, и телевизор на полную громкость. Каждый день! А если уж совсем невмоготу, то хотя бы через день. Заметила? Я не каждый день смотрю телевизор из-за этого... Он еще что-то говорил, но я уже не слушала, поспешив к себе наверх. Мне совершенно необходимо было побыть в тишине и спокойствии, чтобы как следует все обдумать. И решить проблему: должна ли я проклинать судьбу за то, что влипла в аферу Мацеяков с ее уголовными и нравственными аспектами, или, наоборот, благословлять, ибо только благодаря ей стала прогуливаться по скверику. Не знаю почему, но, кажется, я склонна была выбрать второй вариант. Телефон зазвонил под вечер. Телефонный звонок в этом доме раздавался очень редко и поэтому вызвал в наших рядах настоящую панику. Мы с мужем, как дед и баба в детской игрушке, поочередно наклонялись над аппаратом, не решаясь поднять трубку, и всполошенно гадали, кто бы это мог звонить. Естественно, первой сдалась я. -- Это ты, Басенька? -- раздался ласковый конспиративный голос. -Узнаешь меня? Да, я, Стефан Паляновский. Трубка лишь потому не вывалилась у меня из руки, что я ее судорожно сжала. Голос я узнала по первому же звуку и подумала -- опять неприятности. Или пан Паляновский забыл о подмене и принимает меня за настоящую Басеньку, или прекрасно все помнит, но уже должна была произойти обратная замена, Басенька должна была возвратиться домой, но не возвратилась, меня не предупредили, мистификация окончилась, а возвращающуюся домой Басеньку где-то по дороге пристукнули, о чем ее воздыхатель не знает. Или ее перехватил капитан, о чем тоже больше никто не знает... -- Да, это я, -- неуверенно ответила я. -- Как живешь, кохана? Я так о тебе беспокоюсь. Звоню я из Быдгоща, ухе скоро вернусь. Ты одна? Мужа нет поблизости, ты можешь говорить? -- Могу, его нет поблизости, -- ответила я, плечом оттеснив муха, который пытался приложить ухо к телефонной трубке, уж очень ему хотелось знать, кто звонит. Интересно все-таки, за кого меня принимает Стефан Паляновский? А тот все не унимался: -- Как твои дела, мое сокровище? Почему у тебя такой грустный голосок? Какие-нибудь неприятности? Скажи мне, поделись... Особый упор на слове "неприятности" расставил все по своим местам. Пан Паляновский не сошел с ума и не забыл о мистификации, со своей Басенькой он меня не путает, а говорит именно со мной и именно от меня хочет знать, все ли тут в порядке. Невинные же вопросы и нежный щебет предназначены для нежелательных подслушивателей. Пусть думают, что Басенька в доме. -- Да нет, никаких неприятностей. Все в порядке, -- осторожно ответила я. -- Он тоже ведет себя Вполне прилично, никаких КОНФЛИКТОВ. -- Ну и слава Богу! А краны все еще тебя беспокоят? -- Какие краны? -- Ну те, что протекали, ведь ты вызывала сантехников. Они все исправили? Меня бросило в жар. Значит, за нами следят! Они увидели водопроводчиков и сразу встревожились, более того, у Стефана Паляновского возникли нехорошие подозрения, вот почему он звонит. Быстро надо что-то придумать, рассеять подозрения, причем сделать это так, чтобы он не догадался, что мы с мужем прозрели, что связались с милицией, иначе все пропало. Попытаюсь сыграть еще одну роль -- той самой Иоанны Хмелевской, которая из лучших побуждений две недели назад согласилась пойти на глупую мистификацию и сейчас ни о чем не догадывается. Вдохновение снизошло на меня как по мановению волшебной палочки, и я начала тоном обиженной примадонны: -- Откуда ты взял, что протекли краны? И вовсе это не краны. В кухне появилась лужа, и оказалось -- лопнула труба под мойкой. Пришлось менять. -- И тебе, моей маленькой птичке, пришлось заниматься этой нехорошей трубой! Бедняжка, как я тебе сочувствую! Сантехники сами пришли или ты их вызывала? Примадонна вконец разобиделась: -- Ты когда-нибудь видел сантехников, которые пришли бы по собственной инициативе? Я, сколько живу, не видела, -- тут мне вовсе не пришлось притворяться, слова прозвучали вполне искренне. -- Конечно же, твоей птичке пришлось самой их вызывать. Два раза! Представляешь, в кухне все течет и течет. Ужас! Очень мешал муж. Он смотрел на меня большими глазами с безопасного расстояния и мешал войти в образ. Пришлось сделать паузу, которую заполнил нежными словечками пан Паляновский. Кажется, относительно водопроводчиков он успокоился. -- Минутку, -- прервала я поток сердечных излияний, -- у меня тут еще одна проблема. Ты ведь знаешь мужа, он всегда старается сделать мне какую-нибудь пакость. Вот и теперь. Принесли пакет и велели ему быстро доставить, а он до сих пор этого не сделал. Противный! Хочет свалить на меня. Ну нет. не стану я в его дела вмешиваться! У пана Паляновского даже голос изменился, и он засыпал меня вопросами: -- Что ты говоришь, дорогая? Для кого пакет? Куда доставить? -- Раз они сумели отыскать сокровища барона фон Дуперштангеля и организовать их пересылку за границу... -- Барон фон... Как ты сказала? -- Я сказала: фон Дуперштангель, но не все ли равно, какой фон? Тот фриц. который собирал произведения искусства в оккупированных немцами странах, награбил их множество, но не все успел вывезти. Да тебе ведь тоже это известно. -- А да, вспомнил. Ну и что? -- -- Вот и прикинь, получается длиннющая цепочка. Кто-то разыскал сокровища, очень сомневаюсь, что Басенька, кто-то сколотил шайку, кто-то организует поступление драгоценностей в укромное место, кто-то на этой малине облепляет их глиной, кто-то перевозит, кто-то организует переброску через границу. Да мало ли еще всяких хлопот, ведь я не специалист, всего не знаю. Но думаю, вокруг этой кормушки топчется целый табун. Муж запустил в волосы обе пятерни -- так напряженно думал. И придумал. -- А тебе не кажется, что шаманом может быть именно этот барон фон Дуперштангель? -- произнес он конспиративным шепотом. -- В мою концепцию он как раз укладывается. -- Тогда ему должно быть под девяносто. А почему укладывается? -- Ну во-первых, явный преступник, тут уж, никаких сомнений, и если мы станем у него на пути, вряд ли его остановят соображения нашего здоровья. А во-вторых, не мешало бы самим его поймать, чтобы оправдаться в глазах властей. Мне все кажется, что они нас все-таки немного подозревают в соучастии. -- Разбежался! Голыми руками брать явного преступника? Дело твое, но я в нем не участвую, предпочитаю именно барона оставить милиции. -- Ну не знаю... Не слишком ли многого мы требуем от милиции? Я с интересом взглянула на него, неожиданно услышав вполне здравое рассуждение. А он продолжал рассуждать: -- Каждому хочется, чтобы все грязные дела брала на себя милиция. Чуть что- и уже вопят: "Милиция-а-а-а!" И днем и ночью. А опоздай милицейский патруль или еще какая накладка, снова поднимается крик. И в печати, и по радио только и слышишь ругань в адрес милиции. Хоть слово благодарности слышала? А вот чтобы помочь милиции, так никто не торопится. -- О какой помощи ты говоришь? -- Да обычной. Я не за то, 'чтобы люди писали доносы, но надо разграничить подлый донос и информацию о действительных преступлениях. Ведь, в конце концов, милиция же не Дух Святой, не может она сама догадываться о всяких там злоупотреблениях и преступлениях. Тот, кто знает и считает себя честным человеком, должен сказать, если что не так. Откуда им знать, если никто ничего не станет говорить? Ну что. разве я не прав? Я согласилась -- еще как прав. Мне самой такие мысли не раз приходили я голову. А сколько было случаев, когда мои знакомые с пренебрежением отзывались о сотрудниках милиции, всеми силами избегали давать показания относительно происшествий, свидетелями которых стали, чуть ли не плевали вслед патрулю, встретив его на улице, и не стеснялись после всего этого бежать именно к парням в серой форме за помощью, когда дело касалось их самих! Видимо, у мужа на душе накипело, потому что он никак не мог остановиться: -- Или взять ту же вежливость! Сколько слышишь вокруг -- милиция грубая, милиция невежливая! А откуда им быть вежливыми, если так называемые порядочные люди брезгуют с ними общаться и приходится .беднягам вращаться среди всяких подонков? Откуда набраться хороших манер? Или вот... Я прервала этот бесконечный гимн нашей славной милиции: -- Ничего подобного! На грубость милиции жалуются те, кто сам невоспитанный и грубый или милиция им чем насолила. По личному опыту знаю. Сколько раз приходилось мне обращаться к милиционерам с самыми идиотскими просьбами, и ни разу меня ни один к черту не послал! Это же какое ангельское терпение надо иметь, чтобы хоть выслушать и попытаться понять, чего хочет от них эта взбалмошная баба? Правда, хотела я самых правильных вещей, но ведь пока разберешься!.. Хотя, должна признаться, один раз встретился мне грубиян в отделении милиции и послал куда подальше, и как раз тогда, когда лично мне от милиции ничего не надо было, а наоборот, я хотела оказать им большую услугу. Но так уж устроена жизнь. Моя мамочка только раз в жизни порола меня и именно тогда, когда я ни в чем не была виновата. Вот так! Ошейником. Ошейник сбил мужа с толку, он сразу забыл, о чем говорил. -- А почему именно ошейником? -- Потому что оказался под рукой. -- А какой? -- Что какой? -- Какой собаки ошейник? -- Какая тебе разница? Ну пастушьей овчарки. О Господи, оставь собаку в покое, мы же говорили о свиньях! По лицу мужа было видно, что он пытается представить себе свинью в ошейнике. Потом он энергично тряхнул головой, отгоняя и свинью, и ошейник, и вернулся к своим дифирамбам: -- Вот и я говорю. Одно дело -- донос, и совсем другое -- честная помощь порядочных людей. Так ты роняла? Я против доносов, но за помощь. А ты? Я была всецело "за", но проблема оказалась настолько серьезной, что разговоров хватило на полночи, тем более, что ничего конкретного предложить любимой милиции мы не могли. Решили ждать дальнейшего развития событий. Стефан Паляновский вновь проявился по телефону на следующий день. Я корила себя -- полночи проболтали на отвлеченные темы, а не догадались обсудить конкретные шаги на самое ближайшее время. -- Рыбонька моя, -- начал нежный любовник, -- ты же знаешь, как беспокоит меня твое ценное .здоровьечко. Душа изболелась из-за всех гадостей, которые устраивает тебе этот подлый человек. Вот и теперь еще этот пакет, вечно мозолит глаза, действует на нервы моему сокровищу дорогому. Так ведь? Я нерешительно поотвердила, что да, действует, хотя и не была уверена, правильно ли поступаю. -- Так зачем же тебе так мучиться? -продолжал заботливый хахаль. -- Раз этот подлец поступает тебе назло, убери ты пакет с глаз долой, чтобы не раздражал. Ну например, отнеси его в мастерскую. Да, кстати, там по-прежнему этот невыносимый запах? О чем это он? Я молчала, не зная, что ответить, а Стефан Паляновский продолжал щебетать, явно пытаясь мне окольными путями что-то втолковать: -- Я так переживаю за тебя, моя драгоценная, не хочу, чтобы у тебя головка разболелась. От красок всегда неприятный запах, а уж если глазки щиплет, то тебе никак нельзя там работать! Заставляют мою бедненькую... А ты и мучаешься, Так ведь? . -- Не знаю, -- неуверенно ответила я, не понимая, к чему он клонит. -- Последнее время вроде ничего не чувствую. -- Потому что притерпелась, бедняжка, притерпелась! -- настаивал этот конспиратор, чтоб ему пусто было! -- А это уже никуда не годится, так и заболеть нетрудно. Обещай мне, моя любимая, как следует проветривать помещение, раз уж тебе необходимо там работать. А лучше всего оставляй приоткрытым окно, пусть за ночь как следует проветрится комната. Вот в чем, оказывается, дело! Действительно трогательная забота, но не о здоровье драгоценной Басеньки. Пожалуйста! Могу пооткрывать настежь вообще все окна и двери в их доме, но за последствия не ручаюсь. -- Хорошо, -- капризно протянула я, -- но мне страшно! А вдруг кто влезет в окно? Был тут уже один ворюга... ' -- Что?! -- Не что, а кто, вор, взломщик, откуда я знаю, кто именно? Ночью влез в окно. -- Ты мне ничего об этом не говорила! -- Ну так сейчас говорю. Пан Паляновский жутко разнервничался. Из этого я сделала вывод, что взломщик действовал независимо от него, так сказать, по собственной инициативе. Возлюбленный буквально засыпал меня градом торопливых, беспорядочных вопросов. Мне пришлось в подробностях восстановить все обстоятельства той страшной ночи и по нескольку раз заверить встревоженного Ромео, что моему драгоценному здоровью не нанесено ни малейшего ущерба и что в милицию я не обращалась. Я проявила ангельское терпение и с покорностью выслушала идиотские советы о том, как впредь избегать опасных для здоровья потрясений, а также кучу заверений в его неземной любви ко мне. Я понимала, в создавшейся ситуации Стефану Паляновскому будет очень трудно накормить волков и сохранить овец, но надо отдать ему должное -- он с честью вышел из положения. -- А насчет окна сделаем так -- пусть остается открытым весь день. Нет, нет, у открытого окна не сиди, простудишься, открывай его, лишь уходя из мастерской, и пусть до позднего вечера остается открытым, а на ночь обязательно запирай. А если твой тиран воспротивится, не слушай его, любовь моя! Я обещала сделать так, как он посоветовал, и на этом разговор закончился. Я тут же позвонила капитану: -- Шаманский пакет планируют похитить. Время точно не установлено. Любовник велел отнести его в мастерскую и оставить открытым окно. Что делать? -- Отнести и открыть окно. -- А когда за ним придут -- поднять крик? -- Ни в коем случае! Пани должна быть слепой. глухой и глупой. И ваш муж тоже. В случае чего -- звоните, но так, чтобы вас не было видно. Вот сейчас прекрасно видно в окно, как вы говорите по телефону. Перепуганная, я сократила разговор, поставила телефон на пол и проинструктировала мужа, как ему следует себя вести. События развивались в хорошем темпе, того и гляди может начаться такое! Наверняка в предвкушении грядущих сенсаций я бы пренебрегла своими ежедневными обязанностями, если бы лично не была в них заангажирована. Я все более склонялась к мысли, что плод моего воображения каким-то боком причастен к тому, что происходит вокруг меня, и через него обязательно что-нибудь со мной приключится. Ясное дело, что-то неприятное, разве может быть по-другому? Плод моей фантазии уже прогуливался по скверику. -- Очень прошу вас, не позже, чем через час, прогоните меня домой, -сказала я вместо приветствия. -- Боюсь, у меня самой не хватит для этого силы воли, а вернуться мне надо во что бы то ни стало. -- Не слишком ли много вы от меня требуете? -- мягко возразил он. -Вас ждет что-то неприятное, а я должен этому содействовать. -- Напротив, меня ждет нечто безумно интересное, и оно предусмотрено рамками моих теперешних обязанностей. По правде говоря, сегодня мне бы вовсе нс следовало приходить сюда. -- Так зачем же вы пришли?" -- Из-за вас. Все время чего-то жду от вас. Не спрашивайте чего, я и сама не знаю, только это будет ни на что не похоже, вот любопытство меня и пригнало. -- Ох, боюсь, не удастся мне оправдать ваши ожидания, я как-то ничего необычного не планирую. А кроме того, проше пани, вы очень странно высказались. Будто бы теперешние ваши обязанности отличаются от того, чем вы обычно занимаетесь. Отсюда вывод, что они какие-то особенные и вскоре закончатся... Что он мне голову морочит? Ну потеряла я ее, сознаюсь, но не до такой же степени, чтобы не отдавать себе отчета в том, что именно я говорю. Ничего подобного я ему не сказала. Значит, сам придумал. А придумать такое ни с того ни с сего просто невозможно. Значит... -- На вид вы такой респектабельный, внушаете доверие, а вот на слух... На слух от вас одно беспокойство. Если окажется, что вы меня обманываете, посягаете на мое здоровье и саму жизнь, действуете мне во вред... Подождав, чем я закончу полные укора претензии, и не дождавшись, блондин спокойно возразил: -- С какой стати я должен посягать на вашу жизнь или действовать вам во вред? Какие у вас основания так полагать? -- Очень веские! Иногда вы роняете такие замечания, будто знаете обо мне абсолютно все, и кроме того... -- Может, и знаю. -- Но откуда? -- Простите, я не дал вам докончить. С трудом восстановив в памяти прерванную фразу, я докончила: -- И кроме того, ваши прогулки по этому паршивому скверику чрезвычайно подозрительны. Согласитесь, это не самое лучшее место на свете. Так какого черта вы теряете тут свое драгоценное время? Поневоле приходят в голову всякие такие мысли... -- Какие же? -- Ну например, что вы за мной следите, что хотите, завоевав мое доверие, выпытать у меня какие-то тайны, да мало ли что еще! Не желая и на этот раз прервать мои недоконченные фразы, блондин довольно долго ждал, не скажу ли я еще что-нибудь, но никакие другие предположения мне в голову не приходили. Тогда он выдвинул свое: -- А еще я мог бы охранять вас, так сказать, проявить заботу о вашей безопасности. -- Не вижу причины. Во-первых, мне ничто не угрожает... -- Сами себе противоречите, сударыня. Коль скоро опасаетесь с моей стороны таких пакостей, значит, можете их ожидать и от других, значит, существует реальная опасность... -- А может, у меня просто мания преследования? Может, никакой реальной... Постойте, как вы сказали? Знаете обо мне все и охраняете меня? Объяснитесь, милостивый государь. -- Я только высказал предположение. Представил одну из причин, в силу которой здесь нахожусь. Пожалуйста, вот и вторая: мне нравится ваше общество, беседовать с вами -- ни с чем не сравнимое удовольствие. И ничего подозрительного в этом нет. -- Напротив, подозрительно абсолютно все! Ведь вы говорите сплошными загадками. Мои теперешние обязанности и в самом деле закончатся через два дня, а вы ведете себя так, будто знаете, в чем они заключаются. -- Может, и знаю. -- В таком случае одно из двух: либо вы союзник, либо вы враг. А поскольку ничего прямо не говорите, ходите вокруг да около, значит, вы не союзник. -Но и не обязательно враг. Я могу быть нейтральным. -- Не представляю, как это возможно, но, даже если и так, все равно с вашей стороны некрасиво морочить мне голову. Так вы знаете все или не знаете? -- Допустим, знаю. Я испытующе взглянула на блондина, но по его лицу ничего нельзя было понять. Вернее, на лице выражалось прямо-таки наслаждение от нашей словесной пикировки. Не похоже, чтобы в глубине души он обдумывал детали моего злодейского убийства. Разговор возобновила я, выпалив, естественно, совсем не то, что собиралась: -- Как получилось, что за все время нашего знакомства вы так и не узнали моего имени? -- Ведь вы не любите говорить неправду, сами мне сказали, так что подожду. Осталось немного, каких-то дня два-три... Это не было намеком, это не было случайным совпадением, это прозвучало совершенно однозначно. Знает, совершенно точно! Кто же он такой? В голове клубилось миллиона три различных предположений, из которых выделилось несколько более-менее разумных. Будь блондин членом преступной шайки, милиция знала бы о нем и предупредила меня. Будь он сотрудником милиции, мое появление у полковника не произвело бы впечатления разорвавшейся бомбы, ибо блондин давно знает, что я не Басенька. И первое отпадает, и второе. Кто же он такой? Ну плод моей фантазии, это понятно. А кто еще? Какой-то мальчик бежал по аллейке. Остановившись, он спросил, который час. Это напомнило мне о необходимости возвращаться, и мы распрощались. Муж дома уже весь извелся от ожидания. Ясно, у него был припасен очередной сюрприз. -- Слушай, -- набросился он на меня уже в дверях, -- приходил тут один тип. С чемоданом, ну я и спросил, не за пакетом ли он пришел. Наверное, не надо было спрашивать, но как-то само вырвалось. . Тот удивился -- "какой такой пакет?". И спросил, где наша собачка. Оказывается, он из собачьей инспекции. Кто-то им донес, что мы держим таксу, а налога не платим. Ты не знаешь, у Мацеяков была такса? Зная по опыту, что дома меня обязательно одолеют проблемы Мацеяковой аферы, я попыталась по дороге перестроиться и встретить их во всеоружии, но таксы уж никак не ожидала. -- Даже если и была, я об этом ничего не знаю. И вообще, что за манера у самого входа набрасываться на человека с собаками? Дай мне раздеться и расскажи все толком. Что за человек, с каким чемоданом? -- Большим, шаман бы как раз поместился. Потому я и подумал, что он за пакетом. Но это еще не все! Отгадай, что было дальше! -- Откуда же мне знать? -- Знаешь, что он сделал, выйдя из дома? Согнулся! Такой ужас прозвучал в голосе мужа, что мне тоже стало страшно. -- Как согнулся? Что ты хочешь сказать? -- Согнулся весь под тяжестью чемодана, будто тащит его с трудом. А я готов поклясться, что чемодан у него пустой! Здесь он им размахивал, у нас ничего в чемодан не загрузил, да я его дальше прихожей и не пустил. Правда, на всякий случай потом заглянул в мастерскую -- шаманский сверток лежит, как и лежал. А этот собачник весь перекосился на один бок, будто с трудом волочет чемодан. Как думаешь, с чего ото? Тут и думать нечего, все ясно как Божий день. -- Звонил капитану? -- быстро спросила я. -- Как я мог звонить, если ты все телефоны с собой унесла? -- обиделся муж. -- Я и сам сообразил -- надо позвонить на всякий случай, кинулся, а телефонов нет! Вот и сижу как дурак, жду, пока ты соизволишь со своих променадов вернуться. -- Стой на страже и наблюдай в окно, не идет ли еще кто! -- бросила я ему и кинулась на колени перед телефоном. Капитан проявил большой интерес к происшествию, тем самым подтвердив мои предположения. Он приказал временно воздержаться от выдачи пакета и не терять его из виду. Распоряжение остается в силе до тех пор, пока он лично его не отменит. Мне не надо было разъяснять суть этого распоряжения. -- Иди и сторожи пакет! -- велела я мужу. -- Отвечаешь за него головой, так что лучше всего сядь на него и сиди. Какой же эти шаманы непонятный народ, столько из-за них нервотрепки! Иди же, чего ждешь? Муж приник к окну. -- Вот еще один идет, -- отрапортовал он. -- До чего колоритный, ну прямо довоенный старьевщик! -- Приму его я, а ты марш сторожить сокровища! Открыв дверь, я увидела очень грязного оборванца. Вот сейчас он потребует пакет, а я не придумала, под каким предлогом его не выдавать. -- Покупаю макулатуру, -- мрачно известил меня оборванец.--Старые газеты и все такое прочее. Имеете? Настроившись на яростную борьбу за шаманские сокровища, я не сразу отреагировала. К тому же оборванец был уж слишком настоящим, не похожим на переодетого бандита. -- Не имею, -- наконец ответила я. Не буду же я в самом деде распродавать чужое имущество! Старьевщик проявил настойчивость: -- А бутылки? Старая одежда? -- Нет ничего. -- Э-э! Наверняка что-нибудь найдется. Нет такого дома, чтобы не завалялось чего ненужного. Может, битое стекло? -- Битого нет. И вообще, ненужных вещей нет. -- Даже мусора? -- угрожающе произнес оборванец. Стало ясно, он так просто не уйдет. Если вопрос поставлен ребром -- мусор или жизнь, отдам мусор. Да и желательно поскорее избавиться от настырного просителя, каждую минуту ведь может позвонить капитан. -- Так и быть, продам вам мусор. Во что вы его возьмете? Из-за пазухи оборванец вытащил упаковочную бумагу и бечевку. Решив ничему не удивляться, я принесла из кухни ведро с мусором, а из комнат две полные окурков пепельницы и засохший укроп в банке из-под горчицы. Оборванец был очень доволен и даже похвалил меня. Расстелив лист бумаги, он высыпал на нее весь мусор, накрыл другим листом, ловко и быстро сделал из этого пакет, напоминающий формой и размером шаманский, обвязал его бечевкой, вручил мне два злотых и, слава Богу, ушел. Известив капитана о втором визитере, я отправилась посмотреть, как дела у мужа. Он послушно сидел на проклятом свертке. Волосы взъерошены, на лице решимость. -- Не волнуйся, -- грубым голосом сказал муж. -- Украдут только через мой труп. Не знаю, что уж они там нареставрировали, тяжеленное, холера, как и было. Можешь идти, я уж постерегу. Если что и пропадет, так не по моей вине. Я не разбираюсь в произведениях искусства, я не разбираюсь в контрабандных шайках, я не привык к такой жизни, я ничего не понимаю, и надоело мне это все до чертиков! Оставив мужа в мрачной ипохондрии, я поднялась наверх. Минут через двадцать позвонил капитан и велел снять часового. Не успела я извлечь мужа из мастерской, как опять зазвонил телефон. Мы оба рванулись к нему. Трубку сняла я. На этот раз звонил не капитан, а пан Паляновский. Да, нелегкое дело помогать милиции в ее работе! -- Рыбонька! -- железным голосом произнес нежный возлюбленный. -- С кем это ты встречаешься на прогулках? Я ведь ревнив, ты знаешь! Басенька отозвалась капризным голоском: -- Нашел к кому ревновать! Да я его совсем не знаю. Он тоже гуляет, ну мы и перекидываемся иногда словечком-другим. -- Будь осторожна, мое сокровище. Ты ведь знаешь, какие бывают мужчины. Скажешь ему пару слов о себе, а он уже и возомнит. Он не пристает к тебе? -- Вот еще! Да я ему ничего и не говорила, он даже не знает, как меня зовут. -- А ты уверена в этом, дорогая? А то ведь есть такие нахальные, еще домой к тебе заявится. Ты скажи, если он слишком навязчив... -- Да нет же! Здравствуйте, до свиданья -- вот и все. Мной совсем не интересуется. Я им тоже. Навязчивость проявлял Стефан Паляновский: -А он не предлагал проводить тебя до дому? Может, без разрешения шел за тобой? Скажи мне правду, моя драгоценная, я так о тебе беспокоюсь! Поскольку последняя фраза была чистой правдой, она и прозвучали предельно искренне. В голосе Стефана Паляновского действительно чувствовалась озабоченность, и Басеньке нелегко было рассеять его подозрения. -- Тебе этот подонок звонит, как нанятый, а мне Мацеяк хоть бы раз звякнул, -- обиженно заявил муж после окончания разговора. -- Как воды в рот набрал! -- Так Мацеяк ведь не влюблен в тебя, чего придираешься? -- успокоила я его. -- К тому же официально Мацеяк -- это ты сам, интересно, как ты себе представляешь разговор между вами? Сам себе звонишь, что ли? А они ведь должны считаться с опас. ностью прослушивания их телефонных разговоров. -- Как все сложно, я совсем запутался! А ты думаешь, их действительно подслушивают? -- Ясно, слушают. Представляю, какая это потеха для капитана. -- Ну вот теперь я начинаю немного понимать. Если они делают вид, что мы -- это Мацеяки, то тебе мажет звонить истосковавшийся хахаль, а мне и в самом деле кто? Значит, связь они держат только через тебя. -- Вот видишь, какой ты умный, стоит немножко подумать. Все правильно понял. Еще немного, и сам сможешь любую аферу провернуть! -- Так и разбежался! Делать мне больше нечего! И все-таки я не до конца разобрался во всей этой свистопляске вокруг шаманского пакета. Чего они тут приходят один за другим, а я на нем сидеть должен? -- Дураку же ясно! Ох, извини. Шаман -- человек солидный, осторожный, догадывается, что милиция может присматривать за его сокровищами. Возможно, даже свой пост установила, и не в одном лице, а в двух, И видишь, какие номера откалывает этот священнослужитель! Посылает одного из своих людей, тот выходит с большим свертком... Нет, первый выходит с большим чемоданом, в который свободно поместится шаманское сокровище, и аж сгибается под его тяжестью, ты сам удивлялся. За ним последует один из милицейских наблюдателей. Но второй остается на посту! Поэтому командируется оборванец, выходит со свертком -- точь-в-точь пакет шамана, за ним снимается с поста последний страж. Путь свободен! Придет третий, а за ним уже некому следить. Капитан все это сообразил, вот почему велел нам стеречь это барахло, пока не подтянутся его люди. Думаю, уже подтянулись... -- Надо же, всю свою стратегию милиция тебе расписала! Верят, значит? -- С ума сошел? О своих оперативных планах у них не принято посторонним рассказывать. Это опять только мои догадки. Даже если бы я стала их выпытывать, словечка бы мне не сказали. У них препротивная манера вести себя -- ни да ни нет, улыбаются многозначительно, смотрят на тебя, как на пустое место, и вроде бы не отфутболивают, но все равно чувствуешь себя дура дурой. Уж я-то знаю, имела с ними дело, и теперь ни о чем не расспрашиваю. Мне мои нервы дороже. -- Значит, если я тебя правильно понял, сейчас должен прийти третий, и это будет уже настоящий? Но какого черта нам пришлось отнести сверток в мастерскую? -- Сама не знаю, на всякий случай, наверное... В соответствии с инструкциями капитана мы сидели в кухне, во всех комнатах погасив свет. Третий посланец задерживаются, черт бы его побрал, и заставлял нас нервничать. Вот уже половина одиннадцатого, а его все нет. Оставив гореть свет в кухне, мы с мужем перешли в гостиную и, сидя впотьмах, гадали, что такое могло приключиться с третьим гонцом. При этом чутко прислушивались, не донесется ли какой подозрительный звук из мастерской, ведь к делу могла подключиться и конкурирующая фирма. Тот самый вор-взломщик вполне мог быть их разведчиком, а теперь, глядишь, подтянутся основные силы. Не исключено, мы еще станем свидетелями сведения счетов двух мафиозных кланов. Машина подъехала к дому в тот момент, когда я налила себе свежезаваренного чаю. Мы с мужем одновременно бросились к окну в темной комнате. Из черного "фиата" вылезла какая-то черная фигура. -- Идет сюда, -- конспиративным шепотом сообщил муж, хотя я и сама прекрасно видела. -- Может, хоть этот заберет контрабанду? Черная фигура оказалась мужчиной, который не торопясь направился по дорожке к дому. Подойдя к двери, он постоял, огляделся и наконец позвонил. Хоть мы с мужем и ждали звонка, оба подскочили так, будто тот не позвонил, а подорвал дверь петардой. Нервным галопом муж помчался открывать. Я зажгла свет в холле и остановилась на пороге кухни. Прибывший оказался невероятно старосветским господином -- ну прямо со страниц довоенных журналов: пальто в талию, самый настоящий цилиндр, зонтик с изогиутой ручкой и, клянусь, белые гетры! Не снимая темных очков, но сняв цилиндр и заметая им поя, поздний гость раскланялся с допотопной грацией. -- Прошу извинить меня за столь поздний визит, -- произнесла каким-то странным скрипучим дискантом эта музейная реликвия. -- Разрешите представиться, моя фамилия Шаман. Если не ошибаюсь, милостивая государыня и милостивый государь, в вашем распоряжении оказалась передача для меня. Назовись он бароном фон Дуцерштангелем, мы были бы менее поражены. Поскольку муж вконец обалдел и потерял дар речи, говорить пришлось мне. -- Вы не ошибаетесь, в нашем распоряжении действительно имеется пакет для вас. Мы рады, что вы пришли, так как не знали, куда его доставить, а он вроде бы срочный... -- Не так чтобы очень, не так чтобы очень, -- проскрипел господин, опять подметая пол цилиндром и зачем-то еще размахивая зонтиком. -Отправитель несколько преувеличил. От моего толчка в бок муж очнулся. -- Сейчас принесу пакет, -- заторопился он и бросился к двери, ведущей в мастерскую. С неожиданной в его возрасте реакцией прибывший перехватил его, преградив путь цилиндром, причем, готова поклясться, собирался зацепить ручкой зонтика за ногу. -- Не торопитесь, милостивый государь, не извольте спешить, успеется. Мне бы хотелось сначала принести свои глубочайшие извинения за причиненные вам с супругой хлопоты и неудобства, а также выразить самую горячую признательность за оказанную услугу. Встретить в наше суровое время сталь обязательных и услужливых людей -- чрезвычайная редкость, чрезвычайная редкость. Общение с такими людьми доставляет истинное наслаждение, и я должен благодарить судьбу за то, что она даровала мне это наслаждение. Поверьте, я в отчаянии, ибо пришлось злоупотребить вашей добротой, и чувствую себя так неловко, так неловко. Нет, нет, не возражайте, я знаю, что злоупотребил! И невзирая на это, хотелось бы тем не менее питать надежду, самую скромную надежду на то, что такие милые и доброжелательные люди не станут уж слишком сердиться на меня? Скрипучий монотонный дискант изливался на нас непрерывным потоком, приостановить который не было никакой возможности, и мы с мужем покорно и ошеломленно внимали. Но вот он задал вопрос, и, воспользовавшись паузой, мы в один голос заверили гостя, что не станем. Старосветский господин в ответ на это принялся сгибаться в поклонах, как гибкая березка под ураганным ветром. При этом он по-прежнему размахивал зонтиком и цилиндром, ногами выделывал танцевальные па и топтался по комнате, очень напоминая самозабвенно воркующего голубя. Муж сделал попытку опять сбегать за его имуществом, но тот еще не кончил. -- Смею ли я просить извинения за столь поздний визит? -- допытывался скрипучий господин и, не давая ответить, скрипел дальше; -- Я лишь сегодня вернулся из довольно длительного путешествия и, желая как можно скорее избавить вас от, несомненно, обременительной тяготы, ценя каждую минуту вашего драгоценного времени, тут же поспешил явиться за пакетом. Тем более огорчает меня вынужденная необходимость быть назойливым... Во мне постепенно зарождалось ужасное предположение, что теперь до конца жизни нам не избавиться не только от пакета, который по крайней мере лежал тихо, но и от его хозяина, выключить которого нет никакой возможности. Первоначальное остолбенение на лице мужа сменилось сначала чемто вроде восхищения, которое постепенно перешло в ужас, и теперь он наверняка порывался сбегать за пакетом лишь для того, чтобы разбить его о голову этого извергающегося вулкана вежливости. А тот извергают, тьфу, расточают свои любезности со все возрастающим энтузиазмом, сопровождая их гимнастическими упражнениями. -- Итак, если уважаемая пани и пан будут настолько любезны, что разрешат мне снять эту тяжесть с их плеч, я сделаю это сегодня же, преисполненный благодарности. Разрешено ли мне будет надеяться, что тяжесть сия не слишком вас обременяла? -- Нет! -- буркнул муж. И спохватившись, что может быть неправильно понят, добавил: -- Не слишком! -- Дозволено ли мне также надеяться, -- не унимался гость, -- что мой сверток все время находился в стенах вашего гостеприимного дома? Не случилось ли так, что он покидал эти стены и оказался под воздействием атмосферных осадков? Разумеется, с моей стороны бестактно надеяться на проявление какого-либо особого отношения к моему имуществу... -- Не оказался!!! -- Ибо, окажись он под их воздействием, его содержимое могло бы в некоторой степени пострадать... Он скрипел и скрипел, а я переключилась на нечто более приятное, представив себе рыцаря и брюхастую деву в подтеках размазанной от дождя краски. Муж не догадался переключиться на что-нибудь успокаивающее и не выдержал. Дико блеснув очками, он издал какой-то сдавленный стон и большими прыжками помчался по лестнице вниз, в мастерскую. Развернувшись в ту сторону, гость продолжал раскланиваться, изображая на лице неземное блаженство. Если он и не собирался забрать от нас свое имущество, то все равно не смог бы этого сделать, ибо муж с такой силой впихнул ему в руки пакет, что тот наверняка свалился бы на ноги гостю, не схвати он его в объятия. Теперь ему ничего не оставалось, как удалиться, что он и сделал, ухитряясь при этом приседать не только от тяжести пакета, но и из соображений старосветской вежливости, продолжая рассыпаться в благодарностях. Но вот уже в дверях он последний раз поклонился и вышел, блеснув белыми гетрами. Дверь за ним захлопнулась. -- Ушел, -- прошептал муж. не веря своему счастью. -А я уж думал, нам от них до смерти не избавиться. Так вот какие бывают шаманы! Откуда такой взялся? Из паноптикума? Силой оторвав его от окна и затащив в угол, я спросила: -- Слушай, а ты там ничего не заметил? У мужа перед глазами все еще стоял отъезжающий черный "фиат". -- Где? -- Да в мастерской же! Понадобилось какое-то время, чтобы муж осознал смысл моего вопроса. -- А чего там замечать? Вроде бы... Погоди, ты туда не заходила? -- Думай, что говоришь! Ведь мы все время вместе сидели на кухне. -- Да разве я могу думать, когда тут всякое такое... Знаешь, он лежал не так. Я хорошо помню, что пакет на стул положил, а когда прибежал за ним, он на стуле стоял. Точно! Не лежал на сиденье, а стоял, опираясь о спинку стула. Понимаешь? Сам ведь он не мог встать! Ты как думаешь? Я энергично несколько раз кивнула головой, отвечая и ему, и самой себе. -- Пакет заменили! Кто-то через окно пробрался в мастерскую, взял пакет, а на его место положил другой, поддельный. Остается надеяться, что капитан догадался прислать двух человек. И опять я пала на колени перед телефоном. Не мешало бы подложить здесь подушечку... Докладывая, я изменила мнение. Теперь мне почему-то казалось, что настоящий пакет унес Шаман, а поддельный подкидывали только для отвода глаз. Боюсь, изза этого мой рапорт получился недостаточно четким, потому что капитан потребовал к телефону мужа. Тот на четвереньках преодолел расстояние между дверью и телефоном, хотя в комнате было темно и нас не могли увидеть с улицы, и подтвердил мои показания. Не дав ему закончить, я вырвала трубку у него из руки. -- Пан капитан, а теперь что делать? Не сидеть же так просто! Вы только скажите! -- Сидеть! -- рявкнул капитан. -- Спокойно сидеть и ждать, пока заказчик вас не освободит! Согласуйте с мужем, что станете говорить. И ничего не предпринимать самой! Слышите? Ничего! Спокойной ночи! Со вздохом положив трубку, я сменила позицию и удобно села на пол, оперевшись о дверцу шкафчика и вытянув ноги. -- Кажется, оставшуюся жизнь мы проведем с тобой в качестве Мацеяков, -- сказала я мужу, который тоже удобно устроился на полу у секретера. -- Схватят шамана, арестуют Стефана Паляновского и его Басеньку, посадят настоящего пана Романа, и кто, скажи на милость, придет снять нас с поста? Договор истекает завтра, а тут ничего не ясно. Муж был полон необоснованного оптимизма. -- Главное, мы избавились от шамана и его пакости. -- радовался он. -Без них мне сразу дышать стало легче. Я подумал и решил -- пятьдесят кусков я им верну, не желаю иметь ничего общего с этими... Верну по частям, в рассрочку, хотя понятия не имею, откуда достану деньги. Может, они согласятся вычитать у меня из зарплаты... Я опять кивнула, всецело соглашаясь с ним, и немного отодвинулась, так как ручка дверцы больно впилась в спину. -- У меня зарплаты нет, но зато я еще не растратила их деньги. Правда, заплатила за ремонт машины, но верну из первого же гонорара. -- Вот мы с тобой говорим правильно, хорошо, но что толку? Надо оформить все в письменном виде. Слушай, давай напишем заявление и отдадим, кому положено. В том смысле, что добровольно отказываемся от преступных доходов, в преступлении никакого участия не принимали, с нас взятки гладки. Я хочу оставаться честным человеком, а если мы сейчас этого не сделаем, потом никто не поверит нашим благим намерениям. Айда, пошли писать! Занятые мыслями о составлении письма, мы совершенно не сообразили, что можно зажечь свет, и долго пробирались ощупью в темноте, налетая на мебель. Зажгли свет, и сразу просветлело в головах, письмо написали быстро и оба торжественно подписали. Решили завтра же отправить по почте. -- Не думай, что все это так просто и быстро закончится, -- пригасила я глупый оптимизм мужа, накрывая машинку чехлом. -- Самое плохое только начинается. -- Ты о чем? -- забеспокоился муж. -- Что может быть еще хуже? Я и представить не могу. -- А ты представь, что встречаешься в укромном месте с Мацеяком для очередного преображения и . он интересуется, с чего это ты так сдружился с женой и почему не скрыл от нее, что ничего о шамане не знаешь? А может, она чего-то заподозрила? Что ты ему на это ответишь? Муж поглядел на меня, как на Горгону, которая до сих пор скрывалась под маской голубки. Он побледнел, а обе руки сами собой вцепились в шевелюру. А я безжалостно продолжала: -- И еще станет тебя расспрашивать о сантехниках, зачем пришли и где у нас в доме труба лопнула. Муж тихо застонал. -- Учти, дорогой, я не пугаю тебя, просто капитан велел нам с тобой как следует продумать, что мы станем отвечать, когда каждого в отдельности примутся расспрашивать, как нам тут жилось. Паршивый шаман на нас наябедничает, уж это точно, им покажется подозрительным, что мы вместе его принимали. Так что давай-ка вместе подумаем и хорошенько запомним, как станем выкручиваться. Муж перестал терзать волосы и немного успокоился, даже принялся приводить в порядок бумаги. -- Пойди-ка свари кофе, -- распорядился он. -- Ну что ты за баба, обязательно выскакивать со своими сенсационными заявлениями именно среди ночи! Пожалуй, я так и не женюсь, хотя уже подумывал... " Рано утром на следующий день нас посетил капитан собственной персоной. Поскольку он прибыл под видом электромонтера (кстати, в рабочем комбинезоне он выглядел намного симпатичнее, чем в милицейском мундире), принимать его пришлось в холле у счетчика, так что мы с мужем были вынуждены примоститься на ступеньках лестницы. Сегодня настроение у капитана было несравненно лучше, чем вчера. И с нами он обращался совсем по-другому. Начал с декларации: -- Уважаемые господа! Органы милиции обращаются к вам... Но не выдержал торжественного тона и закончил по-свойски: -- Вообще-то никакие не органы, а я лично... То есть, разумеется, с согласия органов но вот какое будет предложение, а может, просьба, не знаю, что правильнее. Дело в том... Видите ли... Как правило, наше ведомство не включает в состав участников своих тайных операций посторонних лиц, но тут совершенно исключительный случай. Сейчас все объясню, прошу слушать внимательно. Есть основания полагать, что эти самые Мацеяки обратятся к вам с просьбой еще раз подменить их. -- Этого еще не хватало! -- вырвалось у мужа. Меня тоже, мягко сказать, не обрадовала подобная перспектива, но я благоразумно промолчала, поэтому неудовольствие капитана излилось только на мужа. -- Неужели вам так плохо с этой женой? -- вступился он за меня. -- Да нет, я не потому, -- неловко оправдывался тот. -- Правда, жена из нее никакая, но сама по себе она ничего. Но я больше не могу тут, я не гожусь в преступники, и вообще, с меня достаточно! Сплошные нервы, сил больше нет! И отпуск кончился. -- У тебя же осталось еще три недели, -- выдала я его с головой. -- А если они совсем совесть потеряют и запросят месяц, тогда что? Я собралась ему как следует ответить, но капитан жестом призвал нас к порядку. -- Дайте же мне договорить! В интересах милиции. чтобы преступники чувствовали себя в безопасности, это здорово облегчит нашу задачу. Конечно, и без вас мы их переловим, но на это потребуется гораздо больше времени, да и во многом осложнит все дело. С вашей же помощью... Муж опять застонал, но уже как бы сдаваясь, а капитан продолжал нас агитировать: -- Мы гарантируем, что ваше участие останется в тайне, официально вы нигде не будете фигурировать. Разумеется, вы вправе не согласиться, откровенно говоря, и уговаривать-то вас я не имею права, но уж очень мы заинтересованы в вашем содействии. -- Меня можете не агитировать, -- меланхолически заметила я. -- Обожаю принимать участие во всяких интересных авантюрах, даже если меня не приглашают. Он протестует, так объясните ему своими словами, что с юридической точки зрения мы оба выглядим достаточно подозрительными. И нам остается одно из двух: или оправдаться перед законом, или нас затаскают по судам. Ну какой судья поверит, что мы взялись за это дело исключительно по глупости? Ясно, нам инкриминируют соучастие в преступной шайке с целью извлечения нетрудовых доходов. -- Так я же написал заявление, что возвращаю свои доходы! -- Только потому и возвращаешь, что тебя застукали! -- А как же добровольная явка с повинной? Мои благие намерения? -- Можешь их себе на зиму засолить. В суде как пить дать усомнятся, была ли она такой уж добровольной. -- А отпуск... -- завыл муж, в мгновение ока изобразив себе прическу а-ля огородное пугало. Капитан успокоил его: -- Во-первых, все дело займет не больше двухтрех дней, а во-вторых, пани Хмелевская сгустила краски. Неужели мы не знаем, кого в чем подозревать? Еще раз напоминаю, ваше участие целиком и полностью добровольное, вы вправе не согласиться. -- Мы согласны, -- муж безнадежно махнул рукой. -- Пропади оно все пропадом, еще немного попритворяюсь идиотом. Итак, поставив интересы общества выше личных, мы с мужем присягнули на верность милиции до гробовой доски, после чего приступили к обсуждению технических деталей предстоящей операции. Капитан тактично не заинтересовался нашими гонорарами, без протеста принял адресованное ему письмо и в десятый раз призвал нас соблюдать максимальную осторожность, подчеркнув, что мы идем на опасное дело. При этом почему-то грозно смотрел именно на меня. -- И не забывайте, -- сказал он на прощание, -- вам нельзя друг с другом общаться, когда будете на свободе. Ведь вы друг друга не знаете! -- Само собой! -- пробурчал муж, а я обиженно добавила: -- Совершенно напрасно нам об этом напоминать, дураки мы, что ли? Капитан как-то странно взглянул на нас, с трудом удержавшись от какой-то реплики, распрощался и покинул наш дом. Близкая свобода придала другое направление мыслям. Сбросив личину Басеньки, я наконец-то смогу зажить собственной жизнью, а в ней просматривались кое-какие обнадеживающие и весьма приятные перспективы. Если бы... Если бы не пакт с милицией. Ну да ладно, об этом я подумаю после, сейчас же предстояло в самое ближайшее время общение с паном Паляновским по телефону и, увы, обратное переодевание у него в доме, что ничего приятного не сулило, но тем не менее все требовалось хорошенько продумать. Наступили томительные часы ожидания. Делать нам с мужем было нечего, он уволил помощника, так как истек срок договора с ним. Свой собственный узор я закончила, Басенькин тоже. а начинать за нее новый не хотелось. -- Интересно, как ты собираешься вынести такое из этого разбойничьего притона, -- поинтересовалась я, помогая мужу свернуть в толстый рулон плод нашей творческой фантазии. -- Ведь не станешь объяснять Мацеяку, что мы тут с тобой занимались собственными делишками. Оказывается, муж уже все продумал: -- Как только этот подонок позвонит и договорится о встрече, я сразу звоню корешу. Дескать, сейчас к нему приедет бородатый черный придурок, глухой и немой от рождения, и доставит от меня тот самый узор, о котором мы еще раньше договорились. И я по дороге подброшу ему рулон. -- Черный придурок -- это ты? -- уточнила я. -- Ясно, а кто же? -- ответил муж и вдруг разозлился. -- И вовсе не я, а Мацеяк! То есть я под видом Мацеяка. А лично я блондин. Что-то в последнее время везет мне на блондинов. Кстати, если сегодня состоится обратное перевоплощение, то вечером на встречу с моим блондином отправится Басенька. Бог знает, к чему это приведет! Надо что-то придумать, ни в коем случае нельзя допустить такого! Впрочем, появление настоящей Басеньки было чревато и другого рода последствиями. -- Слушай, -- сказала я мужу замогильным голосом, исполненная самых мрачных предчувствий. -- Нам надо придумать пароль. -- Какой еще пароль? -- вскинулся муж. -- На случай, если нас вторично попросят подежурить. Ведь может получиться так, что ангажируют лишь кого-нибудь одного, тебя или меня. И мы не разберемся, мы ли это или они. -- Не понимаю. -- Ну. представь, тебя наняли вторично, приходишь ты сюда, а тут вместо меня сидит настоящая Басенька, ты, как ни в чем не бывало, обращаешься к ней, как ко мне, -- и конец! Все раскрыто! Думаешь, они нас по головке погладят за это? Муж вскочил и забегал по комнате. -- Черт возьми, тогда нам и впрямь крышка! Как пить дать прикончат! И какого черта я ввязался в это дело? Какой леший меня дернул? Жил бы себе спокойно, так нет! Укокошат, не успеешь и глазом моргнуть! Что делать? -- Так я же говорю -- придумать пароль. -- Какой пароль? -- По возможности самый невинный. -- Разве такие бывают? Я читал: пароль, отзыв -- всегда что-нибудь этакое. А, знаю! Я вхожу и спрашиваю: "У вас продаются куры?" -- Уже было, не пойдет. И потом это некультурно. -- Значит, я вхожу и спрашиваю: "Быть или не быть?" А ты отвечаешь... -- О Господи, я же сказала -- самый что ни на 'есть невинный. Помолчи, дай подумать!.. Ну хотя бы так: ты входишь, видишь сомнительную особу, похожую на меня, но не заговариваешь с ней, а молча начинаешь барабанить пальцами по стеклу. Вот так. При этом мечтательно смотришь в окно, а не на меня. Подойдя к окну, я наглядно продемонстрировала, как это делается. Муж послушно повторил. Получилось неплохо. Он одобрил идею: -- Подходяще. А ты тоже будешь барабанить при виде сомнительного меня? -- Нет, одно и то же- скучно. Сделаем по-другому. Я вхожу, вижу подозрительного типа, похожего на тебя, снимаю туфлю и вытряхиваю из нее камушек. -- А откуда ты возьмешь камушек? Нервотрепка последних недель, похоже, сказалась-таки на его умственных способностях. Я не стала сердиться, только вздохнула: -- Камушек в натуре не потребуется, я просто сделаю вид, что его вытряхиваю. Ну хорошо, мы придумали, как избежать одной опасности, но ведь их могло быть великое множество. Ближайшее будущее изобиловало ловушками, подводными камнями и капканами на каждом шагу, и любой из этих шагов мог для нас стать последним. Муж еще был оптимистом, ибо высказал предположение, что наши патроны обвели милицию вокруг пальца, или, как он выразился, "выставили кормой к ветру", и сбежали с награбленным имуществом через зеленую границу, а нам придется сидеть тут до конца дней своих обреченными на общение друг с другом. Я же предвидела другой финал: мы попадаемся в расставленную для нас ловушку, из которой милиция извлечет лишь наши трупы, да и то в ненаилучшем состоянии. И все равно, скорее бы уж они появились, если придется ждать еще день, нервы не выдержат. Зловещие прогнозы прервал телефонный звонок. Слава Богу, это был Стефан Паляновский. -- Мое сокровище, вот и я, вот и я, -- разливался он соловьем. -- Так соскучился по тебе, что и выразить трудно! Немедленно приезжай, что бы этот изверг ни говорил! Я жду. драгоценнейшая! Прикрыв трубку рукой, я шепотом сообщила извергу, что это мой хахаль, а в трубку ответила: -- Ладно, приеду. Через полчасика. -- На своей машине, разумеется? -- На машине. -- Оденься потеплее, еще простудишься. На улице холодно. Поскольку было как раз тепло, я поняла -- мне давали понять, что нужно соответственно одеться, то есть мой наряд должен бросаться в глаза. Может, я ошибаюсь, но, кажется, пан Паляновский ни о чем не догадывался. А теперь за работу! Дел предстояло немало. Сначала я позвонила капитану, известив его о развитии событий. Рапорт был по-военному коротким, зато много времени занял разговор с владельцем мастер- . ской, где уже успели отремонтировать мою машину. Трудность заключалась в том, что приехать за ней я могла лишь после семи вечера, а мастерская работала до пяти. Помогли материальные аргументы. Затем принялась одеваться. Подобрать соответствующую одежду было очень непросто, а времени оставалось в обрез. Надеюсь, одеяние мое было достаточно безвкусным и кричащим. Наскоро попрощавшись со вздрюченным до последней степени мужем, я на хорошей скорости помчалась в "вольво" на свидание с истосковавшимся любовником. Вот его дом, вот квартира. Притормозив перед дверью, я малодушно подумала, что еще не поздно сбежать. Кто знает, что там ожидает меня? Нет, отступать я не привыкла. Собрав все силы, позвонила. За порогом никто на меня не напал, не связал, не заткнул рот. Не видать и дюжих молодчиков с револьверами в руках. Это меня немного успокоило. Стараясь не показать, что трушу, я прошла в комнату. Шляпа "ретро" моей тетки лежала на столе, а на тахте сидела Басенька в халате любовника. Казалось, так она и просидела тут все три недели. Стефан Паляновский представлял собой сущий гейзер благодарностей и заверений в признательности по гроб жизни. Среди них я не приметила и тени подозрительности. -- Вы понимаете, милостивая пани, мне пришлось позволить себе обращаться в такой интимной манере, делая вид, что я разговариваю с Басенькой. Этот мерзкий тип, ее муж, способен на все, он мог и подслушать наш разговор, а значит, расшифровать подмену. О моих же чувствах к жене он знает, нежности его не удивят, удивила бы как раз деловая манера общения. Вы не сердитесь? Разрешите сейчас принести извинения за вынужденную фамильярность и скажите, что прощаете меня! Я заверила его, что прекрасно понимаю вынужденную конспирацию и нет необходимости извиняться. На этом протокол закончился, и мы перешли к деловой части беседы. -- Вы уверены, что все прошло хорошо? -- допытывался пан Паляновский. -- У него не закралось никаких подозрений? А что там за сантехники были? И еще электромонтер? Расскажите нам, пожалуйста, обо всем поподробнее. Мне приготовили кофе, но я твердо решила не прикасаться к нему, в крайнем случае вылить себе в декольте. Небрежно размешивая сахар, я приступила к рассказу. Смысл расспросов нанимателей был ясен: им хотелось оценить ситуацию, чтобы знать, все ли в порядке. Значит, надо их успокоить. С мстительным удовлетворением выдавала я им успокаивающие подробности, черпая их из неиссякаемого кладезя моего воображения. Надеюсь, мне удалось создать достаточно убедительную картину вселенского потопа в квартире и полнейшую беспомощность водопроводчиков, которых, сами знаете, днем с огнем не найдешь, когда приспичит. Да, отыскала я их в какой-то конторе по ремонту сантехники, да разве я помню какой, обзвонила десятка два, пока нашла. Пришлось им и на следующий день приходить, коечто доделать. А электрик всего-навсего починил пробки. -- Ваш муж полнейший кретин, -- пожаловалась я Басеньке. -- Даже такой малости не способен сделать! Та легким пожатием плеч согласилась с моей оценкой, а я продолжала отчет. Вор-домушник прошел гладко, не вызвав никаких дополнительных вопросов, а вот пакет для шамана стоил мне немалых усилий. Пришлось напрячь все умственные способности, ибо расспрашивали меня с пристрастием. Особенно настойчиво любовник допытывался о реакции мужа на шамана и дотошно выспрашивал подробности разговоров с мужем на эту тему. Через полчаса таких усилий я была мокрая, как мышь под метлой, и уже не чаяла выбраться из этого разбойничьего притона. Надо переходить в наступление! -- Почему вы меня не предупредили о передаче для шамана? Естественно, я велела этому идиоту, -- (оба сразу поняли, что я говорю о муже), -- отвезти пакет по назначению, ведь, насколько я понимаю, раз мне про шамана не сказали, им занимается муж. Тот из вредности отказался и приставал ко мне два дня, чтобы отвезла пакет я. Я на него рявкнула... -- И правильно сделали, и правильно сделали! -- поспешил похвалить меня Паляновский. -- Тут наше упущение, вы уж извините, он и в самом деле не знал пана Шамана, пакетом должна была заняться Басенька, но мы не предполагали, что его доставят на той неделе, тем более, что пана Шамана не было в Варшаве. А приставал к вам, чтобы разузнать о Басенькиных деловых связях, в которые она его, естественно, не посвящает, а он делал вид перед вами, что посвящен в ее тайны и только по своему обыкновению вставляет палки в колеса, а на самом деле ничего не знал... Он путался в объяснениях, а мне очень интересно было узнать, как он выкрутится, как представит всю эту историю с пакетом, и я слушала внимательно, не сводя с него глаз и не облегчая его задачу. И чем дольше я смотрела, тем больше он запутывался, пока до меня не дошло, что веду себя неправильно. Как легковерная и легкомысленная особа, слепо верящая всему, что он мне наплел, я просто не имела права интересоваться так долго каким-то одним аспектом дела и пытаться выяснить его подноготную. Вообще это не должно меня занимать, на такие вещи я просто внимания не обращаю, никаких несуразностей не замечаю. И я сама сменила тему беседы к немалому облегчению хозяина, переключившись на случайного знакомого в скверике. -- Можете с ним раскланяться, если хотите, -- проинструктировала я Басеньку. -- Человек мне совершенно незнакомый, просто тоже гулял в том сквере, ну мы пару раз и поговорили с ним на самые нейтральные темы -- о погоде, о хулиганах. Сам он с вами не заговорит, не беспокойтесь. -- А мы уже беспокоились, что вы с ним сдружились, -- нервно рассмеялся Стефан Паляновский, -- это могло привести к осложнениям. Хотела я ему сказать, что если даже и сдружилась, то не как Басенька, а как я лично, но не стала. Вообще меня очень измотал разговор с ними, много нервов мне стоил, хотелось его поскорее закончить и уйти отсюда. Уйти, наконец, в своем собственном виде! Я взглянула на часы, и это не прошло незамеченным. -- Вы торопитесь? Мне бы не хотелось проявить бестактность, но. кажется, вы чем-то взволнованы? Может, еще что-нибудь случилось, о чем вы нам не сказали? -- Что-нибудь случится, если сюда заявится муж и станет скандалить! -раздраженно ответила я. -- Меня удивляет, что вы так легкомысленно относитесь к этому. Впрочем, вы как хотите, дело ваше, но лично мне не терпится отсюда уйти. Давайте кончать маскарад! Считаю, что наша афера удалась, но нервов она мне стоила немало. Три недели я жила в постоянном напряжении, с меня достаточно. А если еще хотите поговорить, давайте встретимся где-нибудь в другом месте. Стефан Паляновский понял свое упущение и заторопился, всячески демонстрируя беспокойство и чрезвычайную озабоченность. Он согнал Басеньку с тахты, велев ей заняться делом, и мы принялись переодеваться. Теперь этот процесс доставил мне величайшее удовольствие. Поддельная героиня поддельного романа натянула на себя свои оранжевофиолетовые одеяния, а я сдирала с себя ее шкуру. Долой родинку, долой мертвый зуб, долой идиотскую челку, долой капризные губки недовольной примадонны. Под париком волосы сбились в колтун, расчесывать который не было времени, навести марафет не было чем, так как моей косметики в моей сумке не оказалось, но эти мелочи не испортили мне настроения. Душа пела -- свободна, наконец свободна! Ладно, дома приведу себя в человеческий вид. Басенька удалилась, мне надо было полчаса переждать, и эти полчаса показались мне годом. Хозяин квартиры занимал меня светской беседой, но, поскольку мысли его явно витали далеко отсюда, беседа шла через пень-колоду, пока не иссякла совершенно. Несколько минут мы сидели молча, а потом Стефан Паляновский откашлялся и совсем другим, деловым тоном произнес: -- А теперь к делу. Спохватившись, он сменил тон: -- Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но может возникнуть необходимость... Вы проявили такое понимание наших трудностей... Позволю себе надеяться... Знаете, после минут безоблачного счастья так трудно вернуться к суровой действительности... Пока еще ничего определенного, но хотелось бы предварительно узнать, не окажете ли вы еще раз любезность, может, через несколько дней? Не согласитесь ли еще раз заменить Басеньку, уже на более короткий срок, на недельку, может, дней на десять? Разумеется, за особую плату. Даже если бы капитан меня не предупредил, я бы все равно согласилась. И без всякой особой платы, лишь бы сейчас уйти поскорей отсюда. Когда он, запинаясь, стал излагать просьбу, я вся похолодела, предполагая самое плохое: меня попросят остаться в этой квартире, меня посадят в машину и отвезут в безлюдную местность, меня силой заставят выпить остывший кофе. Да мало ли что мне могли предложить?! Воображение за доли секунды предоставило большой выбор самых ужасных ситуаций. Так что, услышав предложение, которое предвидел мудрый капитан, я с облегчением перевела дух и сразу же согласилась. События развивались по предусмотренному сценарию, и это вселяло надежду на скорое окончание принудительного дежурства. Определив сумму нового гонорара в десять тысяч злотых, пан Паляновский, возможно, приготовился поторговаться со мной, но я проявила полнейшее равнодушие к материальной стороне вопроса, согласившись на первую же предложенную сумму. С равным успехом он мог предложить мне как десять миллионов злотых, так и десять грошей. Точно так же, без возражений, приняла я все дальнейшие инструкции, которые выслушала вполуха, запомнив лишь необходимость соблюдать абсолютную тайну. Ну, кажется, я могу уйти! Только бы выбраться отсюда целой и невредимой! Опасность подстерегала во всем: на лестнице мог притаиться бандит с ножом, в подворотне мог свалиться на голову кирпич, на улице мог увязаться следом гориллообразный верзила с рукой в кармане, да и сам хозяин квартиры мог выкинуть в последний момент какую-нибудь пакость. Все обошлось, разбойничий притон я покинула беспрепятственно. Насладиться этим обстоятельством решительно не было времени. Надо было заехать к себе домой, взять деньги и мчаться в ремонтную мастерскую за машиной, а уже без десяти семь, вернуться, привести в порядок лицо и одежду и скорей, скорей на сквер! Ведь если не успею, там Бог знает что может произойти. Вот появляется блондин, видит эту кикимору в обычных фиолетах, спешит к ней, заговаривает, та в ответ несет чепуху, он пытается разобраться, что же происходит, может, и не поймет, зато Басенька поймет все. Тут появляюсь я... Нет, это уже второй вариант. Басенька прохаживается по скверику, блондин еще не успел подойти к ней, появляюсь я, кикимора видит нашу встречу и обо всем догадывается. Во втором варианте убивают не только меня, но и его, на скверике трупы, трупы... Или третий вариант. Появляюсь я, Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, подходит к ней, поскольку она похожа на меня больше, чем я... Тьфу, сплошная неразбериха, но оба они обо всем догадаются, и все по моей вине, за это благодарная милиция упрячет меня за решетку на продолжительное время. Или вот еще вариант... Хватит, всех не перечислишь, но результат во всех случаях один -- отчаяние и скрежет зубовный. Так что надо успеть! Удалось схватить такси. Заехала домой за деньгами, в мастерскую поспела в последний момент, расплатилась, проигнорировав совет насчет смены масла, бросилась в машину и вылетела за ворота. Молнией промчалась по улицам, с визгом затормозила у собственного дома, галопом поднялась по лестнице. Трясущимися руками кое-как вернула себе собственное лицо, блузку надела задом наперед, уронила на пол часы и сломала о колтун зубья расчески. Когда я подъехала к скверику, было четверть восьмого. Кошмарная Басенька прогуливалась как нарочно по наиболее освещенной аллейке и уже издали бросалась в глаза, как статуя Свободы. Объехав вокруг сквера, я припарковалась в темном уголке и, закрыв машину, тоже пошла на прогулку по скверику, выбирая, наоборот, наиболее темные места. Одетая во все черное, я не очень была заметна в сумерках. Сев на подходящую лавочку -- в тени дерева, вдали от фонаря, с прекрасным видом на все четыре стороны, -- я принялась ждать. Блондина еще не было, так что не все потеряно, хотя неприятности отнюдь не снимались с повестки дня. Ну ничего, судьба послала мне свободную минутку, можно обдумать план действий. Главное -- перехватить блондина до того, как он увидит Басеньку. А все остальное зависит от моих дипломатических способностей. Сначала как-то подипломатичней объяснить ему изменения в моей внешности -- "с женщинами такое случается", потом опять же дипломатично уговорить его сесть со мной в машину и уехать куда глаза глядят, только бы подальше от проклятого скверика, причем сделать это в самых общих выражениях, избегая конкретики. Первую фазу операции удалось провести блестяще. Блондин подошел к скверу с той стороны, где я оставила машину. Сорвавшись со скамейки, я бросилась к нему резвой рысью. К счастью, в этот момент Басенька прохаживалась по дальней аллейке, оборотясь к нам задом. Споткнувшись о какую-то корягу, я с разбегу с такой силой налетела на блондина, что он чуть не упал. -- Немедленно уходите отсюда! -- дипломатично выдохнула я свистящим шепотом и, спохватившись, что говорю не совсем то, поправилась: -- То есть, мне кажется, этот скверик не очень подходящее место для прогулок. Есть скверики намного симпатичнее. Поехали туда! У меня машина. Видимо, это прозвучало достаточно дипломатично, потому что блондин не только не протестовал, но даже не особенно удивился. Он послушно развернулся и позволил затащить себя в машину. Недаром я ценила мою мастерскую, и деньги они брали недаром. Машина рванула с места, как зверь, мотор работал почти бесшумно. Проехав половину Варшавы, я остановила машину только на Рацлавицкой, в разрекламированном районе зеленых участков, предназначенных под частные домовладения. Тут было довольно темно, оба левых колеса увязли в какой-то яме, наполненной жидкой грязью, я выехала из нее задним ходом и выключила мотор, временно не способная продолжать дипломатические ухищрения. Блондин вел себя изумительно. Что значит воспитание! Никаких неудобных расспросов, никаких требований объяснить, что происходит. С улыбкой глядя на меня, он сказал: -- Сегодня вы изумительно выглядите. -- Освещение плохое... -- начала было я, а оно и в самом деле было неважное, уличный фонарь давал мало света, но он меня перебил: -- Нет, нет, дело не в освещении. Вы изменили прическу? И форма глаз другая, и губы... Так вам намного лучше! Какой человек! Будто и не увезла я его в диком темпе с того скверика, будто мы только что встретились, поздоровались, а не мчались в машине на край города. И какой комплимент! -- Мне сегодня вообще намного лучше, во всех отношениях, -- отозвалась я. -- Постараюсь оставаться и впредь столь же привлекательной, особенно в слабом освещении. Вы не в претензии, что я вас увезла? Вам обязательно гулять именно на том скверике? -- Если б было обязательно, я не уехал бы оттуда. Кажется, вам разонравилось там прогуливаться? -- Да моей ноги там... -- начала было я с жаром и осеклась, вспомнив уговор с паном Паляновским. Закончила я уже без энтузиазма: -- ... целую неделю не будет. -- А через неделю опять предстоит работа по найму? Я посмотрела на него с подозрением: -- И откуда вы все знаете? Ведь вроде бы частное лицо... Или я ошибаюсь? Напротив, причастное? -- Конечно же, я частное лицо. Каким мне еще быть? -- Понятия не имею. Все время пытаюсь понять, но ничего в голову не приходит. Как частное лицо вы не должны знать... -- А если допустить, что я на редкость любопытное и сообразительное частное лицо? Умею сопоставлять факты и делать из них соответствующие выводы. Предпосылки же вы мне сами поставляете в таком изобилии, что любого дурака заставят призадуматься. Вот только до сих пор не сказали, как вас зовут. -- Могу поклясться, что вы и без того знаете! -- воскликнула я раздраженно. -- Даже если и знаю, хотелось бы, чтобы вы мне сами назвали свое имя. Ну и как-то само собой случилось такое, чего вообще не должно было случиться. Мое воображение было посрамлено. Действительность сделала то, чего оно не было в состоянии представить, а именно романа с блондином моей мечты. Ведь в воображении я доходила только до знакомства с ним и останавливалась. Представить, что будет дальше, не было никакой возможности. В воображении, доходя до знакомства, я так и застывала на этой фазе, уж не знаю, окаменев ли или вовсе дематериализовавшись... Иногда, правда, он предлагал мне свою дружбу, иногда мы говорили о платонической любви, иногда, чтобы наконец покончить с мучительной неизвестностью, я позволяла ему в моем воображении просто придушить меня. В действительности же то, что произошло в разрекламированном районе фешенебельных домовладении, превзошло все ожидания. Изумленная и ошеломленная, я утратила не только всякую способность критически воспринимать действительность, но и вообще способность рассуждать. Ясно было одно -- роман с таким блондином не может не быть действительно романом всех времен и народов! Стефан Паляновский позвонил через восемь дней и огорошил просьбой превратиться в Басеньку на следующий день. Самозабвенно погрузившись в личные переживания, за истекшую неделю я так далеко ушла от проблем четы Мацеяков, что мне стоило невероятных усилий согласиться на его просьбу. Мы договорились о технических подробностях, и на прощание я чуть было не ляпнула: "А мужа тоже заменяете?" Хорошо, вовремя прикусила язык. Сообщив капитану по телефону о планах шайки, я не скрывала своего недовольства. Он заверил меня, что вся операция займет не больше трех дней. Вечером мне предстояло свидание с Мареком, а я не представляла, в какой форме преподнесу ему известие об изменениях в моей жизни. За время нашего романа мы ни словом не упоминали о происшествии на сквере, я же сама не начинала разговора на щекотливую тему. -- Послушай, милый, -- сказала я со вздохом, когда он занял место рядом со мной в машине, -- не появилось у тебя случайно желание возобновить вечерние прогулки по скверику? -- Ты прекрасно выглядишь, -- сказал он мне вместо ответа, к тому же мешая вести машину. -- Хорошеешь с каждым днем! -- Не волнуйся, завтра подурнею. Оставь, слушай, что говорю. На скверик будешь приходить или нет? Перестав демонстрировать наличие черты, в отсутствии которой я его несправедливо подозревала, Марек откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на меня. -- Понятно, подурнеешь от прогулок... И надолго ты перевоплощаешься в таинственную личность? -- На три дня, -- ответила я, поеживаясь от омерзения. -- Начиная с завтрашнего. Вечером пойду на прогулку уже в ее шкуре. И что скажешь? -- Тоже пойду, только в своей собственной. И знаешь, дорогая, что я тебе скажу? Мне бы хотелось, чтобы ты больше не принимала участия в этом деле. Вздрогнув, теперь уже по другой причине, я резко свернула вправо, съехала на обочину и остановилась. -- Нет, это становится невыносимым, -- решительно заявила я. -- Хватит, мой дорогой! Хоть от любви к тебе я и здорово поглупела, но всему есть предел. Поговорим серьезно. Что тебе известно об этом деле? Он ответил не сразу. Он всегда отвечал не сразу, если собирался сказать что-то чрезвычайно важное, такое, что могло перевернуть всю жизнь. -- В принципе все, -- наконец ответил Марек. -- Или почти все. В любом случае достаточно для того, чтобы беспокоиться о тебе. -- Во-первых, ты не сказал, откуда тебе все известно, а во-вторых, почему беспокоиться? До сих пор со мной ничего не случилось, так что, надеюсь, и впредь не случится. -- Впредь будет все по-другому. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, как мало людей знало о твоем перевоплощении в пани с челкой. И в интересах этих людей было держать язык за зубами. Теперь же события начнут разворачиваться в бешеном темпе, трудно предусмотреть все последствия, и твое участие в обмане может раскрыться. -- Ну так что? Не я же выдумала этот обман. -- Я имею в виду твое... твою договоренность с некоторыми лицами. -- Понятно. И тогда другие лица с наслаждением перережут мне горло? -- Что-то в этом роде. -- Но эти другие лица ничего не узнают до тех пор, пока их не переловят. А тогда им просто технически трудно будет перерезать мне горло. -- Милая, как же ты наивна! Разве можно гарантировать, что переловят всех до одного? Вижу, ты не отдаешь себе отчета в том, какие громадные суммы могут потерять эти люди. Такие не остановятся ни перед чем, а ты поразительно легкомысленна. -- Преувеличиваешь, милый. Давай рассуждать логично. Ведь не уголовники же они, высшая мера им не грозит, отсидят свое, и дело с концом. Никто не станет меня убивать, ибо это уже тянет на вышку. А если среди них есть какие-то особо важные преступники, мне о них ничего не известно, следовательно, я для них не опасна. Видишь, я все хорошенько продумала и перестала бояться. Мои рассуждения не убедили Марека, это было видно по его лицу. -- Не знаю, как тебя переубедить. Какой-то особо важный может не знать, что ты не знаешь... -- Хватит нагонять на меня страх! А впрочем, если ты считаешь, что мне нужно бояться, что ж, могу и бояться! А пока перестань увиливать и скажи наконец, откуда тебе все известно. -- Да от тебя же! Ты сама мне обо всем рассказала. И я с самого начала понял, что ты играешь чью-то роль, а выяснить, чью именно, для меня не представляло трудности. О той женщине мне уже приходилось слышать и даже видеть ее, и мне самому было интересно, каким образом милиция выйдет на языческого священнослужителя... -- Так ты и о шамане знаешь! -- поразилась я. -- Тогда одно из двух -или ты состоишь в шайке, или, как частное лицо, дружишь с полковником. -- Полковники, как правило, не имеют обыкновения делиться служебными тайнами со своими друзьями. -- Ну тогда остается одно -- ты тоже преступник. Из их шайки. Не ясновидящий же ты в самом деле... -- Одно мне непонятно, -- прервал меня Марек. -- Как ты ухитрилась обвести их вокруг пальца? -- Кого я обвела? -- Да нашу милицию. Что ты такого сделала? -- Ничего особенного. Просто работала. -- Работала? Где работала? Кем работала? -- В ихней мастерской, сидя за рабочим столом Басеньки, -- буркнула я, и вдруг у меня прояснилось в голове. Так вот в чем дело!-- Я намного лучше хозяйки умею рисовать узоры, работа для меня привычная. А за окном сидел рыжий дебил... -- Что сидело?! -- Рыжий оборванец с тупой рожей. С первого дня прирос к окну, сидел, жевал резинку и смотрел мне на руки. Я думала, у них так заведено, и не прогоняла его. А теперь получается... -- Говоришь, рыжий дебил? -- Теперь окажется, что это один из самых способных агентов милиции, -с досадой сказала я, видя, какое странное выражение приняло его лицо. -Вечно меня вводят в заблуждение. Это они обвели меня вокруг пальца! Я не удивлюсь, если в следующий раз их сотрудник переоденется страусом, чтобы я не догадалась. И, пожалуйста, не воображай, что ты слишком умный, раз во всем разобрался. Это только потому, что я сама тебе проболталась. А им откуда знать? Они видят -- Басенька со своей родинкой и челкой изо дня в день сидит у себя за столом и тянет узор. А много ли найдется женщин, которые умеют делать это? Вот ты, например, умеешь? Или хотя бы знаешь, что шаблон делается так, чтобы в любую сторону с максимальной точностью повторял один и тот же узор? -- Представь, знаю. Им очень повезло, когда они вышли на тебя. Просто выпал счастливый случай. Знаешь, меня очень беспокоит передача шаману. Что-то у них не сработало, и это может оказаться очень опасным для тебя. -- Рада, что ты наконец-то перестал ходить вокруг да около и перешел к конкретике, -- съязвила я. -- Интересно, как ты узнал о ней? В перископ подглядывал? Марек рассмеялся: -- Конкретику оставим для посвященных. Теперь, когда ты уже кое в чем разбираешься, я могу позволить себе и проговориться. -- Так и знала, что с тобой будет нелегко! Разбираться! Как будто я могу во всем этом разобраться! Что же касается пакета, то я очень надеялась -- хоть ты мне объяснишь, потому как я ничегошеньки не понимаю. -- Не одна ты не понимаешь. Я начинаю кое о чем догадываться, но пока рано об этом говорить. -- А ты, случайно, не догадываешься, что теперь будет? -- Догадываюсь. Теперь милиция должна выбрать подходящий момент и захватить всех сразу. Выбрать же подходящий момент -- самое трудное в этом деле. А ты... слышишь меня? Ты чтоб сидела тихо и не высовывалась! Знаю, тебе это очень трудно, но уж постарайся. Хотя бы ради меня. Обещаешь? " " * " Метаморфоза свершилась, как и в первый раз, на квартире Стефана Паляновского, с той лишь разницей, что я пришла туда в своем собственном виде, непереодетой и в препаскудном настроении. Гримера не было, пришлось нам с Басенькой самим позаботиться о родинках, челках и зубах. Пан Паляновский наводил тень на плетень и нес чепуху о своих горячих чувствах к избраннице сердца, а также о неделе счастья, которую они получают благодаря мне. Басенька туманно намекнула о генеральной уборке в доме, сделать которую заставила домработницу. Я не совсем поняла, следует ли это воспринимать как упрек в собственный адрес или как информацию о каких-то перестановках в доме, но не стала выяснять, удовлетворившись лишь заверением, что домработницы опять не будет. В дом Мацеяков я вступила с опаской -- а вдруг там меня ждет западня в лице настоящего мужа? В гостиной сидел уже знакомый мне субъект, только сильно похудевший. Увидев меня, он, ни слова не говоря, сорвался с кресла, кинулся к окну и принялся изо всей силы барабанить по стеклу. Того и гляди разобьет! Я поспешила снять туфлю и помахать у него перед носом. -- Успокойся, это я. Да перестань колотить по стеклу, а то самому же придется вставлять новое! Ты болел, что ли? Плохо выглядишь. Убедившись, что пароль сработал, муж освободившейся рукой схватился за сердце. -- Езус-Мария, я инфаркт заработаю из-за этих проклятых спекулянтов! Знала бы ты, как я тут напереживался! Так это ты или не ты? Заверив, что я, попросила успокоиться и рассказать, из-за чего это он так напереживался. И муж начал свой эмоциональный рассказ, то бегая по комнате и ероша волосы, то хватаясь за сердце и падая в кресло. -- Когда я пришел, ты уже была здесь. То есть теперь я знаю, была не ты, а настоящая жена, но точь-в-точь ты' Но это оказалась не ты, потому как, когда я принялся стучать по окну, она презрительно тоже постучала себя по лбу. Туфлей и не шевельнула, ничего не вытряхивала, посмотрела только с презрением, как на идиота какого. Хорошо, что сразу вышла, а то меня бы кондрашка хватила, когда я понял, что мне подсунули настоящую! -- А ты давно тут? -- Еще как давно, с самого утра! -- Ей ты что-нибудь говорил? -- Ничего, говорю тебе, чуть трупом на месте не пал, язык у меня отнялся. И ноги, наверное, тоже, так полдня у окна и простоял. -- И от этого ты так похудел? К мужу постепенно возвращалось спокойствие, он уже нормально дышал и говорить стал нормально: -- Нет, не от этого, просто всю эту неделю я вкалывал, как проклятый. Мы с корешем день и ночь штамповали ткань по нашему образцу, знала бы ты, какой на нее спрос! Говорю тебе, раскупается моментально, только успевай поставлять. Вот твоя доля, пока полторы тысячи. Мацеяк нанял меня на неделю, так я уж за эту неделю отосплюсь. Ждал только твоего прихода, чтобы убедиться, что явишься именно ты, и теперь могу спокойно спать. -- Как неделя? Мне капитан сказал, только на три дня! Так что спи интенсивнее, вместо недели придется тебе выспаться всего за три дня. Видишь, как мы умно поступили, придумав пароль! А больше ничего новенького? -- Не знаю, может, и есть, да бально спать хочется, слабо соображаю. Вроде в доме чего-то не хватает, но сейчас не пойму. Сама разбирайся. Заинтригованная этим сообщением, я с интересом- огляделась. Не хватало алебастровой вазы, которая стояла на старинном столике. Столика тоже не было. Вспомнив туманные намеки на генеральную уборку, почувствовав недоброе, я помчалась наверх, в спальню Басеньки. И сразу позвонила капитану, бросив на пол у телефона подушку с тахты. -- Пан капитан, -- докладывала я, удобно устроившись на подушке и вытянув усталые ноги, -- довожу до вашего сведения, что из дома Мацеяков исчезли следующие вещи: небольшая картина Ватто, возможно оригинал, два серебряных подсвечника в стиле рококо и комод в том же стиле. Наверняка они собираются переправить их за границу, хотя лично я не представляю, как можно комод... Что? Нет, не только. Отсутствует также алебастровая ваза, возможно восемнадцатый век, и старинный столик. Китайский, лакированный. Не обнаружила также старинных серебряных столовых приборов, ножей и вилок. Что? Были, точно были! Не хватает и картины из спальни мужа, но какой -- не знаем. Страшное известие капитан принял спокойно, только из вежливости поинтересовался: -- А комод тоже старый? -- Старый. Лет двести пятьдесят ему было, -- подтвердила я и ехидно добавила: -- Да и все остальное тоже не молодо. С той стороны телефона помолчали, а потом капитан спросил, почему-то внезапно оживившись: -А вы бы опознали этот комод? -- Если не реставрируют, опознаю. У него есть особые приметы. А что, вы держите его у себя? Грубиян не ответил. Опять помолчав какое-то время, он дал мне странное поручение. А именно: начиная с завтрашнего дня, отправляясь под видом Басеньки за покупками, я должна посещать все попадающиеся мне по дороге мебельные магазины, особенно антикварные, антикварные же частные лавки, столярные мастерские и тому подобные учреждения. Даже сообщил несколько адресов, велев записать. Цель -- отыскать знакомый комод. Если я его где увижу, ни в коем случае не должна бросаться к нему с криками радости, наоборот, не показать, что заметила, никому никаких глупых вопросов не задавать, а вернуться домой и сразу позвонить куда надо, то есть ему, капитану. Не знаю зачем, капитан несколько раз повторил: действовать тактично, дипломатично, нс нахально. Я решила не обижаться, тем более, что данное задание было мне очень приятно. Я и раньше, без всяких заданий, любила заходить в антикварные магазины и любоваться старой мебелью. Муж, как и обещал, уже завалился спать. Оставив его храпеть на весь дом, я отправилась отбывать барщину на скверик. Правда, теперь делала это совсем с другим настроением. Естественно, я сообщила Мареку о переменах, которые застала в доме Мацеяков. Его тоже заинтересовало это обстоятельство. И почему-то тоже наибольший интерес вызвал комод. Он принялся меня расспрашивать о нем: -- А большой был комод? -- Довольно большой. Вот такой ширины, вот такой вышины... -- А сколько он мог стоить? -- Точно, конечно, не скажу, но думаю, никак не меньше ста тысяч. Что я говорю! Больше! Намного больше! -- А насколько намного? -- Этого я не знаю. Да и вряд ли кто знает. На такие вещи постоянной цены нет. Главным образом потому, что таких вещей нет. Нет, я не забыла, я очень хорошо помнила наставления полковника о необходимости соблюдать полнейшую тайну и никому, ни слова о нашем общем деле, но ничего не могла с собой поделать. Приходилось полковника и его слова старательно загонять в самый дальний угол сознания. И еще я оправдывала свою болтливость тем, что комментарии любимого человека помогут нашему общему делу. Надежды не оправдались. Комментарии любимого человека сводились в основном к заверению, что я в своем натуральном виде гораздо больше нравлюсь ему, чем в виде Басеньки. Признаюсь, приятно было слышать такое, но в нашу аферу это ничего нового не внесло. Следующий день прошел спокойно, без происшествий. Я бы сказала, что в доме царили тишина и спокойствие, если бы не храп мужа, от которого сотрясались стены. В течение дня я посетила несколько столярных мастерских, но ничего интересного там не нашла. На вечернее свидание я отправилась раньше времени, но Марек уже ждал. Разговор он начал со странной фразы: -- Из сказанного тобой вчера я делаю вывод, что ты интересуешься старинной мебелью. Есть у меня кое-что на примете, возможно, тебя заинтересует. О поручении капитана я ему ни словечка не сказала, клянусь! Опять сам по себе догадался? Нет, тут что-то не так... Решила воздержаться от вопросов и ограничилась коротким поощряющим: -- Ну? -- На Познанской, в подворотне, есть небольшая столярная мастерская, они занимаются главным образом реставрацией старинной мебели. Мне почему-то кажется, тебе имеет смысл сходить туда... Я так настроилась увидеть в той мастерской Басенькин комод, что, увидев его. нисколько не удивилась. Голубчик стоял себе скромненько у самой стенки. Его почти совершенно закрывали два вольтеровских кресла в очень плохом состоянии, о которых мне пришлось довольно долго беседовать с владельцем мастерской, чтобы, не возбуждая его подозрений, как следует рассмотреть комод. Сообщив капитану о находке, я утаила от него источник информации. И в самом деле, не могла же я рассказать о Мареке, когда сама еще толком не знала, кто он такой. Расспрашивать, откуда у него сведения о комоде, было совершенно бесполезно, как всегда, отделается шуточками. Скажет, что узнал от меня, хотя я сама искала комод и не имела ни малейшего представления, где он находится. Ведь никогда ничего конкретного я от него не слышала... ...И услышала на следующий же вечер. Вопреки своему обыкновению он начал с конкретики: -- Твои хозяева выбросили бедный комодик на помойку. Сказал он это небрежно, глядя в сторону, как о вещи, совершенно неинтересной. Просто упомянул мимоходом, вот и все. Я, естественно, взъерепенилась: -- Быть того не может! Ведь ему цены нет! И потом, мой милый, откуда тебе это известно? Не знала, что имеешь обыкновение шляться по помойкам. В таком случае надо было и меня пригласить. А как он оказался у столяра? Погоди, давай с самого начала. От столяра к помойке или наоборот? -- Я же говорю -- сначала твои хозяева выбросили комод на помойку. -- А оттуда он сам прибежал в столярную мастерскую, потому как на помойке ему нс понравилось? Интересно, кто станет выкидывать на помойку несколько сотен тысяч злотых? -- Нашлись такие. А прибежал не сам. Насколько мне известно, его туда привезли... -- Ради Бога! -- в отчаянии взмолилась я. -- Оставь дурную привычку прерывать на самом интересном месте. Я слушаю, затаив дыхание, и когданибудь просто задохнусь! Кто привез, если расточительные хозяева его выкинули? И если ты знал об этом, почему мне не сказал? Я бы тоже ходила по помойкам, а не по мебельным магазинам. -- Просто один человек пошел выбрасывать мусор, увидел на помойке комод, он ему понравился, и этот человек отдал его в мастерскую отреставрировать. Вот и все. Можешь перевести дыхание. Ничего себе, перевести дыхание! При мысли о том, как легко найти на помойке сотни ты". < злотых, у меня его опять перехватило. Вот и получается -- даже говоря о конкретных вещах, он ни в чем не помогает мне распутать сложный клубок событий, а еще больше его запутывает. Комодом заморочил мне голову окончательно. Как узнать, представляет ли мебель составную часть аферы или просто случайно путается по ходу событий? Я сделала еще одну безнадежную попытку расспросить эту скалу бесчувственную: -- Про помойку ты мне рассказал для того, чтобы я поскорее отправилась туда выбросить собственный мусор в надежде обрести сокровище, или для того, чтобы заставить меня думать? -- А как тебе кажется? -- Кажется, мне опять придется думать. Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Так вот знай, думать я пока отказываюсь, подожду, материала маловато. Пока же только приходит в голову, что пытались продать комод незаметно, поэтому и придумали фортель с помойкой -- будто выбросили. а сами договорились с покупателем, тот находит его якобы случайно. А вот для чего понадобился такой сложный фортель -- ума не приложу. Ни в какую схему не укладывается. -- А ты подумай еще немного, может, к чему-то и подойдет. -- Прямо сказать не можешь? -- Не могу, потому что сам не знаю. И не обижайся, что заставляю мыслить. Раз человек любит всякие необыкновенные приключения, должен уметь делать из них выводы, уметь дедуцировать. Дедуцировала я до позднего вечера, и все без толку. Глупая история с комодом действительно не вписывалась ни в какую схему. Я крутила комод так и сяк, но он упорно не хотел влезать ни в какие (цели моих умозаключений. Разозлилась я страшно, а злость -- плохой союзник, и она окончательно затормозила мои умственные процессы. Да и как не разозлиться, ведь Марек доказал мне как дважды два, что я полная кретинка, мое дело -- кастрюли драить, а не лезть во всякие необыкновенные происшествия. Как будто не понимает, что я и не лезу, они сами меня находят. Из-за бесплодных размышлений прогулка моя невероятно затянулась. Домой я вернулась поздно, злая и расстроенная. Муж продолжал храпеть. Неужели, как и грозился, всю неделю проспит? Я отправилась в кухню выпить горячего чая. Поставила на плиту чайник и решила заварить свежий. Когда сыпала из банки заварку, заметила, как что-то блестящее выскользнуло и упало в заварочный чайник. Не люблю посторонние тела в чае, пришлось извлекать это блестящее, которое оказалось маленьким ключиком очень оригинальной формы. Бессмысленно пялилась я на находку, как вдруг в голову пришла столь важная мысль, что я решила побеспокоить капитана, невзирая на позднюю пору. И в самом деле -откуда мог взяться ключик в банке с заваркой, если чай я сама покупала в магазине и сама высылала в эту банку? Не просто было разыскать капитана, но я упорно звонила по всем номерам, и наконец мои усилия увенчались успехом. -- Пан капитан, я обнаружила в чае нечто, очень напоминающее маленький ключик, -- отрапортовала я. -- Как он мог там оказаться? Может, вы понимаете? -- В каком чае? -- Цейлонском. -- О Господи, где вы обнаружили ключик? В чайнике? -- Нет, в банке с чаем. Высыпался прямо в заварочный чайник. -- Опишите ключик. -- Маленький, блестящий. Нестандартный. -- И что вы с ним сделали? -- Да ничего, вот он, у меня в руке. -- А на кой черт вы его вынимали? -- неожиданно рявкнул капитан. -Мало у меня забот... Ну ладно, спокойнее... -- Я-то спокойна, -- обиделась я, -- вы неизвестно почему грубите. Выходит, надо было заварить его? А может, и проглотить вместе с чаем? -- Ни в коем случае не глотать! -- похоже, капитан не понимал шуток. -А теперь спуститесь в подвал... Он это сказал таким тоном, что я думала, закончит он суровым: и сидите там, пока не прощу вас! Нет, оказалось, капитан имел в виду другое: -- ...и как следует позапирайте все окна! Голову даю на отсечение, обнаружите открытое окно. Сто раз вам говорить! Я послушно спустилась в подвал, и, действительно, одно окно оказалось не запертым, а только прикрытым. Заперев его и проверив, заперты ли остальные, я вернулась к себе. Вот и выговор схлопотала, а все из-за какого-то паршивого ключика. Он же, как ни в чем не бывало, лежал спокойно на кухонном столе и издевательски поблескивал. -- Что это? -- ткнул в него пальцем муж, который к утру, наконец, проснулся. -- Еще одна передача шаману, -- мрачно буркнула я. -- Не трогай руками! ' Муж отдернул руку и, недоверчиво глядя на ключ. поинтересовался: -- Я так и думал, очень подозрительно это выглядит. Такое маленькое и блестящее. Выходит, я проспал... Кто-то еще приходил? -- Инкогнито. А что касается ключика, боюсь, из-за него будет не меньше неприятностей, чем из-за тех фаршированных шедевров. Во всяком случае, прикасаться к нему не советую. -- Стану я прикасаться ко всякой гадости! А ты не порть настроение человеку с самого утра, лучше расскажи все толком. А то просыпаешься и вспоминаешь, что отбываешь каторгу, и конца ей не видно, и все новые неприятности. -- Тебе жаловаться! Спишь без задних ног... -- Так ведь и сны кошмарные снятся. Представляешь, мне приснилось, что я теперь навсегда останусь твоим мужем. И мне пришлось прописать тебя в моей пломбе! Кошмар! -- Не надо наедаться перед сном. Плюнь через левое плечо, не то не в добрый час такое ляпнешь... А объяснить я ничего не могу, сама не понимаю, что происходит. И можешь мне поверить, для меня сиденье тут тоже каторга! . Осовелые и растерянные, блуждали мы с мужем по квартире Мацеяков, как бесприютные души в чистилище, будучи не в состоянии ничем заняться и с тревогой ожидая грядущих неприятностей. Скорее бы уж что-нибудь случилось, все лучше, чем это ожидание Годо! Нервы были напряжены до крайней степени, и продлись такое состояние еще день, нас с мужем наверняка бы свезли отсюда прямиком в сумасшедший дом. И вот, совершенно неожиданно -абсолютно ничто не предвещало такого окончания -- окало пяти вечера к дому подъехал самый обыкновенный "фиат" и из него вышел капитан, правда, не в форме, но в своем собственном виде, нс переодетый ни в водопроводчика, ни в кого другого. В этот момент мы с мужем, сидя в гостиной, безуспешно пытались заставить себя подкрепиться, и при виде неожиданного зрелища колбаса застряла в горле. Не веря собственным глазам, мы уставились на капитана. -- Все! -- заявил он, входя в дом. -- Вы оба свободны... в некотором отношении. Ни муж, ни я не осмелились уточнить, в каком именно. Капитан поднялся в кухню, взял со стола ключик, прошел в гостиную, воткнул ключик в замочную скважину того самого, запертого ящика секретера, извлек ящик, просунул руку в образовавшееся углубление и обнаружил там еще один, потайной. Мы оба с интересом наблюдали за манипуляциями. И обычный, и потайной ящики оказались пусты. Капитан прибыл к нам в сопровождении двух сотрудников. Один из них молчал всю дорогу, второй принял живейшее участие в обсуждении результатов манипуляций. Из их разговора мне удалось понять, что в тайнике находилось что-то невероятно ценное, " ценности эти оказались похищенными, а похитителем могу быть только я! Если бы не дурацкий ключик, подозрение могло пасть на неизвестного злоумышленника, проникшего в дом через окно в подвале. Но ключ от потайного ящика неизвестно каким путем оказался у меня, а капитану я сообщила о нем исключительно с целью направить следствие по ложному пути, в общем, отвести от себя подозрения. -- И почему я тут же не выбросила эту гадость в нужник? -- раздраженно выкрикнула я.--Ну уж если вы меня обвиняете в краже... ах, не обвиняете, только подозреваете? И на том спасибо. Уж если вы меня подозреваете, будьте любезны хотя бы сказать, что именно я украла? -- Полковник скажет, -- буркнул капитан. -- Как частное лицо я считаю, что крали не вы, но официально не имею права этого исключить. -- А почему не я?. -- обиделся муж. Может, ему показалось обидным, что его вообще отстранили от этого дела? Капитан снизошел до объяснений: -- У вас не было возможности. И вообще, давайте-ка оба поскорее отсюда! Забирайте ваши вещи, оставьте, что не ваше, и смывайтесь. Чем скорее, тем лучше. Вы, пани Хмелевская, к полковнику! -- Прикажете явиться к нему босиком и в одной рубашке? Ведь вся моя одежда у любовника... -".а мне придется смываться в одних подштанниках, -- подхватил муж. -То есть того, извините... А остальное осталось у этого лысого недоумка, ну, гримера. До конца дней своих не забуду взгляда, каким смерил нас капитан. Никогда еще милиция так на меня не смотрела! А я чем виновата? Сами забыли, что сменить надо не только нас, но и нашу одежду, а теперь еще недовольны! Дополнительные проблемы для них, видите ли... Ничего, справились с проблемами, и к полковнику я явилась нормально одетой. Приняли меня холодно. -- На мне лежит вся ответственность за ваше участие в операции, -такими словами приветствовал меня полковник и продолжал ледяным тоном: -- По моему предложению решено было ваше участие в ней держать в полной тайне, кстати и из соображений вашей же безопасности. Я сам выступил с таким предложением и теперь пожинаю плоды собственного легкомыслия. Хоть это вы Понимаете? Разумеется, я понимала. Он за меня поручился, а я не оправдала доверия, украв из тайника какие-то сокровища. А теперь ему за меня отвечать перед начальством. Я выразила полковнику свои самые искренние соболезнования. Видимо, дело действительно принимало неожиданный оборот, и полковник отверг доверительный тон беседы, перейдя на сугубо официальный. Он принялся задавать мне вопросы, просто устроил форменный допрос, благодаря которому мне удалось понять следующее: шайку накрыли, чета Мацеяков и Паляновский, застигнутые врасплох, во всем признались, шаману на очной ставке с ними тоже не оставалось ничего другого, как признаться, он назвал своих сообщников, все были допрошены, и все перечисленные ими ценные предметы были обнаружены. И вдруг, как гром средь ясного неба, сенсация -- пропало самое ценное, именно то, что хранилось в тайнике. А самое непонятное -- как пропало, ибо пропажа явилась сенсацией и для самих арестованных. -- Ради всего святого, скажите же наконец, что это было! -- взмолилась я. -- Сами понимаете, глупо угодить за решетку неизвестно за что! -- Так вы еще не знаете? Пропали двадцать шесть редких брильянтов, общая стоимость которых намного превышает сто тысяч долларов. Точную сумму никто не назовет, коль скоро их никто не видел. Если полковник ставил своей задачей меня ошеломить, он с ней вполне справился. Брильянты! Необыкновенной красоты! В тайнике дома, где я прожила больше трех недель! В моем распоряжении был ключ от тайника... Нет, никогда еще меня не подозревали в краже столь внушительной суммы! -- Минутку, -- спросила я, придя в себя, -- а вы знаете, когда именно я совершила кражу? -- Только приблизительно. Сразу же после того, как вы побывали в магазине Яблонекса. Интересно, так, между нами, зачем вы заходили в этот магазин? К счастью, магазины с бижутерией я посещаю очень редко, а за последние несколько лет была всего один раз, и сразу вспомнила, когда и зачем я там была. Недели две назад на витрине магазина я увидела черную брошку, какую давно искала, и зашла купить ее. Не купила потому, что не могла решить -- покупаю ли я ее как Басенька или как я. Рассказав об этом полковнику, я поинтересовалась: -- Не понимаю, какое это имеет отношение к похищению брильянтов. В магазинах с бижутерией не продают настоящие драгоценности. Настоящих брильянтов там не купишь. А может, я свистнула поддельные? -- Наоборот. Вы свистнули настоящие и заменили их фальшивыми. Мне очень жаль, но это еще одна улика против вас. Наверное я выглядела совсем убитой, полковник сжалился и вкратце изложил историю с брильянтами. Оказывается супруги Мацеяки обращали в брильянты все свое состояние. А состояние было немалое. Кое-что им оставили предки, прадеды и прабабки, большая же часть была ими самими нажита путем неправедным (в подробности полковник не вдавался). Все брильянты Басенька держала в маленькой деревянной шкатулке в потайном ящике секретера. Басенька собиралась забрать их перед тем, как поменяется со мной ролями. И вот' тут произошла непонятная история с ключиком. Муж первым покинул дом, Басенька собралась открыть потайной ящик, пошла за ключом, но того не