Ничто не предвещало беды в тот день, когда Эдх и Хайдхин отправились на западный берег. Широко распростерлась пустошь. Как только деревня скрывалась из виду, местность стала казаться совсем безлюдной. Безлесая и плоская, она создавала впечатление, что в мире осталось только небо. Неясно вырисовывались в бескрайней голубизне высоко над головой расплывчато-белые облака. Пламенели красные маки, желтели среди мрачного вереска одуванчики. Они решили немного посидеть, вдыхая запах разогретых солнцем трав; пчелы жужжали в тишине, сквозь которую к земле прорывалось веселое щебетание птиц; потом затрепетали крылья и низко над их головами пролетела куропатка. Они посмотрели друг другу в глаза и громко рассмеялись над собственным изумлением. На ходу они держались за руки, не больше, ибо их народ был целомудрен, а сам Хайдхин чувствовал себя стражем хрупкой неприкосновенности. Путь их пролегал по краю крутого обрыва, что тянулся на север от самых ферм. По тропе они вышли через лес к берегу. Усыпанная дикими цветами трава росла у самой воды. Волны ворошили камешки, что старательно обкатывали тут с незапамятных времен, вдали они сверкали и искрились. На другой стороне пролива затемнял горизонт материк. Невдалеке, на скале, сушили на ветру крылья бакланы. Пролетел мимо аист, белый символ удачи и семейного благополучия. Хайдхин задержал дыхание и вытянул руку. - Смотри! - закричал он. Эдх прищурилась, ослепленная блеском волн, и взглянула на север. Голос ее дрогнул: - Что там? - Корабль, - ответил он. - Движется в эту сторону. Большой-большой корабль. - Нет, не может быть. Что там такое над ним?.. - Я слышал о таких штуках. Люди, которые бывали в других странах, иногда видели такие приспособления. Они ловят ветер, и тот толкает корабль вперед. Это римский корабль, Эдх, не иначе. Двинулся домой из Каупавика, а мы как раз вовремя, чтобы увидеть его! Восхищенные, они смотрели на море, забыв обо всем. Судно, приближаясь, скользило по воде. Оно и в самом деле казалось великолепным. Черное с золотой кромкой, не длиннее большого северного судна, зато значительно шире; полнобрюхое, чтобы перевозить в себе несметные сокровища. На корабле имелась палуба, люди стояли высоко над трюмом. Их было очень много, достаточно, чтобы отбиться от любых грабителей. Форштевень загибался вверх и к корме, а там красовалась резная лебединая шея. Между ними располагался деревянный домик. Не весла перемещали этот корабль. На мощном столбе с поперечинами раздувалась громадных размеров ткань. Корабль двигался бесшумно, разрезая носом волны и оставляя буруны позади двойного руля. - Конечно же, им покровительствует Найэрда, - выдохнула Эдх. - Теперь понятно, как они смогли захватить полмира, - произнес потрясенный Хайдхин. - Кто сможет им противостоять? Судно изменило курс, приблизилось к острову. Юноша и девушка увидели, что экипаж устремил взоры в их сторону. Они услышали громкие возгласы. - Ой, мне кажется, они смотрят на нас, - поразилась Эдх. - Чего они хотят? - Может быть... чтобы я присоединился к ним, - произнес Хайдхин. - Я слышал от путешественников, что римляне набирают себе местных, если у них не хватает людей из-за болезни или по какой другой причине. Эдх бросила на него встревоженный взгляд. - Ты поплыл бы с ними? - Нет, никогда! - Ее пальцы крепче сжали его руку, и он в ответ погладил ее ладонь. - Но давай все-таки послушаем их, если они высадятся. Может быть, им надо еще что-нибудь, и они хорошо заплатят за помощь. - Сердце его стучало. Рея опустилась. То, что должно было служить якорем, хотя это был не камень, а крюк, вылетело на конце каната. Шлюпка волочилась на конце другого каната. Моряки подтащили ее к борту и сбросили веревочную лестницу. Несколько человек спустились и расселись на скамейках. Их товарищи подали им весла. Один поднялся и взмахнул отрезом прекрасной ткани, что он прихватил с собой. - Он улыбается и машет рукой, - произнес Хайдхин. - Да, им что-то надо, и они надеются получить от нас помощь. - Какой красивый у него плащ, - пробормотала Эдх. - Я думаю, Найэрда надевает одежду как раз из такой ткани, когда отправляется в гости к другим богам. - Может быть, скоро она станет твоей. - О, я не осмелюсь попросить. - Эй, сюда! - гаркнул мужчина в шлюпке, самый крупный из них и рыжеволосый, несомненно, уроженец Германии, толмач. Остальные были самого разного вида, некоторые с такой же светлой кожей, другие темнее Хайдхина. Римляне явно привлекли на свою сторону много всякого народа. На всех были надеты туники, не закрывавшие голых колен. Эдх вспыхнула и отвела взгляд от корабля, где многие разгуливали вообще без одежды. - Не бойтесь, - крикнул германец. - У нас дело к вам. Хайдхин тоже покраснел. - Альваринги не знают страха, - выкрикнул он. Голос его сорвался, и он покраснел еще гуще. Римляне гребли к берегу. Двое на берегу ждали, кровь стучала у них в висках. Шлюпка заскрипела по гальке, один из моряков выпрыгнул и закрепил ее. Тот, в плаще, повел остальных вверх по песку. Он все улыбался и улыбался. Хайдхин тверже сжал свое копье. - Эдх, - произнес он. - Мне не нравится их вид. Лучше держаться подальше... Но было поздно. Вожак выкрикнул приказ. Помощники рванулись вперед. Прежде, чем Хайдхин успел поднять оружие, его схватили. Кто-то зашел сзади и сжал ему руки в борцовском захвате. Он вырывался с пронзительными криками. Короткой палкой, на которую он не обратил внимания - банда высадилась без оружия, имея при себе лишь ножи, - его ударили по затылку. Искусный удар, лишающий сознания без серьезных повреждений. Он свалился, и его связали. Эдх рванулась бежать. Какой-то моряк схватил ее за волосы. Присоединились еще двое. Они швырнули ее на траву. Она кричала и отбивалась ногами. Еще двое прижали ей ноги. Вожак, ухмыляясь, встал на колени между ее распростертых бедер. Из уголка его рта бежала слюна. Он задрал ей юбку. - Вы, звери, дерьмо собачье, я вас всех перебью... - слабо закричал Хайдхин, преодолевая разламывающую череп боль. - Клянусь богами войны, не будет покоя вашей породе, покуда я жив. Ваш Ромабург сгорит... Никто не слушал. Там, где лежала распятая Эдх, римляне лишь сменяли друг друга. 14 43 год от Рождества Христова. Проследить путь Вагнио с момента его отплытия с Оланда оказалось нетрудно. Профессионализм и настойчивость быстро помогли им выяснить, что юноша с девушкой пришли к нему в дом из деревни, расположенной примерно на двадцать миль южнее. Но что случилось раньше? Следовало бы осторожно расспросить местных. Но вначале Эверард и Флорис собирались провести воздушную разведку в нескольких предыдущих месяцах. Чем больше они собрали бы предварительных данных, тем лучше. Вагнио вовсе не обязательно мог слышать о каком-нибудь событии, например об убийстве; возможно, семья могла замять такое дело. Или он и его люди не хотели откровенничать перед незнакомцем. Эверард просто не имел возможности заняться расспросами прежде, чем обстоятельства вынудили его переместиться из лагеря на морском берегу. Оставив в укрытии лошадей и фургон, агенты вылетели вдвоем на двух темпороллерах. Методика поисков состояла в прыжках от точки к точке в определенном заранее пространственно-временном континууме. Если бы они обнаружили что-либо необычное, то установили бы более пристальное наблюдение в течение необходимого срока. Такой метод не гарантировал успеха, но все-таки это лучше, чем ничего. У них ведь не бесконечная жизнь, чтобы часть ее разбазаривать в здешней глуши. В миле над деревней они прыгнули из середины лета на пару недель позже и повисли в безбрежной синеве. Воздух был слегка разрежен и холоден. Взгляд скользил над залитым солнцем Балтийским морем, холмами и лесами Швеции на западе, над Оландом, похожим на пеструю шерстяную ткань, над лугами, лесами, скалами и песком - но эти названия появятся у здешних мест лишь спустя много столетий. Эверард повел сканером по дуге. Внезапно он замер. - Есть! - закричал он в передатчик у ключицы. - В районе семи часов, видишь? Флорис присвистнула. - Да. Римский корабль, на якоре у берега? - (Задумчиво). - Хотя скорее, галло-римский, откуда-нибудь из Бордо или Болона. Они не имели постоянных торговых контактов со Скандинавией, ты сам знаешь, но в хрониках упоминается несколько официальных визитов и вояжей случайных предпринимателей в Данию и дальше. Добыча их потом проходила длинную цепь посредников. Особенно янтарь. - Может быть, они как-то связаны с нашим делом. Давай проверим. - Эверард отрегулировал увеличение. Флорис сделала это раньше и вскрикнула. - Боже... - поразился Эверард. Флорис ринулась вниз. Воздух засвистел позади нее. - Стой, не сходи с ума! - закричал Эверард. - Вернись! Флорис не слушала, в ушах у нее шумело, она забыла обо всем, кроме цели впереди. Вместе с ней вниз летел крик, похожий на клекот пикирующей хищной птицы или вопль разъяренной валькирии. Эверард ударил кулаком по панели управления, выругался с перекошенным лицом и, не в силах остановить Флорис, последовал за ней. Затем остановился на несколько сот футов выше, следя, чтобы солнце оставалось за спиной. Мужчины, толпившиеся, чтобы понаблюдать за представлением или дождаться своей очереди, услышали. Задрав головы, они увидели мчащуюся на них лошадь Смерти. Римляне взвыли и бросились врассыпную. Тот, что был на девушке, оторвался от нее, и, стоя на коленях, выхватил нож. Может быть, он собирался убить ее, может, это был лишь защитный рефлекс. Неважно. Ярко-синий энергетический луч ударил ему в лицо. Насильник скорчился в ногах Эдх. Флорис развернула темпороллер. С высоты человеческого роста она выстрелила в следующего насильника. Сраженный, он вскрикнул и задергался на траве, словно перевернутый жук - так показалось Эверарду. Флорис догнала третьего и чисто срезала его. Потом с минуту неподвижно сидела в седле. По ее лицу стекал смешанный со слезами пот, такой же холодный, как и руки. Она судорожно вздохнула, спрятала оружие и тихо опустилась возле Эдх. "Что сделано, то сделано", - билась мысль в голове Эверарда. Он быстро принял решение. До смерти перепуганные оставшиеся в живых моряки убегали кто вдоль берега, кто к лесу. Двое, сохранившие каплю рассудка, плыли в сторону корабля, где тоже вскипела паника. Патрульный прикусил губу, потекла кровь. - Ладно, - произнес он вслух бесцветным тоном. Перескакивая на роллере туда-сюда над местом трагедии и тщательно прицеливаясь, он убил всех, кто высадился на берег. Затем избавил от страданий раненого. "Не думаю, что Флорис оставила его специально. Просто забыла". Эверард вернулся на высоту в пятьдесят футов и остался ждать там, наблюдая с помощью сканера и усилителя за происходящим внизу. Эдх села. Взгляд ее был затуманен, но она схватилась за юбку и одернула ее, закрыв окровавленные бедра. Связанный Хайдхин, извиваясь, полз к ней. - Эдх, Эдх... - стонал он, но замер, когда между ними опустился темпороллер. - О, богиня-мстительница... Флорис соскочила с седла и, встав на колени рядом с Эдх, обняла девушку. - Все кончилось, милая, - всхлипнула она. - Все будет хорошо. Такое никогда не повторится. Ты теперь свободна. - Найэрда, - услышала она. - Матерь Всех, ты пришла. - Бесполезно отрицать сейчас твою божественную сущность, - буркнул Эверард в приемник Флорис. - Выбирайся оттуда, к чертовой матери, пока не наделала еще худших ошибок. - Нет, - ответила женщина. - Ты не понимаешь. Я должна ее хоть немного успокоить. Эверард онемел. Команда корабля торопливо ставила парус и поднимала якорь. - Развяжите меня, - попросил Хайдхин. - Пустите к ней. - Да нет, я понимаю, - произнес Эверард. - Но, ради бога, давай побыстрей, хорошо? Эдх приходила в себя, но в карих глазах застыло изумление. - Чего ты хочешь от меня, Найэрда? - прошептала она. - Я принадлежу тебе. И всегда принадлежала. - Покарай римлян, всех римлян! - выкрикнул Хайдхин. - Я заплачу тебе за это своей жизнью, если пожелаешь. "Бедный парень, - думал Эверард. - Мы можем отнять у тебя жизнь в любой момент, если сочтем нужным. Но от тебя сейчас вряд ли можно ожидать, что ты правильно все воспримешь. И потом тоже. Без научной подготовки постхристианской Западной Европы... Для тебя боги реальны, и твой высший долг - это месть за причиненное зло". Флорис гладила спутанные волосы Эдх. Свободной рукой она прижимала к себе дрожащую, пропахшую потом, слабую девушку. - Я хочу тебе только добра, хочу, чтобы ты была счастлива, - говорила она. - Я люблю тебя. - Ты спасла меня, - запинаясь, говорила Эдх, - потому... потому что я должна... Что я должна сделать? - Послушай меня, Флорис, ради бога, - проговорил Эверард сквозь зубы. - Время расстыковалось, и сегодня его уже не поправить. Ты не сможешь. Промедлишь еще немного, и клянусь, не будет ни книг Тацита "первого", ни, может статься, Тацита "второго". Мы не вписываемся в эти события, вот почему будущее в опасности. Оставь их! Его партнерша окаменела. - У тебя горе, Найэрда? - спросила Эдх с непосредственностью ребенка. - Что может тревожить тебя, богиню? Эти римляне осквернили твой мир? Флорис закрыла глаза, открыла их и отстранилась от девушки. - Это... из-за... твоей беды, моя ты милая, - произнесла она, поднимаясь: - Желаю тебе добра. Будь храброй, свободной от страха и горестей. Мы еще встретимся. Затем Эверарду: - Развязать Хайдхина? - Не надо. Эдх возьмет нож и разрежет веревки. Он поможет ей вернуться в деревню. - Правильно. Видимо, так будет лучше для них обоих. Насколько тут может быть что-то лучше. Флорис оседлала темпороллер. - Полагаю, нам следует просто подняться, а не исчезать из виду, - предложил Эверард. - Двинулись. Он бросил последний взгляд вниз, чувствуя на себе неотрывные взгляды тех двоих. Корабль с раздутым парусом уже двигался на запад. Недосчитываясь нескольких моряков и, несомненно, двоих-троих офицеров, он может и не добраться до дома. Если все-таки доберется, команда, возможно, не захочет делиться увиденным. Вряд ли в такой рассказ поверят. С их стороны будет умнее придумать что-нибудь более достоверное. Конечно, любую историю могут принять за выдумку, за попытку скрыть мятеж. И если возникнет такое подозрение, их ждет неприятная смерть. Может, они решат не возвращаться домой и попытать счастья у германцев. Зная, что их судьба на ход истории не повлияет, Эверард решил, что ему абсолютно все равно, какова она. 15 70 год от Рождества Христова. Солнце снова клонилось к закату, облака на западном краю стали золотисто-красного цвета. С востока небо становилось все глубже по мере того, как, словно прилив, накатывала на пустынные луга ночь. На безлесой вершине холма в Центральной Германии день еще держался, но трава была уже полна теней, а из неподвижного воздуха медленно уходило тепло. Проверив лошадей, Джейн Флорис посидела возле выгоревшего пятна перед двумя палатками и принялась подготавливать дрова для костра. Они еще оставались, расколотые и сложенные с того раза, когда агенты Патруля пользовались этой стоянкой несколько дней тому назад, если за основу отсчета брать вращение планеты. Гудение и стук заставили ее вскочить на ноги. Эверард спрыгнул со своего роллера. - Почему ты... Я ждала тебя раньше, - почти робко произнесла она. Эверард пожал широкими плечами. - Я решил, что ты займешься делами по лагерю, пока я занимаюсь своими, - ответил он. - К тому же, наступление ночи - самый удобный момент для возвращения. Есть я много не буду, но спать хочу ужасно. C ног валюсь. А ты? Она отвела взгляд. - Нет, рано еще. Я слишком возбуждена. - Проглотив комок в горле, она продолжала допытываться: - Где ты был? Приказал мне ждать, как только мы прибыли сюда, и пропал. - Да, верно. Извини, не подумал. Но мне казалось, это очевидно. - Я решила, что ты это специально. Он затряс головой более энергично, чем можно было ожидать, исходя из его слов. - Боже упаси. Хотя признаюсь, у меня мелькнула мысль сделать как раз наоборот, избавить тебя от нотаций. Занялся же я тем, что махнул снова на Оланд после наступления темноты в... тот самый день. Ребятишки ушли, и никого вокруг не было, как я и надеялся. Я погрузил тела, одно за другим, отвез подальше и сбросил в море. Не самая приятная работенка, и я не хотел, чтобы ты принимала в ней участие. Она метнула взгляд в его сторону. - Почему? - Разве непонятно? - хмыкнул он. - Сама подумай. Причина та же, по которой я пристрелил тех подонков, до которых не добралась ты: свести к минимуму влияние на местное население. У нас и без того слишком много переменных факторов. Я уверен, что они более или менее поверят Эдх и Хайдхину. На то они, черт побери, и живут в мире богов, демонов и колдовства. Вещественные доказательства или чье-то свидетельство повлияли бы на них гораздо сильнее, чем малосвязный рассказ. - Понятно. - Она переплела руки, прижав их к груди. - Я действовала глупо и непрофессионально, так? Правда, меня не готовили специально для такой работы, но это, конечно же, не оправдание. Извини. - Ну, скажем так, ты меня удивила, - глухо проговорил он. - Когда ты кинулась действовать, я на секунду опешил. А потом мне оставалось только одно. Не запутывать еще больше причинно-следственные связи и беречься, чтобы Хайдхин не увидел мое лицо и не узнал меня в Колонии в этом году. Можно было, конечно, перескочить немного в будущее, переодеться, сменить образ и вернуться в ту же минуту, но не стоит смертным видеть, как ссорятся боги: от этого может стать еще хуже. Оставалось только подыгрывать тебе. - Извини, - произнесла она в отчаянии. - Я не могла удержаться. Там была Эдх, Веледа, которую я видела у лангобардов, - ни одна женщина не производила на меня большего впечатления - я знала ее, - а тут она была юной девушкой, и эти животные... - Понятно. Безумный гнев и безграничная симпатия к жертве. Флорис напряглась, как натянутая струна. Сжав кулаки, она с вызовом посмотрела на Эверарда и сказала: - Я объясняю, а не вымаливаю прощения. И я готова принять любое наказание от Патруля. Несколько секунд он молчал, затем, криво улыбнувшись, ответил: - Не будет никакого наказания, если ты добросовестно и со знанием дела продолжишь свою работу. А в этом я уверен. Как агент-оперативник, которому поручено это дело, я вправе самостоятельно принимать решения. Ты оправдана. Она усиленно заморгала, потерла глаза запястьем и невольно вымолвила: - Ты слишком добр ко мне. То, что мы работаем вместе... - Эй, успокойся, - запротестовал он. - Да, ты превосходная напарница, но я бы не позволил этому факту повлиять на мое решение... Слишком повлиять. Здесь в зачет идет то, что ты показала себя первоклассным агентом, а таких всегда не хватает. Ну, и самое главное, это не твоя вина. - Что? - изумилась Флорис. - Я позволила эмоциям взять верх... - При таких обстоятельствах это вовсе тебя не дискредитирует. Я совсем не уверен, что сам поступил бы иначе, ну, может быть, осторожнее; однако я не женщина. Меня не мучает совесть из-за этих ублюдков. Меня не радуют такие ситуации, как ты догадываешься, тем более когда у противника против меня никаких шансов. Но если уж обстоятельства вынуждают к этому, поверь, я сплю спокойно. - Эверард на мгновение замолчал. - Знаешь, когда я был зеленым юнцом, перед вступлением в Патруль, я выступал за смертную казнь за изнасилования, пока одна дама не высказала мысль, что тогда у подонка появляется причина убить свою жертву и почти не будет мотивов не делать этого. Чувства мои остались прежними. Если я правильно помню, в твоей цивилизованной Голландии двадцатого века проблему решают кастрацией преступника. - Тем не менее я... - Перестань, забудь про свое чувство вины. Ты что, слабонервная дамочка, что ли? Давай отложим эмоции и подумаем о происшествии с точки зрения Патруля. Послушай. Я думаю, ты согласна, это были морские купцы, которые завершили свои дела на Оланде или еще где-нибудь и направлялись скорее всего домой. Они заметили на пустынном берегу Хайдхина с Эдх и решили воспользоваться случаем. Такое в древнем мире происходило часто. Наверное, они не собирались сюда возвращаться или иметь дело с этим племенем, а может быть, решили, что о злодействе никто не узнает. Как бы там ни было, они схватили ребят. Если бы мы не вмешались, они увезли бы Хайдхина и продали в рабство. И Эдх тоже. Если бы не изуродовали настолько, что напоследок, ради развлечения, им оставалось бы только перерезать ей горло. Вот что могло случиться. Происшествие одно из тысяч подобных. Оно ни для кого не имеет значения, кроме самих жертв, да и те вскоре погибают, пропадают, забываются навеки. Флорис сложила руки на груди. В ее глазах отражался убывающий свет. - Вместо этого... Эверард кивнул. - Да, вместо этого появились мы. Нам придется навестить ее поселение через несколько лет после того, как она покинет свой дом. Поживем там некоторое время в качестве гостей, порасспрашиваем людей, познакомимся с ее народом. Тогда, может быть, мы поймем, как бедная маленькая Эдх стала ужасной Веледой. Флорис поморщилась. - Мне кажется, я и так понимаю, в общих чертах. Могу представить себя на ее месте. Она, скорей всего, была умнее и чувствительней большинства других, даже благочестивей, если такое можно сказать о язычниках. На нее обрушилось ужасное горе, страх, стыд, отчаяние; не только тело - душа ее была сломлена этим непереносимым грузом. И тут вдруг появляется настоящая богиня, поражает насильников и говорит с ней. Из глубины ада - к высотам славы... Но потом, потом! Осквернение, чувство униженности в такой ситуации никогда не покинет женщину, Мэнс. Ей тяжелее вдвойне, потому что в германском железном веке кровь, лоно священны для клана, а неверность жены карается жестокой смертью. Ее бы не стали винить, я полагаю, но это как отметина, а элемент сверхъестественности вызывал бы скорее страх, а не почтение. Языческие боги хитры и часто жестоки. Сомневаюсь, что Эдх и Хайдхин решились рассказать обо всем. Может быть, они вообще ничего не рассказали, и это тоже основа внутреннего конфликта. Эверарду очень хотелось курить, но он не мог решиться подойти к роллеру и достать свою трубку. Флорис была сейчас слишком ранима. Она никогда раньше не называла его по имени, поскольку они старались избежать осложнений в отношениях. Скорее всего, она даже не заметила этого. - Возможно, ты права, - согласился он. - Но тем не менее сверхъестественный случай произошел. Благодаря ему они остались живы и свободны. Над телом ее надругались, но над душой никто не властен. Почему-то она понадобилась богине. Должно быть, потому что у нее особое предназначение, она избрана для чего-то великого. Для чего только? Постоянно слыша подсказки Хайдхина, переполненного чувством мести... Да, в условиях их культуры это могло определить ее выбор. Ей предначертано вдохновлять людей, побуждать их драться, чтобы уничтожить Рим. - На своем далеком острове она ничего не смогла бы сделать, - закончила эту мысль Флорис. - Не могла она больше и приспосабливаться к прежней жизни. И Эдх двинулась на запад, уверенная в покровительстве богини. Хайдхин вместе с нею. Вдвоем они наскребли достаточно товара, чтобы оплатить дорогу через море. То, что они видели и слышали в пути о делах римлян, подогревало их ненависть и уверенность в правоте своей миссии. Но я думаю, несмотря ни на что, он любил ее. - Подозреваю, все еще любит. Примечательно и совершенно очевидно, что он никогда не был с ней близок. - Это можно понять, - вздохнула Флорис. - Она - после пережитого, а он просто не решался посягнуть на избранницу богини. Я слышала, у него жена и двое детей у бруктеров. - Да, верно. Ну что ж, мы выяснили, что, по иронии судьбы, наше расследование причин возмущения в потоке истории как раз их и вызвало. Честно говоря, такое происходит не впервые. Еще одна причина не мучить себя обвинениями, Джейн. Такие витки часто возникают не только от мощного толчка, но и от едва заметного движения. Наша задача - не допустить, чтобы они превратились в неуправляемый вихрь. Надо предотвращать события, которые ведут к появлению Тацита "второго" и неустанно поддерживать те, что описаны Тацитом "первым". - Каким образом? - с отчаянием спросила она. - Решимся ли мы снова вмешиваться в историю? Может быть, обратиться за помощью к... данеллианам? Эверард чуть улыбнулся. - Ну, мне положение не кажется таким уж безнадежным. От нас ждут, что мы сами сделаем все необходимое, чтобы не расходовать жизненные сроки других агентов. Во-первых, как я уже говорил, полезно будет пожить на Оланде, изучая истоки характера Веледы. Потом вернемся в этот год к батавам, римлянам и... - словом, у меня есть кое-какие соображения, но я хочу обсудить их с тобой подробнее, и у тебя в этом плане будет ключевая роль. - Надеюсь, я справлюсь. Они постояли немного молча. Воздух становился холоднее. На холм вползала ночь. Солнечные цвета сменились серыми. Над ними зажглась вечерняя звезда. Эверард услышал короткий вздох. Несмотря на сумерки, он заметил, что Флорис дрожит, и склонился над ней. - Джейн, в чем дело? - спросил он, уже догадываясь. Она посмотрела в темноту. - Везде смерть, трагедии и горе... - Такова история. - Я знаю, знаю, но... Хоть жизнь среди фризов и закалила меня, но сегодня я убила людей и я... я не смогу уснуть... Он шагнул ближе и, положив руки ей на плечи, пробормотал что-то успокаивающее. Она повернулась и обняла его. Ему ничего не оставалось, как ответить тем же. Флорис подняла лицо, и Эверард поцеловал ее. Она сразу же ответила. На губах ее чувствовалась соль. - О, Мэнс, да... да, пожалуйста... разве ты сам не хочешь забыться в эту ночь? 16 Морось все сыпалась с невидимого неба на землю, которую и так уже почти затопило. Видимости вскоре совсем не стало никакой: плоские поля, поблекшая трава, качающиеся на ветру голые деревья, сожженные развалины домов растворились в непроглядной мути. Одежда почти не защищала от пронизывающей холодом сырости. Северный ветер нес запах болот, над которыми он до того пронесся, морских волн за ними и движущейся с полюса зимы. Эверард сгорбился в седле, поплотнее запахнувшись в плащ. С капюшона стекали капли воды. Лошадиные копыта с монотонным чмоканьем переступали по толстому слою грязи. А ведь это подъездная дорога к дому через хозяйские владения! Впереди замаячило здание. Дом в слегка измененном средиземноморском стиле с черепичной крышей построил Берманд, когда он еще звался Цивилисом и был союзником и слугой Рима. Жена, как и положено, вела хозяйство, дети наполняли дом весельем. Теперь же он служил штабом Петилию Цериалису. В портике стояли двое часовых. Как и те, что у въездных ворот, когда Эверард, подъехав к ступенькам, бросил поводья, они потребовали от патрульного назвать пароль. - Я гот Эверард, - назвался он. - Генерал ждет меня. Один из солдат бросил на товарища вопрошающий взгляд. Тот кивнул и произнес: - Я получил приказ и даже сопровождал первого гонца. "Последние остатки римской спеси?" Солдат шмыгал носом и чихал. А первого скорее всего прислали на замену офицеру, лежащему сейчас в лихорадке и лязгающему зубами в бараке для больных. Эти двое были, похоже, из галлов, но и им пришлось несладко. Оружие и шлемы потускнели, килты [килт - мужская одежда в виде юбки у шотландцев и древних римлян] промокли, руки посинели от холода, ввалившиеся щеки говорили о недостаточном питании. - Проходи, - сказал второй легионер. - Мы позовем слугу, чтоб поставил в стойло твоего коня. Эверард вошел в темную прихожую, где раб взял его плащ и нож. Несколько сонных воинов - одуревший от безделья штаб - уставились на него, и в их глазах промелькнула внезапная слабая надежда. Нашелся помощник, взявшийся проводить гостя до комнаты в южном крыле здания. Он постучал в дверь, услышал хриплое "открывай", повиновался и доложил: - Господин, прибыл германский посланник. - Впусти его, - прохрипел голос. - Оставь нас одних, но будь снаружи, на всякий случай. Эверард вошел. Дверь за ним захлопнулась. Скудный свет едва просачивался в свинцово-серое окно. Повсюду на подставках стояли свечи. Сальные, а не стеариновые, они больше дымили и воняли. Углы комнаты заполняли тени, заползающие на стол с разбросанными свитками папируса. Кроме того, тут было два стула и сундук - видимо, с одеждой. Пехотный меч и ножны висели рядом на стене. Жаровня с углями согревала комнату, но воздух стоял тяжелый. Цериалис сидел за столом в одной тунике и сандалиях - плотного телосложения человек с жестким квадратным лицом, чисто выбритым, с глубокими складками. Он внимательно оглядел вошедшего. - Так ты гот Эверард? - сказал Цериалис вместо приветствия. - Посредник говорит, ты знаешь латынь. Надеюсь, он не обманул. - Знаю. "Трудновато будет, - подумал патрульный. - Не в моем характере пресмыкаться, но он может решить, что я слишком высокомерен, а он не собирается терпеть дерзости от какого-то проклятого Юпитером дикаря. Нервы у него, должно быть, на пределе, хотя это понятно". - Генерал поступил весьма великодушно и мудро, приняв меня. - Ладно, признаюсь, сейчас я готов выслушать даже христианина - лишь бы совет оказался дельным. А нет - так я бы с превеликим удовольствием распял его на кресте. Эверард выказал удивление. - Еврейская секта, - проворчал Цериалис. - Слышал об иудеях? Еще одна свора неблагодарных мятежников. Ну, а ты - насколько я понимаю, твое племя живет на востоке. Почему, провалиться мне в Тартар, ты ищешь себе забот в здешних местах? - Я думал, генералу рассказали об этом. Я не враг ни вам, ни Цивилису. Я побывал в Империи и во многих областях Германии. Так сложилось, что я даже знаком с Цивилисом и с некоторыми его приближенными. Они доверили мне говорить от их имени, потому что я человек посторонний, против которого вы ничего не имеете. А так же потому, что, зная римские обычаи, я могу донести до них ваше слово ясным, неискаженным. Что касается лично меня, то я торговец, которому нравится вести дела в этих краях. Мирная жизнь приносит больше доходов, и, кроме того, я надеюсь получить что-нибудь за свои услуги. Убеждать германцев было сложнее, но ненамного. Мятежники тоже ослабли и потеряли решимость драться до конца. Готу можно было поручить лично встретиться с имперским командующим, что могло принести пользу, но никак не ухудшило бы теперешнего скверного положения. После того как гонцы передали предложение, легкость, с которой удалось договориться о встрече, удивила германцев. Эверард ожидал этого. Он лучше их знал из хроник Тацита и наблюдений с воздуха, как тяжело приходилось римлянам. - Мне все это известно! - резко произнес Цериалис. - Они забыли упомянуть лишь о твоем интересе в этом деле. Хорошо, мы поговорим. Но предупреждаю: начнешь вилять, я сам вытолкаю тебя отсюда. Садись. Нет, налей нам сначала вина. С вином в этом лягушачьем болоте хоть не так паршиво. Эверард наполнил два серебряных кубка вином из красивого стеклянного графина. Стул, на который он сел, был также весьма изящен, а вкус напитка - превосходен, хотя Эверард отдавал предпочтение менее сладким винам. Здесь, должно быть, все принадлежало Цивилису. Цивилизации. "Никогда бы не стал восхищаться римлянами, но, кроме работорговли, налогов на крестьянский труд и садистских зрелищ, они принесли с собой еще многое другое. Высокая культура, процветание, широкое мировоззрение - эти ценности не вечны, но, когда прилив отступает, он оставляет разбросанные среди обломков книги, новые технологии, верования, идеи, воспоминания о том, что было раньше, - материал для потомков, который нужно ценить, беречь и использовать, строя новую жизнь. А из воспоминаний о прежней жизни остаются не только те, что связаны с элементарной борьбой за выживание". - Так, значит, германцы готовы сдаться, а? - переспросил Цериалис. - Прошу прощения у генерала, если мы неверно изложили свои мысли. Мы не сильны в латинском. Цериалис стукнул кулаком по столу. - Говорю тебе, прекрати ходить вокруг да около или убирайся вон! Ты принадлежишь к королевскому роду, происходящему от Меркурия. Во всяком случае, так себя держишь. Я тоже родственник императору, но он и я обыкновенные воины, которым досталось выполнять тяжелую работу. Так что пока нас здесь только двое, мы можем быть друг с другом откровенны. Эверард рискнул улыбнуться. - Как пожелаете, господин. Осмелюсь сказать, вы не совсем ошиблись относительно наших намерений. А раз так, почему бы вам не перейти к делу? Вожди, пославшие меня, не собираются идти в рабство. Но они хотели бы положить конец этой войне. - Какие силы у них остались, чтобы ставить условия? Что у них за душой? Мы больше не видим перед собой настоящего войска. Последней попыткой Цивилиса, достойной упоминания, была морская операция этой осенью. Меня она не встревожила, а удивила: он еще трепыхается! Закончилась она для него неудачно, и он убрался за Рейн. С тех пор нам удалось разгромить его владения. - Я отметил и ценю тот факт, что вы бережете его собственность. Цериалис взорвался смехом. - Конечно. Вбиваю клин между ним и остальными. Заставляю их задуматься, почему они должны проливать кровь и умирать ради его процветания. Я знаю, они уже сыты по горло. Ты пришел от группы родовых вождей, а не от него. "Это верно, и ты довольно проницателен, парень". - Связь несовершенна. Кроме того, мы, германцы, привыкли к независимости. Но это не значит, что меня послали, чтобы предать его. Цериалис отхлебнул из кубка, отставил его в сторону и сказал: - Хорошо, послушаем. Так что мне предлагают? - Мир, как я говорил, - провозгласил Эверард. - Разве вы можете отказаться? У вас такие же трудности, как и у них. Вы говорите, что не видите больше вражеских войск. Это потому, что не продвигаетесь дальше. Вы завязли в опустошенной войной стране, где любая дорога похожа на трясину, ваши солдаты мерзнут, мокнут, голодают, валятся от болезней, приходят в отчаяние. Проблемы со снабжением ужасны и не улучшатся до тех пор, пока государство не восстановит силы после гражданской войны, которая продлится дольше, чем вы ожидаете. - "Хотел бы я процитировать знаменитую строку Стейнбека о мухах, одолевших мушиную липучку". - Тем временем Берманд и Цивилис набирают солдат в Германии. Вы можете проиграть, Цериалис, как проиграл Вар в Тевтобургском лесу, с такими же далеко идущими последствиями. Лучше согласиться с условиями, которые дают вам шанс на достойный выход из войны. Надеюсь, я был достаточно откровенен? Римлянин вспыхнул и сжал кулаки. - Ты был на грани наглости. Мы не преподнесем такой подарок мятежникам. Мы не можем. Эверард смягчил голос. - Тем... от чьего имени я говорю, кажется... что вы в достаточной мере наказали их. Если батавы и их союзники вернутся к вассальной зависимости и успокоятся за рекой, разве это не совпадет с вашими целями? В обмен они просят не больше того, что должны гарантировать своим людям. Никаких казней и угонов в рабство, не забирать пленных для парадов или для арены. Вместо этого - амнистия для всех, в том числе и для Цивилиса. Возвращение родовых земель, тех, что захвачены. Разобраться со злоупотреблениями, которые привели к началу восстания. Это значит, по большей части, что надо пересмотреть налоги, ввести местное самоуправление, обеспечить свободную торговлю и положить конец насильственному призыву в армию. Согласившись с этим, вы получите столько добровольцев, сколько может понадобиться Риму. - Немалый набор требований, - произнес Цериалис. - Не все решения в моей власти. "Ага, - пронзила Эверарда радостная дрожь, - он не против того, чтобы обсудить их". Он наклонился вперед. - Генерал, вы в числе приближенных Веспасиана, за которого сражался и Цивилис. Император прислушается к вам. Говорят, он весьма трезвомыслящий человек, больше заинтересованный в результатах, чем в скоротечной славе победителя. Сенат... прислушается к воле Императора. Вы сможете протолкнуть этот договор, генерал, если захотите, если попытаетесь. Вас будут вспоминать не как Вара, а как Германика. Цериалис прищурил глаза. - Для варвара ты слишком хорошо разбираешься в политике, - произнес он. - Я много где побывал, господин, и многое видел. "Ох, побывал, побывал. По всему миру поездил и в каких только веках не был. Совсем недавно посетил источник всех твоих несчастий, Цериалис". Такое ощущение, словно это было очень давно, эта идиллия на Оланде, нет, на Эйне. Двадцать пять лет прошло по календарю. Хлавагаст и Видухада и большинство тех, кто был так гостеприимен, наверняка теперь мертвы. Кости их в земле, а имена постепенно забываются. Ушли вместе с ними и их боль, и недоумение от поступка детей, которых позвала в дорогу какая-то странная причина. Но для Эверарда и Флорис прошел всего лишь месяц с тех пор, как они распрощались с Лайкианом. Муж и жена, путешественники с юга, которые смогли перебраться через море вместе с лошадьми и хотели бы на время разбить свою палатку рядом с дружелюбной деревней... Необыкновенное событие, а значит, весьма занимательное, заставляло людей быть более разговорчивыми, чем когда-либо в их жизни. Но были и часы, проведенные наедине, в палатке или на воле в летних лугах... Но вскоре агентам Патруля снова пришлось заняться делами вплотную. - К тому же у меня есть связи, - продолжил Эверард. "Наука, данные архивов, координирующие компьютеры, эксперты Патруля Времени. И понимание, что именно эта конфигурация событий несет в себе разрушительный заряд. Мы определили случайный фактор, который вызвал перемены; теперь наша задача свести его влияние на нет". - Хм, - произнес Цериалис. - Я бы с удовольствием послушал о твоих странствиях. - Он откашлялся. - Но это позже. Сегодня займемся делом. Я действительно хочу вытащить своих людей из грязи. "Кажется, этот парень начинает мне нравиться. Чем-то он напоминает Джорджа Паттона. Да, мы, пожалуй, поладим". Цериалис заговорил, взвешивая каждое слово. - Расскажи об этом вождям, а потом передай Цивилису. Я вижу одно значительное препятствие. Ты говоришь о германцах за Рейном. Я не могу поверить, что он захочет и сможет увести войска, если они околдованы кем-то, кому достаточно свистнуть, чтобы поднять их снова. - Только не он, уверяю вас, - отозвался Эверард. - При соблюдении предложенных условий мы получаем то, за что он бьется, или по крайней мере приемлемый компромисс. А кто еще может начать новую войну? - Веледа, - жестко проговорил Цериалис. - Прорицательница бруктеров? - Ведьма. Ты знаешь, я подумывал нанести по ним удар только ради того, чтобы схватить ее. Но она исчезла в лесах. - Если бы вам удалось задуманное, это было бы все равно что схватить осиное гнездо. Цериалис кивнул. - Каждый безумец от Рейна до Свебского моря схватился бы за оружие. - Он имел в виду Балтию и был прав. - Но это стоило бы сделать хотя бы ради моих внуков - остановить ее, не дать и дальше расплескивать свой яд. - Он вздохнул. - Если бы не она, все бы успокоилось. А так... - Я убежден, - весомо произнес Эверард, - если Цивилису и его союзникам пообещают почетные условия, мы сможем уговорить ее призывать отныне к миру. Цериалис вытаращил глаза. - Ты уверен? - Попробуйте, - сказал Эверард. - Поторгуйтесь с нею так же, как с вождями-мужчинами. Я смогу быть посредником между вами. Цериалис покачал головой. - Нельзя оставлять ее на свободе. Слишком опасно. За ней нужен глаз да глаз. - Но не рука. Цериалис моргнул, потом хохотнул. - Ха! Понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя дар забалтывать людей, Эверардус. Верно, если мы арестуем ее или сделаем нечто подобное, то получим новый всплеск восстания. Но что, если она спровоцирует нас на такие действия? Откуда нам знать, как она поведет себя дальше? - Все будет в порядке, как только она примирится с Римом. - Но чего стоит ее слово? Я знаю варваров. Переменчивы, как ветер. - Очевидно, генерала не заботило, что эмиссар варваров может принять оскорбление и на свой счет. - По моим сведениям, она служит богине войны. А если Веледе придет в голову, что ее Беллона снова жаждет крови? У нас на руках будет еще одна Боадицея. "Твое больное место, да?" Эверард отхлебнул вина. Сладкий ароматный напиток теплой волной разлился по горлу, напоминая о лете, о южных землях и отвлекая от разыгравшейся снаружи непогоды. - Давайте попытаемся, - предложил он. - Что вы теряете, обменявшись с ней посланиями? Я уверен, соглашение, которое всех устроит, возможно. То ли из суеверности, то ли ради красного словца Цериалис ответил на удивление спокойно: - Все будет зависеть от богини, так? 17 Над лесом тлел ранний закат. На фоне заходящего солнца сучья выглядели как черные кости. Под зеленоватым холодным небом, таким же холодным, как свистящий над землей ветер, отражали закатный багрянец лужи в полях и на пастбищах. Пролетели вороны. Хриплые крики слышались еще долго после того, как их поглотила тьма. Крестьянин, таскавший сено от стога к дому, задрожал, но не от непогоды: он увидел проходящую мимо Вел-Эдх. Не то чтобы она таила зло на людей, но Вел-Эдх общалась с Властителями и сейчас шла из святилища. Что она там услышала? Уже несколько месяцев никто не осмеливался заговорить с нею, как часто бывало раньше. Днем она бродила по своим владениям или сидела под деревом, размышляя в одиночестве. Такова была ее воля - но почему? Времена наступили мрачные, даже для бруктеров. Очень многие из них вернулись домой из земель батавов и фризов с рассказами о бедах и страданиях или не вернулись совсем. Неужто боги отвернулись от своей служительницы? Крестьянин пробормотал заклинание и ускорил шаг. Вскоре перед глазами Веледы появились неясные очертания ее башни. Воин на страже отвел в сторону копье. Она кивнула и открыла дверь. В комнате у небольшого огня, скрестив ноги и соединив ладони, сидели двое рабов. Дым, ища выход, вился по комнате и ел глаза. Их дыхание смешивалось с этим тусклым при свете двух светильников туманом. Рабы вскочили на ноги. - Желает ли госпожа есть или пить? - спросил мужчина. Вел-Эдх покачала головой. - Я иду спать. - Мы будем охранять ваш сон, - произнесла девушка. В этом не было нужды. Никто, кроме Хайдхина, не посмел бы непрошеным подняться по лестнице, но рабыня была новенькой. Она отдала госпоже один из светильников, и Вел-Эдх пошла наверх. Сквозь окно, затянутое тщательно выскобленной пленкой из коровьей кишки, проникали остатки дневного света, горело пламя. Тем не менее верхнюю комнату заполняли густые тени, а вещи казались притаившимися троллями. Не желая еще забираться в постель, она поставила светильник на полку и, плотно запахнув одежду, села на свой высокий трехногий колдовской стул. Взгляд ее остановился на колышущихся тенях. Внезапно в лицо дунуло порывом ветра, пол дрогнул от неожиданной тяжести. Эдх отшатнулась. Стул с грохотом отлетел к стене. У нее перехватило дыхание. Из шара над стоящим перед ней рогатым предметом исходило мягкое сияние. Сзади располагались два седла - скрытый под железом бык Фрейра и на нем богиня, забравшая у него этого зверя. - Найэрда, о, Найэрда... Джейн Флорис слезла с роллера и приняла величественную позу. В прошлый раз, застигнутая событиями врасплох, она была одета как обычная германская женщина Железного Века. Тогда это не имело значения, и, вне всякого сомнения, Эдх сохранила в памяти более впечатляющий образ. Но для этого визита она подготовилась, как следует: великолепное платье, сверкающее белизной, играющие блеском драгоценности на поясе, сетчатый узор на серебряном нагрудном украшении, волосы под диадемой заплетены в янтарно-золотые косы. - Не бойся, - заговорила Флорис на диалекте, которым Эдх пользовалась в детстве. - Но говори тише. Я вернулась, как обещала. Эдх выпрямилась, прижала руки к груди, переводя дыхание. Ее глаза на аскетичном лице казались огромными. Капюшон сполз с головы, и на свету блеснули серебристые пряди. Несколько секунд она приходила в себя. Затем, удивительно быстро ею овладело спокойствие - вернее, готовность принять все, что скажет богиня. - Всегда знала, что ты должна появиться, - наконец заговорила она. - Я готова идти. - Затем добавила шепотом: - Давно готова. - Идти? - спросила Флорис. - Вниз, в царство мертвых. Ты проводишь меня во мрак и покой. - Затем на лице ее отразилось беспокойство. - Разве нет? Флорис напряглась. - Жертва, которой я жду от тебя, труднее смерти. Эдх помолчала, прежде чем ответить. - Как пожелаешь, я не боюсь страданий. - Я не причиню тебе зла! - торопливо произнесла Флорис, затем снова обрела должную суровость. - Ты много лет служила мне. Эдх кивнула. - С тех пор как ты вернула меня к жизни. Флорис не смогла сдержать вздоха. - Боюсь, что к жизни ущербной, изломанной... - Ты спасла меня не зря, я знаю. Ради всех остальных, ведь так? Повсюду женщин насилуют, мужчин убивают, похищают детей, сажают на цепь свободных людей. Я должна была призывать к уничтожению Рима, разве нет? - Ты уже не совсем уверена в этом? На ее ресницах заблестели слезы. - Если я ошиблась, Найэрда, почему ты не остановила меня? - Ты не ошиблась. Но, дитя, послушай... - Флорис протянула руки. Словно и в самом деле маленькая девочка, Эдх взяла их в свои, холодные и слегка дрожащие руки. Флорис глубоко вздохнула. Полились величественные слова: - Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать насаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру. Эдх с благоговением смотрела на нее. - Я поняла тебя, богиня. - Это старая мудрость, Эдх. Слушай дальше. Ты хорошо потрудилась, засеяла почву для меня, как я хотела. Но работа твоя не закончена. Теперь нужно собрать урожай. - Как? - Благодаря решимости, что ты пробудила в нем, народ в западных краях будет воевать за свои права, пока наконец римляне не вернут им отобранное. Но они, римляне, все еще боятся Веледы. До тех пор пока есть страх, что ты снова можешь призвать людей к войне с ними, они не решатся увести войска. Настало время для тебя от моего имени призвать людей к миру. Эдх в восторге воскликнула: - Тогда они уберутся вон? Мы избавимся от них? - Нет. Они будут собирать налоги и оставят наместников, как раньше. - Флорис поспешно добавила: - Но они будут подчиняться закону; а жители на этой стороне Рейна получат прибыль благодаря торговле и послушанию законам. Эдх прикрыла глаза и закачала головой, сжав пальцы в кулаки. - Не полная, не настоящая свобода? Мы останемся не отомщенные? Богиня, я не могу... - Такова моя воля, - настойчиво сказала Флорис. - Повинуйся. - Она снова смягчила голос. - А для тебя, дитя мое, будет награда, новый дом в спокойном и удобном месте, где ты будешь заботиться о моем святилище, которое отныне станет святилищем мира. - Нет, - уперлась Эдх. - Ты... ты должна знать - я дала клятву... - Говори же! - воскликнула Флорис. И спустя мгновение: - Объяснись наконец сама с собой. Дрожащая, скованная женщина перед ней снова обрела равновесие. Эдх довелось пережить немало потрясений и бед, и ей легко удалось справиться с удивлением. Вскоре она заговорила - с едва заметной тоской. - Да, наверное, я действительно никогда себя не понимала... - Она взяла себя в руки. - Мы с Хайдхином... он заставил меня поклясться, что я никогда не заговорю о мире, пока он жив и хоть один римлянин остается на земле германцев. Мы смешали нашу кровь в роще перед богами. Разве тебя там не было? Нахмурясь, Флорис произнесла: - Он не имел права. - Хайдхин обратился к асам. Флорис изобразила надменность. - Я разберусь с асами. Ты свободна от клятвы. - Хайдхин ни за что... Он был верен ей все эти годы, - Эдх на мгновение умолкла. - Ты хочешь, чтобы я вышвырнула его как собаку? Потому что он никогда не прекратит войну против римлян, что бы ни сделали с ним люди или вы, боги. - Скажи ему, что исполняешь мою волю. - Не знаю, не знаю! - вырвался вскрик из горла Эдх. Она рухнула на пол и спрятала лицо на коленях. Плечи ее затряслись. Флорис взглянула вверх. Потолочные балки и стропила терялись во тьме. Свет сквозь окно уже не прорывался, потихоньку вползал холод. Завывал ветер. - Боюсь, что мы столкнулись с тяжелой задачей, - передала она субголосом. - Верность - самая высокая нравственная ценность, известная этим людям. Я не уверена, что Эдх может заставить себя нарушить обязательство. А если сможет, это ее сокрушит. - Проку от нее в таком случае будет мало, - зазвучали у нее в голове английские слова Эверарда, - а нам нужен ее авторитет, чтобы все сработало, как запланировано. Несчастная измученная женщина... - Мы должны заставить Хайдхина освободить ее от этой клятвы. Надеюсь, он подчинится мне. Где он сейчас? - Я только что проверял. Он у себя. - Они совсем недавно поставили "жучок" в его доме. - М-м, погоди, у него сейчас Берманд, он объезжает вождей за Рейном, как ты знаешь. Я подыщу другой день для твоего визита к нему. - Нет, подожди. Это, наверное, подарок судьбы. "Или мировые линии сближаются, стремясь обрести прежнее состояние?" - Раз Берманд пытается подтолкнуть племена к новой попытке... - Лучше не будем строить догадок насчет него. Неизвестно, как он себя поведет. - Совершенно верно. Я не имею в виду прямое обращение к нему. Но если он увидит, что непримиримый Хайдхин внезапно переменился... - Ну... хорошо. Рискованно все это, но решай сама, Джейн. - Шшш! Эдх подняла голову. Слезы текли у нее по щекам, но она удерживалась от рыданий. - Что мне делать? - спросила она погасшим голосом. Флорис шагнула к ней, наклонилась, снова протянула руки. Она помогла ей подняться, обняла, и постояла так с минуту, отдавая тепло своего тела. Затем, отступив назад, произнесла: - У тебя чистая душа, Эдх. Тебе нет нужды предавать своего друга. Мы вместе придем к нему и поговорим. Он должен понять. Надежда и страх смешались в одном вопросе. - Мы вдвоем? - Правильно ли это? - спросил Эверард. - Впрочем, я полагаю, ее присутствие поможет тебе. - Любовь может быть такой же могучей силой, как и религия, Мэнс, - ответила Флорис. Потом обратилась к Эдх: - Давай, садись на моего скакуна позади меня. Крепче держись за пояс. - Священный бык, - выдохнула Эдх. - Или конь, который увезет меня в подземное царство? - Нет, - ответила Флорис. - Но я ведь говорила, твой путь будет труднее, чем дорога в царство мертвых. 18 Огонь трещал и прыгал в канавке посреди зала в доме у Хайдхина. Дым не спешил подниматься к вентиляционной башенке, а стоял туманом, отравляя воздух, который пламя едва согревало. Его красные языки боролись с темнотой между балок и колонн. Тени наваливались на мужчин, сидящих на скамьях, и женщин, подносящих им питье. Большинство сидело молча. Хотя дом Хайдхина был так же великолепен, как многие королевские жилища, все знали, что радости в нем меньше, чем в избушке бедного поденщика. В этот вечер ее не было совсем. Снаружи свистел в сгущающихся сумерках ветер. - Ничего из этого не выйдет, кроме предательства, - сказал наконец Хайдхин. Сидящий рядом с ним Берманд медленно покачал поседевшей головой. Костер бросал кровавый отблеск на молочную белизну слепого глаза. - Я уверен, что нет, - ответил он. - Эверард этот ой как не прост. Может, он и сумеет провернуть что-то. - Лучшее, что он или кто-либо другой, мог провернуть, это принести от римлян отказ. Любое предложение означает лишь наше поражение. Тебе не следовало отправлять его. - А как я мог его остановить? Сначала он переговорил с вождями племен, и это они послали его. Я же говорил тебе, что узнал обо всем только во время этой поездки. Хайдхин скривил губы. - Как они осмелились! - У них есть право. - Голос Берманда звучал глухо и мрачно. - Они не нарушили клятву, вступив в переговоры с врагом. И, знай я об этом раньше, я бы, наверное, не пытался остановить их. Они сыты войной по горло. Может быть, Эверард сумеет найти выход и дать им надежду. Я тоже смертельно устал. - Я был о тебе лучшего мнения, - презрительно усмехнулся Хайдхин. Берманд не выказал гнева; все-таки названый брат Вел-Эдх занимал достаточно высокое положение в их иерархии. - Тебе легче, - терпеливо продолжал батав. - Твой дом не раскололся надвое. Сын моей сестры пал в битве против меня. Моя жена и вторая сестра взяты в заложницы в Колоне; я даже не знаю, живы ли они. Владения мои разорены. - Он уставился на рог с вином. - Что еще уготовили мне боги? Хайдхин сидел так, будто копье проглотил. - Даже если ты сдашься, - проговорил он, - я - никогда. Раздался стук в дверь. Мужчина, сидящий ближе к ней, взял секиру и пошел открывать. В залу ворвался ветер; пламя встрепенулось и брызнуло искрами. Появившуюся в дверном проеме фигуру окутывал мрак. Хайдхин вскочил. - Эдх! - воскликнул он и направился к ней. - Госпожа, - прошептал Берманд. По всему залу прокатилось бормотание. Мужчины повскакивали на ноги. Отбросив капюшон, Эдх двинулась вдоль костровой канавки. Все заметили, что она бледна и взволнованна, а взгляд ее устремлен куда-то в пространство. - Как, как ты добралась сюда? - изумился Хайдхин. - И зачем? Хайдхин, всегда такой сдержанный, выглядел потрясенным, и это многих обескуражило. Эдх остановилась. - Я должна поговорить с тобой наедине, - промолвила она. В ее тихом голосе звучал зов судьбы. - Иди за мной. Один. - Но... ты... зачем... - Иди за мной, Хайдхин. Важные известия. Остальные, подождите здесь. Вел-Эдх повернулась и направилась к выходу. Словно во сне, Хайдхин двинулся за ней. У входа его рука сама выхватила копье из груды оружия, оставленного у стены. Вместе они шагнули во мрак. Поеживаясь, один из мужчин тихонько пошел запереть дверь. - Нет, не задвигай засов, - приказал ему Берманд. - Мы подождем здесь, как она велела, пока они не вернутся или пока не наступит утро. Высоко над головой мигали первые звезды. Постройки чернели бесформенной массой. Эдх прокладывала путь со двора к открытой площадке позади него. Увядшая трава и встревоженные ветром лужи были в непроглядной тьме едва различимы. В стороне высился дуб, у которого Хайдхин приносил жертвы асам. Из-за него пробивался ровный белый свет. Хайдхин невольно остановился. Из его горла вырвался вскрик. - Сегодня тебе нужна храбрость, - сказала Эдх. - Там богиня. - Найэрда... она... вернулась? - Да, прибыла в мою башню, а оттуда перенесла меня сюда. Пошли. Эдх решительно двинулась дальше. Ее плащ трепетал на ветру, распущенные волосы развевались вокруг гордо поднятой головы. Хайдхин покрепче ухватил древко копья и последовал за ней. Едва заметные в слабом сиянии, широко раскинулись кривые ветви дуба. Ветер со стуком сталкивал их друг с другом. Хлюпали под ногами мокрые опавшие листья. Они обошли ствол и увидели ее рядом с покрытым железным панцирем то ли быком, то ли конем. - Богиня, - вымолвил Хайдхин и, упав на одно колено, склонил голову. Но, когда он снова поднял ее, лицо выражало твердость. Если копье Хайдхина и дрожало, то лишь от дикой радости, рвущейся из груди. - Теперь ты сама поведешь нас в бой? Флорис устремила взгляд поверх его головы. Он стоял, гибкий и сильный, в темной одежде, с суровым и замкнутым лицом, несущим отметины долгих лет походной жизни; стальной наконечник его оружия сверкал в луче прожектора. Тень Хайдхина падала на Эдх. - Нет, - произнесла Флорис. - Время войны миновало. - Все римляне мертвы? Ты всех поразила? - Его голос дрожал от волнения. Эдх отступила в сторону. - Они живы, - ответила Флорис, - как будет жить и твой народ. Слишком много погибших в каждом племени, и у них тоже. Они хотят мира. Левая рука Хайдхина присоединилась к правой, держащей копье. - Я не хочу, - прохрипел он. - Богиня слышала мою клятву на берегу. Когда они будут убегать, я стану кусать их за пятки. Не будет им покоя ни днем, ни ночью. Должен ли я посвящать тебе смерти моих врагов? - Римляне останутся. Но они вернут народу его права. Этого будет достаточно. Как громом пораженный, Хайдхин тряхнул головой. Он переводил взгляд с одной женщины на другую, затем прошептал: - Богиня, Эдх, неужели вы обе отступаетесь? Не могу поверить. Он словно бы не заметил, как Эдх потянулась к нему через разделяющий их ветреный мрак. Ее голос умолял: - Батавы и остальные, они ведь не нашего племени. Мы уже достаточно для них сделали. - Уверяю тебя, условия будут почетными, - сказала Флорис. - Твоя работа окончена. Ты получишь то, чему будет рад и сам Берманд. А Веледа должна известить всех, что боги требуют сложить оружие. - Я и ты... мы клялись, Эдх. - В голосе Хайдхина слышалось удивление. - Никогда ни ты, ни я не прекратим войну, пока я жив, а римляне у власти. Мы поклялись и отдали земле нашу единую кровь. - Ты освободишь ее от клятвы, - требовательно сказала Флорис. - Как это уже сделала я. - Не могу. И не стану. - Пронизанные болью, его слова внезапно обрушились на Эдх. - Ты забыла, как эти собаки сделали тебя своей сучкой? Тебя больше не заботит собственная честь? Эдх упала на колени, закрывшись руками. - Нет, - закричала она. - Не надо, нет, нет. Флорис шагнула к мужчине. В ночи над ними Эверард нацелил парализатор. - Имей совесть, - произнесла она. - Не волк же ты, чтобы рвать зубами ту, кого любишь? Хайдхин рванул одежду в стороны, обнажив грудь. - Любовь, ненависть... Я человек и дал клятву асам. - Поступай как знаешь, - сказала Флорис. - Только оставь мою Эдх. Помни, ты обязан мне жизнью. Хайдхин поник. Привалясь к древку копья, Эдх скорчилась у его ног, а ветер бушевал вокруг, и, как под веревкой висельника, скрипело дерево. Однако он тут же рассмеялся, расправил плечи и взглянул прямо в глаза Флорис. - Ты права, богиня, - сказал он. - Да, я должен уйти. Он опустил копье, схватил его обеими руками чуть ниже наконечника, всадил острие себе в горло и одним резким движением качнул лезвие из стороны в сторону. Вопль Эдх перекрыл вскрик Флорис. Хайдхин рухнул на землю. Заблестела черная в ночи кровь. В предсмертной агонии он продолжал корчиться, из последних сил вцепившись пальцами в траву. - Стой! - рявкнул Эверард. - Не пытайся спасти его. Эта проклятая воинственная культура - у него оставался только один выход. Флорис не позаботилась ответить субголосом. Богиня вполне может петь на неизвестном языке, сопровождая душу в царство мертвых: - Какой ужас... - Да, но подумай о каждом, кто останется жив, если мы все сделаем верно. - Сможем ли мы теперь? Что подумает Берманд? - Пускай думает. Прикажи Эдх не отвечать ни на какие вопросы. Ее появление здесь, за десяток миль от башни, этот человек, не захотевший положить конец жестокости, но убивший себя, Веледа, говорящая о мире, - вся эта таинственность прибавит ей весомости, скажется на убедительности ее речей, хотя, я думаю, люди и так придут к правильным выводам. Хайдхин затих. Он словно даже стал меньше. Кровь растеклась вокруг и пропитала землю. - Сначала нужно помочь Эдх, - сказала Флорис. Она подошла к женщине, та поднялась и стояла, будто окаменев. Платье и плащ Эдх были залиты кровью. Не обращая на это внимания, Флорис обняла ее. - Ты свободна, - пробормотала она. - Он ценой своей жизни дал тебе свободу. Помни об этом. - Да, - вымолвила Эдх, глядя в темноту. - Теперь ты можешь провозглашать мир на земле. Ты должна. - Да. Флорис все не отпускала ее, отдавая свое тепло. - Скажи мне, как, - проговорила Эдх. - Объясни мне, что говорить. Мир опустел. - Ох, дитя мое, - дыхание Флорис терялось в седеющих волосах Веледы. - Храни добро в сердце. Я обещаю тебе новый дом, новую надежду. Хочешь услышать об этом? Это небольшой зеленый остров в море. Жизнь понемногу возвращалась к Эдх. - Спасибо. Ты так добра. Я сделаю все, что смогу... во имя Найэрды. - Теперь пойдем, - предложила Флорис. - Я доставлю тебя обратно в твою башню. Усни. Сон облегчит твое горе. Потом подумай над тем, что ты будешь говорить вождям и королям. Когда они придут к тебе, передай им слово мира. 19 Свежий снег укрыл пепелища, служившие когда-то пристанищем людям. Там, где можжевельник сумел удержать снег в своей темной зелени, он и сам казался белым. Солнце, висящее над южным краем земли, отбрасывало на снег небесно-голубые тени. Тонкий лед на реке с наступлением дня таял, но все еще держался коркой в тростниковых зарослях по берегам, а отдельные льдинки не спеша плыли по течению в сторону севера. Темная полоска на восточном горизонте отмечала границу дикой местности. Берманд со своими людьми ехал на запад. Копыта глухо стучали по промерзшей земле, восстанавливая старую дорожную колею. Дыхание паром вырывалось из ноздрей и окаймляло изморозью бороды. Морозно поблескивал металл. Всадники лишь изредка обменивались словами. Лохматые, в мехах и войлочных одеждах, они выбрались из леса и направились к реке. Впереди показался остов деревянного моста, за ним торчащие из воды быки. На противоположном берегу виднелись такие же остатки. Работники, разобравшие середину моста, присоединились к легионерам, что выстроились на той стороне. Римлян прибыло так же мало, как и германцев. Латы их блестели, но килты и плащи были оборваны и в грязи. Плюмажи на командирских шлемах совсем потеряли цвет. Берманд бросил поводья, спрыгнул с лошади и ступил на мост. Башмаки его застучали по настилу. Цериалис уже ждал. Добрый знак, ведь это Берманд попросил о переговорах - хотя это не имело теперь большого значения, потому что и так ясно было - переговоры будут. У края своей половины моста Берманд остановился. Двое коренастых воинов пристально разглядывали друг друга через разделявшее их пространство. Под ними, неся свои воды к морю, клокотала река. Римлянин расцепил ладони и поднял правую руку. - Приветствую тебя, Цивилис, - произнес он. Привыкший обращаться к войску, он легко преодолевал голосом расстояние между ними. - Приветствую тебя, Цериалис, - ответил Берманд столь же громко. - Нам нужно обсудить условия, - произнес Цериалис. - Трудно это делать с предателем. Он произнес эти слова уверенным, не терпящим возражения тоном, но Берманд воспринял их без обиды. - Я не предатель, - спокойно ответил он на латинском. Затем подчеркнул, что встречается не с легатом Вителлия: Цериалис служил Веспасиану. И напомнил, что за долгие годы тогда, до войны, Берманд Батав, он же Клавдий Цивилис, оказал Риму немало услуг. III Охотник по имени Гутерий часто ходил на охоту в дикий лес, так как был беден и участок имел не слишком урожайный. Прекрасным осенним днем, вооруженный луком и копьем, он отправился в лес. Гутерий не рассчитывал на крупную дичь, которая стала редкой и пугливой. Он собирался на ночь поставить ловушки для белок и зайцев, а затем двинуться дальше, в надежде подбить, может быть, глухаря. Хотя он был готов и к тому, что ничего стоящего ему не попадется. Путь охотника лежал в обход залива. Прибой яростно колотился о прибрежные скалы, и белые барашки волн теснились на поверхности, несмотря на то что наступил отлив. Какая-то старая женщина шла по берегу, наклоняясь и выискивая, что море выбросило на берег: раскрытые раковины или дохлую рыбу, не слишком порченную. Беззубая, с узловатыми слабыми пальцами, она двигалась так, словно каждый шаг причинял ей боль. Рваную одежду трепал резкий ветер. - Добрый день, - поздоровался Гутерий. - Как жизнь? - Совсем плохо, - ответила старуха. - Боюсь, если ничего не найду пожевать, не смогу и до дома доковылять. - Да, плохи твои дела, - сказал Гутерий и достал из сумки хлеб и сыр, что прихватил для себя из дому. - Возьми половину. - У тебя доброе сердце, - произнесла старуха дрожащим голосом. - Я не забыл свою мать, - объяснил охотник, - и почитаю Нехаленнию. - А не мог бы ты отдать мне весь хлеб и сыр? - спросила она. - Ты молодой и сильный. - Нет, силу мне надо беречь, если я хочу прокормить жену и детей, - сказал Гутерий. - Скажи спасибо за то, что я поделился с тобой. - Я благодарна тебе, - отозвалась старушка. - Тебя ждет награда. Но раз ты пожадничал, сначала хлебнешь страданий. - Замолчи! - воскликнул Гутерий и торопливо пошел прочь от дурных предсказаний. Войдя в лес, он зашагал по хорошо знакомым тропам. Внезапно из-за кустов выпрыгнул олень. Могучее животное снежно-белого цвета и размером почти с лося. Рога его ветвились, как крона старого дуба. - Ого-го-го! - воскликнул Гутерий. Он метнул копье, но промахнулся. Олень не кинулся прочь. Он остановился перед Гутерием - светлое пятно на фоне лесного сумрака. Охотник схватил лук, натянул тетиву и выпустил стрелу. Услышав звон тетивы, олень сорвался с места, но быстрее, чем человек. Однако стрелы своей Гутерий не нашел. Он решил, что, может быть, стрела попала в цель и он сумеет добить раненого зверя. Подобрав копье, охотник пустился в погоню. Преследование все продолжалось и продолжалось, уводя человека в глубь дикого леса. Белое пятно оленя не пропадало из виду. Каким-то чудом Гутерий не уставал бежать, дыхание не перехватывало, он бежал без отдыха, опьянев от погони и забыв обо всем. Солнце село. Опустились сумерки. Как только дневной свет померк, олень резко прибавил прыти и исчез из виду. Зашумел в ветвях деревьев ветер. Гутерию, вконец обессиленному усталостью, голодом и жаждой, пришлось остановиться, и тут он обнаружил, что заблудился. "Неужто старая карга и в самом деле прокляла меня?" - подумал он. Страх, холоднее наступающей ночи, пронзил его душу. Он завернулся в одеяло, которое прихватил с собой, и пролежал, не смыкая глаз, до самого рассвета. Весь следующий день он бродил вокруг, не находя ни одной знакомой приметы. В самом деле, в жуткий уголок леса его занесло. Ни единого зверька не пробегало в траве, птицы не подавали голоса из крон деревьев, лишь ветер свистел в ветвях и ворошил увядшие листья. Не росли здесь ни грибы, ни ягоды, ни орехи, только мох на рухнувших стволах и бесформенных камнях. Тучи закрыли солнце, по которому он мог бы определить направление движения. В отчаянии Гутерий метался по лесу. Ближе к ночи он нашел ручей, бросился на живот и утолил мучившую его жажду. Это придало ему сил, и он огляделся по сторонам. Гутерий оказался на поляне, откуда виден был клочок неба, свободный от туч. На фиолетово-синем фоне сияла вечерняя звезда. - Нехаленния, - взмолился он, - пожалей меня. Тебе я предлагаю то, что должен был отдать без колебаний. У него так пересохло во рту, что он не мог есть. Охотник разбросал остатки пищи под деревьями для зверья, которому она может пригодиться. Тут же у ручья он и уснул. Ночью разразилась жестокая буря. Деревья скрипели и стонали. Ветер разбрасывал сломанные ветки. Дождь лил как из ведра. Гутерий брел вслепую в поисках укрытия. Вдруг он наткнулся на дерево и обнаружил, что оно с дуплом. В нем и провел он остаток ночи. Наступило спокойное солнечное утро. Капли дождя бесчисленными жемчужинами сверкали на ветвях и во мху. Над головой прошелестели крылья. Только Гутерий размял занемевшее тело, как к нему с лаем подбежала какая-то собака. Не дворняжка, а настоящая охотничья собака, высокая, серая. Радость пробудилась в человеке. - Чья же ты? - спросил он. - Веди меня к своему хозяину. Собака повернулась и затрусила прочь. Гутерий последовал за ней. Вскоре они вышли на звериную тропу и двинулись дальше. Но примет, указывающих на близость людей, видно не было. В нем просыпалась догадка. - Ты принадлежишь Нехаленнии, - осмелился он произнести. - Она послала тебя проводить меня домой или хотя бы к ягодным кустам или орешнику, где я мог бы утолить голод. Как я благодарен богине! Пес ничего не ответил, только перебирал лапами. Они двигались дальше, но ни ягод, ни орешника не попадалось. Наконец лес кончился. Охотник услышал шум морских волн и почувствовал в порывах ветра вкус соли. Собака прыгнула в сторону и пропала среди теней. Дальше, должно быть, нужно было идти одному. Как ни измучен был Гутерий, душа его наполнилась радостью, так как он знал, что, двигаясь вдоль берега на юг, придет в рыбацкий поселок, где жили его родственники. На берегу он остановился в удивлении. Среди камней лежал корабль, выброшенный штормом на берег, разбитый, уже непригодный для плаванья, хотя и не полностью разрушенный. Команда осталась цела. Моряки печально сидели возле останков корабля, так как, будучи из других земель, они ничего не знали об этом побережье. Гутерий подошел ближе и осознал их отчаянное положение. Знаками он попытался объяснить, что может стать их проводником. Моряки накормили охотника и, оставив несколько человек охранять корабль, отправились с ним, захватив кое-какие припасы. Таким образом Гутерий получил обещанную награду; ибо корабль вез богатый товар, а прокуратор, правящий в этих местах, постановил, что любой, кто спасет команду, должен получить значительную часть груза. Гутерий решил, что та старая женщина и была самой Нехаленнией. Поскольку Нехаленния - богиня торговли и мореплавания, он вложил свои средства в судно, которое регулярно ходило в Британию. Кораблю всегда везло с погодой и попутным ветром, а перевозимые товары оказались выгодными. Вскоре Гутерий разбогател. В знак благодарности он воздвиг алтарь Нехаленнии, на который после каждого вояжа возлагал богатые дары; а когда он видел, как впереди сияет вечерняя или утренняя звезда, он низко кланялся, потому что звезды тоже принадлежат Нехаленнии. И деревья ей принадлежат, виноградники и фрукты. Ей принадлежит море и корабли, что бороздят его просторы. От нее зависит процветание смертных и мир между ними. 20 - Я только что получила твое письмо, - говорила Флорис в телефонную трубку. - О да, Мэнс, приходи, как только сможешь. Эверард не стал терять время на авиаперелет. Он сунул в карман паспорт и рванул сразу из нью-йоркской штаб-квартиры Патруля в амстердамскую. Здесь он обменял доллары на гульдены и взял машину, чтобы добраться до квартиры Флорис. Он вошел, и они обнялись. Поцелуй Джейн был скорее дружеским, чем страстным, и длился недолго. Эверард не совсем понимал, удивило его это или нет, разочарован он или обрадован. - Привет, привет, - выдохнула она ему в ухо. - Давно не виделись. Гибкое тело еще мгновение прижималось к нему, затем быстро отстранилось. Пульс Эверарда успокоился. - Ты выглядишь, как всегда, великолепно, - сказал он. Что правда, то правда. Короткое черное платье обтягивало высокую стройную фигуру и оттеняло янтарные, заплетенные в косы волосы. Единственным драгоценным украшением была серебряная брошь в виде альбатроса, приколотая над левой грудью. Уж не в его ли честь? На ее губах играла сдержанная улыбка. - Спасибо. Но приглядись получше: я очень устала и хоть сейчас готова взять отпуск. В бирюзовых глазах мелькнула неуверенность. "Чему еще она была свидетельницей с тех пор, как мы распрощались? - подумал он. - О чем мне не рассказали, не желая тревожить попусту?" - Я понимаю. Отпуск был бы для тебя сейчас очень кстати. Ведь ты работала за десятерых. Мне, конечно, следовало остаться и помочь... Она покачала головой. - Нет. Я понимала это тогда и понимаю сейчас. Кризис миновал, и агенту-оперативнику начальство всегда найдет лучшее применение. У тебя достаточно власти, и ты мог бы остаться для завершения операции, но твое время стараются не расходовать на рутинную работу. - Она опять улыбнулась. - Старый работяга Мэнс. "Тогда как тебе, специалисту, который действительно знает это тысячелетие, приходится доводить работу до конца. Да, с помощью коллег и новых переведенных к тебе сотрудников, переобученных для тех условий, - но за все отвечала ты. Тебе надо было убедиться, что события пошли так, как зафиксировано у Тацита "первого"; что не возникло сбоев здесь и там, теперь и тогда; что история вышла наконец из нестабильной пространственно-временной зоны и теперь может быть предоставлена своему естественному ходу. Отпуск свой ты точно заслужила". - Как долго ты оставалась в деле? - С 70-го по 95-й год. Конечно, я перемещалась во времени, так что в моей мировой линии это заняло... что-то около года. А ты, Мэнс? Чем занимался ты? - В основном ничем, кроме восстановления здоровья, - признался он. - Я знал, что ты должна вернуться на этой неделе из-за своих родителей и своей легенды в этом времени, так что сразу переместился сюда, выждал несколько дней, потом написал тебе. "Правильно ли я поступил, возвращаясь к прежнему? Я ведь, пожалуй, менее чувствителен и случившиеся события мучают меня не в такой степени. А потом, ты пробыла там дольше". Джейн, похоже, поняла, о чем он думает. - Ах ты, мой хороший. - Коротко рассмеявшись, она схватила его за руки. - Но что же мы здесь стоим? Пошли, устроимся поудобнее. Они прошли в комнату, полную картин и книг. Джейн сервировала низкий столик, приготовила кофе, хлебцы, достала шотландское виски - она знала, что он любит, - да, "Гленливет", как раз его любимое, хотя Эверард не помнил, когда упоминал при ней эту марку. Бок о бок они сели на диван. Джейн откинулась назад и потянулась. - Как хорошо-то, - промурлыкала она. - Нет, просто великолепно. Я снова учусь ценить свой родной век. "Действительно ли она так спокойна, или это притворство? Сам я почему-то чувствую себя неловко". Эверард сидел на краю дивана. Он разлил кофе и плеснул себе виски. На его вопрошающий взгляд Джейн отрицательно качнула головой и взяла свою чашку. - Для меня еще слишком рано, - сказала она. - Ладно тебе, я же не собирался уничтожать всю бутылку, - заверил он. - Давай отвлечемся от дел, поговорим и, может быть, потом где-нибудь пообедаем вместе. Как насчет того прелестного карибского ресторанчика? Хотя, если хочешь, я просто опустошу твой холодильник. - А потом? - тихо спросила она. - Ну, э-э-э... - Он почувствовал, как кровь прихлынула к щекам. - Ты понимаешь, почему я должна сохранять голову ясной? - Джейн, ты что, думаешь, я... - Нет, конечно нет. Ты достойный человек. Иногда это тебе даже вредит. - Она положила руку ему на колено. - Давай, как ты предложил, поговорим. И убрала руку прежде, чем он успел обнять ее. Сквозь открытое окно проникало нежное дуновение весны. Шум уличного движения напоминал отдаленный прибой. - Бесполезно изображать веселье, - произнесла она спустя какое-то время. - Пожалуй. Можем сразу перейти на серьезный лад. Странно, но Эверард почувствовал себя немного свободнее. Он откинулся на спинку дивана, держа в руке виски и наслаждаясь ароматом не меньше, чем вкусом. - Что ты будешь делать дальше, Мэнс? - Кто знает? Проблем всегда хватает. - Он повернулся и посмотрел на нее. - Я хочу услышать о твоих делах. Надо полагать, все закончилось успешно? Меня бы проинформировали, если бы что-то пошло не так. - Ты имеешь в виду, если бы всплыло что-нибудь вроде новых экземпляров Тацита "второго"? - Нет. Тот манускрипт сохранился в единственном экземпляре, и какие бы выводы ни делал из него Патруль, это теперь всего лишь курьез. Он почувствовал, как она вздрогнула. - Объект, появившийся неизвестно откуда, изготовленный из ничего и неизвестно зачем. Что за ужасная вселенная. Лучше бы и не знать о вариантной реальности. Иногда я жалею, что меня завербовали. - В определенных обстоятельствах это бывает, я знаю. - Он хотел поцелуями удалить горечь с ее губ. "Попытаться? Или не стоит?" - Да, ты прав. - Она подняла светловолосую голову, голос ее дрожал. - Но потом я вспоминаю об исследованиях, открытиях, о помощи людям и снова радуюсь. - Вот и умница. Ну, расскажи мне о своих приключениях. - "К самому главному вопросу нужен постепенный подход". - Я не просматривал твой доклад, потому что хотел услышать обо всем непосредственно от тебя. Она снова упала духом. - Уж лучше бы ты посмотрел доклад, если тебе интересно, - сказала она, глядя на фотографию Сетевой Туманности на противоположной стороне. - Что?.. Тебе трудно говорить об этом? - Да. - Но ты добилась успеха. Ты обезопасила историю и естественный порядок вещей. - Лишь отчасти. И на время. - Большего от человека и требовать нельзя, Джейн. - Я знаю. - Мы пропустим детали. - "В самом ли деле они были так кровавы? По моему, реконструкция прошла довольно гладко, и германским племенам неплохо жилось в империи, пока она не начала разваливаться". - Но хоть о чем-то ты мне можешь рассказать? О людях, с которыми мы встречались, о Берманде? В голосе Флорис прибавилось веселья. - Он был прощен, как и другие. Жена и сестра вернулись к нему целыми и невредимыми. Он удалился в свое поместье в Батавии, где закончил свои дни в скромном достатке, где-то на уровне среднего чиновника. Римляне, однако, уважали его и часто советовались с ним. Цериалис стал правителем Британии, где завоевал земли бригантов. Тесть Тацита Агрикола служил под его началом, и как ты помнишь, историк отзывался о нем неплохо. Классик... - Пока не важно, - прервал ее Эверард. - Что с Веледой? С Эдх? - Ах да. После той встречи на мосту ее имя исчезает из хроник. Полных хроник, восстановленных путешественниками во времени. - Я помню. Что произошло? Она умерла? - Только через двадцать лет. В необыкновенно старом возрасте для той эпохи. - Флорис помрачнела. Опять грусть коснулась ее души? - Странно. Ты не думаешь, что ее судьба должна была бы заинтересовать Тацита в достаточной мере, чтобы упомянуть о ней? - Нет, если она была всеми забыта. - Не совсем так. Может быть, я сама вносила перемены в прошлое? Когда я доложила о своих сомнениях, мне приказали действовать дальше и сказали, что это и есть естественный ход истории. - Тогда все в порядке. Не беспокойся. Возможно, история Веледы была всего лишь незначительным всплеском в причинно-следственной цепочке событий. Если так, то она не играет важной роли в истории. Такие вещи случаются и обычно не оставляют серьезных последствий. Тацит мог и не знать о ее судьбе или потерять к ней интерес, после того как она перестала быть политической силой. Так ведь и произошло на самом деле? - В некотором роде. Хотя... Та программа, что я обдумала и предложила, а Патруль одобрил, пришла мне в голову благодаря опыту, который я накопила задолго до того, как узнала о существовании Патруля. Я ободряла Эдх, предсказывала, что она должна делать, заранее готовила обстоятельства, наблюдала за ней и появлялась, когда она нуждалась в своей богине. - Эверард опять заметил, как помрачнела Флорис. - Будущее перекраивало собственное прошлое. Надеюсь, в дальнейшем мне в таких экспериментах участвовать не придется. Не то чтобы все это было так ужасно. Нет, оно того стоило. Я чувствовала, что не зря живу на свете. Но... - она умолкла. - Страшновато, - помог Эверард. - Со мной такое было. - Да, - тихо сказала она. - И у тебя есть собственные секреты, не так ли? - От Патруля нет. - От тех, о ком ты заботишься. Вещи, о которых тебе больно говорить, а им непереносимо слушать. "Близко, слишком близко". - Ну ладно, так что Эдх? Я полагаю, ты пыталась сделать ее как можно более счастливой. - Эверард выждал. - Уверен в этом. - Был ты когда-нибудь на острове Валхерен? - спросила Флорис. - М-м, нет. Это где-то рядом с бельгийской границей? Подожди. Я смутно вспоминаю, ты говорила однажды об археологических находках из тех мест. - Да. В основном камни с латинскими надписями второго-третьего веков. Благодарственные подношения, обычно за удачное морское путешествие в Британию и за благополучное возвращение. Богиня, которой они предназначались, имела храм в одном из портов Северного моря. На некоторых камнях она изображена вместе с кораблем или собакой, часто с рогом изобилия в окружении фруктов и колосьев. Имя ее Нехаленния. - Очень важный культ, по крайней мере в том краю. - Она выполняла все, что положено богам: давала мужество и знание, делала людей немного добрее, чем они могли бы быть в противном случае, а иногда открывала им глаза на красоту. - Подожди! - Эверард выпрямился. Мурашки побежали у него по спине и затылку. - Это богиня Веледы... - Древняя нордическая богиня морей и плодородия Нертус, Найэрда, Нерда, Нерха - множество различных вариантов имени. Веледа сотворила из нее мстительное божество войны под влиянием Хайдхина. Эверард довольно долго смотрел на Флорис, прежде чем сказал: - А ты убедила Веледу снова провозгласить ее мирной богиней и переместила на юг. Это просто гениально!.. Великолепная операция! Не припомню, чтобы я слышал о чем-то подобном. Глаза ее опустились. - Нет, на самом деле это не так. Потенциал уже был заложен в самой Эдх. Удивительная женщина. Чего бы она могла достичь в более благоприятное время?... На Валхерене богиню звали Неха. Культ ее почти совсем угас, несмотря на божественное покровительство сельскому хозяйству и рыболовству. Хотя охотничьи дела ассоциировались с ней с первобытных времен. Прибыла Веледа, оживила культ, внесла новые элементы, соответствующие цивилизации, которая переменила жизнь ее народа. Они начали произносить имя богини с латинским послеслогом, Неха Леннис, то есть Неха Добрая. Со временем оно превратилось в имя Нехаленния. - Должно быть, богиня играла у них важную роль, раз ей поклонялись и столетия спустя. - По-видимому, так. Когда-нибудь я хотела бы отследить ее историю, если Патруль позволит использовать на это несколько лет моей жизни. Флорис вздохнула. - В конце концов империя, конечно, рухнула. Франки и саксы смели все на своем пути, а когда возник новый мировой порядок, он уже стал христианским. Но мне хотелось бы думать, что от культа Нехаленнии многое сохранилось. Эверард согласился. - Мне тоже, после того, что ты рассказала. Это могло пойти на пользу людям. Многие средневековые святые произошли от языческих богов, а те, что были историческими личностями, часто имели черты древних богов как в фольклоре, так и в церковных летописях. Костры в середине лета все еще разжигают, хотя теперь уже в честь Святого Иоанна. Святой Олаф бьется с троллями и чудовищами, как до него Тор. Даже Дева Мария имеет черты Исиды, и, смею предположить, несколько легенд о ней были первоначально местными мифами... - Он оборвал себя. - Впрочем, тебе это известно. Все нити уходят в глубь веков. Как жила Эдх? Флорис смотрела мимо него, словно все мысли ее были в прошлом. Затем медленно заговорила: - Старость Эдх встретила, окруженная почетом. Замуж она так и не вышла, но все относились к ней, как к матери. Остров был низкий, на нем строили корабли, как и на острове ее детства, а храм Нехаленнии стоял на берегу ее любимого моря. Я думаю - точно сказать не могу, ибо что богиня может прочитать в сердце смертного? - но я думаю, она... обрела наконец покой. О том ли я говорю? Конечно, когда она умирала... - голос ее дрогнул, - ...когда она лежала на смертном одре... - Флорис попыталась сдержать слезы и не смогла. Эверард обнял ее, положив голову себе на плечо, и погладил косы. Пальцы ее вцепились в рукава его рубашки. - Успокойся, девочка, успокойся, - прошептал он. - От некоторых воспоминаний всегда больно. Ты пришла к ней в ее последний час? - Да, - всхлипывала она у него на плече. - А как же иначе? - Правильно. Иначе ты поступить не могла. Ты облегчила ей уход. Что здесь плохого? - Она... она просила - а я обещала... - Флорис зарыдала. - Жизнь после смерти, - понял Эверард. - Жизнь с тобой, навечно в морском доме Найэрды. И она ушла во мрак счастливой. Флорис оторвалась от него. - Это была ложь! - выкрикнула она, вскочила на ноги, задев столик, и заходила по комнате. Она то сжимала руками плечи, то била кулаком по раскрытой ладони. - Все эти годы были сплошной ложью, фокусом, я использовала ее! А она в меня верила! Эверард решил, что ему лучше оставаться на месте и налил себе еще немного виски. - Успокойся, Джейн, - уговаривал он. - Ты должна была это делать ради сохранения всего мира. Но ты выполняла свой долг с любовью. И ты дала Эдх все, чего она могла пожелать. - Bedriegerij - все фальшь, все пустота - как и большая часть того, что я делала. Эверард проглотил бархатный комок огня. - Послушай, я довольно хорошо тебя изучил. Ты самый честный человек из всех, кого я знаю. Слишком честный, сказать по правде. К тому же ты очень добра по натуре, что еще более важно. Однако уверяю тебя, искренность не самая главная добродетель на свете. Джейн, ты ошибаешься, воображая, что тебе нет прощения. Но в любом случае тебе надо жить дальше. Призови на помощь благоразумие и перестань себя мучить. Всхлипывая и вытирая слезы, она остановилась напротив него и заговорила, постепенно успокаиваясь: - Да, я... понимаю. Я думала об этом... несколько дней... прежде чем обратиться в Патруль. И все-таки, я не могу избавиться от своих мыслей. Ты прав, это было необходимо, и я знаю, как много людей живут мифами, а многие мифы созданы искусственно. Прости меня за эту сцену. Для меня Веледа умирала на руках Нехаленнии совсем недавно. - Воспоминания переполняют тебя, ну конечно, а я лезу с расспросами. Извини. - Ты не виноват. Откуда тебе знать? - Флорис глубоко вздохнула, плотно сжала переплетенные руки. - Но я не хочу лгать больше, чем необходимо. Я совсем не хочу лгать тебе, Мэнс. - Что ты имеешь в виду? - спросил он, слегка догадываясь и немного пугаясь. - Я думала о нас, - продолжила она. - Серьезно думала. Видимо, то, что между нами произошло, было ошибкой... - Ну, в обычных обстоятельствах, возможно, так оно и было бы, но в нашем случае это совсем не повредило работе. Более того, я чувствовал себя как на крыльях. И вообще, все было великолепно. - И мне так казалось. - Голос ее становился непоколебимо спокойным. - Ты пришел сюда сегодня с надеждой возобновить те отношения, верно? Он попытался улыбнуться. - Каюсь. В постели тебе нет равных, дорогая. - Застенчивостью ты точно не страдаешь. - Слабая улыбка погасла. - Чего бы ты еще хотел? - Побольше того же самого. Часто. - Всегда? Эверард онемел. - Это трудно, - сказала Флорис. - Ты агент-оперативник, а я специалист. Большую часть нашей жизни мы проводили бы порознь. - Если ты не перейдешь на обработку данных или подобную работу, когда можно находиться дома, - Эверард подался вперед. - Ты знаешь, это превосходная идея. Ты прекрасно соображаешь. Избавишься от риска и невзгод, да и от всех этих жестокостей, которые не имеешь права предотвратить. Она покачала головой. - Я не хочу этого. Несмотря ни на что, я чувствую себя полезной там, на месте, в своей области деятельности, и так будет, пока я не состарюсь и не ослабею. "Если доживешь до старости". - Да, понимаю. Перемены, приключения, полная жизнь и возможность помочь кому-то при случае. В этом твоя суть. - Я могла бы, наверное, возненавидеть человека, который заставит меня уйти с такой работы. Этого я тоже не хочу. - Ну, что ж... - Эверард поднялся. - Ладно, - произнес он. - Не бог весть сколько домашнего уюта, но уж тогда между заданиями все должно быть по высшему классу и только для нас двоих. Играешь в такую игру? - А ты? - спросила она в ответ. Вопрос остановил Эверарда на полпути к ней. - Ты в курсе, чего может потребовать моя работа, - продолжала она. Лицо ее побледнело. Скромность здесь не к месту, вертелась у Эверарда мысль в глубине сознания. - И во время этой миссии тоже. Я не все время была богиней, Мэнс. Время от времени оказывалось, что очень полезно прикинуться обычной германской женщиной вдали от дома. А иногда мне просто хотелось забыться ночью. В висках у него застучала кровь. - Я не ханжа, Джейн. - Но в душе ты по-прежнему провинциальный американец. Ты как-то сам так сказал, и я в этом убедилась. Я могу быть твоим другом, партнером, твоей любовницей, но никогда, в глубине твоей души, никем больше. Будь честен. - Стараюсь, - хрипло произнес он. - Для меня это было бы хуже, - закончила Флорис. - Мне пришлось бы слишком многое скрывать от тебя. Я чувствовала бы себя предательницей. В этом, конечно, нет смысла, но именно такое было бы у меня ощущение. Мэнс, нам лучше не влюбляться в друг друга еще раз. Лучше будет, если мы расстанемся. Они еще несколько часов провели в разговорах. На прощание она прижалась к нему, Эверард обнял ее и ушел. IV Мария, матерь Божия, мать многострадальная, мать милосердная, будь с нами теперь и в час нашей смерти. Плывем мы на запад, однако ночь обгоняет нас. Присмотри за нами во мраке и проводи ко дню. Даруй кораблю нашему свое благословение, и будет оно нашим самым ценным грузом. Чистая, как ты сама, звезда твоя сверкает над закатом. Веди нас своим светом. Успокой моря своею добротой, направь попутный ветер в пути нашем дальнем и обратно к дому, к нашим любимым, а в конце пути нашего земного молитвами своими проводи на Небо. Ave Stella Maris!  * ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. ГОД ВЫКУПА *  10 сентября 1987 года "Блистательное одиночество". Да, Киплинг мог сказать так. Я помню, как по спине у меня пробегали мурашки, когда я впервые услышала эти строки. Мне их прочел дядя Стив. И хотя все происходило более десяти лет назад, впечатление не изгладилось из памяти. Конечно, стихи эти о море и о горах... Но ведь таковы и Галапагосы, Зачарованные острова. Сегодня мне нужна хотя бы малая толика того одиночества. В основной своей массе туристы - веселые и славные люди. И все же, когда целый сезон пасешь их по одному и тому же маршруту, снова и снова отвечая на одни и те же вопросы, это начинает действовать на нервы. Теперь туристов стало меньше, моя летняя работа окончена, скоро я окажусь дома, в Штатах, и начну занятия в аспирантуре. Другого такого случая не представится. - Ванда, дорогая! Роберто сказал "querida", а это может означать и нечто большее. Но не обязательно. Я на мгновение задумываюсь, а он продолжает: - Пожалуйста, разреши мне по крайней мере побыть с тобой. Качаю головой. - К сожалению, нельзя, мой друг. Нет, и здесь неточность: amigo тоже не переводится на английский однозначно. - Я вовсе не сержусь на тебя, ничего подобного. Но мне нужно несколько часов побыть одной. У тебя так не бывает? Я не кривлю душой. Мои коллеги-гиды - прекрасные люди. Мне бы хотелось, чтобы возникшая между нами дружба продолжилась. Так оно и будет, если мы сумеем сюда вернуться. Но никакой уверенности нет. Может, я и вернусь в будущем году, а может, и не смогу. Что, если сбудется моя мечта и я получу приглашение поработать на научно-исследовательской станции "Дарвин"? Да, я знаю, они не могут принять всех желающих, но вдруг... Или у меня появится какая-нибудь другая мечта... Предстоящая экскурсия на катере вокруг архипелага с биваком на берегу действительно может стать заключительным аккордом того, что мы называли el companerismo, то есть дружбы. Одна-две поздравительные открытки к Рождеству - вот и все, что от нее останется. - Тебе нужна защита, - драматическим тоном произносит Роберто. - Тот странный человек, о котором нам говорили, рыскал по всему Пуэрто-Айора, расспрашивая встречных про молодую блондинку из Северной Америки. Позволить Роберто сопровождать меня? Соблазнительно. Он красив, импульсивен и вообще джентльмен. Отношения, сложившиеся между нами за эти месяцы, романом назвать нельзя, но мы достаточно сблизились. И хотя он никогда это прямо не выказывал, я знаю, он очень надеется, что мы станем еще ближе... И противиться этому нелегко. Но надо - и скорее ради него, чем ради себя. Дело не в его национальности. Эквадор, пожалуй, одна из немногих стран Латинской Америки, где янки чувствуют себя как дома. По нашим стандартам, здесь все идет отлично. Кито - просто прелесть, и даже Гуаякиль - неприглядный, задымленный, бурлящий - напоминает мне Лос-Анджелес. Однако Эквадор - не Соединенные Штаты, и по здешним стандартам не все в порядке именно со мной, начиная с того, что я еще не решила, хочу ли переходить к оседлому образу жизни. Поэтому я говорю со смешком: - О да, мне обо всем рассказал на почте сеньор Фуэнтес. Бедняга, он был так взволнован. Говорил, как странно одет незнакомец, какой у него акцент и прочее. Как будто не знает, что среди туристов кого только не встретишь. И сколько блондинок бывает на этих островах? Не меньше пятисот в году? - А как этот тайный обожатель Ванды до нее доберется? - добавляет Дженнифер. - Вплавь? Нам ведь известно, что с тех пор, как наша экскурсия покинула Санта-Крус, ни один корабль не приставал к острову Бартоломе. Яхт поблизости не было, а местные рыбаки все наперечет. Роберто краснеет, что заметно даже сквозь загар, а он у нас всех одинаков. Я сочувственно похлопываю его по руке и говорю собравшимся: - Вперед, ребята, плавайте, ныряйте - словом, развлекайтесь, как кому нравится. А я вернусь вовремя и помогу с ужином. Теперь быстрее в тень. Мне действительно нужно немного одиночества в этом странном, жестоком и прекрасном мире. Можно обрести одиночество, плавая с аквалангом. Вода здесь прозрачна, как стекло, она обволакивает тебя, словно шелк. Время от времени навстречу попадаются пингвины; они не плывут, а прямо-таки летят в воде. Танец рыбьих стай похож на фейерверк. Водоросли образуют огромные, переплетающиеся между собой кольца. С морскими львами я могу подружиться, но другие пловцы, даже очень симпатичные, слишком болтливы. Мне нужно побыть наедине с природой. Признаваться в этом неловко - мои слова сочтут излишне эмоциональными, а меня могут принять за представительницу организации "Гринпис" или Народной Республики Беркли. Белый ракушечный песок и мангровые заросли остаются позади. Я почти физически ощущаю заброшенность этих мест. Бартоломе, как и его соседи, - вулканический остров, он почти начисто лишен плодородной почвы. Утреннее солнце начинает припекать, а на небе - ни единого облачка, которое могло бы умерить жар. То здесь, то там попадаются чахлые кустики и хохолки увядшей травы, но и они редеют по мере того, как я приближаюсь к скале Пиннакл-Рок. В обжигающей тишине, соприкасаясь с темной застывшей лавой, о чем-то шепчут мои "адидасы". Однако... среди валунов и в лужицах копошатся яркие оранжево-голубые крабы, оставшиеся после прилива. Обернувшись, я вижу ящерицу - в здешних местах они встречаются крайне редко. Я стою всего в ярде от этой глупышки с синими лапками. Она спокойно может улизнуть, но вместо этого доверчиво наблюдает за мной. Прямо из-под ног взлетает зяблик. Это они, зяблики с Галапагосских островов, помогли Дарвину постичь, как с течением времени изменяются живые организмы. В небе вычерчивает белый круг альбатрос. Еще выше парит фрегат. Я поднимаю бинокль, висящий у меня на шее, и ловлю взглядом надменный излом его крыльев, раскинувшихся в потоках солнечного света, и его раздвоенный хвост, похожий на абордажную саблю. Здесь нет запретных для туристов тропинок, потому что нет туристов. Эквадорские власти очень строги в этом отношении. Несмотря на ограниченные возможности, они делают большое дело, стремясь защитить и восстановить окружающую среду. А биологи всегда смотрят, куда ступают. Я начну обходить этот островок с восточной его оконечности, пока не окажусь на тропе со ступеньками, ведущими к центральной вершине. С нее открывается захватывающий вид на остров Сантьяго и на ширь океана. Сегодня все это будет принадлежать только мне. Там, наверное, я и съем прихваченный с собой завтрак. Потом, прежде чем отправиться на запад, я спущусь к бухточке, стяну с себя рубашку и джинсы и искупаюсь в одиночестве. Но нужно быть осторожней, девочка! До экватора всего-то миль двадцать. Здешнее солнце требует к себе уважительного отношения. Я опускаю поля широкополой шляпой и останавливаюсь, чтобы выпить из фляги глоток воды. Перевожу дыхание и оглядываюсь. Я уже немного поднялась по склону, и, чтобы выйти на тропу, нужно теперь спуститься. Берег и лагерь отсюда не видны. Зато внизу - беспорядочные россыпи камней, ослепительно голубая вода залива Салливан-Бей и серая громада Пойнт-Мартинес на большом острове. Что это там? Ястреб? Поглядим в бинокль. В небе - вспышка. Отблеск металла. Самолет? Нет, вряд ли. Все исчезло. Какое-то наваждение. Опускаю бинокль. Мне приходилось немало слышать о летающих тарелках или, выражаясь более научно, неопознанных летающих объектах. Я никогда не воспринимала эти слухи всерьез. Отец сумел привить нам здоровый скептицизм. Он ведь инженер-электронщик. Дядя Стив - археолог. Он немало поколесил по свету и говорит, что мир полон непостижимых явлений. Думаю, я так никогда и не узнаю, что мне довелось сейчас увидеть. Пора двигаться дальше. Словно ниоткуда - мгновенный порыв ветра. Мягко бьет воздушная волна. Меня накрывает тень. Я запрокидываю голову. Не может быть! Надо мной, футах в десяти, безо всякой поддержки, беззвучно висит что-то вроде огромного мотоцикла - только без колес, да и конструкция совсем другая. Человек на переднем сиденье держится руками за какой-то странный руль. Я вижу его необыкновенно четко. Секунды кажутся бесконечными. Меня охватывает ужас; в последний раз такое было со мной в семнадцать лет, когда я ехала в ливень по горной дороге неподалеку от Биг-Сура и мою машину занесло. Тогда мне удалось выкрутиться. А это