Стивен Хантер. Снайпер --------------------------------------------------------------- Stephen Hunter "Point of impact" Перевод с английского Игоря Евтишенкова. Издательство "Новости", Москва, 1994 г. Серия "Мировой бестселлер". Оцифровка и корректура "AKAPO station" 25/12/98 г. --------------------------------------------------------------- Глава 1 Был ноябрь, холодный и дождливый месяц на западе Арканзаса. Вслед за отвратительной ночью наступал не менее отвратительный рассвет. Мокрый снег с дождем свистел между соснами, скапливаясь на верхушках торчащих из земли камней; прямо над головой проносились сердитые облака. Время от времени ветер порывами налетал на каньоны и, проносясь между деревьями, рассеивал мокрый снег, как пушечный дым. До наступления охотничьего сезона оставался один день. Боб Ли Суэггер расположился сразу за последним подъемом, ведущим в долину Большой Сделки, которая находилась высоко в горах Уошито и была ровной, как крышка стола. В полном молчании и абсолютной тишине он сидел напротив старой сосны, поставив между коленей винтовку. Это был главный дар Боба -- умение хранить тишину. Он нигде этому не учился, просто черпал силы из какого-то собственного потайного внутреннего источника, никогда не реагирующего на внешние раздражители. Тогда, во Вьетнаме, о нем ходили легенды из-за того, что он, как зверь, мог полностью замереть и продолжительное время сохранять абсолютную, можно сказать, мертвую неподвижность. Холод забрался к нему под гамаши и, дойдя до короткой куртки, стал проникать под нее, поднимаясь по позвоночнику как маленькая пронырливая мышка. Стиснув зубы, он поборол настойчивое желание застучать ими от холода. Время от времени от полученной давным-давно раны начинало ныть бедро. Но он приказал мозгу не обращать внимания на эту боль. Сейчас он был выше собственных неудобств и желаний. Его мысли были совсем в другом месте. Он поджидал Тима. Понимаете, если бы вы были одним из тех немногочисленных -- может быть, двух-трех -- мужчин, с которыми он вообще разговаривает в этом мире -- старым Сэмом Винсентом, бывшим прокурором графства Полк, или, может быть, доктором Ле Мьексом, дантистом, или Верноном Теллом, шерифом, -- то тогда он сказал бы вам, что нельзя взять и просто так выстрелить в животное. Выстрелить -- это слишком просто. Любой городской фраер может сидеть в засаде и, попивая горячий кофе, ждать, пока самка оленя гордо пройдет рядом с ним, причем настолько близко, что ее можно коснуться рукой. Только тогда он выставит ствол своей винтовки и судорожно нажмет на курок. Выпустив ей таким образом кишки, он найдет ее, истекающую кровью, на расстоянии трех графств отсюда и увидит в ее глазах застывшую тупую боль. Если бы вы были одним из тех мужчин, Боб сказал бы вам, что вы можете заслужить свое право на выстрел лишь тем, что сами когда-то побывали в шкуре зверя и с вами происходило все то же самое, что может произойти со зверем на охоте, и совсем неважно, сколько это длилось. В конце концов, игра велась по правилам. Сквозь сосны и молодую поросль Боб видел находившуюся в ста пятидесяти ярдах небольшую прогалину, которая внизу уже постепенно заливалась слабым призрачным светом наступающего дня. Проходившая по ней тропа петляла из светлой части в темную, но он знал, что животные все равно пройдут по ней, один за одним, самец-олень и его гарем. Прошлой ночью Боб видел двенадцать оленей: трех самцов и их подруг, причем у одного из самцов, довольно-таки красивого и упитанного, было восемь ответвлений на рогах. Но он пришел за Тимом. Жизнь потрепала старину Тима, он был весь в шрамах и немало повидал на своем веку. Тим тоже будет один. У него нет гарема, ему вообще никто не нужен. Был год, когда какой-то удачливый городской фраер из Литл-Рока отстрелил ему один отросток на роге, и весь сезон после этого Тим выглядел раздраженным и злым. -- Весь следующий год он ужасно хромал из-за того, что Сэм Винсент, уже не такой подвижный и ловкий, как раньше, поскользнулся и всадил заряд дроби из своего 444-го калибра -- это было слишком серьезное оружие, но Сэм любил эту старую винтовку -- прямо ему в задние ноги, и только то, что потеря крови оказалась не настолько сильной, чтобы убить любого нормального самца, спасло Тима. Боб знал, что Тим был, что называется, "чертов" олень, кстати, это было самое доброе слово, которое он употреблял по отношению к кому бы то ни было -- живому или мертвому. Боб сидел на месте уже семнадцать часов. Он просидел на холоде всю ночь и, когда около четырех часов утра пошел мокрый снег с дождем, все еще продолжал ждать. Он так сильно замерз и промок, что был едва живой. Время от времени у него перед глазами проплывали картины прошлого, но он сразу же отгонял их прочь, заставляя себя сосредоточиться на том участке местности, который находился от него в ста пятидесяти ярдах. "Ну давай, старый черт, -- думал он. -- Я жду тебя". Что-то привлекло его внимание. Но это была всего лишь олениха с маленьким олененком. Ленивые, самоуверенные и глупые животные спустились к прогалине с вершины и двигались в низину, чтобы попастись там в более редких лесах, где какой-нибудь удачливый городской балбес их, конечно, обязательно убьет. Боб все так же сидел возле своего дерева. Доктор Добблер сглотнул и напрягся, пытаясь по глазам полковника Шрека разгадать его намерения. Но тот, как всегда, сидел, свирепо нахмурившись. Грубоватые и резкие черты его лица сейчас выражали раздражение. От него веяло властностью и нетерпением, и еще чем-то таким, что пугало всех сидящих в этой комнате. Шрек был ужасен. Он был самым ужасным человеком, которого Добблер когда-либо видел, он был ужаснее даже самого Расселла Айсендлуана, торговца наркотиками, который изнасиловал Добблера в душевой массачусетской каторжной тюрьмы в Норфолке, сделав доктора своим "петухом" на три долгих, очень долгих месяца. Было уже поздно. По жестяной крыше собранного из металлических листов дома барабанил дождь. В комнате стоял отвратительный запах ржавого железа, старой кожи, пыли, нестиранных носков и несвежего пива. Это был запах тюрьмы, несмотря на то что это была не тюрьма, а полевой штаб подразделения, называвшегося Отдел безопасности РэмДайн. Располагался он на нескольких сотнях акров безымянной пахотной земли в центре штата Виргиния. Все, кто отвечал за планирование, собрались сейчас в этой полутемной комнате. Грубиян Джек Пайн, второй самый ужасный человек в мире после Шрека, сидел за столом. Больше никого не было. Эта группа, перед которой стояла необычайно сложная и мрачная задача, была весьма малочисленной. На небольшом экране проектор высветил четыре лица. Каждый из этих людей обладал огромным количеством способностей. Сначала их разыскал Отдел исследований, потом навели справки и проверили в Отделе планирования и только после того, как профессионалы Отдела боевых операций убедились в их способностях, их всех собрали в этот зловещий квартет. Добблер должен был сломить их психологически -- это было последнее решение полковника Раймонда Шрека. Естественно, что у всех четырех есть свои комплексы. Доктор Добблер сразу это заметил. Он был специалистом в области психиатрии. Комплексы были его профессией. -- Слишком самовлюбленный, -- сказал он о первом. -- Очень много времени уделяет своим волосам. Никогда не доверяйте человеку с прической стоимостью в семьдесят пять долларов, потому что люди такого склада считают, как правило, что к ним должны относиться по-особому. А нам нужен такой, кто был бы в чем-то особенный, но к которому никогда как к особенному не относились... Что касается второго номера, то он чертовски умен. Необычайно расчетлив, но всегда играет по правилам. Просчитывает все наперед. Никогда не сидит на месте. Теперь о третьем... Очаровательный болван. Но тихий. Он обладает как раз теми качествами, которые нам и нужны, к тому же имеет опыт работы с техникой. Предан как собака. Не буйный. Пожалуй, даже слишком тихий, слишком педантичный, слишком любит всякие удовольствия. Очень суровый. -- Чувствую, вы снова начинаете свои штучки, Добблер, -- грубо сказал полковник Шрек. -- Давайте нам только информацию, без всяких там милых словечек. Добблер поморщился. -- Хорошо, -- в конце концов произнес он, -- теперь нам осталось разобраться только с одним. Джек Пайн ненавидел Добблера. Какой-то весь мягкий, Добблер, со своей большой головой, жиденькой бородкой и длинными нежными пальцами, был самым мерзопакостным созданием в мире. У него была женоподобная грудь, да и сам он был почти как настоящая женщина. К тому же вечно старался все превратить в спектакль. Джек Пайн был суровый, неприятный на вид человек, маленького роста, весь в татуировках, недалекий, с пустыми маленькими глазами на мясистом лице. Он был необычайно силен и почти не чувствителен к боли. Его профессией было обеспечить, чтобы все проблемы решались, причем не важно как и какие. Он коснулся своего укороченного "Ремингтона 1100", который удобно торчал из кобуры, расположенной под левым плечом. В длинном подствольном магазине было шесть спаренных патронов 12-го калибра. В каждом патроне девять свинцовых картечин 32-го калибра. Меньше чем за три секунды он мог выпустить пятьдесят четыре куска свинца... И решить благодаря этому любую проблему. -- Подробности впечатляют, -- продолжал Добблер. -- Он убил восемьдесят семь человек. То есть все восемьдесят семь человек были выслежены и убиты самым зверским способом. Думаю, вы согласитесь, что это впечатляет. Возникла пауза. -- Я за утро убивал по восемьдесят семь человек, -- сказал Джек. Джек был в роте "А", когда ему довелось пережить долгую осаду на южных высотах; особенно туго им пришлось, когда эти желтые твари пошли в атаку, своими многочисленными телами, словно волнами, вновь и вновь обрушиваясь на них. -- Да, ты их скосил всех за один раз. Из "М-60", -- подтвердил Шрек. -- Я там тоже был. Давай дальше, Добблер. Добблер дрожал, и Джек это видел. Он все еще вздрагивал, когда полковник порой обращался непосредственно к нему. Джек уже почти смеялся. Он знал, что вызывает у психиатра страх, а ему вообще нравилось наблюдать, как другие люди испытывают это чувство. Преодолевая себя, Добблер продолжил: -- Это не кто иной, как командер-сержант Боб Ли Суэггер -- Корпус морской пехоты США, в отставке, родом из Блу-Ай, штат Арканзас. Его называли Боб Снайпер. Он был вторым снайпером в Корпусе морской пехоты США во Вьетнаме по количеству убитых. Джентльмены, я представляю вам величайшего американского снайпера. Боб любил волшебство и очарование этих животных. Когда он охотился за людьми, никакого волшебства и очарования не было и в помине. Люди трусили,-- кричали и выдавали себя со всеми потрохами еще за несколько миль до того, как попадали в смертельную зону. А олени, особенно старые уошитские самцы старше пяти лет, появлялись как привидения, выплывая из покрытой кустарником неизвестности, подобно сверхъестественным пришельцам с других планет. Боб знал, что по-своему они действительно были сверхъестественными существами: они необычайно тонко чувствовали окружающий их мир, и все их чувства были всегда сконцентрированы на предстоящих двух минутах жизни. В этом была их тайна. Они не думали о прошедших двух минутах, которые переставали для них существовать в тот момент, когда истекала их последняя секунда. Они думали только о двух минутах, о тех двух минутах, в течение которых они жили. Никаких мыслей о прошлом, никаких мыслей о будущем. Только о настоящем. И когда Тим выплыл из-за тонких арканзасских сосен, как бы материализовавшись из воображения и памяти Боба, тот, еще раз поразившись его красоте, не удивился. Из сложных ситуаций прежних лет он вынес урок: удивляться опасно. В момент неожиданной встречи вы можете неуклюже дернуться и сразу же потеряете преимущество. Поэтому Боб никак не отреагировал, когда увидел Тима. Он сидел с подветренной стороны, поэтому чуткие ноздри Тима не должны были уловить никакого запаха, к тому же Боб на всякий случай вымылся вчера непахнущим мылом, просушил на ветру одежду и прополоскал рот перекисью водорода -- чтобы в воздухе не витал острый запах зубной пасты. Животное дернуло .головой и, повернувшись, безошибочно уставилось на Боба. "Ты не можешь меня видеть, -- думал Боб. -- Я же знаю все твои повадки. Ты можешь заметить только движение. Ты слишком умный парень, поэтому, уловив чье-то резкое движение, ты сразу же спасаешься бегством и скрываешься в чаще. Но сейчас ничего подобного не произойдет. Я сижу себе тут, а ты смотришь прямо на меня и ни черта не видишь". После того как олень будто осмотрел Боба с ног до головы, Суэггер почувствовал, что взгляд животного скользнул в сторону. Это мгновение он любил больше всего: именно в эти недолговечные, хрупкие секунды благодаря винтовке между оленем и человеком возникает мимолетная и призрачная связь. Она длится какое-то мгновение, но Боб был уверен, что если не подведет олень, если не подведет ветер, если не подведут его нервы и не подведет удача, то скоро Тим окажется в перекрестье его прицела. Он поднял винтовку. Это был "Ремингтон 700" с автоматическим затвором, приобретенный группой подготовки стрелков Корпуса морской пехоты США и с любовью преподнесенный ему как подарок, когда он по инвалидности увольнялся из Корпуса в 1975 году. У ремингтона был тяжелый ствол старого образца, который почти полностью гасил отдачу при стрельбе. Однако Боб уже тогда заменил "родной" ствол стволом из нержавеющей стали от мартовской винтовки, а потом еще покрыл его сверху тефлоном. Так что в целом оружие представляло из себя ужасное зрелище. Ствол и затвор крепились к алюминиевым частям винтовки с кевларовым прикладом, в патроннике которой уже спокойно лежал один из тех патронов, что Боб набивал вручную. Он поднял винтовку плавным, отработанным за многие годы движением. Если бы он находился в более благоприятных условиях, то, может быть, устроился бы и поудобней, выбрав максимально твердую позицию для стрельбы из положения лежа, но он знал, что ему придется провести здесь слишком много времени, и поэтому боялся, что если будет лежать на холодной земле, то совсем окоченеет. Уперев винтовку в плечо, он поставил локти на колени и, наклонив плечи вперед, держал весившую десять фунтов винтовку так, чтобы мышцы практически не напрягались и чтобы ни каприз уставших мускулов, ни стук сердца, ни колебания пульса в последний момент не помешали бы ему выстрелить. Боб внимательно смотрел в прицел "Леопольд" десятикратного увеличения. Через мощные линзы, улавливающие почти все, он следил за головой и спиной Тима, которые в прицеле были в десять раз больше оригинала. Большим пальцем Боб опустил предохранитель и поставил его в положение ведения огня. "Я дождался тебя, черт ты этакий, -- подумал он, -- и теперь с Божьей помощью обязательно я заполучу твою задницу". Казалось, что сердце совсем перестало биться. Отключившись практически от всего, он пытался погрузиться в тот источник внутреннего спокойствия, где единственным, что имело значение, было это маленькое пятнышко на кончике его указательного пальца, лежащего на спусковом крючке. "0'кей -- подумал Боб, произведя небольшую коррекцию и установив прицел на спине Тима, ближе к позвоночнику, в то время как тот не спеша облизывал обледенелые веточки дерева. -- 0'кей, теперь ты у меня в руках". Все четыре лица на экране исчезли, и затем неожиданно появилось молодое лицо Боба. -- Здесь ему двадцать шесть, он третий раз во Вьетнаме, -- сказал доктор Добблер. -- Десятое июня 1972 года. К этому моменту уже официально зарегистрировано сорок человек, которых он уничтожил с помощью снайперской винтовки, хотя, по неофициальным данным, это количество намного больше. С экрана глядело грубоватое молодое лицо, худое и угрюмое. У него был узкий разрез глаз, гладкая кожа, линия рта напоминала тонкую ниточку. Во всем его облике было что- то, что выдавало в нем уроженца южных штатов. Его взгляд был суровым, как у человека, знающего свое дело и не имеющего даже намека на чувство юмора. Казалось, что он не терпит неудачников и отстающих и готов драться с любым, кто его заденет. Тропическая шляпа была сдвинута на затылок, приоткрывая соломенного цвета ежик. На нем была помятая форма с тисненными на кармане земным шаром и якорем. В руках он гордо держал черную винтовку с длинным стволом и вытянутым телескопическим прицелом. Он держал ее поперек, положив на изгиб своей левой руки, сжимая правой цевье приклада ближе к предохранителю. Добблер смотрел на парня на экране. Перед ним было такое же невыразительное лицо, как у всех бедных белокожих крутых парней из южных штатов, тела которых, как правило, представляют из себя настоящие шедевры татуировок: этакие убийцы, рожденные для того, чтобы сеять смерть, настоящие профессионалы, всегда готовые напасть на кого-то, проводящие все свое время на войне так же легко, как и в отпуске. Первый шок, который испытывал там всякий нормальный человек, был от того, что в таких зверских, ужасных условиях некоторые умудрялись не только выживать, но еще и благоденствовать. Доктор продолжил: -- Заметьте, пожалуйста, что к нему не следует обращаться: Роберт Ли Суэггер. Отец называл его Бобом Ли, поэтому он приходит в неописуемую ярость, когда его называют Робертом. Очень любит, чтобы его звали просто Бобом, а не Бобом Ли. Необычайно гордится своим отцом, хотя едва его помнит. Орл Суэггер был награжден орденом Почета конгресса США за службу на "АйвоДжима" во второй мировой войне, потом служил полицейским в Арканзасе в был убит при исполнении служебных обязанностей в 1955 году, когда Бобу исполнилось всего девять лет. Его жена переехала из Литл-Рока в графство Полк на севере Арканзаса, где неподалеку от Блу-Ай у них была семейная ферма. Там они и влачили свое жалкое существование -- Боб, его мать и бабушка. Боб во многом дитя этой сложной Второй поправки к Конституции, и мне кажется, что его судьба полностью совпадает с судьбами двух других величайших стрелков Америки -- Альвина Йорка и Ауди Мерфи. Рано оставшись без отца, он рос в приграничном штате на заброшенной ферме. Охотиться было не просто интересно и естественно, но и необходимо, дабы добывать пропитание. Он быстро стал профессиональным охотником, имея всего лишь однозарядную винтовку 22-го калибра, затем, в юные годы, он приобрел настоящую охотничью винтовку с рычажным механизмом затвора, а потом -- винчестер 30-го калибра. С того момента, когда отец впервые разрешил ему выстрелить из винтовки, было видно, что он необычайно одаренный стрелок. В 1964 году, закончив среднюю школу только с отличными оценками -- как бы удивительно это вам ни казалось, -- Боб не захотел продолжать учебу в колледже и поступил на службу в Корпус морской пехоты США. Это его решение совпало с началом вьетнамской войны. Первый раз он побывал там в 1966 году в звании младшего капрала, был дважды ранен. Второй раз он оказался там в 1968 году, как раз во время "Тета", и в качестве командира разведывательного патруля выполнял целый ряд опасных заданий в районе ДМЗ". В 1971 году в учебном центре Перри, штат Огайо, Боб Ли стал чемпионом страны по стрельбе из винтовки на тысячу ярдов. Его отметили. В конце 1971 года он возвращается во Вьетнам -- в разведывательно-снайперский взвод штабной роты двадцать шестого полка Первой дивизии Корпуса морской пехоты США, действующей в районе города Дананг. Он нажал кнопку. На экране высветилась визитная карточка, на которой под контуром винтовки с оптическим прицелом была сделана аккуратная лаконичная надпись: "МЫ ТОРГУЕМ СВИНЦОМ, ДРУЖИЩЕ! РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНО-СНАЙПЕРСКИЙ ВЗВОД, ШТАБНАЯ РОТА, МОРСКАЯ ПЕХОТА". -- Первая строчка выдрана из "Великолепной семерки" Стипа Мак-Куина, -- продолжал Добблер, -- а мы видим визитную карточку его взвода, который действовал в этом регионе в составе подразделений Первой дивизии Корпуса морской пехоты по проведению психологических операций. Они оставляли такие визитные карточки на самых видных местах. Выполняя задания в этих районах, Боб и его товарищи обычно прикалывали их к левому рукаву убитых в результате прямого попадания одной -- единственной пулей прямо в грудь. Разведывательно-снайперский взвод Первой дивизии Корпуса морской пехоты США был подразделением самых опытных профессиональных убийц. За шесть лет боевых действий они, говорят, убили более 1750 солдат противника. Хотя за все годы существования этого подразделения в его составе побывало только сорок шесть человек. Сержант Карл Хичкок, на счету которого было девяносто три официально зарегистрированных убитых, был первым. Боб -- спустя пять лет -- стал вторым: на его счету восемьдесят семь убитых. Но было еще несколько снайперов, имевших в споем активе порядка шестидесяти попаданий, и более десятка человек, каждый из которых убил чуть больше пятидесяти солдат противника. Что касается Боба, то вполне очевидно, что он выполнял определенные задания Оперативного отдела ЦРУ, так как уничтожал людей, занимавших центральные посты в административных структурах сборщиков налогов во Вьетконге, местных глав общин и прочих. Так что он не так уж несведущ в отношении деятельности профессиональных органов разведки. Но в общем у него были более простые задачи, например выбивание сержантского состава в регулярных частях вьетнамских вооруженных сил, действующих на севере Вьетнама. Те даже назначили за его голову колоссальную награду -- около пятидесяти тысяч монет. А однажды Боб вместе со своим лучшим другом, младшим капралом Донни Фонном, устроил засаду целому батальону северных вьетнамцев. Желтолицые быстро продвигались в направлении небольшого отряда наших войск специального назначения, отрезанного на этот момент от главных сил лагеря. Погода была отвратительная, тучи висели прямо над джунглями, так что оказать поддержку с воздуха или осуществить эвакуацию людей было невозможно. Плюс ко всему лагерь был расположен вне досягаемости огня нашей артиллерии. Тысяча человек неприятеля, направляющихся к вершине, где было всего двенадцать наших солдат!.. Боб и его друг оказались единственными представителями американских войск в этом районе боевых действий. Подкараулив северных вьетнамцев, они стали выбивать их офицеров. Вдвоем они держали весь батальон в напряжении более сорока восьми часов. В этом двухдневном приключении Боб уложил более тридцати человек. Дело было в долине Ан-Лок. Батальон так и не добрался до "зеленых беретов", а Суэггер и его напарник вышли на них три дня спустя. Даже Пайн, который никогда ничему не удивлялся, присвистнул: -- Умеет немного стрелять, стервец, -- сказал он. Щелкнул проектор. На госпитальной койке лежал замотанный в бинты человек. Одна его нога была подвешена в гипсе, глаза глубоко запали, выражение лица мрачное. Добблер продолжил: -- Война для Боба Ли Суэггера закончилась одиннадцатого декабря 1972 года -- в тот момент, когда ему в бедро попала пуля, выпущенная вьетнамским снайпером. Его друг и напарник Донни Фенн спустился по насыпи, чтобы помочь ему. Следующая пуля попала Донни прямо в грудь и прошла навылет, пробив позвоночник. Все утро Суэггер пролежал с мертвым другом, пока не удалось навести артиллерию на место, где засел снайпер. Так закончилась для Боба война, а вместе с ней и его карьера в морской пехоте США -- он уволился из Корпуса морской пехоты по инвалидности в 1975 году, после того как три года провалялся на больничных койках. Вместе с этим закончились и все его соревнования по стрельбе. Спортивная стрельба -- необычайно заформализованный вид спорта. Его участники вынуждены испытывать массу физических неудобств ввиду того, что, будучи одетыми в тугие кожаные одежды, должны надолго фиксировать различные стрелковые позиции. Со своей ногой, кость которой была стянута металлическим штифтом, Боб уже никогда не смог бы стрелять в таких условиях и никогда бы уже не достиг своей былой спортивной формы. В общем, можно сказать, что Боб Ли Суэггер отдал своей стране все, что только мог. Его героизм, однако, заставил многих американцев чувствовать себя несколько неуютно. Дело в том, что Суэггер не спасал жизни, не поднимал солдат в атаку. Он был просто-напросто высокопрофессиональным убийцей. Может быть, именно по этой причине его не награждали медалями и не окружали должным почетом, хотя все это он, безусловно, заслужил. То, что было потом, предугадать несложно. Женился, но брак распался. Попытка сделать карьеру в компании "Лежьен", занимающейся продажей недвижимости, потерпела крах. Хотел вернуться в колледж, чтобы продолжить образование, но потом вдруг потерял к этому всякий интерес. В середине и в конце семидесятых он несколько раз лечился в клиниках для алкоголиков. В восьмидесятых, кажется, обрел душевное спокойствие и заключил своего рода профессиональный мир с самим собой и своей страной, удалившись от всех. Легко себе представить, насколько отрицательной была его реакция на ту чрезмерную патриотическую спесь, которая охватила Америку после победы в войне в Персидском заливе. Все это лишь усилило его горечь и заставило еще больше изолироваться от общества. Сейчас Суэггер живет в горах Уошито, в нескольких милях от Блу-Ай, один в своем трейлере. Его единственным средством к существованию является пособие по нетрудоспособности -- так как он уволился из морской пехоты по инвалидности -- да еще, может быть, то, что осталось от тех тридцати тысяч долларов, которые отсудил ему его приятель Сэм Винсент, адвокат графства, предъявивший иск журналу "Месенери" и выигравший этот процесс в 1986 году. Боб живет один, правда, у него есть еще его винтовки -- несколько десятков штук. Он стреляет из них каждый день и обращается с ними так, как будто они и есть его настоящие друзья. Вы, конечно, прекрасно понимаете, что в нем накопилось огромное чувство возмущения и обиды на всех и вся. Плюс к этому -- абсолютная изоляция от общества. Все это делает его уязвимым и поддающимся влиянию. Но это сильный человек. Этот одинокий чудаковатый отшельник -- такой же крепкий орешек, как те "орешки", которыми он стрелял из своей винтовки. Когда винтовка толкнула его в плечо и картина прицела изза отдачи превратилась в неясные очертания какого-то предмета. Боб понял, что выстрел, к которому он готовился все эти долгие часы, был точным. Ему показалось, что в тот самый момент, когда спусковой механизм послал затвор ремингтона вперед и ударник пробил капсюль, все предметы вокруг мгновенно отпечатались в его мозгу: за считанные доли секунды, пока это длилось, он успел понять, что винтовка не подвела и что прицел, выхвативший за две сотни ярдов маленький участок тела менее чем в два дюйма, был нацелен именно туда, куда он хотел. Да, спуск был плавный и мягкий... Он даже удивился, когда прозвучал выстрел: он занял правильную позицию, твердую и устойчивую, и ни отдача винтовки в последнее мгновение выстрела, ни тень сомнения или неуверенность в своих силах -- уже ничто но могло ему помешать. Да, он попал. Склонившись к земле и яростно дергая ногами, животное мотало головой, пытаясь стряхнуть неожиданно наплывшую на глаза красную пелену. Его большая голова, украшенная огромными красивыми рогами, вдруг резко запрокинулась, передние ноги подкосились, и олень тяжело рухнул на землю. Не отрывая от плеча винтовку, Боб передернул затвор, из которого желтым отблеском металла вылетела стреляная гильза, затем сразу же дослал в патронник новый патрон 308- го калибра и снова навел винтовку на цель. Но в повторном выстреле необходимости не было. Поставив винтовку на предохранитель, Боб опустил ее и посмотрел на бьющегося в агонии Тима, который в последней попытке поднять свое тело безнадежно дергал толстой, покрытой грязью и снегом шеей. Животное никак не могло смириться с тем, что его ноги больше не подчиняются ему и что по всему телу неумолимо распространяется оцепенение. "Что ж, парень, брыкайся сильнее, -- думал Боб. -- Чем больше ты будешь стараться, тем быстрое это на тебя подействует". Наконец-то он позволил себе встать. Ноги затекли и ужасно болели, и только сейчас он вдруг понял, что совершенно окоченел. Боб стал сгибать и разгибать пальцы, чтобы убедиться в том, что они еще еще работают. Рука потянулась растереть ноющее бедро, но он сразу же отдернул ее: все тело под пуховой курткой было мокрым от пота. Поежившись, он окоченевшими ногами сделал несколько шагов и подобрал стреляную гильзу. После выстрела Боб не испытывал почти никаких чувств. Повернувшись, он посмотрел на лежащего в кустарнике, более чем в ста ярдах, оленя. В душе у него не было ни радости, ни триумфа победы. "Да... хорошо... Я еще немного умею стрелять, подумал он. -- Значит, я еще не так стар". Прихрамывая, он спустился с холма на прогалину и подошел к лежащему оленю. Непрекращающийся снег больно бил его по лицу. Весь мир казался серым и мокрым. Его трясло от холода. Животное дышало с присвистом и хрипом, продолжая стучать головой о землю. Один глаз был у него широко раскрыт. Боб нагнулся, чтобы получше его рассмотреть. Он ожидал увидеть в этих больших черных глазах ужас, ярость, упрек в предательстве -- все то, что так сильно заставляло его только что волноваться. По телу животного прошли глубокие судороги, и из полуоткрытого рта вывалился длинный язык. Олень был сильным и матерым. Его ноги были покрыты шрамами, как колени у футболистов. Боб разглядел у него на боку, сзади, бесчисленное количество шрамов, которые остались у него с тех самых пор, как Сэм Винсент несколько лет назад всадил в него из своего 444-го калибра весь заряд дроби. Но рога, хоть сейчас они и были немного несимметричными, выглядели просто великолепно. У Тима были не рога, а целая громадная вешалка, на которой двенадцать отростков, переплетаясь и изгибаясь, росли в таком густом беспорядке, что напоминали терновую корону, надетую на голову редкой красоты. Это был великолепный трофей. Бока животного все еще тяжело вздымались, и под кожей угадывались мощные кости ребер. От его тела, несмотря на покрывающий его снег, исходило тепло и неприятный животный запах, густой и плотный. Этим теплом даже можно было бы, наверное, согреть руки. Левая задняя нога была неестественно согнута, и создавалось впечатление, будто он собирается ею ударить. Боб посмотрел на пулевое отверстие. Пуля попала туда, куда он и хотел, и как раз в то место, куда ее направил ремингтон: темно-красное пятнышко на спине, ближе к шее, как раз над позвоночником. "Ну что, приятель, -- подумал Боб, -- ловко я с тобой справился". Вновь задергавшись, Тим жалобно захрапел. Его рыжеватокоричневая голова то и дело падала в грязь, при этом олень испуганно косил на Боба одним глазом. Суэггер наклонился и бережно погладил животное. Боб потрогал оленьи рога и вытащил свой нож -- старый, убийственно острый "Рэндолл Севайвз". "Не бойся. Все закончится за несколько секунд, приятель", -- сказал он, склоняясь над Тимом. -- Минутку, -- вмешался Пайн. Лобблер сглотнул. В темноте свирепый взгляд Наина казался почти безумным. Пайна боялись все, кроме Шрека. -- Полковник, на службе я повидал немало таких парней, как этот, впрочем, вы тоже, -- сказал он, обращаясь к Шреку. -- Я с гордостью могу сказать, что, когда мне было двадцать два, я служил вместе с ними в войсках специального назначения. Сейчас, когда снова пришло время убивать, парня лучше, чем этот ваш белый южных штатов, нет. Поверьте, эти ребята умеют стрелять, они такие вещи вытворяли -- просто уму непостижимо! Но во всем этом есть одна проблема: они терпеть не могут, когда ими командуют, и считают защиту своего достоинства делом чести. Заденьте любого из них -- ни один ни за что не простит вам этого, пока не поквитается. Но в этом случае я за вас и гроша ломаного не дам. На службе я насмотрелся на это по горло, так что могу говорить со знанием дела. -- Продолжай, Пайн, -- сказал полковник. -- Это настоящие мужики, крутые. Если они втемяшат себе что-нибудь в голову, то это уже ничем не выбьешь. Поэтому я вам скажу просто: если вы тронете этого парня, то я гарантирую вам, что у вас будут такие неприятности, какие вам никогда раньше и не снились. -- Я считаю, -- громко сказал доктор, -- что мистер Пайн сделал прекрасное уточнение. Я бы не стал недооценивать Боба Ли Суэггера. Особенно мистер Пайн прав в той части своего выступления, где он обращает наше внимание на так называемую "проблему чести" Боба и таких ребят, как он. Такое понимание чести и есть именно тот фактор, который делает его для нас потенциально уязвимым. Фактически он действует как абсолютно точная винтовка, благодаря чему и заслужил свою кличку -- Боб Снайпер, и он очень опасен, если с ним обращаться небрежно, но абсолютно надежен, если с ним обращаться как следует. В конце концов, о том, что нас интересует, он знает больше, чем любой из оставшихся в живых. Он просто самый лучший снайпер во всей западной части Соединенных Штатов. -- Он бросил быстрый взгляд на неподвижную фигуру Шрека, но ответом ему было гробовое молчание. Добблер продолжил: -- Однако существует одно серьезное "но". Боб Снайпер действительно виртуозный стрелок, но... у него есть один очень большой недостаток. Склонившись над Тимом, Боб переложил нож в левую руку. Тим еще раз всхрапнул. Боб покрутил рукоятку "Рэндолла", и оттуда появился плотный ряд стальных зубцов небольшой пилы. Он стал подпиливать левый рог оленя у самого основания, но не там, где под бархатистой шишечкой проходят вены, а на дюйм-два выше, где рог уже полностью окостенел. Пила легко входила в рог, и через несколько мгновений у него в руках была половина короны. Он отбросил ее в сторону, в кусты, и, склонившись, так же тщательно отпилил вторую половину. Затем отступил назад, опасаясь, что животное может его затоптать. Зверь тяжело оторвался от земли и привстал. Боб с силой хлопнул его по крестцу: -- Ну давай, парень. Пошел! Пошел! Пошел отсюда, старый черт! Тим брыкнулся, снова захрапел и с неописуемым восторгом затряс облегченной головой. Из его ноздрей вырвались две струйки дымчатого пара; казалось, что он стал еще сильней, когда, разбрасывая в стороны кусочки льда, как сумасшедший бросился в сторону молодых сосен и быстро скрылся в лесу. Через секунду он исчез совсем. "Все-таки я тебя надул, сукин ты сын", -- подумал Боб, глядя вслед исчезнувшему оленю. Он отвернулся и зашагал прочь. Впереди была долгая дорога домой. -- Его недостаток, -- сказал доктор, -- заключается в том, что он больше не может убивать. Да, он продолжает охотиться. Он уходит на большие расстояния и подвергает себя суровым испытаниям, но только лишь для того, чтобы проверить себя и сделать точный выстрел, плюс к этому он берет трофеи. Пули, которыми он поражает животных, отлиты им самим из эпоксидной смолы. Дальность полета у них -- сто ярдов. Если он попадает в животное правильно -- а он всегда попадает туда, куда надо, потому что целится как раз между лопаток, чуть выше позвоночника, -- он буквально сбивает его с ног и лишает сознания на пять-шесть минут. В каждой пуле сделана маленькая полость, которая заполняется для веса красной алюминиевой пылью, так что, когда пуля попадает в животное, на нем остается красное пятно, которое, впрочем, смывает первый же дождь. Необычно, правда? Потом он отпиливает у них рога. Хотя Боб далеко не тот человек, который стал бы охотиться за оленями только для того, чтобы заполучить их рога. Он не любит охоту за трофеями. Ведь он сам когда-то был чем-то вроде трофея. Все это он проделывает, чтобы поддерживать себя в должной стрелковой форме. -- Тогда все в порядке, -- сказал полковник Шрек. -- Суэггер нам подойдет. Но нам надо найти для него такой трофей, по которому этот засранец все-таки выстрелит. Глава 2 Странно, как все-таки порой винтовка может раздражать... Старый отменный винчестер 70-й модели 270-го калибра, выпущенный еще до шестьдесят четвертого года, безотказно служил Бобу на протяжении пяти лет, стреляя с отклонением в один дюйм -- на расстояние сто ярдов, два дюйма -- на двести и три дюйма -- на триста ярдов, причем всегда с одинаковой кучностью. Но сегодня он неожиданно подкачал. Дырочки от пуль нарисовали на мишени созвездие с рваными краями, имеющее более трех дюймов в диаметре. Боб был немного сбит с толку: он никак не ожидал подобных результатов. Черт побери, это становилось уже просто любопытно. Но была и еще одна причина, по которой он непременно должен был разобраться с этим сбоем: чтобы и дальше оставаться самим собой, он должен всегда быть уверенным в себе и в своем оружии. Черт бы побрал этот 70-й. Он может угробить на него целую неделю. Ему придется сначала разобрать его на части, вплоть до самого маленького винтика и последней пружины, а потом перебрать все эти крошечные детали одну за другой в поисках металлических зазубрин или песчинок в рабочих частях и механизмах, а также в поисках еле заметных признаков износа или усталости металла. Он отдраит курок и весь ударно-спусковой механизм, на ощупь проверит каждый квадратный сантиметр поверхности приклада, пытаясь обнаружить сучки, занозы, щепочки, следы деформации, что- нибудь такое, что помогло бы ему понять, почему ствол при стрельбе отклоняется от точного направления. И, когда вся эта работа будет сделана, ему, в случае если винтовка все равно будет стрелять неточно, придется повторить все сначала. Его крошечная мастерская располагалась позади трейлера. Это было что-то наподобие небольшого эллинга, собранного из темных листов гофрированной жести. Возле одной стенки стоял станок для повторной зарядки гильз, состоящий из одноступенчатого "Рок Чакера" -- для винтовочных патронов и "Диллона" -- для 45-го калибра. Вдоль всей стены аккуратно и тщательно были разложены всевозможные матрицы. Задняя стена была разделена на полки и отсеки, где хранились у него записные книжки, мишени и мешки со стреляными гильзами, которые он еще не успел перезарядить. Запах ружейной смазки смешивался с запахом растворителя, и все это висело в воздухе, подобно пару. Помещение освещала одна -- единственная лампочка, и если Боб не стрелял и не спал, то обычно читал здесь "Ганс энд аммо", "Шутинг тайме", "Амсрикэн райфлмен", "Экыорэси шутинг", "Шотгавс ньюс" или "Райфл". Но этим утром, задумчиво созерцая провинившийся 70-й, он неожиданно услышал лай Майка. Майк, старый злой пес с желтыми глазами, был наполовину гончей; вечно грязный, он бродил вдоль ограды, которую Боб построил вокруг своего трейлера, и в обмен на объедки со стола и ежедневные веселые прогулки по холмам отгонял от трейлера почти всех людей, кроме двух-трех друзей Боба, которым тот позволял к нему приходить. Но сегодня Майк надрывался особенно долго, и Боб понял, что тот, кто приехал, уезжать не собирается. Он вытащил из ящика заряженный и взведенный кольт 45- го калибра и засунул его в задний карман джинсов; затем набросил куртку и, натянув бейсбольную кепочку "Рэйзорбэк", вышел из мастерской. Солнце было тусклым и как будто вылинявшим. Вокруг сурово вздымались голубые горы Уошито, всем споим видом давая понять, что скоро наступят холода. Боб повернулся и увидел двух мужчин, которые стояли возле автомобиля, видимо, взятого напрокат. Они ждали сразу за воротами, и Майк с завываниями бросался на них с такой яростью, словно готов был разорвать непрошеных гостей в клочья, если они подойдут ближе. Поверх костюмов на них были обычные плащи. Но военная выправка бросалась в глаза. Может быть, не сейчас, может быть, в прошлом, но все равно эти люди были военными -- в этом сомнений не было. Они, казалось, были вырезаны из одного и того же твердого дерева. Один был похож на глыбу, квадратный, почти одного роста с Бобом, но на полторы головы ниже его, с огромными руками и грузным, похожим на шкаф телом. На голове у него был аккуратный ежик, и буквально каждый квадратный сантиметр его тела кричал: "Я -- сержант!" Второй, очевидно, был офицером: более высокий, но тоже крепкий, хорошего телосложения, с квадратным лицом и е короткой, но все же не под ежик, стрижкой. Он выглядел так же, как выглядели, по крайней мере, девять из двенадцати командиров батальона, с которыми Боб столкнулся за время своей службы. Это были люди, которых Боб хоть и не любил, но уважал, потому что они четко и ясно ставили боевую задачу и всегда выполняли ее до конца. -- Пошел вон! Заткнись! -- прикрикнул Воб на Майка и дал ему пинка. Собака отбежала к двери. Но Боб не снял замок с ворот. Засунув руку в задний карман джинсов, он взялся за рукоятку своего кольта, потому что всегда лучше держать пистолет в руках, чем в кармане штанов, особенно когда дела складываются хреново. -- Что вам надо? -- прищурившись, спросил он. -- Вы -- мистер Боб Ли Суэггер? -- поинтересовался офицер. -- Да, сэр. -- Боб флегматично сплюнул в пыль. -- С вами трудно связаться, мистер Суэггер. Мы послали вам пять писем. Похоже, вы их даже не распечатали. К тому же у вас нет телефона. Боб припомнил эти чертовы письма. Он думал, что они были от Сьюзен, его бывшей жены, которая снова просила денег. Или, может быть, от кого-нибудь из тех рехнувшихся любителей поговорить о войне, которые готовы были платить ему деньги, только бы он разъезжал повсюду и рассказывал людям всякие военные небылицы. -- Это частная собственность, -- заявил он. -- Вас сюда никто не звал. Так что возвращайтесь туда, откуда приехали, и оставьте меня в покое. -- Мистер Суэггер, -- сказал офицер, -- мы приехали сюда с деловым предложением, которое может принести вам много денег. -- Я не нуждаюсь ни в каких деньгах, -- отрезал Боб. -- У меня их достаточно. -- Я надеялся, что вы сделаете одолжение и выслушаете меня, вот и все. Уделите нам пять минут вашего времени, и если после этого вы не заинтересуетесь тем, что я вам расскажу, и тем, что я предложу, то мы отсюда уедем. Тот, что был поменьше ростом, так ничего и не сказал. Он просто смотрел на Боба по все глаза и казался отвратительно агрессивным. Он держал свои большие руки в карманах, и Бобу не понравилось, как оттопыривался у него под правой рукой широкий плащ. Боб повернулся к офицеру: -- Почему это я должен вам делать такое одолжение, сэр? Я вас даже не знаю. -- Может быть, это подтвердит мои честные намерения? С этими словами он достал из кармана красиво украшенную коробочку и перебросил ее через ограду. Она упала в грязь к ногам Боба. -- Настоящий, -- сказал офицер. -- Я заслужил его честно. Около Дакто, рядом с Первой магистралью, в 1966 году. Я был майором и служил в 24-й механизированной дивизии. Это был трудный день. Боб поднял коробочку и, открыв крышку, к огромному своему удивлению, обнаружил там орден Почета. Он тяжело сглотнул. У его отца был такой же за службу на "Айпо", и, по крайней мере, с десяток офицеров говорили ему, что он тоже заслужил этот орден, когда вместе с Доний Фенном сдерживал батальон главных сил противника в долине Ан-Лок, но он его так и не получил, потому что политики того времени считали, что снайперу не следует вручать такую почетную награду. Но Боба это не волновало. Он никогда особенно и не стремился получить орден. Ему просто не нравилось, что его способ уничтожения противника считался каким-то нечестным и но признавался открыто. -- Хорошо, -- сказал он, пытаясь выбросить из головы все эти мысли. -- Только из уважения к тому, что вы сделали для нашей страны, я выслушаю вас. Но постарайтесь покороче. Он отпер ворота. Сняв внутри трейлера свои плащи, мужчины остались в строгих деловых костюмах. Создавалось, правда, впечатление, что у коротышки под пиджаком было припрятано что-то вроде укороченной винтовки, хотя сам он старательно изображал на своем лице скуку. Пока Боб не собирался их впускать, пока они не знали, смогут ли войти внутрь или нет, коротышка весь был напряжен и готов к борьбе. Теперь они уже были внутри, и он ходил тихо и осторожно. Второй мужчина вел себя совсем по-другому. Перегнувшись через стол, стоявший посредине аккуратной маленькой гостиной трейлера, он внимательно посмотрел на Боба своими темно-карими глазами -- Вот, мистер Суэггер, это поможет делу. Он протянул Бобу визитку, на которой тот прочитал: "ПОЛКОВНИК УИЛЬЯМ А. БРЮС (В ОТСТАВКЕ) ПОМОЩНИК ПРЕЗИДЕНТА ФИРМЫ 110 ПО ТЕКУЩИМ ВОПРОСАМ КОРПОРАЦИЯ "ЭКЬЮТЕК", ВЫСОКОТОЧНОЕ ПРОИЗВОДСТВО" Дальше шел адрес, по которому можно было судить, что это находится где-то в штате Мэриленд, и чуть ниже мелкими буквами были напечатаны основные направления деятельности фирмы: "- Производство технических средств для подразделений по обеспечению законности. -- Производство боеприпасов для подразделений по обеспечению законности. -- Проведение подготовительных сборов и семинаров; -- Консультации по стрелковому оружию". -- 0'кей, -- сказал Боб. -- Итак, полковник, что вас ко мне привело? -- Мистер Суэггер, после своего увольнения из вооруженных сил в 1975 году я шестнадцать лет провел в качестве инспектора полиции штата Аризона. В прошлом году я уволился с этого поста и открыл свой маленький бизнес, который по идее должен дать американским подразделениям по обеспечению законности усовершенствованное техническое оснащение и новые возможности. -- Именно поэтому ваш мальчик таскает под мышкой пушку? Выражение лица коротышки не изменилось, только при слове мальчик он вдруг весь как-то вспыхнул, словно тот, кто находился внутри этого низенького коренастого тела, внезапно очутился в раскаленной печи. -- Мой помощник является также моим телохранителем, мистер Суэггер. Я, как и любой, кто служил в подразделениях по обеспечению законности, успел нажить себе врагов. Штатом Мэриленд мистеру Пайну было предоставлено право носить при себе оружие, и точно такая же услуга была оказана ему штатом Арканзас. -- Да, сэр. -- В любом случае, я пришел сюда вот почему... Это мое самое новое усовершенствование в выпускаемой продукции. Он протянул через стол желтую коробочку размером с две сигаретные пачки. "ЭКЬЮТЕК-, СНАЙПЕРСКИЕ БОЕПРИПАСЫ" -- было написано ярко-красными буквами. И ниже: "ТОЛЬКО ДЛЯ ПОДРАЗДЕЛЕНИИ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ ЗАКОННОСТИ". Боб открыл коробочку и увидел, что это были патроны 308го калибра с полостью в наконечнике весом 150 гран". На него смотрели двадцать великолепных двойных кружочков -- кружок капсюля и ободок вокруг него; все они чем-то напоминали глаза. Он вытряхнул патрон из коробки. Гильза была тяжелой и ярко сверкала. Овальной формы конус патрона венчал идеальный по исполнению и точности кратер. Внешне он выглядел почти так же, как и любой другой патрон 308-го калибра, за исключением разве что яркой полоски на блестящей гильзе возле самого дульца. -- Ни одна из американских компаний по производству боеприпасов еще не видела этого, -- сказал полковник. -- Даже такие серьезные фирмы, как "Винчестер Сьюприм", "Федерал Премиум" и "Ремингтон Икстендид Рэндж". Я гарантирую вам стопроцентное попадание из хорошей винтовки. -- С расточенным дульцем... -- заметил Боб, проводя пальцем по яркой полоске. -- Как вы умудрились запустить в массовое производство патроны с такой гильзой? Это же ручная работа. Я не представляю, как это можно сделать. -- Лазерами. -- Гм-м-м, -- произнес Боб. -- 0'кей, я слышал, что сегодня на некоторых предприятиях лазеры применяются в качестве точных приборов контроля. Вы их применяете и при зарядке? -- Да, -- ответил полковник, наклонившись вперед. -- Промышленные лазеры уже становятся реальностью в высокоточном производстве. Сегодня они используются для создания электронных схем, ракетных систем управления и для производства высокоточных технологий. Моя идея заключалась в том, чтобы применить их в промышленном производстве боеприпасов. Компьютерная программа может закодировать их так, что вы получите практически неограниченные возможности для повторной перезарядки патронов. Вы же знаете, в чем заключается ценность любого патрона -- в точности. Поэтому все то, что вы делаете собственноручно и в единичных экземплярах, мы можем производить, используя промышленные мощности, причем наши патроны будут самого высокого качества. Мы покупаем гильзы у "Ремингтона" в количестве ста тысяч штук; наши лазеры обрабатывают дульца гильз внутри и снаружи таким образом, что все они получают абсолютно одинаковый диаметр. Затем мы вырезаем в основании гильзы небольшое отверстие и устанавливаем через него капсюль. Все это мы можем выполнить при помощи автоматики, контролируемой лазерной техникой. Другими словами, мы можем запрограммировать машины и оборудование на обработку гильз строго в соответствии с направлением лазерных лучей. Таким образом мы можем выпускать тысячи и тысячи патронов прекрасного качества, в то время как вы будете делать один или два по своим собственным матрицам, или, может быть, по матрицам РСБС, или Уилсона, или еще каким-нибудь другим, которые вы используете для этих целей. Боб посмотрел на лежащий у него на ладони патрон. -- За несколько лет я сделал довольно много патронов 308го калибра, причем неплохого качества. -- Но вам пришлось покорпеть, прежде чем они у вас появились, не так ли? -- спросил полковник. -- Да, сэр, что правда то правда. -- Вот в коробке патроны. Они просто находка для всех полицейских учреждений, которых полным-полно в стране. Позже, возможно, мы разрастемся и предложим эти патроны и гражданскому населению, если, конечно, удастся добиться репутации организации, заботящейся о соблюдении законности. -- Ну и что же вы от меня хотите? -- Мистер Суэггер, я ищу профессионального стрелка, который бы летал по всей стране и проводил показательные стрельбы для полицейских департаментов с целью повышения уровня боевой подготовки их подразделений "СВИТ". Но мне нужен человек с репутацией. Такой, который, побывав во всякого рода переделках, остался жив и вернулся домой целым и невредимым. -- Почему вы не выбрали Карла Хичкока? Он же знаменитость. О нем написаны кипы книг, его везде знают, повсюду рекламируют. Он -- номер один. -- Карл привык получать слишком много денег за свое участие в различных мероприятиях. За одно -- единственное выступление в стрелковом шоу ему платят две тысячи долларов. Вы слышали об этом? -- Карл всегда был счастливчиком. -- В графстве Гарритт, штат Мэриленд, у нас есть свое собственное оборудование, на котором мы проводим испытания. Мы хотели бы, чтобы вы слетали туда на выходные. За наш счет, разумеется. Вы привезете с собой свою самую лучшую винтовку и самые удачные патроны собственного изготовления. 0'кей? Там, на стрельбище, вместе с несколькими нашими стрелками и конструкторами вы выпустите по мишеням несколько своих и несколько наших патронов. Если вы согласитесь на наше предложение, то тогда вы сможете сравнить свои патроны с нашими, а также определить кучность и точность стрельбы. Это все, чего мы хотим. Не торопитесь с ответом. Дайте нам шанс убедить вас в искренности наших слов. Главное -- чтобы вы поверили нам, все остальное приложится. У Боба не было ни желания, ни необходимости покидать свои горы. Дело в том, что за исключением редких вылазок из дому -- чтобы постричься, купить журналы и раз в месяц оплатить счета за почтовые услуги, да еще, может быть, одной или двух дружеских встреч с Сэмом Винсентом и традиционного посещения врача для проверки общего состояния здоровья и зубов, -- он за последние пять лет никуда отсюда не уезжал. -- Работа предстоит большая, -- сказал полковник. -- Я облечу с вами всю страну, и вы встретитесь с людьми, которые будут относиться к вам с уважением. Вы сами знаете, что после Вьетнама мир очень сильно изменился. Говорят, что вьетнамский синдром умер. Только что закончилась война, которую мы выиграли. Это было сложное время, и теперь каждый, кто когда-то служил в вооруженных силах, снова может стать героем. Вы можете добиться того, чего вам не удалось достичь тогда. К вам будут относиться с уважением, любовью и должным вниманием. Боб скривился. Он поверит этому только тогда, когда увидит все своими собственными глазами. Конечно, он понимал, что не сможет остаться здесь навсегда... Он еще раз взглянул на патрон. Любопытно. Эта проклятая вещичка выглядела так, будто ею можно было на лету отстрелить комару яйца. Но качество всегда определяется стрельбой, а не внешним видом. Боб почувствовал, как в голове у него что-то странно зазвенело. Резкая боль. С тех пор как он бросил пить, у него еще никогда так сильно не болела голова. -- Когда? -- А когда вам удобно? -- Сейчас я не могу. Есть некоторые проблемы с винтовкой. Скажем, на следующие выходные? -- Прекрасно. Как вам будет удобно. У вас есть кредитная карточка? -- Да, есть. -- Тогда, если вам это не трудно, купите себе билеты сами. Сохраните, пожалуйста, все квитанции -- мы их потом оплатим. Или вы можете прямо сейчас подписать контракт. Тогда мы вам сразу выпишем аванс и... -- Сейчас я у вас никаких денег не возьму. -- Извините, я не подумал. Может быть, вас подбросить в балтиморский аэропорт или лучше арендовать для вас машину? -- Благодарю вас, я бы предпочел машину. -- Договорились. -- Тогда все, -- сказал Боб. -- А теперь мне надо идти кормить эту чертову псину. Глава 3 Боб благоразумно напел справки. С автозаправочной станции Билла Доджа в Эксксонс, на 270-й дороге, он позвонил своему старому приятелю, который уже тридцать лет был мастер-сержантом и служил сейчас в Отделе комплектования в Пентагоне. Боб задал ему несколько конкретных вопросов. На следующий день он полупил телеграмму с отпетом. В ней говорилось: "СТАРИНА, ТВОИ ПРИЯТЕЛЬ ПОЛКОВНИК КРЮС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОТ, ЗА КОГО СЕМ ВЫДАЕТ. ОН ВОЗГЛАВЛЯЛ АТАКУ БТР-ов НА СКРЫТЫЕ ОГНЕВЫЕ ПОЗИЦИИ, БЫЛ ДВАЖДЫ РАНЕН, САМ ВЫВЕЛ ВСЕХ СВОИХ ЛЮДЕЙ ИЗ-ПОД ОГНЯ. ГОВОРЯТ, ОН СТАЛ ПОЛИЦЕЙСКИМ В АРИЗОНЕ. СЭМПЭ ФИДЕЛИС", ТВОЙ БРАТ". Прочитав телеграмму. Боб направился в бюро путешествий Сары Винсент -- Сара была дочерью Сэма Винсента, причем она была настолько некрасивой, что пугала даже Майка, -- и, заказав там билеты, договорился с Сэмом, что тот будет раз или два в день заходить к нему домой, проверять, все ли у него в порядке, и кормить собаку. После этого он стал готовиться к тому, чтобы снова вернуться в тот мир, из которого когда-то ушел. Все было хорошо, даже слишком... до последней ночи. Он знал, что утром ему придется рано встать, чтобы отправиться в Литл-Рок, и в принципе уже был готов лечь спать. Все вещи были собраны и проверены. В этот момент это и случилось. Все произошло очень быстро, неожиданно и без всяких предварительных симптомов. Просто случилось -- и все тут, никуда не денешься. Неприятное состояние. Последний раз ему было так плохо, когда президент громогласно заявил, что эта маленькая "войнушка" в пустыне закончилась победой Америки, и когда вся страна по этому поводу пировала как сумасшедшая. Все были счастливы, кроме него и, наверное, еще миллиона парней, которые мысленно задавали себе вопрос, почему их двадцать лет назад не наградили такими же орденскими ленточками. Тогда для получения таких орденов имелись хотя бы заслуженные основания. "Ну, теперь началось", -- подумал Боб, чувствуя огромное желание опрокинуть стаканчик писки, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Но он прекрасно понимал, что если будет первый стакан, то за ним будет и второй, и третий... Кроме того, в доме виски не было, вообще никакого спиртного, ничего такого, что могло бы притупить боль, мучающую его мозг. Он припомнил убитого им ВК, который оказался всего-навсего восемнадцатилетним парнишкой с мотыгой, -- при слабых лучах заходящего солнца в девятикратный прицел на удалении восьмисот ярдов эта мотыга выглядела как автомат Калашникова. Ему припомнился запах сожженных деревень после проведения операции "Поиск и уничтожение", плач женщин и глаза этих проклятых Богом детей, которых он не мог забыть еще со времен своего первого приезда во Вьетнам. Снова вспомнились "брюходни", как они их тогда называли, -- это когда приходилось ползать в высокой траве, избегая открытых пространств и возвышенностей, когда проклятые муравьи ползали по всему телу и повсюду, шипя, скользили отвратительные змеи, а ему приходилось лежать, ожидая порой по нескольку дней, пока кто-нибудь подойдет ближе чем на восемьсот ярдов -- такова была дальнобойность прицельного огня, -- и тогда он его завалит. Боб вспомнил, как они падали, когда он попадал: как безжизненные тряпичные куклы, без всякого сопротивления, лишь поднимая при этом вокруг себя небольшое облако пыли. Так гибли многие из них. Эти, так называемые "санкционированные", отстрелы всегда проводились в присутствии наблюдателя, чтобы потом их можно было зарегистрировать в журнале учета и включить в отчет. Но чаще всего он вспоминал тот ужасный шок, который испытал, когда его бедро вдруг стало неметь и он, рухнув на землю, стал сползать по насыпному скату переднего края обороны. Посмотрев вниз, он увидел разорванное мясо и пульсирующую кровавую плоть. Сейчас, вспомнив об этом, он медленно положил руку на то место, где была рана, и она снова заныла. Потом он вспомнил, как к нему стал спускаться Донни. "Нет! -- заорал ему Боб. -- Назад! Не высовывайся!" Но его крик застыл в воздухе в тот момент, когда прилетевшая издалека пуля, навылет пробив грудь Донни, вышла через позвоночник. Он умер еще до того, как упал рядом с Бобом. Потом мертвый Донни все утро лежал с ним рядом... -- Уму непостижимый выстрел, Боб, -- сказал ему позже майор. -- Мы накрыли его за тысячу ярдов. Кто знал, что они так хорошо могут стрелять? Кто знал, что у них есть такие первоклассные снайперы? Да, такое забыть невозможно. Но прошло время, и Боб научился не раскисать в такие моменты. Он просто уходил в горы или в какие-нибудь другие безлюдные места. Боб сел за кухонный стол, если это самодельное сооружение можно было так назвать. Заново сделанное бедро немного побаливало. Боб чувствовал, что наступает то время, которое он называл "ночь моей памяти". Да, день, когда он мысленно возвращался в свое прошлое, не шел ни в какое сравнение с такой ночью. "Ночь моей памяти" представляла из себя такое ужасное состояние, впадая в которое, Боб начинал вдруг остро чувствовать, что ничего из себя не представляет, что на самом деле он никому не нужен, что жизнь свою он потратил на войну, которая теперь никого не волнует, и что в результате потерял все то, что было ему близко и дорого. В последующие дни Боб пытался, как правило, утопить эти свои мысли в спиртном и, напиваясь, чувствовал себя последним дерьмом. Но теперь он не пил. Вместо этого он набросил пальто и, шагнув навстречу суровой арканзасской ночи, решил прогуляться у подножия холма. Внутри баптистской церквушки Авроры шла служба. Он слышал, как чернокожие громко распевают свои безумные песни. Чему же они, черт побери, так радуются внутри этого белого наспех сколоченного из растрескавшихся досок небольшого строения? Позади церкви было небольшое кладбище, где среди могил Вашингтонов, Линкольнов и Диланосов графства Полк стояла узкая надгробная плита на могиле человека по имени Бо Старк. Боб посмотрел на нее. Ветер рвался и выл в кронах деревьев, луна светила, как покореженный уличный фонарь, музыка наплывала и усиливалась, и чернокожие пели так громко, что перекрикивали грозу, думая, что отгоняют дьявола. Бо Старк был одного с ним возраста и единственным белым человеком, похороненным на этом кладбище, потому что ни на каком другом кладбище его бы просто-напросто не похоронили. Он был из прекрасной семьи и знал Боба еще со школьной скамьи. Они ходили к одному и тому же доктору, к одному и тому же дантисту и играли в одной и той же команде в футбол. Но у Бо и его родителей были деньги, поэтому он продолжил образование в университете в Фэйеттевилле и уже оттуда пошел в сухопутные войска, где целый год прослужил лейтенантом в 101-й воздушно-десантной дивизии. Еще один дурак, поверивший в свой долг! А в результате -- ничего. Бо Старк ушел в армию человеком, а вернулся непонятно кем. Он пропитался войной, и она так и осталась в нем навсегда. Одна большая неприятность у него превращалась в другую; не в состоянии удержаться на работе, не зная, как выплатить накопившиеся долги, он постоянно искал смерти, которой едва избежал в Краю Больших Неприятностей. Спустя две недели после окончания войны в Персидском заливе, после всех празднеств и поздравлений, в одну из воскресных ночей он все-таки убил ножом человека прямо в одном из баров Литл- Рока. А когда полиция обнаружила Бо в гараже его папочки в Блу-Ай, он выстрелил себе в рот из 45-го калибра. Теперь, стоя здесь и поеживаясь от порывов холодного ветра, навевающего мрачные воспоминания, Боб в задумчивости смотрел на надгробие, возвышающееся над мерзлой землей: "БО СТАРК, 1948 -- 1991 гг. ВОЗДУШНО- ДЕСАНТНЫЕ ВОЙСКА НАВСЕГДА" Он приходил сюда, когда ему было страшно, потому что, стоя над могилой человека, на месте которого мог оказаться, и чуть было не оказался он сам, Боб прислушиваясь к голосам, поющим в церкви, представлял себе на надгробии совсем другую надпись: "БОБ ЛИ СУЭГГЕР, 1946 -- 1992 гг. КОРПУС МОРСКОЙ ПЕХОТЫ США, СЭМПЭ ФИДЕЛИС" Глядя на могилу, Боб понял, что настало время совершить то, что может убить его быстрее всех мыслимых опасностей, -- вернуться назад. Интересно, найдется ли для него чистый надгробный камень? Он думал об этом мире как о Мире с большой буквы. В нем было все: женщины, алкоголь, самые разнообразные удовольствия и соблазны -- все это смешивалось воедино и существовало в неограниченном количестве. Теперь он туда возвращался. Он приземлился в международном аэропорту в Вашингтоне после трудного, с многочисленным пересадками, перелета. Боб переживал из-за своей винтовки, упакованной в специальный чехол и сданной в багажное отделение. К ручке чехла была привязана ярко-оранжевая бирка воздушных путей сообщения. Раньше Боб с оружием не летал: всегда беспокоишься, что какой-нибудь бюрократ в системе воздушных путей сообщения к чему-нибудь придерется. Но ружейный чехол без всяких проблем появился из багажного окошка и вскоре подъехал к нему по резиновому транспортеру. -- Черт, -- произнес кто-то, -- охотничий сезон уже давно закончился, дружище. Была середина января, но погода стояла на удивление мягкая. -- Это спортивная винтовка, -- сказал Боб, забирая свой багаж. Он чувствовал себя немного глупо с этой длинной, тяжелой штуковиной, которая так неловко торчала из других вещей багажа. Боб понимал, что и сам он выглядит как ковбой среди всех этих восточных людей. Он был в джинсах "Левис", однотонной рубашке с тонким галстуком и черном "Стетсоне". Поверх всего этого он надел свое лучшее пальто. С получением машины не возникло никаких проблем: заказ на его имя был давно сделан и ждал его. Девушка за стойкой была необычайно внимательной и учтивой. Она, наверное, решила, что он один из тех героев, которых так часто показывают в ковбойских фильмах. Ее глаза светились восхищением, а когда он назвал ее "мэм", на ее лице появилось выражение крайнего удовольствия. Выехав из аэропорта, он направился в сторону скоростного шоссе Балтимор -- Вашингтон, затем по окружной балтиморской магистрали и оттуда дальше на запад, к штату Мэриленд. Несмотря на промозглую зиму было видно, что это прекрасные места. Слегка холмистая местность была ве такой дикой и первобытной, как в Арканзасе. Дальше дорога Боба лежала мимо горбатых и словно насупленных гор, представлявших из себя сплошное нагромождение кряжей и хребтов. К трем часам дня, оставив позади себя Камберленд, Боб оказался среди необъятных пастбищ Мэриленда -- в самых отдаленных, самых западных землях штата, которые были, правда, не такими дикими, как горы Уошито, но по крайней мере здесь тоже не было никаких явных следов "ядовитой" городской цивилизации; для того же, чтобы культивировать тут хоть какие-нибудь виды сельского хозяйства, этот край, видимо, не подходил. Пейзаж, лежащий по обе стороны дороги, ведущей в графство Гарритт, был до банального скучным и наводил на мысль о том, что это настоящая страна оленей. Боб искал городишко под названием Эксидент. Как раз на половине пути между ним и еще каким- то городом, именно там, где ему и сказали, он обнаружил уютно расположившийся в горах отель "Рамада". Номер уже был заказан. Зарегистрировавшись у администратора, он взял оставленный ему конверт, в котором оказалось написанное в необычайно дружелюбной форме письмо и подробные инструкции, как добраться до штаба "Экьютека" и их стрелкового тира, расположенного в нескольких милях отсюда. В конверте также лежали и его "пе дайем" -- десять хрустящих двадцатидолларовых банкнот. Пройдя в свою комнату, Боб сразу же растянулся на кровати и уже никуда этим вечером не выходил. Он мысленно еще раз прокрутил в голове все события последних дней, стараясь не волноваться и не придавать слишком большого значения тому, что на протяжении всего пути от аэропорта до отеля -- он был в этом абсолютно уверен -- за ним велась прекрасно организованная слежка. Как и все, что имело хоть какое-то отношение к Рэм Дайн, этот трейлер был маленький, приземистый, потрепанный, старый и очень дешевый. Это подразделение никогда не выполняло задачи так, как надо, -- на высшем уровне. Создавалось впечатление, что здесь работают настоящие кретины, у которых была такая же тюремная психология, как и у ужасного Джека Пайна. Трейлер был битком набит народом: Добблер, как предполагалось, должен был проводить краткий инструктаж. Он вздохнул и окинул взглядом глупые лица своей аудитории. -- Э-э... Я попрошу вашего внимания. Добблер мог этого и не говорить. Они просто не замечали его. Им было наплевать на него. Как низко он пал... и как быстро! Некогда самый молодой студент факультета психиатрии Гарвардской высшей медицинской школы, а позднее единственный владелец одной из самых процветающих частных практик в пригороде Бостона '- Кембридже, он работал не покладая рук и вел такой образ жизни, о котором мог только мечтать. Но в один прекрасный день, прямо на последнем приеме, когда он устал и нервы у него уже были на пределе, он позволил себе расслабиться. Он прикоснулся к женщине. Почему он это сделал? Он не знал. Еще за секунду до этого он даже и не думал об этом. И вот теперь он это сделал. Он прикоснулся к ней, и, когда все кончилось, Добблер прочел в ее глазах желание вновь и вновь переживать случившееся. Выплеснувшаяся наружу сексуальная несдержанность ошеломила его. Он потерял осторожность и стал заниматься с ней любовью прямо в кабинете. Это было началом бесконтрольной сексуальной разнузданности, удовольствие от которой усиливалось к тому же большими дозами амфетамина". Он соблазнил девять пациенток, и одна из них в один прекрасный день пошла в полицию. Ему в вину вменялось изнасилование. Эта сука добивалась своего в течение шести тягостных, мрачных месяцев, пока в конце концов не добилась того, что его все- таки признали виновным, хотя и со смягчающими обстоятельствами. Благодаря судье-феминистке он оказался в отнюдь не нежных объятиях Расселла Айсендлуана. Итог был закономерен и, по сути, ужасен. Правосудие свершилось во всей своей полноте: Добблер изнасиловал в своем кабинете девять нервнобольных женщин, а в тюрьме его самого изнасиловал отвратительный громила, называвший его после этого своим "петухом". Теперь он был "петухом" Раймонда Шрека. Не в сексуальном плане, разумеется. Но даже Добблеру бросался в глаза черный юмор этой шутки: выйдя из тюрьмы и покончив на этом со своим позором, он решил найти себе сильного покровителя, чтобы таким образом обеспечить себе более спокойное существование. Он стал угождать и пресмыкаться перед человеком, у которого было такое же (но только в другой области) чувство власти и такая же манера безжалостного обращения с другими, как и у Расселла Айсендлуана. Он работал на человека, которого, как и Расселла, он безумно боялся, но который был нужен ему в этой жизни для защиты и уверенности в себе. -- Спуститесь на землю, доктор! -- Это был голос ужасного Пайна. -- Что? -- Эй, давайте дальше по программе. Что вы остановились? Ах, черт! Он снова не заметил, как задумался, и теперь не знал, на какой вопрос отвечал. Это было последнее совещание перед появлением объекта. Он вновь стал рассказывать им про уникальную способность Боба долгое время проводить без движения, снова и снова пытаясь втолковать сбитым с толку "подопечным Пайна, почему Боб практически перестал существовать для их сверхчутких приборов, хотя и находился в номере с полшестого вечера вчерашнего дня. Добблер изо всех сил старался, чтобы они поняли, насколько это важно, потому что именно это качество Боба лежит в основе его уникальности. -- Итак, он обладает способностью полностью погружаться в себя, и, пока он находится в таком отстраненном от всего состоянии, все, что окружает его, живет своей жизнью, совершенно не реагируя на его присутствие. И только когда Боб полностью сольется с окружающей его обстановкой, когда он станет ее неотъемлемой частью, только тогда, да, только тогда он и выстрелит. Но, как и любой навык, как любое умение, это требует постоянного упражнения. Поэтому Боб старается поддерживать форму. Кто-то зевал. Кто-то позволял газам свободно покидать свой организм. Кто-то смеялся. -- Ладно, -- жестко отрубил Шрек и встал, всем своим решительным видом как бы отодвигая доктора на задний план. -- Спасибо, Добблер. Теперь послушайте, я хочу, чтобы все посмотрели на меня, Пайн. Пусть твои люди уделят мае немного внимания. Это имеет самое непосредственное отношение к наиболее важной части нашей операции. Я имею в виду следующий ее этап. -- Казалось, что глаза Шрека излучают какую-то отравную силу. -- Позвольте мне объяснить вам, с кем мы имеем дело, чтобы не возникало никаких недоразумений и недопониманий. Этот парень -- очень гордый, как большинство жителей южных штатов, и, как все они, невероятно упрямый. Он не любит, когда его задевают, и не станет сносить оскорбления. В нем все еще сидит бравада и показуха, присущая морским пехотинцам, и на любую вашу выходку он может сработать как детонатор. Поэтому предупреждаю вас: к нему не цепляться, никаких драк, никаких разборок. И если даже у него вдруг появится желание кому-нибудь из вас надрать жопу -- вы должны вежливо улыбнуться и отойти в сторону. Вопросы есть? Неожиданно резкое выступление Шрека произвело эффект: вся группа замолчала. Они были идиотами. -- Сэр. -- Кто-то выдвинулся вперед. -- Да, -- отозвался Шрек. -- Сэр, звонили из группы контроля и. наблюдения. Объект только что вышел из отеля. Он на пути к цели. -- 0'кей, -- ответил Шрек. -- Надеюсь, вы все слушали доктора. Поэтому, если кто перегнет палку, я оторву ему голову. Ну а теперь за дело, ребята. Сегодня ваш первый день на новой работе. В общем, тут было довольно-таки приятно, если бы не чтото такое... Это было самое обыкновенное стрельбище, одно из тех покосившихся, растрескавшихся, обшарпанных, но тем не менее важных мест, где раньше всегда собирались мужчины, чтобы, поудобней растянувшись напротив белых листочков бумаги с нарисованными внутри черными кружочками, продемонстрировать совершенство своих винтовок и силу своих собственных характеров. Бобу порой казалось, что он всю жизнь провел на таком вот стрельбище. Здесь всегда велись интересные беседы и отношения между стрелками были непринужденными и дружескими. Он стоял на бетонной площадке перед рядом Т-образных стрелковых скамеек, зеленых, всегда зеленых -- по всей Америке такие скамейки выкрашены в зеленый цвет. Боб подумал: это стрельбище было, вероятно, построено где-то годах в тридцатых. Скорее всего, это был частный охотничий заповедник какого-нибудь стрелкового или охотничьего клуба. Он знал, что под этой провисающей крышей, на этой площадке и на этих скамейках было рассказано немало историй об оленях, которые каким-то чудом спасались в самую последнюю минуту и уносились прочь, о патронах хороших и патронах плохих, о хороших винтовках -- настолько роскошных, что их можно было сравнить разве что с очень дорогой красивой женщиной, -- и винтовках плохих, которые были дешевле самой дохлой дворняги. Единственным необычным предметом на этом стрельбище был трейлер, который располагался около узких извивающихся гариевых дорожек на расстоянии примерно мили от главной магистрали. Он стоял боком и имел весьма потрепанный вид. Казалось, что это свалка для отходов. Перед ним стоял щит с фирменным знаком "Экьютека". На слегка покатом желтом лугу, сразу за линией стрелковых скамеек, Боб разглядел выставленные мишени: на расстоянии ста ярдов они напоминали маленькие пятнышки, на расстоянии двухсот -- черные точечки, трехсот -- крошечные дырочки от булавочных уколов. -- Кофе, мистер Суэггер? -- спросил полковник, не снимая плаща. Рядом с ним постоянно находился этот маленький злобный сержант, который, казалось, был готов в любую минуту открыть огонь. Все остальные были тут на побегушках, кроме одного на вид городского парня с телом, напоминающим невероятно большую грушу, и козлиной бородкой. Он выглядел так, как будто засунул себе в задницу палец и, во избежание непредсказуемых последствий, боялся теперь его оттуда вытащить. -- Нет, спасибо, -- ответил Боб, -- кофе слишком возбуждает. -- Может, декаф? -- Декаф -- это отлично. Полковник Шрек кивнул кому-то головой. Человек сразу же налил Бобу в бумажный стаканчик темную жидкость из термоса. Погода была на удивление спокойной и теплой, около шестидесяти градусов по Фаренгейту*, по стрельбищу гулял слабый ветерок, и на бледно-лимонном небе светило такое же бледно-лимонное солнце. День был таким неожиданно теплым и солнечным, что создавалось обманчивое впечатление вновь наступившей весны. -- Вроде бы все в порядке? -- спросил полковник. -- Да, похоже на то, -- сказал Боб. -- Не хотите ли проверить еще раз ваш прицел, перед тем как мы начнем контрольные испытания? -- Я бы не возражал, сэр. -- Хорошо. Джентльмены, пожалуйста, отойдите немного назад. Будьте предельно внимательны. Расчехлив винтовку, Боб установил ее на одном из мешков с песком и отвел затвор назад. Он щелкнул крышкой коробочки с патронами "Лейк-Сити Мач" и зарядил в магазин один за другим пять одинаковых блестящих патронов. Потом вернул затвор в первоначальное положение и поставил его на предохранитель. Затвор проскользнул вперед легко и свободно, плавно повернувшись в конце на хорошо смазанных подшипниках, и плотно запер канал ствола. Боб не спеша натянул очки "Рэй-Бэн", затем надел наушники для стрельбы и таким образом полностью отключился от внешнего мира. До его ушей не долетало ни звука. Он чувствовал только, как пульсирует кровь в голове. Боб взял винтовку и занял позицию для стрельбы. Его ботинки замерли на бетонной площадке стрельбища, как бы служа надежным основанием той стабильной и прочной конструкции, которой было его тело. Его спокойствие и уверенность превратили винтовку, держащие ее руки и все тело в единое целое. Уперев винтовку в плечо, он поводил ею из стороны в сторону, потом положил одну руку напротив предохранителя, так, чтобы кончик указательного пальца ласкал облегченный курок. Наконец Боб занял окончательную позицию и закрыл левый глаз. Изображение было несфокусированным, немного расплывчатым, поэтому, чтобы добиться четкости, ему пришлось повернуть кольцо прицела на несколько щелчков назад. За свои усилия он был вознагражден идеальным изображением черного кружочка, увеличенного в десять раз оптическим прицелом и разделенного на четыре части прицельной сеткой дальномера. Сейчас он был размером с монету в пятьдесят центов и установлен на расстоянии, равном дальности прямого выстрела его винтовки. На выдохе он задержал дыхание и подумал, что было бы лучше, если бы палец нажимал на курок чуть медленнее. Он почувствовал толчок от отдачи и заметил, что изображение в прицеле немного расплылось. Передергивая затвор, он услышал голос корректировщика стрельбы: -- Десятка. Черт, прямо в середину. Точный, очень точный выстрел. Боб выстрелил еще четыре раза и все четыре раза попал в одну и ту же точку. -- Думаю, что я пристрелялся, -- сказал он. Человек, которого звали Хатчер, проинструктировал его по поводу предстоящей задачи: -- Мистер Сузггер, один из моих помощников зарядит в вашу винтовку пять патронов. Вы не будете знать, стреляете ли вы вашим собственным патроном, "Федерал Премиум", "Лейк- Сити Мач" или нашим "Экьютек Снайпер Грейд". Вы выстрелите четыре серии по пять патронов по мишеням, установленным на расстоянии ста ярдов, столько же по тем, что находятся на расстоянии двухсот ярдов, и соответственно -- трехсот. Потом мы просчитаем результаты по группам и определим кучность стрельбы. Ну, а после обеда нам бы хотелось повторить все эти упражнения, только уже при стрельбе из каких-нибудь импровизированных положений, без подготовки, с дополнительными элементами стресса и психологической нагрузки. Думаю, что вам это покажется очень интересным. -- Ну что ж, музыку заказываете вы, так что давайте стрелять. Боб стрелял очень сосредоточенно. От других стрелков его отличали завидная стабильность и последовательность. Он был как жесткая стойка фирмы "Рэнсом", которую используют для проверки точности стрельбы пистолетов. Всякий раз при стрельбе он занимал одну и ту же немного неестественную, но прекрасно продуманную и отработанную позицию. Держа кончик пальца на спусковом крючке, он застывал, и его тело становилось таким же твердым, как и винтовка. В каждый последующий раз все было так же, как и в предыдущий: щека так же плотно прилегала к стекловолокну приклада, винтовка так же упиралась в плечо, точно так же рука держала ложе приклада, такой же угол локтя и та же расслабленность второй руки, поддерживающей винтовку, то же расстояние между глазом и прицелом, так же на полувыдохе задерживалось ды- хание, те же три удара сердца, уменьшающие порывистость пульса перед выстрелом, такой же плавный спуск крючка, лениво плывущего назад, такой же легкий, быстрый хруст, напоминающий звук сломанного стебля сухой травы, в момент, когда крючок срывается с пружины, такое же беззвучное воспламенение капсюля и такая же вспышка выстрела, когда винтовка вздрагивает от отдачи. -- Десятка, немного выше. Где-то треть дюйма. -- Десятка, в середину. -- Десятка, точно в центр. Никаких сбоев, ошибок и промахов. Боб нашел свою стрельбу и стрелял все утро, почти не двигаясь и не дыша, не тратя ни одной секунды впустую и не делая ни одного лишнего движения. Он испытывал какое-то странное удовольствие от того, что у него быстро забирали пустую винтовку, затем сразу же приносили ее обратно, уже заряженную, от того, что регулярно кто-то бегал к мишеням, чтобы отметить выстрелы или чтобы заменить сами мишени. Он уже потерял счет. Это было как во Вьетнаме. Просто стреляешь и смотришь, как пуля летит туда, куда ты ее послал, практически без малейшего отклонения. Сам процесс стрельбы становится каким-то абстрактным и полностью безликим; над ним долго не задумываешься, и он постепенно превращается в нечто подобное небольшому ритуалу или какой-то репетиции. Счет рос, с ним никто уже не мог равняться, все уже давно были позади, а он с каждым новым попаданием все ближе и ближе подбирался к легендарной цифре знаменитого Карла Хичкока -- девяносто три. -- Десятка. -- Десятка. -- Десятка. После того как Боб отстрелял все четыре серии по пять патронов в каждой, он устало отложил винтовку в сторону, а корректировщики и счетчики побежали к мишеням подсчитывать очки. Боб, естественно, по малейшим различиям в отдаче винтовки сразу же определял, каким патроном выстрелил. Свои патроны он узнавал мгновенно, чуть-чуть медленнее, но все же достаточно быстро, он определял разницу между патронами "Федерал" и "Леик-Сити". Патроны же "Экьютек Снайпер Грейд" отличались от всех остальных коренным образом. Боб чувствовал, что пули из них летели немного выше. У него было такое ощущение, что они попадают где-то чуть выше десятки, почти без рассеивания. Пули летели очень быстро, это были прекрасные выстрелы, очень точные и стабильные. -- Мистер Суэггер, не желаете ли взглянуть на результаты вашей стрельбы? -- спросил Хатчер. -- Да, давайте посмотрим, -- сказал Боб. Он подошел к скамейке, на которой производился подсчет и анализ выстрелов. Рядом стояли два человека с кронциркулями. -- 0'кей, -- заключил Хатчер, -- думаю, вы будете довольны. Я пометил каждую мишень согласно расстоянию, на которой она была установлена, и согласно тому патрону, которым вы стреляли. На сто ярдов вы стреляли патронами "Федерал Премиум", "Экьютек", "Лейк- Сити Мач" серии М 852 и своими собственными. Именно в таком порядке. Вот все мишени. Боб взглянул на изуродованные десятки, на которых маленькие, разбрызганные, как капельки грязи, отверстия от пуль вырвали центр, как бы нарисовав листочки клевера. -- Отклонение от центра, как мы подсчитали, составляет в среднем для каждого типа: "Федерал" -- 0,832 дюйма, "Экьютек" -- 0,344 дюйма, "Лейк-Сити Мач" -- 0,709 дюйма и ваши патроны -- 0,321 дюйма. Боб проверил их. Да, эти изобретения "Экьютека" были почти так же хороши, как и его собственные патроны, и намного лучше, чем патроны двух крупнейших заводов по производству боеприпасов. Он кивнул головой. -- На две сотни ярдов вы, согласно баллистическим таблицам стрельбы, должны были бы стрелять на четыре с половиной дюйма ниже и с меньшей кучностью. Но вы увидите, что угол отклонения практически не изменился, хотя по кучности "Федерал" стал теснить остальных. Боб снова посмотрел на аккуратные ровные дырочки в мишенях. На этот раз попадания один в один были реже, являясь, видимо, скорее всего, исключением или простым совпадением. Диаметр попадания всех групп патронов колебался в пределах двух с половиной -- трех дюймов, причем центр каждой группы располагался приблизительно в двух дюймах от центра десятки. В связи с увеличением угла отклонения патроны "Федерал", на удивление, образовывали самую ровную окружность диаметром в два дюйма. И снова патроны Боба оказались лучше других, отклонение составило всего 0,967 дюйма, причем центры отверстий находились друг от друга на расстоянии меньше, чем в полминуты. Но выстрелы " Экьютека" настолько тесно шли следом за его патронами, что почти ничем не отличались. Их отклонение составляло 0,981 дюйма, и расстояние между центрами отверстий тоже было меньше минуты. Боб почувствовал, что мог бы отстрелять эту серию и лучше, потому что после выстрела своим патроном он расслаблялся, чувствуя уверенность в точности попадания. -- А теперь самое сложное наше задание, -- сказал Хатчер. -- Майи, мишени с трехсот ярдов, пожалуйста. Мистер Суэггер, я думаю, что теперь вы сможете понять, почему наши патроны и вообще все боеприпасы идут под маркой "Снайпер Грейд". Вы лучше, чем кто бы то ни было, сумеете оценить их. Он протянул ему четыре мишени. Свое крайнее удивление Боб обычно выражал непроизвольным тихим присвистом. Именно такой была его реакция и сейчас. На мишенях, которые ему протянул Хатчер, картина оказалась совсем фантастической. На расстоянии трех сотен ярдов все группы выстрелов располагались где-то в девятиодиннадцати дюймах от центра десятки, на шесть часов, прямо на внешнем крае черного круга. Рассеивание увеличилось, и патроны "Федерал" как нельзя нагляднее проявили здесь свою обманчивую сущность: окружность, которую они образовали, была целых четыре с половиной дюйма в диаметре. Боб дернул головой и недовольно хмыкнул. Он был глубоко разочарован. Мишень в этом месте выглядела так, как будто какой-то ребенок наугад наделал в ней дырок пальцем. "Лейк-Сити" были чуть лучше, но не намного; по кучности они почти удовлетворяли требованиям, предъявляемым на такой дистанции, хотя, по правде говоря, несмотря на то что вся группа укладывалась в окружность диаметром три дюйма, один из выстрелов, скорее всего, был сделан с ошибкой, и если его не считать, то вся группа вписывалась в два с половиной дюйма. Боб видел, что здесь "Экьютек" явно перещеголял его. Отметины от пуль Боба располагались так, что в принципе еще создавалась какая-то иллюзия круга диаметром 1,386 дюйма. По кучности он прекрасно укладывался в норму, однако окружность, которую образовали дырочки от пуль этого проклятого "Экьютека", в диаметре составляла 1,212 дюйма, причем три выстрела из четырех образовали треуголь- ник, который вмещался в окружность диаметром всего 0,352 дюйма!!! -- Черт, -- сказал он. -- Вот эта стрельба, -- произнес кто-то. -- Выстрелы что надо! Многие не попадают в мишень с расстояния трех сотен ярдов, даже когда у них есть оптический прибор двадцатичетырехкратного увеличения. -- Нет, -- сказал Боб, испытывая благоговейный трепет перед этими дырочками на мишени, -- все дело в патронах. Это отличные патроны. Это были действительно прекрасные патроны. В мире было всего пятьдесят или шестьдесят человек, способных сделать такие отличные патроны. Франк Барнс, наверное, пара надменных, зазнавшихся специалистов из "Спиер", "Хорндэй" или "Сьерра", несколько представителей вымирающего племени нелегальных самодельщиков -- этакие старые, сутулые мужчины, которые всю свою жизнь провели в механических цехах оружейных заводов; несколько стрелков мирового класса, стреляющих с упоров, которые наверняка раньше служили в Первой дивизии морской пехоты. Кое-кто из роты "Дельта" или оружейные мастера подразделений СВИТ в ФБР. Тот, кто создает такие патроны, знает, что он делает. У Боба в голове возник образ невысокого старичка, который уже миллионы раз делал подобные патроны, кропотливо и настойчиво доводя их до полного совершенства. Это требовало не просто терпения; это требовало своего рода определенной гениальности. Боб почти физически чувствовал присутствие этого старичка. Он был здесь, на стрельбище, этот старый мастер, который знал свое дело как никто другой. И вдруг Боб все понял. Он еще раньше заподозрил что-то неладное, но теперь он все понял. Они играли с ним, водя его за нос. Они были совсем не те, за кого себя выдавали. Тогда кто же они такие? Боб улыбнулся: -- Ну а теперь что, полковник? -- Теперь надо пойти пообедать. А во второй половине дня нам бы хотелось встретиться с вами на Другом стрельбище, где вы будете стрелять уже по мишеням, установленным на... за пятисотярдовой отметкой. И дальше, до отметки в тысячу ярдов. -- Ну что ж, звучит заманчиво, -- сказал Боб. -- Завтра утром, мистер Суэггер, я собираюсь предложить вам одну очень забавную вещь. Вечером Боб отказался от приглашения фирмы "Экьютек" на роскошный ужин в ресторане Сэйерсвилла и вместо этого, сев в машину, взятую им в аренду, решил прокатиться в одиночестве по местным дорогам. Наконец он нашел то, что искал, -- укромное тихое местечко, достаточно удаленное от населенных районов, где можно было побыть наедине с самим собой, в тишине, не опасаясь, что кто-то потревожит твои мысли. Теперь они уже не следили за ним. Они избегали встречаться с ним часто, думая, что уже надежно подцепили его на крючок. Может быть, и подцепили. Ему было ужасно любопытно, кто и откуда всем этим руководит. В общем и целом он понимал, о чем идет речь. Речь, естественно, идет об убийстве. Его репутация была очень высокой. В определенных кругах его достаточно хорошо знали. Время от времени с ним происходили какие-то странные вещи: к нему проявляли нездоровый интерес, делали всевозможные таинственные намеки, совсем как бы невзначай давали понять, что он бы мог получить большую сумму денег, если бы встретился там-то и там-то -- в Сент-Луисе, Мемфисе или Тексаркане -- с каким- то человеком и выслушал некоторые конкретные предложения. На протяжении всех этих лет подобного рода предложения поступали от самого разного рода заказчиков. Некоторые, естественно, делались людьми, приближенными к кругам организованной преступности. Другие были, скорее всего, от разных разведслужб -- Боб ведь выполнил в свое время два задания, связанных с уничтожением гражданских объектов во Вьетнаме, получив перед этим письменный приказ из вышестоящего штаба. Остальные попытки предпринимались просто весьма состоятельными людьми, которые хотели использовать его для решения своих проблем в бизнесе, для того чтобы исправить несправедливость или отомстить за обиду. Казалось, у всех у них были какие-то патологические отклонения. Боб всегда отвечал "нет". Объяснял, что это противозаконно, и вежливо просил оставить его в покое. Многие из них отставали от него. Тем не менее были и такие, которые не желали уходить ни с чем: эти выродки, принадлежавшие к племени ненавистников, требовали к себе специального подхода, и выпроводить их было непросто. Это был тип людей, которые считали, что вся страна принадлежит им и только им и что на земле уже давно царило бы благоденствие, если бы на ней не существовало других... Естественно, под этими другими они обычно подразумевали черных. За время своей службы во Вьетнаме Боб повидал немало чернокожих сержантов, все они были отличными парнями, поэтому он даже не желал слушать все это отребье, которое к тему навязывалось с подобного рода проблемами. И хотя по натуре он был человеком не жестоким, однажды ему все-таки пришлось расквасить нос одному такому наглецу, который представлял организацию под названием "Белый порядок". Давясь злобой и размазывая кровь по лицу, тот сказал ему, что они внесут теперь в черный список и Боба, после чего Боб схватил его за шкирку и, приставив к горлу кольт "Гавернмент Моудел", спокойно произнес: -- Мистер, если вы сами не в состоянии совершить убийство, о котором хлопочете, значит, вы еще не доросли до того, чтобы угрожать мне! Наглец моментально наделал в штаны и кубарем выкатился за ворота. Но в данной ситуации он имел дело совсем с другими людьми. Такие, как этот проклятый полковник Брюс со своим орденом Почета и всегда находящимся с ним рядом коротконогим преданным Пайном, к этой категории не относились. Они были людьми достаточно богатыми, чтобы купить этот участок земли, притащить сюда черт знает откуда его, Боба, да еще и заполучить человека, который умеет делать такие прекрасные патроны. Кто же они такие? Кого же надо убить и что это должна быть за птица, чтобы ради нее идти на такие расходы? ЦРУ. Он чувствовал, что это они. Это был их стиль работы: все время какие-то странные ситуации, никогда ничего не ясно, причем они всегда заварят кашу, втянут тебя в нее, и к тому моменту, когда ты поймешь, что же все-таки происходит, уже бывает обычно легче смириться и не дергаться, чем бороться за то, чтобы вырваться. Итак? Он сидел и думал, стараясь пересилить огромное желание почувствовать во рту приятный вкус ликера или холодную свежесть пива, которые бы освежили его мысли и помогли ему лучше думать. Но Боб понимал, что, стоит ему сделать один-единственный глоток -- и все, он уже пропащий человек. Поэтому он сидел и думал, решая свои проблемы в состоянии каменно-холодной трезвости. ЦРУ хочет, чтобы он снова вышел на охоту. Но на кого? Сидя в маленьком ресторанчике. Боб снова и снова думал над этим вопросом. Ужасно болели голова и бедро. Но ответ на мучивший его вопрос все не приходил. Он сидел так, размышляя, уже несколько часов и только сейчас заметил, что ресторан закрывается и официантка то и дело бросает на него сердитые взгляды. Нет уж, спасибо, он на их сторону не встанет, ему не нужны их вонючие деньги. Самое главное для него в жизни -- это винтовки и чувство правильно выполненного долга. Но что такое долг? На кого надо было охотиться? Кто сделал такие патроны для фирмы "Экьютек"? Боб сел в машину и поехал назад. Ночь он спал спокойно -- сны не беспокоили его. Он все еще оставался верен своему принципу -- никогда никого больше не убивать. Он скажет им это завтра, после того как они выложат ему то, что от него хотят. Он больше никогда не будет убивать. Глава 4 На следующий день они встретились на трехсотярдовом стрельбище. Сам полковник отсутствовал, ничего накануне не объяснив и никого не предупредив. Без него все остальные, кажется, немного расслабились. Тот, кого звали Хатчером, видимо, остался за главного, хотя это, скорее всего, была только видимость. Он представлял собой рыжеволосого, усталого вида пятидесятилетнего мужчину с большими щелями между зубов. Его нагрудные карманы были набиты карандашами, упакованными в пластиковые пакеты. Хатчер производил впечатление рассеянного человека, который знает немного обо всем и все о немногом. Он усадил Боба в черный джип "чероки", и, взяв еще двух человек и флегматичного Пайна, они все вместе поехали какими-то боковыми дорогами в направлении другого стрельбища. Представшая перед Бобом картина поразила его: огромное светлое поле на покатом склоне холма, на одном конце которого виднелись возведенные на скорую руку строительные леса, скрепленные в местах соединений болтами. Вся эта безумная конструкция для большей устойчивости крепилась к земле проволочными растяжками, которые располагались по всему периметру этого "творения". Оно напоминало основу сооружения, предназначенного для цирка, только без брезентового верха, или железный скелет здания без цементного наполнения. Боб увидел, что к самому верхнему каркасу здания приделано несколько лестниц и прямо на самом верху расположена платформа, на которой установлены стул и подставка для стрельбы. -- Это имитация здания в Талое, штат Оклахома, -- сказал Хатчер. -- Или, если сказать точнее, расстояние, габариты и высота точно такие же, как там. Машину видите? В конце пыльной дороги, проходившей мимо этого нелепого строения, стоял каркас старого лимузина на колесах -- двигателя уже давным-давно не было, весь корпус был изъеден ржавчиной, однако салон автомобиля сохранился в целости и сохранности. Он был соединен цепью и лебедочным тросом с располагавшимся в полумиле от него объектом, который, скорее всего, и был механизмом лебедки. -- Что это все, черт побери, значит? -- Это наш сценарий по программе СВИТ, -- сказал Хатчер. -- Мы разработали и проиграли тут сценарий, согласно которому вы должны будете вести огонь по движущейся цели, причем внутри будут находиться заложники. Действовать вы будете под контролем корректировщика -- вас подключат к радиосети. После того как вы получите разрешение на выстрел, вам надо будет убрать того парня, который ограбил банк и спасался бегством, прихватив с собой несколько заложников. У вас всего пять секунд, что- бы попасть ему в голову. Все будет происходить точно так же, как и в 1986 году в Талсе, когда снайперу ФБР пришлось сделать точно такой же выстрел. -- Ну и чем все закончилось? -- О, он попал в спину женщине, которая была заложницей, она осталась парализованной на всю жизнь. Грабитель пристрелил двух других заложников, а потом покончил с собой. Это было ужасно, просто ужасно! Да, ради этого выстрела он тренировался всю свою жизнь, и вот, когда наступило время сделать его, он промазал. Позор. -- Они все сидели в таком же лимузине? -- Нет. Там был черный пикап. Просто мы решили попробовать на лимузине. "Чероки" припарковался, и люди, что были поблизости, стали подходить к ним и по очереди здороваться. Хатчер что-то сказал техникам, и те раздали всем готовые к работе рации. Потом они повели Боба под навес, к обыкновенной школьной доске. -- Посмотрите, мистер Суэггер, за последние пятнадцать лет, по нашим расчетам, представители властей, отвечающих за обеспечение законности как на местном, так и на федеральном уровне, произвели восемьсот пятьдесят прицельных выстрелов. То есть все выстрелы были произведены при помощи оптических прицелов по вооруженным преступникам, находящимся на удалении от тридцати пяти до трехсот пятидесяти ярдов. Знаете ли вы, каким оказался процент попаданий с первого выстрела? -- Уверен, что очень низким. -- Попадание с первого выстрела -- тридцать один процент. Черт, как раз в прошлом году в Сакраменто, штат Калифорния, полицейский снайпер сделал прицельный выстрел по неподвижному вооруженному преступнику через приоткрытую дверь магазина по продаже электронных товаров и промахнулся. Даже не зацепил его. Тот парень сразу же уложил на месте всех трех заложников, и только после этого с ним удалось разделаться. Как вы считаете, почему это происходит? Боб немного подумал, потянул время, а потом выдал ответ: -- Такой большой процент промахов можно объяснить либо какими-нибудь отклонениями полета пули, либо неудачной конструкцией или неполадками в оружии. Но я больше чем уверен, что в большинстве случаев это ошибка стрелка. Первый раз по Вьетнаме я промахнулся. И второй тоже. Нужны опыт и практика, чтобы тело привыкло сохранять свое обычное спокойное состояние, пока происходит плавный, как бы не зависящий от стрелка спуск курка. "Надо бы найти какое-нибудь прохладное местечко и немного побыть там одному", -- подумал Боб. -- Верно, -- с одобрением воскликнул Хатчер. -- Поэтому наша идея как раз и состоит в том, чтобы хоть чуть-чуть укрепить их уверенность в собственных силах. Это уже будет большое дело. Мы хотим, чтобы те, кто учится сейчас стрелять из винтовок профессионально, знали, что тот патрон, который находится у них в канале ствола, прекрасно выполнит спою задачу, если они, разумеется, выполнят свою. Мы надеемся, что они поверят в это, потому что вы расскажете в покажете все наглядно. Боб кивнул головой: -- На автомобиль можно взглянуть? -- Нет. Думайте и представляйте его себе так же, как это делал агент ФБР. Вы полагаете, он видел эту машину до того, как ему пришлось по ней стрелять? Нет, не видел. Мы хотим разместить вас там же, где находился он. Мы также не сообщим вам ничего о том, каким будет расстояние до цели. Нам бы хотелось, чтобы вы решили эту проблему сами. Итак, надо, чтобы вы поднялись на предполагаемый пятнадцатый этаж здания талсской страховой компании "Кэжьюэлти энд Лайф". Представьте себе, что сегодня десятое октября 1986 года, грабитель банка по имени Вилли Даунинг с дешевым 9- миллиметровым револьвером "Стар" и тремя заложниками движется в направлении талсского международного а