жению она поняла, что вряд ли он слышит ее. Нериса замолчала, зачарованно наблюдая, как рука Сафара тянется к черепашке, словно к волшебному магниту. Он вздрогнул, когда пальцы коснулись камня, и глаза его удивленно расширились. - Магическая черепашка, - прошептал он. Он поднял фигурку и принялся поворачивать, рассматривая под разными углами. - Интересно, откуда она взялась? - спросил он. - Как оказалась здесь? Нериса ничего не говорила, понимая, что Сафар просто высказывает вслух свои мысли. Он так увлекся черепашкой-божком, что у Нерисы появилось ощущение, будто она через окно подглядывает за чьей-то личной жизнью. Лицо Сафара прояснилось, а от улыбки в комнате стало светлее. - Спасибо тебе, Нериса, - сказал он просто. - За такой подарок мне никогда с тобой не расплатиться. Затем, к ее огромному удовольствию, он обнял ее рукой за плечи и прижал к себе. От легкого поцелуя в губы она затрепетала, одновременно и взволнованная и испуганная. А когда он отпустил ее, в ней проснулась ненависть к братской нежности в его глазах. Мстя за себя, она указала на черепашку и сказала: - А ведь я украла ее, забыл? Ты уверен, что хочешь испачкать об нее свои руки? - Это не важно, - ответил Сафар, и так нежно, что она сразу простила его. - А для чего она? - спросила Нериса. Сафар покачал головой. - Не знаю. Но для чего бы она ни предназначалась, она определенно наделена магией. Я чувствую это... - Он задумчиво помолчал и затем продолжил: - У меня такое ощущение, словно музыкант тронул струну, и звук отозвался резонансом во всем моем теле. - Но мы же не узнаем, как ею пользоваться, - сказала Нериса, просто чтобы поддержать разговор. Но Сафар ухватился за эту мысль. Он нахмурился, затем сказал: - Чтобы выяснить, я должен сотворить заклинание, но, пока ты здесь, я этого делать не буду. Лорд Умурхан не одобряет, когда прислужники занимаются магией в присутствии публики. Вообще-то наказанием за такой проступок являлось немедленное исключение, но Сафар не стал упоминать об этом. - Ну, пожалуйста! Прощу тебя! - сказала Нериса. - Я еще не видела магии. Сафар в нерешительности замешкался, и Нериса тут же воспользовалась этим обстоятельством. - Если ты действительно хочешь отблагодарить меня, - сказала она, - разреши мне понаблюдать за тем, что ты будешь делать. Прошу тебя, для меня это очень важно. Ведь ты же показывал мне в книгах заклинания и прочее. Иногда объяснял. Но если бы я увидела все своими глазами, то лучше бы поняла. Она усмехнулась: - И потом, ты же уверен, что я никому не скажу. Лучше меня никто в мире не хранит секретов. Все то время, пока она говорила, Сафар внимательно смотрел на подружку. Увидев ее в первый раз почти два года назад в "Трясине для дураков", он сразу же испытал к ней теплое чувство. Ей тогда было десять лет, как ему показалось, не больше. Он узнал, что эта маленькая девочка живет на улице. Ничего подобного не могло произойти с ребенком в Кирании. Сафар, нежно любивший своих сестер, особенно остро ощутил ее бедственное положение, и не раз с болью представлял на месте Нерисы одну из своих сестер. Нериса оказалась и удивительно смышленым человечком. Достаточно ей было раз взглянуть на страницу, и она уже могла процитировать содержание с точностью до слова. Катал рассказал, что она выучилась читать и писать менее чем за две недели. И если кто-то поправлял неправильно произнесенное ею слово, впредь она такой ошибки уже никогда не совершала. Сафар обнаружил, что с ней не только легко разговаривать, но можно даже обсуждать и новые идеи. Вскоре он понял: как бы ни был сложен предмет разговора, Нериса только тогда не понимала, о чем идет речь, когда он сам не до конца понимал суть или просто плохо объяснял. "Ну его в преисподнюю, этого Умурхана, - подумал он. - Все равно собираются исключать. Терять нечего". И поэтому он официальным тоном произнес: - Ваше желание, леди, для меня закон. Нериса всплеснула руками и воскликнула: - Спасибо тебе, Сафар! Ты не пожалеешь. Я обещаю. В восторге она отбросила все предосторожности и, обхватив его руками, отважилась поцеловать в губы. Затем откинулась назад, отчаянно покраснев. Низко опустив голову, она принялась теребить веревку обертки с такой сосредоточенностью, словно перед ней стояла гигантская задача. Только тут Сафар заметил, что на ней надеты не ее обычные мальчишеские обноски. И в том, как Нериса сидела рядом с ним, не было ничего мальчишеского. Она представляла собой настоящую девушку, начиная с изящной линии подбородка и кончая той грацией, с которой она потянулась за веревкой. Заметил он и то, что наряд ее подчеркивает именно женские достоинства, например длинные ноги, несмотря на худобу, начинающие приобретать форму. Мягкие тапочки подчеркивали маленький размер стопы. Над едва намечающимися бедрами широкий кушак стягивал узкую талию. Из опыта жизни в большой семье Сафар помнил, как начинают развиваться ягодицы под свободным пологом туники. Он вспомнил смущение сестер, находившихся в возрасте Нерисы. И как это смущение переросло в нечто иное, когда они начали поглядывать на деревенских пареньков, оказавшись в возрасте романтических воздыханий. Нериса успокоилась и подняла голову, чтобы взглянуть на него. Она улыбнулась, но нижняя губа дрожала. Глаза глядели открыто, и он разглядел, как под их темной поверхностью бурлят эмоции. Он внезапно понял, что, если сейчас скажет что-то не то, она разрыдается. Вуаль перед его мысленным взором раздвинулась, и он понял причину слез. Нериса влюбилась в него. Он видел, как сестры влюблялись в парней, гораздо старше их, и потому страдали из-за этого. Он знал, что эти заболевания быстро проходят. Но в случае с Нерисой все может оказаться тяжелее - ведь она столь одинока, лишена любви и ласки. Сафар, еще не исцелившийся до конца от столкновения с Астарией, понимал, что, если чем-то обидит Нерису, рана окажется глубокой. Он задумался, что же ему делать. И тут же понял, что вообще ничего не надо делать. Пусть переживет свое увлечение, как это делали его сестры. От него же требуется лишь бережное к ней отношение. Нериса внезапно почувствовала неладное. "Он догадался, - подумала она. - Я с ума сошла! Не надо было так одеваться! И теперь он знает! Что же мне делать? Что он скажет? Посмеется надо мной? Или вышвырнет? Какая же я дура, дура, дура! О боги, сделайте так, чтобы все было как прежде". Сафар кашлянул и взялся за черепашку. Нериса приготовилась услыхать слова презрения. - Если ты поможешь мне, я легче справлюсь с заклинанием, - спокойно сказал он. Боль в сердце Нерисы временно успокоилась. Она вскочила на ноги. - Что я должна делать? - с готовностью спросила она. Сафар указал на потрепанный чемодан, стоящий в углу. - Там найдешь деревянный ящичек практически со всем, что мне нужно. Затем, если тебе не сложно, начинай разводить огонь под жаровней. - Совсем не сложно, - сказала Нериса, перенимая спокойный тон Сафара. Она принесла ящик, и, пока разводила огонь, он наливал разноцветные ароматные масла в широкогорлый кувшин. Высыпав туда же таинственные порошки и крепко пахнущие травы, он принялся размешивать содержимое кувшина каменным пестиком. Нериса услыхала, как при этом он что-то приговаривает, но так тихо, что она не разобрала ни слова. Решив, что огня достаточно, Сафар понес к жаровне большой кувшин и черепашку. Установив кувшин на решетку, в ожидании, пока тот нагреется, Сафар принялся цветными мелками рисовать на полу, окружающем жаровню, искусный и сложный узор. Закончив рисунок, он сказал: - Ну а теперь, ты сядешь вон там... - и указал на место подальше от рисунка. Она села там, где сказано, не сводя глаз с жаровни. Сафар сел с другой стороны от очага. - Тебе удобно? - спросил он. Она кивнула. - Тогда начнем. Но обещай, что не будешь смеяться, если у меня ничего не получится. Ты же знаешь, что я всего лишь студент. Нериса хихикнула в ответ на это замечание. Уж она-то не сомневалась, что хотя Сафар и студент, но наверняка самый великий маг во всем Эсмире. И только тут поняла, насколько легче ей стало, когда он попросил помочь. Она задумалась, уж не нарочно ли он так поступил, жалея ее. Пусть так, но тогда она еще сильнее любит его за это. Сафар принюхался. - Готово, - сказал он. - Мне надо что-то делать? - спросила Нериса. Сафар протянул ей щетку с длинной рукоятью, сделанную из медвежьей щетины. - Окуни щетку в кувшин, - сказал он. - Хорошенько помешай, чтобы щетина хорошо пропиталась. Она помешала щеткой в густой, булькающей смеси. От запаха она-сморщилась, хотя позже не смогла бы сказать, плох был запах или хорош, сладкий или кислый. Сафар кивком подал сигнал, и она вытащила щетку. Он взял каменную черепашку, поместил ее на середину правой ладони и вытянул руку над жаровней. - Крась черепашке спину, - сказал Сафар. Нериса осторожно провела щеткой по зеленому изображению острова. Хотя смесь из кувшина обладала густым черным цветом, на зеленом остались лишь серые полосы. - Клади гуще, - сказал Сафар. - Не робей. Нахмурившись, Нериса сосредоточенно взялась за дело, пока липкая смесь не покрыла весь камень и не стала стекать на руку Сафара. - Именно так, - сказал Сафар. - Теперь обмакни еще раз и покрой сверху вторым слоем. Гуще, чем в прошлый раз. Но теперь с приговором. Поэтому слушай внимательно, что я скажу, и в точности повторяй. Нериса кивнула, обмакнула щетку, и, пока красила спину черепашке заново, они вместе принялись приговаривать: Свет разгоняет ночь. Что за жемчуга таятся под камнем? Все темное, проявись, Дай плоть камню и мозг костям. Сердце Нерисы застучало быстрее, когда она увидела, как из каменного идола проступило слабое свечение. Она могла поклясться, что ноги черепашки двинулись, и раскрыв рот увидела, что идол ожил и потрусил на ладони Сафара. Он шепотом приказал ей сидеть неподвижно, а сам поставил черепашку на пол. Свечение тут же погасло, а фигурка застыла в прежней, безжизненной позе. Сафар выругался, но тут же поднял голову и ободряюще улыбнулся Нерисе. - Дело оказалось сложнее, чем я думал, - сказал он. - Так мы можем приговаривать всю ночь, но не обнаружим нужное заклинание. Из рукава он извлек небольшой серебряный нож, обоюдоострый и изукрашенный сложным орнаментом. Это был тот самый колдовской нож, который Коралин подарил ему для разрешения трудных проблем. - К счастью, - сказал Сафар, указывая на нож, - у меня есть хитрое средство. Вновь подав сигнал Нерисе сидеть тихо, он приложил нож к каменному панцирю черепахи. Кончик коснулся красной горы с ликом монстра. Сафар забормотал: Покажи ключ, Подходящий к замку. Распутай следы И разрежь узел... Голос Сафара становился все тише, и последних слов заклинания Нериса не расслышала. Но она была столь поражена его собранностью, что не разобрала бы слов, если бы он и кричал. Ей еще не приходилось видеть такой сосредоточенности. Глаза Сафара обратились внутрь, покрывшись плавающим голубоватым дымком, сквозь который пробивалось синее пламя. Легкое свечение охватило все его тело - розовая окантовка с разноцветными искрами. Лицо заблестело от пота, тени углубились, черты обострились. Ощутив слабый запах мускуса от его тела, Нериса почувствовала, как мягчайшим из покрывал на нее опускается успокоение. Глаза ее помимо воли остановились на лице монстра, не имея силы оторваться. Сафар окончательно и резко стукнул ножом по камню, и внезапно лицо монстра высвободилось из камня, стало взмывать все выше и выше, нарисованные глаза заморгали, а рот задвигался, выговаривая слова. - Заткнись! Заткнись! Заткнись! - услыхала Нериса. Затем под лицом сформировалось тело, и Нериса от удивления откинулась назад, увидев, как маленькое существо, ростом не более трех ладоней, соскочило на пол с черепашьей спины. Существо походило на лягушку огромными зелеными глазами и широким ртом, из которого торчали четыре острых, как иголки, зуба. Но тело принадлежало небольшому элегантному человечку, в богатом наряде, прикрывающем его с ног до шеи. Существо выглядело рассерженным. Уперев ручки в узенькие бедра, оно обернулось к каменной черепахе. - Если ты не заткнешься, - обратилось оно к идолу, - я тебя заставлю! Вот увидишь! - Затем существо посмотрело на Сафара и пожаловалось: - У меня от нее голова болит! Болтает не прекращая. И никогда не слушает. Иногда я даже не слышу собственных мыслей! - Я сожалею, что тебе приходится жить в столь шумной компании, - совершенно спокойно сказал Сафар. - Но на тот случай, если ты не заметил, подскажу, что я только что вызвал тебя. И если ты простишь мне мою бесцеремонность, ваша ссора с компаньоном не представляет для нас интереса. Существо сверкнуло глазами на Сафара, затем на Нерису. - Вот тем люди и отличаются, - сказал он. - Их чужие заботы не волнуют. - Оно наклонило голову к идолу, словно прислушиваясь, затем сказало: - Придется признать, Гундари, как ни странно, ты говоришь мудрые вещи. - Сафару же оно проговорило: - Гундари говорит, что все люди эгоисты. И вы пока еще не опровергли это утверждение. - А кто это - Гундари? - спросил Сафар. Существо фыркнуло, выпустив из ноздрей крошечные языки пламени. - Мой близнец! Кто же еще! - Он произнес это так, словно Сафар выказал себя самым невежественным из смертных. - А ты кто? Последовало очередное свирепое фырканье. - Гундара, вот кто! - А почему бы твоему близнецу тоже не показаться? - спросил Сафар. - Скажи ему, пусть появится, чтобы мы могли посмотреть на него. Гундара пожал плечами, изящно, как танцор. - Он никогда не показывается людям. Так не заведено. С вашей разновидностью дело имею я. А он общается с демонами. - Тогда ты должен понять, что тебя вызвали, - сказал Сафар. - И что ты должен внять моей просьбе. Гундара вскочил на трехногий табурет, встав так, чтобы посмотреть Сафару прямо в глаза. - Еще бы. Еще бы. Я понял. Повинуюсь, о Мастер Невоспитанности. Но учти вот что. Я еще не обедал. - Он указал на идола. - А этот проклятый прожорливый близнец слопает все, если я скоро не вернусь. Он обратился к Нерисе, очевидно надеясь на большее сочувствие: - Ты не поверишь, как тяжело добывать приличное пропитание, обитая в этом каменном истукане. - Представляю себе, - сказала Нериса. Она сунула руку в карман и извлекла кусочек сахара. Глаза Гундара загорелись. - Тысячу лет не ел сахара, - сказал он. И протянул крошечную ладошку. Нериса в нерешительности посмотрела на Сафара. Тот кивнул, она протянула сахар, который мгновенно сграбастал Гундара и запихал в рот. Он причмокивал, закрыв глаза, словно пребывая в раю. Затем деликатно облизнулся длинным красным языком, собирая крошки, налипшие на губах. Покончив с этим делом, он обратился к Сафару: - И что же ты хочешь, человек? Только не слишком сложное. Видишь ли, за кусок сахара целый мир тебе не удастся заполучить. - Прежде всего я хотел бы узнать кое-что о тебе, - сказал Сафар. - Откуда ты? И для чего предназначен? Гундара вздохнул. - И почему мне всегда попадаются одни тупицы? - пожаловался он. - Три раза меня вызывали за последние пятьсот лет. И каждый последующий человек оказывался глупее предыдущего. - Ну хватит болтовни, - сказал Сафар. - Я тут приказываю. - Но только не надо так волноваться, - ответил Гундара. - Отвечай на вопросы, - потребовал Сафар. - Я из Хадин, откуда же еще? - сказал Гундара. - Мой близнец и я были сделаны давным-давно. Так давно, что и сказать не могу. По крайней мере, несколько тысяч лет назад. Мы были подарком одной колдунье в день ее коронации. - А для чего вы нужны? - спросил Сафар. - Мы - фавориты, - ответил Гундара. - Мы помогаем магам и колдуньям творить заклинания. - Ты сказал, что вы с близнецом разделили обязанности по общению с людьми и демонами, - сказал Сафар. - А почему? - Откуда мне знать? - ответил Гундара с едва скрываемым отвращением. - Такими нас сделали. Таковы правила. Я общаюсь с людьми. Гундари - с демонами. И все. - Твой близнец действительно в точности похож на тебя? - спросил Сафар. Гундара рассмеялся, издавая звуки, которые слышны при битье стекла. - Ни капельки, - сказал он. - Я прекрасен, как вы видите. У Гундари же лицо человека. - Существо содрогнулось. - А что может быть уродливее? Впрочем, я не собираюсь никого обижать. - А как вы оказались в Эсмире? - спросил Сафар. - Вот это-то и есть самая печальная история среди всех прочих трагедий. Нас перевозили в сундуке сокровищницы королевы, и на корабль напали пираты. С того времени мы стали собственностью созданий настолько уродливых, что вы и представить себе не можете. Нас передавали из одних грязных рук в другие. Затем, лет пятьдесят назад, мы попали в груду бросовых товаров и затерялись. С тех пор обитали на рыночных лотках. И на нас никто не обращал внимания. Он с любовью посмотрел на Нерису. - Это чудо, что ты появилась на рынке, - сказал он. - Я всегда считал женщин самыми смышлеными из человеческих особей. Нериса вспыхнула, но ничего не сказала. Гундара обратился к Сафару: - Я полагаю, что мой близнец и я побудем у тебя недолго. Пока кто-нибудь не убьет тебя, или пока ты нас кому-нибудь не продашь. - Если ты в ближайшее же время не изменишь своего поведения, - ответил Сафар, - я подарю тебя и твоего братца самой старой, самой грязной, самой бородавчатой колдунье во всем Эсмире. - Хорошо, хорошо, - сказал Гундара. - Не надо так расстраиваться. Я просто вел с вами беседу. - Что ты еще можешь делать, - спросил Сафар, - кроме, как выступать в качестве Фаворита? - Будто этого недостаточно, - проворчал Гундара. - Я так думаю, никто в нынешнее время не откажется от добротной, усиленной магии. То ли дело в старину... - Он смолк, увидев угрожающее выражение на лице Сафара. - Не обращай внимания. Забудь, если я сказал что-то не то. Видимо, здесь бедный Фаворит лишен дарованного богами права поворчать. Итак, если вам нужно от меня нечто большее, то можно получить. Например, я могу брать и переносить вещи, которые для обычного смертного являются фатальными, даже при прикосновении. Могу по твоему желанию шпионить за врагами. Хотя тут мои возможности ограничены, поскольку я не могу удаляться от черепахи на расстояние далее двадцати футов. Следовательно, тебе придется прятать меня где-то в жилище твоего врага или изобретать что-то еще своим немощным человеческим воображением. Хорош я особенно в умении чувствовать приближающуюся опасность. Гундара хмыкнул, веселясь над какой-то ему одному известной шуткой. - Кстати, - сказал он, - на твоем месте я бы распорядился заняться этим делом прямо сейчас. - Что ты имеешь в виду? - поинтересовался Сафар. Последовало очередное хмыканье. - Да так, не обращай внимания, - сказал Гундара. - Просто я демонстрирую свою преданность. Но если намек тебе непонятен, о мудрец, так пропади ты пропадом! - Фаворит! - рявкнул Сафар. - Выступить на охрану! Немедленно! Существо рассмеялось и вскочило на ноги. - Слушаюсь, повелитель! - сказал он. - Не бойся, Гундара с тобой! Затем он обратился к Нерисе: - Я только потому немного разговорился, что ты, моя милая, была добра ко мне. Ты дала бедному Гундара заморить червячка куском сахара. Если бы те люди, что сейчас находятся снаружи, пришли по лишенную чувства юмора душу повелителя, я бы вообще ничего не сказал. Но они пришли за тобой, Нериса. И если ты та самая ловкая маленькая пройдоха, которой я тебя считаю, то тебе надо побыстрее смываться отсюда! С этими словами и резким хлопком Гундара исчез. Нериса сразу вскочила на ноги и без слов бросилась в окно. И скрылась в нем в тот самый момент, когда дверь распахнулась и четверо очень рослых, бледных мужчин ворвались в комнату. Сафар подхватил идола, пряча его в складки мантии и поднимаясь на ноги, навстречу ворвавшимся. - Что это означает? - решительно вопросил он. Самый высокий и бледный из мужчин ответил: - Считай как хочешь, прислужник Тимур! А теперь выкладывай, где эта воровка Нериса! И выкладывай поживей, если тебе дорога шкура! Сердце Сафара подпрыгнуло к самому горлу. Перед ним стоял лорд Калазарис - печально известный начальник всех шпионов Валарии. 11. КАЛАЗАРИС Ростом с Сафара, главный шпион выглядел еще выше благодаря черной мантии и капюшону, из-за которого его худой и бледный лик выглядел совсем призрачным. Сафару следовало бы изобразить униженность - упасть на колени, биться головой об пол и просить снисхождения у лорда. Но он должен был дать Нерисе время скрыться и потому повел себя нахально, зевая и потягиваясь, словно разбуженный после глубокого сна. - Извини, приятель, - сказал он, - но я допоздна засиделся за учебниками. Экзамены на носу, сам понимаешь. - Как ты смеешь называть меня приятелем! - взревел Калазарис. Сафар удивленно-насмешливо уставился на него, затем пожал плечами. - Ну ошибся, - сказал он. - Теперь я вижу, что вряд ли у тебя вообще могут быть приятели. - Ты что же, не знаешь, кто я? - загремел Калазарис. - Откуда, - солгал Сафар. - А то бы я знал, как обратиться к тебе по имени и попросить говорить потише. У меня с нервами не в порядке. От громких звуков я плохо себя чувствую и не могу сконцентрироваться. - Я лорд Калазарис, - прошипел начальник шпионов. - Это имя тебе знакомо, тупица? Сафар почесал в затылке, затем притворился испуганным и раскрыл рот. - Прошу прощения, лорд, - сказал он, униженно кланяясь. - Я и понятия не имел, что... - Молчать! - приказал Калазарис. - Я задал тебе вопрос, когда вошел. Отвечай - где эта воровка, Нериса? Сафар постарался изобразить недоумение. - Нериса? Хм, откуда же я знаю это имя? Нериса... Уж не жена ли это пекаря с улицы Дидима? Нет, не может быть... - Он щелкнул пальцами. - А, понял! Вы имеете в виду то дитя, что болтается в "Трясине для дураков"? Это ее вы ищете? - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, прислужник Тимур, - сказал Калазарис. Сафар кивнул. - Я действительно знаю, лорд, - сказал он. - Но я не знаю, где она. Разве что... Не поискать ли вам ее в "Трясине для дураков"? Иногда она там ночует. - Я знаю это, - проскрежетал Калазарис. - Не сомневаюсь, - сказал Сафар. - Быть главным шпи... я имею в виду, стражем Валарии... - Ты будешь отрицать, что был с нею вместе сегодня? - спросил Калазарис. - Нет, я... э... зачем же отрицать, - сказал Сафар. - Но и утверждать не берусь. - Он глуповато улыбнулся. - Видите ли, большую часть дня я пьянствовал. И многого не помню. Может быть, я видел Нерису. А может быть, и нет. Извините, но конкретнее сказать не могу. - Мне не нравится твое поведение, Сафар Тимур, - сказал Калазарис. - Возможно, ты считаешь себя защищенным протекцией лорда Умурхана. И что власть моя не распространяется на дела университета. - Прошу простить меня за грубые манеры горца, - сказал Сафар. - Иногда я действительно оскорбляю горожан, но не намеренно. Я прекрасно осведомлен о том, что долг ваш - следить за соблюдением закона по всей Валарии. А следовательно, в храме и университете. Калазарис, не слушая его, оглядывал комнату Сафара, подергивая носом, как охотящийся хорек. Отводя от себя подозрения, Сафар продолжал молоть языком. - Простите мою глупость, лорд, - сказал он, - но почему вы, с вашим высоким положением, ищете обычную воровку? К тому же еще и ребенка? Глаза Калазариса метнулись, и Сафар внезапно ощутил холод, льющийся из немигающих глаз главного шпиона. - Мне говорили, что ты самый смышленый студент университета, - сказал главный шпион. - Возможно, даже чересчур смышленый. С презрением относящийся к закону и властям. Калазарис помолчал, ожидая, не проявит ли Сафар глупости, пытаясь что-то отвечать. Глупости не последовало, и лорд удовлетворенно кивнул. - По крайней мере, тебе хватает ума знать, когда придерживать свой язык, - сказал он. - Я дам тебе два ответа на твой вопрос, прислужник Тимур, - продолжил он. - И если ты действительно умен, то поймешь, какой ответ верен. Вот тебе первый ответ: источник информации сообщает, что эта девица является основным курьером у группы изменнически настроенных студентов. Сафар, не притворяясь, широко раскрыл глаза. - Нериса?! - изумленно спросил он. Глаза Калазариса сверкнули вернувшейся подозрительностью. - Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь об этих студентах? Сафар понимал: нет смысла лгать о том, о чем знала вся Валария. - Я слышал, лорд, - ответил он, - что существуют в университете такие студенты, которые в заблуждениях своих ставят под сомнение политику доброго короля Дидима. - Увидев, что этот кусок правды проглочен легко, он решил солгать. - Впрочем, лично я не знаю этих дураков, - сказал он. - Как и понятия не имел о том, кто вы, когда вы появились здесь. Я вообще не интересуюсь политикой, мой лорд. Но не люблю и доносить. Калазарис осмотрел Сафара с головы до ног, отмечая каждую складку костюма, каждое изменение в лице. Затем он сказал: - Второй ответ заключается в том, что Нериса - всего лишь предлог. И я здесь совсем по другой причине. Калазарис помолчал, фиксируя Сафара взглядом. Затем сказал: - Я так понимаю, что ты являешься близким другом Ираджа Протаруса. - Тогда я скажу, что ваш источник информации лжет, мой господин, - решительно ответил Сафар. - И потом, какая разница? Ираджу Протарусу нет никакого дела до Валарии. Калазарис скривился. - Ты хочешь сказать, что понятия не имеешь о деятельности Протаруса? - спросил он. - И будешь утверждать, что ничего не знаешь о его многочисленных победах? Сафар пожал плечами. - Слышал болтовню на рынке, - ответил он. - Может быть, в ней и есть доля правды. Когда мы еще общались с Ираджем, он был настроен решительно стать вождем клана. И я так понял, что он добился своей цели. И он - бесспорный глава Южных Равнин. - А вот это утверждение оспаривается, - сказал Калазарис. - Вы имеете в виду его дядю, лорда Фулена, - сказал Сафар. - И союзника дяди - Коралию Кана. Ирадж говорил мне о них несколько лет назад. Похоже, он ненавидел их не без причины. Но, в частности, из этих же рыночных слухов я узнал, что Фулена и Кана разгромили и им пришлось удирать во владения лорда Кана. - Ты много знаешь для того, кто утверждает, что не интересуется политикой, - проговорил Калазарис. - Ирадж был моим другом, лорд, - сказал Сафар. - И вполне естественно, что я проявлял интерес к этим новостям. - Как же тогда ты, прислужник Тимур, пропустил новость, - с усмешкой сказал Калазарис, - что Ирадж Протарус был объявлен врагом Валарии? - Когда? - потрясение спросил Сафар. - Я ничего не слышал об этом. Калазарис улыбнулся. - И в самом деле, - сказал он, - ведь об этом еще не объявили. Король вступил в союз с лордами Фуленом и Каном. Король предполагает, что Ирадж не удовольствуется только южными владениями и вскоре начнет раздвигать свои границы. Об этом альянсе будет объявлено завтра. У Сафара были основания верить сказанному Калазарисом. Он отчетливо помнил мечты Ираджа о великих завоеваниях, так же отчетливо, как и в том видении, где Ирадж возглавлял великую армию. Хриплый голос Калазариса прервал его размышления: - И ты по-прежнему утверждаешь, прислужник Тимур, что не поддерживаешь связи с этим варваром, ныне величающим себя королевским титулом. - Он сплюнул на пол. - Король Протарус, - фыркнул он. - Какие претензии! Сафар сделал глубокий вздох. - Я с ним не разговаривал, мой лорд, и не поддерживал отношений, - с тех пор как покинул мой дом в горах, - сказал он искренне. - Я даже сомневаюсь, помнит ли меня Ирадж. Что я ему? Невелика птица. Мы были просто двумя подростками, живущими рядом. Калазарис вновь долго и пристально посмотрел на него. Затем удовлетворенно кивнул. - Дашь мне знать, прислужник, - сказал он, - коли услышишь что-либо о старом приятеле. Сафар облегченно закивал головой. - Ну конечно, лорд, - сказал он. - Немедленно. Это была ложь, которую, как полагал Сафар, невозможно проверить. Да и зачем его будет искать Ирадж по прошествии стольких месяцев? Как он и сказал Калазарису, у них была лишь мальчишеская дружба - ныне давно забытая. Главный шпион резко повернулся на каблуках, давая сигнал своим людям двигаться на выход. Сафар даже обмяк, увидев, как Калазарис шагнул за дверь. Но облегчение оказалось недолгим. Калазарис вдруг резко повернулся. - Я лично выясню, прислужник Тимур, - сказал он, - дурак ты или нет. И с этими словами скрылся. До Сафара из внутреннего кармана мантии донеслось хихиканье. Гундара сказал: - Хорошие же у тебя приятели, господин. Да и мне удача улыбается. Когда тебя убьют, у меня будет-компания намного лучше. Затем он переключился на близнеца: - Заткнись, братец! Оставь это для демонов. Твоя очередь скоро настанет. Сафар хлопнул по выпуклости кармана и услыхал, как ойкнул Гундара. - Не шути со мной, - предупредил Сафар. - Я, может быть, всего лишь и студент, но обращению с Фаворитами учат уже на первом курсе. Первое правило, если верить моему наставнику, лорду Умурхану, заключается в том, чтобы никогда не доверять Фавориту. Правило второе: держать его в ежовых рукавицах. Я во многом не согласен с Умурханом, но твое поведение заставляет меня прислушаться к его советам. - Он вновь хлопнул по выпуклости. - Я достаточно ясно выразился? - Хорошо, хорошо, - сказал Гундара из кармана. - Как скажешь, повелитель. Близнецу же он сказал: - Заткнись, Гундари! Заткнись! Заткнись! Заткнись! Письмо, хоть и написанное на дорогой бумаге, прокоптилось дымом лагерных костров и потрепалось, будучи передаваемо через многие руки. Калазарис разгладил его на столе и поближе подвинул масляную лампу, чтобы и другие два человека могли все ясно видеть. Вот что гласило послание: "Мой дорогой Сафар. Все, предсказанное тобою, оказалось правдой и свершается гораздо быстрее, чем я ожидал. И сейчас, когда я пишу это письмо, весь мой лагерь пьян, радуясь очередной грандиозной победе. Вновь наши потери невелики, а враг пострадал жестоко. Моя армия с каждым днем все растет и приобретает опыт. Но вот что я скажу тебе, дружище. Я выяснил, что успех иногда бывает гораздо опаснее провала. С каждым захваченным городом, с каждой перейденной границей растет необходимость двигаться дальше. Ведь если я остановлюсь, у моих врагов появится время, чтобы объединить против меня свои силы. Но самая большая проблема, с которой я столкнулся, заключается в том, что я окружен эгоистичными советниками, работающими на себя, и я был бы последним дураком, если бы доверялся их словам и преданности. Но тебе, друг мой, я знаю, могу доверять. Мы доказали наше единство в той битве с демонами. Ты больше, чем другие, знаешь о моих намерениях, о моих помыслах. Как и я знаю о твоих. Я прошу тебя, Сафар: немедленно приезжай ко мне. Чтобы ускорить твое передвижение, я перевел солидные суммы на твое имя в гильдию торговцев Валарии. Я отчаянно нуждаюсь в тебе, друг мой и кровный брат. Да смилостивятся боги к тебе и твоей семье в Кирании". Когда люди закончили читать письмо, Калазарис сказал: - Я проверил подпись. Вне всяких сомнений, это писал Ирадж Протарус. - Очень тревожная новость, джентльмены, - отозвался король Дидима. - Несомненно, очень тревожная. - И чертовски обескураживающая для меня, - сказал Умурхан. - Можете представить, что я чувствую? Подумать только, все это время я пригревал гадюку на своей груди. - Ну, ну, Умурхан, - сказал Дидима. - Никто вас не обвиняет. Откуда вам было знать? Опять же, этого молодого человека рекомендовали по столь высокому разряду. Трое этих мужчин заседали в личном кабинете короля. Их совместное управление длилось давно - с равным дележом власти и богатства, - и они свободно чувствовали себя в этой компании. Поставив себе цель, они научились идти на компромиссы ради достижения цели. Дидима был коренастым мужчиной, с толстыми руками и ногами и бочкообразной грудью. Его круглое, как дыня лицо оттеняла темная густая борода с седыми прядями. Умурхан до кончиков ногтей воплощал собой мага, из-под колпака кудесника сверкали серые глаза. Дополняли картину густые брови вразлет и сверкающая белым борода. - Спасибо, что доверяете мне, ваше величество, - сказал Умурхан. - Хотя должен сказать, что последнее время я действительно подозревал юного Тимура. Я хотел исключить его из школы, но не хотел обидеть его покровителя, лорда Музина. Я собирался просто провалить его на предстоящих экзаменах. Таким образом я бы избавился от него без скандала. - Я поговорю с Музином, - предложил Дидима. - Он будет даже благодарен за то, что мы дадим ему возможность откреститься от этого маленького предателя. - Давайте пока никого не посвящать в дела, - сказал осторожный Калазарис. - Я хочу посмотреть, как обернется ситуация. - Хороший совет, - сказал Дидима. - Зачем хватать одного смутьяна, когда есть возможность схватить всех. - Он рассеянно обхватил бороду толстыми пальцами. Опасные ныне времена, джентльмены. И я уже не раз говорил об этом. Два года плохих урожаев. Эпидемии чумы среди крупного рогатого скота и овец. В прежние годы не было столько разбойных нападений на караваны. Какая уж тут торговля. И усиливающееся нежелание, связанное, очевидно, со слабыми доходами, граждан платить налоги, которые мы вынуждены увеличивать, дабы удержать королевство в целости и на прежнем курсе. А тут еще этот выскочка, Ирадж Протарус, идет со своей армией варваров, вторгаясь в королевства ни в чем не повинных, миролюбивых королей. Что далеко ходить! Только в прошлом месяце мой старый друг, король Лиман из Шарида, потерял голову от рук этого малого, Протаруса. Город, естественно, был разорен и сожжен до основания. Дидима дотронулся до горла и содрогнулся. - Так нельзя, - сказал он, - отрубать королевскую голову. Это ставит под угрозу существование всех тронов. - Не могу не согласиться, ваше величество, - сказал Умурхан. - И я думаю, мы приняли мудрое решение, вступая в союз с врагами Протаруса - Коралия Каном и лордом Фуленом. - Придется вновь увеличить налоги, - предупредил Дидима, - чтобы расплатиться с наемниками и за оружие, которое мы обещали нашим новым друзьям. - Не пожалеем и последнего медяка, - сказал Умурхан, - лишь бы раз и навсегда покончить с Протарусом. Когда-нибудь наши граждане скажут спасибо за то, что мы спасли их от этого безумца. - Скажут спасибо или проклянут, - проговорил Калазарис, - но платить им придется. Вернемся к прежнему вопросу. Как бы мне ни нравилось разговаривать с моими двумя друзьями всю ночь напролет, но я хотел бы установить наше отношение к Сафару Тимуру. Как мы поступим? Умурхан указал на перехваченное письмо. - Как оно попало в ваши руки? - У меня есть осведомитель в "Трясине для дураков", - сказал Калазарис, - в которой, как вам известно, любят собираться студенты. Сафар - близкий друг владельца, и вся предназначенная Сафару корреспонденция направляется на его имя. - Я знаю об этом месте, - сказал Умурхан. - Владелец - помешанный, но безвредный старик, не доверяющий властям. Катал, кажется, зовут его. Но, насколько я знаю, он вряд ли принял внезапное решение стать осведомителем в пользу короны. Калазарис тонко улыбнулся, став еще более похожим на скелет. - У меня на жалованье его внук, - похвастал он. - Его зовут Земан. Он настолько же глуп, насколько тщеславен. Полон коварства и прочих низменных устремлений. Земан озабочен наследством, но, к несчастью для него, судя по всему, дед еще долго протянет. Мои посланники помогли Земану поверить, что, если он станет сотрудничать с нами, мы ускорим переход его деда в могилу. - Прекрасно, прекрасно, - сказал король Дидима. - Чем чернее душа, тем угодливее тело. Калазарис хихикнул. Звук получился такой же, как если бы кость проскрежетала по кости. - В случае с Земаном это совершенно справедливо, - сказал он. - Особенно же он ненавидит Сафара Тимура. Не знаю почему. Насколько мне известно, Сафар ничего ему не сделал. Я думаю, из ревности - дед уж очень высоко ценит Тимура. К тому же в "Трясине" есть одна девица, воровка, по имени Нериса, которую он ненавидит столь же страстно, как и Тимура. И опять не могу сказать, почему. Важно заметить, что этот Земан какое-то время по собственному почину собирал доказательства вины Тимура. Видят боги, у нас не было причин подозревать его. А тут пришло письмо, и Земан немедленно дал нам знать. Калазарис вновь изобразил улыбку посмертной маски. - Земан умудрился так представить обвинения, что в них оказывается вовлеченным и этот ребенок. - Вот это да, - сказал Дидима. - Одним ударом двух врагов. Да этот Земан просто счастливец. - Ну не такой счастливец, каким он полагает себя в случае, если дело выгорит, - сказал Калазарис. - Я полагаю, что, сохранив самую выгодную информацию в тайне, я могу замышлять много. - А что сказал Тимур, когда вы предъявили ему обвинение в получении письма? - спросил Дидима. - А я не стал упоминать о письме, - сказал Калазарис. - И позволил ему солгать. Он утверждал, что ничего не слышал о Протарусе с тех пор, как они дружили мальчиками. Он также заявил, что сомневается, помнит ли вообще о нем его старый друг. Умурхан фыркнул. - Веселенькая история, - сказал он. - Это письмо ясно доказывает, что Протарус не раз уговаривал Тимура присоединиться к нему в его злодейском приключении. А посмотрите сюда... - Он постучал пальцем по одной из фраз письма. - Протарус говорит, что направил суммы для Тимура в гильдию торговцев. Калазарис фыркнул. - Разумеется, я их перехватил, - сказал он. - Сотня золотых. Крылья бровей Умурхана удивленно затрепетали. - Так много? - сказал он. - Вот вам и еще доказательства, если нужно. Случайно такие суммы не выдаются. Дидима склонился вперед. - Как вы думаете, почему Тимур не соглашается на просьбы Протаруса? - Это очень просто, ваше величество, - сказал Калазарис. - Он выторговывает большую часть трофеев. Умурхан задумался. Затем сказал: - Я уверен, это часть игры. Однако я также уверен, что он хочет выкрасть мои самые важные магические секреты, чтобы уйти с ними. Я уже заставал его в моей личной библиотеке. Именно из-за этого я чуть не исключил его. Эти книги и рукописи запрещены. К ним имеют доступ лишь мои самые доверенные жрецы и ученые. Откровение породило затянувшееся молчание. Первым его нарушил Дидима: - О каком это сражении упоминает Протарус? В том куске, где речь идет о демонах? Как вы это понимаете? - Какое-нибудь мальчишеское приключение, надо полагать, - ответил Калазарис. - Разумеется, преувеличенное. Дидима кивнул: - Да, да. Что же еще? Он на минуту задумался, затем спросил: - Так что будем делать с прислужником Тимуром? - Сейчас ничего, - сказал Калазарис. - Пусть пока ходит с головой. В нужный момент мы выставим его перед публикой и палачом, чтобы ему сняли голову. - Из рукава он достал свиток и развернул его на столе Дидима. - С этой целью, ваше величество, мне нужна ваша подпись, санкционирующая казнь Тимура и его приятелей-заговорщиков, когда придет время схватить их. Нам ни к чему задержки, которые могли бы их сторонникам дать время организовать общественную поддержку. Король хихикнул, взялся за гусиное перо и обмакнул его в чернильницу. - Но я вижу здесь имя только Тимура, - сказал он. - О, будут и другие, ваше величество, - сказал Калазарис. - Как видите, на листке места более чем достаточно. Король одобрительно кивнул. - Тулаз охвачен желанием улучшить свой рекорд, - сказал он. - Мы посвятим этому целый день, а? Общественный праздник. С бесплатной выпивкой и закуской. Подобие карнавала в ознаменование такого события. - Он вывел имя на бумаге, разговаривая: - Чтобы успокоить граждан, необходима массовая экзекуция. Калазарис улыбнулся, подул на влажную подпись и передал документ Умурхану. - Прошу вас засвидетельствовать, - сказал он. - Просто ради формальности. Умурхан не колеблясь расписался. - Жаль, - сказал он. - Я на этого парня возлагал большие надежды. Спустя несколько часов Калазарис готовился ко сну. Пока хорошенькие служанки расстилали покрывала и взбивали постель, он попивал свой любимый сладкий напиток, приправленный каплей бренди и легким снотворным. Он не принадлежал к числу тех людей, которые спят спокойно. Но вовсе не пролитая им кровь тревожила его сон, а, беспокойство о том, не пропустил ли он чего-либо. Мошенников и предателей было много, а враги столь многочисленны, что он не мог терять бдительность. Он был мастером великой лжи и потому постоянно выстраивал конструкцию из неправд и полуправд. Днем-то ему некогда было расслабиться, а ночью его одолевали разные замыслы и страхи, что планы могут быть разрушены из-за какой-нибудь ошибки или по недосмотру. Без вечернего ритуала он проснулся бы настолько измученным ночными кошмарами, что его добили бы сомнения. И все же, несмотря на поздний час, приняв напиток, он позволил служанкам доставить ему удовольствие. Затем они его помыли и одели в ночную рубашку из черного шелка. Он отпустил их, потянулся за маской из черного шелка, которую надевал, чтобы его не побеспокоил случайный свет. Но перед тем, как нацепить ее, он вспомнил о документе об экзекуции, покоящемся на туалетном столике. Несмотря на снотворное и внимание служанок, он понял, что не заснет, если документ останется без присмотра. И не важно, что никто бы не осмелился пробраться в дом главного шпиона, не говоря уж об ограблении его личной спальни. Его недремлющий мозг проявлял такую активность, что после метаний и ворочаний с боку на бок во время сна он утром проснулся бы с таким количеством сценариев случившегося, что один из них мог стать и реальностью. Полусонный, он встал и взялся за документ. Калазарис не зря позаботился заполучить подписи своих собратьев-правителей на смертном приговоре Сафару. Свое имя он там не поставил, проявив замечательную предусмотрительность. Калазарис свернул документ в трубочку вместе с другой бумагой, на которой его подпись как раз стояла. Эта бумага представляла собой официальный протест против первого решения и восхваляла Тимура как молодого человека, наделенного множеством благородных качеств. Калазарис запер бумаги в особый тайник, скрывавшийся за третьей от входа в спальню панелью. У Калазариса не было других амбициозных желаний, помимо желания удержаться в нынешней позиции соправителя Валарии. Он вовсе не желал видеть короля Дидима смещенным с трона, на котором восседал бы сам. Но, как сказал Дидима, времена ныне были опасные. И если бы вдруг, в один из дней, пусть по невероятной случайности, этот юный выскочка, Ирадж Протарус вдруг стал мстить за смерть своего друга, он, Калазарис, представил бы доказательства того, что являлся защитником Тимура. Главный шпион не колеблясь поддержал решение Валарии встать на сторону врагов Протаруса. Но всегда оставался шанс, что этот альянс потерпит крах и в один прекрасный день Протарус и его армия окажутся у городских ворот. И тогда Дидима и Умурхан поплатятся головами за их преступление. Честь совершить эту экзекуцию наверняка предложат тому же Тулазу, поскольку опытного палача найти совсем не просто, так что заплечных дел мастер сразу же окажется на службе у нового короля. Как и Калазарис со своим запасом документов, подтверждающих его невиновность. Протарусу наверняка понадобится главный шпион - а кто же справится с этой работой лучше самого Калазариса? Тимур представил Калазарису уникальную возможность. С одной стороны, как друг Ираджа Протаруса он должен был быть немедленно изолирован, как источник опасности. С другой стороны, над ним висело обвинение, стоящее головы. И его можно было бы объявить вожаком всех тех юных горячих голов, которые противостояли правителям Валарии. И тогда дюжина, а то и больше настоящих лидеров оппозиции попадали под это же наказание. И уж остальные их поддерживающие или сочувствующие сразу бы заткнулись. Это и называлось: "не только подержать конфетку, но и съесть ее". Калазарис не любил конфет. Но выражение ему нравилось. Этой ночью главный шпион спал хорошо. Но незадолго до первой молитвы он увидел сон о странном маленьком существе с телом человека и лицом демона. Оно жадно вгрызалось в леденец, так что крошки летели. Покончив с этим делом, существо стряхнуло с себя крошки и посмотрело ему прямо в глаза. - Заткнись! - сказало оно. - Заткнись! Заткнись! Заткнись! Калазарис не знал, как расценить появление этого существа и что означают эти проделки. Но почему-то испугался. 12. ГЛАВНЫЙ ХРАМ ВАЛАРИИ В отличие от Калазариса, этой ночью Сафар спал мало. Он слышал шуршание сена в матрасе, ощущал каждый комок своей подушки. Всего лишь несколько дней назад угроза, перед лицом которой стоял мир, воспринималась как смутная и почти идиллическая идея. В возрасте двадцати лет трудно личностно воспринимать такие идеи. Но визит главного шпиона, да и проблемы с Умурханом заставили юношу ощутить себя далеко не великим бессмертным. Тревога росла, и покоилась она на гранитных холмах недовольства Умурхана и черных скалах подозрительности Калазариса. Короче говоря, его обложили со всех сторон, и он оказался в полной растерянности, не зная, что делать. Сюда же добавлялись неясности относительно дара Нерисы и страхи за саму Нерису. Кто-то по каким-то причинам следил за ней. Все на улицах знали, что Нериса из "Трясины для дураков" за пару медяков может сбегать выполнить любое поручение. Так что, скорее всего, один из этих молодых людей и нанял ее, и ее приняли совсем не за ту. Нериса вовсе не была никаким заговорщиком. И об этом знали все, включая и подручных Калазариса, на территории которых находилась "Трясина для дураков". Зачем же осведомителю лгать? Почему он выбрал именно ее? Затем Сафар решил, что на самом деле мишенью являлся он сам. Просто до него добирались через Нерису. Но тут же вставал самый главный из вопросов - почему? Но он сообразил, что ответит на этот вопрос или нет, однако судьба его, может быть, на всех парах мчится к весьма неприятному завершению. И единственно умным поступком в такой ситуации было бежать из Валарии, и как можно быстрее. Такой поступок в глазах Калазариса сразу же превратится в доказательство вины. Однако и оставаться в Валарии было куда опаснее. Сафар решил бежать. Он рванет со всей возможной скоростью домой, в Киранию. Но как же Нериса? Он должен придумать что-то, дабы она не пострадала в результате его побега. Приняв решение, Сафар испытал облегчение. Он многих знал в Валарии, но прятаться у них - значило длить пребывание в этом неприятном городе. А он скучал по семье и друзьям. Он скучал по чистому горному воздуху, голубому небу, дождевым облакам и снежным склонам. Только одно препятствие стояло на его пути - отсутствие денег. Для успешного побега требовалась приличная сумма. Нужен был выносливый скакун и запасы на дорогу до дома. Да и Нерисе следовало оставить денег. Где же их заполучить? Просить у лорда Музина? Бессмысленно. И не только потому, что тот откажет, но и потому, что скорее всего об этой просьбе тут же узнает Калазарис. Оставалась только одна персона, которая могла бы помочь. Но если дело выгорит, то об отступлении придется забыть. Сафар встал до рассвета. Умывшись и одевшись, он заскочил в пекарню, где купил черствый рогалик со смородиной. Бегом вернувшись домой, он заварил крепкого чая и, завтракая, вызвал Гундара. Маленький Фаворит возник в облачке магического дыма, кашляя и протирая заспанные глаза. - Только не говори, что и тебе приходится вставать рано! - захныкал он. - Должно быть, боги меня возненавидели. Иначе как они могли допустить, что я попал в лапы столь жестокого повелителя? Вместо ответа Сафар продемонстрировал рогалик. Глаза Фаворита широко раскрылись. - Неужели это для меня, о мудрый и добрый повелитель? - Для кого же еще? - сказал Сафар. Он протянул рогалик, Фаворит схватил его и с жадностью вгрызся, осыпая пол крошками и ягодками. Покончив с лакомством, он облизал каждый когтистый палец, почмокал губами и сказал: - Еще один рогалик - и я за тебя, повелитель, пойду на убийство. По тону Сафар понял, что это не шутка. - Я не убиваю людей, - сказал Сафар. - Очень жаль, - ответил Гундара. - Убийства намного легче других заданий. - Потерев руки, он зевнул. - Но если это не убийство, господин, то что же я должен сотворить? - Сделайся по возможности меньше, - сказал Сафар, - и устраивайся на моем плече. - Как скучно, - пожаловался Гундара, но, щелкнув когтями, мгновенно сжался до размеров крупной мухи. Сафару пришлось отыскивать его взглядом. Гундара окликнул его голосом столь же громким, как и при нормальных размерах. - А вот насчет плеча, повелитель, придется помочь. Туда слишком высоко прыгать. Сафар протянул руку, и маленькая черная точка Гундара взбежала по ладони, вскарабкалась по грубой ткани рукава и добралась до плеча. - Сегодня утром мне надо провернуть одно важное дело, - сказал Сафар. - И ты нужен мне рядом, чтобы предупреждать об опасных или подозрительных личностях. - По окончании работы получу ли я еще один рогалик, повелитель? - донесся голос Гундара. - Если работа пройдет успешно, - пообещал Сафар. - И для Гундари тоже? - не отставал Гундара. Сафар вздохнул. - Да, - ответил он. - Гундари тоже получит. - Только на этот раз с вишнями, - потребовал маленький Фаворит. - От смородины меня пучит. Когда Сафар вышел на улицу, город уже подавал признаки жизни. Движение еще не набрало полной мощности, но некоторые магазины открылись, а перед мастерскими собирались рабочие и в ожидании владельцев жевали черный хлеб с маслинами. Сафар миновал колесную мастерскую, которая всегда открывалась рано, ремонтируя фургоны, сломавшиеся по дороге на рынок. Привалившись к стене рядом со входом, стоял человек с внимательным взглядом, которым он и проводил проходящего Сафара. Сафар наклонил голову к плечу. - Тут все чисто? - спросил он. - Обычный карманник, - ответила муха голосом Гундара. - Не волнуйся. Для него ты слишком беден. Сафар продолжил путь, но не торопясь, чтобы Гундара мог успевать реагировать на присутствие шпионов. Он не сомневался, что Калазарис распорядился пустить по его следу осведомителей. Сафар, житель гор, слабо разбирался в городской жизни, но он привык полагаться на собственную натуру. Охотники - будь это звери или люди - ведут себя одинаково. Волки, осуществляя неторопливое преследование жертвы, могут выставлять за ней и наблюдателя. Пока стая занимается своими делами, наблюдатель не сведет глаз с больной овцы, выбранной волками на обед. И каждый наблюдатель, пока отара переходит с места на место, передает дежурство другому наблюдателю, да так, что никто ничего и не заметит. И так в течение всего дня, пока овца не отстанет от отары или не окажется слишком далеко от загона. Тут же волк-наблюдатель воем сообщит эту новость готовой к нападению стае. Именно так и представлял Сафар работу осведомителей Калазариса. Они поставят наблюдателя недалеко от его дома, и этот шпион предупредит остальных, когда Сафар выйдет на улицу. И так, от шпиона к шпиону, его будут передавать, пока он не вернется вечером домой. Когда он дошел до конца улицы, перед ним возникла старуха в тряпье, накрытая вместо шали драным одеялом из конского волоса. На одном краю тележки в деревянной клетке ворковали голуби, на другом - стояло ведро с горячими пирожками с мясом. - Пирожки со свежей голубятиной, - окликнула она Сафара. - Два медяка за пирожок. - Нет, благодарю, бабуся, - сказал Сафар на ходу. Старуха ухватила его за рукав. - Это моя обычная цена - два медяка за пирожок. И они в самом деле свежие и горячие. Забиты только что, утром. А вы такой красивый паренек, с вашего позволения. От вашего вида даже у такой бабки, как я, сердце поет, как у девицы. И ради вас, ради того, чтобы вы вернули мне молодость, я уступаю - два пирожка за медяк. Эта шпионка наблюдала, как Сафар, после недолгого колебания, кивнул головой и отдал медяк в обмен на два пирожка. Он от души поблагодарил бабусю и пошел дальше. Завернув за угол, Сафар оказался на широкой улице. Старуха подождала, пока он скроется из виду, затем быстро открыла дверцу клетки. Она выбрала там единственную белую птицу, которая к тому же была крупнее и быстрее остальных. Приласкав ее и нашептав успокаивающие слова, она высоко подбросила ее в воздух, двигаясь с удивительным проворством для столь старого и согбенного существа. Голубь взлетал все выше и выше, делая круги над улицей, словно выискивая ориентир. Затем устремился к высокой башне, обозначавшей вход на центральный рынок. Шпионка улыбнулась, зная, что произойдет дальше. Голубь был обучен три раза облететь башню. А это означало для осведомителей всего города, что Сафар вышел из дому. Затем голубь вернется к тележке, чтобы быть обласканным и услышать слова благодарности. Старуха-шпионка на самом деле очень любила эту птицу. Она вырастила ее сама и баловала больше любой другой птицы. Она с гордостью наблюдала, как ее маленькая красавица летела к башне. Но тут же разинула рот, увидев, как с крыши наперерез голубю устремилась мрачная черная тень. Ястреб набросился на ее любимицу, широко расставив когти. Голубь ощутил опасность и попытался скрыться, но ястреб был быстрее, и вскоре во все стороны полетели перья и капли крови. Охотник взмыл в небо, сжимая в когтях остатки добычи. Шпионка взвыла от горя. Она потеряла не только любимую птицу, но и Сафара. Проворно ухватив за ухо проходящего мимо мальчишку, она дала ему монетку, чтобы он присмотрел за ее тележкой, пообещав добавить по возвращении, если хозяйство останется в целости и сохранности. Затем она поспешила к начальству сообщить, что их планы нарушил ястреб. А в двух улицах оттуда Сафар свернул за угол и замедлил шаг. Здесь располагались жилые дома, высокие и покосившиеся. Из дверей показывались лишь домохозяйки, тайком опустошавшие ночные горшки на улицу, вместо того чтобы платить мусорщикам, которые бы отвезли их дерьмо. С треском распахивались ставни, дерьмо выплескивалось на улицу, и тут же ставни захлопывались, пока власти не успели заметить. И тут же следовали проклятья прохожего, не сообразившего при звуке открываемых ставен отпрыгнуть в нужном направлении. Сафар шустро скользнул в сторону, когда его едва не обдали очередной вонючей струей. Он свистнул, и с крыши сорвался ястреб. Птица опустилась на его плечо, демонстрируя клюв и грудь, запачканные кровью. Сафар скривился, взмахнул рукой, и ястреб превратился в Гундара, едва заметной точкой застывшего на его плече. - Ты только посмотри на меня! Я весь в крови голубя, - пожаловался Фаворит. - Видят боги, как я ненавижу вкус крови, особенно голубиной. Ты даже не представляешь, насколько это отвратительная штука. Хуже цыплячьей. - Ну извини, - сказал Сафар. - Но зато ты хорошо справился с работой. - Да у меня простофиля, а не повелитель, - сказал Гундара. - Ну разумеется, я хорошо справился с работой. Ты что думал, я только что появился на свет? Я занимался такими делами больше, чем могу упомнить, просто они слишком тяжело влияют на мою психику. Фу! Даже во рту кровь. И перья. Ты и понятия не имеешь, каково это - кусать перья. Сафар, жалея его, успокаивал как мог. Миновав несколько улиц, он купил пудинг, плавающий в сладкой розовой воде. Съев половину, остатки он размял деревянной ложкой, чтобы Гундара смог залезть туда и насладиться, заодно и искупавшись. Затем они двинулись дальше. Гундара жирной черной точкой восседал на плече. Фаворит рыгнул. - Возможно, ты все-таки не такой уж и плохой повелитель, - допустил он. - Ты каждый день ешь розовый пудинг? - С этого дня начну, - пообещал Сафар. - Ты слышал, Гундари? - сообщил Фаворит невидимому близнецу - Я совершенно промок в этой сладкой воде! Ощущения бесподобные. И у меня лучший господин во всем мире. Но ты не переживай, я и о тебе позабочусь! Сафар скривился, слыша этот односторонний диалог. Хорошо еще, что приходилось иметь дело сразу только с одним Фаворитом. Вдвоем они быстро свели бы его с ума. Он проходил под тентом в большой магазин тканей, когда до него донесся шепот откуда-то сверху: - Сафар! Это была Нериса. Стараясь скрыть удивление, он огляделся, нет ли кого поблизости. Только затем осмелился посмотреть и увидел глаз, блестевший в дырке, проделанной в навесе. - Не смотри! - распорядилась девушка. - Извини, - прошептал Сафар. Он принялся ощупывать штуку ткани, делая вид, что оценивает ее качество. - С тобой все в порядке? - вполголоса спросил он. Нериса фыркнула: - Перепугалась только до полусмерти, а так ничего. Что я такого натворила, коли за мной пришел Калазарис? - Ты видела его? - Я пряталась снаружи, пока он не ушел. Поначалу мне показалось, что у меня галлюцинации. Или что мне снится кошмар, а я никак не могу проснуться. Тут он прошел мимо того места, где я спряталась, и я убедилась, что это не кошмар. Разве эту физиономию спутаешь? Такое ощущение, что он вообще на солнце не бывает. Как призрак. Сафар кивнул, ощупывая другой кусок ткани. - Слушай, - сказал он. - У меня нет времени объяснять, что произошло. Тебя они использовали как предлог, чтобы добраться до меня. Не знаю почему. Но сейчас я должен кое-что предпринять. А ты пока затаись. В "Трясине для дураков" не показывайся. Вечером встретимся. - Хорошо, Сафар, - сказала Нериса. - Тогда до вечера. Часа через три, после последней молитвы? - Где? У меня небезопасно. - Не беспокойся, - сказала Нериса. - Меня никто не увидит. Просто будь там. А уж я приду. Он хотел было заспорить, но наверху послышался легкий шелест, и, когда он посмотрел наверх, там уже никого не было. Встревоженный Сафар двинулся дальше. Нериса слишком рискует. Но поделать ничего нельзя было, поэтому он отбросил волнения и сосредоточился на предстоящей миссии. Вскоре он добрался до места назначения. Он улыбнулся, представив, как по всему городу рыщут шпионы в поисках его. Он же скрывался там, где никому бы и в голову не пришло искать, - в главном храме Валарии. Это было уродливое сооружение - череда массивных строений и башен с куполами-луковицами, обнесенных массивными, как у крепости, стенами. Храм начинался с простого каменного строения, возведенного несколько веков назад первым верховным жрецом, когда Валария - что означало "место, где есть вода" - состояла всего лишь из нескольких полуразвалившихся домов, окруженных огромными загонами для громадных стад крупного рогатого скота. Легенда гласила, что Валарию основал бродячий маг. И при нем здесь было лишь сухое равнинное место. Согласно преданию, маг вонзил здесь свой посох. Посох мгновенно превратился в огромное дерево, из-под корней которого забили источники. Вокруг этих-то источников и сложился большой торговый город, появился король, чтобы править, и верховный жрец, который построил первый храм. Впоследствии каждый новый верховный жрец возводил очередное святилище, но больше заботясь о собственной славе, нежели о восславлении богов. Храмы поневоле становились все выше, поскольку каждый новый верховный жрец считал вкус предыдущего дурным. Большинство строений посвящались многочисленным богам, которым поклонялись жители всего Эсмира. И Валария недаром похвалялась, что у нее идолов понастроено для такого же количества богов, сколько и звезд на небе. Сафар вошел в главные ворота, минуя дюжины магазинов и лавок, занятых продажей культовых принадлежностей. Здесь предлагались товары на любой вкус и по самым разнообразным ценам: священные масла, особые свечи и тысячи изображений различных богов - от больших, для домашних алтарей, до маленьких, чтобы повесить на цепочку в качестве талисмана. По обеим сторонам главного прохода тянулись хижины и небольшие загоны для животных и птиц, предназначенных для жертвоприношения. Здесь же выставлялись на продажу священные и магические напитки, а если вы оказывались паломником из далеких мест, с иностранными деньгами или кредитным письмом, тут же полудюжина менял предлагала свои услуги от времени первой молитвы до последней в течение всего дня. Народу собралось уже много, и Сафару локтями приходилось прокладывать путь в толпе. Дойдя до конца главного бульвара, он повернул направо, где улицы были пустынными. Исключение составляли несколько подобных ему студентов, спешащих в университет - приземистое здание с двумя надземными этажами и тремя - под землей. На верхнем этаже проживали Умурхан и другие жрецы, правда, квартира Умурхана занимала половину этажа. На первом этаже располагались кабинеты и классные комнаты, а также громадный актовый зал, где все собирались по случаю особых церемоний и объявлений. Два этажа ниже отводились под спальни для студентов слишком бедных, чтобы снять квартиру или угол подобно Сафару. Портал, ведущий в университет, украшали ухмыляющиеся горгульи. Сафар содрогнулся, проходя мимо них. - Опасности нет, - сказал с плеча Гундара. - Это всего лишь камень. Сафар не нуждался в этом успокоении. Он и сам прекрасно знал, что горгульи представляли собой лишь безжизненные символы стражей, отгоняющих злых духов. И все же, даже по прошествии двух лет ежедневного лицезрения этих каменных морд, он не мог спокойно проходить мимо. Сразу за порталом находился большой внутренний двор с каменными ступенями, ведущими к алтарю. Именно тут практиковались студенты в кровавых жертвоприношениях богам. Животное выводилось из деревянной клетки слева от алтаря. При этом, во избежание ненужных осложнений, животное опаивалось наркотиками. Для грязной работы - перерезания горла - жрец выбирал какого-нибудь юношу. Остальные собирали выливающуюся кровь. Затем, пока туша разделывалась, возносились молитвы, и потом кровь и мясо сжигались в священных урнах, к вящей славе богов. Сафар всегда чувствовал себя неуютно на этих кровавых жертвоприношениях, и чем больше он узнавал, тем меньше считал их столь уж необходимыми. К тому же он заметил, что лучшие куски мяса откладывались в сторону - для Умурхана и других жрецов, что вряд ли радовало божество. Проходя мимо алтаря, он увидел пятерых прислужников, очищающих место после недавнего жертвоприношения. Подоткнув мантии, прислужники, стоя на четвереньках, отдраивали ступени потрепанными щетками. Сафар припомнил время, когда эта грязная работа была его единственной и непременной обязанностью. Проходя мимо занятых работой юношей, он вспомнил и ту минуту, когда впервые встретился с Умурханом. Стоял безотрадный зимний день с облаками того же пепельного цвета, что и алтарные камни. Сафар потерял счет неделям, проведенным в согбенном состоянии за отдраиванием ступеней и алтарной возвышенности. Холод был такой, что, как только он, окунув в ведро щетку, вынимал ее, поверхность воды схватывалась корочкой льда. Каждое утро, приходя за заданием к жрецу, он спрашивал, когда же ему будет позволено ходить на уроки. Ответ звучал один и тот же: - К концу года. Попозже. Работай. Работай. Как только появится свободное место... свободное место... Я дам тебе знать. Дам знать. И Сафар вынужден был говорить: - Да, праведник, - именно тем сокрушенным тоном, которому обучал его Губадан, перед тем как он покинул Киранию. Но длившееся изо дня в день несчастье делало его нетерпеливым. Ведь он прибыл в Валарию за знаниями, а не затем, чтобы скрести полы. Более того, за обучение Коралин платил большие деньги. И Сафар хотел быть студентом, а не рабом. В тот особый день терпение достигло предела, и Сафар уже подумывал, не собрать ли пожитки и не убраться ли восвояси, послав Валарию в преисподнюю. Он как раз принялся подниматься с колен, когда услыхал какой-то шум. Во внутренний двор влетел жрец-повторятель, окруженный другими жрецами и большой толпой прислужников из школы магов Валарии. Группа элиты, числом чуть менее сотни. Считалось, что у этих студентов особый талант, располагающий к интенсивным занятиям магией. Сафар так высоко не метил. В то время его желания не распространялись далее присоединения к основной массе студентов, занятых общеобразовательными предметами. Но, оглядев эту группу, увидев их взгляды превосходства и ощутив слабое жужжание их магии, он почувствовал минутный припадок зависти. Но справился с эмоциями, подхватил ведро и отошел в дальний угол, чтобы оттуда понаблюдать, оставаясь незамеченным. Из перешептываний прислужников он понял, что некий важный человек обратился к Умурхану с просьбой оказать помощь. Судя по всему, этот человек совершил нечто незаконное - то ли нарушил супружескую верность, то ли убил раба. И теперь хотел жертвоприношениями заслужить прощение богов. Но хотел совершить обряд без лишней огласки. При этом он внес большую сумму на нужды храма. Сафар из слов прислужников понял, что после обряда очищения всем студентам заплатят за то, чтобы они хранили молчание. Услышав это, Сафар вообще забился за колонну, увитую толстыми лозами. Минуту спустя грянули цимбалы, и во внутренний двор вошли два человека в сопровождении мальчиков, которые устилали их путь лепестками цветов и размахивали горшками с дымящими благовониями, услаждающими воздух для дыхания этих двух. Не было сомнения, что один из них - в развевающейся мантии мастера-мага - Умурхан. Даже будучи слепым, Сафар ощутил бы его присутствие по атмосфере, внезапно сгустившейся из-за обилия магии. Но Сафара поджидал еще один сюрприз. Поскольку богато разодетый и увешанный драгоценностями человек, вышагивающий рядом с Умурханом, был не кто иной, как лорд Музин. Хотя Сафара лично и не представляли лорду Музину, но этот король торговцев однажды проезжал по улице в роскошной карете, влекомой четверкой одинаково прекрасных черных лошадей, и Сафару его показали. Лицо Музина напоминало молоток, повернутый вверх рукоятью. Длинное и узкое, оно на подбородке раздваивалось. Когда эти два человека вошли на возвышение и приблизились к алтарю Рибьяна, короля богов, божества, создавшего всех живущих из священной глины, Умурхан и двое дюжих малых в чисто-белых мантиях помогли с осторожностью встать Музину на колени перед каменным изваянием этого божества с милостивым выражением лица. Умурхан повернулся к прислужникам, свирепо сверкая глазами из-под разлетающихся бровей. - Братья, - сказал он, - мы собрались здесь сегодня, чтобы помочь хорошему человеку, доброму человеку, волею несчастливо сложившихся обстоятельств оступившемуся на безупречно чистой тропе, по которой он шел всю свою жизнь. Мы здесь не для того, чтобы судить его, ибо кто из нас сможет осудить человека, широко известного чистотой помыслов и щедрой благотворительностью? Этот человек пришел ко мне с открытым сердцем, испытывая душевные муки. Он согрешил, но кто из нас без греха? Так не судите же его. А вместо этого попросим великого и милосердного бога Рибьяна, отца нашего, сжалиться над бедным смертным и простить его за те прегрешения, которые судьбою уготовано ему было совершить. - И сегодня я прошу вас, братья мои по духу, присоединиться ко мне всей душою в этой милосердной миссии. Этот человек, стоящий перед вами коленопреклоненно, заслуживает нашей помощи, и это большая честь для университета и храма способствовать ему в столь деликатном деле. Пока Умурхан говорил, двое малых в белом бережно сняли тунику с Музина, представив всем на обозрение розовое упитанное тело богача. Затем они сняли с поясов небольшие хлыстики. - Кто-нибудь возражает? - спросил Умурхан. - Или, может быть, кто-то из присутствующих не расположен от всего сердца помочь этому человеку? Если так, то я покорно прошу такого просто покинуть нашу компанию. И не надо долго размышлять над этим решением. Мы поймем, что вами руководила совесть. Умурхан обвел толпу свирепым взглядом, но никто не шелохнулся. Он кивнул и сказал: - Тем лучше, братья. Боги да благословят вас за это. Сафар услыхал, как кто-то пробормотал себе под нос: - Да благословят они мой счет в таверне, хозяин. Послышались смешки, смолкшие по сигналу Умурхана, призывающего всех встать на колени. Прислужники как один рухнули на землю, низко склонив головы. Умурхан провозгласил: - Да начнется церемония благословения. Откуда-то понеслись звуки лютни, колокольчиков и барабанов. Жрецы запевали, ведя прислужников от псалма к псалму, взывая к вниманию Рибьяна. Первым звучал знаменитый псалом Умурхана "Вечерняя молитва", которую каждый слышал по вечерам. Мы, жители Валарии, люди добрые и благочестивые. Благословенны, благословенны. Наши женщины целомудренны, Наши дети почтительны. Благословенны, благословенны... Под напевы собравшихся малые в белых мантиях нежно похлестывали Музина по спине. Музин завывал, как под жестокими пытками, полагая, что чем громче вопит, чем мучительнее крики, тем сильнее заблуждение бога Рибьяна относительно происходящего наказания. Наконец Музин издал самый ужасающий вопль и рухнул на пол. Его "палачи" проворно принялись ухаживать за спиной, на которой не осталось и пятнышка, обмазывая успокаивающими мазями, целуя его и приговаривая на ухо слова сочувствия. Когда Музин решил, что уже можно подниматься, он встал, изображая боль и пошатываясь. Слезы текли по его длинному лицу, изображавшему блаженную улыбку того, кто вновь обрел Свет. Ему помогли надеть тунику, дали чашку спиртного. Музин сделал добрый глоток, вытер глаза и запел вместе с остальными. Сафару уже изрядно наскучил этот фарс, и он посматривал, как бы потихоньку отползти отсюда, не будучи замеченным. В этот момент звякнула железная дверца клетки, и Сафар повернул голову назад, посмотреть, какое несчастное животное приносится Музином в жертву всепрощающему богу Рибьяну. С удивлением увидел он старую львицу, которую вывели на хрупкой серебряной цепи. "Должно быть, Музин совершил действительно нечто ужасное", - подумал Сафар. Он уже давно обретался в храме и знал, что лев - самое дорогое и редкое животное. Сафар решил, что, должно быть, произошло убийство, и даже, вероятно, не раба. Он внимательно вглядывался в огромную львицу ростом почти с ведущего ее малого. От наркотиков она чуть не спала, так что глаза на огромной морде казались лишь щелочками. Несмотря на устрашающие размеры, львица напомнила Сафару, у которого защемило сердце, их домашнего кота в Кирании, где тот бродил по хлевам, отлавливая грызунов. Кот частенько сиживал у него на коленях, умываясь и утешая хозяина в его мальчишеских несчастьях. И тут он увидел обвисшее брюхо, набухшие соски львицы и понял, что она недавно рожала. Наверное, даже находясь под влиянием наркотиков, - подумал он, - она мучительно переживает за своих львят". Умурхан подал знак, и песнопения смолкли. Он повернулся к алтарю, говоря: - О Рибьян, милостивый повелитель всех нас, сжалься над этим несчастным смертным, стоящим перед тобой. Прости его прегрешения. Прими этот скромный дар. И позволь ему вновь обрести безмятежный сон. Умурхан махнул рукой, и один из парней подвел Музина к львице. Он протянул торговцу большой нож для жертвоприношений. Подошли другие прислужники с искусно украшенными кувшинами для сбора крови. Музин осторожно ухватил львицу за загривок. Та, похоже, не поняла, что происходит. Музин резанул ножом по ее горлу. Из разреза потекла кровь, но столь слабой струйкой, что стало ясно - взволнованный Музин не смог нанести удар сильнее, чтобы разом прекратить мучения львицы. Музин сделал еще одну попытку, и на этот раз ему твердой рукой помог один из прислужников, чтобы дело было сделано соответствующим образом. Львица взвыла, а кровь хлынула в кувшины. Животное осело на землю. Все повеселели и, вскочив на ноги, стали восхвалять Рибьяна и приветствовать возвращение грешного Музина к пастве. Музин, сопровождаемый Умурханом, шагнул вперед, принимая поздравления прислужников. Позади трое в белых мантиях разделывали львицу, готовясь к следующему этапу церемонии. Но тут сквозь весь этот гам прорвался сердцеостанавливающий рык, и все вскинули головы, таращась на полуосвежеванную тушу. Воздух над мертвым зверем стал пронзительно-красным, и все разинули рты, увидев, как появился призрак львицы. Фантом хлестал хвостом по бокам, скалил длинные желтые клыки и ревел от ненависти. Лев-призрак прыгнул вперед, и всеобщее оцепенение сменилось паникой. Послышались вопли, и толпа бросилась врассыпную, ища укрытия, сбиваясь в кучу в узком проходе. Сафар, оставшийся в укромном месте, видел, что, несмотря на всеобщую истерию, дюжина жрецов и прислужников быстро окружили Умурхана и Музина и увели их в безопасное место через маленькую дверцу с краю алтаря. Между тем призрачная кошка врезалась в массу бегущих. Полупрозрачные когти нанесли первые удары. Во все стороны брызнула кровь, разнеслись крики раненых. Затем она кого-то повалила, а остальные в это время пробивались через выходы и лезли на стены. Лев-призрак, ухватив жертву за плечо, размахивал ею взад и вперед. Попавшийся юноша был еще жив и вопил так, что сердце разрывалось от жалости. Внезапно словно невидимая рука вытолкнула Сафара из его укрытия. Он медленно двинулся к ревущей львице, одной частью своего существа трепеща от страха, а другой обращаясь к душе призрачной матери, испытывающей только ей известную муку и тоску по недавно родившимся львятам. Призрак увидел его и выпустил вопящего прислужника. Львица зарычала и двинулась к Сафару, клацая выпущенными когтями по камням. Сафар же продолжал медленно и размеренно идти ей навстречу. Он вытянул правую руку, широко расставив три пальца в универсальном жесте мага, творящего заклинание. Тихо и ровно он заговорил: - Мне жаль видеть тебя здесь, призрачная мать. Это жуткое место для призрака. Здесь столько крови. И так мало жалости. У тебя пропадет от этого молоко, и львята останутся голодными. Призрак львицы продолжал двигаться, вытаращив глаза, раскрыв пасть и пуская слюну. Сафар также продолжал сокращать дистанцию, не умолкая ни на секунду. - Злой человек сделал так, призрачная мать, - сказал он. - Злые люди поймали тебя и умертвили твоих львят. И привезли тебя на это место, чтобы ты умерла. Но виновных в этом дворе нет, призрачная мать. Здесь лишь человеческие щенки. Щенки мужского рода, призрачная мать. И это твой долг проследить, чтобы человеческим щенкам никто не причинил вреда. Движущийся призрак заворчал, но уже с меньшей яростью. Еще несколько шагов, и эти двое встретились и остановились. Сафар собрал всю волю в кулак, когда львица, вместо того чтобы на месте убить, обнюхала его, продолжая ворчать. Затем посмотрела ему в лицо, высматривая, не таится ли в глазах человека глубоко запрятанная ложь. И тут она взревела, да так громко, что он чуть не выскочил из сандалий. Сафар сдержался, а призрак львицы уселся на задние лапы, мордой на уровне его лица. - Теперь ты и сама видишь, призрачная мать, - сказал он. - Я не причастен к этому делу, хотя и скорблю о твоей потере. - Он указал на попрятавшихся прислужников. - И эти человеческие щенки не виновны, как и я. Прошу тебя, не навреди им, призрачная мать. Призрак зевнул в ответ на эти слова и улегся у ног Сафара. - Пора подумать о себе, призрачная мать, - сказал Сафар. - Твои львята мертвы, но их маленькие призраки голодны. И тебе надобно побыстрее отправляться к ним, а то они страдают без тебя. Подумай о них, призрачная мать. У них нет опыта жизни в этом мире, а уж в следующем - и подавно. Неужели ты не слышишь, как они плачем взывают к тебе? Сафар сделал движение рукой, и издалека донесся слабый звук мяуканья. Уши призрака поднялись, львица склонила голову набок с видом озабоченности. Сафар сделал еще одно движение рукой, и мяуканье стало громче и отчаяннее. Львица взвыла. - Иди к ним, призрачная мать, - сказал Сафар. - Покинь это место и обрети покой со своими львятами. Львица рывком вскочила. Сафар постарался не сделать испуганного движения. А она взревела в последний раз и исчезла. Минуту в воздухе висел лишь один звук - эхо львиного рыка. Затем все пришло в движение, все закричали с облегчением и бросились благодарить Сафара. Посреди этого хаоса толпу внезапно охватила тишина. Люди раздвинулись. Сафар, ошеломленный и вымотанный после всех этих усилий, словно в тумане увидел приближающегося Умурхана. - Кто это такой? - услыхал он вопрос мага. - Сафар Тимур, господин. Сафар Тимур. Новый прислужник. Новый. Умурхан перевел взгляд на Сафара. Оглядел сверху вниз, оценивая. Затем спросил: - Почему никому не говорил о своих способностях, прислужник Тимур? - Это пустяки, господин, - сказал Сафар. - Мои способности ничтожны. - Об этом мне судить, прислужник, - ответил Умурхан. Он обратился к жрецу-повторителю. - Завтра же прислужник Тимур начнет учиться, - распорядился он. Затем, не говоря ни слова и не посмотрев больше на Сафара, он удалился. Все вновь загомонили, студенты обступили Сафара, хлопая его по спине и поздравляя с тем, что он зачислен в ряды университетской элиты. Сафар торопливо шагал по длинному главному коридору первого этажа. Навстречу никто не попадался - большинство студентов и жрецов, должно быть, собрались на молитву в этот час в главном актовом зале. Пустыми стояли кабинеты и классные комнаты, и он ощущал застоявшийся запах заклинаний, которые совсем недавно на занятиях творили его товарищи-студенты. В конце коридора он вышел к огромному лестничному колодцу, который пронизывал все этажи. Одна часть ступеней спускалась вниз, в недра университета. Другая вела на второй этаж, где проживали Умурхан и жрецы. Сафар замешкался, разрываясь между намеченной целью и внезапно посетившей его мыслью, что те знания, которые он искал в библиотеке Умурхана, сейчас остались без охраны. До конца ежедневной церемонии в актовом зале оставалось еще около получаса, и только потом Умурхан и жрецы вернутся на второй этаж. - Выбирай любой путь, - прошептал с плеча Гундара. - Оба безопасны. - Может быть, попозже, - пробормотал Сафар и рванулся по ступеням вниз, пока последнее желание не отвлекло его окончательно от выполнения намеченного плана. Хотя Сафар после инцидента со львицей не раз встречался с Умурханом, маг никогда не благодарил его и вообще не затрагивал эту тему. По мере получения образования вскоре всем стало ясно, что Сафар является замечательным учеником. Умурхан же не только не приближал его к себе, но, казалось, становился еще холоднее. Сафар же, во время занятий случайно поднимая голову, ловил на себе изучающий взгляд Умурхана. Губадан еще до отъезда Сафара из Кирании предупреждал об Умурхане. Юноша не рассказывал старому хрену о своих способностях, но, судя по всему, Губадан догадывался, что дело не обходится без магии. - У Умурхана репутация человека ревнивого, - рассказывал ему Губадан. - Он не любит студентов и жрецов, блещущих умом и способностями. Так что будь осторожнее, парень. Не каждый наставник радуется тому, что ученик превзошел его. В присутствии Умурхана веди себя осторожно, вот мой тебе лучший совет. Никогда не выделяйся. Сафар со вниманием отнесся к совету Губадана. Овладевая знаниями и совершенствуясь в сотворении заклинаний, он соблюдал осторожность, не стараясь в чем-то затмевать Умурхана. Хотя достаточно ясно было, что он мог бы и преуспеть в этом, особенно после того, как сам погрузился в тайные искусства магии. Он даже специально совершал ошибки в присутствии Умурхана, когда чувствовал, что тот что-то подозревает. А Умурхан всегда испытывал удовольствие при виде запинающегося и бормочущего Сафара, громко его поддразнивал, называл тупицей с гор и прочими унизительными прозвищами. Умурхан любовно относился к своему верховенству среди прислужников. При этом неохотно делился познаниями. Когда же ученики настолько продвинулись вперед, что стали заступать на его территорию, Умурхан принял меры, начав подавлять студентов объемом знаний, но не качеством. Когда доходило дело до особенно мощного заклинания, Умурхан так его объяснял, что никто ничего понять не мог, не говоря уж о том, чтобы повторить заклинание на практике. Также находил он различные возможности уходить от ответов на сложные вопросы. Он тут же нервно упоминал о других делах, скрывался на короткое время, затем возвращался и отвечал на поставленный вопрос с уверенностью, которая никак не вязалась с его предыдущим поведением. Куда он исчезал на это время, ни для кого из студентов секретом не являлось. Все они были в том циничном возрасте, когда детали, которые пропускают люди пожилого возраста, для молодых очевидны. Так и открылся секрет, что Умурхан скрывается в своей личной библиотеке и там обдирает старых мастеров, дабы заштукатурить собственный фасад. Никому, кроме Умурхана, не дозволялось пользоваться книгами из этой библиотеки. Отговорка состояла в том, что хранящиеся здесь книги и свитки со знаниями о черной магии столь зловредны, что только верховный жрец Валарии может их читать - и то в случае крайней необходимости и для предотвращения наслания на город черного заклятия. Неодолимое любопытство Сафара погнало его на изучение секретов библиотеки. И в библиотеке действительно содержались материалы по черной магии. Но в основном они представляли собой массивные фолианты знаний, собранных предшественниками Умурхана, - редкие рукописи, книги забытых мастеров, тома на причудливых языках с рукописными словарями этих языков, с магическими символами, добавленными позднее на полях страниц. Пользуясь книгами "Трясины для дураков", Сафар постепенно расшифровал эти языки. А последующие ночные занятия с тайными посещениями библиотеки навели его на след Аспера, древнего мага из магов, который, как подозревал Сафар, был к тому же и демоном. Судя по намеку, оставленному на полях одной книги, похоже было, что сочинения Аспера находились где-то здесь, в личной библиотеке Умурхана. Именно этими поисками он и занимался, когда его застукали. Сафар, скрючившись в темноте библиотеки, при помощи лишь свечного огарка торопливо перебирал покрытые паутиной рукописи и книги в потрескавшихся переплетах, отыскивая странный символ - четырехглавую змею - личный знак Аспера. Внезапно позади вспыхнул свет масляной лампы. Сафар резко повернулся и увидел нависшего над собою Умурхана. Глаза мага сверкали наконечниками копий, только что выкованных в кузнице. - Что ты тут делаешь, прислужник? - загремел тот. Сафар, извиняясь, забормотал: - Простите, господин. Я переживал из-за экзаменов и... я... э... э... Я думал... я... э... - Так ты, стало быть, мошенник, Сафар Тимур? - взревел Умурхан. - И по этой ничтожной причине вламываешься в мою личную библиотеку? - Д-да, господин, д-д-да, - пробормотал Сафар. - Но тогда почему ты лезешь в запрещенные книги? - вскричал Умурхан. Он указал на узкий проход к началу библиотеки. - Почему же я нахожу твою ничтожную жуликоватую персону здесь? Почему ты не ищешь необходимые тебе ответы там, среди разрешенных работ? Сафару хотелось воскликнуть, что знания нельзя запрещать. Тем более что даже достаточно невинные работы, содержащиеся в этой библиотеке, оказывались доступными только Умурхану. Никто сюда не допускался, поскольку Умурхан хотел на фоне общего невежества в делах магии сиять подобно фальшивому свету. Чтобы последнее слово в магических делах оставалось за ним. Но вместо этих слов Сафар изобразил испуг - тем более что это было нетрудно, когда над ним нависал Умурхан - бормоча, что оказался здесь случайно. Он столь увлеченно, с безумным видом нес несусветицу, просил прощения, что подозрения Умурхана улеглись. - Молчать, - воскликнул Умурхан, прерывая бормотанья Сафара. - Ты хоть понимаешь, что я могу схватить тебя сейчас и обвинить в ереси? - Да, господин, - ответил Сафар, съеживаясь как можно больше. - Но я только потому не стану этого делать, что считаю тебя всего лишь низким обманщиком. - Да, господин. Спасибо, господин. Простите, господин. Такого больше не случится, господин. - О, такого действительно больше не случится, прислужник Тимур. Уж я присмотрю. Пока я повременю с наказанием. А ты поразмышляй над прегрешениями, пока я подумаю над твоей судьбой. - Да, господин. Спасибо, господин. - Я только потому немедленно не изгоняю тебя, что... видят боги, мог бы обойтись с тобой и похуже! Ты хоть понимаешь это, прислужник! - Да, господин, понимаю. - И я только потому не выношу тебе приговор прямо на этом месте, что уважаю твоего ментора, лорда Музина. По каким-то совершенно непонятным причинам он озабочен твоим будущим и благосостоянием. - Да, господин, - пробормотал Сафар, ударяясь головой об пол. На самом деле он понимал, что Умурхан не забыл о львице и ее призраке. Хотя Сафара никогда не приглашали предстать пред ликом Музина, но после происшествия у алтаря денежное содержание прислужника Тимура увеличилось. Об этом холодно объявил мажордом Музина, предупредив, чтобы о случившемся Сафар не вздумал нигде упоминать. И теперь было ясно, что Умурхан страшится, как бы случившееся на церемонии не выплыло наружу, если огласить этот проступок Сафара. Тогда возникнут вопросы о том грехе, который замаливал Музин. И еще более важные вопросы - об уровне магии Умурхана. Как мог такой великий маг допустить, чтобы случилось подобное? И последовал бы ужасающий вывод - Умурхан, возможно, не так уж и велик, как он это утверждает. Сафар получил отсрочку, но понимал, что отсрочка коротка и с каждой минутой становится все короче. - Тсс! - донеслось предупреждение Гундара. - Опасность впереди. Сафар остановился. Перед ним внизу открывался последний поворот лестничного пролета. Спираль уходила к самому глубокому и самому заманчивому этажу университета. Здесь кипели кухонные горшки, воняли помойные ведра и по огромным глиняным трубам приходила вода, а уходили нечистоты. Сафар внимательно прислушался и различил звук щетки, трущейся по камню. Он продолжил путь, но не торопясь. Завернув за поворот, он увидел прислужника, склонившегося над ступенями. Рядом стояло ведро воды, в руках - щетка. Ленивыми движениями тот скреб ступени, а вернее, просто брызгал водой на покрытые сажей ступени. Но, видимо, почувствовав присутствие Сафара, тут же принялся яростно драить камень. Затем юноша поднял голову, при этом на лице читалась глубочайшая озабоченность порученным делом. Но, увидев Сафара, он расслабился. Присев на корточки, он широко усмехнулся. - А, это всего лишь ты, Тимур. Напугал. Я думал, это сукин сын Ханкер. Так и шныряет, смотрит, чтобы я лишний раз не отдохнул. Жрец Ханкер отвечал за наказания студентов. Ни один студент, попавший в переплет, не мог смотреть на него без ненависти. Работу Ханкер выбирал самую грязную и заставлял вкалывать, как вола на мельнице. Сафар фыркнул: - Да, это я, Ханкер во плоти. И я вам всем покажу, греховным ублюдкам. Вот почему я целый день сижу на толчке и развожу там костер. Люблю запах горящего дерьма. А то вы, ленивые свиньи, и не поймете, какова она, настоящая работа мага. У этого прислужника, по имени Эрсен, была репутация самого ленивого смутьяна во всем университете. Эрсен не вылезал из работ, назначенных ему в наказание. И его только потому не изгоняли из университета, что отец был государственным деятелем при дворе короля Дидима. Несмотря на свое благородное происхождение, Эрсен со всеми был запанибрата. Наказания воспринимал с добрым юмором и с сочувствием прислушивался к приятелям, попавшим в беду. Те надеялись, что сочувствие будет внушено отцу Эрсена и тот своим влиянием сможет хоть чем-то облегчить их участь. Эрсен расхохотался - громким смехом, похожим на ослиный крик, от которого приходили в восторг студенты и кипели ненавистью жрецы - поскольку именно последние и были, как правило, причиной этого хохота. - Хотел бы я посмотреть на это, Тимур, - сказал он, успокоившись. - Да я бы вообще отдал состояние моего отца в придачу с его старыми яйцами, чтобы только посмотреть, как Ханкер жжет дерьмо. Сафар хмыкнул. - А как насчет собственного прибора? - спросил он. - Тоже бы добавил? Эрсен изобразил возмущение. - Чтобы разочаровать всех шлюх Валарии? Тогда улицы наполнятся реками слез безутешных женщин, от которых вынужден будет отказаться их маленький Эрсен. Это моему отцу его аппарат уже ни к чему. Меня-то он уже сделал. И подобное историческое явление ему уже не улучшить. Сафар встретил смехом такое заявление. Но тем не менее не забывал и о предупреждении Гундара. Неужели источником опасности является Эрсен? На первый взгляд такое предположение казалось смешным. Тот всегда был шутом, изобретателем всяких каверз, направленных против властей. И если где-то случалась заварушка, все знали, что причина ее - Эрсен. Неужели же он осведомитель? В этом не было никакого смысла. Но тут Сафару припомнилось видение кометы в созвездии Дома Шута, и он сообразил, что если бы Эрсен действительно являлся шпионом, то лучшей маскировки ему и не найти. В его обществе каждый не скрывал своих мыслей, поскольку не боялся того, кто постоянно попадал в переплет, высмеивая власти. У Сафара от этой мысли внутри все похолодело. Именно в такие вот тонкие игры и любил играть Калазарис. Сафар новыми глазами посмотрел на Эрсена и увидел, как дергаются у того щеки, как нервно барабанят пальцы по ступеням, - выдавая истину, скрываемую за изображенным фасадом. Сафар вздохнул и развел руками. - Да, неплохо помечтать, что Ханкер вместо меня отбывает наказание, - сказал он. - Да что толку. - А чем ты заслужил свою участь, Тимур? - спросил Эрсен. - Неужели поджег бороду Умурхану? Сафар почесал в затылке. - Да нет, - сказал он. - Последнее, что я помню, - напился в стельку в "Трясине для дураков". Ханкер и набросился на меня утром, как я только появился. Он чего-то такое вопил, как обычно, обзывался, а затем приказал мне заняться уборкой дерьма. Но я вот сейчас вспоминаю, да так и не могу припомнить, сказал ли он за что. - Должно быть, ты действительно натворил нечто серьезное, Тимур, - сказал Эрсен. - До конца дня весь университет будет знать. Сафар скривился. - Расскажешь мне, если узнаешь, - сказал он. - Я же буду молить богов, чтобы поступок мой оказался действительно достойным того. С этими словами он двинулся дальше, сопровождаемый ослиным хохотом Эрсена. Отойдя на безопасное расстояние, Сафар шепнул Гундара: - Это был он? - А ты только сейчас понял? - ответил Фаворит. - Клянусь, когда боги создавали людей, они забыли положить мозги в твой череп. В данный момент Сафар не мог не согласиться с этим утверждением, поэтому он продолжил путь в молчании, выбрав коридор, уводящий от кухонь. Нижний этаж университета представлял собой хитросплетение каких-то крысиных коридоров, в которых легко было заблудиться. Однако именно в этом коридоре особенно густо воняло нечистотами, так что пропустить его было невозможно. В конце концов туннель упирался в огромный зал, изрытый большими ямами. В эти ямы выходило несколько канализационных труб, и вонь тут стояла такая, что изголодавшаяся свинья изошла бы в конвульсиях. Оказавшись в зале, Сафар заметил группу прислужников, трудившихся возле одной из ям в дальнем углу. В яму выливалось несколько кувшинов масла, затем туда опускался факел, и все собравшиеся отпрыгивали, когда вверх с воем устремлялись красные и желтые языки пламени. Вслед за тем поднимались клубы дыма от горящих нечистот, охватывая прислужников, ругающихся и кашляющих в загрязненном воздухе. Наконец дым рассеялся, Сафар подошел ближе, и один из прислужников заметил его. Он прокричал что-то остальным и двинулся навстречу Сафару. - Это Олари, - прошептал Сафар Гундара. - Тот самый, с кем я имел дело. - Не скажу, что он безопасен для тебя, - ответил Гундара. - Тут только тебе судить. Но могу сказать определенно: он не шпион. Сафар шепотом возблагодарил богов за этот ответ и торопливо взмолился, чтобы они помогли ему в осуществлении намеченного. Олари был вторым сыном самого богатого человека Валарии. Поскольку не он должен был наследовать семейное состояние, ему нашли другое достойное применение. Его магический талант был не выше таланта Эрсена, так что, если бы он представлял собой обычного юношу, ему ни за что бы не попасть в школу магов. Все знали об этом, включая и отца Олари. Предполагалось, что Олари займется административной стороной этого дела, где хитрость и семейные связи могут оказаться куда важнее магических способностей. Но Сафар из-за этого не допускал недооценки юноши. Он понимал, что именно этим путем пришел к власти и Умурхан. Репутация Олари была столь же спорной, как и у Эрсена. Разве что, в отличие от двуличного Эрсена, Олари представлял собою мятежника. Он являлся одним из студенческих вожаков, постоянно и вслух критиковавших существующее положение вещей в Валарии. Сафар не один вечер провел в "Трясине для дураков", слушая Олари и его сторонников, обсуждающих политические дела, подогревая себя спиртным. Они выступали против подавления простого человека, что, с точки зрения Сафара, представлялось смешным, поскольку единственными простыми людьми, которых знали Олари и его друзья, являлись слуги да торговцы, потакавшие их избалованным вкусам. Олари и иже с ним критиковали тяжелые налоги, увеличения которых требовал король Дидима, и коррупцию системы, где взятка являлась правилом, а не исключением. Они обзывали правящую верхушку города старцами, трусами, живоглотами, потерявшими всякую способность воспринимать новые идеи и великие реформы, предлагаемые их дальновидными чадами. Олари и его сторонники пытались и Сафара перетянуть на свою сторону. Он пользовался большой популярностью среди студентов, и если бы присоединился к группе бунтовщиков, то проще было бы апеллировать к университетским интеллектуалам. Сафар же в вежливой форме постоянно отказывался, ссылаясь на то, что не является гражданином Валарии и к тому же собирается покинуть город, закончив образование. В Валарии его ничто не держит, и потому с его стороны было бы ошибкой принять чью-либо сторону. На самом же деле идеалы этих мятежников представлялись Сафару пустыми. За исключением Олари, протесты и игры в заговоры остальных он считал забавой капризных детей, не желающих слушаться старших. Олари же, по его мнению, таким образом просто замышлял побыстрее прорваться к власти. Но главной причиной отказа Сафара являлся тот факт, что все эти бунтари были людьми благородного происхождения. С ними нянчились в их семьях и справедливо полагали, что эти горячие головы вскоре перебесятся. Поэтому-то их громкоголосые мятежные высказывания вовсе не являлись признаком мужества. Последовала новая вспышка огня и дыма, сопровождаемая странным дробным звуком, превращая все в драматическое действо. Сафар и Олари сделали еще несколько шагов, отделяющих друг от друга. - Не могу приветствовать тебя громким криком радости, Тимур, - сказал Олари. - Вряд ли встреча здесь тебя обрадует. - И никто не обвинит меня, если за это я еще и надаю тебе по первое число, - рассмеялся Сафар. - Как только тебя заметил, - сказал Олари, - я подумал: провалиться мне в дерьмо, если это не Сафар Тимур! Единственный раз ему удалось избежать наказания, когда весь класс провинился. Сафар пожал плечами. - Все дело в моем деревенском происхождении, - сказал он. - Чуть что - я сразу затаился и меня не видно. - Вот как? - спросил Олари. - Так зачем же пожаловал сюда? - Эрсен спросил то же самое, - сказал Сафар. - Он, похоже, удивился, как и ты, увидев меня здесь. - И что же ты сказал ему? - спросил Олари. - Солгал, - ответил Сафар, - что пришел помочь вам жечь дерьмо. А чем я заслужил это наказание, не помню, потому что был пьян. Олари, слегка склонив голову и едва улыбаясь, размышлял над словами Сафара. Даже в рабочей робе, со следами грязи и копоти, Олари оставался патрицием до кончиков ногтей. Высокий смуглый красавец Олари, с задумчивым взглядом несколько несимметрично расположенных глаз, очаровывал своей улыбкой любого. Через минуту он удовлетворенно кивнул, улыбнулся и сказал: - Ну пойдем ко мне в кабинет, поговорим. Он махнул Сафару, чтобы тот следовал за ним, и они прошли к небольшой пещере в стене. Олари опустился на ложе, Сафар расположился рядом. Далее пещера расширялась. Олари зажег свечу. В ее свете открылись полки с запечатанными кувшинами, где хранилась пища. Олари зажег еще несколько свечей и горшочек с благовониями, дабы избавиться от запаха нечистот. Затем улегся, закинув руки за голову. - Как тебе мой кабинет? - спросил он. - Впечатляет, - сказал Сафар. - Мы по очереди отдыхаем здесь, - сказал Олари. - Одна группа следит, пока остальные спят, питаются или даже... - он протянул руку к низко расположенной полке, снял с нее заткнутый пробкой кувшин и протянул Сафару, - ...выпивают. - Ну тогда это вообще дворец, - сказал Сафар, открывая кувшин. Сделав изрядный глоток прекрасного вина, он отдал кувшин Олари. Юноша сел, поднял кувшин и сказал: - За ложь. Передав кувшин обратно Сафару, он сказал: - Я полагаю, ты пришел сюда потому, что пересмотрел свое решение насчет моего предложения. - Именно так, - сказал Сафар. - Я решил поддержать вас. - А почему, друг мой? - спросил Олари. - Что вдруг подвигло тебя присоединиться к нам? - Если абсолютно честно, - сказал Сафар, - то я вообще не имею желания ни к кому присоединяться. Хоть и рискую твоим добрым отношением ко мне, я скажу прямо, Олари, мне внезапно понадобилась крупная сумма денег. Назовем это срочными семейными делами, если не возражаешь. - В этом нет ничего постыдного, - сказал Олари. - Хотя я бы предпочел, чтобы тебя к нам привело твое сердце, а не кошелек. - О, сердцем я всегда с вами, - сказал Сафар. - Ты же знаешь, что я согласен почти со всеми вашими высказываниями. И я не хотел ввязываться в это дело только потому, что это ваш дом, а не мой. Если бы ты оказался в Кирании в подобном положении, то ощущал бы то же самое. - Наверное, - сказал Олари. - Наверное. - Во время нашего последнего разговора, - сказал Сафар, - ты просил меня немного поспособствовать вам магическим путем. Олари разволновался настолько, насколько позволила ему патрицианская маска. То есть глаза его разгорелись, и он скрестил ноги. - А ты уверен, что сможешь сделать? - спросил он. - Времени мало, ты же знаешь. До фестиваля Дня Основания осталось всего лишь два дня. - Вполне достаточно, - сказал Сафар. - Ты уверен? Нам нужно нечто действительно грандиозное. Нечто такое, чтобы все повыскакивали из башмаков. Чтобы поняли, какие же дураки нами управляют. - Я думаю, в Валарии и так все знают об этом, Олари, - сказал Сафар. - Просто особенно не распространяются на эту тему. Особенно публично. - Ну что ж, значит, после Дня Основания заговорят, - сказал Олари. - Если только твое действо окажется достаточно грандиозным и публичным. Момент критический. - Я уже думал об этом, - сказал Сафар. - Задуманное мною заклинание сработает наилучшим образом именно в тот мо