ь только! Очень милое графство, этот Сассекс, и там недавно произошло
прелестное убийство! Вы, конечно же, слышали о нем, дружище?
     -  Да,  я  слышал  о нем,  - подтвердил  сэр  Мармадьюк,  снова  бросив
внимательный взгляд на невозмутимое лицо собеседника.
     - Это произошло в лесу, на закате, под мирный щебет лесных птах!  Очень
поэтическое убийство! Лес, маленькая поляна, лучи заходящего солнца освещают
тело. Жертве прострелили затылок. Чего еще может пожелать человеческая душа?
Очень  милое  дело,  мистер  Гоббс.  Одинокий  труп, и  рядом  ни  ружья, ни
пистолета, ничегошеньки!
     - Но кое-что все-таки там нашли.
     - О? - Мистер Шриг заинтересованно уставился на печную трубу, маячившую
впереди.
     - Рядом с телом нашли, как я слышал, трость с золотым набалдашником.
     - А? - рассеянно промолвил мистер Шриг.
     - Удивительно, что вы, полицейский, ничего об этом не знаете.
     - Гм! - откликнулся мистер  Шриг, поднимая взгляд к небу, розовеющему в
последних  закатных  лучах.  Затем он  достал  из внутреннего кармана своего
сюртука записную  книжку, перелистнул несколько страниц и  протянул ее  сэру
Мармадьюку. - Света, конечно же, маловато, но что вы об этом думаете?
     Сэр Мармадьюк  взглянул  на  страницу, заложенную  заскорузлым  пальцем
мистера Шрига. Резкими  карандашными линиями там было вычерчено переплетение
линий и завитков.
     Разглядывая свою собственную монограмму, сэр Мармадьюк с минуту молчал.
     - Это похоже на буквы М, Т и V. - наконец произнес он и быстро взглянул
на мистера Шрига.
     Безмятежная улыбка исчезла с лица полицейского.
     - Что? - воскликнул мистер Шриг изменившимся голосом. - V, вы говорите?
Господи боже, да так оно и есть! Ей-богу, у вас  зоркие глаза, мистер Гоббс,
ведь здесь так темно!  Ну,  конечно же,  так оно  и есть, и как я  раньше не
заметил! - И мистер Шриг погрузился в глубокие раздумья.
     - А куда мы идем? - поинтересовался наконец сэр Мармадьюк.
     -  Яблоневое  подворье,  номер  шесть,  хотя  там  нет  ни  яблонь,  ни
каких-либо еще деревьев, способных порадовать глаз.
     - Так вы говорите, ваш друг актер?
     - Именно так! - вскричал мистер Шриг. - Но, несмотря на свою профессию,
это очень достойный человек, да и выглядит он как настоящий джентльмен, хотя
денег у него вечно не хватает. Ну, вот мы и пришли!
     С  этими словами мистер  Шриг остановился  перед  небольшой  невзрачной
дверью,  едва  различимой  в темном  углу мрачного  дворика,  куда  выходили
многочисленные окна с мутными стеклами. Но  тем не менее здесь все-таки было
не так обшарпанно как в других местах этого невеселого района.
     Мистер Шриг громко постучал, никто не откликнулся, мистер  Шриг стукнул
еще  раз, но  так  и  не получив  ответа,  подошел  к  небольшому  окошку  и
побарабанил  по  стеклу. Раздался приятный мелодичный  свист,  и в следующее
мгновение  дверь  внезапно  распахнулась.  На   пороге   возник  джентльмен,
живописно закутанный в  скатерть, в руках он держал обсыпанную мукой скалку.
Вид у джентльмена был весьма надменный, скатерть, несмотря на многочисленные
пятна  и  дыры  производила  впечатление  тоги  древнеримского  сенатора,  а
нахмуренные брови джентльмена  были  столь  выразительны, что, казалось, они
живут жизнью, отдельной от его обладателя.
     -  Шриг!  - воскликнул  джентльмен  и  приветственно взмахнул  скалкой,
словно это была вовсе не  скалка, а меч. - Трижды рад вам, друг мой! Примите
мои глубочайшие извинения за то,  что заставили вас ждать. По правде говоря,
мы решили,  что это  сборщик налогов. Входите же,  дорогой друг, окажите мне
любезность, входите!
     С  этими  словами  он  провел их  в  небольшую душную  комнату,  где на
потертом  диване возлежала светловолосая  леди в ночной сорочке. Вид  у леди
был весьма и весьма величественный.
     -  Юдоксия, душа моя,  - сказал  сенатор,  энергичными взмахами  скалки
пытаясь привлечь внимание леди, - пришел наш друг Шриг с незнакомцем.
     Леди  грациозно  приподнялась и царственным жестом  протянула  обе руки
мистеру  Шригу. Она улыбнулась и  величественная  надменность  вмиг уступила
место искренней  радости. Глаза ее, хотя и несколько усталые, так и лучились
добротой.
     - О,  мистер  Шриг! -  воскликнула  она. -  Дорогой  мистер Шриг, я так
испугалась, что это пришел человек по поводу воды.
     - Воды, мэм?
     -  Ну да!  Это бездушное  чудовище пригрозило,  что отключит нам  воду!
Когда же это было, Гасси, милый?
     Сенаторские   брови   красноречиво  шевельнулись,  но  сам  он   что-то
неразборчиво буркнул.
     - Но, дорогой мистер Шриг, если они все же лишат нас воды, мы не станем
унижаться, нет,  не  станем! Во дворе есть насос, и мы  как-нибудь проживем!
Ведь у нас есть  ведро, служащее нам верой и правдой  уж столько лет, и  мой
Огастес не будет ни в чем знать нужды, пока вот эти две руки...
     - Юдоксия, любовь моя, ни  слова больше! -  воскликнул сенатор, вскинув
скалку настолько высоко, насколько  позволял  низкий закопченный  потолок. -
Ибо, клянусь  вам, о  боги, клянусь на этом  обагренном кровью мече, клянусь
этим священным жезлом, что скорее все вокруг содрогнется и обратится в прах,
чем эти прекрасные руки коснутся ведра, достойного лишь презренных рабов...
     - О,  Огастес,  благородный друг мой, я живу только лишь  ради служения
тебе,  не  забывай  об  этом,  любовь  моя!  Дорогой  мистер  Шриг,  дорогой
незнакомец, мы как раз репетировали, ибо Огастесу наконец дали  роль в новой
пьесе мистера Д'Абернона. Правда, он  умирает в первом действии,  но это все
же лучше, чем ничего. Я так ему и сказала.
     - Дорогая миссис Посингби, дорогой Посингби, - поспешил воспользоваться
возникшей  паузой мистер Шриг,  -  я взял на  себя  смелость  привести к вам
постояльца. Вот это мистер Гоббс, он хотел бы взглянуть на мансарду и ...
     -  Постояльца?  - возопила Юдоксия.  - О  мистер Шриг, о Джасси, любовь
моя, постояльца!
     Она закрыла лицо ладонями.
     - Что случилось, мэм?
     - Спросите Огастеса. Огастес, скажи им!
     Сенатор застонал, словно в предсмертной муке, а его брови...
     - О жестокая наша доля! - в  отчаянии  воскликнул он.  -  О ненавистная
Судьба!  О трижды  проклятая  Фортуна!  - Он  хлопнул  себя по лбу,  стиснул
собственную шею и грозно уставился в пустоту. - Постоялец! Какое падение!
     - Объясни, муж мой! - в отчаянии вскрикнула миссис Посингби. - Бедность
- не порок!
     - Нет, душа моя, нет! Когда я думаю  об этом, у меня начинает кружиться
голова, перехватывает дыхание и заплетается язык! Лучше ты расскажи им!
     Мисс Посингби заломила руки.
     - О, мистер Шриг, - простонала она, - о, дорогой наш друг, мансарда уже
занята. Судебный исполнитель ночует там!
     Сенатор  величественно  выставил ногу и скрестил руки на груди. Повисло
драматическое молчание. Наконец мистер Посингби нашел в себе силы:
     - Прекрасно сказано, душа моя! Так лаконично, моя Юдоксия, и так точно!
И все это, друзья мои, - страшный удар  для гордого сердца! Из-за нескольких
жалких монет, из-за  презренной суммы  это подлое  существо  вцепилось в нас
мертвой   хваткой!   Эта  двуногая  нечисть,  принявшая  человеческий  облик
преследует  нас днем  и ночью! Это чудовище,  неподвластное доводам рассудка
...
     - Сколько? - кратко спросил мистер Шриг.
     -  Меня  это не  интересует, дорогой мой  друг.  Все эти мерзкие фунты,
шиллинги и пенсы. В любом случае сумма превышает наши возможности.
     - Четыре фунта, десять  шиллингов,  три  пенса  и фартинг!  -  выпалила
Юдоксия.
     - А откуда, - с внезапной горячностью вскричал сенатор, - откуда взялся
этот фартинг? Все остальное я мог бы перенести, и эти фунты, и эти шиллинги,
и  эти пенсы, но  фартинг!  Клянусь  богами,  я сейчас  сойду  с ума, нельзя
сильней посмеяться над нищетой - фартинг!
     -  Мадам, - сказал с поклоном сэр  Мармадьюк, - я снимаю вашу мансарду.
Пожалуйста, возьмите с меня за месяц вперед. - И он положил на стол деньги.
     - Десять  фунтов! - изумленно воскликнула миссис  Посингби. -  За  один
месяц! О, сэр, нет, нет, это слишком много, совершенно невообразимая сумма!
     И  она  дрожащими  руками  отодвинула деньги  от себя,  а  мистер Шриг,
взглядывая  то  на точеные  черты лица сэра  Мармадьюка, то на деньги, то на
потолок, сложил губы трубочкой и начал что-то беззвучно насвистывать.
     - Мадам,  -  сказал сэр Мармадьюк  непреклонно,  -  я  никогда не плачу
меньше ... э... двух фунтов десяти шиллингов в неделю.
     - О, великие боги! - воскликнул древнеримский сенатор. - О, небожители!
     -  Но, сэр,  - продолжала трепещущая  Юдоксия,  -  это слишком, слишком
много! Огастес, что нам делать? Огастес!
     -  Нет, душа  моя,  нет, нет и нет!  - вскричал сенатор, слегка  качнув
скалкой, - разбирайтесь сами!
     Миссис Посингби не  отрывала  горящих глаз от  денег. А  сэр Мармадьюк,
читая во всем вокруг отчаянную, неприкрытую нужду, взял  деньги, вложил их в
ладонь бедной Юдоксии и мягко сжал ее пальцы.
     - О, мистер Шриг, - выдохнула она, - как нам поступить?
     - Мэм, на вашем месте я бы расплатился с вашим вынужденным постояльцем.
     - Я так  и  сделаю! Немедленно! - вскричала  миссис Посингби  и  вихрем
умчалась из комнаты.
     Вскоре послышался звук тяжелых шагов, под которыми заскрипели половицы,
хриплый голос  что-то  недовольно буркнул,  хлопнула  входная дверь. Сияющая
миссис Посингби возникла на пороге гостиной.
     -  Мистер  Гоббс,  -  от быстрого  бега она слегка  запыхалась,  - наша
мансарда с этой минуты в  вашем полном распоряжении, мы просим за нее фунт в
неделю, да и этого слишком много.
     - Мадам, - с улыбкой ответил  сэр Мармадьюк, - я плачу два фунта десять
шиллингов или ничего! В действительности вы, возможно,  сочтете меня слишком
требовательным  и  капризным  постояльцем.  Например,  сегодня  я  бы  хотел
отведать ужина.
     -  Ужин!  -  воскликнул  мистер Посингби,  отбрасывая одеяла  и лишаясь
своего сенаторского  величия. -  Ужин - это  превосходно!  Это гораздо лучше
пения арф! Ужин, Юдоксия! Шриг, чтобы вы хотели на ужин?
     - Мне нравятся свиные ножки, - подумав, признался  достопочтенный Шриг.
- А еще я бы не отказался от тушеной говядины, сыра и кружечки эля.
     - Все! - вскричал мистер Посингби, его брови бешено зашевелились. - Все
это  будет сегодня у нас на столе! Юдоксия, любовь моя, накрой же на стол. Я
сгораю  от нетерпения и потому вместе с нашим отпрыском отправляюсь за всеми
этими волшебными яствами!
     Он открыл окно, высунул наружу голову и  пронзительно  свистнул. Тотчас
на пороге возник маленький и донельзя  взъерошенный мальчик. Мистер Посингби
схватил   его  за  руку  и   стремительно   исчез.  Вернулись  они   изрядно
нагруженными. Стол к этому времени был  уже накрыт. Все уселись и с огромным
воодушевлением   принялись  за  еду.   Время  от  времени  мистер   Посингби
прерывался, чтобы провозгласить тост.
     - За  мою  прекрасную  супругу! За нашего щедрого постояльца! За нашего
доброго друга Джаспера Шрига!
     За сим следовали пространные величественные речи, но даже они  не могли
испортить прекрасный  вечер.  За столом царило самое  искреннее веселье.  Но
мистер  Шриг время  от  времени  бросал на  сэра  Мармадьюка косые  взгляды,
вглядываясь в аристократические черты его лица. После каждого такого осмотра
он переводил взгляд  то на  пол,  то на закопченный потолок,  складывая губы
трубочкой. А однажды чуткое ухо джентльмена уловило, как он бормочет:
     - Вот оно, значит как!

        Глава XXXIII,
     <i>иллюстрирующая чудодейственную силу скрипки</i>

     Минула  неделя.  Дни  тянулись  томительной   чередой.   Частенько  сэр
Мармадьюк,  высунувшись  из  расположенного   под  самой  крышей  крошечного
слухового  окошка, подолгу  смотрел на  старые крыши, теснящиеся  вокруг, на
потрескавшиеся фронтоны зданий, на неровные ряды обветшалых труб, посеревших
от  дыма.  Эти  крыши  и  стены  служили  убежищем  бесчисленным  поколениям
бедняков;  они немало  повидали на  своем  веку  людских  страданий  и слез.
Высунувшись в  окно,  можно  было разглядеть сточную  трубу, горький  символ
человеческой жизни. В этих домах жизнь текла подобно  мутному потоку сточной
канавы  своей  невеселой чередой,  беспросветной, унылой... Эти стены  редко
слышали детский смех  или  беззаботную болтовню взрослых. Из своего окна сэр
Мармадьюк  мог  видеть  внутренний  двор,  переулок и  кусок  улицы,  откуда
доносился   гул   людского  муравейника,   именуемого   Джайлз-Рентс.   Этот
непрекращающийся ни днем, ни ночью монотонный гул, в  котором слышались смех
и плач,  ругань и детский  лепет,  топот бесчисленных  ног  и шумные  споры,
бормотание стариков  и пьяные крики, унылые песни и визг новорожденных, этот
гул проникал сквозь стекла и стены, тоскливой песней звучал в ушах чужака.
     Сэр  Мармадьюк, прислушиваясь к этому  печальному  звуку, вглядывался в
полуразвалившиеся стены  домов, крыши  которых вот-вот готовы  были рухнуть.
Эти  стены скрывали  нищету и  позор, за ними добро чахло, а зло процветало.
Волна жалости  и сочувствия затопила  нашего  героя. И одновременно с тем он
вдруг почувствовал страстное желание как  можно скорее оказаться подальше от
этих мрачных  стен, от этого  продымленного  воздуха лондонских трущоб,  ему
захотелось  вернуться туда, где где он совсем недавно был так счастлив,  где
тенистые  тропинки  петляют под сводами  шепчущих рощ,  где бескрайние  поля
радуют взор  путника, где  напоенный  ароматом  цветов и трав  ветер ласкает
волосы. И горечь подступила к  сердцу нашего  героя  -  все  это  сейчас так
далеко,  так  недоступно,  как далека и  недоступна  в эту минуту и та,  что
воплощает в себе прелесть и красоту сельской Англии.
     Всю  прошедшую неделю сэр Мармадьюк  рыскал  по  Джайлз-Рентс, вновь  и
вновь шагая по зловещим улицам  и переулкам. Но все впустую. И тем не  менее
наш  герой чувствовал,  что  девушка где-то совсем рядом; решимость  его  не
ослабевала, подогреваемая надеждой. Не сегодня, так завтра, но он найдет ее.
Обязательно найдет.
     За  неделю  сэр  Мармадьюк  многое увидел  и  многое узнал. Он встречал
людей,  рожденных в роскоши и  богатстве,  но сейчас  влачащих  самое жалкое
существование,  перешедших грань  отчаяния  и  погруженных в  тупую  трясину
апатии.  Он  видел  грех  и позор,  взращенные  Нуждой,  он  видел  Голод  и
Невежество.  И  всякий  раз он  поражался  тому, что  в  этой сточной канаве
попадаются   ярчайшие   цветы  Щедрости,   Доброты   и   Невинности,   столь
нехарактерные для этих мрачных улиц.
     В этот  субботний вечер  людской  муравейник  гудел особенно  громко  и
зловеще. По мостовой слонялись пьяные, распевавшие  хриплыми голосами песни;
то  и  дело  из какого-нибудь  окна  раздавался леденящий  душу женский  или
детский  крик, полный страха и  боли,  но  он тут же тонул во взрывах дикого
смеха и грубых выкриков.
     И где-то  здесь, среди смрада и ужаса этих улиц, среди безымянного  зла
находилась Ева-Энн! Каждый раз ему казалось, что это кричит  именно она, что
это голос Евы-Энн взывает  о помощи. От таких мыслей кровь застывала в жилах
и сердце  падало подбитой  птицей. И он молился за нее, молился, быть может,
впервые в  жизни столь искренне и страстно. И вдруг,  перекрывая ненавистный
гул, перекрывая хриплые вопли и фальшивое пение, над грязными мостовыми, над
разрушенными крышами взлетел, словно ангел, чистый и ясный голос скрипки.
     Сэр Мармадьюк замер и, затаив дыхание, прислушался. Казалось,  весь мир
вокруг  замолчал,  зачарованный волшебными звуками.  Джентльмен усилием воли
скинул с  себя  оцепенение и  вихрем слетел вниз. В открытых дверях  застыла
миссис  Посингби.  Руки  ее  были  восторженно  сложены,  а взгляд  витал  в
поднебесье.
     -  Послушайте, мистер  Гоббс!  -  прошептала  она.  -  Послушайте!  Это
маленький  скрипач, он играет для детей  и больных, для старых и молодых, он
играет для всех. Он слывет сумасшедшим, но его музыка...
     Пробормотав  извинения и не слишком  почтительно отодвинув несравненную
Юдоксию,  сэр Мармадьюк  выскочил  на улицу. Там  он начал  протискиваться в
центр  плотной толпы, окружавшей  музыканта. Здесь были и матери  семейств с
детьми,  и  их непутевые  мужья, здесь  собрались  нищие  и  просто бедняки,
оборванцы  и  те, кто всеми  силами  пытался  удержаться  на краю  пропасти,
именуемой  Нищетой.  Здесь собрались  все. Ищущий взгляд нашего героя  жадно
шарил по лицам  этих людей,  заколдованных волшебной мелодией. Скрипач своей
игрой сотворил истинное  чудо - измученные, ожесточенные нуждой и лишениями,
озлобленные  лица   преобразились  -  сквозь  пелену  страданий   проглянули
молодость и веселье.
     Не прекращая игры, скрипач  двинулся по  улице. Босые, оборванные  дети
засеменили  рядом,  пьяные  мужчины  и женщины со следами побоев  на  лицах,
омытых  слезами,  зашагали  следом.  Старики высовывались из  окон и дверей,
протягивая вслед изуродованные временем трясущиеся руки.
     Если  Ева-Энн  услышит эту  музыку,  она  обязательно  захочет повидать
скрипача, ведь он ее старый друг!
     Сэр Мармадьюк энергично продирался сквозь толпу, стараясь не отстать от
музыканта. Его  глаза  внимательно осматривали окна,  из которых выглядывали
бледные нездоровые лица, двери, в которых тенились изможденные фигуры, и вот
взгляд джентльмена остановился. Она стояла в центре колышащейся толпы, но он
видел  только  ее,  ее  одну.  Посреди  людской грязи, посреди  лохмотьев  и
измученных лиц она выглядела лучезарно прекрасной. О, он даже уже забыл, как
она  прекрасна!  До  боли  знакомое лицо;  глаза, полные  света;  грациозная
фигура... Чьи-то плечи толкали его,  чьи-то  острые локти впивались  в бока,
чьи-то  башмаки нещадно  отдавливали ноги,  но он не чувствовал ничего.  Еще
несколько  томительных  мгновений,  и вот сэр  Мармадьюк  оказался  рядом  с
девушкой.
     - Дитя мое! - только и смог вымолвить он.
     - Джон!  - воскликнула Ева-Энн, и вскрик этот  был похож на всхлип. Она
схватила его за руку, и пальцы их сплелись. - Джон! Ты цел и невредим! Слава
Богу, я так молилась за тебя!
     Скрипач свернул в  узкий проулок, и толпа, с готовностью следуя за ним,
пихала и толкала  джентльмена и девушку столь энергично, что он инстинктивно
обхватил ее  тело и прижал  к  себе, стараясь защитить от  ударов.  И в этот
момент   в  голове  его  прозвучала  фраза  леди  Вейн-Темперли:  "Это  сама
невинность, нежная и добросердечная."
     - Вот я и нашел тебя, дитя мое!
     - Слава Богу! - тихо прошептала девушка, теснее прижимаясь к нему.
     - Руперт, - он еще крепче сжал ее в объятиях, - Руперт будет так рад!
     - Ах, да, - вздохнула она, - бедный Руперт.
     - Бог ты мой, почему же он бедный?  -  не смог сдержать раздражения сэр
Мармадьюк. - Разве он не молод и не красив, разве мир и счастье  не  лежат у
его ног?
     - Да, он молод и красив, - снова вздохнула Ева-Энн, - но я сейчас думаю
о том, что лицо твое так бледно, а глаза так усталы, Джон!
     - Ты ведь убежала,  дитя  мое, расстроила все мои планы, заставила меня
сходить с ума от беспокойства.
     - Но все же ты нашел меня, Джон!
     - Спасибо твоему скрипачу Джеки, благослови Господь его седую голову!
     - Джеки! - вскричала Ева-Энн. - Я же хотела поговорить с ним!
     - Да, конечно, - согласился сэр Мармадьюк.
     Они наконец оторвали друг от друга  взгляды, и с изумлением обнаружили,
что остались одни.
     - Боюсь, мы опоздали, - сказал джентльмен.
     Осознав,  что крепко сжимает девичье тело, сэр  Мармадьюк  резко разжал
руки. Ева-Энн подняла глаза, и встретившись с ним взглядом, густо покраснела
и опустила  голову. Постаравшись придать своему  голосу отеческие интонации,
сэр Мармадьюк спросил:
     - Дитя мое, могу ли я узнать, где ты сейчас скрываешься.
     -  Да,  Джон, конечно. Хотя  я вовсе  не скрываюсь, это  место  знакомо
многим. И твоя жена тоже не скрывается, Джон. Она давно ждет тебя.
     - А-а... - тупо произнес он. - В самом деле?
     - Пожалуйста, Джон, пойдем со мной.
     - Ты имеешь в виду, пойдем к ней?
     - Да, Джон, к твоей жене.
     - Зачем, дитя мое?
     - Она очень больна и хочет поговорить с тобой.
     Некоторое  время он  хмуро  стоял,  не  двигаясь  с места,  но наконец,
повинуясь руке Евы-Энн, повернулся и пошел вслед за девушкой.

        Глава XXXIV,
     <i>в которой тени сгущаются</i>

     Над  полуразрушенными  домишками  возвышалось  огромное  величественное
здание.  Это был старинный особняк, когда-то он, наверное, поражал удобством
и красотой, но лучшие времена  миновали, особняк ветшал, с годами все больше
приходя  в упадок. И все  же, словно вспоминая об  утраченном  блеске, он  с
мрачной  величественностью  взирал  запыленными  окнами  на  окружающую  его
нищету.
     Поднявшись  по  широким,  местами  осыпавшимся  ступеням,  наши   герои
оказались на просторной площадке, обитой  потемневшими от  времени  дубовыми
панелями.  Подойдя  к  такой  же  темной  тяжелой  двери,  Ева-Энн осторожно
приотворила  ее, и взгляду сэра  Мармадьюка открылась  роскошно обставленная
гостиная,  пол которой  покрывал великолепный  ковер. Сэр  Мармадьюк перевел
настороженный  взгляд  с этого  неожиданного  великолепия  на  лицо девушки.
Ева-Энн,  кивнув  ему, быстро  прошла вперед,  откинула шелковый  занавес  и
открыла еще одну дверь.
     - Он здесь, Мэриан! - тихо сказала она.
     - Проси его, мой ангел, - откликнулся глубокий мелодичный голос.
     Ева-Энн посторонилась,  и сэр Мармадьюк прошел в комнату.  Дверь за ним
осторожно  притворилась,  и  он оказался наедине с  леди  Вэйн-Темперли. Она
лежала  на широкой  кушетке,  лениво  перелистывая страницы  какой-то книги,
которую отложила, как только он вошел.
     - Ах, Мармадьюк, - с улыбкой сказала миледи, - вы все-таки нас нашли. Я
хотела  сказать, нашли свою прелестную Еву-Энн. Я знала, что рано или поздно
это случится. Полагаю, вы хотите ее забрать у меня?
     - Зачем вам эта девушка, мадам? - резко спросил джентльмен.
     Густые ресницы миледи дрогнули.
     - Ну, ну, Мармадьюк, - голос ее был мягок и проникновенен, - я вижу, вы
слишком возбуждены.
     - Соблаговолите ответить на мой вопрос!
     - С какой стати? - лениво откликнулась  она. - Ну хорошо, я отвечу вам,
но лишь для того, чтобы вы в припадке ярости не наделали глупостей. Так вот,
дорогой  мой  супруг, эта девушка  понадобилась мне по нескольким  причинам.
Во-первых,  я  одинока  и  больна. Во-вторых, тем  самым  я  избавляю вас от
искушения. Дождитесь же моей смерти! И в третьих, пока Ева-Энн здесь, я могу
быть уверена,  что и вы где-то рядом, а значит, есть надежде, что вы бросите
прощальный взгляд на мое мертвое лицо прежде, чем меня примет могила. Глупо,
конечно,  но  все-таки  я  ваша  жена, пускай и  согрешившая  жена. О  своей
прелестной  дриаде  не беспокойтесь,  рядом  со  мной  она  будет  в  полной
безопасности.  Если  вы сомневаетесь  в этом, то забирайте  ее! И пускай Бог
меня простит за  то, что такая как я вынуждена скрывать  юную невинность  от
таких как вы!
     - Но почему здесь? Почему вы живете здесь, Мэриан?
     - Потому что мое место среди  отверженных! Я падшая женщина, Мармадьюк,
покинутое  всеми существо, я такая же, как  и  мои несчастные  нищие сестры,
живущие  по соседству.  И  ради  Бога,  не  надо  напускать  на  себя  столь
удивленный вид! Мне досталась роль неверной жены, которую  я стараюсь играть
с тем же усердием, с каким вы играете роль оскорбленного мужа. Вы прекрасный
актер, Мармадьюк, вы ведь давно уже сами поверили в свою игру! Но попробуйте
хоть  раз в жизни снять  свою маску,  попробуйте  стать  естественным, живым
человеком!  Отбросьте же свою  напыщенность,  свою величественность и сядьте
как самый  обычный человек, кресло рядом с  вами, прошу  вас.  Кстати,  меня
здесь знают под именем миссис Бэддели.
     Стараясь сохранить бесстрастный вид, сэр  Мармадьюк повиновался. Миледи
с  огромным интересом изучала  его  суровое  лицо, грубое шерстяное  пальто,
неказистые башмаки.
     - Вы носите это пальто даже в июне? - внезапно спросила она.
     - Только в Джайлз-Рентс, - ответил он несколько удивленно.
     - Наверное, не хотите слишком тесно соприкасаться с людом, что населяет
этот  район,  - понимающе  кивнула  она.  - Мармадьюк,  неужели вы  и впрямь
считаете, что  если  когда-то  я обманула вас,  разрушила ваши  мальчишеские
представления о женщинах, а потом поняла, что ничего исправить нельзя, то  я
ненавижу вас?!
     Голос ее был  все так же  спокоен, но тонкие  пальцы судорожно теребили
стеганое  одеяло, с головой выдавая состояние миледи. Заметив, как дрожат ее
пальцы, он ответил с необычной для себя мягкостью:
     - Бедная измученная душа!
     - Как, сэр? - взорвалась вдруг она. - Вы осмеливаетесь жалеть меня?!
     -  Да, Мэриан, мне  безгранично вас  жаль! - ответил он с чувством. - Я
никогда  и  не  предполагал, что вы способны  на столь  глубокие  и  сильные
чувства.
     - Неспособна?!  Я? О, глупец!  Да знайте же,  самодовольный вы  болван,
ничто в этом мире  не смогло сравниться с той радостью, которая охватила  бы
меня, услышь я, что  вы умерли, и ваш величественный хладный труп возлежит в
древнем склепе  рядом с такими же величественными останками ваших напыщенных
предков!
     - Мэриан, - в его голосе по-прежнему звучала жалость, - вы не в себе...
     - Что ж, можете считать меня безумной, это лишь усилит вашу жалость.
     - А теперь, мадам, позвольте мне удалиться. - Он поднялся.
     Она остановила его жестом одновременно умоляющим и повелительным.
     - Постойте!  -  воскликнула несчастная. - Нам  еще  нужно  поговорить о
девушке. Но прежде ответьте мне, Мармадьюк, вы боитесь смерти?
     - В пределах разумного.
     - О, вы всегда были  так отвратительно  разумны,  даже по  отношению  к
своему бесценному сокровищу, непорочной квакерше!  Разве  ради этой  девушки
вам не хочется жить? Молодая, любящая жена, Мармадьюк! Превосходная мать! О,
ваши сыновья продолжат величественные традиции Вэйн-Темперли!
     Наконец-то броня  безмятежности  дала  трещину. Джентльмен  не выдержал
безжалостного взгляда миледи и опустил голову.
     - Ага!  -  воскликнула он. -  Я вас-таки задела! Вот она брешь  в  вашу
душу! Дети!
     Она  рассмеялась,  затем вдруг  нахмурилась, увидев, что сэр  Мармадьюк
поднял голову, все так же бесстрастно улыбаясь.
     - Вовсе нет, мадам,  - ответил он, - подобные мечты давно уже канули  в
прошлое. Я  слишком стар, чтобы разыгрывать из  себя влюбленного. К  тому же
она почти покорена более молодым и гораздо более подходящим ей человеком.
     - Лжец! - прошептала миледи. - Лжец!
     Сэр   Мармадьюк   выпрямился,  взгляд   его   был  исполнен  привычного
достоинства, и в то же время в нем сквозило сочувствие.
     - Мадам, - он поклонился, - я хотел бы попрощаться...
     -  О! -  прошептала она, не сводя с его лица своих прекрасных глаз. - Я
ненавижу вас куда больше, чем предполагала.
     - И  еще,  -  он взял свою шляпу,  -  если  вам что-нибудь понадобится,
помните, вы всегда можете написать Джону Гоббсу...
     - Гоббс! - вскричала она и рассмеялась. - О достойный супруг! О, щедрый
человек, признайтесь же,  что вам не терпится отнять у меня то единственное,
что может мне еще принести радость - привязанность Евы-Энн, признайтесь, что
вы явились, чтобы увести отсюда это дитя.
     Сэр Мармадьюк молча поклонился.
     - Тогда  забирайте ее! Забирайте, если сможете! - Она  повысила голос и
позвала: - Энн, Милая Энн!
     Тут  миледи  охватил  сильнейший  приступ  кашля.  В  дверях  появилась
Ева-Энн,  она подбежала  к больной,  обняла  ее  своими  сильными и  нежными
руками. Приступ постепенно стих, девушка прижала миледи к себе, вытерла с ее
лба выступившие бисеринки пота и что-то ласково прошептала.
     - Милая моя, - проговорила миледи, отдышавшись, - милый мой ангел!
     Она  открыла  глаза, взгляд  ее  был полон  страстной  признательности,
нетвердой рукой коснулась лица девушки, ласково тронула ее волосы и стиснула
ее руки в порыве, таившем в себе одновременно исступление и жалость.
     -  Энн, милое  дитя,  -  она поцеловала девушке  руку, -  сэр Мармадьюк
пришел, чтобы забрать тебя отсюда, и я хочу, чтобы ты пошла с ним, он прав -
здесь для тебя слишком неподходящее место.
     -  Нет, - твердо ответила девушка, поглаживая все еще прекрасные волосы
миледи. - Бог послал меня тебе,  Мэриан, ты одинока  и нуждаешься  во мне. Я
никуда не уйду.
     -  Но сэр Мармадьюк  хочет, чтобы ты пошла  с  ним. Здесь дурной район,
населенный дурными людьми.
     - Это так! - вздохнула Ева-Энн.  - Но  все  же и здесь  есть Бог. И мне
кажется, что именно здесь я ближе к нему. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы
я ушла, Мэриан?
     - Да, не хочу! Не хочу, но...
     - Значит, я останусь с тобой, - спокойно ответила девушка.
     - Вы слышите, Мармадьюк, вы слышите?
     Но он уже был в дверях.
     Сэр Мармадьюк вышел  на лестницу,  какое-то  мгновение помешкал и начал
быстро спускаться, но вскоре заметил человека, поднимавшегося ему навстречу.
Джентльмен  замедлил  ход,  внимательно  посмотрел  на  незнакомца,  который
двигался  ему навстречу странной  танцующей  походкой.  Джентльмен  замер на
месте. Внезапно  он почувствовал, что рядом кто-то есть. Сэр Мармадьюк резко
обернулся, на него смотрели ясные глаза Евы-Энн.
     - Ты сердишься на меня, Джон? - тихо спросила девушка.
     Но  сэр   Мармадьюк   не  слышал   ее  вопроса,  полностью  поглощенный
наблюдением  за  странным  посетителем,  который  все  так  же  подпрыгивая,
скользнул мимо них, чуть  приподняв потрепанную шляпу и что-то  неразборчиво
пробормотав.
     -  Этот  человек знает тебя,  - отрывисто сказал джентльмен. -  Кто  он
такой?
     - Он иногда заходит поговорить с Мэриан. Она называет его Джимми.
     Сэр Мармадьюк нахмурился.
     - Он тебя не угрожал?
     - Никогда,  Джон! Здесь  все  относятся  ко мне очень почтительно.  Мне
кажется, они побаиваются Мэриан, что довольно странно...
     -  Очень странно! -  задумчиво кивнул  сэр Мармадьюк и оглядел  широкую
лестницу. -  И,  думаю, опасно!  - пробормотал он  про себя. Затем повинуясь
внезапному порыву, он крепко стиснул руку девушки. - Мэриан очень скрытное и
загадочное существо, дитя мое, и она тебе не компания!
     -  Я  не дитя,  Джон! В  Джайлз-Рентс нет  детей! Здесь  все  взрослеют
слишком быстро.  Мэриан  нуждается во  мне,  она так  одинока, временами  ее
охватывает  отчаяние, переходящее  в  настоящее  безумие. Я  думаю,  вопреки
всему, она все еще любит тебя, Джон.
     -  Довольно!  -  оборвал  он  ее.  - Такая  любовь несет  с собой  лишь
ненависть и несчастье! Она получила то, чего заслуживает.  Что посеешь, то и
пожнешь.
     - Джон, ты слишком суров и безжалостен!
     - Пусть Бог простит меня!
     - Аминь! -  промолвила Ева. - Она твоя  жена,  Джон, еще и поэтому я не
могу оставить ее.
     Он собрался было продолжить спуск, но ее рука остановила его.
     -  Не  сердись на меня,  Джон, - умоляюще сказала  Ева-Энн,  - я бы так
хотела оказаться сейчас в моей милой  палатке, слушать пение  птиц по утрам,
и, просыпаясь каждое утро, осознавать, что ты рядом со мной!
     - Я по-прежнему рядом, дитя мое, и всегда буду рядом!
     - И ты простишь мое непослушание?
     Подчинясь  внезапному порыву,  столь  нехарактерному для прежнего  сэра
Мармадьюка, он наклонился и быстро поцеловал руку девушки.
     - Это такое утешение для меня  - знать, что ты рядом,  Джон! - голос ее
дрогнул.
     - Я остановился у одного  актера и  его жены, их фамилия  Посингби, они
живут в Яблоневом Подворье, дом номер шесть.  Кстати, дитя  мое, ты не нашла
свою сестру Табиту, которая вышла замуж за актера?
     - Нет, Джон. У меня не было времени.
     - Почему?
     -  Дети!  -  она огорченно  покачала  головой. - Здесь  столько больных
детей! Лондон - жестокое место для малышей.
     - Совершенно верно, мэм! - согласился веселый голос. Они подняли головы
и обнаружили мистера Шрига,  который, сияя как медный  грош, взирал на  них,
перегнувшись  через  перила. -  Детям не  место в Джайлз-Рентс, и обычно они
здесь  долго не заживаются. Появляются на свет, и вскоре уже отправляются  в
мир иной. Сегодня здесь, а завтра уже там!
     С  этими   словами   мистер  Шриг  спустился   вниз.  Девушка  сердечно
поздоровалась с ним.
     - Дорогой друг, - спросила она,  когда он оказался рядом, -  как дела у
малышки миссис Каспер?
     - Лучше, мэм.
     - Она принимает лекарство?
     - Конечно, мэм, я сам ей даже давал пару раз.
     - Вы? - изумленно воскликнул сэр Мармадьюк.
     - Да, старина,  я, а  почему бы и нет?  Я  ведь  не  всегда гоняюсь  за
убийцами.  А  сейчас, если вы согласны пойти со мной, то  я согласен пойти с
вами.
     Сэр Мармадьюк  надменно  взглянул на мистера  Шрига,  тогда  как мистер
Шриг, просиял и медленно прикрыл один глаз. Ева приотворила дверь.
     - Мне кажется, Мэриан зовет меня. Я должна идти, Джон.
     - Должна? - нахмурившись переспросил он, - Дитя мое, не надо превращать
себя в рабыню.
     В ответ она лишь печально улыбнулась и покачала головой.
     - Дорогой  друг Шриг, если ты увидишь  старую миссис Стоут, что живет в
подвале напротив, передай ей, что  я  завтра  занесу лекарство.  Храни  тебя
Господь.
     Мистер Шриг приподнял шляпу и кивнул.
     - Джон, - тихо спросила Ева-Энн, - ты ведь скоро придешь?
     - Я буду приходить каждый день! - воскликнул он.
     Тяжелая дубовая дверь медленно закрылась.

        Глава XXXV,
     <i>в которой излагаются основы дедуктивного метода мистера Шрига</i>

     Мистер Шриг ожидал нашего героя внизу. Сэр Мармадьюк медленно спустился
по  лестнице  и вышел  на улицу. Уже темнело. Он остановился,  чтобы еще раз
взглянуть на старый особняк. Казалось, облупившиеся стены и закопченные окна
взирают на него с какой-то зловещей угрозой.
     -  Шриг, - спросил вдруг сэр Мармадьюк, - вы уверены,  что она  здесь в
безопасности?
     - Как в Английском Банке, сэр.
     - Но у этого здания довольно неприятный вид.
     -  Не  стану  отрицать,  сэр.  Место  и  впрямь  подозрительное,  здесь
частенько случаются подозрительные вещи. Но повторяю, молодой  леди ничто не
грозит. Люди в округе уже знают ее. Видите ли, она заботится о детях. А меня
дети интересуют с профессиональной  точки  зрения, они мне дают  возможность
побольше узнать об их родителях.
     -  Но  вы  же  не  станете  использовать  ребенка,  чтобы  осудить  его
собственную мать?
     - Ну,  дружище, я  использовал  десятки, сотни малышей,  чтобы  осудить
убийцу. Ведь для  чего существует  убийца?  Для  того, чтобы  его осудили  и
вздернули.  Я делаю и  буду делать  все, чтобы правосудие  восторжествовало.
Если, нянча ребенка, я могу выведать, где его отец находился  в тот или иной
день,  я с удовольствие поработаю  нянькой. У  меня свои собственные методы,
сэр. Например, в данный  момент я занимаюсь тем убийством в Сассексе.  Может
это и странно,  но  ведь убийцы  обычно стремятся скрыться  в Лондоне. А что
подойдет для этой цели лучше, чем Джайлз-Рентс.
     - Так значит, вы уверены, что ей не грозит опасность? - повторил вопрос
сэр Мармадьюк.
     Он резко остановился и оглянулся на мрачную громаду особняка. Казалось,
она  насмешливо щерится им вслед темными  провалами окон. Мистер  Шриг  тоже
остановился,  но  смотрел  он не  на  старое здание,  его  глаза внимательно
изучали хмурое лицо джентльмена и при этом как-то странно блестели.
     - У вас нет предчувствия, Шриг, что над мисс Эш сгущаются тучи?
     - Ни малейшего, сэр.
     - На лестнице вы вдруг подмигнули мне. Что означало это подмигивание?
     - Разве, сэр?
     - Несомненно.
     - Значит, так оно и было.
     - Кстати, мимо меня по лестнице проскользнул Танцор Джеймс.
     - Да, сэр,  я ведь в этот момент смотрел  на  вас. Может  быть,  именно
поэтому и позволил себе подмигнуть вам.
     - Проклятое место! - в сердцах воскликнул сэр Мармадьюк.
     -  Аминь,  сэр!  - кивнул мистер  Шриг. В его проницательных глазах как
будто даже прибавилось  блеска. - Думаю, вы и есть  владелец вышеупомянутого
дома?
     Сэр  Мармадьюк  медленно повернулся  к нему и  выдержал  твердый взгляд
собеседника.
     - Да, это так, - спокойно ответил он.
     -  Ах!  -  вздохнул  мистер  Шриг,  улыбнулся  и  принялся  внимательно
разглядывать покосившиеся печные трубы.
     - Тогда вы, наверное, знаете, кто я такой?
     -  Сэр,  согласно моим  выводам, -  тут  он  перешел  на хриплый  шепот
завзятого заговорщика, - вы сэр Мармадьюк Вейн-Темперли.
     - Совершенно верно! - согласился сэр Мармадьюк, снова трогаясь с места.
- Интересно, - заметил он, помолчав, - как вы это выяснили?
     - Очень  просто, сэр. Подглядывая, подслушивая и складывая  все вместе.
Ваше  лицо, ваша одежда,  ваша речь.  Вы, не  раздумывая ни секунды, назвали
инициалы,  выгравированные  на  найденной  трости,  а  ведь солнце, когда  я
показал  вам  рисунок, уже зашло. Как  вы могли догадаться, что в монограмме
зашифрованы именно эти буквы, а не  другие? Потом я подслушал ваш разговор с
молодой леди на лестнице. "Она ваша жена!" - я хорошо расслышал эти слова. А
кто эта  леди, что живет в старом доме, я знаю уже давно, хотя местный люд и
кличет ее "графиней".
     - Да, в вашем  изложении все и впрямь  выглядит  просто, -  кивнул  сэр
Мармадьюк,  -  и  все-таки  я  считаю,  что  у  вас  очень  острый  ум.  Мои
поздравления, мистер Шриг.
     Они добрались до Яблоневого Подворья, и тут сэр Мармадьюк остановился.
     -  Теперь вам, конечно же, известно, что найденная рядом с телом трость
принадлежит мне?
     - Да, сэр, безусловно.
     - И что же? - Сэр  Мармадьюк  в упор  посмотрел на  мистера  Шрига,  но
ответом ему был лишь безмятежный взгляд.
     - Все превосходно, сэр! - важно кивнул мистер Шриг.
     - Вы собираетесь арестовать меня?
     - Нет, сэр. Видите ли, меня интересует убийца.
     - Но, Бог мой, описание моей персоны висит на каждом столбе!
     - Неважно, сэр. Мой хлеб - это факты и здравый смысл! Убийца не носит с
собой одновременно  и  ружье, и  трость,  во  всяком случае  это не  слишком
естественно. К тому  же  ваше  лицо - это  не  лицо  человека,  совершившего
преступление,  караемое смертной казнью, а  сами  вы со странной готовностью
жаждете быть  арестованным.  Но  мне хотелось  бы знать,  зачем  вы  бросили
пресловутую  трость на  месте преступления. Зачем вы подсунули ее ищейкам? Я
желаю знать, кого вы прикрываете? Вот что мне нужно от вас, сэр!
     - Но вряд ли вы ожидаете, что я возьму и выложу вам все, любезный Шриг.
     - Нет, сэр, совсем  не жду. Именно поэтому мне  придется побеседовать с
мисс Евой-Энн Эш! Может, она мне что-нибудь да расскажет...
     - Шриг. - Голос джентльмена прозвучал очень властно, а рука  его тяжело
легла на плечо полицейского. - Мисс Эш очень боится Боу-стрит.
     - Отлично, сэр! Спасибо, что  предупредили, тем легче будет разговорить
ее.
     - Черт  бы вас побрал, Шриг!  - в  ярости воскликнул сэр Мармадьюк и  с
такой силой стиснул плечо мистера Шрига, что тот скривился от боли. - Она не
заслужила страданий, я сам все расскажу!
     - Я  так и  думал,  сэр! Вы можете  поклясться на  Библии в правдивости
ваших слов?
     - Я могу поклясться своей честью, Шриг!
     - Очень, очень хорошо, сэр! Давайте же пройдем в вашу комнату.
     Они поднялись  наверх, и там сэр Мармадьюк без утайки  выложил все, что
произошло с тех пор, как он пустился в свое необычное путешествие.
     - Боже! - воскликнул мистер Шриг, выслушав историю до конца. - Сэр, это
похоже на роман, скажу я вам. Кровь  и  любовь!  Но нет и следа  убийцы, что
создает для  Джаспера дополнительные сложности! Вы никого  не  подозреваете?
Кто, на ваш взгляд, мог совершить убийство?
     - Никто, Шриг, разве  что этот мерзавец Дентон. Но  он слишком  труслив
для такого дела.
     - Мои люди  говорят, что эта парочка решительно настроена против вас. Я
имею в  виду мистера  Дентона и  сэра  Томаса  Моубрея. Но, сэр, подозрение,
первым делом, падает на родственников мисс Эш, Иеремию и Эбенезера Байвудов.
Одни лишь имена звучат очень многообещающе! Я допрошу их сегодня же ночью!
     - Сегодня? Но они же в Сассексе...
     - Нет, сэр, они на Боу-стрит. Я арестовал их в прошлый вторник.
     -  О, Боже! - воскликнул сэр  Мармадьюк,  в отчаянии  качая  головой. -
Значит, наш план рухнул!
     - Не знаю, сэр, но потрудились вы, похоже, впустую! И вот еще что, сэр:
вы вооружены?
     - Да.
     - Очень хорошо. А теперь расскажите об этом вашем старом доме.
     - Я почти забыл, что он мой.
     - Странно, что вы до сих пор не приказали снести его!
     - Да, наверное, так и следовало поступить.
     -  Там  полно  потайных комнат,  подземных ходов и  тому  подобного.  Я
слышал, что один из тоннелей тянется аж до реки. Весьма зловещее место, сэр.
Оно напоминает мне о том, как я упустил одного преступника. Я долго охотился
за  ним и уже подобрался вплотную, но ему удалось улизнуть. Как сквозь землю
провалился и оставил меня с носом. Но, сэр, я нутром чувствую - когда-нибудь
он вернется. Так почти всегда бывает. И  уж  тогда я не дам ему уйти,  ибо в
этот раз он явится, чтобы убить.
     - Убить? О ком вы говорите, Шриг?
     -  О человеке, которого здесь  знают  под  именем Черный  Том. Высокий,
черные как смоль волосы, густые бакенбарды и шрам  над бровью. Вы  запираете
ночью двери,  сэр?  На вашем месте я поступал  бы только так. И не  забудьте
задвинуть засов!
     - Зачем?
     -  Просто  для  надежности.  На  всякий  случай.  А  теперь,  с  вашего
позволения, я удаляюсь.
     - Вы полагаете, мне грозит опасность?
     -  Сэр, я  не  стал  бы это утверждать,  но с  того дня,  как  вы здесь
появились,  мои подопечные зашевелились. Так что  мой вам совет, не выходите
ночью из дома и будьте настороже!
     -  Непременно! - ответил сэр Мармадьюк,  схватил руку  мистера  Шрига и
дружески пожал ее.
     Он  несколько минут стоял на пороге своей комнаты,  задумчиво наблюдая,
как  мистер  Шриг спускается  вниз, потом медленно  затворил  дверь, сел  за
старый шаткий стол, положил перед собой лист бумаги и начал писать.

     <i>Мой верный Джон,</i>
     <i>сообщите  Руперту,  что  я нашел  Еву-Энн в  районе  Джайлз-Рентс Пусть
запасется солидной суммой денег.</i>
     <i>Возможно, я  скоро вернусь домой,  и, надеюсь, путешествие сделало меня
немного мудрее и человечнее. А пока продолжайте действовать от моего имени.</i>
     <i>Вейн-Темперли.</i>
     <i>P.S. Пусть Руперт захватит мои дуэльные пистолеты "Мэктон".</i>

     В эту  самую  минуту леди  Вейн-Темперли, ласково  улыбнувшись Еве-Энн,
добавила к своему письму второй постскриптум:

     <i>Он  находится  здесь,  в  Джайлз-Рентс, так  что вы  можете  привести в
исполнение свой давно  вынашиваемый план. А посему не медлите, Том, жестокое
и страстное  вы  животное,  приезжайте  и  покончите с  этой враждой  раз  и
навсегда.</i>


        Глава XXXVI,
     <i>содержащая упоминание о поджаренных почках</i>

     Ласковое  солнце,  с  божественным  высокомерием  обогревающее бедных и
богатых,  благословенных  и  проклятых,  позолотило  трущобы   Джайлз-Рентс.
Какая-то часть его  сияния  проникла  сквозь  стекло  маленького  чердачного
окошка  мансарды, где обитал  наш  джентльмен.  Любопытный луч скользнул  по
узкой  кровати,  выцветшему  ковру,  щербатому  умывальнику  и  запутался  в
складках грубого пальто,  чьи  широкие  полы прикрывали единственное кресло,
имевшееся  в  комнате. Поплутав несколько мгновений в  складках  пальто, луч
выбрался на  волю  и ласково коснулся лица сэра  Мармадьюка. Тот в это время
разглядывал себя в маленькое зеркало, потускневшее и пожелтевшее от времени.
Лицо в  зеркале  имело  столь  нездоровый  оттенок, что,  пожалуй, могло  бы
испугать,  если бы наш герой  уже не привык к причудам своего зеркальца. Тем
не менее сэр Мармадьюк  не раз  останавливался перед ним, дабы вновь изучить
свое отражение, и  в  который раз с тоской отметить, что в коротких вьющихся
прядях то там, то здесь проглядывает седина.
     - Тридцать шесть или даже меньше? Смешно!
     Он тяжело вздохнул, бросил на полку гребешок,  надел сюртук и спустился
вниз к завтраку.
     Мистер Бровастый (так сэр Мармадьюк звал про себя хозяина дома) стоял у
камина в  невыразимо  величественной  позе. Завидев  нашего  героя,  сенатор
склонил голову в поклоне, полном достоинства. Мистер Посингби протянул руку,
пожатие которой оказалось на удивление крепким и сердечным.
     - Приветствую  вас,  друг мой!  - провозгласил он. -  Несмотря на столь
ранний час, моя душа так и рвется  воспарить к небесному своду, ибо лучистый
Феб  решил  излить  на нас свое божественное  сияние -  хм,  похоже, сегодня
жареные  почки  -  какой  восхитительный  день! И в самом деле,  мой дорогой
Гоббс, как говаривал бард из Эйвона, "вся суть  в игре"! Наша трагедия имеет
несомненный  успех, хотя  после  первого действия она несколько тускнеет! Но
сцена моей смерти потрясла публику до глубины души, заставив ужаснуться даже
самых толстокожих.
     - Рад это слышать! - улыбнулся сэр Мармадьюк.
     - Сэр, женщины рыдали,  мужчины  же плакали беззвучно! Все-таки  у меня
немалый  опыт  в  вопросах  смерти.  Еще  ни  разу  мой  выход  на сцену  не
заканчивался смертью.  Я  погибал  от  яда; падал, сраженный  выстрелом  или
пронзенный шпагой; я  умирал в темницах, на кроватях, на стульях, на плахе и
даже на столе! Смерть стала моим искусством! Но почки, полагаю, уже готовы.
     С этими словами он  открыл дверь на кухню и, действительно, в следующее
мгновение в  гостиную  вплыли  жареные  почки, а  вместе  с ними  и  Юдоксия
Посингби.  Все  уселись  за  стол и, жизнерадостно  гремя ножами и  вилками,
принялись за еду.
     - Что бы мне не  говорили,  - заявила Юдоксия, заглядывая  в наполовину
опустевшую чашку с кофе сэра Мармадьюка, - но мир так тесен!
     - Душа моя, - провозгласил мистер Посингби, с непередаваемым изяществом
размахивая  вилкой,  - многие философы  в  разное время и  в  разных  местах
отмечали  этот  поразительный  факт!  Но  скажи  мне,  душа  моя,  на  какое
необычайное обстоятельство ты сейчас намекаешь?
     -  Возлюбленный  супруг мой и вы, дорогой мистер Гоббс! Прошлым вечером
здесь,  в  дебрях огромного  города, наша  Табита  д'Абернон  встретила свою
сестру!  Я  слышала,  мистер  Гоббс, вы знакомы с ней, я  имею в виду сестру
Табиты,  мисс  Еву-Энн  Эш, это  прелестное дитя. Сколько в ней очарования и
прстоты!  Сейчас  милая девушка состоит в  компаньонках  у загадочной миссис
Бэддели. Как  только мисс Эш появилась в наших  краях,  о ней сразу же пошла
добрая слава, она стала истинным ангелом для малышей.
     -  Мы  знакомы,  -  кратко  ответил на  этот  восторженный монолог  сэр
Мармадьюк.
     -  Да-да,  мне говорили.  Миссис Соулем полагает, что  вы  составили бы
прекрасную пару. О, она так добра и живет так близко!  Я, конечно же, имею в
виду  миссис Моулем.  А  миссис  Ноугер, та,  что  живет через улицу, весьма
достойная особа, умоляла  меня узнать, не помолвлены вы? Я ей ответила: "Все
в руках божьих, дорогая миссис Моугер, но она..."
     - Нет, мы не помолвлены.
     -  Ох, дорогой мистер Гоббс, как жаль! - вздохнула любезная  Юдоксия. -
Вы такой красивый, такой  величественный джентльмен, такой изысканный, а она
столь мила  и свежа! Весь  Джайлз-Рентс только  и мечтает  о  том,  чтобы вы
соединили ваши судьбы! О, сколько сердец трепетно и нежно сочувствует вам!
     Здесь мистер Посингби игриво улыбнулся.
     - Ах, - он томно закатил  глаза, -  Эрос, Эрос! Купидон,  мечущий  свои
сладкие стрелы! Но, Юдоксия, скажи мне, я знаком с этой очаровательницей?
     - Должно быть, ты видел ее, Огастес. Она повсюду бывает, такая стройная
особа с косами, как у Авроры!
     - Любовь моя, твое описание столь красноречиво, что мне остается только
лишь преклонить перед тобой колени. Однако я...
     В этот  момент за окном раздались пронзительные  вопли,  сопровождаемые
хриплыми выкриками.
     Мистер  Посингби  в мгновение  ока  очутился  у  окна.  Юдоксия  и  сэр
Мармадьюк поспешили присоединиться к нему.
     Мальчишки на  улице  упоенно  вопили  и отплясывали какой-то  дикарский
танец  вокруг  толпы  оборванцев   с  хмурыми  лицами,  извергавших  хриплые
ругательства и явно готовившихся к драке. Перед этим сбродом  спокойно стоял
молодой щеголь, изящная  шляпа венчала  его курчавую голову  под  совершенно
немыслимым углом.
     -  Эх, - воскликнул мистер Посингби, сдвинув свои олимпийские брови,  -
даже самый доблестный джентльмен не устоит в одиночку против этого сброда!
     Схватив скалку, он распахнул окно и с необычайным проворством выпрыгнул
наружу.
     - Стойте, подлые твари! - вскричал  олимпиец. - Стойте! Держитесь, сэр,
помощь близка! Во имя Англии и святого Георгия!
     Мистер  Посингби храбро бросился в самую  гущу,  яростно  размахивая  в
воздухе скалкой.  Грозный  ли  голос, нахмуренные брови или  скалка испугали
оборванцев, но они отступили. Мальчишки смолкли  и исчезли в мгновение  ока.
Медленно  и неохотно толпа разошлась, и вскоре Яблоневое  Подворье приобрело
привычный  вид. Отбросив  в сторону сломанную трость,  молодой  джентльмен с
лучезарной улыбкой повернулся к своему спасителю.
     - Сэр,  - начал он, -  вы просто молодчина!  Разрази меня гром, если вы
не...
     Тут, увидев грозные брови, джентльмен снял шляпу и низко поклонился.
     - Прошу вас, сэр,  примите мою смиренную благодарность... Джон! Это вы,
Джон?
     В  следующее  мгновение мистер Беллами схватил руку сэра  Мармадьюка  и
энергично встряхнул. Улыбка на его лице стала еще шире и еще лучезарнее.
     - Вам сопутствует капризная Фортуна! - скалка величественно взметнулась
вверх, словно мистер Посингби собирался совершить обряд посвящения в рыцари.
-  Будь  благословенна  судьба,  которая позволила  нам встретиться на  поле
брани! Юдоксия, душа моя, поставь прибор для друга нашего друга!
     И Яблоневое Подворье стало свидетелем торжественного знакомства мистера
Посинби и  мистера  Беллами,  после  чего все  трое  забрались  через окно в
гостиную четы Посингби, чтобы продолжить прерванный завтрах.
     Мистер Беллами поклонился Юдоксии, церемонно поцеловал ей руку и уселся
за стол так  непринужденно и  естественно, словно  бывал  в  этой гостиной с
детских лет.
     Мистер  Посингби, передавая Руперту блюдо с  остатками  жареных  почек,
заявил:
     -  Мистер Беллами, сэр, в лице вашего друга, нашего уважаемого... гм...
постояльца, вы видите доброго ангела этого дома! С того дня, как он появился
в этих стенах, жестокий кулак судьбы  превратился в ласкающую длань и вместо
ударов от капризной особы, именуемой  Фортуной,  мы получаем  теперь  только
дары! Благодаря нашему другу Гоббсу у нас теперь появились средства!
     - Охотно верю! - с жаром воскликнул мистер Беллами. - Нет никого добрее
старины Джона!
     - Как это верно замечено! - прихорашиваясь, заметила миссис Посингби. -
Ох, как это верно!
     -  Сэр,  -  продолжил  мистер   Посингби,  -  перед  вами  актер.  Дитя
Терпсихоры, Мельпомены и Талии. Служитель трагедии и комедии, сэр!
     - О? -  вопросил мистер Беллами, увлеченно поглощая кулинарное творение
миссис Посинби. - В самом деле?
     -  Истинная  правда, сэр! Я покорный слуга музы  трагедии. Но какую  бы
роль отныне мне  не довелось  играть,  от разлагающегося  трупа  до  подлого
беспринципного  паяца, неизменно в  глубине души я буду хранить  неумирающее
чувство благодарности и дружбы к Джону Гоббсу!
     Мистер  Посинг  свирепо  схватил чашку с  кофе  и залпом  проглотил  ее
содержимое, тогда  как  его  брови  продолжили восторженный  монолог  своего
хозяина.
     - О, какие  прекрасные  слова,  возлюбленный  муж  мой! -  благоговейно
прошептала Юдоксия Посингби. - Позволь добавить: аминь!
     Покончив с завтраком,  сэр Мармадьюк и Руперт поднялись в мансарду,  но
не успел наш  герой прикрыть дверь, как  могучие руки мистера Беллами крепко
сжали его в объятиях.
     - Джон! - воскликнул юный джентльмен, - старина  Джон,  взгляните же на
меня!
     - Вы выглядите как истинный денди! - улыбнулся сэр Мармадьюк.
     -  Охотно  вам  верю!  -  мистер Беллами  удовлетворенно осмотрел  свой
великолепный  наряд. - Представляете, старина, случилось настоящее чудо! Лев
обернулся ягненком, людоед  стал  человеком!  Горгона превратилась... Короче
говоря, мой бессердечный дядюшка расщедрился!
     - Вы меня удивляете! - воскликнул сэр Мармадьюк.
     -  И не  мудрено!  Я сам  удивлен! Ибо мой дядюшка, сэр Мармадьюк, этот
неприступный ворчун и скряга,  на поверку  оказался  добрейшим  малым,  будь
благословеннна его лысина!
     - Гм! Лысина, Руперт...
     -  Ну, в его-то возрасте он уже должен был обзавестись солидной плешью.
Но,  как  бы  там ни было,  мои  карманы набиты  звонкой монетой, так что их
содержимое и я сам к вашим услугам. Если нужна помощь или...
     - Вы очень добры! - сэр Мармадьюк взглянул в пылающее лицо собеседника.
- Я благодарен вам, Руперт...
     - Благодарны?  -  воскликнул мистер Беллами. - Нет,  нет, Джон! Все как
раз наоборот,  старина! Это  я  очень  многим вам  обязан.  И  я никогда  не
смогу... никогда не  смогу выразить свою благодарность! Ибо, Джон, вы  своим
доверием  и  почтительностью  вернули мне  самоуважение,  вы  называли  меня
джентльменом,  несмотря на мои лохмотья. И  потому, старина,  потому... черт
возьми, я никогда не смогу... - он смутился и опустил голову, но в следующее
мгновение сквозь слезы взглянул на сэра Мармадьюка. - Каким  же я был ослом!
Но,  Джон, я вам чертовски благодарен! Для  меня  большая честь называть вас
своим  другом, и я надеюсь... -  тут голос его дрогнул и оборвался,  но  сэр
Мармадьюк, глядя в  наполненные слезами гляза юноши, прочитал  в них все то,
что юноша не смог выразить словами.
     - Руперт, - сказал он, - мы друзья и  останемся ими навсегда, до самого
конца, я в  этом уверен. Что же касается  доверия - Ева-Энн будет очень рада
увидеть вас.  Отправляйтесь  к ней.  Она  живет  в  старом особняке напротив
Лютикового переулка.
     - А вы, Джон? Рочему вы не пойдете со мной?
     - У меня  дела, Руперт. Мне надо написать письмо. Так что отправляйтесь
к  Еве-Энн. Купите  ей что-нибудь  в  подарок. И  поговорите с  ней. Я  хочу
сказать, убедите ее покинуть этот  ужасный район.  В Лондоне  живет замужняя
сестра Евы-Энн миссис Д'Абернон.  Попросите Еву-Энн познакомить вас  с ней и
постарайтесь уговорить ее немедленно переселиться из Джайлз-Рентс.
     - Я  все сделаю, Джон!  Это  отвратительная дыра! Мужчины  здесь весьма
неприятны, но женщины, черт бы меня побрал, прсто омерзительны!
     - Уведите ее отсюда как можно скорее. Сделайте все, что в ваших силах.
     - Можете на меня положиться, старина!
     Подкинув вверх свою элегантную шляпу, мистер Беллами  нахлобучил ее  на
голову самым залихватским образом и исчез,  унося с собой энергию молодости.
А помрачневший сэр Мармадюк, с тоской  оглядев  дымящиеся трубы и обветшалые
крыши,  устало вздохнул и сел за стол, чтобы написать верному мистеру Гоббсу
длинное  и  скучное  послание  относительно  нового  завещания.  Покончив  с
письмом, он поднялся, надел свое пальто грубой шерсти, проверил, на месте ли
пистолет, и вышел на залитую солнцем улицу.

        Глава XXXVII,
     <i>в которой речь пойдет о шишковатой трости мистера Шрига</i>

     Оборванные  дети  носились  по  улице, наполняя  воздух  пронзительными
криками. Нечесаные  женщины,  маячившие  в  дверях, завидев его, переставали
браниться.  Он неторопливо шел  мимо  старых покосившихся домишек, в которых
тоскливая старость соседствовала с безрадостным детством.  Но сэр  Мармадьюк
продолжал  идти вперед, засунув руки в  карманы пальто,  слепой и глухой  ко
всему, что  творилось вокруг. Он не заметил, как от  темной стены отделилась
тень и заскользила следом. Тень принадлежала коренастому человеку с огромной
копной волос. Его маленькие цепкие глазки  ни на минуту не  упускали из виду
высокую фигуру в шерстяном пальто, бесформенной шляпе и грубых башмаках. Сэр
Мармадьюк  свернул  в  переулок,  вышел  на  широкую  улицу,  по-прежнему не
догадываясь о  преследовании. В эти минуты он был полностью поглощен унылыми
раздумьями о своем будущем. Что ж, он вновь вренется к своему одиночеству...
У него, конечно же, останутся книги, музыка и Джон Гоббс.
     Он продолжал медленно идти  вперед, опустив голову и не замечая  ничего
вокруг. Но ее  он все-таки  углядел.  Ева-Энн  переходила улицу,  окруженная
толпой детей,  тянувших к ней  свои ручонки, не отрывавшие от нее влюбленных
глаз.  Девушка,  ласково  улыбаясь  им,  беседовала со  старухой, ковылявшей
рядом. Словно почувствовав его присутствие, она оглянулась, и лицо ее тут же
осветилось радостью.
     - Джон! - воскликнула Ева-Энн. - С одной из женщин случилось несчастье,
я тороплюсь к ней. Пойдем со мной!
     - Это моя Нэнси, господин, -  прошамкала старуха. -  Она обварила ноги.
Моулз опрокинул  на  нее  чайник. Дети  плачут  от голода, а  Нэн  не  может
подняться с кровати, у меня ревматизм, а помочь нам все отказываются, боятся
Моулза, твердят, что он сумасшедший.
     - Сумасшедший? - спросил сэр Мармадьюк.
     - У него есть джин! Галлон!  И  он  ни капли не дал ни мне, ни бедняжке
Нэн!
     - Кто такой Моулз?
     - Муж Нэнси, сэр.
     - Ева, тебе не стоит туда идти...
     - Но, Джон, я должна помочь бедняжке.
     - Вот сюда! - Старуха остановилась у скользкой и очень  узкой лестницы,
круто  спускавшейся  в  зловонное  подземелье.  -  Осторожней,  леди,  здесь
скользко. А вы, мелюзга, отстаньте от леди! прочь отсюда!
     С этими  словами  старуха  начала спускаться  по  невообразимо  грязным
ступеням. Сэр Мармадьюк и Ева-Энн последовали за  ней. Внизу царил кромешный
мрак.  Но вот глаза  привыкли к темноте, и наши герои смогли различить  двух
детей,  сжавшихся у изодранного тюфяка, на котором неподвижно лежала молодая
женщина. Из  дальнего  угла доносилось  какое-то  неразборчивое  бормотание,
временами переходившее в стоны.
     - Боже, - сэр Мармадьюк в ужасе отшатнулся. - Это невозможно!
     - Да, конечно, - прошептала Ева-Энн, - но я видела места и похуже.
     -  Ты  привела ее,  матушка?  -  Женщина  на тюфяке  пошевелилась. - Ты
привела Добрую Леди?
     - Она здесь,  Нэн. А с ней джентльмен, он  любезно согласился осмотреть
твои ноги.
     -  О, мэм! -  простонала страдалица. - Говорят, вы очень добры к детям,
будьте же добры и ко мне.
     -  Да,  конечно,  сестра  моя. -  Ева-Энн  склонилась  над  несчастной,
осторожно  взяла  из  рук  измученной  матери  хнычущего  младенца  и  стала
успокаивать его.
     Дети подобрались поближе.
     - Сильно болит? - Девушка тронула лоб женщины.
     -  Очень,  мэм,  так  болит, не приведи Господь! -  пропищала откуда-то
сбоку старуха со странным  торжеством в голосе. - Ее  ноги! Бедняжка стонала
всю ночь. Покажи  им, Нэн, покажи! Пускай убедятся, что я не лгу. Подойдите,
сэр, подойдите!
     - Нет, нет!  -  вскричала  Нэнси. - Я не так уж и больна, но если бы вы
дали им немного поесть... Со вчерашнего вечера у нас нет ни крошки...
     - Бедняжки! - воскликнула Ева-Энн. - Не беспокойся, Нэнси, их накормят.
Я уже послала за продуктами и...
     В  этот  момент несчастное существо  в углу взвизгнуло и, хватая воздух
скрюченными пальцами, начало сыпать проклятиями.
     - Не бойтесь его, мэм!  - простонала Нэнси. -  Это всего лишь Моулз. Не
обращайте на него внимания. Он  просто бредит, ему  повсюду мерещатся змеи и
пауки, он ловит их, бедняжка, ночи напролет... - Тут она застонала.
     - Так сильно болит? - Ева склонилась над ней.
     - Временами нещадно, мэм!
     - Я постараюсь помочь тебе. Джон, подержи малыша.
     - Подержать?  - изумился  сэр Мармадьюк.  -  Нет, нет,  отдай его лучше
старухе.
     - Мне  понадобится ее помощь, возьми же эту крошку, Джон, ведь она твоя
сестра перед лицом Господа!
     И  вот  уже ужасный шевелящийся  комочек  у него  в  руках.  Несчастный
человеческий детеныш. Сэр Мармадьюк  поспешно  отвернулся,  когда Ева начала
разматывать лохмотья, прикрывавшие ноги несчастной женщины.
     Ребенок,  несмотря  на  усилия   джентльмена,  захныкал   громче.   Ева
оглянулась  и  велела старухе  освободить  сэра Мармадьюка  от  обязанностей
няньки,  тот  с облегчением передал  визжащий  комок в  более  умелые руки и
отошел  в  сторону,  стараясь не смотреть на тюфяк.  В  следующее  мгновение
раздался  отчаяннный крик Евы-Энн, сэр Мармадьюк резко обернулся и в тот  же
момент  рухнул  на колени  под ударом дубины, просвистевшей  в дюйме от  его
головы и обрушившейся на  плечо. Сэади раздался  звук еще одного  удара. Сэр
Мармадьюк вскочил на ноги и  стремительно развернулся. Прямо на него, широко
раскинув руки валился какой-то человек. Сэр Мармадьюк  отпрянул в сторону, и
тело  с  глухим  стуком  рухнуло  на  пол.  У  лестницы стоял  мистер  Шриг,
шишковатая трость  угрожающе раскачивалась, готовая нанести  новый удар.  Но
необходимости в том  уже  не  было  -  упавший  не  двигался.  Сэр Мармадьюк
вгляделся в лежавшую у его ног фигуру.
     - Драчун Фэган! - мистер Шриг осторожно ткнул тростью недвижное тело. -
Вы не пострадали, сэр?
     -  Благодаря  вам, Шриг,  почти  нет! - сэр Мармадьюк  потер ушибленное
плечо. - Ей-богу,  этот  парень хорошо знал свое  дело. Какая удача, что  вы
случайно оказались здесь.
     - Случайно? - изумился мистер Шриг. - Это не совсем так, сэр. Скорее уж
наоборот. Я уже давно не свожу глаз со своей птички.
     -  Которая,  похоже, приходит  в себя! -  сэр Мармадьюк опустил руку  в
карман пальто.
     - Приходит в себя, сэр? Ну-ка, посторонитесь!
     Человек начал с трудом  подниматься, но шишковатая трость опустилась на
лохматую голову  столь точно, что Драчун Фэган как подкошенный снова  рухнул
на пол.
     - У некоторых птичек очень крепкие черепа! - вздохнул мистер Шриг. - Но
теперь он на время успокоился!
     Он  повернулся  к  бледной  Еве-Энн,  почтительно   приподнял  шляпу  и
улыбнулся.
     - Полагаю, мэм, я немного  напугал вас? - участливо спросил он. - Прошу
извинить меня.  Следовало уложить его чуть-чуть раньше, на минуту-другую, но
он проявил такую прыть, какой я от него не ожидал!
     -  Все в порядке, друг Шриг! - она коснулась дрожащей рукой его рукава.
- Ты спас жизнь Джону. О,  дорогой  друг,  я  буду молить Господа,  чтобы он
благословил тебя!
     - Но что вы здесь делаете, мэм? Это неподходящее для вас место!
     - Бедняжка Нэнси тяжело больна!
     -  Да? - мистер  Шриг повернулся к несчастной. - Да, весьма  неприятно,
мэм, хотя мне доводилось видеть и похуже.
     - Мне нужны губка, чистая вода, мазь и...
     - Или лярд! Лярд - вот что ей нужно, мэм, но в первую очередь доктор!
     - О,  если бы только это было возможно,  мистер Шриг! Если бы мы  могли
найти хоть одного...
     - Ну, хирурга я вам  обещаю,  мэм! - кивнул  головой мистер Шриг.  - Но
прежде всего я должен посадить под замок мою птичку.
     Тут  он неожиданно  сунул в  рот два пальца и оглушительно  свистнул. В
следующее  мгновение  с улицы послышался  ответный свист, а вслед за ним  на
лестнице раздались  тяжелые шаги, и вскоре в подвал ввалились два здоровяка,
в которых наш джентльмен безошибочно угадал представителей закона.
     - Мы готовы, сэр! - гаркнул один из них, отдавая мистеру Шригу честь.
     - Всегда готовы! - отозвался второй. - Вы взяли его, сэр?
     - Увы, - вздохнул мистер Шриг, - я взял его, Джордж, но не за убийство!
Я мог бы схватить его и за убийство, но тогда друг вот этой юной леди был бы
сейчас трупом. Поэтому, - он снова вздохнул, - мне пришлось принять  меры на
тридцать, ну, быть может, на пятнадцать  секунд  раньше.  Вот такие дела!  -
мистер Шриг  горестно покачал  головой  и с  сожаление ткнул тростью все еше
пребывавшего без сознание Драчуна Фэгана. - Но все равно посадите-ка его под
замок, ребята, хоть это и  будет всего лишь  "покушение  на убийство". И вот
еще что, Джордж, пришли-ка сюда поскорее хирурга.
     - Будет сделано, сэр!
     Полицейские подхватили безвольное тело и поволокли вверх по лестнице.
     - Одна птичка в клетке! - удовлетворенно кивнул Шриг. - Остались Танцор
Джимми и Свистун Дик.
     - Ваше пророчество, похоже,  сбывается, Шриг! - сэр Мармадьюк отвел его
в сторону.
     Ева-Энн тем временем снова занялась больной.
     - То есть, сэр?
     - Вы же говорили, что мне грозит опасность.
     - Опасность? Ну, не знаю, сэр. Вряд ли вам грозит какая-либо опасность.
С чего бы это? Я ведь приглядываю за чами как заботливая мамаша.
     - За что я вам и благодарен от всей души, Шриг!
     - Благодарны, сэр? А я ведь вам тоже очень благодарен. И знаете почему?
Потому что вы отличная приманка для моих птичек...
     В этот момент серху раздался звонкий голос:
     - Не мог бы кто-нибудь подсказать мне, где тут обитает миссис Моулз?
     Тут  же раздался  хор  пронзительных голосов,  услужливо подсказывавших
путь. Вскоре на лестнице показались изящные  сапоги, за  которыми  следовали
стройные ноги, обтянутые великолепными бриджами последнего фасона, и наконец
появился мистер Беллами собственной  персоной.  В руках он держал  (отчего у
детей засветились лица) многичисленные пакеты и свертки.
     - Ха, Джон! - воскликнул  он с радостным удивлением. - Помогите-ка мне,
вот хлеб, масло, мясо, сахар, чай и еще куча всего!

        Глава XXXVIII,
     <i>в которой миледи читает молитву</i>

     Сэр Томас Моубрей швырнул недокуренную  сигару  в камин.  Он  не сводил
горящих глаз с миледи.
     - Элеонор... - Его  грубый  голос  звучал  сейчас удивительно мягко.  -
Нелл, вы выйдете за меня замуж, когда все будет кончено?
     Миледи звонко рассмеялась.
     - С какой стати, дорогой сэр?
     - Я прошу вас, Нелл! - Пальцы его нетерпеливо  сжались. - Я умоляю вас!
Вы ведь знаете, что всегда мне были нужны вы, только вы!
     - Оставьте меня в покое, - устало  вздохнула  она. - Я никогда не выйду
за вас, потому что никогда не любила  вас и никогда не полюблю. Вы прекрасно
знаете, что я всегда презирала вас, Том, презирала с самого первого дня!
     - Другие так не думают! - усмехнулся он.
     - Другие! - презрительно фыркнула миледи.
     - И он вам тоже не верит!
     -  Да,  -  спокойно отвечала  она,  -  не верит. Он всегда  был  слепым
глупцом. А вас я лишь использовала, чтобы открыть ему глаза.
     - Вот как, мадам?  Что ж, вам удалось  очень широко открыть  ему глаза,
черт меня побери! Настолько широко, что наша с вами связь перестала быть для
него секретом.
     - Да,  это  была  моя ошибка, горькая ошибка,  Том. Но  я  была молода,
необузданна, своевольна и глупа! Да,  роковая ошибка! Что ж,  от этой ошибки
пострадали и он, и вы, и я.
     - Пострадали? - переспросил  он.  -  Да уж!  Но  вы того стоили,  Нелл!
Ей-богу, стоили, ведь я любил вас.
     -  Я знаю, - кивнула она, - вы любили меня  настолько, насколько вообще
способны любить!
     -  Я  и сейчас вас люблю  и буду любить до последнего вздоха, Нелл! - с
жаром воскликнул сэр Томас, делая попытку завладеть ее рукой.
     - Знаю! - она увернулась и расхохоталась. - Но все дело в том, что я не
люблю вас!
     - Но почему, Нелл, почему, черт меня побери?!
     - Просто потому, что вы - это вы.
     - Бог  мой! - с  горечью  вскричал сэр Томас. - Неужели  вы  до сих пор
любите его?!
     - Да, похоже, что так.
     - И тем не менее вы хотите... убрать его.
     - Да! - прошептала она, судорожно стискивая руки. - Больше жизни!
     - Женщины  - чертовски странные существа. - Он не сводил с нее горящего
взгляда. -  Если только... Ну да, вы ревнуете! Черт побери,  вот в чем дело!
Вы ревнуете к этой красотке-квакерше! К  этой прелестной скромнице, будь она
неладна.
     - Может и так. У вас все готово, Том?
     - Все.
     - Сегодня ночью!
     - Хорошо, - угрюмо откликнулся тот.
     - Сами вы, конечно, не будете участвовать?
     - Разумеется! - Он внезапно разозлился. - Мне сообщили, что чертов Шриг
следит за этим местом?!
     - Да, он был здесь вчера, - подтвердила она.
     - Здесь? - вскричал сэр Томас, отшатываясь от нее. - Здесь?! Шриг?
     - Разумеется, Шриг. - Она улыбнулась. - Он регулярно навещает меня.
     - Что?!
     - Шриг мой старый знакомый. Он любезно приносит мне лекарства от кашля,
которые я тут же выбрасываю, как только за ним закрывается дверь. А еще мы с
ним болтаем о делах, которые он расследует.
     - Черт  побери, ну и хитры же вы, моя драгоценная! Шриг  - ваш друг! Вы
умны, дьявольски умны, сверхъестественно умны!
     Миледи зевнула.
     - Этот человек когда-нибудь может пригодиться.
     - Каким образом, Нелл?
     - Вы прекрасно знаете, что я предпочитаю, чтобы вы звали меня Элеонор.
     - Так проклятый Шриг вас часто навещает? И вы мне ни слова не сказали?!
О, Господи, ни единого слова! Почему, черт возьми?
     - И сейчас я сказала об этом только для того, чтобы предостеречь вас.
     - Предостеречь? -  повторил он, охваченный  внезапным предчувствием.  -
Предостеречь? Проклятье, что вы имеете в виду?
     - Не стоит так кричать, дорогой, - презрительно бросила миледи.
     - Говори, ведьма! Говори же, что ты имела в виду? - яростно взревел сэр
Томас, бросившись на нее. Взгляд его не предвещел ничего хорошего.
     Но миледи лишь снова расхохоталась, звонко и весело.
     - Как страшно!  -  выговорила  она сквозь  смех. - Вы всегда были таким
трусом, Том!
     - Чертова ведьма! Я вас задушу!
     -  Тем  скорее вас повесят, глупец!  Я оставила  письмо, в  котором все
объясняю, оно в надежном месте. Отпустите же, вы делаете мне больно!
     -  Письмо? Письмо! - он еще сильней сжал ее. - Где  оно? Отвечайте! Где
оно?! Вы скажете мне!
     Он тряхнул ее так сильно, что она забилась в конвульсиях резкого кашля.
Но даже содрогаясь в  приступе, она сумела нащупать что-то у своего горла, и
в следующее мгновение он отпрянул от нее, тряся рукой, с которой капала алая
кровь.
     -  Я не  позволю... таким как вы... трогать меня! - с трудом выговорила
она, водворяя булавку с бриллиантом на место. - А теперь сядьте и выслушайте
меня, глупец!
     - Простите меня,  Нелл! - умоляюще  прошептал сэр Томас, промокая кровь
надушенным платком. - Простите меня! Элеонор, я вел себя слишком жестоко! Но
вы так соблазнительны, Элеонор, вы способны свести мужчину с ума! Но давайте
поговорим  о  письме, Нелл.  Где  оно?  И  что вы  имели  в виду,  говоря  о
предостережении?
     -  Я  имела  в виду  Еву-Энн!  -  Она презрительно  сверкнула  на  него
прекрасными  глазами,  устраиваясь   поудобней  среди  подушек.  -  Вы  ведь
развратник, Том! Но только попробуйте  тронуть мисс Эш,  и я с удовольствием
понаблюдаю, как вас схватят и повесят за...
     В  соседней комнате послышались голоса. Сэр  Томас сжался, поднеся руку
ко рту, его глаза остановились на двери.
     -  Шриг! - прошептал он злобно. - Так, значит, чертова Иезавель, вы все
же выдали меня...
     - Пока нет, Том, - ответила она  также  шепотом. - Дверь заперта, и  вы
можете уйти тем же путем, что и пришли. - Да вы совсем обезумели от страха -
заберите пальто и шляпу!
     С этими словами она поднялась, на цыпочках подошла к двери  и, бесшумно
повернув ключ  в  хорошо смазанном замке, так же  неслышно вернулась к своей
кушетке.  Грациозно опустившись на нее, она устроилаьс  поудобнее  и закрыла
глаза. И в этот момент в дверь осторожно постучали.
     - Войдите! - устало отозвалась миледи.
     Заметив Еву-Энн, она протянула к ней руки.
     - Дорогая, ты , наверное, устала! - проговорила она с легким упреком.
     - Прости меня, Мэриан, одна несчастная нуждалась в моей помощи. Со мной
мистер Шриг.
     - Попроси его войти.
     Мистер Шриг не заставил себя ждать. Сияя как медный грош, он появился в
гостиной.
     -  Мэм, - он весело взглянул на  хозяйку, - доброго вам  дня!  Как  ваш
кашель?
     - Как всегда, Шриг, не хуже и не лучше. Я не переживу эту зиму.
     - Ну, ну. -  он огляделся, - не стоит так быстро  сдаваться! Никогда не
следует говорить о смерти, мэм!
     - Но дело обстоит именно так! - раздраженно вскричала она. -  Я должна!
Да и зачем мне жить? Однако, садитесь же,  Шриг, и выпейте с нами  стаканчик
хереса или, быть может, предпочтете портвейн?
     -  Портвейн.  Вы  очень  любезны,  мэм!  -  Мистер  Шриг  направился  к
указанному стулу. По дороге он  уронил  шляпу, которая с глухим стуком упала
на пол.  Когда он  подобрал  ее, внутри лежал  надушенный  мужской платок  с
пятнами крови.
     - Вы все еще носите свою железную шляпу, Шриг? - улыбнулась миледи.
     Ева-Энн наполнила стаканы.
     - Верно, мадам. Я нахожу  свою шляпу отличной защитой от дубин, утюгов,
всевозможных горшков и прочих орудий мести.
     -  У  вас воистину  опасная  профессия! - Миледи не отрывала от мистера
Шрига внимательного взгляда. - Удивительно, как вас еще не убили.
     - Многие это пытались  сделать , мэм,  и кое-кому почти удалось, но тем
не  менее я  все еще продолжаю  наслаждаться  живительным  воздухом.  - И  в
подтверждение мистер Шриг шумно втянул в себя упомянутую субстанцию.
     - Да, да, сигара! - кивнула миледи. - Вы учуяли именно запах сигары.
     - И очень дорогой сигары, мэм!
     -  А платок в вашей шляпе,  Шриг! Это  же мелкое  воровство. Как вам не
стыдно!
     С  нарочитой  медлительностью  мистер Шриг  извлек  платок из  шляпы  и
положил  на  стол,  одарив  миледи  почти благоговейным взглядом,  затем  со
вздохом поднял наполненныйй до краев бокал.
     - Мэм. - Он опустил голову так, что при желании этот жест модно было бы
счесть  поклоном.  - Мэм,  позвольте поднять  этот  бокал  за вас!  За  ваше
здоровье! И этим все сказано, дорогая леди В.-Т.!
     -  Ах! Такак вам  известно мое имя, Шриг? -  Она  все так  же  спокойно
улыбалась.
     - Господь с вами,  мэм,  я знаю его  уже лет шесть, а то и  все семь! С
того самого дня, как вы поселились в Джайлз-Рентс.
     - Интересно, что вам еще извесно?
     Мистер Шриг посмотрел сначала на пол,  затем на потолок и,  наконец, на
свою собеседницу.
     - Достаточно, мадам, - ответил он медленно и необычайно выразительно, -
чтобы понимать, что на свете существуют вещи, которые мне никогда не удастся
постигнуть. И в то же время я знаю  достаточно,  чтобы поприветствовать вас,
миледи, и выразить свое восхищение!
     С  этими словами  мистер  Шриг  опустошил стакан и  взял шляпу.  Миледи
каким-то лихорадочным движением привстала и протянула ему руку.  Мистер Шриг
взял  изящную  тонкую  руку  своей  широкой  грубой  ладонью,  и  его  глаза
раскрылись еще  шире,  когда  он ощутил, как  сильны эти нежные пальцы и как
порывиста их хватка.
     -  Шриг, - спросила миледи,  понизив голос,  но очень настойчиво, - вам
часто доводилось видеть смерть?
     - Частенько, мэм.
     - Это очень страшно? Очень больно?
     - Все зависит от того, как наступает смерть, мэм.
     - Скажем, от пули.
     - О, это очень легкая смерть, мэм. Краткое мгновение и все. Стреляешь в
надлежащее место и... - Он щелкнул пальцами.
     - Внезапная боль, Шриг? Внезапная боль, а затем сон?
     - Сон? - задумчиво переспросил мистер Шриг. - Все может быть.
     - Наверное, в  эту самую минуту в мире умирают сотни людей! Это обычное
событие, разве не так, Шриг?
     - Совершенно верно, мэм! - кивнул он. - Но Господь с вами, миледи...
     - Да, да, я понимаю, мои слова могут показаться слишком мрачными, - она
отпустила его руку,  -  но тот,  кто уже чувствует  дыхание смерти, тот, кто
находится  на  пороге иного мира, не  может  не думать  о том, что  его ждет
впереди. Что ж,  до  свидания, Шриг, вы очень добры ко  мне. Спасибо вам, вы
скрасили немало тоскливых часов... До свидания!
     Она в изнеможении откинулась на подушки и прикрыла глаза.
     Мистер Шриг  внимательно посмотрел на нее, на  его  обычно  безмятежном
лице появилось обеспокоенное выражение.
     - Мэм, - мягко произнес он, - могу ли я что-нибудь сделать для вас?
     - О,  нет, нет! -  Она  раздраженно  покачала  головой,  по-прежнему не
открывая глаз. - Никто не может  мне помочь. Никто!  До  свидания, Шриг.  До
свидания и спасибо вам!
     Мистер Шриг медленно направился к выходу из гостиной, но у самой  двери
остановился и взглянул на Еву-Энн, поглощенную своим рукоделием. Заметив его
взгляд, она встала и бесшумно двинулась следом за ним. На пороге мистер Шриг
остановился,  покачал головой, оглянулся  через  плечо,  пробормотал  "Очень
подозрительно!"  и скрылся за  дверью. Ева-Энн  заперла замок и  вернулась в
гостиную. Миледи все еще лежала на  подушках с закрытыми глазами.  Казалось,
она  заснула.  Но едва Ева-Энн  взялась  за иглу, как миледи  резко спросила
девушку:
     - Что ты там шьешь, Ева-Энн?
     - Одеяло для новорожденного миссис Тримбер, но...
     Тут   девушка   испуганно   смолкла.  Миледи,  уткнувшись  в   подушки,
разрыдалась. Ева-Энн отбросила в сторону шитье и кинулась к ней.
     - Мэриан. - Она ласково обняла ее. - Мэриан, дорогая, что случилось?
     - Младенец!  - прошептала миледи  сквозь  слезы. -  О, Ева-Энн, если бы
только  у  меня  был  ребенок! Я могла бы  быть сейчас совсем иной,  гораздо
лучше, добрее...
     - Нет, не надо так  говорить! - девушка еще крепче прижала ее к себе. -
Ты вовсе не злая,  просто на время сбилась с пути. Но когда-нибудь,  Мэриан,
когда -нибудь Бог возьмет тебя за руку и поведет за собой, верь мне!
     - Меня не возьмет, нет!  - исступленно вскричала миледи, подняв к свету
свою тонкую руку  и ужасом глядя на нее. - Бог никогда  не решится коснуться
этой грешной руки!
     - Это не так! - Ева по-матерински баюкала сотрясаемое рыданиями тело. -
Он милостив. О, Мэриан, поверь мне, в тебе столько хорошего, что Бог никогда
не  оставит  тебя. Ты ведь его дитя. Он любит тебя так же, как и всех  своих
детей. Поэтому не говори так и уповай на милость Господа.
     Миледи  испуганным  ребенком,  ищущим  утешения  и ласки,  прижалась  к
Еве-Энн. У нее вдруг  потеплело на душе от  этих простых и ласковых слов, от
этих по-матерински нежных рук.
     -  Ева, милая моя,  -  спросила  она вдруг,  - а ты веришь, что  по  ту
сторону ужасного мрака, называемого смертью, нас ждет Бог?
     - Да, Мэриан.
     - И ты думаешь, он возьмет меня за руку? Вот за эту грешную руку?
     - Да, Мэриан, возьмет. И поведет за собой, и согреет своим сиянием.
     - Поцелуй меня. Ева-Энн, поцелуй меня, мой ангел милосердия и утешения.
     Ева-Энн ласково поцеловала ее, и они обнялись. Вдруг миледи лихорадочно
прошептала:
     - Скажи мне, Ева-Энн, ты... ты... действительно?
     Раздался внезапный стук в дверь. Ева-Энн собралась было  встать,  чтобы
открыть, но миледи удержала ее.
     - Нет, сначала ответь! Я не отпущу тебя, пока ты не ответишь!
     Девушка, вспыхнув под требовательным взглядом миледи, тихо сказала:
     - Да, Мэриан, действительно. Всем сердцем!
     Тогда  миледи  ласково поцеловала  ее  и  отпустила. Ева-Энн  поспешила
открыть  дверь.  На  пороге  стоял  маленький мальчик,  тело  его прикрывали
чрезвычайно живописные  лохмотья,  он  искательно  улыбнулся  и  прнзительно
заголосил:
     -  О, мэм, пожалуйста, пойдемте, мама говорит, что малыш  не шевелится,
она думает, он умирает. Пойдемте скорее!
     - Иди, Ева-Энн, иди, милая моя! - В голосе и  движениях миледи сквозила
лихорадочная поспешеность. - Вот твой плащ. Так, давай я накину его на тебя.
Можешь не  торопиться с возвращением, я  чувствую себя хорошо.  Поспеши  же,
ангел мой, и пусть бог  наградит  тебя тем  счастьем, которого  так страстно
желает моя душа.
     С этими словами она  порывисто поцеловала Еву-Энн в лоб и вытолкнула ее
на лестничную площадку, захлопнув тяжелую дверь.
     Какое-то  мгновение   она  стояла,  озираясь  вокруг,  словно  насмерть
перепуганный ребенок, затем вздрогнула и закрыла лицо руками!
     - Счастье! - пошептала она. - Помоги мне, Господи!
     Она  подошла  к  окну,  распахнула  тяжелые  ставни  и  протянула  руки
навстречу солнечному сиянию.
     - О Боже!  Если  ты действительно слышишь  меня,  то  дай ей то счатье,
которго  я  так и не  узнала, дай ей то, что я так легко отринула от  себя -
подари ей детей и радость материнства!

        Глава XXXIX,
     <i>в которой миледи отправляется в последний путь</i>

     Заходящее  солнце преобразило  мир трущоб, расцветив  его в удивительно
нежные  цвета.  Багряное  небо  с  подсвеченными  косыми  солнечными  лучами
облаками поражало своей красотой, и даже грубый люд Джайлз-Рентс  то  и дело
останавливался,  чтобы  взглянуть  на  это  чудо.  Привычные  грязь  и  мрак
окружающих улиц, казалось, отступили, и на их месте сиял прекрасный мир.
     И даже миледи, торопливо пробирающаяся сквозь  толпу, целиком ушедшая в
свои мрачные мысли  не может не  заметить  удивительной  красоты, посетившей
Джайлз-Рентс. Она поднимает глаза  к сиянию, льющемуся с небес, и  молодость
возвращается к ней, а вместе с молодостью и спокойная радость бытия.
     Где-то в  глубине  суматошного людского  муравейника, в лабиринте узких
улочек и переулков раздаются нежные  звуки скрипки. Миледи, как зачарованная
следует в направлении чудесной мелодии.  Музыка звучит все  громче и громче,
маня и притягивая обитателей трущоб.
     И  вот  уже  миледи  в  центре  толпы, жадно  внимающей волшебной  игре
скрипача. Она вглядывается в  грубые лица, преображенные чистой мелодией,  в
глаза, зачарованные мечтой.  Миледи торопливо пробирается  вперед,  а вокруг
нее царит мир добра и любви, мир, о котором всегда мечтала ее мятежная душа.
И улыбка  играет на ее  помолодевшем  лице. Миледи входит  в открытую дверь,
поднимается по  темным скрипучим ступеням и входит в  комнату, где за столом
сидит одинокий человек. Она что-то  повелительно  шепчет ему, он срывается с
места и исчезает.
     Скрипач  уже совсем рядом с Яблоневым  Подворьем, он медленно  идет  по
улице.  Скрипка  поет все нежнее,  все мечтательнее.  Его глаза, наполненные
слезами радости,  обращены к  сияющим  небесам.  Отблески  волшебного  света
достигают мансарды  сэра Мармадьюка. Закатные лучи ласкают  старенькую узкую
кровать, кресло, грубое шерстяное пальто и  человека, на  плечи которого оно
накинуто. Человек  что-то пишет, он полностью поглощен этим занятием. Чьи-то
шаги неслышно крадутся по лестнице. Перо продолжает скрипеть. Рука осторожно
отодвигает задвижку. Перо  строчит, не переставая. Дверь медленно и бесшумно
отворяется. Перо, наконец, останавливается, человек за столом выпрямляется и
замирает, уставившись в  одну точку.  Фигура за его  спиной вскидывает руку,
несущую смерть.
     Скрипач улыбается,  дети вокруг него танцуют.  Веселая плясовая мелодия
волнами  радости накатывает на  слушателей,  но внезапно музыка  обрывается,
смычок  застывает в  руке.  Взгляд  скрипача  с  ужасом  застывает  на  окне
мансарды. Дети замирают, мужчины и  женщины  забывают  о своих мечтах, сотни
глаз обращают свой  взгляд туда, куда смотрит маленький скрипач. А из узкого
слухового  окошка  доносится  сухой  щелчок,  и  струйка  голубоватого  дыма
уносится в небо. Скрипач вскрикивает, его руки как-то  странно дергаются, он
спотыкается, падает и  остается лежать в пыли,  недвижимый, словно сраженный
невидимой дланью.
     Эхо  зловещего  звука  все  еще  висит  в  воздухе,  и  тут  начинается
столпотворение. Кто это? Что это? Выстрел! Это выстрел! Убийство!
     Оглушительный  гам   поднимается  над   Яблоневым   Подворьем,   паника
охватывает обитателей Джайлз-Рентс, и сквозь испуганную,  растерянную толпу,
танцующей  походкой  скользит  никем  не  замеченный,  худощавый  и  сутулый
человек. По пути он незаметно толкает закутанную в плащ фигуру.
     - Все  в порядке, хозяин!  Свистун  свое дело  знает! -  шепчет  он.  -
Следуйте за мной.
     Они протискиваются к маленькой мрачной  дверце и начинают взбираться по
темной  скрипучей лестнице.  Их  торопливые шаги заглушают  звук еще чьих-то
ног. Они  добираются до полуоткрытой  двери.  на  лестничной площадке  стоит
едкий запах пороха. В  комнате  их встречает маленький  изможденный  Свистун
Дик.  Он  коротко  кивает им. В  руках  у  него  пистолет, пистолет все  еще
дымится.
     -  Вот  он, хозяин! -  говорит  Свистун,  нервно  насвистывая  какую-то
мелодию. Он дергает головой в сторону неподвижного тела.
     Медленно, почти  боязливо высокая  фигура  в  плаще переступает порог и
вдруг  отшатывается,  заслышав чье-то  проклятие.  Сильная  рука  отодвигает
фигуру  в  сторону.  Человек   в  плаще  вскрикивает,  в  безмолвном   ужасе
уставившись на сэра Мармадьюка, который быстро подходит к неподвижному телу,
склоняется над ним, снимает шляпу. Осторожно он  откидывает грубое шерстяное
пальто.
     - Моубрей, - Сэр Мармадьюк отходит в сторону, - полюбуйся на дело своих
рук!
     Сэр  Томас   оборачивается,   в   закатных  отблесках   ему   улыбается
безмятежно-прекрасное лицо леди Вэйн-Темперли.
     - Убийца! - вскрикивает сэр Моубрей и бросается на Свистуна Дика.
     Маленький человечек стремительно наклоняется, в сумраке сверкает сталь.
Сэр  Томас отшатывается, какое-то время, шатаясь, он  стоит на одном  месте,
затем со стоном опускается на колени и падает лицом вниз.
     - Элеонор! - стонет он. - Нелл... любимая... наконец...
     Превозмогая боль, он медленно ползет, пока его рука не нащупывает ткань
платья. Сэр Томас обнимает ноги миледи, вздыхает в последний раз и замирает.
     Багряные отблески  становятся  все темнее. В  сгущающемся  сумраке  под
рукой миледи белеет листок бумаги. Сэр Мармадьюк осторожно вытаскивает его.

     <i>Это  мой путь, и я  с радостью  выбираю его ради моей  любимой девочки,
ради  Евы-Энн. Это дорога во тьме, но я иду по  ней без страха, ведь  там, в
конце  я вижу  свет,  это свет  надежды,  быть  может,  там  я  обрету  свое
счастье...</i>

     На лестнице раздается торопливый топот, и в комнату врывается несколько
человек во главе с мистером Шригом. Мистер  Шриг задыхается, его лицо налито
кровью, волосы пребывают в полнейшем беспорядке.
     - Слишком  поздно! - кричит  он,  упав на  колени  и переворачивая тело
лежащего на полу человека.
     -  Черный Том! -  шепчет мистер Шриг в бессильной ярости, - Черный Том,
ты опять надул меня и на этот раз окончательно!

        Глава XL,
     <i>в которой рассказывается о последнем часе убийцы</i>

     - Его  скрипка  молчит уже  шесть  дней,  -  Юдоксия печально  покачала
головой и взглянула на мистера Шрига, - а когда-то  она пела так  нежно, так
чудесно. Ох, никогда не зазвучит она вновь, никогда не услышим мы ее игру!
     - Что вы имеете в виду, мэм? Он умирает?
     -  Мистер Шриг,  у нас  есть  самые серьезные опасения! - кивнул мистер
Посингби. - Ангел смерти распростер над этим  домом свои крыла. Наш больной,
благодаря  безграничному великодушию мистера Гоббса,  ни в чем не нуждается.
Юдоксия  и мисс Эш, этот  ангел милосердия, постоянно находятся рядом с ним,
но несмотря на постоянные заботы, он слабеет  с каждым часом. Силы его тают,
дорогой Шриг! Он на пороге смерти.
     - Гм... - шишковатая  трость задумчиво качнулась., - и все  потому, что
он услышал этот роковой выстрел! Как мне рассказали  очевидцы, он вскрикнул,
вскинул руки и упал. Да вы и сами, наверное, все видели?
     -  Да, мистер  Шриг, - кивнула головой Юдоксия Посингби, - он упал  как
подкошенный, словно пуля попала в него, а не в эту бедняжку миссис...
     - Он так ни разу и не пришел в себя?
     - Ни на минуту! Ох,  мистер  Шриг, вон за тем  шкафом лежит  его бедная
скрипка...  безмолвная, мертвая! Каждый раз при взгляде на нее у  меня слезы
наворачиваются на глаза.
     - Тогда,  мэм, - мистер Шриг поднялся,  - вот вам мой  совет,  - пореже
смотрите на сей инструмент.
     - О, мистер Шриг,  они такие хрупкие  и нежные, дерево  и  струны, но в
руках мастера она  оживают. Мне казалось, будто сам Господь  взывает к нашим
душам. И вот теперь она замолкла навсегда.
     Мистер Шриг подошел к двери, но на пороге остановился.
     - Ваш больной что-нибудь говорит?
     - Да, он часто бредит! - вздохнула миссис Посингби.
     - Он лепечет, - поддержал ее супруг, - лепечет, как умирающий Фальстаф,
"лепечет о зеленых полях".
     - Нет, нет, Огастес, не о полях, а о лесе.
     - Лес!  - Губы мистера  Шрига сложились трубочкой,  словно он собирался
присвистнуть, но в последний момент удержался.
     - О, да, он часто упоминает какой-то лес в сумерках! Так поэтично!
     Мистер Шриг решительным шагом вернулся в гостиную.
     - Но что может означать этот лес? Сосновый бор или дубовую рощу?
     - Вот именно, дорогой Шриг, он говорит о какой-то роще.
     -  Роща!  - Мистер  Шриг  опустился  в  кресло,  аккуратно  положив  на
подлокотник  свою трость.  -  Интересно, мэм, уж не находится ли  эта роща в
дальнем конце Сассекса?
     Юдоксия потрясенно вскрикнула.
     - Господи  Боже!  Именно  так,  мистер Шриг, именно так он  назвал ее -
дальняя роща!
     - Угм,  -  мистер  Шриг  еще глубже погрузился  в кресло.  - Кстати,  я
слышал, наш друг Гоббс сегодня возвращается.
     - О,  будь  благословенны небеса! -  Юдоксия торопливо  вскочила.  - Мы
всегда рады видеть его,  но ведь у нас  лишь четыре бараньих отбивные! Такой
гость заслуживает большего! И где нам его положить?!
     - Не беспокойтесь, мэм, я заберу его с собой.
     брови мистера Посингби зашевелились,-
     -  Надеюсь,  вы  сделаете  это не как официальное лицо. А пока, дорогой
друг, как вы посмотрите на стакан портвейна?
     - С превеликим удовольствием, дорогой Посингби!
     -  Душа моя, -  спросил  мистер Посингби,  роясь в шкафу, - где  у  нас
обитает портвейн?
     - Нигде, дорогой, бутылка уже давно пуста.
     - Вот незадача! - воскликнул мистер Посингби. -  Может ли быть что-либо
печальнее  пустой  бутылки?  Но  не  падайте духом,  дорогой  Шриг,  я мигом
обернусь!
     С этими словами он подхватил свою шляпу и исчез. Но едва  входная дверь
успела захлопнуться, как наверху звякнул колокольчик. Оставшись один, мистер
Шриг  склонил  голову, внимательно  прислушиваясь.  До  него донесся высокий
старческий, о  чем-то  требовательно  бормочущий  голос.  Через минуту  вниз
сбежала Юдоксия.
     -  Его  скрипка!  -  запыхавшись, проговорила  она. -  Он  требует свою
скрипку! Он так изменился, мистер Шриг! Неужели, это смерть?!
     - В  таком случае, мэм...  - Мистер Шриг подобрался, но  со стороны  он
казался таким же спокойным, как  и всегда. - Пожалуй, я взгляну на него. - И
он торопливо начал подниматься по лестнице.
     - Незнакомцы! - Голос был пронзителен и ворчлив. - Где я?  Чьи это лица
вокруг меня?!
     Изменился  не  только  голос   скрипача,  изменился   он  сам.  Эльф  с
серебриистыми волосами  превратился  в изможденного старика, цепляющегося за
остатки былого достоинства.
     - Нет, - Ева-Энн ласково коснулась его волос, - я с тобой, Джеки...
     - Очень хорошо, мадам! -  раздраженно воскликнул старик,-  но моя дочь,
моя Розамунда, где она?
     - Твоя  дочь?  -  испуганно  прошептала девушка, отступая  под яростным
взглядом блестящих глаз. - О, милый Джеки, разве ты не узнаешь свою Еву-Энн?
     -  Нет!- все  так  же  раздраженно  ответил скрипач.  -  Нет, не узнаю.
Сделайте одолжение, мисс, пошлите за моей  дочерью. Я хочу видеть Розамунду.
Боюсь,  я  заболел, и она должна  быть рядом  со мной. Мне  приснился  такой
странный сон.
     - Успокойся, - Ева-Энн наклонилась  над ним, - это я, Ева-Энн, А ты мой
милый друг Скрипач Джеки.
     - Нет, нет! -  воскликнул он. - Верно, я действительно скрипач, но меня
зовут... я... Боже! Кто я?  В голове какой-то туман. О, Боже! Ничего не могу
вспомнить... Моя скрипка. Дайте мне ее, я  сыграю, и вы узнаете меня.  Всему
миру знакома  моя игра... Дайте, дайте  же мне скрипку! Розамунда, дитя мое,
где ты? Ты услышишь мою игру и придешь...
     Он лихорадочно приподнялся на постели,  взял в руки протянутую Евой-Энн
скрипку,  провел смычком  по струнам, подтянул их  и, не  отрывая взгляда от
двери, заиграл.
     Чудесная  мелодия, едва  начавшись,  тут же  оборвалась.  Скрипач снова
коснулся  струн,  и  снова раздался  печальный  и  горькиий звук  скрипки. В
комнате повисла тишина. В глазах скрипача застыл ужас.
     -  Мертва! -  прошептал он. - Мне вдруг почудилось, что она мертва! Моя
Прекрасная,  моя Роза!  Она увяла, ее  лепестки безжалостно втоптаны в пыль.
Розамунда!  - вскричал  он и  закрыл  лицо ладонями. Сквозь пальцы  медленно
потекли слезы.
     И  пока Ева-Энн  со  слезами  на  глазах  пыталась  утешить  маленького
скрипача, пока достойная Юдоксия горестно всхлипывала  в дверях, мистер Шриг
медленно подошел к кровати И, наклонившись, быстро прошептал скрипачу на ухо
какое-то слово.
     - Ха... Брендиш! - Скрипач начал озираться,  словно разыскивая кого-то.
-  Брендиш!  Этот  убийца   невинных!  Негодяй,  погрязший  в  разврате!  Он
продолжает  осквернять землю, а она  мертва... Мертва!  Он  ходит,  говорит,
веселится! О, теперь понятно, почему эта луна смеется надо мной... О Боже! О
Справедливый Боже!  Убийство - грех, но  он должен умереть! О Смерть, забери
его, пока он не погубил кого-нибудь еще! Кровь невинных взывает  к  тебе, о,
Господи, требуя отмщения! Пускай он умрет!
     Он замолчал и снова спрятал лицо в ладонях.
     Юдоксия едва сдерживала рыдания. Ева-Энн замерла на коленях у изголовья
кровати.  И вот  благоговейную  тишину нарушил  мистер Шриг.  Голос  его, на
удивление твердый, ясно и отчетливо произнес:
     - В Дальней Роще.
     На мгновение в  комнате повисла абсолютная тишина, затем из-за прижатых
к  лицу ладоней,  раздался тихий смех.  Больной уронил руки, и  миру явилось
веселое лицо скрипача Джеки, вновь ставшего эльфом.
     - Да, да. - Он радостно улыбался. -  Да,  в Дальней Роще, именно там  я
застрелил его.
     - Разумеется! -  степенно  кивнул  мистер  Шриг. -  В Дальней  Роще, из
двуствольного ружья, так?
     - Да, да, из  ружья Эбенезера.  Я много раз видел это  ружье, оно висит
над камином, но я никогда  не  задумывался, для чего оно  нужно. Но  когда я
услышал крик моей милой Евы-Энн, когда я увидел, как она  пытается вырваться
из мерзких  лап... О, тогда я понял, для чего нужно это ружье, я понял,  что
оно - орудие Господне, что оно отомстит и защитит, сотрет с лица земли Зло!
     - Разумеется, - снова кивнул мистер Шриг.  - Поэтому вы  взяли  ружье и
выстрелили сразу из двух стволов?
     - Из двух стволов! - подтвердил  скрипач. - Я бил наверняка. Он умер, и
смерть его была так же ужасна, как и жизнь. А  я помчался прочь. В ту ночь я
сочинил новую песню,  благодарственый гимн. Я сыграл  его  моей Прекрасной и
всем тем счастливцам, что уже  неподвластны земной  печали.  Вот так  я спас
Еву-Энн,  милое  невинное  дитя, но  не  нашлось  никого,  кто спас  бы  мою
Розамунду!  Теперь  она  мертва и  счастлива,  ибо  только  мертвые  истинно
счастливы, озаренные сиянием Господа.  Моя Розамунда стала еще прекраснее, и
теперь этот небесный  цветок нигода не увянет. Никогда! Прошу вас, дайте мне
скрипку, дайте мне мою Джиневру. Бог научил меня  музыке, которая приближает
меня  к  ней... О,  Розамунда, наконец-то  оковы  рушатся, я иду к тебе,  ты
слышишь, иду! Иду,  чтобы сыграть  тебе там, на небесах! Протяни мне руку...
ниже, ниже.. забери меня к себе! Я сыграю тебе сейчас!
     Дрожащие  неуверенные  пальцы  сжали  смычок,  провели  им по  струнам.
Скрипач поднял голову, в глазах его светилась радость.
     - Розамунда! - прошептал он.
     Слабеющие руки выронили скрипку и смычок. Срипач медленно  откинулся на
подушку, глубоко вздохнул и закрыл глаза, словно погружаясь в давно желанный
сон.
     - Слушайте! - прошептала Юдоксия, опускаясь на колени.  -  Вы  слышите,
как он играет! Это музыка небес, самая прекрасная музыка. Вы слышите ее?
     Мистер Шриг, взглянув на счастливое лицо скрипача, излучавшее радость и
умиротворенность, повернулся  и, ступая  так осторожно,  что не скрипнула ни
одна ступенька, сошел вниз.

        Глава XLI,
     <i>будучи последней, как можно более сжато завершает повествование</i>

     - Этот сюртук несколько тесен в плечах, Пэкстон!
     -  Ах, сэр,  вы  ведь не  надевали его с  тех  пор,  как вернулись.  И,
простите меня, сэр, но за это время вы стали, если позволите так выразиться,
крепче.
     -  Крепче?  -  Сэр Мармадьюк  критически оглядел  элегантную  фигуру  в
зеркале. - Крепкий, как я понимаю, это примерно то же, что и дородный?
     - Именно так, сэр.
     - Сколько прошло времени с момента моего возвращения, Пэкстон?
     -  Ровно  месяц и один  день, сэр.  И позвольте  заметить, выглядите вы
просто превосходно!
     - Благодарю вас, Пэкстон.
     -  В самом деле, сэр, превосходно! И  этот костюм,  если даже и немного
тесен, сидит на вас просто отменно, сэр.
     - Что  ж, придется тогда потерпеть,  Пэкстон. А  теперь, будьте  добры,
попросите подняться мистера Гоббса.
     Пэкстон заботливо стряхнул невидимые пылинки  с сюртука своего хозяина,
поклонился и вышел.
     Сэр Мармадьюк окинул взглядом свою роскошную спальню и вздохнул.
     - Всего один месяц и один день!
     Он  удрученно смотрел  в окно,  когда  в дверь  постучали,  и мгновение
спустя в комнате появился Джон Гоббс. Сэр Мармадьюк обернулся.
     - Ну, Джон, вчера вы встречались с Рупертом. Все устроилось?
     - Полагаю,  что нет,  сэр,  хотя ваш племянник  и пребывает,  похоже, в
отличном настроении.
     - Тогда можно быть уверенным, что она приняла его предложение. Что ж, в
таком случае они поженятся в самое ближайшее время. Как вы думаете, Джон?
     - Возможно, сэр.  Мистер  Беллами  жаждет встретиться  со  своим дядей,
чтобы выразить ему горячую признательность за щедрое предложение.
     -  Они  ведь  будут  счастливы,  Джон? -  спросил  мистера  Гоббса  сэр
Мармадьюк, хмуро обозревая  свое отражение в зеркале. - Они отлично подходят
друг другу. Оба такие юные!
     - Да,  сэр, вы правы, -  согласился мистер Гоббс, задумчиво взглянув на
мрачное лицо сэра Мармадьюка.
     - Я намерен предоставить в их  распоряжение этот дом, Джон. Для старого
холостяка  он  слишком велик. К  тому  же,  после  завершения  этого дела  я
собираюсь уехать за границу на неопределенное время.
     - Дела, сэр?
     - Я имею в виду  свадьбу, Джон. Я собираюсь отправиться  в путешествие.
Как вы знаете, в случае моей кончины мое имение в Кенте  перейдет вам, Джон,
но почему бы вам не вступить во владение немедленно? Соглашайтесь... Что там
такое?
     Послышался  стремительный стук копыт, и за  окном  промелькнула  фигура
всадника.
     - Похоже, это мистер Беллами, сэр.
     - Собственной персоной, Джон. Я буду ждать его в библиотеке.
     Когда сэр  Мармадьюк  открыл  дверь  своей  роскошной  библиотеки,  ему
навстречу нетерпеливо шагнул мистер Беллами, запыленный и растрепанный.
     - Джон?! -  воскликнул он изумленно. -  Джон,  что вы  делаете  в  этом
логове людоеда?
     - Существую, Руперт.
     - Существуете? Вы  хотите  сказать,  живете? - переспросил он, удивлено
изучая перемену, произошедшую в  его товарище. - О, Боже, уж не имеете ли вы
в виду. - Он отступил назад. - Господи... Джон... кто... кто вы?
     - Угадайте, племянник.
     - Племян.. - Мистер Беллами  выпучил  глаза  и отчетливо пошатнулся.  -
Нет, нет, Джон, вы же не дядя Мармадьюк, нет? - жалобно спросил он.
     -  Именно  он,  мой  мальчик. Я  действительно  тот  самый  недостойный
родственник, который теперь ждет, чтобы ему пожали руку.
     - Черт бы меня побрал!  - простонал мистер Беллами  и рухнул в  кресло,
тут же вскакивая, кланяясь и роняя шляпу в полнейшем замешательстве.
     - Тебя можно поздравить, Руперт?
     - Так вы... вы, сэр... Джон Гоббс, мой дядя?
     - Да. И  надеюсь,  теперь мы сойдемся еще ближе. А вот и настоящий Джон
Гоббс. Не уходите, Джон! Давайте сядем и втроем обговорим все детали...
     -  Джонни... то есть,  дядя! -  несколько раздраженно воскликнул мистер
Беллами. - Я здесь для того, чтобы поблагодарить вас за  доброту и щедрость,
которые вы проявили  по отношению ко мне,  но все дело в том, что  моя мечта
разбита  на  мелкие  осколки.  Пузырь лопнул,  все  рухнуло!  Короче говоря,
старина... то есть, сэр, дело не выгорит!
     - Не выгорит? - недоуменно повторил сэр Мармадьюк.
     -  Вместо  того,  чтобы  превратиться  в  довольного  жизнью  помещика,
Джон.... то  есть, сэр, я лучше подамся в солдаты  или моряки, словом, туда,
где подразумевается смена мест и впечатлений!
     - Ради Бога, Руперт, о чем ты говоришь?
     -  Джон,  - вздохнул  мистер Беллами, удрученно  качая  головой, -  мой
дорогой  дядюшка,  все  это  оказалось  романтическими  бреднями  - мечты  о
счастливом супружестве  и  все  такое  -  короче  говоря,  я свалял  дурака!
Еве-Энн, если и  нужен муж,  то  не  такой, как я.  Так  что игра  окончена,
старина.
     Сэр Мармадьюк глубоко вздохнул и откинулся в кресле.
     -  Руперт, -  заговорил он, несколько утратив свою бесстрастность, - уж
не хочешь ли ты сказать, что... она отказала тебе?
     -  Окончательно и бесповоротно,  сэр. И, Джон, старина, о черт, я хотел
сказать, сэр, нет никаких сомнений, что у нее кто-то есть.
     - О, Господи! - только и вымолвил сэр Мармадьюк.
     Тут  он,  конечно  же,  поспешил нахмуриться и  быстро отвернуться,  но
пытливый взгляд мистера Беллами успел уловить блеск в дядюшкиных глазах.
     - Сэр,  мой  дорогой  дядя,  я  абсолютно уверен - мисс Эш влюблена, но
отнюдь не в вашего несчастного и смиренного родственника.
     - Но, Руперт, я  был уверен, что она... что ты... я успел  свыкнуться с
этой мыслью!
     - Значит, дядя, вы ошибались!
     - Я был абсолютно уверен, что она любит тебя.
     - Это действительно так.
     - Что? - изумленно воскликнул сэр Мармадьюк.
     -  Да, сэр, любит, но как сестра. - Мистер Беллами ободряюще кивнул, но
улыбка его была печальна. - Как друга, старина, а не как возлюбленного!
     - Ты в этом уверен, Руперт?
     - Сэр, она сама мне сказала!
     - Поразительно! - прошептал сэр Мармадьюк.
     - Видите ли, дружи... то есть, дядя, она влюблена в другого!
     - Она и об этом тебе сказала?
     -  Ну, не словами, сэр, но  это было  довольно очевидно, даже для меня,
хотя я  и слеп,  как новорожденный котенок,  точнее, был  слеп.  Вы помните,
Джон, как тогда  у костра я сказал вам: "Она богиня!" и  указал  вам  на  ее
красоту... надо же, именно  вам! Джонни... то есть, дядя, я  был законченным
ослом! А теперь,  Джон... то есть, сэр, я  смиренно, но от всего сердца хочу
пожелать  успеха своему сопернику, кем бы он ни оказался! Сэр, вы найдете ее
в Монкс-Уоррен, и благослови вас Господь!
     С этими  словами мистер Беллами  вдруг схватил  дядину  руку, энергично
встряхнул ее и стремительно выскочил из комнаты.
     Сэр Мармадьюк несколько минут  неподвижно сидел в кресле. В глазах  его
горел нетерпеливый огонь юности.
     -  Десять  миль,  Джон!  -  наконец  воскликнул  он. -  Самое  большое,
двенадцать. Пожалуйста, велите седлать лошадей! Вы поедете  со мной, дорогой
друг. Похоже, близок конец моим поискам.
     Вскоре лошади уже нетерпеливо переступали у подъезда.

     И вот наши герои в седле и стремительно скачут по дороге, напутствуемые
ласковыми солнечными  лучам