- Вот... - Эверард надеялся, что действует напористо, но дружески.  -
У меня еще остались деньги. Когда бог подаст мне знак, я  сделаю  солидное
пожертвование. Золотой статир.
     Местный эквивалент почти тысячи американских  долларов  восьмидесятых
годов, хотя сравнивать покупательную способность  денег  в  столь  далеких
друг от друга эпохах едва ли имело смысл.
     - Мне кажется, эти деньги позволили бы тебе, то есть храму, купить  у
сирийцев все необходимое, обеспечив себя припасами на долгий срок.
     Долон задумался.
     - То была воля божья, - настаивал Эверард. -  Уверен,  ты  не  будешь
противиться ей. Бог помогает мне. Я помогаю тебе. Все, о чем  я  прошу,  -
это лишь разрешить мне с миром дождаться, когда произойдет чудо.  Пусть  я
считаюсь беженцем. И вот...
     Эверард достал кошелек, открыл его и вынул несколько драхм.
     - Денег у меня достаточно. Так что возьми немного  для  себя,  ты  их
заслужил. И мне доброе дело зачтется.
     Долон, немного поразмыслив, принял решение и протянул руку.
     - Что ж, паломник. Неведомы нам пути богов.
     Эверард заплатил сторожу.
     - Разреши мне пройти в храм,  помолиться  и  испить  воды  от  щедрот
божьих, стать воистину  его  гостем.  Потом  я  тихо  устроюсь  где-нибудь
поблизости от храма и никому не причиню беспокойства.
     Холодный полумрак коснулся потной пыльной кожи и пересохших губ.
     В центре храма, из камня, на котором покоился фундамент, бил  родник.
Вода  частично  наполняла  углубление  в  полу,  затем  уходила  в  трубу,
проложенную внутри каменной  кладки  под  теменосом  и  выходящую  за  его
стеной,  откуда  начинался  ручей.  За  источником  располагалась   грубая
каменная глыба - древний алтарь. Сам  Посейдон  был  изображен  на  задней
стене, и его едва можно было различить при тусклом  свете.  Пол  покрывали
груды подношений, в основном примитивные глиняные фигурки лошадей,  зверей
или изображения частей человеческого тела, которым бог должен был  помочь.
Священник Никомах наверняка забирал скоропортящиеся продукты и ценные вещи
с собой, когда возвращался в город после службы.
     "Твоя простая вера не принесла тебе особого  достатка,  приятель",  -
подумал с грустью Эверард.
     Долон поклонился. Эверард тоже, со  всей  возможной  старательностью,
какую только можно было ожидать  от  тракайца.  Преклонив  колени,  служка
зачерпнул чашку воды и подал ее человеку, пожертвовавшему на храм и ему на
пропитание. Эверарду, в его теперешнем состоянии, ледяная вода  показалась
лучше пива. Вознося благодарность богу, Эверард был почти искренен.
     - Я оставлю тебя на некоторое время наедине с богом, - сказал  Долон.
- Ты можешь наполнить кувшин и, вознеся хвалу  дарующему  воду,  унести  с
собой.
     Поклонившись фреске, он вышел.
     Мешкать нельзя, решил патрульный. Хотя здесь ему  никто  не  мешал  и
можно было спокойно подумать.
     План у него пока не оформился. Ему надо проникнуть в сирийский лагерь
и найти костоправа Калетора из Оинопараса, известного Эверарду как  Хайман
Бернбаум, который, подобно Эверарду,  давно  прошел  процедуру  адаптации,
позволяющую ему жить среди язычников, не вызывая  никаких  вопросов.  Быть
может, они придумают какой-нибудь предлог, чтобы  уйти  вместе,  а  может,
Бернбаум изловчится и устроит все так, чтобы Эверард мог  беспрепятственно
покинуть лагерь. Задача заключалась в том, чтобы отойти  с  коммуникатором
на значительное расстояние от города, и тогда аппаратура экзальтационистов
не зафиксирует сигнал на фоне множества других разговоров, что ведут между
собой обычные путешественники во времени в этой эпохе. Информацию Эверарда
следовало передать Патрулю, чтобы Центр смог подготовить западню.
     "Судя,  однако,  по   тем   мерам   предосторожности,   которые   они
предпринимают, вероятность, схватить всех четверых разом очень мала.  Черт
бы их побрал!"
     Главное сейчас - добраться до Бернбаума, а тут полно солдат,  готовых
проткнуть мечом любого незнакомца. Он мог бы остановить  их,  сказав,  что
прибыл с очень важным посланием, но тогда его потащат к офицерам,  которые
учинят строгий допрос. А если назвать Калетора, то врачевателя тоже начнут
допрашивать. А поскольку сказать им нечего, обоих будут пытать.
     Эверард пришел в храм  в  надежде  встретить  кого-нибудь  положением
повыше, чем раб, - помощника священника, послушника  или  кого-то  в  этом
роде. Такой человек  мог  бы  дать  ему  опознавательный  знак  святилища,
провожатого, а может, и провести его через сирийские пикеты.
     Эверард мог бы показать свой фонарик и заявить,  что  Посейдон  лично
даровал ему этот предмет ночью. Но  прежде,  конечно,  следует  дождаться,
пока Никомах-Драганизу встретится с Полидором-Булени и они покинут храм.
     Патрульный даже думал прийти сюда после того, но прятаться где-нибудь
в окрестностях храма было сейчас, возможно, рискованней, чем  тихо  сидеть
во дворе. Тем более что здесь он мог узнать что-нибудь полезное.
     План его оказался, в  лучшем  случае,  незрелым,  а  сейчас  выглядел
просто нелепо. "Ничего, может быть, появятся  свежие  мысли...  -  Эверард
усмехнулся,  но  ухмылка  получилась  скорее  злобной.  -  Надо  придумать
какой-нибудь примитивный ход, как вчера,  что-нибудь  совсем  простое,  до
чего они не додумаются..."
     Он вышел из храма на солнечный свет, ослепивший его на краткий миг.
     - Я уже почувствовал, как близость бога укрепляет меня, - произнес он
значительно. - Я верю, что поступаю по его воле, и ты, Долон, тоже.  Будем
следовать указанному пути.
     - Да, конечно.
     Сторож торопливо предупредил его о  соблюдении  чистоты  на  храмовой
территории, указал отхожее место, которое находилось в роще  на  приличном
расстоянии от святыни, после чего скрылся в своей лачуге.
     Эверард направился в угол, где сидели  женщины.  Ужаса  на  их  лицах
больше не было, но осталась скорбь, усугубленная голодом и  отчаянием.  Он
не мог приветствовать их традиционным "Радости вам!".
     - Можно я с вами присяду? - спросил он.
     - Мы не можем запретить  вам  это,  -  пробормотала  пожилая  женщина
(наверно, лет за сорок).
     Он  опустился  на  землю  рядом  с  молодой.  Та  казалась   бы   еще
привлекательной, если бы сохранила силу духа.
     - Я тоже ожидаю воли божьей, - сказал он.
     - А мы просто ждем, - отозвалась та равнодушно.
     - Меня зовут Андрокл, я паломник. Вы живете поблизости?
     - Жили.
     Сморщенная старуха  зашевелилась.  Какое-то  мгновение  в  ее  глазах
светилась гневная сила.
     - Наш дом стоял ниже  по  течению.  Так  далеко  отсюда,  что  мы  до
последнего не знали о случившемся, - заговорила она. - Сын мой сказал,  мы
должны, мол, погрузить в повозку все, что только можно увезти на  быках  с
фермы, не то придется в городе нищенствовать. Но на  дороге  нас  схватили
всадники. Они убили сына и мальчиков. А  жену  его  изнасиловали,  но,  по
крайней мере, нас не прикончили. Ворота в город оказались на  запоре.  Вот
мы и подумали, что Сотрясатель Земли даст нам пристанище.
     - Лучше бы они нас  убили,  -  произнесла  молодая  неживым  голосом.
Младенец заплакал. Она бездумно  обнажила  грудь  и  дала  ее  ребенку,  а
свободную руку вытянула перед собой, чтобы складками рукава прикрыть  дитя
от солнца и мух.
     - Сочувствую, - только и нашел что сказать Эверард.
     "Война, похоже, единственное, что у любого  правительства  получается
лучше всего".
     - Я буду молиться за вас, - сказал он.
     Женщины не ответили. Что ж, когда чувства  атрофируются,  это  своего
рода благо. Он накинул на голову капюшон  и  привалился  к  стене.  Тополя
давали скудную тень. Жар легко проникал сквозь одежду.
     Прошли часы. Как часто бывало при долгом  и  томительном  ожидании  -
особенно в будущих столетиях, - Эверард погрузился в  воспоминания.  Время
от  времени  он  отпивал  понемногу  тепловатую  воду  и  дремал.  Солнце,
прокатившись по всему небу, пошло на закат.
     "...Тучи, гонимые ветром, ослепительный свет между ними, падающий  на
волны, обрывки  снасти,  холодные  соленые  брызги  из-под  носа  корабля,
бороздящего  море,  которое  переливается   зеленым,   серым,   белым,   и
неожиданный возглас: "Ха!"  Это  Бьярни  Херьюлфссон  у  рулевого  колеса.
Чайка, предвестница новой земли, где-то впереди..."
     Воспоминания  начали  расплываться  и  вдруг  мгновенно   оборвались.
Эверард услышал нарастающий шум, стук копыт, голоса, скрежет  металла.  Он
вздрогнул всем телом, натянул капюшон на лицо,  поднял  колени  и  понурил
плечи, чтобы выглядеть так же апатично, как женщины рядом с ним.
     Из уважения к святыне  сирийцы  спешились  на  опушке  рощи.  Шестеро
вооруженных солдат в доспехах последовали за человеком,  направлявшимся  к
теменосу. Подобно воинам, он был в кольчуге и поножах, с мечом на боку, но
на его шлеме красовался  плюмаж  из  конского  волоса.  С  плеч  ниспадала
красная мантия, в руке был жезл из  слоновой  кости,  который  он  держал,
словно щегольскую трость, возвышаясь на несколько дюймов над свитой. Черты
лица, обрамленного металлическим шлемом, напоминали алебастровое  изваяние
работы Праксителя.
     Долон торопливо спустился по ступеням  и  пал  ниц.  Когда  Александр
захватил Азию, Восток заполонил Элладу своими обычаями. Рим  ждала  та  же
участь, если только экзальтационисты не вмешаются в его судьбу.
     "Не вмешаются. Так или иначе, мы им помешаем".
     Булени-Полидор буквально источал энергию.
     "Боже, но если они снова ускользнут от нас, оставив в назидание  лишь
опыт неудачи..."
     - Можешь встать, - произнес советник Антиоха.
     Он бросил взгляд на людей, что, ссутулившись, забились в угол.
     - А это кто?
     - Беженцы, господин, -  дрожащим  голосом  проговорил  Долон.  -  Они
попросили приюта в храме.
     Советник царя пожал плечами:
     - Ладно, пусть священник решит их участь. Он уже  на  пути  сюда.  Но
храм будет нужен нам для приватной встречи.
     - Конечно, господин, разумеется.
     Подчиняясь резким командам, воины заняли  посты  по  обе  стороны  от
входа в храм и у нижней  ступени  лестницы.  Булени  вошел  внутрь.  Долон
подошел к Эверарду и женщинам, но остался стоять.  Видимо,  даже  в  такой
жалкой компании он чувствовал себя спокойнее.
     "Так. Никомах уже договорился с властями в Бактре. Не исключено,  что
ему потребовалась помощь со стороны Зоила, но об этом позаботилась  Феона.
Священнику нужно выйти из города и проведать  свой  храм.  И  будет  очень
кстати, если в храме с ним встретится высокопоставленный вражеский офицер,
чтобы обсудить участь святилища. Ведь ни одна из воюющих сторон  не  хочет
разгневать Сотрясателя Земли.  Посыльные  царей  встретились  и  обо  всем
договорились. Помимо прочих соображений, царь  Антиох  знает,  что  у  его
советника Полидора есть контакты с недовольными в Бактре, а это  обеспечит
создание хорошей шпионской сети".
     Снова послышались шум и голоса, но уже не столь  высокомерные.  Долон
вновь распростерся на земле. Облаченный в белые  одежды,  которые,  должно
быть, здорово мешали  при  переезде  из  города  на  спине  мула,  Никомах
проследовал к входу. Мальчик-раб вприпрыжку бежал сбоку, держа над головой
хозяина  зонт.  Следом   шел   солдат,   явно   сириец,   выделенный   для
сопровождения. Он и мальчик остановились у входа,  а  священник  прошел  в
храм, после чего оба присели на корточки и расслабились.
     Эверард почти не замечал  их.  Он  сидел,  словно  ослепленный  ярким
сиянием висевшего на  груди  Драганизу  небольшого  медальона,  и  Эверард
отлично знал, что изображено на  его  лицевой  стороне.  Сова  Афины.  Его
собственный двусторонний коммуникатор!
     Мир снова встал на место.
     "А собственно, почему бы и нет? - подумал Эверард. - Чему удивляться?
Они пока хранят молчание в эфире, но, если возникнет необходимость,  связь
им понадобится немедленно. Булени наверняка тоже прячет передатчик  где-то
в   одежде.   Снаряжение   Патруля,   безусловно,   превосходит    технику
экзальтационистов, и для них вполне типично  похваляться  трофеями.  Да  и
почему бы служителю Посейдона не воздать должное Афине?  В  конце  концов,
это можно расценить даже как дань уважения, учитывая, как  часто  те  двое
ссорятся в "Одиссее". Экуменизм, черт бы их побрал... - Эверард подавил  в
себе усмешку. - Но что же так поразило меня, когда я увидел медальон?"
     Тут же родился ответ, и он понял, у к может умереть.
     "И все-таки..."
     Можно было попытаться...  Шансов  остаться  в  живых  мало,  в  любом
случае, но так он, по  крайней  мере,  накроет  этих  мерзавцев  и,  может
быть...
     "Нет нужды  решать  прямо  сейчас,  сию  минуту.  Надо  спокойно  все
осмыслить, только не здесь, не на этом пекле..."
     Эверард встал. Мышцы затекли, и тело ломило от долгой  неподвижности.
Он медленно направился к проходу в стене.
     Солдат выхватил клинок.
     - Стоять! - рявкнул страж. - Куда идешь?
     Эверард подчинился.
     - Пожалуйста, мне надо по нужде... туда...
     - Потерпишь...
     Эверард поднял на него измученный взгляд.
     - Ты же не заставишь меня осквернить  священную  землю?  Мне  страшно
даже представить, что бог сделает с нами обоими.
     Нетвердой походкой к ним приблизился Долон.
     - Человек этот - жертва грабителей. Сотрясатель Земли дал ему  приют,
он - гость Посейдона, - объяснил сторож.
     Солдат, переглянувшись с товарищами, спрятал меч.
     - Ладно, - сказал он.
     Подойдя к входу, постовой  крикнул  воинам,  сторожившим  коней,  что
человеку этому позволено выйти с территории храма.  Женщины  с  сожалением
проводили его взглядами: этот хоть добрым словом согрел.
     Эверард брел между деревьями, наслаждаясь тенью.
     "Надо торопиться, - напомнил он себе. - Булени и  Драганизу  вряд  ли
пробудут в храме дольше, чем им потребуется, чтобы  обменяться  последними
новостями".
     Ему, собственно, и не нужно было по нужде, но,  укрывшись  за  ветхим
строением, Эверард проделал несколько  упражнений,  чтобы  размять  мышцы.
Затем взял меч в руки и запахнул плащ. На обратном  пути  он  прихрамывал,
как человек, отсидевший ноги, что было вполне естественно. С высоты своего
роста патрульный мог поверх стены увидеть происходящее в теменосе.
     Он как раз  свернул  за  угол,  когда  вновь  появились  оба  главных
действующих лица. Эверард прибавил шагу.  Экзальтационисты  спустились  по
ступеням, когда патрульный миновал проход в стене.
     - Ну ты, прочь с дороги! - приказал  стражник,  стоявший  к  Эверарду
ближе остальных.
     - Слушаюсь, господин! - Он неуклюже склонился в восточном  поклоне  и
так  же  неуклюже,  боком  двинулся  во  двор,  на   самом   деле   только
приблизившись к цели. Экзальтационисты  шли  бок  о  бок.  Булени  заметил
впереди нескладную фигуру и нахмурился.
     Свободного места было мало. Когда Эверард ринулся вперед, до цели ему
оставалось менее шести футов.
     Драганизу мог схватить медальон и поднести его ко рту, чтобы  поднять
тревогу: ему суждено было умереть первым. Эверард выбросил вперед  руку  с
мечом.  Клинок,  пронзив  горло,  вышел   наружу   у   основания   черепа.
Ослепительно-красным потоком хлынула кровь. Труп рухнул навзничь.
     Отброшенный силой удара, Эверард приземлился на пятки,  повернулся  и
левым кулаком ударил  снизу  Булени  в  подбородок  -  единственный  удар,
который он мог  нанести  человеку  в  шлеме  и  кольчуге.  Тот  уже  начал
доставать оружие. Булени пошатнулся, но устоял на  ногах  и  вытащил  меч.
Супермен.  Но  все-таки  он  не  ожидал  нападения  и  действовал  слишком
медленно. Эверард тут же  этим  воспользовался.  Ребром  левой  ладони  он
ударил по руке Булени, в которой тот держал меч, а свой меч вонзил  ему  в
горло, почувствовав,  как  хрустнул  хрящ.  Булени  упал  на  четвереньки,
заливаясь кровью.
     Долон завопил. Солдаты  ринулись  вперед,  размахивая  сверкающим  на
солнце оружием. Эверард  бросился  наземь  около  Драганизу,  лежавшего  с
раскрытым в безмолвном крике ртом, схватил окровавленный  медальон,  нажал
на него большим пальцем и прохрипел на темпоральном:
     - Агент-оперативник Эверард. Немедленно ко мне! Боевой приказ!
     Времени хватило только на краткое сообщение. Первый сириец уже  готов
был броситься на него. Эверард перекатился на спину и изо всех сил  обеими
ногами лягнул солдата. Тот отлетел в сторону, но подоспели другие. Один из
них просто рухнул на Эверарда.
     - У-у-фф!
     Когда закованное  в  металл  тело  падает  на  живот,  ничего,  кроме
"У-у-фф!", и сказать не успеешь...
     Эверард разбросал обмякшие тела  нападавших  и  сел.  Солдаты  лежали
вокруг него без сознания. Дыхание их было сиплым и тяжелым. Он  знал,  что
остальные, за оградой, тоже  получили  заряд  парализатора  и  пробудут  в
забытьи около четверти часа. По крайней мере, живы остались.
     Поблизости приземлился темпороллер. Мужчина, похожий  на  китайца,  и
чернокожая женщина, хорошо  тренированные,  гибкие,  в  плотно  облегающих
костюмах, помогли Эверарду подняться. Еще четыре темпороллера кружили  над
самым храмом. Эверард заметил энергетическое оружие.
     - Это лишнее, - проворчал он.
     - Что, сэр? - спросил мужчина.
     - Нет, ничего. Забудьте. Надо разобраться в ситуации, быстро.
     Эверард не позволял себе думать о том, сколь близок был к смерти.  Он
просто не мог позволить себе эмоций. Волнение сейчас недопустимо. Работа в
Патруле требовала порой полной отдачи умственных и физических сил.  Позже,
на досуге, он, может быть, вернется к этому.
     Получив сигнал. Патруль поднял  по  тревоге  отряд,  находившийся  на
безопасном расстоянии от Бактры, и отправил его в ту самую секунду,  когда
вышел на связь Эверард. Теперь нужно использовать посланное  подкрепление:
с такой же молниеносной точностью. Но несколько минут, чтобы обдумать план
действий, он мог себе позволить.
     Булени был еще жив.
     - Этого  и  убитого  экзальтациониста  в  штаб-квартиру!  -  приказал
Эверард через передатчик, доставленный прибывшей группой. - Там знают, как
с ними поступить.
     Он огляделся и подошел к Долону. Бедняга неподвижно лежал в пыли.
     - Отнесите старика в храм подальше от солнца. Осмотрите его и окажите
помощь. Думаю, ему поможет стимулирующая инъекция. Остальные пусть  лежат,
пока не придут в себя.
     Женщины, сидевшие в углу, испуганно съежились от ужаса. Мать обнимала
дочь, та крепко сжимала своего ребенка. Эверард подошел к  ним.  Он  знал,
что своим видом вселяет страх - весь  в  крови,  в  поту,  грязный,  -  но
постарался изобразить на лице улыбку.
     - Послушайте, - сказал он  со  всей  доступной  его  осипшему  голосу
мягкостью, - слушайте меня внимательно. Вы видели гнев  Посейдона,  но  он
обращен не на вас. Повторяю, Сотрясатель Земли не сердится на вас. Мужчины
оскорбили его. Они отправятся в Гадес, в подземное  царство.  Вы  невинны.
Бог благословляет вас. В знак его милости я отдаю вам вот это.
     Эверард достал кошелек и бросил его женщинам.
     - Он ваш. Посейдон усыпил солдат, чтобы они не видели того,  чего  не
следует, но он не причинит им вреда после их  возвращения  из  небытия,  -
если  они  не  причинят  вреда  вам,  находящимся  под  опекой  Посейдона.
Передайте им это слово в слово. Вы поняли меня?
     Ребенок заплакал, мать всхлипнула.
     Пожилая женщина встретилась  глазами  с  Эверардом  и  произнесла  со
спокойствием, являющимся последствием шока:
     - Я, старуха, верю, что осмелилась понять вас и запомнить ваши слова.
     - Хорошо.
     Он отошел от женщин и вернулся к патрульным. Он сделал  для  них  что
мог. Нарушил, правда, при этом кое-какие правила, но, в конце  концов,  он
агент-оперативник и может это себе позволить.
     Однако его спасители беспокоились.
     - Сэр, - обратилась к нему молодая женщина. - Простите за вопрос,  но
то, что мы совершили...
     Она, верно, новичок в Патруле, но свою работу  выполнила  безупречно.
Эверард решил, что и она, и ее спутники заслуживают объяснений.
     - Не переживайте. Историю мы не изменили. В какой эпохе вы родились?
     - Ямайка, сэр, 1950 год.
     - Прекрасно. Прибегая к понятиям вашей эпохи, вообразите, что  у  вас
на глазах начинается драка. Неожиданно  спускаются  несколько  вертолетов.
Они сбрасывают бомбы со слезоточивым газом, который нейтрализует толпу, не
причиняя  никому  особого  вреда.  Мужчины  в  масках  затаскивают   двоих
зачинщиков в вертолет. Один из мужчин говорит свидетелям, что эти два типа
- опасные коммунисты, а их подразделение прислано из ЦРУ,  чтобы  схватить
их  по  приказу  правительства.  Отряд  улетает.  Предположим,   что   все
происходит в отрезанной от мира  долине,  телефонная  линия  повреждена  и
поблизости нет никаких средств экстренной связи.
     Что ж, в местном масштабе это сенсация.  Но  к  тому  времени,  когда
история дойдет до всего  мира,  она  утратит  новизну  и  занимательность,
средства информации уделят ей мало  внимания  или  вообще  не  заметят,  а
большинство людей, услышав об  этом,  сочтут  все  фантазией  журналистов,
преувеличением и скоро забудут.  Даже  вы,  на  глазах  которых  произошло
событие, перестанете вскоре обсуждать его, и оно сотрется из вашей памяти.
В конце концов, вы не пострадали, и вообще у вас своя жизнь, свои  заботы.
Кроме того, в происшествии нет ничего  сверхъестественного.  Вы  знаете  о
существовании вертолетов, слезоточивого газа, ЦРУ. Странно  все,  конечно,
но такие вещи случаются. Вы расскажете о  происшествии  своим  детям,  но,
вероятно, они не станут делиться рассказами со своим потомством.
     Так же выглядит и кратковременное вторжение богов  в  сознании  людей
этой эпохи. Конечно, мы вмешиваемся в историю, только  когда  в  том  есть
абсолютная необходимость, и чем короче вмешательство, тем лучше.
     Через  передатчик  Эверард  отдал   приказы.   Убитого   и   раненого
экзальтационистов погрузили на темпороллеры, которые  тут  же  исчезли.  С
ними отправился еще один сотрудник  Патруля,  освободив  место  и  оставив
снаряжение для Эверарда.
     Напарником   Эверарда   был   коренастый,   плотный   европеец,   его
современник, по имени Имре Ружек. Он занял сиденье за спиной  Эверарда,  а
тот устроился за рулем. Патрульный бросил  прощальный  взгляд  на  женщин.
Когда  темпороллер  поднялся  в  воздух,  он  заметил,  как  на  их  лицах
замешательство борется с надеждой.
     Три темпороллера поднялись на высоту,  достаточную  для  того,  чтобы
казаться с земли всего лишь маленькими  точками,  и  плавно  двинулись  по
направлению к Бактре. Под ними разворачивалась широкая панорама - горы  на
юге,  зеленые  и  коричневые  поля,  испещренные  деревьями  и  крошечными
постройками, река, словно  ручеек  ртути,  город  и  лагерь  завоевателей,
казавшиеся игрушечными. Ни малейшего признака горя и лишений  не  доходило
до чистых и холодных  потоков  ветра,  лишь  седоки  несли  в  душах  этот
печальный груз.
     - Теперь послушайте, - заговорил Эверард. - В живых остались еще двое
бандитов, и если мы  будем  действовать  безошибочно,  то,  думаю,  сумеем
схватить их. Главное здесь  -  именно  действовать  безошибочно.  В  нашем
распоряжении всего одна попытка. Никаких  затейливых  петель  во  времени,
никаких повторных попыток в случае  провала  первой  акции.  Одно  дело  -
продемонстрировать   местным   жителям   чудо,    другое    -    игры    с
причинно-следственными   связями,   способными    вызвать    неуправляемый
темпоральный  вихрь,  пусть  даже  вероятность  этого  незначительна.  Вам
понятно? Я знаю, что все вы помните принципы работы Патруля, но Ружек и  я
будем на земле, и, если  мы  потерпим  неудачу,  кто-то  из  вас  захочет,
возможно, рискнуть. Так вот я запрещаю.
     Эверард описал дом Раор и его планировку. Сигнализация настроена так,
что система срабатывает в тот  момент,  когда  в  радиусе  несколько  миль
появляется или отбывает темпороллер.
     Раор и Сауво сразу же бросятся к  своей  машине  или  машинам,  чтобы
скрыться в неизвестном направлении,  и  даже  не  подумают  спасать  своих
компаньонов. Преданность  и  взаимовыручка  у  этих  закоренелых  эгоистов
просто отсутствуют.
     Так  могло  произойти,   если   система   обнаружения   действительно
сработала, когда Эверард вызвал помощь и отряд прибыл в  храм.  Компьютеры
темпороллеров с точностью до  микросекунды  зафиксировали  это  мгновение.
Эверард запрограммировал свой роллер на шестьдесят секунд до того момента,
когда  он  бросился  на  Драганизу  и  Булени.  В  этом  случае  никто  из
экзальтационистов не мог предупредить друг друга.
     Находясь  в  воздухе,  Эверард  с  помощью   оптики   и   электронных
дальномеров  с  точностью  до  нескольких  футов  определил   место,   где
намеревался появиться в доме, и установил контрольные системы на выбранную
точку. Остальные темпороллеры тоже появятся в заданный момент времени,  но
останутся в воздухе до завершения операции на земле.
     - Вперед!
     Палец Эверарда нажал на пусковую кнопку системы управления.
     Он и его коллега оказались вместе с темпороллером  в  коридоре.  Окно
справа от них выходило во внутренний сад. Массивная дверь слева  оказалась
запертой на замок. Они отрезали неприятелю путь к темпороллерам.
     Сауво стремительно выскочил из-за угла, сжимая в руке  энергетический
пистолет.  Ружек  выстрелил  первым.  Узкий  голубой  луч  скользнул  мимо
Эверарда и ударил  в  грудь  Сауво.  На  тунике  в  этом  месте  появилось
опаленное пятно. В мгновение ока ярость на лице Сауво сменилась удивлением
и обидой - словно у ребенка, которого неожиданно стукнули. Он упал. На пол
вытекло  совсем  немного  крови  -  раны  от  лучевого  оружия  почти   не
кровоточат, кровь мгновенно запекается, - но в остальном смерть  его  была
обыкновенной и по-человечески неприглядной.
     - Парализатор подействовал бы слишком медленно, - сказал Ружек.
     Эверард кивнул.
     - Все в порядке. Оставайся здесь.  Я  отыщу  последнего.  -  Затем  в
передатчик: - Третий готов, остался один.
     Группа должна была уловить смысл его команды.
     - Мы заблокировали гараж. Следите за дверьми.  Если  выйдет  женщина,
хватайте ее.
     Словно бы издалека он услышал испуганный плач женщины-рабыни. Ему  не
хотелось, чтобы пострадала хоть одна невинная душа.
     - В этом нет необходимости, - пропел холодный  голос.  -  Я  не  буду
играть с вами в прятки.
     Раор сама вышла  им  навстречу.  Тонкие  одежды  обрисовывали  каждое
движение ее стройной фигуры. Красивое лицо под маской презрения  обрамляли
распущенные  эбеновые  волосы.  Эверарду  вспомнилась   Артемида-охотница.
Сердце его замерло.
     Она  остановилась  в  нескольких  шагах  от  Эверарда.  Он   слез   с
темпороллера и приблизился к ней.
     "Боже мой, - подумал он, вспомнив, какой сам грязный и  потный,  -  я
чувствую  себя  испорченным  мальчишкой,  которого   учитель   вызвал   на
проработку".
     Эверард расправил плечи. Пульс его бился неровно, но он сумел вынести
взгляд лазурно-зеленых глаз.
     Раор заговорила по-гречески:
     - Замечательно. Уверена, вы тот самый агент,  о  котором  рассказывал
мой клон, тот, кого вы чуть не схватили в Колумбии.
     - И в Перу. Но зато поймали в Финикии, - отозвался  Эверард  не  ради
хвастовства, а потому, что  она,  как  ему  казалось,  имела  право  знать
правду.
     - Тогда вы незаурядное животное. - В ее мягком голосе появился яд:  -
Но,  тем  не  менее,  животное.  Человекообразные  обезьяны   торжествуют.
Вселенная утратила смысл существования.
     - Что бы... что бы вы... сделали с ней?
     Раор гордо вскинула голову, в голосе послышались величавые нотки.
     - Мы бы сделали то, что захотели,  разрушили  бы  ее  и  перестроили,
подняли бы звездную бурю, сражаясь за обладание реальностью,  разожгли  бы
очищающий погребальный костер для каждого, кто погиб, и для всей  истории,
пока не воцарился бы последний и единственный бог.
     Желание погасло в нем, как от  дуновения  зимнего  ветра.  Ему  вдруг
захотелось оказаться дома, среди привычных вещей и старых друзей.
     - Арестуйте ее, Ружек! -  приказал  он  и  добавил  в  передатчик:  -
Присоединяйтесь к нам и завершим дело.



        1902 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

     Квартира Шалтена в Париже, громадная и роскошная, находилась на левом
берегу, у бульвара Сен-Жермен. Выбрал ли он эту  улицу  умышленно?  Шалтен
обладал изощренным чувством юмора. Эверарду он заметил,  что  наслаждается
жизнью богемы, а соседи, привыкшие к ее странностям, не  обращают  особого
внимания на самого Шалтена.
     Стоял теплый осенний полдень. В окна вливался воздух, слегка отдающий
дымом и густо  пахнущий  конским  навозом.  Редкие  автомобили  неуверенно
пробирались между повозками и экипажами. Меж закопченных серых  стен,  под
деревьями, меняющими  цвета  от  зеленого  к  желтому  и  коричневому,  по
тротуарам  толпами  текли  люди.  Кафе,   магазины,   кондитерские   бойко
торговали.  Жизнь  кипела  вовсю.  Эверард  старался  забыть,  что   через
несколько лет этот мир обратится в руины.
     Обстановка вокруг него - мебель, драпировки, картины,  книги,  бюсты,
старинные безделушки - свидетельствовала о  стабильности,  которая  прочно
утвердилась после Венского конгресса. Эверард, однако, заметил и несколько
предметов из Калифорнии 1987 года. То был совершенно иной мир, причудливый
и далекий как мечта - мечта или ночной кошмар?
     Он откинулся на спинку кресла. Кожа скрипнула, зашуршала  набивка  из
конского волоса. Эверард выпустил клуб дыма из трубки.
     У нас возникли трудности при поисках Чандракумара, -  говорил  он,  -
поскольку мы не знали, где именно  его  держат  в  заключении.  Узники  из
нескольких камер увидели поразительное  зрелище.  Но  в  конце  концов  мы
установили его местонахождение и вытащили из тюрьмы. С ним все в  порядке.
Допускаю, что к той  неразберихе,  которую  мы  уже  устроили,  добавились
видения, исчезновения и прочее. В мирное время это  вызвало  бы  настоящую
сенсацию, но тогда у людей было  полно  других  забот,  а  кроме  того,  в
кризисные периоды  в  воздухе  постоянно  рождается  множество  истеричных
россказней, но их быстро забывают. Отчет по  тому  периоду,  с  которым  я
ознакомился, подтверждает, что исторический ход событий не  изменился.  Но
вы наверняка и сами его читали.
     "История. Поток событий, великих и малых, бегущий от  пещерных  людей
до данеллиан. Но что же происходит с маленькими пузырьками воздуха в  этом
потоке, с неприметными заурядными  личностями  и  происшествиями,  которые
быстро забываются и чье существование или отсутствие вовсе  не  влияет  на
течение истории? Хорошо бы вернуться вспять и выяснить,  что  случилось  с
моими попутчиками, с Гиппоником, с теми  двумя  женщинами  и  младенцем...
Хотя нет, не стоит. Жить осталось ровно столько,  сколько  отпущено,  а  в
жизни и без того немало печального. Быть может, они спаслись..."  -  думал
Эверард.
     Сидящий напротив Шалтен кивнул, не выпуская длинную трубку изо рта.
     - Разумеется, - сказал он. - Хотя я и не опасался изменений. Вы могли
схватить  или  не  схватить   экзальтационистов,   кстати,   примите   мои
поздравления, - но вы в любом случае действуете продуманно и ответственно.
Кроме того, это особо устойчивая зона пространства-времени.
     - Ой ли?
     -  Эллинистическая  Сирия  важна,  но  Бактрия   лежит   на   окраине
цивилизации. Ее влияние всегда было незначительным. После заключения  мира
между Антиохом и Эфидемом...
     "Да уж, поладили,  что  называется,  полюбовно,  -  наследник  одного
престола женился на наследнице другого, - и снова все тихо-мирно,  и  кому
какое дело до убитых,  искалеченных,  изнасилованных,  уморенных  голодом,
унесенных эпидемиями, ограбленных, угнанных в рабство? Кому какое дело  до
разбитых надежд и сломанных жизней? Один день переговоров -  и  все  опять
спокойно".
     - Как вы знаете, Антиох двинулся в Индию, но ничего не  добился.  Его
подлинные интересы лежали на Западе. Когда Деметр  взошел  на  бактрийский
трон, Антиох, в свою очередь, вторгся в Индию, но  за  его  спиной  возник
новый узурпатор, отнявший у него Бактрию. Последовала гражданская война. -
Крупная лысая голова качнулась из стороны в сторону.  -  Должен  заметить,
что гений греков так и не поднялся до государственной мудрости.
     - Правда, - пробормотал Эверард. - В... да, в 1981 году, кажется, они
возьмут на пост премьер-министра профессора из Беркли.
     Шалтен часто заморгал, пожал плечами и, не обращая внимания на  слова
Эверарда, продолжил:
     - К 135 году до Рождества Христова Бактрия  пала  перед  кочевниками.
Они не были бесчеловечны, но под  их  властью  цивилизации  пришел  конец.
Эллинская династия  в  западной  Индии  тем  временем  ассимилировалась  с
коренными народами страны и ненадолго пережила свою северную  кузину.  Она
не добилась сколько-нибудь значительных достижений, достойных  упоминания,
и память о ней вскоре стерлась.
     - Знаю, - произнес Эверард раздраженно.
     - Я и не намеревался наставлять вас, - вкрадчиво отозвался Шалтен,  -
я лишь изложил  собственную  точку  зрения.  Греческая  Бактрия  оказалась
идеальным   отрезком   истории,   для    того    чтобы    заманить    туда
экзальтационистов.  Страна  эта  никогда  не  была  особо   значимой   для
остального мира,  и,  чтобы  изменить  ситуацию,  потребовалась  бы  целая
цепочка невероятных событий - не только в самой  Бактрии,  но  и  во  всем
эллинском мире.  Следовательно,  по  закону  действия  и  противодействия,
переплетение мировых линий в Бактрии было особенно устойчиво и  прочно  на
разрыв.  Конечно,  мы   потратили   немало   усилий,   чтобы   вызвать   у
экзальтационистов противоположное впечатление.
     Эверард откинулся на спинку кресла.
     - Будь... я... проклят!
     Суховатая усмешка едва коснулась губ Шалтена.
     - А теперь, - сказал он, - мы  должны  завершить  наш  розыгрыш.  Как
говорят в вашей родной эпохе, произвести  подчистку.  Вам,  учитывая  ваше
положение, необходимо знать правду. И, если бы вы узнали  все  позже,  это
могло бы быть опасно. Причинно-следственные петли  -  штука  тонкая.  Ваша
работа в  Бактрии  должна  быть  завершена,  поэтому  вы  должны  получить
информацию о нашей подготовке к операции до наступления  восьмидесятых.  Я
подумал, что визит в мою Прекрасную Эпоху придется вам по душе.
     - Вы хотите сказать, что  письмо,  найденное  в  Афганистане  русским
солдатом и использованные нами в качестве приманки, фальшивка?
     - Именно. Неужели эта мысль никогда не посещала вас?
     - Но у вас в запасе был миллион лет,  даже  больше,  чтобы  подыскать
подходящую ситуацию...
     - Лучше создать одну, но детально подготовленную. Она себя оправдала.
Благоразумие требует теперь вернуть все на  свои  места.  Никакого  письма
никогда не было и не будет.
     Эверард выпрямился в кресле. Черенок трубки в  его  руке  хрустнул  и
отломился, но он  даже  не  заметил  горящего  табака,  рассыпавшегося  по
пышному ковру.
     - Постойте! -  воскликнул  он.  -  Вы  что  же,  намеренно  изменяете
реальность?
     - Получив на то особые полномочия, - услышал он в ответ.
     Эверард молча сжал зубы.



        1985 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

     Здесь, где созвездие Медведицы  нависало  так  низко,  ночь  пронзала
холодом до костей. Днем горы  скрывали  горизонт,  заслоняя  его  скалами,
снегом, облаками. Мужчина, задыхаясь, брел по горному кряжу, чувствуя, как
осыпаются под его сапогами камни, и изнемогая от  невозможности  вздохнуть
полной грудью. Горло его пересыхало все сильнее.  Еще  страшили  пуля  или
кинжал, которые с наступлением темноты могли  лишить  его  жизни  на  этой
пустынной земле.
     Юрий Алексеевич Гаршин заблудился и  уже  потерял  надежду  встретить
своих, но продолжал идти...




         * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДО БОГОВ, СОЗДАВШИХ НЕБО * 


        31275389 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

     - О! - воскликнула Ванда Тамберли. - Посмотрите, скорее!
     Ее лошадь захрапела и испуганно отпрянула. Руками и коленями  девушка
пыталась успокоить животное, а сама подалась вперед, широко раскрыв глаза,
чтобы  как  следует   рассмотреть   явившееся   ей   чудо.   Встревоженные
приближением  крупных  зверей,  с  дюжину  животных   помельче   стремглав
выскочили из-под кустов слева от Ванды и бросились наутек. Свет  играл  на
пятнистых шкурах -  размером  животные  были  с  волкодава,  с  трехпалыми
копытами и удивительно  похожими  на  лошадиные  головами.  Они  пересекли
тропинку и вновь скрылись в диких дебрях.
     Ту Секейра рассмеялся.
     - Их предки?
     Он коснулся своей лошади и ее, как бы показывая, что он разбирается в
доисторических животных, рыщущих по африканским джунглям. На обратном пути
его пальцы скользнули уже по бедру Ванды. Она едва замечала  его.  Счастье
буквально переполняло ее. Земля эпохи олигоцена - рай для палеонтолога...
     - Мезогиппусы? - гадала она вслух. - Думаю, нет, вряд  ли.  Но  и  не
миогиппусы, слишком рано для них, так ведь? Боже мой, как мало  мы  знаем!
Даже с помощью машины времени мы собрали лишь крупицы! Промежуточный  вид?
Если бы я только захватила с собой камеру!
     - Захватила - что? - спросил он.
     Она  бессознательно  употребила  английский  термин  в  темпоральном,
который был у них единственным языком общения.
     - Оптический записывающий аппарат.
     Необходимость объяснять  неизвестный  ее  спутнику  термин  несколько
развеяла восторженное состояние Ванды. За один только этот день она видела
множество диковинных созданий. Сотрудники Патруля не могли  не  влиять  на
природу в окрестностях Академии. Похожих на львов нимравусов и  саблезубых
тигров, например, давно уже отстреляли по всей округе,  потому  что  звери
часто набрасывались на людей, когда те отправлялись в джунгли, и одно  это
уже  сказалось  на  экологическом  состоянии  региона.  Однако,  когда   у
слушателей Академии выпадало несколько свободных дней, они,  как  правило,
разлетались по  отдаленным  районам  -  полазить  в  горах,  побродить  по
живописным тропам или отдохнуть на каком-нибудь  идиллическом  острове.  В
целом, человечество едва коснулось этих времен, когда род людской  еще  не
появился на Земле. Тамберли здешние места казались совершенно девственными
по сравнению со Сьеррой или Йеллоустоуном поры ее появления на свет.
     - Тебе придется изучать и камеры, - сказала она, - и множество других
примитивных приспособлений. Я вдруг поняла,  сколько  еще  тебе  предстоит
узнать.
     - Не только мне. Всем нам, - ответил он. - Но мне нужно  будет  очень
постараться, чтобы выучить все, что знаешь ты.
     Обычно он так не скромничал. Яркая натура, и Ванде он нравился, но  у
нее мелькнула мысль о том, что он, должно быть, понимает: этим ее  интерес
надолго не удержишь. А может быть - она едва заметно пожала плечами, -  он
решил начать  атаку  в  более  мягкой  манере.  В  будущей  работе  и  это
пригодится.
     В любом случае, он  говорил  правду.  Патруль  позаимствовал  технику
обучения из далекого будущего - будущего и для нее, и для него. Через  два
часа занятий любым языком они уже владели им  в  совершенстве,  он  просто
отпечатывался в памяти, и это  лишь  частный  пример.  Но  даже  при  этом
интенсивность  занятий  и  тренировок   достигла   пределов   человеческих
возможностей. Редкие передышки пролетали, как  дуновение  ветра.  Как  раз
сегодня у Ванды выдался  свободный  день:  можно  было  или  поспать,  или
погулять. И она решила выбрать прогулку и присоединилась к Секейре.
     - Но я буду иметь дело с животным миром, - возразила она. Американизм
влетел в темпоральный  прежде,  чем  она  это  заметила.  -  Люди  гораздо
сложнее, а тебе предстоит заниматься как раз людьми.
     Он  родился  на  Марсе,  в  эпоху  Солнечного  Содружества,  и  после
окончания  Академии  готовился  работать  в  группе,  которая  изучала   и
контролировала раннюю стадию космических разработок. Проникнуть, не вызвав
подозрений, в такие места, как  Пенемюнде,  Уайт-Сэндз  или  Тюратам,  уже
огромный риск. Но события тех лет слишком серьезно  влияли  на  дальнейшую
историю, и агенты Патруля должны были защищать их от  вмешательства  любой
ценой, даже ценой собственной жизни.
     Губы Секейры изогнулись в улыбке.
     - Кстати, о людях и всяких сложностях: нам  не  надо  возвращаться  к
занятиям до восьми ноль-ноль завтрашнего дня.
     Ванда почувствовала, как кровь прилила к лицу. Слушатели в  свободное
время были предоставлены сами себе, с тем лишь условием,  чтобы  досуг  не
вредил их здоровью.
     "Согласиться? Или не  стоит?..  Или  все  же  устроить  себе  веселое
приключение перед следующей долгой зубрежкой? Но нужно ли мне это?"
     - В данный момент я слышу лишь зов желудка, - твердо сказала она.
     Кормили в Академии хорошо, порой даже роскошно. Благо в  распоряжении
поваров была вся история кулинарного искусства.
     Он снова засмеялся.
     - Не смею  препятствовать.  А  то  ты  еще  меня  проглотишь.  Однако
после... Впрочем, поехали!
     Они едва умещались рядом на узкой тропинке и ехали, то и дело касаясь
друг друга коленями. Секейра пришпорил коня  и  пустился  легким  галопом.
Следуя за  ним,  Ванда  подумала,  что  обычная  форменная  одежда  просто
недостойна его гибкого тела. Здесь больше подошел бы алый плащ...
     "Эй, девочка, сбавь-ка обороты", - тут же осадила она себя.
     Лес остался позади, и они спустились  с  холмов.  Ее  взору  открылся
великолепный вид. Все чувства словно покинули Ванду, оставив в  душе  лишь
восторженное удивление: она и в самом деле здесь,  за  тридцать  миллионов
лет до своего рождения!
     Свет золотом разлился по степи, простирающейся  далеко  за  горизонт.
Звездами сияли цветы, колыхалась, словно  волны,  трава,  шелестел  ветер.
Кое-где  безграничную  равнину  нарушали  небольшие  рощицы  и  вкрапления
кустарника,  вдали  выстроились  вдоль  берега  большой  коричневой   реки
деревья. Ванда знала,  что  в  воде  и  в  тине  кипит  жизнь  -  личинки,
насекомые, рыбы, лягушки,  змеи,  водоплавающие  птицы,  стада  гигантских
кабанов и маленьких гиппопотамов. Небо заполняли крылья.
     Академия раскинулась на возвышенности, которую строители укрепили  на
случай возможных наводнений. Тысячелетия за  тысячелетиями  сады,  газоны,
коттеджи, невысокие аккуратные сооружения, выкрашенные в  спокойные  тона,
оставались на одном и том же месте и почти не  менялись.  Когда  последний
выпускник покинет стены Академии, строители снесут ее, не оставив  никаких
следов. Но это произойдет лишь через пятьдесят тысяч лет.
     Ванда ехала верхом, упиваясь воздухом -  мягким,  напоенным  запахами
растений, земли и  цветов.  А  между  тем  год  едва  перевалил  за  точку
весеннего  равноденствия.  То,  что   когда-то   станет   Южной   Дакотой,
раскинулось вокруг, как мечта о будущей Калифорнии.  Ледники  придут  сюда
лишь спустя целую геологическую эпоху.
     Тропинка превратилась  в  хорошо  утрамбованную  широкую  дорогу.  От
развилки она потянулась вокруг жилых корпусов до конюшен, расположенных  в
дальнем конце территории. Секейра и  Тамберли  сами  поставили  лошадей  в
стойла, расседлали и обтерли их. Работа в  Патруле  по  большей  части  не
требовала таких навыков, но Академия  считала  нужным  обучить  слушателей
самым разным видам ремесел  и  воспитать  чувство  ответственности  -  это
никогда не лишнее.
     Работая,  Ванда  и  Секейра  перекидывались  добродушными  репликами.
"Привлекательный шельмец", подумалось ей.
     На улицу они вышли рука об руку. Снаружи их поджидал человек; в лучах
закатного солнца от него тянулась по земле огромная тень.
     - Добрый вечер! - поздоровался он.
     Голос невыразительный, одет, как и они,  но  Ванда  каким-то  образом
уловила тон, которому не следует перечить.
     - Слушатель Тамберли?
     По существу, это был не вопрос.
     - Меня зовут  Гийон.  Я  хотел  бы  поговорить  с  вами  -  буквально
несколько слов.
     Секейра застыл рядом как вкопанный. Ее пульс подскочил.
     - Я сделала что-то не так? - спросила Ванда.
     - Нет повода волноваться, - улыбнулся Гийон.
     Она не могла понять, насколько искренней была эта улыбка.  Расу  тоже
трудно было определить. Тонкие черты лица  говорили  об  аристократическом
происхождении, но из какого века?
     - Может быть, вы окажете мне честь, поужинав  со  мной?  Надеюсь,  вы
извините нас, слушатель Секейра.
     "Откуда он узнал, что я здесь? Конечно, это возможно, если  занимаешь
достаточно высокий пост. Но зачем?"
     - Но я вся пыльная, грязная, и вообще...
     -  Вы,  в  любом  случае,  собирались  привести  себя  в  порядок   и
переодеться, - сухо  заметил  Гийон.  -  Часа  вам  хватит?  Комната  207.
Преподавательский корпус. Все очень просто и неофициально. Благодарю  вас.
Жду.
     Он учтиво  отдал  честь.  Ванда  ошеломленно  отсалютовала  в  ответ.
Плавной походкой Гийон направился в сторону административных корпусов.
     - Что случилось? - прошептал Секейра.
     - Ни малейшего понятия. Но мне лучше пойти. Извини, Ту.  В  следующий
раз.
     "Может быть". Она торопливо двинулась к  себе  и  вскоре  забыла  про
Секейру.
     Сборы помогли ей отвлечься от размышлений. Слушатели Академии жили  в
отдельных комнатах с ванными, необычно и продуманно оборудованными, как  и
обещал Мэнс Эверард. Ванда, подобно большинству ее однокашников, захватила
из дома кое-какую одежду.  Разнообразие  костюмов  добавляло  колорита  их
вечеринкам. Хотя, учитывая разное происхождение студентов, они и так  были
достаточно романтичны и занимательны. Впрочем, слушателей вербовали не  из
такого уж широкого временного диапазона. Ванде в самом  начале  объяснили,
что в отношениях представителей слишком далеких друг от друга  цивилизаций
возникает  порой  раздражение,  непонимание  или  откровенная   неприязнь.
Значительная  часть  ее  товарищей  по  Академии  происходила  из  периода
примерно с 1850 по 2000 год. Некоторые, подобно Секейре, прибыли из  более
далекого будущего; но их  культуры  были  совместимы  с  ее  культурой,  и
общение с людьми XX века тоже входило в программу учебной подготовки.
     Подумав немного, она выбрала скромное черное платье, кулон из серебра
с бирюзой работы индейцев навахо, туфли-лодочки без каблуков и  подкрасила
губы.
     Нейтрально, не вызывающе и не уныло. Что бы ни было у Гийона на  уме,
он вряд ли собирается соблазнять ее.
     "А я тем более, - подумала Ванда.  -  Боже,  и  как  такое  в  голову
придет?"
     Но, видимо, она все же представляет для него какой-то  интерес.  Хотя
она - зеленый новобранец, а он... судя по всему, большая шишка.  Наверняка
агент-оперативник...  Или  еще  выше?  Ванда  только  сейчас  поняла,  что
практически ничего не знает о высшей иерархии Патруля.
     А может быть, иерархии и не существует. Может быть,  к  эпохе  Гийона
человечество переросло необходимость жесткого подчинения. Сегодня вечером,
не исключено, ей удастся что-нибудь узнать об этом... Предвкушение чего-то
нового окончательно вытеснило волнение.
     Проходя через кампус по мягко светящимся  в  сумерках  дорожкам,  она
повстречала нескольких знакомых и поздоровалась с ними, но,  возможно,  не
так тепло, как обычно. Со многими из однокашников у нее  сложились  добрые
дружеские отношения, но сейчас ее мысли были заняты совсем  другим.  Видя,
как  она  одета  и  куда  направляется,  никто  ее  не  задерживал.  Хотя,
разумеется, новость будет  живо  обсуждаться  уже  сегодня,  а  завтра  ей
следует приготовиться к расспросам. Возможно, отвечать  придется  примерно
так: "К сожалению, ничего не могу сказать. Секрет. Извините меня. Мне пора
на занятия".
     Затем Ванда вдруг задалась вопросом: а все ли годовые  выпуски  новых
рекрутов занимаются в Академии по одним и  тем  же  программам?  Вряд  ли.
Общества, уклад жизни, образ мышления, чувства - все это  наверняка  будет
сильно меняться на протяжении миллиона лет истории.  Большая  часть  того,
чем она  занималась  сейчас,  показалась  бы  ее  прежним  профессорам  из
Стэнфорда чистым безумием... Ванда невольно рассмеялась.
     Прежде ей не доводилось бывать в преподавательском корпусе  или  даже
видеть фотографии помещений. Боковой вход вел в маленькую пустую  комнату,
из которой гравитационный лифт мгновенно доставил ее наверх.
     Сразу ясно, что демократическая атмосфера Академии -  на  самом  деле
всего лишь атмосфера, хотя польза для обучения тут была несомненная. Ванда
ступила в коридор - не застланный ковром пол, податливый и теплый, казался
живым. Отовсюду струился переливчато-радужный свет. Дверь  с  номером  207
исчезла при  ее  приближении  и  вновь  появилась,  когда  Ванда  вошла  в
апартаменты. Изящная обстановка - явно из будущего  -  стилем  напоминала,
тем не менее, ее родной век. Видимо, чтобы  гости  вроде  нее  чувствовали
себя более непринужденно. Окно отсутствовало, но потолок открывался  небу.
Свет звезд был так близок, что Ванда могла видеть, как они  разгораются  в
чистом  прозрачном  воздухе  все  ярче  и  ярче  и  ночь  наполняется   их
великолепием.
     Гийон встретил ее джентльменским  рукопожатием  и  в  той  же  манере
усадил в кресло. В рамах на стенах висели движущиеся  трехмерные  картины:
утесы во время прилива и  силуэт  горы  на  фоне  заката.  Она  не  знала,
записанные это изображения или  живые,  как  не  узнала  и  тихо  звучащую
мелодию. Возможно,  что-то  японское,  подумала  Ванда,  догадавшись,  что
музыку Гийон подобрал специально.
     - Если позволите, я бы предложил вам аперитив, -  произнес  Гийон  на
хорошем английском с едва заметным акцентом.
     - Немного сухого шерри, если можно, сэр, - отозвалась Ванда на том же
языке.
     Он довольно усмехнулся и сел напротив.
     - Что ж, завтра у вас занятия, и лучше  будет  проснуться  со  свежей
головой.  Ужин,  что  я  заказал,  тоже,  думаю,  не  сильно  нарушит  ваш
спартанский образ жизни. Как вам нравится наша организация?
     Она потратила несколько секунд, подбирая подходящие слова.
     - Очень нравится, сэр. Трудно, но захватывающе. Вы ведь и так  знали,
что мне понравится.
     Он кивнул.
     - Предварительным тестам можно доверять.
     - А кроме того, у вас есть  отчет  о  том,  как  я  закончила  учебу.
Вернее, закончу. Нет, лучше я скажу это на темпоральном.
     Гийон не сводил с нее взгляда.
     - Не надо. Вы же знаете, это не в наших правилах, слушатель Тамберли.
     Робот плавно поднес Ванде шерри и какой-то напиток в суженном  кверху
бокале  для  Гийона.  Несколько  секунд  ей  оказалось  достаточно,  чтобы
справиться с мыслями.
     - Извините, если я что-то не так сказала. С  этими  парадоксами...  -
Она набралась смелости и добавила: - Но, честно говоря,  сэр,  я  не  могу
поверить, что вы не заглянули в будущее.
     Он утвердительно кивнул.
     - Да. Это возможно при  соблюдении  некоторых  мер  предосторожности.
Никто, кстати, и не удивился, когда вы закончили обучение с отличием.
     - Хотя мне от этого никак не легче: учиться все равно надо.
     -  Разумеется.  Вы  должны  работать  над  собой,  набираться  опыта.
Некоторые, узнав, что их ждет успех,  расслабляются,  поддаются  искушению
облегчить себе жизнь, но вы, я уверен, гораздо умнее.
     - Понимаю. Успех никому  не  гарантирован  просто  так.  Я  могла  бы
завалить экзамен и изменить этот фрагмент истории, но, понятное  дело,  не
хочу этого.
     Несмотря на  вкрадчивые  манеры  Гийона,  напряжение  вновь  охватило
Ванду. Она сделала глоток благоухающего  терпкого  напитка  и  постаралась
расслабить мышцы, как ее учили на тренировках.
     - Сэр, почему все-таки я здесь? Не думаю,  что  во  мне  есть  что-то
особенное.
     - В каждом агенте Патруля Времени есть что-то  особенное,  -  ответил
Гийон.
     -  Хорошо,  не  спорю...  Но  мне...  Я   ведь   буду   всего-навсего
исследователем  узкого  профиля,  причем  моя  специальность  -  даже   не
антропология, а доисторические животные. Практически  никакого  риска  для
причинно-следственных связей. Что же тут представляет для вас интерес?
     - Необычны сами обстоятельства, приведшие вас к нам.
     - Так ведь вся жизнь полна неожиданностей! - воскликнула она. - Разве
не удивительно, что сложилась такая комбинация генов и на  свет  появилась
именно я? Моя сестра, например, ничуть на меня не походит.
     - Веский довод. - Гийон откинулся назад и поднес к губам свой  бокал.
- Вероятность относительна. Допускаю, что события, в которые вы  оказались
вовлечены, носили несколько мелодраматический характер,  но  мелодрама,  в
каком-то смысле, норма реальности. Что может быть  более  грандиозно,  чем
огненное  рождение  вселенной,  галактик   и   звезд?   Что   может   быть
удивительнее, чем  жизнь,  возникшая  на  планетах?  Постоянные  невзгоды,
смертельные конфликты, отчаянная борьба заставили ее эволюционировать.  Мы
выживаем, ведя непрерывную войну  против  микроскопических  захватчиков  и
предателей в организме каждого  из  нас.  По  сравнению  с  этой  картиной
столкновения между людьми кажутся до смешного несерьезными  и  случайными.
Но именно они определяют наши судьбы.
     Его размеренный тон и менторская дикция успокоили Ванду  больше,  чем
шерри и приемы саморасслабления.
     - Что вас интересует, сэр? - спросила она. - Я постараюсь ответить.
     Гийон вздохнул.
     - Будь у меня точные вопросы, наша встреча вряд ли понадобилась бы. -
Он вновь улыбнулся. - И поверьте, я бы много потерял. Я ведь не  настолько
далек от вас, чтобы ваше общество не доставляло мне удовольствия.
     Ванда чувствовала, что за галантностью не  скрывается  ничего,  кроме
желания успокоить ее, чтобы она  могла  вспомнить  и  рассказать  какие-то
подробности, нюансы, интересовавшие Гийона. Хотя, возможно, он искренен.
     - Я ищу ключ к одному делу, -  продолжил  он.  -  А  вы  своего  рода
свидетель,  невинный  наблюдатель.  Возможно,   вы   заметили   что-то   в
происшествии, или преступлении, что окажется полезным для следователя. Вот
почему  я  использовал  ваш  родной  язык.  На  любом  другом,  включая  и
темпоральный, вам не хватит выразительности.  Кроме  того,  жесты  и  язык
телодвижений всегда лучше соответствуют родному языку.
     Преступление? Ванда ощутила легкий озноб.
     - Чем я могу помочь, сэр?
     -  Давайте  просто  побеседуем.  Расскажите  о   себе.   Люди   редко
отказываются от такой возможности, не  так  ли?  -  Он  посерьезнел.  -  И
повторяю, вы не совершили ничего предосудительного  и,  скорее  всего,  не
имеете никакого отношения к данному делу.  Однако,  как  вы  понимаете,  я
должен удостовериться в этом.
     - Каким образом? - выдохнула она. - И что это за... дело, которое  вы
упомянули?
     - Я не могу вам сказать.
     "Не считает нужным? Или кто-то запретил?" - гадала Ванда.
     -  Представьте  себе  бесчисленные  мировые  линии,  переплетенные  в
паутине  причинно-следственных  связей.  Прикосновение  к  одной   ниточке
сотрясает  всю  паутину.  Малейший   надрыв   ведет   к   изменению   всей
конфигурации. Вы уже усвоили на занятиях, что причинно-следственные  связи
не  обязательно  действуют  только  из  прошлого  в  будущее.  Они   могут
отразиться назад и даже отменить свое возникновение.  Случается  так,  что
нам известно лишь о возмущении, нарушившем покой паутины, но неведомо, где
и в какой точке времени находится  возбудитель  беспокойства,  потому  что
источник его, возможно, не  существует  в  нашей  собственной  реальности.
Остается лишь искать, проверяя всю  нить...  -  Гийон  вдруг  замолчал.  -
Право, я не собирался пугать вас.
     - Я не очень пуглива, сэр, - отозвалась Ванда, но про себя  подумала:
"Такими речами на кого угодно страха нагнать можно".
     - Давайте считать, что я всего лишь чрезмерно осторожен,  -  произнес
он. - Вы, как и агент Эверард, оказались втянуты,  пусть  и  против  вашей
воли, в эту историю с экзальтационистами - наиболее мощной  противостоящей
нам группировкой, ставившей целью нарушение хода истории.
     - Да, но все они были - или будут - пойманы или  убиты,  -  возразила
Ванда. - Разве не так?
     - Так. Тем не менее они могут иметь отношение  к  чему-то  неизмеримо
большему. - Он поднял ладонь. - Нет,  речь  не  идет  о  какой-то  крупной
организации или заговоре, у нас нет оснований для таких подозрений.  Хаос,
однако,  имеет  определенную  внутреннюю   структуру.   Явления   обладают
способностью повторяться. Люди тоже.  Поэтому  и  возникает  необходимость
изучать тех, кто некогда был причастен к великим событиям.  События  могут
повториться, независимо от того, зафиксированы они  в  дошедших  до  наших
дней источниках или нет.
     - Но я была втянута в эту историю против своей воли,  -  пробормотала
Ванда. - Мэнс... в смысле, агент Эверард, играл главную роль.
     - В этом-то я и хочу убедиться, - сказал Гийон.
     Он  дал  ей  посидеть  немного  в  молчании.  Звезды  на   небосклоне
разгорались все ярче, соединяясь в  созвездия,  неведомые  Галилею.  Когда
Гийон вновь заговорил, девушка уже успокоилась.
     Нет, решила Ванда, она никак не может представлять для него  интерес.
И скромность тут ни при чем: она была уверена, что добьется в  предстоящей
работе отличных результатов. Но здравый смысл подсказывал, что здесь у нее
роль более чем скромная. Просто Гийон безусловно, личность таинственная  и
незаурядная, как всякий дотошный детектив, проверял каждую версию, заранее
зная, что большинство из них ведет в никуда.
     Кроме  того,  ему,  возможно,  приятно  ужинать  в  компании  молодой
симпатичной женщины. Что ж, ей тоже следует  оставить  глупые  сомнения  и
наслаждаться ужином и беседой. Может быть, она узнает что-нибудь о нем и о
его времени...
     Ни о нем, ни о его времени она так ничего и не узнала.
     Гийон был учтив. Она бы даже сказала,  очарователен,  хоть  он  и  не
выходил за рамки присущей ему бесстрастно-академической манеры.  Он  никак
не демонстрировал свою власть, но производил на нее то же впечатление, что
и отец, когда она была девчонкой.
     "Жаль, папа, ты никогда не узнаешь..."
     Гийон вовлек ее в разговор о ней самой, о ее жизни, об Эверарде -  не
вдаваясь в деликатные подробности, но так  искусно,  что  она  лишь  потом
осознала,  что  рассказала  ему  гораздо  больше,  чем  ей  хотелось   бы.
Попрощавшись с ним, Ванда решила, что у нее просто  состоялась  интересная
встреча. Гийон никоим  образом  не  намекнул,  что  они  еще  когда-нибудь
встретятся.
     Однако, шагая к себе по теперь уже пустынным дорожкам и вдыхая ночные
ароматы древней Земли, она неожиданно для себя поняла, что думает не о нем
и уж совсем не о Секейре,  а  об  этом  рослом,  дружелюбном  и,  как  она
полагала, очень одиноком человеке - Мэнсе Эверарде.




         * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БЕРИНГИЯ * 


        13212 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

     Добравшись до своего пристанища, она остановилась и огляделась, затем
посмотрела в ту сторону, откуда пришла.
     "Почему? - подумала Ванда. - Словно это в последний раз...  -  Сердце
тревожно дрогнуло. - Может быть, и в последний..."
     Солнце в юго-западной части небосклона висело почти над самым  морем,
но оно не опустится за горизонт еще несколько часов, а когда исчезнет,  то
ненадолго. Его лучи окрашивали холодным золотом  кучевые  облака,  башнями
уходившие ввысь на востоке, и разливали отблески золота по воде, в миле от
того места, где стояла она. Земля там круто восходила к  северным  холмам,
поросшим чахлой невысокой летней  травой,  монотонность  которой  нарушали
яркие зеленые и коричневые пятна  торфяного  мха.  На  ветках  низкорослой
осины  трепетали  бледные  листья.  Повсюду  топорщились   толстые   пучки
узколистого  кипрея,  редко   достававшего   до   лодыжек.   Шелестела   и
перекатывалась волнами осока у ручья, журчавшего неподалеку. Он  сбегал  в
не очень широкую речку, прятавшуюся в овраге. По краям  оврага  сбились  в
кучки карликовые ольховые деревца. Клочья дыма вились над жилищами Арюка и
его племени.
     С моря налетел ветер. Влажный просоленный воздух освежил ее, частично
сняв усталость, но усилил чувство голода  -  сегодня  она  прошла  немало.
Тишину нарушали крики птиц, сотнями паривших в высоте: чаек, уток,  гусей,
журавлей, лебедей, зуйков, кроншнепов. Выше всех парил одинокий орел. Даже
после  двух  лет,  проведенных  здесь,  ее  не  переставало  поражать  это
пиршество жизни у самых врат  Великого  Льда.  Лишь  оставив  свою  родную
эпоху, Ванда поняла, как опустошена планета к XX веку.
     - Извините, друзья, - пробормотала она. - Но сейчас меня ждут  чайник
и коробка печенья.
     "А после надо заняться отчетом. Обед подождет. - Она  поморщилась.  -
Почему-то доклады уже не доставляют никакого  удовольствия...  -  подумала
Ванда и застыла  на  месте.  -  Но  почему  меня  так  беспокоит  то,  что
случилось? Откуда это предчувствие беды? Важное событие,  большое,  но  не
обязательно плохое... Предчувствие беды? Боже! Может быть, это нормально -
время от времени разговаривать самой с собой или с  птицами,  но  когда  с
тобой начинают говорить твои собственные  страхи...  Похоже,  ты  на  этом
задании уже слишком долго..."
     Открыв клапан купола, Ванда вошла в свое жилище и вновь закрыла  его.
Внутри было сумрачно, пока она не переключила стены на  прозрачность.  Все
равно здесь некому за ней подглядывать, кроме людей из племени "мы", да  и
те без разрешения сюда не приходят.  Тепло  позволило  ей  скинуть  парку,
снять обувь и носки. Она с удовольствием пошевелила пальцами ног.
     Теснота  сковывала  ее  движения.  Большую   часть   купола   занимал
темпороллер, поставленный под  полкой,  на  которой  она  держала  посуду,
подушку и спальный мешок. Единственный стул примостился около стола,  тоже
единственного,  на  котором  громоздились  компьютер   и   вспомогательные
устройства. Рядом располагалось все  необходимое  для  приготовления  еды,
умывания и прочих бытовых нужд. Разнообразные  ящики  и  коробки  замыкали
круг. В двух из них были разложены одежда и личные вещи, остальные  набиты
приборами, непосредственно связанными с ее миссией.
     Принципы работы Патруля требовали, чтобы жилище было маленьким и,  по
возможности, не привлекало излишнего  внимания  коренных  обитателей  этих
мест. За стенами купола лежали необъятные просторы, где редко  можно  было
встретить человека.
     Поставив  чайник  на  огонь,  она  отстегнула  портупею  и   положила
пистолеты - парализующий и  энергетический  -  рядом  с  ружьями.  Сегодня
почему-то оружие впервые вызвало  у  нее  неприязнь.  Она  убивала  редко,
только ради свежего мяса или для  пополнения  научной  коллекции,  и  лишь
однажды прикончила снежного льва, людоеда, который повадился  нападать  на
людей из рода Улунгу в Кипящих Ключах.
     "А вдруг придется стрелять в человека?.. Боже, лезет в голову  всякая
чушь собачья..."
     Она невольно улыбнулась, вспомнив, что позаимствовала это выражение у
Мэнса Эверарда. Он старался следить за своей речью в присутствии  женщины,
как его учили с детства. Заметив, что он чувствует себя спокойнее, когда и
она держится в рамках приличий, Ванда угождала ему, если не забывалась.
     Музыка должна принести покой. Она прикоснулась к компьютеру.
     - Моцарт, - произнесла она. - "Маленькая ночная серенада".
     Полились сладостные звуки.  Только  тогда  с  легким  изумлением  она
осознала, какую пьесу заказала. Не то чтобы она обожала Моцарта  -  просто
вспомнила о Мэнсе, а Мэнс не переносил рок.
     "Быть может, станет полегче", - подумала она.
     Чашка индийского чая и овсяное печенье  сотворили  чудо.  Теперь  она
могла  сесть  за  отчет.  Проговорив  вступительную  часть,  Ванда  решила
прослушать ее, дабы проверить, не звучит ли она нескладно, как ей поначалу
показалось.
     На экране синие глаза под светлыми бровями смотрят со спокойного лица
с прямым носом,  резко  очерченного  скулами  и  решительным  подбородком.
Волосы, кое-где выгоревшие от солнца, беспорядочно падают чуть ниже  ушей,
не  раз  сходившая  кожа  задублена   ветрами   куда   сильнее,   чем   на
Калифорнийском побережье.
     "О боже, неужели я действительно так выгляжу? Можно подумать, что мне
тридцать, а на самом деле... Я еще  даже  не  родилась,  -  подумала  она.
Плоская шутка слегка приободрила ее. - Как только вернусь, сразу - в салон
красоты, вот что!"
     Неожиданно зазвучало слегка хрипловатое контральто:
     - Ванда  Тамберли,  специалист  второго  класса,  агент-исследователь
из...
     Далее пошли хронологические и географические координаты в принятой  в
Патруле Времени системе на темпоральном языке.
     - Полагаю, что приближается кризис. Как, м-м,  как  следует  из  моих
предыдущих докладов, до настоящего времени  на  протяжении  всего  периода
моего пребывания здесь я посетила...
     - Короче! - сказала она изображению и убрала его с экрана.
     "Когда это Патрулю был нужен академизм?  Ты  переутомилась,  девочка.
Возвращение в классную комнату? Не надо. Прошло целых четыре  года  с  той
поры, когда ты была ученицей. Четыре года, полных познания и исторического
опыта. Доисторического".
     Она сделала несколько глубоких вздохов, мускул за мускулом расслабила
все тело и сосредоточилась на определенном коане. Она не практиковала дзен
или что-нибудь в этом роде, но  некоторые  приемы  бывали  порой  полезны.
Диктовка продолжилась:
     - Думаю, что местных ожидают большие трудности. Вы помните, что племя
совершенно изолировано от мира, хотя это их  нисколько  не  заботит.  Я  -
первый чужестранец в их жизни.
     Исследователи, изучавшие язык и обычаи племени,  побывали  здесь  три
столетия  назад,  и  их  попросту  забыли,  разве  что  какие-то  частички
воспоминаний преобразились в мифы.
     - Однако сегодня мы с Арюком наткнулись  на  неизвестных  пришельцев.
Начну по порядку. Вчера Дзурян, сын  Арюка,  вернулся  из  странствий.  Он
искал невесту. Ему двенадцать-тринадцать лет; по-моему, он не ищет подругу
всерьез, скорее  это  ради  приобретения  опыта.  Но  не  важно...  Дзурян
вернулся домой и рассказал, среди всего прочего, что видел стадо  Мамонтов
в Бизоновой Низине.
     Этого названия будет достаточно. Она уже отправила  в  будущее  карты
местности, сделанные ею в экспедиции. Названия  придумала  она  сама.  Те,
которыми пользовалось племя "мы", частенько изменялись  в  зависимости  от
того, кто рассказывал. А они любили рассказывать одни и те же  истории  об
этих местах. ("В этой болотистой  низине  весной,  после  Великой  Трудной
Зимы, Хонган увидел волчью стаю, гнавшую бизона. Он созвал людей  из  двух
стойбищ. Камнями и палками они разогнали волков. Отнесли мясо домой, и все
насытились. Голову оставили духам".)
     - Услышав  это,  я  пришла  в  необычайное  волнение.  Мамонты  редко
подходят ближе чем на двадцать  миль  к  побережью.  Еще  никогда  они  не
появлялись так близко. Почему? Когда я сказала,  что  пойду  взглянуть  на
них, Арюк настоял, чтобы сопровождать меня лично.
     "Он просто прелесть, он так заботится о своей гостье, которая  творит
чудеса, рассказывает сказки, но совершенно не понимает этой земли".
     - Я не  возражала  против  его  компании.  Те  места  я  знаю  плохо.
Отправились мы сегодня же на рассвете.
     Тамберли сняла с головы повязку. Вытащила из нее устройство  размером
с ноготь, фиксировавшее все, что она видела и слышала, заложила его в банк
данных. Пальцы забегали  по  клавиатуре.  Вся  информация,  заключенная  в
устройстве, будет записана в архив, но для этого ответа  она  введет  лишь
то, что непосредственно относится к  теме.  Пока  часы  прокручивались  за
минуты, она не могла преодолеть  искушения  и  не  замедлить  изображение,
чтобы снова просмотреть ту или иную сцену.
     Южный склон холма укрывал их от  ветра.  Ванда  и  Арюк  остановились
напиться из ключа, бившего из холма.
     Глядя  на  экран,  она  вспомнила,  какой  холодной  была  вода,  как
чувствовался в ней вкус земли и камня; она помнила тепло солнца  на  своей
спине и пронзительный аромат, источаемый крошечными травинками. Под ногами
лежала мягкая почва, еще  влажная  от  растаявшего  снега.  Тучей  роилась
мошкара.
     Арюк, набрав полную пригоршню воды, отхлебнул. В его  черной  бороде,
ниспадавшей на грудь, засверкали капли.
     - Хочешь немного отдохнуть? - спросил он.
     - Нет, пойдем дальше, очень хочется поскорее их увидеть.
     Тамберли произнесла примерно  это.  В  языке  Тула  было  еще  меньше
эквивалентов   английскому,   нежели   в   темпоральном,   созданном   для
путешественников  во  времени  и,  по  крайней  мере,  имеющем   корни   в
высокотехнологичной культуре.
     Вибрирующий, неровный по тональности, агглютинативный, язык включал в
себя понятия, о нюансах которых она могла только догадываться. К  примеру,
грамматических  родов  было  семь,  четыре  из  них  имели   отношение   к
определенным растениям, погодным явлениям, небесным телам и мертвым.
     Арюк улыбнулся, обнажив щербатые зубы.
     - Твоя сила безгранична. Ты загнала старика.
     Тулаты, название народа, которое она перевела как "мы", не вели счета
дням или годам. Ванда полагала, что Арюку что-то от  тридцати  до  сорока.
Мало кто из его народа заживался после сорока.  У  Арюка  уже  росло  двое
внуков. Тело его, сухое, но жилистое, сохранило природную стройность,  его
портили лишь шрамы от некогда гноившихся ран. Ростом он был на  три  дюйма
ниже  Ванды,  но  она,  по  меркам  Америки  двадцатого  века,  безусловно
считалась высокой  женщиной.  Она  могла  рассмотреть  его  до  мельчайших
подробностей, поскольку Арюк был совершенно нагой. Обычно в  эту  пору  он
накидывал  пончо  из  травы,  чтобы  защититься  от  мошкары.  Сегодня  он
сопровождал  ее,  Ту,  Которой  Ведомо   Неизвестное.   Они   никогда   не
приближались  к  ней  сами.  Тамберли  даже  не  пыталась  объяснить,  как
действует маленькое приспособление на ее ремне. Она и сама не  разбиралась
в этой штуковине, изобретенной в далеком  будущем.  Возможно,  это  что-то
ультразвуковое...
     Арюк поднял лохматую голову и посмотрел на нее из-под бровей,  тяжело
нависающих над глазами.
     - Ты могла бы утомить меня чем-нибудь более приятным, чем  ходьба,  -
предложил он.
     Когда она замахала на него  руками,  от  смеха  на  его  обветренном,
носатом лице появилось еще больше морщин. Было совершенно очевидно, что он
просто шутит. Быстро поняв, что эта чужеземка не  желает  им  вреда  и  на
самом деле может в случае необходимости употребить свои  силы  для  помощи
нуждающимся, "мы" вскоре начали шутить и резвиться  в  присутствии  Ванды.
Она, конечно, оставалась таинственной, это правда, но почти все явления  в
их мире таили в себе загадки.
     - Пора в путь, - сказала она.
     Легко меняющийся в настроении Арюк рассудительно согласился с ней.
     - Это мудро. Если мы поторопимся, то вернемся домой до захода солнца.
- Он поежился. - Дальше не наша земля. Ты, верно, знаешь, какие духи рыщут
там после захода солнца.
     Но страх тут же прошел.
     - Может, мне повезет, и я добуду кролика. Тсешу любит крольчатину.  -
Так звали его женщину.
     Он достал грубо обработанный овальный камень, который постоянно носил
с собой, метательную палку, нож и дротик. Прочие  орудия  были  такими  же
примитивными. Их стиль восходил к мустьерской культуре  раннего  палеолита
или близкой ей культуре. Неандертальской, например.  Арюк  безусловно  был
Homo Sapiens, архаичным представителем белой расы; его предки перекочевали
в эти края из Западной Азии. Тамберли иногда не без иронии  отмечала,  что
эти первые американцы были куда ближе к "белым", чем все, что переселялись
туда после "открытия".
     Арюк и Ванда продвигались на северо-запад размашистым, но сберегающим
энергию  шагом,  поглощая  милю  за  милей.   Она   торопливо   прокрутила
изображение дальше.
     "Почему меня заинтересовала та сцена? Ничего примечательного, если не
считать, что я в последний раз вижу все это..."
     Ванда позволила себе отвлечься еще дважды. Один раз -  когда  увидела
табун диких лошадей, лохматых, длинноголовых, скакавших галопом по  кромке
горизонта. Другой раз ей на глаза попалось стадо  плейстоценовых  бизонов,
вожак был почти два с половиной метра в холке. Верно, это им Арюк посвящал
песни благоговения.
     Его народ не занимался настоящей охотой. Сородичи Арюка  ловили  рыбу
руками в реках и озерах  или  делали  примитивные  запруды.  Они  собирали
моллюсков,  крабов,  яйца,  птенцов,  коренья,  растения,  ягоды,  -  дары
природы, определялись временем года. Ставили силки  на  птиц,  грызунов  и
другую мелкую живность. Время от времени  им  попадались  телята,  молодые
оленята, детеныши разных животных или громадные  туши  погибших  животных,
еще пригодные для еды. В последнем случае  они  забирали  и  шкуру.  Племя
Арюка было малочисленным, и  неудивительно,  что  они  почти  не  оставили
следов своего пребывания даже южнее ледника.
     Мерцание на экране задержало взгляд Ванды.  Она  вернула  изображение
назад, вспомнила зафиксированный  эпизод  и  одобрительно  кивнула.  Вновь
включив запись, она облизала вдруг пересохшие губы и продиктовала:
     - Около полудня мы добрались до того, что искали.  -  Деформированные
молекулы зафиксировали на экране точное местное  время.  -  Я  запишу  эту
часть без редактуры.
     Она могла сделать это в долю секунды, но решила еще  раз  просмотреть
материал. Быть может,  она  заметит  детали,  ускользнувшие  от  нее,  или
придумает новую трактовку. В любом случае, разумно освежить  воспоминания.
Ведь в штаб-квартире Патруля предстоит еще подробное собеседование.
     Вновь она увидела те места.  За  спиной  у  нее  простирался  морской
берег, кое-где поросший лесом. Здесь было  много  воды,  но  эта  открытая
равнина более походила на степь,  чем  на  тундру.  Травы  плотным  ковром
укрывали землю, его темно-зеленое  однообразие  изредка  оживлялось  тощим
ивняком или  серебристыми  пятнами  ягеля.  На  взморье  росли  карликовые
березы, чуть повыше ив, но тесно сбившиеся в кучки, словно  на  передовой.
Повсюду поблескивали озерца и болотца, поросшие осокой. Только два ястреба
парили в воздушных потоках; тетерева,  белые  куропатки  и  все  остальные
птицы, должно быть, сидели на земле, прячась, словно крысы  или  лемминги.
Мамонты, медленно передвигаясь, паслись не менее  чем  в  миле  от  людей.
Урчание в их утробах слышалось даже на таком расстоянии.
     Внезапно она вскрикнула. Арюк вздрогнул.
     - Что случилось? - спросил он.
     Экран показывал протянутую руку и едва различимые фигурки, на которые
указывал ее палец.
     - Вон там! Видишь их?
     Арюк прикрыл глаза, прищурился, тело его напряглось.
     - Нет, все расплывается. - Первобытные люди не отличались  ни  острым
зрением, ни крепким здоровьем.
     - Мужчины. И еще... Бежим!
     Изображение подпрыгнуло.
     Это Ванда бросилась к ним. Арюк, покрепче ухватив  топор,  вприпрыжку
несся рядом.
     Неизвестные,  заметив  их,   слегка   растерялись,   потом,   немного
посоветовавшись, торопливо двинулись вперед,  навстречу  незнакомой  паре.
Тамберли посчитала: семеро.  Ровно  столько  было  взрослых  обитателей  в
стойбище Арюка, если включить в  их  число  и  подростков,  а  эта  группа
состояла из одних мужчин.
     Двигались они не прямо на Ванду и Арюка, а немного в сторону.  Вскоре
Ванда заметила, как главный среди них  делает  им  знаки  руками,  и  тоже
свернула. Она вспомнила, что думала на бегу: "Видимо,  не  хотят  спугнуть
Мамонтов. Верно, преследовали их несколько суток, загнали до  изнеможения,
чтобы завести в такое место, куда те обычно не забредают, где  мало  пищи,
много ям, наполненных грязью, и других ловушек, подходящих для охотников".
     Люди были приземистые, черноволосые,  в  сшитых  из  кожи  куртках  и
штанах, на ногах - башмаки. Каждый нес копье с  костяным  наконечником,  в
котором были прорезаны  бороздки  для  кремниевых  пластин  с  длинными  и
острыми кромками. На поясе у каждого мужчины  висела  сумка,  в  ней,  без
сомнения, провизия, и остро заточенный камень, служивший ножом. Под ремень
был засунут топорик, за плечами какой-то сверток - скорее всего, скатанная
шкура, в которую  завернуты  еще  два  или  три  копья.  Наготове  были  и
приспособления для метания дротиков. Камень, дерево,  олений  рог,  кость,
кожа - все прекрасно обработанные.
     Когда Тамберли и Арюк приблизились к неизвестным, те  остановились  и
рассыпались неровным полукругом, готовые к сражению.
     Никто из тулатов не поступил бы подобным образом. Драки,  особенно  с
убийствами, случались крайне редко. Групповая  вражда  не  существовала  у
тулатов даже в воображении.
     Незнакомцы застыли на месте.
     - Кто они такие? - запыхавшись, выдохнул Арюк.
     Пот сверкал на его обожженном солнцем лице.  Он  с  трудом  переводил
дух, но не от усталости. Все неизвестное казалось ему сверхъестественным и
устрашающим до тех пор, пока он не осваивался с новинкой. При  этом  Ванда
видела однажды, как он, рискуя жизнью, гнался по куску льдины, в шторм, за
тюлененком, чтобы добыть его для пропитания семьи.
     - Попробую выяснить, - сказала Ванда.
     Голос  ее  прозвучал  неуверенно.  С  поднятыми  вверх  ладонями  она
двинулась к незнакомцам, но прежде расстегнула кобуры.
     Миролюбивый вид женщины слегка успокоил пришельцев. Ванда  перебегала
взглядом с одного  на  другого.  За  индивидуальностью  каждого  лица  она
старалась найти то общее, что было свойственно определенной расе. Две косы
обрамляли широкие лица природного бронзового цвета,  миндалевидные  глаза,
прямые носы, жидкую растительность вокруг губ либо полное  ее  отсутствие.
На лбу и щеках краской были нанесены линии.
     "Я,  конечно,  не  антрополог,  -  промелькнуло  в  голове  Ванды   в
промежутке между ударами сердца, - но думаю, что это протомонголоиды.  Они
наверняка пришли с запада..."
     - Богатой добычи! -  приветливо  произнесла  Ванда,  приблизившись  к
мужчинам.
     В языке Тула не было слов для выражения чувств гостеприимства,  такое
поведение считалось само собой разумеющимся.
     - Что хорошего вы можете сказать мне?
     Говорить полагалось не все, ибо определенные  фразы  могли  пробудить
злых духов или враждебные чары.
     Самый высокий среди  незнакомцев,  ростом  почти  с  Ванду,  молодой,
плотного сложения, решительно зашагал ей навстречу. Слетавшие  с  его  губ
слова были совершенно непонятными.  Ванда  вздохнула,  улыбнулась,  пожала
плечами, недоуменно покачала головой.
     Он вглядывался  в  ее  лицо.  Она  понимала,  какой  странной  должна
казаться  ему  своим  ростом,  цветом  кож  и,   волос,   глаз,   одеждой,
снаряжением. Молодой  человек,  однако,  не  выказывал  робости,  присущей
народу "мы". Спустя несколько секунд он медленно вытянул свободную руку  и
кончиками пальцев коснулся горла Ванды. Пальцы заскользили дальше.
     Она застыла на миг, а потом едва подавила безумный порыв смеха.
     "Пощупать решил для верности".
     Разведка  продолжилась  у  нее   на   груди,   животе,   между   ног.
Прикосновения были легкими, как трепетание  крылышек  ночной  бабочки,  и,
насколько она видела по  выражению  его  лица,  бесстрастными.  Незнакомец
просто удостоверялся в том, что она и по виду, и по природе  действительно
принадлежит к женскому полу.
     "А что бы ты делал, дан  я  тебе  под  дых?"  -  подумала  Ванда,  но
подавила в себе и это желание, дабы не провоцировать чужаков  на  неверные
поступки. Когда мужчина закончил проверку, Ванда отступила на шаг.
     Он  что-то  резко  и  отрывисто  сказал  своим  спутникам.  Те  хмуро
посмотрели сначала на Ванду, потом на Арюка. Вероятно, женщины их  племени
не ходили на охоту. А может, они приняли ее за его жену? Но  тогда  почему
мужчина околачивается за спиной женщины?
     Главарь группы окликнул Арюка.  Голос  прозвучал  высокомерно.  Тулат
съежился от страха, но все-таки сумел взять  себя  в  руки.  Вожак  поднял
копье и замахнулся, словно бы готовясь метнуть его. Арюк  бросился  ничком
на землю. Пришельцы разразились резким хохотом.
     - А ну, стойте! Ишь, разошлись! - воскликнула Тамберли по-английски.
     Дома ей не захотелось смотреть эту запись дальше. Она дала команду  к
немедленной передаче оставшейся информации, вздохнула и добавила:
     - Как  видите,  мы  не  остались  там  надолго.  Пришельцы  оказались
непокладистыми. Правда, у них хватило ума не связываться.
     Ее искреннее негодование - Ванда выхватила из ножен металлический нож
- утихомирило чужаков. Они не могли понять, кто она такая, но позволили ей
с Арюком спокойно уйти, провожая взглядом до тех  пор,  пока  горизонт  не
поглотил и мужчину, и женщину.
     - Я рада, что мне не  пришлось  стрелять  в  воздух  или  делать  еще
что-нибудь устрашающее. Бог знает, как сложились бы обстоятельства в  этом
случае.
     Секундой позже:
     - Бог знает, как они еще сложатся. Судя по всему, это палеоиндейцы из
Сибири. Я остаюсь на месте и жду дальнейших указаний.
     Вынув  микродискету  из  компьютера,  она  заложила  ее  в  одну   из
информационных капсул и вставила в передающее устройство. Затем  настроила
систему управления и привела машину в действие. Маленький  цилиндр,  издав
хлопок, растворился в воздухе. Регионального штаба в столь  древней  эпохе
просто не создавали, и скачок через пространство-время перенес  цилиндр  с
информацией сразу в координационный центр, который базировался как раз  на
родине Ванды в ее веке. Она  вдруг  ощутила  себя  одинокой  и  неимоверно
усталой.
     Никаких указании в ответ не  поступило.  В  бюро  поняли,  что  Ванде
следует дать выспаться. И хорошенько поесть. Стряпня,  еда,  мытье  посуды
немного отвлекли Ванду и сняли напряжение. Спать ей, однако, не  хотелось.
Она обтерлась губкой, надела ночное белье и вытянулась на  койке,  которой
служила полка с подушкой у стенки ее жилища. Солнце  клонилось  к  закату.
Смеркалось, и Ванда зажгла свет. Несколько мгновений она колебалась  -  не
могла решить, чем  заняться:  то  ли  посмотреть  еще  что-нибудь,  то  ли
почитать книгу. Она захватила с собой "Войну и мир", в надежде что в  этой
экспедиции наконец-то осилит роман, но после дня вроде  сегодняшнего  была
просто не в состоянии открыть  книгу.  А  может,  что-нибудь  детективное?
Например, роман о Трэвисе Макджи, что она припасла еще  со  времен  своего
последнего отпуска, будет в самый раз? Хотя нет, Макдональд - это все-таки
чересчур.
     Пожалуй, старина Дик Фрэнсис будет в самый раз.


     Красный Волк и его охотники уже не могли гнать Мамонтов туда, где они
сумели бы забить одного  из  них.  Животные  больше  не  бежали  от  своих
маленьких преследователей и вели себя почти беззаботно. Все  чаще  мамонты
останавливались, переминаясь с ноги на  ногу,  и  передвигались  лишь  для
того, чтобы перехватить что-нибудь  съедобное.  Накануне  один  из  самцов
ринулся на людей, охотники бросились врассыпную и отсиживались до  вечера,
чтобы в Сумерках  вновь  собраться  вместе.  Стадо  слишком  удалилось  от
привычных мест, и терпение Мамонтов иссякло.
     -  В  стойбище  голодают,  -  сказал  Ловец  Лошадей.  -  Наша  охота
предрешена богами. Если земляные  существа  разгневаны,  не  нужно  больше
дразнить их. Давайте займемся  другим  делом  и  отдадим  им  нашу  первую
добычу.
     - Еще не время, - отозвался Красный Волк. - Ты знаешь, как нам  нужен
мамонт. И мы забьем его.
     Больше, чем в мясе и жире, люди Облачного Народа нуждались в  шкурах,
гигантских  костях,  бивнях,  зубах,  шерсти  Мамонтов,  которые  шли   на
изготовление различных предметов. Но превыше всего ценилась  сама  победа,
возвращение с удачей. Поход на этот раз оказался долгим и безрадостным.
     В глазах Рогов Карибу промелькнул ужас.
     - Может, та колдунья с волосами как солома,  сказала  нам  что-нибудь
дурное? - пробормотал он. - Слишком многое нашептывают эти ветры.
     - Почему ты считаешь, что у  нее  есть  колдовская  сила?  -  спросил
Красный Волк. - Она и косматый человек ушли от нас. И  это  было  три  дня
назад. Подождем новостей от Бегущей Лисицы.
     До возвращения следопыта в отряде воцарился порядок.  Бегущая  Лисица
сообщил, что глубокое болото  совсем  недалеко.  Красный  Волк  приободрил
охотников, и те решили вновь попытать счастья.
     Первым делом они собрали ветки, сухой камыш, хворост Красный Волк сам
взялся за вязанки для огня При этом  он  пел  Песнь  Добычи,  а  остальные
кружили вокруг него в  медленном  танце.  Опустилась  ночь,  но  она  была
по-летнему коротка и светла, как сумерки, в которых поблескивали озера,  и
земля серым полотном простиралась до горизонта, отчетливо различимого даже
в этот поздний час. Небо походило на  тень  над  головой,  тускло  мерцали
несколько звезд. Холодало.
     Когда охотники приблизились к мамонтам. Красный Волк остался  позади,
чтобы пылающий факел в его руке не напугал  жертву  слишком  скоро.  Ветки
трещали,  травы  шуршали,  почва  хлюпала  под   ногами.   Ветерок   донес
тепловато-удушливый запах громадных животных.  Красный  Волк  почувствовал
легкое головокружение: последнее время он питался скудно. Шумы в  утробах,
чавканье громадных ног в трясине заставили его  сердце  биться  быстрее  и
прояснили голову. Животные были  возбуждены:  им  уже  несколько  дней  не
давали покоя. Еще немного, и они обратятся в бегство.
     Когда  настал  подходящий  момент.  Красный  Волк  свистнул.  Услышав
сигнал, охотники стремительно бросились к своему предводителю  и  подожгли
факелы. Теперь Красный Волк шествовал  впереди.  Растянувшись  по  длинной
дуге, его люди двинулись к стаду.  Они  размахивали  факелами  высоко  над
головой,  пламя  слепило,  искры  рассыпались  во  все  стороны.  Охотники
наступали с волчьим воем, львиным рыком, медвежьим ворчаньем и ужасающими,
надрывными, то взмывающими вверх, то обрывающимися пронзительными воплями,
которые способно издавать только человеческое существо.
     Один мамонт испуганно закричал. Другой затрубил. Стадо  обратилось  в
бегство. Земля задрожала.
     - Йя-я-яу! Йя-я-яу! - визжал Красный Волк. - Сюда! Вот  он,  впереди!
Гони  его!  Ко  мне,  братья,  ко  мне!  Загоняйте  его  справа  и  слева!
Йе-и-и-и-йя!
     Выбранный  жертвой  стал  молодой  мамонтенок,  которого   угораздило
помчаться  прямо  в  болото.  Его  сородичи  не  разбегались  на   большое
расстояние друг от  друга,  но  каждый  выбрал  свой  путь.  Они  неслись,
спотыкаясь и оглашая темноту криками.  Люди  видели  лучше,  чем  мамонты.
Охотники нагнали мамонтенка и побежали с  ним  бок  о  бок.  Факелы  почти
догорели, и люди отбросили их. Ужас животного прорвался в  крике.  Красный
Волк подскочил ближе к зверю. Хвост мамонтенка хлестнул по плечам. Охотник
ударил копьем в брюхо мамонта и, оставив его в  теле  животного,  отскочил
назад. Орудия смерти со всех сторон обрушились на  молодого  мамонта.  Они
впивались в его тело, вызывая  невыносимую  боль.  Тяжело  бежавший  зверь
прибавил скорость. Дыхание его становилось хриплым, почва  уходила  из-под
ног. Грязь ударила  струей  и  угрожающе  чавкнула,  мамонтенок  по  брюхо
погрузился в болото и увяз в трясине. Стадо прогрохотало мимо,  уносясь  в
ночь.
     Если бы зверю не  мешали,  он  смог  бы  выбраться.  Но  охотники  не
отступали. Они перешли в атаку, с криками метая дротики и копья.  Болотная
вода, освещенная сиянием звезд, стала черной от крови. Животное  ревело  в
агонии. Туловище его трепетало, бивни  вздымались  вверх  и  падали  вниз,
слепо и бессмысленно. Звезды над ним продолжали свой безмолвный путь.
     Силы для борьбы иссякли. Голос  мамонта  оборвался,  превратившись  в
хриплое пыхтенье. Люди подошли  ближе.  Двуногие  существа  были  легче  и
помогали друг другу, и поэтому не погружались глубоко в болотную жижу.  Их
ножи резали шкуру,  топоры  крушили  плоть.  Преодолевающий  Снега  копьем
пронзил животному  глаз.  Но  вторым  глазом  мамонт  успел  увидеть,  как
восходит солнце, подернутое холодным и унылым туманом, который  опустился,
пока его убивали.
     - Хватит, - сказал Красный Волк.
     Люди вышли на твердую землю.
     Красный  Волк  завел  Песню  Духа.  От  имени  всех   охотников   он,
обратившись  к  северу,  громко  рассказал  Отцу  Мамонтов,  почему   было
необходимо это деяние. Затем произнес:
     - Иди, Бегущая Лисица,  и  приведи  людей.  Остальные  пусть  достают
копья, которые еще пригодны в дело.
     Костяные острия сделать было легко, но никто из них пока не знал, где
в этих местах найти нужный камень, да и  хорошие  палки  для  древка  тоже
редкость.
     Вытащив из болота копья, охотники  устроились  на  отдых.  Они  доели
остатки сушеного мяса и ягод из своих торб, после чего одни расстелили  на
земле одеяла, в которые уже не было нужды заворачиваться, так  как  воздух
потеплел, и заснули, другие, не в  силах  заснуть,  продолжали  болтать  и
шутить, наблюдая за мучительной агонией мамонта. Тот протянул до  позднего
утра, потом громадное тело содрогнулось, извергло в болото кучу  навоза  и
застыло.
     Люди, сбросив одежду, накинулись на тушу с ножами. Пили  кровь,  пока
она еще не загустела, и по праву охотников, добывших  зверя,  рвали  куски
языка и жира с горба мамонта. Потом вымылись в чистом  озерце  и  принесли
ему жертву - неповрежденный глаз мамонта. После купания охотники поспешили
одеться, потому что воздух вокруг потемнел  от  мошкары,  и  только  тогда
принялись пировать. То и  дело  приходилось  камнями  отгонять  налетевших
стервятников. Привлеченная запахами волчья стая долго рыскала поблизости в
расчете на поживу, но не осмелилась подойти.
     - Они знают людские повадки, эти мои тезки, - сказал Красный Волк.
     Племя подоспело в исходу следующего дня. Им не пришлось  идти  далеко
от последней стоянки, так как преследование Мамонтов шло медленно и  то  и
дело сворачивало в сторону, но люди были нагружены  шкурами,  палатками  и
прочим скарбом. Они несли колья и жерди для жилищ, к  тому  же  в  племени
были старики и маленькие дети.  В  радостных  воплях  явственно  слышалась
усталость. Племя быстро устроилось на новом месте, и Красный Волк  вечером
пошел к Маленькой Иве, своей жене.
     С утра соплеменники принялись разделывать тушу, а дело это  требовало
несколько дней. Красный Волк отыскал Ответствующего в своей палатке. Они с
шаманом  долго  сидели  молча,  вдыхая  дым  священного  огня,   питаемого
торфяником; шаман подбросил в костер трав,  придающих  силу.  Клочья  дыма
плавали в полумраке, словно призраки; шум снаружи, казалось, доносится  из
другого мира. Мысли Красного Волка, тем не менее, оставались ясными.
     - Мы проделали длинный путь  и  далеко  забрались,  -  сказал  он.  -
Остановимся на этом?
     - Рогатые Люди больше не появлялись  в  моих  видениях,  -  осторожно
ответил шаман.
     Красный  Волк  махнул  рукой  вверх  и  вниз,  показывая,  что  понял
сказанное.
     Народ, который вытеснил Облачных Людей с земли их  предков,  не  имел
причин преследовать их, но стремительный  бросок  на  восток,  совершаемый
ими, вплоть до сегодняшнего дня, проходил по землям враждебных  племен,  и
опасность гнала Облачных Людей все дальше и дальше.
     - Скитание - это несчастье, - сказал Красный Волк.
     Лицо Ответствующего скривилось так, что углубившиеся  морщины  скрыли
нанесенные краской линии. Он  принялся  перебирать  пальцами  ожерелье  из
когтей.
     - Часто по  ночам  ветер  доносит  до  меня  стенания  тех,  кого  мы
похоронили во время странствий. Если бы  мы  могли  позаботиться  о  наших
мертвых как подобает, может,  они  обрели  бы  силу  и  даже  помогли  нам
присоединиться к Зимним Охотникам.
     - Кажется, мы добрались наконец до земель, где никто не живет,  разве
что кучки беспомощных людишек.
     - Ты уверен, что это так? Твои люди ропщут -  они  устали,  преследуя
мамонта.
     Найдем ли мы когда-нибудь место,  где  нам  будет  лучше?  Боюсь,  мы
просто забыли все плохое, что было в нашем Небесном Доме. А может,  просто
Мамонтов стало мало повсюду Но здесь, неподалеку, я видел  следы  бизонов,
лошадей, оленей-карибу и других животных. К тому  же  во  время  последней
охоты мы встретили нечто удивительное. Об этом я  и  хочу  спросить  тебя.
Каков смысл этого знака - означает он удачу или опасность?
     И Красный Волк рассказал о встрече  со  странной  парой.  Поведал  он
шаману и о том, что они обнаружили: об отбитых кусках камня,  костровищах,
раздробленных заячьих костях -  все  это  означало  присутствие  людей.  В
отличие от племен на западе,  эти  люди  не  отличались  силой,  поскольку
крупная дичь, обитавшая в округе, явно не  боялась  человека,  а  мужчина,
сопровождавший  женщину,  был  нагой  и  оружием  ему  служил  лишь  грубо
обтесанный камень. Она же была совсем другая - высокого роста, с  сияющими
глазами, бледными волосами,  в  чудной  одежде  и  с  диковинным  оружием.
Женщина разгневалась, когда охотники выставили ее спутника  на  посмешище,
но ничего плохого им не сделала, а просто ушла со своим человеком. Захочет
ли ее народ иметь дело с Облачными Людьми, настоящими мужчинами?
     - А может,  она  -  какое-нибудь  колдовское  создание  и  нам  снова
придется уходить? - закончил Красный Волк.
     Как он и ожидал, шаман не ответил на вопрос, а только спросил:
     - Ты хочешь пойти разведать?
     - Я возьму несколько смелых охотников, - отозвался  Красный  Волк.  -
Если мы не вернемся к тому времени, когда туша будет разделана,  считайте,
что эта страна не для нас. Но мы уже так давно скитаемся.
     - Я кину на костях.
     Кости легли послушно движению руки шамана.
     - Оставь меня одного до рассвета.
     Ночь напролет Красный Волк и Маленькая Ива  слышали  его  бормотание.
Стучал бубен. Дети сгрудились вокруг родителей,  с  нетерпением  дожидаясь
восхода солнца.
     При первых проблесках рассвета  Красный  Волк  приблизился  к  жилищу
Ответствующего. Шаман вышел наружу, измученный и дрожащий.
     - Мой дух блуждал по бескрайним просторам, - тихо произнес  он.  -  Я
бродил по лугам среди красивых цветов, но они запретили мне прикасаться  к
ним. Я был совой, вылупившейся из луны,  и  когти  мои  схватили  утреннюю
звезду. Снег выпал летом. Ступай, если осмелишься.
     Красный Волк сделал глубокий вдох и расправил плечи.
     С ним пошли пятеро  мужчин.  Бегущая  Лисица,  Преодолевающий  Снега,
Сломанный Клинок не удивили Красного Волка своей решимостью. Но Укротителю
Лошадей и Рогу Карибу, видимо, пришлось бороться со своими страхами. Поиск
повел их на юг. Именно в том направлении скрылась желтоволосая женщина,  к
тому же там более явно,  чем  в  других  местах,  обнаруживались  признаки
обитания человека.
     Земля становилась суше по мере того, как они продвигались все  дальше
на юг. То здесь, то там появлялись трава  и  островки  деревьев.  В  конце
концов   путешественники   достигли   того   места,   где   Великая   Вода
распростерлась под дымчатым небом,  полным  порхающих  и  свистящих  птиц.
Шумел прибой, волны накатывали на песок и с шипеньем откатывались назад. В
потоках порывистого соленого ветра парили чайки. По берегу были разбросаны
кости, раковины, растения, вынесенный морем плавник.  Облачные  Люди  мало
что знали о морской живности:  привычная  им  добыча  водилась  далеко  от
Великой  Воды.  Собравшись  с  мужеством,  Красный  Волк  и  его  спутники
двинулись вдоль берега на восток, где, им казалось,  больше  шансов  найти
людей.
     Они шли вперед, с каждым шагом  убеждаясь  в  изобилии  пищи  в  этих
краях. Выброшенная на берег рыба означала, что вода кишит ею. В  раковинах
жили моллюски. Кричали  тюлени,  большие  бакланы  распластали  крылья  на
утесах, покрытых живым птичьим ковром. На волнах резвились выдры и морские
коровы.
     - Но мы ведь не знаем, как охотиться на  эту  дичь,  -  с  сожалением
произнес Сломанный Клинок.
     - Мы можем научиться, - сказал Бегущая Лисица.
     Красный Волк помалкивал. Подобно тому как растет дитя  в  материнском
чреве, в его голове зрела идея.
     В том  месте,  где  река  вырывалась  из  лощины  на  побережье,  они
неожиданно увидели двоих людей.  Чужаки,  заметив  незнакомцев,  отступили
вверх по ручью.
     - Осторожнее, - сказал Красный Волк спутникам. - Неразумно отпугивать
их.
     Он шел с копьем в правой руке, однако  левую  держал  ладонью  вверх.
Двое неизвестных продолжали отступать. Они были молоды - скорее юноши, чем
мужчины. Усы, подобные  звериным,  как,  очевидно,  у  всех  мужчин  этого
племени, на их лицах проступали  пока  лишь  легким  пушком.  Невыделанные
шкуры укрывали их плечи  от  холода  и  держались  на  завязанных  на  шее
ремешках. Качество шкур говорило о том, что сняты они с  падали,  а  не  с
добытого на охоте животного. Сумки - не сшитые, а просто завязанные  куски
кожи - болтались на поясе. Обувь была такой же грубой  работы.  У  каждого
при себе имелся обработанный камень и кожаный мешок, куда юноши складывали
устриц.
     Преодолевающий Снега разразился хохотом.
     - Ну и молодцы: мыши-полевки и те смелее!
     Волна надежды поднялась в груди Красного Волка.
     - Они могут оказаться ценнее Мамонтов, - сказал он. - Ну-ка, потише!
     Ольха с худосочными  веточками,  росшая  по  склонам,  была  не  выше
человеческого  роста  и  почти  не  мешала  рассматривать  чужаков.  Юноша
крикнул. Голос его дрожал. Ветер подхватил крик и унес в шелестящие ветви.
Облачные Люди двинулись вперед, неуклюже карабкаясь по склону. Со  стороны
протоки появились еще люди  и  сгрудились  в  кучу.  Юноши  повернулись  и
бросились со всех ног  к  своим.  Во  главе  группы  перепуганных  чужаков
оказался тот самый мужчина - Красный Волк  сразу  же  узнал  его.  Другой,
молодой, но рослый, держался рядом. За их спинами прятались  две  женщины,
одетые не лучше мужчин, девушка-подросток, вступающая в пору  зрелости,  и
несколько голых ребятишек.
     - Это все? - удивился Рог Карибу.
     - Может, кто-то отправился на поиски пищи, - отозвался Красный  Волк.
- Но в любом случае их не может быть много,  иначе  бы  мы  узнали  о  них
раньше.
     - А где... та, высокая, с волосами, как солнечный свет?
     - Какая разница? Ты испугался женщины? Вперед!
     Красный Волк широким шагом двинулся вперед.  Его  охотники  следовали
справа и слева от вожака. Так Облачные Люди сражались с Рогатыми Людьми до
той поры, пока те не взяли над ними верх. Красный Волк с товарищами  в  те
времена были еще подростками, но отцы обучили сыновей приемам боя. Ведь  и
им тоже предстояло когда-нибудь сразиться с врагом.
     Красный Волк остановился в трех шагах от  вожака  незнакомцев.  Глаза
смотрели в глаза. Молчание прерывалось лишь завыванием ветра.
     - Приветствуем вас, - наконец произнес Красный Волк. - Кто вы?
     Губы, заросшие  бородой,  зашевелились.  Звуки,  вылетевшие  из  них,
походили на птичье щебетание.
     - Они не умеют разговаривать? - проворчал Укротитель Лошадей. - Разве
они не люди?
     - Они отвратительны, это точно, - сказал Рог Карибу.
     - А женщины ничего, - буркнул Сломанный Клинок.
     Взгляд  Красного  Волка  скользнул  по  девушке.  Из   копны   густых
распущенных  волос  выглядывало  миловидное  личико.  Она   вздрогнула   и
поплотнее запахнула шкуру, служившую накидкой, вокруг худенькой фигурки  с
едва наметившимися формами. Красный Волк снова перевел взгляд на  мужчину,
который, как он предполагал, был отцом девушки. Хлопнув себя по груди,  он
назвал свое имя. Только с третьего раза  мужчина,  похоже,  понял,  о  чем
речь.
     - Арюк, - произнес он и добавил, взмахнув рукой: - Тулат.
     - Теперь мы знаем, как зовется их племя, - сказал Красный Волк.
     - Интересно, это настоящие имена? - полюбопытствовал Бегущая  Лисица.
В их племени настоящее имя было ведомо только его обладателю и его духу.
     - Какая разница? - отрезал Красный Волк.
     Он почти осязал напряжение, охватившее его спутников. Оно  сковало  и
его. Что ему до той таинственной женщины? Они не должны  позволить  страху
одолеть их храбрость.
     - Пошли, а там будет видно, что делать.
     Красный  Волк  сделал  шаг  вперед.  Арюк  и  юноша   старший   среди
подростков, бок о бок заступили путь пришельцу. Он ухмыльнулся  и  пронзил
воздух копьем. Те отпрянули в сторону и зашептались между собой.
     -  Куда  подевалась  твоя  защитница?  -  язвительно  поинтересовался
Красный Волк.
     Ответом  ему  был  лишь  шум  ветра.   Приободрившиеся   соплеменники
последовали его примеру Чужаки испуганно, угрюмо  заковыляли  следом,  как
стайка гусей.
     Вскоре Облачные Люди  отыскали  их  жилище.  Узкая,  глубокая  лощина
расширялась, упираясь в утес, врезавшийся в реку  и  чуть  нависающий  над
водой. Из поросшего жесткой растительностью  склона  тонкой  струйкой  бил
ключ - чистый, хотя и солоноватый на вкус.  Три  крошечных  хижины  жались
друг к другу. Люди, сложившие их, навалили камней в  форме  окружности  на
высоту плеча низкорослого человека, оставив  лаз  для  прохода  и  кое-как
замазав щели. Поверх камней был  положен  валежник,  придавленный  кусками
торфа  и  служивший  крышей.  Палки,  связанные   между   собой   кишками,
использовались для защиты от ветра вместо дверей. Обнесенный камнями  очаг
красновато  светился  в  полумраке  одной  из  хижин.  Огонь,   несомненно
поддерживался постоянно. Около жилищ валялись кучи  мусора,  над  которыми
гудел рой мух.
     - Ну и вонь! - фыркнул Сломанный Клинок. - Кролик и  тот  лучше  нору
роет.
     Обложенные дерном жилища, которые его народ строил  к  зиме,  служили
времянками, укрывавшими их от стужи в ожидании иной, лучшей жизни, но даже
в них было куда чище и просторней. А их  нынешние  шатры  из  шкур  совсем
уютны и хорошо проветриваются.
     - Взглянем, что там! - скомандовал  Красный  Волк.  -  Преодолевающий
Снега, будешь меня охранять!
     Тулатам обыск явно не понравился, но только Арюк и  его  старший  сын
осмелился нахмуриться. Непрошеные гости отыскали мясо и  рыбу,  вяленье  и
копченье, а также прекрасный мех и птичьи перья.
     - По крайней мере, они искусно ставят капканы,  -  засмеялся  Красный
Волк. - Тулаты, мы воспользуемся вашим гостеприимством.
     Его спутники взяли все, что  хотели,  и  плотно  поели.  Вскоре  Арюк
присоединился к ним, устроившись на корточках рядом с пришельцами, которые
сидели со скрещенными, ногами. Грызя лососину, он заискивающе улыбался.
     Затем люди Красного Волка обследовали русло реки. Их пытливый  взгляд
зацепился за прогалину на берегу ручья на некотором  удалении  от  берега.
Клочок голой утоптанной почвы свидетельствовал о том,  что  здесь  недавно
было жилище гораздо просторнее того, что они видели у  тулатов.  Что  это?
Кто построил его и зачем? Облачные Люди старались  скрыть  друг  от  друга
охвативший их страх.
     Красный Волк первым преодолел тревогу.
     - Думаю, здесь жила та самая колдунья, - сказал он, -  но  теперь  ее
нет. Нас она испугалась или духов, что нам помогают?
     - Местные расскажут, когда  научатся  говорить  с  нами,  -  произнес
Бегущая Лисица.
     - Они сделают для нас гораздо больше, - медле