теперь подумывал купить дом в Дордони - уже увлеченно рассказывал, как содержать гостиницу, с гордостью провел Ричарда по "Глобо", объясняя тонкости своего занятия. Когда собирались уезжать, Мелина уединилась с Сарой в номере и сказала: "Ты нашла себе хорошего мужа. Сразу видно. И не казни себя за то, что сбежала из монастыря. Зря ты вообще туда уходила. Знаешь, когда было решено, что ты станешь монахиней, я сказала твоей матери: "Это не для Сары. Не такой у нее характер... не та душа". И знаешь, что она мне с усмешкой ответила?" - Нет. - "Не волнуйся. Сара вся в меня. Если поймет, что там ей не по нраву, насиловать себя не станет". Тут вошел Ричард со свертком под мышкой. В нем оказался новый костюм, который он купил по настоянию Сары на смену старому, потрепанному. Мелина ушла, и Ричард, чтобы порадовать Сару, тут же его примерил. - Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю - ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало. - Я спокон веку так вещи складывал. - Теперь это делать буду я. - Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем. Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться. В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: "Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье - сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане". - И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом? - Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! - рассмеялась Сара. - Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала. Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: "Какой он был, этот Беллмастер?" - Не знаю, - вздохнула Сара. - Мне вроде бы следовало сторониться его - хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся - и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет... сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна... на людях она просто притворялась. - Ты хочешь сказать - несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился? - Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что. - Тут сам черт ногу сломит. А как уживались твой отец и Беллмастер? - Я редко видела их вместе. Они любезничали друг с другом, и только. - Не пойму, отчего отец его не вышвырнул. - Может, мама не позволяла, а он так ее любил, что мирился со всем. От Мелины я впервые услышала, почему уволился Джорджио. Когда он ушел, я уже была в монастыре. Дело в том, что "Роллс-Ройс", на котором ездила мама, принадлежал Беллмастеру. И однажды его светлость сказал Джорджио, что машина износилась и надо купить новую, другой марки. Не помню, то ли "Даймлер", то ли какую-нибудь роскошную американскую. И тут Джорджио взорвался. Он как раз мыл машину, а гараж у нас был рядом с комнатами для прислуги, так что Мелина и Карло все слышали. Джорджио заявил Беллмастеру, что никогда не сядет ни в какую другую машину и, если его светлость купит не "Роллс-Ройс", он сразу же уйдет. - Сара даже затряслась от смеха. - Мелина говорит, они прямо-таки орали друг на друга. Наконец Беллмастер отрезал: "Не хватало только, чтобы я покупал "Роллс-Ройс" в угоду какому-то шоферишке!" Джорджио нас бросил, - это было плохо само по себе, - но перед уходом он еще пошел к Беллмастеру и выложил все, что думал о нем. Тут вмешалась мама, попыталась умиротворить их обоих, но только подлила масла в огонь - Джорджио вышел из себя, высказал и ей все, что на душе накипело. - Сара вновь рассмеялась. - Мелина говорит, ей едва удалось удержать Карло - он хотел вступиться за маму, потому что не жаловал ни Беллмастера, ни Джорджио. Какие они все глупые, правда? Воевать из-за какой-то старой дурацкой машины! - Так чем дело кончилось? - Джорджио уехал в тот же день. Шофером сделали Карло, купили новую машину. Но и это не все. О Боже! - Она замолкла, переборола смех и продолжила: - Через две недели Карло - он ведь водил неважно - врезался в трамвай, кажется, в Лиссабоне, и разбил автомобиль вдребезги. А потом... потом... - Сара повернулась к Ричарду, захохотала ему в плечо - говорить она уже не могла, - и в те минуты Ричарда затопила волна беспредельного, неописуемого счастья. - Так что же потом? - спросил он. Она отодвинулась и, успокоившись, закончила: "Никогда не догадаешься! Беллмастер заменил ее "Роллс-Ройсом". Глупо, правда? Столько шума из ничего. Но и смешно. Надо будет посмотреть, описала ли мама этот случай в дневнике. А может, и картинку к нему подрисовала. Как вернемся на виллу, возьмусь за ее дневник". Вскоре Сара уснула, а Ричард лежал во тьме, размышлял. Он знал - мать ничего об этом происшествии в дневнике не написала, знал, что не позволит Саре его читать, и думал - а не сжечь ли его? Наверно, так и нужно сделать. Сара просыпается поздно и завтракает в постели. Надо бы завтра встать пораньше, найти уединенное местечко и... Тут Ричард посуровел и отказался от этой мысли. "Беллмастер, - подумал он, - а не пришло ли время расплатиться за все? Но один Бог знает, как отомстить тебе. Надо посоветоваться с кем-то... кто не выдаст, все поймет, кто наставит на верный путь. Но только не с полковником Брантоном. Он - человек заинтересованный, да и от Сары слишком долго открещивался. На восемь лет засадил ее в темницу. Отчасти в этом, впрочем, и Беллмастер виноват. Потом, когда Сара вышла на свободу, оказалось, Беллмастер еще и мелкий мошенник - подсунул матери дешевую фальшивку. Может быть, Кэслейк? Да, пожалуй, он. Он - стряпчий и глупостей не допустит. Как приедем в Англию, загляну к нему в контору". ... Из Периге они через Лимож и Орлеан приехали в Париж, где три дня развлекались. Стояла чудесная майская погода. Близился полдень, длинные кисти ракит казались в голубом небе золотыми, сирень у дороги покрылась крошечными звездочками лиловых цветов, вернулись ласточки - они гнездились над застрехами, соседская кобыла на пастбище через дорогу лоснилась, как полированный каштан. А на столе в кабинете полковника Брантона нераспечатанными лежали утренние письма. Они давным-давно перестали приносить радость. Ведь это были, черт побери, в основном неоплаченные счета. Брантон сел за стол и быстро просмотрел пять конвертов. Сам не понимая отчего - весна, что ли? - он пребывал в отличном настроении. Собирался ехать на реку Уэй, полдня порыбачить в одиночестве, а полдня - в обществе провинциальной знати, людей богатых и честолюбивых, которые вдыхали жизнь в здешние предприятия и банки, но не гнушались мухлевать с налогами, оставаясь, впрочем, людьми приятными... не все, но большинство. Пять писем. Два - явно счета. Он разорвал их, не вскрывая, и бросил в мусорную корзину. Третье, в неофициальном конверте, распечатал, а там оказались - ну и хитры же эти кредиторы - давно просроченный счет и записка с вежливой, но твердой просьбой о немедленной оплате. Полковник повесил счет на стоявшую у лампы наколку. Четвертое письмо с заграничным штемпелем он озадаченно повертел и так и сяк, тщетно пытаясь угадать, от кого оно. Наконец вскрыл. Письмо, как оказалось, от Сары, из Парижа. От короткого, но нежного послания полковник еще более воспрянул духом. Сара сообщала, что приедет в Англию через несколько дней вместе с Ричардом Фарли и сразу позвонит. Что ж, ради Бога. Она - его дочь, теперь он ни за что не назовет ее чужой - так пусть поживет у него. Правда, придется раскошелиться. Ну и что? Покутим малость, а потом потуже затянем пояс. Не впервой. Последнее письмо лежало в дорогом конверте без рисунка, адрес был написан смутно знакомым почерком. Не прояснил дела и штемпель - он был, как обычно, смазан, словно машина или человек, его ставивший, страдали трясучкой. Чего Англии до зарезу не хватает, так это... но стоит ли распинаться? Он вскрыл конверт, бросил взгляд на листок с фигурным краем и выдавленным адресом и от сердца отлегло. Письмо написал старый обманщик Беллмастер. Полковник отложил его и закурил сигарету. "Прекрасная погода, - подумал он. - В начале недели прошел дождь, так что рыбачить сегодня - одно удовольствие. Взять бы с собой Беллмастера да и скинуть в реку с камнем на шее. Интересно, рыбачит ли этот Фарли? Наверное, да. Как-нибудь съездим на реку вместе. Там и познаются люди. Когда клюет крупная рыба, да если еще волна сильная, посмотришь, как человек управляется с удочкой - и узнаешь о нем больше, чем после тысячи ответов на вопросы. Так же и на охоте... " Он затушил окурок и, весело насвистывая, взялся за письмо. Однако вскоре смолк. "Дорогой Брантон, - писал Беллмастер. - Недавно я с радостью узнал от Гедди, что наша милая Сара выходит замуж за Ричарда Фарли - того самого, кто спас ей жизнь в Португалии. Гедди считает его честным малым - он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого. Впрочем, это легко исправить, замолвив, где нужно, за него словечко. Как крестный отец Сары, я, конечно, рад за нее не меньше, чем Вы. Будь жива наша дорогая леди Джин, она, возможно, желала бы дочери мужа познатней, но в наши дни титулы и почести раздают направо и налево всяким проходимцам, которые только и умеют что бренчать на гитарах (Беллмастер, очевидно, имеет в виду награждение высшими орденами Великобритании участников группы "Битлз" в 1965 году, столь возмутившее английскую знать. - Прим. перев.), словом, первым встречным, если это выгодно правительству. Короче говоря, если будете в Лондоне в ближайшее время, загляните ко мне - поговорим, как лучше устроить свадьбу, кто возьмет на себя расходы. Искренне Ваш Беллмастер". Хорошее настроение от прекрасной погоды и в предвкушении рыбалки с Брантона как ветром сдуло. Он выругался и отбросил письмо. Вот мерзавец! Полковник отлично знал все уловки Беллмастера, а потому раскусил его замысел мгновенно. Нечто подобное затеяла бы и леди Джин. Развела бы вокруг свадьбы такую суету! Устроила бы венчание в Вестминстерском аббатстве, а обед - в самом дорогом ресторане... А его отодвинула бы на задний план. И даже не поинтересовалась бы мнением Сары. Беллмастера тоже занимает лишь собственное "я". "Но черта с два я поддамся ему, - решил полковник. - Пусть Сара решает сама". Одна строчка из письма обожгла его особенно сильно: "Гедди считает его честным малым - он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого". Это было сказано о Фарли, но с таким же успехом могло относиться и к самому Брантону. Именно поэтому Беллмастер так и выразился. "Словом, против воли Сары Беллмастер пойдет только через мой труп, - сказал себе Брантон. - Видит Бог, я был ей плохим отцом. Но исправиться никогда не поздно. Как она захочет, так и будет. И точка". Тут в кабинет заглянула жена, скачала: "А ты, оказывается, еще здесь. То-то я не слышала шума твоей машины. Милый, по пути в Челтнем сделай для меня кое-что, а?" Затаенный гнев выплеснулся наружу, и полковник прокричал: "По дороге в Челтнем я ни для кого ничего делать не буду - разве что задавлю какого-нибудь оболтуса, если он сдуру выскочит на дорогу! А если на реке какой-нибудь козел из Бирмингема начнет мне рассказывать о своем новом "Ягуаре", а за поплавком смотреть не станет, я его утоплю. А если... " Жена внезапно расхохоталась: "О милый, как я люблю тебя таким! Последние дни ты был вялым. И очень приятно видеть тебя прежним... боевым. Сохрани этот пыл до ночи, пожалуйста". Гнева как не бывало, он улыбнулся: "Какая же ты пошлая. Но я тебя обожаю. А теперь - прочь, иначе я не стану дожидаться ночи!" - Да, любимый. Так что завези по пути сверток ювелиру. Я сказала ему, что ты заедешь. - Она послала мужу воздушный поцелуй и, смеясь, удалилась. Полковник, теперь уже совершенно спокойный, поднял со стола письмо. "Хорошо быть таким, как Беллмастер, - подумал он. - И хорошо бы на нем отыграться, устроить свадьбу так, как хочет Сара. А она, я уверен, мечтает о скромном семейном празднике. Под дудку Беллмастера я уже наплясался. Хватит. Черт возьми, хватит!" ГЛАВА ВОСЬМАЯ Сара лежала в постели с книгой в руках. Два дня назад они с Ричардом приехали к отцу и, соблюдая приличия, спали отдельно. Отец и его жена встретили их радушно. Оглядываясь на прошлое, Сара не могла взять в толк, отчего он, теперь такой нежный и заботливый, старался не замечать ее или даже отталкивал, когда она была девочкой. Понравилась ей и его жена - щедрая, немного болтливая, но деловая и расторопная, а главное - по уши влюбленная в отца. Хорошо и то, что они сразу сошлись с Ричардом, а он - с ними. Ведь Сара тревожилась за эту встречу. Даже побаивалась ее. Но вскоре после приезда опасения рассеялись. Никто ни словом не обмолвился о монастыре, о том, как Ричард Фарли вошел в ее жизнь. Казалось, она просто вернулась к привычным делам, сразу вошла в колею. Сару здесь ждали - вот в чем суть. Да и Ричард быстро почувствовал себя как дома. Вот он вошел, одетый в халат и пижаму, пожелать спокойной ночи. Сел на краешек кровати, поцеловал ее, а потом скорчил рожицу и спросил: "Не слишком ли мы увлеклись приличиями, а?" - Так надо, любовь моя. И дело тут не в отце. Просто так положено. - Согласен. А старик у тебя отличный. Правда, на язык резковат, - он рассмеялся, - особенно с женой. Хотя она, по-моему, не против. Кстати, она тоже в порядке. В молодости, наверно, была красавица. - Она ведь ему не настоящая жена. Ты знаешь об этом? - Да, он рассказывал. Раз его это устраивает, какое нам дело, верно? - Она хочет взять меня с собой завтра в Челтнем. - Сара смолкла, тронула Ричарда за руку, погладила его загрубевшие пальцы. - Выбрать праздничное платье себе, а может быть, и мне свадебное. Прямо они не говорят, но, по-моему, хотят, чтобы мы обвенчались здесь и свадьбу отпраздновали у них. Как ты на это смотришь? - Прекрасная мысль. Но есть одна закавыка. Ты католичка, а я неверующий. Так куда же мы пойдем - в церковь или к нотариусу? - Мне все равно. А впрочем, нет. После всего, что случилось... Нет, лучше не в церковь. Надеюсь, ты меня понимаешь? - Конечно. Ладно, разберемся. Я, пожалуй, наведаюсь к твоему поверенному, пусть даст мне нужную бумагу. - Тогда, может быть, отвезешь нас завтра в Челтнем и по пути завернешь к нему? - Только не завтра. Завтра мы с твоим отцом собираемся на рыбалку. - Жаль. Тогда дай нам машину съездить в Челтнем. Хорошо? - Ради Бога. - Вот и славно. - Внезапно она села, обняла Ричарда, уткнулась головой ему в плечо и вздохнула. - Милый, иногда мне просто не верится. Неужели у нас все получится? Я так счастлива. - Да, тебе грядет большое счастье. - Он погладил ее по щеке. - Только положись на меня. На другое утро он зашел в кабинет к Брантону. Полковник разбирал почту. Под мышкой у Ричарда был завернутый в газету и перетянутый резинками дневник леди Джин. Брантон постучал пальцем по письмам: "И такие муки каждый день. Счета, сплошные счета, - он выглянул в окно. - Если рыба захочет ловиться, день будет удачный. Солнца мало. Я только что звонил узнать, как дела на реке. Говорят, нормально. Что это ты прижимаешь к своему крутому боку?" - Подарок Саре. Ведь у нее скоро день рожденья. - Боже мой, верно! В начале июня. Спасибо, что напомнил. - Нет, нет, сэр, это получилось случайно. Просто я спрятал подарок в машине, а Сара и Долли сегодня поедут на ней за покупками, и мне бы не хотелось, чтобы Сара вдруг наткнулась на него. Не положите ли вы его в сейф? - Разумеется, мой мальчик. Запри его туда сам. Ключ лежит в старой табакерке на полке. Я его и не прячу. Ведь в сейфе ничего стоящего нет. Он и сам - лишь музейная редкость. По слухам, дед хранил там отличную подборку старинных порнографических книг. Если это правда, их, видимо, сжег отец. Замечательный был человек, но уж слишком ревностно придерживался пословицы "В здоровом теле - здоровый дух". Надо будет сказать Долли о дне рожденья Сары. Здесь есть над чем подумать. Устроим праздник, пригласим гостей. - Неплохо бы. Ведь Сара так одинока. - Фарли спохватился и добавил: - Простите, сэр, я не хотел вас обидеть. - А вот и напрасно. Мне в самом деле есть, в чем себя винить. Вот породнимся, тогда и поговорим об этом за бутылочкой "Крофтза" 1955 года - последней из могикан отцовского винного погреба. - Ловлю вас на слове, сэр. Фарли взял ключ от сейфа и запер сверток. Но случилось так, что они распили бутылку "Крофтза" в тот же вечер. На Уэе они прекрасно порыбачили. Еще до обеда каждый вытащил по горбуше: Брантон - на четыре, а его гость - на пять кило. С огромным удовольствием полковник признал, что Ричард - рыболов отменный. Изящно закидывал, умело травил и подсекал, а закинув удочку, не спускал с поплавка глаз. Вываживал рыбу спокойно, без суеты. После обеда у полковника раз сорвалось, а Ричард вытащил еще одну на пять кило. На обратном пути за руль сел Ричард - полковник так обрадовался успехам будущего зятя, что даже выпил за них рюмку джина. Через полчаса после их возвращения позвонила Долли, сказала: они с Сарой купили все, отобедали в Челтнеме, а вечером пойдут в театр - надо же побаловать Сару. "Надеюсь, - добавила она, - вы сумеете приготовить ужин без нас?" Конечно. Они зажарили яичницу с ветчиной, запили ее посредственным "Шатонюф-дю-Капе", а потом уединились в кабинете и взялись за уже перелитый в графин "Крофтз" 1955 года - полковник Брантон был в прекрасном настроении, а Фарли немного грустил, зато владел собой гораздо лучше будущего тестя. За окном темнело, черный дрозд в саду пел так же радостно, как было у полковника на душе. "Ричард, - размышлял он, - толковый, здравомыслящий парень, я его уважаю". От Брантона не ускользнуло, что за обедом Ричард едва притронулся к джину, понял: кто-то должен остаться трезвым, ведь еще до дому надо было доехать. Какая предусмотрительность! Вино сделало предисловие ненужным, и Брантон без обиняков спросил: "Думаешь, гостиница в Дордони тебе по плечу, а, Ричард?" - Надо попробовать. Если не в Дордони, так где-нибудь еще. Сара ухватилась за эту идею. Будем стараться изо всех сил. Другого выхода нет. Я и так слишком долго балбесничал. Пора взяться за дело. - Да-да, пора. Пора вам обоим. Эх, мне бы твои годы. И чтоб судьба наступала на пятки. Я бы повел иную жизнь. Ведь знаешь, как бывает? Один неверный шаг - и ты на обочине до конца дней. Потому позволь, я кое-что тебе расскажу. Сейчас, когда мы одни, самое время. - Он пододвинул графин поближе к Фарли и рассмеялся. - Не бойся, я не стану читать наставления на правах будущего тестя. Отнюдь. Послушай, мальчик мой, мне, знаешь ли, когда-то отлично служилось, все дороги были открыты. Ничто не могло остановить. По крайней мере, я так думал. Во все стороны один зеленый свет. И знаешь, что я наделал? - Он залпом осушил рюмку, не сводя глаз с Фарли. "Хороший он парень, - опять мелькнуло в мыслях полковника. - Жаль, что придется его огорошить, но будь я проклят, если не выскажу все начистоту. Я и так слишком много скрывал на своем веку". - И знаешь, что я наделал? - с нарочитым нажимом повторил он. - Нет, сэр, представить не могу. - Еще бы. Боже мой, я тоже в свое время не представлял, что способен на это. Так вот, я попробовал поступить по-мужски. Расскажешь ты об этом Саре или нет - решай сам. Я бы, конечно, не стал. А тебе знать надо. Ты уже немало слышал о ее матери, леди Джин, так? - Да, немало. - Прелестная женщина, но была хитра, как всякая ирландка. Я знал и любил ее многие годы. Не женщина - порох! Я боготворил ее. Для меня она оставалась святой, хотя грешила на каждом шагу. И хотя, как говорится, о мертвых - или хорошо, или ничего, сейчас эта пословица неуместна, ведь ты собираешься жениться на ее дочери... - Он замолк, откашлялся и не спеша продолжил: - Ты женишься на дочери леди Джин, но не на моей, и рассказать об этом Саре или нет - дело исключительно твое. - Он сухо усмехнулся. - Не ожидал, да? Но тебе, как никому, положено знать всю правду. По справедливости. Фарли помолчал немного, потом тихо предложил: "Думаю, сэр, будет лучше, если вы расскажете все по порядку, а я посижу и послушаю. Наперед скажу только одно. Мне все равно, чья Сара дочь. Я люблю ее и женюсь на ней". - Молодчина. Я так и знал. Что ж, вот тебе все без прикрас. Однажды леди Джин сказала, что беременна уже четыре месяца, а отец ребенка жениться не хочет, хотя она согласна выйти за него... по соображениям, с любовью, можно сказать, не связанным. Тогда на ней женился я, поддавшись (мне теперь стыдно в этом признаться) на... как лучше назвать их?.. - он вдруг посуровел, - на заверения, посулы, обещания быстрого и верного продвижения по службе, которые дал мне отец будущего ребенка. И не думаю, что он не мог их выполнить. Мог, но едва мы поженились, он благополучно обо всем забыл, а когда я напомнил о главном - продвижении по службе, - просто отмахнулся. Мало того, он, как я потом узнал, даже препятствовал моей карьере. Молодец, правда? А я-то, старый дурак! Одно меня оправдывало - любовь к леди Джин. А потом и это прошло. Еще бы!.. - Он наполнил рюмку до краев и очень старательно поднес к губам, выпил, но вино все-таки выплеснулось, лиловой струйкой потекло из уголка рта. Он вытер его ладонью. Ричард отвернулся, глянул в незашторенное окно. Высыпали звезды. О стекло бились два мотылька. Он понимал, ему часто случалось быть тому свидетелем - если человек захочет высказать наболевшее, его не остановишь. Лучше просто сидеть и слушать. Большего он и не просит. Его успокоят собственные слова. - Да, прошла и любовь. Ведь леди Джин не перестала спать с ним. - Брантон внезапно расхохотался. - Сегодня скелеты так и гремят в старых семейных шкафах, верно? Но будь я проклят, если ты женишься, не узнав всей правды. Хватит, напритворялся я. До самой смерти леди Джин я делал вид, будто не знаю, что она изменяет. - Кто уговорил Сару уйти в монастырь? - Ричарду не надо было называть имя любовника леди Джин. Он и так понял все. Сара оказалась дочерью Беллмастера, но это ничего не меняет. И она никогда об этом не узнает. А о Беллмастере он пока строго-настрого запретил себе думать. Всему свое время. - Не знаю. Тут, как говорится, мы оба серединка-наполовинку. Одна из сестер леди Джин была монахиней. Знаешь, как ведется в ирландских семьях: один сын в церковь, другой - в трактир, а третий дома чистит сортир. Саре, казалось, мысль о служении Христу пришлась по душе, поэтому я не препятствовал. А Джин этого очень хотелось. Она ведь была по-своему набожна. И как это уживалось в ней с распутством, не спрашивай. И не спрашивай, за что я любил ее... и, черт возьми, люблю до сих пор. - Он засмеялся и весь вдруг как-то размяк. - Думаешь, я выпил и вот расчувствовался? Нет, хотелось просто снять с души грех. Однако прости, тебе же неприятно все это выслушивать. Но потерпи еще немного - я должен досказать. Когда лорд Беллмастер... я вроде не назвал еще имени этого мерзавца? - Нет, сэр. Впрочем, я догадался. Сара говорила, он вечно крутился рядом с матерью. - Настоящий сноб. У него полно денег, он напичкан тщеславием и еще Бог знает чем. Но я о другом: ренту, которую Сара получает якобы от меня, посылает он. Мне такое не по карману, поэтому он и решил содержать Сару. Может, в нем проснулась-таки совесть. Если да, это что-то новенькое. Наверно, он будет платить и дальше. Не знаю. Фарли прикурил сигарету и, бросив спичку в пепельницу на столе, тихо сказал: "Вы, конечно же, и знать ничего не можете. Зато знаю я. Из его денег мы не возьмем ни гроша. Только напишите Саре, что с деньгами стало туго и от содержания пришлось отказаться". - Да, неглупо. Правда, Беллмастер может заупрямиться. Плевок в лицо лишь распалит его. - Мне до этого нет никакого дела. Справлюсь я с вашим Беллмастером. - О чем ты? - Лучше пока помолчу, сэр. Скажу одно - пусть Сара его дочь, но она еще и моя будущая жена. - Ты что-то задумал? - Да, но лишь ради счастья Сары. А Беллмастера я одолею. - Ладно, только не сглупи. Не хотелось мне все это на тебя взваливать, но пойми - дальше таиться просто нет смысла. - Я рад, что вы мне открылись. ... Той же ночью, лежа в постели, - а было не до сна, - Ричард мало-помалу осмыслил, что делать. Но вывод его не утешил. Хотелось бы встретиться с Беллмастером лицом к лицу, но он сознавал - это бесполезно. Ничего не решит. Ведь Беллмастер уже испоганил жизнь и леди Джин, и полковнику Брантону, едва не погубил Сару. Послышалось, как Брантон тяжело взбирается по ступенькам к себе в спальню. "Удивительно, - думал Ричард, - что я способен так сильно... презирать, осуждать лорда Беллмастера, хотя даже не встречался с ним". Он спросил себя, что сделал бы, если бы не знал Сару, а на дневник наткнулся случайно? Решил бы и тогда, что Беллмастера нужно покарать? Наверное, нет. Впрочем, вопрос этот слишком отвлеченный, на него точно не ответишь. Ведь Ричард любит Сару, а потому беспристрастно рассуждать не может. Однако он не столь глуп, чтобы рисковать своей или ее жизнью, не выслушав сначала дельный совет. Лорд Беллмастер убил уже дважды, и оба раза не без помощи леди Джин... Давно, что, впрочем, Беллмастера не оправдывает. Время само по себе грехи не отпускает. И тем не менее Ричарду было как-то неловко, в чем он с готовностью признался. Не нравилась ему его затея. Можно назвать ее долгом или другим возвышенным, праведным словом. И все же по сути своей она останется не более чем местью человеку, которого Ричард и в глаза не видел. Ясно одно - и шагу нельзя сделать, не посоветовавшись с юристом. А таких на примете два. Кэслейк или его начальник Гедди. Поверенный в делах семьи Брантонов. Пусть решают они, а он с радостью положится на их мнение - оно будет беспристрастным, они вынесут его, руководствуясь правосудием и законностью, а не чувствами. На другой день, после обеда, Долли увезла Сару на чай к подругам, а полковник Брантон - ему после выпитого накануне было тяжко - уединился в кабинете, решил немного вздремнуть. Но сначала вынул из сейфа потертый кожаный футляр с бриллиантовым ожерельем, когда-то принадлежавшим матери. Открыл футляр, постоял у сейфа. Подумал: "Оно стоит немало. Когда лучше подарить его Саре - на свадьбу или ко дню рождения? Однако нужно навести лоск. Ричард собирался в Челтнем, пусть и завезет его нашему ювелиру. Еще за обедом думал попросить об этом, да не захотелось при Саре". Оставив сейф незапертым, он пошел искать Ричарда. Тот был у конюшен. Полковник отдал ему ожерелье, объяснил, что с ним делать, и добавил: "Досталось мне от матери. Никак не решу, на свадьбу его Саре подарить или на день рождения. Но время поразмыслить еще есть". Вернувшись в кабинет, он заметил открытую дверцу сейфа и подошел запереть его. Тут на глаза попался завернутый в газету и перетянутый резинками пакет - подарок Саре, который приготовил Ричард. "Странная обертка для подарка на день рождения, - мелькнула у полковника мысль. - Наверно, он потом обернет его получше". С улицы донесся шум отъезжающей машины Ричарда. Полковник был немного не в своей тарелке - пытаясь избавиться от похмелья, он выпил с утра две рюмки джина, а за обедом еще и белого вина, потому его сильно клонило ко сну. Подумалось: "Старею. Не то, что много лет назад, когда я мог пить и танцевать всю ночь, а в шесть утра стоять в строю свежий, как огурчик. Эх, чудесные были годы. Вся жизнь впереди. И здорово, что я не знал, как она сложится". Полковник рассмеялся и вынул из сейфа сверток. "Странно все-таки обернут подарок. Интересно, что там внутри? Однако любопытствовать неприлично". Газета с одной стороны протерлась и немного порвалась. Он отвел бумажный лоскуток в сторону. Показался переплет книги. Старой... из синей замши. "Неужели Сара любит старинные книги?" Удалось прочесть два слова из вытисненного золотом на переплете: "Катерина Генуэзская". "Значит, книга религиозная. Наверно, Сара еще не совсем отошла от Бога. И все-таки странно... " - Он положил сверток на место и запер сейф. А теперь спать. Пару часов сна - и все пройдет. "Слава Богу, женщины ушли и не станут чирикать по углам. Однако как славно они сошлись. Долли даже подтянулась, выглядит моложе лет на десять. Еще бы, - он плюхнулся в кресло, - ведь на носу свадьба. Судя по всему, Сара и Ричард пышного торжества не хотят. Но этот чертов Беллмастер... " Он положил ноги на скамеечку и вытянулся поудобнее. "Как все-таки ловко Ричард обхаживает рыбу. Говорит, отец научил. Какой кошмар, что его родители погибли. Проклятые туземцы... А когда-то я учил рыбачить и леди Джин... Пустое дело. Через минуту леска запутывалась, и Джин начинала ругаться как извозчик. " - Перед ним поплыли картинки прошлого. Вот он входит к ней в комнату - она одевается, собираясь на прием, - нагибается и целует ее в шею, а она гладит его по лицу... Могла, когда хотела, быть и нежной... Вот она расстегивает длинными тонкими пальцами цепочку с медальоном - носила его всегда, если не надевала платье с декольте... Полковник задремал и тут же проснулся от собственного храпа. Из прошлого, преодолев лабиринт памяти, зазвучал голос леди Джин: "Ох уж эта дурацкая застежка. Милый, помоги снять Катерину... " Странно, почему Катерину? Ах да, Катерину Генуэзскую. Это была ее любимая святая. "Кажется, это имя встречалось мне совсем недавно... - Он вздохнул. - Жаль, что вторая рыбина сорвалась. Наверно, крючок толком взять не успела". Когда позвонили, Гедди с головой был погружен в официальные бумаги, а потому не сразу понял, кто хотел с ним говорить, попросил: "Повторите его имя, пожалуйста". - Сейчас, сэр, - ответила секретарша. - Пришел мистер Фарли, интересуется, не уделит ли ему несколько минут мистер Кэслейк. - Кэслейк? - Да, сэр. Вы же сами просили... - Верно, верно, вспомнил... Что ж, его приму я. В ожидании Фарли он потирал подбородок, коря себя за то, что растерялся, пусть даже и ненадолго. Раньше его врасплох было не застать. Боже мой!.. Ведь всего несколько дней назад он встречался с Брантоном и узнал, что Сара и Фарли приезжают к тому в гости. Они же собираются пожениться. Вот как романтично заканчивается эта история. Рыцарь берет в жены спасенную им красавицу принцессу. А с Кэслейком надо держать ухо востро. Еще лучше - вообще отмежеваться от него. Придется поговорить об этом с Куинтом. Наконец привели Ричарда, они немного поболтали о пустяках, Ричард сел, от предложенного чая отказался, и тогда Гедди объявил: "К сожалению, мистера Кэслейка сейчас нет. Он в Лондоне, утрясает дела некоторых наших клиентов. Может быть, я заменю его. Однако сначала позвольте сказать, как я обрадовался, услышав новости о вашей помолвке. Какой счастливый и романтический поворот событий!" - Спасибо, сэр. - Мистер Кэслейк был бы рад повидать вас. Однако вы, надеюсь, понимаете, что я тоже в курсе всех дел мисс Брантон. - Безусловно, сэр. Впрочем, я приехал не ради нее. Мне очень нужно посоветоваться с таким человеком, как мистер Кэслейк. - Значит, вам хотелось поговорить не со мной, а именно с ним? - Нет, нет. Вы меня не так поняли. Наоборот, лучше обсудить это дело как раз с вами - вы же знаете семью Брантонов давно. Гедди улыбнулся и подумал: "Хороший парень. По-видимому, степенный и благоразумный. Теперь понятно, почему он понравился Кэслейку". Потом сказал: "Я знал эту семью с детства. До меня их дела вел отец. Так что, мистер Фарли, я в вашем распоряжении". - Тогда вы должны знать и лорда Беллмастера, сэр. - Да. Признаться, я изредка и его интересы защищал. - И как он вам показался? Вопрос застал Гедди врасплох, стряпчему пришлось скрыть замешательство за сухим смешком. - Ну что вы, мистер Фарли, - покачал он головой. - Разве об этом у нотариусов спрашивают? - Может быть и нет. Однако я его ненавижу. - Понятно... - интуиция подсказала - отныне нужно действовать осторожно. Что-то глубоко запало в душу Фарли, и сейчас Арнолду - пожилому, умудренному опытом, добропорядочному стряпчему из Челтнема - проще простого сделать какой-нибудь неверный шаг. Если он не ошибается, то, судя по омрачившемуся лицу Фарли, дело серьезное. И в первую очередь надо думать, что говорить, а не как. Держать ухо востро. Еще бы, ведь мир Беллмастера и Клетки - настоящая "Алиса в стране чудес", только козни и кровь там всамделишные... "Пожалуй, вы не одиноки в своих чувствах к нему, мистер Фарли, - осторожно начал Гедди. - Сильные мира сего часто вызывают неприязнь. Иногда справедливо, иногда - нет. Но знайте - если вы пришли обсуждать дела Беллмастера как одного из моих подопечных, я вам не помощник". - Понимаю, мистер Гедди. Однако ничего обсуждать не собираюсь. Просто опишу вам некоторые события, а вы посоветуете, что мне предпринять. И благодарю вас за то, что вы откровенно обрисовали мое положение. - Тогда мы найдем общий язык, мистер Фарли. - Отлично. - Ричард неожиданно улыбнулся. - Извините, если я показался вам мрачным и заведенным. Отсеку очевидное сразу. Меня злит совсем не то, что вы думаете. Я пришел сюда не потому, что узнал, - кстати от полковника Брантона, - что Сара - дочь лорда Беллмастера, и что полковник женился на леди Джин по расчету, в обмен на щедрое вознаграждение, и что леди Джин оставалась любовницей лорда Беллмастера до самой смерти... - Все это правда. - Гедди кивнул. - И вы должны знать ее, раз женитесь на Саре. Но позвольте спросить, знает ли Сара, кто ее отец... настоящий отец? - Нет. Как, по-вашему, нужно ли говорить ей об этом? - А когда вы узнали правду, ваши чувства к Саре изменились? - Ни капельки. - Значит, и она откликнется на эту весть точно так же. Впрочем, если пожелаете ей все рассказать, не рубите сплеча, улучите подходящую минуту. Какую - решайте сами. Тут я вам не советчик. - Дело несколько сложнее, мистер Гедди. Вопрос не в том, кто ее отец, а в том, что он из себя представляет. - Не понял вас. Лорд Беллмастер - человек известный и богатый... - Не только. Он еще и убийца. А леди Джин принудил стать соучастницей. ... Несколько секунд, Гедди смотрел Ричарду прямо в глаза, потом медленно поднялся и подошел к окну. Он изумился, а главное, ощутил, что надвигается буря, способная - если не действовать до предела внимательно и осторожно - смести его с лица земли. После ночи в Почитано путь назад к безмятежной жизни был ему отрезан. Что бы он ни делал, душа его покой уже не обретет. На свете только и осталось, что нотариальная контора да репутация порядочного человека. И потерять это - значило потерять все. Гедди отвернулся от окна и спокойно сказал: "Это очень, очень серьезное обвинение, мистер Фарли. Надеюсь, у вас есть чем его подкрепить?" - Безусловно. Гедди колебался. "Может, и к лучшему, что Фарли пришел ко мне, а не в полицию, - мелькнуло в голове. - Если так, нужно воспользоваться этим и оттянуть время, обезопасить себя, пока не посоветуюсь с Клеткой. Впрочем, первый шаг ясен. Надо играть роль благопристойного стряпчего и обойти все подводные камни, которые, безусловно, подстерегают меня". Он вернулся к столу и сел. - Мистер Фарли, прежде чем вы продолжите рассказ, позвольте несколько вопросов. - Пожалуйста, мистер Гедди. - То, что вы знаете о лорде Беллмастере - известно ли это кому-нибудь еще? - По-видимому, ни одной живой душе. - Отчего вы пошли ко мне, а не сразу в полицию? - Я сначала хотел посоветоваться с юристом. Такое дело дежурному сержанту в полицейском участке не доверишь. К тому же оно касается семьи Брантонов, вот я и решил связаться с ее поверенным. - Понятно. Ну что ж... - Гедди придал голосу резкий оттенок. - Немало удивительных историй слышали стены моего кабинета. Но ваша, кажется, превзойдет их все. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали обо всем как можно последовательней и подробней. Я перебивать не стану - хочется сперва уяснить, что происходит. Итак, - Гедди почувствовал себя спокойнее, а потому улыбнулся, - вам слово. Фарли изложил суть дела. Гедди внимал ему, как и обещал, не перебивая - он даже обрадовался этому обещанию: оно позволяло без помех обдумывать услышанное. Впрочем, он быстро решил, как действовать, а о последствиях для себя, и Ричарда тоже, даже не задумывался. Во-первых, прежде чем хотя бы попытаться посоветовать что-то, нужно снестись с Куинтом. Во-вторых, ни в коем случае нельзя размышлять о том, что предпримут в Клетке. (Там, конечно, с радостью расправятся наконец с Беллмастером, без стыда воспользуются наивностью и неопытностью Фарли.) И в третьих, этому парню крышка, тут все ясно, однако нужно спасти как можно больше других людей, в первую очередь себя. Совесть потом начнет мучить, но ничего - стерпится. Когда Ричард закончил, Арнолд произнес: - Вы уверены, что Сара дневник не читала? - Совершенно уверен. Она даже не знает, что он у меня. - А полковник Брантон? - Нет, и он не в курсе дела. Правда, дневник сейчас в его сейфе. Завернут в газету. Я сказал, что это подарок Саре на день рождения. - Понятно. Так вы говорите, леди Джин подробно описала убийства Полидора и Матерсона? - Да. Одно - по-французски, второе - по-английски. - Фарли нетерпеливо заелозил по креслу. - Как же мне со всем этим поступать, мистер Гедди? Вот вопрос. - Да, разумеется. Мой ответ прост. Не поступайте пока никак. Никому о дневнике не говорите и пусть лежит себе в сейфе у Брантона. Кстати, когда у Сары день рождения? - Третьего июня. - Верно, верно, в июне. А теперь возвращайтесь к Брантону и ждите от меня известий. Мне, как вы понимаете, придется посоветоваться с людьми, облеченными властью. Это недолго. Не говорите никому о нашей встрече. Излишняя болтовня иногда вызывает неприятные вопросы. - Да, конечно. - Я тоже буду держать дело в строгой тайне. А затем сообщу, что предпринять вам. - Гедди встал и, вертя в руках линейку, взятую со стола, поинтересовался: - Вы, надеюсь, понимаете, чем все это грозит Беллмастеру? - Понимаю, сэр. Но если вы спросите, поступил ли бы я так же, окажись на его месте кто-то другой, в ответ услышите: "Не знаю". А так у меня даже сомнений не возникло. Люди, им убитые, мне никто, они, может быть, того и заслуживали. Но искалеченные им судьбы - леди Джин, полковника Брантона и, главное, Сары - другое дело. Я его ненавижу, хотя, признаться, был бы гораздо счастливей, сожги леди Джин своей дневник перед смертью. Но она не сожгла его, и вот я здесь. Когда Фарли ушел, Гедди налил неразбавленного виски и, потягивая его, попытался разобраться в собственных мыслях. "Никуда не денешься, придется обо всем сообщить в Клетку. И как только узнают о дневнике, я окажусь у них в руках. Тут тоже никуда не денешься. Однако в руки к ним попаду не только я, но и Фарли. И один Бог знает, что там решат. Уорбойз и Куинт дареному коню в зубы смотреть не станут. Лишь одно ясно как Божий день. Огласке дело Беллмастера они не предадут. Ведь они все время добивались и теперь добиваются, чтобы он плясал под их дудку до конца дней в отместку за давнее предательство. В таком обличье он будет им очень полезен. Но сей замысел осуществим только в случае, если исчезнет Фарли, который захочет знать, почему Беллмастера не судят. Фарли окажется очередной жертвой Беллмастера. Для него все кончено". Он допил виски и вышел на улицу. Прошел несколько кварталов, мысленно смирился с тем, что остаток жизни придется прожить с больной совестью, зашел в будку и набрал номер прямого телефона Куинта. Куинт растянулся в протертом кресле в кабинете у Кэслейка, ноги положил на широкий диван у окна. На душе у него было покойно и радостно. Биг Бен - совсем близко - пробил пять, улицу под окном оживила толкотня возвращавшихся со службы - муравьев, занятых только собственными заботами. Воодушевление согревало, словно первая долгожданная рюмка спиртного после трудного дня. Нет, не спиртного, а эликсира, бальзама - ему сегодня улыбнулось само провидение, что бывает так редко. Наблюдавший за ним Кэслейк это подметил. И понимал - надо подождать, пока начальник не выложит все сам. Наконец Куинт глубоко, неспешно вздохнул, и его голос зазвучал чисто, без астматического присвиста - хорошая весть исцеляет лучше эфедрина. - Беллмастер у нас в руках, - сказал он. - Сама судьба поднесла его нам. Мы тут ни при чем. Так тоже бывает, но весьма редко. Вы искали нечто глубоко запрятанное, а оно лежало под носом, только и ждало, когда вы его заметите. Очень хотело попасться вам на глаза. Думаете, я обвиняю вас в невнимательности? Отнюдь. Сара, наверно, засунула его между книг, собираясь прочесть на досуге. А думала только о поясе Венеры. Как всякая влюбленная женщина, желающая отблагодарить возлюбленного и спасителя. Дневник ее матери - он в синем замшевом переплете с надписью "Диалоги души и тела - Катерина Генуэзская". Вам это ничего не говорит? - Нет, сэр. - Сара его даже не читала. Тем лучше для нее. Но Фарли прочел и так возмутился, что тайком от Сары привез в Англию посоветоваться с вами, как поступить. Но вместо вас нарвался на Гедди. Арнолд позвонил мне час назад, очень хлопотал за него. Вы, конечно, понимаете, чего он опасается? - Да, сэр, - хрипло ответил Кэслейк. Он сообразил, о чем сейчас пойдет речь, но тотчас выкинул из головы мысли об этом. - Пришлось ему отказать. Ничего не поделаешь. Фортуна на нашей стороне, а не Фарли. Мы не можем упустить случай иметь послом в Вашингтоне нашего человека, но тогда Фарли забеспокоится, почему против Беллмастера ничего не предпринимают. По-моему, он человек волевой, к тому же люто ненавидит лорда. И может все испортить. Придется сделать из него козла отпущения. Ирония судьбы - он хотел расправиться с Беллмастером, а получится наоборот. Теперь поговорим как друзья. Так вот, леди Джин черным по белому расписала, как убрали Полидора и Матерсона. Но Беллмастер должен оставаться для всех, кроме нас, чистым и непорочным, дабы плясать под нашу дудку до самой смерти. Или, как говорится, чтобы пахать на нас, как пчелка. - Куинт сбросил ноги с дивана, повернулся и посмотрел Кэслейку прямо в глаза. - Вы уже поняли - настала ваша очередь причаститься, хотя вообще-то вам и рановато, И если бы это мог сделать другой, я не стал бы тревожить вас. Но уладить дело способны вы один - на правах добропорядочного стряпчего, который наставляет подопечного. Как прочитаете отчет, доложите свои соображения. Учтите - Фарли действует в одиночку. Никто из его окружения о происходящем не знает. А мир полон неразгаданных тайн... Мудрить не надо, чтобы лишний раз не ошибиться. Все гениальное просто. Мы вас прикроем. Позаботьтесь лишь, чтобы он никому не сказал, что идет на встречу с вами. Он согласится - ему же крови Беллмастера хочется. А потом с нашей помощью вы исчезнете из конторы Гедди без труда. Не надо объяснять, что в Клетке о сотрудниках заботятся. Чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Если понадобится, задействуйте Гедди. Но без лишнего шума. Куинт встал с кресла и пошел к двери. - Вы еще побудете у себя, сэр? - спросил Кэслейк. - Да, - кивнул Куинт. - Я не уйду, пока вы не прочтете отчет и не представите план действий. Оставшись один, Кэслейк подошел к окну и выглянул на улицу. Над прудом кружились недавно вернувшиеся ласточки и стрижи. "Так же, наверно, вьются они и в Барнстапле", - подумал Кэслейк. Утром пришло письмо от Маргарет. Она сообщала, что выходит замуж за Тома Бикерстаффа, продавца автомобилей. Кэслейк не раз играл с ним в регби, а потом выпивал кружку пива. Интересно, как бы повели себя Маргарет и Том, узнай они, что он стоит у окна и, глядя, как у пруда встречаются влюбленные, недолго прогуливаются в обнимку и спешно прощаются, чтобы не опоздать на свои поезда, и обдумывает первое в жизни убийство. Что ощущает он? Да ничего. Интуиция подсказывает - самое опасное впереди. А потом он будет принадлежать Клетке безраздельно... Как Уорбойз, как Куинт, как все остальные. Чертов дневник. Ведь он, наверно, стоял на полке, на самом видном месте. "Беседы души и тела". Да, леди Джин в чувстве юмора... или в иронии?.. не откажешь. А вот ему, Кэслейку, такие беседы противопоказаны. В кабинет, постучав, вошла секретарша. Она положила на стол большой запечатанный конверт и сказала: "Мистер Куинт просил передать его вам". - Спасибо, Джоун. - Чудесный вечер, правда? - Да, превосходный. - В такой вечер хочется чего-то... - Она улыбнулась. - Пойти куда-нибудь, развеяться... Кэслейк улыбнулся в ответ. Он знал, что приглянулся Джоун. А романы между сотрудниками начальство поощряло. И он любезно сказал: "Сегодня у меня куча дел, а то развеялись бы вместе". - Жаль. Это было бы здорово. Тогда, может быть, в другой раз? - Почему бы и нет? Когда она ушла, Кэслейк сел за стол и вскрыл конверт. Оказалось, Гедди говорил по телефону долго, на подробности не поскупился. "Наверное, у него был полный карман мелочи, - решил Кэслейк. - Или звонок оплатили из Клетки?" Он читал медленно и вдумчиво, бесстрастно. Со страстями давно пришлось распроститься. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Они легли спать поздно - весь день проездили вместе с Долли в Уэльс, к старенькой тете Ричарда. Он зашел к Саре пожелать спокойной ночи, да так и остался у нее. И вот теперь после любви они лежали и тихо беседовали. - Мне очень понравилась твоя тетя, Ричард. - Она же совсем старая. - Зато душой молода. И дом у нее чудесный, прямо на реку смотрит. Весь в зарослях рододендрона. Никогда еще не видела я такого очаровательного уголка. - Ей трудно смотреть за эдакой громадиной. Ведь в нем целый полк может стать постоем. - Он медленно провел рукой по щеке Сары, та повернула голову и легонько укусила его за палец. - Она мне намекнула, что собирается продать дом и перебраться к старой школьной подруге в Шюсбери. По-моему, мудрое решение. - Он помолчал и, размышляя, как встретит его слова Сара, продолжил: - Тебе там понравилось, верно? - Еще бы, конечно! - Так вот, когда вы с Долли обогнали нас, я рассказал ей, что собираюсь купить усадьбу в Дордони, а она и спрашивает: "На кой черт вам с Сарой тащиться за границу?" Сара негромко рассмеялась: "И она предложила тебе то же самое, что и мне, когда я зашла к ней перед обедом?.. " - А именно? - Ты же знаешь. Она сказала это сперва мне, а затем тебе, чтобы каждый обдумал ее слова отдельно, а потом... вот теперь и наступило "потом". - Ты имеешь в виду предложение недорого продать нам усадьбу, чтобы мы переделали ее под гостиницу? - Почему бы и нет? Лучшего места, чем здесь, нам не найти. Множество комнат в доме, река, два теннисных корта... - Совсем заросшие... А знаешь, сколько уйдет денег, чтобы привести все в порядок? - Зато от папы и Долли недалеко. К тому же на родине. Мы слишком долго жили вдали от нее. Милый, - вздохнула Сара, - я была бы там по-настоящему счастлива. Мне там все сразу пришлось по душе. К тому же этот дом принадлежит тебе по праву... а значит, и мне тоже. Ричард приподнялся на локте, взглянул Саре в глаза и улыбнулся: "Вы это с ней вдвоем подстроили, так?" - Конечно, нет. - Конечно, да. Ведь тебе она рассказала обо всем до обеда, а мне - уже после. - А хотя бы и так. Какая разница? - Никакой. По-моему, мысль первоклассная. Потом, в постели у себя, не в силах уснуть, размышляя о теткином доме, о том, как переделать его под гостиницу, он вдруг понял, что за последние недели его жизнь сильно изменилась. Из вполне довольного своим положением ничтожества, лентяя без цели он превратился в человека, твердо знающего, чего хочет. Его будущее безоблачно... если не считать тучки по имени Беллмастер. Что ж, с этим уже ничего не поделаешь. Старик Гедди посоветуется со знающими людьми, и Ричард сделает так, как они скажут. После разговора с Гедди ему временами хотелось, чтобы дневника не было вообще - неприязнь к Беллмастеру уже ослабела. Ведь все это - дела давно минувших дней, и Ричарду становилось не по себе от собственной... чего? Мстительности? Пожалуй. Мертвых уже не воскресить. Даже если отыграться на Беллмастере, это не вернет Саре восьми проведенных в монастыре лет, не восстановит леди Джин доброе имя. К тому же если уж речь зашла о ней - отчего это леди Джин безропотно подчинялась Беллмастеру? Ведь были у нее и воля, и мужество. Она выбрала такую жизнь добровольно. Но хуже всех пришлось бедняге Брантону. Впрочем, стал бы он богаче или счастливей, если бы не женился на леди Джин? Вряд ли. От судьбы не уйдешь. Это сейчас, задним числом ясно - ему сразу надо было жениться на такой женщине, как Долли... "Итак, когда Гедди позвонит, - решил Ричард (звонить к нему в контору Гедди запретил), - я скажу, что бросаю затею с Беллмастером. Если еще не поздно. Ведь стоит дать делу законный ход, и его не остановишь. Словом, не было у бабы забот... Сжечь бы в свое время дневник, да и все. И вот что еще удивительно. Стоило рот раскрыть, как Гедди явно захотел отделаться от меня как можно скорее. Но это понятно. Он же время от времени работал и на Беллмастера, разоблачать своего клиента ему не улыбалось". Ричард решил отвлечься, включил свет, взял книгу. Но не успел пробежать глазами по первой строке, как понял со всей очевидностью, что совершил непоправимый промах. Как сказал бы старик Брантон, любитель латинских поговорок: "Людям свойственно ошибаться". Кэслейк заранее условился встретиться с Гедди и на другое утро приехал к нему домой. Стряпчий провел его в кабинет - уютный, заставленный книгами. На каминной полке по обе стороны от застекленного ящика с чучелами разноцветных тропических птиц стояли взятые в серебро снимки родственников, а в одном легко угадывался и сам Гедди - школьник в форменном костюмчике и соломенной шляпе. Недавно похолодало, в кабинете работал рефлектор. Около него, за низкий с зубчатыми краями столик и уселись собеседники. Нацелив кофейник на чашку, Гедди помедлил, спросил: "Близится полдень. Может, лучше хереса выпьете, мистер Кэслейк?" - Нет, спасибо. Сойдет и кофе, - глядя, как Гедди льет его в чашку, Кэслейк заметил, что руки у стряпчего не дрожат, подумал: "Да, он старая, мудрая птица, владеет собой отменно". - Чем реже будут вас видеть у меня в конторе, тем лучше. Потому я и пригласил вас сюда. - Понимаю. Впрочем, с завтрашнего дня я перестану вас беспокоить. Гедди помрачнел: "Вы-то перестанете. А совесть - нет. Неужели без этого не обойтись?" - Вы же все прекрасно понимаете, мистер Гедди. Нам в Клетке такой оборот тоже не по душе, но иного не дано. К тому же вам самому почти ничего делать не придется. - Это ложь во спасение. - Гедди покачал головой. - Вы замыслили убить человека и здесь слова "почти ничего" неуместны. - Однако и вам раз пришлось это проделать. Во время войны, насколько я знаю. - Да уж, - Гедди внезапно улыбнулся. - Тогда я попался. Но та женщина была шпионкой, к тому же на войне все средства хороши. Впрочем, не волнуйтесь, мистер Кэслейк, я исполню все, что от меня потребуется. Любопытно... Я, кажется, чуть не влюбился в нее. С виду - истинная итальянка. Утром она лежала, разметав по подушке темные волосы, с румянцем на щеках, и не верилось, что она мертва. Но это было давно, и, признаюсь, я вспоминаю ее все реже. - На сей раз вам вообще нечего будет вспомнить. Если всплывет хоть краешек этого дела, Клетка сделает все, чтобы скрыть его и от правосудия, и от политиков, и от прессы. Мир, как известно, полон неразгаданных тайн. - Ваша уверенность согревает меня и утешает. Верно, для Клетки нет ничего невозможного, ее высшие жрецы заботятся о своих рабах и прислужниках. И хотя я не циник, но считаю, что такого понятия, как "правое дело", в мире больше нет. Если принять, что божественное начало в человеке умерло, - а оно так и есть, - то он вправе защищать себя любыми средствами, лишь бы они были сильнее тех, какими пользуются его враги. Иногда, бессонными ночами - это утешает. - Конечно. - Можно спросить без обиняков? Вы Фарли собственноручно уберете? - Да. Разговор с Кэслейком утомлял, однако Гедди был терпелив - он понимал его и сочувствовал, хотя помочь ничем не мог. - Впервые идете на такое дело? - Да, мистер Гедди, впервые, - ответил Кэслейк резко: не хотелось тратить душевные силы на стряпчего, лучше сохранить их до той минуты, что свяжет его с Куинтом и другими сослуживцами навсегда. Глядя в чашку с нетронутым и уже остывшим кофе, затянутым пленкой, которая сморщилась и стала похожа на рельефную карту, Кэслейк предложил: "А сейчас, сэр, давайте, не отвлекаясь, обсудим предстоящее". - Конечно, конечно. "Прокурор я и судья, - хитро молвила Клетка. - Я все дело рассмотрю, к смерти Фарли приговорю". Да простит меня Кэрролл. Но я в вашей власти: мне моя шкура и работа дороги. Кэслейк с трудом вспомнил, что слышал о Льюисе Кэрролле где-то... наверно, в школе... поразмыслил, не предаст ли Гедди, и отмел подозрения. Он слишком много потеряет, если вдруг заупрямится. - Мне бы хотелось, - начал Кэслейк, - чтобы вы позвонили мистеру Фарли прямо сейчас, при мне. Объявили бы ему, что ни с полицией, ни с властями по его делу пока не связывались, ни с кем о нем не говорили. Поясните, что решили, хотя и не сомневаетесь в искренности Ричарда, все же убедиться в существовании дневника. Так на вашем месте поступил бы любой здравомыслящий стряпчий, дабы не попасть впросак. Он поймет, верно? - Безусловно. И профессиональная гордость вынуждает добавить: то, что вы предлагаете, я хотел сделать и сам. Мистер Фарли - человек благоразумный, он обязательно согласится. - Кроме того, вы предложите ему встретиться не у себя в конторе, а где-нибудь за городом, в месте уединенном, неприметном, скажем, на автостоянке, в деревенском трактире или гостинице. Мне бы хотелось, чтобы он приехал туда завтра под вечер. Откладывать неразумно. - Согласен. - И еще. Пусть об этой встрече он никому не говорит. Например, если мисс Брантон или кто другой полюбопытствует, кто звонил и зачем, надо ответить, что звонили вы - знали о его будущей свадьбе и решили поздравить, а заодно поинтересоваться, не нужна ли юридическая помощь... Можно сочинить и другую легенду. - Ничего, сойдет и эта. - Гедди улыбнулся. - Так где же назначить встречу? - Решайте сами, сэр. - Отлично. Вы любите природу? Ведь, насколько я понимаю, на встречу с мистером Фарли поедете именно вы. - Пейзаж значения не имеет, лишь бы место было уединенное. И... верно, туда отправлюсь я. - И все должно пройти тихо, не привлечь ничьего внимания... - Именно так. Я сяду к нему в машину объяснить, почему приехал вместо вас. Выстрел прозвучит не громче хлопка пробки от шампанского, смерть наступит мгновенно. - И на том спасибо. Сарказм ужалил Кэслейка, заставил его сказать: "А ведь мне понравился Фарли. Да, по-моему, и вы, в первый раз совершая ликвидацию, переживали то же, что и я сейчас". - Не совсем. Я рассчитывал просто опоить девушку и обыскать ее вещи. Однако мне вас обидеть не хотелось. Я все прекрасно понимаю и чувствую себя виновным не меньше вашего. Сейчас же позвоню, узнаю, дома ли мистер Фарли. Гедди подошел к телефону, снял трубку, набрал номер. В ожидании ответа повертел в руках пресс-папье - привезенную из Тайваня бронзовую фигурку лошади. Ему повезло: Долли с Сарой пошли прогуляться, полковник Брантон уехал в Лондон, так что трубку снял Фарли. Гедди говорил с ним минут пять, не больше, встретится условились на другой день в половине четвертого. Потом вынул из книжного шкафа мелкомасштабную топографическую карту военного образца показать Кэслейку место встречи. Развернув карту, он нашел нужный квадрат и пояснил: "Вот здесь у Пейнсуика есть живописный холм под названием "Маяк". С его верхушки открывается чудесный вид. А здесь, у подножья, - поле для гольфа, клуб. Сразу за ним - кладбище с просторной стоянкой. Вас скроют кладбищенская ограда, кусты и деревья. Тут обожают устраивать пикники, часто приезжают влюбленные. Однако сейчас еще не сезон, там будет машины три-четыре, не больше". - Спасибо, мистер Гедди. - Надеюсь, вы не ждете в ответ "пожалуйста"? Где заночуете? - Еще не решил. - Тогда остановитесь у Страуда. Это всего в нескольких милях от Маяка. Там полно гостиниц. - Так и сделаю, а по пути загляну на Маяк. - Кэслейк встал и, не подавая руки, сказал: - Я вам очень обязан, мистер Гедди. Стряпчий пожал плечами и молча проводил его до двери. ... Эту ночь Кэслейк провел в гостинице неподалеку от Страуда. Он уснул не сразу - из головы не выходила картина поросшей травой стоянки у кладбища. Куинт прав - Кэслейк далеко шагнул от сыщика из Барнстапла. Так, из Лондона он приехал на машине с фальшивыми номерами - в Клетке позаботились о том, чтобы по ним водителя найти не удалось. Садясь за руль, Кэслейк надевал перчатки из моющейся замши; он не снимет их и когда пересядет в машину к Фарли. В тот же вечер он позвонил Куинту, договорился, что у перекрестка с шоссе М-4 его подберет автомобиль из Клетки. А через пять минут его машину подожжет зажигательная бомба замедленного действия. В подземном тире Клетки Кэслейк посидел рядом с заменявшей Фарли куклой, трижды вынимал из кармана крошечный, в пол-ладони, пистолет - одну из новинок в длинном списке разнообразных принадлежностей агентов Клетки - и стрелял с легким хлопком в левый "висок" куклы так, чтобы пуля шла снизу вверх. Фарли умрет мгновенно, не успеет понять, что с ним. Рядом стоял Куинт и одобрительно кивал. Но оба сознавали - это лишь бледная тень того, что придется совершить на самом деле. И никто не хотел признать, что от лежащего на курке пальца Кэслейка будет зависеть его карьера в Клетке. Ведь множество агентов этого ведомства по-настоящему познавали самих себя только в последнюю минуту. С грустью Кэслейк подумал, что Гедди повезло. Бог простит его - он не ведал, что творил. Кэслейк выключил ночник, повернулся набок и подумал о своей секретарше Джоун. Затмил мрачные мысли успокоительными эротическими мечтаниями и в конце концов уснул. На другой день в три часа пополудни Ричард подошел к стоявшему у дома автомобилю. Завернутый в газету дневник он положил туда еще утром. Полковник Брантон из Лондона пока не вернулся, так что вынуть сверток из сейфа труда не составило. Едва Ричард намерился сесть за руль, как из-за дома показалась Сара в рабочих рукавицах и с корзинкой, где лежали садовые ножницы и грабельки. Она подошла ближе и спросила: "Ричард, разве ты уезжаешь?" - Да, милая. Надо утрясти одно маленькое дельце. - А мне с тобой можно? В саду поработать я всегда успею. - Нет, нельзя, - улыбаясь, ответил он. - Почему же? Ричард подался вперед и поцеловал ее в щеку: "Потому что я так хочу. И не хмурься. Среди множества событий ближайших дней будет и день рождения моей возлюбленной, а это принято отмечать подарком". - Да, конечно, - улыбнулась и Сара, - причина уважительная. - А ты пойди к Долли и вместе с ней задай-ка жару разросшейся живой изгороди, ладно? Сара поцеловала его, когда он уже садился в машину, предупредила: "Будь осторожен, дорогой". - Обязательно, - пообещал он и завел мотор. Сара стояла, провожала взглядом машину, и любовь к Ричарду теплом разливалась у нее в душе. Подошла Долли, спросила: - Куда это он? - За подарком для меня к дню рождения. - Ты что-нибудь ему посоветовала? - Нет, я люблю сюрпризы. Долли кивнула: "Я тоже. Но они выпадают мне редко. Твой отец разнообразием не балует. Ко дню рождения всегда духи - "Шанель" или "Арпеж". А из Лондона привозит коробку шоколадных конфет - очень дорогих и обязательно с твердой начинкой. Такие любит он сам, а я - не очень. Ладно, пойдем, набросимся на изгородь. Раньше у нас служили два садовника, так что придется заменить их хотя бы на сегодня". Когда лорд Беллмастер спускался по лестнице своего клуба на Сент-Джеймс-стрит, ища глазами такси с Брантоном, полковник вдруг почти с восторгом осознал - судьба на его стороне. И даже если она в конце концов решит от него отвернуться - черт с ней. Хотя почему бы не отблагодарить ее за возможность спасти свою шкуру? Вчера вечером он позвонил из своего клуба Беллмастеру, предложил встретиться и поговорить о будущей свадьбе Сары. У обоих обед был занят, сошлись на том, что Брантон подъедет к клубу Беллмастера и они отправятся к последнему на квартиру. Был четверг. Брантон выбрал его не случайно: знал, в этот день у слуги Беллмастера выходной. Здесь полковник обошелся без помощи провидения. Оно пособило в другом: в сопровождении Беллмастера миновать привратника удастся без труда - рисковать без нужды Брантон не хотел. А чтобы проникнуть в квартиру к Беллмастеру в одиночку, пришлось бы наклеивать усы, представляться репортером "Таймса", просить его светлость уделить ему несколько минут и поделиться мнением по поводу... Словом, устраивать целый маскарад. Беллмастер на него бы купился - он порисоваться любил. Но судьба улыбнулась полковнику - он войдет в квартиру вместе с хозяином, посему привратник на него внимания не обратит. Беллмастер уселся в такси рядом с Брантоном - его лицо разгорелось от сытного обеда и выпитого портвейна, он курил благоухающую гаванскую сигару. - Хорошо, что вы за мной заехали, Брантон. Давненько мы не встречались. Вы прекрасно выглядите. Хотя мы оба моложе не становимся, верно? - Верно, милорд... Со временем годы чувствуешь все сильнее. И тем острее жалеешь утраченное. Болезни наступают, здоровье уходит. - Так вы приехали к лондонским лекарям? - Помимо прочего. Главное - мне хотелось поговорить с вами. - Что ж... Пока я свободен. Но в пять мне на аудиенцию к премьер-министру. - Я вас надолго не задержу. За разговором они и не заметили, как доехали до дома Беллмастера. Аристократ вызвался заплатить за такси, они вошли в подъезд вместе. Привратник сидел у себя в клетушке. Он приподнялся, сказал: "Добрый день, милорд". - Добрый, Бэнкс. Сидите, сидите. Я вызову лифт сам. Стоя рядом с Беллмастером, Брантон смотрел в сторону от привратника. Они поднялись на лифте, подошли к квартире. Вынув ключ, Беллмастер произнес: "Роджерс сегодня выходной. Мы будем одни". Брантон переступил порог, не вынимая рук из карманов - он знал: ни к чему прикасаться голыми руками нельзя. Ни к чашке с кофе, ни к рюмке, а перед уходом нужно надеть перчатки. Помимо твердой решимости покончить с аристократом полковник ощущал возбуждение... Не от страха - на свою жизнь ему было наплевать, однако искушать судьбу глупостью не хотелось: жизнь все-таки замечательная штука. Впрочем, он уже попользовался ею сполна и остаток есть смысл поменять на возможность рассчитаться с Беллмастером. Сравнять счет. Пуля или снаряд могли погубить полковника давным-давно - опасности от военной службы неотделимы. Но в петлю суют голову без нужды только дураки. Полковник сел в кресло у камина, и, пока лорд Беллмастер ходил мыть руки, он разглядывал чучело горбуши. Отличная рыбина. А в Конари сейчас самая рыбалка. "Жаль, если не удастся больше вытянуть ни одной форелины. Впрочем, я свое уже отудил". Ощупывая пистолет в кармане, Брантон уверился - рука не дрогнет... как не дрогнет и решимость. Пистолет подвернулся ему в Италии во время войны - девятизарядный "Вальтер Мангурин", отличная вещь. В магазине шесть патронов. Но хватит и двух. Соседи примут выстрелы за хлопки глушителя какой-нибудь машины. Руки не дрожали. С чего им дрожать? Полковник готов принять все, уготованное провидением, лишь бы расправиться с Беллмастером. Аристократ вернулся и опустился на диван у окна. Солнечный луч упал ему на голову, сквозь седые волосы заблестела кожа. Он любезно улыбнулся: "Итак, рад видеть вас вновь. А вы славно похудели, подтянулись. Не то, что я, - похлопал он по своему брюшку. - Вот беда - совсем мало двигаюсь. Забыл, когда был на охоте последний раз". - В клубе поговаривают, будто вы высоко метите, - заметил Брантон. - Может, со дня на день будете охотиться уже в Мериленде. - Слухи, мой дорогой, слухи. Ими Вестминстер только и полнится. - Он вынул из пиджака золотой портсигар и предложил сигарету Брантону. - Нет, спасибо. - Когда аристократ закурил, полковник вспомнил леди Джин и вновь убедился, - это чувство не покидало его с той самой минуты, как он прочел дневник, который Ричард запер у него в сейфе, - что пришел мстить не за нее и даже не за тех, кого погубил Беллмастер. Он хотел свести с ним личные счеты, отплатить за неудавшуюся карьеру, за чины, которые получил бы, не свяжись с Беллмастером. "Да, это себялюбие, - признался Брантон самому себе, - зато как утешает!" Между тем Беллмастер перешел на деловой тон: "Значит вы мое письмо получили. Думаю, Фарли хороший парень, да и Сара очаровательна. И не худо бы им помочь со свадьбой". - Пожалуй, - отозвался Брантон и подумал: "Отчего бы не потрафить ему напоследок?" Хотелось одного - спокойно посидеть и посмотреть на Беллмастера, сознавая, что его минуты сочтены. - Однако вы знаете - денег у меня нет. Роскошную свадьбу мне не поднять. - Это мы уладим без лишнего шума. Ведь вы можете сказать, что разбили копилку, куда долгие годы откладывали деньги как раз на такой случай. Я добиваюсь немногого - устроить свадьбу, которая пришлась бы Саре по душе - она же, не в обиду вам будет сказано, моя дочь. У Брантона едва не сорвалось с языка: "Неужели?", но он сдержался и сказал: "Конечно". - И это главный день в ее жизни. Всякая девушка мечтает отметить его с шиком. - Пожалуй. - Не коснувшись подлокотников, Брантон встал с кресла и подошел к окну. - Однако считаю своим долгом предупредить - может заупрямиться Ричард. - Пустяки. Если захочет Сара, согласится и он. Иначе он просто дикарь! И если Сара похожа на мать хоть немного, он окажется у нее под каблуком. Брантон кивнул. За окном в парке было чудесно - цветы, деревья с молодой листвой. "Да, наверно. Впрочем, есть одна загвоздка. Когда они приехали ко мне в гости, он попросил разрешения положить некий сверток в мой старый сейф. Сказал, там подарок Саре на день рождения - он у нее... " Беллмастер раздраженно перебил: "Я не хуже вас знаю, когда родилась Сара. К чему вы, черт побери, клоните?" - К свертку. Ричард едва прикрыл его старой газетой, да резинками перетянул. Несколько дней назад я зачем-то полез в сейф. И хотя это не в моих правилах, соблазнился заглянуть в сверток. - Откровенно забавляясь игрой, полковник отошел от окна, чтобы получше разглядеть лицо Беллмастера... как это он не замечал, что оно становится все брыластее?.. И разрядил наконец напряжение. - Признаюсь, я развернул его. Вы не слышали о книге "Беседы души и тела"? - Нет, не слышал. - Беллмастер вскочил, беспокойно прошелся по комнате и остановился у камина. - Да?.. А следовало бы. Ведь вы провели с леди Джин больше времени, чем даже я. Заголовок - просто отвлекающая уловка. Книга оказалась дневником - Джин вела его многие годы. Читается - не оторвешься. Я провел с ним весь день, когда Сара и Ричард ездили к его тетке в Шопшир. Местами чертовски забавно... и откровенно. И пестрит ее рисуночками. Вы же помните, как замечательно она рисовала. Есть такие карикатуры и на меня, и на вас, что закачаешься!.. - С наслаждением видя, как румянец сытой жизни сходит у Беллмастера со щек, полковник закончить не спешил. - Бог мой, стоило ей невзлюбить кого-нибудь, и она клеймила его, не стесняясь. Помните того размазню Арчи Кардингтона - он служил в Королевском полку... - Брантон! - Да, милорд? - Не делайте из меня идиота. Говорите, чего добиваетесь. Вы же не ради свадьбы Сары приехали, да и мне сейчас тоже не до нее. - Нет, конечно, нет. Знаете, леди Джин временами бывала очень несдержанна. Она призналась, что вы несколько раз толкали ее на прямо-таки грязные дела... - Джин не надо было толкать. Она и сама святой не была. - Тем хуже для вас. Ведь она обо всем написала, а зря. - Обо всем? Брантон улыбнулся: "Обо всем, милорд. И подробно - на страницах, которые заложил листиками, по-видимому, Фарли. Там говорится о двух убийствах - Полидора и Матерсона. Пространно описаны и ваши связи с разными иностранными агентами... вернее, с агентами иностранных разведок. Особенно с кубинцем по имени Монтеверде и... " - Хорошо, Брантон. Разжевывать не стоит. Когда вы уезжали, дневник оставался в сейфе? - Да. - И Фарли вам о нем ни словом не обмолвился? - Нет. - Фарли можно купить? Голос Беллмастера едва не сорвался... в нем зазвучали гнев и, как показалось Брантону, первые нотки отчаяния. Полковник твердо заявил: "Нет, или я совсем в людях не разбираюсь". - Купить можно всякого. - Только не его, милорд. Беллмастер внезапно выпятил подбородок, надул губы и зло бросил: "Вы, черт возьми, торжествуете?" Брантон кивнул. Впервые в жизни он был так спокоен и доволен собой. Беллмастер буквально развалился на глазах, поэтому полковник сказал почти с жалостью: "Да, милорд, торжествую. И по-моему, справедливо. Но пришел я сюда еще и помочь вам... сделать то, на что у вас самих духу не хватит". - Послушайте, Брантон, неужели нельзя договориться? Я за ценой не постою. Можно же как-то уломать Фарли. Брантон улыбнулся: "Есть только один выход, милорд, Фарли ради вас и палец о палец не ударит. Не такой он человек. Я сам выручу вас. И, признаюсь, с величайшим удовольствием, хотя вы, может быть, мою услугу и не оцените. Тем не менее она сведет наши старые счеты на нет". Он вынул "Вальтер" из кармана и нажал курок. Выстрел прозвучал громче, чем ожидал полковник. Пуля попала Беллмастеру в левый глаз, пробила голову насквозь и вонзилась в картину Алфреда Муннингса на стене. Беллмастер рухнул на спину, Брантон встал над ним, взглянул на изуродованное лицо равнодушно. На войне ему часто случалось видеть подобное. Тихо сказав: "Так и прошла твоя, черт побери, земная слава", полковник отвернулся и надел перчатки. Из квартиры он спустился на лифте со шляпой в руке, а когда проходил мимо привратника, поднял ее, словно хотел надеть, и скрыл лицо. На улице полковник поймал такси, взглянул на часы, прикинул, сколько времени оставалось до поезда с Паддингтонского вокзала - оказалось, много, - и попросил отвезти его к универмагу "Харродз". "Сегодня день особенный, - решил Брантон. - Надо купить Долли что-нибудь посерьезнее, чем конфеты". В "Харродз" он приехал в три часа пополудни. В половине четвертого Кэслейк уже сидел в машине около церкви. На другом краю поросшей травой площадки стоял всего один автомобиль. Он приехал позже Кэслейка, оттуда вышла женщина с собакой, заперла дверцу и отправилась к Маяку. Без двадцати пяти четыре на дороге показалась другая машина, и, когда она приблизилась, Кэслейк узнал за рулем Фарли. Помахал ему рукой в перчатке. Фарли развернулся и поставил машину рядом. Кэслейк пересел к нему на переднее сиденье. Фарли улыбнулся и сказал: "Рад видеть вас снова. Извините, я немного опоздал - заплутался". - Ничего. Я тем временем насладился природой и солнцем. - Кэслейк рассмеялся. - Итак, вы что-то с собой привезли, верно? - Он вошел в роль молодого преуспевающего стряпчего. Раньше она ему нравилась. Он сыграет ее и сегодня, но по-иному - ведь это прощальная гастроль. Не снимая перчаток, он положил на колени папку. Фарли помрачнел: "Знаете, я жалею, что заварил эту кашу. Век бы не видеть проклятого дневника. Надо было сжечь его, не сказав никому ни слова. Но вот он. Бог знает, что с ним делать". - Ну, это не ваша забота. И не моя. Когда мы впервые встретились, он уже был у вас? - Ни ради дела, ни ради самого себя Кэслейку торопить события не хотелось. - Да, хотя я этого еще не знал. Он то ли у Сары на столе валялся, то ли в книжном шкафу стоял. Она получила его от бывшей служанки матери вместе с поясом Венеры. Слава Богу, что она его не прочла и уже никогда не увидит. - Она может спросить о нем. И вам надо придумать что-нибудь в ответ. - Не беспокойтесь. Выкручусь. Сейчас у нее голова забита днем рождения, свадьбой и будущей гостиницей. - Вы хотите открыть гостиницу? Где? - "Пусть говорит, - подумал Кэслейк, - а я стану изображать доброжелательного стряпчего". Над травой пронеслась сорока и уселась около последней лунки поля для гольфа. Дурная примета. - О, в Шопшире. Хотя ничего еще окончательно не решено. Место чудное. Отменные земли, река, неподалеку проходят главные туристские маршруты. Сара от этой затеи без ума, даже рекламный проспект начала писать, хлопочет о таких вещах, как занавески и прочее. - Что ж, если дело выгорит, успехов вам, - сказал Кэслейк и не удивился, что слова прозвучали искренне. Они - как шлюхи, готовы угодить всем прихотям клиента. - Спасибо. - Надеюсь, дневник вы не забыли? - Он на заднем сиденье. - Фарли обернулся и достал сверток. Положил на колени и продолжил: - Так что же вы с ним собираетесь делать? - В Челтнеме - ничего. - Кэслейк улыбнулся. - Наверно, мистер Гедди передаст его в Министерство внутренних дел. Там у него есть связи. Не пойдешь же с ним в полицию, верно? - Согласен. Потому я и обратился к мистеру Гедди. Он - стреляный воробей. И мне понравился. - Да, старик что надо. - Одинокий игрок в гольф послал мяч в последнюю лунку и сорока улетела. Последним напутствием Куинта было: "Играйте свою роль, а о развязке спектакля не задумывайтесь". Легко сказать... - Ну, дайте взглянуть на него, - с улыбкой попросил Кэслейк. - Мы, конечно, вам верим. И все же... Словом, вы не представляете, какую чушь подчас выдумывают люди. - Еще бы. - Фарли снял резинки, развернул газету, сказал: - Сейчас не самое подходящее время восторгаться рисунками леди Джин, и все же скажу - некоторые чрезвычайно любопытны. Три из них я даже листиками заложил. Прочтите то, к чему они относятся, и вы поймете, отчего у меня волосы встали дыбом. Кэслейк положил кожаную книжечку на колени и прочел первую заложенную страницу, где леди Джин рассказывала, как лорд Беллмастер сделал ее соучастницей убийства Полидора и как это убийство произошло. Когда он закончил и собирался перейти к следующей закладке, Фарли спросил: "Веселенькое дело, а? Впрочем, в том мире, где они вращались... в мире шпиков и фискалов... все это в порядке вещей. Боже, когда читаешь о подобном в романах, воспринимаешь, как сказку для взрослых. Но и в жизни, оказывается, бывает такое. Что же они за люди? Просто душу воротит... Матерсона убрали так же грубо". Кэслейк не ответил. Он открыл дневник на второй закладке и некоторое время глядел на унизанные старомодным почерком строки, не понимая их. Его захватил маленький рисунок чернилами. На нем бодались два оленя-самца, а на заднем плане за ними наблюдала олениха. У оленей были человеческие лица. В одном без труда угадывались черты лорда Беллмастера. Другое было Кэслейку не знакомо - очевидно, оно принадлежало Матерсону. Лицо самки на заднем плане очень походило на лицо леди Джин с портрета, висевшего на лестнице виллы Лобита. "Что же они за люди?" - вопрошал Фарли. Да такие же, как Кэслейк. Обыкновенные - вот только занимаются грязными делами, без которых нашему грешному миру не обойтись. Когда Кэслейк поступал на службу в Клетку, ему прочитали целую лекцию, где объяснили - и очень убедительно, - почему там царит своя мораль. Начинаете с борьбы со злом, но в конце концов оказывается, что пользуетесь средствами самого дьявола, а благие цели давно забыты. Кэслейк вдруг рассердился на собственные мысли, взял себя в руки и прочел: "Белли, конечно, знал, чего добивается Матти - он потом честно в этом признался. Беллмастер уехал из Конари, сказал, отправляется на юг, собирается успеть на вечерний поезд в Лондон из Инвернесса. Ту ночь я впервые провела наедине с Матти. Он - душка, но завяз так же глубоко, как и Беллмастер. А еще он быстро пьянеет, Ушел от меня часа в три ночи. Слава Богу, он умер, полный приятных мыслей - упал с лестницы в башне и свернул себе шею. Я уже спала и ничего не слышала. Обо всем узнала в семь утра, от служанки. В восемь позвонил Беллмастер, сказал, что в пути сломалась машина и на вечерний поезд он опоздал, но надеется уехать на утреннем и спросил, как дела. Я ответила, что ничего ему неизвестного сообщить не могу, он рассмеялся и заявил: "Если у мужчины от любви звезды в глазах, надо смотреть под ноги". Через два дня мы снова встретились, и он рассказал, что вернулся и дождался, когда Матерсон выйдет из моей спальни. У Беллмастера было не меньше десятка способов вернуться в Конари незамеченным. Матти кремировали. На поминках Беллмастер подарил мне изумрудное ожерелье, я его вскоре продала. С тех пор ненавижу изумруды". Кэслейк захлопнул дневник, произнес: "Пожалуй, дальше я читать не стану". - И правильно. Стоило ей смолчать о Полидоре, как она оказалась у Беллмастера под каблуком. Знаете... иногда все это кажется просто кошмаром. Я гляжу на Сару и - хотите верьте хотите нет - радуюсь, что она ушла в монастырь. Останься Сара при них, Бог знает, в кого бы она превратилась. Этот Беллмастер - настоящий вампир. Так пусть получит по заслугам. Беспокоит меня другое - если записи леди Джин предать огласке, случится крупный скандал, который затронет и Сару. Черт, как это все противно. - Я уверен, она поймет. Ведь вы лишь выполняете свой долг. - Кэслейк сунул дневник в папку. - Мы передадим его нужным людям, а об остальном позаботятся они сами. Возможно, им и удастся не упоминать ни вас, ни Сару. - Это бы меня вполне устроило. Я хочу только отвязаться от дневника и все забыть. Делайте, что хотите. - Да, конечно. - Кэслейк сунул руку в карман плаща. "То, что сейчас свершится, - подумал он, - будет злом не меньшим сотворенного Беллмастером, сколько бы Клетка ни твердила обратного. Я не лучше, а наоборот, много хуже того, кто однажды ночью перебил отцовских голубей. Однако Беллмастер - тот наслаждался своими преступлениями: они утоляли его честолюбие и жадность. Эх, мне бы его хладнокровие... или он просто чуть-чуть помешанный, считает себя полубогом, к которому мерки морали неприемлемы?" Кэслейк ощутил, как согревается в руках сталь пистолета... словно из тумана донеслись слова Ричарда: "... если выгорит дело с гостиницей в Шопшире. А почему бы и нет? И хорошо бы вашей конторе взяться за его юридическую сторону". - Согласен, - рассеянно ответил Кэслейк. Держа руку в кармане, он, ничего по-настоящему не понимая, слышал, как Ричард бубнил: "Там и детей можно отменно воспитать... Только с рекой надо поосторожней, пока они плавать не научатся. Помню, как-то раз на Момбасе один дурак заснул, а его карапуз... " В три часа Куинт получил распечатку подслушанного в квартире Беллмастера. Обычно они бывали утром и в половине шестого вечера. Появление ее в другое время означало - материал важный, взглянуть на него нужно немедленно. Распечатка походила на кусок пьесы, но без указаний на выражение лиц, с каким говорилось то или иное слово, кто и как при этом двигался; остался лишь диалог и фамилии беседовавших. Куинт читал, перескакивая через отдельные строки, пытался как можно скорее докопаться до сути. "Брантон: Признаюсь, я развернул его. Вы не слышали о книге "Беседы души и тела" какой-то святой девы? Беллмастер: Нет, не слышал". Не отрывая глаз от распечатки, Куинт потянулся к телефону, снял трубку и сквозь звучавший в голове разговор Беллмастера и Брантона услышал гудок. "Беллмастер: Купить можно всякого. Брантон: Только не его, милорд". Он читал, ясно представляя себе двух мужчин под картиной Рассела Флинта, скрывавшей микрофон, который работал круглые сутки - уж очень в Клетке хотели скомпрометировать Беллмастера. "Беллмастер: Послушайте. Брантон, неужели нельзя договориться? Я за ценой не постою. Ведь можно же как-то уломать Фарли! Брантон: Есть только один выход, милорд. Фарли ради вас и палец о палец не ударит. Не такой он человек. Я сам выручу вас... " Взгляд Куинта перепрыгнул на конец распечатки. Там значилось в скобках: "Выстрел. Калибр оружия небольшой. Значительная пауза. - И уже без скобок: - Брантон: Так и прошла твоя, черт побери, земная слава". Куинт придвинул телефон ближе и стал набирать номер конторы Гедди в Челтнеме. Было пять минут четвертого. В половине четвертого Кэслейк встречается с Фарли неподалеку от Пейнсуика. Положим двадцать минут на разговоры. Значит, за сорок пять минут Гедди должен попасть в Пейнсуик. Под рукой ли у него машина? Сколько от Челтнема до Пейнсуика - миль восемь - десять? Времени в обрез, но успеть можно. Жаль, Гедди не умеет быстро ездить. Дай Бог, чтобы Кэслейк не поторопился. В нем Куинт уверен не был - он даже поспорил с Уорбойзом (они всегда ставили на новичка пятерку), что у Кэслейка не хватит духу. Куинт считал его мягкотелым провинциалом. Что ж, будем надеяться. Впрочем, чужая душа - потемки. А если Гедди все-таки не успеет, спектакль придется закончить тяжелым непроницаемым занавесом. И Брантон вывернется. После звонка в контору к Гедди придется послать кого-нибудь к Беллмастеру и все устроить. Превратить это убийство в самоубийство можно в два счета. Гедди, Гедди, где же ты? Что же сказать ему? "Только что объявили - лорд Беллмастер покончил с собой. Я ехал в машине, услышал это по радио и сразу бросился звонить вам. К чему распинать мертвого? Дневник лучше просто уничтожить... " И Гедди тотчас возьмется за дело... Куинт услышал, как на другом конце подняли трубку и всегда бесстрастный голос проговорил: "Гедди у телефона". А Фарли разглагольствовал по-прежнему: "... И когда все устроится, вы приедете к нам в гости". - С удовольствием. А что за рыба водится в реке? Лосось? - Лосось и форель. Сейчас ее там, наверное, прорва. Кэслейк сидел, слушал, тронутый воодушевлением Фарли, вспоминал собственное детство на реке Тау и понимал - убить Ричарда не сможет. Ну и что? Лишь немногих в Клетке выбирали на роль ликвидаторов, и половина избранных оказывалась на нее не способна. Одни уходили из Клетки, зная, что их в любую минуту могут возвратить, иные оставались. Им хватало другой работы. Однако, как говорит Куинт, если хочешь дослужиться до верха, должен окреститься кровью. Пистолет в потной руке Кэслейка стал совсем теплым. "Но хочу ли высоко взлететь? - спрашивал себя Кэслейк. - Может быть, взять да уволиться?" Он выпустил пистолет и вытер руку о ткань кармана. Фарли между тем говорил: "Столько лет я потратил впустую? Но теперь обрел опору в жизни, решил заняться настоящим делом. - Он улыбнулся. - Смело сказано, а? Вам повезло - вы всегда знали, кем хотите стать, да и покровителей нашли отличных". - Верно, - ответил Кэслейк, - я с детства знал, кем буду. - Он вновь сжал пистолет в руке. Женщина, что выгуливала собаку, вернулась и теперь уговаривала ее залезть в машину. Вдруг в памяти у Кэслейка всплыла Джоун. Когда он вернется, она только взглянет на него и сразу поймет, - да или нет. А вскоре и остальные сослуживцы узнают правду... Да, в мире любят победителей. Женщина с собакой уехала. Фарли все болтал, часы на приборной доске показывали без десяти пять. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Было почти восемь вечера, но сумерки еще не сгустились. Куинт стоял у окна в кабинете Кэслейка. Вечернее небо приобрело цвет грязного гусиного яйца. Куинт услышал, как Кэслейк закуривает у него за спиной. Курил он очень редко. Главный вопрос задавать не стоило - все было ясно и так. Мужчины просто взглянули друг другу в глаза, и старший увидел в них то, что часто замечал и раньше, у других молодых сотрудников. Такое от людей вроде Куинта не скроешь. Несколько минут назад Кэслейк постучал по синей замшевой книжке на столе и сказал: "Вот он". - Хорошо. - Лишь одно это слетело с губ Куинта до того, как он подошел к окну. Но сейчас, не поворачиваясь, добавил: - Может, он нам еще и пригодится. Куинт видел, как пеликан на пруду высоко задрал клюв и хлопал громоздкими крыльями. За деревьями светилось окнами Министерство иностранных дел. Гибель Беллмастера его работу не нарушит. Там к смертям и трагедиям привыкли. Авантюризм, кровопускание, защита империи - им все едино. Империи больше нет, но защищать страну по-прежнему надо, а потому нужны и люди, готовые жертвовать собой ради блага большинства. И Куинт как бы про себя, а на самом деле для Кэслей-ка - его нужно было утешить во что бы то ни стало - произнес: "Брантона мы не тронем. Впрочем, как знать... возможно, он нам еще и пригодится, несмотря на преклонные годы. Кстати, запись его встречи с Беллмастером вам стоит послушать. Он потешил себя от души. И обрадуется еще больше, когда вынесут заключение о "самоубийстве". Однако выиграл в конце концов все-таки Беллмастер. Он избежал разоблачения. - Куинт повернулся лицом к Кэслейку: - Как у вас на душе?" - Кошки скребут. - Спервоначала так чувствует себя каждый. Хотя ваш случай особенный. Если бы этот старый дурак Гедди подоспел вовремя, вы бы так и не узнали правду о себе. Остались бы в неведении. Но ненадолго. Рано или поздно вы вновь оказались бы на том же распутье. Однако сегодня лезть в дебри ни к чему. Свой путь вы уже избрали. Давайте спокойно обсудим его завтра... или когда-нибудь при случае. Возьмите-ка выходной, проведите его с хорошими друзьями, развейтесь... - Да, пожалуй. - Вот славно. Куинт подошел к Кэслейку, сочувственно тронул его за плечо и сказал: "А река все течет и течет под мостом в Барнстапле. Словом, что бы мы ни делали, какими мы ни были, солнце по-прежнему кружит над миром, который Бог сотворил, а человек обесчестил". Куинт ушел, а Кэслейк сел за стол и понял - он уже не тот, каким сидел здесь еще вчера. Кэслейк узнал правду о себе, и это искалечило ему душу. Распахнулась дверь, вошла Джоун. Она тихонько притворила дверь за собой, стала у порога, взглянула на него с непроницаемым лицом. Они посмотрели друг другу в глаза, потом Кэслейк спросил: "Что, заметно?" Она кивнула: "Да, как и у всех первое время. Независимо от того, смогли они или нет". - А я, по-твоему, смог? Она подошла ближе, уселась на край стола, и внезапно он понял - они стали друг другу родней. - Смог, - ответила Джоун. - Ты радуешься или сожалеешь? - Ни то, ни другое. Я оставляю чувства дома. Кэслейк поднялся, нежно провел рукой по ее щеке и предложил: "Тогда, может, пойдем к тебе и там все выясним?" - С радостью. - Она взяла его руки и поцеловала их. Он тем временем тронул губами ее лоб и вдруг с сухим смешком сказал: - Сейчас я задам глупый вопрос. Можно у тебя вымыться? Джоун встала, но его руки не выпустила: "Конечно. И знай - ты не первый спрашиваешь меня об этом". Он улыбнулся: "Что ж, душевным здоровьем и жизнью мы рискуем здесь все одинаково". Гедди сидел у себя в кабинете за натертым до блеска письменным столом. Домоправительница давно ушла к себе. Он редко пил по вечерам, но сейчас перед ним стоял серебряный поднос с хрустальным графином. После ужина он заботливо наполнил графин коллекционным "Шато Марго", которое, как выяснилось после нескольких глотков, уже начало стареть, однако по-прежнему медом разливалось по жилам, изгоняло из головы остатки тревожных мыслей. Держа бокал в руке, он развалился в кресле, уставясь на бронзовую лошадку из Тайваня. "В старые времена, - подумал он, - отец из Челтнема в Пейнсуик добирался на шарабане быстрее, чем я сегодня на машине. Кругом объезды, заторы, обогнать не дают, машины плетутся еле-еле". А когда он наконец достиг ответвления к Маяку, навстречу уже спешил автомобиль Кэслейка. Дорога была узкая, пришлось свернуть на обочину. Они остановились друг против друга, опустили окна. Едва Гедди начал объяснять, зачем приехал, Кэслейк грубо оборвал его, приказал немедленно возвращаться. Вводить Гедди в курс дела не стал, лишь буркнул: "Делайте, что вам говорят!" - и укатил. "Что ж, - Гедди пригубил кларе, - я и вернулся. Сказалась воспитанная проведенными в Клетке годами привычка подчиняться приказам. Да и бессмысленно было ехать дальше. Там уже или нельзя было ничего исправить, или не стоило возбуждать любопытство Фарли своим появлением". Гедди так ничего и не узнал, не услышал и ничего не попытался выяснить. Плохие вести подождут, хорошие же рано или поздно придут сами. А пока остается лишь молиться, вот только веру в молитвы он давно потерял, хотя видимость ее соблюдал - в церковь ходил исправно. Жизнь дает ответы на все вопросы, но всегда с опозданием. Или у Кэслейка нервы не выдержали и Фарли остался жив, или - Кэслейк не похож на размазню - парень погиб. Третьего не дано. Тут не Страна чудес, где "что есть, то есть, что должно быть, тому не миновать, а чего нет, того не будет. Такова логика". Впрочем... в Клетке рассуждают почти так же. Он выпил еще вина, взглянул на фотографию на каминной полке, где был снят мальчишкой в соломенной шляпе. "Детство, отрочество, юность, - вздохнул он, - а потом - стоп... Черт, от кларе мысли путаются. Верно говорят: "Увидеть Неаполь и умереть". Там он и умер, много-много лет назад. Десять вечера. После ужина это у Брантона уже четвертая рюмка виски. Да и не ужинал он почти. Выпивка утешает, если понимаешь - надо оставаться трезвым. Открылась дверь, вошла Долли. Плюхнулась в кресло напротив, схватила рюмку полковника, залпом выпила. - Полегче, старушка, - вяло предостерег он. - Еще! Он налил ей из бутылки, а сам пошел за новой рюмкой, подумал: "Слава Богу, что есть виски. Утешает лучше любого священника" - и спросил: "Как она?" - А как ты считаешь? Как на ее месте чувствовала бы себя любая другая? Доктор пока оглушил ее снотворным. Но рано или поздно наступит утро, она проснется и поймет - Ричарда больше нет. Господи, за что ей все это? - Не спрашивай, старушка. Ни у меня, ни у Него. Бог молчит. Наверно, считает, так лучше. Мы еще не выросли, чтобы научиться понимать его. Я не раз видел, как гибли лучшие парни. Праведники. А злодеи выживали. Странный жребий, скажу я вам. Но все на места поставит время. Ведь жизнь больше всего похожа на реку, что вышла из берегов. Она все превозмогает. Года через три-четыре Сара вновь встретит хорошего парня. Сердце - не камень. Оно заживает. Долли взглянула на него со слезами в глазах и простонала: "О Боже, Джимми, я забыла запереть кур". - Не беспокойся. Я сам это сделаю. А ты иди поспи. И не забудь выпить пару таблеток. Спускаясь по тропинке к курятнику, Брантон услышал вдали лисий лай. "Должно быть, лисята родились, - мелькнула мысль, - есть просят". Между туч мелькнул узкий серп умирающего месяца. Возясь с задвижкой на забранной сеткой двери, полковник подумал: "Ничего я в мире не понимаю и готов спорить - не понимает никто. Никто на всем свете, черт побери!" Лисица залаяла вновь. От сильного вечернего ливня трава была сырая, и вскоре шлепанцы полковника промокли насквозь.