ссказывать все по порядку. Я чувствовал смертельную усталость и острое желание наполнить свои внутренности чем-нибудь горячим. Я знал, что мне придется заключить с ним сделку, но момент был не очень подходящим, да и мое настроение тоже. Его "великий мозг" уже выработал какой-то план; пока я не оденусь и не приду в себя, плану придется обождать. Впереди меня Мими свернула с шоссе. - Много зарабатываете на своей работе? - спросил Тони. - Достаточно. - Кто-нибудь просит вас сделать что-либо, и вы делаете безо всяких вопросов? - Где-то так. - Должно быть, интересно. - Всегда что-нибудь случается. Как сейчас. Это задело его, но он, как обычно, пересмеял момент. Придя в себя, он сказал: - Я бы очень хотел работать с кем-нибудь, похожим на вас, а не с Отто. Он был хамом и невеждой. Если у тебя больше ничего нет в этой жизни, говорил мой старик, ты должен уважать женщин. Так он говорил, но никогда так не делал. Где-то он был даже хуже, чем Отто. Мими сейчас повернет налево. Вам придется перейти на низшую передачу. Подъем почти отвесный. Я проехал за Мими километра три по крутой, извилистой дороге, и мы выехали на широкое плато, окруженное с трех сторон лесом. Как и сказал Тони, там был сад с множеством покрытых мхом фруктовых деревьев, небольшой загон и высокая мельница на берегу речки. К мельнице прилегал невысокий коттедж, а перед ним находился вымощенный двор. Я заехал за Мими во двор. Она вышла из машины, вытащила из нее переносную детскую кроватку и зашла в дом. - Если вы не будете делать глупостей, у нас все будет хорошо, - сказал Тони. - С вами ничего не случится и ваш босс не сможет ни в чем обвинить вас. - Он ухмыльнулся, подмигнул мне и добавил. - Надо мириться с этим, у всех нас случаются неудачи. Он вышел из машины и с пистолетом в руке отконвоировал меня в коттедж. Центральная комната была достаточно большой и выложена плитняком. У одной из стен стояли всякие кухонные принадлежности. Мими кивнула мне, села в кресло, расстегнула блузку и начала кормить ребенка. - Молока немного, Тони, - сказала она. - Вся эта нервотрепка. Растопи печку и подогрей еще. Но сперва ты должен что-нибудь сделать с ним. Детское питание в чемодане в машине. Не сводя с меня глаз, Тони подошел к ней и поцеловал ее в макушку. Затем он подошел к двери в конце комнаты, отодвинул засов, открыл ее рукой и сделал мне знак подойти. - Я думаю, здесь держали коз и коров зимой. Своего рода центральное отопление. - Он засмеялся и пригласил меня во внутрь. Помещение было сделано из камня и имело крошечное квадратное окошко. В одном из углов находилась куча старой соломы, рядом валялась сломанная тачка, у одной стены стояла металлическая кровать без матраса, а у противоположной - ряды кроличьих клеток, затянутых паутиной. Тони запер за мной дверь, но через несколько минут он появился снова, неся мою одежду и бутылку. Мими стояла у двери, держа в одной руке ребенка, чей влажный рот настойчиво искал ее сосок, а в другой - нацеленный на меня пистолет. - Располагайтесь, - сказал Тони. - Если что-нибудь понадобится, звоните. - Он рассмеялся, бросил мою одежду на пол и поставил бутылку в тачку. - Это мальчик или девочка? - спросил я. - Мальчик, - с гордостью сказал Тони. - Два месяца. Мы назвали его Габриэль. Нравится? - Божественно, - сказал я и протянул одну руку к одежде, а вторую - к бутылке. Они ушли. Я оделся и выпил. Затем я взял в углу охапку соломы, расстелил ее на сетке кровати и плюхнулся на нее. Вокруг меня поднялся столб пыли с запахом коровьего навоза, но меня это не трогало. Я лежал и смотрел в потолок. У кровати наготове стояла бутылка. За свою жизнь я созерцал огромное множество потолков, особенно в подобном настроении, когда чувствуешь полную ослабленность и не способность мыслить. Мне мои настроения были достаточно хорошо известны, поэтому в данном случае я точно знал, что ничего не остается делать, как ждать, пока оно пройдет. Из другой комнаты доносились звуки Мими, Тони и ребенка - звяканье кастрюлек и сковородок, детский плач, ржание Тони и эпизодические смешки Мими. Через какое-то время плач прекратился и слышен был только тихий гул их голосов. Вдруг Мими издала громкое восклицание, и Тони зарычал от смеха. Я еще выпил и стал отходить ко сну, но прежде чем я отключился, я услышал звук отъезжающей машины. Проснулся я под вечер и обнаружил в комнате Тони и приятный запах кофе и жареного бекона. Тони положил на тачку лист фанеры и на нем стоял поднос. Увидев, что я проснулся, он ногой к тачке подтолкнул старый ящик - мой стул, а затем отошел к двери и встал там, держа руку под курткой. Мне не нужно было говорить, что он там держит. Настроен он был дружелюбно, но рисковать явно не собирался. - Говорите тише, - сказал он, - не хочу, чтобы ребенок проснулся. - Я не собираюсь ничего говорить. По-моему, это должен делать ты. Я набросился на кофе и бекон. А он поведал мне всю историю в своей привычной манере - очень путано и с постоянными смешками. Когда он приехал на встречу со мной в шале, он взял с собой Мими и ребенка, которых оставил в машине, а машину - на значительном расстоянии от шале. Он объяснил, что взял с собой Мими главным образом потому, что они - одно целое и также потому, что если бы что-нибудь случилось, было бы гораздо легче пересекать границу с женщиной и ребенком в машине. Но Панда и Наджиб свалились на них, когда Тони вернулся к машине. Наджиб сел за руль машины Тони, а Тони пришлось ехать с Пандой, возглавляя процессию. Где-то за Сан Боне они все остановились и конференция началась. Наджиб хотел знать, что Тони делал в шале и кто еще там был. - Честно, я пытался держаться. Как я уже сказал вам, я вас уважаю. Он хотел знать все - и мне показалось, что он уже знал достаточно много - и там к тому же был ребенок. Мими чуть с ума не сошла. Я удивлен, что у нее вообще не пропало молоко после всего этого. Эта Панда красочно расписала все ужасы, которые нас ждут. Вы видите, у меня не было выбора, и к тому же он сказал, что я кое-что получу за это. Само по себе это... - Поэтому ты все же рассказал им про "Мерседес" и про озеро? - Вынужден был. И нам пришлось проводить их до озера. Я ехал с ним впереди, а Мими с ней - за нами. Но я все думал о вас. Я хотел дать вам шанс, дать вам время добраться туда первым. Поэтому я повез его окружным путем, который значительно длиннее и, вы знаете, он даже не заметил этого. - Он засмеялся. - Вы видите, я пытался защищать вас, правда? - Я тронут, Тони. - Вы мне нравитесь. У вас приятные манеры. Но я не мог держаться вечно, потому что я знал, что Мими будет беспокоиться о кормлении ребенка, поэтому я в итоге подвез его к дороге, которая ведет к озеру. Он расплатился и приказал мне убираться оттуда к черту. - Он засмеялся. - Я, конечно, сделал вид, что убираюсь, но не убрался. Я хочу сказать вам, что если бы мне удалось добраться до пистолета, который был у Мими в детской кроватке, я бы вышиб им все мозги. Пока мы ехали к озеру, я много думал. Мне и Мими нужны деньги, чтобы уехать в Австралию. Нам здорово помогла та касса, которую мы с Отто взяли, и за гараж мы получили приличную сумму, но почему бы не получить еще? Я подумал, что же там спрятано в машине, за которой все, как сумасшедшие, гоняются? Ясно, что не сама машина всем нужна... поэтому я решил поболтаться немного поблизости. Что бы там ни было, подумал я, я должен получить эту вещь. Такие вот дела. Первым появились вы... и я был искренне рад, что это вы. С ними мне пришлось бы быть крайне грубым, чтобы порадовать Мими. Я допил кофе и сказал: - Не продолжай, пожалуйста. Ты разбиваешь мое сердце. Скажи мне, какой у тебя сейчас план? - Ничего такого, чтобы причинило вам беспокойство. Ваш босс все поймет. Вы пытались, но у вас ничего не вышло. Он не будет на вас ворчать. - Он вытащил из-под куртки пистолет. - В конце концов, что вы могли сделать? Я объясню ему, когда он будет здесь. - Когда он будет здесь? - Да, чтобы забрать сверток. Мими поехала за ним. Вернется завтра. Почему вы так удивлены? - А ты бы не был, если бы увидел, как человек заходит в клетку с медведем, чтобы побороться с ним? Мой босс разорвет тебя. Тони, мой друг, он - не тот человек, из которого ты можешь вытянуть деньги. Как бы сказал твой родной старик, ты, конечно, хорош, но ты не в его весовой категории. Тони ухмыльнулся. - Вы пытаетесь запугать меня. Я смогу с ним справиться. Он приедет один. Мими знает условия игры. - Послушай, - сказал я. - Он два с половиной метра ростом, метр двадцать пять в ширину, и он - дикий ирландец. Он съест тебя. - Серьезно? Тогда ему придется сначала проглотить вот это. - Он помахал пистолетом. Затем он добродушно покачал головой. - Не волнуйтесь. Вы сделали все, что могли. Большего нельзя ожидать ни от одного человека. Вы получите с него свои деньги. Если нет, то вы можете подать на него в суд. А я с Мими получу свои деньги за сверток. Вы знаете, что в нем? - Нет. - И очень хорошо. - Он начал смеяться. - Вы еще не доросли до такого. Вы бы видели лицо Мими. Она - первоклассная мать и жена, и хотя она уже достаточно повидала, но и она была шокирована. Она даже не хотела брать с собой кусочек пленки, который я отрезал, чтобы показать ему, но я сказал, что она должна его взять. Он должен знать, что мы не блефуем. Но все снова завернуто, как и было, и вам не стоит беспокоиться об этом. Он заплатит недорого, всего пять тысяч долларов в бывших в употреблении купюрах, и никаких страхов по поводу полиции, иначе он бы не нанял вас. Я посмотрел на него и пошел обратно к кровати, поднял бутылку, сделал огромный глоток, отдышался и сказал: - Разбуди меня, когда он будет здесь. Я ни за что не пропущу это представление. - Разбужу. Вы будете здесь, чтобы он видел, что это не ваша вина. Как любил говорить мой старик, если используешь кого-либо, а особенно того, кто тебе нравится, то ты должен проследить, чтобы они не получили больше причитающейся им доли вины. Вас просто перехитрили. Я хочу, чтобы он это понял. Тогда он не будет ничего иметь против вас. Я не стал ему говорить, что я очень беспокоюсь - не за себя, а за него. Он и Мими были просто детьми, заблудившимися в лесу, и О'Дауда получит удовольствие от каждой минуты своего пребывания в этом доме. Я спросил: - Отто говорил тебе, почему он ушел от О'Дауды? - Конечно. Он скопил кое-какой капиталец и решил вернуться к своему любимому делу. - Как он его скопил? Тони засмеялся и подмигнул мне. - Никогда не спрашивал его. Как говорил мой отец, никогда не задавай вопросы, если ты знаешь, что тебе на них не ответят. Он ушел, усмехаясь. Я лег на кровать и стал смотреть в квадратик окошка. Через него были видны несколько звезд, а из сада доносились крики совы, предупреждающие полевок, что расслабляться им не следует. До Эвьена было не так далеко. Мими должна вернуться утром и с ней прибудет О'Дауда, один. Мими настоит на этом и О'Дауда согласится. Конечно, сначала он взорвется, станет давить, пугать ее полицией и так далее, но в итоге он поедет, один с деньгами, потому что ему нужен сверток и безо всякого вмешательства полиции. Вероятно, ему уже известно, что полиция, или Интерпол, тоже хочет заполучить этот сверток. Наджибу был нужен сверток, Интерполу нужен и О'Дауде. А что было нужно мне? Ну, должен сказать честно, мне он тоже был нужен. Сначала, чтобы удовлетворить мое любопытство и узнать, что в нем. После того как я это выясню, я смогу решить, что с ним делать. С точки зрения этики я, конечно, должен буду - если я его вообще получу - отдать его О'Дауде. Он меня нанял. Но он нанял меня только для того, чтобы я нашел машину, а не возвращал ему сверток. И опять-таки с этической точки зрения, прежде чем разрешать мне браться за дело, ему следовало бы просветить меня ради моей личной безопасности, а личная безопасность - это то, что я ценю превыше всего. Но в тот момент, отбросив все этические соображения, я был готов плыть по течению обстоятельств - у меня просто не было выбора - пока у меня опять появится возможность задавать темп. Я погрузился в сон - глубокий и лишенный сновидений - а когда проснулся, обнаружил, что уже светло и что на моих плечах плотно сидит Тони и связывает мои руки у меня за спиной. Если бы я был одним из тех людей, кто просыпается быстро, со свежей головой и полной готовностью действовать, то я мог бы воспользоваться ситуацией. Но, по правде говоря, он связал меня, прежде чем я проснулся. Он слез с моих плеч, перевернул меня на спину, и я зевнул ему прямо в лицо. Через оконце в комнату падал солнечный свет и доносилось пение птиц. Сияя, Тони сказал: - Прекрасное утро. Выходите и я напою вас кофе. Я сидел в кухонном кресле, а он поил меня кофе, держа чашку у моих губ, и делал это очень грамотно. Ему следовало бы пойти в няни. - Подумал, что вам захочется присутствовать при прибытии вашего босса. Он увидит вас связанным и поймет, что вы не могли ничего сделать. - Тебя радует встреча с ним? - спросил я. - А почему бы нет? Он приедет один и у меня есть то, что ему нужно. - Он ткнул пистолетом в лежащий на столе сверток. - Что для него пять тысяч? - Ты удивишься, но у него есть галерея таких, как ты. Я думаю, что некоторые попали туда за меньшую сумму. - Галерея? - Не обращай внимания. Просто он не любит, когда его принуждают отдавать деньги. - А кто любит? Но это случается. Сидите здесь и не двигайтесь. Мне нужно кое-что сделать. Он разогрел детское питание, накормил Габриэля, а затем поменял ему пеленки. - Ты забыл про мытье, - сказал я. - Мими сказала, что не нужно, из-за сыпи. Вся попка в прыщах. Только присыпка. Я уже делал это, прежде чем поменял пеленку. Он положил Габриэля в кроватку. Я с интересом наблюдал за ним. Заметив, что я слежу за его движениями, он сказал: - У Мими другая рука. У нее он засыпает сразу же, а у меня он всегда кричит минут пять. Пусть вас это не беспокоит. Меня это не беспокоило. Габриэль кричал, а я сидел в кресле и смотрел на сверток, который я выудил из "Мерседеса". Я уже сделал самое трудное и, похоже, вряд ли поимею с этого что-нибудь. Мне следовало бы отказаться от этой работы и поехать отдыхать. Конечно, тогда бы я не познакомился с Джулией. Но это не казалось мне большой потерей. Я зевнул. Да, мне нужен тоник, что-то, что взбодрит меня и снова отправит меня в путь, придаст моей походке упругость, а моим глазам - яркий блеск монет. О'Дауда прибыл через три часа. Сначала послышался звук подъезжающей машины Мими. Тони пошел к двери и открыл ее. Со своего кресла я мог видеть двор. Мими поставила машину рядом с моей и пошла к дому. Ее рыжие волосы переливались на утреннем солнце, ее походка была пружинящей - в общем, полное согласие с миром. Когда она подошла к двери, где ее с пистолетом в руке встречал Тони, во двор въехал "Роллс" О'Дауды. За рулем был он сам. - Он один? - спросил Тони. - Да. Я все проверила, как ты мне сказал. - Хорошая девочка. - Он провел рукой по ее спине и ущипнул ее за зад. Она вошла, дружелюбно кивнула мне, подошла к кроватке и начала суетиться около ребенка. - Как он себя вел? - спросил я. - Очень вежливо и по-джентльменски. Никаких проблем. Для меня это означало, что он припас проблемы на потом. О'Дауда подошел к двери с небольшим дипломатом в одной руке. На нем был толстый твидовый костюм, в котором он казался еще больше, а на макушке - маленькая шапочка с козырьком. Он широко улыбнулся Тони, а затем, увидев меня, сказал: - Итак, ты все же заварил кашу, парень. Кажется, я читал где-то в твоих проспектах, что никто не может перехитрить тебя. Да, ты обойдешься мне в пять тысяч долларов. Думаешь, я должен вычесть эту сумму из причитающихся ему денег? Вопрос был адресован Тони. Настроенный по-деловому, Тони сказал: - Это вы сами решайте, но он сделал все, что мог. Повернитесь-ка, мистер О'Дауда, и поднимите руки. О'Дауда выполнил все, что ему было сказано, и Тони сзади ощупал его одежду. Затем, удовлетворившись результатом, он попятился в дом, и О'Дауда вошел следом за ним. О'Дауда осмотрелся и сказал: - Приятное местечко. Можно дешево купить его и сделать из него что-нибудь. Тони обошел стол, взял сверток и передал его Мими, ни на секунду не сводя с О'Дауды глаз. Ну, по крайней мере, это было что-то, но чтобы иметь дело с О'Даудой, ему понадобится гораздо больше, чем это. Ничто не могло убедить меня, что О'Дауда с готовностью и счастливой улыбкой на лице отдаст ему пять тысяч долларов. - Ваш человек сделал все, что мог, мистер О'Дауда, - сказал Тони. - Помните это. - Очень мило с твоей стороны напомнить об этом еще раз. Я уверен, что он сделал, все что мог. Но, черт возьми, смог он очень слабо, и это будет стоить мне пять тысяч долларов. Он положил дипломат на стол и махнул своей толстой рукой в его сторону. - Пересчитай, - сказал он, - а затем твоя жена передаст мне сверток и я уеду. - Нет, - сказал Тони. - Вы сами откройте его. Я не хочу, чтобы из-под крышки что-нибудь прыгнуло мне в лицо. - Он усмехнулся. - Мой старик был мастер на подобные сюрпризы, мистер О'Дауда. - Ты совершенно прав, что осторожничаешь, парень. Скажу честно, если бы я мог тебя обставить, я бы сделал это. Но я знаю, когда мне стоит уступить. Мне слишком сильно нужен этот сверток, чтобы беспокоиться о каких-то нескольких тысячах долларов. Он говорил слишком здраво. Я чувствовал, что он полностью контролирует себя и что за внешней мягкостью скрывается суровый, не терпящий никаких принуждений О'Дауда. Он открыл дипломат, откинув крышку, чтобы Тони мог видеть пачки купюр. Я поспорил сам с собой, что под пачками у него спрятан пистолет. Я ошибся. Он поднял дипломат и перевернул его, высыпав деньги на стол. Тони протянул руку через стол, взял одну из пачек и передал ее Мими. Она положила сверток в кроватку и начала считать купюры. Затем она подошла к столу и, расположившись на безопасном расстоянии от О'Дауды, пересчитала пачки. - Здесь все, Тони. - Отдай ему сверток. Не приближайся к нему. Брось ему его. Мими взяла сверток и метнула его через стол О'Дауде. Тот поймал его и положил в один из огромных боковых карманов. С этого момента он не терял ни секунды. Момент опускания свертка в карман был для него критической точкой. Когда его правая рука показалась из кармана, он резко выбросил ее вперед, ухватился за край стола и изо всей силы швырнул его в Тони. Прежде, чем стол обрушился на него, Тони успел выстрелить, но О'Дауда уже переместился, и переместился очень быстро, как и большинство больших людей. Пуля пролетела высоко над ним и ударила в потолок. Сверху посыпалась штукатурка. Пока Тони, лежа на полу, пытался перевернуться для второго выстрела, О'Дауда обхватил Мими большой рукой и прижал ее к себе, используя девушку в качестве щита. Тони не стал стрелять. Немного задыхаясь, О'Дауда сказал: - А теперь, ублюдок, кидай сюда свой пистолет, иначе я сверну твоей жене шею. - Он поднял свободную руку, схватил Мими за шею и резко повернул ее так, что Мими вскрикнула от боли. Тони, лежа на полу, выглядел полностью растерянным. Игра вышла из-под его контроля, и он знал, каков должен быть его следующий ход. - Скажи ему, Карвер, что я это сделаю, - произнес О'Дауда. - Он сделает это, Тони, - сказал я, - а после придаст этому законный вид. Пошли своим тысячам прощальный поцелуй. Делай, что он тебе говорит, и не глупи. Тони перевел взгляд с меня на Мими. В кроватке заплакал Габриэль. Тони бросил пистолет по полу О'Дауде. О'Дауда наклонил Мими, как охапку сена, и свободной рукой поднял пистолет. Выпрямившись, он широко улыбнулся. - Ну, теперь мы действительно переходим к делу. - Он потащил Мими к открытой двери в мою недавнюю комнату, швырнул ее туда, закрыл дверь и задвинул засов. Тони сделал движение, чтобы подняться, но О'Дауда движением пистолета приказал ему лежать и медленно пошел к нему. - Я немного засиделся за рулем, - сказал он, - но сейчас я начинаю отходить. Все отлично. После дела - удовольствие. Таков порядок. Вставай. Он положил пистолет в карман и встал перед Тони. Тони, должно быть, подумал, что он сошел с ума, давая ему такой шанс. Я мог бы ему все объяснить. Он бросился на О'Дауду, но прежде чем он успел подняться, О'Дауда ударил его ногой в грудь, и Тони полетел назад, потеряв по пути свои очки. О'Дауда последовал за ним, поднял его за грудь рубахи и ударил его своим огромным кулаком в лицо, отбросив Тони к стене. Смотреть это было крайне неприятно. Без очков Тони почти ничего не видел. О'Дауда просто использовал его в качестве груши. Он зажал его в углу комнаты и бил его, пока тот уже не мог больше стоять на ногах, затем он поднял его и стал бить снова. Все это сопровождалось дикими криками запертой Мими и истеричным плачем ребенка. Я почувствовал, как во мне поднимается ярость. Тони получал не только то, на что он напрашивался, он получал гораздо больше. - Перестань, О'Дауда, - закричал я. - Ты убьешь его. Держа Тони, О'Дауда повернулся и посмотрел на меня. - Никогда, чертов мистер Карвер. Я знаю границу. Он отвернулся и нанес Тони очередной удар, а затем отпустил его. Тони рухнул на пол, тихонько постанывая. О'Дауда вытер руки, осмотрел их и затем подошел к кроватке с кричащим ребенком и нежно потрепал его по щекам. - Ну все, успокойся, мой маленький, скоро твой папа будет с тобой, хотя я сомневаюсь, что ты его узнаешь. Он подошел ко мне и вытащил из кармана брюк перочинный ножик. - Встань и повернись. Я продолжал сидеть. В тот момент я получал огромное наслаждение. Я хотел его. Я хотел его больше, чем что-либо еще в этом мире, и от этой мысли у меня щипало в горле. Все во мне опять пришло в движение. Ублюдок приехал сюда с голыми руками, только со своим природным умом и сознанием того, что он со всем справится, и это сработало, как это срабатывало прежде. Я хотел доказать ему, что это срабатывает не всегда. - Упрямый, да? - Он ударил меня по лицу и кресло чуть не опрокинулось. - И ты думаешь, я поверю в то, что он рассказывал? Что он перехитрил тебя? Такой человек, как он, этого бы никогда не сделал. Нет, это была прекрасная мысль, парень, прямо из старой книги шуток. Вы двое объединились. Он вытягивает из меня деньги, затем ты откалываешься и по-прежнему остаешься трудолюбивым, но неудачливым моим агентом и получаешь с меня сполна. Ты думаешь, я это съем? Вставай или я сшибу твою башку. Он снова ударил меня, и я встал, потому что голова была мне еще нужна. Она была мне очень нужна. Я знал, что он собирается сделать. Он собирается освободить меня и поиграть со мной в ту же игру, в которую он играл с Тони. И у меня возникла мысль, что, хотя это может занять у него больше времени, у него получится, он уже размялся и с нетерпением ожидал начала нового веселья. - Ты уже достаточно поупражнялся сегодня, О'Дауда, - сказал я. - Ничего подобного. С ним я лишь немного разогрелся. С тобой у меня получится лучше. Как, сможешь? - Хочешь поспорить? - Почему нет? - На пять тысяч долларов? Он засмеялся. - Идет, самоуверенный ублюдок. А теперь повернись. Я медленно повернулся, подставляя ему свои связанные запястья. Я знал, что с этого момента, как он перережет веревку, у меня будет секунды четыре, чтобы обеспечить свое спасение. Четыре секунды. На первый взгляд, немного. Но на самом деле это достаточно большой промежуток, особенно, когда перед тобой такой исполненный самоуверенности человек, каким являлся в тот момент О'Дауда. За четыре секунды я должен был разделаться с ним, иначе он разделается со мной. Это могло лишить меня жалования и премиальных, плюс пяти тысяч долларов, но я был готов отложить этот вопрос на более позднее время. Он стоял позади меня и нетерпеливо перепиливал веревки, которые я держал в натяжении, чтобы поймать сам момент моего освобождения. Он также ждал наступления этого момента. Мне это нравилось. Он с садистским нетерпением ждал начала забавы, в результате которой он получит назад свои пять тысяч, и его мозг был всецело занят предстоящими удовольствиями. Это означало, что в нем нет места для излишней осторожности. Моей единственной надеждой была неожиданность и быстрота - убрать его за четыре секунды. Когда последняя веревка была перерезана, я резко выбросил руки вперед и, прежде чем он успел сообразить, что я собираюсь делать, ухватился за спинку стоящего передо мной кресла. Резко повернувшись, я изо всех сил ударил его этим креслом. Удар пришелся ему точно в голову. Он отлетел в сторону и грохнулся на пол. На этот раз фортуна отвернулась от него. Увидев, что у него все идет хорошо, она, видимо, пошла выпить. Его голова с шумом врезалась в каменный пол и он отключился и затих. Я отбросил обломки кресла и склонился над ним. Дыхание было на месте. Я взял у него сверток и пистолет и не стал терять ни секунды. Его голова была не менее крепкой, чем бильярдный шар, и оправится он довольно скоро. Я выпустил Мими и сказал: - Быстро уезжайте отсюда, он скоро придет в себя. Давай. Ее не нужно было торопить. Я помог ей дотащить до машины Тони, затем вернулся и забрал ребенка и мои пять тысяч долларов. Двадцать процентов суммы я положил в детскую кроватку и подал ее в машину. Не переставая всхлипывать, Мими быстро отъехала. Я выдернул ключи из замка зажигания "Роллса", развернул свою машину, остановился, открыл окно и стал ждать, держа дверь дома под наблюдением. Через несколько минут он появился, пошатываясь и держась за голову. - Отличная драка, - крикнул я ему. - Я забрал свой выигрыш. Когда голова пройдет, нам стоит поболтать о некоторых вещах. Я отъехал и, проехав километра полтора, выкинул ключи в окно. С максимально возможной скоростью я отправился на север и к пяти часам был в Таллуаре, небольшом городке на восточной стороне Лак Аннеси. Я снял номер в "Аббей" с видом на озеро - я уже останавливался здесь раньше. Затем я позвонил Уилкинз и поймал ее в тот самый момент, когда она выходила из конторы. Разговор был долгим. Она кудахтала как наседка, вся в волнении по поводу того, что ей не удалось застать меня по номеру Анзермо. О генерале Сейфу Гонвалле и миссис Фалии Максе у нее не было никаких сведений, кроме тех, которые были достоянием общественности: он был главой своего правительства, а она - женой министра сельского хозяйства. Она не смогла найти вообще никакой информации о мисс Панде Бабукар. Но один из наших лондонских информаторов сообщил, что "Юнайтед Африка", одна из фирм О'Дауды, уже получила монопольные права и концессии на разработку полезных ископаемых от предыдущего правительства. Однако произошел военный переворот, к власти пришел Гонвалла и переговоры о концессиях были прерваны. Я понимал, какое раздражение это все должно было вызывать у такого человека, как О'Дауда. Вряд ли, подумал я, он смирился с этой неудачей. И еще я подумал, что это докажет то, что завернуто в вощеную бумагу. Она встречалась с Гаффи, но ничего не смогла у него узнать о каких-либо еще анонимных письмах, касающихся О'Дауды. Однако он сказал, что ему хотелось бы связаться со мной и не могла бы она сообщить ему мое настоящее местопребывание или телефон. Я обдумал это, решил, что это мне никак не повредит и назвал телефонный номер в "Аббей" - Таллуар 8-8-0-2. Затем я сказал ей, что я наконец нашел "Мерседес" и очень скоро вернусь в Лондон и разберусь со счетами, которых, несомненно, уже поднабралось достаточно. - С вами лично все в порядке? - спросила она. - Я цел и невредим, - сообщил я, - кроме небольшой царапины на левой руке, которую я перевязал очень грязным носовым платком. За мной гналась мисс Панда Бабукар. На ней были только розовые трусики и бюстгальтер. На другом конце провода Уилкинз откашлялась, но ничего не сказала. - Какая-нибудь еще информация? - спросил я. - Три или четыре раза звонила мисс Джулия Юнге-Браун, - сказала она, - и спрашивала, где вы. Я решила, что говорить не стоит. Ах, да, еще одна вещь. Во вчерашнем выпуске "Таймс" помещено объявление о предстоящем бракосочетании Кэвана О'Дауды с некоей миссис Мирабелль Хайзенбахер. - Напомни, чтобы я послал цветы, - сказал я и повесил трубку. После этого я позвонил Денфорду в Шато де ля Форклас. Я сказал ему, где находится машина, чтобы он передал О'Дауде, когда тот вернется. Моя работа была закончена. Через несколько дней я пошлю счет. - Вы спускались к машине? - спросил он. - А вы знаете, какая холодная вода в озерах, даже в сентябре? - сказал я. - Если вы нашли сверток, - сказал он, - я хотел поговорить с вами, конфиденциально и как можно быстрее. В конце концов, это я рассказал вам о тайнике. И это может пойти, пойдет вам на пользу. - Я подумаю, - сказал я. - Где вы находитесь? - Я скажу вам, если вы пообещаете мне не сообщать это О'Дауде. - Я знал, что я могу быть абсолютно спокоен на этот счет. - Я обещаю. Я назвал ему адрес. После этого я позвонил в ресторан и попросил принести мне бутылку виски и пару бутылок минералки "Перрье". Я взял первую порцию напитка с собой в ванную и провел там с ней добрых полчаса. После ванны я оделся, налил себе еще виски с "Перрье" и развернул сверток. Под бумагой находился толстый запаянный полиэтиленовый пакет, а внутри него - две шестнадцатимиллиметровые фотопленки и катушка с магнитной лентой. Я взял одну из пленок, подошел к окну, отмотал сантиметров пятьдесят и поднял ее к свету. Увиденное меня не удивило. У частного детектива есть шестое чувство, инстинкт предвидения, что иногда мешает насладиться жизнью в полной мере. На отрезке пленки, который я держал перед глазами, была запечатлена в основном Панда Бабукар, с широкой улыбкой на лице, совершенно голая и готовая к действию. Африканец на заднем плане был достаточно широкоплечим, чтобы выдержать любое испытание, но несмотря на это он, казалось, немного нервничал по поводу своего положения, и это было мне вполне понятно. Я не стал разматывать пленку дальше. Я считал, что если нужно смотреть порнографию - а небольшие эпизодические порции не приносят вреда, разве что делают жизнь немного более серой, чем ей следует быть - то это лучше делать после обеда и под бренди. Я уже пообещал себе, что пообедаю в "Оберж дю Пер Бис" на набережной, поэтому я не хотел портить себе аппетит. Я завернул все, как и было, и задумался о том, какие меры предосторожности мне следует принять. Я решил, что на следующий день я возьму напрокат проектор и магнитофон и все просмотрю и прослушаю. Но это будет на следующий день. Следующий день, конечно, наступит. Но я не хотел, чтобы, когда он наступит, у меня не было возможности посмотреть на Панду и ее друзей, а также послушать магнитную ленту, которая, мне казалось, будет еще интереснее, так как в отличие от пленок она даст гораздо больше нищи для воображения. Поэтому я захватил все - мои доллары были упакованы отдельно - с собой в "Оберж дю Пер Бис" и попросил их подержать эту ночь мои вещи в их сейфе. Они согласились безо всяких вопросов, что всегда является признаком первоклассности и благополучия любого заведения. В моем отеле было бы то же самое, но я знал, что любое официальное лицо проверит это в первую очередь, так как я жил там. Обед был прекрасным, а особенно голец шевалье в белом соусе. На следующее утро я испытал искреннюю радость по поводу принятых мною накануне простых мер предосторожности. Около восьми часов раздался стук в дверь и вошла горничная с моим завтраком: кофе, горячие булочки и рогалики, две маленькие баночки с персиковым и малиновым джемом и большое блюдо с завитками масла. За ней в номер вошел Аристид Маршисси ля Доль. Он выглядел так, будто целую неделю не спал и месяц не гладил свой коричневый костюм. В петлице его костюма был василек, а на подбородке - бритвенный порез, прикрытый кусочком ваты, похожим на пенициллиновый грибок. Ожидая, пока уйдет горничная, он медленно и двусмысленно улыбнулся мне и закурил. Я сел в кровати и сказал: - Я хотел бы прояснить один важный момент. Я голоден. Поэтому не трогай мои рогалики. Дверь за горничной закрылась. Аристид подошел к подносу, взял булочку, намазал ее маслом, открыл баночку с малиновым джемом, положил целую ложку на масло, вынул изо рта сигарету и проглотил булочку со всеми добавками. - Я же сказал, не трогай. - Ты упомянул только о рогаликах, - сказал он, - которые, кстати, впервые появились на свет в Будапеште в тысяча шестьсот восемьдесят шестом году. Это был год, когда турки взяли город в осаду. Ночью они проделали подкопы под стенами, но пекари, которые, естественно, работали в тот час, услышали их, подняли тревогу и турецкий план провалился. В благодарность за их бдительность пекарям была дарована привилегия выпекать особые булочки в виде полумесяца, который, кажется, до сих пор украшает османский флаг. Очаровательно, не правда ли? - Когда-нибудь, - сказал я, - я обязательно куплю себе "Гастрономический словарь Лярусса". Но я был действительно очарован. Не тем, что он рассказал, а тем, что он делал, пока рассказывал. В свое время я сам перевернул не одну комнату, видел, как это делают специалисты, но ни разу не видел, как работает специалист, подобный Аристиду. Он делал это без малейшей суеты, строго ограничивая свои действия вероятным размером предмета, который он искал. Он проделывал все быстро и аккуратно, не оставляя после себя никаких следов обыска. Он нашел пистолет, который я взял у О'Дауды, и без комментариев положил его в карман. Затем он исчез в ванной, быстро вернулся и сказал: - Отлично. Теперь кровать. Я неохотно поднялся. Он осмотрел подушки, простыни, матрас и коробку кровати, затем аккуратно положил все на место и жестом руки позволил мне занять прежнее положение, что я и сделал. Он намазал маслом и джемом вторую булочку. - Ты, конечно, уже проверил сейф и мою машину? - спросил я. - Естественно. И, конечно, я знаю, что вещь у тебя, спрятана где-то. Будем считать, что теперь ты являешься ее хранителем. Если ты ее потеряешь, у тебя могут быть неприятности. Он доел булочку, вернулся к подносу, вытряхнул из сахарницы ее содержимое и сказал: - Ты не против поделиться со мной кофе? Я с четырех утра за рулем. - С того момента, как Гаффи сообщил тебе мой телефонный номер? - Да. Это сделала твоя мисс Уилкинз, конечно. У нее не было выбора. - Ей и не нужно было выбирать. Я дал ей разрешение. Поэтому я ждал тебя, хотя и не так скоро. Может быть, теперь ты скажешь мне, почему вы сели на О'Дауду? Он улыбнулся. - Я так понимаю, что ты уже закончил работать на него? - Да. Я нашел машину и сообщил О'Дауде ее местонахождение. - О'Дауда, мне думается, не очень доволен тобой. - В этих краях новости распространяются быстро. У вас, должно быть, есть связь с Денфордом. - Да. Он связывался с нами и ранее: сперва - анонимно, а впоследствии - открыто. Он не всегда был предельно откровенен относительно своих целей. Как, впрочем, и сейчас. Но он был полезен. Он поднял сахарницу и с ужасным причмокиванием отхлебнул кофе. - Денфорд был единственным, кто присылал вам анонимные письма? - спросил я. - Насколько мне известно, да. Одно пришло ко мне в Интерпол. Два других получил Гаффи в Скотланд-Ярде. - И, естественно, даже хотя в них могло не быть ни строчки правды, полиция не могла оставить их без внимания? Он кивнул, присел на краешек кресла и сказал: - Гаффи передал письма нам. Затронутое в них лицо - в каком-то смысле, фигура международного масштаба. А что еще важнее для нас, фигура европейского масштаба. - С литературным прототипом? - Вспомнив Джулию и то, как она повела себя при моем упоминании об Отто, я подумал, что это, все же, не выстрел в темноту. - Пожалуй. "Сказки времени" кавалера Рауля де Перро. - Или "Жиль де Ретц, маркиз лавальский". Это Холиншт, мне кажется. Моя сестра часто пугала меня этой историей перед сном. Она - приятный, милый человек, но проявляет жуткий вкус при выборе вечерних сказок. - Все лучшие сказки - жуткие. - Так это сказка, или факт? - Поживем, увидим. - Он встал и посмотрел в окно вниз, на террасу с подстриженными деревьями. - Ты с большим вкусом выбираешь отели. "С террасы открывается прекрасный вид на озеро". - Лирика? - Нет, "Мишлен". Подходит для любого отеля у воды. "Не упускайте возможности хорошо отдохнуть, поезжайте на озера". - Не желаешь переменить тему? - Да нет. Выбираясь из-под одеяла в поисках своих сигарет, я сказал: - Я могу понять Гаффи, у которого голова занята убийством, когда он предупреждает меня смотреть в оба, если я буду работать на О'Дауду, но я совсем не понимаю - с точки зрения Интерпола - интереса к тому, что находится или не находится в затонувшем "Мерседесе". - Нет? - Нет. - Я закурил, налил себе остатки кофе и забрался обратно в кровать. Аристид вернулся от окна. - Ты закончил с рогаликами? - Да. Он взял один из оставшихся и стал медленно намазывать на него масло, улыбаясь мне. Затем он сказал: - Существует масса различий между Интерполом и тем получестным делом, которым занимаешься ты. - Естественно. В конце я не получу пенсию. Поэтому оно получестное. Время от времени я вынужден отхватывать себе кое-какие куски. - На этот раз не поддавайся искушению. Интерпол - полицейская организация. Международная организация уголовной полиции. И ей неизбежно приходится иметь дело с большим, нежели просто преступления. Любая международная организация должна иногда следовать политическим интересам ее членов. Небольшой сверток, который - отдаю тебе должное - ты так ловко нашел и так же ловко спрятал, - политическое дело. - И кто те заинтересованные стороны? Он нацелил на меня сонный глаз, который быстро прикрылся серым, уставшим веком. - Долго рассказывать. - Ты все же постарайся, самую суть. - Могу только сказать, что заинтересованные правительства предпочитают, чтобы сверток не достался ни Гонвалле, ни О'Дауде. Заинтересованные правительства могли бы прекрасно воспользоваться им... если бы их когда-нибудь вынудили к этому. - Я в этом уверен. Хотя они никогда не назовут это шантажом. - В достойных руках, для достижения достойных целей шантаж - достойное оружие. - Положи все это на музыку и будет хит. Я вылез из кровати. - Куда ты собираешься? - спросил он. - В душ и бриться. - Я снял верх своей пижамы. Он посмотрел на мою руку и сказал: - Тебя ранили. - Ты же знаешь, какими бывают женщины в возбужденном состоянии. - Для тебя все могло бы кончиться гораздо серьезнее. Тебе могло бы быть предъявлено обвинение в убийстве. - Даже ты не можешь убежденно говорить об этом. Кстати, предполагая, что сверток у меня, какую цену Интерпол готов предложить за него? - Никакую. Я имею в виду деньги. - Ничего подобного. Скажи им, что они могут забыть о бесплатном извинении за попытку приписать мне убийство, и пусть называют цену. Он вздохнул. - Я передам твою просьбу. Тем не менее, вынужден сообщить тебе, что сверток должен быть передан нам в течение четырех дней. - Иначе что? Он усмехнулся. - Особый дисциплинарный подкомитет как раз решает это в настоящий момент. Не возражаешь, если я доем рогалики? - Угощайся. Я вошел в ванную и включил воду. Когда я вернулся в комнату, его уже не было. Это совсем не означало, что меня оставят без внимания. Сверток имел политическое значение. Интерпол - организация по борьбе с преступностью, но - как бы Аристид ни ненавидел любое политическое давление, а в этом я был уверен, так как он был профессиональным полицейским - раз дано указание, то служащим этой организации не остается ничего другого, как только подчиниться ему. Вот здесь-то и лежит основное различие между Интерполом и моим получестным делом. Я не должен никому подчиняться. Я сам себе хозяин. Я делаю только то, что является, по моему мнению, наилучшим - главным образом, для меня. Я снял телефонную трубку и набрал номер Шато де ля Форклас. Если ответит Денфорд, я положу в рот кусок сахара и буду говорить несколько быстрее обычного, чтобы он меня не узнал. Поскольку теперь дело касалось и меня лично, я решил, что не стоит доверять Денфорду - уж больно за много дел он берется сразу. Мне ответила девушка, сидящая за коммутатором Шато, и я попросил соединить меня с мисс Джулией Юнге-Браун. Когда она была у телефона, я сказал: - Это Карвер. Если вы хотите помочь мне, соберите свои вещи, садитесь в машину и из первого же телефона-автомата позвоните мне - Таллуар 8-8-0-2. Если вы не позвоните в течение часа, я уйду в монастырь. Скорее всего, в Ля Гранд Шартрез - он тут рядом. Совершенно случайно у меня состоялась короткая встреча с Отто Либшем. Я положил трубку, прежде чем она успела сказать что-либо. Через сорок минут она перезвонила. Глава седьмая "Пусть сердце и нервы побережет твой герой, Пока твоя героиня играет свою роль". Мэри Элкок Я упаковал свои вещи и оставил сумку в номере. Затем я спустился в службу размещения и оплатил счет, сказав, что не буду к обеду, но вернусь часов в пять и заберу свою сумку. Я пошел вдоль озера по направлению к поселку. Одного из людей Аристида я заметил очень быстро. Не потому, что я был таким умным, а потому, что он сам хотел, чтобы я его заметил. Это означало, что где-то поблизости есть второй. Если мне удастся вычислить его, то мне здорово повезет. Единственным разумным ходом с моей стороны было изолировать его, и я уже предпринял кое-что для этого. Моим преследователем был маленький пухлый человечек в мешковатом льняном костюме и берете. У него на шее висел фотоаппарат и он время от времени снимал им местные красоты. Вероятно, в нем даже не было пленки. Я решил поводить его, надеясь, что я смогу вычислить второго, но у меня ничего не вышло и после часа ходьбы я бросил это занятие, потому что мне вдруг пришло в голову, что это вовсе не фотоаппарат, а "уоки-токи", и он просто сообщает своему невидимому другу о всех моих перемещениях. Примерно в час дня я вернулся в отель и взял свою машину. Проезжая по набережной, я увидел фотографа, сидящего в припаркованном у туалета автомобиле. Ему повезло с парковкой, так как набережная была просто забита машинами туристов. Когда я проезжал мимо него, он сфотографировал меня, передавая своему приятелю, что я выехал. Я проехал километра два по дороге на Аннеси и повернул налево, к полю для гольфа. Поставив машину рядом с тремя-четырьмя другими у здания клуба, я зашел во внутрь и заказал обед. В середине моей трапезы появился фотограф и, сев за столик в другом конце зала, заказал пиво и сэндвич. В зале было еще несколько человек и все они уже сидели там, когда я вошел. Это означало, что номер два находился где-то снаружи. Спешить мне было некуда. Джулии предстояло проехать еще достаточное расстояние, даже на "Фейсл Веге", и сделать массу различных дел до нашей встречи. Пообедав, я спустился вниз, заплатил небольшую сумму и взял напрокат сумку с клюшками. На мне был свитер и спортивные туфли, поэтому переодеваться было не нужно, но я все же зашел в раздевалку - там был туалет. Над писсуаром была привычная надпись, содержащая просьбу не бросать в него окурки. Какой-то остряк приписал внизу: "Потом трудно их раскуривать". Но меня больше интересовал фотоаппарат, висевший на крючке в одном из шкафчиков. Я не стал его осматривать, но обратил внимание на коричневый пиджак, висевший на том же крючке. Выйдя из здания, я увидел на поляне мужчину, который бил клюшкой по мячику. На нем были коричневые брюки, составлявшие с отмеченным мною пиджаком одну пару. На ногах у него были замшевые мокасины. Ну что ж, подобно хорошим полицейским они делают все, что в их силах. Но не могли же они предвидеть игру в гольф. Он был крупным человеком, внешностью и статью похожим на Де Голля, но когда я кивнул ему, на его лице возникла неуверенная улыбка, которая никогда бы не появилась у человека большой судьбы. Он не был похож на человека, способного сказать "нет" другому человеку. Но внешность обманчива, иначе бы Аристид его не выбрал. Он собирался повиснуть у меня на хвосте. На мгновение у меня появилось искушение попросить его составить мне компанию, поставить на кон кругленькую сумму и обобрать простачка. Но затем я подумал о Джулии и решил отказать себе в удовольствии. Мне повезло, что предстояло действовать на незнакомой территории. Как-то я провел в этих краях незабываемый месяц и несколько раз прошел весь гольфовый маршрут. Я поднялся на украшенный флажком холм к первой метке и увидел, что мой "хвост" идет за мной и собирается играть следом. Я не спешил. Я не мог этого сделать, потому что это был один из тех дней, когда игра у меня не шла. Если бы я прошел весь маршрут - чего я делать не собирался - мой внутренний голос подсказывал мне, что я бы не набрал и сотни. Я потерял мяч на первой лунке, в густой траве на правом склоне. На второй я запустил мяч за пределы поля, через каменную стену и деревья в чей-то сад. На третьей лунке, которая была всего в полуторастах метрах, я сделал удачный удар, приземлив мяч всего метрах в трех от нее. Это меня не слишком обрадовало, поскольку именно это место я выбрал для проведения операции. Гольф меня уже не интересовал, только грубая мужская работа, поэтому я взял тяжелую клюшку и забросил мяч в кусты в десяти метрах от поля. Затем я начал искать его и, естественно, не нашел. Позади меня "хвост" выполнил крайне неудачный удар, затем несколько более неудачных, давая мне время найти мяч и продолжить игру. Я вышел из кустов и, вежливо помахав рукой, пригласил его подойти. Ему пришлось это сделать. Место было замечательное - в низине, в дальнем конце поля и плохо просматривалось из клуба. Ленивой походкой "хвост" подошел ко мне, чтобы оказать помощь в поисках мяча. На его лице блуждала нервная улыбка, дающая понять, что он не собирается терять меня из вида. Ребром ладони я сильно ударил его по дыхательному горлу, а затем по шее, и он, ловя ртом воздух, рухнул на землю, гремя клюшками, и затих. Я нырнул в кусты и побежал. В трехстах метрах через поле и небольшие фермерские участки проходило шоссе на аннеси. Хронометраж был великолепным. Я выскочил на дорогу и в тот же миг позади меня раздался автомобильный гудок и, визжа тормозами, стала останавливаться следующая со стороны Таллуара "Фейсл Вега". Километра через три, когда мы уже проехали Ментон, Джулия резко свернула вправо и стала подниматься по склону холма. - Куда мы едем? - спросил я. Она быстро ехала и, сконцентрировав все свое внимание на дороге и потому не поворачиваясь, сказала: - Рядом с Межев у меня есть лыжный домик. Там сейчас никого нет. - Вы взяли все те вещи, о которых я просил? Она кивнула. А просил я ее взять напрокат проектор и магнитофон в Аннеси. Затем она поехала в Таллуар и забрала из отеля мою сумку, а из сейфа "Оберж дю Пер Бис" - сверток. Когда через несколько часов мы прибыли в Межев, она остановилась на главной улице рядом с казино. - Там нет никаких продуктов, - сказала она. - Вы покупаете кофе и хлеб. Я - все остальное. Она была очень деловой и явно наслаждалась ролью помощника по конспирации. Сделав необходимые покупки, мы выехали из города на шоссе, ведущее к Мон Арбуа, миновали поле для гольфа и, проехав еще километра два, повернули на небольшую боковую дорогу. Вскоре показалось аккуратное двухэтажное шале из полированных досок с розово-серыми ставнями на окнах, имеющими небольшие сердцеобразные вырезы. Она поставила машину на гравиевой площадке за домом, и мы перенесли все наши вещи в шале. Внизу находилась большая комната с отделанной кафелем печкой в центре, удобными креслами и парой кушеток и открытой лестницей, ведущей на второй этаж. Это напоминало мне дом Анзермо. Когда мы свалили весь наш багаж на полу, я сказал: - Мне нужна комната минут на тридцать. Хорошо? - Вы можете расположиться в большой спальне. Я посмотрел на нее. На нее стоило посмотреть. Узкие брюки из шотландки - я не знал, к какому клану она относилась, но преобладал красный и желтый цвет - черный свитер и свободное кожаное пальто. На голове у нее была черная шапочка с козырьком, похожая на инженерную фуражку. Я представил себе фотографию в "Вог". Выглядела она прекрасно. Один ее вид менял все внутри меня, но никуда нельзя было уйти от того факта, что длины наших волн были различны. Однако я уже знал, на какую волну она была более-менее постоянно настроена. Словно подтверждая это, она спросила: - Что там насчет Отто Либша? - Мы поговорим о нем позже, - сказал я. Я перенес проектор, магнитофон и сверток наверх в спальню. Стащив с большой кровати простыню, я повесил ее на закрытое ставнями окно и установил проектор. После этого я запер дверь и просмотрел обе пленки. На них было то, что я и ожидал. Действующие лица: Панда Бабукар и - относительно двух других можно было с уверенностью держать пари - генерал Сейфу Гонвалла и миссис Фалия Максе. Заснято все было скрытой камерой, находившейся где-то под потолком. Я подумал, что организовал это либо Денфорд, либо Тиш Кермод. Скорее всего, Тиш. В плане акробатики представление было достаточно ограниченным. На утомленного бизнесмена оно бы произвело не более тонизирующее действие, чем рядовая продукция этого жанра, но на членов кабинета Гонваллы оно бы произвело эффект разорвавшейся бомбы, и разорвавшейся под креслом министра сельского хозяйства. Перед своим народом Гонвалла всегда выступал как суровый и справедливый отец, готовый вести решительную борьбу с коррупцией, аморальностью и всеми социальными и экономическими пороками. Выборочный показ пленок на родине генерала, я был уверен, привел бы к быстрой смене правительства. Чего, конечно, и хотел О'Дауда. На магнитофонной ленте был записан разговор между генералом и мистером Алексеем Кукариным. Они, судя по всему, были большими друзьями, так как обращались друг к другу исключительно "генерал" и "Алексей". Разговор велся на английском и был записан, я снова был в этом уверен, без их ведома, иначе бы генерал не высказал некоторых замечаний о членах своего правительства, а Алексей - о членах правительства его страны, что могло бы сделать его крайне непопулярной фигурой у себя на родине. Однако суть разговора сводилась к тому, что люди Алексея были бы рады поставлять боевые самолеты и другую технику и вооружение в обмен на гарантированный процент - довольно большой и по низкой цене - от добычи определенных минералов и руд и производство некоторых химических продуктов - простых и безобидных вещей типа кобальта, алюминиевых руд и урана, которые должны будут постепенно производиться государственной монополией по добыче и переработке полезных ископаемых, находящейся в настоящий момент в процессе становления. Алексей настаивал на том, что не следует выплачивать никаких компенсаций европейским концернам, уже ведущим свою деятельность в стране. Решительная национализация - вот верный путь. Генерал заколебался относительно этого, но Алексей настойчиво убеждал его, что после десятков лет колониальных страданий и эксплуатации, перенесенных его страной, ему не следует проявлять мягкосердечие. В итоге генерал согласился. Прослушав и просмотрев пленки, я составил достаточное представление об их характерах. Несмотря на все свое обаяние и эпизодические шутки, Алексей четко следовал данным им инструкциям и когда дело доходило до фактов, он был тверд и ясен как граненый алмаз. Генерал был за пределами спальни довольно неплохим парнем, но с несколько смазанными гранями - некоторые вещи ему нужно было объяснять не один раз. Он, должно быть, был человеком простоватым, иначе бы он никогда не принял приглашение воспользоваться Шато де ля Форклас. Я знал, что О'Дауда долгие годы использовал шато для приема приезжающих членов правительства, и генералу и в голову не пришло усомниться в целесообразности продолжения использования дома, как он не сомневался и ранее, когда у него возникала необходимость в покое и отдыхе в кругу старых друзей, таких как Панда и миссис Максе. Мы все живем и учимся. И весь вопрос - в соотношении этих двух. Генерал был очень далек от золотой середины. Я разобрал аппаратуру и убрал пленки и ленту обратно в пакет. Внизу уже была растоплена печь, комната нагрелась, а на столе появились бутылки и бокалы. Я слышал, как Джулия делает что-то на кухне. Порывшись в рабочем столе, я нашел коричневую бумагу и бечевку и заново обернул и перевязал сверток. В одном я был уверен - что у меня нет ни малейшего желания держать сверток в этом доме. Я написал на нем адрес, а затем просунул голову в кухню. Джулия колдовала над мясом. - Могу я взять вашу машину? - спросил я. - Мне нужно съездить в Межев на почту. Она посмотрела на часы. - Она будет уже закрыта. - Что-нибудь придумаю. Придумать было несложно. Я проехал по шоссе до поля для гольфа и свернул на подъезд к отелю "Мон д'Арбуа". Народа практически не было, так как сезон приближался к концу. Я вручил сверток и сто франков портье и попросил отправить его по почте. Он сказал, что почта уйдет только утром. Я заметил, что это просто замечательно, спросил, хороший ли был у них сезон, получил ответ, что так себе, и ушел. Возвращаясь в шале, я испытывал приятное чувство, что у меня уже нет с собой свертка. Также было приятно снова увидеть Джулию. Она переоделась и на ней было то самое платье, в котором она появилась в моей конторе в нашу первую встречу. Это, возможно, было сделано намеренно, а возможно, это была чистая случайность. Но как бы то ни было, я смотрел на нее, и этого было достаточно, чтобы исчезло все напряжение последних дней. Я спросил ее, что она будет пить, и она сказала, что джин с кампари с большой долькой лимона и большой порцией льда. Все это было на столе. Себе я налил чистого виски. Она села на кушетку, поджала под себя ноги и с вежливым кивком головы взяла бокал. Из кухни доносился приятный запах. - Вы еще и готовите? - спросил я. - Я - первоклассный повар. - А вы знаете историю появления рогаликов? - Нет. - Отлично. Я растянулся в кресле, закурил, сделал глоток виски и почувствовал, как жидкость приятно опускается в мой желудок. Все было прекрасно, почти. Почти, потому что она не сводила с меня темных, цыганских глаз, и я не знал, с чего начать. Аристид назвал мое дело получестным. Он был прав. Ну, а почему бы, подумал я, хоть один раз не попробовать быть честным? Это может принести свои плоды. Это будет, конечно, болезненно, но у меня уже есть четыре тысячи долларов, которые облегчат боль. Я решил серьезно подумать об этом, но позже. - Можете вы слушать так же хорошо, как, я надеюсь, вы готовите? - спросил я. - Вы нервничаете из-за чего-то, - сказала она. - Естественно. Я решаю вопрос о том, чтобы быть предельно честным. Для меня это несколько необычно. - А вы делайте это постепенно. Это не испортит то, что я готовлю. Я так и сделал. Слушала она хорошо. Если суммировать все, что я рассказал, это будет выглядеть следующим образом: 1. Меня нанял О'Дауда для поисков его "Мерседеса". В процессе расследования я узнал, что в машине спрятан сверток, имеющий большую важность для О'Дауды. О'Дауда сказал мне, что в свертке находятся японские облигации. Я этому не поверил. 2. Разыскивая машину, я обнаружил, что две другие стороны заинтересованы в ее отыскании и получении спрятанного в ней свертка. Эти стороны, в порядке проявления: Наджиб и Джимбо Алакве, действующие по приказам генерала Сейфу Гонваллы, главы одного африканского государства, и Интерпол. 3. Я нашел машину и забрал сверток, в котором находились фотопленки и магнитная лента. (Я не стал упоминать об Отто и интерлюдии с Тони.) 4. На пленках была запечатлена - с помощью скрытой камеры - сексуальная активность генерала Гонваллы, мисс Панды Бабукар и некоей мисс Фалии Максе в Шато де ля Форклас. 5. На магнитофонной ленте был записан разговор, сделанный без ведома говорящих, между генералом Гонваллой и неким Алексеем Кукариным, в процессе которого было достигнуто соглашение об обмене оружия, военных самолетов и другой техники на большую часть полезных ископаемых и др., производимых государственными компаниями в стране Гонваллы. 6. Очевидно, что съемка и запись были тайно организованы О'Даудой для последующего использования материалов в стране Гонваллы с целью стимулировать свержение его правительства и, таким образом, обеспечить получение монопольных прав на разработку и добычу полезных ископаемых, обещанных О'Дауде прежним правительством. 7. Братьям Алакве нужны пленки и лента, чтобы уничтожить их. О'Дауде они нужны, чтобы получить монопольные права. Интерполу они нужны, чтобы передать их на хранение заинтересованному правительству или правительствам. Что это правительство (или правительства) собирается сделать с этими вещами - чистая догадка, но, очевидно, они не будут уничтожать их и, таким образом, оставлять генерала Гонваллу у власти, иначе бы была связь между Интерполом и братьями Алакве. Также очевидно, что они не собираются передавать их О'Дауде, иначе бы Интерпол установил связь со мной. Вероятно, они хотят дать знать Гонвалле, что пленки и лента у них и что они могут воспользоваться ими в любой момент, передать их оппозиционным силам, но не будут этого делать, пока Гонвалла будет предоставлять концессии, политические или экономические, заинтересованному правительству (или правительствам) и будет отказываться от подобных шагов в отношении правительства Кукарина. Здесь я спросил ее: - Вы все улавливаете? - Да, - сказала она. - Но меня удивляет, что Интерпол занимается такими вещами. - Правительства стоят вне морали. Что есть девальвация, как неплатеж кредиторам? Но правительства могут быстро меняться, люди же - нет. И здесь мы переходим к самому важному моменту. 8. В продолжение вопроса морали - исторический сверток находится у меня. Я занимаюсь небольшим получестным делом, которое существует на деньги моих клиентов, некоторые из которых - неважные плательщики. Поэтому у меня вошло в привычку в некоторых случаях прибавлять к плате моих клиентов существенные суммы, скрываемые мной при каждом удобном случае. Эти деньги не облагаются налогом и я льщу себе, что трачу их с умом и не только на себя, да и нужно признать, что основная их масса возвращается в итоге государству в виде "Игорного налога". Настоящая проблема заключается в следующем: что мне следует сделать со свертком. Я могу продать его за кругленькую сумму либо О'Дауде, либо генералу Гонвалле. Или я могу продать его Интерполу, хотя они никогда не заплатят столько, сколько предыдущие. Или я могу его уничтожить. - И что, - спросила Джулия, - вы намерены сделать? - Это тестирующий вопрос, да? - Разве? - Для меня, да. Чтобы сделали вы? - Отправила бы его в печь немедленно. - Что ж, решительно и высокоморально. Я, возможно, рассмотрел бы этот вариант, если бы у меня был сверток. Но он сдан на хранение. - Это меня не удивляет. Такая тактика ограждает вас от импульсивных поступков, например, от того, что я только что сказала. - Умница. - Вам понравились пленки? Мне не понравилось, как она это спросила. - Я видел и получше, - сказал я. - Однако давайте перейдем к другому моменту, который является, скорее, делом домашним. Кроме свертка у Интерпола в этом деле есть еще один интерес. Кто-то пишет им анонимные письма о вашем отчиме. - Естественно, это не я. - Нет, вас я сюда не включаю. Но вы не догадываетесь, о чем могут быть эти письма? Она не ответила, но я был уверен, что она догадывается. Прежде чем пауза успела приобрести оттенок неловкости, я продолжил: - Хорошо. Давайте подойдем с другой стороны. Вы уже давно хотите поговорить об этом. Если бы я был порешительнее, я мог бы вытащить это из вас в ваш первый визит. Но я где-то рад, что этого не произошло, потому что это могло все усложнить. Почему вы не сказали мне, что Отто Либш был в свое время вторым шофером в шато? - Я не думала, что это может помочь. - Ответила она быстро, но ответ был неубедительным. - Послушайте, - сказал я, - я всецело на вашей стороне. Поделитесь некоторыми сведениями. Хорошо, в тот момент информация об Отто не помогла бы мне в моей работе. Я могу догадаться, каким образом возникла связь между ним и Максом. Зелия была очень одинокой. Отто возил ее. Они разговаривали. Он ей нравился. Нравиться людям было для него обязательной частью его образа. Возможно, он сводил ее в дискотеку или что-нибудь еще в Женеве, она замечательно провела там время, а затем она встретила Макса и держала все это в секрете, так как это был, как она считала, ее первый большой роман. Что-нибудь в этом духе? - Да, думаю, что так. - Ну, если это так, то не случилось бы ничего страшного, если бы вы рассказали мне все это в Турине. Но вы этого не сделали. И я знаю почему. - Почему? - Потому что у вас был свой интерес к Отто. Правильно? Она пристально посмотрела на меня и мягко кивнула головой. - Хорошо. У вас был к нему другой интерес, но вы не были уверены, что с ним делать. Вы даже не были уверены в том, что можно рассказать об этом мне, потому что вы все еще не доверяли мне. Вы думали, а возможно, и сейчас еще думаете, что любую частную или конфиденциальную информацию, которую я получаю, я тут же анализирую с точки зрения возможности получения с нее какого-либо дохода. - Это неправда! - Нет? - Нет! - Ее негодование было искренним и мне это было приятно. - В таком случае, давайте разберемся во всем сейчас. Какое отношение имел Отто к смерти вашей матери? Она медленно положила сигарету в пепельницу, встала, подошла ко мне, взяла мой пустой бокал, повернулась ко мне спиной и пошла к бутылкам, чтобы наполнить его. Это была замечательная спина, замечательные ноги и мне нравилось, как ее черные волосы спадают на ее прекрасную шею. - Медленно и своими словами, - я решил ей помочь. Не поворачиваясь, она начала говорить. - Это случилось более двух лет назад. Мы все были в шато. Моя мама сказала мне, что она уходит от О'Дауды. Она полюбила другого человека. - Кого? Она повернулась. - Она не сказала. Я думаю, что даже тогда она боялась говорить об этом. Она только сказала, что мы скоро узнаем об этом. Она собиралась уйти утром, и Отто должен был отвезти ее в Женеву. Разговор был поздно вечером. Я пошла спать и больше ее не видела. - Почему? Она вернулась и поставила бокал передо мной. - В полдень следующего дня отчим сказал мне, что она утонула в озере Леман. Он сказал, что она встала рано утром, попросила Отто отвезти ее к озеру - у нас там была пара катеров - Кермод и она вышли на катере и катер перевернулся. - Это было вероятно? - Она любила катера и она любила скорость. И она любила рано вставать. В любое другое утро это могло бы оказаться правдой. Но не в то утро. В то утро она должна была уйти навсегда с другим мужчиной. - И ее тело так и не нашли? - Нет. В этом озере такие вещи случаются. Оно очень глубокое. - Понимаю. И в процессе расследования Отто поклялся, что он отвез ее к озеру и видел, как она и Кермод садятся в катер? - Да. - А Кермод рассказал свою историю. Слишком большая скорость, резкий поворот, катер переворачивается, он в благородном порыве пытается ее спасти и тому подобное? - Да. - И вы, и Зелия стали с того момента подозревать О'Дауду? - Я думаю, он подстроил ее убийство. - А что с тем человеком, с которым она собиралась уйти? Он проявился как-нибудь? - Нет. - И вы понятия не имеете, кто он? - Нет. - Она села на кушетку, поджав под себя ноги. - Я полагаю, что вскоре после этого Отто ушел от вашего отчима? - Да. - Вы хотите, чтобы я сказал, кто тот человек... тот мужчина, с которым собиралась уйти ваша мать? - Как вы можете это знать? - Я думаю, что это магия. Но лишь чуть-чуть. Это был Денфорд... - Это невозможно! - Нет, возможно. Мы говорим о любви, а любовь порой проявляется самым неожиданным образом. Это был Денфорд. Именно он писал анонимные письма. Его ненависть к О'Дауде не есть необычная, тихая ненависть секретаря к боссу-миллионеру. Он настолько переполнен ненавистью к вашему отчиму, что вьется и вертится подобно осе, зажатой между рамами. Он делает все, что в его силах, чтобы нагадить О'Дауде, особенно в его поисках машины. Он, должно быть, был тем, кто первый сообщил команде Гонваллы о пленках и ленте. Он бы сделал все, что может досадить О'Дауде. Он собрался уйти с вашей матерью и каким-то образом О'Дауда узнал об этом и с присущим ему черным юмором решил избавиться от вашей матери и оставить Денфорда при себе, догадываясь, что тот все же узнает правду, но будет совершенно бессилен что-либо сделать. Такие вещи О'Дауда любит. Именно поэтому он завел себе восковой музей. А Денфорд пытается изо всех сил достать его. Он так старается, что забывает об осторожности. И если он будет забывать о ней и дальше, то когда О'Дауде все это надоест, он попросит Кермода прокатить его на катере. - Денфорд... Не могу в это поверить. - А я могу. И я могу поверить и в кое-что еще. Если ваш отчим убил вашу мать, то ни вы, ни кто-то еще ничего не сможете поделать с этим. Отто мертв и не сможет сообщить под присягой о своем лжесвидетельствовании. Кермод жив, но он не станет давать показаний. Она была на озере, как все и говорили. И это не удастся опровергнуть. Это не только мое мнение. Мне кажется, что в Интерполе думают так же. Поэтому советую вам забыть об этом. У вас есть личные деньги? - Да. - Тогда последуйте примеру Зелии. Идите своей дорогой. С вашими настоящими чувствами вы не сможете продолжать жить под его крышей. - Именно это я и сделала. - Сделали? - Да. Я бы давно это сделала, но тут случилась эта история с Зелией. Когда вы позвонили мне вчера, я собирала свои вещи, чтобы уйти. Это шале принадлежит мне. Я собиралась приехать сюда на несколько дней, чтобы все обдумать. - Вы сказали О'Дауде, что вы уходите от него? - Да, в письме, которое я оставила Денфорду... Денфорд. Не могу в это поверить. - Я готов держать пари. В своем письме вы упомянули о причинах своего ухода? - Нет. Но ему несложно будет прочесть между строк. Но, черт возьми, меня это ни капли не беспокоит. Она встала, разглаживая платье на бедрах. - Жизнь - сложная штука, - сказал я. - В большинстве своем мне это нравится. Вся эта история со свертком, а затем ваша мать... какой клубок! Но иногда возврат к простым вещам оказывает терапевтическое действие. Первое, что я сделаю утром, - заберу сверток и уничтожу его. Держа руки у печки, она впервые за весь вечер улыбнулась. - Вы сделаете это? - Если хотите, я поеду и возьму его сейчас. - Нет, лучше утром. Я не хочу, чтобы наш ужин был испорчен. Она направилась к двери на кухню, затем полуобернулась и с уже серьезным лицом сказала: - Вы действительно думаете, что это безнадежно... ну, с моей мамой? - О'Дауда - миллионер. Он умеет быть осторожным. Он умеет покупать и продавать, и не только людей, но и правду. Мой совет - забыть об этом. Если он сделал это, то это все записано наверху и в один прекрасный день расплата настанет. Но вы ничего не можете сделать. Она кивнула и пошла на кухню. Ужин был прекрасный. Мы ели рагу из баранины, приготовленное в бренди и поданное с рубленым шпинатом, а затем провели замечательный вечер. Когда мы пошли наверх спать, она остановилась у двери своей спальни и спросила: - Вы действительно заберете сверток и уничтожите его? - Первым делом утром. Она приблизилась ко мне и обняла меня за шею. Я должен был сделать что-нибудь со своими руками, поэтому я тоже обнял ее. Она поцеловала меня, и в моей голове мелодично зазвенели колокольчики. Она отняла голову и посмотрела мне в глаза. - Это за что? - произнес я. Она улыбнулась. - Это извинение за то, что я неправильно думала о вас. Вы совсем не такой, каким вы хотите выглядеть в глазах окружающих. Она поцеловала меня еще раз и я мягко отстранил ее. - Вы понятия не имеете, какой я, когда у меня есть хороший стимул. А сейчас он очень хороший. - Я дотянулся до двери, открыл ее, поцеловал Джулию, поборол возникшее было в моей голове желание и нежно отпустил ее и направил в комнату. Закрыв за ней дверь, я сказал: - Запритесь. Я иногда хожу во сне. Я подождал, пока она повернет ключ, и направился в свою комнату, говоря себе, что хоть один раз я сделаю все правильно. Первое, я хотел разделаться со свертком, уничтожить его. Я слишком хорошо знал себя. Я мог бы пойти с ней, а наутро передумать о будущем свертка. В конце концов, он стоил дико много денег, а деньги - вещь реальная. Многие другие вещи блекнут и вянут со временем. Прежде чем раздеться, я достал свои четыре тысячи долларов и спрятал их под линолеум. Если я сделаю все, как надо, и между нами все будет хорошо, я знал, что очень скоро я вернусь сюда. А если все повернется не так, как я рассчитываю, ну, деньги все равно будут здесь. В конце концов, каждому победителю причитаются призовые. На следующее утро я был в отеле "Мон д'Арбуа" уже в восемь часов, чтобы успеть забрать сверток до того, как он уйдет со всей почтой. Но я опоздал. Почта уже ушла. Ну что ж, мне придется забрать его в Эвьене, куда я отправил его на свое имя до востребования. Я медленно ехал на "Фейсл Веге" и размышлял, почему я отбрасываю возможность легкого получения еще нескольких тысяч. Насколько я мог предвидеть, это не принесет мне ничего хорошего. Я не мог даже обнаружить ни малейшего признака духовной перемены во мне. Почему я делаю это? Очевидно, просто чтобы хорошо выглядеть в глазах Джулии. Когда-нибудь, подумал я, могут возникнуть обстоятельства, когда я смогу сделать что-либо, руководствуясь только своими принципами, безо всяких посторонних влияний. Интересно будет посмотреть, что я тогда буду чувствовать. Я поставил машину за домом и поспешил на кухню в предвкушении кофе и яичницы с беконом. Из кофейника на плите исходил приятный запах, но никаких признаков завтрака или Джулии не было. Я поднялся в ее спальню. Кровать была убрана, но все ее вещи и чемодан исчезли. В моей комнате кровать также была убрана. Озадаченный, я спустился в большую гостиную. На столике, где стояли бутылки, опираясь на одну из них, стоял конверт. Я надорвал его. Записка была от Панды Бабукар. "Милый, Мы позаимствовали твою мисс Джулию на неопределенное время. Не беспокойся, мы хорошо позаботимся о ней. Передай ее папе, что он получит ее назад, как только ты отдашь нам сам знаешь что. Шикарная у тебя пижама. Море поцелуев. Ням-ням! Панда". Я пошел на кухню, налил себе кофе и сел за стол в раздумье. Мне пришло в голову, что все это исходило от Денфорда, пытающегося выбраться из той каши, которую он сам заварил. Теперь он был готов сделать все, что угодно, чтобы помешать О'Дауде, и совершенно не думал о последствиях. Так как он не смог получить сверток от меня, он решил помочь Наджибу получить его. Все годится, лишь бы он не достался О'Дауде. Я позвонил ему в Шато де ля Форклас. Я сообщил ему, где нахожусь, и спросил: - Вы знали, что мисс Джулия собирается поехать сюда? - Да. Перед тем как уехать, она попросила меня пересылать всю почту, адресованную ей, туда. - И вы рассказали Наджибу, где он может ее найти? - Все, что я делаю - мое дело. - Да, все, что я могу сказать, - что вам не следует путешествовать на катере с Тишем Кермодом. Вы страшно все запутали. Где О'Дауда? - Он здесь и хочет вас видеть. - Еще бы. Скажи ему, что я буду очень скоро. Он прочитал письмо Джулии? - Какое письмо? - То, в котором она сообщает, что разрывает с ним. После некоторой паузы он сказал: - Да. - Жаль. Я повесил трубку. Так как О'Дауда знал, что Джулия порвала с ним, я подумал, что она вряд ли будет для Наджиба и компании сильным козырем в их игре против О'Дауды. О'Дауде очень нужен сверток и ему будет абсолютно наплевать на то, что случится с Джулией. А с ней может случиться масса вещей, потому что Наджиб играл по крупному от имени генерала. Я поджарил себе яйцо и раздумывал еще какое-то время, но ни к чему не пришел. Я поднялся наверх и упаковал свои вещи, включая шикарную пижаму. Я понял, почему Панда и Наджиб не стали ждать, когда я вернусь из отеля. Разговор со мной их не интересовал. Они решили напрямую выйти на О'Дауду. Одна вещь была для меня ясна. У меня был сверток и я не хотел, чтобы с Джулией что-нибудь случилось. Это означало, что я буду вынужден отдать сверток Наджибу. О'Дауде это не понравится, Аристиду тоже. Они оба постараются сделать все, что в их силах, чтобы остановить меня. Пока, решил я, будет лучше, если сверток полежит на почте в Эвьене, пока я не проясню ситуацию. Я запер шале и отъехал на "Фейсл Веге". Хорошо, что у меня не было с собой свертка. На подъезде к Клузу меня остановила пара полицейских на мотоциклах. Они были очень вежливы, проверили мои документы, а затем сантиметр за сантиметром обыскали всю машину. Разочарованные результатом, они спросили, куда я еду. Я не был в этом уверен, но чтобы порадовать их, сказал, что в Шато де ля Форклас. По-гальски галантно помахав рукой, они пожелали мне доброго пути и километров пятнадцать сидели у меня на хвосте. Но их, должно быть, срочно вызвали куда-то по рации, потому что, когда я подъезжал к Тонону, расположившемуся на берегу озера, появились другие полицейские мотоциклисты, притормозили меня немного, взяли в вилку и отконвоировали меня в город на Кве де Рив, где мы все остановились. Аристид поджидал меня в потрепанном голубом седане. Он вышел, отпустил полицейских, вернулся ко мне и пригласил меня выпить в кафе через дорогу. Он заказал себе пернод, а мне пиво, и тепло улыбнулся. Василек в его петлице уже подзавял и бритвенный порез был в этот раз уже в другом месте. - Отлично ты сработал на поле для гольфа, - сказал он. Я мысленно согласился с ним. - У тебя по всей Франции есть девушки, которые готовы тебе помочь? - Их очень много, но адреса я не продаю. У меня сегодня не торговое настроение. - Жаль. Последнюю ночь ты провел с этой мисс Джулией Юнге-Браун? - Да. Она - первоклассный повар и мы ели баранье рагу, приготовленное в бренди. Я не знаю, как она его готовила, но это заняло часа два. Он кивнул. - Можно было сделать и в вине. Но обязательно с чесноком. Совсем чуть-чуть. - Он там был. - И где она сейчас? - Не знаю. Я пошел прогуляться перед завтраком, а когда вернулся, ее уже не было. Одна наша знакомая оставила эту записку. Я передал ему записку Панды. Он спокойно прочитал ее и положил к себе в карман. - А что там такое особенное в пижаме? - Рисунок представляет собой собрание всех национальных флагов. - Конечно, это Джулия забрала сверток. Мне бы следовало подумать об "Оберж дю Пер Бис". А теперь ты уже положил его в надежное место? - Да. - Отлично. Мне бы не хотелось думать, что кто-либо еще может завладеть им. Это было бы очень неудачно для тебя. - Естественно, пока я не обменяю его на Джулию. Он покачал головой. - Ты слишком по-рыцарски смотришь на все это дело. - Если я этого не сделаю, она может закончить свою жизнь в каком-нибудь озере. Генерал Гонвалла - хотя он, возможно, и любит девушек - не больно уж мягкосердечен. Ему хочется, чтобы его кресло хранило его тепло, поэтому ему все равно, кого он выбросит на холод. - Власть, политика - это моя погибель. Приятно заниматься простыми вещами типа убийств, краж и поддельных денег. К сожалению, не всегда есть возможность выбора. Я получил строгое указание достать этот сверток. Удовлетворяя твою просьбу, моя организация согласна заплатить за него. - Он вздохнул. - До настоящего момента я считал, что это будет простая маленькая сделка между нами двумя. Ты бы конечно, не получил тех денег, которые тебе мог бы заплатить Гонвалла или О'Дауда, но так как ты находишься во вменяемом состоянии, я уверен, что ты бы отказался ради друга от дополнительных денег. Но теперь это похищение все очень усложняет, и у тебя впереди большие трудности. - Ты так думаешь? - Я знаю, и ты тоже. Я должен получить сверток и передать его моим хозяевам. Они настаивают, и настаивают безжалостно. Безжалостным может быть Гонвалла, и О'Дауда тоже, но их безжалостность - личного порядка. Она не идет ни в какое сравнение с безжалостностью такой аморфной организации, как правительство или группа правительств, использующие абсолютно законную международную организацию. Никто не понесет личной ответственности за смерть девушки - мы, конечно, попытаемся найти и освободить ее - потому что это будет бюрократически необходимо. Очень печально, да? - Он осушил свой бокал и заказал еще. - Ты хочешь, чтобы я отдал вам сверток и будь что будет с Джулией? - Именно об этом я и говорю. - Ты же знаешь, черт возьми, что я этого никогда не сделаю! - Я знаю, что ты попробуешь найти выход. - Какой выход? - Это ты сам решишь. Я не возражаю против любых твоих действий, если ты гарантируешь мне получение свертка. Если я не получу его, ты, конечно, знаешь, что тебя ждет? - Давай, давай. Продолжай пугать меня. - Этим, конечно, буду заниматься не я. К счастью, подобные вещи находятся в ведении другого отдела, поэтому я не буду испытывать чувство вины. Но тебя уберут - из чисто бюрократического чувства досады, конечно. Я не думаю, что они сделают это в садистской манере или станут растягивать мероприятие. Все будет выполнено быстро и будет выглядеть как обычный несчастный случай. Ты ведь не настолько наивен, чтобы посчитать это пустой болтовней. Я не был наивен. Он откровенно давил на меня, но за этим давлением стоял факт - незамысловатый и пугающий факт. Они сделают именно то, что он сейчас обещал. Чисто бюрократическая необходимость. Меня уберут. Ситуация была предельно проста. Сверток у меня. Если я отдам его О'Дауде (что мне казалось невероятным), то будет то же самое, плюс Джулия. А если я отдам его Аристиду - что я мог легко сделать, проехав несколько километров по берегу озера - то уберут Джулию, потому что Гонвалла вынужден будет заставить кого-нибудь заплатить за свои будущие неприятности. Мне оставалось только одно - найти какой-либо способ освободить Джулию, а затем передать сверток Аристиду. Вот и все. Очень просто. Я заказал себе виски. В данных обстоятельствах пиво казалось слишком безвкусным. Аристид молча наблюдал за мной. Я очень быстро проглотил виски и встал. - Я должен подумать. - Естественно. У тебя есть мой телефон. Надумаешь, позвони. - А что, - спросил я, - вы делаете в плане второго аспекта дела О'Дауды? Он пожал плечами. - Это просто убийство. Я получил указание оставить его в покое, пока не будет улажено это гораздо более важное дело. Я полагаю, ты едешь в шато? - Да. - Тогда, пожалуйста, не говори О'Дауде о нашем интересе в этом деле. Это строго между нами. - Конечно, я не стану делать ничего, что могло бы поставить тебя в затруднительное положение. Он ухмыльнулся. - Абсолютно правильное отношение. Было бы великолепно расквасить ему нос перед уходом. Но это бы делу не помогло. Он не имел к этому никакого отношения. Он был в этом деле круглым нулем. Он выполнял предписания и получал за это жалованье, а когда вечером он приходил домой, все стекало с него, и он оставался совершенно сухим. Протрешь нож влажной тряпочкой и никто не скажет, для чего он был использован. Когда все идет по строго официальной форме, завизированной нужным отделом и аккуратно занесенной в нужный архив, волноваться не о чем. Я доехал по берегу озера до Эвьена и оттуда позвонил в шато Денфорду. Я спросил, там ли О'Дауда. Его там не было. Он уехал в Женеву и будет вечером. Я сказал Денфорду, что мне нужно встретиться с ним и что я скоро буду. Уж с кем мне не хотелось встречаться в тот момент, так это с О'Даудой. Я поставил машину на гравиевой площадке перед шато, вошел и по мраморному полу направился к кабинету Денфорда. Он сидел во вращающемся кресле и курил, уставившись на зеленый шкаф для документов. Судя по усыпанному пеплом жилету, он уже давно пребывал в этом положении. Когда я вошел, он поднял голову, посмотрел на меня и вернулся к шкафу. Я сел и закурил. На стене за его столом висела фотография, на которой О'Дауда, стоящий на берегу какого-то озера, держал приличную щуку, которая, должно быть, весила все десять килограммов. - Разговор у нас будет сугубо личный, - сказал я. - Мы не будем касаться той каши, в которую по вашей милости превратилось все это дело. Мы ограничимся только вашими прямыми ответами на некоторые мои вопросы. Хорошо? Он кивнул, а затем протянул руку и из бокового ящика своего стола достал бокал. Сделав хороший глоток, он сощурил глаза и убрал бокал обратно в ящик. - И как долго вы этим занимаетесь? - С обеда. - Тогда прервитесь на время нашего разговора. Прежде всего, вы имели какую-либо связь с Наджибом Алакве сегодня? - Нет. - Вы знаете, что он захватил Джулию и не собирается возвращать ее, пока я не передам ему сверток из машины? - Нет. - Его это, похоже, не очень интересовало. Да, виски притупляет чувства даже у лучших из нас. - Когда раньше вам нужно было связаться с Наджибом, как вы это делали? - Это мое дело. - Теперь это мое дело, - сказал я. - Я хочу это знать и у меня сейчас такое настроение, что я спокойно могу ударить человека, который старше меня. Поэтому говорите. Он подумал какое-то время, затем повернулся, порылся в другом ящике и передал мне визитку. Я взглянул на нее и подумал, сколько различных визиток у Наджиба. Почти все было как и прежде: мистер Наджиб Алакве, эсквайр, импорт, экспорт и особые услуги, но адрес на сей раз был женевский. Я перевернул визитку. Никогда не знаешь, какую жемчужину братья Алакве подарят в очередной раз. Девиз гласил: "Для хорошего слушателя достаточно и полуслова". Ну, я надеялся перекинуться с Наджибом более чем полусловом, и в самое ближайшее время. Не глядя на меня, он сказал: - Все, что вы должны были сделать, - отдать сверток мне или уничтожить его. - Я собирался уничтожить его, но вы все испортили. Теперь все несколько усложнилось. Он покачал головой. - Вы бы сохранили его. Сделали бы на нем деньги. Я это знаю. - Я сам думал об этом, но все получилось по-другому. - Я встал. - Хотите совет? - Нет. - Он был совершенно апатичен, никакой прежней резкости. - Пакуйте вещи и убирайтесь отсюда, и чем дальше от О'Дауды, тем лучше. Вы уже как-то собирались сделать это вместе с ней, но он помешал вам. Вам следовало бы уже давно уйти от него. Он резко поднял голову и заморгал. - Как вы это узнали? - Это была догадка... до настоящего момента. - Он убил ее. - Я склонен согласиться. Но вы ничего не можете сделать. После всего, что вы сделали, когда он узнает все до конца, вам придется думать о собственной шкуре. - Я думаю, что смогу убить его, - сказал он. - Если бы я мог считать это твердым обещанием, - сказал я. - Но когда закончатся виски, единственной вашей заботой будет борьба с похмельем. - Тиш Кермод сделал это. Он - отвратительный ублюдок... хуже, чем О'Дауда. Иногда они напиваются вместе, эти двое. Закрываются в этом чертовском восковом музее со всеми теми людьми, которых О'Дауда ненавидел. Можно слышать, как они там смеются и танцуют. Долгие годы я скрывал это от девочек... но они все же узнали... Вот почему они ушли от него. Я направился к двери. И вдруг мне в голову пришла одна мысль, и я спросил: - У вас есть пистолет? - Пистолет? Почему пьяные так любят эхо? - Да, пистолет. Может так случиться, что он мне понадобится, вам же, я уверен, он ни к чему. Мне кажется, он подумал, что я, возможно, собираюсь использовать его против О'Дауды, потому что он решил сотрудничать и достал из ящика и протянул мне пистолет. Я не люблю пистолеты. Они полны таинственных враждебных сил. Я посмотрел на него и спросил: - Что это, черт побери, такое? - Это все, что у меня есть, - сказал он, передавая мне коробку с патронами. Это был пневматический пистолет калибра 5,59 мм, способный обеспечить скорострельность до сорока выстрелов в минуту и скорость пули на выходе около ста двадцати метров в секунду. Он мог доставить неприятности и был похож на настоящий. Я уже стрелял из такого в тире Миггза. Я надеялся, что его будет достаточно, чтобы произвести впечатление на Наджиба и заставить его передать мне Джулию. Я вернулся к машине и быстро отъехал, поднимая фонтаны гравия. Мне хотелось побыстрее уехать, пока не вернулся О'Дауда. Пока я добирался до Женевы, уже стемнело. Нужный мне дом находился в тупиковом ответвлении от Рю де Волланд, неподалеку от Гар де О-Вив. Квартира была на последнем этаже. Входная дверь была голубой с диагональными желтыми полосами, и когда я нажал на кнопку звонка, внутри раздались звуки какой-то незамысловатой и знакомой мелодии. Пока я ждал, то мучительно пытался вспомнить, что же это была за вещь. Дверь открылась, на пороге появился Наджиб. Он уже возвратился к своему прежнему стилю одежды: рыжевато-коричневые туфли, кремовый льняной костюм, красная рубашка и желтый галстук, усыпанный гирляндами разноцветных роз. Я был несколько шокирован, но продолжал крепко держать нацеленный на него пистолет. - Я хотел бы войти, - сказал я. Коричневое лицо расплылось в улыбке, картошка-нос сморщился, а белые зубы ослепительно засверкали. - Конечно, мистер Карвер. Чертовски рад видеть вас снова. Добро пожаловать в не слишком скромную обитель. - Иди впереди и оставь мюзик-холльный жаргон. Он пошел впереди меня по устланному мягким ковром коридору в большую гостиную. Она была действительно не слишком скромной. Мебель была вся обтянута черным вельветом, ковер был жемчужно-серым с большими красными завитками. Занавески были зелеными, а стены обклеены обоями, имитирующими гранитную кладку. У одной из стен стоял длинный буфет с массой бутылок и сопутствующих вещей. Еще в комнате находился длинный стол, заваленный журналами, на обложках которых была в более чем достаточной мере представлена женская плоть. Воздух в помещении был пропитан запахом турецкого табака. Наджиб повернулся, обвел комнату рукой и сказал: - Вам нравится? Нет? Вкусы разные. Некоторые говорят, похоже на комнату шлюхи. Лично я находил многие такие комнаты очень уютными и веселыми. Какое саше любимое питье, сэр? - Мое любимое питье, - сказал я, - большая порция виски с содовой, которую я приготовлю себе сам на случай, если у вас тут есть яд. Лично я надеюсь, что это не будет тем напитком, который мне придется растягивать, потому что я хочу закончить свое дело очень быстро. Так же, пожалуйста, оставь эту речь "англизированного туземца". Ты, вероятно, доктор литературы и, без сомнения, можешь начать с Чосера и, пока я с трудом буду отвечать Шекспиром, красиво добить меня Т.С.Элиотом. Поэтому давай поговорим в цивилизованной манере, Наджиб, а? Он широко улыбнулся мне и сказал: - На самом деле, я - бакалавр наук, но я не забывал и об искусстве. Так же, давайте разберемся с именами. Я разочарован, что у вас такая плохая память на лица. Я - мистер Джимбо Алакве, эсквайр. Я был так изумлен, что он пошел и приготовил для меня виски с содовой, пока я переваривал эту новость. Когда я пришел в себя и взял бокал, спросил: - Что, черт возьми, ты тут делаешь? - Проживаю временно. У Наджиба масса дел. К тому же, помните, что теперь я работаю на О'Дауду, поэтому должен быть в центре событий. - Ты хочешь сказать, что он действительно нанял тебя? - А почему бы и нет? Он не доверяет мне, но любит знать, где я. К тому же, когда он получает от меня ложную информацию о положении дел в моей стране, он, вероятно, догадывается, что она ложная, и может сделать из этого кое-какие выводы. Ложная информация может быть такой же многоговорящей, как и достоверная информация. Мистер О'Дауда готов платить и за ту, и за другую. Нет нужды говорить, что я предан, по-настоящему предан, своей стране. Я непомерно горжусь этим. Мне кажется, что одной из вещей, помешавшей вам достичь успеха, было то, что вы преданы только себе. Это может только привести к ограниченным доходам. И что вы просите за сверток? - Он поднял руку и быстро продолжил. - Естественно, девушка будет возвращена, но я думаю, что вы захотите что-нибудь и для себя лично. Но, конечно, не так много, как это могло бы быть, не будь у нас девушки. - Никаких денег. И никакого свертка. Мне нужна девушка. - Я думаю, - сказал Джимбо, - что нам лучше обсудить ситуацию немного более полно. - Давай обсудим, - сказал я и сел в мягкое кресло. Джимбо потянулся к сигаретнице. Когда он открыл крышку, заиграла какая-то мелодия. Он усмехнулся. - "При свете луны". А бачок в туалете играет "На Авиньонском мосту". Это квартира Панды. Вам она нравится? - Отличная девушка. К тому же, прекрасная пловчиха. Кстати, мне хотелось бы знать, как они узнали, что я нахожусь в шале Анзермо. - Это очень просто. Они потеряли вас, поэтому позвонили в шале. Вы подошли к телефону. Помните, вы ответили звонившей женщине, что Макс в Каннах. Так они и узнали, что вы там. После этого они стали наблюдать за вами с безопасного расстояния. - Он улыбнулся. - Человек, который быстро путешествует и мечтает о деньгах, должен время от времени оглядываться назад. - Тебе следует напечатать это на обороте одной их твоих визиток, - сказал я. - Возможно. Я встал. - Хорошо, давай осмотримся. Ты пойдешь впереди и не будешь делать никаких резких движений. Он провел меня по квартире. Она вся была обставлена во вкусе Панды и было несложно догадаться, что она использовала ее для своих профессиональных развлечений. Вероятно, квартира была снабжена подслушивающими и подсматривающими устройствами. Единственное, чего в ней не было, так это Джулии. Я отвел Джимбо обратно в гостиную. Он сел, достал очередную музыкальную сигарету и махнул рукой в сторону бутылок, предлагая мне выпить. С бутылкой в руке я сказал: - Хорошо, ее здесь нет. Где она? Он потер свой подбородок из черного дерева кончиками пальцев и сказал: - Если бы я знал, я бы вам не сказал, но печальный факт в том, что я не знаю. - Почему печальный? - Потому что он показывает, что Наджиб, в высшей степени не по-братски, мне не доверяет. У меня также нет возможности установить с ним связь. Он сам звонит мне, когда я ему нужен. Поэтому, пожалуйста, не трудитесь прибегать к мерам физического воздействия, чтобы заставить меня говорить. Мне нечего сказать. Это самое честное заявление из всех, сделанных мною за последние недели. Я внутренне усомнился, а затем решил поделиться с ним своим сомнением. Он понял это и одобрительно кивнул. - Однако я должен сказать, мистер Карвер, что я уполномочен обсудить детали удовлетворительного для обеих сторон обмена. О какой цене вы думали? - Ни о какой. Я не намерен заключать никаких сделок. - Это не по-рыцарски. Она - очень красивая девушка и - сорока на хвосте принесла - питает к вам нежные чувства. Подумайте, за сверток, который не представляет для вас по сути никакой важности, вы можете получить, скажем, тысячу гиней и ее освобождение. Она будет в восторге и, несомненно, отблагодарит вас тем, о чем постоянно думают мужчины. Я, конечно, полагаю, что сверток все еще у вас и хранится в надежном месте. - Ты правильно полагаешь. Но вы не получите сверток. - Никто его не получит. Он покачал головой. - Ни мы, ни О'Дауда, ни Интерпол? - На его лице появилась широкая, полная недоверия улыбка. - Вы, как говорят, поддеты на рога дилеммы. Очень необычной, нужно сказать, так как это животное имеет три рога. Мне вас жаль. Не хотел бы я оказаться в таком переплете. Я говорю, она - очень красивая женщина. Мне кажется, у вас таких называют кельтским типом... нет, нет, скорее цыганским. Он был, конечно, прав. Не только по поводу ее типа, но и по поводу дилеммы. В тот момент я не знал, на какой путь свернуть, что делать и куда идти. На какое-то мгновение я опять подумал о применении физической силы в надежде, что он, возможно, знает больше того, в чем он признался, но это было только на мгновение. Я мог бы поработать над ним, но я не думал, что прежде, чем отключиться, он заговорит. Джимбо был человеком твердым, непомерно гордящимся своей преданностью. Я допил виски и направился к двери. - Сиди на месте, - сказал я. Он кивнул. Я вышел из квартиры. Когда я закрывал дверь, ко мне, по крайней мере, пришел ответ на один вопрос. Я понял, что дверной звонок играл мелодию "Хэппи Бездей". Несколько минут спустя, когда я садился в "Фейсл Вегу", припаркованную в тупике рядом с домом, Тиш Кермод ударил меня по затылку, а О'Дауда подхватил меня, как мешок с картошкой, прежде чем я успел удариться о мостовую. Я отключился безо всяких протестов. Глава восьмая "Ни один человек, каким бы великим и могущественным он не был, никогда не обладал той свободой, которой обладают рыбы". Джон Раскин Это был "Роллс Ройс". Кермод был за рулем, а я сидел сзади, рядом с О'Даудой. Я попытался нащупать в кармане пистолет, который я одолжил у Денфорда. Его не было. Когда О'Дауда заметил, что я выплыл на поверхность, он молча передал мне флягу. Я сделал несколько глотков, содрогнулся и сощурил глаза на дорогу, извивавшуюся в свете фар. Мы круто поднимались через сосновый лес. Вероятно, подумал я, это была дорога к шато. Кермод, в сдвинутой на бок шоферской кепке, что-то тихо насвистывал, полный счастья от мысли о предстоящем веселье. На О'Дауде был костюм из мохнатого харрисского твида. На его правом виске виднелся большой синяк. Довольно долго мы ехали молча. Затем, смотря прямо перед собой, О'Дауда сказал: - Ты - ублюдок. Это было не слишком хорошим началом разговора, поэтому я ничего не сказал в ответ. - Ты - ублюдок, - повторил он. - И Денфорд тоже, но он - пьяный ублюдок. Если тебя это интересует, я выгнал его. - После того, как вывернул ему руку и он сказал, где я? - Обе руки, - сказал Кермод через плечо. Они оба весело рассмеялись. Думая о ближайших нескольких часах, я не получал ни малейшего удовольствия. О'Дауде нужен был сверток и он не пойдет, я был уверен, ни на какую сделку, даже если бы я мог что-либо предложить. - Терпеть не могу терять время, - сказал он. - Кто-то всегда должен платить за это, парень. Я зевнул, закрыл глаза и откинулся на обтянутое натуральной свиной кожей сиденье. - Почему ты думаешь, что сможешь спать? - спросил О'Дауда. - Попробуйте помешать мне. - Я опустился ниже и издал сонное ворчание. - С ним должно быть весело, сэр, - сказал Кермод. - Да. Стоит ожиданий, - сказал О'Дауда. Краем полузакрытого глаза я видел, что он достал сигару и закурил. Несмотря на сильную пульсирующую боль в голове, я заснул. Проснулся я, когда мы повернули на подъезд к шато. - Чувствуешь себя лучше? - спросил О'Дауда. - Спасибо. - Отлично. Я хочу, чтобы ты был в боевой форме. И в этот раз я не держу никакого пари. Мы проехали километра два, но шато не показалось. Мы свернули на боковой проезд и поднимались примерно еще километр, затем остановились. Кермод потушил фары. Снаружи я увидел большое водное пространство, серо-голубое в лунном свете. Похоже, это было озеро, и в голове возникли неприятные воспоминания. На берегу озера находился небольшой коттедж, к которому прилегал эллинг. Они отвели меня к дому, мы вошли и оказались в большой комнате. - Мое рабочее помещение, - сказал Кермод. У одной из стен располагался длинный верстак, в дальнем углу находилась открытая печь, а в центре, на небольшом постаменте стояла неодетая безголовая восковая фигура в человеческий рост. - Когда она будет закончена, - сказал О'Дауда, - это будешь ты. Мы воспользуемся твоим настоящим костюмом, поэтому давай, снимай его. - Он посмотрел на Кермода. - Включи обогрев, Кермод, чтобы он не замерз. Кермод прошел по комнате и включил три или четыре электрообогревателя. О'Дауда зажег очередную сигару, подошел к шкафчику и налил себе бренди. - Это для тебя, - сказал он, - когда ты снимешь костюм. Я снял свой костюм. Что еще я мог сделать? Если бы я отказался, они бы с удовольствием сделали это за меня. Неся мне бренди, О'Дауда обратился к Кермоду: - Нам нужны его туфли? Кермод покачал головой. - Слишком потрепанные. О'Дауда протянул мне бренди. - Не слишком растягивай, - сказал он. - Нам нужно завязать тебе руки за спиной. - Вы уже нашли мне место в галерее негодяев? - спросил я. - Еще нет, - сказал О'Дауда. - Сделайте мне одолжение, поставьте меня подальше от полицейского. У меня аллергия на них. - Еще бы. Я полагаю, Интерпол говорил тебе, что ты должен передать сверток им, или чт