Михаил Булгаков. Александр Пушкин Пьеса (рукопись) ---------------------------------------------------------------------------- Собрание сочинений в десяти томах. Том 7. М., "Голос", 1999. OCR Бычков М.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Действующие лица Наталья Николаевна Пушкина. Александра Николаевна Гончарова, ее сестра. Д'Антес. Никита Козлов. Данзас Константин Карлович. Жуковский Василий Андреевич. Дубельт Леонтий Васильевич. Воронцова. Салтыкова. Смотрительша. Девушка. Клюшкина. Битков. Бенедиктов. Кукольник. Долгоруков. Богомазов. Салтыков. Николай I. Геккерен. Бенкендорф. Ракеев. Пономарев. Строганов. Воронцов. Арендт. Студент. Офицер. Станционный смотритель. Филат. Агафон. Преображенец 1. Преображенец 2. Негр. Камер-юнкер. Звездоносец. Гость. Павел Максимович. Слуга. Сторож. Квартальный. Конный жандарм. Посол. Жандармские офицеры. Жандармы. Полицейские. Толпа {*}. {* В рукописных тетрадях Булгакова список действующих лиц включает семь персонажей. Остальные персонажи печатаются по списку действующих лиц 1 варианта пьесы (РО ИРЛИ, ф. 369, э 218, л. 2).} КАРТИНА ПЕРВАЯ Вечер в квартире Пушкиных. Две свечи на фортепиано и свечи в углу возле стоячих часов. Александра сидит за фортепиано, а Битков (Дербенеев) {В тексте черновика встречается несколько вариантов имени часового мастера, шпиона III отделения: Меняев, Степан Ильич Битков и Ларион Битков - это одно и то же лицо. В окончательном тексте пьесы - Степан Ильич Битков.} с инструментами стоит у часов, чинит их. Часы под руками Биткова то бьют, то играют. Александра тихо наигрывает на фортепиано и напевает. Александра. ...как синица тихо за морем жила... ...как девица за водой поутру шла... ...Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя, То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя... Битков. Какая чудная песня! Сегодня я чинил тоже... в "У Прачешного мосту". Истинный Бог, как дитя! На мосту... Я иду. Господи! Крутит, крутит! В глаза, в уши! Пауза. Дозвольте узнать, это чье же [сочинение] будет? Александра. Александра Сергеевича. Битков. Скажите! Так, так, так... Истинный Бог, вот в трубе, как дитя!.. Прекрасное сочинение! Часы бьют. Послышался колокольчик. Входит Никита Козлов. Никита. Александра Николаевна, там [дворянка Сновидова... Александра. Какая Сновидова? Никита. Урожденная, говорит, Сновидова, а так она Клюшкина, Петра Алексеевича вдова.] Александра (шепотом). [Какая Клюшкина?] И зачем так поздно? Скажи, что принять не могут... Никита (тоскливо). Да ведь Александра Николаевна, как же не принять... Александра. Ах, mon Deui... Ах ты, Боже мой! Вспомнила. Да, [Клюшкин.] Ах! Проси сюда... Никита. Слушаю. (Идет к дверям.) Ах, неволя!.. Разорение... Пауза. [Входит Клюшкина. Клюшкина. Клюшкина, Ольга Аполлоновна, рожденная дворянка Сновидова, подполковница. Простите, что потревожила.] Погодка-то? Хозяин собаку на улицу не выгонит... Да что поделаешь! Неволя. С кем имею честь говорить? Александра. Я сестра Натальи Николаевны. [Клюшкина.] Ах, очень приятно! Рада нашему знакомству! Александра. Prenez place, s'il vous plait, [madame] {Садитесь, сударыня, прошу вас... (фр.).}. [Клюшкина.] Parlez russe, mademoiselle {Говорите по-русски, мадемуазель. (фр.).}. Покорнейше благодарю. (Садится.) Господина камер-юнкера могу видеть? Александра. К сожалению, Александра Сергеевича нет дома. [Клюшкиyа.] А супругу ихнюю? Александра. И Наталья Николаевна в гостях. [Клюшкина.] Ах, ведь эдакая незадача! А-яй-яй! Ведь это нам тоже... Ведь что же это, никак не застанешь! Александра. Вы не извольте беспокоиться, [сударыня,] я могу переговорить с вами но этому делу. [Клюшкина.] Мне бы самого господина камер-юнкера! Ну, слушаю, слушаю. Дельце-то простое. В разные сроки времени господином Пушкиным под залог... турецких шали, жемчуг, серебра взято... Александра. Да, я знаю, знаю... [Клюшкина.] Двенадцать тысяч серебром, как одна копеечка, сударыня!.. Александра. Может быть, вы могли бы потерпеть? [Клюшкина.] С превеликим бы одолжением терпела, сударыня. И Христос терпел, и нам велел! Но ведь и в наше положение тоже войти нужно! Ведь туловище прокормить надо! [Я вдова.] А у меня ведь сыновья в Черноморском флоте! Приехала предупредить, сударыня, продаю вещи. Персиянин тут один... Александра. Я вас очень прошу подождать. Александр Сергеевич уплатит проценты. [Клюшкина.] Верьте, не могу. С ноября месяца ждем. Другие продали бы, давно уж продали бы! Персиянина упустить боюсь. Слышатся тяжелые вздохи, Никита показывается в дверях. Александра машет ему с досадой рукой. Никита скрывается. Одни извозчики из Коломны сюда чего стоили! Часы под руками {Меняева] бьют. Александра, (тихо). У меня есть серебро. [Может быть, вам] угодно взглянуть? Мы бы тогда поладили насчет процентов. [Клюшкина.] Прошу прощения, канитель с этим серебром, а персиянина... Александра. Помилуйте, как же нам без вещей остаться! Вы взгляните. Прошу вас в мою комнату. (Встает, [Клюшкина] идет за нею.) [Клюшкина.] Квартирка славная какая. Много ли плотите? (Уходит вслед за Александрой.) Лишь только они скрываются, Меняев (Битков) оставляет часы, подбегает к фортепиано, переворачивает и рассматривает поты, прислушиваясь, не идет ли кто. Затем бросается к двери кабинета со свечой в руках, заглядывает туда, но войти не решается. Поколебавшись, уходит в кабинет, через некоторое время виден в кабинете у книжной полки, читает названия на корешках, слышит шаги, возвращается в гостиную, ставит свечу но место. Выходит [Клюшкина] с узлом и Александра. [Клюшкина.] Бумагу мы завтра перепишем. Только вы уж попросите Александра Сергеевича, чтобы сами они пожаловали, а то извозчики уж больно дорого стоят... [Коломна ........ в собственном доме]. Четвертая рота, дом Циммермана. Оревуар, мадемуазель. Александра. Au revoir... Хорошо, хорошо. (Звонит.) [Клюшкина] уходит. Меняев (закрывает часы, кладет инструменты в сумку). Готово, барышня, живут. Александра. Очень хорошо. Сколько вам следует? Меняев. Да что же? Два рублика всего. Александра. Очень хорошо. Сейчас. Меняев. Вы не извольте беспокоиться, я могу подождать. Александра. Нет, зачем же? Сейчас. (Выходит, возвращается с деньгами, вручает их Меняеву.) Меняев. Покорнейше благодарю. А у Александра Сергеевича в кабинете не требуется осмотреть? А то уж заодно завтра зайду. Александра. [Нет, у Александра Сергеевича идут, спасибо.] Меняев. Слушаю. Прощенья просим: (Уходит.) Александра садится в кресло у камина, протягивает руки к огню. Через некоторое время появляется в дверях Никита, останавливается. Никита. Эх, Александра Николаевна! Александра. Ну? Никита. Эх, Александра Николаевна! Александра. Да что такое? Господи, Никита, говори ты, что ли! Пауза. Что с тобой, Никита? Что ты мне душу надрываешь, ходишь за мной?.. Никита. Вот уж и ваше пошло добро! Александра. Выкупим. Никита. Из чего выкупим, Александра Николаевна? Подумать страшно, из чего выкупим? Не выкупим мы, Александра Николаевна! Александра. Что ты каркаешь надо мной? Никита. Каркаешь, Нешто я ворон. Бог вам судья! Раулю за лафит семьсот целковых! Ведь это подумать страшно! Аптекарю задолжали, каретнику задолжали... Ведь Карадыкину за бюро платить надо? А заемные письма? Батюшки. Да лих бы письма. А то срам сказать, молочнице задолжали. Александра Николаевна, умолите вы его, поедем в деревню! Не будет здесь добра, вспомните мое слово! Сочинения свои взяли бы!... покойно, просторно! Детей бы взяли, там сейчас хорошо, в деревне! Здесь вертеп, Александра Николаевна, и все втрое, все, все втрое! А он больной! И говорит, что их тоска душит, а меня хрычом назвали. Ведь они желтые совсем стали! Послушайте, Александра Николаевна, старика, до беды едем в деревню! Александра. Что ты меня мучишь? Скажи Наталье Николаевне. Пауза. Никита. Не буду я говорить Наталье Николаевне. Не поедет она. (Тихо.) А без Натальи Николаевны? Поехали бы вы, детишки, он... Александра. Ты с ума сошел! Никита. Утром бы из пистолета стреляли, потом верхом бы ездили, потом сочиняли бы!.. Детишкам просторно... У них бессонница... Александра. Перестань меня мучить, Никита, уйди! Никита, вздохнув, уходит. Александра, посидев еще некоторое время у камина, посмотрев на часы, уходит к себе. Потом слышится дверной колокольчик. Видно, как в кабинете проходит тень Никиты вглубь, а затем вглубь проходит тень человека маленького роста. Где-то в глубине в кабинете вспыхивает свет. Послышался глухо голос Никиты: "Слушаюсь, хорошо..." Никита показывается в кабинете, по дороге щипцами наскоро ворошит угли в камине в кабинете, выходит в гостиную, подходит к дверям, ведущим в спальню, говорит: "Александра Николаевна!" Показывается Александра. Никита. Александра Николаевна, они совсем больные приехали... Малины просят... Александра. Ага, хорошо, хорошо, сейчас. (Проходит через гостиную в столовую, а Никита возвращается в кабинет и уходит в глубь его.) В кабинете послышался еще раза два голос Никиты - глухо - слов не разобрать. Потом Никита проходит в глубине кабинета в дверь в переднюю и закрывает ее за собою. Александра с чашкой в руке входит в гостиную, останавливается у дверей в кабинет. Александра. On entre? (Входит в кабинет, скрывается в глубине его. Дальше ее голос слышен глухо в кабинете.) Alexandre, etes-vous indispose?.. {Можно войти? (...) Александр, вам не здоровится?.. (фр.).} Лежите, лежите... Источник света в глубине кабинета перемещается, отчего несколько меняется свет (освещение). Может быть, послать за доктором? (Еще несколько фраз глухо. Проходит к дверям - из кабинета в переднюю, кричит тихо.) Никита! Никита проходит в кабинет в глубину. (Говорит по дороге ему.) Раздень барина. (Сама отходит к камину.) Никита уходит и закрывает за собой дверь в переднюю, а Александра проходит в глубь кабинета. Опять глухо доносится ее голос, большинство слов не разобрать. Все благополучно... нет, нет... Послышался дверной колокольчик. Через некоторое время в гостиной появляется Никита с письмом в руках, и тотчас Александра выбегает из кабинета. Никита. Александру... Александра (сделав грозные глаза, грозит пальцем Никите, вырывает у него письмо, говорит громко). А, от портнихи? Хорошо. Скажи, что я буду завтра. (Прячет письмо в карман.) Никита в недоумении глядит на Александру. (Громко.) Ну, что же ты стал? Ступай! (Тихо) Ты что делаешь? Тебе сказано, не подавать писем! Никита. Виноват... Александра (тихо). Молчи! (Громко.) В два часа заеду. Ступай. Никита уходит, Александра возвращается в кабинет и говорит. Это ко мне от портнихи приходили. Ее голос - из глубины кабинета. Да что вы, Александр? Бог с вами!.. Говорю же, что от портнихи... Опять глухо слова. Право, я пошлю за лекарем. Хорошо, хорошо... Bon, bon... {Хорошо, хорошо... (фр.).} Дайте я вас перекрещу... Я умоляю вас не тревожиться... Свет в глубине кабинета гаснет. (Александра возвращается в гостиную, закрывает дверь в кабинет, задергивает ее портьерой, подходит к камину, вскрывает письмо, читает, комкает его, прячет в карман.) Негодяи! Боже праведный!.. В деревню, надо ехать... Послышался дверной колокольчик, потом голоса, и из дверей, ведущих в столовую, появляется Наталья Николаевна. Наталья Николаевна развязывает ленты капора, снимает его. Лицо Натальи Николаевны горит от мороза. Она так красива, что Александра как-то блекнет. Наталья бросает капор на диван, близоруко щурится видит Александру. Наталья. Ты одна? Не спишь? Пушкин дома? Александра. Он приехал совсем больной и заснул. Просил его не беспокоить... Наталья. Ах, бедненький! Не мудрено, такое поветрие!.. Какая буря, Боже!.. Нас засекло снегом!.. Александра. С кем ты приехала? Наталья. Меня проводил Шарль. Александра. Значит, ты все-таки хочешь беды? Наталья. Ах, ради Бога, без нотаций! Александра. Таша, что ты делаешь? Наталья. О, mon Dieu! Как наскучило мне все это! Это смешно! Кому какое дело, что beau-frere {Свояк (фр.).} меня проводил... Александра вынимает письмо, подает Наталье. (Читает, меняется в лице. Шепотом.) Он не видел? Александра. Бог спас. Никита хотел подать. Наталья. Ах, старый дурак! (Бросает письмо в камин, оно вспыхивает) Мерзавцы! Я догадываюсь, кто сделал это! Мерзавка! Александра (указывая в камин). Это тебе не поможет. Завтра придет другое. Он все равно узнает. Наталья. Это не правда! Александра (тихо). Не лги. Наталья. Ну, хорошо, правда. Я была с ним у Идалии, но я не знала, что он там будет! Она заманила меня, негодяйка! Александра. Уедем в деревню. Я тебе советую. Наталья. Бежать? Ни за что! Из-за того, что какая-то свора гнусных негодяев... презренный Anonyme... бежать! Значит, признаться?.. Между нами ничего нет!.. (Плачет.) Я так несчастна!.. Азя, помоги мне!.. Александра. Ну, не плачь, не плачь... Я и сама теряю голову... Ну, перестань... Наталья вытирает глаза, встает, успокаивается. Наталья. В конце концов, эти подлецы так замучили нас, что нам представляется все безвыходным! Я так устала! Александра. Ну, прощай. Но умоляю тебя, будь осторожна. (Крестит Наталью, уходит к себе.) Наталья некоторое время у камина, потом переходит к окну, смотрит в него. Фонарь с улицы бросает на нее скупой свет. Через некоторое время в дверях, ведущих из столовой, бесшумно появляется [Дантес]. Он - в шинели и в шлеме. Бобровый вороник запорошен снегом. В руках у Дантеса - перчатки. Наталья поворачивается, видит Дантеса, отшатывается. Наталья (вглядывается в ужасе). Как вы осмелились?! Как вы проникли?! Сию же минуту покиньте мой дом! Какая дерзость! Я приказываю вам! Пауза, Дантес. Вы забыли в санях ваши перчатки. Я боялся, что завтра озябнут ваши руки. И я вернулся. (Кладет перчатки на стол, прикладывает руку к шлему и поворачивается.) Наталья. Вы сознаете ли опасность, которой подвергли меня? Он за дверями! (Подбегает к двери кабинета и бесшумно поворачивает ключ и опять закрывает портьеру.) Он не потерпит. Он убьет меня! Дантес. Из всех негров, которых я когда-либо знал, этот самый кровожадный. Но не беспокойтесь, он убьет меня, а не вас. Наталья. Зачем же вы совершаете преступление? Ах, у меня темно в глазах!.. Что будет со мною?.. Ах... Дантес. Успокойтесь! Ничего не случится с вами. Меня же положат на лафет и отвезут на кладбище. И также будет буря и снег и в мире ничего не изменится. Наталья. Я заклинаю вас всем, что есть дорогого у вас, - покиньте дом! Дантес. У меня нет ничего дорогого на свете, кроме вас. Не заклинайте меня. Наталья. Уйдите! Дантес. Ах, нет. Вы причина того, что совершаются безумства. Наталья. Как?.. Дантес. Вы не даете возможности говорить с вами! В санях вы отказались слушать меня... А между тем есть величайшей важности вещь, которую вам надлежит выслушать. Я люблю вас... Наталья. И это говорите вы?! Месяц тому назад женившись на моей сестре?! Вы преступный человек! Зачем, зачем вы преследуете меня? Зачем вам нужна моя гибель? Вы опозорите меня в глазах света! Дантес. Есть иные страны... скажите мне только одно слово!.. Завтра у меня будут готовы лошади... Бежим! Наталья. Вы и преступны, вы и безумны! А сестра? Как вы можете выговорить эти слова? Дантес. Я женился на ней из-за вас. Я совершил преступление. И совершу еще одно. Бежим! Наталья. Что говорит этот человек... У меня дети! Дантес. Забудьте их. Наталья. Я не согласна. Дантес. Я постучу в дверь. Наталья (удерживая его). Не смейте! Дантес. Придите к Идалии. Наталья (крестясь). О, ни за что? Дантес. Я убью себя. Наталья. Мучитель! Дантес целует Наталью. Часы хрипят, бьют полночь. (Отпрянув.) О, Боже мой, уходите! Уйдите! Вас увидят на набережной! Дантес. Нам нужно поговорить, придите! Наталья. Завтра на балу у Воронцовой подойдите ко мне. Дантес поворачивается, выходит в дверь в столовую. О, Боже, слуга, слуга!.. (Прислушивается.) Дантес (возвращаясь). Слуга спит. У меня есть второй ключ. (Уходит.) Наталья прислушивается. Слышно, как тихо закрывают дверь. Наталья подбегает к окну гостиной, в изнеможении прислоняется, крестится, потом смотрит в окно, потом подбегает к двери кабинета, отдергивает портьеру, открывает ее, прислушивается, потом удовлетворенно закрывает дверь. Темно. КАРТИНА ВТОРАЯ Столовая в доме Салтыкова, в которой накрыт стол. Рядом со столовой библиотека. В библиотеке: Кукольник, Бенедиктов, князь Долгорукий {В картине второй - "Долгорукий", далее - Долгоруков. Князь Петр Владимирович Долгоруков - историческое лицо.} и два Преображенских офицера - сыновья Салтыкова. При открытии занавеса послышался аплодисмент. Бенедиктов, стоя и глядя вдаль, читает свое стихотворение. Бенедиктов. ...Казни ж, карай меня, о дева, Дыханьем ангельского гнева! Твоих проклятий стою я... Но - нет у ангела проклятий, - Так, гневная, сожги меня В живом огне своих объятий! Палящий зной мне в очи вдуй И, обуздав мой страстный трепет, В уста мои, сквозь жаркий лепет, Вонзи смертельный поцелуй! Бенедиктов, окончив, скромно кланяется. Кукольник первый начинает аплодировать. Кукольник. Браво! (Обнимает Бенедиктова и целует его. Преображенцам.) Преображенцы! Аплодируйте! По вашим лицам я вижу - вы любите и чтите искусство! Аплодируйте первому поэту отечества! Бенедиктов. Что ты, Нестор Васильевич!.. Дверь в библиотеку открывается, и появляется Боголюбов {В тексте черновика претерпело изменения имя второго шпиона III отделения: Боголюбов - Петр Петрович Богомолов - Богомазов. Это одно и то же лицо. В окончательном тексте - Иван Варфоломеевич Богомазов.}. Протирает платочком очки, надевает их, аплодирует, кланяется. Боголюбов. Слышал окончание вашей прелестной пьесы... позвольте списать... В столовой появляется Салтыкова. Лакей, стоявший у дверей, обращается к ней со словами. Лакей. Сергей Васильевич приехали. Салтыкова (лакею). Проси к столу. Лакей (в дверях библиотеки). Кушанье на столе. Кукольник (Бенедиктову). Пойдем. Насмотришься, брат, сейчас. Оригинал! Вся группа проходит в столовую. Первым подходит к ручке Салтыковой Долгорукий, потом Боголюбов, Кукольник. Разрешите, Александра Сергеевна, представить вам нашего лучшего поэта отечественного - Владимира Григорьевича Бенедиктова. Истинный светоч! Талант! Бенедиктов. Ах, Нестор Васильевич! Салтыкова. Enchantee de vous voir... {Очень рада вас видеть... (фр.).} Я очень рада вас видеть... Вот и Сергей Васильевич. Дверь открывается и появляется Салтыков. Он в цилиндре, в шубе, с тростью в руках и с громадным фолиантом под мышкой. Проходит мимо гостей, не глядя на них, Бенедиктов кланяется, но поклон его попадает в пустое пространство. Кукольник дергает Бенедиктова, подмигивая ему. Долгорукий и Боголюбов смотрят в потолок, делая вид, что не замечают графа. Салтыков подходит к лакею, у которого поднос в руках, наливает себе чарочку водки, окидывает невидящим взором группу гостей, выпивает, закусывает [грибком], прищуривается и говорит сам себе. Салтыков. Да-с... Secundus pars... {Часть второй... (Лат. искаж.) Правильно: Secunda pars - часть вторая. В библиотеке С. Салтыкова была книга с этой опечаткой.} (Смеется сатанинским смехом и выходит, [задумчиво посвистев].) Бенедиктов бледнеет. Салтыкова сконфужена. Салтыкова (Бенедиктову). Mon mari... {Мой муж... (фр.).} Кукольник. Александра Сергеевна, ни слова!.. Знаем!.. На отечественном языке, Александра Сергеевна, на языке... Салтыкова (Бенедиктову). Мой муж страшнейший чудак, но я надеюсь, что это не помешает нам... Пауза, после которой выходит Салтыков; он без цилиндра, шубы и трости, но по-прежнему с фолиантом. Гости обращают к нему оживленные лица, кланяются. Салтыков (приветливо кланяется всем). А-а-а... (Подняв палец.) Это было мое инкогнито, а вот теперь я пришел. Боголюбов (смеется почтительно). Знаем, Сергей Васильевич, знаем. Салтыков (стуча по фолианту). Secundus pars! Умышленная опечатка. Corpus juris! {Свод права! (Лат.).} Эльзевир! {Название знаменитой издательской фирмы.} Боголюбов (подходит с протянутыми руками). Дозвольте поглядеть. Салтыков. Назад! Салтыкова. Serge! {Серж! (фр.).} Салтыков. Книги не для того печатаются, чтобы их руками трогать! (Ставит книгу на камин. Обращается к жене.) Если ты ее только тронешь! Салтыкова. И не подумаю! Не надобно мне!.. Салтыков. Прошу! Филат, водки! Гости подходят, пьют, закусывают. Салтыкова. Прошу к столу. Усаживаются. Салтыков (глядя на руки Кукольника). Вас можно поздравить? Кукольник. Да-с, государь император пожаловал. (Показывает перстень.) Салтыков. Неважный перстенек. Кукольник. Сергей Васильевич! Салтыков. По поводу сего перстня вспоминается мне следующее. (Слуге.) Филат, что это на камине? Слуга. Книга-с. Салтыков. Не ходи возле нее. Слуга. Слушаю-с. Салтыков. Да, вспоминается мне... В бытность мою мальчиком император Павел, царствие ему небесное, пожаловал мне звезду, украшенную алмазами, чрезвычайно большими алмазами. А такой перстень я и сам могу себе купить за пятьсот рублей или даже за четыреста. Гости смущены до крайности. Салтыкова. Ты все наврал. Нет у тебя никакой звезды. Салтыков. Ты не знаешь. Я ее прячу от тебя вместе с табакерками. Салтыкова. [Сережа], ты бредишь. Салтыков. Не слушайте ее. Женщины ничего не понимают в русской истории. Кукольник (Салтыкову). Quand delivererez vous ce petit prisonnier de guerre Anglais? {Как вы собираетесь поступить с этим маленьким английским пленником? (фр.).} Салтыков. Пейте сами. Долгоруков. Если я не ошибаюсь, Сергей Васильевич, случай со звездой был тогда же, что и с лошадью? Салтыков. Нет, князь, вы ошибаетесь. Случай с лошадью был при Александре, царство ему тоже небесное. Долгоруков. Ага! Салтыков тревожно смотрит на камин. Бенедиктов. А вы любите книги? Салтыков. Книги меня любят и идут ко мне. Пауза. Видел сейчас. (Постукивает пальцем по перстню Кукольника.) Проехал... Кукольник. Государь император? Салтыков. Он. (Бенедиктову.) Изволите поэзией заниматься? Бенедиктов. Точно так. Салтыков. Напрасно. Бенедиктов. То есть как-с? Салтыков. Опасное занятие. Вот [этот, как его фамилия... ну...} Пушкин... (Шепотом.) Его недавно в Третьем отделении отодрали. Общее молчание. Салтыкова. С тобой обедать нет никакой возможности. Что ты рассказываешь? Салтыков. Кушайте, пожалуйста. Филат! (Жене.) Тебя тоже могут отодрать. Венедиктов. Помилуйте, за что же? Долгорукий. Между прочим, это, говорят, верно. Я тоже слышал. Салтыков. Да и я слышал. Проезжаю мимо Цепного мосту, слышу, человек орет. Спрашиваю, что такое? Говорят, Пушкина дерут. Боголюбов. Помилуйте, Сергей Васильевич, это петербургские сказки! Салтыкова. Что он говорит? Что он говорит. Салтыков. Какие ж сказки? Меня самого чуть-чуть не отодрали. Я лошадь из пистолета застрелил. Ваши же стихи у меня есть в библиотеке. У меня все есть. Что-нибудь новое написали еще? Кукольник. Да, прочитай. Прочитай "Моей звездочке". Бенедиктов. Право, я... (Встает, читает.) Путеводною звездою Над пучиной бытия Ты сияешь предо мною, Дева светлая моя! О, свети мне, друг небесный, Сердца звездочка, свети И ко мне в мой мир безвестный Тихим ангелом слети! Салтыкова. Ах, как хорошо! Бенедиктов. Перед чернию земною Для чего твой блеск открыт? Я поставлю пред тобою Вдохновенья верный щит! Да язвительные люди Не дохнут чумой страстей На кристалл прозрачной груди, На эмаль твоих очей! Преображенцы, перемигнувшись, выпивают. Нет! Сияешь ты беспечно И не клонишься ко мне. О, сияй, сияй же вечно В недоступной вышине! Нет! Живой источник света и т.д. <...> Вдруг рассыпься и исчезни, Как прекрасный метеор! Салтыков. Продолжайте. Бенедиктов. Все-с. Кукольник. Браво! Каков? Салтыкова аплодирует. Салтыков. А может, и не отдерут. Кукольник. Отдерут, Сергей Васильевич, того, кто груб в своих чувствах, а истинного поэта драть не за что. Салтыкова. Чувствительно как пишете и поэтически... Кукольник. Клянусь, голову ставлю, первый, Сергей Васильевич, первый!.. КАРТИНА ТРЕТЬЯ Дворец Воронцовых. Зимний сад. Видна часть колоннады - часть залы. Яркое освещение. Лампы в зелени. Издали слышится музыка оркестра, гул бальной толпы, изредка показываются в глубине, там, где колоннада, проходящие фигуры мужчин в мундирах и дам в бальных платьях. У входа в зимний сад стоит негр в тюрбане. Поздний час. В креслах сидит Наталья, а спиной к публике, перед нею в креслах, в гвардейской парадной форме сидит генерал. В зелени, укрывшись от всех, в бальном фрачном одеянии, сидит князь Петр Владимирович Долгоруков, [молодой человек с язвительным лицом,] и подслушивает разговор. Сцена Натальи и Николая. Камергер выходит из-за колонн, проходит мимо негра, подходит к Николаю. Камергер. Ваше величество, ея величество приказала мне доложить вашему величеству, что она отбывает через десять минут. Наталья встает, приседает, уходит. Николай (камергеру). Вы недавно в вашей должности? Камергер. Три месяца, ваше величество. Николай. Когда я разговариваю, меня нельзя прерывать. Вы болван! Счастливый Долгоруков хихикает в зелени. Камергер улыбается счастливой улыбкой. Николай. Доложите ея величеству, что я подойду через десять минут. Камергер уходит. Из-за колоннады выходит Жуковский. Сцена Жуковского и Николая. В зимний сад с другой стороны прокрадывается Богомолов, натыкается на Долгорукова. Долгоруков. Осторожней, место занято. Богомолов. Что это вы, князь, уединились так? Долгоруков. Да и вы, ваше превосходительство, спешите уединиться. Присаживайтесь. Богомолов (усаживается). Любите балы, князь? Долгоруков. Обожаю. Сколько сволочи увидишь! Богомолов. Ваше сиятельство! Цвет аристократии!.. Долгоруков. Какая же это аристократия? Это холопия. Богомолов. Ваше сиятельство! Да вы мизантроп! Долгоруков (указывает на проходящего в звездах). Видите, прошел? Богомолов. Вижу. Долгоруков. Холуй. Богомолов. Ваше сиятельство! А этот? Долгоруков (всматривается). Холуй. Богомолов (смеется). А этот? Долгоруков. Вор. Богомолов. Ах, князь, услышал бы вас кто-нибудь... Долгоруков. Самое интересное вы пропустили, ваше превосходительство. Богомолов. А что такое? Долгоруков. Сам был... Богомазов. Вы, Петенька, поосторожнее. Его величество? Долгоруков. Его. Богомазов. С кем изволил беседовать? Долгоруков. С арапской женой... Богомазов. Ах, язык! Долгоруков. Умора... Он стоит как демон за колонной и блюдечко с мороженым в руках, а она здесь сидит и слушает, а сам... Скоро будет наш поэт украшен... (Вскакивает, прикладывает рожки к затылку, кривляется.) Показывается Воронцова в зелени, в недоумении слушает, уходит. Богомазов. Тсс! В сад входит Геккерен, садится, а через некоторое время показывается Наталия. Геккерен (вставая ей навстречу). Как я рад видеть вас, прекрасная дама. О, вы цветете. О, северная Психея. Наталия. Барон! Геккерен. Я, впрочем, понимаю, насколько вам надоели комплименты. Такая красота, как ваша, ослепляет, но сколько зла, сколько бед она может причинить... Наталия. Бед? Я вас не понимаю, барон. Геккерен (шепотом). Вы сделали несчастным человека... Наталия. Кого? Геккерен. Верните мне сына... Мне жаль его... Наталия. Я не хочу вас слушать. Замолчите. Геккерен. Бездушная, жестокая женщина... Посмотрите, во что вы его превратили... Входит Дантес {Сцена в рукописи опущена. Булгаков написал карандашом: "Любовная сцена. Возмущение Пушкина и оценка Богомазова".}. Воронцова. Ну, князь, как понравился вам вечер? Долгоруков. Графиня, он поразителен. Воронцова. А мне взгрустнулось как-то. Долгоруков. Графиня, вы огорчаете меня. Это, нервическое, уверяю вас. Прогулка завтра - и к вам, вернется ваше чудесное расположение духа, которым вы пленяете свет. Воронцова. Нет, грусть безысходна. Не приходила ли вам в голову, князь, мысль о том, какие нравы окружают нас? Холодеет сердце. Ах, князь, сколько подлости в мире! Неужели вы не задумывались над этим? Долгоруков. Графиня! Всякий день! О, как вы правы, графиня. Сердце сжимается при мысли, до чего дошло падение нравов. И тот, кто имеет сердце чувствительное, не огрубевшее, может заплакать. Воронцова. Висельник! Долгоруков умолк... Висельник! Пища палача! Гнусная тварь. Pendard! Шлюха! Un maquerean! Гость, вышедший из-за колонны со словами: "Madame...", шарахнулся и исчез. Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей! Воронцова. Я давно уже видела, что какая-то шайка травит его. Но я не могла подозревать, чтобы подобный вам мерзавец мог существовать среди людей! Если бы я не боялась, что его измученное сердце погибнет, если нанести еще один удар... Я не хочу растравлять его рану напоминанием, а то бы я выдала вас ему! Убить, убить как собаку вас надо! Желаю вам погибнуть на эшафоте. Звездоносный гость (выходит). Madame la comtesse j'ai l'honneur... Воронцова (Долгорукову). Adieu... (Уходит со Звездоносным гостем.) Долгоруков (один). Бешеная кошка. Подслушала! Вот что... Понимаю, любовница! А все ты, все из-за тебя, проклятая обезьяна. Ты, ты на моем пути! Ну, погодите же! (Грозит кулаком.) Лампы гаснут. Долгоруков идет, хромая, к колоннам. Темно. КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ Вечер. Кабинет Дубельта. Дубельт за столом. Дверь приоткрывается, входит жандармский офицер Ракеев. [Офицер.] Ваше превосходительство! [Меняев] там. (Выходит.) Через некоторое время дверь открывается и входит Меняев. Пауза. Дубельт пишет, потом поднимает глаза. Меняев. Здравия желаю, ваше превосходительство! Дубельт. А, наше вам почтение! Как твое здоровье, любезный? Меняев. Вашими молитвами, ваше превосходительство. Дубельт. И в голову мне не впадало даже за тебя молиться! Но здоров? А что же ночью навестил? Давно не видались? Меняев. Ваше превосходительство, находясь в неустанных заботах... Дубельт. В заботах твоих его величество не нуждается. Служба твоя - секретное наблюдение, каковое наблюдение ты и должен наилучше выполнять. И говори не столь витиевато, ты не [в университете лекцию читаешь.] Меняев. Слушаю. В секретном наблюдении за камер-юнкером Пушкиным... Дубельт. Погоди, любезный. (Звонит.) Сейчас же показывается жандармский офицер Ракеев. Пушкина дело. Офицер. Готово, ваше превосходительство. (Подает Дубельту папку на стол и скрывается.) Дубельт. Продолжай, любезнейший. Меняев. Проник дважды я в самое квартиру камер-юнкера Пушкина. Дубельт. Ишь, ловкач! По шее тебе не накостыляли? Меняев. Миловал бог. Дубельт. Как камердинера его зовут? Фрол, что ли? Меняев. Никита. Дубельт. Ротозей Никита! Далее. Меняев. Первая комната, ваше превосходительство, столовая... Дубельт. Это в сторону. Меняев. Вторая комната - гостиная. В гостиной на фортепиано лежат сочинения означенного камер-юнкера. Дубельт. На фортепиано? Какие же сочинения? Меняев. Буря мглою небо кроет. Вихри снежные крутя... То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. Дубельт. Экая память у тебя богатая! Меняев. К упомянутому стихотворению господин Пушкин и музыку сочинил, которую свояченица его на фортепианах разыгрывает [громко]. Дубельт. Ну, почтеннейший, это ты напраслину возводишь. Насчет музыки то есть я говорю. Меняев. Помилуйте, ваше превосходительство! Дубельт. Фортепиано тоже в сторону! Меняев. С превеликой опасностью проник я в кабинет и обнаружил на полу лежащую чрезвычайной важности записку. "Приезжай ко мне немедленно. Вся надежда на тебя". А записку подписал неизвестный человек - [Жулковский.] {Вместо "Жулковский" вписано "Вильям Джук". Имя "Жулковский" впервые появилось в разделе "Дубельт" подготовительных материалов к пьесе, как утверждают исследователи. Это имя восходит к подлинному доносу на Пушкина агента III Отделения М. Я. фон Фоку в феврале 1828 г.} Дубельт звонит. Офицер входит. Дубельт. Павла Максимовича ко мне. Офицер уходит. Дверь открывается, и входит Павел Максимович, чиновник. Дубельт. [Жулковский?] Павел Максимович. Леонтий Васильевич, все перерыли, такого нет в Санкт-Петербурге. Дубельт. Надо, чтоб был. Павел Максимович. Нахожусь в недоумении, ваше превосходительство, нету такого. Дубельт. Что за чудеса такие? Другая дверь приоткрывается, из нее высовывается Боголюбов. Боголюбов. Ваше превосходительство, Жуковский это. Шуточно подписался. (Скрывается.) Дубельт (делает знак. Павел Максимович и жандармский офицер выходят). Сукин ты сын! Грамотный!.. Дармоеды! Наследника цесаревича воспитатель! Василий Андреевич Жуковский! Действительный статский советник! Почерк должен знать! Меняев. Ай, проруха! Ай!.. Виноват, ваше превосходительство! Дубельт. На ноги канцелярию поставил, два [часа] рыщут! Морду тебе бить, Меняев! Меняев. Виноват, ваше превосходительство! Дубельт. Дальше. Меняев. Дальше-с, в кабинете у камер-юнкера Пушкина в правом верхнем ящике письменного стола лежит письмо... Дубельт. Кому? Меняев. Письмо французское, адресовано оно господину голландскому посланнику... Дубельт. Меняев! Смотрел внимательно? Меняев. Ваше превосходительство! Черновичок. Половина замарана. Что по-французски, что по-русски... Дубельт протягивает руку. Меняев изумлен. Дубельт. Подай копию. Меняев, копию подай! Меняев. Ваше превосходительство, французское - это раз! А потом сами посудите, на [минуту] заскочил в кабинет, и так руки трясутся, ведь это рыск... Дубельт. Жалованье получить у вас руки не трясутся ни у кого. Меняев. Ваше превосходительство, кажись, я все силы, все меры... Дубельт. Так вот что, Меняев! Завтра опять туда, и все по этому делу о письме... Меняев. Ваше превосходительство, да ведь часы-то я починил! Завтра это... Дубельт. Часы починить каждый может! Ты сломать сумей и опять починить. Словом, ступай. Меняев. Ваше превосходительство, велите приказать мне жалованье выписать. Я ведь с прошлого месяца ничего не получал. Дубельт. Жалованье? За этого [Жулковского] с тебя еще следует дополучить. Иди в канцелярию, скажи, что я приказал, чтобы тебе тридцать рублей выдали. Меняев. Ваше превосходительство, что же тридцать рублей? Дубельт. И Иуда Искариотский, един от обою на десяти иде ко архиереям, да предаст его им... Они же, слышавши, возрадовашася, и обещаша сребреники дати... И было этих сребреников, друг любезный, тридцать! В память его и вам всем плачу. Меняев. Ваше превосходительство, дайте тридцать пять. Дубельт. Тридцать пять рублей сумма для меня слишком грандиозная. А за каждое слово из письма, что выпишешь, русское, я тебе заплачу по полтиннику. Ступай! Да смотри лишнего не выпиши. Меняев выходит. Дубельт звонит. Резко меняется. Напевает: "Буря мглою..." В ту же минуту открывается дверь. Боголюбов. Погодите, Павел Максимович, одну минуту. Боголюбов. Ваше превосходительство, срочнейшей важности дело. (Вынимает из кармана бумагу.) У меня копия... Угадать извольте? Дубельт. И гадать нечего. Письма к Геккерену. Боголюбов. Ваше превосходительство! Прямо вы колдун! (Подает письмо Дубельту.) Дубельт. Отправлено? Богомолов. Завтра утром велел отвезти Никите в Голландское посольство. Дубельт. Так. Благодарю вас, Петр Петрович. Богомолов. Кроме того, ваше превосходительство, третьего дня я был на завтраке у Салтыкова. Дубельт. Что новенького говорит старый [врун]? Богомолов. Шумное собрание было! Грехи! Про государя императора рассказывает так: "видел le Grand bourgeois..." Дубельт. Вы, Петр Петрович, это на отдельной записочке относительно завтрака у Салтыкова. Богомолов. Слушаю, ваше превосходительство. А кроме того, Петя Долгоруков. Дубельт. Bancal? Богомолов. Он самый. Ведь что несет, лоботряс. Вторую ногу переломить ему. Списочек показывал с пушкинского стихотворения. Дубельт. Брюлловская картина? Богомолов. Точно так. (Подает бумагу.) Дубельт. Давно не читал стишков, благодарю вас. [Петр Петрович, мне одному надо остаться, у меня тут...] Богомолов. [Слушаю-с, слушаю-с, ваше превосходительство!] Не смею беспокоить. (Идет.) Дубельт (вслед). Петр Петрович, деньжонок не надобно ли? Прошлый месяц не брали. Богомолов. Покорнейше благодарю, Леонтий Васильевич. Рубликов двести, двести пятьдесят? Дубельт. А я вам триста, э! Для ровного счета, а? Вы скажите Павлу Максимовичу, что я распорядился. Богомолов. Имею честь, ваше превосходительство! (Уходит.) По уходе Богомолова Дубельт читает копию стихотворения, потом откладывает ее. Потом берется за копию письма к Геккерену, внимательно, жадно читает, думает, напевает сквозь зубы: "Буря мглою небо кроет...", свистит. Потом прислушивается, подходит к окну, становится настороженным, поправляет мундир и эполеты, садится за стол. Дверь в кабинет распахивается. Первым появляется жандарм, который останавливается у двери и вытягивается. Затем в дверь быстро входит Бенкендорф, делает знак глазами Дубельту, оттесняет жандарма, останавливается у дверей. Вслед за ним входит Николай. Он в шинели и в каске. Николай (Дубельту). Здравствуй! Дубельт (стоя). Здравия желаю, ваше величество! В штабе Корпуса жандармов, ваше императорское величество, все обстоит благополучно. Николай. Проезжали с графом. Вижу, у тебя огонек. Не помешал ли я тебе? Занимаешься? Дубельт (негромко). Пономарев, шинель! Николай сбрасывает на руки жандарму шинель, отдает каску. Тот выходит. Бенкендорф пододвигает Николаю кресло. Николай (садится. Потом Бенкендорфу). Садись. Бенкендорф садится. (Дубельту.) Садись, Леонтий Васильевич. Дубельт. Слушаю, ваше величество. (Остается стоять во время сцены.) Николай (оглядевшись). Стены покрасил? Дубельт. Так точно. Николай. А хорошо! Работаешь? Дубельт. Стихи читаю, ваше величество. Только что получил. Собирался его сиятельству докладывать. Николай. Докладывай. Я не буду мешать. Дубельт (Бенкендорфу). Бездельники и нарушители общественного спокойствия в списках распространяют. По поводу брюлловского распятия. (Читает.) ...Но у подножия теперь креста честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим - поставлены на месте жен святых - В ружье и кивере два грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? Или распятие - казенная поклажа, И вы боитеся воров или мышей? <...> Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ? (Подает листок Бенкендорфу.) Пауза. Николай. Прочти еще раз последние строки. Бенкендорф читает. Этот человек способен на все, исключая добра. Господи Вседержитель! Ты научи, как милостивым быть! Старый болван Жуковский! Вчера пристал ко мне и сравнивал его с Карамзиным! Как поворачивается у балаболки язык! Карамзин был святой жизни человек! А этот, этот!.. Казалось бы, не мальчик - отец семейства! Ох, мое долготерпение, только оно его и спасает. Не его жаль - его жену, хорошая женщина, семью жаль. Пусть ему совесть будет наказанием. Бенкендорф. Он этого не понимает, ваше величество. Николай. Что делает он в последнее время? Дубельт. В карты играет, ваше величество. Николай. И то дело для семейного человека. Продолжай, Леонтий Васильевич. {*} {* Здесь Булгаков делает ссылку на тетрадь с подготовительными материалами к пьесе, где есть текст Дубельта: "Дубельт. Помимо сего, ваше сиятельство, в последнее время получили распространение стишки, писанные уже лет пятнадцать тому назад". Впоследствии в тексте пьесы появилась сцена чтения эпиграммы, которую приписывали Пушкину: В России нет закона. Есть столб, а на столбе - корона.} Дубельт. Имею честь донести вашему сиятельству, что в столице в ближайшие дни я ожидаю дуэль каковой состоится не позднее после завтрашнего дня. Бенкендорф. Между кем и кем? Дубельт. Между двора его величества камер-юнкером Пушкиным и поручиком кавалергардского полка бароном Егором Осиповичем Геккереном Д'Антес. Сейчас мой шпион перехватил письмо Пушкина к барону Геккерену. Николай. Прочитай письмо. Дубельт. Осмелюсь сообщить - письмо неприличное. Николай. Прочитай письмо. Дубельт (Читает). "Господин барон, я принужден сознаться, что ваша роль неприлична. Вы - представитель коронованной главы - служите сводником вашему сыну. Подобно старой развратнице, вы подстерегаете мою жену, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына, и когда больной сифилисом он оставался дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней Я не желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания. Я не желаю, чтобы ваш сын осмеливался разговаривать с ней, так как он подлец и шалопай. Имею честь быть, господин барон, ваш покорный и послушный слуга Александр Пушкин". Пауза. Николай. Этот человек дурно кончит. Я говорю тебе, Александр Христофорович, он дурно кончит. Бенкендорф. Он бретер, ваше величество Николай. Были ли случаи нашептывания Геккереном? Бенкендорф. Леонтий Васильевич! Дубельт. Были, ваше величество. (Заглянув в бумаги.) И последний раз на балу у Воронцовой вчера. Николай. Это сводник! Посланник! Оба хороши! Пауза. Прости, Александр Христофорович, что такую обузу тебе дал. Ты истинный мученик. Бенкендорф. Таков мой долг, ваше величество! Николай. О, головорез! Ни о семье не думает, ни о том, что срамом покрывает должность, мундир! Позорной жизни человек! Ничем и никогда не смоет с себя пятна. И умрет не по-христиански! Время, время отмстит ему за эти стихи, за поруганную национальную честь. (Встает.) [Бенкендорф. Какие меры прикажете взять, ваше величество?] Николай. [Не потакать головорезам.] Предупредить дуэль. Обоих без промедления под суд! И впредь чтоб знали. Спокойной ночи! Не провожай, Леонтий Васильевич. (Встает, выходит.) Бенкендорф за ним. Дубельт один. Через некоторое время возвращается Бенкендорф, садится. Бенкендорф. Много в столице таких, которых вышвырнуть бы надо. Дубельт. Найдется. Бенкендорф. Хорошее сердце у императора! Дубельт. Золотое сердце! Бенкендорф. Как же быть с дуэлью? Пауза. Дубельт. Это как прикажете, ваше сиятельство? Бенкендорф. Поступите согласно монаршей воли. Извольте послать на предполагаемые места дуэли с тем, чтобы их накрыли на месте. [Арест.] Примите во внимание, место могут изменить. Дубельт. Понимаю, ваше сиятельство. Пауза. Бенкендорф. Д'Антес этот какой стрелок? Дубельт. Туз - пятнадцать шагов. Пауза. Бенкендорф. Императора жаль!.. Ах!.. Дубельт. Еще бы! Бенкендорф. Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы жандармы не ошиблись. А то поедут не туда... Дубельт. Помилуйте, ваше превосходительство! Бенкендорф. А то поедут не туда! Спокойной ночи, Леонтий Васильевич. (Уходит.) [Дубельт один. Внезапно дверь открывается. Примите меры, а то или не туда, или опоздают (Скрывается.)] Дубельт (один. Думает). Не туда... (Напевает; Буря мглою небо кроет... Не туда... Тебе-то хорошо говорить! (Звонит.) Дверь приоткрывается. (В дверь.) Павла Максимовича! Темно. КАРТИНА ПЯТАЯ Квартира Геккеренов. Комната в персидских коврах, стены в коврах и картинах великолепных мастеров. На [коврах] стенах - коллекция оружия. Дверь в столовую, в которой виден приготовленный для обеда стол и другая дверь. Геккерен во фраке со звездой сидит и слушает маленький музыкальный ящичек. Когда мелодия кончается, Геккерен звонит. Входит ливрейный слуга. Геккерен. Если приедет граф Строганов, проводите его прямо сюда. Слуга. Слушаю. (Выходит.) Через некоторое время дверь открывается и входит Дантес. Дантес. Добрый день, отец. Геккерен. Мой дорогой, здравствуй. Иди ко мне. Я давно тебя не видел. Соскучился по тебе. Дантес садится. Геккерен гладит его волосы. Отчего у тебя печальное лицо? Отчего ты не весел? Откройся мне. Зачем ты молчишь? Ведь ты знаешь, как я люблю тебя. Ты причиняешь мне боль. Дантес. У меня сплин. Вот уж третий день метель. Мне кажется, что если бы я прожил сто лет в этой стране, я не привык бы к этому климату. Летит снег. Все белое. Геккерен. Ты хандришь? Ай, это дурно! Мой мужественный мальчик! Хандра не идет к тебе. Дантес. Ужасная, белая, тяжелая, жестокая страна! Геккерен. А я привык. Я привык за эти четырнадцать лет. Я научился не смотреть в окно. Когда мне становится скучно, я ухожу сюда, запираюсь, любуюсь моими сокровищами. Послушай, какая музыка. (Пускает музыкальный ящик в ход.) Дантес. Мне скучно, отец! Геккерен. Зачем ты это сделал, Жорж? Как хорошо, как тихо мы жили вдвоем? Как в замке! Дантес. Ты знаешь, что я не мог не жениться. Геккерен. Твои страсти убьют меня. Зачем ты разрушил наш очаг? Лишь только в дом вошла женщина, я стал беспокоен, я потерял свой угол. Я потерял тебя. Мне некуда деваться. Я ухожу сюда, но меня ничто уже не радует. Она внесла в дом шум и улицу. Я ненавижу женщин. Дантес. Я это знаю очень хорошо. Геккерен. Я ненавижу их за то, что ты их любишь. Ты терзаешь меня. Из любви к тебе, только из любви к тебе я сам же старался помочь тебе. Ты неблагодарный, ты растоптал покой! Дантес (глядя в окно). Это несносно! Смотри, совсем исчезло небо и все смешалось. Ужасный климат! Летом - душное болото... Геккерен. Нет ни одного дня, чтобы я теперь не ждал беды. Из-за тебя. Ты идешь как будто в пропасть. Что ты находишь хорошего в них? Нет, я слишком глуп! Другой давно бы отвернулся от тебя! Дантес, Ты знаешь, она не выходит у меня из головы! Отец, помоги мне! Геккерен. Что ты задумал? Дантес. Я хочу увезти се в Париж. Геккерен. О, Боже! Ты подумал ли, что ты говоришь! Как это сделать! Ну, хорошо, даже если бы тебе удалось похитить ее, - твоя карьера, вся твоя жизнь! А обо мне подумал ты? Все это погибнет! Нет, ты жестокий человек! Я не хочу слушать твои слова. Мы еле избавились от беды в ноябре. Нет, ты хочешь убить меня и ты меня убьешь! Стук. Да. Да. Входит слуга. Слуга. Письмо вашему сиятельству. (Подает письмо. Выходит.) Геккерен (вскрывая письмо). Ты позволишь? Дантес. Пожалуйста. Геккерен читает письмо, бледнеет, роняет письмо. Что такое? Геккерен. Я говорил тебе! Читай! Дантес (читает. [Лицо его искажается злобой]). Пауза. [Негодяй!] Так, так, так... Геккерен. Как смеет он!.. Мне!.. Мне!.. Он забывает, кто я! Я уничтожу его! Как он мог забыться! Мне!.. (Закрывает лицо руками.) Беда! Беда. Вот пришла беда. Все это погибнет! (Дантесу.) Что ты сделал со мной?! Что ты сделал со мной?! Дантес. В чем ты можешь упрекнуть меня? Геккерен. Это бешеная собака! Ты отдал меня, Жорж, в руки бретера! Дантес. Как можешь ты говорить мне это?! Это бездарный плебей!.. Черномазая обезьяна!.. Этот жалкий писака осмелился сделать это! Я не виноват. Геккерен. Не лги мне! Здесь нас никто не слышит! Ты проник в его очаг, ты разрушил его очаг! И этим ты разрушил мой! Ты злой, ужасный человек! Какую роль ты заставил меня играть? Ах, мой сын, ах, мой сын, мы погибли! Дантес. Мне надоело слушать эти причитания! Молчи! Этот город я ненавижу, потому что в нем есть эта фигура! Он слишком много писал! И поверь мне, это его последнее письмо! Геккерен. Ты, ты напал на него! Ах, я не могу вспомнить это гнусное лицо с оскаленными зубами!.. Дантес. Я люблю его жену! Геккерен. Ах, Боже, не повторяй этого! (Берет письмо, перечитывает. Лицо его искажается.) Что же мне теперь делать? Вызвать его? Но как я гляну в лицо королю? Да, даже если бы, если бы каким-то чудом мне удалось убить его, разве это решит дело? Я обесчещу тебя! Скажут, что у тебя не хватило храбрости! Дантес (вырвав письмо из рук Геккерена). Молчи! Тебе не придется отвечать! И я, я!.. Дверь открывается, и в ней появляется старик Строганов, весь в черном, в темных очках и с палкой. Слуга вводит Строганова под руку и тотчас скрывается. Строганов. Вы, надеюсь, простите меня, дорогой барон, за то, что я опаздываю к обеду, как я чувствую. Но посмотрите в окно. Я не был уверен в том, что кучер вообще доставит меня к вам. Геккерен. Граф, во всякий час, во всякую минуту вы для меня желанный гость. (Обнимает Строганова, усаживает его в кресло.) Дантес подходит к Строганову. Слепой Строганов, нащупав руку Дантеса, рукой жмет ее. Строганов. Это молодой барон Геккерен? А-а, узнаю вашу руку. Но она совершенно ледяная. Вас что-нибудь обеспокоило? Геккерен (в дверь). Никого не принимать! (Закрывает дверь.) Граф, у нас случилось несчастье. Помогите нам вашим советом. (Берет письмо.) Сейчас я получил ужасное письмо от человека, который ненавидит Жоржа и меня. Строганов. Мне трудно подать вам совет, не читая письма, дорогой барон. Геккерен. Я заранее прошу у вас извинения за те гнусности, которые мне придется прочесть вам. Дантес вздрагивает, отходит к окну. Но перед сим; злокозненные слухи, распространенные врагами моего сына, явились причиною мерзкой выходки. Письмо написано господином Пушкиным. Слепой ревнивец вообразил, что барон Дантес обращает внимание на его жену, и вот он ищет столкновения. Это ужасная личность! Чтобы усугубить оскорбление, он пишет бранное письмо мне! Он пишет... Дантес. Я против того, чтобы оглашать эту гнусность! Геккерен. Ах, нет, нет, Жорж! Ты не смеешь вмешиваться в это! Письмо адресовано мне, граф - мой друг Строганов. [Какой это Пушкин? Не тот ли...] Какой именно из Пушкиных пишет письмо? Александр? Геккерен. Да, он. Строганов. Племянница моя была красавицей. Сейчас я не могу, к сожалению, судить о том, хороша ли она. Итак, дорогой барон... Геккерен (читает). "...Подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену в углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына..." Дальше он пишет о том, что Жорж болен сифилисом Он осыпает его площадной бранью и угрожает... Словом, это ужасно! Граф, я безгранично верю вам, вам известно мое уважение. Скажите, граф, что нам делать теперь? Я должен вызвать его? Строганов. О, нет. Геккерен. Он лжет и клевещет! Жорж не подавал повода, и тем не менее он второй раз бросается на нас, как ядовитая собака! Строганов. Теперь это не имеет значения, подавал ли ему повод барон Дантес или не подавал. Вам надобно, барон, тотчас же написать ему письмо о том, что барон Жорж Геккерен вызывает его, а вы предуведомите его, что вы, посланник короля, сумеете внушить ему уважение к вашему знанию. А вы (в сторону Дантеса) должны написать на этом письме, что вы его и читали, и одобряете. Геккерен. Так будет. Дантес (во внезапной ярости схватывает со стены пистолет). Я убью этого негодяя! (Стреляет в картину, швыряет пистолет и уходит из комнаты.) Строганов. Собираясь к вам на обед, дорогой барон, и не знал, что это будет такой шумный обед... Я отвык... Геккерен. Я умоляю, простите! Оцените всю тяжесть оскорбления, которое он получил. Темно. КАРТИНА ШЕСТАЯ ДУЭЛЬ [Замерзший] ручей в сугробах. Через ручей - горбатый пешеходный мостик. Сторожка. Рядом со сторожкой сарай. Зимний закат. Багровое солнце. Слышна вдали балалайка и веселая пьяненькая песня. Потом послышался свист полозьев, топот лошадей. На мостике появляется Геккерен, озирается, вынимает из кармана подзорную трубу. Прикладывает трубу к глазам, смотрит, вздрагивает, испуганно озирается. Опять топот. Геккерен оглядывается и прячется за сарай. Потом послышался женский смех, мужской голос. На мостик поднимаются Воронцова и Воронцов. Воронцов тяжело дышит в тяжелой шубе. Воронцов. Охота пуще неволи! Дальше не пойду, хоть убей меня, Сашенька, не пойду. Воронцова. Дальше и нет надобности. (Поворачивает Воронцова к солнцу.) Смотри! О, как красиво! Воронцов. Очень красиво, только поедем, Сашенька, домой. Воронцова. Какое солнце! Да гляди уж ты, если я тебя привезла! Воронцов. Душенька, я не люблю солнца. Воронцова. Снег играет, смотри. Воронцов. Он мне вот в сапоги набился. Чьи это сани, интересно знать? Вот еще подъехали. Ах, обезьянство! Воронцова. От этой песни волнение в сердце! И песня, и солнце!.. Воронцов. Пьяные мужички, душенька. Поедем домой. Признаюсь тебе, я озяб, долго ли простудиться. Воронцова. Ах, какой ты скучный! Воронцов. Нет, что? Ну, полюбовались, и честь пора знать. Вот еще какие-то чудаки на поляне. Воронцова удивленно вглядывается. Воронцов также. [На мосту появляются Дантес в шинели и в фуражке. За ним - д'Аршиак в шубе.] Вот что, едем, матушка, домой. Воронцов. Постой! Погоди... (Вглядывается) Это он! Воронцов. Кто он? Воронцова. Пушкин. Ты посмотри! Иван, бежим туда, останови их! Я знаю, это дуэль! Воронцов (схватив ее за руку). Ты что, ошалела, матушка? Едем домой, я тебе говорю! Воронцова. Я знала, знала, его убьют! Там Дантес! Пусти руку, мне больно! Воронцов. Опомнись! Кучера смотрят! Воронцова. Там Пушкин! Я знала, что это будет! Знала! Воронцов. Одумайся! Как ты можешь это остановить? Уходи отсюда! Едем! Зачем я поехал? Воронцова. Я тебя презираю! Воронцов. В какое положение ты меня ставишь? Дура! Девчонка! Уходи отсюда! Воронцова. Останови! Его убьют! Воронцов. Опомнись, ведь это же смешно! Это нельзя остановить! Воронцова. В город... Предупредить... послать... Боже мой, я не знаю, что делать! Воронцов увлекает Воронцову. Геккерен тотчас выскакивает из-за сарая, прикладывает трубу к глазам, смотрит. На мосту показывается слегка выпивший сторож, напевает, идет к сторожке. Потом останавливается, смотрит вдаль. Сторож. Чего это они делают? Солнце садится. Начинает темнеть. Очень негромко вдали щелкнул выстрел. (Всматривается.) Батюшки! Что ж это офицеры делают? Батюшки мои! Господи! Ну их!.. (Скрывается в сторожку.) Геккерен входит на мост. Смотрит вдаль. Закрывает глаза рукою. Послышался второй выстрел. Геккерен вцепляется рукой в перила мостика, потом схватывается за сердце. Потом медленными шагами идет к краю мостика, вглядываясь [вдаль]. Потом отшатывается. На мост всходит Дантес. Шинель его наброшена на одно плечо и волочится по снегу. Сюртук залит кровью. Рукав сюртука разрезан. Рука обвязана платком. Дантес бледен. Геккерен бросается к нему, судорожно хватается за карманы, вытаскивает носовой платок, вытирает пот со лба Дантеса. Геккерен. Небо! Небо!.. Благодарю тебя!.. (Бормочет, крестится.) Обопрись о мое плечо! Дантес. Нет... (Прислоняется к перилам, отплевывается кровью.) Геккерен (кричит с моста). Сани! (Подхватывает под руки Дантеса. Тихо.) Он убит? Дантес. Почем я знаю? Он без памяти. Геккерен. О, Боже, все погибло! Ах, Жорж, Жорж!.. В этот момент на мосту появляется быстро Данзас. Данзас (козыряет Геккерену). Это ваши сани? Геккерен. Да, да, да... Данзас. Ваши сани просторнее. Вам придется их уступить другому противнику. Геккерен. Mais... Дантес. Да, да! Данзас (кричит с мостика). Кучер! Эй, ты, ты, в широких санях! Объезжай низом! Низом! Там есть дорога! Жердь эту сними! Что ты глаза вытаращил, дурак! Говорю тебе, низом поезжай! (Убегает с мостика.) Геккерен (ведя Дантеса). Грудь, грудь цела? Дантес. Цела. Геккерен (тихо). А тот? Дантес. Он больше не напишет [письма] Уходят. Темно. КАРТИНА СЕДЬМАЯ День. У кабинетного камина в кресле Никита в очках. Читает по тетрадке. Никита. На свете счастья нет... Да, нету у нас счастья... Вот горькая участь, нету. Но есть покой и воля... Покой! Вот уж нету чего, так нету... По ночам не спим, какой же это покой. (Читает.) Давно, усталый раб, замыслил я побег... Вот тебе раз! Куды побег? Вот уж не было беды!.. Замыслил я побег... Что же это он замыслил? (Читает.) Давно, усталый раб, замыслил я побег... Не разберу... Битков (входит с сумкой). В обитель дальнюю трудов и чистых нег!.. Здорово, Никита Андреевич. Никита. Ты откуда знаешь? Здравствуй, Степан Ильич. Битков. Я вчера в Шепелевском дворце был у господина Жуковского. Трубу подзорную чинил. Читали стихи твоего барина... Никита. А... ну? Битков. Одобрительный отзыв дали. Глубоко, говорят. Ко мне обратились. Правда, говорят, глубоко? Никита. А ты что? Битков. Так точно, говорю, глубоко.... Никита. Глубоко-то оно глубоко... (Кладет тетрадь на камин.) Битков. А сам-то он где? Никита. Кататься поехал с [полковником] Данзасом. Надо быть, на горы. Битков. Зачем с Данзасом? Это с полковником? А чего ж его еще до сих пор нету? Никита. А тебе-то что? Понадобился он что ль тебе? Битков. Да ты верно знаешь, что на горы? Никита. Может, к Дюме заехали... Да что ты чудной какой сегодня? Выпивши, что ли? Битков. Я к тому, что поздно. Обедать пора. Никита. Чудно ей-богу. К обеду он тебя что ль звал? Битков. Я полагаю, камердинер все знать должен. Никита. Где работать сегодня будешь? Битков. Кабинет. Никита. Посмотри хорошенько. А то после того как ты последний раз в столовой починил, кабинетные как их кто заколдовал. Час показывают - тринадцать раз бьют... Битков. Посмотрим, всю механику в порядок поставим... (Идет в кабинет.) Колокольчик. Никита. Вот, наверное, и он... (Ворошит угли в камине.) Жуковский. Здорово, Никита! Никита. Ваше превосходительство! Бог радость послал! Пожалуйте... Жуковский. Он дома? Никита. Одна Александра Николаевна. И детишки с нянькой... Жуковский. Нету? Да что ж это такое? А? Я тебя спрашиваю. Никита. Да они будут сейчас, ваше превосходительство, будут... Жуковский. Я тебя спрашиваю, что это такое? Александра. Бесценный друг! Здравствуйте! Жуковский. Здравствуйте, милая Александра Николаевна! Позвольте вас спросить, что это такое? Я не мальчик, Александра Николаевна! Александра. Что вас взволновало, Василий Андреевич, дорогой. Садитесь... Как ваше здоровье? Жуковский. Ma sante est gatee par les attaques de nerfs! {Мое здоровье пошатнулось нервными приступами! (фр.).} И все из-за него. Александра. Что такое? Жуковский. Да помилуйте. Ведь условились же! Сам назначил мне час, я откладываю дела, скачу сюда сломя голову, и он, изволите ли видеть, кататься уехал. Александра. Ну простите, милый друг. Я за него прошу... Ну я вас поцелую... Жуковский. Не хочу я никаких поцелуев. Простите, забылся... Я человек злой... Отрекаюсь! Отрекаюсь! На веки веков! Из чего я хлопочу? Из чего? Только что-нибудь состряпаешь, только наладишь, тотчас же испакостит! Поглупел он, что ли? Драть его надобно, драть! Александра. А что такое? Жуковский. А то, что царь гневается, вот что-с... Битков показывается у камина в кабинете. Извольте-с. Позавчера на бале государь... и что скажешь... ну что скажешь? Сгорел со стыда... Двор, корпус... не угодно ли-с... стоит у колонны во фраке и в черных портках! Простите, Александра Николаевна! Никита... Битков скрывается в глубине кабинета. Входит Никита. Ты что барину подал позавчера на бал? Никита. Фрак-с. Жуковский. Мундир надо было подать. Мундир! Никита. Они велели... Не любят они мундир. Жуковский. Мало ли чего он не любит! Твое дело. Бал - мундир. Ступай. Никита. Ах ты, горе... (Уходит.) Жуковский. Скандал! Не любит государь фраков. Государь фраков не выносит. Да он права не имеет. Непристойно, неприлично. У государя добрейшее сердце, но искушать нельзя. Нельзя! Государь огорчен! Смотрите, Александра Николаевна, Наталии Николаевне скажите... Оттолкнет от себя государя - потом не поправишь! Александра. Бесценный, лучший, прекрасный, драгоценный друг. (Целует Жуковского.) Жуковский. Да что вы меня все целуете! Я не нянька! Вредишь? Вреди, вреди! Себе вредишь! А насчет сегодняшнего извольте передать, что это... ну, словом... Александра. Все, все передам... Останьтесь, подождите... Он сейчас придет. [Он все это исправит.] Жуковский. Видеть не хочу! Да мне и некогда... Мне к цесаревичу в половину шестого. Александра. Смените гнев на милость. Он исправится. Жуковский. Et cette derniere chose je ne compte guere! Au revoir... {В этом последнем случае я не иду в счет! До свидания... (фр.).} (Проходит, видит книгу.) В кабинете играют часы. Этого я еще не видел... Александра. Сегодня из типографии прислали. Жуковский (вертит в руках книгу). Хорошо... Смирдин знает дело... Александра. Я уж гадала по [этой книге] ней... Жуковский. По книге? Погадайте мне... Александра. Какая страница? Жуковский. Сто сорок четвертая. Александра. Строчка? Жуковский. Пятнадцатая. Битков выходит из кабинета [скромно] кланяется Жуковскому. А, ты здесь? Александра. Познал я глас иных желаний, познал я новую печаль. Для первых нет мне упований... Битков (шепотом). ...А старой мне печали жаль. (Укрывается в столовой.) Жуковский. А?.. Александра. А старой мне печали жаль! Жуковский. Ах, ах... Ведь черпает мысль внутри себя, как легко находит материальное слово, соответственное мысленному... Сечь, сечь. Крылат! Крылат. Из передней стук... Неясные голоса. Битков в кабинете, проходит в глубь его. Александра. Нет, вы мне... Жуковский. Страница? Александра. Сто тридцать девятая. Жуковский. Строка? Александра. Тоже пятнадцатая. Жуковский. Что-то не то... Приятно дерзкой эпиграммой Взбесить оплошного врага, Приятно зреть, как он упрямо - Склонив бодливые рога... Наталия в дверях. Не попали... Приятнее... приятнее... Ему готовить честный гроб И тихо целить в бледный лоб На благородном расстояньи. А, простите, Наталия Николаевна, шумим, стихи читаем... Наталия. Добрый день, Василий Андреевич. Читайте на здоровье. Я никогда не слушаю стихов. Жуковский. Хоть бы мне-то не говорили, Наталия Николаевна! Наталия. Кроме ваших! Votre ballade m'a fait un plaisir infini et j'ai relue a toutes les personnes qui sont venues me voir... Жуковский. Не слушаю, не слушаю! Часы бьют. Батюшки! Цесаревич. Au revoir, chere madame, je m'apercois un peu tard que je suis trop bavard! Наталия. Обедайте с нами. Жуковский. Покорнейше благодарю. Не могу... (Александрине.) Au revoir mademoiselle... Извольте сказать ему... (Скрывается.) Наталья. Никита!.. {Далее в рукописи пропуск и авторская помета: "См. тетрадь 1 стр. 115". Однако в 1 тетради есть лишь обозначение в начале листа: "Концовка сцены перед Данзасом (7-я картина)". Текст этой сцены здесь так и не был написан, он появляется лишь в следующей редакции пьесы. В этой сцене после ухода Жуковского происходит разговор между Натальей Николаевной Пушкиной и Александрой Гончаровой, который прерывается внезапным появлением Данзаса. Реплика Александриты - завершение задуманной сцены, обозначенной Булгаковым в рукописи как <...>.} Александрина. Какая я несчастная! Стучат в дверь. Наталья. Кто там? Никита (входит). Полковник Данзас просит вас принять. Наталья (шепотом). Откажи. Не могу принять. Данзас (в шинели). Простите, вам придется меня принять. Я привез Александра Сергеевича, он легко ранен. Пауза. (Никите.) Ну, что стоишь? Никита. Владычица небесная! Данзас. Ты что стоишь? Иди, помогай вносить его. Осторожно, смотрите! Никита выбегает в дверь в столовую. Велите дать огня. Наталья сидит неподвижно, смотрит. Александра. Огня, огня! В ту же секунду из двери в столовую показывается с канделябром в руке Битков. Данзас. Ты кто такой? Битков. Я часовой мастер. Данзас (вырывает у него канделябр из рук, кричит). Беги, помогай вносить! Осторожно! Битков убегает. В дверях, ведущих из внутренних комнат, появляется девушка со свечой. Данзас с канделябром устремляется в дверь кабинета, успевает закрыть одну половину двери. Наталья (кричит). Пушкин? Данзас. Тише! Со стороны передней шаги, негромкие голоса. Данзас поднимает канделябр. Александрина у камина молча берется за сердце. Видно, как в кабинете [появляется] кто-то с канделябром, проходит в глубь кабинета. Вслед за ним мелькнули еще какие то лица, кого-то [несут] пронесли. Наталья (устремляется к двери кабинета). Пушкин, что с тобой? Данзас (преграждая ей дорогу). Non madame, n'entrez paz! {Нет сударыня, не входите! (фр.).} Он не велел входить к нему. Прошу вас не волноваться, прошу вас! (Закрывает дверь.) Наталья. Пустите меня! Александра. Не входи. Данзас. Идите к себе. Я вам приказываю, идите к себе. Александра устремляется к двери. Данзас отстраняет ее. Александра. Дантес? Данзас. Да, он дрался с ним на дуэли. Александра (Наталье). Ты!.. Ты!.. Наталья (в исступлении падает на колени перед Данзасом, целует ему руки). Я не виновата! Не виновата! Данзас (девушке и Александрине). Ведите ее к себе! Ведите ее к себе, говорю вам! (Наталье.) Не кричите! Не кричите! Девушка и Александрина подхватывают под руки Наталью и увлекают ее за сцену. В то же время послышалась за окнам военная веселая музыка. Данзас ставит канделябр на камин. Из дверей кабинета появляется Битков. (Выхватив деньги из кармана, подает ему деньги.) Бери первого извозчика, не торгуйся, лети, первого доктора, какого встретишь, сюда!.. Послышался дверной колокольчик, еще какие-то голоса. Понял? Доктора посылай сюда, сам не возвращайся! Лети! Лети к доктору Соломону Христиану Христиановичу и его сюда! И доктора Арендта, знаешь?.. Битков. Знаю, знаю, ваше высокоблагородие! Понял! (подбегает к окну.) Ах ты, Господи! Гвардия идет! Я кругом! Я проходным двором! (Выбегает.) Данзас хочет войти в дверь кабинета. В то же время из дверей в столовую выбегает Воронцова в шубе и в капоре. Воронцова. Как же вы не предупредили?! Вы не имели права! Что с ним, говорите! Данзас (холодно). Он ранен смертельно. Темно. КАРТИНА ВОСЬМАЯ Гостиная Пушкина. Вечер. Гостиная ярко освещена. Зеркала завешаны белым. Диван сдвинут с места. Стоит какой-то ящик, возле чего валяется солома. На фортепиано несколько склянок с лекарствами. Все двери, ведущие в гостиную, закрыты. На диване, в сюртуке, не раздеваясь, спит Данзас. С улицы иногда доносится шум голосов. Иногда глухо слышно монотонное чтение где-то за дверями, ведущими в столовую. Дверь из кабинета тихонько открывается, и выходит Жуковский. В руках у него свеча, черный сургуч и печать. Жуковский ставит свечу на камин, пододвигает кресло к дверям кабинета, потом прислушивается к тому, что происходит на улице, подходит к окну, глядит в него. Жуковский. Ай-яй-яй, что делается! Данзас (спросонок). А? (Садится.) Мне приснилось, что я на гауптвахте. Сон в руку, надо полагать. Жуковский. Константин Карлович, я буду просить государя. Данзас. Тут проси не проси, закон известен. Вынесут - пожалуйте! А впрочем, и то сказать, на гауптвахте, говорят, сейчас уютно. По крайней мере, высплюсь. Жуковский. Вы извольте посмотреть, что на улице делается? Данзас. Я уж насмотрелся. Дверь во внутренние комнаты открывается, и выходит Наталья, а за ней горничная девушка. Девушка. Барыня, извольте идти к себе! Барыня, нечего вам тут... Наталья (девушке). Уйди! Девушка уходит. Какие глупости! Il vivra! {Он будет жить! (фр.).} Я вам говорю, что он будет жив! Рана не опасная. И тотчас же, тотчас же на Полотняный Завод. Данзас. Вот, не угодно ли? Жуковский. Наталья Николаевна, опомнитесь! Наталья. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага, приятно зреть, как он упрямо, упрямо... упрямо... склонив... склонив... склонив... забыла... Приятно дерзкой эпиграммой... (Вскрикивает.) Пушкин! Вели, чтоб меня пустили к тебе! (Жуковскому.) Вы лжете! Дать ему еще опия! И тотчас же пройдет. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага... А Александрина злодейка! Жуковский. Наталья Николаевна! (Наливает воду из графина.) Данзас (приоткрыв дверь в столовую, тихо). Доктор!.. Доктор!.. Выходит Арендт. (Тихо.) Вот, ваше превосходительство, извольте видеть... Арендт. Сударыня, сударыня, нечего вам здесь делать! Пожалуйте!.. (Капает в рюмку лекарство, подносит Наталье.) Выпейте. Наталья отбрасывает рюмку. Так делать не годится, сударыня, пойдемте-ка! Наталья (Арендту). Вы - низкий человек! Какого-то шарлатана, акушера позвали!.. Как вы могли это допустить? Арендт (увлекает из комнаты Наталью). Идемте, идемте, сударыня... Наталья. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага... Забыла... все забыла... Наталья и Арендт уходят. Жуковский. Заклюют ее теперь, заклюют. Данзас. Заклюют. Да было ли, не было... Жуковский разводит руками. Данзас. Не велел!.. То вызвал бы его! Только бы из-под суда уйти! Жуковский. Константин Карлович, не множьте горя, что вы говорите?! Вы - христианин! Тотчас за дверями, ведущими в столовую, послышался возглас священника, а затем мягко запел хор. Жуковский перекрестился. За внутренними дверями послышалось, как вскрикнула Наталья. Господи, Господи!.. Данзас поправил смятые эполеты, махнул рукой и пошел в дверь в столовую. Когда он открывал и закрывал дверь, яснее послышался хор: "...К тихому пристанищу твоему притек вопию Ти..." Потом глухо. Выбежал Арендт, схватил какую-то склянку с фортепиано и с ней ушел во внутренние комнаты. Из внутренних дверей выходит Александра и устремляется к двери в столовую. Жуковский преграждает ей дорогу. Александра Николаевна, послушайтесь голоса благоразумия, не ходите туда. Ни к чему это! Александра (уткнувшись в плечо Жуковскому, тихо плачет). Ma vie est finie! {Моя жизнь кончена! (фр.).} Погибли мы, Василий Андреевич! Погибла и я... Нету мне больше жизни! Удавлюсь я, Василий Андреевич! Я без него жить не могу!.. О, злодейка, злодейка! За что ты его от меня отняла! Жуковский. Ну что вы, Александра Николаевна, услышит кто-нибудь, молчите! Александра. Что мне? Ужли вы думаете?!.. Ах!.. Послышалось вскрикивание Натальи. А, мучительница! Жуковский. Александра Николаевна! О Христе-то хоть вспомните! Что вы говорите?! Ее люди загрызут, а вы еще! Помогите ей, она вас послушает. Не поддавайтесь голосу злобы, это темный голос, Александра Николаевна! Александра. Не пойду я, Василий Андреевич, не могу я ее видеть! Жуковский (обняв Александру, ведет ее к дверям, и та выходит во внутренние комнаты. Жуковский закрывает за ней дверь, прислушивается к тому, как поет хор, садится в кресло). Земля и пепел!.. (Что-то соображает, потом вынимает карандаш, берет листик бумаги, записывает.) ...Не горел вдохновения... не сиял острый ум... В этот миг предстало как будто какое ви- день... Что-то сбывалось над ним... И спросить мне хотелось: что видишь?.. Дверь во внутренние комнаты открывается, и входит Дубельт. Дубельт. Мое почтение, Василий Андреевич! Жуковский. Здравствуйте, генерал. Дубельт. Да, несчастье какое! Василий Андреевич, вы запечатать собираетесь? Жуковский. Да. Дубельт. Я попрошу вас повременить минуту, я войду в кабинет, а затем мы приложим печать Корпуса жандармов. Жуковский. Как, генерал? Государю было угодно возложить на меня опечатание и разбор бумаг покойного. Я не понимаю... Дубельт. Как же, как же, мне известно. Жуковский. Но в таком случае зачем же печать корпуса? Дубельт. А разве вам не приятно, Василий Андреевич, если печать корпуса будет стоять рядом с вашей печатью? Жуковский. Помилуйте! Но... среди бумаг покойного письма посторонних лиц... наконец, бумаги, которые могут повредить памяти покойного... Я должен их уничтожить, а письма возвратить тем, кои писали их. Дубельт. Но не иначе как после прочтения их графом Бенкендорфом. Жуковский. Как?! Государь император... Я доложу... Дубельт. Вы полагаете, Василий Андреевич, что я могу действовать вопреки желанию правительства? Ах, Василий Андреевич! Жуковский. Повинуюсь, повинуюсь. Дубельт (берет свечу, входит в кабинет. Через некоторое время оттуда возвращается. Берет сургуч, начинает запечатывать дверь, предлагает сургуч Жуковскому.) Прошу вас. Жуковский прикладывает печать. С улицы донесся звон разбитого фонаря, глухие крики. Жуковский вздрагивает. (Негромко.) Эй! Портьера внутренних дверей отодвигается, и входит Битков. Ты кто такой? Битков. Я часовой мастер, ваше превосходительство. Дубельт. Друг, узнай, что там на улице случилось. Да, горе, горе какое!.. (Прикладывает печать, после чего отходит к окну, начинает смотреть в окно.) Жуковский. Я никак не ожидал такого стечения народа! Пауза. В соборе будет, наверно, еще больше толпа. Дубельт. Я надеюсь, что в соборе никого не будет. Тело покойного будет направлено в Конюшенную церковь. Жуковский. Как, генерал?.. Но ведь пригласительные билеты!.. Входит Битков. Битков. Там, ваше превосходительство, двое каких-то стали кричать, что лекаря нарочно залечили господина Пушкина. Ну, один кирпичом швырнул, фонарь разбил. Дубельт. Ах, народ какой! Битков скрывается. Послышался усилившийся хор. (Прислушался, потом у внутренних дверей негромко.) Пожалуйте, господа! В ту же минуту из внутренних дверей один за другим появляются десять жандармских офицеров в шинелях. Жуковский поражен. Господа, прошу вас. Вынос. Ротмистр Ракеев, вас попрошу остаться здесь при вдове [покойного]. Она страдает... Благоволите принять меры к утешению ее и к тому, чтобы надлежащая помощь была ей оказана лекарями своевременно. Прошу брать гроб, господа! Ракеев идет во внутренние комнаты, а офицеры выходят в двери столовой. Жуковский двинулся туда же. Василий Андреевич! А вы?.. Жуковский. Я хочу нести гроб. Дубельт. Граф Александр Христофорович просил оказать ему любезность: останьтесь при вдове. Страдалица нуждается в утешении. Вы же были близки покойному... Что касается гроба, то поверьте, Василий Андреевич, не стоит. Уличные ротозеи могут потеснить, а офицеры примут все меры к тому, чтобы было соблюдено надлежащее уважение к телу... Жуковский. Повинуюсь, повинуюсь. (Перекрестившись, уходит во внутренние комнаты.) Дубельт поправляет эполеты и, перекрестившись у дверей в столовую, уходит в них. Темно. КАРТИНА ДЕВЯТАЯ [Окна квартиры Пушкина, выходящие на Мойку. Сквозь прозрачные занавески свет бесчисленных свечей. Домовая арка, возле нее уличный фонарь.] Показывается набережная Мойки перед квартирой Пушкина. Вечер. Уличный фонарь. Перед зрителем медленно начинают плыть окна пушкинской квартиры, потом останавливаются. На набережной появляются Кукольник и Бенедиктов. Кукольник. За мной, Владимир. Бенедиктов. Ох, не задавили бы нас! Кукольник. Следуй за мной! Тотчас показывается конный жандарм, лошадь под ним танцует. Вслед за конным жандармом появляется квартальный. Квартальный (Кукольнику). Виноват, господин!.. Нельзя-с... Вы куда? Кукольник. Почему вы преграждаете нам путь? Мы ко фобу господина Пушкина. Бенедиктов. Поклониться праху. Квартальный. Извините, не могу... Прошу повернуть. Доступа нет больше. Извольте посмотреть, что делается! Показывается плохо одетый человек. Квартальный обращается к нему. Куда ты прешь? Назад! Плохо одетый человек ловко проскальзывает мимо жандармской лошади и скрывается. Ах, вот народ! Бросается за плохо одетым человеком. Жандарм, наезжает на Кукольника. Жандарм. Назад, назад, господин! Не приказано! Бенедиктов. Нестор, идем назад. Кукольник. Но позвольте. Жандарм, не слушая, отъезжает. Ну, что ж, нельзя так нельзя. Попрощаемся и тут. Сними шапку, Владимир! Бенедиктов. Голова озябнет. Кукольник (сняв шапку). Прощай, Александр! Ты был моим злейшим врагом! Сколько обид, сколько незаслуженных оскорблений!.. За что?.. Был у тебя порок - зависть! Однако в сию минуту я забываю все это!.. (Обращается к окнам) И, как русский, душевно скорблю об утрате! Кланяюсь твоему праху! Прощай, Александр! Бенедиктов снимает шляпу, крестится. Выбегает студент. Студент (Кукольнику). Верно ли, что умер?.. Кукольник (торжественно). Прах! Дом начинает медленно плыть. Появляются окна квартиры, сквозь тонкие занавесы виден свет свечей. Домовая арка. Толпа народа гудит. В толпе встревоженный квартальный, конный жандарм. Полицейские сдерживают напор толпы, стараются не пропустить в арку. Полицейский. Не велено! Не велено! Назад! Возгласы в толпе: - Да позвольте!.. Я в этом доме проживаю!.. - Позвольте пройти!.. - Голландец застрелил!.. - Ничего не голландец, кавалергард! - Что врать-то? Француз! - Наших, стало быть, иностранцы почем зря могут бить! - Я жаловаться буду: - квартирую я в этом доме! Хорошо одетый человек, стиснут толпой. Хорошо одетый. Pardon, messieurs, pardon!.. Виноват! А! Квартальный. Извините, господин, нельзя! Хорошо одетый (ломаным языком). Я посланник Франции. (Распахивает шубу, показывает ордена.) Квартальный. Пропусти его превосходительство! Господа, осадите! Полицейские оттесняют толпу, пропускают посланника в арку. Студент. Это что такое?! Почему нам нельзя? Почему иностранцев пропускаете?! Погиб национальный поэт! Возгласы в толпе: Они ухлопали, их и пущают? Внезапно из толпы выделяется фигура в студенческой [одежде] форме. Человек этот без шапки. Человек. Тише! Толпа несколько стихает. Тише! Не тревожьте прах поэта! (Проворно вынимает из кармана бумажку) Слушайте! (Уцепившись одной рукой за фонарь, читает при свете его по бумажке.) Не вынесла душа поэта Позора мелочных обид. Толпа стихает совсем. Квартальные от удивления застыли. Восстал он против мнений света, Один, как прежде, и убит! Квартальный (отчаянно). Господин, что это вы делаете?! Крик в толпе: "Шапки долой!" Человек. ...Убит. К чему теперь рыданья. Похвал и слез ненужный хор? И жалкий... В толпе засвистели полицейские. Квартальный. Иваненко! Снимай его! Человек. Не вы ль сперва так долго гнали... Свист. Возгласы в толпе: "Убили! Слушайте!.." Человек. ...Угас, как светоч, дивный гений! Из подворотни выбегает жандармский офицер. Офицер. Эге-ге! Арестовать! Выбегают трое жандармов. Толпа шарахается в сторону. Человек. Руки прочь! ...Его убийца хладнокровно Навел удар. Спасенья нет!.. Жандармы протискиваются к фонарю, берут человека, вырывают у него бумажку. Офицер. Тесните толпу! Человек с фонаря исчезает вместе с жандармами. Из подворотни выбегают жандармы, начинают теснить толпу. Пространство очищается, кругом стихает. Потом из дверей, выходящих в подворотню, показываются чинно жандармские офицеры, и послышалось стройное, приятное пение "Святый Боже..." Подворотня наполняется светом, показались первые свечки. Темно. (КАРТИНА ДЕСЯТАЯ) Помещение глухой почтовой станции. Огонь в русской печке, лавка, стол, фонарь, свеча. За окном - вьюга. Жена смотрителя припала к окошку, что-то рассматривает. За окошком мелькнул свет фонарей, глухо послышались голоса. Дверь раскрывается, первым входит смотритель в шинелишке, с фонарем в руках, кланяется, пропускает вперед себя Ракеева. Тот - в шинели, запорошен снегом, видимо, сильно иззяб. Смотрительша кланяется. Ракеев. Есть кто на станции? Смотритель. Никого нету, ваше высокоблагородие, никого! Ракеев (всматривается). Это кто? Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие. Ракеев. Так... Через два часа дашь лошадей. Под мой возок тройку, и под... (указывает коротким жестом в окно) пару! (Трет у огня руки.) Смотритель. Тройку-то ведь ваш... Ракеев. Слышал, что я сказал? Через два часа дашь лошадей! Смотритель. Слушаю, слушаю. Ракеев (раздельно). Никому не болтать, понял? Чтобы ни одна душа не знала? Смотритель. Слушаю, ваше высокоблагородие... Ракеев (смотрительше). А ты, матушка, смотри, язык держи на привязи. Да нечего смотреть на улицу, ничего там любопытного нет. На улицу тебе незачем выходить! Смотритель. Незачем, незачем... Ты у меня смотри! (Ракееву.) Чайку, ваше высокоблагородие, не прикажете ли? Ракеев. Нет. Я на час прилягу. Ровно через час... Часы-то есть у тебя? Через час меня разбудишь? Если будет какой-нибудь проезжий, буди раньше. И жандарму дашь знать. Смотритель. Понял. Слушаю. Пожалуйте на чистую половину. Ракеев уходит, закрывает за собой дверь. Лишь только Ракеев скрылся, смотритель грозит пальцем жене. Та подбегает. Смотрительша. Кого, кого?.. Смотритель. Молчи ты, дура! И ежели на улицу выглянешь!.. Беду с тобой наживешь! Вот оказия навязалась? Нужно же было им по этому тракту! (Жене.) Выглянешь - я тебе вожжой!.. Ты с ним не шути! Смотрительша. Чего мне выглядывать? Чего я там не видела? Смотритель уходит. Смотрительша в ту же минуту бросается к окну, дышит на стекло, всматривается. Потом крадучись идет к наружной двери, хочет выйти. Навстречу ей входит замерзший жандарм. Жандарм Пономарев. Лег? Смотрительша. Лег. Жандарм. Давай скорей на двугривенник! Кости замерзли! Смотрительша бросается в угол, достает штоф, наливает стаканчик водки. Пономарев торопливо выпивает, закусывает хлебом, прислушивается. Заснул. Давай второй! (Выпивает.) Смотрительша. Вы что ж так... Вы б обогрелись... Пономарев. Обогреешься тут! Смотрительша. Куда путешествуете? Пономарев. Ох вы, бабье племя! Ты все равно как Ева! Вот отдерут тебя когда-нибудь! Не посмотрят, что смотрительша! (Уходит.) Смотрительша быстро накидывает платок, бросается к дверям. Из них выходит Битков. Уши у него под шапкой повязаны платком. Битков (стонет). Заснул? Ох! (Подходит к огню.) Смотрительша. Зазябли? Битков. Да ты в окно посмотри, что спрашиваешь?.. (Садится на лавку, кряхтит, разматывает платок.) Ты - смотрительша? То-то, я сразу вижу. Как звать? Смотрительша. Арина Никитишна. Битков. Давай, Никитишна, штоф. Смотрительша подает штоф, хлеб. Битков жадно выпивает стаканчик. Что ж это такое?.. Мать пресвятая Богородица!.. Двадцать две версты!.. Вот связала! Смотрительша. Кто это связала? Битков. Судьба! (Выпивает второй стаканчик, согревается, пьянеет.) Ведь это рыбий мех, а?.. (Выпивает третий стакан.) Смотрительша. Вот разрази меня на месте гром, вот никому ни словечечка не скажу! Скажите, кого везете, а? Битков. Не спрашивай. Государственное дело. Смотрительша. Так и думала. Ведь это что ж?.. И нигде не отдыхаете? Да ведь замерзнете! Битков. Ему не холодно. Ему теперь тепло. (На цыпочках подходит к двери.) Захрапел. Ведь это зря опять. Ведь сейчас будить. (Возвращается, выпивает.) Пошло, пошло, вот оно... Смотрительша. Куда везете-то? Битков. Но-но-но-но! У меня выпытывать!.. Это, тетка, не твое дело! Это наше занятие. (Пауза.) В Святые Горы... Как его закопаем - сейчас же и маю душу на покаяние... Ныне отпущаеши раба твоего, владыко!.. Ах, сколько я стихов переучил!.. Могу стихами говорить!.. Не веришь?.. Смотрительша. Что это вы меня мучаете, вполовину говорите! Битков. Каждого человека я насквозь вижу, и еще под землей вижу, и по твоему лицу вижу, что тебя отдерут. Вот вспомни мое слово!.. Смотрительша. Но-но-но... А чего это вы - стихи говорите? Битков. Да, стихи писал... Из-за этих стихов никому покоя, ни ему, ни начальству, ни мне, рабу Божиему Лариону Биткову! Год за ним всюду! Умора! Не везло! Как ни напишет - мимо попал! Не те, не такие! Смотрительша. Да неужто казнили за это? Битков. Ну, ну, ну!.. Ты смотри, дура! А впрочем, может быть, ты и не дура... Но Битков на него зла не питает. Человек как человек!.. Одна беда - стихи! Я с ним всюду... На извозчик - я за ним прыг!.. (Пьянеет.) Смотрительша. Да ведь теперь-то он помер, чего же это вы за ним? Теперь-то чего же? Битков. Хе? Помер?.. Помереть-то помер, а вон видишь!.. (Указывает на дверь.) Видела? Ночью! Буря! А мы по восемьдесят верст? Вот тебе и помер! Я и то опасаюсь, будет ли толк - закопаем его - опять, может быть, спокойствия не будет. Смотрительша (жадно). Да может быть, оборотень? Битков. Может, и оборотень. Кто его знает! И чего это меня мозжит, а?.. Налей-ка мне еще! Что-то сосет! Да, нехорошо умирал... Ох, мучился... Пулю-то он ему в живот засадил... Смотрительша. Ай-яй-яй!.. Битков. Да!.. Так руки закусывал!.. Так и помер!.. А на Мойку мне теперь не ходить... Квартира теперь там пустая... Смотрительша. А это старичок-то с вами? Битков. Камердинер его. Смотрительша. Что же он не обогреется-то? Битков. Не желает. Так и караулит. Я ему вынесу. Смотрительша. Да вы-то сами чиновник будете? Битков. Эх... Нет, тетка Никитишна, мы поважнее будем чиновников! (Встает) Ой, буря! Ой, буря! Самые лучшие стихи написал: Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя! Слышишь? Верно - как дитя? То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашуршит... Штоф сколько? Смотрительша. Цена известная. Битков (швыряет деньги широким жестом) То, как путник запоздалый, вдруг... Двери распахиваются, вбегает смотритель, за ним жандарм. Смотритель стучит кулаками в дверь Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать! Мгновенно в дверях показывается Ракеев. Ракеев (кричит). Ехать! Занавес Конец 27.III.35 Михаил Булгаков. Александр Пушкин Пьеса в четырех действиях 1 Вариант ---------------------------------------------------------------------------- Собрание сочинений в десяти томах. Том 7. М., "Голос", 1999. OCR Бычков М.Н. ---------------------------------------------------------------------------- И, сохраненная судьбой, Быть может, в Лете не потонет Строфа, слагаемая мной... Действуют Пушкина Гончарова Воронцова-Дашкова Салтыкова Смотрительша Девушка Битков Никита Дантес Шишкин Бенедиктов Кукольник Долгоруков Богомазов Салтыков Николай I Жуковский Геккереи Дубельт Бенкендорф Ракеев Пономарев Строганов Воронцов-Дашков Данзас Арендт Студент Станционный смотритель Тургенев Филат Агафон Преображенец 1 Преображенец 2 Негр Камер-юнкер Звездоносец Гость Павел Максимович Слуга Сторож Квартальный Конный жандарм Посол Жандармы Офицеры Жандармы Полицейские Толпа Действие происходит в конце января и начале февраля 1837 года ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Вечер. Гостиная в квартире Пушкина. Горят две свечи на стареньком фортепиано и свечи в углу возле стоячих часов. В открытую в кабинет дверь виден камин, в котором тлеют угли, часть книжных полок. Слабый огонь в камине в гостиной. Гончарова сидит за фортепиано, а Битков с инструментами стоит у часов и чинит их. Часы под руками Биткова то бьют, то играют. Гончарова тихо наигрывает на фортепиано и напевает. За окном слышна вьюга. Гончарова (напевает). ...И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, приумолкла у окна.. Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя... То, как зверь, она завоет, то заплачет как дитя... Битков. Какая чудная песня. Сегодня я чинил тоже у Прачешного мосту... На мосту иду, господи! Крутит, вертит!.. И в глаза, и в уши... Пауза. Дозвольте узнать, это кто же такую песню сочинил? Гончарова. Александр Сергеевич. Битков. Скажите! Ловко! Воет в трубе, истинный бог, как дитя! Прекрасное сочинение. Послышался дверной колокольчик. Входит Никита. Никита. Александра Николаевна, подполковник Шишкин просит принять. Гончарова. Какой Шишкин? Никита. Шишкин, подполковник. Гончарова. Зачем так поздно? Скажи, что принять не могут. Никита. Да ведь как же, Александра Николаевна, его не принять? Гончарова. Oh, mon Dieu! {О, Боже мой! (фр.).} Ах ты, Боже мой! Вспомнила!.. Проси сюда. Никита. Слушаю. (Идет к дверям.) Ах, неволя... Ах, разорение... (Уходит.) Пауза. Шишкин (входя). Покорнейше прошу извинить, очки запотели. Имею честь рекомендовать себя: подполковник в отставке Алексей Петрович Шишкин. Простите великодушно, что потревожил. Погодка-то, а? Хозяин собаку на улицу не выгонит. Да что же поделаешь?.. А с кем имею честь говорить? Гончарова. Я сестра Натальи Николаевны. Шишкин. Ах, чрезвычайно рад нашему знакомству! Гончарова. Prenez place, sil vous plait, monsier {Прошу вас, присаживайтесь, сударь. (фр.).}. Шишкин. Парле рюс, мадемуазель {Parlez russe, mademoiselle. - говорите по-русски, сударыня. (фр.).}. Покорнейше благодарю. (Садится.) Погодка-то говорю, а? Гончарова, Да, метель. Шишкин. Могу ли видеть господина камер-юнкера? Гончарова. Очень сожалею, но Александра Сергеевича нет дома. Шишкин. А супругу ихнюю? Гончарова. И Наталья Николаевна в гостях. Шишкин. Ах, ведь этакая незадача! Ведь это что же, никак не застанешь! Гончарова. Вы не извольте беспокоиться, я могу переговорить с вами. Шишкин. Мне бы самого господина камер-юнкера. Ну, слушаю, слушаю... Дельце-то простое. В разные сроки времени господином Пушкиным взято у меня под залог турецких шалей, жемчугу и серебра двенадцать с половиной тысяч ассигнациями. Гончарова. Я знаю... Шишкин. Двенадцать с половиной тысяч, как одна копеечка! Гончарова. А вы не могли бы еще немного потерпеть? Шишкин. С превеликим бы одолжением терпел, сударыня. И Христос терпел и нам велел. Но ведь и в наше положение надо входить. Ведь туловище-то прокормить надо? А у меня сыновья в Черноморском флоте. Поддерживать приходится. Приехал предупредить, сударыня, завтра продаю вещи. Персиянина нашел подходящего. Гончарова. Убедительно прошу подождать. Александр Сергеевич уплатит проценты. Шишкин. Верьте, не могу. С ноября месяца ждем, другой бы давно продал. Персиянина упустить боюсь. Слышатся тяжелые вздохи, Никита показывается в дверях. Гончарова с досадой машет ему рукой, Никита скрывается. Гончарова. У меня есть фермуар и серебро, может быть, вы посмотрели бы... Шишкин. Прошу прощенья, канитель с этим серебром, сударыня. А персиянин... Гончарова. Но, помилуйте, как же нам без вещей-то остаться? Может быть, вы все-таки взглянули бы? Прошу вас в мою комнату. Шишкин. Ну, что же, извольте. (Идет вслед за Гончаровой.) Квартирка славная какая! Что плотите? Гончарова. Четыре тысячи триста. Шишкин. Дороговато! (Уходит с Гончаровой в дверь, ведущую во внутренние комнаты.) Битков, оставшись один, прислушивается, подбегает со свечой к фортепиано, переворачивает и рассматривает ноты, затем подбегает к двери кабинета, заглядывает в него, поколебавшись, входит. Освещая свечой полки, читает названия книг, затем, перекрестившись, уходит в вглубь кабинета и скрывается за стеной гостиной. Через некоторое время возвращается в гостиную на свое место к часам. Выходит Гончарова, за ней Шишкин - с узелком в руках. Гончарова. Я передам, передам. Шишкин. Векселек мы завтра же перепишем. Только уж вы попросите Александра Сергеевича, чтобы они сами пожаловали, а то извозчики уж больно дорого стоят. Четвертая Измайловская рота, в доме Борщова, в заду на дворе маленькие