потолке, в ушах Бернардо, в его глазах, обжигая их, а на сиденье рядом вдруг завизжал Федерико, визжал, как девчонка, винтовку он выпустил, и она шлепнулась на пол. Бернардо оглянулся. - Что это? - Мама... DIO! [Боже! (итал.)] Меня подстрелили! Федерико дергался на сиденье, зажимая руку. Эта рука была сгустком пульсирующей крови, одного пальца не было, темнело мясо и блестели кости развороченной кисти. Работа высокоскоростной пули. Очевидно, метили в череп. - Сучий сукин сын! Бернардо вдавил акселератор в пол - а то эта крыса в фургоне смоется. Теперь Федерико орал что-то нечленораздельное, из руки хлестало ручьем, окрашивая салон четвертой группой резус-плюс. Выдернув дрожащей рукой ремень, Федерико стал обматывать запястье импровизированным жгутом, извергая гневные стоны. Эти стоны разожгли ярость Бернардо. Он ругался и рычал, как зверь, вцепившись одной рукой в руль, а другую протянув назад, к кейсу, перевернул его, рассыпав патроны по всему заднему сиденью. Схватил пистолет, который попался под руку - автоматический "ингрэм", "комнатный веник" с тридцатизарядной обоймой. Бернардо уже мало что соображал. Кровь и стоны затмили его разум. Он щелкнул предохранителем и поставил огонь на автомат. Выкрикивая ругательства, как боевой клич, Бернардо высунулся из окна водителя и стал стрелять. Подставив лицо ветру, жонглируя рулем, он стрелял, стрелял, стрелял, вопил и снова стрелял. Никто не смеет трогать Сабитини! 13 Джо глянул в зеркало заднего вида как раз тогда, когда пули стали высекать искры из задней панели кузова. - Мики... черт возьми! - Джо пытался вести машину, одновременно прижимая мальчика к полу. - Лежи и не поднимайся! - Смерть тебе, Пингвин! - Мальчишка прыгал на коленях, стреляя через заднее окно из пластмассового пистолета, треск его сливался с искрами, вылетавшими из бокового окна, то и дело сверкали рикошеты. - Вот тебе, Р-р-р-ридлер! - МИКИ, ЛОЖИСЬ! Боковое зеркало вдруг взорвалось, разлетевшись в звездную пыль. Джо вильнул, и тут же новая очередь сорокапятикалиберного градом посыпалась на крышу, металл вспучился полосой мелких точек. Джо вывернул руль обратно. Мики отбросило к дверце, он снова встал на колени, бешено отвечая на огонь из своего игрушечного пистолета. - С-с-смерть Д-д-д-джокеру! - Черт побери, малыш, я приказал тебе лежать! Джо потянулся назад и попытался прижать мальчика к полу, но его правая рука все еще была слаба. Просвистели новые выстрелы, растрескивая стекло, выбивая из окон снежные хлопья, жуя металл, сияя голубыми искрами в неярком солнце. Мики вопил каким-то первобытным криком. Джо снова перевел глаза на дорогу и вдавил педаль газа в пол, пытаясь выжать из этой твари еще десять миль в час, но пули стучали по корме, угрожая пробить шины. - Мать твою!.. - выкрикнул Джо и поискал глазами поворот. Но увидел только ровную шероховатую обочину, бегущую рядом с машиной. В зеркале заднего вида металлический монстр наваливался на фургон, из водительского окна высунулась массивная фигура, она орала что-то навстречу ветру и палила из автоматического пистолета, как разжиревший Джимми Кэгни в "Белой жаре". На сознание Джо обрушились искаженные образы, воспоминания о работе Сабитини, показанной в спутниковых новостях, телевизионные ужастики из жизни преступного мира - _изрешеченный пулями труп уткнулся лицом в тарелку, окно штаба избирательной кампании разлетается в пыль под градом пистолетных пуль, бухгалтер, получивший приходный ордер с расщепленной головкой прямо в череп снизу из пожарного выхода_, - все это пронеслось в голове Джо за один миг. Сабитини были машинами для убийства, эффективными и неумолимыми. Но это - эта ковбойская эскапада, поливать машины на шоссе беспорядочным огнем - в этом не было абсолютно никакого смысла. Стрельба стихла. Джо судорожно сглотнул, сосредоточился на далеком горизонте. Надо подумать, черт побери, _подумать_! Джо пару раз сам исполнял такую акцию. Сельская дорога, тихая и безлюдная. Джо вспомнил клиента номер семь, Романа Сантанджело, киллера из Цицеро. Джо помнил, как висел у этого паразита на хвосте до самого Луисвилля, пока не вышел на верный выстрел из "галила" через заднее стекло. И было еще кое-что в деле Сантанджело, что Джо вдруг вспомнил: вибрация. Он вспомнил, как пытался сделать верный выстрел из окна, держа одну руку на руле, другую на винтовке, и эти гадские вибрации, передающиеся через подвеску, всегда после девяноста миль в час, на одной и той же скорости, обязательный вариант для старых колымаг и арендованных развалин. _На скорости сто миль в час_. Вот оно! Осознание было как удар молота. - Пригнись пониже, малыш, - сказал Джо внезапно, вдавливая акселератор в пол. - Сейчас посмотрим, на что способен этот старый Бэтмобиль! Джо гнал старый фургон, ругал его, умолял, и спидометр медленно полз вверх. И начались эти чудесные, выматывающие душу вибрации в крестце, и они дребезжали в костном мозгу, как отбойные молотки, и Джо молил Бога, чтобы тачка этих сицилийцев оказалась одновременно и разболтанной, и не сбалансированной. И он оглянулся через плечо на солнечный блик на капоте "тауруса". Снова началась стрельба, и Джо пригнулся, а Мики вопил, а пули разлетались шутихами разбитого стекла и металлической шрапнели, и фургон дернулся вправо, и все, казалось, погрузилось в медленное движение. Но они _работали_, черт побери, эти вибрации! Тряска сбила прицел сицилийца, и у Джо перед глазами все поплыло на мгновение, и он боролся с рулем, и держал сотню, и под машиной все дребезжало и тряслось и грозило развалиться, но это сработало, черт побери, эта благословенная тряска сбила стрелку прицел. У них за спиной взревел дракон. Это было как ехать в середине потока изливающегося из летки металла. Вокруг машины клубились искры, пули взрывали асфальт со всех сторон, щелкали и звенели по металлу, у Джо в ушах стоял оглушительный звон, и все, что он мог делать, - это держать машину на дороге и надеяться. Задняя правая шина не выдержала первой, и ощущение было, будто удар кулака снизу по позвоночнику, и автомобиль лишился силы. - Слушай меня, Мальчик-Чудо! - заорал что есть мочи Джо, сражаясь с рулем. - Река! Миссисипи! Как нам добраться до реки? - Обрушился новый град пуль, и Джо вцепился в руль, борясь с вилянием пробитой шины, держа автомобиль как можно ровнее. - Скажи, как добраться до реки? Мальчик опустил руки от ушей, заморгал, лицо его задергалось, а потом он улыбнулся своей искривленной улыбкой. - Вы хотите в-в-в-выехать на Б-б-б-бэт-мост? - крикнул он, перекрывая грохот пробитой шины. Он показывал рукой из окна за изгиб дороги, за пологий склон, поросший бурьяном. - Это в-в-в-он там, за этим холмом. М-м-м-мой п-п-папа иногда меня т-т-туда в-в-в-озит! Джо не стал терять ни секунды. - Держись, парень! Джо вывернул руль вправо, как раз тогда, когда крупнокалиберная пуля ударила в левую переднюю шину. Сначала показалось, что фургон расклеился, передний конец его занесло по гравию, потом по замощенному краю обочины, фургон завилял на краю, потом стал падать, вниз, вниз, быстрее, быстрее, раненые колеса шлепали как сломанные поршни, костистые пальцы кустов и деревьев хлестали по стеклам и панелям, хрустя, как саранча, солнце мелькало в листве перед глазами Джо, ноющие костяшки пальцев побелели на руле, а в уши ему вопил Мики, а фургон дергался из стороны в сторону между деревьями, а Джо нацеливался на дальнюю поляну в ста ярдах впереди, в сорока, двадцати, десяти... _Здесь!_ Деревья расступились, как театральный занавес. - ХРЕН ВАМ! Джо ударил по тормозам. Ныли зубы, кости дрожали, и дрожь эта отдавалась в мозгу, а фургон дико взбрыкнул и хлопнулся на все четыре колеса, остановившись с резким выдохом, задний край кузова врылся в изборожденную землю, подняв тучу пыли и комьев земли. Пыль осела почти сразу, и Джо увидел, что машина стоит на краю заброшенной поляны для пикников рядом со сторожкой в тридцати футах над илистым берегом Миссисипи. Внизу серой массой бурлил шлюз дамбы номер 1313. - Вот он! - Голос Мики визжал почти в истерике. - Тот самый Бэт-мост! Джо глядел на огромное сооружение. Действительно огромное, монолитное, безобразное. Примерно полмили горело-ржавого бетонного железнодорожного моста, приподнятого на тридцать футов над дамбой и шлюзом, обожженные солнцем, огражденные с каждой стороны осыпающимися готическими башнями. Пешеходная дорожка дамбы тянулась поперек воды, как местная китайская стена. С одной стороны мост почти доходил до воды, с другой стороны возвышался футов на пятьдесят. Через каждые несколько ярдов торчали, как мертвые деревья, древние фонарные столбы. Джо услышал отдаленный визг шин, ползущий вниз по холму. - Отлично, все нормально, - пробормотал Джо, не столько для Мики, сколько для себя. Он понимал, что у них кончается время, кончается везение, кончаются возможности. Он схватил кольт, распахнул дверцу машины, вылез наружу и захромал к противоположной двери. В воздухе стояла плотная вонь дохлой рыбы и дизельного выхлопа, настолько сильная, что у Джо закружилась голова. Он вытащил Мики из фургона. - Слушай меня, Мальчик-Чудо, слушай внимательно, - сказал Джо, волоча Мики вверх по холму к сторожке. - Вот что я хочу, чтобы ты сделал... В нескольких футах у него за спиной захрустели сучья, появилась какая-то фигура. Джо развернулся волчком. - Эй! - К ним шел пожилой человек в форме механика цвета хаки, подняв в руке гаечный ключ и сверкая глазами. - Вам нельзя здесь находиться! Парк закрыт! Джо наставил на него кольт. - Дай нам одну секунду, командир. - Все понял. Механик уронил ключ, металл хлюпнул в грязи. Человек начал отступать, не опуская рук, глаза его бегали. Джо снова повернулся к Мики и заговорил низким размеренным голосом: - Ты мне чертовски помог, Мики. Ты понимаешь, что я говорю? - Аг-га. Лицо Мики дергалось, он оглядывался на механика и на лес у того за спиной. Меньше чем в ста ярдах облака поднявшейся пыли извещали о неизбежном появлении стрелков. У Мики в глазах вспухали слезы. - Слушай меня! - Джо встряхнул Мики за плечо. - Я собираюсь убрать отсюда машину! Ты понял меня? - Д-д-д-да, но к-к-как же?.. Джо встряхнул его снова. - Не спорь с Бэтменом! Я хочу, чтобы ты пошел в сторожку механика и вызвал копов. Тебе это ясно? - Но вы же... - Тебе? Это? Ясно? Мики неохотно кивнул. Джо повернулся и побежал к оставленному на поляне фургону, остановился и последний раз оглянулся на мальчика через плечо. - Без тебя я бы не выбрался, Мальчик-Чудо. Парень выдавил улыбку сквозь блестящие на щеках слезы. Потом повернулся и заспешил вверх по холму, возбужденно вопя: - На помощь! Здесь плохие парни! Джо даже удивился поначалу, как легко оказалось выехать на мост. Он не был рассчитан на автомобиль, тем более на громоздкую колымагу вроде фургона "понтиак-темпест" семьдесят девятого года выпуска, но до того как въехать на мост, Джо перебегал от шины к шине, выпуская из каждой остатки воздуха. Он рассчитывал, что спущенные шины дадут лучшее сцепление с отшлифованной поверхностью рельсов и уложенным елочкой кирпичом. Джо тронул акселератор, и фургон миновал изъеденный ржавчиной знак "Въезд воспрещен. Только для механиков" и проехал через ворота, в которые едва-едва вписался. Джо держал десять миль в час, плоские шины хлопали по дороге. Взгляд Джо был прикован к подветренной стороне, где без всякого ограждения лишь пятьдесят футов вниз отделяли его от клубящихся мутных потоков. Доехав до середины шлюза, Джо понял, почему на этой дамбе не видно было ни одной машины. Ветер. Детство Джо прошло в Андерсонвилле, где местные жители называли ранний весенний ветер Бритвой. Он подкрадывался к человеку внезапно, особенно в низинах, в дельтах рек и болотах, когда земля уже прогрелась до нормальной температуры, но река еще не вышла из зимней стужи. Его порывы били, как таран. Они могли в буквальном смысле сбить человека с ног. Сегодня. Бритва подкралась к Джо. Первый шквал отбросил корму фургона, завыл в разбитых окнах, как привидение. Джо почувствовал, как машина дернулась влево, и он резко вывернул руль - с трудом - вправо. Пробитая задняя шина соскользнула с края, и весь фургон просел на двенадцать дюймов влево. Джо отреагировал инстинктивно, дав полный газ, форсируя двигатель. Оглянувшись через левое плечо и увидев обрыв, он чуть не задохнулся. Машина висела над бурлящей, темной, непроницаемой водой. Внезапный шквал ударил с другой стороны дамбы, и машина задергалась, как перетягиваемый канат. У Джо вырвался крик, он крутанул руль направо до отказа, вдавив педаль газа в пол. Послышался запах горелой резины от раскаленной трением о бетон задней шины, голова Джо дернулась, по спине пробежал холодок, а фургон на бесконечное мгновение застыл между краем дорожки и небытием. Тут ветер внезапно стих, и заднее колесо встало на бетон. Фургон дернулся вперед, корму его занесло обратно на мост. Джо надавил на тормоз, и фургон застыл посередине моста. Там он посидел неподвижно, успокаивая бьющееся у самого горла сердце и часто мигая. Ветер еще поиграл с мостом, пролет трещал, и фургон покачивался, хоть и слабо. Джо закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бешено бьющийся пульс. И снова поехал. - Давай, детка, не подведи, - шептал Джо про себя эти слова, как мантру. Он полз вперед по рельсам, и сдутые шины хлопали, как медные барабаны. Джо сжал зубы, сосредоточился, держа курс на противоположный берег, к колоннам сосен, к свободе. На каждом футе мост, казалось, вот-вот сломается под напором ветра, но, может быть, это было только воображение. Каждое дрожание моста Джо воспринимал разбитыми костяшками пальцев, животом, ноющими зубами. Но он твердо держал руль, глядя через зазубрины разбитого ветрового стекла, не отводя глаз от цели - дальних ворот. - Давай, Слаггер, давай. Ты можешь. Оставшаяся тысяча футов заняла у него чуть больше двух минут. Лишь подъезжая уже к воротам, Джо заметил движение среди деревьев. За воротами, в просветах между соснами и березами. Качание мелких веток, мелькание мигающего света. Красные и синие огни среди деревьев. Джо моргнул, сердце поднялось к горлу, и он вдруг понял, что там стаи машин полиции штата и полицейских спецподразделений мчатся по серпантину подъездной дороги к реке. Мчатся за ним. Тормоза исполинскими когтями впились в елочку кирпича, взвывая, как неприкаянные души. Фургон пошел юзом по бетонной площадке перед выездом. Джо рванул руль, фургон ушел в сторону, разворачиваясь обратно. Джо вбил акселератор в пол, и фургон влетел обратно на мост, с ревом помчавшись туда, откуда приехал. Джо проходил обратный путь с той скоростью, которую мог выжать из старого фургона. На полпути через мост он снова нажал на тормоза. Фургон остановился, вздрогнув. Режущий ветер стелился над рекой, свистя в пулевых дырах кузова, некоторые из дыр дымились выхлопами предсмертных спазм двигателя, но Джо ничего этого не замечал, он видел лишь темный предмет, ждущий его на восточном конце моста, - и сверкали его огромные, совиные стеклянные глаза. Очень вылощенный, очень черный "феррари". Джо стиснул руль, облизал губы и почувствовал вкус крови, соленой крови, и в порыве наития он каким-то странным образом понял, что это и есть то, что просил он меньше сорока восьми часов. Та самая Смерть, выступающая теперь в виде черной спортивной машины, пришла за ним и заберет его. Но теперь Джо озарило, что у него есть выбор: можно отступить, отдать себя в железные руки закона, и, быть может, спасти свою задницу до следующего раунда, либо бросить вызов дьяволу. Уйти с достоинством. "Феррари" поехал в его сторону. Решение пришло легко: когда Джо вдавил акселератор в пол, показалось, что сейчас двигатель вылетит из-под капота. Это был пронзительный крик старого металла, напряженного до предела прочности. В воздух ясного утра взметнулись клубы дыма, и фургон рванулся вперед. Руль подпрыгнул и задергался в руках, и Джо изо всех сил старался удержать машину на мосту. "Феррари" несся к фургону во весь опор. Джо застывшими глазами смотрел на несущийся к нему радиатор, мертвые стеклянные глаза, они маячили впереди, увеличиваясь, всего три сотни ярдов, внизу серебряные струи бурлили расплавленным металлом, завывал ветер, у Джо сводило судорогой мышцы рук и ног, а "феррари" летел к нему, и радиатор его был как оскал зубов, и зрачки у Джо сузились, по коже ползли мурашки. _Двести ярдов_, и двигатель фургона был Везувием, извергающим раскаленные добела жидкие молнии и раскаты грома, и мост качался на ветру, и колеса грохотали фейерверками, как Джин Крупа [оркестрант Бенни Гудмэна], и ветер жег кислотой, и глаза слепило отражение солнца на стали. _Сто ярдов_, и Джо не отпускал педаль, глаза смотрели в цель, сердце колотилось уже не в горле, а во рту, металлические челюсти открывались перед ним, и грохот вулкана стал невыносим. _Пятьдесят ярдов_, и Джо уже чувствовал жар, разрывающий лицо, и ветер давил сзади, как содомит, и солнечный свет заполнил вселенную, и потом... _Стой!_ Это откровение мелькнуло в боковом зрении в последний миг - мимолетная тень, облитая вспышкой солнца, отраженного от рельса на тот короткий миг, чтобы воспаленный мозг Джо понял: это силуэт человека в черном, стоящего за восточными воротами на ржавой башенке и наблюдающего за действием. Человек худой, красивый, с бледной кожей, очень азиатского вида. Он стоял, как зловещая ворона, стойкий наблюдатель, держа в руках знакомый прибор. _Пульт дистанционного управления!_ Джо вывернул руль в последнюю долю секунды. Фургон дернулся в сторону точно в момент столкновения. Машины задели друг друга бортами, неимоверный, гигантский грохот потряс небеса, ударил Джо в уши и отбросил его к дверце. Казалось, мост ушел из-под колес фургона, и Джо почувствовал, как внезапная перегрузка вырвала его из кресла и грохнула об крышу, когда фургон перевалился через северный край пролета и полетел в воду. Мир загустел, как сироп. Река просто материализовалась внутри фургона, будто воздух стал жидким и вдруг заглушил все звуки, и Джо поглотила холодная, черная, цепенящая стужа. Он попытался вырваться в окно, пытался пробиться наружу, но чувство направления отказало ему полностью, тяжесть воды придавила к сиденью, и он с ужасом ощущал, что идет на дно, как свинцовое грузило. Джо знал, что у него остались только мгновения. Легкие разрывались, сознание покидало его, тело начинало отказывать. Потом он увидел, что вода над ним запульсировала светом, сначала слабо, потом все сильнее - перемежающимися вспышками красного и синего, и тут зеленое солнце и булькающие пузыри и приглушенные звуки машин над головой дали ему понять, где же все-таки _верх_. Он пробился, протиснулся в разбитое окно, зазубренные края цепляли его рубашку, впивались в тело, хватали за ноги, но он выберется, черт возьми, выберется из этого идущего ко дну железного гроба. Когда он разорвал головой поверхность реки и ощутил на лице ветер, мелькнула последняя сумасшедшая мысль: никогда он не был так рад видеть фараонов. Чернота пришла откуда-то снизу и скрыла от него мир. 14 Апрельский ветер все еще был силен и плетью хлестал с Потомака, когда группа членов-учредителей Палаты не спеша шла по бульвару на запад, к Арлингтону. Их было четверо. Впереди шел Лайл, молча о чем-то размышляя, похожий на кого-нибудь из высших чинов церковной иерархии. Полы его длинного кашемирового пальто развевал ветер, сверкали солнечные очки. Остальные шли вплотную за ним, без конца что-то обсуждая. Невозмутимый профессор Окуда в плаще "Лондонский туман" и с трубкой. Майкл Уинслоу, адвокат Американского союза борьбы за гражданские свободы из Сиэтла, весь в твиде. Хеди Коэн, суровая как кремень низкорослая женщина из Детройта, с развевающимися на ветру серо-стальными волосами. - Самое важное, джентльмены, это то, что я не могу сказать, будто мне очень нравится подобная открытость, - говорила Хеди Коэн своим патентованным размеренным тоном, ровно настолько громко, чтобы ее не заглушал ветер, но не услышал никто из посторонних. Коэн была автором "Постфеминистического манифеста" и истребителем фашистских деятелей СМИ во всем мире, и она умела говорить одновременно и беспощадно, и с материнской заботливостью. - Все эти разговоры по компьютерной связи, переговоры с Компанией... Мне это не нравится. - Она поглубже сунула руки в карманы и прищурилась на отражение яркого вечернего солнца в воде. - Как говорила тетя Джулия: "Полезешь в дымоход - запачкаешь ноги". Уинслоу метнул на нее взгляд: - Не строй из себя Уилла Роджерса [американский писатель и юморист, прославившийся своими афоризмами]. Мы попали в непростую ситуацию. Такое бывает. Давайте разберемся с ней и займемся своими делами. - Для того мы и собрались здесь, - мягко заметил Окуда, затягиваясь пенковой трубкой. - Принять решение. Через несколько шагов Коэн проворчала вполголоса: - Я предвидела, что так и будет. - О чем ты говоришь? - Уинслоу не скрывал раздражения, которое вызывала у него миниатюрная седая женщина. Между ними всегда было какое-то напряжение. Может быть, от чувства коллективной вины. - Нам никогда не приходилось обсуждать компетенцию нашего субконтрактора. - Еще как приходилось, - возразила Хеди Коэн и посмотрела на Окуду. - Ты помнишь, Тэд? Профессор шагал, не отрывая глаз от реки, и попыхивал трубкой. - Мы несколько раз обсуждали возможность выведения его из дела. - "Выведение из дела" - какое прекрасное выражение. Уинслоу покачал головой и улыбнулся себе под ноги. - Этот человек стареет с годами, Майкл, - небрежно бросила Хеди Коэн. - Совершенно верно, - согласился Окуда. - Ну ладно, допустим, этот парень неблагонадежен. Допустим, он выжил из ума. Кто знает? Что меня интересует - это зачем нам совать руки в такую большую бочку свежего дерьма. - Чтобы прибрать в своем доме, - ответил Окуда. - Хватит с меня эвфемизмов, - простонал Уинслоу. - О чем здесь на самом деле идет речь? Окуда недоуменно на него посмотрел: - Извини? - Эта дурацкая Игра - каким боком мы в нее втянуты? - Правильный вопрос, Тэд, - зазвенел голосок Хеди Коэн. - Вещи такого рода в наши первоначальные задачи не входили. Что мы здесь ищем? - У нас в этой Игре есть еще один субъект, - объявил профессор. - Но решение, которое мы должны принять сейчас, таково: будем ли мы поддерживать нашего субконтрактора, помогать ему вернуться с холода и вытаскивать из Игры, или предоставим событиям идти своим чередом. Уинслоу и Коэн переглянулись, потом Уинслоу сказал: - Погоди секунд очку. Что значит: "еще один субъект"? Еще один стрелок? Профессор Окуда вынул изо рта трубку, будто собираясь объяснять сложный предмет ребенку тринадцати лет. - У нас в этой Игре есть еще один контрактор, - начал он. - Сначала это было просто для слежения за ситуацией, но потом мы приняли решение, что наш человек должен сохранять цель живой. Чтобы Игра продолжалась. Нашей целью было... - Погоди. - Уинслоу поднял руку, вид у него был ошеломленный. - Ты хочешь сказать, что вы приказали этому стрелку начать убирать _других участников_? - Совершенно точно. В основе этого лежит соображение... - Но это же чушь! Мы не даем санкцию _ни на кого_ без кворума, и ты это знаешь, Тэд! - Он прав, Тэд, - поддержала Хеди Коэн. - Чушь собачья! - гаркнул Уинслоу, и вздел было глаза к небу, чтобы еще что-то добавить, когда вдруг застыл. Джефферсон Лайл остановился и резко повернулся к Уинслоу, глаза его горели. - Кажется, ты не до конца понимаешь, с чем мы тут имеем дело, - прошипел Джефферсон Лайл сквозь стиснутые зубы, тыча в воздух пальцем в сторону подбородка Уинслоу. - Мы наткнулись на новое антитело, на сыворотку. На способ очистить землю от вируса. Неужели тебе это непонятно, Уинслоу? - Послушай, Джефферсон... - Нет, это ты послушай. Эти _конкурсанты_ - это все хладнокровные убийцы, а наш мальчик - это громоотвод. Выманивающий хищников из лесов. Нам предоставляется возможность. _Беспрецедентная_. Уинслоу молча посмотрел на Лайла, потом облизал губы и спокойно заявил: - Итак, мы стали "Мердер инкорпорейтед". Джефферсон улыбнулся: - Это я, вся вина на мне. Я вел эту операцию, не сообщая подробностей. Лайл закрыл глаза, вздохнул и на минуту задумался - об этом мерзком бизнесе, мокрых делах. Он думал о теперешних мерзких временах, полных пустоты и дикарства, и вспоминал, как то же самое дикарство убило его отца. Лайл подумал, знает ли кто-нибудь из остальных про его отца. Как старик, стопроцентный демократ рузвельтовской закалки, боролся за кресло в конгрессе от штата Иллинойс в 1954 году и был обмазан грязью местными неомаккартистами, или как ему подставили проститутку в отеле в Пеории на пике избирательной кампании, или как старика нашли две недели спустя мертвым со всеми признаками самоубийства. Молодой Джефф Лайл никогда этому не верил, он всегда знал, что отца убили правые, инсценировав самоубийство и купив прессу, и это знание было пружиной поступков Джеффа Лайла всю его оставшуюся жизнь. _Дикарские времена_. - Может быть, это можно рассматривать как _спасение_ жизней. Избавление мира от этих социопатов. Наступила неловкая пауза, и было слышно, как у причала плещутся волны. Наконец заговорил Уинслоу. - И я полагаю, у вас есть планы насчет нашего неподражаемого Слаггера? Лайл ответил не сразу. Он смотрел на серовато-голубоватую поверхность Потомака, холодную и яркую, как жидкое серебро на солнце, и думал о Слаггере. Дело было в том, что Лайл понятия не имел, что делать с Джо Фладом. Как бы ни кончилась Игра, с ним будет непросто. Разумеется, вполне возможно, что стареющий киллер просто хотел уйти от дел. Пусть даже и шумно. Но может ли Палата пойти на такой риск? Лайл смотрел на холодную воду реки в солнечных бликах и думал долго и напряженно и наконец пришел к решению. - Тэд! - неожиданно сказал Лайл. - Позвони Тому Эндрюсу. Тук-тук-тук! Джо скорчился на грязных досках пола исповедальни в церкви Святого Михаила, закрыв глаза руками от стыда и унижения. Он был голым, как новорожденный, покрыт жидким дерьмом, с грязью в волосах, на впалой груди и на угреватых щеках, и ему было только одиннадцать лет. Но почему-то голова маленького Джоуи была полна взрослым грехом, и он не смел поднять глаза на ширму, закрывающую отца Дули в темноте исповедальни. Тук-тук-тук-тук-тук! Он прижимал к глазам маленькие, бессильные ручки, прижимал так сильно, что слезы становились красными и густыми, становились кровью, и Джо захлебывался плачем, как младенец, а голос отца Дули язвил его из темноты за решетчатой ширмой, и только одна мысль билась в голове Джо: "Нет, нет, пожалуйста, не заставляйте меня смотреть, нет, не надо, НЕ НАДО!" Но в конце концов Джо посмотрел вверх, и из глаз его вылетели пули, ударяя в ширму, разлетающуюся раскаленными осколками кости, превращая отца Дули в облако крови-тумана-жижи... НЕТ! Джо дернулся и проснулся; пружины старой койки скрипнули. - Мистер Флад? Комната медленно вплыла в фокус - крашеные шлакоблочные стены, геометрические узоры теней от решеток и острый запах дезинфекции и блевотины. В теле возникли странные ощущения - стянутость сзади вдоль ног, тупое жжение в руках и колющий жар от бинтов вокруг бедра, руки и плеча. В затылке пульсировала боль, чесались швы, и он не сразу смог произнести: - Чего? - Проснитесь, сэр. К вам посетитель. Голос шел с другой стороны камеры, от выбеленных решеток. Похож на ломающийся голос подростка. Слабый южный акцент, говорит с уважением, будто обращается к учителю. И это адское металлическое постукивание. - Какого хрена? Джо моргнул, пытаясь сфокусировать зрение на охраннике. Парень стоял с той стороны решетки, постукивая ключом по железу. Казалось, только что из пеленок, лицо усыпано веснушками, одет в серую форму департамента шерифа, шляпа заломлена на затылок, открывая копну песочного цвета волос. - Прошу прощения, сэр, - застенчиво сказал охранник, - но мне приказали вас разбудить. К вам посетитель. - Посетитель? - Да, сэр. - О Господи... - Джо перекинул ноги через край кровати и с трудом сел. Желудок был как пустой литейный барабан. Джо заметил, что одет в оранжевый комбинезон заключенного. Он взглянул на забинтованные руки, и в памяти стали всплывать события последних суток. Он вспомнил, как его выудили из реки силами взвода полицейских, заковали в наручники и под сильной охраной доставили в приемный покой. Там ему зашили ногу и запястье и накачали болеутоляющим из-за вывиха пальца на правой руке. Потом его перевезли в тюрьму возле Сент-Луиса, в комплекс "Меннер" - недавно построенный комплекс, состоящий из оснащенной современной техникой тюрьмы и здания суда. Весь остаток дня и весь вечер его допрашивали. Все местные власти приняли участие - шериф округа Пайк, полицейские Куинси, полиция штата и даже чиновник по страховым претензиям "Вестерн игл". К пяти вечера показались и федералы. Прилетели из Вашингтона, Нового Орлеана и Атланты в своих дешевых костюмах, с короткими стрижками и пытались расколоть Джо, как в старом фильме времен Эдгара Гувера, чтобы старик Слаггер запел, как музыкальный автомат, в который бросили монетку. Джо рассказал им все. Нет, он не проводил никакой операции с черной кассой палестинцев. Нет, он не удрал с деньгами мафии. Нет, он не оказался в середине глобальной войны банд или синдикатов. Джо рассказал им в точности то, что происходило. Объяснил все. Рассказал детали своей карьеры стрелка. Рассказал, как испугался лейкемии. Рассказал о состязании, о том, как диагноз оказался фальшивым, и о том, что решил попытаться выжить. Джо говорил правду всем, кто согласен был слушать. И самое смешное было в том, что ему мало кто поверил. Никто не принял рассказ за истину и даже не соглашался предположить, что человек вроде Джо с такой готовностью скажет правду. Они напирали на какой-то византийский подпольный заговор либо на тайную войну за территорию между киллерами всего мира. Джо просто продолжал говорить правду, потому что это уже не имело значения. Он знал, что не увидит ни суда, ни тюрьмы. В последних событиях его судьба прошла очистку, перегонку и выпаривание до двух неизбежных вариантов: во время этапирования в Чикаго он либо сбежит, либо будет убит очередным киллером. - Который сейчас час, черт возьми? Джо почесал шею, оглядывая отмытую до блеска камеру. Откуда-то издали доносился монотонный шум, и Джо предположил, что на улице дождь. - Почти восемь утра. С этими словами охранник открыл замок. - Ни хрена себе!.. Джо потряс головой. Около полуночи ему дали кодеина, и он тогда отрубился начисто. - Мне придется надеть на вас наручники, - сказал охранник с извиняющимся видом, разматывая цепочку и раскрывая браслеты. - Что ж, работа такая, - отозвался Джо, вставая на ватные от лекарств ноги. - Ну, вот мы и готовы. Охранник надел браслеты на запястья Джо и пристегнул цепь к оковам на его ногах, скрепив всю конструкцию висячим замком. Джо пришлось согнуться, как обезьяне, и ходить стало чертовски неудобно. - Теперь потихоньку вперед, - сказал охранник, вывел Джо за решетку и повел по коридору. Тюрьма была фирменной с иголочки - серый ворс ковровой дорожки, блистающие белые стены, ландшафтные дворики. Пахло свежей краской и жесткими правилами. Джо плелся рядом с охранником, мечтая о чашке кофе и сигарете и гадая, какой еще зануда репортер к нему приперся. У конца главного коридора охранник мягко остановил его. - Не то чтобы я к вам приставал, мистер Флад, - сказал охранник, - но мы тут с ребятами... в общем, хотели бы попросить вас сделать нам одолжение. Джо поднял брови: - Одолжение? Я - вам? - Ага. Это, ну, секундное дело. - Да ради Бога. - Отлично! - Охранник повернулся к открытой двери и сунул голову внутрь. - Эрл, ты готов? В одном из кабинетов послышался шум шагов, охранник снова повернулся к Джо. - О'кей, мистер Флад, входите. Джо вошел вслед за охранником в скромный небольшой кабинет, залитый светом неоновых ламп. На одной стене сплошь журнальные картинки с голыми девицами, с другой стороны зарешеченное окно и стенд с автоматическим оружием. У окна стоял еще один охранник постарше в такой же серой форме. Он был в очках с толстыми стеклами и держал в руках "Никон" с присоединенной вспышкой. - Рад знакомству, мистер Флад, - сказал охранник постарше. - Вы не против, если мы сделаем пару снимков, чтобы было что дома показать? Джо вытаращил глаза. - Это всего секунда, - сказал молодой охранник и подвел Джо к цементной стене. - Так сойдет, Эрл? В кадр влезаем? Звуки плача заполнили тесный сырой подвал единственного в Джерсивилле, штат Иллинойс, католического морга. Не то чтобы плач был таким уж необычным делом в похоронной фирме "Микелетта и сыновья" - эти стены видели свою долю слез. Причин необычности этих рыданий было две: во-первых, они доносились из комнаты бальзамирования. Во-вторых, они исходили от огромного мужчины, говорящего на ломаном английском языке и ни разу не бывшего в этом городке прежде. - Синьор? Тщедушный владелец стоял, сжавшись у бетонной стены позади, воздев руки и нервно кусая губы. Его звали Эдвард Микелетта, и он был одет в солидный синий костюм с розовой бутоньеркой. Лысая голова поблескивала в свете низких ламп. - Я не стал бы вас беспокоить, - очень мягко произнес Микелетта, обращаясь к гиганту в другом конце комнаты, стоящему на коленях в свете флуоресцентных ламп, - но вас хочет видеть какой-то джентльмен и говорит, что это очень срочно. Громадный сицилиец не отвечал. Он просто стоял на коленях, одними губами произнося беззвучную молитву, склонив голову ниже постамента, где лежало тело мертвого брата. - Синьор... Похоронщик придвинулся на два шага и прокашлялся. Бернардо Сабитини по-прежнему не отвечал. Таким он был со вчерашнего вечера, когда появился здесь, весь покрытый кровью, неся труп брата. Микелетта не был специалистом по травматологии, но было похоже, что человек по имени Федерико умер от сильного кровотечения из огнестрельной раны кисти и небольшой рваной раны шеи, зацепившей яремную вену. Сперва Микелетта понятия не имел, в какую грязную историю вляпались эти двое, но когда тот, которого звали Бернардо, заговорил на ломаном английском, Микелетта сообразил, что это мафия. Он сам был вполне законопослушным американцем итальянского происхождения. Он никогда не лез в сомнительные дела и сейчас не хотел начинать. Но в конце концов Бернардо приставил десятимиллиметровый полуавтоматический пистолет к левой ноздре Микелетты, и дальше было сплошное "Да здравствует "Коза ностра"!". Требования были вполне простыми. На своем запинающемся, да еще парализованном горем Inglese [английском языке (итал.)] Бернардо Сабитини попросил Микелетту обмыть тело и приготовить его к погребению. Без свидетельства о смерти, без документов, без сообщений властям округа, полиции или властям штата. Микелетта знал, что однажды такое случится и с ним. Но потом требования этого толстяка стали странными, необъяснимыми. Он велел Микелетте засунуть в горло умершего брата половину медальона Святого Иуды. Потом Бернардо потребовал, чтобы в жидкость для бальзамирования добавили его собственную кровь, а также святую воду из местной купели. Еще Бернардо потребовал, чтобы большой шрам на корпусе трупа был накрыт и запечатан воском свечи из ризницы местной церкви. А под конец толстяк итальянец вынул из бумажника смятый, пожелтевший и сложенный треугольником лист бумаги и вручил его Микелетте. Это была старая афиша итальянского цирка, объявление о параде уродов - "Лалу и мальчики на груди". На полинявшей бумаге был изображен красивый мужчина с усами, а из груди у него росли двое близнецов. Бернардо приказал Микелетте запечатать эту бумажку в черепе Федерико и отправить труп в их родной город неподалеку от Палермо. - Синьор, этот джентльмен ожидает вас наверху. Микелетта придвинулся на дюйм ближе и теперь видел, что Бернардо яростно шевелит губами, шепча молитвы и похоронные литании. На таком близком расстоянии Микелетта уловил запах этого человека - смесь мужского пота, чеснока, пороха и одеколона "Аква Велва". А глаза его, блуждающие в тени под гробом, будто ища душу брата, сверкали от горя, может быть, даже от безумия. - Синьор, прошу вас... Этот человек настаивает, что должен видеть вас немедленно. Хозяин похоронного бюро уже был готов положить руку на плечо Бернардо, но вдруг замер. Увидев эти глаза, блестящие слезами, бегающие зрачки и шевелящиеся губы, он наконец понял, что именно делает Бернардо Сабитини. Он говорил со своим мертвым братом. - Синьор? Бернардо поднял голову, и лицо его было лицом загнанного в угол зверя. Микелетта шумно сглотнул. - Я сказал этому человеку, чтобы он ушел, чтобы пришел позже, что здесь умер человек... - Микелетта стал заикаться, испугавшись за свою жизнь. - Но он настаивает, paisano [земляк (исп.)], _настаивает_. Бернардо с большим усилием поднялся на ноги, суставы его хрустнули. На его куртке засохла кровь, а рубашка под ней промокла. - Где этот человек? - Он ждет вас в часовне. Бернардо кивнул. - Полицейский? - Нет, синьор, не думаю. Толстяк еще раз слегка кивнул, вышел из бальзамировочной и пошел вверх по лестнице. Наверху Бернардо остановился и обвел взглядом фойе. Глаза его покраснели, в висках стучала кровь. Дверь в часовню была слева от фойе. Бернардо сунул руку в боковой карман и ощутил придающую уверенность вафельную рукоятку пистолета. Потом он повернулся и вошел в часовню. Там было пусто. На полу в беспорядке стояли складные стулья. На плитках опавшими листьями лежали программки последней службы. В дальнем конце часовни были открывающиеся в стене ворота - конечная станция для бедных граждан, ставших пищей для червей. Бернардо оглядел пустую часовню, нахмурил брови, шрам его подергивался. Что-то было не так. Раздалось резкое "клик!", и Бернардо ощутил сзади на шее холод стали. - Без резких движений, - прозвучал голос из тени за спиной Бернардо. Бернардо поднял руки. - Вот и хорошо, очень хорошо. - Ствол надавил на шею Бернардо, заставляя его шагнуть вперед. - А теперь мы установим мир на земле, ты и я, и это будет хорошо. Ты меня понимаешь? Бернардо узнал этот акцент. Скорее всего, негр из восточных штатов. Во рту у Бернардо возникла горечь - вкус смерти. - Если ты собираешься меня убить, это надо делать очень быстро. - Ты вынь из кармана свою железку, paisano, тогда сможешь вздохнуть еще раз. Бернардо вынул из кармана свой десятимиллиметровый и протянул его назад. - Совсем хорошо. - Крейтон Лавдел появился из тени с усталым, блестящим от пота лицом. Тренировочный костюм его был заляпан кровью, а пистолет калибра 0.357 смотрел Бернардо в лоб. - Теперь мы кое-что устаканим. - Лавдел у было явно трудно говорить, и пистолет его чуть дрожал. - Я так понял, что ты потерял близкого человека, очень близкого, и тебя на этом заклинило. В это я врубаюсь. - Чего ты хочешь от меня, ниггер? - бросил Бернардо сквозь стиснутые зубы. Лавдел взвел курок и приставил ствол к уху Бернардо. - Чего я хочу, макаронник, - можешь назвать меня сентиментальным, мне плевать. - Лавдел придвинул лицо совсем близко, как любовник, собирающийся шептать милую чепуху. - Почему я не прокомпостировал твой говенный череп тут же на месте, так это потому, что у меня есть план, и ты в нем участвуешь. Бернардо пожал плечами: - Ниггер рассуждает о планах, будто он может что-то интересное придумать. Лавдел сильнее надавил стволом в ухо итальянца. - У тебя не то положение, чтобы трепаться насчет интереса. Бернардо ничего не сказал. - Есть предложение, - наконец сказал Лавдел. - Мне надо, чтобы ты со мной поехал. Бернардо окинул его долгим взглядом, перед тем как небрежно пожать плечами: - А почему бы и нет? Джо сидел в пустой галерее свиданий, ожидая таинственного гостя. В узкой комнате, разделенной посередине плексигласовой стеной, по разные стороны этой стены стояли скамьи в два ряда лицом друг к другу, разделенные перегородками на маленькие ячейки. В каждой ячейке на уровне плеча висела телефонная трубка и древняя поцарапанная подставка для блокнота. Джо занял ближайшую к двери ячейку. За его спиной было стекло с односторонней видимостью. Джо проглотил последние капли тепловатого кофе, которым угостили его охранники, и вытаскивал из кармана смятую пачку сигарет, когда с другой стороны комнаты раздался щелчок электронного замка. Джо поднял голову. Дверь открылась, и он увидел своего гостя. В глотке у него стало так сухо, что он еле смог выдавить из себя: - О Господи! _Мэйзи?_ У нее был усталый вид, щеки покраснели от ветра, волосы она откинула назад. Джинсовая куртка была застегнута до горла, в глазах блестели слезы. Вид был такой, будто у "нее температура. Она не могла слышать его слов, но видела движение губ и видела его глаза. Она бросилась в ячейку напротив и схватила трубку. Джо сел и взял трубку, со своей стороны. - Как дела, детка? - И ты еще спрашиваешь, как дела! - Ее голос звенел в наушнике, жестяной и возбужденный. Она посмотрела вокруг, потом опять на Джо. Глаза ее были мокрыми. - Перевернул мне жизнь вверх тормашками, а теперь сидишь здесь и спрашиваешь, как дела? - Я черт знает чего натворил. Прости меня. - В последний раз, когда я тебя видела... - Мэйзи вытерла лицо, сверля его глазами. - Ты отпихнул меня на зеркало в гримерной. Не слишком стильный уход, Джо. Джо кивнул и ничего не сказал. Он пытался ощутить сквозь стекло ее запах, но его заглушала свежая краска. Его тянуло снова ощутить этот чудесный аромат перечной мяты, сквозь плексиглас он ощущал в воображении тепло ее тела. Его поразило, насколько ему нужно быть с этой женщиной, как сильно он хочет лежать с ней рядом, уткнувшись лицом в ее волосы. От этого порыва закружилась голова, мышцы живота свело, и с такой силой возникла в нем злость, что он даже удивился. Как он мог так тщательно разрушить свое будущее с этой женщиной? Как мог не заметить совершенной красоты этого круглого лица? - Мне сообщили, что ты... как это называется... выставил на себя открытый контракт, - сказала Мэйзи, обводя глазами голые цементные стены-комнаты. Джо кивнул: - Так и было, детка. Она посмотрела на него. - Зачем ты это сделал, Джо? Людям каждый день ставят смертельные диагнозы. Джо подумал, что бы ответить такое глубокомысленное, но смог только сказать: - Тогда мне это показалось хорошей идеей. - Господи, Джо. - Мэйзи закрыла глаза. - Я все никак не могу с этим хоть как-то разобраться. - Она открыла глаза и посмотрела на него сквозь окно. - Я вот что хочу сказать: я еду куда-то к черту на рога и ищу тебя, понимаешь? У меня заднее сиденье завалено двадцатками. Даже не знаю, сколько там - десять кусков или пятнадцать. Я торможу возле придорожных торговцев, возле "квик мартсов" и "7-11" и набираю барахла вроде густой черной краски, дорогих бутылок бренди, орехов рассыпных... - Мэйзи, послушай... - Нет! Не перебивай меня, мне надо это сказать, а то, если я сейчас остановлюсь, то никогда не скажу. Понимаешь, где-то на полпути сюда я остановилась и поняла, что на всех этих деньгах кровь. Понимаешь? Кровь на этих деньгах, а я вот она, сука из латиноамериканского квартала в Гумбольдт-парке, покупаю на них бренди с орехами. Джо прижал ладонь к стеклу. - Ты в этих делах не замешана, Мэйзи. - Ты меня не слушаешь, - сказала она напряженным голосом, затрещавшим в наушнике. - Я знаю, что ты убивая людей. За деньги, ради политики, чего там еще... - Мэйзи, я никогда не убивал людей только за... - Перестань, Джо! - Мэйзи дрожала, как от холода. - Твои самооправдания я слышать не хочу. Просто не хочу, и все. - Мэйзи, я не могу винить тебя за твой гнев. Видит Бог, ты имеешь на это право. Но ты должна знать одно: я убивал только тех, кто это заслужил. - Неужели? Ты кто - Бог? - Бог - тоже киллер, детка. Не обманывай себя. Мэйзи закрыла глаза. - Ты не понял, ты просто не понял. - Она снова посмотрела на него. - Я пытаюсь втолковать тебе, что это не важно, потому что я по-прежнему люблю тебя, гребаного идиота. Несмотря на все это дерьмо, я все еще тебя люблю. А ты этого даже не понимаешь. Джо уставился на стол, и прошла минута, и он тихо сказал: - Никогда не знал, что ты любишь орехи. Мэйзи вскинула глаза и чуть склонила голову, на губах ее играла горькая, ироническая улыбка. У нее был вид человека, которому сказали очень мерзкую шутку, и он не знает, как реагировать - плакать или смеяться. - Знаешь, Джо, похоже, что мы чертову уйму вещей друг о друге не знаем. Джо посмотрел ей в глаза. - Слушай, Мэйзи. Я не знаю, как это точно выразить. Когда живешь этой жизнью, играешь в эту Игру, к ней прикипаешь. Как химическая зависимость. Я пристрастился к ней, когда мне было восемнадцать лет, на каком-то очередном задании, не знаю. Но единственное умиротворение, которое я знал, которое не вырывалось из ствола моего оружия, - это были часы, проведенные с тобой. Мэйзи снова склонила голову набок. - Что ты хочешь этим сказать? Что ты любишь меня, так, что ли? - Именно это я и говорил. - Ты опять лжешь, Джо? - Нет, мэм. - Ты уверен, что это не утешительное вранье последней минуты узника на пороге смерти? Или ты действительно любишь меня? Джо повторил, что определенно любит ее. - Тогда почему ты сдаешься? - То есть? Мэйзи оглядела комнату, серые шлакоблочные стены и видеокамеры наблюдения. - Ты сидишь здесь как Жанна д'Арк и ждешь, пока эти мудаки не придут и не поджарят тебя на электрическом стуле? Что я должна думать? - Если у тебя есть какие-нибудь идеи, я рад их выслушать. - Адвокат... что-нибудь такое... не знаю. Должен быть выход. Джо ощутил приступ грусти, глубокой, как черный колодец у него внутри. - Горькая правда, Мэйзи, в том, что Игра закончена. Старик Джо идет на мыловарню. А такая девушка, как ты... у которой есть будущее... должна повернуться, уйти и никогда не оглядываться. - Пошел ты... Джо усмехнулся: - Упряма, как всегда. - Дело в том, Джо, что ты очень многого обо мне не знаешь, помимо любви к орехам. - Мэйзи потерла ладони, будто составляя в уме список таких вещей, и он видел, что ее глаза переполняются, уголки глаз блестят и набухают от слез. Губы ее дрожали, краска сбежала с лица. У нее вдруг стал больной вид, как у человека, который проглотил целый ящик боли. - Давай посмотрим. Во-первых, я фанатка Элвиса Пресли. Ты это знал, Джоуи? - Мэйзи, прости, но... - Спорить могу, ты этого не знал... Да, есть еще одна вещь. - Она щелкнула пальцами, как будто припомнив какую-то тривиальную мелочь. - Я беременна. Джо молча смотрел на Мэйзи. Она кивнула. - Ты не ослышался, Джо. Я беременна. Уже почти три месяца. Джо попытался заговорить, но слова убежали от него куда-то далеко-далеко. 15 От внезапного звука глухого удара Мэйзи слегка подпрыгнула и чуть не выронила трубку, но та приклеилась к потной зажатой руке, и Мэйзи держала ее возле уха, ожидая ответа Джо. Сквозь захватанное стекло она видела устремленные на нее поблескивающие глаза Джо, но не могла понять их выражение, и это пугало ее до смерти. У нее в голове пронеслись все типичные вопросы: обрадовался ли он? Испугался? Сквозь стекло он казался сердитым, испуганным и грустным одновременно. Тогда Мэйзи опустила глаза и увидела, что он хлопнул по стеклу ладонью. Этот жест был почти непроизвольным, будто Джо потерял контроль над рукой, но чем больше смотрела Мэйзи на большую мозолистую ладонь, плотно прижатую к стеклу, тем больше она понимала, что этот жест был выражением чего-то более глубокого, чего-то невысказанного, чего-то чудесного. Из трубки донесся потрескивающий голос Джо: - Это самая лучшая новость за весь сегодняшний день. Мэйзи улыбнулась сквозь слезы и прижала свою ладонь к стеклу напротив его руки. Сперва это было так трогательно, эта тюремная мизансцена - две прижатые друг к другу ладони, разделенные холодным, бесстрастным, захватанным плексигласом. Мэйзи столько раз видела это в кино. Но сейчас чувства завладели ею, и она медленно подняла глаза, встретив взгляд Джо сквозь стекло, и между ними вспыхнула невидимая искра, спускаясь к ладоням по сухожилиям, и руки их ответили. - Я люблю тебя, детка. Шепот Джо в телефоне прозвучал как заключительные слова молитвы. Теперь ладонь Мэйзи прилипла к плексигласу. - Я не хотела вот так это на тебя вываливать, Джо, - шепнула она. Глаза ее жгло слезами, голос стал хриплый от эмоций, гормоны заплясали в крови. Она подходила ко второй трети беременности, и хотя еще это не было особенно заметно - только живот "тал чуть толще, но приливы эмоций уже бушевали вовсю. Настроение ее металось покруче тасманийского дьявола, а испытания, которым подверг ее роман с Джо, поднялись до вагнеровских масштабов. Но все это больше ничего не значило, потому что теперь Джо был на ее стороне. Он обрадовался ее вести. Мэйзи ощутила идущую от грязного стекла и вливающуюся в нее энергию, близость и тепло, и закрыла глаза, и впивала этот поток. Звук дверного замка на той стороне комнаты разорвал это ощущение. - Ох! Мэйзи дернулась назад, оторвав руку от окна. За спиной Джо с кольцом ключей в руке возник молодой охранник, и в наушнике был слышен его приглушенный голос: - Извините, мистер Флад... У Мэйзи было такое чувство, будто с нее сорвали кислородную маску, и теперь вернулась засушливая атмосфера тюрьмы. Она огляделась вокруг, пытаясь овладеть собой в пустынной комнате со шлакоблочными стенами, где пахло немытым телом и приглушенными разговорами. На стекле с двух сторон виднелись отпечатки рук друг напротив друга. - Извините, что прерываю. - Молодой охранник подходил к Джо, неловко потирая руки. - Но вас приказали доставить обратно в камеру. Джо поднялся, но трубка будто прилипла к его уху. - Мы что-нибудь придумаем, лапонька, не волнуйся. И береги себя получше. - Погоди! - Мэйзи вскочила на ноги. - А как насчет адвоката? Джо? Погоди! Я же могу часть денег потратить на адвоката! Джо положил трубку на рычаг, не отрывая взгляда от Мэйзи. Потом поцеловал кончики пальцев и прикоснулся ими к стеклу. Подмигнул Мэйзи, потом повернулся к охраннику и кивнул. У Мэйзи сердце колотилось в горле, страх растекался по жилам, как холодная жидкая ртуть. Она сообразила, что, быть может, в последний раз взгляд ее касается Джо. Отец ее нерожденного ребенка. Ее любимый Джо... Глядя, как охранник ведет Джо через пустую комнату и выводит из угловой двери, Мэйзи поняла, что, может быть, было бы легче, если бы Джо ее отверг. А теперь, после этого безмолвного разговора любви через угрюмый плексиглас, Мэйзи нерасторжимо связана с мертвецом. Джо был отмечен печатью, отныне и навеки. Даже если ему дадут пожизненное одиночное, эти хищники найдут способ до него добраться... - Джоуи! - Мэйзи прижалась к стеклу, ее мучительное дыхание оставило на перегородке туманный след. - Джоуи, подожди... послушай... _Джоуи!_ С той стороны стекла, у дальней стены комнаты, Джо выводили из дверей. В последнюю минуту, когда охранник закрывал за ним дверь, Джо остановился и оглянулся. Его пронзительный взгляд коснулся глаз Мэйзи, и она внезапно поняла, что, быть может, все не так плохо, как кажется. Это было во взгляде Джо, в странном проблеске в его глазах, в незаметном кивке. _У него был план_. Дождь начался поздно вечером, ворвавшись в округ Макаупин с запада, как армия вторжения. На северной окраине Карлинвилля возле старой части колледжа Блэкберн узкая гравийная дорога петляла между старыми вязами, рядами грошовых лавок, продуктовыми магазинчиками, гаражами и грязными закусочными. В конце этой дороги гремела под густым косым ливнем жестяная крыша бара "Бад и Хэнк", и булькала вода в водостоках. Перед входом затормозил потрепанный зеленый "кадиллак", и из него вышли два джентльмена - один белый и тучный, другой черный и тощий, - поднимая на ходу воротники, и побежали к входной двери. Не перемолвившись ни словом, они нырнули внутрь. Главный зал бара "Бад и Хэнк", прохладный и темный, был пропитан запахами старого пива, въевшегося табачного дыма и дешевой парфюмерии от миллионов одиноких субботних вечеров. Пол был деревянным и выщербленным, в дальнем углу виднелся скудный бар. Крейтон Лавдел остановился у двери, всматриваясь в едкий полумрак, отряхивая ботинки на резиновом придверном коврике. Рядом с ним стоял Бернардо Сабитини, вытирая капли дождя с рукавов куртки, скептически поджав толстые губы. - Выпьете, мальчики? Голос слышался из-за стойки бара - от старикана с угреватым лицом, в линялой гавайке. - Мы кое-кого ждем, - ответил Лавдел. Бармен ткнул большим пальцем на черную лакированную дверь слева от стойки. - Я вспомнил, что кое-кто вас уже ждет. Лавдел и Сабитини удивленно переглянулись и пошли к двери, огибая стойку бара. Задняя комната была погружена в тень. Темнота пахла сигарами и дешевым крепким пойлом. Посреди комнаты стоял круглый стол, и на его фетровой поверхности лежал круг желтого света от лампы с жестяным абажуром. Лавдел решил, что здесь собираются для игры настоящие парни из округа Макаупин. Он оглядел затененные углы комнаты, проведя глазами по штабелям старых коробок и ящиков из-под выпивки. Что-то пронеслось сзади, как летучая мышь, темное, веретенообразное. - Что за... Лавдел пригнулся. Мимо спланировала игральная карта, влетела в световой конус над столом и завертелась на фетре, как закрученная на жребий монета. Секунду повертевшись, карта упала лицом вверх, показав картинку. Это была карта таро - прекрасная картинка в стиле Возрождения. Скелет с косой на фоне темных зловещих облаков. _Смерть_. - Крысы на тонущем корабле готовы на все, - прошептала тень у них за спиной, и Лавдел немедленно нацелил на звук свой "смит-вессон". В жирной руке Сабитини как по волшебству оказался полуавтоматический пистолет. Блеск вороненого металла. Расширенные глаза. Нацеленные стволы. Синхронно в мгновение ока наставлены были пистолеты и щелкнули в унисон курки - двадцать миллиметров последнего аргумента, - но тень не шевельнулась, не выхватила оружия, и Лавдел запсиховал, как ужаленный. - Ну-ка, покажи свою костлявую японскую задницу, - потребовал Лавдел сквозь стиснутые зубы. - А то я отстрелю ее тебе на фиг! Тишина. Где-то снаружи раскат грома потряс серый день. Мелькнула вспышка молнии, комната осветилась дрожащим сиянием, и в этот раскаленный миг Лавдел увидел блеск чего-то металлического, упершегося ему в пах. Горбатой луной сверкнуло всего в нескольких дюймах бледное лицо Хиро Сакамото, держащего возле паха Лавдел а изогнутую бритву. Лавдел ощутил давление в висках - три киллера попали в ловушку верного взаимного уничтожения. - Дорогой мой Крейтон, - мурлыкнул японец, - ты никогда не давал мне повода тебе доверять, так почему же я должен это делать сейчас? - Перестань вешать мне на уши свою восточную лапшу, - буркнул Лавдел, не отводя ствол пистолета от носа азиата. Он знал Хиро Сакамото уже много лет, с тех пор как этот японец завалил братьев Карлучини в Форт-Ли. И чем больше узнавал он о нем, тем больше тайно восхищался складом его ума. Азиатским складом ума. Сун-тзу и "Искусство войны" и прочая ерунда. Лавдел это дело уважал. Но сейчас Сакамото стоял у всех на дороге, и что-то надо было делать. - У меня сто тысяч и одна причина, чтобы ты меня выслушал, - рявкнул Лавдел. - Одна причина - твоя часть приза в этой Игре, если мы вместе завалим этого ирландца, вторая - тупоносая из этой игрушки, если ты сейчас же не уберешь эту штуку от моих яиц. Японца, кажется, это позабавило. - Это твое предложение? - Ага, - кивнул Лавдел. - Это мое предложение: работаем вместе. Сабитини рассмеялся и вдруг нацелился в Лавдела. - Это твоя очередная трепотня, ниггер. Мне эти игры надоели. Лавдел тяжело вздохнул. _Хреновы киллеры_. За окном вновь грохнуло, снова вспыхнули на стенах тени от переплета венецианского окна. - Слушайте, парни. - Голос Лавдела стал спокойным. - Мне лично положить сверху, будете вы со мной в этом деле или нет. Я бы предпочел сам накрыть этого хмыря и взять себе все шесть за хлопоты. Но у нас тут проблемы с правом проезда, вроде как на перегруженном перекрестке. - Говори, говори, - сказал Хиро. - На старого Слаггера вылезло слишком много местных охотников, понятно, что я говорю? - Лавдел посмотрел на тонкое лезвие бритвы возле своих яиц. - Вроде как Вьетнам, где каждая собака стреляла. - И что из этого? Японец вдруг проявил какой-то интерес. - А то, что можно сократить потери, если мы организуемся для этой работы. - Одна попытка. - Сабитини бормотал себе под нос, закатив глаза, будто слушая доступное одному ему радио. - Федерико, я так и сделаю, un momento... [минутку (итал.)] - С кем ты говоришь, мать твою? Лавдел, не отводя пистолета от Хиро, с недоумением взглянул на сицилийца. - Не твое дело! Сабитини взвел курок и ткнул Лавдела стволом в висок. - Легче, Бернардо, - ласково сказал Сакамото. - Кажется, наш юный Крейтон говорит дело. Даже в большей степени, чем сам думает. - То есть? - спросил Лавдел, глядя в миндалевидные непроницаемые глаза Хиро. - То и есть. - Сакамото повернул голову к Сабитини. - Те шальные пули могли быть не такими уж шальными. Лавдел секунду соображал. - Ты считаешь, что какой-то стрелок охотится _за нами_? Хиро вместо ответа повернулся к Сабитини и глубоко заглянул в его глаза. Огромный сицилиец моргнул, слегка дернулся, колеса в его голове пришли в движение. Горе и безумие на его лице стали сменяться новым выражением. Тишину нарушил новый удар грома. - Это возможно, - произнес Бернардо. И опустил пистолет. Хиро кивнул и снова повернулся к Лавделу. - Может быть, инстинкт тебя не подвел. - Спасибо, парни. - Лавдел глядел на тончайшее лезвие у себя между ног. - Слов нет как я ценю вашу веру в меня. Хиро улыбнулся: - В данный момент цель скрывается за спиной закона. Я полагаю, у тебя есть план? Лавдел сверкнул золотым зубом: - Если я не ошибаюсь, его скоро отправят. Возможно, в федеральную тюрьму. Здесь и будет приведен в действие мой план. И если ты уберешь свой гребаный нож от моих подвесков, я смогу вам о нем рассказать. Джо сидел в своей камере, пялясь на уныло-бежевые стены, слушая глухое гудение вентиляторов и думая о том, что сказала Мэйзи. В голове не укладывалось. _Беременна_. Само это казалось Джо каким-то заклинанием, волшебным, ужасающим и одновременно внушающим благоговение. "Я беременна. Уже почти три месяца". Эти слова эхом гремели в горячечном мозгу Джо и от них было не уйти. Это было на самом деле. Она сказала правду, и Джо это знал. Он ее обрюхатил, и назад дороги нет. _Беременна_. Джо охватил прилив незнакомых чувств, поднявшихся горячей волной из груди. Он представил себе, как держит в неуклюжих руках крошечного новорожденного. Невинное существо с завитками рыжих волос, губы Мэйзи на его лице, как лепестки тюльпана, и карие глаза Джо. Новая жизнь. Впервые Джо прибавлял жизнь, а не отнимал. Создавал, а не уничтожал. Но столь же мощно, как эти отцовские фантазии, бурлили в подсознании другие течения, темные предчувствия. Джо взглянул на потолок и ощутил в животе нервную дрожь. Вентиляционный люк, как затянутая железной сеткой пасть дракона, тихо шипел. Медикаменты, которыми его накачали в лазарете, уже давно перестали действовать, и Джо ощущал зуд в швах под бинтами, запястье горело в микроволновой печи острой боли, миллионы крошечных огненных муравьев ползали по задней стороне бедра, вспоротой ножом Каджуна. И над левым соском тоже горел огненный узелок - старая рана, полученная много лет назад. Случилось это в конце шестидесятых годов: клиент номер девять. Это был владелец стриптиз-клуба по имени Расти Каллагэн, столп общества и по совместительству - организатор детской порнографии. У него была кличка Тренер, поскольку считалось, что он тренирует детскую баскетбольную команду по воскресеньям в Грант-парке. Однажды утром Джо навестил его в аллее за клубом, и дело кончилось короткой стычкой. Оказалось, что у Тренера с собой был пистолет тридцать восьмого калибра со срезанными пулями, и он успел оцарапать Джо шею, пока тот его не положил. Потом Джо удалил почти все осколки, но один кусок оболочки остался в левой грудной мышце и затянулся соединительной тканью. Сейчас он впервые за долгие годы дал о себе знать. Джо наклонил голову и медленно расстегнул комбинезон. Ну конечно, над левым соском приподнималось темное пятнышко, заросшее курчавыми седеющими волосами. Шрам выглядел так, словно его совсем недавно потревожили, рядом с ним были два заживающих шва, и Джо потер его пальцами. Он нащупал твердое круглое зернышко и подумал: они, что ли, пытались извлечь пулю, пока он был под наркозом, приняв это за свежую рану? Да что тут у них, тюрьма или клиника пластической хирургии? Джо закрыл глаза и попытался отвлечься от боли и нервного напряжения. И тогда он услышал этот голос: - Слаггер? Джо открыл глаза и увидел тень, ползущую по бетонному полу. Она появилась из коридора, рядом с простенком между решеткой камеры и дверью охраны. Длинная и тонкая тень человека, неуверенно приближающаяся к камере, и это должен был быть кто-то очень влиятельный, поскольку внутренние коридоры были недоступны ни для кого, кроме охраны и тюремной обслуги. Тень накрыла край койки и скользнула вверх по стене. - Слаггер? - Голос был знакомым, с сильным акцентом северо-западного Чикаго. - Слаггер, это ты? - Кто это? Джо затенил рукой глаза от единственной лампы дневного света из коридора. - Это я, Слаггер. Том Эндрюс. Лицо все равно трудно разглядеть; свет из-за спины человека обрисовал над его плечами и головой нимб, как на дешевой иконе. Молодой адвокат, казалось, нервничал, ерзал, боясь подойти слишком близко к решетке из страха подцепить вшей. - Как жизнь, советник? Джо сидел на кровати, потирая саднящую шею, и старался не сломать голову, пытаясь понять, что происходит. - Более или менее, - ответила тень. - Как с тобой обращаются? - Не могу пожаловаться. - Рад это слышать. - Эндрюс слегка поерзал и полез за чем-то в карман. Внезапная вспышка зажигалки "Зиппо" осветила его лицо, когда он закурил. Зажигалка щелкнула, погаснув. - Ты показал этим типам, - сказал наконец Эндрюс, выпустив дым. - Ты им показал, кто здесь босс. - Ага, - вздохнул Джо. - Я же настоящий фольклорный герой. - Ты - Слаггер. И не забывай об этом. - У меня кончается время, Томми. - Понимаю. - Тогда расскажи насчет того, что мы с тобой обсуждали. Расскажи, что ты в этом смысле сделал. Адвокат ответил не сразу, сначала сделав долгую затяжку. - Ладно. Дело обстоит вот как. Дело, которое мы обсуждали. Я пошел прямо к главному боссу. К твоему работодателю. Я пошел туда лично и передал просьбу. _Лично_. Ты меня понимаешь? - Что значит "мой работодатель"? - Твой кормилец. Мозговой трест. Я к ним обратился, вот что я пытаюсь объяснить. Джо встал и подошел к решетке. Живот гудел, как плавильный котел, и Джо ухватился за прут решетки. - Не понял. Ты хочешь сказать, у меня был один работодатель? Только один? Все эти годы? Даже на таком близком расстоянии лицо адвоката было едва видимо в тени. Отвисшая челюсть, удивленные глаза. - Слаггер, Боже мой, я думал, ты знаешь. Это всегда была одна и та же пачка больших шишек. Клянусь Богом, я думал, ты знаешь. Джо подавил горькое чувство в душе. Он не хотел знать, кто это. После всего, что было, не хотел. Слишком больно было думать, что снова и снова исполнял личные задания каких-то леваков с мегаломанией. - Ну ладно, Томми, - наконец произнес он, - опустим детали и переходим к делу. - Что ты имеешь в виду? Пальцы Джо крепче стиснули решетку. - Игру, Томми. Игру помнишь? Просьбу отменить Игру? - Ах да, прошу прощения. - Эндрюс поднял вверх руки, словно сдаваясь. - Извини, Слаггер. Да, конечно. Игра. Дело в том, что предполагаемый сценарий включает в себя как позитивные, так и негативные стороны. - Томми, мне осточертели твои экивоки. Ближе к делу, черт возьми. - Понимаешь, позитивная сторона заключается в том, что твой работодатель согласился выкупить тебя из Игры... Джо изумленно уставился на него. - Фантастика! - ...на определенных условиях. - Понял. - И это негативная сторона. - Я слушаю. Адвокат сделал еще одну затяжку и выдохнул сверкающий в неоновом свете дым. - Очевидно, согласно нашим последним сведениям, в Игре осталось только четыре участника. Всего четыре. Что, кстати, просто невероятно. - Давай горькую пилюлю, Томми. Не тяни. - Пилюля вот она: если ты сможешь устранить их всех, всех четырех, дело сделано, и ты свободен. У Джо вдруг все в голове поплыло, будто он заскользил по гладкому льду. - И это все, что я должен сделать. Убрать четырех финалистов. - Ты ухватил суть, Слаггер. Ты получишь обратно пятьдесят процентов своих денег и сто процентов жизни. Новый паспорт, новую личность, весь комплект. Все, что ты должен, - убрать этих четырех гадов, и потом хоть в Парк-Плейс. - Это и все, что я должен. - Именно. - Адвокат сделал последнюю затяжку, бросил сигарету на бетонный пол и растер подошвой дорогого кожаного ботинка. Он нервно поглядывал в другой конец коридора - слышно было, как где-то в недрах тюрьмы гудит зуммер. - Теперь я должен линять, Слаггер. Мне удалось договориться только на несколько минут. - Томми, подожди! - Извини, друг. Должен идти. Томми пятился в тень, куда не доставал свет неоновой лампы. - Томми! - Мы будем следить за тобой, Слаггер. Не подведи нас. В мгновение ока Эндрюс исчез за дверью, и лязг дверного засова эхом разнесся по пустому коридору. Дождь барабанил по ветровому стеклу мелкими гвоздиками, его резкий монотонный шум усиливал нетерпение Мэйзи, сидевшей в машине на автостоянке перед тюрьмой. Из окна ей был еле виден главный въезд на фоне потемневшего горизонта. То ли это была пресловутая женская интуиция, то ли какая-то неуловимая душевная связь с Джо, то ли просто догадки. Каково бы ни было объяснение, но она чуяла, что сегодня Джо будут перевозить. Пару часов назад она уловила обрывок разговора двух охранников. Один сказал кому-то из администраторов: "Они будут здесь в шесть". И администратор ответил: "Проследите, чтобы Большой был готов". Мэйзи тут же скрылась в своей машине, ожидая в свете единственного натриевого фонаря, пока начнется действие. - Спокойно, muchacha [девушка (исп.)], - пробормотала она себе под нос, чиркая соболиной кисточкой по рулевому колесу. Всегда, когда Мэйзи Варгас приходилось нервничать, она начинала играть с гримерными инструментами, и сейчас ее инструменты лежали рядом на сиденье в кожаной сумке. Мэйзи никуда без гримерного набора не выходила, и было их у нее три. Один, самый большой, был у нее в театре, другой - дома для экспериментов и случайной работы, и еще один с самым необходимым она держала под задним сиденьем "ниссана" для работ по вызову. В сумке лежали стандартные инструменты и обычный набор сценического грима и накладных материалов - тона разных цветов, каучуковые губки, бальзамировочный воск, хирургический клей, парики, ацетон, парикмахерские ножницы, даже клок дорогой шерсти тибетского яка, который Мэйзи использовала в своем фирменном гриме для стариков. Вот уже двадцать минут Мэйзи непрестанно все это перебирала, раскладывая, подсчитывая, тиская пальцами комья старого гумуса - все, что угодно, лишь бы не думать, как плохо может обернуться дело. Что помогало ей держаться - это взгляд, который он бросил на нее, когда его выводили из комнаты свиданий: "Не волнуйся, детка, мы еще поборемся, потому что у Большого Джо есть план". Чем дольше она об этом думала, тем больше сил это ей придавало. У Джо есть план, и Мэйзи собиралась быть поблизости, чтобы видеть, как он будет выполняться, и она сидела в холодной машине, и дождь колотил по стеклу миллионом пуль, и Мэйзи ощутила в себе какую-то странную перемену. Абсолютно неожиданную и более чем тревожную. Впервые за долгие годы она чувствовала себя полностью живой. - Tarde, tarde, tarde o temprano [поздно, поздно, поздно или рано (исп.)], - напевала она про себя снова и снова, водя по ладони гримерной кисточкой и не отрывая взгляда от заднего въезда тюрьмы. Взглянув в зеркало заднего вида, она оглядела беспорядок на заднем сиденье, отложила кисточку, протянула руку и вытащила из пакета пончик. Вгрызлась в него, рассыпая сахарную пудру по подбородку и джинсовой куртке. Последние полтора месяца Мэйзи набивала себя закусками. Мороженое, картофельные чипсы, банановые пирожки, шоколадный пудинг, голландские крендельки и ее любимые шоколадные кубики. И уже набрала, небось, фунтов двадцать пять лишних. Она ела не за двоих, она ела за целую армию. Доев пончик, она сняла куртку и бросила ее на соседнее сиденье. Потом Мэйзи вернулась к своему молчаливому бдению, и взгляд ее не отрывался от заднего въезда тюрьмы. Примерно в шесть вместо обеда возле камеры Джо появились три охранника. - Сэр, нам приказано подготовить вас к перевозке, - сказал тот, который был помоложе, поворачивая ключ в замке. Двое других нервничали. Они сняли пистолеты с предохранителя и стояли с суровыми и напряженными лицами. _Игра продолжается_. - К перевозке? - переспросил Джо, сбрасывая ноги вниз и садясь на край койки. Он курил, вспоминая, как они с Мэйзи той теплой летней ночью любили друг друга на Оук-стрит-бич и гадал, не тогда ли они зачали свою теперешнюю тайну. - Погасите, пожалуйста, сигарету, сэр. - А куда мы едем, ребята? Джо бросил сигарету на пол и загасил подошвой. - Прошу вас встать, сэр. Молодой охранник вошел первым и встал позади Джо. Остальные два подошли к Джо с обеих сторон и прикрепили наручники к цепи на лодыжках. Потом они вывели его в коридор. Джо чуял повисшее в воздухе напряжение, как от горящего электрического контакта, и запах тел охранников мешался с удушливой дезинфекционной вонью коридора. - Так вы, ребята, не скажете мне, куда мы едем? Джо старательно шаркал по коридору, пристегнутые к цепи руки в наручниках были притянуты почти между колен. - Приехал федеральный судебный исполнитель, - пояснил молодой охранник. - Федеральный судебный исполнитель? Джо удивился, что его решили отправлять так быстро. - Ага, - кивнул молодой охранник. - Вас повезут в федеральный суд. _Черный конь берет белую ладью_. - Заткнись, Билли! - рявкнул охранник постарше. Толстые стекла его очков запотели. - А чего такого, что я ему сказал? - огрызнулся молодой. - А это не твоя работа, Билли. - Ладно, ладно, извини, что я вообще живу, - буркнул молодой, поворачивая Джо к ближайшей стеклянной двери. Дальше Джо все время до выхода наружу молчал, экономя энергию. Даже вывести Джо из тюрьмы "Меннер" было очень непростой операцией. Три охранника вели его по узкому коридору через автоматические усиленные двери одну за другой. У каждой из них раздавался громкий тревожный зуммер и потом голос надзирателя из репродуктора. Последний контрольный пункт был в заднем вестибюле. Он был похож на вход в терминал пассажирского аэропорта, набитый аппаратами рентгеновского контроля и воротами металлодетекторов. Охрана тюрьмы "Меннер" явно избегала контакта с прессой и хотела произвести перевозку как можно более незаметно. И все это, с точки зрения Джо, было абсолютно бессмысленно. Телекамеры бульварных ТВ-шоу были самой меньшей из всех его проблем. Джо протащили через все эти игрушки и вытащили наконец через порог большой гаражного типа двери, где стояли два федеральных судебных чиновника с угрюмыми мордами. - Добрый вечер, мистер Флад, - тихим ровным голосом поздоровался первый, наклоняясь проверить наручники. Человеку этому было хорошо за сорок, поверх мундира прозрачный дождевик, непроницаемое лицо с квадратной челюстью. Под мышкой он держал "моссберг" двенадцатого калибра - мощное помповое ружье, популярное у полицейских на юге и отвязанных ребят. У этого человека была портативная модель - двадцатидюймовый ствол, пистолетная рукоятка и восьмизарядный магазин. И запасная обойма у него тоже наверняка была. Второй судебный исполнитель, вихляющийся черный коротышка с тощими руками и татуировками морского пехотинца, держал перед охранником по имени Эрл папку для бумаг. - Спасибо, что помогли нам так быстро, - сказал чернокожий, когда Эрл поставил внизу свою подпись. У него был "смит-вессон" калибра 0.357. Оторвав корешок документа, коротышка вручил его охраннику. - Идите осторожнее, мистер Флад. Бесстрастный судебный исполнитель взял Джо под руку и повел по истертой металлической площадке. Дверь гаража со скрипом отворилась, внутрь ворвался шум и запах дождя. У выезда стоял угловатый фургон без специальных надписей. - Посадка через заднюю дверь, - сообщил бесстрастный чиновник. Металлический пол внезапно дрогнул под ногами Джо и начал медленно опускаться вниз на гидравлическом механизме. Темнокожий перепрыгнул через провал, приземлившись на одну из подножек фургона, и стал отпирать задние двери. Они скрипнули, отворяясь и открывая длинный тесный кузов фургона. По обеим сторонам там были скамьи, разделенные на секции железными кольцами для пристегивания наручников. Передняя часть фургона была забрана металлической сеткой с крошечным окошком, сквозь которое водитель мог следить, что происходит в кузове. Джо вошел внутрь. - Вы будете сидеть впереди, - сказал бесстрастный чиновник и подтолкнул его к сетке. Джо шлепнулся на скамью возле стенки. Судебный исполнитель прислонил ружье к стенке и закрепил его наручники к кольцу на полу. Сквозь ветровое стекло кабины еле был виден сумрачный дневной свет. Погрузочная площадка была относительно пуста, если не считать две полицейские машины, блокирующие выезд. Их водители, лениво переговариваясь, стояли под навесом. Это было сопровождение фургона. Джо начал дышать спокойно и глубоко, словно настраивающийся перед бегом спортсмен. Потом он посмотрел на свои руки. Закованные в железо, забинтованные и болезненно пульсирующие, эти руки были чертовски бесполезны. Задняя дверь со стуком захлопнулась, потом послышалось лязганье засовов. Этот звук воодушевил Джо. - Через секунду поедем, - сказал бесстрастный чиновник, усаживаясь на сиденье рядом и укладывая поперек коленей свой "моссберг". Джо кивнул, скорее себе, чем кому-нибудь другому. Все его чувства обострились и напряглись. Он чуял запах дождя снаружи, запах жирной земли с фермерских полети, бензинно-масляный аромат фургона. Машина медленно двинулась с места. Сквозь открытые дощатые ворота был виден автомобиль сопровождения, выводящий колонну со стоянки на хайвей, из кабины доносился треск радиопереговоров и постукивание двигателя. Фургон взгромоздился на въездную рампу, и Джо ощутил, как в нем поднимается глубинное тепло, как вулканическая лава из самых темных глубин самого его существа. Он был абсолютно уверен в двух вещах: первое - на фургон нападут по дороге к федеральной тюрьме. И второе - он каждый грамм оставшихся хитрости и умения пустит в ход в борьбе за выживание. Ради Мэйзи. Ради своего нерожденного ребенка. Он начал готовиться. - Извините, шеф. - Джо кивнул головой на двенадцатикалиберку исполнителя, ствол которой смотрел ему точно в ребра. - Как насчет если я вас попрошу отодвинуть этот хобот, чтобы он не смотрел мне в брюхо? Судебный исполнитель посмотрел на свой "моссберг", потом на Джо. - А что такое? - Фургон подпрыгнет на выбоине, и у меня приключится острое отравление свинцовой дробью. Чиновник сдвинул ружье и улыбнулся ни к чему не обязывающей улыбкой. - Так годится? - Просто класс, шеф. Очень благодарен. Фургон вышел на, крейсерскую скорость - чуть больше шестидесяти пяти миль в час - и мягко покачивался, потрескивая, как старый корабль, идя на юг по хайвею номер пятьдесят пять. Джо всмотрелся вперед сквозь сетку. Цвет неба сгустился до глубокой черноты мокрого угля, прорезаемого каждую минуту зазубренными дорожками молний. На секунду фургон вынырнул из зоны проливного дождя, но трудно было сказать, едет он в новую полосу бурь или просто в темноту ночи. И на юге горизонт тоже был абсолютно черным. - Еще одна вещь, шеф. - Что на этот раз? - Пистолет у вас на бедре. - Джо кивнул подбородком на его "смит-вессон". - Он вроде как упирается мне в бинт. Может, вы могли бы просто сдвинуться на одно сиденье? Судебный исполнитель посмотрел на Джо, и на невозмутимом лице появился проблеск понимания. - Ты к чему ведешь, Флад? - Он направил ружье на арестанта и с громким лязгающим звуком загнал в зарядную камеру патрон. - На сегодня хватит просьб, ясно? Джо пожал плечами: - Как скажете, шеф. - Сядьте спокойно и получайте удовольствие от поездки, - предложил судебный исполнитель, медленно опуская ружье обратно к себе на колени. - Будем в Новом Орлеане еще до рассвета. Джо кивнул и отвернулся к сетке, глядя в густеющую тьму. Теперь он был готов. Хотя судебный исполнитель отказался подвинуться, но все же он _точно_ сместился непроизвольно на пару дюймов от бока Джо, и теперь был открыт путь от пальцев левой руки Джо к стволу помпового ружья. _На пути Новый Орлеан..._ Джо повторял эти слова про себя, глядя в дождь, мышцы его напряглись и изготовились, по жилам бежал горячий адреналин, во рту был медный вкус гнева, а глаза жгло слезами. Джо понятия не имел, когда будет нападение, но знал, что оно _будет_, и знал, что охранник рядом с ним теперь в отличной позиции, и если Бог отвлечется достаточно надолго, и если потопа не будет, у Джо есть шанс - _всего лишь шанс_ - пробиться живым из этого гроба. Тогда он кончит это дело раз и навсегда. - Да включи ты эти дурацкие фары, Марион! - гаркнул Том Эндрюс с пассажирского сиденья "блейзера", щурясь в попытке что-нибудь разглядеть сквозь полотна тумана, бегущие по ветровому стеклу. - Ни хрена же не видно. Человек по имени Марион щелкнул тумблером, включая фары. - Как гороховый суп, - буркнул адвокат, откидываясь на сиденье. Они уже четверть мили тянулись за тюремным конвоем, держа его под наблюдением. Хайвей отсвечивал желтой серой в свете фар "блейзера, дворники размывали на стекле свет хвостовых огней конвоя. Том Эндрюс зажег сигарету и выпустил струйку дыма из уголка рта. - А чуть ближе, Марион, как ты думаешь? Человек за рулем что-то буркнул и дал газу, обогнав чей-то жилой фургон, потом вернулся в поток машин, оставаясь не менее чем в полудюжине машин от грузного тюремного фургона и пары полицейских машин впереди и сзади него. Светловолосый голем в полиэфирной спортивной куртке, Марион Майкл Моррисон крепко сжимал руль большими мозолистыми руками, голубые глаза его впились в дорогу, как ледяные лазеры. Лицо его было как вырубленная из гранита стена с таким карнизом бровей, что на него можно было стакан поставить. Марион был силовиком универсального назначения, которого мелкие сошки Палаты назначили сопровождать Тома Эндрюса по пути на юг в этой необычной дипломатической миссии. Обученный в войсках спецназа, Марион был из тех анонимных силовиков, которые могли сегодня снарядить самолет с контрабандными лекарствами, а завтра отправиться в Панаму выбивать кому-то мозги. Тому Эндрюсу не нравилось общество этого человека. Честно говоря, ему все задание не нравилось. Ни капельки не нравилось. - Не слишком близко, друг, - неожиданно сказал адвокат, ткнув сигаретой в сторону ветрового стекла. Впереди примерно в сотне ярдов тюремный конвой проезжал знак: "Кейп-Жирардо - 5 миль, Мемфис - 110 миль". Тюремный фургон набирал скорость, его огромная корма опасно раскачивалась на ветру, по крыше хлестал дождь. Что-то должно было произойти; у Эндрюса по рукам побежали мурашки, как от статического электричества. - Вот так, - проворчал адвокат. - Держись на этой дистанции. Сквозь дождь Эндрюс глядел на идущую в отдалении колонну и думал о несправедливости мира и об этом мерзком задании. Заставить его скормить Слаггера шайке подонков. Это неправильно. Человеку-легенде, такому, как Слаггер, дать надежду, хотя на самом деле он обречен на смерть, что бы он ни делал. Все, чего хотела Палата, - это расчистить поле и начать заново. "Жулик на жулике", - горько подумал про себя Эндрюс. - Повтори? Марион оглядел адвоката своими холодными голубыми глазами. Эндрюс моргнул: - Что? - Ты что-то говорил про жуликов? - А... - Адвокат судорожно сглотнул и загасил сигарету в дверной пепельнице. Оказывается, он бормотал себе под нос. - Так, вспомнил одну старую историю. Эндрюс снова стал смотреть на дальнюю колонну машин с мигалками и ждать, когда начнется потеха. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ Тогда говорит ему Иисус: возврати меч свой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут. От Матфея 26:52 16 Офицер полиции Уэйн Нидхэм был первым, кто увидел далеко впереди задние огоньки машины, и от этого зрелища еще сильнее нахмурились его и без того сведенные брови. Огни плавали в темноте разделительной полосы примерно за милю от него. И быстро приближались. Пятидесятипятилетний Нидхэм только что проехал аварийный сигнал примерно в миле отсюда и передал по радио идущему сзади напарнику: "Оставайся на курсе, там просто кто-то загорает, оставь его так". Но сейчас Нидхэм подъезжал к чему-то вроде серьезного происшествия: одна машина, если не больше, стояла среди болотистой травы разделительной полосы, и это Нидхэму очень не понравилось. Старому зубру было меньше года до пенсии, и он не собирался портить себе послужной список. Он понятия не имел, что за горилла сидит сзади в фургоне, знал только, что не мелкая сошка. Федералы не поехали бы в Сент-Луис за карманным воришкой. И никакие дорожные происшествия не должны помешать Нидхэму выполнить доставку. Нидхэм схватил аппарат УКВ-связи: - Бэйкер двадцать четыре, это двадцать первый, прием... Из динамика затрещало: - Говори, Уэйн. - Рич, впереди происшествие. Примерно в полумиле. Похоже на машину в кювете. Ты понял меня? - Понял, двадцать первый. Что ты собираешься делать? По мере приближения огни стали видны яснее. На обочине мигал аварийный сигнал, как расцветающий под дождем алый цветок. Где-то в пятидесяти ярдах от него в траве и струях дождя двигалась какая-то тень. Кажется, в болото влетел старый пикап, наверное, местная деревенская семья возвращалась с плато Озарк. Нидхэм уже миллион видал таких жалких людишек, глупого белого отребья. Слетели с дороги под дождем. - Наш свадебный поезд останавливать не буду, - сказал Нидхэм в микрофон. - Придется вызывать помощь. - Вас понял, - ответил голос напарника. - Мне их вызвать? - Согласен, Ричи. Дай знать диспетчеру и сообщи координаты. Сквозь статику: - Аварийную службу вызывать, Уэйн? - Готовься... Полицейский Нидхэм приближался к месту происшествия в вихре ветра, туман клубился вокруг его джипа, и Нидхэм отвернул в сторону боковой прожектор на разделительную полосу посмотреть, нет ли тел или пострадавших. Женщина появилась перед ним из ниоткуда. Нидхэм чуть не пробил пол педалью тормоза. Джип пошел юзом, завертелся в струях дождя луч прожектора. _Эта старуха стояла прямо на дороге!_ Она завернулась в мокрые шаль и шарф и размахивала в воздухе трясущимися руками, а за ней на траве валялись ее жалкие детишки. Нидхэм заорал, микрофон повис на шнуре, и Нидхэм еле смог снова овладеть управлением. Джип с визгом тормозов остановился почти поперек скоростной полосы. Машина миновала старую женщину на какой-то десяток футов. Она инстинктивно попятилась и теперь стояла на ближней обочине, дрожа, как перепуганный воробей, и рядом с Нидхэмом вдруг раздался визг тормозов и шипение резины по мокрому цементу, и в зеркале заднего вида он успел заметить заполняющий все поле зрения фургон. Потом фургон ударил его в задний бампер, толкнув вперед еще на тридцать футов, как хоккейную шайбу. Еще через секунду джип остановился на краю обочины. Нидхэм поднял голову, в груди, не отошедшей от недавнего коронарного шунтирования, сдавило сердце, будто слон наступил ему на грудину. Слишком много случилось сразу всего, чтобы охватить сразу все: движение влево, высунуться из окна. Старуха приближалась, хромая и дрожа, и за спиной вдруг небо разорвал звук пальбы, фейерверк, римские свечи, и завопил, как припадочный, напарник по рации: - Уэйн! Отвечай! Отвечай! Они... Останови... ВОТ ОНО! Голос исчез в шуме статических помех, а Нидхэм протянул руку к пистолету, и тут старуха неожиданно выступила в свет его фар, лицо ее переменилось, и голос ее оказался грубым баритоном, и говорил этот голос по-итальянски. Старуха сбросила шаль и оказалась мужчиной - очень жирным, очень сицилийского вида, вытаскивающим темный предмет из своей маскировочной одежды - предмет, похожий на "АК-47". Человек открыл стрельбу. Когда ветровое стекло разлетелось в пыль, Нидхэму показалось, что это дождь сменил направление. Джо дернулся на звук автоматных очередей, пытаясь оторвать лицо от железа. В это горячечное мгновение мелькнула мысль, что запах пола тюремного фургона на удивление чист - среднее между запахом замазки и подноса для кубиков льда. - Черт... ЧЕРТ! Судебный исполнитель корчился от боли у другой стены, проклиная свое невезение. Удар сбросил их обоих на пол, лампа на потолке замигала, перегрузка бросила полицейского на переднюю стену, ружье полетело в другую сторону и остановилось под животом Джо. Наручники удержали Джо на месте, так что перегрузка просто бросила его тело лицом вперед на рифленый пол, заставив съесть дневную порцию железа. Но теперь Джо, изворачиваясь, поднимался на колени, текла кровь из рассеченных губ; из-за металлической сетки сзади неслись звуки выстрелов, в раненой ноге пульсировала боль, глаза лихорадочно обшаривали пол в поисках выпавшего ружья. Судебный исполнитель внезапно нырнул за ружьем, вцепляясь ногтями в пол. Джо опустил ему на руку подкованный ботинок, полицейский заорал, инстинктивно отпрянув, хватаясь за кобуру, и Джо увидел в мигающем свете перегорающей лампы свой единственный шанс: ружье, повисшее на краях канавки пола, темная тень вороненого ствола и черного дерева ложи сверкнула в тусклом свете. Джо подхватил ствол носком левой ноги, а правой ударил по выступающему краю. Ружье прыгнуло ему в руки. Джо одной рукой передернул затвор, досылая патрон в казенник. - Стой! - Судебный исполнитель поднимался на колени, руки его были подняты вверх. - Ради Бога! У меня семья! Джо направил на него ружье: - Твой "смит-вессон", шеф, и ключи. Толкни их по полу. Судебный исполнитель глянул на свою кобуру, потом опять на Джо. - Как далеко ты собираешься зайти? - Дай мне оружие, шеф. Канонада снаружи грохотала, как на войне - прерывистая трель пулемета, грохот металла, звон бьющегося стекла, скороговорка полицейских пистолетов, приближаясь и удаляясь, приближаясь и удаляясь, и добавились новые звуки где-то поблизости - завыл заклиненный клаксон, вскрикнула женщина, зазвучали другие голоса, один из них кричал по-японски. Кровь Джо вскипала от боли и прилива адреналина. Надо выбраться из этого металлического гроба пока не поздно. - Подумай как следует, - сказал судебный исполнитель, все еще не опуская трясущихся рук. Джо направил ствол ружья ему в лицо. - Если хочешь, чтобы та кроха мозгов, что у тебя в голове, осталась на месте, кидай свою пукалку и ключи немедленно. - За этим фургоном следит целый отдел, - ответил судебный исполнитель, и руки его теперь тряслись как в лихорадке, а глаза остекленели и забегали, будто он прикидывал про себя возможность геройской смерти. - Черт побери! - Джо чуть не двинул прикладом в морду чиновника, но тут услышал _звук_. Это случилось очень быстро, почти слишком быстро, чтобы Джо успел среагировать, но в момент внезапного панического страха этот звук - этот скользящий звук - пронзил барабанные перепонки, заставил мошонку сжаться, а тело - рывком выпрямиться, как удар электрошоковой погонялки. Реакция была почти первобытной, будто камертон, настроенный в лад с его нервной системой, заставил все инстинкты работать на форсаже, включил нейропептиды и заставил подняться каждый волосок на коже. Будь Джо котом, у него бы спина выгнулась. - Твою мать!.. Джо рывком вскочил на ноги и глянул в окно задней сетки. Сквозь решетку он заметил сразу несколько одновременных событий - тень тощего японца, стоящего среди развалин горящей полицейской машины, подсвеченного языками пламени среди клубов густого дыма и держащего миниатюрное устройство с антенной, и _звук_ - скрежет твердого пластика, юзом скользящего по мостовой, по лужам и мокрому цементу, и Джо взглянул вниз на дорогу и сквозь сетку увидел: маленький черный диск, не больше хоккейной шайбы, скользил к фургону, скользил _под_ фургон, и Джо знал, что уже слишком поздно. Он спрятал голову между колен и прикрыл ее руками. Взрыв прогремел немедленно. Мир качнулся в сторону, будто кулак великана ударил по фургону снизу, днище вспоролось дырой размером с "фольксваген", фургон подбросило в воздух и шлепнуло набок, как детскую игрушку. Стена встала и ударила судебного исполнителя в лицо, как трамплин, кроша кости черепа. Джо повезло - его цепи сыграли роль ограничительного устройства. Его в буквальном смысле перевернуло вверх ногами и ударило о скамью, которая стала теперь частью стены. Там он завис на несколько яростных мгновений, подвешенный над разгорающимися языками пламени, как муха в металлической паутине, ноги перепутались с цепью наручников, стальные кольца впились в запястья и лодыжки. К заднему входу фургона бежали чьи-то тени, и Джо стал искать глазами "моссберг". Лицо горело от жара, Джо ловил ртом воздух, вдыхая густой дым кордита, все тело сводило болью. Он ничего не слышал, но видел тень, влезающую в дверь задней сетки, которая стала теперь зияющей зазубренной дырой, и Джо подумал: "Что ж, суки, берите меня тепленького. Я готов". Он посмотрел вниз и увидел, что ружье запуталось в цепи ножных браслетов. Джо попытался его достать, но рука не слушалась от боли, она почти онемела. Тени придвинулись ближе, шаги их звучали как удары песта, перемалывающего стекло в ступе. - Все, я его делаю, - сказал голос снаружи двери, и раздалось безошибочно узнаваемое "клик-клик!" мощного автомата, и Джо узнал голос - Крейтон Лавдел, Бомбист из Бронкса, и Джо попытался вытащить "моссберг" ногами, выпутать из цепей, подбросить, чтобы он прыгнул в руки. Бесполезно. Ружье запуталось намертво. В проеме задней двери появился Лавдел, вытирая с лица капли дождя. Он был окружен огненным нимбом, языками желтого света с дымом, и что-то ангельское было в его облике от этого нимба. - Черт меня побери, кажется, этот узкоглазый паразит свое дело знает! - Уж не то что братец Лавдел, - ответил Джо, и голос его прозвучал как-то очень издалека в звенящих ушах. Лавдел посмотрел вверх, ухмыльнулся и нацелил свой кольт прямо на Джо. - А ты скользкий парень, Флад. Этого у тебя не отнимешь. - Работа такая. - Ты был гордостью профессии. - Колени стали не те, что прежде. Джо скривился от внезапного удара боли. - Все мы стареем, - утешил его Лавдел. Стрельба пошла на убыль, послышались шаги по гравию обочины - собирались остальные стрелки. - Да, ребята, кажется, вы меня поймали, - признал Джо, стараясь продохнуть сквозь жгучую боль, стараясь краем глаза следить за киллером в дверях. - Это будет для меня огромная честь, - сказал Лавдел, поднимая револьвер к лицу Джо. - Честь забить последний гвоздь. - Очень мило с твоей стороны... - Джо закрыл глаза, готовясь умереть, и по артериям его бежали, сменяя друг друга, сожаление и гнев, - учитывая, как тебе пришлось _самоорганизоваться_, чтобы меня убрать. Лавдел осклабился, готовясь выстрелить. - Я подумываю организовать союз. - Ага, отличная идея. Льготы, коллективный договор, социальное страхование. - Вот об этом я и думаю, - ответил Лавдел. В свете пламени блеснул его золотой зуб. Сзади сквозь дождь приближались тени Сабитини и Сакамото. Они перезаряжали оружие, готовясь принять участие в потехе. Джо глянул на них, опустив глаза, и второй раз за эту ночь ему повезло. Это случилось в одно мгновение, которое потребовалось ему, чтобы последний раз взглянуть вниз на ружье и увидеть: цепь зацепилась за спусковой крючок. Он не знал, когда это случилось, - то ли при взрыве, то ли после, когда он пытался выдернуть ружье ногами. Не важно. Важно было другое: цепь от его лодыжки зацепилась за спусковой крючок "моссберга" и теперь достаточно было дернуть левой ногой. Джо поднял глаза на Лавдела. - Ты не против, если я спрошу у тебя еще одну вещь? - спросил Джо. - Пока ты меня не пристрелил? - Что хочешь. Лавдел пожал плечами, держа пистолет наведенным на цель. Он мог бы уже и выстрелить, но слишком приятен был этот момент, слишком сладок, чтобы спешить. - У вас в Нью-Йорке все киллеры такие тупые? - Джо натягивал ногой цепь. - Или только ты? Джо резко дернул ногой. Из дула вырвалась вспышка ярче магния. Удар разнес верх дверной коробки над Лавделом, ударил ему в лицо горячей шрапнелью, бритвами впился в тело, выбросив обратно на дождь. Револьвер вылетел из его руки, пуля ушла в небо. Двое других киллеров резко остановились и бросились под прикрытие обломков на обочине. Джо знал, что это его первый и последний шанс освободиться, и из последних сил согнулся и схватил рукой ружье. Ладонь охватила ствол, и Джо вскрикнул - тот был горяч, как паропровод, пальцы обварило кипятком. Перевернув ружье в руках, Джо направил его на цепь, отвернулся, взвел курок и крепко зажмурил глаза. И выстрелил. Выстрел пробил пол, горячий металл ужалил Джо в лодыжки и икры. Джо вскрикнул от боли и радости, потом открыл глаза и посмотрел на цепи. От выстрела кандалы распались, цепь лежала на полу, разваленная надвое. Джо вытащил ее из цепи наручников, и она с шумом упала на пол. По телу ползли мурашки, многие швы открылись, в животе бурлила боль, поднималась тошнота, грозившая рвотой. Кто-то что-то вопил снаружи, орал по-японски, и Джо бросился к скрюченному телу полицейского и нашел ключи. Голова его кружилась, когда он снимал наручники, отбрасывал их в сторону, свободный теперь, _свободный_, адреналин гудел в жилах, и Джо выхватывал револьвер полицейского из кобуры, и над ним что-то резко мелькнуло - серебряный размытый предмет из тьмы. Джо пригнулся. Звездчатый диск с чавканьем врезался в стену. Джо взглянул вниз на торчавшую из стены фирменную марку Сакамото, предназначенную для черепа Джо, наверняка покрытую цианидом или диметилсульфатом, и у Джо внутри щелкнула какая-то пружинка. - Эти парни начинают действовать мне на нервы, - буркнул он. Пульс его вдруг зачастил, голова закружилась в боевом безумии. Джо схватил "смит-вессон", провернул барабан, потом схватил другой рукой "моссберг" и повернулся к задней двери, и в голове его звучал голос Тома Эндрюса: "В Игре осталось только четыре человека... Если ты их устранишь... дело сделано, ты свободен". Джо двигался к дыре, голова его пылала, потому что он был - Слаггер, и он плавал в этом чертовом Хе-Сане, и они все сейчас это попробуют. Он вырвался из фургона, ведя ураганный огонь из ружья и револьвера. Все стрелки попадали, уходя с пути выстрелов, пистолеты их в ошеломлении задрались и разрядились в небо, и Джо бежал сквозь адский шум, ослепленный вспышками; дождь и огонь били ему в лицо, на языке был вкус горячего металла, в голове гудела боль, звенели обрывки цепи наручников, энергия текла потоком через его тело, гальванизировала, бросая его поперек шоссе. На обочине он споткнулся. Джо полетел вперед, закувыркался в траве среди струй дождя, мир слился в размытые вертящиеся полосы, в револьвере кончились патроны, и он только бешено щелкал, ружье все еще плевалось огнем через его голову, разрывая туман. Джо приземлился рядом с пнем, притаившимся в мокрой темноте соевого поля, плечо врезалось в окаменевшее дерево. Ключицу пронзило болью, в мозгу вспыхнули искры и на миг его заволокло тьмою, но тут Джо услышал хлопок дверцы автомобиля и рычание двигателя. Джо с трудом встал, на миг ослепший от ожога сетчатки. Визг резины "кадиллака" по мостовой прозвучал у него за спиной как свисток судьи, и Джо на миг застыл, ум его вернулся в далекие времена обучения на снайпера, к технике, вбитой в его память как павловский рефлекс: "Цель, находящаяся в центральной зоне поражения, служит приманкой для завлечения атакующих единиц или сил подкрепления противника в зоны поражения внешних засад или засад, поставленных самой приманкой". И теперь Джо точно знал, что он должен делать. Он повернулся в темноту и помчался через поле со всей скоростью, на которую были способны его старые окостеневшие колеса. Соя в этом году взошла рано, и земля была мягкой, как шоколадный пудинг. Джо несся, взрывая землю, изнуряя легкие, сжав ружье, как металлическое копье. Поле тянулось перед ним, огромное, сотня акров глубокого зеленого ковра, ведущего к речной долине. Джо слышал, как "кадиллак" у него за спиной перевалил через обочину, как натужно застонал двигатель и зашелестели зарывающиеся в грязь колеса. Джо держал темп, направляясь к дальним деревьям. Он теперь был ложной целью. Приманкой. "Засада приводится в действие, когда цель оказывается в центральной зоне поражения и вступает во взаимодействие с обстановкой". Джо на ходу взвел курок "моссберга" и приготовился разыграть последнюю карту. Посмотрел налево. У северного края соевого поля вдоль границы владения шла высоковольтная линия. В темноте провода казались чернильно-черными щупальцами, тянущимися сквозь туман, опускаясь в сторону далеких деревьев. В сотне ярдов на верхушке мачты высокого напряжения висел трансформатор, как гигантская черная бочка, выпускающая щупальца проводов. _Зона поражения_. "Кадиллак" быстро нагонял, - весь он был шум и гром и яростное дыхание, фары его жгли шею Джо, как огонь печи. Джо ковылял к трансформаторной будке изо всех оставшихся сил. Тело отказывало, мышцы лопались, суставы подгибались. Ум безмолвно кричал телу: еще несколько шагов, старая коняга, еще несколько секунд. Но уже кости Джо готовы были сложиться, легкие горели, ноги беспорядочно дергались, как пара неисправных поршней. Последней вспышкой энергии Джо заставил себя вскинуть ружье. Навести мушку на трансформатор. И тогда он услышал за спиной резкий треск к