судов, однако там разгружались только немецкие рыболовы, и иностранное судно, прибывшее не с рыбой, а с другим грузом, выглядело бы по меньшей мере странно. Маккриди оставил без внимания также четыре пассажирских лайнера и отобрал для более детального анализа грузовые суда и несколько больших роскошных частных яхт. Итого оказалось пятьдесят три заслуживающих внимания объекта. Раз за разом Маккриди просил увеличить изображение, пока крохотная блестящая точка в безбрежном океане не разрасталась до размеров большого экрана. Все трое всматривались в мельчайшие детали фотографий. Некоторые корабли шли обратным курсом, но тридцать одно судно направлялось на север, к Ла-Маншу. В половине третьего Маккриди попросил задержать очередное изображение на экране. - Меня интересует тот человек, - сказал он, обращаясь к оператору Карвера, - что стоит рядом с мостиком. Можно его приблизить? - Пожалуйста, - ответил американский оператор. Грузовое судно было сфотографировано накануне вечером, незадолго до заката, возле мыса Финистерре. Один из матросов был занят своими обычными делами на палубе бака, а мужчина, стоявший возле мостика, смотрел на него. На экране изображение судна увеличивалось на глазах, а четкость не ухудшалась. Наконец корма и нос исчезли, не уместившись на экране, зато заметно выросла фигура мужчины рядом с мостиком. - С какой высоты это снято? - заинтересовался Раус. - Сто десять миль, - ответил оператор. - Здорово. Вот это техника, - восхитился Раус- - Обратите внимание на лицензионную пластинку, - гордо заметил американец. - Вполне можно прочесть. Это грузовое судно было сфотографировано больше двадцати раз. Когда изображение мужчины возле мостика заняло большую часть экрана, Раус попросил показать на экране один за другим все снимки при том же увеличении. Человек на экране, казалось, ожил и задвигался рывками, как в кинематографе викторианской эпохи. Он отвернулся от матроса и перевел взгляд на море, потом снял фуражку и ладонью провел по редким волосам. Может быть, в этот момент над судном пролетала морская птица или внимание мужчины привлекло что-то другое, но он поднял голову. - Стоп, - скомандовал Раус. - Ближе. Оператор увеличивал изображение, пока черты лица мужчины не стали расплываться. - Нашли, - шепнул Маккриди Раусу. - Это он. Джонсон. Из-под редких, черных как смоль волос на них смотрели с экрана усталые, много повидавшие глаза. Старик, предпочитавший угловой столик на обеденной террасе в "Аполлонии". "Бывший". - Название, - сказал Маккриди. - Нам нужно название судна. Название удалось прочесть на носу корабля. Спутник, уходя на север и опускаясь за линию горизонта, продолжал фотографировать. На единственном снимке, снятом под очень малым углом, рядом с якорем можно было прочесть: "Регина IV". Маккриди потянулся к телефону и снова связался со своим другом из компании "Ллойд". Через тридцать минут раздался ответный звонок. - Этого не может быть. "Регина IV" имеет водоизмещение больше десяти тысяч тонн, и она только что отошла от венесуэльских берегов. Должно быть, вы ошиблись. - Никакой ошибки, - возразил Маккриди. - Водоизмещение "Регины IV" - две тысячи тонн, и она направляется на север, сейчас должна быть возле Бордо. - Подождите минутку, - сказал бодрый голос из Колчестера. - Эта посудина в чем-нибудь замешана? - Почти наверняка, - ответил Маккриди. - Я вам перезвоню, - сказал его друг из "Ллойда". Он позвонил почти через час. Большую часть этого времени Маккриди разговаривал по телефону с Пулом в графстве Дорсетшир. - "Регина", - сообщили из "Ллойда", - это очень распространенное название. Вроде "Стеллы Марии". Поэтому к названию добавляют буквы или римские цифры. Чтобы отличить одно судно от другого. Оказалось, что существует еще "Регина VI", она приписана к порту Лимасола, а сейчас, как полагают, стоит на якоре у Пафоса. Около двух тысяч тонн. Немецкий капитан, команда набрана из греков-киприотов. Новый владелец судна - компания без активов, зарегистрированная в Люксембурге. Ливийское правительство, понял Маккриди. Элементарная операция: "Регина VI" выходит из Средиземного моря в Атлантический океан, на ее борту закрашивают последнюю цифру, а потом перед V подрисовывают I. Подделать корабельные доку-, менты для умелых рук не проблема. В Бремерхафене отметят, что к ним из Канады прибыло обычное грузовое судно "Регина IV" с офисным оборудованием и прочими безобидными вещами. Кому придет в голову, что настоящая "Регина IV" только что отошла от берегов Венесуэлы? x x x Шел третий день плавания. На рассвете капитан Хольст стоял на мостике и смотрел, как постепенно светлеет море. Нет, он не ошибся: прямо по курсу в небо взметнулась ракета, несколько секунд повисела в воздухе, потом упала в воду. Темно-бордовая. Цвета несчастья. Всматриваясь в полумрак, капитан разглядел в одной-двух милях желтые языки пламени. Капитан приказал машинистам сбавить ход и по системе внутренней связи вызвал одного из пассажиров. Тот пришел из своей каюты меньше чем через минуту. Капитан Хольст молча показал на переднее стекло мостика. Впереди, на спокойной воде, беспомощно качалась сорокафутовая рыболовная посудина. Очевидно, у рыбаков взорвался двигатель: из-под палубы вырывались клубы черного дыма, в котором изредка мелькали оранжевые языки пламени. Борта посудины почернели от копоти. - Где мы находимся? -- спросил Стивен Джонсон. - В Северном море, между Йоркширом и голландским берегом, - ответил Хольст. Джонсон взял у капитана бинокль и направил его на рыболовное суденышко. "Фэр Мэйд. Уитби", - прочел он на его борту. - Мы должны остановиться, оказать им помощь, - по-английски сказал Хольст. - Это закон моря. Капитан не знал и не хотел знать, что именно он везет. Хозяева дали ему четкие распоряжения и чрезвычайно щедро заплатили. Его команду тоже не обидели. В Пафосе на борт погрузили ящики с кипрскими маслинами - вполне законным грузом. Во время двухдневной стоянки в одном из ливийских портов в заливе Сидра часть груза сняли, потом вернули. Внешне ящики остались такими же, какими и были. Капитан понимал, что где-то на его судне спрятан нелегальный груз, но где именно - он не знал и не имел ни малейшего желания искать. Ему было ясно, что груз очень опасен; ведь не зря он вез шестерых пассажиров - двух с Кипра и еще четырех из Ливии. Да и изменение цифры в названии судна сразу после Геркулесовых столбов что-то значило. Через двенадцать часов капитан надеялся отделаться и. от пассажиров, и от груза. Потом он выйдет в Северное море, там снова станет "Региной VI" и не торопясь вернется в свой лимасольский порт - вернется намного более богатым человеком. А потом он уйдет на пенсию. Все останется позади: годы плаваний в Западную Африку с подозрительными людьми и странными грузами на борту, нелепые распоряжения, поступающие теперь от его новых люксембургских хозяев. Он уйдет на покой в пятьдесят лет, накопленных сбережений хватит на то, чтобы открыть свой ресторанчик на греческих островах и в мире и спокойствии доживать там свои дни вместе с женой - гречанкой Марией. Джонсон засомневался. - Нам нельзя останавливаться, - сказал он. - Мы обязаны. Светлело. Они видели, как из рулевой рубки рыболовного судна на носовую палубу, шатаясь, вышел почерневший от ожогов человек, попытался, преодолевая боль, махнуть рукой, потом упал ничком. К Хольсту со спины подошел другой ирландец. Капитан почувствовал, как ему в ребра уперлось дуло пистолета. - Не останавливаться, - не допускающим возражений тоном сказал ирландец. Хольст под дулом пистолета бросил взгляд на Джонсона. - Если мы не остановимся, и их спасет другой корабль, а рано или поздно так оно и будет, то они сообщат о нас. Нас остановят и спросят, почему мы так поступили. Джонсон кивнул. - Тогда тарань их, - сказал второй ирландец. - Мы не будем останавливаться. - Можно оказать первую помощь и вызвать голландскую береговую охрану, - предложил Хольст. - Никто не поднимется к нам на борт. Как только появится голландский катер, мы продолжим путь. Нам скажут спасибо, и тут же о нас забудут. Мы потеряем тридцать минут. Капитан убедил Джонсона, и тот еще раз кивнул. - Убери свой пистолет, - сказал он второму ирландцу. Хольст перевел стрелку на "полный назад", и "Регина" быстро замедлила ход. Капитан по-гречески отдал распоряжения своему рулевому, спустился с мостика на палубу. Следя за приближавшимся рыболовным суденышком, он жестами подавал команды рулевому. Двигатель "Регины" умолк, и судно, двигаясь по инерции, стало медленно сближаться с рыболовами. - Эй, на "Фэр Мэйд"! - крикнул Хольст. Он всматривался в проплывавшее мимо носа "Регины" суденышко. Все видели, как на передней палубе обгоревший моряк зашевелился, попытался приподняться и снова потерял сознание. <Фэр Мэйд" терлась о борт громады "Регины", пока не оказалась у шкафута, где леера были ниже. Хольст пошел к пострадавшему суденышку, по пути по-гречески приказав матросу бросить конец на "Фэр Мэйд". В этом уже не было нужды. Как только "Фэр Мэйд" оказалась у шкафута "Регины", обожженный рыбак с поразительной для тяжело пострадавшего ловкостью вскочил, схватил лежавшую рядом кошку, перебросил ее через леера "Регины" и закрутил канат на крепительной утке на носу "Фэр Мэйд". Из кабины рыболовного суденышка выбежал второй мужчина и проделал ту же операцию на корме. "Фэр Мэйд" перестала дрейфовать. Из кабины появились еще четыре человека, ловко вскочили на крышу кабины, а оттуда прыгнули на палубу "Регины". Все произошло настолько быстро и неожиданно, что капитан Хольст успел только крикнуть по-немецки: - Что за чертовщина? Все "рыбаки" были одеты одинаково: в черные комбинезоны, резиновые сапоги и черные шерстяные шапочки. Их лица тоже были зачернены, но не сажей. Кто-то умело и сильно ударил капитана Хольста в солнечное сплетение, и тот упал на колени. Позднее он скажет, что прежде никогда не видел в действии коммандос эскадры специального назначения британских ВМС - двойника полка специального назначения ВВС - и не хотел бы встретиться с ними еще раз. Теперь на главной палубе были четыре матроса-киприота. Один из коммандос крикнул им что-то по-гречески. Матросы повиновались: они упали на палубу ничком и замерли. Не так повели себя четверо ирландцев из ИРА: с пистолетами в руках они высыпали из боковой двери судовой надстройки. У двоих хватило ума сразу оценить беспомощность их пистолетов против полуавтоматических карабинов "Хеклер унд Кох". Они бросили оружие на палубу и подняли руки вверх. Двое других попытались пустить пистолеты в ход-Одному повезло: пули попали ему в ноги, и он остался жив, хотя остаток жизни проведет в инвалидной коляске. Другой оказался менее удачлив, и все четыре пули попали ему в грудь. По палубе "Регины" рассыпались шесть коммандос в черных комбинезонах. Третьим, на борт судна спрыгнул Том Раус. Он помчался к трапу, ведущему на мостик. С мостика выглянул Стивен Джонсон. Увидев Рауса, он поднял руки. - Не стреляй, спецназовец, я сдаюсь, -- крикнул он. Раус отступил на шаг в сторону и стволом карабина показал на трап. - Вниз, - приказал он. Старый республиканец медленно спускался на палубу. В этот момент Раус за своей спиной почувствовал какое-то движение в рулевой рубке. Он почти успел повернуться, когда услышал хлопок пистолетного выстрела. Пуля вырвала клочок ткани из плеча его комбинезона. Медлить или кричать было бессмысленно, и Раус выстрелил так, как его учили стрелять: две пули, короткая пауза, потом еще две пули. Две пары пуль калибра 9 миллиметров меньше чем за полсекунды. Краем глаза Раус видел, что все четыре пули попали в грудь человеку, появившемуся в дверном проеме. Человека отбросило на дверной косяк, потом швырнуло вперед, мелькнула копна пшенично-золотистых волос. Через секунду убитая лежала на стальной палубе, и из уголка рта, который Раус когда-то целовал, сочилась тонкая струйка крови. - Так-так, - прозвучал знакомый голос у плеча Рауса. - Моника Браун. Раус повернулся. - Сукин вы сын, ревал о фанатической преданности своей молодой жены делу ИРА. Кстати, у нее в самом деле был конный завод в Эшфорде, но не в том Эшфорде, что в английском графстве Кент, а в том, что в графстве Уиклоу, в Ирландии. Два часа коммандос "приводили судно в порядок". Капитан Хольст охотно им помогал. Он признал, что однажды остановился в открытом море, рядом с мысом Финистерре, где часть ящиков погрузили на рыболовное судно. Капитан сообщил название судна, и Маккриди передал эти сведения в Лондон, Потом они поступят к испанским властям, и если те поторопятся, то успеют еще в море перехватить оружие, предназначенное для террористов из ЭТА. Так Интеллидженс Сервис отблагодарит испанцев за помощь в гибралтарском деле. Капитан Хольст также согласился признать, что захват "Регины" произошел в то время, когда судно вошло в территориальные воды Великобритании. Таким образом, все находившиеся на борту "Регины" попадали под британскую юрисдикцию, пусть теперь ими занимается суд. Маккриди совсем не хотелось, чтобы эти ирландцы оказались в Бельгии, где их, как отца Райана, быстро освободят. Тела двух убитых ирландцев перенесли на главную палубу и, накрыв взятыми в каютах простынями, положили бок о бок. С помощью кипрских матросов "Регины" открыли трюмы и осмотрели груз. Осмотром занимались коммандос. Через два часа лейтенант, их командир, доложил Маккриди: - Ничего нет, сэр. - Как ничего? - Много ящиков с маслинами, сэр. - И ничего, кроме маслин? - На некоторых ящиках написано, что там оборудование для офисов. - А на самом деле? - Оборудование для офисов, сэр. И три жеребца. Они ведут себя неспокойно, сэр. - Черт с ними, с жеребцами, я тоже неспокоен, ашины и пишущие машинки. Два других трюма были усеяны жестянками с кипрскими маслинами, высыпавшимися из разбитых ящиков. Ни один упаковочный ящик не остался невскрытым. В четвертом трюме стояли три большие клети для перевозки лошадей. В клетях тревожно ржали жеребцы. Увидев людей, они в страхе шарахнулись. Маккриди испытывал то ужасное чувство, которое приходит, когда ты начинаешь понимать, что тебя провели, что ты делал совсем не то, что нужно было делать, и что за ошибку придется очень дорого заплатить. Если он вернется в Лондон с грузом маслин и пишущих машинок, то в Интеллидженс Сервис с него сдерут шкуру и прибьют ее к амбарной двери. В трюме для лошадей рядом с Маккриди и Раусом оказался молодой коммандос, который, очевидно, умел обращаться с животными. Успокаивая жеребцов, он что-то им негромко говорил. - Простите, сэр, - сказал он. - Да? - А почему их везут так далеко? - Это арабские скакуны. Чистокровные, для конного завода, - объяснил Раус. - Нет, это не арабские скакуны, - возразил молодой коммандос. - Это обычные полукровки для обучения верховой езде. Жеребцы, но полукровки. Ломами они оторвали доски, которыми была обшита одна из клетей. Как только доски упали на пол, обыск закончился. Между внешней и внутренней обшивкой специально построенных клетей оставался добрый фут пространства, занятого плотно уложенными. коробками с семтексом, ящиками с базуками РПГ-7 и ракетами типа "земля-воздух", которые запускают с плеча. В других клетях нашли пулеметы, гранаты, мины и минометы. - Полагаю, - сказал Маккриди, - теперь можно приглашать военных моряков. Из трюма все поднялись на главную палубу, уже согретую утренним солнцем. Позже моряки приведут "Регину" в Харвич. Здесь судно будет официально конфисковано, а его команда и пассажиры - арестованы. Чтобы выправить крен "Фэр Мэйд", из его трюма откачали воду. Дымовые шашки, которые производили эффект пожара на судне, давно выбросили в море. У ирландца с простреленными ногами коммандос остановили кровотечение, грубовато, но умело наложив жгут; теперь он с мертвенно-бледным лицом сидел, прислонившись к перегородке, и ждал военного хирурга, который должен был прибыть на сторожевом корабле, находившемся теперь всего лишь в полумиле от "Регины". Двух других ирландцев наручниками приковали к пиллерсу. Ключи от наручников были у Маккриди. Капитан Хольст и его матросы без возражений спустились в трюм - не в тот, в котором перевозилось оружие. Теперь они, сидя среди жестянок с маслинами, ждали, когда военные моряки подадут им трап. Стивена Джонсона заперли в каюте под палубой. Когда все было готово, пятеро коммандос спрыгнули на крышу каюты "Фэр Мэйд" и скрылись там. Заработал двигатель. Двое, коммандос снова появились на палубе и отдали концы. Лейтенант в последний раз помахал Маккриди, и "Фэр, Мэйд", запыхтев, отвалила от "Регины". Коммандос не любили рекламы. Они сделали свое дело, и теперь им не было нужды слоняться здесь. Том Раус, опустив плечи, сидел на комингсе одного из трюмов "Регины" рядом с телом Моники Браун. К другому борту "Регины" подошел сторожевой корабль. С него бросили кошки, и первая группа военных моряков спрыгнула на палубу грузового судна. Моряки посовещались с Маккриди. Порывом ветра отбросило угол простыни, который закрывал голову убитой. Раус перевел взгляд на спокойное, прекрасное даже в смерти лицо. Ветерок растрепал пряди пшенично-золотистых волос. Одна из прядей упала на лоб, и Раус нагнулся, чтобы поправить волосы Моники. Кто-то сел рядом и обнял Рауса за плечи. - Все кончено, Том. Вы не могли знать. Вам не в чем себя винить. Она знала, на что шла. - Если бы я мог предполагать, что она тоже здесь, я бы не убил ее, - мрачно заметил Раус. - Тогда она убила бы вас. Уж таким она была человеком. Два моряка сняли наручники с ирландцев и повели их на сторожевой корабль. Двое санитаров под наблюдением хирурга положили раненого на носилки и унесли. - Что теперь будет? - спросил Раус. Маккриди посмотрел на море, на небо и вздохнул. - Теперь, Том, возьмутся за дело адвокаты и судьи. Последнее слово всегда остается за ними. Они переведут на сухой язык. своей профессии все, что касается жизни и смерти, страсти, алчности, смелости, зависти и славы. - А вы? - О, я вернусь в Сенчери-хаус и возьмусь за другое дело. Каждый вечер я буду возвращаться в свою квартиру, буду слушать музыку и ужинать тушеными бобами. А вы, мой друг, вернетесь к Никки, крепко ее обнимете, будете писать книги и забудете об этой истории. Забудете все - Гамбург, Вену, Мальту, Триполи, Кипр. Все кончено. Мимо Маккриди и Рауса провели Стивена Джонсона. Он остановился и бросил взгляд на англичан. Его акцент был густ, как поросшие вереском болота западного побережья. - Придет наш день, - сказал ирландец. Это был лозунг Ирландской республиканской армии. Маккриди поднял глаза и покачал головой. - Нет, мистер Джонсон, ваш день давно миновал. Два санитара несли на носилках тело мертвого ирландца. - Почему она это сделала, Сэм? Почему, черт побери, она это сделала? - спрашивал Раус. Маккриди нагнулся и простыней прикрыл лицо Моники. Санитары вернулись за ее телом. - Потому что она верила, Том. Разумеется, ее вера была ложной. Но она верила. Маккриди встал и потянул Рауса за руку. - Вставайте, молодой человек, нам пора домой. Не переживайте, Том. Не переживайте. Она ушла так, как и хотела уйти, Том, никто ее не неволил. Теперь она стала просто еще одной жертвой войны. Как и вы, Том, как и все мы. Интерлюдия Четвертый день слушания пришелся на четверг. Тимоти Эдуардз решительно настроился в этот день завершить работу комиссии. Прежде чем предоставить слово Денису Гонту, Эдуардз решил, изменив тактику, перейти от обороны к наступлению. Эдуардзу стало известно, что сидящие с ним за одним столом коллеги ил Эдуардз. Он почувствовал огромное облегчение, узнав, что сегодня ему придется выслушать последнюю историю, после чего можно будет перейти к принятию неизбежного решения. Кроме того, рассуждал Эдуардз, двое его коллег, безусловно, склонятся к тому, что в этой операции Маккриди действовал, скорее, как лихой ковбой, а не как представитель правительства ее королевского величества. Разумеется, молодежи было легко встречать Сэма овацией, когда он, возвратившись в Лондон накануне Нового года, входил в бар "Хоул-ин-зе-Уолл". Но ведь это ему, Эдуардзу, забыв о празднике, пришлось успокаивать встревоженный Скотланд-Ярд, взбудораженное Министерство внутренних дел и возмущенное до предела Министерство иностранных дел. О том времени Эдуардз до сих пор не мог вспомнить без содрогания. Денис Гонт неторопливо подошел к столу клерка и взял протянутую ему папку. Вопреки тому, что он сам сейчас сказал, Гонт предпочел бы забыть о карибской операции. Как ни глубоко было его уважение к руководителю отдела, Гонт понимал, что в той операции Маккриди всерьез закусил удила. Гонт очень хорошо помнил, какой поток памятных записок и меморандумов обрушился тогда на Сенчери-хаус сразу после Нового года. Помнил он и состоявшийся в середине января необычно продолжительный разговор один на один Маккриди и директора Интеллидженс Сервис. Новый директор был назначен всего за две недели до Нового года, и детальный отчет о приключениях Сэма Маккриди в бассейне Карибского моря был для него своеобразным новогодним подарком. К счастью, сэр Марк и Обманщик давно знали Друг друга, и после официального выговора директор извлек упаковку с шестью бутылками любимого эля Маккриди, чтобы отметить Новый год, а заодно добиться от Сэма обещания - впредь никогда не нарушать правила. Шесть месяцев спустя по причинам, о которых Маккриди мог только догадываться, директор стал уклоняться от встреч с ним. Гонт решил, что директор до самого лета просто ждал подходящего момента, чтобы под благовидным предлогом спровадить Маккриди. В этом Гонт ошибался, он понятия не имел, насколько высок тот уровень, откуда поступил приказ. Маккриди догадывался. Ему не нужно было говорить, ему не нужны были доказательства, потому что он знал директора. Как хороший полевой командир, сэр Марк сказал бы в лицо подчиненному, если бы тот вышел за рамки дозволенного, устроил бы ему разнос, если бы тот заслуживал, даже выгнал бы его, если бы тот зашел слишком далеко. Но он все сделал бы сам. Во всех других случаях он стал бы яростно защищать своих подчиненных от нападок со стороны. Значит, этот приказ поступил свыше, и у директора не стали спрашивать его мнения. Денис Гонт вернулся на свое место. Тимоти Эдуардз перехватил взгляд Маккриди и улыбнулся. Сэм, ты настоящая мина замедленного действия, думал он. Ты потрясающе талантлив, но ты просто больше нам не подходишь. Жаль, в самом деле, очень жаль. Если бы ты немного поумнел и стал бы подчиняться правилам, тебе нашлось бы место. Но теперь поздно. Слишком поздно после того, как ты настроил против себя такого человека, как Роберт Инглис. В девяностые годы мир станет другим, тот мир будет создан для меня и подобных мне. Через три, в крайнем случае, через четыре года я займу кабинет директора, и здесь все равно не будет места для таких, как ты. Так что, возможно, тебе лучше уйти сейчас, Сэм. К тому времени у нас будет целый отряд новых сотрудников, молодых толковых специалистов, которые станут выполнять то, что им приказывают, будут подчиняться правилам, а не раздражать людей. Сэм Маккриди улыбнулся в ответ. Тимоти, ты действительно неисправимый дурак, думал он. Ты в самом деле уверен, что любую информацию можно получить, созывая заседания комитетов, рассматривая компьютерные распечатки и целуя задницу Лэнгли за очередную кроху той разведывательной информации, которую получила их служба связи. Спору нет, американская служба связи и электронная разведка хороши. Не просто хороши, - а лучшие в мире - для этого у них есть спутники, подслушивающие устройства и всякие прочие электронные штучки. Но приборы можно обмануть, Тимоти. Есть такая вещь, о которой ты едва ли слышал: она называется маскировкой. Это русское слово, Тимоти, и под ним понимается искусство создавать бутафорские аэродромы, ангары, мосты, целые танковые дивизии из жести и дерева. И эта бутафория способна обмануть лучшие американские спутники. Так что иногда приходится спускаться на грешную землю, внедрять агента в цитадель противника, вербовать недовольных в его лагере, пользоваться услугами перебежчиков. Из тебя с твоими клубными галстуками и с твоей женой-аристократкой никогда не получился бы оперативник. Кагэбешники раскусили бы тебя самое большее через пару недель. Гонт приступил к своей последней речи в защиту Маккриди пытаясь оправдать его действия во время Карибской операции и не потерять доверия двух инспекторов, которые накануне вечером очевидно, склонны были изменить свое мнение и рекомендовать отсрочить на неопределенный срок вынесение решения. Маккриди смотрел в окно. Правильно, все в мире меняется, но меняется совсем не так как представляет себе Тимоти Эдуардз. После холодной войны мир тихо сходит с ума - шум будет слышен позже. В России нехватка сельскохозяйственных машин не позволяет вовремя убрать невиданный урожай, а к концу осени даже то что собрано, из-за отсутствия подвижного состава будет гнить в тупиках. В декабре, может быть, в январе, наступит голод, и Горбачев снова бросится в объятия КГБ и армии, а те установят свою плату за еретические речи, которые он произносил летом 1990 года. Следующий год, 1991-й, будет невеселым Средний Восток как был, так и остался пороховой бочкой а американцы - и Тимоти Эдуардз вслед за ними - демонстративно третируют израильский Моссад, самую информированную разведслужбу в этом регионе. Маккриди вздохнул. Может быть ответом на все вопросы было рыболовное судно в Девоне. К черту их всех! - Все началось, - говорил Гонт, раскрывая лежащую перед ним папку, - в начале декабря на крохотном острове на севере Карибского моря. Маккриди снова переключился на реальности Сенчери-хауса. Ах да, вспомнил он. Карибское море, чертово Карибское море. НЕМНОГО СОЛНЦА Глава 1 За час до заката "Галф Леди" скользила по сверкающей глади моря, направляясь домой. Толстяк Хулио Гомес удобно устроился на крыше рубки, опустив ноги в мокасинах на переднюю палубу и довольно попыхивая пуэрториканской сигарой. Ветерок относил зловонный сигарный дым к безропотным волнам. В тот момент Гомес был по-настоящему счастлив. В десяти милях за килем "Галф Леди", там, где Большой Багамский риф опускается во впадину пролива Сантарен, осталось царство рыб, в котором мерланги гоняются за акантоцибиумами, тунец охотится за пеламидой, а та - за полурылом, а всех их время от времени преследуют рыбы-парусники и большие марлины. На рыболовной палубе, ближе к корме, в изрядно побитом старом ящике лежали две прекрасные большие корифены, одна для Гомеса, вторая для шкипера, который сейчас держал румпель, направляя свое спортивное рыболовное суденышко домой, в Порт-Плэзанс. Две рыбины были далеко не единственной добычей за день. Гомесу попалась прекрасная рыба-парусник; ее пометили и снова бросили в океан. Множество мелких корифеи использовали для наживки. На эту наживку клюнул огромный желтоперый тунец, по прикидкам Гомеса рыба весила не меньше семидесяти фунтов. Потом тунец нырнул так глубоко и потянул так сильно, что Гомесу пришлось перерезать леску, иначе рыбина раскрутила бы всю катушку. По полчаса он боролся с двумя желтохвостами, их тоже выбросили в океан. Гомес оставил себе только большую корифену, или дорадо, потому что в тропиках более вкусной рыбы не найти. Хулио Гомес не любил убивать. Каждый год он приезжал сюда не затем, чтобы поймать как можно больше рыбы, а чтобы ощутить радостное возбуждение от разматывающейся с чуть слышным свистом лески и от напряженно изогнувшегося удилища, вкусить азарт борьбы человека с невероятно сильной рыбой. Далеко-далеко по левому борту, даже дальше островов Драй-Тортутас, которые скрывались за линией горизонта на западе, в море медленно опускался огромный красный диск солнца, уже отдавший свой обжигающий жар и уступивший наконец прохладе вечернего бриза и приближающейся ночи. В трех милях по курсу уже был виден остров. Через двадцать минут они причалят, Гомес швырнул сигарный окурок в бездонную пепельницу океана и потер плечи. Несмотря на смуглую кожу, по возвращении в пансион ему придется намазаться толстым слоем крема от солнечных ожогов, У стоявшего за румпелем Джимми Доббза таких проблем не возникало. Он родился и вырос на острове, владел спортивной рыболовной лодкой и катал на ней туристов, приезжавших сюда специально для того, чтобы порыбачить. На кожу Джимми цвета черного дерева солнечные лучи не действовали. Хулио Гомес сбросил ноги с носовой палубы и спрыгнул на корму. - Я поведу, Джимми. Предоставляю вам возможность подраить палубу. Джимми Доббз растянул губы в широкой, от уха до уха, улыбке, передал румпель Гомесу, взял швабру и ведро и стал смывать в желоба чешую и остатки внутренностей рыб. Откуда ни возьмись появилось с десяток крачек, они на лету хватали отбросы, едва те успевали коснуться гребешков волн. В океане ничто не пропадает зря, по крайней мере, ничто съедобное. Конечно, Карибское море теперь бороздит много куда более современных рыболовных спортивных судов с мощными брандспойтами для чистки палубы, с коктейль-барами, телевизорами и даже видеотеками, с уймой электронных приборов для обнаружения рыбы и с таким навигационным оборудованием, что с ним вполне можно было бы отправляться и в кругосветное плавание. На "Галф Леди" ничего такого не было; старую, обшитую в накрой деревянную посудину толкал вечно чадивший слабенький дизельный двигатель, но она повидала в океане столько, сколько не увидят все эти умники вместе взятые с островов Флорида-Кис со всеми их радиолокационными искателями. На "Галф Леди" были лишь небольшая каюта на носу, множество пропахших рыбой и смазочным маслом удилищ и лесок, а самое главное - открытая палуба у кормы с десятью креплениями для удилищ и с единственным креслом для того, кто решил помериться силой С крупной рыбой, самодельным дубовым креслом, обшитым подушками. У Джимми Доббза не было всяких электронных штучек, которые искали бы рыбу за него; он сам находил рыбу так, как учил его отец: по малейшему изменению цвета воды, по ряби на поверхности там, где ее не должно было бы быть, по тому, как, сложив крылья, пикировал в волны фрегат. Инстинкт подсказывал ему, куда нужно направиться на этой неделе и какая там будет рыба. И он находил рыбу, находил каждый день. Поэтому Хулио Гомес в отпуск ежегодно приезжал к нему рыбачить. На островах и на "Галф Леди" Хулио Гомеса привлекали простота жизни и отсутствие современных технологий. Большая часть его жизни протекала в типично американском мире машин, вводил ли он запросы в компьютер или с трудом пробивался через автомобильные пробки в центре Майами. В отпуске ему были нужны только море, солнце и ветер, да еще, пожалуй, рыба, потому что у Хулио Гомеса были лишь две страсти: его работа и рыбная ловля. Он провел здесь уже пять дней, оставалось еще два - пятница и суббота. В воскресенье придется лететь домой, во Флориду, а в понедельник утром вместе с Эдди снова браться за работу. Вспомнив о работе, Гомес тяжело вздохнул. Джимми Доббз тоже был счастлив. Он отлично провел день со своим клиентом и другом, он заработал достаточно долларов, чтобы купить платье своей старушке, он везет отличную рыбу, которой хватит на ужин и им, и всем его домочадцам. Чего еще, рассуждал Доббз, можно требовать от жизни? В начале шестого они причалили к старой деревянной пристани, которой давно пора было рухнуть, но каким-то чудом она еще держалась. Предыдущий губернатор обещал выпросить у Лондона средства для постройки новой пристани, но потом на его место пришел сэр Марстон Моберли, а рыбная ловля его не интересовала. Если верить разговорам в баре Шантитауна - а им всегда имело смысл верить, - то нового губернатора не интересовали и жители острова. Пока "Галф Леди" ставили на ночь, набежали дети. Они всегда проверяли, с каким уловом вернулись рыбаки, всегда были готовы помочь вынести рыбу на берег. На пристани островитяне перебрасывались обычными шутками. Они говорили с приятным певучим акцентом. - Завтра вы свободны, Джимми? - спросил Гомес. - Конечно. Хотите снова в море? - Для того я сюда и приехал. Увидимся в восемь. Хулио Гомес договорился с одним из мальчишек, что тот за доллар донесет его рыбу. Вдвоем они вышли из порта и углубились в темные улицы Порт-Плэзанса. Идти было недалеко, в Порт-Плэзансе все рядом. Городок был совсем небольшим, в сущности, даже не город, а поселочек. Подобные городки - беспорядочно разбросанные домики, большей частью деревянные, крытые гонтом и раскрашенные в яркие цвета, а между домиками - тропинки, мощеные дроблеными раковинами, - можно встретить почти на любом из небольших островов, рассеянных в Карибском море. Вдоль берега, вокруг небольшого порта, окруженного изогнутой дамбой из коралловых блоков, где раз в неделю швартовалось торговое судно, стояли самые примечательные строения - таможня, здание суда и мемориал в честь жертв войны. Все это тоже было давным-давно сложено из коралловых блоков. Чуть дальше от берега располагались ратуша, небольшая англиканская церковь, полицейский участок и главный отель "Куортер Дек". Помимо этих сооружений да еще стоявшего в конце порта изрядно проржавевшего стального склада, почти все другие дома на острове были деревянными. Дальше по берегу, сразу за городской чертой, находилась резиденция губернатора, сложенная из белого камня и окруженная белокаменной стеной. У въезда на территорию резиденции были установлены две пушки наполеоновских времен, а в центре ухоженной лужайки возвышался флагшток. Днем на флагштоке развевался британский флаг. В тот момент, когда Хулио Гомес шел к своему пансиону, констебль полиции в присутствии адъютанта губернатора торжественно спускал флаг. Гомес мог бы снять номер и в "Куортер Дек", но он предпочел более домашнюю обстановку пансиона миссис Макдоналд. Хозяйка пансиона была вдовой; ее голову украшала копна белоснежных курчавых волос, а по комплекции она не уступала мистеру Гомесу. Миссис Макдоналд готовила такую похлебку из моллюсков, что ради одной этой похлебки не жалко было и умереть. Не обращая внимания на яркие предвыборные плакаты, красовавшиеся почти на всех стенах и заборах, Гомес свернул на улицу, где особняком стоял пансион. В сгущавшихся сумерках миссис Макдоналд смахивала пыль со ступенек своего уютного дома, и без того идеально чистого. Этот ритуал она выполняла несколько раз в день. Она приветствовала постояльца и его рыбу своей обычной широкой улыбкой: - Ну, мистер Гомес, вы принесли очень хорошую рыбу. - Это на ужин, миссис Макдоналд. Думаю, хватит на всех. Гомес расплатился с мальчишкой, который, схватив честно заработанное богатство, тотчас умчался, и поднялся в свою комнату. Миссис Макдоналд удалилась на кухню готовить дорадо для жарки. Гомес вымылся, побрился, переоделся в кремовые брюки и рубашку с короткими рукавами. Он решил, что может себе позволить очень большую кружку очень холодного пива, и снова проделал путь через весь город до бара отеля "Куортер Дек". Было только семь часов вечера, но солнце уже давно зашло, и городок погрузился в темноту, которую изредка прорезали лишь лучи света, пробивавшегося из окон. Из темных улочек Гомес вышел на площадь Парламент-сквер; ее центр украшала аккуратная группа пальм, а три стороны площади занимали англиканская церковь, полицейский участок и отель "Куортер Дек". Гомес миновал здание полицейского участка, в окнах которого еще горел свет. Участок был подключен к муниципальному генератору, гудевшему возле пристани. Из этого небольшого здания, сложенного из коралловых блоков, старший инспектор Брайан Джонс, а также его подчиненные - всегда безукоризненно одетые два сержанта и восемь констеблей - следили за законностью и порядком в общине, известной самым низким уровнем преступности во всем западном полушарии. Приехавший из Майами Гомес не мог не удивляться обществу, в котором, очевидно, не было ни наркомании, ни гангстерских банд, ни проституции, ни уличных грабежей, ни изнасилований. В городке был единственный банк, на который никто никогда не пытался напасть. За год здесь происходило с полдесятка заслуживающих упоминания краж. Гомес вздохнул, миновал фасад темной церкви и вошел в "Куортер Дек". Бар находился слева от входа. Гомес занял место в дальнем углу и заказал большой бокал холодного пива-Его рыба будет готова не раньше чем через час, а за это время можно выпить не один бокал. Бар, излюбленное место туристов и эмигрантов, желающих промочить горло, был уже наполовину полон. Сэм, приветливый бармен в белой куртке, как обычно, священнодействовал с миксерами и набором ромовых пуншей, пива, соков, кока-колы, дайкири и, конечно, содовой, без которой проглотить огненный ром "Маунт Гей" было бы под силу не каждому. Без пяти восемь Хулио Гомес решил, что пора рассчитаться, и вытащил из кармана пачку долларов. Он встал, осмотрелся - и его взгляд замер на мужчине, который только что вошел в бар и заказывал выпивку в дальнем от Гомеса углу. Через секунду Гомес снова опустился на табурет, спрятавшись за спиной сидевшего рядом посетителя. Он не мог поверить своим глазам, но знал, что не ошибся. Даже через восемь лет невозможно забыть лицо, в которое ты всматривался четыре дня и четыре ночи и видел в глазах только ненависть и презрение. Нельзя забыть лицо человека, из которого ты четыре дня и четыре ночи пытался выжать хоть слово и не добился абсолютно ничего, даже не узнал его имени, так что в конце концов пришлось дать ему прозвище, чтобы написать в деле хоть что-то. Гомес жестом попросил Сэма еще раз наполнить его бокал, расплатился за все и занял место в затемненном углу. Если этот человек здесь появился, значит, у него есть на то причины. Если он остановился в отеле, значит, он воспользовался каким-то именем. Гомесу было нужно узнать это имя. Он сидел в полутемном углу и ждал. Мужчина ни с кем не заговаривал и пил только ром "Маунт Гей". В девять часов он поднялся и вышел. Гомес последовал за ним. На Парламент-сквер мужчина сел в открытый японский джип, включил зажигание и уехал. Гомес, отчаянно завертел головой. На острове у него не было машины. Возле входа в отель стоял маленький мотороллер, ключ от которого водитель оставил в машине. Прижимаясь то к одному краю дороги, то к другому, Гомес последовал за джипом. Джип выехал из города и уверенно покатил по тянувшемуся вдоль берега шоссе - единственному шоссе, которое опоясывало весь остров. К строениям, стоявшим в глубине острова, на холмах, вели пыльные грунтовые дорожки, "но все они спускались к этому единственному на острове шоссе. Джип миновал еще один населенный пункт, деревню, в которой жили коренные островитяне и которую называли Шантитаун, потом аэропорт с поросшим травой взлетным полем. По шоссе джип обогнул пол-острова и оказался на противоположном берегу, где дорога тянулась рядом с заливом Тич-Бей, названном так в честь знаменитого пирата Эдуарда Тича, или "Черной Бороды", который когда-то встал здесь на якорь, чтобы пополнить запасы продуктов на корабле. Джип свернул с шоссе и по короткой дорожке подъехал к кованым стальным воротам, охранявшим подходы к окруженному стеной поместью. Если сидевший за рулем джипа мужчина и заметил единственную фару мотороллера, следовавшего за ним от самого отеля, то пока он не подавал виду. Теперь же Гомесу стало ясно, что мотороллер все же привлек внимание водителя джипа. Возле ворот поместья появился еще один мужчина, чтобы пропустить джип, но водитель не торопился въезжать. Он остановил машину, протянул руку к защитному брусу джипа и снял с него мощный ручной фонарь. Когда Гомес проезжал мимо поворота к поместью, луч света выхватил его из темноты и не отпускал до тех пор, пока мотороллер не скрылся вдали. Через тридцать минут Гомес поставил мотороллер на место и пешком отправился в свой пансион. Его не покидало ощущение тревоги. Он видел того человека и был уверен, что не ошибся. Кроме того, теперь он знал, где этот человек живет. Но и Гомеса видели. Оставалось только молить Бога, чтобы его не узнали. В конце концов, прошло восемь лет, да и видеть его могли всего лишь несколько секунд, в течение которых он в темноте карибской ночи проезжал на мотороллере мимо поворота. Постоялец опоздал к ужину почти на два часа, и миссис Макдоналд не на шутку разволновалась. Она так и сказала своему гостю, но все же подала дорадо и смотрела, как он ест рыбу, не чувствуя вкуса. Гость был занят своими мыслями и задал миссис Макдоналд лишь один вопрос. - Чепуха, - проворчала она, - у нас на островах ничего подобного никогда не водилось. В эту ночь Хулио Гомес так и не заснул. Он пытался найти разумный выход. Он не знал, сколько времени пробудет тот человек на острове, но был уверен, что британцам нужно дать знать о нем, особенно о том, что он остановился в поместье. Это же очень важно, не так ли? Можно пойти к губернатору, но что тот сможет сделать? Скорее всего, причин для ареста не найдется. Остров - это не территория США. Не верил Гомес и в то, что старший инспектор Джонс.с его игрушечным войском обладает большими возможностями, чем губернатор. Для ареста нужен приказ из Лондона, а приказу должен предшествовать запрос лично от дяди Сэма. Утром можно будет позвонить... Гомес тут же отказался от этой мысли. Остров был связан с миром только допотопной открытой телефонной линией через Нассау, столицей Багамских островов, и лишь из Нассау можно было связаться с Майами. Здесь решительно ничего нельзя сделать, придется утром возвращаться во Флориду. В тот же вечер в аэропорту Майами приземлился самолет авиакомпании "Дельта", прибывший из Вашингтона. Среди его. пассажиров был усталый британский государственный служащий, которого, если верить паспорту, звали Фрэнк Диллон. У него были и другие документы, показывать которые на внутриамериканских линиях было некому. В этих документах значилось, что их предъявитель является сотрудником британского Министерства иностранных дел и что министерство просит всех компетентных лиц оказывать ему максимальную помощь и поддержку. Ни в его паспорте, который ему не нужно было предъявлять, ни в его рекомендательных бумагах ни слова не говорилось о том, что настоящее имя их владельца - Сэм Маккриди. Об этом знали только несколько высших чиновников ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, вместе с которыми Маккриди провел целую неделю на семинаре о роли и месте разведывательных служб свободного мира в предстоящие девяностые годы. Посещать такой семинар значило слушать чертову уйму профессоров и ученых других рангов, ни один из которых ни за что не скажет одно простое и понятное слово там, где можно употребить десяток сложных и непонятных. Выйдя из здания аэропорта, Маккриди взял такси и попросил подвезти его к отелю "Сонеста Бич" на Ки-Бискайн. В отеле он снял номер, оставил там свои вещи, на ужин взял омара, а потом заснул глубоким, спокойным сном. Семь ближайших дней он будет ца, читал недельной давности "Майами Гералд", которую кто-то - возможно, сам Гомес - оставил в аэропорту. - Только не сегодня, дружище, - радостно сообщил Гомесу служащий, - по пятницам рейсов не бывает. Гомес оглядел заросшее травой летное поле. Рядом с металлическим ангаром стоял небольшой самолет "Навахо чиф", в котором копошился мужчина в парусиновых брюках и рубашке. Гомес подошел к самолету. - Вы летите сегодня? - спросил он. - Да, - ответил пилот, тоже американец. - Ваш самолет можно нанять? - Исключено, -- ответил пилот. - Это частный самолет. Принадлежит моему хозяину. - Куда вы направляетесь? В Нассау? - Нет. В Ки-Уэст. У Гомеса поднялось настроение. Из Ки-Уэста до Майами легко добраться на любом из множества рейсовых самолетов. - Я могу поговорить с вашим хозяином? - большинством проголосовали за то, чтобы остаться в составе Великобритании. С тех пор по сравнению с некоторыми из своих соседей жители островов процветали. Вторая зависимая территория - Виргинские острова, теперь рай для яхтсменов и рыболовов. Население третьей зависимой территории - крохотных островов Ангила - прославилось тем, что совершило единственную в колониальной истории революцию. В результате этой революции острова остались британскими и не были насильственно присоединены к двум соседним островам, к премьер-министру которых ангильцы не без оснований питали далеко не самые добрые чувства. Еще менее известны острова Кайкос и Терке. Там под пальмами и британским флагом неторопливо течет жизнь, которую не осложняют ни торговля наркотиками, ни отряды секретной полиции, ни государственные перевороты, ни убийства конкурентов во время предвыборных кампаний. На всех четырех территориях власть Лондона практически не ощущается, а на трех последних она сводится главным образом к компенсации дефицитов их годовых бюджетов. В ответ местное население с удовольствием созерцает поднимающийся каждое утро британский флаг, а также эмблему королевы Елизаветы на денежных банкнотах и на шлемах полицейских. Зимой 1989 года пятой и последней зависимой территорией были острова Баркли - архипелаг из восьми крохотных островков на западе Большого Багамского рифа, к западу от острова Андрос, к северо-востоку от Кубы и точно на юг от Флорида-Кис. Теперь мало кто может припомнить, почему острова Баркли не были присоединены к Багамским островам, когда последние получили свою независимость. Позже один лоботряс из Министерства иностранных дел сказал, что о них просто забыли, - и, возможно, он был прав. На островках жило всего двадцать тысяч человек, шесть островков из восьми были вообще необитаемыми, а главный остров, он же - местопребывание губернатора и отличное место для рыбалки, носил гордое имя Саншайн (Солнечный свет). Острова Баркли нельзя было назвать богатыми. Промышленности на них не было никакой, а средний доход жителя острова немногим отличался от нуля и складывался в основном из заработков юношей и девушек, которые покидали острова и становились официантами, горничными и коридорными роскошных отелей в далеких краях. Там молодые островитяне приобретали жизнерадостный характер и привычку лучезарно улыбаться при любых обстоятельствах, а потому туристы из Европы и Америки чаще всего выбирали их в качестве гидов. Кое-какой доход приносили эти туристы, любители спортивной рыбной ловли, отважившиеся добраться до островков из Нассау, плата за приземление самолетов, продажа собственных почтовых марок весьма невысокого художественного уровня, а также омаров и раковин случайно заплывшим на острова яхтсменам. Более чем скромные доходы все же позволяли оплатить еженедельный рейс парохода, доставлявшего на острова предметы первой необходимости, которые не давало море. Питались островитяне в основном тем, что дарило им щедрое море, а также леса и сады, располагавшиеся на склонах двух холмов СаншаЙна - Спайгласса и Собоуна. Потом, в начале 1989 года, в британском Министерстве иностранных дел и по делам Содружества кому-то пришла в голову мысль, что острова Баркли созрели для независимости. Эта мысль впервые была изложена в "памятной записке", которая, как полагается, была "передана на рассмотрение". Вскоре идея о предоставлении островам независимости стала частью правительственной политики. В том году британский кабинет министров боролся с огромным торговым дефицитом, который крайне отрицательно сказывался на популярности правительства (если судить по результатам опроса общественного мнения) и вызывал рост сопротивления его европейской политике. Пустяковый вопрос о никому не известных островках где-то в Карибском море был решен без обсуждения. Губернатор островов Баркли, однако, возражал и потому был срочно отозван. Вместо него прислали сэра Марстона Моберли, высокого, самовлюбленного джентльмена, гордившегося внешним сходством с покойным актером Джорджем Сандерсом. Перед отъездом на Саншайн сэра Марстона кратко, но достаточно четко проинструктировал первый помощник секретаря Карибского отдела. Острова Баркли должны стать независимыми. Нужно подобрать кандидатов на место премьер-министра и назначить день всеобщих выборов. После демократических выборов с первым премьер-министром островов Баркли и его кабинетом будет согласован разумный период (скажем, три месяца), в течение которого островам будет предоставлена - разумеется, по их требованию - полная независимость. Сэру Марстону поручалось претворение в жизнь этой программы, в результате которой с Министерства финансов будет сброшен еще один груз. Сэр Марстон и леди Моберли прибыли на Саншайн в конце июля, и новый губернатор энергично взялся за выполнение программы. Вскоре были найдены два кандидата на место премьер-министра. Одним из них был мистер Маркус Джонсон, состоятельный местный бизнесмен и филантроп, который родился на островах, сколотил состояние в Центральной Америке и сейчас жил в роскошном поместье на другом склоне холма Собоун. Мистер Джонсон создал политическую партию Союз процветания островов Баркли, провозгласившую своей целью развитие островов и обеспечение благосостояния их населения. Менее отесанный, но более искушенный в популизме мистер Горацио Ливингстон, который жил в Шантитауне и владел большей частью поселка, образовал другую партию - Фронт независимости островов Баркли. До выборов, назначенных на пятое января, оставалось три недели. Сэр Марстон с удовлетворением наблюдал, как энергично развивается предвыборная кампания, в ходе которой оба кандидата в многочисленных речах и памфлетах добивались поддержки островитян. Плакаты красовались на каждой стене, на каждом дереве. В приготовленную сэром Марстоном бочку меда попала только одна ложка дегтя - Комитет сознательных граждан, или КСГ, возглавляемый его преподобием надоедливым Уолтером Дрейком, местным баптистским священником. Делегацию этого комитета сэр Марстон согласился принять в, тот день, в девять часов утра. В состав делегации входило восемь человек: англиканский священник бледный, измученный англичанин, вечный неудачник, с которым, сэр Марстон был уверен, он всегда договорится, и шестеро представителей сливок местного общества - врач, два владельца магазинов, фермер, хозяин бара и владелица пансиона миссис Макдоналд. Все они были в возрасте и в лучшем случае с начальным образованием. Для сэра Марстона они не были конкурентами ни по части английского языка, ни в отношении умения выдвигать убедительнейшие аргументы. Вместо любого из них он мог предложить десяток сторонников независимости. Маркуса Джонсона, кандидата от Союза процветания, будут поддерживать управляющий аэропортом, владельцы портовых сооружений (Джонсон обещал построить сверхсовременную пристань для яхт со всего света) и большинство бизнесменов, которым процветание должно было принести большие деньги. Ливингстон пользовался поддержкой пролетариата, которому он обещал сказочное повышение жизненного уровня за счет национализации собственности и капиталов. Настоящей проблемой был руководитель делегации - его преподобие Уолтер Дрейк, чернокожий гигант в черном костюме, тот, что в этот момент утирал пот со лба. Он был прирожденным проповедником, умным и громогласным, к тому же он получил образование на американском континенте. В петлице он носил значок в форме рыбы - символ утвердившегося в вере христианина. Интересно, подумал сэр Марстон, кем был Дрейк до того, как утвердился в своей вере. Впрочем, губернатору не пришло в голову спросить об этом самого священника. Его преподобие бросил на стол губернатора стопку бумаг. Сэр Марстон заранее побеспокоился о том, чтобы в его кабинете стульев на всех не хватило, и принял делегацию стоя. Так переговоры будут короче. Губернатор бросил взгляд на стопку бумаг. - А это, губернатор, - прогудел его преподобие, - петиция. Да, сэр, петиция. Под ней подписались более тысячи наших сограждан. Мы хотим, чтобы эту петицию отправили в Лондон и вручили миссис Тэтчер. Или даже королеве. Мы полагаем, что эти леди выслушали бы нас, даже если вы не захотите слушать. Сэр Марстон вздохнул. Все это будет, очевидно... он отыскал в памяти свое любимое слово... более утомительным, чем он ожидал. - Понимаю, - сказал он. - И о чем же вы просите в своей петиции? - Мы хотим референдума. Спрашивали же британский народ, стоит вступать в Общий рынок или нет. Мы требуем референдума. Мы не хотим, чтобы нам предоставляли независимость помимо нашей воли. Мы хотим жить, как живем, как жили всегда. Нам не нужно, чтобы нами управлял мистер Джонсон или мистер Ливингстон. Мы апеллируем к Лондону. x x x На летное поле въехало такси, и из него вышел невысокий толстяк - мистер Барии Клингер. В Корал-Гейбле, недалеко от Майами, у него был большой роскошный дом в испанском стиле. Его сопровождала отнюдь не толстая и не низкорослая хористка; потрясающе красивая девушка по возрасту годилась мистеру Клингеру в дочери. На склонах холма Спайгласс у мистера Клингера был коттедж, где он тайком от миссис Клингер время от времени отдыхал. Мистер Клингер намеревался. лететь до Ки-Уэста и там посадить девушку на рейсовый самолет до Майами. Потом усталый бизнесмен вернется домой из деловой поездки, вызванной необходимостью обсудить старый, скучнейший контракт. Миссис Клингер встретит его в аэропорту Майами и убедится, что он прилетел один. Лишняя предосторожность не помешает. Миссис Клингер знала очень хороших юристов. Хулио Гомес встал и направился к бизнесмену. - Простите, сэр, вы - мистер Клингер? У Клингера тревожно екнуло сердце. Уж не выследил ли его частный детектив? - Кому я нужен? - Видите ли, сэр, у меня проблемы. Я здесь отдыхал, но только что мне позвонила жена. Наш ребенок попал в аварию. Мне срочно нужно вернуться, очень нужно. Но сегодня нет рейсов. Никаких. Даже чартерных. Вот я и подумал, не сможете ли вы подбросить меня до Ки-Уэста? Я был бы вашим вечным должником. Клингер сомневался. Все же нельзя было исключать, что этого человека наняла миссис Клингер. Он отдал сумку носильщику, и тот стал загружать багаж в грузовой отсек "Навахо". - Ну, - сказал Клингер, - я не знаю... Возле самолета толпились шесть человек: чиновник паспортного контроля, носильщик, Гомес, Клингер, его подруга и еще один мужчина, помогавший загружать багаж. Носильщик был уверен, что шестой человек приехал с Клингером, а Клингер и его подруга приняли его за служащего аэропорта. Пилот уже сидел в кабине и не мог ничего слышать, таксист скрылся в кустах в двадцати ярдах от самолета. - Дорогой, это ужасно, - сказала хористка. - Мы должны помочь человеку. - Хорошо, - согласился Клингер. - Если только из-за него не задержится вылет. Чиновник быстро проштемпелевал все три паспорта, грузовой отсек закрыли, три пассажира поднялись на борт самолета, пилот форсировал оба двигателя, и через три минуты "Навахо" поднялся с Саншайна и взял курс на Ки-Уэст. До него было семьдесят минут полета. x x x - Дорогие друзья, - начал сэр Марстон Моберли, - надеюсь, я могу называть вас друзьями, - прошу вас, попытайтесь понять позицию правительства ее величества. В настоящее время референдум был бы крайне нежелателен. С организационной точки зрения провести референдум очень сложно, почти невозможно. Не научившись покровительственному тону, сэр Марстон не стал бы одним из ведущих дипломатов Содружества и не смог бы удерживаться на высоких дипломатических постах. - Объясните нам, пожалуйста, - загудел Дрейк, - чем референдум сложнее всеобщих выборов. Мы хотим, чтобы за нами осталось право решать, нужны ли нам вообще эти выборы. Объяснение было очень простым, но оглашать его было нельзя. 3а референдум пришлось бы платить британскому правительству, тогда как избирательная кампания оплачивалась самими кандидатами, хотя сэр Марстон не интересовался, из каких источников брались и как использовались эти деньги. Он сменил тему. - Раз вы так настроены, скажите, почему бы вам не выставить свою кандидатуру на пост премьер-министра? Если верить вашим словам, то вы должны победить. Семь членов делегации были явно сбиты с толку, а его преподобие Дрейк ткнул толстым пальцем в грудь губернатора. - Губернатор, вы сами отлично знаете, почему. У этих кандидатов в руках типографии, звукоусилительная аппаратура, которую они возят по митингам, они даже привезли откуда-то менеджеров предвыборной кампании. Они раздают людям "подарки". - Пока ко мне не поступали подобные сведения, ни разу, - прервал Дрейка слегка порозовевший губернатор. - Потому что вы не выходите из резиденции и не видите, что делается на острове, - проревел баптистский священник. - Но мы-то знаем. Это происходит на каждом углу. А политических оппонентов они запугивают... - Когда я получу соответствующий рапорт от старшего инспектора Джонса, я приму меры, - бросил сэр Марстон. - Не надо ссориться, - взмолился англиканский священник. - Дело в другом. Вы отправите нашу петицию в Лондон, сэр Марстон? - Разумеется, отправлю, - ответил губернатор. - По крайней мере, это я могу для вас сделать. Боюсь, однако, что этим мои возможности и ограничиваются. Увы, я связан по рукам. А теперь, прошу прощения... Делегация отбыла, выполнив свою главную миссию. Врач, который приходился дядей старшему инспектору полиции, спросил: - Вы думаете, он в самом деле отправит нашу петицию? - О, конечно, - ответил англиканский священник. - Он же обещал. - Да, обычной почтой, - проворчал его преподобие. - Наша петиция доберется до Лондона к середине января. Нам нужно избавиться от этого губернатора и найти другого. - Боюсь, ничего не выйдет, - возразил англиканский священник. - Сэр Марстон не уйдет в отставку, x x x В бесконечной борьбе с потоком наркотиков, проникавших через южные границы на территорию США, американское правительство стало использовать дорогие и технически чрезвычайно сложные методы наблюдения, в том числе секретные аэростаты, которые поднимались в небо с труднодоступных уголков земли, купленных или взятых в аренду Вашингтоном. В своих гондолах эти аэростаты несут массу сверхсовременных приборов, в том числе радиолокационных сканеров и радиомониторов, просматривающих весь бассейн Карибского моря от Юкатана на западе до Анегады на востоке и от Флориды на севере до берегов Венесуэлы на юге. Приборы замечают каждый летательный аппарат, неважно, большой лайнер или совсем крохотный самолетик, поднимающийся в воздух в этом регионе, и сообщают наземным службам его курс, высоту и скорость. Невидимые глаза и уши с высоты следят за каждой яхтой, пассажирским лайнером или грузовым судном, выходящим из порта. Почти все эти приборы изготовлены на заводах компании "Вестингаус". Прибор "Вестингаус-404" заметил "Навахо чиф", когда самолет поднялся с острова Саншайн. Как обычно, служба наблюдения отметила, что "Навахо чиф" летит курсом 310 градусов; при несильном западном ветре такой курс должен был вывести самолет точно на огни сигнальной башни аэропорта Ки-Уэста. В пятидесяти милях от Ки-Уэста самолет рассыпался в воздухе и исчез с экранов радиолокаторов. На место аварии был послан катер береговой охраны США, но обломков самолета не нашли. В понедельник Хулио Гомес - детектив управления полиции Метро-Дейд - не появился на рабочем месте. Его напарник, детектив Эдди Фаваро, был чрезвычайно раздражен. Утром они вдвоем должны были появиться в суде, теперь придется идти одному Фаваро. Судья был очень язвителен, и весь его сарказм, терпел Фаваро. Ближе к полудню он вернулся в здание управления Метро-Дейд на 14-й улице (в то время полицейские как раз собирались переезжать в новый комплекс в районе Дорал) и зашел к своему начальнику, лейтенанту Бродерику. - Что с Хулио? - спросил Фаваро. - Он не появился в суде. - Вы меня спрашиваете? Вы с ним работаете, - ответил Бродерик. - Сюда он не заходил? - Я его не видел, - ответил Бродерик. - А без него вы не можете обойтись? - Никак. У нас два дела, и оба обвиняемых говорят только по-испански. По своему этническому составу полицейское управление Метро-Дейд, которое следит за порядком на большей части территории большого Майами, отражает состав населения города. Для половины населения родным языком является испанский, многие почти не говорят по-английски. Хулио Гомес родился в пуэрториканской семье, а вырос в Нью-Йорке, где и стал полицейским. Через десять лет он снова переселился на юг и был зачислен в управление Метро-Дейд. Здесь никто не называл его испанской свиньей. При таком этническом составе это было бы неразумно. В Метро-Дейд Гомесу очень пригодился его испанский. Вот уже девять лет напарником Гомеса был Эдди Фаваро - американец итальянского происхождения. Его бабушка и дедушка эмигрировали из Катании в поисках лучшей жизни сразу после свадьбы. Лейтенант Клэй Бродерик был чернокожим. В тот момент лейтенант лишь пожал плечами. Он работал с двойной нагрузкой: в управлении не хватало полицейских, а дела, которые было некому поручить, все накапливались. - Разыщите его, - приказал лейтенант. - Вы знаете правила. Конечно, Фаваро знал правила. Если сотрудник Метро-Дейд задерживается после отпуска на три дня без уважительных причин и не предупреждает об этом руководство, он может считать себя уволенным. Фаваро проверил квартиру напарника. Впечатление было такое, будто в квартире после отпуска никто не появлялся. Фаваро знал, куда уехал Гомес - тот всегда отдыхал на Саншайне, - поэтому он проверил списки пассажиров, прибывших вечерними рейсами из Нассау. Компьютер авиакомпании сообщил, что Гомес заплатил за билет и зарезервировал место, но на регистрацию не. явился. Фаваро снова пошел, к Бродерику. - Очевидно, произошел несчастный случай, - настаивал Фаваро. - Спортивная рыбалка - Один из моих сотрудников отдыхал на Саншайне и не вернулся. Мы надеемся, что ничего страшного не произошло... Да, американец. Хулио Гомес. Нет, я не знаю, где он остановился. Он поехал ловить рыбу. Старший инспектор Джонс отнесся к просьбе коллеги очень серьезно. Пусть у него только горстка полицейских, а в Метро-Дейд их сотни, все равно он докажет этим американцам, что старший инспектор Джонс не спит на работе. Он решил заняться этим делом сам и вызвал констебля с "лендровером". Инспектор Джонс разумно начал с отеля "Куортер Дек", но в отеле о Гомесе ничего не знали. Тогда инспектор поехал к причалу для рыболовных судов и там обнаружил Джимми Доббза, который, лишившись заказа на этот день, возился со своей старой посудиной. Доббз сказал, что в пятницу Гомес не пришел на причал, и это само по себе очень странно, и что он остановился у миссис Макдоналд. Хозяйка пансиона сообщила, что в пятницу утром Хулио Гомес поспешно собрал вещи и уехал в аэропорт, Джонс проследовал в аэропорт и поговорил с его управляющим. Вызвали чиновника паспортного контроля, и тот подтвердил, что утром в пятницу мистер Клингер согласился взять мистера Гомеса до Ки-Уэста. Он сообщил старшему инспектору Джонсу регистрационный номер самолета Клингера. Джонс перезвонил лейтенанту Бродерику в четыре часа дня. Лейтенант Бродерик сам связался с полицейским управлением Ки-Уэста, а те позвонили в свой аэропорт. Лейтенант вызвал Эдди Фаваро в начале седьмого. Он был очень мрачен. - Эдди, я очень сожалею. Хулио неожиданно решил вернуться раньше срока, в пятницу утром. Пассажирских рейсов в тот день не было, и он попросил владельца частного самолета подбросить его до Ки-Уэста. Самолет до континента не долетел: в пятидесяти милях от Ки-Уэста он упал в море с высоты пятнадцать тысяч футов. Береговая охрана сообщила, что в живых не остался никто. Фаваро рухнул на стул и покачал головой. - Не могу поверить. - Я тоже. Эдди, прими мои соболезнования. Я знаю, вы были друзьями. - Девять лет, - прошептал Фаваро. - Девять лет он прикрывал мою спину. Что теперь будет? - Дальше все пойдет своим чередом, - ответил Бродерик. - Директору я сообщу сам. Вы знаете порядок. Если нельзя устроить панихиду, то будет богослужение в память погибшего. Со всеми почестями, обещаю. Подозрения появились позже, ночью и на следующее утро. В воскресенье шкипер Джо Фанелли взял на борт двух мальчиков-англичан. Они собрались порыбачить рядом со шлюпочной гаванью Бад-н-Мэри, возле Исламорады - курортного. местечка на островах Флорида-Кис, далеко к северу от Ки-Уэста. В шести милях за рифом Аллигаторов, по пути к Хампу, у одного из мальчишек крючок зацепился за что-то тяжелое. Братья Стюарт и Шейн подтащили добычу к поверхности; они надеялись, что это будет большой мерланг или тунец. Когда добыча показалась на волнах, Джо Фанелли подцепил ее и бросил на палубу. Оказалось, что это вовсе не рыба, а остатки спасательного жилета. На нем еще сохранился начерченный по трафарету номер самолета, очевидно, того, на борту которого он находился. Спасательный жилет был подпален. Местная полиция переслала находку в Майами, и там в криминалистической лаборатории выяснилось, что номер на жилете соответствует самолету "Навахо чиф" Барни Клингера и что на опаленных местах сохранились следы не бензина, а пластичного взрывчатого вещества. За дело взялся отдел расследования убийств. Прежде всего проверили предпринимательскую деятельность мистера Клингера. Результаты проверки заставили детективов поверить, что расследование скоро окажется в тупике. Американские полицейские не имели права работать на британской территории - острове Саншайн - и мало верили в то, что местная полиция сама докопается до исполнителей заказного убийства. Во вторник утром Сэм Маккриди удобно устроился в шезлонге возле отеля "Сонеста Бич" в Ки-Бискайне, поставил на столик вторую после завтрака чашку кофе и раскрыл "Майами Геральд". Он без особого интереса просмотрел международные новости - слава Богу, их было немного - и перешел к местным сообщениям. На первой полосе были опубликованы новые данные о небольшом самолете, который в пятницу утром исчез над морем к востоку от Ки-Уэста. Пронырливые репортеры "Геральд" разнюхали, что причиной катастрофы, скорее всего, была подложенная заранее бомба и что мистер Барни Клингер известен как некоронованный король нелегальной торговли запасными частями для самолетов в южной Флориде, как правило, украденными и "отмытыми". После торговли наркотиками эта область нелегального бизнеса, по-видимому, наиболее соблазнительна. Флорида кишит самолетами - воздушными лайнерами, грузовыми самолетами, небольшими частными аэропланами. В этом же штате располагаются одни из крупнейших компаний, выпускающих новые или ремонтирующих старые запасные части, спрос на которые всегда очень велик. Компании АВИОЛ и "Инструмент Локейтор Сервис" поставляют свою продукцию во все страны мира. Соответствующая нелегальная "промышленность" специализируется в организации краж запасных частей и их продаже любым потребителям (обычно из стран третьего мира), которые не любят лишних вопросов. Другой, еще более опасной деятельностью подпольных торговцев является поставка запасных частей с почти выработанным ресурсом эксплуатации под видом отремонтированных деталей, которые могут служить еще едва ли не полный срок. Для такого хлама оформляется поддельная документация. Поскольку цена на некоторые запасные части достигает четверти миллиона долларов, бессовестные дельцы могут зарабатывать на них бешеные деньги. Говорили, что кому-то понадобилось убрать мистера Клингера. - В расцвете сил, - пробормотал Маккриди и переключился на прогноз погоды. Синоптики обещали солнечный день. В тот же вторник и тоже утром лейтенант Бродерик вызвал Эдди Фаваро. На этот раз лейтенант был еще более мрачен. - Эдди, прежде чем мы приступим к подготовке богослужения со всеми почестями, надо подумать вот о чем. Мне не дает покоя одна мысль: за каким чертом Хулио понадобилось лететь на самолете такого подонка, как Клингер? - Он хотел вернуться домой, - ответил Фаваро. - Так ли? Чем он там занимался? - Ловил рыбу. - Рыбу ли? Случайно ли он оказался на Саншайне в одно время с Клингером? Может, им нужно было обсудить кое-какие дела? - Клэй, послушайте. Если вы думаете, что Хулио участвовал в грязных делишках, так это исключено, совершенно исключено. Я в это не верю. Он хотел быстрее вернуться домой, увидел самолет и попросил его подбросить, вот и все. - Надеюсь, что вы правы, - мрачно сказал Бродерик. - Но почему он решил возвращаться на два дня раньше? - Меня это тоже удивляет, - признался Фаваро. - Он с ума сходил по рыбалке, целый год к ней готовился. Без причины он никогда не стал бы сокращать свой отпуск на два дня. Мне нужно отправиться на Саншайн и разобраться на месте. - Есть несколько причин, по которым вам нельзя ехать, - возразил лейтенант. - Во-первых, наше управление перегружено работой, и вы нужны здесь. Во-вторых, бомбу, если там действительно была бомба, подложили определенно Клингеру. Девушка и Хулио оказались там случайно. Сожалею, но придется проверить финансовое состояние Хулио. От этого никуда не уйдешь. Если до пятницы он не встречался с Клингером, значит, это просто нелепая случайность. - У меня в запасе есть отпуск, - сказал Фаваро. - И он нужен мне, Клэй. Нужен сейчас. - Да, ты имеешь право на отпуск. И я не могу тебе отказать. Но если ты отправишься на Саншайн, то можешь рассчитывать только на себя. Это британская территория, у нас нет разрешения на проведение там расследования. И еще одно: мне нужно твое оружие. Фаваро отдал полицейский пистолет, вышел и направился в банк. В три часа дня он уже приземлился на травянистом летном поле Саншайна, расплатился с пилотом нанятого им четырехместного самолета, взглядом проследил, как самолет поднялся в небо и взял курс на Майами. Потом один из служащих аэропорта подбросил его в Порт-Плэзанс. Не имея представления, где еще здесь можно остановиться, Фаваро снял номер в отеле "Куортер Дек". x x x В окруженном глухой стеной саду резиденции сэр Марстон Моберли устроился в удобном кресле и неторопливо попивал виски с содовой. Это был его любимый ежедневный ритуал. Сад за зданием резиденции губернатора был невелик, но очень уютен. Большую его часть занимала тщательно ухоженная лужайка, а ближе к стенам рядами стояли бугенвиллии и джакаранды - все в ярких цветах. С трех сторон - четвертой стороной был сам дом - сад окружала восьмифутовая стена, в которую сверху было вцементировано битое стекло. В стене была единственная старая стальная дверь, которой давно никто не пользовался. От двери узкая дорожка вела в центр Порт-Плэзанса. Годы назад дверь закрыли снаружи на стальной засов, скрепленный висячим замком размером с небольшую тарелку. И дверь, и засов, и замок давно покрылись толстым слоем ржавчины. Сэр Марстон наслаждался вечерней прохладой. Его помощник находился где-то в своих комнатах в другом конце дома, леди Марстон наносила визит в местную больницу, а Джефферсон, совмещавший обязанности повара, слуги и дворецкого, должно быть, готовил на кухне обед. Сэр Марстон с удовольствием глотнул виски - и едва не поперхнулся, когда до его ушей донесся металлический скрежет. Он повернул голову и успел лишь произнести: - Послушайте, что это... Нет, послушайте... От грохота первого выстрела.сэр Марстон оцепенел. Пуля прошла через складку свободного рукава его хлопчатобумажной сорочки, ударилась о коралловую стену и, искореженная, упала на дорожку. Вторая пуля попала точно в сердце. Глава 2 Прогремевшие в саду два выстрела не сразу взбудоражили дом, в котором в это время находилось лишь два человека. Внизу Джефферсон готовил к обеду фруктовый пунш - леди Моберли спиртных напитков не употребляла. Позже он сказал, что, должно быть, в тот момент у него был включен миксер, поэтому он не слышал выстрелов. Адъютантом губернатора был лейтенант Джереми Хаверсток, молодой человек с пушком на щеках, командированный на Саншайн из полка королевских гвардейских драгунов. В своей комнате в дальнем углу резиденции он закрыл окна, включил на полную мощность кондиционер и радио. Лейтенант наслаждался музыкой, которую транслировало радио Нассау. Позже он тоже скажет, что ничего не слышал. К тому времени, когда Джефферсон вышел в сад, чтобы согласовать с сэром Марстоном некоторые тонкости приготовления бараньих отбивных, убийца, очевидно, уже вышел в стальную дверь и скрылся. Джефферсон увидел, что хозяин, широко раскинув руки, лежит на спине, и на его темно-синей сорочке расплывается еще более темное пятно. Первой мыслью Джефферсона было, что его хозяин, должно быть, потерял сознание, и он сбежал с лестницы, чтобы помочь губернатору подняться. Потом он заметил рану в груди, на мгновение замер, не веря своим глазам, и в панике бросился звать на помощь лейтенанта Хаверстока. Через несколько секунд прибежал молодой лейтенант, все еще в шортах. Хаверсток сохранял хладнокровие. Он осмотрел тело, не прикасаясь к нему, убедился, что сэр Марстон мертв - мертвее не бывает, - и, усевшись в кресло губернатора, задумался, что ему следует предпринять. Командир младшего офицера Хаверстока в характеристике на своего подчиненного написал: "чудесно тренирован, не слишком умен", словно речь шла о лошади кавалериста, а не о самом кавалеристе. Впрочем, возможно, в кавалерии существует своя шкала ценностей: хорошая лошадь незаменима, чего нельзя сказать о младшем офицере. Хаверсток, сидя в кресле в нескольких футах от тела, напряженно обдумывал ситуацию, а Джефферсон округлившимися глазами следил за ним с верхней ступеньки лестницы, которая вела на веранду. В конце концов лейтенант сделал следующие выводы: во-первых, перед ним лежит тело губернатора, во-вторых, кто-то убил губернатора и скрылся, в-третьих, он, лейтенант, должен поставить в известность вышестоящего начальника. Проблема заключалась в том, что выше губернатора на острове начальников не было. В этот момент вернулась леди Моберли. Джефферсон первым услышал шуршание колес служебного "ягуара" по гравию подъездной дороги и через прихожую бросился навстречу госпоже. Он сообщил новость, возможно, не очень тактично, зато достаточно недвусмысленно: - О, леди, губернатора убили. Насмерть. Леди Моберли поспешила на веранду, бросила взгляд на лужайку, но на веранде ее перехватил поднявшийся по лестнице Хаверсток. Лейтенант проводил ее в спальню и как мог попытался успокоить. Казалось, леди Моберли была не столько убита горем, сколько растеряна, словно обеспокоена тем, чтобы министерство не сыграло теперь злую шутку с карьерой ее мужа. Уложив леди Моберли, лейтенант Хаверсток послал Джефферсона за единственным на острове врачом, который по совместительству был также единственным коронером, и за старшим инспектором Джонсом. Лейтенант наказал расстроенному дворецкому никому ничего не объяснять, просто попросить срочно приехать в резиденцию губернатора. С тем же успехом лейтенант мог не давать Джефферсону никакого наказа. Несчастный Джефферсон сообщил новость Джонсу в присутствии трех констеблей, у которых тут же глаза на лоб полезли, а доктору Карактакусу Джонсу - когда рядом с ним стояла его экономка. Пока дядя и племянник спешили к резиденции губернатора, новость, как лесной пожар, уже распространялась по острову. Тем временем Хаверсток размышлял, каким образом поставить в известность Лондон. В резиденции губернатора не было и намека на современные системы связи, защищенные от подслушивания. Считалось, что в них нет необходимости. Здесь была только самая обычная открытая линия телефонной связи, а губернатор отправлял свои сообщения в Лондон через представительство высокого комиссара в Нассау на Багамских островах, для чего использовалась устаревшая система С2, стоявшая на отдельном столике в кабинете губернатора. На первый взгляд это был обычный телекс, который хорошо знают и которого страшатся иностранные корреспонденты во всем мире. Чтобы установить связь с Нассау, нужно было набрать обычный код и получить подтверждение с другого конца линии. Затем телекс можно было переключить на шифрованный режим, для этой цели рядом с ним стоял второй ящик - шифровальная машина. Любое сообщение печаталось на бумаге перед глазами отправителя, автоматически шифровалось и передавалось в Нассау. Беда была в том, что для включения шифровальной машины в нее нужно было вставить гофрированный диск, свой на каждый день месяца. Эти диски хранились в сейфе губернатора, а сейф был закрыт. Цифровой код замка знала Мертл, личный секретарь губернатора, но она уехала навестить родителей, которые жили на Тортоле, на Виргинских островах. В ее отсутствие губернатор сам посылал шифрованные сообщения. Он знал и код замка сейфа, а Хаверстоку код был неизвестен. В конце концов Хаверсток просто позвонил в представительство высокого комиссара в Нассау и объяснил все на словах. Через двадцать минут ему перезвонил до предела возмущенный первый секретарь, попросил подтвердить сообщение, выслушал объяснения и холодно приказал опечатать резиденцию и никого в нее не впускать до прибытия комиссии из Нассау или Лондона. Затем первый секретарь передал по радио зашифрованное, совершенно секретное сообщение в Лондон, в Министерство иностранных дел. В бассейне Карибского моря было уже шесть часов вечера и начинало темнеть, а в Лондоне - одиннадцать часов вечера, поэтому радиосообщение попало к дежурному чиновнику. Тот позвонил домой одному из руководителей карибского сектора, и колесо завертелось. Через два часа новость из Порт-Плэзанса расползлась по всему Саншайну, и какой-то радиолюбитель во время своего традиционного вечернего сеанса связи поделился ею со своим вашингтонским приятелем. Американский радиолюбитель, движимый заботой об интересах общества, позвонил в "Ассошиэйтед Пресс". Там засомневались было, но в конце концов выпустили официальное сообщение, которое начиналось словами: Согласно неподтвержденным сведениям, поступившим с британской зависимой территории - с островов Баркли, губернатор этого крохотного архипелага сегодня вечером был застрелен неизвестным убийцей... x x x Далее в сообщении, которое сочинял, вооружившись большой лупой и сверяясь с огромной картой, дежурный ночной помощник редактора, подробно объяснялось, что это за острова и где они находятся. В Лондоне репортеры агентства Рейтер узнали о трагедии от своих заокеанских конкурентов и попытались получить подтверждение в Министерстве иностранных дел. Незадолго до рассвета министерство признало, что оно получило такое сообщение и что в настоящее время предпринимаются соответствующие меры. x x x Соответствующие меры включали пробуждение множества чиновников, мирно спавших в своих домах в Лондоне и его окрестностях. Спутники американского Национального управления рекогносцировки отметили усиленную радиоперекличку между Лондоном и представительством высокого комиссара в Нассау; послушные машины сообщили об этом в Агентство национальной безопасности в Форт-Миде, а те - в ЦРУ. Впрочем, там уже все знали, потому что в Лэнгли читают сообщения "Ассошиэйтед Пресс". Спутники и приборы общей стоимостью около миллиарда долларов подтвердили то, что три часа назад радиолюбитель из развалюхи на склоне холма Спайгласс с помощью своей самодельной радиостанции сообщил вашингтонскому приятелю. В Лондоне Министерство иностранных дел подняло на ноги кабинет министров, а те, в свою очередь, - сэра Питера Имберта. комиссара полиции большого Лондона, требуя немедленно отправить на остров опытного детектива. Комиссар разбудил Саймона Кроушоу из отдела специальных операций, который дозвонился до начальника сектора опасных преступлений. Начальник сектора связался с новым Скотланд-Ярдом, точнее, с круглосуточно работающим бюро резерва, и спросил: - Кто у нас свободен? Дежурный сержант бюро резерва заглянул в список. Единственной задачей этого крохотного бюро является постоянное обновление списка детективов, которые могли бы в случае поступления срочного запроса быстро выехать за пределы большого Лондона, чтобы помочь местным полицейским. Верхнюю строчку списка занимает фамилия детектива, который должен выехать на место происшествия в течение часа после поступления приказа, вторую строчку - в течение шести часов, а третью - двадцати четырех часов. - Главный детектив-инспектор Краддок, сэр, - доложил дежурный сержант. Потом он заметил приколотую к бумаге записку. - Нет, прошу прощения. В одиннадцать утра он должен быть в Оулд-Бейли, давать показания. - Кто следующий? - из своего дома в Уэст-Дрейтоне, недалеко от аэропорта Хитроу, прорычал начальник сектора. - Мистер Ханна, сэр. - Кто у него детектив-инспектор? - Уэдералл, сэр. - Попросите мистера Ханну позвонить мне домой. Немедленно, - распорядился начальник. В это неприятное, темное декабрьское утро в начале пятого часа в Кройдоне на ночном столике зазвонил телефон. Он разбудил главного инспектора Десмонда Ханну. Детектив выслушал сержанта из бюро резерва и тут же набрал уэст-дрейтонский номер. - Билл? Это Дес Ханна, Что случилось? Он слушал минут пять, потом спросил: - Билл, а где этот чертов Саншайн? В это время на острове доктор Карактакус Джонс закончил осмотр тела и объявил, что губернатор мертв. В саду стало совсем темно, и Джонсу пришлось работать при свечах. Впрочем, все равно он не мог ничего сделать. Он был практикующим врачом, а не судебным патологоанатомом. Он как мог следил за здоровьем островитян, а в своей крохотной хирургической лечил порезы и ушибы. Он принял столько родов, что потерял им счет, и удалил в десять раз больше рыболовных крючков. Как врач он мог подписать свидетельство о смерти, а как коронер - разрешение на похороны. Но ему никогда не приходилось иметь дело с мертвым губернатором, и он искренне надеялся, что сэр Марсток будет первым и последним губернатором в его практике. Если к доктору Джонсу поступал нуждающийся в операции пациент с серьезной раной или болезнью, его всегда отправляли в Нассау. Там была прекрасная современная больница с операционным отделением и с блоком для аутопсии. У Джонса не было даже морга. Когда доктор Джонс закончил обследование, из кабинета губернатора вернулся лейтенант Хаверсток. - Из Нассау сообщили, что Скотланд-Ярд направляет к нам детектива, - объявил он. - в темноте обошел стену резиденции с внешней стороны, сел на землю, прислонившись спиной к стене, и тотчас заснул. В саду старший инспектор Джонс объявил: - До утра ничего не трогать. Тело должно остаться там, где оно лежит. - Мальчик, не будь идиотом, - возразил дядя инспектора. - До утра тело наполовину разложится. Оно уже разлагается. Врач был прав. В жарком климате Карибского моря покойников обычно хоронят не позже суток после смерти. Если этого не сделать, будет нечто невообразимое. Над лицом и грудью покойного губернатора уже жужжали тучи мух. Трое мужчин обсудили положение. Джефферсона отправили ухаживать за леди Моберли. - Надо отнести его в ледник, - сказал наконец доктор Джонс. - Больше некуда. Все согласились, что врач прав. Единственный на острове ледник, получавший электроэнергию от муниципального генератора, находился возле пристани. Хаверсток взял покойника за плечи, а инспектор - за ноги. С трудом они подняли еще не успевшее окоченеть тело по лестнице, пронесли его через гостиную, мимо двери в кабинет, потом в прихожую. Леди Моберли выглянула из спальни, перегнулась через перила, бросила взгляд на покойного мужа, заохала, застонала и снова скрылась в спальне. В прихожей мужчины сообразили, что до пристани им сэра Марстона не донести. Они обратили было внимание на багажник "ягуара", но быстро отбросили эту мысль: багажник был слишком мал, да и не подобало везти губернатора в багажнике. Проблему решил полицейский "лендровер". В машине освободили место и втолкнули в нее тело, прислонив его спиной к обратной стороне переднего сиденья. К сожалению, даже в таком положении ноги губернатора свешивались с откидного бортика. Тогда доктор Джонс втиснул ноги губернатора в машину и захлопнул заднюю дверь. Голова сэра Марстона упала на грудь, словно он возвращался после очень долгой и очень пьяной вечеринки. Старший инспектор Джонс сел за руль "лендровера", лейтенант Хаверсток устроился рядом с ним. До самой пристани машину провожало едва ли не все население Порт-Плэзанса. В ледник, где поддерживалась минусовая температура, тело сэра Марстона внесли более достойно. Свою первую ночь в мире ином покойный губернатор ее величества островов Баркли провел в компании огромного марлина и великолепного тунца с темными плавниками. К утру лицо губернатора приобрело примерно такое же выражение, что и морды рыб. Разумеется, рассвет в Лондоне наступает на пять часов раньше, чем на Саншайне. К семи часам утра, когда первые лучи восходящего солнца коснулись крыш Вестминстерского аббатства, главный детектив-инспектор Ханна закрылся с коммандером Брейтуэйтом в кабинете в новом Скотланд-Ярде. - Вы вылетаете из Хитроу около полудня рейсом британской авиакомпании до Нассау, - говорил Брейтуэйт. - Вам забронированы места в салоне первого класса. Свободных мест не было, пришлось снять двух пассажиров с рейса. - А моя бригада? - спросил Ханна. - Они полетят в клубном или в туристическом? - Ах да, бригада. Дес, дело в том, что вам придется работать с бригадой из Нассау. Этим сейчас как раз занимается Министерство иностранных дел. Десмонд Ханна почуял неладное. Ему шел пятьдесят второй год. Он был детективом старой школы, прошел путь от простого патрульного, который проверяет сохранность замков на лондонских улицах, помогает старушкам перейти улицу и объясняет дорогу туристам, до главного инспектора. Через год он уйдет на пенсию и, как многие его коллеги, возможно, займет куда более спокойную должность руководителя службы безопасности в какой-нибудь солидной корпорации. Он понимал, что теперь уже не получит чин коммандера. Четыре года назад его перевели в группу по расследованию убийств в отделе специальных операций. Эту группу называли кладбищем слонов. Прикомандированный к группе здоровяк обычно уходил мешком с костями. Десмонд Ханна любил порядок. При любом расследовании, даже на заморских территориях, детектив из группы по расследованию убийств вправе ожидать, что ему в помощь будет предоставлена бригада, состоящая по меньшей мере из четырех специалистов: эксперта по оценке места преступления в звании не ниже сержанта, сержанта по связи с лабораторией, фотографа и дактилоскописта. От криминалистического анализа могло зависеть, и в большинстве случаев действительно зависело, очень многое. - Билл, мне нужны наши эксперты. - Дес, это невозможно. Боюсь, в этом случае всем распоряжается Министерство иностранных дел. Из кабинета министров сообщили, что они оплачивают все расходы. И, кажется, большой щедростью они не отличаются. Представительство высокого комиссара в Нассау договорилось с багамской полицией, что те предоставят бригаду экспертов. Уверен, там отличные специалисты. - А вскрытие? Аутопсию тоже будут делать багамцы? - Нет, - утешил Ханну коммандер. - Для этой цели мы посылаем в Нассау Йана Уэста. Тело еще на острове. Вы его осмотрите и тут же в жестком похоронном мешке отправите в Нассау. Йан вылетит через двадцать четыре часа после вас. К тому времени, когда он приземлится в Нассау, вы должны уже доставить туда тело, чтобы он сразу приступил к вскрытию. Ханна проворчал что-то нечленораздельное. Это было хоть каким-то утешением. По крайней мере, в лице доктора Йана Уэста в его распоряжении будет один из лучших в мире судебных патологоанатомов. - Почему бы Йану не сделать аутопсию на Саншайне? - спросил Ханна. - На Саншайне нет морга, - терпеливо объяснял коммандер. - Так где же хранится тело? - Не знаю. - Черт, когда я туда доберусь, тело уже наполовину разложится, - сказал Ханна. Конечно, он не мог знать, что в ту минуту тело сэра Марстона Вовсе не разлагалось. Оно стало твердым как камень. Доктор Уэст не справился бы с ним, даже вооружившись зубилом. - Баллистическую экспертизу нужно сделать здесь, - настаивал Ханна. - Если я найду одну или несколько пуль, я бы хотел, чтобы ими занялся Алан. Пули могут связать все в единую картину. - Хорошо, - уступил коммандер. - Скажите людям из представительства высокого комиссара, чтобы они переслали нам пули с дипломатической почтой. А теперь не лучше ли вам как следует позавтракать? Машина будет подана сюда к девяти часам. Ваш помощник соберет все необходимое. Он будет ждать вас в машине. - А что с прессой? - уже поднявшись, поинтересовался Ханна. - Боюсь, будет полный сбор-Новость еще не попала в газеты, о ней стало известно лишь после полуночи. Но все агентства уже в курсе дела. Одному Богу известно, каким образом они так быстро докопались. Возможно, самые шустрые из желтой прессы уже в аэропорту и пытаются попасть на тот же рейс, каким полетите вы. Когда до девяти оставалось несколько минут, Десмонд Ханна взял сумку и спустился во внутренний двор, где его ждал "ровер". За рулем сидел сержант в форме. Ханна повертел головой, отыскивая Харри Уэдералла, детектива-инспектора, с которым он работал уже три года. Харри нигде не было видно, зато к Ханне заторопился розовощекий молодой человек лет тридцати. Он нес "сумку убийств" - небольшой чемоданчик с разнообразными щеточками, тампонами, ампулами, скляночками, силтановыми мешочками, пузырьками, щипчиками, скребками и зондами - словом, всем необходимым для обнаружения, извлечения и сохранения улик и вещественных доказательств. - Мистер Ханна? - обратился молодой человек. - Кто вы? - Детектив-инспектор Паркер, сэр. - А где Уэдералл? - Боюсь, он болен. Азиатский грипп или что-то в этом роде. Из бюро резерва меня попросили заменить Уэдералла. Я всегда держу паспорт в столе, просто на всякий случай. Я ужасно рад возможности поработать с вами. Черт бы тебя побрал, Уэдералл, подумал Ханна. Будь ты проклят! Большую часть пути до Хитроу они ехали молча. По крайней мере, молчал Ханна. Паркер ("называйте меня Питером, сэр") хвастал своим знанием островов Карибского моря. Он дважды побывал там со Средиземноморским клубом, - А вы были в Карибском море, сэр? - спросил он. - Нет, - ответил Ханна и снова надолго замолчал. В Хитроу Ханну и Паркера уже ждали. Проверка паспортов оказалась пустой формальностью. "Сумке убийств" не пришлось проплывать через рентгеновский контроль, где она могла бы вызвать много вопросов. Чиновник аэропорта провел двух детективов мимо обычных пунктов контроля в зал ожидания для пассажиров первого класса. Все средства массовой информации действительно постарались получить места для своих людей на тот же рейс, хотя Ханна заметил репортеров лишь на борту самолета. Две организации, не испытывавшие недостатка в средствах, убедили некоторых пассажиров поменять билеты на следующий рейс. Другие репортеры, корреспонденты и операторы пытались попасть на любой из двух утренних самолетов до Майами, а тем временем их руководители договаривались о чартерных рейсах от Майами до Саншайна. Телеоператоры из Би-би-си, Ай-ти-ви и компании Британского спутникового вещания, возглавляемые своими комментаторами, тоже стремились всеми правдами и не правдами попасть на острова Баркли. В драку за места на самолетах включились репортеры и фотографы из пяти крупнейших газет. В зале ожидания к Ханне подошел запыхавшийся молодой человек, который представился сотрудником Министерства иностранных дел. Он вручил детективу толстую папку. - Специально для вас мы собрали справочные материалы, - сказал он. - География, экономика, население островов Баркли, такого рода сведения. И, разумеется, анализ современной политической ситуации. У Ханны тревожно екнуло сердце. С обычным домашним убийством можно было бы разобраться за несколько дней, но если там политическая подоплека... Пассажиров пригласили на посадку. Сразу после взлета неугомонный Паркер взял предложенное стюардессой шампанское и с удовольствием отвечал на вопросы Ханны о себе. Ему двадцать девять лет, для детектива-инспектора это немного, его жена, Элейн, работает агентом по продаже недвижимости. Они живут в новом фешенебельном районе Докленд, совсем недалеко от верфи "Канари". Сам он обожает спортивный "морган", а Элейн водит "форд-эскорт". - С открывающимся верхом, разумеется, - добавил Паркер. - Разумеется, - пробормотал Ханна. Ну и подсунули мне субчика, думал он. Двойной доход, детей нет. Этот далеко пойдет. Скоро Ханна узнал, что сразу после школы Паркер поступил в престижный, университет, где сначала изучал политику, философию и экономику, а потом переключился на право. По окончании университета Паркер был принят в полицию большого Лондона, где после обязательного периода обучения в течение года служил в дальних пригородах столицы. Потом он закончил специальные курсы полицейского колледжа в Брамсхилле и вот уже четыре года трудится в группе планирования, подчиняющейся непосредственно комиссару. Самолет пролетал над ирландским графством Корк, когда Ханна закрыл папку и негромко спросил: - Вы часто принимали участие в расследовании убийств? - Видите ли, в сущности, это мое первое расследование. Поэтому я был так рад, что оказался на месте сегодня утром. Но в свободное время я изучаю криминологию. Мне кажется, понять ход мыслей преступника - это очень важно. Несчастный Десмонд Ханна в отчаянии отвернулся к иллюминатору. Итак, ему всучили убитого губернатора, предстоящие выборы, багамских криминалистов и зеленого помощника, который хочет понять ход мыслей преступника. После ленча Ханна задремал и проспал почти до посадки. Ему удалось даже забыть о прессе. Но только до Нассау. x x x Из-за пятичасовой разницы во времени сенсационное сообщение "Ассошиэйтед Пресс", переданное накануне вечером, не могло попасть в британские утренние газеты в Лондоне, но в "Майами геральд" в самый последний момент сообщение успели-таки втиснуть. В семь часов утра Сэм Маккриди сидел на балконе и, глядя на спокойное лазурное море, неторопливо пил первую чашку кофе. Он услышал, как под дверью его номера зашуршал свежий номер "Майами геральд". Маккриди не поленился подняться, взял газету и вернулся на балкон. Сообщение "Ассошиэйтед Пресс" было помещено внизу на первой полосе, для этого пришлось пожертвовать информацией о выловленном рекордно большом омаре. Газета, ссылаясь на непроверенные источники, просто перепечатала сообщение информационного агентства. Заголовок гласил: БРИТАНСКИЙ ГУБЕРНАТОР УБИТ? Маккриди прочел статью несколько раз. - Очень некстати, - пробормотал он и направился в ванную, чтобы принять душ, побриться и одеться. В девять часов утра он на такси подъехал к британскому консульству, где представился сотрудником Министерства иностранных дел мистером Фрэнком Диллоном. Консула пришлось ждать полчаса. После.непродолжительной беседы с консулом с глазу на глаз Маккриди получил то, что ему было нужно: доступ к линии специальной телефонной связи с посольством в Вашингтоне. Около двадцати минут он разговаривал с главой бюро Интеллидженс Сервис в Вашингтоне, которого он хорошо знал еще по Лондону и с которым он просидел на семинаре ЦРУ всю прошлую неделю. Вашингтонский коллега Маккриди подтвердил сообщение информационного агентства и добавил несколько деталей, которые только что передали из Лондона. - Я вот подумал, не стоит ли мне посмотреть краем глаза, - сказал Маккриди. - Не совсем наше дело, не так ли? - возразил шеф бюро. - Вероятно, не наше, но взглянуть, мне кажется, все же стоит. Мне понадобятся деньги и надежная связь. - Я договорюсь с консулом. Вы не могли бы позвать его к телефону? Еще через час Маккриди покинул консульство с пачкой долларов, на которые он оставил расписку, и с "дипломатом", в котором лежали радиотелефон и шифровальное устройство с такой дальностью передачи, чтобы без помех можно было связываться с консульством в Майами. Оттуда шифрованные сообщения уйдут в Вашингтон. Маккриди вернулся в "Сонеста Бич", уложил свои вещи, рассчитался за номер в отеле и позвонил в аэропорт. С компанией воздушных такси он договорился, что в два часа дня его за девяносто минут доставят на Саншайн. x x x Эдди Фаваро тоже встал рано. Он уже решил, что ему есть смысл начинать поиск только в одном месте - на рыболовном причале, где собираются любители спортивной ловли рыбы. Где бы Хулио Гомес ни остановился, большую часть отпуска он должен был провести там. Не имея машины, Фаваро пошел пешком. Причал оказался недалеко. На всем пути едва ли не на каждой стене и на каждом дереве висели плакаты, призывающие островитян голосовать за того или другого кандидата. С плакатов лучезарно улыбались оба претендента на место премьер-министра: один внешне приятный и воспитанный метис, другой -- крупный и веселый. Некоторые плакаты были сорваны или замазаны то ли мальчишками, то ли приверженцами другого кандидата, но все были напечатаны типографским способом. На стене складского здания возле пристани краской был начертан другой призыв: НАМ НУЖЕН РЕФЕРЕНДУМ. Когда Фаваро проходил недалеко от склада, мимо промчался черный джип, в котором сидели четыре человека. Джип резко затормозил. Все четверо были в пестрых рубашках и широких темных очках, надежно скрывавших их глаза. Четыре черных головы серьезно оглядели призыв на стене склада, потом повернулись к Фаваро, словно это именно он только что написал на стене три слова. Фаваро пожал плечами, как бы говоря: я здесь ни при чем, меня это вообще не интересует. Четыре лица бесстрастно следили за ним, пока он не завернул за угол. Потом Фаваро услышал, как джип резко рванулся с места и умчался. На рыболовном причале активно обсуждалась та же новость, что и в холле отеля. Фаваро подошел к группе островитян и спросил, кто из них возит туристов на рыбную ловлю. Кто-то показал на мужчину, возившегося в своей лодке. Фаваро