Фитцджеральд, который, должно быть, хорошо знал всю процедуру, посадил ребенка себе на спину и уже скакал в сторону лестницы. Неужели это повторяется каждую среду? Если так, Том Тейлор мог бы предупредить его. - Дело в том, мэм, что я не умею обращаться с детьми. Подобного объяснения было достаточно для пожилой дамы. Но не для дочери. Голубые глаза пристально смотрели на него от двери кабинета. - Чепуха, господин Огилви. Это несложно. Намылить мылом и потереть щеткой. Это должно входить в ваши обязанности как армейского агента. Вспомните корнетов. Черт подери, она все-таки сунула ему ребенка в руки. Извивающийся мальчишка с липкими руками вонзил свои пятки ему под ребра и завопил: "Но!" - Как ваше имя, господин Огилви? - Вильям, мэм. - Ты слышал, Джордж? У тебя появился еще один дядя. У нас уже есть Билл. Этого мы будем звать дядя Вилл. Спорить было бесполезно, а мальчишка тем временем продолжал пинать его. Огилви взлетел по лестнице, и за ним устремилась вся толпа. На него налетел красный и взмокший Маннерс. - Все это придумал Крипплгейт, черт бы его подрал. Сказал, что это поддерживает его в хорошей форме. И экономит деньги, которые он тратит на гимнастический зал. - А почему бы не отказаться? - Чтобы тебя отсюда выкинули? Ни за что! Значит, награда, которую получал Маннерс, стоила тяжелого испытания водой? Он заслужил звание рыцаря, а Огилви - нет. Он швырнул вопящего мальчишку в лохань. - Дорогой, пусть дядя Вилл сначала вымоет тебе ручки. Он проклял эти ручки. Он никак не мог удержать мальчишку на месте. Вода заливала ему глаза, рот, голову. Шлеп! - и у него на подбородке повис клок пены, а из соседней лохани раздались торжествующие крики. Девочка, сверкая глазами, запустила в Огилви полотенцем. - Мы выигрываем, Джордж, мы выигрываем. Ты будешь последним. Ответом послужил рев извивающегося, как угорь, скользкого от мыла бесенка с грязными руками. - Поторопитесь, господин Огилви. Джордж очень не любит проигрывать. Спокойный голос прозвучал у него над ухом, плеча коснулась легкая рука. Повернув мокрое от воды лицо, он увидел улыбку, веселую и насмешливую, упивающуюся его страданиями. Пусть Том Тейлор обращается за помощью к кому-нибудь другому, пусть агентство на Сэвилль Роу обанкротится или взорвется - с него, Вильяма Огилви, достаточно. - К черту все, я не буду выступать в роли няньки. Трите его сами. Она подхватила маленького бесенка из его неловких рук и закутала в полотенце. Вопли затихли. Огилви продолжал стоять рядом, красный от бешенства, с него ручьями текла вода. - Глупец! - сказала она. - Зачем вы приехали в пять, к тому же в среду? Все эти мальчики останутся обедать. Возвращайтесь к десяти, я буду одна. Он медленно вытер лицо, промокнул галстук, с которого капало мыло. Взял камзол, который тоже был влажен, оглядел ее, стоявшую на коленях и ласкавшую сопротивляющегося малыша. - Я не могу простить вам мои страдания, - ответил он. - Я промок до нитки. И не люблю детей. Что я получу, если вернусь сегодня вечером? Она выпрямилась, откинув непослушный локон, упавший на лоб, и проговорила: - Либо все, либо ничего - выбирайте сами. Он сбежал вниз, оглушенный детскими криками, схватил шляпу и трость. Бульдог заворчал. Сэм Картер, лакей, которого, насытившись им, выкинул бывший капитан гренадеров Саттон, распахнул перед ним дверь и поклонился вслед. Госпожа Фаркуар помахала ему из окна кабинета. До десяти оставалось четыре с половиной часа. К тому времени опустят шторы и зажгут свечи, а кабинет заполнит таинственный полумрак. Хозяйка дома будет ждать его, одна. Жаль, что он должен увидеться с ней только по делу, но ничего не попишешь, совместная работа - если, конечно, они договорятся - полностью исключает близость. Один неверный шаг - и он погиб. Итак, все учтено... Он направился к Расселл-сквер. Когда он вернулся в десять, на окнах уже были ставни, но из кабинета пробивался свет. Да, она оказалась права насчет белой двери, притягивающей взгляд, как магнит. Он уверенно постучал. На этот раз ему открыла горничная, маленькая и пухленькая. Ее лицо почти скрывал огромный, как гриб, чепец. И никаких признаков Сэма Картера. - Добрый вечер. А где лакей? - Он ложится спать в девять. Хозяйка говорит, что его юный организм нуждается в отдыхе. Вечерних посетителей всегда встречаю я. - У вас очень мудрая хозяйка. На этот раз не было ни бульдога, ни шляп. Погруженный в полумрак холл освещала одна-единственная лампа. - А как вас зовут? - Марта, сэр. Вообще-то я экономка. На кухне меня называют госпожа Фавори. - Прекрасно. Вас уважают. Могу я подняться наверх? - Прошу вас, сэр. Хозяйка в кабинете. Она сказала, что провожать вас не нужно. Да, великолепно продуманный вечерний ритуал: Марта провожает до лестницы, а на второй этаж посетитель поднимается сам. "Интересно, - подумал он, - что сама Марта думает обо всем этом?" - Значит, это ваша ежевечерняя обязанность? - О нет, сэр. Только в тех случаях, когда ждут незнакомого человека вроде вас. У господина Даулера, господина Бертона и у его светлости есть ключи. Вот это да! А что, если все трое явятся одновременно? Они будут, мягко говоря, озадачены, и начнется кровопролитие. Однако она наверняка все рассчитала. Чепчик исчез. Он поднялся по лестнице, и ему показалось, что за дверью кабинета слышится пение. Песенка была ему знакома - она очень популярна в Воксхолле. Этой весной ее распевал весь Лондон. "Завтра сокрыто завесой от нас, так веселиться мы будем сейчас". Песенка звучала гораздо лучше, чем в Воксхолле. Пение так расслабляет и успокаивает мужчину, уставшего после тяжелого рабочего дня. О да, она выполнит то, чего он от нее ждет, более того, она удержится на позициях. Странно - смех из кабинета! Она что, смеется наедине с собой? Кашель, мужской кашель! Что там замышляется? Нахмурившись, он постучал в дверь. В кабинете засуетились, послышался шепот, чьи-то шаги. Дверь, выходившая в кабинет, захлопнулась, и раздался ее ясный и спокойный голос: - Проходите, господин Огилви. Он вошел и огляделся. Только они вдвоем, больше никого. Все именно так, как он представлял себе: таинственный полумрак, хозяйка дома - на диване, в неглиже, утопает в горе подушек. - Здесь кто-то был? В его голосе слышалось подозрение и недоверие. Он всегда терпеть не мог подслушивания, которое позволял только себе, считая себя мастером этого дела. Она подняла на него глаза и улыбнулась. Отбросив обтянутый кожей брусочек, которым только что полировала ногти, она протянула ему для поцелуя руку. - Никого, кроме Чарли. Это мой брат. Я отправила его спать, он послушный мальчик. Она похлопала рукой по дивану рядом с собой, указывая, куда ему сесть. Все еще полный подозрений, он бросил взгляд через плечо. - В этом доме живет вся ваша семья? - Да, но они не будут мешать нам. Я же сказала вам, что мы чтим узы клана. Это все шотландская кровь, своего рода инстинкт - собрать всех близких под одной крышей. Он внимательно рассматривал ее. Замечательный цвет кожи, точеная шея, красивые плечи - то, что нужно для выполнения его деликатной задачи. Тейлор говорил, что ей около двадцати семи, что она в течение девяти лет была замужем за пьяницей. Должно быть, у нее сильный характер, раз она выдержала так долго. - Послушайте, - начал он. - Я не буду ходить вокруг да около. Я пришел к вам по делу, мне нужно с вами поговорить. Не больше. - Слава Богу. Прошлую ночь я не спала: была в Рэмсгейте. - С лордом Бэрримором? - Да. А вы с ним знакомы? Он такой душка, но-о! - ужасно страстен. После встреч с ним я вся в синяках. Не знаю почему. Хотите что-нибудь выпить? Бренди? - Спасибо. Теперь, узнав, что у них будет деловой разговор, она села прямо и обхватила руками колени. Она сбросила томную маску и насторожилась. - Итак, рассказывайте, - сказала она. - Я вся внимание. Он налил себе бренди и сел рядом с ней. - Давно вы здесь живете? - Год. - И как идут дела? - Неплохо, но раз на раз не приходится. - Удается что-нибудь откладывать? - Бог мой, конечно, нет. Я живу, подобно таким, как я, сегодняшним днем. Мне не надо платить ренту, поэтому на жизнь хватает. - А разве Бертон не снабжает вас периодически деньгами? - Не будьте глупцом. Джеймс - шотландец. Мне страшно повезло, что у меня есть дом. - А его светлость? - Крипплгейт дарит подарки, в основном бриллианты. Дело в том, что мне нравится носить их, а не прятать в кубышку. Мужчины не понимают, что мы нуждаемся в деньгах, которыми смогли бы расплатиться с мясником. Он кивнул. - Как и в любом деле, хвалите сколько угодно, но деньги - на стол. Разве можно быть в ком-нибудь сейчас уверенным? Она колебалась. - Вы не знаете Билла Даулера? Он мой верный друг, но очень зависим от своего отца. Из-за этих разговоров о войне он очень много потерял на бирже. Я никогда не буду тянуть деньги у мужчины, которого я люблю, это нечестно. Потягивая бренди, Огилви наклонился и смахнул несуществующую пылинку со своих белоснежных чулок. - Как я понимаю, вы выступаете в роли вдовы? - А кто вам сказал, что я не вдова? - Том Тейлор. Я буду честен. Именно он подал мне мысль зайти к вам. Мы с ним очень тесно связаны по роду нашей работы, к тому же Бонд-стрит в двух шагах от Сэвилль Роу. Некоторых своих клиентов, которые уже успели пройти через его руки, он отсылает ко мне, всех молодых офицеров, ожидающих повышения, лейтенантов, капитанов, майоров, полковников. Я знаю все обходные пути, знаю, за какую нитку потянуть, с кем поговорить, к кому обратиться. Она взяла подушку и подсунула ее под бок. Потянулась за бруском и несколько раз провела им по ногтям. - Значит, для вас не играет роли, втянет вас Питт в войну или нет, - вы все равно будете жить припеваючи? - Теоретически, госпожа Кларк, но не практически. Слишком многие из нас увязли в этой игре, да и Гринвуд и Кокс выпихивают нас из бизнеса. В их руках все дворцовые войска, драгуны и половина пограничных соединений. У таких небольших фирм, вроде моей, нет шанса выжить. Будет война или нет, но мой крах, я имею в виду официальное банкротство, - это только вопрос времени. Я намерен уйти со сцены, вести частную деятельность. И эта деятельность связана с вами. Она взглянула на сверкающие ногти, потом на него. - Каким образом? - Вы должны оказать некоторое воздействие. - Он ответил кратко, не желая слишком много сообщать ей. - Вы хотите сказать, что я должна буду устраивать небольшие вечеринки для моих друзей-военных? И говорить им: "Покупайте патенты на чины у Вилли Огилви, он продаст их по сниженным ценам. Он поможет вам"? Они даже слушать не будут. Кроме того, у меня мало знакомых среди военных. Несколько милых мальчиков заходили поиграть, вот и все. И один старый генерал, который все время болтал страшную чепуху. Он, должно быть, лет сто назад ушел в отставку. Назвался Клаверингом. Огилви покачал головой и поставил стакан. - О, я знаю Клаверинга. Он совершенно бесполезен. Нет, госпожа Кларк, я вовсе не это имею в виду. Для нашего дела нам нужно лицо, которое вошло бы в довери к одной важной особе. - К братьям Уэллсли? Не смешите. Они настолько чопорны, что не считают возможным завязать себе шнурки, не говоря уже о том, чтобы самим надеть штаны. Они даже не заметят белой двери, они прямиком направятся в церковь. - Я не имею в виду братьев Уэллсли. - Я знакома с Джеком Элфинстоуном и Дунканом Макинтошем. Оба в шестидесятых годах были полковниками, но что из этого? К ним нельзя войти в доверие, она постоянно на охоте. Однажды в Брайтоне я встречалась со старым Амхерстом, он был главнокомандующим до того, как эту должность занял герцог Йоркский. Занудливый старый дурак, ему почти восемьдесят. Бесполезно, господин Огилви, поищите кого-нибудь другого, кто помог бы вашей фирме стать процветающим предприятием. А вот что касается флота... Она задумалась. Странно, что она не разгадала весь план. Она упомянула имя этого человека, однако это не навело ее ни на какие мысли. Пусть лучше последнюю фразу скажет Тейлор. - Послушайте, госпожа Кларк. Если мы найдем мужчину - говоря "мы", я подразумеваю вас, Тома Тейлора и себя - и поймаем его в ловушку, другими словами, если этот мужчина, я не хочу называть его имени, влюбится в вас до беспамятства - вы будете участовать в игре? - А каковы условия? - Мы поделим поровну все, что вы заработаете. А заработаете вы очень много. К тому же, если вам известны основные правила, я обучу вас всем премудростям в течение нескольких недель. Приподняв брови, она взглянула на него. - Чему же вы можете научить меня такому, чего я не знаю? Неужели вы такой большой специалист? Вы заинтриговали меня. Он нетерпеливо покачал головой. - Я не имею в виду вашу профессию, мэм. В этом, как я полагаю, вам нет равных. Я хотел сказать, что буду обучать вас тонкостям моей специальности, речь пойдет только о военном деле, а не о любви. Она пожала плечами. - Стать рассыльным при штабе? О да, я справилась бы с такой работой. Мне нравится быть среди мужчин. Всегда нравилось, с самого детства. А если это еще и приносит доход - вообще прекрасно. У меня трое детей, как вам известно, и еще мать и брат. Моему брату нужна работа. А что, если его тоже сделать рассыльным? - Замечательно. Он будет действовать напрямик, по уставу, а вы будете подыскивать обходные пути. Но вы не поняли, госпожа Кларк. Если все удастся - я имею в виду мой план, - встанет вопрос о том, чтобы съехать отсюда. Наверняка возникнет такой вопрос. Она резко выпрямилась, в ее глазах промелькнул ужас. - Из моего милого дома? Но он так удобен, я обставляла его по своему вкусу. К тому же этот дом знают все мои клиенты. - Если нам удастся поймать этого человека, вам не понадобятся клиенты. Он даст вам дом, в три раза больше этого. И прощай Бертон, Бэрримор и остальные. Почти все они - мелкая рыбешка. Итак, до нее в конце концов дошло. Голубые глаза сузились, затем расширились. Он видел, как она в спешке мысленно листает Книгу пэров, перебирая всех первых герцогов. Но она еще не угадала. - Если вы гарантируете полную безопасность, - медленно, тщательно подбирая слова, проговорила она, - я согласна на все. Сегодня днем, господин Огилви, вы встречались с моей матерью. Трясущаяся, нервная, раньше времени состарившаяся. У нее было двое мужей, оба бросили ее, не оставив ни пенса. Мне просто повезло, иначе мы голодали бы. Я не желаю такого конца для себя. И для своих детей. У меня был сын, он умер... Я поклялась: пойду на любую сделку, как бы низка и подла она ни была. Но тот малыш, которого вы усаживали сегодня вечером в лохань, и его сестры должны расти в спокойной обстановке, они должны быть в безопасности. Что бы ни было со мной в прошлом, что бы ни случилось со мной в будущем, все будет сделано только ради них. И Бог не оставит того, кто подаст мне руку помощи. Она встала с дивана и прошлась по комнате. Улыбка исчезла с ее лица. Раздвинув шторы, она встала у окна и смотрела, как дождевые капли ударяются в стекло. Его предложение отклонено? Он поставил стакан с бренди. - Вы можете доверять мне, - сказал он. - Я буду вам другом. И у вас, и у меня была нелегкая жизнь. Ведь мы оба родились в Лондоне, не так ли? Так? Значит, у нас одинаково устроены мозги. А рядом с нами, под самым нашим носом, существует определенный класс, люди, известные под названием "Первая десятка". Свое богатство они получили по наследству, пользы от них никакой, работать им не надо. Вы изредка воровали, да и я тоже... ну... а теперь перейдем к более крупным делам. Вам подворачивается удачный случай обеспечить своих детей. Он допил бренди и поцеловал ей руку. - А что от меня нужно сейчас? - спросила она. - Зайдите к Тому Тейлору. Бонд-стрит, 9. - Я знаю адрес. Но ни разу там не была. Не знаю, почему, но я надеялась каким-то образом избежать этого. - Мне понятны ваши чувства. Не поддавайтесь им. Я уверен, вы никогда не пожалеете о своем визите туда. Он направился к двери. Она стояла и наблюдала за ним. - В какое время? В какой день? - В пятницу. В восемь вечера, естественно. Мы пришлем за вами экипаж. - Вы тоже там будете? - Нет. Только Тейлор. Он будет следить из окна: вам не придется ждать его. Кстати, захватите с собой кое-какие вещи на тот случай, если... - Если что? - Если вас попросят провести несколько дней за городом. Она нахмурилась, потом улыбнулась и распахнула дверь. - Вы заставляете меня чувствовать себя девочкой перед ее первым рабочим днем на фабрике. Шаль, башмаки на деревянной подошве, обед в узелке. Когда мне было тринадцать, господин Огилви, заболел мой отчим. Он работал корректором в типографии, и я правила оттиски вместо него, потом относила их управляющему под видом работы отчима. Целых три недели он ни о чем не догадывался. Я хорошо выполнила свою первую работу. Нам не приходилось себя в чем-либо урезать. - Не сомневаюсь. И не придется. Спокойной ночи. - Спокойной ночи. Она стояла и смотрела, как он перешел улицу, помахал ей. Она поставила его стакан из-под бренди на поднос, разложила подушки и задула свечи. Легла в постель, но не смогла уснуть. Наступил следующий поворотный момент в ее жизни, но рядом с ней нет храпящего на полу Джозефа. Нет Эдварда, уснувшего навеки. Нет Билла, к которому она могла бы прижаться и спокойно выплакаться. Только Чарли наверху, слишком юный и неопытный. "Господи, - подумала она, - женщина может быть так одинока, когда ей приходится содержать семью. Мужчины никогда не понимали этого. Они привыкли". Наступила пятница. День, похожий на все остальные, с теми же заботами. Утром торговцы принесли счета, и ей пришлось их с извинениями выпроводить. Блюда заказывала Марта. Заехал доктор по поводу ревматизма матери. Сходила в магазин с Изабель, которой нужны были чулки и перчатки. В шесть обед с детьми - это настоящее удовольствие. Джордж все время капризничал, жаловался на тошноту... А вдруг он заболевает? - Ничего страшного, мэм, - сказала Марта. - Просто переел яблок. Мучающийся от безделья Чарли попросил денег. - Один приятель приглашал меня поиграть в теннис. Можно? - Конечно, можно. Не будь таким беспомощным, дорогой. Наконец, все в доме распределились по своим местам. Ее вещи уже упакованы, теплая накидка закрывает вечернее платье. Экипаж стоит у дверей. Сэм Картер ждет. Внезапно в животе разлилась острая боль. - Сэмми, пожелай мне удачи. - В чем, мэм? Куда вы едете? - Этого-то я и не знаю. Но все равно пожелай, Сэмми. - Да, мэм. Я всегда желаю вам удачи. - Закрывай дверь. Скажи кучеру: Бонд-стрит, дом 9. Было начало апреля, темнело рано. Весна была где-то близко, но, как всегда, запаздывала. На Ганновер-сквер устраивали прием, поэтому улицы были запружены экипажами. Ей очень захотелось оказаться среди гостей, таких веселых и жизнерадостных, которым не надо ехать на какое-то странное свидание. Она вспомнила наемный экипаж, и Айлингтон, и господина Дея в ночном колпаке. Одиннадцать лет прошло с тех пор, столько препятствий преодолено... Экипаж выехал на Бонд-стрит. Она плотнее запахнула накидку. В окне второго этажа горел свет: там дядюшка Том, полный тайн, все замечающий, хитрый, злобный, всегда в напряженном ожидании. Ну ладно, обратной дороги нет: игра стоит свеч. Уличный фонарь высветил надпись над магазином: "Тейлор, обувщик", а слова "По королевскому назначению" на гербовом щите четко указывали, какое положение занимает фирма. Посол Марокко верил в двусмысленность. Глава 2 Том Тейлор, разодетый в бархатный камзол, с напудренными волосами и начищенными башмаками, встретил ее в холле. - Моя дорогая, я так счастлив видеть вас. Мы так давно не встречались. Целых три месяца, с того дня, когда вы устроили прием в честь моих племянниц, вы не ласкали мой взор. Как детки? Как всегда, прекрасно? А вы? Но зачем я спрашиваю? Хороша, как ягодка. Старик причмокнул губами и послал воздушный поцелуй, а потом повел ее к лестнице. - Я очень сердит на вас, - продолжал он. - Как давно мы знакомы? Более двух лет? И вы ни разу не заехали к дяде Тому. И даже туфельки не купили. - Еще на Крейвен Плейс я говорила вам: у вас слишком высокие цены. - Глупости, моя дорогая, это глупости. Для вас - в два раза дешевле. Лестница, застланная толстым ковром, украшенная зеркалами в позолоченных рамах, была прекрасна. Наверху, когда она снимала накидку, к ней подошел шоколадного цвета мальчик-слуга в тюрбане. - Куда же мы собираемся отправиться? - спросила она. - В Стамбул? Тейлор улыбнулся и потер руки, но пропустил ее шутливое замечание мимо ушей. При этом он со знанием дела разглядывал ее платье. - Изумительно, - заключил он, - и декольте именно такое, как надо. Многие глупышки делают огромную ошибку, выставляя напоказ слишком много из того, о чем мужчина должен только догадываться, поэтому с ними очень скоро становится скучно. Но у вас эта линия подобна перевалу в горах, за которым ждет неземное блаженство. Вы зхватили с собой перчатки? - Нет. Зачем мне перчатки? Разве мы идем на прием? - Перчатки придают законченность всему облику. Но пусть вас это не беспокоит. У меня есть подходящие. - Он дотронулся до завязанного двойным узлом банта у нее на плече. - Изумительно. Мне нравится яркий мазок на белом. А платье хорошо соскальзывает? Я так и думал, очень удобно. - Он отошел на шаг, окидывая взглядом знатока весь туалет. - Вы ошиблись в выборе профессии, - заметила она. - Вам надо было бы заниматься шелками, а не кожей: вам так много известно о покрое платьев. - Вас удивит, - ответил он, - но в экстренных ситуациях я шил и туалеты. У меня здесь есть несколько девочек - ну прямо ангелочки, - но они были так уродливо одеты. Старый дядя Том поддержал их. Вооружившись ножницами, я принялся срезать все ленты и оборки, открывая облегающий корсет. Девочки никогда не имели бы такого успеха, не будь у них такого опытного наставника. Сюда, моя дорогая, сюда, выпейте что-нибудь прохладительное. Она критическим взглядом обвела комнату с арочным окном, выходившим на улицу. Стулья, обитые красным бархатом, красные подсвечники, толстый ковер на полу. Такой же, как у нее на Тэвисток Плейс, диван, рядом с ним стол с фужерами и ведерком с шампанским. Она заметила, что фужеров три. Везде были расставлены легкие ширмы, стены украшали картины, изображавшие нежащегося в облаках купидона. В огромном зеркале отражались диван и стол. "Слишком ярко и грубо", - подумала она. Если у клиента такой вкус, он не заслуживал высокого мнения о себе. Возможно, купидоны подстегивали фантазию несообразительных посетителей, заставляя их попытать счастья. Тогда, при красных отблесках свечи... - Вы будете пить шампанское, моя дорогая? - спросил дядя Том. - Да, если у вас так заведено. Она сейчас с удовольствием отправилась бы домой. Эта комната наводила на нее скуку. Расставить силки, чтобы, как кролика, поймать в них какого-нибудь подвыпившего генерала, а потом сидеть здесь и молоть чепуху. Лучше уж оставаться со своими друзьями, которых она хорошо знает, и веселиться с Бэрримором в Рэмсгейте. - Ну, а теперь расскажите, что у вас нового. - Его глаза сверкнули. - Нового? Ничего. Много дел: дом, дети, моя мать - вы же знаете, сколько времени это отнимает. К тому же разговоры о войне не слишком успокаивают. Мои друзья-виги в отчаянии качают головами, а тори, естественно, ликуют и вопят от радости. Я же не поддерживаю ни тех, ни других: меня это не волнует. Вы знакомы с Бертоном, моим домовладельцем? Он стал патриотом, его так и переполняет любовь к родине. Говорит, что в случае нападения сформирует полк строителей и возьмет на себя командование. Делает вид, будто эта перспектива его пугает, но на самом деле она приводит его в восторг. - А как лорд Бэрримор? - Завтра отплывает в Ирландию. Ему страшно не хочется туда ехать. - Я слышал, его супруга в положении. - Это она так говорит, но я сомневаюсь. Этих ирландок преследуют... неудачи с детьми. - Господин Даулер в городе? - Я виделась с ним на прошлой неделе. Последнее время он пребывает в глубоком унынии. Ему пришлось прекратить играть на бирже и отправиться к отцу. Мне понравился ваш Вильям Огилви, но ради чего все это? Том Тейлор приложил палец к губам. - Как-нибудь в другой раз, - пробормотал он, - не сейчас, - и, наполнив свой фужер, добавил громким голосом: - А еще какие новости? Какие слухи? - Никакие слухи до меня не доходили, только те сплетни, о которых пишут в газетах. Скажите, это правда, что написано в "Пост", - вы наверняка должны знать: у вас так много клиентов из королевского окружения, которым нужно подогнать по ноге обувь, - правда ли, что герцог Йоркский уволил своего брата, что в Гибралтаре случились какие-то неприятности и Кента отозвали? Том Тейлор был шокирован, он стал пунцовым и зашипел. Казалось, шампанское застряло у него в горле. Она постучала ему по спине, но, увидев, что это ни к чему не привело, потянулась за сандвичем. - Съешьте огурчик - поможет. Ах, все вылилось на ваш бархатный жилет... какой ужас! Она вытащила из его кармана огромный носовой платок, вытерла жилет и положила платок на место. Он неистово жестикулировал - она ничего не понимала. Он молил ее глазами - она ничего не замечала. Внезапно, под воздействием выпитого шампанского, у нее прорезался аппетит, и она принялась есть и говорить одновременно: - Он превращается в настоящего тирана, этот Фредерик Август. Бросает бедного герцога Кента и отказывается передать командование принцу Уэльскому. Полагаю, дело в том, что он любимчик старика и может делать все, что пожелает: ведь у старика с головой не все в порядке. Ну и семейка - вы не можете не согласиться со мной, - они не лучше Бурбонов. Одна ошибка, и - фью! - головы с плеч. Слава Богу, я шотландка и не должна проявлять лояльность. Сандвичи просто великолепны. Их готовят у вас? Не дожидаясь ответа, она схватила еще один. - Заметьте, - продолжала она, - Стюарты были вовсе не так хитры. Юный Чарли выглядел изумительно в своей юбке - но это все, что можно сказать о нем. Он срывался с места, как заяц при выстреле. Моя мама убила бы меня за такие слова, но еще в детстве мне нравилось слушать про "юного претендента". Красный камзол и вышивка. Между прочим, я люблю взрослых, остепенившихся мужчин, а его нельзя было назвать даже неоперившимся юнцом. Не пора ли вам расставить точки над "i" и поведать мне о моей судьбе? Какой чертик выскочит сегодня из цилиндра? Предупреждаю, если это будет старый боевой конь, я не намерена связываться с ним, даже если он наградит меня медалью. Счастливо улыбаясь, она уселась на диван. После чаепития с детьми шампанское приятно разлилось по телу, комната не казалась уже такой уродливой, а купидоны - опасными. - Да, а как насчет перчаток? - спросила она. - Давайте перейдем к делу. Хозяин дома, все еще чувствовавший себя страшно неловко, направился к двери. - Боюсь, они больше не понадобятся. - Ну и хорошо. Я только допью шампанское. - Вы меня не поняли. Я хотел сказать... Вошел шоколадный слуга, потянул его за рукав и что-то зашептал на ухо. Том Тейлор склонился к нему, при этом у него вывалился живот, потом быстро выскочил из комнаты. Внезапно ее охватили подозрения, она встала. - О нет, - проговорила она, - вы не можете так вот бросить меня, ничего не объяснив мне. В чем дело, и зачем этот малыш в тюрбане, и эта чепуха по поводу перчаток?.. Ужасная мысль пришла ей в голову. Ее судьба будет "цветной". Стареющий индийский раджа, усыпанный рубинами... - Боже мой! - вскричала она. - Если он черный, можете принимать его сами. Она услышала позади себя какой-то шум. Ширма зашевелилась, потом сложилась, и за ней открылась дверь - дверь, распахнутая в соседнюю комнату. Облокотившись на косяк, скрестив ноги и засунув руки за отвороты камзола, в дверном проеме стоял мужчина. Ростом около шести футов и двух дюймов, довольно плотного телосложения, с голубыми проницательными глазами, крупноватым носом. На вид ему было около сорока. Она сразу же узнала его и похолодела: она десятки, сотни раз видела это лицо в газетах и памфлетах. Лицо, которое она узнала бы из тысячи других. Ей была знакома его прическа, отделка его камзола, манера отдавать честь. Теперь же это лицо было совсем рядом, лицо живого человека, а не рисунок в газете. Фредерик Август, герцог Йоркский и Олбани. - Не черный, - проговорил он, - но даже если бы я и был чернокожим, я, черт побери, не взял бы Тома Тейлора с собой в Фулхэм. Где ваша накидка? Она изумленно смотрела на него. Она не могла выговорить ни слова. Унижение и ярость боролись с соблазном обладать им. Огилви и дядюшка Том осмелились втянуть ее в это дело, даже не предупредив. Белые перчатки... Конечно... и не это платье, сшитое год назад и успевшее устареть, а новое, ненадеванное, серьги... броши. И вот она стоит перед ним, одетая, как последняя кухарка, и таращит на него глаза. Полная ненависти к нему и к себе самой, она присела в реверансе. У Марты получилось бы лучше. И туфли совсем не подходили для такого случая, они жали ей. Все, чему она выучилась за последние три года, вылетело из головы. - Простите, - сказала она, - дядюшка Том все испортил. Или, скорее, мы оба все испортили. Я не была готова. - Готова к чему? - спросил он и взял сандвич. - Вам не нравится, как я выгляжу? У меня не было времени переодеться, я приехал сюда прямо из главного штаба. На ногах с шести утра, работал до восьми, прервавшись на два часа, которые провел в пыльных казармах. Ни вы, ни я еще не обедали, а я ужасно голоден. Мы наверстаем упущенное, когда доберемся до Фулхэма. Торопитесь - где этот мальчишка с вашей накидкой? Вы захватили с собой вещи? - Да, мой саквояж внизу. - Давайте спустимся: здесь жарко, как в печке. Старый дурак не открывает окна, у него всегда горячее шампанское. Больше не пейте эту гадость, а то размякнете. Он опустил огромную ручищу ей на плечо, подтолкнул к двери, уже на лестничной площадке выхватил у мальчика-слуги ее накидку и подал ей. - Где Тейлор? Скрылся? Скажи ему, что мы уехали. Она направилась к лестнице. - Не сюда. В другую сторону. Вход со Стаффорд-стрит, для особых клиентов. Дайте руку. - Он провел ее по коридору, а потом по узкой лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Она едва поспевала за ним, с трудом удерживаясь на высоких каблуках и чуть не падая. - Разве вы не знаете этого хода? - спросил он. - Здесь гораздо ближе. У меня нет возможности входить через магазин со стороны Бонд-стрит: можно натолкнуться на светских дам, выбирающих себе туфли. Все знаменитости пользуются этой дверью. За кого он ее принимает - за уличную потаскушку? - Я здесь никогда не была, - ответила она. - И больше не приду. Все это было каким-то недоразумением. - В конце концов, и у нее есть гордость. Если ему нужна женщина на ночь, он может найти ее на улице. Для этого не нужно никаких ухищрений, никаких уловок: все очень просто. Он втолкнул ее в экипаж и сел рядом с ней, заняв почти все сиденье. Она оказалась зажатой в угол. Он закинул ноги на противоположное сиденье и притянул ее к себе. - До Фулхэма далеко, дайте мне выяснить, что вы собой представляете. Она вздохнула и, покорившись неизбежному, склонила голову к нему на плечо. Внутри нее росло негодование, она клялась отомстить, но не ему, бедняге, - он тоже ничего не знал, - а Огилви и дядюшке Тому. Если бы она только знала, что они замышляют... Она перехватила бы инициативу, сама занялась бы этим делом. Заманила бы к себе на ночь его повара; наняла бы пару юношей, чтобы они играли и пели для них; переставила бы мебель в кабинете и в комнате для гостей... К завтраку - а может, он уехал бы раньше - он успел бы испытать наивысшее наслаждение. Крипплгейт всегда говорил, что он никогда не видел более уютного дома, чем на Тэвисток Плейс: вкусные обеды, отлично подобранные вина, кровати, навевающие сладкие сны. Скажи он только слово несколько недель назад, и она принялась бы за работу. А вместо этого... ее впихнули, как потаскушку, в экипаж и везут в Фулхэм. Никакой возможности показать свои достоинства: как она умеет вести беседу, как она грациозно двигается, как она умеет ловко завлекать мужчин, как они восхищаются ею. Для своего плана они с таким же успехом могли использовать любую неопытную девчонку или уличную проститутку. - Да, поездка взбодрила меня, - сказал он. - Ну, а как насчет ужина? Вот и Фулхэм Лодж, справа. Я голоден как волк. Сдержанные лакеи не смотрели на нее. Один из них взял ее саквояж, другой - накидку, потом ее провели в большую квадратную комнату. Все было приготовлено: туалетный столик с зеркалом был уставлен бутылочками, в правильном порядке лежали щетки для волос, гребешки, подушечки для шпилек. Кровать под пологом, ночная сорочка, халат, домашние туфли. Ей против воли пришлось признать, что все выдержано в хорошем вкусе. Поменяйся они с ним местами - если бы он пришел к ней на Тэвисток Плейс, - она не подумала бы о ночной сорочке или шлепанцах. Бритвенный прибор или, например, гребешок в ванной - это обязательно, но вот остальное... Она бросила взгляд на постельное белье. Пахнет лавандой, мягкое, тонкое, как носовой платок. Жаль, что ее мать не видит его, она так любит хорошее белье, она всегда считала, что простыня должна проходить через кольцо. - Если вы готовы, мэм, Его Королевское Высочество ждет вас. Неужели ждет? Ну ладно, пусть еще подождет. Он глубоко заблуждается, если думает, будто оня сядет за стол с разметавшимися в дороге волосами - благопристойность у нее на первом месте. Так, подушиться вот этими духами. Пахнут замечательно, как и следовало ожидать: ведь их поставляют принцессам. Том Тейлор был прав: в перчатках вид был бы лучше, они придают туалету законченность, но так как перчатки не включены в список необходимых для этой спальни вещей, можно считать, что они не играют особой роли для Его Королевского Высочества. Очень грациозно ступая и высоко подняв голову, она медленно спускалась по лестнице. Вот возможность показать свое мастерское владение ремеслом. Он не заметил; он быстро усадил ее за стол и взревел, как бешеный бык, из-за того, что суп холодный. - Черт побери, сколько это может повторяться? Третий раз за одну неделю. Я выгоню повара. Мой желудок с ума сходит от голода. Принесите хлеба. Суповые тарелки убрали. Принесли пышущие жаром булочки, а за ними вскоре последовал подогретый суп. "Ну и ну, - подумала она. - Я вмиг вымуштровала бы всю прислугу. Жаль, что здесь нет Марты!" Во время еды он хлюпал точно так же, как Джордж, как щенок, а за это она всегда выгоняла Джорджа из-за стола. Да, его королевские манеры и поведение оказались не на высоте. Интересно, должна ли она вести беседу или молчать? Во всяком случае, она может есть, а не ждать его. В мгновение ока он расправился с супом. Она предполагала, что далее последует жаркое. Так и случилось. Седло барашка со всевозможными гарнирами. Пока он яростно атаковал второе, его жилет все сильнее и сильнее натягивался на животе, и наконец оторвавшаяся пуговица упала на стол. Принц Чарли... клан Маккензи... рухнувшие состояния. Это было предзнаменованием, и никакие условности уже не могли сдержать ее. - Вы не против, - проговорила она, - если я отдам это своему брату? Она заметила, как напрягся лакей за его стулом, когда она протянула руку и взяла из солонки пуговицу. Герцог взглянул на нее и фыркнул. - Что это вы выдумали? Эти пуговицы подходят только к этим жилетам, их шьет один портной в Виндзоре: он отлично знает мои мерки. - Я ни к чему не собираюсь пришивать эту пуговицу... Для меня это своего рода символ. - Символ чего? Дородности? - Моему брату всего двадцать лет, и он тонок как тростинка. Нет, наверное, он будет носить ее на цепочке для часов, как украшение. - Она спросила себя, нужно ли рассказывать ему легенду или это будет бестактностью? Даже через пятьдесят лет своего правления представители Ганноверской династии были очень чувствительны. - Дело в том, что мои предки - выходцы из Шотландии, из клана Маккензи. У одного из них была серебряная пуговица, подарок от "юного претендента". Считалось, что она приносит счастье, но ее потеряли. Я понимаю, это не та же самая пуговица, но все же... - А она не может навредить вам? Мне кажется, вы не якобинка, однако я не вполне уверен. - О, отнюдь. - Вы, шотландцы, все похожи друг на друга. Такие же противные, как ирландцы. Дай вам только возможность, и вы тут же всадите нож в спину. Я многих убил. - Как вы кровожадны. - Увидев лицо слуги, она быстро добавила: - Кровожадны в том смысле, что вам нравится война, нравится быть агрессивным. Естественно, это ваша работа, вас этому обучили. - Такое толкование ее слов не вызовет у него раздражения. Раз уж она здесь, ей придется играть роль до конца, быть веселой, интересной, полностью отработать предоставленный ей на ночь кров. - Как я понял из вашей болтовни у Тейлора, - сказал он, - мы скоро превратимся в пережиток. Будем годны только на то, чтобы управлять крытой двуколкой. - Тот, кто подслушивает, никогда не узнает о себе ничего хорошего, - начала она, но, вспомнив, где находится, запнулась. - Вот когда я слушаю чужие разговоры, - сменила она тему, - я слышу столько чепухи, столько бессмыслицы, а потом все это появляется в газетах. Я даже пересказала кое-что из этой чуши дядюшке Тому. Будет ужасно, если он выставит ее на улицу в столь поздний час, когда лошади уже выпряжены их экипажа и разведены по стойлам. Ей тогда придется тащиться пешком в Блумсбери! Ну разве может женщина правильно оценить настроение представителя королевской фамилии, если она уже успела наговорить всяких глупостей, тем самым потеряв его благосклонность? А вдруг от нее требовалась только поездка в экипаже? Ужин, а потом - за дверь... совсем не так, как с Крипплгейтом и с Бертоном. Когда подавали третью перемену, она украдкой взглянула на него. Казалось, он пребывал в благодушном настроении. Был готов откушать айвовый пирог и выпить сотерна. - Итак, - проговорил он, пристально глядя на нее, - вы считаете меня тираном, не правда ли? Притесняющим своего брата? Он слышал каждое слово. Ничего не пропустил. все запомнил. Да, ей ничего не остается, как быть честной и смириться. Ей некого винить, кроме себя. - Вы должны признать, - ответила она, положив руки на стол, - что принцу Уэльскому трудно это пережить. Если у старика... если у Его Величества опять случится умственное расстройство и принц Уэльский станет регентом, вы с ним поменяетесь ролями, и тогда именно вам, а не ему придется подыскивать себе место. Лакей, наполнявший бокалы, изменился в лице: его глаза остекленели, как у вытащенной из воды рыбы. - Меня это не касается, - ответил герцог, - командует король. Я только подчиняюсь его приказам и выполняю его указания. - Я понимаю, - согласилась она. - В таком случае, вам приходится нелегко. Если Его Величество удержится на своих позициях, вы ничем не сможете помочь принцу. - Вот что я скажу, - ответил он. - Передайте вашим друзьям, которые позволяют себе слушать дворцовые пересуды: им следует прочесть устав и понять, что разрешается главнокомандующему. Как и вы, так и они крайне невежественны в подобных вопросах. Айвовый пирог исчез. Появился стильтон. Еще одна пуговица отскочила от туго натянутого на животе жилета. Она положила ее рядом с первой, за корсаж. - Продолжайте, - сказал он, - мне нравится слушать про мои недостатки. После сладкого сотерна, последовавшего за кларетом, рейнвейном - она выпила его слишком много, - морского языка и теплого шампанского дядюшки Тома, после тряски в экипаже голова ее была не так ясна. Как правило, во время деловых встреч она никогда не пила, но сегодняшний вечер с самого начала выбил ее из колеи. Опустив подбородок на руки, она смотрела на пламя свечи. Сон смешивался с явью, все казалось зыбким. - Я уверена, вы правильно поступили в Гибралтаре, отправив Кента домой. Он не приспособлен для такой работы, так зачем же вы послали его? Его наводящие ужас внимание к мельчайшим деталям... его болезненное чувство ответственности, все его подчиненные терпеть его не могут. Некоторые мои знакомые моряки были в Гибралтаре как раз во время мятежа. Они общались с офицерами из того батальона, на который впоследствии свалили всю вину... Кто они? Роялисты? Я забыла... Этого бы не случилось, будь у Кента хоть капля здравого смысла. Естественно, матросам наскучило сидеть в гарнизоне - с ума можно сойти от беделья. А что делает Кент - отрезает город от внешнего мира, закрывает все винные лавки и запирает солдат в казармах! Бой мой, да я бы все там разнесла, будь я на их месте. Они все боготворят вас, они считают вас героем, хотя, конечно, были времена, когда... когда и у вас не все получалось. Она выпрямилась и постаралась сосредоточиться, глядя на свечи... Что она несет, вдруг ее болтовня будет приравнена к измене? - Например? - Ну... естественно, в Голландии! - она силилась вспомнить. Она читала об этом в памфлете или сама об этом написала вскоре после рождения Мери? Поражение при Дюнкерке. - Я ни в коей мере не ставлю под сомнение вашу отвагу, - продолжала она. - Вы храбры как лев, но храбрость помогает выигрывать битвы только тогда, когда есть план. Теперь я вспоминаю, ведь в то время критики трудились в поте лица из-за того, что у вас не было плана, и поэтому они требовали, чтобы вас отозвали, правильно? Отвага... Боже, конечно! Вы целые дни проводили на полях сражений, не боясь, что вас могут убить. Но разве вы не согласны со мной, что подобное поведение можно объяснить некоторым отсутствием предусмотрительности: вы сами напрашивались на неприятности, открывая свою спину? Вам повезло, что вы остались в живых. Вам это удалось... За вас. Она приподняла бокал с сотерном, а потом, выпив все до последней капли, бросила его через плечо. Он разлетелся на куски. Этому трюку ее обучили Возничие, непревзойденные в своей ловкости, и ей всегда доставляло непередаваемое наслаждение чувствовать, как ломается ножка бокала. Итак... сейчас, подумала она, ее выпроводят отсюда. Он уже вызвал охрану, и ее сейчас отправят отбывать срок в Ньюгейт. В некотором смысле она не зря провела время, ей будет что рассказать своим потомкам о поездке в Фулхэм, где ее ждал обед и две пуговицы. Он встал из-за стола и подал ей руку. Она тоже поднялась и, стараясь удержать равновесие, покорно ждала, когда ей велят убираться вон. - Мне кажется, нам обоим пора спать, - сказал он. - Мы увидимся с вами за завтраком. Нас не будут беспокоить: мы сможем весь завтрашний день отдать маневрам. Допускаю, что я могу оказаться скучным на поле боя, и вам придется преподать мне тактику. В воскресенье я должен съездить в Виндзор, но я вернусь к обеду. а в понедельник вас доставят в дом на Парк Лейн: слуги держат его в полной готовности на случай моих неожиданных визитов. Если мы подойдем друг другу, я подыщу для вас дом побольше. Том говорил, что у вас двое или трое детей, и вам не захочется жить отдельно от них. Вы сможете самостоятельно подняться наверх или вас взять на руки? Она глубоко вздохнула и начала делать реверанс, но рухнула на пол. Даже если она никогда больше не поднимется, она выполнила требования этикета. Пусть эти Стюарты перевернутся в гробу, этот мужчина - ангел. - Ваше Королевское Высочество, - проговорила она, - вы потрясли меня до глубины души. - Она сама не могла поверить в это. Ей хотелось смеяться и плакать, ей хотелось вывесить флаги и кричать: "Да здравствуют Ганноверы!" - Обе пуговицы на месте? - спросил он. Она показала, куда спрятала их, и он помог ей подняться. - Ну, тогда спокойной ночи. Мы увидимся с вами в семь, а может, и раньше. По утрам я в ударе, так что спите, пока есть время. - Спокойной ночи, сэр. Спасибо. В семь... хоть на рассвете, если ему так хочется. Значит, ее не выгоняют. Ее грубость прощена, дом на Парка Лейн, а потом другой, побольше. Великий Боже! Какое будущее! Она легла в кровать и подумала о Чарли. Они закажут серебряную оправу для пуговиц: переплетенные королевские руки, а под ними, в кружочке, дата - "1803". Огилви был прав. Ей придется распроститься с Бертоном, с Крипплгейтом, с Биллом. Но и сам может не рассчитывать на ее участие, раз ее любовником станет принц. Она будет вести честную игру, герцогу нечего беспокоиться. "Конец пути, - сказала она себе. - Я достигла вершины. Я буду второй после госпожи Фитц. Вопрос только в том... как долго мне удастся удерживать это место? Нельзя расслабляться ни на минуту... Я сделаю все, чтобы удержать его на крючке". Один урок она усвоила навсегда: когда в момент опасности приходится принимать решение, нужно выбирать именно то решение, которое первым пришло в голову. Глава 3 - Марта? - Да, мэм. - Марта, принеси грифельную доску, и я напишу, что приготовить. Принеси и список визитов, я оставила его в кабинете. Она подтянула шаль и поправила за спиной подушки. На коленях у нее стоял поднос с завтраком, а рядом, на подушке, были разложены письменные принадлежности и блокнот с записями. Было время второго завтрака, когда не надо так спешить. Первый завтрак подавали в половине восьмого. Уходу герцога предшествовало суетливое поглощение булочек и чая: полуодетый, он вставал и выходил из комнаты, потом возвращался, непрерывно разговаривая при этом, ругая Людвига, своего слугу, за башмаки, ремень, за какую-нибудь неправильно уложенную деталь туалета, а она в это время наливала ему чай и расспрашивала о планах. - Когда тебя ждать вечером? - Не раньше шести. Может, в половине седьмого. И не жди меня к обеду. Я могу опоздать. Сегодня будет такой же день, как вчера, горы бумаги, которые надо просмотреть, а рядом целая кипа документов, которые Клинтон отложил для подписи. Из-за этой кампании по набору рекрутов все ходят злые, каждая учебная часть в стране чего-то требует, и только Богу известно, сколько полковников, сидящих на половинном окладе, хотят участвовать в кампании. - А разве это плохо? Ведь вам нужны люди. - Конечно, нам нужны люди. И если бы мне дали полную свободу действий, я сунул бы им под нос устав и заставил бы работать. Нет, вести эту кампанию ужасно тяжело. Сначала около трех месяцев ушло на то, чтобы выработать условия набора, потом еще шесть - чтобы найти рекрутов, а Бони тем временем из Кале наблюдал за нашей возней и смеялся над нами. Людвиг! - его вопль был обращен в сторону гардеробной. - Да, Ваше Королевское Высочество? - Дай мне другие башмаки: у меня опух палец. Налей мне еще чаю, дорогая, с сахаром. Оставаясь в кровати, она протянула руку за чашкой, а он сел на край и принялся выпутываться из подтяжек. - Может, в среду придется отправиться на три дня в Хайт. Они там в недоумении по поводу обороны Ромнейских болот, хотя и получили мои указания в трех экземплярах. А мне так сложно выбраться: в Лондоне куча дел, к тому же назревает политический скандал. Эддисона вынудят уйти в отставку, и его должность займет Питт, а мы не можем этого допустить, это приведет к полному беспорядку. Закинув руки за голову, она наблюдала, как он одевается. Именно такие мгновения она ценила больше всего: он полностью забывал об осторожности, позволяя себе довольно опрометчивые высказывания, забывал точно так же, как о чае, в то время как она ничего не забывала. - А как Его Величество? - Очень болен, но это только между нами. Вчера в Виндзор ездил хирург Дандас, он консультировался с лечащим врачом Саймондсом. Они решили в ближайшее время, завтра или послезавтра, перевезти его обратно в Бак Хауз, но королева против. Говорит, что вся политическая возня только навредит ему, так как, оказавшись в Лондоне, он тут же захочет вмешаться. Людвиг! Камзол! - Он здесь, Ваше Королевское Высочество! Он стоял перед зеркалом и застегивал камзол. Через открытое окно слышалось, как фыркают и стучат копытами лошади, которых грум прогуливал вдоль Глочестер Плейс. - У меня осталось времени только на то, чтобы выпить чашку чаю, моя дорогая. Я позавтракаю на Портман-сквер, а потом поеду в штаб. Если я сегодня задержусь, значит, я отправился в палату лордов: мне хочется послушать, что говорит Сен-Винсент. Я всецело поддерживаю мысль, что морское министерство должно получить хороший нагоняй, тогда в военном министерстве о нас сразу же забудут. А сейчас все наоборот: моряков хвалят, а на нас все валят, всю вину. Привстань и поцелуй меня: я не могу наклониться. Она рассмеялась и, подняв руки, погладила его по подбородку. - Ты слишком много работаешь, - сказала она. - Давай я буду что-нибудь делать. - Ты и так слишком во многом принимаешь участие. Представь себе лицо Клинтона, если бы я появился с тобой, одетой в военную форму, в штабе. Хотя ты права, мы могли бы гораздо быстрее расправляться с делами. Который час? - Только что пробило восемь. - Поспи еще и представь, что сейчас одиннадцать вечера. Ты хоть капельку любишь меня? - Сэр... как вы смеете?.. - Я не смею, это просто привычка. Желание видеть, что после ухода в моем доме сохранится высоконравственная атмосфера. Сладких снов, моя ненаглядная. Стук каблуков по лестнице, грохот захлопнувшейся двери, цокот копыт в сторону Портман-сквер. Она откинулась на подушки и закрыла глаза. Еще часок она нежилась в постели, а потом начинался день. Она привыкла в жизни странной, двойной, состоящей из отдельных, не связанных между собой частей. Вечер принадлежал ему, двенадцать часов - с семи до семи, но всем остальным временем она могла распоряжаться, как ей заблагорассудится. И каждое мгновение было заполнено кипучей деятельностью, но он вряд ли догадывался об этом. В полудреме она прокручивала назад свою жизнь, год за годом, от настоящего момента до дней ее детства в грязном переулке. Воспитание, полученное ребенком из низов лондонского общества на улице, научило ее немедленно хватать удачу за хвост и заострило ее язычок. Годы, проведенные в Хэме, придали ей внешний лоск. Замужество и жизнь с Джозефом оказали на нее наибольшее влияние: теперь ни один мужчина, ни сейчас, ни в будущем, не разобьет ей сердце. Что касается остального... каждый любовник оставил отметину в ее душе. Она знала, как использовать их с наибольшей выгодой для себя и бросить, оставаясь в то же время благодарной им за науку. У любовников, да и у других мужчин, ей удалось выяснить, к чему стремится мир, которым правят мужчины. Следовательно, надо стать им равной. Играть по их правилам, в полной мере используя свою интуицию. Шесть месяцев на Парк Лейн, достаточно бурные и неистовые, чтобы она потеряла голову и забыла об осторожности, были всего-навсего испытательным сроком, в течение которого она должна была проявить свои достоинства. Мало только смеяться и играть роль распутницы. Если бы герцог нуждался в женщине, которая согревала бы ему постель, ему стоило только сказать одно слово, и десятки девушек с Бонд-стрит, терпеливо ждущие возможности занять ее место, сломя голову кинулись бы на его зов. Но что же происходило в его голове, в его сердце, в его желудке? Именно это она и поставила себе целью выяснить. Но она не будет задавать прямые вопросы, не будет ничего выпытывать, нет, она будет наблюдать, слушать, впитывать. Герцогиня, его жена? Глупая, легкомысленная бабенка, тощая и бесплодная, окруженная целой сворой болонок. Следовательно, в отличие от Джеймса Бертона и других ее знакомых, семейная жизнь герцога была пустой, пресной, безрадостной. Он мечтал о доме, наполненном домашним ароматом, в котором жизнь бьет ключом. Доме, где на полу возятся дети, где нет суеты, церемоний, целой толпы лакеев. Доме, где он мог бы расслабиться, позевать, развалиться на диване. Он мечтал о женщине, которая не забивала бы его голову бабскими сплетнями, не болтала бы об оборках и кружевах, платьях и шляпках. О женщине, которая мгновенно реагировала бы на изменения его настроения. О женщине, которая смогла бы по достоинству оценить простые шутки, так популярные в казармах. О женщине, которая мгновенно реагировала бы на изменения его настроения. О женщине, которая, разгневавшись, осмелилась бы даже ударить его. О женщине, которая в порыве страсти царапалась бы и кусалась. Именно этого он и требовал, именно это он и обнаружил в ней. Это шестимесячное испытание она выдержала, и выдержала с честью. - Я подарю тебе дом в городе, - сказал он, - и поместье в деревне. На их содержание я буду давать деньги ежемесячно из расчета тысяча в год. Если этого окажется недостаточно, тебе придется вести хозяйство как-нибудь иначе. Никто не будет заставлять тебя за что-либо платить, когда узнают о наших отношениях. А я прослежу, чтобы все, в том числе и лавочники, узнали, что ты и дальше будешь находиться под моим покровительством. При такой рекомендации тебе поверят в кредит все, что угодно. Покровительство принесет тебе благосклонность окружающих. Решай сама, как расходовать эти деньги, и не беспокой меня. Я полный профан в денежных вопросах, я их не понимаю. Это было сказано на Парк Лейн в конце лета. Она подумала: "Тысяча в год - не много. Совсем мало, если он хочет радоваться жизни. Но если она скажет об этом, она может потерять его". - Хорошо, - ответила она. - Я управлюсь. Где мы будем жить? - У меня есть дом на Портман-сквер, - сказал он, - в пяти минутах отсюда. И еще один на Глочестер Плейс - в нем ты и поселишься. Я буду приходить к тебе каждый вечер, обедать и проводить ночь, а утром возвращаться к себе. Слуги, мебедь и все остальное - это твои заботы. Тысяча в год уйдет только на жалованье слугам и лакеям... Она отбросила эту мысль и принялась составлять план. Удивительно, все мужчины, встретившиеся на ее жизненном пути, были абсолютно беспомощны в денежных вопросах, однако на этот раз она хотя бы не обязана ограничивать себя. Кредит уже выдан. Торговцы из кожи вон лезли, чтобы услужить ей. Через нее они тоже попадали под сень королевского покровительства. Биркетт, серебряных дел мастер, Паркер, ювелир, первый - с провезенным контрабандой блюдом герцога де Берри, которое он купил только для того, чтобы доставить ей удовольствие, а второй - с бриллиантами. "Подарок герцогу, мэм". Карточки у порога, и все с именами самых преуспевающих торговцев. "Сочтем за честь, мэм, за счастье, если..." И так далее. Морлок с Оксфорд-стрит, предлагающий фарфор и хрусталь; Саммер и Роуз с Бонд-стрит, посылающие образцы самых разнообразных каминных решеток; Оакли с Бонд-стрит - драпировки и шторы. "Господин Тейлор, мэм, из дома 9, просит заехать". Том Тейлор помогал подыскивать хороших слуг. - Моя дорогая, предоставьте все мне, я знаю, что вам нужно. Вам требуется человек, который долго прослужил в одном и том же доме. Такие приходят ко мне, когда ищут работу. - Почему? Вы что, получаете комиссионные от них в день зарплаты? Он пропустил ее замечание мимо ушей и ничего не ответил. Пирсон, дворецкий, десять лет у лорда Честерфилда. Макдауэлл, лакей, пять лет в Берлингтон Хаузе. У Паркера, кучера, были отличные рекомендации - семь лет у госпожи Фитцхерберт, хочется сменить место. Горничные, прачки, повара и кухарки... всех их отыскал дядюшка Том. - Свою камеристку я сделаю экономкой, - настаивала она. - Вы уверены, что она справится с этой работой? - пробормотал он. - Марта все умеет. Она верна и преданна. Кроме того, дети любят ее. - Больше ничего сказано не было. Два экипажа. Шесть лошадей, иногда восемь. Грумы, форейтор (для этого, возможно, подошел бы Сэм Картер), молоденькая девушка для всякого шитья, поденщица, которая дважды в неделю приходит убрать дом. Белье - как насчет белья? За это тоже взялся Том Тейлор. Ручной выделки, личное одолжение дядюшке Тому от одной фирмы в Ирландии. - Дядюшка Том, но ведь этим людям нужно заплатить! - Не спешите, моя дорогая. Они хотят покровительства. Если так, хватит экономить, надо заказывать все самое лучшее, и к черту последствия. Никто не осмелится возбуждать дело против принца крови. И пошел шепот "под покровительством герцога", который оказал прямо-таки магическое воздействие, особенно на мир торговцев. Что касается знакомых, друзей и даже любовников, проявление восхищения не заставило себя долго ждать. Джеймс Бертон, который, возможно, считал, что ему был оказан холодный прием, заверил ее, что мать может спокойно жить на Тэвисток Плейс, пока его дом их устраивает. - Я слышал, что вам оказывает покровительство герцог Йорк. Как замечательно! Он лучший из Ганноверов и единственный из них не похож на германца. Между прочим, замолвите за меня словечко, расскажите о моем полке ремесленников. Если мы получим его одобрение и поддержку, может удастся мой план. Крипплгейт написал ей из Ирландии: "Что я слышу? Валяешься на сене с Фридрихом Августом? Молодец, что отловила такую знаменитость, но держи его в узде и не прогоняй своих старых друзей, когда они придут просить у тебя одолжения. Выясни у Йорка, что я получу, если приведу несколько рекрутов". Только Билл Даулер не проявлял никакой радости. Он заехал повидать ее. - Это правда, что ты стала любовницей герцога Йорка? - О Билл, ну зачем такие слова? Я бы сказала, что я нахожусь под его покровительством - как будто у меня есть отец, которого я никогда не знала. Ведь когда мы познакомились, я сказала тебе, что у меня далеко идущие планы, не так ли? И я осмелюсь заявить, что моя стрела попала в цель. Но ты все равно будешь нужен мне, однако тебе придется держаться в тени. Она повезла его показать дом на Глочестер Плейс. Джеймс Бертон установил все водоотводы и другие приспособления. Так удобно, что бывший любовник - строитель. Но Билл может выбрать шторы и ковры. - А вы составили с герцогом договор? - Договор? Что ты имеешь в виду? Я получила этот дом. - Дом - это замечательно. Я имею в виду деньги, чтобы содержать его. Ведь это обойдется тебе как минимум в три тысячи в год. Она подумала, как это характерно для Билла - предостерегать ее. Переходить из комнаты в комнату и качать головой, усиливая тем самым ее сомнения, охлаждая ее пыл. - Он обещал мне платить каждый месяц. - Понятно... Позаботься о том, чтобы обещание было изложено на бумаге. Или лучше заключи договор с его банком. - Я не могу сделать этого. Создалось бы впечатление, будто я жадная. - Гораздо лучше, чтобы все было обговорено с самого начала. "Кислый виноград, - подумала она. - Бедный Билл, ему больно, он ревнует... Все еще мечтает о домике в Челфон-Сен-Питер. Как же это далеко от Глочестер Плейс! Под покровительством герцога, а не господина Даулера". Вилл Огилви дал совет совершенно иного рода. Совет, который она не осмелилась пересказать Биллу. - Не спешите, - сказал Огилви, - не торопите события. Изучите дело. Я даю вам время на обустройство, а потом покажу, что делать дальше. Теперь, когда моя контора на Сэвилль Роу закрылась - меня объявили банкротом, - никто не свяжет мое имя с военными вопросами. Я работаю один, в качестве вашего агента, и получаю проценты. Я буду посылать к вам ребят, которые ждут повышения. А вы будете представлять их герцогу. Вот и все дело. И денежки от тех, кто увидит свое имя в официальном бюллетене. Основное - вам, комиссионные - мне. Его Королевское Высочество не будет вас ни о чем спрашивать. Проверьте его на тех, к кому вы благоволите, с кем вас не связывают денежные вопросы. Первая просьба не составила для нее никакого труда. Что-нибудь для Чарли, глаза которого засверкали, как только фортуна повернулась к нему лицом, который уже видел себя фельдмаршалом. - Ты считаешь, что Его Королевское Высочество... что ты можешь попросиь его? Семейное дело, личное, его легко уладить. - Сэр, мой брат сходит с ума от желания вступить в армию. С шести лет он играет в солдатики. Могла бы я представить его вам, предположим, вечером? Он молод и застенчив, но очень умен. Таким образом, сообщение о назначении Чарльза Фаркуара Томпсона вскоре появилось в официальном бюллетене. Назначен корнетом 13-го полка легких драгун, двадцать пятого февраля 1804 года. Сэм Картер, лакей, очень завидовал Чарли. Если уж господина Томпсона взяли в армию, то почему бы не взять и его? Капитан Саттон всегда говорил ему, что красный камзол будет ему к лицу. - Мэм, я был счастлив служить вам, вы проявили столько доброты по отношению ко мне. Но сейчас, когда господин Томпсон уехал, в доме стало пусто. Я боюсь беспокоить Его Королевское Высочество, но не могли бы вы похлопотать обо мне... - Дорогой Сэм... конечно, если ты так решил, хотя мне очень не хочется терять тебя. Какое же это удовольствие - давать своим друзьям то, чего они страстно желают. Вряд ли можно назвать Сэма Картера другом, но он хорошо служил ей, он выглядел таким несчастным, когда чистил ножи в буфетной. - Сэр, вы знаете моего Сэмми, который прислуживает за столом? - Юношу, который склоняется в поклоне подобно нарциссу? - Да. Трудно в это поверить, но он просится в армию. Как вам известно, я отправила его в школу, так что он получил некоторое образование. Привлекательный мальчуган, но он теряет время, служа лакеем. - Дай мне все сведения о нем, и я посмотрю, что смогу сделать. Самюэль Картер был назначен прапорщиком 16-го пехотного полка. Сообщение в бюллетене от апреля 1804 года. Эти назначения ей удалось провернуть довольно просто: каждый раз она просила за одного человека, причем из домочадцев, и никакие деньги не переходили из рук в руки. Сложности возникнут тогда, когда она начнет большую игру. Каждый день у нее находились какие-то оправдания... но Огилви ждал. Часы пробили девять, и появилась Марта с подносом с завтраком. Был доставлен список визитов и грифельная доска. - Мэм, опять пришел этот парень, Фью. - Кто он? - У него магазин на Бернард-стрит, он говорит, что вы купили у него лампу для Тэвисток Плейс почти год назад. - Эту штуковину в греческом стиле, которую лорд Бэрримор разнес на мелкие кусочки? Я помню. И что же он хочет? Продать еще пару древних безделушек? - Нет, мэм, он говорит, что за лампу так и не заплатили. Он отправил лампу в мастерскую, и за то, чтобы привести ее божеский вид, с него взяли двадцать фунтов. - Чепуха! Он сам чинил ее в задней комнате. Прогони его. Как удивительно, из Блумсбери до нее добрался счет годовой давности. Те дни преданы забвению. И счета тоже. - Как чувствует себя Джордж? - Он говорит, что ему лучше, но ему не хочется идти сегодня в школу. Он хочет отправиться в казармы лейб-гвардии. - Пусть мальчик получит удовольствие. Отвези его, Марта. - А как насчет мисс Мери и мисс Элен? - Они не больны, так что у них будут уроки. И ей предстоял урок - с Корри, учителем музыки, в половине одиннадцатого. Как и Сэма, его рекомендовал Саттон, но, в отличие от Сэма, он больше походил на лилию, чем на нарцисс, причем порядком потрепанную. - Марта, сегодня утром придет господин Корри. Проследи, чтобы приготовили кабинет и сняли чехол с арфы. В двенадцать - господин Огилви. Мисс Тейлор говорила, что, может быть, она заедет после обеда. Если она появится, скажи, что у меня посетитель и она может подняться к детям: они уже вернутся домой к тому времени. Передай Паркеру, что до четырех экипаж мне не понадобится. Пирсону скажи, что мы будем обедать не раньше семи, но у повара все должно быть готово к половине седьмого на случай, если Его Королевское Высочество вернется вовремя. Нам известно, как он ненавидит ждать, если обед задерживается. Так, что еще записано на доске?.. Жаркое из утки?.. Это подавалось в воскресенье. - Я слышала, что Людвиг говорил, будто повар на Портман-сквер готовил семгу. Если Его Королевское Высочество не приедет туда обедать, блюдо пропадет. - Не пропадет. Отправь туда Пирсона, пусть он принесет его. Но по дороге он должен зайти на Джордж-стрит, к продавцу масел, чтобы рыбу приправили соусом: наш повар не знает, как его готовить. Где мои шлепанцы? - Здесь, мэм, под кроватью. - А что в коробке? - Пелерины, мэм, их принесли от портного. Он отправил несколько штук, чтобы вы примерили, вы можете надевать их по очереди. - Я не люблю пелерины, пойдут слухи, что я беременна. Пусть Пирсон отнесет их назад, после того как принесет рыбу. Для учителя музыки подойдет утренний капот, волосы собраны в узел на затылке, локоны забраны лентой. Легкий мазок голубого на веки, больше ничего. - Мама... Мама... - Джордж, ангелочек мой! Вытереть платком ему нос. - А теперь беги к Марте. Обиженные, с поджатыми губами девочки: - А почему Джорджу можно? - Потому, мои маленькие глупышки, что ему всего шесть, и если вы будете себя хорошо вести, я покатаю вас в экипаже. А теперь исчезните и дайте мне одеться. Внизу, в кабинете, на откидном стуле ждал господин Корри, с круглым и бледным лицом, в ореоле мягких как шелк волос. Он сидел в величественной позе возле арфы, оставив дверь в кабинет открытой в надежде, что случится невероятное и Его Королевское Высочество окажется дома. Бесполезно. Надежда постепенно перешла в разочарование. Госпожа сбежала по лестнице одна. Она помахала ему. - Доброе утро, Корри. Я заставила вас ждать? Я всегда опаздываю, никогда не успеваю одеться вовремя. - Мадам, в этом доме время ничего не значит. Дышать воздухом, которым дышите вы, - райское блаженство. Поднимаясь по лестнице, я встретил ваших очаровательных детишек. - Надеюсь, Джордж не ударил вас по ноге. - Нет, мадам. Он поджал свои крохотные губки и скорчил мне очаровательную рожицу, так, ради забавы. - Я рада, что вы называете это забавой. Когда он мне корчит рожицы, я обычно шлепаю его. Что мы будем петь сегодня? - Что-нибудь из Моцарта? - Если это освободит голос, тогда согласна. Но только в качестве упражнения, не больше. Его Королевское Высочество не любит Моцарта. Он говорит, что ему нравится слушать что-нибудь звучное. - Звучное... мадам... - Продолжайте, Корри. Вы же знаете, что я имею в виду. Не "тра-ля-ля", легкое, как дуновение ветерка, а песенки, популярные в Воксхолле, и чем громче, тем лучше. Немного огорченный, он стоял и ждал, пока она листала ноты, напевая себе под нос. - Не пойдет. Мое пение будет похоже на вопли отелившейся коровы. Его Королевское Высочество любит смеяться, а не затыкать уши. Она сбросила его тетради на пол и отыскала свою. - Давайте попробуем вот это, мы слышали эту песенку в четверг. "Помчусь я завтра в Лондон" - он даже сможет отбивать такт ногой. А как насчет этого - "Поведал Сэнди о любви"? Третья строфа - самая настоящая бульварщина. - Если вы настаиваете, мадам, если вы настаиваете. Она тронула струны. Голоса заполнили комнату. Ее, чистый и звонкий, его, хриплый и полный страсти. Стук в дверь разрушил торжественность момента. - К вам пришел господин Огилви. - Скажи ему, чтобы подождал. Еще одну песенку, которую Огилви обязательно услышит через закрытую дверь кабинета и поймет намек: "Юный Вильям жаждет сердце мое тронуть". Ее голос замер, и раздались сдержанные аплодисменты. - На сегодня хватит, господин Корри. Завтра в то же время. Он собрал свои вещи. - Мадам, простите, что опять заговариваю об этом, но два джентльмена, полковник Френч и капитан Сандон, горят желанием быть вам представленными. Вы позволите одному из них или обоим заехать сегодня во второй половине дня? - А что они хотят? - Не могу вам точно сказать. Они друзья моего знакомого... Я сказал, что выступлю в качестве посредника. Обычная история. Просьба об одолжении. Корри получит проценты от сделки. - Вы хотите сказать, - спросила она, - у них ко мне вопрос, связанный с армией? - Думаю, так, мадам. Ваше влияние всем известно. Одно ваше слово - вы понимаете меня. Она прекрасно его понимала. Такое случалось каждый день. Письма, записки. От незнакомых людей, от друзей: "Дорогая госпожа Кларк, если бы вы сочли возможным сообщить обо мне... Одно ваше слово Его Королевскому Высочеству значит гораздо больше, чем все прошения, направленные в военное министерство... и должен заметить, что с радостью заплачу вам любое вознаграждение". Она пожала плечами и протянула господину Корри его нотные тетради. - Не могу ничего обещать, Корри. Это очень деликатный и сложный вопрос. Пусть ваши друзья зайдут, но может оказаться так, что меня не будет дома. - Ну что ж, пусть попробуют, мадам, конечно. Но мне кажется, что они что-то говорили о сумме в две тысяче гиней. Она повернулась к нему спиной и сделала вид, что поправляет цветы. Он направился к двери, и в этот момент она как бы между прочим спросила: - Кому эти две тысячи гиней? Он вздохнул, на лице появилось обиженное выражение, он развернул свои покатые плечи, подчеркивая тем самым, что это дело никоим образом его не касается. - Мадам, у вас свободный доступ к Его Королевскому Высочеству. Нужно ли мне еще что-то добавлять? Он отвесил низкий поклон и ушел. Две тысячи гиней... В два раза больше ежегодного содержания, обещанного ей герцогом и разделенного на небольшие кусочки, которые она получает ежемесячно и которых хватает только на то, чтобы расплатиться с прислугой. Она открыла дверь и позвала Огилви. - Вы слышали, как я пою? С улыбкой на губах, он вплыл в комнату и поцеловал ей руку. Никакой лести в ее адрес, никаких комплиментов. Он единственный из знакомых ей мужчин никогда не позволял себе ничего лишнего, всегда держался на расстоянии. - "Юный Вильям жаждет сердце мое тронуть"? Это камень в мой огород. Но я не жажду тронуть ваше сердце. Только мысли. - Которые предпочитают образовываться в голове самостоятельно, без вашей помощи. Она предложила ему освежающие напитки. Он отказался. Она пригласила его сесть, потом села сама, повернувшись спиной к окну и наблюдая за ним. - Вы похожи на зловещую тень. Почему вы не можете оставить меня в покое? Я вполне счастлива. - Разве? - сказал он. - Сомневаюсь. Ни одна женщина не может быть счастлива, пока не запрет своего мужчину в клетку. А с вашим принцем такой номер не пройдет. - Я держу дверцу клетки открытой. Он волен лететь, куда ему заблагорассудится. Но он всегда возвращается на свой насест, как преданная птица. - Рад слышать это. Домашнее счастье - так трогательно. Если, конечно, оно длится вечно. Постоянные колкости, намеки на то, что в мире нет ничего постоянного. - Вы расспрашивали его об укреплениях к югу от Лондона? - Нет, и провалиться мне на этом месте, если сделаю это. Я не шпионка. - "Шпионка" - неподходящее слово для такой умной женщины. Может получиться так, что эти сведения окажутся очень ценными, не сейчас, а в будущем. - Ценными для кого? - Для вас, для меня, для нас обоих. Мы партнеры в этой игре, не так ли? Или были партнерами, когда вступали в игру. Намек, скрытая угроза. Она не собирается соблюдать условия заключенного соглашения. - Вы не понимаете, - сказала она. - Он четсный, открытый человек. То, что он говорит мне, все конфиденциально. Если я расскажу что-нибудь, я превращусь в предательницу. - Вы стали такой благородной за эти шесть месяцев. Возможно, здесь сказалось влияние Глочестер Плейс. Вы считаете, что обосновались в этом доме навеки. Позвольте мне напомнить вам одно высказывание Уолси: "Не вкладывайте деньги в имущество принцев". Или вы считаете меня циником? - Думаю, вы и циник, и изменник. Меня бы не удивило, если бы вы, выйдя из этого дома, прямиком направились к какому-нибудь французскому шпиону и передали бы ему мои слова. Хорошо. Идите. Расскажите о том, что мы едим и пьем, в котором часу ложимся спать и когда встаем. Пусть в парижских газетах появляются памфлеты о нас, пусть, но они не выведают никаких секретов. - Она скривила лицо, скорчив почти такую же рожицу, как Джордж, когда встретил Корри на лестнице, и пристально, с вызовом смотрела на него. Он вздохнул и пожал плечами. - Не пытайтесь уверить меня, что вы совершили этот непростительный поступок, который разрушает дело и приводит к неразумным действиям - я мог бы ожидать такого от любой другой женщины, но только не от вас, - не пытайтесь уверить меня, что вы влюбились в вашего венценосного покровителя. - Конечно, нет. Не говорите глупостей. Она поднялась и прошлась по комнате. Он задумчиво наблюдал за ней. - Я в этом не совсем уверен. Подобные чувства овладевают душой незаметно, не так ли? Возникает чувство оседлости, влечение к единственному мужчине, не уроду и занимающему высокое положение. Это должно только подстегивать вас. Пусть Огилви с пренебрежением относится к таким понятиям, как доверие и благодарность, пусть пытается выяснить, не проявляет ли она склонность к кому-нибудь. Любовь давно предана забвению. Любовь ушла, но она вовсе не мертва, когда рядом лежит любимый сын Его Величества. - Больше всего на свете, - сказала она, - мне хотелось бы, чтобы вы ушли. Вы приходите сюда каждый день. У меня ничего для вас нет. - Единственное, что мне требуется от вас, - небольшая помощь и сотрудничество. - Я не стану шпионить. Это мое последнее слово. - Ничто не может быть последним в этом переменчивом мире. Помните, в один прекрасный день это может оказаться полезным. Но в настоящий момент меня интересует другое. Как вы знаете, я закрыл свое дело, чтобы стать вашим агентом. Когда же я начну работать? - Говорю вам, у меня ничего для вас нет. Он достал из кармана блокнот, вырвал листок и протянул ей. - Вот список, - сказал он, - список офицеров различных полков, которые мечтают о новом назначении. Одним нужно повышение, другим - перевод на новое место. Если они будут действовать по обычным каналам, на это у них уйдет три месяца. - А почему они не могут подождать? - Могут, конечно, но нам гораздо выгоднее провернуть это дело побыстрее. Вы отдадите список герцогу, и мы посмотрим, что из этого получится. Вы же знаете, как выбрать подходящий момент для подобных просьб. - Он наверняка откажет. - Плохо. Дайте подумать. Позвольте внести одно предложение. Прежде чем давать ему список, попросите у него денег. Скажите ему, что расходов оказалось гораздо больше, чем вы рассчитывали, что вы в безвыходном положении, что очень беспокоитесь. Потом дайте ему час, чтобы он это переварил, и покажите список. - Почему час? - Желудок - очень нежный орган. Пищеварение царственной особы замедляется, когда приходится переваривать лекарство. Между прочим, вы ведь не собираетесь обманывать его, ваш рассказ будет истинной правдой. Содержание дома обходится довольно дорого. Вы действительно обеспокоены. Спорить бесполезно. Ему известно слишком многое, известны ее страхи, ее главная проблема: "Если я потерплю неудачу, что станет с детьми?" - мысль, точно призрак, постоянно следующий за ней по пятам. Она просматривала список. - Вилл. - Да, Мери Энн? - Мне сделали предложение на две тысячи гиней. Я еще не знаю, от кого и в чем дело. Они могут заехать сегодня к вечеру. - Поговорите с ними, выясните все, а потом доложите мне. Не будьте такой мрачной, моя дорогая. Все очень просто. Вы ничего не теряете, только приобретаете. У вас никогда в жизни не было более простой задачи. Две тысячи гиней - хорошая награда за успешную игру. - Вы клянетесь, что в этом нет ничего опасного? - Я не понимаю вас. Опасного для кого? - Для герцога... для меня... для всех нас... для страны? Внезапная паника ребенка, выросшего в трущобах Лондона... осторожно, церковный сторож, прячься под тележку, быстро, или беги в переулок... не говори матери, где была. - Со времен нормандского завоевания в стране процветало взяточничество. От епископа до самого последнего клерка - у всех одна и та же манера вести дела. Вам нечего беспокоиться. Помните вашу первую работу, как вы заменяли своего отца в типографии? Уж если вам тогда удалось обвести вокруг пальца умудренного опытом человека, то и сегодня такое дело вам по плечу. - Но тогда все было по-другому. - Отнюдь. Условия игры те же. Если бы тогда проиграли, то сейчас валялись бы в канаве. Но вы не упустили свой шанс и спасли семью. Но если вы струсите сейчас... - Он остановился, услышав за дверью крики ребенка. Через секунду шум прокатился вверх по лестнице и замер. - ...Если вы струсите сейчас, что будет с ними? - Осенью Джордж отправится в школу в Челси, а потом в Марлоу на два-три года. Его будущее обеспечено, герцог обещал мне. Вилл Огилви рассмеялся и взмахнул руками. - Крестный отец с волшебной палочкой? Как замечательно. Но, как и у волшебных палочек, у обещаний есть свойство таять в воздухе. На месте Джорджа я лучше бы полагался на маму. Мальчик ворвался в комнату, его переполнял восторг. - Марта возила меня смотреть на учения лейб-гвардии. Ты ведь разрешишь мне стать солдатом, чтобы я смог погнаться на лошади за Бони и изрубить его на куски? Привет, дядя Вилл. Скажите маме, чтобы она отдала меня в армию. - Как я понял со слов твоей мамы, она как раз решает этот вопрос. До свидания, ужасный ребенок. И не дотрагивайся до моих штанов. Итак, Мери Энн, вы отправите мне доклад завтра утром? - Я не знаю... Не могу обещать. Он ушел, оставив ее с Джорджем, и она смотрела из окна, как он идет по Глочестер Плейс. Добрый друг и помощник или пособник дьявола? Она никак не могла прийти к какому-то мнению. Она не была полностью уверена. - Что ты читаешь, мама, можно посмотреть? - Ничего, дорогой. Это всего лишь список. Дети уже вернулись из школы, приехала Мей Тейлор. Они все вместе отправились кататься в парк. Может, ей стоит рассказать Мей и попросить у нее совета? Но тогда ей придется признать, что раньше она обманывала ее, рухнет тщательно разработанная легенда о том, как они познакомились с герцогом, легенда, которую она рассказывала и своим домочадцам, и друзьям. - Вот как это случилось. Я была на приеме. Кто-то подошел ко мне и сказал: "Его Королевское Высочество желает быть вам представленным". И с этого мгновения... - Все запросто проглатывали эту ложь, верили каждому слову. Разве она могла рассказать Мей все, что было на самом деле, и объяснить: "Твой дядя сводник, и Огилви тоже. Они вдвоем замыслили это дело, а меня использовали в качестве орудия. Теперь же они жаждут получить дивиденды", - разве она могла? Бесполезно. Даже нечего думать. Дружбу так легко разрушить. В семье начнутся ссоры, все Тейлоры придут в ужас, зарождающаяся между Изабель и одним из братьев Тейлоров любовь окончится ничем. - Мери Энн, я никогда не видела тебя такой озабоченной. Тебя что-то беспокоит? - Да, у меня нет денег. - Да ты шутишь! У тебя, при твоем положении? Тебе нужно только попросить у Его Королевского Высочества. - Разве? Интересно. Но оставим это. Паркер, завезите нас к Биркетту, серебряных дел мастеру. Я заказала несколько подсвечников, они должны быть уже готовы. Естественно, они были готовы. И отправлены к ней домой, как лично сообщил ей Биркетт, сгибаясь в низком поклоне. - Не соблазнят ли вас посетить магазин вот эти купидоны? Они только что вошли в моду. - Не надо меня ничем соблазнять. Я и так ринулась бы к этому соуснику и к гербовому щиту. - Мадам нравится шутить. Вы уже пользовались обеденным сервизом? - Один раз. Его Королевское Высочество говорит, что от него пахнет составом для полировки. - Это невозможно, мадам. У герцога де Берри серебро никогда не чистили. Сервиз мне доставил один эмигрант, который знал слуг герцога. - Значит, он отдает плесенью из-за того, что им долго не пользовались. В следующий раз, когда мы будем готовиться к приему, я вымою каждый предмет с мылом. - Мадам всегда так весела. Вам нужно блюдо для кушаний, подаваемых между рыбой и жарким? У меня есть такое блюдо: раньше оно принадлежало маркизу де Сен-Клер. Лишился головы, увы, как и многие дворяне. - Да, звучит красиво, так и хочется заполучить это блюдо. Но я не Саломея, просящая Ирода облагодетельствовать ее. Сколько мы вам должны, господин Биркетт? На его лице отразился ужас, он неистово замахал руками. Подобные вопросы не подлежат обсуждению, они откладываются до будущих времен. - Скажите. Я хочу знать. - Если мадам настаивает... около тысячи фунтов. Но вполне устроит и пятьсот. Но прошу вас, не заставляйте Его Королевское Высочество платить. - Он с поклонами проводил ее к выходу из магазина. Дети помахали на прощание. Лакей закрыл дверцу экипажа и сел на свое место, рядом с кучером. Когда она вернулась домой, ее уже ждала коробка с подсвечниками. А рядом лежал счет, на котором в самом низу было написано: "Буду премного благодарен за произведение оплаты в соответствии с вышеупомянутым..." Покровительство - это прекрасно, но лучше были бы оплачены счета. Тебе поверят в кредит все, что угодно... только в течение шести месяцев. Как странно, требования об оплате счетов стали приходить пачками. Неужели можно предположить - судя по поведению торговцев, - что через шесть месяцев принцы обычно меняют свое решение? Она смяла счет и отправила детей к Марте. - Да, Пирсон, в чем дело? - Прибыли два джентльмена, они желают видеть вас. Какой-то капитан Сандон и полковник Френч. - Они сказали, по какому делу приехали? - Нет, мэм, но они назвали господина Корри. - Хорошо. Проводите их в кабинет. Быстрый взгляд в зеркало, поправленная шпилька - и она готова. Тысяча фунтов Биркетту за серебряное блюдо. А эти двое пообещали ей две тысячи гиней. "Буду премного благодарен за произведение оплаты в соответствии с вышеупомянутым, но пятьсот фунтов вполне устроят". Почему бы не использовать те же слова и не заключить сделку? Глава 4 Обед подошел к концу. Потом детей уложили и поцеловали на ночь. В кабинете зажгли лампы и опустили шторы. - Пирсон! - Да, Ваше Королевское Высочество? - Скажите Людвигу, чтобы он явился в шесть утра. Я собираюсь поехать в Хайт, до субботы. - Слушаюсь, Ваше Королевское Высочество. Герцог расположился возле камина, поставив рядом с собой стакан бренди, расстегнул жилет, вздохнул и вытянулся. - Спой мне что-нибудь, радость моя. - Что? - Какую-нибудь песенку, что поют в Воксхолле. Любую. Она пела песенки, которые репетировала утром, и краем глаза наблюдала за ним. Он ногой и рукой отбивал такт, тихим голосом подпевая ей. Она заметила, что его голова стала постепенно клониться на грудь, потом он внезапно встрепенулся и опять принялся подпевать. "Помчусь я в Лондон" была довльно проста и легко запоминалась; "Сэнди", эта насмешка над возвышенными чувствами, изобиловала непристойностями. Потом она спела его любимые: "На двух струнах играет твой смычок" - баллада, полная сладострастия; "Я так не буду делать" - усыпляющая, успокаивающая. Наконец, когда бренди было уже выпито, а голубые глаза затуманились дремой, когда жилет был сброшен на пол, она преподнесла ему последнее возбуждающее средство: "Завтра сокрыто завесой от нас, Так мы веселиться будем сейчас". И, опустив крышку пианино, стала рядом с ним на колени. - Почему ты остановилась, дорогая? - спросил он. - Потому что я целый день тебя не видела. И завтра тебя не будет со мной. И тебе хотелось бы, чтобы я спела еще? Он посадил ее к себе на колени и обнял, прижав ее голову к плечу. - Если ты думаешь, что я предпочитаю мотаться по стране и спать в казарме, вместо того чтобы быть рядом с тобой... Что это такое? - Нижняя сорочка, не надо развязывать. А где ты будешь завтра? - В Хайте, потом в Фолкстоуне, Диле и Дувре. Если мне повезет, вернусь к вечеру в субботу. Она взяла его руку в свою, принялась перебирать пальцы, нежно покусывая подушечки, и гладить ладонь. - А в Отландз тебе надо ехать? - Герцогиня обидится, если я не приеду. У нее всегда по воскресеньям полон дом народа. Кроме того, если я пропущу службу в церкви, злые языки начнут болтать, и слухи дойдут до короля. Он вызовет меня на ковер и отчитает, как школьника. - Но он никогда не поступает так с принцем Уэльским. - Конечно же, нет. Они даже не разговаривают, вот я и отдуваюсь. Послушай, что я тебе скажу, дорогая... продолжай, мне очень приятно... рядом с Отландзом, в парке, есть пустой домик. Раньше в нем жил управляющий. Почему бы тебе не обставить этот домик, не нанять прислугу, тогда я мог бы от герцогини сразу же приходить к тебе? - Ничто на свете не сравнится с таким предложением. А как же злые языки? - О, туда им не добраться. Ведь я буду жить в Отландзе. А в парке меня никто не заметит. - При твоем росте тебе не так легко проскочить незамеченным... Я с удовольствием приезжала бы в Уэйбридж и жила бы там с субботы до понедельника, дышала бы свежим воздухом. Но тебе не кажется, это будет стоить довольно дорого? - На содержание дома уйдет не так много денег. - Но дом придется отделать, обставить, подготовить для жилья. Дело в том, сэр, что вы подобны ребенку в таких вопросах. Это результат того, что вы всегда жили во дворцах. Вы даже представления не имеете о том, как живут простые смертные. - Я быстро учусь. - Да, ты уже выучился обходиться без помощи камердинера, когда укладываешься спать. Но это все. Любой ребенок проявляет больше самостоятельности, чем ты. Когда Людвиг застегивает тебе пуговицы на камзоле, он похож на няньку, пеленающую младенца. - Это твоя вина. Я теперь не так бодр по утрам, как раньше. Было время, когда я до завтрака успевал сделать несколько кругов по парку. - Но ведь ты не бездельничаешь... просто изменился ритм жизни. Однажды ты со сна все перепутаешь и наденешь мне на шею лошадиную торбу с овсом. Послушайте меня, сэр, я честно вам говорю, я была бы счастлива жить с вами в Уэйбридже. Но дело в том, что я не могу себе этого позволить. Обставить дом, нанять прислугу, наладить хозяйство - об этом не может быть и речи при том содержании, что вы мне выделяете. Молчание, напряженная пауза, беспокойный взмах руки. Она передвинулась, чтобы не так сильно опираться на него. - Разве я мало тебе даю? - Достаточно, чтобы содержать небольшой коттедж. - Ну, черт побери, я не знаю. Меня постоянно дергают. Гринвуд и Кокс ведут мои финансовые дела. Они, Гуттс и все остальные пытаются разобраться в этой путанице, а мой казначей, Эдам, сообщает мне о реультатах. У меня постоянно не хватает денег, чтобы содержать свою недвижимость, не говоря уже о твоей. Ты говоришь, что мне неизвестно, как ты живешь, ты, простая смертная. Но ты не имеешь ни малейшего представления, каковы наши расходы. Мои, моих братьев, Кларенса и Кента, и всех остальных. У принца Уэльского есть свой капитал, он обеспечен, но остальные по уши в долгах. Я не раз повторял, что дело в плохом управлении финансами. Внимание - затронуты острые темы, лучше прекратить разговор. Семя брошено в землю - не будем пока с ним ничего делать. Она соскользнула с его колен, раздула огонь в камине. - Я не хочу увеличивать твои расходы, никогда. Может, мы зря переехали на Глочестер Плейс? Но ведь... Портманс-сквер всего в двух шагах отсюда, мы любим этот дом... но, сэр, если у вас не хватает денег, давайте я перееду на квартиру, отправлю детей к матери, уволю слуг. - Черт побери, нет. Он притянул ее к своему креслу. Обвив руками его шею, она опустилась на колени. - Я не имею в виду, что я беден, - я разорен. - В его голосе слышались злость, радражение. - Денежные вопросы - это единственная на свете тема, которую я ненавижу обсуждать, но вынужден постоянно к ней возвращаться. Я сотни раз говорил тебе, что ты можешь жить в кредит. - Вы, сэр, можете. Но не ваша возлюбленная. Она прижалась к его щеке и провела рукой по волосам. - Кто это пристает к тебе со счетами? - спросил он. - Биркетт и остальные... Нам не следовало покупать то серебряное блюдо, но я не удержалась, представив, как на французских лилиях будут лежать куриные грудки. - Если Биркетт станет жаловаться, я велю его арестовать. - Бедняжка Биркетт. Какой же ты безжалостный. - Помассировать ему за ушами, поцеловать в лоб. - У тебя действительно хватит власти отправить человека в тюрьму? - Да, если у меня найдется причина. - Значит, это и подразумевается, когда говорят: "Его Королевское Высочество воспользовалось исключительным правом"? - Высочество - нет. Только Его Величество. - Но ведь у архиепископов есть исключительные права. Почему же у тебя нет? - Вопрос прерогатив. Неужели мы должны в этот час обсуждать такие вещи? - Но, сэр, мне так интересно все это слушать... это дыхание жизни. Парламент объявляет перерыв - он, что, решил приостановить свою деятельность? - Полностью и бесповоротно. Перерыв - еще одно слово для обозначения прекращения работы. - Прерогатива - перерыв - здесь должна быть какая-то связь. Давай посмотрим, имеешь ли ты прерогативу прервать мой поцелуй? Они попробовали, и у них ничего не получилось. В камине тлели угли. Оказалось, что одного кресла недостаточно для полного комфорта. - Почему мы здесь сидим? - Ты сидишь... я стою на коленях. - Это, наверное, чертовски неудобно. - Неудобно. Но я ждала королевского приказа. Они, обнявшись, поднялись наверх, и из спальни ей слышался раздававшийся из гардеробной шорох падавшей на пол одежды. Ей стало интересно, как происходит пищеварение. Был ли Огилви прав? Действительно ли организм усвоил лекарство за час? Она взяла список и еще раз прочитала его. В основном капитаны, которые хотят стать майорами, - трудно запомнить все имена. Она приколола список к пологу над своей подушкой, чтобы он сразу же попался ему на глаза. - Сэр? - позвала она. - Сию минуту. - Сэр, вы знаете одного бывалого вояку, полковника по имени Френч? - Сразу так и не вспомнишь. Из какого полка? - Думаю, он не служит в каком-либо полку. Дело в том, что он ушел в отставку. И к тому же сидит на половинном жаловании. Не особо значительная фигура. Но, как мне кажется, он подавал вам прошение. - Они все подают прошение. Каждый день приносят мешки писем со всех концов страны от полковников с половинным окладом. - Он хочет набирать рекрутов. - Ну, пусть набирает. - Да, но получение служебного письма займет массу времени. Я не знаю, что это за процедура, но вам-то известно. - Если его прошение удовлетворят, он получит письмо. Если прошение будет передано моему секретарю по военным вопросам, потом Клинтону или адъютанту Лорейну, то один из них отправит его Хьюэтту, генеральному инспектору. - А потом? - Потом назад, ко мне, для особых замечаний и на подпись, если я согласен. Эти вояки так нетерпеливы, естественно, вся процедура занимает время. Они, что, думают, нам нечего больше делать, кроме как сидеть и читать их проклятые письма? - Полагаю, они именно так и думают. Они просто не имеют представления. Но этот полковник Френч был крайне любезен. Рассыпался в извинениях за беспокойство и сказал, что, если я попрошу за него, он будет премного обязан и даже более. - Что он имел в виду? - Я не совсем поняла. Возможно, он намекал, что пошлет мне букет цветов. В гардеробной воцарилось молчание. Потом раздался звук открываемого окна, послышались тяжелые шаги по застланному ковром полу. В действительности практически весь разговор вел капитан Сандон. Пятьсот гиней задатка, а когда будет получено служебно письмо, остальные тысяча пятьсот... Потом Френч отправится в Ирландию набирать рекрутов, и за каждого завербованного рекрута он будет получать по гинее. Когда число рекрутов достигнет пятисот, ей будут выплачены деньги. - А что вы будете с этого иметь? - спросила она. Очень интересный для нее вопрос. Сандон, с круглым как луна лицом, постарался ей объяснить. - Правительство, мэм, установило официальную премию: за каждого рекрута вербовочная группа получает тринадцать гиней. Мы хотим получить эти деньги, и мы уже давно набрали бы много рекрутов, но на наше прошение, направленное в военное министерство, ответ так и не пришел. Одно слово главнокомандующего - и вопрос решен. Чем выше премия, тем значительнее ваше вознаграждение. По его словам, все было очень просто. Счет ведут по головам. Один завербованный в Ирландии рекрут - одна гинея в ее кармане. Она забралась в кровать и уютно устроилась на подушках, а над ней, приколотый к пологу, развевался список. Из гардеробной раздались проклятья, потом что-то упало на пол. Усвоение происходит слишком медленно или слишком быстро. Она закрыла глаза и принялась ждать. Она почувствовала, как матрац начал продавливаться под его весом. - Знаешь, - сказал он, - если бы ты была на самом деле хитра, ты никогда не стала бы докучать мне по поводу денег. Этот Френч... - Букет цветов? - При чем тут этот веник... "он будет премного обязан". В твоем положении ты можешь заставить их всех ходить по струнке. А когда они не проявляют благодарности, выставить их за дверь. - Не мог бы ты поконкретнее объяснить, каково мое положение? - Я не вполне уверен. Внизу наши отношения становятся довольно сложными. Интермедия, прежде чем перейти к основному вопросу. - Что это, черт подери, такое? - Я все думала, когда же ты заметишь. - У меня только сейчас появилась возможность поднять голову... Чьи это имена? - Просто имена джентльменов. - Твоих бывших поклонников, которые отвечали твоим требованиям? - Нет, солдат короля. Они служат именно тебе. Честно говоря, я в жизни ни о ком из них не слышала. - В чем дело? Я что, вдруг оказался недостаточно силен? Это тонкий намек на то, что мои силы убывают и что эти пятнадцать ребят будут хорошей заменой? Если так... Прекращение разговора и еще одна освежающая процедура, чтобы он получил лишние доказательства. - Я вывесила этот список специально для того, чтобы ты не забыл о них. - Я согласен, чтобы мне напоминали о делах в казарме, но не дома. - Эти бедняжки хотят, чтобы им оказали любезность. - Я так и делаю... не выбрасывай подушку. - Подумай, как они будут счастливы, если получат повышение. В каждой руке по букету. Наш дом будет похож на оранжерею... - Тебе мало цветов? - Мне много чего недостает. Ты хочешь спать? - Хотел. А теперь не хочу... Если бы ты хоть немного разбиралась в моих делах, ты поняла бы, что я не могу давать повышение каждому Тому, Дику или Гарри. Мне нужно внимательно разбираться с каждым прошением и следить, чтобы человек соответствовал новой должности. - О, забудь об этом. Они могут пойти во флот. - Я просмотрю список, но я не могу дать повышение одновременно всем. Более того... Ясно, что желудочный сок хорошо поработал. Организм усвоил микстуру. "По одной чайной ложке. Несколько раз в день". - Тебе придется приезжать в Уэйбридж каждую субботу, в тот домик, о котором я тебе говорил. Если ты этого не сделаешь и заставишь меня бродить по парковым гротам с герцогиней, я перережу себе горло. - Ты будешь много времени занят с собачками. - Вонючки. Они кусают за пальцы, когда начинаешь их шлепать. - Не бросайся своим талантом, распространи свое покровительство и на них. Пробило час? - Я не представляю, сколько времени. У меня уши закрыты. - У тебя еще пять часов до отъезда в Дувр. - Говорят, у Бони уходит гораздо меньше. - Меньше чего? - Времени, и сон его гораздо короче. - У него рост всего пять футов и четыре дюйма, ты тяжелее. Из-за того, что твой организм выдерживает такой вес, он нуждается в отдыхе и покое, его надо холить и нежить. - Ручаюсь, что Бони может выдержать меньше, чем я. Если сравнивать нашу выносливость. - Он проиграл бы. Победитель получает все, и печенье в придачу. Тишина обволокла Глочестер Плейс, дом погрузился в покой. Свечи догорели и погасли. Тьма воцарилась в комнатах. С одной подушки раздавалось нежное, еле слышное дыхание, с другой - довольно солидный храп. - Шесть часов, Ваше Королевское Высочество. - Хорошо. Иди. Бледный утренний свет проникал через окно, упрямо предвещая самое неприятное, что может быть на свете. Весенний дождь, слякоть на дороге, тряску в экипаже. Потом лучшее помещение в казарме. Звяканье медной упряжи, запах кожи, осмотр нового вооружения. Запах толпы, дыма и пороха. - Ты спишь? Она спала. Лучше оставить ее в покое, поцеловать этот непокорный завиток, упавший на щеку. Она проснулась и увидела, что он в полной готовности. - Не уходи. Утро еще не настало. - Настало. И здесь Людвиг. - Спусти его с лестницы. Нет смысла сожалеть. Сначала долг, а развлечение - после. Труба зовет. - Прощай, любимая моя. Я постараюсь вернуться домой в субботу. - Не уезжай в Отландз. Проведи конец недели со мной. Теперь можно опять откинуться на подушки и погрузиться в ускользающий сон: преследование случайных прохожих в переулке, за ней тащится Чарли, на руках - Эдди. Шум улицы, запах жареного лука, вонь сгнившей в канаве капусты, плеск воды. Когда в девять она проснулась, за окном вовсю светило солнце. Она пощупала полог. Списка не было. Глава 5 Вилл Огилви был прав, все оказалось довольно просто. И как только стало известно, что повышения можно добиться через личные каналы, поток просьб увеличился. - Установите твердые тарифы, - посоветовал Вилл, - но не очень высокие. Я буду сообщать, что использование вашего влияния для получения звания майора будет стоить девятьсот, ротного - пятьсот фунтов. Звание лейтенанта обойдется в четыреста фунтов, прапорщика - в двести. Все справедливо. Оговорите, что вы будете хлопотать за них только устно, никаких писем. Как только имя просителя появится в официальном бюллетене, он должен тут же выплатить вам вознаграждение. И не принимайте никаких чеков - чек можно проследить, а это приведет к катастрофе. Настаивайте, чтобы платили наличными, банкнотами небольшого достоинства. - А вы могли бы помочь мне? - взмолилась она. - Сделаю все, что смогу, но мое имя нигде не должно звучать. Я просто друг одних знакомых, которые наслышаны о вашем великодушии. Обдумав все, она пришла к выводу, что условия игры вполне приемлемы. Будучи верноподданной патриоткой, она спасает страну, помогая набирать в армию офицеров, которые сгорают от желания служить отечест