяло матовое стекло. К тому же каждому из них было приказано ни при каких обстоятельствах не покидать места за рулем в тот момент, когда пассажиры будут садиться в машину или выходить из нее. Все было тщательно продумано. Две из пяти машин прибыли на стоянку частного аэродрома, где водители оставили их запертыми и в течение целого часа не приближались к ним. Когда же они вернулись, пассажиры уже заняли свои места. Такую же операцию проделали и с тремя другими машинами. Пассажиров поджидали на стоянках возле "Юнион стейшн" в Вашингтоне, в торговом центре Маклина, штат Виргиния, и около загородного клуба в Чеви-Чейс, штат Мэриленд. Причем пассажир последней машины вовсе не был членом этого клуба. Наконец, на случай, если кто-нибудь попытается помешать прибытию таинственных пассажиров на тихую джорджтаунскую улочку, на нависшем над входом балконе, в тени, стоял светловолосый мужчина с мощной транзисторной рацией, по которой он руководил действиями охранников. Переговаривался он с ними явно не на английском языке. В руках мужчина держал винтовку с глушителем. Вот из подъехавшей машины вышел последний пассажир и поднялся по мраморной лестнице. Блондин на балконе что-то сказал в микрофон, и дверь внизу распахнулась. Облицованная темным деревом комната для совещаний находилась на втором этаже. Невидимые источники света создавали в ней уютную атмосферу. Несмотря на теплый весенний вечер, за железной решеткой старинного, во франклиновском стиле, камина полыхало пламя. В центре комнаты, за большим овальным столом, сидело шестеро мужчин в возрасте от пятидесяти до восьмидесяти. Самыми молодыми были среди них двое: один - с волнистыми седеющими волосами, похожий на испанца, другой - с очень бледной кожей, нордическими чертами лица и гладко зачесанными над высоким лбом волосами. Он занимал место слева от сидевшего во главе стола председателя. Председателю было под восемьдесят. Почти лысый, если не считать крошечной бахромы, обрамлявшей его голову, он выглядел усталым, даже опустошенным. Напротив него сидел стройный мужчина, с аристократической внешностью, заметно поредевшими седыми волосами и заботливо ухоженными усами. Ему тоже было не меньше семидесяти пяти. Справа от него расположился негр. Высокого роста, с огромной головой и крупными чертами лица, он казался африканской скульптурой из красного дерева. Слева пристроился маленький еврей, самый старый и немощный из всех собравшихся. Его лысый продолговатый череп прикрывала ермолка. Присутствовавшие говорили вполголоса. Все были высокообразованными людьми. В их твердых, проницательных взглядах угадывалась огромная жизненная сила, порожденная той исключительной властью, которой обладал каждый из них, В своем кругу они не называли друг друга настоящими именами. У каждого был конспиративный псевдоним, который имел особый, понятный только им одним смысл. Некоторые носили свои псевдонимы уже около сорока лет. А были и такие псевдонимы, которые поменяли владельцев: избиравшиеся вместо умерших новые члены получали и их псевдонимы. Число членов Инвер Брасс никогда не превышало. шести. Председатель носил псевдоним Генезис. Нынешний председатель был вторым, кто когда-либо носил это имя. До того как он стал председателем, его звали Пэрис. Теперь же этот псевдоним принадлежал человеку с внешностью испанца. Псевдонимы других - Кристофер, Бэнер, Венис и уже известный нам Браво. Все вместе они и составляли Инвер Брасс. Перед каждым лежала папка с вложенным в нее единственным листом бумаги, на котором был напечатан текст. Любому постороннему человеку его содержание показалось бы бессмысленным, за исключением помещенной в верхнем левом углу фамилии. Слово взял Генезис: - Сейчас самое главное - любой ценой изъять и уничтожить досье. По этому вопросу у нас не может быть разногласий. В конечном счете удалось установить, что они хранятся в стальном сейфе, встроенном в заднюю перегородку стенного шкафа, расположенного чуть левее письменного стола. Выключатель сигнальной системы стенного шкафа находится в среднем ящике стола. Размыкание механизмов, запирающих сейф, контролируется серией электронных устройств. Первое приводится в действие из самой резиденции хозяина, из его кабинета. Не отключив его, нельзя воспользоваться остальными устройствами. Чтобы взломать сейф, потребуется десять пачек динамита. Если применить ацетиленовую горелку, операция займет не меньше четырех часов, не говоря уже о том, что при малейшем повышении температуры включается сигнал тревоги. - Удалось ли получить подтверждение о расположении первого электронного устройства? - спросил Венис. Его и без того темное лицо в слабо освещенной комнате казалось совсем черным. - Удалось, - ответил Бэнер. - Оно находится в спальне, в передней спинке кровати. - От кого получены эти сведения? - поинтересовался Пэрис, мужчина с внешностью испанца. - От Варака, - сообщил Генезис. Сидящие за столом удовлетворенно закивали. - Что еще нам известно? - обратился к Бэнеру старый еврей. - Из медицинского центра Ла-Йоллы, штат Калифорния, получена история болезни объекта. Как вы, Кристофер, знаете, он отказался обследоваться в госпитале Бетесды. Последний анализ сердечно-сосудистой системы свидетельствует о незначительной гипохлоремии и пониженном содержании калия в крови. Это достаточное основание для того, чтобы прописать ему необходимую дозу сердечных препаратов. Правда, при вскрытии они будут обнаружены. - Он уже старый человек, - подал голос Браво, который был старше того, о ком шла речь. - Зачем в таком случае производить вскрытие? - Не забывайте, кто он такой, - бросил реплику Пэрис. Манера его речи свидетельствовала о том, что в молодости он жил в Кастилии, - Возможно, нам не удастся предотвратить вскрытие. А общественность не вынесет скандала, вызванного еще одним убийством по политическим мотивам. В нашей стране слишком много опасных людей, способных в патриотическом угаре натворить страшных дел. Им нельзя давать повод для этого. Генезис прервал его: - Если эти люди, а я без обиняков осмелюсь утверждать, что речь идет о компании с Пенсильвания-авеню, 1600, сумеют договориться с объектом, то ужасы, о которых вы тут рассказываете, покажутся вам сущим пустяком по сравнению с тем, что нам придется пережить. Ключ ко всему, господа, в этих досье. Объект дразнит ими Белый дом так же, как дразнят сырым мясом шакалов. Если досье попадут в руки этих людей, страну захлестнет волна шантажа и насилия. Мы знаем, какие невероятные вещи уже происходят. И мы обязаны действовать. - К сожалению, я вынужден согласиться с Генезисом, - взял слово Браво. - По имеющимся у нас сведениям, Белый дом переступил границы дозволенного, даже те, которых кое-как придерживалось прежнее руководство. Его действия принимают все более неприглядный характер и становятся просто неконтролируемыми. Они действуют разлагающе на государственные органы, и сейчас, наверное, уже нет такого агентства или министерства, которое не было бы заражено их тлетворным влиянием. Не забывайте, что данные, содержащиеся в расследованиях об источниках доходов или рапортах разведывательного управления министерства обороны о результатах наблюдений, бледнеют перед теми разоблачениями, которые хранятся в упомянутых досье. Я имею в виду не только характер этой информации. Гораздо важнее, что она касается людей, занимающих высокое общественное положение. Боюсь, что у нас просто нет выбора. Повернувшись к сидящему рядом с ним самому молодому участнику совещания, Генезис попросил его: - Пожалуйста, Бэнер, подведите итог. - Разумеется, я готов, - ответил мужчина лет пятидесяти с небольшим. Положив руки перед собой на стол, он подумал и заявил: - К сказанному здесь мало что можно добавить. Я прочел отчет. Интересующая нас личность явно утрачивает свои умственные способности. Специалист по внутренним заболеваниям подозревает у нее прогрессирующий атеросклероз, но подтвердить этот диагноз невозможно. Сведения о состоянии здоровья, имеющиеся в медицинском центре Ла-Йоллы, засекречены. Объект лично контролирует доступ к ним. А вот что касается психиатров, их мнение едино: маниакально-депрессивный психоз перерос в острую паранойю. - И, слегка повернувшись к Генезису, Бэнер заключил: - Откровенно говоря, для меня этого вполне достаточно, чтобы составить определенное мнение. - Кто из специалистов поставил такой диагноз? - спросил старый еврей, которого присутствующие называли Кристофером. - Трое психиатров, которые работают в разных городах и незнакомы друг с другом. Каждый из них представил свое заключение, Наши люди проанализировали их и пришли к выводу, что единственно верный диагноз - острая паранойя. - Какими объективными данными они располагали? - спросил Венис, наклонившись над столом и сложив на нем свои большие черные руки. - В течение тридцати дней кинокамеры с телескопическим объективом и инфракрасной системой самонаведения фиксировали объект во всевозможных ситуациях: в ресторанах, в пресвитерианской церкви, во время официальных и неофициальных мероприятий. Два специалиста, понимающие речь по движению губ, озвучили пленку. Тексты, представленные ими, оказались идентичными. Кроме того, мы получили подробную, я бы даже сказал, исчерпывающую информацию от наших людей, работающих вместе с объектом. Никаких сомнений быть не может: он ненормален. - А как поживает упомянутая компания с Пенсильвания-авеню, 1600? - спросил Браво у Бэнера. - Различные группировки пытаются столковаться между собой, и с каждым днем их сговор заходит все дальше. Есть основания предполагать, что они уже создали что-то вроде формальной организации. Цель, которую она перед собой ставит, разумеется, одна - заполучить досье. Объект ведет себя пока крайне осторожно. Он понимает, что собой представляют эти люди, но ему импонирует их высокомерие и упорство. И потом, они все время ему льстят. Кстати, обратите внимание, каким словом в полученном нами отчете обозначается характер их влияния на объект лесть! - И это действует? - подал голос Венис. - Насколько удачной оказалась их тактика? - Боюсь, что даже очень удачной. Нам стало достоверно известно, что объект доставил в Овальный кабинет несколько досье или по крайней мере ту их часть, в которой содержатся наиболее компрометирующие материалы. Достигнута полная договоренность по всем касающимся выборов вопросам. С помощью пресловутых досье удалось избавиться от двух конкурентов. Один заявил, что снимает спою кандидатуру в связи с трудностями финансирования избирательной кампании. Другой неожиданно выступил с заявлением, которое сделало его позиции на выборах очень шаткими. - Пожалуйста, объясните, что это означает, - потребовал Генезис. - Это означает: кандидат либо допустил грубую ошибку в своем выступлении, либо предпринял какой-то неосторожный шаг, что сделало невозможным его участие в избирательной кампании, хотя его положение в конгрессе при этом серьезно не пострадало. Это старый, тщательно отработанный тактический прием. - От подобных приемов становится как-то не по себе, - рассердился Пэрис. - Таковы правила игры, - заметил Браво. - Я хотел бы снова вернуться к вопросу о вскрытии. Способны ли мы повлиять на его результаты? - Возможно, этого и не потребуется, - ответил Бэнер, положив ладони на стол. - Мы пригласили из Техаса специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям. Он думает, что его помощь потребовалась одной состоятельной семье, проживающей на Восточном побережье, в штате Мэриленд. Ему было сказано, что глава семьи лишился рассудка и может наделать много глупостей, причинить серьезный материальный ущерб. В то же время его заболевание не имеет четких, определенно выраженных психических или органических симптомов. По словам этого специалиста, существует препарат, приготовляемый из листьев наперстянки, который в сочетании с внутривенной инъекцией воздуха может оказаться смертельным, хотя и не оставит в организме никаких следов. - Кто ответствен за данный этап операции? - все еще с сомнением в голосе спросил Венис. - Варак, - ответил Генезис. - Он же будет осуществлять контроль и за всей операцией в целом. Присутствующие удовлетворенно кивнули. - Есть еще вопросы? - спросил Генезис. Последовало молчание - вопросов не было. - Тогда голосуем, - предложил Генезис, вынимая из-под лежащей на столе папки маленький блокнот. Вырвав шесть листов бумаги, он передал пять из них по кругу: - Римская цифра один означает согласие, цифра два - несогласие. Как обычно, ровный счет означает, что мы проголосовали против. Сделав пометки, члены Инвер Брасс сложили листки пополам и вернули их Генезису. Развернув каждый из них, председатель объявил: - Господа, принято единогласно, - и, обернувшись к Бэнеру, попросил! - Пожалуйста, пригласите мистера Варака. Самый младший участник совещания встал и направился через всю комнату к выходу. Открыв дверь, он кивнул стоявшему в коридоре человеку и вернулся к столу. Варак вошел в комнату для совещаний, тщательно прикрыв за собой дверь. Это был тот самый мужчина, который перед началом совещания, стоя в тени на балконе, руководил действиями охраны. Теперь он был уже без винтовки, но на шее у него все еще висела транзисторная рация, от которой к левому уху отходил тонкий провод. Варак казался человеком неопределенного возраста, что-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. У физически развитых мужчин этих лет, ведущих активный образ жизни, всегда бывает трудно определить возраст. У него были коротко подстриженные, светлые волосы. Широкое, скуластое лицо свидетельствовало о его славянском происхождении. Несмотря на несколько суровую внешность, говорил Варак мягким голосом, с легким бостонским акцентом, хотя напевность его речи наводила на мысль, что он выходец из какой-то восточноевропейской страны. - Решение принято? - спросил Варак. - Да, - ответил Генезис, - притом положительное. - У вас не было выбора, - заметил Варак. - Вы составили план действий? - поинтересовался Браво. Наклонившись вперед, он равнодушно посмотрел на Барака. - Да. Все произойдет через три недели, первого мая. Тело обнаружат только утром. - Значит, известно об этом станет второго. Если вы допускаете, что кому-то из нас придется выступить с заявлением, - обратился к участникам совещания Генезис, - приготовьте его заранее. Некоторым из присутствующих лучше выехать из страны. - Кажется, вы исходите из того, что о смерти объекта будет объявлено в обычном порядке, - заметил Варак. Интонация его мягкого голоса говорила о том, что он как раз уверен в обратном. - Если пустить дело на самотек, я не гарантирую, что все произойдет именно так, как вы предполагаете. - Почему вы так думаете? - спросил Венис. - Потому что на Пенсильвания-авеню, 1600 начнется паника. Эта шайка постарается выиграть время, чтобы попытаться завладеть досье. Ради них они не остановятся перед тем, чтобы положить покойника на лед и спрятать его в гардеробной комнате президента. Сидящие за столом представили нарисованную воображением Варака картину и невольно заулыбались. - В таком случае не пускайте дело на самотек, мистер Варак, - подвел итог обсуждению Генезис. - Досье, должны завладеть мы. - Прекрасно. Это все? - Да. Благодарю вас. - Генезис кивком отпустил Варака, который быстро вышел. Председатель встал со стула и взял в руки лист бумаги с зашифрованным текстом. Затем собрал со стола шесть маленьких, вырванных из блокнота листков, на каждом из которых была четко выписана римская цифра один. - Совещание закончено, господа. Как всегда, каждый лично уничтожил свои бумаги. Если делались какие-либо записи, пожалуйста, уничтожьте и их. Члены Инвер Брасс стали друг за другом подходить к камину. Самый первый снял со стены футляр со щипцами, потом аккуратно уронил лист бумаги на горящий уголь. За ним то же самое проделали и остальные. Стоявшие несколько в стороне Генезис и Браво оказались последними, кто совершил этот ритуал. - Благодарю вас за то, что вы по-прежнему с нами, - тихо обронил Генезис. - Вы мне еще четыре года назад сказали, что я не могу просто так взять и исчезнуть, - напомнил Мунро Сент-Клер. - И вы были правы. - Боюсь, дело не только в этом. Я не здоров. Жить мне осталось недолго. - О господи! - Пожалуйста, не надо. Все равно я счастливчик. - Но в чем дело? Что с вами? - Десять недель назад врачи признались, что мне осталось жить два-три месяца. Конечно, сказали только потому, что я настаивал. Они чудовищно точны. Я чувствую это. Уверяю вас, это совершенно особое ощущение - будто приобщаешься к чему-то абсолютному, вечному. И знаете, это даже успокаивает. Человеку не дано испытать другого чувства, подобного этому. - Мне очень жаль. Трудно выразить словами то, что я хотел бы вам сказать сейчас. Венис знает об этом? - Сент-Клер посмотрел в сторону крупного темнокожего мужчины, тихо беседовавшего в углу с Бэнером и Пэрисом. - Нет. Мне не хотелось, чтобы что-то повлияло на наше сегодняшнее решение. Генезис бросил свой лист с напечатанным текстом на мерцающие угли, потом скомкал в шар шесть страничек с результатами голосования и уронил их в камин. - Я просто не знаю, что сказать, - сочувственно прошептал Сент-Клер, глядя в удивительно спокойные глаза Генезиса. - Зато я знаю, - с улыбкой ответил обреченный. - Вы снова с нами. Вы способны па большее, чем Венис или любой из присутствующих. Обещайте, что, если я отправлюсь, так сказать, в мир иной, вы доведете это дело до конца. Сент-Клер посмотрел на лист бумаги, который все еще держал в руке, на имя, написанное в верхнем левом углу. - Он пытался вас уничтожить. Однажды это ему почти удалось. Я доведу начатое нами дело до конца. - Нет-нет, только не поэтому, - сказал Генезис твердо, и в его голосе прозвучало неодобрение. - Наши действия не могут быть продиктованы злобой или местью. Это недопустимо. Мы никогда не должны руководствоваться такими чувствами. - Одних и тех же целей иногда добиваются по разным причинам, так же как одинаковое поведение диктуется различными моральными принципами. Я просто констатирую, что в нашем случае имеет место именно такое совпадение. Главное, конечно, то, что этот человек опасен. Мунро Сент-Клер еще раз посмотрел на лист бумаги. В верхнем левом углу было напечатано: "Джон Эдгар Гувер". Он смял бумагу и швырнул ее в огонь. Глава 2 Волны нежно ласкали лежавшего на мокром песке у самой воды Питера Ченселора. Серые краски на небе постепенно исчезали, на смену им появлялись голубые. В Малибу пришел рассвет. Опершись локтями о песок, Питер сел. Ужасно ныла шея, да еще эта пульсирующая боль в висках. Вчера вечером он здорово набрался. И позавчера тоже, черт возьми! Ченселор рассеянно взглянул на ставший таким привычным шрам. Начинаясь высоко на левом бедре, он, изгибаясь, тянулся к коленной чашечке и по икре шел дальше вниз. Казалось, на смуглое от загара тело наложили белый, туго сплетенный шнурок, Дотрагиваясь до шрама, Ченселор все еще чувствовал боль. Хорошо, хоть ногу удалось спасти. После сложных операций Питер ходил уже почти свободно, правда, временами появлялось ощущение какой-то одеревенелости. Хуже обстояло дело с левым плечом. Мучила постоянная, лишь изредка притуплявшаяся боль. Врачи определили разрыв множества связок и сухожилий. И срастались они чрезвычайно медленно. Питер машинально дотронулся правой рукой до чуть вздувшейся полоски кожи, которая начиналась у самых волос, проходила над правым ухом и спускалась к основанию черепа. Отросшие волосы закрыли большую часть шрама, а следы травмы на лбу теперь можно было заметить только вблизи. Он давно бы забыл обо всех этих шрамах, если бы не. женщины, которые почему-то ужасно любили напоминать о них. Врачи рассказывали Питеру, что после аварии его голова походила на порезанную острым ножом дыню. На какую-нибудь четверть дюйма выше или ниже, и его не было бы в живых. Бывали моменты, когда Ченселор искренне жалел, что этого не случилось. Он сознавал: со временем все пройдет. Да и вообще дело не в том, что ему хотелось умереть. Он просто не был уверен, что жизнь без Кэти имеет хоть какой-то смысл. Питер знал, что время залечит раны - и душевные, и физические. Если бы все это произошло поскорее! Тогда бы к нему вернулась его неуемная энергия, утренние часы были бы заполнены работой и он бы уже не прислушивался к болям в висках и не испытывал смутное, тревожное недовольство своим вчерашним поведением. А сейчас... Даже когда Питер не напивался так, как накануне, он все равно с утра чувствовал себя не в своей тарелке. Вся эта компания из Беверли Хилс и Малибу была не для него. Литературный агент Питера почему-то считал, что ему будет полезно побывать в Лос-Анджелесе, заехать в Голливуд, где Ченселору предложили выступить соавтором сценария по его же роману "Контрудар!". Питер понятия не имел, как пишутся сценарии, однако это, как оказалось, не играло никакой роли. Доблестный Джошуа Харрис, его единственный и постоянный литературный агент, заявил, что этот маленький недостаток будет с лихвой компенсирован большими деньгами. Питеру такая логика была не очень понятна. Зато ее прекрасно постиг его соавтор. Они встречались всего три раза минут на сорок пять, из которых сценарию посвятили не больше десяти. И конечно, никто ничего не записывал. По крайней мере, при нем. Вот так он оказался в Малибу, поселился в роскошном доме на берегу океана стоимостью сто тысяч долларов и стал разъезжать на "ягуаре", относя свои расходы на счет киностудии. При таком образе жизни, даже если и не напиваться каждый день, все равно рано или поздно почувствуешь угрызения совести. Во всяком случае, сын миссис Ченселор не мог их не почувствовать, ведь его с детства учили: что заработаешь, то и получишь. Не иначе. И еще: какую жизнь ведешь, таков ты и есть! Совсем по-другому смотрел на все это Джошуа Харрис. Обговаривая контракт с Голливудом, он прежде всего заботился об интересах своего клиента. Ведь, с его точки зрения, Ченселор и не жил вовсе, а лишь прозябал в своем жалком домишке в Пенсильвании. После выхода Питера из больницы прошло уже три месяца, но работа над новой книгой о Нюрнберге почти не сдвинулась с места. Да и вообще неизвестно, сможет ли он когда-нибудь снова взяться за перо. Питер опять почувствовал такую сильную головную боль, что на глазах у него невольно выступили слезы. Желудок настойчиво посылал сигналы тревоги. Питер поднялся и, пошатываясь, вошел в воду. Может, купание излечит его? Он поднырнул под набежавшую волну, выплыл и оглянулся назад, в сторону дома. Какого черта он здесь торчит? И потом, вчера он, кажется, привез с собой какую-то девицу. Да-да, он уверен в этом. Почти... Прихрамывая, Ченселор поплелся по песку к дому. Добравшись до крыльца, он остановился, чтобы перевести дыхание. Разгоняя туман, из-за горизонта поднималось солнце: начинался еще один жаркий, душный день. В четверти мили от него, у самой кромки воды, двое местных жителей прогуливали своих собак. Пожалуй, не стоит, чтобы они видели его в одних плавках. Вспомнив о преданных забвению правилах приличия, он решил вернуться в дом. Его подгоняло не только стремление соблюсти приличия, но и любопытство. А еще смутное воспоминание о том, что вчера вечером случилось что-то неприятное. Интересно, как выглядит та девица? С трудом припомнил, что блондинка с пышной грудью. И как только он ухитрился в таком состоянии довести машину из Беверли Хилс до Малибу? Подсознание подсказывало, что неприятное каким-то образом ассоциируется с девицей. Но как и почему - это оставалось загадкой. Держась за перила, Питер поднялся по ступенькам. Внутри дом был обшит панелями красного дерева, а по потолку шли тяжелые деревянные балки. С внутренней отделкой совершенно не сочетались наружные стены, оштукатуренные и побеленные. Словом, местный архитектор не считал нужным сдерживать свою фантазию. Правая стеклянная дверь вела в спальню. Сейчас она была приоткрыта. На веранде стояла наполовину пустая бутылка, на полу валялся опрокинутый стул. Среди всего этого беспорядка бросалась в глаза пара аккуратно поставленных сандалий. Постепенно Ченселор припомнил, что произошло здесь вчера. Он попробовал было заняться любовью с обладательницей волнующего бюста, но потерпел фиаско. Потом, преисполненный чувством отвращения к самому себе, вылез на веранду и там в одиночестве прямо из горлышка стал пить "перно". Зачем все это? Откуда взялась бутылка? Какая, черт побери, ему разница, угодил он этому услужливому, взятому напрокат телу или нет? Питер не смог ответить ни на один из этих вопросов. Сейчас в бутылке плавали дохлые мухи. Одна, живая, не спеша ползала по краю горлышка. Ченселор хотел было поставить на место опрокинутый стул, однако передумал. Голова раскалывалась. Болели не только виски, но и затылок, по которому извилистой змейкой пролегал белый шов. Боль то обручем сжимала голову, то немного отпускала, будто невидимый дирижер руководил этими приливами и отливами. Питер уже знал; такая боль - сигнал, предупреждающий о том, что он не должен делать резких движений. Прихрамывая, он осторожно направился в спальню. Там царил полный разгром. Повсюду на стульях была в беспорядке разбросана одежда, из опрокинутых пепельниц высыпались на пол пепел и окурки. Около стола валялись осколки разбитого стекла. Вилка телефонного шнура была выдернута из розетки. Девица лежала в кровати на боку. Уткнувшееся в подушку лицо закрывали светлые волосы. Нижняя часть тела была прикрыта простыней, из-под которой высовывалась длинная, стройная нога. Глядя на роскошный бюст, на загорелую атласную кожу бедра, Питер почувствовал, как в нем пробуждается желание. Он все еще был пьян. И понял это потому, что ему совершенно не хотелось видеть лицо девушки. Она оставалась для него объектом, при помощи которого можно удовлетворить желание. Как личность он ее просто не воспринимал. Ченселор сделал шаг к кровати и нащупал под ногами осколки стекла. Теперь понятно, почему у дверей стояли сандалии. У него хватило соображения надеть их, чтобы не порезать ноги И телефон... Питер вспомнил, как вчера что-то орал в трубку. Девица перевернулась на спину. У нее было смазливое личико, немного пресное, а в общем, физиономия типичной калифорнийской девки. Слишком мелкие, хотя и правильные, черты лица говорили об отсутствии характера. Она пошевелилась - и ее большие груди заколыхались в разные стороны, а упавшая простыня обнажила крепкие, выпуклые бедра. Питер подошел к кровати и стянул с себя мокрые плавки. Стряхнув прилипший к пальцам песок, он осторожно, стараясь не сгибать левую ногу, поставил на кровать правую и опустился на простыню. Девица открыла глаза. - Иди ко мне, милый, - позвала она сквозь сон мягким, вибрирующим голосом. - Тебе лучше? - Кажется, я должен перед тобой извиниться? - Да что ты? Может быть, перед собой, но уж никак не передо мной. Ты очень старался, однако у тебя все равно ничего не вышло. Тогда ты взбесился и выскочил как сумасшедший. - Мне очень жаль, что так получилось, - сказал Питер, дотрагиваясь до пышной груди девицы. Она застонала и потянула Ченселора к себе. Она либо была профессионалкой, либо обладала повышенной сексуальной возбудимостью. Во всяком случае никакой предварительной подготовки ей просто не понадобилось... Потом Питер услышал спокойный голос, вопрошающий с чисто профессиональным интересом: - Все в порядке, мой миленький? Вот видишь, это совсем не трудно... - Девица смотрела на Питера так, как исполнитель смотрит на зрителя, ожидая заслуженных аплодисментов. У нее были совершенно равнодушные, пустые глаза. - Благодарю, я твой должник, - сказал Питер ледяным тоном. - Вовсе нет, - засмеялась девица. - Я не собираюсь ничего брать с тебя. Мне прекрасно заплатили... И тут Ченселор вспомнил все, что случилось с ним накануне: вечеринку, споры. Вспомнил, как, совершенно пьяный, ехал он на машине из Беверли Хилс, как в страшном гневе орал по телефону на Аарона Шеффилда, кинопродюсера, купившего право экранизировать его роман "Контрудар!". Шеффилд пришел на вечеринку вместе со своей молодой женой Вообще-то именно он и пригласил Ченселора. Но хозяином вечеринки был неуловимый соавтор Питера, поэтому он счел неудобным отказаться. "Тебе не о чем беспокоиться, дружище, ты написал бестселлер", - не раз говорили ему. Но, как вчера выяснилось, волноваться было о чем. Эти голливудские деятели решили в приятной обстановке - даже в более чем приятной - сообщить ему кое-что весьма важное. Было несколько "очень серьезных" звонков из Вашингтона по поводу предстоящих съемок фильма "Контрудар!". Весьма ответственные лица указали, что Ченселор допустил в своем романе грубейшую ошибку: ЦРУ действует только за рубежом, его операции не распространяются на Соединенные Штаты. Принятый в 1947 году устав ЦРУ специальным параграфом запрещает их проведение. Поэтому Аарон Шеффилд согласился внести в сценарий ряд изменений. Теперь в фильме вместо ЦРУ будет действовать группа бывших разведчиков, недовольных нынешней политикой, но не представляющих никакой правительственный орган. - Какая, черт побери, разница! - заявил Аарон Шеффилд. - Так даже драматичнее. На экране будут орудовать негодяи не одной, а двух разновидностей. И нам хорошо, и Вашингтон счастлив. Однако Ченселора это предложение привело в ярость Дело было вовсе не в авторском самолюбии. Он неоднократно беседовал с теми, кто позднее стали прототипами его героев. Они действительно казались людьми недовольными, но это было недовольство совсем иного рода. Они испытывали отвращение к своей работе, потому что им приходилось принимать участие в операциях явно противозаконных. Просто у них не было выбора, и они это делали. Маньяк Джон Эдгар Гувер прекратил всякий обмен разведывательной информацией между ФБР и ЦРУ. Что оставалось в этих условиях сотрудникам Центрального разведывательного управления? Только одно - самостоятельно добывать внутриполитическую информацию. Жаловаться на ФБР было некому. Ни к Митчеллу, ни тем более к Никсону с этим не пойдешь. Весь сюжет романа "Контрудар!" был построен как раз на том, что ЦРУ осуществляет незаконные операции. Именно этому посвящены самые сильные страницы романа. Отказаться от такой сюжетной линии означало испортить большую часть книги. Питер яростно возражал, и чем больше он выходил из себя, тем чаще пил. А чем чаще тянулся он к стакану, тем откровеннее заигрывала с ним сидевшая рядом девица. Шеффилд повез их домой. Питер сел с девицей на заднее сиденье. Та немедленно задрала юбку и расстегнула блузку, вывалив наружу свои похожие на арбузы груди, которые окончательно свели с ума опьяневшего Питера. Потом Шеффилд уехал, а они вдвоем пошли в дом. Девица привезла с собой две бутылки "перно", подарок Аарона. Тут-то и начались любовные игры, дикие, пьяные... Их прервала стреляющая боль в черепе. На несколько минут к Питеру вернулось сознание. Пошатываясь, он дотащился до телефона, с трудом перелистал страницы записной книжки и, найдя номер Шеффилда, стал яростно давить на клавиши. Ченселор орал на Аарона как бешеный, осыпая его самыми грязными ругательствами, какие только мог придумать. Он кричал, что не позволит манипулировать собой, что не согласится ни на какие изменения в сценарии. Теперь, лежа в постели с девицей, Ченселор вспомнил, как Шеффилд сказал ему: "Полегче, парень. Какая тебе разница? Вообще-то нам и не требуется твоего одобрения. Мы просили тебя об этом просто так, из вежливости. Спустись с небес на грешную землю. Ты такое же дерьмо, как и все мы..." Прижимавшаяся сейчас к Питеру блондинка была женой Шеффилда. Ченселор повернулся к ней. Ее пустые глаза светились чуть ярче, но по-прежнему казались какими-то неживыми. Во рту, немного приоткрытом, чувственно скользил взад и вперед ее розовый язычок, подавая Питеру недвусмысленные знаки, - получив свою долю аплодисментов, исполнитель был готов к следующему номеру программы. "Пропади все пропадом!" - подумал Питер и потянулся к ней... Глава 3 В ресторане "Мейфлауэр" на Коннектикут-авеню, за десятым столиком, в одиночестве сидел один из самых известных людей Америки. Столик был у окна, и посетитель рассеянно, с какой-то необъяснимой враждебностью поглядывал на прохожих. Прибыл он в одиннадцать тридцать пять, а в двенадцать сорок закончит свой ленч и удалится. На трапезу отводилось один час пять минут. Такой распорядок соблюдался неукоснительно вот уже более двадцати лет. Лишь место ленча однажды пришлось поменять. В "Мейфлауэр" посетитель стал завтракать недавно, после того как закрылся находившийся неподалеку ресторан Гарви. Лицо посетителя, с тяжелой челюстью, с вытянутыми вперед губами и выпуклыми, как у человека, страдающего базедовой болезнью, глазами, казалось, состояло из разрозненных частей. Обвислые щеки, морщинистые, все в старческих пятнах, почти совсем закрывали глаза, оставляя лишь узенькие щелки. Тщательно прилизанные пряди жидких волос свидетельствовали о невероятном эгоизме, как правило, свойственном агрессивным, нигилистски настроенным личностям. Место его постоянного компаньона пустовало. Два апоплексических удара настолько ухудшили его здоровье, что не позволили ему разделить трапезу старого джентльмена. У сидевшего в одиночестве человека было изнеженное, бабье лицо. В ожидании ленча он пристально смотрел на стоявший напротив стул, будто стремился увидеть того, кого иногда называли alter ego. Но стул оставался пустым, и, быть может, именно поэтому у старого джентльмена время от времени начинали дрожать пальцы, а рот дергался в гримасе. Казалось, этот человек сам создает вокруг себя вакуум. Метая молнии по сторонам, его глаза смотрели настороженно, как бы выискивая действительное или воображаемое зло. В этот день постоянный официант клиента был нездоров, и посетитель воспринимал его отсутствие как личное оскорбление, всячески подчеркивая это. Приготовленный для десятого столика фруктовый салат с творогом уже проследовал из кухни на раздаточный стол. Светловолосый мужчина, временно работавший в ресторане вторым помощником шеф-повара, сортировал подносы с готовыми блюдами, оценивая опытным глазом внешний вид каждого из них. Вот он остановился перед фруктовым салатом, будто разглядывая его. В руках он держал блокнот для заметок. Под ним скрывались серебряные щипцы, зубчики которых сжимали белую капсулу. Улыбнувшись официанту, с озабоченным видом входившему в этот момент в раздаточную, блондин прикрыл щипцы блокнотом, быстрым движением погрузил их в творожную горку, вынул оттуда и двинулся дальше. Спустя некоторое время он опять подошел к заказу для десятого столика, поправил вилкой творожную горку и отошел, удовлетворенный. Капсула содержала слабую дозу одного из галлюциногенов - лизергиновую кислоту бутанамида. Через семь-восемь часов после приема она растворится, и тогда наркотик начнет действовать - вызовет состояние стресса и потерю ориентации во времени и пространстве. Большего и не требовалось. Главное, что к моменту смерти в крови не останется никаких следов введенного препарата. В полностью изолированном помещении, без окон, сидела женщина средних лет. Она внимательно слушала транслируемый громкоговорителем голос, повторяя каждое слово в диктофон. Ей необходимо было научиться как можно точнее подражать этой речи, ставшей такой знакомой, воспроизводить высоту и окраску голоса, каждый его нюанс, те короткие паузы, которые следовали за немного шепелявым "с". Доносившийся из громкоговорителя голос принадлежал Элен Гэнди, многие годы работавшей личным секретарем у Джона Эдгара Гувера. В углу маленькой студии стояли два упакованных чемодана. Через четыре часа женщина будет уже на борту самолета, совершающего трансатлантический рейс в Цюрих. Это лишь первый этап ее путешествия. Из Швейцарии она проследует на расположенные в Средиземном море Балеарские острова, где на Мальорке ее ожидает небольшой уютный домик. Но сначала Цюрих. Там государственный банк выдаст кредитную карточку банку Баркли на условленную сумму. В свою очередь, банк Баркли переведет эту сумму двумя платежами в отделение в Пальме, административном центре Балеарских островов. Первый перевод будет сделан немедленно, второй - через восемнадцать месяцев. Женщину нанял Варак, который считал, что любое дело должен выполнять квалифицированный специалист. Тайком от всех он запрограммировал компьютеры, обслуживающие Совет национальной безопасности, и через некоторое время те выдали ему имя кандидата, отвечающего предъявляемым требованиям. Когда-то женщина была актрисой и работала на радио. В 1954 году она и ее муж стали жертвами "охоты за ведьмами", начатой Маккарти. Оба так и не смогли вернуться к нормальной жизни. Появление пресловутой комиссии по расследованию антиамериканской деятельности было санкционировано Федеральным бюро расследований. В те годы многие прочили ее мужу блестящее будущее, но, попав в черный список, он в течение семи лет нигде не мог найти работу по специальности. Сердце не выдержало выпавших на его долю переживаний. Он умер в метро по дороге в банк, где служил простым клерком. В течение восемнадцати лет оторванная от любимой работы, его вдова давно потеряла квалификацию и не могла выдержать конкуренции с другими, более молодыми актрисами. Боль утраты, чувство отверженности, полное одиночество все это надломило ее. Но сейчас ей не нужно было ни с кем конкурировать. Ей сказали, что надо делать, и она это делала. Все было предельно просто: ее короткий телефонный разговор должен закончиться словом "да". И сказать его должен человек, которого она ненавидела всем своим существом, потому что он был основным вдохновителем и организатором того безумия, которое сломало ей жизнь. Чуть позже девяти вечера на 30-й улице в северо-западной части Вашингтона появился автофургон передвижной мастерской по ремонту телефонной сети. Это была короткая улочка, заканчивающаяся тупиком, в самом конце которого виднелись ворота внушительных размеров с каменными колоннами, украшенными пышным гербом. За воротами размещался дом, служивший резиденцией перуанского посла. Две трети левой стороны улицы занимал дом из выцветшего красного кирпича. Он принадлежал директору Федерального бюро расследований. В обеих резиденциях непрерывно велись какие-то работы по совершенствованию средств связи, и появление здесь автомастерской по ремонту телефонной сети не было чем-то необычным. Временами по соседним улицам разъезжал фургон без каких-либо опознавательных знаков, на крыше которого во все стороны торчали антенны. Говорили, будто патрулирование ведется по личному приказу Джона Эдгара Гувера, который хочет быть уверенным, что враждебные государства не подслушивают с помощью электронных устройств разговоры в его доме. Поскольку такие проверки каждый раз нарушали нормальную работу радиоаппаратуры в резиденции перуанского посла, в госдепартамент часто поступали жалобы, ставившие его в затруднительное положение. Однако дипломатическое ведомство ничего не могло поделать, так как личная жизнь Гувера считалась неотъемлемой частью его служебной деятельности. Да и не такие уж важные птицы эти перуанцы. Автомастерская по ремонту телефонной сети развернулась направо, а через пятьдесят ярдов сделала еще один поворот и поравнялась с длинной шеренгой гаражей. В самом конце гаражного комплекса поднималась каменная стена, загораживавшая тыльную часть участка No 4936 по 30-й улице, на котором и размещалась резиденция Гувера. За гаражами возвышались жилые дома, окна которых выходили на принадлежавший Гуверу участок. Управляющий фургоном человек знал, что в одном из этих окон постоянно, двадцать четыре часа в сутки, дежурит сотрудник особой бригады ФБР. Состав бригады держался в секрете и каждую неделю менялся. Водитель фургона знал также, что, заметив автомастерскую, агент немедленно наберет специальный номер телефонной компании. Он задаст простой вопрос: по какой причине в такое-то время дня появилась автомастерская? При этом агент услышит на линии странное жужжание. Дежурный оператор проверит по книге регистрации вызовов и сообщит заранее подготовленную версию: устранение помех на линии, а именно короткого замыкания в распределительной коробке. Агенту сообщат, что, видимо, любопытная белка повредила изоляционную обмотку. Отсюда и жужжание. Абонент слышит помехи? Да, абонент их слышит. Много лет назад, когда Варак только начинал работать в Совете национальной безопасности, он уяснил одну важную истину; ответ на любой вопрос, связанный с безопасностью, не должен быть ни слишком простым, ни чересчур сложным. Лучшее объяснение - средний вариант. Высокочастотный радиотелефон, установленный в фургоне, зажужжал - это бдительный агент ФБР, наводил справки у дежурного телефонной компании. Машина снова сделала разворот и, проехав около тридцати пяти ярдов, остановилась у телефонного столба, хорошо различимого со стороны резиденции. Водитель достал план телефонной сети и, разложив на переднем сиденье, сделал вид, будто изучает его. Агенты охраны часто совершали поздние прогулки вокруг дома Гувера - надо было предусмотреть любую случайность. Теперь машина находилась в восьмидесяти ярдах северо-западнее участка No 4936 по 30-й улице. Водитель вышел из кабины, забрался в фургон и включил оборудование. Ему предстояло ждать ровно сорок шесть минут. На все это время он должен был блокировать подачу в резиденцию Гувера тока высокого напряжения, от которого работала сигнализация тревоги. Освещение, радио и телеаппаратура питались от обычной электросети. Конечно, самое главное - отключить сигнализацию, но сделать это надо было так, чтобы не прерывалась подача тока во вспомогательные помещения. Электроприборы в комнате для прислуги должны действовать нормально. Экономка Энни Филдз, работавшая у Гувера с незапамятных времен, осталась в эту ночь в доме. Лимузин свернул с Пенсильнания-авеню на 10-ю улицу и остановился перед западным входом в здание ФБР. Машина была абсолютно идентична той, на которой ежедневно ездил на работу директор бюро. Даже небольшая вмятина на переднем бампере была точно такой, как на машине Гувера, В свое время директор приказал сохранить следы этой небольшой аварии как напоминание шоферу Джеймсу Кроуфорду о том, к чему приводит небрежность. Конечно, это была не та машина, на которой ездил Гувер. Ту неусыпно охраняли день и ночь. Но они были настолько похожи, что даже Кроуфорд не смог бы их отличить. Водитель лимузина произнес в установленный на приборной доске микрофон пароль, и огромные стальные ворота открылись. Дежурный ночной смены отдал честь, и машина, миновав расположенные одни за другими трое бетонных ворот, по узкому винтообразному спуску въехала в здание ФБР. Из караульной при южных воротах выскочил второй дежурный охраны, подбежал к правой задней дверце и рывком открыл ее. Из машины быстро вышел Варак. Ожидавший увидеть Гувера агент уставился на него в изумлении. Следом за Бараком появились водитель и еще один человек, сидевший впереди. Оба любезно, но как-то невнятно поприветствовали караульного. - А где директор? - требовательно задал вопрос агент. - Ведь это машина мистера Гувера. - Мы прибыли по его личному заданию, - спокойно ответил Варак. - Гувер приказал доставить нас к начальнику внутренней охраны, а тот должен позвонить по телефону, номер ему известен. Я имею в виду специальный телефон, используемый в чрезвычайных случаях. Боюсь, что это тот самый случай. Пожалуйста, поторопитесь. Внимательно оглядев трех хорошо одетых вежливых людей, агент немного успокоился. В конце концов, им известен совершенно секретный пароль, разрешающий въезд на территорию ФБР. Пароль, который каждую ночь меняется. Больше того, они привезли с собой инструкции офицеру, ответственному за внутреннюю охрану: по специальному телефону, предназначенному для использования в исключительных ситуациях, он должен позвонить самому директору бюро. Этот телефон еще никогда не использовался. Кивнув в знак согласия, дежурный провел прибывших в помещение дежурного офицера, а сам вернулся на свой пост. За толстой стальной панелью с бесчисленными проводами и телеэкранами сидел старший офицер охраны. Одет он был точно так же, как и подошедшие к нему трое мужчин. Варак вынул из кармана удостоверение личности в оболочке из пластика и положил его на барьер: - Агенты Лонгворт, Крепс и Сэлтер. Вы - Парк? - Так точно! - Офицер взял удостоверение Варака и протянул руку его спутникам: - Нам не приходилось где-нибудь встречаться, Лонгворт? - В последние десять-двенадцать лет - нет. Быстро проверив удостоверения у всех троих, офицер положил их на барьер. - Мне знакомо ваше имя, - прищурился он, напряженно стараясь что-то вспомнить. - Но это было черт знает как давно. - Пожимая Вараку руку, он снова спросил: - Где вы пропадали все это время? - В Ла-Йолле. - Ничего себе работенка! - Поэтому сейчас я здесь. А это мои лучшие люди, с которыми я работаю в Южной Калифорнии. Прошлой ночью меня вызвал сам. - И, наклонившись к барьеру, Варак тихо, едва слышно прошептал: - Плохие новости, Парк, хуже не бывает. Кажется, пришло время "открытой территории". При этих словах лицо дежурного сразу переменилось. Он был потрясен. Старшие офицеры ФБР знали, что условная фраза "открытая территория" означает невероятное: директор бюро серьезно болен. Возможно, даже смертельно. - О господи! - выдавил из себя Парк. - Он пожелал, чтобы вы ему позвонили по специальному телефону. Было очевидно, что в такой ситуации дежурному меньше всего хочется звонить директору. - Чего ему от меня нужно, Лонгворт? Что я ему должен сказать? О господи! Он хочет, чтобы вы провели нас наверх, в его кабинет. Сообщите ему, что мы здесь. Получите подтверждение его инструкций и разрешение для одного из моих людей пройти в помещение управления внутренней сигнализацией. - В помещение управления внутренней сигнализацией? Зачем? - Спросите у него, Тоскливо посмотрев на Варака, Парк потянулся к телефону. x x x В пятнадцати кварталах от комплекса ФБР, в подвале здания телефонной компании, перед панелью со множеством проводов сидел человек. К его куртке была прикреплена пластиковая карточка с фотографией и сделанной большими буквами надписью: "Инспектор". От его правого уха, из которого торчал миниатюрный наушник, тянулся проводок к стоявшему на полу усилителю. Рядом с усилителем находился маленький кассетный магнитофон. От усилителя и магнитофона, переплетаясь, тянулись к панели провода. Внезапно крошечная сигнальная лампочка на усилителе загорелась. Это означало, что заработал специальный телефон, установленный в помещении внутренней охраны ФБР. Напряженно прислушиваясь к голосу в наушнике, человек не отрываясь смотрел на пусковую клавишу магнитофона. Каждое движение выдавало в нем профессионала. Вот он быстро нажал клавишу, и кассета начала вращаться. Человек тут же выключил магнитофон, но через несколько мгновений снова включил его. А в здании, расположенном в пятнадцати кварталах от телефонной компании, Варак внимательно слушал разговор Парка с... магнитофоном. Из пленок с речами Гувера были отобраны и вырезаны отдельные слова, из которых склеили нужные фразы. Теперь по мере необходимости их проигрывали для находящегося на другом конце провода Парка. Голос Гувера включили погромче - так обычно говорит больной, ослабленный человек, желающий убедить других в том, что он чувствует себя нормально. Эта уловка была не только психологически оправдана, ибо так наверняка действовал бы сам Гувер, но и полезна: громкий голос всегда кажется более властным. А чем более властно звучит голос, тем меньше опасность быть разоблаченным. - Да! В чем дело? - отчетливо послышался хриплый голос директора ФБР. - Мистер Гувер, говорит старший агент Парк. Рядом со мной находятся агенты Лонгворт, Крепс и... - Парк смущенно остановился, стараясь припомнить фамилию. - Сэлтер, - шепотом подсказал Варак, - Сэлтер, господин директор. По их словам, я должен позвонить вам и получить подтверждение инструкций. Они заявили, что мне надлежит проводить их наверх, в ваш кабинет, а одного из них необходимо... - Эти люди, - резко прервал офицера голос Гувера, - прибыли по моему личному распоряжению. Делайте то, что они вам прикажут. Окажите им полное содействие и ни о чем никому не сообщайте. Все понятно? - Да, сэр. - Ваше имя? - Старший агент Лестер Парк, сэр. Наступила пауза. Варак невольно напрягся, сдерживая дыхание. Пауза казалась слишком долгой. - Я запомню ваше имя, - произнесли наконец на другом конце провода. - До свидания, Парк. Послышался щелчок - и телефон разъединился. Варак вздохнул с облегчением. Все, уловка с именем сработала. Последнюю фразу вырезали из разговора, во время которого Гувер жаловался на рост преступности в парке Рок-Крик. - Вы заметили? У него ужасно нездоровый голос. - Положив трубку на рычаг, Парк нагнулся, чтобы взять с барьера три ночных пропуска. - Это мужественный человек, - ответил Варак. - Он спросил ваше имя? - Да, - вздохнул агент, вставляя пропуска в автомат, отмечающий время входа и выхода. - Если произойдет самое худшее, вы можете оказаться в выигрыше, - добавил Варак, поворачиваясь к своим спутникам. - Каким образом? - удивился Парк. - Что-нибудь неофициальное... Например, посмертный дар. - Не понимаю. - Вам и не надо понимать. Вы ведь слышали, что он сказал? Я тоже. Так что держите язык за зубами. Если проболтаетесь, будете им