ычно продаются во время костельных праздников и на ярмарках, -- какими-то фигурками, цветочками, ленточками, сердечками и черт знает чем еще. Пожалуй, по стилю они вполне соответствовали рыцарю с головной водянкой. Под подсвечниками виднелся еще один слой мягкой бумаги. -- Не бойся, -- успокоил меня муж. -- Хуже ничего уже быть не может. -И он снял слой бумаги. По сравнению с тем, что предстало нашим взорам, и рыцарь, и подсвечники были просто семечками. Если уж приснится, то вот это! Вторая картина была точно в такой же раме, как и первая, -- куски мрамора вперемежку с кусками булыжника. А вот содержание картины... Содержание не сразу до нас дошло. Женская фигура в черном заламывала руки над открытой могилой, в которой отчетливо просматривался гроб, противоестественно зависший в воздухе. Обе картины явно принадлежали кисти одного художника -- и тот же колорит, и та же манера начинать с головы. На остальное уже не хватало ни сил, ни места. Женская фигура впечатляла, да что там -- убивала зрителя наповал: голова еще больше, чем у рыцаря, широко разинутый рот с торчащими во все стороны огромными зубами и бельма на обоих глазах. Муж нервно сорвал с лица маску и глубоко втянул воздух в легкие. -- Теперь я все понял! -- Что именно? -- Козни Мацеяков. Получив такое, разъяренный шаман примчится и убьет всякого, кто подвернется ему под руку. -- Не думаю, слишком уж изощренный и дорогостоящий способ избавиться от нас, -- возразила я. тоже снимая защитную маску. -- Хватит, больше не смотрим на эти шедевры, так и заболеть недолго. Знаешь, я не удовлетворена... -- Тебе еще мало? -- Смотря чего. Эстетических впечатлений более чем достаточно, не удовлетворяет меня твое объяснение. И теперь, когда я узнала содержимое пакета для шамана, еще больше запуталась, если такое вообще возможно. С какой целью посылать кому-то эту жуткую мазню? На полуторадюймовых досках?.. И в таких рамах?.. Чем может руководствоваться человек, приобретая подобные шедевры? -- Может, в расчете на то, что они в нужный момент свалятся на нужную голову... Кстати, и подсвечники вполне годятся для этой цели. Особенно железные. Что же касается керамических, если и разлетятся от удара, не жалко. Похоже, это обычная глина. Мы заинтересовались подсвечниками. В одну руку я взяла железный, в другую глиняный. Оба годились в качестве орудия убийства. Оба одинаково тяжелые, оба очень удобные... Что-то здесь не так. Я поделилась с мужем сомнениями: -- Послушай, они вроде бы одинаково тяжелые, а ведь, насколько я помню, удельный вес железа около семи тысяч на килограмм... То есть я хотела сказать, семь тонн на кубический метр. Глина же, даже если она утрамбована... -- Точно, утрамбована, -- подтвердил муж, пощупав керамический подсвечник. -- Глина -- от тысячи восьмисот до двух тысяч. Железный должен быть в три раза тяжелее! Взяв по подсвечнику в каждую руку, муж добросовестно взвесил их и пришел к выводу: -- Одинаковые! Мы молча уставились друг на друга. В кухне Мацеяков появилась на свет еще одна загадка. От тяжести подсвечников у мужа онемели руки, и он, наконец, догадался поставить их на стол. Освободившиеся руки немедленно впились в шевелюру. -- Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю! Неземная любовь отпадает, в передаче не оказалось ничего взрывчатого... -- И не воняет ничем, -- добавила я, предварительно обнюхав произведения искусства. -. Может, какие яды? Хотел бы я взглянуть на того, кому придет в голову лизнуть такое... -- Так за что же, в конце концов, эти люди заплатили нам сто тысяч злотых? Шаманское имущество безмолвно оберегало свою тайну и не только не помогло распутать загадку супругов Мацеяков, но еще более ее запутало. При мысли о хозяевах дома и о своем гонораре я вспомнила и о налагаемых на меня условиями соглашения обязанностях. Уже как минимум полчаса назад мне следовало появиться в скверике на обязательной прогулке. Я заторопилась. -- Пока оставим это, сейчас у меня нет времени, спешу на барщину, -крикнула я, выбегая из кухни, и докончила уже на лестнице: -- Постараюсь быстренько управиться, когда вернусь, займемся подробным осмотром. Медленно тащилась я по аллейке, глядя в основном под ноги, чтобы по возможности не ступать в грязь и лужи, поэтому предмет моих воздыханий заметила лишь тогда, когда поравнялась с ним. Наверное, у меня что-то дрогнуло в лице от неожиданности, потому что, взглянув на меня, он мне слегка поклонился. И я сразу поняла, что он за человек. Существует очень редкий, почти исчезающий подвид рода людского, людей поразительно хорошо воспитанных, у которых это воспитание стало неотъемлемой частью их натуры. С любой женщиной, пусть это будет самая старая и самая толстая базарная торговка, эти люди обращаются, как с прекрасной герцогиней. Надо знать этих людей чтобы здраво воспринять вежливость и предупредительность обращения. Неопытной же особой женского пола каждый их жест воспринимается как признак глубокой заинтересованности. Поэтому вежливый поклон я восприняла спокойно, но меня порадовало открытие о принадлежности блондина к вымирающему подвиду хорошо воспитанных интеллигентных людей. Глупая, мне-то чего радоваться? Ведь у него такая красивая, хоть и малосимпатичная жена... Как всегда при встрече с блондином, все занимавшие меня дотоле проблемы вылетели из головы, и я целиком переключилась на него. Я продолжала идти по аллейке, а супруги Мацеяки, шаман и муж остались где-то далеко-далеко. Эх, встретился бы мне такой блондин лет десять назад! А теперь... теперь я даже и не буду пытаться познакомиться с ним, все равно без толку, такой не клюнет на обычные дамские приемы обольщения, и говорить нечего. Как, должно быть, здорово не любит меня судьба, если выкинула такую штуку -- произвела на свет, как по заказу, блондина моей мечты, а на мой жизненный путь подкинула его только сейчас... Опаздывая на обязательную прогулку, я в спешке оделась слишком тепло. Напрасно под зимний костюм напялила еще теплый свитер! И вдобавок вместо легкого шелкового шарфика, который я обычно повязывала на шею, сегодня пришлось повязать теплый шерстяной, потому что тот куда-то подевался, а искать не было времени. В результате я изжарилась, а может, еще и в жар бросило при встрече с блондином, только, медленно шествуя по аллейке и вновь погрузившись в размышления, правда, уже другого характера, я машинально расстегнула жакет и развязала шарф. Шагов за собой я не расслышала и вздрогнула от неожиданности, когда раздался голос. -- Прошу меня извинить, но, кажется, это вы потеряли? Я обернулась. Блондин всех времен и народов протягивал мне какую-то тряпку. Продолжая свой внутренний монолог, я выпалила, прежде чем успела дать себе отчет в том, что говорю: -- Исключено. Ничего я не теряла и не собираюсь делать из себя посмешище. Блондин слегка оторопел. -- Не понял. Еще раз прошу извинить меня, но я собственными глазами видел, как пани это уронила. Ах, как шло к нему совершенно неописуемое выражение вежливого, неназойливого любопытства! Я наконец очнулась и распознала в тряпке Басенькин шелковый шарфик, тот самый, который не могла найти дома. Наверное, сама же засунула его в рукав костюма, в спешке не могла найти, а теперь, когда расстегнулась, он и выскользнул из рукава. Будь это мой шарфик, я, не задумываясь, отреклась бы от него, но чужую собственность не имела права разбазаривать. -- Это и в самом деле мое. -- нехотя призналась я и не смогла удержаться от того, чтобы не добавить: -- Но потеряла я его не нарочно! Казалось, блондин был несколько сбит с толку. Он переводил взгляд с меня на грязный шарфик, который все еще держал в руке, и не знал, как поступить. -- Мне очень жаль, -- наконец сказал он, -- но я все еще ничего не понимаю. С какой стати вы стали бы нарочно терять это или что-либо другое? Глупейшая создалась ситуация, и с каждой секундой меня все глубже засасывала трясина безнадежности. Можно было, конечно, вырвать у него из руки Басенькин шарфик и бежать куда глаза глядят, издалека крикнув "спасибо". Можно было попытаться культурно разъяснить смысл моих слов. Не знаю, что хуже. И то, и другое одинаково плохо, но я умудрилась глупейшее положение довести до уже совсем абсурдного, ибо выбрала третий, самый глупый выход. Вернее, даже не выбрала. Все еще находясь под воздействием своего внутреннего монолога, я ляпнула: -- Какое счастье, что вы не встретились мне десять лет назад! Тогда бы я уж точно побежала топиться! Ответ был достоин истинного джентльмена: -- Не смею подвергать сомнению слова пани, но не сочтите за труд объяснить -- почему? -- Потому что десять лет назад я была молодая, глупая, исполненная самых трепетных чувств. Как нежный росток или едва распустившаяся почка, которые моментально скукоживаются от одного сурового дыхания заморозка. -- Не смею настаивать, но, боюсь, вы все еще говорите загадками. -- Да нет, все очень просто: вы с потерянным шарфиком появились как раз в тот момент, когда мыслимой были заняты абстрактными рассуждениями, в частности о том, с какой целью и как следует терять разные вещи. Ну я и запуталась... -- Допустим, но при чем тут замороженный нежный росток? Нет. так мне никогда не вырваться из трясины, в которую я угодила по собственной глупости. Блондин задавал конкретные вопросы, требующие конкретных же и ясных ответов, а я своими ответами( лишь усугубляла путаницу. Пришлось сдаться. -- Ладно, дайте сюда эту тряпку, -- и я вынула из его руки Басенькии шарфик, -- а то потом еще сошлетесь на материальные факторы... Для того, чтобы по возможности понятно и дипломатично все объяснить, мне потребуется не менее часа, у вас же, уверена, каждая минута на счету. -- А если не очень дипломатично? Не знаю, как это получилось, но прогулку мы продолжили уже вместе. -- Не понимаю, с чего это вдруг вам захотелось разобраться в том вздоре, который я тут несла. Не все ли вам равно? -- перешла я в наступление. -- Не все равно. Когда я слышу такой захватывающий вздор... О, простите, я не хотел вас обидеть, но ведь это ваши слова. Так вот, когда я такое слышу, мне обязательно хочется разобраться, понять причину сказанного, цель... 'Привык понимать все, относящееся ко мне. -- Обременительное хобби. Значит, я ошиблась и у вас масса лишнего времени? -- Нет, напротив, вы правы, времени у меня очень мало. -- В таком случае, зачем вы теряете свое ценное время, околачиваясь в этом паршивом скверике? -- Пытаюсь вытянуть из вас тайну странной реакции на возврат даме потерянной ею вещи. Слишком уж упорно придерживался он темы, это начинало раздражать, и, боюсь, в ответе мне не удалось скрыть раздражения: -- Это была реакция не на утерянную вещь, а на вас! Неужели вы думаете, что я думаю, что вы не знаете, как дамы реагируют на вашу внешность? Вот так всегда! Как и следовало ожидать, я утратила последние остатки внутреннего контроля и выболтала то, чего ни в коем случае не следовало говорить! Да еще тоном величайшей претензии -- уж не знаю, к судьбе или к нему. Джентльмен не противоречит даме. -Хорошо, -- согласился он.-- Допустим, вы в чем-то правы, хотя и сильно преувеличиваете мои скромные достоинства. Но тогда объясните, ради Бога, чем вам мешает моя внешность? -- Да познакомиться с вами мешает, ну что здесь непонятного? Не могу же я первая заговорить с мужчиной, которого уже тошнит от бабских приставаний! А для меня вы представляете интерес совсем в другом смысле. От этого другого смысла я уже совсем одурела и поняла, что из трясины своих умствований мне в жизни не выбраться. Как объяснить незнакомому человеку и свою извечную мечту о блондине, свою страсть, свою неистребимую склонность к захватывающим приключениям и жутким тайнам, которые потом находят отражение в моих книгах, мою невероятную способность постоянно влипать в глупейшие истории, что я -- Басенька, что я -- не Басенька... И тысячу других вещей. К тому же он с каждой минутой нравился мне все больше, а я ему -- это чувствовалось -- все меньше. -- Из сказанного вами следует, что вы любите тайны и приключения, -резюмировал блондин тоном легкого укора и даже осуждения. Тон меня удивил, но еще больше удивило то, что из сказанного мною вообще может что-то следовать. -- Люблю, -- призналась я.--А вы нет? -- Нет, ничего хорошего в них не нахожу, уж слишком они утомительны. -- Возможно, но утомляться я тоже люблю. Зато как интересно! Лично я очень довольна, что моя жизнь заполнена потрясающе интересными нелепостями, невыносимыми для нормальных людей. И когда наступает застой, период относительного спокойствия, он кажется мне ненормальным и даже подозрительным. -И вы не устали от такой жизни? Неужели вам еще мало? -- Конечно! Меня утомляют не развлечения, а, наоборот, спокойное однообразие. Портится настроение, теряется интерес к жизни. Сразу как-то глупею... -- Сомневаюсь, не похоже на вас. Ведь и энергии, и интереса к жизни у вас хоть отбавляй. -- Вот еще! Откуда вы знаете, что на меня похоже, а что не похоже, если видите меня первый раз в жизни, да еще в темноте? -- А вам откуда известна моя внешность? Да к тому же достаточно перекинуться с вами двумя словами, и черты вашего характера прояснятся даже в беспросветной тьме. Мне не приходилось встречать человека столь кипучей жизненной энергии. -- Вы это говорите так, будто осуждаете. Мне же, напротив, активность характера всегда казалось достоинством. -- Мне тоже. А скептицизм, который вы уловили в моем тоне, объясняется лишь тем, что иногда энергия и активность направляются людьми не туда, куда следует, и это приводит к весьма плачевным результатам. Бушевавший во мне хаос вдруг пронзил резкий сигнал тревоги. Что он такое говорит? На "что это он намекает? Неужели знает об афере Мацеяков?! В глубине души зародилась уверенность в том, что ему все известно. Он знает, я не Басенька, и деликатно дает мне это понять. Каким-то боком он причастен к этому делу, понятно каким, совершенно непонятно каким, неясно, что он тут делает, хотя совершенно понятно, что именно... Я совсем запуталась в своих рассуждениях о том, что понятно и что непонятно. Кто он, в конце концов, такой и чем занимается? И, как водится, не удержалась, чтобы спросить: -- А кто вы, собственно, такой? Случайно, не журналист? -- Да, -- спокойно ответил он. -- Я журналист. Какое-то проклятие тяготело надо мной в тот вечер, я все время говорила веши, которых не следовало говорить, и просто не в состоянии была удержаться от того, чтобы не брякнуть глупости. И теперь брякнула: -- А еще кто? Блондин, подумав, ответил: -- Кто еще? Ну, например, рыбак. -- Кто?! .-- Рыбак. В глубинах моего совершенно замороченного сознания мелькнула мысль, что всякий нормальный человек непременно бы удивился и спросил, с какой стати ему быть кем-то еще. Этот же отвечал так. будто находил мой идиотский вопрос вполне естественным. -- Какой рыбак?-- поинтересовалась я. -- Из тех, что стоят на берегу Вислы, запустив в нее палку? -- Нет, это удильщики. А я обыкновенный рыбак, из тех, что выходят в море на лов рыбы. -- Как-то очень далеки одна от другой ваши профессии. А может, вы еще кто-нибудь? -- Может. У меня весьма широкий круг интересов. Например, меня очень интересуют последствия необдуманных действий, к которым побуждает человека излишек неупорядоченной энергии. -- И вы стараетесь им противостоять? -- Как могу, стараюсь... -- В таком случае у вас очень много работы. -- Не могу пожаловаться на ее недостаток. -- И значит, вы тоже, не желая того, оказываетесь втянуты во всевозможные глупые истории? -- осторожно заметила я. -- Наверняка таинственные и захватывающие? И надоели они вам до чертиков, вот почему вы мечтаете о тишине и спокойствий? -- Удивительно точно сформулировано! Может, немного вы и упростили, но суть выражена верно. -- В таком случае вы полная противоположность мне. Я лично мечтаю о таинственных и захватывающих приключениях и не выношу тишину и спокойствие. -- И поэтому хватаетесь за все. что только подвернется вам под руку? Я так и вросла в землю. В этом месте аллейка кончалась. Мы остановились как раз под фонарем и глядели друг на друга. На его спокойном лице ничего нельзя было прочесть, во взгляде выражался вежливый интерес, и только. Я же, вместо того, чтобы разгадать, что значат его слова, чтобы как следует осмыслить услышанное, думала лишь об одном -- он смотрит не на меня, а на лицо Басеньки. И видит идиотскую челку, дурацкую родинку, агрессивные брови и капризный рот обиженной примадонны... Черт с ним, с лицом, сейчас главное -- ответить поумнее, а у меня, как назло, ни одной умной мысли. Редко попадался мне такой сильный противник. А может, он вовсе и не противник? Так распорядилась судьба, вот ему сейчас открою всю правду! Стой, не делай глупостей! И обиженная примадонна обиженным тоном поинтересовалась: -- А откуда вы знаете, проше пана, за что я хватаюсь? -- Да ниоткуда, просто делаю вывод из того, что вы мне сказали. В его глазах мелькнула лукавая искорка, и вдруг совершенно непонятным образом все вокруг преобразилось. Исчезла куда-то гнетущая меня тяжесть, хотя я ясно осознавала, что весь вечер только и делаю, что покорно подчиняюсь развитию событий, не зависящих от меня ни в малейшей степени. Обычно я подчиняю себе события, а тут все происходит независимо от моей воли. Главное же -- я совершенно вышла из роли Басеньки, оставив от нее только лицо... Мы продолжали ходить по аллейкам, и я совершенно не отдавала себе отчет в том, сколько времени прошло, лишь ноги робко напоминали о пройденных километрах. Не было недостатка в темах для разговора, напротив, эти темы множились, как кролики весной, мы перескакивали с одной на другую, все было чрезвычайно ново и интересно. Мне казалось, что я знаю этого человека уже много лет, я забыла о необходимости соблюдать осторожность. Остатка здравого смысла мне хватило лишь на то, что я запретила провожать себя, разрешив довести только до края сквера. На прощание я инстинктивным жестом протянула руку, и, разумеется, джентльмен не замедлил мне представиться. -- Раевский, -вежливо сказал он и выжидающе взглянул на меня. -- Х-х-х-х, -- захрипела я< в панике пытаясь сообразить, на что можно переделать первую букву моей фамилии -- кашель, хрип, все, что угодно, только не Хмелевская! Никакая сила не могла заставить меня произнести и фамилию Мацеякова, она просто застряла в горле. Ну ее к черту, верну им паршивые пятьдесят тысяч... И я ограничилась нечленораздельным бормотанием. Муж весь извелся от нетерпения, поджидая меня. -- Наконец-то, я уж думал, ты под машину попала, -- раздраженно приветствовал он меня. -- Не иначе, в Марше мира участвовала? Я тут жду и жду, а ты себе там прохлаждаешься, а тут такое, такое... Теперь мне все известно! Я позволила себе размечтаться, разнежиться, расслабиться психически. Очень нелегко было вот так, сразу, перестроиться на восприятие суровой действительности. Дом Мацеяков, муж и шаман совершенно вылетели у меня из головы, и в первый момент я просто не понимала, о чем говорит этот человек. -- О чем ты? -- Пошли! -- муж схватил меня за рукав и, не дав раздеться, поволок в кухню. -- Я химик! Я все понял! Я раскрыл их штучки! "При чем здесь химик?" -- успела подумать я, но тут увидела результаты его деятельности и поняла. Шаманское имущество лежало на кухонном столе и представляло собой жалкое зрелище. Из каменной рамы в нескольких местах были повыковырены камни, из рыцаря торчали ,щепки, а лишенные ярмарочных украшений подсвечники казались какими-то обкусанными. -- Гляди! -- муж с такой силой ткнул меня в спину, что я чуть не свалилась на шедевр изобразительного искусства. -- Гляди! -- возбужденно заговорил он, размахивая руками. -- Ты пошла гулять, мне нечем было заняться, ну я и принялся изучать вот это! И знаешь, что я тебе скажу? Железные подсвечники вовсе не железные, а глиняные совсем не глиняные! Если это железо и глина, то я -- китайская роза! -- Так что же это? -- Это... это... -- от волнения муж забыл слово и тщетно старался его вспомнить. -- Мрамор не мрамор, а вот когда делают стены под мрамор и такие завитушки на потолке... -- Лепнина? Алебастр? -- Вот-вот! Сколько они весят? Столько же, как мрамор? -- Ты спятил? Мрамор -- это камень, а лепнину делают из гипса. Разница в весе тонны две, не меньше. ' -- А я что говорю! И мрамор подделали, и подсвечники надувные! Господи, что он говорит? Просто не в себе человек. Вырвавшись от него, я отошла на безопасное расстояние и посоветовала: -- Постарайся успокоиться и расскажи все по порядку. Может, дать тебе воды? Или давай, сделаю холодный компресс на головку. При чем здесь лепнина и как подсвечники могут быть надувные? -- Да ты сама погляди, ослепла, что ли, на своей дурацкой прогулке? . И он опять силой заставил меня нагнуться над раскуроченным произведением обезумевшего гения. Теперь, похоже, обезумел муж и в припадке бешенства пообгрызал подсвечники, а сейчас стоял, как палач над жертвой, и силой тыкал меня носом в упомянутое произведение, громко сопя от волнения. Приглядевшись, я увидела отпиленный кусок железного подсвечника, разломанные куски мраморной рамы. Взяв в руку отпиленный кусок подсвечника, я с изумлением обнаружила, что он действительно полый, а внутри что-то поблескивает. -- Там внутри что-то есть? -- спросила я. не веря своим глазам. Муж так энергично кивнул головой, что она у него чуть не оторвалась. -- Золото! -- сказал он замогильным голосом. -- Золото, лопнуть мне на этом месте! Во всех. Невероятно! Теперь уже я добровольно принялась за осмотр искореженных сокровищ шамана. Внимательно изучила куски рамы, остальные подсвечники, заглянула внутрь рыцаря. Толстая деревянная доска, на которой он был нарисован, тоже оказалась полой и не целиком деревянной. Осторожно .ухватившись за щепку, я немного увеличила дыру в брюхе рыцаря. Муж посветил фонариком -- на фоне потемневшего от времени дерева блеснули драгоценные камни и благородный металл. -- Похоже на икону, -- нерешительно предположила я, не до конца осознав значение открытия. -- Старинную, в золоте и драгоценных камнях. -- Икона, как пить дать! -- тяжело дыша, подтвердил муж. -- Такой антиквариат, такие ценности -- и в такой гнусной упаковке! Ты что-нибудь понимаешь? Щипать себя, чтобы убедиться, что не сплю, мне не пришлось, это сделал рыцарь, точнее, щепка, о которую я укололась. Еще раз внимательно осмотрев достояние шамана, я наконец оторвалась от него, расстегнула жакет и уселась на стул. С этого и надо было начинать! -- Зажги газ, -- попросила я мужа. -- Дело серьезное, нужно как следует обдумать. А для начала напьемся чаю. -- Жулики они, уж это точно, -- отозвался муж, послушно доливая водой чайник. -- Не знаю, кто такой шаман, но ежу ясно -- дело не чисто, а расплачиваться придется нам с тобой. Подбросили нам эту пакость, знают, что мы ее никуда не денем, так и будет лежать. А тут того и гляди нагрянет милиция... -- Глупости, вот уж что нам не грозит! Каждый гражданин имеет право держать свои сокровища в том виде, как ему нравится... -- ...и даже упаковать в рыцаря? -- Да хоть в... Тьфу, чуть не выразилась! Да во что угодно. А напускать на нас милицию им нет никакого смысла, ведь она сразу установит, что мы -это не они. Нет, милицию на нас не напустят. Разве что... погоди... -- Разве что?.. -- Постой, не мешай. Мелькнула какая-то умная мысль... Муж замер у плиты, а мое воображение заработало полным ходом: -- ...разве что их убили и хотят, чтобы подозревали нас с тобой. Возможно, где-то обнаружат их трупы, явятся сюда, а тут мы с награбленным имуществом, подделываемся под законных владельцев, ну и привет, поймали преступников! А когда мы, арестованные по подозрению в убийстве, начнем давать показания... Ни один нормальный следователь нам не поверит. А поверит -- тоже ничего хорошего, тогда осудят за то, что живем под чужими именами. Получается, и так, и так мы преступники, никакого выхода не вижу! Муж у плиты запустил обе руки в волосы и принялся отчаянно их теребить. Его лицо выражало тупой ужас. Охрипшим голосом бедняга прошептал: -- Ты это серьезно? Я с трудом попридержала мое распоясавшееся воображение, которое уже принялось мне подсовывать Басенькин труп, извлеченный из какого-то болотца в какой-то незнакомой местности. Стоп! Это что же получается? Супруги Мацеяки выложили сто кусков за то, чтобы их убили?! Ничего себе логика! С трудом оторвавшись от созерцания Басенькиного трупа, я заставила себя встать со стула, сняла жакет и повесила его на спинку, а сама принялась расхаживать по кухне, рассуждая вслух: -- Ну ладно, убийство отпадает, что же тогда? Нас с тобой хотят втянуть в какое-то темное дело... Хотя, может быть, не нас, а этого шамана, нас же используют... используют нас... Для чего нас используют? Ясно, для того, чтобы втянуть шамана! Хотя... опять получается ерунда. Как мы можем втянуть человека, о котором и представления не имеем? Муж очнулся, опустил руки и прикрутил газ под закипавшим чайником. -Ну с убийствами ты явно загнула, но все равно, дело нечисто. Согласен, золото, драгоценности могут быть и законными, вот только зачем их так по-дурацки прятать? Это же сколько труда положено! Второй момент -- наше сходство напоказ. Слушай, а на этих прогулках за тобой никто не следит? Следит! Еще как следит! Все во мне перевернулось, нога подкосились. Хотя... можно ли, честно говоря, назвать это слежкой? И снова неимоверный хаос наполнил мою бедную голову. Реалии суровой действительности смешались с мечтами об идеальном мужчине, конкретные факты с догадками и вымыслами. Нет, не стоит мужу говорить о блондине, мы и так запутались, зачем еще более усложнять себе жизнь? А муж, не дожидаясь ответа, мрачно тянул свое: -- С одной стороны -- дурацкий маскарад, с другой -- нашпигованные настоящими драгоценностями халтурные поделки. Одно я бы еще как-нибудь пережил, но и то, и другое для меня уж слишком... -- И для меня тоже, -- согласилась я. -- А пятьдесят тысяч я уже вложил в квартиру. Что делать -- ума не приложу. -- Заварить чай. Надеюсь, умеешь? Пока он занимался чаем, я малость подумала и пришла к твердому выводу: -- Еще немного -- и я созрею до того, чтобы пойти в милицию. -- Вот те раз! Да ты никак спятила? -- А ты предпочитаешь дождаться того, чтобы милиция сама пришла к нам? Ведь пока мы с тобой ломаем голову над загадками, пока в полнейшей темноте пытаемся понять, что да как, может такое случиться, что будет поздно! Я бы на всякий случай с ними связалась. -- А как. ты себе это конкретно представляешь? Расскажешь им сказочку о, романе века? романтическую историю о неземной любви? Так они и развесят уши! А пять лет строгого режима за то, что живем по подложным документам? Сама же предупреждала. -- Ты кому-нибудь уже предъявлял документы Мацеяка? Муж замер с чайником в руке. Как всегда в минуты глубокого раздумья, ему захотелось запустить обе руки в волосы, но помешал чайник, и бедняга едва не ошпарился. Это ничуть не уменьшило его радости, ибо он и без того сообразил, что до сих пор чужими документами ни разу не воспользовался. -- Вот видишь, и я тоже. Значит, нам не могут инкриминировать нарушение какой-то там статьи уголовного кодекса. А об условиях найма никто, кроме нас, не знает, совсем не обязательно изливать душу перед милицией. В доме Мацеяков мы могли поселиться просто по просьбе хозяев на время их отпуска, чтобы присмотреть за домом и стеречь мастерскую... -- А знаешь... того... вполне возможно... Неплохая мысль. Совсем неплохая. Просто гениальная мысль! Немного сдвинув подозрительные сокровища, мы освободили часть кухонного стола и приступили к чаепитию. За чаем нам удалось кое-как упорядочить свалившиеся на нас проблемы. Не вызывало сомнения, что вокруг нас заварилось сложное, совершенно непонятное и весьма подозрительное дело. Обсуждая его на все лады, мы все более склонялись к мысли посоветоваться с милицией. Тем более, что не видели никакого другого выхода. Немного успокоившись, часа через два мы были в состоянии рассуждать уже совсем трезво. До того трезво, что я самокритично заявила: -- Никакая это не гениальная мысль, наоборот, мой очередной идиотизм. Ведь если обратимся в милицию, должны будем рассказать все начистоту, иначе введем их в заблуждение и только запутаем и без того запутанное 'дело. А главное, навлечем на себя подозрение. Нет, мы не можем скрывать условий найма и прочих обстоятельств. Да все это не так страшно, хуже другое... -- А что может быть хуже? -- Да проклятая показуха. -- Ну то самое сходство напоказ, которое и тебя тревожит. Ведь для чего-то оно задумано... Боюсь. за нами наблюдают. Кто-то постоянно следит... Муж нервно оглянулся на кухонное окно. А я продолжала зловещим тоном: -- ...за тем, что мы делаем. Увидят, что в милицию отправились и... -- ...и... -- И пристукнут, они церемониться не будут! -- А они кто? -- Откуда мне знать? Я что, святой дух? Но раз уж эти Мацеяки позаботились о том, чтобы издали нас можно было принять за них, значит, кто-то же будет принимать. Или для того, чтобы проверить, как мы справляемся с работой, или... Или какие-то враги Мацеяков будут думать, что вот они, Мацеяки, никуда не делись... И ведь на самом деле кто-то тут крутится. Не мы же сами прислали себе передачу для шамана, не мы влезли к себе в дом через окно. Вряд ли наш визит в милицию предусмотрен их планами. -- И что? Они застрелят нас у порога отделения милиции? Или накинут лассо на шею... -- Ну как ты не понимаешь? Ведь не останемся же мы в этой милиции на всю жизнь. Выйдем, вернемся сюда, а тут... тут все может случиться. Или несчастный случай, или под покровом ночной темноты... Мужу очень не понравилось услышанное. -- С меня достаточно, хватит мне морочить голову. То говоришь одно, то прямо противоположное. Все, больше я на твои провокации не поддамся! Уж слишком буйная у тебя фантазия. Давай рассуждать здраво. Если отбросить все твои вымыслы и предположения. что остается конкретно? Слежка. С этим я согласен. Но ведь не обязательно из-за какого-то убийства, может, просто обыкновенные махинации, жульничество, мало ли, что еще. -- Вряд ли жуликам нравится иметь дело с милицией... И еще -- вдруг мы напали на какое-то особое жульничество, вдруг эти драгоценности -национальное достояние, и нехорошие люди собираются нашу нацию лишить ее богатства... Или, напротив, хорошие люди специально скрывают его от нехороших, замаскировав под Бог знает что! В любом случае явиться в милицию открыто нельзя. И выложить им .все как есть тоже нельзя. Ну сам подумай. Или мы имеем дело с преступниками, и тогда они нас пристукнут, или сами напридумывали невесть что, а в действительности нет никакого преступления, эти драгоценности честно заработаны четой Мацеяков, они нам хорошо заплатили и вправе за свои денежки морочить нам голову. Муж со своей мужской логикой не мог уследить за моими мыслями: -- Ну и что ты прелагаешь? Незаметно пробраться в милицию и там заявить -- послушайте, мы напали на одно подозрительное дельце, но только никому не говорите... Так, что ли? Ведь надо будет наверняка написать официальное заявление, милиция начнет расследование. Я успокаивающе помахала у него перед носом чайной ложкой: -- Да не волнуйся, все не так. Ты уж совсем дурой меня считаешь. Не пойду я в незнакомое отделение милиции. Знаешь, к кому я обращусь? К одному знакомому полковнику, есть у меня такой. Не очень близкий знакомый, но все-таки меня знает. А главное, умный человек. В жизни он и не на такое насмотрелся, так что поймет. -- Вместе пойдем или ты одна? -- Пойду я одна. Созвонюсь, договорюсь и встречусь. -- Встретишься как Басенька или как ты? -- Сдурел? Конечно, как я! А ты должен мне помочь, ведь где-то по дороге мне надо будет переодеться и вообще из Басеньки перевоплотиться в себя. Понятно? Из дому выйдет Басенька, а на встречу приду я, собственной персоной. Надо что-то придумать. Предложение мужу понравилось. Знакомый полковник милиции его вполне устраивал, особенно после того, как я расписала в красках достоинства вышеупомянутого полковника. Мы принялись обсуждать техническую сторону намеченного мероприятия и просидели до глубокой ночи. " " " Знакомому полковнику я позвонила утром и договорилась о встрече на следующий день, ровно в двенадцать дня. Затем, в соответствии с намеченным ночью планом, я обеспечила себе средство передвижения. С этой целью я позвонила знакомому владельцу "трабанта". С ним можно было договориться, он давно меня знал и привык ничему не удивляться. -- Послушай, Ежи, -- сказала я без предисловий, -- ты сможешь завтра ровно без четверти двенадцать ждать меня на Хмельной у входа в кинотеатр "Атлантик"? Надо съездить на Мокотув. Только отвезешь, и все, как можно скорее. -- Завтра? -- Завтра. Без пятнадцати двенадцать. В полдень, значит. -- Я и моя машина к услугам пани. Наверняка есть на свете машины, которые доставили бы тебя на место скорее, например мащины пожарной команды, но я горжусь тем, что ты предпочла мой скромный "трабант". Без пятнадцати двенадцать на Хмельной мы будем ждать тебя у кинотеатра. Вот и все. Больше пока от меня ничего не требовалось. Колесо загадочных событий вдруг перестало вертеться и приостановилось, как бы давая нам передышку. Странное чувство нереальности происходящего овладело мной, когда я отправилась на ежевечернюю прогулку. Светлая грусть и меланхолическая отрешенность переполняли душу. Вроде бы -- вот он, живой человек, с ним так легко говорить, мы понимаем друг друга с полуслова. А с другой стороны -слишком уж фантастична эта моя воплощенная мечта, того и гляди рассеется, как сон. Совершенно невозможно представить, к чему может привести наше знакомство. Мое воображение, обычно излишне активное, в данном случае наотрез отказалось работать. Здравый смысл тоже. Должно быть, все его запасы я израсходовала на историю с шаманским сокровищем. Ладно, пусть хоть недолго побуду в состоянии мечтательной неопределенности и ограничусь лишь одной конкретной задачей -- ни в коем случае нс скомпрометировать себя перед блондином проявлением какой-нибудь столь ненавистной ему инициативы. Блондин появился неожиданно, раньше обычного времени. Увидела я его издали, когда он еще только подходил к скверу. Наши пути сошлись на пересечении двух аллеек. Я честно решительно ничего для этого не предпринимала, никакой инициативы, только заставила себя не сбежать в синюю даль. Встреча произошла сама собой. < Он остановился и поклонился мне, и как-то так получилось. что поздоровались мы друг с другом совершенно естественно и заговорили непринужденно. -- Не ожидала встретить вас так рано, -- заметила я. -- Обычно вы появляетесь позже. Ну вот, опять ляпнула, чего не следовало! Нет чтобы о погоде поговорить... Джентльмен вроде бы и не заметил моей промашки, с готовностью подхватив тему: -- Я лишь сейчас управился с работой. Сегодня у меня был нелегкий день. Слишком много сил и времени требуется, чтобы как-то смягчить последствия того, что лично вы так любите, -- чрезмерного расходования энергии. Вот еще, кажется, мне собираются прочитать мораль! -- А что, кто-то столкнул с рельсов паровоз? -- ядовито поинтересовалась я. -- Не совсем так, просто разгромили машину на стоянке. Молодой парень, по пьяной лавочке. Теперь посадят дурака. Жалко мне его, потому что напился он с горя, из-за девушки. -- Вы серьезно? В наше время, у нашей молодежи столь возвышенные чувства? -- Такое случается чаще, чем вы думаете. А парня жаль, из него мог получиться хороший человек. Неизвестно еще, каким выйдет из тюрьмы. Если бы не эта девица... -- А вы, случайно, не женоненавистник? -- Полагаю, нет. Хотя иногда очень склоняюсь к этому. Женщины бывают просто ужасными... -- Мужчины тоже. -- Я остановилась. -- Очень не люблю разговоров на ходу, может, присядем? А встать можем в любой момент, не обязательно долго сидеть. Ну вот, а собиралась нс проявлять инициативы! Спохватившись, я поспешила добавить: -- А может быть, вы торопитесь? -- Напротив, с большим удовольствием отдохну в этом сквере. Джентльмен выбрал лавочку поудобнее, стряхнул с нее сор и усадил меня так бережно, словно имел дело с паралитичкой. Хорошо, что я знала манеры этих воспитанных особей рода человеческого, иначе Бог знает, что подумала бы... -- Вернемся к нашей беседе. Почему вас так интересует парень, на которого нехорошая девица оказывает столь пагубное влияние? Вы из милиции? Из комиссии по делам несовершеннолетних? -- Ни то, ни другое, вернее, немного и то, и другое. Просто я случайно знаю парня. Знаю и то, что девицу ему специально подсунули, чтобы завлечь, выражаясь высоким стилем, на путь неправедный. Уголовный элемент, случается, использует весьма изощренные методы. -- А вы откуда знаете? Вы как-то связаны с этим? -- В некоторой степени. Меня это интересует. Точнее, интересует все, что связано с организованной преступностью, в настоящее время именно она представляет главную опасность для общества. Делаю, что в моих силах. Мафия... -- Как вы сказали? -- вырвалось у меня. -- Организованная преступность? Мафия? Да ведь это как раз то, что мне нужно! -- Вам-то для чего мафия?! Ну вот, слово не воробей... Оставаться Басенькой стало просто нестерпимо. И какого черта встретился мне этот Паляновский? Хотя, не будь его, не ходила бы я на прогулки по скверику... -- Для чего, для чего! -- проворчала я. -- Характер у меня такой! Без сенсаций помрет, вот и приходится его подкармливать, иначе все соки из меня высосет. Как солитер. -- фи, какое сравнение! К тому же солитер питается не сенсациями. А у вас, как мне кажется, в настоящее время нет недостатка в сенсациях и загадках. -- Это почему же вам так кажется? -- Потому что вы сами все время даете мне понять... -- Это вы, сэр, даете мне понять, что занимаетесь... и наверняка раньше занимались вещами, которые меня всегда безумно интересовали. Не могу ли я как-нибудь впутаться в них? -- Нет, -- спокойно ответил блондин, даже не потрудившись опровергнуть мои инсинуации. -- Не можете. Для этого нужно пройти соответствующую подготовку и к тому же обладать такими чертами характера, которых вы начисто лишены. Например, терпение, выдержка... Теперь я и вовсе ничего не понимаю. Если он из тех, о ком не принято говорить, сейчас он просто был бы обязан решительно от всего отпереться, и тогда у меня бы не осталось сомнений, что он из тех самых... А он и не пробовал отпираться, честно признался, и запутал меня окончательно. Ладно, побеседуем, может, в ходе разговора что и прояснится. От черт характера вообще мы перешли к различиям в чертах характера мужчины и женщины, а отсюда совершенно естественным был поворот к вопросу о браке. О браке как таковом у меня было свое твердое и весьма нелестное мнение. В его же рассуждениях меня удивил один момент, который я решила во что бы то ни стало прояснить, невзирая на последствия. -- Из того, что вы сказали... Может, вопрос мой покажется вам бестактным... Вы женаты? -- Нет, но был. А вы? Я имею в виду -- вы замужем? О Господи, что ответить? Пора, наконец, решить, Басенька я или не Басенька. -- Нет, -- обреченно ответила я, будучи не в силах признать мужем некоего Романа Мацеяка. -- Но была. Муж не выдержал со мной. Что же касается вашей жены, очень странно, что ее нет. Она обязательно должна быть, и я даже знаю, как она выглядит. Я не ошиблась, предположив, что его жена вытеснит моего мужа. Он не скрывал любопытства, ну а я не стала испытывать его терпение и красочно описала ему его половину. , -- Не уверен, что такая женщина мне бы понравилась. Внешность еще туда-сюда, но вот характер... -- Поэтому я и сочла ваш брак не совсем удачным, -- не унималась я.. -А кроме жены у вас еще должен быть кабинет с большим довоенным письменным столом. Собственный кабинет в трехкомнатной квартире... -- Квартира у меня однокомнатная, -- рассмеялся блондин. -- А письменного стола и вовсе нет, пишу на обычном. Почему такое пришло вам в голову? -- Потому что именно такое соответствует вашему внешнему облику. Гуляя по скверу, от нечего делать я напридумывала вам антураж. Ведь вы -квинтэссенция цивилизации. -- Что же это значит? -- А то, что такой продукт цивилизации не годится для леса, там ему грязно, там ему мокро, там его всякая букашка кусает. И вконец уставший, он бессильно присаживается на муравейник... Долгий приступ раскатистого смеха озадачил, в мои намерения не входило так его развеселить. Немного успокоившись, блондин стал оживленно рассказывать: -- Сами того не желая, вы сделали мне грандиозный комплимент. Невозможно представить, сколько сил стоило мне приобщение к благам цивилизации, сколько времени потребовалось на превращение лесного дикаря в городского жителя. Ведь мои детство и юность прошли в лесу, моей естественной средой был лес, и до сих пор в лесу я чувствую себя гораздо лучше, чем в городе. А что, и в самом деле этого по мне не видно? -- Зеркала, что ли. у вас нет? -- Нет, -- смеясь, подтвердил он. -- Есть только маленькое, для бритья, способное отразить лишь не слишком цивилизованную щетину. А вы любите лес? -- Еще как! И очень хорошо себя там чувствую. ...Заявляю с чистой совестью, что силой его на скамейке я не держала, в любой момент он мог встать и уйти. Странно, но он почему-то не встал и не ушел... Часы пробили полночь, когда я вошла в гостиную дома Мацеяков, и на меня набросился неописуемо взъерошенный муж. От долгого ожидания он весь извелся. -- Ты меня в гроб вгонишь! С чего вдруг именно теперь начала шляться по ночам? Всегда раньше возвращалась, а теперь, когда надо... Нераскрытая афера Мацеяков резким диссонансом ворвалась в блаженный покой моей души. Неужели я и в самом деле люблю таинственные и непонятные приключения? Вот сейчас они меня ну ни капельки не интересуют. -- А кто тебя заставляя ждать? -- в свою очередь набросилась я на мужа. -- Это что, представление под названием "Ревнивый муж" или опять какое открытие? -- Именно! Открытие! Я отковырнул кусок керамического подсвечника, а под ним какое-то изделие из золота. -- Должно быть, опять истинное произведение искусства. -- безмятежно заметила я. -- Только все это как-то не укладывается в голове. Обычно ведь мошенники как поступают? Подделывают стекляшки и выдают их за брильянты из царской короны. А тут, наоборот, драгоценные произведения искусства выдают за халтурные поделки. Для чего такое понадобилось? -- Вот и я не могу понять. А понять надо, чтобы завтра ты могла как-то объяснить это полковнику, ведь слишком уж по-идиотски все это выглядит. -- А будет выглядеть еще хуже, если они заставят нас вернуть шаману его сокровища в первоначальном состоянии, -- зловеще произнесла я, с беспокойством изучая ущерб, нанесенный вышеупомянутым сокровищам. -Остается надеяться, что это все-таки уголовщина. Я отправилась в кухню выпить перед сном чашку чаю. Муж потопал за мной, упорно настаивая на необходимости немедленно выработать какую-то общую концепцию. И вырабатывал, пока я пила чай. Его версия свелась к следующему: зная о готовящейся краже со взломом, владельцы сокровищ прибегли к сталь изощренной маскировке. По их замыслу, грабителей к тому же должна была отпугнуть и неимоверная тяжесть подделки. Я позволила втянуть себя в дискуссию и не согласилась с версией мужа; очень не хотелось признать, что мы привели в негодность достояние честных людей и теперь мне придется собственноручно реконструировать рыцаря. Вот почему я отстаивала версию преступного сокрытия от властей сокровищ, добытых нечестным путем. На следующий день в полдвенадцатого мы приступили к осуществлению эпохальной хитроумной операции. Подъехав к торговому центру, я поставила "вольво" на стоянку, и мы с мужем не торопясь вошли в универмаг "Сава". На мне была яркая шляпа и пальто в крупную разноцветную клетку, муж нес битком набитый портфель. Обойдя киоски на первом этаже и приценившись к некоторым товарам, мы вышли на лестничную клетку с другой стороны универмага. Нам повезло -- на лестнице не было ни души. Ну теперь быстренько! Я сорвала с головы шляпу вместе с париком, моментально сбросила пальто и осталась в юбке с блузкой. Муж выдернул из портфеля жакет от юбки, я его набросила, сунула ему в руки сумку клетчатую, от плаща, выхватила у него из рук сумку бежевую к костюму, провела расческой по волосам, заранее подготовленной влажной ваткой стерла брови, губы и родинку. Все это заняло не более полутора минут. Оставив мужа заталкивать в портфель клетчатый плащ и деформированную шляпу, я нацепила темные очки и через второй этаж прошла к выходу на улицу Хмельную. Верный друг ждал меня в своем "трабанте". -- Делай, что хочешь, -- сказала я, плюхнувшись на сиденье рядом с ним, -- но ни в коем случае не дай себя догнать, если увидишь, что за нами гонятся. Никто не должен знать, что я еду на Мокотув. -- Странно, -- спокойно ответил Ежи, с трудом выбираясь со стоянки. -Ты ведь живешь на Мокотуве, не правда ли? А кроме того, если погонится милиция, я убегать не буду. -- Милиция мне не мешает, убегать будем от частников. -- Вижу, ты опять делаешь свою жизнь интересной и разнообразной. Что на сей раз? -- Пока сама не знаю, но недели через две расскажу тебе, обещаю. К тому времени должно проясниться. Да поезжай же, чего тормозишь? Ежи отказался от намерения следовать правилам уличного движения и проехал перекресток на желтый свет. Благодаря этому мы оказались последними. За нашей машиной никто не гнался. К полковнику меня допустили сразу же, хотя я и пришла за пять минут до назначенного времени. Мы давно не виделись и с любопытством взглянули друг на друга. Он наверняка гадал, какой кретинизм подготовила я ему на сей раз, я же прикидывала, на сколько ему хватит терпения. Ничего, мне всегда удавалось найти общий язык с приятными людьми... А этот полковник когда-то понравился мне с первого взгляда. С одной стороны, ничего удивительного, ведь он мужчина интересный. С другой -- странно, ведь он носит бороду. Я же бород не выношу, хотя должна признаться, что борода очень ему идет и, кто знает. может, без нее он выглядел бы хуже... В прошлом жизнь не раз заставляла меня общаться с этим симпатичным полковником милиции. Хочется надеяться, что симпатия взаимна... -- У меня неприятности, -- без обиняков начала я. -- Я совершила преступление и теперь не знаю, что делать. А поскольку явилась добровольно, пожалуйста, не арестовывайте меня сразу же. -- Сначала я послушаю. Возможно, удастся сохранить вам свободу, если это не убийство. -- Разрешите, я начну с конца. Кажется, я влипла в аферу, связанную с подделкой произведений искусства. Может, вам о ней что-нибудь известно? Полковник как-то странно посмотрел на меня. но ответил вежливо: -- Не знаю, известно ли вам, что произведения искусства мы подделываем крайне редко... -- ...но наверняка чаще меня сталкиваетесь со злоупотреблениями в этой области. Так вот, мне попался сверток... Вернее, его нам принесли... нет, так дело не пойдет. Полковник смотрел на меня с выражением мученика. Терпеливого мученика. Похоже, придется все-таки начать сначала. -- Ладно, попробую с самого начала. Недавно один человек уговорил меня сыграть роль другой женщины. Она уедет, а я поселюсь в ее доме сроком на три недели и буду ссориться с ее мужем. Будто я -- это она. Я на нее немного похожа, особенно когда надену парик и ее одежду. Ну я и поселилась. -- Зачем? -- прервал мой рассказ полковник. -- Как зачем? Чтобы сыграть роль этой женщины. -- А зачем ее играть? -- Тот человек мне все объяснил. Это такая любовная история... Роман века. Они любят друг друга, а муж мешает. И надо, чтобы она смогла уехать с ним втайне от мужа. Погодите, не перебивайте, вот тут-то и начинается главное. Знаете, в чем собака зарыта? -- И вы поселились в ее доме? -- все-таки перебил он. -- Поселилась, немного пожила, и тогда стало ясно, что ее муж -- вовсе не ее муж, а подставная фигура. -- А если понятнее? -- Я и так стараюсь попонятнее. Переодели меня, значит, и загримировали под ту женщину, поселилась я в ее доме, где жил и ее муж, а вскоре оказалось, что он вовсе не ее муж, а такое же подставное лицо, как и я. Совершенно постороннего человека, как и меня, уговорили пожить в этом доме и ссориться с женой. Он не сомневался, что я настоящая жена... -- А вы, случайно, не в творческом настроении? Может, работаете над новой повестью, очень интересной и очень запутанной. При чем здесь произведения искусства? Я разозлилась: -- Все время прерываете, а потом говорите, что непонятно. Никак не даете дойти до произведений искусства. Жаль, надо было прихватить с собой, чтобы сами полюбовались. Не хотелось подвергать опасности вашу психику. И вот, вместо благодарности, вы еще издеваетесь надо мной. -- Это еще вопрос, кто над кем издевается. С присущей мне самокритичностью я подумала. что и вправду мой рассказ несколько путаный, и уже спокойнее произнесла: -- Лично я ни над кем не издеваюсь, и не для того я вам звонила. Извольте проявить терпение и дослушать до конца. Так вот, вскоре выяснилось, что в чужом доме по просьбе хозяев поселились два человека, которые должны друг перед другом играть роли хозяев. Когда мы поняли это, вместе попытались понять цель такого маскарада, но так и не поняли. Все бы ничего и я ни за что нс пришла бы к вам. если бы не подозрительная передача. Какой-то мужик притащил сверток, пытался мне его всучить и молол какую-то чушь... -- Какую именно? -- вопрос был задан железным голосом, и я вдруг поняла, что полковник только прикидывается непонимающим, что он слушает меня с величайшим вниманием и из моего хаотичного рассказа безошибочно выделяет главное. Ишь какой, а еще говорит, над ним издеваются! На конкретный вопрос я постаралась ответить тоже конкретно: -- Полную чушь. Спросил, есть ли куры, за неимением их примирился с крокодилами и заявил, что принес для них морковку... -- Морковь для крокодилов вызывает у меня сомнения. Не могли бы вы дословно процитировать весь разговор? -- Могу, конечно. А насчет моркови я сама сомневаюсь. Так процитировать? -- Немного погодя. Пока расскажите, что было дальше. -- А дальше он всучил мне пакет и велел доставить его шаману. -- Кому? -- воскликнул полковник. -- Я не выдумываю, это он сказал -- передача для шамана, доставить немедленно... Жестом приказав мне замолчать, полковник с минуту пристально смотрел на меня, затем выглянул в предбанник к секретарше и велел ей немедленно .вызвать капитана Рыняка. Мне это не понравилось... -- Подождем нашего сотрудника, его наверняка заинтересует ваш рассказ, -- сказал мне полковник. вернувшись на место. -- А пока, между нами, -- все, что вы рассказали, чистая правда или вы ее малость приукрасили? От себя ничего не добавили? -- Вы меня явно переоцениваете, пан полковник. Да и можно ли вообще подобную правду приукрасить? Капитана Рыняка я еще с давних пор немного знала. Он, по всей вероятности, тоже меня помнил, причем неплохо, ибо при виде меня попятился и вроде бы хотел вообще сбежать. А я подумала с грустью, что моя любовь к милиции, похоже, не пользуется взаимностью. -- Пани Хмелевская только что рассказала мне очень любопытные вещи, -сказал коллеге полковник, как мне показалось, с ехидством. -- Полагаю, вам тоже будет интересно их услышать. В частности, о передаче для шамана. Ее передали ей. Капитан посмотрел на меня, как на внезапно появившееся привидение. -- Пани?! -- Пани, пани! -- нетерпеливо подтвердил полковник. -- А потому, что она уже много дней играет роль совсем другой женщины. Ее уговорили сыграть роль... как зовут ту женщину? -- Барбара Мацеяк. В капитана словно молния ударила. Он сделал попытку сорваться со стула, но застыл на полпути, в ужасе уставившись на меня. Мне стало жарко, и я про себя помянула недобрым словом Стефана Паляновского. Полковник демонстрировал каменное спокойствие. -- А мужа как зовут? -- Роман. Тоже Мацеяк. -- Если я вас правильно понял, уже на протяжении нескольких дней в доме супругов Мацеяков под видом этих супругов живут другие люди? -- спросил меня полковник, но при этом глядел почему-то на капитана. Тот бессильно откинулся на спинку стула, а потом вдруг сорвался с него и выскочил из кабинета. Мне уже было жарко не просто, а прямо-таки тропически. Я сделала робкую попытку узнать, что тут происходит, но полковник задушил ее в самом зародыше. Через несколько томительных минут капитан вернулся с какой-то бумажкой в руке. -- Вышла из дому, одежда: пальто в крупную оранжевую, черную и красную клетку и большая фиолетовая шляпа, -- зачитал капитан по бумажке. -- Черная сумка, черные туфли. Вошла в "Саву",.. Капитан прервал чтение, и оба они с полковником, как по команде, уставились на мой бежевый костюм и бежевую сумку, а потом синхронно перевели глаза на мои ноги. -- Все правильно, -- робко призналась я. -- Туфли те самые, некогда было менять, к костюму не подходят, но я надеялась, что на них не обратят внимания. Остальное же, согласно списку, в портфеле подставного мужа, который ждет в универмаге на лестнице. С трудом оторвавшись от туфель, офицеры милиции взглянули друг на друга, и капитан рухнул в кресло, как человек, которого не держат ноги. В кабинете воцарилось тягостное молчание. Не сразу осмелилась я прервать его. -- Так мне продолжать или как? Похоже, я в чем-то вам подгадила? -- Да, есть немного, -- отозвался полковник. -- Неужели вы не можете обойтись без того, чтобы не угодить в какую-нибудь историю? Ладно, давайте сначала и со всеми подробностями. И разговор с мужиком дословно. И опять принялась я излагать всю историю, стараясь придерживаться хронологии и всячески подчеркивая неземную любовь Стефана Паляновского к Басеньке, единственное смягчающее для меня обстоятельство. Капитан взял себя в руки и ловил каждое мое слово. По его лицу разливалось мрачное отчаяние. И вот я опять добралась до передачи шаману. С удовольствием процитировала достопамятный разговор с неотесанным хамом и только-только собиралась приступить к описанию сокровищ, как меня прервал капитан. '- И вы только сейчас обратились к нам? -- с отвращением глядя на меня, ужаснулся он. -- А раньше у меня не было никаких оснований, -- парировала я. -Супружеская измена ведь не карается по закону? -- Как вы к нам добрались? -- пресек нашу перепалку полковник. -Только по порядку и тоже с подробностями. Я с удовольствием во всех подробностях описала проведенную совместно с мужем операцию, с привлечением знакомого "трабанта". Кажется, у капитана немного отлегло от сердца. Посмотрев на полковника. он пробормотал: -- Может, еще не все потеряно? На что полковник загадочно ответил: -- Более того, даже может пригодиться. Нет худа без добра. И обратился ко мне: -- А что касается вашего подставного мужа... Возмущенная тем, что меня каждый раз прерывают на шамане, я не дала ему докончить: -- Да погодите вы, дайте же рассказать, в конце концов, из-за чего я к вам пришла! Вас не интересует, что было в пакете? -- Как, неужели вы его вскрыли?! -- Конечно! -- И увидев их разъяренные лица, поспешила добавить: -Вместе с мужем. -- И что там было? -- Наконец-то вы позволили мне добраться до главного -- подделки произведений искусства. Хотя не уверена, что к данному случаю этот термин подходит. Тут все наоборот -- как раз настоящие ценности пытались замаскировать, выдать их за халтурные бездарные поделки... -- Что было обнаружено в свертке, предназначенном для передачи так называемому шаману? -- полковник изо всех сил старался сохранять спокойствие. -- Так я же говорю -- произведения искусства большой ценности. Нет, не так. Сначала мы с мужем обнаружили две жуткие картины, намалеванные на толстых деревянных досках. Такая мазня, смотреть противно. Но это оказался камуфляж, пан полковник! Под ними скрыты две иконы, кажется старинные, в золотых ризах, усыпанных драгоценными камнями. Вот я и подумала -- опять расхищают народное достояние, сволочи! Простите, но я к этому спокойно относиться не могу. Ага, кроме того, шаману 'предназначались еще четыре изделия из залога, замаскированные под уродливые подсвечники. Что за изделия -- не знаю, мы не стали дальше расковыривать. Ну и нам все это показалось подозрительным... -- А где сейчас все это? -- Лежит на кухонном столе, прикрытое бумагой. Полковник опять сказал капитану что-то взглядом. Тот, похоже, совсем оправился и теперь глядел на меня уже без прежнего отвращения, задумчиво поглаживая подбородок и о) чем-то размышляя. Потом перевел взгляд на начальство. Интересно, как они понимают друг друга без слов? С помощью телепатии? У меня не было никакого сомнения в том, что подозрительные делишки четы Мацеяков им были уже известны. Хуже того, теперь становилось ясным, что это не просто подозрительные делишки, а крупная афера, которой милиция заинтересовалась независимо от меня. Тем временем телепатические переговоры, не предназначенные для посторонних лиц, как видно. завершились, и капитан закончил их вопросом: -- А пани?.. -- Поможет, -- ответил ему полковник. -- У нее нет другого выхода. У меня тоже немного отлегло от сердца. Я кивнула, соглашаясь. Капитан принял новую концепцию и, не сходя с места, принялся ее осуществлять. . -Завтра к вам придут слесари-водопроводчики, -- бросил он мне тоном приказа. -- Три человека. Прошу впустить их в дом. Я опять кивнула, но уже слушала вполуха, ведь надо же им рассказать еще о воре-домушнике. И рассказала. Представители власти почему-то отнеслись к нему с возмутительным пренебрежением и сразу перевели разговор на другое, устроив мне форменный перекрестный допрос. Благодаря этому я просто не имела возможности рассказать всего, в том числе затронуть два скользких момента -мой гонорар и встречи с блондином. Но вот допрос закончился, милиция, видимо, узнала, что хотела. Капитан не только полностью отошел, но даже преисполнился бьющей через край энергией. -- А теперь не мешало бы прощупать и вашего подставного мужа. Где, вы сказали, он ждет? -- На лестничной клетке в "Саве", вход с улицы. Щупайте осторожнее, он человек нервный, -- предупредила я капитана. -- Отправляйтесь! -- разрешил полковник. -- Потом доложите, а я еще немного побеседую с пани Хмелевской. На прощание они еще раз обменялись только им понятными взглядами и жестами. Капитан вышел, а полковник принялся читать мне мораль. -- В голове не укладывается, как вы могли согласиться на этот дурацкий маскарад! Играть роль чужой жены -- надо же пойти на такое! Умная женщина, а не поняли, что неспроста вас втягивают в авантюру. Неприятно такое выслушивать, но полковник был во всем прав. Я целиком и полностью признала свою вину и добавила: -- Бог свидетель -- я действительно поверила в их романтическую любовь. Меня тронули страдания влюбленных, захотелось им помочь. Видите ли, я сама верю в любовь, и она всегда найдет отзвук в моем сердце. Пан полковник, да не будьте же таким официальным и скажите, в чем все-таки дело? -- Разумеется, скажу, иначе вы способны еще Бог знает что отмочить. Думаю, нет необходимости напоминать о сохранении в тайне того, что услышите, впрочем, вы и сами поймете, как опасно проболтаться. Так вот, дело в том... Я затаила дыхание. -- Дело в том, что уже полгода мы распутываем на редкость неприятное дело. Во время войны один из офицеров вермахта награбил здесь у нас большое богатство. В основном произведения искусства большой стоимости -- наши, советские, болгарские, даже греческие и итальянские. Мы не знаем, где он все это прятал, но кто-то нашел и теперь переправляет за границу. Наряду с ними переправляются и другие ценные предметы, составляющие наше национальное достояние. Не так уж много осталось их в нашей стране, и вот находятся подонки, которые ради денег сплавляют за границу и это немногое. Вы знаете, как я к этому отношусь... А когда подумаю, что и вы помогали им... Если бы я вас не знал... -- Но вы знаете, и лучше не говорите о том, что бы было, если бы вы меня не знали. И для меня такого рода разбазаривание остатков наших национальных ценностей -- худший вид преступления. И вообще, дайте прийти в себя, меня удар хватит! Я сдержала рвущееся из души возмущение, но, видимо, оно достаточно ясно отразилось на лице, ибо полковник предостерегающе поднял руку: -- Только спокойно. Если вы посмеете опять проявить инициативу... -- Спокойно?! Да я себя не помню от ярости. Роман века выдумали, псякрев! И меня втянули в такое дело! Вывозили бы себе доллары, водку, колбасу, так нет. взялись за произведения искусства! Тут мне на память пришла меблировка дома контрабандистов, и во мне взыграла мстительная радость. -- Пан полковник, у них в доме полно всяких ценных предметов -- и мебель в стиле рококо, и картины Ватто, и серебряные подсвечники, и алебастровая ваза, кажется, XVIII века! Наверняка все это из того, что фашист награбил. Делайте, что хотите, но вы обязаны это немедленно прекратить! -- Да ведь это же не я вывожу за границу... -- Все равно! -- продолжала я бушевать. -- Если вы не положите конец безобразию, я сама... -- Ага, теперь вы на меня накинулись, а кто из нас поддельная жена? Кто помогает преступникам? Он, конечно, прав, но я никак не могла успокоиться. Сколько раз, будучи за границей и наслаждаясь сокровищами Дании, Франции, Италии, я с тоской думала о нашей бедности. После всех исторических катаклизмов, прокатившихся по несчастной Польше, в ней так мало осталось былых ценностей. Сколько раз меня так и подмывало попытаться оттуда что-нибудь прихватить, и вот -- на тебе! Оказалось, я лично способствую самому мерзкому из всех видов контрабанды! Не скоро угомонилась Эриния, пылающая жаждой мести. Не знаю, что больше меня возмутило: преступная деятельвость шайки Паляновского или тот факт, что он так просто обвел меня вокруг пальца. Полковник подлил масла в огонь, безжалостно представив мне мою собственную глупость и все юридические последствия моего непродуманного шага. Если бы он не знал меня лично... -- Хватит, вы меня уже достаточно сагитировали. Что я должна делать? -- Только одно -- продолжать играть роль Басеньки Мацеяковой. И никакой самодеятельности! -- Только и всего? Оставаться Басенькой и ничего не предпринимать? -- Вот от этого я вас как раз и предостерегаю. Н-и-ч-е-г-о! Продолжайте играть роль Басеньки, причем постарайтесь сделать это как можно лучше, чтобы никто ни о чем не догадался. Предупреждаю вас, сударыня, вы втянуты в очень опасное дело, каждый неверный шаг может стоить вам жизни, а для нас равносилен провалу всей операции. Речь идет о фантастических суммах, и преступники ради них готовы на все. Мы очень рискуем, посвятив вас в наши планы, но у нас не было другого выхода. Еще раз напоминаю: никто -- слышите? -- никто! -- не должен знать о нашем уговоре. Никому -- слышите? -- никому! -- вы не смеете больше и словом намекнуть об афере Мацеяков. Связь будете поддерживать только с капитаном Рыняком, он даст номер своего телефона и научит, как ему надо звонить. А теперь возвращайтесь домой... -- Не могу, я же не загримирована, пришла к вам в натуральном виде, надо принять облик Басень^ ки. Ее пальто и шляпа у мужа в универмаге. -- Ничего, дома примете соответствующий облик. Я вижу, вы все еще не успокоились и не в состоянии рассуждать логически... -- А!.. -- до меня, наконец, дошло. За четой Мацеяков следили не нанятые супругами шпионы из хулиганствующих элементов, а наша родная милиция. Вот для кого предназначалось наше сходство напоказ... Узнав о том, что милиция заинтересовалась их бизнесом и установила за ними наблюдение, муж с женой нашли выход -- выставить на обозрение милиции две невинные жертвы, тем самым получив возможность на свободе заняться своими делишками. Надо отдать им должное -- мысль оригинальная и, как показал опыт, полностью себя оправдала. В дом Мацеяков я вернулась все-таки кружным путем, поскольку нужно было забрать "вольво", оставленное на стоянке у "Савы". Муж возвратился только под вечер, переполненный впечатлениями и чуть живой от треволнений. Я потребовала подробного отчета. -- Я им все сказал! -- драматически заявил он и начал отчет: -- Ко мне явился какой-то тип, назвался капитаном, сказал, что от тебя, не понимаю, что ли полковника понизили в должности? Ведь должен быть полковник! -- Полковнику только и дела, что бегать по универмагу и искать тебя! Он приставил к нам капитана, так что примирись с этим. -- А, тогда порядок... Жду, значит, я на лестнице, а тут бежит какая-то продавщица и, представляешь, слетела со ступенек! Подвернула ногу, пришлось мне отвести ее в дежурку, а там уже ждал капитан. Понятия не имею, откуда он узнал, что продавщица слетит с лестницы и что я помогу ей дойти до дежурки, бедняжка так хромала... -- Хватит о девушке, давай о капитане. -- Капитан тоже ничего, мне понравился, хоть я и не все понял. Знаешь, он велел мне оставаться Мацеяком. А тебе? -- Мне тоже. Рассказывай же! -- Сначала я сдрейфил, боялся, он мне не поверит, но вроде поверил. Да, слушай! Они что-то знают! Точно, о Мацеяках не только от меня узнали! Ты как хочешь, но я буду держаться милиции, это ты правильно придумала. И если надо, останусь Мацеяком хоть целый год! Капитан сказал -- мне ничего не будет, если поможем, нас не посалят. Ты как считаешь? По логике вещей, если не поможем, выходит, мы в сговоре с Мацеяками. Завтра к нам придут водопроводчики, а о шамане так ничего и не сказал. Ну и каша заварилась, помереть мне на этом месте, а что у тебя? Некоторая хаотичность изложения мне не мешала, отчет был полным и исчерпывающим и совпадал с полученными мною инструкциями. -- У меня то же самое. Я по-прежнему Басенька, чтоб ей пусто было! Полковник не считает меня замешанной в преступлении, зато считает полнейшей идиоткой. Никак не может понять, как здравомыслящего человека можно поймать на крючок таких романтических бредней. Муж всецело разделял мои чувства. -- Послушал бы он, как эта сирота казанская тут канючила, -- с горечью заметил он. -- Я сам никак не мог взять в толк, чтобы в наше время мужик до такой степени потерял голову из-за бабы. Форменным образом спятил, совсем потерял голову, себя не помнил. А как дошел до объегоривания жены, тут уж подвел научную базу, все расписал -- и обоснование, и технические детали. Совсем мне голову задурил, и скулил по-собачьи, и на колени становился, и тысячами размахивал. А у меня как раз... Да, об этом я уже говорил. В общем, так заморочил, что я перестал соображать. К тому же уж больно я жалостливый, ну и согласился. И только потом, когда охолонул малость, стал подозревать -что-то тут не то. Слушай, а тебе сказали, в чем дело? Мне так толком и не объяснили, сказали только, что тебя и меня втянули в преступное деяние, а в какое именно -- не уточнили. А тебе сказали? -- Да, сказали. Нелегальный вывоз за границу произведений искусства с целью обогащения. Контрабанда. Муж, как видно, не совсем понял, потому что задал глупый вопрос: -- Контрабанда к нам или от нас? -- Ну и дурак же ты! Конечно, вывоз от нас. Если бы к нам завозили какие-то ценности, лично я бы только радовалась. Знаешь, сколько раз, когда я видела в заграничных музеях и картинных галереях вывезенные из нашей несчастной Польши всевозможные драгоценности и произведения искусства, меня так и подмывало выкрасть их и привезти обратно. Независимо от того, каким путем они попали за границу. -- И что? -- заинтересовался муж. -- Ты пробовала? -- Условий не было! -- со вздохом пояснила я. -- А будь хоть малейшая возможность, уж я бы не оплошала. И совесть меня бы не мучила, что я что-то там украла. А эти, наши Мацеяки... До мужа, наконец, дошла вся мерзость того, чем занимались Мацеяки, и он полностью разделил мое возмущение. Мы дружно осудили и моральный облик обоих Мацеяков, и социальную опасность их деятельности, в которую они обманом вовлекли и нас. При этом муж пустился в философствование, высказывая созвучные моей душе мысли: -- Я там из себя святого не строю и понимаю так. Одно дело -- украсть подушку у прохиндея, который им счет потерял, особенно когда у тебя ни одной. А вот спереть последнюю у какого-то бедолаги для того только, чтобы себе подложить под задницу, а он пусть на голых досках мучается, -- это уже самое последнее дело, не свинство даже, а... не знаю, как такое и назвать. Ни за какие миллионы я в этом участвовать не буду! Объединенные святой ненавистью к мошенникам, мы в согласии сели ужинать, и я в знак солидарности зажарила мужу отличную отбивную. За ужином разговор естественным образом перешел на сокровища шамана, которые занимали большую часть кухонного стола. Сопоставив свои прежние открытия с полученной в милиции информацией, мы многое теперь поняли и предположили, что настоящие сокровища преступники хотели провезти через границу под видом произведений народного искусства. Очень натянутое объяснение. Такие произведения народного искусства просто не могли не привлечь самого пристального внимания таможенников. Нет, замысел контрабандистов оставался нам непонятным. -- До чего мне осточертел этот дедуктивный метод! -- пожаловалась я мужу. -- Последнее время только и занимаюсь тем, что дедуцирую. Вот и опять приходится... На прощание полковник сказал мне только, что они занимаются на редкость неприятным делом, связанным с контрабандой предметов искусства. А поскольку я уже многое знаю, то нет необходимости рассказывать мне подробности, об остальном, мол, я и сама прекрасно догадаюсь. Фигу я догадаюсь! Мне нравится знать наверняка, а не самой придумывать Конечно, придумать мне -- раз плюнуть, но что толку, если я потом опять начинаю сомневаться. -- А в чем ты сейчас опять сомневаешься? -- Да во всем! Я вовсе не уверена -- знали ли они о том, что милиция за ними установила наблюдение, или просто боялись этого и решили подстраховаться на всякий случай. Сплошные сомнения вот из-за этого пакета, который надо было передать шаману. Мужик велел доставить срочно, даже повторил это, а они нас ни о чем не предупредили. И никто им не интересуется, значит, не срочно? Ведь они могли же сказать, что принесут такой-то сверток, пусть себе полежит. Тогда нам с тобой и в голову бы не пришло распатронить его. Мы бы нс встревожились, не стали бы интересоваться чужой передачей, не обратились бы в милицию... -- А этот твой, как его, Паляновский... -- Вот, опять я не уверена, но мне кажется, в милиции о его причастности к делу вообще не знали, да и причастен ли он? Может, кристальной души человек, просто угораздило его влюбиться в Басеньку, а что она занимается нелегальным бизнесом, он мог и не знать. И выходит, я его выдала. Видишь, сплошные сомнения. -- А о планах своих тебе в милиции ничего не сказали? Ведь нас попросили помочь, надо же знать, в чем именно. -- Ну ты даешь, так и станет милиция трубить о своих тайных операциях! -- И не догадываешься? -- Догадываюсь, но учти, это только мои догадки. Наверное, с нашей помощью милиция надеется раскрыть всю шайку, нащупать их связи, а потом всех сразу накрыть. В милиции принято так делать. И кажется мне, именно шаманский пакет может выявить важный контакт. То есть я хочу сказать -- мне кажется, что им так кажется. А впрочем, может, и неправильно кажется... -- Мне кажется, -- подхватил оживленно муж, -- что тебе правильно кажется. Тьфу, и ко мне это "кажется" прилипло. Я думаю, что ты права, и только удивляюсь, как ты можешь расстраиваться из-за таких пустяков -правильно ты рассуждаешь или нет. Думать надо о другом. Только теперь я понял, в какое опасное дело мы вляпались. Да еще эта передача шаману! Вон, на столе лежат несметные сокровища -- золото, драгоценные камни, антикварные вещи. Я, пожалуй, сегодня не пойду спать, надо посторожить. А вдруг кто свистнет? Тогда уж милиция точно на нас подумает! -- Не пропало до сих пор, и теперь ничего с шаманским сокровищем не сделается. А завтра придут водопроводчики и позаботятся о нем. -- Завтра! -- фыркнул муж. -- До завтра все что угодно может случиться! -- Типун тебе на язык! Если я не вернусь с прогулки, звони в милицию, чтобы сообщили полковнику, а уж он обнаружит мой хладный труп. Вот телефон. И на всякий случай давай проверим, хорошо ли заперты все окна. Перед тем как отправиться на прогулку, я опять загримировалась и надела парик с челкой. С большой неохотой изменила я свой внешний облик. Из двух зол я предпочла бы не понравиться блондину как я, а не как Басенька. Прогулка прошла точно так же, как вчера. Он до глубокой ночи просидел со мной на лавочке, хотя никто его там силой не удерживал... Вопреки мрачным пророчествам мужа до утра ничего не произошло. Не было необходимости искать мой хладный труп, ибо я вернулась с прогулки целая и невредимая, шаманские сокровища лежали в целости и сохранности в кухне под столом, никакого следа непрошеных гостей не обнаружилось. Тишина и спокойствие. Три слесаря-водопроводчика пришли к нам около двенадцати часов дня. Я была растрогана до слез, узнав в одном из них капитана. Он собственной персоной самоотверженно волок чугунное калено канализационной трубы. Я воспользовалась случаем прояснить остававшиеся до сих пор для меня неясными некоторые аспекты дела. Во-первых, какое отношение имеет к нему полковник. По имеющимся у меня сведениям, он должен заниматься совсем другими делами. Капитан не стал темнить: -- Нашим делом полковник интересуется, можно сказать, в частном порядке. У него свое особое отношение к расхищению национального достояния, и он пожелал, чтобы его держали в курсе всех перипетий нашей операции. Мне кажется, он охотно бы лично возглавил ее, такой у него зуб на всех этих подонков, да времени нет. Во-вторых, меня интересовал вопрос с передачей для шамана, но капитан сказал, что и сам не в курсе и ровно ничего не понимает. Остается ожидать развития событий. Водопроводчики рассыпались по дому, опылили порошком для снятия отпечатков пальцев все ценности, включая и комод, велев мне потом все тщательно поубирать, открыли неоткрывающийся ящик секретера, который оказался пустым, сделали еще тысячу дел и, наконец, угомонились. Перед уходом капитан пожелал выяснить у меня с мужем кое-какие недостающие мелочи. -- Как вы договорились с Мацеяками о возвращении? -- задал он вопрос, повергший меня и мужа в полное смятение. Вытаращив глаза, мы уставились друг на друга, но ни один из нас и слова не произнес. Капитан терпеливо ждал, хотя времени у него было в обрез. Не дождавшись ответа, он задал наводящие вопросы: -- Они вам позвонят? Кого-нибудь пришлют? Вы договорились где-то встретиться? Когда? Где? -- Никак не договорились, -- наконец пробормотал муж. -- Я как-то упустил этот вопрос из виду. А ты? -- с надеждой посмотрел он на меня. -- И я упустила, -- сокрушенно призналась я. -- Просто не было об этом разговора. У меня создалось впечатление, что они каким-то образом сами проявятся. Хотя, если честно, впечатление вот только сейчас создалось... Не стану описывать, с каким выражением смотрел капитан на нас обоих и даже сделал такой жест, будто хотел покрутить пальцем у виска, да из вежливости удержался. А я с ужасом подумала, что вот из-за этого очередного упущения могу всю оставшуюся жизнь прожить в шкуре Басеньки. -- Знаете что, мои дорогие, -- укоризненно вымолвил капитан, -- если бы у меня еще оставались какие-то сомнения относительно вашего участия в афере Мацеяков, теперь их бы не осталось. Ладно, сколько еще? -- Чего сколько? -- Сколько времени еще вы будете играть роли Мацеяков? Сколько дней? -- Дней пять... Вроде бы пять? -- муж вопросительно смотрел на меня. -А потом они проявятся, не сомневайтесь... -- А если не проявятся, тогда что? -- Не знаю, что вам и ответить, пан капитан, -- сокрушенно произнес муж. -- Должно, совсем он мне голову заморочил -- три недели, три недели, а как закруглимся -- и не решили. Затмение на меня нашло, не иначе... Я в ужасе воскликнула: -- Они что, не вернутся? Пан капитан, у вас есть основания думать, что они уже сбежали? Тогда на кой черт вся эта петрушка с нашим переодеванием? Да нет же,, вернутся! Капитан с сомнением крутил головой. -- Думаю, что пока не успели сбежать и, возможно, вскоре объявятся. Дней пять подождем. Но в такой ситуации мы с вами сейчас ни о чем договориться не можем. Как тут согласуешь наши действия? Остается одно -будете информировать меня обо всем, что произойдет, даже о каждой мелочи. Понятно? Что бы ни случилось -- сразу звоните, но так, чтобы вас не было видно в окно. Понятно? Наверное, по нашим лицам он увидел, что не совсем понятно, потому что еще раз повторил категорическую просьбу обязательно звонить, причем делать это из какого-нибудь укромного угла. -- Поставьте телефон пониже, -- посоветовал он, и мы поняли, что лучше всего звонить в позиции лежа на полу. Тем временем два других водопроводчика вплотную занялись сокровищами шамана и не скрывали своего недовольства тем. что большинство отпечатков пальцев на предметах искусства мы с мужем очень хорошо стерли. Поскольку раскуроченные сокровища невозможно было реконструировать на месте, решили забрать их с собой и завтра вернуть в реставрированном виде. Это означало, что водопроводно-канализационные работы в особняке Мацеяков немного затянутся. Нас с мужем научили, что говорить хозяевам по этому поводу, причем капитан особый упор сделал на то, чтобы наши показания были согласованы. На следующий день бригада водопроводчиков, теперь уже в составе лишь двух человек, принесла в сумке с инструментами шаманские сокровища. Они были так чудесно восстановлены, что мы с мужем потеряли при виде их дар речи. Ни следа нашей разрушительной деятельности! Муж в полном восторге рассыпался в похвалах способностям специалистов соответствующих служб милиции и даже о чем-то очень интересном поговорил на языке химиков с ее славными представителями. А затем под их бдительным оком мы с мужем должны были завернуть сокровища в пакет и обвязать его бечевкой в точности так, как было раньше. С мужа немного слетела эйфория, и он заговорил на нормальном языке: -- А золото в середке вы оставили на месте? -- подозрительно спросил он. -- И иконы? А то пропадет, а мы отвечай... -- Не беспокойтесь, вам отвечать не придется, -- успокоил его один из работников коммунальной службы. -- Теперь уже мы проследим за этим. -- Нет, но в середке... -- попытался настаивать муж, однако ему не дали договорить, заявив, что в середке как раз то, что положено. Когда они ушли. я стала разъяснять этому дураку: -- Ну как ты не понимаешь -- наверняка они в середку положили поддельные драгоценности. Ведь то, что там было, стоит бешеных денег, кто же будет так рисковать. Слушай, какие мы с тобой умные, не разрезали бечевку, а осторожненько развязывали, вот и пригодилось... Итак, передача шаману приобрела прежний вид и стала дожидаться своего часа в кухне под столом. Не знаю, почему это место казалось нам самым подходящим, но мы выбрали его. Пакет лежал себе спокойно, а мы с мужем не находили места от беспокойства. Как же раньше мы оба не подумали о возвращении к прежней жизни, не обсудили все подробности этой важнейшей процедуры! А теперь вот мучайся... А вдруг эти Мацеяки продержат нас тут еще три недели? Да что там недели -- три года! А уж милиция не снимет нас с поста до конца операции -- это как пить дать. Муж настолько пал духом, что совсем перестал соблюдать условия конвенции. Пришлось его призвать к порядку. -- Ты что сидишь, как сосватанный? -- недовольно спросила я во время нашей очередной поездки к Земянскому. -- Я, что ли, буду за тебя бояться? Нервно вздрогнув, он и в самом деле испугался, так что устроить представление ему было совсем нетрудно. И только потом спохватился и постучал себя пальцем по лбу. -- Ты, видно, совсем спятила! -- недовольно сказал он. -- Ведь строить из себя шутов мы должны были напоказ, для милиции. А раз милиция все знает, на кой черт устраивать такие представления? Из любви к искусству? -- А ты уверен, что за нами не наблюдает, например, шаман? Или тот же Земянский. Спросит Мацеяка, с каких это пор тот излечился от автофобии. Так что лучше не рисковать, да и вообще делай, как договорились, а то запутаешься, для кого стараемся. Тяжело вздохнув, муж продемонстрировал такой приступ паники, что любо-дорого смотреть. Впрочем, ему весьма помогло в этом то обстоятельство, что, занятая разговором, я чуть было не угодила под самосвал. Правда, виноват был самосвал, но ведь в таких случаях это уже неважно... Я же честно исполняла все обязательства. На прогулку, например, ходила изо дня в день, правда, теперь уже не только по долгу службы. Отношения с блондином все более беспокоили меня. Уж больно он умный, даже какой-то всезнающий, и к тому же вел себя странно. С самого начала давал мне понять, что он человек чрезвычайно занятой, а в то же время проводил со мной на скверике целые часы, не жалея времени, без всякой видимой причины. Ох, неспроста это! Погода испортилась, похолодало, дул пронизывающий ветер. Я честно гуляла и в такую паршивую погоду. Сидя на лавочке в сквере вся съежившись, я так глубоко погрузилась в свои невеселые мысли, что забыла, где нахожусь. Мысли перескакивали с шамана на блондина, контрабанда предметов искусства смешивалась с антиконтрабандой, организованной с моей активной помощью, романтичные любовные похождения Басеньки -- с элементами моей собственной биографии. И опять блондин... Все чаще мне в голову приходила мысль, что он прогуливается по скверику только для того, чтобы следить за мной. Вот только на кого он работает? На милицию? На пана Паляновского? Чем больше я размышляла, тем больше приходила к мысли, что. пожалуй, верно последнее... А вот и он сам, собственной персоной. Подошел к моей скамейке, поздоровался. Автоматическим жестом я пригласила его присесть рядом. Клянусь, именно автоматическим, сознательно я не сделала ничего, чтобы укрепить связывающие нас узы. -- Вы так задумались, что заметили меня лишь тогда, когда я здоровался с вами в третий раз, -- мягко произнес он, присаживаясь на скамейку. -Что-нибудь случилось? Может, я смогу быть вам полезным? Не знаю почему, но с самого начала так уж повелось -- в его присутствии я всегда говорила то, чего не следовало говорить. Так было и на этот раз. -- Как вам сказать, -- ответила я. -- Может, и случалось, не знаю. То есть, конечно же, знаю, но это смотря что. Пока же я совсем запуталась в проблемах, но в них я должна разобраться сама. Не буду скрывать -- одну из проблем создаете вы, твердый орешек и, боюсь, мне не по зубам. Во всяком случае, никак не удается разгрызть, аж зубы болят, а загадка остается загадкой. -- Значит, по крайней мере в решении одной проблемы я мог бы вам помочь или хотя бы попробовать помочь. Правда, я не дантист, да и не понимаю, что загадочного вы нашли во мне, но охотно помогу в решении этой загадки. Вам не холодно? Холодно мне было страшно. Просидев около часа на пронизывающем до костей ветру, я промерзла насквозь, а зубы сами по себе выбивали звонкую дробь. Никаких гриппов и ангин я не боялась, зато меня очень беспокоила мысль о том, как я выгляжу, -- наверняка лицо посинело, а нос красный от холода. Одно утешение, это не я, а Басенька предстала перед блондином в виде сине-зеленого трупа. Честная по натуре, я выполняла условия конвенции, но, если Стефан Паляновский подложил мне такую свинью, могу я немного нарушить Басенькины привычки и позволить себе согреться чашечкой кофе? Принимая предложение блондина погреться в кафе, я -- уже не как Басенька, а как я -- может быть, поступила не совсем благоразумно, но еще в семнадцатилетнем возрасте я поклялась себе никогда не быть благоразумной и этой клятве всю жизнь оставалась верна. Сев за столик напротив блондина, я, наконец, получила возможность рассмотреть его в хорошем освещении. Он не носил бакенбард и не предложил мне начать со спиртного. Даже если бы не было других причин, уж одного этого достаточно, чтобы почувствовать симпатию к человеку. Но были и другие причины. Те самые, в силу которых я просто не в силах была отвести от него взгляд. Смотрела и смотрела, пока, наконец, моя одурманенная душа не очнулась от летаргического сна. Что-то очень странное и в блондине, и в нашем знакомстве... -- Если еще к тому же вас зовут Марек... -- произнесла я, скорее продолжая внутренний монолог, чем обращаясь к нему. Блондин внимательно посмотрел на меня. -- Так уж случилось, что меня действительно зовут Марек, -- с расстановкой произнес он, помолчав. -- Откуда вы знаете? Я его знала пять дней. Пять дней, которые потрясли мир... Ну, может, и не мир, а только меня. Всего пять дней, трудно поверить! И к тому же его зовут Марек! Нет, такое невозможно, нереально, просто фантастично. Как же я с самого начала этого не поняла? Все это мне привиделось, такое в жизни просто не может произойти. Такого человека нет в действительности, ибо я его придумала! На блондинов я настроилась в те давние времена. когда чуть-чуть стала проясняться дотоле беспросветная чернота моего первого в жизни романа. Настроилась, и ничего хорошего из этого не вышло. Со всеми встречающимися на моем жизненном пути блондинами я претерпела столько неприятностей, что страшно вспомнить. А началось все в стародавние времена, когда на новогодний вечер у нас в доме один из знакомых привел с собой незнакомого нам молодого человека, блондина потрясающей красоты. И в смокинге! Увидела я его -- и сердце молвило: вот он! Вот тот, о ком я с детства мечтала, и теперь моя мечта воплотилась. Не помню, как прошел вечер, не помню, о чем мы говорили. Нас познакомили, я протанцевала с ним несколько томных танго, мы распрощались, и больше я его не видела. Знакомый, который привел блондина в наш дом, находился в тот вечер под сильным воздействием алкоголя и совершенно не помнил, откуда блондин взялся. Я неоднократно приставала к нему с расспросами, он искренне пытался вспомнить, мы сообща набросали несколько вариантов, но ни один из них не сработал. Искать его по всей Варшаве не имело смысла, тем более, что лица его я не запомнила. В памяти остался лишь светлый образ принца из волшебной сказки. Судьба из вредности подсовывала мне на жизненном пути совсем не то-у одного волосы черные, у другого глаза темные, у третьего вообще что-то этакое в лице, у четвертого нос подкачал, у пятого зубы... Возможно, именно о таких мечтают другие женщины в бессонные ночи, но для меня это не подходило. Мне нужен был только мой блондин. Годы шли, блондин не попадался, и, потеряв всякую надежду встретить его, я позволила разыграться своему воображению. По опыту я знала -- стоит только размечтаться, стоит представить себе свою мечту со всеми подробностями -- и прощай надежда на ее осуществление. В жизни непременно получится подругому, если и вовсе не наоборот. Судьба способна подбросить такую карикатуру на мечту, что страшно делается. Вот почему я ни за что не позволила бы себе создать в воображении зримый образ моей неосуществленной мечты, если бы совсем не утратила надежды на ее осуществление. Итак, блондина я придумала очень давно и прекрасно понимала, что ничего подобного вообще не может быть на свете. А если и есть, он мне наверняка не встретится. А если и встретится, ровно ничего не произойдет -- он меня просто не заметит, и привет. Ну я и напозволяла своему воображению... Времени было достаточно, годы ушли на отшлифовку милого образа. Я усовершенствовала его характер, облагородила манеры, прибавила кучу достоинств. И вот настало время, когда блондин принял окончательную форму -ни прибавить, ни убавить: рост -- выше метра восьмидесяти, телосложение -пропорциональное, избави Бог, не толстый, но и не худой, глаза -- голубые, черты лица -- те самые, запомнившиеся. Никаких недоразвитых или сверхразвитых челюстей, никаких срезанных или выдающихся подбородков, никаких бакенбард и бород! Физическая подготовка превосходит всякое воображение, но поскольку я отдавала себе отчет в нереальности своей мечты, имела право напридумывать, что хочу. Блондин умел плавать, хорошо ходить на лыжах, прекрасно грести. стрелять, вести машину и реактивный самолет, бить морду и бросать нож, носить меня на руках и многое другое. Короче говоря, он умел делать абсолютно все! Кроме этого, он получил гуманитарное и техническое образование в таком объеме, которое нс уложится в среднюю человеческую жизнь. Эрудиция его абсолютно во всех областях культуры и науки превосходила всякое воображение. Иностранные языки знал все. Обладал необыкновенным умом и большим чувством юмора. Что же касается вкуса... Со вкусом. похоже, у него не все было в порядке, ибо мои недостатки он считал достоинствами, высоко ценил несколько специфические черты моего характера и активно добивался моей благосклонности. Что же касается его гражданского состояния, это не представляло для меня никаких трудностей. Блондин был разведен. А вот его профессия... Его профессия доставила мне много хлопот. В принципе он был журналистом, но это показалось мне недостаточным. А сверх того он должен был сотрудничать -но ни в коем случае не состоять в штате! -с множеством таких интересных учреждений, как МВД, контрразведка, тайная полиция, и Бог знает каких еще. Самая же главная сложность заключалась в том, что он должен быть одновременно и молодым, и старше меня. Как все вышеописанное совместить в одном человеке, понятия не имею и никогда не имела... Ну и последнее -- в результате многолетних раздумий и сомнений я пришла к выводу, что имя моего блондина будет Марек. Сидя за столиком кафе, я глядела на плод моего разнузданного воображения и не верила, что напротив меня сидит человек из плоти и крови. Такого просто не может быть, вот сейчас он растает в воздухе и выяснится -он мне привиделся... -- Вы, конечно, умеете плавать? -- недовольно спросила я. Неизвестно, чем именно я была недовольна -- им, собой или злой судьбой. -- Умею. -- с улыбкой ответил он, не выказывая удивления. -- И вообще, что касается воды, то я все умею. Это моя любимая стихия. -- На лыжах вы ходите? -- Уже несколько лет не ходил... -- И наверняка стреляете? Я хотела сказать -- сумеете попасть в то. что наметили? -- Пожалуй, да... -- И у вас есть шоферские права? -- Есть, но я... -- И в случае чего вы и самолетом сумеете управлять? -- Не всяким. Но изо всякого сумею выпрыгнуть на парашюте. Мое недовольство росло в устрашающем темпе, и, задавая целующий вопрос, я уже ни на что не надеялась: -- И фехтовать вы тоже. небось, умеете? То есть драться на всяких там шпагах, саблях и прочих клинках? -- Да, и когда-то у меня это очень неплохо получалось. А теперь скажите, с какой целью вы устроили мне весь этот экзамен? Или это один из способов разгрызть орешек? Не отвечая, я несколько мгновений молча смотрела на него, потом решительно заявила:- -- Значит, вас не существует. Не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет... -- Но почему, скажите на милость? -- Да потому, что вы лишь плод моего воображения. Я придумала вас точно таким, каким вы вот только что мне представились. Ведь не может на самом деле существовать такое, что точка в точку соответствует придуманному. За одним только исключением. Я считаю это неумной и бестактной шуткой. А может, вы искусственно созданный фантом? -- Не думаю. До сих пор считал, что появился на свет самым что ни на есть естественным способом. Интересно, чего же мне не хватает? Высказали -за одним исключением. Он смотрел на меня с живым интересом, и, кажется, весь этот разговор его забавлял. У меня же не было ни малейшего желания информировать его, что от придуманного мною идеала его() отличает лишь одна черта -- он не добивается активно моей благосклонности. -- Единственный выход из положения я вижу в том, -- заявила я, не отвечая на вопрос, -- что вы должны оказаться бандитом и в один холодный хмурый вечер всадить мне нож в сердце под кустом на безлюдном сквере. Тоща все встанет на свои места, жизнь пойдет по раз заведенному порядку, а действительность не станет преподносить сюрпризов с идеальными фантомами. -- Мне очень жаль, сударыня, но я вынужден обмануть ваши ожидания. Я нс преступник, нс бандит, и меня совсем не привлекает мысль всадить вам нож в сердце. А без этого можно как-нибудь обойтись? -- Не знаю. Может, удастся что-нибудь придумать... Собственно, и придумывать было нечего, и без того все ясно. Мною он занялся в силу служебной необходимости, и какая разница, кто его нанял -Стефан Паляновский или полковник. И тот, и другой были бы наверняка недовольны тем, что я вышла из образа Басеньки, который теперь давил меня, словно мельничный жернов на шее. Если бы я, дура беспросветная, не вляпалась в эту романтично-контрабандную аферу, могла бы вот сейчас свободно, в собственном облике вести совершенно личную, никого не касающуюся беседу с плодом моего воображения, стараясь раскрыть тайные глубины его экзистенции. И не боялась бы, что тем самым нанесу вред общему делу или важному государственному учреждению. Тогда вред я могла бы нанести лишь себе самой. Да и выглядела бы сама собой... Он смотрел на меня так, будто я и в самом деле выглядела сама собой, и разговаривал со мной весело и непринужденно. Без всяких моих дальнейших расспросов он по собственной инициативе проинформировал: -- А еще я умею доить коз. И если вас интересует полный перечень моих способностей... -- А коров? -- перебила я. Интересно, при чем тут коровы? -- Коров намного легче. -- Да умей вы доить даже гиппопотамов, все равно непонятно, с какой целью вы гуляете по этому паршивому скверику. Никакого рогатого скота тут нет... -- Гиппопотамы -- не рогатый скот. -- Господи Боже мой! Ну пускай носороги, какая разница? Их здесь тоже нет. А мне уже давно хочется знать, что вы здесь делаете. Живете неподалеку? -- В общем, да, тут недалеко. -- И давно? -- Минутку, дайте подумать... Лет тринадцатьпятнадцать. Мысль о том, что я сама живу недалеко отсюда уже пятнадцать лет и как-то умудрилась ни разу его не встретить, чуть не увела меня в сторону от темы беседы, и мне стоило немалого труда вернуться к нити разговора. Я решила рискнуть: -- И постоянно бываете здесь? Вот интересно, а раньше вы меня тут не встречали? Скажем, месяца два назад или, допустим, в прошлом году? Ни в коем случае не намекаю на то, что не заметить меня невозможно, но все-таки... Он так долго молчал, что мне стало нехорошо. Не стоило так рисковать! Наконец он заговорил: -- Гулять по скверу я стал только с недавних пор. Мне хорошо думается во время ходьбы, а этот сквер как раз по дороге... А вас я видел, несколько раз... Он опять помолчал, а мне стало совсем плохо. Вот сейчас скажет, что это была вовсе не я... -- У меня создалось странное впечатление, -- произнес он с расстановкой, -- что в вас будто что-то изменилось. Будто два месяца назад вы выглядели по-другому, хотя мне и трудно сказать, в чем именно заключается различие. Честно говоря, мне все время хотелось спросить вас об этом, но я боялся показаться бестактным. Это прозвучало искренне. Искренне, логично и так понятно, что я чуть было не попалась, в последнюю долю секунды сдержав готовое сорваться с губ объяснение. А солгать я тоже не смогу, никакая сила меня не заставит. Забыв о том, что не он, а я первая подняла вопрос о том, кто есть кто, я недовольно заметила: -- Поразительная наблюдательность! Думаю, различие в том, что тоща я была немного глупее, в последнее же время живость мысли и сообразительность у меня значительно возросли. Как видно, это и на внешнем виде отражается. -- Именно так я и думал, да не осмелился сказать. А упомянутая вами повышенная живость мысли проявляется всегда и везде или же ограничивается пределами этого скверика? -- Никогда в жизни не приходилось мне вести столь неудобный разговор, -- вырвалось у меня. -- Вы сами его начали. -- Ну и что же, что сама? Надо же было узнать хоть что-то о вас! А вы! А вы!.. Как угорь из рук выскользнули и давай допытываться обо мне! Он не обиделся, а, напротив, неожиданно развеселился. -- А не кажется ли вам, сударыня, что вам вовсе не обо мне хотелось узнать, а о том, что мне известно о вас? Ну так вот -- ничего не известно, и очень бы хотелось кое-что^узнать. -- Вот теперь вы мне арапа заправляете... то есть неправду говорите. И как ото увязать с вашим позавчерашним заявлением о том, что вы не выносите лжи... -- А вы? -- только и произнес он, но этот коротенький вопрос сбил весь мой боевой пыл. Пришлось перевести разговор на нейтральную тему, но тут стали закрывать кафе и пришлось выйти в промозглую мартовскую тьму. Сумятица в мыслях достигла своего апогея. Из состояния прострации меня вывел мощный рев польского радио. Оказалось, муж еще не спал. Сидя в гостиной, он пришивал пуговицы к своей рубашке и слушал третью программу. Стекла в окнах тихонько и жалобно дребезжали. -- Что же ты так ревешь, Езус-Мария? -- прикручивая радиоприемник, с раздражением спросила я. -- Вроде бы не глухой. И стен Иерихона нет поблизости, если ты во что бы то ни стало вознамерился их разрушить. Так какого черта... -- Оставь как есть! -- проорал муж, еще не привыкнув к тишине. -- Удовольствие тебе доставляет, что ли, этот рев? -- Какое там удовольствие! -- Тогда и вовсе не понимаю. Да озолоти меня... -- Вот именно! -- Что именно? -- Озолотили! Мацеяк велел. Я сам не выношу шума, уши пухнут, а ему, видите ли, нравится. И чтоб никто не догадался, что слушает не он, велел мне включать и радио