нкой и кофе Французского рынка, ив этот момент на тротуарах как бы неохотно начинают появляться признаки жизни. Дарби съежилась, сидя в кресле на маленьком балконе, потягивая кофе и ожидая восхода солнца. Каллахан находился в нескольких футах от нее, по другую сторону открытых балконных дверей, все ещ? завернутый в простыни и равнодушный к окружающему миру. Потянуло свежим ветерком, но к обеду, знала Дарби, влажность снова вернется. Она поплотнее подтянула его халат к шее и вдохнула роскошный запах его одеколона. Она подумала об отце и его мешковатых хлопковых рубашках, которые он позволял ей носить, когда она была тинэйджером. Она, бывало, плотно закатывала рукава до локтей и оставляла рубашку навыпуск, а потом прогуливалась с друзьями по тенистым аллеям, преисполненная уверенности, что никого не оставит равнодушным. Отец был е? другом. К окончанию школы она перепробовала весь его гардероб, и сейчас веши снова висели на плечиках, аккуратно выстиранные и выглаженные. Она все ещ? могла почувствовать запах одеколона <Грей Фленнея>, которым он освежал лицо каждое утро. Останься он жив, был бы старше Томаса Каллахана на четыре года. Ее мать снова вышла замуж и переехала в Бойз. Брат Дарби жил в Германии. Они редко встречались втроем. Ее отец был связующим звеном в семье, и его смерть разбросала их. В авиакатастрофе погибло двадцать человек, и ещ? до того, как были закончены приготовления к похоронам, начали звонить адвокаты. Это была е? первая встреча с реальным миром, и она оказалась не из приятных. Гершель, их семейный адвокат, принадлежал к сословию юристов, ничего не понимающих в судебных процессах. Проныра, из тех, которые делают деньги на несчастных случаях, он появился у них дома сразу вслед за е? братом и убедил семью возбудить дело. Два года семья вынуждена была терпеть, как он неумело врал, изворачивался и портил дело. За неделю до процесса они согласились на компенсацию в полмиллиона, за вычетом доли Гершеля, и Дарби получила свои сто тысяч. Она решила стать юристом. Если уже клоун вроде Гершеля мог этим заниматься и делать большие баксы, сея смуту в обществе, то она наверняка смогла бы делать это в благородных целях. Она часто думала о Гершеле. Когда она сдаст экзамены в адвокатуре, то е? первый иск за противозаконные действия будет направлен против него. Она хотела работать в фирме по охране окружающей среды. Найти работу, знала она, будет нетрудно. Сто тысяч остались нетронутыми. Новый муж е? матери, исполнительный директор бумажной компании, был немного старше и намного здоровее отца Дарби, и вскоре после замужества мать разделила свою часть наследства между дочерью и сыном. Она сказала, что деньги напоминают ей о покойном муже. Жест этот был скорее символическим. Хотя она все ещ? любила их отца, у не? была новая жизнь в новом городе и новый муж, который уйдет на пенсию через пять лет с кучей денег. Дарби. сконфузил этот символический жест, но она оценила его и взяла деньги. Ее сотня тысяч удвоилась. Она поместила большую часть капитала в совместные фонды, но только те, которые не имели дело с химическими и нефтяными компаниями. Она ездила на <аккорде> и жила скромно. Ее гардероб являлся типичным для студентки юридической школы, вся одежда была из магазина готового платья. Они с Каллаханом ходили в лучшие рестораны города и никогда не ели в одном месте дважды. Обычно это был шведский стол. Его не интересовали деньги, и он никогда не выдавливал из не? информацию. Она была более чем обычной студенткой, но в Тьюлане были и богатые дети. Они встречались месяц, перед тем как лечь в постель. Она обосновала основные правила, и он горячо с ними согласился. Не будет никаких других женщин. Они будут очень осторожны. И он перестанет так много пить. Он выдержал первые два, но продолжал выпивать. Его отец, дед и братья были заядлыми выпивохами, и от него следовало ожидать того же. Но первый раз в жизни Томас Каллахан был влюблен, бешено влюблен, и он знал точку, за которой скотч начинал влиять на отношения с женщиной. За исключением последней недели и личной травмы, связанной с утратой Розенберга, он никогда не пил раньше пяти вечера. Когда они были вместе, он поклонялся Шиве, если перебрал, и думал, что это может повлиять на его форму. Было забавно наблюдать сорокапятилетнего мужчину, влюбившегося в первый раз. Он пытался сохранить некоторую видимость сдержанности, но в интимные моменты был глуп, как студент-первокурсник. Она поцеловала его в щеку и накрыла легким покрывалом. Ее одежда была аккуратно сложена на кресле. Она тихо закрыла за собой входную дверь. Солнце стояло уже высоко, просвечивая между зданиями поперек улицы. Тротуар был пустынным. Через три часа у не? были занятия, затем Каллахан и процессуальный кодекс в одиннадцать. Через неделю должен был состояться учебный апелляционный суд. Ее папка для судебных дел покрывалась пылью. Настала пора снова стать студенткой. Она потратила впустую четыре дня, играя в детектива, и корила себя за это. <Аккорд> стоял за углом через полквартала. Они е? видели, и это было великолепно. Джинсы в обтяжку, мешковатый свитер, длинные ноги, солнечные очки, чтобы спрятать глаза без макияжа. Они видели, как она закрыла дверь и быстро пошла вдоль Рояль-стрит, затем исчезла за углом. Волосы были до плеч и казались темно-рыжими. Он принес свой ленч в маленькой сумке из коричневой бумаги и нашел пустую парковую скамейку, повернутую спинкой к Нью-Хэмпширу. Он страшно не любил Дюпон Сэркл с его вонючими бродягами, наркоманами, дегенератами, стареющими хиппи и облаченными в черную кожу панками с красными волосами, стоящими торчком, и грязными языками. Напротив фонтана хорошо одетый мужчина с громкоговорителем выстраивал свою группу активистов по правам животных для марша к Белому дому. Кожаные панки насмехались над ними и поливали их оскорблениями, но четверо конных полицейских были достаточно близко, чтобы предотвратить неприятности. Он взглянул на часы и снял с банана кожуру. Полдень, и он в любом случае предпочитал поесть. Встреча будет краткой. Он посмотрел на панков и увидел, как от толпы отделился его связной. Их взгляды встретились, кивок, и он сидит на скамейке рядом с ним. Его звали Букер, из Лэнгли. Они здесь встречались изредка, когда каналы связи портились и становились ненадежными, а их боссы хотели услышать обычные нормальные слова, которые больше не слышал бы никто. Букер не обедал. Он начал щелкать жареный арахис и бросать шелуху под скамейку, изогнутую дугой: - Как мистер Войлс? - Здоров, как черт. Как обычно. Букер бросил орешки в рот. - Гмински был в Белом доме вчера вечером до полуночи, - сказал он. На это ответа не последовало. Войлс это знал. Букер продолжал: - Они там запаниковали. Эта штучка с пеликанами их напугала. Мы тоже е? прочли, знаешь ли, и мы уверены, что на ваших ребят она не произвела впечатления. Но по каким-то причинам Коул ею сильно напуган и расстроил Президента. Мы посчитали, что вашим ребятам не очень-то большая радость от Коула и его босса, а раз в деле упоминается Президент и в нем есть это фото, то мы подумали, что это дельце для вас. Понимаешь, к чему я клоню? Он откусил от банана кусочек размером с дюйм и ничего не сказал. Любители животных двинулись прочь нестройными рядами, а любители кожи освистывали их. - Во всяком случае, это не наше дело, и не должно быть нашим, за исключением того, что Президент теперь хочет от нас секретного расследования дела о пеликанах прежде, чем ваши ребята до него доберутся. Он убежден, что мы ничего не найдем, и он хочет знать, что там ничего и нет, чтобы убедить Войлса успокоиться, - наконец произнес он. - Ничего там нет, - уверил Букер. Букер посмотрел на пьяного, мочившегося в фонтан. Полицейские на фоне солнца уезжали прочь. - Тогда Войлсу от этого дела нет никакой пользы, верно? - спросил он. - Мы используем все возможности, чтобы все прояснить. - И никаких реальных подозреваемых? - Никаких. - Банан ушел в историю. - Почему они так волнуются из-за нашего расследования этой штучки? Букер раздавил кожуру ещ? одного маленького ореха: - Ну, для них это вполне естественно. Их очень разозлило, что Прайс и Мак-Лоренс выставлены в качестве кандидатов, и, конечно, это целиком ваша ошибка. Они ни на грош не доверяют Войлсу. И если ваши ребята начнут копать дело о пеликанах, они боятся, что пресса раскроет это и Президенту зададут трепку. Перевыборы в следующем году, начнут молоть чепуху и все такое прочее. - Что Гмински сказал Президенту? - Что у него нет желания вмешиваться в расследование ФБР, что у нас есть чем заниматься и что это было бы абсолютно незаконно. Однако поскольку Президент так настойчиво умолял и Коул был так сильно напуган, то мы тем не менее это сделаем. И вот я здесь и говорю с тобой. - Войлс ценит это. - Мы собираемся начать копать сегодня, но все дело - абсурд. Мы начнем работу, остановимся на полпути и через неделю или около того скажем Президенту, что вся эта теория - выстрел в белый свет, как в копеечку. Он отогнул вниз крышку своей коричневой сумки и встал: - Хорошо. Я доложу Войлсу. Спасибо. Он пошел по направлению к Коннектикуту, подальше от кожаных панков, и пропал из виду. Монитор стоял на загроможденном столе в центре отдела новостей, и Грей Грентэм свирепо глядел на него, сидя посреди гама и рева репортеров, собирающих и докладывающих информацию. Звук до него не доходил, и он сидел и смотрел на экран. Зазвонил телефон. Он нажал кнопку и схватил трубку, не отрываясь от монитора: - Грей Грентэм. - Это Гарсиа. Он позабыл про монитор: - Да, что случилось? - У меня два вопроса. Первый, записываете ли вы эти звонки, и второй, можете ли вы их воспроизвести? - И нет, и да. Мы не записываем до тех пор, пока не спросим разрешения, и мы можем воспроизвести запись, но не делаем этого. Я думал, ты не будешь мне звонить на работу. - Хочешь, чтобы я повесил трубку? - Нет. Все отлично. По мне, лучше говорить в три часа дня в офисе, чем в шесть утра в постели. - Извини. Я просто испугался, вот и все. Я буду говорить с тобой, пока доверяю тебе, но, если ты когда-нибудь мне солжешь, я перестану говорить. - Хорошо. Когда ты начнешь? - Сейчас не могу. Я в телефоне-автомате в даунтауне и спешу. - Ты сказал, что у тебя есть какая-то копия. - Нет, я сказал, что у меня, возможно, будет кое-какая копия. Посмотрим. - О'кэй. Так когда ты можешь снова позвонить? - Я должен назначить встречу? - Нет, но я часто выхожу из офиса. - Я позвоню завтра во время ленча. - Я буду ждать прямо здесь. Гарсиа повесил трубку. Грентэм нажал семь цифр, затем шесть, затем четыре. Он записал номер, потом быстро пробежался по желтым страницам, пока не нашел компанию телефонов-автоматов. Звонили из телефона-автомата на Пенсильвания-авеню, рядом с Дворцом правосудия. Глава 15 Перепалка началась за десертом, из-за того, что Каллахан вновь захотел выпить. С не? было достаточно того, что Каллахан уже выпил за ужином: два двойных скотча, пока они ожидали столика, ещ? один перед тем, как сделали заказ, и две бутылки вина под рыбу, и которых она выпила две рюмки. Он пил слишком быстро и пьянел, и, когда она оттарабанила ему свои подсчеты выпитого, он разозлился. Он заказал на десерт драмбуи, потому что это было его любимое вино и потому что это внезапно стало делом принципа. Он выпил его залпом, и она сильно разозлилась. Дарби помешивала ложечкой кофе и игнорировала его. Дело было сделано, и она хотела лишь уйти без сцен и попасть к себе домой одна. Перепалка неожиданно переросла в ссору на бульваре, после того, как они вышли из ресторана. Он вытащил из кармана ключи от <порше>, и она сказала, что он слишком пьян, чтобы вести машину. Он намертво зажал их в руке и пошел, пошатываясь, к паркингу, который был в трех кварталах от ресторана. Она сказала, что пойдет домой пешком. <Приятной прогулки>, - ответил он. Она шла за ним в нескольких шагах, обескураженная его спотыкающейся походкой. Она его умоляла. У него давление по крайней мере в два раза выше нормы. Он ведь профессор права, черт возьми. Он кого-нибудь убьет. Он пошел быстрее, ковыляя и опасно приближаясь к дороге, а затем отшатываясь назад. Он выкрикнул через плечо что-то насчет того, что он и пьяный водит машину лучше, чем она - трезвая. Она осталась позади. Раньше, когда он был такой пьяный, она сама вела машину. Она знала, что может натворить пьяный в <порше>. Он вслепую пересек улицу, держа руки глубоко в карманах, так, как на обычной прогулке поздним вечером. Он прозевал кромку тротуара, споткнулся и упал. Он быстро поднялся, прежде чем она успела подойти. <Оставь меня, черт возьми>, - сказал он. <Только дай мне ключи, - умоляла она, - или я пойду пешком>. Он оттолкнул е?. <Приятной прогулки>, - сказал он со смешком. Она никогда не видела его таким пьяным. Он никогда не трогал е?, когда был зол, ни трезвый, ни пьяный. Рядом с паркингом был маленький сальный погребок с неоновой рекламой пива на окнах. Она заглянула за помощью внутрь, через открытую дверь, но как она была глупа! Погребок был заполнен пьяными. Она прокричала ему, когда он приблизился к <порше>: <Томас! Пожалуйста! Дай я поведу!> Она была на тротуаре и дальше бы не пошла. Он снова споткнулся, отмахиваясь от не? и что-то бормоча себе под нос. Он отпер дверь, втиснулся внутрь и потерялся среди других машин. Мотор завелся и раскатисто заревел, когда он нажимал на газ. Дарби прислонилась к зданию в метре от ворот паркинга. Она смотрела на улицу и почти надеялась, что появится полицейский. Она предпочла бы видеть его арестованным, чем мертвым. Идти пешком было слишком далеко. Она посмотрит, как он отъезжает, затем вызовет такси, а потом не будет его замечать целую неделю. По крайней мере, неделю. <Приятной прогулки>, - повторяла она про себя. Он вновь газанул, и шины пронзительно завизжали. Взрыв бросил е? на тротуар. Она приземлилась на все четыре точки, лицом вниз, на секунду оглушенная, затем быстро пришла в себя от тепла и крошечных металлических обломков, падающих на улицу. Она в ужасе и удивлении смотрела на паркинг. <Порше> был подброшен в бешеном сальто и приземлился вверх колесами. Шины, колеса, двери, крылья отлетели прочь. Машина превратилась в сверкающий огненный шар, с ревущими языками пламени, мгновенно е? пожирающими. Дарби побежала к машине, она пронзительно кричала и звала Томаса. Вокруг падали обломки, и жар преградил ей дорогу. Она остановилась метрах в десяти и пронзительно вопила, прижав руки ко рту. Затем машину вновь подкинуло вторым взрывом, а Дарби отшвырнуло в сторону. Она за что-то зацепилась и сильно ударилась головой о бампер другого автомобиля. Она лежала лицом вниз на горячей мостовой, и это было последнее, что она запомнила. Пьяные из погреба высыпали наружу. Они стояли вдоль тротуара и глазели. Некоторые пытались приблизиться, но жар опалял их лица и держал на расстоянии. Густой, тяжелый дым поднимался над огненным шаром, и за несколько секунд два других автомобиля тоже охватил огонь. Раздавались панические крики: - Чья это машина? - Позвони 911! - Там есть кто-нибудь? - Позвони 911! Они отволокли Дарби за локти обратно на тротуар, в центр толпы. Она, не переставая, звала Томаса. Из кабачка принесли холодный лоскут ти положили ей на лоб. Толпа стала густой, а улица - оживленной. Сирены, она слышала сирены, в тот момент, когда очнулась. На лице лежало что-то холодное, а на затылке была шишка. Во рту сушило. <Томас, Томас>, - повторяла она. - Все в порядке, все в порядке, - успокаивал е? какой-то негр. Он осторожно поддерживал е? голову и похлопывал по руке. Остальные окружили их. Все они согласно закивали: - Все в порядке. Теперь сирены пронзительно выли. Она сняла мокрую тряпку со лба, окружающие е? предметы обрели очертания. На улице вспыхивали красные и синие огни. Сирены оглушали. Она села. Ее прислонили к зданию под неоновой рекламой пива и посторонились, внимательно поглядывая на нее. - С вами все в порядке, мисс? - спросил чернокожий. Она не смогла ответить. Не пыталась. Голова у не? раскалывалась. - Где Томас? - спросила она, глядя на трещину в тротуаре. Они посмотрели друг на друга. Первая пожарная машина взвыла поблизости, и толпа расступилась. Пожарники спрыгнули с машины и рассыпались во все стороны. - Где Томас? - повторила она. - Мисс, кто такой Томас? - спросил чернокожий. - Томас Каллахан, - сказала она мягко, так, как будто его все знали. - Он был в машине? Она кивнула и закрыла глаза. Сирены взвывали и замолкали, и в промежутках она слышала встревоженные выкрики людей и треск огня. Она чувствовала запах горелого. Вторая и третья пожарные машины медленно продвигались сквозь толпу с разных направлений. Между людей протискивался коп. <Полиция. С дороги. Полиция>. Он прокладывал себе путь локтями и отпихивал людей, пока не добрался до нее. Он встал на колени и помахал у не? под носом жетоном. - Мэм, сержант Руперт, отделение полиции Нового Орлеана. Дарби услышала, но никак не отреагировала. Он находился перед ней, этот Руперт, с растрепанными волосами, в бейсбольной кепке и желто-черной куртке. Она тупо смотрела на него. - Это ваша машина, мэм? Кто-то сказал, что это была ваша машина. Она покачала головой: - Нет. Руперт схватил се за локти и потянул вверх. Он что-то говорил ей, спрашивал, все ли в порядке, и одновременно тащил е? вверх, и это причиняло ужасную боль. Голова ныла, гудела, раскалывалась на части, она была в шоке, но это совсем не заботило этого идиота. Она встала. Ноги подгибались в коленях, она хромала. Он продолжал спрашивать, все ли в порядке. Негр глядел на Руперта, как на сумасшедшего. Теперь е? ноги были в порядке, и они с Рупертом шли через толпу, позади пожарной машины, мимо ещ? одной, к полицейской машине без служебных знаков. Она опустила голову и приказала себе не смотреть на паркинг. Руперт непрерывно говорил. Что-то о <скорой помощи>. Он открыл переднюю дверь и осторожно усадил е? на пассажирское сиденье. Другой коп присел у двери на корточки и начал задавать вопросы. На нем были джинсы и ковбойские ботинки с заостренными носками. Дарби наклонилась вперед и положила голову на руки. - Я думаю, мне нужен врач, - сказала она. - Конечно, леди. Помощь уже в пути. Только пару вопросов. Как вас зовут? - Дарби Шоу. Я думаю, у меня шок. У меня сильно кружится голова, и мне кажется, меня должно стошнить. - <Скорая помощь> скоро прибудет. Вон то ваша машина? - Нет. Еще одна полицейская машина, на этот раз раскрашенная, с надписями и мигалками, пронзительно взвизгнула шинами и остановилась перед машиной Руперта. Коп-ковбой внезапно закрыл дверь, и она осталась в машине одна. Она наклонилась вперед, и е? вырвало. Она заплакала. Ей было холодно. Она медленно положила голову на сиденье водителя и свернулась калачиком. Тишина. Потом темнота. Кто-то стучал в окно над ней. Она открыла глаза и увидела человека в форме и шляпе с жетоном. Дверь была заперта. - Откройте дверь, леди! - прокричал он. Она села и открыла дверь. - Вы пьяны, леди? В голове шумело. - Нет, - сказала она в отчаянии. Он приоткрыл дверь пошире. - Это ваша машина? Она потерла глаза. Ей надо было подумать. - Леди, это ваша машина? - Нет! - Она свирепо посмотрела на него. - Нет. Это машина Руперта. - О'кей. Кто такой Руперт, черт возьми? Осталась одна пожарная машина, и толпа в основном разошлась. Этот человек в дверях, вне сомнения, был полицейским. - Сержант Руперт. Один из ваших ребят, - сказала она. Это привело его в бешенство: - А ну-ка, вон из машины, леди! С радостью. Дарби сползла с сиденья и встала на тротуар. В стороне одинокий пожарник поливал из шланга остов сгоревшего <порше>. Еще один полицейский в форме подошел к ней, и теперь они все стояли на тротуаре. Первый полицейский спросил: - Как вас зовут? - Дарби Шоу. - Почему вы потеряли сознание в этой машине? Она посмотрела на машину: - Я не знаю. Меня ранило, и Руперт отвел меня в машину. Где Руперт? Полицейские посмотрели друг на друга. - Кто такой Руперт, черт возьми? - спросил первый из них. Это привело е? в бешенство, и гнев придал силы: - Руперт сказал, что он полицейский. Второй коп спросил: - Как вас ранило? Дарби взглянула на него. Она показала через улицу на паркинг: - Я должна была быть в той машине. Но не успела, так что сейчас стою здесь и выслушиваю ваши дурацкие вопросы. Где Руперт? Они растерянно посмотрели друг на друга. <Постойте здесь>, - бросил один полицейский и пошел через улицу к ещ? одной служебной машине, где какой-то человек в костюме разговаривал с небольшой группой людей. Они пошептались, затем вместе вернулись на тротуар, где ждала Дарби. Человек в костюме представился: - Лейтенант Ольсон, отделение полиции Нового Орлеана. Вы знали человека в том автомобиле? - Он показал на паркинг. У не? подогнулись колени, она прикусила губу и кивнула. - Его имя? - Томас Каллахан. Ольсон посмотрел на первого полицейского: - То, что выдал компьютер. Ну, а кто такой Руперт? Дарби взвизгнула: - Он сказал, что из полиции! Ольсон казался полным сочувствия: - Мне очень жаль. Но полицейского по имени Руперт не существует. Она начала быстро трезветь. Ольсон помог ей сесть на капот машины Руперта и поддерживал е? за плечи, пока она плакала, мало-помалу затихая и стараясь овладеть собой. - Проверьте номера, - бросил Ольсон второму полицейскому, который быстро нацарапал у себя в книжке номера машины Руперта и принялся звонить. Ольсон мягко держал е? руками за плечи и смотрел в глаза: - Вы были с Каллаханом? Она кивнула, все ещ? плача, но уже намного тише. Ольсон бросил быстрый взгляд на первого полицейского. - Как вы попали в эту машину? - спросил Ольсон медленно и мягко. Она вытерла глаза и уставилась на Ольсона: - Этот парень, Руперт, который сказал, что он из полиции, пришел и привел меня вон оттуда. Он посадил меня в машину, а другой, в ковбойских ботинках, начал задавать вопросы. Остановилась ещ? одна полицейская машина, и они пропали. Потом, наверное, я потеряла сознание. Я не знаю. Я бы хотела видеть врача. - Подгони мою машину, - сказал Ольсон полицейскому. Появился второй коп: - В компьютере не записан этот номер. Должно быть, поддельный, - озадаченно доложил он. Ольсон взял Дарби за руку и повел к своему автомобилю. Он быстро сказал подчиненным: - Я отвезу е? в Шарле. Заканчивайте с этим и приезжайте ко мне туда. Конфискуйте машину. Обследуем е? позже. Она сидела в машине Ольсона, слушала шум и треск радио и смотрела на паркинг. Сгорели четыре машины. <Порше> лежал в центре, вверх колесами, от него осталась только съежившаяся и перекрученная рама. Вокруг ходили несколько пожарников. Полицейские опоясывали место преступления желтой лентой. Она потрогала шишку на затылке. Крови нет. Подбородок был залит слезами. Ольсон с силой захлопнул за собой дверцу, они проехали между припаркованными машинами и направились к Сант Шарле. Он включил синие мигалки, а не сирену. - Можете говорить? - спросил он. - Наверное, - сказала она. - Он мертв, да? - Да, Дарби. Мне очень жаль. Как я понимаю, он был в машине один? - Да. - Как вас ранило? Он подал ей носовой платок, и она вытерла глаза. - Я упала, кажется. Было два взрыва, и я думаю, что вторым меня сбило с ног. Я не помню всего. Пожалуйста, скажите мне, кто такой Руперт? - Понятия не имею. Я не знаю полицейского по имени Руперт, и там не было полицейского в ковбойских ботинках. Она размышляла над этим полтора квартала. - Как Каллахан зарабатывал на жизнь? - прервал молчание Ольсон. - Профессор права в Тьюлане. Я там учусь. - Кто бы мог хотеть его смерти? Она уставилась на дорожные огни и покачала головой: - Вы уверены, что это было предумышленное убийство? - Несомненно. Взрыв был очень мощный. Мы нашли кусок каблука в проволочной изгороди на расстоянии двадцати пяти метров. Извините, ради бога. Он был убит. - Может быть, кто-нибудь перепутал машину? - Это всегда может произойти. Мы все проверим. Как я понимаю, вы должны были находиться в машине вместе с ним? Она хотела что-то сказать, но не смогла сдержать слез и уткнулась лицом в платок. Он припарковал автомобиль между двумя машинами скорой помощи у входа в Шарле и выключил синие мигалки. Он помог ей быстро пройти в грязную комнату, где сидело человек пятьдесят и все они в той или иной степени мучились от боли. Она нашла место у фонтанчика с питьевой водой. Ольсон поговорил с леди за окошком и повысил голос, но Дарби не смогла разобрать, что он говорил. Маленький мальчик с головой, обвязанной окровавленным полотенцем, сидел у матери на коленях. Молодая черная женщина была готова разродиться. Не было видно ни врача, ни сестры. Никто не спешил. Ольсон согнулся над ней: - Я буду через несколько минут. Держитесь. Я уберу машину и вернусь через минуту. Вы сможете говорить? - Да, конечно. Он ушел. Она снова проверила, нет ли крови, и убедилась, что нет. Двойные двери широко открылись, и две злые санитарки вышли за рожающей негритянкой. Они с усилием поволокли е? через открытые двери вниз по холлу. Дарби подождала, затем пошла за ними. С воспаленными и красными глазами и носовым платком в руках она выглядела, как мать какого-нибудь ребенка. Холл кишел снующими туда-сюда сестрами, больничными служащими и стонущими ранеными. Она завернула за угол и увидела надпись <выход>. Дверь, ещ? одна дверь - и она в приемном отделении. На аллее горели фонари. Не беги. Крепись. Все нормально. Никто на тебя не смотрит. Она очутилась на улице и быстро пошла вперед. Свежий воздух отрезвил е?. Она приказала себе не плакать. Ольсон сделает то, что ему нужно, затем вернется и подумает, что е? позвали и она вернется, когда е? обработают. Он будет ждать. И ждать. Она свернула и увидела Рампарт. Впереди уже был Квартал. Там она может затеряться. На Рояль были люди, прогуливались туристы. Она почувствовала себя в безопасности. Она зашла в <Холидей Инн>, расплатилась кредитной карточкой и взяла комнату на пятом этаже, заперла дверь на задвижку и цепочку, съежилась на кровати и оставила свет включенным. Миссис Верхик перекатила свою пухлую, но роскошную задницу с центра кровати и схватила телефонную трубку. <Это тебя, Гэвин!> - крикнула она в ванную. Появился Гэвин, с кремом для бритья на лице, и взял из рук жены телефонную трубку. Жена утонула в постельном белье. Как похотливая свинья в грязи, подумал он. - Алло, - бросил он в трубку. Ответил женский голос, которого он до этого никогда не слышал. - Это Дарби Шоу. Вы знаете, кто я такая? Он сразу же улыбнулся и на секунду представил бикини на Сент-Томасе. - Ну, да. Я полагаю, у нас есть общий друг. - Вы прочли маленькую историю, которую я написала? - Да. Дело о пеликанах, как мы его называем. - А кто это мы? Верхик присел на табуретку около туалетного столика. Это не был обычный звонок: - Почему ты звонишь, Дарби? - Мне нужны ответы на некоторые вопросы, мистер Верхик. Я до смерти испугана. - Зови меня Гэвин, о'кей? - Гэвин. Где сейчас находится дело? - И здесь, и там. А почему интересуешься? - Через минуту скажу. Ответь только, что ты сделал с этим делом? - Ну, я прочитал его, затем послал в другой отдел, его посмотрели несколько человек из Бюро, затем его показали директору Войлсу, которому оно вроде бы понравилось. - Видел ли его кто-нибудь вне ФБР? - Я не могу на это ответить, Дарби. - Тогда я не скажу тебе, что случилось с Томасом. Верхик некоторое время раздумывал. Она терпеливо ждала. - О'кей, - наконец произнес Верхик. - Да, оно было отослано за пределы ФБР. Но кому и сколько экземпляров, я не знаю. - Он мертв, Гэвин. Он был убит около десяти часов прошлым вечером. Кто-то установил для нас в автомашине бомбу. Мне повезло, но они за мной гонятся. Верхик навис над телефоном, быстро записывая услышанное: - Ты ранена? - Физически со мной все в порядке. - Где ты находишься? - Новый Орлеан. - Ты уверена, Дарби? То есть, я хочу сказать, я знаю, что ты уверена, но, черт возьми, кому было нужно его убить? - Я уже встречалась кое с кем из них. - Как, ты?! - Это длинная история. Кто видел дело, Гэвин? Томас дал его тебе вечером в понедельник. Оно разошлось, и сорок восемь часов спустя он был убит. Меня предполагалось убить вместе .с ним. Оно попало не тому, кому следует. Что ты на это скажешь? - Ты в безопасности? - Кто это может знать, черт возьми? - Где ты остановилась? Какой у тебя номер телефона? - Не так быстро, Гэвин. Будем продвигаться потихоньку. Я в телефоне-автомате, так что не умничай. - Брось, Дарби! С меня довольно! Томас Каллахан был моим лучшим другом. Ты должна понять. - И что это может означать? - Послушай, Дарби, дай мне пятнадцать минут, и у нас будет дюжина агентов, которые заберут тебя. Я сяду на самолет и буду у тебя до полудня. Ты не можешь оставаться на улице. - Почему, Гэвин? Кто за мной гонится? Скажи мне, Гэвин. - Я скажу тебе, когда приеду. - Не знаю. Томас мертв, потому что поговорил с тобой. Мне не очень-то хочется встречаться с тобой прямо сейчас. - Дарби, послушай, я не знаю, кто или почему это сделал, но уверяю тебя, ты в очень большой опасности. Мы можем тебя защитить. - Может быть, позже. Он глубоко вздохнул и сел на край кровати: - Ты можешь доверять мне, Дарби. - О'кей, я доверяю тебе. А как насчет остальных? Это очень тяжелая ситуация, Гэвин. Мое маленькое дело кого-то очень сильно задело. Как m считаешь? - Он мучился? Она заколебалась: - Я не думаю, - е? голос дрожал. - Можешь позвонить мне через два часа? В офис. Я дам тебе внутренний телефон. - Дай мне номер, и я это обдумаю. - Пожалуйста, Дарби. Я пойду прямо к директору, как только туда приеду. Позвони мне в восемь, это время будет специально для тебя. - Дай номер. Бомба взорвалась слишком поздно, чтобы попасть в утренний выпуск <Таймс-Пикант> в четверг. Дарби быстро пролистала его в комнате отеля. Ничего. Она посмотрела телевизор, и там это появилось. Прямая трансляция сгоревшего <порше>, все ещ? стоящего посреди обломков на паркинге, тщательно отделенного от всего остального желтой лентой. Полиция считала, что это убийство. Подозреваемых нет. Комментариев нет. Затем имя Томаса Каллахана, возраст сорок пять лет, выдающийся профессор права в Тьюлане. Печальный декан с микрофоном у лица говорил о Томасе Каллахане и шоке, связанном со всем этим. Шок, связанный со всем этим, е? усталость, страх, боль. Дарби уткнулась лицом в подушку. Она ненавидела плакать, и пока это все. Траурная церемония е? бы доконала. Глава 16 Это был знаменательный кризис. Его шансы повышались после того, как Роз?нберг скончался. Его собственный образ сиял в лучах славы, и Америка чувствовала себя прекрасно, потому что он был в команде, и демократы шли к перевыборам следующего года с победой в кармане. И тем не менее его уже мутило от всего этого и от этих бесконечных митингов до рассвета. Его тошнило от Дентона Войлса, его самодовольности, ограниченности и чопорности, от его приземистой маленькой фигуры, сидящей за другим концом его письменного стола в свободном плаще с поясом, поглядывающей в окно до время разговора с Президентом Соединенных Штатов. Он придет сюда через минуту ещ? на одну встречу перед завтраком, ещ? на одну жесткую стычку, на которой он скажет только часть того, что знает. Ему уже опротивело блуждать в потемках, пользоваться крохами, которые Войлс бросал ему. Гмински тоже подбросит ему кое-какие крупицы. Считалось, что среди всего этого мусора он сможет выудить достаточно и%CEформации и этим удовлетворится. Он не знал, с чем их можно сравнить. По крайней мере, у него есть Коул, который пропахивал их бумаги, вызубривал их к заставлял их быть честными. От Коула его тоже тошнило. Тошнило от его безупречности и способности практически не спать. Тошнило от его ума. Тошнило от его склонности начинать каждый день тогда, когда солнце находилось где-то над Атлантикой, и планировать каждую чертову минуту каждого чертова часа до тех пор, пока оно не будет над Тихим океаном. Затем он, Коул, набьет ящик хламом, накопившимся за день, заберет домой, расшифрует, разберет и через несколько часов педантично отметит каждую нудную мелочь, каждое несоответствие, которое он обнаружил. Когда Коул уставал, он спал ночью пять часов, но обычной нормой было три или четыре. Он покидал свой офис в Западном крыле каждый вечер в одиннадцать, читал документы на заднем сиденье своего лимузина по дороге домой, а затем, как раз к тому моменту, когда лимузин успевал остыть, Коул уже ждал его для обратной поездки в Белый дом. Прибыть к своему письменному столу позже пяти часов утра он считал для себя грехом. И если он мог работать по сто двадцать часов в неделю, то все вокруг должны были быть способны по крайней мере на восемьдесят. Он требовал восемьдесят. Спустя три года никто в его администрации не мог упомнить всех тех, кого Флетчер Коул выгнал за то, что они не работали по восемьдесят часов. Это случалось по крайней мере трижды в месяц. Счастливее всего Коул бывал по утрам, когда напряжение достигало пика и планировалась какая-нибудь очередная мерзкая встреча. На прошлой неделе это развлечение было связано с Войлсом. Он стоял около стола и разбирал почту, пока Президент просматривал <Пост>, а два секретаря суетились вокруг него. Президент бросил на него взгляд. Идеальный черный костюм, белая рубашка, красный шелковый галстук, чуть жирноватые волосы над ушами. От него тошнило, но, когда с кризисом будет покончено и он вернется к гольфу, он это преодолеет, а Коул тем временем попотеет над деталями. Он говорил себе, что у него была такая же энергия и такой же запас жизненных сил, когда ему было только тридцать семь. Ему виднее. Коул щелкнул пальцами, взглянул на секретарей, и они с довольными лицами выбежали из Овального зала. - И он сказал, что не придет, если здесь буду я. Очень смешно, - Коула это явно развлекало. - Я не думаю, что ты ему нравишься, - сказал Президент. - Ему нравятся те, кого он может раздавить. - Наверное, мне нужно быть с ним помягче. - Преувеличиваете, шеф. Ему придется замять это дело. Эта история настолько слаба, что выглядит комично, но в его руках она может оказаться опасной. - Что со студенткой? - Мы проверяем. Она кажется безобидной. Президент встал и потянулся. Коул тасовал бумаги. Секретарь сообщил по селектору о прибытии Войлса. - Я пойду, - сказал Коул. Он будет смотреть и слушать из-за угла. По его настоянию в Овальном зале были установлены три соединенных телекамеры. Мониторы находились в маленькой, запертой на ключ комнатке в Западном крыле. Единственный ключ был у него. Садж знал об этой комнате, но его не просили входить. Пока. Камеры не были видны и считались большим секретом. Президент почувствовал себя лучше, зная, что Коул будет по крайней мере наблюдать за встречей. Он встретил Войлса у дверей теплым рукопожатием и проводил его к дивану для небольшого теплого дружеского разговора. На Войлса это не произвело впечатления. Он знал, что Коул будет прослушивать. И смотреть. Однако, в соответствии с духом момента, Войлс снял свой просторный плащ и аккуратно уложил его на кресло. Кофе он не хотел. Президент скрестил ноги. На нем была шерстяная кофта на пуговицах без воротничка. Дедушка. - Дентон, - сказал он веско. - Я хотел бы извиниться за Флетчера Коула. Ему недостает вежливости. Войлс слегка кивнул. Ублюдок ты. В этом офисе достаточно электропроводки, чтобы посадить на электрические стулья всех бюрократов Вашингтона. Коул находился где-нибудь в подвале, выслушивая, что ему не хватало вежливости. - Да он просто задница, не так ли? - буркнул Войлс. - Да, действительно. Мне нужно присматривать за ним. Он смышлен и хорошо работает, но временами перебарщивает. - Сукин он сын, я ему это скажу прямо в лицо, - Войлс посмотрел на вентиляционное отверстие над портретом Томаса Джефферсрна, в котором находилась одна из камер. - Да. Ну, я попридержу его, чтобы он не лез тебе поперек дороги, пока это дело не закончится. - Сделайте это. Президент медленно отхлебнул кофе, взвешивая, что сказать дальше. Войлс не знал, о чем пойдет речь. - Мне необходима ваша помощь. Войлс смотрел пристально, не мигая, взгляд был жестким: - Да, сэр. - Мне нужно разобраться с этой штукой с пеликанами. Это совершенно дикая идея, но, черт возьми, я в ней так или иначе упоминаюсь. Насколько вы считаете е? серьезной? Замечательно! Войлс выдавил улыбку. Эта штука сработала. Мистер Президент и мистер Коул потели над делом о пеликанах. Они получили его поздним вечером во вторник, проковырялись с ним всю среду и сейчас, в утренние часы в четверг, стояли на коленях и умоляли что-нибудь сделать с этим делом, которое, в сущности, было просто шуткой. - Мы ведем расследование, господин Президент. - Это была ложь, но откуда ему знать? - Мы используем все каналы, проверяем всех подозреваемых. Я не прислал бы вам его, если бы это не казалось мне серьезным. На загорелом лбу Президента собрались толстые морщины, и Войлсу захотелось рассмеяться. - Что вам удалось выяснить? - Не очень много, но ведь мы только что начали. Мы получили его меньше чем сорок восемь часов назад, и я назначил четырнадцать агентов в Новом Орлеане раскопать это дело. Сейчас работа идет на всю катушку. Четырнадцать! Это был удар под дых. И такой сильный, что он выпрямился и поставил чашку с кофе на стол. Четырнадцать фэбээровцев размахивают там своими жетонами, задают вопросы, и, следовательно, только вопрос времени, когда это дело вылезет наружу. - Вы сказали четырнадцать. Похоже, что это серьезно. Войлс был несгибаем. - Мы очень серьезно относимся к этому делу, мистер Президент. Они мертвы уже неделю, и следы остывают. Мы идем по всем каналам настолько быстро, насколько это возможно. Мои люди работают круглые сутки. - Это понятно, но насколько серьезна вся эта теория с пеликанами? <Отлично, черт возьми>. Дело только должно было быть послано в Новый Орлеан. Фактически, с Новым Орлеаном ещ? не вошли в контакт. Он проинструктировал Эрика Иста направить копию в их офис с указанием спокойно и тихо задать несколько вопросов. Это был тупик, такой же, как и сотня других дел, которые они начинали. - Не думаю, что там что-нибудь есть, мистер Президент, но нам необходимо все проверить. Морщины разгладились, и появилась тень улыбки. - Не нужно говорить вам, Дентон, как эта чепуха может мне повредить, если об этом пронюхает пресса. - Мы не консультируем прессу, когда ведем расследование. - Я знаю. Давайте не будем влезать в это дело. Я бы хотел, чтобы ты замял это дело> Я имею в виду, черт побери, это же абсурд, и я действительно могу на этом погореть. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Вид у Войлса был отвратительный и грубый: - Вы хотите, чтобы я проигнорировал подозреваемого? Коул нагнулся к экрану. <Нет, я говорю тебе забыть это дело о пеликанах!> Он почти проорал это. Он мог бы сказать это прямо в лицо Войлсу. Он мог бы прокричать это по буквам, если бы до несчастного коротышки не дошло. Но он был в запертой на ключ комнате далеко от места, где происходил разговор. И в данный момент он знал, что находится там, где ему надлежит быть. Президент подвинулся, снял, затем снова заложил ногу за ногу: - Брось, Дентон, ты понимаешь, о чем я говорю. В этом пруду водится слишком большая рыбка. Пресса следит за расследованием и умирает от нетерпения узнать, кто подозреваемый. Ты ведь их знаешь. Не нужно тебе говорить, что у меня в прессе нет друзей. Я не нравлюсь даже моему собственному пресс-секретарю. Ха, ха, ха. Забудем пока об этом. Сверни это дело и займись настоящими подозреваемыми. Это дело просто шутка, но оно запросто может стать мне поперек дороги. Дентон жестко посмотрел на него. Безжалостно и непреклонно. Президент снова поерзал на кресле. - А как с этим делом Хамела? Похоже, что неплохо, а? - Возможно. - Да. Раз уж мы разговариваем цифрами, то скажи мне, сколько человек выделено на дело Хамела? - Пятнадцать, - сказал Войлс и чуть не рассмеялся. У Президента отвисла челюсть. Самый горячий подозреваемый в игре получает пятнадцать, а эта чертова штука с пеликанами - четырнадцать. Коул улыбнулся и покачал головой. Войлс был пойман на своей собственной лжи. Внизу страницы четыре отчета за среду Эрик Ист и К. О. Льюис привели цифру тридцать, а не пятнадцать. <Успокойся, шеф, - шептал Коул экрану. - Он с тобой играет>. Президент в самом деле успокоился: - Слава богу, Дентон. Почему только пятнадцать? Я думал, это отличный шанс. - Вероятно, даже более того. Я веду это расследование, мистер Президент. - Я знаю. Ты хорошо делаешь свою работу. Я не суюсь не в свое дело. Я хочу только, чтобы ты не тратил понапрасну свое время. Вот и все. Когда я читал дело о пеликанах, меня почти что рвало. Если пресса узнает о нем и начнет его раскапывать, меня разопнут. - Следовательно, вы просите, чтобы я его замял? Президент наклонился вперед и свирепо уставился на Войлса: - Я не прошу, Дентон. Я говорю тебе оставить его. Игнорировать его пару недель. Потратить свое время на что-нибудь другое. Если ещ? что-нибудь разразится, тогда взгляни на него ещ? разок. Я ведь здесь пока ещ? босс, помни об этом. Войлс смягчился и выдавил крохотную улыбку: - Я пойду с вами на сделку. Этот ваш наемный убийца, Коул, заложил меня прессе. Он сильно подставил меня с охраной, которую мы обеспечивали для Розенберга и Дженсена. Президент мрачно и торжественно кивнул головой. - Вы уберете с моей дороги этого быка, сделаете так, чтобы он и близко не подходил, а я забуду об истории с пеликанами. - Я не иду на сделки, - отмахнулся Президент. Войлс презрительно усмехнулся. Он не терял самообладания: - Хорошо. Завтра я пошлю в Новый Орлеан пятьдесят агентов. И пятьдесят - послезавтра. Мы будем размахивать жетонами по всему городу и делать все, что только возможно, чтобы привлечь внимание. Президент вскочил на ноги и подошел к окнам, выходящим на Роуз Гарден. Войлс сидел неподвижно и ждал. - Хорошо, хорошо. Договорились, Я буду контролировать Флетчера Коула, - пробурчал Президент. Войлс встал и медленно подошел к столу: - Я ему не доверяю, и, если я хоть раз почую его во время этого расследования, договор расторгается и мы начинаем расследование дела о пеликанах полным ходом. Президент поднял руки и тепло улыбнулся: - Договорились. Войлс улыбался, и Президент улыбался, и в маленькой комнатушке около кабинета Флетчер Коул улыбался, глядя на экран. <Наемный убийца, бык>. Он это обожал. Это были слова, которые создали легенды. Он выключил мониторы и запер за собой дверь. Они будут говорить ещ? минут десять о второстепенных деталях, а он послушает их у себя в офисе, где у него был звук, но не было экрана. У него была напряженная встреча в девять. Затем увольнение в десять. И ему ещ? надо было кое-что напечатать на машинке. Большинство бумаг он просто надиктовывал и отдавал ленту секретарю. Но иногда Коул считал необходимым обращаться к помощи анонимных меморандумов. Они широко циркулировали по Западному крылу, всегда были чрезвычайно полемичными и обычно попадали в прессу. Поскольку они появлялись из ниоткуда, их можно было найти лежащими почти на каждом письменном столе. За анонимные меморандумы, сошедшие с его пишущей машинки, он уволил множество людей. Мемо состояло из четырех абзацев и обобщало все, что было ему известно о Хамеле и его последнем отлете из Вашингтона. Были смутные намеки на связи с ливанцами и палестинцами. Коулу оно чрезвычайно понравилось. Как быстро оно попадет в <Пост> или <Таймс>? Он сам с собой заключил маленькое пари, какая газета доберется до него первой. Директор находился в Белом доме, должен был оттуда лететь в Нью-Йорк и возвратиться завтра. Гэвин расположился около офиса К. О. Льюиса и ждал, пока появится маленькое окно. Льюис находился на месте. Льюис был раздражен, но, как всегда, оставался джентльменом: - Ты выглядишь напуганным. - Я потерял моего лучшего друга. Льюис ждал, что последует дальше. - Его звали Томас Каллахан. Это тот самый парень из Тьюлана, который принес мне дело о пеликанах, оно разошлось, затем было послано в Белый дом и бог знает куда еще, а теперь он мертв. Разорван на кусочки бомбой в автомобиле прошлым вечером в Новом Орлеане. Он убит, К. О. - Мне очень жаль. - Дело не в том, что тебе жаль. Совершенно очевидно, что бомба была предназначена Каллахану и той студентке, которая написала это дело, Дарби Шоу. - Я видел е? имя на деле. - Правильно. У них было свидание и предполагалось, что в машине они будут вместе. Но ей удалось уцелеть. Она позвонила мне сегодня в пять утра. Она напугана до смерти. Льюис слушал, но уже отделывался от этого: - Ты не можешь точно утверждать, что это была бомба. - Она сказала, что это была бомба. Совершенно точно. Трах, и все полетело к чертям. Нет сомнений в том, что он мертв. - И ты думаешь, что существует связь между его смертью и этим делом? Гэвин - адвокат, у него нет опыта в расследовании дел, и он не хотел выглядеть легковерным: - Возможно. Я думаю, да. А ты разве нет? - Это не имеет значения, Гэвин. Я только что говорил по телефону с директором. Пеликан вычеркнут из нашего списка. Я не уверен, появится ли он когда-либо в нем снова, но сейчас мы на него времени не тратим. - Но мой друг был убит автомобильной бомбой. - Я сожалею. Я думаю, что местные власти проводят расследование. - Послушай меня, К. О. Я прошу об одолжении. - Послушай меня, Гэвин. Я не делаю никаких одолжений. Мы уже достаточно подразнили гусей, и, если директор говорит остановиться, мы останавливаемся. Ты можешь с ним поговорить. Но я бы не советовал этого делать. - Может быть, я подхожу не с той стороны. Я думал, ты меня выслушаешь и, по крайней мере, будешь заинтересован. Льюис обошел стол: - Гэвин, ты плохо выглядишь. Отдохни денек. - Нет. Я пойду в офис, подожду час и снова вернусь сюда. Мы можем ещ? раз попытаться через час? - Нет. Войлс высказался по этому поводу совершенно определенно. - И девушка тоже, К. О. Он был убит, и она прячется где-то в Новом Орлеане, пугаясь собственной тени, взывая к нам о помощи, а мы слишком заняты. - Я очень сожалею. - Нет, ты не сожалеешь. Это моя вина. Мне не следовало выбрасывать в мусор это проклятое дело. - Оно послужило благородным целям, Гэвин. - Льюис положил руку ему на плечо, чтобы показать, что его время истекло и с него достаточно этой чуши. Гэвин резко отшатнулся и пошел к двери. - Это позволило вашим ребятам начать игру с чем-то. Лучше бы я его сжег. - Оно было слишком хорошо для того, чтобы сгореть, Гэвин. - Я не сдаюсь. Я приду через час, и мы снова вернемся к этому делу. Так не пойдет, - Верхик захлопнул за собой дверь. Она вошла в магазин братьев Рубинштейн на Канале и затерялась между рядами полок с мужскими рубашками. За ней никто не шел. Она купила темно-синюю парку, мужскую, но маленького размера, пару авиационных очков, которые явно не обладали какими-либо признаками пола, и британскую шоферскую кепку, тоже мужскую и тоже маленького размера. Расплатилась кредитной карточкой. Пока продавец засовывал карточку в аппарат для считывания, она сняла с одежды ярлыки и надела парку. Парка была мешковатая, наподобие той, что она носила на занятия. Дарби затолкала волосы под воротник, скроенный наподобие капюшона. Продавец вежливо наблюдал за ней. Она вышла на Мэгэзин-стрит и потерялась в толпе. Назад, на Канал. Около <Шератона> роился целый автобус туристов, и она присоединилась к ним. Она подошла к стене, на которой висел сплошной ряд телефонов, нашла номер и позвонила миссис Чен, е? соседке в доме из двух квартир. Видела или слышала она что-нибудь? Очень рано постучали в дверь. Было ещ? темно. Она никого не видела, только слышала стук. Ее автомобиль все ещ? стоит на улице. Все в порядке? Да, все отлично. Спасибо. Она посмотрела на туристов и набрала внутренний номер Гэвина Верхика. То, что это был внутренний номер, привело только к дополнительным трудностям, и после трех минут препирательств, когда она отказывалась назвать свое имя и повторяла его, е? с ним соединили. - Где ты? - спросил он. - Дай мне кое-что тебе объяснить. В данный момент я не скажу ни тебе, ни кому-либо другому, где я. Так что не спрашивай. - Хорошо. Наверное, ты устанавливаешь правила. - Спасибо. Что сказал мистер Войлс? - Мистер Войлс в данный момент в Белом доме и с ним нельзя встретиться. Я постараюсь поговорить с ним сегодня попозже. - Совсем ничего, Гэвин. Ты в офисе уже почти четыре часа, и у тебя ничего нет. Я ожидала большего. - Потерпи, Дарби. - Терпение может меня убить. Гэвин, они меня преследуют? - Я не знаю. - Что бы ты сделал, если бы знал, что должен умереть и что есть люди, наемные убийцы, которые уже убили двух верховных судей и убрали простого профессора права, у которых есть миллиарды долларов, и они не против потратить их на новое убийство? Что бы ты сделал, Гэвин? - Иди в ФБР. - Томас пошел в ФБР, и он мертв. - Спасибо, Дарби. Это несправедливо. - Меня сейчас не волнует справедливость или какие-либо чувства. Я думаю только о том, как остаться в живых до полудня. - Не ходи в свою квартиру. - Я не так глупа. Они уже там были. И я уверена, что квартира у них под наблюдением. - Где его семья? - Его родители живут в Нейплсе, во Флориде. Наверное, университет с ними свяжется. Не знаю. У него брат в Мобиле, я думала позвонить ему и объяснить все это. И вдруг она увидела его. Он шел между туристами у стойки регистрации. У него была свернутая газета, и он старался вести себя так, как будто находился дома, как ещ? один постоялец гостиницы, но его походка была чуть-чуть неуверенной и глаза рыскали. Лицо было вытянутое и худощавое, блестящий лоб. На нем были круглые очки. - Гэвин, слушай. Запиши. Я вижу мужчину, которого уже видела раньше, не очень давно. Может, час назад. Рост сто восемьдесят семь - сто восемьдесят девять, худой, тридцать лет, очки, редеющие темные волосы. Ушел. Он ушел. - Кто это такой, черт возьми? - Мы не знакомы, черт тебя подери! - Он тебя видел? Где ты находишься, черт возьми? - В холле отеля. Я не знаю, видел он меня или нет. Я ухожу. - Дарби! Послушай. Где бы ты ни была, держи со мной связь, о'кей? - Я попытаюсь. Туалет был за углом. Она вошла в последнюю кабинку, заперла за собой дверь, и час оставалась там. Глава 17 Фотографа звали Крофт. Он работал на <Пост> уже семь лет, когда третий раз попал под суд за наркотики. Его посадили на девять месяцев. Выйдя на свободу условно-досрочно, он зарегистрировался как свободный фотограф и дал об этом объявление на желтых страницах. Телефон звонил изредка. Работы - шнырянию между людьми, не подозревающими о том, что являются мишенью фотографа, - было мало. Многие его клиенты были бракоразводными адвокатами, которым для процессов нужна грязь. После двух лет работы свободным фотографом он поднабрался некоторых трюков и сейчас считал себя наполовину сыщиком. За работу, когда мог е? подучить, он запрашивал 40 баксов в час. Очередным клиентом, который звонил, когда была нужна грязь, был Грей Грентэм, его старый приятель с тех дней, когда он работал в газете. Грентэм был серьезным, этичным репортером - лишь слегка непорядочным человеком, - и, когда ему нужно было провернуть какое-нибудь грязное дельце, он звонил. Грентэм ему нравился, потому что он честно относился к тому, что делал. Остальные были ханжами. Он сидел в <вольво> Грентэма, потому что там имелся телефон. Был полдень, и он курил свою обеденную дозу, гадая, задержится ли запах в машине со всеми опущенными стеклами. Свою работу лучше всего он делал, находясь наполовину под кайфом. Когда пялишься на отели, чтобы заработать на жизнь, приходится быть под кайфом. Приятный бриз выдувал запах марихуаны на Пенсильвания-авеню. <Вольво> был припаркован в неположенном месте, Крофт потягивал свою дозу и не очень волновался. При нем было всего несколько десятков граммов, и если уж курирующий его офицер тоже потягивает травку, то какого черта ему волноваться. Телефонная будка была на расстоянии полутора кварталов, на тротуаре, но в стороне от дороги. Через свой телеобъектив он мог почти что читать телефонную книгу, свешивающуюся с полочки. Легче легкого. Внутри будки находилась крупная женщина, заполняя е? всю и жестикулируя во время разговора. Крофт потянул наркотик и посмотрел в зеркало, не видно ли копов. Он стоял в ряду для транспортировки машин. Движение на Пенсильвания-авеню было напряженным. В двадцать минут первого женщина начала проталкиваться от будки, и внезапно появившийся молодой мужчина в красивом костюме закрыл за собой дверцу будки. Крофт достал свой <никон> и пристроил объекта на рулевом колесе. Было прохладно и солнечно, и тротуар бурлил людьми, вышедшими на улицу во время обеденного перерыва. Головы и плечи быстро двигались мимо объектива. Промежуток. Щелк. Промежуток. Щелк. Объект нажимал на кнопки телефона и озирался. Это был их человек. Он проговорил тридцать секунд, и автомобильный телефон звякнул три раза, а затем умолк. Это был сигнал от Грентэма из <Пост>. Это был их человек, и он продолжал говорить. Крофт выстреливал, как из автомата. Сделай все, что можешь, сказал Грентэм. Промежуток. Щелк. Щелк. Головы и плечи. Промежуток. Щелк. Щелк. Когда он говорил, то глаза метались по сторонам, но он держался спиной к улице. Все лицо. Щелк. Крофт отснял тридцатишестикадровую пленку за две минуты, затем схватил ещ? один <никон>. Ввинтил объектив и стал ждать, пока пройдет толпа. Это было легко. Конечно, для того, чтобы поймать изображение в студии, требуется талант, но в этой уличной работе было намного больше удовольствия. Украсть лицо с помощью скрытой камеры - в этом есть что-то преступное. Объект оказался человеком немногословным. Он повесил трубку, открыл дверцу, осмотрелся и направился прямо на Крофта. Щелк, щелк, щелк. Все лицо, в полный рост, идет быстрее, приближается. Отлично, отлично. Крофт работал лихорадочно и в последний момент, когда человек проходил мимо и пропал в группе секретарш, положил <никон> на сиденье. Дурак. Когда находишься в деле, никогда не используй один и тот же автомат дважды. Гарсиа вел бой с тенью. У него были жена и ребенок, говорил он, и он боялся. Впереди была карьера с кучей денег, и если бы он платил свои взносы и держал рот на замке, то был бы состоятельным человеком. Но он хотел говорить. Он говорил бессвязно, перескакивая с одного на другое, о том, что он хотел говорить, что у него было что сказать и все такое, но никак не мог решиться. Он никому не доверял. Грентэм его не подталкивал. Он позволил ему бессвязно бормотать довольно долго, столько, сколько нужно было Крофту, чтобы сделать дело. Гарсиа в конце концов расколется. Он ведь так хотел. Он звонил три раза и начинал уже чувствовать себя в своей тарелке со своим новым другом Грентэмом, который играл в эту игру уже много раз и знал, что к чему. Первым шагом было успокоить и установить доверие, полечить теплотой и уважением, поговорить о правом и неправом и о морали. После этого они будут говорить. Фотографии были отличными. Крофт не первый, с кем работал Грентэм. Обычно он бывал под таким кайфом, что это чувствовалось по фотографиям. Он не был чересчур порядочным, оставался корректным, обладал профессиональными знаниями в журналистике, и с ним не нужно было договариваться заранее. Он отобрал двенадцать снимков и увеличил их до размера тринадцать на восемнадцать. Вышло великолепно. Правый профиль. Левый профиль. Анфас в автомате. В полный рост с расстояния меньше шести метров. Как нечего делать, сказал Крофт. Гарсиа было около тридцати, очень симпатичный, аккуратный адвокат. Темные, короткие волосы. Темные глаза. Может быть, испанского происхождения, но кожа не темная. Одежда была дорогая. Темно-синий костюм, вероятно, шерстяной. Без полоски и рисунка. Совершенно белый отложной воротничок с шелковым галстуком. Совершенно черным или темно-рубиновым, с искорками по полю. Отсутствие дипломата озадачивало. Однако в тот момент был ленч и он, возможно, выбежал из офиса позвонить и вернуться. Министерство правосудия находилось на расстоянии квартала. Грентэм изучал снимки и не спускал глаз с двери. Садж никогда не опаздывал. Было темно, и клуб наполнялся. На ближайшие три квартала Грентэм представлял единственное белое лицо. Среди десятков тысяч государственных юристов Министерства правосудия он видел таких, которые умели одеваться, но их было немного. Особенно среди молодых. Они начинали с сорока тысяч в год, и одежда для них не была важна. Для Гарсиа она была важна, и он был слишком молод и хорошо одет для государственного юриста. Значит, он был частным адвокатом, работал на фирм три или четыре, годами зашибал где-то в районе восьмидесяти штук. Отлично. Это сужало круг к пятидесяти тысячам адвокатов, число которых в данный момент, несомненно, расширялось. Дверь открылась, и вошел полицейский. Через легкую завесу табачного дыма он смог различить, что это Клив. Заведение было приличным, без азартных игр и шлюх, так что присутствие полицейского не могло вызвать тревогу. Он сел в кабинку напротив Грентэма. - Это ты выбрал место? - спросил Грентэм. - Да. Нравится? - Послушай. Мы стараемся не вызывать подозрений, верно? Я нахожусь здесь, чтобы собрать кое-какие секреты о сотрудниках Белого дома. Это очень серьезное дело. А сейчас скажи мне, Клив, выгляжу ли я подозрительно, сидя здесь и сверкая своей белизной? - Не хотелось бы мне тебе этого говорить, Грентэм, но ты далеко не так популярен, как думаешь. Видишь вон тех пижонов у бара? - Они посмотрели на бар, где толпились рабочие-строители. - Я бы заплатил по твоему счету, если бы хоть один пижон когда-нибудь читал <Вашингтон пост>, слышал о Грее Грентэме или имел малейшее понятие о том, что происходит в Белом доме. - О'кей, о'кей. Где Садж? - Садж плохо себя чувствует. Он передал для тебя сообщение. Не пойдет. Он мог использовать Саджа как анонимный источник, но не сына Саджа или ещ? кого-либо, с кем говорил Садж. - Что с ним? - Возраст. Вчера вечером он не хотел говорить, но сказал, что это срочно. Грентэм слушал и ждал. - У меня в машине конверт, плотно запечатанный. Садж очень нервничал, когда давал его, и приказал не открывать. Отдать только мистеру Грентэму. Я думаю, это важно. - Пойдем. Они направились через толпу к двери. Патрульная машина была припаркована на обочине в запрещенном месте. Клив открыл правую дверцу и вытащил конверт из <бардачка>. Он достал это в Западном крыле. Грентэм запихнул его в карман. Садж был не из тех, кто способен стащить, и в течение всей их дружбы он никогда не передавал документов. - Спасибо, Клив. - Он не сказал мне, что это такое. Сказал только, что мне придется подождать и прочесть в газете. - Скажи Саджу, что я его люблю. - Уверен, что это его взволнует. Патрульный автомобиль отъехал, а Грентэм поторопился к своей машине, наполненной вонью от сгоревшей травки. Он закрыл дверцу, включил верхний свет и надорвал конверт. Было очевидно, что перед ним был внутренний меморандум из Белого дома и он был о наемном убийце по имени Хамел. Он мчался через город. Из Брайтвуда, по Шестнадцатой и на юг, по направлению к центру Вашингтона. Было почти семь тридцать, и если бы он смог все собрать за час, то можно было бы попасть в <Поздний город>, самый большой из полудюжины выпусков, который начинал сходить со станков в десять тридцать. Слава богу, у него был автомобильный телефон, который он купил несмотря на то, что влез в долги. Он позвонил Смиту Кину, заместителю главного редактора по следствиям, который все ещ? был в отделе новостей на пятом этаже. Он позвонил другу в иностранный отдел и попросил его собрать все на Хамела.. Насчет меморандума у него были подозрения. Дело имело слишком большое значение, чтобы излагать его на бумаге, а затем швырнуть е? в офисе вроде бумаг с последними ценами на кофе, бутылированную воду или на отпуска. Кто-то, вероятно, Флетчер Коул, хотел, чтобы весь мир знал, что Хамел всплыл в качестве подозреваемого, что он был, надо же, арабом, что у него тесные связи с Ливией, Ираном и Ираком, со странами, где правят полные идиоты, которые ненавидят Америку. Кто-то в Белом Доме Дураков хотел, чтобы история попала на первые страницы. Но это была адская история и это были новости для первых страниц. Они со Смитом Кином закончили к девяти. Они нашли два старых снимка человека, который, как широко считали, был Хамелом, но они были так непохожи, что казались фотографиями разных людей. Кин сказал, что пойдут оба. Дело Хамела было тощим. Много сплетен и легенд, но мало <мяса>. Грентэм упомянул Папу Римского, британского дипломата, немецкого банкира и засаду израильских солдат. И теперь, в соответствии с конфиденциальным источником из Белого дома, наиболее надежным источником, на который можно положиться, Хамел был подозреваемым в убийстве сотрудников Министерства правосудия Розенберга и Дженсена. Через двадцать четыре часа после того, как полетела на бетон дороги, она ещ? была жива. Если бы она могла перенести это на утро, то начала бы новый день с новыми идеями о том, что делать и куда идти. А сейчас она слишком устала. Она находилась в номере на пятнадцатом этаже отеля <Мариотт>, с дверью, запертой на задвижку, со включенным светом и с увесистой банкой <Мэйс>, лежащей на постели. Ее густые, темно-рыжие волосы теперь лежали в бумажном мешке в стенном шкафу. В последний раз, когда она стригла волосы, ей было три года, и мать помогала ей заплести хвост. Два мучительных часа ушло у не? на то, чтобы отрезать их тупыми ножницами и придать какую-то видимость прически. Она будет держать их под кепкой или шляпой один бог знает сколько. Еще два часа ушло на то, чтобы перекрасить их в черный цвет. Она могла бы их отбелить и стать блондинкой, но это было бы слишком очевидно. Она предполагала, что имеет дело с профессионалами, и по каким-то непостижимым причинам, находясь в аптеке, решила, что они могут ожидать от не? этого и готовы к тому, что она станет блондинкой. И потом, какого черта! Краситель во флаконе, и если завтра она проснется с растрепанными волосами, то сможет стать блондинкой. Стратегия хамелеона. Менять цвет каждый день и сводить их с ума. У <Клейрол> было по крайней мере восемьдесят пять оттенков. Она была полумертвой от усталости, но боялась спать. Днем она не видела друга из <Шератона>, но чем больше она перемещалась в окрестностях, тем более знакомыми казались лица. Его, здесь не было, знала она. Но у него были друзья. Если они смогли убить Розенберга и Дженсена и убрать Томаса Каллахана, то с ней не будет проблем. Она не могла подойти к своей машине, но и не хотела брать напрокат. Когда берешь машину, то остаются записи. А они наверняка следят. Она могла бы улететь самолетом, но они контролируют аэропорты. Уехать на автобусе? Но она никогда не покупала билет на автобус и не была внутри <Грейхаунда>. После того, как они поймут, что она пропала, они будут ждать, что она побежит. Она была всего лишь любителем, маленькой студенткой, у которой разорвалось сердце, когда она увидела, как е? мужчина был разорван на мельчайшие кусочки и заживо изжарен. Она должна была бы броситься очертя голову куда-нибудь, уехать из города, и они бы е? накрыли. В этот момент город ей даже нравился. В нем был миллион гостиничных номеров, почти так же много аллей и погребков и баров, и в нем всегда толпы людей, прогуливающихся по Бурбону, Шартре, Дофину и Роялю. Она его хорошо знала, особенно Квартал, жизнь которого находилась на расстоянии пешего хода. Она будет перемещаться из отеля в отель несколько дней, до тех пор пока: Пока что? Она не знала что. Она не знала почему. В сложившихся обстоятельствах передвигаться казалось разумным. По утрам она постарается не бывать на улицах. Она будет менять одежду, шляпы и солнечные очки. Она начнет курить и держать сигарету в губах. Она будет передвигаться, пока не устанет, а затем она, возможно, уедет. Она испугана, но все о'кей. Надо думать. Она выживет. Она подумала о том, чтобы позвонить в полицию, но не сейчас. Они спрашивают фамилию и делают записи, и они могут оказаться опасными. Она подумала о том, чтобы позвонить брату Томаса в Мобил, но в этот момент не было решительно ничего, в чем бедняга мог бы ей помочь. Она подумала о том, чтобы позвонить декану, но как бы она могла объяснить дело, Гэвина Верхика, ФБР, бомбу в автомашине, Розенберга и Дженсена, е? побег и сделать так, чтобы это все звучало правдоподобно. Забудь декана. Кроме того, он ей не нравился. Она подумала о том, чтобы позвонить паре друзей из университета, но люди говорят и слушают, и они могут быть и там, слушая, что говорят о бедном Каллахане. Она хотела поговорить с Алисой Старк, е? лучшей подругой. Алиса взволнована, Алиса пойдет в полицию и скажет, что е? друг Дарби Шоу пропала. Она позвонит Алисе завтра. Она позвонила в обслуживание, заказала мексиканский салат и бутылку красного вина. Она выпьет его все, затем сядет в кресло с <Мэйс> и будет наблюдать за дверью, пока не заснет. Глава 18 Лимузин Гмински выехал на Канал, развернулся на полной скорости и резко остановился перед <Шератоном>. Обе передние дверцы распахнулись. Гмински выскочил из автомобиля и устремился внутрь, сопровождаемый тремя личными помощниками с сумками и портфелями, семенившими за ним. Было почти два часа ночи и было очевидно, что Директор спешит. Он не остановился перед стойкой регистрации, а направился прямо к лифтам. Помощники, бежавшие за ним, придержали для него дверцу, и, пока они поднимались на шестой этаж, никто не промолвил ни слова. Три его личных агента ждали в угловой комнате. Один из них открыл дверь, и Гмински ввалился внутрь без какого-либо приветствия. Помощники свалили сумки и портфели на кровать. Директор сорвал с себя пиджак и швырнул на стул. - Где она? - рявкнул он агенту по имени Хутен. Агент, которого звали Сванк, приоткрыл шторы. Гмински подошел к окну. Сванк показал на <Мариотт>, который находился через улицу на расстоянии одного квартала: - Она на пятнадцатом этаже, третья комната с улицы, свет ещ? включен. Гмински уставился на <Мариотт>: - Ты уверен? - Да. Мы видели, как она входила и расплачивалась кредитной карточкой. - Бедный ребенок, - сказал Гмински, прохаживаясь около окна. - Где она была прошлой ночью? - <Холидей Инн> на Рояль. Расплатилась кредитной карточкой. - Вы заметили кого-нибудь, следящего за ней? - спросил Директор. - Нет. - Дайте воды, - сказал он помощнику. Тот немедленно бросился к корзине со льдом и загрохотал кубиками. Гмински присел на край кровати, сжал пальцы и методично прощелкал каждым суставом. - Что ты думаешь об этом? - спросил он Хутена, старшего из трех агентов. - Они идут по е? следу. Они подбираются к ней. Она будет мертва через сорок восемь часов. - Она не совсем глупа, - вставил Сванк. - Она остригла волосы и перекрасила их в черный цвет. Она все время передвигается. Совершенно очевидно, что она не собирается в ближайшее время уезжать. Я бы дал ей семьдесят два часа до того, как они е? найдут. Гмински отхлебнул воды: - Это означает, что е? маленькое дело попало в самое яблочко. И это означает, что наш друг находится в отчаянном положении. Где он? Хутен ответил немедленно: - Понятия не имеем. - Мы должны его найти. - Его не видели три недели. Гмински поставил стакан на стол и взял ключ от комнаты. - Так что ты думаешь? - спросил он Хутена. - Должны ли мы забрать е? оттуда? - спросил Хутен. - Это будет нелегко, - сказал Сванк. - У не? может быть оружие. Кого-нибудь может ранить. - Она напуганное дитя, - сказал Гмински. - Кроме того, она обычный гражданин, а не гангстер. Мы не можем позволить себе хватать посреди улицы граждан. - Тогда она долго не протянет, - сказал Сванк. - Как вы думаете е? взять? - спросил Гмински. - Есть несколько способов, - ответил Хутен. - Схватить е? на улице. Войти к ней в комнату. Я могу проникнуть к ней в комнату меньше чем за пять минут, если уйду прямо сейчас. Это не трудно. Она не профессионал. Гмински медленно прошелся по комнате. Все смотрели на него. Он взглянул на наручные часы. - Я не склонен брать е?, - произнес он. - Давайте поспим четыре часа и встретимся здесь в шесть тридцать. Отложим это. Если вы сможете убедить меня взять е?, тогда я прикажу это сделать, о'кей. Они послушно кивнули. Вино сработало. Она дремала в кресле, затем перебралась на кровать и крепко уснула. Телефон звонил. Покрывало свешивалось на пол, а е? ноги лежали на подушке. Телефон звонил. Веки были склеены. Разум оцепенел и потерялся в сновидениях, но где-то в глубине подсознания что-то работало и сказало ей, что телефон звонил. Глаза открылись, но почти ничего не видели. Солнце встало, свет был включен, и она уставилась на телефон. Нет, она не просила себя будить. Она на секунду задумалась над этим и точно вспомнила. Нет, не просила. Она сидела на краю кровати и слушала, как он звонит. Пять звонков, десять, пятнадцать, двадцать. Это не кончится. Наверное, кто-то ошибся номером, но он бы тогда повесил трубку после двадцати. Номером никто не ошибся. Пелена начала таять, и она подвинулась поближе к телефону. За исключением клерка у стойки регистрации, и, может быть, босса, и, вероятно, прислуги, ни одна живая душа не знала, что она находится в этой комнате. Она заказывала еду, но больш%C5 никуда не звонила. Телефон замолк. Хорошо, значит, это все-таки кто-то ошибся номером. Она пошла в ванную, и он зазвонил снова. Она считала. После четырнадцатого звонка она сняла трубку: - Алло. - Дарби, это Гэвин Верхик. С тобой все в порядке? Она села на кровать. - Как ты узнал номер? - У нас есть способы. Послушай: - Подожди, Гэвин. Подожди минуту. Дай подумать. Кредитная карточка, правильно? - Да. Кредитная карточка. След на бумаге. Это ФБР, Дарби. У нас есть способы. Это не так-то и трудно. - Тогда они тоже могут это сделать. - Я полагаю, да. Останавливайся в маленьких гостиницах и плати наличными. В животе засосало, и она растянулась на кровати. Вот как. Нетрудно. След на бумаге. Ее, наверное, убьют. Из-за следа на бумаге. - Дарби, ты слушаешь? - Да. - Она посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та заперта на цепочку. - Да, я слушаю. - Ты в безопасности? - Я думала, что в безопасности. - У нас есть кое-какая информация. В три часа в кампусе будет траурная церемония, а затем погребение, на котором будут присутствовать только родственники. У меня был разговор с его братом, и он попросил меня присутствовать на похоронах и стоять у гроба. Я буду вечером. Я думаю, нам необходимо встретиться. - Зачем нам встречаться? - Ты должна доверять мне, Дарби. Твоя жизнь в опасности, и ты должна меня выслушать. - Что решили ваши ребята? Пауза. - Что ты имеешь в виду? - Что сказал директор Войлс? - Я не разговаривал с ним. - Я думала, ты его поверенный и можешь с ним поговорить. В чем дело, Гэвин? - В данный момент мы не предпринимаем никаких действий. - Что это может означать, Гэвин? Объясни. - Именно для этого мы должны встретиться. Я не хочу говорить об этом по телефону. - Телефон работает отлично, и это все, что тебе сейчас нужно. Так что давай говори, Гэвин. - Почему ты мне не доверяешь? - Он был задет. - Я вешаю трубку. Мне это не нравится. Если ваши люди знают, где я нахожусь, то кто-нибудь ещ? может ждать внизу, в холле. - Чепуха, Дарби. Подумай хорошенько. Уже час, как у меня есть номер твоей комнаты, и я ничего не сделал, кроме того, что позвонил. Мы на твоей стороне, клянусь. Она подумала. В этом был смысл, но они нашли е? так легко. - Я слушаю. Ты не говорил с директором, но ФБР не предпринимает никаких шагов. Почему? - Я не знаю почему. Вчера он решил свернуть дело о пеликанах и дал указания всем оставить его. Это все, что я могу тебе сказать. - Это не очень-то много. Знает ли он о Томасе? Знает ли он о том, что я должна умереть из-за того, что написала ЭТО, и через сорок восемь часов после того, как Томас передал его тебе, приятелю по юридическому колледжу, они, черт их знает, кто они, пытались убить нас обоих? Знает ли он все это, Гэвин? - Не думаю. - Это означает нет, не так ли? - Да, это означает нет. - О'кей, послушай меня. Считаешь ли ты, что он был убит из-за этого дела? - Вероятно. - Это означает да, не так ли? - Да. - Спасибо. Если Томас был убит из-за дела, тогда мы знаем, кто его убил, А если мы знаем, кто убил Томаса, значит, мы знаем, кто убил Розенберга и Дженсена. Правильно? Верхик колебался. - Скажи <да>, черт возьми! - рявкнула Дарби. - Я скажу, вероятно. - Отлично. Вероятно для адвоката означает <да>. Я знаю, что это большее, что ты можешь сделать. Это очень сильное вероятно, однако ты говоришь мне, что ФБР свернуло расследование моего маленького подозреваемого. - Успокойся, Дарби. Давай увидимся сегодня вечером и поговорим об этом. Я могу спасти тебе жизнь. Она осторожно положила трубку под подушку и пошла в ванную. Она почистила зубы, причесала то, что осталось от волос, и побросала туалетные принадлежности и смену белья в новую холщовую сумку. Она надела парку, кепку, солнечные очки и осторожно прикрыла за собой дверь. Холл был пуст. Она поднялась на два пролета на семнадцатый этаж, затем села в лифт, опустилась на десятый и с беззаботным видом прошла пешком десять пролетов вниз, в холл первого этажа. Около выхода с лестницы находились туалеты, и она быстро прошла внутрь женского. Холл казался пустынным. Она прошла в кабинку, заперла дверцу и немного подождала. Утро в пятницу в Квартале. Воздух холодный и чистый, без утомляющего запаха пищи и греха. Восемь утра - слишком рано для публики. Она прошла несколько кварталов, чтобы проветрить голову и спланировать день. На Дьюмэйн около Джексон-сквер она нашла кондитерскую, которую видела раньше. Она была почти пуста, и в глубине был телефон-автомат. Она сама налила себе густой кофе и поставила его на столик около телефона. Здесь она могла говорить. Верхик был у телефона через минуту. - Слушаю, - сказал он. - Где ты остановишься на ночлег? - спросила она, глядя на входную дверь. - В <Хилтоне>, около реки. - Я знаю, где это. Я позвоню тебе поздно вечером или рано утром. Больше не следи за мной. Теперь у меня есть наличные. Я больше не буду использовать кредитную карточку. - Правильно, Дарби. И не переставай двигаться. - Когда ты вернешься, я, может быть, буду уже мертва. - Нет, не будешь. Ты можешь там, внизу, достать <Вашингтон пост?> ' - Наверное. А зачем? - Купи один выпуск. Сегодняшний, утренний. Небольшая заметка о Розенберге и Дженсене и о том, кто это мог сделать. - Я не могу ждать. Позвоню позже. В первом киоске <Пост> не оказалось. Она передвигалась по Каналу зигзагами, поглядывая, не идет ли кто-нибудь за ней, вниз по направлению к Сант Энн, вдоль антикварных магазинов на Рояль, между потрепанными барами по обеим сторонам Бьенвиль и, наконец, к Французскому рынку вдоль Декатур и Норз Питере. Она шла быстро, но с бесстрастным и безразличным видом. Хотя на лице было деловое выражение, е? глаза метались взад и вперед, стараясь определить, нет ли преследования. Если они и были где-то рядом, притаившись в тени и наблюдая за ней, то они это делали профессионально. Она купила у уличного торговца <Пост> и <Таймс-Пикант> и нашла столик в пустынном уголке в Кафе-дю-Монд> Первая страница. Цитируя конфиденциальные источники, автор статьи подробно останавливается на легенде о Хамеле и о том, как он оказался вовлечен в убийства. В молодые годы, говорилось в ней, он убивал в соответствии с его верой, но сейчас он занимался этим исключительно из-за денег. У него были огромные деньги, рассуждал отставной эксперт разведки, которые позволяли связываться с ним в случае необходимости, но оставаться неопознанным. Обе фотографии были весьма туманными и блеклыми, но выглядели зловеще. Вряд ли они могли принадлежать одному и тому же лицу. Но сейчас, говорил эксперт, его невозможно опознать? и он не был сфотографирован уже на протяжении десяти лет. Наконец подошел официант, и она заказала кофе и простой бублик. Многие считали, что он мертв, говорил эксперт. Интерпол полагал, что последнее убийство он совершил шесть месяцев назад. Эксперт считал сомнительным, чтобы он летал обычными рейсами. В списке ФБР он занимал самую первую позицию. Она медленно открыла газету <Новый Орлеан>. Томас не попал на первую страницу, но на второй странице была его фотография и длинная статья. Полицейские считали, что это убийство, но продвинуться в расследовании невозможно. Сразу после взрыва на месте преступления видели белую женщину. Юридический колледж, по словам декана, в шоке. Полицейские мало что сказали. Траурная церемония должна состояться завтра в кампусе. Произошла трагическая ошибка, сказал декан. Если это преднамеренное убийство, то жертвой оказался не тот человек. У не? навернулись слезы, и вдруг она снова испугалась. Может быть, это действительно ошибка? Просто бешеный город с сумасшедшими людьми. Может быть, кто-то замкнул не те провода и была выбрана не та машина? Может быть, никто е? и не преследовал? Она надела темные очки и посмотрела на фотографию. Они взяли е? из ежегодного университетского альбома и увеличили. На его лице была деланная улыбка. Он всегда так улыбался, когда был в роли профессора. Он был гладко выбрит и поэтому симпатичен. В пятницу утром история Грентэма с Хамелом наэлектризовала Вашингтон. В ней напрямую не упоминался ни меморандум, ни Белый дом, так что самой популярной в городе игрой стало строить догадки, что явилось источником. Особенно напряженно в не? играли в гуверовском здании. В офисе директора Эрик Ист и К. О. Льюис нервно расхаживали по комнате, пока Войлс в третий раз за два часа разговаривал с Президентом. Войлс проклинал все на свете, проклинал не Президента напрямую, но все его окружение. Он проклинал Коула, и, когда Президент начал в ответ отругиваться, он предложил установить детектор лжи, посадить на него всех по очереди из его команды, начиная с Коула, и посмотреть, откуда происходит эта чертова утечка. Да, черт возьми, он, Войлс, тоже пройдет тестирование, и каждый, кто работает в гуверовском здании, тоже его пройдет. Они перебрасывались ругательствами взад-вперед. Войлс вспотел и сделался красным, и тот факт, что он орал в телефон, а Президент на другом конце слушал все это, значил немало. Он знал, что где-то сидел Коул и прослушивал этот разговор. Очевидно, Президент перехватил разговор и пустился в своего рода проповедь, длинную и запутанную. Войлс вытер лоб носовым платком, сел в древнее кожаное кресло и начал контролировать дыхание, чтобы понизить давление и пульс. Он уже пережил один инфаркт и много раз говорил К. О. Льюису, что Флетчер Коул и его босс-идиот в конце концов его доконают. Но он говорил это о трех последних президентах. Он наморщил лоб, на котором появились жирные складки, и глубоко погрузился в кресло. - Это мы можем сделать, господин Президент, - произнес он. Теперь он был почти приятен. Он был человеком со вспыльчивым характером и с резким, подвижным умом. Сейчас, у них на глазах, он внезапно превратился в саму учтивость. Стал просто обворожительным. - Спасибо, господин Президент. Я буду завтра. Он осторожно повесил трубку и начал говорить с прикрытыми глазами: - Он хочет, чтобы мы установили наблюдение за этим репортером из <Пост>. Говорит, если мы уже поступали так раньше, почему бы не сделать это ещ? раз? Я сказал ему, что мы сделаем. - Какого рода наблюдение? - спросил К. О. - Давайте просто отследим его передвижение по городу. Круглые сутки. Приставьте двух человек. Посмотрите, где он ночует, с кем спит. Он ведь неженат? - Развелся семь лет назад, - ответил Льюис. - Тщательно следите, чтобы не попасться. Присмотрите, чтобы люди были нормально одеты и меняйте их каждые три дня. - Он полагает, что утечка происходит у нас? - Нет, не думаю. Если бы мы в самом деле протекали, разве бы он захотел, чтобы мы вели журналиста? Я думаю, он мает, что это его собственные люди. И он хочет их накрыть. - Это небольшая услуга, - сделал ценное замечание Льюис. - У-гу. Только смотрите, не попадитесь, о'кей? Офис Л. Мэтью Барра был запрятан на третьем этаже гнилого и вонючего административного здания на М-стрит в Джорджтауне. На дверях не было никаких надписей. Вооруженный охранник в куртке и галстуке заворачивал людей к лифту. Ковер протерся, а мебель была старой. Ее покрывала пыль, и было ясно, что союз денег на содержание здания не тратил. Союзом, который был неофициальным, спрятанным, маленьким отделом Комитета по переизбранию президента, управлял Барр. В распоряжении Комитета была целая свита шикарных офисов, расположенных через реку, в Росслин. В этих офисах были закрывающиеся окна и улыбающиеся секретарши и горничные, которые прибирали комнаты по ночам. Но в этой мусорной куче ничего такого не было. Флетчер Коул вышел из лифта и кивнул охраннику, который кивнул ему в ответ, не тронувшись с места. Они были старыми знакомыми. Он направился через небольшой лабиринт тусклых и покрытых пылью офисов в направлении кабинета Барра. Коул в душе гордился тем, что не боялся в Вашингтоне никого, возможно, за исключением Мэтью Барра. Иногда он его боялся, иногда нет, но восхищался он им всегда. Барр был бывшим моряком, бывшим цэрэушником, бывшим шпионом, имеющим две судимости за уголовные преступления. Преступления состояли в. неких упущениях при работе в контрразведке. На них он заработал миллионы, которые затем промотал. Несколько месяцев он работал в загородных клубах, но не весь день. Коул лично завербовал Барра и назначил возглавлять союз, которого официально не существовало. Его годовой бюджет составлял около четырех миллионов, все наличными, из разных источников, предназначенных для взяток, и Барр заведовал небольшой бандой хорошо тренированных убийц и головорезов, которые незаметно выполняли работу союза. Дверь Барра всегда была заперта. Он е? открыл, и Коул вошел. Встреча будет, как всегда, краткой. - Дай-ка угадаю, - начал Барр. - Ты хочешь, чтобы я нашел утечку. - В общем-то, да. Я хочу, чтобы следили за этим журналистом, Грентэмом, круглосуточно и узнали, с кем он говорит. У него подбирается неплохое дельце, и я боюсь, что это идет от нас. - Вы протекаете, как кухонный буфет. - У нас есть кое-какие проблемы, но эта история с Хамелом ловушка. Сделай это персонально для меня. Барр на это улыбнулся: - Я так и подумал. Очень уж чисто и в самое яблочко. - Ты когда-нибудь сталкивался с Хамелом? - Нет. Десять лет назад мы были уверены, что он мертв. Ему выгодно, чтобы так считали. Он совсем не тщеславен, и поэтому его никогда не удастся поймать. Он может шесть месяцев жить в бумажной хижине в Сан-Пауло, питаясь корнями и крысами, затем слетать в Рим убить дипломата, затем в Сингапур ещ? на несколько месяцев. Он не читает газетные вырезки о себе. - Сколько ему лет? - Почему ты им интересуешься? - Я им очарован. Думаю, я знаю, кто его нанял, чтобы убить Розенберга и Дженсена. - Что, в самом деле? И ты тоже веришь в эти байки? - Нет. Пока нет. - Ему между сорока и сорока пятью годами, что не так уж и много, но он убил ливанского генерала, когда ему было пятнадцать. Так что у него длинная карьера. Все это легенда, понятно. Он может убить или рукой, или ногой, ключами от машины, карандашом. Он снайперски стреляет из всех видов оружия. Говорит на двенадцати языках. Ты ведь слышал все это, не правда ли? - Да, но это сказки. - О'кей. Он считается самым опытным и дорогим наемным убийцей в мире. В молодые годы он был обычным террористом, но оказался слишком талантливым для того, чтобы просто швырять бомбы. И он стал работать по найму. Сейчас он несколько старше и убивает только за деньги. - За какие деньги? - Хороший вопрос. Его ставки лежат где-то в диапазоне от десяти до двадцати миллионов за дело. Я не знаю никого из этой команды, кто бы столько получал. В соответствии с одной гипотезой, он делится деньгами с другими террористическими группами. Но на самом деле, никто ничего не знает. Дай-ка угадаю, ты хочешь, чтобы я нашел Хамела и доставил его сюда живым? - Оставь Хамела. Я думаю о работе, которую он здесь проделал. - Он очень талантлив. - Я хочу, чтобы ты вел наблюдение за Греем Грентэмом и выяснил, с кем он говорит. - Есть какие-нибудь предположения? - Несколько. В Западном крыле есть человек по имени Мильтон Харди, он работает уборщиком. - Коул бросил на стол конверт. - Он там уже очень долго и прикидывается полуслепым, но я думаю, что он многое, видит и слышит. Проследи за ним одну-другую неделю. Все его зовут Садж. Подумай, как его убрать. - Отлично, Коул. Мы потратим все твои деньги, чтобы проследить, чем занимаются слепые негры. - Делай то, что я сказал. Уложись в три недели, - Коул встал и направился к двери. - Значит, ты знаешь, кто нанял киллера? - спросил Барр. - Мы к этому подбираемся. - Союз более чем готов помочь. - В этом нет сомнений. Глава 19 Миссис Чей владела домом из двух квартир и на протяжении пятнадцати лет сдавала вторую половину студенткам юридического университета. Она была ворчлива, но жила тихо и не вмешивалась в чужие дела, пока вокруг все было спокойно. Дом е? был в шести кварталах от университета. Когда она открыла дверь, было темно. На пороге стояла привлекательная молодая леди с короткими темными волосами и нервной улыбкой. Очень нервной. Миссис Чей хмуро и неодобрительно смотрела на не? и ждала, пока она начнет говорить. - Я Алиса Старк, подруга Дарби. Можно мне войти? - Она бросила взгляд через плечо. Улица была спокойной и тихой. Миссис Чен жила одна и плотно запирала двери и окна, но сейчас перед ней была симпатичная девушка с невинной улыбкой, и если она друг Дарби, то ей можно доверять. Она открыла дверь, и Алиса очутилась внутри. - Что-нибудь не в порядке? - сказала миссис Чен. - Да. У Дарби небольшие неприятности, но о них нельзя говорить. Она звонила сегодня днем? - Да. Она сказала, что молодая женщина осмотрит е? квартиру. Алиса глубоко вздохнула и постаралась выглядеть спокойно: - Это займет всего минуту. Она сказала, что где-то есть дверь через смежную стену. Я бы не хотела пользоваться передней или задней дверью. Миссис Чен снова нахмурилась, и в е? глазах появился вопрос: а почему же. Но она ничего не сказала. - В квартире был кто-нибудь за последние два дня? - спросила Алиса. Она пошла вслед за миссис Чен по узкому холлу. - Я никого не видела. Вчера рано перед рассветом в дверь постучали, но я не посмотрела, кто это был. Она отодвинула стол от стены, пошарила ключом в поисках замочной скважины и открыла дверь. Алиса выступила вперед: - Она сказала, чтобы я посмотрела одна, о'кей? Миссис Чен сама хотела проверить квартиру, но кивнула и закрыла за Алисой дверь. Она вела в крошечный холл, в котором внезапно сделалось темно. Алиса замерла. В квартире было душно и стоял спертый запах старого мусора. Считалось, что она здесь одна, но ведь она только студентка-второкурсница, черт возьми, а не какой-нибудь прожженный частный детектив. <Соберись>. Она пошарила в большой дамской сумочке и нашла фонарик размером с карандаш. Их там было три штуки. Так что в случае: В случае чего? Она не знала. Все указания Дарби дала очень точно. Через окна не должно быть видно никакого света. Они могли вести наблюдение. Кто они такие, черт их возьми? Алиса хотела это знать. Дарби не знала, сказала, что объяснит позднее, но сначала необходимо осмотреть квартиру. За последний год Алиса была в квартире десяток раз, но е? всегда впускали через переднюю дверь, при под-ном свете и всех остальных удобствах. Она была во всех комнатах и чувствовала уверенность, что сможет сориентироваться в темноте. Уверенность улетучилась. Исчезла. Заменилась страхом, от которого е? била дрожь. <Соберись. Ты тут одна-одинешенька. Они бы не стали делать засаду в доме, где рядом живет шумная женщина. Если они здесь и были, то лишь с коротким визитом>. Она посмотрела на фонарик и увидела, что он работал. Он тлел с энергией угасающей спички. Она направила его в пол и увидела едва различимый кружок света, размером с апельсин. Кружок дрожал. Она прошла на цыпочках за угол по направлению к кухне. Дарби сказала, что там, на книжных полках рядом с телевизором, стояла маленькая лампа и что она всегда включена. Дарби использовала е? как ночник, и, по идее, неяркий свет от не? должен был из гостиной попадать на кухню. Или Дарби сказала неправду, или лампочка перегорела, или кто-то е? вывинтил. В данный момент, однако, это не имело значения, потому что в гостиной и кухне было темно, как в аду. Алиса находилась на маленьком коврике в центре гостиной, потихоньку продвигаясь к кухонному столу, на котором должен был стоять компьютер. Она зацепилась за край журнального столика, и фонарик погас. Она потрясла его. Ничего. Она нашла в сумочке фонарик номер два. В кухне дышалось ещ? тяжелее. Компьютер стоял на столе, а рядом был целый набор папок и общих тетрадей. Она осмотрела системный блок с помощью своего изящного пятнышка света. Выключатель питания находился спереди. Она нажала его, и монохромный экран медленно прогрелся. От него исходило зеленоватое свечение, которое освещало стол, но не выходило из кухни. Алиса села за компьютер и начала нажимать на клавиши. Она нашла Menu, затем List, затем Files. На экране высветился корневой каталог. Она внимательно его изучила. В нем должно было быть около сорока подкаталогов, но перед ней находилось не более десяти. Большая часть памяти на жестком диске была очищена. Она включила лазерный принтер, и через несколько секунд корневой каталог был на бумаге. Она оторвала е? и затолкала в сумочку. Алиса встала и с помощью фонарика обследовала все то, что в беспорядке лежало вокруг компьютера. Дарби сказала, что было приблизительно двадцать дискет, но они все пропали. Ни одного флоппи. Были общие тетради с конспектами по уголовному кодексу и гражданскому делу, но они были настолько скучными и содержали настолько общие сведения, что оказались ненужными. Красные папки-скоросшиватели были аккуратно составлены вместе, но оказались пусты. Это была чистая, тщательно сделанная работа. Он или они провели пару часов, стирая данные и собирая материалы, а затем ушли, унося с собой самое большее одну сумку или портфель найденного. В гостиной, около телевизора, Алиса украдкой глянула в боковое окно. Красный <аккорд> все ещ? стоял там, в полутора метрах от окна. Выглядел красиво. Она повернула лампочку в ночнике и быстро включила и выключила его. Работал отлично. Она немного вывернула лампочку так, как она была оставлена им или ими. Ее глаза привыкли к полумраку: она могла различать контуры дверей и мебели. Она выключила компьютер и осторожно прошла через гостиную в холл. Миссис Чей ждала е? точно в том самом месте, где они расстались. - О'кей? - спросила она. - Все отлично, - ответила Алиса. - Тщательно смотрите за квартирой. Я позвоню через день или два, чтобы узнать, приходил ли кто-нибудь. И пожалуйста, не говорите никому, что я здесь была. Миссис Чен внимательно слушала и одновременно придвигал стол к двери. - А что с е? машиной? - Все будет отлично. Просто присматривайте за ней. - С Дарби все в порядке? Они находились в гостиной, почти рядом со входной дверью. - С ней все будет в порядке. Я думаю, через пару дней она вернется, - ответила Алиса. - Спасибо, миссис Чен. Миссис Чен закрыла дверь, заперла е? на задвижку и посмотрела в маленькое окошко. Леди прошла по тротуару, затем исчезла в темноте. Алиса прошла пешком до своей машины три квартала. Вечер в пятницу в Квартале! Тьюлан завтра играл дома с Доум, затем с Сэйнтс в воскресенье, и тысячи студентов-фанатов уже были повсюду, припарковывая вокруг машины, блокируя улицы, разгуливая шумными компаниями, опорожняя на ходу стаканчики со всякой выпивкой, переполняя бары, развлекаясь и кутя на всю катушку. Внутренний квартал к девяти часам был обнесен решеткой. Алиса припарковала машину на Пойдрэс, далеко от того места, где хотела, и добралась до креветочного баpa на Сант Питер, расположенного в глубине Квартала, с опозданием на час. Свободных столов не было. Они стояли в три плотных ряда вокруг бара. Она пробилась в угол, где стоял автомат по продаже сигарет, и стала рассматривать людей. Официант подошел прямо к ней. - Вы ждете другую женщину? - спросил он. Она заколебалась: - Ну, да. Он показал за бар: - За углом, первая комната справа, там есть несколько маленьких столиков. Я думаю, ваша подруга там. Дарби, в солнечных очках и шляпе, сидела в маленькой кабинке, перед ней стояла бутылка пива. Алиса схватила е? за руку: <Как хорошо, что снова тебя вижу!> Она оглядела прическу подруги и пришла в изумление. Дарби сняла очки. Глаза е? были красными и усталыми. - Я не знала, кому ещ? позвонить, - просто сказала она. Алиса слушала е? с бессмысленным выражением на лице, не способная думать о чем-либо конкретном. Она не могла отвести глаз от прически. - Кто тебя стриг? - спросила она. - Красиво, да? Что-то в стиле панков, возвращающее нас назад, в естественное состояние. Я думаю, это произведет впечатление на работодателей, когда я буду наниматься на работу. - Почему ты это сделала? - Меня пытались убить, Алиса. Мое имя стоит в самом верху списка, который находится у каких-то очень плохих людей. Я думаю, они преследуют меня. - Убить, ты сказала убить? Кто мог бы захотеть тебя убить, Дарби? - Я точно не знаю, кто. Что с моей квартирой? Алиса оторвалась от е? прически и подала распечатку каталога. Дарби изучила его. Все так и было. Это был не сон и не ошибка. Бомба была установлена на той машине, что нужно. Руперт и ковбой тогда держали е? в руках. Тот человек, которого она видела, искал е?. Они были у не? в квартире и стерли все, что хотели стереть. Они вели наблюдение. - Что с дискетами? - спросила она. - Их нет. Ни единой. Папки на кухне аккуратно составлены вместе. Они совершенно пусты. Все остальное казалось в полном порядке. Они отвинтили лампочку в ночнике, так что в квартире было совершенно темно. Я проверила е?. Работает нормально. Они очень тщательно все сделали. - А как миссис Чей? - Она ничего не видела. Дарби сунула распечатку в карман. - Послушай, Алиса, получилось так, что сейчас мне очень страшно. Не нужно, чтобы тебя со мной видели. Может быть, это вообще была плохая идея. - Кто эти люди? - Не знаю. Они убили Томаса и пытались убить меня. Мне тогда повезло, но сейчас они за мной гонятся. - Но почему, Дарби? - Ты не хочешь этого знать, а я не собираюсь этого говорить. Чем больше ты знаешь, тем большей подвергаешься опасности. Положись на меня, Алиса. Я не могу тебе сказать о том, что знаю. - Но я не скажу. Клянусь. - А если тебя заставят сказать? Алиса огляделась вокруг так, как будто все было отлично. Она изучила свою подругу. Они сдружились ещ? с первого курса, проводили вместе долгие часы за занятиями, пользовались общими конспектами, были в одной команде на учебных судебных процессах. Алиса, ей хотелось на это надеяться, была единственным человеком, который знал о Дарби и Каллахане. - Я хочу помочь тебе, Дарби. Я не боюсь, - сказала она. Дарби не притронулась к пиву. Она медленно вертела бутылку. - Знаешь, я в ужасе. Я была там, когда он погиб, Алиса. Земля содрогнулась. Его разорвало на куски. Я должна была быть вместе с ним. Это предназначалось для меня. - Тогда иди в полицию. - Не сейчас. Может быть, позднее. Я боюсь идти. Томас пошел в ФБР, и через два дня нас должны были убить. - Значит, это ФБР за тобой гонится? - Не думаю. Они там начали говорить об этом, кто-то находился очень близко, и это попало в чужие уши. - О чем стали говорить? Брось, Дарби! Это ведь я, твой лучший друг. Перестань играть со мной. Дарби впервые отпила из бутылки крохотный глоток. Она избегала смотреть Алисе в глаза и уставилась на стол: - Пожалуйста, Алиса. Дай мне подождать. Нет смысла говорить тебе то, из-за чего тебя могут убить. - Длинная пауза. - Если ты хочешь помочь, сходи завтра на траурную церемонию. Понаблюдай там за всем. Оброни слово, что я звонила тебе из Денвера, где остановилась у тетки, имени и адреса которой ты не знаешь, и что я пропущу этот семестр, но снова начну заниматься весной. Убедись, что слух начнет распространяться. Я думаю, некоторые будут слушать очень внимательно. - О'кей. В газете .упоминалась белая женщина, которая находилась на месте убийства и могла быть подозреваемой или что-то в этом роде. - Что-то в этом роде. Я была там, и я должна была быть жертвой. Я читаю газеты между строк. У полиции нет ключа. - О'кей, Дарби. Ты сообразительней, чем я. Ты умнее всех, кого я видела. Так что сейчас делать? - Во-первых, выйди через заднюю дверь. В конце холла, там, где туалеты, есть белая дверь. Она ведет в складское помещение, потом на кухню, потом к задней двери. Не останавливайся. Аллея ведет к Рояль. Возьми такси и езжай туда, где оставила свою машину. Смотри в заднее зеркало, не едет ли кто-нибудь за тобой. - Ты серьезно? - Посмотри на мои волосы, Алиса. Как ты думаешь, изуродовала бы я себя, если бы просто играла в игры? - Хорошо, хорошо. А что по