йтесь запомнить его. Если меня не будет, попросите передать сеньору французу. С консьержем все должно быть в порядке - я хорошо заплатил ему. Но не рискуйте. Она была взволнована переменой в его настроении. Голос стал очень четким и по-английски холодным. - Вы сердитесь? - Очень. - Он достал из сумки с молнией свитер. - Почему? - спросила она. - Сейчас нет времени, чтобы объяснить это вам. Я должен сделать несколько вещей. Часть из них связана с вами, а я не уверен, что имею хоть какое-то право поступать так, как должен. Когда я могу надеяться увидеть вас снова, Жизель? - Вы встретите меня на пути. Ведь вам нужен самолет... - Да. Правда, я думаю, что он пропал, его унесло в глубину. - Он стоял перед ней, обеспокоенный собственным решением. - Я должен быть здесь завтра ближе к вечеру. Вы придете? - Постараюсь. - Помните, я с вами, до конца. Cent pour cent[*]. Они взяли одно из раскрашенных в клеточку частных такси и вышли, немного не доехав до места, где оставался "мерседес". Быстро выходя из машины, они успели увидеть, что за рулем ее автомобиля кто-то сидит. - Это Гарсия, - сказала она. - Что он здесь делает? - Ждет меня. В свете уличных фонарей он увидел на ее окаменевшем лице безнадежное выражение. - Вы знали, что он будет ждать вас? Вероятно, она увидела тень подозрения в его глазах. - Нет. - Ее пальцы вцепились в его ладонь. - Если мы не останемся друзьями, для меня все кончено. Вы тоже должны доверять мне. - Она пошла прочь, а он ждал, стоя в темноте, в глубине широкого тротуара, пока "мерседес" не развернулся. Он заранее надел темные очки, и не повернул головы, когда машина проезжала мимо. Она не могла видеть его и, конечно, не ожидала, что он все еще находится поблизости. - Вот уж не ожидал, Джек, что вы ходите на шоу, - приветствовал его Мерсер, когда Рейнер пришел на "Морскую королеву". - Извините, задержался. - Медные части сверкали в свете каютной лампы. - Пришлось подраться? Пятна засохшей крови на брюках. Мерсер был из тех людей, которые хорошо замечают детали. - Да. - А как другой? - Похуже. Мы уже готовы к отплытию? - Полагаю, что за нами не будет погони, но, если хотите, можем выключить огни. - Он изучающе поглядывал на пассажира. Лайми сегодня, выглядел чрезвычайно светским человеком; для этого, несомненно, были свои причины. - Мы упустили рыбаков, они ушли на закате. Но у нас большой выбор направлений. - Он крикнул на палубу несколько приказаний на прибрежном диалекте испанского языка и дождался ответа. Через пятнадцать минут "Морская королева" скользнула среди огней гавани, уваливаясь к северу, словно собиралась направиться в Эсмеральдас[*]. Она шла этим курсом больше часа, а затем свернула на вест-зюйд-вест, оставив рыбацкую флотилию из Пуэрто за горизонтом. К полуночи судно шло точным курсом в открытом океане. В зените прогудел самолет, направлявшийся в Панаму. Море под ним было непроницаемо черным. ГЛАВА 20 Вода на глубине в двадцать фатомов была бледно-нефритового цвета. Солнце, приближавшееся к зениту, виднелось из-под воды бронзовым пятном, а подле его края огромным черным стручком плыла лодка. Из выпускного клапана вырывался поток жемчужных в подводном освещении пузырьков. Поблизости, сверкая в свете солнца, стояла стайка похожих на позолоченные стрелки дорао, заинтересованных происходящим. Мерсер в черном костюме сделал три погружения на малую глубину. Плавая с аквалангом и ножными и ручными ластами, он осматривал квадрат за квадратом, охватывая примерно полмили. Затем судно перемещалось в следующий квадрат, не удаляясь при этом от восточного края подводного плато. Вода была почти неправдоподобно прозрачна. Водорослям, почти сплошной бахромой покрывавшим дно, еще не пришло время отмирать, и потому от них почти не было "пыли", которая затрудняла бы обзор. Планктон уносило прочь сезонным течением, которое, выходя из-за рифа, проходило вдоль прибрежных мелей Сакапу и уходило к северу почти точно в направлении Эсмеральдас. Море было идеальным для погружения: ласковое, предсказуемое и спокойное. Так что брать деньги с Лайми было просто позором. Стайка дорао неотступно следовала за ним. Рыбки плыли параллельно, а как только он останавливался поворачивались на девяносто градусов и смотрели на странного гостя. Он вообще-то хотел, чтобы они уплыли куда-нибудь подальше, и имел для этого желания вполне достаточные основания: мелкая рыба привлекает крупную. Пока что он видел только одну двадцатифутовую голубую акулу, которая подплыла взглянуть на него во время второго погружения. Она лениво сделала пару пируэтов поблизости и удалилась. Ее появление совершенно не обеспокоило водолаза. Мерсер снова пересек край плато, направляясь назад, к судну. Он наслаждался пребыванием в воде. Давление было порядка тридцати семи фунтов, а вода тепла настолько, что тело почти не ощущало ее. На плато под ним были заметны признаки течения: оно пригибало вниз водоросли и вымывало из-под них грунт, обнажая белесые корни. Вниз по склону спускалась туча личинок камбалы: новорожденные уже включились в бесцельную гонку из ниоткуда в никуда и обратно, и дорао просто из жадности устремились за ними, выхватывая из хвоста косяка лакомые кусочки. Он находился под водой уже двадцать минут, и стрелка манометра дошла до пятого сектора. В запасе было еще десять минут. Три акулы-молота подошли с запада и находились у него за спиной; поэтому он не заметил их вовремя. Прежде он увидел в воде их длинные тени. Быстро осмотревшись, он свел вместе ноги, прижал руки к телу и замер. Это были взрослые самцы длиной футов в двадцать пять каждый, светло-песчаного цвета в нефритовом освещении. Они кружились вокруг него просто потому что у них не было плавательных пузырей, благодаря которым остальные рыбы могут неподвижно висеть в воде. Широкие Т-образные головы делали их похожими на реактивные высотные самолеты в вираже, а тени пронизывали глубину воды, как темные лучи прожектора. Одна из гигантских рыб медленно подплыла, и Куги Мерсер принялся обзывать ее про себя всевозможными кличками, которые только мог придумать, так как акула-молот способна, как готовая к старту ракета, сорваться с места с немыслимой скоростью. А после ее таранного удара он будет мертв прежде, чем остальные две соберутся подплыть и принять участие в пикнике. Для того, чтобы не любить акулу-молот, было достаточно причин. Начать с того, что их род насчитывает три с половиной сотни миллионов лет, и каждая рыбина выглядела на эти сотни миллионов, со своими раскосыми глазами, посаженными прямо на концах лопастей головы, и сморщенной как старая кожа шкурой на загривке. Она вообще не была похожа на рыбу. Она казалась каким-то порождением неимоверных глубин, покинувшим бездну, и неспособным туда вернуться. Привидение въяви, уродливое, как ночной кошмар но питающие пристрастие к поеданию живой плоти. - Убирайтесь, ну! - сказал Мерсер в маску. Чудище сделало еще один круг, ближе, чем двое остальных. Затем оно сделало рывок, описав пятидесятиярдовую кривую, нанесло мощный удар в пустоту и вернулось на прежнее место, проскользнув так близко от водолаза, что того развернуло потоком. Две других акулы повторили маневр первой. Они вели себя все беспокойнее. Он вновь взглянул на манометр. Оставалось восемь минут. Это было хорошо. Если эти ублюдки не покончат с ним за шестьдесят секунд, то наверняка уберутся прочь. Эти парни не любят околачиваться вокруг добычи; они предпочитают урвать и удрать. Поперек откоса внизу появилась широкая тень: возвращалась стая личинок. Крошки-камбалы не привлекли внимания акул: не тот размер, у них еще совсем нет крови. За облаком проследовали полдюжины дорао в два- три фута длиной, но гиганты и их проигнорировали. Три акулы кружились между плато и темнотой, уходящей на пятьсот фатомов к дну океана. Они держались на расстоянии в дюжину ярдов одна от другой; бронзовый жар солнца слегка подкрашивал их коричнево-песчаные спины и мутно поблескивал на прилипалах, висевших под брюхами хозяев морей. Они медленно кружили, одна за другой, а Мерсеру приходилось слегка пошевеливать ручными ластами, чтобы поворачиваться к ним лицом и не выпускать из поля зрения. Он начал терять ориентацию; казалось, что солнце светит со всех сторон, а вид плато с появлением косяка мальков изменился. - Ублюдки. Чтоб вас черти забрали! У него не было никакого оружия, так что он не мог бы даже попытаться защищаться, если бы они набросились на него. Но оно все равно не помогло бы Стоит пустить одной кровь, и остальные осатанеют. Он видел, как это бывает, на Фиджи, в девяноста милях от берега, где обитают глубоководные акулы. Местный ныряльщик, добывавший белые кораллы на рифе, поцарапал ногу и поднялся вдохнуть воздуха. Кровь оставила в воде чуть заметный след - тут же появилась совсем молодая еще некрупная тигровая акула и отхватила ему сразу полноги, прежде, чем с судна успели метнуть бросательный конец. Не прошло и трех минут, как налетела стая и начался ужас. Такое порой бывает вокруг косяков тунца, когда в воду попадает кровь. В свору собрались убийцы всех пород - голубые, белые, серые, тигровые, песчаные, мако, молоты, даже ленивые акулы-няньки - риф кишел ими, вода буквально кипела под их плавниками; они примчались на запах крови и нападали на все, что видели; в безумии вырывали кишки друг другу, бились о судно, и на тех из них, кто на несколько секунд оказывался оглушенным сильным ударом, тут же набрасывались соседи. Море покраснело от акульей крови. Тридцатифутовая мако попала под винт судна, и терзала свой собственный бок до тех пор, пока стая не разорвала ее в клочья. - Вы уберетесь, наконец, проклятые? - На манометре оставалось уже шесть минут. Самая большая опять направилась к нему, начав движение ярдов с двадцати. Она шла точно на водолаза и сначала казалась маленькой: просто холмик коричнево-песчаного цвета с торчащими по бокам лопастями головы, откуда твердо смотрят холодные глаза, высокий спинной плавник, тонкий изогнутый хвост, похожий на кривой турецкий симитар, колеблющийся как в замедленном кино... и вот все это стремительно вырастает, несется на него - три плавника швыряют полтонны дедвейта и акула описывает полный виток вокруг него... На этот раз на всем его теле во время атаки выступил пот, потому что теперь ему стало страшно. Они пришли сюда по делу. Сначала они шли осторожно, потому что прежде уже пытались таранить черный обломок, плавающий в воде, ушибли свои чувствительные носы и не забыли об этом. Но они помнили еще и о том, что обломки судов порой плавают среди трупов команды. Он был испуган, но теперь точно знал, что должен сам напугать врагов. Они кружились все ближе и ближе, поощряемые смелостью большой, которая держалась уже совсем рядом. Акулы боятся странного до тех пор, пока не почувствуют запах крови, но учуяв ее, они не боится больше ничего. Это настоящие трусы, которых лишь жадность делает смелыми. Выжидая, Мерсер отсчитал шестьдесят секунд. Он слегка взмахивал перчатками-ластами, чтобы поворачиваться к ним, когда они перемещались вокруг него, чтобы наблюдать за ними, как они наблюдали за ним, и вот самое большое из чудищ сделало плавный разворот и двинулось к нему издалека, слишком нетерпеливое и, вероятно, слишком голодное, чтобы и на этот раз уклониться в сторону, выбрав ложную цель. Да, на сей раз акула неслась прямо на него - глаза сфокусированы на ближней цели, прилипала, свисающая с брюха, по мере разгона все ярче сверкала золотом, и очертания акулы становились с каждой долей секунды все больше, а она неслась прямо на человека, чтобы уничтожить его страшным ударом. Он выждал, пока не увидел, как под двухлопастной головой раскрылась пасть, и тогда резким движением выбросил в стороны руки и ноги, и почувствовал движение воды когда чудище пронеслось у него над головой. Акуле потребовалось одно движение плавников, чтобы уклониться от этой странной вещи, которая внезапно так сильно изменилась, а сразу же вверх устремился и Мерсер. Он не размашисто, но сильно греб руками и ногами. На несколько секунд они с акулой потеряли друг друга из виду; он порадовался этому, но продолжал упорно подниматься, зная, что они последуют за ним и что теперь все зависит от времени, скорости, удачи, от того, где находится судно и от того, насколько сейчас занят Бог - но давление понижалось, а свет становился ярче, и шанс у него был, тот самый шанс, который он уже столько раз использовал, и выкручивался из неприятностей во имя Удачи Мерсера. Он бросил взгляд вниз и увидел, что они поднимаются следом; теперь солнечный свет окрашивал их золотом. Его грудь, сдавленная резиновым гидрокостюмом, напрягалась всякий раз, когда он вдыхал воздух из пустеющих баллонов, пот стекал по ногам, но голова оставалась ясной, и он сразу понял, что ему протягивают отпорный крюк, а не гарпун, который пустил бы этим ублюдкам кровь и привел их в неистовство. Перед его глазами ослепительно вспыхнул свет и мир сразу стал синим и белым; он услышал человеческий крик, но не смог разобрать слов; слева от него появилась темная тень, он ткнул туда багром и принялся наносить длинные медленные удары в том направлении, уже не видя, уплывает ли чудовище прочь или готовится к страшному рывку и удару, который сразу сломает ему хребет. Большая тень судна была совсем близко, и сквозь пот, заливавший глаза, он разглядел, что в его сторону летит канат. Это был трос с лебедки, и его потянули в тот же миг, как он схватился за него и просунул ногу в петлю. Когда его оторвали от поверхности воды, он стукнулся плечом о борт, но плотная резина смягчила удар. В его поле зрения, ограниченном маской, мелькнули небо, солнце и фок-мачта, потом лицо с разинутым в крике ртом, а потом он оказался на полубаке, упал на бухту троса, сглотнул вязкую слюну и ударил по защелке ремней, чтобы сбросить с себя акваланг. Лайми отстегнул защелки у него на голове и подхватил свалившуюся маску. После погружения в безмолвие моря звуки на воздухе казались очень громкими, в первый момент ему даже показалось, что Лайми кричит на него. - Мерсер, с вами все в порядке? - Конечно. Джек, найдите-ка мне сигаретку. Двое индейцев выбирали линь всплывшего отпорного крюка. - Кто бросил эту штуку? - спросил Мерсер. Один из них ответил. Мерсер очень просто поблагодарил его и взглянул на механика Ибитубу. - Подготовь глубинный скафандр. Рейнер сел рядом водолазом на бухту троса и закурил. - Думаю, Мерсер, что этот день следует считать завершенным. Акула-молот появилась на поверхности всего в нескольких футах от борта, и Рейнер не мог оторвать от нее глаз. Ее челюсти закрылись со звуком, какой издает крикетная бита, посылая неотразимый мяч. Гигантское чудовище было таким ужасным, что у него от страха холодным спазмом сжало мошонку. Кто-то из экипажа сказал, что их было три. Три таких!.. - Отработали еще один квадрат, Джек. - Посудите сами: я дал вам далеко не точные координаты. Конечно, я сделал все, что мог, но уж на милю-то легко мог ошибиться. На поиски могут уйти месяцы. - Ну, конечно. - Я даже не уверен, что эта отметка означает самолет, а не следы какой-то другой аварии. Если бы я знал, что вам могут повстречаться такие вот штуки, то и вовсе не пошел бы к вам со столь приблизительными данными. - Конечно. Рейнер погасил сигарету, но не бросил окурок за борт. - Я посоветую моей компании прислать судно с оборудованием для глубокого траления и подводными телекамерами. Если самолет там, то они найдут его. - Предположим, что так, Джек. - Мерсер повернулся к рулевому. - О'кей, идем на зюйд, сорок пять вест, примерно полмили. Застучал двигатель. Ибитуба разворачивал на палубе глубоководный скафандр. Рейнер взглянул в лицо водолазу. Вымазанный черной краской, он походил на бродячего артиста - белого исполнителя негритянских песен, которые так много было в Америке в начале века. - У меня больше нет денег, чтобы платить за погружения. - Понимаю, Джек. Это будет за мой счет. - Мерсер загасил сигарету в лужице воды, щелчком отбросил окурок в шпигат, встал и пошел в каюту. Рейнер не последовал за ним. Этот человек собирался снова уйти под воду не ради каких-то там обломков, а просто потому, что должен был это сделать. Он присел на корточки рядом с Ибитубой. - Что, в этом костюме ему будет безопаснее? Индеец пожал плечами; выражение его вытянутого лица не изменилось. - Он знает, что делает. А я прицепил сюда акулий репеллент. - Он показал удлиненный тонкий цилиндрик. - Хорошая штука. Его делают в Штатах. Для военных моряков. - И что она дает? - Она выпускает черную жидкость, такую же, как у каракатицы, с запахом, который не нравится акулам. Эти вещи спасли уже много американских моряков. - А он станет пользоваться ею? - Нет. Райнер выпрямился, подошел к борту и, перегнувшись через леер, взглянул в прозрачную воду. Там ничего не было. Убегавшая из-под форштевня волна казалась скульптурным украшением на зеркальной глади воды. Солнце всей своей тяжестью обрушивалось на море и кораблик. Палуба была закрыта тентом, а двое матросов то и дело черпали ведрами воду из-за борта и поливали головы. Мерсер вышел из каюты, ему вновь зачернили лицо и обрядили в костюм для глубинных погружений. У этого шлем был намного больше, чем у легководолазного, в котором он плавал до сих пор, и герметично соединялся со скафандром. Команда с аккуратностью, достойной военных моряков, при помощи лебедки опустила водолаза за борт. Часы показывали час сорок. Судно было неподвижно. К югу пронеслась стайка летучих рыб; они выскакивали из воды и вновь касались ее, почти не тревожа глади океана. Насколько хватал глаз, виднелся один-единственный предмет. Он появился с востока, от берега. - Что это за лодка? Рулевой посмотрел из-под руки, взял подзорную трубу и ответил через несколько секунд: - Рыбацкая лодка, сеньор. Из Пуэрто. - А вы не можете сказать, чья она. Матрос еще некоторое время изучал судно. - Нет, - его это вовсе не интересовало. Лодка не приближалась, а дрейфовала милях в трех. Рейнер все время наблюдал за ней. Он мог разглядеть рубку и детали мачты, но не видел никого из экипажа. Если там и был водолаз, то он погружался с противоположного борта и с такого расстояния его невозможно было разглядеть. Два пятнадцать. Вскоре трос несколько раз дернулся, и Ибитуба запустил лебедку. Трос выходил очень медленно, механик внимательно следил за нанесенными на него отметками и несколько раз останавливал машину. В два тридцать пять на глубине в десять-двенадцать фатомов показался черный шлем. После еще одной остановки для декомпрессии Мерсера извлекли на поверхность и подняли на палубу. Он двигался легко, на скафандре не было видно никаких следов повреждений. С водолаза сняли шлем, он смачно сплюнул на палубу, прошелся вразвалку несколько шагов туда и обратно, и, наконец, сказал, обращаясь к Рейнеру: - Он здесь, Джек. На плато. Целехонький. ГЛАВА 21 Свет позднего солнца озарял городские стены, цвета которых резали глаз. Над морем поднималось нестерпимое сияние. В этот час бухта была пуста, и "Морская королева" без помех продвигалась к месту своей стоянки. И Рейнеру, и водолазу было явно не по себе; никто из них не говорил ни слова. Прежде чем покинуть это место, они уточнили его координаты с помощью маяка "Остров-5". Ошибка составила тысячу ярдов к западу и пятьдесят ярдов к югу. Веревка с узлами - не слишком точный инструмент. Мерсер надел на Рейнера легкий водолазный костюм, помог перелезть через борт и спустил на глубину в десять фатомов. Даже отсюда англичанин отчетливо видел призрачные очертания серебристо-серого фюзеляжа, имевшего форму креста. На палубе он снял маску и сказал: - А это не такое же нагромождение скал, как то, которое ты видел вчера? - То было черное и все в трещинах. Кроме того, у скал не бывает хвостового оперения. Я не сумел спуститься на пятьдесят фатомов, но одолел больше половины; самолет виден так ясно, что я мог пересчитать все иллюминаторы. Кому какое дело до глубины? Если его видно, то и достать можно. Весь жаркий день они плыли обратно и оказались в порту за час до захода солнца. Было еще светло; темно-зеленые листья деревьев казались вырезанными в белых стенах Авениды. Уродовали этот пейзаж только землечерпалка и группа людей в форме, ожидавшая у места стоянки "Морской королевы". Судовые двигатели работали на малом ходу, и за кормой вместо пенного следа оставалась мелкая рябь. Они были всего лишь в двух сотнях ярдов от набережной. - Мерсер... - Да? - Даю слово, ты получишь остаток своих денег. - Он перекинул ногу через борт. - Скажи им, что ты меня не знаешь. Скажи, что меня здесь не было. Ты плавал один... - Эй, послушай... - Сделай все, что сможешь. - Он опустил ноги в воду. - Ты с ума сошел... - Капитан, он... - Заткнись! - рявкнул Лайми. Он знал, что делает. В другом месте и в другое время его вывернуло бы наизнанку при одной мысли прыгнуть за борт. Но в порту у него был шанс. Рядом находилась по крайней мере одна синяя акула; может быть, больше. Однако здесь эти ублюдки были сыты и могли не погнаться за пловцом. - Что этот гринго?.. - Заткнись и слушай! - Шкипер увидел полицию в ту же минуту, как оказался на акватории порта. - Правительство Агуадора против этой затеи, - сказал Лайми. Мерсеру и в голову не приходило делать выбор; он родился нонконформистом. Дай такому человеку возможность разыграть кого-нибудь, и он будет твоим со всеми потрохами. - Эй вы, трое, слушайте. - Он шагнул в середину корабля - так, чтобы рулевой мог оставаться за штурвалом. - Вы меня знаете. Я не люблю вопросов. Скажу вам только одно: мы плавали одни. Без этого гринго. Искали место кораблекрушения. Но пока ничего не нашли. О'кей? Вода медленно обтекала борта судна. - Какой гринго? Никогда о нем не слышали. - Под палубой глухо работали двигатели. - Мы плавали по своим делам, как делаем время от времени. Поняли? - Люди в форме были так близко, что он видел, как блестят их кобуры; но солнце стояло за кормой, море и небо пылали и слепили полицейским глаза. Даже если бы "Морская королева" внезапно спустила все паруса, на набережной этого не заметили бы. - И не вздумайте разевать рот. Притворяйтесь болванами с расстегнутыми ширинками. Поняли? Они ничего не сказали, только серьезно поглядели ему в лицо, а потом занялись каждый своим делом. В незапамятные времена Куги Мерсер был американским морским пехотинцем, а эти индейские салаги плавали с ним уже полгода. Если он в чем-то и сомневался, то только в чокнутом Лайми, который боялся акул до судорог. Полицейские не сдвинулись с места, пока корабль не пришвартовался и не выкинул сходни. Беседа оказалась непродолжительной. Он достаточно хорошо помнил испанский, чтобы легко позволить надеть на себя наручники. - Где ваш пассажир? - Какой пассажир? - Мы обыщем ваш корабль. - Только если покажете ордер. - Но полиция позаботилась обо всем заранее. С ними был представитель таможни, так что право на обыск имелось. Они обыскали судно. - Где пассажир? - Не было у меня никакого пассажира! - Куда вы плавали? - Искать место кораблекрушения. - Расскажите о нем. - Не могу. - Тогда садитесь в машину. - Я ничего не могу рассказать вам, потому что у меня есть партнер и я не хочу его подводить. - Что за партнер? - Имени назвать не могу. - Тогда садитесь в машину. - Послушайте, дайте слово, что все останется строго между нами. Я не могу подвести парня, понимаете? Сами знаете, что такое честь - вы офицер. - Как его зовут? - Не могу сказать. Если хотите, мы поговорим с ним. - Проводите нас к нему. - О'кей. И они пошли искать Сэма Стоува. Вот и все. Лайми улизнул от этих ублюдков. Но удалось ли ему улизнуть от тех ублюдков, которые скрывались в водах порта? К тому времени, когда полиция оставила их с Сэмом в покое, уже стемнело. Они сидели в баре у рефрижератора, мотор которого стучал как тревожное сердце. За виски платил Мерсер. Поросячьи глазки Сэма горели от нескрываемого гнева. - Мерсер, как только я увидел тебя, ты сразу показался мне двуличным сыном сан-францисской шлюхи. Да, я тут же понял, что ты... - О'кей, Сэм. Согласен, я дерьмо. А теперь слушай... Он сказал Сэму, что нужно было сбить копов со следа парня, который пытался помочь парню, который одурачил одного парня, который... Тем временем Сэм лакал дорогое виски и щурил свои поросячьи глазки, давая понять, что не верит ни единому его слову - пой, ласточка, пой... Мерсер плотно сидел на крючке, и его можно было потрошить сколько угодно. Когда собеседник закончил, Сэм сказал: - Ага. Стало быть, теперь весь город знает о кораблекрушении и... - Копы болтать не станут... - Чего-о? Да их хлебом не корми, только дай стибрить то, что плохо лежит! Зараза ты, как есть зараза! - Его поросячьи глазки превратились в щелки, что должно было говорить о муках израненной души. - Подумать только, что... Но не будем называть вещи своими именами. Я человек жалостливый. Подумать только, что бывший морской пехотинец мог всадить земляку нож... - он попытался достать рукой до лопаток, не сумел и мучительно скривился, - ...в спину, хотя каждый скажет, что Сэм Стоув безобиднее новорожденного ребенка! - О'кей, Сэм, о'кей. - Ничего другого Мерсеру не оставалось, потому что полицейские уже спросили его, где он нырял. Пришлось сообщить им место, где затонул мифический корабль с грузом неограненных изумрудов - на тот случай, если они заставят Сэма лично подтвердить рассказ о "Дореа". Похоже, Мерсер очень вовремя вспомнил эту историю. - Что значит твое "о'кей, о'кей"? - ворчливо спросил Сэм. Настало молчание, которое наступает в церкви, когда священник спрашивает у невесты, согласна ли она на брак. Затем Мерсер промолвил: - Я обещаю тебе шесть погружений. Если изумрудов не окажется, на этом ты успокоишься. - Он посмотрел на Сэма с жалостью, потому что такой исход разбил бы старику сердце. Сэм прикончил свое виски, как бы случайно посмотрел на бармена, и Мерсер заказал еще. - Ну-у... - сказал Сэм. - Там целое состояние. Состояние, понял? Но он лежит глубоко, этот кеч. Сотня фатомов - это много. Даже если она и не в глубину. - Я могу нырнуть на сотню фатомов. Сам знаешь. - Да, но как быть с акулами? Это место так и кишит ими, и... - Ради Христа, я не боюсь акул... - Да, но если эта сволочь из-за меня откусит тебе задницу, я ведь не смогу уснуть. - Он залпом выдул половину своего виски и снова скривился, как будто и впрямь жалел Мерсера и его задницу. - Сам знаешь, я человек жалостливый. И я честно скажу тебе - не могу. Не могу я позволить тебе так рисковать ради меня. Он распространялся о своей жалостливости, человечности и всем остальном еще добрых десять минут. Тем временем Мерсер изучил врученный барменом счет и убедился, что мечта Сэма Стоува обошлась ему в пятнадцать баксов. - Когда меня смогут соединить с Лондоном? Служащий посмотрел на часы. - Через три часа, сэр. - Тогда я пошлю телеграмму. - Он достал из ячейки бланк, вынул шариковую ручку и написал адрес: "Т.О.А., Лондон". Затем подозрительно посмотрел на клерка, у которого было чисто выбритое лицо цвета сливочного масла, белоснежные зубы и честные глаза. Типично американское лицо. Англичанин обвел взглядом других людей, сидевших за стойкой. - А агуадорцы здесь работают? - Только в качестве почтальонов, сэр. - Клерк наверняка подумал, что перед ним чокнутый. Рейнер был в мокрой одежде, и глаза у него горели. В местах вроде Пуэрто таких типов хватает. Солнце виновато. - Эта телеграмма не попадет в руки туземцев? - Нет, сэр. - Молодой клерк улыбнулся. Англичанин сказал "туземцев" с таким видом, что в памяти тут же всплыл образ аборигена с копьем. - Сообщение весьма конфиденциальное, а зашифровать его я не могу. - Все будет в порядке, сэр. - Служащий почувствовал неловкость, увидев на мокрой рубашке мужчины красные пятна. Англичанин начал заполнять бланк, затем порвал его, взял другой и три-четыре раза тщательно перечитал написанное, прежде чем положить листок на стойку. "Кому": Т.О.А., Лондон. "Текст": Квалифицированный водолаз обнаружил и идентифицировал потерпевший крушение корабль, практически неповрежденный и годный к подъему тчк Буду ждать прибытия спасательного судна, чтобы сообщить точные координаты тчк Отправьте ответ на имя Мерсера, владельца моторного судна "Морская королева", гавань Пуэрто-Фуэго. "Отправитель": Глэмис. Служащий вернул бланк. - Сэр, пожалуйста, напишите свой адрес и имя. - Извините. - П.Глэмис, Калье Кастильо, 10, Пуэрто-Фуэго. - Благодарю вас, сэр. - Он назвал сумму. - Можете заплатить в песо или американских долларах, как пожелаете. Бумажник тоже побывал под водой, поэтому бумажка в 25 песо оказалась влажной. - Извините. У меня промок кошелек. Клерк вежливо улыбнулся, повесил купюру сушиться на стенку, выписал квитанцию, посмотрел вслед человеку, выходившему с почты, и стал ждать, когда придет кто-нибудь из местных. Медный серп трехдневного месяца висел над вершиной темного эвкалипта. Огни машин, двигавшихся по дороге вдоль полуострова, напоминали светлячков. В Кастильо Марко было освещено полдюжины окон. Рейнер пересчитал их на случай, если женщина попросила портье разрешить ей подождать сеньора француза в номере. Нет, в его окнах было темно. Выбравшись из внушавшей ужас воды, он полчаса пролежал на дне допотопного посыльного судна и постепенно пришел в себя после приступа тошноты. Рейнер никогда не охотился на львов, но знал, что испытывал бы перед ними лишь обычный страх - страх опасности, который является частью нормального человеческого инстинкта самосохранения. Лев стоит на четырех лапах и испускает звуки. А у рыбы нет лап, и она молча скользит к тебе по воде, которая тоже станет твоим врагом в случае, если тебя ранят. После захода солнца судно Мерсера опустело; два полицейских микроавтобуса уехали. Если бы Рейнера арестовали еще раз, депортацией он уже не отделался бы. Прежде чем повернуть к Пуэрто, "Морская королева" предусмотрительно совершила переход на север, к Эсмеральдас; судно, которое следило за ними в открытом море, могло вернуться и предупредить полицию. Это мог сделать и сам Эль Анджело, воспользовавшись телефоном ван Кеерлса. Тот же фокус, что и в отеле "Мирафлорес". Застать с поличным судно, находящееся как раз в районе креста, отмеченного на карте. Правительство Агуадора было против этой затеи, и на сей раз точку всем сомнениям поставила бы пуля. В девять часов утра - стало быть, десять часов назад - компания Пан-Агуадор сообщила об отсутствии пассажира. Сразу после этого на него могла начаться охота. Сейчас она наверняка усилилась. У стола портье в полутемном барочном зале никого не было. На лестнице тоже. Ключ от номера был в кармане; Рейнер никогда не оставлял его на доске. Прежде чем зажечь свет, он подошел к центральному окну и выглянул на улицу, проверяя, не шли ли за ним следом и нет ли где-нибудь соглядатая. Тщательная проверка убедила его, что опасности снаружи нет. Но она подстерегала внутри. В темной комнате за его спиной прозвучал голос. ГЛАВА 22 Тусклая лампочка осветила длинное лицо Уиллиса, сидевшего в темном кресле. Он медленно встал. - Мистер Рейнер, стоит ли зажигать свет? Рейнер шагнул к выключателю и нажал на рычажок. Уиллис с любопытством уставился на него и пробормотал: - Извините за вторжение, но я не хотел ждать в холле. Там на меня обратили бы внимание. - Он изучал неприветливого хозяина. Хотя Рейнер, как обычно был чисто выбрит, его нельзя было узнать. Его одежда была измята и вдобавок выпачкана кровью. Надо было тронуться умом, чтобы вернуться сюда. Женщина, конечно. - Утром я остался здесь, чтобы закончить дело. Мне пришло в голову, что я могу оказать вам услугу. Рейнер решил, что ослышался, но переспрашивать не стал. - Какую услугу? - Я подумал вот что... Если вы готовы лететь домой, я попробовал бы взять вас с собой. Честно говоря, не знаю, как вы станете выпутываться. - Вы хотите сказать, что закончили это дело? - спросил Рейнер. - Да. Заключительный отчет отправлен в Лондон сегодня. Рейнер замигал воспаленными веками. Не может быть, чтобы Уиллис так быстро добрался до сути. Он ведь даже не знал, где лежит самолет... - Поздравляю, - сказал он. - Похоже, я даром потратил время. - О, едва ли. Вы бы не стали околачиваться здесь, если бы у вас не было личного интереса. А если есть интерес, разве можно назвать это время потраченным зря? Интересно, как люди ухитряются сдерживать желание хлестнуть по этому холодному лицу с наблюдательными, но бесстрастными глазами? Черта с два он станет спрашивать, как этот человек "закончил дело"! - Уиллис, я еще не могу лететь. Даже если бы вам удалось меня вытащить. - Ах, вот как? - Я хочу видеть, как поднимут самолет. - Угу. И сколько на это уйдет времени? - Как только прибудет команда спасателей, мы сможем осмотреть лайнер. Сегодня я видел корабль, но он лежит слишком глубоко, чтобы рассмотреть подробности. - Проблеск удивления на лице Уиллиса доставил Рейнеру удовольствие. - Так вы видели его? - Да. - Великолепно. - Маленькие глазки задумчиво сощурились. - Я действительно ужасно рад. Физическое доказательство подтвердит мои выводы. - Его тон был ровным и спокойным. - Можно спросить, кто в этот момент был с вами? - Водолаз, конечно. Самолет лежит на глубине в сто пятьдесят фатомов, и даже он не смог опуститься на такую глубину... - Понимаю, понимаю. Вы позволите сообщить об этом мистеру Гейтсу? - Я уже послал ему телеграмму. - Он будет в восхищении! - В самом деле? Огласка не принесет авиакомпании ничего хорошего. - Компании это не повредит, мистер Рейнер, - возразил Уиллис. - Винить здесь некого. Я имею в виду, сотрудников Т.О.А. Полагаю, вы не согласитесь дать мне возможность поговорить с этим вашим водолазом? Это могло бы пригодиться. Проверка обломков кораблекрушения все поставила бы на свои места. Водолаз из местных? - Уиллис, он скажет вам то же, что и я. - Да. Верно. - Он потянулся за панамой. - Думаете, я вожу вас за нос? - с усталым удивлением спросил Рейнер. Уиллис нашел свою шляпу и задумчиво посмотрел на нее. - О нет. - Еще как да, черт побери! По дороге к двери Уиллис с запинкой промолвил: - Мистера Гейтса трудно убедить. Если бы я мог сказать ему, что видел водолаза... Как ни странно, Рейнеру стало его жалко. Должно быть, Уиллис очень одинок. Это у него на лице написано. Одиноких людей видно за милю. Они скучные. Независимо от того, насколько интересна их работа. Они скучные, потому что никто не хочет с ними знаться. - Ладно, Уиллис, доверюсь вам. Водолаза зовут Мерсер. Его судно стоит в порту. Называется "Морская королева". Только не спрашивайте его о координатах "Глэмис кастла", потому что... - Я хочу уничтожить улики не больше вашего, - очень серьезно сказал Уиллис. - А ваш Мерсер знает, что может продать эту информацию президенту Икасе за сказочный выкуп? - Должно быть, знает. Но деньги его не интересуют. - Еще один! - Простите? - Я встречал одного человека, который не интересовался деньгами. Десять лет назад в Антарктиде. С виду был совершенно нормальный. Рейнер подошел к двери. - С Мерсером все в порядке. Я обязан ему доверять, верно? Сходите к нему, но ведите себя по-дружески. Насколько я знаю, он тоже сослужил мне службу. Так что вас и тут двое. - Он протянул руку, Уиллис принял ее и уставился яркими глазками в измученное лицо собеседника. - Простите за бестактность, мистер Рейнер. Вчера вечером я видел здесь леди. Красавицу, которая может утопить мужчину быстрее, чем айсберг топит корабль. Я видел такие вещи. Вы никого не водите за нос. Но вы в бегах. Понимаете меня? В таком положении куда легче путешествовать в одиночку. - Он начал спускаться по длинной изогнутой лестнице. Панама то исчезала в тени, то появлялась снова. Рейнер закрыл дверь и запер ее. Он сказал Уиллису, где найти Мерсера, потому что другого выхода не было. Все считали, что он остался здесь из-за женщины, и могли счесть телеграмму попыткой продлить свое пребывание в Агуадоре. Уиллис должен был подтвердить, что он говорит правду: если "Глэмис кастл" не поднимут как можно скорее, его найдет кто-нибудь другой и уничтожит улики. Даже Мерсер был опасен и сам подвергался опасности. Пока обломки крушения не поднимут, каждое новое погружение будет грозить ему смертью... Рейнер просидел в кресле почти час, пытаясь успокоиться, прикуривая сигарету от сигареты и следя за тлеющим кончиком, от которого тянулись к потолку голубые неоновые струйки, соперничавшие со световой рекламой Авениды. Проблема заключалась не в том, чтобы увести эту женщину из дель Рио. Надо было увести ее от нее самой, заставить забыть о той роли, которую это место играло в ее жизни. Когда на лестнице раздались шаги, он молча поднялся. Стук не был ни настойчивым, ни чересчур робким: за дверью мог стоять кто угодно. Рейнер отодвинул засов и открыл. - Сеньор француз? - Да. - Портье... - Эль телефоно, сеньор. В холле было шумно, и ему пришлось надеть наушники. - Кто это? Она затараторила по-французски. Она будет на тропе, которая ведет к пляжу на полуострове. Рейнер попытался успокоить ее, но тщетно. Спасибо и на том, что он узнал ее голос. Если она доберется до причала яхт-клуба первой, сказал Пол, пусть немного подождет: это свидание слишком важно, чтобы рисковать разминуться. Он положил трубку, вернулся в номер, запер его и заставил себя неторопливо спуститься по лестнице, поскольку в холле был портье. Теперь весь потолок его комнаты был озарен красным светом. Выйдя на улицу, он увидел над полуостровом высокие извивающиеся языки пламени, казалось, стремившиеся лизнуть луну. ГЛАВА 23 Движение на шоссе вдоль полуострова было оживленное, и полицейские патрули пытались освободить дорогу пожарным машинам, которые приближались, завывая сиренами. С другой стороны бухты плыло пожарное судно с мощными насосами.. На берегу уже стояла команда, готовая принять шланги. Пламя, лизавшее верхушки эвкалиптов, отбрасывало на воду чудовищные тени. Половина дома была охвачена огнем; полыхали высушенные зноем стропила; одна из мавританских арок рухнула, придавив собой микроавтобус цвета слоновой кости. В неподвижном воздухе стоял густой дым, клубившийся среди огромных эвкалиптов и закрывавший собой полнеба. В лунном свете он казался черным, и его с трудом пронизывали лучи фар первых пожарных машин. Оранжевое пламя озаряло висевший на высоких чугунных воротах щит с гербом, на котором были изображены петляющая река и три выдры в коронах, олицетворявшие собой ветви рода дель Рио. На вершинах воротных столбов неподвижно застыли ярко освещенные огнем парные каменные орлы с полураспущенными крыльями. Когда рухнул балкон, на булыжную мостовую посыпались гигантские искры. Они упали на капот чьей-то машины; остальные тут же начали пятиться и поворачивать. Тут же возникли паника, хаос и пробка. Над мостовой повисло облако черного дыма. Когда взорвался первый бензобак, люди выскочили из автомобилей и бросились искать укрытие не только среди деревьев, росших вдоль бульвара, но и в ближайших домах. У причала яхт-клуба пожарная команда уже приняла рукав и вцепилась в него, когда из наконечника ударила сильная струя воды. По тропинке, держась за руки, бежали трое детей; их возбуждение сменилось слезами. По камням проползла гадюка, искавшая воду. Над устьем реки поднялась цапля и полетела прочь от огня. Из облака сыпался пепел, похожий на черный снег. Его сносило в сторону Авениды-дель-Мар, на которой остановилось движение. Люди бросали машины и карабкались на каменную балюстраду, откуда открывалось захватывающее зрелище. Другие люди бежали по тропе, но тут же возвращались, видя, как дым оседает под мощной струей воды из пожарного рукава. Рейнер увидел ее только потому, что с верхней дороги пробивались лучи фар; там деревья были не такими густыми. - Жизель! Она стояла на причале, наполовину скрытая тенью; ее лицо освещали судовые огни. Глаза женщины были закрыты, и казалось, что она спит. Жизель повернула голову только тогда, когда он во второй раз окликнул ее. Рейнер боялся притронуться к ней, как будто боялся разбудить сомнамбулу. - Пол? - Казалось, она только что вспомнила, как его зовут. - Жизель, вам плохо? - Нет. - Слезы на ее лице давно высохли, но она все еще дрожала. - Дом горит, - сказала она, - дом горит. - Пойдемте отсюда. Она позволила ему провести себя за руку сквозь облако дыма; среди деревьев двигались люди, лица которых время от времени озаряли новые языки пламени. Высокий эвкалипт был охвачен огнем. Его ветки корчились в неподвижном танце над развалинами особняка. Они добрались до поворота на Авениду и стали пробиваться сквозь толпу. Люди плотно стояли на лестнице у Кастильо Марко, повернувшись лицом к огню и спиной к входу. Рейнер провел ее сквозь толпу. В холле было пусто. Видимо, портье тоже любовался пожаром. Жизель начала всхлипывать, и этот звук эхом отдался на лестнице. Они поднялись наверх; Рейнер отпер дверь и слегка обнял женщину, пока та не перестала дрожать. Затем они вошли. Пыльных херувимов на потолке омывал карминовый свет. Окна были открыты, и сквозь них доносились звучавшие на улице голоса. Она стояла к окнам спиной и медленно покачивала головой, обхватив ее обеими ладонями. Рейнер начал закрывать ставни. Скрип ржавых петель заглушил голоса толпы. Потолок потемнел, и в комнате стало спокойнее; он видел лишь светлое платье Жизели и ее волосы. Нелегко решиться на такое, подумал он. - Пол... Где вы? - Здесь. - Он не прикасался к ней. - В каком-то смысле я стала Гарсиа необходимой, - промолвила она, как будто действительно оставила в пламени ребенка. - Пол, почему вы не спрашиваете меня, что случилось? - Потому что и так знаю. - Знаете? - Она посмотрела на Рейнера впервые с минуты встречи на тропе. В глазах Жизели отражались красноватые планки ставней. Голос ее был монотонным. - Там были высокие свечи, и когда я... осталась одна, я передвинула их к балдахину над кроватью, потом немного подождала и ушла из дома через террасу, так что меня никто не видел. - Она отвернулась. - Вы не знали про свечи, верно? - Нет. - Они были высокие и красные, - с неожиданным напором сказала она, - а теперь превратились в ничто и никогда больше не будут стоять прямо. Maitenant je suis propre. Je suis propre.[*] Сквозь ставни пробивался красный свет. Воспользовавшись этим, Рейнер нашел бутылку анисовой и плеснул в два стакана. Он молчал; Жизель разговаривала не с ним. Ей просто хотелось воплотить в слова свое желание очиститься и стремление поверить в такую возможность. Женщина взяла стакан, и они выпили. - Жизель, дель Рио был в доме? - Да. - Она посмотрела на дверь, и Рейнер сказал: - Здесь вы будете в безопасности. Никто не сможет войти сюда. Завтра я начну хлопотать о том, чтобы увезти вас из этой страны. - Пол, теперь это невозможно. Они уже охотятся за мной. А завтра будет еще хуже. - Не думайте об этом. Все в наших руках. Они стояли, допивая анисовую в полутьме. Красные полосы в ставнях постепенно тускнели, бледнели; теперь над Авенидой снова горели лишь холодные неоновые огни уличных фонарей и световой рекламы. Толпа успокоилась и рассосалась, движение машин восстановилось. Должно быть, по улицам сновали патрульные машины, экипажи которых внимательно сматривались в каждую женщину, идущую по тротуару, заходили в "Ла-Ронду" и другие места, опрашивали официантов и велели звонить в полицию сразу же, как только ее увидят. Да, завтра будет трудно. Он пошел в ванную, достал для Жизели чистое полотенце и слегка прибрался. Когда Рейнер вернулся, она лежала на флорентийской тахте, свесив ноги на пол и разметав волосы по темному бархату. Он открыл одну ставню и около часа просидел у окна, глядя на порт и бульвар. Время от времени проплывало какое-нибудь судно, и отражение луны в воде подрагивало и ломалось; на полуострове все еще тлели угольки, в душном воздухе стоял запах дыма. Когда Рейнер подошел к тахте, Жизель спала. Он лег рядом и, прислушиваясь к жужжанию насекомых, начал разрабатывать план на завтра. Видимо, он ненадолго задремал, потому что проснулся, когда она подняла босые ноги на кровать, прильнула к нему, свернулась клубочком, как ребенок, и снова уснула - на сей раз в его объятиях. - Они отрастут снова, - сказал Рейнер. - Да. Ее мягкие волосы кучкой лежали на кровати. Рейнер пытался орудовать ножницами, как заправский парикмахер, однако дело было более трудным, чем ему казалось. Впрочем, посмотрев в зеркало, Жизель сказала, что он справился молодцом. - Какого цвета краска? - спросила она. - Боюсь, черная. Испанская черная. - Он помог ей краситься, убедился, что светлых корней не осталось, после чего тщательно вымыл раковину и положил пустой флакон к остальным вещам, от которых надо было избавиться: к ее платью, чулкам, туфлям и чудесным локонам. Он около часа ходил по магазинам и вернулся с джинсами и просторной блузкой, которая скрывала высокую грудь Жизели. Тушь для бровей не подошла - было слишком заметно, что это косметика, поэтому он снова взял флакон из-под краски и использовал последние сохранявшиеся там капли. Правда, нежные волоски на руках Жизели остались светлыми, но у блузки были рукава, достававшие до запястья. Пока Рейнер изучал дом, она подрезала ресницы и ногти. На площадке между первым и вторым этажом каждая в своей нише стояли две огромные мавританские вазы, потемневшие от многолетней пыли. Он сунул сверток в одну из них. Он не сказал Жизели о том, что пишут газеты, но по тем усилиям, которые Рейнер предпринял, чтобы изменить ее внешность, она должна была догадаться, что дело серьезно. Ее фотография вместе с моментальными снимками остатков сгоревшего особняка была напечатана на первых страницах трех самых популярных местных ежедневных газет. Полиция начала прочесывать все вокруг в поисках исчезнувшей женщины, которой предстояло ответить на "несколько серьезных обвинений", в том числе обвинение в поджоге и покушении на убийство. О Гарсиа дель Рио почти не упоминалось, если не считать его краткого заявления о том, что он "глубоко взволнован случившимся" и "удручен потерей одного из самых красивых поместий в стране". Однако ни одна газета не упоминала о поиске самого Рейнера и результатах допроса на борту "Морской королевы". В этом не было ничего странного; если бы его обнаружили, то оставили бы это в тайне. Официальный ответ на запрос из Лондона гласил бы, что мистера Рейнера, высланного из страны согласно приказу местных властей, в последний раз видели в три часа утра на борту трансокеанского лайнера, вылетавшего из Сан-Доминго, и что подробности этого дела хранятся в архивах посла ее величества. Вернувшись в номер, Рейнер увидел, что Жизель учится мужской походке перед висящим на стене зеркалом. - Нужно немного шаркать ногами, - сказал он, - и перестать покачивать бедрами. - Comment?[*] Он повторил это по-французски. Жизель кивнула и послушно зашаркала веревочными подошвами по потертому паркету. - Теперь немного ссутультесь. Подайте плечи вперед. - Да. - Она посмотрела на свою блузку. - Я бы купила тонкий шарф, чтобы сделать грудь более плоской. Рейнер нашел в своих вещах квадратный кусок шелка, разрезал пополам и заколол сзади; узел на спине был бы слишком заметен. - Темные очки годятся? Жизель надела их, и все тут же очутилось на своем месте. Перед ним стоял слегка растерянный юный испанец. - Ну что, нормально? - Ужасно. Вы перестали быть самой собой. - Зачем вы это делаете? - спросила она, сняв очки и сосредоточенно глядя на них. - Теперь от меня нет никакой пользы. Вы же сами сказали, что уже нашли самолет. - Сейчас мы выйдем в город и перекусим. - Вы сильно рискуете. Меня разыскивают, а это значит, что... - Они не найдут вас, Жизель. - Он заставил себя выбросить из головы картину того, как эта хрупкая фигурка стоит у стены напротив отряда с поднятыми винтовками. Если дойдет до того, отдаст ли он за нее жизнь? Возможно. Рейнер отвернулся и выглянул на улицу. Полиции поблизости не было, не это ничего не значило; тайная полиция ходила в штатском. - Все чисто, - сказал он. Она не сдвинулась с места. Рейнеру не хотелось тащить ее в город, но должна была прийти горничная, каждый день убиравшая номер. - Я уже говорила, что после катастрофы с самолетом потеряла всю свою смелость. - Глаза женщины стали затравленными. - Она вам и не понадобится. Вы неузнаваемы. А если понадобится, то почаще смотритесь в зеркало и вскоре привыкнете к мысли, что находитесь в полной безопасности. - Они ищут и вас тоже. В одиночку вам было бы легче. - Вы недолго пробудете со мной, - чересчур жизнерадостно ответил Рейнер. - Я посажу вас на самолет. Наденьте очки и пойдемте есть. - Идея с темными очками была правильной. Теперь она ничем не отличалась от любого встречного мальчишки, и можно было забыть о жгучей досаде, которая сегодня ночью не дала ему сомкнуть глаз. Она лежала, тесно прижавшись к его напряженному телу, и это было невыносимо. Потому что если бы Жизель позволила этому случиться, то только из благодарности. Понадобилось бы много времени, чтобы забыть о красных свечах в доме, который она разрушила. - Я не хочу есть, - по-детски сказала она. Рейнер заставил ее надеть очки. - Вам нужна сигарета в уголке рта. - Я не курю. Он зажег сигарету и вставил ей в губы. - Не обращайте на нее внимания. Посмотрите в зеркало. Пусть немного свисает, как у "спива".[*] - Comment? - Comme "un blouson noir".[*] Она послушалась, но результат был комический. Рейнер сказал: - Вы переигрываете. Даже "спив" не бывает таким неряхой. Видя, что он смеется, Жизель улыбнулась, вынула сигарету, поцеловала его в губы, а потом сделала шаг назад и бросила на Рейнера странный взгляд, словно сомневаясь в том, что она решилась на такое. А он не мог думать ни о чем другом, кроме ее губ, мгновение назад таких смешных и вялых, а теперь снова ставших твердыми, нежными и слегка раскрытыми. Кроме губ Жизели, быстрых на поцелуи. - Пол... - промолвила она. - Нам пора идти. Она сказала: - Я не целовала мужчину два года. И не занималась любовью. - Я знаю. - Дом превратился в пепел; то, что там происходило, называлось не любовью, а повторяющимся изнасилованием. Не это ли она хотела сказать? Наверно, она неправильно поняла выражение его лица. Вернее, решила, что он не захотел заняться с ней любовью, потому что ему не по вкусу шлюхи. "Теперь я чиста". Она отчаянно нуждалась в его уважении. Его или любого другого мужчины. - Вы не захотели меня, - с усилием сказала она, пытаясь не выдать себя. - Именно об этом я думал всю ночь и не мог уснуть. - Ситуация повторилась, но в этом не было никакого толку. Речь шла не о легкой интрижке; кроме того, в любой момент могла войти горничная и помешать им. Это было бы опасно; их могла выдать даже такая мелочь, как легкомысленно оставленные на подушке следы краски для волос Он отвернулся. Теперь были бессильны даже проклятые темные очки. Скорее всего, Жизель просто пытается отсрочить страшный миг, когда придется идти по улице в разгар объявленной на нее охоты. Она не хотела есть. Она не курила. Впрочем... Рейнер открыл дверь и подождал женщину. Она стояла у зеркала и пыталась зажечь сигарету, делая вид, что не испытывает унижения. Затем сунула руки в карманы джинсов и шагнула к нему с видом битника. - Значит, думали всю ночь? - Да. Она вышла на площадку, и Рейнер запер дверь. Он посмотрел через перила и увидел, что портье за стойкой нет. Две женщины скребли мозаичный пол. На ступеньках никого не было. Он инстинктивно потянулся к руке женщины, но тут же выругал себя за глупость. Никакой Жизели не существовало. Рядом с ним шагал сутулый мальчишка. Когда они ели в самом переполненном баре из всех попавшихся, Рейнер немного посвятил ее в свои планы. - Сегодня из города улетел один человек, направлявшийся в Англию. Он мог взять вас с собой, но когда я позвонил в гостиницу, мне сказали, что он уже уехал. Я знаю людей, которые могли бы переправить вас на побережье, но в Сакапу или Эсмеральдах ничуть не менее опасно: они меньше Пуэрто; кроме того, там не привыкли к иностранцам. Если бы он доставил вас в Перу или Панаму, возникли бы трудности при посадке, поскольку у вас нет паспорта. Вас бы тут же задержали. Нет, вы должны быть в Сан-Доминго, в аэропорту. У меня там есть кое-какая власть. Мы отправим вас рейсом Т.О.А. в качестве стюардессы-стажера и наденем на вас форму, чтобы было видно, что вы находитесь при исполнении служебных обязанностей. - И вы полетите со мной? - Я останусь здесь и буду наблюдать за подъемом самолета. - Я бы хотела, чтобы вы улетели со мной. - Она положила руку на стол, и Рейнер быстро сказал: - Не делай этого, Джино. Жизель оглянулась. Рейнер догадался, что ее глаза за темными очками вновь приобрели испуганное выражение, и промолвил: - Странное чувство испытываешь, зная, что назад пути нет. Что больше не нужно то и дело смотреть на часы. Она немного помолчала и ответила: - Прошлой ночью, ожидая вас на пляже, я на мгновение засомневалась, правильно ли поступила. Но это продолжалось недолго. - Да. - Но был и еще один момент: когда она стояла, зажав уши, а он закрывал ставни, чтобы не было видно зарева. А потом она спросила: "Пол, где вы?" - Теперь я понимаю, что должна была так поступить давным-давно. Теперь я делала бы это снова и снова. - К вам вернулась смелость. - Да. Я чувствую это. Потому что я с вами. Жизель с жадностью ела тамалес из сладкого маиса, а Рейнер временами поглядывал на нее, думая о том, какое пламя может разгореться их крошечной искры, если ее раздуть. Нет, он тут ни при чем. Просто этот дом потерял над ней власть. Потом они долго шли по Авениде, пока не добрались до Калье Малья, где на стенах домов были развешаны для просушки рыболовные сети. Рейнер всматривался в лицо каждого мужчины, который проходил мимо или стоял в тени. Он не знал, сумел ли Мерсер убедить полицейских и не находится ли "Морская королева" под наблюдением агентов тайной полиции. Наверно, на его телеграмму уже при шел ответ. Уиллис знал, что спасательное судно должно прибыть на место катастрофы как можно скорее, и после разговора с Мерсером сам мог послать телеграмму. Кроме того, был шанс, что Мерсер согласится предоставить Жизели убежище на своем судне, пока Рейнер не сумеет доставить ее в Сан-Доминго. - Пол, куда мы идем? - Нам нужно встретиться с одним человеком. Моим другом. - Но вы говорили, что в Пуэрто у вас нет друзей... - Я подружился с ним уже после нашего с вами разговора. Было ясно, что Мерсер придумал какую-то легенду, в противном случае полиция бы уже прочесала гавань и каждое плавучее средство, а в первую очередь допотопное посыльное судно. "Морская королева" стояла на своем месте; на палубе было пустынно. В тени поднятой на козлы лодки разместилась группа рыбаков и вела беседу. На перевернутой рыбной корзине сидел человек и, ни на кого не глядя, обстругивал ножом деревяшку. В баре было шумно; все говорили громко, пытаясь перекричать стук мотора холодильника, работавшего на рыбном складе. Было бы безопаснее прийти сюда в темноте, но следовало поторапливаться. Каждый день в Сан-Доминго отсюда отправлялись грузовики с рыбой, и Мерсер знал об этом. Рейнер лениво оглядывался по сторонам. Жизель стояла рядом. Над водой разносились не слишком мелодичные звуки работающей землечерпалки. На пристани никого не было: до ближайшего каботажного парохода оставалось два часа, и его пассажиры еще наполняли здешние бары. Казалось, вокруг спокойно. Правда, идти на берег самому было бы глупо; если за этим местом следят, его тут же опознают. А на парнишку в матроске никто не обратит внимания. Если же они здесь и собираются допрашивать каждого, кто попытается подняться на борт, он будет там раньше и отвлечет их. Для этого будет достаточно забега на тридцать ярдов. Он зажег ей сигарету. - Джино, поднимись на это судно и спроси капитана. Его зовут Мерсер. Просто скажи, что ты от Джека, и спроси, могу ли я подняться. Если нет, то где мы можем встретиться. Она ничего не ответила, но начала искать взглядом соглядатаев. - Не делай этого. И не торопись. Я буду здесь. - Вы не уйдете? - Ни за что на свете. Он смотрел, как Жизель идет, шаркая веревочными подошвами по горячим камням. Когда она проделала полпути, Рейнер посмотрел на человека, который сидел отдельно и строгал деревяшку. Тот с головой ушел в работу и видел только белые стружки, вылезавшие из-под лезвия ножа. Никто из рыбаков не повернул головы. В баре было шумно, как всегда бывает в этот час, предшествующий наступлению послеполуденной вялости. Женщина - одна из бесформенных пожилых матрон, облаченных в черное, которые работают, пока их мужья пьют - плела канат, время от времени поглядывая на рыбаков и дожидаясь окончания беседы, чтобы устроить кому-то из них головомойку. Сигарета, которую Рейнер держал во влажных пальцах, размокла, и он бросил ее на мостовую. Жизель добралась до сходней, ни разу не оглянувшись. Прекрасно, прекрасно, малыш Джино. Он слегка расслабился. Должно быть, звук шагов перекрыл шум землечерпалки, потому что Рейнер их не услышал. Они вышли из переулка. Их было шестеро или семеро. Они неторопливо подошли и окружили Рейнера с двух сторон. Среди них был левантинец с забинтованным запястьем. ГЛАВА 24 Численное превосходство было слишком очевидным. Сбей он с ног одного или даже двух, это ничего не изменило бы. Вырваться и убежать? Тоже не имеет смысла. Они окружили его кольцом Оставалось только одно: увести их подальше от судна. Они могли не видеть ее. Рейнер двинулся в сторону Калье Малья, где сушились сети, но один из них сказал по-испански: - Не туда. Сюда. - Прекрасно. - Куда угодно, лишь бы подальше от "Морской королевы". Он шел с ними в ногу. Никто не разговаривал. Большинство выглядело рыбаками. Педик-левантинец опирался на палку. Они прошли часть пути, когда Жизель окликнула Рейнера. Он не повернул головы. - Возьмем и мальчика, - сказал один из них. - Пол! - Жизель схватила Рейнера за руку, и он бросил сквозь зубы: - Allez.[*] - Не останавливайтесь, - велел ему другой. Рейнер спросил: - Что это за парнишка? - Сами должны знать. Он был с вами. Он сказал ей: - Извини, Джино. Он был там? - Нет. - Они говорили по-французски. - Кто эти люди? - Им нужен я, а не вы. Ускользните от них, если удастся. При первой возможности я дам вам ключ от номера. Оставайтесь там и не... - Храните его для нас обоих. Ключ. Они шли с людьми. Жизель шаркала веревочными подошвами; левантинец не сводил с нее глаз. В дом, стоявший на узкой улочке, вместе с Рейнером и Жизелью вошли только двое. Мужчины поднялись по лестнице следом за ними. В большой комнате наверху стояла удушающая жара от нагретой черепичной крыши. В окне виднелся портал землечерпалки. Дверь другой комнаты открылась, и Рейнер поднял глаза. - Привет, Линдстром, - сказал он. - Кто это? - Лицо мужчины осталось равнодушным, прищуренные серые глаза по очереди оглядывали всех. Рейнер шагнул к нему. - Кажется, вам пришлось несладко. - Похоже, Линдстром отлетался. - О, со мной все в порядке. С памятью, правда, неважно, но ваше лицо мне знакомо. - Нервный спазм снова скривил его рот. - Рейнер. Я был начальником аэропорта Сан-Доминго, когда у вас начался запой... - Точно. Но ведь вы были в Лондоне до того, как... Один из мужчин подошел к Линдстрому и медленно покачал головой. - О'кей, Фриско. - Он прошел в комнату и неловко сказал Рейнеру: - Давайте выпьем. Как выглядит Лондон после стольких лет? - Он говорил торопливо, словно привык выталкивать слова, пользуясь промежутками между двумя нервными спазмами. Казалось, он понятия не имеет, откуда возьмутся напитки. - Слякоть. Холод. - Что? - В Лондоне. Сейчас январь. Линдстром горько усмехнулся. - О Господи, конечно. Слушайте, я забыл, где у нас выпивка... - Не беспокойтесь. Позже. - Рейнер слышал, как по лестнице поднимаются люди. Жизель тихо сказала по-французски: - Он был нашим пилотом. - Да. - Ужасно странно видеть вас здесь, - вытолкнул из себя летчик. Рейнер улыбнулся и ответил: - Жизнь вообще странная штука, верно? - Попытки Линдстрома вести светскую беседу были настолько жалкими, что Рейнер испытал облегчение, когда в комнату вошли Луис Пуйо, полковник Ибарра и еще кто-то. Ибарра приказал что-то одному из мужчин, и стража молча пошла вниз. Пуйо закрыл дверь и включил стоявший в углу вентилятор. Выцветшие ленточки, прикрепленные к нему ради безопасности, тут же затрепетали. Ибарра подошел к столу на козлах, игравшему роль письменного. Там лежало несколько тетрадей и аккуратно сложенных шариковых ручек. - Давайте сядем, - сказал он по-испански. - Кто этот мальчик? - Попрошайка, которого я подобрал на улице, чтобы он показал мне город. Пуйо спросил ее: - Где находится гостиница "Фрэнсис Дрейк"? - Он не понимает по-испански, потому что... - перебил Рейнер. - Хорошо, тогда по-английски. Где отель "Фрэнсис Дрейк"? - На полуострове, - ответила Жизель. - Двойка по истории. Это все равно, что искать улицу Наполеона в Портсмуте.[*] Ибарра велел Пуйо попросить мальчика снять темные очки. и Пуйо передал эти слова Жизели. Рейнер кивнул ей. - Мадемуазель Видаль из Парижа. Выжившая. - Пол посмотрел на Пуйо и очень внушительно добавил: - Она находится на моем попечении. Скажите это Ибарре, поняли? Линдстром с трудом промолвил: - Я помню ваши глаза. - Никто не смог бы забыть их, - любезно откликнулся Пуйо. - Он был с вами на плоту? - спросил ее Рейнер. - Да. - А этот испанец? Женщина оглянулась на Ибарру, который сказал Пуйо: - Они должны говорить по-испански! - Мистер Рейнер, полковник не понимает английского. - А мадемуазель Видаль - испанского. Я уверен, что офицер агуадорской армии уступит леди. - Но Ибарра вскочил и вызывающе посмотрел ему в лицо. - Вся беседа будет вестись по-испански. Вся беседа! - Он был коротышкой и старался держаться очень прямо. Британскому консулу он не понравился бы. Рейнер сказал, тщательно выговаривая испанские слова: - Полковник, вся беседа будет вестись на английском или французском, как пожелаете. И тот и другой - языки цивилизованных наций. Простите мою невежливость. Я понимаю, мы находимся на земле Агуадора, но эта леди - француженка и в данный момент является вашей гостьей. Кстати, пользуюсь возможностью, чтобы довести до вашего сведения, полковник: если вы еще раз пустите по моему следу этого черноглазого соглядатая, я лично кастрирую его, но только если буду в хорошем настроении. В противном случае я просто сломаю ему шею, а не запястье. Ибарра посмотрел на Пуйо, и тот пробормотал: - Эль лавантино... - Они мне не подчиняются, но это не значит, что я не могу вас расстрелять. Будьте добры ответить на несколько вопросов. Во-первых, знаете ли вы место, где затонул самолет? Рейнер спросил капитана Линдстрома: - Вы говорите по-испански? - Немного. - Знаете, почему я в Агуадоре? - Думаю, чтобы выяснить, что случилось. - Эти парни - ваши друзья? - Луи спас мне жизнь. - Луис Пуйо? - Да. Он... - Отвечайте на мои вопросы! - потребовал Ибарра. - Как вы спасли ему жизнь? - спросил Рейнер однорукого. - Слишком громко сказано... - Вы знаете, где находится затонувший самолет? - нетерпеливо спросил Ибарра. Рейнер посмотрел на него и медленно заговорил по-английски, давая Пуйо время для перевода. Он хотел, чтобы эти слова услышал Линдстром, испанский которого наверняка оставлял желать лучшего. - Да, я знаю точные координаты этого места и уже телеграфировал своей компании, чтобы она немедленно прислала команду спасателей. Судно находится в Панаме, меньше чем в сорока восьми часах отсюда, и моя компания понимает необходимость торопиться, поскольку есть силы, которые будут препятствовать подъему самолета. Когда Пуйо закончил переводить, Ибарра отвернулся, встал, посмотрел на стол, взял шариковую ручку и начал постукивать ей по крышке, подражая звуку неторопливо работающего пулемета. Равнодушные карие глаза Пуйо не смотрели ни на кого в отдельности, но на его лбу проступил пот. Линдстром подошел к окну, и Рейнер не видел выражения его лица. На включенном вентиляторе продолжали трепетать ленточки. Затем Ибарра выпалил длинную тираду, и Пуйо возразил ему: - Время не терпит. - Им понадобится получить разрешение, а на это уйдут недели... - Им достаточно только попросить разрешения, чтобы прислать сюда военные корабли! - И показать свое подлинное лицо? Они на это не пойдут... - Объявят здесь учения и... - Одновременно пошлют запрос на право проведения спасательных работ в лондонский Форин оффис?[*] И ты думаешь, что это его остановит? - Решать вам, - уже более спокойно ответил Пуйо. - Вы знаете, что можете рассчитывать на меня. Но спешка может погубить все. - Сейчас не время говорить об этом. Пуйо сказал человеку, который вошел с ними: - Сообщи, что нам нужно поговорить. - Мужчина вышел. Рейнеру не давал покоя один вопрос: что же было на борту "Глэмис кастла"? - Вас разыскивает полиция, - сказал ему Ибарра. - Верно. - Нам было бы проще всего передать вас в их руки. - Нет смысла. Мы с вами по одну сторону баррикад. Вы тоже хотите подъема самолета. Просто считаете, что еще не время. - Откуда вы знаете? - Из того, что вы только что сказали Пуйо. Ибарра, я дал вам срок в сорок восемь часов не потому что пытаюсь тянуть время, а потому что хочу увидеть подъем самолета, потерпевшего крушение. Ради этого я и прибыл. А в один прекрасный день вы захотите вступить в переговоры с моей компанией, потому что эти останки нужны и вам. У вас уже есть пилот; теперь вам нужен самолет. Ибарра снова отвернулся, ссутулился и задумался. Рейнер понял, что несколько выстрелов, сделанных им наудачу, не слишком отклонилось от цели. - Как поживает ваш сын? - спросил он Пуйо по-английски. - Нормально. - Карие глаза мрачно изучали лицо собеседника. - Что вы сказали? - требовательно спросил Ибарра. - Сеньор проявил любезность. Ибарра снова посмотрел на Рейнера. - Вы знаете, почему самолет потерпел катастрофу? - Нет. - И вам не терпится выяснить причину? - Не слишком. Через сорок восемь часов я увижу это собственными глазами. - Вы опросили всех. Всех! В доме у доктора вы спрашивали меня, что случилось с... - Это было до того, как я обнаружил место катастрофы. Я пробыл здесь пять недель и могу подождать еще два дня. - Он решил не упоминать о том, что Уиллис летит в Лондон с законченным делом. Ибарра посмотрел на Луиса Пуйо и ничего не сказал. Затем он подошел к столу. - Где мы могли бы связаться с вами, сеньор Рейнер? - Пол понял, что он имеет в виду компанию Т.О.А., а не ее представителя. Эти слова означали, что его отпустят отсюда подобру-поздорову. Вместе с Жизелью. - На борту спасательного судна, как только оно прибудет. - Какой пост вы занимаете в Т.О.А.? - Суперинтендант лондонского аэропорта. - Есть ли у вас бюро в этом городе? - Нет. Только в аэропорту Сан-Доминго. - Если мы вам понадобимся, позвоните доктору ван Кеерлсу. - Он не доверяет мне. - Мы сообщим ему, - он оторвал глаза и посмотрел в лицо Рейнеру, - что наши отношения предполагают невмешательство в дела друг друга. Солнце золотило песок и поверхность моря. Вытащенные на берег лодки лежали на боку, напоминая мокрых кашалотов. С них свешивались имбирно-коричневые сети. Люди лежали в тени и спали, потому что проработали всю ночь. Гайавата Мозес сидел скрестив ноги и с высоты своего гигантского роста наблюдал за крабом величиной с ноготь. Изумрудно-зеленый краб снова зарылся в мягкий золотистый песок, но Гайамо выковырял его обратно и повторил фокус. Песок напоминал жидкое золото, а краб - тонущий в нем изумруд. Только что он был здесь и вдруг исчез; смотри хоть сто лет, все равно не увидишь, как это произошло. Был - и нету. Он снова зачерпнул песок. От домов с черепичными крышами к берегу шел человек. Походка его была уверенной несмотря на адскую жару. Он направлялся к лачуге Эль Анджело. Рыбаки спали в тени своих лодок. Ладонь зачерпнула изумруд из золота и снова дала ему упасть. В стене лачуги Эль Анджело была дыра, служившая окном. Ее прикрывал деревянный ставень, висевший на одной петле и имевший две подпорки. Это позволяло использовать его как для тени, так и для пропуска воздуха. Хибара была выстроена из обесцвеченного дерева, но тень отбрасывала черную. Однако цветового однообразия не чувствовалось: светлое серебро сменялось темным, и вдруг вспыхивало что-то красное и шафрановое, напоминавшее огонь. Но бояться было нечего; просто Эль Анджело постелил на подоконник индейский коврик. Гайамо больше нигде не видел такого коврика. Коврик был прекрасен и заливал огнем стенку лачуги; мальчик глядел на него как зачарованный, пока от солнца не заболели глаза. Затем он снова зачерпнул песок, но изумруд навсегда исчез в золоте. Человек вышел из хибары и снова пошел к белым городским домам с черепичными крышами. Накатила волна, оставила на песке пену медового цвета и с шумом отхлынула назад. Человек, сидевший в тени лодки, вынул из жестянки табачный лист, свернул сигару, оперся спиной о киль, прищурился и начал следить за Гайаватой Мозесом, игравшим в песок. Затем он зажег сигару, закопал спичку, положил руки на поднятые колени и стал рассматривать мир, оставленный им на время сна. Мир не изменился, если не считать цветастого коврика, озарявшего окно лачуги Эль Анджело. - Hombre... - сказал он человеку, лежавшему рядом. - Rafael! - толкнул он соседа ногой. - Que hay? - Mire... mire, hombre! La manta...[*] Сосед потер лицо ладонями, чтобы прогнать сон, и застонал от жары. Приятель продолжал толкать его и не давал покоя, пока Рафаэль не посмотрел на берег и не полюбовался "la manta", лежавшим на подоконнике лачуги. - Ay-ii... ay-ii... Hombre! - Окончательно проснувшись, они заговорили страстным шепотом, словно украдкой любовались молодой женщиной. Рафаэль выпросил у приятеля табачный лист, прикурил у него, встал и пошел по раскаленному песку к следующей лодке. - Diego... Chico... Mire la manta! Ласковый прибой украшал кружевами берег, по которому шли люди, пробиравшиеся от лодки к лодке. - Juanito! Mire... Mire! Tonio... Martin... Lopez... Rosario... mire, hombre! Спавшие в тени открывали глаза, откашливались и начинали шепотом окликать остальных. Слово тихо шелестело по берегу, как будто его раз за разом произносил сам прибой: la manta... ГЛАВА 25 Наступил полдень; город был мертв и лишен тени. Стоявшее на юге солнце стало медным, и полчища песчаных мух устремились к устью реки, ища спасения в тростнике. В холле Кастильо Марко было пусто. Портье куда-то ушел. Дом был таким же мертвым, как и весь город. Они поднялись по лестнице и вошли в номер. На обратном пути он рискнул и сам поднялся на борт "Морской королевы". Один из членов команды сказал, что Мерсер все еще где-то в городе, но что для Рейнера есть телеграмма. "Спасательное судно "Делвер" выходит из Панамы. Пожалуйста, окажите ему всю возможную помощь. Харрис". Харрис был секретарем главы компании. Похоже, Гейтс опять куда-то исчез. Должно быть, Уиллис отправил телеграмму еще до своего отлета. Он порвал бланк. - Краска потекла, - сказала Жизель, остановившись перед зеркалом. Капли пота с головы оставили темные полосы на ее лице, ничуть не походившие на щетину. Это было опасно. Когда она ушла в ванную, Рейнер воспользовался этим и выглянул на улицу. Ей казалось, что они в безопасности. Возможно, так оно и есть. Он запер дверь на массивный барочный засов. Улица казалась безобидной, поэтому он махнул на все рукой, высунулся и плотно закрыл ставни. Вечером он попробует выйти и попытается найти машину с шофером, который возьмет деньги и переправит их в Сан-Доминго. - Пол, дай руку, - сказала Жизель, как только Рейнер снял рубашку. Она обмыла воспаленную кожу и просушила ее порошком борной кислоты, по ее настоянию купленным на обратном пути. Затем она обработала порезы на плече и сказала: - Хватит с тебя ран. - Да. Они прошли в затененную комнату, и Рейнер спросил: - Ты уже написала друзьям в Париж? - Да. Написала письмо, но не отправила. - Жизель прислонилась спиной к зеркалу. - У зеркала прохладнее. - Почему не отправила? - Потому что это еще не наверняка. Узнай они, что все это время я была жива, это потрясло бы их сильнее, чем если бы я не вернулась вообще. - Ты вернешься, Жизель. - Но она сказала: "Хватит с тебя ран". Он стоял перед ней и не думал ни о каком Париже. Рейнер крепко прижался к женщине. Пусть она узнает правду: прошлой ночью он действительно только об этом и думал. - Je suis propre, - пробормотала женщина, и он начал целовать Жизель, чтобы не дать ей повторить эти слова. Наконец из ее закрытых глаз потекли слезы, и Рейнер заставил себя поверить, что благодарность тут ни при чем. На его часах было четыре; они проспали примерно час, и Жизель все еще наполовину дремала, лежа все в той же позе, в которой занималась любовью. Ее влажная кожа сверкала на свету, руки были раскинуты, ноги разведены, веки трепетали. Сон унес Жизель далеко от комнаты с закрытыми ставнями и мужчины, который сидел и смотрел на нее. - Пол... Он наклонился, поцеловал ее в грудь, а затем отстранился, не дав Жизели прикоснуться к себе. Через два часа стемнеет, и они должны быть готовы. Он вернулся обратно, распространяя запах мыла. К тому времени Жизель окончательно проснулась, но не двигалась. Разве что сомкнула ноги. - Пол, ты думал, что я всего лишь благодарна тебе? - Да. - Но теперь ты так не думаешь? - Нет. - Куда ты идешь? - Нужно кое с кем повидаться. - Он не ощущал духоты, был бодр, свеж и, как прежде, уверен в себе. - Ночью мы должны быть в Сан-Доминго. - Ты полетишь со мной? - Она села и обхватила колени. - Возможно. - В Париж. - У нее вырвался сдавленный смешок. Париж. Это было слово из прежней, давно забытой жизни. Женщина следила за Рейнером, надеясь, что он обернется и она увидит свет на его спокойном лице типичного англичанина. - Возможно. - Он проверил содержимое карманов и сказал: - Когда я уйду, запри дверь. Я ненадолго. - А если кто-нибудь придет? - Лежи тихо. Комната пуста. - Будь осторожен, Пол. - Буду. Он остановился за дверь, услышал звук задвинутого засова и тихий голос: - Как я узнаю, что это ты? - Я назову пароль: "Je t'adore".[*] Спустившись по лестнице, Рейнер поискал глазами портье, но огромный холл был пуст. Оставляя Жизель одну, он рисковал, однако это было лучше, чем таскать ее с собой по улицам. Мерсер оказался на месте, и Рейнер вручил ему международный чек, выписанный на отделение банка Баркли в Сан-Доминго. - Джек, я уже сказал, что последнее погружение было бесплатным. - Я должен тебе куда больше. Они выпили по стаканчику белого рома, и Рейнер сказал: - Сегодня ночью я должен быть в Сан-Доминго. - Джек, "Королева" - посудина хорошая, но это не амфибия. - Спасибо за напоминание. Как насчет грузовика или фургона? - Ты поедешь один? Должно быть, матрос сказал ему про "мальчика". - Нет. Нас будет двое. - От набережной по ночам возят бревна, но груз не закреплен. Вы же не захотите превратиться в лепешку. - А как насчет рыбы? - Это с рефрижератором? Там и монеты в десять центов не спрячешь. Лучше потолковать с кем-нибудь из индейцев на рыночной площади. Все зависит от того, сколько ты можешь заплатить. За приличную сумму они отвезут тебя хоть на край света. Возвращайтесь часов в девять-десять. Я поговорю с Убитубой. Он знает их всех. Может быть, удастся скостить цену. Рейнер переулками прошел к рыночной площади и обвел взглядом автостоянку возле арены для боя быков. Там стояло несколько легких фургонов, но поблизости никого не было; в такую жару до заката солнца на улицу даже собака не сунется. Выбравшись на Авениду, он не стал избегать полицейских в форме; это могли бы заметить агенты тайной полиции, которых распознать невозможно. Когда одна из их аспидно-черных машин проехала мимо, Рейнер инстинктивно закурил. И все же его нервы были крепче, чем до того, как Жизель прислонилась к зеркалу. Портье Кастильо Марко был на месте, но не видел Рейнера, потому что углубился в чтение "Ла-Насьон". Дверь его номера на втором этаже была закрыта, однако краешек рядом с замком был отколот. Пол распахнул дверь настежь, ожидая увидеть полицию, но там никого не было. Барочный засов отошел от заклепок. Рейнер постоял в полумраке, борясь с приступом тошноты, а потом снова спустился в холл. - Кто входил в мою комнату? Газета опустилась. Этот человек был плохим артистом. - В вашу комнату, сеньор? Он протянул дрожащую от гнева руку и схватил портье за горло. - Кто туда входил? Портье закивал. Это должно было означать, что он все скажет. Рейнер убрал руку и немного подождал. Человек отдышался, схватился за шею и промолвил, с трудом произнося слова: - Они приходили. Полиция. - А где мальчик? - Они забрали мальчика. ГЛАВА 26 Пуйо вошел в бар, ни на кого не глядя. Народу там было немного, и разговоров тоже. Людям было достаточно раз взглянуть на англичанина с напряженным, холодным лицом и горящими глазами, чтобы больше не повторять этих попыток. За спиной бармена звякали стаканы, откликаясь на стук мотора холодильника. На куртке Пуйо виднелись следы дождевых капель. В воздухе стоял запах металла. Луис сначала обвел взглядом присутствующих, а потом сказал Рейнеру: - Будем говорить по-английски. - Его уже ждал стакан с белым ромом. - Спасибо. В баре было полно песчаных мух; углы потолка казались черными. По крыше забарабанил дождь. Луис Пуйо переступил с ноги на ногу и снова посмотрел на Рейнера. Что случилось с этим человеком? В его глазах были одновременно и жизнь, и смерть. - Зачем вы посылали за мной? - спросил Пуйо. - Я хочу нанять на сегодняшнюю ночь трех-четырех человек, умеющих обращаться с оружием, - ответил ему Пол. - Зачем? - Помните женщину, которая сегодня была со мной? Она арестована. Пуйо посмотрел на песчаных мух. - Она знает, что случилось с самолетом? - Она была на нем. - Чтобы не терять времени, Рейнер добавил: - Пуйо, я не собираюсь устраивать налет на тюрьму. - Он с отвращением услышал в собственном тоне нотки мольбы. Утратить независимость было для него больнее, чем потерять руку. - Ее повезут в Сан-Доминго. Она слишком важна для них. Может быть, уже поздно - ее забрали два часа назад - но им придется звонить в Сан-Доминго, чтобы получить приказ, а вы знаете, сколько на это требуется времени. - Хотите устроить засаду? - Да. На горной дороге. - Как это? - Он посмотрел в открытую дверь. Дождь лил как из ведра. Им пришлось напрячь голоса. - Их будет четверо - шофер и примерно трое сопровождающих. Каждый из наших людей выберет себе цель. У полицейских не будет времени взяться за оружие. Камни на дороге. Им придется остановиться и расчистить путь. Пуйо стоял и следил за дождем. Его лоб рассекал смертельно прямой розовый шрам, словно проделанный бритвой. Наконец Пуйо спросил: - Вы еще не видели здешнего дождя? - Вода потекла по полу, и кто-то захлопнул дверь ударом ноги. - Думаете, они не выедут? - Вы сказали, два часа назад? - Да. Между четырьмя и пятью. - Значит, они не уехали. Мы уже в полдень поняли, что собирается дождь. Почему вы считаете, что я могу найти для вас наемных убийц? - Левантинец. Пуйо посмотрел на него равнодушными карими глазами. - Я тут ни при чем. Если бы я хотел вас убить, то пришел бы к вам и сделал дело вот этим. - Он небрежно помахал рукой. - Вернее, попробовали бы. - Попробовал бы. Дверь распахнулась настежь, и в бар ввалились двое мужчин, мокрая одежда которых отливала черным. Пуйо обвел их взглядом и спросил: - Рейнер, кем вы были во время войны? - Десантником. - В боях участвовали? - Под Арнемом.[*] - Звание? - Капитан. Пуйо отвел взгляд от вошедших и спросил: - Вы любите эту женщину? - Да, - с удивлением ответил Рейнер. До сих пор это не приходило ему в голову. - Хорошо. Мужчина должен знать, за что сражается, иначе незачем браться за оружие. Док говорит, что у вас повреждена рука. - Она вполне работоспособна. - Где вы собираетесь ночевать? - Хочу снять комнату напротив первого полицейского участка. - Не имеет смысла. Послушайте меня. Они не выедут как минимум до утра, а при свете у вас нет шансов перестрелять их одной рукой. Я не могу дать вам людей, потому что если одного из них схватят, то заставят говорить, и мы не сможем этому помешать. У вас есть только одна возможность - пойти со мной. Через секунду Рейнер сказал: - Дайте мне полчаса. - Зачем? - Я должен увидеться с человеком, который ищет машину, чтобы доставить меня в Сан-Доминго. Нужно сказать ему, что все отменяется. - Как его зовут? - Наверно, ему придется заплатить. Он мог отдать деньги за фургон. - Ему заплатят. - Мерсер. - С "Морской королевы"? - Да. - Подождите. Пуйо подошел к одному из мужчин, которые стояли у стойки бара в луже воды, поговорил с ним и вернулся. - Он все равно мокрый. Говорит, что сходит. Очень ответственный. Мы скажем вам, если нужно будет заплатить. - Он поставил стакан на стойку. - Догадываюсь, что вы не захватили с собой зонт, мистер Рейнер. Пуйо открыл дверь, и они сгорбившись шагнули под дождь. ГЛАВА 27 С утра сияло солнце, и ничто не напоминало о вчерашнем дожде. Следы рыбаков избороздили песок задолго до наступления полдня. Многие из них заходили в лачугу, расцвеченную la manta, чтобы переговорить с гостем Эль Анджело; однажды Гайавата Мозес увидел этого гостя, когда тот вышел на берег с несколькими мужчинами. Он был бородат и носил большую соломенную шляпу. Прошлой ночью лодки не выходили в море из-за дождя и бури, но Эль Анджело сказал, что сегодня они выйдут. Как всегда, на закате. До заката оставался час. Солнечные лучи наклонно падали на поверхность моря, ярко освещая лодки, лачуги и рыболовецкую пристань с весами. Сейчас рыбаки не ходили по песку, а стояли группами у своих лодок; те, у кого на запястье были часы, часто поглядывали на них. Остальные следили за тенью, падавшей на пристань, и ждали, когда она доползет до пальмы. Воздух был неподвижен, море спокойно. Нигде не слышалось ни звука. А потом тень коснулась пальмы, и стало можно заглянуть в глаз огромного красного солнца, ободок которого коснулся горизонта и окрасил море в цвет крови. Люди дружно полезли в лодки и начали зажигать фонари-приманки, свисавшие с дерриков; через несколько минут наступил вечер, и весь берег потемнел, за исключением цепочки огней длиной в милю. Маленькая флотилия, разбившись на пары и тройки, вышла в море, направляясь к местам лова; но когда она удалилась от берега на несколько миль и фонари стали не видны, лодки поплыли в темноте на запад, погасив даже ходовые огни. Когда пятьдесят лодок вернулось назад, неся на себе тысячу человек, над морем висел месяц. Стоя на берегу, Рейнер следил за ними и вспоминал, как он спросил Эль Анджело, сколько заключенных содержится на острове Ла-Пас. - Тысяча душ, - ответил ему Эль Анджело. Он стоял с группой "офицеров" Пуйо, когда на дороге от речного устья показался первый крытый грузовик, фары которого указывали путь другим. Рейнер удивился точности операции: должно быть, машины стояли в полной боевой готовности и ждали сигнала с моря о том, что лодки приближаются к суше. Передний грузовик остановился и откинул задний борт в тот момент, когда на берег высадилась первая группа людей. Из лачуг выскакивали люди с ящиками патронов и устремлялись к грузовикам. Лодки останавливались у берега, мужчины прыгали в фосфоресцирующую воду и неуклюжей рысью бежали по берегу. Их ноги отвыкли двигаться, зрение не могло определить расстояние, которое было ничем не ограничено; люди бежали и удивлялись, что по ним не стреляют. Первый грузовик отъехал, и его место занял другой. Наступила суматоха, поскольку армия была не обучена и все происходило в темноте. Люди лезли в грузовики, боясь отстать и не дожидаясь, пока им раздадут оружие и гранаты, тайно хранившиеся в лачугах; их выталкивали обратно, они вооружались и возвращались на место. Грузовики медленно продвигались между высокими пальмами, сворачивали и присоединялись к конвою, направлявшемуся на север. В окнах городских домов зажигались огни. На крыше управления полиции завыла сирена. Когда первая патрульная машина свернула на дорогу, ведущую к пляжу, она наткнулась на баррикаду из плавника. Полетели гранаты, и в ночи вспыхнуло пламя. Началась беспорядочная стрельба: полиция не знала, что происходит, и не была готова к такому обороту событий. Конвой покинул берег еще до того, как подоспели машины с прожекторами, осветившими завал, поврежденные машины и полицейских, пытающихся сбить пламя с горящей одежды. Конвой сопровождали два закрытых легковых автомобиля. В первом из них находились Ибарра, Пуйо, Рейнер и генерал Гомес. Рейнер говорил с Гомесом накануне: высокий широкоплечий мужчина с густой бородой, генерал Васко Монтальво-и-Гомес, легендарная фигура времен, предшествовавших правлению президента Майя, был надолго сослан в Испанию и вернулся домой, когда ему предложили возглавить тайную армию, формирующуюся на острове Ла-Пас. - Капитан Рейнер, я польщен тем, что моим авангардом будет командовать британский офицер. - Генерал, я хотел бы, чтобы наши цели совпали. - Частные расхождения не имеют значения. Как только армия высадится на берег, цель у нас с вами будет одна. Полковник Ибарра надел свою форму прямо в машине, и его нетерпение прошло. Он был с непокрытой головой, потому что потерял фуражку в море, когда гидросамолет совершал посадку на воду, но мундир и брюки выглядели вполне пристойно: в беглом свете фар были незаметны заплаты и пятна от масла. Рейнер сказал ему: - Я все еще не уверен, что наши цели совпадают. Я полагаю, вы не станете штурмовать жилые кварталы? - Ключевыми точками являются военные казармы Каса-Роха, арсенал, расположенный в полумиле от парка Аугусто Гомеса, Агуадорское радио на Пласа Гранде, штаб-квартира полиции на авениде Изабеллы и аэропорт. Конечная цель - Дом Правительства. Он прямо посмотрел на Рейнера. - Капитан Рейнер, мы не питаем иллюзий на ваш счет. Вы сами сказали генералу, что наши цели различны. Пуйо разъяснил странные обстоятельства, которые заставили вас присоединиться к нам. Полагаю, вы уже поняли, что если эта женщина, мадемуазель Видаль, доставлена в столицу, то она может находиться только в Каса-Роха. Следовательно, мы можем поручить вам лишь эту цель, верно? - Он указал на карту. - Каса-Роха имеет постоянный гарнизон в триста человек; на крыше главного здания находятся прожекторы и посты с пулеметами. Внутренний двор окружает стена высотой в четыре метра. На каждые двадцать метров стены приходится один сторожевой пост с четырьмя часовыми. Под вашим командованием будет меньше двухсот человек, но вы будете обладать преимуществом внезапности, если сможете подобраться к ним скрытно. Пуйо даст вам подробные карты Каса-Роха, после чего вы сможете составить стратегический план и проинструктировать младших командиров. Смею заверить, я разделяю веру генерала в то, что вы сумеете захватить эту цель до рассвета. Полицейский пост на шоссе в столицу был захвачен не без шума, но большой пальбы, которая могла бы заставить город насторожиться, не было. Они потеряли семерых убитыми и никого не взяли в плен. У барьера остановился закрытый "шевроле", и двое часовых погибли, не успев выстрелить. Затем пулеметный огонь разнес изоляторы на телеграфных столбах, а остальное доделали гранаты "стен" и "баллиста". Конвой продвигался быстро. Он уверенно преодолел засушливую зону и углубился в предгорья. Землетрясение остановило их на десять минут. Каждый из тысячи сидел молча и обливался потом, боясь, что лавина накроет их, не дав сделать и выстрела. Когда грузовики возобновили движение, люди запели, не обращая внимания на тряску, и Ибарра спросил генерала Гомеса, не следует ли приказать им прекратить. - Пусть поют. Именно так и нужно идти в бой. В два часа пятьдесят минут пятнадцатитонный лесовоз с дизельным мотором "Пегас", имевший на борту сорок человек и два легких пулемета, свернул с боковой улицы на Калье Баррака, набрал скорость и с погашенными фарами устремился вперед. Лобовое стекло было вынуто заранее. Разогнавшись до сорока миль в час, он ударил в чугунные ворота и сорвал их с петель. Не успел приблизиться второй грузовик, как пулеметы открыли огонь, а сторожевые посты заполыхали, подожженные гранатами. На крыше завыли сирены, и сцену осветили ослепительные лучи прожекторов. ГЛАВА 28 Второй грузовик был битком набит ящиками с боеприпасами. Он въехал в ворота под углом и распорол борт о петли сорванных ворот. Шофер потерял управление, и грузовик врезался в сторожевой пост. Бензобак треснул, горючее вспыхнуло от удара, стена пламени отрезала ворота, и из кузова посыпались люди, видные как на ладони. Когда грузовик остановился у стены здания, люди бросились спасать рассыпавшиеся по двору ящики, но путь им преградил огонь; по земле тек горящий бензин. Кое-кто все же успел схватить ящик и вернулся с трофеем, хотя на нем горела одежда. Один ящик разбился при падении, и тысяча патронов сдетонировала, заставив людей укрыться за первым грузовиком. Тем временем часовые, дежурившие на крыше, застрочили из пулеметов и принялись поливать освещенный прожекторами двор убийственным огнем. Человек выбежал из укрытия, чтобы подобрать брата, но упал на его тело, не успев вымолвить ни слова. На сторожевых постах было тихо. Там лежали распростертые тела сраженных осколками гранат и текла ярко-красная кровь. На крыше завывали сирены, и вулкан откликался им гулким эхом. Их душераздирающий вой заглушал треск пулеметных очередей. Второй грузовик пылал; языки пламени лизали солнцезащитные ставни. Застигнутые врасплох солдаты пытались выпрыгнуть во двор. Их мундиры были не застегнуты, руки тряслись, глаза были застланы сном, ноги не слушались; они попадали под кинжальный огонь передовой группы и умирали, не успев толком очнуться от ночного кошмара. В воздух поднимался черный дым. Когда из-за стены донесся дружный залп и в лучах прожекторов, как бабочки, заплясали пули, черное стало серебряным. Но затем пули достигли своей цели, на парапет ледяным дождем посыпались осколки стекла, и свет потух. Внутренний двор наполнило оранжевое пламя, лизавшее стены; грузовик превратился в скелет, стоявший посреди собственного пепла. Командир отряда, отвечавшего за захват тюрьмы, и его подчиненные в упор расстреляли южную дверь из спаренных пулеметов. От дерева, окружавшего массивные железные замки, летели белые щепки, пока дверь не исчезла совсем, словно разъеденная кислотой. Тогда стрельба прекратилась, и в тоннель как поезд ворвалось тридцать человек, вооруженных револьверами, ножами и заточенными гарпунами. Один был с саблей, найденной на затонувшем корабле. Двенадцать из них встретило здесь свою смерть. Над воротами загорелся белый фонарь, и те, кто еще оставался за стеной, вбежали во двор; уже находившиеся в нем продолжали стрельбу. С ними был Рейнер и три его адъютанта. Они быстро преодолели пространство, простреливавшееся снайперами с парапета. - Пепито, беги к Мендосе. Скажи, что его брат всего лишь ранен и доставлен в безопасное место. - Есть, капитан! - Хосе, найди Альвираса и скажи ему, чтобы вел своих людей в обход арки. Они прикроют нас с тыла. Торопись! Взорвалась граната, и они шарахнулись, прикрывая руками глаза. В воздухе запахло серой, засвистели осколки. Юные адъютанты попытались укрыться за грузовиком, но Рейнер поймал одного из мальчишек за руку и провел через дым. - Пабло, здесь в тюрьме держат женщину. Ее фамилия либо дель Рио, либо Видаль. Проберись в караульное помещение и найди ключи от камер. Освободишь всех заключенных, и если... нет, когда найдешь эту женщину, приведешь ее ко мне. - Дель Рио... - Или Видаль. Когда второй грузовик взорвался, пламя на мгновение ослепило обоих. - Освободить всех заключенных... - И раздать им оружие, которое осталось от погибших. Но эту женщину приведешь ко мне. Пабло прошел под арку и был отброшен взрывом "баллисты". Мальчик лежал, прикрыв голову руками, а над ним пели осколки. Затем он ползком выбрался на более высокое место. Нужно было найти Альвираса и велеть ему присоединиться к людям Мигеля. Ответный огонь усиливался, и скоро должен был начаться настоящий бой. Одно крыло Каса-Роха было охвачено пламенем от горящего грузовика, и остатки солдат выпрыгивали в окна первого этажа, оставляя оружие в казарме. Коридоры были заполнены мертвыми и умирающими. Крыша рухнула; огромный кусок парапета полетел вниз, на мгновение застыл среди двора как колонна, затем медленно накренился и рухнул на сгоревший грузовик. С главным очагом сопротивления было покончено. Солдаты присоединялись к тем, кто уже был во дворе, размахивая белыми простынями и бросая оружие. Сирены, завывавшие на крыше, умолкли, когда огонь пережег провода. По коридорам бежали победители, так и не успевшие снять с себя тюремную одежду. Одни выводили заключенных, другие поддерживали окровавленных друзей. Пабло с опаленными волосами и животом, развороченным гранатой, лежал у железной лестницы. Рейнер нашел мальчика, взял у него ключи и вернулся обратно. Он открыл первую попавшуюся металлическую дверь с решеткой наверху, выпустил из камеры мужчину и сказал ему: - Иди к тому мальчику на лестнице и сделай для него, что можешь. Он открывал двери настежь, и из некоторых камер выходили люди, ошеломленные звуком выстрелов. Их лица были белыми от ужаса. Они боялись оказаться в огненной ловушке; горела уже половина здания. Ее здесь не было. Все камеры были открыты, но ее не было ни в одной из них. Он вернулся, собираясь пройти в другое крыло и поискать, нет ли там других камер. Кто-то вскрикнул, когда обрушился потолок. Рейнер бросился назад, но был остановлен стеной огня. Поняв, что этому человеку уже не поможешь, он повернулся и через северную дверь прошел к арке. Здесь ему встретился испуганный мальчик, который прижался к стене, не зная, куда идти. - Venga - apresurarse![*] - Но мальчик не понимал по-испански и смотрел на него широко открытыми голубыми глазами. Тогда Рейнер рассмеялся как дурачок и взял Жизель за руку, поняв, что выпустил ее из камеры, но не узнал в зареве пожара. - Viens avec moi... ce fini maintenant...[*] В районе аэропорта не умолкала стрельба. Отряд примерно в двести человек окопался за баррикадой из кусков бетонного забора, увитого колючей проволокой, и угнанных из города машин. Он состоял в основном из полицейских, к которым присоединилась горстка армейских офицеров. Рейнер прорвал один ряд проволочного заграждения, подал машину назад и предпринял еще одну попытку пробиться к аэропорту, когда со стороны баррикады раздался залп. Стреляли просто потому, что машина была черной и не имела номеров: он взял ее в гараже Каса-Роха. Стекло разлетелось вдребезги, и Рейнер велел Жизели лечь на пол между сиденьями. Они свернули и подъехали к главному зданию с другой стороны, кренясь набок, со спущенными задними шинами и скрежещущими по гудрону металлическими дисками. Служащие аэропорта оставили свои места и бродили по главному залу, не понимая, что происходит. Приехавшая на грузовике группа повстанцев заняла ключевые точки здания и поставила на контрольной вышке пулемет, нацелив его на вход. Рейнер бросил потрепанную полицейскую машину и провел Жизель через помещение таможни. Экипаж одного из лайнеров пытался успокоить группу из пятидесяти пассажиров, собравшихся у бюро Т.О.А. Когда от баррикады доносились нестройные звуки выстрелов, с крыши начинали сыпаться осколки стекла Какой-то смельчак объявил по громкоговорителю, что опасности нет и что рейс номер двести три состоится при первой возможности, но его слова заглушил треск выстрелов. - Где капитан корабля? Пассажиры пытались протиснуться в бюро, как будто там было безопаснее. Стоявший за стойкой суперинтендант жестами велел им выйти наружу. - Где капитан? Пекинес вырвался из рук хозяйки и пустился наутек, полумертвый от страха. Женщина побежала за ним, скользя на битом стекле. Из толпы вышел некто, облаченный в форму Т.О.А. - Кто вы? - Вы пилот борта номер двести три? - Да... - Я начальник лондонского отделения. Принимаю руководство на себя. Вы заправились? - Да, но мы ждем разрешения... - К черту разрешение! Взлетайте! - Он начал собирать пассажиров, затем поймал стюарда и велел вести их к выходу на летное поле. Тем временем капитан корабля пытался выяснить, имеет ли Рейнер право дать такую команду. - Послушайте, дальше будет еще хуже. Революция в разгаре. Я приказываю вам взлететь, пока дорожка еще освещена. Среди ваших пассажиров есть граждане Великобритании - дайте им возможность поскорее унести отсюда ноги! Люди сбились в кучку и заторопились к выходу. Рейнер быстро провел Жизель через вращающиеся двери вслед за остальными. Ее лицо было очень бледным, но голос вновь обрел уверенность. - Ты полетишь с