о-нибудь еще? - Что-то в этом роде. - Власть, правительства, - сказал О'Дауда. - Я должен знать, ведь мне, фактически, принадлежит парочка. Я также плачу двум ребятам из Интерпола. Кстати, с этого дня ты исключен из списка людей, которым я плачу. Более того, я не собираюсь платить тебе ни копейки из того, что я должен тебе за твою работу, пока ты не отдашь мне сверток. - Почему? Вы наняли меня, чтобы я нашел вам машину. Я сделал это. - Ты сделал гораздо больше этого. Ты украл мою собственность. Пока мы говорили, Кермод копался в большом буфете. Насколько я мог понять, он перебирал коллекцию спиннингов и нахлыстовых удилищ. - Вы получали что-нибудь от Наджиба в последнее время? - спросил я. Он кивнул, посмотрел на меня, сощурив свои маленькие глазки, сквозь пелену сигарного дыма и сказал: - Был телефонный звонок. Чтобы не ходить вокруг да около, парень, я скажу тебе, что хорошо знаю весь расклад. Наджиб хочет получить сверток в обмен на Джулию. Интерпол хочет получить его от тебя... или кого-нибудь еще. А я знаю, что его получу я. Все очень хитро. Для тебя. Я сочувствую тебе, но не более. Ах, есть еще один момент. Этот бред о моей покойной жене. Это полнейшая чушь. Джулии все приснилось, а этот сумасшедший идиот Денфорд ухватился за это. Заметь, я узнал, что у него роман с моей женой перед этим несчастным случаем, но меня это не волновало. Я и так собирался разводиться с ней. Я уже дал указания своим адвокатам приготовить заявление. Но одно из маленьких житейских происшествий сохранило мне деньги, предназначавшиеся на оплату их трудов. Свяжи ему руки, Кермод. Кермод подошел, вежливо подождал, пока я допью бренди, а затем крепко связал руки у меня за спиной тонкой бечевкой. Полагая, что это может заинтересовать меня, он сказал: - Это плетеная спиннинговая леска "Королин Дэкрон". - Черт, здорово режет, - сказал я. - Так и должно быть. Я посмотрел на О'Дауду, который наливал себе очередную порцию бренди. - Если я отдам сверток вам... вы знаете, что случится с Джулией? - Так же хорошо, как то, что после ночи наступает день. Генерал Гонвалла может быть очень зловредным человеком. - И вас, черт возьми, это не волнует? - Она - не моя родная дочь, к тому же, она уже формально разорвала всяческие отношения со мной. Я за нее не отвечаю. Она - красивая девушка, и это будет очень печально. Я бы не удивился, если бы вы испытывали к ней особые чувства. Все это ставит вас в неудобное положение, но меня это не интересует. Однако, когда ты отдашь посылку мне, я заставлю Гонваллу разумно смотреть на вещи, хотя не могу ничего гарантировать. - Если я сделаю это, Интерпол сотрет меня в порошок. - Да, думаю, они сделают это. Именно поэтому я уверен, что мне придется применить какой-нибудь метод, чтобы заставить тебя сказать, где сверток. Я не думаю, что ты будешь очень разговорчив. Кермод посмотрел на О'Дауду. - Что вы думаете, сэр? Пусть будет немного полегче, а? О'Дауда кивнул. - Пожалуй. Правда, тогда это будет не столь забавно, как борьба с большим морским лососем в темноте, но мы не должны рассчитывать на слишком большую рыбину. Какой спиннинг ты думаешь взять? - Может, лососевый? - Попробуем "А.Х.Е.Вуд". - Он повернулся ко мне. - Конечно, ты можешь избавить себя от всего этого, если скажешь мне, где сверток. - Я уничтожил его. Он ухмыльнулся. - Только не ты, парень. Если бы ты даже представил мне аффидевит, подписанный святым Петром, я бы все равно не поверил. - А как насчет святого Патрика? - Не поверил бы еще больше. Думаешь, я не знаю ирландцев? Нет, ты спрятал его в надежном месте, и я получу его. Я полагаю, что все же лучше узнать это силой. Из тебя стоит выбить твое нахальство. Я бы не сказал, что твое отношение к человеку моего положения достаточно уважительное. К тому же, во мне есть сильно развитая садистская черточка, которая говорит: давай, позабавься. Господи, как здесь жарко. Он снял свой твидовый пиджак. У буфета Кермод прилаживал катушку к лососевому спиннингу. Я уже ясно представлял себе, что они собираются делать, но не мог в это поверить. Я попытался вспомнить, что я могу сделать, чтобы освободиться от натяжения лесы, и в моем мозгу возникла прочитанная где-то информация, что хорошее удилище и леска остановили прекрасного пловца, после того как он проплыл метров двадцать пять. Я перестал думать об этом. О'Дауда был прав. В помещении было жарко. Озерная вода даст неприятный температурный контраст. Затем я подумал о свертке. Что, черт возьми, мне делать? Вся эта история поставила меня в крайне затруднительное положение. Отдать его О'Дауде и потерять Джулию? Отдать его Наджибу и спасти Джулию, но самому оказаться в пиковом положении? Отдать его Интерполу и спасти себя, но потерять Джулию и затем оказаться в ситуации, когда Наджиб и О'Дауда будут охотиться за мной по чисто политической и экономической злобе? Если бы у меня было время, я мог бы, конечно, обратиться в службу доверия и получить совет: "В данных обстоятельствах, я думаю, вы смело можете довериться своей совести..." Беда была в том, что в данный момент не было видно никаких признаков моей совести. Такова была моя совесть - когда она тебе действительно нужна, ее нет на месте. Я сидел и потел. О'Дауда задремал. Кермод занимался какими-то слесарными работами на верстаке в дальнем конце комнаты. Время от времени он подходил к окну и смотрел, как там на озере со светом. Через пару часов он подошел ко мне и застегнул на моей шее какое-то подобие кожаного собачьего ошейника. Прямо под моим подбородком в него было вделано стальное кольцо, к которому был привязан трехметровый поводок. - Это стальная нить, - сказал он, - поэтому тебе не удастся ее перекусить. Известно, что некоторые крупные щуки перекусывали, но для этого нужно иметь особые зубы. - Он посмотрел на О'Дауду и, хотите верьте, хотите нет, на его сморщенном, обезьяньем лице появилось выражение нежности. - Жаль будить его. Хозяину нужно поспать. Здорово измучил себя. Все время в действии. Не обращайте внимания на тот садистский разговор. У него сердце ягненка, да. Если бы вы сейчас все рассказали, он бы остановился на этом и, вероятно, заплатил бы вам все, что причитается. Что вы скажете? - Он выглядит слишком толстым. Движение ему не повредит, а еще лучше посадить его на весла. Кермод подошел к О'Дауде и разбудил его, мягко тряся за плечо, а затем помог ему одеть пиджак. И это было началом развлечения. Они провели меня через боковую дверь в эллинг. Кермод нес все снаряжение. Мы сели в ялик, Кермод взялся за весла и лодка отчалила. Утро было прекрасным. Солнце еще не взошло, но на востоке, на фоне жемчужно-серого неба, уже появилась розовая полоса. Небо было совершенно безоблачным, и несколько поздних звезд все еще мерцали на нем, протестуя против наступления дня. Несколько уток поднялись из прибрежных зарослей недалеко от эллинга. - Нырки и несколько чирков, - сказал О'Дауда. - Мы пытались развести здесь гоголей, но они не оставались. - Он говорил, наклонившись вперед и привязывая конец спиннинговой лески к колечку на свободном конце стального поводка. - Смотрите, чтобы узлы были крепкими, - сказал я. - Не беспокойся, парень, - тепло сказал он. - Удилища у меня ломались, и леска рвалась, но я еще не упустил ни одной рыбы из-за плохо завязанного узла. Когда ты почувствуешь, что тебе достаточно, крикни. Но не слишком затягивай, а то слабость может помешать тебе сделать это. Я резко выбросил вверх правое колено, пытаясь ударить его в лицо, прежде чем он завяжет узел, но он прекрасно среагировал. Его большая рука успела схватить мою ногу. Кермод сзади обхватил меня, О'Дауда сел на мои ноги и закончил с узлом. После этого они не стали больше испытывать судьбу, сняли с меня туфли, подняли меня и выбросили за борт. Я ушел под воду, и мне показалось, что я потеряю сознание от внезапно охватившего меня холода. Я был еще под водой, когда почувствовал, как натянулся мой ошейник. Когда я всплыл, лодка была уже метрах в двадцати от меня. О'Дауда стоял на корме и двумя руками держал спиннинг, ни на секунду не давая леске ослабнуть. Кермод сидел на веслах, но не греб, а лишь выравнивал лодку. Я заработал ногами и почувствовал, как моя рубашка и трусы вздулись пузырем от находившегося под ними воздуха. Холод начал заползать в меня. О'Дауда усилил натяжение лески, моя голова подалась вперед и оказалась под водой. Я был вынужден сделать пару сильных толчков ногами и проплыть немного в направлении лодки, чтобы можно было поднять лицо над водой. Я услышал треск катушки, убирающей слабину, и почувствовал, как натяжение снова усиливается. И опять мое лицо оказалось под водой. На этот раз я развернулся в воде и мощно оттолкнулся ногами в направлении от лодки, полагая, что натяжение лески будет, по крайней мере, оттягивать мою голову назад и лицо будет находиться над водой. Но в результате этого хода я чуть было не задушил себя. Я проплыл против натяжения лески, сколько мог, но затем оно остановило меня, перевернуло и погрузило в воду сантиметров на пятьдесят. Если бы я был лососем, я бы вылетел из воды в мощном серебристом прыжке, надеясь поймать О'Дауду в момент неполной готовности и разорвать леску или сломать кончик удилища. Я всплыл, как мешок с мокрым конским волосом, жадно хватая ртом воздух, и услышал, как О'Дауда прокричал мне: "Давай, парень, немного больше жизни. Полукилограммовый линь работал бы лучше". Я попробовал снова. Не для того чтобы порадовать его, а надеясь подобраться к берегу, который был всего лишь метрах в сорока пяти. Я поплыл в сторону лодки, но забирая немного в сторону берега, рассчитывая выплыть на более мелкое место. Если бы мне удалось встать на ноги, мне, возможно, и хватило бы силы моих плечевых и шейных мышц, чтобы продержаться на месте, пока я не сделаю пару оборотов, накручивая на себя леску, и не ухвачу ее своими свободными пальцами. - Осторожнее, сэр, - закричал Кермод. - Он направляется к водорослям. Вот хитрый парень. Лодка изменила положение, и мое лицо вновь ушло под воду, когда О'Дауда натянул леску. Я сопротивлялся - выбросил ноги вперед, чтобы голова была над водой, и откинул туловище назад, перекладывая все усилие на шею. О'Дауда держал меня в таком положении несколько секунд. Я видел, как здорово согнулось удилище, но не мог пересилить натяжение и сломать бамбук. Мое лицо в очередной раз оказалось в воде, и мне пришлось быстро поплыть к лодке, ослабляя натяг лески и обретая тем самым возможность сделать вдох. Я еще не успел как следует отдышаться, а лодка уже двинулась вперед и натяжение стало опять увеличиваться. Минут пять О'Дауда играл со мной, давая мне возможность чуть-чуть передохнуть, чтобы я мог двигаться дальше, но я становился все слабее и отчаяннее, понимая, что я медленно тону. О'Дауда мог бы быстро закончить со всем этим, но он не спешил. Время от времени, когда я поднимал голову, я видел их и слышал их смех. Я сделал последний бросок в сторону берега, но был очень скоро остановлен. Затем леска ослабла, и мне позволили нормально дышать. - Ну, где он? - закричал О'Дауда. Я был у него в руках. Вопросов не было. Еще пять минут, и мое будущее перестанет меня волновать. Но в тот момент я был еще в сознании, и оно меня волновало. Честно говоря, я не хотел умирать, и у меня совсем не было настроения приносить себя в жертву в чью-либо пользу. Я хотел остаться живым. Это очень сильный инстинкт и с ним не поспоришь. Я открыл рот, чтобы крикнуть, но Кермод сделал пару гребков, а О'Дауда натянул леску и моя голова опять ушла под воду. На секунду-другую я потерял способность мыслить и просто погрузился в темноту, тупо говоря себе, что этого вполне достаточно, чтобы у человека на всю жизнь пропал интерес к рыбалке. Они, должно быть, заметили, что я готов говорить, потому что леска ослабла. Я медленно всплыл на поверхность, лег на спину и стал смотреть на утреннее небо, полное золотых и серебряных оттенков. Надо мной пролетел утиный выводок. Я лежал и полной грудью вдыхал замечательный воздух. Натяжение лески пропало совсем, и я услышал, как лодка подплывает ко мне и потрескивает катушка - О'Дауда убирал лишнюю леску. - Готов к разговору? - послышался голос О'Дауды. Я перевернулся. Лодка была метрах в четырех от меня. Я слабо пошевелил ногами и кивнул. - Отлично. Где он? - сказал О'Дауда. - Мне придется поехать и забрать его. Я отправил его по почте себе самому. - Сколько это займет времени? - Недолго. Он лежит до востребования в... Несколько событий не дали мне договорить. Раздался выстрел. О'Дауда резко нырнул вниз, подняв конец удилища, и леска снова натянулась, задушив конец моей фразы. Я сделал слабое движение ногами, чтобы ослабить натяжение. Откуда-то слева от меня выстрелили еще раз. Я повернул голову и увидел, что на дальнем берегу стоят три фигуры. Одна из них нырнула в воду и направилась в мою сторону. В тот же самый момент другая фигура подняла руку и последовал третий выстрел. О'Дауда и Кермод легли на дно лодки, и натяжение лески исчезло совсем. Я сделал несколько безжизненных символических движений в сторону того, кто плыл ко мне. Через несколько секунд знакомый голос произнес: - Потерпи немного, малыш, пока я вытащу крючок из твоего рта. Ням-ням, рыбка на ужин. Это была, да отблагодарит ее господь, Панда Бабукар, на всех парах летящая ко мне с ослепительной улыбкой и ножом, зажатым в зубах. Она подплыла ко мне, ухватила рукой стальной поводок, добралась по нему до лески и перерубила ее ножом. Затем она перевернула меня на спину, схватила ворот моей рубахи и стала отбуксировать меня к берегу, пока двое других на нем продолжали производить эпизодические выстрелы, не давая О'Дауде и Кермоду подняться со дна лодки. Когда мы добрались до берега, Панда вытащила меня из воды, поставила на ноги и занялась освобождением моих рук. - Врат, - сказала она, - ты явно испытываешь слабость к воде. Твоя старушка, должно быть, была русалкой. Чуть выше на берегу стояли Наджиб и Джимбо Алакве и тот, и другой с пистолетом в руке. Наджиб выглядел очень аккуратным и опрятным в своем темно-сером костюме. Его лицо озаряла улыбка. На Джимбо были красные джинсы и свободная желтая футболка, на которой была нарисована голова человека, а надпись под ней поясняла, что это - Бетховен. Он также улыбнулся мне, но улыбка была короткой, так как затем он повернулся и произвел очередной выстрел в сторону лодки. Перерезав леску, Панда смачно шлепнула меня по заду и сказала: - Побежали, красавчик. Мама покажет дорогу. Она стала взбираться на берег. Я неуклюже последовал за ней, шатаясь от переутомления и нарушения кровообращения, но теперь испытывая определенный интерес к жизни, достаточный, чтобы взглянуть на ее длинную, пышногрудую коричневую фигуру в одном бюстгальтере и узких трусиках с особыми чувствами. Наверху она нагнулась, схватила спортивный костюм и продолжила бег. - Очень скоро присоединимся к вам, - сказал Джимбо, когда мы пробегали мимо. - Очень скоро, - подтвердил Наджиб и, кивнув мне, добавил. - Доброе утро, мистер Карвер. Я бежал за Пандой по небольшой дорожке между деревьями, пока мы, наконец, не выбрались на открытое место за коттеджем. Рядом с "Роллс Ройсом" стоял их "Тандерберд". Она распахнула заднюю дверь и достала пару одеял. - Давай, милый, - сказала она. - Снимай свои мокрые тряпки и заворачивайся вот в это. И, парень, никаких шуток. - Предупредила она. - Никаких доставаний фонариков из трусов и ударов по моей голове. Господи, какое разочарование испытывает девушка, когда мужчина достает из трусов такую штуку. Она полуотвернулась от меня, сняла свой купальный костюм и быстро надела спортивную форму. Я тоже разделся и закутался в одеяла. Она помогла мне забраться в машину. В тот же самый момент показались бегущие Наджиб и Джимбо. Когда они пробегали мимо "Роллса", Джимбо выстрелил в каждое из его задних колес. Через пять секунд мы уже быстро удалялись от шато в сторону шоссе, и мои зубы стучали так, словно в моей голове на полную мощность работала печатная машинка. Наджиб, сидящий рядом с Джимбо, который вел машину, передал Панде фляжку. Она подмигнула мне и сказала: - Сперва дамы, что почти подразумевало меня. - Она сделала хороший глоток и отдала фляжку мне. Я надолго присосался к ней и она сказала: - Соси, соси, малыш. Скоро мы организуем тебе горячую ванну, а затем мама хорошенько разотрет тебя. Гав! Гав! - Она обняла меня своей длинной рукой за плечо и прижала к себе с силой медведицы. Не отрываясь от дороги, Джимбо сказал: - Этот миллионер явно повернут на рыбалке. Я единственный раз ловил рыбу и это было дома на реке с помощью ручных гранат. Помнишь, Наджиб? Если Наджиб и помнил, он не посчитал нужным засвидетельствовать этот факт. Он повернулся ко мне и спросил: - Вы им что-нибудь сказали? - Еще бы секунды две и я бы сказал. Никогда бы не поверил, что вода может быть такой холодной. - Зато это полезно для здоровья, - сказала Панда. - Утреннее купание, ух, заставляет твои корпускулы двигаться быстрее и быть в полной готовности к последующим забавам. Она подалась вперед и поплотнее завернула мои ноги в одеяло. Затем она нашла свои сигареты, зажгла одну для меня, вставила ее мне в рот и крепко, почти по-матерински поцеловала меня в щеку. - Замечательно. Ням-ням, - сказала она и, обращаясь к Наджибу, добавила. - Могу я забрать его, после того как вы закончите с ним? - Панда, ради Бога, сбавь обороты, - сказал Наджиб. - Она всегда такая? - спросил я. - Даже во сне, - сказал Джимбо и усмехнулся. - Конечно, такая, - сказала Панда без тени смущения. - У меня есть более пятисот свидетелей, которые могут это подтвердить. Начиная с этого момента до самой квартиры Джимбо в Женеве, она продолжала развивать эту тему. Двое на передних сиденьях не обращали на нее никакого внимания. Меня ее болтовня не слишком беспокоила. Мне много о чем нужно было подумать. Но время от времени мне приходилось бороться с ее длинными руками, когда она решала проверить, уютно ли мне под одеялами и хорошо ли я согреваюсь. Когда я шел, завернутый в одеяла, через вестибюль к лифтам, никто не обратил на меня внимания. Женева - космополитический город. Если бы на его улицах появился вдруг зулус в боевом раскрасе, все бы подумали, что он только что прибыл на какую-нибудь конференцию в надежде получить экономическую помощь. Панда приготовила мне ванну, предложила разделить ее, заскулила, как обиженный щенок, когда я умудрился закрыться от нее, но обрадовалась вновь, когда я был вынужден закричать, чтобы принесли полотенце, и хорошего растирания было уже не избежать. Они подыскали мне голубой костюм Наджиба, белую рубашку и прочие мелочи, но единственно свободной парой обуви оказались рыжевато-коричневые замшевые туфли. Вернувшись в гостиную, я спросил: - А почему всегда эти замшевые дела? - Мы покупаем их оптом у Панды, - сказал Джимбо. - У нее есть небольшая фабрика в Лихтенштейне. Входящая с кофе Панда пояснила: - Ну, девушке приходится что-то делать со своими доходами. Обеспечиваю свою старость, когда я уйду из развлекательного бизнеса, в районе восьмидесяти, я думаю. Она поставила поднос с кофе на стол передо мной и ее верхняя половина почти вывалилась из желтого платья с глубоким вырезом, в которое она уже переоделась. - Вы двое давайте сюда, - сказал Наджиб. - Вы знаете куда. Мне нужно поговорить с мистером Карвером. Панда подмигнула мне. - Хочешь, передам ей твой любовный привет, милый? Она - просто персик. Я признаю это, но она никогда не разотрет тебя так, как это сделала я. - Вон отсюда, - сказал Наджиб. - Этот О'Дауда может появиться здесь, - сказал Джимбо. - Пускай, - сказал Наджиб. - Он может также привезти сюда свой спиннинг, но это ему не поможет. Они ушли, а я откинулся в кресле, потягивая кофе. Физически я чувствовал себя хорошо. Умственно, я, как и прежде, испытывал большие затруднения в решении проблемы со свертком, но теперь я начинал испытывать более кровожадные чувства по отношению к О'Дауде, чем когда-либо прежде. Человек беспокоился только о себе. Пусть погибает Джулия, я, кто угодно, лишь бы он получил то, что ему нужно. Что касается меня, то это только усилило мое желание во что бы то ни стало помешать ему получить сверток. Когда-нибудь должен же кто-то плюнуть ему в лицо. - Как вы узнали, что я там? - спросил я Наджиба. - Джимбо увидел из окна, как они взяли вас. "Фейсл Вега" все еще стоит там. Но это все в прошлом. Вы знаете, что вы собираетесь сделать, не так ли? Сейчас он был совсем другим человеком: спокойный, серьезный, никаких туземных разговоров, и было легко общаться с ним, когда он выступал в своей настоящей роли - армейский офицер, работающий в разведслужбе Гонваллы. - Я никогда не верил в эту старую ерунду, - сказал я, - типа кого вы будете спасать в первую очередь, когда ваша лодка перевернулась, - вашу жену или вашу мать. Наджиб кивнул. - Я думал, что подвергая Джулию опасности, мы заставим О'Дауду уступить. Он четко дал понять, что не собирается делать это. Такой он человек. Но вы - совсем другой человек. Джулия - в опасности. Я говорю это совершенно серьезно. У меня есть, конечно, своя точка зрения на сложившуюся ситуацию, но я должен выполнять приказы. Вы никогда больше не увидите ее - никто не увидит - если я не получу сверток. Жизнь... жизнь в нашей стране не имеет большой ценности. И никогда не имела, поэтому я не думаю, что не стану выполнять приказ, если вы откажетесь отдать сверток. - Но у меня на хвосте сидит Интерпол, не забывайте. - Я знаю. Но вам придется сделать выбор. Ваша западная философия или кодекс требуют этого. Вы это знаете. До настоящего момента вы пытались найти окружной путь, и такие пути иногда находятся, но не в данном случае. Итак, вы ничего не можете сделать. Я уверен, что вы согласны со мной. Я налил себе еще кофе и задумался. Конечно, он был прав. Рассуждая трезво, он был абсолютно прав. Там, на озере, испытывая сильный недостаток воздуха, я был готов капитулировать, забыв обо всех кодексах. Но здесь, не испытывая никакого физического давления, я думал прямо и чувствовал прямо. Да, он был абсолютно прав. Я должен вызволить Джулию из беды, а затем разбираться с Интерполом. Я могу уйти в подполье месяца на три-четыре и они, возможно, решат простить меня или забыть обо мне. Возможно, но маловероятно. Единственное, что может заставить их передумать, - это давление, политическое или общественное. Хотя я уже все для себя решил, я спросил: - Когда вы получите сверток, каковы будут шансы у Гонваллы оказать давление на тех, кто сейчас стоит за Интерполом? Окажет он его? Сможет это сделать? Наджиб задумался. - Когда мы получим сверток и уничтожим его, наше правительство будет в безопасности. У нас есть как друзья, так и враги среди правительств других стран. Многие из них являются членами Интерпола. Я бы сказал, что шансы равны. Но говоря честно - и вы, должно быть, сами уже думали об этом - то правительство, которое пытается с помощью Интерпола получить сверток, может в личном порядке отомстить за неудачу. Может. Но это было частью того риска, который я должен был предпринять. - Хорошо, - сказал я. - Как мы это сделаем? Мне потребуется около часа, чтобы забрать сверток. - Поезжайте и берите его. Когда он будет в ваших руках, позвоните сюда. Когда вы вернетесь, Джулия уже будет ждать где-нибудь поблизости и мы осуществим обмен прямо на улице. Идет? Я кивнул и встал, чтобы посмотреть и записать номер телефона. - Вы будете ждать моего звонка здесь? - Да. - Отлично. Когда я уже был у двери, он сказал: - Мы сделаем для вас все, что будет в наших силах. Не время читать нотации, но трудно побороть в себе это желание. В том, что потом может произойти с вами, вы должны винить только себя. Вы думали, что вам удастся заработать кое-что для себя на свертке. Человеческая жадность. Вечная проблема. Может быть, подумал я, выходя из квартиры, но без нее мир был бы очень скучным местом. Хотя в тот момент я лично был целиком за эту скуку. В тот момент мне бы хотелось быть где-нибудь на отдыхе, который я себе обещал, и сидеть где-нибудь, умирая от скуки и решая, что бы сделать, и зная, что если я и придумаю что-то, то у меня никогда не хватит на это сил. Именно для этого и существует отдых. Утро было прекрасным. Дорога на Эвьен, проходящая по берегу озера, была забита машинами. Некоторые из них были в состоянии мелкого ремонта, поэтому движение происходило в один ряд, перед светофорами возникали пробки и мое нетерпение усиливалось с каждой минутой. Все, что я хотел, - забрать сверток и вернуть Джулию. С левой стороны мне иногда открывалось озеро, похожее на большую голубую простыню. Справа, где-то вне поля зрения, находился Монблан, а рядом с ним - шале, в котором я провел ночь с Джулией. Наджиб был прав. Человеческая жадность. Я пообещал себе, что если я выберусь из этой истории живым, я попытаюсь что-нибудь сделать с ней. Я знал, что совсем мне от нее не отделаться, но я хоть попробую ее умерить. Для меня это было большим обещанием. Деньги, когда ты их имеешь, действуют так успокаивающе. Судя по тому, как развивались события, я вряд ли получу какие-либо деньги от О'Дауды за эту работу. У Уилкинз нашлось бы что сказать по этому поводу. Старушка Уилкинз. Я подумал, как бы она отнеслась к Панде. Остаток пути я проехал, фантазируя на темы их совместного существования. Мне подумалось, что они могли бы поладить. Я поставил машину и вошел в здание почты, прихватив с собой свои английские водительские права, международные права и кредитную карточку для удостоверения своей личности. Иногда, когда получаешь что-нибудь до востребования, тебя просят предъявить какой-либо документ, а иногда нет. Они работают по какой-то системе, скорее всего, по настроению. У женщины в окошке был розовый нос, розовые губы, пышные сине-серые волосы и большие влажные глаза. Она напомнила мне ангорского кролика, которого я как-то забыл покормить, и он голодал целую неделю, а потом умер, и моя сестра отшлепала меня кожаным тапком. У моей сестры были очень нежные, чувствительные пальцы, даже в четырнадцатилетнем возрасте, но у нее также были очень сильные запястья, как у игрока в сквош. Я веером разложил перед девушкой удостоверения моей личности. Она сморщила свой розовый нос от удовольствия. - Карвер, - сказал я. - Рекс Карвер. Я думаю, что у вас для меня есть посылка. Она взяла за уголок мою кредитную карточку и переспросила: - Карвер?.. Я знал, что она это сделает. - Да, Карвер. Она повернулась к рядам ячеек за спиной, перекинулась парой фраз со стоящим слева от нее парнишкой, а затем, начиная с нижнего ряда, с буквы "Я", пропутешествовала до ячейки с буквой "К". В ней находилась пухлая пачка конвертов, которую она положила перед собой. - Карвер? - Она начала перебирать конверты. - Совершенно верно. Перебрав всю пачку, она покачала головой. - Ничего нет, мсье. Вот есть Кабелэр. - Карвер, - сказал я. Но мое сердце уже ушло в рыжевато-коричневые замшевые туфли. Ничто из того, что она держала в руках, не походило на отправленный мною сверток. - Прошу прощения, мосье. Возможно, она придет со следующей почтой. Я покачал головой и начал собирать свои документы. Я уже было отошел от окошка, усиленно думая, что, черт возьми, могло случиться - мне пришла в голову мысль, что, может быть, это была работа Аристида (он мог уже проверить все почтовые отделения на востоке Франции и забрать сверток) - когда с неожиданной ноткой узнавания в голосе девушка сказала: - Ах, вы - мистер Карвер? - Да. - Тогда все объясняется. Вы - гость мосье О'Дауды, да? - По тому, как она это сказала, было ясно, что она знает мистера О'Дауду. А кто в этом районе его не знал? Ему принадлежит половина горы в десяти километрах отсюда. Я кивнул, не решаясь говорить. Я уже все понял. Но ее было не остановить. Гость из шато был чем-то очень приятным и его стоило немного задержать. - Но мистер О'Дауда сам позвонил сегодня утром и попросил посмотреть, нет ли посылки для его гостя, мистера Карвера. Я сказала, что да, есть, поэтому он прислал своего шофера с паспортом и тот забрал посылку. Это было не так давно. Час назад, может быть. А может быть, и побольше. Шофера я хорошо знаю. Маленький человек, постоянно шутит и подмигивает... Я не стал ждать полного описания Кермода и пошел к выходу. Я сел в машину, зажег сигарету и стал курить ее так, словно она была мне глубоко ненавистна и я старался высосать из нее всю жизнь. Не Аристид, а О'Дауда сделал это. У О'Дауды было больше стартовой информации. У него был мой костюм с моим паспортом. Я сказал ему, что сверток лежит на почте до востребования. Я сказал ему, что это недалеко. Он мог бы обзвонить все основные почтовые отделения вокруг озера за полчаса, а его имя сняло бы все проблемы с формальностями. Гость мосье О'Дауды? Конечно. Гости мистера О'Дауды - всегда люди важные - политики, кинозвезды - и, естественно, за посылкой пришлют шофера с паспортом. И что мне теперь делать? Сверток у О'Дауды. Я мог представить себе, как он и Кермод сидят в своем восковом музее, умирают со смеху и, вероятно, отмечают свою победу несколькими бутылками шампанского. Хорошего шампанского, как того требовал случай. Вероятно, "Клико Брют Голд Лейбл", 1959 года. Я выбросил сигарету через окно машины и выругался. Громко. В одно слово. Хорошее, крепкое слово, и оно дало мне толчок. Нижнее полено выскользнуло из поленницы и она покатилась. У О'Дауды не будет свертка. Если Бог когда-либо и создал человека, которому суждено испытать разочарование, так это был О'Дауда. Я выбрал себя в качестве инструмента, с помощью которого будет вершиться его судьба. Я не знал, как я буду это все делать. Думать о том, как, почему и зачем, просто не было смысла. В тот момент единственно верным шагом было навести себя на цель. Но перед этим я должен был удостовериться в безопасности Джулии. Я вернулся на почту к телефонам и позвонил Наджибу. Когда он ответил, я сказал: - Послушайте, произошла небольшая заминка со свертком. Ничего серьезного, но я смогу получить его где-нибудь ближе к вечеру. Это нормально? - Я пытался говорить обычным голосом. Это было нелегко. - Давайте проясним одну вещь, мистер Карвер, - сказал Наджиб. - Я вам доверяю. Но я не смогу доверять и ждать вечно. Если вы не позвоните до шести вечера и не скажете, что сверток у вас, я сделаю вывод, что вы его никогда не получите. В этом случае я буду вынужден предпринять другие шаги. Но одно ясно уже сейчас. Если кто-нибудь еще получит сверток, то вы знаете, что произойдет с мисс Джулией. И, мистер Карвер, я очень скоро узнаю, стал ли кто-либо другой обладателем свертка, потому что они уведомят нас об этом без задержки. Так же быстро, как это бы сделал я, если бы получил сверток. Вы понимаете? - Не беспокойтесь, - быстро сказал я. - Вы его получите. Я повесил трубку и вышел на улицу. Проезжая по городу, я с трудом выдерживал невысокую скорость. Но как только я выехал из него, моя нога утопила педаль почти до упора. Но если я полагал, что скорость уничтожит мысль, то меня ждало разочарование. Всю дорогу я спрашивал себя - как? Как я заполучу сверток? Задолго до пункта назначения мне стало ясно, что наброситься на О'Дауду с голыми руками - это самое последнее, что я могу сделать. Человек имел силу и власть, и понимал силу и власть. Поэтому единственно возможный способ разговаривать с ним - с позиции силы. Но это было на уровне логики. Как же перевести это на практические рельсы? Глава девятая "Я рвал, метал, я таял, я горел..." Джон Гей Я свернул с шоссе на подъезд к шато, но поехал не прямо к нему, а повернул на дорогу к озеру. У коттеджа стоял "Роллс Ройс" со сдутыми задними колесами. Я вошел в коттедж и попытался найти что-нибудь, что бы приятным грузом ощущалось в руке и придавало мне чувство уверенности. Внутри мне с этим не повезло. В комнате лежал мой костюм без паспорта и масса рыболовных снастей, но я не смог найти ни одного спортивного ружья или другого оружия. Самым лучшим из всего оказался тяжелый гаечный ключ, лежавший на верстаке Кермода. Но снаружи мне пришла в голову неожиданная мысль. Я подошел к "Роллс Ройсу". В бардачке лежал пневматический пистолет, который они отобрали у меня во время захвата в Женеве. Я выбросил ключ и взял пистолет. Я проехал почти до самого центрального подъезда к шато и оставил машину под прикрытием деревьев. Оставшееся до шато расстояние я прошел пешком, держась в стороне от подъезда. У входа в дом стоял большой многоместный фургон. Стоя за деревьями, я понаблюдал за шато какое-то время, не заметил никакого движения и начал обходить дом. Я не хотел, чтобы кто-нибудь видел, что я в него вхожу. Я нашел боковую дверь, подход к которой был надежно защищен от постороннего взгляда густыми зарослями туи. Я вошел и очутился в широком каменном коридоре. Когда я был на его середине, в нескольких метрах впереди меня открылась дверь, вышел мужчина и поставил на каменный пол чемодан. Это был Денфорд, и он меня заметил. С пистолетом в руке я направился к нему. Он попятился в комнату. Я зашел следом. Это была спальня и, войдя, я сразу понял, что он собирает вещи. - Покидаете счастливый дом? - Да. Он был трезв. Трезв как стекло. Более того, он был чистый лед. Не было нервного моргания глаз, не было недовольной навязчивости. Что-то случилось, что совершенно изменило его. В обычной ситуации я бы, возможно, попытался выяснить, что это было, но в тот момент у меня были свои проблемы. - Где они? - спросил я. Он отвернулся и стал укладывать рубашки и нижнее белье во второй чемодан. Через плечо он сказал: - На втором этаже. - В восковом музее? - Да. Празднуют. Им доставили туда ящик шампанского. - Празднуют по какому поводу? - Я не знаю. И если бы я знал, я бы вам не сказал. Я ему снова не нравился. И не только я. В этот момент ему никто не нравился. - Сколько они там пробудут? - спросил я. - Пока не выйдут. - Если у них целый ящик, то это может быть надолго. - Да. Когда они решают напиться, это всегда надолго. Они оба - ирландцы. Вы знаете, как напиваются ирландцы? - Я знаю, как напивается кто угодно, если он решил напиться. Вас уволили? - Я сам написал уведомление. - Это одно и то же. Могу я попасть в ту комнату? - Нет, если они вас сами не впустят. - Но у вас, конечно, есть какая-то возможность связаться с ними, или у них с вами. - Да. - Проведите меня туда. - Для вас я ничего не буду делать. Вы ничем не лучше их. Деньги - вот все, что вас интересует. Вы только и думаете об этом. Деньги, деньги, и наплевать на то, что происходит с другими. Люди для вас ничего не значат. - Кажется, я припоминаю человека по имени Джозеф Бована, - сказал я, - которому вы однажды помогли, и для него это кончилось весьма плачевно. - Это был не я. Это был личный секретарь О'Дауды, выполняющий его приказы. - Одно и то же. Он отшвырнул в сторону стопку полосатых трусов и заорал: - Не одно и то же! Его больше нет! Теперь есть только я сам! Совсем другой человек! - Думайте, как хотите, - сказал я. - Я не собираюсь спорить. Но мне нужно поговорить с ними и вы покажете мне, как это сделать. Если нет, я сообщу полиции все, что я знаю о Боване, и новый Денфорд далеко не уйдет. Мне бы не хотелось делать это, но если вы вынудите меня, я это сделаю. Он какое-то время молча смотрел на меня, затем сказал с горечью: - Да, вы это сделаете. Вы сделаете все, чтобы получить то, что вам нужно. На мгновение я подумал, что в вас, возможно, и есть что-то, что можно уважать. Но теперь я все понял. Вы такой же, как и они. Вы наденете любую маску, скажете любую ложь, если это поможет вам получить то, что вам нужно. - Интересная точка зрения, но у меня нет времени обсуждать ее. Покажите мне, как я могу с ними поговорить. Секунду-другую мне казалось, что он откажется. Он угрожающе смотрел на меня, ненавидя меня и, вероятно, даже более ненавидя себя, и в его мозгу крутились воспоминания о женщине, которую он любил и которая утонула в озере; в мозгу, который был сжат властью О'Дауды до точки противодействия и даже больше. В этот момент он был сумасшедшим. Он был способен на все. Я знал, что если он откажется показать мне, я не смогу его заставить. Его взгляд вдруг стал хитрым и он спросил: - И что вы собираетесь им сказать? - Это мое дело. Я должен поговорить с ними. Давайте же, покажите мне, как это сделать. Он злобно улыбнулся и сказал: - Вы все еще пытаетесь поиметь что-нибудь для себя, да? Все еще гонитесь за деньгами, не обращая внимания на страдания других? - Мне нужно сделать кое-какие дела. Для моего личного удовлетворения. - Конечно. - Он сказал это крайне резко. Затем он также резко повернулся и вышел из комнаты. Я пошел за ним. Мы прошли по кроличьим норам коридоров и в итоге вышли к началу главной лестницы. Не оборачиваясь, он поднялся на второй этаж, пересек широкий холл и остановился перед высокими, обтянутыми кожей стальными дверями. - А нельзя их открыть с этой стороны? - спросил я. - Я хотел бы войти без предварительных объяснений. Он покачал головой. - Нет, если они закрылись на защелку изнутри. А они закрылись. Всегда закрываются, когда пьют. Он подошел к краю дверей и открыл маленькую нишу в стене. Вытащив микрофон, он включил его, нажав какую-то кнопку в нише, и сказал: - О'Дауда! То, как он это сказал, должно быть, доставило ему огромное удовольствие. Он вложил в это обращение всю свою неприязнь к этому человеку, сбросив с себя груз нескольких лет служения ему. Ответа не последовало. - О'Дауда! - На этот раз громче, и еще несколько лет ушли. На сей раз ответ был. Из спрятанного где-то над дверями динамика пророкотал голос О'Дауды: - Кто это, черт возьми? - Денфорд. - Тогда убирайся к дьяволу из моего дома, - пророкотал О'Дауда, затем рокот перешел в рычание. - Пытался украсть мою жену, да, ты, ублюдок с кроличьими глазами. Пошел ты к черту! - Он уже принял, но еще не был пьян, хотя был достаточно экспансивен. Я увидел, как натянулось лицо Денфорда, пока он пытался взять себя в руки. Затем он поднес микрофон ко рту и сказал: - Здесь Карвер. Хочет тебя видеть. А в один из дней я докажу, что ты убил ее, ты, злобный ирландский боров. - Карвер! - пророкотал голос и затем из динамика раздался взрыв хохота. О'Дауда сказал: - Как там, ничего? Убирайтесь, оба. - О'кей, вы сделали свое дело, - сказал я Денфорду. - Теперь вступаю я. Он отдал мне микрофон и сказал: - Если вы - человек умный, тогда уезжайте отсюда. Он еще не пьян, но уже в невменяемом состоянии. Что бы вы от него не хотели, вы ничего не получите. - Ты чертовски прав, парень, - прорычал О'Дауда. - Вам лучше исчезнуть, - сказал я Денфорду. - Когда они откроют дверь, ваше горло может оказаться в руках Кермода. Идите. Он колебался какое-то время, затем сказал: - И все же я советую вам не входить туда. - Не беспокойтесь. - Я и не беспокоюсь. Если вам не нужен мой совет, забудьте о нем. Он повернулся и пошел прочь по галерее. Я проводил его взглядом, а затем подошел к лестнице, чтобы убедиться, что он действительно ушел. Он действительно ушел, и я вернулся к микрофону. Я взял его и услышал крик О'Дауды: - Ты все еще здесь, Карвер? - А почему я должен быть в другом месте? Я собираюсь получить с тебя по меньшей мере пять тысяч фунтов. Последовала пауза. Она должна была последовать. Я упомянул о деньгах, а деньги для О'Дауды значили много, так много, что любое упоминание о них вызывало у него любопытство. - А почему ты получишь с меня пять тысяч фунтов? - Его голос утратил часть прежнего запала. - Простая продажа. Сюда, конечно, не входит мое жалование. - И что ты собираешься продавать, парень? - Запал потихоньку возвращался, но я знал, что я его зацепил. Моля всевышнего, чтобы это было так, я сказал: - Только не рассказывай, что ты забрал на почте сверток и засунул его в сейф, не проверив, что в нем. Очередная пауза, достаточно длинная и тяжелая для меня. Он, возможно, так и сделал. Я хотел, чтобы он сделал именно так, потому что только такой расклад давал мне то небольшое преимущество перед ним, которого я так желал, только он давал самый минимальный шанс вернуть Джулию. Я молчал. Чем длиннее будет пауза, тем лучше для меня. Я молчал, пока не почувствовал, что попал в точку. - Не рассказывай мне, что такой осторожный человек, как ты, не проверил сверток? Он попытался блефануть. Его голос четко выдал это. - Конечно, я проверил его. Я рассмеялся. - Ты не умеешь врать, О'Дауда. Ты думаешь, я такой дурак и открыл все козыри? Имея дело с такими людьми, как ты, Наджиб и парни из Интерпола? Как и ты, О'Дауда, я не доверяю почте. Тот сверток в Эвьене был липой. Я специально послал его туда, чтобы при неудачном развитии событий получить небольшую передышку... а они, признаюсь, развивались там на озере почти неудачно. Ты слушаешь? Слушай хорошо. У тебя нет того, что ты думаешь, что у тебя есть, О'Дауда. Если сейф внутри, открой его и проверь... а потом мы поговорим. Я сел на кресло времен Французской империи, стоящее у двери, выпустил дым и начал молиться. Очень усердно. Чтобы его сейф оказался не в банкетном зале. Если же он был там, мой блеф очень скоро закончится. Я сидел, убеждая себя, что я спокоен, зная, что бегуны выходят на последний барьер и я - впереди, зная, что на последнем барьере все может случиться - и обычно бывает так, что то, о чем ты молишь, как раз и не случается. Я выпустил кольцо и стал смотреть, как оно, вращаясь, плывет в сторону динамика над дверями и медленно растворяется подобно серой мечте. Неожиданно большие двери загудели и не спеша открылись. У порога стоял Кермод и держал нацеленный на меня пистолет. - Входи медленно и держи руки перед собой, - сказал он. Я расплылся в улыбке. А почему нет? Я выиграл первый раунд. Чувствовал я себя прекрасно, но следил, чтобы не проявлять излишней самоуверенности. Я вошел, и он остановил меня. Держа пистолет у моего пупка, он ощупал мои карманы. Я подумал, что Аристид или Наджиб, посчитали бы его работу дилетантской. Пневматический пистолет был засунут стволом вниз в мою левую замшевую туфлю и спадающие брюки надежно закрывали его. Пистолет был сантиметров двадцать пять длиной, сантиметров восемь-десять ствола находились в моей туфле, а рукоятка была над самой моей лодыжкой. Единственное, чего мне приходилось опасаться, так это резких движений, потому что весил он граммов семьсот и мог легко выскользнуть. Но меня это не особо волновало. Я не собирался делать никаких резких движений до того момента, когда пистолет будет в моей руке. Рука Кермода пошла вниз по моей ноге и остановилась сантиметрах в пяти над пистолетом. Кермод отступил назад и сказал, показывая на диван, который стоял напротив каирского купца, или кто он там был, который надул О'Дауду с алмазами: - Сядь туда. Я прошел к дивану и осторожно сел, скрестив ноги и прижав внутреннюю сторону левой туфли к дивану. Оглядев восковые фигуры, я сказал: - Все те же люди, я смотрю. Пора завести новых врагов. О'Дауда сидел в дальнем конце комнаты, перед своим огромным, окруженным канделябрами подобием. На нем был свободный восточный халат, черные туфли из искусственной кожи и белая футболка. Халат был черный, с серебряными павлинами. Он удобно расположился в кресле у стола, на котором стояли бокалы и бутылка шампанского и лежал микрофон, шнур от которого тянулся к нише на дальней стене. Он уставился на меня своими маленькими голубыми глазками - его лицо было ярко-красного цвета - и сказал: - Не беспокойся... ты скоро к ним присоединишься, ублюдок. - Если ты хочешь иметь со мной дело, ты, накаченная жаба, тогда будь вежливым, хорошо? Я был внутри и наслаждался в полный рост, и меня переполняла приятная ненависть к нему - теплое, дурманящее желание посмотреть, как из него полетит его спесь и эгоизм. Я рискнул и у меня получилось. Я чувствовал себя замечательно, был полон оптимизма и готовности ко всему. О'Дауда дотянулся до бокала с шампанским на столе, нагнул голову и сделал глоток, наблюдая за мной поверх бокала. В двух метрах от него стояло другое кресло и другой стол, уставленный бутылками и бокалами. Им нравилось вот так. Сидеть здесь, пить, постепенно накачиваясь, и выкрикивать ругательства в адрес их гостей. Очень весело. - Ты дурак, - сказал О'Дауда. - Ты думаешь, я поверил в эту басню про сверток? Ты блефуешь. Если бы у тебя был настоящий сверток, ты бы не сунул свой нос сюда. Я дружески улыбнулся ему. - Если бы ты действительно думал, что я блефую, ты бы никогда не открыл дверь. Ведь лично я тебя совершенно не волную. Так же, как и Джулия. Кстати о Джулии, я решил, что мне не стоит влезать в это дело. Да, у меня есть слабость к хорошеньким женщинам, но она никогда не поднимается выше отметки в пять тысяч долларов. Моя цена, исключая мое жалование, - пять тысяч фунтов. - Если сверток ненастоящий, хозяин, - сказал Кермод, - то нам остается только уговорить его, как мы это уже делали. - Попробуйте, - сказал я. - Но это вам ничего не даст. Сверток находится у моего друга в Женеве. Если я не позвоню ей в течение часа, она просто позвонит в Интерпол и скажет им, что я здесь. Они прибудут сюда, не теряя ни минуты. - Ей? Что за женщина? - спросил О'Дауда. - Ради Бога, а о какой женщине вы думаете? - сказал я раздраженно. - Как вы думаете мне удалось оторваться от Наджиба и попасть сюда? Мисс Панда, конечно. Мы, можно сказать, сошлись, финансово и по другим соображениям, чтобы немного помочь себе. - Я полез в карман за сигаретами, увидел, что Кермод напрягся, покачал головой, успокаивая его, и закурил. - Ну, давайте же, проверьте сверток и мы покончим с этим делом. Я играл хорошо. Они были у меня в руках. Я приказал себе расслабиться и не поддаваться чрезмерной самоуверенности. Самое трудное было все еще впереди. Мне нужно было, чтобы сверток для проверки принесли в эту комнату. Шампанское помогло мне. О'Дауда очень удобно сидел в кресле; к тому же он привык, чтобы его обслуживали. - Сходи и принеси его, - сказал он Кермоду. - Но сперва дай мне пистолет. Кермод отдал ему пистолет и вышел из комнаты. Одной рукой О'Дауда держал нацеленный на меня пистолет, а другой тянул к себе через стол новую бутылку шампанского. Он попытался одной рукой разделаться с проволокой, удерживающей пробку, понял, что это очень сложно и неудобно, и сдался. Кермод сделает это, когда вернется. За его спиной помаргивали, слегка коптили свечи, окружавшие его восковую копию. - Ты мог бы получить деньги с Наджиба, - сказал он. - Да, - согласился я. - Или с Интерпола. - Да. - Тогда почему ты пришел ко мне? Я пожал плечами. - Ты тупой, парень. Черт, очень тупой, тупее, чем старый осел, нагруженный мешками с торфом. Ему это не понравилось, и я был счастлив. Я продолжил: - Я хочу поиметь тебя. Хочу показать тебе, что есть человек, который может заставить тебя выглядеть ощипанным карнавальным великаном. Ты ведь любишь делать с людьми то же самое, да? Утирать им носы. И я тоже люблю это дело. Очень медленно он произнес: - Я обещаю себе, что в один прекрасный день я получу огромное удовольствие, убивая тебя сантиметр за сантиметром. - И еще один момент, - сказал я, не обращая на него внимания. - Я хочу, чтобы ты получил сверток. И когда ты его получишь, я дам указание своему маклеру купить для меня толстую пачку акций "Юнайтед Африка Корпорейшн". И я буду получать с них приличный доход, когда после ухода Гонваллы ты начнешь использовать свои монопольные права. На мгновение его лицо искривилось, словно ему в рот попало что-то очень неприятное на вкус. Затем он сказал: - Ты такой же, как и все остальные. Ты ненавидишь меня, потому что я - миллионер, но тем не менее сам ты хочешь стать им. Но запомни, Карвер, что бы ни случилось, я достану тебя. Тогда ты пожалеешь, что родился на этот свет. - Посмотрим, - сказал я. - Если у меня будет достаточно денег, я даже смогу завести собственный музей восковых фигур. Я могу назвать массу людей, которых я хотел бы там видеть. Я медленно обвел взглядом восковое собрание. Да, я мог бы выставить многих людей в своем музее. Я закончил свой обзор на стальных дверях. Кермод оставил их открытыми. Когда он вернется, он, безусловно, закроет их, чтобы, если я блефую, я не смог быстро откланяться. Я хотел посмотреть, как работают двери. Затем я подумал о том, насколько быстро и точно я смогу действовать своим пневматическим пистолетом. Насколько я помнил из занятий с Миггзом, этот тип пистолета давал с семи-восьми метров разброс пуль не более двух сантиметров. Он должен был сделать то, что было у меня в голове. Снаружи, из дальнего конца галереи с мраморным полом послышались шаги. Возвращался Кермод. Я взглянул на О'Дауду и сказал: - Запомни, никаких торгов. Пять тысяч плюс мое жалованье и мои рабочие расходы, и я хочу получить все это наличными при прямом обмене. Он промолчал. Набычив свою большую голову, он смотрел на меня и на дверь за моей спиной. Сразу за мной какая-то восковая аристократка с небольшой короной на соломенного цвета волосах не мигая смотрела на большую фигуру короля О'Дауды, восседающего на приподнятом троне. В галерее показался Кермод, прижимающий к груди мой сверток. Он вошел в двери, подошел к стене справа от них и нажал на одну из двух белых кнопок, вделанных в стену - одна для открывания, другая для закрывания дверей. Он нажал на ближнюю к дверям кнопку. Мне, чтобы открыть их, нужно будет нажать на дальнюю. Двери мягко закрылись, и Кермод прошел мимо меня, направляясь к О'Дауде. Я точно знал, какого момента я жду - когда Кермод передаст сверток О'Дауде, чтобы тот открыл его, а О'Дауда передаст ему пистолет, чтобы он держал меня на прицеле. Мне придется стрелять быстро и двигаться быстро. Я уронил правую руку и коснулся внутренней стороны левой ноги, плавно подбираясь к краю широкой штанины, чтобы потом быстро выхватить пистолет. Кермод остановился у стола О'Дауды. Тот не обратил на него никакого внимания и продолжал смотреть на меня, держа в руке пистолет. - Нервничаешь, парень? - сказал он. - Ты думаешь, я тебя не знаю? Ты блефуешь до самого последнего момента, надеясь извлечь из этого какую-нибудь выгоду. Ты мне даже где-то нравишься за это. Да, в тебе что-то есть. Ты сидишь улыбаешься, а сам потеешь внутри. - Нервничаешь-то ты, - сказал я. - Ты знаешь, что тебя переиграли, но боишься убедиться в этом. Давай, открывай. Я хочу увидеть твое лицо, когда ты сделаешь это. О'Дауда постучал по столу, указывая Кермоду, чтобы тот положил сверток. Когда Кермод сделал это, О'Дауда протянул ему пистолет. - Держи этого англо-саксонского ублюдка на мушке, - сказал он. Но было уже поздно. Как только пистолет оказался между ними, рукояткой к Кермоду, я выхватил свой и открыл стрельбу прямо от пола. Я метил в ноги Кермода, надеясь уронить его. Продолжая стрелять, я бросился к ним. Моя цель заставила бы Миггза презрительно сплюнуть. Я видел, как от дальней ножки стола отлетают щепки после ударов пуль, видел, как бросился в сторону Кермод, размахивая пистолетом, видел, как О'Дауда поднял свою жирную руку, защищая лицо от летящих щепок, и тут бог войны - который зачастую слишком долго думает и в итоге уже ничем не может помочь - выступил очень удачно. Не переставая стрелять, я перевел пистолет левее, продолжая метить в ноги Кермода и вследствие этого взял немного выше. Пули попали в стоящие на столе бутылки шампанского и они взорвались подобно бомбам. Пена фонтаном устремилась вверх, орошая Кермода и О'Дауду. Зловеще загудели разлетающиеся во все стороны осколки стекла. Я увидел, как на щеке Кермода вдруг появилась красная полоска. Инстинктивно он поднял к щеке руку с пистолетом. В этот момент я уже был среди них. Я ухватился за пистолет Кермода и стал выворачивать его, пока тот, наконец, не отпустил его, спасая свою руку от перелома. Овладев пистолетом, я подсек его, и он рухнул на стол, отправив в полет бокалы, разбитые бутылки и сверток. Когда они пришли в себя, я уже стоял в десяти метрах от них, с пневматическим пистолетом в кармане, свертком в одной руке и их пистолетом в фугой. О'Дауда, который упал вместе с креслом, поднялся и стал трясти головой и тереть глаза. Кермод сидел на полу с перекошенным от боли лицом и держался за ногу - в последнюю секунду пара шальных пуль, должно быть, все же настигла его. По его лицу текла отвратительная струйка крови. Неожиданно О'Дауда проснулся. Он посмотрел на меня, его лицо начало багроветь и он зарычал: - Ублюдок! Клянусь богом... Он двинулся ко мне, пробираясь через обломки стола. Я выстрелил в пол рядом с его ногами. Пуля рикошетом попала в живот фигуры полицейского. Пройдя насквозь, она упала на пол. О'Дауда резко остановился. - Еще один шаг, О'Дауда, - сказал я, - и ты получишь пулю туда же, куда ее только что получил страж порядка. Он стоял вне себя от поражения, и я не был уверен, что он не двинется дальше. Затем к нему вернулся разум и он немного отошел назад и посмотрел на Кермода. - Ты - бесполезное дерьмо. Я же сказал тебе держать его на прицеле. Кермод промолчал. Какими бы закадычными друзьями они ни были, он четко знал, когда не стоит спорить со своим хозяином. - Не суетись, Кермод, - сказал я. - Позже ты сможешь извлечь пульки с помощью обычного пинцета. А сейчас поднимайся и сядь где-нибудь на виду. К тебе это тоже относится, О'Дауда. Сядьте куда-нибудь и держите руки перед собой. Они выполнили мое указание, медленно и с явной неохотой, но выполнили. Я стоял, смотрел на них и мне было хорошо. О'Дауда получил удар туда, куда я и хотел. Я был человеком. Я должен был сказать ему об этом. Жаль, но что поделаешь. Я должен был это сделать. Было бы лучше, если бы я проявил великодушие победителя и просто удалился. Мне следовало бы всецело посвятить себя действию и оставить чтение проповедей другим. Я поднял сверток. - Ты был прав О'Дауда. Я блефовал. Этот сверток - настоящий. Две непристойные пленки и прекрасная магнитофонная лента - просто политический динамит. Как ты себя чувствуешь, выдающийся ум? Короля О'Дауду переигрывает один из дворцовых слуг. О'Дауду, в распоряжении которого люди и деньги; О'Дауду, который, если ему нужно что-нибудь сделать именно так, а не иначе, получает все сделанным именно так, не скупясь на расходы... Как это, вообще - сидеть и чувствовать, как почва уходит из-под ног? Мне бы не следовало этого делать. Это было чистой воды ребячеством. Простым злорадством. Когда ты получаешь то, что тебе нужно, быстро сматывай удочки - вот девиз. Мне нужно бы было последовать ему, но мне очень редко выпадает возможность сыграть роль мальчика Давида или Джека-победителя великанов, добавив немного сэра Блахада. Я начал отступать к двери, держа их на мушке. - Знаешь, что я сделаю со свертком? Я передам его Наджибу в обмен на Джулию. Никаких денег, чистый обмен. Это значит, что ты никогда не залезешь пальцем в пирог Гонваллы. Это также значит, что я не получу с тебя моего жалованья, но дело того стоит. Да, оно того стоит. Всякий раз, когда твое имя всплывет в поле моего зрения, я посмеюсь про себя, вспоминая великана О'Дауду, которого я усадил на горячий стул и подрастопил до обычного человеческого размера. Он сидел и смотрел на меня. Молча. Но я знал, что его переполняет масса чувств и желаний. Рядом с ним сидел все еще подрагивающий Кермод и промокал щеку носовым платком. Позади них, в высоких подсвечниках мерцали свечи и гигантская фигура короля О'Дауды на троне сурово смотрела на своих однажды взбунтовавшихся вассалов, людей, которые вымогали у него деньги или пытались обмануть его, прежде, чем он обманет их. Затем он сказал: - Очень скоро я достану тебя, Карвер. Я прислонился к стене у дверей: - Нет, не достанешь. Как только я уйду, ты сразу захочешь забыть меня. И ты сделаешь это хорошо, в своем стиле. Ты подкупишь свою память и она выбросит все, что тебе неугодно. Но это будет все равно возвращаться. - Убирайся к черту! - заорал он мне. - С радостью, О'Дауда. Я засунул сверток под ту руку, в которой был пистолет, нащупал за спиной кнопки и нажал на ближнюю к дверям. Ничего не произошло. Я нажал снова и снова ничего. Я нажал на вторую кнопку, надеясь, что я перепутал. Ничего. - Чертова дверь не открывается, - тупо сказал я. - Это твоя проблема, парень, - сказал О'Дауда со вспышкой нового интереса. Обращаясь к Кермоду, я спросил: - Эти ведь кнопки, да? - Эти, - сказал О'Дауда. Я попробовал еще раз. Снова ничего. В тот же самый момент в динамике над дверью раздался треск и в комнате загудел голос Денфорда. Его голос звучал очень бодро, когда он посылал последнее прощание слуги ненавистному хозяину. - Будьте счастливы там, ублюдки! Я рад, что больше не увижу ни одного из вас. Прощайте... и отправляйтесь все в ад! - Денфорд! - заорал я. Динамик щелкнул и затих. - Как, черт возьми, он смог это сделать? - спросил я. - Он вывернул предохранители снаружи, - ответил Кермод. - Двери сделаны из двухсантиметрового стального листа. Ты не сможешь их выломать, Карвер. Ты в западне. - В голосе О'Дауды появились радостные нотки. - Человек сошел с ума. - Я склонен согласиться. К чему, черт побери, он думает, это все приведет? Мне лично наплевать. - О'Дауда улыбнулся. - Меня устраивает, что ты все еще здесь, Карвер. Никогда не читай проповедей после обеда. Меня бы уже здесь не было, если бы я не раскрывал рта. Я стал отходить от двери, не сводя с них пистолета. - Если кто-либо из вас двинется, я очень сильно занервничаю. Я медленно обошел комнату. Все окна были закрыты и зарешечены снаружи. Стекло, конечно, можно разбить, но протиснуться между прутьев будет невозможно. Держа их в поле зрения, я подошел к трону и заглянул за него. Другой двери из комнаты не было. Я вернулся к дверям и сел. - Ты тут много болтал о выдающихся умах, Карвер. Посмотрим, как ты справишься с этой задачей. - О'Дауда встал и направился к разбитому столу. - Сядь на место, - сказал я. - Иди ты к черту, - сказал он. - Оставайся там. Эта половина комнаты наша. И меня мучает жажда. Он поднял бутылку и бокал и налил шампанского, а затем сел у подножия трона под своей восковой копией. - Кермод, - сказал я. - Подойди к одному из окон, разбей его и когда увидишь кого-нибудь, кричи им. Кермод посмотрел на О'Дауду. - Делай, что говорит выдающийся ум, - сказал О'Дауда. Кермод подошел к окну, разбил его ножкой кресла, поставил кресло рядом с окном и сел. О'Дауда потуже завернул вокруг себя халат и сказал, указывая рукой: - Видишь того приятного лондонца? Он показывал на выглядевшего пожилым мужчину в брюках в тонкую полоску и черном плаще, мужчину с честным квадратным лицом и приятно поседевшими волосами. - Работал с ним как-то в паре. Он был умен. Очень умен. И он довел меня до точки, когда как он считал, он легко снимет с меня приличное количество тысяч. Черт, он был очень близок к этому. Также близок, как ты сейчас. Знаешь, где он теперь? Мотает срок, восемь лет, за мошенничество. Ему, должно быть, очень обидно, потому что мошенничество было чисто мое. Я слышал, его жена покончила собой. К счастью, детей нет. Я не люблю, когда детям причиняют неприятности, пока им еще нет восемнадцати. - О'Дауда поднялся и дошел до середины комнаты, неся бутылку и пустой стакан. Он поставил их на кресло. - Ждать, возможно, придется долго. Поэтому почему бы тебе не выпить. - Если ты зайдешь за кресло, я выстрелю, - сказал я. - Я знаю, что ты это сделаешь, - спокойно сказал О'Дауда. Он вернулся к трону и сел. Наполнив свой бокал, он поднял его и сказал, обращаясь ко мне: - На это потребуется время, но, в конце концов, я понадоблюсь кому-нибудь и один из слуг придет сюда. Мы выберемся отсюда и я вызову полицию, Интерпол, всех. Мои обвинения будут такими: нападение, вооруженное ограбление, в общем, весь список. Я подниму такой шум, что Интерполу придется выйти из игры, потому что они испугаются гласности. Они забудут о свертке. Даже у них есть свои границы. Да, парень, в любом случае на горячем стуле сидишь ты. Был когда-нибудь во французской тюрьме? Там не балуют людей, как у нас. Французы - люди практичные. Наказание есть наказание. - Прежде чем это случится, я сожгу это, - я похлопал рукой по свертку. - Да. Я знаю это. И я принимаю это во внимание. Но я все равно выдвину обвинения. И со временем, парень, я сделаю так, что ты разделишь компанию лондонского друга. Пилч, так его звали. Да, падок был на женщин дружище Пилч. Его жена так и не узнала об этом, иначе бы она, возможно, и не покончила жизнь самоубийством. - Что происходит здесь, когда вам вдруг становится нужен кто-то, нужно принести сюда что-нибудь? - спросил я. - Хороший вопрос, - сказал О'Дауда. - И я буду с тобой откровенен. Ничего. Это моя территория. Когда я поднимаюсь сюда, я смотрю, чтобы все, что мне нужно, было здесь. Только двум людям позволительно беспокоить меня здесь - Кермоду и Денфорду. Они пользуются микрофоном. Но если мы просидим здесь достаточно долго, Кермод увидит кого-нибудь в окно. Я встал и пошел к шампанскому. Он ухмыльнулся. - Я знал, что тебе это потребуется. Если бы я знал это заранее, я припас бы что-нибудь немарочное для тебя. "Клико" только для друзей. Но на этот раз я не предусмотрел. Знаешь, ты будешь получать вино во французских тюрьмах. Дешевое вино. Поэтому пользуйся моментом. Я вернулся на место, сел, положил сверток на пол между ног и одной рукой открыл шампанское, зажав бутылку между колен. Я был в западне. Я выпил шампанского и сделал попытку обдумать ситуацию. Мыслей было много, но ни одна из них не несла мне покоя. Да, я погрузился по самую шею. Мы можем просидеть здесь много часов. Весь день и ночь впридачу. Они могут даже поспать. Их двое, а я один. В конце концов они достанут меня. Это без вопросов. Я посмотрел на свои часы. Мы уже находились в запертом состоянии полчаса. Мне было жарко и я подумал о еще одном бокале шампанского, но отбросил эту мысль. В любой момент О'Дауда и Кермод могли предпринять что-нибудь. Я не мог себе позволить оказаться в этот момент пьяным. Возможно, мои мысли передались О'Дауде, и он поднял свой бокал и весь просиял. Сидя у окна, Кермод продолжал наблюдать за внешним миром. Если он кого-либо и увидит, он, вероятно, не скажет об этом, потому что он прекрасно знает, что вся эта игра в ожидание на руку О'Дауде. Я взял сверток и, держа пистолет в другой руке, подошел к окнам и придвинул кресло. Обращаясь к Кермоду я сказал: - Иди к нему. Он без слов покинул свой пост и вернулся к О'Дауде. Устроившись, он закатал штанину и стал осматривать свои раны. Я сел под углом, чтобы можно было одновременно смотреть в окно и наблюдать за ними. Снаружи был прекрасный позднесентябрьский день. В нескольких метрах виднелся краешек озера, на дальнем берегу которого расплывалась в жарком воздухе тесная группа белых домиков. В комнате было жарко. Я провел по лбу тыльной стороной руки. - Жарко, да? - сказал О'Дауда. - Не стоит включать отопление в такой день, - сказал я. Он пожал плечами. - Оно постоянно включено. Но есть автоматический контроль. Постоянно поддерживается двадцать градусов, тебе жарко, Карвер, потому что ты волнуешься. И тебе будет еще жарче. Жаль, потому что, если бы ты сыграл со мной честно, я бы полюбил тебя и ты бы не остался в накладе. Я, возможно, даже взял бы тебя в одну из своих организаций и дал бы тебе здорово заработать. Но теперь нет. Категорически нет. Я хочу увидеть, как тебя зажарят. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты познакомился со мной. Я не ответил. Я сидел и наслаждался прохладным воздухом, влетающим в комнату через разбитое окно. Но несмотря на сквозняк, мне было жарко. Через какое-то время я поднялся и встал над одной из решеток теплосистемы. Через нее шел теплый воздух. Я готов был спорить, что в комнате было гораздо больше двадцати градусов. Должно быть, сломался термостат. Я вернулся к окну. Становилось жарче. Сомнений быть не могло. О'Дауда это тоже заметил. Он распахнул ворот своего восточного халата и произнес: - Что там на термометре? - Он кивнул на стенное пространство между ближайшими ко мне окнами. Я встал и посмотрел на него. - Что-то случилось с вашей системой. Двадцать пять с половиной. Где находится термостат? - В галерее снаружи. - Да, если температура повысится, то все твои гости расплавятся и потекут. Он ухмыльнулся и выпил еще один бокал шампанского. Я закурил, выглянул в окно и был награжден видом залитого солнцем мира, в котором все замерло, кроме парочки скворцов, которые ковырялись в клумбе в поисках червяка. Кермод и О'Дауда в очередной раз освежились шампанским, а я сидел, держа в одной руке пистолет, курил и думал о закрытых стальных дверях. Денфорд был сумасшедшим. Зачем, черт возьми, ему понадобилось закрывать нас здесь? Если бы он знал, что это сыграет на руку О'Дауде, он никогда бы не сделал этого - потому что О'Дауда был тем человеком, которого он ненавидел. Тогда, какого черта уходить и запирать нас? Это то же самое, что бросаться снежком в танк, когда это касалось О'Дауды. Он действительно сошел с ума. Но сумасшедший или нет, он был человеком умным, а ум не исчезает даже в моменты бесконтрольной ненависти. Он обычно подкрепляет сумасшедшие действия. Обо мне он был невысокого мнения - главным образом потому, что посчитал, что я помешал ему нагадить О'Дауде. Но он не питал ко мне той ненависти, которую он питал к О'Дауде. Он посоветовал мне не входить в эту комнату и не встречаться с О'Даудой. Я встал и ослабил галстук, распахивая ворот своей рубашки. Затем я подошел к стене и еще раз взглянул на термометр. Было уже около двадцати семи. Я уже стал испытывать беспокойство. Я посмотрел на медную решетку в полу у окна. Они располагались по всему периметру комнаты, сантиметрах в пятидесяти от стен. Эта была привинчена к полу двумя шурупами на каждом из концов. Через нее в комнату нагнетался горячий воздух, очень горячий воздух. Я снова посмотрел на термометр. Теперь на нем было уже двадцать восемь. После того как Денфорд закрыл нас, температура начала неуклонно повышаться. Когда я только вошел сюда, здесь было приятно. Теперь же тут можно было разводить орхидеи. Я посмотрел на О'Дауду и Кермода. О'Дауда сидел, откинувшись в кресле и держа в руке бокал, и смотрел на меня. Его халат был небрежно распахнут и пламя горящих свечей озаряло ежик его рыжих волос. Кермод сидел на краю трона - маленький, похожий на кузнечика человек. На его щеке запеклась кровь. Он смотрел на меня темными, полными интереса глазами, без сомнения обещая себе удовольствие черной мести, когда наступит подходящий момент. О'Дауда, посчитавший, что я собираюсь что-то сказать, произнес: - Теперь уже нет былой уверенности, да? Но не трать дыхание, пытаясь заключить сделку. Ты здесь и мы здесь, и мы тебя все равно достанем. Итак, никаких сделок. Он был прав. Я собирался говорить, но не о сделках. - Каков температурный предел этой отопительной системы? - спросил я. Мой вопрос их сильно удивил, затем Кермод сказал: - Где-то около тридцати пяти градусов. - За последние десять минут температура поднялась более чем на шесть градусов, - сказал я. - Ну и что? Это чертов идиот Денфорд. Он запер нас и повернул регулятор, - сказал О'Дауда. - Человек бездарен. Мы ему не нравимся и это все, что он может придумать. Я бы стал немного уважать его, если бы он наставил на меня пистолет. Садись, парень, снимай пиджак и допивай свое шампанское. Может быть, тебе захочется потом вздремнуть. - Он усмехнулся. И тут до меня дошло. Конечно. Последние несколько минут это крутилось в моем мозгу, но сейчас я четко все понял. Денфорд был сумасшедшим, но не был дураком. И вопрос о том, что он хочет ранить, но боится ударить, снимался. Я быстро сказал: - Помнишь мой первый визит сюда, О'Дауда? Я дал тебе термобомбу. Большая, тяжелая штуковина, способная разнести на куски эту комнату. Что ты с ней сделал? Он тоже был не дурак и подключился ко мне мгновенно. - Я отдал ее Денфорду, чтобы он избавился от нее. - Да, я думаю, что он так и сделал. Где-то в этой комнате. Вероятно, прикрепил ее к трубе под одной из решеток, и она сейчас поджидает там нужной температуры. Все в порядке. Денфорд наставил на тебя пистолет, и на остальных тоже. Они вскочили на ноги. - Кермод, - сказал я, - быстро обойди комнату и посмотри, нет ли на шурупах какой-либо из решеток свежих царапин. - Окна, - сказал О'Дауда и в его голосе теперь зазвучала тревога. - Разбей их, это понизит температуру. - Только температуру воздуха. На бомбу это никак не повлияет. Она в какой-то из труб. - Мы можем сорвать все решетки и выключить каждый обогреватель, - сказал О'Дауда. Он уже начинал паниковать. - Их здесь штук двадцать и нам нужна отвертка, - сказал я. - Единственный выход - найти ту решетку, которую отвинчивал он. Возможно, нам удастся сорвать ее. Пока я говорил, Кермод уже отправился осматривать решетки. Я проверил решетки вдоль окон. Никаких признаков того, что какую-то из них снимали. Термометр на стене показывал уже двадцать девять. Какую температуру он выставил на бомбе? Тридцать? Тридцать два? Кермод появился из-за трона и сказал: - Я не вижу никаких царапин. - Срывай их все, - закричал О'Дауда. - Давай. Он подошел к ближайшей решетке, нагнулся, ухватил ее своими огромными пальцами и потянул. Не в силах противостоять его мощи, мягкая медь выгнулась, но шурупы держали крепко. Я знал, что они будут держать. Он был миллионером. Миллионеры не терпят халтуры. В любом пригородном домике шурупы выскочили бы, словно они натирались мылом перед заворачиванием. Каждому, кто работал на него, приходилось отрабатывать свои деньги на все сто. Это была его эпитафия. Себе я не мог придумать ничего стоящего. Я снова проверил термометр - тридцать. Возможно, в последний раз я поспорил сам с собой, что Денфорд поставил на тридцать два, и пошел к дверям. Только там не было решеток. Если и можно было говорить о безопасных местах, то это было самым безопасным. К тому же, оно было на достаточном удалении от окон. Мне не хотелось, чтобы после того как я переживу взрывную волну, мне снесло голову куском стекла. Полностью растерянный Кермод встал у подножия трона и закричал: - Что, черт побери, нам делать? - Идите сюда и соорудите себе какое-нибудь укрытие, - сказал я, укладывая перед собой герцогиню, а на нее - джентльмена в дипломатических одеждах. По крайней мере я не нарушил социальных уровней. Кермод направился было ко мне, но О'Дауда, паникуя, не веря, что можно что-либо сделать и в то же время полагаясь на старый миллионерский принцип иммунитета ко всем неприятностям, заорал: - Помоги мне с этой! Он тянул за следующую решетку, и капельки пота блестели на его красном лице. Кермод заколебался, глядя, как я, нарушая социальный кодекс, укладываю на дипломата коптского базарного торговца. О'Дауда заорал снова, и Кермод пошел к нему. Он был вынужден это сделать, ибо он рассчитывал на удачный исход и, следовательно, должен был оставаться на хорошем счету у О'Дауды. Хозяин и слуга - эта связь не рвется до самой смерти, когда хозяин - миллионер. Я был рад, что я сам себе и хозяин, и слуга. Никаких противоречий между нами. Я добавил еще три фигуры и затем уложил поверх них высокого и худого университетского дона с лицом аскета в отделанной мехом мантии. Я подумал, чем он мог вызвать раздражение О'Дауды. Возможно, голосовал против на совете, в то время как остальные хотели присвоить ему почетную юридическую степень в обмен на новое здание для университета. Они, наконец, сорвали решетку. О'Дауда нагнулся, пошарил внутри рукой и почти тут же вскочил и бросился к другой. Он был упорным человеком. Если ему повезет - и это должно быть везением ирландца - он может на этот раз попасть на нужную решетку, и даже открыть ее и засунуть руку, но он соревновался с тридцатью двумя градусами по Цельсию, и я готов был спорить, что уже оставалось менее полуградуса. Держа пистолет и сверток в разных руках, я устроился за своей баррикадой и закричал: - Ради Бога, не делайте глупостей. Укройтесь где-нибудь подальше от решеток! Не отпуская решетки, Кермод повернулся и посмотрел на меня. Ему была видна только моя голова, высовывающаяся над баррикадой. Его глаза были полны безысходной тоски, но он не смел оставить своего хозяина. Затем он вдруг отпустил решетку и выпрямился. - Кермод! - сердито зарычал О'Дауда. - Минуту. Кермод повернулся и побежал к трону. В трех метрах от гигантской копии О'Дауды на полу лежала прекрасная персидская дорожка. Он швырнул ее в сторону. Под ней была решетка. - Я совсем забыл про эту... - Он нагнулся, осматривая шурупы. - Эта! Эта! О'Дауда бросился к нему, сметая все со стола развевающимися полами халата и отбрасывая в сторону фигуру раджеподобного человека в тюрбане и белых одеждах. - Шурупы... смотрите! - показал Кермод. Они оба ухватились за решетку и напрягли все свои силы. Бомба должна была быть под этой решеткой. Именно сюда ее установил бы Денфорд. Под гигантской копией, и рядом с тем местом, где обычно сидел О'Дауда. Если бы Кермод вспомнил об этой решетке в самом начале... - Бросьте! Бегите сюда! - заорал я. Они не обратили на меня никакого внимания. Большой человек и маленький человек обливались потом, пытаясь выломать решетку. Хозяин и слуга, связанные столькими прошлыми вещами: проявлениями лояльности, злодействами, пьянками, рыбалками, публичными домами в былые дни, а затем, по мере увеличения богатства хозяина, и более сложными и изощренными манипуляциями, и всегда первый думал, что он неприкасаем, сам себе закон, а второй - что в тени могущества первого он находится в полной безопасности. Они забыли, что там был я. Если ты не сидишь и ждешь неприятностей, борешься, ты побеждаешь. Так было всегда и так будет, должно быть, иначе просто не стоит жить. Я упал на пол, свернулся клубком, прижавшись к холодной восковой спине герцогини, и накрылся сверху доном. И тут это произошло. Конец света. Раздался оглушительный хлопок, словно реактивный лайнер миновал в комнате звуковой барьер, и все пришло в движение. Вперемежку с герцогиней, доном и дипломатом меня отбросило назад к стальным дверям. Я должен бы был погибнуть. Я подумал, что я погиб - звон в ушах и весь воздух покинул мое тело. И меня ждали стальные двери, ждали, что ударная волна швырнет меня на них и разобьет в лепешку. Но, должно быть, волна ударилась в них на секунду раньше меня, распахнула их и они повисли подобно двум помятым крыльям. Пролетев метров двадцать по галерее, я лежал с закрытыми глазами и ждал... и я слышал звон разбивающегося стекла и стук падающих и разлетающихся на мелкие кусочки обломков штукатурки, камня и дерева. Я медленно поднялся на ноги, постоял какое-то время в оцепенении, затем стал вытирать пыль с глаз и лица. На полу у моих ног лежал мой пистолет, сверток и оторванная голова герцогини с десятисантиметровым осколком стекла в щеке. Я перешагнул через штабного генерала, у которого не хватало седого уса и глаза, и пошел к дверям. Комната была наполнена дымом и пылью. Ни О'Дауды, ни Кермода. Но по всему полу были разбросаны головы, руки и ноги. Большинство были восковыми. Шатаясь и не до конца осознавая, что я делаю, я переступил порог и на меня стал падать приятный дождик из разбитой противопожарной системы. Я пошел к трону. Занавески и деревянные детали трона уже сгорели и пламя перекинулось на одежды О'Дауды. Он лежал на полу без руки и ноги, и языки пламени лизали его лицо. Я остановился в некотором удалении, смотрел и думал, жив ли я, или все это - кошмар смерти. О'Дауда горел и таял. Восковое лицо начало потихоньку таять и течь. Пламя обжигало мне лицо, в голове все гудело после встречи с ударной волной. Я смотрел, как огромная фигура тает передо мной, тает до обычного человеческого размера и продолжает таять дальше. Дождь падал на мою непокрытую голову и его капли оставляли на моих пыльных щеках грязные разводы. Пламя все сильнее жгло мою кожу, поэтому я стал медленно отступать, не сводя глаз с воскового лица О'Дауды. С каждой секундой оно становилось все бесформеннее, и я с ужасом наблюдал, как сквозь воск проступает что-то. Медленно, подобно проявляющейся фотокартинке, показалось другое лицо, с отвратительной гримасой смотревшее на меня через текущий, пузырящийся воск; другое лицо, бесплотное, с темными глазницами, которые вдруг ожили, наполненные маленькими язычками пламени. Рот застыл в ухмылке, затем медленно открылся, челюсть отвалилась и упала на пол, охваченная желто-красным пламенем горящего воска. За моей спиной, как казалось, в нескольких километрах от меня, послышались крики, звонки, сирены и топот ног. Шатаясь, я добрался до дальней стены, согнулся пополам и меня вытошнило. Я знал, что этот кошмар будет преследовать меня не одну ночь... маленький, хрупкий череп, медленно возникающий в языках пламени из тающего лица О'Дауды. Я выпрямился и тут увидел настоящего О'Дауду. Когда бомба взорвалась, Кермод, должно быть, заслонил его. Его отбросило через комнату на оконную стену, как шестипудовый мешок с зерном. Он лежал, скорчившись, у стены, голый по пояс. Его голова была свернута набок, а уцелевшая нога подвернута под туловище. Пальцы его правой руки все еще сжимали большой, искореженный кусок медной решетки. Я вышел из комнаты, оставляя позади горящее восковое море вокруг трона. Подбирая сверток, я чуть не упал от внезапного головокружения. Пошатываясь, я пошел по коридору, на ходу запихивая сверток под ремень брюк и застегивая сверху. У лестницы, в красном бархатном кресле сидел спокойный, сосредоточенный Денфорд и курил. Он посмотрел на меня и кивнул, словно поздравляя себя с удачно проведенной операцией. Главные цели - О'Дауда и Кермод - убиты. Дрожащий и качающийся Карвер - цель второстепенная. А сам он уже не беспокоился о том, что теперь будет, потому что никто никогда не сможет отнять у него тех приятных чувств, которые наполняли его в последний час. - Я вызвал пожарных, - мягко сказал он. - Они сейчас будут. В моем горле была настоящая засуха, поэтому слова прозвучали подобно шелесту старого тростника. - Я не думаю, что мне сейчас нужна компания. Он указал на боковую дверь за креслом. - Сюда. Спуститесь по лестнице до конца и окажетесь в гараже. - Затем, когда я уже собрался с силами, чтобы двинуться дальше, он спросил. - Как он себя вел перед финалом? - Я думал, это была паника, но ошибся, - сказал я. - Он, как всегда, был уверен, что ничто никогда не сможет победить его. Ему не хватило секунд пять. - Подойдя к двери и положив руку на ручку, я добавил. - Когда прибудут полицейские, они не пустят вас туда. Если вы хотите попрощаться, делайте это сейчас. - С ним? - Нет, с ней. Она - у трона, ждет вас. Он посмотрел на меня, не до конца понимая, что я только что сказал, затем медленно поднялся и побрел по галерее к наполненной дымом и орошаемой водой комнате. Я спустился в гараж и выбрался из дома, осознавая, что мне крупно повезло. Исключительный случай. Мне удалось уйти с тем, что принадлежало О'Дауде. Это должно войти в историю. Он хранил даже то, что принадлежало ему, но в чем он больше не нуждался. Так же, как он хранил ее, заперев внутри себя... Глава десятая "Любовь со временем проходит, умение готовить - никогда". Джордж Мередит "Фейсл Вега" была там, где я ее оставил. Я заполз в нее, как рак-отшельник в свою раковину, и отъехал. Я еще не добрался до центральных ворот, когда пожарная машина чуть было не столкнула меня в кусты. Да, французские борцы с огнем ездят не без щегольства. Полицейская машина сделала со мной почти то же самое, когда я выезжал на шоссе. Кто-то прокричал мне что-то через открытое окно. Я не остановился. Возможно, это был Аристид Маршисси ля Доль. Я ехал в направлении Женевы и перед моими глазами все еще стояло тающее, пузырящееся восковое лицо и проступающий сквозь него ужас. Кошмарные сны долго еще будут преследовать меня, если я не исполню свое обещание и не отправлюсь отдыхать. Я остановился у телефонной будки и позвонил Наджибу. - Сверток у меня, - сказал я. - Сколько вам понадобится времени, чтобы доставить Джулию? - Нисколько. - Через полчаса я буду ждать вас у западной стороны Собора Сан Пьер. О'кей? - Мы будем там, и вы получите также три тысячи фунтов в качестве премиальных. - Ты оговорился, - сказал я. - Братья Алакве всегда платят в гинеях. - Гиней, - сказал он. Я подъехал к собору и стал ждать. Они прибыли через двадцать минут; значит, они держали Джулию где-то в Женеве. Они направились ко мне веселой семейной группой - братья Алакве, мисс Панда Бабукар и Джулия. Я стоял у машины и ждал. Джимбо похлопал Джулию по плечу и мягко подтолкнул ее ко мне. На нем был зеленый вельветовый пиджак, черные брюки, желтая рубашка и красный галстук, на котором в высоком прыжке изогнулся большой лосось. - Скажите ему, мисс, что мы обращались с вами уважительно и учтиво, - сказал он. Джулия прижалась ко мне. Ей не нужно было ничего говорить. Все было написано на ее лице. Я передал сверток Наджибу. Тот повертел его в руках, и я знал, что ему не терпится открыть его и проверить. - Проверяй, - сказал я. - Это меня не обидит. - Я доверяю вам, - сказал он. Панда просигналила мне зубами и глазами и сказала: - Ты так и не дал мне шанса. Я готова была доверить тебе все, что у меня есть. Не забывай, любимый, что когда она выбросит тебя обратно в пруд, ты всегда можешь приплыть к маме. Гав! Гав! - Она лягнула ногой, выписала пируэт и сунула мне толстый конверт. - Американские доллары, - сказал Наджиб. - Все, что вам нужно сейчас, - уйти от руки закона. Я покачал головой и сказал: - Можно слегка вывернуть ее на какое-то время, но уйти от нее невозможно. Мы отъехали, направляясь в Бонневиль, а затем в Межев. Долгое время она молчала. Наконец я сказал: - Где ты хочешь остановиться, чтобы сделать покупки? - Где угодно. Вы продали им сверток? - Нет, это был прямой обмен на тебя. Я не просил денег. Но когда их предложили, я подумал, что заработал небольшие премиальные. Я продолжил и рассказал ей обо всем, что произошло с момента нашей последней встречи. Прежде чем я закончил, ее рука уже лежала на моей, а когда я закончил, она спросила: - Но что теперь будет у тебя с Интерполом? - Не знаю и это меня не волнует, - сказал я. Я не собираюсь думать об этом. Что ты думаешь приготовить на ужин? На ужин у нас был жареный цыпленок с прованскими маслинами. Пока она готовила его, я принял душ, переоделся и выложил свою шикарную пижаму. Затем я спустился вниз, сел, налил себе выпить и поднимался всякий раз, когда она кричала с кухни, что ее бокал пуст. Когда я принес ей третью порцию, ее рука обвила мою шею, а ее губы нашли мои. - Я - очень робкая девушка, - сказала она. - Мне всегда нужно время. - Тогда не торопи события. Цыпленок был замечательным. Когда она исчезла на кухне, чтобы приготовить второе блюдо, зазвонил телефон. Это был Аристид. - Я подумал, что найду тебя там, - сказал он. - Ты не один? - Она только что накормила меня жареным цыпленком с прованскими маслинами. - Она подала цыпленка на горячем соусе или полила им птицу? - спросил он. - На. - Береги ее как сокровище. - На протяжении всего отпущенного мне времени я этим и займусь. - Ах да, об этом-то я и хочу поговорить. У тебя, конечно, были большие неприятности с О'Даудой? - Конечно. - Комната вся сгорела, включая множество ценных картин. Однако осталось достаточно, чтобы установить косвенный состав убийства. Мои люди очень довольны этим. - Я рад за них. - Хотя, они были разочарованы по поводу свертка. - Естественно. - Пока я не объяснил, что ты действительно предпринял героическую попытку достать его для нас и что это не твоя вина, что он сгорел. От твоего имени - и ты поймешь, что ни для кого другого я бы не сделал этого, и даже не было особо веской причины, почему я сделал это для тебя, кроме того, конечно, что я тебя люблю, и как бы нелогично это не казалось, я вынужден это признать, так как это мое искреннее чувство - и ты отнесешься ко мне снисходительно в... - Я отнесусь к тебе снисходительно, Аристид, только я несколько потерялся в твоей фразе. - В итоге, я убедил их отказаться от радикальных мер. Ты пытался достать для нас сверток, но тебе не удалось. Наказуемо неподчинение, а не неудача. Поэтому сейчас ты должен быть счастлив, да? - Очень. - Отлично. Но ты не должен уйти невредимым. - Да? - Нам сообщили из банка Наджиба, что он снял сегодня крупную сумму в американских долларах, и я полагаю, что они у тебя? - Ты говоришь как лицо официальное или частное? - И то, и другое. У Интерпола есть благотворительный фонд, с помощью которого делается много хорошего. Очень часто туда приходят анонимные поступления. Можем мы ожидать очередное в ближайшее время? - Я пришлю вам деньги. - Я восхищен. К деньгам следует всегда относиться серьезно и, говоря о деньгах, я бы посоветовал тебе, если ты сможешь на это решиться, жениться на этой мисс Джулии. Она, без сомнения, унаследует приличное состояние от О'Дауды. У нее будешь ты, у тебя - она и деньги, а у меня никогда больше не будет неприятностей с тобой. Мы все будем счастливы. - Кроме мисс Джулии, - сказал я, - если я буду разговаривать с тобой, после того как она принесет омлет-суфле с ликером, который она сейчас готовит. Он глубоко вздохнул и сказал: - В деревушке Инксент на севере Франции есть гостиница, где его делают просто прекрасно. Если она не принесет его к столу пенящимся и готовым перелиться через край, не женись на ней. Он был доставлен на стол в том виде, в каком, как Аристид сказал, он и должен был быть, наполняя комнату ароматом свежих яиц, кипящего масла и теплым, сердечным запахом ликера. В последующие две недели я много раз думал, что я женюсь на ней, но были дни, когда я не был в этом уверен, а в конце я согласился с Мередитом, что "любовь со временем проходит, умение готовить - никогда". Но кто хочет провести всю свою жизнь только за едой? Поэтому я достал из-под линолеума свои четыре тысячи долларов и вернулся на большую дорожку, размышляя, сколько понадобится времени, чтобы востребовать причитающиеся мне по контракту деньги с людей О'Дауды, и надеясь, что поблизости нет Панды. Но была Уилкинз, от которой я не получил ни улыбки, ни теплого слова, пока, придя в один прекрасный день в контору, она не обнаружила на своем столе электрическую печатную машинку. Она вся просияла, но почти тут же нахмурилась. - Зачем вы купили немецкую машинку? Британцы делают не менее хорошие. Нет, я лично ничего не имею против немцев, но нужно же поддерживать... Я закрыл дверь в свой кабинет. Выиграть невозможно.