ведении. - Я знаю, как делать свою работу. Линия разъединилась. Генерал Петровский задумчиво положил трубку. Если этот странный американец прав, то его информации нет цены. У генерала был выбор. Допустить, чтобы началась война между бандами, или нанести ряд ударов по главному синдикату мафии атакой момент, когда велика вероятность получения поздравлений от президентской власти. В его распоряжении находились три тысячи человек отрядов быстрого реагирования - СОБР, в основном состоявших из молодых и энергичных солдат. Если американец только наполовину прав в отношении Комарова и его планов захвата власти, то в новой России для Петровского не будет места, как и для его борцов с преступностью или его войск. Он вернулся в гостиную. Мультфильм закончился. Теперь он никогда не узнает, получил Уайли-койот на ужин Бегуна или нет. - Я должен вернуться на работу, - сказал он жене. - Пробуду там ночь и весь завтрашний день. Зимой городские власти обычно заливают дорожки и аллеи парка Горького водой, которая, быстро замерзая, превращается в самый большой ледяной каток в стране. Он тянется на несколько километров и пользуется популярностью у москвичей всех возрастов, приходящих на каток с коньками и хорошим запасом водки, чтобы на ледяном просторе забыть на время о своих бедах и заботах. Некоторые дорожки не заливают, и в конце их расположены небольшие парковочные площадки. На одной из таких площадок за десять дней до Рождества встретились два замотанных в шарфы, в меховых шапках человека. Каждый вышел из своей машины, и они поодиночке подошли к деревьям, окаймлявшим небольшой каток, по которому скользили и кружились конькобежцы. Одним из приехавших был полковник Анатолий Гришин, вторым - человек, известный в криминальном мире под кличкой Механик. В то время как наемных убийц в России имелось на копейку пара, некоторые мафиозные банды, и главным образом долгоруковская, считали Механика профессионалом. По национальности украинец, бывший армейский майор, он когда-то служил в спецназе, а затем в отделении военной разведки, ГРУ. После окончания языковых курсов он имел два хороших назначения в Западную Европу. Уйдя из армии, он понял, что может выгодно использовать свое хорошее владение английским и французским языками, умение свободно вращаться в обществе, которое большинство русских считали враждебным и странным, и полное отсутствие у себя каких-либо сдерживающих начал при убийстве другого человеческого существа. - Я понял, что вы хотели меня видеть, - сказал он. Он знал, кто такой полковник Гришин и что в пределах России начальник службы безопасности Союза патриотических сил не нуждается в его услугах. В среде "черной гвардии", не говоря уже о союзниках партии - долгоруковской мафии, имелось достаточно убийц, готовых выполнить заказ. Но для работы за границей требовался специалист. Гришин дал ему фотографию. Механик посмотрел на нее и перевернул. На обороте были напечатаны имя и адрес загородного дома в западной части страны. - Принц, - усмехнулся он. - Я иду в высшие сферы. - Держите свой юмор при себе, - сказал Гришин. - Задача несложная. Никакой личной охраны, заслуживающей внимания. К Рождеству. Механик задумался. Слишком быстро. Ему необходимо подготовиться. Он оставался живым и на свободе, потому что тщательно готовился, а для этого требовалось время. - К Новому году, - сказал он. - Хорошо. Цену назначайте сами. Механик назвал. - Договорились. Изо рта говорящих на морозе вырывались облачка пара. Механик вспомнил, что видел по телевизору выступление религиозного проповедника-"возрожденца", молодого священника, призывавшего к возвращению к Богу и царю. Так вот в чем состояла игра Гришина. Он пожалел, что не запросил вдвое больше. - Дело в этом? - спросил он. - Если только вы не хотите узнать больше, чем вам следует. Убийца положил фотографию во внутренний карман пальто. - Нет, - ответил он, - полагаю, я знаю все, что мне необходимо. Приятно иметь с вами дело, полковник. Гришин повернулся и сжал его руку выше локтя. Механик смотрел на затянутую в перчатку руку, пока Гришин не отпустил его. Механик не любил, когда до него дотрагивались. - Ошибки не должно быть - ни в объекте, ни во времени. - Я не допускаю ошибок, полковник. Иначе вы бы не обратились ко мне. Я пришлю вам номер моего счета в Лихтенштейне. Прощайте. Рано утром, на следующий день после встречи на катке в парке Горького, генерал Петровский произвел одновременно шесть рейдов. Двоих предателей пригласили в офицерский клуб в казармах СОБРа на обед с таким количеством водки, чтобы напоить их до бесчувствия, а затем им отвели помещения, где они могли бы проспаться. На всякий случай у каждой двери поставили охранника. Тактические "учения", проводившиеся днем, к полуночи перешли в реальную операцию. К этому времени машины с солдатами находились в нескольких закрытых гаражах. В два часа ночи водители и командиры получили задания и адреса. Впервые за многие месяцы рейды были действительно неожиданностью. Со складами проблем не возникло. Четверо охранников пытались оказать сопротивление и были убиты. Восемь Остальных вовремя сдались. В складах оказалось десять тысяч ящиков с водкой, завезенной в течение двух предыдущих месяцев из Финляндии и Польши без таможенной пошлины. Неурожай пшеницы заставил самую большую потребляющую водку страну ввозить алкоголь по цене, втрое превышающей цены в производящих ее странах. Там еще находились партии посудомоечных и стиральных машин, телевизоров, видеомагнитофонов и компьютеров - все было привезено с Запада контрабандным путем. В двух арсеналах находилось столько оружия, что им можно было бы полностью вооружить пехотный полк: оружие самого разного типа - от обычных армейских винтовок до ранцевых противотанковых ракет и огнеметов. Петровский возглавлял налет на казино, где оставалось еще много игроков, которые с криками разбежались. Управляющий все время твердил, что его дело совершенно законное и у него есть лицензия, пока в его кабинете не отодвинули стол и, подняв ковер, не обнаружили люк, ведущий в подвал. Тогда он упал в обморок. Когда рассвело, солдаты СОБРа все еще выносили ящик за ящиком финансовые документы, укладывали в грузовики и отвозили в штаб-квартиру ГУВД, Шаболовка, 6, для изучения. Днем два генерала из Министерства внутренних дел, находящегося в пятистах метрах на Житной площади, позвонили, чтобы высказать свои поздравления. Еще до полудня радио передало сообщение об операции, а в полдень появился довольно полный репортаж в телевизионных новостях. Убито шестнадцать бандитов, подчеркивал диктор последних новостей, в то время как в отрядах быстрого реагирования потери состояли из одного тяжело раненного пулей в живот и одного с легким непроникающим ранением. Двадцать семь мафиози взяты живыми, из них семь находятся в больнице, а двое дают подробные показания в ГУВД. Более позднее заявление не соответствовало действительности, но Петровский сделал его, чтобы посеять еще большую панику среди главарей долгоруковского клана. Последние, собравшись на роскошной, строго охраняемой даче за городом, в полутора километрах от Архангельского моста через Москву-реку, действительно находились в состоянии шока. Единственным чувством, превалирующим над паникой, была злоба. Большинство выражало уверенность, что виной всему - двойная жизнь их информаторов из окружения Петровского. Как раз когда они это обсуждали, пришло сообщение от их людей на улицах, что ходят слухи, будто утечка информации произошла благодаря одному болтливому старшему офицеру из "черной гвардии". Принимая во внимание миллионы долларов, которые долгоруковские вложили в предвыборную кампанию Игоря Комарова, новость не вызвала у них восторга. Они никогда не узнали, что слухи распускали чеченцы по совету Джейсона Монка. Главари клана приняли решение не перечислять деньги на счета СПС до тех пор, пока не получат соответствующие объяснения. Вскоре после трех часов в сопровождении сильной охраны Умар Гунаев посетил Монка. В это время Монкжил в чеченской семье в маленькой квартирке к северу от Выставочного центра в Сокольниках. - Не знаю, как вам это удалось, мой друг, но вчера взорвалась очень большая бомба. - Дело в личной заинтересованности, - ответил Монк. - Петровский весьма заинтересован в одобрении своего начальства, включая исполняющего обязанности президента, за его действия во время пребывания здесь делегации Всемирного банка. Вот и все. - Прекрасно. Теперь долгоруковские не в состоянии начать войну против меня. Уйдут недели, пока они оправятся. - И найдут утечку в рядах "черной гвардии", - напомнил ему Монк. Умар Гунаев бросил ему на колени номер газеты "Сегодня". - Взгляните на третью страницу, - предложил он. Там был опубликован доклад одного из ведущих российских институтов по опросу общественного мнения, в котором указывалось, что электорат СПС составил пятьдесят пять процентов и понижается дальше. - Эти опросы проводятся в основном в городах, - сказал Монк, - так легче и проще. Комаров сильнее в городах. Решающая роль будет принадлежать многочисленным сельским жителям. которыми сейчас пренебрегают. - Вы действительно думаете, что Комаров может потерпеть поражение на выборах? - спросил Гунаев. - Полтора месяца назад не было ни малейшего шанса. - Не знаю, - ответил Монк. Сейчас было не время рассказывать чеченскому главарю, что поражение на выборах - именно то, что имеет в виду сэр Найджел Ирвин. Он вспомнил аса-разведчика, до сих пор почитаемого в мире Большой игры как непревзойденного организатора обманов с помощью дезинформации, сидящим в библиотеке замка Форбс с раскрытой семейной Библией. "Главное - это, мой мальчик, - говорил он. - Ты должен думать, как Гедеон". - Вы где-то далеко, - сказал Гунаев. Монк стряхнул с себя воспоминания. - Простите, вы правы. Сегодня я должен снова посетить патриарха. Последний раз. Мне потребуется ваша помощь. - Чтобы войти? - Полагаю, чтобы выйти. Вполне возможно, Гришин держит дом под наблюдением, как я уже говорил. Одного человека хватит, но он Должен вызвать других, после того как я войду. - Нам лучше разработать план, - предложил чеченец. В своей квартире полковник Анатолий Гришин собирался ложиться спать, когда зазвонил его мобильный телефон. Он сразу же узнал голос. - Он здесь. Он опять здесь. - Кто? - Американец. Он вернулся. Сейчас он у его святейшества. - Он что-нибудь подозревает? - Не думаю. Он пришел один. - Под видом священника? - Нет. Весь в черном, но одежда мирская. Кажется, патриарх ожидал его. - Где вы? - В буфетной, готовлю кофе. Мне надо идти. Связь прервалась. Гришин старался сдержать свое ликование. Ненавистный американец почти в его руках. На этот раз Восточного Берлина не будет. Он позвонил руководителю специальной группы "черной гвардии". - Мне нужны десять человек, три машины, мини-"узи", сейчас же. Перекройте въезд и выезд в Чистом переулке. Я встречу вас там через полчаса. Было половина первого. В десять минут второго Монк встал и пожелал патриарху спокойной ночи. - Не думаю, что мы еще встретимся, ваше святейшество. Я знаю, что вы сделаете все, что сможете, для этой страны и людей, которых вы так любите. Алексий Второй поднялся и проводил его до дверей. - С Божьей помощью, я постараюсь. Прощайте, сын мой. Да хранит вас Господь. В данный момент, подумал Монк, спускаясь по лестнице, ему бы вполне хватило для охраны нескольких воинов с Северного Кавказа. Как всегда, внизу его ожидал толстый буфетчик, державший в руках пальто гостя. - Не надо пальто, спасибо, - сказал Монк. Меньше всего он нуждался в чем-то, что связывало бы его движения. Он вынул мобильный телефон и набрал номер. Ответили сразу же. - Монах, - произнес Монк. - Пятнадцать секунд, - ответил голос. Монк узнал Маго-меда, старшего из его телохранителей, назначенных Гунаевым. Монк приоткрыл на несколько дюймов дверь и выглянул наружу. На узкой улочке неподалеку от тусклого фонаря стоял одинокий "мерседес". В нем сидели четверо: один за рулем, а трое с автоматическими пистолетами мини-"узи". Белый пар, выходящий сзади из-под машины, указывал на то, что мотор не выключен. С другой стороны Чистый переулок заканчивался небольшой площадью. На ней в тени стояли еще два черных автомобиля. Любой двигавшийся пешком или на машине, покидая переулок, не мог миновать засады. В том конце, где ожидал "мерседес", появилась еще одна машина, на ветровом стекле которой горел зеленый огонек "такси". Наблюдающие позволили ей поравняться с ними. Они поняли, что машина пришла за их объектом. Не повезло водителю такси, ему тоже придется умереть. Такси поравнялось с "мерседесом", и раздался двойной звонкий удар, когда два металлических шара величиной с грейпфрут ударились о покрытую льдом мостовую и закатились под автомобиль. Едва такси успело отъехать, как Монк за приоткрытой на дюйм дверью услышал двойной "бум" взорвавшихся гранат. Одновременно на площадь в другом конце переулка выехал огромный товарный фургон, с грохотом пересек въезд в переулок и остановился. Водитель выскочил из кабины на дорогу и помчался по переулку. Монк кивнул священнику, широко распахнул дверь и вышел на улицу. Такси стояло почти напротив него, с открытой задней дверцей. Он рывком забросил свое тело в машину. С переднего сиденья протянулась сильная рука и втащила его всего целиком. За ним последовал и подбежавший водитель грузовика. Включив задний ход, такси с ревом понеслось в обратном направлении, откуда и появилось. Из-за неподвижного фургона брызнул фонтан пуль, когда кто-то лежащий на земле открыл огонь из автомата. Затем под шасси фургона раздались два взрыва, и стрельба прекратилась. Одному человеку удалось выбраться из "мерседеса", и он, пошатываясь, стоял у задней дверцы, пытаясь поднять пистолет. Такси ударило его задним бампером по ногам, и он свалился. Выезжая из переулка, такси опасно накренилось, скользя на льду, затем восстановило равновесие, водитель переключил передачу, и машина умчалась прочь. В "мерседесе" взорвался бензобак, что завершило разрушение. Сидевший впереди Магомед обернулся, и Монк увидел, как блеснули его белые зубы под черными сапатовскими усами. - Ты умеешь делать жизнь интересной, американец. На маленькой площади в дальнем конце переулка стоял полковник Гришин, глядя на обломки фургона, заблокировавшего въезд. Под ним лежали двое убитых его людей, погибших при взрыве небольших мин, прикрепленных снизу к шасси и приведенных в действие из кабины. Глядя поверх обломков грузовика, он видел, как на другом конце узкой улочки горела его вторая машина. Он вынул мобильный телефон и нажал семь цифр. Прозвучало два длинных гудка. Затем испуганный голос прошептал: - Да? - Он ушел. У вас есть то, что мне нужно? -Да. - В обычном месте. В десять утра сегодня. В этот час небольшая церковь Всех Святых на Кулишках была почти пуста. Церковный служка чем-то занимался в алтаре, а две старушки уборщицы вытирали пыль. Вошел молодой священник, преклонил колени перед алтарем, перекрестился и через дверку в стене исчез в ризнице. Отец Максим стоял у правой стены, держа оплывавшую свечу, купленную у главного входа, когда рядом с ним появился Гришин. - Американец ушел, - тихо произнес он. - Как жаль. Я старался... - Как он догадался? - Кажется, он подозревал, что за домом ведется какое-то наблюдение. - Как всегда, священник обильно потел. - Он вытащил из-за пояса мобильный телефон и кому-то позвонил. - Расскажите сначала. - Он пришел около десяти минут первого. Я собирался ложиться спать. Его святейшество еще не ложился, а работал в своем кабинете. Он всегда работает в этот час. В дверь позвонили, но я не слышал звонка. Был у себя в комнате. Казак, дежуривший ночью, открыл дверь. Потом я услышал голоса. Я вышел из комнаты и увидел его, стоящего в холле. Я услышал, как его святейшество сказал сверху: "Проводите господина наверх".. Затем он перегнулся через перила, увидел меня и попросил принести кофе. Я пошел в буфетную и позвонил вам. - Сколько прошло времени до того, как вы вошли в комнату? - Немного. Несколько минут. Я очень торопился, чтобы пропустить как можно меньше. Я вошел минут через пять. - А магнитофон, который я вам дал? - Я включил его, перед тем как внести кофе. Они замолчали, когда я постучал. Я уронил несколько кусочков сахара на пол и опустился на колени, чтобы подобрать их. Его святейшество сказал, чтобы я не беспокоился, ноя не послушался и в это время сунул магнитофон под стол. И ушел. - А что было в конце? - Он спустился вниз один. Я ожидал его с пальто в руках, но он не надел его. Казак сидел в комнате рядом с дверью. Американец, казалось, нервничал. Он вынул мобильный телефон и набрал номер. Кто-то ответил, а он сказал только одно слово: "Монах". - Больше ничего? - Нет, полковник, только "монах". Он просто слушал. Я не слышал ответа, потому что он прижал телефон к уху. Затем он немного подождал. Приоткрыл чуть-чуть дверь и выглянул. Я все еще держал его пальто. Гришин соображал. Старый англичанин мог предупредить Монка, что его выследили по лимузину, взятому в отеле. Этого было достаточно, чтобы американец понял, что за резиденцией патриарха следят. - Продолжайте, отец Максим. - Я услышал шум мотора, а затем два взрыва. Американец распахнул дверь и выбежал. Потом я услышал стрельбу и отскочил от двери. Гришин кивнул. Американец был умен, но его догадка оказалась верной по другой причине. Он, Гришин, действительно держал резиденцию патриарха под наблюдением, но изнутри, используя предателя священника. - А пленка? - Когда раздались взрывы, казак выхватил пистолет и выбежал из комнаты. Американец оставил дверь открытой. Казак выглянул на улицу, крикнул: "Бандиты!" - и захлопнул дверь. Я побежал наверх. В это время его святейшество вышел из библиотеки и перегнулся через перила, чтобы спросить, что случилось. Пока он стоял там, я забрал чашки и магнитофон. - Гришин молча протянул руку. Отец Максим порылся в боковом кармане своей рясы и достал миниатюрную ленту. - Надеюсь, я все сделал правильно? - спросил он дрожащим голосом. Порой Гришина охватывало жгучее желание задушить эту жабу голыми руками. Возможно, когда-нибудь он так и поступит. - Вы сделали все точно так, как было нужно, - сказал он. - Вы все сделали превосходно. В машине по дороге в свой офис полковник Гришин снова посмотрел на пленку. Сегодня ночью он потерял шестерых хороших людей и упустил свою добычу. Но он держал в руках пленку с точной записью того, что назойливый американец сказал патриарху и что тот сказал американцу. Настанет день, поклялся он, когда эти оба заплатят за свои преступления. На данный момент, насколько дело касалось его, день, безусловно, закончится лучше, чем начался. Глава 18 Полковник Гришин провел все оставшееся утро, обеденный перерыв и часть дня, запершись в своем кабинете и слушая запись разговора патриархи Алексия Второго с Джейсоном Монком. Временами слышались неразборчивое бормотание или звук передвигаемых чашек, но в основном запись оказалась достаточно четкой. Запись начиналась со звука открываемой двери - отец Максим входил в комнату, неся поднос с кофейными принадлежностями. Звуки были приглушенными, потому что в этот момент магнитофон находился в боковом кармане рясы. Гришин услышал, как поднос поставили на стол, затем приглушенный голос произнес: "Не беспокойся". Ответ прозвучал тоже глухо: отец Максим наклонился, якобы собирая рассыпавшийся сахар. Качество звука улучшилось, когда магнитофон оказался под столом. Голос патриарха звучал достаточно отчетливо, когда он сказал отцу Максиму: "Спасибо, сын мой, это все". Последовала пауза, пока за шпионом не закрылась дверь. Затем патриарх спросил: "А теперь, может быть, вы скажете, что привело вас ко мне?" Монк заговорил. Гришин мог заметить легкий носовой выговор американца, свободно говорившего по-русски. Он прослушал сорокаминутный разговор трижды, прежде чем приступил к дословной записи. Эта работа была не для секретаря, каким бы доверием он ни пользовался. Страница за страницей покрывались его аккуратным почерком. Иногда он прокручивал пленку еще раз, наклоняясь, чтобы расслышать отдельные слова, и затем продолжал записывать. Он остановился только тогда, когда убедился, что не пропустил ни слова. Там, в записи, был звук отодвигаемого стула и голос Монка: "Не думаю, что мы еще встретимся, ваше святейшество. Я знаю, что вы сделаете все, что сможете, для этой страны и людей, которых вы так любите". Стали слышны шаги двух человек. Более слабо, поскольку они подошли к двери, Гришин расслышал ответ Алексия: "С Божьей помощью, я постараюсь". Дверь закрылась - очевидно, за Монком. Гришин услышал, как патриарх вернулся за свой стол. Через десять секунд пленка кончилась. Гришин выпрямился и задумался над тем, что услышал. Сселения оказались плохими, хуже нельзя было и придумать. Как один человек, думал он, сумел причинить столько вреда, просто необъяснимо. Все началось, конечно, с ужасно глупого поступка покойного Н.И. Акопова, оставившего манифест на столе, словно специально для того, чтобы его украли. И это единственное упущение принесло огромный вред, не поддающийся определению. В беседе с патриархом в основном говорил Монк. Вначале ответы Алексия Второго указывали на то, что он понимает своего собеседника и согласен с ним. Его собственное высказывание прозвучало в конце. Американец не терял времени даром. Он сообщил, что сразу же после Нового года начнется массовая кампания по всей стране с целью свести на нет шансы Игоря Комарова победить на выборах путем постоянной дискредитации его в средствах массовой информации. Генерал Николай Николаев, кажется, собирается возобновить свои интервью по радио, телевидению и в газетах, в которых он будет разоблачать СПС, призывая каждого военнослужащего или ветерана отвергнуть эту партию и голосовать за других. Среди 110 миллионов населения, имеющих право голоса, ветераны составляли 20 миллионов. И ущерб, нанесенный этим одним человеком, едва ли поддается оценке. Отказ от предоставления Игорю Комарову экранного времени на обоих коммерческих каналах являлся результатом давления банкиров, трое из которых были евреями, а глава и вдохновитель заговора - Леонид Бернштейн из Московского федерального банка. Это составило два очка не в пользу Комарова, и их следовало отыграть. Третий удар, нанесенный Монком, касался долгоруковской мафии. Гришин давно считал их подонками, материалом для концентрационных лагерей будущего. Но в данный момент вопрос финансов являлся решающим. Ни один политический деятель в России не может надеяться занять кресло президента без проведения общенациональной предвыборной кампании по всей стране, стоящей триллионы рублей. Тайная сделка с самым могущественным и богатым мафиозным кланом предоставила такие финансовые возможности, с которыми нельзя было даже сравнить то, что имели в своем распоряжении другие кандидаты. Некоторые уже отказались от ведения предвыборной кампании, будучи не в состоянии соперничать с СПС. Шесть проведенных накануне ночью рейдов оказались разрушительными для долгоруковцев, но они не шли ни в каков сравнение с захватом финансовых документов. Существовало несколько источников, из которых ГУВД могло бы узнать такие подробности. Конкурирующий клан являлся одним из них, но в замкнутом мире мафии, невзирая на междоусобную вражду, никто из бандитов не станет доносчиком ненавистного ГУВД. И вот Монк сообщает патриарху, от кого поступила информация - от гнусного перевертыша-офицера из "черной гвардии" Гришина. Если долгоруковские когда-нибудь убедятся в этом - Гришин знал о распространяющихся слухах и яростно их опровергал, - сотрудничество закончится. Дела обстояли еще хуже: запись раскрывала тот факт, что бригада опытных ревизоров уже приступила к работе над документами, найденными в подвале казино, и члены бригады высказали уверенность, что к Новому году они смогут доказать существование связи между мафией и СПС. Результаты этой работы будут представлены непосредственно исполняющему обязанности президента Маркову. В течение этого периода генерал-майор Петровский, которого нельзя ни подкупить, ни испугать, будет продолжать свои рейды на долгоруковскую банду. Если рейды будут продолжаться, размышлял Гришин, то мало надежды, что долгоруковские и дальше будут верить его утверждению, что информатором ГУВД не является офицер "черной гвардии". Высказывание патриарха, записанное в самом конце пленки, казалось самым потенциально опасным из всего разговора. Исполняющий обязанности президента будет встречать Новый год со своей семьей далеко от Москвы. Вернется он третьего января. В этот день он примет патриарха, который собирается обратиться к нему с личным ходатайством исключить кандидатуру Игоря Комарова как "недостойной личности" на основе приведенных доказательств. Имея доказательства связи с мафией, представленные Петровским, и личное ходатайство Патриарха Московского и Всея Руси, Марков, вполне вероятно, так и сделает. Кроме всего прочего, он сам является кандидатом и ему не хочется соперничать с Комаровым на выборах. Четыре предателя, мрачно размышлял Гришин. Четыре предателя против Новой России, которой предназначено родиться после 16 января, когда он возглавит элитные части "черной гвардии", насчитывающей двести тысяч бойцов, готовых выполнить приказы своего вождя. Ничего, он всю жизнь занимался искоренением и наказанием предателей. Он знал, как обращаться с ними. Он собственноручно перепечатал запись на машинке и попросил президента Комарова уделить ему вечером два часа - и чтобы их не прерывали. Джейсон Монк покинул квартиру в Сокольниках и переехал в другую: из ее окон он видел полумесяц над мечетью, где когда-то встретил Магомеда - человека, который сегодня помялся защищать его, а завтра может спокойно убить. Он должен был передать сообщение в Лондон сэру Найджелу Ирвину - предпоследнее по программе, в случае если все пойдет согласно его плану. Монк аккуратно напечатал текст сообщения на своем портативном компьютере, как он делал и перед этим. Закончив, он) нажал кнопку "кодирование", и сообщение исчезло с экрана, надежно зашифрованное в беспорядочные блоки чисел на одноразовом шифроблокноте и записанное на гибкой дискете, ожидающей следующего прохождения спутника "Интелкор". Ему не надо было следить за компьютером. Батарейки были полностью заряжены, и он оставался включенным в ожидании контакта со спутником связи, вращающимся в космосе. Монк никогда не слышал о Рики Тейлоре из Колумбуса в штате Огайо, никогда не встречался с ним и никогда не встретится. Но этот прыщавый подросток, вероятно, спас ему жизнь. Рики было семнадцать лет, и он был помешан на компьютерах. Он принадлежал к тем одержимым молодым людям, взращенным компьютерным веком, которые большую часть жизни проводят, уставившись в светящийся экран. Получив в возрасте семи лет свой первый персональный компьютер, он прошел через различные стадии овладения прибором, пока законные решения проблем не иссякли и только незаконные вызывали то необходимое возбуждение, в котором периодически нуждается истинный наркоман. Для Рики не существовало ни смены времен года за окном, ни общества приятелей и даже девушек. Рики имел навязчивую идею войти в самые засекреченные данные банков. К 1999 году "Интелкор" стал не только основным поставщиком всемирных средств связи для стратегического, дипломатического и коммерческого применения; он также играл выдающуюся роль в создании самых сложных компьютерных игр и рынка для их распространения. Рики рыскал по "Интернету", пока ему не надоело. Он овладел всеми известными и всем доступными играми и теперь горел желанием посостязаться с ультрапрограммами "Интелкора". Проблема состояла в том, чтобы участвовать в них на законном основании, но для этого требовалось внести плату. Карманных денег Рики для этого было недостаточно. Поэтому в течение многих недель он пытался войти в главный процессор "Интелкора" через черный ход. После больших усилий он посчитал, что ему это почти удалось. На расстоянии восьми часовых поясов от Москвы на экране у Рики в тысячный раз появились слова: "Введите код допуска. пожалуйста". Он набирал то, что, он считал, могло подойти. И снова экран отвечал ему: "Вход не разрешен". Где-то южнее гор Анатолии в космосе проплывал спутник связи "Интелкора", направляясь на север, к Москве. Когда инженеры транснационального центра создавали закодированный передатчик Монка, они, действуя по инструкции, включили код, состоящий из четырех цифр, стирающий всю информацию. Те самые четыре цифры, которые Денни заставлял Монка запомнить в замке Форбс и которые предназначались для защиты Монка в случае ареста при условии, что он успеет использовать код, прежде чем его возьмут. Но если компьютер захватят с нестертой информацией, как рассуждал главный шифровальщик, бывший специалист по криптографии из ЦРУ, то враги смогут использовать компьютер для передачи ложных сообщений. Поэтому, чтобы доказать свою аутентичность, Монк должен был включать несколько безобидных слов, в определенном порядке. Если при передаче эти слова отсутствовали, то экс-шифровальщик ЦРУ знал бы, что, кто бы ни передавал, он у них не числится. В таком случае он мог ввести сервисную команду и компьютер Монка через спутник и, используя те же четыре цифры, стереть его память, оставив врагов с бесполезной жестянкой. Рики Тейлор уже вошел в центральный процессор "Интелкора", когда набрал эти четыре цифры. Спутник появился над Москвой и послал вниз свой сигнал: "Ты здесь, малыш?" Портативный компьютер Монка ответил "да", и спутник, следуя инструкции, разрушил его. Монк узнал об этом, когда, вернувшись, чтобы промерить компьютер, обнаружил свое сообщение на экране, незашифрованное. Это означало, что оно не принято. Он стер сообщение, догадавшись, что по причинам выше его понимания что-то случилось и он лишился контакта. Оставался адрес, который сэр Найджел Ирвиндал ему перед самым отъездом из Лондона. Он не знал, где это и кто там живет. Но это было все, что у него осталось. Ради экономии он может сжать два сообщения в одно, только самое необходимое разведчику-асу. Может быть, его удастся передать. О получении ответа не могло идти и речи. Впервые он оказался полностью предоставлен самому себе. Больше не будет донесений о развитии событий, подтверждений о проведенных операциях, и не будет больше никаких инструкций. Стоящая миллиард долларов техника отказала, он будет теперь полагаться на своих старых союзников в Большой игре: инстинкт, выдержку и удачу. Он просил Бога, чтобы они не подвели ею. Игорь Комаров дочитал последнюю страницу записей и откинулся на спинку кресла. Он никогда не отличался здоровым цветом лица, но сейчас, как заметил Гришин, его лицо было белым как бумага. - Плохо, - сказал Комаров. - Очень плохо, господин президент. - Тебе бы давно следовало его поймать. - Его укрывает чеченская мафия. Мы теперь знаем об этом. Они живут как крысы в своем подземном мире. - Крыс можно истребить. - Да, господин президент. И их истребят. Когда вы станете абсолютным лидером этой страны. - Они должны заплатить. - Они заплатят. Все до последнего. Комаров не сводил с него своих светло-карих глаз, но взгляд был отсутствующим - Комаров видел перед собой другое время и другое место. Время в будущем и место сведения счетов со своими врагами. На его скулах загорелись два ярких красных пятна. - Возмездие. Я хочу возмездия. Они напали на меня, они напали на Россию, напали на Родину. Нет пощады таким подонкам... Голос его все повышался, руки начали дрожать, гнев преодолевал его обычный самоконтроль. Гришин знал, что если он умело представит собственную точку зрения, то может добиться своего. Он перегнулся через стол, заставляя Комарова смотреть ему в глаза. Постепенно гнев утих, и Гришин понял, что можно говорить. - Выслушайте меня, господин президент. Пожалуйста, выслушайте. То, что мы теперь знаем, позволяет нам действовать по-другому. Вы получите возможность отыграться. - Что ты хочешь этим сказать, Анатолий Гришин? - Главное в работе контрразведки, господин президент, - это выведать планы врага. Их мы теперь знаем. Отсюда ясны превентивные меры. Они уже принимаются. Через несколько дней не станет избранного кандидата на всероссийский трон. Теперь мы узнали еще об одном из их намерений. И я снова предлагаю и предотвращение, и возмездие. Сразу и то и другое. - Всех четверых? - Выбора не может быть. - Не должно остаться никаких следов. Еще не время. Еще слишком рано для этого. - Никаких следов не найдут. Банкир? Сколько банкиров убили за последние десять лет? Пятьдесят? Самое меньшее. Вооруженные люди в масках, разборка. Это происходит то и дело. Милиционер? Долгоруковские будут счастливы получить такой заказ. Сколько ментов уничтожили? Опять же это случается каждый день. Что касается этого дурака генерала - неудавшееся ограбление. Самая обычная вещь. Что до священника, так секретаря застали ночью в кабинете, искал там что-то. Застрелен казаком, которого, в свою очередь, убил, умирая, вор. - И ты думаешь, кто-нибудь этому поверит? - У меня есть человек в резиденции, который поклянется, что все так и было. Комаров взглянул на бумаги, которые он прочитал, и на кассету, лежащую рядом. Он слабо улыбнулся. - Ну хорошо. Мне больше ничего не надо знать об этом. Я утверждаю, что не знаю об этом больше ничего. - Но вы желаете, чтобы четыре человека, решившие вас уничтожить, прекратили свое существование? - Конечно. - Благодарю вас, господин президент. Это все, что я хотел узнать. Комната в гостинице "Спартак" была зарезервирована на имя господина Кузичкина, и человек, носящий эту фамилию, там зарегистрировался. После чего покинул гостиницу, при выходе сунув ключ от своей комнаты Джейсону Монку. Монк направился наверх, а тем временем чеченцы заняли позиции в холле, на лестничной клетке и около лифтов. Нужно было сделать несколько коротких звонков; это не представляло большой опасности, ибо если номер выследят, то обнаружат комнату в гостинице, не принадлежащей чеченцам, далеко от центра города. - Генерал Петровский? - Опять вы? - Вы, кажется, разорили осиное гнездо. - Не знаю, откуда вы получаете информацию, американец, но она оказывается чрезвычайно полезной. - Спасибо. Но Комаров и Гришин так этого не оставят. - А как насчет долгоруковских? - Слабые игроки. Главная опасность - Гришин и его "черная гвардия". - Это вы распустили слух, что их предал старший офицер из "черной гвардии"? - Мои друзья. - Хитро. Но опасно. - Слабое место Гришина - это те бумаги, что вы захватили. Думаю, они доказывают, что мафия финансировала Комарова всю дорогу. - Над ними работают. - Как и над вами, генерал. - Что вы хотите сказать? - Ваша жена и дочь еще здесь? - Да. - Я бы хотел, чтобы вы увезли их из города. Сейчас же, сегодня вечером. Куда-нибудь подальше, в безопасное место. И вы тоже уезжайте. Перебирайтесь в казармы СОБРа. Прошу вас. Наступила пауза. - Вы что-то знаете, американец? - Пожалуйста, генерал, уезжайте. Пока есть время. Он положил трубку и, подождав немного, набрал другой номер. Телефон зазвонил на столе у Леонида Бернштейна в Московском федеральном банке. Была уже ночь, и включился автоответчик. Не имея номера домашнего телефона банкира, Монк мог только желать, чтобы Бернштейн проверил автоответчик в ближайшие несколько часов. - Господин Бернштейн, это тот, кто напомнил вам о Бабьем Яре. Пожалуйста, не ходите в банк, какими бы срочными ни были дела. Я уверен, что в штаб-квартире СПС уже знают, кто стоит за решением не давать Комарову возможности показываться на телеэкранах. Ваша семья находится за пределами страны; поезжайте к ним и не возвращайтесь, пока здесь не будет безопасно. Он снова положил трубку. Хотя он не узнал этого, но на пульте компьютера в прекрасно охраняемом доме вспыхнул огонек и Леонид Беркштейн, не проронив ни слова, выслушал послание Монка. Третий звонок был в резиденцию патриарха. - Слушаю. - Ваше святейшество? - Да. - Узнаете мой голос? - Конечно. - Вам следует уехать в Загорский монастырь. Оставайтесь там некоторое время и никуда не выходите. - Почему? - Я боюсь за вас. Вчерашний вечер доказал, что положение становится опасным. - У меня завтра торжественная литургия в Данилевском. - Митрополит сможет заменить вас. - Я подумаю над тем, что вы сказали. Он снова положил трубку. На четвертый звонок ответили после десятого сигнала, и грубый голос произнес: "Да?" - Генерал Николаев? - Кто это... подождите минутку, я узнал вас! Вы тот самый чертов янки... - Да, это я. - Больше никаких интервью. Сделал, что вы хотели, высказался. Больше не буду. Вот так. Слышите? - Я буду краток. Вам следует уехать и пожить с вашим племянником на военной базе. - Почему? - Некоторым бандитам не понравилось то, что вы сказали. Я думаю, они могут навестить вас. - Головорезы, э? Ладно, чепуха это. Ну их на... В жизни не отступал, мой мальчик. А теперь слишком поздно. Трубка замолчала. Монк вздохнул и опустил свою. Посмотрел на часы. Двадцать пять минут. Пора идти. Обратно и лабиринт чеченского, скрытого от глаз мира. Спустя двое суток, 21 декабря, четыре группы убийц совершили четыре налета. Самая большая и лучше всех вооруженная группа совершила нападение на дачу Леонида Бернштейна. Там дежурила дюжина охранников, и четверо из них погибли в перестрелке. Двое черногвардейцев тоже были убиты. Входную дверь взорвали, и люди в черной полевой форме, с лицами, закрытыми такого же цвета масками, ворвались в дом. Уцелевших охранников и обслуживающий персонал окружили и согнали в кухню. Начальника охраны сильно избили, но он продолжал утверждать, что его хозяин улетел в Париж два дня назад. Остальные сотрудники, стараясь перекричать плачущих и визжащих женщин, подтвердили его слова. Наконец люди в черном вернулись к машинам и, забрав убитых, уехали. Второе нападение было произведено на жилой дом на Кутузовском проспекте. Черный "мерседес" проехал под аркой и остановился у шлагбаума. Один из омоновцев вышел из теплой будки, чтобы проверить документы. Два человека, прятавшиеся за автомобилем с автоматами с глушителем, убили его выстрелом в шею чуть выше бронежилета. Второго охранника застрелили, прежде чем он успел выйти из будки. В вестибюле первого этажа консьержа постигла та же участь. Четверо черногвардейцев, вбежавших с улицы, остались в вестибюле, а шестеро направились к лифту. На этот раз в коридоре никого не было. Дверь в квартиру, несмотря на то что она была обита стальными листами, развалилась на части от двухсот граммов пластиковой взрывчатки, и шестерка ворвалась внутрь. Ординарец в белой куртке, прежде чем его убили, ранил одного из черногвардейцев в плечо. Тщательный обыск квартиры показал, что в ней больше никого нет, и разочарованная группа удалилась. На первом этаже они обменялись выстрелами с двумя омоновцами, появившимися из глубины здания, одного застрелили и потеряли одного из своих. Под огнем второго омоновца они выбрались в переулок и, сев в три ожидавших их джипа, уехали с пустыми руками. В резиденции патриарха они действовали более тонко. Один человек постучал во входную дверь, в то время как шестеро других, скорчившись, прятались по обе стороны от него, чтобы их не было видно через "глазок". Казак посмотрел в "глазок" и через домофон спросил, кто это. Человек у двери вынул подлинное милицейское удостоверение и произнес: "Милиция". Обманутый видом удостоверения, казак открыл дверь. В ту же минуту он был расстрелян, а его тело отнесли наверх. План состоял в том, чтобы застрелить личного секретаря из оружия казака и убить патриарха тем же оружием, что и казака. Затем пистолет вложить в руку убитого секретаря, которого потом найдут лежащим позади стола. Потом отца Максима заставят поклясться, что казак и патриарх застали секретаря роющимся в ящиках стола и в последующей перестрелке все трое погибли. Произойдет большой скандал в среде духовенства, а милиция закроет дело. Но убийцы обнаружили только толстого священника в засаленной рясе, который, стоя на верхней площадке лестницы, кричал: "Что выделаете?" - Где Алексий? - с угрозой спросил один из людей в черном. - Он уехал, - пролепетал священник. - Уехал в Загорск. Обыск личных покоев показал, что там не было ни патриарха, ни двух монахинь. Бросив тело казака, убийцы уехали. В маленький домик у Минского шоссе послали всего четверых. Они вышли из машины, один направился к двери, а остальные трое ждали в тени деревьев. Дверь открыл Володя, ординарец. Его убили выстрелом в грудь, и все четверо вошли в дом. Через гостиную промчался волкодав, нацелившийся на горло руководителя налета; тот, защищаясь, поднял руку, и зубы пса глубоко вонзились в нее. Другой черногвардеец выстрелил собаке в голову. При свете угасающего огня они увидели старика с торчащими белыми усами, направившего на них пистолет Макарова; он успел выстрелить дважды. Одна пуля попала в дверной косяк, а другая - в убийцу, застрелившего волкодава. Затем три пули подряд ударили старика в грудь. Утром сразу после десяти позвонил Умар Гунаев. - Я только что приехал в офис. Там творится черт знает что. - В каком смысле? - Кутузовский проспект перекрыт. Повсюду милиция. - В чем дело? - Вчера произведено какое-то нападение на здание, где живут старшие офицеры милиции. - Быстро же они! Мне будет нужен надежный телефон. - А тот... там, где вы находитесь? - Его можно проследить. - Дайте мне полчаса. Я пришлю вам людей. К одиннадцати Монк расположился в маленькой конторке склада, забитого контрабандным вином. Телефонный мастер как раз заканчивал работу. - Он соединен с двумя розетками, - сказал он Монку. указывая на телефон. - Если кто-то захочет узнать, откуда сделан звонок, они придут в кафе, в двух километрах отсюда. Это одно из подсоединений. Если они пойдут по второму, то окажутся в телефонной будке на улице. Но к этому времени мы уже будем о них знать. Монк начал с домашнего телефона генерала Николаева. Ответил мужской голос. - Попросите генерала Николаева, - сказал Монк. - Кто спрашивает? - Я мог бы задать тот же вопрос. - Генерал подойти не может. Кто вы? - Генерал Маленков, Министерство обороны. Что случилось? - Простите, генерал. Это инспектор Новиков из отдела убийств МУРа. Боюсь, генерал Николаев мертв. - Что? О чем вы говорите? - Нападение. Вчера ночью. Похоже, квартирные воры. Убиты генерал и его ординарец. И еще собака. Уборщица обнаружила их часов в восемь. - Не знаю, что и сказать... Он был моим другом. - Сочувствую, генерал Маленков. Времена, в которые мы живем... - Продолжайте свою работу, инспектор. Я передам министру. Монк положил трубку. Итак, в конце концов Гришин потерял голову. Именно к этому и стремился Монк, но он проклинал упрямство старого генерала. Затем он позвонил в штаб-квартиру ГУВД на Шаболовке. - Соедините меня с генерал-майором Петровским. - Он занят. Кто его спрашивает? - спросил оператор. - Вмешайтесь. Скажите ему, что дело касается Татьяны. Петровский подошел к телефону через десять секунд. В голосе его можно было расслышать нотку страха. - Петровский. - Это ваш недавний посетитель. - Черт вас побери, я подумал, что-то случилось с моим ребенком. - Они обе за городом, ваши жена и дочь? - Да, далеко отсюда. - Я слышал, было нападение. - Их было десять, все в масках и вооружены до зубов. Они убили четверых омоновцев и моего ординарца. - Они искали вас. - Разумеется. Я послушался вашего совета. Живу в казарме. Кто они, черт побери? Бандиты? - Они не бандиты. Они - "черная гвардия". - Гришинские молодчики. Почему? - Я полагаю, это из-за бумаг, которые вы конфисковали. Они, вероятно, боятся, что вы докажете, что долгоруковская мафия и СПС связаны между собой. - Ну, это не так. Бумаги эти - мусор, в основном расписки из казино. - Гришин не знает этого, генерал. Он опасается худшего. Вы слышали о дяде Коле? - Генерал-танкист. А что с ним? - Они добрались до него. Такая же группа убийц. Вчера ночью. - Черт. За что? - Он разоблачал Комарова. Помните? - Конечно. Никогда бы не подумал, что они зайдут так далеко. Ублюдки. Слава Богу, политика не моя область. Я занимаюсь бандитами. - Знаю. У вас есть связи в коллегии? - Конечно. - Почему бы не рассказать им? Сведения получены из криминального мира. Монк положил трубку и затем позвонил в Московский федеральный банк. - Илью. Личного помощника господина Бернштейна. Он там? - Одну минуту. К телефону подошел Илья. - Кто это? - Скажем так: на днях вы чуть не всадили пулю мне в спину, - сказал по-английски Монк. Илья тихо рассмеялся. - Да, было дело. - Ваш босс в безопасности? - Очень далеко. - Посоветуйте ему пока не уезжать оттуда. - Нет вопроса. Вчера ночью совершено нападение на его дом. - Пострадавшие есть? - Погибли четыре наших человека и двое их, мы думаем. Они обыскали весь дом. - Знаете, кто они? - Думаем, что да. - "Черная гвардия" Гришина. А причина совершенно ясна - возмездие. За запрещение пропагандистских передач Комарова. - Они за это заплатят. У босса огромное влияние. - Главное - использовать коммерческие телекомпании. Их репортеры должны побеседовать со старшими милицейскими чинами. Спросить их, не намерены ли они допросить полковника Гришина в связи с распространившимися слухами, и так далее, и так далее. - Им потребовались бы доказательства. - Для этого и существуют журналистские ищейки. Они разнюхивают, раскапывают. Вы можете связаться с боссом? - Если нужно. - Почему бы не сказать ему об этом? Следующий звонок он сделал в редакцию газеты "Известия". - Отдел новостей. Монк заговорил грубым хрипловатым голосом: - Позовите завотделом Репина. - Кто его спрашивает? - Скажите, что генерал армии Николаев хочет поговорить с ним по срочному делу. Он должен помнить. Репин был одним из организаторов интервью генерала в Академии имени Фрунзе. Он подошел к телефону. - Да, генерал. Репин слушает. - Это не генерал Николаев, - сказал Монк. - Генерал мертв. Его убили вчера ночью. - Что? Кто вы? - Просто бывший танкист. - Откуда вы знаете? - Это не имеет значения. Вы знаете, где он жил? - Нет. - У него был дом недалеко от Минского шоссе. Около деревни Кобяково. Почему бы вам не взять фотографа и не поехать туда? Спросите инспектора Новикова. Он положил трубку. Другой крупной газетой являлась "Правда", бывший орган КПСС. Это издание поддерживало политику возрождавшейся партии "Неокоммунистический социалистический союз". Но, демонстрируя новую, некоммунистическую ориентацию, партия пыталась заигрывать и с Православной Церковью. Монк в свое время изучил эту газету достаточно хорошо, чтобы вспомнить имя заведующего отделом криминальной хроники. - Соедините меня с господином Памфиловым, пожалуйста. - Его сейчас нет. Естественно. Он наверняка на Кутузовском проспекте с остальной репортерской братией, выспрашивает подробности нападения на квартиру Петровского. - У него есть мобильный? - Конечно. Но я не могу дать вам его номер. Вы еще позвоните? - Нет. Свяжитесь с ним и скажите, что один из его знакомых из милиции очень хочет с ним переговорить. Срочно. Важная информация. Мне нужен номер его мобильного. Перезвоню через пять минут. В следующий раз он получил номер мобильного телефона Памфилова и позвонил ему в машину, стоявшую у здания, где жили высокопоставленные офицеры милиции. - Господин Памфилов? - Да. Кто это? - Мне пришлось солгать, чтобы получить номер вашего телефона. Мы не знакомы. Но у меня есть кое-что для вас. Вчера было совершено еще одно нападение. На резиденцию патриарха. Попытка покушения на его святейшество. - Вы с ума сошли! Покушение на патриарха? Чепуха! Нет никаких причин. - Ни у кого, кроме мафии, ни у кого. Почему бы не съездить туда? - В Данилевский монастырь? - Он не живет там. Он живет в Чистом переулке, дом пять. Панфилов сидел в машине и слушал сигналы, звучащие в отключенном телефоне. Он был потрясен. Ничего подобного никогда не случалось за все время его карьеры. Если только половина из сказанного правда, у него в руках самая громкая история из всех, написанных им. Прибыв к переулку, он обнаружил, что въезд в него перекрыт. Обычно он доставал свой пропуск представителя прессы и проходил через кордон. Но не в этот раз. К счастью, он заметил инспектора МУРа, с которым был лично знаком, и окликнул его. - Что происходит? - спросил репортер. - Воры. - Но вы же отдел убийств. - Убили ночного сторожа. - А патриарх Алексий не пострадал? - Откуда, черт побери, вы знаете, что он живет здесь? - Не важно. Он не пострадал? - Нет, он уехал в Загорск. Послушайте, это просто неудавшееся ограбление. - А мне сказали, что они охотились за патриархом. - Ерунда. Просто грабители. - А что тут грабить? Следователь обеспокоился. - Откуда вы все знаете? - Не имеет значения. Это правда? Они украли что-нибудь? - Нет. Только застрелили сторожа, обыскали весь дом и скрылись. - Значит, они искали кого-то. А его здесь не оказалось. Боже, какой материал! - А вы, черт вас побери, будьте осторожнее, - предупредил инспектор. - Доказательств нет. Но он начал тревожиться по-настоящему. И встревожился еще больше, когда один из милиционеров позвал его к своей машине. На линии был генерал из президиума. После нескольких фраз генерал начал намекать на то же, о чем говорил репортер. 21 декабря милиция была взбудоражена. В утренних выпусках каждой газеты находился особый материал, к которому Монк привлек внимание общественности. Среди журналистов, прочитавших статьи своих коллег, были такие, кто нашел связь между этими четырьмя нападениями. В утренних телевизионных новостях передали общий обзор четырех отдельных попыток покушения, из которых одно удалось. В остальных случаях, сообщалось в новостях, только исключительное везение спасло намеченные жертвы. Версия о неудавшемся ограблении не вызывала доверия. Аналитики изо всех сил старались доказать, что не было никакого смысла в ограблении дома старого генерала-пенсионера, как и в ограблении одной квартиры офицера милиции, выбранной среди остальных квартир в этом доме, или в ограблении патриарха. Ограбление могло бы послужить объяснением налета на дом баснословно богатого банкира Леонида Бернштейна, но оставшиеся в живых охранники утверждали, что, по всем признакам, нападение совершили военные. Более того, заявляли они, налетчики искали их хозяина. Существовала также версия похищения или убийства. Но в двух случаях похищение было бессмысленно, а в случае со старым генералом даже не было такой попытки. Большинство знатоков высказывали предположение, что это, должно быть, были всюду проникающие бандиты, на счету которых имелись сотни убийств и похищений. Однако двое комментаторов пошли дальше, указывая, что организованная преступность имела все основания ненавидеть генерал-майора Петровского, возглавляющего борьбу с бандитами, а у некоторых могли быть счеты с банкиром Бернштейном. Но кому мог помешать старый генерал, да еще трижды Герой в придачу, или Патриарх Московский и Всея Руси? Передовые статьи газет в тысячный раз писали об астрономически высоком уровне преступности в стране, а две из них буквально призывали исполняющего обязанности президента Маркова нарушить закон и приказать провести решающие выборы через двадцать четыре часа. Второй день своих анонимных звонков Монк начал ближе к полудню, когда журналисты, уставшие от трудов предыдущего дня, начали собираться в редакциях. Бумажные шарики за обеими щеками изменяли его голос в достаточной степени, чтобы по нему могли узнать человека, звонившего накануне. Каждому, чья подпись стояла под главными статьями в семи утренних и вечерних газетах и кто писал о четырех покушениях, Монк передал одно и то же, начав с Памфилова в "Правде" и Репина в "Известиях". - Вы меня не знаете, и я не могу назвать себя. Это может стоить мне жизни. Но, как русский русского, я прошу вас поверить мне. Я занимаю очень высокий офицерский пост в "черной гвардии". Но я еще и верующий христианин. В течение многих месяцев я испытываю страдания оттого, что все больше и больше антихристианских и антирелигиозных высказываний слышу в самом центре СПС, главным образом от Комарова и Гришина. За их выступлениями перед людьми скрывается ненависть к Церкви и демократии, стремление создать однопартийное государство и установить нацистское правление. Но с меня хватит. Я должен высказаться. Это полковник Гришин приговорил старого генерала к смерти за то, что "дядя Коля" разглядел, что скрывается под маской, и разоблачил Комарова. Банкира - тоже за то, что его нельзя было обмануть. Может быть, вам не известно, но он использовал свое влияние, чтобы запретить на телевизионных каналах пропагандистские выступления Комарова. Патриарха - за то, что тот боялся СПС и собирался высказаться открыто. А генерала ГУВД - за то, что тот совершал рейды против долгоруковской мафии, которая финансировала СПС. Если вы мне не верите, проверьте мои слова. Все четыре покушения организовала "черная гвардия". С этими словами он вешал трубку, оставляя журналистов в шоке. Придя в себя, они начали свое расследование. Леонида Бернштейна не было в стране, но два коммерческих телевизионных канала признались, что изменение редакционной политики произошло под влиянием банковского консорциума, у которого они были в долгу. Генерал Николаев умер, но "Известия" напечатали выдержки из его старого интервью под крупным заголовком "ЕГО УБИЛИ ЗА ЭТО?". О шести ночных рейдах ГУВД на склады, в арсеналы и казино долгоруковской мафии стало известно всем. Только патриарх оставался в Загорском монастыре и не мог подтвердить, что он тоже стал объектом нападения как враг СПС. К середине дня штаб-квартира Игоря Комарова оказалась в осаде. Внутри царила атмосфера, близкая к панике. В своем кабинете Борис Кузнецов, без пиджака, с темными кругами пота под мышками, куря непрерывно сигареты, от которых он отказался два года назад, пытался справиться с целым валом звонков, не прекращавшихся ни на минуту. - Нет, это неправда! - кричал он, отвечая на звонок за звонком. - Это грязная ложь, клевета, и мы подадим в суд на каждого, кто будет ее распространять. Нет, не существует никакой связи между нашей партией и какой-либо мафией, ни финансовой, ни любой другой. Господин Комаров заявлял неоднократно, что как человек, собирающийся очистить Россию от... <i>Какие</i> документы сейчас изучает ГУВД?.. Нам нечего бояться... Да, генерал Николаев в самом деле высказывал свои сомнения по поводу нашей политики, но ведь он был очень стар. Его смерть - это огромная трагедия, но совершенно не связана... Вы не можете так говорить; любое сравнение господина Комарова с Гитлером будет встречено немедленным обращением в суд... Какой старший офицер "черной гвардии"?.. В своем кабинете полковник Гришин решал собственную проблему. В качестве офицера Второго главного управления КГБ он всю жизнь занимался охотой на шпионов. Этот Монк нанес ущерб, огромный ущерб, тут он не сомневался. Но эти новые заявления оказались куда хуже: старший офицер его собственной элитной, суперпреданной, фанатично верной ему "черной гвардии" стал предателем? Он отбирал каждого из них, все шесть тысяч. Он лично назначал старших офицеров. И один из них ~ верующий христианин, слизняк с совестью, и в тот момент, когда уже видна вершина власти? Невозможно! И тут он вспомнил, как однажды читал древнее высказывание: "Дайте мне мальчика в возрасте до семи лет, и я верну вам мужчину". Не мог ли один из его лучших людей превратиться снова в мальчика при алтаре, каким он был много лет назад? Нужно будет проверить. Каждая анкета каждого старшего офицера должна быть прочесана частым гребнем. А что означает "старший"? Насколько старший? На два ранга ниже его самого - десять человек. На три ранга - сорок. На пять рангов - почти сотня. Решение этой задачи займет много времени, а времени не было. За короткое время можно только провести чистку всего верхнего эшелона, изолировать их всех в надежном месте и, стало быть, лишиться своих самых опытных командиров. Но ничего, наступит день, обещал он сам себе, когда все виновные в катастрофе заплатят, и уточнял, каким образом они заплатят. Начиная с Джейсона Монка. При мысли об этом американском агенте его кулаки сжимались так, что белели суставы. Около пяти часов Бориса Кузнецова принял Комаров. Кузнецов просил уделить ему два часа, чтобы увидеть человека, которого боготворил как героя, и высказать ему свои соображения относительно того, что, по его мнению, следовало сделать. В свое время, будучи студентом в Америке, Кузнецов изучал проблему связей с общественностью и был глубоко потрясен той силой, с которой общепринятые и умелые приемы обеспечивают массовую поддержку любой глупости, прикрытой мишурным блеском. Кроме своего идола Игоря Комарова, он поклонялся силе слова и искусству создания образа для обмана, уговоров, чтобы в результате преодолевать всякое сопротивление. То, что идея была фальшивой, не имело к делу никакого отношения. Подобно политикам и адвокатам, он был убежден, что не существует проблемы, которую нельзя разрешить словами. Мысль о том, что может наступить день, когда слова иссякнут и перестанут убеждать; когда другие слова, лучше его собственных, могут превзойти и перечеркнуть их; когда ни ему, ни его вождю больше не будут верить, - никогда не приходила ему в голову. Связи с общественностью - так это называется в Америке - индустрия, стоящая много миллиардов долларов; она может превратить бесталанного тупицу в знаменитость, дурака - в мудреца и убежденного оппортуниста - в государственного деятеля. В России это называется пропагандой, но это тот же инструмент. При помощи этого инструмента и блестящего таланта Литвинова, умеющего снимать и редактировать фильмы, он помог бывшему инженеру с ораторскими способностями превратиться в колосса, стоящего на пороге величайшей победы - стать самим Президентом России. Российские средства массовой информации привыкли со времен своей коммунистической молодости к лобовой, обыденной пропаганде и оказались доверчивыми детьми, когда столкнулись с выверенными, убедительными выступлениями, которые Кузнецов составлял для Игоря Комарова. А теперь что-то изменилось, и в очень плохую сторону. Звучал другой голос, голос неистового проповедника, призывающий к вере в Бога и возвращению другой иконы; звучал по всей России по радио и телевидению, на которые Кузнецов смотрел как на свою вотчину. За проповедником стоял человек, ведущий телефонные разговоры - Кузнецову рассказали о целой серии анонимных звонков, - нашептывающий ложь - но такую убедительную ложь! - в уши главных редакторов и комментаторов, тех самых, о которых Кузнецов думал, что знает их и они у него в кармане. Для Бориса Кузнецова выход по-прежнему мог быть только в словах Игоря Комарова - словах, которые неизбежно убеждают и убеждали всегда. Войдя в кабинет своего вождя, он был поражен происшедшей в нем переменой. Комаров выглядел ошеломленным. Вокруг него на полу валялись ежедневные газеты, бросались в глаза набранные крупным шрифтом яркие заголовки-обвинения. Кузнецов уже видел эти сообщения о генерале Николаеве, покушениях и рейдах, бандитах и мафиозных деньгах. Еще никто никогда не осмеливался так говорить об Игоре Комарове. К счастью, Кузнецов знал, что надо делать. Игорь Комаров должен выступить, и все будет хорошо. - Господин президент, я должен убедительно просить вас созвать завтра большую пресс-конференцию. Комаров смотрел на него несколько секунд, словно пытаясь понять, что он говорит. За всю свою политическую карьеру и с одобрения Кузнецова он избегал пресс-конференций. Из-за их непредсказуемости. Он предпочитал отрепетированное интервью с заранее представленными вопросами, заготовленными речами или обращениями, митинги с криками одобрения. - Я не провожу пресс-конференций, - резко ответил он. - Господин президент, это единственный способ прекратить эти грязные слухи. Обсуждение их в печати выходит за всякие рамки. Я больше не могу их сдерживать. Никто не смог бы. Слухи появляются сами собой. - Послушайте, Кузнецов, я ненавижу пресс-конференции, и вам это известно. - Но вы умеете обращаться с прессой, господин президент. Говорить логично, спокойно, убедительно. Они будут вас слушать. Только вы один можете разоблачить эти ложь и слухи. - А что говорят опросы общественного мнения? - Вас поддерживают сорок пять процентов - против семидесяти, которые вы имели два месяца назад. Зюганов из неокоммунистической партии имеет тридцать три, и его рейтинг растет. Марков, исполняющий обязанности президента, от блока демократических сил, - двадцать два, и его рейтинг слегка возрастает. Сюда не входят еще не определившиеся. Я вынужден сказать, что последние два дня обошлись нам еще в десять процентов, а может, будет и больше, когда последние события повлияют на рейтинг. - Почему я должен проводить пресс-конференцию? - Это пойдет на всю страну, господин президент. Все главные телецентры ухватятся за каждое произнесенное вами слово. Вы знаете, когда вы говорите, никто не может устоять. Наконец Игорь Комаров кивнул: - Хорошо, организуйте. Обращения я напишу сам. Пресс-конференция состоялась на следующий день в одиннадцать часов утра в банкетном зале отеля "Метрополь". Кузнецов начал с приветственного обращения к представителям российской и зарубежной прессы и не теряя времени перешел к опровержениям определенных, неслыханно грубых заявлений, прозвучавших в предшествующие дни относительно политики и деятельности Союза патриотических сил. Ему предоставлена честь после сделанных полных и убедительных опровержений этой подлой стряпни пригласить на трибуну "следующего Президента России Игоря Комарова". Лидер СПС, раздвинув занавеси у задней стены сцены, направился к трибуне. Как всегда, как и на митингах, обращаясь к своим приверженцам, он начал говорить о великой России, которую он собирается создать, как только народ окажет ему доверие и изберет президентом. Через пять минут тишина в зале привела его в замешательство. Почему не вспыхнула искра отклика на его слова? Где аплодисменты? Где партийные клакеры? Он поднял глаза к небу и перешел к славной истории своего народа, сейчас находящегося в тисках иностранных банкиров, спекулянтов и преступников. Его заключительные слова эхом отдались в зале, но никто не вскочил с места, вытягивая руку в фашистском приветствии СПС. Когда он закончил, никто не нарушил тишину. - Возможно, есть вопросы? - предложил Кузнецов. Ошибка. По крайней мере на треть аудитория состояла из иностранных журналистов. Представитель "Нью-Йорк таймс" свободно говорил по-русски, как и корреспонденты лондонской "Таймс", "Дейли телеграф", "Вашингтон пост", Си-эн-эн и большая часть остальных. - Мистер Комаров, - крикнул корреспондент "Лос-Анджелес тайме", - я понял, что вы истратили на свою предвыборную кампанию на сегодняшний день двести миллионов долларов. Это, должно быть, мировой рекорд. Откуда взялись эти деньги? Комаров злобно посмотрел на него. Кузнецов зашептал вождю на ухо. - Общественные взносы великого народа России, - ответил лидер СПС. - Это приблизительно годовая зарплата всего российского народа, сэр. Откуда на самом деле появились эти деньги? К нему присоединились другие журналисты. - Это правда, что вы намерены запретить все оппозиционные партии и установить однопартийную диктатуру? - Вам известно, почему генерала Николаева убили через три недели после того, как он разоблачил вас? - Вы отрицаете причастность "черной гвардии" к недавним покушениям? Камеры и микрофоны государственного телевидения и двух коммерческих каналов переносились по залу, ловя вопросы нахальных иностранцев и запинающиеся ответы Комарова. Корреспондент "Дейли телеграф", чей коллега Марк Джефферсон был убит в июле прошлого года, встал, и камеры направились на него. - Мистер Комаров, вы когда-нибудь слышали о секретном документе под названием "Черный манифест"? Наступила мертвая тишина. Ни российские, ни иностранные представители прессы не знали, о чем идет речь. По правде говоря, корреспондент тоже не знал. Игорь Комаров, ухватившись за трибуну и пытаясь сохранить остатки самообладания, побледнел. - Какой манифест? Еще одна ошибка. - Согласно имеющейся у меня информации, сэр, подразумевается, что в нем содержатся ваши планы создания однопартийного государства, восстановления ГУЛАГа для ваших политических оппонентов, установления в стране власти двухсот тысяч черногвардейцев и вторжения в соседние республики. В зале стояла напряженная тишина. Сорок из находившихся в зале корреспондентов приехали из Украины, Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии, Грузии и Армении. Половина русских журналистов поддерживала партии, подлежащие запрету, а их руководителей ждали лагеря, и прессу тоже. Если англичанин говорит правду... Все присутствующие смотрели на Комарова. Вот в этот момент все и произошло. Он сделал третью ошибку. Он вышел из себя. - Я не буду больше стоять здесь и слушать все это дерьмо! - выкрикнул он и ушел со сцены, сопровождаемый расстроенным Кузнецовым. В глубине зала, в тени опущенных драпировок, стоял полковник Гришин и смотрел на журналистов с нескрываемой ненавистью. "Недолго, - говорил он себе, - осталось недолго". Глава 19 На юго-западе Москвы, на небольшом возвышении в излучине Москвы-реки, стоит средневековый женский монастырь, у стен которого располагается большое кладбище. На восьми гектарах земли в тени берез, сосен и ив нашли приют в двадцати двух тысячах могил выдающиеся граждане России, которых хоронили здесь в течение двух столетий. Кладбище делится на одиннадцать основных участков. Участки с первого по четвертый относятся к девятнадцатому веку, с одной стороны они ограничиваются монастырскими стенами, а с другой - внутренней, разделяющей стеной. Участки с пятого по восьмой находятся между этой стеной и границей кладбища, за которым по Хамовническому валу с ревом проносятся машины. Здесь лежат великие и не очень великие личности коммунистической эпохи. Маршалы, политические деятели, ученые, исследователи, писатели и космонавты - всех можно найти по обе стороны дорожек и аллей, их надгробия - самые разные, от скромных стел до монументов, хвастающихся своей грандиозностью. Космонавт Гагарин, погибший во время полета на новом экспериментальном самолете, лежит здесь, в нескольких метрах от круглоголового каменного изображения Никиты Хрущева. Модели самолетов, ракет и оружия указывают на то, чем занимались эти люди при жизни. Другие фигуры с героическим видом смотрят в никуда, грудь их украшают гранитные ордена. Если идти по центральной аллее, то можно увидеть еще одну стену, с узкими воротами, ведущими к трем небольшим участкам - номер девять, десять и одиннадцать. Места на кладбище были в цене, и едва ли осталось бы там свободное место к зиме 1999 года, если бы оно не было зарезервировано для генерала армии Николая Николаева. И здесь 26 декабря его племянник похоронил дядю Колю. Он старался сделать все так, как просил старик, когда они последний раз обедали вместе. Присутствовали двадцать генералов, включая министра обороны, и один из двух митрополитов Москвы отслужил панихиду. Полный ритуал, просил старый солдат, поэтому священнослужители махали кадилами, и ароматный дымок поднимался вверх в морозном воздухе. Памятник поставили в виде креста, высеченного из гранита, но без изображения умершего - только имя, а под ним слова: "Русский солдат". Генерал-майор Андреев произнес надгробное слово. Он был краток - дядя Коля ненавидел пустословие. Закончив свою речь, в то время когда священник произносил слова прощания, Андреев положил красные ленточки и Золотые Звезды Героя Советского Союза на гроб. Восемь его солдат из Таманской дивизии, несшие гроб, опустили его в землю. Андреев отступил назад и отсалютовал. Два министра и восемь генералов последовали его примеру. Когда они шли по центральной аллее обратно к воротам, за которыми их ожидал кортеж лимузинов, заместитель министра обороны генерал Бутов положил руку ему на плечо. - Ужасно, - произнес он. - Ужасно так погибнуть. - Когда-нибудь, - ответил Андреев, - я найду их, и они мне заплатят. Бутов явно почувствовал себя неловко. Он, назначенный по политическим мотивам, был канцелярист, никогда не командовавший боевыми частями. - Да, конечно, я уверен, милиция делает все возможное, - сказал он. У машин генералы с подобающим видом по очереди пожали ему руку, сели в служебные машины и умчались прочь. Андреев отыскал свою машину и поехал на базу. В пяти километрах от кладбища в слабом свете приближающегося зимнего вечера низкорослый священник в выглядывающей из-под пальто рясе и высокой шапке торопливо пробрался через сугробы и юркнул в златоглавую церквушку на Славянской площади. Минут через пять к нему присоединился полковник Анатолий Гришин. - Вы, кажется, чем-то взволнованы, - тихо заметил полковник. - Я так испугался, - ответил священник. - Не бойтесь, отец Максим. Произошла неудача, но ничего такого, что я не мог бы исправить. Скажите мне, почему патриарх уехал так неожиданно? - Не знаю. Утром двадцать первого ему позвонили из Загорска. Я об этом ничего не знал. Отвечал на звонок его личный секретарь. Впервые я узнал об этом, когда мне велели собрать чемодан. - Почему в Загорск? - Я узнал об этом позже. Монастырь пригласил проповедника отца Григория прочитать там проповедь. Патриарх решил, что ему тоже нужно послушать. - И таким образом дать личное разрешение Григорию на его жалкую проповедь, - зло сказал Гришин. - Даже ничего не говоря. Одного его присутствия было бы достаточно. - Я все же спросил, ехать ли и мне тоже. Секретарь сказал "нет": его святейшество возьмет личного секретаря и одного из казаков в качестве водителя. Двух монахинь отпустили навестить родственников. - Вы не известили меня, батюшка. - Откуда же я мог знать, что кто-то придет в ту ночь? - жалобно оправдывался священник. - Дальше. - Ну, мне потом пришлось позвонить в милицию. Тело казака лежало на верхней площадке. Утром я позвонил в монастырь и разговаривал с секретарем. Я сказал - были вооруженные грабители и стрельба, больше ничего. Но потом милиция заявила по-другому. Они сказали, что нападение планировалось на его святейшество. - А что дальше? - Секретарь мне перезвонил. Он сказал, что его святейшество очень расстроен. Он выразился "потрясен", главным образом убийством казака. Он оставался с монахами в Загорске все Рождество и вернулся только вчера. Главная причина - отслужить панихиду по убитому казаку, прежде чем тело увезут родственники на Дон. - Итак, он вернулся. Вы звонили мне сюда, чтобы сообщить об этом? - Конечно, нет. Скоро выборы. - Вам не следует беспокоиться по поводу выборов, отец Максим. Несмотря на неудачи, исполняющий обязанности президента не пройдет первого тура. А во втором Игорь Комаров все равно победит коммуниста Зюганова. - В том-то и дело, полковник. Сегодня утром его святейшество ездил на Старую площадь на личную встречу с исполняющим обязанности президента, по его просьбе. Там, кажется, присутствовали два генерала из милиции и еще кто-то. - Откуда вы знаете? - Он вернулся домой к обеду. Обедал в кабинете один - только с секретарем. Я их обслуживал, они не обращали на меня внимания. Обсуждали решение, которое окончательно принял Иван Марков. - И какое же? - Отец Максим трясся как осиновый лист. Пламя свечи в его руках трепетало так, что слабый свет играл на лицах Богоматери и младенца. - Успокойтесь, батюшка. - Не могу, полковник, вы должны понять мое положение. Я сделал все, чтобы помочь вам, потому что я верил в ту Новую Россию, которую рисовал господин Комаров. Но я больше не могу. Нападение на резиденцию, сегодняшняя встреча... все это становится слишком опасным. Он поморщился, когда стальная рука сжала его плечо. - Вы слишком глубоко увязли, чтобы теперь выйти из игры, отец Максим. Возвращайтесь-ка к своим обязанностям и прислуживайте за столом. А через двадцать один день, после победы Игоря Комарова и моей, вы подниметесь на такую высоту, какая вам и не снилась. Так что же они говорили на встрече с исполняющим обязанности? - Выборов не будет. - Что-о?! - Да нет, выборы будут. Но без господина Комарова. - Он не посмеет, - прошептал Гришин. - Он не посмеет объявить Игоря Комарова недостойной личностью. Больше половины страны поддерживает нас. - Дело зашло дальше, полковник. Генералы явно проявили настойчивость. Убийство старого генерала, попытки покушения на милиционера, банкира и главным образом на его святейшество, кажется, возмутили и спровоцировали их. - На что? - Первое января. Новый год. Они полагают, что все, как обычно, будут праздновать до такой степени, что окажутся не способны предпринять согласованные действия. - Кто это "все"? Какие действия? Объясните. - Все ваши. Все, которыми вы командуете. Действия - защитить себя. Они собирают силы в количестве сорока тысяч человек. Президентская служба безопасности, части быстрого реагирования СОБР и ОМОН, несколько отрядов спецназа, лучшие войска Министерства внутренних дел, базирующиеся в городе. - С какой целью? - Арестовать вас всех. Обвинить в заговоре против государства. Сокрушить "черную гвардию", арестовать или уничтожить в их же казармах. - Они не могут. У них нет доказательств. - По-видимому, есть, и есть офицер "черной гвардии", готовый дать показания. Я слышал, как секретарь сказал то же, что и вы, и вот так ответил патриарх. Полковник Гришин стоял словно пораженный электрическим током. Половина его сознания говорила ему, что эти слабаки не решатся на такое. Другая половина возражала, что это возможно. Игорь Комаров не удостаивал своим присутствием думский зоопарк. Он оставался лидером, но не был депутатом Думы и поэтому не пользовался депутатской неприкосновенностью. Как и сам Анатолий Гришин. Если старший офицер "черной гвардии" действительно существовал и собирался давать показания, то прокурор Москвы мог выписать ордера на арест и продержать их под стражей по крайней мере до выборов. Как специалист по допросам, Гришин знал, на что способен человек, впавший в панику: выброситься из окна, выбежать на рельсы перед поездом, броситься на колючую проволоку с пропущенным электрическим током. Если исполняющий обязанности президента, его окружение, его преторианская гвардия, генералы управления по борьбе с организованной преступностью, офицеры милиции - если все они поймут, что ожидает их в случае победы Комарова, они действительно могут впасть в панику. - Возвращайтесь в резиденцию, отец Максим, - наконец произнес он, - и помните о том, что я сказал. Вы зашли слишком далеко, чтобы надеяться, что останетесь на свободе при существующем режиме. Ради вашего спасения СПС должен победить, и я хочу знать обо всем, что происходит, что вы услышите, о каждой встрече, каждом совещании. С сегодняшнею дня и до Нового года. Напуганный священник с радостью поспешил уйти. Через шесть часов его престарелая мать заболела тяжелой формой воспаления легких. Он получил от своего доброго патриарха отпуск до ее выздоровления и ночью покинул Москву в поезде, направлявшемся в Житомир. Он сделал все что мог, рассуждал отец Максим. Он сделал все, о чем его просили, и даже больше. Но святой Михаил и его архангелы не допустят, чтобы он оставался в Москве хотя бы минутой дольше. В тот вечер Джейсон Монк составлял свое последнее сообщение на Запад. Лишившись компьютера, он писал его медленно и аккуратно, печатными буквами, пока не заполнил два листа бумаги большого формата. Затем с помощью настольной лампы и миниатюрного фотоаппарата, который дал ему Умар Гунаев, он сфотографировал обе страницы несколько раз, прежде чем сжечь их и пепел спустить в унитаз. В темноте он вынул непроявленную пленку и вставил ее в крошечную кассету величиной с кончик мизинца. В половине десятого Магомед и двое других телохранителей привезли его по указанному им адресу. Незаметное строение, отдельный домик в далеком юго-восточном микрорайоне Москвы, в Нагатине. Старик, открывший дверь, был небрит; шерстяной джемпер болтался на тощем теле. Монку ни к чему было знать, что когда-то этот человек был уважаемым профессором Московского университета, пока не порвал с коммунистическим режимом и не опубликовал статью для студентов с призывом бороться за демократическое правление. Это произошло задолго до реформ. Реабилитация пришла потом, слишком поздно, чтобы что-то изменить, и ему дали небольшую государственную пенсию. В то время ему повезло - он не попал в лагеря. Конечно, он лишился работы и квартиры. Ему пришлось подметать улицы. Если он вообще сумел выжить, то благодаря человеку одного с ним возраста, который однажды остановился рядом с ним на улице, заговорив на неплохом, но с английским акцентом русском языке. Он никогда не узнал имя Найджела Ирвина; он называл его Лисом. Лис. Ничего особенного не сказал шпион из посольства. Просто время от времени оказывал небольшую помощь. Мелочи, почти без риска. Он предложил русскому профессору занятие, хобби и несколько сотенных долларовых купюр, чтобы сохранить душу в теле. Прошло двадцать лет, и вот он смотрел на человека на пороге. - Да? - спросил он. - У меня известие для Лиса, - сказал Монк. Старик кивнул и протянул руку. Монк положил ему на ладонь маленький цилиндр, старик отступил назад и закрыл дверь. Монк повернулся и пошел обратно к машине. В полночь маленький Мартти с привязанным к лапке цилиндриком был выпущен на свободу. Несколько недель назад его привезли в Москву, совершив длинное путешествие, Митч и Кайрэн из Финляндии, а принес в незаметный домик Брайан Винсент, умевший разбираться в плане улиц Москвы. Мартти на мгновение застыл, затем расправил крылья и кругами взвился в холодное небо над Москвой. Он поднялся на высоту в триста метров, где мороз превратил бы человеческое существо в кусок льда. Так случилось, что в это время один из спутников "Интелкора" начал свой полет над скованными морозом просторами России. Следуя инструкции, он послал зашифрованный сигнал "Ты здесь, малыш?" вниз, в город, не ведая, что уже в прошлый раз разрушил свое электронное дитя. На окраине столицы специалисты из ФАПСИ подготовили свои компьютеры для принятия сигнала, который бы означал, что иностранный агент, разыскиваемый Гришиным, произвел передачу информации, и тогда триангуляторы могли бы вычислить его нахождение с точностью до отдельного здания. Спутник прошел мимо, а сигнала не было. Что-то в крошечной головке Мартти подсказало ему, что его дом, место, где три года назад он вылупился слепым и беспомощным птенцом, находится на севере. И он повернул на север, навстречу обжигающему ветру; час за часом сквозь холод и темноту летел он, движимый только одним желанием - вернуться туда, где его дом. Никто не увидел его. Никто не увидел, как он покинул город или как он миновал берег, оставив справа огни Санкт-Петербурга. Он летел дальше и дальше, неся свое сообщение, и через шестнадцать часов после того, как покинул Москву, замерзший и обессиленный, добрался до голубятни на окраине Хельсинки. Теплые руки сняли цилиндрик с его лапки, а три часа спустя в Лондоне сэр Найджел Ирвин читал сообщение. Взглянув на текст, он улыбнулся. Дело зашло так далеко, что дальше некуда. Для Монка оставалось одно последнее задание, после которого он должен снова уйти на дно до тех пор, пока его благополучно не вытащат оттуда. Но даже Ирвин не мог предвидеть того, что было на уме у непредсказуемого Монка. В то время, когда над их головами пролетал Мартти, Игорь Комаров совещался с Гришиным в кабинете партийного лидера. В остальной части небольшого здания, где располагалась штаб-квартира, никого не было, за исключением охранников, сидевших в своей комнате на первом этаже. Снаружи в темноте бегали на свободе собаки-убийцы. Сидевший за столом Комаров казался в свете лампы побледневшим. Гришин только что закончил докладывать вождю Союза патриотических сил о том, что узнал от предателя-священника. По мере того как он говорил, Комаров как бы начал съеживаться. Свойственное ему ледяное спокойствие покидало его, непоколебимая решительность, словно кровь, вытекала из его тела. Гришин встречался с этим явлением. Это происходит с самыми грозными диктаторами, когда неожиданно они лишаются власти. В 1944 году Муссолини, чванливый дуче, за одну ночь превратился в растрепанного испуганного человечка. Магнаты-бизнесмены, когда их банковские счета аннулированы, самолет конфискован, лимузины изъяты, кредитные карточки отозваны, сотрудники увольняются и карточный домик рушится, в самом деле становятся меньше ростом, а их прежняя резкость превращается в пустые угрозы. Гришин знал это, потому что видел генералов и министров, скорчившихся от страха в своих камерах: когда-то могущественные хозяева из "аппарата" ожидали безжалостного приговора партии. Все разваливалось, дни болтовни окончились. Пришел его час. Он всегда презирал Кузнецова, вращающегося в своем мире слов и лозунгов, притворяясь, что власть держится на официальных коммюнике. В России власть держится на дуле пистолета; так было и будет всегда. По иронии судьбы потребовался человек, которого он ненавидел больше всех на свете, эта американская поганка, чтобы вызвать такое положение дел, когда президент СПС, утративший, кажется, всю свою волю, почти готов следовать советам Гришина. Потому что Анатолий Гришин не допускал, что потерпит поражение от руки исполняющего обязанности президента Маркова. Он не мог отстранить Игоря Комарова, но он мог спасти свою шкуру и затем занять место, о котором не смел и мечтать. Погрузившись в себя, Игорь Комаров сидел подобно Ричарду Второму, раздумывая о катастрофе, разразившейся так неожиданно. В начале ноября казалось, что ничто на свете не может помешать ему победить на январских выборах. Его политическая организация была вдвое сильнее любой другой в этой стране; его ораторское искусство гипнотизировало массы. Опросы общественного мнения показывали, что он получит семьдесят процентов голосов - более чем достаточно для убедительной победы в первом же раунде. Он совершенно не мог постигнуть происшедших перемен, хотя мог проследить шаг за шагом, как развивались события. - Четыре попытки уничтожения наших врагов были ошибкой, - наконец произнес он. - Но, господин президент, тактически это было правильно. Только страшно не повезло, что троих в это время не оказалось на месте. Комаров что-то проворчал. Невезение? Возможно, но реакция оказалась хуже всего. Каким образом прессе пришло в голову, что за всем этим стоит он? Кто проговорился? Средства массовой информации всегда ловили каждое его слово; теперь они оскорбляли его, пресс-конференция окончилась провалом. Эти иностранцы, выкрикивающие наглые вопросы. Он никогда не встречал такого оскорбительного отношения. Об этом заботился Кузнецов. Допускались лишь личные интервью, где к нему проявляли уважение, его мнение выслушивали со вниманием, кивали в знак согласия. - Ты уверен в своем шпионе, полковник? - Да, господин президент. - Доверяешь ему? - Конечно, нет. Я доверяю его аппетиту. Он корыстен и подкупен, но он жаждет высокого положения и сладкой жизни. И то и другое ему обещано. Он рассказал об обоих посещениях патриарха английским шпионом и о посещениях американского агента. Вы читали текст магнитофонной записи, сделанной во время второго визита Монка, на основании которой я решил заставить противника замолчать навечно. - Но на этот раз... неужели они действительно решатся напасть на нас? - Не думаю, что мы можем игнорировать это. Как говорят в боксе, перчатки в бой. Этот дурак, исполняющий обязанности, знает, что проиграет вам, но может выиграть против Зюганова. Влиятельные генералы МВД вовремя осознали, какую чистку вы им готовите. Используя заявления о финансовой связи между СПС и мафией, они могут состряпать обвинение. Да, думаю, они попытаются. - Если бы ты был на их месте, как составитель плана, что бы ты сделал, полковник? - То же самое. Когда я услышал рассказ священника о том, что обсуждал за обедом патриарх, я подумал: этого не может быть. Но чем больше я думал, тем больше находил в этом смысла. На рассвете первого января - превосходно выбранное время. Кто не страдает от похмелья после новогодней ночи? Какая охрана бодрствует? Кто сумеет прореагировать быстро и решительно? Большинство русских утром после Нового года не могут и глаза продрать - если только их не держали в казармах и не давали ни капли водки. Да, в этом есть смысл. - Что ты говоришь? Что нам конец? Что все, сделанное нами, оказалось напрасным, великая мечта никогда не осуществится из-за каких-то испуганных и амбициозных политиков, выдумщика-священника и нескольких незаслуженно получивших чины милиционеров? Гришин поднялся и перегнулся к нему через стол. - Нет, господин президент. Ключ к успеху - знать заранее планы противника. А мы их знаем. Они не оставляют нам иного выхода, кроме одного. Упреждающее нападение. - Нападение? На кого? - Захватить Москву, господин президент. Захватить Россию. Обе станут вашими в течение пары недель. В канун Нового года наши враги будут праздновать завтрашнюю победу, их войска останутся запертыми в казармах всю ночь. Я могу собрать восемьдесят тысяч и взять Москву за одну ночь. За Москвой последует Россия. - Государственный переворот? - Такое случалось и раньше, господин президент. Вся история России и Европы - это история людей с даром предвидения и решительностью, которые ловили момент и захватывали государство. Муссолини захватил Рим и всю Италию. Греческие полковники захватили Афины и всю Грецию. Никакой гражданской войны. Просто быстро нанесенный удар. Побежденные бегут, их сторонники впадают в панику и ищут сотрудничества. К Новому году Россия может быть вашей. Комаров размышлял. Он захватит телевизионные студии и обратится к народу. Он объявит, что он поступил так, чтобы помешать антинародному заговору отменить выборы. Ему поверят. Генералов арестуют; полковники, рассчитывая на повышение, перейдут на его сторону. - И ты мог бы осуществить это? - Господин президент, в этой стране все продается. Вот почему Родине нужен Игорь Комаров, чтобы очистить этот свинарник. Имея деньги, я могу купить столько солдат, сколько мне нужно. Прикажите мне - и я посажу вас в правительственных апартаментах Кремля в первый же день нового года. Игорь Комаров оперся подбородком на сложенные руки и уставился в крышку стола. Через несколько минут он поднял голову и встретился взглядом с полковником Гришиным. - Приступай, - сказал он. Если бы полковнику Гришину потребовалось подготовить вооруженные силы для захвата Москвы и сделать это начиная с нуля и в течение четырех дней, он не смог бы этого сделать. Но он начинал не на пустом месте. Он давно знал, что после победы Игоря Комарова на президентских выборах начнется выполнение программы по передаче всей государственной власти в руки СПС. Политической стороной, формальным запрещением оппозиционных партий займется Комаров. Его же задачей будет подчинение или разоружение и расформирование всех государственных вооруженных сил. Готовясь к выполнению этой задачи, он уже решил, кто будет его естественными союзниками, а кто - явными врагами. Среди последних была президентская служба безопасности, насчитывающая тридцать тысяч вооруженных людей, шесть тысяч из которых расквартированы в самой Москве и тысяча внутри Кремля. Командовал ими генерал Корин, сменивший пресловутого ельцинского Александра Коржакова, а офицерский состав был укомплектован выдвиженцами покойного президента Черкасова. Они будут сражаться за законную власть и против путча. Затем следовало Министерство внутренних дел со своей армией из 150 тысяч человек. К счастью для Гришина^ольшая часть этой огромной силы была разбросана по разным регионам России и только пять тысяч находились в столице или около нее. Генералы президиума МВД очень скоро поймут, что окажутся в числе первых, кто отправится в вагонах-телятниках в лагеря ГУЛАГа. поскольку им, как и президентским офицерам, в Новой России не останется места рядом с "черной гвардией" Гришина. Третьими по счету - и по безоговорочному требованию долгоруковской мафии - были арест и интернирование двух подразделений по борьбе с организованной преступностью - федерального, находящегося в ведении штаб-квартиры МВД на Житной площади, и московского городского ГУВД на Шаболов-ке, в подчинении генерал-майора Петровского. Для обоих подразделений и их отрядов быстрого реагирования, ОМОНа и СОБРа, без сомнения, существовало в России, принадлежащей Гришину, только одно место - или лагерь, или двор, в котором расстреливают. А вот в куче ведомственных армий или частных боевых подразделений, которых в разваливающейся России в 1999 году насчитывалось огромное количество, Гришин имел союзников по убеждениям или тех, кого можно купить. Главное условие для победы заключалось в том, чтобы держать армию в неведении, растерянности, внутренних раздорах и в результате сделать ее обессиленной. Его собственные имеющиеся в наличии силы состояли из шести тысяч черногвардейцев и двадцати тысяч молодых боевиков. Первые были элитным войском, которое он создавал годами. Офицерский корпус состоял целиком из имеющих боевой опыт бывших спецназовцев, десантников, морских пехотинцев и сотрудников МВД, от которых требовалось в обрядах посвящения доказывать свою жестокость и преданность делу ультраправых. И все же где-то среди высших сорока офицеров прятался предатель. Совершенно очевидно, что кто-то сообщил о готовящихся акциях властям и средствам массовой информации, иначе те не смогли бы разоблачить четыре попытки убийства, совершенные 21 декабря, как дело рук "черной гвардии". Такие выводы не могли быть сделаны так быстро без подсказки. У Гришина не оставалось выбора, кроме как задержать и изолировать этих сорок высших офицеров, что и было сделано 28 декабря. Интенсивны допросы и выявление предателя еще впереди. Чтобы не подрывать боевой дух и заполнить образовавшиеся дыры, молодых офицеров просто повысили в чине и объяснили, что их командиры направлены в другое место на учебу. Склонившись над крупномасштабной картой Московского региона, Гришин готовил план боевых операций, намеченных на канун Нового года. Он имел большое преимущество в том, что улицы будут почти пусты. Днем в канун Нового года фактически невозможна никакая работа, потому что москвичи, запасшись спиртными напитками, расходятся по домам или собираются группами там, где намерены провести эту ночь. В 16.30 наступает темнота, и в это время только самые отчаянные, испытывая острую необходимость пополнить недостаточные запасы спиртных напитков, решаются выйти на мороз. Празднуют все, включая невезучих ночных сторожей и дежурных, которым запрещено покидать пост и уходить домой. Они приносят угощение на работу. К шести часам, рассчитывал Гришин, улицы будут в его полном распоряжении. К шести часам главные здания министерств и правительства опустеют, останутся лишь ночные дежурные, а к десяти и они, и солдаты в казармах будут не в состоянии оказать сопротивление. Первоочередным шагом, поскольку его атакующие силы находятся в городе, будет закрытие въезда в Москву. Эту работу он намечал для молодых боевиков. В Москву вели пятьдесят две главные и второстепенные дороги, и, чтобы заблокировать их все, ему требовалось 104 тяжелых грузовика, груженных цементом. Он разделил молодых боевиков на сто четыре группы, каждой командовал опытный солдат из "черной гвардии". Грузовики достали, одолжив их у транспортных фирм, или угнали, пригрозив оружием, утром, в канун Нового года. В определенный час каждая пара грузовиков должна выехать навстречу друг другу на перекрестки, встать нос к носу и оставаться в таком положении, блокируя дорогу. На каждой из главных дорог, ведущих в Москву, граница между Московской и соседней областями отмечена милицейским постом - небольшой будкой с несколькими скучающими солдатами, телефоном и припаркованным бронетранспортером (БТР). В канун Нового года на БТР никого не будет, пока экипаж отмечает праздник в будке. В случае если Гришину потребуется одна дорога для въезда в город, пост будет подавлен. Что же касается всех остальных, то боевики введут свои грузовики-блокаторы в город и поставят на первых от въезда перекрестках, оставив милицию за границей города, где та будет пьянствовать, как обычно. Затем боевики, по двести человек в группе, устроят засады у грузовиков со стороны города и не пропустят в Москву идущие на помощь колонны. Внутри города ему необходимо овладеть семью объектами - пятью второстепенными и двумя первоочередной важности. Поскольку его "черная гвардия" находилась на пяти базах вне Москвы и только небольшая казарма, откуда брали охрану для особняка Комарова, была внутри города, то проще всего было бы двигаться по пяти направлениям. Но чтобы координировать их движение, пришлось бы загружать эфир. Гришин предпочел ввести всех сразу без использования радиосвязи. Поэтому он собрал одну автоколонку. Его основная база и штаб находились на северо-востоке, поэтому он решил собрать на этой базе все войска численностью; шесть тысяч человек, с вооружением и техникой, 30 декабря и войти в Москву по главной дороге, которая начинается как Ярославское шоссе и переходит в проспект Мира в черте города. Один из двух главных объектов, огромный телевизионный комплекс в Останкино, находился всего в полукилометре от этого шоссе, и для взятия его он собирался выделить две тысячи бойцов из своих шести тысяч. С остальными четырьмя тысячами, под его личным командованием, он пойдет на юг, мимо Олимпийского комплекса, в самое сердце Москвы, чтобы захватить главный приз - Кремль. Слово "кремль" означает "крепость", и каждый древний русский город имеет свою крепость внутри когда-то существовавших стен. Московский Кремль уже с давних пор стал символом высшей власти в России и видимым доказательством обладания этой властью. Кремль он должен захватить к рассвету, подавить его гарнизон, разрушить радиостанцию, чтобы нельзя было вызвать помощь, иначе маятник может качнуться в другую сторону. Пять второстепенных объектов Гришин планировал передать четырем вооруженным соединениям, с которыми он надеялся заключить союз, несмотря на то что у него оставалось очень мало времени. Этими объектами были: мэрия на Тверской, где имелся пункт связи, откуда можно было бы посылать просьбы о помощи: Министерство внутренних дел на Житной площади с его системой связи с армией МВД, находящейся в разных концах России, и прилегающие к зданию казармы ОМОНа; комплекс президентских и министерских зданий на Старой площади и вокруг нее; Ходынский аэродром, где находятся казармы ГРУ, прекрасное место для приема десантников, если их позовут на помощь государству; и здание парламента, Дума. В 1993 году, когда Борис Ельцин направил пушки своих танков на парламент, чтобы заставить взбунтовавшихся парламентариев выйти с поднятыми руками, здание получило значительные повреждения. Четыре года Дума провела в бывшем Госплане на Манежной площади, но потом здание отремонтировали и российский парламент вернулся в "Белый дом" на берегу реки, в конце Нового Арбата. В канун Нового года мэрия, Дума и министерства на Старой площади будут пустыми коробками, и, взорвав двери, занять их будет довольно просто. Бой может разгореться у казарм ОМОНа и на Ходынской базе, если группы по борьбе с преступностью или горстка десантников с офицерами армейской разведки окажут сопротивление. На эти объекты он намеревался направить отряды спецназа, которые ему предстояло купить. Восьмым и одним из самых важных объектов, как при любом путче, станет Министерство обороны. Это огромное здание из белого камня на Арбатской площади будет тоже почти пустым, но в нем находится центр связи, откуда можно связаться с любой армейской, военно-морской или военно-воздушной базой на территории России. Гришин не выделил никаких войск для штурма здания - относительно Министерства обороны у него имелись особые планы. Настоящих союзников любого экстремистского путча правых сил в России найти нетрудно. Первым из них является Федеральная служба безопасности, или ФСБ, - наследница когда-то всемогущего Второго главного управления КГБ, огромной организации, проводившей репрессии в СССР в масштабах, требуемых Политбюро. С переходом к строительству общества, банально называемого демократическим, ее прежняя власть утратила силу. ФСБ, со штаб-квартирой в знаменитом здании КГБ на Дзержинской площади, теперь переименованной в Лубянскую, и с такой же знаменитой и внушающей страх лубянской тюрьмой позади здания, все еще вела контрразведку и имела подразделение для борьбы с организованной преступностью. Но работа последнего и наполовину не была столь эффективной, как управление ген