. Время смерти - двадцать шесть - тридцать часов назад. Оба мужчины анально изнасилованы - группа 0+. Раны на спинах - от палки зутера, по типу и размерам надрезов и остаткам волокон в них полностью совпадают с травмами, нанесенными Мартину Гойнзу. У мужчины без среднего пальца смерть наступила в результате удара в горло острым зазубренным ножом. Неясна причина смерти второго, но я бы предположил передозировку барбитуратами. У нашего друга без пальца под языком я обнаружил покрытую рвотной массой вскрытую капсулу. Как раз под языком. Взял на анализ порошок и выяснил состав: часть - натрий секобарбитал, другая - стрихнин. Секобарбитал действует в начале, вводит в бессознательное состояние, стрихнин - убивает. По-видимому, у мужчины без пальца было расстройство желудка, его вырвало, часть отравы вышла. Он боролся за жизнь и, видимо, тогда и лишился пальца - у его противника был нож. Как только я исследовал кровь обоих и взял пробу из желудка, мне все стало ясно. Человек без пальца крупнее, у него больше кровоток, поэтому яд его не убил, как нашего второго друга. Дэнни вспомнил дом 2307, следы рвоты в крови: - А что насчет укусов на животе? - Нелюдь, но человек, - сказал Лейман. - Я обнаружил слюну группы 0+ и желудочный сок человека на ранах, но укусы нанесены беспорядочно и перекрывают один другой. Сделать их масштабный слепок невозможно. Однако я сделал слепки следов от трех отдельных зубов. Они слишком велики для человека, такие крупные образцы в судебно-медицинской практике неизвестны. К тому же края укуса рваные и провести идентификацию на предмет сличения с аналогами не представляется возможным. Кроме того, в одной из ран обнаружил кусочек зубного цемента. Он носит зубные протезы, Дэнни. Скорее всего, поверх собственных зубов. Они могут быть стальными или из какого-то синтетического материала. Возможно, для протезов использовались зубы животных. Ими он и рвет тела жертв. Нет, это не человеческие зубы, и, хотя это будет звучать непрофессионально, этот сукин сын тоже, как мне кажется, не человек. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Церемонию Эллис Лоу проводил в своем офисе. Мал и Дадли Смит - официальные свидетели. Базз Микс стоит у стола переговоров, правая рука его поднята. Лоу произносит текст присяги: - Тернер Микс, клянетесь ли вы впредь честно и добросовестно исполнять обязанности следователя по особым делам отдела большого жюри управления окружного прокурора Лос-Анджелеса, соблюдать муниципальные законы, защищать права и собственность граждан города, да поможет вам Бог? - Клянусь, - отвечает Базз Микс. Лоу вручает ему удостоверение с фотостатом лицензии и жетон управления окружного прокурора. Мал думает: интересно, сколько платит Говард Хыоз этому мерзавцу, наверное не меньше трех тысяч. Дадли, Микс и Лоу хлопают друг друга по спине. Старые слухи по-прежнему живы, думает Мал: Микс считает его инициатором покушения, после которого Базза отправили на пенсию, и которое на самом деле организовал Джек Д., имевший на Микса зуб, пока тот служил в полиции. Пусть думает. Это заставит его сохранять дистанцию, какая только возможна между двумя копами, выполняющими общую работу. То же и с Дадли. А возможно, и с Лоу. Мал наблюдает, как троица чокается хрустальными стаканами с "Гленливетом". Он со своим блокнотом сел у дальнего конца стола. Микс и Дадли перебрасываются шутками. Эллис посылает им сердитый взгляд: "Давайте работать". Лоу чуть кивает ему: значит, их распри позади. Мал думает: должен он мне, а получается, что обязан ему я. Он берет ручку и начинает бесцельно рисовать закорючки. В костяшках пульсирует боль. Спорить не приходится: Лоу прав. После того, что у них произошло с Селестой, он бесцельно мотался на машине по городу, пока рука не начала распухать. Боль становилась нестерпимой, спутав все его безумные планы по примирению с сыном. Он поехал в травмпункт, предъявил свой жетон, и ему оказали особое внимание и медицинскую помощь: сделали укол, от которого от поймал кайф, вытащили из пальцев осколки зубов, очистили раны, зашили их и забинтовали. Позвонил домой и поговорил со Стефаном. Путанно рассказал сыну, что Селеста его сильно обидела, что хочет навсегда их разлучить. Мальчик был испуган, огорошен, заикаясь рассказал, что у мамы разбито лицо, но называл его "папой", а кончил словами: "Я люблю тебя". Это пробудило у Мала слабую надежду; он снова стал думать как полицейский. Мал позвонил Элли-су Лоу, рассказал о случившемся, пояснив, что главное теперь - не дать Селесте выступить пострадавшей стороной и получить преимущество в предстоящей тяжбе за опеку. Лоу взял дело в свои руки, поехал к Селесте, отвез ее в Пресвитерианскую церковь Голливуда, где ее ждал адвокат. Тот сделал снимки ее распухшего и окровавленного лица. При этом Лоу убедил адвоката в нецелесообразности обвинения в уголовном преступлении лица, занимающего высокое положение следователя управления окружной прокуратуры, пригрозив репрессалиями, если тот будет упорствовать, и пообещав не вмешиваться в дело об опеке. Адвокат согласился. Селесте поправили сломанный нос, два хирурга-стоматолога занялись ее раздробленной челюстью и протезированием. Малу, ждавшему результатов и позвонившему Лоу из автомата, было с раздражением сказано: - Парнем занимайтесь сами. Больше меня ни о чем не просите. Мал поехал домой и нашел Стефана спящим. От него шел запах успокоительного средства, популярного на родине Селесты, - шнапса с горячим молоком. Поцеловал мальчика в щечку, перевез в мотель на углу Олимпик и Норманди-стрит чемодан с вещами и папками Лезника, договорился со знакомой женщиной-полицейским раз в день навещать Стефана. Приняв болеутоляющее, кое-как отоспался на неудобной постели и проснулся с мыслями о Франце Кемпфлере. Нацист не шел у него из головы и мешал убедительно объяснить лживость сказанных Селестой слов. Мал сделал несколько телефонных звонков и нашел толкового адвоката. Джейк Келлерман был прагматиком: он сказал, что правильно будет отсрочить дело об опекунстве до поры, когда Консидайн станет капитаном и заметной фигурой на заседаниях большого жюри. Адвокат посоветовал ему поселиться отдельно от Селесты и Стефана и обещал в скором времени встретиться с ним для обсуждения дальнейших действий. И Мал остался наедине с последствием димедрола в голове, болями в руке и решением взять выходной и держаться от шефа подальше. А мысли о Кемпфлере его не оставляли. Только работа с папками Лезника как-то отвлекала. Он занялся делом Клэр де Хейвен, в котором его занимала каждая запись о ней лично. Он понимал, что для допроса сейчас она недосягаема и что главная задача в этом деле - найти тайного агента. И все-таки ее прошлая жизнь его сильно заинтриговывала. Он наткнулся на ранее не замеченный факт: на приеме у психоаналитика Мондо Лопес хвастался, что в мае 43-го украл из магазина платье, которое подарил Клэр на ее 33-летие. Значит, они с ней одногодки. Мал отправился в Центральную библиотеку, чтобы всерьез заняться этой женщиной - и Кемпфлером. Там он часами просматривал микрофильмы, но немец интересовал его все меньше, а женщина все больше. Освобождение Бухенвальда. Нюрнбергский процесс. Фашистские главари, утверждающие, что они только исполняли приказы. Немыслимая машина жестокости. Сонная Лагуна - справедливое дело, в защиту которого выступили дурные люди. Светская хроника сообщает о первом появлении Клэр де Хейвен в свете. Ее конфирмация в 1929-м; девятнадцатилетняя Клэр на балу в Лас-Мадринас - смазанный черно-белый силуэт, только намек на нее. Если Кемпфлер был в тени Геринга, Риббентропа, Деница и Кейтеля, то личность этой женщины проступала куда явственнее. Позвонил в автотранспортное управление и проверил ее водительский стаж. Отправился в Беверли-Хиллз и наблюдал за ее особняком в испанском стиле. Она вышла через два часа ожидания: слухи о ее красоте оправдались. Стройная, золотисто-каштановые волосы с несколькими седыми прядями, лицо прирожденной красавицы, какую только поискать, - но волевое. Он проследовал за ее "кадиллаком" до Виллы Фраскати; там за ленчем она встречалась с Рейнольдсом Лофтисом, воплощавшим благородный тип героя, которого Мал видел в десятке фильмов. Мал заказал в баре выпивку и стал наблюдать за ними: актер-бисексуал и Красная королева держались за руки и поминутно наклонялись друг к другу через стол и целовались. Они явно были любовниками. Мал вспомнил, что Лофтис говорил Лезнику: "Клэр - единственная женщина, которую когда-либо любил", и почувствовал укол ревности. На столе появились стаканы и пепельницы. Мал оторвался от своих каракулей - свастики и петли виселицы. Его коллеги по охоте на красных смотрели на него. Дадли подвинул к нему чистый стакан и бутылку. Мал отодвинул их и сказал: - С мексиканцами, лейтенант, вы дали маху. Это я заявляю совершенно официально. Мы сразу раскрыли карты. Поэтому, пока Микс не добудет явных инкриминирующих материалов, дающих нам веские улики, впредь - никаких допросов, никаких обвинений. Поэтому с радикалами работаем исключительно индивидуально и вне связи с УАЕС. Делаем их нашими свидетелями, накапливаем информацию и внедряем в их среду агента, как только найдем подходящего человека. Поэтому наш разговор с мексиканцами следует затушевать заметкой в печати. Это могут сделать ребята Эдда Саттерли, которые ненавидят комми, Виктор Рейзел или Уолтер Уинчер; уаесовцы, наверное, их читают. Нужно что-нибудь такое: "Большое жюри Лос-Анджелеса, намеревавшееся расследовать коммунистическое влияние в Голливуде, буксует из-за нехватки средств и политической склоки". Все радикалы в УАЕС уже знают, что произошло в "Вэрайэти Интернэшнл". Поэтому их нужно успокоить, а самим - помалкивать. Все смотрят на ирландца. Мал думает, что он сможет возразить на его бесспорные доводы - да еще при двух свидетелях. Дадли говорит: - Я могу только извиниться за свои действия, Мал-кольм. Вы действовали продуманно, а я попер напролом. Это была ошибка. Но думаю, прежде чем мы пойдем на попятный и будем действовать под сурдинку, нам нужно нажать на Клэр де Хейвен. Она тот ключ, который позволит раскрыть весь их мозговой трест. Для большого жюри она - священная корова; сломать ее - значит развенчать все эти стыдливые оправдания влюбленных в нее мужиков. Полиция ее еще ни разу не брала, и думаю, что она, скорее всего, прогнется. Мал рассмеялся: - Вы ее недооцениваете. Полагаю, вы сами хотели бы ей заняться? - Нет, сынок. Это дело для вас. Из нас всех, кто здесь есть, вы единственный человек, в котором есть романтическая струнка. Вы коп в лайковых перчатках. Лайковые перчатки на твердых кулаках. Вы ее пригвоздите вашим коронным правым хуком, каким, я слышал, вы обладаете. Эллис Лоу с другого конца стола одними губами сказал: "Не от меня" - и сурово посмотрел на Мала. Базз Микс потягивал виски. Мал поморщился - как этот ирландец все успевает пронюхать: - Дурацкая идея, лейтенант. Вы уже один раз облажались, теперь хотите, чтобы я и это утрясал. Эллис, при лобовом подходе мы окажемся в дерьме. Скажите ему это. - Мал, выбирайте выражения, - сказал Лоу. - Я согласен с Дадли. Клэр де Хейвен - женщина неразборчивая в своих связах, такие женщины, как правило, неуравновешены, и, по моему мнению, нам следует рискнуть и пойти с ней на прямой контакт. Пока же Эд Саттерли пытается привлечь для работы у нас человека, знакомого ему по семинарии, которому удалось проникнуть в коммунистическую ячейку в Кливленде. Он профессионал, берет за работу недешево. Даже если нам не удастся выйти на де Хейвен и в УАЕС станут нас остерегаться, он сумеет подойти к ним незаметно, так, что они ничего не заподозрят. И я уверен, что мы получим деньги на нашего агента у мистера Хыоза. Верно, Базз? Базз подмигнул Малу: - Эллис, если эта бабешка легка на передок, то для ее обработки я бы того семинариста не засылал. Это мог бы сделать и сам Говард. По женской части он большой спец, так может вы переоденете его и пошлете к ней под другим именем. Лоу закатил глаза; Дадли Смит ржал, будто услышал скабрезный анекдот в мужском клубе. Микс еще раз подмигнул, пытаясь понять: не с твоей ли подачи, друг, меня расстреливали как собаку в 46-м? Мал думал, что ему еще предстоит заниматься вопросом опеки и все это - в компании шута горохового, продажного копа и амбициозного адвоката. А когда Лоу стукнул по столу, дав знак, что все свободны, Мал понял, что выходить на Красную королеву придется ему и обходиться при этом собственными силами. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Следующий день Дэнни провел дома, дополняя свои материалы новыми данными, которые возникли в связи с появлением в деле двух новых жертв. За минувшие сутки выяснилось следующее. Личность жертв два и три не установлены. Доктор Лейман, как городской патологоанатом, имеет доступ к сводкам сыскного отдела голливудского участка и будет сам звонить, когда и если трупы будут идентифицированы. Он уже сообщил Дэнни, что расследование ведет сержант Джин Найлз, который считает случай пустяковым и хочет поскорее от него отделаться, чтобы вернуться к расследованию ограбления мехового склада. Это сулит ему хоть какую-то прессу и поможет отчасти нейтрализовать скандал с Брендой Аллен, лишивший его жены и детей. Патрульные трясут алкашей в парке Гриффит, и все впустую. Сам Найлз лично обработал куском резинового шланга двух любителей техспирта, имевших судимости за сексуальные домогательствах в отношении малолетних. Семнадцатистраничный отчет Леймана о вскрытии, в котором указывался факт отравления одного из мужчин барбитуратом, Найлз читать не стал, тем не менее ему в помощь придали несколько патрульных полицейских. Врач убежден, что имеет дело с "синдромом Черной Орхидеи наоборот": трем изувеченным трупам, обнаруженным один за другим, посвящены пока всего четыре колонки на внутренних полосах. Газетчики не берутся за тему, потому что Мартин Гойнз был подонком и вся эта история связана с голубыми. Писать об этом означает потом отбиваться от Легиона борьбы за нравственность и Комитета матерей-католичек, от которых не будет житья. Вчера капитан Дитрих выслушал его рапорт - факты, гипотезы, недостающие сведения, выдумки и сочиненная история про пончики и кофе. Главное - скрыть его появление на Тамаринд, 2307, о чем в рапорте он не сказал ни слова. Доклад сопровождался кивками начальника, который пообещал организовать взаимодействие с городской полицией. О подключении других сотрудников участка не может быть и речи. У трех других сыщиков работы по горло, а сыскной отдел округа считает дело Мартина Гойнза слишком незначительным и сулящим большую головную боль, раз им занялась и городская полиция. У Дитриха в голливудском участке есть приятель, лейтенант Полсон, который сохранил тесный контакт с Микки Коэном, несмотря на дело Бренды Аллен. Он поговорит с ним о создании совместной группы по расследованию убийства. Дитрих повторил: по его мнению, все будет зависеть от того, кто жертвы. Если номера два и три - наркоманы, бывшие заключенные, педики, - то все, забыть и наплевать. Если они добропорядочные горожане - может быть, что-то удастся предпринять. И пока в деле не появится ясности и не будет организовано совместной следственной группы, Дэнни за десять дней должен свернуть расследование, а дело Мартина Гойнза, убитого 01.01.50, отправится в архив. Из улик, собранных Дэнни на Тамаринд, 2307, вытекало: Не считая двух отличий, все в точности повторяло первое убийство. Как писал Ганс Маслик, "отрицательные результаты ведут к положительным выводам". Есть серия неустановленных отпечатков, схожих с отпечатком отчлененного пальца высокого мужчины. Лейман тщательно отработал обоих покойников. Обнаруженный им кусочек твердого материала, очевидно, был зубным цементом, что на девяносто девять процентов убеждает доктора в правильности его гипотезы о зубных протезах. Лео Бордони не касался предметов в комнате и не оставил своих отпечатков. Три комплекта одежды нужно оставить как есть - на тот случай, если убийца будет задержан и признаетеся, в частности, что оставил сложенную одежду на унитазе. Фрагменты прочих следов ничего не дадут, пока у него не будет подозреваемого. Альтернатива: еще одно вторжение в сферу городской полиции или поимка самого убийцы. Имеются: его фотографии кровавых подтеков на стенах. Нужно: более тщательное обследование квартиры на Тамаринд-стрит в одиночку. Это возможно - при условии, что полиция города спустит расследование на тормозах. Страшные сны и риск серьезного уголовного преследования. Вчера из морга Дэнни сразу поехал проявлять свои пленки и заплатил четырехкратную цену, чтобы проявку сделали немедленно и в его присутствии. Человек за стойкой обратил внимание на его помятый вид, но деньги взял. Дэнни ждал, пока все не будет сделано. Лаборант передал ему негативы и отпечатки через час со словами: - Это что - современная живопись? Дома Дэнни долго-долго смеялся и никак не мог остановиться. Потом посерьезнел и прикнопил снимки к пробковой доске возле шкафчика с папками. Кровь на глянцевых черно-белых карточках выглядела ужасно, неестественно. Такое никому нельзя показывать, даже если раскроешь все три изощренных убийства. Сознание, что они принадлежат только ему одному, успокаивало. Он рассматривал их часами, находя осмысленное изображение в том, что и рисунком назвать нельзя. Брызги кровавых капель превратились в неясные фрагменты тела; а мазки стали режущими их ножами. Представшее его взору было до того непонятно, что он обратился к своим учебным записям. Упоминание о сходных случаях встречались в криминалистике Германии и Восточной Европы: психопаты, мнившие себя вампирами, разбрызгивали кровь своих жертв на находившиеся в тот момент под рукой предметы, невнятными, часто бессмысленными рисунками утверждая свое безумие. Но в этих изображениях ничто не напоминало букву Р, нигде не упоминались зубные протезы. Зубные протезы. Его единственная твердая улика относилась к жертвам два и три. Зубные протезы, которые люди не носят. Зубы из стали, из пластмассы, может быть, зубы, вырванные из челюсти мертвого животного. На следующем этапе расследования предстоит канцелярская работа: просеивать дантистов, умеющих изготавливать такие протезы, в надежде, что кто-то из них вспомнит "высокого, средних лет человека", "седого", с группой крови 0+. Иголка в стоге сена. Вчера он сделал первый шаг в этом направлении, пролистав семнадцать справочников "Желтые страницы" города и округа Лос-Анджелеса, где имелся список зубопротезных мастерских. Их оказалось 349, плюс 93 мастерских таксидермистов - учитывая вероятность того, что убийца использовал зубы животных. Звонок наудачу в одну из зубопротезных мастерских и долгий разговор с доброжелательным администратором дали такой результат: цифра 349 занижена. В Лос-Анджелесе существует целая зубопротезная индустрия. Многие мастерские в "Желтых страницах" не публикуются, у других протезистов мастерские при своем кабинете. Протезист, работающий с зубами человека, может использовать свою технологию для работы с зубами животных. Собеседник не знал ни одной мастерской, где бы вставляли клыки зверей. Удачи вам, помшерифа Апшо, славную вы придумали себе работенку. Потом он поехал в участок. Карен Хилтшер только что заступила на дежурство. Он принес ей конфеты и цветы, надеясь, что она не проявит ненужного любопытства к истории с Тамаринд-стрит или не будет дуться на огромную кучу работы, какой он еще ей не подкидывал. А именно: выяснить во всех полицейских участках и в управлении шерифа наличие дел на людей, работавших в зубопротезных мастерских, и исключить из этого списка фигурантов с определенной группой крови и внешностью. После этого Карен предстояло обзвонить по списку зубопротезные лаборатории в поисках мужчин с дефектами зубов и теми же физическими данными. Девушка взяла подарки под смешки торчавших в дежурке сотрудников; это ее задело и рассердило. Она не стала спрашивать про дом на Тамаринд и согласилась, надув губки, как это делала Бетти Дэвис, сделать запросы, "когда будет свободная минутка". Он ее не упрашивал, понимая, что теперь он целиком в ее власти. Закончив работу с бумагами, Дэнни подумал о том, что нужно заняться опросами на Тамаринд-стрит. Осталось также неясным, относится ли тот партнер, намечавшийся в компаньоны-грабители, о котором упоминал Лео Бордони, к делу Гойнза и был ли он как-то связан с тем парнем с обожженным лицом. Досье Дэнни выросло уже до пятидесяти с лишним страниц, на заполнение которых ушло за последние сутки пятнадцать часов времени. Ему не дает покоя мысль отправиться на Тамаринд-стрит, ждать, высматривать, опросить местных жителей и опередить городских полицейских. Если Найлз получил бы наводку на это место, доктор Лейман предупредил бы его. Скорее всего, жизнь там идет своим чередом, и жители позабыли мелкие подробности, которые могли бы стать разгадкой запутанного дела. И как быть с докладом Дитриху? Сказать, что из лечебницы Лексингтон ему позвонили прямо домой, и упросить Карен, чтобы не проговорилась? А может, погодить с этим, чтобы не помешать капитану связаться с приятелем в городском участке и создать межведомственную команду, о чем он сам же и завел разговор? Сомнения отброшены. Дэнни едет в Голливуд на Тамаринд-стрит. Квартал живет обычной жизнью. Погода стоит не такая холодная, как два дня назад, улицу заполнили пешеходы, жители домов сидят на открытых верандах, подстригают лужайки и подрезают кусты. Дэнни припарковал машину и начал опрос жителей и прохожих. Ничего необычного в окрестностях не наблюдалось, никаких подозрительных машин не замечали, Мартина Гойнза никто не знает, ничего необычного в квартире над гаражом дома 2307 не было. Никто поблизости без дела не слонялся, никаких странных шумов не слышали. Ничего. Никто не вспомнил его коричневый "шевроле", простоявший тут всю ночь. Дэнни опросил уже немало народу, как вдруг старая дама, с карликовым шнауцером на поводке, на его вопрос ответила утвердительно. Вечером третьего дня, около 10:00, она выгуливала свого Вурсти и обратила внимание на высокого мужчину с прекрасной серебристой шевелюрой, шедшего к гаражу дома 2307, ведя под руки двоих "шатающихся пьяных". Нет, ни одного из них она раньше тут не встречала. Нет, нет, никаких странных звуков из квартиры над гаражом она потом не слышала. Нет, владелицу дома 2307 она не знает. Нет, мужчины шли молча и не разговаривали, и она не уверена, что сможет опознать седого мужчину, если снова его увидит. Дэнни отпустил старушку, вернулся к машине, сполз на сиденье пониже и стал наблюдать за номером 2307. Инстинктивно, он вдруг почувствовал сильное беспокойство. Убийца следит за квартирой, смотрит, не появятся ли копы, это ясно. Конечно, он заранее наметил место в парке Гриффит, чтобы бросить там трупы. Гойнз: он был перекати-полем, газеты таким не заинтересуются, и убийца понял, что место совершения убийства осталось незасвеченным. Знакомыми Гойнза и теми, кто знал о его смерти, были одни джазмены, которых Дэнни опрашивал. Это полностью снимало с них подозрение, поскольку личность Гойнза установлена, и если убийца не дурак, он не стал бы приводить новые жертвы в дом Гойнза. Следовательно, раз полиция на Тамаринд-стрит не показывалась, убийца может привести сюда свою следующую жертву. Главное, чтобы об этом не узнала городская полиция. Нужно продолжать слежку и молиться, чтобы убийца не заметил следов пребывания в доме Дэнни и Бордони, не узнал о сегодняшнем опросе местных жителей. Сиди тихо, и может статься, что он пройдет мимо вместе с жертвой номер четыре. Не спуская глаз с дома, Дэнни поглядывал в зеркало заднего вида. Потянулись часы: прошел мимо какой-то человек, две пожилые женщины выходят из магазина с тележками, протопала стайка мальчишек в кожаных куртках. Взвыла сирена и стала приближаться; Дэнни подумал, что это полицейский наряд по тревоге летит на Бульвар. А потом все понеслось стремительно. Старая леди открыла дверь дома 2307, машина без опознавательных знаков втиснулась на внутреннюю дорожку дома. Из нее вышел сержант Джин Найлз, посмотрел через улицу и увидел его - наблюдателя в машине, которую он видел вчера утром у парка Гриффит. Найлз было направился прямо к нему, но женщина его перехватила, указывая на квартиру над гаражом. Найлз остановился в нерешительности, женщина схватила его за рукав. Теперь ложь Дэнии неминуемо вскроется. Найлз позволил повести себя к дому. Дэнни бил мандраж. Он сорвался с места и помчался в участок обеспечивать прикрытие. Дитрих стоял у входа в участок и жадно курил. Дэнни взял его под руку и повел в свой кабинет. Как только дверь за ними захлопнулась, Дитрих резко повернулся к Дэнни: - Только что звонил мне лейтенант Полсон. Ему звонил Джин Найлз; он получил звонок от хозяйки квартиры Гойнза. В квартире Гойнза обнаружены следы крови и окровавленная одежда - и это в миле от парка Гриффит. Нет никаких сомнений, что там грохнули и нашего и тех двоих, которыми занимается полиция. Тебя там видели, сообщают, что ты скрылся. Что это все значит? Надеюсь, причина у тебя веская - мне не хотелось бы отстранять тебя от службы. У Дэнни ответ был готов: - Сегодня утром мне домой позвонил человек из Лексингтона и сообщил, что получено письмо от Мартина Гойнза на имя другого пациента. Был указан обратный адрес: Норт-Тамаринд, 2307. Я думал о нашем разговоре, о том, что Полсон поможет, о нашем взаимодействии, хотя Найлз этим сильно раздражен. Я не надеялся, что полиция проведет расследование должным образом, и сделал это сам. Только я решил передохнуть, как Найлз меня заметил. Дитрих взял в руки пепельницу и загасил сигарету: - И ты мне даже не позвонил?! Не сообщил о таком важном прорыве в деле?! - Фальстарт, виноват, сэр. - Не очень все это похоже на правду. Почему ты сначала не поговорил с хозяйкой дома? Полсон говорит, что, по словам Найлза, та женщина первой все обнаружила. Дэнни пожал плечами, сделав вид, что не придает этому особого значения: - Я стучал к ней, наверное, бабуля не слышала. - Полсон говорит, что она не производит впечатление старой развалины. Дэнни, ты не шатался там по дневным сеансам? Дэнни не понял: - Что вы имеете в виду, кино? - Нет, бабу. Твой бабец живет возле того киоска, где ты вчера услышал полицейское радио, а Тамаринд - как раз рядом. Шляешься по бабам в служебное время? Голос Дитрих помягчел. Вранье Дэнни получилось убедительным. - Сначала работал, потом шлялся. - Я отдыхал в машине, когда появился Найлз. Дитрих скривил лицо в полуулыбке, в полугримасе. На столе зазвонил телефон. Капитан снял трубку: - Да, Нортон. Он здесь. - Послушал, потом сказал: - Один вопрос. Те двое у вас опознаны? Последовало долгое молчание. Дэнни беспокойно топтался у двери. Дверь отворилась, вошла Карен, молча положила на стол пачку бумаг и вышла, не подымая глаз. Главное, думал Дэнни, чтобы капитан не проговорился ей, что у меня есть женщина, и чтоб она не сболтнула ему, что приняла звонок из Лексингтона. Дитрих сказал: - Подожди, это Нортон. Дай мне сначала с ним поговорить. - Закрыл трубку рукой и обратился к Дэнни: - Трупы опознали. Это - отребье, поэтому приказываю: никакого взаимодействия с полицией. На Гойнза у тебя пять дней. Потом я тебя с дела снимаю. Сегодня ограбили "Сан-Факс маркет"; если не успеешь закончить с Гойнзом, займешься этим делом. Я закрою глаза на то, что ты не доложил об адресе Гойнза, но предупреждаю: полиции дорогу не перебегать. Том Полсон мне близкий друг, мы остались друзьями несмотря на Микки и Бренду, и я не хочу, чтобы ты нас поссорил. Теперь возьми трубку, Нортон Лейман хочет поговорить с тобой. Дэнни схватил трубку: - Да, доктор. - Это говорит дружественный вам источник информации. Карандаш под рукой? Дэнни вытащил из кармана блокнот и карандаш: - Давайте. - Тот, что выше ростом, - Джордж Уильям Уилтси, дата рождения 14.09.13. Дважды арестован за мужеложство, в 43-м изгнан из ВМФ за моральное разложение. Второй - знакомый Уилтси, возможно его "кочегар". Дуэйн Линденор, дата рождения 05.12.16. Один арест за вымогательство - в июне 1941-го. Дело до суда не дошло - заявитель отозвал иск. О местах работы Уилтси ничего не известно; Линденор сочинял диалоги для "Вэрайэти Интернэшнл пикчерз". Оба жили по адресу: бульвар Вентура, 11768, мотель "Лесная поляна". В данный момент туда направляется полиция, так что сидите тихо. Ну что, довольны? - Не знаю, доктор, - снова солгал Дэнни. Из своего закутка Дэнни позвонил в архив и городское бюро статистики и опознания и отдел транспортных средств, там ему дали полную информацию о жертвах два и три. Джордж Уилтси арестовывался за совершение непотребных действий в коктейль барах в 40-м и 41-м; за отсутствием свидетельских показаний окружной прокурор в возбуждении уголовных дел отказал. У него был также длинный список нарушений ПДД. За Дуэйном Линденором ни одного нарушения ПДД не числилось, имелось одно закрытое дело за вымогательство, упомянутое доктором Лейманом. Служащая архива ознакомила Дэнни с географией арестов. Задержания Уилтси подпадали под юрисдикцию города, Линденор подвергался аресту в южном районе округа, на участке Файрстоун. Запрос на Линденора вывел его на сотрудника, который его задерживал, - сержанта Фрэнка Скейкела. Дэнни позвонил в кадры и узнал, что Скейкел по-прежнему работает дежурным вечерней смены. Он позвонил на коммутатор и его соединили с дежуркой. - Скейкел. Слушаю. - Сержант, это помшерифа Апшо, Западный Голливуд. - Да, помшерифа. - Я веду следствие по убийству - оно связано с двумя 187-ми. Одного из убитых вы арестовывали в 41-м. Дуэйн Линденор. Не припоминаете такого? - А как же. Шантажировал богатого юриста по имени Хартшорн. Денежные дела я хорошо запоминаю. Что, пристукнули Линденора? - Да. Само дело вы помните? - Неплохо. Истцом был юрист Чарлз Хартшорн. Он любил мальчиков, но был женат. Дочь обожал. Линденор познакомился с ним через службу знакомств педов, закрутил с ним, а потом стал грозить рассказать все его дочери. Хартшорн обратился к нам, мы задержали Линденора, но потом Хартшорн не пожелал давать показания в суде и забрал заявление. - Скажите сержант, Хартшорн высокого роста и седой? - Нет, - рассмеялся Скейкел. - Коротышка и плешив, как луковица. Как ваше расследование? Есть версии? - Линденор живет на территории города, и пока крепкой версии нет. Что думаете о Хартшорне? - Он не убийца, Апшо. Он богат, пользуется влиянием, видал всех в гробу. Разборки у педрил - дело шумное, но редко заканчивается убийством. А Линденор был к тому же шпаной. Как говорится, се ля ви, не тронь дохлого педа - не завоняет. x x x Снова в город. Теперь - делать все очень аккуратно, не нужно больше лжи и лишних неприятностей. Дэнни поехал в "Вэрайэти интернэшнл пикчерс", надеясь, что Найлз надолго застрянет в мотеле "Лесная поляна". Поскольку расследование дела Гойнза зашло в тупик, все внимание теперь нужно обратить на жертвы два и три. Из них киносценарист и шантажист Линденор стал куда важнее пассивного педераста Уилтси. У ворот в студию выстроились пикеты соперничающих профсоюзов; Дэнни припарковался на противоположной стороне улицы, выставил за стеклом табличку "Служебная машина полиции", пригнулся и нырнул в толпу пикетчиков, размахивающих флагами и транспарантами. Охранник у ворот читал бульварную газетку, печатавшую колонку криминальных новостей о его трех убийствах - леденящие кровь подробности из "надежных источников" городского морга. Пока Дэнни неторопливо доставал свой жетон, он успел пробежать глазами полстраницы. Поглощенный чтением охранник жевал сигару. Газета - это была городская сплетница "Тэтлер" - объединила оба дела в одно, что сулило новые сенсационные статьи, радио- и теленовости, ложные откровения, фальшивые версии и груды всякого дерьма. Дэнни постучал по стене. Жевавший сигару охранник отложил газету, посмотрел на жетон и сказал: - Да? Вы к кому? - Мне надо поговорить с людьми, которые работали с Дуэйном Линденором. При упоминании имени охранник и глазом не моргнул: фамилия Линденора в газеты еще не попала. Он просмотрел список и сказал: - Двадцать третья площадка, офис рядом с павильоном, где снимается "Окровавленный томагавк". Охранник нажал кнопку, ворота открылись. Дэнни пошел по длинной асфальтовой дорожке, по которой сновали актеры в гриме и костюмах. Дверь, ведущая на двадцать третью площадку, была настежь открыта; у входа три мексиканца наносили на лица боевую раскраску. Они бросили на Дэнни беспокойный взгляд, а он увидел дверь с табличкой "РЕДАКТОР", подошел и постучался. - Открыто, - услышал он голос. Дэнни вошел. Худощавый юноша в твидовом костюме и роговых очках укладывал бумаги в портфель. Он спросил: - Вы вместо Дуэйна? Он уже третий день не появляется, а режиссер срочно требует дополнительные диалоги. Дэнни сразу перешел к делу: - Дуэйн умер, как и его друг Джордж Уилтси. Убиты. Молодой человек уронил портфель, нервно поправил очки: - У-у-у-ббиты! - Совершенно верно. - А вы из п-п-полиции? - Помощник шерифа. Вы хорошо знали Линденора? Юноша поднял портфель и рухнул в кресло: - Н-нет, не совсем. Вот только по работе, шапочно. - Виделись с ним за пределами студии? -Нет. - Знали Джорджа Уилтси? - Нет. Знаю, что жили вместе, так мне Дуэйн говорил. Дэнни сглотнул слюну: - Они что, были любовниками? - Мне в голову не приходило интересоваться их отношениями. Знаю только, что Дуэйн был человек тихий, что ему удавались диалоги и что работал он за очень скромные деньги, а это большой плюс на этой рабовладельческой плантации. За дверью послышались шаги. Дэнни обернулся и увидел, как в сторону метнулась тень. Он выглянул из комнаты и увидел, как какой-то человек быстро удаляется к платформе с камерами и осветительной аппаратурой. Дэнни пошел за ним. Человек стоял сунув руки в карманы, как бы говоря "Мне нечего скрывать от вас". Дэнни схватил его за руку и с огорчением увидел, что тот был молод и среднего роста, никаких шрамов на лице, в лучшем случае тянул на мелкого торговца наркотой. - Зачем вы подслушивали у двери? Это был почти мальчик - худой, прыщеватый, с тонким шепелявым голосом: - Работаю здесь. Занимаюсь реквизитом. - И это дает вам право совать нос в официальные дела полиции? Парень поправил прическу и ничего не ответил. - Я задал вам вопрос. - Нет, это не дает мне... - Тогда зачем вы это делали? - Я слышал, вы сказали Дани и Джордж умерли, а мы знакомы. Вы знаете... - Нет, я не знаю, кто их убил. Иначе бы меня здесь не было. Как близко вы были знакомы? Мальчик еще поправил свою прическу: - Мы вместе с Дуэйни ходили на обед. Ну с Дуэйном то есть. А Джорджа я знал мало, здоровались, когда он приезжал за Дуэйном. - Я так понимаю, что у вас было много общего, верно? -Да. - Вы общались с Дуэйном и Джорджем вне работы? -Нет. - Но вы разговаривали, учитывая, что у вас было чертовски много общего. Верно говорю? Парень смотрел в землю и лениво выводил на полу восьмерку: -Да, сэр. - Ну так скажи, что они делали вместе и с кем они это еще делали, потому что раз тут все об этом знали, знаешь и ты. Разве не так? Мальчик ухватился за стоящий софит и стал спиной к Дэнни: - Они давно были вместе, но любили компанию других ребят. Джордж был крутой, жил в основном За счет Дуэйна, но иногда работал в службе сопровождения. Больше я ничего не знаю. Можно мне теперь уйти, а? Дэнни вспомнил свой разговор в отделении Файрстоун: Линденор шантажировал человека, с которым сблизился через службу знакомств педов. - Нет. Как называлась служба сопровождения? - Не знаю. - С кем еще водили дружбу Уилтси и Линденор? Назови имена. - Я не знаю и не слышал я никаких имен! - Не ной. А что скажешь о высоком седом человеке средних лет? Линденор и Уилтси упоминали о таком человеке? -Нет. - Кто-нибудь из тех, кто здесь работает, подходит под его описание? - В Лос-Анджелесе миллион таких людей, так что, прошу вас... Дэнни крепко схватил парня за руку, повернул лицом к себе, посмотрел на него, потом отпустил и сказал: - Голос на меня не повышать. Просто отвечай. Итак, Линденор, Уилтси, высокий седой человек... Парень повернулся и потер руку: - Я ни одного такого не знаю, но Дуэйн любил мужчин постарше и говорил, что ему нравятся седые волосы. Ответил я на ваши вопросы? Дэнни отвел глаза: - Дуэйн и Джордж любили джаз? - Не знаю, о музыке мы никогда не разговаривали. - Упоминали они когда-нибудь о грабеже и о человеке лет тридцати со следами ожогов на лице? -Нет. - Был кто-нибудь из них задвинут на животных? - Нет, только на других парнях. - Свободен, - сказал Дэнни и сам пошел из студии. Парень пристально смотрел ему вслед. На площадке уже никого не было, смеркалось. Он шел к воротам, когда его окликнули: - Послушайте, офицер. Можно вас на минутку? Дэнни остановился. Лысый человек в тенниске и брюках гольф вышел из будки для охраны и протянул руку: - Герман Герштейн. Я здесь главный. Юрисдикция города. Дэнни пожал Герштейну руку: - Апшо. Детектив службы шерифа. - Я слышал, вы интересуетесь моими сценаристами? Так? - Меня интересует Дуэйн Линденор. Его убили. - Плохо дело. Мне не нравится, когда моих людей отправляют в бессрочный отпуск без моего ведома. В чем дело, Апшо? Вы не смеетесь. - Это не смешно. Герштейн прочистил горло: - Каждому - свое. Не смешно - не надо, у меня для этого есть комики. Пока вы не ушли, хочу вам кое-что сказать. Я сотрудничаю с большим жюри, которое расследует коммунистическое влияние в Голливуде, и мне не желательно, чтобы посторонние копы ходили здесь и выспрашивали. Понимаете? Национальная безопасность важнее мертвого сценариста. В ответ Дэнни съязвил. Из принципа: - Мертвого сценариста-гомосексуалиста. Герштейн оглядел Дэнни: - А вот это действительно не смешно, потому что никакого гомика, если известно, что он гомик, я ни под каким видом не допущу в свою студию. Никогда и ни за что. Ясно? - Яснее ясного. Герштейн извлек из кармана брюк три длинные сигары и сунул их в карман рубашки Дэнни: - Развивайте чувство юмора, и вас ждет хорошее будущее. Когда вам нужно будет зайти на студию еще раз, сначала загляните ко мне. Ясно? Дэнни бросил сигары под ноги, наступил на них и зашагал к выходу. Теперь нужно было просмотреть местные газеты и сделать очередные телефонные звонки. Дэнни поехал на угол Голливуд и Вайн, купил там четыре газеты, поставил машину под знаком "Стоянка запрещена" и стал читать. В "Тайме" и "Дейли ньюс" о деле не было ни слова. "Миррор" и "Геральд дейли ньюс" на последних страницах дали короткие заметки, соответственно озаглавленные: "В парке Гриффит найдены изуродованные трупы" и "На рассвете обнаружены безжизненные тела отверженных". Следовало сглаженное описание увечий. Джин Найлз заявлял, что убийства между собой не связаны. Имена жертв не назывались, относительно смерти Мартина Гойнза тоже ничего не говорилось. Рядом с газетным киоском была будка телефона-автомата. Дэнни позвонил Карен и услышал, что и ожидал: опрос протезистов шел очень медленно, за все время десять отрицательных ответов; звонки в другие отделения управления шерифа и сыскные отделы по поводу грабителей, имевших в прошлом дело с протезированием зубов, ничего не дали. Звонки двум таксидермистам выявили следующий факт: всем чучелам делают зубы из пластмассы; настоящие зубы животных при изготовлении чучел не используются. Дэнни попросил Карен продолжать звонки, наговорил комплиментов, чмокнул в трубку и набрал номер кафе "Лунный свет". Дженис Модайн сегодня не работала, но Джон Лембек пил в баре. Дэнни был мягок с человеком, которого пощадил и не избил; вор и сутенер в ответ тоже был корректен. Дэнни знал, что тот располагает кое-какой информацией и попросил рассказать о гомо-сутенерах и службе сопровождения. Лембек сказал, что единственная служба сопровождения, какую он знает, - это роскошное и закрытое заведение некоего Феликса Гордина, известного антрепренера с офисом на Стрипе и фешенебельными апартаментами в "Шато Мармон". Сам Гордин не голубой, но поставляет мальчиков для голливудской элиты и богачей из старых семей Лос-Анджелеса. Попрощавшись с Лембеком, Дэнни позвонил в архив и в автотранспортное управление. Выяснилось, что Гордин никогда не привлекался и не штрафовался; там же он выяснил три его адреса: Сансет, 9817 - офис, "Шато Мармон" в центре Стрипа под номером 7941 - апартаменты и на побережье в Малибу, Тихоокеанское береговое шоссе, 16822 - вилла. В кармане у Дэнни оставалось пятнадцать центов. Он позвонил в отделение Файрстоун, отыскал сер- жанта Фрэнка Скейкела и попросил уточнить название службы знакомств педов, где шантажист Дуэйн Линденор познакомился со своей жертвой Чарлзом Хартшорном. Скейкел поворчал и сказал, что он перезвонит. Через десять минут раздался звонок сержанта, который сообщил, что раскопал первичное заявление пострадавшего. Линденор познакомился с Хартшорном на вечеринке у владельца службы сопровождения - Феликса Гордина. В заключение Скейкел добавил, что, пока он рылся в старых делах, его коллега дал ему дополнительную информацию: Гордин дает огромные взятки со своих операций отделу нравов управления шерифа. Дэнни поехал к "Шато Мармон" - построенный в стиле роскошного замка времен эпохи Возрождения отель с фешенебельными апартаментами. Главный корпус был украшен декоративными башенками и брустверами, во внутреннем дворе - отдельные бунгало, между которыми проложены дорожки, и все это за высокими, ухоженными, идеально подстриженными живыми изгородями. Газовые фонари на кованых кронштейнах освещают таблички с номерами домиков. Дэнни пошел по извилистой дорожке к бунгало 7941, услышал звуки музыки, доносившейся из-за высокой изгороди, и направился к двери. Тут .порыв ветра разогнал облака, и в лунном свете на темной веранде Дэнни увидел двоих мужчин в смокингах. Они стояли тесно прижавшись и самозабвенно целовались. На луну набежали новые облака. Дверь отворилась и поглотила мужчин - смех, резкое крещендо, секундный блеск огней изнутри, и они растаяли в этом свете. У Дэнни мурашки побежали по коже; он протиснулся между изгородью и стеной фасада и боком подобрался к огромному окну, завешанному бархатными портьерами. Между двумя красными полотнищами оказался узкий просвет, открывший водоворот скользящих по паркету смокингов, гобелены на стенах, сверкание хрусталя поднятых бокалов. Дэнни прижался к стеклу и стал смотреть. Искаженное изображение, мысленная кинокамера дает сбои. Он отодвигается, чтобы охватить взглядом больший угол. Видит соединившиеся в танго смокинги, щека к щеке, одни мужчины. Лица почти сливаются, разглядеть их невозможно. Дэнни придвигается к стеклу, отодвигается, снова приближается и наконец вдавливает себя в стекло. Теперь покалывает в паху; глаз берет средний план, крупный план, портрет. Мелькание рук, ног. Вкатывается сервировочный столик, и человек в белом несет чашу с пуншем. Вперед, назад, вперед. Фокус нарушается, никаких лиц, потом - саксофонист Коулмен с Тимом раскачиваются в ритме джаза. Между ног нестерпимо ноет. Тима не стало, вместо него - молоденький мальчик-блондин. Потом все закрыла какая-то тень, шаг назад - и фокус его объектива восстановился. В нем два жирных, неприятных толстяка целуются взасос, жирно блестящая кожа, оба до красноты выбриты, волосы блестят от бриолина... Дэнни заперся дома, вспоминая Сан-Берду в 39 году и Тима, смотревшего на него с подозрением, когда он не лег на Рокси. Отыскал запасную бутылку виски, проглотил свои стандартные четыре рюмки, и ему стало еще хуже: Тим его бранит, говоря, да ты просто дурака свалял, тебе же это нравилось... Еще две рюмки. "Шато Мармон" в цветном изображении. У всех красавчиков там было тело Тимми. Он стал пить прямо из бутылки, дорогое виски обжигало как дешевое пойло, а в мысленной камере - женщины, женщины, женщины. Карен Хилтшер, Дженис Модайн, стриптизерши, которых он допрашивал в связи с ограблением клуба "Ларго", титьки и мохнатки на показ в артистической уборной, равнодушные к взглядам мужчин. Рита Хейворт, Ава Гарднер, девушка-гардеробщица из "Голубой комнаты Дэйва", его мама, выходящая из ванны, до того как она располнела и стала свидетелем Иеговы. Все противно и омерзительно, как те два целующихся толстяка в "Мармоне". Дэнни пил стоя, пока ноги не подкосились. Падая, он умудрился швырнуть бутылку в стену. Она точно угодила в приколотые там фотографии кровавых рисунков из дома 2307 по Тамаринд-стрит. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Объяснение своего визита Мал продумал уже на крыльце и позвонил. По дому разнесся стук каблуков по твердому полу. Мал одернул китель, дабы прикрыть свой обвисший ремень - слишком часто он стал пропускать свои обеды и завтраки. Дверь открылась, и на пороге - Красная королева: в 9:30 она уже идеально причесана, на ней элегантная шелковая блузка и шерстяная юбка. - Да? Вы коммивояжер? А вы знаете, что на Беверли-Хиллз запрещается навязывать товары и услуги. Лукавит. - Я из управления окружного прокурора. - Беверли-Хиллз? - Города Лос-Анджелеса. Клэр де Хейвен улыбнулась - настоящая кинозвезда: - Желаете взглянуть на коллекцию моих штрафов за переход улицы на красный свет? Продолжает лукавить - даром, что он коп. Ведь она прекрасно знает, что он - "хороший полицейский" , который допрашивал Лопеса, Дуарте и Бена-видеса: - Город нуждается в вашей помощи. Женщина хмыкнула - тоже элегантно - и распахнула дверь: - Ну, заходите - расскажете, что вас сюда привело, мистер...? - Консидайн. - Консидайн. Клэр посторонилась. Обстановка в гостиной с цветочным орнаментом: на обивке диванов - гардении, стульев - орхидеи, маленькие резные столики и этажерки инкрустированы узором из маргариток. На стенах - большие плакаты популярных в 30-е и в начале 40-х годов антифашистских кинофильмов. Мал подошел к красочному плакату картины "Заря справедливости" - благородный русский возвышается над чернорубашечником, брызгающего слюной и размахивающего "люгером". Герой стоит в ореоле солнечного света, немец - в тени. Видя, что Хейвен наблюдает за ним, он сказал: - Тонко сделано. Клэр рассмеялась: - Искусно. Вы адвокат, мистер Консидайн? Мал обернулся. Красная королева стояла со стаканом прозрачного напитка со льдом. Запах джина он бы почувствовал - наверняка водка - элегантнее и не так резко пахнет. - Нет, я следователь отдела большого жюри. Вы позволите присесть? Клэр указала на два стула, стоящих друг против друга у шахматного столика: - Разумеется. Хотите кофе или чего-нибудь выпить? - Нет, - сказал Мал и сел. Стул был обит кожей с вышитыми по ней шелком орхидеями. Клэр де Хей-вен села напротив, положив ногу на ногу: - Вы сумасшедший, если думаете, что стану вашим информатором. Ни я, ни кто-либо из моих друзей. И учтите, у нас самые лучшие юристы. Мал решил разыграть мексиканскую карту: - Мисс де Хейвен, я скорее пытаюсь устранить неприятный осадок, оставшийся от неудачного интервью. Мы с партнером подошли к вашим друзьям из "Вэрайэти интернэшнл" не так, как следует. Начальство осталось недовольно, нам урезали финансы. Когда мы занялись предварительным изучением документов на УАЕС, старые материалы Комиссии Конгресса, то мы вашей фамилии там не нашли, а ваши друзья, наверное... ну скажем... уж очень догматичны. Я решил обратиться к вам с этим делом, рассчитывая на вашу чуткость, и надеюсь, что вопросы, которых я хочу коснуться, вы сочтете резонными. Клэр де Хейвен улыбнулась, потягивая свой напиток: - Вы хорошо излагаете мысли для полицейского. "А ты с утра лакаешь водку и трахаешься с мексиканской шпаной", - подумал Мал и сказал: - Я учился в Станфорде и был майором военной полиции в Европе: участвовал в сборе улик для суда над нацистскими преступниками. Как видите, эти ваши плакаты на стене мне не совсем безразличны. - Сочувствие вы тоже хорошо выражаете. А теперь вы служите киностудиям, потому что искать там некую крамолу проще, чем достойно платить. Вы разделяете и властвуете, заставляете людей доносить, подключаете специалистов. И не приносите ничего, кроме горя. Добродушные уколы вмиг сменились откровенным вызовом. Мал сделал виноватое выражение лица: ее можно взять, если вступить с ней в отчаянную борьбу, но в конце дать ей выиграть. - Мисс де Хейвен, почему УАЕС не объявляет забастовку, чтобы добиться своих требований по контракту? Клэр не спеша отхлебнула из стакана: - Тогда наше место займут тимстеры и останутся работать на условиях временного договора - за нищенскую плату. Удачное начало. У него последний шанс сыграть в "хорошего полицейского", потом отступить, пустить газетную утку и устроить западню: - Хорошо, что вы заговорили о тимстерах, они меня сильно беспокоят. Если заседание большого жюри все же состоится, в чем я теперь сомневаюсь, следующим шагом должна стать борьба с рэкетом в среде тимстеров. Преступных элементов там не меньше, чем коммунистов среди американских радикалов. Клэр де Хейвен сидела спокойно, на приманку не клюнула. Посмотрела на Мала, перевела взгляд на висевший у него на поясе пистолет: - Вы не глупый человек, так сформулируйте мысль яснее. Изложите суть дела, как вас учили на первом курсе в Станфорде. Чтоб немного разозлиться, Мал подумал о Селесте: - Мисс де Хейвен, я был в Бухенвальде и знаю, что Сталин творит такое же зло в России. Мы хотим докопаться до самых корней тоталитаризма, привносимого коммунистическим влиянием в киноиндустрию и в УАЕС, покончить с ним, помешать тимстерам избивать ваших пикетчиков, установить на основе свидетельских показаний подобие некой демаркационной линии между грубой пропагандистской агрессией коммунизма и законной политической деятельностью левого направления. Мал замолчал, пожал плечами, притворно-разочарованно развел руками. - Мисс де Хейвен, я - полицейский. Мое дело собирать улики, чтобы предать суду грабителей и убийц. Мне такая работа не нравится, но кто-то ее должен делать, и, уверяю вас, я стараюсь делать ее как можно лучше. Вы меня понимаете? Клэр взяла со стола сигарету и зажигалку, закурила. Мал захлопал глазами, делая вид, что раздосадован, что не сохранил выдержку. Наконец она сказала: - Вы или хороший актер, или находитесь под влиянием очень плохих людей. Кто вы? Честно говоря, не могу понять. - Не надо говорить со мной в покровительственном тоне. - Я и не собиралась. - К сожалению, собирались. - Хорошо, собиралась. Мал встал со стула и стал ходить по комнате; он думал о ловушке. Его взгляд упал на книжную полку, заставленную фотографиями в рамках. Он обратил внимание на серию снимков красивых молодых людей. Половину составляли жгучие брюнеты, похожие на латиноамериканских героев-любовников, но Ло-песа, Дуарте и Бенавидеса среди них не было. Мал вспомнил, что говорил Лопес Лезнику: Клэр была единственной грингой, которая делала ему минет, и ему было стыдно, потому что это делают только бляди, а она - его коммунистическая Мадонна. Отдельно на полке стоял портрет Рейнольдса Лофтиса, нелепо выделявшийся среди этой группы своим англосаксонским добродетельным видом, как часовой на посту. Мал повернулся и спросил: - Ваши победы, мисс де Хейвен? - Мое прошлое и будущее. Грехи молодости - кучей, а жених - отдельно. Чаз Майнир высказывался насчет Лофтиса совершенно определенно: что и как они делали. Интересно, подумал Мал, знает ли она о них, догадывается ли, что Майнир выдал Комиссии Конгресса ее будущего мужа: - Ему очень повезло. - Спасибо. - Он случайно не актер? Мне кажется, я водил сына на фильм с его участием. Клэр погасила сигарету, закурила другую, оправила юбку: - Да, Рейнольде актер. Когда вы с сыном ходили в кино? Мал сел, стал вспоминать, когда Рейнольде значился в черных списках: - Сразу после войны. А что? - Поскольку пока наша беседа ведется в корректной форме, мне хотелось бы сказать вам вот что. Я сомневаюсь, что вы такой чуткий человек, каким пытаетесь себя выставить. Но если я все-таки ошибаюсь, то думаю вам небезынтересно побольше узнать о людях, которым вы принесли страдания. Мал большим пальцем указал на портрет Лофти-са у себя за спиной: - На примере вашего жениха? - Да. Видите ли, вы, наверное, были в кинотеатре повторного фильма. Рейнольде был очень популярным актером в 30-е. Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности штата Калифорния в 40-м страшно подпортила ему карьеру, когда он отказался давать показания. Многие студии перестали приглашать его по политическим соображениям, и единственная работа, какую он мог получить, - это съемки на десятистепенных студиях. Он вынужден был унижаться перед таким ужасным человеком, как Герман Ie-рштейн. - Могло быть и хуже, - возразил Мал. - В 47-м Комиссия Конгресса заносила людей в черный список. Ваш жених тоже мог там оказаться. - Он был в черном списке, - крикнула Клэр, - и я готова поспорить, что вы об этом знаете! Малу стало не по себе; он думал, что ему удалось убедить, будто он плохо знает Лофтиса. Клэр понизила голос: - Вы знали, не "могли не знать об этом. Фамилия Рейнольдса - Лофтис, мистер Консидайн. Уж вам ли не знать, что он член УА.ЕС. Мал пожал плечами с наигранным безразличием: - Когда вы сказали Рейнольде, у меня была мысль, что это Лофтис. Я слышал о нем как об актере, но его фотографии никогда не видел. Но знаете, почему я был удивлен. Один старый либерал сказал мне и моему коллеге, что Лофтис гомосексуалист. А вы мне говорите, что он ваш жених. Клэр сощурила глаза, какое-то мгновение она смотрела, словно вот-вот обернется фурией: - Кто вам это сказал? Мал снова пожал плечами: - Один человек, который ходил на пикники Комитета Сонной Лагуны и приударял там за девочками. Не помню его имени. Казалось, Клэр вот-вот рухнет без чувств: ее руки дрожали, ногти царапали столик. Мал пристально смотрел ей в глаза - они застыли в одной точке, словно в водку был подмешан наркотик. Секунды тянулись бесконечно. Наконец к Клэр вернулось спокойствие: - Извините меня. Мне просто неприятно слышать подобное о Рейнольдсе. Мал же подумал: нет, дело в другом - это Сонная Лагуна: - Прошу прощения, мне не следовало это говорить. - Зачем же вы тогда сказали? - Потому что ему повезло. Красная королева улыбнулась: - И дело не только во мне. Позволите мне закончить то, о чем я начала говорить? - Конечно. - В 47-м кто-то донес на Рейнольдса в Комиссию Конгресса на основании слухов и сплетен - и его немедленно занесли в черный список. Он уехал в Европу и стал сниматься там в экспериментальных арт-фильмах одного бельгийца, с которым познакомился в Лос-Анджелесе во время войны. Там все актеры играли в масках. Эти фильмы произвели фурор. Так Рейнольде сводил концы с концами. В 48-м во Франции он даже получил премию - аналог нашего "Оскара", вышел на ведущие роли в европейском кино. Теперь серьезные студии Голливуда предлагают ему серьезную работу за хорошие деньги, но все это кончится, если его потащат еще на какую-то комиссию, на большое жюри, на "суд кенгуру" или как вы это там еще называете. Мал встал и посмотрел на дверь. Клэр сказала: - Рейнольде никогда не назовет никаких имен, и я тоже. Не портьте ему жизнь - он только начал жить по-человечески. Не портьте мне жизнь. Она даже просила, не теряя элегантности. Мал широким жестом обвел обитую кожей мебель, парчовые портьеры и дорогие мелочи, расшитые шелком: - Как же проповедь коммунистических идей сочетается у вас вот с этим? Красная королева улыбнулась - воплощение скромности таланта: - Много работаю и кое-что могу себе позволить. Мал подошел к своей машине и увидел записку, прижатую щеткой дворника к лобовому стеклу: "Салют, капитан! Герман Герштейн звонил Эллису с жалобой: детектив шерифа навел шухер в „Вэрайэти интернэшнл" (убийство голубых). Эллис говорил об этом с его начальником (кап. Ал Дитрих). Нам надо убедить этого парня умерить рвение. Просьба: как закончите с К. Д. X., приезжайте в участок Западного Голливуда. Д. С.". На дурацкое задание Мал направился весь вне себя. Заниматься ерундой именно сейчас, когда нужно было сделать следующий важный шаг: через газеты и радио убедить УАЕС, что большого жюри не будет. Увидел "форд" Дадли Смита на стоянке участка, поставил свою машину рядом. Дадли стоял возле диспетчерской и разговаривал с капитаном службы шерифа. Девушка у коммутатора, скинув наушники на шею, откровенно прислушивалась к их разговору. Дадли заметил его и поманил пальцем. Мал подошел и протянул начальству из управления шерифа руку: - Мал Консидайн. Тот тиснул руку словно железными клещами: - Ал Дитрих. Рад видеть двух парней из города, которые пришли как нормальные люди. Я говорил лейтенанту Смиту, что не надо судить помшерифа Апшо слишком строго. Он немного горяч и не всегда соблюдает протокол, но в общем - прекрасный коп. Всего двадцать семь лет, а он уже детектив. Это о многом говорит, так ведь? Дадли загоготал: - Ум и наивность - отличное сочетание качеств молодого человека. Малкольм, наш приятель ведет убийство голубых в округе, связанное с двумя делами в городе. Он, кажется, одержим, как может увлекаться только молодой коп-идеалист. Может, нам преподать парню небольшой урок полицейского этикета и субординации? - Только коротко, - сказал Мал и обратился к Дитриху: - Капитан, где сейчас Апшо? - Ведет допрос. Двое моих парней задержали сегодня утром подозреваемого в грабеже, и Дэнни трясет его. Пойдемте, я покажу его, только дайте ему закончить. Дитрих провел их через свой кабинет в небольшую секцию камер, выходящих в коридор окнами со стеклами одностороннего вида. Над окном последней слева камеры потрескивал динамик. Капитан сказал: - Вы уж мне поверьте, парень - золотой. Вы не очень на него нажимайте, характер у него взрывной, но мне он нравится. Мал прошел вперед Дадли и встал к одностороннему зеркальному стеклу; увидел типа, которого он сам арестовывал еще перед войной. Это был Винсент Скоппеттоне, киллер из банды Джека Драгны. Арестованный сидел за привинченным к полу столом, руки наручниками прикованы к приваренному к полу стулу. Апшо стоял спиной к окошку и наливал из кулера воду. Бандит ерзал на стуле, его арестантская одежда взмокла от пота. Дадли тоже заинтересовался: - Ага, Винни-макаронник. Я слышал историю: он узнал, что его любовница одаривает своей благосклонностью кого-то еще, и засадил ей обрез прямо в канал любви. Кара, возможно, жестокая, зато скорая. Знаете разницу между итальянской бабушкой и слоном? Двадцать фунтов и черное платье. Неплохо, а? Мал промолчал. Из репродуктора донесся голос Скоппеттоне, звук на секунды отставал от движения губ: - Показания очевидцев дерьма не стоят. Чтоб выступать в суде, они для начала должны быть живыми. Понял? Аишо повернулся, в руках у него была кружка с водой. Мал увидел среднего роста молодого человека, с правильными чертами и мрачновато-твердым взглядом карих глаз, ежиком темных волос и порезов от бритвы на бледной коже. Тело гибкое и мускулистое. Было в нем что-то, напоминающее красавцев мальчиков Клэр де Хейвен. Говорил он ровным баритоном: - Пьем до дна, Винсент. Причастие. Исповедь. И да пребудешь в мире. Скоппеттоне залпом выпил воду, облился и облизал губы: - Ты католик? Апшо сел на стул с другой стороны стола: - Я никто. Мать свидетель Иеговы, а отец умер. А когда Джек Д. узнает, что ты втихую гребешь под себя, ты тоже не жилец. Что касается свидетелей, свои показания они дадут. Выйти под залог тебе не светит, а Джек сделал тебе ручкой. Ты ведь с Джеком больше не кентуешь, иначе бы на скок не пошел. Колись, Винсент. Дай мне по делу, и наш капитан попросит для тебя скощуху. Скоппеттоне стал говорить, с подбородка у него капала вода: - Без свидетелей никакого дела не будет. Апшо оперся локтями о стол. Интересно, думал Мал, насколько репродуктор искажает его голос: - Локшево у тебя с Джеком, Винсент. В лучшем случае он даст тебе зачалиться за "Сан-Факс", в худшем - велит тебя завалить, когда будешь в крытке. И это будет в Фолсоне. Все опэгэшники попадают туда, а ты ведь связан с оргпреступностью. Винсент. "Сан-Факс" - территория Коэна. Микки делает подарки и подмазывает судей; и будь уверен, он сделает так, что твое дело попадет к нужному судье. По-моему, ты слишком глуп, чтобы выжить. Только малахольный решится пойти на гоп-стоп во владениях Коэна. Ты что, войну хотел начать? Ты думаешь, Джек хочет, чтобы Микки наехал на него из-за мелочевки? Дадли толкнул Мала локтем: - А парень хорош, очень хорош. - Выше всяких похвал. Мал оттолкнул локоть Смита и стал вслушиваться в то, что и как говорил Апшо, и думал, вот бы он владел арго комми так же, как он ботает по фене. Винсент Скоппеттоне снова заговорил, в динамике затрещало, затем послышался голос: - Никакой войны не будет. Джек и Микки толкуют о перемирии, может, на пару что замутить. - Расскажешь поподробнее? - Да что я, с глузда съехал? Апшо рассмеялся. Мал уловил притворство; этот Скоппеттоне его совсем не интересовал, он видел настоящую работу. Это был класс! Притворный смех - этот малый знал, какой смысл вложить в этот смех. - Винни, я же сказал, что ты глуп. Я ж вижу, очко у тебя играет, с Джеком у тебя хипеж. Ну-ка, скажи, прав я или нет: ты что-то начудил, разозлил Джека, испугался и решил исчезнуть. Чтобы исчезнуть, нужны деньги, и ты взял "Сан-Факс". Ну как, угадал? Скоппеттоне весь обливался потом - по лицу стекали крупные капли. Апшо продолжал: - Знаешь, что я еще подумал? Наверное, одного грабежа тебе было мало. Мы еще кое-что можем на тебя повесить. Я проверю статистику грабежей по всему городу и округу, может быть в округе Вентура, в Орандже, в Сан-Диего. Ручаюсь, если разошлю твою фотку, то найдутся и другие свидетели. Верно? Скоппеттоне пытается выдавить из себя смех - долгие, хриплые смешки. Апшо тоже стал смеяться, передразнивая, пока тот не перестал. Мал все понял: Апшо сейчас на взводе как стальная пружина, и дело тут не в Винни, нет, тут что-то другое. Винни просто оказался под рукой... Пошевелив руками, Скоппеттоне сказал: - Давай перетрем. Базар серьезный. - Говори. - Героин. Большое дело с героином. Перемирие, о котором был базар. Джек и Микки работают на-сдюм. Отличный "сахар" от мексов, двадцать пять фунтов. Все для "угольков", по малой цене, чтобы задавить там мелочь. Святая правда. Чтоб мне с места не сойти, если вру. Апшо передразнивает Винни его тоном: - Значит, проведешь остаток жизни в комнате для допросов на этом стуле. Шесть месяцев назад была разборка у "Шерри". Коэн потерял своего человека, а этого он не прощает никому. - Это был не Джек, а городские копы. Стрелки из голливудского участка - это разборки из-за гре-баной Бренды. Микки Жид знает, что Джек тут ни при чем. Апшо широко зевнул: - Ты меня утомил, Винни. Дармовой героин для негров, Джек и Микки как партнеры - все это параша. Между прочим, ты газеты читаешь? Скоппеттоне покачал головой, разбрызгивая с лица пот: - А что? Апшо вытащил из заднего кармана свернутую газету: - Это "Геральд" за прошлый четверг. "Трагедия разыгралась вчера вечером в уютном месте отдыха в районе Силвер-Лейк. В бар „Лунная мгла" вошел налетчик, вооруженный крупнокалиберным пистолетом. Он заставил лечь на пол бармена и трех посетителей, забрал выручку из кассового аппарата. Отобрал драгоценности, кошельки и бумажники у своих жертв. Бармен попытался задержать грабителя, но тот оглушил его несколькими ударами пистолета. Хозяин бара умер сегодня утром в больнице. Выжившие жертвы ограбления описали налетчика как „похожего на итальянца мужчину лет сорока, рост пять футов десять дюймов, вес сто девяносто фунтов"". Это ты, Винни. Скоппеттоне закричал: - Это не я! Мал исхитрился прочитать, что было напечатано на странице, которую Апшо держал в руках: репортаж о боксе на прошлой неделе в Олимпик-холле. Мал думал: теперь надо давить на все педали, блефовать, еще раз ему врезать, но только переусердствуй, и дело - в шляпе... - Да не про меня это! Апшо оперся на стол и жестко посмотрел в глаза Скоппеттоне: - А мне наплевать. Ты сегодня пойдешь на опознание, и трое граждан из бара "Лунная мгла" посмотрят на тебя. Трое фраеров, для которых все макаронники - это Аль Каноне. "Сан-Факс" - это мелочи, и был ты там или нет, мне все равно. Ты ведь мне нужен насовсем. Винни. - Это не я сделал! - Докажи! - Не могу я доказать! - Ну тогда тебе хана! Скоппеттоне яростно затряс головой, мотая ей из стороны в сторону и бодаясь подбородком, как нацелившийся на забор баран. И тут Мала осенило: Апшо сумел прищучить итальянца за налет и получил признание с помощью репортажа о боксе. Он толкнул в бок Дадли и сказал: "Наш". Дадли показал большой палец. Винни пытался оторваться со стулом от пола. Апшо взял его одной рукой за волосы, а другой стал бить по лицу - ладонью, пока тот не обмяк и не забормотал: - Лады! Договоримся, начальник! Апшо стал что-то шептать на ухо Скоппеттоне, Винни что-то прошептал в ответ. Мал встал на цыпочки, чтобы лучше слышать, но из репродуктора слышалось только потрескивание. Дадли курил сигарету и улыбался. Апшо нажал кнопку под столом. Два помшерифа в форме и стенографистка с блокнотом торопливо прошли по коридору. Они открыли комнату для допросов и занялись арестованным. Дэнни Апшо вышел и сказал: - Уф, черт! Мал внимательно наблюдал за ним: - Хорошая работа, помшерифа. Отличная. Апшо посмотрел на Мала, потом на Дадли: - Вы из городского управления, да? - Да, управление окружного прокурора, - сказал Мал. - Моя фамилия Консидайн, а это лейтенант Смит. - По какому вопросу? Вперед выступил Дадли: - Сынок, мы пришли отчитать тебя за то, что ты помотал нервы Герману Герштейну, но это теперь уже неважно. Мы хотим предложить тебе работу. - Что? Мал взял Дэнни под руку и отвел на пару шагов в сторону: - Нам необходим агент, действующий в рамках расследования большим жюри коммунистической активности на киностудиях. Руководит работой окружной прокурор с хорошими связями, и он договорится с капитаном Дитрихом о вашем временном переводе на новую работу. Работа перспективна в плане служебного роста, и мне кажется, вы согласитесь. -Нет. - После завершения расследования вы сможете перейти на постоянную работу в управление. Вам и тридцати не исполнится, как станете лейтенантом. - Нет, не хочу. - А чего же вы хотите) - Хочу возглавить расследование тройного убийства, в котором я участвую, - в округе и городе. Мал соображает, что Эллис Лоу может заартачиться, но с другими шишками он, наверное, сможет договориться: - Думаю, мы сможем это устроить. Подошел Дадли и хлопнул Дэнни по плечу: - Есть женщина, сынок, к которой тебе надо подобраться. Не исключено, что тебе придется отдрю-чить ее по полной программе. - Я приветствую такую возможность, - ответил помшерифа Дэнни Апшо. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АПШО, КОНСИДАЙН, МИКС ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Он - снова полицейский. Его перепродали, покупку оплатили, и теперь навсегда останется в высшей лиге. Куш от Говарда позволил ему рассчитаться с Леотисом Дайнином, а если большому жюри удастся изгнать УАЕС из киностудий, по меркам низшей лиги он станет просто богат. У него в кармане ключи от дома Эллиса Лоу, к его услугам клерки, которые печатают на машинках и оформляют дела. Ему дан "ориентировочный список" радикалов, оставленных без внимания всеми предыдущими большими жюри. А еще у него есть большой список: заправилы УАЕС, которых нужно замазать каким-нибудь криминалом. Только выходить на них сейчас нельзя из-за начатой хитроумной операции: им подкидывается через газеты деза, будто расследование заглохло. Час назад он дал секретарю указание сделать запрос местному агенту ФБР, в архив и автотранспортное управление по фактам задержаний и правонарушений, зарегистрированных в городах и округах штатов Калифорнии, Невады, Аризоны и Орегона следующих лиц: Клэр де Хейвен, Мортона Зифкина, Чаза Майнира, Рейнольдса Лофтиса и трех пачукос с нечеловеческими именами - Мондо Лонеса, Сэмми Бенавидеса и Хуана Дуарте; звездочка против имен последних означает, что они "члены известной молодежной банды". На его запрос ответил пока только начальник полицейского отделения Холлен-бека: все трое - шпана, в начале 40-х годов были членами шайки зутеров, но потом они остепенились, "пошли в политику". Как только секретарь получит ответы на все запросы, свой первый выезд он совершит в Восточный Лос-Анджелес. Базз оглядел свой офис, думая, чем бы пока заняться. Увидел на коврике у двери утреннюю "Мир-pop" и поднял газету. Он глянул на страницу редактора и вдруг увидел статью за подписью Виктора Рей-зела. Еще и суток не прошло, как рогоносец Мал рассказал Лоу о своем плане! Статья озаглавлена "Красные - Лос-Анджелес 1:0. Трое на скамейке запасных, на поле ни одного свидетеля". Базз читает: Все свелось к деньгам - всеобщему уравнителю и общему знаменателю. Началась подготовка важного общественного мероприятия - большого жюри, обещавшего столь же глубоко значимые результаты слушаний, как аналогичные слушания в Комитете Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности в 1947 году. Снова предстояло тщательно рассмотреть и оценить глубину проникновения коммунистических идей в сферу киноиндустрии, на этот раз в контексте происходящего у нас трудового конфликта. Объединенный союз статистов и рабочих сцены (УАЕС), кишащий коммунистами и сподвижниками врагов Америки, имеет действующий договор с рядом голливудских студий. УАЕС требует пересмотра условий договора и выдвигает новые чрезмерные требования. Этим воспользовалось местное отделение тимстеров, претендующих на рабочие места членов УАЕС и готовых пойти на соглашение со студиями по условиям и оплате труда, ради чего организовали свое параллельное пикетирование. УАЕС нацелено против капиталистической системы и намерено идти дальше. Тимстеры стремятся доказать без какой-либо идеологической мотивации, что они хотят только работы и готовы принять ту зарплату, которой пренебрегает УАЕС. Голливуд, весь шоу бизнес - это безумный, безумный мир. Вот три симптома этого безумия: 1. В начале 40-х годов Америка была наводнена прорусскими фильмами, сценарии которых писались в основном членами так называемого мозгового треста УАЕС. 2. Члены мозгового треста УАЕС состоят также в сорока одной организации, классифицированных управлением окружного прокурора как коммунистические. 3. Уаесовцы требуют презренных капиталистических денег - тимстеры хотят работы для членов своего профсоюза. В управлении окружного прокурора подобралось несколько патриотов, пожелавших разобраться, насколько сильным стало влияние в кинобизнесе жадных до зеленых купюр уаесовцев. Давайте взглянем, что происходит в индустрии кино: Голливуд - это идеальное орудие распространения пропаганды, а коммунисты - самые коварные и самые идейно подкованные враги Америки, каких она еще не знала. Располагая таким средством воздействия на умы и нашу повседневную жизнь и занимая в кино выгодное положение, красные получают неограниченные возможности для распространения вредоносных раковых бацилл предательства - сатирических инвектив и скрытых нападок на Америку. В их руках находится эффективный инструмент воздействия на подсознание человека, а народ и здравомыслящие кинодеятели даже не подозревают, что им промывают мозги. Работники прокуратуры, желая как-то исправить положение, встретились с некоторыми из подрывных элементов, чтобы убедить их в пагубности их действий и выступить с показаниями, но тут свое слово сказал золотой телец, этот уравнитель и общий знаменатель: он высказался в поддержку врага и вывел его из-под удара. Говорит следователь управления окружного прокурора, лейтенант Малкольм Консидайн: "Город обещал выделить нам бюджетные ассигнования, но потом отказал в этом. У нас не хватает персонала, а теперь и денег, а груды уголовных дел не дают возможности успеть к слушаниям большого жюри. Возможно, мы сможем сделать это в 51-м или 52-м финансовом году, но сколько к тому времени коммунисты совершат идеологических диверсий?" Очевидно, диверсий произойдет немало. Лейтенант Дадли Смит из Управления полиции Лос-Анджелеса, столь недолго бывший коллегой лейтенанта Консидайна по почившему в бозе расследованию окружной прокуратуры, сказал: "Да, все свелось к деньгам. У города их очень мало, искать средства на стороне было бы неэтично и противозаконно. Красные не стесняются эксплуатировать капиталистическую систему, тогда как мы живем по ее законам, принимаем некоторые неотъемлемые недостатки в целом человечной системы. В этом различие между нами и ими. Они живут по законам джунглей, до которых мы опуститься не можем". В матче между красными с одной стороны и Лос-Анджелесом и кинозрителями с другой счет пока один - ноль в пользу красных. Безумный, безумный мир. Базз отложил газету, думая о безумном Дадли, который в 38-м до полусмерти избил наркомана-негра, по неосторожности запачкавшего его кашемировое пальто, которое преподнес ему Бен Зигель. Он нажал кнопку селектора: - Пришли ответы на наши запросы? - Пока ждем, мистер Микс. - Я еду в Восточный Лос-Анджелес. Оставь, пожалуйста, всю информацию на моем столе, хорошо? - Конечно, сэр. Утро выдалось холодным, собирался дождь. Базз поехал по Олимпик, мимо авиазавода "Хыоз эркрафт" прямо на Бойл-Хайтс, где поменьше светофоров и отвлекающих природных красот - ему хотелось спокойно подумать. Он надел портупею с полицейским револьвером, и оттого висевший на теле жирок слегка перекосило. Карманы тяжело оттопырили полицейский жетон и расписание скачек, и ему то и дело приходилось поддергивать штаны, чтобы все это более-менее уравновесить. Бенавидес, Лопес и Дуарте были, скорее всего, из банды "Белый забор", или "Первая улица", или "Апачи". Вообще, мексы на Бойл-Хайтс - народ хороший, покладистые и услужливые, хотят слыть хорошими американцами. От них он получит нужную информацию. Но его занимали другие мысли. Дело вот в чем: уже много лет его женщинами были только шлюхи да девчонки, мечтавшие о карьере кинозвезд, а потому лезшие к нему в постель, чтобы потом перебраться в постель Говарда. Он же все время думал об Одри Андерс, и так она завладела его мыслями, что даже с собственной секретаршей в своем отделе прокуратуры у него ничего не получилось. Если тотализатор у Леотиса Дайнина был просто глупостью, то домогательство Одри было глупостью с большими намерениями: перестать обжираться в дешевых ресторанах бифштексами в сыре и абрикосовыми пудингами, сбросить хренову кучу фунтов, чтобы весь его гардероб сидел на нем комильфо, даже если им и не суждено вместе куда-то пойти. Он проехал центр, выехал на окраины, а женщина не шла у него из головы. Свернув на Сото и въехав на холмистые склоны Бойл-Хайтс, Базз пытался сосредоточиться на предстоящей работе. Эти места, ранее обжитые евреями, перед войной заселили мексиканцы. Если до войны на Бруклин-авеню дышать было нечем от ароматов копченой говядины и курятины, то теперь там господствовали запахи вареной кукурузы и жареной свинины. Синагога напротив парка Холленбек стала католическим костелом. Старичков с кипой на макушке, игравших в шахматы в тени перечного дерева, сменили напыщенные, разряженные пачукос в хаки с разрезами на полах куртки; они ходят блатной походкой и ботают по фене. Базз объехал вокруг парка, внимательно разглядывая и оценивая мексиканцев. Безработные. Возраст - двадцать с небольшим. Вероятно, приторговывают полудолларовыми сигаретами с марихуаной. Навязывают охрану и по мелочи обирают еврейских торговцев, слишком бедных, чтобы перебраться в более кошерное место - Беверли и Фэрфакс. Татуировка между большим и указательным пальцем левой руки выдает в них принадлежность к бандам "Белый забор", "Первая улица" или "Апачи". Когда разгорячены мескалем, марихуаной, футболом или юбкой - опасны. Когда им скучно - ищут приключений. Базз остановился и сунул за пояс свою короткую биту-дубинку, отчего его фигура стала еще безобразнее. Подошел к четырем молодым парням. Увидев его, двое сразу отошли. Наверняка- чтобы выкинуть в траву сигареты с наркотой, принюхаться и посмотреть, чего этому жирному копу тут надо. Двое других остались стоять, наблюдя за битвой двух тараканов. На скамейке в коробке из-под обуви два таракана, как гладиаторы, сражались за право сожрать мертвого жучка, облитого сладким кленовым сиропом. Базз оценивает обстановку, а мексиканцы делают вид, что не замечают его. На земле он увидел кучку центов и четвертаков, подошел и бросил на нее пятидолларовую бумажку: - Пятерик на паскудника с пятном на спине. Четыре карих глаза смерили Базза, а он быстро оглядел парней. На жилистых предплечьях рук - татуировка "Белого забора"; оба похожи на боксеров в наилегчайшем весе. Один в грязной футболке, другой - в чистой. Оба тоже внимательно осмотрели Базза: - Я серьезно. У того прохвоста есть стиль. Увертлив как Билли Конн. Оба пачукос показали на коробку. Чистая Футболка сказал: - Билли муэрто. Базз посмотрел вниз и увидел, что таракан с пятном лежит брюхом кверху на дне картонки в лужице липкого сока. Грязная Футболка хихикнул и сгреб монеты вместе с пятью долларами. Чистая Футболка палочкой от мороженого вытащил победителя из коробки и посадил его на кору перечного дерева рядом со скамейкой. Таракан повис, облизывая свои усики. Базз сказал: - Двойная ставка, если повторишь фокус, которому я сам научился в Оклахоме. - Это что, полицейские фокусы? - спросил Чистая Футболка. Базз выудил из-под пиджака дубинку и, схватив за ременную петлю, качнул: - Вроде того. Мне надо выяснить кое-что о нескольких здешних парнях, и вы, может быть, поможете мне. Comprende? Чистая Футболка повернулся было уйти; но Грязная Футболка его задержал и спросил, указывая на биту: - А эта штука тут при чем? Базз улыбнулся, посмотрел на дерево и отошел на три шага назад: - Сынок, подпали-ка таракану задницу и увидишь. Чистая Футболка вынул зажигалку, чиркнул и поднес под таракана победителя. Таракан резво побежал вверх. Базз прицелился и метнул дубинку. Она грохнула о ствол и упала на землю. Грязная Футболка поднял ее и снял копчиком пальца бесформенную кашицу: - Готов. Мать твою Пресвятую! Чистая Футболка перекрестился в стиле пачукос - левой рукой, правой почесав себе яйца. Грязная Футболка осенил себя обычным крестным знаменем. Базз подбросил биту в воздух, поймал ее изгибом локтя, крутанул вокруг спины, стукнул о землю, снова поймал за ремешок и взял, как ружье, "на грудь". Теперь мексиканцы разинули рты, и, пока они так Стояли, Базз взял их в оборот: - Мондо Лопес, Хуан Дуарте и Сэмми Бенавидес. Они были в одной из местных банд. Расскажете мне про них, и я покажу вам еще не такие трюки. Грязная Футболка длинно заматерился по-испански; Чистая Футболка перевел: - Хавьер ненавидит собак из "Первой улицы", чтоб они подохли к чертям! Базз подумал, как бы Одри Андерс отнеслась к его фокусам с битой, и сказал: - Значит, они были из "Первой улицы"? Хавьер харкнул на землю - явно чахоточный: - Предатели они. Давно, в 43-м или 44-м "Забор" и "Первая" собирали совет примирения. Лопес и Дуарте должны были прийти на совет, но они спутались с этими гребаными нацистами-синаркистами, потом еще с блядскими коммунистами в Сонной Лагуне, вместо того чтобы драться на нашей стороне. Тогда "Апачи" конкретно загасили "Первую" и "Забор". Убили моего двоюродного брата Салдо. Базз отстегнул еще две пятерки: - Что еще можешь рассказать. Давай, можешь в открытую о гадах. - Бенавидес - гад. Он трахал свою сестренку! Базз протянул ему деньги: - Спокойно. Расскажи мне еще о них, все, что знаешь. О них и их родне. Только спокойно. Чистая Футболка сказал: - Ну, о Бенавидесе это так болтают, а у Дуарте двоюродный брат - голубой, наверное, он и сам такой же. Голубизна - это семейное, я читал об этом в "Аргоси". Базз затолкал биту за пояс: - А семьи? У них тут семьи есть? В разговор вступил Хавьер: - Мать у Лопеса умерла, но вроде у него есть сестры в Бейкерсфилде. Кроме этого maricon, все Дуарте вернулись в Мексику. И еще знаю, что родители этого гада Бенавидеса живут на углу Четвертой и Эвергрин. - У них дом или квартиру снимают? - В маленькой хибаре, - вставил Чистая Футболка, - а перед ней статуи. - Он покрутил пальцем у виска. - Мать сумасшедшая. Loca grande. Базз вздохнул: - И это все, что я получил за пятнадцать баксов и мой фокус? - Каждый пацан в Хайте ненавидит этих козлов, - сказал Хавьер. - У них спросите. Чистая Футболка добавил: - Если заплатите нам, можем что-нибудь устроить. - Постарайтесь остаться живыми, - сказала Базз и поехал на Четвертую и Эвергрин. Лужайка была святилищем. Стоящие в ряд статуи Христа обращены лицом к улице. За ними стоят ясли с Христом младенцем, рядом собачья какашка. На приставном столике - фигура Девы Марии. На ее белом ниспадающем одеянии начертано матерное ругательство. Баззу сразу подумалось: у мистера и миссис Бенавидес совсем плохо со зрением. Базз подошел к крыльцу и позвонил. Дверь отворила старая женщина: -Quien? - Полиция, мадам, - ответил Базз. - Я не говорю по-испански. Старуха ткнула пальцем в нитку бус у себя на шее и сказала: - Я говорю ingles . Вы из-за Сэмми? - Да. Как вы догадались? Хозяйка указала на стену над сложенным из кирпича и сильно разбитым очагом. Там был изображен дьявол в красном, с рогами и трезубцем. Базз подошел к изображению и внимательно посмотрел. Там, где должно было быть лицо, наклеена фотография мексиканского мальчика, а несколько фигурок Христа, выглядывающих из-за края очага, сурово на него смотрят: - Мой сын Сэмми. Communisto. Дьявол во плоти. Базз улыбнулся: - Кажется, вы хорошо защищены, мэм. Иисус вас тут надежно охраняет. Мама Бенавидеса сняла с камина пачку бумаг и протянула Баззу. Сверху лежала листовка министерства юстиции штата - перечень коммунистических организаций в Калифорнии в алфавитном порядке. В списке был отмечен Комитет защиты Сонной Лагуны. Рядом в скобках указывалось: список членов можно получить по адресу: п/я 465, Сакраменто, 14, Калифорния. Старуха выхватила у него пачку, быстро ее пролистала и ткнула пальцем в колонку имен. Чернильными галочками были помечены: Бенавидес, Самуэль Томас Игнасио и де Хейвен Клэр Кэтрин. - Вот. Это истинно антихристы, communistas. - Ну, Сэмми, конечно, не ангел, но уж дьяволом его назвать трудно. - Нет, это так. Yo soy la madre del diablo! Вы арестуй его! Communista! Базз указал на фамилию Клэр де Хейвен: - Миссис Бенавидес, что вы знаете об этой женщине? Расскажите мне все... - Communista! Наркоманка! Сэмми отвез ее в clinica лечиться, и она... "Вот оно!" - понял Базз. - Где эта клиника, мэм. Скажите мне четко. - На океане. Доктор дьявола! Коммуниста шлюха! Мать сатаны принялась истошно вопить. Базз бросил Восточный район и помчался в Малибу --там морской бриз, врач, никаких тараканьих боев, никаких мадонн с матерщиной на белых одеждах. Тихоокеанский санаторий стоит в каньоне Малибу. В полумиле от берега у подножия горы уютно пристроилась наркологическая клиника. Главный корпус санатория, лаборатории и служебные постройки обнесены колючей проволокой под током. Стоимость лечения от алкогольной и наркотической зависимости здесь составляла тысячу двести долларов в неделю. Прямо в самом санатории очищался героин - по джентльменскому соглашению между главой санатория доктором Теренсом Лаксом и Наблюдательным советом Лос-Анджелеса. Соглашение предусматривало, что городская политическая элита, нуждающаяся в его помощи, получает ее бесплатно. Подъезжая к воротам, Базз думал, сколько же пациентов он рекомендовал доктору Лаксу! Состоятельные алкаши и наркоманы с хьюзовой "РКО пикчерз" избегали тюремного срока и позорной славы, потому что доктор Терри, официально пластический хирург кинозвезд, давал им тут прибежище, а ему - десять процентов комиссионных. Одну пациентку ему никогда не забыть - девчонку, вколовшую себе смертельную дозу, когда Говард исключил ее из списка своих подруг и погнал обратно торговать собой в барах отелей. Базз тогда был готов сжечь те три сотни, что получил от Лакса за свой бизнес. Базз посигналил. В переговорном устройстве послышался голос дежурного: - Да, сэр? Базз проговорил в микрофон: - Тернер Микс к доктору Лаксу. - Минутку, сэр, - ответил голос. Базз подождал, потом услышал: - Сэр, езжайте после развилки по левой дороге до конца. Доктор Лаке на инкубаторной станации. Ворота открылись. Базз проехал мимо клиники, служебных построек и повернул на дорогу, ведущую в заросший кустарником маленький каньон. В глубине стоял небольшой домик под цинковой крышей, окруженный низкой сеткой. Внутри пищали цыплята, некоторые истошно кудахтали. Базз остановился, вышел из машины и посмотрел сквозь изгородь. Двое мужчин в высоких сапогах и комбинезонах забивали цыплят толстыми палками с вставленными бритвами - дубинками зутеров, которыми в начале 40-х полицейские группы по борьбе с беспорядками обрабатывали мексиканских бузотеров, вспарывая их стиляжные наряды. Работа забойщиков шла хорошо: один удар по шее - и следующий. Несколько уцелевших цыплят в панике пытались убежать, улететь. Они кидались на стены, на крышу, на самих мужчин с палками. Базз подумал: сегодня в "Дерби" ему не захочется цыплят в марсале, как услышал позади себя голос: - Одним выстрелом - двух птиц. Каламбур неудачный - но бизнес хороший. Базз обернулся. Перед ним стоял Терри Лаке - весь из себя красавец, седой и стройный, ни дать ни взять иллюстрация к словарному определению слова "врач". - Привет, док. - Знаешь, я предпочитаю обращение "доктор" или "Терри", но всегда мирюсь с твоей деревенской манерой. Есть дело? - Не совсем. А это что? Запасаетесь провиантом? Лаке указал на птицебойню, где стало тихо; рабочие складывали тушки цыплят в мешки: - Одним выстрелом убиваем двух зайцев. Несколько лет назад прочел одно исследование, в котором утверждалось, что куриная диета полезна людям с малым содержанием сахара в крови, а именно так обстоят дела у большинства алкоголиков и наркоманов. Это - один заяц. Второй заяц - мой особый метод лечения наркоманов. Вся содержащаяся в теле пациента кровь подвергается обработке свежей, здоровой, насыщенной витаминами, минералами и животными гормонами кровью птицы. Вот завел инкубатор и забиваю цыплят. Это эффективно экономически и полезно для моих пациентов. А что у тебя, Базз? Если не бизнес, значит, просьба. Чем могу помочь? От запаха крови и перьев Базза мутило. Он заметил, что вспомогательные службы соединены с основным корпусом подвесной дорогой, а в десятке метров от инкубатора на специальной площадке стоит вагончик: - Давайте пойдем в ваш офис. Хочу спросить об одной женщине, которая наверняка была вашей пациенткой. Лаке нахмурился и стал чистить скальпелем ногти: - Я никогда не разглашаю конфиденциальные сведения о своих пациентах. Ты знаешь. Именно поэтому вы с мистером Хьюзом пользовались только моими услугами. - Всего несколько вопросов, Терри. - Полагаю, заменить их деньгами невозможно? - Мне деньги не нужны, мне нужна информация. - И если я такой информации не предложу, ты поведешь свой бизнес с кем-то другим? Базз кивнул в сторону вагончика: - Дружба дружбой, а служба службой. Пойдите мне навстречу, Терри. Нынче я работаю с городскими властями и, может случиться, буду вынужден сообщить о том, что здесь производятся наркотики. Лаке почесал скальпелем шею: - Только по медицинским показаниям и с официального разрешения. - Док, вы серьезно думаете, что я поверю, что вы не снабжаете Микки К. товаром для его пациентов? А ведь городские власти ненавидят Микки - вам об этом известно. Лаке кивнул в сторону вагончика. Базз пошел вперед, нырнул внутрь. Врач повернул выключатель, от проводов посыпались искры. Вагончик медленно поплыл вверх и остановился у площадки возле галереи с великолепным видом на океан. Лаке провел гостя стерильно чистыми залами и коридорами в маленькую, заставленную шкафами комнату. На стенах развешаны медицинские плакаты - графические пособия по пластической хирургии, реконструкция лица по методу Томаса Харта Бентона. Базз сказал: - Клэр Кэтрин де Хейвен. Она вроде комми. Лаке открыл шкаф, перебрал несколько папок, вытащил одну и прочитал первую страницу: - Клэр Кэтрин де Хейвен, дата рождения 5 мая 1910 года. Контролируемый хронический алкоголизм, имеется лекарственная зависимость от фенобарбитала и бензедрина, периодически делает себе инъекции героина. Проходила у меня специальный курс лечения трижды - в 39, 43 и 47-м годах. Вот так. - Нет, мне надо больше, - сказал Базз. - Здесь есть какие-нибудь интересные детали? Что-нибудь компрометирующее? - Тут история болезни и финансовые счета. Можешь сам посмотреть. - Да нет, спасибо. Вижу, вы ее хорошо помните, Терри. Расскажите мне о ней. Лаке поставил папку обратно в шкаф и закрыл дверь: - Когда она оказалась здесь в первый раз, она совратила несколько других пациентов. Это вызвало скандал, и в 43-м я ее содержал изолированно. Всякий раз она очень раскаивалась и переживала, и при втором ее посещении мне пришлось выступить в роли психиатра. - Вы еще и психиатр? - Нет, нет, - рассмеялся Лаке. - Просто люблю, когда со мной откровенничают. В 43-м де Хейвен сказала мне, что хочет преобразований в обществе, потому что избили ее мексиканского возлюбленного во время восстания зутеров, и она хочет активно работать ради народной революции. Во время "красных" слушаний на востоке в 47-м она чуть с ума не сошла: одного из ее приятелей взяли за одно место. Комиссия Конгресса была полезна для бизнеса, Базз. Многие раскаялись, стали наркоманами, были попытки самоубийств. Комми с деньгами - самые лучшие комми, согласен? Базз мысленно пробежал свою рабочую программу: - А кого из дружков Клэр тогда взяли за яйца - как фамилия? - Не помню. - Мортон Зиффкин? - Нет. - Один из ее мексов - Бенавидес, Лопес, Дуарте? - Нет, это не был мекс. - Чаз Майнир, Рейнольде, Лофтис? Упоминание Лофтиса попало в точку. Лицо Лакса вытянулось и скривилось в натянутой улыбке. - Нет, не они. - Ерунда. Я знаю, что вы помните фамилию. Ну, давайте выкладывайте. Лаке пожал плечами, явно притворно: - У меня был роман с Клэр, как и у Лофтиса. Я ревновал. Вот и вспомнил, как услышал его фамилию. Базз рассмеялся: стреляного воробья на мякине не проведешь: - Ага, дружба дружбой, а героин - врозь. У вас романы бывают только с деньгами, так что хватит вешать мне лапшу. Врач взял свой скальпель и постучал им по ноге: - Ну ладно... Лофтис покупал для Клэр героин, а я хотел, чтобы она была благодарна только мне. Ну, доволен? Хороший утренний улов: голливудская знаменитость - наркоманка и путалась с мексами. Бенавидес вероятный насильник малолетки. Лофтис добывает героин для подруги-коммунистки: - А где он брал героин? - Не знаю. Серьезно. - Еще какая-нибудь ценная информация? - Нет. У тебя нет на примете какой-нибудь бывшей девчонки Говарда - для оживления клиники? - До скорого, док. В офисе Базза ожидала груда сообщений: часть составляли ответы на телефонные запросы секретаря. Он их быстро пролистал. В основном - уведомления о нарушении правил дорожного движения вперемежку со старой жвачкой про латиносов: противозаконные собрания, оскорбления действием с минимальными сроками в колониях для малолетних. Ничего насчет сексуальных художеств "дьявола во плоти" Сэмьюэла Томаса Игнасио Бенавидеса; никакого политического криминала на трех бывших "белых заборов". Базз взял последний листок - ответ на запрос секретаря в полицию Санта-Моники. Мистер Микс, 3/44 - Р. Лофтис и некто Чарлз (Эдингтон) Хартшорн, рожд. 16.09.1897, допрашивались во время рейда полиции нравов в баре гомосексуалистов в Санта-Монике "Рыцарь в латах" - Саут-Линкольн, 1684, С.-М. Это - выдержка из картотеки. В архивах на Хартшорна: преступлений не отм. ДТП не отмечено, адвокат. Адрес - С.-Римпо 419, Л.-А. - Надеюсь, пригодится. Лоис. Саут-Римпо, 419 - в районе парка Хэнкок. Красивое зеленое место, дома старых денежных мешков. У Рейнольдса Лофтиса был роман с Клэр де Хейвен, а теперь, похоже, он играет и в те и в другие ворота. Базз побрился электрической бритвой, брызнул одеколоном под мышками и стряхнул с галстука крошки пирога. Когда имеешь дело с богатыми, всегда немного нервничаешь, а толстосум, да еще и гомик - с такой комбинацией ему иметь дела еще не приходилось. Мысли об Одри Андерс сопровождали его всю дорогу; он воображал, что его дешевый одеколон был ее "Шанель No 5" и освежил именно то, что надо. Дом 419 по Саут-Римпо был испанским особняком с просторным газоном и кустиками роз. Базз припарковал машину и позвонил, надеясь, что встреча будет один на один и, если разговор не заладится, свидетелей тому не будет. Открылся глазок, потом дверь. Блондинка лет двадцати пяти, с золотистой кожей, держалась за ручку двери. Само очарование в юбке из клетчатой шотландки и красной кофточке на пуговичках. - Привет. Вы страховой агент, что обещал прийти сегодня к папе? Базз одернул пиджак, чтобы прикрыть револьвер: - Да. Только нам нужно побеседовать наедине. Мужчины не любят обсуждать серьезные вещи в присутствии членов семьи. Девушка кивнула и повела Базза через вестибюль в уставленный книжными полками кабинет, оставив дверь приоткрытой. Он заметил сервант с напитками и подумал, что неплохо бы пропустить рюмашку: глоток спиртного в середине дня мог бы сделать его более приятным собеседником. И тут раздалось: - Фил, что там еще за беседы наедине? Базз отдернул руку от желанного стакана. Дверь распахнулась, и на пороге появился низенький пухленький плешивый толстяк с остатками волос по бокам головы. Базз показал свой жетон. - В чем дело? - спросил толстяк. - Управление окружной прокуратуры, мистер Хартшорн. Мне не хотелось бы вмешивать сюда вашу семью. Чарлз Хартшорн закрыл дверь и прислонился к ней: - Это насчет Дуэйна Линденора? Это имя Баззу сразу ничего не сказало, но потом всплыло в связи с сообщением в вечернем выпуске "Татлер": Линденор был жертвой убийства, о котором рассказывал Дадли Смит, - это дело ведет детектив шерифа, о сотрудничестве с которым ведутся переговоры. - Нет, сэр, я из отдела большого жюри. Мы проверяем действия полиции Санта-Моники. Нас интересует, не подвергались ли вы дурному обращению во время полицейского рейда в баре "Вооруженный рыцарь" в 44-м. На лбу Хартшорна вздулись вены, голос звучал холодно, как на заседании коллегии адвокатов: - Я вам не верю. Дуэйн Линденор пытался меня шантажировать девять лет назад, грозя сообщить моей семье грязные выдумки. Я уладил с ним дело через суд, а несколько дней назад прочитал, что его убили. Я ждал появления у себя полиции, вот вы и явились. Меня подозревают в убийстве Линденора? - Я этого не знаю, и это меня не интересует, - ответил Базз. - У меня вопрос о работе полиции Санта-Моники. - А я думаю иначе. Дело касается ложных обвинений Дуэйна Линденора против меня, а не того, что случилось со мной в баре, посещаемом известными сомнительными личностями, когда туда наведалась полиция. У меня есть алиби на то время, когда, как писали газеты, был убит Линденор и второй человек. Можете его проверить, но не вздумайте приплетать к этому мою семью. Если только вы оброните слово моей жене или дочери, я лишу вас жетона и сниму с плеч голову. Вам понятно? Голос адвоката стал спокойнее, лицо было искажено гримасой брезгливости. Базз еще раз попытался быть дипломатичным: - Меня также интересует Рейнольде Лофтис, мистер Хартшорн. Он тогда был арестован с вами. Сообщите, что вы знаете о нем, и я скажу детективу шерифа, который расследует это дело, чтобы вас не беспокоили. Ваше алиби будет принято во внимание. Это вас устроит? Хартшорн сложил руки на груди: - Я не знаю никакого Рейнольдса Лофтиса и не желаю иметь дела с каким-то немытым полицейским, от которого за милю разит дешевым одеколоном. А теперь - вон из моего дома! По тому, как Хартшорн произнес "Рейнольде", Базз понял, что он отлично его знает. Он подошел к серванту, налил в стакан виски и подошел с ним к адвокату: - Это успокоит нервы, Чарли. Я не хочу, чтоб вы тут загнулись у меня на руках. - Убирайся из моего дома, вонючий подонок! Базз бросил стакан, схватил Хартшорна за горло и шмякнул об стену: - Ты катишь не на того, советник. Я не мальчик, ты меня трахать не будешь. А теперь так: говори, что у тебя было с Лофтисом, или я иду в гостиную и говорю твоей милой дочке, что ее папа сосет хер в мужском туалете в парке Уэстлейк и дает мальчикам в жопу на Сельме и Лас-Палмас. А если кому вякнешь, что я угрожал, пропечатаю тебя в "Конфиденшнл магазин", как ты трахаешь черномазых трансвеститов. Усек? Лицо Хартшорна стало лиловым, по нему текли слезы. Базз отпустил его, увидел на шее отпечаток своей пятерни и сложил ее в увесистый кулак. Хартшорн проковылял до серванта и взял графин с виски. Базз демонстративно, в полсилы шарахнул в последний момент кулаком о стену: - Рассказывай о Лофтисе, дьявол тебя возьми. Не тяни, чтобы я смотал отсюда поскорее. Звякнули стаканы, раздался тяжелый вздох, наступила тишина. Базз смотрел в стену. Хартшорн заговорил глухим сдавленным голосом: - Рейнольде и я просто... развлекались. Мы встретились на вечеринке у одного бельгийца, кинорежиссера. Этот человек был очень аи courant и часто устраивал встречи в наших... в таких клубах. У меня