- Новости, возможно, не столь плохи, - сказал Нильсон. Реймон рванулся к нему, промахнулся и повис. В горле у него стоял ком. - У нас есть надежда? - удалось ему наконец произнести. Толстяк вновь заговорил, но уже более обнадеживающим тоном. - Быть может. У меня нет достоверных данных. Расстояния слишком велики. Мы не можем выбрать другой галактический клан и нацелиться на него. Мы будем его видеть со слишком большой погрешностью и через много миллионов лет времени. Однако я считаю, что мы можем основывать надежду на законах вероятности. В конце концов мы где-нибудь встретим нужную нам конфигурацию. Или большой клан, через наиболее насыщенные галактиками участки которого сможем проложить курс. Или два-три клана, расположенные сравнительно близко друг к другу, более-менее по прямой линии, так что мы сможем пройти через них по очереди. Или клан, скорость и направление движения которого по отношению к нам будет благоприятной. Понимаете? Если мы найдем что-то из этого, наше положение будет вполне приемлемым. Мы сможем затормозить в течение нескольких лет корабельного времени. - Каковы шансы? - в голосе Реймона прозвучал металл. На сей раз Нильсон покачал головой. - Этого я сказать не могу. Возможно, не так плохи. Космос велик и разнообразен. Если мы будем лететь достаточно долго, я полагаю, что у нас будет вполне определенная, конечная вероятность встретить то, что нам нужно. - Сколько это "достаточно долго"? - Реймон махнул рукой. - Не трудитесь отвечать. Я сам могу сказать. Порядка миллиардов лет. Может быть, десятков миллиардов. Это значит, что нам потребуется тау еще ниже. Тау настолько низкий, что мы сможем воистину облететь вселенную... за несколько лет или месяцев. А это, в свою очередь, означает, что мы не можем начать торможение, когда войдем в этот клан, что впереди нас. Нет. Мы снова будем ускоряться. После того, как пройдем сквозь него - да, период невесомости до попадания в следующий клан по корабельному времени будет короче, чем нынешний. Не исключено, что и там мы сочтем необходимым ускориться, сделать тау еще ниже. Да, я знаю, это еще больше затрудняет задачу определения места, где мы сможем остановиться. Но любой другой вариант не дает нам шансов, выражающихся сколько-нибудь разумной величиной. Правильно? Я полагаю, что мы будем использовать каждую встреченную возможность ускориться, пока не увидим конца пути... если мы вообще когда-нибудь увидим его. Согласны? Теландер задрожал. - В состоянии ли кто-то из нас выдержать это? - спросил он. - Мы должны, - голос Реймона вновь окреп. - Я подумаю над тем, как сообщить ваши новости тактично. Такой вариант был возможен. Я предупрежу нескольких мужчин, которым доверяю, они будут наготове... нет, не к насилию. Готовы стать лидерами, нести уверенность, ободрять. И мы возьмемся за всеобщую программу тренировок поведения в невесомости. Мы научим последнего из этих наземных увальней, как вести себя в отсутствии гравитации. Как спать. Как надеяться, клянусь Богом! - Не забывайте, мы можем положиться и на некоторых женщин, - сказал Нильсон. - Да. Конечно. На Ингрид Линдгрен, например. - Да, например на нее. - Угм-м. Боюсь, что вам придется пойти и разбудить ее, Элоф. Нам нужно собрать нашу гвардию несгибаемых; тех, кто понимает других людей, - собрать и обсудить все. 18 Просторы пространства-времени нельзя сосчитать привычными человеку цифрами. Их даже нельзя толком сосчитать при помощи порядков величин. Чтобы почувствовать этот факт, резюмируйте: "Леонора Кристина" провела почти год, набирая один процент скорости света. Корабельное время было примерно таким же, поскольку значение тау начинает стремительно падать только при скорости, достаточно близкой к "c". За время этого начального периода она пролетела половину светового года пространства, приблизительно пять биллионов километров. Затем уменьшение тау стало происходить все быстрее и быстрее. В результате возможного теперь более высокого ускорения кораблю потребовалось меньше двух лет собственного времени, чтобы удалиться от Земли примерно на десять световых лет. Там его настигла беда. Было решено направиться в скопление галактик Девы, для чего корабль должен был достичь такого тау, чтобы преодолеть расстояние за терпимый промежуток времени корабля. На максимальном ускорении - этот максимум рос по мере полета - "Леонора Кристина" прочертила дугу по половине Млечного Пути и пронзила сердце галактики чуть больше чем за год. По времени космоса на это ушло больше сотни тысячелетий. В облаках Стрельца корабль заработал такой тау, который позволил ему вырваться из родной галактики за несколько дней. Затем люди открыли, что вакуум между семейством звездных групп, в котором они находились, и семейством Девы, куда они направлялись, недостаточно плотен. У них не было выхода, кроме как выйти за пределы всего клана. В межгалактическом пространстве "Леонора Кристина" по-прежнему могла наращивать скорость. Ей потребовались недели, чтобы преодолеть пару миллионов световых лет пути до избранной соседней галактики. Пролетев ее за несколько часов, она набрала столько кинетической энергии, что такое же расстояние теперь преодолела за дни... а после за неделю или около того она покинула родное скопление и достигла следующего... сквозь который пролетела еще стремительнее... Корабль пересек почти абсолютную пустоту межкланового пространства, а тем временем инженеры починили поврежденную систему. Хотя система ускорения была выключена, "Леоноре Кристине" понадобилось только два месяца ее собственного времени, чтобы оставить позади две или три сотни миллионов световых лет. Оказалось, что всей массы целого галактического клана, который был ее целью, не хватит, чтобы погасить набранную скорость. Поэтому "Леонора Кристина" и не пыталась это сделать. Вместо этого она использовала поглощаемую материю, чтобы лететь еще быстрее. Она пересекла область второго клана - люди не пытались управлять ею, и корабль просто пронзил насквозь несколько составляющих клан галактик - за два дня. Корабль вырвался снова в пустоту с противоположной стороны клана. Промежуток до другого достижимого клана составлял порядка еще одной сотни миллионов световых лет. "Леонора Кристина" одолела его за неделю. Когда она прибыла туда, то, разумеется, воспользовалась обнаруженным веществом, чтобы разогнаться еще ближе к предельной скорости. - Нет... не надо... берегись! Маргарита Хименес не успела ухватиться за поручень, который остановил бы ее полет. Она ударилась о переборку, была отброшена и беспомощно забарахталась в воздухе. - Ад и черти! - выругался Борис Федоров по-русски. Он оценил векторы и ринулся ей наперехват. Это не был сознательный расчет. Как охотник, который целится в движущуюся цель, Федоров использовал навыки и многочисленные чувства своего тела - угловые диаметры и смещения, напряжение и нажим мышц, кинестезию, невидимую, но точно известную конфигурацию каждого сустава, в нескольких производных во времени каждого из этих факторов и многих других - свой организм, машину, созданную с невероятной сложностью и точностью и, когда он двигался в воздухе, красотой. У него была возможность лететь. Они находились на палубе номер два, далеко на корме, рядом с помещениями двигателя. Палуба предназначалась для хранения груза; но большая часть материалов, которые здесь хранились, ушла на создание оборудования. Там, где располагался груз, теперь зияла огромная пещера, где гуляло эхо, освещенная холодным светом, редко посещаемая. Федоров привел сюда Маргариту, чтобы вдали от посторонних глаз немного поучить ее навыкам поведения в невесомости. Она очень плохо усваивала уроки на тренировках, которые Линдгрен проводила для "наземных ползунов". Она вращалась в воздухе, волосы поднялись и закрыли лицо; руки, ноги, груди болтались беспорядочно. Пот выступил на ее нагом теле и собрался в капельки, которые сверкали, как крошечные существа. - Расслабься, я тебе говорю, - крикнул Федоров. - Первое, чему ты должна научиться - это расслабляться. Пролетая на расстоянии захвата от нее, он обхватил женщину за талию. Объединенные, они образовали новую систему, которая стала вращаться вокруг оси, двигаясь к противоположной переборке. Вестибулярные процессы выразили свое возмущение головокружением и тошнотой. Он знал, как подавить эту реакцию, а ей перед началом урока велел принять таблетку против космической болезни. И все равно ее вырвало. Федоров не мог ничего поделать, кроме как держать ее, пока они летели. Первый приступ застал его врасплох. Тогда он перехватил так, чтобы быть сзади. Когда они ударились о металл, он ухватился за пустую раму. Зацепившись за нее локтем, он освободил обе руки, чтобы легче было держать Маргариту и, как мог, успокаивал ее. - Тебе лучше? - спросил он. Она пробормотала, вся дрожа: - Я хочу вымыться. - Да, конечно. Сейчас найдем, где. Подожди здесь. Держись крепко и не отпускай. Я вернусь через пару минут. Федоров оттолкнулся и полетел. Ему нужно было закрыть вентиляторы, пока рвота не попала в общую воздушную систему корабля. Потом он сможет позаботиться о том, чтобы устранить ее при помощи вакуумного пылесоса. Он сделает это сам. Если привлечь еще кого-нибудь, тому может не просто показаться отвратительной эта работа. Он может начать болтать о... Федоров клацнул зубами. Он закончил меры предосторожности и вернулся к Хименес. Она все еще была бледна, но движения свои контролировала. - Прости меня, прости, пожалуйста, Борис. - Голос ее был хриплым, так как она обожгла горло желудочной кислотой. - Я не должна была соглашаться... уйти так далеко... так далеко от туалета. Он замер и угрюмо спросил: - Как давно у тебя рвота? Она отпрянула. Он схватил ее прежде, чем она оказалась без опоры. Его хватка была грубой. - Когда у тебя последний раз были месячные? - потребовал ответа он. - Ты же видел... - То, что я видел, вполне могло быть обманом. Особенно учитывая, как я занят на работе. Говори правду! Он встряхнул ее и случайно вывернул руку. Она вскрикнула, он выпустил ее, словно обжегся. - Я не хотел сделать тебе больно, - выдохнул он. Ее стало относить в сторону. Он ухватил ее как раз вовремя, притянул обратно и крепко прижал к своей запачканной груди. - Т-т-три месяца, - запинаясь, выговорила она сквозь всхлипы. Он дал ей возможность выплакаться, гладя по спутанным волосам. Когда она затихла, он помог ей добраться до душевой. Они обтерли друг друга губками начисто. Физиологическая жидкость, которой они пользовались, была такой едкой, что уничтожила вонь рвоты, но испарялась она так быстро и без остатка, что Хименес задрожала от пронзительного холода. Федоров швырнул губки в люк связанного с прачечной конвейера и включил горячий воздух. Несколько минут они грелись. - Ты знаешь, - сказал он после долгого молчания, - если мы решим проблему гидропоники в отсутствии гравитации, то сможем разработать что-нибудь, что даст нам настоящую ванну. Или даже душ. Она не улыбнулась, только прижалась к отверстию, откуда шел теплый воздух. Федоров помрачнел. - Ладно, - сказал он. - Как это случилось? Разве врач не должен следить за тем, чтобы все женщины регулярно принимали контрацептивы? Она кивнула, не глядя на него. Он едва расслышал ее ответ. - Да. Но это один укол в год, а нас двадцать пять женщин... а у него в голове много других проблем, кроме рутинных процедур... - Ты хочешь сказать, что вы оба забыли? - Нет. Я явилась к нему в кабинет, как положено. Когда ему приходится напоминать женщине, это смущает. Его в кабинете не оказалось. Наверное, отправился к какому-нибудь больному. Список женщин с пометками лежал на столе. Я заглянула в него. Джейн была в тот день у врача по той же самой причине, на час-другой раньше меня. Внезапно я схватила его ручку и сделала пометку напротив моей фамилии. Я скопировала его почерк. Это случилось раньше, чем я осознала, что делаю. Я убежала. - Почему ты не призналась потом? С тех пор, как наш корабль сбился с пути, доктор встречался и с более безумными порывами. - Он должен был помнить, - сказала Хименес громче. - Если он подумал, что забыл о моем посещении, то в чем моя вина? Федоров выругался и потянулся к ней. - Во имя здравого смысла! - запротестовал он. - Латвала работает, как каторжный, пытаясь поддерживать нас в форме. И ты спрашиваешь, почему ты должна ему помогать? Тогда она глянула ему в лицо и сказала: - Ты обещал, что мы сможем иметь детей. - Но... ну да, правда, у нас будет столько детей, сколько мы сможем иметь - как только найдем планету... - А если не найдем? Что тогда? Вы что, не можете улучшить биосистемы, как ты хвастался? - Мы пока отложили этот проект ради программы разработки новых инструментов. Это может продлиться несколько лет. - Несколько младенцев не составят большой разницы... для корабля, проклятого корабля... но разница для нас... Он двинулся к ней. Ее глаза расширились. Она отодвигалась от него все дальше и дальше. - Нет! - завопила она. - Я знаю, что тебе нужно! Вы никогда не получите моего ребенка! Он и твой тоже! Если вы... вырежете из меня моего ребенка, я вас убью! Я всех на корабле поубиваю! - Тихо! - взревел Федоров. Он отступил назад. Хименес осталась на том же месте, всхлипывая. - Я ничего не стану предпринимать сам, - сказал он. - Мы пойдем к констеблю. - Он направился к выходу. - Останься здесь. Соберись с силами. Подумай, какие аргументы ты приведешь. Я принесу одежду. Когда они вышли наружу, Борис запросил по интеркому разговор с Реймоном по личному вопросу. Он не заговаривал с Хименес, и она с ним, по дороге в каюту. Как только они оказались внутри, она схватила его за руки. - Борис, твой собственный ребенок, ты не можешь... и скоро пасха... Он сжал ее руки в своих. - Успокойся, - велел он. - Вот. - Он дал ей бутылку, специально приспособленную для питья в невесомости, с небольшим количеством текилы. - Это поможет. Не пей много. Тебе понадобится способность рассуждать. В дверь позвонили. Федоров впустил Реймона и закрыл за ним дверь. - Хотите глоток спиртного, Шарль? - спросил инженер. Перед ним было лицо, похожее на забрало боевого шлема. - Лучше мы сначала обсудим вашу проблему, - сказал констебль. - Маргарита беременна, - произнес Федоров. Реймон спокойно висел в воздухе, слегка придерживаясь за поручень. - Пожалуйста... - начала Хименес. Реймон жестом велел ей замолчать. - Как это случилось? - спросил он негромко. Она попыталась объяснить, и не смогла говорить. Федоров в нескольких словах обрисовал ситуацию. - Понятно. - Реймон кивнул. - Примерно семь месяцев, да? Почему вы разговариваете со мной? Вам следовало обратиться прямо к первому помощнику. В любом случае она будет решать, как поступить. У меня нет никаких прав, кроме как арестовать вас за серьезное нарушение правил. - Вы... Я думал, что мы друзья, Шарль, - сказал Федоров. - Я служу кораблю в целом, - ответил Реймон столь же монотонно, как прежде. - Я не могу мириться с эгоистичными действиями кого бы то ни было, если они угрожают жизни остальных. - Один крошечный ребенок? - крикнула Хименес. - А сколько еще детей захотят иметь другие? - Неужели мы должны ждать вечно? - Разумнее подождать до тех пор, пока вы не будете знать, каково наше будущее. Вполне возможно, что ребенок, рожденный сейчас, проживет недолго и умрет страшной смертью. Хименес сомкнула руки на животе. - Вы не можете убить его! Не можете! - Успокойтесь, - резко бросил Реймон. Она задохнулась, но повиновалась. Он перевел взгляд на Федорова. - А вы что думаете, Борис? Русский медленно отодвигался назад, пока не оказался рядом со своей женщиной. Он привлек ее к себе и произнес: - Аборт - это убийство. Может быть, она была не права. Но я не верю, что мои товарищи по кораблю - убийцы. Я умру, но не допущу этого. - Без вас мы окажемся в трудном положении. - Вот именно. - Ну... - Реймон отвел взгляд. - Вы еще не сказали, что, по-вашему, могу сделать я. - Я знаю, что вы можете сделать, - сказал Федоров. - Ингрид захочет сохранить эту жизнь. У нее может не хватит решимости сделать это без вашего совета и поддержки. - Хм. Хм. Так. - Реймон побарабанил пальцами по переборке. - Ситуация складывается не самым худшим образом, - сказал он наконец задумчиво. - Можно извлечь из нее даже некоторые положительные аспекты. Если мы сможем представить ее как случайность, как недосмотр, вместо преднамеренных действий... Собственно говоря, отчасти это так и было. Маргарита действовала безумно - но насколько нас всех сейчас можно назвать нормальными? Хм. Предположим, мы объявим некоторое послабление правил. Будет дозволено весьма ограниченное число рождений. Мы подсчитаем, сколько детей выдержит экосистема, и желающие женщины вытянут жребий. Я не думаю, что желающих будет много... в нынешних обстоятельствах. Соперничество будет невелико. Появление новорожденных, над которыми можно будет квохтать и о которых нужно будет заботиться, снимет часть напряжения. На миг его голос возвысился. - Дети - это еще и залог смелости, клянусь Богом. И новая причина выжить. Да! Хименес попыталась дотянуться до него и обнять. Реймон отстранил ее. Не обращая внимания на плач и смех женщины, он приказал инженеру: - Успокойте ее. Я обговорю вопрос с первым помощником. В нужный момент мы все встретимся и проведем совещание. Пока никому ни слова. - Вы... отнеслись ко всему... так спокойно, - сказал Федоров. - Как же еще? - резко спросил Реймон. - У нас и так слишком много этих проклятых эмоций. - На мгновение забрало его шлема поднялось. На сей раз наружу выглянула маска смерти. - До черта много!!! - выкрикнул он. Реймон рывком широко распахнул дверь и вырвался в коридор. Будро всматривался в видеоскоп. Галактика, к которой стремилась "Леонора Кристина", рисовалась сине-белой дымкой на темном, неясном поле зрения. Когда он отошел от видеоскопа, лоб его прорезали глубокие морщины. Он подошел к главной консоли. Шаги глухо стучали - возвращенным весом (корабль пересекал пространство между семействами). - Неправильно, - сказал он. - Я видел их слишком много. - Ты имеешь в виду цвет? - спросил Фокс-Джеймсон. Навигатор попросил астрофизика прийти на мостик. - Частота кажется слишком низкой для нашей скорости? Это в основном объясняется обычным расширением пространства, Огюст. Постоянная Хаббла. Мы догоняем галактические группы, скорости которых увеличиваются по отношению к нашей точке старта, чем дальше мы летим. Это хорошо. Иначе допплеровский эффект мог бы доставить нам больше гамма-излучения, чем способна сдержать наша защита. Ну и, конечно, как ты прекрасно знаешь, мы очень рассчитываем, что расширение пространства поможет нам оказаться в ситуации, когда мы сможем остановиться. В конце концов изменения скоростей сами по себе должны перевесить вызванное ими ограничение эффективности бассердовского модуля. - Эта часть понятна. - Будро наклонился над столом, сгорбившись над своими заметками. - Но я повторяю: я наблюдал каждую галактику, сквозь которую мы проходили, и те, мимо которых мы пролетали на достаточном для наблюдений расстоянии, в течение последних месяцев. Мне знакомы все их разновидности. И постепенно эти разновидности изменяются. - Он мотнул головой в сторону видеоскопа. - Вот эта впереди наверху, например, нерегулярного вида, как Магеллановы Облака рядом с нашей родиной... - В этих краях, я думаю, Магеллановы Облака уже тоже входят в понятие родины, - пробормотал Фокс-Джеймсон. Будро решил пропустить мимо ушей его замечание. - Она должна содержать высокий процент звезд последовательности II, - продолжал он. - С нашей точки зрения мы должны наблюдать много отдельных голубых гигантов. А мы не видим ни одного. Все полученные мной спектры, насколько я могу их интерпретировать, стали отличаться от нормы для соответствующих классов. Разновидности галактик больше не выглядят, как должны выглядеть. Он посмотрел на Фокс-Джеймсона. - Малькольм, что происходит? Фокс-Джеймсон казался удивленным. - Почему ты задаешь этот вопрос мне? - спросил он вместо ответа. - Сначала у меня было только смутное впечатление, - сказал Будро. - Я не настоящий астроном. Кроме того, я не могу получить точные навигационные отметки. Например, чтобы получить значение тау, необходимо распутать такую кошачью колыбельку допущений, что... Bien, когда я в конце концов уверился, что природа пространства меняется, я подошел к Шарлю Реймону. Ты знаешь, как он затыкает рот паникерам, и он прав. Он сказал, чтобы я потихоньку посоветовался с кем-нибудь из вашей команды, и сообщил ему результат. Фокс-Джеймсон фыркнул от смеха. - Ну вы и наворотили, конспираторы! Вам что, больше нечем себе голову морочить? Я вообще-то считал, что это общеизвестный факт. Настолько общеизвестный, что никто из нас, профессионалов, его ни разу не упомянул, хотя все изголодались по свежим темам для разговора. Ха! Поневоле задумаешься, что ты еще просмотрел. - Qu'est-ce que c'est? - Смотри, - сказал Фокс-Джеймсон. Он сел на край стола. - Звезды развиваются. Они производят элементы тяжелее водорода в термоядерных реакциях. Если звезда столь велика, что взрывается, превращаясь в сверхновую в конце своего развития, она выбрасывает некоторые из этих атомов обратно в межзвездное пространство. Более важный процесс, хотя и менее зрелищный, это утечка массы из небольших звезд, которых большинство, на стадии красного гиганта по пути к угасанию. Новые поколения звезд и планет конденсируются из этой обогащенной среды и обогащают ее, когда приходит их черед. Со временем растет процентное соотношение богатых металлом звезд. Это отражается на общем спектре. Но, разумеется, ни одна звезда не возвращает больше материи, чем ушло на ее образование. Большая часть вещества остается связанной в плотных телах, остывающих до абсолютного ноля. Таким образом межзвездная среда истощается. Пространство внутри галактик становится чище. Процесс образования звезд идет на убыль. Он вытянул руку вперед, по курсу корабля. - Наконец мы достигаем точки, где возможна очень небольшая дальнейшая конденсация, или невозможна вообще. Активные недолговечные голубые гиганты выгорают и не имеют наследников. Светящиеся члены галактики - исключительно карлики, и, наконец, не остается никаких звезд, кроме холодных красных скупых светил класса М. Их хватает почти на сто гигалет. Насколько я могу судить, галактика, к которой мы направляемся, еще не достигла такого возраста. Но она к нему приближается. Приближается. Будро взвесил сказанное. - Значит, мы не разгонимся в этой галактике так сильно, как прежде, - сказал он. - Раз межзвездные газ и пыль там заканчиваются. - Верно, - сказал Фокс-Джеймсон. - Но не волнуйся, я уверен, что все будет в порядке. Звезды не вбирают все без остатка. Кроме того, у нас есть межгалактическое пространство, промежутки между скоплениями, между семействами. Пространство там разреженное, но при нашем теперешнем тау может быть использовано - в конце концов мы сможем использовать даже газ в межклановых промежутках. Он дружески хлопнул навигатора по спине. - Не забывай, что мы к этому моменту пролетели три сотни мегапарсеков, - сказал он. - Что означает примерно тысячу миллионов лет времени. Неудивительно, что мы наблюдаем перемены. Будро был менее привычен к астрономическому подходу. - Ты хочешь сказать, - прошептал он, - что вся вселенная постарела настолько, что мы это заметили? Впервые со времени своей ранней юности навигатор перекрестился. Дверь в приемную была заперта. Чи-Юэнь помедлила в нерешительности, прежде чем нажать на кнопку звонка. Когда Линдгрен впустила ее, она робко произнесла: - Мне сказали, что вы здесь одна. - Пишу. - Первый помощник стояла, слегка сгорбившись, и все равно она была на голову выше планетолога. - Уединенное место. - Простите, что я вам помешала. - Это моя работа, Ай-Линг. Садитесь. Линдгрен вернулась за стол, который был завален бумагами, исписанными небрежным почерком. Кабина дрожала и вибрировала от неравномерного ускорения. "Леонора Кристина" шла сквозь клан невиданного размера. Одно время надеялись, что этот клан может оказаться тем самым, где корабль сможет затормозить в какой-нибудь из составляющих его галактик. Ближайшее рассмотрение показало, что нет. Обратный тау стал слишком велик. Несколько человек на общем собрании выдвинули идею, что необходимо в любом случае немного затормозить, чтобы условия остановки по достижении следующего клана стали не такими суровыми. Невозможно было доказать, какая из точек зрения в споре верна, учитывая, что такие подробности космографии до сих пор не известны. Можно было воспользоваться только статистикой, как и поступили Нильсон и Чидамбарна, чтобы доказать, что ПРАВДОПОДОБИЕ нахождения места, где они смогут остановиться, КАЖЕТСЯ выше, если продолжать ускоряться. Офицеры корабля сомневались, принять ли эту теорему на веру и поддерживали полный вперед. Реймону пришлось припугнуть нескольких человек, чьи возражения были недалеки от бунта. Чи-Юэнь примостилась на краешке кресла для посетителей. Она была маленькой и ладной в красной тунике с высоким воротником, широких белых брюках, с волосами, зачесанными назад слишком строго и придерживаемыми костяным гребнем. Линдгрен составляла с ней контраст. Ее рубашка была без воротника, рукава закатаны до локтей, запачкана в разных местах, волосы сбились, а под глазами - синяки. - Что вы пишете, можно поинтересоваться? - спросила Чи-Юэнь. - Проповедь, - сказала Линдгрен. - Это нелегко. Я не писатель. - Вы, пишете проповедь? Левый уголок рта Линдгрен слегка дернулся вверх. - Точнее сказать, обращение капитана на праздновании Дня летнего солнцестояния. Он может продолжать вести богослужения. Но в данном случае он попросил меня вдохновить экипаж от его имени. - Он не вполне здоров? - негромко спросила Чи-Юэнь. Линдгрен слегка нервничала. - Не вполне. Я полагаю, что могу доверять вам. Что вы не разболтаете. Даже, если все и так подозревают. - Она оперлась локтем о стол. Ответственность его добивает. - Как может он винить себя? Какой у него выбор, кроме как позволить роботам продолжать вести корабль вперед. - Ему не все равно. - Линдгрен вздохнула. - Еще этот последний диспут. Поймите, нельзя сказать, что у него полное нервное истощение. Не совсем. Но он больше не может преодолевать сопротивление людей. - Разумно ли устраивать проповедь? - поинтересовалась Чи-Юэнь. - Не знаю, - сказала Линдгрен безжизненным голосом. - Просто не знаю. Теперь, когда - мы этого не объявляем, но нельзя помешать вычислениям и разговорам - мы где-то около пяти- или шестимиллиардолетней отметки... - Она подняла голову, рука ее упала. - Праздновать что-то настолько чисто земное - абсурд. "Теперь, когда мы должны начинать думать, что Земли больше нет..." Она обеими руками обхватила подлокотники кресла. Мгновение она смотрела своими голубыми глазами невидящим и безумным взглядом. Затем напряжение спало, и, откинувшись в кресле, Линдгрен сказала ровным тоном: - Констебль убедил меня продолжать наши ритуалы. Неповиновение. Воссоединение после ссоры. Возобновление привязанностей, особенно к ребенку, который скоро родится. Новая Земля: мы еще вырвем ее из рук Бога. Если Бог еще что-то значит, хотя бы эмоционально. Может, религию вообще лучше не упоминать. Карл дал мне только общую идею. Предполагается, что я смогу ее изложить лучше всех. Я. Это должно вам много сказать о нашем состоянии, правда? Она моргнула, приходя в себя. - Извините, - сказала она. - Я не должна была вываливать на вас мои проблемы. - Это проблемы общие, первый помощник, - ответила Чи-Юэнь. - Пожалуйста, зовите меня Ингрид. И благодарю. Если я вам не говорила раньше, позвольте сказать сейчас: вы - по-своему, тихо и незаметно, - одна из ключевых людей на корабле. Сад спокойствия... Ладно. - Линдгрен сомкнула пальцы подушечками, образовав арку. - Что я могу для вас сделать? Чи-Юэнь отвела взгляд. - Я по поводу Шарля. Ногти на пальцах Линдгрен побелели. - Ему нужна помощь, - сказала Чи-Юэнь. - У него есть дружинники, - без выражения ответила Линдгрен. - Кто заставляет его действовать, кроме него самого? Кто заставляет действовать всех нас? Вас тоже. Вы зависите от него. - Конечно. - Линдгрен переплела пальцы и распрямила их. - Вам должно быть понятно - возможно, он никогда этого не говорил вам, так же как мне, или я ему, но это очевидно - наша ссора стерлась за время совместной работы. Я желаю ему только добра. - Тогда можете ли вы сделать для него часть этого добра? Взгляд Линдгрен стал пронзительным. - О чем вы? - Он устал. Устал больше, чем вы можете представить, Ингрид. И он одинок. - Он таков по натуре. - Быть может. Но его натуре не свойственны ни одна из этих ролей, которые он должен играть: огонь, бич, оружие, двигатель. Я немного изучила его. В последнее время я наблюдаю за ним - как он спит, те немногие часы, когда у него есть возможность заснуть. Его защитные силы на исходе. Я слышала, как он разговаривает во сне - несколько раз, когда это были сны, а не просто кошмары. Линдгрен сомкнула ладони. - Чем мы можем ему помочь? - Верните ему часть вашей силы. Вы это можете. - Чи-Юэнь подняла взгляд. - Видите ли, он вас любит. Линдгрен встала, прошлась взад-вперед по узкому проходу за столом, ударяя кулаком о ладонь. - Я приняла обязательства, - сказала она. Слова застряли у нее в горле. - Я знаю... - Не повредить человеку, в котором мы все нуждаемся. И не... быть свободной в своих связях. Я должна оставаться офицером во всех своих поступках. Так же поступает и Карл. - Ее голос сорвался: - Он бы отказался! Чи-Юэнь тоже поднялась с места. - Вы могли бы не ночевать у себя сегодня ночью? - спросила она. - Что? Что? Нет. Говорю вам, это невозможно. О, время у меня есть, но все равно это невозможно. Вам лучше уйти. - Пойдемте со мной. - Чи-Юэнь взяла Линдгрен за руку. - Какой скандал может произойти, если вы навестите нас двоих в нашей каюте? Линдгрен неуверенно двинулась за ней. Они направились вверх по вибрирующей лестнице на палубу команды. Чи-Юэнь открыла дверь, пропустила Линдгрен и закрыла дверь за собой. Они оказались одни среди сувениров и украшений страны, которая умерла гигагоды назад, и посмотрели друг на друга. Линдгрен прерывисто дышала. На ее лице румянец постепенно сменялся бледностью. - Он скоро вернется, - сказала Чи-Юэнь. - Он ничего не знает. Это мой дар ему. Хотя бы одна ночь: показать ему, что его любят, как прежде. Она разделила кровати. Затем опустила разделяющую перегородку. Она едва сдерживала слезы. Линдгрен на мгновение прижала ее к себе и поцеловала. 19 - Пожалуйста, - взмолилась Джейн Сэдлер. - Пойдите и помогите ему. - А вы не можете? - спросил Реймон. Она покачала головой. - Я пыталась. Мне кажется, от этого только хуже. В его теперешнем состоянии. Потому что я женщина. - Она залилась румянцем. - Вы понимаете? - Ну, я не психолог, - сказал Реймон. - Но все-таки пойду посмотрю, что можно сделать. Он покинул беседку, где отдыхал до прихода Джейн. Карликовые деревья, ниспадающие лианы, мох и цветы возвращали ему спокойствие. Но он заметил, что немногие теперь приходят сюда. Напоминают ли им растения слишком о многом? Разумеется, никаких планов не строили насчет празднования осеннего равноденствия, который приближался по корабельному календарю - как, собственно говоря, и всех остальных праздников. Празднование явно удалось. В спортзале игроки в гандбол в невесомости носились из угла в угол. Однако члены экипажа играли скорее из упрямства. Большинство пассажиров редко приходили сюда, кроме как на обязательные занятия. Они не выказывали большого интереса и к трапезам. Правда, нельзя сказать, чтобы результаты деятельности Кардуччи в последнее время вдохновляли. Один-два прохожих молча кивнули Реймону в знак приветствия. Дальше по коридору была открыта дверь в любительскую мастерскую. Гудел токарный станок, сиял синим огнем факел резака в руках Като М'Боту и Иешу бен-Цви. Они явно делали что-то для недавно возобновленного экологического проекта Федорова-Перейры, и перебрались сюда из-за недостатка места в мастерских на нижних уровнях. Хорошо, что проект возобновили, но дело продвигалось слишком медленно. Нужно в точности быть уверенным, что ты делаешь, прежде чем переоборудовать системы, от которых зависит жизнь. Пока еще проект находился в стадии исследований и над ним работали лишь несколько специалистов. Программа усовершенствования инструментов, которой руководил Нильсон, была великолепным средством занять людей работой. Теперь она близилась к завершению, если только астроном не изобретет еще какие-нибудь усовершенствования. Большая часть работы была закончена, груз перемещен, палуба номер два превращена в электронную обсерваторию, ее запутанные провода подстрижены. Эксперты могли настраивать и уточнять приборы и погружаться в углубленное изучение внешнего мира. Для большей части работавших над проектом дел больше не осталось. Не осталось ничего, кроме как терпеть. При каждом кризисе люди сплачивались. Но за каждым взлетом надежды наступал более глубокий спад, каждая новая неприятность била больнее. Не принесло большой радости и изменение правил о детях. О материнстве попросили всего две женщины, и их последние инъекции будут действительны еще несколько месяцев. Остальные заинтересовались, разумеется, определенным образом... Корабль вздрогнул. Тяжесть навалилась на Реймона. Он чуть не упал на палубу. Металлический шум пронизал корпус, как гонг basso profundo. Вскоре все утихло. Вернулась невесомость. "Леонора Кристина" прошла сквозь еще одну галактику. Эти прохождения участились. Неужели корабль никогда не встретит конфигурацию, которая позволит ему остановиться? Могли ли Нильсон, Чидамбарна и Фокс-Джеймсон просчитаться? Может, они начали это осознавать? И именно поэтому работают допоздна в лаборатории в последние недели, и так молчаливы и озабоченны, когда выходят наружу перекусить и поспать? Ладно, Линдгрен наверняка получит сведения от Нильсона, когда они подтвердятся. Каковы бы они ни были. Реймон поплыл по лестничному колодцу к палубе команды. Он зашел в свою каюту, а потом нашел нужную дверь и позвонил. Не получив ответа, он толкнул дверь. Заперто. Соседняя дверь на половину Сэдлер была открыта. Он вошел в ее половину каюты. Перегородка между ней и ее мужчиной была опущена. Реймон убрал перегородку. Иоганн Фрайвальд плавал в воздухе на конце страховочной веревки. Рослая фигура скорчилась в зародышевой позе. Но в глазах была настороженность. Реймон ухватился за поручень, встретил этот взгляд и сказал уклончиво: - Я удивился, почему тебя нигде не видно. Потом мне сказали, что ты себя плохо чувствуешь. Могу ли я чем-то помочь? Фрайвальд что-то буркнул. - Вот ты мне действительно можешь помочь, - продолжал Реймон. - Ты мне чертовски нужен. Ты лучший дружинник - полицейский, советник, глава рабочих групп, генератор идей - который у меня был за все это время. Без тебя мне не обойтись. Фрайвальд заговорил с видимым усилием. - Придется обойтись без меня. - Почему? В чем дело? - Я больше не могу выдержать. Все очень просто. Не могу. - Но почему? - настаивал Реймон. - Наша работа физически не трудна. И в любом случае ты крепкий мужчина. Невесомость тебя никогда не беспокоила. Ты человек технической эры, практичный парень, здоровый духом, прочно стоящий на земле. Не такой, как эти сосредоточенные на себе неженки, которых надо каждую минуту нянчить, потому что их нежный дух не в силах выдержать долгое путешествие. - Он ухмыльнулся. - Или ты тоже такой? Фрайвальд шевельнулся. Его небритые щеки слегка потемнели. - Я человек, - сказал он. - А не робот. И наконец я начал думать. - Друг, неужели ты думаешь, что мы бы выжили до сих пор, если бы по крайней мере офицеры не тратили каждый час бодрствования на то, чтобы подумать? - Я не имею в виду ваши проклятые измерения, вычисления, поправки курса, модификации оборудования. Это результат ничего иного, как инстинкта выживания. У омара, вылезающего из котла, примерно столько же достоинства. Я спросил себя, зачем? Что мы в действительности делаем? Какой в этом смысл? - Et tu, Brute, - пробормотал Реймон. Фрайвальд переворачивался, пока не оказался с констеблем лицом к лицу. - Раз уж ты такой бездушный... Ты знаешь, какой сейчас год? - Нет. И ты не знаешь. Данные слишком ненадежны. А если ты хочешь знать, какой год был бы на Земле, это для нас лишено значения. - Замолчи! Я знаю весь этот треп по поводу синхронизации времени. Мы пролетели что-то около пятидесяти миллиардов световых лет. Мы огибаем пространство как таковое. Если бы мы вернулись в этот момент к Солнечной системе, мы бы ничего не нашли. Наше солнце давным-давно погасло. Оно разбухало и набирало яркость, пока не поглотило Землю, оно превратилось в белого карлика, в уголь от костра, в золу. Другие звезды последовали за ним. В нашей галактике не осталось ничего, кроме убывающих красных карликов, если хоть они остались. Если и их больше нет, тогда - только застывшая окалина, выгоревшие мертвые глыбы. Млечный Путь погас. Все, что мы знали, все, что произвело нас на свет, мертво. Начиная с человечества. - Не обязательно. - Тогда оно превратилось во что-то, чего мы не в состоянии понять. Мы призраки. - Губы Фрайвальда задрожали. - Мы мчимся вперед и вперед, одержимые одной идеей... - Снова дрожь ускорения сотрясла корабль. - Вот. Ты слышал. - Глаза его сверкнули белками, словно в страхе. - Прошли сквозь еще одну галактику. Еще сто тысяч лет. Для нас доля секунды. - Ну, не совсем, - сказал Реймон. - Наш тау не может быть таким низким. Мы, скорее всего, пересекли спиральный рукав. - Сколько миров уничтожив по дороге? Я знаю цифры. Мы не так массивны, как звезда. Но наша энергия - я думаю, что мы можем пронзить сердце звезды и не заметить. - Возможно. - Это еще одна составляющая нашего ада. Мы превратились в угрозу для... для... - Не говори так, - искренне сказал Реймон. - Не думай так. Потому что это неправда. Мы взаимодействуем с пылью и газом, больше ни с чем. Мы действительно пересекаем много галактик. Они лежат сравнительно близко друг к другу относительно их собственного размера. Внутри скопления его составляющие отстоят друг от друга примерно на десять своих диаметров, часто на меньшее расстояние. Одиночные звезды внутри галактики - это совсем другое дело. Их диаметры составляют микроскопическую часть светового года. В районе ядра, в самой густонаселенной части... ну, одну звезду от другой отделяет такое расстояние, как одного человека от другого, стоящего на противоположном берегу континента. Большого континента. Вроде Азии. Фрайвальд отвернулся. - Азии больше нет, - сказал он. - Ничего больше нет. - Есть мы, - ответил Реймон. - Мы живы, мы настоящие, у нас есть надежда. Что еще тебе нужно? Грандиозное философское обоснование? Забудь об этой роскоши. Наши потомки его выработают вместе с нудным эпосом о наших героических подвигах. У нас здесь пот, слезы, кровь - он блеснул улыбкой, - короче говоря, бесславные телесные выделения. И что в этом плохого? Твоя проблема в том, что ты считаешь, будто комбинация акрофобии, сенсорного голодания и нервного напряжения есть метафизический кризис. Я, например, вовсе не презираю наш животный инстинкт выживания. Я рад, что он у нас есть. Фрайвальд висел в воздухе, не шевелясь. Реймон приблизился к нему и сжал его плечо. - Я не преуменьшаю твоих трудностей, - сказал он. - Продолжать все это действительно трудно. Наш худший враг - отчаяние, время от времени оно посещает каждого из нас. - Только не тебя, - сказал Фрайвальд. - Конечно да, - ответил Реймон. - Меня тоже. Но я все время опять поднимаюсь на ноги. Ты тоже это сделаешь. Как только перестанешь чувствовать себя ненужным из-за нарушения, которое есть совершенно нормальное временное следствие физического истощения сил. Джейн понимает это лучше тебя, парень, - бессилие скоро пройдет само собой. Потом ты посмотришь на все свои проблемы в перспективе и снова будешь способен справляться с ними. - Ну... - Фрайвальд, самую малость расслабился. - Может быть. - Я знаю точно. Не веришь мне, спроси врача. Если хочешь, я попрошу его дать тебе что-нибудь от нервов, чтобы ускорить твое выздоровление. Я делаю это потому, что нуждаюсь в тебе, Иоганн. Мускулы под рукой Реймона еще немного расслабились. Он улыбнулся. - Однако, - продолжал он, - я взял с собой единственное лекарство от нервов, которое, по-моему, пригодится. - Какое? - Фрайвальд глянул "вверх". Реймон запустил руку под тунику и достал бутылку для питья в невесомости с двумя трубками. - Вот, - сказал он. - Положение имеет свои привилегии. Скотч. Настоящий, а не это ведьмино зелье, которое скандинавы считают имитацией. Я прописываю тебе здоровенную дозу, и себе тоже. Я бы с удовольствием поболтал ни о чем. Не делал этого так давно, что даже не помню. Этого занятия им хватило на час, и к Фрайвальду стала возвращаться жизнь. Неожиданно интерком сказал голосом Ингрид Линдгрен: - Констебль здесь? - Мгм, да, - ответил Фрайвальд. - Мне сказала Сэдлер, - пояснила первый помощник. - Ты можешь прийти на мостик, Карл? - Срочное дело? - спросил Реймон. - Н-не очень, я думаю. Последние наблюдения, кажется, указывают на... дальнейшие эволюционные изменения в космосе. Нам, возможно, придется модифицировать схему полета. Я решила, что ты захочешь обсудить это. - Хорошо. - Реймон пожал плечами в сторону Фрайвальда. - Жаль. - Мне тоже. Механик оглядел флягу, печально покачал головой и протянул ее обратно. - Нет, можешь ее допить, - сказал Реймон. - Не один. Пить одному скверно. Я скажу Джейн. - Ладно. - Фрайвальд по-настоящему рассмеялся. - Спасибо тебе. Выйдя из каюты и закрыв дверь, Реймон осмотрелся. Коридор был пуст. Он бессильно повис, закрыв глаза рукой, дрожа всем телом. Спустя минуту он наполнил легкие и отправился на мостик. На лестнице ему встретился Норберт Вильямс. - Привет, - бросил химик. - Вы выглядите веселей большинства, - заметил Реймон. - Согласен. Мы с Эммой много говорили, и, похоже, напали на новый трюк, при помощи которого можно проверить на расстоянии, имеет ли планета жизнь нашего типа. Понимаете, популяция типа планктона должна сообщать некоторые характеристики поверхности океана, а с учетом эффекта Допплера, который превращает эти частоты в такие, которые мы можем проанализировать... - Отлично. Продолжайте над этим работать. А если сможете привлечь других, я буду рад. - Конечно. Мы об этом уже думали. - Пожалуйста, разыщите Джейн Сэдлер и передайте ей, что она освобождается на весь день от работы. У ее парня есть к ней кой-какое дело. Грубый хохот Вильямса долго преследовал Реймона. Но командная палуба была безжизненной и тихой. На мостике Линдгрен несла вахту одна. Руки ее напряглись, держась за поручни на основании видеоскопа. Когда она обернулась при его появлении, он увидел, что у нее в лице ни кровинки. Реймон закрыл дверь. - Что не так? - приглушенно спросил он. - Ты никому не сказал? - Нет, конечно. Понятно было, что дело серьезное. Что случилось? Она попыталась заговорить и не смогла. - Еще кто-то придет на совещание? - спросил Реймон. Она покачала головой. Он приблизился к ней, закрепился, обхватив одной ногой перила и уперев другую в пол, и обнял Линдгрен. Она прижалась к нему так крепко, как той единственной украденной ночью. - Нет, - сказала она, пряча лицо у него на груди. - Элоф и... Огюст Будро... они сказали мне. Кроме них знают еще Малькольм и Мохендас. Они попросили меня сказать... Старику. Они не смеют. Не знают, как. Я тоже не знаю. Не знаю, как сказать кому бы то ни было. - Ее ногти впились в него сквозь тунику. - Карл, что нам делать? Он некоторое время ерошил ей волосы, глядя поверх ее головы, чувствуя, как быстро и неровно стучит ее сердце. Корабль снова загудел и прыгнул. Из вентилятора подуло холодом. Металл вокруг, казалось, сокращался в размерах, съеживался. - Давай, - сказал он наконец. - Скажи мне, alskling. - Вселенная - вся вселенная - умирает. Он издал горловой звук. Больше ничего. Он ждал. Наконец Ингрид оторвалась от Реймона и отодвинулась настолько, чтобы взглянуть в глаза. Она заговорила торопливо и невнятно. - Мы забрались дальше, чем предполагали. В пространстве и во времени. Больше ста миллиардов лет. Астрономы начали это подозревать, когда... не знаю. Я знаю только то, что они мне сообщили. Все слышали, что галактики, которые мы видим, тускнеют. Старые звезды постепенно угасают, новые не рождаются. Мы не думали, что это затронет нас. Все, что мы искали, это одна маленькая звезда, не слишком отличная от Солнца. Таких должно было остаться много. Галактики живут долго. Но теперь... Они не были уверены. Наблюдения вести трудно. Но они начали задумываться... не недооценили ли мы расстояние, которое преодолели. Они тщательно проверяли допплеровское смещение. Особенно в последнее время, когда мы проходили сквозь все большее число галактик, а газ между ними казался все плотнее. Они обнаружили, что результаты наблюдений невозможно объяснить при помощи нашего тау, каким бы он ни был. Должен быть другой влияющий фактор. Галактики собираются ближе. Газ уплотняется. Пространство больше не расширяется. Оно достигло своего предела и коллапсирует. Элоф говорит, что коллапс будет продолжаться. И продолжаться. До конца. - А мы? - спросил он. - Кто может сказать? Но цифры свидетельствуют, что мы не можем остановиться. Мы могли бы затормозить. Но к тому времени, как мы остановимся, ничего не останется... кроме пустоты, выгоревших звезд, абсолютного нуля, смерти. Ничего. - Нам это ни к чему, - глупо сказал он. - Да. Но что нам нужно? - Странно, что она не плакала. - Я подумала... Карл, не следует ли нам сказать "спокойной ночи"? Всем нам сказать это друг другу. Последний праздник с вином и при свечах. Потом разойтись по каютам. Ты и я пойдем в нашу с тобой каюту. И будем любить друг друга, если сможем, и скажем "спокойной ночи". У нас хватит морфия на всех. Ах, Карл, мы все так устали. Так хорошо будет заснуть. Реймон снова привлек ее к себе. - Ты читал когда-нибудь "Моби Дика"? - прошептала она. - Это про нас. Мы преследовали Белого Кита. До конца времен. И еще... этот вопрос. "Что есть человек, чтобы пережить своего Творца?" Реймон бережно отстранил ее от себя и посмотрел в видеоскоп. Глянув вперед, он на миг увидел мелькнувшую мимо галактику. Она, должно быть, находилась на расстоянии всего нескольких десятков тысяч парсеков, так как он увидел ее сквозь тьму очень большой и ясной. Ее форма была хаотичной. Структура, какова бы она ни была когда-то, разрушилась. Она имела тусклый и смутный красный цвет, темнеющий на краях до оттенка запекшейся крови. Галактика исчезла из пределов видимости. Корабль прошел сквозь другую, содрогнувшись, как от порыва урагана, но она была невидима. Реймон отпрянул к пульту управления. Он был бледен. - Нет! - сказал он. 20 Он и она смотрели с возвышения вниз на своих товарищей по кораблю. Собравшиеся сидели, привязавшись ремнями безопасности к стульям, ножки которых были закреплены магнитными захватами к полу спортзала. Положение было слишком серьезное, откладывать разговор не имело смысла. Между тау, который теперь межзвездные атомы имели по отношению к "Леоноре Кристине", и сокращением длин в измерениях, проводимых людьми, и уменьшающимся радиусом самого космоса, реактивные двигатели корабля толкали его при нескольких десятых "g" сквозь предельные бездны межкланового пространства. И все чаще и чаще совершались броски ускорения, когда корабль отталкивался от очередной галактики. Они происходили слишком быстро, чтобы их могли компенсировать внутренние поля. Они ощущались как биение волн, и каждый раз шум в корпусе корабля походил на завывание ветра. Четыре дюжины тел, столкнувшись друг с другом, могли получить множество травм. Но два человека, тренированных и внимательных, могли удержаться на ногах, держась руками за перила. И сейчас эти два человека - мужчина и женщина - стояли рядом, выпрямившись во весь рост. Ингрид Линдгрен закончила свой отчет. - ...вот что происходит. Мы не сможем остановиться раньше, чем произойдет смерть вселенной. В зале повисла тишина. Потом несколько женщин заплакали, несколько мужчин прошептали проклятия или молитвы, но никто не повысил голос. В первом ряду капитан Теландер опустил голову и закрыл лицо руками. Корабль содрогнулся от очередного шквала. Корпус пронзил звук - пульсация, стон, свист. Пальцы Линдгрен на мгновение вцепились в руку Реймона. - Констебль должен вам кое-что сообщить, - сказала она. Реймон шагнул вперед. Он смотрел на всех запавшими и покрасневшими глазами с такой свирепостью, что даже Чи-Юэнь не посмела шевельнуться. Его туника была волчье-серой, и кроме эмблемы должности, при нем находился автоматический пистолет, самая красноречивая эмблема. Он говорил тихо, но без тени того сочувствия, которое звучало в голосе первого помощника: - Я знаю, что вы считаете это концом. Мы пытались бороться и потерпели неудачу. И вас нужно оставить в покое, чтобы вы примирились сами с собой или со своим Богом. Ну, я не стану говорить, что вы этого делать не должны. У меня нет ясного представления о том, что с нами произойдет. Я думаю, что больше никто не способен предсказать этого. Природа стала слишком чуждой. Честно говоря, я согласен, что наши шансы плохи. Но я не считаю, что у нас их вовсе нет. И под этим я не подразумеваю, что мы выживем в мертвой вселенной. Попытаться это сделать вполне возможно. Замедлиться, пока течение нашего времени перестанет сильно отличаться от внешнего, продолжая двигаться достаточно быстро, чтобы получать водород для топлива. Затем провести оставшиеся нам годы в корабле, не глядя наружу, в окружающую нас тьму, не думая о судьбе ребенка, который вот-вот родится. Не исключено, что это физически осуществимо, если термодинамика коллапсирующего пространства не сыграет с нами какую-нибудь шутку. Но я не думаю, что это осуществимо психологически. Выражения ваших лиц подтверждают, что вы со мной согласны. Верно? - Что мы можем сделать? - Я считаю, что у нас есть обязанность - перед расой, которая породила нас, перед детьми, которых мы еще способны родить - обязанность бороться до самого конца. Для большинства из вас это не потребует большего, чем продолжать жить, продолжать оставаться в здравом уме. Я вполне сознаю, что это может оказаться самой трудной задачей, какая когда-либо выпадала человеку. Команде и ученым, которые имеют соответствующие специальности, придется вдобавок продолжать свою работу и готовиться к предстоящим испытаниям. Это будет нелегко. Итак, придите к покою. Внутреннему покою. В любом случае это единственный покой, который вообще существовал. Битва снаружи продолжается. Я предлагаю бороться и не сдаваться. Внезапно его голос зазвучал громко: - Я предлагаю продолжать, пока не настанет новый цикл космоса. Это вырвало всех из оцепенения. Из общего вздоха изумления и нечленораздельных криков выделилось несколько резких голосов: - Нет! Безумие! - Потрясающе! - Невозможно! - Кощунство! Реймон выхватил пистолет и выстрелил. Выстрел заставил людей замолчать. Он ухмыльнулся. - Пустой патрон, - сказал он. - Куда лучше молотка председателя. Разумеется, я обсудил это заранее с офицерами и экспертами в области астрономии. По крайней мере офицеры согласны, что рискнуть стоит - хотя бы потому, что нам нечего терять. Но, разумеется, нам нужно согласие всех. Давайте обсудим предложение в обычном порядке. Капитан Теландер, будете вести собрание? - Нет, - слабо сказал капитан. - Ведите вы. Пожалуйста. - Прекрасно. Комментарии... мгм, вероятно, начнет наш старший физик. Бен-Цви заявил почти негодующе: - Вселенной потребовалось от одной до двух сотен миллиардов лет, чтобы завершить расширение. Она не сколлапсирует за меньшее время. Вы действительно считаете, что мы можем набрать такой тау, который позволит нам пережить цикл? - Я действительно считаю, что мы должны попытаться, - ответил Реймон. Корабль задрожал и взревел. - Мы добавили еще несколько процентов прямо здесь, в этом галактическом скоплении. По мере того, как материя становится все плотнее, мы ускоряемся быстрей. Пространство, как таковое, стягивается все туже. Мы не можем путешествовать внутри вселенной, потому что она больше не существует в той форме, в которой мы ее знали. Но теперь мы сможем кружить и кружить вокруг сжимающейся вселенной. Таково мнение профессора Чидамбарны. Будете ли вы так добры пояснить, Мохендас? - Как вам будет угодно, - сказал космолог. - В расчет следует принять не только пространство, но и время. Характеристики всего континуума изменятся радикальным образом. Консервативные предположения привели меня к заключению, что в результате наше нынешнее экспоненциальное уменьшение фактора тау относительно времени корабля в свою очередь должно уменьшиться до более высокого порядка. - Он сделал паузу. - Приближенно оценивая, я бы сказал, что в этих обстоятельствах по времени корабля от настоящего момента до полного коллапса вселенной пройдет три месяца. Никто не шелохнулся. Профессор добавил: - Тем не менее, как я уже сказал офицерам, когда они попросили меня сделать этот расчет, я не представляю, как мы можем выжить. Проведенные сейчас наблюдения подтверждают эмпирические доказательства, обнаруженные Элофом Нильсоном вечность тому назад, в Солнечной системе, что вселенная действительно пульсирует. Она возродится. Но сначала вся материя и энергия должны собраться в моноблок наивысшей возможной плотности и температуры. Мы можем пройти сквозь звезду на нашей теперешней скорости без каких-либо повреждений. Но вряд ли пройдем сквозь первичное ядро. Лично я предлагаю предаться безмятежному спокойствию. Он сложил руки на животе. - Неплохая идея, - сказал Реймон. - Но я считаю, что это не единственное, что нам следует предпринять. Мы должны продолжать полет. Позвольте мне сказать вам то, что я сказал первоначальной дискуссионной группе. Никто из них не возразил. Невозможно знать наверняка, что именно произойдет. Я выдвинул предположение, что не все сожмется в единственное точечное Нечто. Это просто разновидность упрощения, которое помогает нашей математике, но не описывает всей картины. Я полагаю, что центральное ядро массы должно будет иметь огромную водородную оболочку даже перед самым взрывом. Внешние части этой оболочки могут оказаться не слишком плотными, или радиоактивными, или горячими. Однако пространство будет весьма небольшим, чтобы мы могли кружиться вокруг моноблока наподобие спутника. Когда он взорвется, и пространство снова начнет расширяться, мы тоже направимся наружу по спирали. Я знаю, что выражаюсь неуклюже, но это лишь попытка объяснить то, что мы можем сделать... Норберт? - Я никогда не считал себя религиозным, - сказал Вильямс, у которого был непривычно скромный вид. - Но это слишком. Мы... да кто мы такие? Животные. Бог мой, - мы не можем продолжать это все... регулярно справляя свои естественные потребности... пока происходит Творение! Эмма Глассгольд, стоявшая рядом с ним выглядела потрясенной. Она подняла руку. Реймон дал ей слово. - Говоря с позиций верующего, - заявила она, - я должна сказать, что это полная ерунда. Прости, Норберт, милый, но это так. Бог создал нас такими, какими Он хотел нас видеть. Я бы хотела видеть, как Он творит новые звезды, и восхвалять Его до тех пор, пока Он будет считать меня достойной. - Прекрасно сказано! - воскликнула Ингрид Линдгрен. - Я тоже могу добавить, - сказал Реймон. - Я не лирик в душе, и не жду лирики ни от кого... Я предлагаю, чтобы вы, люди, заглянули в себя и спросили, какие психологические трудности заставляют вас не желать пережить момент, когда время начнется вновь. Нет ли там, глубоко внутри, идентификации с... вашими родителями? Вы не должны были видеть родителей в постели, теперь вы не должны видеть начало нового космоса. Это бессмысленно. - Он набрал воздуха в грудь. - Нельзя отрицать, что то, чему предстоит свершиться, заслуживает благоговейного трепета. Но это заслуживает и все остальное. Всегда. Я никогда не считал, что звезды более таинственны и обладают большей магией, чем цветы. В конце концов захотели высказаться все. Их реплики бесконечно вертелись вокруг одного и того же. Им нужно было выговориться, снять с себя бремя. Но к тому времени, как они наконец прервали собрание, единогласно решив продолжать полет, Реймон и Линдгрен почти падали с ног. Они урвали минутку для разговора друг с другом, когда люди разбились на группы, а корабль неистово грохотал. Линдгрен взяла его за обе руки и сказала: - Как я хочу снова стать твоей женщиной. Он запнулся от радости. - Завтра? Нам, нам придется перенести личные вещи... и объяснить нашим партнерам... Завтра, моя Ингрид? - Нет, - ответила она. - Ты не дал мне договорить. Всем существом я стремлюсь к этому, но это невозможно. Потрясенный, он спросил: - Почему? - Мы не можем рисковать. Эмоциональный баланс слишком хрупок. Все, что угодно, может высвободить ад в любом из нас. Элоф и Ай-Линг тяжело воспримут то, что мы ушли, когда смерть так близка. - Она и он могли бы... - Реймон умолк на полуслове. - Нет. Он мог бы. Она бы согласилась. Но нет. - Ты не был бы мужчиной, которого я желала бессонными ночами, если бы потребовал этого от нее. Она ни разу не позволила тебе заговорить о тех нескольких часах, подаренных нам? - Нет. Как ты угадала? - Я не угадывала. Я ее знаю. И я не могу заставлять ее жертвовать собой ради нас, Карл. Один раз было справедливо. Это вернуло нам то, что мы создали вместе. Чаще, украдкой, этого делать нельзя. - Голос Линдгрен стал суше. - Кроме того... Элоф. Он нуждается во мне. Он обвиняет себя в том, что корабль летел слишком долго - как будто кто-либо из смертных мог предугадать Если бы он узнал, что я... Отчаяние, а, возможно, и самоубийство одного человека может ввергнуть в истерию всех. Она выпрямилась, взглянула на него, улыбнулась и нежно произнесла: - Потом, да. Когда мы будем в безопасности. Тогда я никогда больше не отпущу тебя. - Мы можем никогда не оказаться в безопасности, - запротестовал он. - Есть и такая вероятность. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, пока мы живы. - Я тоже. Но мы не можем. Не должны. Они зависят от тебя. Абсолютно. Ты - единственный, кто может провести нас через то, что ждет впереди. Ты дал мне столько силы, что я теперь тоже могу немного помочь тебе. И все же... Карл, никогда не было легко быть королем. Она повернулась и пошла прочь. Некоторое время он стоял один. Кто-то подошел к сцене с вопросом. Он отмахнулся от него. - Завтра, - сказал он. Спрыгнув со сцены, он пробрался к Чи-Юэнь, которая ждала его у выхода. Она обратилась к нему почти деловым тоном: - Если мы умрем вместе с последними из звезд, Шарль, у меня все равно в жизни было больше, чем я могла надеяться, потому что я знала тебя. Что я могу для тебя сделать? Он посмотрел на нее. Дикое пение корабля отгородило их от остальных людей. - Вернись со мной в нашу каюту, - сказал он. - Больше ничего? - Нет. Только будь такой, какая ты есть. - Он запустил пальцы в свои тронутые сединой волосы. Неловко и озадаченно он сказал: - Я не умею складно говорить, Ай-Линг, и я не привык к утонченным чувствам. Скажи мне, можно любить одновременно двух разных людей? Она обняла его. - Конечно да, глупый! Ее ответ был невнятным, так как она прижалась к нему губами, и не очень уверенным. Но когда она взяла его за руку и они направились в каюту, она улыбалась. - Знаешь, - добавила она через некоторое время, - я думаю, не будет ли самым большим сюрпризом следующих месяцев то, что обыкновенная жизнь продолжает существование. 21 Дочь Маргариты родилась ночью. Уже не было ни одной звезды. Корабль несся сквозь бурю и гром. В момент рождения ребенка отец руководил рабочей бригадой и изо всех сил пытался упрочить корпус корабля. Первый крик младенца ответил шуму коллапсирующих миров. Затем на некоторое время все успокоилось. Ученые производили вычисления, пока не поняли кое-что о неведомых силах, стремящихся через световые годы. Перепрограммированные роботы вели корабль так, чтобы ветра и водовороты чаще были попутными. Ни у кого не было настроения устраивать большой праздник. Были только те, кого пригласили Иоганн Фрайвальд и Джейн Сэдлер. Приглушив освещение, Джейн превратила угол спортзала в маленькую теплую комнату. От этого сильнее бросались в глаза украшения в честь кануна дня всех святых, которые она развесила. - Может, не стоило? - спросил Реймон, когда они явились с Чи-Юэнь. - По календарю мы недалеко от этой даты, - ответила Сэдлер. - Почему не совместить оба повода? Мне кажется, что фонарики такие красочные, а это очень кстати. - Они могут оказаться слишком живым напоминанием. Возможно, не о Земле - я думаю, что это мы преодолели - но... мм... - Да, мне это тоже приходило в голову. Корабль, полный ведьм, дьяволов, вампиров, гоблинов, призраков и духов, несущийся по небесам, оглашая их воплями, на Черную Мессу. Ну и что, разве это не мы? - Она ухмыльнулась и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее. - У меня вполне подходящее настроение для того, чтобы скрутить кукиш таким вот образом. Остальные согласились. Они выпили больше, чем обычно, и расшумелись. В конце концов они усадили Бориса Федорова на сцене, как на троне, увенчали венками и гирляндами и назначили двух девушек, чтобы они исполняли любое его желание. Несколько человек стали в круг и орали древнюю песню тех времен, когда корабль покинул родину. Неважно, куда я попаду, когда умру. Неважно, куда я попаду, когда умру. Вверху на небе, иль внизу, в аду Есть у меня друзья, что будут рады мне. Неважно, куда я попаду, когда умру. Майкл О'Доннелл, который присоединился к ним после вахты - в каждом важном месте в эти дни дежурили люди - протолкался сквозь толпу. - Эй, Борис! - крикнул он. Его голос потонул в шуме. ...Ах, тебе не нужны будут деньги, когда умрешь. Святой Петр не требует билета, Когда ты будешь стоять у врат рая. Ах, тебе не нужны будут деньги, когда умрешь. Он добрался до сцены. - Эй, Борис! Поздравляю! Ты получишь мой велосипед, когда я умру. Ты получишь... - Спасибо! - проревел Федоров. - В основном постаралась Маргарита. Ничего себе работенка, а? Потому что последний километр Едет тандем - я и Святой Петр... - Как вы назовете малышку? - спросил О'Доннелл. - Еще не решили, - ответил Федоров и взмахнул бутылкой. - Могу только сказать, что не Евой. Если дерну, как бывало здесь... - Может, Эмбла? - предложила Линдгрен. - Первая женщина согласно сказаниям Эдды. То приглашу его с собой на пиво. - Нет, - сказал Федоров. Я выпью пивка со стариной Святым Петром, Когда умру. - И не Леонора Кристина, - продолжал инженер. - Она не будет никаким чертовым символом. Она будет сама собой. Певцы принялись водить хоровод. Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем. Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем. Давайте напьемся под завязку Сегодня, пока мы вместе. Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем. Чидамбарна и Фокс-Джеймсон казались карликами рядом с распростершимися массами обсерваторной аппаратуры, неловкими среди датчиков, приборов управления и мерцающих индикаторов. Они встали, когда появился капитан Теландер. - Вы просили меня прийти? - спросил он. Его изможденное лицо помрачнело. - Какие новости? Прошедший месяц был спокойным... - Спокойствие кончилось. - Фокс-Джеймсон говорил взволнованно. - Элоф лично отправился привести Ингрид. Картина еще слишком слабая и могла бы потеряться, если не держать ее постоянно в поле зрения приборов. Вы должны были узнать это первым. Он вернулся в свое кресло перед электронной консолью. Экран показывал темноту. Теландер тяжелой походкой подошел ближе. - Что вы обнаружили? Чидамбарна взял капитана за локоть и указал на экран. - Вот. Видите? Едва заметно на грани восприятия мерцала самая слабая и крошечная из искр. - На основательном расстоянии, естественно, - сказал Фокс-Джеймсон. - Мы находимся на крайне почтительном расстоянии. - Что это? - дрожащим голосом спросил Теландер. - Зародыш моноблока, - ответил Чидамбарна. - Новое начало. Теландер долго стоял, глядя во тьму, прежде чем опустился на колени. Слезы тихо стекали по его лицу. - Благодарю Тебя, Отче, - сказал он. Затем, поднявшись, добавил: - И благодарю вас, джентльмены. Что бы ни случилось дальше... мы зашли настолько далеко, мы сделали так много. Я думаю, что снова смогу работать... после того, что вы мне сейчас показали. Когда он наконец вышел, чтобы вернуться на мостик, то шел гордо выпрямившись, как подобает командиру. "Леонора Кристина" задрожала и совершила скачок. Пространство вокруг нее пылало - огненная буря, водород, зажженный божественным солнцем, которое формировалось в сердце существования, которое горело все ярче и ярче оттого, что рушились галактики. Газ скрывал центральные родовые муки полосами, листами и лучами свечения, зарей, пламенем, молниями. Силы, неизмеримо могучие, прорывались сквозь атмосферу, раздирая ее: электрические, магнитные, гравитационные, ядерные поля; ударные волны сотрясали мегапарсеки пространства, приливы, течения и водопады. На периферии творения, сквозь миллиардолетние циклы, которые проходили за мгновения, летел корабль людей. Летел. Другого слова не было. С точки зрения человека, с точки зрения самых быстродействующих машин, корабль сражался с ураганом - но с таким ураганом, которого мир не знал с тех пор, как в последний раз звезды сплавились воедино и снова разлетелись в стороны. - Яа-а-а-а! - вскричал Ленкеи и отправил корабль вниз по подошве волны, с гребня которой сорвалась пена сверхновой. Изможденные люди на рулевом мостике не отрывали взглядов от экрана, который был сделан специально для этого часа. То, что бушевало там, было не реальностью - нынешняя реальность превосходила любое зрительное представление и понимание - но отображением наружных силовых полей. Оно пылало, клубилось и извергало огромные искры и шары. Оно отзывалось ревом в металле корабля, в телах людей и внутри черепов. - Больше не выдержишь? - выкрикнул Реймон со своего места. - Барриос, смени его. Второй пилот покачал головой. Он был слишком ошеломлен и потрясен предыдущей вахтой и еще не пришел в себя. - Ладно. - Реймон расстегнул ремни. - Я попытаюсь. Мне приходилось водить самые разные машины. Никто не слышал его слов из-за бушующей вокруг корабля бури, но все видели, как он прокладывает себе дорогу по трясущейся, дергающейся палубе. Он сел в дополнительное кресло управления, с другой стороны от Ленкеи, чем кресло Барриоса, и наклонился близко к уху пилота. - Помоги мне. Ленкеи кивнул. Их руки синхронно двигались над пультом. Они должны были удерживать "Леонору Кристину" на приличном расстоянии от растущего моноблока, иначе его радиация наверняка убила бы их; в то же время они должны были оставаться там, где газ был настолько плотен, что их тау продолжал уменьшаться, превращая эти пылающие гигагоды смерти феникса в часы. И они должны были поддерживать надежный полет корабля сквозь хаос. Никакие компьютеры и никакие приборы не могли им помочь. Они могли полагаться только на инстинкт и тренированные рефлексы. Постепенно Реймон включался в схему, пока управление не перешло к нему полностью. Ритмы возрождения были дикими, но они были. Легче на правый борт... вектор влево и вниз на сорок пять градусов... теперь ТОЛЧОК!.. здесь слегка притормозить... не дать кораблю выйти из ветра... обойти подальше это облако огня, если выйдет... Раскатился гром. От озона воздух стал резким и холодным. Экран погас. Мгновением позже все флюоропанели корабля одновременно вспыхнули ультрафиолетовым и инфракрасным светом, и настала тьма. Те, кто лежал одиноко в своих скафандрах в каютах корабля, услышали, как по коридорам прошлись невидимые молнии. Люди на командном и пилотском мостиках, в помещении управления двигателями, экипаж корабля, почувствовали неимоверную тяжесть - они не могли ни шевельнуться, ни остановить начатое движение - а затем такую легкость, что задрожали, и дрожь, казалось, разнесет их тела на части. То было изменение инерции, изменение всех природных констант, когда пространство-время-материя-энергия претерпевали последнее содрогание. На мгновение мужчины, женщины, ребенок, корабль и смерть стали единым целым. Все кончилось так быстро, что они не могли бы сказать, было ли это на самом деле. Вернулся свет, вернулся внешний обзор. Шторм свирепствовал еще сильнее. Но теперь сквозь него появлялись нарождающиеся галактики, казавшиеся сине-белыми каплями огня, которые рассыпались искрами в полете, фонтанируя вовне двумя огромными искривленными полотнищами. Моноблок взорвался. Творение началось. Реймон переключил управление на полное торможение. "Леонора Кристина" стала медленно замедлять ход и взяла курс на возрожденный свет. 22 Будро и Нильсон кивнули друг другу и усмехнулись. - Да, именно так, - сказал астроном. Реймон беспокойно оглядывал обсерваторию. - Ну так что? - горячо спросил он. Он ткнул пальцем в экран видеоскопа. Пространство кишело крошечными танцующими раскаленными точками. - Я и сам вижу. Галактические группы рядом. Большинство из них пока не более чем водородные туманности. А атомы водорода все еще имеются в сравнительно достаточной плотности в промежутках между ними. Так что с того? Вычисления на основе данных, - сказал Будро. - Я консультировался тут с начальниками групп. Мы считаем, что вы должны принять решение. Реймон напрягся. - Наш капитан - Ларс Теландер. - Да, да. Никто не собирается его обходить. Особенно, когда он снова великолепно управляется с кораблем. Но люди на борту, они другое дело. Будьте реалистом, Шарль. Вы знаете, кто вы для них. Реймон скрестил руки. - Хорошо, тогда продолжайте. Нильсон начал лекторским тоном. - Детали несущественны, - сказал он. - Данный результат проистекает из проблемы, которую вы перед нами поставили: найти, в каком направлении движется материя, а в каком антиматерия. Как вы помните, мы смогли это сделать, проследив траектории перемещения плазменных масс сквозь магнитные поля вселенной в целом, пока ее радиус был невелик. Таким образом офицеры смогли благополучно доставить наш корабль в область, заполненную материей. В процессе проведения этих исследований мы собрали и обработали потрясающее количество данных. И вот что еще мы обнаружили. Космос нов и в некоторых отношениях неупорядочен. На небольшом - в сравнении с дистанциями, которые мы преодолели - расстоянии от нас имеются комплексы материи, галактики и протогалактики со всевозможными скоростями и направлениями движения. Мы можем извлечь пользу из этого факта. То есть, мы выберем клан, семейство, скопление и отдельную галактику, которую сделаем своей целью - выберем ту, куда прибудем с нулевой релятивистской скоростью в любой избранный нами момент ее развития. Выбор достаточно широк. Мы не можем попасть в галактику, которая будет старше пятнадцати миллиардов лет к моменту нашего прибытия, если только не пожелаем двигаться к ней кружным путем. Не сможем мы также догнать ни одну из них раньше, чем ей исполнится примерно миллиард лет. Но во всех остальных отношениях мы выберем то, что захотим. И... что бы мы ни избрали, максимальное корабельное время, которое потребуется, чтобы добраться туда и погасить скорость, составит не больше нескольких недель! Реймон был в восторге. - Понимаете, - объяснил Нильсон, - мы можем выбрать цель, направление движения и скорость которой будут почти идентичны нашим, когда мы догоним ее. - О да, - пробормотал Реймон. - Я понимаю. Я просто не привык, что удача на нашей стороне. - Не удача, - возразил Нильсон. - Для пульсирующей вселенной такое развитие событий неизбежно. По крайней мере, мы можем так рассуждать, когда уже все позади. Нам всего лишь остается воспользоваться этим. - А теперь выберите нашу цель, - сказал Будро. - Прямо сейчас. Если поставить вопрос на голосование, эти идиоты будут спорить часами. А каждый час означает потерю огромного количества времени по меркам вселенной, что ограничит наши возможности. Если вы назовете цель, я проложу соответствующий курс и корабль может немедленно отправляться в путь. Капитан примет ваши рекомендации. Остальные согласятся с любым fait accompli, который вы им предложите. Вы это знаете. Реймон некоторое время мерял комнату шагами. Он потирал лоб, где пролегли глубокие морщины. Наконец он остановился напротив собеседников. - Нам нужна не просто галактика, - сказал он. - Нам нужна планета, на которой мы могли бы жить. - Понятно, - согласился Нильсон. - Пусть это будет планета - планетная система - примерно того же возраста, что Земля в момент нашего отбытия. Скажем, пять миллиардов лет. Похоже, именно столько требуется для развития такой биосферы, какая нам подойдет. Я полагаю, что мы смогли бы жить в биосфере типа мезозойской, но вряд ли мы этого захотим. - Выглядит разумно, - кивнул Реймон. - Как насчет металлов? - Ах, да. Нам нужна планета столь же богатая тяжелыми элементами, какой была Земля. Если и беднее, то ненамного, иначе трудно будет создать технологическую цивилизацию. Но и ненамного богаче, иначе многие районы почвы будут ядовитыми. Поскольку более тяжелые элементы формируются на ранней стадии развития звезд, мы должны искать галактику, которая при встрече будет иметь возраст нашей родной галактики. - Нет, - сказал Реймон. - Моложе. - Hein? - моргнул Будро. - Мы, вероятно, сможем найти планету, подобную Земле, в том числе и в отношении металлов, в более молодой галактике, - сказал Реймон. - Шаровое скопление должно иметь много сверхновых на ранних стадиях своего существования. Это локально обогатит межзвездную среду и даст во втором поколении звезды класса G, имеющие примерно такой состав, как Солнце. Когда мы войдем в избранную нами галактику, то устремимся на поиск таких звезд. - Мы можем не найти их так скоро, - предупредил Нильсон. - Тогда изменим требования. Мы можем осесть на планете, менее богатой железом и ураном, чем была Земля. Это не настолько важно. У нас есть технология, которая позволит обойтись легкими сплавами и веществами органического происхождения. В качестве источника энергии мы можем использовать ядерные реакции. Гораздо важнее, чтобы мы оказались первой разумной расой в этой части вселенной. Нильсон и Будро уставились на него. Реймон улыбнулся такой улыбкой, которой они никогда не видели прежде. - Я хочу, чтобы у нас был выбор миров, когда наши потомки начнут межзвездную колонизацию, - сказал он. - И я хочу, чтобы мы стали - ну, старшими. Не империалистами, это смешно, но людьми, которые были с самого начала, и знают, что и как, и у которых есть чему поучиться. Неважно, какой физический облик примут молодые расы. Какая разница? Но давайте сделаем эту галактику, насколько возможно, галактикой человека - в широком смысле слова "человек". А, может быть, и всю вселенную. Я думаю, что мы заслужили это право. "Леоноре Кристине" потребовалось всего три месяца жизни ее экипажа с момента сотворения до того момента, когда она нашла дом. Отчасти это было везение, отчасти - результат предварительного расчета. Новорожденные атомы рванулись вовне со случайным распределением векторных скоростей. Таким образом, с течением времени они образовали водородные облака, которые приобрели явственные отличия. Двигаясь в разные стороны, расходясь, эти облака сгустились в суб-облака, которые, подвергаясь медленному воздействию многих сил, разделились на отдельные семейства, затем на единичные галактики, затем на конкретные солнца. Но неизбежно на ранних стадиях складывались исключительные ситуации. Галактики были еще недалеко друг от друга. Они все еще содержали аномальные группы. Таким образом, они обменивались материей. Большое звездное скопление могло сформироваться внутри одной галактики, но имея скорость, большую скорости убегания, могло переместиться в другую (пока внутри него формировались звезды), и эта галактика захватывала его. Поэтому разнообразие классов звезд, принадлежащих отдельной галактике, не ограничивалось теми, которые развились на ее собственной стадии существования. Приближаясь к своей цели, "Леонора Кристина" продолжала наблюдение за хорошо развитым скоплением, со скоростью которого корабль легко мог уравнять свою. Когда корабль вошел в эту область, стали искать звезду необходимых характеристик, спектральных и векторно-скоростных. Никто не удивился, когда выяснилось, что ближайшая из звезд этого типа имеет планеты. "Леонора Кристина" направилась к ней, тормозя. Процедура отличалась от первоначальной схемы, в которую входило пройти мимо на высокой скорости, осуществляя наблюдения на пути сквозь систему. Ответственность взял на себя Реймон. На этот раз, сказал он, пойдем на риск. Вероятность была значительна. Измерения, проведенные через световые годы при помощи приборов и методов, разработанных на корабле, давали повод предположить, что один из спутников этого желтого солнца может стать приютом человеку. Если нет - будет потерян год, необходимый, чтобы приблизиться к скорости света относительно галактики в целом. Но если действительно обнаружится планета, похожая на ту, что жила в памяти каждого, дополнительного торможения не потребуется. Люди выиграют два года. Риск казался оправданным. Имея двадцать пять способных к воспроизводству пар, два года означали лишних полсотни предков для будущей расы. "Леонора Кристина" нашла свой мир - впервые. 23 На холме, с которого открывался вид на прекрасную долину, стояли мужчина и женщина. Этот мир не был Новой Землей. Требовать такого было бы чересчур. Далеко внизу река была окрашена золотом из-за крошечных живых существ, а протекала она по лугам, поросшим синими растениями с разлапистыми листьями. Листья деревьев походили на перья, оттенков того же синего цвета. От ветра их странные цветки позванивали. Ветер приносил запахи, напоминающие корицу, йод, запах лошадей, и такие, которым человек еще не придумал имя. На противоположной стороне долины поднимался частокол гор, черных и красных, с иззубренными вершинами, на которых сверкали полоски ледника. Но воздух был теплым, и люди могли здесь жить. Над рекой, над гребнями гор громоздились величественные облака, отливающие на солнце серебром. Ингрид Линдгрен сказала: - Ты не должен оставлять ее, Карл. Мы ей слишком многим обязаны. - О чем ты говоришь? - ответил Реймон. - Мы не можем оставить друг друга. Никто из нас. Ай-Линг понимает, что ты для меня единственная. Но такова и она, по-своему, в другом роде. Таковы мы все, друг для друга. Ты согласна? После того, что мы пережили вместе. - Да. Я только... я никогда не ожидала услышать таких слов от тебя, Карл, любимый. Он рассмеялся. - Чего ты ожидала? - Ах, не знаю. Чего-то резкого и непреклонного. - Это время прошло, - сказал он. - Мы достигли цели. Теперь мы должны начать все сначала. - Друг с другом тоже? - спросила она, поддразнивая. - Да. Конечно. Бог мой, разве мы это не обсуждали столько раз? Нужно взять из прошлого все хорошее и забыть все плохое. Как... ну, ревности вообще быть не должно. У нас не будет иммигрантов. Мы должны поделиться нашими генами, насколько это возможно. Пятьдесят человек, чтобы возродить целый разумный вид! Так что не беспокойся о том, что кого-то обидят, или обойдут, или что-нибудь еще. Исключено. Нас ждет столько дел впереди, что мелкие личные пристрастия просто не имеют значения. Он привлек ее к себе и тихонько рассмеялся. - Это не мешает сообщить вселенной, что Ингрид Линдгрен - самое прекрасное, что в ней есть, - сказал он. Он бросился на траву под высоким старым деревом и протянул к ней руки. - Приди ко мне. Я же сказал, что у нас сегодня выходной. Над ними пролетело одно из тех существ, что люди назвали драконами - в стальной чешуе, с пронзительным свистом разрезая крыльями воздух. Линдгрен нерешительно присоединилась к Реймону. - Не знаю, стоит ли, Карл, - сказала она. - Почему нет? - Слишком много дел. - Строительство, высаживание растений, все идет хорошо. Ученые не обнаружили никакой опасности, действительной или потенциальной, с которой мы не в состоянии справиться. Мы можем себе позволить чуток побездельничать. - Ну ладно, давай взглянем в лицо фактам. - Она говорила словно бы нехотя. - У королей не бывает выходных. - Что за ерунду ты несешь? - Реймон оперся спиной о ствол дерева с грубой корой и нежным запахом, взъерошил ее светлые волосы, на которых играли лучи утреннего солнца. - Я говорю о тебе, - сказала она. - Они ждут от тебя, от человека, который спас их, у которого хватило храбрости выжить, они ждут от тебя... Он прервал ее слова поцелуем. - Карл! - запротестовала она. - Ты возражаешь? - Нет. Конечно, нет. Наоборот. Но... я хочу сказать, твоя работа... - Мое дело - участвовать в работе общины, - сказал он. - Не больше и не меньше. Что касается любого другого статуса - в Америке была такая пословица: "Если меня назначат, я не буду править, если изберут, не стану служить". Она посмотрела на него почти с ужасом. - Карл! Ты не можешь так поступить! - Еще как могу, - ответил он. На миг он снова посерьезнел. - Как только кризис миновал, как только люди могут справиться сами... что лучшего может сделать для них король, чем сложить с себя корону? Он рассмеялся, и она не могла не рассмеяться вместе с ним. Они были обыкновенными людьми.