зовал, лучшее доказательство - как они перевезли меня, жаль только, что больше нечего было перевозить. Не так-то просто было все это провернуть. Алмазы покупались в ЮАР, например. Все в жуткой спешке. Он прилетел в Копенгаген, чтобы там встретиться со своими, и шиш. Преставился в моих объятиях. А капиталы лежат и ждут. - И ты знаешь где?! - Знаю, - устало, но не без удовлетворения ответила я. - Мне удалось найти это место на карте... Затем я в подробностях описала сцену с испытанием меня на детекторе лжи. Вот тут он мне не поверил: - Ты шутишь?! Тебе удалось их обвести вокруг пальца? Ведь это же такой тонкий аппарат. - Ну конечно, и он обязательно обнаружит ложь, если держать ее в голове. А у меня в голове был лишь грот в Малиновской скале. И я вообще старалась не слушать, о чем меня спрашивают. - И ты так точно запомнила, что тебе говорил тот умирающий? - Ты же знаешь, какая у меня память на цитаты. В самолете я воспроизвела каждое слово. - И сейчас помнишь? - А как же! - Ну и что он сказал? - Перед нами повозка! - Вижу! Что он сказал? - Вот и шеф так же приставал. Ты что, тоже запрешь меня? В подвале? Ну ладно, мне не жалко, могу и сказать... И одним духом я выложила весь текст по-французски. Надо было учить иностранные языки, всегда ему это говорила. Дьявол жутко рассердился. - Не валяй дурака, переведи! - На той карте, которую он мне показал... - таинственным шепотом произнесла я, и перед глазами предстала абстрактная картина огромных размеров. - Ах, какая это карта! Весь земной шар в мельчайших подробностях. Все меридианы и параллели на ней пронумерованы, а цифрами обозначены расстояния между ними. Наверное, предварительно все было вымерено... - Ну, ладно, а где это? Я покачала головой: - Даже если бы я и хотела, не могу тебе сказать. Горло перехватит, и язык онемеет, такие уж у меня на этой почве комплексы. Никому ни за какие сокровища не скажу. - Ну, скажи, ведь мне интересно. Разве можно найти в Европе такое место, которого бы никто не знал? - Таких мест много, - со вздохом произнесла я. - Родопы, например. Вот ты, смог бы ты найти что-нибудь в Родопах? Там тысячи пещер... - Но ведь это не в Родопах? Говоря это, он взглянул в зеркальце и нажал на газ. Во мне все оборвалось. - За нами гонятся? - в страхе вскричала я. - Что будем делать? Пистолет! Где у тебя пистолет? Дьявол настолько испугался моей реакции, что резко тормознул, и я чуть не вылетела через переднее стекло. - Да что с тобой? Нет у меня пистолета. Никто за нами не гонится. Успокойся и не пугай меня. - Я тебя пугаю! Это ты меня напугал. Просила же тебя, чтобы ехал медленнее. А ты вдруг нажимаешь на газ, как будто за нами гонятся. За мной гонятся от самой Бразилии, понимаешь ты это? У меня уже комплексы на этой почве. - На комплексы, а дурь! Тут сам с тобой спятишь. Ну, ладно, ладно, поеду медленнее. Смотри, нас обгоняет обычная "волга"! - Да пусть хоть и "трабант"! Я в своей стране, я хочу наконец жить спокойно. Некоторое время мы ехали молча, проехали через Пневы. Меня все больше охватывала усталость. - Так где же находится этот остров сокровищ? - небрежно спросил он. - А, на краю света, - пробурчала я. - Отвяжись. И помедленнее, пожалуйста. Он опять увеличил скорость, но у меня уже не было сил протестовать. Некоторое время я ехала, ни о чем не думая, любуясь ландшафтом. В душе, однако, исподволь зрело беспокойство, которое вскоре приняло форму вполне конкретного вопроса: как они могли оказаться у самой границы Польши? О том, что я собиралась возвращаться через Копенгаген, знали многие, я трубила об этом направо и налево и не удивилась бы, если бы они ожидали меня на пароме. Но как они могли оказаться здесь? Ведь выехала я внезапно, собралась за какой-то час. Ехала через Ганновер, и можно было предположить, что дальше поеду через Гамбург и Путтгартен, там-то, по логике, они и должны были ожидать меня. От Ганновера я ехала без остановки, только выпила кофе в Берлине, да еще поспала ночью на шоссе. Сколько же это заняло времени? Совсем немного - от полудня одного дня до утра следующего. А они уже поджидали меня на автостраде, значит, приехали туда заранее. Почему не в Копенгаген? Ведь я послала Алиции телеграмму, что приезжаю. Да, надо будет немедленно ей позвонить, а то беспокоится небось, что я опять пропала... Когда они могли узнать, что я поеду через Берлин? Только за Ганновером, где расходятся автострады. Как же они успели раньше меня? Снова и снова перебирала я в памяти события, пытаясь докопаться до истины, и вдруг, подобно взрыву бомбы под самым носом, меня ослепила такая страшная догадка, что я на момент потеряла возможность вообще что-либо соображать. Все, абсолютно все, с кем я разговаривала, знали, что я еду через Копенгаген. Я сама была убеждена в этом. И только один человек знал, когда я приеду, какой дорогой и на чем... Благостное чувство безопасности и счастья покинуло меня. Я сидела как парализованная, а догадка росла и подкреплялась фактами. Я звонила ему из Нанси, поговорила с ним и пошла спать. Выехала только на рассвете следующего дня, у них было много времени... Он один знал, он один! И тут сразу же меня огорошила другая мысль. Откуда он знал, что тайник находится в Европе? Я рассказывала ему о Бразилии, о южной Африке, о пребывании шефа на Ближнем Востоке и прочее. В распоряжении Дьявола был весь мир, так откуда же он мог знать, что именно в Европе?.. Из ужасающего хаоса, бушующего в моей душе, постепенно отсеялись эмоции и сформулировались четкие, логичные выводы. Но нет, это невозможно... Я смотрела прямо перед собой, боясь повернуть голову и взглянуть на него. Еще три года назад я тут же выложила бы ему свои подозрения, потребовала бы немедленных объяснений, заставила бы его рассеять мои сомнения, устроила бы роскошный скандал и кончила тем, что расплакалась бы в его объятиях. А вот теперь... - Кому ты сообщил о моем приезде? - как можно невнятнее поинтересовалась я, отчаянно надеясь, что, может, все-таки... - Никому, - буркнул он. - Ты ведь просила никому не говорить. - Как? Ни Янке не сказал, ни Ежи, ни даже моей маме? Никому? - А ты думаешь, у меня было время? Я собирал деньги, чтобы было чем заплатить пошлину на границе. Да и до этого проклятого Колбаскова не так-то просто добраться. В пятницу я вылетел на самолете до Щецина, а из Гожува ехал на такси. Ни с кем не успел увидеться, никто не знает о твоем возвращении, так что ты можешь рассчитывать, что для всех это будет сюрприз. - Ты уверен, что абсолютно никому ни слова не сказал о моем возвращении? Наверное, в моем голосе прозвучало что-то такое, что заставило его внимательно посмотреть на меня. - Абсолютно никому, - уверенно подтвердил он. - А почему тебя это так волнует? Теперь я уже не сомневалась, что он говорит неправду. Так просто и непосредственно он ни в воем случае не ответил бы, если бы это было правдой, это не в его натуре. Наверняка он кому-то сообщил о моем приезде, но не хочет мне говорить. Кому? Своей новой симпатии? Черт бы побрал эти его бесконечные симпатии! Сейчас не это для меня важно. Итак, он сказал девушке, а она кому-нибудь разболтала... И опять я поймала себя на мысли, что вела бы себя совсем по-другому, будь это три года назад. Я бы ему прямо сказала, в чем дело, ибо верила, что он поймет всю серьезность положения, всю опасность, которая мне грозит, и его это встревожит. Характер ему не позволит прямо признаться, что он разболтал, но он мне дал бы это понять, а после мы бы вместе подумали над тем, что делать. Так обстояло бы дело три года назад. Но не теперь... Он выжимал сто сорок километров и срезал повороты с непроницаемым выражением на лице. Еще не совсем понимая, что произошло, я тем не менее чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног. Единственное безопасное место на земле вдруг перестало быть безопасным. Весь мир вокруг меня - это бездонная, черная пропасть, и нет мне нигде спасения. Стоит ли жить? Да нет, не может этого быть. Надо стряхнуть с себя этот кошмар. И, сделав над собой огромное усилие, я попросила его: - Останови машину, дорогой. Я уже отдохнула. Позволь, я сама поведу. Хочу ехать так, как мне нравится - спокойно, не торопясь, по знакомой дороге. Мне стало лучше, когда я села за руль. Немного успокоившись, я подумала, что не могу этого так оставить, что не смогу жить в атмосфере недоверия и подозрения. Надо попытаться выяснить ситуацию, и чем скорее, тем лучше. - Почему ты думаешь, что это место в Европе? - спросила я, как только мы проехали Конин. - Какое место? По его тону я поняла, что он прекрасно понял мой вопрос. За годы совместной жизни я его достаточно изучила. Если ему хотелось узнать от меня что-то не очень важное, он до тех пор приставал ко мне, пока не получал желанного ответа. Если же речь шла о чем-то, имеющем для него особое значение, а он не хотел, чтобы я об этом догадалась, то притворялся, что дело перестало его интересовать. И выражение лица, и голос свидетельствовали о том, что его совершенно не интересует то, что я могу ему сказать. Он рассчитывал на мою глупую склонность к откровенности и, как правило, не ошибался. - Место, где спрятаны алмазы, - вежливо пояснила я. - Почему ты думаешь, что оно в Европе? - Так ты же сама сказала, - так же равнодушно глядя на дорогу, небрежно бросил он. Негромкий аварийный звонок, раздавшийся в моей душе при первых признаках опасности, сменился воем пожарной сирены. Не говорила я этого. Пусть у меня склероз, но не до такой степени. _Я _н_е_ г_о_в_о_р_и_л_а ему, что это в Европе. - Ничего подобного, - спокойно заявила я. - Это вовсе не в Европе, а в Кордильерах. - Где?! Он растерялся лишь на какую-то долю секунды и сразу же взял себя в руки. Взгляд его выражал вполне естественное умеренное любопытство. Я бы наверняка ничего и не заметила, если бы не следила за каждой его реакцией с таким напряженным вниманием. - В Кордильерах. Я сама Кордильер не знаю и понятия не имею, как это может выглядеть в действительности, но мне кажется, что они спрятали сокровище в какой-нибудь пещере. Ну, и как-то обозначили ее. - Но каким образом... - начал он и тут же спохватился, закурил и потом уже продолжал: - ...один человек мог спрятать такое богатство, причем так, чтобы об этом никто не знал? Наверняка он хотел спросить меня о другом, но вовремя остановился. Я высказала свои соображения: - Может, кто-нибудь и знает. Не мог он обойтись своими силами, ему требовалась помощь хотя бы в том, чтобы доставить на место драгоценности. Но помощники могли и не знать, что именно они переносят. И кто эти помощники - тоже никто во знает. Впрочем, их не обязательно должно быть много. Покойник мог собрать пакеты с драгоценностями и отбыть в неизвестном направлении, там погрузить на осла, взять одного погонщика - например, глухонемого или деревенского дурачка - и уйти подальше в горы. Осла и погонщика он мог оставить где-нибудь, а сам уйти еще немного дальше, найти укромное место, спрятать там ценности - и дело с концом. Мог он так сделать? - А откуда у него столько времени? Ты ведь говорила, что все делалось в спешке. - Для этого и не надо много времени. Двухдневная экскурсия, только и всего. Мы замолчали. Пожарная сирена в моей душе выла во всю мочь и мигала красным светом. Он знал. Он слишком много знал обо всем этом и скрывал от меня, что знает. Но может, ему положено знать? Может, Интерпол установил связь с нашей милицией, а она поручила эту миссию именно Дьяволу и велела держать ее в тайне, а я тут впадаю в истерику и подозреваю человека... Со своей лучшей подругой я увиделась на следующий день после приезда. Я специально отправилась к ней на работу, чтобы меня увидели во всем великолепии, сделав соответствующий макияж и надев платиновый парик. Новый, купленный в Париже, но точно такой же, как и тот. Я полагала, что мой сенсационный рассказ о случившемся приобретет черты наглядности, если я буду выглядеть так, как в тот злополучный день, с которого все началось. Янка встретила меня претензиями: - Ну, знаешь, это уже слишком! До тебя совершенно невозможно дозвониться. Звоню и звоню, а ты не отвечаешь! Я уже подумала, не случилось ли чего? Я остолбенела и вытаращила на нее глаза. Что это она в самом деле? - Так ведь меня же не было в Варшаве! - Но сейчас-то ты в Варшаве! - Да, только приехала и вот сразу к тебе. - Ничего себе сразу! Приехала, а чтобы к лучшей подруге... - Не понимаю. Я вернулась вчера вечером и вот сегодня уже у тебя. Не будь такой придирой, вчера я должна была повидаться с мамой. Теперь удивилась она: - Как это вчера вечером? Я видела тебя уже месяц назад! Я ничего не понимала. Не могла же я раздвоиться, сама ничего не зная об этом... - Ты видела меня? - повторила я. - Месяц назад? - Ну да! Прекрасный цвет волос, и так тебе идет! Когда я тебя увидела, то еще подумала, как ты удачно покрасила их, и даже хотела узнать где. Я почувствовала, как где-то в желудке мне сделалось горячо-горячо, и это тепло распространилось по всему телу, особенно в его верхней части. Охватившее меня волнение следовало во что бы то ни стало скрыть от Янки, так как она была особа легко возбудимая и излишне впечатлительная. - Во-первых, это парик, - произнесла я с каменным спокойствием. - А во-вторых, где ты меня видела? - Не может быть! - вскричала Янка. - Вот никогда бы не подумала! Значит, в этом парике я тебя и видела. Послушай, а это не вредно для волос - все время ходить в парике? - Тебе не вредно, твоим волосам ничто не повредит, - пробурчала я. И в самом деле, волосы Янки являлись предметом зависти всех ее знакомых. - Так где же ты меня видела? - В машине. Было очень трудно, но я себя сдержала. - А не скажешь ли ты, где была эта машина? - На шоссе. Знаешь, там, где живут мои родственники, в Плудах. Я как раз вышла на шоссе, к автобусу, и видела, как вы сели в автомашину и проехали мимо меня. Я еще хотела помахать вам, но в руках у меня был пакет с редиской, редиска высылалась на дорогу, и я не успела остановить вас. "Вот так иногда какая-то редиска может спасти человеку жизнь", - подумала я неожиданно для себя самой и все так же спокойно спросила: - И Дьявола ты видела? - А как же, он сидел за рулем, а ты рядом, и вы оба не соизволили меня заметить. А я сорок пять минут ждала автобус! - Ты уверена, что это была наша машина? - Ну еще бы! И вас узнала, и вашу машину по вмятине на заднем крыле. - И мы тебя не заметили? - продолжала допытываться я. - Нет. Даже не взглянули. Как будто я неодушевленный предмет. - И благодари бога за это! Эх ты, слепая курица, ведь это была не я. Только вчера вечером я вернулась из Парижа, а месяц назад была в Сицилии. - Нет, быть не может! - вскричала Янка, когда ей удалось обрести дар речи. - Никогда бы не подумала! Я была уверена, что это ты! Вернее, увидев тебя сейчас в этом парике, я уже не сомневалась, что это была ты. А до этого сомневалась, так как тебя нигде не было видно. Потом подумала и осторожно спросила: - А как ты думаешь, она тоже была в парике? - А черт ее знает, - ответила я и глубоко задумалась. В голове промелькнуло еще неясное подозрение. Какая-то женщина всего месяц назад... Белый "мерседес", поджидающий меня на берлинской автостраде... Он соврал, что никому не сообщил... Тем временем Янка жутко расстроилась, что своей болтовней может вызвать ссору между Дьяволом и мною, и неуклюже пыталась убедить меня, что упомянутый ею инцидент не имеет никакого значения. Я раздраженно перебила ее разглагольствования: - Да успокойся ты! Дай-то бог, чтобы это было просто его очередное увлечение. - То есть как? - Да вот так. Или я все выдумываю, или нет. Надо проверить... На следующий день утром, выходя из машины на Маршалковской, все в том же парике, я наткнулась на одного из своих знакомых. - Ты меняешь машины, как перчатки, - приветствовал он меня, с интересом разглядывая "ягуар". - Неделю назад я видел тебя в "оппеле". Ты привезла две машины? - В каком именно "оппеле"? - поинтересовалась я. - В темно-сером "оппель-рекорде". А у тебя что, много "оппелей"? - Напротив, у меня нет ни одного. Наверное, это была не я. - Неужели? - удивился он. - Как же так? Я тогда еще поклонился тебе, а сам подумал, что ты опять носишь тот цвет волос, который тебе так шел когда-то. Ты прекрасно выглядишь! Нет, серьезно, это и в самом деле была не ты? Через три дня еще один знакомый поинтересовался, почему это я разговариваю с Дьяволом по-немецки. Он сам слышал собственными ушами. Было это в "Каменоломне" три недели назад, мы с Дьяволом там ужинали, я в белом кружевном платье сидела спиной к залу. У меня никогда не было белого кружевного платья, я не умею говорить по-немецки, а три недели назад я расцветала от счастья в Таормине. Тут уж мне пришлось смириться с обстоятельствами. Совпадения, конечно, бывают, но чтобы столько... Платиновая блондинка с темными глазами, которую все принимают за меня... Информированность Дьявола... Белый "мерседес" на шоссе... Таинственная Мадлен, которую я заменила в копенгагенском игорном доме, теперь в свою очередь заменила меня в Варшаве! Собственно, чего-то в таком роде я уже ожидала и была внутренне готова. Преисполненная решимости все выяснить до конца, я ожидала Дьявола в полном боевом вооружении: при парике и соответственно накрашенная. Он пришел, посмотрел на меня, как на пустое место, и ничего не сказал. Никаких чувств не выразилось на его лице. Нет, душа этого человека оставалась для меня загадкой. Утром мне позвонила страшно взволнованная Явка: - Послушай, что происходит? Я хочу сказать - что происходит между вами? Он меня встретил вчера и отвез домой... - Кто? - прервала я. - Дьявол? - Ну да. Ему хотелось знать, что ты мне рассказывала о своих приключениях. И он был такой милый. Я хочу сказать - сначала был милый, потому что потом, когда я объяснила, что ничего не знаю, опять стал невежливым. И все расспрашивал меня, все выпытывал про какое-то место, куда ты собираешься поехать, чтобы там чего-то искать. Ничего не понимаю, ты же ничего об этом не говорила. Ты и в самом деле собираешься? Знаешь, я очень расстроилась, потому что все это как-то очень неприятно. Как-то так, знаешь... Как будто хотел выпытать у меня какую-то твою тайну... - Послушай, - в тревоге прервала я ее, - надеюсь, ты не сказала ему, что видела его с женщиной? - Нет, хотя и очень хотелось, так он меня разозлил. - Сохрани тебя бог проронить об этом хоть словечко! Запомни: ты ничего не видела, ничего не знаешь, ты слепа, глуха и глупа! Я не знаю, как свою голову уберечь, не хватает мне еще и о твоей заботиться. - Никак ты совсем спятила! - Очень может быть. И очень хорошо было бы, если бы это было правдой. Я тебе, пожалуй, все-таки расскажу, в чем дело, чтобы ты не наделала глупостей. Ты сама поймешь, что тут не до шуток. Да какие уж тут шутки. Я вернулась к себе домой, к своей обычной жизни и к близкому мне (когда-то) человеку. Попробую разобраться во всем этом. Максимально сосредоточившись, я попыталась сопоставить все факты. Мадлен и Интерпол были на разных полюсах. Можно, правда, допустить, что Дьявол ухаживает за ней в рамках сотрудничества с Интерполом, ему приказано держать язык за зубами и это в какой-то степени объяснило бы его поведение. И все-таки гораздо проще и логичнее предположить, что ухаживает он за ней по собственной инициативе. Его, увы, равнодушие ко мне позволяет сделать вывод, что она стала объектом его чувств. Он мог сказать ей о моем приезде просто так, не имея никакого представлении о ее связях с гангстерами. Но думать-то он способен, ведь я же рассказала ему о "мерседесе" и он не мог не сопоставить этих двух фактов. Вопреки собственной натуре, которая требовала честной и открытой постановки вопроса, я приступила к обманным военным действиям. Первым снарядом должен был явиться парик. Платиновое сияние, исходящее от моей головы каждый день и каждый час, видимо, вывело-таки его из равновесия, несмотря на все его самообладание, потому что через неделю он мне сказал: - Тебе все-таки больше идет твой собственный цвет волос. Как ты можешь без конца носить этот парик? Он мне не нравится. - Тебе не нравятся платиновые блондинки? - лицемерно удивилась я. - Представь себе. И вообще, тебе этот парик не идет. Он тебя старит. И вовсе нет! Парик меня отнюдь не старил, но это неважно. Что бы я ни надела, ему ничто не правилось, разоденься я хоть в парчу. Но это тоже неважно. Важно, что я достигла своей цели. С облегчением стянув парик, который мне самой осточертел, я вымыла голову и приобрела нормальный вид. Я не знала, как развернутся события, и прежде всего позаботилась о безопасности своих детей. К их великой радости и невзирая на протесты остального семейства, я разрешила им поехать вместе с отцом попутешествовать. Неожиданное проявление родительских чувств со стороны моего бывшего супруга наступило как раз в самый подходящий момент. Я прекрасно понимала, что для обоих мальчишек это прекрасный предлог прогулять школу и что они наверняка здорово отстанут, и тем не менее, собирая их в дорогу, испытывала огромное облегчение. По крайней мере шесть недель они будут в безопасности. Как всегда после долгого отсутствия, у меня накопилось много дел. Дьявол то и дело уезжал в какие-то служебные командировки, у нас не было возможности как следует поговорить, и атмосфера в доме по-прежнему была напряженная. Мне легче дышалось на улице, чем в собственном доме. Временами я думала, не лучше ли пойти в милицию или в Комитет Безопасности и все рассказать, и удивлялась, почему никто от них ко мне не приходил. Я постоянно ожидала каких-то неприятностей, жила в напряжении и чувствовала, что долго так не выдержу. Не о таком возвращении домой я мечтала. На двенадцатый день после моего возвращения Дьявол ни с того ни с сего вдруг вернулся домой с бутылкой виски и тут же побежал в магазин за содовой водой. - Я бы выпил немного, - сказал он. - А ты? Он прекрасно знал, что из всех алкогольных напитков больше всего я люблю виски и, задавая этот вопрос, посмотрел на меня с прежним блеском в глазах. Был он какой-то непривычно милый, что показалось мне подозрительным, так как я продолжала вести себя холодно-сдержанно и никаких поводов ему не давала. - Я тоже выпью, - согласилась я. После злоупотребления алкоголем я становлюсь излишне откровенна. Зная за собой такую слабость, я решила быть начеку. Если уж он разорился на виски, то, как видно, решил напоить меня вдрызг, а, значит, у него были на то причины. И я решила их узнать. Темой нашей беседы с самого начала стали мои недавние приключения. Дьявол заботливо следил за тем, чтобы мой стакан не был пустым. Меня очень интересовал вопрос, сколько понадобится виски, чтобы опьянел стоящий рядом со мной кактус. Жалко мне его было, но пришлось принести его в жертву. Ничего, такие кактусы очень быстро растут. Я оживленно болтала, пространно описывая свои переживания, вспоминала подробности, о которых до сих пор не рассказывала. У меня настолько вошло в привычку скрывать одну-единственную информацию, что это стало уже моей второй натурой и не требовало от меня никаких дополнительных усилий, а обо всем остальном я говорила свободно. Красочно описывала я свое пребывание в темнице, особо подчеркивая надежды на восстановление наших добрых отношений, которые поддерживали мой дух в те трудные дни. Ну кого бы не тронуло такое признание? Его не тронуло. Он никак не прореагировал на мое признание, только подлил мне снова виски. Естественно, меня это очень расстроило. Я решила притвориться слегка опьяневшей. - Послушай, - сказал он мне, сочтя, как видно, что я достаточно созрела. - А тебе никогда не приходило в голову самой добраться туда? Я уже открыла рот, чтобы сказать, что без карты шефа это невозможно, но вовремя спохватилась - это было бы слишком трезвое замечание. - Разумеется, приходило, - хвастливо заявила я. - Именно потому я и не разговаривала с представителями Интерпола. Если захочу, так доберусь! - Охотно верю тебе. Ты знаешь, где спрятаны алмазы. Неужели ты не думала о том, чтобы забрать их себе? Хватило бы на всю жизнь. Можно поездить по свету. Послушай, давай отправимся вместе! Кактусу уже было море по колено. - Я думала об этом. Одна я знаю, где они спрятаны. Подожду немного. Дождусь, когда ты меня бросишь, уйдешь от меня, а потом я поеду, извлеку эти алмазы и назло тебе стану жутко богатой. А ты будешь кусать локти, что бросил меня. Ну, чего ждешь? Отправляйся к своим девкам. Знаешь ведь, что я тебя ненавижу! Мне пришлось молоть всю эту чушь, потому что пьяная я всегда несу подобную чепуху, а мне надо было, чтобы он поверил, что я упилась. Он ответил: - Какие еще девки? Никаких девок нет, я вовсе не собираюсь тебя бросать. Ты пьяна. - Вовсе нет. Ты давно хочешь меня бросить. Пожалуй, я убью тебя, и дело с концом. - Я сам убьюсь, если свалюсь в эту яму с алмазами. - Да никакая там не яма, - обиженно заметила я. - А что? - Откуда я знаю? Может, он их на дереве повесил. - А если я попробую угадать, где именно, и угадаю, ты скажешь тогда? - Бандиты уже пробовали. Нет уж, я сама их достану и перепрячу в гроте на Малиновской скале. Провезу наконец контрабанду через границу. А то таможенники мне не поверили. Вот им! Ха, ха! С трудом выжала я из себя радостное хихиканье. Не до смеху мне было. Сколько раз раньше вели мы подобные разговоры, выясняя отношения. Остатки надежды улетучились из моего отчаявшегося сердца. Дьявол с холодным блеском в глазах открывал мой атлас. Упорно и назойливо, без остановок, не давая мне опомниться, задавал он мне вопрос за вопросом. А с каким вниманием следил он за мной, указывая на очередной пункт на карте! Никогда в жизни этот человек не проявлял ко мне такого внимания. Не было у него детектора лжи, но он сам действовал лучше всякого детектора, так что мне опять пришлось спасаться в гроте на Малиновской скале. Он долил мне виски. Кактус уже отключился, надо полагать. К вопросам, касающимся места укрытия сокровищ, добавились и другие. - А какие цифры назвал покойник? Он говорил по-французски, ты все поняла? Ведь ты лучше считаешь по-английски и по-датски. Ты могла ошибиться. Ты хорошо поняла все цифры, можешь повторить? Ну скажи, что он говорил! С меня было достаточно. Я перешла в наступление. - А что? - поинтересовалась я. - Кордильеры уже все обыскали? - Нет, но... - начал он. И понял, что зарвался. Слишком легко поверил, что я пьяна, и потерял контроль над собой. - Ты ведь сама говорила, что это в Европе. Перестав притворяться, я молча смотрела на него, с удивлением чувствуя, как постепенно стихает отчаяние, и его место занимает знакомая мне ярость, которая уже не раз толкала меня на необдуманные поступки. Он тоже молчал. Поняв, что совершил ошибку, он теперь думал, как ее исправить. Отвернувшись, он взял бутылку и долил стаканы. Молчание становилось просто ощутимым. - Я скажу тебе правду, - вдруг сказал он. - Вижу, что другого выхода у меня нет. - Давай, - согласилась я. - Неужели мне доведется стать свидетелем уникального явления - ты скажешь правду? - Ты что, совсем трезвая? - Ни в одном глазу! - Я не скрывала своего удовлетворения. - Ну, я слушаю! Ему достаточно было одного взгляда на обильно политый кактус. Свои комментарии он оставил при себе, а вслух сказал: - Я в курсе твоих дел. Ты ведь знаешь, тебя искал весь Интерпол. Несколько месяцев назад сюда приезжал их человек и говорил со мной. Сначала они думали, что тебя уже нет в живых, потом о тебе стали появляться сведения, и они опять принялись за поиски. Они все время теряли тебя из виду и уже думали, что ты вернулась в Польшу и скрываешься здесь. Мне поручили передать им все, что я от тебя узнаю. Не понимаю, почему ты упорствуешь. - Так, - сказала я. - И это все? - И это все. - Так просто? - Ты сама видишь. - Значит, мне надо постараться избавиться от своей мании преследования? - Значит, надо. Я сжалилась над несчастным кактусом и наконец решила сама выпить то, что осталось в моем стакане. Все остатки иррациональной надежды, если бы они еще оставались в моей душе, сейчас должны были испариться окончательно. Я уже не думала о Мадлен, правду о ней мне он все равно не скажет. Дело в Интерполе. Для них гораздо важнее тайника в Пиренеях, дороже всех алмазов мира были бы мои записи в календарике Дома книги! А ведь Дьявол знал об этом! Я ему рассказала о конференции гангстеров и о том, как я все подслушала. А он не задал мне ни одного вопроса об этом и вообще не обратил на это обстоятельство никакого внимания. Отсюда напрашивался только один вывод. Он совсем ошалел от любви к Мадлен и для нее пытался выжать из меня тайну. От Мадлен прямой путь ведет к шефу. Их ничто не остановят, они сделают все, чтобы добиться своей цели, и главного помощника нашли в моем собственном доме! И подумать только, ведь он так легко мог добиться желаемого. Если бы он с самого начала убедил меня, что сотрудничает с Интерполом, если бы расспрашивал о секретах гангстерского синдиката, если бы заставил себя проявить по отношению ко мне хоть видимость чувства - я, несчастная, измученная выпавшими на мою долю переживаниями идиотка, позволила бы себя обмануть! - И ты расспрашиваешь меня только для того, чтобы передать эту информацию Интерполу? - с иронией спросила я. - Нужно же мне иметь представление о случившемся, - возразил он. - Представитель Интерпола скоро приедет. - Вот я ему все и расскажу. - Твое дело, - произнес он тоном разобиженной примадонны. - Интересно, его ты тоже будешь водить за нос? Теперь я твердо знала, что мне грозит опасность. Неважно, что она не угрожала непосредственно моей жизни, зато меня могли похитить, оглушить, усыпить и кто знает что еще сделать. Я стала повсюду носить с собой пружинный нож, похищенный еще в Бразилии. Очень неудобно было носить его в кармане пальто - большой он был и тяжелый, и это обстоятельство усугубляло мое раздраженное состояние. Я попыталась предусмотреть все пакости, которые мне могли бы сделать, и по возможности предотвратить их, но этих пакостей было такое множество, что я ограничилась установкой в моей автомашине купленного вместе с ней противоугонного устройства. Будучи включенным, оно жутко взвывало при малейшем прикосновении металлического предмета к автомашине. Я включала его каждый раз, когда покидала машину на срок, больший чем пять минут, и мне уже дважды удавалось вызвать милицейский патруль. Один раз какой-то пьянчужка приложился к багажнику пряжкой от своего ремня, а другой раз я сама забыла отключить устройство и всунула ключ в замок дверцы. Хотя мне было очень неприятно, я стала задавать глупый вопрос "кто там?", прежде чем открыть дверь квартиры, ела и пила только собственноручно приготовленное и вообще делала все от меня зависящее для собственной безопасности. Дьявол демонстрировал смертельную обиду и не скрывал своей неприязни. Между нами выросла стена, которую уже невозможно было пробить. И тем не менее непонятно, почему он не хотел уйти от меня, хотя я ему это и предлагала каждый день. От прежних терзаний не осталось и следа. Боже, какое облегчение испытала бы я, если бы наконец могла его не видеть! Никаких иллюзий у меня больше не было, осталась в душе лишь горечь. Да и она постепенно перерастала в ненависть - ненависть к этому человеку, который с такой беспощадной жестокостью жертвовал моей жизнью ради другой женщины. Я не верила в представителя Интерпола и, когда тот позвонил по телефону, была ошарашена. - Мадам, - галантно начал он, - я преисполнен восторга от того, что имею честь познакомиться с вами. Я прибыл специально для этого. Где бы вы желали встретиться со мной? - Лучше всего в Главном управлении милиции, - не задумываясь ответила я. - Думаю, у них найдется подходящее помещение. Мой собеседник весело рассмеялся, дав понять, что оценил мой юмор. - Я не убежден, что это наилучшее место, - с легкой запинкой произнес он. - Ведь я же прибыл неофициально. Предпочтительнее было бы встретиться на нейтральной почве. Так где же? Мы договорились, что в таком случае он вечером просто придет ко мне. В конце концов, самым безопасным местом была моя собственная квартира, единственным опасным элементом которой был Дьявол. И все-таки подозрительность не покидала меня. Положив трубку, я подумала немного и вдруг приняла решение. У меня еще было время... Майора Павловского я хорошо знала. То есть я не знала, есть ли у него дети и сколько им лет, что он любит на ужин и была ли в его жизни несчастная любовь, но я знала точно, что он уже много лет работает в Главном управлении милиции и занимает там ответственный пост. Он был на месте и принял меня, невзирая на отсутствие предварительной договоренности. - Дорогой майор, - решительно начала я. - Прежде всего, прошу вас поверить, что я не сошла с ума. Потом вы сможете проверить это с помощью психиатра, пока же примите на веру. Я влипла в такую дурацкую историю, что собственными силами не могу из нее выпутаться и не знаю, к кому обратиться за помощью. Спасите меня! - Расскажите вкратце, в чем дело, - предложил майор. Я не представляла, как можно вкратце изложить все это неимоверное нагромождение событий, но честно попыталась: - Будучи в Копенгагене, я случайно узнала одну вещь от одного человека, который, сообщив мне эту вещь, умер, так что теперь я одна знаю ее. Это касается международного гангстерского синдиката, занимающегося азартными играми. С этим связан Интерпол. Может, вы и слышали, дело это тянется с прошлого года. - Может, и слышал, - согласился майор, - если вы мне объясните, что именно. - Интерпол устроил облаву, чтобы захватить все их имущество. Синдикат поспешно собрал все ценности и спрятал их, а покойник мне сказал, где именно. По ошибке. И я знаю это место. Бандиты увезли меня, чтобы выжать из меня тайну, но я подслушала их разговор, на которого узнала, что, выведав тайну, они меня убьют, поэтому ничего не сказала им. Ну, потом много чего было, мне удалось бежать. Я вернулась в Польшу, будучи уверена, что здесь окажусь в безопасности, но боюсь, что они и здесь настигнут меня. - Почему вы не обратились в Интерпол, еще будучи за границей? - Потому что боялась. И сразу хочу вам признаться, что страдаю манией преследования. Два раза в критических ситуациях я обращалась к представителям полиции, и оба раза они оказывались переодетыми гангстерами. Я боялась попасться в третий раз и не хотела рисковать. Боялась, что может получиться так: расскажу все представителю Интерпола, а потом окажется, что это опять переодетый бандит, который после беседы со мной тут же укокошит меня. Слишком много я о них знаю: знаю, где находится их резиденция, знаю местопребывание шефа, знаю их людей и адреса, и еще многое другое. Они тоже не могут рисковать, и ничего удивительного, что так за меня взялись. Единственное утешение, что они не могут меня убить, пока не узнают тайну сокровища. Иначе плакали их денежки. Вас я знаю, вам я могу довериться. До некоторой степени, разумеется. Казалось, последнее замечание развеселило майора. - А почему только до некоторой степени? Где проходит граница вашего доверия ко мне? - Видите ли... - Я не знала, как лучше ему объяснить. - Я понимаю, трудно доверить тому, о чем я рассказала. Вы вправо считать меня мифоманкой. Чтобы поверить мне, вам придется как следует все проверить, а до тех пор вы вряд ли примете всерьез мои опасения. И тем не менее ни вам, ни кому-нибудь другому я ни словечка не скажу об этих сокровищах, пока банда не будет ликвидирована. Сама же я об этом узнать не могу. И еще я знаю: пока я держу язык за зубами, я жива, так как без меня им этих богатств не найти. - Так чего же конкретно вы ожидаете от меня? - Сегодня вечером я буду разговаривать с человеком, который уверяет, что является сотрудником Интерпола. Он придет ко мне домой. Я не уверена, что могу ему доверять.. и боюсь. Он позвонил из "Гранд-отеля", сказал, что прибыл сегодня утром я что зовут его Гастон Мед... - Как, простите? - Пардон. Гастон Лемель. Это я для себя перевела его фамилию, чтобы легче запомнить. Я бы хотела, чтобы вы помогли мне связаться с людьми, которые занимаются этим делом. Наверняка у вас есть связи с Интерполом. Пусть они как-то проверят его и вообще помогут мне. Например, хорошо бы, если ко мне в гости где-нибудь в начале восьмого пришли бы два милиционера в форме. В случае чего они помешают ему прикончить меня. Майор задумчиво посмотрел на меня, подумал и нажал кнопку. - Полковник у себя? - обратился он к письменному столу. - Да, но собирается уходить, - ответил стол женским голосом. - Попросите его задержаться на несколько минут. Я сейчас к нему приду. Полковник оказался очень милым пожилым мужчиной. У него было загорелое лицо и веселые глаза. При виде его у меня сразу потеплело на душе, но я уже не доверяла и самой себе. Ведь попала же я в переплет в Таормине со своей симпатией к мужчине моей мечты. Вот почему я решительно остановила майора, который начал было излагать суть дела: - Минуточку. Пан майор, как давно знаете вы этого человека? Лицо полковника выразило недоумение, но майор меня понял: - Сейчас скажу точно, только подсчитаю... Так... Ага, двадцать два года. - И этот человек все эти годы работал в милиции? - В милиции работает еще дольше. Пришел сразу после окончания войны. - И вы можете за него поручиться? - Как за самого себя. И даже больше. - Ну тогда хорошо. В случае чего моя смерть будет на вашей совести. - Вы что, - спросил полковник, - выпили оба, что ли? - Никак нет, - улыбаясь, ответил майор. - Сейчас вы поймете. Только что эта женщина сообщила мне удивительные вещи, которые могут представить для вас интерес. Ее похитили в Копенгагене, гангстерский синдикат, азартные игры, сокровище, спрятанное где-то... - А! - прервал полковник, и его лицо прояснилось. - Так это вы? - Вижу, что вы обо мне слышали! - обрадовалась я. - И даже очень много. А почему вы пришли к нам? Произошло еще что-то? Что-то новенькое? - Я не знаю, что для вас старенькое, - возразила я. - А пришла я, чтобы просить у вас двух сильных милиционеров в полном обмундировании. И не помешало бы, чтобы оружие было при них. - В таком случае давайте побеседуем поподробнее. Благодарю вас, майор, вы и в самом деле доставили мне очень интересный материал. Как доказали дальнейшие события, слова эти он произнес не в добрый час. Если бы он мог предвидеть, насколько интересна и разнообразна станет из-за меня его жизнь, думаю, он немедленно выдворил бы меня из кабинета. Майор попрощался и вышел. Я в подробностях рассказала полковнику обо всем, происшедшем со мной. Он молча слушал. - А зачем вам два милиционера? - спросил он, когда я закончила. - Ведь в доме у вас есть защитник. Он улыбнулся, и его глаза весело блеснули. - Кого вы имеете в виду? - спросила я. - Ваш супруг находится с нами в постоянном контакте. Сначала я не поняла, о чем он говорит, потому что подумала о своем первом муже, и никак не могла взять в толк, какая может быть защита, если он находятся сейчас в Советском Союзе. Потом поняла, что полковник говорит о Дьяволе, и теперь уже у меня в голове все окончательно перепуталось. Хаос, царивший до сотворения мира, ни в какое сравнение не шел с хаосом, царившим сейчас в моем мозгу. Я молча смотрела на полковника. Наконец из хаоса вынырнула одна относительно четкая мысль. И я спросила - резко и агрессивно: - А вы знаете о Мадлен? - О какой Мадлен? - так же резко спросил полковник, а его веселые глаза сразу стали внимательными и зоркими. Я глубоко вздохнула. Вот сейчас я должна покончить со всеми сомнениями. Хаос малость улегся. - Полковник, - спокойно начала я, - вы знаете всю аферу, и вы убедились, что я умею молчать. Об этом свидетельствует факт, что я жива. У меня есть своя точка зрения на случившееся со мной, в моем распоряжении факты, и я делаю из них свои выводы. Полгода пребываю я в шкуре затравленного зверя, и мне просто необходимо немного покоя. Умоляю вас, во имя всего святого, скажите мне, что вы знаете о Мадлен, а я клянусь вам, что никому об этом не скажу. Вы знаете о Мадлен? - А кто такая Мадлен? Сдвинув брови, полковник внимательно и серьезно смотрел на меня, и я поняла, что он меня не обманывает. Он действительно не знал о ней. - Прежде чем я расскажу о Мадлен, я хочу сказать вот что. Если вы действительно о ней ничего не знаете, значит, вас тоже водят за нос, и дело обстоит очень нехорошо. Подумайте, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Я понимаю, существуют служебные тайны, но ведь я вас не спрашиваю, что вы о ней знаете, я спрашиваю, знаете ли вы вообще о ее существовании? Говоря это, я подумала, что, может быть, напрасно морочу голову человеку, что та женщина вовсе не Мадлен, а какое-нибудь очередное увлечение, и она просто могла покраситься и стать платиновой блондинкой. Но ведь полковник, зная аферу, должен знать и о Мадлен, о том, что меня перепутали с ней и что с этого все и началось... И Дьявол не сказал мне, что сотрудничает с нашей милицией... И Интерпол должен интересоваться гангстерами, а не деньгами... - Нет, - сказал полковник, подумав. - Ни о какой Мадлен я ничего не знаю. Говорю вам чистую правду, и никакой служебной тайны в этом нет. Кто она? - Ну, тогда все пропало, - с горечью промолвила я. - Опять я одна против всего света. Конечно, вы поверите ему, а не мне. Правду знают сотрудники Интерпола, но их здесь нет. А впрочем, может, они тоже не знают, может, ее никто не знает. И во всем мире не найдется для меня безопасного места! - Ну что вы так сгущаете краски, - сказал полковник, тронутый моим отчаянием. - Скажите, кто такая Мадлен и почему вас это так огорчает? - Хорошо. Я сообщу вам только факты. Конечно, мои выводы из них могут быть ошибочны, но вам придется затратить много усилий, чтобы убедить меня в этом. Факт первый: покойник явился в игорный дом, чтобы передать сведения женщине по имени Мадлен, платиновой блондинке с темными глазами. В зале было довольно темно, а он умирал. У меня на голове был платиновый парик, цвет глаз - сами видите какой, а потом я узнала, что он ее лично не знал. Такова одна сторона медали... Я остановилась, ожидая вопросов. Поскольку они не последовали, я продолжала: - Факт второй: вернувшись в Польшу, я узнала, что в обществе моего, как вы любезно изволили выразиться, супруга видели платиновую блондинку с темными глазами, настолько похожую на меня, что моя лучшая подруга была уверена, будто это я. Выло это за месяц до моего возвращения. Один мой знакомый видел эту самую блондинку в сером "оппеле" и даже поклонился ей, будучи уверен, что это я. Это было уже после моего возвращения. Второй мой знакомый сообщил мне, что не только видел меня, но и что я разговаривала по-немецки. Думаю, излишне здесь упоминать о том, что "оппеля" у меня нет, что я не говорю по-немецки и что тогда меня не было в Польше. - Это все? - Нет. Факт третий: вышеупомянутый супруг чуть ли не с первой минуты расспрашивал меня о месте, где спрятан клад. Даже пытался меня напоить. В процессе спаивания я попала под перекрестный огонь его вопросов. В качестве вспомогательного орудия пустил в ход атлас. Факт четвертый: он один знал о том, как и когда я вернусь в Польшу. Все остальные были убеждены, что я возвращаюсь через Копенгаген. Возле самой границы на автостраде меня ожидал автомобиль, который попытался меня задержать. Обратите внимание, ехала я очень быстро и без остановок. - И каковы ваши выводы? - спросил полковник, потому что я опять остановилась. - Пока я вам сообщаю факты. Выводы сделайте сами. Я сообщила ему, что тайник находится в Кордильерах. Узнайте, прошу вас, предпринял ли Интерпол какие-либо поиски в Кордильерах? Если да, то я, быть может, и подвергну сомнению свои выводы, если нет, перестану сомневаться в своих подозрениях. - Ну, хорошо, - сказал полковник. - Мадлен и Кордильеры для меня новость, но очень может быть, что они знают о них. Теперь изложите мне, пожалуйста, более обстоятельно ваши подозрения. - Я подозреваю, что эта женщина - Мадлен, что он влюбился в нее и пообещал выведать у меня местонахождение тайника. Я подозреваю, что это по ее настоянию он выжимает из меня информацию. Допускаю смягчающие вину обстоятельства: она могла наговорить ему, что мне ничего не грозит, что, получив свои сокровища, они оставят меня в покое. Кордильеры помогут нам определить, кому он передал информацию - ей или Интерполу. Поэтому я и прошу вас узнать... - Понятно, - прервал меня полковник. - Я понимаю, что для вас все это тяжело и в личном плане. Разубеждать вас не стану, будущее покажет. А теперь объясните, откуда такая уверенность, что они обязательно должны убить вас? - Я собственными ушами слышала, как они это обсуждали, - неохотно объясняла я. - Правда, был еще вариант сохранить мне жизнь при условии полной изоляции, но думаю, что последние события заставили их отказаться от этого варианта. Сейчас они живут как на вулкане. Они знают, что я многое знаю, но я знаю больше, чем они думают. Пока я ничего никому не говорю по очень простой причине: если я расскажу об этом какому-нибудь неподходящему лицу и они узнают, то сумеют предпринять соответствующие меры и их опять не поймают. И так будет тянуться до бесконечности. Сделайте что-нибудь. - Видите ли, - с некоторым замешательством пояснил полковник, - по правде говоря, это дело не в нашей компетенции. Мы с ними никак не связаны, на нашей территории не совершено никакого преступления... - А, понимаю, - прервала я. - Вы должны подождать, пока меня пристукнут? - Ну, не надо преувеличивать. Надеюсь, что до этого не дойдет. Мы не можем сами ничего предпринимать, я свяжусь с Интерполом. Очень может быть, что ваши сведения чрезвычайно важны. А пока спокойно идите домой и поговорите с тем человеком. Мы проверим, кто он, и примем меры. - Но позвонить-то вы хотя бы можете? Иначе я и разговаривать с ним не буду. - Хорошо, вам позвонят около восьми... - Минутку, - прервала я. - Пусть скажут пароль, чтобы я поверила. - Какой пароль? - глаза полковника опять весело блеснули. - Все равно какой. Лучше всего цифры, я уже привыкла к цифрам. Например: двадцать четыре восемнадцать. - Хорошо, пусть будет двадцать четыре восемнадцать. Думаю, что это излишне, хотя, возможно, на вашем месте я тоже стал бы подозрительным. И не волнуйтесь, все будет в порядке. Я еле успела вернуться домой к приходу своего гостя. Интересно все-таки, кто он и чем все это закончится. Нервничала я ужасно. Беседа с полковником, с одной стороны, немного успокоила меня, а с другой - вселила новые опасения. Если Дьявол был связан с милицией, значит, он обманывал обе стороны - меня и милицию, - рассчитывая на отсутствие контакта между нами, и тогда не удивительно, что они меня не вызывали, будучи уверены, что получают полную информацию. Не исключено, что меня они считают просто истеричкой. Ну и пусть считают. Плевать мне на общественное мнение! Я уперлась всеми четырьмя лапами и твердо буду стоять на своем, а они пусть думают, что хотят. Гость оказался элегантным и почтенным на вид. Единственное, что мне в нем не понравилось, это золотой зуб, который поблескивал, когда гость улыбался. Правда, зуб не передний, но все равно достаточно заметный. Дьявол по собственной инициативе занялся приготовлением кофе, а мы приступили к беседе. Гость владел французским и немецким. - Я в восторге, - повторил он в восемьдесят пятый раз, сверкнув драгоценным металлом, и приступил к делу. - Мы располагаем довольно обширной информацией, - начал он, - но по-прежнему самое главное известно лишь вам. Когда мы получим от вас и эти сведения, мы сможем наконец полностью покончить с этим делом. Видите ли, вся загвоздка в том, что задержанные ни в чем во признаются и не называют тех, кто еще находится на свободе. И все потому, что рассчитывают на сокровище. Это их козырь. Лишив их этого козыря, мы выбьем у них почву из-под ног. Одно дело - годы тюрьмы, если в перспективе миллионы, и совсем другое, когда на получение этих миллионов не останется надежды. Тут они наверняка заговорят, рассчитывая на более мягкое наказание. Ну что ж, все это звучало логично, да и сам гость не выглядел нахалом, и я склонна была продолжить беседу, но ее прервал Дьявол. - Извини, пожалуйста, но я не могу найти сахар, - сказал он, ставя на столик кофе. Меня это удивило, так как с утра сахарница была полна сахару. Пришлось отправиться на кухню. Действительно, сахарница оказалась пустой, и я не сразу нашла пакет с сахаром, засунутый вглубь шкафчика. Странно, куда мог подеваться сахар, ведь детей нет дома. Насыпав сахар, я вернулась с ним в комнату в тот момент, когда гость говорил по-немецки: - Вы представляете, что значит для них инвентарь? Если мы одним махом конфискуем все их игорные столики, все рулетки - от такого удара не оправиться. Очень правильно он рассуждал. Сейчас наверняка последуют вопросы об адресах притонов и игорных домов на Ближнем Востоке. Я взяла свою сумку и вынула из нее календарик Дома книги, в котором у меня все эти адреса были записаны. Меж тем представитель Интерпола продолжал: - Это означало бы полное банкротство... - Он не договорил, увидев мой календарик. Я заметила, как они с Дьяволом переглянулись. - У тебя это записано? - В голосе Дьявола было столько удивления, что я сразу поняла - он имел в виду шифр покойника. Не считая нужным отвечать на глупые вопросы, я лишь постучала себя по лбу. Алчность, с которой они оба смотрели на книжечку, всколыхнула все мои подозрения. Не выпуская из рук календарик, я насыпала сахар в кофе и принялась неторопливо его помешивать. В этот момент зазвонил звонок. - Двадцать четыре восемнадцать? - спросили меня. - Да, это я. Слушаю. - Липа, уважаемая пани! То есть я хочу сказать, что он такой же представитель Интерпола, как я кардинал. - Хорошо, что вы поставили меня об этом в известность, - со вздохом сказала я, почти не удивившись. - Он еще там? - Ага. - Ничего ему не говорите. И еще полковник сказал, чтобы вы были осторожны, вам может грозить опасность. Еще просил передать, что насчет Кордильер вы оказались правы, - он сказал, что вы поймете. У вашего дома дежурят два наших сотрудника, достаточно только позвать. - Лучше бы на лестнице, - заметила я. - У самой двери. - Хорошо, один будет на лестнице. Ну, желаю успеха. - Спасибо, - ответила я и повесила трубку. - Кто звонил? - спросил Дьявол. - Это насчет обивки мебели, - пояснила я. - Мастер сказал, что нашел подходящий материал. Итак, военные действия против меня продолжаются. Я вернулась к столу и взялась за кофе, лихорадочно обдумывая линию своего поведения. Перед лицом явной опасности волнение мое, как всегда в таких случаях, постепенно перерастало в злость и ярость. - А как поживает шеф? - ядовито поинтересовалась я. - Шеф? - Гость был явно ошарашен таким поворотом. - Шеф. Главная фигура. Шефа вы тоже поймали? - Увы, к сожалению, шеф скрылся от нас, - сказал он, притворяясь огорченным. - И как раз лишение его всего богатства... - А сейф? - прервала я. - Какой сейф? - Его сейф в замке Шомон. Раз вы проводите акцию по ликвидации всего гангстерского синдиката, вы наверняка произвели обыск в замке Шомон. В глазах гостя промелькнул столь явный интерес, что я испытала мстительное наслаждение при одной мысли, какую грандиозную свинью я подложила шефу. - Произвели... разумеется... - рассеянно произнес он, думая о чем-то своем. Похоже, я доставила ему чрезвычайно важную информацию для размышлений. - Ах, я не спрашиваю вас о подробностях, - продолжала щебетать я. - Понимаю, что это секрет. Мне просто интересно, как вы открыли сейф. Ведь существуют две возможности... В этот момент опять зазвонил телефон. Намереваясь с помощью жестов пояснить, как открывается сейф и какие две возможности имеются в виду, я, неловко взмахнув рукой, опрокинула свою чашку кофе, которого даже не успела попробовать, и схватила телефонную трубку, но в ней сразу послышались короткие гудки. Извинявшись за свою неловкость, я принялась салфеткой вытирать разлитый кофе. Гость вернулся к прерванной теме: - Мы говорили о сейфе. Вы можете рассказать, как он открывается? Я уже собиралась сделать это, радуясь тому, как растет подложенная шефу свинья, но тут опять зазвонил телефон. Я подошла, подняла трубку, он опять выключился. Я встревожилась - а что, если мне звонят из автомата, чтобы предупредить о новой опасности? Сейф отодвинулся на второй план, беседа прервалась. Гость сидел и ждал, а Дьявол молча вытирал стол. Я не успела вернуться к столу, как телефон зазвонил в третий раз. Я переждала несколько сигналов, прежде чем поднять трубку, но с тем же результатом: звякнуло - и отбой. Тогда я села у телефона, так как мне надоело бегать к нему, и стала ждать нового звонка. Гастон Мед поднялся с кресла. "В случае чего, - в панике подумала я, - стукну его телефонной трубкой по голове!" Но, оказалось, в этом не было нужды. - Я полагаю, что нам еще о многом стоит поговорить, - сказал он, не подходя ко мне. - Если не возражаете, давайте встретимся завтра. А сейчас, к сожалению, мне пора. Если не возражаете, я позвоню вам завтра, чтобы договориться о времени и месте встречи. - К вашим услугам, месье, - ответила я в полном недоумении, в то время как он любезно раскланивался со мной. Что такое с ним приключилось? Ведь мы же прервали нашу беседу на самом интересном месте. Я еще немного посидела у телефона, пытаясь разобраться в случившемся. Потом бросилась к балконной двери, выходящей на улицу. У дома стоял серый "оппель-рекорд". Гастон Мед открыл дворцу и сел с той стороны, где сидит пассажир... Еще один удар... Придя в себя и выпив в ванной холодной воды, я вошла в кухню и увидела, что Дьявол моет кофейные чашки. Я сразу же все поняла и только потому не пала мертвой на месте, что была уже неплохо закалена несчастьями и переживаниями последних месяцев. Вот уже много лет всю посуду в нашем доме, до последней ложки, мыла приходящая домработница. Всю жизнь мытье посуды было для меня самой ненавистной домашней работой, и я целиком предоставила ее домработнице. Все остальные - мои сыновья и Дьявол - с готовностью следовали моему примеру, и не было случая, чтобы они что-нибудь вымыли добровольно, всю грязную посуду складывали в раковину. И вдруг он ни с того ни с сего сам моет чашки! Я разлила свой кофе, даже не отпив... Три раза был странный звонок... Гастон Мед прервал разговор на самом интересном месте и поспешно ушел, ничего не узнав от меня... Ясное дело, телефонный звонок был условным сигналом, наверняка это они согласовали заранее. В моей чашке с кофе что-то было. Думаю, не яд, а какое-нибудь снотворное. Поскольку я никогда ничего подобного не принимаю, на меня могла подействовать самая малость. "На нашей территории не совершено никакого преступления..." Того и гляди совершат, и я выступаю в качестве приманки. Ну как мне выдержать весь этот кошмар? Теперь в собственном доме я буду бояться есть, в собственной кровати бояться заснуть. Нет, надо что-то придумать. К примеру, назвать место, какое-то время займет проверка, не наврала ли я опять, как в случае с Кордильерами. По крайней мере у меня будет хоть несколько спокойных дней. Поговорю с полковником. Придется ему удовольствоваться пока только попыткой покушения на меня. - Надоела мне вся эта история, - сказала я Дьяволу нормально раздраженным тоном. - С чего это он вдруг сорвался? - Не знаю. Ты разговаривала с ним по-французски, откуда я могу знать? А где спрятаны ценности, ты ему сказала? - В том-то и дело, что нет. Только собралась рассказать, как он подхватился и был таков. Ничего не понимаю. Дьявол не поддержал разговора. Он вытирал чашки, не глядя на меня, и я видела, как он напряженно чего-то ждет. Я знала чего. - Ты ведешь себя, как кретин, - продолжала я. Ну что ж это такое? Как видно, во всей этой истории мне суждено играть роль - сладкой не сладкой, но, во всяком случае, идиотки. - Напускаешь туману, делаешь глупости, а зачем? Не лучше ли было сразу сказать, что ты действуешь в контакте с милицией. Чего ты мне морочишь голову, что связан с Интерполом? - С какой милицией? - С нашей. Польской. С нашими отечественными блюстителями порядка. Зачем ты заставляешь меня еще больше нервничать? Видишь ведь, что я и так нахожусь в состоянии истерии, так ты еще добавляешь нервотрепки. - А ты откуда знаешь, что я действую в контакте с милицией? - От полковника. Из-за твоей таинственности я попадаю в глупое положение. - Мне не велели говорить тебе, - спокойно сказал он, идя в комнату. - Видимо, полковник изменил первоначальное намерение. Ну, ладно, теперь ты знаешь, поэтому хватит валять дурака. Где это место? Я завтра передам ему, и ты покончишь с этим делом. С меня тоже достаточно. - Хорошо, - вздохнув, согласилась я. - Так и быть, скажу тебе, и отцепитесь вы все от меня. Раз и навсегда. Я еще думала, не слишком ля это рискованно, но Дьявол уже вытаскивал атлас. - Ну, так где? - В Родопах, - неохотно сказала я. - На греческой территории недалеко от болгарской границы. Очень редко можно было что-то понять по его лицу, но то выражение, которое появилось сейчас, я знала. Оно появлялось в тех редких случаях, когда при игре в бридж ему приходила выдающаяся карта, карта-чудо, о которой потом долго рассказывают друзьям в зимние вечера. Невероятная, сказочная удача! Надо было очень хорошо его знать, чтобы заметить это выражение, промелькнувшее на его лице. Он поверил! Склонившись над картой Греции, я лихорадочно пыталась найти на ней что-нибудь правдоподобное. - Здесь, - сказала я, показывая пальцем точку в горах. - Покойник назвал цифры и условные обозначения, которые я потом нашла на карте шефа. - И ты не обозначила это место на карте для себя? - Нет, это невозможно. Нужно знать расстояние в метрах. Те самые цифры. - Какие? Что он говорил? Я закрыла глаза, спешно пытаясь восстановить в памяти те цифры, какими были обозначены линии на карте в Родопах. Если я ошибусь, они сразу поймут, что я говорю неправду. Какое все-таки счастье, что у меня такая хорошая зрительная память! - Все сложено... - медленно начала я. И в этот момент мне представилось, что я опять оказалась в темном промозглом подземелье, так что следующие слова я чуть не заорала изо всех сил, подняв голову к потолку: - ...сто одиннадцать от двадцати девяти и тысяча тридцать два от А как Альберт. Опущено на глубину пятнадцать метров... Я открыла глаза и добавила: - Вот почему я считаю, что это спрятано в расщелине или пещере. Расстояние надо отсчитывать от определенного меридиана и определенной параллели. Здесь их нет, карта шефа более подробная. - Сто одиннадцать чего? - Откуда я знаю? Может, метров, а может, футов, а может, каких других единиц, понятия не имею. Наверное, они между собой договорились об этом. Думаю, что без карты шефа никто не сможет найти это место. Параллели и меридианы, как правило, на местности не прочерчены. На его карте они были привязаны к точкам на местности. Он записал цифры, которые я сообщила, изо всех сил стараясь скрыть охватившее его волнение. Я наблюдала за ним со сжавшимся сердцем. Неужели это все из-за Мадлен? Да нет, он вообще не способен на такие сильные чувства. Так в чем же дело? Он был похож на человека, который долго пробыл в неволе и перед которым неожиданно раскрылись двери на свободу. И вдруг пришло прозрение. - Я думаю, - устало сказала я, - что теперь ты можешь уже уйти от меня. Ты достиг своей цели, больше тебя ничто не удерживает. - Ты хочешь этого? - спокойно спросил он. - Хочу. Больше всего на свете не люблю недоговоренности. Ты это прекрасно знаешь. Я была бы рада, если бы ты завтра начал собираться. - Если тебе так этого хочется, я потороплюсь, - обиженно заявил он. - Я могу забрать все свои вещи? - А на кой черт мне твои вещи? - Как знаешь. Я думал, что нас еще что-то связывает... - Связывало. Шифр покойника. Ты его получил. Беги, используй. - Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Завтра уйду. Он очень хотел изображать смертельную обиду, но у него не получилось. Сохранить на лице непроницаемое, каменное выражение - это он умел, но ему не удалось погасить блеск глаз... Первый раз за много дней я отправилась спать спокойно, зная, что по крайней мере в эту ночь мне ничто не угрожает. Когда телефонный звонок разбудил меня, было уже позднее утро. - С вами будет говорить полковник Едлина, - сказал приятный женский голос. В телефоне что-то трещало, слышались какие-то помехи. Потом раздался голос полковника: - Алло, вы меня слышите? Не могли бы вы через час приехать на кладбище в Пальмирах? Вы знаете, где это? - Знаю, конечно, - сказала я немного озадаченная. - А что случилось? - Мы завершаем нашу операцию, вы увидите, чем она закончится. А кроме того, вы нужны, чтобы опознать одного человека. Итак, через час в Пальмирах. До встречи! Положив телефонную трубку, я какое-то время обдумывала услышанное. Почему полковник не назвал пароль? Такое явное пренебрежение к моим тревогам и опасениям обидело меня. Ведь сам же согласился, что для меня последние месяцы не были усыпаны розами. Я хотела тут же позвонить ему и высказать свои претензии, но у меня не было под рукой его телефона, а разыскивать через Главное управление милиции не хотелось. Да и времени не было, если я собиралась через час быть в Пальмирах. Но почему именно в Пальмирах? Через полчаса я уже ехала. Предстояло пробиться на север через весь город. Хоть я и успела выпить чаю, но еще не совсем проснулась, что, по всей вероятности, и спасло мне жизнь. Сразу же за Ломянками на почти пустом шоссе передо мной появился какой-то человек и взмахнул милицейским жезлом. Если бы это был просто пассажир, который просил подвезти, я наверняка бы не остановилась, так как спешила. Милицейский жезл - другое дело. Я остановила машину и подкатила к нему задним ходом. - Я ожидаю вас по распоряжению полковника Едлины, - сказал он. - Мне поручено показать вам дорогу. Разрешите? - Пожалуйста. А пароль он вам сообщил? - Пароль? Нет, никакого пароля не назвал. - Как бы мне не пришлось на него рассердиться, - пробурчала я и резко взяла с места. До дороги, сворачивающей к Пальмирам, было недалеко. И даже не столько недалеко, сколько совсем близко, так что я, находясь все еще в полусонном состоянии, с ходу проскочила ее. Когда же у меня перед глазами мелькнул указатель, я так резко затормозила, что мой спутник, который полез в карман за сигаретами, вынужден был обеими руками упереться в приборную доску. При этом у него что-то упало. - Ох, простите, - сконфуженно извинилась я. - Мы проскочили поворот, и я не успела предупредить вас, что торможу. Пришлось развернуться, и тут мой мотор вдруг чихнул. Раз чихнул, два чихнул, а потом тихонько забулькал и замолк. По инерции я съехала на обочину и остановилась как раз перед указателем поворота на Пальмиры. - Что случилось? - встревожился мой спутник. - Не знаю, - раздраженно ответила я. - То есть знаю, я просто забыла заправиться. - С ума сошла! - рявкнул он с такой совершенно неожиданной злостью, что я была поражена. В конце концов, в спешке люди забывают и о более важных вещах, не только о каком-то там бензине. Я уже собиралась сказать, что у меня есть с собой канистра бензина, которую я, хорошо зная себя, всегда вожу с собой, как вдруг почувствовала какой-то подозрительный запах. Едва уловимый знакомый запах, который всегда ассоциировался у меня с больницей. Я замерла. Мягкая рукавица датского полицейского... У этого типа что-то только что упало... Полковник не назвал пароль... Не раздумывая, я открыла дверцу и вышла из машины. Он тоже вышел и тупо уставился на меня, не зная, что предпринять. - Мне кажется, раз мы так торопимся, имеет смысл вам отправиться к полковнику пешком, - посоветовала я. - А я подожду здесь на дороге, может, кто-нибудь даст мне немного бензина, и я догоню вас. Поспешите же! - Пожалуй, вы правы, - согласился он со мной, как мне показалось, с облегчением, и чуть ли не рысью бросился в сторону Пальмир. Я закурила и, глядя ему вслед, медленно приходила в себя. Их темпы меня ошеломили: так быстро, так сразу? Поставив себя на их место, я представила, как бы они действовали. Все очень просто. В это время года и дня в Пальмирском лесу всегда пустынно. Они одурманили бы меня той пакостью, вонь которой еще чувствуется в машине, стукнули бы чем-нибудь в левый висок, инсценировали несчастный случай - ну, вроде автомашина врезалась в придорожное дерево, - потом продырявили бы переднюю левую покрышку, а поблизости оставили бы следы колес какой-нибудь машины - и катастрофа готова. Или можно врезаться в дерево той стороной, где бак, и поджечь машину. Тоже неплохо. Очень живо представив себе все это, я пришла в соответствующее настроение. Погасив сигарету, я открыла багажник и только сейчас сообразила, что канистра полная, что в ней двадцать литров бензина и что мне ни в жизнь ее не поднять, не говоря уже о переливании бензина в бак. Я подумала о шланге, но тут, к счастью, увидела приближающуюся машину, и замахала рукой. Прекрасный черный БМВ-2000, направляющийся в сторону Варшавы, затормозил, поравнявшись со мной. За рулем сидел симпатичный на вид человек, хотя лицо его и не выражало восторга от того, что пришлось остановиться. - Что случилось? - спросил он, открыв дворцу. - Очень прошу извинить меня. - Я сокрушенно вздохнула. - Но не могли бы вы помочь мне поднять эту штуковину? - Штуковину? - переспросил он, наморщив брови, как бы пытаясь отыскать в памяти это слово. Я посмотрела на номер его машины. Французский. Может, он иностранец? - Канистру, - пояснила я. - В ней двадцать литров. Мне ни за что не поднять, а бензин налить надо. - А, пожалуйста. Где она у вас? Он вышел из машины, а я с сомнением смотрела на него. Он был высокий, худощавый, опять же очень похож на интеллектуала. Хватит ли у него сил? Но канистру я показала и бак открыла. - А не помочь ли вам? - вежливо предложила я. - Может, мы вдвоем поднимем ее. Он как-то странно посмотрел на меня и одной рукой так легко поднял канистру, будто в ней было не больше ста граммов. Открутив крышку, поднял канистру и вылил ее содержимое в бак. Мало кто сумеет одним духом перелить двадцать литров бензина из высоко поднятой канистры так, чтобы руки не дрожали. Казалось, для него это вообще не тяжесть. Поразительно! Думаю, что к восхищению женщины ни один мужчина не останется равнодушным. Вот и этот улыбнулся, по собственной инициативе завернул крышку, положил канистру на место и запер багажник. Мне показалось, что и он почувствовал ко мне симпатию. - Может, еще что-нибудь нужно? Я очнулась и отвела от него восхищенный взгляд. - Ах, нет, большое спасибо. Как изумительно вы это сделали! Громадное спасибо и прошу извинить, что остановила вас. Ведь вы наверняка спешили. - Пустяки. Для меня это было только приятно. Всего хорошего! Усаживаясь в машину, он бросил взгляд на моего "ягуара" и, как мне показалось, хотел что-то сказать, но передумал и жестом показал, чтобы я первая тронулась. Теперь я заколебалась, так как уже настолько пришла в себя после испытанного страха, что подумывала, не устроить ли мне нападение на засаду, поджидающую меня в Пальмирах. Я могла бы, например, таранить их "ягуаром"... Нет, пожалуй, воздержусь. И я двинулась обратно в Варшаву, а за мной ехал БМВ. Приблизительно за две недели до этого перед маленьким домиком в Биркерде поздно вечером остановилась машина. Алиция выглянула в окно кухни и позвала Торкильда: - Посмотри, "вольво-144". Уж не Иоанна ли приехала? Мы с Торкильдом очень любили друг друга, причем мое доброе отношение к нему было вполне обоснованно, а вот за что он меня любил - совершенно непонятно. Оба они с Алицией восприняли мое исчезновение как большое личное несчастье, очень радовались, что я отыскалась, и теперь оба помчались к выходу. В дверях они столкнулись с инспектором Йенсеном. - Прошу извинить за столь поздний визит, - сказал господин Йенсен, - но дело срочное. Ваша подруга опять исчезла. - Это уже стало у нее дурной привычкой! - воскликнула взволнованная Алиция и пригласила инспектора пойти. Спокойно и по-датски основательно инспектор изложил суть дела. Основываясь на телеграмме, посланной мною Алиции - разумеется, Алиция известила о ней инспектора, - а также на сведениях, полученных из датского посольства в Париже, меня уже два дня ожидали в Дании. А меня все нет. Не звонила ли я ей? - Не знаю, - ответила Алиция неуверенно. - Муж перекапывал сад и повредил кабель, так что наш телефон не работал какое-то время. На работу мне кто-то звонил, но меня как раз не было. Так что не знаю. Инспектор Йенсен очень огорчился. Подумав, он спросил Алицию, где, по ее мнению, я могла бы находиться. Алиция попросила объяснить, в чем, собственно, дело. Господин Йенсен объяснил. Начатая Интерполом в конце прошлого года кампания близилась к концу. Было арестовано много людей, занимающихся преступной деятельностью, прикрыто много притонов, конфискованы значительные суммы. И это все. Верхушке гангстерского синдиката во главе с шефом не только удалось скрыться от правосудия, но и скрыть почти весь капитал шайки, а Интерпол очень рассчитывал его захватить, что было бы равносильно отсечению главной головы гангстерской гидры. А теперь вышеупомянутая гидра отращивает новые головы, в целом ряде мест появляются новые притоны, и все свидетельствует о том, что акция Интерпола может тянуться до бесконечности. Из каких-то неведомых источников Интерпол узнал, что все богатство шайки где-то спрятано, но никто не знает где. С другой стороны, стало известно также, что в полиции бандиты имеют своего человека, но опять же никто не знает, кто он. В довершение во всему, в Северной Африке наблюдается подозрительное оживление в области развлекательного бизнеса, причем это оживление идет вразрез с гангстерской деятельностью в Европе. Полиции, разумеется, это очень на руку, но тем не менее она очень хотела бы знать, в чем все-таки дело. Бот почему моего прибытия ожидали с таким нетерпением, рассчитывая, что кое-что я смогу прояснить, что смогу назвать им хоть некоторых представителей гангстерской элиты. Польское и датское посольства в Париже уже заручились моим согласием побеседовать с кем надо, и вдруг я исчезаю. Разумеется, поиски продолжаются. Если я покинула Францию, то должна была где-то пересечь границу. Как раз этот момент находится сейчас в центре внимания полиции. Известно, что я приобрела бежевый "ягуар", хотя не исключено, что могла бросить машину и уехать на чем-нибудь другом. Причем никто не поручится, что под собственной фамилией. В связи с вышеизложенным не приходит ли в голову моей приятельницы какие-нибудь предположения? Алиция глубоко задумалась и выдвинула предположение. - Она поехала в Польшу, - решительно заявила моя подруга. - Ее телеграмма и то, что вы, господин инспектор, рассказали, позволяют предположить, что ее преследуют и что ее жизни угрожает опасность. А я знаю - вы уж извините, но человеку позволительно иметь хобби, - так вот, моя подруга полагается только на польскую милицию. Я уверена, что она поехала в Польшу. Стремление добраться до родины как последнего прибежища не показалось инспектору Йенсену столь уж странным. Он опять немного подумал, заявил, что проверит, и очень просил немедленно сообщить ему, если от меня придет какая-нибудь весточка. Весточка действительно пришла. Это было мое письмо. Алиция получила его спустя две недели после визита инспектора. Алиция прочла три раза мое послание и очень расстроилась. Семь раз звонила она инспектору Йенсену, никак не могла его застать и расстроилась еще больше. Наконец дозвонилась, и поздно вечером он опять нанес ей визит. Господин Йенсен выглядел растерянным. - Мы нашли вашу подругу, - сказал он Алиции почему-то грустным голосом. - У нее был представитель Интерпола из Парижа. К сожалению, ваша подруга не пожелала с ним разговаривать, даже не впустила его в квартиру и обошлась с ним... гм... невежливо, невзирая на присутствие польской милиция. Мы не знаем, как это объяснить. К этому времени Алиция выучила мое письмо наизусть и знала, как это объяснить. - Я давно знала, что этому человеку нельзя доверять. Сколько раз я ей это говорила! - в гневе выкрикнула Алиция и добавила: - Вы должны поторопиться! Я совсем не хочу, чтобы мою подругу убили. Господин Йенсен ничего не имел против того, чтобы поторопиться, но не понял, о каком человеке говорит Алиция. Тогда Алиция перевела ему отдельные фрагменты моего послания, те, в которых я описывала, как нарвалась на гангстеров, переодетых полицейскими, о присутствии в Польше Мадлен, о фактах, свидетельствующих против Дьявола и о моих подозрениях. Многое из того, что прочитала Алиция, подтверждалось информацией, имеющейся в распоряжении инспектора. Он внимательно слушал, кивая головой. Затем он так же внимательно выслушал то, что ему сочла своим долгом сказать Алиция, и глубоко задумался. Подумав, он заявил, что все понял. Как и следовало предполагать, испытания, выпавшие на мою долю, сделали меня несколько подозрительной, недоверчивой. Меня можно понять. Он сам, например, был бы удивлен, если бы после всего пережитого я стала бы откровенничать со всеми подряд. Напротив, моя сдержанность достойна всяческих похвал. И тем не менее со мной надо же как-то общаться. Он думал, что это будет нетрудно, но теперь его мнение по данному вопросу изменилось. Собственно, оно стало меняться уже тогда, когда ему сообщили, что парижского сотрудника Интерпола я пыталась спустить с лестницы, публично обзывая его "лысым боровом". Может быть, в связи с вышеизложенным моя подруга придумает какой-нибудь способ убедить меня, что тот человек, которого ко мне направят, достоин доверия. Алиция попросила господина Йенсена подождать и позвонила мне в Варшаву. После того как мы с ней убедились, что говорим именно мы, а не подставные лица, Алиция первым делом спросила: - Что это за лысый боров был у тебя? В ответ послышалось разъяренное рычание: - Очередной бандит! Маленький, с большой головой, лысый! С розовой мордой. И она лоснилась, а из ушей торчали клочья шерстя. И блондин! С меня достаточно блондинов! - А почему ты его спустила с лестницы? - поинтересовалась она, оставив в стороне вопрос, почему я решила, что он блондин, если он лысый. - А что, я должна была встречать его с распростертыми объятиями? К сожалению, не спустила, его поддержал какой-то кретин, который поднимался следом за ним. - Но ведь это был сотрудник Интерпола! В ответ раздался иронический смех: - Ты веришь этим сказкам? Да он просто-напросто выдал себя за сотрудника Интерпола, как и все они тут. Представляешь, явился ко мне после того, как им не удалось разделаться со мной в Пальмирах. Дудки, не на такую напали! О покушении в Пальмирах Алиция ничего во знала, так как письмо мое было отправлено раньше. Она потребовала подробностей и узнала, как покушались на мою жизнь, как я чудом избежала смерти - только благодаря своей рассеянности, как за мной гнался усатый балбес, лысый и мордастый, как меня коварно заманили в Главное управление милиции и там - представь! - хотели заставить общаться с вышеупомянутым балбесом, вкравшимся в доверие некоторых близоруких сотрудников польской милиции, но я его сразу раскусила и тут же дала ему полную и исчерпывающую характеристику, которую, к сожалению, ему перевели не полностью, после чего сбежала домой и теперь сижу, забаррикадировавшись в своей квартире. Никому я не верю, и обмануть меня больше не удастся. - Ну, хорошо, - сказала Алиция, не вдаваясь пока в подробности моего поведения. - Ты инспектора Йенсена знаешь? - Знаю, а что? - Веришь ему? - Нет. - Но почему же? - Откуда я знаю, он мог за это время сто раз измениться. - Ну а мне ты веришь? - Тебе верю, - без колебаний подтвердила я. - Ну так вот, я тебе говорю... - Глупости, - прервала я. - Что с того, что я тебе верю, если я не уверена, что это ты? Алиция опешила. Придя в себя, она возразила: - До ведь ты же со мной говоришь? - Ну и что? Я ведь тебя не вижу. Может, держат тебя под прицелом? Ты их не знаешь, но я-то знаю, что они способны на все! Алиция поняла, что дело серьезнее, чем она думала. Надо что-то предпринимать. - Послушай, - решительно заявила она. - Обещаю тебе все самым тщательным образом проверить, так что с человеком, который сошлется на меня, ты сможешь смело говорить. Согласна? - Пусть он еще мне докажет, что он от тебя, - упрямо стояла я на своем. - Хорошо, докажет... Она положила трубку я задумалась. Инспектор Йенсен терпеливо ждал. Алиция прекрасно знала и инспектора Йенсена, и характер его работы. Тем не менее была полна решимости еще раз все проверить, так как свои обещания привыкла выполнять честно. Со свойственной ей проницательностью, Алиция сразу поняла причины и последствия мании преследования, овладевшей мной. С инспектором Йенсеном они договорились о следующем: человека, которого они командируют ко мне, представят Алиции, дадут ей сутки на ознакомление с ним, после чего она лично его проинструктирует, как он должен себя держать, чтобы я ему поверила. Господин Йенсен развил чрезвычайно оживленную деятельность, в ходе которой пользовался телефоном и коротковолновым передатчиком, отправил несколько телеграмм, лично посетил множество учреждений, съездил в аэропорт и на исходе следующего дня привез к Алиции их посланца. Алиция в свою очередь посетила несколько учреждений, причем забралась так высоко, что выше остался разве лишь один король, поговорила несколько раз по телефону и, вполне удовлетворенная результатами, осмотрела представленного ей посланца. Он выглядел вполне пристойно и даже вызывал симпатию, не был блондином, не был лысым, с вполне интеллигентным лицом, не красным и не лоснящимся. Удовлетворенная и на этот раз, она проверила его удостоверение и велела ждать до завтра. В оставшееся до следующего дня время она развила не менее интенсивную деятельность, в результате которой значительно возросли ее счета за международные телефонные переговоры. Когда наконец совесть ее была успокоена, Алиция потребовала свидания с симпатичным посланцем с глазу на глаз. - Прежде чем вы начнете с ней говорить, скажите ей вот это: зразы говяжьи по-варшавски. Только не уверена, что вы сумеете... Разговаривали они по-французски, но пароль Алиция назвала по-польски, и, естественно, у нее возникли сомнения, сможет ли иностранец произнести его как следует, не переврет ли. - Это, пожалуй, самый оригинальный пароль из всех, какие мне приходилось слышать, - улыбнувшись, заметил по-польски посланец. - Зато и запомнить его будет нетрудно. - Почему же вы мне сразу не сказали, что знаете польский? - вскричала Алиция с упреком. - Вы когда едете в Варшаву? - Да я уже целую неделю пробыл там. А сюда приехал лишь затем, чтобы увидеться с вами. - Вы уже говорили с Иоанной? - Нет, я был занят другим делом. Он неуверенно глянул на Алицию, не зная, стоит ли продолжать, и добавил озабоченно и сочувственно: - Боюсь, вся эта история очень дорого обошлась вашей подруге. Затем он сел в самолет и отправился в Париж, где у него состоялся важный разговор - на этот раз по его собственной инициативе, - после чего он опять сел в самолет и отбыл в Варшаву. Мое ужасное душевное состояние объяснялось целым рядом причин. События развивались в бешеном темпе. Сразу же после пальмирской авантюры произошел инцидент с лысым боровом. Дело было так. На обратном пути из Пальмир я все никак не могла прийти в себя. До Белян я тряслась от пережитого страха, проехав же Беляны, стала приходить в ярость. В конце концов, сколько можно отравлять мне жизнь? Где же конец обману и лжи? Да попадись мне эти мерзавцы, поубивала бы их всех! Лысый боров - в точности такой, как я описала его Алиции, - выскочил из автомашины, стоявшей перед моим домом, и бросился вслед за мной по лестнице, громко крича, что ему срочно необходимо поговорить со мной. Единственные же звуки, которые я тогда была в состоянии производить, - это скрежетать зубами и разъяренно шипеть. За лысым боровом следовал еще какой-то человек, и он действительно принял борова в объятия, когда со сдавленным криком "Прочь, merde!" я столкнула его с лестницы третьего этажа. Грамматика в моем выкрике хромала, но слова должны быть понятны лысому борову, так как он излагал свои просьбы по-французски. Я еще задержалась на площадке четвертого этажа, чтобы подкрепить свое высказывание несколькими подобными, а затем вбежала в свою квартиру и захлопнула дверь. Через час я вынуждена была ее открыть, так как ко мне прибыли два сотрудника милиции в мундирах. Они принесли повестку. Вызывал полковник. При мысли о полковнике я испытала такую горечь и одновременно злость, что тут же помчалась к нему, чтобы высказать все, что я о нем думаю. Сотрудники милиции еле поспевали за мной. Прибыв в управление милиции, я сразу же, еще в вестибюле, наткнулась на лысого борова. Представляете?! Забыв о своем намерении рассчитаться с полковником, я здесь же, внизу, устроила чудовищный скандал. Я выразила свой решительный отказ - на нескольких языках, чтобы дошло до борова, - вести какие-либо переговоры, поставила под большим знаком вопроса способность нашей милиции заниматься вообще какими-либо делами, допустив таким образом прямое оскорбление властей, смешала с грязью присутствующих, пытавшихся что-то мне объяснить, и только после этого несколько поутихла. Прежде чем зрители этого спектакля успели прийти в себя, я важно заявила, что мне надо в туалет, и под этим предлогом скрылась. Кружным путем в семь часов вечера вернулась я домой - озлобившаяся на весь мир, никому не доверяющая, решившая отныне рассчитывать только на себя. Я не помнила, заперла ли я входную дверь, торопясь в милицию, так что следовало принять меры предосторожности. Вынув из тайника в машине пружинный нож, я включила в "ягуаре" противоугонное устройство и на цыпочках поднялась по лестнице. Если я оставила дверь незапертой, они могли проникнуть в квартиру и там устроить засаду. На лестнице не оказалось ничего подозрительного. Вставив ключ в замочную скважину, я повернула его так бесшумно, будто всю жизнь занималась кражами со взломом. Так же осторожно нажала на ручку и, открыв дверь, на всякий случай отскочила в сторону. Ничего не произошло. Тогда я присела на корточки и осторожно сунула голову в квартиру. Не заметив ничего подозрительного, я могла себе позволить войти нормально. На всякий случай я закрыла дверь тоже бесшумно: шуметь можно будет лишь после того, как осмотрю всю квартиру и никого в ней не обнаружу. Открыв дверь в комнату, я остановилась на пороге. Дьявол собирал свои вещи в небольшой чемодан. Долго я стояла, наблюдая за ним, пока он случайно не повернулся, и его взгляд упал на меня. И тут этот неестественно хладнокровный человек вздрогнул и, будучи не в состоянии справиться с собой, уставился на меня так, будто увидел привидение. Меня это не удивило - ведь в Пальмирах меня ожидала засада, меня должны были убить, он об этом знал. И вообще, я дошла до такого состояния, когда меня уже ничто не удивляло. - Вижу, что ты наконец и в самом деле собрался уходить? - вежливо поинтересовалась я. - Ведь ты этого хотела, - возразил он, успев прийти в себя. - Ах, как трогательна твоя готовность исполнять мои желания! Действуя по намеченному плану, я все-таки осмотрела квартиру, заглянула в шкафы, убедилась, что, кроме нас двоих, в квартире никого нет, и заперла дверь на ключ. - Разреши мне часть вещей оставить, - холодно попросил Дьявол. - Я не в состоянии унести все за один раз. На днях заберу остальные. - Поступай, как считаешь нужным, только уходи поскорей. Пусть оставят вещи, вещи не кусаются, лишь бы сам скорей ушел. Его присутствие держало меня в страшном напряжении, более того, я воспринимала его как постоянную угрозу, постоянную опасность, нависшую над моей головой. Я понимала, что у него не только не осталось ко мне никаких теплых чувств, но, напротив, теперь я ему только мешала. После того, как он из-за Мадлен впутался во всю эту аферу, он, как и все прочие члены банды, был заинтересован в моем исчезновении. И я вдруг очень явственно представила, как бы я чувствовала себя в обществе шефа, если бы, скажем, по причине временного умственного затмения, выдала бы ему тайну. Ужас охватил меня при мысли о безграничной и беспощадной жестокости этик людей. Я приготовила себе чай, выбрала кресло, стоявшее в углу комнаты, и уселась с чашкой в руках, положив рядом пружинный нож. Похоже, я насколько переборщила в своей любви к риску. Роль приманки оказалась мне явно не по силам, надо честно признаться в этом. Не доросла я до нее... - Оставьте в покое Родопы, - вдруг выпалила я. - Нет там ничего. Думаю, что, если бы изо рта у меня вырвалось пламя, оно не поразило бы его сильнее, чем эти слова. Никогда в жизни не видела я его в подобном состоянии. Страшно побледнев, Дьявол вскочил, отбросив чемодан, и в его взгляде отчетливо читались ужас и ненависть. Я понимала, что мое заявление могло быть и неожиданным, и неприятным, но чтобы до такой степени... В чем же все-таки дело? - Ты что делаешь из меня дурака? - не своим голосом заорал он, бросаясь ко мне. Лязгнув, сам собой открылся нож. Дьявол замер на месте. - Не подходи, - сказала я. Красный туман застилал мне глаза. - Советую держаться на расстоянии. Поверь, это добрый совет. И в этот момент зазвонил телефон. Ни он, ни я не шевельнулись. Телефон звонил и звонил. Первым опомнился Дьявол. - Психопатка, - сказал он, пожимая плечами, и снял трубку. - Алло! Слушаю! Это тебя, - обратился он ко мне. - Ха, ха, - только и произнесла я, полная решимости не покидать своего безопасного уголка в кресле. - Да опомнись же, кретинка! Звонит полковник Едлина. Я пожала плечами: - Можешь сообщить ему, что я не подойду к телефону, даже если будет звонить сам господь бог. Смешно было слышать, как Дьявол, пытаясь убедить меня, что говорит действительно с полковником, пространно объяснял собеседнику, почему именно я отказываюсь подойти к телефону. Его собеседник делал вид, что настаивает на разговоре со мной. - Полковник говорит - ему бы только услышать твой голос и убедиться, что ты жива, - раздраженно сказал Дьявол, протягивая мне трубку. С меня было достаточно. Я заорала во все горло: - Да отвяжитесь вы все от меня! Какое ему дело до того, жива ли я! Пусть катится ко всем чертям! - Увы... - начал было Дьявол. - А, вы слышали! Пожалуйста, пожалуйста, до свиданья. Не взглянув на меня, он снова занялся чемоданом. Какое-то время в комнате царило молчание. - Так как же обстоит дело с Родопами? - прервал молчание Дьявол, запирая чемодан. - Ты соврала? - Соврала, - подтвердила я. - Сейчас соврала. - Он наконец посмотрел мне в глаза. - Опять хочешь все запутать. Вот только не знаю зачем. - Затем, чтобы ты на своей шкуре почувствовал, что значит жить в атмосфере неуверенности. Уже несколько лет ты держишь меня в таком состоянии. - Решила отомстить? Я позволила себе выразить наивное удивление: - При чем тут месть? Если я наврала о Родопах, какие могут быть к т_е_б_е_ претензии? Он не ответил, напряженно о чем-то раздумывая. Когда он заговорил, в его голосе чувствовались решимость и отчаяние: - Так ты утверждаешь, что сейчас говоришь правду? А тогда лгала? Значит, покойник сказал не то, что ты мне сообщила? - Ну, разумеется, не то. Неужели ты думал, что я уж совсем дура? Из всего, сказанного мною, верно лишь то, что он действительно называл цифры, обозначающие расстояния, и что без карты этого места не найдешь. Остальное я выдумала. Можете обшарить все Родопы, каждый камешек. Ничего не найдете. - Зачем ты это сделала? - тихо спросил он. Думаю, таким разъяренным мне его не приходилось видеть. - Ты прекрасно знаешь зачем, - холодно ответила я. - И не считай меня глупей, чем я есть. - О чем ты, не понимаю. - Можешь не понимать, дело твое. Я сидела, съежившись в кресле, с ножом в руке. Больше всего на свете сейчас Дьяволу хотелось узнать от меня правду. Будь у него пистолет, он, не задумываясь, пустил бы его в ход. Нож в моей руке отбивал охоту к более близкому контакту со мной. Не сказав больше ни слова, он ушел, оставив чемодан на полу. Я слезла с кресла и заперла входную дверь, накинув еще цепочку. В восемь опять зазвонил телефон. Поскольку еще не изобрели способа убивать людей по телефону, я после некоторого колебания подняла трубку. - Двадцать четыре восемнадцать, - сказал полковник раздраженным тоном. - Скажите на милость, что это вы вытворяете? - Вы меня очень хорошо охраняете, большое спасибо, - язвительно поблагодарила я. - Нормальный человек на моем месте уже давно отдал бы концы. Больше я на такую удочку не попадусь. - Я не понимаю, о чем вы говорите. И вообще, возьмите себя в руки, постарайтесь избавиться от этой мании преследования. Приезжайте ко мне, вас ожидает сотрудник Интерпола. - Кто, этот лысый боров? Полковник вроде бы заколебался: - Ну, если вам угодно именно так его называть... Мы вас ждем уже целый час! Вы должны были приехать к семи. - А в Пальмирах вы тоже меня ждали? - зловещим тоном произнесла я. - В каких Пальмирах? - На кладбище. Ничего не скажешь, место самое подходящее. Какого черта вы велели мне ехать в Пальмиры? Так вот, слушайте. Сейчас уже вечер, я подожду до утра. А утром устрою скандал на весь город, уж будьте уверены. Всем расскажу - и вашему начальству, я вашим сотрудникам. Я поставлю в известность контрразведку! И пожарную команду! И в газеты позвоню! Втихую мне теперь шею не свернут, если и погибну, так с музыкой! Пусть все об этом узнают. Полковник очень рассердился: - Да что вы такое говорите? Кто свернет вам шею? Что случилось в Пальмирах? - Уж вы-то должны быть в курсе. - Ну хорошо, хорошо. Я в курсе, но хочу еще раз услышать от вас. Допустим, мне доставляет удовольствие слушать рассказы о том, что я сделал. Итак, что же случилось? - Да ничего особенного. Позвонила ваша секретарша. Сказала, что соединяет с вами. И соединила. Вы велели мне через час быть в Пальмирах, потому что кончаете операцию и мне надо кого-то опознать. - И я назвал пароль? - Нет, я теперь я понимаю почему. Сейчас вы намерены утверждать, что не вы звонили. - Намерен, честное слово намерен, - подтвердил полковник. - Подождите минуточку, я вам сейчас перезвоню. Минуточка растянулась на полчаса. Потом полковник снова позвонил, и мне показалось, что он очень рассержен. - Хотелось бы знать, что вы успели сделать за то короткое время, которое прошло между вашим визитом ко мне и утром сегодняшнего дня? - спросил он. - Вам действительно звонили, действительно вызывали в Пальмиры. Как вам удалось выйти из этого живой и невредимой? - Только потому, что бензина не хватило. И еще потому, что я излишне нюхливая. Вот если бы они догадались применить другую гадость, а не ту, которой усыпили меня в Копенгагене... Помереть же я должна была потому, что вы поверили в Родопы. - Боже мой, какие еще Родопы?! В раздраженном тоне полковника слышалось столько искреннего недоумения, что я окончательно отбросила недавние подозрения. В самом деле, с этими своими подозрениями я могу докатиться до того, что буду считать полковника членом банды, всю нашу милицию подкупленной, а Главное управление - штаб-квартирой гангстеров по эту сторону границы. Разумнее признать, что полковника просто-напросто обманывали. Я рассказала о вчерашнем разговоре и событиях, имевших место сегодня утром. После чего дала понять, что роль приманки мне не нравится. В заключение я сказала: - Хоть это и трудно, но я в конце концов могу поверить, что вы не заинтересованы в моей смерти. Но тогда вам прядется признать, что вас обманывают. Лысый боров тоже лицо подставное, это я вам говорю. И я отказываюсь покидать свою квартиру. Делайте, что хотите. Полковник не стал настаивать и согласился, чтобы я осталась в добровольном заключении. Поздно вечером позвонила Алиция. У меня создалось впечатление, что и ее втянули в кампанию против меня, но это меня не очень огорчило. Я была уверена, что она очень скоро разберется во всем. Уж я-то Алицию хорошо знала: она никому не поверит, пока сама сто раз не проверит. Утром Дьявол попытался проникнуть в квартиру, но ему помешала цепочка на двери. Я проснулась, услышав, как он дергает ее, вышла в прихожую и заявила, что в квартиру его не впущу. Он пригрозил, что вызовет милицию, на что я с энтузиазмом согласилась. Кончилось тем, что, приоткрыв дверь на длину цепочки, я подала ему его бритвенные принадлежности, и он опять исчез с глаз моих. Что же мне делать дальше? У него есть ключи. Если я выйду из квартиры, он воспользуется моим отсутствием и устроит в квартире засаду. А у меня уже кончались сигареты, нужно купить чай и кое-какие лекарства. Полковник не давал о себе знать. Идиотское создалось положение, и, говоря до правде, я была гораздо ближе к сумасшествию, чем когда-либо. Сигареты и продукты мне привезла на другой день донельзя взволнованная Явка, я попросила ее об этом по телефону. Приехав, она заявила, что тут ошивается некий мерзавец, который следил за ней. - Где ошивается? - Да тут, у тебя на лестнице, выше этажом. Я звоню в твою дверь, а он выставил рожу и смотрит. Нет, я так не могу, я человек нервный. Кончай, пожалуйста, все эти штучки. - Я бы рада, да не знаю как. - Но ведь я теперь боюсь выйти! - Так не выходи. Я, может, тоже боюсь. - Но мне же надо домой! В конце концов за ней приехал муж, которого я в квартиру не впустила. Не впустила также и человека, который пришел снимать показание электросчетчика. Ему пришлось поверить мне на слово и записать ту цифру, которую я назвала. Не впустила я и приходящую домработницу, которую хорошо знала, и незнакомого мне человека, выдававшего себя за работника телефонного узла и очень настаивавшего, чтобы я его впустила. Одиннадцать раз мне звонили разные лица и под разными предлогами пытались выманить меня из квартиры, причем дважды в ответ на мое требование назвать пароль вешали трубку. На третий день появился Дьявол. - Я желал бы получить свой чемодан, - холодно заявил он. - Сразу надо было забирать! - огрызнулась я. - Но раз уж я не забрал, будь так любезна и отдай мне его теперь. - Хорошо, я спущу его тебе на веревке с балкона. - И устроишь представление для всей улицы? Хватит валять дурака. Я могу не входить, выставь его на лестницу. На меня опять, как видно, нашло умственное затмение, ибо я отправилась за чемоданом, оставив дверь закрытой лишь на цепочку. Когда я вернулась, волоча чемодан, в дверях уже был не Дьявол, а какой-то незнакомый тип. И этот тип пытался перерезать цепочку ножницами для железа. При этом он так поставил ногу, чтобы я не могла захлопнуть дверь. При виде его я выронила чемодан. Единственным орудием, оказавшимся под рукой, была та тяжелая штука, которую мои сыновья поднимали, когда делали зарядку. Если не ошибаюсь, эту штуку называют гантели. Они лежали на скамейке в прихожей, у самой двери. Схватив гантели, я изо всей силы стукнула до доступному для меня фрагменту взломщика. Лопнула надрезанная цепочка, а гантели свалились ему на ногу. Заорав не своим голосом, он от боли отдернул ногу, и я тут же захлопнула дверь. Замок я заперла так, чтобы его нельзя было открыть снаружи. А его тут же попытались открыть. Без сил опустившись на скамейку, я слушала, как они возились с замком. Потом все стихло. Наглость Дьявола была поистине безгранична. Через несколько минут он позвонил из автомата и, ни словом не упоминая о происшедшем, потребовал чемодан. Мне очень хотелось сбросить чемодан ему на голову, но меня удержало опасение, что повреждение чемодана даст ему повод и впредь не оставлять меня в покое. Он может, например, подать на меня в суд, призвав в качестве свидетелей тех людей, которые будут наблюдать момент сбрасывания чемодана с четвертого этажа. Поэтому я поступила по-другому: нашла моток веревки, привязала веревку к ручке чемодана и без особого труда спустила его с балкона, не вдаваясь ни в какие объяснения. Разорванную цепочку я соединила куском толстой проволоки - хорошо, она нашлась в квартире. Я понимала, что это совершенно недостаточные меры безопасности и принялась за поиски дополнительных средств. В результате поисков в буфете была обнаружена большая и тяжелая колотушка для отбивания мяса, на очень длинной ручке. Кроме того, я приготовила большой кусок ваты, завернутый в марлю. Это на тот случай, если они хитростью заставят меня приоткрыть дверь на длину цепочки и через щель попытаются воздействовать на меня каким-нибудь химическим средством, распылив его. Думаю, что вышеупомянутая маска если не полностью обезопасит меня от воздействия усыпляющего или наркотического газа, то, во всяком случае, значительно ослабит его действие. Когда я занималась спуском чемодана, у меня была возможность обозреть ближайшие окрестности моего дома, и я заметила, что напротив, на газоне, какой-то человек чинил "сирену", лежа под машиной. Другой сидел на траве рядом и с мученическим выражением на лице подавал первому инструменты. Оба с радостью бросили работу и с большим интересом наблюдали за моими манипуляциями с чемоданом, после чего с явной неохотой вернулись к прерванному занятию. Тоже мне, нашли развлечение! Будь у меня под рукой граната, швырнула бы в ни