некий бывший майор торгует секретными разведывательными документами, которые он нелегально вынес из архивов "Джи-2". - Ну нет, ты не сделаешь этого, потому что я открою правду! Я расскажу им, как ты шантажировал меня, а затем заставил кое-что сделать для тебя и снова шантажировал. И тогда тебе придется пожалеть, что ты не получил более легкое наказание в Пекине! - В таком случае твое положение еще более осложнится, Сэм! Я имею в виду дело Броукмайклов, которое тебе придется возобновить. Как это будет выглядеть? Некто нарушает законы о шпионаже только потому, что ему не хочется послужить еще немного во благо своему отечеству. Хотя занимает он спокойное, хорошо оплачиваемое место и не принимает участия в боевых операциях. Я бы заметил, что при данных обстоятельствах ссылка на шантаж прозвучит неубедительно. - Ты беспринципный... - Я знаю, знаю, Сэм, - проговорил устало Хаукинз. - Ты повторяешься. Но тебе следовало бы давно понять, что все эти твои рассуждения меня мало волнуют. Как ты сам сказал, по мне нанесли удар. Как ты думаешь, что еще они могут сделать мне? Хаукинз по-прежнему шел впереди, Дивероу неохотно следовал за ним, внимательно глядя по сторонам. Судя по всему, расслабиться ему так и не удалось. И прежде чем он заговорил снова, из его горла послышалось какое-то шипенье. - Значит, вы, сэр, лишены какой бы то ни было морали? В вас нет ни чувства сострадания, ни любви хотя бы к кому-нибудь? - Конечно, нет, - ответил Хаукинз. - А теперь я все-таки попрошу тебя оставить свое красноречие. Если тебе не понравится, как развиваются события, ты можешь вмешаться. По-моему, это справедливо? Внезапно из-за туч выглянула луна, и всего в сотне ярдов впереди они увидели приземистую фигуру Анджело Деллакроче, все так же с руками за спиной и с торчавшей изо рта сигарой. - Он, должно быть, засыпал вес вокруг себя пеплом, - тихо произнес Хаукинз и уже громче позвал: - Мистер Деллакроче! С того места, где находилась тучная фигура итальянца, послышалось ворчанье. Хаукинз поднял фонарь над своей головой и включил его. Прорезавший темноту луч света освещал его длинные серо-стальные волосы на голове, отбрасывая тени на постриженную в стиле Ван Дейка бородку. - Ты делаешь из нас прекрасные мишени! - прошептал Сэм. - Интересно, кто будет стрелять? Они приблизились к итальянцу, и Мак протянул тому руку. Деллакроче не шевельнулся. - Даже принимая капитуляцию от азиатов, - спокойно произнес Хаукинз, - я обменивался с ними рукопожатиями. Именно это и отличает людей от животных. Весьма неохотно Деллакроче вытащил правую руку из-за спины и подал ее генералу. - Я не азиат, - заметил он хриплым голосом, - и это не капитуляция. - Конечно, нет! - быстро ответил Хаукинз. - Более того, это начало взаимовыгодного сотрудничества... Кстати, - повернулся он к Сэму, - это мой адвокат и добрый приятель Сэм Дивероу... - Мак! - Замолчи и подай руку! - приказал вполголоса Хаукинз и, обращаясь уже к обоим, проговорил: - Да поздоровайтесь же, ребята, черт вас возьми! Действуя явно против своей воли, Дивероу и Деллакроче протянули друг другу руки и, едва коснувшись ими, быстро отдернули их назад, словно боялись заразиться. - Вот так-то лучше, - заметил Хаукинз с воодушевлением. - А теперь можно и побеседовать. Он же и начал разговор. В течение двух минут перечислил вес аспекты противозаконной деятельности Анджело Деллакроче как в родных пенатах, так и за их пределами. - А теперь, мистер Деллакроче, в заключение своего рассказа я объясню вам ту причину, по которой власти до сих пор не могут поймать вас. Все дело в том, что у них нет доступа к тому единственному клирингу, который весьма специфично связывает воедино все местные предприятия. Это может показаться вам странным, но у меня такой доступ есть. И в доказательство хочу сказать, что в одном из женевских банков имеется счет, первые три номера которого соответственно составляют семерку, единицу и пятерку. Лежит же на этом счету около шестидесяти двух миллионов долларов... - Хватит! Хватит! - И депозиты были получены непосредственно именно оттуда, откуда я и предполагал. Я думаю, что вы уже изучили новые швейцарские законы относительно подобных счетов. Они весьма строги и хитроумны, и обман, удавшийся в какой-нибудь другой стране, в Женеве не пройдет. Как вы, черт побери, считаете: у Интерпола есть способ представить все касающиеся этих счетов документы в суд? Ведь все, что должна будет сделать международная полиция, так это только предъявить копии приходных ордеров, поступивших на тот самый счет, который был открыт человеком, признанным виновным в торговле наркотиками. Прямо скажем, мне здорово повезло, поскольку я стал обладателем нескольких таких копий, снятых с подобных платежных свидетельств. - Хватит! Заткнитесь! - заорал Деллакроче. - Пальцы! Манни! Карло! Дино! Быстро сюда! Ответом Деллакроче служили только звуки ночного леса. - Здесь никого нет. По крайней мере, из тех, кто смог бы слышать вас, - негромко заметил Хаукинз. - Что?.. Пальцы! Где ты, паршивая проститутка? Иди сюда! Ответа так и не последовало. - А теперь, мистер Деллакроче, отойдем-ка в сторонку и поговорим, так сказать, наедине... И с этими словами Хаукинз взял итальянца за руку, которую тот тут же вырвал. - Мясо! Ауджи! Рокко! - снова заголосил Деллакроче. - Вы слышите меня? Идите ко мне! - Они все спят, сэр, - дружелюбно произнес Хаукинз. - И думаю, что не проснутся еще в течение пары часов. - Вы привели сюда полицейских? - вскинул голову Деллакроче. - Сколько их у вас? Итальянец задавал вопросы с такой скоростью, что они слились у него в одно целое. - Да нет тут никого. Только я и мой друг адвокат. - Сколько их? Одному вам не справиться с моими ребятами! - Но я справился! - возразил Хаукинз. - Но ведь это мои лучшие ребята! - Да плевать мне на них, - усмехнулся Маккензи. - Давайте лучше займемся делом! Хаукинз отвел Деллакроче футов на тридцать в сторону. Они разговаривали ровно четыре с половиной минуты, после чего раздался душераздирающий вопль Деллакроче, разорвавший ночную тишину на дорожке номер шесть: - Манна-а-агги-иа! И мафиози тут же упал на ухоженную траву. Маккензи наклонился и легко потрепал Деллакроче по щекам, приводя его в сознание. Когда же тот пришел в себя, беседа возобновилась. При этом Хаукинз держал Деллакроче за шею, словно врач, осматривающий пациента. Но вскоре вновь раздался крик: - Манна-а-агги-иа! На этот раз Маккензи сам опустил голову итальянца на траву площадки номер шесть и выпрямился. Вырвавшаяся из-за туч луна осветила застывшего в изумлении Дивероу, который созерцал валявшегося на земле Деллакроче. "Все правильно, - размышлял тем временем приблизившийся к Сэму Хаукинз. - Не было никакого смысла откладывать это дело дальше, и Дивероу должен обо всем знать. Другого пути нет..." - Я полагаю, Сэм, - сказал он доверительно, - что это хорошее начало. Мистер Деллакроче готов выписать чек на всю запрошенную у него сумму. "Шеперд компани" заполучила свои первые десять миллионов долларов. У Дивероу при этих словах дрогнули колени. И Хаукинзу даже пришлось схватить его за руки, чтобы не дать ему упасть. Земля была мягкой, и Дивероу вряд ли бы ушибся, но ему хотелось продемонстрировать тому свою заботу о нем. Генерал по опыту знал, как важно внушить подчиненному, что командир всячески опекает его. - Черт побери, парень, пора взять себя в руки! Не надо уподобляться этому ублюдку Деллакроче! Это нехорошо, ведь ты сработан из куда лучшего материала! Сэм бессмысленно ворочал глазами, осматривая озаренную лунным светом окрестность. С его дрожащих губ срывались какие-то бессвязные слова, и только когда он повторил некоторые фразы несколько раз подряд, их можно было понять. - Секретарь-казначей! Боже мой, я секретарь-казначей-адвокат! Десять миллионов дерьмовых долларов! Столько стоит цемент! Меня же замуруют в бетонную пижаму! Я уже мертвый! - Да прекрати ты свои стенания. Ты великий юрист, Сэм, и тебе не подобает вести себя подобным образом! - Лучше бы я никогда не встретился с тобой, проклятый ублюдок! Только этого не хватало в моей жизни! О Боже! Этот убийца умер! - Почти как ты. Я взял тебя... - Тес! Бежим отсюда! Я напишу ему письмо, в котором объясню, что ты самый обыкновенный шизофреник, а нее это - грязная шутка! - Мистер Деллакроче знает кое-что и почище, парень! - Хаукинз потрепал правой рукой Сэма по щеке, левой же держал его за шею с такой силой, что Дивероу не мог пошевелиться. - Деллакроче - очень набожный человек, может, даже самый набожный из всех местных итальянцев. И его не очень-то интересует, чем все они зарабатывают на жизнь. Так что это особая статья. Но он знает, что я сказал ему правду. Ты понимаешь меня? - Да нет же, черт побери! Какое отношение имеет ко всему этому религия? И отпусти наконец мою шею. - Религия помогает человеку познать истину. Правда, истина может не нравиться ему. Она может не нравиться и его религии, которая в таком случае способна даже отказаться признать ее за истину. Но, поскольку верующий размышляет, он в состоянии отличить истинное от конского навоза. Улавливаешь, что хочу я сказать? - Конечно же нет!.. Ой, как болит шея! - Потерпи, это пройдет. Сейчас же нам надо поговорить. Маккензи убрал свою руку. Дивероу сразу же попытался убежать, однако Хаукинз сбил его с ног и прижал к земле. - Я же сказал тебе, парень, что нам надо поговорить! Ты человек смышленый и поймешь, что к чему. - Вся беда в том, - прошептал, вытягиваясь на земле, Сэм, - что это ты не понимаешь, что к чему! Ты отдаешь себе отчет в том, что ты наделал? Эти ребята, - он сделал движение головой, поскольку его руки были прижаты к земле, - шутить не будут, и просто так мы от них не отделаемся! - Ты опять преувеличиваешь. Мистер Деллакроче вовсе не собирается тебе мстить, так как слишком хорошо осознает то положение, в котором оказался. Все дело в том, что те деньги, которые лежат на его женевском счету, он украл у своих же собственных подельников. - Ты уверен в этом? - подозрительно уставился на Хаукинза Дивероу. - Об этом-то и идет речь в бумагах из архивов "Джи-2". Просто до сих пор никто не собрал вместе все эти документы, чтобы увидеть картину в целом. Думаю, этого и не хотели делать. У Деллакроче достаточно своих людей в Пентагоне из-за его правительственных контрактов и профсоюзных связей. Теперь ты выслушаешь меня? С явной неохотой, порожденной страхом, Сэм, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, кивнул головой. Хаукинз помог ему подняться, и они, покинув площадку номер шесть, направились к возвышавшемуся за ее пределами гигантскому дубу, сквозь листву которого пробивался лунный свет. Подойдя к дереву, Сэм сел, прислонившись к стволу спиной, а Мак опустился на одно колено рядом с ним, напоминая собой офицера, разъясняющего приказ на передовой. - Помнишь, как две недели назад я сказал тебе о том, что стал задумываться над вещами, которые никогда раньше не приходили мне в голову? Я имел в виду Бога, церковь и тому подобное. - Я помню и то, - несколько меланхолично ответил Сэм, - как заверил тебя, что не буду смеяться над этим. - И ты правильно поступил. Я много размышлял обо всем этом, и совсем не так, как ты, возможно, полагаешь. Мы с тобой, как, собственно, и все остальные, знаем, что девяносто девять процентов коммунистической пропаганды являет собой самое заурядное дерьмо. В нашей же пропаганде на него приходится только от пятидесяти до шестидесяти процентов, так что по этому показателю мы находимся впереди. Но оставшийся от всей этой коммунистической каши один процент заставил меня задуматься. О католической церкви. Понятно, не с точки зрения веры, поскольку это личное дело каждого, во что ему верить. Меня заинтересовал механизм функционирования самой организации. Мне показалось, что в распоряжении этих парней из Ватикана есть одно прекрасное дело, которое им следовало бы несколько расширить. Я имею в виду их инвестиции. Как только курсовая стоимость акций поднимается на два пункта, они зарабатывают миллионы. - А когда она падает, они их теряют. - Пет; Сэм, не так, - отрицательно покачал головой Маккензи. - Брокеры вовремя предупредят их о предстоящем понижении. Тем более что, возможно, биржевики и прочая публика находятся под неусыпным оком мальтийского рыцарского ордена. Все это является только частью организации. И никто из этих людей никогда в жизни не будет афишировать свою связь с папой. - Все это чепуха, Мак. - Но если так, тогда почему практически все исповедующие католицизм брокеры с Уолл-стрит имеют эти начальные буквы? Тебе известно хоть о какой-нибудь иерархической гильдии, начинающейся с буквы "К"?.. Мы знаем Мальту, Лурд... А тут - святые! Рыцари Ассизи! Рыцари Питера, разные там Мэтью... Они занимают целые страницы. И за всем этим просматривается определенный социальный принцип. Чем больше такой работник делает для Ватикана на бирже, тем красивее "К" после его имени. И Уолл-стрит - только один из примеров. То же самое наблюдается и во всех других местах. - Мне кажется, Мак, что ты начитался каких-то весьма странных книг. Ну, скажем, таких, как "Куклуксклановец". Издания тысяча девятьсот двадцатого года. - Нет, я не интересуюсь таким дерьмом. Человек имеет право верить в то, во что захочет. Я сейчас говорю только о финансовой стороне дела. Ведь есть еще и недвижимость. Знаешь, сколько этих ребят из Ватикана? Да я готов руку дать на отсечение, что они собирают ренту от Гинзы до Газы. Им принадлежит лучшая собственность в Нью-Йорке, Хартфорде и Дейтройте, то есть в большинстве тех мест, куда некогда переселялись всякие там итальяшки, поляки и им подобные. Они всегда действуют одним и тем же способом. Появляясь на местах будущих поселений эмигрантов, покупают там землю и возводят храм. Ясно, что они испытывают некоторое беспокойство на новом месте и поэтому строят свои дома рядом с церковью. Их потомки становятся юристами, дантистами и автомобильными дельцами. И что они делают? Переселяются на окраины и ездят на работу туда, где еще некогда жили и где теперь не только центр города, но также и центр деловой жизни. Понятно, что стоимость принадлежащей церкви недвижимости стремительно растет! Это и есть их способ действия, парень! - Я пытался найти в твоих рассуждениях слабое место, но так и не смог этого сделать, - признался Сэм, вглядываясь в темноте в лицо возбужденного Хау-кинза. - Тебя в этом способе что-то не устраивает? - Я не говорил, что меня что-то не устраивает. Я сказал только, что этот способ был привязан к идее централизованного инвестиционного фонда. - Централизованного инвестиционного фонда? Мы вводим новую лексику? - Как ты уже заметил, я много читал в последнее время, и вовсе не такие старинные книги, как тебе кажется. И я сделал вывод, что эти парни из Ватикана до сих пор делают то, что и раньше. Конечно, что-то по мелочам меняется, но сущность остается неизменной! И именно благодаря этому достигается то, что издержки производства уменьшаются, а возможность получения постоянной прибыли сохраняется. В то же время двойная бухгалтерия сводится к нулю... - Двойная бухгалтерия? - снова удивленно взглянул на Хаукинза Дивероу. - Это бухгалтерский термин, - пояснил тог. - Я знаю, что это такое, - усмехнулся Сэм, - а вот откуда это известно тебе, можешь не говорить. Из специальной литературы. - Из трассатов6 Мэгги. - Что? - Это не важно. Главное, что ты понимаешь, о чем я говорю, А теперь давай рассмотрим экономическую ситуацию. Биржи и рынки недвижимости полностью контролируют ее. А это означает, что у вас в таком случае должны быть банки, поскольку вы имеете дело и с деньгами и с землей, то есть с первичными экономическими ресурсами. И ты прибавляешь к этому еще такой продукт, который требует для своего производства минимум технологических изменений и при этом пользуется постоянно растущим спросом. То есть речь идет уже о рудниках в мировом масштабе. - Да, начитался здорово, Но если ты прав, то скажи мне, почему так много шума вокруг этих приходских школ и расходов на их содержание? - Это сфера услуг, Сэм, то есть совсем другая статья. Я же говорю с тобой о базовых портфолио, а не о годовых расходах, поскольку последние зависят от постоянно изменяющихся экономических условий. К тому же все это в большинстве случаев связано с вымогательством. - Сильно сказано. И это не понравится в Бостоне. Хаукинз перенес вес тела на другую ногу и заговорил несколько мягче, но тем не менее, все так же энергично: - Ты уже спрашивал, нравится мне или нет эта модель. Однако я не люблю говорить о ней, потому что она подходит только сильным мира сего, но не простым людям. Правда, кое-что имеется и для того, чтобы потерзать как следует и хозяев жизни. - Ты заговорил о морали? - Мораль и экономика, - ответил Хаукинз, - должны быть намного ближе друг к другу, нежели сейчас. И все знают об этом. Возьми политику. Разве еще кто-нибудь торговал так оружием с красными, как я? И никто, черт побери, не собирается меня похоронить! Но я поражаюсь тому, что эти ребята из Ватикана, а значит, и все могущественные епархии, используют те же методы, что и коммунисты, хотя и не так строго, и в штыки встречают все те нововведения, которые смогли бы облегчить жизнь крестьян, колупающихся в твердой земле. - Подобный взгляд на вещи несколько устарел, Мак, - скептически взглянул на Хаукинза Дивероу. - Сейчас и в церкви происходят большие изменения. И новый папа римский открывает все новые и новые окна в своем ломе, как это в свое время делал Иоанн Двадцать третий. - Но все это совершается недостаточно быстро. Если Ватикан сейчас и нуждается в чем-то, так это в хорошей пертурбации на верхних этажах власти. В такой, которая заставила бы всех властителей церкви очнуться от летаргического сна. - Ты не можешь в два счета изменить то, что складывалось веками... - Да, конечно! - перебил Дивероу Хаукинз. - И я рад тому, что вы избрали этого нового папу, этого Франциска. Потому что он пользуется большой популярностью. Даже те, кто ненавидит его за сильный характер, понимают, что это сейчас самое лучшее из того, чем располагает церковь. В данном случае я, конечно, не только религиозную сторону дела имею в виду. - А о каких еще сторонах ты говоришь, Мак? - Этот Франциск, - не отвечая на вопрос, продолжал Хаукинз, - являет собой нечто большее, нежели просто папу, чего вполне достаточно для начала. Он пользуется всеобщей любовью... Ты понимаешь, к чему я клоню, Сэм? - Если бы! - усмехнулся Дивероу. - За этого человека, - пояснил Хаукинз, - любой католик пойдет на жертвы... Теперь тебе ясно? - Мне не нравится, как ты говоришь об этом, Мак! - А ты знаешь, - быстро сменил положение Хаукинз, потому что, находясь в его позе, было необходимо переносить вес тела с одной ноги на другую как можно чаще, - сколько верующих насчитывает сейчас католическая церковь? - Что? - Сколько католиков в мире? Не знаешь? Ну так я скажу тебе. Четыреста миллионов! А теперь мы берем за основу американский доллар и всю ту специфику, которая связана с валютным курсом. Одни дадут больше, другие - меньше, но в целом это составит четыреста миллионов долларов. - Что "это"? - Предполагаемая сумма. - Какая такая предполагаемая сумма? - Которая будет выплачена "Шеперд компани" за ее услуги. В данном случае за посредничество в приобретении культовых ценностей. Конечно, нам перепадет, исходя из практики, лишь одна десятая от собранных средств, реальная же норма прибыли будет определяться соотношением между полученным нами валовым доходом и неизбежными затратами на экипировку и персонал. - О чем ты болтаешь. Мак? - Только о том, Сэм, что я намерен выкрасть папу. - Что-о-о?! - изумленно воскликнул Дивероу. - Я получил большую пользу от книг, парень. Я на самом деле вникал в проблемы тактики и думаю, что хорошо знаю их. Я все досконально изучил и обдумал, Сэм. Ты, наверное, знаешь, что в Гандольфо есть дворец, который называется Чьеза-ди-Сан-Томмазо-ди-Вилланова? Извини за мой ужасный итальянский. Из Ватикана в этот Гандольфо, или Кастель-Гандольфо, ведет так называемая Виа Аппиа-Антика, некое подобие своеобразной пригородной магистрали. Эти итальяшки никогда не употребляют одно слово там, где могут использовать два, а то и больше. - Что-о?! - Тише, Сэм, ты разбудишь Деллакроче. - Что-о?! - Прежде всего, мы должны получить недостающий капитал. Около тридцати миллионов. Полагаю, что мне уже почти удалось заполучить еще трех инвесторов, но необходимо уточнить кое-какие детали... Не надо больше надрываться, Сэм, - прикрыл Хаукинз своей рукой рот Дивероу, - ты повторяешься. Тот в ответ только выкатил глаза, тогда как его тело оставалось недвижимым. Он находился в состоянии коматозного шока, которое Хаукинз неоднократно наблюдал у новобранцев во время их первого боя. Но Сэм, слава Богу, не кричал и не боролся. Он словно замерз в своей неподвижностн. Хаукинзу осталось сказать Дивероу всего несколько слов. Обсудить же все как следует они смогут и потом. В принципе генерал был даже рад такой сильной реакции прервавшей их беседу, поскольку, находясь в несколько приподнятом настроении, сказал Сэму чуть бюльше. чем хотел. . - Я остановил свой выбор на тебе не без колебаний, - продолжал Хаукинз. - Командиру всегда трудно подобрать себе адъютанта, поскольку тот неизменно является в какой-то степени продолжением его самого. Однако ты заслужил это, Сэм. Конечно, ты далеко не идеал и у тебя имеются недостатки, о чем я уже говорил тебе. Но я могу положиться на тебя. Я говорю тебе об этом как твой добрый приятель и как начальник. Тебе надлежит выполнить несколько приказов, иногда даже не зная, зачем они отдаются. Ты только должен неукоснительно следовать им. Командир один несет ответственность за них, и времени для принятия того или иного решения бывает порой очень мало. Спроси обо всем этом любого офицера с передовой, который посылает батальон в огонь. И приказы мои ты будешь выполнять самым надлежащим образом, что, как мне известно, ты умеешь. Но если ты, пусть даже случайно, попробуешь обсуждать данное тебе твоим командиром задание или попытаешься увильнуть от его выполнения, то тогда - я думаю, тебе лучше заранее узнать об этом - наш инвестор Анджело Деллакроче поверит, что это ты один, выступив в роли адвоката и секретаря-казначея "Шеперд компани", снял копии с секретных документов о его противозаконной деятельности и передал их мне. Я думаю, что именно из-за подобных подозрений он не испытывал особого желания пожать тебе руку, ну, а если к этому прибавить и твою противоправную деятельность в "Джи-2", то ты окажешься совершенно беззащитным. Но, откровенно говоря, я бы на твоем месте предпочел обвинение и государственной измене, поскольку наш пайщик мистер Деллакроче, этот ублюдок из мафии, перед тем, как прикончить тебя, отрежет твои мужские принадлежности, размолотит их в миксере и начинит ими поминальный пирог. Так что похороны, о которых ты неоднократно упоминал, тебе обеспечены. Хаукинзу больше не было смысла зажимать рот своему адъютанту, который все еще находился в полуобморочном состоянии: он сказал все, что хотел. Проникавший через листву огромного могучего дуба лунный свет желтыми и белыми пятнами падал на молодое, миролюбивое и в то же время мужественное лицо Сэма. И Хаукинз подумал о том, что с Сэмом все будет в порядке! Просто ему необходимо еще кое-какое время для того, чтобы осмыслить все случившееся с ним. Правда, если бы генерал не знал, что произошло, то ему бы показалось, что этот сукин сын заснул вечным сном. Глава 10 Сэм Дивероу уныло сидел в кресле своего гостиничного номера и с тоскою размышлял над тем, почему он не умер. Ведь его уход из жизни, пусть и не в полной мере, но все-таки разрешил бы целый ряд проблем. Однако он, конечно, прекрасно понимал, что подобные вещи не зависят от его желания или нежелания. Эти печальные мысли заставили его снова взглянуть на хотя и не зарегистрированный, но уже составленный безумный договор о создании компании с ограниченной ответственностью, заключенный между, "Шеперд компани" во главе с ее президентом Маккензи Хаукинзом и "Норт-Хэмптон корпорейшн", возглавляемой Анджело Деллакроче. Счет "Шеперд компани" был открыт в женевском "Грейт бэнке". Держа в руках юридический документ, Сэм с отсутствующим видом размышлял над тем, где он промахнулся. На первой странице договора, под словом "президент" и чуть выше указания должности "секретарь-казначей", было четко выписано его имя. Мистер Сэмюел Дивероу, Нью-Йорк, гостиница "Дрейк", номер 4-Ф, юрисконсульт. Поразмыслив над тем, не сменить ли ему гостиницу, он в конце концов отказался от этой затеи. Какой в этом прок? Ему же все равно не спрятаться. С одной стороны - правительство Соединенных Штатов с его в высшей степени специфическими законами о шпионаже, а с другой - Анджело Деллакроче с почетным караулом из добрых молодцев с белыми галстуками на белых рубашках, темными очками, черными костюмами и совершенно неспецифическими методами общения с подобными советнику юстиции Сэму Дивероу "фискалами". Сэма интересовало, что будет делать Арон Пинкус. Когда же он понял, что именно будет делать Арон, то сразу же перестал думать об этом. Пинкус всегда оставался для него Шивой. Поднявшись с кресла, Сэм бесцельно прошелся по комнате, размышляя над тем, что же ему все-таки предпринять. И что он мог бы совершить во имя Бога, И тут его взгляд упал на лежавшие на письменном столе напечатанные на машинке и еще не подписанные бумаги. Копии договора о создании компании с ограниченной ответственностью были посланы с курьером Маккензи Хаукинзу, эсквайру, президенту "Шеперд компани", в вашингтонский отель "Уотергейт". Соответствующие инструкции отправили в женевский "Грейт бэнк". Для внесения денежных средств на счет требовалось только присутствие секретаря-казачея "Шеперд компани" Сэмюеля Дивероу. Его имя было передано по телеграфу. В отделанном мрамором холле одного из швейцарских банков могущественный маклер, занимавшийся международными валютными операциями, вписал, ни в чем не сомневаясь, его имя, имя полномочного представителя еще не внесенной в реестр действующих фирм, но, тем не менее, реально функционирующей "Шеперд компани", который должен наблюдать за поступлением на ее счет десяти миллионов долларов. Это как раз то, что он и намеревался сделать независимо от того, нравилось ему это или нет. Ему было из чего выбирать: либо Женева, либо пожизненный труд на каменоломнях Ливенуорса, либо служение справедливости в духе Деллакроче с его цементными могилами. Боже, украсть папу! Но ведь именно так и заявил этот сумасшедший. Он решил украсть папу! И все остальные богопротивные деяния Мака меркли в сравнении с этим. Проще было представить себе начало третьей мировой войны. И обычная война была бы намного проще. Границы определены, цели старательно затушеваны, идеологии гибки и изменчивы. Такая война выглядела бы обычным супом из утки по сравнению с четырьмястами миллионами истеричных католиков. К которым к тому же присоединятся еще и государственные мужи со своим нытьем и прописными истинами, обвиняющие в похищении наместника Бога на земле все враждебные фракции, экстремистские и неэкстремистские, а в глубине души радующиеся возможности отделаться от сующего нос не в свои дела человека в Ватикане и... О ужас! Из того, что собирался совершить Хаукинз, логически вытекала третья мировая война. И, понимая это, Сэм знал, что ему следует делать. Он должен остановить Маккензи. Но ему не удастся это, если он окажется в особо охраняемой тюремной камере в Ливенуорсе: кто поверит ему? И, уж конечно, он ничего не добьется, если по приказу Анджело Деллакроче его утопят в самом глубоком месте Гудзона, по всей видимости, где-нибудь в северной части штата. Кто услышит его тогда? Нет, единственный способ предотвратить задуманное Хаукинзом безумство заключался в том, чтобы выяснить, каким дьявольским образом Хаукинз намеревался выкрасть папу. И самое страшное, если он, Сэм, не сможет сделать этого. С Хаукинзом шутки плохи. Если кто-то так не думал, то ему следовало бы взглянуть на некоторые достижения Маккензи, включая его четырех экстраординарных бывших жен, до сих пор обожающих его, или на такую мелочь, как первоначальный капитал в десять миллионов долларов, не говоря уже об его воинских подвигах, совершенных им на протяжении почти трех десятилетий в таком же количестве войн. И в свою преступную деятельность Хаукинз привнес тактическое мышление военного, жесткую дисциплину и руководство умудренного опытом генерала. Он поднялся сразу, миновав пост рядового исполнителя и превратившись в изощренного преступного главаря, который уже расправился с боссом мафии на его же собственной территории. Да, что-что, а способности у этого сукина сына были. Боже, он обладал лапищами Кинг Конга, которыми тот сокрушал бетонные стены, когда лез на Эмпайр-Стейт-Билдинг. Украсть папу! Да кто, черт побери, мог бы поверить в это? Кто? Да он же сам, Сэмюел Дивероу, и верил в это. И теперь ему, Сэму Дивероу, советнику юстиции, осталось только додуматься до того, как остановить Мака, не только оставшись при этом в живых вместе с ним, но и не угодив в тюрьму. Впрочем, какая-то смутная идея уже пронеслась у него в голове, но ухватить ее суть он пока еще не мог. - Не будь слишком самоуверенным - сказал он сам себе. - Ведь ты имеешь дело с человеком, который способен на самые непредсказуемые поступки! И все же Сэм мог добиться своего. Но для этого ему предстояло делать вид, что он работает с Маккензи все с той же большой неохотой, поскольку его поведение с обратным знаком было бы просто-напросто подозрительно, принять эти деньги и только в самый последний момент собрать инвесторов и сорвать операцию. Для того, чтобы застраховать себя, ему следует предупредить всех, что он отдал своим адвокатам распоряжение в случае его неожиданной смерти предать гласности целый ряд фактов. Включая и объяснение того, что скрывается за "посреднической деятельностью" "Шеперд компани" в приобретении религиозных ценностей. Вот только кто поверит в это? - Ладно, хватит! - схватил себя за запястье Сэм, испугавшись звука собственного голоса. Затем его встревожил телефонный звонок. И он поспешил к аппарату с видом приговоренного к казни человека, который, еще не утратив надежды, стремится услышать, что скажет правитель. - Черт побери, это, должно быть, юрисконсульт и секретарь-казначей "Шеперд компани"? С авуарами свыше десяти миллионов долларов? Ну и какое это производит на тебя впечатление? - Это наводящий вопрос. Но я не расположен отвечать на него. - Знаешь что, парень? Не забывай, что ты мой адвокат! - А ты уверен в том, что хочешь говорить по телефону? - спросил Дивероу. - Федеральная комиссия связи получила недавно весьма высокий рейтинг. - Все в порядке. Мы не будем говорить, что не положено. По крайней мере я, и надеюсь, что и ты того же мнения. Я только хотел сказать, что внизу тебя ждут дополнительные копии договора. Я послал их тебе вчера вечером со старшим сержантом, которого я знал... - Боже мой, ты сделал копии? Да ты сошел с ума, Мак! Ведь они должны храниться в одном месте. И если с них сделаны фотокопии, то где-то наверняка остались негативы - Но не там, где был я. Здесь, в вестибюле "Уотергейта", есть большая машина. И за каждую страницу нужно опустить двадцать пять центов. Бог ты мой, тебе бы следовало увидеть, сколько собирается там народу! И все, кто подходит к ней, немного нервничают. Но никто ничего не видит. Там есть нечто роковое. Все смотрят, но никто ничего не говорит. За исключением двух парней из "Вашингтон пост", которые прибежали с улицы... - Хорошо, - перебил Хаукинза Дивероу. - Скажи мне только, что я должен делать с теми копиями, которые ожидают меня внизу? - Положи их в тот модный кейс, который я тебе дал. Ты возьмешь их в Женеву. В Швейцарии они тебе, конечно, не понадобятся, но на обратном пути у тебя может быть одна или две остановки. Одна из них в Лондоне, что и принципе уже решено. День или два ты проведешь в "Савое". Билеты на самолет и все остальное будет оставлено для тебя в женевском отеле. Когда ты будешь в Лондоне, тебе позвонит некий джентльмен по имени Дэнфорт. И ты узнаешь, что тебе делать. - Это грязный пул. Я не буду знать заранее, что предстоит мне делать. Мне даже неизвестно, чем вообще-то я занимаюсь. И ты не можешь так вот запросто поставить меня в дурацкое положение, ничего не объяснив мне. Я везу документы, на которых стоит мое имя! Участвую в депонировании десяти миллионов долларов! - Успокойся! - сказал Дивероу Хаукинз с мягкой настойчивостью. - Вспомни, что я говорил тебе: "Настанет время, когда тебе как моему адъютанту придется выполнять мои приказы!" - Дерьмо! - прорычал Сэм. - И что я потом скажу людям? - То, что является дерьмом для одного, может показаться пирогом другому. Но если кто-то уж слишком будет приставать к тебе, то ты скажешь, что помогаешь старому солдату, собирающему небольшую сумму для того, чтобы разделить ее с братьями по религии. - Но это же полный маразм, - произнес Дивероу. - Это политика "Шеперд компани", - ответил Хаукинз. Выбрав пять страниц из пулявшихся на кровати гостиничного номера ксерокопий материалов, хранящихся в папках "Джи-2", Хаукинз направился имеете с ними к письменному столу. Усевшись в кресло, он взял красный карандаш и пометил листы в левых верхних углах. Все пять. Да, черт побери, это было именно то, к чему он стремился. Он знал, что искомое находилось в этих бумагах, потому что человек не может отказаться от уже опробированного им способа накопления капитала, если обстоятельства благоприятствуют ему. И еще потому, что время сводит к минимуму те проблемы и то давление, которые он испытывал несколько десятилетий назад, а возможность извлечения выгоды остается. И хотя данные о тайных операциях, вывезенные три года назад из Ханоя, находились в хаотическом состоянии, все же в основе своей они реально отражали положение дел того времени. Англичане способствовали бойне, поставляя Северному Вьетнаму технику и боеприпасы. Конечно, это было не Бот весть какое участие, и Лондон не испытывал никакого смущения от сотрудничества с коммунистами, несмотря на существование специальных международных постановлений в отношении военной техники. То был период дурацкого конфликта, когда и в Москве, и в Ханое, и в Пекине не очень-то торопились прийти к конструктивным решениям. И огромные деньги мог сделать каждый, кто был способен доставить военные грузы в северовьетнамские порты. И некий английский лорд Сидней Дэнфорт действовал именно таким образом. Закупал он соответствующую продукцию в США, Западной Германии и Франции, с тем чтобы потом, как официально заявлялось, доставить ее под чилийским флагом в порты молодых африканских государств. Однако в действительности его корабли и близко не подходили к берегам Черного континента. Меняя курс в нейтральных водах Тихого океана, они спешили на север, заправлялись на русских островных базах и под видом обыкновенных торговых судов шли на юг, к Хайфону. "Джи-2" никогда не могла бы доказать участие лорда Дэнфорта в подобных операциях, поскольку за доставку коммунисты платили непосредственно чилийским компаниям, и предприимчивый англичанин оставался таким образом вне поля зрения. Правда, Вашингтон и не собирался устраивать никакого шума по этому поводу, так как лорд Дэнфорт являлся весьма могущественным человеком с солидной поддержкой в министерстве иностранных дел. Да и не стоил Вьетнам подобного скандала. Но больше всего во всей этой истории Хаукинза интересовали два пункта: чилийский флаг и африканские порты. Это были ширмы, которые уже использовались тридцать лет назад, во время второй мировой войны. Тем, кто имел отношение к разведке, было хорошо известно, что некоторые южноамериканские компании, получая субсидии извне, в начале сороковых годов поставляли военное оборудование странам фашистского блока, зарабатывая тем самым огромные прибыли. В те жаркие военные дни портами назначения неизменно выступали Кейптаун и Порт-Элизабет, поскольку дела с документацией в этих двух местах обстояли из рук вон плохо. если только таковая и вообще велась. И большинство судов, которые должны находиться у южноафриканских причалов, меняли свой курс в Южной Атлантике и шли в Средиземное море, главным образом в Италию. Но возможно ли это, чтобы лорд Дэнфорт решился повторить свои собственные операции тридцатилетней давности? Ведь одно дело - выкачать из Юго-Восточной Азии несколько миллионов в семидесятых годах, и совсем другое - сделать себе состояние на тех испытаниях, которым подверглась Британская империя. За подобные вещи имя любого человека могло быть весьма быстро изъято из гостевого списка в Букингемский дворец. И теперь для Хаукинза было самое время поговорить через океан с ссмидесятидвухлетним лордом Сиднеем Дэнфортом, одним из столпов британской промышленности, возведенным в рыцарское достоинство. И почти самым богатым человеком в Англии. Да, черт побери, "Шеперд компани" привлекала к сотрудничеству самых достойных инвесторов. Глава 11 На Стрэнде царила толчея. Было начало шестого, и толпы чиновников устремились к своим домам. Сэм прилетел в аэропорт Хитроу в три часа сорок минут и сразу же, не теряя времени, отправился в заранее забронированный номер в "Савое". Он мечтал насладиться комфортом, в котором так нуждался сейчас, после того кошмара, коим обернулось для него пребывание в Женеве. Дивероу понял, что при составлении любого доклада он должен делать вид, будто ничего не знает об истинных намерениях "Шеперд компани". И что недостаточную компетенцию необходимо компенсировать глубокой почтительностью к неизвестным ему доподлинно целям, преследуемым "Шеперд компани", и особенно к ее президенту, который, насколько он может судить, руководствуется в своей деятельности исключительно религиозными убеждениями, И поначалу женевские банкиры были поражены его скромностью. Боже, десять миллионов американских долларов, а наблюдающий за их депонированием юрист только улыбается, изрекает весело нечего не значащие фразы, отмалчивается, когда к нему пристают с расспросами относительно его самого и его клиентов, и энергично качает головой, коль скоро речь заходит о религиозном братстве и потрясающей сумме! Понятно, что они стали приглашать его на обеды - с обилием вин, фривольностями и предложениями невероятного разнообразия постельных утех. В конце концов, это была Швейцария, а доллар оставался долларом, и столь прямолинейный подход к делу не следовало смешивать с тирольскими напевами, эдельвейсами и милыми девушками в белоснежных передниках. Постепенно, пока обеды сменялись ужинами, Сэмом все более овладевали мысли о том; что женевские банкиры пришли к выводу, что он либо самый глупый из всех юристов, какие только приезжали когда-либо из Соединенных Штатов, либо наиболее скрытное подставное лицо, которое когда-либо пересекало их границы. Он продолжал эту игру целых три дня и три ночи, оставив позади себя с полдюжины приведенных в замешательство швейцарских бургомистров, до слез расстроенных тем, что они так ничего и не получили в ответ на свою доверительность, кроме больных желудков вследствие чрезмерной нагрузки на них. Давление, которое они оказывали на Сэма, было невыносимым. И, наконец настал момент, когда ему пришлось все свое внимание сконцентрировать на том, чтобы с уст его не сходила суровая и сдержанная улыбка, а чувство страха не заслонило от него все остальное. Он настолько вошел в роль, что даже в аэропорту, куда его провожал вице-президент "Грейт бэнк", только улыбнулся и произнес одно-единственное слово - "спасибо", пока тот набрасывал на него плащ. Сэм так спешил покинуть эту чертову Женеву, что оставил там бритвенные принадлежности, чем и объяснялись теперь его поиски аптеки на Стрэнде. Он прошел в южном направлении полтора квартала, находившихся напротив ипподрома, и зашел к "Стрэндским фармацевтам". Сделав покупки, он направился назад в отель, предвкушая тот миг, когда надолго заляжет в теплую ванну, потом побреется и хорошо пообедает в гостиничном гриль-баре. - Майор Дивероу! - услышал вдруг Сэм энергичный женский голос, явно принадлежащий американке. Он донесся из такси, остановившегося во дворе гостиницы. Это были "ниспадающие и тяжелые", или, иными словами, прелестная Энни, четвертая жена Маккензи Хаукинза. Она бросилась к Сэму и, обняв его, тесно прижалась к нему всем своим телом. Затем, так же быстро отпрянув, проговорила в явном смущении: - Извините меня! Боже мой, это произошло само собой! Еще раз прошу прощения. Но ведь это просто потрясающе: увидеть здесь знакомое лицо! - Все нормально, - ответил Сэм, вспоминая, что обладательница "ниспадающих и тяжелых" показалась ему как самой молодой, так и самой наивной из всех четырех жен. Если он правильно помнил, у нее была своеообразная манера речи. - Вы остановились в "Савое"? - Да. Я приехала вечером. Мне никогда раньше не доводилось бывать в Англии, и потому я целый день проболталась по городу. Боже, у меня просто отваливаются ноги! - Энни распахнула дорогое замшевое пальто и, нахмурившись, взглянула на свои красивые ноги под короткой юбкой. - В таком случае им надо как можно быстрее отдохнуть! Идемте в бар - Слов нет, как я рада! - продолжала Энни. - До чего же это здорово - встретить туг знакомого! - Вы здесь одна? - Да. Дон, - я имею в виду мужа, - настолько занят своими пароходами, ресторанами и прочими делами, что сам предложил мне на прошлой неделе в Лос-Анджелесе: "Энни, дорогая, почему бы тебе не смотаться куда-нибудь? Ведь впереди довольно тяжелый месяц". Сначала я подумала о Мехико, Палм-Спрингзе и тому подобных известных местах, которые обычно выбирают в подобных случаях. Но потом я вдруг вспомнила, что никогда не была в Лондоне. И вот я тут! - У входа в отель она весело кивнула швейцару и, все так же щебеча, прошла в сопровождении Сэма в холл. - Дон решил, что я сошла с ума: я же ведь никого не знаю в Англии. Но в том-то и заключалась моя идея: я хотела оказаться там, где нет привычных лиц! Где все другое! - Надеюсь, я не испортил вам впечатления? - Чем? - Знакомым лицом... - Да нет, что вы! Я сказала "привычных" и совсем не имела в виду знакомых. Ну а после одной лишь той короткой встречи у Джинни ваше лицо никоим образом не могло стать привычным. - Все ясно. К месту отдыха ведет вон та лестница, - кивнул Сэм в сторону ступенек слева от них, по которым можно было подняться в американский бар "Савой". Энни остановилась, не выпуская его руки из своей. - Майор, - запинаясь произнесла она, - у меня чертовски устали ноги и затекла шея от постоянного смотрения вверх, а плечи буквально отваливаются от ремня этой проклятой сумки. И мне очень хотелось бы полежать. - Понятно, - ответил Дивероу. - Перед вами совершенно бездумное, глупое существо. Говоря откровенно, я собирался сделать то же самое. Но свои бритвенные принадлежности я оставил в Швейцарии. - И он показал ей свою покупку. - Здесь все так прекрасно! - Я позвоню вам через час... - Ну что ж... Да, а вы видели, сколько туалетов наверху? Они куда больше женских комнат Дона. Я хотела сказать, тех, что в его ресторанах. Здесь полно таких заведений. А в них огромные полотенца, настоящие махровые простынки! - Энни сжала ему руку и искренне улыбнулась. - Раз так, тогда все в порядке... - Да, еще одна вещь. Я жду вас. Мы закажем выпив. ку и по-настоящему расслабимся. Она направилась к лифту. - Это весьма любезно с вашей стороны... - Не стоит об этом! Джинни сказала нам, что вы ей звонили. Она явно опередила нас. Но сегодня моя очередь. Так вы говорите, что были в Женеве? - Я сказал: в Швейцарии... Сэм насторожился. - А разве Женева не Швейцария? Номер Энни тоже выходил окнами на Темзу и тоже находился на шестом этаже, не более чем в пятидесяти футах от номера Сэма. "А разве Женева не Швейцария?" Несколько мыслей пронеслись в мозгу Дивероу. Но он был слишком измучен, чтобы удержать их в голове. И впервые за все эти дни по-настоящему расслаблен, что также не позволило ему сосредоточить на них свое внимание. Ее номер весьма походил на его. Те же высокие потолки с лепными украшениями, те же превосходно отполированная мебель, бюро и столы, картины, кресла и софа, которая оказала бы честь Парк-Бернету, каминные часы и лампы, не только не закрепленные, но и не имевшие вставленных в них пластмассовых бирок с указанием владельца. А из больших окон, завешенных великолепными шторами, открывался красивый вид на реку с огоньками маленьких судов, с возвышавшимися за ней зданиями и, конечно, мостом Ватерлоо. Сэм, без ботинок, сидел на софе в гостиной, держа в руках бокал с выпивкой. По Би-Би-Си транслировали концерт Вивальди в исполнении оркестра Лондонской филармонии. Исходящее от камина тепло придавало комнате необыкновенный уют. И он подумал о том, что заслужил все это. В проеме двери, ведущей в ванную комнату, показалась Энни. Рука Дивероу, несшая бокал к губам, замерла на полдороге. Она была одета - если, конечно, можно было в данном случае употребить это слово - в прозрачный пеньюар, который, оставляя слишком мало для воображения, мог бы свести с ума кого угодно. "Ниспадающие и тяжелые" груди, способные смутить любого, видящего их, буквально разрывали мягкую тонкую материю. Длинные русые волосы, небрежно спускаясь на плечи, обрамляли ее божественное личико. Под легкой, воздушной тканью четко вырисовывались стройные ноги. Не говоря ни слова, Энни подняла руку и поманила Сэма пальцем. Он быстро встал с софы и направился к ней. В огромной, облицованной кафелем ванной находился большой бассейн, наполненный теплой водой. Тысячи плавающих по поверхности пузырей пахли розами и весной. Женщина подошла к Сэму и развязала ему галстук, затем, расстегнув рубашку и ремень, раздвинула "молнию" на брюках и спустила их на пол. Движением ног Сэм отбросил эту принадлежность своего туалета в сторону. Опустив обе руки ему на талию, Энни сняла с него трусы, одновременно опускаясь на колени. Сэм сел на край бассейна, и она стянула с его ног носки. А потом поддержала его за левую руку, пока он опускался в водоем, где сразу же скрылся под бурлящими белыми пузырьками. Затем Энни встала и развязала находившийся у нее на шее желтый бант. Халат упал на покрывавший пол белый ковер. Она была великолепна. И она поспешила к Сэму. - Ты хочешь спуститься вниз и что-нибудь перекусить? - спросила Энни из-под одеяла. - Да, - ответил Сэм, тоже из-под одеяла. - А ты знаешь, - сказала она, - мы проспали с тобой более трех часов, и сейчас уже почти полдесятого. - Она потянулась, и Сэм взглянул на нее. - Я предлагаю отправиться после обеда в какую-нибудь пивную. - Как хочешь, - произнес Сэм, все еще наблюдая за ней. Она теперь уже сидела, простыня упала с нее. "Ниспадающие и тяжелые" вызывающе смотрели на все, что находилось перед ними. - Черт, - мягко и несколько смущенно проговорила Энни, глядя сверху вниз в лицо Сэму. - Кажется, я веду себя слишком навязчиво, - "По-дружески" - более подходящее слово. - Ты знаешь, что я имела в виду, - нагнулась она к нему и поцеловала его в оба глаза. - У тебя ведь могут быть и другие планы или, скажем, неотложные дела. - Дел как таковых у меня нет, - ласково перебил ее Дивероу. - Так что я могу заниматься всем, чем мне заблагорассудится. Что же касается планов, то их легко изменить. В данный же момент я хочу лишь потакать своим капризам и наслаждаться жизнью. - Звучит дьявольски сексуально! - И это понятно! - Спасибо! - Это тебе спасибо! Сэм обхватил ее нежную и прекрасную спину и прикрыл себя и Энни простынкой. Через десять минут, - впрочем, сам Сэм, потеряв представление о времени, не сказал бы точно, как долго еще пробыл он вместе с Энни в ее апартаментах: десять минут или несколько часов, - они наконец приняли решение относительно дальнейшего распорядка дня. Им и в самом деле уже пора было поесть, предварительно посмаковав виски со льдом, которое они потягивали небольшими глотками, сидя на заваленной подушками софе под двумя огромными банными полотенцами. - Я бы сказал, что это сибаритство, - натянул себе на колени полотнище Сэм. По радио звучало попурри из произведений Ноэла Коуарда. Дым от сигарет причудливо извивался в оранжевых отблесках камина. Горели всего две лампы. Гостиную пронизывала сказочная атмосфера. - Под словом, "сибаритство" подразумевается эгоизм, - сказала Энни. - Мы же наслаждаемся вдвоем, так что об эгоизме не может быть и речи. Сэм взглянул на нее. Четвертая жена Хаукинз вовсе не была идиоткой. Как, черт побери, он добился этого? Да и его ли в том заслуга? - И все-таки, поверь мне, то, как мы наслаждаемся, и есть сибаритство. - Пусть будет так, если тебе это угодно, улыбнулась она, ставя свой стакан на чайный столик. - Впрочем, все это не столь уж важно. Но не пора ли нам одеться и пойти перекусить? - Да, я буду готова через несколько секунд. - Она заметила на его лице вопросительное выражение. - Я не потрачу много времени. Однажды Мак сказал... Она смутилась и замолчала. - Говори, говори, - великодушно произнес Сзм. - Мне и в самом деле это интересно. - Так вот, однажды он сказал, что если ты попытаешься слишком уж изменить свою внешность, то не поможешь себе ничем, но лишь запутаешься вконец. И что не следует делать ничего подобного до тех пор, пока для этого не появится чертовски веское основание. Если только ты действительно не нравишься сама себе. - Она выпростала из-под себя ноги и, обмотав полотенце вокруг своего тела, поднялась с кушетки. - А я сейчас, во-первых, не вижу никаких веских оснований менять свой облик, и, во-вторых, сама себе нравлюсь. Мак научил меня этому. И я довольна нами обоими. - Я тоже, - ответил Дивероу. - Когда ты приведешь себя в порядок, мы зайдем ко мне в номер, и я переоденусь. - Хорошо. Я застегну пуговицы на твоей рубашке и завяжу тебе галстук! - усмехнулась Энни и поспешила в ванную. Дивероу, как был нагой, поднялся с софы и, набросив на плечи полотенце, подошел к небольшому столику, на котором на серебряном подносе стояли бутылки. Налив себе немного шотландского виски, он задумался над житейской философией Мака Хаукинза. "Если ты попытаешься слишком уж изменить свою внешность, то... лишь запутаешься вконец". Что ж, неплохо. Во всяком случае, все учтено. Маленькая белая лампочка, находившаяся на небольшом панно, у двери в номер Дивероу, между красной и зеленой, была включена. Сэм и женщина могли видеть ее на протяжении всего того времени, что они шли по коридору к его номеру. Это означало, что у главного входа его ждет какое-то послание. Дивероу негромко выругался. Черт побери, похоже, что Женева не скоро сотрется в его памяти! И Хаукинз даровал ему только одну спокойную ночь. - У меня тоже горела такая лампочка после обеда, - заметила Энни. - Я увидела ее, когда вернулась, чтобы переобуться. Это означает, что тебе должны звонить. - Или оставили послание... -. Что касается меня, то мне звонил муж из Санта-Моники. И я позвонила ему сама. Ты знаешь, что в Калифорнии было только восемь часов утра? - Весьма мило с его стороны встать так рано и звонить тебе. - Как бы не так. Насколько мне известно, у него в Санта-Монике два дела: ресторан и девица. Но ресторан в восемь часов не открывается, - прости меня за такие подробности. Я полагаю, что Дон просто решил удостовериться в том, что я и в самом деле укатила за семь тысяч миль. Энни простодушно улыбнулась ему. А он не знал, что ответить, поскольку все было ясно. - Похоже, у него и впрямь есть основания для проверки. Сэм зажег свет в прихожей. В гостиной и так уже горел свет, поскольку, уходя пять часов назад, он не выключил его. - Мой муж страдает от умственного расстройства, характерной чертой которого является тяга к дешевым девкам. Как адвокату, тебе известны подобные случаи. И он одержим только одной идеей: как бы не попасться с одной из них. Я, как ты понимаешь, говорю не о моральной стороне дела: ему плевать на мораль, лишь бы все было шито-крыто. Я говорю о финансовой стороне. Он до смерти боится, что суд заставит его заплатить большие деньги, если я решусь выйти из игры. Они вошли в гостиную. Сэм хотел сказать что-нибудь, но так и не нашел, что именно, поскольку все было опять ясно. И он выбрал самое безобидное: - Я думаю, он не в своем уме. - Ты приятный парень, но тебе не следовало бы говорить это. Хотя, я полагаю, это самое мягкое из того, что ты бы мог сказать. - Давай поговорим о чем-то другом, - перебил он се, указывая на кушетку и чайный столик, на котором лежали газеты. - Садись, Я вернусь через минуту. И я не забыл о твоем обещании застегнуть мне рубашку и завязать галстук. Сэм направился в спальню. - Ты не будешь звонить вниз? - спросила Энни. - Потом, - ответил Сэм уже из спальни. - У меня нет ни малейшего желания портить себе обед или наш поход в одну или две пивные, если они, конечно, будут еще открыты к тому времени, когда мы наконец выйдем. - Мне кажется, тебе все-таки лучше выяснить, что это за корреспонденция. Вдруг что-нибудь важное. - Самое важное для меня сейчас - это ты! - воскликнул Сэм, вынимая из шкафа вязаную куртку. - А что, если там что-то экстренное? - не унималась женщина. - Самое экстренное для меня сейчас - это ты! - повторил он, выбирая на другой полке рубашку в красную полоску. - Я не могу не позвонить, или не прочитать оставленную для меня записку, или не ответить человеку, если даже я и не слышала никогда его имени. Это не очень вежливо. - Ты не юрист, - возразил Сэм. - Ты когда-нибудь пробовала дозвониться до юриста на следующий день после того, как ты наняла его? Так вот, если ты когда-нибудь попробуешь сделать это, то сразу же столкнешься с его приученным лгать секретарем. - Но почему? - спросила Энни, стоя в дверях спальни. - Только потому, что он уже получил твои деньги и теперь рассчитывает на новый гонорар. А все твое дело, возможно, заключается в обмене письмами с другой стороной, не принимая во внимание иные объяснения. Но он не хочет осложнений. Когда Сэм надел на себя рубашку в красную полоску, Энни подошла к нему и принялась не спеша застегивать ее. - Ты слишком рассудочен. И здесь, в этой странной стране... - Не такая уж она и странная, - улыбнувшись, перебил ее Сэм. - Я бывал тут раньше. И не забывай, что я - твой гид! - Но ведь ты только что вернулся из Женевы, где тебе, судя по всему, досталось... - Ничего страшного: я же выжил. - И сейчас кто-то отчаянно разыскивает тебя... - Что значит - отчаянно? Я не знаю никого, кто был бы столь отчаявшимся. - Ради Бога, перестань! - Женщина, застегивая воротник, потянула за него. - Такие вещи действуют мне на нервы. - Почему? - Да просто потому, что у меня развито чувство ответственности! - Но ты тут ни при чем. - Сэм был несколько озадачен. Энни воспринимала все очень серьезно. И это вызвало у него недоумение. В этот момент зазвонил телефон. - Слушаю вас! - Мистер Сэмюел Дивероу? - услышал Сэм уверенный голос англичанина. - Да, это Сэм Дивероу. - Я ждал вашего звонка... - Я только что появился у себя в номере, - перебил его Сэм, - и еще не ознакомился с оставленными для меня записками. Кто вы? - В данный момент вполне достаточно просто телефонного номера. После короткой паузы Сэм заявил раздраженно: - В таком случае вам придется ждать всю ночь: я не говорю с номерами. - Послушайте, сэр, - последовал взволнованный ответ, - вам ведь больше никто не должен звонить. - Это звучит слишком нахально, я думаю... - Думайте все, что вам угодно, сэр! Я очень спешу, с трудом лишь выкроил время для вас. Где бы мы могли сейчас встретиться с вами? - Не уверен, хочу ли я этого! - произнес резко Сэм, - И вообще, Бейзил, или как вас там еще, я советую вам катиться к чертовой матери! Теперь пауза возникла на другом конце провода. Сэм даже мог слышать тяжелое дыхание. Но через несколько секунд "телефонный номер" заговорил: - Ради Бога, пожалейте старого человека! Я не сделал вам ничего плохого! Неожиданно Сэм проникся жалостью к незнакомцу: тот слегка хрипел и, судя по всему, был в отчаянии. И тут он вспомнил свою последнюю беседу с Хаукинзом. - Так это... - Пожалуйста, без имен! - Хорошо, обойдемся без имен. Как я вас узнаю? - Легко. Я думал, вам это известно. - Нет. Но мы, по-видимому, должны встретиться где-то еще? - Да, конечно. Я полагал, что вы и об этом знаете. - Да хватит вам все об одном и том же! - Дивероу испытывал к Хаукинзу точно такое же раздражение, какое он испытывал к англичанину, с которым говорил по телефону. - Вам надо самому назначить место встречи, коль скоро заходить в "Савой" вы не собираетесь. - В гостиницу я не могу прийти. И я благодарен вам, что вы согласились встретиться со мной в другом месте. У меня есть несколько зданий в Белгрейвии. Одно из них - "Хэмптон-Армс". Вы знаете, где это? - Найду. - Хорошо! Я буду там. Квартира сорок семь. Чтобы добраться до Лондона, мне нужен один час. - Не торопитесь. Мне не хотелось бы встречаться через час! - А когда? - Когда закрываются в эти дни пивные? - В полночь, а некоторые где-то около часа... - Вот черт! - Что вы сказали? - Я встречусь с вами в час. - Прекрасно! Охрана будет предупреждена. И запомните: квартира сорок семь - и никаких имен! - Сорок семь. - И принесите бумаги, Дивероу... - Какие? Пауза на этот раз была дольше, а дыхание англичанина тяжелее. - Этот чертов договор, ты, осел! Энни не только не выказала неудовольствия в связи с тем, что их ужин будет непродолжительным и Дивероу придется покинуть ее, но и, как показалось Сэму, отнеслась к его решению весьма одобрительно. Сэм удивлялся происходящему все меньше и меньше. И если "почему" все еще ускользали от него, то "что" становилось все яснее. Он договорился с Энни, что пропустит с ней на ночь по стаканчику спиртного, как только вернется в отель. Заявив, что время не имеет для нее никакого значения, она дала ему ключ. Такси остановилось прямо перед "Хэмптон-Армс". Сэм назвал номер квартиры, и привратник провел его какими-то потайными ходами через служебные помещения, небольшую буфетную и грузовой лифт к искомой двери. Некто весьма зловещего вида, с характерным для северных районов странным акцентом, потребовал удостоверение личности и затем повел Сэма через буфетную, просторную гостиную и коридор в небольшую, плохо освещенную библиотеку, у окна которой, в тени, сидел маленький пожилой человек с отталкивающей внешностью. Дверь закрылась. Дивероу остался стоять, приспосабливаясь к освещению комнаты и глядя на восседавшее в кресле уродливое ископаемое. - Мистер Дивероу? - спросил испещренный морщинами старик. - Да. А вы должны быть тем самым Дэнфортом, о котором говорил Хаукинз. - Лорд Сидней Дэнфорт, - произнесло злобно маленькое безобразное существо, а затем неожиданно ставшим вдруг елейным голосом добавило: - Я не знаю, каким образом тот, кто нанял вас, собрал всю эту информацию. И даже на мгновение не могу допустить, чтобы хоть что-то из того, что раздобыл он, было правдой, настолько все это нелепо. Да и времени с тех пор прошло очень много. Но, как бы там ни было, человек я добрый и щедрый. Замечательный человек! Давайте же мне эти чертовы бумаги! - Какие? - Договор, ублюдок! Сэм, изумившись, извлек из нагрудного кармана сложенную в несколько раз копию договора о создании "Шеперд компани" и, пройдя через комнату к отвратительному созданьицу, протянул ему. Дэнфорт вытащил откуда-то сбоку кресла переносной пюпитр, включил яркую рабочую лампу на верху доски и, схватив бумаги, принялся изучать их. - Прекрасно! - хрипло сказал Дэнфорт, просмотрев все страницы. - Они абсолютно ничего не говорят! Взяв в руку карандаш, маленький англичанин принялся заполнять пропущенные строки. Закончив, снова сложил бумаги и, брезгливо протянув их Сэму, воскликнул: - А теперь убирайтесь! Я прекрасный человек и надежный, щедрый поставщик. Мультимиллионер, которого все обожают. Я вполне заслужил оказываемые мне почести. Это знают все. И никто, - я повторяю, никто! - не мог бы даже предположить, чтобы мое имя хоть как-то было связано с этим безумием. Но я все же жертвую братству кое-какую сумму. Жертвую - и только! Вы понимаете меня? Братству, говорю я! - Я ничего не понимаю, - произнес Сэм. - Как, впрочем, и я, - признался Дэнфорт. - Перевод будет сделан на Каймановы острова. Название банка уже вписано, и десять миллионов поступят туда в течение сорока восьми часов. А теперь проваливайте! - А где они, Каймановы острова? - В Карибском море, идиот! Глава 12 Он отчетливо видел тусклый белый свет в пятидесяти футах от того места в коридоре, где он находился. Ему не надо было подходить ближе для того, чтобы удостовериться, что это дверь его номера. И то, что лампочка горела, было еще одной, и довольно веской, причиной, чтобы не заходить в свои апартаменты, а отправиться к Энни. - Если это не ты, Сэм, - донесся из спальни ее голос, - то у меня возникнут проблемы - Это я. И все твои проблемы обратятся в удовольствия. - Это мне нравится! Дивероу вошел в просторную спальню, с окнами на реку. Энни сидела с ярко иллюстрированным буклетом в руках рядом с настольной лампой. - Что это? - спросил Сэм. - Выглядит довольно впечатляюще, - Захватывающая история жен Генриха Восьмого. Я купила ее сегодня утром в Тауэре. Это был не человек, а чудовище! - Не совсем так. Его поступки диктовались, как правило, соображениями геополитического характера. - Вся его геополитика скрывалась у него между ног! - Данное обстоятельство имеет большее историческое значение, нежели ты полагаешь. Но что скажешь насчет того, чтобы выпить? - Прежде ты должен позвонить. Я обещала, что ты сделаешь это сразу же, как только вернешься. Энни спокойно перевернула страницу. Сэм был не только удивлен, но и заинтригован. - Кто это был? - Маккензи. Он звонил из Вашингтона. И она снова перевернула страницу. - Маккензи? - не сумев сдержаться, вскричал Сэм. - Как это просто: звонил Маккензи! Можно подумать, что ты, сидя здесь, слышишь, о чем говорят внизу, в служебной комнате, и уже потом сообщаешь мне, что звонил Маккензи. Откуда тебе известно, что это он звонил? Он что, звонил тебе? - Успокойся, Сэм, - бесстрастно ответила Энни, переворачивая еще одну страницу, - не надо так нервничать. Не могу же я делать вид, будто не знаю его. И после него... - Ну нет, избавь меня от отвратительных сравнений! Я только хочу знать, что это за странное стечение обстоятельств, при котором ты, находясь за семь тысяч миль от дома, разговариваешь вдруг по телефону со своим бывшим мужем, пытающимся дозвониться до меня, находящегося в трех тысячах миль от Нью-Йорка. - Если ты успокоишься, я все тебе скажу. Если же нет, то я продолжу чтение. Вспомнив, как сильно ему хотелось выпить, Дивероу пересилил себя и сказал спокойно: - Я уже в порядке, Энни, и очень хотел бы теперь послушать тебя. Говори же, пожалуйста. Положив журнал на колени, Энни взглянула на него. - Начну с того, что Мак был раздражен так же, как и ты сейчас, Сэм, когда услышал мой голос. - Но каким образом он услышал тебя? - Потому что я волновалась! - Это - почему, а я хочу узнать, каким образом. - Я думаю, ты вспомнишь, если постараешься, что оставил меня одну в ресторане. Было уже поздно, и я настаивала, чтобы ты ехал. а обо мне не беспокоился. Я сказала еще, что только оплачу счет и сразу же поднимусь к себе. Все правильно? - Да. Я должен тебе за обед. Продолжай. - Ко мне подошел красивый молодой человек в белом галстуке и во фраке и сообщил, что тебя срочно просят к телефону из-за океана. Они всегда так поступают? - Да, здесь так принято. Ну и что ты? - Сказала, что ты будешь очень поздно. Точного часа, как ты понимаешь, я назвать не могла. Он выглядел довольно расстроенным, и я спросила, не могу ли помочь ему. Тогда-то я и услышала, что звонит генерал Хаукинз из Вашингтона. Полагаю, что именно название города и звание Мака заставили этого парня нервничать. А Мак всегда любил производить впечатление, считая, что это стимулирует деятельность телефонистов. Я успокоила этого парня и поговорила с Маком, что ему, надо заметить, понравилось. - Энни снова обратилась к книге. - А теперь позвони ему! Бумага с его номером лежит на бюро в соседней комнате. Такие же записки лежат и у тебя в номере, и внизу у портье. И, скажу прямо, я польщена тем, что сначала ты пришел ко мне. Сэм подумал о том, что подобное возможно. Маловероятно, но все же возможно - точно так же, как и существование внеземных цивилизаций, о чем якобы свидетельствуют принимаемые нами время от времени радиоволны из космоса. - Что же сказал Хаукинз? И почему он был раздражен? - Да потому, что я оказалась здесь, - ответила Энни, неохотно отрываясь от книги. - Он начал ругаться и указывать мне, что и как я должна делать. Естественно, я сказала ему, чтобы он пошел и промыл свой рот дегтярным мылом! Я всегда говорила ему так в подобных случаях. Я имею в виду то, что он не стеснялся в выражениях, которыми мы старались не пользоваться в Белл-Айле. В конце концов, он успокоился и начал смеяться... Энни смотрела вверх. И Сэм подумал о том, что она предалась воспоминаниям, которые отнюдь не были неприятными. - Потом, - продолжала она, - он спросил меня, не отделалась ли я от этого холуя официанта, - так он называет Дона, - и если нет, то почему. Затем Мак заговорил о тебе, и я поняла, что он очень ценит тебя. В любом случае тебе надо обязательно позвонить ему, Сэм. Я предупредила его, что ты можешь прийти очень поздно, около трех часов, но он сказал, что это не имеет никакого значения, поскольку в Вашингтоне тогда будет только десять. - Нельзя ли подождать все-таки до утра? - Нет... Мак очень настаивал. И еще он сказал, что если ты не исполнишь его просьбу, то для какого-то итальянца, который интересуется тобой, найдется дело. - Не добавил ли он к этому еще и то, что берет на себя обязанности похоронного бюро? - Нет. Но я все же советую тебе позвонить ему. Если ты не хочешь говорить при мне, то можешь побеседовать с ним из соседней комнаты. - Привет, Сэм! - услышал Дивероу голос Хаукинза. - Ну не тесен ли в самом деле этот мир! Кто бы мог подумать, что ты, объехав полсвета, наткнешься на маленькую старушку Энни? Я, конечно, не имею в виду се возраст... - Как я полагаю, - перебил его Сэм, - у тебя есть для меня привет от Деллакроче. Что ты сказал своему глубоко религиозному брату на этот раз? Что я распял Христа? - Да нет же, черт побери! Это своего рода небольшой психологический этюд... Так, на всякий случай, если бы ты не захотел позвонить мне. Ведь я с ним даже не разговаривал. Думаю, что и в будущем мы обойдемся без него. Я развеселил тебя? Дивероу закурил сигарету. Она должна была помочь ему заглушить поднимавшуюся в желудке легкую боль. - Я скажу тебе правду, Мак, - произнес он. - Меня нервирует каждый твой звонок. Я жду всякий раз со страхом, что ты сообщишь мне нечто такое, что еще больше отдалит меня от Бостона, от матери и от моего настоящего хозяина - Арона Пинкуса. Именно так действуют на меня твои психологические этюды! После продолжительного хмыканья Хаукинз наконец произнес: - Ты слишком подозрительный человек, Сэм. Наверное, это в тебе говорит юрист. Как дела с Дэнфортом? - Он сумасшедший, - ответил Сэм, - дующий и на кипяток, и на холодную воду. Но он подписал бумаги, согласившись на перевод десяти миллионов по совершенно непонятным для меня причинам. Деньги поступят в банк на Каймановых островах. Ты для этого разыскивал меня? - Ты хочешь узнать, не собираюсь ли я послать тебя на эти острова? - Да, я думал об этом. - Так вот, Сэм, можешь не волноваться. Там нет ничего интересного. Жалкие клочки земли и множество банков и дерьмоносцев-банкиров! Они пытаются устроить там вторую Швейцарию. Я сам полечу туда и все обстряпаю. Твой же счет увеличится на десять тысяч долларов. Надеюсь, ты рад? - Мак! - чувствуя, как усиливается боль в желудке, прокричал Дивероу. - Ты не можешь сделать это! - Это очень просто, парень. Тебе надо будет только заполнить чек и депонировать всю указанную в нем сумму. - Я не об этом! Ты не имеешь никакого права переводить эти деньги на мой счет: - Банк не возражает... - Зато я возражаю! Я!.. Боже, неужели ты не понимаешь, что покупаешь меня? - Одной десятой процента? Черт побери, парень, да я же просто обманываю тебя! - Я не хочу, чтобы меня покупали! Не хочу иметь ничего общего с твоими деньгами. Это делает меня соучастником! - Я не совсем понимаю, о чем ты это, но было бы в высшей степени неправильно, если бы кто-то, используя чье-то время и способности, не платил ему за это деньги. Хаукинз заговорил как евангелист. - Зямолчи, сукин сын! - огрызнулся Дивероу, предчувствуя неизбежность своего поражения. - Что еще тебя интересует, кроме Дэнфорта? - Раз уж ты затронул этот вопрос, то есть один приятель в Западном Берлине, с которым тебе надо побеседовать... - Подожди! Ничего не говори мне больше, - устало перебил генерала Сэм. - Авиабилеты и гостиничный ордер будут у портье, прежде чем я смогу моргнуть глазом? - В любом случае - к утру. - Хорошо, Мак. Теперь я знаю, когда меня повесят. ? Сэм снова задумался. Нет, как бы там ни было, но он должен выкарабкаться. Маккензи вывел на бумаге: $ 20 000 000. Затем написал эту цифру прописью: двадцать миллионов долларов. Как ни странно, но эта огромная сумма не произвела на него никакого впечатления. Наверное, потому, что деньги являлись для него средством, но никак не конечной целью. Хотя иногда ему и приходила мысль о том, что он мог бы спокойно назвать все эго экономической победой, забрать всю сумму и уехать куда-нибудь на юг Франции. Тем более что он был уверен: ни Деллакроче, ни Дэнфорт не будут преследовать его и кровь, таким образом, не прольется. Но все это было не то. Деньги одновременно являлись и целью, и побочным продуктом. И еще легитимной формой наказания. И это было главным. Время шло быстро, и он не мог позволить никаких отступлений от плана. Несколько месяцев назад кончилось лето, а ему про устояло еще очень многое сделать. Подбор и тренировка занятых в операции людей - процесс тоже длительный. Определенные трудности возникали с арендой и обустройством того места, где будет расположена база, и особенно с закупкой экипировки, требовавшей строжайшего соблюдения тайны. Да и сама подготовка к операции должна была занять несколько недель. Все говорило за то, что надо спешить. И поэтому, естественно, возникал соблазн отойти от главной стратегической линии и приступить к достижению намеченной цели еще до того, как будут собраны все деньги. Но это, вне всякого сомнения, было бы ошибкой. Он установил сумму в сорок миллионов отнюдь не из-за ее схожести с четырьмястами миллионами, хотя эти сорок миллионов и выглядели весьма солидно в договоре о создании компании с ограниченной ответственностью, который он уже заполнил, но и потому, что сорок миллионов покрывали все расходы, включая и непредвиденные. Связанные, например, с такими обстоятельствами, как быстрый уход с поля боя. У него должно быть ровно сорок миллионов. И он был готов уже заняться своим третьим инвестором. Генрихом Кенигом из Берлина. Иметь дело с герром Кенигом оказалось куда как сложно. В то время как Сидней Дэнфорт занимался своими операциями в Чили, а Анджело Деллакроче крайне небрежно обращался со своими средиземноморскими платежами и вел слишком широкий образ жизни. Генрих Кениг не совершал очевидных ошибок, живя спокойной, размеренной жизнью сельского помещика в мирном сельском городишке и двадцати с лишним милях от Берлина. Но двадцать два года тому назад этот же самый Кениг блестяще играл и весьма опасную игру. В игру. на которой он не только сколотил состояние. но и обеспечил первоначальное накопление капитала и процветание своим разнообразным предприятиям. Во времена расцвета "холодной войны" Кениг был лисиным агентом, специализируясь в основном на шантаже. Он начал с того, что стал поставлять секретную информацию на одиночных агентов, затем занялся вымогательством, вытягивая крупные суммы с тех, кто, опасаясь разоблачения, готов был на все. Причем деньги он получал от противоборствующих разведок. И очень скоро добился от многих стран, зависевших экономически от воли противостоявших друг другу двух гигантских миров, исключительных прав на бестарифную торговлю для своих новых компаний. А потом ему с ловкостью Мефистофеля удалось вынудить Вашингтон, Лондон, Берлин, Бонн и Москву вывести его фирмы из-под действия тех законов, которые распространялись на подобные предприятия. И добился этого Кениг благодаря тому, что объяснил каждому, что расскажет другим о кое-каких нелицеприятных фактах из его прошлой деятельности. Впоследствии, к весьма большой радости многих правительств, Кениг ушел со сцены. Он создал свою империю буквально на трупах и покалеченных телах почти половины чиновников и предпринимателей Европы и Америки. Сам же остался в неприкосновенности благодари целой системе ответных репрессивных мер, готовой быть запущенной в любой момент. А какой чиновник, министр или государственный деятель, включая и главу правительства, мог позволить себе приблизиться к ящику Пандоры с его ужасами? Таким образом, Кениг оставался в такой же безопасности и после своего ухода со сцены, в какой находился и во времена своей бурной деятельности. Во главу своей политики Кениг ставил страх. Хотя этот страх и мог исчезнуть, если человеку становилось наплевать и на реакцию и на репрессии - и на правительственном, и на промышленном, и на международном уровнях. И вполне естественно, этим же оружием воспользовался и Хаукинз. Все дело в том. что существовала целая армия жертв Кенига, которые не задумываясь пошли бы на его убийство, если бы были уверены, что таким образом они обеспечат свою безопасность и об их грехах никто больше не узнает. И Хаукинз решил прибегнуть к угрозе полного разоблачения великого мошенника. Конечно. Кениг поймет всю логичность такого подхода Хаукинза к делу, от которого зависят его судьба и состояние. Вне всякого сомнения, он сможет предвидеть и ту реакцию, которую бы вызвали посланные нескольким сотням чиновников разного ранга, бродящий по коридорам власти во многих странах мира, пространные телеграммы. Да, конечно, Кенигу, оглушенному огромным перечнем имен, дат и событий, придется капитулировать. Собрав разбросанные на кровати копии документов, Хаукинз сложил их по порядку в стопки и отнес к стоявшему перед кушеткой чайному столику. Усевшись на кушетку с красным карандашом в руке, он принялся обводить по два или по три параграфа на каждой странице. Все шло прекрасно. Оставалось только произвести реальную оценку своих возможностей и тех фактов, которые позволили бы еще более увеличить эти возможности. То есть заново все проверить. Хаукинз взял копии и, подойдя к письменному столу, разложил их перед телефоном. Потом взял трубку. Все. Теперь он был готов начать спокойное и бесстрастное перечисление фактов о двойной международной деятельности, которое и должно было смутить Генриха Кеника до глубины души. И ему поневоле придется расстаться с десятью миллионами долларов. С черными от усталости кругами под глазами Сэм Дивероу стоял перед таможенником в берлинском аэропорту Темпельхоф, ожидая того момента, когда лающий неонацист, проверявший бумаги и багаж, отпустит его. Боже, думал он, - дай немцу печать, и он лишится рассудка. Неожиданно он с удивлением уставился на содержимое своего чемодана. В нем все было аккуратно сложено, словно это сделали у Бергдорфа Гузмана. Он же никогда не укладывал так своих вещей. Напрягая расстроенную память, Дивероу вспомнил, что всем этим заималась Энни. Она не только собрала его, но и, проводив до кассы, помогла ему расплатиться. И Сэм подумл, что все это она сделала потому, что сам он был в тот момент ни на что не способен. В том нелепом, затруднительном положении, в котором он оказался, сил у него хватало только на то, чтобы сражаться с бутылкой шотландского виски. Затем он отключился. Единственное, что ему удалось вспомнить потом, так это то, что он должен был отослать Хаукиизу этот проклятый договор. Берлинский отель "Кемпински" был своеобразной тевтонской версией нью-йоркского старого "Шерри-Незерленд", только с несколько более строгим интерьером. Все находившиеся в холле кресла из-за их обивочного материала казались скорее вылитыми из бетона, нежели обтянутыми кожей. Конечно, и здесь все требовало денег: и темное полированное дерево, и ужасные, чересчур правильны служащие, которые, знал Сэм, ненавидели его как более слабого, демократичного и стоявшего ниже по качеству человека. Эти клерки расправились с ним весьма быстро и умело. Затем неприятный по внешности служащий, который, судя по возрасту, вполне мог быть в прошлом обер-фюрером СС, понес его чемодан с таким видом, словно в нем были драгоценности. Как только они оказались в просторном номере, - Хаукинз снимал для него апартаменты первого класса, - обер-фюрер сразу же опустил во всех комнатах шторы. Причем сделал он это с уверенностью человека, привыкшего командовать расстрелами. Дивсроу. испугавшись за свою жизнь и дав чрезмерные чаевые, проводил обер-фюрера до двери, словно нанесшего ему визит дипломата, и нежно прощебетал ему "ауф фидерзейн". Потом открыл чемодан, в котором лежала завернутая предусмотрительной Энни в савойское полотенце бутылка шотландского виски. Сейчас было самое время воспользоваться ею. Правда, много пить Сэм не собирался, так, чуть-чуть, для тонуса. Неожиданно в дверь постучали. Сэм настолько испугался, что закашлялся и выплюнул набранное в рот виски на кровать. Заткнув бутылку пробкой, он стал искать место, куда можно было бы ее спрятать. Под подушку? Накрыть покрывалом с кровати? Он остановился. Что он делает? Что с ним, черт побери, творится? Будь ты проклят, Маккензи Хаукинз! Глубоко вздохнув, он поставил бутылку на туалетный столик. Затем, еще раз глубоко вздохнув, открыл дверь и резко, против своей воли, выдохнул весь находившийся у него в легких воздух. Это была калифорнийская Афродита из Пало-Альто, обозначенная им в свое время как "узкие и острые", - третья жена Маккензи Хаукинза, Лилиан. - Я знала, что это вы! Я так и сказала об этом портье. Сэм и сам не понимал, почему он назвал груди Лилиан "узкими и острыми". Это было несправедливо по отношению к ней. Вполне возможно, что столь весьма относительное определение он ей дал при сравнении увиденных им еще трех грудей. Дивероу, думая об этой чепухе, глядел на женщину так, как двенадцатилетний подросток смотрит на увиденный им впервые журнал "Артисты и модели". Лилиан. сидя напротив, объясняла ему, что прилетела в Берлин три дня назад на двухнедельные курсы по кулинарии. Конечно, это казалось невероятным. В конце концов, Сэм был опытным адвокатом. Он хорошо изучил преступный менталитет, уличая изворотливых лжецов из социальных джунглей разных ступеней. И, несмотря на то, что он устал и душой и телом, его трудно было провести. И он сразу же решил поставить миссис Маккензи Хаукинз номер три на место. Но, строго посмотрев на нее, он только недоуменно пожал плечами. Вот и все! - Итак, мы здесь, Сэм! Я могу называть вас Сэмом? Это просто удивительно, куда может завести любовь к кулинарии! - И все это весьма правдоподобно, Лилиан! Именно такие случайности и делают совпадения достойными доверия! Сэм рассмеялся почти истерическим смехом, делая все возможное, чтобы не потерять контроль над своими глазами. Он был слишком истощен, чтобы рассчитывать на успех. И посему начал переводить взгляд с одного предмета на другой. - О лучшем способе провести время в Берлине я и не мечтала. Если нам повезет, мы найдем закрытые теннисные корты! Насколько мне известно, в этом отеле есть бассейн и вроде бы гимнастический зал. Когда Лилиан умолкла, Дивероу, неожиданно для него самого, почувствовал вдруг, что ему хочется, чтобы она продолжала свою болтовню. В том состоянии, в котором он находился, он получал удовольствие от ее легкой, ласкающей слух речи. - Не исключено, однако, что я строю слишком большие планы. Вы путешествуете один? Он знал, что один он не будет. Не будет. - Более одиноким я еще никогда не был в своей жизни. - Ничего, мы что-нибудь придумаем. Надеюсь, вы не обидитесь, если я вам скажу, что выглядите вы ужасно усталым? У меня такое впечатление, что вы заработались до полусмерти. И очень нуждаетесь в том, чтобы кто-нибудь ухаживал за вами. - От меня осталась только слабая тень. - Бедный вы ягненочек! Идите ко мне, я разомну ваши плечи. Это дает очень хороший эффект! - Я совершенно изнурен. Наполнен пустотой и расплавленным свинцом... - Да, вы изнурены, мой ягненок, или, другими словами, хороший мальчик. Ложитесь на диван и положите голову Лили на колени. Боже, какие теплые у вас виски! А вот шея у вас слишком напряжена. Так лучше? Лучше? Сэму и на самом деле стало лучше. Он чувствовал, как ласковые руки Лилиан, расстегнув рубашку и, двигаясь по его груди, ласкали его тело воистину ангельскими прикосновениями. Просто чудо! Он открыл глаза и прямо над своим лицом увидел непреодолимую прелесть двух великолепных грудей. - А вам нравится купаться в теплом бассейне, наполненном мыльными пузырями, которые пахнут розами и весной? - прошептал он. - Не очень, - так же тихо ответила Лилиан. - Я больше люблю стоять под теплым душем. Сэм улыбнулся. Глава 13 Благоухание пронизывало воздух вокруг него. И для того, чтобы определить его источник, Сэму даже не надо было открывать глаза. Если бы он был способен восстановить предыдущий вечер хотя бы с некоторой точностью, - а та легкость, которую он ощущал ниже талии, убеждала его в том, что он мог бы это сделать, - то вспомнил бы, что большую часть ночи они провели в душе. Сэм открыл глаза. Лилиан сидела рядом с ним, привалясь к подушке, а на ее симпатичном вздернутом вверх носике красовались очки в роговой оправе. Она читала огромное меню в потрепанной картонной обложке. - Привет! - негромко сказал Сэм. - Доброе утро! - радостно улыбаясь, взглянула она на Дивероу сверху вниз. - Ты знаешь, который сейчас час? Это белокурое создание являло собой образец физического совершенства. Так во всяком случае решил Сэм. Вполне возможно, что это был результат занятий серфингом в Калифорнии или же, следствие той гимнастики, которой ее обучил Маккензи Хаукинз. - Мои часы на руке, а она под одеялом, и поэтому я не знаю, сколько сейчас времени. - Десять двадцать! Ты проспал целых одиннадцать часов! Как ты себя чувствуешь? - Ты хочешь сказать, что мы легли в половине двенадцатого? - Ты храпел так, что тебя, по всей видимости, слышали у Бранденбургских ворот, - заметила Лилиан. - Мне даже пришлось тебя несколько раз толкать. С такими данными ты вполне мог бы выступать в опере. Как твоя голова? - Нормально. Я даже удивлен этим! - Это все благодаря душу и физической нагрузке. А вообще-то ты не очень-то силен в отношении выпивки, - произнесла Лилиан, беря с туалетного столика карандаш и что-то отмечая в меню. - Мне кажется, что в первую очередь бунтует твоя кровь. - Ты потрясающе благоухаешь, - проговорил Сэм, не сводя с нее глаз и вспоминая о том, какой вид открывался ему с ее колен и как она массировала ему грудь своими божественными пальцами. - Как и ты сам, мой ягненочек, - ответила женщина, улыбаясь и снимая очки. - Ты знаешь, что у тебя очень приятное тело? - Да, кое-что есть. - Ты прекрасно развит физически, хорошо сложен, и у тебя отличная координация движений. И жаль, что ты несколько запустил себя! Она постучала себя по подбородку очками, словно врач, изучающий послеоперационного больного. - Ну, я так бы не сказал, - усмехнулся Сэм. - Я даже как-то играл в лякросс7, и довольно прилично. - Я в этом и не сомневаюсь, - покачала головой Лилиан. - Правда, я думаю, что играл ты в этот свой лякросс лет десять тому назад. А теперь смотри сюда! - Она положила очки и откинула одеяло с груди Сэма. - Здесь, здесь и здесь! Полное отсутствие тонуса у мышц, поскольку ими не пользовались годами. И здесь. - Ох! - А твои latissimi dorsi8 просто-напросто отсутствуют. Когда ты в последний раз занимался физическими упражнениями? - Этой ночью. В душе! - Эта сторона твоего состояния не может оспариваться. Но это только малая часть всего бытия. - Ну для меня-то это как раз наоборот! - И все же малая часть всего бытия применительно к мышечной системе. Ведь твое тело - это храм, и не надо разрушать его всякими злоупотреблениями и пренебрежением. Сделай его щеголеватым. Дай ему возможность тянуться, дышать и быть полезным. Посмотри на Маккензи... - Не надо! Я не хочу на него смотреть! - перебил Лилиан Сэм. - Я говорю с точки зрения медицины. - Я знаю это, - промямлил Дивероу, сдаваясь. - Мне никуда от него не деться. Я - его вещь. - Ты хоть понимаешь, что Маку уже за пятьдесят? А возьми его тело. Сама упругость. Настоящая сжатая пружина, доведенная до совершенства... Лилиан посмотрела куда-то вверх рассеянным взглядом - точно так же, как это совсем недавно делала Энни в "Савое". Как и Энни тогда, она предалась воспоминаниям, которые, по всей вероятности, доставляли и ей удовольствие. - Да Хаукинз же всю свою жизнь провел в армии, - проговорил Сэм. - Он постоянно бегал, прыгал, убивал и пытал. И чтобы выжить, он просто обязан был постоянно находиться в форме, поскольку другого выбора у него не было. - Ты не прав. Просто Мак понимает, как важно развить свои способности до предела. И однажды он мне сказал, что... Впрочем, это не важно. Она убрала руку с груди Сэма и взяла очки. - Ну уж нет! - возразил Сэм, подумав о том, что спальня в этом немецком отеле вполне может служить продолжением таковой в "Савое" и что жены Хаукинза отличались индивидуальностью. - Я непременно хочу знать, что сказал тебе однажды Мак. Лилиан взяла очки обеими руками. - Твое тело должно служить реальным продолжением разума, доведенного до совершенства и не подвергаемого злоупотреблениям. - Мне больше нравится другое: "Если ты попытаешься слишком уж изменить свою внешность, то... лишь запутаешься вконец". - Что? - Это то, что он тоже говорил. Возможно, я не понимаю, но интеллект и тело являют собой два противоположных полюса. Я мог бы представить, что полететь с Эйфелевой башни - пустяк для меня, но никогда не стал бы пытаться сделать это. - Потому что это нереально и даже неправильно с позиций разума. Но ты мог бы натренировать свое тело, чтобы достичь определенного равновесия между ним и интеллектом в рекордно короткое время. И это было бы уже реальным. физическим воплощением твоих идей, подсказанных воображением. И очень важно попытаться сделать это. - Что? Спуститься с Эйфелевой башни? - Да, если только к полету с нее относиться серьезно. - Как можно вообще говорить о чем-то серьезно, если следовать всей этой схоластической белиберде? Ты ведь считаешь, что если ты о чем-то думаешь, то должен попытаться довести свои мысли, - насколько, конечно, это возможно, - до их воплощения в физическом плане. - Главное - не оставаться инертным. Лилиан возбужденно взмахнула руками, и простыня слетела с нее. "Непреодолимо прекрасные!" - подумал Дивероу. Но ее груди были в этот момент недосягаемыми для него, поскольку женщину увлек спор. - Все это намного сложнее или, наоборот, намного проще, - сказал он, - чем кажется на первый взгляд. - Поверь мне, не проще, а намного сложнее, - возразила Лилиан. - Вся тонкость кроется в кажущейся очевидности некоторых посылок. - Ты и в самом деле веришь в эту спорную концепцию, не так ли? - спросил Сэм. - По-моему, в основе такого подхода лежит представление о том, будто борьба неизбежно дает чувство удовлетворения. Не так ли? - Думаю, так оно и есть. Это своего рода самоцель - пытаться воплотить в действительность то, что представил в своем воображении. Убедиться в своих возможностях. - И ты веришь в это, - констатировал Сэм. - Да. Ну и что? - Поскольку в данный момент воображение работает у меня очень слабо, я не в состоянии более дискутировать на эту тему. К тому же я ощущаю потребность в физическом воплощении испытываемых мною чувств, чтобы убедиться в своих возможностях. Естественно, в разумных пределах. Сэм вылез из-под одеяла и уселся так, чтобы видеть ее лицо. Взяв у нее очки. он сложил их и небрежно бросил на пол, у самой кровати. Потом протянул руку, и она отдала ему меню. Глаза Лилиан сияли, на губах играла легкая улыбка. - Я все удивлялась, чего ты ждешь! И тут зазвонил нацистский телефон. Голос на другом конце провода принадлежал человеку, который, по всей видимости, учился некогда английскому по военным фильмам братьев Уорнеров. Каждое произнесенное им слово звучало ужасно. - Нам не следует говорить с вами по телефону. - Тогда перейдите на другую сторону улицы и откройте окно, - раздраженно ответил Дивероу. - И мы будем кричать во все горло! - Для нас главное сейчас - время! Я предлагаю вам спуститься в холл и расположиться в кресле у окна, справа от входа. В руке держите сложенный пополам номер "Шпигеля". Каждые двадцать секунд вы должны закидывать ногу на ногу... - Сидя в кресле? - Если вы это будете делать стоя, то сойдете за ненормального. - А вдруг кресло будет уже занято? Затяжная пауза выражала одновременно и раздражение и затруднение. Затем послышался короткий, странный звук, вызывающий в воображении ассоциации с визжащим поросенком. - Вы сгоните этого человека с кресла! - последовал вслед за хрюканьем ответ. - Но это же глупо! , - Вы сделаете то, что я вам говорю: сейчас не время для дискуссий! Затем к вам подойдут. Через пятнадцать минут. - Но послушайте! Я только что встал и даже еще не завтракал! Да и побриться мне не мешало бы... - Я сказал: через пятнадцать минут, майн герр! - Я же голоден! В ответ послышалось щелканье, и связь прервалась. - Черт бы его побрал! - выругался Сэм, поворачиваясь к Лилиан и ожидая, что она скажет. Но той уже не было на кровати. Одетая в его банный халат, она стояла по другую ее сторону. - Говоря по правде, дорогой, этот звонок помог нам. Тебе пора заняться делами, а мне надо идти на курсы. - На курсы? - "Ди ерстклассиге штрудельшюле" - "Высшие курсы кулинарного искусства", - пояснила Лйлли. - Может, они не так много дают, как парижские "Кордон Блю", но зато более увлекательные. Занятия начинаются в полдень. Я буду учиться на Лейпцигштрассе, это за Унтер-ден-Линден. И мне надо спешить. - А как же мы? Завтрак и... утренний душ? - Занятия заканчиваются в половине четвертого, - засмеялась тихо Лилиан. Нежно и искренне. - И мы снова здесь встретимся! - В каком номере ты живешь? - В пятьсот одиннадцатом... - А я - в пятьсот девятом! - Я знаю, - ответила Лилиан. - И это хорошо! - Еще бы! В холле отеля произошло непредвиденное. "Кресло у окна" оказалось занято тщательно подстриженным пожилым человеком. Он дремал, упершись в грудь тяжелым, жирным подбородком. На коленях, к его несчастью, лежал сложенный пополам "Шпигель". Почтенный немец сначала удивился, а потом и разъярился, когда к нему подошли с двух сторон двое мужчин и вполне определенно попросили его следовать за ними. Сэм дважды пытался вмешаться, объясняя, насколько он мог делать это, что у него тоже есть сложенный пополам "Шпигель". Но это ему ничего не дало, поскольку мужчин интересовал только тот, кто по-прежнему сидел в кресле. И Дивероу ничего не оставалось, кроме как, стоя там, где он стоял, начать каждые двадцать секунд скрещивать ноги. Кончилось это тем, что к нему подошел дежурный капитан и на превосходном английском объяснил, где находится туалет. Тем временем какая-то рослая женщина, удивительно похожая на Дик Баткус, вступила в схватку с двумя гестаповцами. Причем сражалась она с ними коробкой из-под шляп и огромной кожаной сумкой. И тогда Сэм принял единственно правильное в создавшейся ситуации решение. Схватив одного из налипших на старика за шею, он оттащил его в сторону. - Ты сумасшедший сукин сын! Вам нужен я! Ведь вас за мной послал Кениг, не так ли? Тридцать секунд спустя Дивероу вывели из отеля "Кемпински" на соседнюю аллею. Немного поодаль, занимая чуть ли не все пространство между домами, стоял огромный открытый грузовик со свисавшим сзади него брезентом. В кузове, от пола до самого верха, громоздились одна на другой сотни клеток, в которых, судя по всему, пищали тысячи цыплят. По центру грузовика, между клетками, проходил узкий коридор, доходивший до заднего окна кабины. У окна стояли две маленькие табуретки. - Эй, давай сюда! Это смешно! И, черт побери, против всех санитарных правил! Сопровождавшие Сэма делали все, как истинные немцы: и кивали головами, и улыбались, и даже подсадили Сэма в грузовик, подтолкнув его затем по восемнадцатидюймовому проходу к табуреткам. И пока он пробирался вперед, его со всех сторон атаковывали острые клювы птиц. Полуденное солнце было совершенно не видно из-под брезента. Невыносимо пахло куриным пометом. Они ехали почти час, все более удаляясь от города. Время от времени их останавливали солдаты ГДР и, пробрив документы, позволяли им ехать дальше, всякий раз пуская в карман дойчмарки. Наконец они въехали на территорию большого сельскохозяйственного комплекса. Через небольшое отверстие между клетками и свисавшим сзади брезентом можно было видеть пасшийся на лугу скот, силосные ямы и амбары. Когда машина остановилась, конвойный номер один улыбнулся тевтонской улыбкой и вывел Сэма на солнечный свет. Затем, не дав ему опомниться, его втолкнули в просторный сарай, пропахший мочой и свежим навозом, и какими-то закоулками провели к стойлу. Целый ряд голубых лент указывал на то, что здесь содержался заслуживший несколько наград бык. Внутри эгой клетушки, среди навозных куч, неподвижно сидел на скамеечке для доения коров человек, который, как предполагал Сэм, и должен был быть Генрихом Кенигом. Немец, не подумав даже подняться, пристально рассматривал Дивероу. В его маленьких глазках, окруженных тяжелыми складками кожи, сверкали молнии. - Итак... - продолжая сидеть и делая знак конвою удалиться, презрительно произнес Кениг. - Итак? - вторил Сэм, слегка запинаясь и чувствуя на своей спине мокрое куриное дерьмо. - Вы и есть представитель чудовища, именуемого генералом Хаукинзом? - спросил Кениг, выговаривая букву "г" в слове "генерал" на немецкий лад. - Я хотел бы сразу же разъяснить вам, если, конечно, мне это удастся, - проговорил Сэм, сопровождая свои слова деланным смехом, - что на самом деле я едва знаю этого человека! Я самый обыкновенный юрист из бостонской конторы некоего маленького еврея по имени Пинкус, который вряд ли бы вам понравился! Моя мать живет в Квинси, и по странному совпадению... - Довольно! - Громкий окрик мог быть услышан далеко от скамеечки. - Достаточно того, что вы - представитель этого дьявола! - Что касается этого определения, то я бы мог поспорить с вами, поскольку оно нуждается в подтверждении. И я не верю... - Ты шакал! Подлая гиена! Подобные тебе собаки лают громко только тогда, когда их вдосталь кормят мясом. Кто он, этот Хаукинз? Он что, связан с Геленом? - С кем? - С Геленом! Дивероу вспомнил, что так звали обер-шпиона Третьего рейха, который после войны продавал и покупал все фракции. И сразу же подумал о том, что ему следует как можно быстрее разуверить Кенига в этой мысли, поскольку тот мог протянуть ниточку от этого Гелена и к нему, к Сэму Дивероу, который никогда не имел с этими кругами ничего общего. - Конечно, нет! Полагаю, генерал Хаукинз даже не слышал этого имени. Как и я. Куриный помет таял под рубашкой Сэма, растекаясь по всей спине. Медленно поднявшись со скамеечки, Кениг заговорил язвительно, с нескрываемой враждебностью: - Генерал вызывает у меня невольное уважение, поскольку прислал ко мне такого идиота, как вы! Давайте сюда бумаги, недоделанный! - Вот... Сэм достал из кармана копию договора о создании "Шеперд компани". Немец принялся внимательно изучать страницу за страницей. Свою реакцию после прочтения всех этих документов он выразил в испускании воздуха и фырканье. - Это черт знает что! Вопиющая несправедливость! Политические противники окружают меня со всех сторон! И все желают только одного: чтобы я сгинул! В уголках рта немца появилась пена. - Я с вами совершенно согласен, - энергично кивнул головой Дивероу. - И на вашем месте я бы швырнул все эти бумаги в огонь! - Так я вам и поверил! Вы все одержимы только одной идеей: подставить меня! А то, что я сделал для того, чтобы сохранить мир, чтобы противники находились в постоянном контакте, чтобы благодаря этому между вашими державами были открыты и горячие, и красные, и голубые линии, - все это забыто. И теперь вы все шепчетесь у меня за спиной. Вы распространяете небылицы о каких-то несуществующих банковских счетах и даже о моем скромном жилище. Вы даже не можете предположить, что каждая дойчмарка, которую я имею, заработана мною в поте лица своего! Когда я ушел со сцены, никто из вас не мог смириться с этим, поскольку вы потеряли возможность пинать меня со всех сторон. И теперь вот вам, пожалуйста! Очередная несправедливость! - Я понимаю... - Ничего вы не понимает