трел табличку с его именем, укрепленную над счетчиком. А когда таксист снова перевел взгляд на Римо, тот сказал: -- Теперь, Ирвинг, я знаю кто ты и номер твоей машины. И, если это не будет доставлено, я сделаю твою жизнь очень интересной. Таксист бросил на него презрительный взгляд. Его правая рука инстинктивно потянулась через сиденье к гаечному ключу, который он всегда держал под рукой. -- Это какой же, интересной? -- с усмешкой спросил он. Римо просунул в окно обе руки, схватил ключ. -- А вот так, -- сказал он и стал сгибать ключ. Толстая стальная рукоятка лопнула посередине, и Римо бросил обломки на сиденье. Ирвинг посмотрел на ключ, на Римо и снова на ключ. И включил передачу. -- Рай, Нью-Йорк. Я поехал. -- Доктор Харолд В.Смит, санаторий Фолкрофт, -- повторил Римо. -- Все понял, -- сказал Ирвинг и, чуть помедлив, добавил: -- Сегодня воскресенье. Он будет на месте? -- Он будет на месте, -- сказал Римо. Постояв у обочины, Римо проводил взглядом машину и направился в полицейский участок. Подойдя к зданию, долго стоял на другой стороне улицы. Оно ничуть не изменилось с тех пор, когда он патрулировал по городу и по несколько раз входил и выходил в эти двери. Оно не изменилось, а вот Римо изменился. Если раньше он видел перед собой только здание с широкими ступенями, то теперь было несколько иначе. Он на ощупь чувствовал износ ступеней, знал, с какой силой достаточно надавить, чтобы треснул камень. Он мог, глядя на эти старые стены, прикинуть с точностью до фунта усилие, которое необходимо для того, чтобы выскрести раствор между кирпичами. Ему была знакома и эта тяжелая деревянная дверь, но теперь, глядя на нее, он тотчас же представил себе, какой силы нужно нанести по ней удар, чтобы открыть, выбив замок. Да, он был другой, а город совсем не изменился. Люди говорят, что нельзя вернуться в свой старый дом, но это неправда. Можно, просто дело в том, что, когда ты туда возвращаешься, то понимаешь, что дом этот вовсе не твой и никогда твоим не был. Дом свой человек носит в себе, в своей душе, отдавая себе отчет в том, кто он и что он. Подумав обо всем этом, Римо задал себе вопрос: "И кто же я такой есть?" Но, прежде чем решиться на него ответить, перешел дорогу и вошел в участок. Полицейский Каликано с давних пор являлся начальником отдела по борьбе с преступлениями против собственности. На это место его пристроил дядя, имеющий вес в политических кругах, и он выполнял свои обязанности ровно настолько, чтобы его не перевели на другую должность или не уволили. Римо стал перед ним. Каликано посмотрел на него. На какой-то миг могло показаться, что он узнал Римо, однако он тут же снова уткнулся в свои бумажки. -- Чем могу служить? -- спросил он. Римо небрежно бросил на стол удостоверение сотрудника ФБР на имя Ричарда Квигли. -- ФБР, -- сказал он. Каликано исследовал удостоверение, проверил соответствие оригинала фотографии, после чего вернул удостоверение Римо. -- Значит, ФБР? Там я вас, наверно, и встречал. Лицо мне ваше вроде бы знакомо. -- Возможно, -- согласился Римо. -- Чем могу служить? -- Я по поводу вчерашнего пожара. Мне надо взглянуть на медальон, который там нашли. Каликано кивнул. Затем тяжело поднялся со стула и неуклюже двинулся к большому стеллажу с ячейками. Вытащив длинный серый конверт, проговорил: -- И чего это вдруг ФБР стало интересоваться пожарами? Римо пожал плечами. -- Кое-что, связанное с налогами. Это оно? Каликано открыл конверт с пробитыми в нем отверстиями и пропущенным через них красным шнурком. -- Да, -- ответил он, затем вынул из конверта лист бумаги, еще один конверт -- белый, поменьше -- и добавил: -- Только сначала распишитесь вот тут. Римо взял ручку и уже хотел было поставить свою подпись, как вдруг поймал себя на том, что забыл указанную в удостоверении фамилию. Ричард. Ричард... И написал "Ричард Уильямс". Не глядя на лист, Каликано положил его на стол и открыл белый конверт. Оттуда ему в руку выпал золотой медальон. Каликано подал его Римо. Римо взял медальон в правую руку, а конверт в левую. Осмотрев медальон, подбросил его на ладони. Поднял, посмотрел на свет, будто бы исследуя на предмет выявления микротрещин, затем, кивнув головой, на глазах у Каликано бросил обратно в конверт, провел языком по отвороту, плотно прижал и отдал конверт полицейскому. -- Все, -- сказал он. -- Этого мне достаточно. -- И развернулся, чтобы уйти. Каликано опустил белый конверт обратно в большой и взял со стола лист бумаги, на котором расписался Римо. Но, взглянув на подпись, окликнул его. -- Эй, Уильямс! Римо остановился и обернулся. -- Чего? -- По-моему, твоя фамилия Квигли. Так написано в твоем удостоверении, -- проговорил полицейский. Римо кивнул. -- Это старое удостоверение, -- пояснил он и вышел на улицу, предоставив полицейскому в недоумении чесать за ухом, раздумывая над тем, почему физиономия и подпись этого Уильямса показались ему такими знакомыми. Как будто он когда-то знал этого человека. Но вот-вот должен был начаться бейсбольный матч, и Каликано, включив приемник, тотчас же забыл и о Римо, и о медальоне. Но позже, проснувшись среди ночи, вскочил с искаженным от страха лицом, как человек, которому явилось привидение. Некоторое время посидел неподвижно, прислушиваясь к биению сердца, отдававшемуся в висках, после чего сказал себе, что это просто глупо, что Римо Уильямс умер много лет назад, и дал себе слово больше не злоупотреблять лапшой под густым белым соусом, потому как после этого ему вечно что-нибудь мерещится. И снова улегшись, с улыбкой на губах, уснул. Глава шестая Доктор Смит протянул Чиуну золотой медальон. Они стояли, отделенные друг от друга столом Смита, и руководитель КЮРЕ, хотя и не отличался высоким ростом, все же на целый фут возвышался над старым азиатом. -- Узнаете это? -- спросил Смит. Чиун повертел пальцами медальон и быстро засунул его между складками своего желтого кимоно, которое носил в дневное время. -- Это символ Синанджу, -- сказал он. -- Римо говорит, что вы отдали его Руби, -- продолжал Смит. -- А, Римо. Где он сейчас? -- поинтересовался Чиун. -- Этот медальон нашли на месте пожара. Руби погибла, -- сказал Смит. -- Да, -- произнес Чиун с бесстрастным выражением лица, сухим, ничего не выражающим тоном. Смит видел это выражение и слышал этот тон уже сотни раз, и тем не менее ему стало как-то не по себе. Он знал, что его самого кое-кто считает бесчувственным. Однако Чиун, если хотел, мог казаться таким хладнокровным и бесчувственным, что Смиту даже не снилось. Кроме того, Смит с настороженностью относился к очевидной неспособности Чиуна понять, что такое КЮРЕ и какие задачи перед ним стоят. Он не сомневался в том, что Чиун понимал гораздо больше, чем могло показаться. -- По-моему, Римо хочет найти тех, кто должен понести за это ответственность, -- проговорил Смит. -- А почему кто-то должен понести за это ответственность, -- спросил Чиун. -- Это был поджог. Римо передал мне кое-какую информацию о том, кто мог быть к этому причастен. Когда я ее ввел в компьютер, оказалось, что это тот самый человек, который первым пострадал от такого рода пожара, после чего они стали происходить один за другим. Солли Мартин. Мы получили фотографию от его родственников, и теперь она у Римо. Чиун кивнул. Смиту очень хотелось сесть, но ему было неловко делать это первым. -- А эти пожары, они что, были устроены с корыстной целью? -- поинтересовался Чиун. -- Да, Мастер, -- ответил Смит. -- Этот Мартин и какой-то мальчишка... они осуществили серию поджогов в разных местах страны по договору с заинтересованными лицами. Его удивило появившееся на сморщенной физиономии Чиуна оживление. -- Мальчишка? -- Мы почти ничего о нем не знаем, кроме того, что ему лет тринадцать, четырнадцать. Что его связывает с этим Мартином, нам тоже не известно. Они не родственники. Мы проверили. -- А эти пожары, они чем-нибудь отличаются от обычных? -- спросил Чиун. Смит, сузив глаза, посмотрел на Чиуна. Между его бровями еще резче обозначилась складка. -- Ну, в общем да, -- ответил он. -- Они необычны тем, что не обнаружено... -- Ни бензина, ни другого горючего материала, -- подхватил Чиун. Смит кивнул. -- А что? -- спросил он. -- Это имеет какое-то значение? -- Для меня имеет, -- ответил Чиун. -- Где сейчас Римо? -- Я не знаю. Города, в которых прослеживается эта-серия пожаров, идут на запад. Я дал Римо список. Вероятно, он идет по следу. Вам тоже дать? Чиун отрицательно мотнул головой. -- Все названия американских городов звучат для меня одинаково. Все начинается с Нью, Индиан или Сент. Я его так найду. Чиун вышел из кабинета. Смит, глядя ему вслед, опустился в кресло. Ему очень хотелось знать, почему тот факт, что к этим пожарам оказался причастен мальчишка, был столь важен. Выйдя от Смита, Чиун остановился и, достав из-под кимоно золотой медальон Синанджу, с улыбкой посмотрел на него. Потом несколько раз подбросил на ладони, как бы прикидывая на вес, и снова засунул под одежду. И заспешил прочь. Улыбки на его лице уже не было. Глава седьмая Ведя машину, Римо время от времени разворачивал карту, при этом она каждый раз закрывала ему приборный щиток, на который ему нужно было смотреть. Следующим пунктом должен был быть Сент-Луис. Римо был в этом уверен. Пожары следовали в строго определенном направлении, от Уайт-Плейнз до Ньюарка, потом один за другим шли города в направлении атлантического побережья, а потом на запад. Подняв глаза, Римо увидел дорожный знак, показывавший, что до Сент-Луиса осталось сорок миль. Римо швырнул карту в окно и надавил на газ. Прибыв в Сент-Луис, он стал перед вопросом: откуда начинать поиски поджигателей? Может, они сняли квартиру? И поскольку ничего лучшего он придумать не мог, то снял номер в отеле и купил газету, в которой его сразу же привлек заголовок в нижней части страницы. КАК Я ПОУМНЕЛ, БЛАГОДАРЯ ПОДЖИГАТЕЛЮ Джоу Джерати "В салуне Перчки, где мой приятель Уоллес Т.Мак-Гинти засиживается очень долго, он мне сказал, что есть вещи, которые люди не станут делать даже за деньги. В доказательство этому он сказал, что никогда не додумался бы съехать на автобусе, набитом слепыми монашками, в придорожную канаву. На что я ему ответил, что утверждать этот факт он может до тех пор, пока его не возьмет за горло финансовое управление коммунального хозяйства. Окинув взглядом салун, я сказал, что уверен в том, что можно кого угодно заставить делать что угодно, кроме как размножаться в разумных пределах. Уоллес Мак-Гинти почему-то принял это на свой счет. Он предложил, чтобы разрешить наш спор, обратиться с этим вопросом к первому, кто войдет в салун. Проигравший ставит выпивку. Шансы наши были равны, и, поскольку, в случае моей удачи, Уоллесу Т.Мак-Гинти пришлось бы покупать выпивку впервые с тех пор, как Гарри С.Труман ради спасения демократии превратил в пепел японцев, я согласился. Первым, кто появился в дверях, оказался Арнольд "Безспичкин", который постоянно околачивается у Перчки, когда был освобожден от своего основного занятия по превращению предприятий неудачливых бизнесменов при помощи бензина и огня в площадки для новых застроек. Прозвище свой Арнольд получил после своей первой попытки совершить поджог. Придя в назначенное место, он обнаружил, что забыл взять спички, и попытался извлечь огонь посредством замыкания электрических проводов, после чего сначала в бессознательном состоянии попал в больницу, а затем в тюрьму. Теперь он спички не забывает. -- Значит, вас интересует, есть ли такие вещи, которые человек не станет делать за деньги? -- переспросил он. -- Совершенно верно, -- подтвердил Уоллес Т.Мак-Гинти. -- Конечно есть, -- сказал Арнольд Безспичкин. -- Ставь выпивку, -- сказал мне Уоллес Т.Мак-Гинти. -- Одну минуту, -- сказал я и спросил Арнольда: -- А что же, к примеру, ты не стал бы делать за деньги? Неужели ты хоть раз отказался сделать что-либо за наличные? Сомневаюсь, что ты скажешь "да". -- Да, -- сказал Арнольд и принялся рассказывать нам об одном нашем общем знакомом, который делал свой бизнес на скачках, но, на свою беду, приобрел слишком широкую известность, особенно среди полицейских из отдела по надзору за игорным бизнесом, которые иногда выполняли свои обязанности, отдыхая от собирания взяток. Дело в том, что нашего общего приятеля взяли в седьмой раз, и ему предстояло на всю жизнь распрощаться с доходным промыслом и перебиваться с хлеба на воду. И вот он приходит к Арнольду Безспичкину с предложением, поскольку, как он сказал, Арнольд единственный, кто может его спасти. Ему пришла в голову чудесная мысль, что все обойдется, если только исчезнут заведенные на него дела. Все свои несчастья он приписывал протоколам о задержании. -- Чем же я могу тебе помочь? -- спросил Арнольд. -- Тысячу долларов даю, -- сказал наш общий знакомый. -- Что я должен буду сделать? -- спросил Арнольд. -- Спалить мои протоколы, -- отвечал наш общий знакомый. -- А где они находятся? -- спросил Арнольд. -- В полицейском участке, -- отвечал наш общий знакомый. -- Постой-ка, -- говорит ему Арнольд. -- Это что ж выходит: ты хочешь, чтобы я за тысячу баксов спалил полицейский участок? -- Совершенно верно, -- отвечает наш общий знакомый. -- Можешь выбрать время, когда на дежурстве будет поменьше народу, чтобы было как можно меньше жертв. Арнольд посмотрел сначала на меня, потом на моего приятеля Уоллеса Т.Мак-Гинти. -- Так вот, ребята, -- сказал он. -- Я этого делать не стану. Возразить мне на это было нечего, и я заказал выпить Уоллесу Т.Мак-Гинти, а заодно и Арнольду, полагая тем самым начало тому, что вполне совпадало с его программой на этот день. Арнольд Безспичкин -- как Дракула -- работает по ночам, а потому, когда солнце перекатилось через крышу салуна на другую сторону, он двинулся к выходу, наполнив свое брюхо выпивкой за мой счет, за которую, как я надеялся, он должен был рассчитаться. У двери он остановился и улыбнулся, ослепив меня своим единственным зубом. -- Ты никогда не добьешься успеха в этой профессии, -- сказал он. -- Это почему же? -- спросил я. -- Потому что ты не умеешь правильно задавать вопросы, -- отвечал Арнольд. -- А какой вопрос я задал тебе неправильно? -- поинтересовался я. -- Ты меня спросил, возьмусь ли я за деньги спалить полицейский участок. -- Ну да, -- сказал я. -- А ты сказал, что не возьмешься. -- Точно, -- сказал Арнольд и снова повернулся к двери. Потом снова обернулся и добавил: -- Просто я сделаю это бесплатно. И теперь я, когда беру у кого-нибудь интервью, всегда об этом помню и никогда не задаю легких вопросов. Пусть за свой счет угощают другие." Римо однажды прочел заметку, затем отыскал бар "У Перчки" в телефонном справочнике, а услужливый полисмен растолковал ему, как попасть на Ла-Дукс-стрит. Подъехав к бару, Римо увидал стоявший там фургон телевизионщиков. У входа выстроилась очередь, и молодой парень в испанском кожаном пиджаке и сшитых на заказ джинсах отпихивал людей от двери. Римо двинулся к нему. -- Извини, приятель, -- сказал парень. -- Бар откроется через два часа. -- А в чем дело? -- поинтересовался Римо. -- Рекламу снимают. -- Хорошо, -- сказал Римо и сделал вид, что уходит. Парень отвернулся, чтобы отогнать кого-то еще, и Римо, следивший за глазами парня и дождавшись, когда тот повернется настолько, что не сможет видеть его боковым зрением, шмыгнул у того за спиной в дверь салуна. -- Извини, туда пока нельзя, -- сказал парень какому-то мужчине, одетому в клетчатый пиджак и синие джинсы фирмы "Фармер Браун". -- А почему же ты только что пропустил того малого? -- спросил мужчина. -- Какого малого? -- А того, худого. -- Отойди. Я его тоже выгоню, -- ответил парень. -- Дубина. -- Приходите через пару часов, -- сказал парень. Деревянный пол старого заведения был сплошь устлан толстыми электрическими кабелями, и освещение было как вечером на стадионе. Возле стойки стоял мужчина. Это был крупный, толстый человек, одетый в костюм, который выглядел так, будто владелец получил его по почте в бумажном пакете. Римо узнал Джоуи Джерати, портрет которого был помещен в газете рядом со статьей. Позади Джерати стояли мужчина и женщина -- модели, тщательно наряженные под посетителей. За стойкой стоял бармен, выглядевший вполне реально, наверное, потому, что у него был мокрый передник. Римо сел за столик и стал наблюдать. Возле камеры стоял режиссер и выслушивал сетования Джерати. -- Когда же мы, в конце концов, закончим? -- спрашивал Джерати. -- Сразу, как только вы правильно произнесете текст. -- Если я еще хоть раз глотну эту дрянь, меня вырвет. -- Не надо пить. Только прикоснитесь губами. А теперь, давайте попробуем еще разок. Режиссер кивнул оператору, и Джерати повернулся к бармену. Стоявшие рядом с ним двое, громко заговорили. На музыкальном автомате заиграла пластинка. Джерати начал говорить бармену о том, какие хорошие люди мусульмане-шииты и как спокойно было бы жить в этом мире, если бы он находился в руках этих добрых и чутких людей. Режиссер подождал, когда звукооператор повернется и кивнет ему головой, давая понять, что запись звука установлена на нужном уровне, и скомандовал: -- Приготовились! Римо видел, как Джерати ссутулился от напряжения. Затем он повернулся к режиссеру и пожаловался: -- Костюм жмет. И зачем только понадобилось на меня его надевать? -- Потому что он создает необходимый образ человека из толпы. -- Черта с два! Другие вон ходят в костюмах от Пьера Кардена. А я чем хуже? -- Те, кто ходят в костюмах от Кардена, не пьют пиво "Банко", -- парировал режиссер. -- Да его вообще никто не пьет, -- сказал Джерати. -- Ну, ладно. Давайте заканчивать съемку и убираться отсюда. Джерати снова повернулся к стойке и начал говорить бармену о жесточайшей дискриминации испаноязычного населения в Сент-Луисе. Вид у бармена был скучный. Режиссер подождал, когда звукооператор подаст сигнал, и скомандовал: -- Начали! Джерати медленно отвернулся от бармена и посмотрел в камеру с таким удивлением, будто не знал, откуда она тут взялась. -- Привет, -- сказал он. -- Я Джоуи Джерати. -- Сделав паузу, он посмотрел на режиссера. -- А когда я получу чек? Мой агент сказал, что мне необходимо удостовериться в том, что мне выдадут чек. -- Он здесь, у меня, -- сказал режиссер. -- Так сделаем мы, наконец, эту чертову съемку?! -- Ну, ладно, -- сказал Джерати. Они приготовились, и, когда режиссер скомандовал: "Пошел!". Джерати снова с притворным испугом посмотрел в камеру и снова проговорил: -- Привет. Я Джоуи Джерати, но я не актер, я журналист. Я с друзьями нахожусь в баре "У Перчки". Он махнул рукой, указывая через плечо на двух исполнителей, стоявших у него за спиной, которые заученно улыбались в камеру, делая вид, будто слушают Джерати. -- Я устроил эту съемку, потому что мне заплатили. А еще для того, чтобы вы больше узнали о пиве. Псевдоклиенты, как им полагалось по сценарию, засмеялись. Бармен попытался изобразить улыбку, и Римо заметил, что у того недостает двух передних зубов. -- Итак, скажу вам прямо, -- продолжал Джерати, глядя в камеру, -- как я всегда это дедам. Он поднял стакан и обмакнул губы в пиво. Римо видел, что они плотно сжаты. Джерати протянул руку и взял со стойки банку. -- Пиво "Банко" -- хорошее пиво. Вот что я вам скажу. -- Он посмотрел через плечо режиссера на девушку, которая держала карточку с репликами. -- Это пиво на весь вечер. Это пиво для друзей. Так что, если вы проводите весь вечер с друзьями, пейте пиво "Банко". Скажите "Банко" -- и вы выиграете! Бармен засмеялся; то же сделали и двое псевдоклиентов, когда Джерати повернулся к стойке и снова поднес стакан с пивом к своим плотно сжатым губам. -- Все! -- крикнул режиссер. -- Конец! -- Слава Богу! -- отозвался Джерати и выплеснул пиво через стоику. -- Терпеть не могу это поило. Моча лошадиная. И махнул рукой бармену. -- Перчки, налей, как всегда! Перчки плеснул на донышко коньячного бокала бренди "Курвуазье" и поставил бокал перед Джерати. Тот поболтал в бокале бренди, понюхал и сказал: -- Хвала Иисусу, что человеку есть еще что выпить! Сделав маленький глоток, он крикнул режиссеру: -- Не забудьте про чек! И, обращаясь к бармену: -- Перчки, я сделаю тебя знаменитостью. -- Ты сделаешь меня банкротом, -- отозвался Перчки. -- Мои статьи сделают тебя знаменитостью. -- Знаменитость такого не потерпит, Джоуи. Ты притащил сюда людей, которые ничего не купили. Они просто проторчали тут, пялясь на киношников. Ты что, не мог привести мне полтора десятка таких, кто пьет пиво? -- Единственное место, где можно сразу найти полтора десятка таких, кто пьет пиво, -- это тюрьма, -- отвечал Джерати. -- К тому же те, кто пьет пиво, потеют: Я пошел переодеваться. И он решительно двинулся к туалету. Съемочная группа, собрав оборудование, двинулась к выходу. Римо направился к стойке. Проходя мимо двух исполнителей, участвовавших в этой съемке, он услыхал, как женщина сказала: -- Этот Джерати просто свинья! Римо стал у стойки и, когда появился бармен, заказал пиво. -- Так это и есть Джоуи Джерати? -- спросил он. Перчки кивнул. -- Частый клиент? -- Не-а. Я его тут сроду не видел, и вдруг он стал писать про мой бар. Он его в телефонном справочнике нашел. Написал раз, потом еще, я пригласил его зайти. К счастью, заходил он не часто, я об этом ничуть не жалею. -- Почему так? -- Потому что ко мне сюда ходит рабочий люд. И если он будет сшиваться тут в своих модных французских костюмах и лакированных штиблетах да хлебать бренди, -- да еще, прости, Господи, из бокала, -- да начнет болтать про произвол полиции, гражданские права и все такое прочее, мои добрые клиенты в один прекрасный день засунут его в плевательницу. -- А что за люди, о которых он пишет? -- спросил Римо. -- Кто такой этот Арнольд Безспичкин? -- Да он все это сочиняет! Но я вот что скажу. Некоторым нравится такая трепотня, вы в любой день можете найти подобную статейку. У меня здесь таких ребят целая дюжина отирается. Сразу видно, что все прогорели на торговле рубашками. Сидят тут и зыркают по сторонам: ждут, что к ним подойдет этот самый поджигатель и предложит свои услуги. А выпить закажут кот наплакал. -- Ну, и к кому-нибудь подходил такой поджигатель? -- Не знаю, -- ответил Перчки. -- Иногда наведываются ребята в полосатых костюмчиках. Но это не постоянные клиенты. И тут бывают такие разговоры, о которых я и знать не хочу. В бар вернулся Джоуи Джерати, одетый в легкий серый, слегка приталенный клетчатый пиджак и брюки прямого покроя из такого же материала. Лацканы его пиджака тютелька в тютельку соответствовали тому, что рекомендовал как последний крик моды сезона "Джентльменский ежеквартальник". Галстук его имел внизу ширину два дюйма, в отличие от трехдюймовых, какие носили на прошлой неделе. Взглянув на Римо, он спросил: -- Что вы думаете по поводу распространения влияния ислама? -- Ничего плохого, -- ответил Римо, -- пока это не сделает цветных чересчур наглыми. Джерати посмотрел на свой бокал. -- Этого и следовало ожидать. В таком месте. -- А что вы об этом думаете? -- спросил Римо. -- Я думаю, что за ним наше будущее, -- ответил Джерати. -- И все мы попадем прямиком в пятнадцатый век, -- заметил Римо. -- Нельзя судить, какой характер приобретет движение после революции, когда революция стоит только на полпути. -- Если люди поедают друг друга, то можно не сомневаться в том, что они не станут вегетарианцами. -- Вы расист, -- сказал Джерати и сделал маленький глоток. -- Отнюдь нет, -- ответил Римо. -- Просто я предпочитаю иметь возможность отличать одного жулика от другого. А если все начнут звать друг друга Мустафа, я запутаюсь. -- Расист, -- сказал Джерати. -- А кто из нас не такой? -- Верно. Все мы такие. Как вас зовут? -- Римо. -- Фамилию не надо. Я не люблю фамилий. -- А как насчет Арнольда Безспичкина? -- спросил Римо. -- У него есть фамилия? Джерати, казалось, насторожился. -- Естественно. А кому это нужно? -- Да я просто поинтересовался. Он сюда заходит? -- Естественно, -- ответил Джерати. -- Познакомьте меня с ним. -- Ну, если он придет. И если я буду здесь. Но я сейчас ухожу, а его пока что-то нет. И Римо понял, что бармен был прав. Этот Арнольд Безспичкин -- всего лишь плод фантазии Джерати. Оставив пять долларов на чай, Римо поставил пиво на столик. Бармен сказал правду. В течение получаса, несмотря на то, что еще не настал полдень, бар заполнили какие-то нервные люди, которые, заказав себе виски "Чивас" со льдом и не притрагиваясь к напитку, сидели и глазели друг на друга да бросали взгляды на дверь, когда та открывалась. Добрая половина из них была в париках, да и остальным это нисколько бы не помешало. И Римо подумал, что, видимо, между падением розничных цен и потерей волосяного покрова существует какая-то зависимость. Вероятно, каждый месяц, получив счета, по которым предстояло платить, они сильно скребли свои затылки. В бар вошел мужчина. Волосы у него были свои, но костюм выглядел так, будто его взяли напрокат. Человек окинул взглядом сидящих за столиками. Те тотчас же, что тебе проститутки в гонолулском борделе, устремили на него полные томительного ожидания взгляды. Римо встал и подошел к нему. -- Нам нужно поговорить, -- тихо произнес Римо. -- Чего ради? -- Потому что, если ты откажешься, я тебе шары выколю, -- сказал Римо и, взяв парня за правый локоть двумя пальцами, сжал. -- У-у-у! Ну, если так надо... -- Идем. Они сели за столик, и Римо отпустил его локоть. Парень запустил руку в свою темную шевелюру и спросил: -- Что тебе нужно? -- Для начала внесем в дело ясность, -- сказал Римо. -- Во-первых, я не легавый. Во-вторых, как я понял, тебе кое-что известно о пожарах по заказу. И в третьих, я хочу, чтобы ты мне об этом рассказал. -- Ас какой стати? -- Мне кажется, мы только что обо всем договорились, -- ответил Римо. -- Или ты хочешь, чтобы тебе напомнил об этом твои локоть? -- Хорошо. Что тебя интересует? -- Во-первых, как идут дела? -- спросил Римо. -- Паршиво, -- ответил парень. -- Правда статейка Джерати вызвала интерес у многих, кому надо что-то спалить. Вон они все сидят. -- Так. А почему дела идут плохо? -- По той же причине, что и у них. Слишком большая конкуренция. Они не могут продать рубашек, сколько хотят, а ты не можешь устроить столько пожаров. -- Мне нужен один парень, его зовут Солли. Фамилия Мартин, но он мог назвать другую. Римо посмотрел прямо в полузакрытые глаза собеседника. -- Солли? Не знаю никакого Солли. -- Он не здешний. С ним еще мальчишка. Физиономия парня выразила оживление. -- Мальчишка? Точно! -- Ты их знаешь? -- Нет, но я о них слыхал. Они как раз тут сейчас промышляют. Слыхал, слыхал! Из-за них-то дела и пошли плохо. Всех клиентов отбили. -- Где их можно найти? -- спросил Римо. -- Этого я не знаю. Римо перевел взгляд на свой нетронутый стакан с пивом. Затем достал спички, зажег одну и подпалил ею остальные. Коробок вспыхнул. Римо накрыл его ладонью и, зажав в кулаке, погасил. -- Я надеялся, от тебя будет больше толку, -- с искренним сожалением проговорил он и бросил обугленный коробок на стол. -- Честно говорю, мистер. Я не знаю. Я только слышал о них. Они только вчера появились в городе и уже ухитрились найти клиентов. Римо сделал жест, указывая на присутствующих. -- Мне кажется, они этих ребят еще не знают. -- Я узнал о них по тайным каналам. Солли и Спарки. Они где-то здесь. -- Как мне их найти? -- Не знаю. -- А ты подумай. Я отблагодарю. -- Да? Это как же? -- Оставлю целым твой локоть, -- ответил Римо. -- Все ясно. Могу назвать одного человека. -- Кто он? -- Джон Барлин. -- Кто он такой? -- Владелец универмага "Барлин спортс эмпориум" на Квимби-стрит. Я узнал, что ему нужно устроить пожар. Но когда собрался ему позвонить, ребята сказали, что уже поздно, что он уже договорился с этим Солли. Чертовы гастролеры! Римо встал из-за стола. -- Спасибо. -- И тебе спасибо, -- сказал парень, -- за локоть. "Барлин спортс эмпориум" занимал первый этаж дома с низким цоколем, на верхних этажах которого находились жилые помещения. Дом этот был втиснут в длинный ряд таких же зданий, возведенных на общем фундаменте. Тротуар перед домом, забрызганный грязью, неподметенный, красноречиво характеризовал его обитателей. Этот спортивный универмаг, как и все торговые заведения по соседству, имел железную штору, которую опускали на ночь и запирали, защищая таким образом витрины от хулиганов. Если бы Римо искал учебный образец приходящего в упадок предприятия, обреченного на предание огню, "Барлин спортс эмпориум" был именно тем, что надо. Как он и предполагал, владельца универмага на месте не оказалось. Чрезвычайно услужливый приказчик сказал Римо, что мистер Барлин вылетел в Чикаго по делам и вернется на следующий день. Римо понял, что пожар должен произойти этой ночью. Чтобы убить оставшееся время, он решил пойти в кино. В этом же квартале один за другим стояли три кинотеатра. В одном показывали фильмы "Ярость Гонконга" и "Стальные кулаки", в другом "Тиран Гонконга" и "Железные кулаки" и в третьем "Резня в Гонконге" и "Каменные кулаки". Римо посмотрел все. И нашел, что очень интересно провел вторую половину дня. Узнал, что киносеанс длится полтора часа, что все черные ребята -- миллионеры, которые путешествуют по свету, нигде якобы не работают и при этом имеют в собственности многоэтажные дома и личные реактивные самолеты. Он также узнал, что эти самые черные в своем стремлении установить мир и справедливость в этом несовершенном мире всегда действуют сообща с каким-нибудь азиатским мастером по восточным единоборствам, который может любого уложить в схватке один на один, за исключением этого самого черного, потому как обучал их этому один и тот же отец-азиат. И каждый раз такая пара изничтожала великое множество негодяев, которые, все без исключения, были белыми и по большей части толстыми. Все эти толстяки были трусами и продажными шкурами, держали в руках свои правительства и жестоко обращались с неграми и азиатами. Оба героя пренебрегали дверями, не считая случаев, когда вышибали их, преодолевая это препятствие налету. А делать им это приходилось очень часто. При этом все белые женщины были проститутками, жаждущими отдаться черному мужчине. А все черные женщины были благородными и сдавались только в самом конце фильма и то по любви. Стоило какому-нибудь белому потерпеть поражение, как зал тут же разражался ликующими возгласами. И Римо сделал вывод, что если люди хотят мирного сосуществования различных рас, то в первую очередь им надо будет сжечь все эти фильмы. Выходя из кинотеатра, Римо подумал, не стоит ли ему, взвившись в воздух, отворить входную дверь ударом ноги. Но потом решил, что не стоит. Выражать протест символически было не в его манере. Когда Римо вышел на улицу из третьего кинотеатра, уже темнело. Фасад универмага "Барлин спортс эмпориум" был плотно закрыт стальной шторой. Римо постоял перед входом в магазин, подождал, пока небольшая очередь у кассы кинотеатра не исчезнет, а когда улица опустела, взял двумя пальцами висевший на решетке замок и стал его ощупывать. Нащупав на поверхности маленькую выпуклость, под которой располагались кулачки, надавил. Раздался щелчок, и дужка выскочила из замка. Римо быстро снял его и, скользнув за железную решетку, повесил на место. Парадная дверь закрывалась на обыкновенный врезной двухоборотный замок. Оглянувшись назад и убедившись, что его никто не видит, Римо ударил ладонью в дверь возле замка, и та распахнулась. Затем вошел в темное помещение и пристроил на место обломок косяка, отлетевший вместе с замком. Возле задней стены но нашел лестницу, ведущую в подвал, где располагалось складское помещение, и, как и ожидал, обнаружил там все признаки подготовки к поджогу. Склад был забит большими картонными коробками и ящиками, но лежали в них отнюдь не спортивные товары. Все они были наполнены мусором, газетами, старой обувью, сломанным спортинвентарем. Был совершенно очевидно, что хозяин заранее распродал весь товар. А после пожара он будет утверждать, что все погибло огне, и предъявит право на получение страховки. Двойная выгода. Римо сидел, привалившись спиной к ящику. Чтобы этот поджог возымел коммерческий успех, начинать надо было с подвала. В этом самом месте и следовало поджидать Солли и Спарки -- самое подходящее местечко для расплаты за смерть Руби Гонзалес. Пока он так сидел, ему все время не давало покоя какое-то неясное ощущение. Ощущение, что он должен был сделать что-то еще, сделать прямо сейчас. Но нужная мысль никак не приходила на ум. Время в темном подвале тянулось медленно. Было уже почти три часа, когда Римо понял, в чем дело: поджигатели ждали, когда закроются кинотеатры в конце квартала. Опасно действовать, когда на улице толпы народу. И Римо решил вздремнуть. Но проспал не больше часа: над головой у него раздались шаги. Звук был слабый, едва различимый, но это, несомненно, были шаги. Ходил один человек. Римо прислушался и подождал, но других шагов в магазине слышно не было. Второй, должно быть, остался на стреме. В таком случае разумней было подняться наверх. Тогда но сможет накрыть того, кто в магазине, имея при этом шанс прихватить и того, кто остался снаружи, прежде чем тот успеет улизнуть. Римо бесшумно двинулся сквозь мрак к ведущей наверх лестнице. Мальчишка был до смешного маленький. Понаблюдав, как тот стаскивает с полок ящики и пустые коробки из-под бейсбольных бит и прочего спортинвентаря, Римо произнес: -- Неправильно. Спарки резко обернулся и в проникавшем снаружи тусклом свете увидел Римо. А Римо увидел стоявшую на противоположной стороне улицы машину и сидящего в ней человека. Должно быть, Солли. Судя по фотографии, похож. Стало быть, этот -- Спарки. -- Что тебе нужно? -- спросил Спарки. -- Разве ты до сих пор не знаешь, что пожар должен начинаться в подвале, чтобы не осталось никаких признаков того, что товар был вывезен? -- проговорил Римо. -- Не волнуйся, -- ответил мальчик. Страха в его голосе не было. -- Мой пожар доберется и вниз. -- На этот раз нет, малыш, -- сказал Римо. -- На этот раз я перекрою тебе тягу. Он сделал шаг вперед, но тотчас же остановился. Мальчик резко развел руки в стороны, как если бы изображал Дракулу на домашнем карнавале. И вдруг прямо на глазах у Римо начал светиться. Голубоватое сияние кутало его хрупкое тело. Пока Римо стоял и смотрел, цвет начал меняться... сначала перешел в багровый, затем в алый, потом в оранжевый, и наконец тело мальчика стало огненно-желтым, точно сверкающее солнце, а когда Римо снова двинулся к нему, Спарки вытянул руки вперед, и в Римо брызнули огненные струи. Римо увернулся, но почувствовал, как пламя лизнуло его одежду. Она загорелась. Его обожгло. Он бросился на пол и стал кататься, пытаясь сбить пламя. Едва он погасил одежду, как в него снова устремились две огненные стрелы. Римо вскочил. Огонь полоснул по полу у него под ногами, и пол вспыхнул. Языки пламени взметнулись вверх. Римо почувствовал, что на нем горят брюки. Лицо его обдало жаром. А тут новые вспышки -- мальчик взял его огненными стрелами в кольцо. Римо услышал смех Спарки. Теперь его окружала сплошная стена огня, подступавшая к нему все ближе. Римо бросился сквозь эту огненную завесу, кубарем перекатился по полу и нырнул за прилавок, где снова попытался сбить с себя пламя. Затем послышалось легкое шипенье: загорелись подожженные мальчиком пустые коробки и стены. Тотчас же все кругом заполыхало. С полок на Римо посыпались горящие коробки. Ему опалило волосы, снова загорелась рубашка. Он опять покатился по полу, сбивая пламя. В воображении у него мелькала одна и та же картина: светящийся мальчик, извергающий огонь. Как он это делал? Что это была за сила? Когда Римо поднялся из-за прилавка, Спарки был уже возле двери. Римо увидел, что светится тот уже не так ярко, переходя от желто-белого оттенка к алому. Означало ли это, что его способность извергать пламя иссякла? Не успел Римо двинуться с места, как Спарки резко обернулся и поднял руки, направив их в потолок над головой Римо. И тотчас же две огненные струи рассекли пространство, устремляясь в потолок. И тут же на глазах у Римо мальчик перестал светиться. Римо взглянул на потолок, и в этот момент оттуда отвалился здоровенный горящий кусок. Римо покатился по полу. Вокруг него падали куски горящего дерева, весь магазин шипел и трещал от огня. А еще был запах. Сладковато-приторный, похожий на запах жареной свинины, и Римо понял, что исходит он от его собственного тела. Неужели вот так же было и с Руби Гонзалес? До него донесся смех Спарки, выбегавшего на улицу. Неужели последнее, что он слышит в своей жизни, -- смех этого мерзавца?! И Римо, взревев, перемахнул через прилавок и бросился к открытой двери. Спарки был уже в машине. Человек, сидевший за рулем, увидев Римо, быстро включил передачу. Машина тронулась. Римо бросился наперерез. Он знал, что еще может ее догнать. И вдруг позади раздался... крик. Затем крик перешел в стон, смолк, потом повторился снова. Вход в жилой дом находился рядом со входом в магазин. Бегом поднимаясь по лестнице, Римо почувствовал, что ему становится тяжело дышать. Он знал, что получил ожоги, но в горячке даже не мог разобрать, где именно. Влетев в коридор, он ударами ног стал одну за другой распахивать двери и кричать в квартиры: "Пожар!" Когда он добрался до верхнего этажа, все жильцы были уже на ногах. Римо всех проводил к лестнице, после чего проверил, не осталось ли кого-нибудь в комнатах. С улицы послышались сирены пожарных машин. Пламя, пробившись через потолок расположенного внизу магазина, охватило уже весь дом. У Римо не было никакого желания отвечать на какие бы то ни было вопросы. Когда он спустился на второй этаж, пожарные уже входили в дом. Увидав их, Римо развернулся и бросился к окну в конце коридора. Уже теряя силы, вышиб ногой раму и выпрыгнул во двор головой вперед. Коснувшись земли, перекувырнулся через голову и растянулся на мягкой траве. Теперь им владело не только одно чувство ярости. К нему прибавилось чувство страха. Над головой послышались голоса: -- Эй! Там во дворе кто-то есть! -- Проверьте! Римо медленно поднялся и, прихрамывая, скрылся во мгле. Глава восьмая Подойдя к двери своего номера, Римо какое-то мгновение помедлил. Ему показалось, что внутри кто-то есть. Он прислушался -- полная тишина. Не было слышно ни дыхания, ни шуршания одежды, вызываемого подъемом и опусканием грудной клетки при дыхании. Он приложил к двери руку, едва касаясь ее пальцами, пытаясь таким образом уловить какую-либо вибрацию внутри. Но ее не было. Убедившись в этом, Римо открыл дверь и вошел в номер. Чувствовал он себя совершенно разбитым и догадывался, как должен при этом выглядеть. Даже таксист не хотел его брать. Обычно в подобных случаях Римо переубеждал таких, выворачивая на дверце машины замок, а водителю ухо. Но сегодня он для этого был слишком слаб. И чтобы добраться до отеля, он отдал шоферу двести долларов. Мысль о том, что надо принять душ и спокойно все обдумать, пришла сама собой. Сегодня он видел такое, о существовании чего даже не подозревал, и, если хотел остаться в живых, должен был понять суть этого явления. Закрыв за собой дверь, Римо двинулся по мягкому ковру в ванную. И остановился, услышав позади себя голос. -- Позор! Он резко обернулся. Посреди комнаты на диванной подушке сидел Чиун и смотрел на него, качая головой и цокая языком. -- Посмотри на себя! -- сказал Чиун. -- Выглядишь, как побитая собачонка, а ведешь себя, как заяц. И это все, к чему привели тебя мои тренировки? Римо смешался. Неужели Чиуна послал Смит? Неужели это конец? Он стоял, не двигаясь с места, и внимательно смотрел на Чиуна, пока наконец не убедился, что в его позе не заметно того характерного напряжения, которое часто наблюдалось в случаях, когда Чиун шел выполнять задание. Старый азиат сидел, положив на колени руки, слегка соприкасавшиеся кончиками пальцев, и укоризненно качал головой. -- Я попал в большую переделку, -- проговорил Римо. -- А, ты попал в переделку! -- сказал Чиун. -- А я-то думал, что у тебя все замечательно. Выглядишь ты превосходно. -- Кончай, Чиун. Эта ночь была не из легких. -- А дальше будет еще труднее. И рыбе, которую вытащили из воды, это может не понравиться в первую же минуту, но при этом она должна знать, что в следующую ей будет еще хуже. -- Пожалуйста! -- взмолился Римо. Напряжение, которое помогло ему в противостоянии жару и огню, сказалось на самочувствии. Во всем теле ощущалась слабость. Он понимал, что организм обезвожен. Вся влага, выкачанная на поверхность тела, чтобы предотвратить сильные ожоги, ушла из организма, и теперь было такое ощущение будто кожа усохла и стянулась. Его мучила жажда. На какой-то миг он ощутил головокружение, его качнуло вбок, и, не ухватись он правой рукой за комод, он бы упал. Совсем рядом раздался голос Чиуна. -- Глупый, -- шепотом произнес тот. -- Глупое, глупое дитя. Римо хотел было ответить грубостью, но с его пересохших губ не слетело ни единого слова. Он почувствовал, что его куда-то потащили, почти понесли, а когда Чиун втолкнул его в ванную, понял, что совершенно потерял способность управлять своими мышцами. Чиун, прислонив Римо к раковине, открыл воду и, стащив с него обгоревшую одежду, поднял, как ребенка, и опустил в ванну. -- Подожди, я сейчас, -- проговорил Чиун и выскочил из ванной. -- А я никуда и не собирался, -- прошептал в ответ Римо. Через несколько секунд Чиун возвратился с маленьким флакончиком, вырезанным из какого-то камня. Вынув из него пузатую, сделанную из такого же камня пробку, он перевернул флакон над ванной и накапал в воду какой-то тягучей голубоватой жидкости. Затем разболтал ее в воде, и Римо почувствовал, что кожу его начинает пощипывать, как будто через воду пустили слабый электрический ток. -- Ничего, -- сказал он. -- Глупый, глупый, глупый, глупый, -- проговорил Чиун. -- Только не надо сейчас! -- взмолился Римо. -- У меня голова раскалывается. -- Если будешь продолжать в том же духе, то тебя ждет кое-что похуже, -- сказал Чиун, продолжая, вопреки надеждам Римо, стоять рядом и смотреть на него. -- У тебя что, нет никаких обязанностей? -- продолжал он. -- Наемный убийца не может просто так взять и перестать убивать только потому, что ему больше не хочется этого делать. Убивать -- это возложенная на него обязанность. -- Пусть ее возложат на кого-нибудь другого, -- отозвался Римо. Он чувствовал, как все его тело окутывает истома, его тянуло в сон. -- Это что же получится, если каждый вдруг захочет бросить свою работу? -- не унимался Чиун. -- В этой стране -- ничего особенного, -- слабым голосом отозвался Римо. -- Да? А кто будет жарить на улицах каштаны? А кто будет учить американских детей читать, писать и правильно себя вести, если завтра все ваши учителя покинут классы? А если уйдешь ты, кто будет выполнять задания императора Смита? Ты что, хочешь, чтобы этим занимались непрофессионалы? Это ты хочешь мне сказать? -- Да, -- сказал Римо. -- Вот чего сегодня не хватает Америке, -- проговорил Чиун. -- Никто не испытывает гордости за свое дело. Действия наемников повсюду вызывают нарекания, выводя тем самым людей из себя и создавая о нас плохое мнение. Неужели в тебе нет никакого чувства ответственности? -- Есть, -- сказал Римо. -- Я чувствую на себе ответственность за поимку тех, кто устраивает эти поджоги. -- Это уже лучше, -- заметил Чиун. -- Это мой долг перед Руби. Она была нашим другом. Чиун вздохнул, пасуя перед этим доводом, которому ничего не мог противопоставить. -- Доброе дело остается добрым, даже если делается из неверных побуждений, -- проговорил он. Римо кивнул, хотя и не понял, что Чиун имел в виду. Он слишком устал, чтобы это выяснять, а потому опустился пониже, так, чтобы вода доходила до самой шеи, и закрыл глаза, готовый уснуть. Уже засыпая, он ощутил на лице осторожное прикосновение влажной губки и пощипывание примочки. Мелькнула мысль, что Чиуну ничего не стоит нажать сверху и, погрузив его голову под воду, подержать так до тех пор, пока он не захлебнется. Но он тут же отбросил эту мысль и погрузился в сон. Глядя на своего спящего ученика, Чиун проговорил: -- Спи, сын мой, а потом тебе еще о многом предстоит узнать. И он, осторожно опустившись на кафельный пол в ванной, сел, сложил руки и стал ждать, когда Римо проснется, не сводя при этом с него глаз, дабы избежать каких-либо неожиданностей. Глава девятая Римо не знал, сколько времени он проспал. Открыв глаза, он увидел Чиуна, который сидел на полу. -- Ты так и просидел тут? -- спросил Римо. -- Нет, -- ответил Чиун. -- Я зашел посмотреть, не забыл ли я тут чего-нибудь. Римо кивнул. И вдруг его сознание остановилось на мысли, что он не чувствует боли. Подняв из воды правую руку, он поднес ее к глазам. Краснота исчезла, там, где кожа была сморщенной и, казалось, вот-вот начнет трескаться, живая ткань, впитав в себя влагу, разгладилась. -- А что это ты налил в ванну? -- поинтересовался Римо. -- Хорошая штука. -- Это сделано из глаз жабы, -- сказал Чиун. -- С добавлением измельченных рогов козла, желчного пузыря теленка, помета водоплавающих птиц, маринованных языков тритонов, органов саламандры... -- Хватит! -- сказал Римо. -- А то меня вырвет. -- Ты же сам спросил. -- Если бы ты был поделикатней, мог бы и не говорить, -- упрекнул Римо. Когда он начал вылезать из ванны, Чиун поднялся с пола и отвернулся, и Римо удивила такая стеснительность старого азиата. Обернувшись полотенцем, он спросил: -- Оно что, правда из всего этого сделано? -- Еще раз обожжешься, и я заставлю тебя это выпить, -- хмыкнув, ответил Чиун и вышел из ванной. Чуть погодя, надев все чистое, Римо вошел в гостиную. Он догадывался, что Чиун имеет намерение поговорить с ним о возвращении в КЮРЕ, но готов был смириться с этим ради того, чтобы снова побыть с ним вместе. Он даже представить себе не мог, как ему будет недоставать старого ворчуна. -- Я полагаю, ты хочешь поговорить со мной о возвращении на работу к Смитти? -- спросил он. Чиун стоял возле окна и смотрел на нависшее над Сент-Луисом ночное небо. Из-за его спины Римо были видны арки моста над Миссисипи. Чиун махнул рукой. -- Делай, что хочешь. -- Тогда зачем же ты здесь? -- спросил Римо. И снова на какой-то миг ощутил страх при мысли, что Чиун явился сюда по приказу Смита, чтобы его ликвидировать. Но это было глупо. Стал бы Чиун нянчиться и лечить его, чтобы затем убить? Глупо? Может быть. Тем не менее Римо считал, что Чиун на такое способен, допустим, следуя какой-то древней традиции Синанджу, такой же древней, как Великая китайская стена. Никто этого не знал. -- Зачем, Чиун? -- повторил Римо. -- Я хочу знать об этих пожарах, -- сказал в ответ Чиун. -- Пожары, как пожары, следуют один за другим. В одном из них погибла Руби. Я хочу расквитаться. -- Это я знаю, -- с презрением бросил Чиун. -- Ты мне расскажи о самих пожарах. Кто их устраивает? -- Какой-то парень по имени Солли и мальчишка. Сегодня я и столкнулся с этим мальчишкой. Ничего подобного никогда не видел! Чиун обернулся. Его ореховые глаза, казалось, прожгли Римо насквозь. -- Расскажи мне, что произошло, -- потребовал он. -- Я выяснил, где они собираются сделать поджог, -- начал Римо. -- Поехал туда и застал мальчишку за работой. Попытался взять его... Но, Чиун! он вдруг засветился... как будто сквозь него пропустили электрический ток. Этот человек метал огонь. Я был в другом конце комнаты, но он протянул вперед руки, и вокруг меня все заполыхало. Куда бы я ни повернулся, все горело. Я не мог к нему прорваться. Когда же я наконец вырвался, он сбежал. Я его упустил. -- Тебе повезло, -- обронил Чиун. Римо сел на диван. Это был хороший отель, но обивка была точно сплетенная из проволоки, как и на всех гостиничных диванах, и годилась только на то, чтобы собирать на себе грязь. -- Как ты можешь так говорить?! -- возмутился Римо. -- Я за ними столько гонялся, а они смылись. -- Вот поэтому тебе и повезло, -- сказал Чиун, взмахивая руками. Римо не часто видел его в таком возбужденном состоянии. -- Ты можешь внимательно меня выслушать? -- требовательно спросил Чиун. -- Конечно, могу, но надеюсь, это не окажется одной из твоих длинных историй. -- Чтобы рассказать эту, потребуется не больше часа, -- ответил Чиун. -- Это не так уж долго даже для тебя с твоим столь ограниченным терпением. А потом мы поедем с тобой на то место, где произошел этот пожар. -- У меня появилась чудесная мысль... -- сказал Римо. -- Любая появившаяся у тебя мысль уже одним этим чудесна, -- ввернул Чиун. -- Расскажешь мне свою историю в такси, -- договорил Римо. Чиун согласился. К сожалению, таксист попался тоже не из молчаливых и все пытался узнать, зачем этим двум таким милым джентльменам понадобилось ехать на то место, да еще при том, что один из них вовсе не американец. -- Этот тип что, готовится стать парикмахером? -- спросил Чиун, обращаясь к Римо. -- Не знаю, -- ответил Римо. -- А что? -- Почему бы ему не помолчать? -- Это запросто, -- сказал Римо и, наклонившись вперед, шепнул что-то на ухо водителю, который тотчас же смолк на полуслове. Когда Римо снова откинулся на спинку сиденья, Чиун спросил: -- Что ты ему сказал? -- Я сказал, что ты одержим манией убийства и что, если он не заткнется, твоя месть падет на семь последних поколений его семейства. Чиун кивнул, как будто довольный ответом. -- Это страшная история, которую я хочу тебе рассказать, -- начал Чиун. Римо посмотрел в окно. -- Они у тебя все такие, -- пробурчал он. -- Но эта еще трагичнее, нежели все остальные, -- проговорил Чиун. -- Она о Тунг-Си Младшем. -- Которого, естественно, не следует путать с Тунг-Си Старшим, -- подхватил Римо. -- Да, -- сказал Чиун. -- Однако я был бы тебе признателен, если бы ты не перебивал мой рассказ своими догадками, даже если они окажутся правильными. -- Хорошо, папочка, -- ответил Римо. -- Тунг-Си -- единственный из Мастеров Синанджу, который потерпел неудачу, -- начал Чиун. -- Его надули при расчете? -- ввернул Римо. -- Не понял? -- Ему не заплатили? С ним кто-то не рассчитался? -- Какой ты тупой, -- сказал Чиун. -- Только и можешь думать, что о деньгах. Сиди молча и слушай. -- Ладно. -- Тунг-Си Младший потерпел неудачу. Он взялся выполнять одну миссию на благо своей деревни и потерпел поражение. Поэтому его имя изъято из преданий Синанджу. Неудачнику там не место. -- А как же ты об этом узнал? -- спросил Римо. -- Мастера имеют доступ и к другим источникам, -- ответил Чиун. -- В противном случае мы бы вообще ничего не знали. Как бы то ни было, а этот случай произошел в далеких от Кореи краях, теперь это место называют Монголией. -- Теперь это называется Россией, -- ввернул Римо. -- Так вот. Это были очень тяжелые времена для жителей деревни Синанджу. Они были вынуждены топить в море детей, потому что нечего было есть. Не находилось дела и для Тунг-Си Младшего, потому что, по правде сказать, был он ленивым, нерасторопным и никогда не проявлял инициативу. Как американцы. Римо хмыкнул. Чиун продолжал: -- И вот Тунг-Си Младший получил приглашение из этой Монголии и, несмотря на то что предпочитал оставаться дома, отправился туда. И не вернулся. Римо сидел и барабанил пальцами по стеклу. Сент-Луис был омерзителен. Еще в молодости, работая полицейским в Ньюарке, Римо был не дурак выпить и с тех пор, повидав множество городов по всему миру, задавал себе вопрос: уж не потому ли горожане пьют больше деревенских, что видят вокруг себя такую гадость. Помогает ли выпивка мириться с мерзостью городов? Если так, то в Сент-Луисе должны пить бочками. И крепостью в двести градусов. А в Ньюарке? В его Ньюарке? Там вообще должны хлебать морями! Просто плавать в алкоголе. -- И больше не вернулся, -- пробормотал Римо. -- Он уехал в далекую Монголию, -- повторил Чиун. Римо вздохнул и продолжил: -- И там повстречал людей, которые извергали огонь, и этим огнем был уничтожен, и потому не вернулся, -- так и пришел конец Тунг-Си Младшему, которого не следует путать с Тунг-Си Старшим. А заодно и с Тунг-Си Средним. -- Не вижу в этом ничего смешного, -- проговорил Чиун. -- Вот когда тебе придется шипеть в огне, разбрызгивая по полу свой околопочечный жир, тогда ты пожалеешь, что не слушал. -- Извини, -- сказал Римо. -- Но как бы то ни было, в Монголии Тунг-Си Младший повстречал людей, которые извергали огонь, и этим огнем был уничтожен, и потому не вернулся. Но вернулось известие о том, что произошла стычка между Мастером и мальчиком, который мог извлекать огонь прямо из воздуха, без трута и огнива. Этот мальчик бродил по селам и жег все подряд, поскольку больше ему в Монголии заниматься было нечем. А когда пришел Мастер, чтобы покончить с этим, в чем и заключалась его миссия, этот мальчик его сжег. Но Мастер понимал, какую опасность представляет собой этот мальчик для людей из Синанджу, и, превозмогая боль, напрягая последние силы, написал письмо в свою деревню Мастеру, который должен был прийти ему на смену. Таксист остановил машину. -- Ух, ты, какая замечательная история! -- проговорил он. -- Почему бы вам не поехать дальше вдвоем? -- предложил Римо. -- Я могу пройтись пешком. -- Мы уже приехали, -- сказал таксист и указал на заграждение, установленное полицией на углу возле "Барлин спортс эмпориум". -- Дай ему на чай, -- распорядился Чиун. -- Я доскажу эту историю потом. Пожар погасили, и, хотя все обгорело и было залито водой, дом не обрушился. Вмешательство Римо не позволило Спарки сравнять его с землей. Возле дома стояли полицейские. Из пустых окон верхних этажей и дверного проема все еще текла вода. Римо увлек Чиуна за собой в проулок, и, обойдя дом сзади, они вошли внутрь через черный ход. -- Где он стоял? -- шепотом спросил Чиун. -- Вот тут, -- ответил Римо, указывая на пол. Чиун наклонился и потрогал пальцами старые доски. Раньше Римо не успел этого заметить, но теперь ясно видел два выжженных следа, будто оставленных горячим утюгом. -- А где был ты? -- спросил Чиун. Римо отошел назад на десяток шагов. -- Здесь. Чиун оглянулся, будто прикидывая расстояние между собой и Римо. -- И он выбрасывал пламя на такое расстояние? Римо кивнул. Опустив глаза, он увидел на полу вокруг себя выжженное кольцо почти идеальной формы. Над головой его торчали обугленные потолочные балки. -- Пошли отсюда, -- сказал Чиун и, не дожидаясь Римо, вышел через парадную дверь с разбитым стеклом. Римо вышел следом за ним. Охранявшие здание полицейские, заметив их, резко обернулись и схватились за пистолеты. Римо потер глаза. -- Эй, вы! -- крикнул один из полицейских. -- Откуда вы взялись? -- А мы спали, -- ответил Римо. -- Тут что, был пожар? -- Еще какой! Где вы были? -- В задней части дома, -- ответил Римо. -- Мы, должно быть, все проспали. Пока он говорил, они с Чиуном продолжали двигаться мимо полицейских к углу дома, за которым Римо еще днем оставил взятую напрокат машину. -- Вам здорово повезло, что вы остались целы, -- сказал полицейский. -- Не сомневаюсь, -- ответил Римо. -- Завтра же пойду к адвокату. Подам в суд на хозяина и сниму с него штаны. А вы оба будете моими свидетелями. Последние слова Римо не произвели ожидаемый эффект. Оба полисмена тотчас же отвернулись, напуганные возможностью просидеть ни за что, ни про что несколько часов в суде в качестве свидетелей. -- Не, -- сказал один. -- В суд не надо, -- подхватил второй. Римо с Чиуном свернули за угол. Оставшиеся позади полицейские оглянулись. Через некоторое время тот, что пониже ростом и толстый, сказал: -- Они не могли находиться в доме: их бы там нашли. Пожарные обшарили все квартиры. Второй согласно кивнул. -- И, если они были в квартире, как же они могли выйти через магазин? Может, это они и устроили пожар... Толстый щелкнул пальцами. -- А ведь ты, пожалуй, прав. Они бросились вдогонку. Но, когда свернули за угол, Римо и Чиун уже уехали. Их машина газовала уже за следующим углом. Полицейские бросились было вперед, но звук мотора удалявшейся машины быстро исчез. Чиун сидел на переднем сиденье, сложив руки на груди. -- Ну, и что ты выяснил? -- спросил его Римо. -- То, чего и боялся, -- ответил Чиун. -- Это тот самый мальчишка, который обладает способностью извергать огонь из своего тела. Ни подойти, ни прикоснуться. Плохи дела. -- Так ты говоришь, это связано с Тунг-Си? -- спросил Римо. -- Да. С Младшим. В его последнем послании нашим людям, которое он написал умирая, говорилось о таком мальчике. Мастер Синанджу сообщал, что, уже обгоревший, он проклял этого мальчишку от имени рода Синанджу. А мальчишка только рассмеялся и сказал Тунг-Си Младшему: "А я посылаю всем Мастерам Синанджу мое проклятие, и то же самое сделают дети моих детей". -- Да будет тебе, Чиун! Ты же в это и сам не веришь. Ты же не веришь ни в какие проклятия. -- Я верю в историю, -- ответил Чиун. -- Где же тут история? -- А история дальше, в том же послании Мастера. Рассказав о проклятии этого мальчишки, он упомянул и его слова о том, что в один прекрасный день такой же мальчик, один из потомков огненных людей, встретится с самым молодым из Мастеров Синанджу и между ними будет смертельный поединок. И роду Синанджу навсегда придет конец. Римо оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Чиуна. -- Он же совсем мальчишка, -- сказал он. -- А ты -- самый молодой из Мастеров Синанджу, -- сказал Чиун, глядя перед собой остановившимся взором. Глава десятая Римо ясно дал понять Смиту, что его действия вовсе не следует рассматривать как намерение вернуться в КЮРЕ. Этот этап его жизни уже в прошлом и закончился он в тот момент, когда Римо осознал, что он хороший парень; и только затем, чтобы показать, какой он хороший, Римо и решил помочь Смиту и КЮРЕ сделать для Америки доброе дело: оказать им содействие в поимке поджигателей, Солли и Спарки. -- Иными словами, вы зашли в тупик, -- сказал Смит. -- Мне нужна кое-какая помощь в плане информации, -- ответил Римо, испытывая недовольство собой за эту откровенность. -- О чем? -- О людях, которые обладают способностью воспламенять свое тело и этим огнем поджигать другие предметы. Говоря это, он понимал, насколько невероятно звучат его слова. И Смит подтвердил его мысль. -- Это невероятно, -- сказал Смит. -- А вы поверьте, -- сказал Римо. -- На свете много такого, о чем вы даже не подозреваете... -- ...Гораций, -- дополнил Смит. -- Только Шекспира вы переврали. И вы серьезно об этом говорите? -- Абсолютно, -- подтвердил Римо. -- Видел собственными глазами. Даже сам обгорел. -- Ну, не знаю. -- проговорил Смит. -- Попробую что-нибудь выяснить. Где вас можно найти? И тут Римо почувствовал подозрение. Смит нарочно крутит, чтобы выяснить, где он обитает. -- Я сам позвоню, -- ответил Римо. -- Это неразумно, -- сказал Смит. -- Я понял, вы спешите? -- Да. -- Ну вот. Предположим, у меня есть кое-кто, кому кое-что известно. Так дайте мне возможность выбрать того, кто находится к вам ближе всех. -- Обойдется и так, -- ответил Римо. -- Не зная, где вы находитесь, я не смогу с вами связаться. -- Ориентируйтесь на Средний Запад, -- сказал Римо, довольный своей находчивостью. -- Стало быть, где-то в районе Сент-Луиса? -- спросил Смит. -- Черт подери, Смитти! Как вы узнали? -- Я читаю сводки о пожарах. В Сент-Луисе прошлой ночью был аналогичный пожар. Римо назвал отель, в котором он остановился. -- Как только буду готов, сразу же позвоню, -- пообещал Смит. Ожидая в сент-луисском университете встречи с парапсихологом, Римо чувствовал себя попавшим в несколько глупое положение. Он всегда считал парапсихологию детской забавой для образованных людей. Работающие в американских университетах парапсихологи утверждали, предварительно заверяя, что все это подтвердилось лабораторными испытаниями, будто лошади могут считать и читать мысли, а также что израильские маги способны сгибать ключи и заставлять работать сломанные часы при помощи импульсов, посланных по телевизору, хотя кто угодно может заставить заработать сломанные часы, поднеся их к телевизору. Ведь достаточно всего лишь слегка встряхнуть часы, поднося их к телевизору, поскольку в большинстве своем они оказываются вовсе не сломанными, а просто стоящими без завода. Римо ожидал увидеть пожилую даму, обутую в тяжелые башмаки, с колодой карт, священным жезлом и в наушниках для прослушивания голосов из космоса. А увидал высокую рыжеволосую женщину с гибким станом и таким лицом, узрев которое, все эти космические голоса выстроились бы в очередь, только чтобы с ней поболтать. Приветливо улыбнувшись Римо, она махнула рукой, приглашая его зайти в кабинет. Остановившись у письменного стола, женщина сказала: -- Не угодно ли вам присесть? На ней было фиолетовое вязаное платье, плотно облегавшее фигуру, тем самым как бы подчеркивая доступность ее плоти, что тотчас же навело Римо на мысль о возможности сделать это без особых затруднений. Голос у женщины был мягкий, мелодичный, с такой интонацией, что казалось, будто она все время сдерживает смех. -- Я доктор Ледора, -- представилась она. -- В Нью-Йорке, в научном центре, который финансирует наши исследования, мне сказали, что вам нужна помощь. Мне дано указание не задавать вам никаких вопросов. -- Она улыбнулась. -- Конечно же, я его нарушу. Мне очень интересно знать, кто вы такой. -- Ответ на это вы можете найти в вашей планшетке для спиритических сеансов, -- проговорил Римо и тотчас же по тому, как с ее лица мгновенно сошла улыбка, понял, что сказанное им вовсе не показалось ей оригинальным или остроумным, после чего, запинаясь, добавил: -- Это шутка. -- Понятно, -- сказала она. -- Так что вас интересует? Все, что в данный момент интересовало Римо, это восхитительный бюст доктора Ледоры, и он малость замешкался, прежде чем вспомнил, зачем к ней пришел. -- Меня интересуют люди, которые обладают способностью самовоспламеняться и пользуются этим для того, чтобы поджигать другие предметы, -- проговорил он. -- Вы когда-нибудь слышали об СЧТ? -- спросила она, садясь за стол. -- Да. Применяется в автомобилях, чтобы не выгорало масло, -- ответил Римо. -- Это не совсем то, -- сказала она. -- СЧТ означает самовозгорание человеческого тела. Встав из-за стола, она обошла его кругом и остановилась так близко от Римо, что едва не касалась его. Он ощутил легкий лесной запах духов, и ему показалось, что она решила продемонстрировать способность к самовозгоранию на нем самом. Он посмотрел на ее пышную, туго обтянутую грудь. -- Не отвлекайтесь, -- резко произнесла она, и Римо перевел взгляд на ее лицо. Несмотря на резкий тон, на лице ее была улыбка. -- СЧТ выражает собой совершенно определенное явление, -- пояснила она. -- Тело человека загорается без какого-либо внешнего воздействия и горение поддерживается само собой. Римо покачал головой. -- Это звучит как совершенно определенная ерунда, -- проговорил он. Она подошла к полке с книгами и вытащила толстенный том. -- Это справочник по судебной медицине и токсикологии, -- сказала она. -- Издан в 1973 году, так что это вовсе не нечто, дошедшее к нам из тьмы веков. Полистав книгу, она подала ее Римо. На развороте он увидел три снимка обгоревших человеческих тел. Внизу было написано: "Почти все ткани полностью разрушены, при этом никаких следов на окружающих предметах." Римо кивнул головой и посмотрел на женщину. Она сказала: -- Так что СЧТ -- это не какой-то там миф, мистер... как вас зовут? -- Римо. -- Это не какой-то там миф, Римо. Это научный факт, имевший место быть, но причину которого никто не знает. Лет тридцать назад во Флориде был такой случай. Некто зашел в квартиру к одной женщине. Жара там была необыкновенная, но горел только небольшой участок потолка. Зато прямо под этим местом пожарные обнаружили то, что осталось от человеческого тела. Пепел, несколько костей и обугленный череп. Лежавшая в полуметре от останков газета даже не пожелтела от нагрева, а вот в ванной нашли оплавленную зубную щетку. Расследование этого случая велось два года. Он так и по сей день значится как "смерть в результате пожара, возникшего по неизвестной причине". Взяв у Римо книгу, она поставила ее обратно на полку. Ему очень нравилось смотреть, как она двигается. Ноги у нее были длинные, красивой формы, волосы переливались при свете люминесцентной лампы. -- Это вовсе не ерунда, Римо. Такое случается. И случалось на протяжении веков, но мы и сейчас знаем об этом не больше, чем было известно тогда. Она снова стала на то же место перед ним и оперлась на стол, при этом чуть прогнулась назад, так, что ее грудь оказалась прямо у Римо перед глазами. Ему стоило больших усилий сосредоточиться на деле. -- Это все очень интересно, -- сказал Римо, -- но это не то, что я видел... То есть не то, что я ищу. -- А что же это? -- Некто, кто способен самовоспламеняться, чтобы использовать свое тело как источник возгорания других предметов. А потом остыть и остаться целым и невредимым. -- И вы такое видели? -- Ну, скажем, мне о таком известно, -- ответил Римо. Она покачала головой. -- Я о таком никогда не слышала, -- сказала она, посмотрев на Римо, и на лице ее отразилось волнение. -- Никогда. -- Поверьте мне, -- сказал Римо. -- И такое бывает. О чем-то задумавшись, она поджала губы, и Римо захотелось ее поцеловать. При этом смотрела она куда-то в пространство, а ему очень хотелось, чтобы она посмотрела на него. Затем она подняла палец, словно помогая себе этим что-то припомнить. -- Может быть... -- начала она. -- Ну-ка, посмотрим. -- И быстрым шагом снова направилась к полке с книгами. Пока она шарила среди книг, Римо пожирал ее глазами, обводя взглядом контуры спины, талии, крутой изгиб бедер. -- Вот, нашла! -- сказала она и резко обернулась. Глаза ее сияли. В руках была раскрытая книга. -- Это трактат о псевдонаучной мифологии, -- проговорила она. -- Легенды, необыкновенные истории, не подтвержденные учеными. Вот одна такая. В ней рассказывается о небольшой группе людей, известной под названием "дети огня". Устная легенда, которой несколько тысяч лет. Они обладали способностью использовать свое тело в качестве факела. Очевидно, эта способность передавалась от отца к сыну. Они творили разрушения... -- В Монголии, -- перебил ее Римо. Она резко вскинула голову. -- Да. Правильно. Откуда вам это известно? -- Я слышал эту легенду, -- ответил Римо. -- Тогда вам известно не меньше, чем мне. -- Она захлопнула книгу. -- Вы действительно сделали для меня сегодняшний день интересным, -- прибавила она, кладя книгу на стол. Римо встал и посмотрел на нее в упор. -- Я мог бы сделать его для вас еще более интересным, -- проговорил он. Она встретила его взгляд и улыбнулась. -- Что именно вы имеете в виду? -- Я делаю фокусы, -- сказал Римо. -- Я обладаю экстрасенсорным восприятием. Могу безошибочно определить любую из ваших тестовых карточек. Вы еще в меня не влюбились? -- Нет. Но могла бы. Вы действительно можете проделать это с карточками? -- Запросто, -- ответил Римо, хотя понятия не имел, что представляют собой эти самые карточки. -- Посмотрим, -- сказала она и достала из стола стопку карточек. -- Должен вас предупредить, -- проговорил Римо, -- я игрок азартный, и сделать это могу только в том случае, если на кон будет поставлено что-нибудь стоящее. Чем вы готовы рискнуть? И он позволил себе еще разок бросить взгляд на ее грудь. Доктор Ледора рассмеялась. -- Я думаю вы сможете сделать выбор сами. -- Думаю, что смогу, -- ответил Римо. Она указала Римо на стопку карточек. Их было двадцать пять штук. С одной стороны они были чисто белые, с другой на них были нарисованы круги, крестики, звездочки, квадраты и волнистые линии. -- Посмотрите сюда, -- сказала она. -- Каждые пять карточек имеют одинаковые значки. Всего карточек двадцать пять. -- Правильно, -- подтвердил Римо, -- двадцать пять. -- Так вот, если вы будете просто угадывать, то у вас получится примерно пять карточек из двадцати пяти. Если вы наберете значительно больше, то тогда, возможно, -- возможно -- вы обладаете экстрасенсорным восприятием. Будем проверять? -- Конечно, -- ответил Римо. -- Сдавайте. Она перетасовала карточки и, повернувшись спиной к нему, разложила их в одну линию поперек стола. Затем снова повернулась к Римо. -- Прежде, чем начать, -- сказал Римо, -- один момент. -- Что? -- Заприте дверь. И скажите секретарше: никаких звонков. Доктор Ледора снова рассмеялась. Смеялась она искренне, непринужденно, и могло показаться, будто она нарочно находит смешное там, где ничего смешного нет. Римо всегда считал, что такая способность присуща счастливым людям. Как бы то ни было, она сделала то, что он сказал, и, вернувшись, села за стол. Взяла лист бумаги, карандаш и сказала: -- Хорошо. Начинайте слева и называйте мне, что, по вашему мнению, нарисовано на карточке. -- Я могу к ним прикасаться? -- спросил Римо. -- Вообще можете, -- ответила она, -- но лучше этого не делать. -- Почему? -- Потому что у вас, возможно, очень ловкие руки. И касаясь карточки, вы будете подглядывать. И собьете меня с толку. -- Неужели я похож на такого, кто может сбить вас с толку? -- спросил Римо. -- Да, -- ответила она. -- Хорошо, тогда я не буду их трогать. Это для него было тоже не слишком сложно. Если бы он к ним прикасался, то мог бы кончиками пальцев на ощупь определить значки по контурам, выдавленным с обратной стороны в процессе печати. В противном случае ему придется делать это глазами. Он придвинул стул поближе, так, чтобы хорошо было видно весь ряд. Затем сузил поле зрения до такой степени, что взгляд его фактически как бы направлялся сквозь узкую трубу, конец которой доходил до карточек. Сконцентрировав все внимание на зрении, он отключился от всех остальных внешних воздействий, хотя сосредоточиться ему мешал запах духов доктора Ледоры. Затем он стал одну за другой называть карточки. -- Крест, крест, квадрат, круг, звездочка, линии, квадрат, звездочка, круг, линии, квадрат, квадрат, круг, крест, звездочка, звездочка. Пока он называл карточки, психолог делала пометки в своем длинном желтом блокноте. -- Все? -- спросила она. -- Да. -- Может хотите что-нибудь уточнить? -- Нет. Хотя не совсем уверен в двух последних, -- ответил Римо. -- Ваши духи застилали мне глаза. Она рассмеялась и начала переворачивать карточки, громко называя значки, которые отгадывал Римо. -- Крестик, -- сказала она и перевернула первую карточку. На ней был крестик. -- Крестик, -- сказала она снова. На следующей карточке тоже был крестик. Она начала говорить быстрее. -- Квадрат, круг, звездочка, звездочка... На каждой карточке оказывался тот самый значок, какой она называла. Психолог с изумлением посмотрела на Римо. Двадцать три карточки были названы правильно. Затем не в силах сдержать волнения в голосе, Она проговорила: -- Двадцать четвертая и двадцать пятая -- линии и звездочка. -- Учтите, я не уверен, -- напомнил Римо. Она перевернула последние две карточки. На одной были линии, на другой звездочка. -- И напрасно, -- сказала она. -- Вы были правы. Лицо ее выражало полное смятение. Она покачала головой. -- Двадцать пять из двадцати пяти. Невероятно! Никогда не видела ничего подобного! -- Для вас это будет день сюрпризов, -- сказал Римо, встал со стула и, взяв доктора Ледору за плечи, прижался губами к ее губам. На какое-то мгновение она напряглась, как бы от неожиданности, затем губы ее расслабились и разомкнулись, и кончик языка вышел между ними навстречу Римо. Держа ее в том же положении, Римо двинулся к дивану, стоявшему у противоположной стены кабинета, осторожно опустил ее на диван. Она начала расстегивать платье. -- Двадцать пять из двадцати пяти! -- повторила она. -- Забудьте об этом, -- сказал он. -- Не могу. А это все, что вы умеете? Теперь очередь смеяться была за Римо. -- Нет, -- сказал он. -- Не все. И, сбросив с себя одежду, повернулся к ней. Глава одиннадцатая Римо и Чиун сидели в светлом, продуваемом прохладным ветром сквере у подножья сент-луисской Арки. Рядом текла Миссисипи, которая, хотя и была в какой-то степени очищена в этом месте от особо крупного мусора, тем не менее по-прежнему оставалась истинно американской рекой, представляя собой водную артерию, основными элементами которой являлись токсичные отходы. Римо сидел и размышлял о том, не может ли так случиться, что в один прекрасный день какая-нибудь американская река вдруг возьмет да и самовозгорится по причине того, что содержание в ней химических элементов превысит предельно допустимое значение. И если да, то хорошо было бы, чтобы в тот момент на ней ловил рыбу этот паршивый маленький поджигатель, и чтобы сидел он в лодке, а лодка была ба на самой середине. -- Чего ты вздыхаешь? -- спросил Чиун. Обутой в шелковую сандалию ногой старый кореец отгонял голубей, вразвалку подходивших к нему в надежде получить подачку в виде арахиса или хлеба. -- Потому что я прохлопал это дело, -- ответил Римо. -- Эти психи слиняли, и я теперь понятия не имею, где их искать. А они, зная, что за ними охотятся, залягут где-нибудь. Как я теперь их найду, черт подери?! -- Возможно, ты и прав, -- проговорил Чиун, отгоняя ногой голубя. -- Не могу спорить с твоими глубочайшими познаниями в области психологии преступников. В таком случае тебе просто нужно отказаться от этих поисков. -- Ты забыл о Руби, -- сказал Римо. -- Я делаю это ради нее. -- Не думаю, чтобы Руби пожелала твоей гибели ради нее, -- заметил Чиун. -- Да? -- отозвался Римо. -- Это ты так думаешь. Но эта женщина должна быть отомщена, и я беру это на себя. Разговор окончен. Он плотно сжал губы и устремил взгляд куда-то вдаль. -- Ты просто чувствуешь за собой вину, оттого что позабавился сегодня с женщиной, -- проговорил Чиун. -- Ничего подобного, -- ответил Римо. -- А откуда ты об этом знаешь? -- Ты что ж думаешь, что я после стольких лет не знаю, чем ты занимаешься? -- спросил Чиун. -- Ну, как бы там ни было, а я от этих ребят не отстану. Вопрос лишь в том, как мне их найти. -- Если ты так настаиваешь... -- проговорил Чиун. -- Настаиваю. -- Ты полагаешь, что они от тебя спрятались. Однако совсем не обязательно, что им известно, кто ты такой. Они могут подумать, что ты наткнулся на них совершенно случайно, об этой случайной встрече уже давно позабыли. Чиун пнул ногой голубя, который, воркуя, вертелся возле его ног. -- Возможно, ты и прав, папочка, -- сказал Римо. -- Как всегда, -- отозвался Чиун. -- В таком случае, мы просто должны взять под наблюдение те места, где они, предположительно, могут взяться за свое дело. -- Мы? -- переспросил Римо. Чиун кивнул. -- Да, мы. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что после смерти Руби единственным твоим желанием что-то сделать, было желание отомстить за нее, уничтожив тех, кто ее убил? -- Ну да, об этом я и думаю. -- А тебе это ни о чем не говорит? -- спросил Чиун. -- А что такое? -- А то, что ты продолжаешь выполнять свое предназначение наемного убийцы, и это единственное в твоей жизни дело, которым ты можешь гордиться, если делаешь его хорошо. -- Я уже над этим думал, -- сказал Римо. -- И продолжаю думать. Поэтому я и считаю, что я хороший человек... -- он сделал паузу, ожидая, что Чиун рассмеется, но старый азиат никак не отреагировал. -- А раз я хороший человек, значит, я могу быть одновременно и хорошим человеком, и наемным убийцей. Но вот как к этому отнесутся другие? Как ты думаешь, смогут ли они считать меня хорошим человеком, если узнают, что я наемный убийца? -- Так ты хочешь сказать, что эти самые другие люди, кто бы они там ни были... что для тебя важно знать, какого они о тебе мнения? -- Да, именно так, -- ответил Римо. -- Это детский лепет, -- сказал Чиун. -- Кто-то так или иначе должен быть наемным убийцей. Тебе просто повезло, что выбор пал именно на тебя. Только подумай о всех тех дилетантах, которым хочется стать наемными убийцами и которые только порочат это искусство. А ты -- ты единственный, кому повезло. -- Не все сочтут это везением, -- проговорил Римо. -- Находятся и такие люди, которые считают, что Земля плоская, -- заметил Чиун. -- Как ты относишься к такому мнению? Римо покачал головой. -- Не знаю, отец мой. Этого я не знаю. -- Послушай, Римо, ведь вот и об этих голубях можно по-разному думать. Вот они -- бесполезные, грязные твари, которые не украшают мир ни песнями, ни внешним видом, однако американцы усиленно их откармливают. Еще один голубь коснулся его одеяния. Чиун нашел под скамейкой орех и носком своего шелкового тапочка подтолкнул его вперед. Голубь, увидав орех, поспешил к нему. -- А насчет того, может ли наемный убийца быть хорошим человеком, -- продолжал Чиун, -- то почему бы и нет? Я, например, горжусь тем, что я ассасин. И в то же время, знаешь ли ты человека, который был бы лучше меня? Он встал со скамейки, и его правая нога поднялась над голубем и опустилась. Взметнувшиеся полы кимоно скрыли от глаз птицу, но Римо успел заметить, как та дернулась в предсмертной судороге. Рассмеявшись, Римо встал и обнял Чиуна за плечи. -- Нет, папочка, -- сказал он. -- Ты лучше всех. Помощник управляющего отелем, по-видимому, думал так же, поскольку, едва старик вошел вместе с Римо в вестибюль, он, расплывшись в улыбке, жестом пригласил Чиуна подойти поближе и зашептал ему что-то на ухо. Когда Чиун вернулся, Римо спросил: -- Чего это он? -- Это сугубо личное, -- ответил Чиун. Римо расхохотался. -- Личное?! Это что ж такое личное?! -- Мое личное, -- ответил Чиун. -- Будь добр, поднимись в номер. Я скоро приду. -- Этого я не понимаю, -- сказал Римо. -- Значит, "это" вдобавок ко всему остальному. Ты ведь очень многого не понимаешь, -- сказал Чиун и, положив ладонь Римо между лопаток, толкнул его к лифту. Римо вошел в кабину. Как только двери закрылись, он нажал кнопку "Открывание дверей". Двери открылись, и Римо увидел, что Чиун направляется к телефонным будкам в дальнем углу вестибюля. Поднимаясь наверх, Римо не переставал думать о том, какая же новость заставила Чиуна прибегнуть к услугам телефона. Когда Чиун вошел в номер, Римо лежал на диване. -- Ты чего тут разлегся, лежебока? -- обратился к нему Чиун. -- А где мне, по-твоему, лежать? -- По-моему ты должен сбирать свои вещи, потому что мы уезжаем, -- ответил Чиун. -- И куда же это мы уезжаем? -- В Нью-Йорк. -- Чудесно, -- сказал Римо. -- В Нью-Йорке летом прелесть. На тротуарах от жары поджаривается мусор, окутывая своим ароматом грабителей, которые кишат на каждом углу. -- И тем не менее мы едем, -- сказал Чиун. -- Зачем? -- Потому что там пожарные устраивают... как это называется? -- Не знаю, что ты имеешь в виду. -- Ну как это, когда люди не хотят больше работать? -- Безработица, -- ответил Римо. -- Нет. Как-то по-другому. -- Забастовка? -- сказал Римо. -- Вот-вот. Они забастовывают, -- сказал Чиун. -- Бастуют, -- поправил Римо. -- А ты откуда знаешь? -- Это мой бизнес -- интересоваться такими вещами, -- ответил Чиун. -- Как бы то ни было, но если там забастовывают пожарные, то куда же еще... -- ...могут податься наши поджигатели? -- докончил Римо. -- Правильно, -- подтвердил Чиун. -- В Нью-Йорк! -- воскликнул Римо. Глава двенадцатая Если бы кто-то не переложил специи в соус для спагетти никакой забастовки в Нью-Йорке могло и не быть" В помещении пожарной части, обслуживавшей восточный сектор Верхнего Манхеттена, пожарный первого класса Энтони Зиггата готовился к визиту в городскую ратушу на заключительную церемонию по подписанию трудового договора. Он только что принял душ и собирался облачиться в свою синюю униформу. Пожарным Зиггата работал уже двадцать два года. Непосредственно в качестве бойца пожарной команды он в последний раз заходил в это помещение девятнадцать лет назад, перед тем как его избрали представителем от профсоюза. Затем он пошел в гору и вырос до члена совета по трудовым соглашениям, и в конце концов стал президентом Объединенного консорциума пожарных. В пожарной части он оказался только потому, что подошел срок заключения трудового договора, а в это время -- так уж повелось -- у какой-нибудь из нью-йоркских газет непременно возникала оригинальная мысль прислать фоторепортера с целью запечатлеть президента на рабочем месте, то есть непосредственно во время тушения пожара. В этом году такая оригинальная мысль возникла у "Нью-Йорк-пост". К счастью, в их районе обошлось без пожарной тревоги, так что фоторепортеру пришлось довольствоваться снимком Зиггаты, занятого чисткой пожарных рукавов. Зиггата терпеть не мог пожаров. Они заставляли его нервничать, а когда он нервничал, на коже у него появлялись вызывавшие зуд шелушащиеся вздутия. Трудовое соглашение, которое ему предстояло подписать в городском департаменте пожарной охраны, заключалось сроком на три года. Департаменту это давало гарантию на получение наибольших доходов, что, однако, не давало никакой гарантии того, что департамент будет при этом работать с наибольшей эффективностью. Однако подобные намеки в адрес администрации высказывались довольно робко, и услышать их можно было нечасто, а забывали о них мгновенно, как только выяснялось, что только за эти деньги и можно обрести на длительный срок спокойствие в сфере трудовых отношений. К тому же выходило, что это на руку и городскому совету, в особенности с тех пор, как город фактически обанкротился, и теперь всецело зависел от воли Вашингтона и Олбани, которые ежедневно платили по его счетам. Зиггата тихонько насвистывал. Все шло как по маслу. Оставался последний момент -- пустая формальность -- встреча с мэром и пожатие рук перед фоторепортерами, после чего можно идти домой. Но, когда Зиггата открыл свой шкафчик, то увидел, что его брюки валяются на полу. -- Какой сукин сын это сделал?! -- крикнул он, подняв измятые брюки и держа их двумя пальцами, словно тухлую рыбу. Девять пожарных лежали на своих койках в ожидании сигнала. Как и все пожарники, говорили они мало, каждый предпочитал молча полежать и послушать, что скажут другие. А когда все молчат, такая атмосфера нисколько не способствует укреплению духа товарищества. Но в одном все они проявляли полное единодушие: никто терпеть не мог Зиггату. Несмотря на то, что он появлялся раз в три года во время заключения трудового договора, у них сложилось мнение, будто Зиггата шпион городской администрации и может донести на них за какое-нибудь нарушение распорядка. Тот факт, что за последние девятнадцать лет ничего подобного не случалось, не имел значения. Главное, что это могло случиться. -- Кто это сделал?! -- снова заорал Зиггата. -- Пшел вон, -- донесся голос из дальнего угла комнаты. -- Не нравится -- можешь убираться отсюда. -- Во-во, -- подхватил другой голос. -- Тебя сюда вроде никто не звал, шпион. -- Шпион?! -- взвился Зиггата. -- Это я -- шпион?! Да разве не вы меня выбирали?! Разве не я заключаю для вас эти договора?! -- Это все разговоры. А вот что ты сам от этого имеешь? -- Удовлетворение от хорошо выполненной работы, -- ответил Зиггата. -- Глотку бы перерезал тому, кто бросил на пол мои штаны! -- Катись к себе домой, -- раздался третий голос. -- Там нацепишь еще один из своих шикарных костюмчиков. У тебя их много. -- Во-во, -- подхватил следующий. -- И все за наши денежки, которых у тебя тоже не мало. -- Ох-хо-хо, -- простонал третий, точно от боли. -- И почему все жиреют за наш счет? -- Параноики! -- завопил Зиггата. -- Параноики долбанные! -- Да? Однако это не мешает тебе нас надувать. -- Да пошли вы все... -- огрызнулся Зиггата. -- Очень скоро мне уже не придется вас видеть. Тем временем он облачился в униформу. Куртка его выглядела так, будто ее только что достали из машины для сухой чистки, а брюки -- будто он подобрал их на улице. -- Черт, ну и вид у меня, -- проговорил Зиггата. -- Ты бы лучше не о виде своем беспокоился, а о том, как бы заключить договор получше! -- крикнул один из пожарников. -- Что?! -- взвился Зиггата. -- Да я и так добиваюсь всего, что вам нужно! -- Брехня! -- отозвался еще один и сел на койке. На нем была нижняя рубаха без рукавов. Обе руки от запястья до плеча были покрыты татуировкой. -- У меня есть шурин в Сканитилзе, штат Нью-Йорк, -- прибавил он. -- Ну и что? -- А то. Он тоже пожарник, так у них там в день открытия охоты на оленей выходной. Оплачиваемый! -- А когда он, черт его дери, этот день? -- спросил Зиггата. -- Не знаю, но у них в этот день выходной. -- Ив праздники у них тоже выходные? -- спросил Зиггата. -- На Рождество, например, или Четвертого июля? -- Да какая, к черту, разница? У них это нерабочий день. Оплачиваемый выходной. Видно, профсоюзное руководство у них то, что надо. Зиггата понял, что этим людям совершенно бесполезно объяснять, что профсоюз пожарных уже добился столько оплачиваемых выходных для своих членов, что годовой фонд рабочего времени в их департаменте едва ли больше, чем у школьных учителей. Все без толку. Тут он почувствовал, что у него начинают зудеть руки, и попытался успокоиться. Решив сделать еще одну попытку восстановить дружескую атмосферу в их коллективе, он подошел к пищевому бачку, стоявшему на плите в конце комнаты, и положил себе порцию спагетти с соусом. Затем сел за покрытый бесцветным лаком столик у плиты и зачерпнул ложкой спагетти. Но едва сунул ее в рот, как тут же все выплюнул, обляпав себе при этом всю куртку и брюки. -- Сволочи! -- заорал Зиггата. -- Ну какая же это сука напхала в соус орегано?! -- Затем вытер перепачканные губы грязной скатертью. -- Ты только посмотри! Я же теперь на свинью похож! И он бросился к умывальнику, чтобы хоть как-то смыть пятна. -- Ты и так на свинью похож! -- отозвался один из пожарников. -- И все за наши деньги, -- подхватил другой. -- Я же терпеть не могу орегано! -- простонал Зиггата. -- У меня на него аллергия! -- У тебя на все аллергия. А я бы всю жизнь только орегано и ел, -- хихикая, отозвался голос из угла комнаты. И вот в таком виде, с покрытой зудящими, шелушащимися пузырями кожей, в паршивом настроении, Энтони Зиггата явился в городскую ратушу к мэру; и, когда мэр, всплеснув руками и расплывшись в улыбке, двинулся ему навстречу, чтобы пожать руку, и спросил: "Ну, как наши дела?", -- Зиггата ответил: -- Дерьмо ваши дела! -- Что такое? -- удивился мэр. -- Никакого договора не будет, пока нам не дадут выходной в день открытия оленьей охоты. -- Какой, какой? -- Оленьей. День открытия охоты на оленей. -- А когда это? -- спросил мэр. -- Откуда я знаю?! Я не олень. Спросите у этих долбаных оленей. -- А почему вы хотите сделать его выходным? Зиггата перевел дух. -- А потому что наши герои подняли крик: подавай им в день открытия охоты на оленей оплачиваемый выходной, как у подавляющего большинства пожарных управлений во всех концах Соединенных Штатов Америки. -- Да у вас и так уже шестьдесят три оплачиваемых выходных! -- Ну, так будет шестьдесят четыре. Или олений день, или мы протестуем, -- сказал Зиггата. -- Протестуйте, -- отрезал мэр. Такого за последние двадцать лет еще не бывало: хозяин этого кабинета не спасовал перед угрозой. Мэр огляделся по сторонам и с удивлением увидел, что все осталось на своих местах: часы продолжали идти, солнце продолжало светить, и дом этот продолжал стоять, как и стоял. У него закружилась голова. Видимо, в этой стране все же бывали случаи, когда мэры или другие представители выборных органов власти хотя бы раз -- а то и два или три раза в год -- кому-нибудь отвечали "нет". Он готов был побиться об заклад, что им это было приятно. Это говорило о том, что у них была власть. И он заорал: -- Нет, к черту! Нет, нет, нет и еще тысячу раз нет! Я скорей сдохну, чем скажу "да"! И Энтони Зиггата, вне себя из-за кожного зуда и пятен на своей униформе, вышел к ожидавшим у входа репортерам и назвал городскую администрацию во главе с мэром "бандой фашистов, расистов, угнетателей и притеснителей, которые вознамерились сломить дух истинного профсоюзного движения в Америке". Он сказал, что если пожарные готовы отдать за свой город жизнь, что уже многие из них сделали, то вполне могут пожертвовать ею, отстаивая и свою честь. Когда эта история дошла до других пожарных подразделений города, она приобрела несколько иное звучание. Пожарные "узнали", что городская полиция потребовала, чтобы в их договор включили пункт о том, что каждый полицейский будет получать в три раза больше, чем пожарный, питому как и работы у них в три раза больше. И тогда все пожарные единодушно призвали Зиггату объявить забастовку, дабы осадить не в меру зарвавшихся полицейских жуликов. В это время Зиггата, в чистых брюках, уже почти не ощущавший после ванны зуда, сидел у себя дома в Озоновой роще в Куинсе и даже слышать не хотел ни о какой забастовке. Но уже после первого из множества звонков с обвинением его в предательстве интересов пожарных и предупреждением о том, что он может лишиться 125-ти процентной надбавки к жалованью, которую начисляли каждому пожарнику, более или менее добросовестно проработавшему десять лет, он сделал то, что и должен был сделать всякий уважающий себя профсоюзный деятель. Объявил о забастовке работников управления пожарной охраны. А вскоре после этого в город пожаловали Солли и Спарки. Глава тринадцатая Штаб по ликвидации кризисной обстановки мэр организовал в городской ратуше и, возвращаясь туда из Чайнатауна после обеда в ресторане "Цзе Чуань", обратился к встретившейся у входа женщине: -- Ну, как наши дела? В ответ та огрела его зонтиком по голове. Придя в штаб, он весь трясся и уже с некоторой опаской обратился к своему помощнику: -- Ну, как ваши дела? -- Просто кошмар, -- ответил первый помощник. Это был смуглый, латиноамериканского типа мужчина, в мятом костюме и засаленном галстуке, в намерения которого входило оставаться на этой службе только до тех пор, пока он сможет купить себе ресторан. -- Эта чертова пожарная сигнализация срабатывает по всему городу, и никто на нее не реагирует! -- А что горит? -- Пока ничего. Все это ложная тревога. -- Похоже, мы взяли ситуацию под контроль. Пойду пообщаюсь с народом, -- сказал мэр и вышел на улицу. Буквально через несколько минут начались пожары. Солли Мартин и Спарки Мак-Герл ехали по ночному Нью-Йорку. Путь их лежал в восточную часть города, на 81-ю улицу. -- Этот квартал можно было обработать за несколько минут, -- проговорил Мартин. Мальчик не отвечал, и Солли посмотрел на него. В руках тот держал спичечный коробок и бумажный пакет, в который они положили сандвичи с копченой говядиной. Мальчик отрывал от пакета полоски бумаги, поджигал их и бросал в открытое окошко машины. -- Прекрати, -- проворчал Солли. Мальчик бросил на Солли злобный взгляд, но тут же расплылся в улыбке. -- Я просто тренируюсь, -- сказал он. -- У тебя нет в этом необходимости. Мальчик продолжал улыбаться. -- Да, пожалуй, ты прав. -- К тому же мы ничего не поджигаем без договора, -- добавил Солли. -- Ты не поджигаешь, -- уточнил мальчишка, но все же отложил спички и пакет. Солли снова перевел взгляд на дорогу, как раз вовремя, чтобы успеть отвернуть и объехать здоровенного сеттера, который вознамерился доказать возможность полового акта между собакой и стоящей машиной. Мальчишка переменился. До этого он проявлял к Солли привязанность, точно тот был ему отцом или братом, а теперь все больше казалось, что он вот-вот готов расправить крылья и двинуться своим путем. Эта перемена обнаружилась в нем сразу после пожара в Сент-Луисе. -- Все еще вспоминаешь о том парне? -- спросил Солли. -- Да, -- ответил Спарки. -- Непонятно. Сначала, когда я его увидел, я испугался. Но потом у меня вдруг возникло такое ощущение, будто я его ждал. Как будто я все время его ждал. -- А раньше ты его когда-нибудь видел? -- спросил Мартин. Мальчик посмотрел в окошко и покачал головой. -- Нет. То есть на самом деле вроде бы не видел. Но, понимаешь, такое ощущение, как будто я его знал, то есть вроде видел, но на самом деле не видел, ну, как... ну, ты понимаешь, что я имею в виду. -- Нет. -- Ну, как будто я и он уже жили раньше и как будто должны были встретиться, потому что так договорились. Что-то странное. -- Ничего, теперь мы от него отделались. Больше мы его не увидим, -- сказал Солли. Спарки недоверчиво покачал головой. -- Я так не думаю, -- проговорил он. -- Не думаю. Солли был рад снова оказаться в Нью-Йорке. Мальчишка начал вести себя как-то не так. Но эта забастовка пожарных послужила для них призывом. Один хороший куш -- и Солли покончит с этим занятием, а мальчишка может хоть до конца жизни поджигать в универмагах тележки, Солли до этого уже не будет дела. Пожары начались в Гарлеме, где группа подростков, решив, что лучший способ улучшить жилищные условия -- оказаться на улице, принялась поджигать свои дома. Вскоре дома запылали десятками. Из-за отсутствия пожарной команды полицейские пересели в пожарные машины и попытались сами бороться с огнем, после того, как вынудили мэра пообещать им оплатить сверхурочные в тройном размере. Те же самые юнцы, которые устроили большинство из этих пожаров, принимали самое активное участие в их ликвидации. В машине Солли Мартина сквозь треск прорывались сводки новостей. Солли выругался. Они ехали по Вест-сайдскому шоссе, точнее, по его остаткам. Трудность продвижения по этой скоростной надземной магистрали заключалась в том, что водителю то и дело приходилось с нее съезжать, потому что дорога через каждые шесть-восемь кварталов была заблокирована по причине ее обрушения. Свернув на 11-ю авеню, Солли несколько кварталов проехал по улице, после чего снова выехал на Вест-сайдское шоссе. Они ехали на юг, вдоль Гудзона, направляясь в Даунтаун. Солли, взглянув на радио, выругался. -- Чертовы любители! Если так и дальше пойдет, то нам нечего будет поджигать. Спарки, улыбнувшись, указал вперед. -- Там и для нас кое-что найдется, -- сказал он. Соли посмотрел в направлении, куда указывал палец мальчишки, и, поняв, что тот имел в виду, тоже улыбнулся. Там, словно два поставленных торчком серебристых блока жевательной резинки, упирались в небо башни-близнецы Всемирного торгового центра -- два самых высоких здания в Нью-Йорке. -- Они сделаны из огнеупоров, -- сказал Солли. -- Мне все равно, -- ответил Спарки. -- Я могу поджечь все. -- Тогда они твои, малыш. Когда мэр вернулся в штаб по ликвидации кризисной обстановки, его трясло. Город горел. От Гарлема на севере до Чайнатауна на юге, от реки до реки повсюду вспыхивали пожары. Мэр объявил мобилизацию национальной гвардии; он распорядился привлечь полицейских в качестве пожарных; он призвал горожан организовать самодеятельные бригады для тушения пожаров с помощью подручных средств. Он обратился к работникам санитарной службы. Их лидер спросил мэра, не слишком ли много хочет тот от уборщиков мусора за двадцать девять тысяч в год? Мэр пообещал четырехкратную оплату, и только тогда профсоюзный лидер сказал недовольным тоном, что поговорит со своими людьми и предоставит им самим принимать решение. -- Может, обратиться к учителям? -- спросил мэр. Помощник покачал головой. -- А почему? -- Да они даже молоко в классах раздавать не станут. А вы хотите, чтобы пожары тушили. -- Это могло бы послужить для них приятной возможностью отвлечься от своих занятии, -- сказал мэр. -- Пустая затея, -- ответил помощник. -- Лучше еще раз напомните губернатору о национальной гвардии. Явился полномочный, представитель агентства, ведавшего строительством, а затем и эксплуатацией Всемирного торгового центра. Увидев его, мэр расплылся в улыбке. -- Как наши дела? -- спросил он. -- Плохи наши дела, -- ответил полномочный представитель. -- И наши, и ваши. Надо поговорить. Помощник подождав, когда они отойдут в сторонку, двинулся следом, чтобы принять участие в разговоре. -- Я только что говорил по телефону с каким-то парнем, -- сказал представитель. Это был сильно потеющий, начинающий лысеть человек. -- Он угрожает поджечь Всемирный торговый центр. -- В таких случаях всегда ставят условия, -- заметил мэр. -- Что он хочет? -- Десять миллионов долларов. -- А как вы думаете, это не маньяк? -- спросил мэр. -- Не знаю, что и думать. Но думаю, что нет. -- И вы намерены ему заплатить? -- спросил мэр. -- Да где же мне взять десять миллионов долларов?! Мэр рассмеялся. Из-за резкого снижения доходов от мостов и туннелей, связывавших город с окружающим миром, экономическое положение Всемирного торгового центра оказалось столь же шатким, как и надежды на запасы нефти Саудовской Аравии. -- Так чего вы от меня хотите? Представитель беспрестанно потирал руки, будто пытаясь стереть с них какую-то душевную грязь. -- Защитите наши здания. За