едил их в конце концов, что я вовсе не собираюсь умирать сию минуту и вообще держусь неплохо. - Вы что, спятили? - орала я. - Да отпустите же меня! Делать вам нечего? С непонятной для меня радостью все трое в упоении восклицали: - Она жива! Иоанна жива! Спятили они, что ли? - Жива, конечно! С чего это мне помирать? Вы что, с ума посходили? Не меня ведь убили, а Алицию! То есть и не Алицию, а опять кого-то постороннего! - Она жива! Иоанна жива! Накричавшись, мы все малость сбавили темп и притихли. - Так что же такое приключилось? - я уже отчаялась получить вразумительный ответ. - Почему, разрази меня гром, я не могу жить? - О боже, и она еще спрашивает! - возмутилась Зося. - Да ты посмотри на себя в зеркало! - Иди, иди, посмотри! - поддержала ее Алиция. - Сразу перестанешь удивляться. Она оказалась права. Посмотрев в зеркало, я сразу же перестала удивляться и вообще с трудом поверила, что это я. С ног до головы вымазанная в чем-то темно-красном, с перекошенным лицом, с раскроенной надвое головой, я и в самом деле производила впечатление человека, нуждающегося в срочной медицинской помощи. - И к тому же ты орала во всю глотку "На помощь!" - с упреком сказала Алиция. - Я вообще не понимаю, как ты в таком состоянии можешь еще жить! Голова разбита, столько крови потеряла. В таком состоянии человек не может ни двигаться, ни говорить, разве что он уже не человек, а привидение. - Это я не понимаю, как ты можешь быть жива! - обиделась я. - А если не ты, то кто же убитый лежит в твоей комнате? - Ты была в моей комнате? Ну, тогда все понятно. Никто не лежит, ловушка сработала. - Что?! - Ловушка! Сработала! Тут на Павла напал припадок смеха. - Ловушка! Мы поставили ловушку на убийцу! Значит, она слетела с полки! - Павел! Немедленно успокойся! - Не могу! Мировую ловушку мы смастерили! Мы зажгли свет в комнате Алиции, и перед нами Во всем безобразии предстало ужасное зрелище. Пол и кровать были залиты толстым слоем густой красной краски, в которую влипли черепки битой посуды, мятые картонные коробки, кисти, тряпки и множество других предметов. Я угодила головой в лужу краски с черепками и тряпками, часть которых очень прочно прилипла к моей голове. - И в самом деле, все красное! - не удержалась я. - А это смывается? - Должно бы, - не очень уверенно ответила Алиция. - Хотя, кто его знает... Я еще не пробовала смывать, потому как ловушка слетела с полки, когда Зося с Павлом уже легли, и я боялась их разбудить. Как только я вошла в комнату, так ловушка и грохнулась. Моя ночная рубашка оказалась вся в краске. И халат тоже. Постель вся залита, не могла же я в ней спать! Поэтому сюда положила куклу, а сама перебралась на кровать в последней комнате. А когда ты, вся в крови, с разбитой головой ворвалась к нам, я совсем забыла про ловушку... Зося пришла в ужас: - Ты с ума сошла! Ведь это надо сразу же смывать! Когда засохнет, ни за что не отмоется! Павел, попробуй собрать с пола это безобразие. Возьми газеты. Да прекрати же дурацкий смех! - Нет, давайте сначала с Иоанны счистим... Уже через четверть часа мы убедились: никакое мыло, никакой стиральный порошок, никакой кипяток не справятся с проклятой краской. Они просто на нее не действовали. Чистый бензин действовал - от него краска размазывалась еще сильнее. Ладно, черт с ним, с костюмом, но очень хотелось смыть краску с рук, с ног, а особенно с лица. Вся надежда осталась на какой-то особый растворитель, купленный в свое время вместе с краской. - А как же, покупала! - гордо сказала Алиция. - И даже помню, куда его засунула. Вон на ту антресоль. Павел, надо влезть на какую-нибудь табуретку. Пока Павел ходил за табуреткой, Зося испытывала на мне молоко, спирт, ацетон и даже сок из одного лимона. Все напрасно. - Скорее шкура слезет, чем эта проклятая краска! Зосенька, давай сначала пробовать на туфлях... Зося стащила с меня вторую туфлю, первую уже держала в руке Алиция. Босой ногой я тут же размазала лужицу, которая успела натечь с туфель. Чего не коснусь, всюду оставляю за собой кровавые следы! - О, и в самом деле все красное! - с удовлетворением констатировал Павел с высот табуретки. - Не время сейчас заниматься колористикой! Доставай растворитель! - Легко сказать! А как я открою эту антресоль? Ухватить не за что. И в самом деле, дверцы антресолей были плотно закрыты, ни ручки, ни колечка, ни даже ключа, за который можно было бы потянуть, не было. Только у самого потолка что-то торчало в щели. - Была на дверцах такая штуковина, за которую их можно было тянуть, да оторвалась, - задрав голову, сказала Алиция. - А потом они стали все время распахиваться, пришлось в щель засунуть бумагу и как следует захлопнуть. Теперь не открываются. Попробуй потянуть за кусочек закладки, вон он в щели торчит! - Никак не ухвачу, больно маленький. - А ты клещами или плоскогубцами ухвати, - посоветовала я. - Зося, дай ему клещи, я не могу. - Да нет, можно ножом поддеть или вилкой. В щель влезут. Задравши головы, мы все трое принялись советовать парню, чем лучше открыть дверцы. Не выпуская из руки моей туфли, другой рукой Зося подавала всевозможный инструмент. С помощью клещей и вилки Павел открыл наконец дверцу, выдернув торчащий в щели закрепляющий элемент. О чудо! Растворитель во всей красе стоял на переднем плане, Алиция не перепутала. И какой замечательный растворитель! Он легко, безо всякого труда смыл проклятую краску. Только вонял сильно. Вскоре вонять начала я. - Алиция, а там не написано, как долго выветривается этот запах? - с беспокойством спросила я. - И с туфель смывает! - радостно ответила Алиция. - Нет, это теперь на долгие месяцы. Я потому и держу его на антресолях, а не в комнате. Так что сама выбирай - останешься в краске или будешь вонять. - Сама не знаю. В темноте так можно и красной оставаться. - Зося, ну как, с одежды сходит? - Сходит, но мало этой бутылки, на всю постель не хватит. Да и в самом деле, смердит ужасно, больше не выдержу. Аж в носу щекочет... Павел под потолком чихнул. Он все еще стоял на табуретке и рассматривал то, что вытянул из щели клещами. - Крепко сидело! Сложено в несколько раз... Вонь всегда поверху идет. Он опять издал чих, такой мощный, что чуть не слетел с табуретки. - А ты слезай оттуда! Сколько можно торчать без дела. Я просила тебя с пола собрать краску, - кипятилась Зося. - Завтра званый ужин, Херберт придет со своей женой, а тут и краска, и этот запах. - О господи! - ужаснулась Алиция. - И в самом деле, Херберт! К черту мою комнату, оставьте все, как есть, тут бы навести порядок! Павел попытался закрыть дверцы антресолей, но у него ничего не получилось. Как он их ни захлопывал, они тут же распахивались и покачивались, издевательски поскрипывая. - Ну что ты там возишься! Воткни снова в щель то, что их держало. - Не влезает, слишком толстое. - Так разверни пополам, будет потоньше. Павел послушно развернул, но теперь оказалось слишком тонко. Павел попытался сложить по-другому. - Алиция! - сказал он вдруг со странной интонацией в голосе. - А ты знаешь, что это? - Не знаю и знать не хочу, - нетерпеливо ответила Алиция. - Видно же, что какая-то бумажка. Может, кусок газеты. - Нет. Это конверт. Какое-то письмо. Нераспечатанное. Алиции было не до того, она как раз заканчивала очистку подошвы моей туфли. - Чего пристал? Видишь, некогда. Сложи втрое, если вчетверо слишком толсто, и закрой, наконец, дверцы, меня раздражает их скрип. Иоанна, ты не возражаешь, если вот тут, по канту, останется немного красного? - На туфле пусть остается, - я отобрала у Зоси кусок ваты. - Разреши, кожу с собственного лица я сама себе сдеру. - Алиция! - заорал Павел, видя, что до нас не доходят его слова. - Это письмо тебе! Нераспечатанное! До Алиции наконец дошло. - Скажите пожалуйста! - удивилась она. - Письмо. Что оно там делает? От кого? - Не знаю, адресата нет. - Ну и не надо! Ради бога, закрой, наконец, дверцы и слезай, столько еще дела! - сердилась Зося. - Ну вот, теперь и я приклеилась! Павел, и в самом деле закрепи дверцы письмом, как было, и слезай. Иоанна, замучилась я с твоей юбкой. Может, выкрасишь ее в красный цвет, и дело с концом? - Ага. И блузку. И жакет. Да и туфли тоже, зачем тогда ты их оттирала? Раз уж все красное... Интересно, из чего вы сделали эту адскую смесь? - Из краски с клеем... - начала было Алиция, но Павел ее перебил: - ...и я должен был разлить ее у порога. Мы хотели, чтобы он вляпался и оставил следы... - Павел наконец воткнул сложенный вчетверо конверт в щель, кулаком прихлопнул дверцы и слез с табуретки. - Он так надоел мне со своей ловушкой, что я вспомнила об этой краске, - продолжала Алиция, дергая на мне юбку. - Послушай, ты бы ее сняла, можешь переодеться, вот халат. Хотя нет, ведь у тебя еще руки... - ...и ноги, - огорченно дополнила Зося. - Мы хотели сделать так, чтобы следы были заметны, - с воодушевлением излагал свою идею Павел, - и чтобы не очень легко стирались... - Ничего не скажешь, у вас отлично получилось. - Мы добавили в краску клей и хорошенько перемешали... - Павел! Сколько раз повторять - берись за пол! - Зося решительно воткнула ему в руку большой кусок ваты. - Не хватает еще, чтобы эта Хербертова аристократка тут к чему-нибудь приклеилась! Да не там, куда ты пошел? Здесь, в кухне, вытирай! И в прихожей! И около сортира. Там, где Иоанна наследила. - По всему дому успела, - ворчал Павел. - Очень трудно было смешивать, - жаловалась Алиция. - Как я ни старалась, немного вылилось на пол. И я тут же приклеилась. Тогда я поставила банку на полку... Нет, банку я поставила на стол, а на полку - миску. Я хотела подмешать еще немного клея, но тут банка упала. Размазывалось все по-страшному, ну мы и решили оставить все как есть до утра, посмотреть, будет ли дальше пачкаться или засохнет. А потом они пошли спать, Я тоже легла, и вот тут свалилась миска, сначала на меня, а с меня на пол. Я пыталась стереть с себя краску, но лишь больше измазалась, ну, чистое наказание, вроде этой краски все больше делалось, плюнула я на нее и вообще ушла из комнаты. А в западню попалась ты. Какого черта ты вообще полезла в окно? - Ключи забыла. Думала, вы спите, не хотела вас будить. - И в самом деле тебе это удалось. От всех нас потребовалась каторжная работа, чтобы по крайней мере по квартире можно было передвигаться без риска влипнуть в краску. Свою измазанную одежду я подбросила к куче с грязным постельным бельем из комнаты Алиции. Какое счастье, что сумка мне мешала и я оставила ее на террасе! Хоть она уцелела. Ох, в недобрый час придумала я "все красное"... x x x Хлопоты по приготовлению изысканного и в то же время свойского ужина по-польски отнимали у нас все силы. Дел было невпроворот, и они множились как кролики весной. Херберт со своей Анной-Лизой должны были прибыть к семи. К этому времени нам предстояло не только доварить бигос, но и как следует проветрить квартиру. Капустный запах был прочно закреплен вонью растворителя. Алиции пришлось купить еще одну бутылку, ибо утром обнаружилось, что надо отчистить от краски и диван, на который меня силком заволокли, и дверь в Алициной комнате, о которую я опиралась в изнеможении. Особенно нас беспокоил благоухающий диван. Зося безуспешно пыталась забить запах краски то с помощью спирта, то духов, то кофе. И каждый раз, обнюхивая мягкую мебель после очередной операции, с горечью убеждалась, что ничто не помогает. Павла огорчало другое: - Жалко, что в диване не было клопов, все до одного бы повымерли. - И в самом деле, гости подумают, что я тараканов морила. Надо что-то придумать. В такую атмосферу я гостей не пущу, - волновалась Алиция. Я предложила испробовать лук. Если пропитать диван луковым соком, все остальные ароматы померкнут. Или чесноком... - Спятила! Вот уж лук будет совсем невыносим! - запротестовала Зося. - Это чеснок совсем невыносим, а лук может пахнуть вполне аппетитно. Сделаем на ужин салат из помидоров с луком, гости подумают, что пахнет от салата. - Так ведь на диване мы будем кофий пить, - скептически заметила Алиция. - Кофе с луком, это, знаешь ли... В итоге, после всех процедур, наш диван по запахам смело мог конкурировать с любым восточным базаром. Правда, с базаром, на котором только что провели дезинфекцию. Капуста давно отступила на дальний план. Мы устроили в доме сквозняк, пооткрывав все окна и двери. Павел стоял над благоухающим диваном и обмахивал его газетами. Все готовящиеся к вечеру блюда мы обильно сдабривали луком для оправдания атмосферы. По инерции Алиция чуть было не заправила им и мороженое. Ценой неимоверных усилий нам все-таки удалось уложиться с подготовкой к семи часам. По счастливому стечению обстоятельств Херберт и Анна-Лиза были сильно простужены. Нам здорово повезло! Поначалу они вроде сделали несколько попыток что-то разнюхать своими сопливыми носами, но вскоре от этих попыток отказались и производили впечатление людей, вполне свыкшихся с нашей атмосферой. Ужин проходил в очень приятной обстановке. Гости в бигосах совершенно не разбирались, поэтому искренне нахваливали наш и с аппетитом его уничтожали. Некоторые затруднения возникли лишь к концу ужина. Борьба со смрадой отняла у нас слишком много сил, и мы не успели накрыть стол в гостиной. Кофе, сливки, десерт, пирожные, чашки, блюдца все еще находились в кухне, и надо было их перебазировать на длинный журнальный столик у дивана в гостиной. Проблема заключалась в том, как перебазировать. Большой обеденный стол, за которым мы сидели, в разложенном состоянии полностью преграждал выход из кухни. Передавать упомянутые выше предметы над головами гостей нам представлялось не очень аристократичным. - Зося, через ванную и ту комнату, - вполголоса произнесла Алиция, не прекращая оживленного разговора с Хербертом на тему о наследстве. Задернув небрежным жестом занавеску, отгораживающую кухню, Зося скрылась с кофейником в дверях ванной. Отвлекая внимание Анны-Лизы, я втянула ее в разговор о модах на французском языке и пнула под столом Павла. Тот незаметно смылся из-за стола, и я краем глаза увидела, как в противоположных дверях он принимает от Зоси кофейник и кофейный прибор. Поскольку Алиция не могла их видеть и волновалась, я успокоила ее: - Порядок. Зося накрывает на стол. - Скажи ей, что свечи в сундуке, лежат сверху. Полностью разделив отрицательное мнение Анны-Лизы в том, что касается теперешней моды на юбки, я ухитрилась передать Павлу информацию о свечах. - Все на столе, не хватает только десерта, - отрапортовал Павел, садясь на свое место непринужденно и вполне великосветски. Теперь встала я. - Занимай гостей, а десертом мне надо заняться самой. По знаку, данному мною, Алиция переместила гостей к журнальному столику, ни на минуту не прекращая занимательнейшего разговора о наследстве. За мороженым она достигла своей цели: Херберт сам, по собственной инициативе выразил желание заняться этим делом. Окольными путями - через ванную, уборную, коридорчик и соседнюю комнату - на стол поступали недостающие угощения, конфеты и пирожные. Бодрящий аромат кофе смешался с крепким запахом дивана. Херберт и Анна-Лиза принялись подозрительно часто чихать. За кофе выяснилось, что я уже довольно хорошо понимаю датский язык. Передав аристократическую даму Зосе, я подсела к Алиции, чтобы послушать, о чем это можно столько времени так оживленно болтать. Оказалось, они с Хербертом вспоминали то время, когда мы с Алицией еще жили в доме родителей Херберта на площади Святой Анны. - Сейчас родители стали наводить порядок в доме, - рассказывал Херберт Алиции, - и на чердаке обнаружили твои вещи. - Какие вещи? - удивилась Алиция. - Сверток какой-то. Они просили сказать тебе этом. Чтобы ты забрала. - Скажи пожалуйста! - удивлялась Алиция. - Интересно, что бы могло быть в этом свертке? Спасибо, я позвоню им и как-нибудь заберу. Херберт покачал головой. - Ты не дозвонишься, они сейчас живут в Хюмлебеке. Хочешь, я сам возьму сверток и передам тебе? Ведь все равно нам придется завтра или послезавтра встретиться по наследственным делам. Алиция с благодарностью приняла его предложение. Я бестактно вмешалась в разговор, так как он показался мне важным, а я не была уверена, что все правильно поняла. Оказалось, все правильно. - Если твои вещи до сих пор лежат в их доме, значит, ты оставила их пять лет назад. Что же такое, скажи на милость, ты могла забыть и не вспоминать столько времени? - Мне самой интересно, - ответила Алиция. - Только потому мне и хочется заполучить этот сверток, а так, ведь наверняка мне те вещи уже не нужны. Поздним вечером гости покинули дом, рассыпаясь в благодарностях за чудесный ужин и без конца чихая. В прихожей вонь была и вовсе непереносимая. Оказалось, Зося в спешке оставила там бутылку с остатками растворителя. Алиция проводила Херберта и его жену до машины. - Вот интересно, как подействует наш смрад на их насморк? - задумчиво произнес Павел. - Излечит или наоборот? - Поставь эту проклятую бутылку на место, - приказала ему Зося. - Мыть посуду сегодня не будем. Павел не успел выполнить приказ, так как зазвонил телефон. Он поднял трубку. - Алиция, тебя! Герр Мульдгорд. Мы бросили все дела и стали ждать, когда Алиция закончит разговаривать с полицией. Вдруг что-нибудь новенькое! - Черта с два! - повесив трубку, раздраженно сказала Алиция. - Так ничего и не узнали! Хотя иногда мне кажется, что он все-таки что-то от меня скрывает... - Полиция всегда скрывает, - заметила я, - так уж им положено. А кроме того, что скрывают, ты больше ничего нам не сообщишь? - У Аниты на вчерашний вечер нет алиби. У Роя тоже нет. Енс звонил не от себя, а от одного знакомого, у которого в тот момент как раз сидел гость. Иностранец. Полиции он уже давно не нравится. Этот гость слышал наш разговор и мог сделать выводы. Полиция фотографировала, правильно мы думали. Машина - "мерседес", в ней сидел человек в больших очках и в кепке, надвинутой на лицо. Который выходил из машины, может быть кудлатым. Ну, тем самым, что тогда крутился возле дома без определенной цели. А может и не быть. И еще полиция интересуется, не пришел ли мне счет из магистрата за стрижку живой изгороди. Не приходило ничего такого? Мы в один голос заверили, что ничего такого не приходило. - Ну так придет. Кроме того, сказал - они предприняли какие-то потрясающие новые меры, так что в следующий раз преступник уж обязательно попадется. - А кто-то из нас должен стать добровольной жертвой? - поинтересовалась Зося. - Не знаю, - вздохнула Алиция. - Наверное, было бы лучше, если бы я все-таки отыскала это чертово письмо от Эдика. Мы тоже вздохнули. - Да, Павел! - встрепенулась Зося. - Поставишь ты, наконец, бутылку на место? Павел с любопытством взглянул на мать: - Ты по аналогии вспомнила о том письме? - О каком письме? - Ну о том, которое заткнуто в дверцы антресолей. Я же вам вчера говорил. Три бабы молча уставились на него. Пришло письмо, Алиция хотела его распечатать, но тут кто-то ей помешал... Она никак не могла вспомнить, куда его сунула... А дверцы антресолей все время распахивались... Павел!! Павел уже был на табуретке. Мы кинулись к нему и, мешая друг другу, подавали необходимый инструмент. Павел вырвал письмо из щели клещами, чуть заодно не сорвав дверцы с петель. Алиция выхватила у него из руки помятый конверт. - Письмо Эдика! Матерь божия! - только и могла она произнести. Эдик писал: "...И вот еще о чем мне хотелось тебе сообщить. Впрочем, скоро я приеду и тогда обо всем расскажу подробно. А сейчас предупреждаю только, не очень-то доверяй всем подряд. Слишком ты доверчива. А я тут случайно узнал, что эта особа для тебя совсем не подходящая компания. Ну, та, что на фотографиях, сделанных в ее день рождения, ты еще показывала мне снимки, когда последний раз приезжала в Польшу. Вспомни, на двух фотографиях ты, эта особа и большое животное, а на одной - только ты с ней. Так вот, эта особа общается тут с одним подозрительным субъектом, которому въезд в Данию заказан, а если выяснится, что и она вместе с ним занимается махинациями, у тебя будут большие неприятности. Этого комбинатора тут уже взяли под наблюдение, твою знакомую - пока нет, но береженого бог бережет. И вообще она редкая свинья, водит за нос друзей и знакомых и своего мужа тоже надувает, и мне это очень не по душе. Так вот, посмотри, кто это, и больше с ней не встречайся..." - Ну, дальше приветы, поцелуи и прочая мура, - сказала Алиция, зачитав нам письмо вслух. Потрясенные, мы молчали. Потом Зося потребовала зачитать еще раз. Алиция послушно зачитала. - Я, она и большое животное, - в раздумье повторила она. - Какое животное? Может, лошадь? Иоанна!! - Вот слово даю, у меня всего одна-единственная фотография с лошадью, - поспешила я отвести от себя угрозу. - Помнишь, я сижу на лошади. Мне девять лет, и тебя я еще тогда не знала! Зося была очень недовольна манерой изложения Эдика: - Ну неужели нельзя было написать по-человечески? Большое животное на дне рождения, подозрительный субъект - что нам это дает? - Очень много дает! - не согласился с ней Павел. - Такой простор для дедукции! Алиция, на чьих днях рождения ты была? Алиция не разделяла его энтузиазм: - Разве сосчитаешь! Человек сто наберется, и почему-то на днях рождения любят фотографироваться. Вот, может, муж... Эдик пишет, у нее есть муж. Впрочем, у многих женщин есть мужья... - Не о том вы говорите! - вмешалась я. - Фотографии - вот главное. Раз ты показывала их Эдику, значит, они у тебя есть. Будем искать три фотографии с одной и той же особой, и чтобы на двух из них было животное. Грустно качая головой, Алиция устремила мрачный взгляд на нижнюю полку стеллажа, забитую многочисленными коробками с фотографиями, фотопленками и слайдами. Годы потребовались Алиции для приведения этого хозяйства в порядок, и вот на днях весь труд пошел насмарку, когда вместе с магнитофоном и герром Мульдгордом рухнул стеллаж и содержимое коробок повываливалось и смешалось. - Ну что ж, по крайней мере, у нас будет занятие на ближайшие три дня, - меланхолически заметила Зося. - Беремся за работу, или как? - Не ищите лошадь! - предупредила я. - Главное, не дать себя сбить с толку этой лошадью. С таким же успехом это может быть слон, верблюд, корова или большой баран. Алиция могла фотографироваться бог знает в каком обществе, от нее всего можно ожидать! Так что искать надо с Алицией и какой-то бабой, а животное уже в последнюю очередь. Рассвет застал нас за работой. В отдельную кипу мы складывали все фотографии, на которых Алиция была запечатлена в компании с женщинами и животными. Животных, правда, было обнаружено немного, зато почти каждое казалось подозрительным. Много времени отняла у нас фотография, на которой Алиция фигурировала вместе со своей французской приятельницей Соланж и ее мамой, причем почтенная старушка держала в объятиях крупного кота. Разглядывая снимок, Алиция выразила сомнение: - Правда, эта фотография у меня уже давно, и я вполне могла ее показать Эдику. Но вот можно ли этого кота охарактеризовать как крупное животное? Вы как думаете? Привлекли наше внимание и две фотографии, представляющие Алицию в обществе Торстена, который совал морковку слону. Фотографии сделаны были в копенгагенском зоопарке. - Есть животное, - констатировала я. - И, несомненно, крупное. Только вот у Торстена нет жа, которого можно было бы надувать... Уже настало утро, когда мы отобрали несколько подходящих снимков, которые соответствовали всем требованиям. На одном Алиция с Эвой были изображены на копенгагенской улице на фоне конных королевских гвардейцев, необходимого атрибута каждого торжественного события в Дании. Второй представлял Алицию с Эльжбетой на фоне коровы во владениях наших хороших датских знакомых. И, наконец, на третьем Алиция с Анитой сидели в каком-то саду в обществе огромного пса. - Все условия соблюдены, - угрюмо сказала Алиция, рассматривая фотографии. - Тут день рождения короля и большие животные, тут день рождения наших знакомых и животное, тут день рождения Генриха и тоже животное. Которая же из них? - Эльжбета не в счет, - твердо сказала я. - У нее мужа нет. Остаются Эва и Анита, то есть мы вернулись на исходные позиции. Надо искать дальше, из тех же серий. Вряд ли это отдельные снимки. Постарайся найти пленку! - А что, мы так и не пойдем спать? - возмутилась Алиция. - Не пойдем! - Зося была настроена по-боевому. - С меня достаточно этих ужасов, надо положить им конец! Павел, ты можешь лечь спать, мы обойдемся без тебя. Зевающий во весь рот Павел проявил благородство. - Мучиться, так уж всем! - Хорошо, что завтра суббота! - вздохнула Алиция. - То есть сегодня суббота, не надо идти на работу. И мы дружно, в сосредоточенном молчании, принялись одну за другой просматривать на свет проявленные фотопленки. Тут надо отдать должное Алиции: безалаберная по натуре, в своем любимом хобби она навела строгий порядок. Теряя и забывая все на свете, она никогда не потеряла ни одного негатива, ни одной пленки, ни одной фотографии. Все они были помечены и разложены и идеальном порядке. На каждой пленке - дата, место и количество сделанных фотографий. Если бы не катастрофа с магнитофоном, поиски заняли бы у нас не более получаса. Во всяком случае, мы твердо знали - если есть фотография, должна быть где-то и пленка. - Есть! - воскликнула Алиция, чуть ли не носом водя по пленке. - Вот она! - Есть! - воскликнула в тот же момент Зося, разглядывая на свет длинную черную ленту. - У тебя что? - День рождения короля, - ответила Зося. - Здесь ты, Эва и чертова прорва лошадей. В основном задом. А у тебя? - Анита с собакой на дне рождения Генриха. На всей пленке только три кадра с ней, из них два с собакой. Проверьте! Мы по очереди внимательно просмотрели обе пленки. На королевских торжествах Алиция, Эва и лошади представлены были во множестве кадров. На рождении Генриха Алиция и Анита фигурировали только на трех кадрах. На одном - они вдвоем, на двух - при них ошивался большой пес. Мы попытались сосредоточиться, что после бессонной ночи далось нам с большим трудом. - Получается, что Эдик имел в виду Аниту, - выразил общее мнение Павел. - И что же дальше? - Вот именно, - согласилась Зося. - То, что на фотографии она снялась с собакой, еще не доказывает, что именно она совершала преступления. - А где же другие фотографии? - поинтересовалась я, рассматривая внимательно пленку. - У тебя только одна фотография из всей пленки. А где остальные? - Знаете что, пошли-ка лучше пить кофе, - сказала Алиция. - Не знаю, где остальные. Должны быть здесь. Странно, что их нет. Может, после кофе какая-нибудь светлая мысль придет в голову. Единственная светлая мысль, которая пришла в наши головы после кофе, - позвонить господину Мульдгорду. Пришло время посвятить его во все наши личные тайны, с которыми мы сами не в силах оказались разобраться. Алиция решилась передать ему письмо Эдика, пусть сделает с него фотокопии, а я - познакомить полицейского со сведениями, почерпнутыми мною из личной переписки. Наверняка пригодятся датской полиции. - Анита? - рассуждала Зося за второй чашкой кофе. - Вот уж не думаю. Взбалмошная баба, какой из нее убийца? - Анита? - вторила ей Алиция. - Нет, тут что-то не то. Ну, прочитали мы письмо Эдика, ну, нашли ее на фотографии, а дальше что? Ведь я о ней ничего такого не знаю. На кой черт ей понадобилось меня убивать, если я живая ничем ей не угрожаю? - Давайте, я ее прямо спрошу, - предложила я. - Если преступник - она, то должна знать причину. Мое предложение вызвало общее одобрение. Никто из нас как-то не подумал о том, что обращаться с таким вопросом к подозреваемому лицу - не лучший метод расследования. Из нас трех я была ближе всех с Анитой, поэтому вполне естественным представлялось, что именно я ей позвоню и спрошу, в чем, собственно, дело? Для нас, наоборот, неестественным было предположение, что Анита могла совершить девять тяжких преступлений в нашем доме. Такое идиотское предположение просто не укладывалось в сознании, мы не могли воспринимать его всерьез. Скорее уж Эва... Эта женщина возбуждала сильные страсти и сама была их жертвой. А Анита всегда довольна жизнью, и не очень-то ее волнует, что в этой жизни происходит... - Анита? - Я безжалостно вырвала ее из сладкого предутреннего сна. - Послушай, мы тут немного подумали, и у нас получилось, что убийца - ты. Что скажешь? Анита отчаянно зевнула в телефонную трубку и без особого удивления произнесла: - Скажи пожалуйста! А как это у вас получилось? - Долго рассказывать. Никто другой не подходит, только ты. - Только я, говоришь? И что, полиция уже едет за мной? - Еще нет. Мы в полицию не сообщили, потому что никак не можем понять, из-за чего ты так взъелась на Алицию. Почему тебе обязательно надо ее прикончить? Можешь ты нам это прояснить? - Понятия не имею, - сказала Анита и опять зевнула. - А прояснять что-либо в такую рань вообще не в состоянии. Неужели вы не могли немного обождать? Если хотите, к обеду я придумаю несколько причин. Может, у меня хобби такое... - Да нет, скорее, ты в чем-то запутана, но в чем - не знаем. И откуда такая настойчивость по отношению к Алиции - тоже не знаем. Анита вдруг как будто проснулась. - О господи, у вас опять что-то стряслось? Опять кого-нибудь убили? Погоди, погоди, дай совсем проснусь. Что у вас случилось? - Да нет, пока ничего нового. - А почему же тогда вы не спите в такую рань? Я уж подумала, как минимум, трех прикончили. Не заболели ли вы там все? - Просто мы вычисляли убийцу и вычислили тебя. Алиция настаивает на том, что ничего такого о тебе не знает и не понимает, за что ты так? Мы тоже не понимаем. - Не переживайте! - попыталась утешить нас Анита. - Я и сама себя иногда не понимаю. Знаешь, ты меня жутко заинтриговала, пожалуй, я к вам сегодня выберусь. Только сейчас дай мне еще поспать... Я пересказала подругам разговор с Анитой. - Не кажется ли вам, что мы все же ужасно бестактны? Звонить человеку в семь утра для того, чтобы спросить его, не он ли убийца? - начала Зося, а Алиция подхватила: - Звонить человеку в семь утра - это в любом случае бестактность, чтобы не сказать свинство. Если это не она, придется тебе перед ней извиняться. Хороши подружки! - Анита ведь журналистка, значит, привыкла работать в любое время суток. А кроме того, это не она. Глупо мы придумали. Я пересказала подругам разговор с Анитой. Алиция вытащила письмо Эдика и принялась перечитывать его в двадцатый раз. - Да, не она. Вот тут Эдик ясно пишет о фотографиях, "сделанных в ее день рождения", а та фотография со дня рождения Генриха. Эх, напрасно ты ее разбудила. - В таком случае мы напрасно потеряли ночь! - рассердилась Зося. - Вы как хотите, а я пошла спать. Не знаю, стоит ли звонить полицейскому. А впрочем, позвони, не одним же нам мучиться. Алиция стала звонить, а я села писать письмо и даже до двенадцати успела отправить его, сбегав на почту. Наверняка получилось сумбурное, ну да ладно. Господин Мульдгорд приехал после двенадцати. Мы вручили ему письмо Эдика, вручили фотографию Аниты с Алицией и собакой, вручили фотопленку. Изучив представленные документы, он погрузился в глубокие размышления и наконец произнес: - Аз глаголю зело много. И, опять помолчав, закончил: - Не моя афера. На этом окончательно замолк, и мы с Алицией напрасно ожидали продолжения. - И в самом деле, очень много сказал! - не выдержала Алиция. Герр Мульдгорд уселся в кресле поудобнее и, как мне показалось, с сожалением вздохнул. - Не моя афера, - повторил он. - Истинно глаголю: моя афера есть убивство. Сия афера имея бысть для моих колегов такожде приятелев. Два лета вспять изловили еси человек зело нехорош исполняху подлая работа для краев заморских. Его же должно во смирение привесть паки заключати под стража. Вотще! Во оноже время человек сей утекаху прочь... Прервав свой рассказ, господин Мульдгорд с сомнением посмотрел на нас. Мы слушали, затаив дыхание. - Тайна сия велика есть, - предупредил нас полицейский. Мы хором заверили его, что никому не скажем. Немного успокоившись, он продолжал: - Подлая работа. Наркомания. Для бизнесмены в Грецыя. Алиция лучше нас разбиралась в актуальных больных проблемах Скандинавии, поэтому первая поняла полицейского: - Международная контрабанда наркотиков! Герр Мульдгорд энергично несколько раз кивнул головой, подтверждая ее догадку, и продолжал: - Человек сей бысть особа вельми важная. Он есть. Он имея помощь наша отчизна. Помощь сия велика есть, особа сия есть неведома. Полиция имея информация о великая любовь сей человек и сия особа... - Ну, значит, это не Анита! - сделала вывод потрясенная Алиция. - Если большая любовь, значит, Эва! Взяв в руки фотографии с Эвой и лошадьми, герр Мульдгорд еще раз вдумчиво их изучил, после чего просмотрел пленку и перечитал письмо Эдика. - Послушайте, - спохватилась я. - Это снято в день рождения короля? Ты точно помнишь, короля, а не королевы? Алиция засомневалась: - Я думала, короля, а вот теперь и не знаю... "Ее день рождения". А ну-ка, покажите карточку, какое там время года? Внимательно изучив фотографию, мы вместе с полицейским пришли к выводу, что снято весной. Насколько можно было судить по попавшим в объектив веткам деревьев - весна, а значит, день рождения королевы! Полицейский для верности решил сделать несколько увеличенных фотографий, но тут же нас разочаровал: - Увы! Джузеппе Грассани не есть сей человек. Приятели мои обозрели его. Сложив аккуратно фотографии, пленку и Эдиково письмо и тыча в них перстом, он продолжал: - Аз воздвигнул причина для подозрения, зело малая причина. Полицыя не имея присно истинные доводы. Приятели мои ведати особа убивец, аз ведаю такоже. Мы не задохнулись лишь потому, что не были верены, правильно ли поняли полицейского. - Что вы сказали? - невежливо переспросила я. - Вы знаете, кто убийца? Полицейский вежливо подтвердил: - Воистину аз ведаю. Такоже полицыя датская. Увы, особа сия есть зело мало знатная... Мы были возмущены. С каких это пор преступиком должна быть непременно аристократическая оба? Мало знатная для них, видите ли... А то, что а особа пыталась прикончить восемь человек... - Девять! - поправил нас Павел. - ...девять человек! Это для них не имеет значения? Сколько же надо иметь на своем счету жертв, чтобы датская "полицыя" соизволила заинтересоваться особой преступника? Девяносто? - Пошто девяносто? - удивился господин Мульдгорд. - Токмо пятьдесят восемь. Особа ведаем, довод не имеем. Мы были поражены: - Откуда же пятьдесят восемь? Видя, что проговорился, полицейский перестал темнить и счел нужным немного приоткрыть служебную тайну. Из его пояснений мы поняли: полиция должна обезвредить преступную группу - таинственную особу и черного парня. Сделать это можно, лишь заполучив бесспорные доказательства их преступного сотрудничества. Преступник вычислен полицией методом дедукции, то есть чисто теоретически, на основе косвенных улик. Эти улики свидетельствуют о том, что девять жертв в Аллероде и десятая на автостраде для преступника - тьфу, семечки, ибо на его счету как минимум пятьдесят восемь преступных акций. А доказать невозможно. И невозможно предпринять решительные действия, хотя время не терпит. А таинственная особа не столь мало знатная, сколь мало значима для полиции. - Пани, - господин Мульдгорд указал пальцем на Алицию, - зело велика информацыя имея анебо вещь. Память ваша воистину кладезь бесценный. Явите нам память вашу! Относительно Алициной памяти мы бы многое могли порассказать полицейскому, да только вряд ли ему это пригодится. Сообщение полицейского до такой степени заморочило нам головы, что мы даже не спросили, кто же убийца, раз уж ему это известно. Общие чувства выразила Зося: - Ум за разум заходит! Я не знаю, что они знают, но раз у них доказательств нету, значит, знают они то же самое, что и мы! И опять двадцать пять - Анита и Эва, Эва и Анита! Неужели нельзя выбрать одну из них? - Такова есть цель и пожелание, - ответствовал герр Мульдгорд, подтверждая тем самым Зосину правоту. - А нельзя ли к этой цели добраться через того черного парня? - спросила я. - Так ведь неизвестно даже, тот ли это парень, который встречался с Эдиком в Варшаве. Ведь Павел его не опознал! - Интересно, как я мог его опознать, если его тут нет? - возмутился Павел. - А я опознал бы даже на фотографии. Морда у него такая, заметная... Герр Мульдгорд тяжко вздохнул. - Увы! Полицыя не иметь добрые фотография, иметь зело подлые. Добрый фотография бысть похищен тайно. Алиция попыталась утешить полицейского: - Даже если бы Павел распознал парня на фотографии, что это даст? Как доказать, что он встречался тут с Эвой или Анитой? На лице ведь у него не написано... - Рассказал бы, что ли, о великой любви! - опять невежливо заметила Зося. - Кто кого любит? Ведь и правда, если большая любовь, тогда никуда не денешься - Эва. Аните, насколько я знаю, на любовь наплевать. Господин Мульдгорд удовлетворил ее желание: - Любовь великая оной особы к человеку сему. - Никуда не денешься, значит, Эва! Как жаль, что именно она так упорно на меня охотится. Но о ней я ничего такого не знаю! Вскоре господин Мульдгорд удалился, унося с собой фотографии, пленку и письмо Эдика в надежде, что его приятели и коллеги из других отделов полиции что-нибудь из них почерпнут. Мы остались сидеть огорченные и недоумевающие. - А что, собственно, происходит в этой Греции? - спросила я. Уж очень странной казалась мне связь между событиями в этой далекой стране и домиком Алиции в Аллероде. Алиция, пожимая плечами, ответила: - Толком не знаю. Известно лишь, что греки к чертям собачьим выгнали своего короля с королевой, а это очень не понравилось в Дании, потому как королева - сестра Маргариты. Сейчас там все смешалось, а когда в стране такое, процветают всякие темные делишки. - Прогонять такую красивую королеву - свинство! - возмутилась я. Зося заметила: - Кажется, король выехал добровольно. Алиция продолжала: - Уедешь, когда такое делается! И за свою красивую королеву опасался. А теперь там процветают торговля наркотиками и другие темные дела. Меня совершенно удовлетворило объяснение Алиции, так как я делами никогда особенно не интересовалась, зато с увлечением следила за перипетиями жизни разных высокопоставленных особ. Затем мы начали спор на тему: сказал или не сказал господин Мульдгорд нам всю правду о преступнике? Поскольку нас было четверо, а голоса разделились поровну, ни к какому заключению мы так и не пришли. Алиция с Павлом были "за", мы с Зосей - "против". В поддержку своего мнения каждый из нас приводил неопровержимые аргументы. Я, например, придерживалась версии, что герр Мульдгорд вкупе с другими приятелями и коллегами делает ставку на ошибку, которую в конце концов допустит излишне уверенный в себе преступник, а значит, полиция не станет информировать кого ни попадя, чтобы не спугнуть его. Зося же была уверена, что полицейский просто-напросто, как и мы, не знает, кого выбрать - Аниту или Эву. Во второй половине дня приехала, как и обещала, Анита. В последний момент мы вспомнили о просьбе полицейского не разглашать тайну о Греции и сообщили Аните только о письме Эдика, которое наконец-то отыскалось, и о том, что теперь кандидатками в преступники остались лишь она и Эва. Похоже, Аниту не столько испугало, сколько заинтересовало наше сообщение, и она лишь спросила, когда же мы сделаем окончательный выбор. - А вот это никому неизвестно, так что можешь пока спать спокойно. Нет доказательств. - А какие доказательства вам нужны? Скажите, может, я смогу их вам предоставить... - Ну, например, докажи, что ты знакома с тем типом, которого Эдик встречал в Варшаве. Может, у тебя где завалялась фотография - ты с ним в обнимку? Или любовная переписка? - Нету, к сожалению, но можно изготовить фотомонтаж. У вас есть фотография типа? - Ни у кого ее нет. - Да ты можешь просто нам признаться, - предложила я. - Видно, ничего другого не остается, - вздохнула Анита. - В конце концов одной из нас придется признаться. Вы меня убедили, ничего другого не остается. А из вас никто этого типа не знает? - Даже если и знает, то не знает о том, что знает. - Жаль. И очень вас прошу - если в следующий раз опять меня вычислите, звоните в более подходящее время... До понедельника мы жили спокойно. В понедельник Павла опять вызвали в полицию, и он на протяжении нескольких часов занимался разглядыванием фотографий. Кого только ему не показывали! Полиция рассчитывала, что он опознает преступника, и у них будет наконец фотография, ибо на единственной имеющейся в распоряжении полиции он был снят со спины, в пальто и шляпе. Между шляпой и воротником пальто отчетливо просматривалось ухо. Вот это ухо, увеличенное до сверхъестественных размеров, и велено было опознать Павлу. Естественно, парень очень возмущался, вернувшись домой: - Спятили они, что ли! Нешто я в ушах разбираюсь? Пустили ухо на всю стену, не поймешь даже, ухо это или что другое, откуда я знаю, его ухо или чужое? Во вторник вечером мы с нетерпением ожидали возвращения Алиции из Копенгагена с конференции по вопросам наследства. С нами вместе Алицию ожидал и герр Мульдгорд с каким-то загадочным выражением лица. Алиция вернулась поздно и в плохом настроении. - Не только у меня склероз! - раздраженно пожаловалась она. - У Херберта тоже, кто бы мог подумать, такой ведь еще молодой! Мне не терпится узнать, что в свертке, я и этой дурацкой встречи по наследству с трудом дождалась, а он, видите ли, забыл! Его жена, видите ли, возит его в машине, а на встречу Херберт пришел пешком. Договорились, он мне завтра его привезет, если получится. Или послезавтра. Если, конечно, опять не забудет. А у вас есть что-нибудь новенькое? С новеньким, оказывается, приехал полицейский. Можно упрекать его в медлительности, но дело свое он делает добросовестно, каждую мелочь проверяет. Им было установлено со всей очевидностью, что, во-первых, магистрат Аллерода не посылал своего сотрудника стричь живую изгородь Алиции, и, во-вторых, никто, абсолютно никто не мог опознать человека, запечатленного на снимке. Тут полицейский извлек уже известные нам фотографии, сделанные в тот день, когда состоялось нападение на Агнешку. Теперь отдельные фрагменты фотографий были увеличены до невероятных размеров, наверное, как то ухо. Павел тут же прокомментировал методы работы датской полиции: - Мания у них такая, что ли, - все увеличивать! Мы послушно с чрезвычайным вниманием оглядели предъявленные нам увеличенные снимки человека в рабочем комбинезоне. Усы, короткая бородка, клочковатые брови пробиваются кое-где над темными очками. Кепка надвинута на лоб, лицо скрыто в тени. Комбинезон вроде как оттопыривается в некоторых местах, обувь на очень толстой деревянной подошве. Ясно, камуфляж! На самом деле этот человек может быть ниже ростом, худее, с гладко выбритым лицом. Или вообще женщиной. Увеличенные фрагменты представляли различные части тела подозрительного индивидуума. Так, на одной фотографии мы узрели гигантскую пятку, вернее, часть пятки. Но и этой части, по словам господина Мульдгорда, для специалистов оказалось достаточно, чтобы дать заключение: на ногах подозрительного индивидуума были не мужские носки, а дамские колготки, вероятнее всего, черного цвета. На другой фотографии отчетливо смотрелся кусочек горла, по своей субтильности тоже навряд ли мужского. Остальные фрагменты были такими расплывчатыми, такими смазанными, что мы наотрез отказались определять их половую принадлежность. - В одном я уверена твердо, - заключила Алиция, - счет за стрижку кустов мне не пришлют! Уходя, полицейский сообщил, что предъявит нам для распознания увеличенные фотографии Эвы и Аниты. По его мнению, это поможет нам сделать окончательный выбор. Мне казалось, это говорится лишь для того, чтобы держать нас в состоянии нерешительности. Для чего-то ему это было нужно. - Вот если бы сейчас на нас напали, пока Эва лежит в больнице, мы бы знали, что это Анита, - рассуждал Павел. - Так нет, как назло никаких покушений! - Замолчи, еще в недобрый час напророчишь! - одернула сына Зося. Я попыталась выстроить логическую систему умозаключений. Итак, - случайно или не случайно, это неважно - Эдик встретился в Варшаве с человеком, который занимался противозаконной деятельностью в пользу греческих воротил наркобизнеса. Эдик узнал, что этому человек в его противоправной деятельности помогает знакомая Алиции, и встревожился за Алицию, ведь ее могли припутать к делу. Он приехал сюда с целью предупредить Алицию, но по пьяной лавочке проболтался о том, что знает, и стал трупом. Если бы после этого погиб лишь Эльжбетин Казик, который из любви к ней прятался в кустах и мог видеть момент убийства, все было бы ясно и понятно. Преступник убивает Эдика, чтобы заткнуть ему рот, и убивает Казика, чтобы тот его не выдал. Но ведь мы совершенно точно знаем - Казик съел отравленный виноград по ошибке, преступник, вне всякого сомнения, охотится за Алицией и вот уже несколько недель делает все возможное, чтобы отправить ее на тот свет. Вывод может быть один: Алиция для него представляет опасность. Чем же Алиция может быть опасна для преступника? После ухода полицейского я согнала в кучу Алицию, Зосю и Павла и велела им думать. Они даже не очень сопротивлялись, понимая, что изобилие происшествий в Аллероде и неуверенность в своем будущем обязывают принять самые неотложные меры. - Дело не в письме, - рассуждала Зося. - Письмо нашли, прочли, и что с того? Алиция возразила ей: - Преступник ведь мог не знать, о чем именно Эдик написал. А вдруг бы в письме было обо всем подробно написано? - Я бы письмо вообще оставила в покое. Ведь мы уже на эту тему думали и пришли к выводу, что его проще найти после смерти Алиции, чем при ее жизни, и поняли - дело не в письме. Дело в чем-то другом. Алиция, ты должна знать этого человека! Покопайся в своем прошлом, ты обязательно должна была видеть его или с Анитой, или с Эвой, но не отдаешь себе в этом отчета. Или еще с кем-нибудь другим видела его. Ну, напряги свою память! Пошевели мозгами! - Аниту я видела с ее первым мужем. Кстати, ты тоже его видела. Светлый блондин, типичный скандинав. Мог перекраситься, но вряд ли и нос переделал... - Минутку, - прервал Павел, - а может, он думал... - Давайте уж говорить "она", - перебила сына Зося. - Ясно ведь, что надо выбирать из двух баб, так давайте уж прямо говорить. - Давайте, - согласился Павел. - Может, она думала, что Эдик рассказал Алиции больше, чем на самом деле, поэтому Алиция знает обо всем от Эдика, и нечего ей копаться в своем прошлом? Или привез и передал Алиции что-то такое, что заставит ее обо всем догадаться? Именно Алицию и никого другого. - Ты меня явно переоцениваешь, - проворчала Алиция. - Ни о чем я не догадываюсь... - Потому что Эдик ничего не привез! - Как же ничего! Водку привез. - Водка тебя ни о чем не заставляет догадываться? Ни на какие мысли тебя не наводит? - На всякие мысли наводит, да только мысли все посторонние... Ну вот, и опять мы зашли в тупик. Я предложила Алиции еще раз просмотреть все фотографии, старые записные книжки, календари с записями, старые письма, старую обувь... - ...старые сумки, старые перчатки, старые шляпки, - насмешливо продолжила Зося. - Нечего иронизировать! Я говорю серьезно. - Из всего перечисленного я смогу, кроме фотографий, просмотреть лишь старые календари и шляпы, - меланхолически заметила Алиция. - Так получается, что я случайно помню, куда их сунула. Сомневаюсь, что это что-то даст, но попробовать можно. - У тебя сохранились старые шляпы? - заинтересовалась Зося. - Сохранились. Они в большой коробке. Позавчера мне пришлось доставать чемоданы с антресолей, так я эту коробку оттуда вытащила, и теперь она стоит в подвале мастерской. - Что ты говоришь! А ну-ка покажи! На этом и закончились наши попытки путем рассуждений прийти к какому-то выводу, столь необходимому в свете грозящей нам опасности. Впрочем, удивляться тут нечему. Алиция всегда любила шляпы, знала в них толк, в прежние годы у нее водились поразительно красивые экземпляры, она никогда не выбрасывала те, что уже не носила, а покупные и заказные модели дополняла собственными оригинальными идеями и в результате собрала очень неплохую коллекцию. К сожалению, даже ее самые близкие друзья были лишены возможности наслаждаться видом этой коллекции, ибо содержалась она, как правило, в местах труднодоступных и хозяйке не хотелось ее извлекать. По нашей просьбе Павел приволок из подвала картонную коробку таких громадных размеров, что еле протиснулся с ней в дверь прихожей, и грохнул на пол у зеркала. Мешая друг другу, мы все втроем, как коршуны, набросились на нее. Анита постучала и вошла в дом в тот момент, когда мы уже успели эффектно принарядиться. У Зоси на голове была белая панама с черной вуалькой, на мне - зеленый бархатный берет с длинным пером, а на Алиции - потрясающая яркокрасная шляпа с широкими полями. Не знаю почему, но мы с Зосей в наших очаровательных головных уборах выглядели так, что нас немедленно следовало изолировать от общества, а от Алиции просто глаз нельзя было отвести. Анита окаменела на пороге, а глаза ее вспыхнули сверхъестественным блеском. - Ну, знаешь ли! - вместо приветствия воскликнула она. - Ты должна в этом ходить! - Ты должна в этом ходить! - подхватили мы с Зосей. - Алиция, не смей снимать ее с головы. Тебя просто не узнать! - И спать мне в ней? - И спать! И мыться! И на работе сидеть! Алиция, не смей ее снимать! Посмотри в зеркало! Ну, видишь, что ты сама на себя не похожа?! - А к чему я ее надену? Она ведь ни к чему не подходит. - Как это не подходит! А к светлосерому костюму? - А к старому бежевому пальто? - И к тому, цвета гнилой зелени! - поддержала нас Анита. - Сейчас модны смелые цветовые сочетания. Алиция, ты должна ее носить! Просто грех, чтобы такое чудо пропадало! - Алиция, ты должна ее носить! Без этой шляпы на глаза мои не показывайся! - Носи, иначе и знать тебя не хочу! Под нашим дружным напором Алиция заколебалась. Бросив робкий взгляд в зеркало, она еще пыталась возражать: - Я в ней буду себя глупо чувствовать... - Но ты же ее носила! - Так это было десять лет назад... - Ну и что? В ней ты и выглядишь на десять лет моложе! - На пятнадцать лет! - Она тебе так идет, что слов нет! Ты просто обязана ее носить! А сейчас все фасоны в моде. С горящими глазами Анита кинулась на Алицию, сорвала с нее шляпу и надела на собственную голову, поморщилась, сдернула и опять нахлобучила на Алицию задом наперед. Оказалось, задом наперед Алиции еще лучше. Под давлением общественного мнения протесты Алиции звучали все слабее. Павел не выдержал и пошел спать. - Послушайте, из-за ваших шляп я чуть не забыла, из-за чего приехала, - спохватилась Анита. - Можно было и позвонить, но я теперь все время езжу по трассе Копенгаген - Хиллерод, так что к вам мне по дороге. Я не оставила у вас свою зажигалку? - Зажигалку? Вроде нет. Нам не попадалась. - Посмотри там на полке. Если и забыла, мы могли положить ее только туда, - рассеянно ответила Алиция, не отрываясь от зеркала. А мы не отрывались от нее. Анита обыскала полку под портретом прадедушки. - Нет. А я так надеялась, что у вас ее забыла. Значит, потеряла. Жаль, мне ее подарили. Ну как, будешь ты носить шляпу или нет? Алиция неуверенно взглянула на нас с Зосей. Вид у нас, как видно, был решительный, и она поняла, что отрицательный ответ может стоить ей жизни. - Мегеры! Черт с вами, буду... - Не смей ее снимать! Алиция послушно оставалась в шляпе и после ухода Аниты. Мы с наслаждением продолжали копаться в коробке со шляпами. Зося извлекла из нее маленькую круглую шляпку без полей, в бело-синей гамме, и очень обрадовалась. - Я ее помню! Ты носила ее, когда первый раз поехала в Копенгаген. - Я была в ней и в мою первую поездку во Флоренцию. Она у меня тогда еще в фонтан свалилась. Помню, у меня была фотография, я наклонилась над фонтаном... Алиция вдруг замолчала и уставилась на Зосю страшным взглядом. Зося с тревогой взглянула на себя в зеркало и на всякий случай робко стянула с головы шляпку. - В чем дело? Ее нельзя примерить? Так предупредила бы... Алиция задумчиво почесала в затылке, сдвинув шляпу на одно ухо: - Интересно, а куда подевались мои флорентийские фотографии? В той куче они вам не попадались? - Слайды попадались. - Нет, слайды я делала в следующую поездку. А тогда были только обычные фотографии. Я помню, целых две пленки... - Ну, знаешь, если уж ты начинаешь фотографии терять... Тут мне вспомнилась одна вещь: - Послушай, это случайно не те пленки, с которыми было столько хлопот, когда мы еще жили на площади Святой Анны? Тебе тогда надо было обязательно сделать фотографии, чтобы кому-то послать, а ты никак не могла взять пленку из проявки, потом никак не могла решиться, какие именно кадры отпечатать, а потом все не было времени заняться фотографиями... - Ты думаешь, именно флорентийские пленки? Помню, действительно я все не могла выбрать время, чтобы забрать проявленные пленки из фотомастерской. А ты не помнишь, чем дело кончилось? - В Варшаве таких фотографий не было, это точно, - твердо заявила Зося. - Так что я тут ни при чем. В Варшаве ты никакими пленками из Флоренции не занималась. - Здесь их тоже нет. Вспомни, где еще могут быть твои фотографии. - Больше я их нигде не держу. Так где же они? - Думаю, именно их возит Херберт в своей машине, - ядовито сказала я. - Лопнуть мне на месте, если это не они в его таинственном свертке. - Знаешь, ты, пожалуй, права, - задумчиво согласилась Алиция. - Да, да, права! Теперь припоминаю, я собиралась сделать фотографии разного размера и упаковала пленки, чтобы отдать их в фотомастерскую. А потом они бесследно исчезли... Зося поправила у нее на голове съехавшую набок шляпу и опять залюбовалась подругой. В этот момент скрипнула калитка, послышались чьи-то шаги и раздался стук в дверь. Поскольку мои подруги были заняты шляпой - Алиция пыталась ее снять, а Зося ей мешала, дверь открыла я. - Добрый день! - сказала, входя, Эльжбета. - Они что, дерутся? Боже, какая шляпа! Эльжбеты мы не видели уже больше двух недель. За это время у нас произошло множество интереснейших событий, но все они отступили на второй план перед чудо-шляпой. Эльжбета тут же примерила ее, и оказалось, что ей она идет, пожалуй, больше даже, чем Алиции. - Ты собираешься ее носить? - каким-то сдавленным голосом поинтересовалась она у хозяйки. - Сомневаюсь, - ответила Алиция, восторженно глядя в зеркало на Эльжбету в шляпе. - Правда, эти мегеры насели на меня, но я им не поддамся. Думаю, носить ее следует тебе. Из-под красных полей Эльжбетины глаза сияли невыносимым блеском. Честное слово, было что-то в этой шляпе необыкновенное! - Может, дашь хоть поносить? - Да бери ее совсем, иначе они от меня не отвяжутся. Как она тебе идет! Сильно развитое в нас с Зосей чувство справедливости подавило в зародыше готовый вспыхнуть протест. Действительно, шляпа как будто была создана для Эльжбеты! В глубине души мы сомневались, что заставим Алицию ее носить, за десять лет ее вкусы здорово изменились. Не пропадать же такому шедевру, а уж Эльжбета будет в ней ходить точно! Пришлось примириться с решением хозяйки. Не сводя глаз со своего отражения в зеркале, Эльжбета сообщила последние новости: Казик почти здоров, скоро выйдет из больницы, ее полиция освободила из-под домашнего ареста, и она сможет вернуться наконец в Стокгольм, но до этого надо обязательно передать кое-кому кое-какие мелочи, кое-кто еще не приехал, и она просит разрешения оставить эти мелочи пока у Алиции, чтобы кое-кто по приезде мог за ними зайти. Сейчас она их с собой не принесла, ибо, не знает, разрешит ли Алиция. - Это кое-что очень большое? - осторожно поинтересовалась Алиция, наученная горьким опытом, ибо слишком часто подобные мелочи оказывались узлом размером с хороший шкаф. - Нет, совсем небольшое, поместится в обычную хозяйственную сумку. Сунь куда-нибудь, что-бы тебе не мешало, хоть в подвал. - Ну ладно, приноси. Эльжбета сказала, что в таком случае принесет свои мелочи завтра вечером, и, не снимая шляпы, покинула наш дом, так и не поинтересовавшись событиями последних недель. Мы вернулись к прерванному разговору, и я опять насела на Алицию: - Чем больше я думаю о том свертке, который Херберт возит в машине, тем больше убеждаюсь - не иначе, это те самые флорентийские пленки. Тебе, пожалуй, стоит забрать у него наконец этот сверток. - Завтра же заберу, я с ним и так на завтра договорилась встретиться. Только ведь в свертке, кроме пленок, должно еще что-то быть. Интересно, что? - Узнаешь, когда заберешь. А пока давай опять вспоминай, о чем таком интересном ты можешь знать... Да спрячьте, наконец, эти шляпы, мешают сосредоточиться! Ну, думай, думай, Алиция! Шевели мозгами! Может, в поездке по Европе ты случайно увидела Эву или Аниту при каких-то подозрительных обстоятельствах? Может, кто из них, оглядываясь на все стороны, тайком отклеивал пакет, спрятанный под столиком в ресторане? Или опять же тайком, в маске, прокрадывался в кабинет дипломата либо важного чиновника? - Господи, какую ерунду она несет! Уши вянут от твоих глупостей! - удивилась Зося, складывая в коробку шляпы. - Да я же только выдвигаю предположения! Ну, скажите на милость, что еще может быть опасно для преступника? Какие другие подозрительные обстоятельства... - Постой-ка! - возбужденно прервала меня Алиция. - Кажется, я и в самом деле что-то такое видела! Наморщив лоб и сдвинув брови, она усиленно стала вспоминать. Мы затаили дыхание и не шевелились, чтобы неосторожным движением не сбить ее с мысли. В конце концов я не выдержала: - Так что ты такое видела, холера тебя возьми? - Видела, да вот никак не могу вспомнить. Вроде бы Аниту, но вот когда и где... Может, в Риме, а может, и в Париже. Или еще где. Случайно увидела и только один раз, это точно, но вот когда и где... Мелькнуло какое-то неясное воспоминание, вроде с чем-то связанное... Никак не ухвачу. - А ну-ка, повтори свои глупости еще раз! - потребовала Зося. Я повторила и еще несколько добавила. В задумчивом уныния Алиция разглядывала банку с маринованными огурцами. Ничего не вспомнив, она тряхнула головой и вытащила один огурец. - Нет, никак не вспомню. Как будто дело было на какой-то почте, и то ли она, то ли я отправляла письмо. Но вот она была не в маске, это точно. И не кралась по-шпионски. Да и вообще, я могла ее видеть здесь, в Дании, например, на почте в Кобмагергаде. - Нет, никаких нервов на тебя не хватит! - рассердилась я и оставила ее в покое. Весь следующий день прошел спокойно. Ближе к вечеру Павел решил привести в порядок живую изгородь. Правда, убийца отлично ее подстриг, но не всю. Ту часть, которая выходила на улицу у дорожки, он не тронул, оставив в прежнем безобразном состоянии. Диспропорция слишком бросалась в глаза, вот Павел и взялся подровнять кусты. Мы с Зосей ломали голову в кухне над проблемой ужина, когда Павел постучал в окно и крикнул, что идет Алиция. Сообщение удивило нас. - Так рано? - удивилась Зося. - Ведь она же еще должна была встретиться с Хербертом. - Ну, конечно, как всегда, забыла. И, значит, опять не взяла у него свертка. - А у нас еще и ужин не готов! Оно и лучше - приготовим что полегче. Я берусь за рыбу, а ты ставь на газ картошку. Только я поставила кастрюлю с картошкой на плиту и зажгла газ, как с улицы донесся шум мотора, визг тормозов и отчаянный крик Павла. Зося уронила на пол мороженую рыбу и с воплем "Павел!!" кинулась к двери. Я все-таки выскочила из дому первая, успев еще подумать, что, если Зося и грохнется в обморок, займусь ею потом. Треск захлопнувшейся двери, а потом и калитки свидетельствовал, однако, о том, что она не грохнулась, а несется за мной. Мы увидели Павла, наклонившегося над женщиной, которая в неестественной позе лежала на тротуаре, причем ее голова и плечи скрывались в кустах живой изгороди. Рядом валялась красная шляпа с огромными полями... Когда мы подбежали, Павел уже помог Эльжбете подняться. Вся исцарапанная, в разорванной одежде, она держалась за кровоточащий локоть и не могла ступить на правую ногу, однако не потеряла обычного своего спокойствия. На ее лице отражались не страх и боль, а просто легкое удивление. Зато Павел был взволнован за двоих. Бледный, дрожащий от возбуждения и пережитого страха, он сам едва держался на ногах. С трудом переводя дыхание, отрывистыми фразами он попытался сообщить нам, что же произошло. - Я все видел! - выкрикивал он. - Машина на большой скорости! Наехала специально! Свернула на тротуар! Наподдала сзади так, что она отлетела в кусты! Я сам видел! Я свидетель! - Как же она осталась в живых? - Зося не нашла сказать ничего умнее. - Я в этом не виновата, - вежливо извинилась Эльжбета. - Сама удивляюсь. Вроде как в последнюю минуту он раздумал и толкнул меня как-то боком. Ой... Надеюсь, не сломана? Она попыталась ступить на правую ногу и даже сделала несколько шагов, опираясь на Павла и сильно хромая. Потом остановилась и с гримасой боли осмотрела локоть: - Ничего страшного, немного содрана кожа. Я набросилась на Павла: - А все ты! Покушений, видите ли, никаких нет, захотелось ему покушения! Накаркал! - Он вырвался откуда-то из-за угла и на полной скорости вырулил на тротуар! Специально за ней! А потом дал газ и был таков. - Покажи-ка локоть... Ого! И ногу покажи! Идти сможешь? Надо немедленно перевязать! Счастье, что тебя отбросило на мягкие кусты... - Не очень-то мягкие, - с легкой гримасой поправила Эльжбета. - Я услышала - мчится машина и оглянулась, наверное, отскочила, и он меня толкнул боком. Может, крылом или краем буфера, не заметила. И вот тут больно... Стойте, а где же шляпа? Я подняла шляпу и отыскала в кустах ее сумочку и большую хозяйственную сумку. - Разумеется! Опять красное! - констатировала Зося, с отвращением глядя на шляпу. - Не могу уже видеть этот цвет! Брось эту гадость... - Да вы что? - с горячностью, совершенно ей не свойственной, запротестовала Эльжбета. - Я и так пострадала, так еще и шляпы лишиться?! - Дуры мы с тобой, Зоська! Как не подумали вчера, что такое может случиться? Можно было предвидеть. Когда через час Алиция вернулась домой, Эльжбета уже сидела на диване перевязанная, вся оклеенная пластырями, с компрессом на ноге, припухшая в некоторых местах и посиневшая в других, но в целом не слишком пострадавшая. Зато ужин очень пострадал - картошка совсем разварилась, а по разбросанной на полу рыбе прошелся Павел. Пришлось на скорую руку что-то изобретать. - Итак, это Анита! - говорила Алиция. - Красная шляпа разоблачила ее окончательно и бесповоротно. Кроме нас, о ней знала лишь она. Знала, что я буду в красной шляпе. И охотилась за мной. - А вот и нет! - рявкнула Зося и для пущего эффекта грохнула сковородой о плиту. - Недавно звонила Эва!! Спрашивала, ходит ли Алиция в этой распрекрасной шляпе, черт бы их всех побрал!! - Как это Эва? - мы были ошарашены. Успокоившись немного, Зося оставила сковороду в покое и рассказала более-менее связно, как было дело. Оказывается, вчера, после визита к нам, Анита ненадолго заехала в больницу навестить Эву и рассказала ей об Алициной шляпе, описав ее во всех подробностях. На нее, Аниту, такое впечатление произвела красота шляпы и красота Алиции в шляпе, что в больнице они только об этом и говорили, и Эва, конечно, не выдержала и позвонила узнать, носит ли ее Алиция. - Не иначе как они обе в сговоре и делают это нарочно, - раздраженно закончила Зося свой рассказ. - За рулем сидел мужчина, - сказала Эльжбета. - Мужчина?! Да, ты ведь оглянулась! Может, хоть что-нибудь заметила и запомнила? - Запомнила. Перчатки. - Какие перчатки? - Его перчатки. Единственное, что заметила - его руки на руле. В перчатках. Могу описать. - Ну так опиши! Наконец будут приметы преступника! - Темно-серые, очень темные. Почти маренго. Автомобильные перчатки, такие, знаете, с дырой на тыльной стороне руки и маленькими дырочками вокруг. Толстые швы прошиты черной ниткой. Коротенький манжет застегивается на пуговичку. Черную. Их я опознаю, если надо. - Гениально! - выдохнул Павел. Мы тоже были поражены. - Как ты сумела их так хорошо разглядеть? - Сама не знаю. Только их и видела. Впечатление было такое, что на меня мчатся перчатки. До сих пор стоят перед глазами. Он двумя руками ухватил баранку с левой стороны. Если вам очень хочется, могу дать показания. - Обязательно! - крикнула Алиция, вскакивая с места. - Сейчас позвоню в полицию. Через полчаса прибыл герр Мульдгорд в обществе двух сотрудников полиции, записал показания Эльжбеты, осмотрел место происшествия, покачал головой и определил характер повреждений, которые, по его мнению, получила машина. Только после его отъезда мы вспомнили о свертке Херберта. - Херберт забыл его на работе, - безнадежно махнула Алиция рукой. - Он помнил о том, что надо забрать его из машины, на которой ездит жена, и забрал, а потом забыл на работе. Я встретилась с Хербертом у адвоката, и мне совсем не улыбалось ехать после всего к нему в контору. Мы с ним договорились, что завтра он мне его завезет. - Никаких нервов с вами не хватит! - простонала Зося и, чтобы отвести душу, набросилась на Павла: - Ты зачем крикнул нам в окно, что идет Алиция? - Так ведь шляпа же! - отбивался Павел. - Когда я вчера отправлялся спать, вы как раз постановили, что Алиция должна ее носить. Я еще в первый момент не мог понять, откуда тут Эльжбета, я был уверен, что Алиция... - Убийца тоже был уверен, - бестактно радовалась Алиция. Поскольку Эльжбета все-таки здорово пострадала - была вся разбита и передвигалась с большим трудом, мы решили, что ночевать она останется у нас. Мы долго думали, где бы ее устроить на ночь, чтобы больше не подвергать опасности покушения. И совершенно напрасно тратили время, знали ведь, преступник не предпримет никаких новых акций, пока не убедится, что опять напал не на того, на кого хотел. В конце концов мы уложили ее в комнате, где до этого размещались Владя с Марианной, потом Агнешка, потом Бобусь с Глистой. На кровать Алиции положили куклу, а сама Алиция постелила себе на диване. Все двери и окна мы старательно заперли. Теперь можно было спать спокойно. Как всегда, я последняя воспользовалась ванной, погасила свет и тоже собиралась лечь в постель, но раздумала - очень хотелось пить, в горле совсем пересохло от эмоций. Задернув занавеску, чтобы свет не разбудил Алицию, которая уже тихонько похрапывала, я протянула руку, чтобы зажечь в кухне свет, но вместо выключателя угодила в банку с солью, стоящую на полочке. Инстинктивно отдернув руку - терпеть не могу брать соль пальцами, вечно забивается под ногти, - я столкнула банку, которая свалилась на пол, по дороге задев висящую сковородку и свалив ее тоже. Через полминуты в кухне были все, за исключением Эльжбеты. Зося с Павлом выбежали из коридорчика, Алиция запуталась в занавеске. Я наконец нашла выключатель и зажгла свет. - Совести у тебя нет! - стонала Зося, держась за голову. - Что ты вытворяешь? Ей вторила Алиция: - Ты решила всех нас прикончить? - Не прикончить, а всего-навсего выпить чашку чаю, - виновато ответила я. - Идите к черту спать, я тут сама приберу. Не нашли другого места для соли? Они разошлись, я навела в кухне порядок, выпила чашку чаю и на цыпочках пошла к себе в мастерскую, проверив по дороге, дышат ли Алиция и Эльжбета. Дышали. Только я заснула, как тут же меня разбудил страшный шум - какой-то треск, скрежет железа, звон разбитого стекла. Адский шум доносился вроде бы из комнаты Зоси. Кубарем скатившись с катафалка, я промчалась через соседнюю комнату, отметив, что Эльжбета проснулась и села на постели, столкнулась в коридорчике с Алицией и Павлом и рванула дверь Зосиной комнаты. В слабом свете ночника я увидела Зосю, которая, чертыхаясь, пыталась освободиться от каких-то веревок, опутавших ее. - Жива! - только и могла я произнести. - Черт бы побрал все эти меры безопасности! - Зося чуть не плакала от ярости. Включив свет, я увидела на полу у кровати безобразную кучу - разбитое стекло (в основном бутылочное), какие-то железки и консервные банки. Зося пыталась распутать на ногах бечевку. - В чем дело? - изумленно допытывалась я. - Что ты делаешь? - Ничего! - раздраженно проворчала Зося. - Будят меня всякие среди ночи, шум поднимают! - Так это от шума побилось? - заинтересовался Павел. - А ты помолчи! Я не могу спать при закрытом окне, вот и сделала себе сигнальную установку, что-бы в окно не влезли. Из-за тебя забыла и сама в нее влезла! - А как? Сама полезла к себе через окно? - удивилась Алиция. - Зачем? - Отпуск называется! - бушевала Зося. -- Следующий я проведу, запершись в погребе! И ничего красного я не брала, никакой чертовой краски, только вот эти бутылки, обвязала их бечевкой, а ее прикрепила к окну, если кто попробует влезть, бутылки свалятся прямо на железки. Специально их подложила, чтобы больше шума было. Захотела попить, встала и запуталась в бечевке! И вообще, пошли вы к черту! Ложитесь спать! Лучше посмотрите, что там с Эльжбетой. Когда Зося в таком состоянии, можно нарваться на грубости, поэтому мы послушно оставили ее одну и отправились по своим комнатам, по пути объяснив Эльжбете, что случилось. - А какие в вашем доме еще сигнальные установки? - невозмутимо поинтересовалась Эльжбета. - Меня интересуют прежде всего те, которые перед ванной и туалетом. Не исключено, что мне понадобится пойти туда... Так чего мне не пугаться - когда завоет, зазвонит или еще чего? - Бог с тобой, ничего не завоет и не зазвонит! - заверила ее Алиция. - Хотя, кто знает... Вы там ничего не устанавливали? - Ничего, лопни мои глаза! - поклялся Павел. - Отстань! - проворчала я, взбираясь на катафалк. Прошло не больше пяти минут, когда отчаянный крик снова заставил нас вскочить. Вроде бы Алиция... Один короткий отчаянный крик - и ничего больше. И тишина! Я чуть не вывихнула руки, когда искала выключатель под картиной. Диван был пуст! Где Алиция? Из коридорчика слышались встревоженные голоса бегущих Зоси и Павла. Я не успела как следует испугаться, ибо разглядела Алицию в темной прихожей. - Ох, извините меня, пожалуйста, - сокрушенно вымолвила Алиция, - я немного ошиблась... Зося не могла вымолвить ни слова. Ноги ее не держали, она беспомощно пыталась нащупать рукой какую-нибудь опору. Павел подхватил ее и бережно усадил в кресло. Я упала в соседнее. - Что значит ошиблась? Вместо того, чтобы лечъ спать, начала вопить? Перепутала процессы? - Да нет... Я забыла, где сплю. Немного поговорила с Эльжбетой и пошла... Да, кстати, как Эльжбета? - Спасибо, ничего, - вежливо отозвалась стоявшая в дверях Эльжбета. - Слава богу! Потом, значит, сходила в ванную, потом попила воды - еще подождала, пока пойдет холодная, а потом пошла прямиком в свою комнату и села на постель. То есть, вообразите только, уселась на кого-то! - На куклу, на кого же еще! - Ну да, но я-то о ней забыла! А вы представляете, что такое сесть в собственной постели на кого-то! И что за идиотская выдумка с этой куклой! Кажется, я слегка вскрикнула... - Слегка! - возмущенно фыркнула Зося, а Павел добавил: - Я уж думал - ну, на сей раз уж точно убили кого-то! Так еще никто не кричал! - Никто еще не садился на куклу... - Нас здесь пятеро, - уныло произнесла Эльжбета. - Похоже, каждый по очереди должен поднять шум. Когда моя очередь и что именно я должна делать? - Ничего ты не должна. А ты, Павел? Хочешь? - Я спать хочу, - ответил Павел и душераздирающе зевнул. - Знаешь, Алиция, я больше не выдержу, - сказала Зося. - Честное слово, не выдержу! Делай, что хочешь - ищи, проверяй, вспоминай, но если ты не в состоянии этого сделать, если ты не в состоянии даже забрать у Херберта собственный сверток, если ты не в состоянии разоблачить преступницу, я сама начну убивать! - Только, пожалуйста, не сегодня! - взмолилась Алиция. - С завтрашнего дня, ладно? А сегодня давайте поспим хоть немного. - Боюсь, не получится, - усомнилась я. - Думаю, не стоит и пытаться. Я буду очень удивлена, если этой ночью в Аллероде больше ничего не случится, например, пожар... - Не успеет, - возразил Павел, глядя в окно. - Светает. И в самом деле, пожара не случилось, хотя при нашем состоянии нервов достаточно было малейшего пустяка, чтобы все опять вскочили в тревоге на ноги. Будь у Алиции собака или кошка, нас бы поднял на ноги и стук хвоста о пол, и чесание за ухом... События последней ночи заставили Алицию предпринять более энергичные усилия для получения таинственного свертка, хотя не было никакой уверенности, что он чем-то поможет. В результате Алицию целый день никак не мог поймать герр Мульдгорд, которому она срочно понадобилась. Несколько Алициных нервных телефонных звонков побудили Херберта бросить в конце концов все дела и мчаться к ней со свертком. В это же самое время Алиция, будучи не в силах дожидаться, сама поехала к нему. Они разминулись, каждый вернулся к себе ни с чем. В том числе и герр Мульдгорд, который бросился вдогонку за Алицией. В этих догонялках победил Херберт, который решил подождать Алицию на станции в Аллероде и встретил ее, когда та выходила из поезда. Он подвез ее к дому, отказался войти, так как очень спешил, и чуть было в этой спешке не забыл вручить ей причину догонялок. Алиция переступила порог дома, с торжеством потрясая свертком: - Вот он! Но если тут окажутся старые чулки, которые я собиралась отдать в мастерскую по поднятию петель, уж и не знаю, что сделаю! Мы жадно набросились на сверток. В нем оказались: маленький карманный польско-итальянский словарь, записная книжка-календарь пятилетней давности, одна клипса из каких-то зеленых камешков, очень оригинальной формы, небольшая шкатулка из разноцветных кусочков дерева, пропавшие флорентийские две пленки и несколько снимков. - Ну вы прямо как изголодавшиеся гиены, - заметил Павел, глядя, как мы выдираем друг у дружки обретенные фотографии. - Вот она! - обрадовалась Алиция. - Видите, у меня шляпа свалилась в фонтан! В этот момент герр Мульдгорд постучал в дверь. Открыл ему Павел, мы были слишком заняты. Вместе с полицейским прибыл какой-то незнакомый нам человек, судя по виду - важная персона. Господин Мульдгорд с присущей ему вежливостью пытался соблюсти правила приличия и представить нам незнакомца, но тот, пренебрегая всеми правилами приличия, набросился на упомянутую выше клипсу - вот уж точно, как шакал на падаль! Не так просто было объяснить официальным лицам, откуда у нас эти фотографии, откуда клипса, а мы, в свою очередь, не понимали, что надо новому официальному лицу. Понемногу разобрались. Новое лицо оказалось действительно самым важным. - Помню, конечно, - давала показания Алиция, очень довольная, что хоть это помнит. - Все эти вещи, в свертке, я привезла из Флоренции. Вот эту клипсу, как сейчас помню, я нашла на почтамте, там я еще встретила Аниту. Ах, подробнее? На клипсу я просто наступила, почувствовала - на что-то наступила, смотрю - клипса, очень красивая, я и взяла ее. Почему не выбросила? Ну, она показалась мне красивой, да и глупо выбрасывать золото..,. - Эй! - прервал Павел ее показания. - Смотрите, вроде это Анита! Алиция махнула ему рукой, чтобы замолчал и не сбивал ее, ибо важное лицо в этот момент потребовало от нее сообщить ему самые точные сведения: когда именно она была во Флоренции, какого числа и во сколько встретила Аниту, во сколько нашла клипсу. Не будь под рукой календаря, Алиция ни за что бы не ответила на эти вопросы, а так - пожалуйста! С чувством глубокого удовлетворения она ответила почти на все вопросы, давая показания то по-датски, то по-польски, так что я почти все поняла. - Семнадцатого мая, - говорила Алиция, заглядывая в свою записную книжечку-календарик, - с почтамта я отправляла открытки, сразу все, хорошо помню, поэтому и была там на почте всего раз. Во сколько? Минутку, во сколько же это было? В этот день у меня записана встреча со Стефаном, в 11 часов, а потом я и пошла на почту, ну, приблизительно в половине первого. Почему-то это ее сообщение очень взволновало герра Мульдгорда и важное лицо. Они несколько раз, на разных языках проверили, правильно ли поняли Алицию, не ошибается ли она и сможет ли подтвердить свои показания под присягой. - Эй! - это уже я прервала их беседу, ибо присоединилась к Павлу и тоже рассматривала снимки. - Эй! Мне тоже кажется, что это Анита. Скажи им, пусть взглянут, ведь неплохое доказательство. У меня тут же отобрали и фотографию, и лупу. На фотографии была запечатлена одна из очаровательных старых улочек Флоренции, - неровная мостовая, два ряда домов. Из двери одного выходит женщина. Придерживая дверь, она, отвернувшись, что-то говорит, обращаясь к тому, кто находится в доме. Одной ногой женщина уже ступила на тротуар, вторая еще на ступеньке. Фигурка очень маленькая и недостаточно четкая, но весьма похожая на Аниту. Теперь оба представителя власти потребовали от Алиции припомнить, какого числа и в какое время были сделаны снимки. Проникшись ответственностью, Алиция сделала над собой сверхъестественное усилие и вспомнила. - Утром. Вот этот, с Анитой, и вот эти, - она ткнула в кадры пленки, - до самого фонтана. Мы со Стефаном вышли из гостиницы и пошли на почту. А по дороге фотографировали. И потом я уже пошла на почту... Ой, нет! Тут на пленке есть еще один кадр, последний, недодержанный, Стефан решил щелкнуть, когда мы уже вошли в почтамт, проверить, не осталось ли свободных кадров. Я не стала делать с него фотографии. А потом уже фонтан. Он как раз возле почты... Господин Мульдгорд встал со стула и торжественно пожал руку Алиции. - Днесь ведаем все! Се доводы, коих недоставало. Аз вещаху: пани есть вместилище тайны! Воззри! Се присно искал убивец. - Что именно? - не поняла Алиция. - Сии доводы! - герр Мульдгорд по очереди указал на клипсу, фотографии и записную книжку. - Се искал убивец! Воистину в кротости души твоея мудрость твоя велика есть, яко доводы пребываху иное место, не сокрыты в доме! - Что вы говорите! Значит... Значит, это все-таки Анита... Герр Мульдгорд глубоко вздохнул: - Воистину так! Драма ея велика. - Он оглянулся на товарища, нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу, и поспешно закончил: - В недолгое время аз притекаху и остальные вешти смиренно разъясняху. И оба официальных лица, на ходу кланяясь и прощаясь, чуть не вприпрыжку покинули наш дом, унося с собой вещественные доказательства. Мы остались сидеть за столом, потрясенные и ошеломленные. - А я и не сомневалась никогда, что я очень умная, - сказала наконец Алиция не очень уверенно. - Трудно поверить! - прошептала Зося. - У нее железные нервы... - Вообще-то она и в самом деле ко всем случаям подходит... - начал было Павел, но Алиция возразила: - И вовсе нет! Анита как раз не подходит. Сами слышали, он говорил о какой-то великой любви, вот уж это к Аните никак... - Я говорю - к случаям подходит. Помните, тогда, стояла на дорожке, просто отбежала немного и остановилась, мы ведь не слышали, чтоб кто-то еще продирался сквозь заросли и прыгал через живую изгородь! А в другом случае знала, что окно разбито! А в третьем случае, когда молотком ударила Агнешку, Алиция ей сама сказала, что возвращается домой! А еще раньше затаилась в прихожей и слышала разговор Алиции с Эльжбетой, и тогда же свистнула ключи! И о красной шляпе знала! - Ну, допустим, а при чем здесь большая любовь? Я не выдержала, кинулась к телефону и набрала номер Аниты. Ведь сегодня господин Мульдгорд не требовал сохранения тайны! - Послушай, это что же происходит? - возмущенно спросила я. - Оказывается, это все-таки ты! Спятила ты, что ли?! - А, так вы уже узнали? - немного нервно отозвалась Анита. - А я все надеялась, что Алиция так и не вспомнит... За мной следят, сбежать я уже не смогу. Черт побери все на свете!.. - Господи Иисусе! Но почему? Что тебе втемяшилось в голову? - Потому что для меня только одно имело значение... Одно-единственное во всем мире, - холодно и спокойно пояснила Анита. - Все остальное уже ничто! И какое мне дело до всех прочих людей? Тебя я тоже могла бы убить, если бы это потребовалось... Пожалуй, тебя даже следовало убить, ведь ты одна знаешь, я тебе когда-то говорила... Э, да пропади оно все пропадом! Потрясенная, я медленно положила трубку. Алиция, Зося и Павел вопросительно смотрели на меня. - Похоже, у нее нервный припадок, - сказала я. - Сидит дома, не убежать, ее стерегут, и вроде плачет. - Так из-за чего она этим занималась? - спросила Алиция. - Не иначе как чокнулась. Очень непросто переварить мысль о том, что жестоким хладнокровным убийцей оказался человек, который столько лет считался нашим близким другом. Потрясение было слишком сильно, в себя мы более-менее пришли лишь на следующий день. К приезду господина Мульдгорда немного привели в порядок взбудораженные чувства. Свое прибытие герр Мульдгорд обставил необычайно торжественно: вручил нам цветы и всем по очереди пожал руки, после чего разложил на столе штук двадцать фотографий интересных брюнетов. Было на что посмотреть! - Вот он!! - дико завопил Павел, схватив одну из них. - Я узнал, это он!! - И я его знаю! - воскликнула в свою очередь Алиция, вырвав у него из руки фотографию. - С этим греком я познакомилась в Венеции, уже давно, а потом встретила во Флоренции. На фотографии был представлен молодой мужчина - тот самый тип красавцев-брюнетов, который я не выношу. Павел вдруг обиделся: - А говорили, что у них нет его фотографии! - Не было! - пояснил полицейский, вроде бы сам удивляясь. - Днесь заутро прибывать фототелекопия из Варшавы. Датская полицыя не ведати, какова особа присылать телекопия и ради какова причина. Я уже открыла рот, чтобы просветить датскую полицию относительно таинственного варшавского отправителя фотографии, но вовремя спохватилась и закрыла, не проронив ни слова. Герр Мульдгорд предъявил для опознания еще один комплект снимков, отснятых с пленки Алиции и увеличенных. - Воззрите на сие! - велел он нам. - С тщанием и со вниманием! - Видишь, - сказала я Алиции, - как просто отпечатать пленку, не надо из этого делать проблему на пять лет, да еще гонять с ней туда и обратно Херберта. - Заткнись. Три фотографии представляли Аниту. При таком увеличении ее легко было узнать. На снимке, где она выходила из дома на старинной улице Флоренции, в ее ухе мы увидели клипсу в натуральную величину, точно такую же, на которую вчера накинулось важное лицо. На этой же увеличенной фотографии в темной глубине дома просматривалась чья-то неясная фигура, возможно, рокового брюнета. На двух других фотографиях черный красавец был заснят рядом с Анитой, причем оба раза эта пара не была объектом съемки. В одном случае снимался фонтан, а они оказались на втором плане, в другом - интерьер почты. Честно сказать, интерьер вышел так себе, зато в его глубине запечатлелась потрясающая сцена: Анита оглядывалась, а черный красавец закрывал почтовый ящик, номер которого виднелся отчетливо. Полицейский постучал пальцем по фотографии: - Сие разуметь так: тайное место уготовляху еси себе. Искони полицыя многие края заморския сие место искала многие лета. Его же ради тьмы и тьмы работников полицыя поиски учинили. Вотще! И се зрю днесь сие тайное место на ваши зело пользительные документы. - Уж нашего приятеля Стефана я бы на ее месте непременно убила, - заметила Зося. - Это же надо так угодить со своим фотоаппаратом! Полицейский взял другую фотографию и ткнул пальцем в увеличенное изображение клипсы: - В доме сим имети место убивство в час урочный. Изделие сие один экземпляр полицыя находить место убивства, другой экземпляр бысть у пани. - Странно, как еще меня полиция не стала подозревать! - удивлялась Алиция. Полицейский продолжал, указав перстом на черного парня: - Есть то зело важная персона для подлая работа. Зело важная! Подлая работа твориху вкупе с ваша дама. А пани, - тут он наставил перст на Алицию, - знать все и вся. - Правда, - признала Алиция. - Факт, я их видела вместе во Флоренции и в Риме, Аниту и этого грека. Но затем Анита полгода пребывала в Израиле... - Отнюдь, - перебил ее полицейский, - дама сия пребываху в оноже время в Грецыя. - В Греции? - удивилась Алиция. - А мне сказала, едет в Израиль на полгода. По дороге заехала в Италию, и надо же! Наткнулась на меня. Она еще просила тогда никому не говорить, что я видела ее в Италии, дескать, могут быть неприятности на работе... Мне и в голову не приходило, что тут такое... Впрочем, я скоро вообще обо всем этом забыла. Какое имеет значение, в Греции ли Анита или в Риме? - Исполнясь отчаяния... - начал было полицейский, но Зося перебила его: - Не могу понять две вещи. Во-первых, откуда Эдик узнал обо всем, а, во-вторых, зачем она это делала. Ну зачем помогала этому типу в его подлой работе? С ума сошла, что ли? Какое ей-то дело до торговли наркотиками? Ведь, насколько я поняла, ей даже прибыли никакой это не приносило. - Истинно говорю вам - любовь великая, - пояснил герр Мульдгорд с грустью. - Полицыя весть имеет: дама в душе своея любви ради смиренно претерпевает для сей грек... - Анита? Кто бы мог подумать! - Все бабы с ума посходили со своими любовями! - кипятилась Алиция. - У Эвы - трагедия, великие страсти. Анита от любви убивает направо и налево. Иоанна из-за любви приезжает не вовремя ко мне. Прямо эпидемия какая-то! - Все нормально, это ты одна ненормальная, никаких человеческих чувств, вот и теперь не можешь понять самых простых вещей. У Аниты всегда был пунктик на почве брюнетов, а получалось что? Первый ее муж был блондином, Генрих тоже блондин, и уж когда наконец ей подвернулся настоящий брюнет, она в него вцепилась мертвой хваткой. А потом ведь не известно, может, он ее силой заставлял... - Известно! - прервал меня герр Мульдгорд. - Полицыя весть имея, убивец сей твориху вельми много насилие. Несметные богатства уготовляя еси себе и имея один потомок. Дама породиху сей потомок. Брак не был освящен, ништо не было истинно, токмо всуе багрили пути их кровь и смерть. Вроде бы уже ничто не должно было нас удивлять, и тем не менее информация полицейского ударила нас как обухом по голове. Потомок? У Аниты потомок? Убедившись, что мы правильно его поняли и речь действительно идет о ребенке Аниты и черного бандита, мы не могли поверить в такое. Полицейский заверил нас, что полиция располагает достоверной информацией и чистосердечными признаниями самой Аниты. Так постепенно стали проясняться мотивы преступлений в Аллероде. Теперь, задним числом, мне вспомнились какие-то давние разговоры с Анитой, какие-то ее намеки, которым тогда я не придала должного значения, попросту пропустила мимо ушей и забыла, а вспомнила вот только теперь. А ведь говорила она о какой-то большой любви в своей жизни, о каком-то человеке, из-за которого и разошлась со своим первым мужем, любви запутанной, сложной, не очень-то счастливой. Я думала, все это уже давно забыто и предмет ее чувств давно исчез с горизонта, а вот поди ж ты! У Алиции была своя концепция: - Если он такой ужасно богатый, тогда я еще, пожалуй, пойму Аниту, но просто в большую любовь поверить не могу, хоть убейте. Чтобы из-за простого красавца идти на такие преступления... Нет, это не для Аниты. Общими усилиями, с помощью господина Мульдгорда, мы восстановили ход событий. Побуждаемая страстными чувствами к брюнету, Анита стала с ним сотрудничать, причем, похоже, соглашалась на все. По его наущению она вышла замуж за Генриха, ибо ей потребовалось датское подданство. Случилось это в тот период подлой карьеры предмета ее чувств, когда во многие страны Европы въезд для него оказался закрытым и понадобился надежный компаньон. Тут совершенно бесценной оказалась для него помощь Аниты - датской гражданки и журналистки, с ее постоянными загранкомандировками. Анита имела возможность свободно общаться со множеством нужных людей, провозить наиболее ценную контрабанду, не возбуждая ни малейших подозрений. Она выполняла любые требования возлюбленного, участвовала в похищениях и преступлениях, на все послушно соглашалась и боялась лишь одного - как бы он ее не бросил. Чтобы привязать его крепче к себе, она родила сына и отказалась от всех прав на ребенка, отдав греческой бабке. Именно тогда она провела в Греции семь месяцев (распространив слухи, что едет в длительную командировку в Израиль). Обманывала мужа, обманывала всех нас. Хуже смерти было для нее разоблачение, ведь тогда она бы потеряла своего красавца. И ради него шла на любые преступления. Одна глупая фраза в устах пьяного Эдика грозила разрушить ее хрупкое счастье, свести на нет все ее усилия, навсегда перечеркнуть планы на будущее. Не задумываясь, она прикончила Эдика. - После всех преступлений, которые она совершила вместе со своим бандитом, это убийство уже не представляло для нее особой проблемы, - сказала я, а Зося добавила: - Не каждый решится на такое дело, тут уж нужно иметь в себе склонность, характер соответствующий. Я всегда говорила, что она эгоистка. Для нее главным было собственное желание - удержать брюнета. Любой ценой! Остальное не имело значения. Ради этого совершенно спокойно истребила бы пол-Европы. - А теперь признается во всем, ибо терять ей нечего - бандит в руках полиции, остальное не важно, для нее жизнь кончена. Вот только откуда Эдик мог знать обо всем? Павел перебил Алицию: - Что вы все "Анита, Анита"! Ведь вместе с ней тут орудовал какой-то мужчина. На Эльжбету наехал мужчина... - А! - встрепенулся герр Мульдгорд. - Память моя што кладезь иссохший. Аз молю, аще дама под машина обозреть соизволит сии доводы. - Он извлек из портфеля пакет. - Все иные особы да будут правды ради честные свидетели! Без ненужных эмоций и без малейших колебаний Эльжбета из десяти пар предъявленных ей перчаток выбрала одну. Герр Мульдгорд удовлетворенно кивнул головой. - Воистину так! Есть то ихний работник, зело малая... э... рыбина. - Понятно. Помощник по мокрому делу. Затем полицейский информировал нас, что после допроса в полиции Анита отправлена на обследование в психиатрическую клинику и получено разрешение на свидание с ней кого-нибудь из нас одного. - Иди ты! - в один голос сказали Алиция с Зосей. - Может, она сама скажет, откуда Эдик о ней узнал. Несколько дней прошли в терзаниях и сомнениях. Этично ли наносить визит убийце и преступнице, пусть даже и давней приятельнице? Не расценит ли она мой визит как знак нашего прощения ее подлым поступкам или, того хлеще, как знак их одобрения? А, может, вообще бестактно расспрашивать ее о злодеяниях и лучше сделать вид, что ничего такого не было? Совершенно запутавшись в сложных морально-психологических проблемах, я уже и не знала, кого иду посещать - закоренелую преступницу или просто свою не совсем здоровую психически приятельницу? С первых же слов Анита рассеяла все мои сомнения. Она уже отошла после первого шока и обрела былую уверенность в себе. - Дуры вы все, как я посмотрю, - безапелляционно заявила преступница. - Лично я ничего против Алиции не имею и даже люблю ее. Мне вовсе не хотелось ее убивать. - А чего же тебе хотелось? Сделать ей приятное, устранив из ее дома излишек гостей? - А что, скажешь, не было излишка? Но дело обстоит не совсем так. Теперь я уже могу тебе сказать... Мне не хотелось ее убивать, но я должна была это сделать. Она тяжко вздохнула. Я слушала, боясь проронить хоть слово. - Когда мы с Алицией случайно встретились во Флоренции, я ведь знала, что она щелкает там свои идиотские фотографии, и на одной из них может быть Анджей... - Какой еще Анджей? - Ну, этот, мой... Его зовут Андреас. Фотографии, где он заспят вместе со мной, - единственная реальная опасность раскрыть нашу связь. Я не могла этого допустить. Слишком велика была для него угроза. И еще надо было отыскать и забрать ее записную книжку, я ведь знаю, она все записывает, память у нее никудышная, без записей уже ничего бы не вспомнила. В здешней полиции мне удалось выкрасть единственную его фотографию, которой они располагали. Украсть из полиции было просто, у них все разложено по полочкам, а вот разыскать что-либо у Алиции - каторжный труд. Поэтому и нужно было ее прикончить, а потом спокойно обыскать весь дом. Ну, и еще я боялась - она сама их найдет и вспомнит что не надо. А всех остальных мне очень не хотелось обижать. Ох, ты представить себе не можешь, сколько сил и хлопот это стоило, как трудно было при этом никого не убить. - Но ведь Эдика ты... того... Анита опять вздохнула. - Тут я совершенно потеряла голову, - призналась она, искренне сожалея о содеянном. - Мне надо было, чтобы он замолчал, причем немедленно, я не знала, как это сделать, ну и... Перестаралась немного. Вот так стали понятными поразительная невезучесть нашего убийцы и подозрительно частые стечения счастливых обстоятельств для его жертв. Меня радовало, что хоть в этом у Аниты проявились нормальные человеческие чувства. Ей никого не хотелось обижать... Анита охотно ответила на все мои вопросы. Выяснилось, что ей неизвестно, из какого источника почерпнул Эдик свою информацию. Для нее самой это было неожиданностью. На прощание она попросила меня передать Алиции, что просит у нее прощения за попытки лишить ее жизни. - А в общем-то, ты и сама, наверное, понимаешь, - я ненормальная, - закончила Анита. - Поверь, я давно утратила способность рассуждать здраво, и никакая клиника меня не излечит. И ничего мне не сделают... Хотя жизнь моя все равно пропащая. Она знала, что говорила. В Дании правосудие исходит из того, что всякий преступник - человек чокнутый, и гораздо чаще направляет на лечение, чем в тюрьмы. Я же и сама чуть было не поверила в психическую неполноценность Аниты, если бы не эта, столь безошибочно избранная ею линия защиты... Я попрощалась и уже была в дверях, когда она меня задержала: - Послушай, будь добра, скажи мне, ради бога, где она это прятала? - На чердаке у знакомых, на площади Святой Анны, - рассеянно ответила я, с трудом продираясь сквозь сумбур в голове - Анитины преступления, ее признания, ее неуравновешенная психика. - И вообще, Алиция понятия не имела, что у нее это есть. Если бы не Херберт и если бы не ремонт чердака... Послушай, а зачем тебе понадобилось убивать фру Хансен? Она тебя узнала? - Стала бы я убивать ни в чем не виновную старушку... Она меня не видела, но поперлась в комнату, где я была, и через минуту увидела бы. Пришлось принимать меры. Ох, если бы я знала, что это лежит на площади Святой Анны! Ну, Алиция! Никогда не знаешь, что она может выкинуть! * * * Через два дня пришло письмо от двоюродной сестры Эдика, его единственной наследницы. Внутри находился запечатанный конверт. Двоюродная сестра сообщала, что конверт она обнаружила в кармане старого Эдикова пиджака, а поскольку на письме написан адрес Алиции, она сочла своим долгом переправить его адресату, полагая, что тем самым исполнит волю покойного. Конверт был жутко измят и заляпан какой-то бурой жидкостью, которую мы после долгих споров идентифицировали как смесь вишневки с кофейной гущей. Письмо внутри конверта было залито тем же. - Должно быть, здорово был пьян, когда писал, - ворчала Алиция, разбирая каракули. В неровных строках буквы налезали одна на другую, кое-где сливаясь в один большой клубок, расшифровать который не было никакой возможности. Многие слова расплылись от вишневки, другие не были дописаны, знаки препинания вообще отсутствовали. Понадобилось немало времени, что-бы понять общий смысл письма. Оказывается, Эдик встретил знакомого времен своей молодости, когда после окончания войны мыкался по свету. По случаю счастливой встречи они устроили грандиозную попойку, во время которой, то ли на десятый, то ли на двенадцатый день друг молодости сболтнул лишнее. Пьяный Эдик понял, что кореш не в ладах с уголовным кодексом и вообще, скорее всего, шпион. Во-первых, теперь у него была другая фамилия. Во-вторых, он тайно пользовался варшавской квартирой Аниты. В-третьих, с презрением отзывался о безоглядно влюбленной в него женщине, которую ни в грош не ставил. Перед старым другом он не скрывал, что беспардонно использует в своих гнусных целях любящую Аниту, которую собирался бросить, как только она перестанет быть полезной. Правда, о своей шпионской деятельности он не сказал ни слова, хотя Эдику очень хотелось его расколоть, но тем не менее Эдик не сомневался в характере работы своего дружка. Большая часть Эдикова письма состояла из бессвязных восклицаний, свидетельствующих о сотрясающей душу автора внутренней борьбе: проявить лояльность по отношению к старому корешу и собутыльнику или, наоборот, предупредить Алицию. В конце концов рассудил, что если даже он Алицию предупредит и она порвет со своей знакомой, его корешу ничего не угрожает. - Написал письмо по пьяной лавочке, сунул конверт в карман пиджака и забыл о нем. А потом, уже протрезвев, написал второе письмо. - Права была Анита, когда говорила, что бросит ее этот подонок и не задумается, - заметила я. - На редкость неприятный тип. Ох, недаром не люблю я таких красавчиков... - Странно, что сболтнул Эдику лишнее, - удивлялась Зося. - Ведь опытный