век должен излучать радость на все, что его окружает. Посредством радости мы обретаем радость, -- изрек Чиун. -- Это великолепно! -- восхитилась Дафна. -- Вот погодите -- он еще расскажет вам про головы на стене, -- сказал Римо. -- Вы исповедуете какую-то восточную религию? Я обожаю восточные религии. -- Я -- Синанджу, -- заявил Чиун. -- Великолепно! -- еще раз восхитилась Дафна. -- Мне нравится, как это звучит. -- Тогда вам еще надо полюбить трупы, -- посоветовал ей Римо. -- Как вы можете быть таким отрицательным? -- упрекнула его Дафна. -- Я записываю, что вы -- отрицательная личность. -- Это верно, -- подтвердил Римо. -- О'кей, так когда же мы можем вступить? Деньги у меня с собой. Дафна отложила папку с бумагами, прищурила глаза и напрягла спину. Когда она возвысила голос, в нем зазвучали прокурорские нотки: -- Некоторые люди вступают в "Братство Сильных" ради денег, но они не способны постичь истинное могущество веры. Я сама прошла через Аум, Седону, сциентологическую церковь, общество "Интенсивного Воссоединения", но только здесь я обрела то единственное, что развернуло мою жизнь на сто восемьдесят градусов. -- И от чего отвернуло? -- поинтересовался Римо. -- Оставь в покое эту добрую симпатичную девушку, -- возмутился Чиун. -- Она хочет нам помочь. -- Спасибо, сэр, -- поблагодарила его Дафна. -- Так я выигрываю? -- спросил Чиун. -- Со мной вы не можете не выиграть. -- Она не только прекрасна, она еще и очень умна. -- Ну так что -- тест окончен? Мы бы хотели вступить. -- Есть еще вопросы, -- сказала Дафна. -- Беспокоит ли вас когда-нибудь что-то, что вы не можете забыть, что-то, от чего вы не можете убежать, какая-то боль, которая постоянно возвращается, и вы не знаете, почему? -- Нет, -- ответил Римо. -- Могу я теперь вступить? -- А вас, сэр? -- обратилась Дафна к Чиуну. Чиун кивком головы показал в сторону Римо: -- Вы видите эту боль перед собой. -- Бывает ли так, что вы любите кого-то и все идет прекрасно, а потом вдруг человек, которого вы любили, начинает казаться вам кем-то другим и перестает нравиться или начинает совершать что-то такое, что причиняет вам боль? -- Ах! -- воскликнул Чиун. -- В вас слились воедино мудрость и красота, дитя мое. -- Нет, -- ответил Римо. -- Могу я теперь вступить? -- Бывает ли так, что прекрасные возможности словно бы ускользают у вас из рук в то время, как другие наслаждаются жизнью? -- Мы могли бы служить величайшим из великих, а застряли в сумасшедшем доме без всяких перспектив, -- сказал Чиун. -- А вы, Римо, как всегда -- "нет"? -- Точно. Могу я вступить? -- Минуточку, -- ответила Дафна. -- Не бывает ли у вас такого чувства, что этот мир -- не самое подходящее место для жизни? У вас, Римо, нет, верно? А у вас, мистер Чиун? -- Встреча с человеком, столь мудрым, как вы, способна осветить самые мрачные закоулки мира для любого, -- пропел Чиун. Дафна задрожала. На глаза у нее навернулись слезы. -- Это прекрасно! -- в очередной раз восхитилась она. -- У нас, как правило, не бывает победителей и побежденных, но вы, мистер Чиун, вы -- победитель. А вы, Римо... вы проиграли. Чиун просиял. Римо пожал плечами и спросил, могут ли они вступить. -- Вы можете поступить на подготовительный уровень, где вы научитесь быть в мире с окружающим вас миром, узнаете про десять ступеней, позволяющих обрести счастье, богатство, уверенность в себе и стать сильнее. Хотите? -- Не очень, -- скривился Римо. -- Я хочу вступить. -- Триста долларов с каждого из вас. Римо заплатил наличными. По совету Смита он принес толстую пачку денег. Отсчитав шесть стодолларовых бумажек, он спросил, нельзя ли прослушать следующий курс. -- Вы еще не прослушали вводный курс. -- Это не страшно, -- заверил девушку Римо. -- Я не приму ваши деньги, -- сказала Дафна. -- Могу я видеть менеджера? -- Он тоже не возьмет ваши деньги. Вам совершенно необходимо прослушать курс. Вам надо расширить возможности для астральной коммуникации. Вам надо привести в порядок все ваши прошлые рождения, чтобы вы могли пройти по вашей нынешней жизни, не испытывая затруднений, порожденных вашими прошлыми грехами. -- Вы изрекаете высшую мудрость, дитя мое, -- сказал Чиун по-английски и по-корейски добавил: -- Только белые способны поверить в такую чушь. -- Очень многие на Востоке верят во что-то подобное, -- возразил Римо тоже по-корейски. -- Подобное, но не настолько глупое. Такая глупость свойственна только белым, -- отозвался Чиун и, снова перейдя на английский, сказал Дафне Блум, какое он чувствует волнение оттого, что ему предстоит прослушать первый курс великого учения. Римо спросил, нельзя ли пройти курс первого уровня за десять минут, потому что ему еще до обеда хочется попасть на второй уровень. Спустя двенадцать тысяч долларов, они с Чиуном были уже на седьмом уровне, а Дафна Блум внезапно обнаружила, что продвинулась по служебной лестнице до поста духовного директора благодаря своим заслугам в работе с этими двумя клиентами. -- Но я еще не гармонизировала все свои прошлые жизни, -- сказала она менеджеру. -- Это не страшно, милая. Ты -- настоящий победитель. Наконец-то нам попались достойные люди. Доведи дело до самого конца. Будешь иметь бесплатные курсы и процент от доходов до конца своих дней. -- Мне не нужен процент от доходов. Я хочу добиться внутренней гармонии, которая позволит мне выпустить на свободу скрытые силы, -- сказала Дафна. -- Еще того лучше. Считай, что ты это имеешь. Забирай все свои прошлые жизни, сколько сможешь унести, дорогуша, -- сказал менеджер храма "Братства Сильных" в Майами-Бич. -- А как насчет операций с недвижимостью? Это тебя не заинтересует? К концу дня Римо признался, что хотел бы прослушать все курсы, какие только есть, и готов выложить за них сотни и сотни тысяч долларов, но вот беда -- у них с другом возникли кое-какие проблемы. -- Очень может статься, что нам придется сесть в тюрьму. Понимаете, очень уж вредный суд попался -- никак от нас отвязаться не хочет. Так что, боюсь, на этом нам придется остановиться. В тюрьме у нас с учебой ничего не выйдет. -- Мы вышлем вам курсы по почте, -- пообещал менеджер. -- Нет, для того чтобы сполна насладиться всей прелестью, надо быть на свободе. Я слышал, что как только человек постигает всю эту систему, то сразу начинают свершаться чудеса. -- Кто вам это сказал? -- поинтересовался менеджер. -- Один знакомый бизнесмен, -- ответил Римо. -- И еще один знакомый владелец ранчо. И еще гангстер. Они в вас уверовали всерьез и надолго. -- Крупные дела совершаются на самом верху. Может быть, мне удастся что-нибудь устроить. -- Это было бы прекрасно, -- воскликнул Римо. -- Но вам придется сообщить им, что это я послал вас. Вам надо будет сказать им, что вы член общины "Братства" в Майами-Бич. -- Можете на нас рассчитывать, -- сказал Римо. -- А не хотите ли вы присоединиться к крестовому походу? -- спросил менеджер. -- К какому крестовому походу? -- К крестовому походу за свободу вероисповедания в Америке. -- Мне казалось, что каждый волен верить во что ему вздумается. -- Нет, только в то, что не затрагивает господства сил, оказавшихся наверху. Вы не свободны отстаивать вашу убежденность в правоте вашей веры. Вы не свободны, если вы представляете положительные силы Вселенной. -- Ваши крестоносцы -- это те самые люди, которые появляются везде, куда бы ни поехал президент, выкрикивают лозунги, размахивают транспарантами и пытаются добраться до президента, стоит ему где-то выступить с публичной речью? -- Я не знаю этих людей, но я знаю нашу знаменитую Кэти Боуэн, возглавляющую крестовый поход. Можете внести свой вклад в это дело. -- Кто такая Кэти Боуэн? -- Знаменитая Кэти Боуэн? -- удивленно переспросил менеджер. -- Ага. Она самая, -- ответил Римо. -- Она -- ведущая телепрограммы "Чудеса Человечества", -- пояснил менеджер. -- Не знаю такую. -- В этой программе участвуют люди, которые способны творить чудеса. Настоящие чудеса. Они едят лягушек, пробегают сквозь пламя, строят дома из пробок от бутылок, участвуют в спортивных соревнованиях сразу после того, как перенесли тяжелейшую операцию, -- поведал менеджер. -- Никогда не видел. А где мне найти Кэти Боуэн? -- В штабе крестового похода в Калифорнии. -- А что требуется для того, чтобы присоединиться к походу, -- спросил Римо. -- Приверженность истине, свободе вероисповедания, американским ценностям, плюс пять тысяч долларов. -- Но почему-то мне кажется, что я смогу участвовать в походе бесплатно? -- Можете. Но пять тысяч долларов -- это ваш добровольный вклад в дело борьбы за свободу вероисповедания и против преследовании за религиозные убеждения в Америке. -- А мне нравятся преследования за религиозные убеждения, -- заявил Римо. Менеджер сидел под портретом Рубина Доломо. У портрета был открытый ясный взгляд. На столе перед менеджером лежала пачка бюллетеней, озаглавленных "Крупицы Истины". Менеджер неотрывно смотрел на запястья Римо. Когда он переводил взор на лицо Римо, то смотрел на глаза, но не заглядывал внутрь. Римо определил это по тому, как он фокусирует свой взгляд. -- Что ж, преследования за религиозные убеждения -- это прекрасно. Все что хотите. Все, что вам даруют ваши внутренние силы. Благодарю вас и прекрасного вам дня, -- попрощался менеджер. Когда этот новый, необычайно богатый студент и его азиатский друг ушли, сопровождаемые их наставником, мисс Блум, недавно обращенной Сестрой, менеджер позвонил Рубину Доломо. -- Слушай, Рубин, мне кажется, я его видел. -- Кого? Агента отрицательных сил? -- Ну, ты же сам сказал, что есть какой-то парень с толстыми запястьями и темными глазами и что он представляет собой отрицательную силу. Мне показалось, что ты тут чуточку перегнул. Ну, как тогда в курсе номер четырнадцать тебе не хватило астральных сфер, чтобы подкрепить то, что достигнуто в курсе номер тринадцать, и тогда пришлось создавать новый курс "Гарантии от движения вспять". Это был прекрасный ход. -- Ничего я не перегнул. Людям свойственно двигаться вспять и вновь впадать в пучину несчастий. -- Конечно, конечно, Рубин, но дело в том, что я, как мне кажется, видел этого парня. -- Он сейчас там? -- Только что вышел. -- И куда он направляется? -- Прямиком к вам и к вашей суперзвезде, мисс Кэти Боуэн. -- Зачем ты это сделал? -- Он проходил курс за курсом так, словно у него неограниченные средства. И еще он сказал, что у него возникли какие-то проблемы с судебными органами. Я поду-. мал, ты сможешь помочь. Ты же ведь сам говорил, чтобы мы оказывали поддержку людям, имеющим неприятности с властями. -- Но ведь он являет собой отрицательную силу, противостоящую силам добра. -- Послушай, Рубин, я всего лишь руководитель отделения. Я продаю ваш товар. Но сам я его не покупаю, так что не пытайся мне его всучить. -- Но это правда. Как ты думаешь, почему нам удалось так быстро вырасти до наших нынешних масштабов? Я открыл истину в хрониках планеты Аларкин. -- Вы смогли так сильно разрастись, потому что Беатрис знает, как делать деньги. Послушай, Рубин, если у тебя возникают проблемы с этими людьми, то почему бы не позаботиться о них как-нибудь по-простому? Я говорю сейчас не о сумасшедших Братьях и Сестрах с аллигаторами и бассейнами. -- Что ты хочешь сказать? -- Существуют профессионалы, которые все делают четко. -- Ты имеешь в виду профессиональных киллеров? -- Здесь у нас, в Майами, прекрасный товар. Это же столица торговли кокаином. Сегодня в Майами обитают лучшие киллеры мира. Самые лучшие, Рубин. -- У нас нет других контактов в Майами, кроме тебя. -- Что стоит безопасность твоя и Беатрис? -- Тысячи. -- Тебе по карману кое-что получше. С одного нашего отделения вы имеете пятнадцать тысяч в неделю. -- Десятки тысяч. -- Брось, Рубин... -- Миллион долларов. Больше не могу -- Беатрис меня убьет. -- Нет проблем. Итак, никакой больше планеты Аларкин и никаких сил добра. Мы покупаем только первосортный товар. Самый лучший. -- Киллеры не стоят миллиона. -- А я стою. Если ты хочешь, чтобы я их достал. Я к твоим услугам, Рубин. Я тут всех знаю. -- Только достань самых лучших. -- Отрицательные силы будут иметь больше дырок в теле, чем мишень в тире, еще до того, как они покинут Майами. -- Я вышлю тебе миллион по почте. -- Нет, не по почте. Телеграфом. Я люблю, подержать денежки в руках, прежде чем приступать к настоящему делу. Профессионалам же мы не будем платить тем, что уменьшим воздействие отрицательной астральности, Рубин. Менеджер знал, что операция не будет очень сложной. Цель появится в аэропорту, а когда знаешь, что кто-то куда-то должен прийти, то можешь считать, что полдела сделано. Поэтому из миллиона, полученного от Доломо, менеджеру пришлось заплатить всего двадцать пять тысяч четырем крутым парням с пушками, которые пообещали, что опорожнят по две обоймы каждый в темноглазого мужчину и его азиатского дружка. -- Они направляются в Калифорнию. И с ними будет женщина, -- сообщил менеджер, у которого, по счастью, оказалась фотография Дафны Блум на ее заявлении о принятии на должность консультанта. В заявлении указывалось, что главная цель ее жизни -- это слияние с положительными силами Вселенной. -- Что мы должны сделать с ней? Менеджер, зная, что с Дафны взять особо нечего -- она только преподавала, а у самой у нее денег не было -- сказал киллерам, чтобы поступали по обстоятельствам, а ему все равно. -- Но парня с толстыми запястьями не упустить. К Тому времени, как Римо и Чиун добрались до аэропорта, Дафна успела поведать им всю историю свой жизни. Она была такой нежной, такой чувствительной личностью. К семи годам она поняла, что пятитысячелетняя история иудаизма не дает ответа на мучающие ее вопросы. К четырнадцати годам она побывала в трех разных сектах, и ни одна из них также не дала ответа. Ни сциентологическая церковь, ни Аум, ни общество "Воссоединения Личности", ни Харе Кришна. -- В "Братстве Сильных" я нашла ответ на вопрос. -- А что за вопрос? -- поинтересовался Римо. Он пытался определить, какая из авиакомпаний быстрее других доставит его в Калифорнию. Аэропорт оказался как бы конгломератом из сорока маленьких аэропортов, и ни один из них не вел никаких дел с другими. Это было странно. К Чиуну пристала какая-то женщина, которая все допытывалась, где он купил такое совершенно изумительное кимоно. -- Оно было сделано для меня на заказ, -- ответил Чиун. -- Кем? -- Матерью Чингисхана. -- Как он, наверное, великолепно одевается! -- Он умер. И мать его тоже. Много столетий тому назад. В те времена монгольские женщины знали толк в ткачестве и ткали великолепные вещи из человеческих волос. Дафна ущипнула Римо за локоть. И отдернула руку. Ей показалось, что локоть Римо ущипнул ее в ответ. -- Вы не слушали, когда я объясняла вам, что "Братство Сильных" разрешило главную проблему моей жизни. А главная проблема заключается в том, кто я есть и где мое место в этом мире. -- Среди моих знакомых нет таких, кого бы это волновало, -- сказал Римо. Двое мужчин в белых костюмах были настолько заметны, как если бы на них были таблички. Люди в здании аэропорта шли или бежали, а эти вышагивали. Шаги их были тверже, позвоночники прямее, чем у остальных, а руки все время находились в непосредственной близости к оттопыривающимся карманам. Вопрос был только в том, кого они ищут. Римо знал, что и Чиун их тоже заметил, но Чиун был занят разговором с женщиной, которой понравилось его кимоно. Те двое что-то искали -- так, словно пока не были готовы это что-то найти. Потом -- ошибки быть не могло -- они вступили в зрительный контакт с кем-то в дальнем конце зала. Они не кивнули -- все было сделано более тонко. Они просто дали понять взглядом, что видят друг друга, почти не поворачивая головы, окидывая взором зал аэропорта. Но даже эти малозаметные движения не могли сокрыться от глаз Римо. В другом конце зала показались еще двое мужчин. Они тоже совершенно явно вышагивали и выискивали кого-то. Один из них пристально смотрел на Дафну Блум. -- У вас есть враги? -- поинтересовался Римо. -- Нет. Люди, которые достигают мира в своей душе, не могут иметь врагов. -- Так вот, тут находятся четверо, которые хотят кого-то убить, и они смотрят на вас. -- Не может быть, чтобы они хотели убить меня, -- сказала Дафна. -- Я лишена отрицательных колебаний и не представляю угрозы ни для кого. Понимаете, раньше проблема заключалась именно в этом. Я излучала энергию, доставшуюся мне от моих прошлых планетарных жизней, и тем сама творила врагов. А теперь я от этого свободна. Дафна по-прежнему улыбалась, когда просвистела первая пуля, и Римо сунул голову девушки под прилавок. Здание аэропорта заполнили истеричные крики. Люди старались укрыться, а четверо мужчин неспешным шагом направились в сторону прилавка, за которым Римо покупал билеты. Как всегда бывает в кризисных ситуациях, каждый сконцентрировал свое внимание на спасении своей собственной жизни, а потому всем было не до наблюдений. И когда полиция попыталась свести разрозненные показания воедино, то получилось что-то такое, что можно было объяснить лишь тем, что воображение у людей разыгралось от страха. Было несколько человек с пистолетами. Они стреляли. Все сошлись на этом. А потом один человек или двадцать человек -- тут версии были самые разные -- начал двигаться в сторону четверых стрелявших. Кто-то говорил, что он двигался очень быстро -- так быстро, что его стало просто не видно. Другие, наоборот, говорили, что он двигался на удивление медленно -- так, словно само время замедлило свое движение. А киллеры, казалось, просто разучились целиться и палили то в потолок, то в пол. Впрочем, некоторые из свидетелей показали, что именно там и находился человек, двигавшийся удивительно быстро (или медленно?). Как бы то ни было, четверо боевиков наркомафии были подобраны на обычно чистом полу аэропорта после произошедшей перепалки. Один пассажир, вылетавший в Лос-Анджелес вместе со своим отцом-азиатом, был единственным, кто сказал, что ничего не видел и что все это время прятался. И это было еще одним противоречием в самом странном деле, с которым шерифу графства Дейд когда-либо приходилось сталкиваться. Потому что, по показаниям некоторых свидетелей, именно этот человек и напал на киллеров. -- Ты действовал неряшливо, -- попрекнул его Чиун. -- Ты уже много лет не работал так неряшливо. А говоришь, ты в порядке. -- Они мертвы, а я нет, -- ответил Римо. -- И этого достаточно, чтобы считать, что ты "в порядке"? -- спросил Чиун. -- На противоположный вариант я не согласен. -- Добиться успеха в деле недостаточно. Надо добиться успеха правильно, -- наставительно изрекла Дафна. Чиун улыбнулся. -- Она права. Прислушайся к ней. Даже она понимает, что я имею в виду. -- Это принципы "Братства Сильных", -- сообщила Дафна. -- Это истина, -- сказал Чиун. -- Я пойду сяду впереди, -- сказал Римо. -- Но у вас билеты совсем на другие места, -- заметила Дафна. -- Я попробую кого-нибудь уговорить, -- отозвался Римо. Через несколько мгновений какой-то взъерошенный бизнесмен принялся умолять стюардессу пересадить его на любое место в задней части салона. Он отдал свое место в первом классе какому-то очень неприятному джентльмену. -- Он познакомился с Римо, -- догадалась Дафна. -- Мне пришлось общаться с ним в течение долгих и долгих лет, -- сообщил Чиун. -- Ах, вы, бедняжка! -- Я не жалуюсь, -- скромно заметил Чиун. -- Вы такой милый и чудесный. -- Я делаю только то, что правильно, -- продолжал Чиун. -- Я учил его долгие и долгие годы, чтобы он делал то, что правильно, но он меня не слушает. Он бросает все свои способности к ногам совершенно невменяемых психов. -- Это ужасно, -- вздохнула Дафна. -- Я не жалуюсь, -- повторил Чиун. -- Вы -- самый чудесный, самый милый, самый замечательный человек, с которым мне когда-либо доводилось встречаться, -- сказала Дафна. -- А вы -- самое совершенное человеческое существо, которое когда-либо проводило исследование человеческих характеров, -- ответил ей Чиун. -- Вы так хорошо в них разбираетесь. В поместье Доломо стали известны хорошие новости и плохие новости. Хорошие новости состояли в том, что отделение в Майами высылало назад миллион долларов. Плохие новости состояли в том, что деньги возвращались назад потому, что они не сработали. -- Они убили четырех лучших людей в городе, Рубин. А теперь они направляются прямиком к вам. У Рубина Доломо едва хватило сил добраться до пузырька с мотрином. Он опорожнил ее себе в рот и откинулся спиной на стопку учебников для девятого уровня. Называлась книга "К внутреннему миру через овладение силами добра". Потом он направился к комнате Беатрис и подождал под дверью, пока утихнут стоны и визги. Беатрис испытывала нового телохранителя. Рубину не нравилось, что жена ему неверна. Но в этом были и свои плюсы. Когда Беатрис пользовалась услугами нового привлекательного мужчины, это означало, что она оставит в покое Рубина. Беатрис была столь же соблазнительна, как товарный поезд, и столь же поддавалась на уговоры. Все ухаживания для нее сводились к двум словам: -- О'кей. Давай! Когда молодой человек вышел из комнаты Беатрис, Рубин схватил его за руку и спросил: -- Она всем довольна? Вы ее сполна удовлетворили? -- Вы ее муж. Как вы можете об этом спрашивать? -- Если вы ее не удовлетворили до конца, она захочет использовать меня. -- Она всем довольна, -- заверил его телохранитель. Очень и очень осторожно Рубин открыл дверь и вошел в спальню жены. Занятия сексом явно что-то в ней изменили, потому что теперь у нее был абсолютно непробиваемый план, как убить президента Соединенных Штатов и "сбросить их с нашей шеи навсегда". Глава восьмая Ей было восемнадцать. Она не знала, достаточно ли она взрослая для человека столь выдающегося. -- Разумеется, дорогая. Ты вполне взрослая. Дело не в том, что ты слишком молода. Дело в том, что я слишком женат. Она рассмеялась. Она думала, что это -- самое остроумное замечание, какое ей когда-либо доводилось слышать. Она не знала никого, кто бы мог дать такой ответ. Просто так -- взять и ответить экспромтом. Полковник ВВС счел бы эти замечания неуместной ложью, если бы они не исходили от блондинки с соломенными волосами. А тело у нее было как раз такое, о каком он мечтал. Головой она доставала до его плеча, а груди у нее были как дыни. Полковник Дейл Армбрустер помнил, что именно это сравнение он использовал когда-то для описания подобных грудей. Это было тогда, когда он проходил анализ характера в каком-то приюте для умалишенных. Он уже забыл, где именно. Но Армбрустер помнил, что это было бесплатно. И один из вопросов, которые ему задали касался как раз его сексуальных идеалов, как они представляются в его самых диких фантазиях. Он описал, какой должна быть женщина. Очень молодой, ласковой до раболепия... И внешность: соломенные волосы, невысокая -- ему по плечо, и с грудями, как дыни. -- А какие отрицательные силы препятствуют осуществлению вашей фантазии? -- спросила девушка, проводившая анализ. -- Моя жена и ее адвокат, который может пустить кровь даже дохлой кости. -- Итак, вы боитесь своей жены? А хотели бы вы быть свободным от своего страха? -- Конечно. А вы? -- Я тоже, -- ответила та, которая задавала вопросы. -- Ага. Но вам восемнадцать, а мне пятьдесят три. -- Вы чувствуете, что возраст служит вам помехой? -- Нет. Просто есть некоторые ограничения, вот и все. -- Связанные с вашей работой? -- Нет. Я люблю свою работу. -- Какие положительные силы вступают в действие, чтобы заставить вас любить свою работу? -- Правду сказать, я не могу вдаваться в подробности. -- Вас беспокоит ваша работа? -- Нет. Я просто не могу вдаваться в подробности. -- Ощущаете ли вы какие-нибудь отрицательные силы, которые не дают вам возможности рассказать о своей работе. Видите ли, мы, члены "Братства Сильных" знаем, что человек есть то, что он делает. Не то, что он ест, а то, что он делает. Понимаете, что я имею в виду? -- Не говорить о том, что я делаю, входит в мои служебные обязанности. И никаких отрицательных препятствий. -- Давайте вернемся к тем препятствиям, которые стоят на пути осуществления ваших романтических мечтаний. Расскажите нам конкретно, о чем вы мечтаете, потому что вы можете иметь все, о чем только мечтаете. Все, что вам надо сделать, -- подумать об этом. Мир создан не для того, чтобы вы в нем потерпели неудачу. Этот мир, эта Вселенная создана для того, чтобы вы могли сполна воспользоваться своими подлинными возможностями. Полковник в течение двадцати минут описывал, какую бы любовную связь он хотел иметь, и очень удивился, насколько понимающей оказалась девушка, задающая вопросы. Она ему очень понравилась. Он даже подумал, а не вступить ли ему, потому что эти люди обещали так много, что если бы даже они предоставили лишь часть того, что обещали, то он все равно получил бы за свои деньги гораздо больше, чем они стоят. -- Послушайте, простите меня, -- сказал он наконец. -- Я не могу вступить в ваше Братство или в какую-то подобную организацию, потому что это плохо отразится на моей работе. Я должен быт абсолютно чист. Я даже не имею права говорить вам, чем я занимаюсь, но вы дали мне испытать такие прекрасные положительные ощущения, что я чувствую, что должен объяснить вам, почему, привести свои доводы. -- Любые доводы можно опровергнуть. Доводы -- это лишь другое название страха, как сказал один из величайших умов Запада, Рубин Доломо. Вы когда-нибудь читали книги Рубина Доломо? -- Я не читаю. Я вожу самолеты. -- Так почему же вы не можете вступить и освободиться от разочарований, сомнении, несчастья? Позвольте нам снять с вашей души все заботы. -- Причиной тому самолет, на котором я летаю. -- Что может быть такого важного в самолете, что мешало бы вам полностью насладиться собственной жизнью? -- Дело не в самом самолете. Дело в том, что я в нем вожу. -- Если вы возите атомные бомбы, то значит, вы возите самую могучую отрицательную силу. Вы знаете это? Знаете ли вы, что Рубин Доломо сказал, что ядерное оружие -- это наилучший пример того, как сила готова разрушить саму себя через свои отрицательные воплощения? Знаете ли вы, что Рубин Доломо был первым, кто понял природу атомной энергии и понял, что она означает для человечества? -- Это не атомная бомба. Это что-то более важное, -- сказал тогда полковник Армбрустер. А потом он наклонился к самому уху девушки и прошептал: -- Я летаю на "ВВС-1". -- Президент?! -- Тс-с-с, -- прошептал полковник Армбрустер. -- Я не скажу об этом ни одной живой душе. Я забуду об этом прямо сейчас. Я верю исключительно в добро. Что девушка не сказала полковнику Армбрустеру, так это то, что суть добра воплощена в "Братстве Сильных", следовательно, все, что делается во имя "Братства", делается во имя добра. Поэтому обещание, данное кому-то, кто не является частью "Братства Сильных", а следовательно, не является частью вселенского добра, перестает быть обещанием. Она также не упомянула о том, что храм "Братства Сильных" в Вашингтоне собирает путем тестов именно такую информацию. Чего девушка не знала и сама, так это того, что все подобные крупицы информации, если они представляют достаточную ценность, становятся товаром, который местное отделение продает в центральный штаб "Братства" в Калифорнии, где Беатрис заносит их в память компьютера для последующего использования. А чего не знал полковник Армбрустер, так это того, что через два года эта информация будет использована против него, что его сокровенная мечта, заигрывающая сейчас с ним в его любимом кафе в Вашингтоне, явилась прямиком из его собственных фантазий. Груди как дыни, светлые волосы цвета соломы и нежная до раболепия. Все как надо. -- Мне и в самом деле пора домой к жене, -- заметил Армбрустер. В кафе было темно. Выпивка была хорошая, музыка -- тихая и мелодичная, и Дейл Армбрустер полной грудью вдохнул запах ее духов. -- Это сирень? -- спросил он. -- Специально для вас, -- ответила она. -- А как тебя зовут? -- спросил он. -- Я никогда не называю своего имени, когда я одета, -- ответила она. Дейл Армбрустер взглянул на дверь. Если он сейчас встанет и убежит из кафе, то тихо-мирно и безопасно доберется до дому и останется верным жене и ее мстительному адвокату. Разумеется, если он сейчас убежит, то никогда потом себе этого не простит. Он всегда будет вспоминать, какое сокровище проплыло мимо него. -- Я бы хотел услышать твое имя, -- сказал он, задыхаясь. -- Я бы хотела его назвать. -- Ты и правда думаешь, что я выдающийся и вовсе не старый? Она кивнула. -- И я хочу услышать твое имя больше всего на свете. Я бы даже хотел завтра не просыпаться. Дейл Армбрустер услышал ее имя в маленьком номере мотеля, который он снял на ночь. Он увидел все совершенство восемнадцатилетнего тела: груди как дыни и нежную кожу бедер, и такую сладострастную улыбку в обрамлении соломенных волос, о какой он всегда мечтал. Она сказала, что ее зовут Джоан. -- Какое прекрасное имя, -- сказал он, глядя ей прямо в грудь. Как и всегда бывает с самыми лучшими фантазиями, реальность оказалась не столь хороша. Но будь она хуже даже в семь раз -- все равно это было лучшее, что полковнику Армбрустеру довелось испытать когда-либо в жизни. Уже через полчаса он точно знал, что не хочет, чтобы Джоан ушла из его жизни, знал, что сделает почти все, лишь бы она была рядом. Но -- к его полному удивлению -- ей не было нужно ничего из ряда вон выходящего. -- Я всегда мечтала о таком мужчине, как ты. Я мечтала о таком мужчине, который будет относиться ко мне по-особенному, Дейл. -- Ты -- особенная, Джоан, -- сказал он. -- Мне бы хотелось так думать, -- произнесла она. -- Мне бы хотелось думать, что ты думаешь обо мне в особенные моменты. Не просто в постели. Не только о моем теле. -- Нет, не только тело, -- солгал он, -- мне нужна ты вся. -- Нет, правда? -- Правда, -- ответил полковник Армбрустер, чувствуя себя как изголодавшийся человек, которого оставили без присмотра в лавке с экзотическими фруктами. -- Тогда, может быть, ты прочитаешь любовное письмо, которое я написала в особенное мгновение моей жизни? -- Конечно, -- сказал он. -- Вне всякого сомнения. Девушка по имени Джоан выскользнула из постели, а полковник Армбрустер потянулся за ней. -- Я скоро вернусь, глупый, -- улыбнулась она. Она сунула руку под юбку, лежавшую поверх стопки одежды на стуле номера в мотеле, и вытащила розовое письмо, держа его за уголок. Письмо было упаковано в пластиковый пакет, застегнутый на "молнию". -- Что это такое? Зачем пакет? -- Понимаешь, Дейл, я хочу, чтобы ты прочитал письмо там, где ты работаешь. Письмо надушено моими духами, теми же, которые ты нюхал, прикасаясь к самым нежным местам моего тела. Письмо тоже там побывало, Дейл. -- Мы встретились только сегодня. Когда же ты успела написать письмо? -- Оно адресовано не, лично тебе. Оно адресовано человеку, который исполнит мои мечты. Об этом написано в письме. -- Ты тоже мечтаешь? -- удивился Армбрустер. Он не мог в это поверить. -- Ведь это ты -- моя мечта. -- Вот видишь. Я знала это, -- сказала девушка по имени Джоан. -- Я знала, что тоже кому-то являюсь в мечтах. Обо всем этом написано в письме. Но ты должен прочитать его на своем рабочем месте. -- Почему на своем рабочем месте? Мое рабочее место такое неромантичное. -- В этом-то все и дело. Мне бы хотелось значить для тебя нечто больше, чем просто ночь в мотеле. Я хочу увидеть тебя снова. Я хочу, чтобы между нами было что-то настоящее. Я хочу, чтобы ты думал обо мне, думал обо мне не только тут, но и в другое время. -- А как же иначе! -- заявил полковник Армбрустер и потянулся к сладострастной юной женщине. Но она отстранилась от него. -- Я не уверена, что могу тебе верить. Ты узнаешь из письма обо всем, чего я хочу. Я не хочу разбивать твою семейную жизнь. Мне не нужны твои деньги. Мне нужен ты сам. У меня была мечта, и если ты не часть ее, то ты мне не нужен. Все очень просто. Полковник Армбрустер с тоской наблюдал, как она скрывает свое сладострастное тело под одеждой. Он видел, как груди, напоминающие дыни, скрываются под бюстгальтером, так что остались лишь контуры того, что он все еще хотел держать в руках. Он видел, как юбка ползет вверх по нежным юным бедрам. -- Я узнаю, если ты прочитаешь письмо где-то еще, а не на своем рабочем месте. Я узнаю это, -- сказала девушка по имени Джоан. -- Я узнаю, где именно ты вскрыл письмо. И если это будет не там, где я сказала, то ты никогда меня больше не увидишь. -- Как ты это узнаешь? У тебя нет никакой возможности это узнать, -- удивился полковник Армбрустер. -- Узнаю, -- пообещала девушка и наклонилась вперед как бы для поцелуя, но на самом деле только затем, чтобы бросить пластиковый пакет с письмом на кровать. Потом она быстро удалилась и унесла с собой свое тело. -- До свидания, -- сказала она, задержавшись на мгновение в дверях. -- Ты ведь даже не знаешь, где я работаю! -- рассмеялся он -- А мне это и не требуется, -- ответила она. -- Это не входит в мои мечты. Это было вполне логично, чтобы Армбрустер задумался. Если она -- его мечта, то почему бы ему самому не быть ее мечтой? Но как она может узнать, где он откроет письмо? Ему не хотелось брать письмо домой, потому что жена может его обнаружить. И ему, разумеется, не хотелось читать это надушенное письмо в кабине "ВВС-1", президентского самолета. Личный пилот президента должен быть превыше всех упреков. Армбрустер пытался придумать такое место, где его жена не сумела бы обнаружить обличающий его пластиковый пакетик. Дома такого места не было. Поэтому он избрал свой личный запирающийся шкафчик на военно-воздушной базе "Эндрюс", где стоял "ВВС-1", личный самолет президента. Армбрустеру, пилоту, которому президент отдавал предпочтение, предстоял вылет не раньше следующей недели, но он специально попросил перенести вылет на более ранний срок, чтобы получить возможность остаться наедине с письмом в кабине самолета. Он по-прежнему не знал, каким образом Джоан собирается узнать, где он прочитает письмо, но все происходило в таком изумительном соответствии с его самыми сокровенными мечтами, что он решил не рисковать, даже если риск и невелик. В тот день ему предстояло лететь в Шайенн, штат Вайоминг. Письмо в пластиковом пакете было надежно спрятано во внутреннем кармане куртки. Летать на самолете, называющемся "ВВС-1" с президентом на борту намного легче, чем на каком-либо ином самолете. Даже пилотам коммерческих авиарейсов приходится сталкиваться с куда большими трудностями. Во время коммерческого полета летчикам постоянно надо следить за другими самолетами. Но пилоту, ведущему "ВВС-1", нет никакой нужды находиться в состоянии постоянной готовности. Воздушный коридор расчищается на многие мили вокруг. А если вдруг какой-нибудь самолет вторгнется в этот коридор или даже приблизится к нему, то истребители ВВС тут же перехватят его и заставят уйти подальше. Поднявшись в небо над Вашингтоном, второй пилот и бортинженер сняли куртки и с вожделением взяли по чашечке кофе. -- Дейл, снимай куртку. Давай я ее повешу, -- предложил бортинженер. -- Нет, спасибо, не хочется, -- отказался Армбрустер. Интересно, подумал он, а моей сладкой малышке Джоан важно, где именно на работе я прочитаю ее письмо? Обязательно ли мне надо сидеть при этом над моими приборами? А то ведь можно пройти в туалет и прочитать его там. Но Армбрустер чувствовал, что во всей их случайной встрече было что-то столь мистическое, что туалет казался явно неподходящим местом. Кроме того, ему хотелось рассказать ей при их следующей встрече, как он сидел за штурвалом, вел самолет и читал ее письмо. Он опишет ей самые мельчайшие детали. Полковник Армбрустер подождал, пока они не оказались в небе над Огайо, и тогда отослал второго пилота в салон, чтобы поговорил с другими членами экипажа, а бортинженеру дал какое-то задание, которое должно было занять его минут на десять. Он передал управление автопилоту и откинулся на спинку кресла, чтобы прочитать письмо. Пакет он сумел открыть без труда, но само письмо было покрыто каким-то маслянистым веществом. Интересно, подумал он, как сильно она надушила свое сногсшибательное тело? Он вскрыл конверт и увидел, что в него вложен чистый лист бумаги. Он не знал, почему в письме ничего не написано. Он довольно смутно представлял себе, что такое он держит в руках. Он отложил письмо в сторону. Какое потрясающе синее небо! Ни облачка -- словно какое-то цветное стекло. Перед ним было множество часиков. Красивые часики. Он огляделся по сторонам. На него никто не смотрел. Он увидел красную кнопку. Интересно, а что будет, если ее нажать? Может, тогда самолет подпрыгнет вверх? Вот будет смешно! А можно как-нибудь изменить цвет неба? А меня никто не накажет? Такие вопросы проносились в том, что осталось от мозга полковника Дейла Армбрустера, когда он нажал на красную кнопку. Потом он покрутил колесо. Самолет пошел вниз. Он еще покрутил колесо. Самолет подпрыгнул вверх и завалился на бок. Ух ты! -- подумал полковник Армбрустер. -- Воздушная яма, Дейл? -- спросил бортинженер. -- Нет, -- ответил Дейл. Интересно, а долго мне еще позволят играть? Неужели кто-то отнимет у меня мой самолет? Он толкнул штурвал, и самолет резко пошел вниз сквозь пелену облаков. Самолет воткнулся в облака. И все, кто был вокруг, -- тоже. И никто не отнимал у него самолет. Справа -- какой-то рычаг. Он толкнул его. Самолет начал лететь быстрее. Ух ты! -- Дейл, черт тебя побери, что происходит?! -- заорал бортинженер. -- Ничего, -- ответил полковник Армбрустер. -- Оставь меня в покое. -- Я тебя не трогаю. Но что происходит? -- Ничего не происходит. Я ничего плохого не делаю. -- Никто этого и не говорит. Но нас кинуло в штопор. Почему нас кинуло в штопор? -- Здорово! -- Дейл! Черт побери, что происходит? -- Мой самолет! -- радостно воскликнул полковник Армбрустер. На высоте триста метров в кабину с трудом пробрался второй пилот и попытался взять на себя управление. Последнее, что он видел и слышал перед тем, как раздался оглушительный взрыв, это то, как командир отбивается от него и кричит совершенно по-детски: -- Мой самолетик! Самолет, именуемый "ВВС-1", воткнулся в автомобильную стоянку в штате Огайо со скоростью пятьсот миль в час. От него не осталось ни одного кусочка размером более десяти футов. То, что когда-то было живыми человеческими существами, собиралось по крупицам в пластиковые мешочки не больше того, который сгорел в пламени взрыва вместе с письмом. Римо, Чиун и Дафна Блум прибыли в Лос-Анджелес за час до катастрофы. Дафна была вне себя от восторга. -- Мы тут! На родине основателя "Братства Сильных"! Разве вы не чувствуете положительное влияние этого места? Всепроникающая сила великого вселенского "Да"! -- Нет, -- сказал Римо. -- Вы так мудры, дитя мое, -- сказал Чиун по-английски. И по-корейски добавил: -- Даже в Индии не сыщешь таких глупцов. А в Индии богов больше, чем рисовых зерен. -- Это Калифорния, папочка. А тут тоже богов куда больше, чем рисовых зерен, -- отозвался Римо тоже по-корейски. -- Мне нравится ваш язык. Он такой красивый. Вы говорите о религии Синанджу? -- Нет, -- сказал Римо. -- Да, -- сказал Чиун. -- Какая чудесная дихотомия! -- восхитилась Дафна. -- Вы когда-нибудь встречались с Доломо или с Кэти Боуэн? -- спросил ее Римо. -- Его самого мы видели несколько раз на видео. А Кэти регулярно посещает храмы. И у нее самой дома тоже есть храм. Она объясняет взлет своей карьеры тем, что "Братство Сильных" выпустило на свободу дремавшие в ней жизненные силы. -- Она занимает важное место в организации? -- Она лично знает супругов Доломо. Она часто обедает с ними. Она -- близкий друг самого Рубина Доломо. Разве может кто-либо не добиться успеха, если он или она приближены к Доломо? -- А она помогает людям, у которых возникли проблемы с правоохранительными органами? Вы что-нибудь об этом слышали? -- О да! Именно она объявила в своем шоу "Чудеса человечества" о том, что люди, чья ситуация в суде казалась безвыходной, внезапно с помощью "Братства Сильных" получали освобождение от злых отрицательных сил. И так оно и было. Люди получали свободу. Им удавалось избежать преследования со стороны правительства. -- Не всем, -- заметил Римо. -- Всем до одного, -- возразила Дафна. -- А как насчет самих Доломо? -- Поскольку они ближе других находятся к силам добра, то им приходится сталкиваться с более могучими силами зла. Правительство Соединенных Штатов вынуждено их преследовать, потому что правительство -- это зло. -- Как это тебе удалось прийти к такому заключению? -- Если бы правительство не являло собой силу зла, то почему бы оно стало преследовать супругов Доломо? -- Может быть, правительство считает, что аллигатор в бассейне -- это не совсем то же самое, что письмо главному редактору. -- Ах, вот что! -- Ты полагаешь, что аллигатор -- это сила добра? -- Вы не понимаете! Вы верите той части истории, которую вам рассказали продажные средства массовой информации. Аллигатора привлекли отрицательные колебания, исходящие от журналиста. Но мне кажется, что вы недостаточно понимаете суть проблемы, и потому видите все в превратном свете. -- Надеюсь, я никогда не буду понимать суть проблемы достаточно. А где живет Кэти Боуэн? -- В Калифорнии, тут рядом, -- сказала Дафна. Дафна Блум заверила Римо и Чиуна, что лично знает Кэти Боуэн. Она встречалась с ней трижды, и дважды ей удалось даже получить фотографию Кэти с ее автографом. И она видела все без исключения выпуски шоу "Чудеса человечества". Кэти Боуэн самолично проводила собеседования с теми, кто хотел участвовать в программе ее шоу. Каждый мог стать участником, если только умел делать что-то такое, что не могли другие, сообщила Дафна. Потребовалось полчаса, чтобы выбраться из пробки в районе лос-анджелесского аэропорта, и еще десять минут на то, чтобы добраться до храма-студии Кэти Боуэн. Ее портреты со снежно-белыми волосами и чистыми голубыми глазами выглядывали из всех окон храма-студии. Слева от входа, совсем как у церкви, где вывешивается расписание проповедей на сегодня, висела огромная доска. На ней красовалось послание от самой Кэти Боуэн: "Любовь, Свет, Сострадание и смерть президенту Соединенных Штатов". Внутри стояла длинная очередь к столу продюсера шоу -- все эти люди желали пройти собеседование. Кто-то в голове очереди говорил, что мисс Боуэн побеседует с каждым в свой черед. Мисс Боуэн любила человечество. Мисс Боуэн чувствовала, что у нее прекрасный контакт с человечеством. Но человечеству придется постоять в очереди. И человечество не должно ни шуметь, ни есть, ни пить в храме-студии. -- Само ее присутствие воистину положительно, -- прошептала сияющая Дафна Блум. Перед Римо, Чиуном и Дафной Блум в очереди стояли: юноша, который умел разговаривать с лягушками; существо неопределенного пола, которое умело набрать в рот чернила и плевками написать свое имя на ночном горшке; и старушка, которая любила сидеть на льду совершенно голая. Только старушке отказали в праве выступить в шоу "Чудеса Человечества", потому что никому не удалось придумать, как изящно преподать наготу на льду. Кроме того, в сидении на льду отсутствовал динамичный элемент, представлявшийся совершенно необходимым продюсерам шоу. Те, кого избрали, должны были лично встретиться с Кэти Боуэн и дать расписку в том, что они заранее отказываются от любых претензий в случае если они будут публично выставлены в дурном свете или получат увечья в процессе передачи. Когда Римо, Чиун и Дафна Блум подошли к столу продюсера, их спросили, что они умеют делать. -- Не знаю, что умеет делать она, -- Римо кивком головы показал на Дафну, -- но мы умеем делать все. -- И лучше, чем кто-либо другой, -- добавил Чиун. Продюсер был облачен во все белое, а вокруг шеи у него был повязан розовый платочек. Все в этом мире наносило смертельное оскорбление его безупречному вкусу. Его волнистые волосы были выкрашены в синий цвет и зачесаны назад наподобие конской гривы. Калифорния ему нравилась, потому что здесь он мог оставаться незамеченным. -- Мы не можем показать все. Вам придется сделать что-то определенное, -- сказал он. -- Назовите, что, -- попросил Римо. -- И назовите цену, -- добавил Чиун. -- Умеете вы плеваться чернилами в ночной горшок? -- Мы можем проплюнуть его насквозь, -- сказал Римо, -- И вас тоже. -- Вы ведете себя очень агрессивно, -- упрекнула его Дафна. -- Вам придется поработать над собой, чтобы избавиться от своей агрессивности. -- А мне нравится моя агрессивность, -- возразил Римо -- Плевать чернилами сквозь ночной горшок? Что ж, звучит великолепно. Как давно вы этим занимаетесь? -- С тех самых пор, как решил познакомиться с Кэти Боуэн, -- ответил Римо. -- А нас покажут по телевидению? -- поинтересовался Чиун. -- По общенациональному каналу в самое лучшее время. Ведущей, комментатором и динамичной силой программы будет Кэти Боуэн. -- У меня есть небольшая поэма о том, как распускается цветок. Она написана в традициях древней корейской поэзии на древнем литературном языке. Я могу сделать специальную версию поэмы для телевидения. -- Поэзия не пойдет. А могли бы вы ее прочитать, находясь под водой? -- Думаю, да, -- ответил Чиун. -- А могли бы вы сделать это, находясь под водой и поедая лассанью? -- спросил продюсер шоу "Чудеса человечества". -- Только не лассанью, -- отказался Чиун. -- Это ведь такая штука с гнилым мясом и сыром, да? -- Тогда что-нибудь другое по вашему выбору, -- согласился продюсер. -- Думаю, да, -- ответил Чиун. -- А на вас тем временем нападут акулы, -- продолжал продюсер. -- Акула -- это не абсолютное оружие, -- заметил Чиун. -- Вы можете победить акулу? Чиун удивленно взглянул на Римо. -- А почему бы и нет? -- в свою очередь спросил он. -- Ага, он может победить акулу. И я могу победить акулу. Это наше с ним любимое занятие -- драться с акулами. Если надо, мы можем победить даже кита. Когда мы сможем познакомиться с Кэти Боуэн? -- Это Братья, достигшие десятого уровня, -- поведала Дафна продюсеру. -- Это мне нравится! -- восхитился продюсер. -- Мне нравится вся эта сцена, но так ли уж нужна нам ваша поэма? -- Безусловно, -- сказал Чиун. -- На мне будет особое кимоно, подобающее в таких случаях. То, что вы видите на мне сейчас -- это простой серый костюм для путешествий, лишь слегка расцвеченный голубыми птицами. Для общенационального телевидения это не подходит. -- О'кей, пусть будет поэма. Десять, ладно -- двенадцать секунд, а затем мы запускаем акул, а вы поглощаете под водой свою любимую еду. -- Я могу сократить классическую корейскую поэзию почти до элементарной схемы, -- заявил Чиун. -- Прекрасно, -- обрадовался продюсер. -- Десять часов. -- Таких передач не бывает, -- сказал продюсер. -- Чтение подлинной классической корейской поэзии может длиться пятьдесят часов, -- сообщил Чиун. -- Не могу дать вам больше десяти секунд, -- заявил продюсер. -- Откуда вам знать? Как вы можете так говорить, пока не услышали настоящую классическую корейскую поэму? -- В течение десяти часов я не желаю слушать ничего. -- Значит, ваши уши нуждаются в настройке, -- сказал Чиун. Он с готовностью вызвался помассировать уши продюсеру, пока на бледном западном лице не появились признаки просветления. Продюсер согласился на десять часов чего угодно, только бы Чиун прекратил свое занятие. Чиун прекратил. Кэти Боуэн готовилась к пресс-конференции, на которой собиралась поведать историю своей жизни, как вдруг к ней обратился один из ее продюсеров и настойчиво стал требовать, чтобы она повидалась со странным трио. Старик, читающий стихи, находясь под водой, закусывая и дерясь с акулами. Молодой мужчина, просто дерущийся с акулами. И девушка, которая ничего не делает. -- Может, ее можно обрядить в какой-нибудь костюм или просто скормить акулам? -- предложила Кэти Боуэн. На ней сегодня было элегантное голубое ситцевое платье с желтыми подсолнухами. Наряд символизировал собой ее светлое и абсолютно положительное отношение к миру. -- Мы не можем скормить участника программы акулам. Такой поворот сюжета не примет совет директоров телекомпании. В программе не должно быть крови, -- возразил ее адвокат. -- А могут акулы сожрать ее без крови? -- Мне случалось такое видеть. -- Это будет довольно привлекательно для зрителей. Я бы могла показаться на экране искренне расстроенной. Мои помощники долго пытались бы выудить ее. А потом мы бы дали рекламную паузу. Зрителей от экранов будет не оторвать. -- Смерть не показывают по общенациональному телевидению. -- В программах новостей я вижу это каждый день. -- У программ новостей больше свободы. -- Им сходит с рук все! -- возмутилась Кэти. -- Ладно, проводите их сюда. Но у меня мало времени. Я желаю предстать перед репортерами как можно скорее. Я собираюсь выступить с предостережением американскому народу. Кэти взяла бланки расписок о непредъявлении никаких претензий, и участникам программы было ведено пройти в ее кабинет. Компания "Кэти Боуэн энтерпрайзез" давным-давно уяснила, что если Кэти сама будет вручать участникам бланки, то участники не станут поднимать особого шума, отказываясь от своих прав. Она одарит их своей знаменитой белозубой улыбкой и совершенно неподражаемым рукопожатием, а потом всучит этим сосункам ручку. Метод действовал безотказно. На этот раз не подействовал. Старику-азиату требовалось десять часов эфирного времени. К своему ужасу, Кэти узнала, что один из ее продюсеров уже согласился дать ему эти десять часов. Мужчина помоложе, темноглазый привлекательный самец, хотел говорить только о "Братстве Сильных". Предстоящее участие в шоу "Чудеса Человечества", казалось не произвело на него никакого впечатления. -- У меня возникли проблемы. Мне предстоит суровая драка в суде, и очень похоже, что я проиграю. Есть свидетель, чьи показания почти наверняка приведут к тому, что я буду осужден. Я слышал, что "Братство Сильных" помогает людям, попавшим в такие ситуации. -- "Братство Сильных" помогает всем. -- Но мне это очень нужно, -- сказал Римо. -- Вы это получите. Но сначала вам надо дойти до тринадцатого уровня. -- Я никогда не слышала о тринадцатом уровне! -- воскликнула Дафна. -- Это, наверное, полнейший экстаз. Вы меня помните? Мы встречались в храме в Майами. Вы подарили мне свою фотографию с автографом. Я в то время была на третьем уровне. Я не могла себе позволить большее. -- И сколько стоит попасть на тринадцатый уровень? -- спросил Римо, не отвлекаясь на посторонние предметы. -- Ну, тринадцатый уровень -- это почти потолок духовного совершенства, поэтому для достижения его требуется очень солидный вклад. -- Так дело только в деньгах? -- Не только. Вам надо пройти все требуемые курсы. Вы должны уверовать. Если вы не уверуете, то ничего хорошего у вас не выйдет. -- А что произойдет, если меня признают виновным? -- Вы получите деньги назад. -- А кому я должен заплатить? -- Можете заплатить здесь, а можете отправить деньги прямо на адрес Доломо. Что до меня, то мне это безразлично. -- Я хочу знать только одно: что вы делаете для того, чтобы свидетели все забыли? -- Я ничего не делаю. И Доломо ничего не делают. Силы Вселенной делают все за нас, и так будет и впредь. Римо вернул ей бланк расписки. В комнате установили телевизионные камеры. Римо отошел в сторонку. Он не хотел попадать в кадр. Чиун вертелся между Кэти и камерами и начал декламировать первую двухчасовую песнь своей поэмы, посвященную чистоте лепестков цветка, как это и положено согласно канонам традиционной корейской поэзии. -- У нас дела, папочка. Отойди в сторону, -- сказал ему Римо по-корейски. Сам он отошел еще подальше. Ему совсем не хотелось оказаться в кадре общенационального телевидения. Чиун с явной неохотой присоединился к нему, причитая, что Римо лишил его уникального шанса познакомить Америку с подлинным искусством и с подлинным художником, каковым он, Чиун, является. -- Почему всегда случается так, что стоит мне предложить что-то столь прекрасное, как классическая корейская поэзия, как вы, американцы, желаете видеть каких-то акул? Вы похожи на римлян, живших в начале вашей эры. -- Рад слышать, что наконец-то ты признал, что я американец, а не кореец. -- Тс-с-с, -- прошептала Дафна. -- Сейчас она будет выступать. Разве это не прекрасно? Кэти велела телевизионщикам занять первые ряды, а представителям печатных изданий, главным образом газет -- разместиться сзади. -- Я рада, что все вы смогли прийти в такой день, который, вероятно, стал одним из самых напряженных дней в вашей жизни. Но все вы должны знать, почему погиб президент Соединенных Штатов. Почему он не мог не погибнуть. Никто, даже президент Соединенных Штатов, не может противостоять силам Вселенной. Пытаясь оказать давление на суд, чтобы тот осудил двух невинных носителей красоты и света, наш президент преступным образом навлек смерть на себя самого. Я хочу дать свет надежды всем американцам и выразить свои глубочайшие симпатии всем нам, и я молю нового президента не следовать по столь безрассудному пути, как его предшественник. Если бы президент прислушался к моему совету, данному ему в Белом Доме еще до того, как меня насильно выставили оттуда, он был бы жив сегодня. -- Но, мисс Боуэн, -- заметил один из телерепортеров в первом ряду, -- президент США жив. -- А как же авиакатастрофа? Журналисты выразили удивление. Кэти Боуэн посмотрела на часы. -- Какой сегодня день? -- Среда, -- ответили ей. -- Ч-черт! -- выругалась она. Спустя двадцать минут, когда самолет потерпел катастрофу, Федеральное бюро расследований арестовало Кэти Боуэн по обвинению в покушении на убийство, и дополнительным материалом по делу стали показания некоей Сестры, которая поведала историю соблазнения и заговора, про который она и знать не знала, что он приведет к гибели людей. Все, что ей надо было сделать, -- это передать конверт одному человеку и сказать, чтобы распечатал его на своем рабочем месте. Она и не знала, что он был личным пилотом президента. Все, что она знала, -- это то, что она сможет подняться до четвертого уровня в "Братстве Сильных", если она окажет Братству эту маленькую услугу. А ей это было нужно для ее карьеры актрисы -- она хотела стать такой же знаменитой, как сама Кэти Боуэн. Глава девятая -- Я не говорил, что в среду, -- прошипел Рубин Доломо. -- Я сказал, не удивляйся, если президентский самолет потерпит крушение в среду. -- Ты сказал, в среду, -- возразила Кэти Боуэн. -- Ты сказал мне, в среду. Ты сказал, что Беатрис сказала, в среду. -- Кэти Боуэн огляделась по сторонам. Говорила она чуть приглушенными голосом. От Рубина ее отделяла стеклянная перегородка и металлическая сетка. -- Я слышала, как ты сказал, в среду. -- Пусть даже так. Но зачем было созывать пресс-конференцию на среду? Рубин бросил взгляд направо. Охранник сидел довольно далеко -- предполагалось, что он ничего не должен слышать. Но Рубин не доверял предположениям. Не доверял он и всякого рода охранникам. Его передернуло при мысли, что он и сам может оказаться в месте, подобном этому. -- Беатрис говорит, мы вытащим тебя отсюда. Многое надвигается -- очень серьезные события, которые просто перевернут все на сто восемьдесят градусов. Мы больше не будем мириться со всем этим, -- гордо заявил Рубин. Лицо Кэти было похоже на воздушный шарик, из которого выпустили половину воздуха. От былой энергии и живости, заставлявших ее улыбающееся лицо светиться, как неоновая реклама, не осталось и следа. -- Я не могу больше придерживаться моего положительного курса. Я теряю силы. Ты должен очистить меня, ты должен произвести чистку моего сознания. -- Именно за этим Беатрис и прислала меня сюда. -- Я всем обязана просветлению. А теперь я чувствую себя так, будто свет погас. Так я потеряю все. -- Ты же сама -- руководитель отделения и настоятель храма. Ты должна сама знать, как производить чистку сознания. -- Это для меня чересчур. Я оглядываюсь по сторонам, и все что я вижу, -- это решетка на окне и бетонные стены. Вместо туалета и ванной у меня просто унитаз в углу камеры и раковина. А камера у меня меньше, чем шкаф в моем доме. Вы должны мне помочь. -- Ладно. Что ты чувствуешь? -- Я чувствую, что я в тюрьме. -- В какой части тела сосредоточено это чувство? -- Везде. -- Хорошо. А как сильно это чувство? -- Подавляюще. -- Есть ли часть тебя, которая этого не чувствует? -- Мое кольцо. Мое кольцо этого не чувствует. -- Какая-нибудь часть тела. -- Уши. Да, уши не чувствуют, что они заперты. -- Сконцентрируй все свое внимание на ушах. Что ты чувствуешь?" -- Свободу. Свет. Силу. -- Вот видишь, твоя свобода по-прежнему с тобой. И только твое отрицательное сознание говорит тебе, что ты заперта. Пошевели руками. Они свободны? Кэти помахала руками. И широко улыбнулась. И кивнула. -- Помотай головой. Она свободна? Кэти взмахнула волосами и почти развеселилась. -- Свободна, -- радостно поведала она. -- Тело, -- продолжал Рубин. Кэти вскочила со стула и запрыгала. Теперь она смеялась во весь голос. -- Я никогда не чувствовала себя настолько свободной. Я свободна! Она кинулась навстречу Рубину и со всего размаху воткнулась в перегородку. -- Не обращай внимания, -- поспешил сказать Рубин. -- Не обращай внимания. Это не твоя стена. Не делай эту стену своей. Не делай ее своей тюрьмой. Это их стена. -- Их стена, -- повторила Кэти. -- Их тюрьма, -- сказал Рубин. -- Их тюрьма, -- повторила Кэти. -- Они построили ее. Они заплатили за нее. Это их тюрьма. -- Их тюрьма, -- повторила Кэти. -- Не твоя. -- Не моя. -- Ты свободна. Твои уши знают то, что забыло все остальное тело. Их проблемы -- это их проблемы. А ты сделала их проблемы своими. Ты купилась на их отрицательную энергию. -- Их отрицательная энергия, -- повторила Кэти. -- Ты всегда свободна. Если только ты можешь вступить в контакт со своими ушами, которые помнят твою свободу и силу, то ты будешь свободна, несмотря ни на что. Это они -- узники. -- Бедняги. Я знаю, что они должны чувствовать. Мне их жалко. -- Правильно. Покуда ты знаешь, что узники -- это они, а не ты, ты будешь свободна. От радости Кэти забыла, что они с Рубином разделены перегородкой, и потянулась к нему. Но потом вспомнила, что это та самая перегородка, которая делает охранников и власти узниками их собственной отрицательной энергии. Она послала Рубину воздушный поцелуй и, подумав немного, поделилась с ним кое-какими своими собственными наблюдениями: -- Помнишь, как мы узнали, что есть люди настолько переполненные отрицательной энергией, что они начинают излучать ее на всех, с кем сталкиваются? Так вот, незадолго до моей пресс-конференции ко мне в студию явился самый отрицательный человек из всех, с кем мне когда-либо приходилось встречаться, и заявил, что хочет участвовать в программе. Очень отрицательный. Он даже спорил с собственными спутниками. Среди них была одна из наших, наша Сестра. Да-да, позволь-ка мне перенестись сознанием к этой сцене. Кэти закрыла глаза и сжала пальцами виски. -- Да, с ним был азиат. Азиат был очень милый. Девушка тоже была милая. А он был отрицательный. Да. И мне надо было бы быть умнее и не устраивать пресс-конференцию, когда он тут, рядом. Мне следовало бы перенести ее. -- Итак, ты нашла ту отрицательную силу, которая привела тебя сюда. -- Да, -- продолжала Кэти. -- Он просто излучал отрицательную энергию. А я не обратила на это внимания и поплатилась за это. -- У него были темные глаза? -- Да. Да. Я их вижу. Красивый. Высокие скулы. -- А запястья? Как выглядели его запястья? -- Толстые. Очень толстые запястья, как будто пальцы растут прямо из предплечья. -- Ох, -- вздохнул Рубин и сунул руку в карман брюк, где у него была коробочка с таблетками. Не глядя, он принял сразу две. Потом еще одну. Потом еще и еще -- пока таблетки не заглушили чувство панического страха, охватившего все его существо. -- Он хотел знать, не поможем ли мы ему справиться со свидетелем. Он сказал, что против него заведено уголовное дело. -- Но ты не направила его к нам, правда ведь? -- Нет. Началась пресс-конференция. Потом он снова подошел к нам и начал говорить о свидетелях и обо всех связанных с этим вопросах, но тут подошли люди из ФБР и увели меня. Они меня арестовали. Рубин. Ты назвал мне неправильный день. Голос Кэти задрожал. -- Нет. Не надо опять начинать думать так, а то ты снова поверишь, что сидишь взаперти, Кэти, -- посоветовал ей Рубин. Итак, агент сил зла идет по следу, подумал Рубин. Надо сказать Беатрис. Надо ее предупредить. Но Беатрис не интересовал агент зла. Она узнала про грандиозный провал операции "Самолет". -- Я знаю, что Сестра дает показания против нас, -- сказал Рубин. -- Прости, Беатрис. Мне надо было действовать осмотрительнее, когда я заманивал в сети полковника. Но я и так уже на пределе -- мне едва хватает максимальных доз мотрина, валиума и перкодана. Я больше не могу вынести такое напряжение. -- И все же придется. Потому что этот провал -- последний. И он не простителен. Я тебе его никогда не прощу. Такое не прощается. Рубин вовсе не рассматривал собственные уши как ступеньки лестницы, ведущей к счастью. Он думал о том, что их надо закрыть ладонями. Но Беатрис отбросила его руки. Рубин упал на пол и съежился в комочек. Беатрис повалилась на него. Она схватила его ухо зубами. -- Рубин, ты громогласный идиот! Знаешь, что ты со мной сделал? -- спросила она, не разжимая зубов, в которых было зажато ухо Рубина. -- Нет, дорогая, -- ответил Рубин, тщательно следя за тем, чтобы не дернуть головой слишком резко и не оставить кусок себя у Беатрис во рту. -- Ты промахнулся. -- Промахнулся куда? -- умоляющим тоном спросил Рубин Доломо. -- Промахнулся куда! -- возопила Беатрис, выплюнула ухо и отпихнула голову Рубина в сторону, чтобы не путалась под ногами. Потом встала и нанесла Рубину удар ногой. -- Промахнулся куда, спрашивает он. Промахнулся в НЕГО! -- В кого, дорогая? -- униженно спросил Рубин, пытаясь подставить под удары более сильную часть тела. -- В кого, спрашивает он! В кого, спрашивает он. И я вышла замуж за этого... этого неудачника. Ты промахнулся в нашего главного врага. Ты не смог осуществить угрозу Беатрис Доломо. -- Но мы кому только не угрожали... -- На этот раз я действительно хотела осуществить ее, -- заявила Беатрис. -- Именно в нем -- первопричина всех наших проблем. Он -- корень зла. В Овальном кабинете в Белом Доме не было никого, кроме самого президента, когда туда вошел Харолд В. Смит. Его имя не значилось в списке посетителей. В официальном расписании президента это время было обозначено как время отдыха. Первое, что сказал президент, было следующее: -- Я не собираюсь поддаваться жуликам и мошенникам. Смит кивнул и сел, не дожидаясь, пока его пригласят. -- Вы здесь потому, что Америка не продается. Я не продаюсь. Я не уступлю. Пусть они убьют меня! Это не так уж невероятно. Но если президент Соединенных Штатов уступит мелким вымогателям и шантажистам, это будет означать, что вся страна выставлена на продажу. -- Полностью с вами согласен, сэр, -- отозвался Смит. -- По всей видимости, эти люди прекрасно осведомлены о том, как построена система вашей безопасности. И. хотя я согласен с тем, что вы не должны сдаваться, тем не менее, вы больше не можете работать в своем обычном режиме. Президент снял пиджак и бросил его на стул. Потом выглянул в окно, выходившее на хорошо охраняемый парк. Снаружи никто не мог видеть, что происходит внутри, -- эта мера предосторожности была совершенно необходима в век снайперов и винтовок с оптическим прицелом. Президент был не молод, но молод был его дух, а запас жизненных сил у него был таков, что люди на сорок лет его моложе рядом с ним показались бы стариками. Обычно он улыбался. Сейчас он был вне себя. Но не потому вне себя, что кто-то покушался на его жизнь. С этим ему приходилось считаться постоянно -- работа есть работа. Президент Соединенных Штатов был вне себя от ярости потому, что были убиты люди, находившиеся на службе Америке. Погиб сенатор, которому он одолжил свои самолет, чтобы сенатор мог слетать домой, где лежала его тяжело больная жена. А те люди, которые, как президент был твердо убежден, стояли за всем этим, по-прежнему играли с ним в шахматы на доске юриспруденции. -- Наша судебная система бесценна, и я бы не стал ее менять ни за что на свете. Но иногда... иногда... Президент запнулся. -- Что заставляет вас думать, что виной всему Доломо? -- спросил Смит. -- Я знаю об угрозах, с которыми к вам обратилась Кэти Боуэн. Я также знаю о том, что она не могла не знать о заговоре с целью уничтожить вас и ваш самолет, поскольку она объявила об этом до крушения. Я также знаю, что молодая женщина, член "Братства Сильных", была использована для того, чтобы заманить полковника Армбрустера в их сети. Но есть ли у вас непробиваемые доказательства того, что за всем этим стоят сами супруги Доломо? -- У нас есть черный ящик, -- сообщил президент, имея в виду магнитофонную запись всего, что происходило на борту. -- У человека, который направил самолет из-за облаков прямо в землю, было сознание девятилетнего ребенка. Вся его взрослая память была словно бы стерта. -- Как у ваших сотрудников, разбирающих почту, которые забыли, где они работают? -- И как у сотрудников Секретной Службы. -- А эта Сестра дала Армбрустеру письмо в пластиковом пакете? -- Именно так. -- Письма в Белом Доме. Письмо пилоту, -- задумчиво произнес Смит. Президент кивнул. -- Итак, это вещество может быть передано в письме. И действует после прикосновения к нему, я полагаю. А у тех людей, которые пытались добраться до вас, не случалась потеря памяти? Президент опять кивнул. -- Прекрасный способ замести все следы. Пусть и наемные убийцы тоже забудут все -- кто отдал им приказ совершить их грязное дело. -- Наше расследование позволило установить, что все эти люди в прошлом были так или иначе связаны с "Братством Сильных". -- И они об этом, разумеется, забыли, -- заметил Смит. -- Но как насчет этой последней девушки, которая дала показания? -- Проблема с ней заключается в том, что она не видела человека, отдавшего ей приказ. -- Как это может быть? -- "Братство Сильных" при всей своей мошеннической сущности есть религиозный культ. И у них есть свои церемонии. Вы когда-нибудь читали книги Доломо? -- поинтересовался президент. -- Нет, -- ответил Смит. -- Я тоже -- нет. Но Секретная Служба приступила к этому занятию. Почти весь их вздор описан в книгах. Одна из составных частей культа -- это голоса, раздающиеся во мраке. Ну, и далее в том же духе -- например, утверждается, что можно излечить себя, найдя такой участок тела, который не болит. Не знаю, как все это у них работает, но вам придется этим заняться. -- Мы уже в некотором роде этим занялись, -- поведал Смит. -- Мы идем по их следу, но по другому делу. Мы занялись "Братством" в связи со случаями изменения свидетельских показаний по некоторым делам. Им удавалось заставить свидетелей изменить свои показания -- точнее, их тоже заставляли все забыть. Нам теперь стало ясно, что они не подкупали свидетелей и не запугивали. Они использовали то же вещество, и оно представляет главную опасность. Мне кажется, вам следует изменить распорядок своей работы, господин президент. Это -- первое, что вам надо сделать. -- Я не собираюсь ничего менять в угоду этим двум мошенникам, черт побери! Я не собираюсь им уступать. -- Я не прошу вас уступать. Просто защитите себя, пока мы их не схватим. -- Не знаю, -- задумчиво произнес президент. -- Мне ненавистна сама мысль о том, что эти два гнусных негодяя заставят меня сделать хоть что-нибудь -- пусть даже внести крохотные изменения в свой распорядок. Я представляю американский народ, и, черт меня побери, Смит, американский народ заслуживает лучшего, чем такая ситуация, когда эти двое -- как бы их ни назвать -- способны изменить систему президентской власти. Мои ответ -- нет. -- Господин президент, я не только не могу гарантировать вашу безопасность, если вы не внесете необходимые изменения в порядок вещей, но более того -- я с большой долей уверенности могу заявить, что тогда вы проиграете им. Ненадолго, сэр, совсем ненадолго. Мне кажется, вы должны взять, за правило не прикасаться ни к каким бумагам, потому что, как представляется, именно бумага служит "транспортным средством" для неизвестного нам вещества. Я бы также хотел предложить вам, чтобы вы не пожимали руки и вообще не вступали в тесный контакт ни с кем, кроме вашей жены, -- сказал Смит. Увидев, что президент хочет его перебить, Смит поднял руку. -- Кроме того, сэр, и бы предложил вам не пользоваться никакими помещениями, уборку в которых производили ваши обычные сотрудники. Они могут оставить что-то такое, к чему вы можете прикоснуться. Я сам буду производить уборку. А если я потеряю память, назначьте на эту работу кого-то, кому вы полностью доверяете. Не прикасайтесь ни к чему. Малейшее прикосновение к чему бы то ни было может погубить вас. -- А как же вы? Что произойдет, если вы потеряете память, Смит? Кто возглавит организацию? -- Никто, сэр. Она была задумана именно таким образом. Организация автоматически распускается. -- А те двое -- те два специалиста у вас на службе? -- Старик-азиат к своей радости покинет страну. Он всегда хотел работать на императора, и он не понимает того, что мы делаем и зачем мы делаем это. Мне кажется, ему стыдно, что он работает на нас. Так что он не проболтается. Что же касается американца, то он не станет болтать из чувства верности своей стране. -- А могут они захотеть на этом подзаработать? Например, пойти в редакцию какого-нибудь журнала и за определенную сумму денег рассказать о том, что они творили именем американского народа? -- Вы имеете в виду, можем ли мы их остановить? -- Да, если понадобится. -- Мой ответ -- нет. Не можем. Но я знаю, что нам это не понадобится. Римо любит свою страну. Я не очень уверен, что и как он теперь думает -- сознание у него стало совсем иным, -- но страну он любит. Он патриот, сэр. -- Как и вы, Смит. -- Благодарю вас, сэр. Я помню, как один человек, погибший много лет назад, сказал: "Америка стоит жизни". Я по-прежнему так считаю. -- Хорошо. На меня свалилось так много забот. Я поручаю это дело вам, Смит. Это будет ваше дитя. Итак, на чем мы остановились? -- Выход на Доломо? -- Какой выход? -- спросил президент. -- Не двигайтесь! Ни к чему не прикасайтесь! -- встревоженно воскликнул Смит. -- Я просто на какое-то мгновение забыл, -- попытался успокоить его президент. -- Может быть, -- неуверенно сказал Смит. -- Отныне вы становитесь объектом моей заботы. Подойдите к двери, ведущей в ваши жилые покои. Не прикасайтесь к двери. Я открою ее. Переступив через порог, снимите с себя все. Можете вы пройти в свои покои в одном нижнем белье? Вас кто-нибудь заметит? -- Надеюсь, нет. Но я как-то глупо себя чувствую. Смит встал со стула и подошел к двери. Потом открыл ее. Неизвестное вещество вполне могло оказаться на ручке двери. Совершая каждый шаг, Смит напряженно следил за ходом своих мыслей, точно припоминая, где он находится и что делает. И даже при этом он не стал держать в руках ручку двери дольше, чем это было абсолютно необходимо. -- Пока мы произведем уборку в этом кабинете, воспользуйтесь каким-нибудь другим. Мы установим наблюдение за каждым сотрудником Белого Дома. Я собираюсь отозвать пожилого азиата с задания. Нам Доломо были нужны совсем по другой причине. -- Не ослабляйте ваших усилий в преследовании их, -- сказал президент. -- Не буду. Но Чиун мне нужен здесь. Он может почувствовать что-то такое, что не заметит любое обычное обследование. Не знаю, как это у него получается, но он очень эффективен. -- Это старший? -- спросил президент. -- Да, -- ответил Смит. -- Он мне нравится, -- сказал президент. -- Он может предотвратить даже то, что нам трудно представить. -- Нам придется выдать ему европейский костюм. Не может же он разгуливать по Белому Дому в кимоно и тем самым привлекать к себе всеобщее внимание. -- Я не думаю, что нам удастся заставить его сменить наряд, сэр, -- заметил Смит. -- Он вообще не любит ничего менять. Он даже не понимает суть нашей формы правления. Он никак не может смириться с тем фактом, что страной правит не император. -- Черт! -- выругался президент Соединенных Штатов, расстегивая рубашку. -- Тут вообще никто не правит. Все мы отчаянно цепляемся за собственную жизнь. Он оставил одежду в Овальном кабинете и вышел, пытаясь сохранить все достоинство, которое позволяла ситуация, когда президенту Соединенных Штатов приходится идти в свои покои в одном нижнем белье. Смит удостоверился в том, что сотрудники Секретной Службы тщательно обследовали каждый предмет одежды и все, что находилось в карманах. Потом он организовал обследование памяти каждого, кто прикасался хоть к чему-нибудь в кабинете. Память у всех была в порядке. И все же, для того, чтобы убедиться наверняка, надо было сделать так, чтобы кто-нибудь ощупал все без исключения предметы в кабинете. Смит не исключал возможности того, что малая толика препарата нанесена на какой-нибудь предмет -- столь малая, что президент мог уже все стереть. Но на что? И как они могли пронести препарат внутрь Белого Дома? Смит окинул глазами кабинет и вздохнул. Интересно знать, кто или что входило сюда и внесло убийственный препарат? Потом он взглянул на американский флаг и на президентский штандарт. Он еще раз оглядел кабинет, о существовании которого он узнал в далеком детстве. В нем воспитали огромное уважение к этому кабинету, и он всегда относился к нему именно с таким огромным уважением. Харолда В. Смита поразила мысль, что он впервые солгал президенту Соединенных Штатов именно в этом кабинете. Чиуна он призывал в Белый Дом совсем не для того только, чтобы охранять президента. Поскольку, если президента защитить не удастся, то долг Смита перед страной и перед всем человечеством диктовал ему единственно возможную линию поведения: убить президента самым быстрым и самым надежным способом. Если человек возвращается в детство под воздействием неизвестного вещества, как показал черный ящик самолета, то что будет с Америкой, если такое случится с президентом? Что будет с кораблем государства, управляемым ребенком, способным вызвать всемирную ядерную катастрофу по неведению, из озорства или в припадке гнева? Смит твердо решил для себя, что при первых же признаках того, что президент впал в детство, президенту придется умереть. Смит не мог рисковать. Он в последний раз окинул глазами Овальный кабинет, покачал головой и вышел. Сколько лет прошло с тех пор, как ныне покойный президент приказал ему основать организацию КЮРЕ! Как давно это было -- много лет и много смертей тому назад! Тогда вовсе не планировалось, что это организация будет существовать сколько-нибудь долго. Смиту предстояло помочь Америке пройти сквозь хаос, наступление которого предсказывали эксперты. Это было в начале шестидесятых годов. Хаос наступил. Потом более или менее миновал, а организация по-прежнему была на своем месте, и теперь в списке намеченных ею жертв стояло имя президента Соединенных Штатов. Харолд В. Смит молча помолился и начал устраивать себе рабочее место -- подальше от обычных людских потоков и поближе к президенту, человеку исключительной честности и мужества. Но это никоим образом не могло бы его спасти. Ему предстояло умереть при первых признаках того, что неизвестное вещество коснулось его. Отныне и впредь любой вопрос Смита о самочувствии президента следовало понимать как вопрос о том, предстоит ли президенту умереть сегодня. В Калифорнии Римо получил очень странный ответ на свой звонок, когда дозвонился до Смита. -- Первое: я нахожусь не на своем обычном месте, Римо. Второе: я хочу, чтобы вы кое-что уяснили для себя, прежде чем передадите трубку Чиуну. Римо удалось найти работающий телефон-автомат после того, как шесть автоматов отказались реагировать на монеты любого достоинства -- в пять, десять и двадцать пять центов. Он знал, что Смит предпочитает иметь дело с телефонами-автоматами, ибо, несмотря на то, что они на первый взгляд казались более открытыми, на самом деле представляли куда меньший интерес для тех, кто захотел бы установить подслушивающую аппаратуру. Сам же Смит, со своей стороны мог с помощью электроники "очистить линию", как он это называл. И вот Римо стоял и смотрел, как юноши и девушки проносятся на роликовых досках среди пальм, а роллс-ройсы разъезжают один за другим. Сам он при этом звонил Смиту из совершенно гарантированного от прослушивания телефона-автомата на Родео-драйв. Чиун стоял неподалеку, время от времени бросая взгляды на драгоценности, выставленные в витринах. Он был похож на сеттера, сделавшего стойку на кинозвезд, -- некоторое время тому назад ему показалось, что он видел актрису, исполнявшую главную роль в одной из мыльных опер, верным зрителем которых он некогда состоял. Чиун прекратил смотреть их, когда любовь на экране уступила место насилию. Он не одобрял сцен насилия в развлекательных зрелищах. Спрятав свои тонкие руки под кимоно, он внимательно разглядывал окружающий его голливудский пейзаж. Все им увиденное, разумеется не вызвало его одобрения. Римо следил за ним краешком глаза. -- В чем проблема? -- спросил Римо. -- Очень может быть, что игра близится к завершению. -- Нас скомпрометировали? -- спросил Римо. Он знал, что если хоть какая-то информация о существовании организации станет достоянием общественности, то это станет смертельным ударом для страны, которой эта организация была призвана служить. Поэтому самоуничтожение организации было запланировано. Частью этого плана было самоубийство Смита. Смит, вне всякого сомнения, сделает это. Раньше планировалось, что и Римо должен умереть, но Смит довольно рано отказался от этой идеи, когда выяснилось, что ее осуществление невозможно. Вместо этого ему пришлось довериться чувству любви, которое Римо вечно питал к своей стране, и взять с Римо обещание просто покинуть страну. Римо не говорил об этом Чиуну, поскольку знал, что тогда Чиун может сделать что-нибудь такое, чтобы скомпрометировать организацию. Единственное, что держало Чиуна в Америке, был сам Римо, которого Чиун называл своим капиталовложением и будущим Синанджу. Римо знал, что сейчас, когда в мире развелось столько новых диктаторов и тиранов, Чиуну не терпелось связать имя Синанджу с одним из них. -- Римо, наступают новые Средние Века. Давай не упустим нашего шанса, -- сказал он однажды. -- Я против Средневековья, -- ответил ему тогда Римо. -- Убить кого-то просто ради того, чтобы еще несколько слитков золота хранились где-то в течение многих столетий, -- мне это кажется бессмыслицей. Я люблю свою страну. Я люблю Америку. Чиун, услышав такой ответ, чуть не зарыдал. -- Работаешь, тренируешь, отдаешь самое лучшее из того, что имеешь, и вот, смотрите, что получаешь взамен! Безумие. Неуважение. Вздор. Деспот -- самый лучший хозяин для ассасина. Когда-нибудь ты поймешь это. Иногда, но не очень часто и не очень надолго, Римо начинал думать, что Чиун, может быть, и прав. Но он никогда не думал так всерьез. И это оставалось основным различием между ним и Чиуном. И вот теперь, слушая Смита, он говорил себе, что не мешало бы напомнить Смиту о позиции Чиуна. -- Если мы не скомпрометированы, то зачем кончать игру? -- спросил он. -- Я не могу объяснить вам этого сейчас. Но если это случится, то вы поймете, почему. Я хочу, чтобы вы мне кое-что пообещали, Римо. Я хочу, чтобы вы согласились; что ни вы, ни Чиун не будете больше работать в Америке, когда все это кончится. Можете вы мне это обещать? -- Я не хочу покидать Америку, -- сказал Римо. -- Придется. Мне-то приходилось работать круглые сутки, чтобы только покрыть вас, делать так, чтобы люди не свели в единую картину все те странные смерти, которые вы и Чиун оставляли за собой. -- Зачем мне уезжать из страны, если я служил ей, и служил неплохо? -- Потому что вы похожи на меня. Вы, как и я, любите эту страну, Римо. Вот почему. -- Вы хотите сказать, я стану изгнанником? -- Да, -- ответил Смит. -- Не понимаю. -- Думаю, понимаете. -- Ладно. Только не кончайте игру ради каких-нибудь глупостей. -- Вы думаете, я на такое способен? -- удивился Смит. -- Нет, -- ответил Римо. -- Хорошо. А сейчас я хочу говорить с Чиуном. Я хочу, чтобы он был рядом со мной в Белом Доме. И вот еще что. Я не желаю, чтобы он вошел в Белый Дом как триумфатор, со всеми своими четырнадцатью сундуками и громогласно возвещая о прибытии императорского ассасина. Я хочу, чтобы он был тише воды, ниже травы. Я хочу, чтобы все совершилось в тайне. Вам придется объяснить ему, каким образом он должен проникнуть в Белый Дом. Пусть подойдет к девятому подъезду и попросит позвать старшего. Это часть нашей системы безопасности Белого Дома. -- Того самого, который нынче находится в опасности? -- спросил Римо. -- Верно. И я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел. -- Почему-то сейчас вы особенно настаиваете на том, чтобы его никто не видел. -- Нет, ничего особенного, -- пояснил Смит. -- Дело в том, что Чиун постоянно намекает на то, что ему не оказывается должное уважение и внимание. -- Он всегда так считал. Что специфического в этом сейчас? -- спросил Риме. -- Вы узнаете об этом. -- По-моему, я и так знаю. И надеюсь, что никогда не узнаю, -- сказал Римо. -- А меня вы не используете потому, что считаете, что я не достиг пика формы. -- Нет, -- ответил Смит. -- Тогда почему? -- Потому что, может статься, вы не сможете вынести этого. Вы патриот, при всем значении, которое имеет для вас Синанджу. Вы есть то, что вы есть. У Чиуна не возникнет проблем с исполнением этого конкретного задания. Чиун взирал на проходящий мимо него Голливуд и время от времени бросал взгляд на витрину, чтобы узнать, сколько стоит та или иная нитка бриллиантовых бус. Цены были невероятно высокие, но все же не шли ни в какое сравнение с тем богатством, которое было украдено у Синанджу, пока этот глупец Римо пытался спасти свою страну. Золото вечно. Государства -- нет. Но, конечно, что толку пытаться уговорить кого-то, кого воспитали белые. -- Смитти хочет с тобой поговорить, -- подал голос Римо. -- Очередной вздор? -- Нет, -- ответил Римо. И когда Чиун приблизился настолько близко, что мог расслышать шепот, сказал: -- Он хочет, чтобы ты явился в Белый Дом. Сам он там. Я объясню тебе, как ты проникнешь внутрь. -- Наконец-то он предпринимает хоть что-то, чтобы взойти на трон, -- обрадовался Чиун. Даже его терпению может настать конец, а Смит так долго тянул, никак не решаясь встать на правильный путь, который приведет к признанию его в качестве истинного императора своей страны. -- Слава вам, о всемилостивый император! Ваш слуга покорно ждет приказаний, как прославить ваше имя, -- сказал Чиун в трубку. -- В какой форме Римо? Он может справиться с заданием и добраться до тех людей, заняться которыми я ему поручил? -- Он находится в гармонии с ветрами пространства, о ваше всемилостивейшее величество! -- Несколько дней назад вы сказали, что он не полностью соответствует тому, что вы бы считали должной формой. Он поправился? -- Ваш голос способен излечить любой недостаток. -- Значит, я могу рассчитывать, что он справится без вашей помощи? -- спросил Смит. -- Он не может делать то, что может Мастер Синанджу, но все остальное ему по силам. Он способен сделать все, что вам может понадобиться. -- Хорошо. Позовите Римо. Чиун передал трубку Римо и, сияя, сообщил радостную весть: -- Император оправился от душевной болезни. И тут Римо понял все наверняка. По той или иной причине президенту предстояло умереть. -- То, зачем вы вызываете Чиуна, решено окончательно и бесповоротно? -- Нет. Совершенно не окончательно. Ничего еще не решено. Мы столкнулись с чем-то значительно более трудным, чем все, с чем нам приходилось иметь дело раньше. Я полагаю, что за всем этим стоят супруги Доломо. Это нечто, что заставляет свидетелей все забывать, Они в самом деле все забывают. -- Значит, дело не в том, что я что-то упустил? -- Нет. Есть некое вещество, которое вызывает что-то вроде амнезии. Люди деградируют под его воздействием. Я полагаю, это вещество может проникать в организм через кожу. Само по себе явление науке известно. Я хочу, чтобы вы добыли это вещество у Доломо. Я уверен, что за всем этим кроются эти мелкие мошенники. -- Что мне надо сделать, когда я его раздобуду? -- Будьте с ним осторожны. Избегайте возможного контакта. -- Для меня и для Чиуна это не проблема. До нас ничто не может дотронуться, если мы этого не хотим, -- заявил Римо. -- Это хорошо, -- сказал Смит. Римо повесил трубку. Чиун сиял. -- Что ж, не могу сказать, что желаю тебе успеха, потому что я, кажется, знаю, что тебе предстоит сделать. -- Наконец-то Смит готов сделать верный шаг и нанести удар императору. Должен признаться, Римо, что я его недооценивал. Я думал, он сумасшедший. -- Тебе придется проникнуть в Белый Дом очень тихо и незаметно. Без всяких фанфар, через особый вход. -- Меня никто не заметит, как если бы я уже прокрался туда вчера в полночь. Не смотри так мрачно. Не смотри так печально. Мы поможем Смиту править во всем сиянии его славы. Или, если окажется, что он и в самом деле сумасшедший, как я и думал, то мы поможем его преемнику править во всем сиянии славы. -- Мне казалось, Синанджу никогда не предает своих хозяев. -- Никто и никогда не жаловался на то, как мы исполняем свои обязанности. -- Просто в живых не оставалось никого, кто мог бы пожаловаться, папочка. История -- это сплошная ложь. -- Человек без истории -- не человек. История не обязательно должна состоять из одной правды. Вот увидишь. Я окажусь прав, как и всегда. Римо не стал говорить Чиуну, что после того, как он убьет президента, Смит не займет его место, а покончит с собой. И тогда им обоим придется покинуть страну. Да и Чиун кое о чем не счел нужным говорить ни Смиту, ни Римо. А именно о том, что единственное, что Римо еще не успел восстановить, это способность контролировать поверхность своей кожи. Глава десятая Беатрис взяла на себя заботы по упаковке вещей. Это означало, что она орала на. всех, кто хоть что-нибудь реально делал. Рубин, несмотря на постоянные наскоки со стороны Беатрис, все же не забыл взять с собой две вещи, которые им были насущно необходимы для продолжения борьбы за свободу. Три чемодана денег и формулу препарата. Потом он созвал своих Воителей Зора. Они собрались в подвальном помещении замка. В подвале было темно. Поэтому воители не могли видеть страдающего одышкой поглотителя таблеток, а лишь могли слышать могучий голос своего духовного владыки: -- Воители Зора! Ваши руководители, по стратегическим соображениям, отступают. Но знайте одно. Силы добра никогда не будут побеждены. Вы никогда не будете побеждены. Мы победим и дадим миру новый день, новый век", новый порядок. Да пребудут с вами силы Вселенной -- с вами и с вашими потомками, и ныне и присно. Аларкин поет вам славу. -- Аларкин? -- переспросил страховой агент, вступивший в "Братство Сильных" для того, чтобы избавиться, от головных болей. -- Глава семнадцатая "Возвращения дромоидов с Аларкина". -- Я такое дерьмо не читаю. -- А эта книга могла бы вселить в вас новое мужество, -- сказал Рубин. -- Готовьтесь к моему возвращению. Будьте готовы к тому, чтобы услышать весть от нас из нашего нового дома, безопасного места, более приемлемого места, где свет истины пользуется любовью и почитанием, а не вызывает противодействие. Где достоинство в почете, и добрые люди смиренно склоняют голову перед своими богами, а те пребывают в состоянии безмятежного спокойствия. -- С планеты Аларкин? -- поинтересовалась какая-то женщина. -- Нет, скорее с Багамских островов, -- ответил Рубин. -- Идите, и да будет благословен ваш дух в самой его сути. Покончив с этим, он свернул в узел белье Беатрис, сложил ее любимые блузки, упаковал туфли, ботинки на высоких каблуках и шлепанцы в несколько слоев оберточной бумаги, а потом созвал пресс-конференцию. Поскольку Кэти Боуэн с ними не было, то на пресс-конференцию пришла всего одна корреспондентка местной еженедельной газеты. У Рубина для пресс-конференции был особый зал. Корреспондентка одиноко сидела в двадцатом ряду. -- Можете сесть поближе, -- предложил ей Рубин. -- Я в первых рядах себя неуютно чувствую, -- ответила корреспондентка. -- Где бы вы ни сели, вы все равно сидите в первом ряду. Кроме вас, никого нет. -- Я останусь здесь, -- решила корреспондентка. Это была тихая, как мышка, девушка в огромных очках. Интересно, подумал Рубин, а нельзя ли вылечить зрение путем внушения человеку антимышиных эмоций? Надо будет внести этот элемент в программу учебных курсов "Братства Сильных". Как человек думает, так он и видит, подумал Рубин. Хороший получится курс. Его можно будет продавать по цене ста пар очков и при этом убеждать клиентов, что с этим курсом очки им не понадобятся никогда, если его усвоить правильно. Со зрением можно проделать так много. Но когда он зачитывал свое заявление, то думал совсем о другом. -- Это послание адресовано всему миру. Оно касается свободы вероисповедания. Сегодня нам противостоят пращи и стрелы тоталитарного правительства. Люди, будьте бдительны! Сегодня "Братство Сильных", принесшее в мир столько любви и свободы, само подвергается преследованиям. А почему, зададите вы вопрос! -- возвысил голос Рубин и продолжал: -- Потому что мы излечиваем бессонницу, лишая фармакологические компании их сверхприбылей. Потому что мы можем сделать людей счастливыми, дать им чувство безопасности и при этом не набивать деньгами карманы официально практикующих психиатров. Потому что мы можем помочь людям и тем самым уменьшить дань, которую они платят правительству. Сегодня это самое правительство пытается задавить людей, вновь обретающих свое собственное "я". Правительство утверждает, что это мошенничество. Что оно скажет завтра о святой мессе? Могут ли католики доказать, что святое причастие это и в самом деле плоть и кровь Христа? Могут ли иудеи доказать, что их Пасха и в самом деле знаменует собой годовщину исхода из Египта? Могут ли протестанты доказать, что наложение рук и в самом деле лечит? Да, нас привлекают к суду за то, что мы предложили лекарство от головной боли, от несчастья, от депрессии, от жизни, лишенной любви, а вскоре предложим еще и столь долго ожидаемое средство, как видеть глазами, а не очками. Произнося эту последнюю фразу. Рубин оторвал глаза от текста. Он это только сейчас придумал. -- Не спрашивай, по ком звонит колокол, -- прозвенел его голос. -- Он звонит по мне. Это ему понравилось еще больше. Одинокая корреспондентка из местного еженедельника наконец-то подошла поближе, чтобы взять текст письменного заявления для прессы. У нее был один маленький вопрос: -- Мы, безусловно, хотим осветить вашу деятельность и поместить ваше заявление, но у нас возникли проблемы с рекламой. -- Недостаточно места в газете? -- Недостаточно рекламы. Я занимаюсь тем, что продаю газетное пространство под рекламу. Мой босс велел передать вам, что статья получится совершенно замечательной, если рядом с ней мы сможем дать большое рекламное объявление. -- Сколько? -- Сто долларов. -- Свобода печати жизненно необходима в свободной стране, -- заявил Рубин и сунул пачку бумажек корреспондентке в руку. -- Не забудьте упомянуть про возможность видеть глазами, а не очками. Это наша новая программа. -- Вы и в самом деле можете помочь мне видеть без очков? -- Только если вы сами захотите помочь себе, -- ответил Рубин. -- Я хочу. -- Заполните заявление. Вам придется начать с самого начала. Верните мне вступительный взнос. Получилось очень удачно -- размер вступительного взноса как раз совпал со стоимостью рекламы. И таким образом последнее откровение "Братства Сильных" на территории Америки было дано газете "Брюс Каунти Реджистер", которой, как заметил Рубин, вскоре предстояло стать столь же знаменитой, как газета "Вирджиния Пайлот" из Норфолка, штат Вирджиния, ставшей знаменитой благодаря тому, что первой сообщила о полете человека в Китти-Хоуке, Северная Каролина. -- Никогда не слышала про "Вирджиния Пайлот", -- заявила корреспондентка, оказавшаяся рекламным агентом. -- Люди услышат про "Брюс Каунти Реджистер", -- заверил ее Рубин. Беатрис, оставшаяся наверху, наконец-то окончательно осознала, что ей предстоит покинуть поместье. Рубин понял это по тому, как она крушила все, что не могла забрать с собой. Пол был усыпан осколками стекла. Зеркала криво висели на стенах. Окна выглядели так, как будто по ним стреляли из тяжелых орудий. -- Рубин, хватит играть в кошки-мышки. Начинаем играть жестко. Знаешь ли ты, почему нам приходится удирать? -- Потому что если мы не удерем, то попадем в тюрьму, -- ответил Рубин. -- Нас преследуют отрицательные силы. -- Нам приходится удирать, потому что мы вели себя недостаточно жестко. Мы играли по их правилам, а не по своим. Наша проблема состоит в том, что мы были такими милыми и душевными, а надо было быть жесткими. Теперь все, хватит. Мы приберем к рукам все. Мы приберем к рукам свою собственную страну. И пусть тогда они попробуют осудить нас. Если ты -- правитель страны, то ты не можешь нарушить закон. Ты сам создаешь законы. В комнату вбежал один из любимых телохранителей Беатрис. -- Около ворот стоит что-то. И он не признает ответа "нет". -- Что значит "что-то"? -- спросил Рубин. -- Что значит, он не признает ответа "нет"? -- спросила Беатрис. -- Ну, вы же знаете, ворота у нас охраняет Бруно с собаками. И вы ведь знаете, какие они крутые ребята, -- сказал телохранитель. -- Знаю, -- ответила Беатрис, мило улыбнувшись. -- К ним подошел какой-то парень, а с ним была Сестра. Сестра все показывала на дом и твердила, что вот это и есть то самое место, где живете вы и Беатрис. И все твердила, что это -- духовная колыбель человечества. -- Как ее зовут? -- спросил Рубин. -- Не знаю, они все на одно лицо. Все они доверчивые и глупые. Вы скажете им любую глупость, а они сами додумаются, как ее применить к себе. Ну, вы же знаете. -- Кого это волнует? -- заметила Беатрис. -- Так вот, Бруно сказал им, что вход запрещен, а этот парень отшвырнул собак, как футбольные мячи, так что они пролетели через всю лужайку -- разве что не закрутились в полете, а потом сказал Бруно, что и с ним проделает то же самое. Ну, тогда Бруно запаниковал. Я узнал об этом, потому что он нажал кнопку сигнала тревоги, а я сидел в это время в доме и слушал, что происходит на посту у ворот, а Бруно тем временем стал обещать парню сделать все что угодно, только если он попросит об этом вежливо. -- А у этой вторгшейся к нам отрицательной силы были толстые запястья? -- поинтересовался Рубин. -- Запястья? Кому какое дело до запястий? -- расхохоталась Беатрис. -- Что можно сделать запястьями? -- Вы видели все происходящее на мониторе. Были у него толстые запястья? -- Кажется, да, -- ответил телохранитель. -- Темные глаза. Высокие скулы. -- Отрицательная сила, Беатрис, -- сказал Рубин. -- Высшая отрицательная сила настигла нас. Я говорил об этом тысячу раз. Если ты являешь собой силу добра, то силы зла нападают на тебя. Чем лучше ты сам, тем яростнее они на тебя нападают. А если ты представляешь высшее добро Вселенной, то тебя настигнет высшее зло. -- Ну, тогда убейте его. В чем проблема? Неужели это так трудно? -- возопила Беатрис. -- Какие есть причины оставить этого человека в живых? Не слышу причин. Голосуем, кто против? Не вижу рук. -- Беатрис огляделась по сторонам, как бы ожидая получить ответ. -- Благодарю вас. Пожалуйста, пристрелите нарушителя границы. -- Бруно уже попытался, -- ответил телохранитель. -- И? -- спросила Беатрис. -- Бруно пролетел даже дальше, чем собаки. И с тех пор перестал шевелиться. -- Бруно никогда толком не умел шевелиться, -- заметила Беатрис. -- Я бы мог тебе сказать, что пули его не берут. Мы уже посылали против него вооруженных люден. У мистера Мускаменте тоже было много вооруженных людей, но ему пришлось склонить колени перед этой отрицательной силой. Я следил за передвижениями этого человека через всю Америку. Я видел, на что он способен. -- Мы все упаковали. Поехали, -- скомандовала Беатрис. -- Нет. Я хочу прикрыть наше отступление. Я хочу покончить с этим злым человеком прямо сейчас. -- Рубин, мне это в тебе нравится, -- заявила Беатрис. -- Я выйду через черный ход. Догоняй. -- Нет. Сначала я все устрою, а потом мы уйдем вместе. -- Много тебе нужно на это времени? -- Три секунды. Я был готов к чему-то подобному. В аэропорту Майами пули не смогли остановить этого человека. А поскольку люди становятся его жертвой, то я пришел к заключению, что единственный способ противостоять этой силе, это... -- Делай, Рубин, -- оборвала его Беатрис, а телохранителю сказала: -- Если бы не я, он до сих пор переводил бы горы бумаги, марая их своими идиотскими ид