ибо за предупреждение, - сказал Хольгер. Он боялся, что не уснет, но вскоре погрузился в томительную полудрему, беспокойный полусон, полный бредовых видений. И доволен был когда Гуги разбудил его - пришла его очередь стоять на страже. Когда настал рассвет, Хольгер почти успокоился. Они поспешно позавтракали, оседлали коней и пустились в дорогу. Хольгер ни разу не оглянулся на закутанное туманом озеро, и вскоре оно осталось далеко позади. Стояли холода, по оловянному небу ветер гнал клубы серых облаков. Чем выше они поднимались, тем меньше растительности видели на склонах горы, и, наконец остались вовсе уж редкие пучки серебристой травы. Выщербленные ветром скалы вздымались на горизонте, почти отвесные и угрюмые. Алианора объяснила, что именно туда им следует взобраться, чтобы попасть на перевал, а оттуда - на равнину. Дороги полегче проходили слишком близко от селений диких каннибалов, зато здесь Алианора не увидела с воздуха ни одного туземца. Гуги сморщил нос и плюнул. - И не диво, что дикарь сюда не заходит. С каждым шагом все сильнее смердит троллем. Эта гора дырявая, как сито, от его нор и ходов. Хольгер покосился на Алианору, ехавшую меж ним и Сарахом. Ее лицо помертвело. - До сих пор мы одолели неплохой зверинец - сказал он, надеясь ее хоть чуточку расшевелить. - Ведьму, Фарисеев, дракона, великана, волколака. Что для нас какой-то тролль? - Я бы уж скорей согласился схватиться с ними со всеми, слитыми в одно, чем с троллем, - хмуро сказал Гуги. - Он отличается от великана, как росомаха от медведя. Не такой здоровенный, но злобный и ловкий сверх меры. Много великанов пало от людской руки, но ни один еще рыцарь не вышел победителем из битвы с троллем. - А почему? - поднял брови Сарах. - Железо его не ранит? Ну отчего ж, железо обжигает его, как тебя бы обжег раскаленный металл. Но он быстро с врагом разделывается, а раны еще быстрее залижет. Тролли - родственники упырям, поедающим мертвецов в могилах. Твое крестное знамение против него не поможет, чтоб его одолеть нужно быть святым. А больше про него ничего неизвестно - мало кто из тех, что видели тролля, вернулись о нем рассказать. - Славный был бы подвиг - убить тролля, - дал волю Сарах рыцарским амбициям. Лучше уж прозябать в безызвестности, подумал Хольгер. Около полудня, выехав из ущелья, они нос к носу столкнулись с людоедами. Хольгер, ругаясь, натянул поводья. Его сердце забилось сильнее, потом страх уступил место необходимости принять решение. Он огляделся. Видел все четко, во всех подробностях, как ночью при вспышке молнии. Человек двадцать рысцой спускались в долину с северного склона. Заметив путешественников, дикари повернули к ним. Они быстро приближались. Их вопли походили на лай разъяренных псов. Их вождь был рослым, мускулистым, светлые волосы и борода заплетены в косички, лицо размалевано красными и синими полосами. Голова его украшена бычьими рогами и султаном из перьев, на плечах короткий плащ из барсучьих шкур, бедра покрыты косматой шкурой. В руке он держал огромный стальной топор. Остальные мало чем от него отличалось. Вооружены топорами, мечами, копьями. У одного на голове ржавый шлем с забралом, наверняка снятый с убитого рыцаря - ужасная картина при голом теле. Другой что есть мочи дул в деревянный свисток, вплетая его свист в волчьи завывания остальных. - Назад! - крикнул Сарах. - Бежим! - Никаких шансов, - ответил Хольгер. - Тут, в скалах, пеший легко догонит конного. К тому же нам нужно побыстрее добраться до церкви. Копье ударило оземь в нескольких шагах перед ним. - Алианора, влезай! - крикнул Хольгер. - нет, - мотнула она головой, ощупью ища его ладонь. - В воздухе тебе будет легче сражаться, - вмешался Сарах. Хольгер жалел, что сам соображает так туго. Девушка тут же вынула ноги из стремян. Лебедица, хлопая крыльями, взмыла в небо. Дикари остановились, как вкопанные, взвыли кто-то зажмурился, кто-то ничком упал на землю. - Аллах акбар! - вскрикнул Сарах. - То есть, я хотел сказать, слава богу. Магия не страшит. Лебедица пикировала. Вождь потряс топором вырвал лук у воина и пустил стрелу. Алианора увернулась в последний момент. Вождь заорал на своих людей, что-то хрипло приказывал, пинками заставил встать тех, кто лежал, уткнув лицо в землю. - Так... - сказал Гуги.. - Этот наверняка - из Круга Мрака, видывал чары и похуже... Он их пытается на нас натравить. - Но они колеблются, - отозвался Сарах беззаботно, словно сидел за пиршественным столом. Снял с плеча лук, короткий, вытянутый. Посмотрел на Хольгера. - Показать бы им еще парочку фокусов... Тот в отчаяньи подумал о карточных фокусах, представил, как предлагает вождю каннибалов загадать карту... Ага! - Гуги, высеки огонь! - крикнул он. - Зачем? - Поди ты к черту! Огня, быстро! Гном достал кресало из мешочка на поясе, а Хольгер тем временем набил трубку. Пальцы у него дрожали. Трубка еще не раскурилась, а дикари был уже совсем рядом. Хольгер видел шрам на щеке одного, кость в носу у другого, слышал шлепанье босых ног, и даже, казалось, их дыхание. Глубоко затянулся. И выдохнул. Дикари враз остановились, оскальзываясь. Хольгер дымил так, что из глаз покатились слезы, из носа закапало. Слава богу, ветер совершенно стих. Хольгер поднял над головой плащ, чтобы дым лучше был виден на темном фоне. Тронул Папиллона коленями и медленно поехал к дикарям. Те стояли как вкопанные, разинув рты, вытаращив глаза. Хольгер помахал руками и крикнул: - Бу-у-у! Мигом позже ни одного воина в пределах видимости не оказалось. Вокруг валялось брошенное оружие. Вопли дикарей доносились из ущелья далеко впереди. Однако вождь остался и стоял в гордом одиночестве. Хольгер вытянул меч. Вождь охнул и припустил следом за своими людьми. Сарах выстрелил в него из лука, но промахнулся. Алианора села на землю, превратилась в девушку, подбежала к Хольгеру и обняла его ногу, захлебываясь от восторга: - Ах, Хольгер, Хольгер! Сарах спрятал лук, чтобы обеими руками схватиться за бока, и эхо его хохота разнеслось далеко вокруг. - Гений! - орал он. - Сущий гений! Руперт, как я тебя люблю! - Хольгер усмехнулся. Он попросту вновь обратился к беллетристике - на сей раз "Янки при дворе короля Артура" - но не было смысла это им объяснять. Заимствование оказалось удачным, и этого достаточно. - Поехали, - сказал он. - Их босс может пинками прибавить им смелости. Алианора вскочила на коня. Ее щеки разрумянились, она выглядела счастливой. - Быстро же они труса отпраздновали, - злорадствовал Гуги. - А ведь про них всегда молва шла, что воины они хорошие. Почему ж они чар испугались? А потому, что насмотрелись их досыта, самых вредных, вот и не выдержали. Хольгер не смог с этим не согласиться. Вряд ли эта банда случайно оказалась у них на пути. Должно быть, им приказывала Моргана, как только узнала, что русалка не смогла его у себя задержать. Вряд ли они теперь вернутся. Сарах подъехал к нему: - Мне послышалось, что прекрасная госпожа назвала тебя неизвестным мне именем... Алианора покраснела, пробормотала: - Н-нет... тебе показалось... Сарах поднял брови. Он был слишком деликатен, чтобы в лицо обвинить ее во лжи. Девушка подъехала к нему так близко, что их колени соприкоснулись. - Путешествие наше такое тяжелое, - промурлыкала она. - Не облегчишь ли ты его рассказом о своих приключениях? На чем ты остановился в прошлый раз? Ты совершил столько великих подвигов и так интересно умеешь рассказать о них... - Ну, если... Изволь! - Сарах подкрутил усы и начал свой рассказ. Широко раскрыв глаза, девушка слушала самую неправдоподобную побасенку, какую Хольгер встречал в своей жизни - но, впрочем, умело поданную. Датчанин схватил поводья Папиллона и отъехал подальше. Радость недавней победы моментально улетучилась. 21 Вечер застал их у входа в ущелье. Это была ведущая вверх расселина, усыпанная обломками скал. Завтрашнее восхождение на равнину наверняка отнимет многие часы. Но потом, сказала Алианора, им останется до цели всего несколько миль легкой дороги. Легкой, как спуск в пекло, подумал Хольгер, и его прошибла дрожь. Трезвомыслящий инженер засвидетельствовал бы, что их путешествие напоминает скорее пресловутую дорогу в заоблачные выси. Но мир инженера лежал бесконечно далеко отсюда, как в пространстве, так и во времени - сон, приснившийся когда-то, но стершийся уже из памяти, как это со снами и бывает. У подножия скалы они наткнулись на луг - если только этот поросший травой пятачок заслуживал такого наказания - и разбили там лагерь. В центре его возвышался каменный монолит. Быть может, язычники в незапамятные времена воздвигли этот менгир, но потом где-то поблизости поселился тот тролль, и люди отсюда сбежали. Настала ночь. Вновь налетел ветер, он все крепчал, пригибая к земле пламя костра искры пролетали, как метеоры, и так же быстро гасли. Воцарилась темнота, лишь изредка озаряемая светом луны, тут же скрывавшейся за грудами облаков. Ночь полна была свиста, шелеста, визга. Все четверо измученные, проглотили несколько кусков и завернулись в одеяла. Гуги выпала первая стража, Хольгеру вторая, глубокой ночью. Он подбросил веток в огонь, плотнее завернулся в плащ, стараясь уберечься от холода и смотрел на своих друзей. Отблески пламени подрагивали на их неподвижных силуэтах. Сарах спал чутко, как кот, безмятежный и расслабленный, как и днем. Гуги завернулся в одеяло, как в кокон, оттуда торчал лишь его посапывающий нос. Взгляд Хольгера переместился к Алианоре и надолго задержался на ней. Одеяло почти сползло с нее, она лежала на боку, поджав ноги, скрестив руки на груди. Ее лицо, полузакрытое распущенными волосами напоминало, ребячье, удивительно беззащитное. Хольгер нагнулся и укутал ее одеялом. Она улыбнулась во сне, когда губы Хольгера коснулись ее щеки. Он встал с тяжелым сердцем. Больше беспокоился о ней, чем о себе. Если его затянет вихрь надвигающейся войны, он как-нибудь перебедует, но невыносимой была мысль, что вместе с ним туда затянет Алианору и швырнет ее неведомо куда. Но как этому помешать? Что предпринять? Он ударил кулаком в ладонь: - Черти бы меня взяли! - не зная, проклинает он или просит. - Хольгер. Он обернулся. Меч вылетел из ножен. Но ничего, кроме темноты, не видно. Шумел ветер, шелестела сухая трава, где-то далеко покрикивала сова. - Хольгер. Он подбежал к самому рубежу магического круга, тихо спросил, преодолевая внутреннее борение: - Кто тут? - Хольгер, - раздался певучий голос. - Не поднимай шума. Я хочу поговорить с тобой одним. Сердце у него заколотилось, меч выпал из руки, словно вдруг стал для нее неимоверно тяжел. Из темноты выла фея Моргана. Огонь озарил алым ее стройную фигуру, сделал прозрачным длинное платье из тончайшей ткани отразился в ее глазах крохотными костерками. - Чего ты хочешь? - прохрипел Хольгер. Ее губы медленно раздвинулись в чарующей улыбке: - Всего лишь поговорить с тобой. Пойди сюда. - Нет, - он мотнул головой, пытаясь стряхнуть оцепенение. - Не выйдет. Шагу за круг не сделаю. - Не бойся. По крайней мере не опасайся тех существ, что боятся креста. Они сейчас далеко отсюда, готовятся к войне, - она пожала плечами. - А впрочем, стой, где хочешь. - Чем ты меня теперь будешь пугать? Новыми бандами дикарей? - Те, кого ты сегодня встретил, получили мой приказ взять тебя живым, не считаясь с потерями. Ты поступишь бы разумнее, сдавшись им. Они привели бы тебя ко мне, не сделав ничего плохого. - А что было бы с моими друзьями? - Хольгер, кто для тебя эти случайные знакомые? Что тебя с ними связывает? - Запомни, мой дорогой: дикари, которых ты сегодня разогнал, вернулись к главным силам племени. Их вождь жаждет отплатить тебе за пережитый позор. При вашей следующей встрече ни я, ни само пекло не сможет удержать их от посягательств на твою жизнь. Честь вождю вернет одно - если он съест твое сердце. Уходи со мной, Хольгер, пока не поздно. - С тобой, научившей этих дикарей есть человечину? Она покривилась: - Это не я. Ну, правда, это мои союзники - демоны и их пророки, которых Хаос призвал, чтобы подчинить себе жителей этих гор... Это они ввели нечестивые обряды. Среди дикарей нет никого, кого бы я чему-нибудь учила, - она улыбнулась. - Я верю в радость, в свершения, в насыщенную жизнь... В то, что тебе когда-то подарила и охотно преподнесла бы снова. - Твои обещания меня не трогают, - Сказал он, глядя мимо нее в темноту. И знал: сейчас он сказал, что думал. Фея Моргана его больше не волновала. Протяни она руку, дотронься до него - прикосновение какой-то женщины, и только. Обаятельной, правда - но не более того. - Да, тебя нельзя назвать самым стойким в своих привязанностях человеком в мир, - усмехнулась она. - Когда-то ты даже взбунтовался против своего сюзерена, самого Карла. И более ярого противника у него в жизни не было. Но в конце концов твое великодушие покончило с вашей враждой. - И мы с ним побратались, сдается мне, - он вырвал у Морганы свою ладонь. Моргана посмотрела на Алианору. Вздохнула с нескрываемой тоской. - Вижу, что теперь над тобой получили власть заклятья, которые старше моих. Что ж... Когда-то я провела с тобой прекрасные дни... и ночи, и память о них у меня никто не отнимет. - Мое прошлое ты у меня как раз отняла, - вздохнул он, горько. - Превратила меня в младенца и отправила за пределы моей Вселенной, в невообразимую даль. И то, что я вернулся - не твоих рук дело. Я вернулся трудами какой-то другой силы, о которой ничего не знаем ни ты, ни я. - Кое-что ты все же узнал... - сказала она. - А хочешь знать еще больше? Я могу тебе вернуть утраченные воспоминания. - Какую же плату? Ту, что ты требовала в последний раз? - Нет, плата будет пониже. Я даже не потребую от тебя бросить приятелей на произвол судьбы. Я присмотрю за ними, чтобы им не сделали ничего худого. Потому что ты ведешь их прямиком к гибели. Они погибнут вместе с тобой. - а почему я должен тебе верить? - Позволь, я верну тебе память. Выйди из круг, и я сниму с нее чары. Ты сразу вспомнишь, какими клятвами я связана. Хольгер посмотрел на нее. Она стояла, выпрямившись, высокая и красивая. Темные волосы волнами струились из-под золотой короны. Но под маской притворного спокойствия она, Хольгер чуял, напряглась, как струна. Губы сжаты, ноздри раздуваются, в глазах горячечно пылает отражение костра. Ладони медленно сжимаются в кулаки. Почему самая могущественная в этом мире колдунья его боится? Хольгер задумался над этим, стоял неподвижно посреди ветреной ночи; у ног его лежал сон, над головой - темнота. Да, она была могучей, и употребила свое могущество против него, но и в нем таилась мощь, способная противостоять Моргане. Теперь эта мощь сказала ему: "ни шагу дальше, стой, где стоишь!" Вся магия, какую испробовали на Авалоне, в Фаэре и на населенных смертными землях, не смогла остановить Хольгера на избранном им пути. Теперь и краса Морганы не имела над ним власти - благодаря неким серым глазам и каштановым волосам. Королева не имела уже в своем репертуаре заклятий, способных его задержать. Разумеется, он оставался обычным смертным, уязвим для всего, что не имело никакого отношения к чарам Морганы - как для чар кого то иного, так и для самых натуральных вещей вроде острой стали. - В моем мире ты - н более чем легенда, - сказал он задумчиво. - Я и подумать не мог, что мне придется сражаться в реальности с кем-то вроде тебя... - Это был не твой мир, - сказала она. - В том мире ты тоже не более чем легенда. Твое место здесь, со мной. Он мотнул головой, ответил громко: - Думаю, что оба мира - мои, - За всеми здешними хлопотами он так ни разу и не дошел в своих размышлениях до лежащей на поверхности истины: он сам - персонаж из цикла легенд о Карле Великом и короле Артуре. Когда он сам - персонаж из цикла легенд о Карле Великом и короле Артуре. Когда-то, в другом мире (как далеко он лежит от этой ночи и этой женщины!) Хольгер, будучи еще ребенком, мог даже читать о своих собственных подвигах. Но на них лежит печать забытья. Быть может, его имя известно всем до единого, быть может, он герой своих же детских грез - но заклятья Морганы сковали его память. Переход в этот мир к тому же стер из памяти все, что он мог там, у себя слышать о трех сердцах и трех львах. - Кажется, ты узнал достаточно, понял уже, что этот мир тебе по вкусу, - сказала Моргана. Шагнула к нему, и ни почти касались друг друга. - И не особо торопишься назад. Да, в обоих мирах происходят великие потрясения, а ты стоишь в самом центре их и там, и здесь. Столько я могу тебе открыть. Но если ты не откажешься от своих сумасшедших планов, будешь и дальше пользоваться мощью, о которой не знаешь ровным счетом ничего - потерпишь поражение и погибнешь. А если случайно и выживешь, то горько о том пожалеешь. Сбрось со своих плеч этот груз, Хольгер, останься со мной, и мы всегда будем счастливы. Еще не поздно! О усмехнулся: - Мои шансы на победу больше, чем ты пытаешься меня уверить. Иначе ты не тщилась бы так преградить мне путь. Сдается мне, тебе прекрасно ведомо, куда я держу путь. Ты все сделала, чтобы сбить меня с дороги, обмануть, покалечить. Теперь же ты, несомненно, попытаешься лишить меня жизни. Но я пойду вперед прежней дорогой. Что за высокопарный слог, подумал он. Вот уж не предполагал, что стану так изъясняться. Внезапно нахлынула усталость. Он знал, что жаждет одного лишь покоя. Чтобы кончились эти блуждания вслепую. Чтобы он мог уединиться с Алианорой где-нибудь вдали от всех этих миров и их ужасов. Но он не мог позволить себе передышки. Слишком много людей падут жертвами Хаоса, отвернись он хоть на миг. Моргана долго смотрела на него. Вокруг завывал ветер. - Все свершилось трудами Предназначения, - выговорила она с трудом. Даже сарах вернулся. Великий Ткач превращает разноцветную пряжу в гобелен. И все равно - не рассчитывай на победу! И вдруг в ее глазах блеснули слезы. Она придвинулась и поцеловала его в щеку, едва прикоснулась губами, но редко Хольгер встречал в поцелуе женщины такую нежность. - Прощай, Хольгер, - сказала она. Отвернулась и скрылась во мраке. Он долго стоял, дрожа от холода. Быть может, разбудить остальных? Нет, пусть спят. Их это не касается. Текло время. Набирали силу ночные шумы. Хольгер очнулся и посмотрел на небо, чтобы определить, не пришло ли к концу его дежурство. Но небо сплошь затянуло облаками. Ну, неважно. Он может простоять на страже и до рассвета. Все равно больше не заснет после разговора с Морганой. Хольгер уже не обращал внимания на ночные шумы. Ветер превратился в настоящий вихрь, грохотали камни, звякнуло железо... - Гей!!! В круг света прыгнул вождь каннибалов. За его спиной сверкали острия копий - штук сто, а то и побольше. Они прятались в ущелье, а теперь Моргана послала их вниз, чтобы они... - Эй, вставайте! У нас гости! Гуги, Алианора и Сарах вскочили. Сарацин выхватил саблю, прыгнул к своей кобыле и сорвал ее поводья с колышка. Алианора вскочила на своего гнедка. Двое дикарей, торжествующе вопя, кинулись к ней. Один занес копье. Гуги метнулся ему под ноги - маленький коричневый вихрь. Оба упали. Хольгер кинулся на второго. Его меч взлетел и опустился на голову врага. Он отшвырнул падающее на него тело, сбив с ног еще одного врага. Наконечник копья скрежетнул по его кольчуге. Хольгер увидел перед собой вождя и наугад взмахнул мечом. Тот ощерил зубы. На шее Хольгера сомкнулись чьи-то руки. Он вспомнил, что на сапогах у него острые шпоры, лягнул ногой. Пронзительный вопль сзади, руки разжались. Хольгер отступал, пока не ощутил спиной менгир. Высокий воин с намалеванным на груди драконом ринулся в атаку. Меч свистнул справа налево, и голова врага слетела с плеч. Но кольцо дикарей сомкнулось вокруг Хольгера. Бросив взгляд поверх бычьих рогов и султанов из перьев, он увидел, что Сарах уже в седле, отмахивается саблей. Папиллон топчет врагов копытами, лягается, кусает, его грива и хвост взметываются черным пламенем. Кто-то вскочил с земли совсем рядом, проскользнул под мечом датчанина. Кинжал в его руке метнулся вверх. Хольгер успел принять удар на левую руку, защитил живот. У ног людоеда возник Гуги, схватил его под коленки и опрокинул. Гном и человек, сцепившись, рыча, покатились по траве. Перед ним уже возвышался вождь. Его топор ударил в шлем Хольгера, как молния. Хольгер пошатнулся, услышал свой крик: "Великий боже, святой Георгий!". Вождь захохотал, вновь ударил. Хольгеру каким-то чудом удавалось отражать его удары. Большинство из них. Иные все же падали на шлем и кольчугу. Хольгер едва держался на ногах. К вождю на помощь подбежали два его воина. Но за их спинами появился Сарах. Свистнула кривая сабля. Дикарь схватил левой рукой правую и с безмерным удивлением уставился на нее - она осталась у него в руке, отсеченная сарацином. Хольгер взмахнул мечом, и второй воин отскочил, хромая. Вождь обернулся, насел на сарацина, и они закружились, со звоном парируя удары, осыпая друг друга проклятиями. Конь Алианоры истошно заржал, рухнул наземь. Белая лебедица взмыла вверх и тут же спикировала, целя клювом в глаза врагам. Хольгер перевел дух. Кто-то хрипло выкрикнул приказ, и у плеча Хольгера просвистело копье. Забыв про раны и усталость, датчанин ринулся в бой. Его меч работал, как коса. Папиллон взмывал на дыбы, становясь невероятно огромным, разбивал головы передними копытами ржаньем заглушая воинственные выкрики дикарей. Человек и конь разогнали врагов и вернулись к менгиру. Гуги выбрался из-под бездыханного тела своего противника, утер руки и побежал к ним. Рядом приземлились Алианора и превратилась в девушку. Мигом позже подскакал Сарах. Хольгер сунул ногу в стремя, взлетел на Папиллона. Пинком в зубы отшвырнул дикаря, попытавшегося стащить его на землю. Нагнулся, отцепил щит и надел его. Протянул к Алианоре руку, державшую меч. Девушка ухватилась за его рукав и прыгнула в седло позади него. Сарах тем же способом усадил Гуги себе за спину. Рыцари переглянулись, кивнули друг другу и ринулись в бой. Они секли, рубили, кололи. И вокруг них стало пусто. Враг бежал. Хольгер с Сарахом вернулись под менгир, тяжело дыша. Их клинки были в крови. Кровь пятнала их одежды, руки и лица. Повсюду валялись тела, некоторые еще бились, хрипя. Людоеды сбились в кучу далеко в темноте, только блеск оружия выдавал их присутствие. Вождь, потерявший свои рога и пышные перья, с кровоточащей раной на голове, тяжело поднялся с земли и побежал к своим людям. Зубы Сараха блеснули в улыбке: - Славная, славная битва! Во славу пророка... пророка Иисуса! Сэр Руперт, лишь один человек на свете мог сражаться подобно тебе! - Ты тоже не ударишь в грязь лицом, - сказал Хольгер. - Но жаль, что тебе не удалось прикончить их вождя. Сейчас он вновь пошлет в атаку. - Из луков нас перестреляют, - заявил Гуги. - Будь у них мозгов чуточку побольше, давно бы мы валялись, стрелами утыканные. Хольгер обернулся к Алианоре. По правому плечу девушки ползли струйки крови. Сердце у него оборвалось, голос сорвался. - Тебя ранили? - Ничего страшного, - она улыбнулась дрожащими губами. - Стрела. Крыло задела. Он присмотрелся. В том прежнем цивилизованном мире он встревожился бы, увидев у девушки такую рану, но здесь, сейчас - в самом деле ничего страшного... Невероятная радость охватила его. - Я построю часовню... святому Себастьяну... в благодарность... - прохрипел он. Руки Алианоры обвили его талию. - Ты можешь более приятным способом выразить свою радость - шепнула она ему на ухо. Сарах сказал резко: - Мы ничего уже не сможем построить, если сейчас же отсюда не уберемся. Руперт, если мы вскачь пустимся назад, вниз, еще можно спастись... Слабость мгновенно покинула Хольгера: - Нет! Это - единственная дорога к святому Гриммину. Другие, даже если мы их отыщем, наверняка охраняются еще крепче. Нужно идти вперед. - Прямо к ним в руки? - крикнул сарацин. - Взбираться на эту осыпь в потемках, навстречу сотне воинов? У тебя с головой не все ладно! - Беги, если хочешь, - сказал Хольгер ледяным тоном. - Я собираюсь нынче же ночью добраться до церкви. Гуги уставился на него немигающим взглядом так пристально, что Хольгеру стало не по себе. Он огрызнулся: - И ты туда же? Ну да, мы наверняка погибнем тут, в ущелье. Сам знаю. Уезжай с Сарахом. Я пойду один. - Нет, - сказал Гуги. Настала тишина, в которой Хольгер явственно слышал стук своего сердца. Наконец гном продолжил, неспешно, сварливо: - Если уж тебе стукнуло в башку благородного дурня строить, придется мне твою дурость маленько исправить. Сам знаешь, по ущелью не пройти. Но есть другой путь наверх, и уж туда никто за нами не полезет. Я могу вынюхать вход в нору тролля - а нос мой уверяет, что это недалеко. Там вся гора, как сыр, ходами изрыта, есть надежда, что тролль вылез за добычей или дрыхнет, или глубоко вниз забрался и нас не учует. Надежда дохлая, но другой-то нету! Что скажешь? Не раздумал до своей заклятой церкви добраться? За плечами Хольгера тяжело вздохнула Алианора. - Сарах, - сказал Хольгер. - Бери Алианору и постарайся укрыть ее в безопасном месте. Мы с Гуги пойдем в логово тролля. Девушка схватила его за пояс и сказала гневно: - Нет, уж, ты от меня так легко не отделаешься! Я тоже пойду. - И я, - сказал Сарах, проглотив слюну. - В жизни не бежал от приключений. - Дурни! - фыркнул Гуги. - Ваши кости в норе белеть будут, пока прахом не рассыплются. Много рыцарей там сгинуло. Столько гордыни в них было, что на ум и места не осталось. Одного жаль - что девушка вместе с вами там сгинуть может. Ну, галопом!.. 22 Сарах поехал первым, везя Гуги, выступающего в роли проводника. Перед глазами Хольгера мелькнули алые и голубые ленты, вплетенные в хвост белой лошади сарацина. Датчанин, тронул коленями бока Папиллона. Они скакали среди скал, восток, поблизости от затаившихся людоедов, слышали их нарастающий вой. Хольгер увидел отблески света на острие копья - оно летело сверху по дуге прямо в него. Поднял щит и отбил им копье. Тут же три стрелы ударили в щит. Но они уже нырнули в темноту, оставив позади догорающий костер. Белая лошадь и просторные белые одежды Сараха выглядели смутным, едва различным во мраке пятном. Папиллон споткнулся. Его подкова высекла из камня сноп искр. Кони замедлили бег, пошли неровной рысье. Вокруг был мрак. Хольгер не знал, воображение или чутье подсказывают ему, что слева - скалы. Он ощущал их нависшую над головой тяжесть так, словно уже погребен под ними. Он оглянулся назад, увидел вождя людоедов. Верзила в барсучьих шкурах схватил из костра затянувшееся полено и размахивал им над головой, раздувая. Огонь окутал его золотистым сиянием. Призывая криком своих воинов, он воздел топор и ринулся в погоню. Вскоре он настиг коней, осторожно и медленно ступавших по каменистому склону. Хольгер заметил краем глаз, что и остальные все же бегут за вождем, хоть и без особого запала. И все внимание обратил на вождя, подбегавшего слева - с той стороны, где меч не мог его достать. Людоед замахнулся топором, целя Папиллону в бабку. Конь отскочил, едва не сбросив наземь своих седоков. Хольгер развернул его мордой к напавшему, подумал: сейчас набегут остальные, и мы окажемся в западне! - Алианора, держись! - крикнул он, наклонился далеко вперед, пытаясь достать врага мечом. Его удар был отражен острием топора. Вождь уклонился, он был гораздо проворнее коня. Размалеванное лицо с заплетенной в косички бородой искривилось в кровожадной ухмылке. Но факел в левой его руке оказался в пределах досягаемости меча. Хольгер ударил справа налево, и пылающее полено стукнуло каннибала по обнаженной груди. Дикарь взвыл от боли. Не успел он опомниться, как Хольгер оказался поблизости. Меч рассек воздух. Вождь рухнул замертво. Вся схватка отняла секунды. Ты умел драться, сукин сын, подумал Хольгер, тронул шпорами бока Папиллона и поскакал за Сарахом. Они ехали в непроглядной темноте. Людоеды бежали следом, но напасть не решались. Лишь изредка свистела стрела, провожаемая криками и воем. - Сейчас они соберутся с духом и бросятся! - крикнул Сарах через плечо. - Вряд ли, - ответила Алианора. - Ты разве ничего не чуешь? Хольгер потянул носом. Ветер дул ему прямо в лицо. Хольгер ощущал его, чуял, что он очень холодный, что развевает ему плащ и треплет плюмаж, - и ничего больше. - Ух! - сказал Сарах чуточку погодя. - Это тот смрад и есть? В темноте за их спинами пронзительно взвыли дикари. Хольгер, чье чутье было притупленно курением, последним унюхал нарастающую вонь. людоеды явно отказались от погони. Несомненно, они намеревались засесть поблизости и караулить врагов всю ночь, но не пересекали некую черту. Если запах можно назвать густым и холодным, то именно таким был смрад тролля. У самого входа в пещеру Хольгеру невыносимо захотелось зажать нос. Они остановили коней. Алианора спрыгнула на землю. - Нужно найти, чем осветить дорогу, - сказала она. - Тут под ногами сухие ветки. Наверное, тролль их обронил, когда устраивал логово. Она собрала охапку хвороста, а Гуги высек огонь. Хольгер увидел черную пасть пещеры, метров трех в высоту. Она вела в непроглядный мрак. - Ну, пошли, - сказал он. В горле пересохло. - Я бы хотела увидеть снова звезды, - сказала Алианора, и ветер развеял ее слова. Гуги сжал ее ладошки. - Ну, а если мы и наткнемся на тролля? - сказал Сарах. - Наши клинки изрубят его на кусочки. Сдается мне, что мы напугались бабушкиных сказок. И он решительно вошел в пещеру. Хольгер двинулся следом. Меч в правой руке и щит на левом плече казались невероятно тяжелыми, он ощущал тупую боль в местах, где по доспехам пришлись удары. По спине ползли ручейки пота, свербило в местах, куда он не мог дотянуться и почесать. Воздух пещеры был насыщен запахом тролля, мешавшимся с душным смрадом гниющего мяса. Пламя факела приплясывало, затухало, вспыхивало, тени метались по бугристым стенам. Хольгер мог бы присягнуть, что видит на стенах каменные лица, разевающие беззубые рты при виде путников. Земля под ногами усыпана камнями (о которых он что ни миг отбивал пальцы ног) и обглоданными дочиста костями зверей. Алианора внимательно смотрела под ноги, то и дело нагибалась, поднимала куску дерева и сухие ветки. Отчетливый звонкий стук конских копыт возвращался глухим эхом. В противоположной от входа стене пещеры был пробит туннель - высотой метра в три и чуточку поуже. Хольгеру с Сарахом пришлось идти, едва не задевая друг друга локтями. Хольгер старался не гадать, голыми руками пробил тролль этот туннель, или нет. Раз или два он споткнулся о кости, которые могли быть только обломками человеческих черепов. Туннель сворачивал, еще раз, и еще, чувство направления совершенно отказалось служить Хольгеру, и вдруг он понял, что знает точно: они спускаются вниз бесконечной дорогой в самое нутро земли. Собрав всю силу воли, он удержался от крика. Туннель привел их в пещеру, где зияли три прохода. Гуги вышел вперед, жестом приказал Сахару и Хольгеру остаться на месте. Свет факела заострил черты его лица, огромная тень гнома казалась черным гротескным чудовищем, готовым на него броситься. Он внимательно присмотрелся к пламени, ставшему желтым и коптящим, потом послюнил палец, поднял его обращаясь во все стороны и выбрал левый туннель, буркнув: - Туда. - Нет, - сказал Хольгер. - Смотри, он ведет вниз. - Ничего не вниз. И не ори так. - Ты с ума сошел! - сказал Хольгер. - Каждый глупец... Гуги глянул на него из-под клочкастых бровей: - Каждый глупец вправе думать, как ему нравится. Вдруг ты и прав. Головой не поручусь. Только по-моему, хорошая дорога как раз тут, и о подземелья я знаю малость побольше твоего. Так как, пойдете, куда я показал? Хольгер проглотил слюну: - Ладно. Извини. Веди нас. Гуги усмехнулся: - Ты дельный парень. И затопал в левый туннель. Остальные пошли следом. Вскоре стало ясно, что туннель поднимается вверх. Хольгер ни словом не обмолвился, когда Гуги миновал несколько боковых коридоров, не удостоив их и взгляда. Но когда они оказались в схожей пещере с тремя проходами впереди, гном какое-то время колебался. Наконец сказал озабоченно: - Все мне подсказывает, что средним надо идти. Вот только тролля смрад там сильнее. - Ты даже отличаешь, где сильнее, где слабее? - поморщился Сарах. - Наверное, там его логово, - шепнула Алианора. Чей-то конь фыркнул. В тесном пространстве это прозвучало, как выстрел. - А ты не мог бы найти другую, окольную дорогу? - Моно попробовать, - ответил Гуги неуверенно. - Только времени уйдет куча. - А нам нужно как можно быстрее добраться до церкви, - сказал Хольгер. - Зачем? - спросил Сарах. - Сейчас это неважно, - ответил Хольгер. - Попросту поверь мне на слово, ладно? Хотя сарацин и достоин доверия, не время и не место посвящать его во все сложности. Слишком много значит Кортана, не зря враги так стараются помешать... Моргана без труда могла бы опередить Хольгера, оказаться у церкви раньше. Но это ей ничего не даст - она не смогла бы перенести Кортану в другое место. Меч чересчур тяжел для женских рук, а чары применить нельзя - мешает ореол святости Кортаны и лежащее на ней благословение. Кто должен помочь фее, унести меч самым естественным образом, с помощью физической силы - так, как и украли Кортану в прошлый раз. Однако все за то, что дикари панически боятся церкви святого Гриммина и никогда к ней не подойдут, даже если фея прикажет. А ее собственные полки из жителей других краев заняты подготовкой к войне с Империей. Если у нее будет время, она безусловно найдет кого-нибудь в помощники. Или призовет силы, способы легко расправиться с Хольгером, прежде чем он достигнет церкви. Но пока что ему везет - больше, чем он того заслуживает. Он прекрасно знал, что не одолел бы самых сильных союзников феи. Только святому такое под силу, а Хольгеру ох как далеко до святости... Эрго: нужно спешить изо всех сил. Сарах хмуро смотрел на него. Потом вздохнул: - Тебе виднее, друг мой. Идем кратчайшей дорогой. Хольгер пожал плечами и двинулся вперед. Туннель изгибался, вел вверх, потом вниз, снова вверх, заворачивал, расширялся, сужался. Их шаги гремели, как удары в бубен. Мы здесь, мы здесь, тролль, мы здесь, мы идем... Коридор сузился настолько, что они плечами задевали стены. Впереди - Гуги, за ним - Хольгер, за ним - Сарах, и последней - Алианора. Коней ведут под уздцы. Зыбкое пламя факела бросает на стены алое сияние и пляшущие тени. Хольгер расслышал приглушенный голос Сараха: - Самый тяжелый мой грех - то, что я позволил столь прелестной девушке оказаться в столь зловонной дыре. Бог мне этого никогда не простит. - Но я прощу, - шепнула Алианора. Сарацин засмеялся: - И этого достаточно! Госпожа моя, кому нужны солнце, луна и звезды, если рядом - ты? - Прошу тебя, помолчи. Мы и так выдаем себя шумом. - Прошу тебя, помолчи. Мы и так выдаем себя шумом. Хорошо, удовольствуюсь мыслями. Мыслями о красоте, грациозности, прелести и доброте, словом, мыслями об Алианоре. - Ох, Сарах... Хольгер закусил губы до крови. - Тихо вы, там сзади, - прошипел Гуги. - У самого логова идем. Коридор оборвался. Факел освещал крохотную часть огромной пещеры, когда пламя чуточку разгорелось, Хольгеру показалось, что он видит стены, плавными изгибами возносящиеся на невообразимую высоту. Землю устилал толстый слой веток, листьев, полусгнившей соломы и костей - повсюду обглоданные кости. И над всем этим царил неодолимый, парализующий запах смерти. - Тихо! - сказал Гуги. - Думаете, мне тут нравится? Мы должны пройти мяконько, как кошки. Выход наверняка вон там. Листья трещали под ногами, с каждым шагом все громче. Хольгер пошатывался, ступая по этому толстому, ненадежному ковру. Споткнулся о корягу. Сук царапнул его по щеке, словно целил в глаза. Датчанин наступил на человеческий скелет и тот рассыпался под сапогом. Слышно было, как кони собственной тяжестью проваливаются в эту труху, оступаются, фыркают с омерзением. Пламя внезапно взметнулось с треском, стало ясным. И тут же Хольгер ощутил холодное дуновение. - Мы недалеко от выхода, - сказал Гуги. - Го-о! - Го-о! - ответил эхо. - Го-о-о! Эхо! Из огромной кучи сухих листьев вылезал тролль. Алианора закричала. Лишь сейчас Хольгер услышал в ее голосе настоящий страх. - Боже, спаси нас, - прошептал Сарах. Гуги пригнулся, заворчал. Хольгер уронил меч, нагнулся, поднял его и снова выронил, - ладони взмокли от пота. Тролль подошел ближе, неуклюже загребая ногами. В вышину он не менее двух с половиной метров. Точнее не определить - он страшно горбился, ручищи свисали до земли, кулаки волочились у ступней, огромных, когтистых. Безволосая зеленая кожа свободно болталась, словно троллю она была велика. Широкий шрам рта, нос не короче метра, черные бездонные колодцы глаз без ресниц и белков, глаз, словно впитывавших безвозвратно свет и ничего не отражавших. - Го-о-о, - тролль идиотски осклабился и вытянул лапу. Крик Сараха. Блеснула его сабля. Удар. Хлюпанье. Из раны поднялся дым. С той же идиотской ухмылкой, ни на йоту не изменившейся. Тролль протянул к сарацину другую лапу. Хольгер бросился к нему, занес меч. Тролль ударил его наотмашь. Хольгер принял удар на щит. Щит треснул, и датчанин отлетел на кучу гнилых листьев, покатился в угол. Лежал неподвижно, бессильно, пытаясь отдышаться. Увидел мельком: лошадь Сараха пронзительно кричит, брыкается и порывается встать на дыбы. Алианора повисло на ее узде, пригибая голову вниз. Взгляд Хольгера метнулся к Сараху. Сарацин приплясывал на ложе тролля. Каким-то чудом он удерживал равновесие на этой шаткой груде веток и листьев. Приседал, отскакивал, уклонялся от неуклюжих замахов тролля, от попыток чудовища сграбастать его; сабля его неустанно посвистывала, казалась смазанной туманной полосой, за которой блестели в улыбке белые зубы мавра. Что ни удар, лезвие глубоко вонзалось в зеленую тушу. Но тролль только покряхтывал. Сарах расчетливо и хладнокровно целил в одно и то же место - в правую лапу, над запястьем. И вот очередной удар отсек кисть чудища напрочь. - Ага! - Сарах радостно засмеялся. - Гуги, посвети-ка! Гном воткнул факел в развилку высокой коряги и бросился помочь Алианоре удерживать белую кобылу. Папиллон кружил вокруг дерущихся, выжидая удобного момента. Он представился, когда тролль замахнулся на Сараха левой лапищей. Конь бросился на чудовище сзади. Его копыта ударили в широчайшую спину, как в барабан. Тролль рухнул ничком, а Папиллон взмыл на дыбы во всю свою невероятную высоту и обрушил передние ноги. Череп тролля треснул. - Великие небеса! - перекрестился Сарах и весело сказал Хольгеру, только сейчас сумевшему подняться: - Не так уж все страшно было, сэр Руперт, а? Хольгер посмотрел на свой искореженный щит. - Ну да, - сказал он весело. - Вот только я себя неважно показал... Кобыла Сараха дрожала крупной дрожью, но уже не взбрыкивала. Алианора ласково поглаживала ее. - Быстрей, пошли отсюда, - сказал Гуги. - Нос мне этой вонью забило. Хольгер кивнул: - выход где-то близко... Господи Иисусе! Отсеченная рука тролля бежала по земле, перебирая пальцами, как огромный зеленый паук. Пробежала по кучкам листьев, по веткам, вскарабкалась по коряге, цепляясь за кору ногтем указательного пальца, скатилась вниз и неслась вприпрыжку, пока не достигла запястья, от которого была отсечена. И приросла к нему. Разбитая голова тролля была уже целехонькой. Чудище встало во весь рост и осклабилось. Кроваво сверкнули в свете догорающего факела его клыки. Путники оцепенели. Тролль бросился на Хольгера. Датчанин испытал огромное желание пуститься наутек. Но не знал даже, в какую сторону бежать. Сплюнул наземь, занес меч и ударил, вложив всю силу. Меч раз за разом ударял по ручище, не уступавшей в толщине суку столетнего дуба. Звенела сталь. Зеленая кровь хлестала во все стороны и тут же чернела, окутанная клубившимся из ран дымом. Казалось, меч светится изнутри. И вдруг упала отсеченная ручища, покатилась по охапкам гнилых листьев. Перевернулась ладонью вниз и, упираясь пальцами, поползла назад к хозяину. Сарах атаковал справа. Его сабля прошлась по ребрам тролля. Отсеченный кусок шкуры упал наземь и, шурша, похлюпывая, поволокся к троллю. Папиллон взмыл на дыбы и ударил копытами. Снес троллю морду. Челюсти упали под ноги коню и сомкнулись на бабке. Рысак заржал, заметался, лягаясь и высоко подскакивая, сарах не успел увернуться от удара уцелевшей руки тролля, принял его на защищенный кольчугой живот, полетел наземь, перевернулся пару раз и уже не шевелился. "Его и в самом деле нельзя убить!" - подумал Хольгер. - "Господи, в какой дыре нам пришлось погибать..." - Алианора, беги! - Нет! - она хватила факел и подбежала к ошалевшему от боли Папиллону. - Сейчас я ее оторву! Стой спокойно! Тролль сцапал с земли свою руку и приставил ее на место. Уцелевшая половина морды жутко ухмылялась. Хольгер ударил что есть сил, и еще раз - но глубокие раны тут же затянулись. Датчанин споткнулся отпрыгнул назад. Алианора увернулась от молотивших по воздуху копыт Папиллона, схватила его за узду и как-то успокоила на миг. Нагнулась, чтобы разжать впившиеся в ногу коня челюсти. Когда она приблизила факел, челюсти разжались сами. Девушка удивленно вскочила и отбежала назад. - Го-о-о! - ухнул тролль. Он отвернулся от Хольгера, подошел к челюстям, поднял их и вложил в рот. И вновь двинулся к датчанину, щелкая клыками. И тут Хольгер вспомнил! - Огня! - крикнул он. - Побольше огня! Спалите его! Алианора бросила факел в кучу соломы, тут же вспыхнувшей. Дым щекотал ноздри, выжимал слезы из глаз... Чистый дым, подумал Хольгер отрешено, чистое пламя, они разгонят смрад этой могилы. Он взял себя в руки. Ударил мечом. Отсеченная кисть тролля отлетела далеко. Алианора бросилась к ней, подняла. Лапища билась в ее руках, пальцы извивались, как зеленые черви, но Алианора швырнула лапу в огонь. Зеленая ладонь согнулась в кольцо, выползла из пламени - но почерневшая, уже опаленная. Застыла. Язык огня метнулся к ней и завершил дело. Тролль плаксиво взвыл, молотя ручищей, как дубиной. Удар - и меч вылетел из руки Хольгера. Датчанин нагнулся. Тролль навалился на него всей тушей. Хольгер лежал, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть. Но Папиллон ринулся в бой, и чудище оставило Хольгера. Шатаясь, встал Сарах и тут же бросился в схватку. Папиллон уже свалил тролля. Сабля полоснула чудище по ноге, и еще раз. Огонь перекинулся на куски сухого дерева, его треск превратился в гул, в пещере стало светло, как днем. Алианора собрала все силы, и ей удалось забросить ногу тролля на пылающие поленья. В строй вернулся Хольгер. Зеленые пальцы сомкнулись на его лодыжке, пальцы другой лапы, отсеченной Сарахом. Датчанин оторвал ее и швырнул в огонь. Она ухитрилась как-то извернуться на лету, упала в безопасном месте и поползла, пытаясь укрыться под корягой. На нее бросился Гуги, схватил, гном и отсеченная рука, сцепившись, покатилась по земле, взметая листья. Голову тролля уже отрубил Сарах. Она щелкала клыками и брызгала слюной, когда Хольгер поддевал ее концом меча и швырял в пламя. Покатилась, пылающая, в сторону Алианоры. Хольгер вновь вонзил в нее меч, и хотя клинок мог лишиться закалки, придерживал голову в пламени, пока она не обуглилась. Оставалось еще туловище. С ним пришлось труднее всего. Борясь со скользкими змеями потрохов, оплетавшими их, как щупальцами, Хольгер и Сарах поволокли тяжеленную, словно из металла отлитую тушу в сторону бушующего в середине пещеры огня. Потом Хольгер никак не мог вспомнить, как им удалось дотащить ее и сунуть в пламя. Удалось как-то... Гуги, оборванный и окровавленный, затолкнул в огонь руку тролля. Потом осел на землю и больше не встал. Алианора подбежала к нему, присела на корточки. - Он тяжел ранен! - крикнула девушка. Хольгер едва расслышал ее в гуле пламени. Жар и дым туманили сознание. - Гуги! Гуги! - Лучше убраться отсюда, пока пещера не превратилась в печь - крикнул Сарах в ухо Хольгеру. - Видишь, дым стелется вон туда, в проход? Выход там! Алианора пусть несет гнома, а ты мне помоги справиться с этой проклятой клячей! Соединенными усилиями они успокоили кобылу. И бросились в проход, в дым, каждый вздох отдавался болью во всем теле, кашель раздирал грудь. Но они вырвались наконец из пещеры. 23 Мы на равнине, подумал Хольгер с тупым удивлением. Неизвестно, как долго они пробыли под землей, но луна уже спустилась на западе к горизонту. Луна... Небо очистилось от облаков. Ветер их разогнал. Ветер над поросшей жесткой травой равниной, теребил засохшие кусты, выгибал голые ветки стоявших там и сям корявых деревьев. Темно-серая равнина, скупо освещенная кошмарным блеском луны и безжалостных колющих звезд. Дым, валившийся из пещеры, тут же раздирало в клочья, и они мгновенно таял. На севере равнина обрывалась пропастью, залитой непроглядным мраком - казалось, до нее рукой подать. Хольгер вроде бы разглядел там горные вершины, но не был в том уверен. Холод пронизывал его до мозга костей. Сарах, хромая, подошел к нему. Должен быть, Хольгер выглядел точно так же - измученный, весь в ссадинах, измазанный кровью и копотью, одежда висит клочьями, шлем покрыт вмятинами, меч затупился. Облако заслонило луну, и Хольгер ничего теперь не видел. - Все целы? - прохрипел он. Сарах ответил так тихо, что его голос едва слышен был в беспокойном шелесте травы: - Боюсь, с Гуги дело скверно. - Ничего, - ответил голос, сохранивший басовитые нотки. - Сколько я получил, столько и сам влепил. Луна выглянула из-за облаков. Хольгер присел на корточки рядом с Алианорой, державшей на коленях голову гнома. Ручеек крови из раны на его боку становился все тоньше. - Гуги, - прошептала Алианора. - Ты не можешь умереть... Представить немыслимо... - Не плачь, девочка, - пробормотал гном. - Вон та орясина за меня хорошо оплатила. Хольгер склонился над ним. В белом, нереальном лунном блеске застывшее лицо гнома казалось вырезанным из старого, очень темного дерева. Только ветер трепал его бороденку, да кровяные пузыри вздувались на губах. Перевязать его рану было невозможно - чересчур она была велика для столь маленького тела. Гуги поднял руку и потрепал ладонь Алианоры. - Ну, не плачь, - вздохнул он. - И так с полсотни баб моего собственного племени уж найдут причины по мне поплакать. Но ты была мне дороже всех, - он втянул воздух. - Дал бы тебе добрый совет, да не успею... в... башке... шумит... Хольгер снял шлем. - Авве, Мария... - начал он. Здесь, на продуваемой ветрами равнине среди гор он не мог сделать ничего лучшего - и ничего другого. Он просил господа о милости и покое для души гнома, а когда Гуги отошел, закрыл ему глаза и начертил над ним знак креста. И отошел, оставив Алианору наедине с гномом. Они с Сарахом выкопали клинками неглубокую могилку. Уложили в нее тело и прикрыли горкой камней. На вершине импровизированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги, рукояткой вверх. Где-то, примерно в миле отсюда, завыли волки. Хольгер надеялся, что до тела им не добраться. И лишь после этого они осмотрели свои раны. - Мы понесли тяжелые утраты, - сказал Сарах. От его обычного балагурства не осталось и следа. - Потеряли не только друга, но еще и коня и мула со всем имуществом. Наши мечи - тупые железки, наши доспехи вот-вот рассыплются. И вдобавок Алианора не сможет летать, пока ее крыло... ее плечо не заживет. Хольгер смотрел на серый, безрадостный пейзаж. Ветер бил ему в лицо. - Это было мое дело, - сказал он. - Я в ответе перед вами за все, что вам пришлось перенести. После долгого молчания Сарах сказал спокойно: - Думаю, это дело всех людей чести. - Сарах, я должен тебя предупредить, что мы сражаемся против самой королевы Морганы. Она узнает, сто мы здесь. Думаю, она уже в Серединном Мире и ищет помощи у тех, то в состоянии нам помешать. - Ну да, они могут очень быстро передвигаться, эти, из Серединного Мира, - сказал Сарах. - Так что не стоит нам тут долго засиживаться. Послушай, а что будет, когда мы наконец доберемся до церкви? - Тогда мои поиски окончатся... скорее всего... и мы, быть может, окажемся в безопасности. А может, и нет. Не знаю. Хольгер наконец решился рассказать все, с самого начала, но Сарах уже отвернулся и пошел к своей лошади - уходило драгоценное время. Алианора села на Папиллона за спиной Хольгера. Ее руки обвили талию датчанина с шальной силой. Когда конь тронулся, она обернулась, чтобы взмахом руки попрощаться с тем, кто оставался на равнине. Даже Папиллон был утомлен, а белая кобыла чуть не падала от усталости. Подковы стучали по камням, трава расступалась с сухим шорохом, шелестели кусты, поскрипывали мертвые деревья. Луна над горизонтом светила в глаза Хольгеру, словно хотела его ослепить. Вскоре Алианора спросила: - Те, туземцы, в ущелье, случайно на нас наткнулись, как думаешь? - Нет, - Хольгер окинул взглядом лишенные красок, покрытые тенями окрестности. Далеко впереди на фоне звезд и облаков белел силуэт Сараха; видимо, он спал в седле, потому что никак не реагировал, когда Хольгер сказал: - Сначала пришла Моргана. Мы поговорили, она ушла и послала дикарей. - Поговорили? и что она сказала? - Да ничего особенного. Просто хотела, чтобы я сдался. - Думаю, она хотела гораздо большего. Когда-то она была твоей женщиной, правда? - Да, - ответил Хольгер бесстрастным тоном. - Она мгла бы обеспечить тебе жизнь в роскоши. - Я сказал ей, что предпочитаю остаться с тобой. - Ох, любимый мой, - шепнула она. - Я... я... Он слышал, что девушка пытается сдержать слезы, и спросил. - Что с тобой? - Ох, сама не знаю. Я не должна быть такой счастливой, а особенно сейчас, правда? Но я... Но я ничего с собой поделать не могу... - она утерла слезы краешком изодранного плаща. - Но... Я думал, ты и Сарах... - Он? Конечно, он очень милый. Но неужели ты и вправду думал, Хольгер, что у меня есть и другие намерения, кроме как отвлечь его внимание от тебя и твоей тайны? Неужели ты ревновал? Но разве отыщется девушка, способная предпочесть тебе другого? Хольгер вперил взгляд в Полярную Звезду. Алианора глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи. - Давай об этом никогда больше не вспоминать, - сказала она категорическим тоном. - Но вот если я увижу, Хольгер, что ты заглядываешься на кого-то, тебе придется плохо... Он резко натянул поводья, остановил коня, крикнул: - Сарах! Проснись! - Что такое? - схватился за саблю сарацин. - Наши лошади, - сказал Хольгер, думая совсем о другом. - Они падут, если не дать им передышку. Отдохнув с часок, мы сможем ехать гораздо быстрее. Лицо Сараха казалось овальным пятном, его доспехи - матовым отблеском. Но видно было что он останавливает коня. - Не знаю... Если Моргана пошлет погоню, наши кони, думаю, найдут в себе силы помчаться вихрем. С другой стороны... - он пожал плечами. - Будь по-твоему. Они спешились. Алианора прильнула к плечу датчанина. Хольгер кивнул сарацину, надеясь, что тот не расценит этот жест как чрезмерно самодовольный. Сарах сначала выглядел безмерно удивленным, потом широко улыбнулся: - Желаю счастья, друг мой, - раскинулся в траве и принялся насвистывать что-то. Хольгер с Алианорой ушли далеко. Датчанин забыл о боли и усталости. Он слышал стук своего сердца, ничуть не учащенный - размеренные, сильные удары, отдававшиеся во всем теле. Они с Алианорой остановились, взялись за руки и молча смотрели друг на друга. Серебристо светила луна, круглая, покрытая кое-где тенями. По небу летели редкие облака, осветившиеся по краям, меж ними блистали звезды. Ветер назойливо завывал, но Хольгер был глух к его вою. Перед ним стояла Алианора, серебристая фигурка, сотканная из теней и холодного белого сияния. Капли росы поблескивали на ее волосах, в глазах отражалась луна. - Потом нам, быть может, поговорить уже не удастся, - сказала она. - Да, возможно, - согласился он. - Тогда скажу тебе сейчас - люблю тебя. - И я люблю тебя. - О, любимый мой... - Алианора приблизилась, и Хольгер обнял ее. - Каким же я был глупцом, - сказал он. - Сам не знал, чего хочу. Думал, когда все это кончится, вернусь домой, бросив тебя здесь. Я был глупцом. Она простила его - глазами, губами, ладонями. Хольгер сказал: - Если нам удастся из всего этого выбраться живыми, мы уже не расстанемся. Мое место - здесь. Рядом с тобой. Лунный блеск отражался в ее полных слез глазах, но голос девушки был полон счастья: - Ничего больше не говори... И Хольгер вновь поцеловал ее. Крик сарацина заставил их отпрянуть друг от друга. Слова долетели до них, разорванные ветром, лунный свет гасит их: - Скорей! Скорей отсюда! Дикая Охота! 24 Где-то далеко, на границе слышимости, звучали рога. В них был шум ветра и моря, грохот огромных крыльев, крики ястребов, карканье ворон. И Хольгер понял: это мчится Дикая Охота. А дичь - они трое. Он вскочил на Папиллона, конь помчал, Хольгер на скаку подхватил Алианору и усадил за спиной. Сарах уже обогнал его. Белая лошадь и всадник в изорванных белых одеждах неслись в лунном свете, как духи. Подковы звенели, грохотали оземь. Слева серебряно светила луна. Обок проносятся деревья, под копытами стелется темнота, камни стреляют из-под подков; шип травы и шум веток - как хохот. Хольгер ощущал, как под ним ходят напряженные мышцы коня, как сжимают его талию руки девушки - Алианора без слов указывала ему дорогу, рассмотренную ею с воздуха. Позвякивали доспехи, скрипели кожаные ремни, ветер свистел в ушах. Но громче всего было тяжело дыхание Папиллона, его шалое хрипенье. Вокруг сияли звезды, невообразимо далекие. Созвездие Лебедя сверкало над головой, туманная дуга Млечного Пути протянулась по небу. Большая Медведица совершала свое извечное кружение вокруг Полярной Звезды. Все звезды были холодные. На севере Хольгер разглядел горные вершины, острые, как мечи, укутанные льдом, залитые лунным блеском. Сзади, за спиной, клубилась темнота. Галоп, галоп, галоп! Рога в руках осужденных на вечное проклятье охотников трубили все ближе - пронзительно, рыдающе, с таким страданием, какого Хольгер в жизни не слышал. Сквозь посвист рассекаемого грудью коня воздуха датчанин расслышал в небе грохот копыт, лай бессмертных гончих. И пригнулся к гриве Папиллона, колыхаясь в ритме скачки; одной рукой он обхватил шею коня, другой придерживал Алианору. Скорей, скорей, по серой, как пепел, равнине, под облаками и заходящей луной, галоп, галоп, галоп! Точка зачарованных охотников хлынула в его сознание мощной волной невыносимой безнадежности. Усилием воли Хольгер стряхнул ее, напряг взор, пытаясь рассмотреть цель их путешествия. Но впереди лежала пустынная равнина, а за ней - ледяные горы. Сарах стал отставать. Его лошадь все чаще спотыкалась. Сарацин задирал ей поводьями голову, немилосердно шпорил. Хольгеру казалось, что адские собаки настигают. Неистовый вой раздался совсем рядом. Он оглянулся, но все заслоняли разметавшиеся по ветру волосы Алианоры. Привиделся блеск металла, или нет? Что это за звуки, не грохот ли голых, лишенных плоти костей? - Скорее, скорее, лучший из коней! Скачи, дружище, лети, как ни один конь никогда в жизни - вместе с нами преследуют весь мир! Скорее, хороший мой, это гонка со Временем вперегонки, гонка с ордами Хаоса! Пусть поможет тебе бог, даст тебе силы! От рева рогов едва не трескался череп. Грохот копыт, лай гончих, стук голых костей - уже за спиной! Хольгер ощутил, что Папиллон сбивается с аллюра. Алианора пошатнулась, едва не свалилась с коня. Хольгер крепче прижал ее к себе. Но что это там впереди, вверху, что за острый силуэт на фоне неба? Церковь святого Гриммина! Дикая Охота, завывая, неслась по пятам. Хольгер слышал шум огромных крыльев, видел, как сгущаются перед глазами клубы мрака. Господи Иисусе, я недостоин, но помоги же мне в этот миг! Стена выросла перед ними. Дикая Охота окружила их полукругом. Хольгер почуял жуткий невообразимый холод, проникший в самое сердце. Показалось, что ветер свистит меж его собственных ребер. Но Папиллон напрягся и прыгнул. Огромный вороной скакун над стеной и приземлился на той стороне. От удара Хольгер с Алианорой едва не вылетели из седла. Сарах скакал следом. Но его лошадь перепрыгнуть не смогла. Упала. Сарацин отпрыгнул, ухватился за кромку стены и рывком перебросил тело на церковный двор. Крик его лошади, короткий и пронзительный, утонул в завывании Дикой Охоты. И вдруг все стихло. Даже ветер умолк. Тишина обрушилась на них, как вопль. Хольгер наклонился и дрожащей рукой схватил ладонь Сараха. Другой прижал к себе Алианору. Огляделся. Двор зарос травой и диким кустарником, почт срывавшим надгробья, окружавшие развалины церкви. Полосы мглы, кое-где выбеленные лунным светом, возносились вверх, неся влажные кладбищенские запахи. Прильнувшая к Хольгеру Алианора дрожала от холода. Из отброшенной развалинами тени донеслись какие-то звуки. Шаги лошади, бредущей меж могил, старой, хромой, неимоверно измученной; она ступала неуверенно, спотыкаясь о надгробья, но двигалась прямо к ним, искала их. Горло Хольгеру перехватило от страха - это была, он знал, Кладбищенская Лошадь; кто ее увидит - умрет. Папиллон не мог идти быстро - надгробья торчали из земли, как жадные пальцы, готовые схватить коня и свалить на землю. Сарах взял его под узду и осторожно повел. Они шли меж каменными плитами, пьяно накренившимися. Высеченные некогда на них имена давно стерлись и забылись. Шаги старой хромой клячи звучали все громче - шаткие, неуверенные, они неотвратимо приближались. Тьма все гуще клубилась вокруг церкви, словно хотела скрыть ее от глаз нежданных пришельцев. Колокольня лежала в руинах, крыша провалилась внутрь, стены зияли пустыми глазницами окон. Путники медленно приближались к развалинам, нащупывая дорогу среди закутанных туманом надгробных камней. Копыта Кладбищенской Лошади захрустели по гравию совсем рядом. Но они уже были у входа в церковь. Датчанин спрыгнул с седла. Алианора упала в его протянутые руки. Хольгер взошел по стертым временем ступеням, бережно неся девушку. - И ты тоже, - ласково сказал Сарах, заводя Папиллона внутрь. Они остановились и смотрели на алтарь, освещенный сиянием заходящей луны. Высоко над остатками пресвитериума сохранилось распятие. Хольгер увидел Христа в короне из звезд. Снял шлем и опустился на колени. Рядом с ним преклонили колени Алианора и Сарах. Они услышали, как уходит прочь Кладбищенская Лошадь. Когда ее неуверенные шаги растаяли в тишине, повеял ветерок, и мгла рассеялась. Хольгер подумал, что церковь не умерла, не обесчещена, осталась символом мира и покоя. Небо было ей крышей, а стенами - пульсирующий жизнью свет. Он поднялся и привлек к себе Алианору. Знал, что поиски его окончены, и это знание причиняло боль. Нежно поцеловал девушку. И услышал тихий, ласковый голос Сараха: - Так что же ты собираешься тут искать? Не ответив, Хольгер подошел к алтарю. Перед ним увидел большую каменную плиту. Дрожь пробрала его тело, когда он коснулся ввинченного в плиту железного кольца. - Вот оно, - сказал он. Вынул затупившийся, бесполезный уже меч, просунул в кольцо, действуя им, как рычагом. Плита оказалась ужасно тяжелой. Клинок выгнулся дугой, вот-вот мог сломаться. - Помоги мне! - прохрипел Хольгер. Сарах вогнал саблю в образовавшуюся щель. Мигом позже меч переломился с треском. Вдвоем они подняли плиту, перевернули. Она рухнула с глухим грохотом и разломилась на три части. Алианора схватила Хольгера за руку, шепнула: - Слушай! Он поднял голову. И услышал далекий шум марширующих армий. Мощный грохот копыт, звуки труб, предвещавший смерть, лязг оружия. - Это орды Хаоса двинулись на человечество. Хольгер глянул в яму у своих ног. Там в нарождавшемся рассвете отливал голубым огромный меч. - Со страхами покончено, - сказал Хольгер. Тому, что заключено в этом мече, никто не сможет противостоять. А когда демоны, которых дикари чтут, как богов, будут побеждены, их союзники - люди враз потеряют отвагу и разбегутся. Сейчас мы ими займемся. - Но кто же ты? - шепнула Алианора. - Еще не знаю, - сказал он. - Но скоро узнаю. Он выжидал. Чуял в себе мощь, но то, что его ожидало, превышало все людские меры и надежды. Он не собрал еще достаточно отваги, чтобы взяться за рукоять. Взглянул вверх на Распятие. Нагнулся. И выпрямился, держа Кортану в руке. - Я знаю этот меч, - прошептал Сарах. Хольгер чувствовал, как его фальшивый облик тает, исчезает. И возвращается память. Теперь Хольгер знал, кто он такой. Алианора прижалась к нему, Сарах положил Хольгеру руку на плечо, Папиллон ласково коснулся мордой его щеки. - Что бы ни случилось, чтобы со мной ни произошло знайте - вы вернетесь невредимыми и с вами всегда будет моя любовь. - Я искал тебя, друг, - сказал Сарах. - Искал тебя, Огер. - Я люблю тебя, Хольгер, - сказала Алианора. Огер Датчанин, Хольгер Данске, которого старые французские хроники именуют "Огир ле Даноис", вскочил в седло... Он был датским принцем, которого еще в колыбели одарили силой удачей и любовью те из жителей Фаэра, что желали людям добра. Был тем, кто направился служить Карлу Великому и стал одним из знаменитейших его рыцарей, защитником христианства и человечности. Был тем, кто победил в бою Сараха, короля Мавритании, и стал его другом, и они странствовали вместе долгие годы. Был тем, кого любила фея Моргана; тем, кого она, когда подступила к нему старость, взяла к себе на Авалон, чтобы вернуть ему молодость. И он жил там с ней, но сто лет спустя язычники стали угрожать Франции, и он вернулся, чтобы задать им трепку. А потом, в миг своего Триумфа, был перенесен из мира смертных в неизвестность. Одни уверяют, что он на Авалоне, на острове, на знающем власти Времени, ждет, когда вновь придет час спасти Францию; другие говорят, что он спит в подвалах замка Кронборг и проснется, когда враг станет угрожать Дании; но все забыли, что он был и останется человеком со всеми нуждами и слабостями рода человеческого. Для всех он - попросту Заступник. Он выехал из церкви на равнину. Казалось, следом едет весь мир. ЭПИЛОГ Вскоре после окончания войны я получил письмо от Хольгера Карлсена. Узнал, что он жив, но больше не имел от него никаких известий, пока два года назад он в один прекрасный день не появился у меня в конторе. Он очень изменился, выглядел гораздо спокойнее и старше, что меня ничуть не удивило - я помнил из того письма, сколько ему пришлось пережить, сражаясь в подполье. Он рассказал что снова нашел себе работу в Штатах. - Зарабатываю на жизнь и только, - пояснил он. - А главное мое занятие - рыскать по антикварным магазинам. Старинные книги. Я отыскал несколько великолепных экземпляров в Лондоне, Париже и Риме, но этого мало. - Это что-то новенькое! - воскликнул я. - Ты стал библиофилом? Он рассмеялся - не очень весело. - Не совсем. Расскажу при случае. - Стал расспрашивать о наших общих знакомых. Пребывание в Лондоне несомненно улучшило его английский. Случай выдался вскоре. Думаю, ему позарез нужен был благожелательный слушатель. Он вступил в лоно католической церкви (учитывая его прежние взгляды, я готов считать этот шаг сильным аргументом в пользу подлинности его рассказа), но не это стало темой его излияний. - Не думаю, что ты поверишь хоть слову из того, что услышишь, - сказал он как-то в полдень, когда мы сидели у меня дома за пивом и бутербродами. - Но выслушай все же, ладно? И он рассказал эту историю, как она ему помнилась. Закончил перед самым рассветом. Улицы были пусты, а фонари светили так тускло, что можно было разглядеть звезды. Он налил себе пива и долго созерцал стакан. - И как же ты вернулся? - спросил я тихо, чтобы не вырвать его резко из задумчивости. Он посмотрел на меня взглядом лунатика: - Понятие не имею. Я вдруг оказался здесь. Там, в том мире, я выехал на равнину и разогнал орды Хаоса, рассеял его войско. В какой-то миг мне стало казаться, что я одновременно сражаюсь на берегу, в другом мире и другом времени. И очутился на берегу, совершенно голый. Моя здешняя одежда вместе со мной не путешествовала и лежала теперь рядом. Меня зацепила парочка пуль - так, царапины. Я двигался чертовски быстро. Быстрее, чем может это сделать нормальное человеческое тело. Врачи говорят, что при сильных нервных потрясениях такое иногда случается. Резкое повышение адреналина в крови, или что-то вроде этого. Словом, я оказался среди немцев, вырвал у одного карабин и заработал им, как дубиной. Вскоре с ними со всеми было покончено. Он скривился, вспоминая ту неприятную сцену, но продолжил: - Те два мира - а миров наверняка гораздо больше - словно бы составляют одно целое. И там, и здесь шла та же борьба. Здесь - с нацистами, там - с Серединным Миром, но в обоих случаях - борьба Порядка против Хаоса, древний дикой магии, слепо пытавшейся уничтожить род людской, все его свершения. В обоих мирах помощь требовалась Дании и Франции. И в обоих появился Огер. Здесь, в этой Вселенной его деяния были рангом пониже - всего лишь какой-то берег, и человек в лодке, бегущий к союзникам, где он был необходим. И он обязан был спастись. Зная все, что случилось потом, легко понять, почему. Вот Хольгер Данске и помог ему вырваться на свободу. В том мире Каролингов я провел несколько недель, а сюда вернулся в ту самую секунду, из которой был взят. Забавная штука Время... - А что с тобой было потом? - жадно спросил я. Он тихонько засмеялся: - Ну и намучился же я, когда они добивались, зачем я разделся, перед тем, как кинуться на немцев, и когда успел скинуть одежду... Хорошо еще, времени было мало - мы разошлись по одиночке, прежде чем я успел окончательно запутаться. И с той поры я был самым обычным Хольгером Карлсеном. А что мне еще оставалось? - пожал он плечами. - Я уже все знал о себе, знал, что - и в самом деле заступник, что разогнал в том мире орды Хаоса. А потом силой наложенного на меня заклятья был возвращен сюда, чтобы и здесь закончить свое дело. Кризис в обоих мирах миновал, задание было выполнено... Ну и вот, все пришло в норму, равновесие восстановилось, улегся вихрь, перемещавший меня во времени и пространстве. И я остался здесь - он посмотрел на меня устало. - Знаю, о чем ты думаешь. Галлюцинации, видения и тому подобное. Я не в претензии. Спасибо, что хоть выслушал. - Честно говоря, не знаю, что и думать, - сказал я. - А зачем тебе книжки? - Не книжки, а книги. Старинные. "Гримоирес". Да-да, трактаты по маги. Сумела же как-то Моргана отправить меня в другой мир, - вдруг он грохнул кулачищем по столу: - И я найду способ вернуться! С тех пор я не встречал его, не получал от него писем, не слышал о нем. Что ж, случается, что люди пропадают бесследно. Быть может, ему удалось перенестись в мир, о котором он мне рассказывал - если все это правда. Я хотел бы воздержаться от безапелляционных суждений. Но надеюсь, что так оно и есть. Но сейчас на наш мир надвигаются новые бури. И может настать миг, когда нам вновь потребуется Огер Датчанин.