Елена. Сакура, сломленная ятаганом

В одну из ночей весеннего месяца нисан знатный самурай Сюкуроси Нихуяси, прорубая себе дорогу в зарослях сакуры самурайским ятаганом, вышел на освещенную полулунным светом (луна была наполовину съедена драконом ночи) опушку.
-- Нахуяси Нихуяси? -- подумал по-японски самурай и посмотрел на луну, приготовившись глубоко медитировать по этому вопросу, как вдруг алмазный слух его уловил чье-то тихое шуршание вблизи.
"Тигр... пантера... рысь... лев...волк...враги...красные кхмеры...русские... В морду... в ж.... на ... бежать!!!!" -- пронеслось по-японски в голове самурая и он занес свой верный ятаган над ближайшей развесистой сакурой, но внезапно свет ночного светила (луны) озарил чудное виденье: девушку японской национальности. Узрев красоту видения, Сюкуроси выронил ятаган из руки на ногу.
-- ... твою мать, -- тихо, но с большим чувством сказал Нихуяси, отнеся это ко всей ситуации.
-- Банзай, -- сказала луноликая, робко потупив очи и ковыряя носком землю.
-- Скажи мне имя твое, о ... (Сюкуроси не смог подобрать подходящего и цензурного эпитета).
-- Сисуки Масаи, -- молвила дева, от смущения выковыривая сразу куб земли 30х30х30 см^3. "Эко уставился, мудак, ятаган тебе в задницу",- взволнованно прошептала себе в плечо дева, видимо, чувствуя зарождающуюся любовь.
-- А я это... ну... Сюкуроси я, вот! -- гордо сказал Нихуяси, почему-то постеснявшись назвать и свою древнюю и знатную фамилию.
-- Ах! -- сказала дева, загадочно переводя глаза с Сюкуроси на кучку, преданную земле пожелавшим остаться неизвестным меньшим братом японцев, затем на луну, снова на кучку и опять на Сюкуроси. Глаза ее дивно мерцали с частотой, которой позавидовал бы любой японский телевизор.
Сюкуроси стоял, вытаращив, насколько может японец, глаза и забыв поднять упавший меч (под мечом подразумевается меч, а не нефритовый стебель) и отвисшую вследствие внезапно охватившей его страсти челюсть.
-- Что же ищешь ты, о Сисуки-сан, в лесу среди сакур сейчас, когда властвует дракон ночи? -- выдавил наконец из себя Сюкуроси и сам поразился длине и поэтичности сказанной им фразы.
-- Я ходила из своей деревни Суньхунь-вчайник в деревню Ивысунь-сухим к моей бабушке Тояма-Токанава и отнесла ей пирожки с водорослями и горшочек риса, молвила дева, зафиксировав наконец взгляд на Сюкуроси. -- А сейчас мне пора в мою деревню, моя мама Набезали-Поебали уже ждет меня. Сайонара, Сюкуроси-сан!
И, элегантно махнув тазом в направлении осеннего улета птиц, дева скрылась во мраке японской ночи.
-- Погоди, Сисуки!!!!!!!!!!- отчаянно возопил самурай, перелетая через ятаган в попытке настичь и остановить, -- бля..., -- он попытался встать, но долгие годы напряженных занятий сумо сделали свое черное дело, -- бля..., -- он перевернулся на живот,- бля..., -- упираясь локтями и коленями в землю, попытался оторвать живот,- бля..., -- напрасно,- бля..., -он избрал другой маневр,- бля..., и начал плавно стягивать все конечности в одну точку на земле,- бля..., -- маневр удался, мощным толчком Сюкуроси распрямился, -- Хы!- с истинно самурайской молодцеватостью выдохнул Нихуяси, гордый не только своей силой, но и умом.
Однако ятаган, как назло, продолжал лежать на недоступном для ловких рук Нихуяси уровне. "А вдруг понадобится сделать кому-нибудь харакири?" -- задумался Сюкуроси. "А и хрен с ним", -- принял он мудрое решение. -- "Сакуры я и ногами рубить могу" -- и он с задором молодого дракона занес ногу над одной из них.
-- ..................!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Над зарослями сакур в ночной темноте долго витали японские нехорошие слова и прочие идиоматические обороты. "Мать -- мать -- мать..." -- уносил и развеивал услаждавший душу японский ветер.
Сюкуроси медитировал.
-- Нахуяси Нихуяси? -- задумчиво вопрошал он находившиеся поблизости объекты японской действительности, и только благодаря чисто японской вежливости никто ему не ответил: "Мудак потому что!"