ться от нуля до двухсот. Когда мы проверяли тебя, ты смог различить только плотности от нуля до пятидесяти. Ясно, что машина более чувствительна. - Извини за глупый вопрос. - А ты гонял программу на старых снимках черепа? - Нет, - признался Филипс, - сейчас хочу приступить. - Ну, не надо решать все за одну ночь. Эйнштейн так не поступал. Почему бы не подождать до утра? - Заткнись, - беззлобно парировал Мартин и положил трубку. Зная госпитальный номер Линн Энн Лукас, Филипс относительно легко нашел конверт с ее снимками. В нем были только два недавних снимка грудной клетки и ряд снимков черепа, сделанных после падения на роликовых коньках, когда ей было одиннадцать. Он вложил один из старых боковых снимков черепа в статоскоп рядом со снимком, сделанным в этот вечер. Сравнив их, Филипс убедился, что необычное изменение плотности развилось после одиннадцати лет. Для полной уверенности Филипс ввел один из старых снимков в компьютер. Результат совпал. Филипс вложил старые снимки Линн Энн обратно в конверт и добавил сверху новые. Конверт он положил на стол, где, он знал, Хелен их не тронет. Пока не будет проведено новое обследование Линн Энн, с ней больше делать нечего. И что же дальше? Время позднее, но он слишком возбужден, чтобы идти спать, и потом, хотелось бы дождаться Дениз. Она, пожалуй, придет, когда закончит свои дела. Он собирался уже воспользоваться системой индивидуального вызова, но передумал. Мартин решил использовать это время на получение старых снимков черепа из архива. Почему бы не начать процесс проверки компьютерной программы? На случай если Дениз придет раньше него, он прикрепил к двери записку: "Я в центральной Радиологии". На одном из терминалов центрального госпитального копьютера он с большими усилиями напечатал, что ему требуется распечатка имен и номеров всех пациентов, которым за последние десять лет делались снимки черепа. Закончив, он нажал кнопку ввода и повернулся лицом к выходному принтеру. Пришлось немного подождать. Потом машина стала извергать бумагу со страшной скоростью. Когда она наконец остановилась, у Филипса в руках оказался список из тысяч имен. От одного только вида этого списка у него потемнело в глазах. Невзирая на это, он отыскал Рэнди Джекобса, который работал по вечерам и занимался раскладкой дневных снимков и подбором снимков на следующий день. В дневное время он обучался фармакологии, великолепно играл на флейте и отличался большой жизнерадостностью. Филипс ценил его как умного, энергичного и деловитого работника. Для начала, Мартин велел Рэнди подобрать снимки по первой странице списка. Это около шестидесяти пациентов. Проявив свою обычную сноровку, тот уже через двадцать минут положил на проектор Филипса два десятка боковых снимков черепа. Но Филипс не стал пропускать снимки через компьютер, как просил Майклз. Не в силах избавиться от искушения поискать такие же изменения плотности, какие обнаружились на снимках Марино и Лукас, он стал тщательно их рассматривать. Он взял тот же лист с отверстием и, перемещая проекции, начал поочередно изучать снимки. Филипс проработал около половины снимков, когда появилась Дениз. - Несмотря на все эти умные слова о желании оставить клиническую радиологию, ты все же сидишь здесь и рассматриваешь снимки, хотя уже почти полночь. - Немного глупо, - признал Мартин, откидываясь на стуле и потирая глаза согнутыми пальцами, - но мне подобрали эти старые снимки, поэтому я решил проверить, нет ли чего-то подобного Лукас и Марино. Дениз подошла сзади и помассировала ему шею. Лицо его выглядело усталым. - Нашел что-нибудь? - Нет пока. Но я просмотрел только с десяток. - А ты не ограничил область поиска? - В каком смысле? - Ну, ты знаешь двух пациентов. В обоих случаях это женщины, обе обратились недавно и обеим около двадцати. Филипс бросил взгляд на протянувшийся по экрану ряд снимков и что-то проворчал. Таким образом он признавал правоту Дениз, не говоря об этом прямо. Как он сам до этого не додумался? Она пошла с ним к главному компьютерному терминалу, ведя непрерывный рассказ о трудном вечере в Неотложной. Слушая вполуха, Филипс ввел запрос. Он запросил имена и номера пациенток в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, которым делались снимки черепа в течение последних двух лет. Выходной принтер ожил и выдал всего одну строчку. В ней говорилось, что банк данных не рассчитан на отбор снимков черепа по признаку пола. Филипс скорректировал свой запрос. Заработав снова, принтер тарахтел с бешеной скоростью, но недолго. В списке было только сто три имени. В результате беглого просмотра выяснилось, что чуть меньше половины из них - женщины. Рэнди новый список пришелся по душе. По его словам, первый оказал на него деморализующее влияние. Они подождали, и он принес семь конвертов, сказав, что для начала этого хватит, а он пока подберет остальные. Возвратившись в кабинет, Мартин признал, что устал и что усталость начинает ослаблять его энтузиазм. Бросив снимки перед проектором, он обнял Дениз и прижал к себе. Голова его опустилась к ней на плечо. Она обхватила его руками чуть ниже лопаток. Некоторое время они стояли так, молча держа друг друга в объятиях. Потом Дениз посмотрела ему в лицо и откинула со лба его светлые волосы. Он не открывал глаз. - Может быть, на сегодня все? - Это мысль. - Филипс открыл глаза. - Почему бы нам не зайти ко мне? Я все еще не пришел в себя, мне нужно поговорить. - Поговорить? - О чем угодно. - К сожалению, меня наверняка опять вызовут в госпиталь. Филипс жил в многоквартирном доме, называемом Тауэрс, который был построен Медицинским центром и примыкал к госпиталю. Хотя создатели вложили в него очень мало фантазии, он был нов, надежен и чрезвычайно удобен. Дом располагался у реки, и из квартиры Мартина открывался вид на нее. А старый дом, где жила Дениз, стоял на тесной боковой улочке. Из окон ее квартиры на третьем этаже был виден только всегда темный узкий колодец между домами. Мартин напомнил, что от его квартиры до госпиталя не дальше, чем от дежурной комнаты в помещении медсестер, где Дениз располагалась, и втрое ближе, чем от ее собственной квартиры. - Вызовут, так вызовут. Она заколебалась. Встречаться во время ее дежурства - это что-то новое, кроме того, Дениз боялась, что развитие их связи приведет к необходимости принять решение. - Может быть, - произнесла она. - Только сначала дай мне сходить в Неотложную и проверить, не назревает ли там что-нибудь. Ожидая ее, он стал вставлять некоторые из новых снимков в статоскоп. Уже вставив три снимка, он вгляделся в самый первый. И тут он, вскочив, уткнулся в снимок носом. Еще один случай! Те же крапинки, начинающиеся в самой задней части мозга и распространяющиеся вперед. Филипс посмотрел на конверт. Кэтрин Коллинз, двадцать один год. Наклеенное на конверт машинописное описание снимка в клинической информации упоминает припадки. Взяв снимок Кэтрин Коллинз к компьютеру, он вложил его в сканер. Затем он схватил остальные четыре конверта и извлек из каждого снимок черепа. Он начал вставлять их в статоскоп, но раньше чем рука его отпустила первый, он уже почувствовал, что нашел еще один пример. Глаза его стали очень восприимчивы к этим слабым изменениям. Элен Маккарти, двадцать два года, клинические данные: головные боли, нарушения зрения и слабость в правых конечностях. Остальные снимки были без отклонений. Взяв из конверта Элен Маккарти два боковых снимка черепа, сделанных под немного разными углами, Филипс включил стереостатоскоп. Глядя в объектив, он вообще лишь с большим трудом различил какие-то крапинки. Те, что он видел, казались придуманными: они располагались в коре мозга, а не глубже, в нервных волокнах белого вещества. Эта информация его несколько встревожила. Поражения, связанные с множественным склерозом, обычно располагались в белом веществе мозга. Оторвав распечатку, Филипс стал читать ее. Вверху страницы стояло "СПАСИБО", относящееся к моменту, когда была вставлена пленка. Затем шло имя девушки и вымышленный номер телефона. Еще одна шутка Майклза. В самом сообщении было то, чего Филипс ожидал. Давалось описание изменений плотности и, как в случае с Линн Энн Лукас, компьютер вновь задавал вопрос о значимости незапрограммированных отклонений. Почти одновременно Дениз возвратилась из Неотложной и Рэнди принес еще пятнадцать конвертов. Филипс влепил Дениз звучный поцелуй. Он сообщил ей, что, благодаря ее предложению, нашел еще два примера, в обоих сучаях - молодые женщины. Мартин взял у Рэнди новые снимки и готов был приступить к ним, но Дениз положила руку ему на плечо. - В Неотложной сейчас тихо. А через час - кто знает? Филипс вздохнул. Он чувствовал себя, как ребенок, которому велят на ночь расстаться с новой игрушкой. Он с неохотой отложил конверты и велел Рэнди отобрать снимки по второму списку и сложить на его стол. А потом, если останется время, можно начать подбирать снимки из основного списка и складывать их у задней стены, за рабочим столом. Вспомнив вдруг, он попросил Рэнди связаться с регистратурой и организовать присылку госпитальных карт Кэтри Коллинз и Элен Маккарти в его кабинет. Оглядев комнату, Мартин сказал: - Такое впечатление, что я что-то забыл. - Себя, - ответила Дениз с раздражением. - Ты здесь уже восемнадцать часов. Пошли отсюда к чертям. Так как Тауэрс являлся частью Медицинского центра, он был соединен с госпиталем хорошо освещенным и окрашенным в приятные тона переходом на уровне подвального этажа. Там же были проложены электрические и тепловые магистрали, скрытые в потолке за звукоизоляционными плитками. Взявшись за руки, Мартин и Дениз прошли сначала под старым медицинским институтом, потом под новым. Потом они миновали разветвление тоннелей, ведущих к Бреннеровскому педиатрическому госпиталю и Голдмановскому институту психиатрии. Тауэрс находился в конце тоннеля и представлял собой нынешний предел безудержного прорастания медицинского центра в тело окружающего района. По лестнице можно было подняться прямо в нижний вестибюль этого многоквартирного дома. Охранник за пуленепробиваемым стеклом узнал Филипса и отпер дистанционно управляемый замок. Шикарный Тауэрс был населен в основном докторами медицины и другими специалистами из медицинского центра. Здесь обитали еще несколько профессоров из университета, но, как правило, квартплату считали довольно высокой. Проживавшие здесь врачи были большей частью разведены, зато постоянно росло число молодых турок с карьеристски настроенными женами. Детей здесь почти не было, их можно было видеть только по выходным, когда наступала папина очередь заниматься ими. Мартин знал также о довольно большом количестве психиатров и замечал немало выпивших. Мартин относился к числу разведенных. Он развелся четыре года назад после шести лет беспросветной супружеской жизни в пригороде. Подобно большинству своих коллег, Мартин женился в годы своего стажерства - это была своего рода реакция на трудности научной карьеры. Жену звали Ширли, он любил ее, по крайней мере, считал, что любит. Он был потрясен, когда она вдруг ушла от него. К счастью, детей у них не было. Следствием развода явилась депрессия, для преодоления которой он старался еще больше времени проводить на работе, если только это было возможно. С течением времени он смог отнестись к этим событиям с необходимым беспристрастием и осознать происшедшее. Филипс был женат на медицине, а его жена находилась в роли любовницы. Для своего ухода Ширли выбрала тот год, когда его назначили помощником заведующего Неврологии, поскольку именно тогда она окончательно поняла его систему ценностей. До своего назначения он оправдывал перед женой семидесятичасовую рабочую неделю стремлением стать помощником заведующего. Заняв эту должность, он стал оправдывать это тем, что он начальник. Ширли нашла выход, которого Филипс не видел. Она не захотела быть замужем и в одиночестве, поэтому она ушла. - Ты пришел к какому-то заключению по поводу отсутствия мозга у Марино? - спросила Дениз, возвращая Мартина в настоящее. - Нет. Но в этом наверняка замешан Маннергейм. Они ждали лифта под громадной безвкусной люстрой. Под ногами был темно-оранжевый ковер с переплетением золотых колец. - Ты не собираешься что-то предпринять по этому поводу? - Я не знаю, что делать. Конечно, хотелось бы узнать, зачем его изъяли. Самым чудесным в квартире Филипса был вид на реку и изящный изгиб моста. В остальном это было самое непримечательное жилище. Филипс переехал в одночасье. Он договорился об аренде квартиры по телефону, а чтобы обставить ее, нанял прокатную фирму. И вот что получилось: кушетка, пара приставных столиков, низкий столик и пара стульев в гостиной, обеденный уголок в кухне, кровать в комплекте со столиком в спальне. Не бог весть что, но это только временно. Филипсу как-то не приходило в голову, что он здесь живет уже четыре года. Мартин не был любителем выпить, но сегодня ему хотелось расслабиться, и он налил немного виски со льдом. Из вежливости он подержал бутылку перед Дениз, но она, как и предполагалось, покачала головой. Она употребляла только вино или, изредка, джин с тоником, и конечно не на дежурстве. Вместо этого она налила себе в высокий стакан апельсинового сока из холодильника. В гостиной Дениз слушала словесные излияния Филипса, рассчитывая, что он скоро иссякнет. Ее сейчас совершенно не интересовали разговоры об исследованиях или исчезнувших мозгах. Она вспоминала его признание в нежных чувствах. Возможность того, что это было серьезно, волновала ее и позволяла признать и свои собственные чувства. - Жизнь удивительна, - говорил в это время Мартин. - Всего за один день столько необыкновенных поворотов! - Ты о чем это? - подала голос Дениз, надеясь, что он заговорит об их отношениях. - Еще вчера мне и в голову не приходило, что мы так близко подошли к созданию программы чтения снимков. Если так пойдет... В бешенстве она вскочила, рывком подняла его на ноги и, ухватив за подол рубашки, принялась убеждать его сделать передышку и забыть про госпиталь. Глядя снизу вверх в его ошеломленное лицо, она дразняще улыбнулась, чтобы рассеять неловкость. Филипс согласился, что у него действительно очень натянуты нервы, и решил для улучшения состояния быстренько принять душ. Она имела в виду несколько не то, но он уговорил составить ему компанию в ванной. Она смотрела на него через стенку душа с матовым и узорным стеклами. Он изгибался и поворачивался под струей воды, и причудливые изломы и скругления придавали его очертаниям странный эротический вид. Пока Мартин под шум воды пытался продолжать разговор, Дениз спокойно потягивала апельсиновый сок. Она не различала ни единого слова, но ее это вполне устраивало. Ей сейчас больше нравилось смотреть, а не слушать. Она ощущала нарастающую волну чувства, которая наполняла ее теплотой. Закончив, Мартин выключил воду, захватил полотенце и вышел из душа. Он все еще продолжал разговор о компьютерах и докторах, от которого ее уже мутило. Обозлившись, она вырвала полотенце и стала тереть ему спину. Потом она повернула его лицом к себе. - Сделай одолжение, - как бы в гневе, прервала она, - заткнись. Схватив за руку, она вытащила его из ванной. Пораженный этой внезапной вспышкой, он спокойно дал отвести себя в полутемную спальню. Там, на виду у тихой реки и парящего над ней моста, она закинула руки ему на шею и вложила всю свою страсть в поцелуй. Мартин без промедления ответил ей. Но он не успел еще раздеть ее, как комнату наполнил настойчивый сигнал вызова. Какое-то мгновение они еще держали друг друга в объятиях, пытаясь избежать неизбежного и наслаждаясь своей близостью. Им обоим без слов было ясно, что отношения их поднялись на новую ступень. Без двадцати три городская машина скорой помощи остановилась у приемного покоя Медицинского центра. Там уже стояли две такие машины, и вновь прибывшая двигалась между ними задним ходом, пока не уперлась бампером в резиновую окантовку. Двигатель зачихал и умолк; водитель и пассажир вышли из машины. Прикрываясь согнутыми руками от нудного апрельского дождя, они двинулись рысцой и вскочили на площадку. Более худой из них открыл заднюю дверь машины. Второй, поздоровее, протянул руку и вытащил пустые носилки. В отличие от других машин скорой помощи, в этой пострадавших не было. Она приехала, чтобы принять пациента. Случай не такой уж редкий. Приехавшие подняли носилки за оба конца, и ножки носилок опустились вниз. Носилки сразу преобразились в узкую, но вполне годную к использованию каталку. Они прошли через автоматически раздвигающиеся двери отделения неотложной помощи и, не глядя по сторонам, свернули в главный коридор и поднялись в лифте на четырнадцатый этаж, в западную Неврологию. В эту смену на этаже дежурили две сестры и пять ассистентов, но одна из сестер и трое ассистентов ушли на перерыв, поэтому старшей была сестра миссис Клодин Арнетт. Ей-то худой и предъявил документы на пациентку. Предстоял перевод в отдельную палату Ньюйоркского медицинского центра, где у ее врача было забронировано место. Миссис Арнетт проверила бумаги, вполголоса выругалась, поскольку только что заполнила приемный бланк, и расписалась. Она велела Марие Гонзалес проводить прибывших в комнату 1420 и вновь занялась проверкой наличия наркотических средств, чтобы успеть закончить до своего перерыва. Даже при убавленном освещении она заметила, что у водителя удивительно зеленые глаза. Мария Гонзалес отворила дверь комнаты 1420 и попробовала разбудить Линн Энн. Это было нелегко. Она пояснила санитарам, что по телефону поступило указание дать пациентке двойную дозу снотворного и, в связи с возможностью приступа, фенобарбитал. Ей ответили, что это не имеет значения, пододвинули носилки и расстелили одеяла. Плавным отработанным движением они подняли пациентку и уложили в одеяла. Линн Энн Лукас так и не проснулась. Мужчины поблагодарили Марию, которая уже начала менять белье на постели Линн Энн. Они вышли с носилками в коридор. Миссис Арнетт не подняла глаз, когда они миновали сестринский пост и вошли в лифт. Час спустя машина скорой помощи отъехала от Медицинского центра. Включать сирену или световую сигнализацию не требовалось. Машина была пуста. 8 За какое-то мгновение до звонка Мартин нажал кнопку будильника и лежал, глядя в потолок. Тело его настолько привыкло к пробуждению в пять двадцать пять, что будильник требовался редко, в какое бы время он ни уснул. Собравшись с силами, он быстро поднялся и оделся для пробежки. Ночной дождь напитал воздух влагой, и над рекой повис густой туман, так что казалось, будто опоры моста покоятся на облаках пара. Влажный воздух гасил звуки, и шум уличного движения в эти ранние часы не прерывал его мыслей, которые касались главным образом Дениз. Уже много лет он не испытывал волнения романтической любви. В течение нескольких недель он даже не понимал причин своей бессонницы и странных колебаний настроения, но, когда он осознал, что помнит, во что Дениз была одета в любой день, реальное положение вещей, наконец, дошло до него, наполнив смешанным ощущением цинизма и восторга. Цинизм был вызван общением с несколькими коллегами, тоже в возрасте сорока с небольшим, новая, молодая любовь которых ставила их в глупое положение. Восторг порождался самим чувством человеческой связи. Дениз Зенгер представляла для него не просто юное тело, дающее возможность противостоять неизбежному времени. Она чудесным образом сочетала в себе озорную изобретательность и тонкий интеллект. И красота ее придавала картине законченный вид, как глазурь на торте. Филипс был вынужден признать, что не просто сходит по ней с ума, но начинает зависеть от нее - она становилась средством избавления от унылой запрогнозированности его жизни. Добравшись до отметки 2,5 километра, Филипс повернул обратно. К этому времени появилось уже много бегунов; некоторых он знал, но старался не обращать на них внимания, как и они на него. Дыхание его стало чуть тяжелее, но он продолжал поддерживать ровный энергичный темп до самого дома. Филипс понимал, что, как ни влюблен он в медицину, использует он ее для того, чтобы не развивать другие сферы своей жизни. Осознанию этого больше всего способствовало потрясение, связанное с уходом жены. Что с этим осознанием делать - это уже другой вопрос. Для Мартина единственным спасением стали его исследования. Продолжая исполнять свои изнуряющие повседневные обязанности, он расширял исследования в надежде, что они, в конечном счете, обеспечат ему некоторую свободу. Ему не хотелось бросать клиническую медицину - нужно было только ослабить ее бремя. А теперь, когда появилась Дениз, его несвобода еще усилилась. Он обещал себе, что не повторит прежней ошибки. Если все у них получится, Дениз будет его женой в полном смысле этого слова. Но для этого нужно успешно завершить исследование. К семи пятнадцати он, приняв душ и побрившись, уже подходил к двери своего кабинета. Войдя, он остановился, потрясенный. За ночь комната превратилась в свалку старых снимков. Рэнди Джекобс с обычным своим старанием подобрал большую часть запрошенных снимков. Конверты из основного списка были сложены в шаткие стопки за рабочим столом. Из второго, меньшего - у проектора Филипса. Боковые снимки черепа вынуты из конвертов и вставлены в статоскоп. Филипс ощутил новый прилив энтузиазма и уселся перед проектором. Он сразу же стал просматривать снимки в поисках изменений, подобных обнаруженным у Марино, Лукас, Коллинз и Маккарти. Он просмотрел почти половину, когда вошла Дениз. Она выглядела измотанной. Ее обычно блестящие волосы казались засаленными, лицо было бледным, под глазами круги. Дениз быстро обняла его и села. Увидев ее болезненное лицо, он предложил ей поспать несколько часов. Когда она будет в состоянии вернуться, они встретятся в кабинете ангиографии. Имелось, конечно, в виду, что он начнет обследование сам. - Оставь, - отказалась Дениз. - Никаких послаблений для любовницы босса. Сейчас моя очередь работать в кабинете церебральной ангиографии, и я буду там, неважно - спала или нет. Мартин понял, что допустил ошибку. Дениз всегда относится к своей работе по-деловому. Он улыбнулся и похлопал ее по руке, сказав, что рад этому. Она немного смягчилась. - Я только сбегаю приму душ. Вернусь через тридцать минут. Филипс проследил за ее уходом и вновь бросился к статоскопу. По пути взгляд его скользнул по столу, и в этом хаосе он заметил что-то новое. Подойдя, он обнаружил две госпитальные карты и записку от Рэнди. В ней сообщалось только, что остальные снимки будут подобраны за следующий вечер. Карты принадлежали Кэтрин Коллинз и Элен Маккарти. Взяв карты, Филипс уселся на стул перед статоскопом, открыв сначала карту Коллинз. Потребовалось всего несколько минут, чтобы извлечь существенные данные: Кэтрин Коллинз, 21 год, пол женский, белая, диффузные неврологические симптомы, тщательно исследована в Неврологии без точного диагноза. В рамках дифференциальной диагностики рассматривался множественный склероз. Филипс внимательно прочел всю карту. Дойдя до конца, он обратил внимание, что посещения Коллинз и лабораторные тесты внезапно прекратились месяц назад. До этого времени записи становились все более частыми, в некоторых из числа последних говорилось, что она должна прийти для продолжения обследования. Очевидно, она больше не явилась. Раскрыв вторую карту, которая была значительно тоньше, Филипс стал читать про Элен Маккарти. Это была женщина двадцати двух лет, в неврологическом анамнезе которой числились два припадка. Она проходила обследование, когда записи вдруг оборвались. Это было два месяца назад. Филипс даже нашел запись о том, что на следующей неделе ей должны были делать электроэнцефалограмму с периодами сна. Этого не было. Обследование ее не было завершено, и дифференциальный диагноз в карте отсутствовал. Прибывшая Хелен вошла с обычной кучей проблем, но прежде чем начать говорить, она подала Мартину чашку горячего кофе и пончик, которые принесла из "Чок фулл ов натс". Затем она перешла к делу. Опять звонил Фергюсон, сказал, что до полудня принадлежности должны быть убраны из помещения или их выбросят на улицу. Хелен подождала ответа. Мартин не представлял, что же с этим делать. Отделение и так уже ютилось на площади вдвое меньше необходимой. Чтобы избавиться от проблемы, хотя бы временно, он велел Хелен снести все к нему в кабинет и сложить к стенке. К концу недели он что-нибудь придумает. Удовлетворенная, она перешла к вопросу о лаборантах, которые хотели пожениться. Филипс сказал, чтобы этим занялся Роббинс. Хелен терпеливо разъяснила, что именно Роббинс поднял этот вопрос перед ней, чтобы Филипс решил его. - Проклятье! - вырвалось у Мартина. Нет никакого решения. Обучать новых лаборантов до их ухода уже поздно. Если их уволить, то они легко найдут новую работу, а ему трудно будет найти им замену. - Узнайте точно, сколько времени они собираются отсутствовать, - ответил он, стараясь подавить раздражение. Сам он уже два года не брал отпуска. Обратившись к следующей странице блокнота, Хелен сообщила, что Корнелия Роджерс из машбюро снова сообщила что больна - уже девятый раз в этом месяце. За пять месяцев работы в Нейрорадиологии она ухитряется болеть не менее семи дней ежемесячно. Хелен поинтересовалась, что Филипс собирается с этим делать. Филипс собирался эту девчонку избить, четвертовать и бросить в Ист Ривер. - А что вы предлагаете? - спросил он, сдерживаясь. - Я думаю, нужно предупредить ее об увольнении. - Отлично, займитесь этим. Прежде чем направиться к двери, Хелен сделала последнее сообщение: в час дня Филипсу предстояло прочесть группе студентов лекцию по томографическому сканеру. Она была уже готова выйти, когда Филипс остановил ее. - Постойте, у меня к вам просьба. В стационаре есть пациентка Линн Энн Лукас. Проследите, чтобы ее записали на это утро на аксиальную томографию и политомографию. В случае чего, скажите, что это специально для меня. И попросите лаборантов позвать меня перед самым началом этих процедур. Хелен, записав указания, вышла. Мартин опять взялся за эти две карты. Обнадеживало, что у обеих молодых женщин были неврологические симптомы, а в случае с Кэтрин Коллинз конкретно указывался множественный склероз. В связи с Элен Маккарти Филипс проверил, насколько часто припадки являются частью клинической картины множественного склероза. Выяснилось, что меньше чем в десяти процентах случаев, если вообще возникают. Но почему обе девушки так внезапно прекратили дальнейшее обследование? Филипс представил, как трудно будет заполучить их для повторных снимков, коли уж они решили лечиться где-то еще, возможно даже в другом городе. Как раз в этот момент Хелен сообщила по селектору, что стажер ждет его в кабинете церебральной ангиографии. Филипс надел фартук с выцветшей надписью "Супермен", взял карты Коллинз и Маккарти и вышел из кабинета. Остановившись у стола Хелен, он попросил разыскать этих двух пациенток и убедить их прийти, чтобы сделать диагностические снимки. При этом нужно было не напугать их, но все же дать понять, что это важно. Внизу его ждала Дениз. Она приняла душ, вымыла голову и переоделась - за тридцать минут произошло волшебное превращение. Она уже не выглядела усталой, ее светлокарие глаза искрились над хирургической маской. Филипсу хотелось к ней прикоснуться, но он только лишнюю секунду поглядел ей в глаза. Ей уже не раз доводилось делать ангиограммы, так что он принял участие просто в качестве ассистента. Они не разговаривали, пока она ловко действовала катетером, вставляя его в артерию пациента. Филипс внимательно наблюдал, готовый дать, если потребуется, совет. Это было излишне. Пациентом был Гарольд Шиллер, которому накануне делали томограмму. Как Филипс и предполагал, Маннергейм заказал церебральную ангиограмму - вероятно, в порядке подготовки к операции, хотя случай был явно неоперабельный. Спустя час все было почти закончено. - Ну, я тебе скажу, - прошептал Мартин, - ты справляешься лучше меня, а ведь занимаешься этим всего несколько недель. - Дениз покраснела, но Мартин знал, что она довольна. Он оставил ее заканчивать и сказал, чтобы позвонила, когда будет готов следующий пациент. Ему хотелось докончить просмотр снимков черепа на проекторе и приступить к обработке старых снимков на компьютере Майклза. По его расчетам, если пропускать по сотне в день, весь основной список можно будет пройти за полтора месяца. При этом можно по ходу дела сообщать Майклзу о расхождениях, чтобы к концу работы он устранил ошибки в программе. В этом случае к июлю они смогут кое-чем порадовать ничего не подозревающий медицинский мир. Но, как только Филипс повернул за угол к своему кабинету, Хелен обрушила на него неприятную новость. Ей не удалось выполнить ни одного его поручения. По Линн Энн Лукас нет возможности сделать ни томограмму, ни рентгеновский снимок, потому что ночью ее перевели в нью-йоркский Медицинский центр. Что касается Кэтрин Коллинз и Элен Маккарти, в их поисках она добралась до университета. Обе числятся в списках старшекурсников. Но Коллинз найти не удалось, поскольку она якобы сбежала месяц назад и числится в пропавших. А Элен Маккарти уже нет в живых. Два месяца назад она попала в автокатастрофу на Вестсайдском шоссе. - Боже мой! Вы шутите! - К сожалению, это все, что я смогла. Филипс в сомнении покачал головой. Он был настолько уверен, что получит возможность исследовать хотя бы одну из трех. Он вошел в кабинет и невидящим взглядом уставился в дальнюю стену.Ему, с его увлеченностью, трудно было мириться с такими крутыми поворотами. Он стукнул кулаком по ладони, так что звук разнесся по всей комнате. Потом зашагал от стены к стене, стараясь что-нибудь понять. Коллинз пропала. Если уж полиция не смогла ее найти... Маккарти? Если она погибла, то ее должны были доставить в госпиталь. Но в какой? Энн Лукас...по крайней мере, ее увезли не в Белльвю, а в Ньюйоркский медицинский центр, а там у него есть хороший приятель. В Белльвю пришлось бы все бросить. Филипс попросил Хелен попробовать выяснить, почему перевели Линн Энн, а потом связаться с доктором Дональдом Трейвисом в Ньюйоркском медицинском центре. Нужно было также выяснить, известно ли полиции, куда доставили Элен Маккарти после катастрофы. Все еще расстроенный, Филипс заставил себя сосредоточиться на лежащих перед ним снимках черепа. Все они были без изменений плотности. Подойдя к столу Хелен, он узнал мало хорошего. Доктор Трейвис занят и позвонит позже. В отношении Лукас мало что удалось узнать, потому что сестра, дежурившая в то время, в семь утра ушла домой, и связаться с ней невозможно. Единственной положительной информацией было то, что после катастрофы Элен Маккарти была доставлена обратно в Медицинский центр. Прежде чем Филипс успел поручить ей проследить эту ниточку, появился рабочий с большущей тележкой, нагруженной кучей коробок, бумаг и другого барахла. Не говоря ни слова, он втолкнул ее в кабинет Филипса и стал разгружать. - Какого черта? - Это все вещи из той комнаты - вы велели сложить их здесь, - пояснила Хелен. - Чтоб тебя... Рабочий складывал вещи у стены. У Филипса возникло неприятное ощущение, что события выходят из-под контроля. Сидя посреди этого хаоса, Филипс набрал номер Приемного. Он слушал бесконечные гудки, и настроение его еще больше ухудшалось. - Можно на минутку? - окликнул его Вильям Майклз. Он заглядывал в открытую дверь, при этом его бодрая улыбка совершенно не вязалась с угрюмым видом Мартина. В полном недоумении он окинул взглядом помещение. - Не задавай вопросов, - буркнул Филипс, предвидя ехидные замечания. - Боже, - произнес Майклз, - вот это работа! В этот момент в Приемном кто-то снял трубку, но это оказался временный сотрудник, он переключил Мартина на кого-то еще. А тот ведал только приемом, а не выпиской или переводом, поэтому Филипса вновь переключили. Только после этого стало известно, что тот, с кем ему нужно говорить, пошел пить кофе; Филипс, не в силах больше бороться с бюрократией, повесил трубку со словами: Почему я не пошел в сантехники? Майклз, рассмеявшись, поинтересовался, как идет их работа.'Филипс рассказал, что большинство снимков подобрано, и указал рукой на кипу. Он надеется все это проработать за полтора месяца. - Отлично. Чем скорее, тем лучше. Новая система запоминания и установления связей оказалась лучше, чем мы могли мечтать. К тому времени, когда ты закончишь, для работы с отлаженной программой у нас будет новый центральный процессор. Ты не представляешь, как это будет здорово. - Ничего подобного, - сказал Филипс, поднимаясь из-за стола. Очень даже представляю. Дай я тебе покажу, что программа нашла. Мартин освободил статоскоп и вставил в него снимки Марино, Лукас, Коллинз и Маккарти. Пользуясь указательным пальцем и листом бумаги с отверстием, Филипс попытался показать на каждом необычные изменения плотности. - Мне все они представляются одинаковыми, - признался Майклз. - В том то и дело, - пояснил Филипс. - Это как раз и говорит о достоинствах системы. - Просто разговаривая с Майклзом, Мартин вновь ощутил прежнее волнение. В это время зазвонил телефон, и Филипс снял трубку. Это был доктор Дональд Трейвис из Ньюйоркского медицинского центра. Мартин рассказал о своей проблеме с Линн Энн Лукас, но намеренно не стал говорить о радиологических особенностях. Он попросил Трейвиса организовать томограмму и специальные рентгеновские снимки этой пациентки. Трейвис согласился и повесил трубку. Телефон сразу же зазвонил опять, и Хелен сообщила, что у Дениз все готово к следующей ангиограмме. - Мне все равно пора, - сказал Майклз. Желаю удачи с пленками. Помни, сейчас все за тобой. Давай нам информацию, как только будешь получать. Филипс снял с крючка свой фартук и проводил Майклза из кабинета. 9 Одно из флуоресцентных осветительных устройств прямо над Кристин Линдквист было неисправно, оно часто мигало и издавало постоянный гудящий звук. Она постаралась не обращать на это внимания, но это было трудно. Она себя плохо чувствовала с самого момента пробуждения сегодня утром - немного побаливала голова, и мигающий свет усиливал это ощущение. Боль была устойчивой и тупой; Кристин заметила, что физические усилия не обостряли эту боль, как это бывало при обычных ее головных болях. Она посмотрела на обнаженного мужчину, позировавшего на возвышении в центре комнаты, потом на свою работу. Ее рисунок был плоским и лишенным жизни. Обычно ей нравилось рисовать с натуры. Но в это утро она была не в своей тарелке, и в работе это отражалось. Если бы только свет перестал мигать! Он сводил ее с ума. Левой рукой она загородила от него глаза. Стало немного лучше. Взяв свежий карандаш, она начала рисовать основание для рисуемой фигуры. Вначале вертикальная линия свежим углем до нижнего края листа. Оторвав уголь от бумаги, она с удивлением обнаружила, что никакой линии не получилось. Она посмотрела на уголь: на нем был виден плоский участок, стертый о бумагу. Решив, что карандаш с дефектом, Кристин слегка повернула голову и черкнула в углу листа. В тот же момент она заметила, что только что проведенная вертикальная линия появилась на краю поля зрения. Она перевела взгляд, и линия исчезла. Небольшой поворот головы приводил к ее появлению. Кристин проделала так несколько раз, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Глаза не воспринимали вертикальную линию, когда голова была повернута прямо к ней. При повороте головы в любую сторону линия появлялась. Колдовство! Кристин доводилось слышать о мигренях и она решила, что это и есть мигрень. Положив карандаш и убрав свои вещи в ящик, Кристин сказала преподавателю, что ей нехорошо, и пошла домой. Проходя по территории университета, Кристин ощутила такое же головокружение, что и по пути на занятия. Казалось, весь мир внезапно поворачивается на какую-то долю градуса, отчего шаг ее становился неуверенным. Это сопровождалось неприятным, хотя и смутно знакомым запахом и слабым звоном в ушах. Жила Кристин в квартале от университета, на третьем этаже в доме без лифта, вместе с Кэрол Дэнфорт. Поднявшись по лестнице, Кристин ощутила тяжесть в ногах и решила, что у нее, видимо, грипп. Квартира оказалась пустой. Кэрол, конечно, на занятиях. С одной стороны, это хорошо - Кристин хотелось отдохнуть без помех, но, в то же время, сочувствие со стороны Кэрол тоже было бы приятно. Она приняла две таблетки аспирина, разделась и забралась в постель, положив на лоб мокрую салфетку. Почти сразу же полегчало. Это изменение было столь внезапным, что она просто лежала, боясь пошевелиться, чтобы странные симптомы не повторились. Когда зазвонил телефон у постели, она обрадовалась - ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Но это не был кто-то из знакомых. Из клиники гинекологии сообщили, что мазок у нее с отклонением от нормы. Кристин слушала, стараясь сохранять спокойствие. Ей посоветовали не волноваться, потому что мазок с отклонениями не так уж редок, особенно в сочетании с небольшой эрозией шейки матки, но для верности просили прийти в этот день в клинику для взятия повторного мазка. Она пыталась возражать, ссылаясь на свою головную боль. Но они настаивали, говоря, что это лучше сделать поскорее. Сегодня как раз есть окно, так что Кристин пройдет все в два счета. Кристин неохотно согласилась. Возможно, что-то действительно не так, и тогда к этому нужно отнестись серьезно. Ей только страшно не хотелось идти одной. Она попыталась дозвониться до своего приятеля Томаса, но его, конечно, не было. Она понимала, что это глупо, но при мысли о Медицинском центре не могла избавиться от ощущения чего-то зловещего. Мартин глубоко вздохнул, прежде чем войти в Патологию. В студенческие времена это отделение было ему в высшей степени отвратительно. Первое вскрытие явилось испытанием, к которому он не был подготовлен. Он полагал, что это вроде анатомии на первом курсе, когда труп напоминает человеческое существо не больше, чем деревянная статуя. Запах был неприятен, но он-то имел химическое происхождение. Кроме того, в лаборатории анатомии все смягчалось озорством и шутками. В патологии все было иначе. Для вскрытия использовался труп десятилетнего мальчика, умершего от лейкемии. Тело было бледное, но податливое и очень похожее на живое. Когда труп грубо вскрыли и выпотрошили, как рыбу, ноги у Мартина стали резиновыми, а завтрак подступил к горлу. Отвернувшись, он удержался от рвоты, но пищевод жгло от подступившего желудочного сока. Преподаватель продолжал что-то говорить, но Мартин не слышал. Он остался, но ценой страданий и боли за этого умершего мальчика. И вот Филипс вновь открыл дверь в Патологию. Обстановка ничем не напоминала ту, что он видел в студенчестве. Отделение перевели в новое здание медицинского института и оформили в стиле ультрамодерн. Тесные и мрачные помещения с высокими потолками и мраморными полами, шаги по которым вызывали неестественное эхо, сменились просторными и светлыми. Кругом белый пластик и нержавеющая сталь. Вместо отдельных комнат - залы, поделенные невысокими перегородками. На стенах цветные репродукции картин импрессионистов, особенно Моне. Секретарша направила Мартина в анатомический театр, где доктор Джеффри Рейнолдс занимался со стажерами. Мартин рассчитывал застать Рейнолдса в кабинете, но секретарша настойчиво предлагала пойти туда, поскольку доктор Рейнолдс охотно отвлекается. Но Филипс беспокоился не о нем, а о себе. Пришлось все же последовать в направлении указующего перста секретарши. Напрасно он так легко согласился. На секционном столе из нержавеющей стали, как кусок мясной туши, был разложен труп. Вскрытие только началось - сделан Y-образный разрез от груди до лобка. Кожу и подкожные ткани отвернули, обнажив ребра и органы брюшной полости. Когда Филипс вошел, один из стажеров с громким треском перекусывал ребра. Рейнолдс увидел Мартина и подошел. В руке он держал большой, как у мясника, секционный нож. Мартин смотрел в сторону, чтобы не видеть происходящего перед собой. Помещение напоминало операционную. Это был новый, по-современному оформленный кабинет, целиком выложенный плиткой, чтобы легче было поддерживать чистоту. Пять столов из нержавеющей стали. По задней стене ряд квадратных дверей холодильников. - Привет, Мартин, - произнес Рейнолдс, вытирая руки о фартук. Сожалею по поводу Марино. Я с удовольствием помог бы тебе. - Я понимаю. Спасибо за участие. Поскольку вскрытие не состоялось, я пытался провести томографию на трупе. И столкнулся с удивительной вещью. Знаешь, что я обнаружил? Рейнолдс покачал головой. - Мозга не оказалось. Кто-то удалил его и все зашил, так что практически ничего не видно. - Ты что?! - Да, вот так. - Господи! Представляешь, какая поднимется шумиха, если это дойдет до прессы, не говоря уж о семье? Семья же совершенно однозначно была против вскрытия. - Вот поэтому я и хотел с тобой поговорить. Они помолчали. - Подожди-ка, забеспокоился Рейнолдс. - Ты что, думаешь, к этому имеет отношение Патология? - Я не знаю, - признался Филипс. У Рейнолдса покраснело лицо, на лбу вздулись вены. - В одном могу тебя заверить. Тела здесь не было. Оно было отправлено прямо в морг. - А как насчет Нейрохирургии? - Ну, у Маннергейма парни помешанные, но не настолько же! Мартин пожал плечами, потом сказал Рейнолдсу, что зашел-то узнать про пациентку Эллен Маккарти, которую два месяца назад привезли мертвой в Неотложную. Хорошо бы узнать, проводилось ли вскрытие. Рейнолдс сдернул перчатки и, толкнув дверь, вышел в основное помещение. На основном терминале главного компьютера он набрал имя и номер Элен Маккарти. Сразу же на экране появилось ее имя, потом дата и номер вскрытия, а также причина смерти: травма головы, приведшая к обширному внутримозговому кровоизлиянию и грыже ствола мозга. Рейнолдс быстро отыскал копию отчета по результатам вскрытия и дал Филипсу. - А мозг вы смотрели? - поинтересовался Филипс. - Конечно, смотрели. - Рейнолдс выхватил у него отчет. - Ты что, думаешь мы не станем смотреть мозг при травме головы? - Он стал быстро просматривать отчет. Филипс смотрел на него. Со времени совместных лабораторных занятий в институте Рейнолдс поправился килограмм на двадцать, складка на шее прикрывала край воротника. Толстые щеки, под кожей красная сетка капилляров. - Возможно, перед аварией у нее был припадок, - сказал Рейнолдс, продолжая читать. - А как это можно определить? - У нее язык прокушен во многих местах. Определенно сказать невозможно, это просто предположение. Филипса это впечатлило. Такие тонкие детали улавливают только классные патологи. - Вот здесь по мозгу, - нашел нужное место Рейнолдс. - Обширное кровоизлияние. Правда, есть кое-что интересное. На срезе коры височной доли видны изолированные мертвые нервные клетки. Очень слабая глиальная реакция. Диагноз не установлен. - А затылочная область? На снимке там видны слабые изменения. - Есть один срез, и тот нормальный. - Только один. Черт, почему так мало! - Может быть, тебе повезло. Тут сказано, что мозг законсервирован. Погоди минутку. Рейнолдс прошел к картотечному шкафу и вытащил ящик на букву М. Филипс немного воспрянул духом. - Вот, законсервирован и сохранен, но он не у нас. Его затребовала Нейрохирургия, так что, думаю, он в их лаборатории. Остановившись по пути, чтобы посмотреть на Дениз, которая безошибочно и ловко получала ангиограмму одного сосуда, Филипс направился в Хирургию. Он миновал скопление пациентов в зале ожидания и подошел к столу операционной зоны. - Я ищу Маннергейма, - обратился он к давешней блондинке. - Есть какие-нибудь предположения, когда он выйдет из операционной? - Это мы знаем точно. - И когда же это произойдет? - Двадцать минут назад. - Две другие сестры рассмеялись. Раз они пребывают в таком хорошем настроении, ясно, что в операционных все идет гладко. - Его стажеры заканчивают все. А Маннергейм в комнате отдыха. Маннергейм устроил прием. Два японских визитера стояли по обе стороны от него, улыбаясь и время от времени кланяясь. Там было еще пять хирургов, все пили кофе. В руке с чашкой Маннергейм держал еще и сигарету. Год назад он бросил курить, то есть перестал покупать сигареты и стрелял их у всех окружающих. - И знаете, что я ответил этому умнику адвокату? - сказал Маннергейм, делая свободной рукой драматический жест. - Конечно, я играю роль Бога. А кому, по вашему, мои пациенты доверяют копаться в своих мозгах, мусорщику? Вся группа одобрительно загудела и затем стала расходиться. Мартин подошел к Маннергейму и посмотрел на него сверху вниз. - А, помощник-радиолог! - Мы стараемся быть полезны, - ответил Филипс любезно. - Ну, надо сказать, я не в восторге от вашей вчерашней шуточки по телефону. - Я не собирался шутить. Сожалею, что мое обращение оказалось не к месту. Мне не было известно, что Марино мертва, а я обнаружил очень тонкие изменения на ее снимке. - Обычно снимки смотрят до того, как пациент умрет, - ехидно заметил Маннергейм. - Послушайте, меня интересует только тот факт, что из тела Марино изъяли мозг. Глаза Маннергейма стали вылезать из орбит, полное его лицо стало темнокрасным. Взяв Филипса за руку, он повел его подальше от двух японских врачей. - Я вам вот что скажу, - прорычал он, - мне известно, что прошлой ночью вы без разрешения брали тело Марино и делали снимок. И должен вам сказать, мне не нравится, когда суют нос в моих пациентов. Особенно в неудачных. - Послушайте, - прервал его Мартин, вырывая руку из хватки Маннергейма. - Единственное, что меня интересует, это странные изменения на снимке, от которых может зависеть успех исследования. Я абсолютно не интересуюсь вашими неудачами. - Лучше и не надо. Если с телом Лизы Марино произошло что-то необычное, то это на вашей совести. Известно, что только вы брали тело из морга. Имейте это в виду. - Маннергейм угрожающе покачал пальцем перед лицом Филипса. Внезапный страх за свое профессиональное будущее поверг Мартина в нерешительность. Как ни тяжело было это признавать, Маннергейм был прав. Если станет известно, что мозг Марино исчез, то ему самому придется доказывать свою непричастность. Дениз, с которой он находился в связи, была его единственным свидетелем. - Хорошо, забудем Марино, - произнес он. - Я нашел еще одну пациентку с таким же снимком. Некая Элен Маккарти. К сожалению, она погибла в автокатастрофе. Но ее привезли сюда в Медцентр, а ее мозг законсервировали и передали в Нейрохирургию. Мне хотелось бы заполучить этот мозг. - А мне хотелось бы, чтобы вы не путались у меня под ногами. У меня и без того хватает дел. Я занимаюсь живыми пациентами, а не просиживаю весь день штаны, рассматривая картинки. Маннергейм повернулся и зашагал прочь. Филипс ощутил прилив ярости. Его подмывало крикнуть: - Самонадеянный провинциальный ублюдок! - Но он сдержался. Именно этого ждал, возможно даже желал Маннергейм. Мартин просто решил поразить хирурга в известную его ахиллесову пяту. И он спокойно посочувствовал: - Доктор Маннергейм, вам нужен психиатр. Маннергейм резко повернулся, готовый к бою, но Филипс был уже за дверью. Для Маннергейма психиатрия олицетворяла полную противоположность всему, на чем он стоял. В его понимании, это было болото гиперконцептуальной чуши, и сказать, что ему нужен психиатр, значило нанести ему тяжелейшее оскорбление. В слепой ярости хирург ввалился в дверь комнаты для переодевания, сорвал с себя запятнанные кровью операционные туфли и швырнул их через всю комнату. Они врезались в шкаф и, кувыркаясь, завалились под раковины. После этого он схватил трубку висевшего на стене телефона и дважды позвонил. На высоких нотах он поговорил сначала с директором госпиталя Стэнли Дрейком, потом с заведующим Радиологией доктором Гарольдом Голдблаттом; он требовал как-то разобраться с Мартином Филипсом. Оба его собеседника слушали молча: в госпитальном сообществе Маннергейм был могущественным лицом. Филипса не так легко было вывести из себя, но на этот раз, подходя к кабинету, он весь кипел. Хелен подняла на него глаза. - Не забудьте, через пятнадцать минут у вас лекция перед студентами. Проходя мимо нее, он что-то ворчал себе под нос. К его удивлению, Дениз сидела перед проектором, изучая карты Маккарти и Коллинз. Она посмотрела на него. - Как насчет перекусона, старик? - У меня нет на это времени, - отрезал он, плюхаясь на стул. - У тебя чудесное настроение. Облокотившись на стол, он закрыл лицо руками. Оба молчали. Потом Дениз положила карты и встала. - Извини, - произнес Мартин сквозь пальцы. - Трудное утро. В этом госпитале получение информации связано с преодолением невероятных препятствий. Я, может быть, натолкнулся на важное радиологическое явление, но госпиталь полон решимости не дать мне в нем разобраться. - Гегель писал: "Ничто великое не достигается без страсти", - процитировала Дениз, подмигивая. На старших курсах она специализировалась в философии, и, как она установила, Мартину нравилась ее способность цитировать великих мыслителей. Филипс, наконец, отнял руки от лица и улыбнулся. - Мне нужно было чуть побольше страсти прошлой ночью. - Вольно тебе таким образом интерпретировать это слово. Вряд ли Гегель имел в виду это. Так или иначе, я собираюсь перекусить. Ты точно не можешь пойти? - Абсолютно. У меня лекция перед студентами. Дениз направилась к двери. - Между прочим, я просматривала эти карты Коллинз и Маккарти и обратила внимание, что у обеих несколько атипичных мазков. - Дениз приостановилась у двери. - Я считал, что у них гинекологические данные в норме. - У обеих все в норме, кроме мазков. Они атипичны, то есть, патологии в полном смысле слова нет, но они не полностью нормальны. - Это что-то необычное? - Нет, но за этим следят, пока тест не станет нормальным. Я не обнаружила нормальных мазков. Впрочем, это, вероятно, ничего не значит. Просто считала, что нужно сказать. Привет! Филипс помахал рукой, но остался за столом, пытаясь вспомнить карту Лизы Марино. Ему показалось, что он вспомнил об упоминании мазка и там. Высунувшись в дверь, он обратился к Хелен: - Напомните мне, чтобы я днем сходил в клинику гинекологии. Мартин освободил статоскоп и вставил в него снимки Марино, Лукас, Коллинз и Маккарти. Пользуясь указательным пальцем и листом бумаги с отверстием, Филипс попытался показать на каждом необычные изменения плотности. - Мне все они представляются одинаковыми, - признался Майклз. - В том то и дело, - пояснил Филипс. - Это как раз и говорит о достоинствах системы. - Просто разговаривая с Майклзом, Мартин вновь ощутил прежнее волнение. В это время зазвонил телефон, и Филипс снял трубку. Это был доктор Дональд Трейвис из Ньюйоркского медицинского центра. Мартин рассказал о своей проблеме с Линн Энн Лукас, но намеренно не стал говорить о радиологических особенностях. Он попросил Трейвиса организовать томограмму и специальные рентгеновские снимки этой пациентки. Трейвис согласился и повесил трубку. Телефон сразу же зазвонил опять, и Хелен сообщила, что у Дениз все готово к следующей ангиограмме. - Мне все равно пора, - сказал Майклз. Желаю удачи с пленками. Помни, сейчас все за тобой. Давай нам информацию, как только будешь получать. Филипс снял с крючка свой фартук и проводил Майклза из кабинета. 9 Одно из флуоресцентных осветительных устройств прямо над Кристин Линдквист было неисправно, оно часто мигало и издавало постоянный гудящий звук. Она постаралась не обращать на это внимания, но это было трудно. Она себя плохо чувствовала с самого момента пробуждения сегодня утром - немного побаливала голова, и мигающий свет усиливал это ощущение. Боль была устойчивой и тупой; Кристин заметила, что физические усилия не обостряли эту боль, как это бывало при обычных ее головных болях. Она посмотрела на обнаженного мужчину, позировавшего на возвышении в центре комнаты, потом на свою работу. Ее рисунок был плоским и лишенным жизни. Обычно ей нравилось рисовать с натуры. Но в это утро она была не в своей тарелке, и в работе это отражалось. Если бы только свет перестал мигать! Он сводил ее с ума. Левой рукой она загородила от него глаза. Стало немного лучше. Взяв свежий карандаш, она начала рисовать основание для рисуемой фигуры. Вначале вертикальная линия свежим углем до нижнего края листа. Оторвав уголь от бумаги, она с удивлением обнаружила, что никакой линии не получилось. Она посмотрела на уголь: на нем был виден плоский участок, стертый о бумагу. Решив, что карандаш с дефектом, Кристин слегка повернула голову и черкнула в углу листа. В тот же момент она заметила, что только что проведенная вертикальная линия появилась на краю поля зрения. Она перевела взгляд, и линия исчезла. Небольшой поворот головы приводил к ее появлению. Кристин проделала так несколько раз, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Глаза не воспринимали вертикальную линию, когда голова была повернута прямо к ней. При повороте головы в любую сторону линия появлялась. Колдовство! Кристин доводилось слышать о мигренях и она решила, что это и есть мигрень. Положив карандаш и убрав свои вещи в ящик, Кристин сказала преподавателю, что ей нехорошо, и пошла домой. Проходя по территории университета, Кристин ощутила такое же головокружение, что и по пути на занятия. Казалось, весь мир внезапно поворачивается на какую-то долю градуса, отчего шаг ее становился неуверенным. Это сопровождалось неприятным, хотя и смутно знакомым запахом и слабым звоном в ушах. Жила Кристин в квартале от университета, на третьем этаже в доме без лифта, вместе с Кэрол Дэнфорт. Поднявшись по лестнице, Кристин ощутила тяжесть в ногах и решила, что у нее, видимо, грипп. Квартира оказалась пустой. Кэрол, конечно, на занятиях. С одной стороны, это хорошо - Кристин хотелось отдохнуть без помех, но, в то же время, сочувствие со стороны Кэрол тоже было бы приятно. Она приняла две таблетки аспирина, разделась и забралась в постель, положив на лоб мокрую салфетку. Почти сразу же полегчало. Это изменение было столь внезапным, что она просто лежала, боясь пошевелиться, чтобы странные симптомы не повторились. Когда зазвонил телефон у постели, она обрадовалась - ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Но это не был кто-то из знакомых. Из клиники гинекологии сообщили, что мазок у нее с отклонением от нормы. Кристин слушала, стараясь сохранять спокойствие. Ей посоветовали не волноваться, потому что мазок с отклонениями не так уж редок, особенно в сочетании с небольшой эрозией шейки матки, но для верности просили прийти в этот день в клинику для взятия повторного мазка. Она пыталась возражать, ссылаясь на свою головную боль. Но они настаивали, говоря, что это лучше сделать поскорее. Сегодня как раз есть окно, так что Кристин пройдет все в два счета. Кристин неохотно согласилась. Возможно, что-то действительно не так, и тогда к этому нужно отнестись серьезно. Ей только страшно не хотелось идти одной. Она попыталась дозвониться до своего приятеля Томаса, но его, конечно, не было. Она понимала, что это глупо, но при мысли о Медицинском центре не могла избавиться от ощущения чего-то зловещего. Мартин глубоко вздохнул, прежде чем войти в Патологию. В студенческие времена это отделение было ему в высшей степени отвратительно. Первое вскрытие явилось испытанием, к которому он не был подготовлен. Он полагал, что это вроде анатомии на первом курсе, когда труп напоминает человеческое существо не больше, чем деревянная статуя. Запах был неприятен, но он-то имел химическое происхождение. Кроме того, в лаборатории анатомии все смягчалось озорством и шутками. В патологии все было иначе. Для вскрытия использовался труп десятилетнего мальчика, умершего от лейкемии. Тело было бледное, но податливое и очень похожее на живое. Когда труп грубо вскрыли и выпотрошили, как рыбу, ноги у Мартина стали резиновыми, а завтрак подступил к горлу. Отвернувшись, он удержался от рвоты, но пищевод жгло от подступившего желудочного сока. Преподаватель продолжал что-то говорить, но Мартин не слышал. Он остался, но ценой страданий и боли за этого умершего мальчика. И вот Филипс вновь открыл дверь в Патологию. Обстановка ничем не напоминала ту, что он видел в студенчестве. Отделение перевели в новое здание медицинского института и оформили в стиле ультрамодерн. Тесные и мрачные помещения с высокими потолками и мраморными полами, шаги по которым вызывали неестественное эхо, сменились просторными и светлыми. Кругом белый пластик и нержавеющая сталь. Вместо отдельных комнат - залы, поделенные невысокими перегородками. На стенах цветные репродукции картин импрессионистов, особенно Моне. Секретарша направила Мартина в анатомический театр, где доктор Джеффри Рейнолдс занимался со стажерами. Мартин рассчитывал застать Рейнолдса в кабинете, но секретарша настойчиво предлагала пойти туда, поскольку доктор Рейнолдс охотно отвлекается. Но Филипс беспокоился не о нем, а о себе. Пришлось все же последовать в направлении указующего перста секретарши. Напрасно он так легко согласился. На секционном столе из нержавеющей стали, как кусок мясной туши, был разложен труп. Вскрытие только началось - сделан Y-образный разрез от груди до лобка. Кожу и подкожные ткани отвернули, обнажив ребра и органы брюшной полости. Когда Филипс вошел, один из стажеров с громким треском перекусывал ребра. Рейнолдс увидел Мартина и подошел. В руке он держал большой, как у мясника, секционный нож. Мартин смотрел в сторону, чтобы не видеть происходящего перед собой. Помещение напоминало операционную. Это был новый, по-современному оформленный кабинет, целиком выложенный плиткой, чтобы легче было поддерживать чистоту. Пять столов из нержавеющей стали. По задней стене ряд квадратных дверей холодильников. - Привет, Мартин, - произнес Рейнолдс, вытирая руки о фартук. Сожалею по поводу Марино. Я с удовольствием помог бы тебе. - Я понимаю. Спасибо за участие. Поскольку вскрытие не состоялось, я пытался провести томографию на трупе. И столкнулся с удивительной вещью. Знаешь, что я обнаружил? Рейнолдс покачал головой. - Мозга не оказалось. Кто-то удалил его и все зашил, так что практически ничего не видно. - Ты что?! - Да, вот так. - Господи! Представляешь, какая поднимется шумиха, если это дойдет до прессы, не говоря уж о семье? Семья же совершенно однозначно была против вскрытия. - Вот поэтому я и хотел с тобой поговорить. Они помолчали. - Подожди-ка, забеспокоился Рейнолдс. - Ты что, думаешь, к этому имеет отношение Патология? - Я не знаю, - признался Филипс. У Рейнолдса покраснело лицо, на лбу вздулись вены. - В одном могу тебя заверить. Тела здесь не было. Оно было отправлено прямо в морг. - А как насчет Нейрохирургии? - Ну, у Маннергейма парни помешанные, но не настолько же! Мартин пожал плечами, потом сказал Рейнолдсу, что зашел-то узнать про пациентку Эллен Маккарти, которую два месяца назад привезли мертвой в Неотложную. Хорошо бы узнать, проводилось ли вскрытие. Рейнолдс сдернул перчатки и, толкнув дверь, вышел в основное помещение. На основном терминале главного компьютера он набрал имя и номер Элен Маккарти. Сразу же на экране появилось ее имя, потом дата и номер вскрытия, а также причина смерти: травма головы, приведшая к обширному внутримозговому кровоизлиянию и грыже ствола мозга. Рейнолдс быстро отыскал копию отчета по результатам вскрытия и дал Филипсу. - А мозг вы смотрели? - поинтересовался Филипс. - Конечно, смотрели. - Рейнолдс выхватил у него отчет. - Ты что, думаешь мы не станем смотреть мозг при травме головы? - Он стал быстро просматривать отчет. Филипс смотрел на него. Со времени совместных лабораторных занятий в институте Рейнолдс поправился килограмм на двадцать, складка на шее прикрывала край воротника. Толстые щеки, под кожей красная сетка капилляров. - Возможно, перед аварией у нее был припадок, - сказал Рейнолдс, продолжая читать. - А как это можно определить? - У нее язык прокушен во многих местах. Определенно сказать невозможно, это просто предположение. Филипса это впечатлило. Такие тонкие детали улавливают только классные патологи. - Вот здесь по мозгу, - нашел нужное место Рейнолдс. - Обширное кровоизлияние. Правда, есть кое-что интересное. На срезе коры височной доли видны изолированные мертвые нервные клетки. Очень слабая глиальная реакция. Диагноз не установлен. - А затылочная область? На снимке там видны слабые изменения. - Есть один срез, и тот нормальный. - Только один. Черт, почему так мало! - Может быть, тебе повезло. Тут сказано, что мозг законсервирован. Погоди минутку. Рейнолдс прошел к картотечному шкафу и вытащил ящик на букву М. Филипс немного воспрянул духом. - Вот, законсервирован и сохранен, но он не у нас. Его затребовала Нейрохирургия, так что, думаю, он в их лаборатории. Остановившись по пути, чтобы посмотреть на Дениз, которая безошибочно и ловко получала ангиограмму одного сосуда, Филипс направился в Хирургию. Он миновал скопление пациентов в зале ожидания и подошел к столу операционной зоны. - Я ищу Маннергейма, - обратился он к давешней блондинке. - Есть какие-нибудь предположения, когда он выйдет из операционной? - Это мы знаем точно. - И когда же это произойдет? - Двадцать минут назад. - Две другие сестры рассмеялись. Раз они пребывают в таком хорошем настроении, ясно, что в операционных все идет гладко. - Его стажеры заканчивают все. А Маннергейм в комнате отдыха. Маннергейм устроил прием. Два японских визитера стояли по обе стороны от него, улыбаясь и время от времени кланяясь. Там было еще пять хирургов, все пили кофе. В руке с чашкой Маннергейм держал еще и сигарету. Год назад он бросил курить, то есть перестал покупать сигареты и стрелял их у всех окружающих. - И знаете, что я ответил этому умнику адвокату? - сказал Маннергейм, делая свободной рукой драматический жест. - Конечно, я играю роль Бога. А кому, по вашему, мои пациенты доверяют копаться в своих мозгах, мусорщику? Вся группа одобрительно загудела и затем стала расходиться. Мартин подошел к Маннергейму и посмотрел на него сверху вниз. - А, помощник-радиолог! - Мы стараемся быть полезны, - ответил Филипс любезно. - Ну, надо сказать, я не в восторге от вашей вчерашней шуточки по телефону. - Я не собирался шутить. Сожалею, что мое обращение оказалось не к месту. Мне не было известно, что Марино мертва, а я обнаружил очень тонкие изменения на ее снимке. - Обычно снимки смотрят до того, как пациент умрет, - ехидно заметил Маннергейм. - Послушайте, меня интересует только тот факт, что из тела Марино изъяли мозг. Глаза Маннергейма стали вылезать из орбит, полное его лицо стало темнокрасным. Взяв Филипса за руку, он повел его подальше от двух японских врачей. - Я вам вот что скажу, - прорычал он, - мне известно, что прошлой ночью вы без разрешения брали тело Марино и делали снимок. И должен вам сказать, мне не нравится, когда суют нос в моих пациентов. Особенно в неудачных. - Послушайте, - прервал его Мартин, вырывая руку из хватки Маннергейма. - Единственное, что меня интересует, это странные изменения на снимке, от которых может зависеть успех исследования. Я абсолютно не интересуюсь вашими неудачами. - Лучше и не надо. Если с телом Лизы Марино произошло что-то необычное, то это на вашей совести. Известно, что только вы брали тело из морга. Имейте это в виду. - Маннергейм угрожающе покачал пальцем перед лицом Филипса. Внезапный страх за свое профессиональное будущее поверг Мартина в нерешительность. Как ни тяжело было это признавать, Маннергейм был прав. Если станет известно, что мозг Марино исчез, то ему самому придется доказывать свою непричастность. Дениз, с которой он находился в связи, была его единственным свидетелем. - Хорошо, забудем Марино, - произнес он. - Я нашел еще одну пациентку с таким же снимком. Некая Элен Маккарти. К сожалению, она погибла в автокатастрофе. Но ее привезли сюда в Медцентр, а ее мозг законсервировали и передали в Нейрохирургию. Мне хотелось бы заполучить этот мозг. - А мне хотелось бы, чтобы вы не путались у меня под ногами. У меня и без того хватает дел. Я занимаюсь живыми пациентами, а не просиживаю весь день штаны, рассматривая картинки. Маннергейм повернулся и зашагал прочь. Филипс ощутил прилив ярости. Его подмывало крикнуть: - Самонадеянный провинциальный ублюдок! - Но он сдержался. Именно этого ждал, возможно даже желал Маннергейм. Мартин просто решил поразить хирурга в известную его ахиллесову пяту. И он спокойно посочувствовал: - Доктор Маннергейм, вам нужен психиатр. Маннергейм резко повернулся, готовый к бою, но Филипс был уже за дверью. Для Маннергейма психиатрия олицетворяла полную противоположность всему, на чем он стоял. В его понимании, это было болото гиперконцептуальной чуши, и сказать, что ему нужен психиатр, значило нанести ему тяжелейшее оскорбление. В слепой ярости хирург ввалился в дверь комнаты для переодевания, сорвал с себя запятнанные кровью операционные туфли и швырнул их через всю комнату. Они врезались в шкаф и, кувыркаясь, завалились под раковины. После этого он схватил трубку висевшего на стене телефона и дважды позвонил. На высоких нотах он поговорил сначала с директором госпиталя Стэнли Дрейком, потом с заведующим Радиологией доктором Гарольдом Голдблаттом; он требовал как-то разобраться с Мартином Филипсом. Оба его собеседника слушали молча: в госпитальном сообществе Маннергейм был могущественным лицом. Филипса не так легко было вывести из себя, но на этот раз, подходя к кабинету, он весь кипел. Хелен подняла на него глаза. - Не забудьте, через пятнадцать минут у вас лекция перед студентами. Проходя мимо нее, он что-то ворчал себе под нос. К его удивлению, Дениз сидела перед проектором, изучая карты Маккарти и Коллинз. Она посмотрела на него. - Как насчет перекусона, старик? - У меня нет на это времени, - отрезал он, плюхаясь на стул. - У тебя чудесное настроение. Облокотившись на стол, он закрыл лицо руками. Оба молчали. Потом Дениз положила карты и встала. - Извини, - произнес Мартин сквозь пальцы. - Трудное утро. В этом госпитале получение информации связано с преодолением невероятных препятствий. Я, может быть, натолкнулся на важное радиологическое явление, но госпиталь полон решимости не дать мне в нем разобраться. - Гегель писал: "Ничто великое не достигается без страсти", - процитировала Дениз, подмигивая. На старших курсах она специализировалась в философии, и, как она установила, Мартину нравилась ее способность цитировать великих мыслителей. Филипс, наконец, отнял руки от лица и улыбнулся. - Мне нужно было чуть побольше страсти прошлой ночью. - Вольно тебе таким образом интерпретировать это слово. Вряд ли Гегель имел в виду это. Так или иначе, я собираюсь перекусить. Ты точно не можешь пойти? - Абсолютно. У меня лекция перед студентами. Дениз направилась к двери. - Между прочим, я просматривала эти карты Коллинз и Маккарти и обратила внимание, что у обеих несколько атипичных мазков. - Дениз приостановилась у двери. - Я считал, что у них гинекологические данные в норме. - У обеих все в норме, кроме мазков. Они атипичны, то есть, патологии в полном смысле слова нет, но они не полностью нормальны. - Это что-то необычное? - Нет, но за этим следят, пока тест не станет нормальным. Я не обнаружила нормальных мазков. Впрочем, это, вероятно, ничего не значит. Просто считала, что нужно сказать. Привет! Филипс помахал рукой, но остался за столом, пытаясь вспомнить карту Лизы Марино. Ему показалось, что он вспомнил об упоминании мазка и там. Высунувшись в дверь, он обратился к Хелен: - Напомните мне, чтобы я днем сходил в клинику гинекологии. Филипс позволил себе обратиться в мыслях к Голдблатту. Поразительно, но он считает себя вправе распоряжаться личной жизнью Филипса или хотя бы его исследованиями. Если бы отделение финансировало исследование Филипса, это еще можно было бы понять, но ведь это не так. Вкладом отделения радиологии было время Мартина. Ассигнования, и довольно значительные, на оборудование и программное обеспечение поступали из источников, связанных с отделением вычислительной техники Майклза. Мартин вдруг уловил, что одна из пациенток подошла к регистратору и спрашивает, что означает атипичный мазок. Она говорила с видимым усилием и беспомощно оперлась на стол. - Об этом, дорогая, - ответила Элен Коэн, - нужно спросить миссис Блэкмен. - Регистратор немедленно уловила внимание Филипса. - Я не доктор, - засмеялась она, главным образом ради него. - Присядьте. Миссис Блэкмен скоро выйдет. Тяготы этого дня были уже выше сил Кристин Линдквист. - Мне сказали, что примут немедленно, - заявила она и стала рассказывать регистратору, что у нее с утра головная боль, тошнота и нарушения зрения, поэтому она действительно не может столько ждать, как накануне. - Пожалуйста, сообщите миссис Блэкмен, что я здесь. Она мне звонила и пообещала, что не будет никаких задержек. Кристин повернулась и направилась к стулу напротив Филипса. Двигалась она медленно, как человек, боящийся потерять равновесие. Перехватив взгляд Филипса, Элен Коэн показала глазами, что девушка излишне требовательна, но все же поднялась и пошла искать сестру. Мартин обернулся и посмотрел на Кристин. Мысленно он исследовал связь между атипичными мазками и неясными неврологическими симптомами. Кристин прикрыла глаза, и Филипс мог на нее смотреть, не опасаясь смутить. На взгляд ей около двадцати. Филипс быстро раскрыл карту Кэтрин Коллинз и полистал, пока не нашел исходной неврологической записи. Там были жалобы на головную боль, тошноту и нарушения зрения. Он вновь посмотрел на Кристин Линдквист. Не выявится ли у этой женщины та же радиологическая картина? Учитывая все те трудности, с которыми были связаны попытки получить снимки других пациенток, возможность обнаружения еще одного случая казалась неимоверно привлекательной. Можно будет с самого начала получить все нужные снимки. Предвкушая это, он подошел к Квистин и похлопал ее по плечу. Она от неожиданности дернулась и отвела с лица прядь светлых волос. Страх, отразившийся на ее лице, придал ей особенно беззащитный вид, и Мартин вдруг осознал, как она красива. Мартин представился, тщательно подбирая слова, - он из отделения радиологии и случайно услышал, как она описывала регистратору свои симптомы. Он видел рентгеновские снимки других девушек с аналогичными жалобами и считает полезным сделать ее снимок. Он особо подчеркнул, что это делается только в порядке предосторожности и не должно ее тревожить. Для Кристин госпиталь был полон неожиданностей. При первом посещении вчера ее заставили ждать много часов. Теперь она столкнулась с доктором, который сам напрашивается помогать пациентам. - Я не очень люблю госпитали, - ответила она. Ей хотелось добавить: "и докторов", но это показалось слишком невежливо. - По правде сказать, я тоже, - признался Филипс. Он улыбнулся. Ему сразу понравилась эта молодая женщина, возникло желание помочь ей. - Но на снимок не потребуется много времени. - Я еще плохо себя чувствую и хотела бы поскорее пойти домой. - Все будет сделано быстро. Это я вам обещаю. Один снимок. Я сам его сделаю. Кристин колебалась. Ей опротивел госпиталь. И самочувствие плохое, и забота Филипса подозрительна. - Так как же? - настаивал он. - Ну хорошо, - согласилась она, наконец. - Чудесно. Сколько еще вы пробудете в клинике? - Не знаю. Сказали, недолго. - Хорошо. Не уходите без меня. Через несколько минут Кристин вызвали. Почти одновременно с этим открылась еще одна дверь и появился доктор Харпер. Филипс узнал в Харпере одного из стажеров, которых он иногда видел в госпитале. Непосредственно он с ним дела не имел, но его полированный череп трудно было забыть. Филипс встал и представился. Последовала неловкая пауза. Харперу как стажеру кабинет не полагается, а поскольку оба смотровых кабинета были заняты, то поговорить негде. В конце концов они вышли в узкий коридор. - Чем могу быть полезен? - произнес Харпер несколько подозрительно. Посещение Гинекологии заместителем заведующего Нейрорадиологии выглядело странным - слишком далеки сферы их интересов и деятельности. Филипс начал издалека, проявил интерес к порядку набора персонала клиники, поинтересовался, давно ли Харпер работает здесь, доволен ли работой. Харпер отвечал кратко, его маленькие глазки глядели на Филипса в упор; он объяснил, что старшие стажеры работают в университетской клинике по два месяца для окончательного выбора специальности, и добавил, что стажировка эта носит символический характер - за ней следует предложение поступить в штат после окончания стажировки. - Послушайте, - после некоторой паузы сказал Харпер, - у меня еще много пациентов. Мартин понял, что его расспросы не создали непринужденной обстановки и Харпер чувствует себя еще более скованно. - Только один вопрос. Что обычно делают, когда мазок Папаниколау признан атипичным? - По разному, - осторожно ответил тот. - Существуют две категории атипичных клеток. Одни атипичны, но не ведут к опухоли, другие атипичны и ведут. - А не нужно ли что-то делать вне зависимости от категории? То есть, если это не нормально, то нужно следить за этим. Разве не так? - Ну, да, - сказал Харпер уклончиво. - А почему вы задаете мне все эти вопросы? - У него было отчетливое чувство, что его загоняют в угол. - Просто из интереса. - Мартин показал карту Коллинз. - Я столкнулся с несколкими пациентками, у которых в этой клинике были атипичные мазки. Но, читая записи Гинекологии, я не нашел упоминания теста Шиллера, биопсии или кольпоскопии...только повторные мазки. Не представляется ли это...необычным? - Филипс наблюдал за Харпером, ощущая его беспокойство. - Слушайте, я же никого не виню. Мне просто интересно. - Я не могу ничего сказать, не видя карты, - выговорил Харпер. Он полагал, что на этом разговор закончится. Филипс подал Харперу карту Коллинз и смотрел, как тот ее раскрывает. Когда Харпер прочел имя Кэтрин Коллинз, лицо его напряглось. Мартин с интересом наблюдал, как тот быстро перелистывает карту - слишком быстро, чтобы что-то можно было прочесть. Дойдя до конца карты, он поднял глаза и вернул ее. - Не знаю, что вам сказать. - Это необычно, не так ли? - Скажем так: я бы действовал иначе. Но мне пора возвращаться на работу. Извините. - Он прошел рядом с Филипсом, которому пришлось прижаться к стене, чтобы его пропустить. Удивленный преждевременным окончанием разговора, Мартин смотрел, как стажер удаляется в одну из смотровых. Он не собирался придавать своим вопросам личный характер и засомневался, не прозвучало ли в них больше обвинения, чем ему представлялось. И все же реакция стажера, когда он открыл карту Кэтрин Коллинз, была странной. В этом нет никаких сомнений. Полагая, что дальнейшие попытки продолжения разговора с Харпером не имеют смысла, Мартин возвратился к регистратору и спросил о Кристин Линдквист. Вначале Элен Коэн как-будто не слышала вопроса. Когда Филипс повторил его, она отрезала, что мисс Линдквист у сестры и скоро выйдет. Невзлюбив Кристин с самого начала, регистратор еще больше возненавидела ее теперь, когда Филипс, похоже, ею заинтересовался. Мартина, не подозревавшего о ревности Элен Коэн, университетская клиника гинекологии просто привела в невероятное замешательство. Несколько минут спустя Кристин вышла из смотровой в сопровождении сестры. Мартин раньше видел эту сестру, вероятно, в кафетерии и запомнил ее густые черные волосы, собранные на затылке в тугой узел. Когда женщина приблизилась к столу, он встал и услышал, как она дает регистратору указание записать Кристин на прием через четыре дня. Кристин выглядела очень бледной. - Мисс Линдквист, - окликнул Мартин. - Вы закончили? - Думаю, да. - Как насчет снимка? Вы готовы? - Думаю, да, - повторила она. Внезапно черноволосая сестра бросилась обратно к столу. - Извините за вопрос, о каком снимке вы говорите? - О боковом снимке черепа, - ответил Мартин. - Понятно. Я спросила потому, что у Кристин изменения в мазке, и нам хотелось бы, чтобы она избегала делать снимки брюшной полости и таза до нормализации мазка. - Никаких возражений. Наше отделение интересует только голова. - Ему не доводилось слышать о наличии такой связи между мазком и диагностической рентгеновской съемкой, но это звучало резонно. Сестра кивнула и ушла. Элен Коэн швырнула талон на прием в протянутую руку Кристин и сделала вид, что занята пишущей машинкой. - Калифорнийская сучка! - пробормотала она вполголоса. Мартин повел Кристин прочь от суеты клиники, и через дверь они прошли в собственно госпиталь. Сразу же за пожарным выходом обстановка стала очень приятной - с клиникой не сравнить. Кристин удивилась. - Это личные кабинеты некоторых хирургов, - пояснил Филипс, когда они шли по длинному устланному коврами коридору. На свежеокрашенных стенах даже висели выполненные маслом картины. - А я то считала, что весь госпиталь старый и обветшалый. - Не совсем. - Филипсу вспомнился подземный морг, сразу же ассоциировавшийся в его воображении с только что виденной клиникой гинекологии. - Скажите мне, Кристин, что Вы как пациентка думаете об университетской клинике? - Это трудный вопрос. Я настолько ненавижу посещения Гинекологии, что вряд ли отвечу беспристрастно. - А если сравнить с вашим прежним опытом? - Ну, здесь все ужасно безлико, по крайней мере, так было вчера, когда я была у доктора. Сегодня я встречалась только с сестрой, и было лучше. Но ведь сегодня мне не пришлось ждать, как вчера, и нужно было только взять кровь и проверить зрение. Я не проходила нового обследования. Слава Богу. Они подошли к лифтам, и Филипс нажал нужную кнопку. - У миссис Блэкмен при этом нашлось время рассказать о моем мазке. Он, очевидно, неплохой. Она сказала, что это Тип 2, он широко распространен и почти самопроизвольно приходит к норме. Она говорит, это наверное из-за эрозии шейки, и нужно делать слабый душ и избегать секса. Прямота Кристин немного смутила Мартина. Подобно большинству врачей, он совершенно не учитывал, что его белый халат побуждает людей раскрывать свои секреты. В рентгеновском отделе Филипс разыскал Кеннета Роббинса и поручил Кристин его заботам, попросив сделать единственный нужный ему боковой снимок черепа. Поскольку было уже больше четырех, в отделении было относительно спокойно и был свободен один из основных рентгеновских кабинетов. Роббинс сделал снимок и пошел в темную комнату, чтобы загрузить пленку в автоматическую проявочную машину. Пока Кристин ждала, Мартин расположился в основном зале у щели, откуда должна появиться пленка. - Ты похож на кота у мышиной норы, - сказала Дениз. Она подошла сзади и застала его врасплох. - Я и чувствую себя котом. В Гинекологии я нашел пациентку с такими же симптомами, как у Марино и других, и мне не терпится проверить, совпадает ли радиологическая картина. Как твои дневные ангиограммы? - Очень хорошо, спасибо. Я довольна, что ты дал мне поработать самой. - Меня благодарить не за что. Ты это заслужила. В этот момент из щели показался край снимка Кристин; снимок вышел из валков и упал в ящик. Мартин схватил его и установил в статоскоп. Он стал водить пальцем в зоне, расположенной где-то над ухом Кристин. - Проклятье! Ничего! - Одумайся, - возразила Дениз. - Ты что, действительно жалеешь, что у пациентки нет патологии? - Да, ты права. Я никому этого не желаю. Мне просто нужен случай с патологией, которую можно как следует зафиксировать. Из темной комнаты вышел Роббинс. - Нужны еще снимки, доктор Филипс? Мартин отрицательно покачал головой, взял снимок и пошел в комнату, где ждала Кристин. Дениз последовала за ним. - Хорошие новости, - сказал Филипс, размахивая пленкой. - Снимок у вас нормальный. Потом он объяснил, что, если ее симптомы сохранятся, через неделю нужно бы сделать повторный снимок. Узнав номер ее телефона, он, на всякий случай, дал свой прямой телефон. Кристин поблагодарила его и попыталась встать. Ей сразу же пришлось в поисках опоры ухватиться за стол, потому что у нее вдруг закружилась голова. Комната закружилась по часовой стрелке. - Как вы себя чувствуете? - спросил Мартин, держа ее за руку. - Вроде ничего, - произнесла она, моргая. - Такое же головокружение. Но теперь прошло. - Она не сказала только, что вновь ощутила знакомый отвратительный запах. Слишком странный симптом, чтобы о нем говорить. - Все в порядке. Я, пожалуй, пойду домой. Филипс предложил найти ей такси, но она настаивала, что чувствует себя нормально. Она помахала рукой через закрывающиеся двери лифта и даже смогла улыбнуться. - Очень хороший способ узнать номер телефона привлекательной молодой женщины, - съязвила Дениз по пути в кабинет Филипса. Повернув за угол, Мартин с облегчением увидел, что Хелен ушла. Дениз окинула взглядом кабинет и от изумления открыла рот. - Что за чертовщина? - Ничего не говори, - попросил Филипс, пробираясь через завалы к столу. - Жизнь моя поломана, и остроумные слова тут не помогут. - Он взял оставленные Хелен записки. Как и ожидалось, были звонки Голдблатта и Дрейка с пометкой "важно". С минуту поглядев на них, он разжал руку, и два клочка бумаги плавной спиралью опустились в большую казенную корзину для бумаг. Потом он включил компьютер и ввел снимок черепа Кристин. - Та-ак! Как дела? - произнес Майклз, появившийся в дверях. При виде царящего в кабинете беспорядка он понял, что с утра мало что изменилось. - Смотря что ты имеешь в виду. Если программу, то отлично. Я пропустил через нее всего несколько снимков, но она пока работает с точностью сто десять процентов. - Чудесно, - захлопал в ладоши Майклз. - Более чем чудесно. Фантастично! Это здесь единственная вещь, которая работает хорошо. Мне только жаль, что не хватает времени с ней поработать. Но я собираюсь остаться вечером и проработать столько снимков, сколько смогу. - Филипс увидел, что Дениз повернулась и смотрит на него. Он попытался понять выражение ее лица, но его внимание отвлек треск машинки, стремительно выдававшей сообщение. Майклз увидел это и встал позади Филипса, заглядывая через плечо. В глазах Дениз эти двое выглядели, как гордые родители. - Это анализ снимка черепа одной молодой женщины, Кристин Линдквист. Я думал, у нее такие же изменения, что у других пациенток, о которых я тебе говорил. Но у нее их нет. - А что ты так цепляешься за это одно отклонение? По мне, так ты бы лучше тратил время на саму программу. Потом у тебя будет время для таких исследовательских забав. - Ты не знаешь врачей. Когда мы выпустим этот маленький компьютер на ничего не подозревающую медицинскую общественность, это будет почище столкновения средневековой католической церкви с астрономией Коперника. Если мы будем в состоянии предъявить найденный программой новый радиологический симптом, то добиться признания станет намного легче. Принтер умолк, и Филипс оторвал лист. Он быстро пробежал текст глазами, затем вернулся к центральному абзацу. - Не могу поверить. - Он схватил снимок и вновь вставил в статоскоп. Прикрыв руками большую часть снимка, он оставил открытой небольшую область в задней части черепа. - Вот оно! Господи! Я знал, что у нее те же симптомы. Программа запомнила те снимки и смогла обнаружить этот очень мелкий образчик того же изменения. - И мы считали его слабым на других снимках, - произнесла Дениз, глядя через плечо Филипса. - Оно охватывает только затылок, а не теменную или височную часть. - Возможно, это просто более ранний этап заболевания, - предположил Филипс. - Какого заболевания? - спросил Майклз. - Мы точно не знаем, у нескольких пациенток с таким же изменением плотности предполагается множественный склероз. Это простая догадка. - Я ничего не вижу, - признался Майклз. Он почти уткнулся в снимок лицом, но безрезультатно. - Это отличие в структуре. Чтобы его уловить, нужно знать нормальную структуру. Поверь мне, изменение есть. Программа не придумала его. Завтра я позову эту пациентку и проверю именно эту область. Возможно, если снимок будет лучше, ты сможешь рассмотреть. Майклз признал, что его мнение по поводу изменения критического значения не имеет. Отказавшись от предложения поужинать в госпитальном кафетерии, Майклз извинился и встал. От дверей он еще раз попросил Мартина больше пропускать старых снимков через компьютер, поскольку программа, вполне возможно, будет находить разные новые радиологические признаки; если Филипс будет тратить время на исследование только этого изменения, то программа так и останется неотлаженной. Помахав в заключение рукой, Майклз отбыл. - А он нетерпелив, - заметила Дениз. - И не без оснований. Он мне сегодня сказал, что для работы с этой программой они спроектировали новый процессор с большим объемом памяти. Он, видимо, скоро будет готов. И тогда только я буду их задерживать. - Так ты намерен работать вечером? - Конечно. - Мартин посмотрел в лицо Дениз и впервые заметил, как она устала. Она почти не спала прошлой ночью и сегодня работала весь день. - Я надеялся, что ты зайдешь ко мне поужинать и закончить то, что начали прошлой ночью. Она специально придавала своим словам чувственное звучание, и Мартин легко на это поддавался. Сексуальное проявление чудесно сняло бы все раздражения и огорчения дня. Но он знал, что еще есть работа, а Дениз слишком много для него значит, чтобы просто воспользоваться ею, как он, будучи интерном, использовал сестер для снятия напряжения. - Мне нужно немного нагнать, - ответил он наконец. - А ты могла бы пойти домой пораньше. Я позвоню и, возможно, подойду потом. Но Дениз упорно не желала уходить, пока он не проработает описания всех ангиограмм и дневных томограмм, продиктованные сотрудниками Нейрорадиологии. Даже если его имя не стояло под описаниями, Филипс проверял все, что делалось в отделении. Было уже без четверти семь, когда они отодвинули стулья и встали, чтобы размяться. Мартин повернулся к Дениз, но она спрятала лицо. - Что такое? - Не хочу, чтобы ты меня видел в таком ужасном состоянии. Недоверчиво качая головой, он попытался поднять ей подбородок, но она оттолкнула его руку. Удивительно, как в течение нескольких секунд после выключения статоскопа она из поглощенного делом ученого превратилась в нежную женщину. На взгляд Мартина, она выглядела усталой, но от этого нисколько не менее привлекательной. Он попытался это ей втолковать, но она не поверила. Быстро его поцеловав, Дениз сказала, что идет домой, чтобы принять ванну, и надеется его позже увидеть. И скрылась, как улетела. Мартин некоторое время приходил в себя. Дениз полностью лишала его разума. Он был влюблен и знал это. Он отыскал и набрал номер телефона Кристин, но ответа не было. Тогда он решил заняться проверкой переписки, пока будет ужинать в кафетерии. Когда он покончил с диктовкой и перепиской, было девять пятнадцать. За это время он успел пропустить через идеально работавший компьютер еще двадцать пять старых снимков. При этом Рэнди Джекобс совершал регулярные рейсы в хранилище. Он относил обработанные, но заодно принес еще несколько сотен, и в кабинете Филипса царил еще больший беспорядок, чем раньше. С аппарата на своем столе Филипс вновь набрал номер Кристин. Она ответила со второго гудка. - Мне неловко об этом говорить, - начал он, - но при более внимательном изучении вашего снимка выяснилось, что есть небольшая область, которую нужно проверить получше. Я надеюсь, вы сможете зайти еще раз, скажем, завтра утром? - Только не утром. Я не была на занятиях два дня подряд. Не хотелось бы больше пропускать. Договорились на три тридцать. Мартин заверил ее, что ждать не придется. Ей следует сразу зайти к нему в кабинет. Положив трубку, Филипс откинулся на спинку стула и стал вспоминать события дня. Разговоры с Маннергеймом и Дрейком вызывали раздражение, но они, по крайней мере, соответствовали личностям этих людей. Другое дело - разговор с Голдблаттом. Филипс не ждал такой обиды от человека, которого он считал своим учителем. Мартин был совершенно уверен, что именно благодаря Голдблатту был четыре года назад назначен заместителем заведующего Нейрорадиологией. Одно с другим не вяжется. Если же поведение Голдблатта связано с его отрицательным отношением к компьютеру, то ожидающие их с Майклзом трудности больше, чем они предполагали. При этой мысли Мартин выпрямился на стуле и стал искать список пациенток с потенциально новым радиологическим симптомом. Подтверждение нового диагностического метода становится еще важнее. Он нашел список и внес в него Кристин Линдквист. Даже с учетом неприязни Голдблатта к новому компьютеру, его поведение все равно непонятно. Оно наводит на мысль о сговоре с Маннергеймом и Дрейком, а если Голдблатт сошелся с Маннергеймом, значит, происходит что-то неординарное. Что-то очень странное. Мартин схватил свой список: Марино, Лукас, Коллинз, Маккарти и Линдквист. Против Маккарти написано: "нейрохирургическая лаборатория". Если Маннергейм хитер, нужно и самому проявить хитрость. Филипс вышел из сумрачного кабинета в ярко освещенный коридор. У кабинетов флюороскопии он увидел то, что искал: тележки уборщиков. Часто оставаясь на работе допоздна, Мартин много раз встречался с уборщиками. В нескольких случаях они убирали в его кабинете при нем и шутили, что он тайно здесь живет под столом. Эта интересная группа состояла из двух мужчин в возрасте между двадцатью и тридцатью, белого и чернокожего, и двух женщин постарше, пуэрториканки и ирландки. Филипс хотел поговорить с ирландкой. Она работала в Центре четырнадцать лет и номинально являлась у них старшей. Филипс нашел их в одном из кабинетов флюороскопии; у них был перерыв. - Слушай, Дорогуша, - обратился к женщине Мартин. Это было ее прозвище - так она сама всех называла. - Ты можешь попасть в исследовательскую лабораторию Нейрохирургии? - В этом госпитале я могу попасть куда угодно, кроме шкафов с наркотиками, - гордо ответила Дорогуша. - Чудесно. У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. - Дальше он сказал, что хочет на пятнадцать минут позаимствовать у нее ключ, чтобы взять на рентген образец из лаборатории нейрохирургии. А за это обещал ей бесплатно сделать томограмму. Дорогуша смеялась целую минуту. - Мне не полагается этого делать, но для Вас... Только верните до того, как мы уйдем из Радиологии. Так что у Вас двадцать минут. В Уотсоновские исследовательские лаборатории Филипс пошел через тоннель. Кабина лифта ждала на пустынной площадке, он сразу вошел и нажал нужный этаж. Посреди загруженного медицинского центра в многолюдном большом городе Мартин ощутил себя заброшенным и одиноким. Исследовательские лаборатории работали с восьми до пяти, и сейчас в здании было пусто. Слышно было только гудение ветра в шахте лифта. Двери открылись, и он вступил в слабо освещенный вестибюль. Миновав противопожарную дверь, он оказался в длинном коридоре, проходящем через все здание. Для экономии энергии почти все лампы были погашены. Дорогуша дала ему не ключ, а всю связку с медным кольцом, и теперь ключи бренчали в пустынной тишине. Дверь нейрохирургической лаборатории была третья справа, близко к концу коридора; приближаясь к ней, Мартин внутренне напрягся. Дверь металлическая, в центре ее панель матового стекла. Оглянувшись через плечо, он осторожно вставил ключ. Дверь отворилась. Он попробовал посмеяться над своим ощущением тревоги, но без особого успеха. Его нервозность росла несоразмерно тому, что он делал. Он пришел к выводу, что грабитель он никудышный. Выключатель щелкнул несообразно громко. Громадную лабораторию залил свет множества люминесцентных ламп. На половину длины помещения тянулись два лабораторных стола с раковинами, газовыми горелками и полками лабораторного стекла. В дальнем конце располагалась зона операций над животными - современная операционная, только чуть меньших размеров. Здесь были операционные светильники, небольшой операционный стол и даже анестезионный аппарат. Разделительной перегородки не было, границы операционной определялись только по плитке, которой были выложены ее стены. Вся эта обстановка производила внушительное впечатление и служила свидетельством способностей Маннергейма в части добывания средств на исследования. Филипс не имел понятия, где может храниться мозг; решив, что существует, возможно, целая коллекция, он заглядывал только в большие шкафы. Ничего не найдя, он обратил внимание на еще одну дверь вблизи операционной. Прильнув к панели из прозрачного стекла с заложенной внутри проволочной сеткой, он всматривался в простирающуюся за ней темноту. Сразу за дверью Филипсу удалось рассмотреть стеллажи, уставленные стеклянными банками; в некоторых, погруженный в консервант, лежал мозг. Волнение Мартина нарастало с каждой секундой. Только бы найти мозг Маккарти и тут же уйти. Он толчком открыл дверь и стал лихорадочно шарить взглядом по наклейкам. В нос ему ударила тяжелая вонь: слева в темноте можно было различить контуры клеток с животными. Но его волновали только банки с наклейками, в которых указано имя, номер и дата. Поняв, что дата относится к смерти пациента, Филипс быстро пошел вдоль длинного ряда банок. Свет в помещение проникал только через стеклянную панель двери, поэтому ему с каждым шагом приходилось склоняться к банкам все ближе. Наклейку с именем Маккарти он обнаружил в дальнем конце, у противоположной двери. Филипс протянул руку к банке и внезапно окаменел от леденящего кровь вопля, который заполнил всю комнату. За этим последовал звон металла о металл. У Филипса подкосились ноги; пытаясь как-то защитить себя, он обернулся и ударился плечом о стену. Еще один вопль потряс воздух, но нападения не последовало. У самого лица Мартин увидел глаза посаженной в клетку обезьяны. Животное было в полной ярости. Глаза его горели, как угли. Губы злобно раздвинуты, в оскаленной пасти не хватает двух зубов, сломанных в тщетной попытке перекусить стальные прутья клетки. Из головы, как многоцветные спагетти, торчат электроды. Филипс понял, что это одно из животных, превращенных Маннергеймом и его парнями в визжащих монстров. Все в Медицинском центре знали, что последним увлечением Маннергейма была попытка найти в мозгу участок, связанный с реакцией ярости. Тот факт, что, по мнению других исследователей, существует несколько таких центров, Маннергейма не останавливал. Немного приспособившись к скудному освещению, Филипс увидел, что клеток много. В них были заключены обезьяны с самыми разнообразными увечьями головы. У некоторых всю затылочную часть заменяла плексигласовая полусфера, из которой торчали сотни погруженных в мозг электродов. Несколько обезьян вели себя вяло, как после пресечения лобной доли мозга. Оттолкнувшись от стены, Флипс выпрямился. Не спуская глаз с разъяренного животного, которое продолжало вопить и с грохотом потрясать клетку, он поднял банку с частично препарированным мозгом Маккарти. За ней лежало несколько перетянутых резинкой слайдов. Филипс взял и их.