ительной школе он научился бегло
говорить  по-английски,  что оказалось очень полезным,  потому что только на
этом языке  он  мог  объясняться с полковником Степановым, а Степанов долгое
время, пока  не  кончилась  холодная  война и  ему  не пришлось  вернуться в
Москву,  был старшим  офицером инженерных войск  в группе  советских военных
советников.
     Осману  Бадри  было  тридцать шесть лет, и,  судя  по всему,  1990  год
оказывался самым счастливым  во всей его жизни. Позднее он говорил  старшему
брату:
     -- Я просто стоял спиной к  Персидскому заливу, лицом к дворцу Дасман и
думал: "Милостью  пророка  мы совершили это. Наконец-то мы  взяли Кувейт.  И
всего за один день". Через день все было кончено.
     История распорядилась так, что полковник Осман  Бадри  ошибся. Тот день
был не концом, а лишь началом войны за Кувейт.
     Пока Рей Уолкер, говоря его собственными словами, "тряс своей задницей"
по  всему аэропорту  Абу-Даби  и стучал кулаком  по прилавкам билетных касс,
доказывая, что американская  конституция гарантирует ему право  получить два
билета на ближайший рейс, для некоторых из его соотечественников подходила к
концу бессонная ночь.
     В семи  часовых  поясах от Абу-Даби,  в Вашингтоне,  Совет национальной
безопасности работал  всю ночь.  Раньше в подобных  случаях все члены совета
собирались в зале  совещаний  в полуподвальном этаже Белого  дома. Теперь же
благодаря  успехам  науки и  техники  они могли,  находясь в  разных местах,
совещаться  с  помощью   системы  специальной   видеосвязи,  защищенной   от
подслушивания.
     Вечером предыдущего  дня, когда в Вашингтоне было еще  первое  августа,
пришли  сообщения  о  перестрелке возле  северной  границы  Кувейта.  Ничего
неожиданного  в  этом  не было.  Уже не первый день большие разведывательные
спутники  КН-11<sup>[2]</sup>  приносили  известия  о  концентрации иракских
вооруженных  сил  к  северу  от  Персидского  залива.  В сущности,  спутники
говорили намного больше. чем знал посол США в  Кувейте.  Неясными оставались
намерения Саддама Хуссейна. Что задумал  диктатор -- очередную  демонстрацию
силы или прямую агрессию?
     В  штаб-квартиру  ЦРУ   в  Лэнгли   полетели  отчаянные   запросы,   но
разведывательное управление ничем не  смогло помочь и предпочло отделываться
анализом вероятных  сценариев,  сделанным  на  базе  фотографий из  космоса,
которые  в  изобилии  поставляло Национальное  управление  реконгцировки,  и
политических    обзоров,   давно    известных    отделу   Среднего   Востока
Государственного департамента.
     --  Это  может  сделать  любой  дурак,  --  проворчал  Брент Скаукрофт,
председатель  Совета  национальной  безопасности.  --   Неужели  в  иракском
правительстве нет ни одного нашего агента?
     Ему ответили, что "к  сожалению, нет". К этой проблеме придется снова и
снова возвращаться еще не один месяц.
     Ответ на вопрос  о  ближайших намерениях Саддама  Хуссейна был  получен
около  десяти часов вечера, когда  президент Джордж  Буш отправился  спать и
перестал отвечать на звонки Скаукрофта.
     В Персидском  заливе уже наступил  рассвет,  а иракские  танки, миновав
Джахру, входили в северо-западные пригороды столицы Кувейта.
     Как вспоминали позднее участники совещания, та  ночь  была  на редкость
богата  событиями. В США в совещании по  системе видеосвязи  приняло участие
восемь человек, представлявших Совет национальной безопасности, Министерство
финансов, Государственный департамент, ЦРУ, Объединенный комитет начальников
штабов и Министерство обороны. В результате родилось множество распоряжений,
из которых большая часть была выполнена немедленно. Аналогичные распоряжения
издал и инструктивный  комитет КОБРА  британского кабинета министров, спешно
собравшийся в Лондоне, который отделяют от Вашингтона пять часовых поясов, а
от Персидского залива -- только два.
     И  американское и британское правительства распорядились заморозить все
иракские финансовые  активы,  размещенные за  пределами  Ирака.  С  согласия
кувейтских  послов  в  Вашингтоне  и  Лондоне  такая  же участь  постигла  и
кувейтские активы,  чтобы ими не смогло воспользоваться посаженное  Багдадом
новое  марионеточное  правительство  Кувейта.  В результате  были заморожены
многие миллиарды нефтедолларов.
     Президента Буша  разбудили 2  августа  в  4  часа  45 минут,  чтобы  он
подписал  подготовленные  документы.  В  Лондоне миссис Маргарет Тэтчер  уже
давно была на ногах и звонила во  все колокола. Она  поставила  свою подпись
раньше Буша и тотчас отправилась в аэропорт, чтобы лететь в США.
     Другим  важным  шагом  был  срочный созыв  Совета  Безопасности  ООН  в
Нью-Йорке.  В  4  часа  30 минут  была  принята  резолюция  за  номером 660,
осуждающая агрессию Ирака и призывающая его немедленно вывести свои войска с
территории Кувейта.
     Ближе к рассвету совещание по системе видеосвязи завершилось, и все его
участники  получили  двухчасовую  передышку,  достаточную  для  того,  чтобы
заехать  домой, принять душ,  побриться, переодеться  и к восьми часам  утра
прибыть в Белый дом  на заседание Совета  национальной безопасности в полном
составе, которое проходило под председательством самого президента Буша.
     Помимо тех, кто работали всю ночь, на  заседание явились  Ричард Чейни,
представлявший Министерство обороны, Николас Брейди от Министерства финансов
и министр  юстиции Ричард  Торнбург.  Поскольку и  государственный секретарь
Джеймс  Бейкер  и его  заместитель  Лоренс  Иглбургер  были  в  отъезде,  то
Государственный департамент по-прежнему представлял Боб Киммитт.
     Из  Флориды  прилетел  председатель Объединенного комитета  начальников
штабов  Колин  Пауэлл.  Он вошел  в зал  заседаний  вместе  с  возглавлявшим
центральное командование  Норманом  Шварцкопфом, высоким, плотным  мужчиной,
который вскоре станет национальным героем.
     Джордж  Буш покинул заседание  в 9 часов 15 минут,  когда Рей и  Мейбел
Уолкеры, слава Богу,  уже  сидели в креслах пассажирского лайнера, летевшего
северо-западным курсом где-то над Саудовской Аравией.  Впереди чету Уолкеров
ждали  дом и  безопасность.  Президент же через южный подъезд  покинул Белый
дом, сел в вертолет,  стоявший на  лужайке, и  направился  на базу  ВВС  США
Эндрюс; там он  пересел на самолет ВВС-1, который  взял курс на Аспен,  штат
Колорадо.  В Аспене  президент должен  был выступить  с  речью,  посвященной
нуждам обороны США. Тема оказалась как нельзя более кстати, однако и рабочий
день президента обещал быть более насыщенным, чем предполагалось.
     В  воздухе   президент  долго   разговаривал  по   телефону   с  главой
хашимитского  королевства   Иордании  Хусейном  ибн  Талалом.  Монарх  этого
небольшого  государства, постоянно находившегося  в тени своих более могучих
соседей, совещался в Каире с президентом Египта Хосни Мубараком.
     Король  Хусейн отчаянно старался уговорить президента США дать арабским
государствам несколько дней, чтобы  те попытались  разрешить конфликт мирным
путем.  Он предложил провести  четырехстороннюю  конференцию с участием  его
самого,  президента  Мубарека,  Саддама Хуссейна  и  его  величества  короля
Саудовской Аравии Фахда. Последний должен был выполнять функции председателя
конференции.  Король  Хусейн  выразил  уверенность   в  том,  что  участники
конференции  смогли  бы  убедить  иракского диктатора  добровольно  уйти  из
Кувейта. Но  для этого потребуется три, может быть, четыре  дня,  в  течение
которых все  участвующие  в  конференции  правительства воздержались  бы  от
публичного осуждения агрессии Ирака.
     Президент Буш сказал Хусейну:
     -- Считайте, вы меня убедили. Я предоставляю вам отсрочку.
     Несчастный  президент  тогда  еще  не  успел  поговорить  с  лондонской
Железной Леди, которая ждала его в Аспене. Они встретились вечером.
     Очень скоро у Железной Леди сложилось впечатление, что  ее добрый  друг
снова  склоняется  к тому,  чтобы проявить  нерешительность.  Два  часа  она
убеждала и  убеждала президента, пока тот не забыл о своем  обещании  королю
Иордании.
     -- Джордж, мы не можем, ни при каких обстоятельствах не можем позволить
ему уйти безнаказанно.
     Джордж  Буш ничего  не мог противопоставить  гневно  сверкавшим голубым
глазам и холодному, решительному голосу, заглушавшему жужжание кондиционера,
и в конце концов был вынужден согласиться, что в намерения Америки не входит
потворствовать агрессору. Позднее друзьям президента показалось, что Джорджа
Буша  тревожил не  столько Саддам Хуссейн  со всеми его  танками и  пушками,
сколько эта непоколебимая женщина.
     Третьего августа состоялась конфиденциальная  беседа между официальными
представителями правительств США и  Египта. Президенту Мубараку напомнили, в
какой   мере   его  вооруженные  силы   зависят  от  поставок  американского
вооружения, сколько  Египет задолжал  Всемирному банку и какие суммы получил
от  США  в  качестве  помощи.  Четвертого августа  египетское  правительство
выступило  с  официальным  заявлением,  в  котором  резко  осудило  агрессию
Саддама.
     К  глубокому разочарованию  --  но  не  удивлению  --  короля  Иордании
иракский диктатор  тотчас  отказался  лететь  в  Джидду на  конференцию,  на
которой ему пришлось бы сидеть рядом  с Хосни Мубараком и подчиняться королю
Фахду.
     Для короля Саудовской Аравии оскорбительно прямое заявление египетского
правительства  явилось  тяжелым ударом, ведь  Восток  всегда гордился  своим
утонченным  этикетом.  Король  Фахд,  за  неизменно  учтивой и  невозмутимой
внешностью которого скрывался острый ум политика, был недоволен.
     Но то  был лишь один из двух факторов, сорвавших конференцию в  Джидде.
Вторым  оказались  показанные   саудовскому  монарху  фотографии,  сделанные
американскими спутниками.  Фотографии  убедительно показывали, что  иракская
армия не собирается останавливать наступление и что боевые колонны агрессора
движутся на юг Кувейта, неумолимо приближаясь к границам Саудовской Аравии.
     Осмелится ли иракский  диктатор развить  военный  успех и вторгнуться в
Саудовскую  Аравию?  Ответ  на  этот  вопрос  давали простые  арифметические
расчеты. Саудовская Аравия обладала крупнейшими запасами нефти. Второе место
в мире занимал Кувейт, которому при существующих темпах добычи своих запасов
хватило бы на сто с лишним лет. Третье место  принадлежало Ираку. С захватом
Кувейта  иракской  армией ситуация резко  менялась.  Кроме  того,  девяносто
процентов  разрабатываемых  и  резервных  месторождений  Саудовской   Аравии
располагалось  в  треугольнике, который начинался у портовых городов Дарран,
Эль-Хобар,  Дам-мам,  Джубаил  и тянулся  в  глубь  страны.  Республиканская
гвардия  неуклонно приближалась к этому треугольнику, а фотографии говорили,
что на территорию  Кувейта вторгаются все  новые  и  новые дивизии  иракской
армии.
     К счастью,  его  величество  так и  не  догадался, что  фотографии были
немного откорректированы. На самом деле иракские дивизии, подошедшие к южной
границе Кувейта, уже начали  окапываться, однако  на фотографиях изображения
бульдозеров были тщательно замазаны.
     Шестого августа королевство Саудовская Аравия  официально  обратилось к
США с просьбой ввести американские войска для его защиты.
     В тот же день  на  Средний  Восток  были  направлены  первые эскадрильи
истребителей-бомбардировщиков. Началась операция "Щит в пустыне".
     Утром  4  августа   бригадир  Хассан  Рахмани   выпрыгнул  из  штабного
автомобиля, взбежал по  ступенькам  отеля "Хилтон"  и,  распахнув стеклянные
двери,  прошел  в  вестибюль.  Командование  иракских  сил  безопасности   в
оккупированном  Кувейте  сразу  же  выбрало  отель  для   размещения   своей
штаб-квартиры. Рахманн находил забавным, что "Хилтон" располагался бок о бок
с американским посольством.  Оба здания фасадами выходили  на  пляж; из окон
того  и другого открывался  изумительный вид на сверкавшие в солнечных лучах
голубые воды Персидского залива.
     Какое-то  время американским дипломатам  придется  ограничиваться  этим
видом;  по  предложению   бригадира  здание   посольства   было   немедленно
блокировано солдатами Республиканской гвардии.  Пока что осаду никто снимать
не собирался. Правда, даже  иракская служба безопасности  не могла запретить
иностранным дипломатам  поддерживать  радиосвязь со своими правительствами с
суверенной территории посольств. Больше того,  Рахмани понимал, что у  Ирака
нет суперкомпьютеров, необходимых для разгадывания сложных шифров,  которыми
пользуются англичане и американцы.
     Тем не менее в силах руководителя отдела  контрразведки Мухабарата было
сделать  так,  чтобы  американцы,  если и смогли  о  чем-то  сообщить своему
правительству, так разве что о прекрасном виде из окон посольства.
     Конечно,  не исключалась  возможность получения американцами информации
от их друзей националистов, которых в Кувейте оставалось еще  предостаточно.
Значит, прежде всего нужно было отрезать внешние телефонные линии посольства
или установить  на них подслушивающую  аппаратуру. Последний вариант казался
более выгодным, но, к сожалению, большинство квалифицированных  специалистов
бригадира остались в Багдаде. Там им тоже хватало работы.
     Хассан Рахмани повернул к  номерам, зарезервированным  за  сотрудниками
контрразведки,  снял   форменную   куртку,  бросил  ее  ординарцу,  который,
обливаясь потом,  только  что  внес два тяжелых  чемодана  с документами,  и
подошел к окну,  выходившему  на бассейн отеля. Неплохо бы попозже поплавать
там, подумал Рахмани, но потом заметил двух солдат, которые набирали воду во
фляжки  прямо  из  бассейна,  и еще двоих, которые мочились  туда же. Хассан
Рахмани вздохнул.
     В свои тридцать семь лет бригадир Рахмани был статен, аккуратен, всегда
гладко  выбрит. Ему  не  было  нужды  отращивать усы  в  подражание  Саддаму
Хуссейну. Он знал  себе цену, потому что на своем месте был незаменим. Между
прочим, это место он занял не по протекции, а только в силу своих высочайших
профессиональных  качеств. Рахмани считал себя  единственным интеллигентным,
образованным  человеком  в  толпе  кретинов,  поднявшихся  наверх  на гребне
политической волны.
     Почему ты служишь этому режиму, часто спрашивали его зарубежные друзья.
Такие вопросы иностранцы чаще всего задавали, когда Рахмани поил их  в  баре
отеля  "Рашид" или в еще более укромном уголке. Рахмани дозволялось общаться
с иностранцами,  такова  была специфика его  работы.  Впрочем, сам он всегда
оставался трезвым.  Он не был религиозным фанатиком и в принципе не возражал
против  спиртных  напитков,  но  себе  всегда  заказывал  джин  с   тоником,
предварительно предупредив бармена, чтобы тот наливал ему чистый тоник.
     Так  вот, в ответ на подобные вопросы Рахмани улыбался, пожимал плечами
и говорил:
     --  Я -- гражданин Ирака и  горжусь этим. Вы хотели бы, чтобы я  служил
другому правительству?
     Конечно,  сам  Рахмани   отлично   знал,  почему  он   служит   режиму,
руководителей которого большей частью тайно презирал. Если бы он был склонен
к эмоциям --  а сам Рахмани часто говорил, что они  ему совершенно чужды, --
то он бы признался, что одной из истинных причин является искренняя любовь к
стране  и ее народу,  обычным простым  людям, интересы  которых  баасистская
партия уже давно не представляла.
     Но  основная  причина  заключалась  в другом. Рахмани хотел преуспеть в
жизни.  Для  человека его поколения в  Ираке  существовало  немного путей  к
успеху. Он мог  бы стать противником диктаторского режима, уехать за границу
и   там  влачить  жалкое  существование,  постоянно  скрываясь   от  наемных
профессиональных  убийц  и  зарабатывая  крохи  переводами  с  арабского  на
английский или наоборот.
     Он мог остаться в Ираке; тогда перед  ним открывались  три  пути. Можно
было опять-таки стать противником режима и распрощаться с жизнью в одной  из
пыточных камер этого зверя Омара Хатиба,  которого он ненавидел всей  душой,
отлично  зная,  что  Хатиб  питает  к нему  такие  же  чувства.  Можно  было
попытаться стать независимым бизнесменом, что казалось весьма проблематичным
в стране, где систематически попирались все законы экономики. Рахмани выбрал
третью  возможность:  используя  свой  незаурядный  ум  и  проявляя  должную
находчивость, улыбаться идиотам и занять высокое положение в их рядах.
     С точки зрения самого Рахмани, в этом не было ничего предосудительного.
Служил   же  Рейнхард   Гелен  сначала  Гитлеру,  потом  американцам,  потом
правительству ФРГ. Служил же Маркус Вольф восточногерманским коммунистам, не
веря  ни  одному  их   слову.   Вольф  был  игроком,  он  жил  своей  игрой,
хитросплетениями шпионажа  и контрразведки. Для Рахмани игральным столом был
Ирак. Он знал сколько угодно  других профессиональных  разведчиков,  которые
поняли бы его.
     Хассан Рахмани  отошел от  окна  и сел за  стол, чтобы  записать  самые
неотложные вопросы. Если в будущем  Кувейт должен стать хотя бы сравнительно
надежной  и  безопасной  девятнадцатой  провинцией Ирака,  то  нужно  срочно
провернуть чертову тьму дел.
     Главная  трудность  заключалась в том, что  Рахмани  не знал  намерений
Саддама Хуссейна и  сомневался, знает ли  сам президент, чего он хочет и как
долго он намерен оккупировать  Кувейт. Если иракские войска скоро уйдут,  то
не имело смысла затевать гигантскую контрразведывательную операцию, затыкать
все возможные источники утечки информации, все лазейки для шпионов.
     По мнению Рахмани,  Саддам  Хуссейн мог бы выйти сухим  из воды, но для
этого  нужно будет умело вести переговоры, ловко маневрировать, говорить то,
что хотят услышать другие. Первым этапом должна стать назначенная на  завтра
конференция в Джидде. Там следовало бы, не  скупясь на лесть в адрес  короля
Фахда,   заверить,   что  Ираку   ничего  не  нужно,   кроме   справедливого
распределения запасов нефти, выхода к Персидскому заливу и решения вопроса о
невыплаченном долге. Если все эти требования Ирака  будут удовлетворены,  то
иракская  армия   тотчас  вернется  домой.  Предоставив  возможность  арабам
разрешить конфликт самим и любой ценой не допуская к участию  в  конференции
американцев  и  англичан,  Саддам Хуссейн  сможет  спать  спокойно,  не  без
оснований полагаясь на традиционную любовь арабов к бесконечным переговорам.
     Западным странам  уже через несколько недель эта история надоест, и они
решат,  что в конфликте должны разбираться сами арабы  --  два  короля и два
президента.   Англичане  и  американцы   останутся   довольны,  если  к  ним
по-прежнему  будет течь  рекой арабская  нефть,  чтобы  отравлять их  города
удушающим  смогом.  Если к  тому  же  в Кувейте  не слишком зверствовать, то
средства  массовой  информации скоро  оставят кувейтскую тему, всеми забытый
Аль Сабах будет  мирно доживать свои дни в изгнании где-нибудь  в Саудовской
Аравии,  кувейтцы  привыкнут  к  новому  правительству,  а  конференция  под
лозунгом "руки  прочь от  Кувейта"  может  пережевывать одно и то же еще лет
десять, пока проблема не решится сама собой.
     В принципе такой сценарий вполне реален, нужно лишь выбрать правильную,
выгодную позицию, вроде позиции  Гитлера перед началом второй мировой войны:
я всего лишь ищу пути  удовлетворения моих  справедливых требований, это мое
самое последнее территориальное притязание. Король Фахд попался бы на  такую
удочку,  ведь никто не испытывает особых симпатий к кувейтцам, не говоря уже
о сибаритствующем семействе Аль Сабаха. Король Фахд и король Хуссейн в конце
концов плюнут на них, как Чемберлен плюнул на чехов в 1938 году.
     Беда в том, что Саддам Хуссейн,  бесспорно, чертовски  умный и коварный
бандит  (иначе он не  дожил  бы до этих  дней),  был никудышным дипломатом и
стратегом. Не сегодня, так завтра, рассуждал  Хассан Рахмани, раис  допустит
серьезную  ошибку,  например,  захватит саудовские нефтяные месторождения  и
поставит западные  страны  перед свершившимся фактом. Тогда Западу ничего не
останется,  как уничтожить  нефтяные  скважины  и  тем  самым  на  поколение
расстаться с мечтами о собственном процветании.
     Запад   --   это  значит   Америка   плюс  всегда   поддерживающая   ее
Великобритания. Словом, англосаксы, а англосаксов Рахмани  знал хорошо. Пять
лет в частной приготовительной школе мистера Хартли не прошли даром. Рахмани
в совершенстве владел английским, понимал западный  образ мыслей и  научился
остерегаться англосаксонской привычки без предупреждения наносить сильнейший
удар в челюсть.
     Рахмани потер подбородок в том месте, где много лет  назад он заработал
такой  удар,  и  громко рассмеялся.  Его адъютант,  сидевший в  другом  углу
комнаты, от неожиданности вздрогнул. Майк Мартин, сукин сын, где ты сейчас?
     Хассан   Рахмани,  умный,   способный,   образованный,   свободный   от
национальных предрассудков, утонченная натура, выходец из привилегированного
сословия,  служивший теперь режиму  плебеев, сел за решение задачи. Это была
непростая  задача.  В августе  1990  года  из 1,8  миллиона  жителей Кувейта
коренных кувейтцев было лишь шестьсот тысяч. Кроме них здесь  жило  примерно
столько же палестинцев; одни из них останутся верны старому Кувейту,  другие
перейдут  на   сторону   Ирака,   потому  что  Саддама  Хуссейна  поддержала
Организация освобождения Палестины, а третьи -- и таких будет большинство --
покорно склонят головы и будут стараться выжить и  при новом  режиме. Помимо
кувейтцев  и  палестинцев  здесь  было  еще примерно триста  тысяч  египтян;
конечно, многие из них работали на Каир, а теперь Каир не особенно отличался
от  Вашингтона  или Лондона.  Еще  примерно двести  пятьдесят  тысяч человек
приехали из Пакистана, Индии, Бангладеш  и с  Филиппин;  это главным образом
чернорабочие  и домашняя прислуга -- в  Ираке все  были уверены,  что,  если
кувейтца укусит комар, он не  сумеет почесать собственную задницу, не позвав
слугу-иностранца.
     И   наконец,   пятьдесят   тысяч  граждан  первого   сорта:   англичан,
американцев,  французов,  немцев,  испанцев,  шведов,   датчан  --  всех  не
перечесть.  А  перед Рахмани была  поставлена  задача  подавить  иностранный
шпионаж...  Он с тоской  вспомнил те старые добрые времена, когда  шпионские
сведения  передавались  через  нарочных или по  телефону. Шефу контрразведки
ничего не стоило закрыть границы и обрезать все телефонные кабели. Теперь же
любой  дурак,  в распоряжении которого есть спутник, может нажать  несколько
кнопок  на  переговорном устройстве сотовой  радиосвязи или  на компьютерном
модеме  и  говорить с  Калифорнией.  Засечь  такого  шпиона или  перехватить
секретное  сообщение  можно  только  с  помощью самых современных  приборов,
которых у Рахмани не было.
     Хассан  Рахмани  понимал,  что  не в  его  силах  предотвратить  утечку
информации  или помешать беженцам пересекать границу.  Не мог  он помешать и
американским   спутникам,   которые,   как    он    подозревал,   были   уже
перепрограммированы  так, что теперь каждые  несколько минут  пролетали  над
Кувейтом и Ираком. (В этом он был прав.)
     Бессмысленно пытаться  совершить невозможное,  даже  если тебе придется
делать вид, что ты все  выполнил  и добился полного  успеха.  Сначала  нужно
будет заняться более реальными делами: воспрепятствовать саботажу, нападению
на иракских солдат, порче их имущества, созданию формирований сопротивления.
И конечно же,  Рахмани нужно будет перерезать все каналы  поступления помощи
сопротивлению извне,  в какой бы  форме  эта помощь  ни приходила --  в виде
живой силы, "ноу-хау" или оружия.
     В этой  работе  Рахмани  будут  мешать  соперники  из  Амн-аль-Амма  --
секретной полиции, которые расположились двумя этажами ниже в том же здании.
Этим утром Рахмани стало  известно, что  главой секретной полиции в  Кувейте
Хатиб  назначил этого тупого головореза  Сабаави, который  по  пристрастию к
зверствам  и  пыткам  не  уступал самому  шефу.  Если кувейтцы  из  движения
сопротивления  попадут  в их лапы, они  научатся кричать так же  громко, как
иракские  диссиденты в Багдаде. Значит, сделал вывод  полковник  Рахмани, он
будет заниматься в основном иностранцами.
     Незадолго до полудня того же  дня доктор Терри Мартин закончил лекцию в
Школе востоковедения и африканистики -- факультете Лондонского университета,
располагавшемся  неподалеку  от  Гауэн-стрит, и  направился в профессорскую.
Перед дверью он  столкнулся с Мейбл, секретарем всех трех (включая  Мартина)
старших лекторов-арабистов.
     -- О, доктор Мартин, у меня для вас сообщение.
     Она порылась в своем кейсе,  поставив его на колено, прикрытое твидовой
юбкой, и наконец извлекла листок бумаги.
     -- Вам  звонил вот этот джентльмен.  Он сказал, что  у него  неотложное
дело и просил при первой возможности связаться с ним.
     В  профессорской  Терри  бросил  конспект  лекций  на  толстый  том  --
монографию  о  халифате  Абассидов  --  и направился  к  висевшему на  стене
телефону-автомату.  После  второго  гудка отозвался  четкий  женский  голос,
повторивший  номер телефона.  Женщина  не  назвала учреждение или  компанию,
только номер.
     -- Могу я поговорить с мистером Стивеном Лэнгом? <b>--</b> спросил Мартин.
     -- Простите, кто его спрашивает?
     -- Э-э, доктор Мартин. Терри Мартин. Он звонил мне.
     -- Ах да, конечно. Доктор Мартин, будьте добры, не кладите трубку.
     Мартин  нахмурился. Эта  женщина, очевидно, знала  о звонке, знала  его
фамилию. А он никак не мог вспомнить, кто  такой  этот Стивен Лэнг. В трубке
раздался мужской голос.
     -- Это Стивен Лэнг.  Как хорошо, что  вы так быстро позвонили. Конечно,
вы меня не  помните, но когда-то мы  встречались в Институте  стратегических
исследований. Сразу  после вашей  блестящей  лекции  о  механизмах  и  путях
проникновения вооружения  в Ирак. Я  хотел спросить,  какие  у вас  планы на
обеденный перерыв?
     Кем бы этот Лэнг ни был, он настолько умело -- скромно и  в то же время
настойчиво -- вел разговор, что ему было трудно отказать.
     -- Сегодня? Сейчас?
     --  Если только  вы уже не договорились о  другой  встрече. Так  что вы
собирались делать?
     -- Я собирался перекусить парой бутербродов в столовой.
     --  Я хотел бы вам предложить  на ленч вполне приличный морской язык  у
Скотта. Вы, конечно, знаете этот ресторан. На Маунт-стрит.
     Мартин  действительно знал  этот один из лучших и самых дорогих  рыбных
ресторанов  в  Лондоне.  До него  минут двадцать  на такси. Сейчас  половина
первого.  Мартин очень  любил хорошую  рыбу,  но  для его  преподавательской
зарплаты ресторан Скотта был недоступен. Интересно, Лэнг это понимает?
     -- Вы из Института стратегических исследований?
     -- Я все объясню за ленчем. Скажем, в час. Буду очень рад встретиться с
вами, -- сказал Лэнг и положил трубку.
     Когда Мартин вошел в ресторан, к нему тотчас направился метрдотель.
     -- Доктор Мартин? Мистер Лэнг за своим столиком. Я провожу вас.
     Столик  оказался  в самом укромном  уголке ресторана. Здесь  можно было
говорить,  не  боясь, что тебя подслушают.  Приветствуя Мартина, Лэнг встал.
Это  оказался  худой, даже костлявый  мужчина в  темном  костюме  и  строгом
галстуке. У него  были изрядно поредевшие седые волосы. Лэнг предложил гостю
сесть и, подняв бровь, вопросительно кивнул в сторону бутылки с великолепным
мерсо, охлаждавшейся в ведерке со льдом. Мартин ничего не имел против.
     -- Мистер Лэнг, вы ведь не из института, не так ли?
     Вопрос Мартина ни  в  коей мере не  обескуражил Лэнга. Он выждал,  пока
официант не разлил  по бокалам  хрустально-чистое холодное вино  и не  ушел,
оставив каждому по папке с меню, потом поднял свой  бокал и предложил выпить
за здоровье гостя.
     -- Нет, я из Сенчери-хауса. Это вас смущает?
     Руководство   Британской   секретной   разведывательной   службы,   или
Интеллидженс сервис, размещалось в Сенчери-хаусе -- довольно ветхом здании к
югу от Темзы, между Элефант-энд-Касл и Олд-Кент-роуд. Здание было далеко  не
новым,  не слишком приспособленным к такого  рода  учреждениям  и  настолько
запутанным  внутри,  что от посетителя можно было не требовать  специального
пропуска: уже через несколько секунд он непременно заблудится, а кончит тем,
что станет отчаянно звать на помощь.
     -- Нет, просто интересно, -- ответил Мартин.
     --  В  сущности,  заинтересованная  сторона -- это мы. Я в  восторге от
ваших работ. Стараюсь следить за ними, но у меня не хватает знаний.
     --  В это  трудно поверить, --  сказал  Мартин, хотя в глубине души был
польщен. Любому ученому приятно, когда восхищаются его работами.
     -- Это действительно  так, -- настаивал Лэнг. -- Вам тоже морской язык?
Отлично.  Надеюсь, мне  удалось  прочесть  все  ваши  работы,  которые  были
переданы в институт, коллегам из Комплексных исследований и в  Чатам,  Ну и,
конечно, те две статьи в "Сервайвал".
     Хотя доктору Мартину было лишь тридцать  пять,  последние пять  лет его
все  чаще приглашали в  качестве  лектора в  такие учреждения,  как Институт
стратегических   исследований,   Институт   комплексных   исследований,  или
Чатам-хаус, --  совсем новую службу,  занимавшуюся  изучением  международных
отношений.   Журнал   "Сервайвал"   издавался    Институтом   стратегических
исследований;   двадцать   пять   экземпляров  каждого   выпуска   регулярно
направлялись на Кинг-Чарлз-стрит, в Министерство иностранных дел и  по делам
Содружества, откуда пять экземпляров затем попадали в Сенчери-хаус.
     Интерес этих правительственных  организаций к Терри Мартину  был связан
не с его научными  работами по истории средневековой Месопотамии, а скорее с
его хобби. Несколько лет назад Мартин  всерьез заинтересовался  вооруженными
силами  средневосточных  государств.  Он  стал  регулярно  посещать выставки
военной техники, завел знакомства с теми, кто производил вооружение,  и с их
арабскими клиентами, в среде которых благодаря своему безупречному арабскому
языку он  также установил множество полезных контактов. Через десять  лет он
стал ходячей  энциклопедией,  а  к его  мнению  стали прислушиваться  лучшие
специалисты. В этом смысле его  вполне можно  было сравнить  с  американским
писателем Томом Клэнси, который по  праву считается  крупнейшим специалистом
по военной технике НАТО и стран развалившегося Варшавского Договора.
     Официант   принес   две   порции  морского  языка,  и   собеседники   с
удовольствием занялись изысканным блюдом.
     Двумя месяцами раньше Лэнг, который тогда был руководителем оперативной
службы инспекции  Среднего Востока  в Сенчери-хаусе, запросил  у  коллег  из
научного  отдела  характеристику  Терри   Мартина.  Материалы,  которые  ему
принесли, произвели на Лэнга большое впечатление.
     Терри  Мартин  родился в Багдаде, там  же учился в начальной  школе,  а
завершил образование  в Англии. Он закончил частную школу "Хейлибури",  сдав
на  отлично  три экзамена на повышенном уровне  -- по английскому, истории и
французскому. Ему прочили большие успехи в филологии и дали рекомендацию для
поступления в Оксфорд или Кембридж.
     Но  мальчик,  с  детства  свободно  владевший  арабским  языком,  хотел
серьезно  заняться арабистикой  и  весной 1973 года прошел собеседование для
поступления  в Школу востоковедения  и африканистики в Лондоне.  Его приняли
сразу, и осенью того же года он начал изучать историю Среднего Востока.
     Через три года Мартин  получил  диплом с отличием и еще на три года был
оставлен    в     аспирантуре     по     специальности     "история    Ирака
восьмого--пятнадцатого  веков";  особое   внимание  Мартин  уделял  халифату
Абассидов  (750--1258  годы).  В   1979  году  он  получил  степень  доктора
философии, потом взял годичный отпуск для научной работы. Мартин был в Ираке
в  1980  году,  когда войска Саддама  Хуссейна вторглись  в  Иран,  развязав
восьмилетнюю  войну. Тогда у него впервые пробудился  интерес к  вооруженным
силам стран Среднего Востока.
     По  возвращении из  отпуска,  когда  ему было всего двадцать шесть лет,
Мартину предложили весьма почетное  место  лектора в Школе  востоковедения и
африканистики,  которая  считалась одной  из лучших,  а значит, и  одной  из
труднейших  школ арабистики. В знак  признания его  научных заслуг  Мартин в
тридцать четыре года получил место преподавателя по истории Среднего Востока
--  верный  признак  того,  что  к  сорока  годам  его  будет  ждать  звание
профессора.
     Все  это  Лэнг узнал из представленных ему материалов. Еще  больше  его
интересовала  второе  пристрастие  Мартина  --  кладезь знаний  об арсеналах
Среднего  Востока.  В  годы  холодной  войны  вооружение  этих   стран  было
второстепенной проблемой, но теперь...
     -- Речь идет о Кувейте, -- сказал наконец Лэнг.
     Остатки рыбы были унесены, от десерта оба отказались. "Мерсо" оказалось
превосходным, а  Лэнг  ловко разливал его так,  что  львиная  доля досталась
Мартину. Теперь на столе как бы сам  по себе появился марочный портвейн двух
сортов.
     --  Можете себе представить, сколько самых нелепых  слухов появилось за
несколько последних дней.
     Лэнг явно приукрашивал ситуацию. Железная Леди  вернулась из Колорадо в
том настроении, какое в ее свите называли настроением Боудикки,  определенно
имея в виду ту жену вождя одного из  племен восточных бриттов, которая имела
обыкновение  отсекать  ноги попадавшимся на  ее  пути  римлянам-завоевателям
мечами, что торчали из колес ее колесницы. Говорили, что министр иностранных
дел Дуглас Херд  подумывает,  не обзавестись  ли ему стальным  шлемом, а  на
обитателей Сенчери-хауса дождем  сыпались требования немедленно дать  ответы
на все вопросы.
     --  Суть дела  в  следующем:  мы  хотели  бы  послать  в Кувейт  нашего
человека, чтобы точно знать, что там происходит.
     -- На оккупированную Ираком территорию? -- уточнил Мартин,
     -- Боюсь, именно так, поскольку Саддам оккупировал весь Кувейт.
     -- А причем здесь я?
     --  Позвольте быть  с  вами  совершенно искренним, --  сказал  Лэнг,  в
намерения которого могло входить что угодно, только не полная откровенность.
--  Нам  действительно  очень  нужно  знать,  что происходит в  Кувейте.  Об
иракской  армии -- ее численность, степень боеготовности, ее  вооружение.  О
наших соотечественниках -- как они справляются с трудностями, не угрожает ли
им серьезная опасность, нет ли какого-либо пути эвакуировать их  из Кувейта.
Нам  нужен человек, который считался  бы там своим.  Информация такого  рода
жизненно  необходима. Значит... этот человек должен говорить по-арабски, как
житель  Аравии, Кувейта или Ирака. Далее,  поскольку вы провели значительную
часть жизни -- во всяком случае намного больше меня -- среди арабоязычных...
     -- Но ведь у нас  в Великобритании живут, должно быть, сотни кувейтцев,
которые  могли  бы безопасно  снова  проникнуть в свою страну,  -- предложил
Мартин.
     Лэнг неторопливо всосал воздух,  пытаясь  освободиться от застрявшего в
зубах кусочка рыбы.
     -- Признаться, --  пробормотал он, -- мы бы  предпочли,  чтобы это  был
кто-то из наших.
     -- Британец? Который мог бы сойти за араба даже в арабской стране?
     -- Вот именно. Впрочем, сомнительно, чтобы нам удалось найти подходящую
кандидатуру.
     Должно быть,  во всем было виновато  вино или портвейн. Терри Мартин не
привык к ленчам с мерсо и портвейном.
     --  Я  знаю такого  человека.  Это мой брат Майк.  Он майор  в  войсках
специального назначения. Его не отличишь от араба.
     Если бы  Мартин мог перевести время  на несколько  секунд назад, он  бы
обязательно прикусил язык. Но слово не воробей, вылетит --  не  поймаешь,  и
теперь было уже поздно.
     Лэнг  умел   не  демонстрировать  радостное  возбуждение.  Он  отбросил
зубочистку вместе с изрядно надоевшим кусочком рыбы.
     -- Не отличишь? -- пробормотал он. -- Даже сейчас?

        3

     Стив  Лэнг вернулся в  Сенчери-хаус  на  такси.  Сверх всяких  ожиданий
настроение  у  него было приподнятое. Он пригласил этого ученого-арабиста на
ленч,  намереваясь завербовать его  для  выполнения другого дела, -- об этом
еще  нужно будет подумать  --  и  заговорил о  Кувейте  только  в силу своей
обычной практики ведения переговоров.
     Годы работы  научили  его начинать  переговоры со специалистом с такого
вопроса,  на который тот  наверняка не сможет ответить, или с такой просьбы,
которую тот заведомо не сможет выполнить. После этого  можно было переходить
к сути дела,  ради которого и затевались переговоры. Теоретики говорили, что
в таком  случае  специалист, ошарашенный первой просьбой, охотнее согласится
на выполнение второй -- хотя бы из чувства собственного достоинства.
     Неожиданное сообщение доктора Мартина  могло  решить проблему,  которая
днем  раньше обсуждалась на совещании  руководства Сенчери-хауса.  Вчера все
пришли к  единодушному  выводу о  том, что  это  безнадежная  затея. Но если
молодой  доктор  Мартин окажется  прав...  Брат, который  говорит по-арабски
лучше  его...  И  к тому  же уже служит в  полку  специального назначения, а
следовательно,  знает  о   тайных   операциях  не  понаслышке...  Интересно,
чрезвычайно интересно.
     В  Сенчери-хаусе  Лэнг  сразу  направился  к  своему  непосредственному
начальнику, руководителю инспекции Среднего Востока. После примерно часового
совещания  они  вдвоем  поднялись  к   одному   из  двух  заместителей  шефа
Интеллидженс сервис.
     Британская секретная разведывательная служба, или Интеллидженс  сервис,
которую  чаще  --  и  неправильно  -- называют  МI6,  даже  в наши  дни  так
называемой "открытой" политики  правительства остается теневой организацией,
тщательно  охраняющей  свои  тайны. Лишь несколько  лет назад  правительство
Великобритании  официально  признало,  что  такая организация  действительно
существует, и только  в 1991 году оно назвало имя босса Интеллидженс сервис.
Большинство  сотрудников   Сенчери-хауса  сочло   этот  шаг   неразумным   и
недальновидным,  поскольку   с  того  дня  этот  несчастный  будет  вынужден
появляться только в сопровождении телохранителей, которых придется содержать
за счет налогоплательщиков. Таковы издержки политической корректности.
     Штат  Интеллидженс  сервис  не  указан ни в  одном из  справочников,  а
сотрудники  этой  организации   числятся  служащими  различных  министерств,
главным  образом Министерства  иностранных дел, под чьим крылом и существует
весь Сенчери-хаус. Сведения  о  бюджете  Интеллидженс сервис не обнародуются
никогда, а реальные расходы скрыты в отчетах десятка разных министерств.
     Даже    расположение    ее   штаб-квартиры   долгие   годы    считалось
государственной  тайной,  пока не выяснилось,  что любой лондонский таксист,
если его  попросить  подвезти к  Сенчери-хаусу, обычно отвечает: "А, папаша,
вам нужен шпионский дом?" Тогда пришлось признать, что то, о чем знает любой
водитель, могло дойти и до ушей КГБ.
     Хотя  Интеллидженс сервис  далеко  не  так  знаменита,  малочисленна  и
финансируется не столь щедро,  как ЦРУ, она завоевала солидную репутацию как
среди  друзей,  так и  в  стане врагов  благодаря  высокому  качеству  своей
"продукции" (собранной секретной информации). Среди спецслужб ведущих держав
лишь израильский Моссад еще меньше по численности и еще более окутан пеленой
секретности.
     Руководителя Интеллидженс сервис совершенно официально называют шефом и
никогда  -  несмотря  на  бесконечные  искажения  в  прессе   -  генеральным
директором. Вот в родственной  организации, службе безопасности М15, которая
занимается  контрразведкой  на территории Великобритании,  там действительно
есть генеральный директор.
     Между  собой  сотрудники   Сенчери-хауса  называют  шефа  "Си";   можно
подумать,  что это сокращенное  до первой буквы слово "Chief",  но на  самом
деле это не так. Первым шефом Интеллидженс сервис был сэр Мансфилд Каммингз,
и "Си" осталось от фамилии этого давно умершего почтенного джентльмена.
     Шефу подчиняются  два заместителя,  а им  - пять  помощников. Последние
руководят  пятью главными отделами: оперативным (который  собирает секретную
информацию),  аналитическим (который  преобразует  эту  информацию  в нечто,
имеющее хотя бы минимальный  смысл), техническим (он отвечает за  подготовку
фальшивых документов,  минифотокамер,  средств  тайнописи,  сверхминиатюрных
средств  связи  и  всех прочих  бумаг  и  железок, без которых  безнаказанно
заниматься любой  нелегальной деятельностью в недружественной стране было бы
просто немыслимо), административным (который занимается зарплатой, пенсиями,
штатными расписаниями, бюджетом, юридическими проблемами  и  прочей подобной
ерундой)  и контрразведки (который  с помощью множества запретов  и проверок
пытается  не  допустить проникновения врагов в Сенчери-хаус). В  оперативном
отделе есть несколько инспекций, разделивших между собой весь земной шар  на
Западное полушарие, советский блок, Средний Восток  и Австралазию.  Здесь же
существует  крохотный офис  внешних  связей, в  обязанности которого  входит
щекотливая задача обеспечения сотрудничества с "дружественными" службами.
     На самом  деле разделение  функций  и  обязанностей  соблюдалось не так
строго (в Великобритании ничто не соблюдается слишком строго), но сотрудники
Сенчери-хауса,  хоть  и  с  грехом  пополам,  все  же как-то  разбирались  в
структуре своей организации.
     В  августе  1990 года  всеобщее внимание привлекала инспекция  Среднего
Востока  и особенно отделение  Ирака,  на которые накинулись,  словно шумная
толпа непрошеных болельщиков на любимую команду,  все  чиновники  и политики
Вестминстера и Уайтхолла.
     Заместитель шефа внимательно  выслушал  начальника  инспекции  Среднего
Востока и руководителя его оперативной  службы, несколько раз кивнув по ходу
их рассказа. Из этого, подумал он, может получиться что-то любопытное.
     Нельзя сказать, чтобы  из Кувейта  не  поступало  никакой информации. В
первые сорок  восемь  часов после  начала вторжения,  пока  иракские  службы
безопасности еще  не отключили международные линии телефонной связи, во всех
британских компаниях, имевших  филиалы в Кувейте, не  отходили от телефонов,
телексов  и  факсов. Кувейтские  дипломаты все  уши  прожужжали  сотрудникам
Министерства  иностранных   дел,  рассказывая  первые  истории  о  зверствах
оккупантов и требуя немедленного освобождения своей страны.
     Беда была в том, что из бездны информации нельзя было выбрать ни слова,
которое шеф  мог бы представить  кабинету министров как абсолютно  надежное.
Как язвительно заметил  шесть часов  назад  министр  иностранных дел,  после
вторжения иракских войск Кувейт превратился в гигантскую муравьиную кучу.
     Даже  сотрудники  посольства Великобритании, запертые  в стенах  своего
здания на берегу залива, почти в  тени остроконечных кувейтских башен, могли
лишь,  руководствуясь  далеко  не  полным  списком, попытаться  связаться по
телефону с находившимися в Кувейте соотечественниками, чтобы узнать, живы ли
они. Самые ценные сведения, которые удавалось узнать у насмерть перепуганных
бизнесменов  и инженеров, сводились к  тому,  время  от времени  они слышали
звуки стрельбы.  Сенчери-хаус реагировал на  такие  сообщения  кратко:  "Нам
нужно то, чего мы не знаем!"
     И  вот теперь  вроде  бы появилась возможность  послать в Кувейт своего
человека,  к  тому   же  обученного  технике  секретных  операций,  умеющего
проникать в глубокий тыл противника, такого, который может сойти за араба...
Это может  быть очень  интересно.  С  его  помощью можно  было бы не  только
получить самую надежную информацию,  не  только совершенно точно узнать, что
за  чертовщина  там  творится.  С этим  человеком  появлялся  реальный  шанс
показать политикам, что Сенчери-хаус не  сидит  сложа  руки; Уильям Уэбстер,
узнав про их  удачу, подавится послеобеденной мятной конфеткой прямо в своем
ЦРУ.
     У  заместителя  шефа   Интеллидженс  сервис  не  было  особых  сомнений
относительно  мнения миссис  Маргарет Тетчер  о  частях  особого  назначения
британских ВВС. Каждый знал, что после того, как они выкурили террористов из
иранского посольства в Лондоне, премьер-министр  весь  вечер пила виски в их
казармах у Олбани-роуд и слушала  бесчисленные рассказы о безрассудно смелых
операциях.
     - Думаю, - сказал, наконец, заместитель  шефа,  - что сначала мне лучше
перекинуться парой слов с командованием войск особого назначения.
     Формально  полк специального назначения британских ВВС не имел никакого
отношения к Интеллидженс сервис, да и подчинялись они  разным министерствам.
Действующий  22-й полк (в отличие от запасного 23-го) размещался в казармах,
которые  чаще  называли "деревней  Стирлинга",  недалеко  от главного города
графства  Херефордшир,  что  на  западе  Англии. Командир  полка  подчинялся
командующему войсками особого назначения, чей штаб занимал комплекс зданий в
западном Лондоне. Кабинет командующего располагался на верхнем этаже некогда
роскошного,  а  теперь   вечно  укутанного  строительными  лесами  здания  с
колоннами. Скромность казенной  обстановки в  запутанном лабиринте крохотных
каморок штаба лишь подчеркивала важность разрабатывавшихся здесь операций.
     Командующий войсками специального  назначения  подчиняется командующему
военными  операциями  (генералу),  тот - начальнику генерального штаба  (еще
более высокому генералу),  а генеральный  штаб входит  в состав Министерства
обороны.
     В название этой  воинской части слово "специальный" попало не случайно.
Войска специального назначения  были созданы в 1941 году Дэйвидом Стирлингом
в пустынях Западной Африки, и с тех пор их задачей было выполнение секретных
операций. Они  проникали в тыл противника  для наблюдения за передислокацией
его  воинских  частей  или для  организации актов  саботажа,  беспорядков  и
ликвидации  высших чинов противника; они освобождали  заложников, уничтожали
террористов,   охраняли   высших  мира  сего,   то  есть  выполняли  функции
телохранителей;  наконец, они работали в  качестве  преподавателей в учебных
центрах за рубежом.
     Как  члены  любой   элитной  группировки  офицеры   и   солдаты   полка
специального   назначения   редко  появлялись   в   обществе,   отказывались
фотографироваться  и общались  главным  образом  друг с другом, поскольку не
могли обсуждать свои дела и заботы с посторонними.
     Образ  жизни  сотрудников  Интеллидженс  сервис  немногим  отличался от
образа жизни офицеров  полка  специального назначения. К тому  же  в прошлом
разведчиком не раз доводилось сотрудничать  с  военными, проводя  совместные
операции  или "заимствуя"  на  время  специалиста  для  выполнения  какой-то
конкретной задачи, поэтому многие сотрудники этих двух секретных организаций
знали друг друга если не лично, то по крайней мере в лицо. На личные связи и
рассчитывал заместитель шефа Интеллидженс сервис, когда вечером того же дня,
вскоре после заката  (предварительно согласовав свой визит  с сэром Колином)
он взял бокал с  виски, предложенный  ему  бригадиром Дж.  П. Ловатом в  его
секретной лондонской штаб-квартире.
     Ничего   не   подозревавший   предмет   их   разговора  в  этот  момент
сосредоточенно всматривался в карту в  своей казарме, от которой до  Лондона
были тысячи и тысячи миль. Вот уже восемь недель майор Мартин и  одиннадцать
находившихся в его  подчинении инструкторов жили в строениях, отведенных для
подразделения личной охраны шейха Абу-Даби Зайед бин Султана.
     Такую задачу офицеры  полка выполняли  далеко не в первый раз. По всему
западному берегу Персидского залива, от Омана  на юге до Бахрейна на севере,
тянется цепочка эмиратов, султанатов  и  других суверенных монархий, в жизни
которых  уже не  одно  столетие ту или иную  роль  играли  британцы.  Прежде
Объединенные Арабские Эмираты называли Договорным Оманом, потому что однажды
Великобритания подписала с местными правителями договор, согласно которому в
обмен  на  торговые  привилегии королевские  ВМС  обязались защищать  их  от
обнаглевших  пиратов.  Продолжением  этих  договорных   обязательств   стало
обучение  роскошных  подразделений  телохранителей  для арабских  правителей
бригадами  инструкторов  полка  специального  назначения. Конечно,  обучение
проходит  не  бесплатно,  но  все  деньги забирает  британское  Министерство
обороны.
     В  столовой на большом столе была расстелена огромная карта Персидского
залива и большей  части Среднего Востока. Над картой склонились майор Мартин
и несколько его подчиненных. В  свои  тридцать  семь  лет майор был не самым
старшим  в группе инструкторов:  двум из его  сержантов перевалило за сорок.
Впрочем,  со  стороны  любого  двадцатилетнего юнца  было бы непростительной
глупостью  задирать нос перед этими крепкими, жилистыми, выносливыми и очень
опытными солдатами, всегда пребывавшими в отличной форме.
     - Что-нибудь интересное для нас, босс? - спросил один из сержантов.
     Как и во всех небольших воинских частях, в полку обычно обращались друг
к  другу  на  ты  и по  именам,  но  офицеров  солдаты  и сержанты  называли
"боссами".
     -  Не знаю,  - ответил  Мартин. -  Саддам Хуссейн нагло залез в Кувейт.
Неизвестно,  уйдет  ли он оттуда добром. Если не уйдет, то санкционирует  ли
ООН создание  сил, способных  вышвырнуть  его из  Кувейта? Если ответ  будет
положительным, то, думаю, там найдется дело и для нас.
     - Хорошо бы, - удовлетворенно сказал сержант.
     Шестеро других молча кивнули. С их точки зрения, они здесь засиделись и
уж слишком давно не были в настоящих, щекочущих нервы операциях.
     В  полку главными  считались четыре дисциплины,  и каждый солдат должен
был в совершенстве владеть  одной из  них.  Здесь были воздушные десантники,
специализировавшиеся  в  затяжных  прыжках  с  большой  высоты,  альпинисты,
которые лучше всего  чувствовали  себя на  голых отвесных  скалах  и  горных
вершинах,  мотопехота,  которая  на   своих  бронированных  "лендроверах"  с
удлиненной рамой предпочитала действовать на равнинах, и морские десантники,
искушенные  в  плавании  на каноэ  или  бесшумных  надувных  средствах  и  в
подводных работах.
     В группе Мартина было четыре (включая его самого) воздушных десантника,
четыре пехотинца, обучавших местных солдат основам ведения молниеносных атак
и контратак  в условиях пустыни, и четыре инструктора-подводника, потому что
Абу-Даби имеет выход к Персидскому заливу.
     Помимо своей основной  специальности солдаты полка  должны были  хорошо
владеть и  другими дисциплинами, чтобы при необходимости  заменить товарища.
Кроме того, любой из них должен  был знать многое другое: основы радиосвязи,
оказание первой помощи, иностранные языки.
     Основное боевое подразделение полка состояло  всего из четырех человек.
В случае  если один из них будет убит,  оставшиеся трое должны его функции -
будь то  работа с радиостанцией или  перевязка  раненых -  тут же  разделить
между собой.
     Они гордятся тем, что по  образовательному  уровню  намного превосходят
все  другие рода войск. Поскольку им приходится  ездить по  всему свету,  то
знание иностранных языков для солдата полка всегда было обязательным. Каждый
солдат кроме английского должен  владеть еще по меньшей мере одним языком. В
течение многих лет излюбленным  иностранным  языком  был русский,  но  потом
холодная война  кончилась, и  он вышел  из моды.  Долгие  годы подразделения
полка  сражались на Борнео; там было трудно обойтись  без малайского. Теперь
полк  все  чаще принимает  участие  в  тайных  операциях  в Колумбии  против
кокаиновых королей из картелей Медельин и Кали, поэтому все более популярным
становится испанский. Кое-кто учит французский - просто на всякий случай.
     Поскольку  полк  не один год  помогал султану  Омана Кабузу бороться  с
коммунистами, проникавшими  на  территорию  султаната  из  Южного Йемена,  и
направлял   инструкторов  едва  ли  не   во  все   государства   Аравийского
полуострова,  то  многие   из  офицеров   и  солдат  полка  сносно  говорили
по-арабски. К их числу относился и сержант, который рвался в бой. Правда, он
вынужден был  признать, что  до  майора  Мартина  ему  далеко: "Босс  просто
потрясающ. В арабском с ним никто не сравнится. Он даже похож на араба".
     Майор Майк Мартин выпрямился, смуглой ладонью поправил черные как смоль
волосы.
     - Пора спать,
     Пошел одиннадцатый час.  Как обычно, на следующее  утро они  встанут до
рассвета. Этот день, как и любой другой, начнется с десятимильного пробега с
полной боевой выкладкой, а кросс  лучше  закончить пораньше, пока солнце еще
не  слишком припекает. Для абу-дабийских учеников это было настоящей пыткой,
но шейх приказал выполнять все распоряжения странных  английских солдат. Раз
они сказали, что это пойдет на пользу его телохранителям, значит, так оно  и
будет.  К  тому же  шейх  щедро платил за обучение  и за  свои деньги  хотел
получить товар высшего качества.
     Майор Мартин отправился в свою квартиру. Он заснул почти сразу, крепким
глубоким сном.  Сержант  был прав: Мартин действительно был  очень  похож на
араба. Солдаты поговаривали, что их босс получил смугло-оливковый цвет кожи,
темные глаза и густые черные волосы  в наследство от какого-нибудь предка из
Средиземноморья. Мартин не говорил ни да ни нет, но солдаты ошибались.
     Дедушкой  Майка  и  Терри Мартинов по  материнской линии был англичанин
Теренс Грейнджер, работавший на чайных плантациях возле Дарджилинга в Индии.
В  детстве  они часто  рассматривали  его  фотографии: высокий,  розовощекий
мужчина со светлыми усами, с трубкой в зубах и с ружьем в руке поставил ногу
на   убитого  тигра.  Самый  настоящий  сахиб,  типичный  англичанин  времен
британского владычества.
     В 1928  году Теренс Грейнджер совершил нечто немыслимое.  Он влюбился в
индийскую девушку  и настоял на  браке с ней. Неважно, что она была  добра и
красива,  такие  браки  считались просто  невозможными.  Руководство  чайной
компании не выгнало Грейнджера, иначе скандал стал бы всеобщим достоянием, а
наказало  его  "внутренней  ссылкой" (так они  это называли)  на заброшенную
плантацию в далекой провинции Ассам.
     Если  начальство  Грейнджера  хотело  ссылкой  наказать  его,  то   оно
просчиталось. Грейнджеру и  его  молодой  жене,  до  замужества мисс  Индире
Бохзе, очень понравилась  эта  дикая, изрезанная глубокими  ущельями страна,
где бродили непуганные тигры, а склоны  холмов зеленели чайными кустами.  Им
нравились  люди,  нравился климат.  Здесь  в 1930 году у них  родилась  дочь
Сузан, здесь же она и росла в кругу индийских сверстниц.
     В 1943 году  японская  армия оккупировала  Бирму  и вплотную  подошла к
границам Индии. Грейнджер по возрасту не подлежал мобилизации, но он настоял
на своем и после непродолжительной подготовки в Дели, получив звание майора,
был  направлен в  Ассамский  полк.  Тогда  все  британские  новобранцы сразу
получали  звание  майора:  считалось,  что  британец  не  может  подчиняться
индийцу. Индийцы же в лучшем случае могли рассчитывать на звание  лейтенанта
или капитана.
     В 1945 году при форсировании реки Иравади  Теренс Грейнджер погиб.  Его
тело так и не нашли; как и тела многих других бойцов, оно навсегда исчезло в
топких  джунглях,  ставших свидетелями  одной из  самых  жестоких рукопашных
схваток войны.
     Вдова  Грейнджера,  которой  компания  выплачивала  небольшую   пенсию,
вернулась к обычаям своего народа. Через два года пришла  новая беда. В 1947
году англичане, предоставив Индии  независимость,  уходили  навсегда.  Индия
тотчас   разделилась  на   два   государства:  Али   Джиннах   стал   главой
мусульманского Пакистана на севере, а Джавахарлал Неру - новой Индии на юге,
которую  населяли  главным  образом индуисты. За разделом страны последовали
потоки беженцев: мусульмане бежали на  север, индуисты -  на юг. Переселение
сопровождалось  жестокими  стычками,  в   которых  погибло  больше  миллиона
человек.  Стремясь обезопасить  дочь,  миссис  Грейнджер  отправила  ее  для
завершения  образования  к  младшему брату ее  покойного мужа,  талантливому
архитектору,  в город Хазлмер, графство Суррей. Шесть месяцев  спустя миссис
Грейнджер погибла во время одного из мятежей.
     Итак,  в семнадцать  лет  Сузан Грейнджер  оказалась  в Великобритании,
стране  своих  предков,  которую  она  никогда прежде  не  видела.  Год  она
проучилась в женской гимназии возле Хазлмера, потом два года стажировалась в
качестве  медсестры в городской  больнице Фарнема, а затем  еще год работала
секретарем у фарнемского юриста.
     В двадцать один год  - моложе  туда не  принимали  - Сузан  поступила в
школу стюардесс Британской корпорации международных авиалиний, размещавшуюся
в  реконструированном  монастыре  святой  Марии, что  в  Хестоне, на окраине
Лондона.  Ее навыки медсестры  оказались  решающим аргументом, а внешность и
скромность лишь помогли поступлению в школу.
     В двадцать один год она была настоящей красавицей с пышными каштановыми
волосами,  миндалевидными глазами и особым оттенком  кожи - как у жительницы
Европы  с  вечным  золотистым  загаром.  По  окончании  школы  она  получила
назначение на рейс номер 01 Лондон - Индия;  очевидно, при этом немалую роль
сыграло ее безупречное знание хинди.
     В те годы это был очень длинный рейс, который выполняли четырехмоторные
"Аргонавты". Самолет  делал посадки в Риме, Каире, Басре, Бахрейне, Карачи и
Бомбее,  а  затем  следовал  дальше  в  Дели,  Калькутту,  Коломбо,  Рангун,
Сингапур,  Гонконг  и,  наконец,  в Токио. Разумеется, одному  экипажу  было
просто не под силу вести самолет по всему маршруту, и в Басре, на юге Ирака,
обычно происходила полная смена экипажа.
     Именно в Басре  в 1951 году, в баре  "Порт-клуба" Сузан познакомилась с
застенчивым  молодым  служащим нефтяной компании  "Ирак петролеум  компани",
которая тогда принадлежала англичанам и  управлялась ими. Его звали  Найджел
Мартин. Он пригласил Сузан на  ужин. Сузан  не раз  предупреждали, чтобы она
остерегалась  отчаянных  бабников,  которых  будет  уйма  среди  пассажиров,
летчиков  и  случайных  знакомых,  встретившихся на  отдыхе во  время  смены
экипажа.   Но  Найджел  казался  очень  порядочным  парнем,  и  она  приняла
приглашение. После ужина он  проводил ее до здания британской  авиакомпании,
где жили стюардессы, и на прощанье  протянул руку. Сузан так  удивилась, что
ответила ему крепким рукопожатием.
     Потом  она долго не могла  заснуть  - то  ли от  ужасной жары, то ли от
мыслей о Найджеле Мартине и о том, что было бы, если бы она его поцеловала.
     Когда Сузан  оказалась  в Басре  в следующий  раз, она  снова встретила
Мартина. Лишь после того, как они стали мужем и женой, Мартин признался, что
он с первого взгляда влюбился в нее без памяти и специально узнавал у Алекса
Рейда,  служащего  местного филиала британской  авиакомпании,  когда  должна
прилететь  Сузан.  Осенью 1951 года они играли  в теннис, плавали в бассейне
"Порт-клуба",  ходили  по   базарам  Басры.  По  предложению  Мартина  Сузан
уволилась и приехала в Багдад, где постоянно жил Мартин.
     Очень скоро Сузан поняла, что именно в таком городе она и мечтала жить.
Здесь  все  напоминало  ей о родной Индии:  толпы  людей  в  ярких,  пестрых
одеждах, городские пейзажи и специфические запахи на улицах,  шашлычники  на
набережной Тигра, тысячи крохотных лавчонок, торговавших травами и специями,
золотом и драгоценными камнями.  Когда  Мартин сделал ей  предложение, Сузан
тотчас ответила "да".
     Венчание состоялось в 1952 году в соборе святого Георгия - англиканской
церкви  возле улицы Хайфы. Хотя в Багдаде  у Сузан не было ни родственников,
ни  подруг,  поздравить новобрачных  пришло  множество соотечественников  из
"Ирак петролеум компани" и посольства Великобритании.
     Тогда  жизнь  в  Багдаде  была  легкой  и  приятной.  На   троне  сидел
несовершеннолетний   король  Фейсал,   страной   управлял   Нури-ас-Саид,  а
иностранное  влияние  было  практически  только  британским.  Отчасти  такое
положение  обусловливалось  огромным  вкладом  "Ирак  петролеум  компани"  в
экономику страны, а отчасти - тем  обстоятельством, что большинство офицеров
иракской армии прошли подготовку в Великобритании.  Однако  главной причиной
был   тот  факт,  что  весь  правящий  класс  с  младенчества   воспитывался
английскими нянями в накрахмаленных передниках, а детские  впечатления очень
живучи.
     В 1953 году у Мартинов родился сын  Майкл, а через два  года -  второй,
которого назвали Терри. Посторонний никогда бы не поверил, что Майкл и Терри
- родные братья,  уж слишком они были непохожи. У  Майкла дали  о себе знать
гены  Индиры Бохзе:  он  был  черноволосым, темноглазым, смуглым  сорванцом.
Шутники из британской колонии говорили, что он подозрительно похож на араба.
Невысокий же,  упитанный,  розовощекий  и  рыжеволосый  Терри, напротив, был
копией своего отца.
     В три часа утра Мартина разбудил ординарец.
     - Для вас сообщение, сайиди.
     Сообщение  было  предельно  простым  и  лаконичным, но  на  нем  стояла
пометка, свидетельствовавшая об особой срочности,  и  шифр означал, что  оно
отправлено лично  командующим войсками  специального  назначения.  Ответа не
требовалось. Просто майору Мартину предписывалось  с первым рейсом вернуться
в Лондон.
     Мартин передал  командование группой  инструкторов своему заместителю -
капитану  полка, который впервые  отправился за рубеж с  подобной миссией, а
сам переоделся в гражданское и поспешил в аэропорт.
     Лайнер должен был  вылететь в Лондон в  два  часа пятьдесят пять минут.
Больше  сотни пассажиров  давно  расселись по местам.  Одни  из  них  быстро
заснули,  другие  недовольно  ворчали.  Наконец  стюардесса  бодрым  голосом
объявила, что "технические проблемы",  вызвавшие задержку вылета  на полтора
часа, скоро будут решены.
     К самолету снова подогнали трап, и на  борту появился сухопарый мужчина
в джинсах, высоких ботинках, спортивной рубашке и  военной куртке с дорожной
сумкой  на  плече. Те, кто еще не спал, сердито оглядывали нового пассажира.
Того усадили  на  свободное место  в  клубном  классе.  Мужчина  устроился в
кресле,  через  несколько минут после  взлета откинул  спинку и почти тотчас
заснул.
     Сидевший рядом с  ним бизнесмен, который сначала основательно поужинал,
запив обильную пищу большим количеством запрещенных спиртных напитков, потом
ждал два часа в  аэропорту и еще  два часа на борту самолета, положил в  рот
очередную таблетку антацида и бросил на спящего соседа недовольный взгляд.
     - Чертов араб, - проворчал он, безуспешно пытаясь заснуть.
     В страны Персидского залива рассвет пришел через  два часа после вылета
самолета, но реактивный лайнер британской авиакомпании летел на северо-запад
и  приземлился  в  аэропорту Хитроу  почти в  десять  часов утра по местному
времени.  Из зала таможенного досмотра Майкл Мартин вышел одним из  первых -
ему  нечего было сдавать в багаж.  Его никто не встречал; Мартин  и не  ждал
торжественного приема. Он хорошо знал, куда ему следует ехать, и взял такси.
     В Вашингтоне появились лишь  первые признаки приближения рассвета:  еще
не вышедшее из-за  горизонта солнце  уже  окрасило  в  розовые тона  вершины
далеких холмов  в округе Джорджес, где река  Патуксент  текла к Чесапикскому
заливу.  На  седьмом  и  верхнем  этажах   большого  продолговатого  здания,
входящего в комплекс штаб-квартиры ЦРУ, которую чаше называют просто Лэнгли,
еще горел свет.
     Судья   Уильям   Уэбстер,   директор   Центрального   разведывательного
управления,  кончиками  пальцев  потер  уставшие  глаза,  встал  и подошел к
высоким венецианским окнам. Рощица серебристых берез, постоянно, если только
деревья не сбрасывали листву,  заслонявшая  вид на Потомак, казалась черной.
Не   пройдет   и  часа,  как   восходящее  солнце  снова  окрасит  березы  в
светло-зеленый цвет. Прошла еще  одна  бессонная  ночь. С момента  вторжения
иракских войск  в  Кувейт  директору удавалось лишь  ненадолго вздремнуть  в
коротких  перерывах  между бесконечными  звонками  от  президента, из Совета
национальной  безопасности,  Государственного  департамента и,  кажется,  от
всех, кто только знал номер его телефона.
     За  его спиной  сидели  не  менее  уставшие  Билл  Стюарт,  заместитель
директора  ЦРУ по  оперативной работе,  и  Чип  Барбер, руководитель  отдела
Среднего Востока.
     - Так что же? - спросил Уэбстер, как будто  на задававшийся в сотый раз
вопрос вдруг мог найтись ответ.
     Но  ответа  по-прежнему  не  было.  И  президент,  и Совет национальной
безопасности, и  Государственный департамент,  все  требовали  самой свежей,
сверхсекретной информации от агентов, которые должны были бы сидеть в сердце
Багдада,  в  самом  узком  кругу  ближайших  советников  Саддама   Хуссейна.
Собирается ли он надолго оставаться в Кувейте? Не выведет ли он свои войска,
испугавшись  одних лишь  резолюций  ООН, которые  потоком лились  из  Совета
Безопасности?  Не  сдастся  ли  он перед угрозой  эмбарго на экспорт нефти и
блокады  всей  его внешней торговли?  Что он  думает?  Что затевает? В конце
концов, где он спрятался, черт бы его побрал?
     А ЦРУ ничего не знало. Конечно, у них в Багдаде был агент, но несколько
недель назад ему было  приказано приостановить всю работу. Разумеется,  этот
сукин сын Рахмани, который возглавлял иракскую контрразведку,  знал человека
ЦРУ. Теперь  стало  совершенно ясно,  что иракцы  неделями и  даже  месяцами
вместо  ценной  информации скармливали  ему собачью чушь.  Очевидно,  лучшие
"источники информации" работали на Рахмани и рассказывали агенту  ЦРУ всякие
сказки.
     Разумеется, у  ЦРУ  были фотографии, целое море  фотографий, в  котором
недолго  и   утонуть.  Спутники   КН-11   и  КН-12  каждые  несколько  минут
регистрировали все, что происходило в Ираке, а аналитики сутками  сидели над
снимками, гадая, что могло бы  означать  то или  иное пятнышко: то ли  завод
отравляющих  веществ, то ли предприятие, производящее ядерное оружие, то ли,
как заявляли сами иракцы, велосипедную фабрику.
     Прекрасно. Аналитики из Национального управления реконгцировки (которое
работало  и  на ЦРУ  и на  американские ВВС) и ученые  мужи из Национального
центра фотографической интерпретации  сейчас активно лепят картинку, которая
когда-нибудь станет более или менее полной. Вот здесь у них командный пункт,
отсюда  они  запускают  ракеты   типа  "земля-воздух",  а  вот  это  -  база
истребительной    авиации.    Хорошо,    фотографии   выглядят    достаточно
убедительными. Возможно, в один прекрасный день все это придется разбомбить,
чтобы там камня на камне не осталось. А  какой еще информацией обладает ЦРУ?
О замаскированных объектах, о том, что спрятано под землей?
     Теперь  годы пренебрежительного отношения к Ираку приносили свои плоды.
За  спиной  директора ЦРУ  сидели  старые  шпионы,  сделавшие  карьеру  в те
времена, когда на берлинской стене еще не успел толком просохнуть бетон. Они
прошли долгий путь и начинали  в те годы, когда  вышедшие  сегодня  из  моды
классические   методы  сбора  информации   еще   не  уступили  место  всяким
электронным штучкам.
     Так  вот,  эти  старики  говорили  директору,   что   ни   фотоаппараты
Национального  разведывательного  управления,  ни подслушивающие  устройства
Агентства национальной безопасности не могут выведать планы, не могут узнать
намерения, не могут прочесть мысли какого-нибудь диктатора.
     Действительно,  Национальное  управление  реконгцировки  делало  тысячи
фотографий, приборы Агентства национальной безопасности слушали и записывали
каждое слово, сказанное по телефону или переданное по радио в Ирак, из Ирака
или внутри страны. И тем не менее ответов у директора ЦРУ не было.
     В  свое время  правительство  и  обитатели  Капитолийского  холма  были
настолько  очарованы  и  загипнотизированы  электронными  устройствами,  что
потратили миллиарды долларов на разработку  и выведение на орбиту едва ли не
всех хитроумнейших  достижений  человеческого  разума.  Теперь  те  же  люди
требуют  ответов на вопросы, на которые, судя по всему,  электронные штучки,
как бы хитры они ни были, ответить в принципе не могут.
     А еще  старики говорили  директору  ЦРУ, что электронная разведка может
помогать людям собирать разведывательные данные старыми методами и дополнять
эти данные, но никак не способна заменить  их. Это была приятная новость, но
к решению проблемы она не приближала.
     А проблема  заключалась в том, что Белый  дом требовал ответов на такие
вопросы,  на  которые  достаточно  уверенно  мог   ответить  только   хорошо
информированный  источник,  шпион, предатель, двойной агент, кто  угодно, но
обязательно  занимающий  очень  высокое  положение в  багдадской иерархии. А
такого агента у ЦРУ не было.
     - Вы давали запрос в Сенчери-хаус?
     - Да, директор. Они в таком же положении, как и мы.
     - Через два дня я буду в Тель-Авиве, - сказал Чип Барбер, - и встречусь
с Якобом Дрором. Не следует ли посоветоваться с ним?
     Директор ЦРУ кивнул.  Генерал Якоб ("Коби") Дрор был  главой Моссада, а
из всех "дружественных" разведывательных служб Моссад  труднее других шел на
контакты. К тому же  директор до  сих  пор  не  забыл  нашумевшую историю  с
Джонатаном  Поллардом,  который  работал по заданию Моссада в ущерб  США  на
американской  территории. Тоже  мне  друзья!  Уэбстеру страшно  не  хотелось
просить Дрора об одолжении.
     -  Надавите на него, Чип. У нас своих забот по горло. Если у  него есть
человек  в  Багдаде,  то он нам нужен. Просто позарез  необходим. А сейчас я
съезжу в Белый дом, поговорю еще раз со Скаукрофтом.
     На этой невеселой ноте совещание закончилось.
     В  лондонской   штаб-квартире   войск  специального  назначения  четыре
человека, ждавшие к утру пятого августа  майора Мартина, работали почти  всю
ночь.
     Командующий  войсками специального  назначения  бригадир  Ловат большей
частью разговаривал по телефону и позволил себе вздремнуть в своем кресле от
двух до четырех  часов  утра. Подобно большинству боевых офицеров,  он давно
выработал привычку  мгновенно  засыпать  в  любой  обстановке,  если  только
позволяла ситуация. Никогда нельзя сказать заранее, сколько времени пройдет,
пока  представится  следующий  случай перезарядить  свои аккумуляторы. Перед
рассветом он принял душ, побрился и был готов работать с полной отдачей весь
только начинавшийся день.
     Лишь благодаря полночному (по лондонскому времени) звонку Ловата одному
из  высших  чинов  британской авиакомпании был  задержан  вылет  лайнера  из
аэропорта Абу-Даби. В Великобритании, если нужно что-то сделать быстро и без
лишней  бумажной волокиты, звонок "приятелю", занимающему достаточно высокое
положение,   может   оказаться   чрезвычайно  полезным.  Этот   руководитель
британской авиакомпании, поднятый среди ночи с постели,  не стал спрашивать,
почему  он должен задерживать вылет самолета, стоявшего в трех  тысячах миль
от  Лондона,  пока до него не  доберется  еще  один пассажир. Он хорошо знал
Ловата, потому что они оба были  членами клуба войск специального назначения
в  Херберт-кресент, в общих чертах представлял себе, чем Ловат занимается, и
поэтому выполнил его просьбу, не задавая лишних вопросов.
     Во  время  завтрака  дежурный  сержант  связался с Хитроу и  узнал, что
самолет  из Абу-Даби в  пути  наверстал  треть  полуторачасовой  задержки  и
приземлится около десяти часов. Значит, майор  должен появиться  чуть раньше
одиннадцати.
     В Олдершот, где в казармах Браунинга размещался штаб парашютного полка,
за личным делом  майора Мартина был срочно направлен вестовой  на мотоцикле.
Дежурный  офицер  полка  раскопал  папку в архивах вскоре после  полуночи. В
личном  деле   были   отражены  все   последние   девятнадцать   лет   жизни
профессионального солдата  Майкла Мартина,  начиная  с того  дня,  когда  он
восемнадцатилетним  мальчишкой  впервые  появился  в полку;  белыми  пятнами
оставались лишь  два  довольно долгих периода, на которые он был переведен в
полк специального назначения.
     Папку, в которой содержались сведения об  этих двух периодах, привез из
Херефорда командир  22-го полка войск специального назначения полковник Брюс
Крейг, тоже, как и бригадир Ловат, шотландец. Полковник  был в пути всю ночь
и появился в штаб-квартире незадолго до рассвета.
     - Доброе утро, Джей-Пи. Из-за чего такая спешка?
     Полковник  и бригадир хорошо  знали друг друга. Десять лет назад Дж. П.
Ловат,  которого чаще  называли Джей-Пи,  командовал группой войск, отбившей
иранское посольство у террористов, а Крейг тогда  был одним из подчинявшихся
ему офицеров. Они прошли бок о бок долгий путь.
     - Сенчери-хаус хочет послать человека в Кувейт, - сказал Ловат.
     По  его  мнению,  сказанного было вполне  достаточно.  К длинным  речам
бригадир относился неодобрительно.
     - Кого-то из наших? Мартина? - Полковник  бросил на стол привезенную им
папку.
     - Похоже, что так. Я отозвал его из Абу-Даби.
     - Черт бы их побрал! И ты намерен согласиться?
     Майкл  Мартин был одним из офицеров Крейга;  они тоже немало  прошагали
рядом. Полковнику  не нравилось, когда  служба  безопасности  "воровала" его
офицеров. Ловат пожал плечами.
     - Возможно, придется согласиться. Если он им подойдет.  Когда  парни из
Сенчери чего-то захотят, они могут надавить сверху, с очень большой высоты.
     Крейг проворчал что-то  нечленораздельное и взял  предложенную дежурным
сержантом чашку крепкого черного  кофе.  Он тепло поздоровался  с сержантом,
назвав  того  по имени, Сидом,  -  они вместе сражались в Дофаре. Когда дело
доходило до политики,  полковник  представлял себе расстановку  сил.  Может,
Сенчери-хаус и в самом деле обычно действовал достаточно  деликатно, но если
уж они хотели нажать  на тайные пружины, то могли добраться до самого верха.
С  другой стороны,  и полковник  и  бригадир хорошо  знали  миссис  Маргарет
Тэтчер;  оба  были  ее искренними почитателями  и  понимали, что она, как  и
Уинстон  Черчилль, склонна к "безотлагательным  акциям".  Если  Сенчери-хаус
захочет, то через премьер-министра наверняка добьется своего. Полку придется
подчиниться,   хотя   контроль   над   ходом  операции  будет   осуществлять
Сенчери-хаус, и лишь для вида операция будет называться "совместной".
     Вслед  за полковником  прибыли два сотрудника Интелидженс сервис:  Стив
Лэнг и его  подчиненный Саймон Паксман, руководивший отделением Ирака. После
официального представления гостей усадили в приемной, предложили  им  кофе и
вручили  две папки  с личными делами Мартина.  Лэнг  и Паксман  углубились в
изучение  жизни  Майкла  Мартина,  начиная с  восемнадцатилетнего  возраста.
Предыдущим вечером  Паксман провел  четыре часа  с младшим братом  и  узнают
много интересного  о  семье  Мартинов и  о  воспитании  братьев в  Багдаде и
"Хейлибури".
     Летом 1971 года, заканчивая школу, Майкл Мартин  отправил  заявление  о
приеме  в  парашютные   войска.  В  сентябре   ему  предложили   явиться  на
собеседование в  Олдершотский  учебный центр, располагавшийся  неподалеку от
того места,  где на  постаменте стояла  старая  "дакота". Когда-то из  этого
самолета прыгали британские десантники, пытавшиеся захватить мост через Рейн
у Арнема.
     В школе Майка считали (парашютисты всегда наводили справки о кандидатах
в их полк) средним учеником, но  великолепным атлетом. Такая  характеристика
вполне устраивала командование полка.  Мальчик был  принят и в том же месяце
приступил к занятиям  по  общей подготовке. Начались нелегкие  двадцать  две
учебные недели, и лишь  те, кто вытерпели все до конца, в апреле  1972  года
стали полноправными солдатами.
     Четыре  первых  недели  отводились  на   строевую  подготовку,   основы
обращения с  оружием, основы  боевых  действий  и  физическую  подготовку. В
течение следующих двух недель к этим дисциплинам добавлялись оказание первой
помощи, основы радиосвязи и знакомство с мерами защиты от  оружия  массового
поражения (ядерного, бактериологического и химического).
     На  седьмой неделе основное внимание уделялось  физической  подготовке,
которая день ото дня становилась все тяжелей и тяжелей, но все же и это были
лишь цветочки по  сравнению с  восьмой и  девятой неделями,  когда во  время
длиннейших  марш-бросков  на  уэлльских  холмах  Брекон  молодые,  сильные и
крепкие мужчины умирали от переохлаждения и истощения.
     На десятой неделе курсанты оказались  возле Хайда, в графстве Кент, где
обучались  стрельбе. Мартин, которому только  что исполнилось  девятнадцать,
зарекомендовал себя настоящим снайпером.  Одиннадцатая  и двенадцатая недели
назывались  "испытательными".  Их  курсанты  проводили в сельской  местности
возле  Олдершо-та довольно своеобразно: в дождь, в  град, в зимнюю  стужу, в
любую погоду с бревнами в руках они бегали вверх-вниз по песчаным холмам.
     - Испытательная  неделя? - переворачивая страницу, пробормотал Паксман,
- А как же тогда называть все остальные, черт бы их побрал?
     По   завершении  последней  испытательной   недели  курсанты   получали
долгожданные  красные  береты и накидки парашютистов, а следующие три недели
снова  проводили  на  Бреконских  холмах,  упражняясь  в  искусстве обороны,
патрулирования и в "настоящей" стрельбе. В те дни (в конце января 1972 года)
Бреконы  были унылым, холодным, суровым краем.  Промокшие  до нитки курсанты
спали, не разжигая костров.
     Недели с шестнадцатой по девятнадцатую были посвящены  обучению прыжкам
с парашютом. Занятия  проводились на базе британских ВВС  в Абннгдоне. Здесь
не  выдержали испытаний еще несколько человек.  В конце девятнадцатой недели
состоялся  "парад  крыльев",   когда   оставшиеся  курсанты  получили  право
приколоть эмблему парашютистов в виде крыльев. В личном деле не упоминалось,
что в тот вечер в старом "Клубе-101" было выпито море пива.
     Еще две недели посвящались  обучению специальных  боевых действий  (эти
занятия   назывались  "последнее   препятствие")   и  оттачиванию  искусства
маршировки на плацу. На двадцать второй нелеле состоялся выпускной парад, во
время  которого  гордым  родителям после полугодовой  разлуки  впервые  было
разрешено увидеть своих прыщеватых отпрысков.
     Рядовой Майкл Мартин  давно был взят на заметку  как ПКО, что  означало
"потенциальный  кандидат  в  офицеры", и в мае 1972 года он был направлен  в
Королевскую  военную  академию,  что  в  городе  Сандхерст.  Там  он  прошел
стандартный  одногодичный  курс  обучения,   только   что  введенный  взамен
двухлетнего.
     В  результате изменения  сроков  обучения весенний выпускной парад 1973
года оказался  самым  многочисленным.  Академия  выпускала сразу 490 младших
офицеров,  проучившихся один или два года. Парад принимал сэр Майкл  Карвер,
позднее  ставший  фельдмаршалом  лордом  Карвером, начальником  генерального
штаба.
     Свежеиспеченный лейтенант  Мартин  сразу был направлен  в  Хайд, где он
принял  командование взводом. Сначала взвод проходил подготовку, а затем был
отправлен  на  двенадцать недель  в Северную Ирландию, точнее на  скучнейший
контрольный пункт,  который  назывался Флакс-Милл и  должен был  держать под
присмотром  группу  ирландских  республиканцев,  осевших  в  Ардойне,  возле
Белфаста.  То  лето  выдалось  сравнительно   спокойным,  потому  что  после
кровавого    воскресенья   в   январе   1972   года   активисты   Ирландской
республиканской армии шарахались от парашютистов, как от чумы.
     Мартин был приписан к третьему батальону и после Белфаста возвратился в
Олдершотский учебный центр, где ему поручили командование взводом курсантов.
Мартин провел новобранцев через те же круги ада, которые недавно прошел сам.
Летом  1973 года он вернулся в  третий  батальон,  который к тому  времени в
составе контингента британских войск на Рейне перебазировался в Оснабрюк.
     В  Оснабрюке было не  лучше, чем  в Северной Ирландии, Третий  батальон
квартировал  в  Квебекских казармах  - отвратительных  старых постройках,  в
которых ранее  размешался  лагерь для перемещенных  лиц.  Парашютистам здесь
приходилось  служить "пингвинами", то  есть по  меньшей  мере  треть времени
выполнять   обязанности  обычной  пехоты.  Все  парашютисты  без  исключения
ненавидели эту службу.  Дисциплина  была хуже некуда, часто  возникали драки
между парашютистами и  пехотинцами, а Мартину приходилось наказывать солдат,
которым он в  глубине  души  симпатизировал. Он застрял в Оснабрюке почти на
год, а  в  ноябре 1977 года  подал рапорт  о переводе в  войска специального
назначения.
     В  войсках  специального  назначения  было  много  бывших парашютистов,
возможно, потому что и те и другие проходили примерно одинаковую подготовку,
хотя  "спецназовцы"  утверждали,  что  их  учебные  занятия труднее.  Бумаги
Мартина поступили в  штаб  полка в Херефорде;  там  обратили внимание на его
знание арабского языка и летом 1978 года пригласили на отборочные занятия.
     В полку говорили,  что сначала  они  отбирают  физически  очень  хорошо
подготовленных людей и только потом начинают работать с ними всерьез. Вместе
с   другими   кандидатами   из  числа  парашютистов,  морских   десантников,
пехотинцев,  танкистов,  артиллеристов   и  даже  военных  инженеров  Мартин
приступил  к "начальным"  шестинедельным отборочным занятиям. Занятия особой
сложностью не отличались, потому что в  их основу было положено одно простое
правило. В первый же день инструктор с улыбкой объяснил им:
     - На этих занятиях мы не собираемся вас тренировать. Мы дадим вам такую
нагрузку, чтобы вы сдохли. Кто останется в живых, будет учиться дальше.
     У  инструкторов слова  не расходились с  делом.  Только один из  десяти
кандидатов успешно прошел начальные занятия. Зато инструкторы избавили  себя
от  пустых  хлопот  впоследствии.   Мартин   прошел  испытания.  Потом  была
дополнительная подготовка в Англии  и тренировка в джунглях Белиза. Еще один
месяц в  Англии был отведен  на выработку сопротивляемости на допросах.  Под
"сопротивляемостью" подразумевалось умение молчать, когда к  тебе применяют,
крайне неприятные  методы допроса. Хорошим  в этих  занятиях  было, пожалуй,
только  то,  что  в  любой момент  и  полк и  доброволец  могли  потребовать
возвращения "допрашиваемого" в свое подразделение.
     - Они  с ума сошли,  - сказал Паксман, бросив  папку на стол  и наливая
очередную чашку кофе. - Все они просто свихнулись.
     Лэнг ответил  неопределенным  мычанием.  Он уже  углубился  в  изучение
второй папки, а для планировавшегося задания наибольший  интерес представлял
опыт работы Мартина в арабских странах.
     В первый раз Мартин провел в полку специального назначения три года; он
получил звание  капитана  и был назначен командиром  взвода. Мартин  выразил
желание  служить  в батальоне А,  специализировавшемся  в затяжных  прыжках;
всего в полку было  четыре  батальона -А, В,  С и G. Такой выбор  был вполне
естественным  для  человека, который, будучи  в парашютных войсках, служил в
"Красных дьяволах" - образцовой роте, выполнявшей высотные затяжные прыжки с
парашютом.
     Если  у парашютистов  арабский язык Мартина так  и не пригодился,  то в
полку специального назначения ему быстро нашлось применение. В  течение трех
лет,  с 1979 по 1981-й, он служил в западном Дофаре в войсках султана Омана,
обучал охрану  особо важных персон в двух арабских эмиратах,  инструктировал
национальную гвардию Саудовской Аравии  в Эр-Рияде  и  читал  лекции  личным
телохранителям шейха Исы  в Бахрейне. В папке  полка  эти  этапы пути майора
Мартина  сопровождались комментариями, в  которых, в  частности, отмечалось,
что в нем вновь пробудилась привитая в детстве тяга к арабской культуре, что
в арабском языке ему не было равных в полку, что, если ему нужно было что-то
обдумать,  он  долго  гулял  в  пустыне,  не  обращая  внимания  на  жару  и
надоедливых насекомых.
     Документы говорили, что после трехлетней службы в войсках  специального
назначения, зимой  1981  года, Мартин  вернулся в парашютный  полк. Для него
приятной  неожиданностью оказалось известие о том, что в январе-феврале 1982
года планировалось участие парашютистов в операции "Надежное копье" в Омане.
На два  месяца  Мартин  вернулся в  Джебель-Акдар, а в марте взял  отпуск. В
апреле его  срочно  отозвали из  отпуска: Аргентина  напала  на Фолклендские
острова.
     Первый батальон  парашютного полка остался в Великобритании, а второй и
третий  отправились  в  Южную  Америку. Парашютисты  плыли  на  пассажирском
лайнере "Канберра", спешно переоборудованном в военный транспорт. "Канберра"
пришвартовалась в Сан-Карлос-Уотере. Второй батальон вытеснил аргентинцев из
Гуз-Грина,  за что его командир, полковник  Джонс,  посмертно  получил крест
ордена  Виктории, а  третий  батальон в  дождь  и  снег  тащился  через весь
Западный Фолкленд к городу Порт-Стэнли.
     -  Я  думал, они  называют это "топать",  -  сказал Лэнг сержанту Сиду,
который наливал в его чашку кофе.
     Сержант поджал губы. Эти чертовы штатские.
     - Десантники говорят "топать", сэр.  Парашютисты и  спецназовцы говорят
"тащиться".
     Как  бы  то  ни  было,  и  то  и  другое  слово  означало марш-бросок в
отвратительнейшую погоду со стадвадцатифунтовой выкладкой.
     Третий  батальон   расквартировался  на  одинокой  ферме,  называвшейся
"Эстанасия-хаус", и  приготовился  к  решающему броску на  Порт-Стэнли.  Для
этого сначала  нужно было взять  хорошо  укрепленную  высоту  Лонгдон.  В ту
кошмарную  ночь с одиннадцатого  на двенадцатое июля капитан Майк Мартин был
ранен.
     Ночная  атака  на  аргентинские  позиции  начиналась  в  полной тишине,
которая, однако, была нарушена очень скоро. Капрал Милн наступил на мину,  и
взрывом ему  оторвало  ногу. Тотчас аргентинские пулеметы открыли  шквальный
огонь, и  на склоне высоты  стало  светло, как днем. Парашютистам нужно было
или отступать,  или  идти на  пулеметы и  брать Лонгдон.  Они взяли  высоту,
потеряв двадцать три человека убитыми и более сорока ранеными.
     В числе последних  оказался и  Майк Мартин.  Ему прострелило ногу, и он
разразился потоком отборных арабских ругательств.
     Большую  часть  дня ему пришлось  провести  на  склоне  холма. где  он,
стараясь  не  потерять  сознание,  держал пол  прицелом восемь  дрожавших от
холода и страха пленных  аргентинских солдат.  К концу дня его  доставили на
хорошо оборудованный перевязочный пункт в  заливе Эйджекс, немного подлатали
и вертолетом переправили  на военно-медицинский корабль  "Уганда".  Там  его
соседом  оказался  аргентинский лейтенант. Пока  корабль плыл до Монтевидео,
они подружились и до последнего времени переписывались.
     В   уругвайской  столице  аргентинцы   сошли   на  берег,  а  способных
передвигаться самостоятельно британцев отправили домой обычным  пассажирским
рейсом.  Командование  полка  на  три  недели  направило  Мартина   в  центр
реабилитации "Хедли-Корт" в городе Ледерхед.
     Там Мартин встретил медсестру  Сузан,  которая после непродолжительного
ухаживания   стала  его  женой.  Возможно,  ей  вскружил  голову  окружавший
парашютистов  романтический  ореол,   но  она  определенно  не  учла  других
обстоятельств. Молодожены поселились возле Чобхема, откуда Сузан было удобно
добираться до госпиталя в  Ледерхеде, а Мартину  - до  Олдершота. Через  три
года,  в течение  которых  Сузан видела  мужа  в  общей сложности  четыре  с
половиной месяца, она с  полным основанием поставила его  перед выбором: или
парашютные войска и твои проклятые пустыни, или я. Майк хорошенько подумал и
выбрал пустыни.
     Сузан  поступила   разумно.   Осенью  1982  года  Мартин  готовился   к
вступительным экзаменам  в штабной колледж,  открывавший перед ним  дорогу к
высоким званиям  и почетным должностям, возможно,  даже  в  министерстве.  В
феврале 1983 года Мартин с треском провалился на экзаменах.
     -  Он  это сделал  нарочно,  - заметил  Паксман, - Тут  есть примечание
командира полка; он говорит, что если бы Мартин захотел, он бы запросто сдал
экзамен.
     - Знаю, - сказал Лэнг. - Я прочел. Этот парень... неординарен.
     Летом  1983  года  Мартин  был  назначен  офицером  штаба  при  главном
командовании сухопутными силами султана Омана в  Мускате. Когда  истек  срок
первого  двухлетнего  контракта, Мартин  продлил  его  еще  на два года.  Он
по-прежнему носил  значок парашютиста, но  фактически  командовал Мускатским
северным  пограничным  полком.  В 1986  году, находясь в Омане,  он  получил
звание майора.
     Офицеры,  уже  служившие  в войсках специального назначения, могли туда
вернуться,  но только по  персональному  приглашению. Не  успел Мартин зимой
1987  года  приземлиться  в  Англии  и  заняться   несложным  бракоразводным
процессом, как получил приглашение из Херефорда.  В январе 1988 года он стал
командиром  батальона  и  в  этой должности служил  сначала в составе группы
северных войск в Норвегии, потом у султана Брунея, потом шесть месяцев снова
в  Англии в составе службы безопасности пехотных  войск  в Херефорде. В нюне
1990 года во главе бригады инструкторов Мартин был направлен в Абу-Даби.
     Сержант Сил, постучавшись, приоткрыл дверь и просунул голову в щель:
     -  Бригадир спрашивает, не  хотите  ли вы присоединиться к нему,  Майор
Мартин должен вот-вот прибыть.
     Вошел Мартин. Лэнг сразу отметил обожженное солнцем лицо, черные волосы
и темные глаза майора и бросил выразительный взгляд на Паксмана. Внешность у
него подходящая; пока  один-ноль в нашу  пользу. Теперь предстояло выяснить,
во-первых,   согласится   ли  Мартин  на   опасное  задание  и,   во-вторых,
действительно ли он говорит по-арабски так, как им сказали.
     Джей-Пи встал из-за стола и схватил руку Мартина своей медвежьей лапой.
     - Рад вас видеть, Майк.
     -  Благодарю  вас,  сэр,  -  ответил  Мартин,  отвечая  на  рукопожатие
полковника Крейга.
     -  Разрешите представить этих двух  джентльменов, - сказал бригадир.  -
Мистер Лэнг и мистер Паксман приехали из Сенчери-хауса. У них есть... э-э...
что-то вроде предложения. Прошу вас, джентльмены. Вы хотели бы  поговорить с
майором наедине?
     - Нет-нет, - поспешно  возразил  Лэнг.  -  Шеф  надеется,  что если  мы
договоримся, это обязательно будет совместная операция.
     Упомянуть сэра Колина - это неплохой  ход,  подумал Джей-Пи. Видно, они
считают,  что  никогда  не  мешает  лишний  раз  показать,  какие  силы  при
необходимости они могут подключить.
     Все сели.  Говорил  главным  образом  Лэнг.  Он  подробно  объяснил всю
политическую подоплеку,  подчеркнув, что в  настоящее  время  им  совершенно
неизвестно, уберется ли Саддам Хуссейн  из Кувейта  добром или его  придется
вышвырнуть силой, а если он уберется сам, то  когда это будет. К  сожалению,
результаты политического анализа  говорили  о том, что скорее  всего  Саддам
сначала  оберет Кувейт  до нитки, а потом  будет требовать таких уступок, на
которые  ООН никак не сможет согласиться. В любом случае речь шла  о  многих
месяцах.
     Великобритании необходимо знать, что происходит в самом Кувейте - нужны
не  слухи  и домыслы, не жуткие рассказы, которые  в погоне за  сенсацией  в
изобилии сочиняются в  средствах  массовой информации,  а абсолютно надежная
информация, в частности, о гражданах Великобритании, которые теперь не могут
выехать из Кувейта, об  оккупационных войсках и о том, сможет  ли кувейтское
сопротивление связать значительную часть армии Саддама, если в  конце концов
против диктатора  придется применить силу, или же все  иракские войска будут
на линии фронта.
     Мартин внимательно слушал,  кивал, задал несколько уточняющих вопросов,
но большую часть времени молчал. Два старших офицера смотрели в окно. Вскоре
после полудня Лэнг подвел итог:
     - Вот так обстоят  дела, майор. Я не надеюсь получить ответ немедленно,
но сейчас время - немаловажный фактор.
     - Вы не будете возражать, если мы обменяемся мнениями с нашим коллегой?
- спросил Джей-Пи.
     - Нисколько.  Давайте сделаем так. Мы  с Симоном вернемся в наш офис. У
вас  есть  номер моего служебного  телефона. Я был бы вам очень признателен,
если бы вы сообщили о своем решении во второй половине дня.
     Сержант Сид проводил  гостей до  улицы, где они  сели  в  такси, а  сам
вернулся в свое убежище, располагавшееся под самой крышей и  отгороженное от
внешнего мира строительными лесами.
     Джей-Пи подошел  к небольшому холодильнику и  достал три банки с пивом.
Все трое одновременно откупорили пиво и отпили по глотку.
     - Слушайте, Майк, теперь вы знаете суть дела и чего от вас хотят.  Если
вы сочтете это сумасбродной затеей, мы вас поймем.
     -  Согласен,  - сказал  Крейг.  - Если вы откажетесь, в полку вам никто
слова не скажет. Это их затея, не наша.
     - Но если вы согласитесь, - добавил Джей-Пи,  -  если  вы, так сказать,
хлопнете  нашей  дверью,  то  придется остаться с  ними  до конца  операции.
Конечно,  мы будем  принимать  какое-то участие;  наверно,  без нас  они  не
обойдутся, но подчиняться вы будете им. Руководить операцией будут тоже они.
А когда все благополучно закончится, вернетесь к нам - как будто из отпуска.
     Мартин знал,  как это бывает. Он слышал о том, что иногда офицеры полка
работали на Сенчери-хаус. В таком случае человек  на время просто переставал
существовать  для  полка. Когда  он возвращался,  все  говорили: "Рад  снова
видеть тебя", - и никто не  задавал лишних вопросов, никто не спрашивал, где
он был и что делал.
     - Пожалуй, я соглашусь, - сказал Мартин.
     Полковник Крейг встал.  Ему  было  пора  возвращаться в  Хере-форд.  Он
протянул Мартину руку.
     - Удачи, Майк.
     -  Да,  кстати,  -  вспомнил  бригадир,  - вы  приглашены  на ленч. Тут
недалеко, на этой же улице. Все оплачивает Сенчери-хаус.
     Он вручил Мартину карточку-приглашение  и тоже попрощался.  Майк Мартин
спустился по лестнице и  вышел  на улицу.  Приглашение  говорило, что мистер
Вафик  Аль-Хоури приглашает  майора  Мартина  на ленч  в небольшой ресторан,
располагавшийся   всего  в   четырехстах   ярдах   от  штаб-квартиры   войск
специального назначения.
     Третьей (помимо  М15  и М16)  важнейшей составной  частью  Интеллидженс
сервис было Управление правительственной связи (или  УПС), располагавшееся в
тщательно охраняемом комплексе зданий недалеко от тихого городка  Челтенем в
Глостершире.
     УПС  представляет  собой  британский  вариант  американского  Агентства
национальной безопасности, с которым оно поддерживает очень тесные  связи. И
та и другая  организации - это  прежде  всего  гигантские  уши. при  желании
способные  подслушать практически  любую  радиопередачу  и любой  телефонный
разговор в любой точке земного шара.
     Результатом  сотрудничества   Агентства   национальной  безопасности  и
Управления правительственной связи  явилось создание (не считая разбросанных
по  всему  свету   станций  подслушивания)  ряда  филиалов,   в  том   числе
американских  на территории  Великобритании и особенно  крупного британского
филиала на Кипре, точнее, на британской суверенной территории Акротири.
     Станция  в  Акротири,  будучи территориально  ближе  других к  Среднему
Востоку, контролирует этот регион, но всю полученную информацию передаем для
дальнейшего изучения  в Челтенем. Изучением  занимается множество экспертов,
среди  которых  есть  и  несколько арабов,  несмотря  на свое  происхождение
получивших доступ к  совершенно секретной  работе. Одним из таких  экспертов
был  мистер  Аль-Хоури, бывший иорданский  дипломат,  который  давно  осел в
Великобритании, натурализовался и женился на англичанке.
     Хотя  в арабском  отделе  Управления  правительственной  связи работало
много британцев,  избравших своей специальностью  арабский  язык, часто лишь
старшему аналитику Аль-Хоури удавалось уловить скрытый смысл в записанной на
пленку  речи какого-нибудь лидера  арабского мира.  Теперь  же  Аль-Хоури по
просьбе из Сенчери-хауса ждал Майка Мартина в ресторане.
     Обильный  ленч растянулся  на  два  часа,  в течение которых  Мартин  и
Аль-Хоури говорили только по-арабски.  Потом Мартин вернулся в штаб-квартиру
войск  специального назначения.  Он  понимал, что ему предстоит многочасовой
инструктаж, после  которого он  будет готов  отправиться  в Эр-Рияд с  новым
паспортом, в котором будут уже проставлены все визы и чужая фамилия.
     Мистер Аль-Хоури задержался в ресторане и подошел к телефону, висевшему
на стене возле мужского туалета.
     -  Все  в  порядке, Стив. Его арабский  идеален.  В сущности, я не могу
припомнить, чтобы слышал что-то подобное.  У него не  классический арабский,
это даже лучше с вашей точки зрения. Уличный  язык  со  всякими проклятьями,
слэнгом, немного сдобренный жаргоном... нет, совершенно никакого  акцента...
да, он  вполне сойдет...  где угодно, на всем  Среднем  Востоке. Не за  что,
старик. Был рад тебе помочь.
     Через  полчаса  Аль-Хоури  уже сидел  в  своем  автомобиле  и  ехал  по
автомагистрали  М4,  возвращаясь  в  Челтенем.  Тем  временем  Майкл  Мартин
позвонил в Школу востоковедения и африканистики,  ту,  что размещалась возле
Гауэр-стрит.  Тот,  кому  он звонил, снял трубку сам,  потому что  во второй
половине дня у него не было лекций, и он мог заняться любимой наукой,
     - Привет, братишка, это я.
     Майку  не  было  нужды представляться. Еще с тех пор,  когда они вместе
учились  в  багдадской приготовительной школе,  он  всегда  называл младшего
брата "братишкой". На другом конце линии раздался удивленный возглас:
     - Майк? Где ты, черт тебя побери?
     - В Лондоне, в телефонной будке.
     - Я думал, ты где-то возле Персидского залива.
     - Прилетел утром. Скорее всего, вечером опять улечу.
     - Слушай, Майк, не соглашайся. Это я во всем  виноват... Мне бы держать
язык за зубами, а я, идиот...
     Старший брат басовито рассмеялся:
     -  А я-то  думал, почему  эти  типы  вдруг  так заинтересовались  мной.
Пригласили тебя на ленч, да?
     -  Да, но  мы  говорили  о  чем-то другом.  А  потом у меня  неожиданно
сорвалось  с  языка...  Слушай,  ты  не  обязан  соглашаться.  Скажи, что  я
ошибся...
     - Слишком поздно. Я уже согласился.
     -  О Боже...  -  Младший  брат,  заваленный  трудами  по  средневековой
Месопотамии, был готов расплакаться. - Майк, умоляю, будь осторожней. Я буду
за тебя молиться.
     Майк  на секунду  задумался.  Да,  Терри  всегда был немного  склонен к
религии. Наверно, он и в самом деле будет молиться.
     - Хорошо, братишка. Встретимся, когда я вернусь.
     Майкл повесил трубку. Рыжеволосый ученый, всю жизнь восхищавшийся своим
братом-героем, обхватил голову руками.
     Когда в  тот же день,  точно по расписанию, в двадцать часов сорок пять
минут,  самолет британской авиакомпании  поднялся из аэропорта Хитроу и взял
курс на Саудовскую Аравию, на его борту находился и  Майкл Мартин. В кармане
у него лежал паспорт на чужое имя с визой. В эр-риядском аэропорту незадолго
до рассвета  его  встретит  руководитель бюро  Сенчери-хауса при  посольстве
Великобритании в Саудовской Аравии.

        4

     Дон Уолкер  затормозил,  и его "корвет-стингрей"  выпуска 1963 года, на
мгновение остановившись возле главного въезда на базу ВВС США Симор Джонсон,
пропустил два фургона и потом легко вырвался на шоссе.
     Было    жарко.   Августовское    солнце   так    раскалило    небольшой
северо-каролинский городок  Гоулдзборо,  что  казалось,  не  асфальт впереди
мерцает, а  бегущая вода.  В такую жару особенно приятно  ехать с  откинутым
верхом,  когда  ветер, пусть даже и теплый,  треплет короткие светлые волосы
водителя.
     Уолкер  умело  вывел  старый  спортивный  автомобиль,  которому уделял,
пожалуй, даже слишком много внимания, через весь сонный город на семидесятую
автомагистраль,   потом   повернул   на   тринадцатое  шоссе,   ведущее   на
северо-восток.
     Тем жарким летом 1990 года летчику-истребителю Дону Уолкеру исполнилось
двадцать девять лет. Он еще  не успел жениться. Только что Уолкер узнал, что
его отправляют на войну. Ну, может,  не совсем так, - война там то ли будет,
то ли нет, еще неизвестно. Насколько Дон понимал, это зависело от  какого-то
странного араба, которого звали Саддам Хуссейн.
     Утром того  же  дня  командир  авиакрыла полковник  (вскоре  он  станет
генералом)  Хэл Хорнбург  объявил,  что  через три  дня,  9  августа,  336-я
эскадрилья   "ракетчиков"  Девятой  воздушной  армии  тактических  ВВС   США
отправляется в Персидский залив. Приказ поступил от командования тактической
авиацией, которое  располагалось на базе Лэнгли в Хамптоне,  штат Вирджиния.
Значит,  началось!  Радостному возбуждению летчиков не  было  предела.  Да и
какой же смысл  было тратить годы на учебные полеты, если ни разу не удастся
пострелять в плохих дяденек?
     За  три  оставшихся  дня нужно  было  переделать массу  дел, а уж  Дону
Уолкеру,  отвечавшему за вооружение  эскадрильи,  тем  более.  И все  же Дон
упросил подполковника  Стива Тернера, своего непосредственного начальника по
вооружению,   предоставить   ему  отпуск  на  двадцать  четыре  часа,  чтобы
попрощаться  со своими  стариками.  Тернер  в  конце  концов  согласился, но
предупредил, что если на "иглах" F-15E его эскадрильи не хватит  хоть самого
крохотного   винтика,   то   он  собственноручно  выпорет   Уолкера.   Потом
подполковник  улыбнулся  и  добавил,  что  если  Уолкер  хочет  вернуться  к
рассвету, то ему лучше поторопиться.
     В  девять  утра Уолкер  уже  промчался через  Сноу-Хилл  и  Грин-вилл и
повернул к  цепи  островов,  располагавшейся  к  востоку  от  узкого  залива
Палмико.  Ему  повезло, что родители  оказались не  в Талсе, нечего  было  и
думать  о том, чтобы за день добраться до  Оклахомы и обратно.  К счастью, в
августе они всегда  брали отпуск и  проводили  его  в своем летнем домике на
берегу океана возле Хаттераса, то есть в пяти часах езды от базы ВВС.
     Дон Уолкер знал, что  он лихой  пилот,  и  это доставляло ему  огромное
удовольствие.  Что  может  быть  лучше,  если  в  двадцать   девять  лет  ты
занимаешься делом, которое любишь больше всего на свете, и знаешь, что в нем
ты  овладел вершинами  мастерства.  Уолкеру  нравилась база  ВВС,  нравились
товарищи, а свои самолеты за их  мощь и маневренность он просто обожал. Да и
разве  можно было  не  влюбиться  в скоростной многоцелевой  самолет  F-15E,
"игл"<sup>[3]</sup>,  тот   самый,   который   компания   "Макдоннел-Дуглас"
разработала на базе превосходного истребителя F-15C специально для поражения
наземных целей с воздуха? Уолкер был убежден,  что лучшего самолета во  всех
американских ВВС не найти, и плевать на то, что  говорят те,  кто летает  на
"фэлконах"<sup>[4]</sup>. С его "иглом"  мог  сравниться  разве только F-18,
"хорнет"<sup>[5]</sup>,  американских  ВМС,  по  крайней  мере  так говорили
другие, но на "хорнете" Уолкер не летал, и "игл" его вполне устраивал.
     В  Бетеле Дон  Уолкер  по