.
     - Обиделся? На  таких, как ты и  Джетро? Я на  вас  плевать хотел.  Эй,
Тони! Я обиделся?
     - Нет, босс, - ответил  Станциани из другой комнаты,  где он переодевал
брюки.
     - Пол, слышишь меня? Я обиделся?
     - Нет, босс.
     - Конечно, он обиделся, - раздался из гостиной голос миссис Бладнер.
     Эйб Бладнер бросил карты, встал, прикрыл дверь и сказал:
     - Ты меня очень сильно обидел.
     - Извини, - сказал Римо.
     - А это что у тебя?
     - Ломик. Монтировка. Собираюсь повесить его на стене  в кабинете, чтобы
не забыть, кому я обязан своей карьерой. Тебе, Эйб.
     - Чушь! - сказал Бладнер и протянул руку. Римо быстро развернул  бумагу
и подал ломик Бладнеру. Тот  сжал  его  и несколько  раз уверенным движением
ловко взмахнул над  головой, словно разминаясь. На последнем взмахе ломик со
свистом пронесся в сантиметре от головы Римо.
     - Что, испугался, парень?
     - Нет, - ответил Римо. -  Я знаю, что ты  меня не ударишь, Эйб, мы же с
тобой заодно.
     - То-то же! И никогда об этом не забывай, понял?
     Бладнер вернул ломик,  и  Римо снова  аккуратно завернул его  в бумагу,
чтобы не оставить на металле своих отпечатков пальцев. Они пожали друг другу
руки,  и Римо, отказавшись от  предложения сыграть в  карты,  распрощался со
всеми.
     У себя в номере он спрятал ломик под матрас, стараясь по возможности не
смазать отпечатки  пальцев Бладнера.  Если  не  сработает запасной  вариант,
ломик еще пригодится для выполнения чрезвычайного плана.
     Джетро нанимал  целый этаж в  отеле "Делстоун"  на другом конце города.
Без  специального   распоряжения   по  телефону  лифты  на   этом  этаже  не
останавливались, а лестница была  перекрыта. Когда Римо, правая рука Джетро,
позвонил  и  попросил, чтобы его впустили,  то,  к своему удивлению, получил
отказ, так как Джетро отсутствовал.
     - А где он? - поинтересовался Римо.
     - Здесь его нет.
     - Теперь я знаю, где его нет. А где он есть?
     - Ничего не могу сказать. Что ему передать? Куда вам перезвонить?
     - Ничего и никуда, я поднимаюсь к вам.
     -  Это невозможно,  сэр.  Лифт  на  этом  этаже не  останавливается,  а
лестница закрыта.
     - До встречи через пару минут.
     На  самом  деле, чтобы  попасть наверх, Римо потребовалось  почти  пять
минут. Он не торопясь поднялся по лестнице до восемнадцатого этажа. Дверь на
этаж была заперта, а сверху висел еще и массивный навесной замок.
     Римо  пальцами  вырвал шурупы  из петель и снял  дверь, протянув шурупы
оказавшемуся за ней ошеломленному охраннику.
     - Я на минутку, - сказал Римо.
     - Что вы делаете? Это взлом и несанкционированный проход!
     - Вот-вот. Если  бы  это  никто  не делал,  то не знали бы,  как  такое
называть.
     Охранник попытался схватить  Римо за плечо, но промахнулся.  Попробовал
было  ухватить  Римо  за  воротник,  но  тот странным образом  оказался  вне
досягаемости. Тогда он решил ударить взломщика дубинкой по голове, но ощутил
резкую боль в груди, рухнул на пол и потерял сознание.
     Римо осмотрел коридор. Апартаменты Джетро  по идее  должны находиться в
конце  коридора, подумал Римо.  Джетро  как  руководитель наверняка занимает
самое большое помещение.  Самое большое помещение должно окнами выходить  на
обе  стороны здания. Следовательно, апартаменты Джетро должны  быть  в конце
коридора. Римо вышиб запертую крайнюю дверь.
     - О,  прошу  прощения!  - вырвалось  у  него  при  виде голого  мужчины
среднего возраста с черными как смоль волосами  на голове.  На других местах
волосы  были  с  проседью.  Мужчина  лежал  на  спине.  Сверху  его оседлала
рыжеволосая девица.
     - Приветик! Тебе чего? - спросила она Римо.
     - Ничего. Я ищу Джетро.
     - Где Джетро? - спросила рыженькая свою "лошадку".
     - Проваливай, или я вызову охрану! - заорала "лошадка".
     - В таком положении - вряд ли, - сказал Римо.
     - Пока, сладкий, - сказала девица.
     Римо закрыл  дверь. Если Джетро  нет в конце  коридора, нужно искать  в
середине.
     В коридор выходило пять дверей. Римо открыл третью от конца.
     -  О, извините,  - обратился он к сплетению  рук и ног, принадлежавших,
судя по  всему,  четверым:  трем женщинам и одному мужчине. Чтобы  заглянуть
мужчине  в лицо, пришлось войти  и отодвинуть в  сторону обнаженную  женскую
грудь очень  неплохой формы. Под ней  обнаружилось не  принадлежащее  Джетро
лицо  с грубыми чертами  и счастливой улыбкой,  вызванной,  похоже,  хорошей
дозой кокаина. Римо вернул грудь на место и удалился.
     Другая  дверь - еще одна оргия.  Три двери - три оргии.  Одна  оргия  -
такое бывает. Две одновременно - реже, но тоже  случается. За тремя  оргиями
явно чувствуется  чей-то план. Простой  подсчет. Если бы  Римо знал, кто эти
мужчины, все  стало бы  ясно. Женщины были, очевидно, наемной рабочей силой.
Три  отдельно взятых случайных человека никогда не  устроят три разнузданных
игрища  одновременно.  Значит,  женщины понадобились  затем,  чтобы  мужчины
некоторое время никуда не выходили.
     Римо бросил взгляд вдоль коридора. Охранник начинал шевелиться. Мужчины
эти,  должно быть,  руководители  трех других транспортных профсоюзов, и  до
завтрашнего    провозглашения    суперсоюза    им     обеспечили    приятное
времяпрепровождение. Если не удастся план  Римо, им предстоит превратиться в
груду мяса и костей под балкой, которая рухнет на головы президиума.
     Охранник, шатаясь, поднялся на ноги.
     - Чем это меня?
     Римо подскочил  к нему, схватил  за шиворот  и прижал кое-какие нервные
окончания на шее. Охранник беспомощно застонал.
     - Где апартаменты Джетро? - спросил Римо.
     - Вторая дверь.
     - Почему вторая?
     - Там самое большое помещение, - ответил охранник.
     - Вот как! - сказал Римо и опять "усыпил" охранника.
     Апартаменты  Джетро   и  впрямь  были  просторнее.  Устланная   коврами
гостиная,  окна с гардинами, на стенах  - картины. Такая обстановка могла бы
подорвать чью угодно платежеспособность.
     - Это ты, милый? - послышался приглушенный дверью женский голос.
     -  Да, - ответил Римо, поскольку в данный момент ощущал себя достаточно
милым.
     - Мне попало в глаза мыло. Дай мне, пожалуйста, полотенце.
     Конечно. Римо даст полотенце, он ведь не садист.
     Открыв дверь, из-за которой доносился голос, он тут же окутался клубами
пара. Зеркала запотели. По кафелю стекали капли. Горячий душ был включен  на
полную мощь. Из-за занавески высунулась изящная ручка. Римо  вложил в пальцы
полотенце.
     - Как прошел день, дорогой?
     - Нормально.
     -  Значит,  все   будет  хорошо?  Ты  ведь  сделал  все,  что  от  тебя
требовалось.
     Римо навострил уши.
     - Что?
     - А что, кстати, он от тебя хочет?
     - Кто?
     - Кто-кто! Нуич, конечно, не Мик Джаггер.
     Так, значит, в этом замешан еще кто-то. Значит, и дом, в который ему не
удалось проникнуть, построили вовсе не  профсоюзные  лидеры. Как  же Римо не
пришло в голову, что западный человек не может создать преграду против силы,
о которой он не имеет понятия?
     -  Он не звонил?  -  спросил Римо,  собираясь выяснить  местонахождение
нового действующего лица.
     Занавеска  отодвинулась  в  сторону,  и  из-за  нее  показалась  мокрая
светловолосая головка. Очень красивая, с нежными щеками, голубыми глазами  и
великолепными губами,  сложенными в улыбку.  Хороша  была  и  левая  грудь -
прекрасной формы, упругая на вид, с нежно-розовым соском.
     - Это не Джетро... - произнесла девушка. Улыбка исчезла.
     - Ага, значит, в глазах уже нет мыла.
     - Убирайтесь! Уходите немедленно!
     - Не хочу, - ответил Римо.
     - Уходите или я позову охранника!
     - Зови.
     - Охрана! Охрана! Дежурный, сюда! - закричала она.
     - Меня зовут Римо, а тебя?
     - Этого ты узнать не успеешь. Охрана!
     - Пока он не пришел, скажи, как тебя зовут?
     Охранник  не появлялся.  На  молоденьком  личике  отразились  злость  и
отчаяние.
     - Ну, уйди! Уйди, пожалуйста!
     Она попыталась сделать строгое лицо. Ей и это шло.
     -  Послушай,  уж  не знаю, какое  удовольствие  смотреть,  как  женщина
моется, но, пожалуйста, выйди отсюда.
     Лицо стало обиженным и умоляющим. Но оставалось красивым.
     - Ну ладно! Что тебе нужно?
     Так, теперь перед ним деловая женщина.
     - Кто такой Нуич?
     - Не скажу, не могу. Уходи же.
     Римо покачал головой.
     - Слушай, мистер, если Джетро сейчас придет, он тебя убьет.
     - Может быть, он мне скажет, кто такой Нуич?
     - Хочешь узнать, кто такой Нуич, отправляйся в дом на окраине.
     - Я был там.
     - Не ври, умник, я знаю, что ты там не  был. Убирайся, пока не вернулся
Джетро.
     - Как тебя зовут?
     - Крис. Уходи же. Дай мне, по крайней мере, одеться.
     - Ладно, одевайся. Я подожду снаружи.
     - Как благородно! - съязвила Крис.
     Римо чмокнул ее  в мокрую  щеку, уклонился от удара, вышел в гостиную и
стал ждать. Ждал, ждал и ждал...
     - Ты выйдешь или нет?
     - Иду, иду!
     Дверь открылась, и из ванной появилась  Крис. Светлые волосы струились,
будто  шелк.  Вокруг тела обвивалось что-то воздушное, светлое и прозрачное.
М-м-м!
     - В таком облачении тебя можно рассмотреть еще лучше, чем в ванной.
     - Что, нравится? - гордо подняла подбородок Крис.
     Римо склонил голову к плечу, на секунду задумался и ответил:
     - Да. Если будешь хорошо себя вести, я с тобой пересплю.
     - Только об этом и мечтаешь?
     - Неособенно.
     - А если я против?
     - Ты не против.
     - Как ты уверен в себе!
     - Уверен.
     - Выпьешь что-нибудь?
     - Нет, я на диете.
     - Поесть я тебе не предлагаю, потому  что никто не может ни войти сюда,
ни выйти без разрешения Джетро.
     - А мы с тобой можем.
     - Нет, ничего  не выйдет,  все перекрыто. До  полудня  завтрашнего дня,
когда все должны отправиться в тот самый дом, где ты, как говоришь, был.
     Римо кивнул.
     - Крис, какая твоя любимая кухня?
     - Издеваешься? Итальянская.
     - Я знаю один классный итальянский ресторан в Цицеро.
     - Нам отсюда не выйти.
     - Лассанья... Сыр истекает красным соусом...
     - Я ее не люблю.  Мне больше нравятся спагетти с устричным соусом, омар
"фра диаволо" и телятина в вине.
     - Там устрицы плавают в масле с чесноком... - сказал Римо.
     - Давай, убьем охранника! - смеясь предложила Крис.
     - Надень что-нибудь не такое прозрачное.
     - Я пошутила.
     - Омары купаются в озере красного соуса, и телятина тает во рту...
     - Я надену плащ, - сказала Крис.
     Проходя мимо лежащего в  коридоре охранника, Крис в ужасе прижала ручку
к губам.
     - Я только шутила...
     - Я знаю. Он просто прилег отдохнуть.
     На цыпочках, смеясь и шикая друг на друга, словно дети, они  спустились
по  лестнице. В гараже Римо  позаимствовал  у кого-то  автомобиль,  соединив
напрямую провода зажигания.
     - Ты просто ужас, - засмеялась  Крис. - Когда Джетро  обо всем  узнает,
тебе не сдобровать. И мне тоже.
     - А корочки хлеба похрустывают, когда их отламываешь, чтобы обмакнуть в
соус...
     - Я знаю короткую дорогу в Цицеро, это мой родной район.
     По дороге  они болтали. Римо поглядывал на  часы. Крис была влюблена  в
Джетро,  она любила его, как  никого  никогда не любила. А мужчин  она знала
достаточно. Но в Джетро что-то такое было... Вот и в Римо что-то есть, но уж
больно он умный. Понимает ли ее  Римо? Римо понимал. Она влюбилась  в Джетро
еще до того, как он начал меняться - около трех месяцев назад - и любила его
и сейчас,  несмотря ни на что. Она не могла  его разлюбить даже после  того,
как...
     - Что?
     - А, неважно. Не хочется говорить об этом.
     - Ладно.
     Машина мчалась вперед. Они помолчали, а потом Крис снова заговорила:
     - Понимаешь, раньше я так не одевалась. А  два месяца назад Джетро стал
настаивать, чтобы я надевала всякие такие  штучки. Как раз  в то время  он и
начал  проделывать  странные вещи,  вроде  дыхательных  упражнений  и другой
чепухи.
     - А он вскрикивает, когда выдыхает воздух? - спросил Римо.
     - Да, а ты откуда знаешь?
     - Знаю. Прекрасно знаю. Слишком хорошо знаю.
     -  Ну, так вот, - продолжала Крис,  погрузившись  в  себя и не  обращая
внимания на слова Римо. - А мне такая одежда вовсе не нравится. Мне хотелось
хранить себя для Джетро, а он  заставляет выставляться напоказ,  как будто я
драгоценное украшение. Мне это не нравится.
     - Тогда одевайся так, как хочешь.
     - Нельзя.  Он говорит, чтобы я  одевалась  так, как  он хочет,  а иначе
грозится уйти.
     - Ну и Бог с ним.
     - О, нет, я  не могу без него. Он так мне нужен, особенно теперь. Ты не
представляешь, как он занимается любовью!  Так не может никто. Это не просто
восхитительно, это до того ни на что не похоже, что даже страшно.
     В ресторане Римо пил воду, а  Крис дважды прошлась почти по всем блюдам
меню.  На обратном пути Римо  остановил автомобиль на обочине, и прежде  чем
Крис успела воспротивиться,  губы Римо прижались к ее губам, рука скользнула
ей на  живот, опустилась  ниже, на  бедро. Губы Римо уже  ласкали  ее грудь.
Медленно,  постепенно  Римо  пробудил в  ней страсть и  неукротимое желание,
заставил  ее, уже раздетую, просить, требовать,  и наконец  они соединились.
Тело женщины пульсировало непереносимой жаждой удовлетворения.
     -  О-о-о!  -  стонала  она,  упершись   головой  в  дверцу.  Обнаженное
извивающееся  тело оставляло  влажные следы  на виниловой  обшивке  сиденья.
Ногти ее впивались ему в спину и шею, глаза открывались  и  закрывались, рот
судорожно  дышал,  вскрикивал и  кусался.  Ноги стучали по  рулю.  Она  била
кулачками  Римо  по  голове, бедра  требовательно  вздымались.  Наконец  она
достигла апогея, и Римо двумя  мастерскими движениями  привел ее к финалу  с
криком и всхлипываниями.
     - О-о. О-о... Еще! Еще...
     Расслабившись до  состояния желе, Крис целовала ухо Римо, а он пробежал
языком  ей по  шее  вниз  до  торчащего  розового  соска  и  снова  принялся
воспламенять  в  ней  страсть,  все  более  непереносимую,  со  скоростью  и
фрикцией, редкими для нетренированного должным образом любовника. Так  силен
был огонь страсти,  что она  вдруг напряглась, тело вытянулось в струнку, на
секунду замерло без движения. Лицо исказилось в гримасе беззвучного крика, и
она  бессильно  рухнула  на  сиденье  в  слезах  счастья  и  нечеловеческого
удовлетворения. Крис долго не могла вымолвить ни слова, и наконец заговорила
хриплым голосом:
     - Римо, о, Римо! Никогда, ни с кем так не было, Римо. Это чудо!
     Римо приласкал ее и помог одеться. Прильнув к нему, она так и просидела
всю  обратную  дорогу  до  Чикаго.  Они  въехали в  город  и проезжали  мимо
небольшого парка, когда Римо спросил:
     - Хочешь прогуляться?
     - Да, дорогой, но это же негритянский квартал...
     - Не волнуйся, все будет в порядке, - сказал Римо.
     - Ну, не знаю... - с сомнением произнесла Крис.
     - Ты мне доверяешь, конфетка моя?
     - Ты назвал меня конфеткой?! - обрадовалась Крис.
     - Ты веришь мне?
     - Да, Римо, да!
     Они  шли   по  парку,  заваленному  пустыми  бутылками,  с  обломанными
деревьями и  выдернутыми кустами.  Карусели и качели детского  городка  были
поломаны и покорежены.  Пьяный  чернокожий  верзила  отсыпался  под  садовой
скамейкой.
     Крис улыбнулась и поцеловала Римо в плечо.
     - Это самый красивый парк в мире. Как здесь хорошо! Какой воздух!
     Римо не ощущал ничего, кроме вони от выброшенного из окон мусора.
     Они  сели на  скамейку, Римо  прижал ее к себе. Крис почувствовала себя
уютно, в тепле и безопасности.
     - Дорогая,  -  ласково сказал он,  - расскажи  мне  о себе и  Джетро, о
профсоюзе, об этих людях в отеле и о Нуиче.
     И  она  начала  рассказывать,  как   впервые  встретила   Джетро.  Римо
поинтересовался,  когда  у  Джетро  стали появляться  большие  деньги.  Крис
говорила,  как менялся характер Джетро. Римо  спросил,  не  Нуич  ли снабжал
Джетро деньгами. Она  рассказала о  новом здании  на окраине города, которое
отнимает у нее Джетро, а Римо спросил, нет ли у нее ключей от входа, а потом
заметил, что ей должно быть  неприятно жить на одном этаже с такими ужасными
соседями. Нет,  они  вовсе  не  ужасные, это друзья Джетро, президенты  трех
профсоюзов,  которые  хотят  объединиться с Джетро. Разве  Римо  об этом  не
знает?
     Знает, конечно. Знает даже, что объединение намечено на завтра. Но ведь
эти люди  неверны  своим женам? Да,  Крис  об  этом знает, она  знакома  и с
женами.  А Римо умеет хранить верность? Конечно. Разве мог бы Римо доставить
ей такое  наслаждение,  если  бы искренне ее не  любил? Кстати, не  знает ли
Крис, как связаться с женами ее соседей по этажу? Знает, она же еще и личный
секретарь Джетро, потому что умеет все очень точно запоминать, не записывая.
     В самом деле? Что-то не верится. Римо хотел бы убедиться, как это у нее
получается.
     Слово  за  слово, и  наконец  перед Римо начала вырисовываться  картина
взаимосвязей и договоренностей  между профсоюзами - конструкция, скрепленная
деньгами. А  Римо на самом деле ее так сильно любит? Да, конечно, за кого же
она его принимает?
     Тут в ночи послышались звуки шагов, хруст битого  стекла под ботинками.
Римо обернулся. Их  было восемь - от мальчишки с  прической "афро" до самого
старшего, тридцатилетнего на  вид. Восемь темнокожих, которым  в эту  душную
весеннюю ночь было нечего делать.
     - О, Господи! - воскликнула Крис.
     - Ничего не бойся, - успокоил ее Римо.
     Двое самых высоких из компании, в майках и брюкахклеш,  в  разноцветных
ботинках  на высоких  каблуках,  в  мягких  шляпах  поверх причесок  "афро",
подошли вплотную, а остальные окружили  белую парочку.  Под  светом уличного
фонаря поблескивали черные мускулы.
     - Чтой-то мы  сегодня не гуляем в своем белоснежном районе, а? - сказал
человек, стоящий слева.
     - Да зоопарк  уже закрыт,  - ответил  Римо, - и вместо этого  мы решили
заглянуть сюда.
     -  Какой  ты  веселый,  мужик.  Вот  спасибо тебе  за беленькое  мясцо!
Черненькие ребятки очень-очень любят беленькое мясцо!
     Римо  заговорил  холодным  угрожающим голосом.  Он  хотел,  прежде  чем
что-нибудь случится, предупредить о последствиях, чтобы совесть была чиста.
     - Ну-ка, проваливайте.
     -  Это ты  проваливай, белый,  а не то...  - зарычал тот, что слева.  В
руках его блеснула опасная бритва. Тот, что стоял справа,  вытащил охотничий
нож. Еще  один вынул цепь, а  мальчуган лет восьми-девяти обнажил шило. Римо
почувствовал, как Крис обмякла и потеряла сознание.
     - Слушайте, парни, даю вам последний шанс. Я вас отпускаю.
     -  Можешь  уносить отсюда  свои белые  ноги,  а  беленькую киску оставь
черным  братикам,  которые  лучше  знают,  что  с  ней  сделать.  Ей  сильно
понравится!
     На лице говорившего сверкнула влажная белозубая улыбка. Но сверкала она
недолго,  превратившись в кровавую массу под  ударом левой руки Римо. Справа
взметнулся   нож.  Взметнулся  вместе  с  человеком,  его  державшим.   Цепь
захлестнула  шею  хозяина. Остальные засуетились в  панике  и бросились  кто
куда.  Чернокожий  мальчишка, размахивающий  шилом, обнаружил,  что  остался
один, если не считать лежащих.
     Он выругался и стал отважно ждать неминуемого конца.
     -  Что ты  размахался этой штукой? - поинтересовался Римо, указывая  на
шило, зажатое в черном кулачке.
     - Отвали, а то башку снесу!
     Римо шагнул назад.
     Парнишка изумленно заулыбался, но все же был полон подозрений.  Один из
оставшихся  в живых старших товарищей набрался смелости и крикнул  с  другой
стороны улицы:
     - Сматывайся, Скитер!
     - Пошел  ты! Сам сматывайся!  Я прищучил белого. Эй, ты, не двигайся, а
не то заколю!
     - Ладно, - согласился Римо.
     - Бабки есть? Доллары?
     - А ты не убьешь меня, если я отдам деньги?
     - Давай сюда! - потребовал малолетний налетчик, протягивая руку.
     Римо вытащил десятидолларовую бумажку.
     - Давай все, что есть!
     - Не дам, - сказал Римо.
     - Щас получишь шило в брюхо!
     Скитер замахнулся.
     - Или бери десятку, или ничего не получишь.
     - Ладно,  давай,  - сказал  Скитер,  взял  деньги,  спрятал в  карман и
побежал прочь.
     -  И  совсем-то  этот  белый  не  крутой!  -  прокричал  он, подбегая к
попрятавшимся   сообщникам.  Тот,  что  постарше,   незамедлительно   ударил
мальчишку  по голове  так, что Скитер отлетел в  сторону и  упал на мусорный
бак. Второй схватил парня,  а  третий быстренько  вытащил деньги  у  него из
кармана.
     Крис по-прежнему не приходила в себя. Римо подошел к парнишке и засунул
ему в карман рубашки две двадцатки.
     - Зря ты полез к этим типам с деньгами, - сказал Римо.
     Скитер заморгал и поднялся, пошатываясь.
     - Это мои братья, а тот, по-моему, мой папаня.
     - Тогда извини, - сказал Римо.
     - Белый засранец! Ненавижу вас! Всех перебью!
     И парнишка безуспешно  попытался стукнуть Римо, который легко увернулся
и направился к Крис, оставив позади размахивающего руками Скитера.
     Он поцеловал ее. Крис начинала приходить в себя.
     - Они меня изнасиловали? - были ее первые слова.
     - Никто к тебе и пальцем не прикоснулся, дорогая. Все в порядке.
     - Они меня не тронули?
     -  Нет. Пошли, лапочка, нам  надо позвонить  в несколько мест, а номера
телефонов здесь, в этой прекрасной картотеке, - сказал Римо и поцеловал ее в
лоб.

        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 

     Супруги президентов  транспортных профсоюзов жили  в  мотелях на разных
концах  города. Им было сказано,  что  мужья будут крайне  заняты до пятницы
семнадцатого апреля. Звонить им по  телефону - пожалуйста, но видеться  пока
нельзя, так как все переговоры и дела засекречены.
     Жен снабдили деньгами и оставили под постоянным наблюдением.
     - Джетро сказал, что отсутствие под  боком жен и семейной суеты даст им
дополнительный стимул для присоединения к профсоюзу  водителей, и  что часто
важные  решения   принимаются  под  влиянием  самых  маленьких  подачек,   -
рассказывала Крис.
     Они с Римо сидели в машине перед мотелем компании  "Хэппи дэй иннс". На
всех мотелях этой фирмы висели здоровенные плакаты: "Водитель, останови свой
грузовик! Добро пожаловать!".
     - Трудно поверить, что профсоюзные  боссы ради веселой женской компании
пойдут на такое рискованное дело.
     - Не только из-за этого,  -  сказала  Крис. -  Джетро  знает, что этого
недостаточно. Каждый получит приличную сумму  плюс  выгодные  контракты  для
своих  союзов   и  высокий  гарантированный  минимум  зарплаты  для   членов
профсоюзов. Если они создадут  новый, единый профсоюз, то не придется больше
торговаться с  заказчиками, они будут командовать парадом  и сами  назначать
цену. А тогда - или им ее заплатят, или страну охватит голод.
     - А он не думает, что конгресс примет против этого какой-нибудь закон?
     -  Конгресс  может принимать  законы, но  не  может водить грузовики  и
самолеты, или разгружать корабли.
     -  А  почему  они  не   хотят  заполучить   в  свою  компанию  профсоюз
моряков-транспортников?
     - Моряки  им не  нужны, с  ними  только  лишние хлопоты.  Дело  моряков
доставить груз в порт, а дальше, как объясняет Джетро, они полностью зависят
от грузчиков. Грузчики могут, к примеру, забастовать, и тогда морякам ничего
другого  не  останется,  кроме как заняться онанизмом. Нет,  главное звено -
доставка грузов из портов по стране.
     - И это все придумал Нуич.
     - Точно. Неприятный тип, но дело свое знает.
     - А как он выглядит?
     - Узкоглазый и субтильный.
     -  Отлично.  Так  выглядит  примерно  треть  населения   Земли.  Ладно,
оставайся в машине, я пошел.
     - Комната 3-Г, - напомнила Крис.
     - Я помню.
     - Это я на всякий случай. У многих плохая память на цифры.
     - Спасибо.
     Было три  часа  тихой и спокойной ночи. Прожектора высвечивали название
мотеля.  Над  дверями  выходящих  во  внутренний   дворик  комнат  теплились
оранжевые огоньки устройств для отпугивания насекомых.
     Римо нашел  нужную дверь  и постучал, но тут из-за  угла  здания  вышел
человек с  каким-то длинным предметом в  руках.  Присмотревшись, Римо понял,
что это ружье. Человек приблизился.
     - Что вы тут...  -  начал  было человек с ружьем, но не договора. Ружье
лязгнуло о бетонную дорожку. Дверь отворилась, и показалась женская голова в
бигудях, лицо было покрыто ночным кремом.
     - Миссис Лоффер?
     - Да.
     - Я Римо Джоунс из чикагской полиции нравов.
     - Но я одна, - запротестовала заспанная женщина, - здесь никого нет.
     - Дело не в вас, мэм. У меня неприятные новости о вашем супруге.
     - Можно взглянуть на ваш служебный жетон?
     Римо  сунул правую руку  в карман,  нащупал  монету в пятьдесят центов,
левой  рукой  вытащил  бумажник  и, держа  руки перед собой,  под прикрытием
ладоней  произвел кое-какую манипуляцию. В результате  перед глазами женщины
появился раскрытый бумажник с каким-то блестящим жетоном.  В полутьме уловка
сработала.
     - Проходите.
     Детектив Римо  Джоунс  сообщил  миссис Лоффер прискорбное известие о ее
муже и несовершеннолетней.
     - Подонок! - отреагировала миссис Лоффер.
     Он  добавил,  что, скорее всего,  именно девушка и  соблазнила  супруга
миссис Лоффер.
     - Мерзавец! - ответила миссис Лоффер.
     Он поделился с миссис Лоффер соображениями касательно того, что девушки
используются,  по  мнению полиции,  для  того,  чтобы  оказать  давление  на
профсоюзы, и что ее мужа, вероятнее всего, не в чем винить.
     - Подлец! - ответила миссис Лоффер.
     Детектив Джоунс заявил, что считает мистера Лоффера жертвой.
     - Чушь собачья! Мерзавец он, таким был всегда, таким и останется!
     Если мистер  Лоффер  утром покинет  пределы  Чикаго,  полиция не станет
предъявлять ему обвинение.
     - Вы не станете, зато я стану! Ублюдок! - заявила миссис Лоффер.
     К  половине пятого  утра на заднем сиденье автомобиля Римо разместились
три разъяренные женщины. Первая из жен помогла убедить вторую, а третья была
одета еще  до  того, как  Римо  закончил объяснения о  том,  что  ее муж  по
большому счету не виноват.

     Четыре тридцать  утра. На окраине  Чикаго в  новом здании, еще пахнущем
свежей  штукатуркой,  где  только что  включили канализацию и  водопровод, у
небольшого  бассейна в зимнем саду сидел Джин Джетро. Он внимательно слушал,
согласно кивал и обильно потел.
     - А мы не можем просто забыть о нем? - спросил Джетро.
     - Нет, - ответил его собеседник тонким скрипучим голосом.
     - Но я ничего не имею против него. Он увел Крис, ну и что? Ничего в ней
особенного и не было.
     -  Дело не в  том,  что  он отбил у тебя женщину. Дело не в том, что он
крайне опасен. Дело в том, что для нашей безопасности он должен быть убит.
     -  Мы ведь  уже  пробовали... ну, грузовик.  Я  этого парня  смертельно
боюсь, Нуич.
     - На этот раз все будет в порядке.
     - Вы уверены?
     - Я знаю, чем его можно взять, а тогда мы избавимся и от второго.
     -  Мы  запросто  пристукнем  старого китаезу.  Ох,  извините,  пожилого
восточного джентльмена.
     - Разве твои люди справились с этим, как ты выражаешься, китаезой?
     - Прошу извинить меня за эти слова.
     - Теперь послушай:  ни ты,  ни твои люди, ни твои дети,  ни их потомки,
даже вооруженные до зубов, даже при условии координации,  недоступной твоему
жалкому  воображению,  никогда   не  смогут  справиться   с   тем,  кого  ты
пренебрежительно называешь китаезой.
     - Но он же старик, ему недолго осталось.
     -  Это ты так считаешь, и поэтому потерял  троих.  Ты надеешься на свои
глаза, а на самом деле ничего не видишь. Ты полагаешься  на свой слух,  а на
самом деле ничего не  слышишь. Ты доверяешь ощущениям своих  рук, не зная, к
чему ты  прикасаешься.  Ты глупец. А глупцам необходимо детально  объяснять,
что им делать дальше.
     Джин Джетро весь обратился  во внимание, наблюдая за длинными  ногтями,
которые рисовали в воздухе невидимые линии.
     -  Западный  стиль нападения  прямолинеен.  Вы  бросаете все  силы, все
оружие в  атаку одновременно и  считаете, что  это  наиболее эффективно.  На
самом  деле  это  не  так,  особенно когда атакуешь  человека,  знакомого  с
основами своего ремесла. Гораздо более эффективно скрытое нападение, с двумя
уровнями внезапности и первичной ловушкой. Возьмем, к примеру, обычную атаку
с трех  или четырех сторон  - это неважно. Стреляют справа,  стреляют слева,
стреляют сзади. От такой атаки нет защиты, так?
     - Думаю, да, сэр, - ответил Джетро.
     - Нет, ни в коей мере. Если жертва будет действовать достаточно быстро,
то  успеет  ликвидировать  атакующих  с одной  стороны, пока  другие еще  не
нанесли удар. Речь идет  о долях  секунды. Объект нападения  гораздо быстрее
вас, поэтому он уничтожит одну из сторон и займется остальными или скроется,
или сделает все что  угодно. Такая атака действенна только против любителей.
Но представим, что каждая  из нападающих сторон атакует отдельно, независимо
от  других.  Создадим  линии  огня вокруг каждой нападающей  стороны, и  эти
резервы  вступят  в  дело только  тогда, когда  данная  сторона подвергнется
нападению.
     - И тогда наши шансы удваиваются, - сказал Джетро.
     -  Нет.  Эффективность  возрастает  в девять раз.  Предположим, что его
правильно учили, и он станет атаковать каждую из нападающих сторон отдельно,
по очереди.  Запомни: вторичный уровень  атаки  не  используется  сразу,  он
вступает  в  дело  только  тогда,  когда  угрозе  подвергается защищаемый им
первичный уровень.  Второй  уровень ждет.  Но мы  создадим  еще один, третий
уровень  атаки  для каждой из  наших  нападающих  сторон. Так  эффективность
повышается не в девять раз, а в девять в девятой степени. Используя двадцать
семь человек мы достигаем практически бесконечной эффективности.
     - Да, но где мы сможем организовать такое, в пустыне Мохаве?
     - Глупости, вполне подойдет гостиница. Нам помогут комнаты,  коридоры и
вестибюль. Организовать такую засаду по силам даже тебе.
     - Я боюсь.
     - Ты хочешь стать грязной лужицей?
     - Но я вам нужен, без меня не обойтись!
     -  Вспомни,  кем ты  был,  когда  я  нашел  тебя?  Рядовым  профсоюзным
функционером. И  если мне удалось  превратить то ничтожество  в сегодняшнего
Джина Джетро, значит я в состоянии проделать то же с  любым другим. Я научил
тебя заниматься любовью так, как не способен ни один западный человек. Я дал
тебе  средство,  с  помощью которого ты, несмотря на  свою некомпетентность,
смог буквально  растворить самых опасных конкурентов. Я сделал из тебя Джина
Джетро и  могу  сделать  то же самое из любого другого. Ты мне не  нужен,  я
использую тебя. Удивительно, как ты до сих пор этого не понял.
     -  Но  вы  же  говорили,  что  хотите мне  помочь,  что  во мне столько
нереализованных возможностей, что будет жаль, если они пропадут зря.
     - Сказка для дурачков.
     Джетро вздохнул, посмотрел на листья пальм и опустил глаза.
     - А если  этот пожилой джентльмен нападет на нас? Ведь вы говорите, что
он так могуч.
     - Пусть это тебя не беспокоит. Он уже побывал здесь. Он не глупец.
     - Двадцать семь человек, так? В вестибюле?
     - Да. Трое защищают троих и каждого из них защищают трое.
     - Тогда надо идти готовиться.
     - Вызови своих людей сюда. Отсюда ты не выйдешь.
     - Но съезд... Семнадцатое апреля, наш великий день!
     - Что ж,  он наступит и  пройдет, - сказал  человек с плоским азиатским
лицом. - Наступит и пройдет. Кто бы  мог подумать, что мне удастся построить
это здание за два месяца? Кто мог предположить,  что за два  месяца  я смогу
сделать  тебя  президентом  профсоюза? Этот день  настанет  и пройдет -  так
говорят не только звезды, но и моя воля. Наш бледнолицый противник, которого
ты так боишься, не доживет до завтрашнего заката. И тогда ты станешь лидером
самого могущественного профсоюза. А я получу то, что нужно мне.
     - Чего же вы хотите?
     Плоское лицо расплылось в улыбке.
     -   Не  торопи  события.  Сначала   бледнолицый.  Но  учти,   он  может
ускользнуть.
     Лицо Джетро исказила гримаса ужаса, это позабавило Нуича.
     - Да, он может отразить нападение.
     - Но вы...
     - Если он знаком с "алой лентой". Но не терзай душу пустыми сомнениями:
ни тебе, ни одному белому человеку не дано постичь "алую ленту".

     Римо и  его  спутницы подъехали к  гостинице  -  штаб-квартире  Джетро.
Проникнуть  внутрь  оказалось  на  удивление  просто,  даже  дверь  не  была
починена. Крис осталась ждать в автомобиле за пару кварталов от гостиницы.
     В гневе, сопя и спотыкаясь,  женщины в  сопровождении Римо поднялись по
лестнице  на  восемнадцатый этаж.  Сорванная  с петель  дверь так  и  висела
приоткрытой.  Римо распахнул  ее  и  пропустил вперед  запыхавшихся  женщин.
Завидев  Римо,  охранник  принялся  судорожно тыкать  пальцем  кнопку вызова
лифта. От страха он переминался с ноги на ногу,  глаза  перебегали с  табло,
указывающего на каком этаже находится лифт,  на Римо и его спутниц. Наконец,
дверь  лифта  отворилась, охранник влетел в  кабину и нажал кнопку.  Римо не
препятствовал. Квартет направился по коридору к дальней двери.
     - Здесь не  заперто,  - объяснил Римо.  -  Замок сломался. Разве сейчас
умеют делать вещи так, как раньше?
     Изнутри доносился храп.
     - Это он, - сказала миссис Лоффер. - Я узнаю его храп.
     Римо слегка приоткрыл дверь. Две другие женщины стояли поодаль. Одна из
них шепнула:
     - Вырви ему сердце!
     Римо вошел вслед за миссис Лоффер.  Она остановилась перед кроватью, на
которой, освещенные  ночником, мирно  спали в  объятиях друг  друга  мужчина
средних лет и рыжеволосая девушка.
     - Ишь  какую отыскал! - всхлипнула  миссис Лоффер.  - Бюст -  настоящий
третий номер! - произнесла она срывающимся голосом.
     На  цыпочках  она подошла  поближе.  В комнате стоял запах прокисающего
шампанского. Миссис Лоффер наклонилась к уху мужа и прошептала:
     - Джо, дорогой, внизу кто-то ходит.
     Храп  не прекращался. Рыженькая перевернулась на спину. Ее открытый рот
издавал симфонию аденоидного храпа.
     Миссис Лоффер потрясла мужа за волосатое плечо.
     - Джо, милый, пора вставать! Спускайся вниз и приготовь кофе.
     Храп.  Рыжеволосая  с  бюстом номер  три  открыла  глаза, увидела Римо,
женщину и собралась закричать, но Римо ладонью зажал ей рот.
     Джозеф Лоффер,  лидер профсоюза, объединяющего самых высокооплачиваемых
в мире работников  - пилотов, чей заработок превышал тридцать тысяч долларов
в год, наконец  пробудился. Нужно  было спускаться на первый этаж  и ставить
кофе.
     Он  открыл  глаза,  поцеловал  жену,  спустил  ноги  с  постели  и  тут
обнаружил,  что  супруга  одета,  а какой-то  человек зажимает  ладонью  рот
девушке, лежащей рядом. Он  собрался  пуститься  в объяснения, но тут миссис
Лоффер  ринулась в  атаку. Первый  удар  был нанесен  ногой  Лофферу в  пах,
заставив его согнуться пополам.  Последовал второй удар - коленом в  лицо, а
затем  без  остановки  -  кулаком  по лицу. Ногти  супруги  влились в  глаза
Лоффера. Он упал на кровать. Миссис Лоффер обрушилась сверху.
     Неплохо, подумал Римо, не переставая удивляться способности разъяренных
людей,   действующих   инстинктивно,   идеально   исполнять  "атаку   внутри
периметра",  как ее  классифицирует школа Синанджу. Убить мужа миссис Лоффер
не могла, но поддерживала непрекращающийся атакующий  натиск, направленный в
среднюю часть  тела  супруга. Прекрасно  задумано, неплохо  исполнено  - так
оценил Римо ее действия.
     -  Теперь  попробуйте локтем. Так, хорошо. Очень хорошо, миссис Лоффер.
Для человека без специальной подготовки  - просто великолепно! Понапористее,
поэнергичнее.   Отлично!  Нет,  никаких  размашистых  ударов  сбоку.  У  вас
прекрасно выходит атака внутри периметра, не надо портить дело.
     Наконец, обессиленная миссис Лоффер  отступила.  Ее  муж, оглушенный  и
слегка  окровавленный,  лежал  на  кровати.  Спрятав  лицо  в  ладонях,  она
принялась истерически всхлипывать. Супруг с трудом приподнялся на локтях и с
трудом принял сидячее положение.
     - Прости, - выговорил он, - прости меня!
     - Подлец, - сквозь слезы ответила миссис Лоффер,  - подонок! Собирайся.
Мы уезжаем.
     - Я не могу никуда ехать.
     - Объясни это  полиции. Ты  занимался  такими гадостями, что  вмешалась
полиция нравов.
     - Нет такого закона, дорогая, чтобы...
     - Мой адвокат сообщит тебе, есть такой закон или нет!
     - Но мне нельзя уезжать!
     Римо отпустил рыженькую и сказал:
     - Одевайся и уматывай.
     Она бросила на него недобрый взгляд.
     - Ты кто, частный детектив, что ли?
     -  Одевайся, - повторил Римо. - А  вам, мистер  Лоффер, рекомендую тоже
одеться и в течение получаса покинуть Чикаго.
     Очередную  супругу  Римо проводил в  комнату  в  середине коридора. Она
сперва  высыпала содержимое двух пепельниц  на клубок  объятых сном  тел  на
кровати, а затем начала бить и царапать все, что попадалось под руку - руки,
ноги,  ягодицы, лица.  Ее муж  в страхе забился  в  угол.  Римо  швырнул ему
одежду.
     - Даю вам полчаса, чтобы убраться из города. Иначе - тюрьма.
     В  третьей  комнате,  к сожалению  Римо, битва  не  состоялась.  Увидев
супруга, оплетенного  различными частями женских тел, его жена упала Римо на
грудь и разрыдалась. Римо даже слегка пожалел ее в душе.  Но выбора не было:
или выставить этих людей из города, или сбросить им на головы балку. То, что
они задумали, приведет страну к гибели.
     Последний супруг был в ярости. Как она дерзнула ворваться сюда? Как она
осмелилась следить за ним? Почему она перестала ему доверять?
     Римо объяснил, что нарушен  закон о  правилах морали. Естественно, этот
закон пришлось  выдумать. Да, он был принят еще в 1887 году,  но действует и
поныне,  точно так  же, как  и  в  момент  принятия его  отцами-основателями
города.
     - Вот как? Все равно, это  противоречит конституции, - заявил президент
профсоюза портовых грузчиков. - Любой суд меня оправдает!
     - Вы хотите довести дело до суда?
     - Конечно, черт побери!
     У  президента Международной ассоциации  портовых грузчиков нижнее ребро
справа было таким же, как и у всех людей. Римо кое-что сделал с этим ребром,
после  чего  джентльмен, завопив  от боли,  раздумал обращаться к  закону  и
выразил согласие немедленно покинуть Чикаго.
     Массовой исход постояльцев из гостиницы происходил в то время, когда  в
сером  чикагском небе начали появляться слабые красные полоски, предвещающие
восход солнца.  Первыми отель  покинули "ночные  бабочки".  Затем -  мужья с
женами. Римо, желая убедиться, что все в порядке, стоял неподалеку от входа,
прислонившись к  фонарному  столбу, и вдруг заметил,  что последний из мужей
вступил в оживленный  разговор с  остальными парами. Дойдя до угла, компания
остановила проезжавший мимо патрульный полицейский автомобиль.
     Римо увидел,  как расхохотался  полицейский за рулем,  и понял, что его
план  провалился.  Нашелся  человек,  не поддавшийся панике,  не  потерявший
голову, который решил  удостовериться в существовании закона от 1887 года. И
теперь, благодаря  выдержке и хладнокровию, ему и его компаньонам предстояло
расстаться  с жизнью.  На  головы  президиума профсоюзного  съезда обрушится
громадная  балка. Руководители профсоюзов  теперь  знали,  что не существует
закона о правилах морали от 1887 года, а поэтому им суждено погибнуть.
     Эта новость не обрадует Смита. Крайние меры хороши на случай, когда все
потеряно и  другого выхода  нет, к ним  прибегают  лишь  глупцы, безумцы или
неудачники.  После  всего  случившегося  Римо  причислял  себя  к  последней
категории.

        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 

     План был прост и надежен.
     Рокко  Пигарелло  еще раз изложил его остальным  собравшимся  - их было
двадцать шесть. Он никого  не  просил рисковать жизнью.  Он никого не просил
убивать. Он предлагал заработать, но  ни словом не обмолвился о том, что эти
двадцать  шесть  человек  представляют для  профсоюза  наименьшую  ценность,
поскольку они - это  лишь мускулы,  а  мускулы стоят  недорого.  Нет, он  не
собирался говорить  о  неприятных  вещах,  незачем  портить  впечатление  от
выгодного предложения.
     - Я обращаюсь к вашему здравому смыслу и только прошу защитить себя или
ваших коллег от нападения, если оно последует. Понятно?
     Послышались  несколько  неуверенных  "понятно",  "да"  и  "угу".  Перед
Пигарелло  в зале, еще  пахнувшем  свежей  краской,  сидели  двадцать  шесть
угрюмых  и  сонных  мужчин.  В  этот  предрассветный час их  собрали сюда из
мотелей и гостиниц со всех концов города. Заезжали за ними  или руководители
региональных  организаций,  или бизнес-агенты, или кто-то другой, но во всех
случаях это были люди, стоящие на должностной лестнице на  ступеньку выше. И
никто никому ничего не предлагал. Просто следовал приказ. А иначе...
     Зал  постепенно наполнялся. Почти все прибывающие  были знакомы друг  с
другом. Мускулы. Грубая сила. Из Далласа, Саванны, Сан-Франциско, Колумбуса.
Двадцать шесть человек, каждый с особой репутацией. Они понимали, что раз их
собрали вместе,  значит прольется кровь,  а это  было  им вовсе  не по душе:
съезд для них был чем-то вроде каникул, а тут вдруг снова работа...
     Боров продолжал:
     - Вам, конечно, не нравится, что вас подняли с постелей и привезли сюда
в такой час. Я понимаю, что вы  мечтаете поскорее оказаться снова в объятиях
сна. Но я  должен сказать вам, что мы  собрались здесь потому, что... потому
что... - Пигарелло на секунду задумался. - Потому, что мы собрались здесь!
     Послышалось недовольное бормотание.
     - Я  обращаюсь  к вам с просьбой защитить  своих  братьев-водителей.  Я
обращаюсь к вам  с  просьбой  защитить товарищей  по профсоюзу от вероломных
бандитов. Сейчас я объясню, кто что будет  делать. Если  кто-то заметит, что
напали на одного из нас, стреляйте без колебания. Адвокаты наготове, никаких
осложнений не будет. Никаких!
     Гул недовольства в зале.
     -  Так вот, у меня есть подозрение, что этот самый наемный бандит будет
стрелять в меня из пистолета.  Впрочем,  вы это увидите,  я уверен. Он будет
стрелять  в  меня. Если  услышите  выстрел,  знайте:  на вашего товарища  по
профсоюзу  напали.  А  вы  должны  будете  защитить  коллегу-водителя.   Вот
фотография человека, который собирается напасть на меня.
     Боров поднял над головой большую фотографию.
     Раздались возгласы изумления.  Им  предстоит  иметь  дело  с человеком,
который только что стал правой рукой Джетро!
     - Вопросы?
     Встал делегат из Вайоминга - высокий, стройный и мускулистый, как и все
его предки-ковбои.
     - Сколько человек будет  с ним? Нас - двадцать  семь, а мне  совсем  не
светит связываться с сотней парней Эйба Бладнера.
     - Бладнер за нас, - ответил Боров.
     Возгласы удовлетворения.
     - Вы хотите  сказать, что этот Римо Джоунс затеял что-то против вас без
одобрения Джетро? - продолжал делегат из Вайоминга.
     - Я уже все объяснил.
     - Кто его поддерживает?
     - Никто.
     - Он в одиночку пошел против вас. Боров?
     - Ага.
     - Что-то не верится!
     -  Пусть лучше поверится.  Все будет так, как  я говорю.  Садитесь. Еще
вопросы?
     Поднялись три руки.
     - Опустите руки, хватит, - сказал Боров

     Римо остановил такси.
     - Сколько вам осталось до конца смены?
     Водитель озадаченно посмотрел на него.
     - Тогда скажите, сколько времени вы еще готовы поработать сегодня?
     Таксист пожал плечами.
     - Обычно меня  спрашивают,  как далеко я могу поехать, а не сколько еще
времени готов провести за баранкой.
     - А я - необычный клиент, и к тому же с необычной суммой в кармане.
     - Слушайте, день был удачным, и я не хочу ввязываться во  всякие темные
делишки.
     -  Никаких  темных  делишек.  Предлагаю оплатить  вам двенадцать  часов
работы.
     - Я устал.
     - Сто долларов.
     - Я чувствую прилив сил.
     - Отлично.  Вот эту  даму  надо в течение  двенадцати часов  возить  по
Чикаго, с условием нигде не останавливаться больше чем на десять минут.
     Римо помог Крис сесть в машину.
     - Дорогая, тебе придется покататься.
     Он передал Крис пачку банкнот так, чтобы заметил водитель.
     - Но почему ты не  хочешь взять  меня с  собой в  гостиницу,  милый?  -
спросила Крис.
     Римо прошептал ей на ухо:
     - Потому  что мы меченые, мы  - мишень,  готов поклясться.  В шесть или
семь  часов  мы встретимся в  аэропорту "О'Хара",  в баре лучшего ресторана.
Если  меня  не будет, подожди  до  полуночи. Если  я  не появлюсь и  к этому
времени  -  спасайся. Постарайся  сменить  имя  и  беги  подальше,  нигде не
останавливаясь. Через два дня сделай паузу.
     - Почему через два дня?
     -  Давно выяснено,  что два дня -  оптимальный срок  в  такой ситуации.
Сейчас не время для подробностей.
     - Может,  мне  лучше взять  билет на какой-нибудь рейс,  который длится
шесть часов, и обратный билет? Вот и получится как раз двенадцать часов.
     - Нет. Рейсы по расписанию  подобны кабине лифта. В нашем положении они
не подходят. Ты словно оказываешься в запертой комнате, хотя она и движется.
Верь мне на слово. Я предлагаю как лучше.
     - Дорогой, но я не боюсь Джетро.
     - Зато я боюсь. Пока.
     Римо поцеловал Крис  в щеку, кивнул таксисту и на всякий  случай сделал
вид, что  внимательно  смотрит на номер машины. Пусть водитель  думает,  что
Римо запомнил номер, и случись что с пассажиркой - придется отвечать.

     Семнадцатого апреля в  Чикаго было  жарко.  Просыпаясь  влажным  душным
утром, люди чувствовали себя так, будто уже отработали полный день. Римо  не
спал всю  ночь, но вполне мог  обойтись двадцатью  минутами отдыха. С такими
мыслями он и отправился в свой отель.
     Но  отдохнуть  не  удалось.  Войдя в вестибюль  с мраморным  полом;  он
заметил, как  какой-то человек направляет в его сторону ствол винтовки. Римо
не отреагировал на винтовку, вынутую из сумки для  гольфа, а автоматически в
долю  секунды  огляделся  вокруг,  чтобы  оценить  ситуацию  в  целом.  Так.
Появилось  и  другое  оружие.  Из  чемоданов,   коробок,  из-за  стойки  для
регистрации постояльцев. Засада.
     Ладно, будем работать слева направо. Безо всяких дополнительных военных
хитростей Римо бросился на крепыша,  уже нажимавшего  курок маузера.  Маузер
так и не выстрелил, оказавшись вбитым сквозь  солнечное  сплетение крепыша в
легкое. Не  обращая больше на  него внимания,  Римо  принялся  за других, по
часовой стрелке. Действуя  таким образом, он  находился только на линии огня
справа, чтобы остальные нападающие не могли стрелять в него, дабы не попасть
в своих.
     Вскрикнула  женщина.  Портье попытался  спрятаться и  получил  в  горло
шальную пулю. На  диване  в  испуге прижались друг  к другу двое  ребятишек.
Придется  отвести от них огонь, вызывая  его  на себя.  А если  не выйдет  и
чья-то пуля случайно причинит детям вред, то человек этот умрет не сразу...
     Атакующие  справа  сбились в кучу.  Дилетанты! Римо  раздробил  пальцем
чей-то висок  и принялся  за тощего человека с Магнумом-357.  Здесь подойдет
атака внутри периметра,  потому что тощий держал пистолет  слишком  близко к
корпусу, как держат обычно короткоствольные револьверы при стрельбе  с малых
дистанций. Палец уже  нажимал  на спусковой крючок, поэтому пришлось сначала
сделать  так,  чтобы  пистолет  отлетел  в  сторону. Вместе с кистью.  Затем
треснул череп, а Римо  начал перемещаться к центру, пригибаясь  под огнем, и
вдруг почувствовал, как в сантиметре от его виска пролетела пуля.
     Значит, используется  атака  в  два  уровня. Римо покончил с  одним  из
стрелков,  лишив того тестикулов и обрекая  тем самым  на  медленную смерть,
потом развернулся  ко  второму  уровню  нападения. Еще  одна пуля, посланная
кем-то из центральной группы  нападавших,  просвистела  рядом. Римо оказался
под  перекрестным  огнем.  Какая  глупость  с  его  стороны!  Он  постарался
обезопасить себя от  огня из центра, сместив его линию в сторону  ресторана,
откуда велась стрельба второго уровня.
     Нападающие  прятались  за  обеденными  столами.  Один  из  них  получил
столешницу  вместе  со  скатертью через  рот  до  основания  черепа.  Нервно
прогрохотала автоматная очередь,  но еще до этого ствол автомата оказался во
рту стрелявшего. Палец продолжал нажимать на  спуск, так как мозг не мог уже
отдать  команду остановиться. Вместе  с пулями  в потолок  полетели  осколки
черепа и куски мозга.
     Волнообразным энергичным  движением  тело Римо  заняло  в  пространстве
свободное от летящего свинца место, но неожиданно там все же оказалась пуля,
царапнувшая правый бок Римо. Легкое ранение.
     Римо среагировал рефлекторно,  без размышлений.  Вернее,  не он, а тело
среагировало так, как его приучили бесконечные изнурительные тренировки, как
приучил Чиун, не обращавший внимания на протесты и жалобы Римо.
     Так, как учили,  и никак иначе. "Алая лента" - трижды  три раза по три.
Другой защиты в такой ситуации нет. Римо сместился обратно в центр, переводя
все  линии огня  на  самих  же  участников  засады. Он  больше  не  атаковал
нападавших,  потому  что  тогда  их  становилось бы меньше, а принцип  "алой
ленты" как раз  и  заключался в  том,  что сами нападающие  уничтожают  друг
друга.
     С немыслимой  быстротой,  словно сверкающий луч  солнца  с небес,  Римо
заскользил, разматывая  "алую ленту",  между тремя  уровнями  атаки.  Он  то
оказывался  среди нападавших,  и тогда огонь  на мгновение стихал,  чтобы не
перебить  своих,  то  снова  появлялся  на  открытом  месте.  Вновь  звучали
выстрелы. Неуверенные. Неточные. Цель больше не находилась в центре  засады,
цель стала ее частью.
     Мимо  стойки  для  регистрации, сквозь третий  уровень  атаки слева, по
ступеням  лестницы  перемещался  Римо,  все  время находясь  совсем рядом  с
растерявшимися нападавшими, которые уже запаниковали, не  соображая, что  же
делать.
     Пули попадали в стекла, осыпая холл звенящим  дождем осколков. Отовсюду
слышались крики и вопли, которые только усиливали панику  и хаос.  Открылась
дверь  кабины  лифта,  и  случайная  автоматная  очередь перерезала  пополам
находившуюся  в  лифте  служанку.  На  последнем  витке  "алой  ленты"  Римо
позаботился о стрелявшем,  оставив на  месте  его глаз  два сочащихся кровью
отверстия.
     Затем - рывок в центр. Он  схватил  с дивана ребятишек, переместился  в
зал ресторана, в тыл не подозревавшего об этом третьего  уровня нападения. И
стал ждать, стоя  на  ступенях. Стрельба не  стихала. Ничего  не  понимающие
ребятишки смотрели на Римо.
     То, что произошло, было  вполне  естественным. Будучи  дилетантами, те,
кто находился  на противоположных сторонах  засады и  в  разных  ее уровнях,
оказавшись под  огнем,  стреляли  в  ответ.  Спасая собственную  шкуру,  они
стреляли по своим. "Алая лента" вплелась в засаду кровавым проклятием страха
и  паники.  Теперь пальба не  прекратится.  Если бы Римо  захотел, то мог бы
просто подождать до самого конца, но единственной  его целью было прорваться
живым сквозь засаду.
     Девочка,  похоже,  была  потрясена происходившим  вокруг.  Мальчик  был
доволен и улыбался.
     - Бах! Ба-бах! - сказал парнишка.
     - А где ваши мама и папа? - спросил Римо.
     - В номере, на третьем этаже. Они велели нам поиграть в холле.
     - Ну, тогда идите к ним.
     - Они не велели приходить до половины десятого, - сказала девочка.
     - Ба-бах! - сказал мальчик.
     - Но в холл спускаться тоже нельзя.
     Снизу   все   еще   доносилась   стрельба.   В   отдалении  послышались
приближающиеся звуки сирен.
     - Тогда мы пойдем к родителям, только вы нас проводите, пожалуйста.
     - Хорошо, я пойду с вами.
     - А вы скажете папе и маме, что нам нельзя играть в холле?
     - Обязательно.
     - И что мы ничего не натворили?
     - Ладно.
     - А доллар нам дадите?
     - С какой стати?
     - Просто это было бы приятно.
     - Я вам дам двадцать пять центов, - пообещал Римо, - Красивую блестящую
монетку.
     - Нет, лучше старый грязный доллар.
     Вместе  с  детьми  Римо  поднялся на  третий  этаж.  Его  рубашка  была
окровавлена, кровь стекала на брюки. Впрочем, это не беспокоило Римо.
     Дверь отворил  отец: водянистые глаза,  на лице  -  печать начинающейся
деградации мозга, вызванной  алкоголем.  Процесс  приятный,  а  результаты -
печальные.
     - Что еще натворили эти дети?
     - Абсолютно ничего, сэр. Какие-то сумасшедшие устроили внизу  стрельбу,
и ребята могли пострадать.
     -  Я и не знал, - ответил отец, завязывая  пояс халата. - С  ними все в
порядке? А что это с вами?
     - Меня слегка задело. Так всегда бывает со случайными прохожими, всегда
нам не везет.
     - Ужас, что  творится  в  Америке!  Как  вы  считаете, вниз  уже  можно
спускаться?
     Римо прислушался. Стрельба прекратилась. Затих и вой сирен. Холл сейчас
наверняка наводнен полицейскими.
     - Можно, но я не советую. Зрелище не из приятных.
     - Что ж, спасибо. Входите, дети.
     - Бах! Бах! - сказал мальчик.
     - Заткнись! - сказал папочка.
     - Что там такое, дорогой? - послышался женский голос.
     - Что-то случилось внизу, в холле.
     - Эти дети дождутся когда-нибудь!
     - На этот раз они не виноваты, - ответил отец и закрыл дверь.
     Римо  поднялся по лестнице к себе. Кровь  почти перестала течь. Рубашка
прилипла  к телу. Чиун  спал на своем матрасике лицом к окну,  свернувшись в
позе зародыша.
     -  Ты  ранен, - произнес он, не  поворачиваясь,  ни одним движением  не
показывая, что пробудился. Во время сна его  мозг фиксировал все посторонние
звуки. Просыпался Чиун мгновенно, приученный к этому с рождения,  просыпался
так, чтобы  никто этого  не заметил.  Из таких  вот  деталей и  складывалось
могущество Мастера  Синанджу, высочайшего знатока  боевых искусств  Востока,
досточтимого старейшины небольшой корейской деревушки, от которого целиком и
полностью зависело ее существование.
     - Царапина, - сказал Римо.
     - Любое ранение опасно. Насморк опасен. Промой рану и отдыхай.
     - Хорошо, папочка.
     - Как идут дела?
     - Не очень.
     - А по-моему - неплохо. Я ощущал вибрацию от стрельбы из ружей.
     - А, это. Да, там их было трижды три по трое,  и пришлось  использовать
"алую ленту".
     - Тогда почему ты ранен?
     - Я начал "ленту" поздновато.
     - Никогда прежде, - сказал Чиун, - никто не получал так много, как было
дано тебе, и никто не усваивал так мало, как ты. С таким же успехом я мог бы
тренировать стены, а не белого человека.
     - Ладно, хватит. Я ранен. Перестань.
     - Ранен! Царапина, а  ты из этого  делаешь трагедию.  У  нас  есть дела
поважнее. Отдохни. Скоро нам придется исчезнуть.
     - Сбежать?
     - Если тебе больше нравится такое выражение, то да, сбежать.
     - Я не имею права, Чиун. У меня задание.
     - Я, между прочим, отдыхаю, а ты несешь ерунду.
     - Ты был у того здания? Что там произошло?
     - Там произошло то, из-за чего мы должны бежать.

     Утром в двенадцать минут одиннадцатого в кабинете доктора Харолда Смита
зазвонил телефон. Линия связи включалась только на двенадцать минут в начале
каждого  часа, и с шести  утра по  средневосточному  времени до шести вечера
работала  прямая  связь  со  Смитом.  Когда его  не  было  на месте,  звонки
фиксировал автоответчик, которому Римо должен  был  диктовать свои сообщения
по  возможности  в медицинских терминах. Если  кто-то случайно наткнется  на
запись, она должна выглядеть как доклад врача начальству.
     В десять часов  двенадцать  минут зазвенел  звонок, и уже с первых слов
Смит понял, что без крайних мер не обойтись.
     - Мой план не сработал, - раздался в трубке голос Римо.
     - Ясно, - ответил доктор Смит. - Вы знаете, как поступить.
     - Да.
     Телефон  умолк.  Четырем  профсоюзным  лидерам  придется  расстаться  с
жизнью.
     - Проклятие! - вырвалось у Смита.
     Если  система   государственного   устройства  не  терпит   объединения
профсоюзов,  то,  вероятно,  это  не  самая  лучшая система.  КЮРЕ  пытается
заткнуть  самые крупные пробоины в  корпусе американской конституции, но это
лишь отдаляет печальный конец.  Большой  бизнес и  профсоюзы  -  сражающиеся
между собой  гиганты,  а страдает от этого  народ. Смит  прекрасно знал, что
большой бизнес всегда  использовал те  же методы, к которым сейчас прибегают
профсоюзы. Только в бизнесе это называлось "загнать рынок  в угол" и  всегда
расценивалось  как  верх  мастерства  делового  человека. Почему  профсоюзам
нельзя поступать так же?
     Доктор Смит развернулся вместе с креслом к заливу Лонг-Айленд за окном.
Зеленоватые воды уходили  в даль  Атлантики. Здесь стоило бы поставить знак,
на манер дорожного:  "Вы покидаете  пределы залива.  Впереди - Атлантический
океан." Но  ни на берегах, ни  в жизни таких знаков не бывает. Профсоюзы так
же не имеют  права шантажировать страну,  как большой бизнес не имеет  права
загонять  рынок в угол и вздувать цены. КЮРЕ будет бороться с этим. И, глядя
на воды залива, доктор Смит принялся размышлять, как ввести в практику новый
закон.  Без  голосования.   Без  обсуждения.  Не  информируя  широкие  круги
общественности.  Сделать так, чтобы впредь ни  одна корпорация  не  пыталась
путем махинаций повышать рыночные цены, особенно на продукты. Для этого Смит
не колеблясь будет использовать Дестроера, как это он сделал сегодня.

        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 

     Римо засунул сзади  за пояс брюк завернутый в бумагу ломик-монтировку с
отпечатками пальцев  Бладнера. Надел рубашку и пиджак. Ломик лег вдоль спины
между  лопатками,  округлым  концом вверх. Загнутый плоский конец монтировки
совпадал с очертаниями тела, а его напоминающее ложку окончание разместилось
как  раз позади  репродуктивных  органов Римо.  Рентгеновский  снимок дал бы
картину человека, сидящего на изогнутом металлическом штыре.
     Не дай Бог, - подумал Римо, - если кто-нибудь  хлопнет  меня по  спине,
будет весьма неприятно. Скованной походкой он направился к двери.
     - Я вернусь.
     - Ты идешь в этот дом? - с беспокойством спросил Чиун.
     - Нет.
     - Хорошо. Когда вернешься,  я  объясню  тебе, почему  мы должны бежать.
Меня бы давно здесь не было, но приходится контролировать твои самонадеянные
поступки.  Но  это уже  не  важно. Мы  отбудем  сразу  после  того,  как  ты
понапрасну израсходуешь накопившуюся энергию.
     - Не понапрасну, папочка.
     - Понапрасну, но не отказывай себе в удовольствии, развлекись.
     - Это вовсе не развлечение, папочка.
     - Но и не настоящая работа.
     - Я должен навести порядок там, где он должен быть наведен.
     - Нет, ты просто собираешься напрасно потратить  силы ради собственного
удовольствия.
     Римо  огорченно вздохнул. Не стоит спорить с Чиуном. Хоть он и мудр, но
ничего не знает о грозящей опасности  объединения четырех профсоюзов в один.
Истина сегодня не на его стороне.
     Холл  гостиницы  был   забит  полицейскими,  репортерами,  фотографами,
телевизионными камерами. Машины скорой помощи  уже разъехались. В основном -
в морги.
     Рокко-Боров  Пигарелло потел под лучами  юпитеров.  Рука -  перевязана.
Попавшая в нее пуля была выпущена, несомненно, кем-то из его же людей.
     - Эти сумасшедшие безо всякого повода открыли огонь. Я уверен,  что это
была попытка гангстеров уничтожить организованное профсоюзное движение.
     - Мистер Пигарелло,  но по данным полиции, все раненые и убитые - члены
профсоюза...
     Телерепортер держал микрофон у самого рта Пигарелло.
     -  Правильно,  нам  ведь нечем  было обороняться,  а  их  было  человек
двадцать или тридцать.
     - Спасибо, мистер Пигарелло.
     Репортер повернулся к камере:
     -  Это был Рокко  Пигарелло -  делегат  съезда  Международного братства
водителей. Сегодня в  результате бессмысленно-жестокого  нападения  Братству
был нанесен значительный урон.
     Римо  посмотрел в  глаза  Пигарелло. Заметив Римо, Пигарелло  бросил на
него  вороватый  взгляд  и  поспешил  к  капитану  полиции.  Римо  улыбнулся
Пигарелло, и тот моментально отказался от идеи  побеседовать с  полицейским.
Римо вышел из  гостиницы  сквозь  полицейские кордоны  и  оказался на улице.
Собравшийся народ заглядывал через барьеры, люди  выглядывали из окон  домов
напротив, вставали на цыпочки на противоположном тротуаре.
     Все это происходило под голубым небом Иллинойса. Правда, между  голубым
небом  и  землей,  словно начинка сэндвича,  лежал  еще  слой  загрязненного
цивилизацией воздуха. Римо остановил такси и поехал на съезд.
     По  дороге  водитель  болтал об  этих  ужасных  убийствах,  о  том, как
небезопасно  стало жить в  Чикаго, и как все  стало бы отлично,  если  бы из
города исчезли негры.
     - Но там не было негров, - возразил Римо.
     - В  этот раз -  не  было, но  все  равно,  если избавиться от  черных,
уровень преступности снизится.
     - Преступность понизится еще быстрее, если вообще  избавиться от людей,
- сказал Римо.
     Странно,  но в  зале  съезда  никого  не было. Ни охранников  в  форме,
проверяющих   приглашения,   ни  лоточников  с  мороженым,   ни  электриков,
хлопотливо  проверяющих  микрофоны  в  последнюю  минуту.  Шаги  Римо  глухо
отдавались в пустынном  темном коридоре,  где еще  держался  вчерашний запах
пива. Воздух был прохладен без свежести. На стремянке стоял одинокий рабочий
и вворачивал  электрическую лампочку. Римо шел так, чтобы находиться в тени,
но не вызывать подозрений.
     - Привет, - буднично бросил Римо, проходя мимо рабочего.
     - Привет, - ответил тот.
     Римо  взбежал   на  верхний  ярус.  Совсем  немного  отделяло   его  от
гигантского транспаранта, висящего абсолютно неподвижно.
     "Добро пожаловать, Международное братство водителей!".
     Сейчас он  висел  недвижимо,  но зал наполнится,  и  теплый воздух  все
изменит, хотя даже при пустом зале на транспарант должны воздействовать токи
воздуха. Наверное, закрыто слишком много наружных дверей. Римо снова вышел в
коридор  и на этот раз угадал: в пятнадцати метрах прямо над ним  находилось
место крепления  гигантской  балки, пересекавшей  величественный купол зала.
Римо  вынул  ломик. Бумага, в которую  он  был  завернут, слегка запачкалась
кровью. Видимо рана, полученная  Римо в отеле, еще  не  до конца затянулась.
Римо проверил, нет ли следов крови на самом ломике, это  было бы  вовсе ни к
чему. Все  должно выглядеть просто:  Эйб Бладнер каким-то образом  ухитрился
ослабить крепление балки, но на свою беду оставил на месте преступления свой
ломик.  Полиция,  торопясь  арестовать убийцу  четырех  профсоюзных лидеров,
ухватится  за эту версию и быстро выйдет на Бладнера. Следы крови  могут все
слегка осложнить  и направить мысли детективов в другом  направлении. Не то,
что дело не выгорит, но, как говорил Чиун, рискуют только дети и глупцы.
     "Верх самонадеянности  - отдавать  шансы  на  выживание в  руки  богини
судьбы,  требуя  от  нее  выполнения  того,  о чем  ты сам  не  позаботился.
Самоуверенность всегда наказуема."
     Римо  снова  обернул  ломик бумагой  и  снял  ботинки.  Подпрыгнув,  он
схватился  одной  рукой за  слегка выступающий  карниз  и  рывком  взобрался
наверх. Стоя на руках, Римо пополз вдоль изгибающейся стены.
     Неожиданно снизу  до  Римо  донесся  звук шагов -  приближающийся  стук
каблуков. Двое. Римо прижался к стене. Стоя вверх ногами, он чувствовал, как
кровь приливает к  голове, но,  в  отличие от обычных людей, Римо вполне мог
выдерживать  давление  крови и  спокойно функционировать в таком положении в
течение трех часов.
     - Смотри, Джонни, один из этих идиотов-шоферов оставил свои ботинки.
     -  Их должны были забрать уборщики.  Этот парень, которого ты подрядил,
ни черта не делает. Ни черта! Тебе не надо было его нанимать.
     - Почему это мне?! Мы его вместе нанимали.
     - А рекомендовал его ты.
     - А ты согласился.
     -  Я согласился  потому, что  ты его рекомендовал, но  отныне  доверять
твоим рекомендациям больше не буду.
     Они стояли точно под Римо  -  лысина и  сальные пряди, уложенные  таким
образом,  чтобы  скрыть  отсутствие  волос.  От того,  кто  разглядывал  эту
картину, вися вниз головой, скрыть это было невозможно.
     - Я и этот съезд шоферов рекомендовал. Что, может вернем им деньги?
     - Если с шоферами все нормально, тебе теперь медаль давать?
     - Мне  нужна не медаль, а благодарность за хорошую сделку. Кто еще стал
бы платить арендную плату за тот день, когда зал не используется?
     - Заплатил бы всякий, подписавший контракт,  а  потом  в три часа  ночи
заявивший, что на сегодня зал ему не нужен.
     - Всякий, как ты говоришь, вычел бы эту сумму при окончательном расчете
или  попытался бы  обдурить  нас  как-нибудь  еще,  а те, с  кем я  заключил
договор, заплатят сполна.
     - Когда ты сдавал помещение в самую последнюю минуту, я поддержал тебя.
И это я разорвал контракт с конным шоу!
     - Да, разорвал,  потому  что я привел к тебе шоферов, тупица! Ради  них
можно разорвать контракт с самим Господом Богом.
     - Ты готов отказаться от Бога за пять центов.
     Пора было забирать ботинки. Водителей здесь сегодня не будет, и незачем
было  инкриминировать  Бладнеру   преднамеренное   убийство   циркачей   или
баскетбольной команды. Если ослабить крепление балки сейчас, то стоит только
в зале собраться народу, как колебания передадутся наверх и балка обрушится.
     Римо аккуратно спрыгнул, стараясь не попасть на сальную макушку.
     - Позвольте, это моя обувь, - возмущенно  произнес Римо, вырвал ботинки
из рук хозяина зала и протянул ему взамен завернутый в бумагу ломик.
     -  Заберите вашу  монтировку  и  не  оставляйте ее валяться где попало,
кто-нибудь может споткнуться и упасть.
     - Где споткнуться, на потолке? - изумленно спросил тот.
     Римо надевал ботинки.
     - Неважно где, - ответил он, - небрежность всегда опасна.
     Обувшись, Римо  уверенно направился в ту  сторону, где, по его  мнению,
должен  был  быть  выход.  Да, как  и  предсказывал Чиун,  усилия  оказались
тщетными. Монтировка теперь не понадобится, она так же бесполезна, как линия
Мажино. К тому же, человеку, который должен умереть, ломик вовсе не нужен.

     Джин Джетро слушал рассказ Борова  о случившемся. Негронски в это время
менял повязку на руке Пигарелло.  Боров был весь в поту,  хотя кондиционер в
подвале нового здания работал на полную мощь.
     - Я все  сделал как надо, в фойе  гостиницы, как ты велел. Сам я был  в
центре третьего уровня нападения. Первый уровень располагался в холле, как и
планировалось, в  помещениях  по периметру,  на  лестнице, где переходил  во
второй уровень.  Третий  уровень  я  расставил  самолично  и  сам  был  там.
Подготовлено все  было правильно.  Одного из парней я поставил за стойку для
регистрации.   Все   они   ждали   там,   где  было  задумано,  оружие  было
замаскировано, каждый знал свое место и то, что он должен делать...
     - Продолжай, продолжай, - сказал Джетро.
     Негронски  закрепил  повязку  и посмотрел  в лицо Джетро. Что-то  в нем
изменилось. Исчезла улыбчивая  уверенность. С лица, неожиданно постаревшего,
исчезло выражение осознанного могущества. Лицо омрачили морщины. Джетро  мял
в руке платок. Он был во вчерашнем костюме. Состояние  Джетро  и радовало, и
огорчало Негронски. Ему отчаянно захотелось  оказаться в  Нэшвилле,  в своей
профсоюзной организации,  и  снова выбивать  пенсии, угрожать  забастовками,
ввязываться в судебные тяжбы, в  споры о законности тех или  иных вещей. Это
дело он знал хорошо. А здесь все так странно и непривычно.
     - Так  вот, - продолжал Боров. - Я поставил Коннора  у  самых дверей, в
первом  уровне справа. Он должен был  выстрелить  первым. Отличный  стрелок,
охотник,  а его  репутация тебе известна. Он прошел  огонь и воду. Лучше  не
найти...
     - Ближе к делу, черт побери! - не вытерпел Джетро.
     - Коннор промахнулся  с  расстояния в  метр. Первый  и последний  раз в
жизни не попал в  цель. Бац-бац! - и мимо. А этот Римо идет, как ни в чем ни
бывало. А Коннору конец. Промахнулся с одного метра и...
     - Дальше, Боров, дальше!
     -  Он прошел  сквозь первый уровень,  сдвинулся  вправо, прорвал вторую
линию. Быстро,  как  молния.  Мы  многих считаем быстрыми -  баскетболистов,
например, или боксеров. Так они рядом с ним неловкие черепахи!
     - Дальше!
     - Хорошо, хорошо, я просто пытаюсь объяснить, что случилось.
     - Ты не объясняешь, что случилось, а стараешься оправдать свой провал.
     - Я сделал все, как ты велел!
     - Что было потом?
     -  Ну, потом... Потом он еще больше ускорился, так что иногда казалось,
что его  просто нет, клянусь могилой матери! Я в него стрелял, другие ребята
тоже,  а  кончилось  тем,  что  мы  принялись  палить друг  в  друга.  Пошла
перестрелка, и мы даже не видели, куда подевался этот Римо.
     - Этого я и ожидал, Боров.
     - Честное слово, Джетро, мы не виноваты!
     Джетро угрюмо отвернулся от Пигарелло и  Негронски. Опять помял в руках
носовой платок, посмотрел на него и швырнул в корзину для мусора.
     - Подожди меня здесь. Боров.
     - Ты, надеюсь, не собираешься меня прикончить, а, Джетро?
     - Нет. Думаю, что нет.
     - Что значит "думаю"? Как же так?
     - А вот так, мой толстый друг.
     - Ничего  не выйдет, ты, ублюдок! Тебе не удастся со мной расправиться!
- заорал Боров и схватился за  кресло. - Пришел твой конец! Мы  сейчас  не в
этой твоей  специальной комнатке.  Сейчас  ты  свое получишь.  Я  помню, как
Маккалох обращался с тобой, пока ты не зашел в эту твою комнату!
     Боров двинулся на Джетро. Негронски  хотел остановить его, но Пигарелло
здоровенной волосатой ручищей отшвырнул его в сторону.
     - Не лезь не в свое дело, Зигги!
     Подняв как перышко над головой тяжелое кресло, Пигарелло  надвигался на
Джетро словно груженый щебнем грузовик. Негронски заметил, как кресло начало
опускаться на голову Джетро.
     Джетро стоял в странной позе, совсем не так, как раньше, когда они иной
раз  попадали  в переделку в каком-нибудь баре Нэшвилла. Сейчас он напоминал
старика  с  больным  позвоночником. Ступни  повернуты  внутрь,  руки  слегка
разведены  в  стороны  и  немного  согнуты в  локтях.  Кисти  напряжены.  На
бесстрастном лице  ни следа  эмоций:  с  таким  выражением слушают  биржевые
сводки.
     Боров вложил в удар всю  силу, но на том месте, куда обрушилось кресло,
Джетро  не  оказалось.  Его левая  рука  быстрым как  луч  лазера  движением
вонзилась в живот  Пигарелло. Кресло лежало на полу.  Боров стоял на месте с
застывшим  на  лице  выражением  крайнего  недоумения:  рот   открыт,  глаза
выпучены, руки бессильно повисли.
     Тут Джетро,  как  показалось  Негронски,  слегка  шлепнул  Пигарелло по
голове и словно открыл кран: кровь брызнула во  все стороны. Изо рта  Борова
хлынула  алая струя. Он закачался на негнущихся ногах, будто кегля, и рухнул
лицом вниз. Крак! От этого звука Негронски передернуло.
     - У меня не было другого выхода, Зигги, - промолвил Джетро.
     - Позвать врача? - спросил Негронски ничего не выражающим голосом.
     - Нет, Зигги. Он мертв.
     - Отнесем его в специальную комнату, да?
     - Да.
     - Скоро придется оборудовать конвейер.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ты  прекрасно знаешь,  что ведь  Боров  не  последний,  комната будет
наполняться каждую неделю. Этому не будет конца. Джин.
     - Нет, будет.  Как  только  мы  зажмем страну в тиски, все кончится. Мы
станем хозяевами положения, и все будет прекрасно, Зигги. Прекрасно.
     -  Не думаю, - ответил Негронски, нагнулся к лежащему телу Пигарелло и,
не  соображая, что делает, поправил  сбившуюся повязку на руке Борова. -  Мы
думали,  что все будет  прекрасно,  когда добились  переноса съезда сюда,  в
Чикаго.  Мы  думали,  что все  будет чудесно, когда  удалось  построить  это
здание. Мы  думали, что  все  будет  замечательно, когда ты стал президентом
профсоюза.  Да.  И  что  же? Новые  убийства,  новые  трупы для  специальной
комнаты.  Это  никогда не кончится,  Джин. Давай  воротимся домой, а? Теперь
меня  даже  тюрьма не  пугает.  Пойдем  в полицию,  сдадимся. Смертную казнь
отменили, да  и  вряд ли бы  нас посадили на  электрический стул. Мы бы  все
рассказали сами. Может быть,  придется провести  остаток жизни в тюрьме,  но
это все-таки будет жизнь, а не постоянная бойня: одного  - за то, другого  -
за это... Это никогда не кончится, Джин. Подумай. Ради добрых старых времен,
давай бросим это дело!
     - Это невозможно, - ответил Джетро. - Помоги мне поднять труп.
     - Это не просто труп, это был Пигарелло!
     - Это  просто труп, Зигги. Вопрос стоял так: или мы станем трупами, или
он. Что бы ты предпочел?
     - Ничего, Джетро. Я выхожу из игры.
     Зигмунд Негронски  выпрямился во  весь рост и твердо посмотрел в  глаза
новому президенту Международного братства водителей.
     - С  меня довольно, Джетро, хватит! Ты,  может быть, уже не в состоянии
остановиться и выйти из  игры,  а я  пока  могу.  Все, теперь не  трону даже
воробышка.  Я ухожу, ухожу  прямо сейчас. Я помогал  тебе, я  освободил тебе
путь наверх, но с меня довольно. Полиции я ничего не скажу, потому что тогда
ты, я знаю, убьешь меня, Джетро. Мне это ни к чему, я хочу жить. Я мечтаю  о
завтрашнем дне, чтобы он наступил поскорее. Хочу оказаться дома, а не здесь,
в  Чикаго.  Хочу  просыпаться рядом с  женой в бигудях,  с  лицом,  покрытым
кремом,  чтобы  она ворчала  на  меня, чтобы вставать и готовить кофе. Хочу,
чтобы  меня  беспокоило,  как  выплатить  взятые  под  залог  деньги,  а  не
заниматься подсчетом трупов. Хочу ходить по улицам и смотреть  на счастливых
людей, смотреть на людей и самому радоваться. Я хочу жить, а ты оставайся со
своим чертовым  суперпрофсоюзом и засунь его  себе в  брюки-клеш. Прощай,  я
снова сяду за руль, это дело по мне.
     -  Зигги,  прежде чем уйти, помоги мне  убрать  тело, - произнес Джетро
голосом холодным и скользким как кусок льда.
     - Нет, - ответил Негронски.
     -  Только  помоги донести  его до специальной комнаты,  и все, - Джетро
улыбнулся прежней улыбкой, которая умела  избавлять от волнений и превращать
бизнес в удовольствие.
     - Хорошо. Только до комнаты.
     Час спустя  Джетро  вышел  из специальной комнаты,  а внутри, у  двери,
остались стоять два здоровенных пластиковых мешка  для мусора с  запиской, в
которой  уборщику было велено сжечь эти мешки в котельной. Из комнаты Джетро
вышел один.

        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 

     -  Я  проиграл, - уныло произнес Римо,  обращаясь к Чиуну, поглощенному
созерцанием перипетий жизни героини - домохозяйки, исповедующейся психиатру.
Чиун, конечно, услышал,  но не подал вида. Тогда Римо решил переодеться,  но
тут Чиун сделал  нечто невообразимое:  он  встал и  выключил телевизор. Сам.
Добровольно.
     Снова  усевшись  на пол,  Чиун  молча указал Римо на место перед собой.
Этим  жестом бесчисленные  поколения  корейских  учителей-сенсеев приглашали
учеников  познать  мудрость предков. Так настоятель призывает послушника  ко
вниманию.
     Римо опустился на пол перед Чиуном, скрестив ноги  в позе,  которой его
обучили много  лет  назад,  когда даже  несколько минут  в  таком  положении
причинили боль спине. Сейчас  Римо  вполне  мог  бы уснуть в  позе лотоса  и
пробудиться отдохнувшим.
     Он смотрел в мудрые проницательные глаза  человека, которого  он сперва
возненавидел,  потом  начал  опасаться, затем  проникая к нему уважением  и,
наконец,  полюбил.  Человека,  который  стал  для  него  больше  чем  отцом,
человека, который создал Римо заново.
     - Ты  знаешь  историю Синанджу  -  моей родины,  родины  моих  дедов  и
прадедов, историю  нашей  бедности,  голодных детей, которых в годы неурожая
приходилось "отправлять домой"  - бросать в  холодные морские волны. Об этом
ты знаешь. Тебе известно, что  на протяжении всей нашей  истории  в Синанджу
всегда находились люди,  которые, торгуя  своим непревзойденным  мастерством
боевых искусств,  помогали жить  всей деревне. Ты знаешь, что  плата за  мои
услуги  идет  в  Синанджу. У  нас  бедная земля,  и единственным  источником
существования давно уже стало  искусство  сыновей Синанджу. Римо почтительно
кивнул.
     -  Это тебе известно. Но  это не все.  Я - Мастер Синанджу,  но кто  же
тогда ученик?
     - Ученик - это я, отец, - ответил Римо.
     - Но я был Мастером еще до твоего рождения...
     - Значит, есть еще кто-то другой.
     - Да, есть, Римо. Когда я  очутился около  того здания, в которое ты не
смог проникнуть, я подумал сначала, что оно выстроено так  сложно, что  тебе
просто не  хватило знаний. Но, увидев  табличку с названием улицы, я  понял,
что там таится великая опасность.
     - Для меня, папочка?
     -  Особенно для  тебя. Почему я,  несмотря  на преклонные годы,  всегда
одерживаю над тобой верх во время наших тренировочных схваток?
     - Потому что ты сильнее всех, папочка.
     - А кроме этой очевидной причины?
     - Ну, наверное, потому что ты меня хорошо знаешь.
     - Верно. Это я научил тебя  всему тому, что ты умеешь.  Я  всегда знаю,
как ты поступишь в следующую секунду.  Для  меня  это то же, что сражаться с
самим собой,  только более молодым. Я  знаю, как  ты поступишь, еще до того,
как ты  сам подумаешь  об этом.  Есть  еще один человек, который знает  это,
знает потому, что  его обучал  я.  Обучал с рождения, и  как  раз  его имя я
прочел  на табличке  с названием улицы. Я все понял - твой противник изменил
своему долгу. Гибели твоей желает человек по имени Нуич, чьим именем названа
эта улица.
     - Знакомое имя.
     - Естественно. Если ты прочтешь его задом наперед, то увидишь, что мы с
ним зовемся одинаково.
     - Он изменил свое имя?
     -   Нет,   я.  Человек  этот,  сын  моего  брата,  покинул  Синанджу  и
воспользовался полученными от меня знаниями, но не  для поддержки тех, кто в
этом нуждался. Я был опозорен, и я, учитель, изменил свое потомственное имя,
а затем отправился на заработки в далекие страны. После меня не будет больше
Мастера  Синанджу, некому  будет  кормить  нашу  деревню,  наступит  голод и
смерть.
     - Жаль слышать такое, папочка.
     - Ни о  чем не жалей. Я нашел достойного ученика.  Я  нашел  того,  кто
станет после меня Мастером, когда я "вернусь домой" в холодные воды пролива,
отделяющего Корею  от Китая, где и расположена  Синанджу, словно жемчужина в
раковине.
     - Это великая честь, отец.
     - Ты окажешься достоин ее только тогда, когда победишь самонадеянность,
лень  и  вредные  привычки,  способные  помешать  мощи  твоего  развития   и
прогресса, разрушить все, созданное мною в твоем лице.
     -  Ну,  конечно, папочка, -  улыбнулся  Римо, - все  победы - твои, все
поражения - мои. Я хоть когда-нибудь делаю что-то правильно?
     - Ты перестанешь ошибаться только тогда, когда  у тебя появится ученик,
- промолвил Чиун  с мимолетной  улыбкой,  пользуясь случаем в  очередной раз
напомнить о собственной непогрешимости.
     - Этот Нуич намного сильнее меня?
     Чиун сомкнул указательный и большой пальцы, оставив промежуток не более
волоска.
     - На столько.
     - Отлично, - приободрился Римо. - Тогда я вступаю в бой!
     Чиун покачал головой.
     -  Второе  место,  пусть  даже  с   минимальным  отрывом,  -  не  самый
желательный результат в соревновании, где приз - жизнь.
     - Почему я  должен обязательно  стать  вторым?  Я постараюсь что-нибудь
придумать!
     - Сын мой,  через  пять лет ты  будешь вот на  столько - Чиун раздвинул
руки на двадцать сантиметров - впереди. Ты - исключение изо всей белой расы.
Но истина в том, что ты обойдешь неблагодарного дезертира Нуича только через
пять  лет.  Через  пять  лет я  со  спокойной  совестью благословлю тебя  на
поединок  с  сыном  моего брата, и мы с  триумфом привезем  в  Синанджу  его
кимоно. Через  пять  лет  ты превзойдешь  даже  моих  великих  предков.  Так
предначертано, так и будет.
     Голос  Чиуна звенел гордостью.  Но  на всякий  случай,  дабы  ученик не
слишком возгордился, Чиун добавил;
     - И все это я создал из ничего.
     - Папочка, - возразил Римо,  - у меня  нет  пяти лет. У моей страны нет
пяти лет, все должно быть кончено к завтрашнему вечеру!
     - Твоя страна большая. Что из того, если завтра ее будут грабить не те,
кто делает это сегодня? Страна богатая, хватит на всех. А чем  ты ей обязан?
Она  казнила тебя, заставила жить жизнью, к которой ты никогда не стремился,
обвинила тебя в преступлении.
     - Америка - это моя Синанджу, отец.
     Чиун мрачно поклонился в ответ.
     - Это я могу понять. Но, если бы моя деревня так обидела меня, как тебя
- твоя страна, я перестал бы быть ее Мастером.
     - Мать не может обидеть своего сына...
     - Это не так, Римо.
     - Я не закончил. Мать не может обидеть сына настолько, чтобы он не спас
ее  в минуту смертельной опасности. У меня не было отца - ты стал мне отцом,
а моя страна - это мать, которой я не знал.
     - Вот через пять лет и преподнеси матери подарок - кимоно Нуича.
     -  Оно нужно  ей именно сейчас. Присоединяйся  ко  мне. Вдвоем мы легко
одолеем этого Нуича.
     - К сожалению, это невозможно,  сын мой. Достаточно  нам помешать  друг
другу хоть на долю секунды - а линии  нашей атаки могут пересечься - и обоим
настанет  конец.  Я обучил  тебя тому,  чего  не умеет  никто.  Тебя ожидает
величие. Не  уподобляйся оловянному солдатику, бездумно бросающемуся по зову
трубы вперед, на смерть. Ты - это то, что ты есть, а такие не должны идти на
глупую  смерть.  Никакие знания, никакая тренировка,  никакая  сила не могут
превозмочь глупость. Не будь глупцом. Это приказ.
     - Я не могу подчиниться.
     Чиун смолк, повернулся и включил телевизор.
     Римо переоделся в костюм посвободнее. Рана подсохла и зудела, но  он не
обращал внимания. От двери Римо попрощался с Мастером Синанджу:
     - Спасибо, отец, за все, что ты дал мне.
     Не отрываясь от экрана, Чиун промолвил:
     -  У  тебя  есть  шанс. Может быть,  Нуич  не верит, что белый  человек
превзошел все то, чему я тебя научил.
     - Ну вот, значит шанс есть. Что же ты такой мрачный?
     - Случай хорош только для игры в кости или в карты. Это не для нас. То,
чему я тебя учил, - как аромат розы на холодном ветру.
     - Ты пожелаешь мне удачи?
     - Ты так ничему и не научился! -  сказал Чиун и  больше не  проронил ни
слова.

        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 

     Автомобильная пробка растянулась на всю длину Нуич-стрит. Римо вышел из
такси  и  быстро  пошел  вперед  мимо  стоящих  в  заторе  автомобилей, мимо
недовольных,  раздраженных  водителей,  рассерженных не только  транспортной
пробкой, но и тем, что в заключительный день съезда его заседание перевели в
новую штаб-квартиру  Международного  братства  водителей,  сообщив  об  этом
только на рассвете.
     Тем,   кто  пытался  возражать,  что,  дескать,  у  Братства  уже  есть
штаб-квартира в Вашингтоне, было сказано, что теперь это будет штаб-квартира
только  водителей.  Непонятно.  Вокруг  нового  президента  профсоюза вообще
происходило много непонятного, и вот теперь - Нуич-стрит.
     Римо протолкался сквозь длинную очередь у входа, не  единожды выслушав:
"Эй, ты, встань как все в очередь!" Некоторые его узнавали. Охранник у входа
был  в бинтах. Римо узнал его - это был тот самый страж, который схватил его
пакет  с  рыбой  прошлой ночью  - длинной  ночью  неудачных попыток избежать
крайних мер. А кончилось все тем, что и их осуществить не удалось.
     При свете  дня  охранник  не  узнал Римо. Он  посмотрел  на делегатскую
карточку и сказал:
     - А вас разыскивает Джетро. Он здесь, у входа.
     Джетро  стоял  в  просторном  фойе, на одной  из  стен  которого  висел
какой-то занавешенный пока лозунг - может быть, эмблема Братства, а может  -
нового суперсоюза.
     Джетро приветствовал прибывающих  обычными "Как  поживаете?" и "Рад вас
видеть!". Римо подошел поближе. В глазах Джетро мелькнула тень страха, но на
лице появилась фальшивая улыбка.
     -  Как  поживаешь,  приятель?  Рад  тебя  видеть!  -  сказал  президент
Международного братства водителей.
     - Я счастлив быть  здесь, Джин.  Сегодня  -  великий день!  Великий,  -
отвечал  Римо,   и  они  обнялись,   демонстрируя  собравшимся  единство   в
руководстве профсоюза.
     - Давай, спустимся вниз, надо обсудить кое-какие профсоюзные дела.
     - Пошли.
     Два лидера по-дружески направились к лифту. По-дружески  вошли в кабину
и  продолжали по-дружески беседовать,  пока двери не закрылись. Джетро нажал
несколько кнопок и сказал:
     - Ты обманул меня, сукин сын, ты же обещал действовать со мной заодно!
     - А,  не любишь, когда тебя обманывают!  -  рассмеялся Римо. -  Ты что,
только вчера родился?
     - На кого ты работаешь? - спросил Джетро.
     - Не на Нуича, - отвечал Римо. - Кстати, где он?
     - Не твое дело!
     - Мы встретимся с ним?
     - Это уж точно! - ответил Джетро с ледяной улыбкой.
     Римо  что-то мычал себе под нос. Они оказались  в просторном подвальном
помещении.  Там висел плакат  с  названием  нового  суперпрофсоюза, создание
которого  может уничтожить  страну и само профсоюзное  движение. Джетро стал
одну  за другой нажимать кнопки на кодовом  замке у двери в комнату, которая
находилась в центре переплетения множества труб.
     Римо продолжал что-то напевать. Вошел. Позади захлопнулась дверь.
     Джетро  зашел  за  пустой металлический  стол. На потолке  Римо заметил
напоминающие душ наконечники.
     Джетро сунул руку под стол.
     -  Здесь кнопка, которая принесет тебе мучительную и неизбежную гибель.
Выбирай: муки и боль или быстрая смерть от моих рук!
     Римо понимал, что так нельзя, что профессионалы так не поступают, но не
смог справиться с приступом смеха.
     - Извини, - с трудом выговорил он, - я подумал, что ты шутишь.
     -  Ну  хорошо, как хочешь,  -  произнес  Джетро.  -  Я могу  остановить
процесс, когда станет очень больно, и тогда ты станешь умолять меня, чтобы я
дал тебе возможность все рассказать!
     - Договорились,  - ответил Римо, еле  удерживаясь от смеха. -  Умолять.
Хорошо. Умолять.
     Бесполезно. Он все-таки рассмеялся, а потом захохотал в полный голос.
     Из наконечников труб показалось нечто  вроде тумана, и Римо стало не до
смеха. Джетро выхватил маску, напоминающую противогаз,  и поднес ее  к лицу.
Жертва,  очевидно, должна  вдохнуть клубящийся в воздухе туман, через легкие
яд  попадет  в кровь, и  если бы  школа Синанджу еще  в двенадцатом  веке не
открыла способ противодействия, то Римо, скорее всего, растворился бы.
     Но Мастера Синанджу нашли самый  несложный способ обороны против такого
нападения.  Надо  просто  не  дышать.  Любой  пловец  в состоянии  ненадолго
задерживать  дыхание,  а  для тех, кто может эффективно  контролировать свой
организм, не дышать  - просто пустяк. Организовать такую, достаточно сложную
атаку не просто, а отразить ее, по словам Чиуна, может даже ребенок.
     Сквозь  стекла противогаза  Джетро  со злорадной  ухмылкой  наблюдал за
Римо, перед которым вдруг возникла непредвиденная опасность - приступ смеха.
Он  отвел  глаза и  постарался  сосредоточиться  на  каких-нибудь  печальных
мыслях.  Ничего   не  получалось.  Тогда  Римо  стал  вспоминать  все  самое
неприятное, что было в его жизни.  Подумал о докторе Смите.  Через несколько
секунд туман стал  рассеиваться, исчезая  в вытяжной  системе.  Джетро  снял
маску. На его лице появилось злобно-торжествующее выражение.
     - Умри! - воскликнул он. - Умри медленно. Сейчас ты уже не владеешь  ни
руками, ни ртом, ни глазами. Ты,  наверное,  меня почти не слышишь,  но пока
слух не до конца покинул  тебя, я хочу сообщить, что очень  скоро ты  просто
растворишься,  превратишься в лужицу!  В лужицу, которая  вместе  с  другими
отбросами и нечистотами попадет в канализацию!
     Это было уже чересчур,  не помог  ни доктор  Смит,  ни  самые печальные
события в жизни Римо!
     - Ах-ха-ха!  - схватился Римо за бока  в непреодолимом приступе смеха и
захохотал,  захлебываясь,  так что  еле удержался на  ногах и  вынужден  был
прислониться  к  стене. Взглянув на Джетро, он  увидел,  что  тот  потрясен.
Выражение лица  Джетро чуть было не вызвало  у  Римо  настоящую истерику. Ну
зачем Джетро  так его  смешит?! Может быть, -  подумал Римо, - этот дурацкий
туман и вызвал припадок смеха? Наконец он с трудом овладел собой.
     - Извини, - сказал Римо, - я не смог удержаться. Так где же Нуич?
     - А-ва-а... - только и вымолвил Джетро.
     - Нуич, - повторил Римо.
     - Первая дверь направо. Постучи три раза.
     Челюсть  Джетро  отвисла,  на  лбу  блестел  пот,  он  вытер  ладони  о
расклешенные брюки.  Состояние шока сменилось  злобой. Джетро принял  боевую
стойку.  Римо заглянул  под стол  - так  и есть,  ступни чересчур  повернуты
внутрь. Типичная ошибка начинающего.
     - Ступни расположены неправильно, - заметил Римо.
     - Ну, иди сюда, покажи как надо, - ответил Джетро.
     Римо  нырнул  рукой  под  стол  и  нащупал  кнопку.   Джетро  попытался
вертикальным ударом ладони сломать  руку Римо,  но тот отбил удар. В сторону
отлетела кисть Джетро.
     Снова  затуманились наконечники вводящих  из потолка  труб. Римо вырвал
маску вместе с соединительными трубками.
     Джетро схватился уцелевшей  рукой за окровавленный обрубок. Римо взял с
полки большой зеленый  пластиковый мешок для мусора. Ядовитый туман, похоже,
не  влиял  на  пластик. Римо усадил вяло  сопротивлявшегося Джетро  на стол,
подложив под него  мешок для  мусора, и как штанишки  на  ребенка натянул до
подмышек.  Глаза Джетро округлились от ужаса. Он пытался  задержать дыхание,
но  Римо  ткнул его  пальцем  в солнечное  сплетение,  чтобы  помочь  дышать
нормально. Что и произошло: Джетро сделал выдох и вдох.
     - Не потеряй завязку  для  мешка,  - предупредил  Римо.  -  Если его не
завязать, он может раскрыться сам по себе.
     Он вышел из комнаты, затворил за собой дверь и глубоко вдохнул воздух -
не самый лучший в мире, но, по крайней мере, не самый смертельный.
     Римо быстро нашел  нужную дверь. Он не сказал  Чиуну, о пришедшей ему в
голову идее,  когда  говорил,  что  попытается  придумать  что-нибудь,  дабы
одержать верх над Нуичем. Нуич воспитан в традициях Синанджу. Чиун знает, на
что способен Римо, но готов ли Нуич к тому,  что руки белого  человека могут
двигаться так быстро? Готов ли он  к молниеносной реакции Римо? Знает ли  он
вообще,  что  Римо представляет собой  как боец, что от него  можно ожидать?
Нуичу грозит опасность, которая стоит перед всеми учениками и даже Мастерами
Синанджу - недооценка противника, хотя их с рождения предупреждают  об этом.
Недооценка противника делает бойца уязвимым.
     Римо трижды постучал.
     - Входи, Римо, - донеслось из-за двери.
     Открыв дверь, Римо очутился в зимнем саду. У бассейна сидел  Нуич: лицо
- молодого Чиуна, только покруглее и гораздо более грозное.
     Римо притворился, что не видит  его, сделал вид, что не замечает вещей,
которые полагается не замечать.
     - Я здесь, у бассейна, - сказал Нуич.
     - А, теперь вижу! Вот ты где.
     - Здесь, здесь. Там же, где ты меня сразу  увидел, Римо. Тот, кто знает
"алую ленту", в состоянии заметить сидящего человека.
     Римо затворил за собой дверь.
     - Проходи, садись рядом.
     Римо  не  двинулся с места.  Так будет побольше пространства  для того,
чтобы распознать атаку, коли она последует.
     Нуич улыбнулся:
     -  Правильно.  Так и  надо. Я доволен. Ты убил Джетро? Хотя,  что это я
спрашиваю? Убил, конечно,  иначе бы не был здесь. Когда ты сделал вид, будто
не  заметил меня, я дал тебе  понять,  что не  поверил этому. Ты,  наверное,
считаешь  это  моей ошибкой? Как учит  наш Мастер, никогда не  выдавай своих
мыслей! Но я иду тебе навстречу и хочу от тебя того же. Чиун, судя по всему,
неплохо потрудился над тобой.
     Римо  заметил  нотку  снисходительности  в голосе  Нуича; тот  невольно
раскрыл свои чувства.
     - Да, - ответил Римо, - я кое-чего достиг.
     Вдруг Нуич поддастся на уловку и воспримет это как бахвальство?
     - Римо,  ну  зачем нам заниматься  глупостями и пытаться обмануть  друг
друга? Давай лучше обсудим, кто ты есть и что тебе нужно. Чего ты хочешь?
     - Уничтожить тебя.
     - Только не пытайся ввести меня в заблуждение такими глупостями.  У нас
мало  времени.  Я  видел  твое выступление по  телевизору.  Великолепно!  Ты
говорил прекрасно, и  я заметил, что тебе  это нравится. Ты  спел прекрасную
песню. Я полагаю, Чиун объяснил тебе, что мы называем "песнями"?
     - Да.
     - Так вот, нам нужен новый президент Международного братства водителей,
который потом станет президентом нового суперпрофсоюза транспортников. Я так
понимаю, именно поэтому ты и здесь, чтобы не допустить этого. Конечно, Римо,
пост президента союза  - только  первая ступень. Присоединяйся ко мне, и все
окажутся  у   твоих  ног.   Тебя  будут  с  восторгом  слушать  толпы.  Тебя
провозгласят  великим.  Ты   сам  и  твое  имя  будут  у   всех  на   устах.
Присоединяйся.
     - Тогда мне придется расстаться с теми, на кого я сейчас работаю, а я к
этим людям привязан.
     - Вот  как! Не знаю,  на кого ты работаешь, но скажи, что они для  тебя
сделали? Ответь честно, что?
     - У меня есть все, что нужно.
     - Ага.  А что именно? Может быть, я смогу дать больше. Серьезно, что ты
от них получил?
     - Ну, мне выдают столько денег, сколько я попрошу.
     - И это все?!
     - Одежду, пищу, хотя ты, наверное, знаком с моей диетой...
     - Диета необходима, с ними ты будешь или со мной. Так, еще что?
     - Я не плачу за жилье.
     - Хм. Значит у тебя есть дворцы?
     - Нет. Я, видишь ли, живу в основном в мотелях.
     - Теперь я понимаю, ты - орудие в их руках, инструмент.
     - Нет. Я почти всегда поступаю так, как вздумается.
     -  Физическое единоборство  нам  не интересно, это  я знаю.  Чем  же ты
занимаешься в свободное время?
     - В основном тренируюсь.
     - Для  качественного  инструмента это необходимо. Чего ты хочешь, Римо?
Будь со мною откровенен, и я в ответ расскажу тебе все, что интересует тебя.
Расскажу, как я предал  Синанджу.  Расскажу, что  я  люблю и  что  ненавижу.
Давай, поговорим, мы ведь выпускники одной школы, так сказать.
     - Что ж, ладно. Хочу иметь настоящий дом, семью. Мне надоели "пересыпы"
с  женщинами, когда  любовь превращается в  работу. Хочу любить женщину ради
обоюдного  удовольствия, а не для  того, чтобы выяснить, что  у  нее на уме.
Иногда хочется прикрикнуть на  собственных  детей.  Прижать ребенка  к себе.
Своего ребенка. Научить его не бояться.
     -  Президент  нового  транспортного  профсоюза должен иметь и семью,  и
детей.
     - Ну да, и жить ему - год...
     - Мы будем вместе, рядом.
     - Тогда придется уничтожить Чиуна.
     - Он не пойдет против нас двоих, Римо.
     Римо подождал, в задумчивости глядя в пол, а затем сказала
     - Согласен. Надо, в конце концов, позаботиться и о себе.
     Римо  протянул  руку  и  открыто  пошел  навстречу Нуичу.  Нуич  широко
улыбнулся и протянул ладонь в ответ.
     - Самый великий союз - мы с тобой.
     Ладони встретились,  но рука  Римо  не остановилась, а, пройдя  вперед,
врезалась  в  подбитое  ватой  плечо  пиджака.  Римо   ощутил  под  пальцами
хрустнувшую  кость  и  понял,  что  заработал  первое очко.  Вышел  вперед в
схватке,  и в какой схватке - с самим Нуичем! Окрыленный успехом, Римо сразу
перешел к атаке внутри периметра. Ему казалось, что победа близка, что можно
уже не заботиться о безопасности  и нанести  последний удар.  С  невероятной
быстротой и силой Римо ударил Нуича  локтем в грудь, но она куда-то исчезла.
"Ошибка, - успел подумать  Римо. - Удалось заработать очко за счет доверия и
самоуверенности  противника, а теперь по  этим  же  причинам можно  лишиться
жизни." Локоть повис в воздухе, Римо потерял равновесие.
     Жгучая боль рванула ребра и пробежала до плеча. Римо падал лицом вперед
на  выложенную  камнем   дорожку  и  ничего  не  мог  поделать   -  тело  не
повиновалось. Он был еще жив, но не  мог и пальцем пошевелить. Рот наполнила
теплая влага. Кровь. Она пролилась на камни перед глазами, образовала ручеек
и потекла в чистую голубую воду бассейна, замутила ее.
     - Глупец,  - воскликнул  Нуич.  -  Глупец! Зачем ты  сделал  это? Через
десять лет ты мог бы от меня избавиться! Через десять лет  твоя атака внутри
периметра обороны удалась бы. Но ты оказался дураком! Вдвоем мы подчинили бы
себе весь мир, нам принадлежало бы все. Но ты напал на меня, и напал глупо!
     Римо хотел  взглянуть на Нуича, чтобы  увидеть последний удар, который,
как он чувствовал, скоро последует,  но не мог повернуть  головы.  Он  видел
перед собой только постепенно темнеющую воду.
     Тут раздался хорошо знакомый Римо голос:
     - Кто здесь говорит о глупости? Ты глупец из глупцов! Ты думал, что мой
ученик предаст  Синанджу, как ее предал  ты?! Ты думал, что Мастер  Синанджу
оставит своего ученика в беде?
     Голос Чиуна звенел гневом.
     - Но, Мастер... Это белый человек. Ты  не причинишь мне зла из-за него,
ты не посмеешь, ведь я из Синанджу!
     - За этого, как ты говоришь, белого человека я сдеру оболочку с Земли и
наполню ее кипящую сердцевину тысячью таких, как ты! Бойся! Если он умрет, я
заставлю тебя съесть собственные уши, ты, собачий помет!
     -  Но, Мастер,  ты  не  имеешь права поднимать руку на  односельчанина,
пусть он даже и дезертир, - возразил Нуич.
     - Жалкий  трус,  ты осмеливаешься учить меня. Мастера?! Ты, опозоренный
навек, говоришь мне о правилах?
     - Он жив и не умрет, - пробормотал Нуич дрожащим от страха голосом.
     Странно,  - подумал Римо, -  чего  он боится? Его же учили, что страх -
один из самых серьезных недостатков настоящего  бойца. И уж совсем непонятны
угрозы и оскорбления в устах Чиуна! Ведь  сам  же Чиун не уставал повторять,
что  угрозы  дают преимущество  сопернику.  Оскорблять  противника  - значит
придавать ему дополнительную энергию, кроме тех случаев, когда оскорблениями
можно  добиться вспышки глупой злобы. Судя по голосу, Нуич вовсе не был зол.
Дело, наверное, в том, - думал Римо, - что Чиун понимает: Нуича  не обмануть
ни мирным разговором, ни проявлением притворной слабости.
     - Исчезни! - приказал Чиун.
     - Я ухожу, но помни, через десять лет ты лишишься его!
     - Почему ты говоришь мне об этом?
     - Потому что я ненавижу тебя, ненавижу твоего отца, всех твоих предков,
начиная с первого Мастера Синанджу.
     Римо услышал легкие торопливые шаги. Нуич  уходил. Римо хотел крикнуть,
попросить Чиуна не  отпускать Нуича, но не смог даже прошептать и слова.  Да
Чиун  и не пошел бы на это. Римо ощутил спиной быстрые прикосновения пальцев
Чиуна, и вдруг невыносимая парализующая  боль  почти исчезла. Римо  повернул
голову, подвигал плечами и медленно, превозмогая боль, начал подниматься.
     - Теперь ты можешь двигаться, - сказал Чиун.
     Морщась  от  боли  в  распрямляющейся с  хрустом  спине,  Римо,  сел  и
постарался  овладеть собой. Ему  не хотелось,  чтобы папочка  видел  его  во
власти боли.
     - Вечно  спешишь, торопишься!  -  злился  Чиун. -  Американец!  Не  мог
подождать жалких пять лет!
     - Я должен был выполнить задание.
     -  Впредь  не совершай таких  ошибок,  хотя  поступок  твой  и  достоин
уважения. В  следующий раз ты будешь с Нуичем на равных. А я не могу поднять
руку на односельчанина.
     - Но я слышал, как ты грозился, что...
     -  Ты  слышишь много  разных  глупостей. Помолчи.  Он  совершил роковую
ошибку, посчитав, что ты сравняешься с ним только через десять лет. На нашем
уровне такие ошибки даром не проходят.
     - А если он вернется раньше, чем через пять лет?
     - Мы отступим. Время играет на нас. Зачем лишать себя преимущества?
     - Хорошо, папочка, - ответил Римо и спросил:
     -  Ты  говорил, что когда-нибудь я,  белый человек и  не  кореец, смогу
занять место Мастера Синанджу. Это правда?
     - Нет, конечно, - ответил Чиун. - Это была просто песня, чтобы ободрить
тебя.
     - Я не верю тебе, - сказал Римо.
     -  Замолчи!  Ты  только  что из-за собственной глупости  чуть  было  не
уничтожил плоды моих десятилетних трудов.
     Римо помолчал и, скривившись, от боли поднялся на ноги.
     -  Это хорошо, что  тебе  больно,  - сказал Чиун.  - Боль  - прекрасный
учитель. Тело  запоминает все, даже то, что не фиксируется в сознании. Пусть
боль поможет тебе  запомнить: никогда не торопись. Время - или твой союзник,
или твой противник.
     - Папочка, я должен еще закончить кое-какие дела.
     - Хорошо, только побыстрее.  Рубашка, даже если  завязывал ее  я,  - не
самая лучшая в мире повязка.

        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 

     Римо  поднялся на  трибуну большого зала  нового здания на  Нуич-стрит.
Толпа   восторженно   взревела,   и  он,  чтобы  хоть   немного  утихомирить
присутствующих, помахал  здоровой рукой над головой.  Вопли не утихали. Римо
улыбался телекамерам, фотоаппаратам и, конечно, залу.
     Под новой рубашкой и пиджаком все  еще  была  импровизированная повязка
Чиуна.  Резкая пульсирующая  боль не утихала, но  Римо улыбался. Он улыбался
трем  президентам  братских профсоюзов, сидящим  в  президиуме. Он  улыбался
министру  труда, знакомым  делегатам съезда и  Эйбу-Ломику Бладнеру, который
вопил громче всех в зале.
     Помещение было  меньше,  чем зал, в котором прошла первая часть съезда,
но  вполне помещало  всех  делегатов.  На  втором ярусе  балкона  даже  было
несколько свободных мест.
     Римо придвинулся к микрофону. Шум поутих.
     - Братья  водители!  - начал Римо. - Братья водители, я должен сообщить
вам печальное известие.
     Римо  сделал паузу,  чтобы окончательно успокоить  зал и  завладеть его
вниманием. Он поискал взглядом тех, с кем встречался час назад. Они уже были
в  курсе печальных событий: Джин  Джетро,  который всегда  был  человеком со
странностями, неожиданно скрылся. Об этом Римо  сообщил им час назад, причем
ему поверили сразу, поскольку не было причины не верить. Беседа Римо с этими
людьми - ключевыми фигурами профсоюза - проходила в небольшом  помещении для
регистрации прибывающих, в то время как начали съезжаться делегаты съезда.
     Чтобы  решить, как дальше  действовать союзу, оставалось меньше часа. В
маленьком офисе собралось человек двенадцать.
     - Можно просто передать полномочия  вице-президенту профсоюза, но можно
придумать и кое-что получше.
     Делегаты  согласно закивали. Часть  сидела в креслах, двое облокотились
на стол,  один присел на край кадки с пальмой. Послышался одобрительный шум.
"Этот парень знает, что делает!"
     Римо продолжал:
     - Если  мы отдадим  выдвижение кандидатур  на пост нового президента на
откуп  съезду,  ничего  хорошего  из этого не выйдет. Надо  самим  выдвинуть
кандидата, и тогда дело  пойдет. Давайте договоримся прямо сейчас. Или у нас
будет  крепкий   профсоюз,   или  наступит  хаос.  Решать  -  вам.  Кого  из
присутствующих мы можем предложить съезду?
     Кт