ипомнишь, друг мой, - сказал он, - ты обещал меня  снабдить
этим напитком. Но так и не выполнил обещание.
   Сафар поднял ладонь.
   - А я-то надеялся, что вы забыли об этом, ваше величество, - сказал он,
впервые обращаясь к другу как к королю и  тем  доставляя  Ираджу  огромное
удовольствие. - Видите ли, в Кирании осталось всего лишь пять девственниц.
И я не хотел с вами ссориться из-за них.
   И вновь раздался  громовой  хохот  -  и  громче  всех  смеялся  король.
Королевский  кортеж  проследовал  дальше  в  раскатах  хохота,  шутках   и
похвальбе.
   Путь их пролегал мимо сиен невероятной жестокости. Поле  боя  покрывали
убитые и раненые сампитейцы.  Пленные,  под  суровыми  взглядами  свирепых
солдат Ираджа, стаскивали мертвых  в  кучи.  Трупы  поливали  керосином  и
поджигали. Жирный дым, пахнущий горелой жертвопринесенной овцой, мешался с
дымом от горящего города. Часть солдат шла по  полю  и  перерезала  глотки
стонущим раненым. Тысячи гражданских людей разделялись по группам: молодые
и старые, мужчины и женщины. Тут же устанавливались плахи для  уничтожения
дряхлых и немощных.  Среди  остальных  рыскали  остроглазые  работорговцы,
оценивая каждого и прикидывая, стоит ли с ним возиться и кормить.
   Сафар ощущал себя оказавшимся в худшем из кошмаров,  поскольку  посреди
всего этого ужаса он должен был нацепить маску  беззаботного  человека.  К
тому же его мучили страхи за Мефидию.
   И хотя Ирадж принимал его радушно - словно со  дня  их  разлуки  прошло
лишь несколько месяцев, а не лет, - Сафар не  терял  бдительности.  У  его
старого друга сохранялись те  же  легкие,  открытые  манеры.  Если  бы  не
борода, то он ничем бы не отличался от прежнего Ираджа. Хоть он и вел себя
небрежно, по-королевски, но ведь таким он был всегда.  Правда,  он  сильно
возмужал. С бородой, которую, как подозревал  Сафар,  он  отрастил,  чтобы
выглядеть старше, Ирадж смахивал на тридцатилетнего, хотя, как  и  Сафару,
ему совсем недавно  перевалило  за  двадцать.  В  глазах  читалось  то  же
коварство,  которое  позволило  ему  выжить  посреди  семейных  войн.   Но
какая-либо злоба или жестокость, как отметил Сафар, отсутствовали.
   К тому  же  Ираджу,  ставшему  причиной  многочисленных  кровопролитий,
казалось, удавалось сохранить лик воина, а не мясника.
   Это-то и  заставляло  Сафара,  замкнутого  от  природы,  сохранять  еще
большую настороженность.
   Ирадж по-прежнему походил на неугомонного мечтателя. От  него  исходило
ощущение невинности - как от всех мечтателей. Именно это  больше  всего  и
сбивало Сафара с толку. Как удавалось Ираджу  выглядеть  невинным  посреди
всех тех ужасов, причиною которых являлся он?
   Сафар бросил взгляд на Ираджа, вновь отметив его замечательное сходство
с Алиссарьяном.
   И впервые Сафар понял истинную цену той загадке, которую, и сам того не
зная, загадал Губадан: "Что же за человек был этот Алиссарьян? Монстр, как
утверждали его враги? Или посланец богов?"
   Сафару страшно хотелось узнать ответ.
   Он отбросил смятение в сторону. Прежде всего он должен был позаботиться
о Мефидии и своих друзьях. А  уж  затем  постараться  исполнить  обещанное
Мефидии и посмотреть, что можно сделать, чтобы уменьшить страдания жителей
Сампитея.
   А за этими двумя неотложными делами  открывалась  пропасть,  широкая  и
глубокая. Судьба неотвратимо влекла его к краю этой пропасти.
   И он ничего не мог поделать с судьбою.


   После того как Сафар вымылся, переоделся в  чистую  одежду  и  выслушал
первый обнадеживающий доклад о здоровье  Мефидии,  его  позвали  в  личные
апартаменты Ираджа.
   Если бы не размеры и местоположение, шатер Ираджа ничем бы не отличался
от остальных и никак не походил бы на обитель  короля.  Он  стоял  посреди
дюжин таких же шатров, сделанных из простой прочной материи. По лагерю  на
холме сновали офицеры в мундирах, чиновники и писцы в гражданском  платье.
Позже Сафар узнал, что Ирадж все свои дела ведет  здесь,  в  этих  шатрах,
создав тип походного двора, перемещающегося от одного поля боя к  другому.
Ирадж правил огромным новым королевством, протянувшимся  от  Божественного
Раздела до самых далеких глухих мест, оставаясь все время в пути.
   Обстановка в шатре Ираджа была простой и чисто деловой.  Вместо  столов
использовались  сундуки,  вместо  кресел  -  седла.  У  дальней  стены  на
возвышении стоял простой походный трон с развевающимся  над  ним  знаменем
Ираджа. Войдя, Сафар обнаружил трон пустым. Приданные Сафару два адъютанта
провели его мимо склонившихся над картами офицеров и  сержантов.  Отовсюду
раздавались слова приказов и донесений.
   Тяжелые портьеры отделяли часть шатра. Подойдя  поближе,  Сафар  ощутил
запах духов. Удивившись такому странному  обстоятельству  среди  воинского
окружения, Сафар еще  больше  поразился,  когда  раздвинулись  портьеры  и
показались две юные девушки, одетые  по-солдатски.  Несмотря  на  красивую
внешность, глаза их горели яростью и свирепо позвякивало навешенное на них
оружие.
   Не говоря ни слова, они обыскали Сафара на предмет оружия. Странно было
ощущать, что тебя в самых интимных местах  ощупывают  красивые  и  грозные
женщины.
   Удовлетворившись, они провели его в  комнату,  где  с  кубком  вина,  в
окружении дюжины других женщин-воинов, возлежал на подушках Ирадж.
   - Сафар, - позвал он,  -  иди-ка  ко  мне.  Давненько  мы  с  тобой  не
выпивали.
   Он хлопнул в ладоши, и женщины засуетились, поднося выпивку и  закуску,
взбивая подушки, чтобы Сафар мог устроиться со всеми удобствами.
   Ирадж фыркнул, заметив удивленное выражение лица Сафара,  ошеломленного
заботой со стороны этих надушенных мужественных и красивых созданий.
   - Ну как тебе моя королевская гвардия? - спросил он.
   Сафар покачал головой.
   - Я даже не знаю, как с ними обращаться - то ли вступать в схватку,  то
ли заниматься любовью, - пошутил он.
   - Я сам частенько недоумеваю, - сказал  Ирадж  улыбаясь.  -  Иногда  мы
занимаемся и тем и другим, чтобы интереснее проходили ночи.
   Женщины рассмеялись над шуткой короля, и по их  лицам  и  жестам  Сафар
понял, что они не притворяются и в самом деле радуются от души.
   - Ты же знаешь мою слабость к женщинам, - сказал Ирадж.
   - Уж мне ли не знать, - усмехнулся Сафар.
   - Стало быть, ты должен оценить подобное  военное  решение  вопроса,  -
сказал Ирадж. - Вместо того чтобы замедлять собственное продвижение вперед
толпой куртизанок  и  их  пожитков,  я  набрал  взвод  красивых  женщин  в
королевскую охрану. Они все прекрасно обученные бойцы. Я сам слежу  за  их
тренировками и скажу без ложной скромности, что  ни  один  наемный  убийца
мимо  них  не  прошмыгнет.  И  опять  же  благодаря  мною   организованным
тренировкам в постели они тоже превосходны.
   Сафар рассмеялся.
   - Тяжелая же работа быть королем, - сказал он.  -  Но  ведь  должен  же
кто-то заниматься ею. - Он поднял бокал, который Ирадж уже воткнул  ему  в
руку, и провозгласил: - За жертвенность королей!
   Ирадж разразился хохотом и с размаху чокнулся о бокал Сафара,  так  что
вино плеснуло через край, и осушил оставшееся.
   Он посадил к себе на колени одну из женщин и стал ласкать ее.
   - Скажи мне, Лейрия, - обратился он к женщине, - что ты думаешь о  моем
приятеле Сафаре? Разве он не в точности именно таков, как я описывал?
   Лейрия глянула на Сафара глазами, похожими на  темные  сливы,  глазами,
способными зажечь огонь  в  любом  мужчине,  кроме  Сафара,  все  внимание
которого сейчас сосредоточилось на забавной ситуации.
   - Более того, ваше величество, - ответила Лейрия,  не  спуская  глаз  с
Сафара. - Ведь вы еще не говорили, что он  и  красив.  А  какие  глаза!  Я
никогда не видела мужчины с такими большими  голубыми  глазами.  Словно  в
небо смотришься.
   Ирадж похлопал ее по роскошному бедру.
   - Что? - весело вскричал он. - Ты возжаждала другого?
   Лейрия запустила руку в золотую бороду короля.
   - Ну, может быть, самую малость, ваше величество, - надула она губки. -
И то лишь для того, чтобы обрести побольше опыта  и  потом  доставить  вам
больше удовольствия.
   Ирадж поцеловал  ее,  долго  и  страстно,  затем  оттолкнул,  глядя  на
изумленного Сафара.
   - Вот видишь, брат? - сказал он. - Вечно у нас эта проблема. Нас  хотят
одни и те же женщины. И что нам делать?
   Сафар мгновенно ощутил, что вступает на опасную почву.
   - Я чрезвычайно польщен, ваше величество, - сказал он. - Но уверен, что
Лейрия лишь пошутила.
   - Ерунда, - сказал Ирадж. - Она хочет тебя. И ты получишь ее.
   Он  подтолкнул  Лейрию  на  колени  к  Сафару.  Та  пошла   охотно   и,
устроившись, принялась гладить грудь Сафара.  Сафару  пришлось  устроиться
поудобнее - ее кинжал упирался ему в бок.
   - Прошу тебя только об одном - будь ласков с нею,  -  сказал  Ирадж.  -
Чтобы она вернулась от тебя в добром здравии. Ведь у нее  не  было  других
мужчин, кроме меня. - Он указал на остальных женщин. - И у них нет.  Я  не
из тех, которые делятся женщиной с другими мужчинами.
   Он улыбнулся:
   - Фактически это случилось лишь один раз до этого. Помнишь,  когда  это
произошло, Сафар?
   Разумеется, Сафар помнил.
   - Астария, - сказал он. - Как же я мог забыть!
   - И клятву нашу помнишь? - спросил Ирадж.
   - Все, что мое, - твое, - ответил Сафар. - И все, что твое, - мое.
   - Отдается по доброй воле и без обиды, правильно? - продолжил Сафар.
   - Да, ваше величество, - сказал Сафар. - Отдается по доброй воле. И без
всякой обиды.
   - Хорошо, - сказал Ирадж. - Рад, что ты помнишь.
   Сафар понял, что по каким-то неведомым причинам эта тема являлась очень
важной для Ираджа.
   - И еще одно, Сафар, - сказал Ирадж. - Когда мы в интимной  обстановке,
не зови меня ни ваше величество, ни ваше высочество,  ни  прочими  глупыми
титулами.
   - Это значительно облегчает жизнь, - рассмеялся Сафар.  -  Первый  раз,
когда я так обратился к тебе в  присутствии  твоих  офицеров,  то  тут  же
подумал: неужели это тот самый парень, которого моя мать ругала за то, что
он прошелся по ее чистому полу в грязных башмаках?
   Ирадж усмехнулся, припомнив.
   - Я думал, она убьет меня, - сказал он. - Она заставила меня опуститься
на четвереньки и вытереть пол. Унизительное ощущение для будущего  короля,
не так ли?
   Он внезапно стал серьезным, устремив взгляд куда-то вдаль.
   - И вот я король. Как ты и предсказывал в пещере Алиссарьяна.
   Сафар кивнул, вспоминая.
   - Предсказывал ты и другие грандиозные события, - продолжал Ирадж.
   - Да, - сказал Сафар.
   - Так скажи мне, брат,  по-прежнему  ли  ты  уверен  в  этих  событиях?
По-прежнему ли видишь ты меня королем королей, монархом всего Эсмира?
   Ответ вырвался непроизвольно.
   - Да, - тихо сказал Сафар, увидев перед мысленным взором Ираджа сидящим
на золотом троне.
   Ирадж помолчал с  минуту,  поигрывая  кубком.  Затем  вдруг  хлопнул  в
ладоши.
   - Оставьте нас! - приказал он женщинам. - Я  хочу  остаться  наедине  с
другом.
   Лейрия встала с колен Сафара и вместе  с  другими  женщинами  вышла  из
комнаты. После их ухода Ирадж продолжал молчать, размышляя.
   Когда он наконец заговорил, в голосе звучало раздражение:
   - Почему ты не явился, когда я звал тебя? Я чуть не умолял  тебя,  хоть
это и не в моих привычках.
   Сафар пришел в замешательство.
   - Ты звал меня? Когда?
   - Когда ты находился в Валарии, - сказал Ирадж. - Я послал тебе письмо.
И большой кошель с золотом, чтобы оплатить твои расходы.
   - Я ничего не получал, - сказал Сафар. - А если бы получил, то сразу бы
явился. - Он скривился. - В Валарии дела обстоят скверно.
   Ирадж внимательно посмотрел ему в лицо, затем расслабился,  убедившись,
что Сафар говорит правду.
   - Я кое-что слышал о твоих затруднениях, - сказал он.
   - Вот потому-то я и оказался с цирком, -  сказал  Сафар.  -  В  Валарии
весьма могущественные люди жаждали моей головы.
   - Больше можешь не переживать из-за них,  -  сказал  Ирадж.  -  Валария
дорого заплатила за твои горести.
   Сердце Сафара отчаянно заколотилось.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил он.
   - Валария прекращает свое существование, - ответил  Ирадж.  -  Я  вновь
вернул ее в состояние всего лишь фермы для крупного рогатого скота.  -  Он
небрежно наполнил свой кубок, подлил вина Сафару. - Впрочем, так произошло
не только из-за тебя, - сказал он.  -  Они  оказались  дураками.  Выказали
неповиновение мне, как и жители  Сампитея.  Пришлось  преподать  им  урок.
Хотя,  боюсь,  в  случае  с  Валарией  я  несколько   пренебрег   законным
разбирательством. Я решил, что ты погиб, и мстил за тебя.
   Сафар пришел в ужас, что такие события связаны теперь с его собственным
именем.
   Заметив это выражение на его лице, Ирадж помрачнел.
   - Вообще-то я нормальный, мягкосердечный человек,  -  сказал  он,  -  и
никому не желаю зла. Во мне говорят слабости моего отца, и мне  приходится
постоянно быть  начеку.  Чтобы  править,  нужна  строгость.  И  без  крови
королевства не создашь.
   Сафар с изумлением увидел, как увлажнились глаза Ираджа от пережитого.
   - Но я и представить себе не мог, что  крови  прольется  так  много,  -
сказал Ирадж придушенным голосом.
   Затем он встряхнулся и вытер глаза, заставив себя улыбнуться.
   - Но ведь и это ты видел в пещере, не так ли, Сафар? -  спросил  он.  -
Когда ты предсказывал мое  будущее,  мне  показалось,  что  тебя  охватила
печаль.
   - Да, - почти прошептал Сафар.
   - Но ведь такова моя судьба, и с этим ничего не поделаешь. И живем мы в
ужасном мире. Лишь я один могу наставить его на  путь  истинный.  Если  бы
люди могли заглянуть в мою душу и распознать истинные  намерения,  они  не
стали бы препятствовать мне. Я же несу мир в их земли. Я несу им  величие.
И прежде всего хочу, чтобы они поменьше страдали.
   Глаза Ираджа загорелись страстью, и на мгновение Сафар увидел прежнего,
юного Ираджа.
   - Ты поможешь мне, Сафар?  -  взмолился  Ирадж.  -  Я  не  уверен,  что
справлюсь со всем в одиночку.
   Сафар помолчал, прислушиваясь к тем  тысячам  мыслей,  которые  рвались
наружу. Но тут послышалось царапанье в дверь.
   Ирадж раздраженно вскинул голову:
   - Ну!
   Вошли две охранницы, сопровождая старого испуганного человека в одеянии
целителя.
   - В чем дело? - рявкнул Ирадж.
   -  Простите  меня,  о  ваше  благороднейшее  величество,  -  забормотал
целитель. - Я, недостойный червь, трепещу  в  вашем  высоком  присутствии.
Осмелюсь сказать...
   Ирадж махнул рукой, прерывая его.
   - Хватит молоть чушь, приятель, - сказал он. - В чем дело?
   Целитель закивал головой:
   - Я насчет той женщины, что доверили моему попечению.
   - Мефидия! - воскликнул Сафар, вскакивая на ноги. - Что с ней?
   - Боюсь, она умирает, мой господин, - трясясь, сказал он  Сафару.  -  И
она зовет вас, мой господин. Вам надо бы поспешить, пока не поздно!
   Ирадж увидел муку на лице Сафара.
   - Иди к ней, - сказал он. - Позже поговорим.
   Сафар рванулся прочь. Целитель заспешил следом.


   Увидев ее лежащей на походной кровати, с лицом бледным, как  пергамент,
с закрытыми глазами, и увидев слезы на глазах собравшихся  актеров,  Сафар
решил, что опоздал. Она же выглядела такой старой, что он  даже  не  узнал
ее. Когда же Сафар подошел ближе и она раскрыла  глаза,  он  вновь  увидел
прежнюю прекрасную Мефидию.
   - Сафар, - сказала она голосом тихим, как у призрака.
   Он рухнул на колени и  схватил  ее  за  руку,  борясь  с  подступающими
слезами.
   - Я, должно быть, ужасно выгляжу, - сказала  она  уже  чуть  тверже.  -
Представь, каково женщине оказаться в таком виде перед своим юным лебедем.
   - Ты прекрасна, как всегда, любовь моя, - пробормотал Сафар.  -  Просто
немного ослабла от страданий.
   - Ты всегда так мило лгал, Сафар, - сказала Мефидия.  -  Но  сейчас  не
время для комплиментов. Оставим пустое: я умираю.
   Сафар крепче сжал ее руку.
   - Я не отдам тебя! - вскричал он, ощущая, как она все дальше ускользает
от него. - Останься со мной,  Мефидия!  Я  созову  всех  лекарей.  Сотворю
заклинание с ними,  заклинание  столь  сильное,  что  и  боги  не  посмеют
перечить мне.
   Она улыбнулась, и он почувствовал, что Мефидия собрала все  свои  силы,
которых оставалось очень, очень мало.
   - Позволь, я открою тебе тайну, мой милый Сафар, - сказала она. -  Боги
не слушают. Они ничего сейчас не слышат. И не слышат  уже  давно.  Я  знаю
это, поскольку так близка к смерти, что  могу  заглянуть  в  мир  иной.  И
знаешь, что я вижу?
   - Что? - дрожащим голосом спросил Сафар.
   - Боги  спят!  И  так  глубоко,  что  даже  тысяча  голосов,  усиленных
тысячекратно, не разбудит их.
   Сафар подумал, что она бредит, и поцеловал ее, бормоча:
   - Ерунда, Мефидия. Ты всего лишь  видишь  галлюцинацию  от  горячки,  а
вовсе не иной мир.
   - Хотелось бы верить, - сказала Мефидия. - Хотелось бы.
   Внезапно глаза ее широко раскрылись и она попыталась сесть. Сафар мягко
стал удерживать ее.
   - Послушай меня, Сафар! - воскликнула она.
   - Я слушаю, Мефидия.
   - Только ты можешь разбудить богов, Сафар, - сказала она. - Только ты!
   -  Ну  конечно,  любимая.  Я  сделаю  это  сразу  же,  как  только   ты
поправишься. Мы сделаем это вместе.
   - Я не с ума сошла, - сказала она с внезапной решительностью  и  силой,
удивившей его. - Я просто умираю. И не спорь  с  умирающей  женщиной.  Это
невежливо. А теперь слушай меня! Ты слушаешь?
   - Да, Мефидия, - сказал Сафар.
   - Ты не должен ненавидеть Протаруса за то, что  случилось  со  мной,  -
сказала она. - Это был несчастный случай  во  время  военных  действий,  и
ничего более. Обещай, что не возненавидишь его!
   - Обещаю, - сказал Сафар.
   - Хорошо. А теперь пообещай мне еще одно.
   - Все что хочешь, любимая. Все что хочешь.
   - Иди с ним. Иди с Протарусом. Помогай ему. Вот единственный путь!
   - Не проси у меня этого, Мефидия, -  взмолился  Сафар.  -  Прошу  тебя!
Слишком много людей пострадает.
   - Так облегчи их страдания, если сможешь, - сказала она.  -  Но  помоги
Протарусу обрести престол. Потому что дело не в престоле. Это лишь  первый
шаг. И Протарус сам по себе не важен. Просто он встретился тебе на дороге,
по которой ты следуешь. Я не знаю, что в конце этой дороги. Но ты поймешь,
что делать, когда доберешься до конца. Ты поймешь, мой любимый  Сафар.  Ты
поймешь.
   - Прошу тебя, Мефидия, - сказал Сафар.
   - Обещай мне, Сафар Тимур! Обещаешь?
   - Не могу, - сказал Сафар.
   Мефидия вцепилась в его руку и сжала изо всех сил, вложив в это пожатие
всю свою волю и оставшиеся силы.
   - Обещай мне! - приказала она.
   - Ну хорошо! - воскликнул Сафар. - Обещаю! Только отпусти меня!
   Ее хватка ослабла. Сафар сквозь слезы посмотрел на нее.
   На лице ее играла улыбка.
   Ужасный вопль наполнил палатку скорбью оплакивающих ее людей.
   Мефидия умерла.


   Сафар  вспомнил  слова  Бинера,  сказанные  при  их   первой   встрече,
давным-давно: "И пропади все пропадом, кроме цирка!"
   А теперь цирка не стало.
   Сафар бежал по лагерю, грубо расталкивая тех, кто  попадался  на  пути.
Ираджа в штаб-квартире  не  оказалось.  Сафар  так  свирепо  потребовал  у
какого-то генерала  указать,  где  искать  короля,  что  покрытый  шрамами
ветеран отвечал запинаясь, как новобранец.
   Сафар нашел Ираджа сидящим на походном троне, который  переносил  в  ту
точку холма, откуда хорошо просматривался Сампитей. По обе  стороны  трона
из земли торчали острые пики.
   На одной покоилась голова королевы Армы, на другой - принца Кроля.
   У подножия холма перед плахами  стояли  в  ожидании  экзекуции  длинные
очереди  осужденных.  Далее  воздвигли  столбы,   на   которых   корчились
обнаженные люди, вопя под копьями мучающих их солдат.
   Ираджа окружала королевская охрана, и  когда  женщины  увидели  Сафара,
они, выставив сабли, перегородили ему дорогу.
   - Пропустите его, - приказал Ирадж.
   Те неохотно расступились, но сабли не опустили.
   У мрачно настроенного Ираджа в лице не было ни кровинки, как у Мефидии.
Он мановением руки отослал женщин подальше.
   - Оставьте нас одних, - рявкнул он.
   Женщины отпрянули.
   - Зачем ты пришел сюда, Сафар? - спросил он. - Эти зрелища видеть  тебе
нет никакой необходимости.
   - Я хочу просить тебя об одолжении, Ирадж, - сказал Сафар.
   Ирадж раздраженно заерзал.
   - А подождать нельзя? Тут вряд ли место и время для просьб. - Затем  он
разглядел выражение лица Сафара. - Что такое, друг мой? Что случилось?
   Сафар покачал головой, слишком взволнованный, чтобы отвечать.
   И тут в глазах Ираджа отразилась печаль.
   - Я понял. Та женщина умерла, да?
   - Да.
   - Ты любил ее?
   - Да.
   - Я сожалею. Надеюсь, ты не возненавидишь меня за это.
   - Нет.
   - Это был несчастный случай во время военных действий.
   - Мефидия сказала то же самое перед смертью.
   - Мудрая женщина.
   - Да, она была мудрой.
   Ирадж всмотрелся в глаза Сафара и спросил:
   - И что же ты хотел от меня? Чем я могу ослабить твою муку?
   Сафар указал на ужасную сцену внизу.
   - Пощади их, -  сказал  он.  Ирадж  недоуменно  посмотрел  на  него.  -
Позволь, я объясню тебе, почему это для твоего же блага, - сказал Сафар.
   Ирадж покачал головой:
   - Можешь не объяснять. Ты обращаешься ко мне с просьбой. Я исполню  ее.
Все будут отпущены немедленно. Ведь мы же с тобой  на  крови  поклялись  в
этом.
   Ирадж кликнул адъютантов, и те бегом бросились к нему.
   - Освободите этих людей, - приказал он. - Пусть идут по своим домам.
   - Но, ваше величество, - запротестовал один из  адъютантов.  -  Как  же
быть с их непокорностью? Ведь таких людей необходимо проучить.
   Ирадж устремил свирепый взгляд на него, так что офицер съежился.
   - Еще один вопрос с вашей стороны, сэр, - сказал король,  -  и  на  тех
плахах окажется ваша голова. Делайте, что вам приказано! Немедленно!
   Адъютанты бросились выполнять поручение. Спустя несколько минут  грянул
горн, зазвучали слова команд и с рук и ног жителей  Сампитея  сбили  цепи.
Люди рухнули на колени, рыдая и восхваляя небеса,  богов  и  Протаруса  за
проявленное милосердие.
   Сафар, глядя на них, думал, что благодарить им следовало бы Мефидию,  а
не Протаруса.
   - Если быть откровенным, - сказал Ирадж, - я с облегчением оказал  тебе
эту услугу. Присутствовать при массовых экзекуциях, да еще и распоряжаться
ими, - не самое любимое мое занятие.
   - Ну так не устраивай их, - сказал Сафар.
   Ирадж удивленно поднял брови. Щеки его вспыхнули. Стало ясно, что Ирадж
не привык обсуждать эту тему, да  еще  в  такой  манере.  Затем  задумчиво
улыбнулся.
   - Что ж, ты искренен, - сказал он. - Ни  один  из  моих  придворных  на
такое не отважился бы. Вот чего мне больше  всего  и  недостает.  Как  раз
друга, говорящего правду, мне и не хватает.
   - Но ведь не далее, как час назад, - сказал Сафар,  -  ты  просил  меня
присоединиться к тебе. Ты по-прежнему хочешь, чтобы я служил тебе?
   - Ну конечно, - ответил Ирадж. - Но я не хочу, чтобы ты  отвечал  прямо
сейчас. Я оказал тебе услугу и вовсе не требую такой же  от  тебя  взамен.
Иначе наша дружба оказалась бы запятнанной.
   - Но ответ мой будет тем же самым, - сказал Сафар.  -  И  он  вовсе  не
окажется услугой тебе. Я по своей воле и с радостью присоединяюсь к  тебе.
И прошу тебя лишь прислушиваться к моим советам, которые я буду давать  по
возможности честно и откровенно.
   - Идет! - сказал Ирадж, светлея лицом.
   Он протянул руку.
   - Возьми ее, брат мой, - сказал он. - И я вознесу тебя так высоко,  как
будет в моей власти.
   Сафар сжал его руку.
   - Сафар Тимур,  сын  гончара,  маг  из  Высоких  Караванов,  я,  король
Протарус, провозглашаю тебя великим визирем. С этой  минуты  ты  занимаешь
самое высокое положение в моем  королевстве.  Можешь  приказывать  любому,
кроме меня.
   Сафар ощутил, как мир повернулся на своей оси. Словно великий  цирковой
мастер повернул великое колесо судьбы. Сафар, привязанный к колесу головой
наружу, вращался, вращался, вращался. И  тут  он  услыхал  крик  циркового
мастера:  "Крутится  и  крутится...  а  где  остановится...   лишь   богам
известно!"
   Сафар крепко ухватился за руку Ираджа, частично из-за  того,  чтобы  не
упасть, но в основном борясь с желанием отдернуть  собственную  руку.  Все
это было ему ни к чему. Самым большим его желанием было взобраться на борт
воздушного корабля с Бинером, Арлен и остальными  и  покинуть  это  место,
улететь от судьбы.
   Но воздушного корабля больше не существовало. К тому же  он  дал  слово
Мефидии.
   Сафар собрался с духом и по возможности решительнее произнес:
   - Принято!


   Этим же вечером  Ирадж  собрал  двор.  Состоялась  небольшая  церемония
утверждения Сафара великим визирем.
   Лица королевских офицеров и  придворных  представлялись  Сафару  единой
смазанной картиной. Он  мог  различить  лишь  некоторых.  Частью  дружески
взирающих на него, частью нет. Но в основном  смотрели  с  любопытством  и
благоговением.
   Кто же этот человек, который вознесся так высоко и так стремительно?  И
что сулит его явление? Несчастье или славу?


   Ночью Сафару снилось, что к нему пришла Мефидия.
   Во сне его ласкали нежные руки. Он открыл глаза и  увидел  парящие  над
ним лицо Мефидии и стройное тело. Он окликнул ее по имени и прижал к себе.
Они оказались в объятиях друг друга, ощущая чувство  полета,  будто  снова
оказавшись на борту воздушного корабля. Но тут воздушный корабль  охватило
пламя, и они полетели к земле, вцепившись один  в  другого,  оседлав  этот
огонь в бесконечном падении.
   Проснувшись утром, Сафар  обнаружил  лежащую  у  него  на  сгибе  локтя
улыбающуюся во сне Лейрию.
   Чувствуя себя предателем, он попытался осторожно  вытащить  из-под  нее
руку... Но Лейрия, проснувшись, лишь томно оглядела его  своими  сливовыми
глазами и прижалась плотнее.
   Он вежливо, но решительно начал отстраняться.
   - Мне надо заниматься делами, - сказал он.
   Лейрия немножко поупиралась, затем хихикнула и встала.
   - Я не должна быть эгоисткой и забирать всю твою силу, мой господин.
   Сафар вместо ответа изобразил слабую улыбку.
   Она принялась одеваться.
   - Ночью ты звал по имени другую женщину, -  сказала  она.  Несмотря  на
легкомысленность тона, Сафар ощутил сквозившую обиду. - Ту, что умерла?
   - Да, - тихо сказал Сафар.
   Лейрия пожала плечами.
   - Да мне-то что, - сказала она. - Даже хорошо,  что  у  тебя  в  сердце
живет  верность.  -  Она  низко  опустила  голову,   сосредоточившись   на
пристегивании оружия. - Король приказал мне утешать тебя и охранять  ценой
жизни.
   Она подняла голову, и Сафар увидел слезы в ее глазах.
   - Король-то приказал, - сказала она, - но я делаю  это  с  радостью.  Я
буду охранять тебя и стану той женщиной настолько, насколько тебе надо.  И
может быть, когда-нибудь ты произнесешь мое имя... а не ее.
   Сафар не знал, что сказать. Судя по выражению  ее  лица,  сейчас  любые
слова вызвали бы поток слез. Должно  быть,  она  презирала  его  за  такое
унижение. Поэтому он всего лишь сказал:
   - Мне было хорошо, Лейрия.
   Но даже и это  слабое  утешение,  по-видимому,  удовлетворило  ее.  Она
кивнула, закончила одеваться, быстро поцеловала его в щеку и ушла.
   Сафар посмотрел ей  вслед,  размышляя,  сколько  в  этом  действе  было
наигранного и сколько искреннего.
   И как много может он поведать Ираджу?


   Вскоре Сафару представилась возможность получить ответы на эти вопросы.
Он едва успел перекусить и одеться, как его вызвал Ирадж.
   Торопливый путь к королю он проделал под охраной и руководством Лейрии.
Она ничем не намекала на  то,  что  ночь  они  провели  вместе.  Держалась
воинственно и профессионально, но вежливо. Когда он подошел к  королевским
покоям, его  не  стали,  как  обычно,  обыскивать  на  предмет  оружия,  а
мгновенно пропустили внутрь. Ирадж  сидел  на  простом  походном  стуле  у
небольшого стола, заваленного картами и чертежами.
   Увидев Сафара, он сказал:
   - Похоже, мой маленький подарок доставил тебе массу неприятностей,  мой
друг.
   Сафар старался не смотреть на Лейрию.
   - Ты звал меня, Ирадж? - спросил он.
   Ирадж похлопал по одной из карт.
   - Я размышляю над нашей следующей кампанией, - сказал он,  к  огромному
облегчению Сафара. - Приближается зима, и времени у нас немного.
   - В чем затруднения? - спросил Сафар. - И чем я могу помочь?
   - Затруднения с Сампитеем, - ответил Ирадж. - Теперь, когда я по  твоей
просьбе отпустил домой жителей этого города, они останутся у меня в  тылу,
когда мы двинемся дальше.
   - Но почему ты думаешь, что они будут представлять опасность для  тебя?
- спросил Сафар.
   - А почему ты думаешь, что не будут? - ответил Ирадж, сузив глаза.
   - Но разве ты не собираешься оставить  гарнизон  в  городе,  -  спросил
Сафар, - поставив во главе своего человека?
   - Гарнизоны чрезвычайно дороги, - сказал  Ирадж.  -  Требуются  деньги,
солдаты и хорошие офицеры, чтобы командовать.
   - Вчера, - сказал Сафар, - я хотел пояснить тебе причины моей  просьбы.
Ты по доброте своей слушать не стал. Я вновь хочу изложить их.
   Ирадж кивнул.
   - Валяй, - сказал он.
   - Сампитей является одним из богатейших городов Эсмира, - указал Сафар.
- Источником его благосостояния, как ты знаешь,  является  шелк.  А  чтобы
производить этот шелк, требуются весьма опытные и искусные мастера. И этим
искусством мало где владеют, помимо Сампитея. Поэтому эти люди более ценны
для тебя в живом виде,  нежели  в  мертвом  или  порабощенном.  Ты  только
подумай, сколько золота ты мог бы брать с них  в  виде  налога.  А  золото
употребить на твои кампании. Что же касается солдат для гарнизона,  почему
бы не взять их из числа жителей того же Сампитея? Ты с легкостью обучил бы
их. Наконец, у тебя наверняка есть масса юных офицеров,  рвущихся  сделать
карьеру и заслужить повышение, взяв на себя определенную  ответственность.
Они могут заменить собой тех  старших  офицеров,  которых  ты  оставишь  в
гарнизоне присматривать за безопасностью и за сбором налогов.
   Ирадж подумал, затем сказал:
   - Признаюсь, я отчаянно нуждаюсь в деньгах. Почему-то в истории войн не
говорится, какое это дорогое удовольствие - вести  войну.  До  сих  пор  я
перебивался ограблением и сбором жалких налогов  с  тех  городов,  которые
оказались под моей властью. К сожалению, награбленное в основном оседает в
карманах солдат, а не в моих. Они уж так устроены, эти солдаты, и  это  их
право. Что же касается налогов, то правители,  ставшие  моими  союзниками,
только  плачутся,  что  я  прошу  слишком  много.  У  меня   нет   времени
возвращаться  назад  и  предоставлять  им  возможность  плакаться  уже  по
настоящему поводу, поэтому они обманывают меня немилосердно.
   - Значит, надо учредить гарнизоны тем же путем, что я предлагаю  и  для
Сампитея, - сказал Сафар.
   - Что? И так же заменить моих солдат ихними?
   - А что тут такого? - спросил Сафар.
   - До сих пор, - сказал Ирадж, - я обходился людьми с родных равнин.
   - Для начала это мудрая политика, - сказал Сафар. - Но если  ты  король
королей, правитель всего Эсмира, то надо рассчитывать на преданность  всех
подданных, а не только жителей равнин. А это, мой друг, и есть  главнейшая
причина прекращения политики резни. К тому же ты сам говорил, что тебе  не
нравится проливать кровь. Возможно, это нежелание и не имеет ничего общего
с той  слабостью,  которую,  как  ты  утверждаешь,  унаследовал  от  отца.
Возможно, просто в подсознании ты понимаешь, что требуются  новые  способы
управления империей, сравнимой с владениями  Алиссарьяна.  И  все,  что  я
сейчас сделал, это изложил таившиеся до сих пор в тебе мысли.
   Ирадж задумался, затем сказал:
   - Я сделаю так, как ты предлагаешь. С Сампитея мы и начнем.
   Он указал на карты.
   - Определенно, так ситуация становится намного легче. И до начала  зимы
весь юг мне покорится. А весной... -  он  провел  линию  до  Божественного
Раздела, - ...мы двинемся  на  север  и  пересечем  Киранию,  как  некогда
Алиссарьян. - Он устало откинулся на спинку стула. - Придется  по  пути  к
морю все время сражаться. Интересно, сколько лет уйдет на это?  Доживу  ли
я?
   - Доживешь, - сказал Сафар.
   Ирадж улыбнулся:
   - Ты прав. Ведь мы же видели друг друга в том видении. Демоны  у  наших
ног, и мы приближаемся к воротам Занзера.
   - Я помню, - сказал Сафар.
   Ирадж помолчал, затем спросил:
   - Ты часто думаешь о демонах? Помнишь, как мы  столкнулись  с  ними  на
перевале?
   - Это не самый мой любимый кошмар, - сказал Сафар.
   - Думаешь, Коралин был  прав?  И  они  представляли  собой  лишь  шайку
бандитов, случайно оказавшихся в краю людей?
   - У меня нет доказательств ни за,  ни  против,  -  сказал  Сафар.  -  Я
облазил все библиотеки Валарии в поисках исторического  прецедента.  -  Он
покачал головой. - Такового не нашлось. Однако с тех пор  случилось  много
странного. Засухи, эпидемии чумы и войны.
   Ирадж задумчиво усмехнулся.
   - Что ж, откуда берутся войны, мы знаем, - сказал он. Он похлопал  себя
по груди. - Что  же  касается  остального,  то  должны  быть  естественные
причины происходящего.
   - Не думаю, - сказал Сафар. Он поведал другу о своих  исследованиях  на
тему Хадин. Затем рассказал о волшебном черве из Кишаата.
   Когда он замолчал, Ирадж сказал:
   - Я много раз вспоминал тот вечер в горах. И твое последующее  видение.
Я, в отличие от тебя,  не  провидец,  друг  мой,  но  расскажу  тебе,  что
надумал. Возможно, что-то действительно произошло в далекой Хадин. Лично я
расцениваю  это  как  небесное  знамение.  Знамение,  которое   совершенно
сочетается с твоим видением относительно меня  и  Алиссарьяна.  Я  всерьез
полагаю, что мир представляет собою перекресток.  В  одной  стороне  лежат
бедствия, хотя, что их вызывает, я сказать не могу. В другой -  надежда  и
яркое будущее.
   Он вновь постучал себя по груди.
   - И надежда эта и будущее связаны со мной. Если я добьюсь  успеха,  все
установится как надо.
   - Молюсь, чтобы ты оказался прав, - сказал Сафар. - И  собираюсь  всеми
своими силами помочь доказательству твоей правоты.
   Ирадж рассмеялся:
   - Хорошо сказано, брат мой. Вместе мы все одолеем. Никто против нас  не
устоит.
   Сафар улыбнулся вместо ответа. Но думал при  этом:  "Есть  ведь  еще  и
демоны, Ирадж. Существуют эти самые демоны".


   На следующий день Сафар прощался с цирком. Он положил мешочек золота  в
ладонь Бинера. Мешочек оказался  таким  тяжелым,  что  могучий  карлик  от
удивления чуть не уронил его.
   - Что это? - спросил Бинер.
   - Стоимость билетов за целый век, - улыбаясь сказал Сафар. - Надеюсь, у
тебя всегда найдется для меня свободное местечко.
   - Конечно, найдем, - сказала Арлен, промокая слезу носовым платком.
   - Да только что за цирк без  Мефидии  и  летающего  корабля,  -  сказал
Бинер.
   - Хотел бы я их вернуть,  -  ответил  Сафар.  -  Но  могу  помочь  лишь
золотом.
   - Сделаем самый хороший цирк, который только сможем, - пообещал  Бинер.
- Ты будешь гордиться нами.
   - Я уже горжусь,  -  сказал  Сафар.  -  И  всю  оставшуюся  жизнь  буду
вспоминать те месяцы, что провел вместе с вами.
   - Ты теперь богатый человек, - вздохнул  Бинер.  -  Могущественный.  Но
если мы тебе когда-нибудь понадобимся... - Его захлестнули чувства,  и  он
отвернулся, чтобы высморкаться  в  тряпку.  Справившись  с  волнением,  он
сказал: - Да что там говорить, ты же понимаешь, что я имею в виду!
   - А как же, - сказал Сафар, вытирая слезы.
   Затем он обнял их всех по очереди.  И  бросился  прочь,  страшась,  что
проявит слабость и этим же вечером ускользнет вслед за ними.


   Когда Лейрия пришла к нему в  следующий  раз  в  постель,  он  чуть  не
прогнал ее. Но вскоре понял, что  легче  смириться  с  ее  объятиями,  чем
избавиться от нее. Она оказалась страстной, искусной любовницей. Он больше
не называл  имя  Мефидии,  но  всегда  помнил  о  ней.  Он  не  знал,  как
воспринимать Лейрию. По ее поведению он не мог  понять:  действительно  ли
она питает к нему нежные чувства  или  просто  является  шпионкой  короля?
Ночью  она  сгорала  в  его  объятиях,   а   днем   становилась   холодной
профессионалкой, подозревая  любого  приближающегося  мужчину  в  недобрых
намерениях.
   Так он провел несколько ночей в сомнениях, пока не отвлекся  на  важные
дела. Затем поручил ей сложное задание, которое требовало много времени на
выполнение.
   Когда она удалилась, он извлек каменную черепашку и вызвал Гундара.
   Маленький Фаворит по-прежнему пребывал в ослабленном состоянии и  никак
не мог набрать необходимую форму. Сквозь  истонченную  его  фигурку  можно
было видеть стены палатки.
   - Надеюсь, работа для меня не тяжелая, господин, - захныкал Гундара.  -
Видишь ли, я неважно себя чувствую.
   - У меня для тебя угощение, - сказал Сафар, предлагая Гундара конфетку,
припасенную от обеда.
   Гундара молча взял конфету. Лизнув ее, он вздохнул и  выронил  сладость
на пол.
   - Не так вкусно, как обычно, - пожаловался он.
   - Я так и не поблагодарил тебя за предупреждение той  ночью,  -  сказал
Сафар.
   Гундара вновь глубоко вздохнул.
   - Я почти не могу выбраться из камня, - сказал он. - А Гундари пихается
и пихается. Изо всех сил. Он нас обоих доконает.
   - Извини, - сказал Сафар. - И все же ты спас мне жизнь.
   Гундара пожал плечами:
   - Надеюсь, то же самое мне не придется проделывать в ближайшее время.
   - Я тоже надеюсь, - сказал Сафар. - А что, рядом враги?
   - А как же, повелитель, - сказал Гундара. - Вокруг тебя  полно  врагов.
Так много, что никого отдельно я даже выделить не могу.  Хотя  сейчас  они
скорее боятся тебя, чем ненавидят. Мой  совет,  господин,  будь  предельно
осторожен.
   - А как насчет Ираджа? - спросил Сафар. - Как насчет  короля?  Он  тоже
мой враг?
   - Нет, - ответил Фаворит. - Но он опасен для тебя. Как и любой  король.
Берегись королей, господин. Вот тебе мой самый лучший совет.
   - А как насчет этой женщины, Лейрии? - спросил Сафар.  -  У  нее  какие
намерения - добрые или злые?
   - Я слишком слаб, повелитель, а у нее такие  запутанные  мысли,  что  и
высказать  не  могу,  -  ответил  Гундара.  -  Когда  она  с  тобой,   она
обожествляет тебя. Когда же рядом с королем, восхищена им.  Поэтому  скажу
так: не доверяй ей... но держись к ней поближе.
   Сафару пришлось скрыть разочарование.  Он  ожидал  больше  услышать  от
маленького Фаворита.
   - Могу я что-нибудь  сделать  для  тебя,  чтобы  как-то  ускорить  твое
выздоровление? - спросил Сафар.
   - Отдых, господин, - ответил Гундара. - Вот все, в чем мы нуждаемся,  и
все, что можно для нас сделать. И постепенно мы оправимся.
   Это "постепенно", подумал Сафар, для  Фаворита  может  означать  добрую
сотню лет. Оставалось надеяться, что это не тот случай.
   Он приготовился отправить Гундара взмахом руки обратно в черепашку.
   - Подожди, хозяин, - сказал Гундара. - Я чуть не забыл.
   Фаворит взмахнул лапкой, и в  его  руке  показался  какой-то  маленький
предмет. Он еще  раз  взмахнул,  и  предмет  плюхнулся  в  ладонь  Сафара,
увеличиваясь на глазах.
   Это оказалась тонкая, потрепанная книга в кожаном переплете.
   - Нериса и я выкрали это из библиотеки Умурхана, - сказал Гундара. -  И
она отдала книгу, чтобы я передал тебе.
   Сафар присмотрелся поближе, и у него перехватило дыхание. Он увидел  на
переплете знакомый символ.
   - Книга лорда Аспера. Та самая, которую ты искал, - сказал Гундара -  и
исчез в камне.
   Дрожащими руками Сафар раскрыл книгу. На перевод нацарапанных каракулей
ушло несколько минут. И тут же слова словно ожили:

   Долго, долго оплакивал я этот мир.
   Долго, долго оплакивал я наши судьбы.
   Сабли в ножнах, знамена свернуты,
   Стены крепостей обожжены ненавистью.
   "Бей людей!" - мы все кричали.
   "Гони этих негодяев из наших земель!"
   И я кричал громче всех, но слова мои были ложью.
   Я боялся сказать, что все мы обречены!
   Демон и человек исходят из одной утробы,
   Восходящей к Хадин, где ждет нас
   Общая смерть и общая могила...

   Сафар расстроенно крякнул. Насекомые уничтожили остаток страницы.
   Он просмотрел листы. Некоторые оказались поврежденными,  большая  часть
осталась нетронутой, но в основном книга содержала магические формулы, тут
и там перемежающиеся короткими  записями  и  стихотворными  отрывками.  На
расшифровку формул и заметок демона-мага  уйдет  немало  времени.  Но,  по
крайней мере, теперь есть хоть что-то указывающее путь.
   Он подумал о Нерисе. На самом деле он никогда надолго не забывал о ней.
И дня не проходило, чтобы ее лицо с огромными печальными глазами и  слегка
улыбающимся ртом не появилось перед его мысленным  взором.  Он  улыбнулся,
полагая, что эта книга - книга Аспера - стала ее последним даром ему.
   Снаружи донеслись шаги приближающейся Лейрии. Он убрал книгу.
   "Бедная Лейрия, - подумал он. - Соперницами ее  оказались  две  мертвые
женщины".


   Спустя неделю армия выступила в поход. Возглавлял ее Ирадж. Рядом с ним
неотлучно находился Сафар. Граждане Сампитея, стоя вдоль  главной  дороги,
выкрикивали восхваления и пожелания удачи доброму королю Протарусу.
   Вскоре пал следующий город, став еще одним украшением в короне  Ираджа.
Следуя совету Сафара, король поступил и с  этим  городом  так  же,  как  с
Сампитеем. Затем прошел целый месяц в  сражениях.  Иногда  кровопролитных,
иногда нет.
   Наступила зима, и армия Ираджа встала лагерем. Горючего  для  обогрева,
пищи и напитков оказалось вдоволь. Прибывали и отбывали курьеры, брели  по
снегу караваны, неся золото налогов для наполнения казны Ираджа.
   Но  король  пребывал  в  дурном  настроении,  меряя  шагами   землю   и
вглядываясь в далекий Божественный Раздел, проклиная все те холодные  дни,
что еще оставались до весны.
   И он поклялся перед лицом друга и великого визиря, лорда Сафара Тимура,
что двинется к этим горам сразу же, как только покажется из  земли  первая
зелень.




        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЙНЫ С ДЕМОНАМИ


        21. НАЧАЛО ВТОРЖЕНИЯ

   В истории Эсмира впервые собрались такие крупные военные силы.
   Полумиллионная  армия  демонов  выстроилась  вдоль   границ   Запретной
Пустыни, блистая доспехами на неярком весеннем  солнце.  Она  походила  на
гигантского дракона, сверкающего чешуей и  раскинувшего  крылья,  готовясь
взлететь и обрушиться на земли людей. Тело его состояло из леса пик, копий
и луков. Огромные обозы с оружием и снаряжением  составляли  хвост.  Голос
его складывался из гудения  слонов,  фырканья  скакунов,  лязга  оружия  и
воплей маркитантов. Голову образовывал десятитысячный отряд кавалерии  под
командованием наследного принца Луки.
   Отряд этот представлял собой элитные войска, куда вошли лучшие юноши из
земель демонов. У всех в жилах текла благородная кровь, и все они  жаждали
пролить эту кровь за богов и короля.
   Все они в охватившей их горячке воинственности  с  нетерпением  ожидали
сигнала, возвещающего о броске в пустыню. Все громко выражали недовольство
любыми отсрочками и желтыми глазами с обожанием посматривали  на  любимого
принца Луку, который в данный момент совещался с отцом, королем  Манасией,
и главным визирем, лордом Фари.
   Принц, делая  вид,  что  целиком  поглощен  речью  отца  перед  началом
кампании, слышал ропот и ненавидел их за это.
   Он никак не мог понять, что  заставляет  их  так  стремиться  навстречу
Творцам. Принцу было глубоко наплевать на то, что все они могут  погибнуть
ужасной смертью. Но он решительно возражал против того, чтобы разделить  с
ними судьбу. Всех их он  считал  придурками,  состоящими  лишь  из  яиц  и
полностью лишенными мозгов. На их толстых шеях покоились  столь  маленькие
головы, что единственным предназначением черепов, по мнению Луки, являлось
лишь ношение шлемов. "Ну почему, почему, боги, вы так меня возненавидели?"
   - Первая часть кампании в основном ложится на твои плечи,  сын  мой,  -
говорил король Манасия.
   - Простите, ваше величество? - сказал Лука. - Прошу  прощения,  но  мне
крайне тяжело сосредоточиться. Я думаю лишь о том, чтобы с  помощью  войск
принести победу к вашим ногам сразу же, как мы окажемся в землях людей.
   Манасия обнажил клыки в горделивой улыбке.
   - Какой же воинственный  дух  у  моего  сына,  Фари,  -  сказал  король
главному визирю. - Он настолько жаждет истребить род людской, что  едва  в
состоянии слышать то, что я говорю.
   Фари, кивая головой, сморщил старческое рыло в улыбке.
   - Еще бы, ваше величество, - сказал он,  прикладывая  лапы  к  груди  и
выговаривая свою любимую фразу: - Принц Лука для всех нас пример.
   Лука  заметил,  как   в   глазах   древнего   демона   мелькнула   тень
удовлетворения.  Фари  читал  его  мысли  и   забавлялся   затруднительным
положением принца. "Ах ты старый ублюдок, - подумал принц Лука. -  Клянусь
выжить назло тебе. Выжить любой ценой, чтобы помочиться на твою  могилу  и
нагадить на могилу отца".
   - У него  в  жилах  горячая  кровь  матери,  -  сказал  Манасия.  Затем
обратился к Луке: - Рассказывал ли я тебе,  как  твоя  драгоценная  мамаша
обвиняла меня в изнасиловании?
   - Кажется, нет, ваше величество, - солгал принц. - И  я  с  нетерпением
жажду выслушать эту историю.
   Манасия разразился хохотом при этом воспоминании.
   - Это случилось после того, как  она  попыталась  заколоть  меня  и  ее
пришлось привязать, - фыркнул он. - Она... она...
   Король  замолчал,  успокаиваясь.  Он  вытер  глаз  и  поправил  корону,
съехавшую от смеха на ухо.
   - Не обращай внимания, - сказал Манасия.  -  Сейчас  у  нас  есть  дела
поважнее. Я приберегу эту историю для какого-нибудь вечера, когда  мы  все
соберемся  вокруг  доброго  лагерного  костерка,  поджаривая  человеческую
ляжку.
   Он ткнул в карту, привлекая их внимание к последним решениям.
   - Я хочу,  чтобы  ты  пересек  пустыню,  мой  сын,  со  всей  возможной
скоростью, - сказал король. - Лети как ветер. Не останавливайся, что бы ни
случилось. А когда окажешься на той стороне, сразу же создавай  безопасный
базовый лагерь. Хорошенько прочеши окрестности. Увидишь людей - убивай их.
Меня бы очень порадовало, если бы ты все хорошенько осмотрел вокруг лагеря
в радиусе пятьдесят миль. Уничтожь обнаруженные поселения и  убедись,  что
ни один человек не сбежал, спеша сообщить новость о вторжении. Надо, чтобы
элемент внезапности сработал  безотказно.  Как  только  перейдет  армия  и
наладятся линии снабжения, мы обрушимся на них, как обезумевшая колесница,
влекомая восемью дикими скакунами, на рыночную площадь. Я  предрекаю,  что
через шесть месяцев мы выйдем к морю и насладимся обедом из свежей рыбки.
   Лука поклонился.
   - Для меня это будет самая большая честь, ваше величество, - сказал он,
- приготовить пищу для вас моими собственными лапами.
   При этом он подумал: "Будь такая возможность, я бы напихал туда столько
отравы, что с тебя бы облетела вся чешуя, старый грязный трус".
   Манасия  скатал  карту  в  трубочку  и  протянул  ее   раболепствующему
адъютанту, который упал на колени, постучал костистой головой  о  землю  и
лишь потом отполз.
   - Осталось лишь бросить кости, Фари, - сказал король. - А затем  я  дам
сигнал к началу выдвижения. Если, конечно, все сложится благополучно.
   При последних словах он сверкнул взглядом в сторону Фари, давая  понять
главному визирю, что с ним может произойти, если бросание костей не  будет
предвещать ничего хорошего.
   - Ничего не бойтесь, ваше величество, - сказал Фари, извлекая из рукава
ящичек для костей. - Для этого  исторического  момента  я  заказал  особые
кости. Тот человек, по внутренностям которого  мы  гадали  последний  раз,
сослужил нам такую хорошую службу, что, прежде чем избавиться от трупа,  я
извлек суставы его пальцев.
   Фари махнул рукой, и два раба  подползли,  чтобы  расстелить  небольшой
коврик у его ног.  На  коврике  цвета  ночного  неба  серебром  выделялись
звезды.
   Из ящичка он достал  кубок  из  слоновой  кости  и  небольшой  шелковый
мешочек. Развязав  мешочек,  он  перевернул  его.  Кости  с  сухим  стуком
высыпались в кубок. Встряхивая кубок, Фари заговорил:

   Откройте тайны, поведайте,
   Что за историю расскажут боги,
   Когда состоятся эти благословенные события.

   Он бросил кости на коврик. Король, принц и маг склонились, рассматривая
результат.
   - Что это? - восхищенно спросил Манасия. - Они легли поперек  Демонской
луны. - Он посмотрел на мага. - А ведь Демонская луна вскоре  взойдет,  не
так ли, Фари?
   - Именно  так,  ваше  величество,  -  сказал  Фари,  кивая  головой.  -
Звездочеты говорят, что она восходит лишь раз в несколько тысяч лет. И они
предсказывают, что временной цикл должен повториться. Так что кости  несут
нам добрые вести, ваше величество, как вы сами можете видеть.
   Он выставил коготь.
   - Посмотрите сюда. Один сустав упал  на  комету.  А  Демонская  луна  и
комета, как вашему величеству известно, являются символом Алиссарьяна.
   Манасия в восторге хлопнул себя по бедрам.
   - Знак самого Завоевателя! - воскликнул он. - Только на этот раз  будет
завоевывать демон, а не человек!
   Фари  облегченно  вздохнул  про  себя.  Он  мог  бы  солгать,  если  бы
осмелился, и представить увиденное в костях  так,  чтобы  угодить  королю.
Однако Манасия являлся самым могущественным магом среди демонов. И сам мог
не хуже, если не лучше, разглядеть, что  предрекают  кости.  Просто  такое
времяпрепровождение, как правило,  представлялось  королю  скучным,  и  он
оставлял своим подданным магам разбирать грядущее.
   Охваченный эмоциями, Манасия поднялся и обнял наследного принца.
   - Боги с нами, мой сын, - сказал он.  -  Пусть  же  ведут  они  тебя  к
выполнению священной миссии.
   Лука неловко обнял его в ответ, от души желая вонзить при этом кинжал в
спину папаше.
   - Я постараюсь, ваше величество, - сказал он.
   Манасия отпустил его.
   - В седло, мой сын, - приказал он, - и я дам сигнал.
   Лука низко поклонился и широким шагом направился к  скакуну,  огромному
гривастому  зверю  с  длинной  грациозной  шеей,  сверкающими  клыками   и
отполированными когтями. Когда принц попытался  вскочить  в  седло,  зверь
замахнулся на него одной из когтистых лап. Нисколько не испугавшись, принц
увернулся от удара и взлетел в седло, так  глубоко  вонзив  шпоры  в  бока
животного, что на шкуре выступила кровь.
   Зверь взвыл и встал на дыбы, молотя воздух передними лапами.
   - Вот это представление! - вскричал Манасия. - Только такой  скакун,  с
норовом, и может привести к победе!
   Лука с трудом удержался в седле и смирил пыл зверя новым ударом шпор.
   - К победе! - закричал он, выхватывая саблю и размахивая ею в воздухе.
   Эхом ему вторили воины, ревя в унисон:
   - К ПОБЕДЕ!
   Лука прижал острие сабли к шее  зверя  и,  неслышимый  за  ревом  тысяч
глоток, сказал:
   - А ну опусти лапы на землю, кусок дерьма, или я тебе глотку перережу.
   Зверь сообразил и опустил передние лапы на землю с проворством домашней
кошки.
   Лука ударами шпор погнал  скакуна  к  месту  командира,  во  главе  сил
демонов.
   И вновь он прокричал:
   - К победе!
   - К ПОБЕДЕ! - заорали  воины,  выхватывая  сабли  и  размахивая  ими  в
воздухе.
   - Принц заходит  слишком  далеко,  -  вполголоса  пожаловался  Манасия,
обращаясь к Фари. - Сейчас мой черед, а не его.
   Фари покачал головой,  испытывая  удовольствие  от  этого  критического
выпада в сторону своего врага.
   - Это от излишнего воодушевления, ваше величество, я уверен,  -  сказал
он. - Наверняка это не намеренно.
   - Может быть, может быть, - проворчал Манасия. - Но нам надо  поспешить
тоже подняться повыше.
   Фари дал команду,  и  рабы  ударами  пик  стали  погонять  королевского
большого белого слона. Тот двинулся вперед, на ходу  раскачивая  роскошный
паланкин. Новые  удары  заставили  его  опуститься  на  колени,  и  король
поддался наверх, слегка задыхаясь и размышляя на тему о переедании.
   Ерунда, сказал он сам  себе,  занимая  место  в  паланкине.  Когда  эта
кампания закончится, ты вновь станешь стройным.
   Он дал сигнал. Грянули фанфары,  загремели  барабаны,  и  вся  армия  с
грохотом доспехов и оружия застыла по команде "смирно". Последовала пауза,
чуть длиннее, чем рекомендуется в хорошем драматическом представлении.
   - Фари, богов ради, - прокричал Манасия со слона, - да  сотвори  же  ты
это заклинание!
   Фари вырвался из восхитительного плена видения, в котором и  Манасия  и
Лука вопили, насаженные на вертел, вращающийся над медленным огнем.
   - Сейчас, сейчас, ваше величество, - отозвался он.
   Он бросил стеклянный  шар  на  землю.  Шар  разлетелся  на  кусочки,  и
разлилась густая желтая жидкость. Жидкость закипела, задымилась. Высоко  к
небу, клубясь, стало подниматься серное облако.
   Затем облако приняло облик  гигантского  короля  Манасии.  Раздвинулись
огромные губы, обнажая клыки невероятных размеров.
   - ВПЕРЕД, МОИ ДЕМОНЫ, ВПЕРЕД! - проревел гигантский Манасия. - ЗА БОГОВ
И КОРОЛЯ!
   - ЗА БОГОВ И КОРОЛЯ! - криком отозвались полмиллиона глоток.
   Вся армия рванулась вперед, боевым кличем сотрясая воздух.
   Погонщикам слона пришлось несколько  раз  достаточно  серьезно  уколоть
животное, чтобы короля Манасию не обогнали. Однако через  несколько  минут
неразбериха  закончилась,  и  вся  многочисленная  армия  рассыпалась   по
пустыне, неумолимой силой надвигаясь на земли людей.
   Далеко впереди Лука и его десять тысяч избранных, улюлюкая, неслись  по
мертвым землям. Через несколько минут они  домчались  до  высоких  дюн  на
линии горизонта.
   И скрылись из виду.


   Несмотря ни на что, Лука был способным командиром. Хоть и жестко обучал
своих демонов, но к себе он относился еще жестче, так что его десять тысяч
довольно скоро пересекли Запретную Пустыню и оказались в краю людей.
   От бешеной скачки все устали, но Лука не дал времени на  передышку.  Он
быстро отыскал место для предполагаемого  лагеря  армии  отца.  Место  это
располагалось  среди  невысоких  холмов,  с  центром  там,   где   некогда
находилась ферма Бадави. От фермы не осталось и следа  благодаря  Сарну  и
его головорезам. Лишь несколько кострищ,  на  которых  зажарили  семейство
Бадави.
   Лука  разослал  разъезды  для  разведки  прилегающих  районов,  но  они
обнаружили лишь несколько нищих семейств, ютящихся в хижинах из высушенной
на солнце глины. Поселения здесь не  устраивали,  отчасти  из-за  близости
Запретной Пустыни,  но  в  основном  из-за  слишком  бурной  деятельности,
которую развил в свое время Сарн. Но  последнего  обстоятельства  Лука  не
знал и потому все списал на предрассудки людей.
   Прошло  несколько  недель,  но  Манасия  и  основные  силы  так  и   не
появлялись. Лука отправил несколько доверенных  рабов  из  числа  людей  в
глубь  края  для  разведки  обстановки  и  составления  карт.  Прежде  чем
отправить их, он пообещал им щедрую награду за успешное выполнение задания
и напомнил, что в случае предательства  отвечать  придется  семьям  рабов,
оставшихся заложниками в Занзере.
   - Я живьем сдеру кожу с ваших детей, - предупредил он. - Я оторву  руки
и ноги вашим женщинам и брошу их еще живые тела в муравейники.
   Слова его оказались убедительными, и к тому  времени,  когда  появились
первые бойцы гигантской армии Манасии, Лука уже обладал картами  на  сотни
квадратных миль.
   - Ты определенно слишком много берешь на  себя,  -  проворчал  Манасия,
когда Лука продемонстрировал ему плоды своих усилий.
   Покрытый пылью  король  измучился  от  долгой  поездки.  Медлительность
передвижения, постоянный рев животных, отсутствие столь  необходимого  для
королевской особы комфорта довели злость Манасии  до  кипения.  Осторожный
Лука возражать не стал. Он глубоко извинился и сказал:
   - Прошу прощения, ваше величество. Я вел себя  непростительно.  Обещаю,
что впредь такого не случится.
   Манасия слегка  успокоился,  хотя  и  выговорил  с  укоризной,  что  за
прошедшее  время  королевский  лагерь   можно   было   бы   обустроить   и
покомфортнее.   Наворчавшись,   он   внимательнее   вгляделся   в   карты,
составленные сыном.
   -  Надеюсь,  они  хоть   немного   помогут   нам,   -   проговорил   он
снисходительно. Одна из карт представляла собой  приблизительный  набросок
обозрения с  высоты  птичьего  полета  основных  поселений  и  городов  от
Запретной Пустыни до большого города  Каспана.  -  Надо  заставить  писцов
снять копии и раздать моим  генералам.  Хоть  я  и  сомневаюсь,  что  этим
сведениям можно безоговорочно доверять, но  не  могу  же  я  наплевать  на
затраченные тобою усилия.
   - Да, ваше величество. Вы так добры,  ваше  величество,  -  пробормотал
Лука.
   А сам в это время думал: "Ах червивое верблюжье дерьмо, ведь я же  тебе
только что вручил ключ ко всей операции. Но ты  же  ни  за  что  этого  не
признаешь, старый мошенник. Исторгнуть из тебя благодарность -  все  равно
что вытащить у тебя клык. Да и оставь при себе свою благодарность.  Мне-то
нужен трон.
   Так что приглядывай за собой, старый глупый демон, поскольку я исполнен
решимости вытащить этот трон из-под тебя, а башку  твою  я  установлю  над
воротами Занзера".
   Неодолимая волна демонов катилась вдоль Божественного Раздела, сокрушая
все, что попадалось на пути.
   Людей настолько ужасал вид демонских орд, что  они  тут  же  сдавались.
Полагая, что боги отвернулись от них, люди смиренно принимали все условия,
которые диктовал король Манасия.
   Часть побежденных он уничтожал, самых крепких  брал  в  рабство,  но  в
основном он проводил  ту  политику,  которая  и  позволила  ему  подчинить
империю демонов. Если люди бросали оружие без боя, он  изображал  из  себя
монарха милосердного. Он оставлял правителей на своих  тронах,  обязав  их
приносить клятву на  верность  ему,  истинному  монарху,  королю  королей,
повелителю Эсмира, господину всех демонов и людей.
   Клятву на верность он заставлял скреплять собственной кровью,  сообщая,
что теперь этот документ всегда будет с ним и в случае  предательства  он,
король, сотворит на  их  крови  заклинание,  после  которого  внутренности
любого изменника поразят ядовитые черви.
   В каждом захваченном населенном пункте Манасия оставлял лишь  небольшие
гарнизоны,  полагая,  что  страх  и  его  чародейство  удержат   людей   в
повиновении.
   Но прежде всего с помощью сети шпионов и  собственных  способностей  он
разыскивал и убивал людей, наделенных магическим даром.
   Затем в ключевых городах и поселках  он  возводил  небольшие  храмы,  в
которых службу отправляли демоны-маги. В храмах устанавливались переносные
магические  машины,  каждый  час  творившие  заклятия,   внушающие   страх
населению и ужас врагу, попытавшемуся отбить город.
   Таким образом обезопасив становой хребет  земли  людей  -  Божественный
Раздел, он направил удар на Каспан.
   Здесь ситуация осложнилась. На пути стали попадаться  города  побольше,
да и армии противостояли покрепче. К  тому  же  Манасия  лишился  элемента
внезапности. Люди - монархи и генералы, - подавив в себе ужас,  с  мрачной
решимостью сражались, пытаясь остановить вторжение демонов.
   Хотя здесь и не было сил, сравнимых численностью с армиями Манасии,  но
он вступил в  те  районы,  где  начинала  сказываться  численность  самого
населения. Людей в Эсмире всегда было больше, нежели демонов.
   Вражеские генералы, мобилизуя всех, кто только  мог  держать  оружие  в
руках,  выставляли  против  войск   Манасии   оборванные,   жалкие   орды.
Большинство людей погибали, но и в  гибели  своей  они  здорово  замедляли
продвижение Манасии, в то время как  кадровые  войска  наносили  удары  по
слабым местам демонов. Каждый погибший  демон  уносил  с  собой  десятерых
людей. Но Манасия не мог возмещать свои потери.
   А потери росли в  угрожающих  темпах.  Когда  Манасия  дошел  до  ворот
Каспана, из полумиллионной армии осталось менее четырехсот тысяч демонов.
   Больше всего пострадали ударные войска наследного принца Луки.  У  него
осталось лишь пять тысяч бойцов.
   "Вот она, - подумал Лука, ведя своих демонов в битву  -  Вот  она,  моя
гибель".
   Люди являлись отвратительными существами,  уродливыми,  как  злые  духи
преисподней. С плоскими лицами, маленькими поросячьими глазками и грязными
крошечными ртами, изрыгающими яростные крики ненависти во время сражения.
   Они оказались неплохо  вооружены  и  сидели  на  рослых  боевых  конях,
которые, вставая на дыбы, били  демонских  скакунов  железными  подковами.
Копыто встречалось с когтистой лапой, коготь - с ладонью, сабли  и  топоры
мелькали там и сям, разбрызгивая повсюду кровь.
   Лучники и пращники дождем сыпали с неба свои снаряды,  не  заботясь,  в
кого попадут - в своего или во врага, лишь  бы  не  допустить  демонов  до
городских ворот.
   С боков Луку теснили наездники. Впереди возник копейщик. Скакун  принца
лапой ударил копейщика, выпустив ему внутренности. Но и умирая, тот  успел
прыгнуть вперед и вонзить копье в плечо  зверю.  Животное  взвизгнуло,  но
устояло на лапах. Лука  нанес  саблей  удар  влево  и,  прорубив  кольчугу
всадника, ощутил, как лезвие вошло в плоть. Противник полетел с лошади, но
не успел Лука развернуться ко второму,  как  почувствовал  острую  боль  в
боку.
   Человек первым нанес удар.
   Вопя от боли, Лука ударил его саблей. В неразберихе боя он вдруг увидел
окровавленные внутренности, в ужасе  подумал,  что  это  его  собственные,
затем  увидел,  как  падает  человек,  и  с  облегчением  почти  забыл   о
собственной боли.
   Скакун зашатался, и Лука спрыгнул за несколько мгновений до  того,  как
зверь грохнулся оземь.  Теперь  он  оказался  среди  мечущихся  лошадей  и
зверей, уклоняясь от ударов со всех сторон. Тут он увидел, как  упал  один
из демонов, вскочил в освободившееся седло и ухватился за поводья.
   - Победа! - взревел он. - За богов и короля!
   Вопль его взбодрил демонов, и те грянули в ответ:
   - ПОБЕДА! ЗА БОГОВ И КОРОЛЯ!
   Они с новыми силами обрушились на  людей,  круша  и  убивая  направо  и
налево.
   Наконец люди дрогнули и побежали через ворота.
   Лука и его демоны бросились следом, прорубаясь сквозь защитников ворот.
   Внезапно выяснилось, что убивать больше  некого.  Лука  и  его  солдаты
оказались на большой площади, тяжело дыша и истекая кровью.
   Позади грянули фанфары его отца.
   Послышался рев демонов, и море солдат Манасии ворвались в ворота.
   Посреди толпы возвышался королевский  слон.  Огромное  животное  плавно
направлялось по площади к Луке.
   Манасия усмехнулся из паланкина, обнажая свои клыки.
   - Слава богам, ты все еще с нами, сын мой, - прокричал он. -  Я  видел,
как ты упал, и уже приготовился к худшему.
   Лука поклонился, стараясь не обращать внимания на боль.
   - Каспан ваш, ваше величество! - воскликнул он. - Это  мой  дар  вам  и
истории демонов!
   А про себя добавил: "Это тебе, мама, тебе".
   А Манасия подумал: "Да как он смеет дарить мне то, что и  так  мое?"  И
тут ему припомнилось, что некогда он сказал нечто похожее своему отцу.
   "В следующий раз, когда Лука упадет, - подумал он, - надо сделать  так,
чтобы он уже не поднялся".
   Манасия  был  королем  с  большим  чувством  ответственности,   королем
неутомимым, и, по крайней мере, еще  двадцать  его  сыновей  могли  занять
место Луки.
   "Выберу-ка я в наследники самого молодого, - подумал Манасия. -  Что-то
уж слишком быстро в наше время принцы растут.
   Да что там говорить, мне было уже почти тридцать лет, когда я  покончил
с моим отцом".


   - Коралин безутешен, - сказал хозяин каравана.  -  Цена  ему  -  медный
грош.  Он  подобен  старому  верблюду,  у  которого  больше  блох,  нежели
мужества. Похоже, это судьба Коралина. Каждый раз, когда я встречаю  тебя,
мой король, которого я осмеливаюсь называть другом, то всегда  привожу  на
своем хвосте либо демонов, либо новости о демонах.
   - Ну, ну, Коралин, -  заспорил  Ирадж.  -  Я  ведь  не  из  тех  мелких
городских деспотов, которые сразу же забывают о друзьях,  едва  добираются
до трона. И уж точно не из  тех,  кто  казнит  вестников,  несущих  дурные
новости.
   - Это так, Сафар?
   Сафар  устроился  поудобнее  на  своем  сиденье  -  уменьшенной   копии
походного трона Ираджа.
   - Вообще-то, - сказал он  с  каменным  выражением  лица,  -  последнему
малому, который что-то там мямлил о демонах, Ирадж выколол глаза и отрезал
язык.
   Ирадж нахмурился.
   - Что ты несешь, Сафар, - возмутился он. - Я дал тому человеку кошель с
золотом. Разве ты заб... - Он замолчал и рассмеялся. - Все бы тебе шутить,
- сказал он.
   Затем король вновь обратился к хозяину каравана:
   - Вот видишь, Коралин? Мои друзья только и делают, что прохаживаются на
мой счет!
   - Король Протарус сказал правду, - проговорил Сафар. -  Как  видишь,  у
меня целы оба глаза  и  язык,  а  ведь  я  ежедневно  приношу  ему  дурные
известия. - Он обвел рукой пустое пространство командного шатра.  -  Более
того, наш король столь велик, что  позволяет  своим  друзьям  в  приватной
обстановке называть его по имени.
   - Так ли это, Ирадж?
   Король еще громче рассмеялся.
   - Не обращай на него внимания, Коралин, - сказал он. - Сафар издевается
надо мной за то, что я игнорирую его советы. - Он склонился с трона.  -  Я
позволил моим людям ограбить последний из  захваченных  городов.  Денег  у
меня мало, а людям не платили всю зиму. Сафар выступал против грабежа.  Он
сказал, что я занялся плохим делом.
   Улыбка Коралина осветила затененную комнату.
   - Вот честный спор между двумя здравомыслящими людьми, - сказал  он.  -
Один  судит  с  точки  зрения  грядущей  прибыли.  Другого  заботит  успех
немедленный. Тут нет ни правых, ни виноватых. - Он склонил  свою  косматую
голову перед Ираджем. - Остается лишь пожалеть господина,  который  мучает
себя, вынужденный проигнорировать слова  советника  и  поступать  согласно
своим суждениям.
   Выражение  удовлетворения  на  лице  Ираджа  заставило  Сафара  наконец
понять, почему Коралин смог так долго процветать. Ирадж хоть  и  изображал
из себя рубаху-парня, был весьма горделивым  монархом.  Затянувшаяся  зима
испортила ему характер. Весна принесла первые известия о вторжении демонов
и тем самым углубила депрессию. И первый же захваченный город он отдал  на
разграбление вовсе не для того, чтобы ублажить своих солдат, а  для  того,
чтобы дать выплеснуться гневу.
   - Как же мне повезло, что у меня двое таких преданных друзей, -  сказал
Ирадж. - Один  мудрыми  словами  и  советами  направляет  меня,  другой  -
остроумными замечаниями напоминает, что я всего лишь человек.
   "Не забудь о деньгах и магии, - подумал Сафар. - И это мы предоставляем
тебе".
   Сафар подготовил и сотворил  первое  боевое  заклинание,  чтобы  помочь
Ираджу  захватить  тот  самый  город,  который  позднее   был   отдан   на
разграбление. Коралин, старый хитрый торговец,  с  самого  начала  помогал
деньгами  честолюбивому  Ираджу.  За  это  он  щедро  снабжался  выгодными
торговыми контрактами.
   "Да и с тобой обошлись не так уж  плохо",  -  укоризненно  сказал  себе
Сафар. За то короткое время, что Сафар провел рядом  с  Ираджем,  он  стал
богатым  человеком.  Как  великий  визирь  он  был   пожалован   огромными
пространствами земель и  сундуками  с  редкими  драгоценными  каменьями  и
металлами.
   - Ну так поведай нам твои новости, мой друг, - сказал Ирадж Коралину  -
Не щади мои чувства. Я настроился на самое худшее.
   - Пал Каспан, - сказал Коралин.
   Столь краткое сообщение  из  уст  человека  достаточно  словоохотливого
произвело эффект шока. Ирадж вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
   - Понятно, - сказал он,  отпуская  подлокотники  трона.  -  Что  ж,  мы
ожидали этого. Не так ли, Сафар?
   Сафар кивнул. До них доносились слухи о продвижении Манасии к  Каспану,
а гадание указало, что защитников города ничего хорошего не ждет.
   - Коралин едва спас свою жизнь бегством, - сказал хозяин каравана. -  Я
вовремя спрятал жен и ускользнул из города.
   Он принялся описывать те сражения, которые привели к  захвату  Каспана.
Пытаясь несколько скрасить мрачное впечатление, он подробно остановился на
тех значительных потерях, которые понес Манасия за время кампании.
   Но Ирадж продолжал барабанить пальцами по подлокотникам.
   - Потери совсем небольшие, - пробормотал он. - Я ожидал большего.
   Он поднял глаза на Коралина:
   - Надо полагать, нам недолго ждать, пока он перейдет через горы.
   - Боюсь, что так, - ответил Коралин. - Последнее, что я  слышал,  -  он
готовил армию и искал подходящий  маршрут.  С  той  стороны  Божественного
Раздела жизнь хозяина каравана не стоит и медяка. Многих моих собратьев по
торговле схватили и замучили, выпытывая сведения. К счастью, демоны  слабо
разбираются в делах людей и хватали  не  тех,  кого  нужно.  Но  стоит  им
добраться до нужного человека, и армия Манасии двинется в путь.
   Ирадж какое-то время сидел молча; лишь пальцы  постукивали  по  дереву.
Затем он едва слышно обратился к Коралину:
   - Оставь нас ненадолго, друг мой. Нам надо поговорить с братом.
   Хозяин каравана поклонился, пробормотал несколько утешительных  слов  и
удалился.
   Как только он вышел, Ирадж с лицом,  искривленным  мукой,  обратился  к
Сафару.
   - Ты же говорил, что я стану королем королей! - воскликнул он.
   - И ты им станешь, - ответил Сафар.
   -  А  ты  уверен,  что  твои  способности  тебя  не  обманывают?  -  не
успокаивался Ирадж. - И может быть, я  просто  дурак,  обманутый  дурацким
видением?
   - Позволь, я тебе все объясню, - сказал Сафар. - Дело не в  том,  дурак
ты или нет. Тем более кто, кроме дурака, захочет быть королем  Эсмира?  Но
дурак ты или нет, такова твоя судьба.
   - Ну ты поаккуратнее! - огрызнулся Ирадж. -  Я  не  в  том  настроении,
чтобы терпеть оскорбления, пусть и от друга.
   - Если ты не хочешь слушать правду,  -  сказал  Сафар,  -  прикажи  мне
замолчать.
   - Ты имеешь право говорить, - сказал Ирадж.
   - Так забери у меня это право,  -  ответил  Сафар.  -  Хоть  плечи  мои
отдохнут от этого груза.
   - Я сделал тебя богатым, - упрекнул его Ирадж.
   - В Кирании богатством считался обильный урожай, которым всех  наделяли
поровну, - сказал Сафар.
   Ирадж рассердился.
   - Ты хочешь сказать, что я дал тебе ничтожно мало?
   Беря пример с Коралина, Сафар ответил:
   - Я высоко ценю лишь твою дружбу, Ирадж Протарус.
   Ирадж смягчился. Пальцы застучали слабее.
   - Но что же делать мне, брат мой? - спросил он. - Как я достигну  того,
что предсказывает твое видение?
   - Почему бы нам не посмотреть на проблему с другой  стороны?  -  сказал
Сафар. - Почему  бы  нам  не  развернуть  ее  и  не  посмотреть:  а  вдруг
бесплодная коза все же продолжает давать молоко?
   - Я слушаю, - сказал Ирадж.
   - Когда ты начинал дело, самой большой трудностью  представлялась  ваша
фамильная вражда, -  сказал  Сафар.  -  Твоей  справедливой  претензии  на
престол противостоял дядя. Несколько алчных родственников поддержали  его.
Но большинство - в силу семейных традиций - поддержали тебя.
   - Верно, - сказал Ирадж. - Хотя все обстояло несколько сложнее.
   - Считаясь с семейными  чувствами,  -  продолжил  Сафар,  -  твой  дядя
обратился к постороннему человеку. Человеку, которого ненавидело все  ваше
семейство.
   - И тем самым получил временное преимущество, - сказал Ирадж,  -  но  в
конце концов все обернулось к моей же выгоде. И все семейство выступило на
моей стороне.
   - Итак, союз твоего дяди с врагом, - сказал Сафар, - привел  к  его  же
падению.
   Ирадж подумал с минуту, затем кивнул:
   - Да. Получилось так.
   - Итак, ты понял, - сказал Сафар.  -  Присутствие  ненавистного  чужака
позволило тебе овладеть  мощью  всего  клана.  А  затем,  выйдя  на  тропу
завоеваний, ты начал собирать вместе клан за кланом. Но для людей  из  тех
кланов уже ты явился чужаком. Просто варваром с  равнин  Джаспера.  И  они
восставали против, сражались против и осмеливались  обзывать  тебя  алчным
выродком, а вовсе не спасителем Эсмира, каким ты представлялся себе.
   - Но ведь я таков и есть, - сказал Ирадж. - Ты сам видел это в видении.
   Сафар не стал говорить, что ничего подобного он  не  видел.  В  видении
Ирадж  представал  королем-завоевателем,  восседающим  на   белом   слоне,
движущимся к воротам Занзера. А уж был ли он спасителем  или  нет  -  дело
другое.
   - Хорошо, - сказал Сафар. - Я рад, что ты все понял. Потому что  только
так и можно одолеть Манасию.
   Ирадж недоуменно посмотрел на него. Он ничего не понял.
   - Весь человеческий мир  страшится  демонов,  -  сказал  Сафар.  -  Так
используй  этот  страх  против  Манасии.  Подними   знамя   борьбы   всего
человечества, как твоего единого клана... и ты повергнешь  его.  В  начале
зимы ты  стоял  перед  перспективой  многолетних  войн  за  право  владеть
Клепаном. Манасия управился с твоей работой менее  чем  за  сезон.  Одолей
его, и север твой.
   Лицо Ираджа прояснилось.
   - А затем и земли демонов.
   - Но для начала придется пересечь Запретную Пустыню, - напомнил Сафар.
   Ирадж небрежно отмахнулся:
   - Ты имеешь в виду проклятие? Вот уж никогда не переживал  из-за  него.
Ты с ним разберешься, когда мы окажемся там. К тому же если  Манасия  смог
одолеть проклятие, то и ты сможешь.
   - Рад, что ты по-прежнему веришь в меня, -  сказал  Сафар,  вновь  беря
пример с Коралина, умевшего при случае пустить уничижительную  ноту.  -  И
как я понимаю, самую большую опасность для нас представляет магия Манасии.
Всем известно, что магия демонов гораздо мощнее человеческой.
   - А мне кажется, эти слухи  чересчур  преувеличены,  -  фыркнул  Ирадж,
вновь обретая уверенность. - Я же сам видел,  как  ты  обрушил  лавину  на
целую шайку этих самых демонов. Помнишь?
   Сафар на свой счет не заблуждался. Всю зиму он провел  за  опробыванием
своей  мощи  и  сразу  же  был   приятно   удивлен   открывшимися   новыми
возможностями. Но, читая книгу Аспера, демона-мага, он разглядел  мерцание
такого могущества, до которого ему было далеко.
   - Я застал их врасплох, - сказал Сафар. - Кроме того,  их  было  что-то
около дюжины. А это не целая армия, да еще с легионом магов в придачу.
   - Ты, Сафар, разберись с магами Манасии, - ответил Ирадж. - А уж об  их
армии я как-нибудь позабочусь.


   Тревогу трудно удержать в каких-то границах. Ум  может  установить  эти
границы, но тут же страхи большие  и  малые  сокрушают  ограничения.  Ночи
становятся равнинами кошмаров, посреди  которых  встают  большие  и  малые
трудности, а изображение  готовит  такие  ямы,  которые  пугают  и  самого
могущественного из всех существ. И пока другие  спят,  в  эти  мучительные
часы небольшие проблемы возносятся на высоту неодолимых гор.
   Собрав армию в единый кулак на севере,  король  Манасия  искал  перевал
через Божественный Раздел. Но по ночам ему  не  давал  покоя  воображаемый
заговор, в который был вовлечен его сын, принц Лука. Затем  дошел  слух  о
могущественном короле людей, короле с развевающимися золотыми  волосами  и
бородой. Этот король,  Ирадж  Протарус,  поднял  штандарты  Алиссарьяна  и
сплотил вокруг себя все население, чтобы дать отпор Манасии  и  уничтожить
его давно вынашиваемые замыслы о создании империи.
   Рассказывали,  что  по  правую  руку  короля   находится   маг-человек,
настолько могущественный, что не уступит  и  самому  сильному  чародею  из
демонов. У мага этого, Сафара Тимура, глаза голубые, как  залитый  солнцем
безоблачный небосвод.
   Во снах королю Манасии  являлся  его  сын,  внезапно  превратившийся  в
человека с золотой бородой и голубыми  глазами.  В  этом  кошмаре  Манасия
вынужден был обнимать  сына  и  наследника  пред  лицом  двора,  прекрасно
осознавая, что сейчас в спину вонзится кинжал.
   На юге король Протарус собирал войска и разъезжал по  своим  владениям,
распространяя новость о вторжении демонов. Он  произносил  гремящие  речи,
описывая  творимые  демонами  злодейства   -   частью   реальные,   частью
вымышленные. Красивой внешностью и ловко подвешенным языком  он  заставлял
подданных забывать о собственных злодействах, совершенных  при  завоевании
королевства. Люди охотно шли ему на помощь, армия его разрасталась.
   Но и Ирадж проводил такие же бессонные ночи, как и Манасия.
   А что, если Сафар ошибается?  Что,  если  он  не  столь  уж  и  великий
провидец, как считает Ирадж? А если Сафар  столь  могущественный  маг,  то
почему он, Ирадж, никак не сядет на трон Эсмира?  И  король  по-настоящему
начинал испытывать тревогу по поводу того, что Сафар на самом деле слаб, а
он, Ирадж, - дурак, что доверился другу.
   Сафар же хоть и не был королем,  но  тем  не  менее  испытывал  страхи,
равные страхам обоих королей.
   Если бы Ирадж узнал об этом, то избавился бы от Сафара не  задумываясь.
Сафар же размышлял над видением, в котором Ирадж  победным  маршем  шел  к
воротам Занзера. Пусть это все правда, но почему за этим наблюдал лишь дух
Сафара? Ведь в том видении Сафар ощущал себя призраком. Что, если от  него
ускользнула та часть видения, где его кровный брат предал его  и  погубил?
Сафара тревожило, что он не увидел той  части  видения,  в  которой  армии
Ираджа еще только шли на Занзер. И что же тогда делать с  тем  видением  -
видением Хадина, где все оказывалось напрасным и речь шла о конце света?
   А тут и еще один страх, самый грозный: для обоих королей  -  Манасии  и
Протаруса - ключевым пунктом кампании являлась Кирания. Что, если два этих
монарха встретятся в сражении именно в Высоких Караванах?
   И что, если долина Сафара и все те, кого он любит - мать, отец, сестра,
друзья, - погибнут во время этих сражений?
   Это зрелище тревожило его больше, чем гибель всего мира.
   Представить последнее было невозможно.
   Зато первое представлялось пугающе легко.
   Последней каплей оказался именно этот страх, страх  за  Киранию.  Сафар
был готов на все, чтобы спасти ее.



        22. ПРАЗДНЕСТВО ДЕМОНОВ

   Сафар прятался в цветущих склонах над Киранией. Стояло  раннее  лето  с
теплыми дождями, блаженными небесами, и долина внизу под бледным  утренним
солнышком мерцала в дымке. Изумрудной зеленью  выделялись  поля,  огромным
голубым  бриллиантом  раскинулось  озеро,  питаемое  весенними  ручейками,
сбегающими с гор, серебряной процессией идущих к богине Фелакии.
   -  Это  и  есть  твой  дом?  -  спросила  Лейрия  голосом,  хриплым  от
восхищения. - Никогда не видела такой красоты. Как во сне.
   Сафар махнул  рукой,  призывая  к  молчанию.  Его  магические  ощущения
стрелой пронзили мечту  Лейрии  и  наткнулись  на  кошмар.  Во  внутреннем
кармане каменный идол нагрелся, подавая предупредительный сигнал.
   Сигнал этот предназначался людям - пятидесяти  отборным  горным  егерям
Ираджа. Те спешились, быстро натянули лошадям  на  морды  торбы  с  овсом,
чтобы молчали, вытащили оружие и приготовились к схватке.
   Лейрия подняла бровь:
   - А что такое?
   - Смотри, - сказал Сафар.
   Он достал из кармана зеленый комочек стекла и бросил его на землю.  Тот
разлетелся на осколки, и вверх, на высоту коленей, поднялся зеленый дымок.
Появилось изображение местности, на которой из дыма вылепились фигуры.  Их
оказалось по меньшей мере человек сорок  -  людей,  копошащихся  на  полях
Кирании. Казалось, они испытывают мучения, корчась от боли  в  этом  дыму.
Поднялись столбы дыма побольше, указывая на тех, кто принес  с  собой  эту
боль. Появились существа с рылами и когтями.
   У Лейрии перехватило дыхание:
   - Демоны!
   Сафар не ответил. Он взмахнул рукой, и изображение исчезло. Он осел  на
валун опечаленным. Лейрии изо всех сил пришлось сдерживаться, чтобы тут же
не кинуться к нему с утешениями - она не  могла  выказать  такую  слабость
перед глазами солдат.
   - Это все меняет, - сказала она холоднее, чем собиралась. -  Нам  лучше
сразу вернуться и сообщить королю, что демоны захватили Киранию.
   Сафар кивнул с отсутствующим видом. Его мысли унеслись куда-то  далеко.
Он представил весь тот ужас, который обрушился на его семью и друзей.
   Сафар собирался  предупредить  людей  о  грядущей  опасности,  а  затем
установить вокруг долины сбивающие с  толку  заклинания  на  случай,  если
демоны отыщут перевал. Ирадж как раз собирал отряд из ударных войск, чтобы
заткнуть эту прореху, пока подтянется основная сила. Сафар убеждал  Ираджа
ускорить подготовку, поэтому и вызвался пойти вперед и обеспечить надежный
путь. Миссия же его потерпела крах и не начавшись.
   - Ты права, - ответил он машинально. - Надо сообщить королю.
   Лейрия вздрогнула от сочувствия к другу,  но  ничего  не  сказала.  Она
пошла назад, к солдатам, чтобы отдать приказ о возвращении. Все предстояло
сделать быстро, но бесшумно. Оружие и снаряжение надо закрепить, чтобы  не
лязгали. Обвязать тряпками копыта лошадей, чтобы не стучали о камни.
   Когда все было готово, Лейрия вернулась к нему сказать, что пора  идти.
Она дотронулась до него, и он внезапно ожил.
   - Я должен все увидеть своими глазами, - сказал он.
   - Не надо, - возразила Лейрия. - Нас обнаружат.
   Сафар настаивал. Он ясно дал понять, что его можно увезти отсюда,  лишь
оглушив, связав и привязав к спине лошади.
   Перспектива такого обращения с лордом Тимуром,  великим  визирем,  всех
перепугала. Но в равной степени ужасал и задуманный им план.
   - Если тебя  схватят,  король  поотрубает  нам  головы,  -  уговаривала
Лейрия.
   - Ничего подобного, - сказал Сафар. - Я позабочусь об этом.
   Он набросал торопливое послание Ираджу, где просил  никого  не  винить.
Добавил он и краткое сообщение о  том,  что  делать  дальше,  если  он  не
вернется. Послание вручили Раптону, юному  лейтенанту,  командующему  этой
группой солдат. Сделаны были соответствующие строгие наказы. Если Сафар  и
Лейрия, настоявшая на том, чтобы сопровождать его, не вернутся до сумерек,
то Раптону и его команде надлежит на всех парах мчаться  в  Сампитей,  где
теперь располагался двор Ираджа, и сообщить новости.
   Закончив послание, Сафар призвал всех  к  полной  тишине.  Он  принялся
обрабатывать себя и Лейрию, одежду и кожу, дымящими травами,  чтобы  запах
человека не учуяли чувствительные носы демонов. Сотворил он и  заклинание,
прячущее  человеческую  ауру  от  восприятия  демонов-магов.  Наконец   он
обратился к каменной  черепашке  и  попросил  Гундара  приготовиться  дать
сигнал о возможной опасности.
   Маленький Фаворит  и  его  близнец  Гундари  уже  пришли  в  нормальное
состояние. Вдохновленный книгой лорда Аспера, Сафар разработал специальное
исцеляющее снадобье - особые порошки, смешанные с теплым  медом  и  вином.
Две недели идол жил на этом снадобье. Поначалу ничего не происходило. Лишь
слабое жужжание, свидетельствующее о  существовании  жизни  внутри  камня,
становилось все сильнее.
   А затем, однажды утром, Сафара разбудило знакомое:
   - Заткнись! Заткнись! За-а-ткнис-сь!
   И он понял, что в маленьком мирке Фаворитов дела идут нормально. Теперь
ему лишь надо было заставлять их молчать. Для этого  он  постоянно  держал
при себе мешочек с засахаренными фруктами.
   Когда все было готово, Сафар обратился к Лейрии.
   - Я знаю, ты привыкла идти впереди, - сказал он.
   - Это не привычка, мой господин, - сказала она. - Это мой долг. Ведь  я
же твоя телохранительница. И должна следить, чтобы тебе ничто не угрожало.
   - Да, да, - нетерпеливо сказал Сафар. - И ты прекрасно справляешься  со
своими обязанностями. Но на этот раз нам предстоит  изменить  существующий
порядок вещей. Я вырос тут. Еще мальчишкой я бродил по этим холмам. Я знаю
все потаенные местечки и все тайные тропки. И поэтому хочу, чтобы  ты  шла
за мной. Держись как можно ближе. Если сможешь, ступай след в след.  Делай
как я. И не делай того, чего я не делаю. Понятно?
   Лейрия дала слово, что будет поступать именно так, и  спустя  несколько
минут они уже торопливо спускались по старой оленьей  тропе,  столь  слабо
различимой, словно ее проделали мыши.
   Не прошли они и сотни ярдов, как Сафар внезапно круто повернул вправо и
исчез.
   Лейрия чуть не впала в панику, отчаянно пытаясь отыскать  след  Сафара.
Затем она увидела, как в одном месте качается листва,  и  бросилась  туда.
Она услыхала шиканье Сафара, прежде чем увидела его,  и  успела  отскочить
назад, едва не наступив ему на  пятки.  Так,  бесшумным  тандемом,  они  и
двигались какое-то время, то спрыгивая с тропы, то вновь  выходя  на  нее,
круто сворачивая вправо или влево, а затем опять устремляясь вперед. Но по
напряжению в икрах Лейрия ощущала, что в основном они идут вниз.
   Вниз - к широкому озеру и плодородным полям Кирании.


   Каджи Тимур запустил мастерок в яму с глиной. Он чувствовал, как острый
кончик проходит сквозь песок и гравий, и толкал его  все  глубже.  Вытащив
груз, он скрыл свое отвращение к плохому качеству глины и к  содержащемуся
в ней мусору и плюхнул добытое в ведро.
   - Поторопись, старик, - сказал демон. - Я устал.
   - Прошу прощения, господин, - сказал  Каджи;  -  Я  стар,  как  вы  уже
неоднократно напоминали мне весь день, и суставы мои болят. Если бы у меня
была помощь, что, как вы мудро сообщили, невозможно, я бы работал быстрее.
   Демон по имени Трин презрительно глянул на отца Сафара и сказал:
   - Ты думаешь, раз ты человек,  а  демоны  не  различают  выражения  лиц
человека, то я не соображу, что ты насмехаешься надо мной?
   Он огрел Каджи дубинкой. Каджи крякнул и чуть не упал. Но  удержался  и
смахнул слезы, набежавшие не столько от боли, сколько от обиды. Трин  знал
толк в этих вещах. Он знал, как стукнуть человека по черепу, чтобы сделать
больно, но не раскроить.
   - Сейчас ты, должно быть, проклинаешь меня  и  свою  судьбу,  -  сказал
Трин. - Вот и хорошо. Это научит тебя, как вести себя со мной. Ты  что  же
думаешь, я не нашел бы занятия получше,  чем  торчать  тут  на  сырости  и
холоде, пока ты весь день будешь ковыряться в этой яме. Моя бы воля, я  бы
вытащил мозги из твоего черепа и позабавил моих друзей хорошо настоявшейся
выпивкой.
   - Вы правы, о благородный, - сказал Каджи.  Он  уже  пришел  в  себя  и
встал, держа в руке полное ведро, - и благодарю, что напомнили мне,  какой
я счастливчик. И то сказать, что бы сталось со мною и моей семьей, если бы
не мудрость вашего начальства? Они очень умные демоны. И я не раз  говорил
об этом Мирне, моей жене. Они  правильно  сообразили,  что  добрые  горшки
Тимура на рынке стоят золота. Золота, которое требуется вашему  королю  на
ведение войны.
   Трин фыркнул.
   - А по мне, горшок он и есть горшок, - сказал демон.  -  В  него  можно
что-то положить. Или вынуть. В юности я  лепил  их  дюжинами.  При  обжиге
некоторые из них трескались. Некоторые нет. Какая разница? Глина ничего не
стоит. А для обжига нужно лишь немного дров.
   - Кто я такой, чтобы спорить с таким опытным гончаром? - сказал Каджи.
   - Никто, - согласился Трин.  -  До  того  как  стать  солдатом,  я  был
гончаром. И когда вижу хорошую работу, сразу это понимаю.
   Он заглянул в ведро и на пробу копнул содержимое когтем.
   - Грязноватая, не так ли? - спросил он.
   - Глиняные пласты истощились, господин, - солгал гончар.  Лучшая  глина
находилась на другом берегу озера, но он вовсе не собирался показывать  ее
демонам. - В данных обстоятельствах лучшей и не найти.
   Каджи увидел, как из  зарослей  позади  демона  выбрались  две  фигуры.
Словно ощутив их присутствие, демон начал поворачиваться в их сторону.
   Гончар поднял ведро, привлекая его внимание.
   - Надо немного очистить глину, о благородный, - сказал он. - Ну а  если
на горшках будут изъяны, почему бы нам не покрыть  их  глазурью?  Как  вы,
господин, справедливо заметили, горшок он и есть горшок. Однако,  когда  я
ставлю на горшок свое имя -  Тимур,  на  рынке  находится  много  дураков,
полагающих, что имя важнее качества.
   - Мой отец, - сказал Трин, вытирая коготь о куртку Каджи, - который был
прославленным горшечником, частенько говорил мне то же самое.
   - Он был столь же мудрым демоном, как и его сын, - сказал Каджи.
   Демон сверкнул глазами.
   - Ты вновь насмехаешься надо мною, человек? - Он поднял дубинку.
   Раздался глухой звук. Желтые глаза демона  расширились,  и  он  выронил
дубинку. Из горла у него торчала стрела.
   Трин замертво повалился вперед.
   Каджи опорожнил ведро на труп и сплюнул.
   - Горшок он и есть горшок, а? - проворчал он и раскрыл объятия Сафару -
Добро пожаловать домой, сынок, - сказал он.
   К огромному смущению Сафара, Каджи принялся всхлипывать.  Сафар  ощущал
себя маленьким ребенком, увидевшим родительское горе, причин  которого  он
не понимает.
   - Все хорошо, отец, - пробормотал он, неловко похлопывая его по  спине.
- Все хорошо.


   - Слышали мы о том, что творится в Эсмире, - сказал отец, допивая  вино
из  кружки.  -  Засухи,  эпидемии  чумы  и  войны.  Но  все  это  казалось
происходящим как бы в другом мире. И хоть мы  переживали,  особенно  из-за
тебя, Сафар, вот уж не думали, что все эти напасти свалятся прямо на нас.
   Лейрия и солдаты сгрудились  вокруг  Сафара  и  его  отца,  внимательно
слушая историю старого гончара. Прошло менее часа, как был убит  демон,  а
тело его спрятали в кустах.  Вся  группа  собралась  в  укромном  местечке
высоко над Киранией. Выставили охрану на случай, если кто-то появится.
   - Не так давно  тут  проезжал  лорд  Коралин,  -  сказал  Каджи.  -  Он
рассказывал о вторжении демонов и взятии Каспана. - Он  глянул  на  Сафара
покрасневшими глазами. Сын увидел, как осунулось лицо отца от перенесенных
страданий. - И все мы вспомнили о тех демонах, с которыми столкнулись вы с
Ираджем на перевале Невесты и Шести Дев.
   Каджи вздохнул:
   - Выходит, лорд Коралин ошибался, полагая, что это лишь случайная шайка
бандитов, заскочивших в земли людей?
   Этот вопрос в ответе не нуждался. Сафар  вновь  наполнил  кружку  отца.
Старик глотнул, набираясь сил.
   - Вот тут-то мы и забеспокоились, - сказал он. -  Логика  подсказывала,
что демоны пойдут через Киранию, перебираясь на  ту  сторону  гор.  Мы  же
всегда жили в мире в этих горах. А теперь, похоже, мира не видать. Собрали
мы совет старейшин. Так толковали и эдак, да все без толку. Кто же из  нас
раньше сталкивался с такой ситуацией? Коралин обещал обратиться с просьбой
о помощи к королю Протарусу, но мы-то не знали, придет эта помощь или нет.
А если придет, вовремя ли? И решили сами себя защищать.
   Каджи горько рассмеялся.
   - Стали обучать парней, восстанавливать стены старой крепости.  И  хоть
ясно было, что киранийцы могут неплохо сражаться, ни у кого из нас не было
солдатских навыков убивать. -  Он  глянул  на  Лейрию  и  остальных.  -  Я
надеюсь, вы не обиделись. Я говорю о профессиональных навыках и  нисколько
не ставлю под сомнение вашу природную доброту.
   - Никто не обиделся, отец Тимур, - сказала Лейрия. - Мы поняли, что  вы
имеете в виду.
   Каджи поднял на Сафара глаза, полные муки.
   - А обернулось дело так, что и защищаться нам не пришлось, - сказал он.
- Они застали нас в постелях.  И  согнали  всех  в  тот  самый  форт,  над
восстановлением которого мы так трудились. Чтобы дать нам урок,  некоторых
убили. Смерть была унизительной.  Они  заставили  нас  смотреть.  -  Каджи
смахнул слезу. - И я  понял,  что  значит  быть  слабым  и  самовлюбленным
смертным. Хоть и скорбел я о  гибели  друзей,  но  при  этом  испытывал  и
радость оттого, что сам-то в живых  остался,  как  ни  стыдно  признаться.
Радость оттого, что остались в живых твои мать и сестры.
   Он осушил кружку и прикрыл рот ладонью, когда Сафар предложил еще вина.
   - А Губадан? - спросил Сафар.
   - Нет его, - ответил отец. - Он оказался в числе первых. Видишь  ли,  у
демонов есть маги, которые вынюхивают, кто из людей обладает способностями
к чародейству. Губадан не был слишком уж могущественным магом.  Но  и  его
способностей оказалось достаточно, чтобы они их обнаружили.
   Он нерешительно коснулся руки сына,  словно  проверяя,  не  призрак  ли
перед ним.
   - Хорошо еще, что тебя с нами не было, сынок,  -  сказал  он.  -  Мы-то
слышали, каким ты стал великим магом. Тебя они обнаружили бы сразу.
   - Я удивлена тем, что они вообще кого-то из вас  оставили  в  живых,  -
сказала Лейрия. - Тут только богов остается благодарить.
   - Не богов,  -  сказал  Каджи.  -  А  предателя  рода  людского.  И  не
благодарить, а проклинать.
   Сафар сузил глаза:
   - Так их привел человек? Он у них за командира?
   - Не совсем так, - ответил отец. - Хотя они прислушиваются  к  нему  со
вниманием.  Явно  у  него  среди  демонов  есть   могущественные   друзья.
Поговаривают, что к нему прислушивается даже наследный принц Лука.
   - Кто этот человек? - требовательно спросил Сафар. - Я знаю  его?  Или,
может быть, слышал имя?
   - Скорее всего, - ответил Каджи. - А уж он тебя точно знает.
   Когда отец произнес имя, Сафар подпрыгнул как ужаленный.
   Калазарис вышел из  храма  Фелакии  на  теплое  солнышко.  Время  давно
перевалило за полдень, и в храме, который он превратил  в  свою  квартиру,
стало душновато. Поэтому Калазарис  отложил  отчет,  который  готовил  для
принца Луки, и вышел освежиться.
   В этот день краски были особенно ярки, а тени глубоки.  Солнце  лило  с
небес золото, облака отливали серебром, озеро и  небосвод  обрели  пугающе
голубой цвет. Калазарис набрал  в  легкие  воздуха,  наполненного  запахом
цветения. Он выдохнул, смакуя оставшееся во рту цветочное послевкусие.  Из
небольшой рощицы у озера донеслись птичьи напевы. Калазарис улыбнулся.
   "Вот и еще один восхитительный день, проведенный в Кирании,  -  подумал
он. - Какое все-таки  отличие  от  дымной,  грязной  и  суетной  Валарии".
Калазарис,  всю  свою  карьеру  построивший   на   том,   чтобы   избегать
неожиданностей, теперь не переставал изумляться тому, как  изменилась  его
жизнь. Не  удивлялся  он  лишь  тому,  что,  когда  начались  эти  великие
пертурбации, он таки умудрился приземлиться на ноги. Калазарис всегда  был
искусным мастером держать равновесие. Это могли бы признать и  враги  его.
Он усмехнулся. Особенно враги!
   Еще  одна  птица  запела  в  роще.  Хор  приобрел  полное  совершенство
звучания.
   Калазарис милостиво позволил себе направиться к озеру, дабы насладиться
птичьим концертом с более близкого расстояния.
   Когда король  Протарус  оказался  перед  воротами  Валарии,  Калазарису
показалось, что дела складываются... как-то уж очень...  напряженно.  Хотя
удивляться было нечему. Сейчас Калазарис не смог бы  описать  те  чувства,
которые овладели им в  те  давно  прошедшие  дни,  когда  вокруг  бушевала
паника. Он оставался спокойным и, подавляя эмоции, сохранял самообладание.
Размышлял. И действовал.
   Скорее всего, он был... встревожен? Нет, нет. Слишком  сильно  сказано.
Возможно, разочарован? Да,  скорее  разочарован,  когда  его  так  искусно
составленный план присоединиться к Протарусу потерпел крах. Его  секретные
послания и задокументированные свидетельства дружеского отношения к Сафару
Тимуру не нашли в лице короля Протаруса достойного  читателя.  И  поначалу
Калазарис впал в раздражение. Не рассердился, а именно впал в раздражение.
Калазарис и сам  обожал  подозрения.  Король,  не  умеющий  и  не  любящий
подозревать, ничего не стоит как монарх. Но,  по  его  мнению,  подозрения
Протаруса были безосновательны.
   Ну и что из того, что кое-что в посланиях Калазариса  оказалось  ложью?
Он же честно намеревался  выполнить  свою  часть  договора.  Разве  не  он
позаботился, чтобы в нужный момент некие ворота остались без охраны? Разве
не он, как и обещал, доставил  Умурхана  и  короля  Дидима?  Разве  не  он
поклялся в вечной и преданной службе новому королю?
   Калазариса глубоко уязвило то обстоятельство, что Протарус не разглядел
в нем столь ценного союзника. Хороших  шпионов  найти  не  так  просто.  А
Калазарис, не обремененный скромностью, считал себя самым лучшим из них.
   И лучшим доказательством тому служил тот факт,  что  у  Калазариса  при
дворе Протаруса оказались свои шпионы.  Они-то  и  предупредили  его,  что
король собирается объявить его изменником, после чего Калазарис сбежал.
   Калазарис счел забавным, что вероломство короля обернулось  благом  для
шпиона. Если бы не король, не оказался бы Калазарис здесь, в  Кирании,  на
стороне победителей. Ну и что, что они демоны? По мнению  Калазариса,  они
занимали  достаточно  просвещенную  позицию   по   отношению   к   людским
способностям. Лука мгновенно оценил потенциал Калазариса, как и лорд Фари.
Правда, оба они скорей всего меньше стали бы доверять ему, хотя  и  больше
восхищаться, если бы узнали, что он заключил сделки с каждым из них.
   Он остановился на опушке рощицы. Птицы прервали  концерт  и  улетели  в
глубь леса. Там они устроились на  старом  орешнике,  облепленном  урожаем
плодов,  и  вновь  принялись  распевать.  Сладостная   полилась   мелодия,
пленительная. "Надо бы разглядеть, что это за птичья  порода",  -  подумал
Калазарис. Внезапное видение овладело им  -  словно  одна  из  птиц  вдруг
слетела к нему на палец. И в этом видении он унес с  собой  это  маленькое
существо и посадил в клетку, где оно пело для него всю ночь напролет.
   Видение раздразнило его, и он последовал за птицами дальше в лес.
   Калазарис не испытывал иллюзий относительно своей безопасности. Поэтому
он решил пересечь горы  и  посмотреть,  что  за  жизнь  можно  устроить  в
Каспане. Он отлично справился с задачей размещения шпионов в  городе,  что
явилось для него гораздо лучшим началом деятельности, даже в  сравнении  с
тем кошелем драгоценных камней, с которым он сбежал.
   То  были  волнующие  дни,  любовно  вспоминал  Калазарис  те  тревожные
времена. Под видом купца он арендовал себе местечко в караване,  идущем  к
Каспану. С этим караваном  он  пересек  горы  в  районе  Кирании,  не  без
интереса отметив про себя богатства  этой  долины.  Он  даже  купил  целую
коллекцию винных кубков у Каджи  Тимура,  втайне  наслаждаясь  радостью  и
улыбками старика и его жены, улыбающихся и болтающих в  процессе  упаковки
хрупкого груза.  Он  чуть  не  расхохотался  вслух,  когда  милая  парочка
стариков принялась хвастать своим сыном, Сафаром Тимуром, великим ученым и
другом юности самого Ираджа Протаруса.
   Калазарис вспомнил этот разговор, словно он происходил вчера.
   - Может быть, вам приходилось слышать о нем? - спросил Каджи.
   - О Сафаре Тимуре? - ответил  Калазарис.  -  Нет,  прошу  прощения,  не
удостоился такой чести.
   - Нет, я имею в виду Ираджа Протаруса, - сказал Каджи.
   - А, ну конечно, кто же не слышал о  великом  короле  Протарусе  и  его
громких победах.
   Тут Мирна - так звали старуху - робко спросила:
   - Говорят, он жестокий человек. Это правда?
   - Вовсе нет, матушка, - сказал Калазарис. - Да что вы, он добрейший  из
королей. Ну разумеется, случаются смерти. Но как же без них на войне? Нет,
он великий король, этот Протарус. Да и в делах знает толк.
   Видно было, что Мирна с облегчением восприняла эти слова.
   - Приятно слышать это, - сказала она. - Видите ли, он жил тут  какое-то
время. И был хорошим пареньком. Немного диковатым и  упорным,  разумеется.
Но добрым. Его мать могла бы гордиться им, да упокоят боги  ее  отлетевшую
душу.
   Калазарис хихикнул, вспоминая. Он поднял  глаза  и  увидел,  что  птицы
переместились, но всего лишь на веточку пониже.  "Что  же  это  за  дерево
такое? Уж не коричное ли?"
   Едва он успел расположиться в Каспане, подбодрив шпионов  золотом,  как
демоны нанесли удар.
   И вновь Калазарис  оказался  в  осажденном  городе,  среди  паники.  Он
затаился, приказав шпионам сделать то  же  самое,  а  когда  демоны  взяли
город, вынырнул на поверхность. Демоны устроили привычную резню. А  решив,
что урок дан, установили для управления городом собственную администрацию.
Некоторые из чиновников сохранились от  прежнего  правительства.  Все  они
принадлежали к бюрократам низшего звена, тем, кто  делает  свою  работу  и
мало обращает  внимание  на  то,  кто  сидит  на  троне.  Среди  них-то  и
процветали шпионы Калазариса.
   Когда ситуация прояснилась, Калазарис начал подбираться к Луке и  Фари,
по отдельности разумеется. Ему было что  предложить  им.  И  самым  ценным
предложением являлась Кирания. Ключ, с помощью которого открывались ворота
в королевство Протаруса.
   Он остановился под деревом. Птицы теперь находились прямо над  ним,  но
молчали.
   "И вот я оказался здесь, - подумал  он,  -  и  наслаждаюсь  заслуженной
наградой. Первой из череды многих и великих наград".
   Птицы запрыгали по веткам. Он обратил особое внимание на одну из  птиц.
В отличие от своих тускло-коричневых подружек, эта  щеголяла  ярко-зеленым
опереньем и большим красным пятном на груди. Пухленький  маленький  самец.
Прелестный.
   Калазарис вспомнил утверждение о том, что чем  сладостней  поет  птица,
тем вкуснее ее мясо.
   Он присмотрелся к дереву. Наверняка коричное.  "Ах,  -  подумал  он,  -
певчая птичка, питающаяся корицей. Какое блюдо можно приготовить!"
   Калазарис протянул палец.
   - Слетай вниз, слетай вниз, моя хорошенькая маленькая птичка, -  позвал
он. - Лети ко мне. У меня для тебя есть что-то вкусненькое.
   Он слегка удивился, когда птица спрыгнула с  ветки  и  уселась  на  его
вытянутый палец. "Забавно", - подумал он, вспомнив видение. Но вот на  его
глазах видение превращалось в обед.
   - Спой мне, маленькая птичка, - проворковал он. - Спой Калазарису. Спой
сладко, моя прелесть. А потом я сверну твою маленькую шейку  и  приготовлю
себе ужин.
   К его изумлению, птичка раскрыла клювик, словно собираясь запеть.
   - Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь! - сказала она.
   Челюсть у Калазариса отвисла.
   - Что? Что ты сказала?
   - Я сказал, заткнись, Гундари, - продолжала  птичка.  -  Я  первый  его
увидел. Ну и наплевать, что запах от него как от демона.  Он  человек.  На
себя посмотри, болван!
   "Я сплю, - подумал Калазарис. - Я уснул в храме. Устал от работы. И  во
сне гуляю. А теперь мне снится, что со мной разговаривает птица".
   Он поднял руку, рассматривая красное пятно на ее грудке. "Как  странно,
- подумал он, - пятно в виде черепахи".
   Неожиданно птичка впилась острыми коготками в палец.
   Калазарис взвизгнул и попытался сбросить птицу.
   - Пошла прочь, пошла прочь! - завопил он.
   Но птица лишь глубже вонзала коготки, уже царапая по кости.
   Вопя, Калазарис  закружился,  пытаясь  стряхнуть  птицу  с  пораненного
пальца.
   - Да остановись ты, глупый человек! - закричала птица Калазарису. -  Ты
же сделаешь мне больно.
   Тут птица превратилась в оскалившегося  маленького  демона  с  длинными
острыми зубами. Он прыгнул на лицо Калазарису и впился когтями в его щеки.
А затем укусил за нос.
   Калазарис оцепенел. Он чувствовал боль, ощущал, как эта тварь вцепилась
ему в лицо, как кровь течет ему прямо в рот, но не мог шевельнуться.
   Послышались шаги, и из-за дерева вышла какая-то фигура.
   И Калазарис, человек,  не  признававший  ни  удивления,  ни  тем  более
страха, познал оба эти чувства.
   - Отпустил бы ты его, - сказал  Сафар.  -  А  то  все  платье  в  крови
перепачкаешь. А ты ведь терпеть этого не можешь.
   Гундара отцепился от Калазариса и соскочил на землю. Маленький  Фаворит
оглядел свой запятнанный кровью костюм.
   - Ну вот посмотри, что ты наделал, - укоризненно сказал он Калазарису -
Если бы ты не дергался, как тебе советовали, то ощутил бы просто щипок.  А
уж крови наверняка бы не было.
   Калазарис, застывший от ужаса и под  влиянием  закли