Такое предложение прапорщика было явно неожиданным для Шаашей. Они в замешательстве переглянулись. - Нам нужно остаться в Будапеште, - неуверенно проговорила женщина. - Да, пожалуйста, - подхватил мужчина. - У нас особое задание, и мы должны остаться здесь. Деаку все это показалось странным. - Нам нужно остаться, - повторила женщина. - Анита обещала, что мы получим от вас надежные документы. - Мне все равно, - задумчиво проговорил Деак. - Могу выдать и такие... - И, словно вспомнив что-то, добавил: - Вы давно знаете мою невесту? Мужчина чуточку опустил руки. - Несколько дней. Мне кажется, сейчас это неважно. Дайте нам хорошие документы, и мы не останемся в долгу. Деак подошел к столу. - Сколько вы заплатите за документы? Мужчина и женщина переглянулись. - Вы хотите помогать нам за деньги, - разочарованно протянула женщина. - Отнюдь. Деньги меня не интересуют. Только золото. Целую ручку, - цинично заметил Деак. - Что стоят сегодня деньги? Ничего. - Извините, - пробормотал мужчина, - произошло какое-то недоразумение... Анита говорила... Деак не дал ему закончить фразу. Мило улыбнувшись, он перебил: - Неправильно она сказала, товарищ Шааш. Вас я ненавижу, но золотишко люблю. Два комплекта документов, с учетом, что вы все же знакомые моей невесты, стоят ровно килограмм золота. Замешательство супругов Шааш все нарастало. Они то и дело переглядывались. - Где же я возьму килограмм золота? - спросил подавленный и разочарованный мужчина. - Вот чего не знаю, того не знаю, - ответил Деак, небрежной походкой отошел от стола и приветливым тоном продолжал: - Если мы проиграем войну, во что я, конечно, не верю, и мне понадобится ваша помощь, уверяю, я верну вам ваш килограмм золота. - Он посмотрел на часы. - Ну, решайте, потому что время не ждет. - Господин учитель, - попытался снова вступить в разговор мужчина, но прапорщик оборвал его: - Торговаться не будем! Нет золота - я вам не помощник. И хоть мне это неприятно, но ради спасения собственной жизни я вынужден буду вас расстрелять, потому что о нашем разговоре не должен знать никто. Прапорщик Деак не занимается продажей липовых документов! Женщина поинтересовалась, как он выведет их отсюда, из штаба нилашистов, если получит запрошенную сумму золота? Деак уверенно объяснил: - Не беспокойтесь. Вывести вас отсюда для меня не составляет никакого труда. Скажу Ковачу, что завербовал вас. Не забывайте, власть отдела контрразведки велика. Женщина что-то шепнула на ухо мужчине, затем, обратившись к Деаку, попросила бумагу и ручку. Присев к столу, быстро написала записку, перечитала ее и сказала: - Отдайте записку и получите килограмм золота. Однако прежде чем отдать письмо в руки Деаку, она еще раз спросила: - Какие гарантии, что вы нас отпустите и что мы получим документы? - Сударыня, - серьезным тоном отвечал Деак, - я дворянин, и вы должны мне верить. - Он взял письмо, внимательно прочитал его. - Ну вот, теперь все в порядке. Адресовано Беле Моргошу, агенту по продаже книг. - Посмотрев на женщину, Деак протянул руку: - Прошу ваше колье. Не пугайтесь, я собираю красивые драгоценности. Обещаю вам вычесть вес цепочки из килограмма. Женщина сняла с шеи золотую цепь и, не скрывая своего отвращения, уронила ее в протянутую ладонь Деака. Прапорщик позвал Ковача из соседнего помещения, сказал: - Брат Ковач, этих двоих ублюдков отвезите в Медер, пустите каждому из них в затылок по пуле, а трупы сбросьте в Дунай. Голос его был совершенно спокойным. - Господин учитель! - отчаянно взвыл мужчина. - Цыц! - Ковач замахнулся кулаком. - Как же, повезу я их в такую даль! Подойдет им и набережная в Уйпеште! - Пожалуй, вы правы, - согласился Деак. - Только привяжите к ногам побольше камней. - Можете не беспокоиться, господин прапорщик. Ну, голубчик, давай двигай! Однако мужчина не тронулся с места. Он посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на Деака и уверенным голосом сказал: - Господин прапорщик, немедленно позвоните майору Мольке. На мгновение установилась глубокая тишина. Деак предвидел такой поворот дела и все же до последнего момента еще надеялся, что этого не последует. Сейчас у него был такой вид, словно его ударили обухом по голове. - Мольке? - спросил он неуверенно. - Я доктор Эгон Тарпатаки, - заявил мужчина. - Уполномоченный гестапо. Деак опустился на стул возле стола и закрыл глаза. Значит, Анита предательница! 7 Было около восьми вечера. Мольке сидел за письменным столом и раскладывал пасьянс. Но Шимонфи отлично знал, что, забавляясь картами, майор только старается скрыть свою нервозность. Шимонфи с особым спокойствием, злорадно, с явным удовольствием доложил Мольке, что и на сей раз сорвалась замышленная майором провокация против Деака; он был счастлив, что не ошибся в своем друге. Сейчас Шимонфи не смущало даже присутствие лейтенанта Таубе, который слышал каждое слово их разговора с Мольке. И он доложил, что, как сообщили из нилашистского трибунала, доктора Петера Шааша и его жену они не арестовывали. Аналогичное сообщение он получил из штаба нилашистских штурмовиков. Чета Тарпатаки куда-то исчезла. И он никак не может понять только одного, почему Тарпатаки не предъявили своих документов или не заявили, что они сотрудники гестапо. - Потому что они круглые идиоты, - раздраженно бросил майор Мольке и смешал карты. - Нет, господин майор, - сказал Таубе, обдумывая каждое слово. - Вероятно, Тарпатаки предъявили документы, а нилашисты испугались, что сорвали нашу операцию, и со страха решили убрать все следы. - Прикончили их, что ли? - Боюсь, да. Мольке, разъяренный, вскочил из-за стола. Забегал по комнате, затем вдруг накинулся на Шимонфи. - Да, да, это вы, капитан, виноваты во всем происшедшем! Почему вы не помешали задержать Тарпатаки и его напарницу?! - Я такого приказа не получал, - возразил капитан. - Мое задание было арестовать Деака, если он передаст документы этой парочке. Но как мне доложили "наружники", Деак... - Я сам хорошо знаю, что вам доложили, капитан! - завопил Мольке. - Но разве я мог предположить, что у вас нет и капли самостоятельности? Где Анита? - Как докладывает бригада наружного наблюдения, она поехала к матери Деака, - вставил Таубе. - И в настоящее время находится там. Мольке снова сел к столу, закурил, задумался на некоторое время, затем, приняв решение, сказал: - Господа, я беру Деака под арест. - Да, но на каком основании? - возвысив голос, спросил Шимонфи. - Господин майор, почему вы не хотите признать, что заблуждались? Деак добился признания Дербиро, и в данном случае неважно, что ему был представлен ненастоящий Дербиро. Из показаний арестованного он не утаил ни слова. Отказался помочь профессору Шаашу... - Потому что ему помешали нилашисты. Иначе он помог бы им. - Это опять-таки только ваше предположение. - Для подобного предположения у меня есть вполне твердые основания, дорогой Шимонфи, - возразил Мольке. - Деак уже много дней знает, что Анита собирается помочь каким-то скрывающимся евреям. Почему же он не доложил об этом мне? - На это может быть много причин, - возразил Шимонфи. Про себя он уже решил, что будет бороться за Деака. Если сейчас не помешать его аресту, потом будет поздно. - Деак любит девушку, - продолжал он. - Но возможно, что Анита допустила где-то ошибку и Деак заподозрил неладное. Мольке уже снова обрел самообладание и снова был прежним азартным игроком, любующимся, как мучится его жертва. Вдруг в его мозгу промелькнула странная мысль, сначала еще не ясная, но все же повергнувшая его в раздумье. А что, если капитан Шимонфи и есть тот самый, давно разыскиваемый ими Ландыш?! Интересно, что такая возможность еще никогда не приходила ему в голову! Шурин капитана Шимонфи, полковник Берецкий, военный атташе венгерского посольства в Стокгольме, отказался сотрудничать с правительством Салаши и теперь эмигрант. Наверное, агент какой-нибудь из союзных держав. Может быть, даже русский агент? Во всяком случае, это предположение следовало бы тщательно проверить. Мольке присмотрелся к выражению лица Шимонфи, который с такой убежденностью доказывал невиновность Деака, а когда капитан умолк, сказал: - Заподозрить прапорщик ничего не мог. Ведь Анита и сама не знала, что доктор Шааш на самом деле - Эгон Тарпатаки. Этой акцией я думал и ее проверить. Проверил и вижу, господа, что Анита ведет двойную игру. А потому ее отца я приказал отправить в Германию, а ее допросить. Сегодня же вечером. Шимонфи был в полнейшем замешательстве. Нет, у этого Мольке действительно есть чему поучиться. Его дьявольски хитрые ходы просто невозможно рассчитать заранее. А между тем, если прокрутить ленту событий вспять, их взаимосвязанность совершенно очевидна. И тогда действия Деака весьма подозрительны. Значит, каждый его шаг, каждое его слово нужно проверять. Кто наиболее подходящая кандидатура для этого? Такой человек, что ближе всего к нему. Анита! Однако Анита не любит нацистов, и, будь ее воля, она не стала бы помогать Мольке. Значит, ее силой заставили стать предательницей. Отец - вот ее уязвимое место! И старика схватили. Мольке действовал с точностью инженера. Он сказал девушке: "Анита, если вы не поможете нам разоблачить Деака, мы убьем вашего отца". Бедняжка! Шимонфи ощутил всю отвратительность, всю подлость своего поведения. "Ну, что я мог поделать, - тут же оправдал он себя. - Я и сам был в руках у Мольке. Я даже жертвовал собою ради Габора. А толку? Одно непонятно: как Анита оказалась в контакте с этими Тарпатаки? Она, оказывается, даже не подозревает, что за профессора Шааша выдает себя какой-то Тарпатаки". - Анита, - заговорил Мольке, - вначале и не поверила, что мы уже арестовали ее отца. Разрешите мне, просила она, встретиться с отцом. Пожалуйста, отвечал я, не возражая против их свидания и многого ожидая от него. Мы установили в комнате свиданий подслушивающую аппаратуру. И я не ошибся. Из их разговора стало ясно, что отец Аниты - участник Сопротивления. Девушка призналась отцу, что мы ее завербовали. Наступило долгое молчание. И вдруг, а впрочем, знаете что, Шимонфи? Послушайте-ка сами их диалог. Весьма поучительный. Мольке достал из сейфа магнитофонную катушку. "- Нет, Анита, тебе нельзя быть шпионкой... - послышался старческий голос из динамика. - Если я откажусь, они убьют тебя, папа. - Пусть лучше убьют. Но такой ценой я не могу жить дальше. - Ты должен жить. Любой ценой. - Обо мне не думай. Нет ничего дороже чести. Ты не должна быть шпионкой нацистов. Послышался плач девушки. - Господи, что же мне делать? - Я сказал тебе, доченька. Борись! Слушай меня внимательно. Ты слышала уже фамилию Шааш? Профессор Шааш. - Слышала. - Профессор - важный человек в движении Сопротивления. В настоящее время он в подполье. Где скрывается - этого я не знаю. Но к тебе придет один мужчина. Обратится по паролю "Петефи". У него задание: нужно найти новую явочную квартиру и новые документы для Шаашей. Помоги ему. А затем беги. - Я достану документы и явочную квартиру найду. Но бежать я не могу. - Тебе нужно бежать. - Мольке пригрозил, что, если я сбегу, он расстреляет тебя. - Ну и черт с ним". Мольке выключил магнитофон. - Ну так вот, - продолжал майор, - девчонка отправилась домой, а мы в течение нескольких дней наблюдали за ее квартирой. Связника мы схватили. И очень быстро выбили у него адрес, где скрывался профессор с женой. Поймали обоих. Дальше было уже проще. Одного своего агента я отправил с паролем к Аните. Девушка с радостью приняла "связника", пообещала, что сделает все ради спасения профессорской четы, и сказала, что с помощью прапорщика Деака попробует достать липовые документы. После этого провокатор представил Аните супругов Тарпатаки, которые правдоподобно изобразили преследуемых профессора и его жену. Шимонфи перекорежило от страха и отвращения. Таубе принялся с воодушевлением хвалить майора, и тому, как видно, было приятно слышать похвалы. Мольке любил, когда люди восхищались его умом и находчивостью. - Теперь вы понимаете, дорогой Шимонфи, почему я намереваюсь арестовать Деака? Капитан ничего не ответил, и он продолжал: - Деак обязан был доложить мне, о какой услуге просила его Анита. А он не доложил, и его молчание уже само по себе доказательство вины. Немного, но и этого достаточно, чтобы сломать прапорщика. В комнату вошел Курт, адъютант Мольке, и доложил: Габор Деак вернулся. Таубе тут же вышел в смежную комнату. Шимонфи стало не по себе. Сейчас, у него на глазах, арестуют его друга, и он даже будет помогать Мольке при этом. Вошел улыбающийся Деак, строго, по-уставному доложил. Увидев, что и майор заулыбался, он подошел поближе. - Приветствую вас, господин прапорщик, - сказал Мольке. - Прошу садиться. Да перестаньте вы тянуться в струнку, мы же не в казарме! Деаку сразу показалась подозрительной такая мягкость Мольке, и он понял, что сам пришел на свой собственный суд, в пещеру льва. Лишь бы сохранить спокойствие. Нужно вести себя непринужденно, раскованно, уверенно. Знать бы только, почему это Шимонфи такой мрачный, что даже не ответил на его приветствие? Он терпеливо слушал болтовню майора, про себя твердо решив, что живым не сдастся. А Мольке продолжал беззаботно болтать. - Я-то рассчитывал встретиться с вами завтра, за банкетным столом. Но раз уж так все получилось, тоже сойдет. - Лучше раньше, чем позже, господин майор, - сказал Деак и перевел взгляд с бутылки коньяка на майора. - Кто знает, может, до завтра ни один из нас не доживет. - Вы пессимист, господин прапорщик, - заметил Мольке, наполняя рюмки. - Нет, я не пессимист. Но и не забываю, что идет война. Коньяк французский? - спросил он, кивнув на бутылку на столе. - Вывез из Парижа. Прошу, господин капитан. - Он сделал знак капитану Шимонфи, показывая на коньяк. Деак поднял рюмку, стараясь, чтобы не дрожала рука. - Париж... Боже мой! - Он посмотрел на Мольке. - Если бы вы знали, господин майор, как я завидовал вам, когда вы вступили в этот изумительный город. И еще больше жалел, что временно вам пришлось его покинуть. Конечно, прекрасные воспоминания сглаживают боль в душе человека... За победу, господин майор... Они выпили. Мольке смутило непробиваемое спокойствие Деака. Только ничем не запятнанный человек может вести себя так невозмутимо перед своим начальством. Меж тем Деаку было совсем нелегко разыгрывать это спокойствие сейчас, когда он знал о предательстве Аниты. - Как поживает ваша милая невеста? - спросил майор. Деак отмахнулся. - Поссорились, - отвечал он с горечью в голосе. - Из-за чего? - с надеждой спросил Шимонфи. - Какой-то подонок опутал Аниту, - сказал прапорщик и устремил взгляд в бесконечность. Взяв рюмку, он выпил. - А теперь она начала уговаривать меня, чтобы я помог двум скрывающимся жидам. Документы им, видишь ли, достань! Ну, я отказался, так она обиделась. Лицо Шимонфи прояснилось. Он готов был броситься обнимать своего друга. - Как, неужели Анита собиралась помогать скрывающимся евреям? - спросил он. - Странное хобби у вашей невесты, - заметил Мольке, про себя недоумевая, откуда такая откровенность. Деак несколько мгновений помедлил с ответом. Ведь ему было приказано разоблачить Аниту! Аниту нужно вообще заставить замолчать. Сегодняшняя ее встреча с майором не может состояться, значит, его "откровенность" не должна поколебать доверия Мольке к агенту Аните. Наоборот, нужно, чтобы он еще больше поверил ей. Значит, нужно рассказать майору все и так укрепить и свои собственные позиции. И Деак произнес великолепную речь в защиту девушки, чем подтвердил ее надежность в глазах Мольке. - Вы, что же, встречались с этими жидами? - спросил Мольке. - Только издали видел. В ресторане "Семь князей". Жаль, помешал мне их арестовать патруль национальной гвардии. Меня самого забрали. Битый час доказывал им в одной подворотне, прежде чем они поняли, о чем речь. А там - пока добежал назад, до ресторана, этих Шаашей уж и след простыл. Замешательство майора Мольке все нарастало. Этот мальчишка-прапорщик с такой искренностью рассказывает о происшедшем, что к чертям летят все замыслы майора. - Вы хоть разглядели их? - поинтересовался он. Деак, откинувшись в кресле, задумчиво поиграл рюмкой и для большего впечатления нахмурил лоб. - Женщина очень хороша. Просто убийственно красива. Стройная, глаза голубые, белокурая. Конечно, не исключено, что это парик или волосы красит. А мужчине на вид добрых сорок пять. Среднего роста, черномазый, как итальянец... Очень напоминает одного международного жулика. Не могу только вспомнить, как того, черт побери, звали... - Он посмотрел на Шимонфи. - Помогите, господин капитан... В тридцать восьмом о нем еще писали в газетах. А, вспомнил! Тарпатаки! Доктор Эгон Тарпатаки... Произнося это имя, Деак впился взглядом в лицо майора. Но тот ничем не выдал своих чувств. - Был в Будапеште такой популярный подпольный адвокатишка, - объяснил прапорщик. - Интересно, - проговорил майор. - Весьма интересно. - Он отпил из рюмки глоток и пристально посмотрел в глаза Деаку. - И как же ваша невеста очутилась в контакте с этими евреями? - Этого мне еще не удалось установить. - Он небрежно сунул руку в карман и достал конверт. - Разумеется, я все подробно описал. Вот, пожалуйста, господин капитан. - Деак протянул конверт капитану Шимонфи, и тот с радостным волнением распечатал его. Значит, Габор никакой не изменник! Вот вам и доказательство. Мольке потерпел поражение. И Шимонфи погрузился в чтение письма. А Мольке в эти минуты думал о том, что в руках одним козырем больше. В том, что Деак и Ландыш - одно и то же лицо, у него уже не оставалось никаких сомнений. Как видно, догадался, что Анита завербована, думал Мольке, и теперь пытается опрокинуть все дело, изображая откровенность. Но что он, интересно, ответит, если я спрошу его, когда Анита впервые упомянула о своем намерении спасти скрывающихся евреев? Готов побиться об заклад, что он тотчас же скажет: Анита сказала мне об этом только сегодня, и потому я не доложил вам раньше. По-другому он сказать не может. Иначе ему не объяснить, почему он так долго умалчивал об этом. И тогда я его сразу же и арестую. Он испытующе посмотрел на прапорщика. - Когда ваша невеста попросила вас достать документы для этих жидов? Деак задумался. - А в самом деле, когда? - Он сразу разглядел ловушку, скрывавшуюся за этим вопросом. Он закурил сигарету и выпустил колечками дым. - Если не ошибаюсь, впервые она сказала мне об этом несколько дней назад. Я, конечно, не поверил, решил: дурачится. Все же я потребовал от нее адрес, где они скрываются. Но все это она мне сказала только сегодня. Я хотел арестовать их... - Извините, - вдруг вмешался Шимонфи, - вот тут ты, Габор, пишешь, что у тебя есть важное устное сообщение... - Да, - быстро подхватил Деак. - С этого мне, собственно, нужно было бы начать. - Он повернулся к Мольке. - Господин майор, я знаю правила: кто слишком любопытствует, становится подозрительным. Но в интересах дела я должен взять на себя даже этот риск... Господин майор, изучая материал на Ференца Дербиро, я пришел к выводу, что о прибытии в Будапешт моего брата вам стало известно от вашего агента в Москве... Не так ли? Мольке как-то странно посмотрел на Деака. Его поразила такая откровенность этого юнца прапорщика. - А в каком плане это вас интересует? - спросил он. - Вы проделали великолепную работу, господин прапорщик, раскололи Дербиро... - Господин майор, очень прошу, ответьте мне, если, конечно, можете... - Но почему? Зачем вам знать то, что... - Потому что у меня есть подозрение, что русские ввели в заблуждение вашего-московского агента, а тот, в свою очередь, невольно господина майора. Мольке вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Этот мальчишка напирает все отчаяннее. - А разрешите узнать, на чем основываются ваши подозрения? - спросил он. - Человек, которого я сегодня утром допрашивал, не Ференц Дербиро. Наступила внезапная тишина. Мягкая, зыбкая, как студень. - А кто же? - переспросил Мольке. Деак развел руками. - Этого я не знаю. Только не Дербиро - это точно. А если не он, тогда что-то здесь не так. Шимонфи посмотрел на Мольке, затем перевел взгляд на Деака и осторожно спросил: - Разве ты знаешь Дербиро в лицо? - Нет, я его никогда не видел. - Тогда чем же вы обосновываете свои подозрения? - ястребом кинулся на него Мольке. Деак достал из кармана фотографию и протянул ее майору. - А вот чем, господин майор. Всмотритесь получше: вот это мой брат. Рядом с ним Дербиро. Мольке долго разглядывал фотографию. На ней были изображены два крепких молодых парня, довольных, улыбающихся. За их спинами - лодки на Дунае, какие-то баркасы. - Если вы лично не знали Дербиро, откуда же вам известно, что именно этот, - он ткнул пальцем на фотографию, - должен быть им? - А вы прочитайте текст на обороте! "С Ференцем Дербиро в Геде. Июнь 1938 года". Мольке вынужден был смириться со своим поражением. Не скрывая удивления, он согласился: - Это, господин прапорщик, неожиданное открытие. Поздравляю. Деак поблагодарил за поздравление, затем рассказал, что ему еще утром этот тип показался подозрительным. Очень уж быстро он выдал своего товарища. А это непохоже на коммунистов... Но Мольке все еще продолжал сопротивление. - А скажите-ка, господин прапорщик, где вы нашли эту фотографию? - Дома, на чердаке, - сказал Деак и, поняв, что ему удалось сбить с толку и даже повергнуть в замешательство своего противника, небрежно продолжал: - Когда мой брат опозорил всю нашу семью, мама сказала: "Ласло для меня умер". И все, что напоминало о брате, выбросила из квартиры. Отец же собрал эти вещи и отнес на чердак... А тут я вспомнил, что мой брат был недурным фотолюбителем и сам любил фотографироваться со своими друзьями. Некоторые из его фото я принес сюда и передал в лабораторию. Не помешает, если у нас в руках будет несколько увеличенных репродукций. Мольке покачал головой, взял у Шимонфи фотокарточку и долго ее рассматривал. - Все же у меня эта фотография не вызывает большого доверия. - А вот эта? - скромно полюбопытствовал Деак и положил на стол новый снимок. - Это ведь, так сказать, официальная фотография, сделана в полиции, когда брата объявили в розыск. Шимонфи, явно наслаждаясь, посмотрел с издевкой на майора. Как же он был рад, что не обманулся в друге! - А это ты откуда раздобыл? - спросил он весело Деака. Деак снова едва заметно улыбнулся. - У военного коменданта типографии "Атенеум", - пояснил он. - У него фотографии всех, кто объявлен в государственный розыск, хранятся. В алфавитном порядке. Шимонфи жаждал расплаты с майором и потому с кривой усмешкой на тонких губах заметил: - А что, Деак прав! Тот прощелыга, которого он сегодня допрашивал, в самом деле не Дербиро. Если бы это было возможно, он облобызал бы Деака: ведь тот действительно никакой не изменник. Ну, если и после всего этого Мольке попытается арестовать Деака, тогда майора срочно следует упрятать в сумасшедший дом. Но Мольке не был сумасшедшим. Инстинкт подсказывал ему: будь осторожен, не верь им покамест, все равно не верь, несмотря ни на что! - Вы всегда проявляете такую самостоятельность, господин прапорщик? - Как правило, - был ответ. - Но когда меня считают дураком - в особенности. Господин майор, десять лет назад я поставил свою жизнь на карту ради чего-то. И хотел бы честно работать. Будет обидно, если люди, основываясь на каком-то глупом подозрении, станут мешать мне спокойно трудиться. Вот и сейчас мне стало известно, что брат мой жив. Если это правда, я очень хотел бы с ним встретиться. Мольке встал, прошелся вокруг столика. Затем, усмехнувшись, посмотрел на Деака. - Правильно, брат ваш жив, господин прапорщик. И, надеюсь, вы еще повстречаетесь. - Я тоже, - повторил за ним Деак, - надеюсь! Мольке был истинный игрок. Он умел не только нападать, но и обороняться. И теперь, поняв, что Деак опроверг все его доказательства, сам в душе признал: арестовывать сейчас прапорщика нет никакого смысла. А пока нужно просто обеспечить отступление, чтобы не стать в его глазах посмешищем. - И все же что-то тут не так, господин прапорщик, - заговорил он весело. - Вполне возможно, что малый, которого вы сегодня допрашивали, не Дербиро. Но то, что он был вместе с вашим братцем в Курской партизанской школе, это я уж постараюсь доказать. Деак встал, держа руку наготове, чтобы в случае чего вмиг выхватить пистолет: не исключено, что Мольке все же попытается его арестовать, и тогда остается одно: стрелять. Живым в руки гестапо он не дастся. - Сомневаюсь, господин майор, - сказал он. - Скорее всего это заурядный провокатор. - Вы велели ему вспомнить и записать несколько стихотворений Ласло Деака? - Да. Хотел проверить молодчика, действительно ли он знал моего брата. Мольке негромко рассмеялся. - Так я и подозревал, - сказал он. - Между прочим, отличная идея. - Он помахал бумажкой. - Ну так вот: здесь у нас и доказательства. Не буду читать все стихотворение до конца - типичный коммунистический бред. Да и с точки зрения литературы тоже. После этого он довольно сносно прочитал вслух следующие строчки: Дал ты пахаря морю, Человеку дай волю. Дай ты Венгрию венгру, Чтоб он не был в Германии негром [Аттила Йожеф, "Богу"]. Он посмотрел на Деака, улыбаясь. - Знакомо вам стихотворение? - Слышал, - задумчиво промолвил Деак. - Вашего братца стишок? - Мой брат никогда не писал стихов. Не в силах сдержаться, Шимонфи громко захохотал. 8 Смертельно усталый Деак сидел в комнатушке у "брата" Ковача. Старый металлист, заделавшийся штурмовиком, с аппетитом закусывал свиным салом, сочувственно поглядывая на Габора Деака. Ему-то было понятно, каково жить в логове нацистов, каждый день ходить по лезвию бритвы. Прапорщик углубился в показания Тарпатаки и его напарницы. Чем дальше он читал, тем сильнее становилось его волнение: ясно, что "супруги" лгут, но каждый на свой лад. - Красавица все еще пишет? - спросил он. - Чешет, как из пулемета, - отвечал Ковач, доставая из-под стола бутылку. - Поверили, что мы действительно нилашисты. Выпей-ка, сынок! - Прапорщик отклонил приглашение. Ковач, пожав плечами, сделал несколько больших глотков из бутылки красной "Кадарки". А прапорщик зашагал по комнате. Если его предположение подтвердится, может, даже удастся спасти Дербиро. Только бы Тарноки поскорее пришел. Обычно он никогда не опаздывает. Взяв со стенки висевшую на гвозде гитару, Деак провел пальцами по струнам. - Где это вы гитару достали? Ковач отер губы тыльной стороной ладони. - Фаркаш раздобыл. Это когда мы нилашистский патруль стали изображать, я ему и говорю: "Ребята, а ведь настоящие нилашисты иногда должны и грабить. И по шее дать. Несильно, понятно, но все-таки". Ты со мной согласен? - Но зачем же ты Тарпатаки так по скуле двинул? - Там другое дело, - возразил старик. - Такому дерьму не жалко. Деак сел к столу, уронил голову в ладони. Его мысли были об Аните. Горькие, обидные мысли: не хочу я ее любить, не хочу! - повторял он, как ему казалось, про себя. - Чего не хочешь? Говорить со мной? - услышал он вдруг старого Ковача. - Да нет, устал я, дядя Ковач. - Мы сейчас все устали. - Ковач подошел к чугунке, поворошил кочергой. - Но я совсем по-другому устал, - возразил Деак и закрыл глаза. - Здесь, внутри ноет. Бежать хочется куда глаза глядят. А этот Мольке уставился на меня, будто ему все как есть обо мне известно. Я уж и так и эдак, отшучивался, притворялся. А у самого холодный пот по спине ручьями. Боюсь я. - Не боятся только дураки, сынок. - Ковач пересел поближе к Деаку, обнял его за плечи. - Ты что же думаешь, я не боюсь? Жена там одна, детишки опять же... Деак открыл глаза, благодарно посмотрел на поросшего колючей щетиной старого металлиста, на суровые черты его лица. - Что же вы делаете, чтоб не бояться? - А, разное. Накануне, как идти на задание - молюсь. Ну ты, говорю я, старый бог, если я из этого дельца выскочу живым, тогда поверю, что ты есть. Разумеется, все это я ему говорю по-латыни, чтобы он понял. На лице Деака мелькнула усталая улыбка. Ковач встал, закинул за спину автомат и пошел проверить охрану. - Взгляни там, - крикнул ему вдогонку Деак, - записала свои показания девица Моргош? Псевдогоспожа Шааш на самом деле была не кто иная, как дочь агента по продаже книг Белы Моргоша. Деак и его люди "не поверили" Тарпатаки на слово, что он агент гестапо, потребовали доказательств. И теперь Тарпатаки и девица наперебой доказывали свою связь с нацистами. Деак на несколько коротких минут задремал. Проснулся, когда в комнату в сопровождении Ковача вошел Тарноки, за ним шла слежка, но ему удалось "оторваться". Разговор получился совсем коротким. Деак сидел понуря голову. Ведь в том, что Анита изменница, теперь он убедился сам. - Когда ты намерен выполнить приказ? - спросил его Тарноки. - Сейчас, - отвечал Деак, поднимаясь. - Не спеши. Пока не надо. Мы не можем рисковать возможностью освободить Дербиро. - Именно поэтому и нужно выполнить приказ сейчас, - мрачно возразил прапорщик. - Через час Анита встречается с Мольке. Этой их встрече нужно помешать. - Он прав, - подтвердил Ковач. - С предателями разговор должен быть короткий. Тарноки не возражал. - Только осторожно, Габор. Без лишнего шума. Думай о собственной безопасности. Он пожал Деаку руку. Прапорщик посмотрел на часы. - Дербиро удастся спасти только в том случае, если мы каким-то образом выведем его из здания. - Он перевел разговор на Дербиро, чтобы отогнать от себя мысли об Аните. - Я сейчас спущусь в котельную и поговорю с этой девицей Моргош. Надо кое-что разузнать у нее. И если подтвердится мое предположение, мы выручим Дербиро. - Ну что ж, иди поговори, - согласился Тарноки. - Но не забывай об Аните. Послушай, может, лучше, если мы поручим это дело с девушкой товарищу Ковачу? - Нет, я кашу заварил, мне ее и расхлебывать, - возразил Деак. Если бы они знали, как тяжело было у него сейчас на душе, они наверняка не отпустили его. Одевшись, Деак спустился в котельную. Ева Моргош спокойно спала на куче одеял. Он разбудил девушку. Ева сонными глазами посмотрела на прапорщика и не сразу поняла, где она. Только узнав Деака, улыбнулась ему с надеждой на лице. - Мне бы домой пора, - сказала она, - отец уже наверняка волнуется. - Я думаю, Ева, - негромко промолвил Деак, - что вы уже больше никогда не увидите своего отца. И никого другого. - Девушка с расширенными от страха зрачками уставилась на Деака. А когда он объяснил, что она и доктор Тарпатаки находятся в руках борцов Сопротивления, то разрыдалась, принялась умолять сохранить жизнь, говоря, что готова искупить свою вину и сделать все, что прикажут. - Поверьте, - повторяла она, - я не по своей воле стала шпионкой. Я же ненавижу нацистов! - Рассказывайте все откровенно, и я попытаюсь спасти вам жизнь. Девушка, захлебываясь слезами, принялась рассказывать. Но время торопило, ему нужно было отправляться к Аните. Деак сказал Еве Моргош, что верит ей, и велел записать ее показания. - А сейчас мне нужно от вас одно письмо. Напишите своему отцу. Ева беспрекословно выполнила, просьбу Деака. Несколько минут спустя он уже шагал по улице с письмом Евы Моргош в кармане. Аниты еще не было дома. Никем не замеченный, он проник в квартиру, предварительно тщательно осмотревшись, не прячутся ли где поблизости люди Мольке. Он зажигать свет не стал. Включив карманный фонарик, осмотрел всю комнату. Нелегко ему было думать о том, что через несколько минут он должен увидеть женщину, которую любил, нет, все еще любит. И он решил: он даст ей возможность бежать! А Дербиро, что будет с ним? Деак взвесил все шансы и принялся в уме просчитывать различные варианты его побега. В передней стукнула дверь. К счастью, он сразу же расслышал веселый голос Мольке. У Деака было в распоряжении ровно столько времени, чтобы проскользнуть в спальню и спрятаться там в углу, за шкафом. Дверь осталась открытой. Так что Габор мог отчетливо слышать каждое слово, каждый шорох. Мысленно похвалил себя за то, что не снял плаща и не повесил его в передней. Дышал едва слышно. Рука стискивала пистолет. Вот уж на что не рассчитывал, так это попасть в западню! Кто же знал, что Мольке сам придет на квартиру к Аните?! "Если несчастная выболтает в разговоре с Мольке правду, стреляю немедленно, - решил он. - Но тогда придется прикончить и Мольке. После чего останется один-единственный способ освободить Дербиро - это штурмовать вооруженной группой дяди Ковача здание гестапо. Очень рискованная затея: здание охраняют отчаянные головорезы из эсэсовцев, они-то дешево свою жизнь не продадут". В соседней комнате включили радио. Передавали хорошо знакомую "Лили Марлен". Деаку были отчетливо слышны шаги Аниты по комнате: вот она достает из серванта бутылки с напитками. - Очень мило, что вы слушаете Берлин, но сейчас радио мне мешает. Сейчас я хочу слышать вас, - послышался вкрадчивый голос Мольке. Раздался негромкий смех Аниты, потом наступила тишина. Радио выключили. - Уж не собираетесь ли вы ухаживать за мною, господин майор? Вы же знаете, у меня ведь жених есть. Какой спокойный голос, подумал Деак. Хороша невеста, нечего сказать! - Да садитесь же вы. Кстати, где ваш жених? - Не знаю. Наливайте. Это абрикосовая. Слышала, что водку вы любите абрикосовую. Деак напряженно вслушивался в их разговор. Вот Мольке наливает рюмки. Хорошо бы он потом задремал от выпитого. Снова заговорила Анита: - Я поехала к его матери, но там его нет. "Действительно, чего ее понесло к моей матери? Она же знает, что домой я не поеду". - Между прочим, господин майор, откуда вы-то узнали, что я там? - Интуиция. А может, и так сказать: мы оберегаем жизнь прапорщика Деака, следим за квартирой его мамочки. Абрикосовая... Настоящая кечкеметская! Божественный напиток. Не удалось нам вывезти из Кечкемета все запасы. А жаль. Я бы русским и одной капли не оставил. Пьют - определил по наступившей тишине прапорщик. - Где вы научились так хорошо говорить по-венгерски, господин майор? - У меня мать венгерка. Видите, Анита, какая интересная штука наша германо-венгерская дружба. Будто роковая страсть. Перемешались в ней и любовь и ненависть. И вот так мы, немцы и венгры, и любим друг друга и ненавидим уже много веков! В оперативных сводках читаю: "В стране царит антигерманское настроение. Нас ненавидят!" Да чепуха все это, ерунда! Когда ненавидят - убивают! Народ в ненависти за оружие берется. Возьмите Польшу, Францию, Югославию. Там нас действительно ненавидели и ненавидят. А венгры в чем-то даже восхищаются нами. И потому у нас и нет проблем с ними. - Вы же оккупировали нашу страну. - А Европу мы разве не оккупировали? Человек, Анита, который не умеет страстно и искренне ненавидеть, и любить не способен по-настоящему. "Что ж, он прав, - думал Деак, - к сожалению, прав. Только не пойму, зачем он завел эту дискуссию с Анитой?" - Господин майор, я с удовольствием послушаю ваши историко-философские рассуждения, но только как-нибудь в другой раз. Я знаю, вы не затем посетили меня. Но я устала, уже поздно... - Ну а что с теми двумя жидами? - Не знаю, о чем вы. - Я говорю о профессоре Шааше и его жене. Деак вздрогнул. Он прижался головой к стене. Значит, Анита не провокатор? У нее и в мыслях не было обмануть меня? - Не знаю я никаких Шаашей, - послышался голос девушки. - Шааши во всем признались. Его и жену арестовали в семь часов, а прапорщика Деака - за полчаса до этого! Есть у вас что-нибудь сообщить мне в связи с этим? - Голос Мольке был теперь резким, грубым. Деак весь похолодел. Он вдруг отчетливо увидел взаимосвязь событий. Значит, Мольке перехитрил и Аниту? Какое счастье, что все так обернулось и он может слышать их разговор. Конечно, положение от этого не стало проще, но сейчас для него нет ничего важнее, чем знать, что Анита не предательница! И он вновь почувствовал себя сильным, вновь поверил в свое умение и ловкость. Снова послышался голос Мольке: - Если вы не станете мне отвечать, через две минуты я отдам приказ расстрелять вашего отца. - Девушка молчала. Словно окаменев, стоял за шкафом Деак. Он слышал, как Мольке подошел к телефону, снял трубку. - Господин майор, вы не можете быть таким бессердечным. Ведь у вас тоже есть родители. - Лирика! Вы обманули меня. Врали, водили за нос. Деак мне давно признался, что он коммунист, советский разведчик. И вы тоже знали об этом. Скрывали подлую измену вашего жениха. Ну, чего же вы молчите? Он принялся стучать по телефонному аппарату. - Вы перерезали шнур?! - Да! Еще днем! Потому что не хотела говорить с вами. Ни говорить, ни встречаться. Я вас всех ненавижу! Ненавижу! Теперь могу вам в глаза сказать: убивайте! - Анита не плакала. В голосе ее звенела страсть, ненависть, негодование, ярость. Волнение Деака все нарастало, и вдруг им овладело трезвое спокойствие. Нужно действовать. Сейчас речь уже идет о спасении не только Дербиро, но и Аниты. - Анита, - слышал он голос майора. - Я готов простить вам и этих жидов, и все остальное... - Что вы хотите? - Сказать более прямо? Я хочу вас. Вы не глупая девушка, я полагаю. И буду я у вас не первым. - Не смейте ко мне прикасаться!.. Оставьте... Теперь до Габора донесся страстный шепот Мольке. Анита в ужасе вскрикнула, принялась звать на помощь, потом опрокинула какой-то стул. Послышался шум неравной борьбы. Дальше выжидать не имело смысла. Но действовал он с ледяным спокойствием. Молча вышел из засады и встал на пороге соседней комнаты. На тахте девушка отчаянно боролась с гестаповцем. - Добрый вечер, - громко сказал он, не вынимая руку из кармана. Мольке испуганно выпустил из рук свою жертву, поднялся и изумленно уставился на Деака. Он хорошо видел, что прапорщик держит руку в кармане на пистолете. - Господин прапорщик, что все это значит? - глупо, в явном замешательстве спросил он. - Успокойся, Анита, - сказал Деак, бросив взгляд на девушку. - Господин майор только пошутил. Он очень любит шутить. Анита в слезах спрятала лицо в подушку. - Господин прапорщик... - Извините, я только хотел вам что-то сказать, - перебил его Деак и шагнул вперед. Он знал, что мог спасти положение только хорошо обдуманной и разыгранной откровенностью. - Господин майор, я знаю, что в течение нескольких недель по вашему приказу за мной ведется слежка. Провокация следует за провокацией. Но вы гонитесь не за преступником, а за своей идефикс. Господин майор, я не тот, за кого вы меня принимаете и кого хотели бы поймать. Вы намереваетесь меня уничтожить, но я не дамся. Я вручил одному человеку на хранение один запечатанный конверт. Если меня случайно пристрелят, или собьет машина, или арестуют - через несколько часов мой рапорт будет в Берлине. Там есть несколько человек, которые знают меня лучше, чем вы или полковник Герман. А невесту свою я очень люблю и прошу вас: оставьте ее в покое. Деак врал отчаянно, и ложь его звучала убедительно. Голос звенел, а поведение повергло в замешательство даже майора Мольке. Мольке знал, что у Гиммлера есть специальные эмиссары... Такая мысль совершенно выбила его из колеи. Он мог только что-то жалко лепетать, готовый от стыда провалиться сквозь землю. - Завтра я вам все объясню... Завтра... Спокойной ночи. Деак слышал, как хлопнула дверь. По спине текли струйки холодного пота. Шатаясь, он дошел до кушетки и, обессиленный, рухнул рядом с рыдающей девушкой. - О, какой же я сумасшедший! - прошептал он, обнимая ее. - Анита, любимая... Крепко сжав его в объятиях, она прошептала: - Что же с нами будет, Габор? - Не знаю, Анита. 9 Была уже полночь. За два последних часа произошло многое. Во-первых, майору Мольке доложили, что одна из групп капитана Шимонфи, сделав внезапный налет, разгромила в двадцать два ноль-ноль ячейку Сопротивления, на улице Кирай. Один убитый, трое арестованных. Майор Мольке приказал следователю допросить задержанных, а капитану Шимонфи - установить личность убитого. В 23:30 лейтенант Таубе доложил, что нашли тело Эгона Тарпатаки. Агента гестапо неизвестные повесили на дереве у Вацского шоссе. Несколькими минутами позже позвонил полковник Герман и поинтересовался, как дела с Ландышем. Мольке неохотно отвечал, что все в порядке, и уже завтра в полночь он положит на стол полковнику показания Ференца Дербиро и Габора Деака. Доложив так, он, надо сказать, теперь не настолько, как еще утром, был уверен в этом. Тем временем Бела Моргош, агент по торговле книгами, волнуясь, ожидал возвращения дочери, и только этим волнением можно объяснить, что ему сегодня не везло в шахматы. Его партнер Лайош Бобиташ, старый оценщик из ломбарда, атаковал все яростнее и в надежде на скорую победу весело посмеивался. И вдруг старик помрачнел, сказал, что ему, мол, не хотелось вмешиваться в дела господина Моргоша, но он не может скрыть свой страх за него. Однажды вечером один из жильцов своими глазами видел, как Ева раздавала коммунистические листовки. Ну к чему эта бравада? Ни к чему! Русские выиграют войну и без помощи господина Моргоша. Господин Моргош один раз уже поиграл в политику, и, как говорится, результат на лице: вернулся с Донского фронта без одного глаза. Моргош терпеливо слушал поучения старика, затем объяснил ему: - Я не мещанин, у меня принципы, убеждения. Неожиданно раздался резкий звонок в дверь. Моргош, уже намеренный по-отечески пожурить, Еву, пошел открывать дверь. Каково же было его удивление, когда в проеме распахнутой двери вместо Евы он увидел незнакомца. Это был Габор Деак. Впрочем, на сей раз прапорщик представился Палом Кезди и сказал, что пришел с письмом от Евы. Предчувствуя недоброе, Моргош все же провел гостя в комнату, а дядюшку Лайоша вежливо выпроводил домой. - Меня ищут, господин Моргош, - окинув оценивающим взглядом крепкую фигуру одноглазого Моргоша, сказал Деак, когда они остались одни. - Ева сказала, что я мог бы переночевать у вас. Впрочем, она обо всем написала в письме. Он протянул Моргошу конверт. Тот разорвал его. - Цепочка золотая там еще должна быть. - Да, я вижу, - подтвердил Моргош, внимательно читая письмо. - Консьержка вас не спросила: к кому вы? - Ее о чем-то расспрашивал нилашистский патруль. А я тем временем в подъезд. Незаметненько. Моргош смущенно переступал с ноги на ногу, не зная, что же делать. В конце концов он предложил гостю рюмку коньяку и сказал, что тот может переночевать в меньшей комнате. Деак разыгрывал из себя перепуганного, преследуемого человека. - Откуда вы? - Встреча у меня была назначена с одним человеком, а его застрелили. Поджидали-то меня. Кто-то выдал нацистам место явки. К сожалению, в городе так и кишат шпики. Моргош выпил рюмку залпом. - Чего ж тут удивляться? - сказал он. - У немцев вековые традиции агентурной работы... Мерзкая жизнь, товарищ. Нацисты проникли уже и в само движение Сопротивления. - Моргош потрогал черную повязку на месте левого глаза. - После войны нам долго придется ломать голову, выясняя, кто же был шпиком. - Ничего, рано или поздно мы их всех выловим. По ту сторону фронта уже некоторых прихлопнули. Моргош посмотрел на Деака. В его глазах поблескивал странный огонек. - А вы оттуда пришли? С той стороны? - Прапорщик кивнул головой. - И что же, просто так взяли и прихлопнули? Без всякого суда-следствия? - Эх, когда там с ними цацкаться, - махнул Деак рукой. - Но это же глупо, товарищ Кезди. - Моргош наклонился вперед, схватил прапорщика за руку. - Может быть, ни в чем не повинных людей застрелили? А настоящие предатели притихли, попрятались. - Надолго ли? Рано или поздно их предательство ведь тоже вскроют. Моргош уставился в пространство, долго молчал, затем, словно самому себе, пробормотал: - Есть такие предательства, которые вовек не всплывут. Взять, к примеру, вашего напарника. Кто его предал? - Лицо Моргоша было бледным, руки дрожали. Деак пригубил коньяк. - Этого я еще не знаю, - сказал он и осторожно поставил рюмку на стол. - А кто меня предал? - Вас тоже? - Деак с интересом глянул в лицо Моргошу. - В сорок втором, под Коротояком. В штрафной роте служил как политически неблагонадежный. Нацисты внедрили к нам своего агента. А мы как раз бежать собирались. Кто-то донес. И погнали нас всех на минное поле. Только втроем мы и остались в живых. Двое моих товарищей умерли потом в госпитале в Киеве. А я вот без глаза остался. Так кто же был предателем? Как узнать? Деак, не отвечая, покрутил в руке пешку. - Ну так кто же? - громко повторил одноглазый. Прапорщик пронзительно взглянул на него. - Вы, Бела Моргош! Это вы предали своих товарищей. В наступившей тишине слышалось лишь негромкое тиканье стенных часов. Моргош судорожно вцепился пальцами в крышку стола. Из горла у него вырвался хрипящий голос: - Что, что вы сказали? - Он хотел подняться, но строгий голос прапорщика остановил его: - Не двигаться, буду стрелять. Хватит ломать комедию, Бела Моргош. Не один вы уцелели после вашего предательства. Остались в живых еще и Ференц Дербиро и Ласло Деак. Только вы об этом не знали, потому что вас загодя ловко вывел из игры Мольке: когда штрафная рота должна была погибнуть на минном поле, Бела Моргош вдруг "захворал сыпным тифом". - Кто вы такой? - пролепетал Моргош, и лицо его исказила гримаса страха. - Я Габор Деак. А из Белы Моргоша тогда, - продолжал прапорщик, - получился нацистский шпик по кличке Лоза. Скольких людей продали вы нацистам с того дня? Моргош взвыл протестуя. - Ни одного, клянусь, ни одного! Мольке дал о себе знать весной этого года. Но я никого не выдал. - А Ференца Дербиро? - Прошу вас, умоляю, выслушайте меня! - Моргош уже не говорил, а шептал: - На прошлой неделе ко мне пришел неизвестный. Сказал: Лаци и Фери живы. Явятся ко мне по паролю "Будапешт". Я подумал, что это очередная провокация Мольке. И спокойно рассказал ему все. Ведь я-то знал, что Лаци и Фери погибли. Точно. От Дербиро с того самого дня нет ни слуху ни духу. - Нет, потому что три дня назад Мольке арестовал его. А брата моего старшего не успел, потому что он к вам не заходил. А вы негодяй! Вы предали своих товарищей, заставили стать полицейской овчаркой собственную дочь. - Нет, это не я, это Мольке. Это он заставил мою дочь пойти в шпики. Где моя дочь? - Она в руках бойцов Сопротивления. - Деак вынул из кармана пистолет. Дослал патрон в патронник. Моргош, скованный ужасом, не шевелясь смотрел на оружие, на хладнокровно действующего Деака. - Чего вы хотите от меня? Деак встал. - Привести в исполнение приговор. Моргош истерически зарыдал. - Нет, нет, я хочу жить! Жить!.. В этот миг взвыла сирена воздушной тревоги. 10 Этой ночью майор Мольке почти не спал, если вообще можно назвать сном те несколько часов, которые он провел в беспокойной дремоте. В ту же ночь он вызвал к себе лейтенанта Таубе. - У нас осталось 23 часа, господин лейтенант, - сказал он. - И я хотел бы знать, что вы об этом думаете. Усталый Таубе, не очень соображая, о чем речь, сонно смотрел на майора. - Дело становится все более запутанным, - пояснил майор. Изменяя привычке, Мольке закурил сигару, попыхтел, будто старенький барин, зябко кутаясь в домашний халат. - Этот Деак или преданнейший наш друг, или гениальнейший вражина, какого я когда-либо встречал. Он, оказывается, обнаружил наше подслушивающее устройство! Так-то вот, господин лейтенант! Ну, что бы вы сделали на моем месте? Таубе сонно зевнул и улыбнулся. - Понятия не имею. Меня смущает, что все поведение Деака, каждое его слово - все искренне. Я сейчас попытаюсь поразмышлять вслух, господин майор. - Мускулы его лица напряглись. - Если мы арестуем Деака без всяких доказательств, у нас останется одна-единственная возможность - физическое принуждение. А где гарантия, что под пытками он даст показания? Я что-то в это мало верю. А если мы его до смерти забьем, чего мы достигнем? Унесет свою тайну в могилу. Я лично подождал бы с арестом, попробовал бы собрать хоть малость доказательств. - Но как? Наружное наблюдение не дало ничего. И вообще все наши акции до сих пор терпели крах. - Мольке зябко передернул плечами. - Господин майор, - задумчиво проговорил Таубе, - Ландыш и его группа, насколько мне известно, получили задание: не считаясь с жертвами, высвободить Дербиро. Если Деак то же самое, что Ландыш, то ему должно быть известно, что завтра после полуночи Дербиро расстреляют. Значит, им нужно действовать немедленно. Я бы спокойно подготовился и ждал. И не к чему больше выбивать силой показания из Дербиро... - Но почему вы поступили бы так? - По многим причинам. Если Дербиро погибнет во время пыток, Ландыш узнает об этом, и они отменят запланированную операцию по его освобождению. Мы же потеряем возможность собрать доказательства. Я перестал бы пока избивать Дербиро еще и потому, что вдруг понадобится способный действовать Дербиро... А Деака убедил бы в нашем доверии к нему, искренне рассказал бы, почему мы его подозревали, а сам тем временем усилил бы наблюдение за ним. Кроме того, я удвоил бы охрану здания. Мольке посмотрел вслед ползшей от его сигары змейке дыма. Что ж, пожалуй, Таубе прав. Умный парень, убедительно аргументирует. - Хорошо, - согласился майор. - Давайте подождем. И знаете что, Таубе? Завтра я приглашу Деака в ресторан "Семь князей". Вместе с Шимонфи. За банкетным столом мы помиримся. Мольке попрощался с Таубе и снова лег, но его мучили глупые кошмары, и он то и дело просыпался. Утром его разбудил Курт, отчаянно тряся за плечи. Инстинктивно Мольке взглянул на часы. Было уже около десяти. Он чувствовал себя усталым, невыспавшимся. Прежде чем выслушать донесение Курта, он, позевывая, подошел к телефону и позвонил капитану Шимонфи. Приятным дружеским тоном он пригласил его на обед и попросил передать такое же приглашение прапорщику Деаку. Шимонфи обрадованно поблагодарил за приглашение, затем доложил, что отправляет Деака в Андялфельд - расследовать дело об убийстве Тарпатаки. Он нашел кое-какие следы и, возможно, с их помощью обнаружит убийц. - Очень хорошо, - одобрил его действия Мольке. - Но условьтесь с прапорщиком, что в два часа ровно он должен прибыть в отдельный кабинет в ресторане "Семь князей". А сами вы, дорогой Шимонфи, продолжайте разработку группы Сопротивления с улицы Кирай. Алло! А снимки с убитого сделаны? - Разумеется. Я перешлю их вам, господин майор. - Спасибо. Значит, встречаемся на обеде. Желаю успеха. - Он положил трубку и, еще раз сонно зевнув, повернулся к Курту. - Ну? Есть какие-то новости? Размеренным голосом Курт доложил, что с минуты на минуту должен приехать полковник Герман, а потому было бы хорошо, если господин майор поторопится с одеванием. Ванну он уже приготовил. А десять минут назад пришел и попросил принять его господин по фамилии Лоза. Он ожидает в зеленой комнате. Провели его сюда незаметно. Так что никто не знает, что он здесь. Мольке одобрительно покивал головой. Вскоре они уже беседовали с Белой Моргошем. А еще несколько минут спустя майору доложили, что полковник Герман прибыл и ожидает его. Еще под впечатлением разговора с агентом Мольке поспешил в кабинет. Полковник Герман принял его сдержанно-вежливо. Терпеливо выслушав доклад, подал руку, что само по себе уже было необычным. Мольке сразу же сделал вывод, что со вчерашнего дня произошли какие-то значительные изменения. Закурив сигарету, полковник твердым голосом сказал: - Мы смещаем капитана Шимонфи немедленно и переводим его в 52-й отдельный противотанковый истребительный батальон. - На фронт? - На фронт, Мольке, на фронт, - подтвердил Герман. - Приказ об откомандировании я уже ему объявил. - Бегло взглянув на изумленное лицо Мольке, он продолжал: - А ликвидацию группы "Ландыш" я беру на себя. Возьмите с собой своего адъютанта, поезжайте и арестуйте прапорщика Деака. И знаете что? Еще лучше - вызовите Деака сюда, мы арестуем его здесь! Хочу я посмотреть на этот цветочек. - Он снял телефонную трубку и протянул Мольке. Майор взял ее, колеблясь, подержал в руке и положил обратно. - Докладываю, господин полковник: пока ваш приказ выполнить не смогу. Прапорщик Деак находится вне расположения. На задании. А вообще разрешите высказать свое мнение: с арестом Деака в данный момент я не согласен. Дело "Ландыша" получило такое новое развитие, что... - Какое еще новое развитие, Мольке? - Если разрешите, господин полковник. - Он позвонил Курту и приказал ввести Белу Моргоша. - Моргош, - пояснил он полковнику, - это наш агент, проходящий по учетам под кличкой Лоза. Вошел перепуганный, почтительно согнувшийся Моргош и остановился посреди комнаты. - Господин Моргош, - обратился к нему Мольке. - Будьте добры, повторите ваше сообщение, которое вы только что сделали мне. Моргош негромко откашлялся, вытер губы платком, а затем все так же негромко, но внятно сказал: - Сегодня утром около семи часов ко мне на квартиру явился находящийся нелегально в Будапеште Ласло Деак. Он назвал мне пароль "Будапешт" и сказал, что сегодня вечером в десять часов десять минут ему нужно встретиться с Ференцем Дербиро. Далее Деак рассказал, что за несколько дней пребывания в Будапеште он установил контакт с руководством "Венгерского фронта" и они согласовали план совместных действий во время намечающегося вооруженного восстания в Будапеште. Этот план сегодня ночью Дербиро передаст русским, перенеся его через линию фронта. - Вы уверены, что это был Ласло Деак? - спросил взволнованно Герман. - Мы же старые приятели, господин полковник, - сказал Моргош. - Великолепно. А о своем младшем брате, Габоре Деаке, Ласло Деак ничего не говорил? - Нет. Сказал только, что во встрече примет участие еще один коммунист. Деак, прежде чем прийти ко мне, будет разговаривать по телефону с Дербиро. - А это зачем? - спросил полковник. - По соображениям безопасности, - сказал Мольке. - Ласло Деак не новичок. Прежде чем подняться наверх, он наверняка захочет убедиться в том, что на явочной квартире все в порядке. - Вы снова строите всякие комбинации, Мольке? Сегодня утром он же без всяких мер предосторожности пришел к Моргошу. - Да, но пришел неожиданно, господин полковник. А вечерняя встреча, она же заранее намечена, - заметил Мольке. - И Деак захочет проверить, нет ли засады. - Ясно, - согласился Герман. - В любом случае это великолепно. После Дербиро мы сцапаем еще и Ласло Деака. Вы проделали великолепную работу, господин Моргош. Награда не заставит себя ждать. Благодарю за службу. Он кивнул в знак того, что разговор окончен. Мольке позвонил и велел вошедшему Курту проводить, не привлекая внимания посторонних, господина Моргоша из здания. Тот откланялся, негромко пробормотал "хайль Гитлер" и направился к выходу. - Минуточку, - крикнул Мольке вслед. Моргош остановился. Майор подошел к нему. - Дайте-ка мне ваш ключ от квартиры. - Мой ключ от квартиры? - переспросил удивленный агент. - Да, мой дорогой Моргош, - повторил Мольке и с улыбкой посмотрел в глаза шпиону. - Вы до завтрашнего утра останетесь здесь нашим гостем. Лицо Моргоша передернулось. Он достал из кармана ключи и, ни слова не-говоря, передал их майору. Руки его едва заметно дрожали. Оставшись наедине с полковником, Мольке спросил: - Господин полковник, вы и после этого будете настаивать на аресте прапорщика Деака? - Разумеется. Когда вы встречаетесь с прапорщиком? - В два часа дня в ресторане "Семь князей", - недовольно сказал Мольке. - Тогда арестуйте его там и в наручниках препроводите сюда. Майор глотнул воздуха. Он был раздражен, предчувствуя, что этот тупица Герман испортит ему все. - Господин полковник, давайте действовать по старому плану. Прошу вас пока не арестовывать Деака. По-моему, "третий коммунист", который примет участие во встрече, будет не кто иной, как сам Ландыш. - Надоели мне эти ваши вечные комбинации, - разъяренно вскричал Герман. - Я не могу рисковать, Мольке. Неожиданно зазвонил телефон. Полковника Германа вызывали к генералу. - Итак, мы поняли друг друга, Мольке? Скрывая ярость, майор нехотя кивнул полковнику. После ухода Германа в комнату вошел Таубе и поставил на стол майору какую-то коробку. Мольке сразу же узнал ее: в ней хранились катушки со стальной проволокой для магнитофона. - Что это, господин лейтенант? - На ваше дальнейшее усмотрение, господин майор. А пока я на всякий случай записал разговор с полковником. Мольке был поражен. На это он не давал указаний. Устав запрещал записывать разговоры с начальством. - Таубе... - Я знаю, что это противоречит уставу, господин майор, - сказал спокойно лейтенант. - И все же я записал разговор. Прошу вас прослушать его. Упрямство господина полковника Германа приведет нас к полному провалу. Между тем делом Ландыша интересуется и Берлин. Так вот, в случае провала мы тщетно будем ссылаться на то, что выполняли устный приказ полковника Германа. И я советую вам, господин майор, эту запись вместе с письмом отослать в Берлин. Вашему отцу, господин майор. В нужный момент генерал-лейтенант Мольке сможет тогда с помощью этих документов хотя бы защитить честь своего сына и доказать его профессиональное мастерство. Но если вы считаете, господин майор, что я действовал неправильно, разрешите - я сейчас же сотру эту запись. - Благодарю, Таубе. Думаю, вы правы. - Он с подчеркнутой теплотой во взгляде посмотрел на лейтенанта. Поднялся, пожал ему руку. - Спасибо, - повторил еще раз. - Вы замечательный человек. Я всегда высоко ценил работу абвера, но только сейчас понимаю, почему ваши ребята работают с таким успехом. Судя по всему, лейтенанту пришлась по душе похвала. Он почтительно наклонил голову и ответил: - Если позволите, господин майор, я пойду. Мне еще нужно успеть подготовить встречу в ресторане. Если мы все же собираемся во время обеда арестовать Деака, к операции надо как следует подготовиться. - Можете идти, Таубе. До встречи в "Семи князьях". Мольке посмотрел утренние донесения, ориентировку о положении дел, отдал распоряжения и указания. В десять тридцать вошел Курт и передал ему увеличенные фотографии человека, которого нашли убитым на улице Кирай. Убитый лежал на спине, лицо его было спокойно, казалось, он просто глубоко спал. Мольке внимательно присмотрелся к худощавому лицу мужчины на фотографии. Откуда-то он знает этого человека: может, где-то встречал его раньше. Но где? Курт стоял рядом, ожидая указаний. Он знал, что в такие минуты нельзя ни шевелиться, ни говорить: майор думает. Но вот рот у майора растянулся в улыбке, взгляд оживился. Мольке подмигнул адъютанту, поманил к себе указательным пальцем, весело, игриво, словно мудрый дядюшка, догадавшийся о проделках шутника-племянника. Курт с некоторым удивлением отметил про себя эту неожиданную перемену настроения у майора и даже подумал, не свихнулся ли он. - Лейтенант, знаете, что такое трагедия? Ладно, можете не отвечать, а то еще скажете какую-нибудь глупость и огорчите меня. Я вам объясню. Сегодня в полночь. А сейчас идите и ждите в своей комнате, потому что вы мне понадобитесь. Теперь я хочу побыть один. Он положил на стол принесенные фотографии и, продолжая улыбаться, разглядывал лицо человека, убитого на улице Кирай. Тем временем лейтенант Таубе стоял у окна отдельного кабинета в ресторане "Семь князей" и смотрел на улицу. Сзади, за его спиной, тяжело дыша, дородная госпожа Шюц сама расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы. - Вы сильно заблуждаетесь, господин Таубе, - говорила она дрожащим от возмущения голосом, - если думаете, что я это так оставлю! Ресторан надумали у меня отобрать! Не поворачиваясь, Таубе небрежно заметил: - Знаете, мамаша, оставьте вы меня с этим в покое. Ну чего вы от меня-то хотите? Я всего лишь денщик. - Нужно же мне хоть кому-то излить душу? - Хозяйка ресторана бросила накрывать на стол и подошла к Таубе. - Господин Таубе, - слегка игривым тоном продолжала она, - вы же умный и ловкий человек. Уладьте это мое дело, а? Вам же ничего не стоит. Шепните господину майору, что социал-демократы всегда свои собрания проводили у Токачей. А ко мне ходили только члены союза "Турул" и благородные господа офицеры. И вы бы с вашим майором не прогадали. Ей-богу, если бы уладили это дельце... Таубе продолжал разглядывать улицу. - Ладно, поговорю с майором. А скажите, мамаша, сегодня "Книжный развал" напротив вообще не открывали? Женщина подошла к окну. Витрины находившегося на противоположной стороне улицы букинистического магазина были закрыты опускающимися железными шторами. - Надо полагать, нет, - сказала госпожа Шюц. - Видно, господин Тарноки снова укатил в провинцию. Он же постоянно в разъездах, как еврей-коробейник. Покупает - продает... - А прапорщика Деака вы случайно не видели сегодня возле этого магазина? - Нет, не видела, - отвечала женщина, с подозрением посмотрев на Таубе. Но тот отвел взгляд от пронзительных ястребиных глазок трактирщицы. - А где он живет, этот Тарноки? Хозяйка поправила свой пучок на голове. - Где-то в Уйпеште. Скажите, господин лейтенант, а зачем вам-то этот Тарноки? - Физиономия его мне не нравится. - Вам никто не нравится. Тарноки галантный барин. Оставьте вы его в покое. Так я и знала, опять вы что-то тут замышляете. - Знали? - засмеявшись, повторил Таубе и пристально посмотрел на хозяйку. - Что же я дурочка, что ли? - возмутилась госпожа Шюц. - Вон те двое в буфете, наверное, тоже из вашенских. - Нашенские, это точно, - подтвердил Таубе. - Только вам об этом знать не положено. Пришлите лучше сюда Руди. - Руди с утра взял отгул, - сказала хозяйка ресторана. - Будет только завтра к полудню. Он мне тоже подозрителен. Куда-то в деревню укатил... В это время вошел капитан Шимонфи, и им пришлось прервать разговор. Таубе сделал хозяйке знак удалиться. Вытянулся по стойке "смирно". Вид Шимонфи поразил его: капитан уже был основательно в подпитии, на лице расплылась глупая ухмылка. Весело взглянув на Таубе, небрежно кивнул ему и, еще не сняв плаща, уже протянул руку за бутылкой водки. Подняв свою рюмку, он, заметно покачиваясь, отошел от стола. - Возьмите себя в руки, господин капитан, и не пейте столько. Вместо ответа Шимонфи опрокинул рюмку в рот и снова наполнил ее. Затем с рюмкой в руке он заковылял к Таубе. - Вы страшный человек! Скажите, Таубе, вы венгр или немец? - дыхнув в лицо Таубе винным перегаром, спросил он. - Сейчас война. Вот после войны встретимся, я вам тогда все расскажу. А пока просто: рядовой Таубе, ординарец господина Деака... - И тень майора Мольке, - посмеиваясь, добавил капитан. - Великий тактик... - Он плюхнулся в одно из кресел. - Только хотел бы я знать, зачем вы все так усложняете? А? Зачем? Или Деака нужно арестовывать обязательно в торжественной обстановке? Он выпил и рукой смахнул рюмки в сторону. - Майор Мольке вообще против ареста господина прапорщика. Шимонфи уставился непонимающим взглядом на Таубе. - А если Деак не придет сюда? - спросил он. - Почему же ему не прийти сюда? - У Деака здорово развита интуиция, - заметил Шимонфи. - Он чертовски остро чувствует опасность. Таубе пристально посмотрел на капитана и подчеркнуто произнес: - В особенности если кто-нибудь предупреждает его о таковой. Шимонфи схватил одну повалившуюся рюмку и поставил ее на ножку. - Что вы имеете в виду? - Ничего я не имел. Просто так сказал, и все. - Таубе подошел к нему поближе, косясь на дверь. Шимонфи снова налил, рука его дрожала, он часто моргал и уже не глядел больше на Таубе. Только спросил: - Так на что же вы все-таки намекали, Таубе? - На что? Полчаса назад я получил сообщение из отдела подслушивания телефонных разговоров. Для майора Мольке. - Наклонившись к Шимонфи, он продолжал вполголоса: - "В 11:30 капитану генерального штаба Золтану Шимонфи позвонил неизвестный и попросил немедленно известить прапорщика Деака, чтобы тот не приходил в ресторан "Семь князей", потому что майор Мольке намеревается его там арестовать". На лице Шимонфи застыла улыбка. Полузакрыв глаза, он пальцами отбросил со лба всклокоченные волосы. - Мольке знает об этом? - Я еще не докладывал. Из-за вас, господин капитан. Жаль мне вас. Не Деака, а вас. Его судьба решена. Шимонфи печально вздохнул. Глаза его подернула пелена слез. Он заскрипел зубами. - Спасибо, Таубе... - Вы известили Деака? Шимонфи не успел ответить, так как в комнату вошел Мольке. - Где Деак? - спросил он и, зябко потирая руки, уселся в кресло. - Еще не приходил, - доложил Таубе. - Разрешите вам налить, господин майор? - спросил капитан, пытаясь более или менее прямо стоять на ногах. Мольке кивнул. Разумеется, он уже заметил, что Шимонфи пьян. Подняли рюмки. - Ну так за что выпьем? - заплетающимся языком пролепетал капитан. - Предлагаю: за успехи господина майора, за поимку Ландыша и за тот Железный крест, который вы за это получите, за этот боевой подвиг... Выпили. Вошла госпожа Шюц. - Все в порядке, господа? - спросила она и, не дожидаясь ответа, повернулась к Таубе. - Господин Таубе, господин Тарноки вроде бы открыл магазин. - Спасибо, - отвечал Таубе и отпустил хозяйку. - Кто это - Тарноки? - полюбопытствовал Мольке. - Владелец букинистического магазина напротив. Я рассчитывал посадить туда своего наблюдателя. - Прекрасно, Таубе. Прекрасно, - подтвердил Шимонфи. - Идите и засуньте туда сыщика. Деак опасный парень... - Подождите, - остановил его майор. - Арестуйте Аниту и отправьте в отдел, а затем велите привести Дербиро и спросите у него, что же он решил. После этого проверьте, как идет работа по установке оперативной техники в квартире Лозы. Таубе, щелкнув каблуками, удалился. - Шимонфи! - по-начальнически строго приказал Мольке. - Немедленно отправляйтесь домой. Каждую минуту здесь может появиться Деак. - Деак здесь не появится. Мольке резко обернулся. - Вы говорили с ним? Где-то в самых тайниках души Шимонфи вдруг ощутил, что это, возможно, последний и единственный шанс в его жизни, когда он может спасти остатки чести. Его словно захватило в свою власть непреодолимое, буйное желание сказать майору все, что о нем думает. - Вы, - сказал он все так же тихо, - никогда больше не встретитесь с Деаком. И только сейчас Мольке понял, почему Шимонфи пьян. - Господин капитан, это же измена! - Вы заставили меня стать изменником, - решительно возразил капитан. - Вы и ваша сумасшедшая идефикс. А я не потерплю, чтобы моего друга принесли в жертву во имя чего-то. Русские уже в каких-то восьмидесяти километрах отсюда. А мы истребляем друг друга. Потому что это ваш стиль, Мольке. Мольке вновь обрел хладнокровие. Он уже увидел Курта, прибежавшего на шум перебранки. - Капитан Шимонфи, - холодно сказал Мольке, - я прикажу вас арестовать. - Меня? - повторил капитан и почти истерически завопил: - Никогда! Вы поняли? Никогда... - Его рука потянулась к пистолету, но он опоздал, потому что стоявший сзади Курт с ледяным спокойствием выстрелил ему в затылок. 11 Таубе с автоматом на плече стоял у двери и смотрел на Мольке, который, умело скрывая свое волнение, проверял, действует ли установленный под крышкой стола микрофон. Майор отошел к окну, раздвинул светомаскировочные шторы табачного цвета и нажал кнопку звонка на стене. - Работает? - спросил он. Послышалось негромкое жужжание. - Сигнал обратной связи, - пояснил Таубе. - Вы очень полезный человек, лейтенант Таубе, - ответил Мольке, одобрительно кивнув головой. - После завершения акции я представлю вас к награде. К Железному кресту первой степени. - Благодарю, господин майор. Мольке прошагал к креслу-качалке, опустился в него и мечтательно сказал: - Знаете, Таубе, вот такую работу я люблю. Комбинации! И как это ни странно звучит, но я знал, что такой день однажды должен наступить. - Я тоже знал. Капитана Шимонфи уже оперировали? - Увы, умер на операционном столе. Единственно разумное, что он сделал в жизни, это когда он известил Деака. И тем самым - помимо своей воли - сыграл на руку мне. С товарищем Ландышем мы встречаемся сегодня вечером. Вы проверили своих людей? - Все в порядке, господин майор. В саду напротив - двое, в соседней квартире - трое. - Он взглянул на часы: - Прикажете ввести Дербиро? - Погодите, Таубе. Что слышно об Аните? - Пока ничего. У нее в квартире я тоже посадил двоих сыщиков. Как только она появится, ее сразу же схватят. - Очень хорошо, лейтенант. Ну, тогда давайте Дербиро! Таубе распахнул дверь. - Войдите! А вы, унтер-офицер, ожидайте, где я вам указал. Таубе грубо выпихнул вошедшего Дербиро на середину комнаты, а затем с обнаженным пистолетом встал у него за спиной. - Итак, мы поняли друг друга, Дербиро? - Мольке поднялся. - Будете отвечать Ласло Деаку только так, как мы договорились. - Я сдержу свое обещание, господин майор. - Я тоже не обману вас, - сказал Мольке и достал портсигар. - Прошу, закуривайте. Дербиро затянулся. Глаза его были полуприкрыты, руки дрожали, ноги подкашивались, так что ему пришлось схватиться за стол. - Успокойтесь, - посоветовал Мольке. - Легко сказать. Негромко затрещал телефон. Мольке положил руку на трубку и достал пистолет. - Если нарушите уговор, я вас застрелю на месте. - Он поднял трубку и передал ее бледному, измученному Дербиро. - Квартира Моргоша, - негромко сказал Дербиро. - Сервус, Лаци. Да, это я... Все в порядке, за мной никого не было... Здесь тоже все чисто... Понял... Да... я открою дверь... Понял... Не надо... Поторопись, Лаци, я жду тебя... Сервус... - Он положил трубку и, рухнув на стул, горестно застонал. - Боже, что я наделал! - В этот момент вы спасли свою жену. - Но я предал своего друга. - Сейчас не время морализировать, - решительно прервал его Мольке. - Господин лейтенант, наденьте на заключенного наручники и проводите. Вы мне головой отвечаете за Дербиро. Сзади, у черного входа, ожидает машина. Таубе резкими, грубыми движениями надел наручники на узника, а затем с силой толкнул его к двери. Дербиро невольно сделал несколько шатких шагов, затем все же остановился. - Господин майор! - с пылающим гневом лицом вскричал он. - Вы же обещали! - Конечно, - сказал Мольке и несильно хлопнул себя ладонью по лбу. Затем набрал номер отдела. - Говорит Мольке. Вскройте пакет, который помечен буквой "А". В нем приказ об освобождении госпожи Дербиро. Немедленно выпустите ее... Да, немедленно! Все. - Спасибо, - проговорил Дербиро, потупив голову. - Чего уж там, - отмахнулся Мольке. - Двое заключили сделку, и оба выполнили ее условия. Дербиро, ничего не ответив, покорно пошел к двери, Таубе зашагал следом. Мольке, негромко насвистывая, обошел комнату, внимательно, словно впервые, оглядывая ее. Выключив верхний свет, оставил только маленький светильник на столике для радиоприемника. Затем, вынув пистолет, укрылся в нише. Неужели все получается так, как он предвидел! Тогда и никакие опасности не грозят. Снаружи дом подстраховывают его люди. Нет, из этой западни Ландыш не ускользнет. Мольке был объективным человеком и не боялся признавать заслуги умного противника. Но Ландыш был не только умным, но и смелым противником, даже отчаянным. Два года, как они знают о существовании Ландыша, два года ищут этого неуловимого советского разведчика, и теперь уж никто не станет отрицать, что именно ему, Мольке, удалось доказать, что Ландыш и Габор Деак - одно и то же лицо. Ему казалось, что сейчас он хорошо понимает ход мыслей прапорщика, а потому действия Деака тоже понятны ему. Деак в свое время узнал - от Аниты или Шимонфи? - что его заподозрили и взяли под наблюдение. Как хорошо обученный разведчик, после предупреждения он основательно подготовился к такой атаке. Он выявил подслушивающее устройство и, зная об этом, уже соответственным образом допрашивал фальшивого Дербиро: играл, притворялся и, надо сказать, делал это умело. Единственно, чего Мольке еще не знает, - это каким образом Деак догадался о провокации. Или потому, что он в прошлом лично знал Дербиро, или ему помог трюк со стихотворением? Но ничего, на допросе Ландыш теперь нам все расскажет! А вот разоблачение им провокации с Тарпатаки было воистину гениальным ходом! В это время в передней послышался шорох. Кто-то, явно стараясь не шуметь, отворил дверь. Мольке приник к стенке ниши. Дверь прикрыли, и из передней послышались осторожные шаги. Пришедший остановился на пороге. - Добрый вечер, - послышался знакомый голос прапорщика. Деак сделал еще шаг вперед, затем остановился. Мольке выдвинулся на полкорпуса из ниши и наставил на прапорщика пистолет. - Я вас приветствую, Ландыш. А руки - вверх! Я не люблю, когда в меня стреляют из кармана. Деак безмолвно повиновался. Мольке зажег свет. - Станьте к стене. Майор, зайдя со спины, забрал у Деака оружие. - Теперь можете повернуться. - Руки можно опустить, господин майор? - Теперь можно, Ландыш. - Вы ошибаетесь, господин майор, - опустив руки и улыбнувшись, возразил Деак. - Я же говорил вам: я никакой не Ландыш. Вы бы хоть объяснили мне, что все это значит? Мольке усмехнулся. - Я полагаю, это вы должны нам кое-что объяснить! Например, как вы сюда попали? - Хотел встретиться с вами. - Великолепно, господин прапорщик. А откуда вы знали, что вы встретите меня именно здесь? Деак посмотрел на часы. - "Время тянет", - подумал Мольке. - После обеда я ездил к Веронике, - странно улыбаясь, пояснил он, - к лучшей гадалке во всем Андялфельде. - Рад, что вы не утратили чувство юмора. Но сейчас я попрошу не дурачиться и не тянуть время. Если вы еще не поняли, дорогой Ландыш, я охотно объявляю вам, что вы провалились. Итак, откуда вы узнали, что я нахожусь здесь? Деак снова по-мальчишески наивно улыбнулся. - Если я скажу откровенно, вы не поверите, господин майор. - Вы должны отвечать только откровенно. - Правильно, - согласился Деак. - Я сам хотел, чтобы вы сюда пришли. - Великолепно. Вы коммунист? - Да. Уже десять лет, господин майор. - И тем не менее вы хотели, чтобы я пришел сюда сегодня вечером? - Это я устроил так, чтобы вы сюда пришли. Наша группа получила задание освободить Ференца Дербиро, а вас - поймать. Ну так вот, Дербиро мы вывезли, а сами вы, господин майор, теперь в моих руках. - Блестяще, великолепно!.. Это изумительно. Курт! - громко позвал он. Вошел лейтенант. - Наденьте наручники на товарища Ландыша, а то он, чего доброго, еще поддастся искушению и начнет выполнять свое задание... Деак вздрогнул, словно не рассчитывал на такой оборот дела. Однако нужно было повиноваться, потому что Мольке поднял на него пистолет, Деак протянул Курту руки, попутно взглянув на часы. - Что, Деак? Опаздывают ваши дружки? - насмешливо заметил Мольке. - Да, кажется, мы плохо сверили часы. - О, еще как плохо! - согласился Мольке. - Хотя сегодняшнюю вечернюю акцию вы гениально организовали. Повторяю: гениально! Я чуть было не клюнул на приманку. Повторяю: чуть было. - Он достал из кармана фотографию. - Вы знаете этот снимок? Вчера после полудня мне передали его, и на фотографии я узнал человека, убитого на улице Кирай: вашего родного братца! Деак вздрогнул. Бледный, с выражением ужаса на лице, он смотрел на фотографию человека, погибшего в перестрелке на улице Кирай. Да, это был его брат. - Значит, убили?! - тихо спросил он. - Увы, что делать! Не хотел сдаваться. Ну, а после этого мне было уже нетрудно догадаться, что Бела Моргош сегодня утром никак не мог встречаться с Ласло Деаком. Чудес не бывает. Кусочки мозаики сошлись. Вы, Ландыш, сегодня поставили мне отличную западню. И я горжусь тем, что изловил вас в ваши же собственные силки, хотя признаю: план был гениален! Вошел Таубе. Непонятно чему ухмыльнувшись, он доложил о прибытии. - Все в порядке, господин лейтенант? - спросил майор. - Все. - А я как раз объясняю товарищу Ландышу, где его просчет. - Мольке показал лейтенанту фотографию. - Вот здесь! - Можете издеваться, Мольке, - с ненавистью сказал Деак. - Но победили вы только одного меня, но не моих друзей. - Не бойтесь, Ландыш! Дружков ваших я тоже ликвидирую. Курт, прикажите подать машины к подъезду. Когда можно будет ехать - доложите. Курт щелкнул каблуками и вышел. Деак с ненавистью посмотрел на Таубе. "Мог бы сразу сообразить, что это провокатор", - мысленно упрекнул он себя. Лейтенант Таубе спокойно достал сигарету и закурил. - Поздравляю, господин майор, - сказал он и подошел ближе. - И все же в одной вещи мы с вами ошиблись. Мольке с любопытством и недоумением посмотрел на Таубе. - Все-таки Ландыш не Деак! - Нет? - Нет! - Тогда кто же? - Я! - выкрикнул Таубе и повернул в сторону изумленного майора пистолет. - Руки вверх, Мольке. Майор машинально повиновался. Времени на обдумывание у него не было, да и мозг его, казалось, был парализован. Инстинктивно он сделал шаг к сигнальному устройству. - Ни с места! Ваших людей я уже разослал - кого куда. - И громко крикнул: - Эй, дядя Ковач! Еще, пожалуй, больше, чем Мольке, был поражен Деак. На такой оборот дела он действительно не рассчитывал. Нервное напряжение не спадало, в горле стоял комок слез. Он уже не видел, только почувствовал, как дядя Ковач снимает с него наручники и надевает их на Мольке. Но в этом словно шоковом состоянии он уже ничего не понимал, - что, собственно, происходит? Он плачет? Почему? Жалко брата? Или это слезы радости?.. Мольке стоял в наручниках. Теперь у него была единственная мысль: не струсить в этот его последний миг! Он гордо выпрямился. - Предатель! - бросил он с глубоким презрением. - Вот уж нет, - спокойно возразил Таубе. - Вы работали вместе с Деаком с самого начала? - К сожалению, нет. Только вчера утром, когда мы предъявили Шимонфи улики, я начал подозревать, не относится ли Деак тоже к нашей группе, и хотел пойти с ним на откровенность. Но не удалось. Габор не поверил мне. А вот капитану Шимонфи это я позвонил: "Предупреди Деака!" Есть у вас еще вопросы, Мольке? - И эту операцию вечером тоже вы организовали? - Деак. Я ее только завершал. - И он повернулся к прапорщику, который все еще так и не мог выйти из транса. - Товарищ Деак, машины готовы. Отправляйтесь. В соседней комнате - Дербиро и Анита. Мольке возьмите с собой. По ту сторону фронта его уже ожидают. - Анита... - обрадовался Деак. А Мольке стоял и горестно думал: Ландыш! Таубе - Ландыш. На это он не рассчитывал. Значит, Таубе давно в абвере. Вот где было его, Мольке, упущение. Ну, конечно же, Таубе и не собирался арестовывать Аниту. И Дербиро он не отвез назад в гестапо! Да, Мольке правильно догадался. Таубе с помощью Аниты действительно установил связь с Тарноки. От него узнал о вечерней операции, хотя установить связь с Деаком они уже не успевали. Получив информацию от Тарноки, Таубе научил Дербиро, что нужно делать дальше, и арестованный великолепно разыграл роль коммуниста, предавшего своего товарища. Не знали они только, что Ласло Деак уже убит и что Мольке уже разгадал западню. Таубе от имени Мольке услал сыщиков, а дом окружил партизанами из группы дяди Ковача, продолжавшими разыгрывать роль штурмовиков-нилашистов. - А где отец Аниты? - спросил Деак, понемногу приходя в себя. - Он в Дахау, - сказал Мольке. - Какой же вы негодяй, Мольке! - сквозь зубы процедил прапорщик. - Одной пули вам мало будет! - Нельзя, товарищ Деак, - остановил его Таубе. - Мольке много знает. Мольке вытянулся и гордо сказал: - И в самом деле. Кому-кому, а вам, Таубе, это должно быть известно. - Ничего, - вмешался дядя Ковач, - если я буду у него исповедником, он у меня заговорит. Да так, что сам удивится. А ну, ноги в руки - и пошли! Таубе подошел к Деаку, положил ему руку на плечо. - Идемте вместе, - усталым голосом предложил прапорщик. - Нет, у меня здесь еще есть дела. Деаку вдруг стало неловко за минутную слабость. - Но ведь это самоубийство! - сказал он. - Вам нельзя здесь оставаться. - Радиостанция "Ландыш" должна работать дальше. Теперь уже недолго: около Кишпешта гремит канонада. Но война еще не закончена, товарищ Деак. Солдат не может покинуть свой пост. Разве только поменять его местонахождение. Деак понял. - До свидания, Ландыш. "Таубе" помахал ему вслед рукой. - До свидания, - прошептал он. - До свидания после войны! - Он закрыл глаза и подумал о своем родном городе Краснодоне. Об отце, о матери, о братьях, которых он очень хотел бы сейчас повидать.