сех экстремальных ситуациях решение принимает только командир. Я убедил их в этом, но не без труда. Эти щенки хороши, когда с них не спускаешь глаз. Они всегда должны находиться в поле зрения командира. - Ничего не понимаю, - признался Сэм. - Я так красиво расписал им все, ничего не упустив - ни реального положения вещей, ни мотивации своего обращения к ним. Боже, я рассказал им даже о деньгах! А они так внимали мне! - Ничего подобного, - возразил Хаукинз. - Ты, Сэм, совершил две крупные ошибки. Ты почему-то посчитал, что эти люди, отличные офицеры, польстятся на деньги, не заработанные ими... - Хватит! - заорал Дивероу. - Тебе не продать мне свой вымысел о чести в воровской среде, поскольку я не куплю его, такое дерьмо мне не нужно! - Думаю, ты заблуждаешься, парень, видя все в таком свете. И в этом - твоя вторая ошибка. - Какая именно? - Одна из старых уловок Интерпола - это открыть сомнительный банковский счет и всучить его какому-нибудь кретину. Удивлен, что тебе неизвестно это. Ты же пытался всучить не один, а сразу семь счетов. Сэм потянул на себя одеяло и укрылся с головой. К сожалению, он не знал, что сказать на это. - Знаешь, Сэм, - продолжил Хаукинз, - иногда жизнь напоминает мне вереницу вагонных купе. При этом некоторые из них соединены между собой, другие нет. Вот ты когда-то спас мне жизнь в Пекине. Употребив для этого все свое умение и опыт, ты вырвал меня из лап тюремщиков, грозивших мне пожизненной каторгой, как сообщал ты мне тогда. Сегодня же здесь, в Швейцарии, я спас тебе жизнь. И использовал для этого мои умение и опыт. Но наши купе больше не рядом. Они отстоят далеко друг от друга, сынок. А потому - кончай дергаться, парень! Я не могу отвечать теперь за твою жизнь! Слово генерала! К концу второй недели Сэм был уверен, что окончательно лишился рассудка. Мысли об одежде буквально сводили его с ума. Одежда была естественной стороной бытия на протяжении всей его жизни. Она могла удовлетворять его вкус и в какой-то мере отвечать запросам его эгоцентричного "я", но никогда не являлась предметом, которому он уделял бы много внимания. "Это превосходный пиджак, но стоит бешеные деньги. Так к чертям его!.. А рубашки? Мать не раз говаривала, чтобы я выбирал себе соответствующие рубашки... Ну и что с того, что она от Филена?.. Но ты же адвокат!.. О(кей! Рубашка и серые брюки. И еще носки... В ящике шкафа всегда их полно. Как и рубашек и носовых платков. Но вот костюм всегда был проблемой: за всю свою взрослую жизнь я всего лишь несколько раз покупал себе их. И никогда не испытывал искушения сшить себе у портного хотя бы один. И в этой чертовой армии, сформированной Хауком в проклятом Махенфельде, я ношу цивильный пиджак и брюки только потому, что питаю отвращение к униформе. Нет, одежда никогда не имела для меня большого значения". Но - это в прошлом. Теперь же одежда приобрела для Сэма большое значение. Та часть рассудка, которая еще оставалась у него, призвана была совершить чудеса изобретательности. Именно так, лучше не скажешь! И он начал изобретать, преисполнившись твердым намерением изменить ситуацию. Надо действовать постепенно, неторопливо, продумывая все приемлемые альтернативы. Каким образом смог бы он бороться и дальше, если был столь глубоко и к тому же вполне официально вовлечен в деятельность "Шеперд компани лимитед" и все пути отступления для него отрезаны? Он находится в изоляции, в роскошной темнице, ключ от которой у человека неуравновешенного, Маккензи Хаукинза, обладающего к тому же сорока миллионами долларов. Если принять во внимание все факты, то, скорее всего, открытое сопротивление Хаукинзу будет равнозначно попытке самоубийства. Из чего следует, что Сэм должен направить всю свою энергию в другое русло, где бы его усилия принесли наибольшую отдачу. Но есть и еще одна сторона этого дела. Если "Шеперд компани лимитед" взорвется, то от ее осколков никак не укрыться второму по рангу и к тому же единственному после президента высшему должностному лицу в этой фирме. Таковы были общие соображения, которые Сэм попытался облечь в слова. Сперва это не очень-то удавалось ему, он не был уверен, что формулировал свои идеи более ли менее четко. Но в начале третьей недели, во время одного из дневных визитов к нему Маккензи, он все же решился высказаться, хотя и понимал, что его рассуждения не совсем убедительны. Понятно, от Хаукинза не могли ускользнуть ни ход его мыслей, ни произошедшая в нем перемена. В среду Сэм задал генералу следующий вопрос: - Мак, ты не задумывался о юридических аспектах того, что произойдет после?.. Ну да ты сам знаешь, после чего... - С "Нулевым объектом" все в порядке, что же касается юридических сторон, то, полагаю, ты неплохо в них разбираешься. - Не уверен в этом. Я вовлечен во множество сомнительных дел. С географией от Бостона до Пекина. - О чем ты это? - Да так, ни о чем... Просто я думал... А впрочем, какое это имеет значение? В четверг Сэм заявил Хауку: - Операция, которую ты, как и выбранное тобою для налета место, именуешь "Нулевым объектом", чревата самыми серьезными последствиями, о чем ты не подумал. Руководству "Шеперд компани" она грозит крахом, который может обернуться ликвидацией фирмы. - Знаешь, парень, говори яснее. - Ладно, оставим это. Я лишь порассуждал немного... А что это за шум был после обеда? Довольно громкий. Прежде чем ответить, Хаукинз бросил на Сэма изучающий взгляд. - Что сказать о нем? - произнес он спустя несколько секунд. - Так, ничего похожего на то, что происходит на настоящих армейских маневрах, когда загораются сердца мужчин. Но о чем ты все-таки говорил? О какой-такой угрозе? - Выкинь это из головы. Мало ли какие мысли могли прийти в голову старого законника?.. Но как все же обстоят у тебя дела с подготовкой твоих гвардейцев? - Э-эх! - Хаукинз перекатил сигару с одного конца рта в другой. - С этим все в порядке, думается мне. В пятницу Сэм продолжил игру: - Ну а как сегодня прошли практические занятия? Пошумели здорово! - Практические занятия?! - возмутился Маккензи. - Проклятье, да это же не "практические занятия", а самые настоящие маневры! - Извини, пожалуйста. Ну и как они? - Не так чтоб очень хорошо: у нас возникли кое-какие трудности. - Извини еще раз. Но я верю в тебя: ты сумеешь найти выход из любого положения. - У-ух! - Хаук, с изжеванной вконец сигарой во рту, подошел к кровати, на которой сидел Сэм. - Я должен подготовить несколько диверсионных групп. Две или три, не больше: я против концентрации на одном участке значительных сил. И, черт побери, Сэм, я должен непрестанно держать своих бойцов под прицелом, что и делал за исключением того случая, когда ты, парень, доставил мне столько неприятностей. - Я же говорил тебе... Поверь, я очень об этом сожалею. Не хочу вдаваться в подро... Маккензи перебил его: - Ты так думаешь? - Да, - медленно, виноватым тоном сказал Сэм. - Первое, чему обязан научиться юрист, - это придерживаться в своей практике фактов и только фактов. И я осознаю, что выбора особого у меня нет. Я изолирован от внешнего мира. О чем я искренне сожалею. - Я не буду делать вид, будто понимаю всю ту чепуху, что ты мелешь, если тебе самому действительно ясно то, о чем ты болтаешь, - а я думаю, так, оно и есть, - то растолкуй мне хоть что-нибудь из того, о чем говорил ты вчера. И позавчера тоже, черт тебя побери! О том, что может произойти после завершения операции "Нулевой объект". "Слава Богу", - подумал Сэм Дивероу. Но он ничем не выдал своего ликования и сидел с видом холодного, рассудительного адвоката, неустанно пекущегося об интересах своего клиента. - Ладно, поясню. Мне известны все трастовые счета, Мак. Они, за исключением одного, который, как полагаю я, оформлен на тебя, могут быть предъявлены твоей семеркой или их доверенными лицами к оплате, и, поскольку молодчики эти знают шифр номер один, каждому из них отвалится по триста тысяч долларов. Второй шифр, дающий право на изъятие остальных денег, указан на отпечатанном на пишущей машинке листе бумаги, имеющемся среди других документов и приобретающем юридическую силу лишь после того, как ты завизируешь текст и поставишь внизу свою подпись. Если я не ошибаюсь, ты обратишься с ним в цюрихский банк непосредственно перед началом осуществления завершающей фазы операции "Нулевой объект". Правильно? - Я чувствую себя школяром, постигающим трастовое дело. Но что тут не так? - Успокойся, Мак, пока все идет так, как надо. Но только пока. После вторичного обращения в цюрихский банк каждый из твоей семерки будет иметь уже по пятьсот тысяч долларов. Верно? Такова общая сумма их вознаграждения за участие в операции "Нулевой объект". Полмиллиона! Каждому. - Неплохой заработок за шесть недель. - Есть и еще над чем подумать. Если поработать успешно головой, то можно много добиться, помимо чувства удовлетворения. И речь идет не только о писательском труде, хотя, как я понимаю, в наши дни через руки издателей проходят колоссальные суммы. - Что ты хочешь сказать всем этим? - пробурчал Хаукинз и раздавил измочаленную сигару о спинку кровати. - Кто может помешать одному из твоих офицеров или всем им вместе связаться - естественно, через посредников, - с властями и вступить с ними в сделку? Это, учти, вещь вполне вероятная. Они получают от тебя свои денежки и, сговорившись между собой, оставляют тебя одного, так и не выполнив твоего задания. Не забывай, речь идет об одном из крупнейших преступлений в истории нашего мира. И, предав тебя, эти парни смогут еще кое-что добавить к той сумме, которая перепала им от твоих щедрот. Зрачки Маккензи расширились. Облегченно вздохнув, он улыбнулся победоносно. - И это все, что ты придумал? - Ты не согласен со мной? - Черт побери, конечно же нет! Ни один из моих людей не сделает ничего подобного из того, что ты мне столь чудесно расписал. Они не поступят так, в частности, потому, что, сбежав, тут же окажутся в положении зайцев под прицельным огнем. Они нигде не найдут покоя хотя бы из-за страха встретиться друг с другом. - Что-то я тебя не пойму, - удрученно проговорил Дивероу. Хаукинз присел на край его кровати. - Все, о чем ты тут говорил, я предусмотрел и принял соответствующие меры, сынок. Действовал примерно в том же направлении, что и тогда, когда накрепко привязал тебя к моей заряженной, готовой к выстрелу гаубице... Кстати, ты подал мне хорошую идею. Когда придет время прощаться с моими офицерами, я встречусь с каждым из них отдельно и вручу по дополнительному чеку в полмиллиона долларов на предъявителя. И скажу при этом, что он единственный, кто получил такой чек. И вот почему. Я, как и всякий хороший генерал, веду журнал боевых действий. Перечитывая записи в нем, я понял, что без него, без .его активного участия в осуществлении стратегического плана, мне не справиться со стоящей передо мной задачей. Таким образом, я обезоруживаю своих офицеров. И сразу по двум следующим линиям. Никто не станет разглагольствовать о преступлении, в котором он не просто участвовал, но играл ведущую роль. И это тем более верно в том случае, если за свое участие он получил дополнительно такую баснословную сумму, как полмиллиона долларов: ведь, будь уверен, он не захочет, чтобы его боевые товарищи узнали о выплате ему премиальных в пятьсот тысяч зеленых. - О, Боже мой! - воскликнул Сэм, не в силах сдержать своего восхищения. - Клаузевиц в свое время ясно сказал: "Сражаясь-с варварами, помните, что это не королевские драгуны". В каждом случае - своя тактика. - Дивероу в который уже раз поразила решительность Хаукинза, и он тихо, чуть ли не шепотом, добавил: - Господи, ты же говоришь ни много ни мало о трех с половиной миллионах долларов! - Правильно. Ты считаешь точно и быстро. И вспомни также о том, что по одному миллиону получат наши дамы, а это в сумме - четыре миллиона. Плюс к ним - первоначальное вознаграждение офицерам, что составит три с половиной миллиона. Кстати, к твоему сведению, голубчик, хотя ты наверняка начнешь протестовать, я выписал на твое имя еще один чек на предъявителя. Таким образом, у тебя стало миллионом долларов больше. - Что? - Как подозреваю я, ты никогда не представлял себе, что такое капитал в сорок миллионов долларов. Ты знаешь, сперва я не располагал такими средствами. Они появились позже, в результате тщательных расчетов. Недавно в мои руки попала брошюра, изданная комиссией по ценным бумагам и валюте. Так вот, в ней довольно четко излагаются вопросы, связанные с финансированием крупномасштабных операций. Да будет тебе известно, еще до того, как компания начинает функционировать, ее расходы на выплату жалованья достигают что-то около пятнадцати миллионов долларов. Это и есть первоначальные капиталовложения, которые, кроме всего прочего, предназначаются на поездки, предоплату и привлечение экспертов, - к ним относишься и ты: хотя я и насильно втянул тебя в это дело, но ты отлично справился с ним... Кроме указанных выше статей расходов имеются и другие, связанные с приобретением недвижимости для корпорации и оборудования, без которого не выйдешь на рынок... Уши Сэма непроизвольно воспринимали обрушившиеся на них звуковые волны. "Приобретение самолета, оцененного в пять миллионов долларов", "коротковолновые средства стоимостью от одного до двух миллионов", "реконструкция и снабжение", "новые служебные помещения" - эти и им подобные обрывки фраз звучали достаточно четко, и Сэм недоумевал: где он находится? То ли, совершенно голый, в постели под одеялом в Швейцарии, то ли, полностью одетый, в зале заседаний Крайслер-Билдинг. К сожалению, разглагольствования Хаукинза привели к появлению боли в желудке. - В брошюре большое внимание уделено ликвидным средствам как разновидности резервного капитала, - не унимался Хаукинз. - Рекомендуется конвертировать в них от двадцати до тридцати процентов всех финансовых ресурсов. Затем я ознакомился с внешнеторговой практикой компаний с ограниченной ответственностью и обнаружил, к своему удивлению, что торговые надбавки составляют, как правило, от десяти до пятнадцати процентов, - в общем, совсем немного. Сочтя подобный размер ставок довольно низким, я, пораскинув мозгами, выделил на соответствующие статьи расходов двадцать пять процентов капитала. Это как раз то, что мы и имеем в действительности. Предусмотренные бюджетом нашей компании ассигнования до выступления ее на рынке с предложениями услуг приближаются примерно к тридцати миллионам долларов. Возьмем эту цифру за исходную и приплюсуем к ней еще десять миллионов - на всякого рода непредвиденные расходы. В итоге мы получаем уже сорок миллионов, то есть ровно столько, сколько мне удалось мобилизовать. Скажу тебе прямо: сволочное это дело - заниматься экономикой. Сэм Дивероу лишился на какое-то время дара речи. Мозг его работал исправно, но выдавить из себя хотя бы одно слово он не мог. Маккензи - этот попугай в военном мундире - оказался вдруг первоклассным экономистом. И это было куда страшнее, чем все, чем он занимался раньше. Принципы, или, наоборот, беспринципность, исповедуемые военными, в соединении с принципами, или беспринципностью, исповедуемыми предпринимателями, приводят к появлению военно-промышленного комплекса. Выходит, Хаукинз - самое настоящее олицетворение военно-промышленного комплекса! Если и раньше было крайне важно, чтобы Сэм остановил Маккензи, то теперь неотложность выполнения этой задачи выросла в три раза. - Ты непобедим, - заключил Сэм. - Я был не прав, полемизируя с тобой. Позволь же мне присоединиться к тебе. Искренне прошу об этом. Дай и мне заработать мой скромненький миллиончик. Глава 21 За каждым из офицеров Хаукинза была закреплена кличка, обозначавшая тот или иной цвет, причем по-французски. Выбор на французский пал не только потому, что все они свободно владели им, но и в силу того обстоятельства, что в этом языке названия различных цветов особенно резко отличались по звучанию друг от Друга. Американский негр с Крита, конечно же, стал Нуаром, или Черным, викинг из Стокгольма - Гри (Серым), француз из Бискайи - Блю (Синим), его соотечественник из Марселя - Вером (Зеленым), смуглолицый, но не чернокожий бейрутец - Брюном (Коричневым), римлянин - Оранжем (Оранжевым) и, наконец, афинянин - Ружем (Красным), очевидно, в честь своего неизменного красного шарфика. Для поддержания соответствующей дисциплины среди подчиненных Хаукинз настойчиво требовал от них, чтобы любому обращению друг к другу по кличке предшествовало слово "капитан". Подобная форма общения между подчиненными Хаукинза обусловливалась и тем, что вторым пунктом тактического плана Маккензи предусматривалось сведение к минимуму внешних различий у его офицеров. Операция "Нулевой объект" будет проведена в масках из шелковых чулок. Голова и волосы должны быть по возможности скрыты, лица припудрены или вымазаны особым составом, придающим коже оттенок, схожий с цветом лица кавказца, а все особые приметы подлежали тщательной маскировке или удалению хирургическим путем. Данное распоряжение Хаукинза не вызвало ни у кого вопросов. Вооружившись бритвами, ножницами и косметическими средствами, агенты приступили к работе. Ни один не желал выделяться из группы, ибо каждый знал, что анонимность - одно из условий их безопасности. Учебные занятия длились уже четвертую неделю. Конфигурация лесной дороги вдоль махенфельдского поля была изменена с учетом особенностей местности в районе проведения операции "Нулевой объект". В тех же целях воссоздания максимально возможной степени топографической и ландшафтной специфики зоны будущих боевых действий убрали кое-где валуны, выкорчевали деревья, пересадили кустарник. Не осталась без внимания и узкая извилистая проселочная дорога, спускавшаяся с пологого склона горы в глубь леса: над ней тоже потрудились на славу. При проведении указанных работ использовались увеличенные фотоснимки общим числом 123, что стало возможным благодаря любезности туристки по имени Лилиан фон Шнабе, приславшей из Рима ролики фотопленки. Впрочем, сама миссис фон Шнабе не придавала особого значения сделанным ею снимкам. Подтверждением этому может служить тот факт, что она отправила фотопленки, даже не удосужившись их проявить, с двумя курьерами, не знавшими друг друга, которые передали врученные им посылки в руки озадаченного Рудольфа, встречавшего их в Церматте. Ну а тот зашвырнул странный груз в багажник своего "итальянского такси" куда-то под инструменты. В общем, человек сам решал, что и как ему делать. Генеральную репетицию Хаукинз наметил на третий день четвертой недели обучения. Это были обычные в подобных случаях занятия, прерывавшиеся время от времени, стоило только кому-то допустить ту или иную ошибку. Наемники Хаукинза разбились на две группы, одна из которых изображала противника. Неслись с ревом мотоциклы, мчался вперед лимузин. Люди в масках выскакивали из укрытий, чтобы выполнить предписанные каждому действия. Щелкая секундомером, Маккензи следил за каждой фазой учебной операции, которую он разбил условно на восемь основных этапов - от нападения до отхода. Офицеры действовали не просто профессионально, но, черт возьми, красиво! Они знали, что общий успех их предприятия непосредственно зависит от действий каждого из них на всех без исключения фазах проведения операции. Перспектива же проиграть их не привлекала. В силу последнего обстоятельства капитаны и выразили единодушный протест против главного новшества Хаука - полного отсутствия личного оружия. Удобно подвешенный к поясу нож или мгновенно выхваченная гаррота не раз выручали их из беды в прошлых переделках, разрешая тем самым за них встававшую перед ними дилемму: жизнь или плен. Но Маккензи был тверд и настоял на своем: он хотел иметь полную гарантию, что папе не будет причинен какой-либо вред во время захвата и содержания его в плену в ожидании огромного выкупа. Поэтому все пистолеты и револьверы, ножи и веревочные или проволочные удавки, отравленные шипы на башмаках и перчатках, металлические заточки и даже обычные кастеты у офицеров были отобраны. Хаук запретил также использование любых жестких приемов рукопашного боя выше уровня основ юкато. В конечном счете офицеры приняли все установленные им ограничения. - В Швеции говорят, что "вольво" в гараже стоит того, чтобы всю жизнь ездить по Скандинавской железной дороге, - заметил капитан Гри с нордическим хладнокровием и решительно добавил: - Я согласен с командиром. - И я, - отозвался капитан Блю, француз из Бискайи. - Если учесть сумму нашего вознаграждения, я готов, если потребуется, даже засыпать под гасконские колыбельные песни... Но колыбельные им не понадобились. Вместо них они довольствовались порцией введенного под кожу снотворного. У каждого офицера висел на груди тонкий патронташ, в гнездах которого вместо патронов находилось все необходимое для подкожных инъекций, упакованное в резиновые оболочки. Капсулы можно было легко извлечь из патронташа. Если сделать укол должным образом и в соответствующее место на шее, его усыпляющее действие проявится буквально через несколько секунд. Проблема заключалась лишь в том, чтобы крепко держать свою жертву, пока она не впадет в забытье. Сама же процедура уколов не отличалась особенной сложностью: один-два вскрика могут вполне остаться никем не замеченными, поскольку на месте операции будет довольно шумно от рева автомобилей и мотоциклов. Услышав сентенции Гри и Блю, остальные офицеры тоже изменили свое отношение к распоряжению Хаукинза о личном оружии. Тем более что это был приказ командира. И никто из них не проявил особого Желания ездить всю жизнь по Скандинавской железной дороге: ведь каждый и так сможет приобрести хоть целую флотилию этих "вольво". Хаук попросил каждого из подчиненных дать свое заключение. Капитаны Гри и Блю отлично разбирались в маскировке и картографии. Капитан Руж являлся экспертом по части подрывных работ: в частности, это он взорвал шесть причалов в Коринфском заливе, где, по слухам, стоял американский флот. Усыпляющие медицинские препараты были специализацией англичанина капитана Брюна, чуть ли не до черноты загоревшего под знойным бейрутским солнцем; он считался высококвалифицированным экспертом в своей области и знал все, что вообще можно знать о большинстве наркотических средств. Блестяще были представлены также и авиационная технология и электроника. Первое относилось к компетенции Нуара, чьи нашумевшие в свое время взрывы в Хьюстоне и в Москве стали просто легендой, второе находилось в ведении капитана Вера, который счел возможным сконструировать в Марселе экстраординарные приборы радиосвязи. А Марсель, как известно, - порт весьма и весьма оживленный, находящийся постоянно под неусыпным контролем Интерпола. Ориентирование на местности входило в задачи капитана Оранжа, знавшего Рим и его окрестности как свои пять пальцев. Кроме того, он мог дать полное описание восьми комплектов одежды агента, абсолютно идентичной общераспространенной одежде горожан и селян, и, кроме того, рассказать по крайней мере о четырех способах передвижения в районе проведения операции "Нулевой объект" с использованием исключительно общественных видов транспорта. В последние дни четвертой недели учебных занятий каждый капитан съездил в Рим и лично ознакомился с выбранным для налета местом. Проблем со взлетной площадкой в Цараголо не будет, с этим все они были согласны. Следовательно, ничто не должно помешать посадке вертолета в "Нулевом объекте". Он прилетит в ночь перед операцией. Гри и Блю, специалисты по маскировке, должны будут укрыть его от посторонних глаз. "Проклятье!" - мысленно выругался Маккензи, щелкнув кнопкой секундомера в конце восьмой фазы учебной операции. Стрелка хронометра застыла на двадцать одной минуте. В течение ближайших дней непременно нужно будет добиться, чтобы ребята укладывались в восемнадцать минут. Он испытал прилив гордости в своей украшенной боевыми медалями груди. Его машина действовала так же слаженно, как любое из лучших подразделений армии в боевых действиях, описанных в военной литературе. Даже троица рядовых - диверсионная группа - орудовала сегодня превосходно. На них возлагались две функции: орать и лежать. Как и полагается призванным на службу низшим чинам, они не были посвящены в тонкости и детали операции "Нулевой объект". Капитан Брюн завербовал этих парней где-то в горах Турции. Туда они и вернутся, когда все закончится. Их наняли для выполнения определенных обязанностей за обусловленную заранее плату. Поскольку они не должны были ничего знать о характере предстоявших действий, все трое жили на казарменном положении и столовались не в офицерской "кают-компании", а отдельно. Звали их просто: рядовой первый, второй и третий. Когда учение закончилось, капитаны собрались вокруг Хаука подле огромной классной доски, установленной прямо в поле. Обильный пот увлажнил надетые на них маски. По освященной временем и опытом привычке они осторожно стянули их с лиц и каждый внимательно осмотрел свою, определяя, не требует ли она ремонта или замены. После этого из карманов появились сигареты и спички: зажигалки иметь не разрешалось: на них могли остаться отпечатки пальцев. Трое рядовых, естественно, держались поодаль. Подслушать, о чем разговаривают между собой Хаук и капитаны, они не могли. Рядовому составу не положено было принимать участия в тактическом разборе учения. Командир не стал медлить с подведением итогов. В общем-то Хаукинз был доволен ходом учения, но особенно расхваливать капитанов не стал. Наоборот, он указал на допущенные ими ошибки и наглядно проиллюстрировал на доске, что действовали они не лучше напроказивших школяров. - Четкость действий, джентльмены! Четкость - это все! Вы не имеете права на упущения и неточности даже в секундах!.. Капитан Нуар, вы слишком спешили, не учли разрыва во времени между первой и шестой фазами... Капитан Гри, у вас был непорядок с сутаной, надетой поверх униформы!... Капитаны Руж и Брюн, на фазе пять оба вы действовали весьма небрежно! Возьмите свои радиостанции!.. Капитан Оранж, вы совершили куда больше серьезных ошибок, чем остальные. - Что такое? У меня не было ошибок! - Я имею в виду фазу семь, капитан. А без четкого выполнения вами действий на фазе семь все наши планы могут развеяться как сигаретный дым. Мы сейчас обмениваемся опытом, дорогой мой! Вы - единственный среди нас, кто свободно говорит по-итальянски. И где же вы были, черт бы вас побрал, когда я задержал этого Фрескобальди в папском лимузине и извлек его оттуда? - На своем посту, генерал! - отчеканил Оранж. - Вы оказались по другую сторону дороги, а не там, где положено... А вы, капитан Блю, специалист по маскировке, торчали на четвертой фазе у всех на виду, как неощипанная утка на пустом кухонном столе! Укрывайтесь же! Используйте для маскировки листву!.. А сейчас несколько слов по поводу этого сортирного слуха, будто кто-то из вас недоволен такой важной деталью восьмой фазы, как маршрут отхода после завершения операции в Цараголо, и еще кое-что в связи с мнением некоторых из вас, что мы должны задействовать в "Нулевом объекте" два вертолета. Так вот, джентльмены, позвольте вам заметить, что нам не стоит нарываться на радары. Маленькая птичка с опознавательными знаками итальянских военно-воздушных сил, держась на небольшой высоте, легко проскочит мимо них. Два же вертолета запросто могут быть обнаружены на экране радара. Я не думаю, чтобы кто-то из вас захотел вдруг свалиться вверх тормашками с высоты в тысячу футов в почетном окружении всего воздушного флота Италии. Есть возражения, капитан Оранж? Офицеры переглянулись. Они явно уже обсудили между собой вопросы, связанные с восьмой фазой. И сердито ворчали: после завершения операции улететь в маленьком вертолете, задействованном Маккензи, могли только Хаукинз, папа и двое пилотов, для них же там места не было. Однако Маккензи нарисовал им весьма убедительную картину. Маршруты отхода были досконально проанализированы Гри и Блю, которые являлись не только лучшими специалистами в этой области, но и лучше других могли выполнить поставленную командиром задачу. После анализа все решили, что по суше отходить безопаснее, чем по воздуху. - Вы рассеяли наши сомнения, генерал, - заметил капитан Вер. - Очень хорошо, - удовлетворенно кивнул Хаук. - Тогда давайте займемся... Но закончить фразу ему не удалось: вдали появился Сэм Дивероу. Он бежал в трусах по полю, раскинувшемуся к югу от замка, и вопил во все горло: - Раз, два, три, четыре - разведите руки шире!.. Пять, шесть, семь и восемь - мы траву косою косим!.. Четыре, три, два, один - сам себе я господин!.. - Боже мой! - воскликнул капитан Блю. - Этот псих никак не угомонится! Носится вот так уже пятый день. - Притом начинает представление перед нашим утренним подъемом, - добавил капитан Гри. - Когда же во время перерыва мы снова собираемся в замке, он торчит под окнами и орет как оглашенный. Остальные капитаны могли бы порассказать то же самое. Они не стали возражать против решения генерала не расстреливать этого идиота и даже допускали, что ничего страшного не произойдет, если ему будет дозволено выскакивать время от времени из комнаты и порезвиться на свежем воздухе, - правда, при условии, что за ним. будут неусыпно присматривать пара слуг из замка Махенфельд. Этот болван не собирался перелезать в одних трусах через высокую ограду из колючей проволоки, за которой высился швейцарский горный лес. Мало того, капитаны принялись обсуждать, как бы повел себя этот клоун, если бы его привлекли к участию в операции "Нулевой объект". Жалкий атлет, которому не нашлось места ни в одной группе, всячески пытался привлечь к себе внимание своими ужимками и прыжками. - Ладно, капитаны, - проговорил Хаук, с трудом сдерживая улыбку. - Я поговорю с ним еще раз и, пожалуй, дам ему последний шанс. Вреда от него для вас никакого. Мне кажется, он искренне хочет вступить в ваше братство. От его выкрутасов можно было лишиться рассудка, и Сэм знал это. Конечно, бывали моменты, когда он опасался, что свалится замертво, однако им двигало сознание того, что своими причудами он достигает стоящей перед ним цели. Его сторонились, кое-кто даже бежал при виде его: гротесковая манера поведения вызывала у окружающих раздражение. Трех злющих псов, приставленных к двери его комнаты, чтобы он не смог никуда убежать, пришлось вскоре убрать из коридора вниз, где размещалась прислуга, поскольку они непрестанно лаяли, не выдержав его выходок. Но он взял себе за правило время от времени проноситься мимо служебных помещений. Собаки, устав от собственного лая, уже не реагировали на него так, как требовала того их природа, а лишь молча поднимали морды и с ненавистью смотрели на него, когда он выходил на улицу. В общем, относились к нему все одинаково, что прислуга, что офицеры Маккензи. Сэм доводил всех до умопомрачения своими криками, надоедал своей клоунадой. Однако он воспринимался всеми как неизбежное зло, с которым приходится мириться. Пройдет несколько дней, и он воспользуется подобным умонастроением. Хотя ему не было разрешено столоваться вместе с Хаукинзом и бандой его психопатов, тем не менее, генерал по-прежнему ежедневно навещал адвоката в вечерние часы, после того как Сэма приводили назад в его комнату и стаскивали с него брюки. Дивероу понимал, что Хаукинз просто-напросто нуждается в аудитории. Хвастаясь, Мак выплеснул информацию о том, что он и его люди уедут на день или два, чтобы провести окончательную рекогносцировку на местности в районе проведения операции "Нулевой объект". Но Сэма это никак не коснется. Он остается в Махенфельде не один. С ним будут его охранники, сторожевые псы и прислуга. Сэм улыбнулся. Поскольку, как только Хаукинз и его психопаты покинут замок, он займется собственным "Нулевым объектом". Он давно уже начал устанавливать контакт со своими охранниками, с Рудольфом с его раскосыми, как у кошки, глазами и с неким явным убийцей, не имевшим имени. Ему не раз удавалось уговорить Рудольфа и безымянного субъекта посидеть посреди поля, пока он будет бегать вокруг него. Причем сделать это было несложно: стражников радовала возможность ничего не делать. Они безмятежно сидели в траве, направив в его сторону пару зловещих пистолетов, Сэм же носился кругами, выполняя на ходу замысловатые упражнения. При этом он постепенно, мало-помалу, увеличивал дистанцию между собой и охранниками, достигшую сегодня после полудня около 250 ярдов. В армии он кое-чему научился и поэтому знал, что оружия, способного поразить человека на расстоянии далее тридцати ярдов, в замке не имеется. Впрочем, если быть точным, и пистолетные пули могут сделать свое дело. Однако он не должен упустить своего шанса. Он обязан рискнуть. Остановить Хаука и его капитанов - задача такого рода, которая способна на войне делать героев из совсем негероических людей. Что ответил бы Маккензи на подобное рассуждение? Он наверняка сказал бы: "Ну, это просто болтовня! К тому же не имеющая под собой никаких оснований..." Сэм был связан по рукам и ногам почти в буквальном смысле слова, между тем угроза третьей мировой войны нарастала с каждым днем. Его план, как считал он, был прост и относительно безопасен. Сэм испытывал искушение присвоить ему кодовое название, но, подумав как следует, не стал этого делать. Решил, что по-прежнему будет бегать по полю к югу от замка, поскольку трава там повыше, чем на других лугах, а лес погуще. Он постарается увеличить дистанцию между собой и охранниками, как сделал это после полудня, и займется гимнастикой, в том числе и приседаниями. В какой-то момент эта уловка позволит ему броситься плашмя на траву и скрыться от взора надзирателей. Потом, улучив момент, он быстро поползет в сторону леса и затем, поднявшись, побежит к изгороди. Он продумал все самым тщательным образом. Достигнув ограды, он не станет перелезать через нее, а поступит иначе: быстренько сбросит трусы, швырнет их на колючую проволоку и, когда Рудольф и Безымянный кинутся искать его, в чем он ничуть не сомневался, завопит во весь голос, словно от сильнейшей боли, и стремительно поползет по траве прочь от ограды. Рудольф с напарником, естественно, помчатся к светлому пятну на колючей проволоке - к его трусам. Увидев их, свисающих по другую сторону изгороди, они, несомненно, предпримут соответствующие действия: один наверняка полезет через ограду, другой же кинется в замок за псами. Сэм подождет, пока не услышит собачьего лая, затем вернется в Махенфельд и выкрадет одежду и оружие. И далее также все должно пройти успешно. Он доберется до автомобиля на открытой площадке и, угрожая привратнику пистолетом, заставит открыть ворота. Все так и будет! Но, может быть, он не все до конца продумал? Хаукинз не был единственным умелым стратегом. Не случайно же он понял, что ему лучше не трапезничать за одним столом с адвокатом из Бостона, работающим на Арона Пинкуса! Раздумья Сэма Дивероу прервали крики. Неподалеку шли учебные занятия, и он мог видеть дорожные знаки, выглядевшие в этом месте довольно странно, и стоявшие перед ними автотранспортные средства. Рудольф и Безымянный окликнули его, чтобы он возвратился в замок, и он подчинился, поскольку ему не разрешалось наблюдать за ходом учений. - Извините, ребята! - прокричал он им в ответ и двинулся обратно. Лучше всего раньше времени не высовываться. Рудольф и Безымянный скорчили недовольные рожи и поднялись с травы. Черный Берет показал напарнику палец, и тот загоготал. Сэм взял себе за правило ежедневно после пробежки заскакивать на минутку к главным воротам. Это позволяло ему незаметно ознакомиться с расположением разного рода строений, что тоже могло пригодиться ему при побеге. Он решил, что, пожалуй, сумеет, воспользовавшись паникой, самостоятельно справиться с механизмом и открыть ворота, то есть выполнить задачу максимум, как сказал бы Маккензи. Он продолжал на бегу размышлять над своим планом, но стоило только его ступням застучать по бровке крепостного рва, случилось неожиданное. Сперва он ощутил лишь какое-то внутреннее беспокойство, но понять его причины не мог. Затем он увидел, как через открывшиеся ворота проплыл длинный черный лимузин, встреченный привратником низкими поклонами и почтительной улыбкой. Когда же до Сэма донеслись слова, произнесенные громко человеком, сидевшим на месте водителя, а автомобиль понесся прямо на него, он, ощутив ледяной холод, подумал даже: а не лучше ли прыгнуть в ров. - Боже всемогущий! - прокричала Лилиан фон Шнабе, правившая машиной. - Красавчик Сэм Дивероу в одних штанишках! Ты не послушался моего совета и теперь ведешь на рифы судно, на котором сам же и плывешь! Если бы он и решился при этих словах кинуться в ров, то голос, который он услышал потом, заставил его ухватиться за ограду. - Сэм, ты выглядишь куда лучше, чем в Лондоне! - крикнула Энни из Санта-Моники, она же - миссис Хаукинз номер четыре, или "ниспадающие и тяжелые". - Твое небольшое путешествие позволило тебе познать мир во всей его прелести! Глава 22 План побега не был отвергнут Сэмом подобно его вариантам с номера первого по четвертый. Не вступил в противоречие со сложившимися обстоятельствами, как это произошло с вариантами под номерами пять и шесть. И не подвергся вслед за вариантом семь пересмотру. Он был просто отложен. К Дивероу неожиданно приставили еще двух охранников, что осложнило его и без того нелегкое положение. Но если для того, чтобы повергнуть Сэма в шоковое состояние, потребовались совместные усилия обеих прелестных стражниц, то для Хаукинза оказалось достаточно и одной. И этот факт был признан им самим. Действуя осторожно, не допуская ни малейших отклонений от намеченной им программы, Маккензи и на сей раз продемонстрировал уникальную способность использовать в своих интересах любую складывающуюся на данный момент обстановку и обращать пассив в актив. - У Энни проблема, дорогой адвокат, - заметил Хаукинз, заходя к Дивероу. - Надеюсь, что ты как юрист смог бы подсказать кое-что. Подумай-ка. - Все проблемы, как правило, оказываются ерундовиной... - Но только не ее. Видишь ли, семья Энни - весь этот чертов род - провела в тюрьме больше времени, чем на воле. На мамашу, папашу и братцев - Энни единственная там девица - заведено столько дел, что они занимают большую часть папок в Детройте. - Я незнаком ни с одним из них: в банке данных их не было. Дивероу моментально отвлекся от своих дум. Маккензи не собирался сейчас дурить ему голову. В глазах не было обычного огонька, одна лишь печаль. Что правда, то правда. Но в досье Энни ни намека не содержалось на ее хотя бы и косвенную связь с уголовщиной. Если он не ошибается, в документах она значится как единственная дочь скромных педагогов из Мичигана, любивших кропать стишки на средневековом французском. Притом ее родители уже ушли в мир иной. - Что греха таить, служа в армии, я был вынужден сообщить о ней ложные сведения, - признался Хаук. - И обо всех остальных. Но главное - об Энни. Прошлое тяжким бременем давило на девушку, не отпускало ее. - Маккензи приглушил голос, словно ему трудно говорить, но обстоятельства таковы, что лучше уж выложить все как есть. - Энни была проституткой. Она вступила на дурной путь, столь противоестественный для нее, еще в подростковом возрасте. Работала на улицах. И ничего хорошего она не знала. У нее не было семьи и, как правило, и крыши над головой. Когда Энни не занималась своим промыслом, то сидела в библиотеках, перелистывая красочные журналы и пытаясь представить себе, какова она, порядочная жизнь. Ты знаешь, она постоянно стремилась к самоусовершенствованию. Никогда не расставалась с книгой и страсть к чтению сохранила по сей день. Старается стать лучше, чем была. Потому что по натуре своей это прекраснейший человек. И таковою она была всегда. Память перенесла Сэма в "Савой". Энни в кровати с толстенным фолиантом в твердом лоснящемся переплете: "Жены Генриха VIII". Слова, значившие для нее так много и произнесенные ею с глубокой верой в их правоту. Дивероу поглядел на Маккензи и повторил их негромко: - "Если ты попытаешься слишком уж изменить свою внешность, то... лишь запутаешься вконец"... Энни сказала, что это она услышала от тебя. Маккензи явно смутился. Видно, не забыл своих слов. - У нее были проблемы. Как я только что говорил, Энни - по натуре своей прекраснейший человек. Но она этого не сознавала. Зато я сразу разглядел ее. Как мог бы сделать и любой другой. - Но в чем же теперь ее проблемы с точки зрения закона? - поинтересовался Сэм. - Все дело в ее муже-сутенере, будь он проклят! Вот уже шесть лет, как она связана с этим проходимцем. Энни помогла ему проделать путь от пляжного шалопая до владельца двух ресторанов. По существу, это она их создала и чертовски гордится ими! Ей нравится такая жизнь. Лицезрение моря, всех этих чудесных людей. Сейчас она ведет добропорядочный образ жизни, и в этом лишь ее заслуга. - Однако в чем же суть дела? - Он намерен избавиться от нее. Нашел себе другую женщину и не желает даже выслушать Энни. Развод по-тихому, и прощай! - А она разводиться не хочет? - Данный вопрос не имеет для нее большого значения. Главное, Энни не хочет потерять рестораны! И это - дело принципа: она столько труда затратила, чтобы обзавестись ими! - Но ему не удастся так просто взять да и оттяпать себе рестораны. Речь ведь идет об имущественном разделе, а законы Калифорнии в этом отношении дьявольски суровы. - Он пройдоха великий. Вернулся в Детройт и разыскал в тамошней полиции ее досье. Сэм помолчал немного, затем заметил: - Да, проблема эта сугубо юридическая. - Ты возьмешься за нее? - Я вряд ли могу быть тут чем-то полезен. Ведь все это потребует сопоставления аргументов и контраргументов, проведения широкомасштабной наступательной операции. Огнем отвечать на огонь, выдвигать встречные обвинения. - Дивероу прищелкнул пальцами с видом юриста-вундеркинда, озаренного блестящей идеей. Впрочем, я смог бы предложить тебе следующее: ты отпускаешь меня, и я прямиком лечу в Калифорнию. Ну а там уж я разыщу одного из самых лучших в адвокатской ассоциации детективов, - вроде тех, что показывают по телевизору, и вплотную займусь этим делом. - Умница, мой мальчик! - воскликнул уважительно Хаукинз. - Меня радует твой боевой настрой, он пригодится тебе чуть позже. Скажем, через месяц или два. - Но почему не сейчас? Я мог бы... - Боюсь, что нет. Это не подлежит обсуждению, Сэм. Тебе придется побыть здесь еще какое-то время. А пока поговори с Энни. Разузнай все, что удастся. Возможно, тебе сможет помочь и Лилиан: она девица изобретательная. С этими словами Маккензи Хаукинз удалился, обратив предварительно пассив в актив: у Сэма прибавилось сразу два новых стража. Он мог бы избавиться от Рудольфа и Безымянного, но "девочки" эти - дело иное. Не прошло нескольких часов после их приезда, как Сэму стало совершенно ясно, что у Лилиан вряд ли останется на него много времени. В свойственной ей энергичной манере она сразу же с неистовой одержимостью принялась командовать парой выделенных в ее распоряжение слуг, хотя по-настоящему развернулась лишь ранним утром, когда боевая бригада отправлялась на занятия. Поднималась по лестницам, побывала на верхнем этаже и даже на крепостном валу. Стучали молотки, визжали пилы, ловко делали свое дело мастерки штукатуров. Перетаскивалась мебель - снизу вверх и сверху вниз, на веревках и с помощью рычагов, причем отдельные предметы, особо крупные и громоздкие, поднимались и опускались через окна - крепостную стену заставили великим множеством цветочных горшков с комнатными растениями, кустами и даже низкорослыми деревцами, созерцаемыми Сэмом снизу, поскольку подниматься туда ему не разрешалось. Ну а уже днем Лилиан со своими двумя помощниками потащили куда-то краски, кисти и деревянные панели. И когда Сэм, не в силах долее сдержать любопытства, спросил ее, что происходит, то услышал в ответ: - Навожу порядок, только и всего. Наконец, на стену были подняты корзины с дробленым камнем и мытым гравием, а несколько позже - скамьи из бетона и - если только Сэм не ошибался и не находился сейчас в своем Бостоне - отделанный мрамором престол. И тут он понял, чем занята Лилиан: она оборудует верхний этаж замка Махенфельд и крепостную стену под будущую резиденцию римского папы! Хаук предусмотрел все, и апартаменты, и сад, и мебель для отправления культа! Боже мой, резиденция папы! Энни, в отличие от Лилиан, проводила с Сэмом чуть ли не все свое время. Поскольку Маккензи считал неуместным, чтобы "девочки" питались вместе с капитанами в офицерской столовой: женщинам не полагалось делить хлеб с ударной бригадой накануне боя, - то Энни и Лилиан предписано было трапезничать в комнате Дивероу, которому, понятно, предстояло по этому случаю запахиваться в злополучное одеяло. Но Лилиан появлялась там довольно редко: она практически все время проводила на верхнем этаже, обустраиваемом ею под резиденцию. Поэтому Сэм и Энни часто оставались вдвоем. Отношения между ними, как это ни удивительно, не выходили за рамки платонических. Ни он, ни она не выказывали ни малейшего желания изменить ситуацию. По-видимому, это объяснялось тем, что им не хотелось, чтобы кто-то из них оказался вдруг вовлеченным в творившееся вокруг них безумие, и они искренне стремились хоть как-то уберечь друг друга от возможных невзгод. Каждый раз, беседуя с Энни, Сэм все отчетливее понимал, чего добивается Маккензи от нее. Таких наивных, непосредственных натур, как она, Дивероу еще не встречал в своей жизни. Женщинам не хватает смекалки, всегда полагал он, однако Энни оказалась иной. В то время как другие, добившись желаемой цели, успокаиваются, Энни никогда не довольствовалась достигнутым. Ей было присуще достойное восхищения дерзостное стремление к новым свершениям, возглашавшее на весь мир, что она многое может и на многое готова пойти, и - о небо! - это не должно было никого огорчать. Дивероу осознавал нависшую над ним опасность предать забвению свои замыслы. Ему стало казаться, будто именно эту женщину он и искал на протяжении последних пятнадцати лет. Но он не мог не думать о деле. В его голове созрел новый план. Который, знал он, должен сработать. В тот самый день, когда Хаукинз с бандой банановых капитанов отправится на операцию "Нулевой объект"! В зале отзвучали последние, мелодичные и несколько суровые, аккорды, исполненные оркестром. Когда опустился занавес, Гвидо Фрескобальди вышел на сцену и, вытирая слезы, несколько раз поклонился под аплодисменты восторженной публики. Ему придется отложить на время свое искусство и подумать о вещах, заслонивших в данный момент от него все остальное. Он торопился: ему надо еще заскочить в костюмерную и запереть гримерную. Его ждут! Он едет в Рим! Где его заключит в объятия столь горячо любимый им кузен, наиболее почитаемый им из всех пап - Джиованни Бомбалини, Франциск, наместник Христа! Боже, какая честь для него! Свидеться после стольких лет! Но он не мог сказать об этом ни одной живой душе. Ни одной! Таково было условие. Так пожелал Бомбалини, - о, святая Богородица, - папа Франциск! И никто не посмел осведомиться у столь знатной особы, как первосвященник, о причине подобного волеизъявления. Правда, Гвидо был несколько удивлен. Почему Джиованни настаивал, чтобы он солгал слегка, сказав руководству, будто едет в Падую повидаться с семьей, а вовсе не в Рим. Его приятель режиссер замигал глазами, когда певец сообщил ему о предстоящей поездке. "Ну что ж, в таком случае ты сможешь попросить свою семью, Гвидо, помолиться Святому Петру о маленькой священной лире: в этом сезоне театральная касса была не очень-то полной". Знает ли что-нибудь режиссер? И если да, то с каких пор? Вся эта секретность не вязалась с его представлением о Джиованни, каким он его знал раньше. Но кто он такой, Гвидо Фрескобальди, чтобы сомневаться в мудрости своего дорогого кузена, папы римского?! Гвидо быстро добрался до костюмерной и принялся стаскивать с себя театральный наряд. Взгляд его упал на праздничную одежду, тщательно выглаженную и аккуратно висевшую на крюке посреди стены. В ней он ходит по воскресеньям на церковные мессы и сейчас наденет ее только в поезде, по дороге в Рим. Внезапно он ощутил себя человеком неблагодарным, и ему стало стыдно. Джиованни всегда был так добр к нему! А он возьми да и вбей себе в голову тревожные мысли, причину которых и сам не смог бы понять. Журналистка, которая устроила их встречу, дотошно расспрашивала его, какого размера одежду и обувь он носит. Не упускала ни единой подробности. Когда же он высказал удивление по этому поводу, она разъяснила все. Гвидо даже прослезился, услышав ее ответ. Джиованни решил купить ему новый костюм. Хаукинз с капитанами вернулись из Рима. Последняя рекогносцировка в зоне проведения операции "Нулевой объект" прошла успешно. План не нуждался в каких бы то ни было коррективах. Все разведданные были собраны вместе и тщательно проанализированы. Опираясь на сведения, полученные в результате использования основных способов наблюдения, применяемых на вражеской территории, Хаукинз обзавелся униформой, - точнее, черным костюмом с пасторским воротничком, - а заодно и пропуском в Ватикан вкупе с удостоверением личности, в котором значилось, что он - иезуит, занимающийся по поручению казначейства изучением эффективности сбора денежных средств. Он получил свободный доступ к спискам высших церковных деятелей и служебного персонала с самым широким полем деятельности - от роскошных апартаментов до жалких бараков. Вся добытая Маккензи информация лишь подтверждала его предположения. Папа выедет в замок Гандольфо в тот же день, что и в последние два года. Он был человеком организованным, и все его время строго расписывалось в соответствии с подлежавшими исполнению делами и возложенными на него обязанностями. В замке Гандольфо ожидали папу, и он непременно прибудет туда. Автоколонна с лимузином папы римского в ее составе будет такой же скромной, как и прежде: первосвященника не отличали ни расточительность, ни претенциозность. Один мотоциклист впереди, два - по бокам его машины и еще один - сзади. Вот и весь эскорт. Число лимузинов ограничивалось двумя: один - для папы и его ближайших помощников, второй - для секретарей и низших по рангу прелатов, везших с собой текущие рабочие бумаги. Маршрут папского кортежа пролегал по живописной дороге, о которой он говорил с восторгом всякий раз, когда упоминал Гандольфо. Это была изумительная по своей красоте виа Аппиа Антика, с холмами и древнеримскими руинами на всем ее протяжении. Виа Аппиа Антика. Зона осуществления операции под кодовым названием "Нулевой объект". В Цараголо были доставлены два реактивных самолета "Леар". Цараголо - аэродром для богачей. Миниатюрный седан "фиат", входивший в снаряжение рядовых турок, был куплен капитаном Нуаром якобы для эфиопского посольства и поставлен в работавший круглосуточно гараж по соседству с полицейским участком, отличавшимся крайне низким уровнем преступности. Гвидо Фрескобальди находился тем временем на пути в Рим. Встречала его Регина. Она должна была поместить певца в арендованный ею особнячок под звучным названием "Дож", расположенный на виа Мачелли, у самой площади Испании с ее знаменитой лестницей, и окружить немолодого уже человека всяческими заботами до утра, на которое был намечен налет. Ну а утром первое, что предстояло ей сделать, - это впрыснуть в своего подопечного раствор тиопентала, который обезопасит их от него как минимум часов на двенадцать. Хаукинз намеревался запихнуть Гвидо в свой "фиат" по пути к зоне действия "Нулевого объекта". Естественно, перед этим Регина обрядит его соответствующим образом и засунет в просторное пальто, которое скроет под собой маскарадный костюм. В частности, длинные полы. Теперь оставалось позаботиться еще только об одном деле. Использовавшиеся на учениях два лимузина следовало отогнать в местечко Валтурнанче, в нескольких милях к северо-западу от альпийского городка Шамполук. Поближе к редко использовавшемуся частному аэродрому, с которого лишь время от времени взлетали реактивные самолеты, чьи владельцы спешили попасть на свои лыжные базы. Автомобили имели подлинные номерные знаки и были зарегистрированы на несуществующих греков: швейцарцы никогда не тревожат греков, которым по карману столь дорогие машины. Перегнать лимузины было поручено Лилиан. Точнее, на нее возлагалось общее руководство данной операцией. В ее распоряжении находились двое парней, которые уже помогли бы ей к тому времени натянуть на Гвидо одеяние папы. Когда машины будут на месте, все трое смогут исчезнуть. Естественно, Маккензи заранее снабдит их деньгами. Затем, как только они возвратятся в Махенфельд по завершении операции "Нулевой объект" и папа будет благополучно и в обстановке строжайшей секретности доставлен в подготовленные для него апартаменты, Хаукинз избавится также от Рудольфа и того психа, чьего имени никак не запомнить. Но повар должен остаться. Черт с ним, если даже он и узнает, кому готовит еду: ведь этого француза-гугенота разыскивает полиция шестнадцати стран. Потом замок покинет Энни. И, конечно же, Сэм. Он мог бы заставить Сэма подчиниться ему: тот накрепко был привязан к гаубице, которую сам же и заряжал. Но Энни он не мог постигнуть. Чего она добивается? Почему не оставит его? И зачем использовала данную им клятву против него же самого? "Ты поклялся, что если кто-то из нас обратится к тебе за помощью, то ты не откажешь в ней. И что ты никогда не допустишь, чтобы свершилась несправедливость, если только сумеешь ее предотвратить. И вот я здесь. Нуждаюсь в твоей помощи. Несправедливость уже налицо. Идти мне больше некуда. Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой". Да, конечно, он должен помочь ей. Помимо всего прочего, он дал ей слово генерала. Но почему? Не мог бы его заменить Сэм? Проклятье! "Итак, я умру в Гандольфо. Могло быть и хуже", - размышлял Джиованни Бомбалини, выглядывая из окна своего кабинета. Единственное, что мог лицезреть он полвека тому назад, после того как справил наполовину по-латыни, наполовину на языке ква9 изнурительную, затянувшуюся до бесконечности заупокойную службу под неумолчный гул тучами круживших над его головой мух, - это кладбище на Золотом Берегу. Гандольфо, несомненно, - более благопристойное место. Здесь он смог бы к тому же поработать более плодотворно: в остававшиеся еще у него недели привести в порядок хотя бы свои личные дела и сделать все возможное, чтобы наметить план действий на ближайшее будущее церкви. Он захватит с собой в Гандольфо несколько сотен аналитических записок о наиболее влиятельных епархиях во всем мире и рекомендаций по кадровым вопросам. Ему придется выбирать достойных продвижения по службе из множества кандидатур, предпочтение он будет отдавать все же молодым перспективным священникам. Хотя, такие часто не имеют с молодежью ничего общего. Он должен был время от времени напоминать себе о том, что неподатливая старая гвардия не заслуживает презрения и не должна подвергаться ему. Старые боевые кони прошли через духовные баталии, неизвестные подавляющему большинству вопящих во все горло о необходимости реформ и перемен. Совсем не легко изменить философию целой жизни. Но испытанные в сражениях старые боевые кони знают, когда нужно отойти в сторону, чтобы пощипать луговую траву, и если только к ним обратятся, всегда готовы дать доброжелательный совет, независимо от их собственных умонастроений. Однако священнослужителям вроде Игнацио Кварце не место в церковных рядах. Папа Франциск решил для себя, что среди последних совершенных им деяний смещений с занимаемых постов будет совсем немного. Его предсмертное слово в виде завещания зачитают после его кончины на заседании курии, а затем и опубликуют. Впрочем, от всего этого попахивает гордыней, подумал он, но если Богу не будет угодно, чтобы он, Франциск, завершил свой труд, он всегда сможет призвать его к себе, как только пожелает. Он начал диктовать свое завещание молодому чернокожему священнику. И еще разослал во все ведомства Ватикана памятную записку, коей назначал сего юного прелата своим душеприказчиком на случай, если Христос раскроет ему свои объятия. Джиованни сообщили, что Игнацио Кварце чуть ли не исходил криком, когда прочитал папское послание. А это может крайне отрицательно сказаться на состоянии носоглотки неистового кардинала. - Ваше святейшество, я никак не могу отыскать коробку с шахматами. В телефонной тумбочке ее не оказалось, - сказал молодой чернокожий помощник папы, выходя из спальни с чемоданом в руках. Джованни подумал мгновение, затем смущенно засмеялся. - Боюсь, шахматы в ванной, святой отец. Монсеньор О(Джиллиган столь яростно излагал мне свой план разрешения проблемы перехода из одной веры в другую путем разъяснения, какая ужасная кара ожидает решившихся на это заблудших овец, что совсем заморочил мне голову, и я обо всем позабыл. Прелат снова скрылся и тут же вернулся. - Вот они, ваше святейшество. - Улыбаясь, молодой священник показал папе коробку с миниатюрными шахматами, принесенную им из ванной. - Я положу их в сундук с одеждой. - Мы уже почти полностью упаковались? Впрочем, "мы" я сказал просто так, поскольку всем этим занимались только вы. - Практически все готово к отъезду, святой отец. Пилюли и тонизирующие средства будут в моем портфеле. - Неплохо бы прихватить и немного хорошего бренди. - Я уже сделал это, ваше святейшество. - Поистине, вы Божий человек, сын мой! Глава 23 "Внимание: ремонт!" Большой металлический знак с этой надписью был прикреплен посередине деревянного барьера поперек сельского тракта. Снабженный наисовременнейшим красным отражателем света и эмблемой римского муниципалитета, выглядел знак весьма внушительно и официально закрывал значительный отрезок виа Аппиа Антика для всех видов автотранспорта, предлагая объезд - через лес у Аппиева холма. Поскольку остававшаяся проезжей часть дороги была исключительно узка, альтернативы объезду не имелось, если только машина была хоть чуточку крупнее самого миниатюрного "фиата". Это же касалось и седана "фиат", выведенного Хауком из гаража по соседству с полицейским участком и валявшегося в данный момент в перевернутом виде у подножия возвышенности. Ни один более крупный автомобиль, чем пресловутый седан, не смог бы здесь развернуться. Прежде чем повернуть машину, водителю пришлось бы провести ее задним ходом по бесчисленным рытвинам и изгибам дороги чуть ли не целую милю. Правда, в принципе можно было бы попытаться проехать по широко раскинувшимся лугам у Аппиева леса, но они изобиловали камнями, крупными валунами и местами порушившимися каменными стенами, воздвигнутыми еще в древние времена. Объезд по лугам таил в себе серьезную опасность, не говоря уже о том, что он был запрещен законом. Примерно такие мысли роились в голове капитана Нуара, неподвижно лежавшего с напудренным черным лицом в маске из дамского чулка в кустах у дороги, перегороженной барьером. Издали донесся рокот приближавшихся мотоциклов. Все было готово. Операция "Нулевой объект" началась. Место было выбрано удачно. Вокруг - лишь деревья, поля да холмы. Генерал знал свое дело! Похищение могло бы состояться и на этом уединенном участке сельского тракта, а не на объездном пути, но в каком-то отношении планом "Нулевой объект" объезду отводилась первостепенная роль. Автомобили папского кортежа могли бы кое-как развернуться, но они не сделают этого, а поедут в объезд. На тот случай, если они все-таки не поедут объездным путем, капитан Нуар сжимал в руке массивный свисток с пронзительным звуком. Его применение будет означать, что план "Эйбл", фаза первая, пункты с первого по третий, отменяется и немедленно начинается осуществление плана "Бейкер", фаза "два нуля", пункты со сто первого по сто десятый, в соответствии с которым похищение должно состояться за Аппией. Вдали показался голубой стальной шлем с покрытым эмалью белым крестом, сверкавший в ярких лучах итальянского солнца наподобие огромного драгоценного камня. Это был передовой патруль мотоциклетного эскорта папы, главы Ватикана, как обычно именовали его. Одет он был в форму офицера полиции. Ехал со средней скоростью: более быстрая езда по старой дороге могла бы создать неудобство для тех, кто сидел в лимузинах. Патрульный заметил деревянный барьер с большим предупредительным знаком и подкатил к нему. Капитан Нуар затаил дыхание. Офицер слез с мотоцикла, установил его на опорной "пятке" и направился к ограждению. Поднял в растерянности брови, заглянул за барьер, желая удостовериться, в чем суть ремонтных работ, и выругался. Повернувшись в сторону приближавшегося кортежа, патрульный офицер поднял кверху обе руки. Лимузин, ехавший первым, остановился примерно в сотне ярдов от барьера. Офицер вернулся к своему мотоциклу, вскочил на него, завел и, быстро подъехав к головному автомобилю, склонился к приоткрытому окну и сказал что-то взволнованно сидевшим внутри. Почти тут же отворилась задняя дверца, и из нее вышел священник в черной сутане. Он и патрульный прошли к барьеру, затем принялись разглядывать дорогу, круто спускавшуюся вниз, к Аппиеву холму. Все это время они оживленно говорили о чем-то между собой. Энергичная жестикуляция свидетельствовала о недоумении и замешательстве. Потом священник повернулся к барьеру спиной, подобрал руками полы длинной сутаны и, обойдя головную машину, направился к лимузину папы. Капитан Нуар не мог всего разглядеть, но легкий ветерок донес до него кое-что из взволнованного разговора священника с патрульным мотоциклистом. И тогда он набрал в грудь побольше воздуха и до боли сжал зубами свисток. Но тут, к великому своему облегчению, он услышал смех. Священник вернулся к передней машине, кивнул головой в сторону находившегося слева от него патруля и забрался назад в свой лимузин. Таким образом, безрассудное решение было принято. Генерал Хаукинз знал, с кем имел дело. Автоколонна, возглавляемая патрульным мотоциклистом, повернула налево, в направлении холма. Машины двигались осторожно, на малой скорости, и, когда два ехавших сзади мотоциклиста достигли первого поворота на склоне холма, капитан Нуар выскочил из зарослей и, метнувшись к барьеру, преградил им въезд на объездной путь. Знак, прикрепленный к барьеру, он заменил другим: "Динамит! Опасно! Смерть!" Ему удалось это! Слава Богу, все вышло, как надо! Он бежал из Махенфельда, находится на пути в Рим, и, если все сложится удачно, никто не узнает о его побеге до утра! А потом окажется слишком поздно! Хаук уже будет занят своим "Нулевым объектом". Они никак не смогут узнать о его побеге. Разве что выломают дверь в его комнату, а это маловероятно. Энни с ним не разговаривала: она заперлась от него в своей комнате в южном крыле после того, как он спровоцировал ссору. Он кричал тогда так громко, что его можно было бы услышать и на горных пиках Маттерхорна. Ну а она ответила ему на языке, который изучила в своей уголовной семье. Рудольф и Безымянный не хотели иметь с ним ничего общего. И тем более дружить. После размолвки с Энни Сэм симулировал перед своими охранниками неожиданные приступы ужасных болей в паху. Якобы не в силах долее терпеть, он скорчился и закричал: - Господи, у меня кувейтский энцефалит! Я заразился пять недель назад в алжирской пустыне! О, Боже мой, я все-таки подхватил его! У меня яйца распухли, как баскетбольные мячи! Мне нужен врач!.. Позовите врача!.. Доктора скорее! - Врача нет. Нет и не будет никакой связи с внешним миром до возвращения хозяина Махенфельда. - Рудольф был непреклонен. - Вы поплатитесь за это! Болезнь очень заразная! - не унимался Сэм. Вслед за этим, стиснув обеими руками трусы в известном месте, он имитировал обморок. Рудольф и Безымянный удрали в панике в гостиную. Ожив, но продолжая разыгрывать агонизирующего больного, Сэм с воплем выскочил из комнаты и бросился вверх по лестнице, призывая на помощь Всевышнего и кляня свои опухшие органы. Рудольф и Безымянный носа не высовывали из гостиной, пока Сэм не добежал до своей комнаты и не закрыл за собой дверь. Когда же спустя какое-то время он приоткрыл ее, то увидел, как в дальнем конце коридора его охранники, прикрыв лица платками, пшикают вокруг себя дезинфицирующими аэрозолями. Путь был расчищен! Для красивого, безопасного ухода из Махенфельда. Лилиан и двоим ее помощникам из обслуги замка предстояло перегнать лимузины на аэродром, расположенный где-то южнее Махенфельда. Ему припомнилось, как Маккензи объяснял своей бывшей супруге этот маршрут. Дорога должна была занять у нее примерно четыре часа, и главное, что Хаукинз подчеркнул особо, ей придется вести автомобиль к аэродрому только по западному шоссе. Аэродром! А это значит самолеты! И самолеты эти летают в Рим! Даже если полетов нет и их не предвидится, на аэродроме наверняка найдется телефон! И радио! В голове Сэма постепенно сложился новый план действий. Он во что бы то ни стало должен залезть в багажник второго лимузина, который поведет кто-то из обслуги замка. Открыть замок багажника не составило особого труда. Он сделал это, когда крутился возле машин, чтобы помочь Лилиан с чемоданами и затем попрощаться с нею. Как только его охранники в очередной раз скрылись в облаке дезинфицирующего раствора, Сэм связал три одеяла, спустился с балкона на землю, бросился к автомобилю и залез в багажник. Находясь уже внутри лимузина, он плотнее завернулся в одеяло, благодаря небо за то, что у него есть хотя бы трусы, и стал ждать. Он рассчитывал на то, что само небо хоть немного поможет ему в его предприятии, и удача действительно улыбнулась ему. Лимузины проскочили через ворота, и поездка началась. Через три часа дикой тряски, спусков, подъемов и гонки по швейцарским горам Сэм услышал частые и громкие гудки автомобильного клаксона. Спустя несколько секунд издали донесся ответный сигнал шедшего впереди лимузина. Автомобиль, в котором находился Сэм, замедлил ход и затем остановился. Водитель торопливо выбрался из машины. Дивероу услышал его быстро удалявшиеся шаги, а потом - звуки лившейся под напором жидкости, которые ни с какими другими не спутаешь. Сэм осторожно приоткрыл крышку багажника, бесшумно вылез наружу и, подкравшись к стоявшему на обочине водителю, врезал ему ручкой домкрата по голове. Не прошло и полминуты, как Дивероу стянул с оглушенного им швейцарца брюки, пиджак, рубашку и башмаки. Натянув на себя брюки и пиджак - этого пока хватит в ночной темноте, - вскочил в машину, на место водителя, и дважды нажал на кнопку звукового сигнала, давая понять, что можно трогаться. Лилиан ответила ему такими же гудками, и они продолжили путь. С аэродромом в Валтурнанче - это название было указано в надписи у ворот - у Сэма могли возникнуть проблемы, вполне, однако, разрешимые с помощью огромной суммы денег, обнаруженных им в пиджаке, снятом со швейцарца. Пять тысяч долларов! Американских! Хаук щедро одарил этого служащего! В его голове непроизвольно родился другой, совершенно фантастический план! С великолепным финалом! Он справится с Хауком без всякой полиции! Без вмешательства властей! Хладнокровно остановит его, сорвет операцию "Нулевой объект" и к чертям собачьим разгонит беспутную банду - и все это одновременно! Никто в ближайшее время не будет расстрелян, вздернут на веревке или приговорен к пожизненному тюремному заключению. Замысел гениален. И безупречен. У западной кромки аэродрома дорога круто изгибалась. Как только лимузин Лилиан вышел на этот поворот, Сэм сбросил скорость своего автомобиля, а затем и остановил его у обочины. Выключив зажигание, схватил рубашку и башмаки и, выскочив из машины, кинулся в лес. Затаившись в темноте, он ждал неизбежного. Слышно было, как затормозил лимузин Лилиан. Она в сопровождении своего помощника поспешила к брошенной Сэмом машине. - Это уж слишком! - возмутилась женщина. - Эта неблагодарная тварь взяла да и смылась в последнюю минуту! После того, как Мак отвалил ему столько денег! Впрочем, это меня не удивляет. У него были вялые мышцы на шее, а это всегда признак слабости... Поехали! Садись в машину! Мы почти у цели. Час спустя Сэм Дивероу, в кожаном пиджаке и мешковатых брюках, слишком больших для него, выложил две с половиной тысячи долларов ошеломленному пилоту в ангаре аэродрома Валтурнанче в уплату за незапланированный рейс в Рим. Человек, на котором остановился Сэм, ростом был пониже его и не обладал развитой мускулатурой атлета. Считается, что пилоты, соглашающиеся на подобного рода полеты, не обладают, как правило, высокой нравственностью. Но Сэм не опасался, что его обманут и выбросят на один из альпийских перевалов. Он добился своего! Они полетели! И достигли Рима до восхода солнца! Он, Сэм Дивероу, лучший молодой юрист в Бостоне, совершит сейчас самый головокружительный взлет в своей карьере! Капитаны Гри и Блю, в полицейской форме, тесно облегавшей их фигуры, стояли неподвижно, укрывшись за стволами аппиевых кленов, по обеим сторонам дороги. Их правые руки, согнутые в локтях, были чуть отставлены в стороны, чтобы ненароком не пораниться короткими полыми иглами, торчавшими остриями из надетых на пальцы колец. Как и предсказал командир, два мотоциклиста, сопровождавшие лимузин папы по бокам, повернули обратно и теперь замыкали кортеж. И опять-таки в полном соответствии с предположением генерала, грохот стоял невообразимый. Машины проследовали одна за другой. И когда два патрульных мотоциклиста оказались наконец между двумя кленами, за которыми скрывались капитаны, Гри и Блю, стремительно выскочив из-за деревьев, взмахами левых рук оглушили обоих полицейских, а правыми вонзили острия маленьких игл в их шеи. В считанные секунды патрульные были обездвижены. Гри и Блю оттащили тела полицейских в ближайшие кусты, а сами оседлали их мотоциклы. Срезая путь, они промчались через кустарник вниз по склону холма, и, согласно плану, заняли новую позицию. В случае необходимости капитаны могли теперь для маскировки натянуть поверх своей формы сутаны. Капитаны Оранж и Вер, затаившись в высокой траве, лежали на животах напротив друг друга. То, что увидели они вдали, сквозь заросли, вызвало у них смех: в мотоциклетном эскорте не хватало двух машин. Остававшиеся патрульные, пристраиваясь в хвост второго лимузина, старались выровнять свои мотоциклы. Когда автомобиль с его преосвященством проследовал мимо капитанов, набожный Оранж перекрестился. Капитан Вер досадливо сплюнул. Давно уже церковь не избирала папой римским француза, и все из-за этих свиней итальянцев. Лимузин папы свернул на последний поворот и покатил под уклон. Оранж и Вер одновременно вскочили на ноги и молниеносно выполнили заранее отработанный прием по захвату полицейского мотоциклетного эскорта. Патрульные были выведены из строя. Автомобиль с папой заворачивал к подножию Аппиева холма. До фазы номер четыре - взрывов дымовых бомб в перевернутом "фиате" - оставались секунды. Оранж и Вер приступили к своему очередному заданию, самому важному из всех, - к фазе номер семь. Фазы пять и шесть - вывод из строя средств связи и принудительное погружение в сон спутников папы римского - могли начаться в любой момент. Фаза номер семь должна была стать венцом всей операции "Нулевой объект": ведь ею предусматривалась подмена Джиованни Бомбалини певцом Гвидо Фрескобальди. Потрясшие "фиат" взрывы были поистине ужасны, как и дикие вопли турок. Хаук довольно ухмыльнулся. Черт возьми, как чудесно все это - и дым и шум! Хотя криков, пожалуй, все же многовато. Кортеж замер, словно в шоке, раздались взволнованные голоса. Один мотоцикл и два лимузина оказались на глухом объездном пути, с юга огороженном крутыми горными склонами, а с севера окаймленном дремучим лесом. ? "Лучшего и не придумаешь!" - подумал Хаукинз, поддерживая в кустах обмякшее тело Гвидо Фрескобальди. Капитан Нуар занял свою позицию и просигналил капитанам Ружу и Брюну, которые стояли в десяти ярдах один от другого в ожидании того момента, когда можно будет приступить к выполнению фазы номер пять - к выведению из строя средств связи. И вот этот момент настал. Единственный оставшийся из всего эскорта ватиканский полицейский соскочил с мотоцикла и кинулся к густо дымившему опрокинутому "фиату", из глубины которого раздавались истошные вопли попавших в ловушку людей. Дверцы обоих лимузинов были распахнуты. Водители и священники, размахивая руками, что-то кричали и отдавали приказы, обращенные ко всем и ни к кому в отдельности, а затем побежали к перевернутому автомобилю. Наконец-то! Капитаны Нуар, Руж и Брюн в сутанах священников выскочили из своих укрытий. Брюн и Руж забрались на переднее сиденье головного автомобиля и повыдергивали все попавшиеся им на глаза провода. Нуар устремился к следующей машине, лимузину папы, и потянулся через открытую дверцу к переговорному устройству. Неожиданно над спинкой сиденья показалась чья-то ладонь, а затем и запястье, выглянувшее из белой сутаны. Но ладонь и запястье не были белыми. Они были черными! Хватка, которую ощутил на своей шее капитан Нуар, подкрепленная молниеносными сокрушительными ударами кулаком по его голове, была приемом, хорошо известным ему по уличным дракам. Он был характерен только для одного места на свете - для Гарлема! Нуар с силой крутанул разламывавшейся от боли головой и, к своему несказанному изумлению, оказался лицом к лицу с собратом. С собратом, облаченным в белоснежную сутану католического священника! Подобная встреча не входила в планы Нуара, однако тут уж ничего не поделаешь. Как бы ни был хорош католический ягненок, его боевые приемы не простирались далее тех, что применялись на Сто тридцать восьмой улице и в Амстердаме. Воспользовавшись этим, Нуар ткнул большим и указательным пальцами в чувствительную плоть противника и оттолкнул его от себя. Чернокожий священник вскрикнул и отпустил голову Нуара. Тот же, сделав глубокий вдох, не замедлил нанести католическому ягненку рубящий удар по затылку, после чего вернулся к своему делу: стал обрывать провода и разбивать механизм. Старый толстый гусак, притаившийся на заднем сиденье, - там же, где находился и чернокожий клирик, - и весьма похожий в своем белом одеянии на Нуара, подался вперед и бережно уложил поверженного собрата рядом с собой, поддерживая его голову так, словно бедный прелат и в самом деле был тяжело ранен. - С ним все будет о(кей! - заверил сердобольного священника Нуар. - Не знаю, как делают подобные вещи ваши парни. Клянусь, не знаю! Но баптисты предпочитают в скачках уповать на вожжи: они ценят темп! Правда, в вашем распоряжении "фараоны"!.. Ну и чертовщина! Что за новые сюрпризы могут его ожидать? И какими еще задержками грозит ему пребывание в залитом солнечными лучами римском аэропорту Леонардо да Винчи? В общем, ночной кошмар в это яркое утро! Ночной кошмар, не компенсируемый возможностью выспаться, как это бывает обычно. Проклятый коротышка, этот сукин сын, пилот из Валтурнанче, утверждал, что его самолет должен быть непременно осмотрен инспекторами отдела по борьбе с наркотиками! Сэм прекрасно знал, что никто не шевельнет и пальцем, если самолет взлетит в воздух с шестью сейфами, набитыми ворованным золотом, не указанными в декларации бриллиантами или сверхсекретными оборонительными планами НАТО, если только сверху не поступит соответствующего распоряжения. Однако все его протесты не возымели никакого действия. Впрочем, не совсем так, поскольку в конце концов его заставили раздеться и затем подвергли обыску. - Простите, синьор, а где ваше нижнее белье? Куда вы его подевали?.. Эй, парни, проверьте самолет еще раз! - Это безумие какое-то! - завопил Дивероу. - При чем тут какие-то трусы... - О чем это вы? - спросил капитан с явным подозрением. - О трусах! - Сэм очертил их контур в воздухе. - Ну где бы мог я потерять их тут?.. - Ах-ах-ах! - покачал головой пилот. - Швейцарские горцы носят длинные подштанники. Притом с накладными карманами. С клапанами. И со множеством пуговиц. А в пуговицах имеются пустоты. - Но я не горец и не швейцарец! Я американец! Брови капитана взметнулись кверху. - Ах-ах-ах, синьор... Мафия? - произнес он, понизив голос. Этот цирк продолжался бы бесконечно долго, если бы Сэм не догадался вручить этому коротышке десять стодолларовых американских банкнот, сразу же изменивших настроение капитана и освободивших Сэма от всяческих подозрений. - Где я могу взять такси? - Прежде вам следует обменять свои деньги на итальянские, синьор: ни один таксист не сможет дать вам сдачу со стодолларовой бумажки. - У меня не осталось больше ни одной стодолларовой купюры. Только пятисотенные. - Тогда он позовет полицию: несомненно, такие крупные банкноты не могут быть подлинными. Вам нужны лиры. "Боже мой, полиция!" - подумал Сэм. Сейчас он меньше всего хотел бы иметь дело с полицейскими и истеричными таксистами. Ибо ни те, ни другие определенно никак не вписывались в его гениальный план срыва операции Хаукинза. И поэтому он чуть ли не час простоял в очереди в кассу, где производился обмен денег, и все для того, чтобы услышать сперва от заправлявшей этим делом усатой дамы, что купюры такого достоинства должны быть проверены спектрографом. - Простите, синьор, - проговорила наконец дама с усиками по истечении довольно долгого времени. - Мы проверили ваши банкноты на четырех разных аппаратах. Они подлинные. Вот ваши лиры. Найдется ли у вас для них свободный кейс или чемодан? Часы показывали 9.45. Время у него еще было! До Рима на такси - около часа, если, конечно, ничто не помешает, и примерно с полчаса уйдет на то, чтобы добраться до южных окраин Рима, откуда он сможет выехать на Аппиеву дорогу. Путь до Аппии займет не более двадцати минут или около того. Он был уверен, что сумеет узнать дорожные знаки, которые видел во время учебных занятий. В общем, он попадет в зону предстоящей операции "Нулевой объект" по крайней мере за полчаса до ее начала. Он остановит Маккензи, предотвратит третью мировую войну, устранит угрозу пожизненного заключения и вернется домой в Бостон, имея в кармане чек на крупную сумму в швейцарском банке! Проклятье, как хочется курить: будь у него пара сигарет, он закурил бы их одновременно! Сэм промчался через здание аэровокзала к двери, над которой было написано на трех языках слово "такси", и, тяжело дыша, выскочил на бетонированную площадку. Всю представшую его взору территорию аэропорта занимали сотни неподвижных тележек, нагруженных багажом. Сбившаяся в отдельные группы публика была готова учинить бунт. Сэм подошел к одному из туристов. - Что происходит тут? - Эти проклятые бездельники таксисты объявили забастовку! Сэм принял решение. У него было несколько сотен тысяч лир в раздувшихся, словно паруса, карманах. Должен же найтись на автостоянке хотя бы кто-нибудь с собственной машиной. И Сэм отыскал такого автолюбителя. В 11.20. И предложил ему деньги. Чем быстрее он поедет, тем больше лир он получит, - счет, понятно, шел на тысячи. Тот согласился. 11.32! Он добьется своего! Он обязан сделать это! И сейчас для него нет ничего важнее этой цели! Почему он настраивает себя так? Потому что он не может иначе. Гри и Блю потуже перепоясали сутаны веревкой. Они стояли на коленях, скрытые густым подлеском и раскидистыми ветвями деревьев, росших по краям древней дороги у подножия холма. Оба они были готовы хоть сейчас выскочить из зарослей и приступить к выполнению фазы номер шесть, предусматривавшей выведение из строя всех автотранспортных средств. Опрокинувшийся "фиат" находился как раз перед ними. Из него валил дым и разносился ветром во все стороны. Пять помощников папы, оба водителя лимузинов и единственный из оставшихся в строю патрульных мотоциклистов пытались добраться до истошно вопивших турок. Впрочем, число присутствующих особого значения для капитанов не имело. Стоит им только оказаться у извергавшего дым автомобиля, как они споро справятся со своим делом. Тем более что при виде более чем странного поведения людей, облаченных в сутаны, их жертвы охватит растерянность. Для капитанов не составит особого труда обездвижить одного за другим всех противников. На западном фланге будет дежурить капитан Руж. Он перехватит там всякого, кто, разобравшись в обстановке, попытается добраться до лимузинов. Пора! Гри и Блю ринулись из кустов в хаотическое смешение дыма, воплей турок и взмахов руками. Просторные сутаны развевались по ветру. Иглы были наготове. Люди из окружения папы один за другим валились на землю с блаженными улыбками на умиротворенных лицах. - Вяжите их! - крикнул Гри туркам, после того как эти три "жертвы автокатастрофы" выбрались через окна и из-под машины. - Подайте мне веревку. - Только не туго, вы, маньяки! - гаркнул грубо Блю. - Помните, что наказывал шеф! - И тут же неожиданно взревел: - О Боже! - Он схватил Гри за плечо и показал пальцем на землю за клубившимся дымом. - Что это такое? Что, капитан? Посредине проезжей части дороги, на полпути к лимузинам, лежал на спине капитан Руж. Поднятая кверху рука была согнута в запястье, так и не успев закончить движение. Маска не могла скрыть выражения олимпийского спокойствия на его лице. Судя по всему, он запутался в длиннополой сутане, споткнулся и при падении нечаянно воткнул острие иглы себе в живот. - Скорее! - бросил Гри. - У нас же есть противоядие! Генерал все предусмотрел! - На то он и генерал! - заметил Блю. - Давай! - приказал Хаукинз, поддерживая Гвидо Фрескобальди, который неожиданно запел. По другую сторону пыльной дороги Маккензи увидел капитана Оранжа. Выбравшись из кустов, тот несся по направлению к лимузину папы. "Ненужная спешка", - подумал генерал: папа не собирался бежать. Его преосвященство помог своему помощнику поудобнее устроиться на сиденье и теперь вылезал из машины с гневным выражением лица. Хаукинз схватил Фрескобальди за руку и повел к лимузину. - Мы не причиним вам вреда, сэр, - проговорил генерал папе. Это было типичное обращение к пленнику. - Скоты! - взревел папа громоподобным голосом, пронесшимся эхом через Аппиевы леса и холмы. - Звери! Убийцы! - Что такое? - Баста! - опять прогремел голос папы Франциска. В глазах его сверкали молнии. В глазах исполина в телесной оболочке простого смертного. - Возьмите мою жизнь! Вы убиваете моих любимых детей! Детей Бога! Вы проливаете кровь невинных людей! Отправьте же меня к Иисусу! Прикончите и меня тоже! И, может, Бог простит ваши души! - О-о, во имя Христа... во имя Неба, замолчите! Никто никого не собирается убивать! - Но я же вижу! Дети Христа мертвы! - Это всего лишь лошадиная доза снотворного. Никому не причинено и не будет причинено никакого вреда. - Но они мертвы! - заявил Франциск, однако уже не столь убежденно, озираясь в растерянности по сторонам. - Они мертвы не более, чем вы. Зачем мы стали бы связывать их, если бы они были мертвыми? Оранж, давай сюда! - Слушаюсь, мой генерал! - ответил Оранж, обойдя лимузин спереди. - Вытащите того цветного парня из машины. Должно быть, это личный гость папы. - Этот человек - священник. Мой помощник! - Что вы говорите? А я подумал, что этот мальчик - из церковного хора... Полегче с ним, Оранж, - сказал Маккензи, когда итальянец вытащил находившегося в бессознательном состоянии черного прелата из автомобиля. - Положите его в кусты и расстегните ворот: чертовски жарко в таком одеянии! - Вы утверждаете, что все они живы? - недоверчиво спросил Джиованни. - Да, конечно, - ответил Маккензи и подал Веру сигнал готовить Фрескобальди к подмене. Двойник римского папы вел себя совершенно спокойно. - Я вам не верю! Вы убили их! - снова закричал папа. - Да замолчите же вы наконец! - произнес Хаукинз, но не в вопросительном тоне. - Послушайте же меня! Не знаю, как вы там руководили своими людьми, но, думаю, отличить живого солдата от мертвого вы можете. - О Боже! - Капитан Гри! - крикнул Маккензи скандинаву, который, с маской на лице, связывал священника у переднего лимузина. - Пожалуйста, поднимите этого человека и перенесите сюда. Гри выполнил приказ. Маккензи взял папу за правую руку. - Вот, дотроньтесь до шейной артерии этого человека. Чувствуете пульс? Зрачки папы сузились, он сосредоточенно следил за артерией. - Да... сердце бьется... Вы сказали правду. А другие? Они тоже живы? И их сердца бьются? - Я же дал вам слово! - твердо проговорил Хаукинз. - Я должен сделать вам замечание, сэр. Победитель не лжет, если уверен, что его положение прочно. Мы отнюдь не скоты, сэр! Просто у нас мало времени, и поэтому мы вынуждены применять те средства, которые могут помочь нам сэкономить его. - Генерал подал Веру знак привести Фрескобальди, находившегося под действием наркотических препаратов, и затем вновь обратился к его преосвященству: - Боюсь, нам придется внести кое-какие изменения в ваше одеяние. Я буду вынужден... Маккензи умолк. Папа Франциск с изумлением смотрел на Гвидо Фрескобальди. Он только сейчас узнал оперного певца. Чисто выбритый, без бороды и усов, его кузен более походил на Джиованни Бомбалини, чем сам Бомбалини. - Гвидо! Это же Гвидо Фрескобальди! - вскричал папа так громко, что его, наверное, можно было услышать и в Неаполитанском заливе. - Гвидо, моя родная плоть! Моя кровь!.. Это же Гвидо!.. О Матерь Божья!.. И ты, Гвидо, - часть этой... этой ереси! Синьор Гвидо Фрескобальди только улыбался. - Сердце красавиц склонно к измене... - С ним все в порядке, сэр, но с сегодняшнего утра он не все понимает. И будет оставаться таким еще некоторое время... Простите, но нам необходимо снять кое-что из ваших атрибутов и надеть на него!.. Капитан Оранж!.. Капитан Вер!.. Подайте руку мистеру Франциску. - Сюда! - произнес Хаук тоном генерала-победителя.. Держа Гвидо Фрескобальди за плечи, он любовался полученным результатом. - Вы не находите, что он ничем не отличается от вас? Франциск был ошеломлен. "Боже великий! Этот мерзкий Фрескобальди - вылитый я. Просто чудо Господне!" - Вы с ним - как две капли воды, мистер папа! Папа Франциск едва слышно спросил: - Вы хотите посадить этого... Фрескобальди на трон Святого Петра? - По моим подсчетам, часа через два. - Но почему? - Поверьте, вы здесь ни при чем. Мне известно, вы прекрасный малый... - И все-таки почему? Ради Бога, почему? То, что говорите вы, не ответ. - И не рассчитывайте на него, - отрезал Хаук. - И еще: мне не хотелось бы, чтобы вы надорвали голосовые связки от крика. У вас такой мощный голос. - Все же я вынужден буду надрывать связки, раз вы не желаете ничего объяснить мне... А-а-а-а!.. - Хорошо! Хорошо! Мы похитили вас. Чтобы получить выкуп. С вами все будет в порядке. Ни один волосок не упадет с вашей головы. Слово генерала. Их разговор прервали подбежавшие к ним капитаны Гри и Блю. - Район контролируется, генерал! - пролаял Гри. - Введение снотворного произведено. К отправлению все готово! - добавил Блю. - Хорошо! Мы трогаемся! Всем покинуть район операции! Приступить к выполнению соответствующих инструкций! У каждого - свое задание! Вперед! Еще не умолк отзвук команды, как раздалось шмелиное жужжание. Это заработал двигатель вертолета, укрытого на замаскированной площадке в пятидесяти ярдах от центра проведения операции "Нулевой объект". А затем вдруг послышался еще один звук. Со стороны дороги у вершины Аппиева холма. Резкий скрип тормозов. - Стойте! - донесся из леса громкий вопль. - Ради Христа, остановитесь! - Что такое? - Бог мой! - Что случилось? - Сейчас объясню. - Говори же! - Отбой! - Кретин! Спотыкаясь на каждом шагу, Сэм спускался бегом с вершины холма по старой пыльной дороге. Выскочив из-за поворота, он подбежал к лимузинам и упал на одно колено. Джиованни Бомбалини в изумлении уставился на Сэма и, увидев, что тот преклонил колено, машинально обратился к нему со словами благословения: - Во имя Отца... - Да замолчите ли вы! - рявкнул на папу Маккензи. - Проклятье, Сэм! Какого дьявола тебе здесь нужно? Мы предполагали, что тебе нездоровится... - Эй, все вы, послушайте меня! - завопил Сэм. - Оглянитесь! - Он поднялся на ноги. Капитаны застыли на месте с каменным выражением лица. - Уходите отсюда! Сматывайтесь подальше, если вам жизнь дорога! Оставьте генерала одного! То, что вы делаете, - ловушка для вас! Махенфельд пал! Это случилось прошлой ночью! На ноги подняты сотни агентов Интерпола... - Челюсть Сэма внезапно отвисла, когда он взглянул на Маккензи. - Что ты сказал? - Ты, сынок, палишь, как из пистолета. Я говорил уже тебе, что уважаю твой ум. Но, к сожалению, не могу утверждать, что и ты уважаешь мой опыт и знания. - С этими словами Маккензи отстегнул один из ремней, перекрещивавшихся на его груди поверх полевого френча. К ремню была прикреплена большая кожаная сумка, бившая по бедру при ходьбе. - Учти, парень, ни одна из серьезных наступательных операций не осуществляется без устойчивой связи с командным центром. Во всяком случае, после тысяча девятьсот семьдесят первого года. Черт побери, я пользовался портативным радиопередатчиком, чтобы через Ли Соль в Камбодже поддерживать контакт с частями, действовавшими на берегах Меконга. - О чем ты? - О высокочастотной радиосвязи, мой мальчик. Берешь нужную тебе таблицу - и можешь передавать и принимать радиограммы одновременно. Ты мыслишь и живешь старыми категориями, Сэм! Всего лишь полчаса назад вокруг Махенфельд а порхали только бабочки. Не знаю, как это вышло, но тебе крупно повезло, что добрался сюда без всякого сопровождения... Подумай, что случилось бы с тобой, если бы ты оказался здесь не один... Все в порядке, друзья! Приступаем к выполнению фазы восемь... Послушай, Сэм, ты отправишься вместе с нами в небольшую прогулку! И предупреждаю, парень, если ты выкинешь еще какой-нибудь фортель, я открою дверцу вертолета на высоте две тысячи футов, и тогда лети, куда пожелаешь! - Мак, нельзя так! Не забывай об угрозе третьей мировой войны! - А ты поразмысли о прелестях свободного падения, без парашюта, прямиком в тарелку со спагетти! И тут раздался еще один звук. Тревожный. С вершины холма. Опять со стороны дороги. Капитаны и турки замерли. Хаукинз вертел головой, оглядываясь по сторонам и устремляя то и дело свой взгляд в сторону Аппиевой дороги. Папа Франциск произнес лишь одно слово: - Карабинеры. Издали донеслось завывание полицейских сирен. Машины быстро приближались. - Проклятье! Как это могло случиться, черт возьми?.. Сэм, это твоя работа? - Боже мой, конечно, нет! Я ничего такого не делал... Да и не хотел, чтобы... - Думаю, вы просчитались, синьоры, - произнес мягко папа. - Что?.. В чем просчитались? - Наш кортеж должен был остановиться возле маленькой, или, лучше сказать, не такой уж большой, деревушки Тускабондо. Всего лишь в миле отсюда. - Господи! - Бог милосерден, синьор генерал. - Эти болваны, черт бы их всех побрал, прочешут холмы и поля! - И возьмут под наблюдение воздух, генерал! - возбужденно воскликнул капитан Оранж. - У карабинеров целая армада вертолетов! Они могут обложить все небо! - Господи! - Слава тебе, Санта Мария! Слава Господу Богу! Только во Всевышнем спасение, генерал! - Я уже сказал вам: заткнитесь!.. Капитаны, выньте ваши карты! Быстрее!.. Гри и Блю, прошу вас оценить маршруты отхода Е-восемь и Е-двенадцать. Другие маршруты хотя и короче, но более опасны. Даю минуту на размышление!.. Оранж и Вер, приведите сюда Фрескобальди. А сами присоединяйтесь к остальным!.. Сэм, оставайся здесь! Вой полицейских сирен становился все громче. Казалось, что он уже раздается совсем рядом, у ответвления от Аппиевой дороги объездного пути. Фрескобальди, повиснув на могучих руках Маккензи, громко запел. - Синьор, вы дали слово генерала, - промолвил Джиованни Бомбалини, шагнув к Хаукинзу. - Вы казались мне искренним. - Что?.. Да-да, конечно. Вы не так уж отличаетесь от меня, как я подозреваю. Руководить людьми - дело весьма ответственное. - Разумеется. И честность - одно из главных проявлений чувства ответственности. - Папа бросил взор на неподвижные тела людей из своего кортежа, лежавшие на траве в свободных позах, и, убедившись, что никому из его спутников не было нанесено никаких физических повреждений, добавил: - Понятно, так же как и сострадание к ближним своим. Хаукинз почти не слушал его. Он поддерживал на руках Фрескобальди, не спускал настороженного взгляда с Сэма Дивероу и наблюдал за капитанами Гри и Блю, занятыми окончательной рекогносцировкой по карте. - О чем вы? - спросил он рассеянно папу. - Вы говорили, что не намереваетесь причинять какой-либо вред ни мне, ни моим людям. - Конечно, нет. Кто даст хороший выкуп за ваш труп? Разве что ваши люди... - А Фрескобальди, оказывается, силен как вол, - проговорил папа скорее для себя, чем для Маккензи, разглядывая почти невменяемого певца. - Он всегда был таким... Синьор генерал, раз я обещал, значит, поеду с вами без всякого сопротивления, а возможно, даже и в чем-то помогу, если вы сделаете мне одолжение, о котором хочу попросить. Как один руководитель другого. Хаукинз покосился в сторону папы: - О чем это вы? - Речь идет о коротенькой записке, на английском, всего лишь в несколько слов. Она должна остаться у моего помощника. Я не против того, чтобы вы прочитали ее. Маккензи достал из кармана френча блокнот, вырвал из него листок бумаги, вытащил химический карандаш и протянул Франциску. - В вашем распоряжении пятнадцать секунд. Папа положил листок на капот лимузина и начал быстро писать. Потом подал свое послание Хауку. "Я в безопасности. С Божьей помощью я буду с вами, как шахматист О(Джиллиган - со мной. Крикун". - Если это шифр, то очень уж примитивный. Положите записку цветному парню в карман. Мне нравятся слова о том, что вы в безопасности. Джиованни Бомбалини подбежал к своему помощнику, сунул листок во внутренний карман его сутаны и вернулся к Хаукинзу. - Вы, синьор генерал, теряете время. - Что? - Оставьте Фрескобальди в лимузине. Живее!.. Там портфель. С моими таблетками. Достаньте их, пожалуйста. - Что? - Если не поторопитесь, через пять минут вы будете в курии! Где еликоттеро? - Вы о вертолете? - Да. - Здесь, рядом. Капитаны Гри и Блю закончили свое короткое совещание. - Люди проинструктированы, генерал! - доложил Гри. - Мы отправляемся! Встретимся в Цараголо! - В Цараголо? - переспросил папа. - Это же аэродром в Монти-Пренестини? - Верно, - сказал Хаук и вдруг с любопытством взглянул на папу Франциска. - Ну и что? - Прикажите им приземлиться севернее Рокка-Приора! В Рокка-Приора - батальоны полиции. - Это к востоку от Фраскати? - Да! - Вы слышали его, капитаны? Обойдите стороной Рокка-Приора! А теперь - марш отсюда! - заорал Хаук. - Нет! - завопил Сэм и бросился было назад по дороге в сторону холма. - Вы все - сумасшедшие! Безумцы! Я остановлю вас всех! Всех до единого! Джиованни выпрямился и вежливо обратился к Сэму: - Молодой человек, не будете ли вы настолько любезны, что успокоитесь и станете делать все так, как велит синьор генерал? Тут появился капитан Нуар. - Птичка готова, генерал! Сейчас покинем стоянку. - Мы прихватим с собой еще одного пассажира, капитан. Адвоката. Можете воткнуть ему иглу, если сочтете нужным. - С большим удовольствием, - отозвался Нуар. - Одну дозу, капитан. - Есть! Джиованни Бомбалини - он же Франциск, папа римский, глава святой католической церкви, - и генерал Маккензи Хаукинз, дважды удостоенный высшей боевой награды - Почетной медали конгресса США, уложили певца Гвидо Фрескобальди в папский лимузин и со всех ног бросились через Аппиев лес к вертолету. Бежать Франциску было тяжело. Он призывал на помощь Святого Себастьяна, покровителя спортсменов и, в конце концов, доведенный до крайности, подхватил полы своей сутаны и заработал своими жилистыми крестьянскими ногами с такой прытью, что едва не обогнал Маккензи - уже у самого вертолета. Реактивный "Леар" летел над облаками, устлавшими небо в районе Цараголо. Управлял воздушной машиной капитан Нуар. Капитан Руж занял место второго пилота справа от него. Хаукинз и папа Франциск устроились в отсеке за спинами пилотов, напротив друг друга, каждый у своего окна. Маккензи в смущении взглянул на Франциска. Из своего многолетнего опыта он знал: когда командир поставлен в тупик, самое лучшее, что можно сделать, - это не делать ничего до тех пор, пока обстановка не потребует решительных действий. Но сейчас дело было не в этом. Его смущало то, что Франциск не был похож ни на одного противника, с которым Маку приходилось когда-либо встречаться. Проклятье! Папа Франциск сидел напротив Мака в расстегнутой шерстяной сутане, из-под которой виднелась нижняя рубашка. Башмаки он скинул, едва забрался в вертолет, и теперь, сложив руки, глядел в иллюминатор со счастливым лицом владельца аэроплана, совершающего свой первый полет. Это было удивительно. И создавало чувство неловкости. Проклятье! Но почему? Маккензи решил, что уже не было больше смысла скрывать свое лицо под маской. Другие должны еще находиться в них для собственной безопасности, но ему уже все равно. Он снял маску со вздохом облегчения. Франциск оглядел генерала не без удовольствия и кивнул, словно говоря: "Рад встретиться с вами лицом к лицу". Проклятье! Хаукинз полез в карм