олтора уже знакомых нашим героям ледяных воинов. Точнее, это было полукольцо - потому что тот, кого норовили окружить, прижимался спиной к отвесной скале. И если бы ледяных воинов можно было поразить железом, он давно бы уже нарубил из них мелкого крошева на корм окружающим нетварюшками - вернее, на коктейль со льдом. Впрочем, кормить и поить было уже некого - шестеро маньяков при поддержке с воздуха успели истребить все многоногое и многощупальцевое. Оставалась маленькая проблема в виде ходячих ледышек. - Что, Инку звать? - спросил Керри. - С дуба рухнул? - ответил Гил. - Не Инку - Уголька! - А этот, в центре? Он же поджарится! - заметил Мор. - Эй! - закричал Керри окруженному человеку, размахивая руками. - Выбирайся оттуда! Скорее! Ледяные воины, не обращая внимания на наших маньяков, целенаправленно старались поразить того, кого окружили. А тот одним прыжком вскочил на щит ближайшего врага и с размаху рубанул его по шее. Меч застрял, но человека силой инерции швырнуло дальше, через голову противника, и он даже извернулся приземлиться на ноги. Майк схватил его за руку и рванул в сторону, крича во всю глотку: - Уголек! Огонь! Черная змеюка, трепеща крылами, спустилась пониже и дала залп изо всех огнеметов. В воздух с шипением взметнулись клубы пара. Наши герои вместе с нежданным союзником рванули подальше от этой бани. Когда пар рассеялся, на месте недавнего побоища расплывалась большая лужа, растворяя студнеобразные останки нетварей. Проморгавшись, Майк понял, что лежит в очень неудобной позе, а подняться ему мешает завернутая за спину рука, которую аккуратно придерживает спасенный незнакомец. - Ты чего на него? - вскинулся Мор, нацеливаясь шпагой. Остальные последовали его примеру, а Гил положил на тетиву очередную стрелу. Незнакомец повернул голову и оглядел новую напасть. На его черном от сажи и пыли лице ярко блестели светлые глаза. Потом он усмехнулся и отпустил Майка. Тот поднялся, отряхиваясь. В пяти шагах от них приземлился Уголек и сокрушенно протянул: - Ну вот, весь огонь кончился... Когда еще теперь накопится... Четверо маньяков с уважительной опаской разглядывали незнакомца. Тот был совершенно непохож на Конана-варвара в исполнении Шварценеггера - стройный, немного пониже Майка, худощавый, невероятно быстрый. Одет он был на варварский манер, да еще облачен в кожаный доспех, в разорванном вороте рубахи поблескивал "молот Тора", на руках - наручи из толстой кожи, усаженные шипами, пояс из тускло серебрящихся металлических пластин, видавшие виды мягкие сапоги. Чуть поодаль валялся тощий заплечный мешок и потрепанный плащ. Самое странное, он даже не удивился, когда увидел в сборе всю компанию - четырех разнообразно вооруженных парней, юркого демона, солидного гнома, дракончика и четырех не менее маньячных девиц. Майк не удержался и тут же поделился своим восхищением - оказывается, трюк, проделанный северянином, был тем самым "геройским прыжком лосося", и Майк впервые видел его в натуре. Герой усмехнулся и представился - Эйнар Белый Волк. За едой помалу разговорились, и выяснилось, что Эйнар странствует в поисках некоей вещи, позарез необходимой в далеком северном королевстве. Ну и еще ищет кое-кого. В лице сдвинутых на германистике и кельтологии приключенцев он нашел благодарных слушателей, способных оценить заковыристую вису и злой нид. Когда по кругу пошла фляжка эля, Эйнар был уже безоговорочно принят в состав отряда, и не без задней мысли - такой воитель обузой не будет. А вот Эйкин об Эйнаре кое-что слышал. Оказывается, Белый Волк был знаменитым скальдом, то и дело попадающий во всякие переделки за свое злоязычие - на манер Гуннлауга Змеиного Языка, да еще вроде бы подвержен он был берсеркерству. Ну, это проверке не поддавалось, а Инка и Ари были не прочь порасспросить Эйнара о магии. Было у Инки впечатление, что в бою скальд не просто так стихи орал, а что-то вроде щита себе держал. Ари от этого разговора скоро отпала, а Эллен, наоборот, стала прислушиваться. Потом, как всегда, настал черед песни петь. Это было уже как ритуал - если еще оставались силы после дневного перехода. И тут выяснилось, что Эйнар не только скальд, но и нормальные стихи слагает вовсе недурно: Серебряный волк, ты волчонком отбился от стаи, От стаи зверей и людских, кем-то проклятых лет. Тебя не страшит ни огонь и ни лязганье стали, Судьба не зависит от воли порядка планет. И время стареет, одетое в лунном сиянье, Заброшены храмы, забыли могучих богов. Закончится путь твой не словом пустым "покаянье", А музыкой копий да блеском кольчуг и щитов. Давно он со мной, мой серебряно-серый приятель, Терпеньем исполнен, он ждет окончанья игры. В пустеющем замке, суть строгая тень - настоятель, И, зная свой мир, он слагает иные миры. И воет он песнь про печаль - оборотную сагу, Не хочется быть одному, но я буду один. С Пути не свернуть, по Дороге не сделать ни шагу, Безликая тьма впереди, за спиной пламя темных Глубин. Когда не смогу я опять от удара подняться, Не выдержав зла и обиды напрасных потерь, Скажу, чтобы дни не тянуть, не позволить себе оправдаться: "Убей меня, Волк. Мой серо-серебряный зверь." Эйкин, подумав, встал и не то чтобы запел в ответ, а скорее заговорил нараспев, как хороший сказитель. Голос у него был низкий и глубокий, так что впечатление от сказания было то самое. С начала времен и во веки веков Положен суровый закон: Здесь каждому - радость и горе свои, А избранным - черный дракон. А избранным - кровь запекшихся губ, Непройденный начатый путь, Большие надежды, большая мечта, Потом - слезно-стылая муть. Он должен быть прав, словно волчий вожак, Без права на долгий разбег, Без права на старость и жалость других, Не зная расслабленных век. Но он - на коне, он - доселе в седле И путь его прям, как копье. Он знал, что искал на дорогах своих, Забыв про покой и жилье. Встречая луну злым оскалом щита, В помятой железной броне, Последний в роду, младший сын Короля, Волк мчался на сером коне. Минуло уж долгих несколько лет, Как, бросив свой замок в горах, Отправился в путь седьмой сын короля. Усталость светилась в глазах. Когда-то давно он был изгнан отцом За волчий характер и нрав. Волчонок - прозвали его при дворе, Но старый Король был не прав. Сын, преданный всеми, забытый, один - Родней ему был лишь клинок, Да конь светло-серый в друзьях у него - И с ним он не был одинок. Но к замку отца он один из семи На помощь в сраженье пришел: Волчонок стал Волком, купаясь в крови - Тогда его час не пришел. Он выжил и дальше, израненный весь, Когда штурмовал Перевал, И после о рыцаре-волке тогда Никто и нигде не слыхал. Но время прошло и срок наступил Вернуть в дом Магический Меч, И либо - державу свою возродить, А либо - бескровному лечь. Пока Меч в пределах границы страны, Ненастья идут стороной, И лишь при раздоре детей Короля Покой обернулся войной. И каждый в роду хотел Меч получить, Забыв закон Крови и Звезд, И реки текли с той поры по стране Из крови да горестных слез. Клинок увезен был тогда Королем - Хотел принести он покой. Нашел лишь неравный в горящих стенах Последний, неправедный, бой. Три года искал младший сын короля Клинок, все объехав пути. И в дальней земле, и в ближних краях Не смог ничего он найти. Тут Эйкин остановился и сказал, что дальше стихами он не помнит, а только прозой. Эйнар, уже давно подозрительно на него поглядывавший, поинтересовался, что же там дальше говорится в этом сказании. Дальше речь шла о том, как принц-изгнанник повстречался в холмах с альвами и полюбил прекрасную дочь князя. Но тут злобный колдун похитил ее, и принц отправился на поиски снова. А что там насчет меча - этого Эйкин просто не знал, поскольку, по его собственному признанию, половину сказания пропустил. Что-то за этим всем крылось, но приключенцы за последние дни вымотались до предела, а потому ни у кого не хватило сил задуматься над этой загадкой. Так что тайна принца по прозвищу Волк осталась сокрытой. А еще через день с последнего перевала они увидели впереди Страж-Башни. Казалось, что до них рукой подать, но путешественники знали, что видимость обманчива, и до грозных черных башен еще не меньше двух дней пути. А внизу в долине они увидели самый настоящий военный лагерь. Как будто там расположилось на ночлег небольшое войско. Войско действительно было. И не какое-нибудь, а гномское. Эйкин обрадовался до чертиков, особенно когда узнал, что ведет войско сам великий государь Мотсогнир III, которого в обыденной жизни звали Сталин Могучий. Сталин - потому что был непревзойденным сталеваром, а почему Могучий, стало ясно, как только он появился в пределах видимости. Помимо того, был там еще и небольшой отряд рыцарей в белых плащах без знаков и крестов, во главе с суровым седым воином. Среди рыцарей востроглазая Ари мигом углядела Анри, о чем тут же и сообщила. Тут последовали рассказы и расспросы, и вот что выяснилось. Гномы, которых просто достали до печенок магические упражнения Всеобщего Врага, собрались и решили страшно отомстить. Ну что это такое - сталь не закаляется, как надо, бронза выходит хрупкая, иридий с примесями, серебро чернеет, платина вообще не получается. А все из-за магических наводок, тудыть их. Рыцари же были теми самыми рыцарями Грааля, которых называли по-разному, кто - розенкрейцерами, кто - иллюминатами, кто - монтаньярами. Кому же с супостатом сражаться, как не им? На руке графа поблескивало старинное серебряное кольцо с густо-лиловым аметистом, знак духовной власти, избранничества и наставничества. Уголька рыцари сразу окружили заботой и вниманием, и командор граф де Ла Тур долго с ним беседовал наедине. После этой беседы Уголек, исполненный сознания собственной значимости, велел Дракону извлечь из вьюков чашу и торжественно подал ее графу. Словом, вечером был устроен торжественный ритуал с испитием из чаши, благословениями и предбитвенными напутствиями, поскольку назавтра ожидалась битва - от Страж-Башен вышло войско, и стояло лагерем на другом краю долины. Когда все поутихло, Майк отозвал в сторонку Гила и Инку, достал свой меч и попросил прочесть руны. - "От зла обороняю..." или "охраняю", - прочел Гил. - Черт, не разбираю я дальше. - Дай сюда, - сказала Инка и поднесла клинок к самому лицу. - Ага, дальше написано "тенеты рассекаю, молнии разрубаю". - Понятно? - спросил Майк. - А то! - обиделась Инка. - Небось со Старым Ником не ты один разговаривал! Меч Айренара казался самым обычным на совесть сработанным мечом. Но неисповедимы пути господни - как оказался он у прадеда отца Ивейна, был отдан именно Майку и прочее - все это стечение обстоятельств, которое простые смертные называют случайностью, а люди более сведущие - божьим промыслом. У костра, у которого сидели молодые рыцари, пели. Инка, Майк и Гил тихонько пристроились сбоку. Гитара пела и плакала в руках смуглого темноволосого юноши в алой тунике, да так, что даже у сидевшей рядом с музыкантом Тайки восторженно горели глаза. Голос у него был приятный, сильный и красивый, и владел он им мастерски. Запели под вечер сверчки В залах усталого замка, И пока королевский трон Не изъеден последним червем, Нас манит тепло очага, Гонит прочь нас сырая землянка. Славен замок сей был, Но иссяк монет звон - Мы теперь этот город займем! Веселись, воровская рать! Хоть на день, но мы здесь будем править. Крыша есть - и тепло, А что город был пуст - Так ведь это не наша вина. И уж если бродячий певец Наши подвиги песней восславит, Пусть останется с нами - Мы все здесь певцы, Коли дело дошло до вина! В общем, славой гремим на страну, Кружкой эля плеснув наземь пену, И дрожит проезжий купец, Видя вымпел над башней ворот. А вчера нанялись на войну, Заломив баснословную цену, Да с казной прихватили ларец, Королевству добавив забот. Но пройдут недели, года, Надоест шататься без дела, И глядишь - гнилая вода Серебром уж снимает боль. Коли гости стучат в ворота, Кто-нибудь да промолвит несмело: "Вроде воины все, повара и шуты, Эй, а кто у нас будет король?" И уж если пройдоха-колдун Вдруг предъявит права на владенье, Говоря, что, мол, прадед и дед Ткали здесь колдовское руно, Лейтенант трет глаза сквозь бодун, Проклиная свое невезенье, Смеясь, ищет стрелу, да и шепчет в усы: "Наша магия - меч и вино!" И уже не умолкнут сверчки В проснувшихся залах замка, И наш королевский трон Сделан из серебра. Славен город сей будь на века! Дождь монет с небес - словно овсянка, И пополнится наша казна, Из награбленного добра! Из темноты возник Анри и пристроился рядом с Майком. - Кто это? - шепотом спросил его Майк, кивком головы указывая на певца. - Это Дик-менестрель, - так же шепотом ответил Анри таким тоном, как будто всем должно быть известно, кто такой Дик-менестрель. Впрочем, человек, который поет так, как пел Дик, должен был быть знаменит. И не только музыкой - в свете костра позади Дика можно было различить прислоненное к дереву его оружие, каковое состояло из доброго английского лука со стрелами. На поясе у менестреля висел кинжал, который при желании можно было счесть коротким мечом. Дик, казалось, был замкнут в каком-то своем мире - вместе с гитарой и песней, а все остальное для него сейчас просто не существовало. Наверное, он пел бы, даже если бы никто его не слушал - просто потому, что не петь он не мог. Песня сменялась песней, костер трещал сгорающими сучьями, кидался в небо искрами, которые уносились к звездам, бледным в свете полной луны, полускрытой прозрачным облаком. Скажи мне, гордый рыцарь, Куда ты держишь путь? Ведь славы не добиться, А смерть не обмануть. За честь и справедливость, За безответный спрос Немало крови лилось, Немало лилось слез. Камень-гранит в поле лежит, Выбрать дорогу камень велит: Кого судьба помилует, кому поможет щит. Влево пойдешь - шею свернешь, Вправо пойдешь - сгубишь коня, Прямо - спасешься сам, но убьешь меня. Принцессы лыком шиты, Злодеям не до них. И коль искать защиты - Так от себя самих. Сними же с глаз повязку, Брось меч, не мни ковыль! Ты сплел из жизни сказку, А мы - из сказки быль... Инка, видимо, задремала на полминуты, и ей привиделась степь, дорога, и бел-горюч камень с полустертыми рунами, оплетенный повиликой и душистым горошком. ...Ступай же мимо, конный, В том нет твоей вины, Что нам нужны драконы, Которым мы верны. Камень-гранит в поле лежит, Выбрать дорогу камень велит: Кого судьба помилует, кому поможет щит. Влево пойдешь - шею свернешь, Вправо пойдешь - сгубишь коня, Прямо - погибнешь сам, но спасешь меня. А наутро был бой. Правда, наши герои в нем не участвовали, да и не больно-то хотелось. Добро бы там была многоногая нечисть, а то - люди. Ландскнехты, похожие на пешки в своих шлемах с полями, с которых свисала кольчужная сетка, немного ледяных солдат, и Черные Рыцари Страны Теней, в основном наемники, выстроились в боевые порядки. Граф де Ла Тур и государь Сталин посоветовали нашим героям стать лагерем на склоне холма, чтобы в случае поражения быстренько убраться, и строго-настрого запретили соваться в битву. Эйнар, которому никто ничего запретить не мог, и Эйкин, который был добропорядочный гном, в бой прямо-таки рвались. Уголек тоже, но его отговорил Анри - огня у Уголька так и не было, а без этого какой толк от дракона в битве? Так что Уголек с несчастным видом лежал в сторонке и слушал увещевания Дракона. Тайка тренькала на гитаре. Эллен курила одну сигарету за другой. Инка наблюдала за этим процессом, размышляя над тем, откуда у Эллен берутся ментоловые сигареты в таких количествах - у нее что, неиссякаемый источник табака в сумочке открылся? При этом она чесала за ухом Керри, который в кошачьем обличье разлегся у нее на коленях и грелся на солнышке. Ари латала прохудившийся чехол для гитары Мора. Мрачные и слегка на взводе Майк, Гил и Мор играли в преферанс, то и дело путаясь и делая ошибки в элементарных арифметических подсчетах. Битва началась с перебранки. То есть сначала оба войска - одно черное, другое сверкающее - долго стояли друг напротив друга. Позиция была такая, что тот, кто начнет первым, мог проиграть. А пока играли на нервах. Черное воинство состояло на сей раз из людей, и их предводитель гордо восседал под черным стягом на могучем вороном жеребце. Наскучив этим топтанием и ленивой перестрелкой, Эйнар вышел вперед и завел речь: - Эй, ты! Когда покормишь свиней и собак, да зайдешь к жене, не забудь зайти к своему владыке и сказать, что у ворот его стоит Эйнар Белый Волк, а с ним сильная дружина. Слышно было на удивление хорошо - не то в долине была потрясающая акустика, не то это было вроде как в сказании, когда все войско слышит одного-единственного скальда или менестреля. Отвечать вышел один из предводителей, сильно смахивавший на Шварценеггера, если того перекрасить в блондина. Эдакая белокурая бестия в чистом виде. - Невежда ты, и молвить-то пристойно не умеешь, коли врешь мне прямо в глаза. Уж верно от волков лесных набрался ты эдакой наглости, когда бегал вместе с ними за тощим оленем! - заревел он в ответ. - А ты, видать, забыл, как бегал волчицею на пустошах и родил трех волчат, и говорят, что я-то и был им отцом! - насмешливо зазвенел голос Эйнара. - Здоров ты врать! Верно, запамятовал, как прокляла тебя дочь Атли-конунга, когда узнала, что ты спутался с эльфийской девкой, так что ничьим отцом не мог ты быть с той поры! А потом убил ты брата своего и стяжал дурную славу! - Да неужели ты не помнишь, как пас коз у Скатни-йотуна и доил их? - И отец тебя выгнал и наследства лишил, пока ты бегал в волчьей шкуре и служил эльфам! - А помнишь ли, как скакал ты кобылой жеребой, а тролль болотный ехал на тебе верхом, погоняя кнутом? Не поверю я, что ты об этом забыл - вон, сушеный уд округлившего тебя жеребца и по сей день висит у тебя на шее! - продолжал издеваться Эйнар. Видимо, соперник был уже достаточно взбешен, потому что выхватил устрашающих размеров секиру и, потрясая ею, заорал: - Чем говорить с тобою, лучше накормить птиц твоей падалью, а то, чем ты гордишься, отрезать и повесить рядом с жеребячьим! Эйнар засмеялся, поднял щит и пока враги преодолевали разделявшее их расстояние, звонким сильным голосом выкрикнул двойную вису: Стали властитель умело Круг замыкает сраженья, Щит его блещет златом, Прочной от зла оградой. Светлой звенящей сталью Чар рассекает путы. Грозен король, и гнева Недруг его страшится. Пляска клинка - Недругу смерть. Битвы волна Разобьется о твердь. Вижу, владыка мрака Рать свою собирает. Жаждут черные волки Пир воронью устроить. Вижу, блистая в битве, Вождь сокрушает силу - Тайные козни знает Как обратить во благо. Пляска клинка - Недругу смерть. Битвы волна Разобьется о твердь. Заведенные до крайнего градуса бешенства варяги-наемники под командованием белокурой бестии ринулись вперед с пеной у ртов, ломая строй и громко вопя. Бой начался. В долине звенели мечи, пели стрелы, гремели боевые кличи и гудели тросы гномских катапульт. К закату бой утих, и поле боя осталось за гномами и рыцарями. Вышло так только благодаря тому, что магия в долине вдруг перестала действовать - не то из-за Грааля, не то молитвами гномского жреца с длиннющей белой бородой, которую он трижды обматывал вокруг пояса. А не то так из-за эйнаровых вис - кто знает? Потери были велики, но черное воинство полегло почти все. Никто из наших героев не стал соваться на поле брани и смотреть на мертвых, и без того было тошно. Вон чем обернулся безобидный квэст - кровью и смертью, пока чужой, а ну как и своей? Уже поздно ночью устроили тризну. Четверо убитых рыцарей лежали, укрытые белыми плащами, с руками, сложенными на рукоятях мечей. Их товарищи прочли молитву и схоронили их на холме, а над могилою крестом поставили меч. Павшим гномам насыпали курган из земли и камней, поставили свечи, и длиннобородый жрец с мечом в руках запел неожиданно низким и сильным голосом погребальную песнь, обращаясь к восходящей луне: Зелена и горяча Погребальная свеча, Отражает свет ее Сталь меча. Позади и труд, и бой, Распахнулись пред тобой Те чертоги, что хранят Лишь покой. Пламя рвется в небеса, А за ним летишь ты сам, К дальних предков неземным Голосам. Нам остались на земле Только память о тебе, Горстка пепла и свеча На скале. Зелена и холодна Над могилами луна. Средь них новая опять Есть одна. Черных похоронили с их оружием, но поодаль от своих. Из всей их армии уцелели только ледяные солдаты, которых не брало железо, но сражаться не стали, а отошли обратно к Страж-Башням. И некому было бы спеть им погребальную песню, если бы не Эллен. Сумрачен и горек был ее напев. Звонкие струны, древние руны Время укутает серым пеплом. Саваном Ночи укрыто тело, Ранено небо стрелою в сердце. В горле застыли темною кровью Клич боевой, молитва, проклятье... Саваном Ночи укрыто поле. Саваном Ночи укрыто имя... Вот и кончен этот бой, В небесах растает дым... Перед небом и землей Среди мертвых все равны: Кто мальчишка, кто герой, Где своя, где вражья кровь... Перед небом и землей Среди мертвых нет врагов. Кто-то свят, а кто-то слеп, Кто - за власть, а кто - за хлеб, Кто - за трон, а кто - за кров: Среди мертвых нет врагов. Верил, нет ли, в мудрость книг, В правоту священных слов, Верный или еретик - Среди мертвых нет врагов. Тьму и Свет равняет смерть, Лиц во тьме не разглядеть, Ночь - единый всем покров, Среди мертвых нет врагов. Звонкие струны, древние руны Время укутает серым пеплом. Саваном Ночи укрыто тело, Ранено небо стрелою в сердце. В горле застыли темною кровью Клич боевой, молитва, проклятье... Саваном Ночи укрыто тело. Саваном Ночи укрыто имя. Саваном Ночи укрыто поле... Анри остался без копья. Его собственное расщепилось, не выдержало, и он сидел, пригорюнившись. Завтра он не сможет встать в строй, и в этом мало чести. Гил и Майк, услышав это печальное известие, разом вспомнили о вельтском копье, которым сумели воспользоваться только раз. - Возьми, если подойдет, - предложил Майк. Анри ему нравился, тем более, что даже внешне они были похожи, только Анри был пониже ростом и темноволосый. Анри попробовал копье, осмотрел серебрящийся наконечник и рассыпался в таких благодарностях, что сразу стало ясно - оружие ему по руке и по нраву. Но встать в строй ему было не суждено, поскольку по замыслу войску предстояло оттянуть на себя всех солдат Врага, а нашим героям - проникнуть под шумок в замок, который при таком раскладе вполне мог оказаться пустым. Инка пробиралась к своей палатке, стараясь производить как можно меньше шума, когда натолкнулась на Майка, который, знаком велев ей молчать, указал куда-то в сторону одного из шатров. В отблесках угасавшего костра Инка различила человека, который спал прямо на земле в обнимку с гитарой. Приглядевшись, она узнала Дика. Голова его была забинтована, и на смутно белевшей повязке темнело пятно. Со всей возможной осторожностью Инка попятилась. Не хватало еще разбудить! А наутро армия выступила в поход. Впереди шли рыцари, затем государь Сталин с верной гвардией, под развернутым знаменем, за ними упряжки мулов тащили укутанные шкурами катапульты. Штурм башен был внезапным, умело спланированным и успешным. Левый Клык пал почти сразу и был мгновенно занят гномами. В разбитые ворота затащили две катапульты и стали устанавливать их на башне. Проем ворот перекрыла перестроившаяся фаланга с огромными щитами. Ворота Правого Клыка раскрылись, выпуская наружу выстроившихся клином солдат. С верхней площадки ударила катапульта, но выстрел был неудачный, каменное ядро грянуло в стену левого Клыка метрах в трех над головой гномского государя. Строй гномов раздался в стороны, и в освободившемся проходе показалась чудовищных размеров катапульта. Рядом с ней стоял боевой расчет из пяти гномов и лично государь Сталин Могучий. Он любовно погладил одну из опор катапульты и скомандовал: - Заряжай! Заскрипели рычаги, загудели стальные тросы. Прицельное устройство поворочалось туда-сюда и застыло в намеченной позиции. Государь взмахнул рукой: - Пли! Оставляя в воздухе дымный след, снаряд, начиненный огненным зельем, перелетел пространство, разделяющее башни, и грохнулся прямиком на орудийную площадку Правого Клыка. Взметнулись куски дерева и металла. - От нашей катапульты - вашей катапульте! - изрек государь Сталин, пригладив бороду, и снова приказал: - Заряжай! И пошла потеха! У подножия занятой гномами башни суетились вражеские воины - пытались пробиться через ворота, тащили приставные лестницы. Гномий легион работал со слаженностью хорошей машины. Катапульта теперь била по орде внизу, и каждое попадание снаряда оставляло вокруг кучи трупов и раненых. В главных воротах башни гномы, закрывшись щитами-бронедверцами, успешно обороняли проход. У тех же врагов, кто поднимался по приставным лестницам, судьба была и вовсе незавидная - не ушибут камнем по дороге, так порубят топорами наверху. Стоны, проклятия и вопли смешались в единый гул. - Шли бы вы, ребятки, по своим делам, - сказал государь, обратившись к приключенцам. - Внутри стены уж и нет никого - все они тут. А мы уж здесь позабавимся... Приключенцы выбрались из башни через задние ворота и отправились на холм, где их поджидал Уголек, в нетерпении нарывший когтями целую гору земли и страшно переживавший из-за отсутствия у него пламени. Он в сотый раз украдкой проверял, не вернулась ли к нему способность к огнедышанию, но получалось только шипение. 12. Последний бой. Злая баба: Тьфу, да чтоб тебе провалиться! Мужик: А я тебе говорю... (проваливаясь) - ...коро-о-о-ову!... Т.Габбе, "Финист Ясный Сокол" В той норе во тьме печальной Гроб качается хрустальный На цепях между столбов. Не видать ничьих следов Вкруг того пустого места... А.С.Пушкин, "Сказка о мертвой царевне и семи богатырях" Эльфийки в плену Понарошку, но сильно страдали, Ругали луну - Черной магии служит луна... Э.Р.Транк Бой впятером на одного Стал поединком для него. Он знал, что безнадежен бой, Зачем же спорил он с судьбой? Что ж вихрем он не улетел? Он не сумел - иль не хотел? И не спасло кольцо его - Бессильно было колдовство... Иллет Духом владейте, доблестью укрепитесь, Сила иссякла - сердцем мужайтесь. "Битва при Мэлдоне", пер. В.Тихомирова Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать. М.Ю.Лермонтов, "Бородино" [В этой адвентюре рассказывается о том, как наши герои втринадцатером добираются до Черного Замка, принимают бой и одерживают победу...] Ворота - под высокой аркой в толстенной стене - были самым решительным образом закрыты. - Ну что, постучимсла? - предложил Гил. - А вдруг кто выйдет и раскричитсла? - Тайка, посвисти, - скомандовал Майк. Встав сбоку от ворот - так, чтобы и створкой не прихлопнуло, и из ворот никто не подстрелил - Тайка поднесла к губам флейту. Народ замер, изготовившись встретить тех, кто мог ждать их по ту сторону. Но флейта не издала ни звука - как ни старалась Тайка. - Ну чего ты? - нетерпеливо спросил Мор. Тайка продолжала дуть, потом обернулась к ним и что-то сказала. Но все остальные ни услышали ничего - только увидели, как она шевелит губами. Мор махнул ей рукой - мол, беги сюда. - Ничего не понимаю, - вздохнула Тайка, очутившись рядом со спутниками. - Там совсем ничего не слышно - ни изнутри, ни снаружи. Какая-то мертвая тишина. Все эксперименты дали тот же эффект - на расстоянии пяти шагов от ворот все звуки намертво глохли. Попытка постучать в ворота сказалась странным образом - стука слышно не было, но ворота вибрировали, и возможно, на той стороне этот стук был принят во внимание. Но ворота никто открывать не спешил, а если внутри кто-то что-то и делал, то слышно все равно не было. Ари, достав свое волшебное зеркальце, походила с ним вокруг ворот, поглядывая то на землю под ногами, то на отражение окружающей действительности в зеркальце. Потом вернулась к спутникам и безнадежно махнула рукой: - Конус безмолвия, - привела она термин, взятый из фэнтезевины. - И поверх замка какой-то купол, но уже другой... Чертовщина, короче. Тут мы не войдем - эта штука должна открываться изнутри. - Поищем другой вход, - предложил Дракон. Поиски не дали ничего - стены Замка были непроницаемы, дверей и ворот не наблюдалось, а самая высокая башня торчала прямиком над пресловутой Бездной, подходить к которой никому не хотелось. Попытка проникнуть в Замок с воздуха, как и предсказывала Ари, также не удалась - сверху цитадель злобн.завоева прикрывал невидимый колпак. Приунывшие путники сгрудились под стеной, скрытые от ворот углом стены. - И что нам теперь - торчать тут до ишачьей пасхи? - риторически вопросила Инка. - А что ты предлагаешь? - хмыкнул Гил. - Подкоп мы все равно не сумеем сделать. Разве что хором сдаться в плен... - Нужны мы ему... - махнул рукой Мор. - Чтоб вся эта затея провалилась! - раздраженно пожелала Ари и пнула подвернувшийся под ногу камень. Камень оказался неожиданно тяжелым - явно не по габаритам - и Ари, присев и потирая сквозь сапог ушибленные пальцы, разразилась было длинной фразой в его адрес, но мигом смолкла. Под ногами компании вдруг открылся квадратный провал метр на метр - точь-в-точь вход в погреб, только крышка не откинулась наружу, а мягко повернулась внутрь. Пыль осыпалась с нее, и на поверхности показались вдавленные буквы, слагавшиеся в слова: Коль не боишься, то войди, и изнутри Все запертые двери отвори. Народ безмолвствовал. Первой голос подала Инка: - Чего думать? Трясти надо! Однако никто не засмеялся, и вовсе не потому, что анекдот был с бородой. Гил порылся в своих сумках и вытащил фонарик. Посветил внутрь. - Ну, чего там? - спросил Майк. - Неглубоко, - сказал Гил. - Сухо. Камень. Короче, это подземный ход. - Так, - Майк оглядел свою армию. Гил, Мор и Дракон стояли в вольных позах у стены. Керри беспокойно стрелял глазами по сторонам. Уголек слегка постукивал по земле кончиком хвоста. Гном прислонился к его передней лапе. Анри в своем уже не новеньком рыцарском плаще опирался на копье. Барри подозрительно принюхивался к подземному ходу. Девицы смотрели на Майка с таким видом, что он понял: попробуй он оставить их здесь или отправить назад, и скандала не миновать. Тут вернулся Эйнар - его разведка тоже была неудачной. Однако при виде люка глаза у него заблестели. Майк еще раз огляделся. Кого-то не хватало. Он пересчитал всех присутствующих - тринадцать. Вроде все. Нет, это вместе с Барри тринадцать. Точно, нет Эллен. - Эй, а где Лена? - спросил он. Народ запереглядывался и запожимал плечами. После недолгого сличения воспоминаний выяснилось, что Эллен никто не видел от самых Страж-Башен. - Может, она там осталась? - предположила Тайка. - Как же, жди, - усомнился Гил. - Она все сюда рвалась. И заблудиться не могла - она тут не первый раз, в отличие от нас. Так что ее-то вполне могли и впустить. - Когда леди выходит из автомобиля, нагрузка на двигатель уменьшается, - лениво привел поговорку Мор и тут же едва успел уклониться от карающей длани Ари. - Ну так что, лезем, наконец? - потерял свое самурайское терпение Дракон. - А Уголек? Он не пролезет, - спохватилась Инка. - И копье тоже, - добавил Гил. - Оставим их снаружи, - распорядился Майк. - Дракона - да нет, не тебя, а Уголька! - копье и, наверное, Анри. Если верить этой надписи, изнутри ворота можно открыть, и тогда войдете вы. Спорить никто не стал, тем более, что Эйнар уже спрыгнул в подземный ход. Последнее, что наблюдали исчезающие в проходе приключенцы - любопытная морда Уголька, склонившаяся над люком. И только Гил услышал, как Майк сказал: "Лучше пусть она там останется - все не так опасно". Вообще-то оба предпочли бы девчонок не брать с собой совсем, но не устраивать же скандал. Кто играл в DOOM или HERETICа, может легко представить себе мрачные лабиринты ветвящихся коридоров со множеством ловушек и секретов, полные разнообразной нечисти. Однако здесь гарпий, летающих колдунов, томагавкометателей, механических пауков, рогатых колобкообразных харь и скелетонов был необходимый минимум. То есть необходимый для антуража и устрашения неосмотрительных воров и шпионов. Да и секреты были самые простые. Поворачивали только направо, чтобы не заплутать. Впереди шли Майк и Керри, затем Эйнар и Гил, в середине - девчонки, замыкали шествие Мор, Дракон и Эйкин. Барри Дракон придерживал за ошейник на всякий случай. Неровный свет двух факелов, один из которых несла Ари, другой - Мор, едва рассеивал темноту. На всякий пожарный были еще и три фонарика, но они оставались на крайний случай. Короткие стычки по счастью, ни разу не потребовали применения магии, чего все неосознанно опасались. Правда, тайкиной флейтой двери открывать пришлось, но существовала ненулевая вероятность, что это прошло незамеченным. Наконец лабиринт выпрямился и превратился в подземный ход, относительно ровный и прямой, в котором никому не приходилось пригибаться. По мере продвижения подземный ход расширялся и вскоре превратился в каменный коридор. Под ногами то и дело шныряло что-то мерзкое и пакостное, Керри брезгливо фыркал, а Барри сдержанно порыкивал. Коридор вывел их в небольшой квадратный зал. В каждой стене зала была точно такая же полукруглая арка, как та, из которой они вышли. - Ну и куда идем? - спросила Инка. - Не знаю, - пожал плечами Гил. - Надо разделиться и обследовать все проходы, - подал умную идею Мор. - Кто-то должен остаться сторожить этот подземный ход, - сказал Керри. - А то он вполне может закрыться магическим путем. - Вот ты и останешься, - отозвался Майк. - Кто у нас главный специалист по магии Фэери? Керри недовольно фыркнул, но тем не менее послушно устроился сидеть в самой арке подземного хода, положив на колени арбалет. Майк же, настороженно оглядев зал и оценив обстановку, начал распределять разведотряды: - Эйкин и Дракон с Барри, вы идете в левый ход. С вами - Тайка. Стеречь и не пущать! - Тайка открыла рот, но тут же его и закрыла, поскольку вид у Майка был не тот, чтобы ему можно было перечить. - Мы с Гилом и Инкой пойдем прямо, а остальные, то есть Эйнар, Мор и Ари, идут вправо. Соблюдать осторожность, искать выход наверх, в замок. Возвращаться сюда. Контрольный срок - час. Если Эйнар и не понял последней фразы, то ничего не сказал. Разведчики двинулись согласно оглашенным спискам. - Куда-то мы пришли, - сказал Дракон. - Пришли, но не вышли, - возразила Тайка. Помещение, в которое выводил коридор, больше всего напоминало заброшенную подсобку в спортзале. Кругом были нагромождены какие-то круглые и прямоугольные предметы, стояло множество ящиков, а также имелось изрядное количество пыли и паутины. - По-моему, выхода здесь нет, - продолжала Тайка. - Жалко, что темно, - ответил Дракон. - Не осмотришься как следует. - Сейчас будет посветлее, - сказал Эйкин и полез в свой заплечный мешок. Порывшись, он извлек кремень и кресало, а также непонятную штуковину, смахивающую на стакан в подстаканнике. Протерев ее рукавом, он высек искру - и свет интенсивностью примерно в шестьдесят ватт озарил помещение. - Это у нас в шахтах такие светильники! - гордо сказал гном. Разведчики осмотрелись и ахнули. Странные предметы оказались слитками золота, серебра и, возможно, других драгоценных металлов, так как некоторые отливали голубым и зеленым светом. - Пилите, Шура, пилите, они внутри золотые, - пробормотал Дракон. Ящики оказались, соответственно, сундуками с сокровищами. В принципе, гному по его природе и Дракону по его прозвищу полагалось немедленно заболеть золотой лихорадкой. Но в том-то и дело, что наваленные вот так, кучами, драгоценности не воспринимались как таковые. Тайка же просто впала в ступор при виде такого необъятного склада фенек, но и не помышляла даже взять хоть камушек. И тут Барри, обнюхав плащ Эйкина, рванулся куда-то вглубь, и через полминуты оттуда донесся его призывный лай. Приключенцы поспешили за ним. Пес гавкал и царапал крышку одного из сундуков - с виду такого же, как прочие. - Чего это он? - спросила Тайка. - Сейчас посмотрим, - невозмутимо ответил Дракон. Вдвоем с гномом они отвалили тяжелую крышку и нагнулись над сундуком. - Золотой Змей! - вскричал Эйкин. - Талисман нашего рода! Вот он где! И все наши сокровища тут! Мы победим! Мы вернемся сюда всем гномьим народом и заберем у этого ворюги и клеветника все награбленное добро! Он оболгал благородных драконов! - И Эйкин, в порыве чувств, запустил руки в сундук по локоть. - Это все должно принадлежать гномам! - Что-то ты больно жаден! - сказала Тайка. - Куда вам столько? - Я не жадный, я гномовитый! - с достоинством возразил Эйкин. - А гномам положено быть богатыми! Он извлек из сундука свой фамильный талисман - большую золотую пряжку в виде крылатого змея - и гордо приколол на свой видавший виды плащ. - Ладно, победим, тогда и будете сокровища делить, - проворчал Дракон. - Пока надо выход искать. Но других входов-выходов, кроме того, по которому они пришли, в сокровищнице не было. - Тут должны водиться привидения, - сказала Ари. - Кому должны? - спросил Мор. - По сюжету. Смотри, ниши по сторонам. Где-нибудь, глядишь, и скелет прикованный стоит... Мор поправил очки, заглянул в следующую нишу и подавился возражениями. Ибо прикованный скелет таки наличествовал. - Ты еще покаркай! - накинулся он на Ари, справившись с нервным ознобом. - Я тебя тогда по соседству с этим скелетом привяжу! Ари испугалась, но не очень - в былые времена ей случалось на спор ночевать на кладбище. Эйнар же вообще не обратил внимания - в своей жизни он видел кое-что пострашнее скелетов. В коридоре становилось все холоднее, под ногами шмыгали крысы, и откуда-то тянуло нехорошим запахом - пахло кровью и смертью. На левой стене коридора заплясали отсветы пламени. Они падали из открытой двери. Разведчики осторожно подкрались и заглянули внутрь. В большом помещении никого не было, а представляло оно собой классическую камеру пыток из какого-нибудь средневекового романа - дыба, крючья, горящая жаровня с калящимися в ней прутьями, колодки, щипцы и прочие жуткие приспособления. Тут из глубины коридора послышались шаги. Разведчики отпрянули назад и укрылись в одной из ниш - по счастью, скелетов там не было, хотя цепи имелись. - Идем, идем, неча спотыкаться, - приговаривал грубый голос. - Ваши все подохли, крысы их жрут, тебе уж я подохнуть не дам, ты жить будешь и все мне скажешь, что хозяину надо. А скажешь - жить будешь... только хреново, ха-ха-ха! Эйнар осторожно выглянул из ниши. Шедшие по коридору свернули в камеру пыток. Оттуда донесся лязг железа и негромкий стон в сопровождении хриплого хохота. - Трое, - сказал Эйнар. - Палач, стражник и узник. Мор, ты идешь со мной? Мор кивнул и поправил очки. - А я? - возмутилась Ари. - Женщине там делать нечего, - ответил Эйнар. Ари злобно фыркнула, но осталась на месте - она отлично знала, что толк в предстоящей стычке от нее вряд ли будет, а значит, она только помешает. Эйнар и Мор влетели в камеру одновременно. Толстого неповоротливого стражника Скальд оставил Мору, а сам взялся разбираться с палачом - плечистым ухватистым мужиком, успевшим к тому же схватить топор с длинной рукоятью. Стражник был вооружен шпагой такой же примерно длины, как у Мора, но привык иметь дело с полудохлыми узниками, и потому его выпад, направленный в лицо музыканту, не достиг цели, а только зацепил дужку очков, которые не замедлили свалиться. Мор вслепую сделал контрвыпад и услышал такой знакомый и печальный звук - хруст стекла под тяжелым сапогом. Но это и погубило стражника - поскользнувшись на раздавленных очках, он потерял равновесие и с размаху грянулся башкой о каменный пол. Мор закрутил головой, пытаясь сообразить, нужна ли Эйнару помощь, и с тоской понял, что отныне на неопределенное время обречен видеть мир расплывчатым и размытым. Эйнара он отождествил, когда тот был уже в двух шагах. Безумный Скальд вытер лезвие меча какой-то тряпкой, бросил ее на пол и сказал: - Идем. Все уже. - А этот... палач? - спросил Мор. - Нету палача. Не люблю я их, - ответил Эйнар. - А узник? Его же надо освободить. - Я его уже... освободил. Он меня попросил. Мор открыл было рот, но тут же его закрыл. Они уже были в дверях, когда Эйнар добавил: - Это был эльф. Вернувшись к ожидавшей их Ари, бойцы в двух словах обрисовали ей ситуацию. Мор опасался, что ей захочется посмотреть на поле битвы и заранее готовился взять ее за шкирку, но она только закусила губу и судорожно сглотнула, переводя взгляд с мрачной перспективы коридора на забрызганную кровью убитых одежду Эйнара. Мору, невзирая на отсутствие резкости зрения, показалось даже, что лицо ее стало белым. Впрочем, будь свет в подземелье поярче, Мор сам бы напоминал цветом молодую травку. Эйнар, глядя на них, усмехнулся. После чего все трое направились дальше по коридору. Он кончался тупиком, где не было ничего, кроме дверей камер. Эйнар поочередно заглянул в решетчатые окошки и мрачно сказал: - Везде одни трупы. Эльфы, люди. Выхода наружу нет. Идемте обратно. Разведчики развернулись и зашагали к месту сбора. Говорить ничего не хотелось. "А я пойду прямо - ни влево, ни вправо, - крутилась в голове у Инки щербаковская песенка. - Налево все яма, направо - канава. Кати в свою яму, ступай к своей Даше, крути свою драму, а я пойду дальше..." - Дальше - конец коридора, - прервал трансляцию песни Гил. - Там караулка, а в караулке - две ледышки. Майк взялся за меч, но Инка решительно сказала: - Сначала я. Мечом ты только тревогу поднимешь. Майк с неохотой кивнул. Инка набрала воздуху и сделала шаг вперед. Ледяные воины стояли в небольшом предбанничке у створчатых бронзовых дверей. Неизвестно, удивились ли они, узрев нежданных пришельцев, но больше ничего сделать они не успели - Инка торопливо проговорила уже раз выручившее их заклинание, и от ледяных осталось только мокрое место. Инка, мокрая от страха, как мышь, перевела дух. Разведчики осмотрелись. В караулке насчитывались аж две двери помимо той, через которую они вошли. Одна открылась сразу же, как Майк толкнул рукой бронзовые створки. За дверью начиналась винтовая лестница. Гил бесшумно, как кошка, вскарабкался наверх, потом вернулся и сказал: - Там выход во внутренний двор. И тоже не заперт. Пора наших звать - уже вечереет. А эта дверь куда ведет?.. Черт, заперта! По идее, ключ должен был быть у стражников. Надеюсь, он не был ледяным... Гил пошарил кинжалом в луже и подцепил здоровенный ключ с фигурной головкой. Он сунул его Майку. - Откроете сами? А я побегу за остальными. Час уже кончается. Майк, ты только ни во что не ввязывайся... - И Гил исчез в коридоре прежде, чем Инка или Майк успели раскрыть рот. Замок был массивный, но довольно простой и хорошо смазанный. Петли - тоже, так что дверь распахнулась почти бесшумно. За дверью было темно, как у негра... Инка поправила на голове фонарик-циклоп и включила его. Луч электрического света обежал довольно высокий сводчатый потолок и гладкие стены - помещение было примерно со спортзальчик в школе старой постройки. А посреди него свод подпирали тонкие хрустальные колонны и между ними на вычурной подставке стоял полупрозрачный ящик вроде гроба. Свет фонарика заискрился в хрустальных гранях. В гробу лежала девушка в темном каком-то одеянии. Мертвой она не была - скорее спящей, даже дышала. Однако произведенный нашими героями шум - бряцание оружия и грохот шагов - ее не разбудил. Лицом она была очень похожа на прекрасную Мериль, так что даже гадать было не нужно, кого они здесь нашли. Майк сбросил на пол хрустальную крышку, которая тут же разлетелась мелкими брызгами. Звон не произвел на спящую никакого впечатления, равно как и другие способы побудки. Инка тем временем внимательно разглядывала колонны, световое пятно бегало в полном согласии с поворотами ее головы, и Майк сердито потребовал не дергаться и не светить в глаза. Однако Инка обратила на это ноль внимания. Наконец она вернулась к гробу и сказала: - Майк, а ты Пушкина читал? - Какого Пушкина? - Александра Сергеича. Как это там у него: "гроб качается хрустальный..." - черт, не помню, как дальше. Майк ужасно не любил, когда с ним говорили таким тоном, и с трудом удержался, чтобы не вспылить. А Инка продолжала: - Тут вон даже надпись есть, с инструкцией. Майку сильно хотелось ее придушить - ну чего тянет-то? - "Устами уст коснувшись, пробудишь ото сна" - тут так написано, - Инка оглянулась на гроб и спящую Мериль. - Боюсь, это единственное средство. Майк склонился над гробом и... Инка хотела уже тактично отвернуться, но ничего особенного не произошло. Майк легко поднял Хиллелиль и попытался поставить на ноги. Она мягко и как-то трогательно осела на пол. - Похоже, средство действительно единственное, - пробормотал Майк и оглянулся на Инку. Остатки инкиной совести зашевелились где-то в самой глубине души. Честно говоря, Инка прочла Майку не всю надпись. - Там было еще две строки: "Навек ее полюбишь - всему своя цена", - наконец сказала она. Майк решительно завернул Хиллелиль в свой плащ, подхватил левой рукой - растрепанные темные волосы разметались по кольчуге - и пошел к выходу. Инке при взгляде на нее в голову лезло дурацкое словечко "сомнамбула". Ей очень не нравилась идея возиться со спящей красавицей. Тут самим дай бог ноги унести! Так Инка страдала, раздираемая между инстинктом самосохранения и гуманизмом. Потом ей пришел в голову резонный вопрос: может ли гном относиться к эльфу по-человечески? И применимо ли к ним понятие гуманизма вообще? Пока она размышляла на такие философские темы, вся компания собралась и отчиталась. Майк, со вздохом оглядев эту тусовку, велел всем не страдать фигней, а приготовиться к бою. Затем, посовещавшись с Эйнаром, определил тактику и стратегию: надлежало разделиться на две группы, одна должна была прорваться к воротам - вернее, доставить туда Тайку с ее флейтой, а другая - заняться главным злодеем. - А ее куда девать? - хмуро спросила Инка, указывая на Хиллелиль, завернутую в широкий плащ Майка, которая свернулась у него под боком клубочком. Эйнар со стоном рванулся к ней, выпустив из рук меч, и подхватил на руки. "Вот так так," - девицы переглянулись и тактично отошли в тень. Эйнар осторожно отвел с ее спокойного лица волосы и поцеловал. Хиллелиль вздохнула и открыла глаза. - Эйнар? - не веря своим глазам произнесла она. Вместо ответа Эйнар поцеловал ее еще раз, и уж этот-то поцелуй без ответа не остался. Потом Эйнар повернулся к Майку. - Как мне благодарить тебя за ее спасение? Майк пожал плечами. Никакой особенной своей заслуги он не видел. Эйнар свободной рукой рванул ворот рубахи и стащил через голову свой оберег - потускневший серебряный "молот Тора" на кожаном гайтане - и протянул его Майку, другой рукой прижимая к себе Хиллелиль. Майк торопливо распахнул ворот и снял свой "молот", новенький, матово поблескивающий. - Ладно, названные братцы, - сказал Гил. - Пора. Эйнар что-то вполголоса сказал Хиллелиль, она ответила, соглашаясь. Потом все построились и двинулись. Как это ни странно, но до выхода во двор у подножия донжона они никого не встретили. Только Керри все сильнее беспокоился и тревожно оглядывался. Двор был пуст. Майк осторожно выглянул, потом вернулся обратно и приказал Ари и Инке сидеть здесь, на двор не соваться, оберегать Хиллелиль. На всякий случай Дракон велел Барри их охранять. Инка подумала, что судя по манерам Черных эльфов, сестричка Аронделя вполне способна защитить себя куда надежней, чем они двое, но ничего не сказала. Майк, Гил, Мор и Дракон в сопровождении Керри ринулись в одну сторону, а Эйнар, Эйкин и Тайка - в другую. Через полминуты раздался отвратительный вой, и Инка с Ари, не сговариваясь, высунулись наружу. Из внутренних ворот вслед троим открывателям врат ломанулось стадо нечисти. Такое можно увидеть или в кошмарном сне, или в компьютерной игрушке вроде DOOMа. Инка увидела, что Эйнар развернулся в самом узком месте, в изгибе фортификационного зигзага, и изготовился к бою. Эйкин же и Тайка рванули вперед с такой прытью, какой в них никогда и никто не подозревал. И тут Инка издала сдавленный полустон, указывая во внутренний двор, откуда эта нечисть рвалась. Там на ступенях крыльца стояла фигура в черном одеянии с гривой рыжих волос. - Эллен! Вот она где! С этими словами Инка выскочила из спасительного убежища и бросилась к ней. Эллен же, не обращая внимания на свалку, медленно двинулась на середину дворика, вымощенного мозаичными плитами. В центре черным лабрадором был выложен восьмиугольник, окруженный двойным кольцом. Ари не успела ухватить Инку, и тут мимо нее из дверей выскочила Хиллелиль. Она подняла руки и с ладоней ее сорвалась молния. Потом еще одна и еще - и все летели прямо в кошмарную нечисть, окружившую Эйнара. А тот выписывал мечом в воздухе сверкающие руны битвы и выкрикивал боевые висы. Он весь был в безумии боя, и, если бы кто увидел его в этот миг, то сказал бы, что этот человек счастлив. Да, он был счастлив, потому что исполнил свой долг, и потому, что настал час смерти, о которой еще много столетий будут петь скальды: о том, как Эйнар Белый Волк, безумный скальд Севера, сын короля, прошел в поисках возлюбленной своей полмира, и встретился с ней у черных врат смерти. Жизнь завершается смертью, венчается ею, смерть - главный поступок героя, и скальд должен умереть так, чтобы было что воспеть. Эйнар уже едва видел своих врагов, пот и кровь заливали глаза, он был весь изранен, и черный яд уже проник в кровь, но он еще сражался. Страшное подобие человека возникло перед его затуманенным взором, с мертвенно-зеленым телом в ржавом измятом доспехе, с многосуставчатыми руками, и руки эти протянулись к нему, чтобы обнять и задушить. Сверкнул меч, и чудовищное порождение мрака взвыло, роняя руку на землю. Еще удар - и, разрубленная пополам, уродливая голова лопнула, из нее брызнула гниль. Эйнар поскользнулся и упал, и последним проблеском мысли было - что вот она смерть, и я встретил ее с мечом в руке. Рядом ударила молния, Хиллелиль уронила руки и бессильно прислонилась к стене. Эйнар лежал неподвижно, а зеленая рука-змея, отцепившись от его ноги, ползла к горлу. И тут подбежала Ари. Не без усилия подняв оброненный Эйнаром меч, она принялась рубить зеленую дрянь в капусту, непечатно ругаясь - что поделать, трудное детство, нехватка витаминов! - и приговаривая что-то вроде: - ...! Ползают тут, как ... тараканы... мать вашу! Ишь, холера ...! Какого ... всем этим ... нравятся живые покойники? То ли дело назгулы - чисто, стерильно... А тут - сплошное ... ... ...! Докромсав ползучую руку, она огляделась вокруг и, убедившись, что больше никого рубить не надо, опустилась на колени рядом с поверженным Безумным Скальдом. Помотала головой - драки драками, а от вида ран и крови ей всегда становилось не по себе, - потом решительно извлекла из кармана зеркальце и поднесла к губам Эйнара. Подержала, потом внимательно рассмотрела. Кивнув утвердительно - надо же, дышит! - Ари крикнула: - Инка, где у тебя бинты? Неси скорее! Но Инка в этот момент была занята своим поединком - не менее яростным. Ибо Эллен, встав посреди двора, извлекла из сумки не что иное, как Грааль. - Так вот он где! - ахнула Инка. - Ты его украла! - Я только взяла то, что по праву должно принадлежать владельцу, - холодно возразила Эллен. - Вы преследуете его, желаете его смерти - пусть так! Но я помогу ему, передав ему силу этой чаши и свою силу духа! Эллен описала левой рукой широкую дугу, блеснул кровавый самоцвет в перстне, и выложенный черным полированным камнем круг налился холодным блеском. Инка споткнулась, упершись в незримую стену. - Отдай! - Нет! Да пробудятся спящие силы! - и Эллен, сняв с пальца перстень, опустила его в чашу. Потом, держа Грааль перед собой обеими руками, подняла лицо к небу и запела на странном языке. И пока она пела, тучи над замком таяли и расползались, открывая ночное небо и полную луну в зените. Серебристый свет залил двор, черные тени легли на булыжники. Как раз в этот момент Ари подняла глаза от зеркальца и увидела, что лунный свет, словно вода, струится в священную чашу. Инка вспомнила прочитанное в приснившейся книге и единым духом выпалила первое пришедшее на ум заклинание, которое показалось ей подходящим к случаю: Клятв и заклятий вязь, Знаков Стихий - власть, Чар колдовских - сеть, Кружево колдовства - Развеют ветром, Рассеют пеплом, Водой - смоют, Землей укроют Мои слова. Прозрачная преграда подалась и рассеялась, Инка шагнула в черный круг, намереваясь отнять у Эллен священную чашу. Быстротой реакции Инка не отличалась никогда, и Эллен просто отступила на шаг, оторвала одну ладонь от чаши и обратила ее к противнице, промолвив: Призываю силу Владыки Снов! Глаз коснусь - не поднимешь век, Узы сна - прочнее стали оков И забвенья покров - как снег. Именем той, чье имя - Покой И силой Владыки Чар - Веки сомкни, усни - усни На день - на миг - на час... И Инка мягко и медленно опустилась на камни двора. - Ах, магия?! - сквозь зубы прошипела Ари. Эллен усмехнулась - она не видела и не ощущала никакой опасности, поскольку ничего магически активного в Ари не было. Эта усмешка взбесила Ари пуще всего остального. Она не привыкла, чтобы ее игнорировали да еще тыкали носом о невидимый забор. Она выхватила зеркальце и со словами: "Ну так спокойной ночи!" - направила "лунный зайчик" в лицо колдунье. Недаром Ари слыла метким стрелком - Эллен покачнулась и плавно повалилась рядом с Инкой. Но, как ни странно, Грааль остался висеть в воздухе, вбирая в себя поток лунного света. Разве что покачнулся и выронил кольцо Эллен. И в этот момент поднялась решетка ворот и из-под арки выполз Уголек с Анри на спине. Впереди них бежала Тайка с флейтой. Новоприбывшие замерли, узрев картину "Мамаева побоища", царившую во дворе. - Чего стоишь, как столб, рыцарь хренов?! - заорала Ари. Она была не совсем права - Анри не стоял, а сидел. - Наших там, поди, бьют в три шеи! Хватай эту кружку и лети, е... ... ...! Анри, ошарашенный таким выпадом с ее стороны (кроме того, он совершенно не понял трех последних слов, поскольку они были произнесены по-русски со всей присущей этому языку экспрессией), попытался возразить: - Но тут женщины и раненые... одни. Если опасность... - Хватай и лети! - совсем вышла из себя Ари. - Кто сунется - отрежу... все, что только можно! Живее! Анри протянул к чаше левую руку - в правой он держал копье - и Грааль, проплыв по воздуху, мягко скользнул ему в ладонь. Уголек оттолкнулся от земли и взмыл в воздух. Тайка смотрела вслед, раскрыв рот. - А ты что пялишься? - накинулась на нее Ари. - Там и без твоего присмотра справятся. А ты лучше поищи бинты - где-то у Инки в сумке должны быть. Перевязку делать умеешь?.. Ладно, ищи, потом посмотрим. А я пока посторожу. - И Ари, снова ухватив меч, встала у ворот, готовая дать отпор любому противнику. Меч Эйнара был изрядно тяжел - даже Ари было не под силу держать его одной рукой. Некоторое время она соображала, как же быть, если кто и в самом деле полезет. Пока она будет с двух рук замахиваться, саму три раза прирежут эти ... зомби. И тут она заметила, что там, где упал Эйнар и вокруг, на расстоянии слышимости, нечисти просто не стало - так, черные ошметки какие-то. "Вот уж правду бабка говорила, что черта не только молитвой, матерком тоже отогнать можно, лишь бы от души," - подумала она. Несколько успокоенная этой мыслью, она опустила меч и мысленно устроила смотр своему непечатному арсеналу. Тем более что Тайка мало что смыслила в оказании первой помощи раненым, и стаскивать с Эйнара доспех пришлось Ари, а делать это с мечом в руке - увольте! Неловкость же горе-помощницы привела Ари в тихое бешенство, что тоже способствовало усилению словесной боеспособности. Когда с Эйнара стащили разрубленный кожаный панцирь и разрезали залитую кровью рубаху, стало ясно, что дела его хуже некуда. Края ран были черны от яда, и кровь запеклась бурой коркой, как будто раны эти не были нанесены только что. Прикоснуться к нему было страшно. Тем не менее Ари смочила кусок марли спиртом из маленькой фляжки и вознамерилась приступить к первичной обработке. Но тут Хиллелиль, до этого бессильно стоявшая у стены, переместилась к ним и отвела ее руку. Ари повиновалась, обрадовавшись случаю переложить ответственность на кого-нибудь более знающего. Хиллелиль провела руками вдоль израненного тела, и его обволокло едва видимое сияние. Меж ее ладоней заклубился туман и стал растекаться по контурам этого сияния, скрывая страшные раны. Ари сунула фляжку и марлю Тайке и снова схватилась за меч - на всякий случай. Но во дворе было тихо, в отличие от донжона, где мелькали огни и слышался шум и грохот. Вход в донжон, запримеченный Майком, вел в квадратную комнату в цокольном этаже. Посреди комнаты на невысоком помосте стоял некто в черных длинных одеждах. Воители застыли на месте - таким величественным и скорбным показалось им сначала лицо этого человека. И это его они должны истребить или по крайней мере оскорбить? Но тут хрустальный шар размером с куриное яйцо, висевший на груди мага, засветился багряным светом. И в этом свете лицо хозяина замка приняло выражение ненависти и злобы, глаза загорелись едва ли не ярче талисмана. С каким-то яростным выдохом он простер ладони к своим преследователям и произнес низким голосом: Чары тумана, огонь талисмана, Правду нельзя отличить от обмана. Ты не поверить не сможешь в ложь, Увидев - поверишь, поверив - умрешь! Что было после этого - описать трудно. Проще всех было Керри - он просто был отброшен ко входу и там тихо сполз по стенке, не в силах противиться странному сну, отяжелившему голову. И снились ему сплошные кошмары. На приключенцев из-за Предела чары Глаза Тху подействовали не так сильно. Их отшвырнуло друг от друга, на полминуты они потеряли ориентацию, а потом каждый ясно увидел, как маг исчезает в двери, и бежит вверх по лестнице, проходящей в толще стены. Воители ринулись вслед - но вот беда, каждый в свою дверь. И каждый был уверен, что преследует подлинного мага, а не какого-то двойника. Мор одолел три пролета и очутился на широкой лестничной площадке. Мага нигде не было видно. Мор закрутил головой. Площадка переходила в узкую галерею. И по этой галерее на него надвигался отряд воинов, закованных в железо. Ни единой щелки нельзя было найти в их доспехах - лишь из глазниц шлемов смотрели беспощадные глаза. Мор поднял шпагу - и сразу понял, как легка и смехотворна она по сравнению с тяжелыми клинками врагов. Не лучше ли отступить? Он повернулся - и увидел, что лестница за спиной исчезла. Площадка обрывалась в пустоту, а внизу, на страшной глубине, ждали его стальные колья. Мор в отчаянии обернулся к наступавшему отряду. Спасения нет - либо мечи, либо падение с высоты. И в том, и в другом случае страшная смерть. Вот уже просвистел метательный нож, разорвав ему рукав и оцарапав плечо. И Мор решил, что лучше уж умереть в бою - авось успеет всадить шпагу хоть одному в смотровое отверстие. Он по привычке потянулся снять очки перед боем... и понял, что очков нет! Нет! Но как же тогда он так ясно видит и приближающихся воинов, и страшные колья на далеком дне провала? Значит, это только в его мозгу, это обман, иллюзия! И как только Мор понял это, вражеский отряд начал расплываться, таять, сливаться со стенами, а за спиной Мора возникла вполне реальная - он на всякий случай потыкал шпагой - лестница. Узкая галерея, привидевшаяся ему, на самом деле была довольно круто поднимавшимся коридором - совершенно пустым, впрочем. Плечо, оцарапанное метательным ножом, слегка саднило, хотя рукав был цел. "Вот оно, внушение! - понял Мор. - Поверишь, что тебя убивают - и умрешь. Интересно, как там остальные? И что еще в запасе у злобн. завоева?" Но ответа на эти вопросы не было. Делать нечего, Мор пошел вперед - вверх по коридору, настороженный и готовый к новым сюрпризам. Дракон спешил по лестнице, сжимая рукоять катаны. Самурай должен быть готов ко всему. Самурай не дрогнет перед лицом тысяч врагов. Самурай... Тут он очутился в круглом помещении с гладкими стенами и полом и, поскользнувшись, шмякнулся на пол. Пол оказался ледяным. И вообще, вся комната состояла изо льда. Дверь, в которую он вошел, стремительно затянулась ледяной коркой, как прорубь во время мороза. Невыносимый холод царил здесь. Дракон ринулся к выходу, надеясь пробить лед катаной - но клинок, ударившись о лед, зазвенел и разбился, точно стеклянный. Воин бессильно стукнул кулаком по стене - и на льду остался клок пристывшей кожи. Кровь на ободранной руке вмиг застыла алыми кристаллами. Дыхание превращалось в облако инея. Сейчас он умрет от холода и останется здесь стоять, словно ледяная статуя. Дракон уже не чувствовал ни рук, ни ног - как вдруг по всему телу прошла волна тепла. Оно исходило от знака Королевы эльфов, висевшего на груди. Дракон нащупал цепочку и вытянул подвеску из-под одежды. Зеленый каменный листок лежал у него на ладони и казался совсем живым, даже странно, что он не увял от этого страшного мороза. Впрочем, Дракон больше не чувствовал холода, а подняв глаза от подарка Королевы, увидел, что никакого льда вокруг нет и в помине. Он стоял у подножия винтовой лестницы, и где-то наверху виднелся слабый свет. Катана, целая и невредимая, лежала у его ног. Дракон благоговейно коснулся губами драгоценного дара Королевы, спасшего ему жизнь, и снова спрятал листок под рубашку. Потом наклонился поднять меч - и невольно сморщился от боли. Приличный клочок кожи на ребре ладони отсутствовал, руку дергало, слегка сочилась кровь. "Значит, вот как! У, гипнотизер проклятый! - мысленно обругал Дракон мага. - Чуть до смерти не заморозил, скотина!" Потом покрепче ухватил катану и стал карабкаться по крутой лестнице, надеясь, что у остальных приключенцев тоже обойдется. Лестница с выщербленными каменными ступенями привела Майка в небольшой зал. Он еще успел удивиться, как такое помещение может быть внутри не столь уж обширной на вид башни, как вдруг в стенах зала распахнулись двери, и на каменный пол с лязгом ступили полторы дюжины воинов в латах бронзового цвета. Двигались они как-то замедленно - не как люди, придавленные тяжестью доспехов, а скорее как ожившие статуи. Майк решил, что он легко проскочит между ними в противоположный конец зала - в ту дверь, куда, как он видел, скрылся маг. Хотя, надо сказать, руками они двигали весьма проворно. А в руках у каждого был длинный меч из того же металла - не то двуручник, не то что-то около... Ладно, при таком темпе ходьбы они не опасны. Но тут освещение в зале стало катастрофически меркнуть - или это темнело у Майка в глазах? Секунду спустя он не мог разглядеть даже пальцы руки, поднесенной к лицу. И бронзовый лязг, раздавшись несколько раз, затих. Теперь Майк не знал, где находятся его противники, где располагается та дверь, в которую он должен пройти. Идти же наугад... Даже самая что ни на есть статуя успеет опустить двуручник на его кудлатую голову. Он все-таки сделал два шага вперед - и перед самым его лицом просвистел меч, со звоном ударив в стену. Искр не было - но крошки камня больно ужалили Майка в щеку. Он отскочил назад и застыл, тщетно пытаясь увидеть или услышать врагов. Ни проблеска, ни звука - но они были здесь. "По крайней мере, положение одного я примерно знаю, - подумал Майк. - А не попробовать ли достать хотя бы его? Интересно, берет ли их сталь?" Но делать все равно было нечего - тем более, что дверь, в которую он вошел, намертво закрылась за его спиной. Майк вздохнул, встал в боевую позицию и мелкими шажками двинулся туда, где, по его предположению, находился бронзовый. И тут наш Горец понял, что тьма перестала быть полностью непроницаемой. Сперва ему показалось, что впереди него летит рой светлячков. Нет, это сияли руны на лезвии меча Айренара! Потом свет распространился по всему клинку. Блик от этого света сверкнул на полированной бронзе впереди, Майк рванулся, уходя от замаха живой статуи... И едва он нанес удар по шлему металлического воина, как тот исчез. Не упал, не рассыпался, а попросту исчез. Показалось Майку - или в зале действительно чуть-чуть посветлело? Он двинулся вдоль стенки дальше, при свете волшебного клинка увидел другого бронзового бойца и понял, что уйти из-под удара не успеет. Он рефлекторно вскинул навстречу свой меч, успев подумать - а выдержит ли клинок - а главное рука - силу такого удара? Но стоило желтому мечу соприкоснуться со светящимся лезвием, как противник Майка исчез точно так же, как и первый. И Майк даже не почувствовал этого соприкосновения. И пошел аттракцион! Враги исчезали, стоили Майку коснуться их - или их оружия - своим мечом. Но дважды он чуть не пропустил опасные удары. С исчезновением каждого очередного бронзового в зале становилось все светлее... Вот не стало и последнего. Майк утер вспотевший лоб - и понял, что находится не в зале, а на площадке лестницы, ведущей все так же вверх. И что все его перебежки, уходы и финты совершались на пространстве два на полтора метра. Майк провел рукой по стене - даже не камень, толстый слой штукатурки, и ни единой щербинки на ней. Но щека, пораненная каменной крошкой, горела. "Ага, вот значит как! - подумал Майк. - Ясненько: "увидев - поверишь, поверив - умрешь". Впрочем, я-то как раз ничего не видел, но поверил вполне. Ну, мастак этот злобн.завоев. шутить! Устроил тут... пещеру ужасов! Надеюсь, только мне. Хорошо иметь артефактный меч - жаль только, что он у нас один." И Майк двинулся вверх, на всякий случай держа меч наготове. Гил кошачьим наметом взлетел по лестнице и очутился в круглой комнате. Другого выхода, кроме того, через который он вошел, не было. Интересно, куда же девался маг? Сквозь стену просочился, что ли? Или тут скрытые двери? Гил начал обходить комнату, выстукивая стены. Но никаких признаков скрытых проходов не было. Более того - по завершении обхода оказалось, что и вход куда-то делся. Ни дать ни взять - запаянная консервная банка, и он внутри. Гил рассеянно шагнул на середину комнаты - и почувствовал, что пол под ногами поворачивается. Через мгновение комната завертелась бешеной каруселью, Гил отлетел к стене и больно ударился плечом. Карусель все набирала обороты, и мало того - стены комнаты стали постепенно сближаться. "Вот раздавит тут, как лягушку", - пронеслось в голове у Гила. Качало и крутило так, что он не смог устоять на ногах и распластался на полу. Это вдруг напомнило ему случай в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где он помогал Майку ставить фехтовальные сцены для какого-то спектакля. Тогда шла проверка технического оснащения для спецэффектов, и Гил, неосторожно шагнув на вращающуюся сцену, попал в такую же адскую круговерть. Правда, в театре это длилось всего полминуты. А сейчас... сколько времени прошло сейчас? Комната стала заметно теснее. Долго ли он еще продержится? Театр Станиславского и Немировича-Данченко... Станиславского и Немиро... Станиславского... А Станиславский говорил: "Не верю!" Поверишь - умрешь... - Не верю! - произнес вслух Гил. Кажется, вращение комнаты замедлилось. Он смог подняться на ноги и повторил: - Не верю! Все это фокусы! Спецэффекты! Тху на тебя! Карусели как не бывало, да и стены никуда не двигались, круглая комната обрела свои первоначальные размеры, вход обнаружился на положенном ему месте, а выходом служил квадратный люк в потолке, достигнуть которого можно было по скобам в стене. Гил схватился за скобу, шатнул ее, проверяя на прочность, и чуть не охнул от боли в плече. "Синяк будет, - подумал он. - Хорошо, что не перелом. Н-да, циркач этот маг изрядный. А Станиславский все равно круче!" И Гил полез вверх, не забывая тщательно проверять крепость скоб. Лестница окончательно завершилась в квадратной комнате, напоминающей ту, внизу донжона, где маг наложил на них заклятье. Только посередине было не возвышение, а мраморная лесенка из десятка ступеней, выводившая, очевидно, на крышу донжона. Сквозь проем наверху этой лесенки струился холодный серебристый свет. Едва войдя в комнату, Майк отшагнул было назад, решив, что сейчас придется драться с новыми врагами. Ибо двое появились прямо из пола по обеим сторонам лесенки, а третий выскочил из двери напротив. Но все трое тут же закрутили головами, озираясь, и Майк с облегчением опознал в них Дракона, Мора и Гила. На всякий случай выставив перед собой меч, Майк подошел к ним. - А ты не иллюзия? - подозрительно спросил его Гил. - Если иллюзия, то сгинь-пропади, я в тебя не верю! Дракон смотрел мрачно - видимо, тоже сомневался. Один Мор взирал на товарищей без опаски - он видел их так, как должен видеть близорукий человек, лишенный очков, и потому был убежден, что они самые что ни на есть настоящие. После обмена парой реплик в этом уверились и остальные. - А где маг? - спросил Мор. - Там! - Майк ткнул рукой на лесенку. - Больше негде! Ну, мы ему сейчас покажем... где мороки зимуют! Вперед! Четверо воителей, тяжело дыша, выскочили на плоскую крышу башни. Видно, за время их погони ветер разогнал тучи - замок был ярко освещен луной. Маг стоял у самого парапета, и амулет на его груди сиял алым светом. Увидев своих преследователей, он только улыбнулся и простер руки ладонями вперед. - Счас мы его! - выдохнул Гил. - Бездна сразу под башней. Сорвать амулет, и туда, - сказал Майк. Все четверо рванулись вперед - и с размаху ударились о невидимую стену. Мор отскочил, потирая ушибленное плечо, Майка силой удара бросило на колени. А маг, все так же улыбаясь, ступил на парапет и скрестил руки на груди, охватив амулет ладонями. - Уйдет! - Дракон отчаянно стукнул кулаком в преграду. - Не уйдет! - Майк поднялся и взмахнул мечом Айренара. В лунном свете блеснул клинок, покрытый рунами, - и со стеклянным звоном преграда исчезла. Четверо кинулись к магу - но он уже не стоял на парапете, а словно плыл по воздуху, удаляясь от башни. - Опоздали! Уже не достать! - с досадой сказал Майк. - Гил, где твой лук? - Сейчас, - откликнулся Гил. Он подошел поближе к краю крыши, тщательно прицелился и выстрелил. Но стрела, не долетев до цели, словно угодила в вязкий кисель - замедлила полет, и маг походя взял ее из воздуха, повертел и швырнул обратно. Стрела со свистом рассекла воздух, словно ее не бросили небрежно, а выпустили из лука. Приключенцы едва успели увернуться. - Черт! - выругался Мор. - Так он нас тут и ухлопает. И тут снизу, из внутреннего двора замка наперерез магу взлетела черная тень. Рассекали воздух блестящие крылья, золотом отливала в лунном свете чешуя. На спине дракона восседал юный рыцарь в развевающемся плаще. В правой руке он сжимал копье со сверкающим наконечником. А в левой руке рыцаря мерцала драгоценными камнями чаша - Святой Грааль. И лунные лучи, подобно родниковым струям, вливались в эту чашу, текли, наполняли ее - и переполнили. Серебристое сияние плеснуло через край - и в этот миг с наконечника копья сорвалась голубая молния. Сорвалась и ударила в амулет на груди парящего над Бездной мага. Погасло алое сияние, и маг с воплем упал вниз, в жадную пасть Бездны. Затих его протяжный крик, и тут башня задрожала, ощутимо покачнулась - но устояла. И Бездна сомкнулась, приняв обратно свое порождение. - Айда вниз, - опасливо сказал Мор, - а то вся эта вышка того и гляди рухнет. Уголек со своим всадником уже спускался во двор замка, и сияние Грааля медленно угасало. Когда все собрались во дворе и перевели дух, было уже заполночь. Выглядели все ужасно - одежда порвана, все грязные, уставшие. У Инки и Эллен болела голова, Эйкин был ранен - по счастью, легко. Хуже всех пришлось Эйнару, который так и лежал без сознания, окутанный голубым сиянием. Рядом сидела Хиллелиль, смертельно бледная. Уголек обвился вокруг своей чаши и тут же от усталости заснул. Что делать теперь - не знал никто. Тайка сидела у стены и едва слышно наигрывала на флейте простой мотив. И вдруг вскочила с невнятным возгласом. Прямо из стены стали выходить знакомые фигуры - Королева, главный ее полководец Ллейн, еще эльфы, потом высокомерный Арондель под руку с сестрой, старая ведьма Магда и величественный Одвин. Наши герои молча смотрели на новоприбывших. Арондель и Мериль приблизились к Хиллелиль, и та сделала усилие подняться. Арондель подхватил ее и обнял. Потом увидел Эйнара и нахмурился. - Вот оно что, - сказал он. - Опять Белый Волк! - Спаси его, - еле слышно попросила Хиллелиль. - Ради меня, спаси Эйнара, если еще не поздно. - Ох, сестричка, как же я могу тебе отказать, - вздохнул Арондель и простер руку вперед. Сияние стало ярче, потом разом угасло. От страшных ран остались только шрамы, но глаз Эйнар так и не открыл и лежал, как мертвый. Тогда к нему приблизилась Королева и поднесла к бескровным губам серебряный фиал. Что там был за напиток - неизвестно, но после нескольких глотков Эйнар пришел в себя. Трогательная эта сцена была нарушена бестактным Керри. - Ну все, госпожа, - весело сказал он. - Больше вам не придется грозить сбросить меня в Бездну. - Ты полагаешь, Керридан, что можешь отныне проказить безнаказанно? - Ну что вы, госпожа, - притворно смутился Керри. - Я только намекаю, что пришла пора обещанных наград. В воздухе разлилось благоухание, ароматы лесных трав, камень пошел мелкими трещинами, в которые тут же проросли ростки. Не прошло и пяти минут, а во внутренних двориках встали стеной иван-чай и болиголов, горькая полынь и душица. Выщербленные стены оплел вьюнок, у подножия их поползла повилика, на башни взобрался цепкий хмель. Трава оплела меч Эйнара, который Ари уронила на каменные плиты, и клинок мгновенно пошел пятнами ржавчины, источился и рассыпался в труху. Бой был окончен. 13. Награды фей. Искристый звон булата В слова свои вложи - Последняя баллада Не допускает лжи! Э.Р.Транк - Благодарю, - ответил Том, - Мне ни к чему подарок ваш. С таким правдивым языком У нас не купишь - не продашь. Не скажешь правды напрямик Ни женщине, ни королю... "Том из Эрсилдуна", пер. С.Маршака Вернись обратно, Виттингтон, О Виттингтон, вернись обратно! Г.Лонгфелло [В последней адвентюре рассказывается о том, как все закончилось, и о наградах, полученных героями нашей повести...] Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна - в темных своих одеждах, воины - в черненых кольчугах, с мечами, женщины - в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы. - Какого черта ты его обхаживаешь? - спросил Майк. - Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, - Керри лицемерно вздохнул. - Правильное воспитание пойдет ему на пользу. Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена. - Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно? Князь демонов удивленно приподнял брови. - Ты преувеличиваешь, дитя мое, - отечески сказал он. - Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих. Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала: - Все равно, это было против чести. - Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, - вмешался в разговор Арондель. Эллен упрямо покачала головой и тронула струны. В чем моя вина? В черном с серебром. В чем моя война? Словом, не мечом. В чем моя печаль - темное стекло... Было и... - Прощай... - было, да прошло. Тяжесть многих бед - да на плечи мне: Горек этот хлеб, да другого нет. Крылья лжи легки, да молва быстра: От одной строки - к пламени костра. В чем моя беда? Не склоню колен. Мертвая вода, стылый холод стен... Крылья лжи пестры, ярче радуги. Ярые костры - кому радостью? Ввысь бы, да крыла переломаны, Пепел да зола - кружат вороны. Хоровод виллис привела молва: Рано собрались - я еще жива! Без оружья бой - мне ли выстоять? Против всех одной - это истина, Помощи молить не пристало мне. Что скажу? - "Прости... как устала я..." На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути. Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король - из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову. - Слушайте, жители Фэери! - выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. - Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы! - Это про нас? - спросила Инка. - А про болгарских слонов, что ли? - съязвила Ари. - ...и каждому будет дарована награда по желанию сердца его! - Вот эльф чертов, - прокомментировала Инка. - Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами. И тут вперед выступила Эллен. - Празднуйте победу! - сказала она. - Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных! Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела: Как гончий пес, ты чуешь кровь, И снова в битвах гибнут люди: "Да сгинет Тьма - да будет Свет!" - О благородстве речи нет. И что тебе рыданья вдов? Во славу Света войны вновь, А победителей не судят. И корчиться, как червь, у ног Во прахе побежденный будет. Король, избранник Света, здесь, Чтобы вершить святую месть, Чтоб низшим преподать урок, А если ты и был жесток - Что ж, победителей не судят. Огонь и сталь - вот твой закон, Что мир вовеки не забудет, И ты, король и властелин, Стоишь средь выжженной земли, И древний Запад отомщен: Пускай из горла кровью стон, Но победителей не судят. Пусть восхвалений пьяный мед Наградой победившим будет - Так славь героев, менестрель! За песни - золота кошель, А коли он не то поет, Землей ему забейте рот, Ведь победителей не судят! Кто прав - решает сталь клинка, Вершит сильнейший правосудье, Костром взовьется еретик, Горят в огне страницы книг. Пускай в крови твоя рука, Закон один на все века - Что победителей не судят. И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь. - Не пугайся, - сказала ей Королева. - Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь. Эллен осталось только смириться с этим. Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль. - Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите - достоин ли он руки Хиллелиль? Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки - тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина. - Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери! Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил. - Эйнар! - сказал он. - Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей! Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке. - Благодарю тебя, побратим, - сказал он. - Клянусь - этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела! И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней: Да славится мастер, искусный кузнец, Творец ожерелий, клинков и колец. Но трижды меж нами прославится тот, Кто кубок для сладкого меда скует. Тебе, земледелец, Деметры слуга, Подвластны сады, и поля, и луга. Ты славен - но ныне возносим хвалу Тому, кто вино доставляет к столу. Надежных друзей проверяет война. Друг рядом - и сеча тебе не страшна. Да здравствует доблесть! Но сердцу милей Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей. Сидит с королем молодая жена. Он так благороден, прекрасна она. Им слава! Но трижды прославится тот, Кто в честном бою короля перепьет! В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился. Будь славен король, что в боях побеждал, Чей щит украсит сияющий герб, Будь славен кузнец, что меч твой ковал, Но трижды - кто выковал плуг и серп. Дворцы и твердыни рассыплются в прах, Речь мудрого переживет короля, Будь славен, сеющий мудрость в сердцах - Но кто-то должен засеять поля. Воителю меч привычнее слов, Опора миру, да славится тот, Кто трон хранит и разит врагов, Но трижды - тот, кто колосья сожнет. Слова менестреля острее стрел, Укор разит вернее, чем меч, Будь славен, кто песню сложить сумел - Но кто-то должен сложить и печь. Вино и песни сердца веселят, В застолье не сталь, а кубки звенят. Будь славен тот, кто растил виноград, Но трижды - те, что пшеницу растят; Будь славен меч, и лютни струна, И древняя мудрость, хранящая мир, Будь славен кубок хмельного вина - Да только без хлеба и пир - не пир! Но черного хлеба ломоть в пути Мне слаще яств королей и вельмож. Будь славен тот, кто пшеницу растил, Но трижды - тот, кто посеял рожь! Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль: Вертись, вертись, мое колесо, Прядись, прядись, шерстяная нить. Отдавай, мой гость, мне мое кольцо, А не хочешь если - совсем возьми. Ответная песнь Эйнара была воинственной: Мне слышится вой холодных ветров, Мне помнится лай голодных собак, Мне ведома поступь моих врагов, Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак ... Я знаю формулу смеха клинка, Я видывал смерть и что хуже ее, Я видел Звезду, где Луна высока Где свет распороло Тьмы острие. Я вечно пою гимн и радость ножа, Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом, Мне имя - берсерк, Ярость - мне госпожа, И мне все равно, что случится потом. Моя речь - это хрип разъяренных богов, Прежде жил я и звался Серебряный Волк, Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов И дымом - плаща черно-траурный шелк ... Один я остался, а стая ушла, И ко мне обращаются лишь облака, Я уже не похож на Крушителя Зла, Но безжалостно-крепка, как прежде, рука ... И снова было подношение даров - на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон - благословение Королевы и талисман удачи, Ари - свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка - чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка - сияющий самоцвет, Мор - серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки - оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость. Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин - так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал: - Ну что, Уголек, тезки мы с тобою - ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом! И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону - на память. Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен. - Теперь я - второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. - Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри. - О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. - Интересно, а демонов в ваш орден принимают? Анри пообещал узнать. - А может, споешь на прощанье? - предложил Гил. Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров. Безумны солнце и луна, В безумных небесах, Плывут, безумию сполна Подставив паруса. Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, пой... Безумьем полон белый свет, Полна безумьем тьма. Другого объясненья нет, И я схожу с ума. Олдникольер, седой как лунь, Давно мне говорил: "Безумен каждый человек, Что в этот мир вступил!" Ты можешь этот мир спасти Одним движеньем глаз: Согласно веки опусти - И не разлучишь нас. И плащ ее в траву упал, Примяв застежкой рожь, И понял я, что променял Безумье на него ж... Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, пой! Дидли, дидли, пой, дpужок, Дидли, дидли, - вот и спел! Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь. Усталость Долгих дорог Тает в свете ночной звезды. Пусть малость Отдохнет клинок, Конь напьется чистой воды Из прозрачного родника, Расплескав отраженье луны. В Имладрисе ночь, и она Пробудит волшебные сны. Я снова Пришел в этот дом, Где не властны старость и смерть. Шли годы Своим чередом, Я вернулся - и снова я здесь, Будто вышел я лишь вчера. Тяжесть времени падает с плеч. В Имладрисе ночь, и она Будет медленно течь над землей, медленно течь. Пусть песня Звонкой струной Поднимается до небес. Шум листьев Над головой Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь. В этой музыке - взмах крыла, Шелест пенной морской волны... В Имладрисе ночь, и она Пробудит волшебные сны. Тайка спела на прощанье такую песню: Вот и солнце зашло, наконец. Капли времени меряют вечность. Этот день теперь не жилец, Тихо падает синий вечер. Звездная сеть на небе - белые искры. Мир и бездонный покой в черном небе царит. Льется на грешную землю свет серебристый И, отражаясь в росе, самоцветом горит. Льется песни печальный мотив. Ничего, что слова непонятны - Эта песня о долгом пути И о мире, таком необъятном: "Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге, И не скоро конец, да и будет ли он? И достанет волнений, забот и тревоги. Путь ведет в бесконечность по кругу времен." Смолк певец, и опять тишина, Но осталась на сердце тревога. Ночь манит, но теперь не до сна - Звездный свет призывает в дорогу. Что же, певец, ты наделал мотивом своим, Так одиноко звучавшим в подзвездном покое? Ведь на земле стало больше скитальцем одним. Прочь от спокойствия манит мотив за собою... И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья. Поступь дней и грохот битв, Шепот ласк и страсть молитв - Все струною отзвенит, Все слезой уйдет в песок. Птичьим клином улетать, Желтым кленом облетать, Жизнь и смерть в одно сплетать - Для всего настанет срок. В дней тиару вплетены Тьма и свет, как года дни, Чередой пройдут они, За собою клича нас. Не порвав событий нить, Вечность в двери постучит, Время верить и любить Сменит ненависти час. Мы сплетаем сети слов, Но из глубины веков Ветра западного зов Все призывней и слышней. В нем - небесная печаль. Бросив дней немой оскал, Мы уйдем, ведомы вдаль Чередой ночных огней, Чашу мук испив до дна. И останется одна Изначальная весна На истерзанной земле. Пряный изумруд травы, Золотой покров листвы, Глубь небесной синевы, Лун и солнц спокойный блеск. А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина... А потом было утро. И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер - спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было. За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь. Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера - в Ноттингем