м плеч выразила согласие с моим мнением. - Оказывается он этого шефа вообще не знал, и, неизвестно зачем, от меня это скрывал. Он назло мне постоянно предлагал отвезти пакет самой. Я конечно протестовала... - И совершенно правильно, совершенно правильно, - поспешно заверил меня пан Паляновский. - Здесь произошло некоторое недоразумение, он пана Шефа действительно не знал, это было не его дело, а Басеньки. Басенька должна была сообщить о прибытии посылки, но в силу обстоятельств не смогла этого сделать. Мы этого попросту не предвидели, тем более, что пана Шефа не было в Варшаве... А он таким образом хотел узнать о ее делах и знакомствах, притворяясь, что о них знает... Мне было очень интересно, как пан Паляновский объяснит глупое упущение с пакетом и я смотрела на него, как собака на кость, когда он путался в зарослях лжи. Чем больше я смотрела, тем больше он путался, пока мне не пришло в голову, что как человек простодушный, легковерный и ничего в деле непонимающий, я вообще не должна этим заниматься. Это вообще не должно меня касаться. Я добровольно сменила тему, доставив ему явное облегчение, и разъяснила вопрос о товарище по прогулкам. - Можете ему кланяться, но даже не обязательно любезно, - вежливо проинструктировала я Басеньку. - Это чужой человек, пару раз я говорила с ним о чем попало. О погоде и о хулиганах. Он к вам цепляться не станет. - А мы уже беспокоились, что вы завязали близкое знакомство, - нервно рассмеялся пан Паляновский. - Это было бы неприятно. Я чуть было не ответила, что если и да, то не как Басенька, а как я. Психическое истощение стало на меня действовать. Надо было как можно скорее заканчивать с этим опасным допросом и убираться. Убраться наконец-то отсюда, в живых и собственной персоной! Пан Паляновский заметил мой взгляд на часы: - Вы спешите? Не хотелось бы быть невежливым, но вы, кажется, нервничаете? Может произошло что-то еще?.. - Это еще только случится, когда сюда примчится мой муж, - ответила я не скрывая раздражения. - Странно, почему это вы не спешите? Во всяком случае, я предпочла бы закончить этот маскарад. Получиться получилось, но уже три недели я живу в напряжении и заявляю вам, что с меня хватит. Можем поговорить в другой раз. Пан Паляновский будто очнулся. Он сорвался с места, взволнованный и обеспокоенный, выразил сожаление и погнал Басеньку, которая наконец-то слезла с дивана. Возвращение в себя доставило мне громадное удовольствие. Героиня фальшивого романа переодевалась в собственный пурпур и фиолет, я же срывала с себя ее шкуру. Долой идиотскую родинку, долой мертвый зуб, долой челку, долой недовольную косметику! Под париком у меня образовался плотный ком, перекраситься было нечем, но ничто не было в состоянии лишить меня неописуемого удовольствия. Вернуться в человеческий вид я решила уже дома. Пол часа, которые я ожидала выхода Басеньки несомненно принадлежат к самым длинным в моей жизни. Пан Паляновский развлекал меня вялым разговором, блуждая мыслями в другом измерении. Наконец, он на минуту остановился, несколько раз обеспокоенно откашлялся, после чего произнес: - Если вы позволите, я еще хотел бы... Очень прошу не считать это злоупотреблением вашей любезностью! Мог бы я надеяться... Пока это не точно, но после минут полнейшего счастья так трудно вернуться к мерзкой действительности! Если только это будет возможно, не согласились бы вы... Может, всего на несколько дней, в крайнем случае - на неделю... Конечно, за отдельное вознаграждение... Даже если капитан не имел с этим ничего общего, я бы согласилась без колебаний. Я была готова заплатить ему, и на все, что угодно, лишь бы убраться отсюда. В первый момент я не поняла, куда он клонит, и ожидала предложения, от которого застынет кровь в жилах, например, остаться у него дома, проехаться к безлюдным окраинам, выпить этот кофе или чего-нибудь подобного, против чего пришлось бы яростно протестовать... В данной же ситуации мы договорились в мгновение ока. Удачливость предсказаний капитана наполняла меня надеждой на его скорый успех. С полным безразличием я согласилась с суммой в десять тысяч злотых, с тем же успехом пан Паляновский мог предложить мне и десять миллионов и пятьдесят грошей. Я подтвердила, что для меня лично, будет лучше сохранить все в тайне, хотя бы из-за документов. Все еще неуверенная, не встретит ли меня какая-нибудь неприятность на лестнице, не хлопнется ли на голову тяжелый предмет из окна, не заинтересуется ли мной в подъезде гориллоподобный бандит, испытывая райское наслаждение, я оставила апартаменты преступника. Одновременно я утеряла способность сохранять спокойствие. Было около семи. Мне надо было забежать за деньгами, забрать машину, вернуться к себе домой, привести в порядок размазанное лицо, переодеться и любой ценой успеть в скверик! Мысленно я представила неописуемые осложнения: я опаздываю, блондин приходит, натыкается на эту чертову куклу, обращается к ней, она ему отвечает ни в пень ни в колоду, он пытается выяснить, что произошло, моя ложь открывается, я приезжаю туда как я, Басенька видит меня вместе с ним, моя ложь выявляется еще больше, они убивают не только меня, но и его, огромное количество трупов портит безобидный скверик. Или Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, она больше похожа на меня, то бишь на себя, неизвестно кто из нас я, заваривается каша, опять-таки, из-за меня все выясняется, полковник и капитан выражают мне благодарность в виде долговременного заключения. Или происходит еще что-нибудь, чего я не в состоянии предвидеть, но последствия тоже плачевны. Общий плач и скрип зубовный... Я поймала такси, заскочила домой за деньгами, счастливо избежав взгляда в зеркало, буквально в последнюю минуту ввалилась в мастерскую, не выслушав рекомендации по поводу смены масла, бросилась в машину и вырвалась на улицу. С визгом я затормозила перед собственным подъездом и галопом пронеслась по лестнице. Когда я рисовала себе настоящее лицо, руки у меня дрожали, я надела блузку задом наперед, уронила часы и поломала на парике расческу. На улицу возле скверика я подъехала после восьми. Чертова Басенька, как назло, прогуливалась по самым освещенным местам, видная издалека, как Статуя Свободы. Я объехала скверик вокруг, припарковала машину в тени, прорвалась сквозь зелень кустов, выбирая самые темные места, после чего уселась на лавку под деревом, вдали от фонаря, в полной темноте, получив обзор во все стороны. Блондина все еще не было. Я немного успокоилась, хотя предвиденные осложнения до сих пор не снимались. Я попыталась разработать план действий. Надо его поймать, прежде чем он заметит Басеньку, подипломатичнее объяснить ему, что теперь я выгляжу так, женщины всегда изменчивы, подипломатичнее утащить его с этого идиотского места и подипломатичнее уговорить его проехаться куда-нибудь на машине. И проделать все так дипломатично, чтобы избежать подробных объяснений... Первый пункт программы был выполнен безукоризненно. Я заметила его, входящим в аллейку недалеко от припаркованной машины, сорвалась со скамейки и рысью бросилась в его сторону. Басенька, к счастью, в этот момент шла ко мне задом. Я обо что-то зацепилась в темноте и рухнула на него, чуть не перевернув нас обоих. - Уходите отсюда! - поспешно произнесла я, забыв о правилах дипломатии. - То есть, пойдемте, это место мне надоело! Есть и другие, получше и покрасивее, мы поедем туда на машине! Он не только не протестовал, но и не высказал ни малейшего удивления. Он развернулся, позволил дотащить себя до машины и затолкать внутрь. Я сорвалась с места, как пожарная машина, поставила рекорд трассы и остановилась около одного из широко рекламируемых красивых мест на Рацлавской, возле районного сада, въехав левыми колесами в какую-то грязную яму. Я сдала назад, выехала из ямы и заглушила двигатель, временно потеряв способность к дальнейшим дипломатическим действиям. - Вы прекрасно сегодня выглядите, - сказал он, с улыбкой присматриваясь ко мне в слабом свете далекого фонаря, так, будто мы до сих пор стояли на аллее скверика, будто не было сумасшедшей гонки к красивому месту и перерыва после приветствия. - По-моему, в вас что-то изменилось. Прическа?.. Кажется, еще форма глаз и рта... Так вам лучше. - Мне вообще лучше, - убежденно ответила я, пытаясь забыть о переживаниях. - Во всех смыслах. Я собираюсь и дальше оставаться такой прекрасной, особенно при плохом освещении. Вам необходимы прогулки в том скверике? - Если бы это было так, я не разрешил бы себя оттуда забрать. Вам перестало там нравиться? - Ноги моей там больше не будет... - вдруг начала я, но вспомнила договор с паном Паляновским, остановилась и довольно-таки вяло закончила: - ...как минимум неделю. - Через неделю вы возобновите оставленную работу? - Откуда вы знаете? - спросила я, подозрительно уставившись на него. - Вы, кажется, лицо абсолютно частное? - Естественно, я частное лицо! Кем мне еще быть? - Не имею понятия. Я думала над этим, но в голову ничего не приходит. Как лицо частное вы не можете знать того, что знаете. - Допустим, что я частное лицо исключительное любопытное и любознательное. Я обладаю способностью к дедукции и делаю выводы из предпосылок. Предпосылки вы предоставили мне сами, в количестве достаточном, чтобы разогнать самый густой туман, а выводы вы подтверждаете. Вот только вы не сообщили пока своего имени. - Готова поклясться, что вы знаете! - с раздражением выкрикнула я. - Даже если и знаю, предпочитаю, чтобы назвали его вы... Из этого получилось нечто совсем невероятное. Действительность превзошла область действия воображения настолько, что романа с блондином я не могла и представить. Я доходила до знакомства с ним, выяснения взаимных симпатий и ни шагу дальше. Он должен был остановиться на этом месте, остаться в этой фазе, быть может окаменеть, или дематериализоваться, исчезнуть с глаз, предложить платоническую дружбу, или, в конце-концов, задушить меня для собственного спокойствия... Все было бы понятно! Но то, что развивалось и расцветало возле садов, пробуждало во мне набожное ангельское недоумение, изгоняя из моего сознания все остальное. Ясно было только одно, а именно то, что роман с таким блондином должен стать настоящим романом всех времен! Пан Паляновский позвонил через восемь дней, застав меня врасплох предложением поменяться с Басенькой на следующий день пополудни. Я не была расположена к аферам и мистификациям и почти забыла про дела Мачеяков, согласиться получилось с трудом. В последний момент я прикусила язык, чтобы не спросить: "А мужа тоже меняют?". Капитан, которому я сообщила по телефону о планах шайки, утешил меня заверением, что теперь это продлится не дольше трех дней. С Мареком я договаривалась встретиться вечером. Я плохо представляла, как объяснить ему ситуацию, за все время мы не единым словом не затронули темы моих таинственных похождений в скверике. Меня это даже не удивляло, я считала, что он все знает и просто не считает нужным об этом говорить. - Слушай-ка, дорогуша, - со вздохом произнесла я, как только он сел в машину. - У меня для тебя новое, свежее предложение. Тебя случайно не тянет на вечерние прогулки? - Хорошо выглядишь, - ответил он, мешая вести машину. - С каждым днем ты становишься все лучше. - Не бойся, завтра подурнею. Слушай же, что я говорю, это очень важно. Ты будешь встречаться со мной в скверике или нет? Он перестал демонстрировать ту черту характера, которой, как я думала ему не хватает, и задумчиво посмотрел на меня. - Понятно, от прогулок ты дурнеешь... И надолго ты перевоплощаешься в эту таинственную особу? - Кажется, на три дня, - ответила я слегка вздрогнув. - С завтрашнего дня. Вечером уже пойду гулять, как она. А ты? - Тоже пойду, но не как она. Скорее, как я. Я бы хотел, чтобы твое участие в этом деле наконец-то закончилось. Я вздрогнула еще сильнее, повернула направо, съехала на обочину и остановила машину. - Это невыносимо, - твердо сказала я. - С меня хватит. Отупение от чувств к тебе тоже имеет свои границы. Поговорим серьезно. Что ты собственно знаешь про это дело и откуда? Некоторое время он молчал. Он всегда так делал, когда хотел сказать мне что-нибудь стоящее, важное, сенсационное, и заставить меня задохнуться, потому что я ждала этого рассказа остановив дыхание. - Вообще-то все, - наконец признался он. - Или почти все. Во всяком случае достаточно, чтобы о тебе беспокоиться. - Во-первых, ты не сказал, откуда знаешь, а во-вторых, зачем беспокоиться? Со мной пока ничего не случилось, не случится и дальше. - Это будет не то же самое. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, как мало людей знало о том, что эта женщина с челкой - это ты. Все они предпочитали держать язык за зубами. Теперь произойдут некоторые радикальные изменения и весь обман может вскрыться. - Ну и что? Не я же это придумала. - Я имею ввиду, что может всплыть твое соглашение... с некоторыми особами... - Ага, и тогда другие особы с радостью перережут мне глотку? - Что-то в этом роде. - Но другие особы ни о чем не узнают, пока не будут пойманы. А тогда станет трудно что-либо перерезать. - Милая моя, не будь наивной. Нельзя быть уверенной, что поймают всех. Есть и такие, которые ждут слишком больших прибылей, чтобы перед чем-то остановиться, а ты поразительно легкомысленна... - Преувеличиваешь, - твердо прервала я. - Я просто думаю логично. Это же не убийцы, смертная казнь никому не грозит, отсидят свое и все. Никто не станет меня убивать, чтобы получить больше. Если и существует кто-то, кому есть чего терять, то я о нем ничего не знаю, и, следовательно, для него не опасна. Я подумала об этом и перестала бояться. Задумчиво он смотрел на меня, с легким нетерпением и унынием. - Не знаю, как тебя убедить... Этот кто-то может не знать, что ты не знаешь... - Перестань меня пугать. Ладно, уговорил, если ты считаешь это необходимым, буду бояться как черт. Я теперь, будь любезен, объясни мне, откуда ты все это знаешь! - Ты мне сама сказала. Сначала я понял, что ты подставлена вместо кого-то другого, я без труда проверил, кого. Про эту женщину я тоже кое-что знал, присматривался к ней довольно долго. Мне самому было интересно, когда и как милиция доберется до этого туземного царька... - Так ты и про шефа знаешь! - крикнула я, печально качая головой. - Одно из двух, или ты принадлежишь к шайке преступников, или друг полковника. - Друзьям служебные тайны не выдают. - Значит, ты ясновидец. Нет, извини, преступник. Может, в таком случае ты объяснишь... - Меня смущает только одно, - остановил он меня, как-будто вдруг что-то вспомнил. - Каким чудом все это получилось? Что ты такое делала, что они дали себя обмануть? - Кто дал себя обмануть? - Наши власти. - А!.. Ничего особенного. Я работала. - Каким образом? - Обычно, чертила за столом Басеньки, - пробормотала я, потому что вдруг почувствовала себя необычайно интеллигентной, у меня прояснилось в голове. - Я могу это делать намного лучше, чем она, я взяла ее работу, не колеблясь ни мгновения. А за окном сидел рыжий дебил... - Что сидело?! - Рыжий дебил, тупой, грязный и толстый. Он жевал резинку и смотрел мне на руки с самого первого дня. - А, рыжий дебил!.. - Наверняка, теперь окажется, что это один из способнейших сотрудников милиции, - расстроенно сказала я, увидев выражение его лица. - Они меня всегда обманывают. Я не удивлюсь, если кто-то из них переоденется страусом. Тебе легко было разобраться в этом обмане, потому что с тобой я сглупила с первого слова. А они знали только то, что Басенька с родинкой на лице сидит за столом и продолжает узор. Людей, которые в этом разбираются мало. Не знаю, известно ли тебе, что такой шаблон должен идеально повторяться во все стороны... - Знаю, для них это было исключительно благоприятное стечение обстоятельств. Меня немного беспокоит пакет для шефа. Здесь должно было произойти какое-то недоразумение. - Я вижу, что ты наконец перестал говорить намеками и мы переходим к подробностям, - ехидно заметила я. - Ты следил за тем, что происходит в доме через перископ? Он начал смеяться. - Подробности, только для посвященных. С того момента, как ты начала думать самостоятельно, я могу себе это позволить. - Я знала, что из-за тебя случиться что-то плохое! Думать! Мышление вредит. Кстати о пакете. Я надеялась, что ты сможешь мне объяснить, а то я ничего не понимаю. - Пока никто не понимает. Кое о чем я догадываюсь, но говорить об этом рано. - Так может ты знаешь, что теперь будет? - Знаю. Теперь милиция должна взять всех сразу, в нужный момент, самое трудное, выбрать этот момент. А ты должна во все это не вмешиваться, сидеть спокойно и быть как можно осторожнее. Чтобы я за тебя не боялся... Как и в прошлый раз, метаморфозе я подверглась в апартаментах пана Паляновского, на этот раз я была нормально одета и очень недовольна. Гримера не было, родинки, челки и зубы мы с Басенькой делали сами. Пан Паляновский настойчиво бредил о глубоких чувствах и неделе счастья, Басенька же вяло вспоминала о прислуге и генеральной уборке, которую та произвела. Я не знала, считать это упреком в мой адрес, или информацией о переменах, но сильно не интересовалась, успокоенная заверением, что служанки снова не будет. В дом я вступала осторожно, приготовившись к присутствию ловушки в виде настоящего пана Мачеяка. В гостиной сидел человек, известный мне как муж, выглядевший более жалко, чем раньше. Увидев меня, он безмолвно сорвался с кресла, подскочил к окну и начал стучать по стеклу, чуть его не разбив. Я сняла туфель и помахала у него перед носом: - Угомонись, а то сейчас побежишь к стекольщику, - не удержалась я. - Что это ты так плохо выглядишь? Болеешь? Муж бросил демонстрировать пароль и ухватился за грудную клетку: - Боже, эти контрабандисты меня до инфаркта доведут! То, что я пережил, переходит все границы! Ты это, или не ты? Я заверила его, что это я, и поинтересовалась происшедшим. - Ты была здесь, когда я пришел, - взволнованно, с испугом сообщил он. - То есть это была не ты, а жена. Точно такая же, но это, должно быть, была не ты, потому что, когда я начал стучать, она посмотрела на меня, как на дурака. До туфлей она и не дотронулась, никаких камушков!.. Я сообразил, что это не ты и чуть не помер. Хорошо, что она сразу ушла. Я здесь давно, почти с самого утра. Я забеспокоилась: - Ты с ней разговаривал? - Что ты! Я же говорю, у меня речь отнялась. Меня вообще парализовало у окна! - От этого ты и стал таким жалким? - Муж глубоко дышал, и постепенно приходил в себя. - В третий раз меня не уговорят, даже если вся милиция на колени встанет! Я же абсолютно не выспался. Сутки напролет мы с приятелем работали над этими тряпками, все идет как по маслу, денег будет куча! Пока у меня для тебя полторы штуки. Мачеяк сказал, что нанимает меня на неделю, и всю эту неделю я буду спать, просто я хотел проверить, кто здесь будет - она или ты, а теперь ложусь. - Какая неделя, капитан говорил, только три дня. Так что, спи скорее. Видишь, как необходимо было договориться о пароле? А больше ничего нового? - Не знаю. Я сплю. Мне кажется, чего-то здесь не хватает, но чего - не знаю. Может ты разберешься? Я быстренько осмотрелась. Не хватало гипсовой вазы со столиком, на котором она стояла. Я вспомнила разговор о генеральной уборке и, охваченная предчувствиями, побежала наверх, в комнату Басеньки. - Товарищ капитан, - таинственно сообщала я в трубку через две минуты. - Докладываю вам, что из этого дома исчезли следующие вещи: небольшая картина Ватто, возможно, оригинал, пара серебряных подсвечников и комод в стиле рококо. Не знаю, как они хотят его вывезти. Кроме того, гипсовая ваза, кажется, восемнадцатого века, и китайский лаковый столик. Серебряные ложки, ножи и вилки, старинные. Были и сплыли. Кроме того, какая-то картина из комнаты мужа, какая - не знаем. - Комод был старый? - безразлично поинтересовался капитан. - Старый, - злорадно подтвердила я. - Лет эдак в двести пятьдесят. Все было не новое. Некоторое время со стороны капитана царило молчание. - Вы узнаете этот комод? - спросил он с неожиданным оживлением в голосе. - Узнаю, если его не обновили. У него были особые приметы. А что, вы держите его у себя? В ответ капитан опять некоторое время молчал, после чего дал мне особое задание. А именно, с утра, отправившись за покупками от имени Басеньки, я должна навещать всех столяров, мебельные склады и тому подобные организации, какие мне только встретятся. Он сразу же дал мне несколько адресов. Если я увижу знакомый комод, мне надлежит сохранять спокойствие, не бросаться на него с криками, никому не задавать никаких глупых вопросов, вернуться домой и сразу же сообщить ему. И вообще, я должна заниматься этим тактично, дипломатично и ненахально. Осознавая свои дипломатические таланты, я согласилась не очень уверенно, хотя идея посмотреть на старую мебель меня достаточно привлекала. Муж, как и обещал, завалился спать очень рано. Заинтригованная комодом, я отправилась в скверик и первое, что сделала - сообщила Мареку о замеченных в доме переменах. Это его заинтересовало. - Комод был большой? - Довольно большой, как довоенное бюро. - Сколько он может стоить? Я думаю больше ста тысяч. Насколько больше, не знаю, на такие вещи нет постоянной цены. В основном от того, что и вещей таких нет. Все мысли об оценке, которую даст моему поведению полковник, я старательно прогоняла, надеясь, что комментарии любимого мужчины позволят мне совершить какое-то открытие. Надежды оказались напрасными, единственное, о чем я узнала, что настоящая я нравлюсь ему намного больше, чем я, как Басенька. Это утешало и совпадало с моим мнением, но в вопросе аферы помочь не могло. Вечером следующего дня он вернулся к этой теме. За целые сутки не произошло ничего необычного, муж наверху храпел так, что было слышно внизу, а в остальном царили тишина и спокойствие. Столяров я посещала без видимого эффекта. На прогулку я отправилась очень рано, но Марек уже ждал. Из того, что ты вчера говорила, я понял, что тебе нравится старинная мебель, - пригласил он меня к разговору. - Может, захочешь кое-что посмотреть? О поручении капитана я ему ничего не рассказывала, но не сомневалась, что он обо всем догадался. В этом что-то было... - Ну? - не вытерпела я. - Есть такая маленькая столярная мастерская на Познаньской улице, во дворе. Там, в основном, занимаются восстановлением старой мебели. Я думаю, тебе понравится... Я настолько была уверенна, что комод Мачеяков стоит именно там, что, увидев его, даже не удивилась. Он стоял себе у стены, заслоненный двумя вольтеровскими креслами в плохом состоянии, о которых пришлось поговорить со столяром, чтобы не вызывать нежелательных подозрений. Я сообщила капитану, в душе поклявшись допытаться у Марека, откуда, черт побери, он обо всем узнал. Вероятнее всего, я снова услышу, что от меня, что будет неправдой, потому что я сама ничего не знала. Вопреки ожиданиям, я услышала что-то новенькое: - Твои наниматели выбросили его на свалку, - спокойно сообщил он, когда я рассказала ему о визите к столяру. Это была очень странная новость. - А ты каждый день ходишь по свалкам и смотришь, кто что выбрасывает? - спросила я. - В таком случае, почему ты не заставил меня искать его на свалке? И откуда он взялся у столяра? Сам пришел, ему обстановка не понравилась? И вообще, кто станет выбрасывать на свалку больше ста тысяч злотых?! - Как видно, бывают такие расточительные люди. А пришел он не сам, его привезли... - Ради бога, - рассердилась я, когда у меня кончилось терпение. - Говори, не прерывайся, не останавливайся, я не могу не дышать столько времени! Кто привез, если они его выбросили?!!! - Некто, кто сразу после этого оказался на свалке, поскольку сам привез какой-то мусор. Увидел, взял и отдал столяру. При мысли о том как легко найти в мусоре сто тысяч злотых, у меня перехватило дыхание. У меня закружилась голова. Что-то здесь было, но что, я понятия не имела, не знала о чем теперь спрашивать, а ко всему прочему, вообще не могла понять, имеет ли это значение, как составляющая преступления, или просто, как интересная история, которую стоит запомнить. - Ты это говоришь, чтобы я немедленно собрала весь мусор в доме и отправилась с ним на свалку, или чтобы заставить меня думать? - осторожно поинтересовалась я. - А ты как думаешь? - Я уверена, что для второго! Что за привычка, так надо мной издеваться... Я тебе сразу скажу, что мысленная деятельность подождет, пока у меня не будет достаточно материала. Да, мне приходит в голову, что комод они хотели продать тайно, инсценировали вывоз на свалку и договорились с покупателем, что он якобы случайно придет за ним. Но на кой черт выдумывать эдакие трюки, ума не приложу. Ни к чему не лепится. - Так подумай еще немного, может до чего и додумаешься. - А прямо ты сказать не можешь? - Не могу. Я сам ничего не знаю. Если ты так любишь сенсации, надо уметь думать... Вернулась я очень поздно, полностью убедившись в невозможности догадаться в чем здесь дело. Комод никуда пристроить не удавалось. У меня темнело в глазах при мысли, что если я не догадаюсь сама, то не узнаю никогда в жизни, потому что капитан не расколется, а Марек будет и дальше издеваться в образовательных целях. В конце-концов он докажет мне, что я полная кретинка, которая должна мыть кастрюли, не вмешиваясь в необыкновенные происшествия. Он не примет во внимание то, что это необыкновенные происшествия вмешиваются в меня. Муж продолжал храпеть с упорством достойным удивления. Я отправилась на кухню заварить чаю, и, когда высыпала его из банки в чайник, там что-то блеснуло. Я это что-то достала, не люблю чужеродных тел в чае. Оказалось, что это маленький ключик особой формы. Некоторое время я бездумно разглядывала его, после чего вдруг посчитала предметом настолько подозрительным, что, несмотря на несоответствующее время, посчитала необходимым позвонить капитану. Откуда ключик в чае, который я лично покупала в магазине и пересыпала из пачки в банку? После долгих усилий я нашла капитана по одному из оставленных им номеров. - Я нашла в чае нечто похожее на ключик, - конспиративно сообщила я. - Не понимаю, что это значит. - В каком чае? - Цейлонском. - О, господи, где вы его нашли? В стакане? В чайнике? - Нет, в банке. Он высыпался. - Что за ключик? - Маленький, - подумав сказала я. - Блестящий. Необычный. - И что вы с ним сделали? - Ничего, лежит здесь. - На кой черт вы его доставали? - с неожиданным раздражением крикнул капитан. - Вы думаете, у нас мало забот?! Ну, ничего, успокойтесь... - Так я же спокойна, - разозлилась я. - Вы считаете, что его следовало заварить? Может еще и проглотить? - Нет, не глотайте... Немедленно спускайтесь в подвал... Я ждала, что он скажет: "...закройтесь и оставайтесь там, пока мы не разрешим вам выйти". - ...и хорошо закройте все окна, - мрачно закончил он. - Голову даю на отсечение, одно из них открыто. Вы совершаете недопустимые ошибки! Злая, полностью сбитая с толку я спустилась вниз, проверила одно окно, подергала другое и вернулась наверх. Для следственных органов афера возможно и подходила к концу, а для меня каша заваривалась все крепче. Чертов ключик блестел посреди стола. - Что это? - спросил на следующий день муж, показывая на него пальцем. - Новый пакет для шефа, - обиженно ответила. - Трогать не советую. - Чокнулась? Чтобы я до чего-нибудь подобного дотронулся! Издалека он выглядит подозрительно. Маленький и блестит. Опять кто-то принес? - Не знаю, на этот раз, кажется, я. По-моему это что-то такое же обременительное, как и те фаршированные шедевры. Не надо его трогать. - И не подумаю. Слушай, не пугай меня. Это значит, что каторга продлится? Верх моих мечтаний - избавиться от всего этого! Мне приснилось, что я остался твоим мужем и пришлось тебя поселить в моей пломбе! - Кошмары снятся от переедания... Сплюнь, чтоб не сглазить. Понятия не имею, что происходит, и могу тебя торжественно заверить - с меня хватит. - Одна радость, что выспался... Мы блуждали по квартире Мачеяков в состоянии угрюмой решительности, чувствуя себя так, будто мы уже умерли и на веки вечные приговорены к чистилищу. Все казалось нам лучше, чем это ожидание. Вероятно, в конце-концов, мы бы помешались и впали в неизлечимую меланхолию, если бы представление неожиданно не закончилось, как-раз в ту минуту, когда ничто не указывало на какие-либо перемены. Около пяти вечера к дому подъехал обыкновенный фиат, из него вышел капитан в штатском, собственной неподдельной персоной. Мы как раз кушали, благодаря чему, переполох и колбаса нас чуть не убили. Глазам было трудно поверить! - Шутки кончились, - сообщил капитан. - Вы в свободны, в полном смысле этого слова. Я не успела спросить его, в каком смысле, потому что он сразу подошел к столу, взял ключик, вставил его в запертый ящик секретера, открыл его, с минуту в нем покопался и нашел в глубине шкатулку. Он тут же ее открыл. Не ожидая ничего плохого я ко всему этому присматривалась. Открытая шкатулка оказалась пустой. То, что случилось потом, было вовсе непонятно. Капитан прибыл не сам, с ним были двое, один из которых молчал, как скала, а второй принял живое участие в разговоре. Очень нескоро до меня начало доходить - то, что когда-то находилось в шкатулке, исчезло, пропало, кто-то это украл, и, что по всем правилам, этим человеком должна быть я!.. Если бы не этот чертов ключик, подозрения могли бы пасть на таинственного взломщика, но, по неизвестной причине, ключик оказался в моем распоряжении. А капитану я позвонила только для дезориентации противника. - Если б я знала, что из этого выйдет, даю вам слово, выбросила бы его на улицу, - сказала я разнервничавшись. - Что хоть это было? Что я украла?! Вы должны мне сказать хоть это! - Полковник расскажет, - буркнул капитан. - Я лично считаю, что это не вы, но официально исключать этого нельзя... - Ну хорошо, а почему не я? - обиженно вмешался муж, посчитав несправедливым, что его не подозревают. - Вы отпадаете, у вас не было возможности. И вообще, убирайтесь отсюда! Берите все свое, оставьте чужое, чем быстрее вы исчезнете, тем лучше. Вы - к полковнику... - Замечательно. Полковник очень обрадуется, когда я приду к нему босиком, в ночной рубашке, - злорадно заметила я. - Все мои вещи у любовника. - У меня свои только подштанники, - одновременно забеспокоился муж. - То есть, извините... Остальное осталось у того лысого паразита, то есть, у гримера... Выражение с которым посмотрел на нас капитан стоило запомнить на всю жизнь! Никогда еще милиция на меня так не смотрела. Свежая трудность появилась от того, что вместе с нами меняли и одежду, это ускользнуло от внимания заинтересованных лиц, теперь преодоление непредвиденных препятствий вызвало некоторое замешательство. Но в результате энергичных действий, у полковника я появилась полностью одетой. - Вся ответственность за вас лежит на мне, - сообщил он холодным голосом. - Было решено ваше участие в этом деле официально не отмечать, кроме всего прочего, для вашей безопасности. Последствия таковы, что все исходит от меня, будто я и был женой, я за вас отвечаю. Вам это ясно? Мне было ясно. Я выразила ему сочувствие и принесла соболезнования. Он за меня отвечает, а я тут краду из шкатулок что ни попадя... Полковник не стал ходить вокруг да около и задавал вопросы прямо, в конце-концов, мне удалось из них выяснить, что вся шайка поймана, чета Мачеяков и пан Паляновский в панике во всем признались, их примеру последовал шеф со своими сообщниками, после чего взорвалась бомба. Все упомянутые перепуганными преступниками предметы нашлись, пропало лишь то, что было в шкатулке. И кроме того, пропало загадочным образом. - Господи, да скажите же наконец, что там было! - в отчаянии потребовала я. - Глупо будет, если я предстану перед судом не зная, что сперла! - Так вы еще не знаете? Двадцать шесть штук бриллиантов, стоимостью около ста тысяч долларов. Точно оценить трудно, потому что их нет. Если он хотел меня потрясти, это ему удалось. Бриллианты, лежащие в шкатулке, в доме где я жила больше трех недель... Я призналась в обладании ключиком от этой шкатулке, и мало того, куш стоил сто тысяч долларов! Ни в чем подобном меня еще ни разу не обвиняли. - Минутку, - сказала я, полностью выбившись из колеи. - Вы не ориентируетесь, когда я это украла? - Да. Примерно. Сразу после визита в магазин Яблонекса. Строго между нами, что вы там делали? К счастью, за последние месяцы в магазине Яблонекса я была единственный раз и достаточно легко вспомнила зачем. Я увидела на витрине черную брошку, какую давно хотела, и зашла, чтобы ее купить, но отказалась от этого намерения, не зная, для кого ее в сложившейся ситуации покупаю, для себя или для Басеньки. Я во всем призналась полковнику. - Одного не пойму, - добавила я. - В Яблонексе же не продают настоящие бриллианты? Или я украла поддельные? - Наоборот. Украли настоящие и заменили на поддельные. Мне очень жаль, но на вас тоже падает подозрение... Из дальнейшего разговора мне удалось понять, в чем состояла вся соль. Чета Мачеяков свое состояние потихоньку помещала в бриллианты, часть из которых происходила из довоенных лет, была унаследована от предков, прадедов и прабабок, остальное добыто при помощи различных махинаций за последние годы. Басенька держала их в маленькой деревянной шкатулке в ящике секретера. Меняясь со мной, она собиралась забрать их оттуда, но произошло недоразумение с ключиком. Ключик был только один. Муж покинул дом первым. Басенька решила, что по ошибке он взял ключик с собой, не успела с ним связаться, вместо него с минуты на минуту должен был прибыть двойник, пан Паляновский ждал вместе со мной, она растерялась и ушла, понадеявшись, что муж забрал и бриллианты. От этого и волнение у любовника и большая часть упущений, пан Паляновский тоже нервничал, не зная судьбы сбережений. Утешало их одно - даже если бы мы и взломали ящик, шкатулки бы не нашли. Ее открывал особый механизм, включаемый только ключиком. Самое большее, что мы могли сделать - испортить замок. Кроме того, содержимое шкатулки должно было почивать в кармане у мужа. Вскоре успокаивающие мысли испарились. Оказалось, что у мужа нет не только бриллиантов, но и ключика. Он оставил его дома, в другом ящике секретера, и думал, что Басенька об этом знает, потому что он ее предупреждал. Но Басенька не знала. В переполохе и спешке по массовому производству выбрыков, эта информация не задела ее внимания. Они тряслись за свои бриллианты до того момента, когда, вернувшись, нашли ключик на месте и шкатулку в тайнике. Они пересчитали бриллианты, их было ровно двадцать шесть, и успокоились. После этого результат экспертизы был для них громом среди ясного неба... Оценивающий драгоценности милицейский эксперт был в курсе событий, интересовался тем, что увидит, и с нетерпением ждал добычи. Он немедленно занялся бижутерией Басеньки и содержимым шкатулки и сразу понял, что в ней лежат двадцать шесть очень хорошо отшлифованных стеклышек, вероятнее всего из Яблонекса. Как Мачеяки, так и пан Паляновский в первую минуту не хотели в это поверить и пытались бросить на милицию подозрение в жутком обмане, потом подозрение перенесли на меня и на мужа, потом поссорились между собой и опустили руки. Брошенное на меня подозрение подтвердилось тем, что у меня, как оказалось, тоже был ключик. Неблагородная подмена благородных камней никем не обсуждалась, потрясение Мачеяков говорило само за себя. - Ну хорошо, но откуда, черт побери, этот ключик появился в чае?! - разволновалась я. - Он же был только один! Они подбросили его специально, из вредности?? - Этого, извините, никто не знает, - грустно заметил полковник. - Их ключик был у них. Получается, что ключиков было два, но откуда взялся второй - неизвестно. Его могли сделать вы. Вы могли и бриллианты подменить, раз были в Яблонексе... - И я выковыривала их там из предлагаемых украшений? Насколько я знаю, россыпью их не продают! - Вы могли и купить несколько ожерелий, или еще что-то, а наковырять дома. Теоретически эту возможность тоже надо принимать во внимание. Тем более, что их не просто украли, а заменили на стекла, что опять-таки указывает на вас. Вам было ни к чему, чтобы кража раскрылась, как только вы покинете дом. Мне становилось то жарко, то холодно. - Теоретически возможно, - признала я. - Но вы же сами знаете, что это чепуха! - Чепуха, - согласился полковник. - Тем более, что официально вы в этой операции вообще не существуете, в качестве жены выступаю я, выходит так, что я и украл эти бриллианты. Как вы думаете, что мне теперь делать? Мне становилось еще жарче и еще холоднее. - Взломщик, - с душераздирающим стоном подсказала я. - Да, взломщик несколько ослабляет подозрения. Но это должен быть кто-то из шайки, посторонний преступник не морочил бы себе голову с подменой. Только тот, кто боялся, что после того как факт кражи откроется, поднимется такой шум и переполох, который всех деконспирирует. Или тот, кого они легко могли раскрыть. Но шайка сидит вся, а бриллиантов ни у кого не нашли. Теперь вы сами видите, что получается из того, что вы не раздумывая реализуете любую идею, которая придет вам в голову... Я попыталась хоть как-то выбраться из-под обрушившейся лавины обвинений: - Во-первых, не любую, во-вторых, эту последнюю шутку придумала не я, а в третьих, одного вы достигли наверняка - даже если я действительно их уперла, под тяжестью подозрений, до конца жизни ими не воспользуюсь. Ради бога, нельзя ли их найти, хоть для того, чтобы доказать мою невиновность?! - Заверяю вас, что этого мы желаем также горячо, и не только из-за вашей невиновности. Тем не менее, вы под подозрением и должны с этим считаться. Если вы собираетесь куда-то поехать, ничего не выйдет. - И в Сопот нельзя? - уныло спросила я через минуту. - Что-что? - В Сопот... - Одна? - Нет не одна... Полковник задумался и вдруг посмотрел на меня с чрезвычайным интересом: - Ах да, в Сопот езжайте. Но предупреждаю, больше никуда! - Не думаете же вы, что я сяду в лохань и попытаюсь бежать в Швецию! - разозлилась я. - И вообще, пусть капитан найдет тот кусок картона со следом ботинка и ищет по ботинкам, а не по драгоценным камням! Чтобы след не затерли, я заклеила его целлофаном... - Мы вам за это очень признательны, - ехидно остановил меня полковник, - также, как и за ценные указания. Не преминем воспользоваться... Свежая мысль о том, что при подозрении в краже такого размера меня должны сразу посадить, посетила меня лишь к вечеру, когда я направлялась в скверик, на встречу с Мареком. Отношение полковника ко мне казалось странным. С одной стороны, он уперся, что я коварно увела сто тысяч долларов, а с другой - отпускает на побережье. Одну. Сопровождения мне не дал, ни одна собака мной не интересовалась, никто за мной не следил, что все это значит?.. - Хуже всего, что от волнения я даже не попыталась его спросить о непонятном. Половины до сих пор не пойму, - с горечью сообщила я, когда ко мне подсел Марек и мы медленно ехали по темным улицам нижнего Мокотова. - По дороге мне удалось кое-что выжать из капитана, кое о чем я начала догадываться после вопросов, которые мне задавали, но потом все заслонили бриллианты, остальное забылось. Мне кажется, что это еще не конец аферы. Про взломщика милиция ничего не знает, а кроме того, не вижу главаря всего предприятия. Раньше я думала, что это шеф, но нет, не похоже. Я начинаю думать, что главного так и не поймали. Мне ясно, как это происходило. Они переправляли все, что попадалось, под подходящим прикрытием. Дега и Коссак проходили как олени на водопое, иконы - как чеканка на патриотические темы, шпага придворного Зигмунта Августа вероятно выбиралась в путешествие в виде чупаги, а в рукояти ее был рубин с кулак величиной. Кто-то это скупал или воровал, потом кто-то переделывал, кажется, именно у шефа была мастерская по производству этих художественных произведений, но все это не вяжется с передачей ему пакета... Потом кто-то искал людей, отправляющихся в путешествие. Все это наверняка было перемешано, все занимались всем, но кто-то должен был все организовать и за всем следить. Кто? И зачем капитан гоняется за комодом? Но самое странное не это... Марек терпеливо, ничем не выдавая своих эмоций, слушал. - А что? - спросил он, когда я остановилась, чтобы подозрительно на него посмотреть. - Они разрешили мне додуматься до всего, - пробормотала я через минуту. - Полковник не слепой, он прекрасно видел, о чем я догадываюсь, и вообще этим не интересовался. Он не посадил меня за бриллианты. Позволил самостоятельно раскрывать разные служебные тайны. Что ему от этого? Он не тот человек, который делает все не думая, у него должна быть цель, но какая? Пока я вижу одну... - Ну? Какую? - Главарь существует Его не поймали. И этот главарь - ты. Зная, что я все тебе расскажу, он попытался спугнуть тебя моей болтовней, надеясь, что ты ошибешься. Так всегда делают с самыми закоренелыми преступниками, которым ничего не пришьешь. Ты должен ошибиться сейчас, убить меня, возможно на это он и рассчитывал. Не знаю, где мы, но место мне кажется подходящим, никак не пойму, почему я тебя не боюсь. Где мы? - Кажется на Садыбе. Тут ворота кооперативных садов. Никто не ездит, можно остановиться. Я развернулась задом к воротам, въехала в заросли сорняков и остановила машину. У меня возникали все новые идеи. Марек выслушивал мои рассуждения с явным интересом, возможно, заметив в них долгожданные симптомы мышления. - Одного я никак не пойму, - продолжала я, немного сменив тему. - Что случилось с таможенниками, напились, что ли? Как можно было не обратить внимания на такую мазню?! - Это я могу тебе объяснить. - Как?! Ты знаешь? - Примерно. Мне удалось додуматься. Это не предназначалось для вывоза... Как всегда он остановился на некоторое время, после чего начал объяснять. Все оказалось неописуемо сложным. - Предприятие было довольно разветвленным, а все заинтересованные лица соблюдали основы конспирации, не встречаясь друг с другом. Один из ближайших помощников шефа перепугался, от того, что милиция заинтересовалась его братом, стянувшим мешок муки с государственной мельницы. Помощника учили, что для золота, прежде всего, надо показать его вес. Желая побыстрее избавиться от опасного товара, он показал вес, что получилось не лучшим образом. Не имея понятия о начинаниях Мачеяков, он отправил пакет обычным путем и воспользовался чужим человеком, как посыльным. Что касается картин, их качество никого особенно не заботило, порядочные люди из лучших побуждений посылают и не такую мазню. В данном случае, это должна была быть семейная реликвия для кого-то эмигрировавшего еще до первой мировой войны, скорее всего, еще несовершеннолетним... - Ну ладно, а рамы?.. - растерялась я. - Кто видел такие рамы?! - У них было даже письмо, в котором эмигрант просил сделать рамы для картин из камня с поля его предков... - Мрамор с поля?.. - Это деревня под Хенчиным, рядом с каменоломнями... Довольно долго я не могла прийти в себя. Трюк с пакетом для шефа от начала до конца превосходил человеческое понимание. - Откуда, ради бога, ты все это знаешь? - Какой там знаю, догадался. До этого легко было додуматься... Я обиженно и недоверчиво посмотрела на него: - Конечно, додуматься легко... А легче всего было догадаться о мешке муки. После краж муки с мельниц всегда бывают такие последствия. Все нормально. Ты меня в могилу вгонишь... Слушай, а зачем им было меняться на нас? Зачем им это понадобилось? - А ты не догадалась? Я чуть не задохнулась: - Послушай-ка, сокровище мое, - разозлилась я. - Если бы все догадывались до всего самостоятельно, в мире не было бы ни тайн ни неожиданностей. Никакая информация не понадобилась бы, а пресса и радио разорились. Перестань меня учить! Да, догадываюсь, они тоже догадывались, что за ними следят, и решили незаметно исчезнуть. Пожалуйста, это я знаю. Но зачем?! - Что зачем? - Исчезать! Зачем?! Что они собирались сделать за то время, пока их не было. Что-то же хотели, мне теперь никто не докажет, что они заперлись в лесной избушке и втроем занимались любовью! А исчезали, чтобы не смущать молодых милиционеров!!!.. - Конечно нет, им надо было другое. А как ты считаешь? Подумай, с какой целью? От злости меня посетило вдохновение: - Выкапывали в лесу спрятанные сокровища, - раздраженно сообщила я. - Встречались с контрабандистами на какой-то из границ. Собственноручно в укрытии изготавливали мазню. Убили кого-то. Обокрали музей. Обделывали свои делишки. - Вот, очень близко. Именно обделывали делишки. Подумай, если у них намечалась сделка, они хотели что-то купить или украсть... Или заменить картины, оригиналы на копии, возможно в церкви, или еще что-нибудь... - Да, они не могли это сделать, зная, что за ними следят. Ладно, будь по-твоему, я догадываюсь, что они делали полезные приобретения, спокойно, без помех. Это действительно было так срочно и так выгодно, чтобы заниматься трюком с заменой? - А если у них было несколько срочных дел? Если в последние месяцы их деятельность была затруднена, если они боялись милиции и не имели свободы, если добра собралось столько, что об утрате они и думать не хотели?.. - Понятно, миллионы рядом, а добраться нельзя. Даже если они и купят что-то, переправить не смогут, потому что за ними следят. И шефу не отнесут, и вообще ничего не сделают. А не мог эти сделки провернуть кто-то другой? Обязательно они? - Все считали, что за ними следят. Кому-то была нужна свобода действий, вот они ее и получили. Благодаря этому, после многих месяцев проволочек, они смогли увидеться с разными людьми, получить у них всякие ценные вещи, завербовать новых, чистых людей, выезжающих за границу... - А!.. Все, кто с ними встречался, засвечивались и контролировались? - Вот именно. А им надо было столкнуть все оставшееся имущество, потому что они собирались ликвидировать предприятие. Ты понятия не имеешь, насколько подвижны они были, объехали всю Польшу... - Им приходилось избегать гостиниц и самолетов, чтобы не называть имен, - заметила я. - Скорее всего, они ночевали у частников. В Кракове купили иконку, в Познани уговорили кого-то отвезти посылку в Париж... - Примерно так все и было. Только умножь все на десять. Ну и самое главное, они должны были встретиться с тем, кто охранял остатки баронских сокровищ, и встретиться так, чтобы его не обнаружить. То есть тайно. - Что ж, я действительно неплохо догадалась. А во второй раз они хотели проделать то же самое? - А как ты думаешь? - Лично я думаю, что они хотели смыться. Доделать кое-что, домой не возвращаться и исчезнуть в синей дали. Зная, что никто за ними не следит, милиция сидит в кустах и наблюдает за подставными мужем и женой. Так? - Вот видишь, как легко догадаться, стоит только подумать... - Подожди. У меня снова не сходится. Я правильно думаю, что комод как-то связан с мифическим главарем? - Возможно и правильно. - А мифический главарь связан с бриллиантами? - Не знаю, тоже возможно. - В таком случае, опять какая-то бессмыслица. Зачем я здесь? Может все дело в тебе? Если ты не главарь, может ты подменил бриллианты? Испугавшись павшего на меня подозрения, ты помчишься в милицию и во всем признаешься, чтобы спасти меня. Как ни крути, у меня получается, что ты здесь замешан, и я не знаю, кто здесь я - ловушка, приманка или упрек совести? - Может, что-то еще? Например, допинг. - Как это? Для кого? - Для тебя. Допинг для мышления. Ты не желаешь оставаться под подозрением, начинаешь думать... - Много я надумаю, кот наплакал. Того, что я надумала до сих пор, он как-то в расчет не принимает. На кой черт мне подбрасывать ключик в свой чай? - Ты же его достала, а в чае его никто не видел. - Поэтому капитан так разозлился? - Возможно... - Ну, хорошо, а взломщик? Стояли люди у дома, или нет? Если стояли, должны были его увидеть! Мало того, ключик в чай тоже кто-то бросил, причем в последний момент, потому что банкой я пользовалась все время. Не зря капитан ругал меня за открытое окно! Почему не разбирались, влазил ли кто-то в окно? Они перестали следить? - Возможно и перестали. Нужны-то были не вы, а настоящие Мачеяки. - Значит, у меня нет доказательств того, что кто-то влез и подбросил? Меня можно бесконечно пугать подозрениями? - Да, можно. Я на минутку остановилась, пытаясь освоиться с новыми ощущениями. - Так я на это не согласна, - твердо решила я. - Извините. Сделай что-нибудь! Марек засмеялся: - Ну и посмотри, как здорово ты исполнила желание полковника, не зная, что ему надо... Домой я возвращалась полная подозрений и сомнений, с чувством отвращения ко всем бриллиантам мира. Обидевшись на то, что меня подставляют, я сказала: - Поехали в Сопот. Лучше послезавтра. Если полковник с таким энтузиазмом дал разрешение, что-то там произойдет. Насчет сглазить, у меня оказался особый талант... Я сама выбрала себе комнату со стороны улицы, из-за вида на море. Когда я представила себе шум машин, подъезжающих ночью к Гранд Отелю напротив, и попыталась поменяться на комнату в боковом крыле, оказалось, что все занято. Пришлось с шумом мириться. Девушку, живущую рядом, в первый раз я увидела на четвертый день всеобщего помешательства. Я появилась в коридоре как раз тогда, когда она закрывала свои двери. Она закрыла их, посмотрела на меня и удалилась в сторону лестницы. Я, естественно, присмотрелась к ней и испытала облегчение при мысли, что на этот раз имею дело не с девкой, а с порядочным человеком, для которого красота сама по себе ничего не значит. Девушка была очень красивой. Скорее всего ее следовало бы называть женщиной, потому что ей могло быть и 35 лет, чего, ясное дело, по ней не было видно, и о чем не догадался бы ни один мужчина. Выглядела она на 25, пользовалась дорогой косметикой и имела асимметричные брови, которые прибавляли ей красоты. Кроме того у нее были красивые волосы, прелестная фигура, она была очень худой, гибкой, какой-то чертовски ловкой и подвижной. Мне показалось, что в ней есть нечто знакомое, вызывающее неприятные ассоциации, хотя наверняка я не видела ее ни разу в жизни. У меня хватило сообразительности ничего о ней не говорить. В следующий раз я увидела ее в тот же день вечером, когда мы, как всегда опаздывая, спускались на ужин. Она поднималась наверх, мы столкнулись на лестничной клетке. Я не стала проверять, какое впечатление она произвела на Марека, мне было достаточно того впечатления, которое произвел на нее он. Этот взгляд на него и сразу же на меня... В мире не найдется женщины, которая не знала бы, что это значит, у меня возникли смешанные чувства. - У нее интересно раскрашены глаза, - сказал он, усаживаясь за столик. - Ты заметила? Теперь так модно? Я кивнула, наполнившись легкомысленным удовлетворением. Если бы он ничего не сказал, я бы забеспокоилась - девушка бросалась в глаза, а он замечал все. - У нее несимметричные брови, и она умело это подчеркивает, - ответила я. - Она прибавляет выражение лицу. Глаза у нее действительно раскрашены неплохо, и я пока не могу найти никакого недостатка, который можно было бы подсунуть тебе под нос. Кроме того, что она намного старше, чем выглядит. - Откуда ты знаешь? Вы знакомы? - Нет, я ее в первый раз вижу, и вообще не знаю, кто это. Она живет рядом с нами. Я просто к ней присмотрелась. - Выглядит она всего на двадцать восемь, - критически заметил он. - Но по-моему, ей тридцать два... - Тридцать пять, - безжалостно поправила я, - а может и шесть. Я в этом разбираюсь. Больше мы про девушку не говорили, были более интересные темы. Однако не следующий день я утвердилась в мысли, что Марек ей глянулся. На это неумолимо указывали незаметные признаки. Я самого начала знала, что его должны уводить, особенно личности агрессивные и уверенные в себе, но из-за этой черепахи я чуть не лопнула от злости. Было в ней что-то такое... После ужина я задержалась. Мы опять заканчивали последними, как опоздавшие. Кто-то предложил ей партию в бридж, за одним столиком уже играли, а за другим искали четвертого. - Может быть вы?.. - сказал нам с надеждой известный композитор. Я собиралась отказаться, но Марек меня опередил. - Сыграй, - предложил он, - ты же любишь, и давно не играла. Хочешь? Я заколебалась. У меня появились плохие предчувствия. Она тоже играет, береженого бог бережет, но не выманиваю ли я волка из лесу?.. - А ты как? - осторожно спросила я. - А я с удовольствием посмотрю. Я предпочитаю болеть. Сыграй, сыграй... Эта агитация показалась мне немного подозрительной, но композитор уже не отставал. Я взяла карты, девушка попала ко мне в партнерши и села напротив, женщины против мужчин. Марек поставил себе кресло рядом со мной. Собственно говоря у меня не было к ней никаких претензий, она пока не сделала мне ничего плохого, а красоту ее я могла в конце концов и простить. - Накажем мужиков, хотите? - добродушно предложила я. - Охотно, - ответила она улыбаясь уголком рта, тоже как-то несимметрично. Асимметрия казалась главной чертой ее красивого лица. Понятно, что в карты я смотрела только одним глазом, а вторым присматривалась к партнерше. Играть она умела, это не вызывало сомнений. Мы бы конечно обыграли мужчин, если бы она не пробросилась. Она надолго задумалась, держала карты в руке, противник очень долго колебался, делать импас под даму или нет, импас был бессмысленным, все показывало, что он этого не сделает, я бы и сама держала готовой эту малку, но он вдруг решился, положил валета, а она, не смотря ни на что, сбросила валета. Когда карта ложилась на стол, она уже опомнилась, но не успела отреагировать. - Ох! - крикнула она и со страхом закрыла лицо рукой. - Ну, знаете!.. Вы не должны были импасовать! Извините меня... - Ничего, - ответила я вместе с противниками. - Я знала, что вы положите то, что держите в руке, потому что на стол вы не смотрели. Я и сама так могу. Ерунда, все равно мы их обыграем. - Наглые бабы, - подвел итог композитор. Ее жест позволил мне заметить один недостаток в ее сказочной красоте. У нее были деформированы два ногтя на правой руке, на среднем и безымянном пальцах. Из-за тщательного маникюра это не бросалось в глаза, и я подумала, что двух ногтей для создания неприязни мне может не хватить. В Марека с этого момента будто что-то вселилось. До сих пор он сидел тихо, а теперь вдруг оживился и начал ей ассистировать. Зажигал ей сигарету, заказывал кофе, подвигал пепельницу, почти готов был усесться с нею, чтобы согреть. Он окружил ее облаком внимания большим, чем меня, как бабку на базаре, и было видно, что она принимает это как явное ухаживание. Я знала, как к этому относиться, и если бы это была противная старая мымра, я не имела бы ничего против, кто знает, может в моем сердце даже проснулась бы жалость, но в присутствии ее внешности во мне поселился протест. Где-то внутри, меня грызла ядовитая змея. Мощный, красивый, прекрасный удар я получила на следующий день, перед обедом. Красясь у зеркала над умывальником, через закрытые двери я услышала, как он обхаживает ее в коридоре. Мерзкая дива видимо вернулась из города, у нее были какие-то пакеты, что-то у нее упало, естественно, она выбрала для этого как раз тот момент, когда он вышел из комнаты. Я слышала, как он вошел к ней, помогал освободиться от этих пакетов, возможно, снял с нее плащик, наверняка повесил, и, кто знает, не снял ли он туфли с ее паршивых ножек. В эту минуту я бы не вышла, даже если бы комната загорелась, скорее погибла бы в пламени. Я разбираюсь в жизни и понимаю, что имеет смысл, а что - нет. Но все-таки у меня никогда не было добродушного английского характера и никогда я не любила изображать достойную сожаления жертву. Моральные муки никогда не были для меня желанным испытанием. Я не стала надолго откладывать выяснение отношений и сразу бросилась на него выпустив когти, сразу после выхода на прогулку, на парапете первой же встретившейся набережной. - Послушай-ка, сокровище, - зловеще сказала я. - Я к тебе уже привыкла и поверила, что ты будешь любить меня до конца света. Что означают эти афронты? - Какие афронты? - искренне удивился он, как типичный мужчина. - Что ты имеешь в виду? Не понимаю. Для меня это было слишком. Последние события, в которых я принимала непосредственное участие, прикончили бы и слона-флегматика. Сначала я две недели панически переживала в образе чужого человека, боясь не того, кого следует, потом на меня падает подозрение в краже бриллиантов и милиция предостерегает, что если я не отдам бриллиантов, дело кончится плохо, потом в мои руки попадает великолепный блондин, я настраиваюсь на из ряда вон выходящий роман, сама испытываю глупые чувства, и тут дорогу мне переходит сногсшибательная дива, чудо красоты, и блондин немедленно оказывается обыкновенным мужчиной, жеманность и кокетство которого, я терпеть не собиралась! Не дай бог! Я разволновалась. К скандалам у меня всегда был талант. Придуманное счастье слушало, сначала недоуменно, потом с живым интересом, а потом отреагировало полностью неожиданно. - Так ты ревнивая?! - он обрадовался, как будто было с чего. Тоже мне, повод радоваться... Естественно, ревнивая! - А ты думал нет? В жизни я никого еще так не смешила, как его этим адом. В высшей степени расстроенная, я присматривалась к его нетактичным приступам веселости, задумываясь о том, что, черт побери, он видит смешного в моих протестах против обслуживания мерзкой гарпии. Успокоиться он не мог. Это уже было нетипично, и, в довершение, вместо того чтобы восстановить мое внутренне равновесие, он сказал: - Ты же сама надеялась, что в Сопоте случится что-нибудь необыкновенное. Потерпи и увидишь. Бог свидетель, я имела в виду совсем не то! В заигрывании с прекрасной гетерой не было ничего необычного, как раз наоборот, было бы необычно не обращать на нее внимания. Но его слова прозвучали как-то удивительно таинственно, настолько таинственно, что полностью меня заблокировали. На дне души поселилось что-то интригующее, неопределенное, нечто, что хоть и отодвигало в сторону вопрос амуров с гетерой, но беспокоило в другом. Я вспомнила, что с таким блондином все должно перевернуться с ног на голову, но отуманенная ситуацией, не посвятила пророческому голосу достойного внимания. - Хотя бы не занимайся ей так активно, - недовольно сказала я. - Я не занимаюсь ей так активно. По отношению к ней я веду себя так же, как и со всеми. Он опять меня разозлил. - Но ты не снимаешь плащ старичку из конца коридора! И старичок не смотрит на тебя хищным взглядом! Не благодарит с пониманием, не роняет перед тобой пакетов, не махает ручками перед твоим носом, не ждет за обедом и ужином, пока ты спустишься! И я не разу не видела, чтобы ты зажигал старичку трубку!.. - Наверняка я бы получил этой трубкой по голове... - Интересно, кого бы из нас ты спасал, если бы мы вместе упали в воду! Прекрасный случай, поинтересоваться! Скорее всего ее, из вежливости... - Похоже на то, что она умеет плавать... - Зато я умею грести! А если бы не умела, что тогда?! - По-моему, я являюсь объектом классической сцены ревности? - Как, ты только теперь заметил? Что за реакции!... - Хорошо, я ей заниматься не буду. Если она что-нибудь уронит, я изо всех сил пну это подальше, и стану громко хохотать. - Надеюсь, это будет сырое яйцо, - мстительно произнесла я и наконец перестала дурачиться. Мысль о том, что он пнет сырое яйцо, удовлетворила меня в достаточной степени. Скандал оказался ненужным, потому что на следующий день, девушка исчезла. Это не значит, что ее кто-то похитил или, что она как-то таинственно пропала, просто убралась из своего номера, в котором поселился кто-то другой. Я испытала облегчение смешанное с недовольством собой и решила о ней забыть. Все было бы хорошо, если бы не возникли новые проблемы. Ночная жизнь на улице перед Гранд-отелем приобрела невыносимые размеры и гремела так, будто там происходил по крайней мере старт гонок в Монте-Кальварио. Мне это особо не мешало, потому что сон у меня, слава богу, каменный, если я засну, понадобится землетрясение, чтобы меня разбудить. Но Марек почти полностью перестал спать. Он стал немного раздраженным, это раздражение подавлял, но тем не менее, его можно было заметить. Прежде чем я успела подумать, что делать с этим фантом, возникли следующие хлопоты, а именно, я получила по почте корректуру очередной рукописи. Из-за дела Мачеяков я полностью пренебрегла профессиональными обязанностями, но уезжая в Сопот успела договориться по телефону, что эта рукопись будет мне в нужный момент прислана, я как можно быстрее сделаю все необходимые правки и как можно быстрее отошлю обратно, потому что в случае опоздание с ней произойдет что-то нехорошее, она вылетит из плана или еще что-то в этом роде. Передо мной возникла перспектива двух, а то и трех дней напряженной работы и я сдурела окончательно. Я сама предложила, чтобы Марек на эти три дня переехал в Гранд-отель, что при случае позволит ему выспаться. Я боялась его реакции, мужчины имеют странное отвращение к уступкам по поводу работы любимых женщин. К моему великому удовольствию, он принял это естественно, признавшись, что тоже думал об этом и считает единственным выходом. Мне даже странно, как мне не пришло в голову, что еще никогда в жизни никакие проявления рассудка до добра меня не доводили. Рукопись висела надо мною, как упрек совести, я хотела эту правку начать и кончить, поэтому оставила его без присмотра, не вдаваясь в подробности, удовлетворившись информацией, что он получил комнату на втором этаже Гранд-отеля. Слава богу, я даже не осмотрела эту комнату! Исключительно благодаря этому, моя рукопись вовремя отправилась в Варшаву, если бы я раньше узнала то, что узнала потом, сомневаюсь, смогла бы я понять хоть слово из собственного текста. Я справилась с самым противным. Просидела половину ночи и все утро, с разгона поработала еще немного, за обедом придумала новые исправления и вечером наконец потеряла вдохновение. Я решила сделать перерыв, одела резиновые тапочки и чрезвычайно довольная жизнью оставила рабочее место. Мне остались только мелочи, не требующие больших умственных усилий. Я собиралась пробежаться с Мареком по пляжу. Из того, что он говорил за обедом было ясно, что в это время я должна найти его в гостинице, возможно спящим. Я ворвалась в Гранд и, едва миновав двери, превратилась в неподвижное изваяние. Через холл шла противная, мерзкая, прекрасная дива собственной персоной. Она не обратила на меня внимания, только что вышла из зала ресторана и начала подниматься по лестнице. Плаща на ней не было, в руке она держала ключ, можно было не сомневаться, что она здесь живет. Внутри у меня все застыло. Неизвестно почему, именно в этот момент я вспомнила как ее зовут, прочитала в списке гостей, когда ждала разговора с Варшавой. Мануэлла... Тоже мне, имечко! Хотя, следовало признать, в ее черных волосах, ее прическе с коком, ее кремовой коже лица было что-то южное... На свитере у нее была завязана зеленая шелковая косынка, и вдруг всплыло мое самое плохое, до сих пор неясное впечатление! Как гром среди ясного неба меня поразило воспоминание о собственных фантазиях! Ну конечно же, именно так должна была выглядеть его прекрасная жена, которую я мысленно увидела в городском автобусе!!! В мгновение ока я придумала целую эпопею. Она действительно его жена, настоящая, скорее бывшая, чем настоящая. Он водит меня за нос, они оба скрывают свою связь по неизвестным причинам, целью обмана является что-то имеющее связь со мной... Бриллианты полковника! Пардон, не полковника, а Мачеяков... За сто тысяч долларов они могут делать из меня дуру... Какой смысл могли иметь такие сложные махинации, я не придумала, потому что вспомнила, что бриллиантов я не крала, их у меня нет, из меня их не выдоить. Я немного расслабилась. Так или иначе, я не могла стоять в дверях Гранд-отеля до конца света, я тоже собиралась подняться наверх, причины, по которой я должна была отказаться от своего намерения, не было. Когда она почти поднялась до первого этажа, я отправилась за ней, чувствуя себя полностью выбитой из колеи и пытаясь как-то трезво отнестись к страшному открытию. Мерзкая гарпия выше не поднялась, на втором этаже она свернула в коридор налево, я заглянула за ней, она меня не заметила и, благодаря тапочкам, не услышала. Я успела увидеть как она открывает двери в конце коридора, рядом с дамским туалетом. Марек жил этажом выше, точно над ней. Мое отуманенное сознание поразило следующее открытие, не менее ужасное. Он снял комнату не со стороны моря, где было идеально тихо, а со стороны улицы, с прекрасным видом на автостоянку, откуда доносился пробуждающий его шум... К счастью, моя личность довольно эластична и склонна к разделению на части. Одна часть, доверительно приняв проявление его чувств, поверила им и плавилась в блаженстве, а вторая категорически решила разобраться, что же здесь происходит. Никаких прямых вопросов, никаких больше скандалов, никаких подозрений, выследить, исследовать и лично проверить, потихоньку, научными методами... Необходимость позаботиться о третьей части, которая бы координировала поступки двух первых, я как-то забыла. Поэтому первая обошла вторую, чем и сбила ее с толку. - Почему ты не взял себе комнату с той стороны? - спросила я вопреки первоначальным замыслам. - Там же тише. - Не было, - не раздумывая ответил он. - Все занято, за исключением апартаментов. Не буду же я жить в танцевальном зале. Гулять пойдем? - Сейчас. Подожди. Под тобой живет это чудо природы. Эта... героиня романа. Ты знал про это? - Конечно, я ее заметил, - ответил он с полным безразличием. - Подо мной? На это я внимания не обратил. У нее ничего не падало, пинать было нечего... - Не пытайся уколоть меня яйцом, сокровище мое. Сам видишь, на что это похоже. То видимость, то стечение обстоятельств, но все вместе удивительно друг к другу подходит. Будь добр, меня успокоить. - Тебе обязательно быть такой подозрительной? Может, ты успокоишься, если я поклянусь тебе, что все это действительно большое глупое стечение обстоятельств и ничего больше? Потому что это так! - Естественно успокоюсь, если поклянешься достаточно убедительно, - ответила я уже в коридоре, потому что он в мгновение ока оделся и почти выволок меня из комнаты. - Мне ничего так не хочется, как в этом убедиться... - Я и сама не знала, что думать. Неверность мужчины чувствуется. Меня дезориентировало то, что я ее видела, но в то же время не чувствовала. У меня получалась какая-то странная мешанина и я не знала, что со всем этим делать. Мы сбежали с лестницы, притормозив в самом низу, потому что перед нами спускался мужчина, которого не следовало толкать с разгона. Марек отдал ключ дежурному. - Ты не смотрела машину? - вспомнил он в дверях. - Я видел из окна, что там крутился какой-то парень. Не видела, он ничего не сломал? Как-раз теперь надо было думать о машине! Незнакомые парни меня совсем не касались! Сто парней могли в этот момент прокалывать шины и соскребать краску, сомневаюсь, что я вообще бы это заметила. Я обиженно посмотрела в сторону стоянки. - Наверное теперь окажется, что у тебя комната с той стороны как раз для того, чтобы следить за машиной... - Естественно, для этого! Я на всякий случай взгляну, иди, я догоню. Медленно проходя по лестнице к пляжу, я видела, как он спустился на стоянку, обогнал спускающегося мужчину, обошел машину вокруг, заглянул внутрь и успокаивающе махнул мне рукой. Он быстро догнал меня, я случайно загородила ему дорогу, после чего, мы оба полетели в большую лужу, что поменяло мое настроение так, будто падение в редкую грязь было наиприятнейшим развлечением и прекрасным хэппи-эндом любовной ссоры. Ко мне вернулось хороше настроение, одновременно вторая часть вышла из летаргии и внутри зазвучал таинственный голос. У нормальных людей это называется интуицией, инстинктом или ясновидением. У меня является прекрасной пищей для воображения. Ни с того ни с сего я абсолютно уверилась, что тот мужчина, который спускался по лестнице и шел к машинам, как раз вышел от дивы, Марек об этом знал и спешил его увидеть, используя машину, как предлог. В конце-концов, дива может не быть его женой, но интересует его больше всего в мире. Как он мог узнать, что у нее мужчина и что как-раз теперь он выходит, я не задумывалась, мое воображение пренебрегает логикой и смыслом подсовываемых видений. Часть первая, блаженствующая, опять взяла верх над второй, подозревающей, пришлось закончить правку, я не могла надолго рассеиваться. Мне удалось сохранить необходимую пропорцию между противоречащими друг другу частями до самого вечера следующего дня, до последней страницы рукописи. Немного устав от мысленных упражнений и недосыпания я уселась в машину и отправилась на почту, чтобы избавиться от работы окончательно. Выйдя из почты я прошлась пешком по бродвею, в книжный магазин, чтение собственного творчества вызывает у меня неутолимое желание почитать чужое. Выходя из магазина я увидела Марека с дивой, идущих в сторону почты, и замерла на пороге. Дива вела себя просто скандально. Обходилась с ним как со своей собственностью, дергала его за руки, тянула к витринам, почти терлась головой по его груди, излучала обольщающее победное сияние. Он воспринимал это с довоенной галантность, производящей известное впечатление. В мгновение ока в меня вселился бес. Вторая часть быстренько смылась с поля битвы первой. Я вернулась к Гранд-отелю и, ведомая неизвестно чем, от злости неспособная к мышлению, подошла к администратору, где на мой вопрос ответили вежливо и исчерпывающе. Свободные одиночные номера со стороны моря были все время. С осени их хватало всегда, за исключением периода съезда животноводов, занимающихся разведением пушных зверьков, или чего-то подобного, занявшего десять дней января. Теперь был май. Номеров перестанет хватать только во второй половине июня. Я отчетливо ощутила какие-то физиологические катаклизмы происходящие внутри, осознала, что с ними надо бороться, отправилась в свою комнату, сменила туфли на тапочки, надела косынку на голову и пошла на пляж. Лишь непосредственная близость моря могла помочь обрести нечто вроде равновесия. Возле Гдыни море сработало так хорошо, что мне удалось начать думать. Главный вопрос я решила сразу. Столько раз в жизни передо мной преклонялись, водили за нос и бросали, я была свидетелем и предметом таких разных чувств, столько раз с интересом анализировала их, что какие-то знания в этой области во мне должны были сохраниться! Дело было вроде бы ясным, но только внешне. С одной стороны он явно бросил меня ради мерзкой вампирицы, обманывая меня без оглядки, но с другой стороны, я до сих пор была ему нужна, кто знает, может и больше чем раньше. Это показалось мне довольно непонятным. Я приняла во внимание его по-версальски хорошее поведение и злорадство судьбы, добавила нахальность дивы, у меня получилось, что это она заказала ему комнату с другой стороны. Не сходилось... Я повернула к Сопоту. Погода испортилась, ветер усилился, небо закрыли черные тучи, вроде бы начало моросить, все окружающее больше напоминало февраль, чем на начало мая. Я безнадежно замерзла. До Гранда я добралась в таком состоянии, которое полностью исключало, как прием ужина, так и ночной сон. Мне надоели эти дурацкие размышления и я решила поговорить с ним немедленно. Либо я пробьюсь, и он откажется от галантности по отношению к ней, либо распрощается со мной! На ступеньках Гранд-отеля я осознала, как выгляжу. Растрепанные клочья волос свисали со лба на лицо, нос светился красным, бросающимся в глаза светом, Возможно в некоторых местах я стала синей, но большей частью - зеленой. Во время серьезного разговора с любимым мужчиной так выглядеть нельзя! Расческа и пудреница были при мне, в сумочке, можно было слегка подправить свою красоту. Не размышляя, я свернула в дамский туалет на втором этаже, даже не подумав о том, что могу встретить это мерзкое ничтожество. Благодаря резиновым тапочкам двигалась я бесшумно, меня вообще не было слышно. Туалет был на ремонте, но зеркало там висело. Я со злостью стала раздирать клубок волос на голове, когда до меня донеслись какие-то звуки. Голоса. С минуту я не могла понять откуда они доносятся, и почему я их слышу, все-таки Гранд-отель построен до войны, хорошо акустически изолирован, ни откуда ничего не должно доноситься. Я оставила свои космы, невольно задумалась над явлением, после чего испытала ужасное потрясение - я узнала голос Марека!.. И одновременно поняла причину. Канализационная труба бала снята, войлочная панель, изолирующая ее со стороны комнаты, частично порвана, в стене в пол кирпича толщиной были дыры, через которые четко доносились звуки. За этой дырой, я это помнила, находилась комната дивы! Я замерла, склонившись над дырой с расческой в клубке волос и бурей в душе, то, что взорвалось внутри меня, чуть не убило меня на месте. Марек был у нее. Они разговаривали у этой стены, точно на высоте моего уха, зная меблировку помещений, я догадалась, что они сидят на кушетке. Слава богу, сидят!.. - Почему, - шептала чертова гарпия обиженным голосом. - Почему?... Знаю, догадываюсь, я слишком нахальная?.. А как ты думала, нахальная жаба? Конечно, нахальная... - Не верится, что ты меня не хочешь, - шипела она искушающим страстным шепотом. От затмения в глазах, я чуть не сбила лбом трубу. - Мне еще раз повторить, как ты мне нравишься?... А, так ты ему уже говорила?!!.. Она продолжала обольстительно шептать, мне даже плохо сделалось. Заигрывала она абсолютно неоднозначно, и камень бы сдался, я подумала, что если через минуту меня здесь хватит удар, то смерть моя, принимая во внимание место, будет отнюдь неромантичной. Сколько она будет продолжать, он уже знает, уже понимает, уже и баран бы понял... - Перестань, неожиданно сказал Марек удивительно взволнованным голосом, я аж подпрыгнула, зацепившись волосами за какую-то неровность на кирпичной стене. С минуту там царило непонятное молчание. В моем горле начал расти ком величиной с дыню. Судя по звукам, бессовестная гетера разнервничалась и испугалась. - Почему?.. Боже! Что произошло? Что случилось, скажи!.. Что с ним могло там случиться?! Не умер же он от переживаний! Может, его кошки скребут из-за дивы, совесть мучает?.. Что-то там происходило, я отчетливо слышала, как скрипнули пружины кушетки, кажется, она бросилась на него, как пить дать... - Отстань, - вдруг серьезно, драматически и зловеще сказал Марек. - Нет. Я не хотел тебе говорить, зачем этого касаться... Это моя личная трагедия... Какая еще за трагедия, черт побери?! Что за трагедия, я, что ли?!.. Дива не отставала: - Какая трагедия? Как это?!.. Нет, ты не можешь теперь молчать, должен мне все рассказать, должен! Что это значит? Опять воцарилось страшное молчание. Я задержала дыхание, остановив на время и умственную деятельность. - Мое здоровье... - тихо, колеблясь начал Марек, таким тоном, который подходил ему, как кулак к носу. - Видишь ли, я... Жаль, ты должна это знать. Я импотент. Уже много лет... Не знаю как дива, а я очумела полностью. Импотент!.. Боже милостивый!!!.. Или кто-то из нас сошел с ума, либо он, либо я, или здесь концы с концами не сходятся. Чего ради он городит такие глупости?.. Через ошеломленный мозг пролетела мысль, что он мог забыть о том, что выздоровел, но я сразу же поняла, что здесь что-то не так... Дива издала сдавленный вскрик, помолчала, скорее всего пытаясь скрыть разочарование. Со своей стороны я пыталась овладеть желанием бурно отреагировать. - Да, теперь понимаю... - холодно произнесла она и вдруг изменила тон. - Слушай... Нет, это ужасно! Ты был у врача? Пробовал лечиться? - Когда-то... Потом отказался. Я не верю в возможность излечения... - Но, как ты мог?!.. Я покачала головой, следя, чтобы случайно не стукнуть лбом по трубе. Идиотизм ситуации превосходил человеческое понимание. Я абсолютно ничего не понимала. Было абсолютно ясно, что он не хочет этой гарпии, но тогда какого черта с ней заигрывать?! Ему понравилась подвернувшаяся роль слезливого идиота? Пожалуйста, я поддерживаю такое желание, но нельзя же поверить, что дело тут именно в этом! Гарпия изо всех сил старалась убедить его, что он зря потерял надежду, и уговаривала сходить к врачу. Она сообщила, что у нее есть знакомства в тех кругах, ее отец - врач, он найдет лучших специалистов, в случае необходимости пошлет за границу, техника и медицина не стоят на месте, они могут совершить чудо!... Марек протестовал все слабее. В конце-концов дошло до того, что он пообещал ей отправиться на обследование сначала в Гданьске, а потом в Варшаве. Мне стало интересно, как он намеревается исполнить это обещание... При случае мне удалось узнать несколько мелочей о себе. Дива не хотела быть нетактичной, но ее интересовало, как, в таком случае, с той женщиной, которая была с ним, и как эта женщина переносит его импотенцию. Мне и самой было интересно. Оказалось, что я являюсь особой необычайно духовной, вообще астральной, с отвращением отношусь к сексу, мне он совсем не нужен. Дива позволила себе продемонстрировать вежливую жалость, с которой я охотно согласилась. Я отказалась от запланированного обстоятельного разговора, при первом сигнале об окончании его визита оставила волшебное место и помчалась в свою комнату. Теперь было о чем подумать! Все представление стало полностью непонятным. Одно было точно. Он что-то придумал, у него была какая-то причина обманывать эту диву. Какие бы намерения у него не были, он решил скрыть их от меня. Я бы была не я, если бы не решила со своей стороны перепрыгнуть через себя, лишь бы разгадать тайну. Он еще не знает самой плохой моей стороны... Он зашел ко мне и мы спустились к ужину. Две части моей личности наконец-то договорились и перестали друг другу мешать, действуя в нужные моменты. - Ты закончила правку? - поинтересовался он за столиком. - Еще нет, но уже почти, - не раздумывая, ответила я. - Завтра к вечеру закончу. Потом постою в очереди на почте, ты мне для этого не нужен. Можешь выспаться. - Спать я не буду. Я пройдусь немного, на обед меня не жди, если я буду опаздывать, перекушу по пути. - Пройдешься по пляжу? - Нет, по дороге. Поэтому я и выбираюсь тогда, когда ты занята. Тебе же не нравится ходить по дорогам. Из этого я заключила, что он куда-то отправляется с дивой. Он не подозревал меня во лжи, поверил, что я прикована к машинке, значит, у руки у меня были развязаны. Я не знала, есть ли у этой пиявки машина, но разницы не было, чем бы они не ехали, я решила следовать за ними! Сколько усилий мне стоила реализация этого решения, словами не выскажешь. Мой автомобиль отличался особой чертой, по которой его легко можно было узнать среди целого стада фольксвагенов. А именно, вместо антенны у него была старая, немного погнутая и поржавевшая шпага, которая прекрасно работала в качестве антенны, но издалека бросалась в глаза. Необходимо было вынуть ее, что представляло некоторые трудности, потому что она была намертво заклинена в гнезде. Мало того, машина стояла на стоянке, как раз под его окном, где возня с этой железякой полностью исключалась. Просто уехать я тоже не могла, он бы услышал звук двигателя, а слух у него был противно чутким. Надо было дождаться ночи и выбрать момент, когда меня заглушат другие машины... Все это я исполнила. В диком напряжении я пол часа ожидала самого громкого рокота, мне казалось, что я жду уже пол года. Отъезжала я с открытой дверью, боясь хлопнуть и придерживая ее рукой. В безлюдном месте я в поте лица добывала оружие из гнезда, выискивая по сторонам хулиганов, которые такие вещи делают одним движением. Я просто не знаю, как это им удается... Возвращалась я с похожими хитростями. Вытащенную шпагу я поставила на старое место, собираясь вынуть ее только во время следствия. Я потренировалась вынимать и вставлять ее на ходу, словом всю ночь провела за работой. А потом провела за работой все утро. Чего бы Марек от меня ни ожидал, но не того, что я добровольно поднимусь в семь утра. И все-таки я поднялась. Завтрак я ела на окне. И чуть не подавилась, когда увидела, что он выходит вместе с дивой. Мои допущения оказались верными. Прогулка по дороге, как же!.. У нее была машина - зеленый пежо. Я успела стартовать, когда ее еще было видно в конце улицы. Она отправилась в сторону Гданьска. Волшебные утренние часы я провела как гончая собака, гоняясь по городу за зеленым пежо. Результат был удивительный. В неизвестном мне гдыньском жилом районе я окончательно утвердилась, что их целью является визит в дом, на котором висит табличка врача соответствующей специальности! Я ничего не понимала. Он в самом деле решил лечится? От чего, ради бога?!.. Если он продолжит процедуры в Варшаве, я поверю, что кто-то из нас сошел с ума. Мне стало интересно, что он будет делать завтра. Свое он уже отоспал, правку я закончила, у нас опять будет время друг для друга. Как он разделится между мной и дивой, чтобы не вызывать подозрений? Что придумает? На обратном пути возникли дополнительные сложности. Они поехали прямо в Сопот. Я никак не могла обгонять их на этой единственной, раздражающе прямой дороге. А было ясно, что приехав в город Марек должен увидеть мою машину спокойно стоящую на стоянке, и еще с антенной. Я мучилась этим все время, пока мы ехали, в конце-концов я решила соврать, что ездила на почту, но на помощь мне пришел случай. Дива парковалась с другой стороны Гранда, свернула раньше меня, ее заслонили строения, я воспользовалась мгновением, разогнала прохожих на тротуаре, чуть не врезалась в выезжающую машину, водитель которой вдруг застучал себя пальцем по лбу, чуть не выколола себе глаза проклятой шпагой и даже успела выскочить и спрятаться за киоском с мороженным. Когда они входили в отель, пустой фольксваген с антенной стоял на прежнем месте. Затем я провела добрых полчаса в дамском туалете, горько сожалея о том, что не взяла ничего почитать, машинально сравнивая мечты о романтическом уик-энде с фактическим состоянием дел. С сотворения мира не было такого, чтобы кто-то просидел весь свой роман в дамском туалете, а было ясно, что именно это развлечение станет моим уделом на большую часть времени... Диву в комнате было слышно, она делала что-то тихое, что, я определить не могла, иногда как бы шелестела бумагами, иногда чем-то щелкала. После веков ожидания, она набрала номер телефона. Этот звук я распознала. - Ты готов? - сладко спросила она. - Приходи ко мне, я жду. Я тоже ждала, чувствуя, как внутри все бурлит. Чертова кукла, нашла себе любовника... Через минуту я услышала Марека, а потом снова диву. - Я написала отцу, - произнесла она голосом сирены, шелестя бумагами. - Возьмешь это с собой, подожди, я прочитаю... Я с отвращением вслушивалась в настойчивые просьбы папочке, заняться предъявителем письма с исключительной заботой, в случае необходимости, отправив его в Швецию. Мне стало интересно, будет ли Марек развивать действие до заграничной поездки. Судя по звукам, он принял письмо и спрятал конверт. Мерзкая упыриха, веселая, как поросенок в луже, всунула ему фотоаппарат, что-то болтая о снимках, которые она должна сделать для папочки. Папочка одержим фотоманией и коллекционирует пейзажи, особенно приморские. Я вышла из отеля, держась вдалеке за ними. Они отправились по пляжу в сторону Гдыни, а я пошла в ту же сторону лесом. Я поздравила себя с тем, что взяла тапочки. Гарпия с неестественным весельем металась туда сюда по пляжу, подскакивала, как взбесившаяся сирена, пробовала ногой воду и убегала от волн, Я не отрывала от нее алчного взгляда, надеясь, что она поскользнется на медузе или на рыбьих кишках. Действительно, мало чего я желала больше. Через каждые два шага она приказывала снимать ее на фоне всего, что встречалось по пути. Если бы не глубочайшее незыблемое убеждение, что я являюсь свидетелем развития некоей неслыханно таинственной, странной и непонятной акции, наблюдаю за сценой, означающей совсем не то, что кажется, несомненно, в этом приморском лесочке меня бы свалил инфаркт. Марек терпеливо следовал за этой выродившейся баядеркой, с достойным удивления упорством избегая атак ее нежности. Это слегка утешало меня. Она дотащилась до того места, где земная поверхность выгнулась бугорком. Она влезла на склонившуюся иву, растущую над ручейком и стала позировать для фотографий, забралась повыше, спустилась ниже, вилась по этому дереву как линяющий желтопузик. Потом она перебралась вглубь оврага, по которому бежал ручеек, принимая все более изощренные позы на пригорках и во впадинах. Со своего места в зарослях я слышала протесты Марека, который утверждал, что в овраге темно и снимки не выйдут. Как назло, эта обезьяна решила возвращаться лесом, что заставило меня пережидать в липкой грязи и мокрых зарослях. Пришлось пропустить их вперед. Дальнейшее наблюдение привело меня к мысли, что воцарилась общая неразбериха. Я посвятила себя слежению за Мареком, а Марек явно следил за дивой. Обед я съела в одиночестве, а за ужином влюбленный мужчина, очень озабоченный, сообщил мне о своих планах. Точнее, он хотел удалиться на несколько дней и не знает, как я это восприму. Неожиданно оказалось, что в Щецине должно состояться небольшое совещание журналистов, в котором он должен принять участие, я должна его простить, потом он вернется, я подожду, климат Сопота идет мне на пользу... Я не поверила ни в Щецин ни в журналистов, меня сразу испугала мысль, насколько тяжело будет выслеживать его по всей стране. - Я отвезу тебя к поезду, - коварно предложила я, согласившись со всеми его планами. - Исключено. У меня поезд в шесть утра. - Тем более!.. - И речи быть не может! Незачем тебе зря вставать так рано. Ты думаешь, я не дойду до вокзала пешком? Багажа у меня нет, я освобожу комнату, а вещи у тебя. Сделаю это сразу после ужина. Я не собиралась настаивать, пораскинула мозгами, и легко выявила цель. На следующий день я подождала пока Марек выйдет, не торопясь оделась, села в машину и спокойно поехала прямо в аэропорт. Он прибыл туда примерно через пол часа после меня и как раз успел на самолет до Варшавы. Подтверждение моих опасений добило меня окончательно. Какая удивительная тайна должна была вселить в него эту манию лечения?! Он отправился в Варшаву с рекомендательным письмом от дивы так скоро, будто выдуманная немочь угрожала всем немедленной катастрофой. Может, это заразно?.. С точки зрения дивы все можно было объяснить, его охватило неутолимое сумасшествие чувств и он решил дать им выход, пока она не передумала. Вдохновленный надеждой, он начал спешить. С моей точки зрения смысла в этом не было вовсе. Я вернулась в Сопот, по пути анализируя ситуацию. Не было сомнений, он обманывал нас обеих. В Гранд он переезжал вовсе не от бессонницы, а из-за этой гетеры. Если бы он потом ее просто соблазнил, все было бы хорошо, то есть, не хорошо, а просто и ясно. Но он вместо любовного похождения придумал ложь, которая его полностью исключила. Значит, ему нужно что-то совсем другое. На кой черт он носится по врачам?.. Мне пришло в голову, что его интересует вовсе не дива, а именно врачи, и он выбрал такой своеобразный путь к ним. Что может быть во врачах?.. И почему я не могу про это знать?.. Я подумала, что возможно в дело замешан полковник, что секрет возник из-за подозрения меня в краже дурацких бриллиантов, что кто-то проглотил эти бриллианты и какой-то хирург добыл их хирургическим путем, а теперь их надо добыть из хирурга, с этой целью Марек отправился в Варшаву, коварно избавившись от меня, и что специально для этого он и приехал со мной в Сопот. Чтобы убрать меня из Варшавы. Я сидела в машине, на стоянке перед Гранд-отелем, постепенно выдвигая все более точные гипотезы. В тот момент, когда я уже склонялась к мысли, что дива тоже, своим путем, отправилась в столицу, я увидела, как она выходит из отеля. Понятно, что я не раздумывая отправилась за ней. В качестве объекта слежки она была неинтересной. Она зашла в фотомастерскую на той же улице и забрала заказанные фотографии, я видела это через окно. Потом она вернулась в отель. Затем снова вышла и отправилась на почту. Послала письмо. Заказное. Вернулась. Я сделала перестановку в комнате, чтобы можно было сидя за столом не терять из виду входа в Гранд-отель. На следующий день я начала терять терпение. Эта кретинка приехала к морю, чтобы торчать в номере с видом на стоянку? Из-за нее и мне вести такой образ жизни? Через два дня она вышла на свежий воздух только однажды, опять на почту, где получила какое-то послание до востребования. Это окончательно меня разозлило, я решила, что теперь она просидит в номере целые сутки без перерыва, и выбралась прогуляться по пляжу. Я медленно волочилась в сторону Гдыни, не глядя по сторонам, задумчиво уставившись под ноги. Я поняла, что ночью был шторм, свежий след волны находился далеко от моря. Я свернула к этому следу, надеясь найти кусочки янтаря, людей в такое время и такую погоду здесь ходило немного, а те, что ходили, могли плохо видеть. С недовольством и обидой я присмотрелась к слишком многочисленным для моих планов отпечаткам ног на высыхающей поверхности и шла между ними, все еще веря, что здесь были только слепые. Вдруг мне показалось, что я увидела что-то знакомое, такое, на что следовало обратить внимание. Впечатление было таким сильным, что я остановилась, пытаясь отгадать, что это могло быть. Я обернулась, посмотрела под ноги, у меня мелькнула надежда, что я заметила кусочек янтаря, и сразу этого не поняла. Я вернулась на несколько шагов и просмотрелась повнимательнее. Никакого янтаря не было, зато на песке, среди мусора, виднелся четкий отпечаток каблука. Этот след я прекрасно знала. Каблук принадлежал правому мужскому тапку и был обрезан достаточно характерно, с одной стороны был полукруглый вырез. При мне Марек наступил на какой-то гвоздь, торчащий из досок у входа на пляж, и на моих глазах аккуратно отрезал оторванный гвоздем кусок. На влажном песке каблук отпечатался очень точно. Я стояла над следом, смотрела на него, как собака на кость, и пыталась понять, что это значит. Тапочек Марек у меня не оставил, забрал их собой в рекомый Щецин. Мы ходили здесь миллион раз, но невозможно же, чтобы след оставался здесь нетронутым столько времени, как минимум, трое суток... Тут люди ходят, кроме того, ночью был шторм... От выводов мне стало жарко. Ночью был шторм, следы появились сегодня утром, он должен быть где-то здесь! Он отнюдь не сидит в Варшаве, он в Сопоте, шатается по пляжу, прячется от меня, черт знает где и черт знает зачем. О боже, что это?!.. Я не верю в существование двух правых мужских каблуков одинаково поврежденных! Мне вспомнился Карол Мэй, я всегда с энтузиазмом относилась к игре в индейцев. В детстве я получала впечатления в диких прериях, протянувшихся над речкой, за городской бойней. Я собственноручно сделала себе лук, стрелы которого здорово цеплялись за шторы, у меня был головной убор из индюшачьих перьев, который, по неизвестной причине, приводил в панику кота. Я внимательно изучала следы и мне даже удавалось отличить след человека от следа коровьего копыта. Теперь я попыталась воспроизвести в памяти все знания в этой области. Следов обрезанного каблука было много, но не таких четких, как первый. Я заметила несколько ведущих в сторону Гдыни и исчезавших. Возле моря их не было, следовательно он должен был углубиться на побережье. Я перестала смотреть под ноги и взглянула вперед. На краю леса стоял сарайчик, точнее киоск, вероятно работающий летом, а сейчас наглухо забитый досками. Приблизившись к нему я нашла еще один след. Песок тут был почти нетронут, но сыпучий, в нем было трудно что-то выделить. Я обошла сарайчик вокруг и с обратной стороны, ближе к лесу, увидела еще несколько подрезанных каблуков. Почва здесь была плотнее, следы отпечатались отчетливо и вели в две стороны - в лес и из леса. Следы из леса были свежее, в одном месте они наложились на другие. Он пошел и вернулся. Господи, что это значит?!!.. Я заглянула в сарайчик в щель между досками, зачем, неизвестно, трудно было представить, чтобы Марек бросил номер в отеле, комнату, роскошь и любимую женщину для того, чтобы поселиться в брошенной собачьей будке на пляже. Разве что ему невыносимо надоели бабы, дива и я, и он возжелал спокойствия и одиночества... В сарае было темно, как в кишках у негра, я совсем ничего не увидела. Дух Карола Мэя все еще кружил надо мной. Испуганная и взволнованная я подумала, что если использую следы Марека, он, несомненно, обнаружит мои. Он десятки раз отмывал грязь с моих тапочек, могу поклясться, что он запомнил каждую извилинку их подошвы! Начнет подозревать и, черт его знает, что сделает, этого допустить нельзя... Сотворив с недюжинными усилиями большую метлу, я угрюмо решила, что вся эта цепь странностей, из которых я столько недель не могу выпутаться, становится все более обременительной, и требует от меня все большего напряжения. Эпохальный роман Басеньки с паном Паляновским превратился в преступную деятельность, а моя личная большая любовь приобретает все более оригинальные и нетипичные формы. Бог знает, во что превратится он... Метла получилась очень даже неплохой, я оглянулась, не смотрит ли кто за мной, после чего прилежно подмела почти половину пляжа, с особой старательностью возле сарая. Возвращалась я по воде, а использованное изделие выбросила в корзину для мусора у Гранд-отеля. Все представление приобрело в высшей степени загадочные черты. Я допускала возможность, что Марек прячется не столько от меня, сколько от дивы, которая настойчиво принуждает его к лечению. Возможно он боится уколов, а может, папочка-врач просветил ее насчет состояния его здоровья, и теперь, если он не желает последствий, ему не остается ничего другого, как убраться с ее глаз. Полностью с ней порвать он, по-видимому, не может и следит за ней, оставаясь в тени. Дива целыми днями абсолютно ничего не делает, кто знает, не компенсирует ли она это безделье по ночам. Похоже, что она перестроилась на ночной образ жизни... Ночью мерзкая выдра оставалась такой же неподвижной, как и днем. Я решила, что теперь не пропущу ничего, хватит, раз и навсегда я хочу увидеть все собственными глазами и знать все наверняка, а не путаться в домыслах, догадках и выводах. Понять в чем дело, я просто была не в состоянии. Я допускала, что с самого начала служила только прикрытием, он приехал сюда не для меня, а для воплощения этих удивительных трюков, тесно связанных с подозрительной гетерой. Опять блондин. Естественно, с блондинами и должен случиться небывалый идиотизм. А так здорово он выглядел в автобусе... Но каковы бы ни были его цели и замыслы, я должна их узнать, иначе меня удар хватит! Пляж, Гранд-отель и собачью будку я посещала в разное время дня и ночи. Узнала о существовании вокруг сарая свежих следов обрезанного каблука. Восход солнца застал меня вблизи ивы на холме, куда я забралась собирая кусочки янтаря. В зарослях рядом с ивой росли желтые цветочки, я вдруг вспомнила, что люблю такие, направилась туда, чтобы их нарвать, нагнулась и вдруг увидела среди них знакомые следы! Он был здесь ночью. Он вовсе не следил за упырихой, а бродил вокруг ивы. Что он здесь делал, черт побери, свихнулся, что ли? Надо было тоже прийти сюда, зря я следила за Гранд-отелем. Недовольная собой, растерянная и нерешительная, я нарвала цветочков и вернулась в отель как раз в тот момент, когда гарпия уезжала на машине. Ключи от моей, как обычно, были при мне. Я успела отправиться за ней, с угрюмой злостью и решимостью на все, одуревшая от избытка неясностей и угнетенная собственной следственной бездарностью. На полпути между Гданьском и Элблонгом, на Варшавском шоссе, я немного пришла в себя, опомнилась, оставила ее и вернулась. Она явно направлялась в Варшаву, было бы безнадежной глупостью оказаться там вдруг в старом плаще, тапочках, без ключа от квартиры, зато с букетиком привявших желтых цветов. Если она уезжает насовсем, то и черт с ней, не она мне нужна, а Марек, непонятные действия которого я должна в конце-концов расшифровать. Поздним вечером я расположилась недалеко от сарая. Луна росла, приближаясь к полной, погода стояла прекрасная, светло было, как днем, сидя в глубокой тени я прекрасно видела через ветки весь пляж. Я решила ждать. Точно неизвестно, на что я надеялась, во всяком случае, не того, что произошло. Я торчала в зарослях чертовски долго. На пляже не было ни души, возле сарая царили тишина и спокойствие, ничто не дрогнуло, ничто не шевельнулось. Я замерла, одеревенела, насквозь промокла и начала задумываться, действительно ли такой способ коротания ночей имеет смысл, и не останется ли ревматизм единственным результатом. В тот момент, когда я решила возвращаться и держась за пень пыталась обрести власть над ногами, послышался тихий приближающийся рокот. Я бросила гимнастику и неподвижно замерла. По лесной дороге, являющейся парковой аллеей приспособленной для езды, медленно проехала какая-то машина. Я не рассмотрела ее как из-за расстояния, так и оттого, что в глубине леса было намного темнее, чем на пляже, кроме того, ее заслоняли ветки, и я видела только свет фар. Но она была единственным подвижным элементом